стилистика и литературное редактирование

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
ТУЛЬСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
КАФЕДРА
РУССКОГО ЯЗЫКА
КОНСТАНТИНОВА Л.А.
СТИЛИСТИКА И ЛИТЕРАТУРНОЕ РЕДАКТИРОВАНИЕ
(КУРС ЛЕКЦИЙ)
ТУЛА 2007 .
1
ЛЕКЦИЯ 1. ОБЪЕКТ И ПРЕДМЕТ СТИЛИСТИКИ ............................................................ 5
ЛЕКЦИЯ 2. СИСТЕМА ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ СТИЛЕЙ ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА............ 22
ЛЕКЦИЯ 3. СТИЛИСТИЧЕСКИЕ РЕСУРСЫ ЛЕКСИКИ .................................................... 31
ЛЕКЦИЯ 4. ЛЕКСИЧЕСКАЯ СОЧЕТАЕМОСТЬ. ВЫБОР СЛОВА. СТИЛИСТИЧЕСКОЕ
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ МНОГОЗНАЧНОСТИ СЛОВА. ОМОНИМИЯ ....................................... 10
ЛЕКЦИЯ 5. СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ НЕОЛОГИЗМОВ, СТИЛИСТИЧЕСКОЕ
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ИНОЯЗЫЧНЫХ СЛОВ, ТЕРМИНОВ, ПРОФЕССИОНАЛИЗМОВ ............ 22
ЛЕКЦИЯ 6. СТИЛИСТИЧЕСКИЕ РЕСУРСЫ ФРАЗЕОЛОГИИ............................................ 33
ЛЕКЦИЯ 7. СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ МОРФОЛОГИИ .................................. 37
ЛЕКЦИЯ 8. СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ ПРОСТОГО И СЛОЖНОГО
ПРЕДЛОЖЕНИЙ, СВЕРХФРАЗОВЫХ ЕДИНСТВ .............................................................. 49
ЛЕКЦИЯ 9. СТИЛИСТИЧЕСКОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ СИНТАКСИЧЕСКИХ
КОНСТРУКЦИЙ В РАЗЛИЧНЫХ ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ СТИЛЯХ ...................................... 61
ЛЕКЦИЯ 10. ТРОПЫ И СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ФИГУРЫ, ИХ РОЛЬ В ПОСТРОЕНИИ
ТЕКСТОВ РАЗНЫХ ТИПОВ И НАЗНАЧЕНИЙ. СТИЛИСТИЧЕСКОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ
СИНОНИМОВ, АНТОНИМОВ. СМЕШЕНИЕ ПАРОНИМОВ .............................................. 63
ЛЕКЦИЯ 11. ТЕКСТ КАК ОБЪЕКТ ЛИТЕРАТУРНОГО РЕДАКТИРОВАНИЯ СПОСОБЫ
ИЗЛОЖЕНИЯ И ОСНОВНЫЕ ВИДЫ ТЕКСТОВ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ХАРАКТЕРА
ИЗЛОЖЕНИЯ, ИХ КЛАССИФИКАЦИЯ ........................................................................... 67
ЛЕКЦИЯ 11. (ПРОДОЛЖЕНИЕ) .................................................................................... 75
ЛЕКЦИЯ 11. (ПРОДОЛЖЕНИЕ) .................................................................................... 82
2
ЛЕКЦИЯ 12. АННОТИРОВАНИЕ КАК ОСНОВНОЙ ВИД
АНАЛИТИКО-СИНТЕТИЧЕСКОЙ
ПЕРЕРАБОТКИ ТЕКСТА ................................................................................................ 99
ЛЕКЦИЯ 13. РЕФЕРИРОВАНИЕ КАК ОДНА ИЗ ФОРМ ИЗВЛЕЧЕНИЯ И ФИКСИРОВАНИЯ
ИНФОРМАЦИИ ПРИ ЧТЕНИИ В СООТВЕТСТВИИ С ПРИНЦИПАМИ ОПРЕДЕЛЕННОЙ
МОДЕЛИ
................................................................................................................... 102
ЛЕКЦИЯ 14. КНИГА И ЕЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ ЗНАЧЕНИЕ. ИЗДАТЕЛЬСКАЯ СИСТЕМА НА
СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ ............................................................................................. 106
ЛЕКЦИЯ 15. НАУЧНАЯ И МЕТОДИЧЕСКАЯ БАЗЫ РЕДАКТИРОВАНИЯ. ЗНАЧЕНИЕ
ТРАДИЦИОННЫХ ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ ПРИЕМОВ АНАЛИЗА ТЕКСТА ДЛЯ
ФОРМИРОВАНИЯ ПРАКТИЧЕСКИХ НАВЫКОВ РЕДАКТИРОВАНИЯ ............................. 124
ЛЕКЦИЯ 16. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ РЕДАКТИРОВАНИЯ, ЕГО
КОММУНИКАТИВНЫЕ АСПЕКТЫ .............................................................................. 130
ЛЕКЦИЯ 17. РЕДАКТОР – ОРГАНИЗАТОР РЕДАКЦИОННО-ИЗДАТЕЛЬСКОГО
ПРОЦЕССА ................................................................................................................ 138
ЛЕКЦИЯ 18. ЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ РЕДАКТИРОВАНИЯ ТЕКСТА ............................ 142
ЛЕКЦИЯ 19. ВЫЯВЛЕНИЕ И УСТРАНЕНИЕ СМЫСЛОВЫХ ОШИБОК ........................... 152
ЛЕКЦИЯ 20. РАБОТА НАД КОМПОЗИЦИЕЙ АВТОРСКОГО МАТЕРИАЛА ..................... 156
ЛЕКЦИЯ 21. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КЛИШЕ И УСТРАНЕНИЕ РЕЧЕВЫХ ШТАМПОВ В ЯЗЫКЕ
ГАЗЕТЫ ..................................................................................................................... 163
ЛЕКЦИЯ 22. ВЫБОР ЗАГОЛОВКА .............................................................................. 171
ЛЕКЦИЯ 23. МЕТОДИКА И ТЕХНИКА ПРАВКИ РУКОПИСИ ........................................ 176
ЛЕКЦИЯ 24. ВИДЫ ПРАВОК...................................................................................... 180
ЛЕКЦИЯ 25. РАБОТА РЕДАКТОРА С ФАКТИЧЕСКИМ МАТЕРИАЛОМ ТЕКСТА ............ 182
3
ЛЕКЦИЯ 26. РАБОТА НАД ЯЗЫКОМ И СТИЛЕМ РУКОПИСИ ....................................... 216
4
Лекция 1.
Объект и предмет стилистики
(2 часа)
ПЛАН
1. Понятие о современном русском литературном языке. Книжно-письменная
и устная разновидности литературного языка.
2. Богатство и разнообразие лексики и фразеологии русского языка, его
грамматических и фонетических средств.
3. Основные тенденции развития современного русского литературного
языка.
4. Содержание и задачи стилистики русского литературного языка
5. Современное состояние стилистики как науки. Понятие о стилистике
языка, стилистике речи и стилистике художественной литературы
6. Понятие нормы применительно к разным уровням языка.
1. Русский язык - это национальный язык русского народа. Русский язык является
государственным языком для 145 миллионов 600 тысяч людей, населяющих Российскую
Федерацию. Следует также иметь в виду, что по данным 1999 года специалистов фонда
Карнеги, изучающих проблемы миграции на территории бывшего СССР, сейчас в странах
СНГ и Балтии проживает около 22 миллионов русских людей. Кроме того, 61 миллион
300 тысяч человек, принадлежащих к различным национальностям, назвали русский язык
в качестве своего второго языка, которым они свободно владеют.
Русский язык внес свой ценный вклад в развитие мировой цивилизации.
Русская культура, наука и живые связи с соседними государствами и народами вот, что в первую очередь предопределяло интерес к русскому языку в прошлом. Слова,
сказанные А. С. Пушкиным, - «Чуждый язык распространяется не саблею и пожарами, но
собственным обилием и превосходством»1 - могут быть полностью отнесены к истории
взаимовлияний русского языка с языками других народов. «К широкому мировому
распространению какого-то языка ведет... международный авторитет нации. Язык носитель большой культуры... начинает привлекать внимание и сам по себе.
Распространение языка, в свою очередь, способствует росту международного авторитета и
общечеловеческой роли данной нации»2.
По данным ЮНЕСКО, около половины всей научно-технической литературы и
документации и 20 % мировой книжной продукции издается на русском языке.
Всё более крепнущие связи на всех уровнях - политическом, экономическом,
культурном, научном и т.д. - делают знание русского языка необходимым для народов
многих стран.
Русский язык является языком международных дипломатических отношений.
Русский язык выполняет важную коммуникативную функцию: он является языком
межнационального общения народов Российской Федерации.
Национальный
русский
язык
охватывает многочисленные
говоры и наречия русского народа. Его высшей формой является современный
литературный язык.
Литературный язык характеризуется своей нормированностью, т.е. наличием
определенных норм, существующих в лексике, грамматике и фонетическом строе
русского языка. Эти нормы обязательны для всех говорящих на русском языке, они
зафиксированы в учебниках, словарях и справочных пособиях.
1
Пушкин А.С. О предисловии г. Лемонте к переводу басен И. А. Крылова. // Полн. собр. соч.: В 16 т.- М.,
1937. т. 2. С. 22.
2
Костомаров В.Г., Денисов П.И., Веселов П.В. Русский язык в современном мире.- М., 1969. С.12.
5
Л и т е р а т у р н ы й я з ы к отличается от разновидностей национального
языка, а именно: от д и а л е к т о в - народных говоров России, с их особой лексикой,
фонетикой и грамматикой; от о б щ е р у с с к о г о п р о с т о р е ч и я , состоящего
из широко распространенных слов разговорно-бытовой речи, но отступающих в силу
своей грубоватости от образцовых литературных норм произношения и употребления; от
ж а р г о н н о й р е ч и , т.е. речи определенных групп людей, связанных своим родом
деятельности, спецификой профессии и т.п. и употребляющих в связи с этим
несвойственные литературному языку слова и словосочетания.
Современный литературный русский язык - это язык газет и журналов, художественной литературы и науки, государственных учреждений и учебных заведений,
радио, кино и телевидения.
Литературному русскому языку присуща определенная стабильность, в связи с чем
изменения, совершающиеся в языке, не отражаются существенно в течение длительного
времени как на всей системе литературного языка в целом, так и на отдельных звеньях
этой системы. Для каждого более или менее значительного периода развития языка,
«...для каждого промежутка существования имеются идеальные нормы, на которые
ориентируются владеющие литературным языком»3 .
Литературная норма - категория историческая. Она меняется в зависимости от
развития языка, подчиняясь его внутренним законам. Так, например, в первой четверти
XIX в. такие формы существительных, как доктора, профессора, штабеля (формы сущ.
муж. р. с окончанием -а(-я) в мн. ч.), были за пределами литературного языка
(нормативными были формы докторы, профессоры, штабели). Но впоследствии
окончание -а(-я) в указанных формах существительных стало нормативным.
Литературный язык - это язык, обработанный мастерами, художниками слова. В
этом еще одно его отличие от общенародного, или национального, языка. В статье «О том,
как я учился писать» А.М.Горький высказал такую интересную мысль: «...язык создается
народом. Деление языка на литературный и народный значит только то, что мы имеем, так
сказать, «сырой» язык и обработанный мастерами... Первым, кто прекрасно понял это,
был Пушкин, он же первый и показал, как следует пользоваться речевым материалом
народа, как надобно обрабатывать его»4.
Литературная обработанность заключается в отборе из общенародного языка всего
наилучшего, что в нем есть, - лучших языковых выразительных средств, - и в умелом
перенесении их в язык литературных произведений, в дальнейшем совершенствовании и
развитии выразительных средств, заимствованных из общенародного языка и
вовлеченных в литературный язык. И здесь опять нельзя не прислушаться к мудрым
словам А. М. Горького, превосходным образом характеризующим сложность процесса
«отбора» общенародных языковых элементов и вовлечения их в литературный язык:
«Основным материалом литературы является слово, оформляющее все наши впечатления,
чувства, мысли... Всякий материал, - а язык особенно, - требует тщательного отбора всего
лучшего, что в нем есть, - ясного, точного, красочного, звучного и дальнейшего
любовного развития этого лучшего».5
К сказанному ранее следует добавить также и то, что обработка общенародного
языка производится не только поэтами и писателями. В этом процессе принимают участие
десятки тысяч людей: общественные деятели, литературные критики, редакторы сотен
газет, журналов и других изданий массовой печати, радио- и телекомментаторы,
преподаватели высших и средних учебных заведений, сотрудники научноисследовательских учреждений и многие другие представители самых различных
специальностей и профессий.
3
Филин Ф. П. О свойствах и границах литературного языка. - Вопросы языкознания. 1975. №6. С.4.
Горький А. М. Собр. соч.: В 30 т. -М., 1953. Т. 24. С. 491.
5
Горький А. М. Собр. соч.: В 30 т. -М., 1953. Т. 24. С. 387, 408.
4
6
Русский язык вместе с близкородственными ему братскими языками - украинским
и белорусским - образуют восточнославянскую группу славянских языков. О близости
этих языков свидетельствуют многочисленные факты сходства в области лексики,
фразеологии, грамматическом и фонетическом строе, например: охватить (русский),
охопить (украинский), абхапиц (белорусский); тяжело задумался (русский), тяжко
замислився (украинский), цяжка задумауся (белорусский).
Русский, украинский и белорусский языки сформировались на основе восточнославянского, или древнерусского, языка в связи с образованием русской, украинской и
белорусской наций из прежде единой древнерусской народности (начиная с XV-XVI вв.,
после распада Киевского государства).
К западнославянской группе славянских языков относятся чешский, польский и
словацкий языки. А к южнославянской группе - сербохорватский, словенский,
македонский и болгарский.
Славянские языки всех трех групп находятся между собой в родстве, хотя и более
отдаленном, чем внутри каждой группы. Все эти языки в конечном счете восходят к
одному общему языковому источнику, к так называемому общеславянскому языку.
Приведем лишь одну из многих иллюстраций словарной близости и общности этих
языков: голый (гол), густой (густ) - русский язык; голий. густйй (украинский), голы,
густы (белорусский), гол, гъст (болгарский), гол, густ (сербохорватский), gol, gost
(словенский), holy, husty (чешский, словацкий).
Книжно-письменная и устная разновидность литературного языка. Богатство
и разнообразие современного русского литературного языка.
Литературный русский язык существует в двух формах: письменной и устной.
Каждая из них имеет ряд особенностей и использует различные языковые средства.
Наиболее заметны расхождения между письменной и устной формами литературного языка прежде всего в синтаксической организации предложений. В письменной
форме литературного языка чаще используются подчинительные отношения между
предложениями, чаще употребляются вводные слова и вставочные конструкции, в
структуру предложений включаются обособленные и однородные члены.
В устной форме литературного языка естественнее употребление простых
предложений. Сложносочиненные предложения встречаются чаще, чем сложноподчиненные.
Устной форме литературного языка более свойственна разговорно-бытовая, а
иногда и просторечная лексика, в письменной же форме преобладает лексика книжная.
Е.С.Истрина, характеризуя устную форму литературного языка, писала:
«Разговорный язык, сохраняя общую литературную норму, отличается все же меньшей
отделкой, меньшей строгостью своей системы»6. И действительно, в устной форме мы
можем употребить такие слова, как раздевалка (ср. гардероб), духотища (вместо очень
душно) и т. п., которые не встречаются в письменной форме литературного языка.
Устная форма литературного языка имеет место в разговоре, беседе, письменная - в
произведениях науки, искусства, официально-деловых документах. Но непроходимой
границы между ними нет: лекция, доклад, выступление близки к письменной форме, а в
произведениях писателей используются элементы разговорной речи с различными
целями: для речевой характеристики героя, для передачи той или иной житейской
ситуации и т. п
Основные тенденции развития русского литературного языка. Формирование
лексической системы русского языка
Лексика русского языка, одна из самых богатых в мире, накопившая более
четверти миллиона слов, развивалась и росла вместе с духовным ростом самого русского
6
Истрина Е.С. Нормы русского литературного языка и культура речи. - М.; Л., 1948. С. 13.
7
народа в процессе его исторического развития. Изменялась социальная и экономическая
жизнь русского народа, его культура, наука, искусство, быт - менялась и лексика языка.
В словарном составе современного русского языка содержатся лексические
наслоения различных исторических эпох.
По характеру своего возникновения в русском языке лексика русского языка
распадается на две большие группы: 1) исконно русские слова; 2) заимствованные слова.
Причем заимствования из западноевропейских и тюркских языков существенно
отличаются от старославянских.
Исконно русская лексика состоит из нескольких пластов по времени их появления
в лексической системе языка: слова из индоевропейского языка, общеславянские слова,
восточнославянские (или древнерусские) слова и собственно русские слова. Схематически
это можно представить в виде таблицы.
Слова из индоевропейского языка
До IIIв. до н.э.
Небо, огонь, печь,
дым, мать, коза,
волк, сестра
Слова из общеславянского языка
С III-IIвв. до н.э. по
VIв. н.э.
Земля, река, весло,
нож, внук, тесть,
конь, овца
Слова из восточнославянского языка
От VIв. до XIV-XVвв.
Снегопад, знобить,
сорок, льгота, семья,
хороший, собака,
зяблик
Собственно русские
слова
С XIV-XVвв. по
настоящее время
Каменщик,
бревенчатый,
будущность, зарплата,
луноход
Рассмотрим боле внимательно указанные лексические пласты в составе исконно
русской лексики.
Индоевропейская лексика. Наиболее древним слоем русского языка являются
слова, возникшие еще в эпоху индоевропейского языка.
Эти слова известны не только славянской, но и другим семьям языков: германской,
романской и т.д. Так, например, слово небо встречается, помимо славянских, в
греческом и латинском языках.
К эпохе индоевропейского языка восходят слова, обозначающие многие жизненно
необходимые понятия, например термины родства: мать, сестра; наименования диких и
домашних животных: волк, коза; наименования предметов, связанных с домашним бытом
и хозяйством: печь, огонь, дым, соль и т.д.
Общеславянская лексика. Это тоже очень древний пласт лексики, более
значительный в количественном отношении, чем предшествующий. Слова, входившие в
общеславянский язык, как правило, известны всем другим или многим славянским
языкам.
Большинство слов общеславянской лексики является наименованиями жизненно
необходимых предметов: 1) наименованиями частей человеческого тела и животных:
бровь, волос, горло, зуб, нос, нога, око, плечо, тело; 2) наименованиями лиц по
отношениям родства: внук, дед, свекровь, тесть; 3) наименованиями человеческого
жилища и предметов домашнего обихода: дом, изба, крыльцо, сени, порог, дверь, окно,
стена, пол, потолок, крыша, стол, блюдо, ковш, чара, ведро; 4) наименованиями
продуктов труда: просо, рожь, солома, зерно, мука, лен, полотно; 5) названиями рыб: ерш,
лещ, линь,
щука; 6) наименованиями деревьев: дуб, береза, осина, липа, сосна и т.д.
Не только существительные, но и многие глаголы, особенно обозначающие
различные трудовые процессы, относятся к общеславянской лексике: прясть, ткать,
сечь, жать, молоть, пилить, косить, полоть, квасить и т.п.
К общеславянской лексике относятся многие прилагательные: хитрый, добрый,
старый, косой, кислый и др.; большинство числительных: один, два, три, семь, десять,
сто и др.; местоимения: я, ты, кто, что; предлоги: от, в, за, с, у, при, над, к; союзы: и, а,
но, да.
8
Общеславянские по происхождению слова явились в русском и других современных национальных славянских языках базой для образования многих новых слов. Так,
например, от глагола жить в русском языке создано около 100 производных слов.
Восточнославянская лексика. Преимущественно сюда включаются слова,
отраженные в памятниках письменности с X-XI вв. до XV в. и возникшие в период с VI по
XV столетие. Эти слова не известны ни западным, ни южным славянам. Они характерны
только для восточнославянских языков, т.е. русского, украинского и белорусского,
которые восходят к древнерусскому языку эпохи Киевской Руси.
Восточнославянскими словами являются существительные: семья, истец, говорун,
челядь, вор, пуд, пузырь, льгота, лукошко, куница, зяблик, снегирь, галка; глаголы:
добреть, горячиться, знобить; наречия: совсем, тут; прилагательные: хороший, ледяной,
горбоносый и др.
О восточнославянском происхождении этих слов говорит то обстоятельство, что
они известны не только русскому языку, но также и белорусскому и украинскому,
образующим восточнославянскую семью языков, например: снегопад (украинское
снiгопад, белорусское снегопад); совсем (украинское зовсiм., белорусское зусiм); снегирь
(белорусское снягiр, украинское снiгур); добреть (украинское добрiти, белорусское
дабрэць); ледяной (украинское льодянiй, белорусское ледзяны).
Собственно русская лексика. Это наиболее многочисленный пласт русского
языка. Собственно русские слова - это слова, возникшие и продолжающие возникать в
период с XIV - XV вв. по настоящее время.
Большинство собственно русских слов возникло в результате различных процессов
морфологического словообразования на основе уже имевшихся более древних пластов в
лексической системе. Эти слова, как правило, содержат различные суффиксы и приставки,
характерные для русского словообразования, например: -чик, -щик, -ник (пильщик,
дворник, мальчик, чайник); -тельств(о) (вмешательство, надругательство); -ность
(будущность, общность); на-...-ся (наглядеться, навеселиться, наругаться); до-...-ся
(добудиться, доплясаться, допроситься, доиграться); за-...-ся (заглядеться,
заговориться, заболтаться).
Собственно русские слова образуются и другими способами: путем сложения
основ нескольких слов и путем аббревиации (последний способ сложился лишь в XX в.):
пароход, самолет, луноход, зарплата, вуз, ВВЦ.
Некоторые слова, являясь по времени возникновения общеславянскими, получили
новые значения в более поздний период. Так, например, в значении «подвешивать чтолибо» слово вешать является общеславянским, но со значением «определить вес чеголибо» осознается уже как собственно русское, так как с этим значением во всех других
славянских языках используются глаголы с другим корнем, а именно - -ваг-: (ср.:
украинское важити, белорусское важыць, болгарское важа).
Все рассмотренные выше слова исконно русской лексики составляют около 90 %
от общего количества слов, содержащихся в лексической системе русского языка. Именно
они образуют национальную основу словарного русского языка.
Содержание и задачи стилистики русского литературного языка
Стилистика как наука сложилась в XX веке. Однако корни ее уходят в глубокую
древность — в античные времена. Именно там и тогда зародилась риторика, которую
можно считать ближайшей предшественницей современной стилистики. На форумах
ораторы состязались в красноречии, политики убеждали слушателей пламенными речами.
Владение ораторским искусством считалось одним из важнейших достоинств политика,
трибуна, судьи, адвоката.
9
В Античной Греции, а затем и в Риме были разработаны глубокие теории
ораторской речи, а также практические руководства к красноречию — риторике7.
Классическая античная риторика состояла из пяти частей: 1) изобретение, или
инвенция, т.е. нахождение и подбор необходимых фактов и доказательств («изобрести,
что сказать»); 2}.план, или диспозиция, т.е. порядок аргументов («расположить
изобретенное»); 3) словесное выражение, или элокуция, т.е. подбор необходимого
словесного материала («украсить словами»); 3) запоминание (memoria) — разучивание
написанного текста наизусть для точного воспроизведения перед слушателями; 4)
разыгрывание, т.е. художественная декламация с соответствующими данному тексту
интонацией, мимикой и жестами.
Как видим, античная риторика охватывала все стадии подготовки ораторского
выступления — от замысла до его воплощения и даже исполнения. Оратор должен был
овладеть практикой построения речи, научиться отвечать на три основных вопроса, возникающих на докоммуникативной стадии: «что сказать?», «где сказать?» «как сказать?».
Античные риторики послужили образцом для многочисленных риторик в разных
странах Европы, в том числе и в России. Среди отечественных риторик особо выделяется
выдающаяся работа М.В. Ломоносова «Краткое руководство к риторике на пользу любителей гладкоречия»8.
Если следовать духу и букве античных концепций, то риторику можно определить
как науку о способах убеждения, разнообразных формах языкового воздействия на
аудиторию. Именно этот аспект интересует стилистику и позволяет рассматривать
риторику как ближайшую ее предшественницу.
Заслуга античных теорий языка и стиля и многочисленных риторик заключается в
тщательной разработке выразительных средств языка (особенно тропов и стилистических
фигур), теории и практики ораторской речи, в обращении к композиции текста. Однако
при всей важности этих проблем риторика имела во многом прикладной характер и
ориентировалась лишь на публичную речь, в то время как стилистику интересуют все
области языка.
В последние годы и в России, и за рубежом возрождается интерес к риторике в
связи с развитием теории коммуникации. Особенно удачна попытка, осуществленная
группой авторов («группа мю»), изложить основы общей риторики, приложимой ко всем
способам выражения9, систематизировать античную риторику на семантической,
семиотической основе. Таким образом, современная новая риторика превращается во
влиятельную науку об условиях эффективности речи и делит сферы влияния со
стилистикой.
Современное состояние стилистики как науки. Понятие о стилистике языка,
стилистике речи и стилистике художественной литературы
Риторика оказала известное влияние на развитие стилистики, но формирование
последней как особой лингвистической дисциплины относится к XX веку. Именно к этому
времени сложились теоретические предпосылки для становления стилистики как
самостоятельной отрасли языкознания. Это прежде всего глубокая разработка таких
понятий, как «литературный язык и его нормы», «разграничение языка и речи» как тесно
взаимосвязанных, но относительно самостоятельных сущностей, проблема употребления,
функционирования языка.
Однако современное понимание предмета и задач стилистики сложилось не сразу.
Первоначально главное назначение стилистики видели в изучении выразительных
средств языка. «Стилистика, — писал Ш. Балли, — изучает эмоциональную экспрессию
7
См.: Кохтев Н.Н. Ораторская речь: стиль и композиция. — М., 1992: Граудина Л. К. Русская
риторика: Хрестоматия. — М, 1996.
8
См.: Ломоносов М. В. Краткое руководство к риторике на пользу любителей гладкоречия // Полн.
собр. соч.: В 10 т. — М; Л.. 1952. — Т. 7.
9
См.: Дюбуа Ж., Эделин Ф. и др. Общая риторика. — М, 1986.
10
элементов языковой системы, а также взаимодействие речевых факторов, способствующих формированию выразительных средств того или иного языка»10.
Современная стилистика включает в круг своих интересов изучение
выразительных средств языка, однако далеко не ограничивается ими. Выразительными в
принципе могут оказаться любые единицы языка. Следовательно, понятие
выразительности шире круга специализированных экспрессивно-эмоциональных средств
и приемов. Чтобы изучать выразительность, надо анализировать весь язык, включая и
нейтральные средства. Поэтому сводить предмет стилистики к изучению выразительных
средств — значит резко сужать задачи этой науки.
Ученые, входившие в Пражский лингвистический кружок (Пражская школа),
перенесли центр тяжести интересов стилистики на функциональные стили. «Стилистика
— это наука о стиле . в языке», — писал Б. Гавранек11. С этих пор одной из важнейших !
категорий стилистики становится функциональный стиль — разновидность литературного
языка, выполняющая определенную функцию в общении (подробнее см. главу
«Функциональные стили»).
Итак, развитие стилистики выделило в качестве объектов изучения
функциональные стили и эмоционально-экспрессивные средства. Однако и они не
исчерпывают предмет стилистики.
Полная картина изучения языка складывается из двух фундаментальных аспектов:
1) устройство, сущность языка и 2) функционирование языка. До сих пор в языкознании
уделялось преимущественное внимание первому аспекту. Японский лингвист Нисио
Минору пишет: «Предшествующие языкознание и языковедение не пытались исследовать
язык в том виде, в каком он существует. При этом старались исследовать сущность языка
и путем анализа выявить его структуру. <...> Однако нужно изучать функции живого,
действующего языка»12.
Изучать язык в том виде, в каком он существует («живой, действующий»), означает
исследовать функционирование языка — естественную, реальную форму его
существования. Как писал B.В. Виноградов, «предметом стилистики служат все области и
все способы использования языка, особенно литературного»13.
Таким образом, самое общее (и короткое) определение предмета стилистики: это
наука о функционировании языка и речи.
Функционирование предполагает изучение изменений, происходящих со словом и
другими единицами языка в процессе превращения языка в речь (см. § 2). Это проблемы
коннотаций (сопутствующих семантических или стилистических оттенков, которые
накладываются на основное значение слова и служат для выражения разного рода
экспрессивно-эмоционально-оценочных
обертонов),
проблемы
функциональностилистического расслоения языка, функционирования грамматических средств. Так как
речь — это результат функционирования языка, то все проблемы речи также входят в
стилистику: структура и сущность коммуникативного акта (говорящий — слушающий),
единицы текста и их функционирование, жанры речи.
Функционирование — это второй важнейший, фундаментальный аспект изучения
языка, углубляющий, обогащающий изучение структуры и сущности языка, дающий
принципиально новое знание.
Стилистика интегрирует все, что относится к функционированию языковых и
речевых средств. Она включает в себя все аспекты функционирования языка:
коммуникативный (исследующий условия эффективности общения), прагматический
(воздействие на читателя, зрителя, слушателя), нормативный или ортологический
10
Балли Ш. Французская стилистика. — М., 1961. —С. 17.
Цит. по: Вахек 0. Лингвистический словарь Пражской школы. — М., 1964.-С. 216.
12
Минору Нисио. Язык японцев. Языкознание в Японии. — М, 1983. —C.97.
13
Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. — М., 1963.-С. 93.
11
11
(соответствие языка и речи литературным нормам), эстетический (литературное качество
языка и речи).
Академик В. В. Виноградов, определивший контуры отечественной стилистики,
выделил три круга исследований, три отрасли этой науки: стилистику языка,
изучающую функциональные стили языка, виды их соотношения и взаимодействия и
исследующую все языковые средства (лексические, морфологические, синтаксические) с
точки зрения синонимики, вариантности, выразительности; стилистику речи,
изучающую устойчивые формы устной и письменной речи (речевые жанры) и
стилистику художественной литературы, анализирующую способы индивидуального
или канонизированного (целой писательской школой) использования языка, его стилей и
средств.
Стилистика, как и любая наука, имеет не только свой предмет (в широком смысле
— функционирование языка и речи), но и свой метод анализа языковых и речевых
средств. В отличие от других лингвистических дисциплин стилистика рассматривает язык
и речь с точки зрения: 1) синонимики и вариантности, 2) выразительности, 3)
коммуникативной целесообразности. Эти три аспекта и составляют стилистический угол
зрения, специфику стилистического подхода к языку (речи). Как писал Г. О. Винокур,
«стилистика обладает тем свойством, что она изучает язык по всему разделу его
структуры сразу, т.е. звуки и формы... но зато с особой точки зрения. Эта особая точка
зрения и создает для стилистики в чужом материале ее собственный предмет»14.
Аспект синонимики — важнейший в стилистике. Стилистический анализ возможен
только там, где есть два или больше средств выражения одного и того же значения,
например: красный — алый — багряный — багровый — пурпурный — малиновый —
румяный. Прилагательные различаются оттенками красного цвета.
Кто-то стучит — кто-то стучится. Второе предложение отличается от первого
оттенком интенсивности действия, заинтересованности в его результате: кто-то стучится,
чтобы ему открыли. Стилистику интересуют близкие, соотносительные, параллельные
средства выражения, но различающиеся смысловыми оттенками и экспрессивной
окраской.
Специфику стилистического подхода составляет и аспект выразительности: все
языковые и речевые средства рассматриваются с точки зрения экспрессивности.
Стилистика анализирует и раскрывает выразительные ресурсы, заложенные в языке и
речи. Так, В. Г. Белинский восхищался выразительностью русского глагола с его богатым
приставочным образованием: «Русский язык необыкновенно богат для выражения
явлений природы. <...> В самом деле, какое богатство для изображения явлений
естественной действительности заключается только в глаголах русских, имеющих виды!
Плавать, плыть, приплывать, приплыть, заплывать, отплывать, заплыть, уплывать,
уплыть, наплывать, наплыть, подплывать, подплыть, поплавать, поплыть,
расплавиться, расплыться, наплаваться, заплаваться: это все один глагол для выражения
двадцати оттенков одного и того же действия!»151.
Выразительный потенциал частей речи русского языка весьма велик. И стилистика
анализирует весь язык с точки зрения заложенных в нем выразительных ресурсов.
Однако выразительность, образность речи — не самоцель, и она не всегда уместна,
например, в докладной записке, в хроникальной информационной заметке. Речевое
произведение должно быть прежде всего эффективным, т.е. используемые в нем средства
должны отвечать"целям и задачам этого произведения. Поэтому аспект выразительности
можно точнее обозначить (переформулировать) как прагматический. Выразительны те
языковые средства (пусть даже они не образны, нейтральны), которые коммуникативно
целесообразны, т.е. точно и тонко выражают смысл сообщения. В этом плане
14
Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. — М, 1959. — С. 223.
Белинский В. Г. Грамматические разыскания В. А. Васильева // Белинский В. Г. Поли. собр.
соч.: В 13 т. — М.;Л., 1945. — Т. 9. — С. 477 — 478.
15
12
выразительным может быть и язык закона, и докладная записка, и официальное
сообщение. Иными словами, выразительность далеко не всегда предполагает использование образных средств. Выразительной в определенном контексте может стать любая
языковая единица. Принцип коммуникативной целесообразности и определяет во многом
подход стилистики к выбору и оценке языковых и речевых средств.
Все, что сказано выше о стилистике, сохраняет свою силу и для практической
стилистики русского языка. Последняя включает в себя изучение и функциональных
стилей, и языковых и речевых средств (стилистику языка и стилистику речи) в аспекте синонимики, выразительности и коммуникативной целесообразности. Отличается же
практическая стилистика подчеркнуто прикладным характером, нормативным аспектом
анализа (подробно о норме см. § 3), ориентацией на правильность речи, ее соответствием
литературным нормам.
Любая речь — газетная, научная, официальная, художественная, публичная —
должна быть литературной, т.е. стилистически грамотной (орфографическая,
пунктуационная, грамматическая правильность сама собой разумеется). Не может быть
выразительной речь, изобилующая ошибками, небрежная, неряшливая. Нормативность —
первое и естественное элементарное требование, предъявляемое к любой литературной
речи.
Требование нормативности особенно актуально для СМИ, язык которых оказывает
сильнейшее воздействие на воспитание языкового вкуса, формирование стилистических
норм.
Практическую стилистику русского языка можно определить как научную
дисциплину, изучающую функционирование языковых и речевых средств, использование
их с точки зрения нормы, эффективности, целесообразности, выразительности в зависимости от цели и обстоятельств высказывания.
Таким образом, предмет практической стилистики русского языка: 1) изучение
функциональных стилей, 2) изучение всех языковых и речевых средств в стилистическом
аспекте. Стилистический аспект предполагает анализ языковых и речевых средств с точки
зрения синонимики, нормы, выразительности и коммуникативной целесообразности.
Задачи практической стилистики — воспитание осознанного отношения к выбору
языковых и речевых средств, профессиональная подготовка в области языка и стиля
будущих журналистов, литературных сотрудников, работников рекламы, формирование
стилистической грамотности (умение оценить уместность, правильность и
выразительность того или иного языкового средства). Тексты, создаваемые
журналистами, должны быть не только грамотными, но и яркими, выразительными.
ЯЗЫК И РЕЧЬ
Итак, практическая стилистика русского языка изучает функционирование
языковых и речевых средств. Однако чтобы осознать этот процесс во всей глубине, надо
разобраться в том, что такое язык и речь.
Раньше лингвистика пользовалась термином «язык», и лишь в начале XX века
появилось понятие «речь». Как показал выдающийся швейцарский лингвист Ф. де
Соссюр, язык и речь образуют в совокупности единое явление, представляют собой две
стороны одного целого.
Речь — это конкретное говорение (в звуковой или письменной форме), это все, что
говорится и пишется: разговор между знакомыми, выступление на митинге, речь адвоката,
научное сочинение, стихотворение, повесть, доклад и т.д.
Но речь невозможна без языка. Например, иностранная речь (будет
восприниматься как непонятный сплошной гул, в котором трудно различить слова,
предложения, если мы не знаем языка. Речь строится по законам языка, производится
языком, представляет собой его воплощение, реализацию. Как писал Ф. де Соссюр,
<*язык одновременно и орудие и продукт речи». Иначе говоря, язык творит речь и в то же
время сам творится в речи.
13
Мы читаем текст, слышим речь. Наблюдая, анализируя звучащую и письменную
речь, лингвист постигает структуру языка как <<механизма, порождающего речь».
Например, чтобы «открыть» Такую часть речи, как существительное, лингвистам надо
было проанализировать громадный речевой материал. И тогда обнаружилось, что есть
слова, имеющие значение предметности и обладающие определенными грамматическими
признаками, т.е. ведущие себя в речи одинаково.
Язык — это система категорий, извлекаемых из речи (части речи, спряжение,
склонение и т.д.), это формы слов, конструкции предложений и т.д. Но язык в отличие от
речи не дан нам в непосредственном восприятии. Языком можно владеть и о языке можно
думать, — говорил известный лингвист А.А.Реформатский, — но ни видеть, ни осязать
язык нельзя. Его нельзя и слышать в прямом значении этого слова.
В самом деле, можно услышать или произнести слово, предложение, целый текст,
но «потрогать» существительное или глагол невозможно. Это абстрактные понятия,
которые извлекаются из речи, образно говоря, как железо из руды.
Итак, речь материальна, она воспринимается чувствами — слухом, зрением, даже
осязанием, например тексты для слепых. Язык — это система категорий, порождаемых
речью, управляющих ею, но недоступных нашим чувствам или ощущениям. Язык
постигается разумом, научным анализом речи.
Лингвистика всегда изучала язык, его устройство, и лишь сравнительно недавно
обратилась к исследованию речи. Что же делает речь самостоятельным объектом
изучения, каковы особенности речи, принадлежащие только ей?
Обратимся к анализу речевых актов — единиц, из которых состоит любая речь, т.е.
отрезков речи, высказываний. Начнем с самых элементарных: Идет дождь; Дай воды;
Волга впадает в Каспийское море.
Эти высказывания различны по смыслу, содержанию, грамматическому строению.
Единственное, что их объединяет, это определенное отношение к говорящему лицу, к Я.
Так, высказывание Идет дождь означает: Я (говорящий, пишущий) утверждаю (заявляю,
говорю), что сейчас идет дождь'. Высказывание Дай воды означает непосредственное
обращение говорящего к слушающему (собеседнику) с просьбой (приказом,
побуждением) дать, принести ему (говорящему) воды. Третье высказывание содержит
определенную информацию, которая может быть выражена говорящим.
В любом высказывании более или менее явно, открыто обязательно присутствует
или подразумевается говорящий {Я). И высказывание воспринимается как осмысленное
не только потому, что компоненты его имеют грамматическую форму, но и благодаря
тому, что оно соотносится с говорящим, выражает его речевое намерение. Так, ответом на
наш вопрос могут быть не слова, а какой-либо жест, например пожатие плечами или
покачивание головой. И такой жест тоже воспринимается как высказывание только
потому, что принадлежит участнику речевого акта. И как жест нельзя представить себе в
отрыве от человека, так и высказывание невозможно без говорящего.
Таким образом, языковые (и неязыковые) средства становятся речью лишь тогда,
когда происходит их соединение с говорящим лицом, с Я, т.е. в речевом акте. Именно
структура речевого акта определяет общее, речевое в самых разнообразных высказываниях. Речевой акт «вмещает» в себя все произнесенные и еще не произнесенные
(потенциальные) высказывания. Его структура, схема: «Я (говорящий) сообщаю нечто
ТЕБЕ (слушателю) о НЕМ (предмете, лице, событии и т.д.)». Это универсальный,
всеобщий характер речевого акта получает отражение в любом высказывании.
Среди трех компонентов, сторон речевого акта (говорящий — слушающий —
передаваемая информация) определяющее значение имеет первый — говорящий,
производитель речи. Без него вообще невозможна речь, невозможно общение.
Производство же речи (высказываний) осуществляется благодаря соединению какой-либо
информации с говорящего. Для того чтобы слово вне речи стало высказыванием, речью,
необходимо поставить его в определенное отношение к Я. Сравним писать (слово в
14
словаре) и Писать! В первом случае нет связи с говорящим, поэтому нет и высказывания.
Во втором случае перед нами высказывание: говорящий выражает приказ, информация
тесно соединяется с Я.
Я — это изначальный центр любого высказывания, его основа даже тогда, когда
открыто не выражено. Далеко не случайно то, что лингвистика не знает ни одного языка, в
котором отсутствовали бы личные местоимения.
Итак, важнейшее качество речи, вытекающее из сущности речевого акта, можно
определить как персонализованность (эгоцен-тричность).
Второй компонент речевого акта — слушатель {ТЫ), адресат. Я к ТЫ
взаимообусловлены. Я могу употребить Столько по отношению к кому-нибудь, кто в
моем обращении предстанет как ТЫ.
ТЫ — это объект и цель высказывания, но не его производитель. Высказывание
обращено к ТЫ, существует для адресата, но он не участвует активно в речевом акте. Он
пассивная, воспринимающая сторона, обязательный, хотя и нередко потенциальный его
участник. Даже тогда, когда речь формально строится от 2-го лица (Ты идешь по берегу
моря. Ты видишь валуны, водоросли) или обращена непосредственно к собеседнику (Дай
воды), все равно она принадлежит Я, исходит от Я. Этим определяется косвенная, но
важная роль адресата (слушающего) в речевом акте, в высказывании. Ведь речь всегда
обращена к кому-то, рассчитана на реакцию слушающего, побуждение его к
определенным поступкам, мыслям и т.д. В этом заключаются главный смысл и цель речи.
Итак, важная особенность речи, непосредственно связанная с адресатом речевого
акта, — это адресованность речи.
Речь не существует сама по себе, ради самой себя. Итальянский языковед В.
Пизани замечает, что когда двести юкагиров спят и не видят снов, их язык перестает
существовать как таковой и вообще прекратил бы свое существование, если бы по
какой-либо причине юкагиры перестали просыпаться.
Речь существует для слушающего, для того, чтобы передать, сообщить ему, что
думает, чувствует, хочет говорящий. Роль адресата не менее важна, чем роль
производителя речи. Без Я речь невозможна, без ТЫ речь обессмысливается,
превращается в глас вопиющего в пустыне и тоже фактически перестает существовать. В
этом случае нарушается коммуникативная природа речи, существующей прежде всего как
средство общения.
Позиция адресата и производителя речи обусловливают и другие важные качества
речи. Если с позицией Я связана индивидуальность, субъективность речи (говорящий
стремится выразить особенности своего восприятия), то с позицией ТЫ связаны
тенденция к стабильности, постоянству речевой формы, стремление к использованию
речевых средств, общих для говорящего и слушающего.
Индивидуальность речи — третье важнейшее ее качество. Стремление к
индивидуализации речи — глубинная потребность общества и отдельного человека.
«Пока существует человечество, будет жить и мир явлений и чувств, которые остаются не
выраженными в слове, если верное слово не найдено»16.
Однако индивидуальность речи подразумевает не только своеобразие,
субъективность, уникальность, но и типизацию, которая становится конститутивной
чертой речи. Типизированность — четвертое важнейшее качество речи, тесно связанное
с индивидуальностью.
Коммуникация осуществляется успешно прежде всего благодаря тому, что у
говорящего и адресата есть не только фонд общих знаний и представлений о некотором
фрагменте действительности, но и общий фонд выражений. Речь функционирует в коллективе и следует его традициям. Поэтому мера индивидуальности, во всяком случае для
многих видов речи, довольно низка. И главная тенденция речи заключается в типизации
16
Манн Т. Указ. соч. — С. 481.
15
речевых явлений для отражения тех или иных фрагментов действительности, для
выполнения тех или иных функций. Именно слабая типизация речи подразумевается в
нередких сетованиях писателей. поэтов на неразработанность языка, например: «...Но
ученость, политика и философия еще по-русски не изъяснялись: метафизического языка у
нас вовсе не существует; проза наша так еще мало обработана, что даже в простой
переписке мы принуждены создавать обороты слов для изъяснения понятий самых
обыкновенных; и леность наша охотнее выражается на языке чужом, коего механические
формы давно уже готовы и всем известны»17.
Смысл этих замечаний заключается в том, что отсутствуют слова и обороты для
выражения мыслей.
Выразить в речи уникальное, новое, нетипичное довольно трудно. Пресловутые
муки слова — это не что иное, как попытка через общее, языковое передать
индивидуальное, единичное. Однако цель выразить единичное, уникальное ставится
далеко не всегда. Очень часто возникает необходимость в выражении повторяющихся ситуаций, явлений, мыслей. Именно в этих случаях и нужны прежде всего типизированные
элементы. Речь не только индивидуальна, но и социальна по своей природе, как и язык.
Индивидуальность служит важным стимулом ее развития. Это одна из
существенных характеристик речи. Но не меньшее, если не большее значение имеет
некоторое единство речевых оборотов для коллектива говорящих. Отсюда и вытекает
тенденция к типизации.
В каждом виде речи есть компоненты общие, традиционные для относящихся сюда
текстов, и компоненты, излагающие новую мысль, новую информацию, которые не могут
быть оформлены стандартно. Типизация охватывает прежде всего сферы речи,
отражающие общие, регулярные, частотные, повторяющиеся ситуации.
Таким образом, речь в идеале должна содержать в себе типизированные элементы,
относящиеся к самым разнообразным областям социальной жизни. Если брать аспект
развития, формирования речи, то главная ее тенденция — тенденция к типизации, которой
противостоит тенденция к индивидуализации, уникальности. Взаимодействие этих
тенденций и определяет характер функционирования, развития, форму речи, движущейся
между двумя полюсами: уникальное, индивидуальное — общее, массовое. Однако главной в этом процессе является тенденция к типизации, унификации.
Обратимся к конкретному тексту и попытаемся выяснить, что представляет собой в
реальности речь. Какие отрезки ее типизированы, какие индивидуальны? Что в ней от
языка и что непосредственно речевого? Перед нами начало рассказа Ф. Искандера «Люди
и гусеницы»:
Молодой инженер, стоя под одним из платанов, росших вдоль шоссейной дороги,
дожидался автобуса, чтобы поехать в свою контору. С утра стояла подоблачная духота.
Дышать было трудно. Море замерло.
Молодой инженер был высоким, крепким, интересным мужчиной. Ему было
тридцать лет, он был удачлив, и, казалось, есть все основания радоваться и радоваться
жизни.
Можно ли сказать, что в этом отрывке от языка и что от речи? По-видимому,
вопрос не совсем корректен. Как в теории разделение на язык и речь относительно, не
абсолютно, так и в реальном тексте в каждой единице, в каждом отрезке проявляются и
язык, и речь. Например, молодой инженер — словосочетание, построенное по модели
«существительное + прилагательное» — единица языка. Но это и единица речи, потому
что наполнение модели индивидуально для данного текста, конкретно.
Точно так же можно проанализировать и другие отрезки. Обращает на себя
внимание оборот подоблачная духота — несколько необычный, но точный и яркий,
17
Пушкин А. С. О причинах, замедливших ход нашей словесности (из чернового наброска)// Полн.
собр. соч.: В 16т. - М., 1937-1949. —Т. 11. —С 21.
16
воплощающий индивидуальность речи. Разумеется, эта черта проявляется не только в
необычных, оригинальных оборотах, но и прежде всего в особой, свойственной данному
автору комбинации единиц, которые могут и не блистать оригинальностью, быть вполне
обычными, однако, будучи объединены в одном фрагменте, поставлены рядом,
производят впечатление индивидуальной художественной речи. Так, нетрудно заметить,
что в цитируемом рассказе Ф. Искандера предложения к концу первого абзаца становятся
все короче, и это очень точно передает атмосферу духоты, зноя, когда даже дышать
трудно и длинные фразы неуместны.
Итак, текст состоит из единиц, которые воплощают в себе и язык, и речь. Как же
происходит превращение языковой единицы в речевую? Каков статус речевой единицы и
речи в целом? Каковы виды речевых единиц?
Главное, что превращает языковую единицу в речевую, — это лексическое
наполнение, реализующее потенции языковой модели. Например, словосочетание зеленый
куст построено по модели «существительное + согласованное с ним прилагательное». Эта
модель имеет теоретически бесконечное (ограниченное лишь законами сочетаемости)
количество вариантов лексического наполнения (п). Любое заполнение модели — это
выбор из п вариантов.
Модель открывает многообразные возможности ее заполнения, но реализуется
лишь одна. Происходит слияние, соединение языковой формы и содержания
(лексического наполнения). И таким образом появляется единица, в которой языковое
начало уходит вглубь, а на поверхности остается лексическое наполнение. Выбор
последнего, зависящий от многих факторов, и есть производство речевой единицы.
Заполненная модель ограничивает, точнее, исчерпывает варианты заполнения,
сводя их к единственному. Этот единственный вариант становится представителем всего
множества вариантов лексического наполнения, а также языковой модели.
Речь стремится к идиоматизации своих звеньев, т.е. к превращению их в готовые,
воспроизводимые средства выражения. Она стремится закрепить выбранное лексическое
наполнение модели, типизировать его (приспособить к употреблению во многих аналогичных случаях). Тенденция к ограничению количества речевых единиц для той или
иной ситуации, наименования предмета и т. п. связана, по-видимому, с ограниченными
возможностями оперативной памяти человека.
Сравним обороты зеленый куст и зеленые насаждения. Словосочетание зеленый
куст, употребленное в каком-либо тексте, дает точное, расчлененное наименование
явления и в этом смысле незаменимо. Вырванное же из контекста, оно теряет семантические связи, присущие ему в тексте, и оказывается несамостоятельным, изолированным в
смысловом отношении.
Выражение зеленые насаждения не нуждается в раскрытии своего значения в
контексте, имеет точно определенное значение ('посаженные деревья, растения') и может
быть употреблено в любом тексте. Оно самодостаточно в отличие от выражения зеленый
куст. Если последнее закреплено за текстом, в котором оно употреблено, то первое
{зеленые насаждения) не имеет закрепленности, не зависит от текста. Это
воспроизводимый, готовый оборот речи. Словосочетание зеленый куст производимо,
потому что в зависимости от экстралингвистических причин (ситуации) мы выбираем и
существительное {куст, забор, мост и т.п.), и прилагательное {зеленый, молодой и т.п.).
Выражение же зеленые насаждения воспроизводимо, так как регулярно используется для
наименования соответствующего явления в качестве целостной единицы. В выражениях
типа зеленый куст связь между словами подвижна, опирается на ситуацию (например,
зеленый куст среди желтых). В оборотах типа зеленые насаждения связь между словами
настолько тесна, что выражение воспринимается как единое, нерасчлененное.
Таким образом, необходимо выделять в речи два типа единиц — типизированные
(зеленые насаждения) и нетипизированные (зеленый куст). Назовем первые речевыми
оборотами, а вторые речевыми сочетаниями.
17
В любой речи есть место для речевых оборотов (стандартов, стереотипов) и
речевых сочетаний (манифестирующих индивидуальное начало). Они отражают две
сферы речи, создаваемые приложением языка, с одной стороны, к новой действительности, а с другой — к повторяющимся, однотипным ситуациям. В первом случае это
речевые сочетания, во втором — речевые обороты. Комбинация тех и других определяет
общий характер речи, при этом спектр вариантов очень широк — от
высокотипизированных текстов, жанров до слаботипизированных, стремящихся к речевой
новизне, индивидуальности. Степень стандартизированное™ — один из важнейших
признаков текста. Мера стандартизированное™ конкретного текста зависит от стиля,
жанра, замысла, языковой компетентности пишущего (говорящего). Однако в любой речи
присутствуют речевые обороты, ибо составляют ее сущность, специфику. Без речевых
оборотов нельзя говорить и о речи. Они являются основой, опорой, тем известным, от
чего речь отталкивается, из чего исходит. При отсутствии речевых оборотов речь
оказалась бы трудновоспринимаемой.
Речевые обороты не следует воспринимать как штампы (см. § 20). Они выполняют
важные творческие функции: 1) служат строительным материалом речи как в
высказывании, так и в целом тексте (на уровне композиции); 2) выполняют
многообразные экспрессивно-смысловые функции (подчеркивание тех или иных сторон
мысли, их выделение и т.д.); 3) выполняют эстетические, стилевые функции. Многие
речевые обороты становятся приметой стиля, эпохи, направления.
«Для классиков, как Гёте и Пушкин, — пишет С. Аверинцев, — готовое слово, т.е.
риторическая формула, не становясь предметом систематической агрессии, как у Гейне и
русских шестидесятников, остается законным инструментом творчества, но смена этих
инструментов небывало свободна. Готовое слово у них обоих — объект игровой
манипуляции, свободной, однако, достаточно серьезной; и серьезность, и игра в
некотором смысле невинны. Готовое слово берется в руки, но, так сказать, к рукам не
прилипает. Авторское отношение к нему конструктивно, однако, дистанцированно, всегда
остается право стремительно отходить от одного регистра к другому. Примеров можно
найти сколько угодно много у обоих поэтов»18.
Таким образом, развитие речи протекает между двумя полюсами, определяется
двумя тенденциями: 1) тенденцией к формированию готовых, воспроизводимых
выражений и 2) прямо противоположной тенденцией к индивидуальности, уникальности.
Общая картина речеобразования пестра, сложна. Однако главная тенденция не
вызывает сомнений: речевая цепь стремится к идиоматизации, к заполнению ее звеньев
воспроизводимыми, готовыми элементами. Разумеется, эта тенденция эффективна до тех
пор, пока воспроизводимые элементы отражают фрагменты частотных, типичных,
массовидных ситуаций, и становится неэффективной в тех видах литературы, где
необходимы речевые средства уникального назначения. В таких видах литературы речевые обороты воспринимаются обычно как штампы. Действием противонаправленных
тенденций к типизации и уникальности выражения определяется многообразие стилей,
жанров, направлений — от стандартно регламентирующих до эстетически индивидуальных.
ПОНЯТИЕ НОРМЫ
Когда речь идет о функционировании языковых и речевых средств. мы неизбежно
приходим к понятию нормы, без которого процесс общения неполон, недостаточен и
практически невозможен.
Что же такое норма и почему это понятие так важно и необходимо и в
теоретическом, и в практическом плане?
В предшествующем параграфе говорилось о языке и речи как о двух тесно
взаимосвязанных явлениях одной сущности — «язык — речь».
18
Аверинцев С. Гёте и Пушкин//Новый мир. - 1999. - № 6. - С. 196.
18
Однако, по мнению известного испанского языковеда Э.Косе-риу, процесс
общения не исчерпывается языком и речью.
Если язык (система языка) содержит систему возможностей выражения мыслей и
чувств и означает 'можно говорить', речь — это то, что 'говорится в действительности', то
норма, находясь между языком и речью, означает, как 'следует говорить'.
Это можно представить в виде схемы 1.
Схема 1
Язык (система языка) = Можно говорить
Норма
= Следует говорить
Речь
= Говорится в действительности
Норма действует как своеобразный фильтр: оценивая многообразные возможности
языкового выражения, она отбирает те из них, которые в наибольшей степени
соответствуют целям общения и прошли апробацию в речи. Иными словами, норма регулирует процессы функционирования и развития языка и речи. Рассмотрим примеры
действия нормы в живых языковых процессах.
Так, в системе словообразования русского языка есть словообразовательные
модели «глагольная основа + суффикс -тель», «глагольная основа + суффикс -щик»,
«глагольная основа + суффикс -ник». Одно из значений существительных, образованных
по этим моделям, — называние лиц по их деятельности: например, бурильщик, искатель.
Следовательно, модели позволяют образовать существительные с соответствующим
значением, присоединив к глагольной основе суффиксы -тель, -щик или -ник. Но далеко
не все возможности, предоставляемые системой, действительно реализуются в речи.
Система, как видно из приводимой ниже таблицы 1, может содержать и «пустые клетки».
В русском языке нет вполне возможных теоретически слов «болетель»,
«вредильщик», «куритель». Но они и не нужны. Они ничем не отличались бы по значению
и употреблению от бытующих в языке слов болельщик, вредитель и т.д. Их отсутствие —
одно из свидетельств действия нормы: язык стремится не допускать абсолютных
синонимов. Если же встречаются параллельные образования, они различаются по
значению и употреблению, например: сеяльщик — 1) сельскохозяйственный рабочий,
занимающийся посевом семян; 2) рабочий, занимающийся просеиванием чего-либо.
Слово сеятель, имея то же значение, различается по сфере употребления — оно
используется в высокой, торжественной речи, а также в переносном значении — 'тот, кто
распространяет что-либо среди людей': сеятель свободы, сеятель знаний и т.п.
Таблица 1
Суффикс -тель
-(ль)щик
-ник
Глагол
болеть
болельщик
—
—
______
вредить
вредитель
—
курить
курильщик
—
—
клеветать
клеветник
—
—
грабить
грабитель
—
—
шутить
шутник
—
—
Таким образом, система языка — это система возможностей, представляемых
языком, норма — это реализованные возможности, закрепленные практикой. Речь — это
вся совокупность употреблений, закрепленных и не закрепленных практикой.
Приведем еще один пример действия нормы в современной речевой практике.
После начала эры космических полетов по модели глагола приземлиться появилась целая
серия новообразований: прилуниться, примарситься и даже привенериться. Это было
вызвано необходимостью обозначить процесс посадки космического аппарата на планетах
Солнечной системы. В выражении «приземлиться на Марсе» (Юпитере и т.д.) ощущается
19
некоторая неловкость, так как в слове приземлиться довольно сильно ощутим корень земл (земля), что ведет к колебаниям в выборе формы выражения.
Примечание. Такое колебание характерно, например, в устах специалиста,
рассказывающего корреспонденту: «А приборов на спускаемом аппарате очень
много... Стоит, к примеру, сейсмодатчик. Есть ли там землетрясения, точнее,
венеротрясения?» (Из газет)
Итак, перед нами ситуация, возникшая в живой речевой практике. Можно, повидимому, говорить о двух путях выхода из данной ситуации: 1) глагол приземлиться
расширяет (обобщает) свое значение и используется для обозначения процесса посадки на
любую планету (приземлиться на Марсе, Венере и т.д.); 2) глагол приземлиться сохраняет
свое прежнее значение ('опускание только на Землю'), а для других случаев создаются и
используются глаголы, образуемые по типу глагола приземлиться. Предугадать, по
какому пути пойдет развитие, трудно. Норма еще не установилась. Возможности,
предоставляемые языковой системой, как бы испытываются на пригодность, они еще не
закрепились в речевой практике. Не исключено, что последняя может предложить и
другие решения.
Как показывают примеры, норма — важнейшая часть механизма языкового
общения, механизма, регулирующего функционирование и развитие языка и речи,
распределяющего возможности языковой системы, обеспечивающего выбор того или
иного языкового средства.
С точки зрения языковых навыков «постоянно наблюдается несоответствие между
знанием системы и знанием нормы. Знание нормы означает более высокую степень
культуры, поскольку оно предполагает осведомленность не только о возможном, о том,
что можно сказать на данном языке, не нарушая его функционирования, но также и о
том, что действительно говорится и говорилось, то есть о традиционной реализации.
Система заучивается гораздо раньше, чем норма: прежде чем узнать традиционные
реализации для каждого частного случая, ребенок узнает систему "возможностей", чем
объясняются его частые "системные образования", противоречащие норме»19. Большое
количество подобных «системных образований» приводит К.Чуковский в своей книге «От
двух до пяти». Норма объективна, т.е. она складывается как результат развития языковой
и речевой практики, независимо от пожеланий тех или иных лиц. Было бы глубоким
заблуждением утверждать, что нормы «придумывают» лингвисты. Глубоко анализируя
речевую практику, языковеды фиксируют, рекомендуют те формы, слова, ударения и т.д.,
которые приняты обществом, прошли проверку практикой. При этом учитывается много
факторов: законы языка (насколько та или иная форма соответствует им), продуктивность,
речь авторитетных носителей языка, массовое употребление. Тщательно взвешивая
каждый из факторов, лингвисты и вырабатывают свои рекомендации, которые получают
отражение в грамматиках и словарях. Отражая коллективный языковой опыт, лингвисты
закрепляют, кодифицируют норму, которая становится обязательной для языкового
сообщества.
Таким образом, норма складывается как совокупность устойчивых традиционных
реализаций языковой системы в результате социально-исторического отбора.
Сложившиеся нормы обеспечивают единство, постоянство литературного языка,
преемственность его от поколения к поколению. Разнобой засоряет литературный язык,
затрудняет общение, ср.: вахтёр и вахтер; приговор и приговор; любуй{с'а] и любуй[са],
нормализовать и нормализировать; чтут и чтят. Формирование литературного языка в
известном смысле есть становление его литературных норм. Именно благодаря нормам
сохраняются стабильность и самобытность литературного языка.
19
Косериу Э. Синхрония, диахрония и история// Новое в лингвистике -Вып. III. - М., 1963. - С. 236-
237.
20
Из сказанного выше следует, что норма — основа, залог существования
литературного языка. Критерий нормы в историческом плане — языковая традиция,
культурное наследие прошлого, язык классической литературы.
Критерии нормы в плане современного употребления — соответствие законам
языка, массовая и регулярная воспроизводимость, ориентация на речь, признаваемую
образцовой (речевые навыки образованных людей, авторитет радио, телевидения, театра,
печати и т.д.). Слово, произнесенное по телевидению, радио, напечатанное в газете, как
бы облекается ореолом престижности. Вот почему исключительно высока
ответственность журналистов, непосредственно участвующих в воспитании языковых
вкусов, формировании языковых норм.
Норма охватывает все уровни языка. Языковая норма — это принятые в
общественно-языковой практике образованных людей правила произношения,
словоупотребления, использования традиционно сложившихся грамматических,
стилистических и других языковых средств.
По степени обязательности различают нормы императивные (строго
обязательные) и диспозитивные (восполнительные, нестрого обязательные); нарушение
императивных норм свидетельствует о слабом владении русским языком (например,
нарушение норм склонения, спряжения или принадлежности к грамматическому роду).
Такие нормы не допускают вариантов и любые другие реализации расцениваются как
неправильные, недопустимые. Например: шасси (не «шасси»), средства (не «средства»),
алфавит (не «алфавит»), досуг (не «досуг»), принял (не «принял»), курица (не «кура»),
благодаря чему (не «благодаря чего»),
Диспозитивные нормы допускают варианты — различающиеся стилистически или
нейтральные (вариативные). Например: баржа и баржа, обеспечение и обеспечение
(разгов.), маркетинг и маркетинг (разгов.), манжет, -а (муж. р.) и манжета, -ы (жен. р.),
в отпуске (нейтр.) и в отпуску (разгов.) Норма может иметь профессиональные варианты
(например, рапорт и компас у моряков; эпилепсия, флюорография — в речи медиков).
По масштабу охвата материала следует различать общелитературные (языковые)
нормы, распространяющие свое действие на весь язык либо на тот или иной его уровень
(об этих нормах шла речь выше), и функционально-стилевые нормы, ограничивающие
свое влияние рамками какого-либо стиля.
Под функционально-стилевой нормой следует понимать правила употребления
языка и речеобразования, принятые в данной сфере общения (функциональном стиле) и
соответствующие наивысшей эффективности этого общения (см. § 4).
Норма языка (языковая норма), как уже говорилось, стабильна, консервативна.
Этому способствует стремление говорящих и пишущих к сознательному сохранению
традиций в использовании языковых средств. Однако, будучи категорией социально-исторической, языковая норма изменчива и подвижна. Языковая норма имеет
двустороннюю природу: она призвана сохранить преемственность национальной
культуры и в то же время обеспечить автоматизм пользования языком, удовлетворить
коммуникативную потребность. Изменения литературной нормы определяются внешними
(социальными) факторами и внутренними тенденциями развития фонетической,
лексической, грамматической систем. Естественно, что процесс изменения нормы
захватывает, как правило, длительный период. Каждая историческая эпоха вносит свое
содержание в понятие языковой нормы.
Так, во времена А. С. Пушкина слова сплетня, старожил, беспутный, визжать,
опрометью считались нелитературными. С течением времени они получили все права
литературности.
В наше время, сравнительно с тоталитарным периодом, литературная норма
меняется в сторону демократизации. В литературный язык входят некоторые жаргонизмы
— беспредел, тусовка и др. Однако возникает опасность размывания литературной нормы
из-за некритического использования просторечия, жаргонов.
21
Важнейшее значение нормы для практической стилистики заключается в том, что
она противостоит разнообразным типам неправильностей. Например: «В нашем селе, как
и во всей стране, женщина ничем не отличается от мужчины», — пишет одна из
камчатских газет. Из-за неверного выбора слов, неудачного построения предложение
приобрело комическое звучание.
Образцовую речь мы, как правило, не замечаем. Ошибки же, неправильности
бросаются в глаза, искажая смысл, резко снижая литературные качества речи, и
отрицательно воздействуют на культуру речи аудитории СМИ.
Нормативный аспект — важнейший в практической стилистике. Хорошая речь
подразумевает совершенное владение литературными нормами.
Норма — центральное понятие практической стилистики, культуры речи. Учение о
норме — основа теоретической нормализации, научных рекомендаций и прогнозов в
области речевой культуры.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Какие вы знаете античные теории стиля?
2. Расскажите о развитии функциональной стилистики во второй половине
ХХ века.
3. Опишите особенности стилистики ресурсов языка, практической
стилистики.
4. Что является предметом функциональной стилистики?
Лекция 2.
Система функциональных стилей литературного языка
(2 часа)
ПЛАН
1. Понятие о функциональных стилях. Разговорный и книжный стили. Состав
книжных стилей: официально-деловой, научный, публицистический. Их подстили и
жанры.
2. Отбор языковых средств в каждом из них.
3. Литературно-художественный стиль в системе функциональных стилей:
стиль художественной прозы, драматургический стиль, стихотворный стиль.
4. Взаимодействие стилей. Особенности устной публичной речи.
5. Язык и стиль средств массовой коммуникации.
6. Правила оформления документов.
В процессе длительного функционирования и развития языка складываются
функциональные стили, или стили языка, – одна из основных категорий стилистики.
Что такое стили? И почему они называются функциональными?
Стиль – слово многозначное. Под стилем понимают: 1)индивидуальные
особенности манеры писателя (слог) – совокупность приемов использования средств
языка, характерных для какого-либо писателя, произведения или жанра. В этом значении
употребляют такие выражения: стиль Пушкина, стиль «Евгения Онегина», стиль басни,
стиль рассказа; 2)качество, манера речи (соответствие ее нормам словоупотребления или
синтаксиса): стиль искусственный, стиль небрежный, работать над стилем, ошибки в
стиле; 3)стилистические пласты лексики, выделенные по признаку экспрессивностилистической окраски: стиль фамильярный, торжественный, просторечный, книжный и
т.д.; 4)разновидность языка, характеризующаяся особенностями в отборе, сочетании и
организации языковых средств и выполняющая определенную функцию в общении.
Это и есть предварительное определение функциональных стилей или стилей
22
языка, которые будут нас интересовать.
Таким образом, функциональный стиль шире понятий «лексический пласт
(лексика)», «грамматическая структура» (грамматика). Это понятие сопоставимо с языком
(разновидность литературного языка), оно охватывает все ярусы языка: и лексику, и
фразеологию, и грамматику, и фонетику, но не во всем их объеме (иначе мы получили бы
литературный язык в целом), а в соответствии с определенными принципами отбора
языковых средств. И здесь мы подходим к понятиям функция, функциональный стиль.
Что означают в нашем определении функционального стиля слова «выполняют
определенную функцию в общении»?
Как известно, язык – это система знаков, являющаяся важнейшим средством
общения. Коммуникативная функция – это главная функция языка.
Но общение неоднородно: одно дело непринужденное общение между хорошо
знакомыми людьми, другое – общение научное, официальное и т.д. общение
подразделяется на много важных сфер, которые обслуживаются одним и тем же языком.
Поэтому с развитием языка происходит его дифференциация. Обслуживая разнообразные
общественные потребности, язык изменяет свои качества, обогащается, развивает новые
функции в соответствии с новой общественной практикой.
Вначале язык существовал лишь в устной форме. Это исконное, изначальное
состояние и качество языка. С появлением письменности, с развитием общества
появляется потребность в деловой речи (необходимость заключать договоры,
юридические акты и т.д.). Новые общественные потребности, развитие науки, техники
вызывают к жизни научную речь, на первых порах тесно сближающуюся с
художественной.
Следовательно,
формирование
функциональных
стилей
обусловлено
потребностями общественной практики, и появление их знаменует высшую ступень
развития языка. Последний развивает новые функции, становясь более тонким
инструментом общения, обогащаясь новыми средствами выражения, новыми регистрами.
В итоге язык приобретает качества полифункциональности. И каждый стиль можно
рассматривать как реализацию той или иной функции языка, сложившейся в свою очередь
под действием экстралингвистических факторов, как ответ на потребности общественной
практики.
Таким образом, определение «функциональный» в названии «функциональные
стиль» означает, что речь идет о стиле, формируемом действием той или иной функции.
Функции языка, выполняющие исключительно важную роль в формировании и
развитии стилей, можно положить в основу их классификации. Если исходить из того, что
языку свойственно три функции (среди ученых нет единства в понимании количества
функций, присущих языку) – общения, сообщения и воздействия, то классификация
стилей примет следующий вид:
Язык
общение
сообщение
воздействие
разговорно-обиходный
стиль
научный стиль
художественный стиль
официально-деловой стиль
газетно-публицистический
стиль
Выполнение соответствующей функции налагает глубокое своеобразие на весь
стиль. Функция выполняет роль установки, конструктивного принципа (В.Г. Костомаров),
стилеобразующего стержня (М.Н. Кожина), которые определяют стилевые черты,
23
языковой облик стилей.
Фактически все языковые средства подчиняются действию той или иной функции
(общение, сообщение или воздействие), меняют свое качество, специализируются.
Специализация – важнейший языковой процесс, происходящий в недрах функциональных
стилей, - во-первых, заключается в том, что каждый функциональный стиль отбирает из
литературного языка средства, в наибольшей степени отвечающие его установке,
функции: во-вторых, изменяет, преобразует, специализирует языковые средства,
приспосабливая их для эффективного выполнения главной функции стиля. Результаты
специализации языковых средств закрепляются в литературном языке, становятся его
достоянием.
Так развивается язык функциональных стилей и литературный язык в целом. Иначе
говоря, развитие литературного языка совершается в недрах функциональных стилей. В
этом заключается одна из причин исключительной важности изучения функциональных
стилей, играющих большую роль в развитии и судьбах литературного языка.
Сущность процесса функционально-стилевой специализации в том, что одна и та
же языковая единица, меняя, развивая под действием соответствующей функции свой
семантический потенциал, приобретает в различных функциональных стилях особое,
специализированное значение.
Например, как показал профессор М.Н. Кожина, глагольная форма настоящего
времени в научной речи имеет вневременное, абстрактное значение, в законодательной –
значение долженствования: Эта равнина лежит восточнее склонов Уральских гор
(лежит – означает «находится, расположена вообще»). Эта схема составляется
следующим образом (т.е. схему составляют, она составляется обычно вообще таким
образом).
Ср.: Капитальный ремонт лежит на нанимателе (т.е. «предписано, чтобы он
лежал на нанимателе», «наниматель обязан производить капитальный ремонт». Законы
составляются Государственной Думой (т.е. «установлено, чтобы они составлялись»; это
обязанность Думы).
В газетном сообщении эта же глагольная форма наполняется иным содержанием:
Сегодня день открытия сессии. Депутатам предстоит обсудить проект закона. <…>
Составляется новое, более совершенное законодательство (здесь глагольная форма
имеет значение настоящее актуальное, настоящее репортажа).
Художественной речи свойственно настоящее историческое (настоящее живого
представления, настоящее изобразительное): Давеча задремал в канаве, слышу – идут…
Думаю, значит, часть идет (А.Н. Толстой).
В разговорной речи та же глагольная форма используется в значении настоящего
времени момента речи: Я же говорю тебе, что ушел; Я думаю, что это не так:
Посмотри, с каким аппетитом он хлеб ест.
Получается, что языковая единица, сохраняя общее свое значение – общеязыковое,
в рамках функционального стиля под действием функции (установки) развивает
дополнительные,
специализированные
со-значения,
наиболее
эффективно
соответствующие коммуникативным потребностям (задачам) данного стиля.
В результате функционально-стилевой специализации совершается развитие,
обогащение семантики языковой единицы, а вследствие этого – функционального стиля и
языка в целом.
Таким образом, функция (установка) играет важнейшую роль в формировании
стиля. Разнородные средства, отбираемые литературным языком, под действием функции
специализируются,
объединяясь
новым
семантическим
качеством,
единой
функционально-стилевой окраской и единым назначением.
Формируя в известной мере функциональный стиль, функция во многом
определяет и его языковой облик. Каждый функциональный стиль обладает характерной
лексикой и фразеологией, набором грамматических средств, наиболее частотных и
24
характерных для него, а также только ему присущими манерами и способом изложения. В
известном смысле, с некоторой долей упрощения, можно сказать, что функциональный
стиль – это язык в миниатюре, призванный обслуживать ту или иную область
общественной
жизни.
Функциональные
стили
обладают
относительной
самостоятельностью. В рамках функционального стиля можно выразить любую мысль,
любое положение, соответствующие кругу тем данного стиля, и овладеваем мы
функциональными стилями далеко не без труда. Только разговорная речь дается нам без
видимых усилий, по мере нашего воспитания и развития. Функциональными стилями мы
владеем, как правило, пассивно – читаем и по мере возможности понимаем. Однако,
чтобы написать наилучшую статью, очерк, рассказ, т.е. для активного овладения
функциональными стилями, нужны длительная подготовка, обучение.
Об относительной самостоятельности функциональных стилей свидетельствуют и
некоторые любопытные статистические данные. Так, подсчеты средней длины слова по
стилям в русском, грузинском и казахском языках (табл.) дали неожиданные результаты.
Таблица 2
Язык
Функциональный
стиль
Разговорная речь
Художественная
проза (без диалога)
Научная проза
Публицистика
русский
грузинский
казахский
4,5
5,2
5,5
6,2
5,3
5,8
6,7
7,0
7,2
7,8
6,6
7,0
«Поразительно, – пишет автор исследования В.А. Никонов, – что различая длины
слов между столь различными языками в одном и том же виде речи меньше, чем различия
между видами речи в одном и том же языке. Статистическая разница, которую можно
назвать расстоянием между русской разговорной речью и русской публицистикой, в 2 ½
больше, чем между русской и грузинской разговорной речью, – и так по каждой линии
этой таблицы».
Разумеется, самостоятельность функциональных стилей велика, и это имеет
огромное значение для судеб литературного языка, как будет показано ниже. Однако не
следует впадать в крайность и считать, что в русском литературном языке пять разных
языков. При всей самобытности функциональных стилей они не становятся
самостоятельными языками и русский литературный язык сохраняет свое единство. Дело
в том, что функциональные стили относительно самостоятельны. Языковые средства не
закреплены абсолютно за тем или иным стилем, но характеризуются преимущественным
употреблением в нем. В лексике наряду с характерными словами, составляющими ядро
стиля, есть и большое количество общестилевых нейтральных средств, на фоне которых и
воспринимаются характерные лексические и фразеологические единицы, закрепленные за
функциональным стилем, общестилевая лексика служит залогом единства литературного
языка.
Общей для всех функциональных стилей является и грамматика. В каждом из них
используются одни и те же общеязыковые формы и конструкции, однако каждый стиль
характеризуется определенным набором этих единиц и их специализацией. Так, в
деловой, научной речи мы предпочтем глагольно-именной оборот: самолет производит
посадку, в разговорной, художественной речи – глагол: самолет садится.
Таким образом, функциональные стили при всем их своеобразии относительно
самостоятельны. Их существование не нарушает единства литературного языка. Они
свидетельствуют об усложнении, дифференциации литературного языка, его обогащении
и развитии.
25
Литературный язык предстает как система тесно взаимодействующих
функциональных стилей. Само функционально-стилевое расслоение литературного языка
– один из главных глубинных процессов, определяющих и состояние современного
русского литературного языка, и его структуру, и перспективы дальнейшего развития.
С одной стороны, функционально-стилевое расслоение приводит к созданию
относительно замкнутых систем средств выражения – своеобразных вариантов в рамках
единого литературного языка. С другой стороны, функционально-стилевое расслоение –
это и развитие самого литературного языка, идущее вширь и вглубь, и развитие всех его
сфер, определяемое общественными потребностями, усложнением социальной жизни.
Функциональные стили – это форма реального существования языка, что
значительно усложняет картину его функционирования и развития. Литературный язык
сегодня – это и газеты, и журналы, и художественная литература, и публичная речь, и
деловая речь, и Интернет, и многое другое. Но в каждом из этих случаев литературный
язык имеет своеобразные качества. Функциональные стили радикально изменили
языковую ситуацию.
В XIX веке основной стилистической оппозицией в рамках литературного языка
было противопоставление «книжное – разговорное». А.С. Пушкин писал: «Может ли
письменный язык быть совершенно подобным разговорному? Нет, так же как
разговорный язык некогда не может быть совершенно подобным письменному».
В наши дни ситуация резко меняется. Сопоставленными, а нередко и
противопоставленными оказываются все функциональные стили. В качестве членов
стилистической оппозиции могут выступать характерные элементы любых двух стилей,
ибо каждый функциональный стиль осознается как самостоятельная стилистическая
реальность. И это значительно осложняет картину современного языкового
функционирования и развития, делает литературный язык полифункциональным и
полифоничным, имеющим как бы несколько стилистических регистров.
Существование развитых функциональных стилей не может не вести к их
взаимодействию. Об активности этого процесса свидетельствует появление таких видов
литературы, как научно-художественная, художественно-публицистическая и др.
Таким образом, два важнейших процесса определяют статус и развитие
современного русского литературного языка: с одной стороны, функционально-стилевое
расслоение, дифференциация литературного языка, формирование относительно
замкнутых систем средств выражения; с другой стороны, противоположно направленный
процесс взаимодействия функциональных стилей, выражающийся в создании новых
стилистических образований (видов литературы и жанров) или в регулярном
использовании единиц того или иного стиля в качестве маркированных в рамках другого
стиля. Оба процесса диалектически взаимосвязаны (дифференциация предполагает
последующий синтез, объединение) и определяет характер функционирования и развития
современного русского литературного языка. При этом если функционально-стилевое
расслоение полностью принадлежит настоящему, то процессы синтеза, имея своим
истоком современное состояние языка, только начинают развиваться. Взаимодействие
функциональных стилей, принципиально неограниченное, открывает широкие
возможности в области композиционно-речевого, стилистического творчества: появление
новых, гибридных видов и жанров литературы.
Новая языковая ситуация качественно меняет наши представления о литературном
языке. В условиях функционально-стилевого расслоения каждый функциональный стиль
манифестирует литературный язык. В каждом из них с большей или меньшей
рельефностью обнаруживаются те или иные черты литературного языка. Однако языковое
сознание общества нуждается, по-видимому, в в наглядной модели литературного языка,
осуществляющей единство в многообразии на основе одного какого-либо стиля,
выступающего в качестве своеобразного идеального представителя литературного языка.
Многостильность в той или иной степени ослабляет представление о единстве
26
литературного языка, поэтому в каждый из периодов развития общество нуждается в
стиле, который моделировал бы, представлял бы литературный язык в его целостности и
единстве.
С точки зрения соотношение с действительностью функциональные стили поразному членят внеязыковую реальность. Одни, такие, например, как научный,
официально-деловой, охватывают хотя и широкую, но достаточно однородную зону
экстралингвистической
действительности.
Их
можно
назвать
моноили
узкотематическими. Другие функциональные стили – язык художественной литературы,
газетно-публицистический, разговорная речь (при широком ее понимании) – имеют
универсальный характер, соотносятся в принципе со всеми экстралингвистическим
континуумом. Их можно назвать политематическими. Диапазон их тематического
варьирования практически неисчерпаем. И естественно, что на роль представителя
литературного языка реально может претендовать лишь один из политематических
стилей.
Если в XIX веке понятие литературного языка ассоциировалось прежде всего с
языком художественной литературы, то в наше время на эту роль претендует газетнопублицистический стиль, язык СМИ, что связано как с его политематичностью, так и с
резко изменившимися условиями его функционирования. Радио, телевидение, газеты,
журналы, кино, звукозапись, видеозапись проникли «во все поры» человеческой жизни.
По силе влияния на общество, на формирование языковых вкусов, языкового поведения,
литературных норм язык СМИ не сравним ни с языком художественной литературы, ни с
любым другим стилем. Он претендует на роль общего, усредненного языка нации.
Таким образом, функциональные стили во многом определяют развитие
литературного языка.
Большую роль в формировании функциональных стилей, в понимании их
сущности играют понятия эстетического идеала стиля и функционально-стилевой нормы.
У каждого образованного носителя языка есть представление о том, что такое хорошая
научная, художественная, публицистическая и т.д. речь. Это выражается в ориентации на
образцы, авторитеты, а также негативно в отрицании тех или иных способов выражения
(«так не говорят», «так не пишут»). Вот характерный пример. И. Грекова в рассказе «За
проходной» повествует о быте и работе сотрудников физической лаборатории. Вот
Кирилл, по прозвищу Каюк, пишет научный отчет.
В отчеты он вкладывал чувство, поэзию, драматизм. Он выходит за всякие рамки.
Товарищи потешаются над ним. Каждый раз, когда Каюк заканчивает отчет,
начинается «Номер»: коллективное художественное чтение!
- Братцы, вы только послушайте, что он пишет: «Бесподобный метод
интегрирования…»
- Нет, дальше лучше: «Решение этой задачи дрожало у нас на кончике пера…»
- «Испытания носили двусмысленный характер…»
- «Интеграл ведет себя вполне прилично…»
И так далее. Каждая фраза встречается хохотом. Как пятиклассники на
переменке, читающие любовное письмо. Каюк ежится и топорщит надкрылья. Заикаясь,
он пытается отвоевать свое право писать красиво. Но ему в этом праве неизменно
отказывают: «Друг Аркадий, не говори красиво». Чаще всего за красный карандаш
берется Вовка Критик. Он садится за отчет, вымарывает все цветистые фразы и
вместо них ставит другие – скупые и скудные: «эффективный метод интегрирования»,
«мы были близки к решению этой задачи», «в процессе испытаний были выявлены
противоречащие друг другу факты», «интеграл сходится в смысле главного значения».
«Дурак Каюк, – думает он, – какая безвкусица. Не понимает, в чем настоящая поэзия».
Для самого Критика стихами звучат такие, например, строки: «Пересечение
последовательности внутренне регулярных множеств конечной меры внутренне
регулярно; пересечение убывающей последовательности внешне регулярных множеств
27
конечной меры внешне регулярно».
Четкость, лаконизм, ритм. Фраза, собранная из слов, как умный механизм – из
деталей. Именно к такой поэзии стремится сам Критик в своих писаниях и ненавидит,
как он выражается, «литературные сопли» Каюка.
Эстетический идеал стиля вырабатывается в течение длительного времени и
меняется по мере развития стиля сообразно с изменением общественных условий,
экстралингвистических факторов. Значение эстетического идеала функционального стиля
заключается в том, что в нем сосредоточены представления о тенденциях развития стиля,
о путях его совершенствования, о цели, к которой следует стремиться. Отчетливо
несформулированный эстетический идеал реально предстает как тексты, принимаемые
авторитетными носителями языка в качестве образцовых и – реже – формулируемые ими
представления об идеальных способах выражения.
Так, А. Эйнштейн в предисловии к общедоступному изложению теории
относительности писал: «Автор приложил много усилий для того, чтобы достигнуть по
возможности более ясного и простого изложения основных мыслей в той
последовательности и связи, в какой они фактически возникли. В интересах ясности
оказались неизбежными повторения; пришлось отказаться от стремления к изящности
изложения; я твердо придерживаюсь рецепта гениального теоретика Л. Больцмана –
оставить изящество портным и сапожникам».
Функционально-стилевая норма опирается на существующий эстетический идеал,
реализуя представления о хорошей речи в рекомендациях и предписаниях.
Под функционально-стилевой нормой следует понимать правила употребления
языка и речеобразования, принятые в данной сфере общения (функциональном стиле) и
соответствующие наивысшей эффективности этого общения.
Если различать нормализацию и кодификацию, то функционально-стилевые нормы
относятся к некодифицируемым. Они, как правило, не описываются, не регистрируются в
словарях и грамматиках, но реальность, объективность и важность их не вызывает
сомнений. Они отражаются обычно в учебниках, пособиях по стилистике, как правило, на
отрицательном материале, например: «Среди негативных признаков, - пишет профессор
М.Н. Кожина о научном стиле, - назовем: недопустимость внелитературной лексики;
незначительную долю эмоционально-экспрессивной лексики и фразеологии; сравнительно
слабо представленную метафоричность; отсутствие настоящего времени глагола в
значении настоящего исторического». (Кожина М.Н. Стилистика русского языка. – М.,
1983. – С. 175.)
Значение функционально-стилевых норм заключается в регламентации
направления и характера развития функциональных стилей. Функционально-стилевая
норма регулирует взаимодействие функционального стиля с литературным языком, т.е.
процесс функционально-стилевой специализации.
Так, оценка качеств речи производителя с учетом именно функционально-стилевой
нормы. Уместно ли употреблено то или иное слово, выражение? Ответ на этот вопрос
обязательно предполагает, что будут приняты во внимание особенности функционального
стиля. В одном стиле оно уместно, а в другом вызывает возражения.
В этом заключается общеметодологическое значение функционально-стилевых
норм. При создании текстов, а также при их анализе, оценке подход с позиций
функционально-стилевых норм необходим и неизбежен. Обычно функционально-стилевая
норма нарушается при избыточном (и немотивированном) употреблении средств
«чужого» стиля (рассказ, написанный газетным языком; заметка, напоминающая
лирическое стихотворение).
Однако процесс функционально-стилевой специализации имеет предел насыщения,
определенную черту, за которой начинаются «издержки производства». Чрезмерная
специализация ведет к избытку отмеченных средств, к нарушению нормы, например:
«язык жрецов» в научной речи, излишняя метафоризация или стандартизация в газетно28
публицистическом стиле, крайняя индивидуализация языка художественной литературы,
граничащая с заумью, архаизация деловой речи и т.д. все эти крайности действия
функционально-стилевой специализации неприемлемы с точки зрения общелитературной
нормы, главный критерий которой – сохранение единства литературного языка при всем
многообразии его употреблений.
Если функционально-стилевая норма направлена на внутристилевые процессы, то
общелитературная норма выражает самые общие требования к функциональным стилям
с точки зрения единства литературного языка. Она отражает процессы взаимодействия
функциональных стилей, тенденцию к формированию общего для них фонда средств. Это
проявляется в таких массовых процессах, как детерминологизация (переход в общее
употребление) специальной лексики, унификация, стирание стилистических окрасок и др.
таким образом, общелитературная и функционально-стилевая нормы регулируют и
определяют основные процессы развития литературного языка.
Итак, наиболее важные, конституирующие функциональный стиль черты
следующие: 1)каждый стиль выполняет определенную функцию, обусловливающую
отбор языковых средств из общелитературного языка, их использование и специализацию;
2)каждый функциональный стиль обладает набором характерных единиц лексики и
фразеологии, особенно в использовании грамматических средств; 3)функционирование
стилей определяется функционально-стилевой и общелитературной нормами, а также
эстетическим идеалом; 4)функциональные стили различаются по степени образности,
эмоциональности: наименьшая – в научном, официально-деловом стилях, наивысшая – в
публицистике, художественной литературе; 5)важные характеристики функциональных
стилей – с одной стороны, степень индивидуализированности речи, с другой – степень ее
стандартизированности; 6)каждый функциональный стиль характеризуется системой
жанров. Сохраняя общие черты функционального стиля, жанры характеризуются
композиционно-речевой структурой и особенностями употребления языковых средств.
Далее рассмотрим подробнее каждый функциональный стиль.
В зависимости от функций литературного языка, которые он выполняет как
средство общения между людьми, в нем можно выделить его основные, так называемые
функциональные стили:
1) разговорно-бытовой, 2) публицистический, 3) официально-деловой, 4) научный
и 5) стиль художественной литературы.
Устная форма литературного языка проявляется и реализуется преимущественно в
разговорно-бытовом стиле, который обслуживает потребности речевого общения людей
по текущим жизненным делам. Это общение обычно протекает в форме устной речи
между людьми, объединенными общностью производственных интересов или семейных
отношений. Типичной формой такого общения является диалог с характерной для него
неполнотой предложений и недоговоренностью фраз, так как участники его без труда
домысливают недосказанное и недоговоренное. К тому же и тема такого рода диалога не
отличается особой сложностью: - Была в кино? - Да. - Понравилась картина? - О-о-о!
Здесь не только интонация, мимика и жест, но и сама жизненная и речевая ситуация как
бы «восполняют» неполноту предложений, делают излишними развернутые, полные
конструкции предложения.
В разговорно-бытовом стиле могут быть употреблены просторечные слова типа
задаром вместо даром, бесплатно, хоть вместо хотя, снесет вместо отнесет и т. п.
Однако они всегда соединены с лексикой нормативно-литературной, как бы «растворены»
в ней.
В разговорном стиле обычно употребляются слова с конкретным значением (стол,
печка, плитка, вешалка) и реже - слова с отвлеченным значением (учеба, занятие, беседа).
Разговорно-бытовому стилю свойственны слова с эмоционально окрашенным значением:
братишка, мальчишечка, петушок, домище, домина и т. д. В толковых словарях значения
29
этих слов, как правило, сопровождаются пометами: «ласкательное», «шутливое»,
«уменьшительное», «ироническое», «презрительное» и т.п.
Публицистический стиль более свойствен письменной форме литературного языка,
хотя отдельные его жанровые разновидности (лекции, доклады, беседы) проявляются и в
устной форме. Основу этого стиля составляет общественно-политическая литература,
периодическая печать (газеты, журналы). И в печатных, и в устных политических
выступлениях прослеживается полемичность в изложении материала, точность и ясность
в передаче мыслей.
Публицистический стиль обладает как информационно-просветитель-ной
функцией, так и агитационно-пропагандистской. Причем обе эти функции тесно
переплетаются друг с другом. Этому стилю свойственна общественно-политическая
лексика: прогресс, идея, обличение, агитация, передово и др.
Публицистическому стилю свойственны простые синтаксические конструкции.
Допускается инверсионное употребление отдельных членов предложения с целью их
большего логического выделения. Иногда используются риторические вопросы: Может
ли коренным образом изменить производство применение новых, передовых методов и
форм труда? Несомненно, может!
Официально-деловой стиль реализуется в письменной форме литературного языка.
Он включает в себя самые разнообразные документы, начиная от государственных актов и
международных договоров и кончая канцелярской и частной деловой перепиской. Этот
стиль отличают полнота и точность изложения, четкость и конкретность формулировок,
что обусловливается основной функцией делового стиля - четко информировать о
бесспорных положениях и фактах.
Необходимость установления различных связей и отношений между положениями,
которые утверждаются в деловых документах, а нередко приобретают и законодательную
силу, приводит к широкому использованию в деловом стиле сложноподчиненных
предложений с придаточными условными и уступительными, причинными и
следственными с характерными для них сложными союзами потому что, оттого что, по
причине того что, вследствие того что, благодаря тому что, несмотря на то что и т. п.
В простых предложениях усложненность синтаксических связей между членами
предложения оформляется за счет развития различных предложных конструкций типа по
линии постановления, согласно указу, в силу вышеизложенного и т. п.
Деловые документы отличает своеобразие лексики и фразеологии, ср.: зачислить
на работу - принять; занимает площадь - проживает; предоставить доверенность доверить. Словам делового стиля характерна конкретность значения, отсутствие слов с
эмоциональной окраской, книжно-поэтического и разговорно-просторечного характера,
например: Настоящая доверенность дана мною, Петровым Николаем Николаевичем,
Иванову Петру Игнатьевичу на получение моей зарплаты за первую половину октября
месяца 1999 года в связи с моей командировкой в город Ливны.
С письменной формой литературного языка преимущественно связан и научный
стиль.
Этот стиль отличают логичность и систематичность изложения тех или иных
сведений из определенной области знаний. Отвлеченность и обобщенность изложения в
соединении с точностью характеризуют языковое своеобразие этого стиля. Лексика
научного стиля обычно связана с тем кругом понятий, которым посвящены данные
монография, статья, реферат, аннотация, учебное пособие, производственно-техническая
документация. Слова с эмоционально-оценочным значением в этом стиле употребляются
очень редко. Четкие синтаксические конструкции с максимальной ясностью выражают
отношения между научными понятиями, о которых идет речь в данном тексте. В качестве
примера приведем отрывок из статьи «Лесное хозяйство», опубликованной в Большой
Советской Энциклопедии:
30
Лесное хозяйство - отрасль общественного производства, занимающаяся сохранением, использованием и возобновлением лесов. В СССР лесное хозяйство - отрасль
народного хозяйства, имеющая своей задачей плановое использование лесов для
удовлетворения потребностей страны в древесине, а также сохранение и всемерное
усиление особо полезных (поле- и почвозащитных, водоохранных, санитарногигиенических и т.п.) свойств лесных насаждений.
Научный стиль может проявляться и в устной форме литературного языка,
например: в публичных и вузовских лекциях, в докладах на научных конференциях.
Стиль художественной литературы принадлежит письменной форме литературного
языка. Отображая в художественных образах жизнь общества, он вбирает в себя,
естественно, многие элементы других стилей языка. Этот стиль характеризуется
единством коммуникативной и эстетической функций. Он отличается смысловой
емкостью и многозначностью слов, поскольку все здесь подчинено одной цели образному изображению окружающей действительности.
В стиле художественной литературы наряду с межстилевыми словами используется лексика, способная передать отношение автора к описываемым явлениям,
например, сочувствие, шутку, иронию, используются существительные, прилагательные,
наречия с суффиксами субъективной оценки.
В каждом из стилей литературного языка возможны свои жанровые особенности.
Так, например, ораторская речь существенно отличается по своим синтаксическим
конструкциям и по составу лексики от критической статьи или газетной корреспонденции,
а язык научного исследования в области гуманитарных наук будет резко отличаться от
исследовательских работ физико-математического профиля. В официально-деловом языке
тоже возможны свои «жанры» в зависимости от профиля и характера того или иного
документа и в зависимости от той сферы, где он используется: юридической, официальноделовой, профессионально-технической и т.д.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Расскажите об истории становления функциональных стилей.
2. Что вы знаете об использовании нормы в различных функциональных
стилях?
3. Расскажите о месте языка художественной литературы в системе стилей
русского языка.
Лекция 3.
Стилистические ресурсы лексики
(2 часа)
ПЛАН
1. Слово как основная единица языковой системы.
2. Лексическое и грамматическое значения слова.
3.Основные тенденции развития русского литературного языка.
4. Формирование лексической системы русского языка
5. Точность словоупотребления как стилистическая категория.
6. Определение многозначности слова. Использование многозначности слова
как средства выразительности.
7. Лексика русского языка в стилистическом отношении
Лексика русского языка, одна из самых богатых в мире, накопившая более
четверти миллиона слов, развивалась и росла вместе с духовным ростом самого русского
народа в процессе его исторического развития. Изменялась социальная и экономическая
жизнь русского народа, его культура, наука, искусство, быт - менялась и лексика языка.
31
В словарном составе современного русского языка содержатся лексические
наслоения различных исторических эпох.
По характеру своего возникновения в русском языке лексика русского языка
распадается на две большие группы: 1) исконно русские слова; 2) заимствованные слова.
Причем заимствования из западноевропейских и тюркских языков существенно
отличаются от старославянских.
Исконно русская лексика состоит из нескольких пластов по времени их появления
в лексической системе языка: слова из индоевропейского языка, общеславянские слова,
восточнославянские (или древнерусские) слова и собственно русские слова. Схематически
это можно представить в виде таблицы.
Слова из индоевропейского языка
До IIIв. до н.э.
Небо, огонь, печь,
дым, мать, коза,
волк, сестра
Слова из общеславянского языка
С III-IIвв. до н.э. по
VIв. н.э.
Земля, река, весло,
нож, внук, тесть,
конь, овца
Слова из восточнославянского языка
От VIв. до XIV-XVвв.
Снегопад, знобить,
сорок, льгота, семья,
хороший, собака,
зяблик
Собственно русские
слова
С XIV-XVвв. по
настоящее время
Каменщик,
бревенчатый,
будущность, зарплата,
луноход
Рассмотрим боле внимательно указанные лексические пласты в составе исконно
русской лексики.
Индоевропейская лексика. Наиболее древним слоем русского языка являются
слова, возникшие еще в эпоху индоевропейского языка.
Эти слова известны не только славянской, но и другим семьям языков: германской,
романской и т.д. Так, например, слово небо встречается, помимо славянских, в
греческом и латинском языках.
К эпохе индоевропейского языка восходят слова, обозначающие многие жизненно
необходимые понятия, например термины родства: мать, сестра; наименования диких и
домашних животных: волк, коза; наименования предметов, связанных с домашним бытом
и хозяйством: печь, огонь, дым, соль и т.д.
Общеславянская лексика. Это тоже очень древний пласт лексики, более
значительный в количественном отношении, чем предшествующий. Слова, входившие в
общеславянский язык, как правило, известны всем другим или многим славянским
языкам.
Большинство слов общеславянской лексики является наименованиями жизненно
необходимых предметов: 1) наименованиями частей человеческого тела и животных:
бровь, волос, горло, зуб, нос, нога, око, плечо, тело; 2) наименованиями лиц по
отношениям родства: внук, дед, свекровь, тесть; 3) наименованиями человеческого
жилища и предметов домашнего обихода: дом, изба, крыльцо, сени, порог, дверь, окно,
стена, пол, потолок, крыша, стол, блюдо, ковш, чара, ведро; 4) наименованиями
продуктов труда: просо, рожь, солома, зерно, мука, лен, полотно; 5) названиями рыб: ерш,
лещ, линь,
щука; 6) наименованиями деревьев: дуб, береза, осина, липа, сосна и т.д.
Не только существительные, но и многие глаголы, особенно обозначающие
различные трудовые процессы, относятся к общеславянской лексике: прясть, ткать,
сечь, жать, молоть, пилить, косить, полоть, квасить и т.п.
К общеславянской лексике относятся многие прилагательные: хитрый, добрый,
старый, косой, кислый и др.; большинство числительных: один, два, три, семь, десять,
сто и др.; местоимения: я, ты, кто, что; предлоги: от, в, за, с, у, при, над, к; союзы: и, а,
но, да.
32
Общеславянские по происхождению слова явились в русском и других современных национальных славянских языках базой для образования многих новых слов. Так,
например, от глагола жить в русском языке создано около 100 производных слов.
Восточнославянская лексика. Преимущественно сюда включаются слова,
отраженные в памятниках письменности с X-XI вв. до XV в. и возникшие в период с VI по
XV столетие. Эти слова не известны ни западным, ни южным славянам. Они характерны
только для восточнославянских языков, т.е. русского, украинского и белорусского,
которые восходят к древнерусскому языку эпохи Киевской Руси.
Восточнославянскими словами являются существительные: семья, истец, говорун,
челядь, вор, пуд, пузырь, льгота, лукошко, куница, зяблик, снегирь, галка; глаголы:
добреть, горячиться, знобить; наречия: совсем, тут; прилагательные: хороший, ледяной,
горбоносый и др.
О восточнославянском происхождении этих слов говорит то обстоятельство, что
они известны не только русскому языку, но также и белорусскому и украинскому,
образующим восточнославянскую семью языков, например: снегопад (украинское
снiгопад, белорусское снегопад); совсем (украинское зовсiм., белорусское зусiм); снегирь
(белорусское снягiр, украинское снiгур); добреть (украинское добрiти, белорусское
дабрэць); ледяной (украинское льодянiй, белорусское ледзяны).
Собственно русская лексика. Это наиболее многочисленный пласт русского
языка. Собственно русские слова - это слова, возникшие и продолжающие возникать в
период с XIV - XV вв. по настоящее время.
Большинство собственно русских слов возникло в результате различных процессов
морфологического словообразования на основе уже имевшихся более древних пластов в
лексической системе. Эти слова, как правило, содержат различные суффиксы и приставки,
характерные для русского словообразования, например: -чик, -щик, -ник (пильщик,
дворник, мальчик, чайник); -тельств(о) (вмешательство, надругательство); -ность
(будущность, общность); на-...-ся (наглядеться, навеселиться, наругаться); до-...-ся
(добудиться, доплясаться, допроситься, доиграться); за-...-ся (заглядеться,
заговориться, заболтаться).
Собственно русские слова образуются и другими способами: путем сложения
основ нескольких слов и путем аббревиации (последний способ сложился лишь в XX в.):
пароход, самолет, луноход, зарплата, вуз, ВВЦ.
Некоторые слова, являясь по времени возникновения общеславянскими, получили
новые значения в более поздний период. Так, например, в значении «подвешивать чтолибо» слово вешать является общеславянским, но со значением «определить вес чеголибо» осознается уже как собственно русское, так как с этим значением во всех других
славянских языках используются глаголы с другим корнем, а именно - -ваг-: (ср.:
украинское важити, белорусское важыць, болгарское важа).
Все рассмотренные выше слова исконно русской лексики составляют около 90 %
от общего количества слов, содержащихся в лексической системе русского языка. Именно
они образуют национальную основу словарного русского языка.
Старославянизмы в лексике русского языка
Помимо исконно русской лексики, в лексической системе современного русского
языка значительный пласт слов составляют старославянизмы.
Старославянизмами называются слова, усвоенные русским языком из близкородственного старославянского языка, являвшегося длительное время общим письменным
языком
для всего славянства.
Многие слова старославянского происхождения достаточно легко могут быть
определены по своему внешнему звуковому облику. Они имеют некоторые отличия от
русских слов в своем произношении, что отчасти закреплено и в написании.
Фонетические особенности старославянизмов
33
1. Старославянскими по происхождению являются слова, которые содержат в
корне неполногласные сочетания -ра-, -ла-, -ре-, -ле-; в русских словах им соответствуют
полногласные сочетания -оро-, -оло-, -ере-, -ело-, например: врата - ворота; млеко молоко.
2. Старославянским словам свойственны начальные сочетания ра-, ла- перед согласными. В русских словах им соответствуют сочетания ро-, ло-: растения - росток,
равный - ровный, ладья - лодка.
3. Сочетанию жд в старославянских словах соответствует ж в русских: невежда невежа, одежда - одёжа, между - меж.
4. Начальному е- в старославянских словах соответствует о- в русских: единый один, есень - осень, езеро - озеро и др.
Словообразовательные особенности старославянизмов Старославянские слова
содержат в своей структуре особые, характерные для них суффиксы и приставки,
например:
а) суффиксы: -ств-(ие) (шествие, нашествие, бедствие); -ч-(ий) (зодчий, кормчий);
-тай (ходатай, глашатай); -тв-(а) (битва, молитва), -есн-(ый) (чудесный, древесный); ын-(я) (святыня, гордыня); -ущ-(ий), -ющ-(ий), -ащ-(ий), -ящ-(ий) (могущий, текущий,
молящий);
б) приставки: из-, ис- (изыди, испить); воз-, вос- (воздать, возложить, воспеть);
низ-, нис- (низложить, ниспровергать); чрез-, пре- и др.
Некоторые типы
образования сложных слов характерны лишь для старославянизмов. Так, первые части сложных слов добро-, зло-, суе-, бого- свойственны
старославянским словам добродетель, злословие, суеверие, богословие и др.
Стилистические особенности старославянизмов. Старославянские слова по
сравнению с синонимичными им русскими словами в стилистическом отношении
обладают некоторым оттенком книжности, ср.: старославянское совершить и русское
сделать; сетовать - сожалеть; истина - правда.
Некоторые старославянизмы в современном русском языке уже настолько обрусели, что не воспринимаются как слова, заимствованные из «чужого» языка: плен, мрак,
разум, между и т.д. В то же время есть старославянизмы, которые не входят в активный
запас современной лексической системы и воспринимаются как слова устаревшие: вежды
- «веки», десница - «правая рука», семо - «сюда», овамо - «туда». Существительные град,
злато, древо, брег окончательно вышли из употребления только во второй половине XIX
в., однако корневые основы этих слов сохранились в составе производных от них слов
(безбрежный, обезглавить) и в составе сложных слов: Ленинград, Волгоград и т. п.
Прежде всего, старославянизмы используются в художественной литературе и
публицистике для повышения стиля речи, для придания торжественности изложению, а
также для создания исторического колорита, для «воссоздания старины». Например, в
«Песне о вещем Олеге» А.С.Пушкин использует такие старославянизмы: вещий,
сбирается, отмстить, враг, жребий, чело, врата, могущий, бранный и др.
В современной русской поэзии старославянизмы охотно используются поэтами в
целях создания комического эффекта, иронии: Зима. Солидный град районный, А никакое
не село (Евтушенко).
34
Лексика русского языка с точки зрения происхождения
Исконно русская лексика
Слова из
индоевропейского
языка
Слова из
общеславянского
языка
Слова из
скандинавских
языков
Слова из итальянского
языка
Слова из восточнославянского языка
Слова из финноугорских языков
Слова из голландского
языка
Заимствованная лексика
Собствен-но
русские
слова
Слова из
тюркских языков
Слова из немецкого
языка
Слова
иноязычного
происхождения
Слова из
старославянского
языка
Слова из
современных
славянских
языков
Слова из греческого
и латинского
языков
Слова из западноевропейских
языков
Слова из французского
языка
Слова из английского
языка
35
Фонетическое, грамматическое и семантическое освоение иноязычных слов в
русском языке. Слова, попадая из какого-либо другого языка в русский язык, существенно
изменяются, приспосабливаясь к его фонетической, словообразовательной и грамматической
системам.
Нередко, например, при заимствовании слова теряют звуки, чуждые русскому языку.
Так, немецкие и английские слова, содержащие звук [h], произносимый с придыханием,
естественно, утрачивают его при заимствовании русским языком. Он заменяется либо звуком
[х], либо [г] (ср. Heine и Хайне или Гейне). Звук [h] в начале греческих и польских слов
(harmonia, hetman) передается в русском языке звуком [г]: гармония, гетман.
В русском языке звонкие согласные в конце слов оглушаются. Поэтому, произнося
иноязычные слова, мы тоже оглушаем конечные звонкие согласные, хотя в языке-источнике
они произносятся без оглушения: этаж эта[ш], экипаж экипа[ш], пейзаж пейза[ш].
Русскому литературному языку в соответствии с его орфоэпическими нормами
свойственно аканье. Это фонетическое явление не известно другим языкам. Аканье
распространяется на большинство заимствованных слов, тем самым содействуя их
«обрусению»: портрет п[а]ртрет, портфель п[а]ртфель, гондола г[а]ндола, полемика
п[а]лемика. Но не все заимствованные слова охватываются этой орфоэпической
закономерностью, ср.: боа, какао, отель.
При переходе в русский язык слово может изменять свою принадлежность к той или
иной части речи. Так, во французском языке слово royal (рояль) является прилагательным «королевский». При заимствовании это слово стало в русском языке именем
существительным. Словосочетание crepe de Chine - «китайский креп» - превратилось в
существительное крепдешин.
Часто слово заимствуется не со всеми своими значениями, которые ему присущи в
языке-источнике, а лишь с одним или с отдельными значениями. Общая смысловая
структура слова при этом значительно сужается и упрощается. Слово sport в английском
языке обозначает: 1) «спортивное соревнование»; 2) «развлечение, шутка»; 3) «щеголь»; 4)
«болельщик», в то время как в русском языке данное слово обладает лишь двумя значениями:
1) «физические упражнения (гимнастика, борьба, игры, туризм и т. п.), имеющие целью
развитие и укрепление организма»; 2) «какое-либо занятие, являющееся предметом
азартного увлечения» (И этот грибной спорт чертовски мешает работать - Чехов).
Отношение к заимствованным словам
Борьба против неумеренного использования иностранных слов в литературном
русском языке началась еще в XVIII и XIX вв.
С именами М.В.Ломоносова и В.К.Тредиаковского связано сознательное ограничение
старославянского лексического влияния в русском языке. В учении М.В.Ломоносова о «трех
штилях» старославянской лексике отводилась роль придания торжественности и
приподнятости произведениям высокого стиля: поэмам, трагедиям, одам.
А.П.Сумароков вел энергичную борьбу со злоупотреблением в литературном языке
иностранными словами, не доходя до того пуризма, который впоследствии проявился до
крайних пределов в деятельности А.С.Шишкова.
С негодованием отзывался и А.М.Горький о «заимствователях» иностранных слов, не
видящих богатств родного языка. В одной из своих статей он писал: «Грамотные люди
нередко форсят своими знаниями иностранных слов, очевидно, не зная, что наш язык
достаточно богат, и мы вполне точно, вполне свободно можем все сказать своими словами,
прибегая к помощи чужеязычных только изредка, очень осторожно»20.
20
Горький А. М. Собр. соч.: В 30 т. - М., 1953. Т. 25. С. 57.
Лексика русского языка в стилистическом отношении
Литературному русскому языку в его устной и письменной форме свойственны пять
стилей: н а у ч н ы й, г а з е т н о - п у б л и ц и с т и ч е с к и й, о ф и ц и а л ь н о д е л о в о й, х у д о ж е с т в е н н ы й, р а з г о в о р н о - б ы т о в о й.
Указанные выше стили отличаются друг от друга прежде всего своим лексическим и
синтаксическим своеобразием, поэтому, характеризуя лексическую систему современного
русского языка, следует сказать о ее стилистическом расслоении.
Разные стили языка используют различные пласты лексики. Тем не менее нельзя
установить полного соответствия между стилями языка и стилистическими группами
лексики. Дело в том, что некоторые слова встречаются в двух и более стилях языка, а
значительная группа слов, выражающих понятия о жизненно необходимых предметах,
свойственна всем стилям и потому является нейтральной в стилистическом отношении.
Принадлежность слова к определенному стилю тесно связана с его эмоциональной
окраской, т.е. со способностью слова выражать чувства людей и их оценку явлений
объективной действительности.
Какие стилистические разряды можно выделить в лексике современного русского
языка?
К с т и л и с т и ч е с к и н е й т р а л ь н о й л е к с и к е относится большая
группа слов, употребляемых во всех стилях языка: дом, вода, огонь, земля, гора, отец, мать,
красный, синий, ходитъ, писать и т.д. Стилистически нейтральные слова не привносят в
высказывание какой бы то ни было эмоциональной окрашенности или особой
выразительности. Они употребляются в самых разных сферах общения между людьми. На
фоне этих слов ярче выделяются другие разряды лексики, прежде всего книжной и
разговорной.
К книжной лексике относится несколько групп: научная, официально-деловая,
газетно-публицистическая, поэтическая.
Научная лексика неоднородна по своему составу. В ней выделяется лексика
общенаучная, т.е. употребляющаяся во многих науках: анализ, аналогия, аргумент,
исследование, категория, классификация, синтез, эксперимент. Слова, относящиеся к
научной лексике, характеризуются однозначностью и полным отсутствием эмоциональной
окраски.
Официально-деловую лексику составляют слова, используемые в документах
различного характера: канцелярских, официальных, юридических, дипломатических
(абонент, клиент, справка, постановляет, обязывает, рекомендует, поручает, обвинение,
превышение, заявитель, проситель, обвиняемый, атташе, коммюнике). Для официальноделовой лексики характерны слова с точным, конкретным значением: в официально-деловой
лексике содержатся «стандартные» слова, сочетающиеся друг с другом в составе устойчивых
словосочетаний (штампов): настоящая справка, удостоверение выдано, предоставить
отпуск; в лексике дипломатических документов содержится большое количество
иноязычных слов: резиденция, ратификация, преамбула.
Газетно-публицистическая лексика используется в различных жанрах публицистического стиля. Слова этой группы различны по своему значению, но всем им, как
правило, свойственна особая политическая заостренность в семантике: гуманизм, апологет,
агитационный, автономия и др.
Особый разряд книжной лексики составляет лексика поэтическая, которая чаще всего
употребляется в стихотворных произведениях, но встречается и в художественной прозе.
Поэтическая
лексика
отличается
особой
эмоциональностью,
приподнятостью,
патетичностью: жребий, пламенный, сладостный, аромат, муза, ненаглядная, воспевать и
т.п. Многие слова поэтической лексики в настоящее время являются ycтаревшими,
вышедшими из употребления: ланиты - «щеки», лоно - «грудь», чело - «лоб» и т.д. Сфера
употребления других слов ограничена текстами художественных произведений, хотя они и
не ощущаются как архаичные: ведать, обретать, венчать, грядущий и т.п.
4
В поэтической лексике в особую группу выделяется лексика народнопоэтическая,
которая оказалась вовлеченной в литературное употребление из устного народного
творчества. Сюда входят такие слова, как лебедушка, голубушка, головушка, кручина, зелье,
родимый, погожий, пригожий, бесталанный и др.
Разговорная лексика употребляется в обиходно-бытовом диалоге, свойственном
устной речи. Например, слова копирка, промокашка употребляются в разговорной речи, но
их нельзя использовать в официально-деловых бумагах. К разговорной лексике относятся
такие слова, как глубинка, вырядиться, поболтать, вовсе, мигом и т.п. Слова этой группы
отличаются, как правило, присущей им эмоциональной окрашенностью: бездельник, болтун,
головотяп, склочник, наработать, отсебятина, обюрократиться.
От разговорной лексики следует отличать лексику просторечную. Просторечные
слова частично сближаются с разговорными и, следовательно, относятся к лексике
литературного языка: авоська («плетеная сумка»), балагур, чмокать («целовать»), кургузый
(«куцый»). Другая часть просторечных слов находится за пределами литературного языка.
Эти слова содержат оттенок грубости: балбес, забулдыга, башка, одурелый, нахрапистый,
вдрызг, сдуру.
Таковы разряды лексики современного русского языка по их стилистической
принадлежности. Для большей наглядности можно представить эти разряды в виде таблицы:
Научная
Книжная
лексика
ОфициГазетноальнопублициделовая
стическая
Поэтическая
Стилистически нейтральная
(межстилевая)
Разговорная
Лексика
Собственно
Просторазговорная
речная
Характеризуя лексику в стилистическом отношении, важно подчеркнуть следующее.
При определении стилистической принадлежности слов необходимо учитывать их
многозначность, в связи с чем в одном значении слово может относиться к одному
стилистическому разряду, а в другом - к другому. Так, слово ворона в значении «хищная
птица средней величины, с черным оперением» относится к собственно разговорной лексике,
а в значении «нерасторопный, неловкий человек, ротозей, простофиля» принадлежит к
группе просторечных слов.
Основные стилистические разряды лексики достаточно заметно отличаются один от
другого. Передавая содержание своего высказывания или чужого, нужно стремиться
избегать разностильности в употреблении лексики русского языка. В этом большую помощь
могут оказать толковые словари, где большинство слов сопровождается стилистическими
пометами. Было бы неправильным употребить, например, в одном предложении лексику
разных стилистических разрядов: Разрешите отвлечь Вас от чтения документов на пару
слов!
Лексика русского языка применительно к сферам ее употребления.
В лексике русского языка имеются слова, которые составляют ее основу и употребляются
без всяких ограничений. Эти слова относятся к общеупотребительной лексике.
К числу общеупотребительных слов можно отнести, например, существительные:
жизнь, свет, ночь, вечер, газета, радио; прилагательные: дорогой, молодой, красный, синий,
птичий; глаголы: есть, жить, читать, смотреть; местоимения: я, мы, ты, он; междометия: ax, ox, ой, ну; модальные слова: во-первых, во-вторых, разумеется, к сожалению и
т.д. В состав общеупотребительной лексики входят десятки тысяч слов. Им свойственна
общенародная распространенность и известность.
В отличие от общеупотребительной лексики лексика ограниченного употребления,
как об этом говорит само ее название, ограничена в своем использовании различными
обстоятельствами и условиями. К лексике ограниченного употребления относятся:
диалектная лексика, специальная лексика и жаргонная лексика.
5
Диалектная лексика, как правило, встречается в речи людей старшего поколения,
являющихся носителями тех или иных местных говоров, распространенных на определенной
территории.
Специальная лексика, включающая в себя самую различную терминологию,
ограничена .по своему употреблению в зависимости от принадлежности к речи той или иной
профессиональной среды.
К жаргонной лексике относятся слова, которые употребляются только той или иной
социальной группой населения: учащимися, студентами и т. д.
Схематически лексику русского языка по сферам ее употребления можно представить
в виде таблицы.
Общеупотребительная
лексика
Лексика ограниченного употребления
Жаргонная
Специальная
Диалектная
Диалектные и жаргонные слова не входят в лексическую систему русского литературного языка.
Диалектная лексика - это слова народных говоров, не входящие в словарный состав
литературного языка и ограниченные в своем употреблении определенной территорией.
По характеру своей лексики, а также по фонетическим и грамматическим особенностям различаются севернорусские, среднерусские и южнорусские говоры.
Севернорусские говоры охватывают северные районы европейской, части РФ. Для
этих говоров характерно различение гласных [а] и [о] в безударном положении, так
называемое оканье: [ т р а в а ], [ д р о в а ], [ м о л о к о ]; произношение взрывного звука
[г] с чередованием его в конце слова и в середине перед глухими согласными со звуком [к ]:
[ н о г а ] - [ н о к ], [ н о г о т’] - [ н о к т’и ]. В личных окончаниях глаголов 3-го лица
здесь произносится твердый звук [т ]: [ н о с’и т ], [ н о с’ь т ]. В говорах употребляются
такие слова: квашня - «посуда для теста», голицы - «варежки», орать - «пахать землю» и
др.
Южнорусские говоры распространены на территории южной части РСФСР. Для этих
говоров характерно неразличение звуков [а] и [о] в безударном положении, так называемое
аканье: [ т р а в а ], [ д р а в а ], [ м ъ л а к о ]; произношение фрикативного звука [γ] и его
чередование в конце слова и в середине перед глухими согласными со звуком [х ]: [ н а γ а ]
- [ н о х ], [ н о γ ъ т’] - [ н о х т’и ]. В окончаниях глаголов 3-го лица произносится мягкий
звук [т’]: [ н о с’и т’], [ н о с’у т’]. Этим говорам свойственны такие слова: дежа - «посуда
для теста», корец - «черпак», брехать - «лаять» и др.
Между севернорусскими и южнорусскими говорами с запада на восток тянется
полоса среднерусских говоров. В среднерусских говорах наблюдаются языковые
особенности, сходные частично с севернорусскими и частично с южнорусскими говорами.
Развитие лексики общенационального языка свидетельствует о взаимодействии и
взаимовлиянии общеупотребительной и диалектной лексики. С одной стороны, диалектная
лексика под влиянием лексики литературного языка вытесняется из употребления. Этот
процесс особенно активен в настоящее время. С другой стороны, диалектная лексика
пополняет словарный состав литературного языка. Так, например, диалектными по своему
происхождению словами являются существительные вобла, филин, подберезовик, доха,
паводок; прилагательные жилой, неуклюжий.
Диалектные слова, сохраняющиеся в говорах, нередко помогают осмыслить
образование того или иного слова, употребляющегося в литературном языке, помогают
понять его словообразовательную структуру. Например, существующее в сибирских говорах
существительное брезг - «рассвет» помогает лучше понять значение корневой морфемы и
звуковой состав глагола брезжить - «едва заметно рассветать»; прилагательное печный «заботливый»,
известное
костромским
говорам,
помогает
яснее
установить
словообразовательную структуру слова беспечный.
6
От собственно лексических диалектизмов, являющихся местными наименованиями
общеизвестных предметов и явлений и потому всегда имеющих синонимические
соответствия в литературном языке (севернорусские: заусение - тень; баять - говорить;
баской - красивый, глобочка - тропочка, тропинка; южнорусские: вечерять - ужинать;
рушник- полотенце), нужно отличать семантические диалектизмы. Последние
характеризуются тем, что совпадают по звучанию со словами литературного языка, но
отличаются от них по своему значению, например: севернорусские пахать - «мести пол»
(ср. пахать - «производить пахоту земли»), мост - «сени», т.е. «нежилая часть дома,
соединяющая жилую часть с крыльцом» (ср. мост - «инженерное сооружение над рекой для
транспорта и пешеходов»).
Этнографическими диалектизмами называются местные наименования местных
изделий. Эти диалектизмы отражают особенности местного быта, специфику трудовой
деятельности местных жителей. Они не могут иметь синонимов в литературном языке,
например: панёва (южнорусское) - «клетчатая верхняя юбка»; красик (севернорусское) «сарафан особого покроя». Фонетические диалектизмы - это диалектные слова,
совпадающие по значению с соответствующими словами литературного языка, но
незначительно отличающиеся от них своим звуковым составом (либо одним звуком, либо
ударением). Эти отличия не связаны с фонетическими особенностями, характерными для определенных говоров. Так, например, орловским говорам известны слова аржаной, ильняной
(ср.: ржаной, льняной).
Словообразовательные диалектизмы - это диалектные слова, отличающиеся от
литературных слов словообразовательными морфемами. По своим корневым морфемам и
лексическому значению эти слова тождественны словам литературного языка, например:
спосуда, глупаръ, удворина (ср.: посуда, глупец, двор).
Классики русской литературы А.С.Пушкин, М.Ю.Лермонтов, А.П.Чехов,
А.М.Горький и др. очень скупо и осторожно включали в текст своих художественных
произведений диалектную лексику. А.М.Горький писал: «У нас в каждой губернии и даже во
многих уездах есть свои «говоры», свои слова, но литератор должен писать по-русски, а не
по-вятски, не по-балахонски»21.
При этом небезынтересно отметить, что способы включения диалектной лексики в
художественную ткань литературного произведения у каждого писателя своеобразны.
Л.Н.Толстой обычно не дает в тексте каких-либо разъяснений тому или иному диалектизму.
Значение диалектного слова, как правило, понятно из контекста, например: - А они цапают
да этими денежками и облупляют народ-то... А как еще околузывают-то, дочиста
(«Власть тьмы»). И.С.Тургенев же объясняет смысл каждого диалектизма. Так, в «Записках
охотника» встречаем: Мы поехали в лес, или, как у нас говорится, в заказ; Бирюком
называется в Орловской губернии человек одинокий и угрюмый.
Лексика русского языка с точки зрения ее активного и пассивного запаса
В результате непрерывного исторического развития языка в его словарном составе
образуется многочисленный разряд слов, постоянно употребляющихся во всех сферах
человеческого общения. Наряду с этим разрядом слов, активно функционирующих в разных
сферах жизнедеятельности людей, в словарном составе выделяется и такой разряд слов,
который не имеет широкого употребления в речи носителей данного языка. К разряду
пассивно используемых слов в речевой практике людей, говорящих на русском языке,
относятся прежде всего устаревшие слова, выходящие из общего употребления. Сюда же
относятся и новые слова, еще не вошедшие в общелитературное употребление по причине
своего недавнего появления в лексической системе языка.
Слова, постоянно употребляемые большинством носителей русского языка и
лишенные в одинаковой мере как оттенка устарелости, так и оттенка новизны, составляют
а к т и в н ы й з а п а с лексики русского языка. Напротив, слова устаревшие или новые,
21
Горький А. М. Письма начинающим литераторам // Собр. соч.: В 30 т. - М., 1953. Т. 25. С. 135.
7
не вошедшие еще в общее употребление, образуют п а с с и в н ы й з а п а с русской
лексики.
К активному словарному запасу относится не только вся общеупотребительная
лексика, свойственная прежде всего разговорному и художественному стилям языка, но и
часть научно-технической, наиболее «ходовой» терминологии, и ряд слов, принадлежащих
официально-деловой и книжно-поэтической лексике (ср.: день, солнце, утро и посадка «приземление самолета», непрерывка - «непрерывный цикл строительства», а также справка, абонемент и муза, жребий).
К пассивному словарному запасу относятся слова, которые перестали быть
необходимыми и обязательными в той или иной сфере общения между людьми или,
наоборот, не успели еще стать привычными и постоянными в употреблении по причине
своей новизны.
Следует отметить, что устаревшие слова, содержащиеся в лексической системе
русского языка, весьма неоднородны по степени своей устарелости. Смысловая и
словообразовательная структуры некоторых из этих слов представляется уже совершенно
неясной и непонятной для говорящих на современном русском языке, например: вира «штраф», дрогва - «болото», просиней - «месяц февраль» и др. Другая часть устаревших
слов ассоциируется в сознании говорящих по-русски с уже известными им словами.
Корневые морфемы этих слов встречаются в структуре других производных слов,
принадлежащих активному запасу лексики русского языка: скора («шкура») - скорняк; руг
(«наслышка») - ругать; худог («искусный»)- художник; жмура («тьма, мгла») - жмуриться;
вервь - веревка и т.д.
Слова выпадают из активного запаса словарного состава по разным причинам.
Прежде всего это происходит потому, что исчезают те предметы и явления, которые они
прежде обозначали. Так, в конце XIX - начале XX вв. до появления трамвая существовала
городская железная дорога с конной тягой. Она называлась конкой. С появлением трамвая
эта дорога исчезла, а слово конка оказалось забытым. Давно вышли из употребления
военные историзмы: кольчуга, пищаль; социальные: смерд, боярин, опричник.
Слова, которые вышли из активного употребления в нашей речи в связи с исчезновением предметов и явлений, ранее ими обозначавшихся, называются
и с т о р и з м а м и.
Историзмами могут стать не только те слова, которые обозначали различные
предметы материальной культуры и производства, а также явления общественной жизни в
глубоком историческом прошлом, но и те слова, которые обозначали понятия о предметах и
явлениях, исчезнувших из экономики, военного дела, культуры и быта в сравнительно недавнем времени.
Являясь яркими элементами языка определенной исторической эпохи, историзмы
охотно используются писателями в своих художественных произведениях для воссоздания
исторического колорита изображаемого времени. Так, в повести «Неизвестный друг»
писатель В.А.Каверин, рассказывая о своем детстве, использует некоторые слова,
характерные для языка дореволюционной эпохи: Потом я решал задачу по арифметике. И
если в ней говорилось о купцах, отмерявших сукно какими-то локтями, мне представлялись
эти купцы, толстые, с румяными скулами, угодливые и наглые, торговавшие в суконных
рядах. Употребленные в повести слова купцы, локоть («старая мера длины»), суконные ряды
(«лавки для продажи сукна») обозначают исчезнувшие явления действительности. Они
удачно воссоздают в повести кусочки прежнего быта, прежней жизни.
Другой разряд пассивного запаса лексики русского языка в отличие от историзмов
устаревает по иной причине. Предметы и явления, которые обозначаются этими словами, не
исчезают из жизни. Но сами слова, их обозначающие, вытесняются и заменяются другими
словами. В этом случае мы уже имеем дело с другой разновидностью устаревших слов, а
именно с лексическими архаизмами.
8
А р х а и з м а м и называются слова, вышедшие из активного употребления в речи,
потому что их вытеснили другие слова, оказавшиеся более подходящими для обозначения
тех же самых предметов и явлений или их признаков.
В отличие от историзмов, обозначающих только предметы и явления, архаизмами
могут быть не только имена существительные, но и другие части речи, обозначающие
различные признаки предметов и явлений окружающей действительности. Если историзмы,
как правило, не имеют синонимов, лексические архаизмы всегда имеют синонимические
соответствия в современной системе.
Приведем примеры архаизмов из разных разрядов знаменательных и служебных слов:
существительные: пастырь - «пастух», перст - «палец», чело - «лоб»; прилагательные:
вещий - «предвидящий будущее», кромешный - «внешний»; местоимения: сей - «этот», оный
- «тот»; числительные: двунадесять - «двадцать», тридевять - «двадцать семь»; глаголы:
ратовать (за что-либо) - «добиваться» (чего-либо); наречия: денно и нощно - «днем и
ночью», семо - «туда», овамо - «сюда»; союзы: ибо - «потому что», дабы - «чтобы» и т.п.
Архаизмы употребляются в современной художественной литературе с определенной
стилистической целью: либо для воссоздания колорита эпохи в исторических повестях и
романах (Челобитчиков выгоняли вон. - А.Н.Толстой, «Петр Первый»), либо для создания
торжественного слога взволнованно-патетического повествования (А за окном протяжный
ветр рыдает, / И кровь бросается в ланиты. - А.А.Блок), либо, наконец, как средство
сатирического обличения или комического осмеяния (И там прежде всего встретишь
главу, а потом уж оставшиеся без приметы и брюхо, и прочие части. - М.Е.СалтыковЩедрин).
Противоположным процессу устаревания слов и выпадения их из лексической
системы языка является процесс появления в нем новых слов.
Н е о л о г и з м ы - это новые слова, которые появляются в языке для обозначения
новых понятий в результате развития общественной жизни, науки и техники, для
наименования новых предметов и их признаков. Это слова, еще не вошедшие в
общенародное употребление.
Основной причиной появления новых слов является общественная потребность в них,
возникающая в связи с развитием производительных сил общества и производственных
отношений и на этой основе всех других сфер жизни. Примерами неологизмов в лексике
современного русского языка могут служить такие слова: телебалет - «телевизионный
фильм-балет», лунник - «искусственный спутник Луны», ракетоплавание - «теория и
практика передвижения в космосе», космичностъ - «характерные черты, особенности,
присущие космическому, космосу», автодоилка - «электрический доильный аппарат»,
быстролетно - «очень быстро»22.
Новые слова, или «свежие слова», как называл их профессор Л.А.Булаховский,
возникают в основном для обозначения новых явлений и предметов, новых идей.
Неологизмы остаются таковыми только до тех пор, пока сохраняют оттенок новизны.
Каждая историческая эпоха имела свои неологизмы, которые впоследствии
становились привычными словами. Так, в Петровскую эпоху неологизмами являлись слова:
кабинет, канцелярия, прокурор, верфь, коллегия, дивизия, адмиралтейство и др. Но уже с 20х гг. XVIII в. эти заимствованные термины были прочно освоены и стали органической
частью лексической системы русского языка. Они перестали ощущаться как неологизмы.
В 70-е гг. XX в. в связи с научно-технической революцией в нашей стране и
появились десятки новых слов: АСУ, ЭВМ, ракетодром, прилуниться, радеотелефон,
универсам и т.д.
Образование неологизма не всегда связано с появлением нового слова как такового,
ранее не существовавшего в языке. Иногда в качестве неологизмов выступают уже
известные лексической системе языка слова, но с иными значениями, которых они не имели
22
См.: Новое в русской лексике: Словарные материалы - 79 / Под ред. Н. 3. Котеловой. - М.: 1982.
9
ранее. Нередко это приводит к возникновению омонимов; ср.: крутой - «почти отвесный,
обрывистый»23, и крутой - «производящий сильное впечатление»24.
Помимо неологизмов, существующих в лексической системе литературного русского
языка, имеют место неологизмы индивидуально-авторские, встречающиеся в творчестве
отдельных писателей и поэтов. Такие слова иногда называют и н д и в и д у а л ь н о с т и л и с т и ч е с к и м и о к к а з и о н а л и з м а м и: кинолейтенант, кинотолстяк
(Ильф и Петров); антиголова, осиянный (Вознесенский); изглавье, изножье (Цветаева).
Схематически рассмотренные группы слов с точки зрения их принадлежности к
активному и пассивному запасам лексики русского языка можно представить в виде
таблицы.
Слова активного
словарного запаса
Общеупотребительные
слова
Слова пассивного
словарного запаса
Устаревшие слова
Неологизмы
Историзмы
Архаизмы
Собственно
Индивидуальноязыковые
авторские
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Расскажите об истории формирования лексической системы.
2. Что вы знаете об использовании заимствованной лексики в различных
функциональных стилях?
3. Расскажите о роли старославянизмов в языке художественной литературы.
Лекция 4.
Лексическая сочетаемость. Выбор слова. Стилистическое использование
многозначности слова. Омонимия
(2 часа)
ПЛАН
1. Употребление слова в соответствии с присущим ему в литературном языке
значением - важнейшее условие правильной речи. Подбор слова в предложении в
соответствии с их смысловой и стилистической сочетаемостью.
2. Слово как единица лексики.
3. Точность словоупотребления как стилистическая категория.
4. Определение многозначности слова.
5. Стилистические средства, основанные на использовании многозначности
слова: метафора, метонимия, синекдоха.
6. Различие омонимии и многозначности слова. Виды омонимов. Пути
образования слов - омонимов. Стилистическое употребление омонимов.
Наука о слове как основной единице языковой системы и о совокупности
всех
слов,
образующих
словарный
состав
языка,
называется
л е к с и к о л о г и е й (от греческих слов lexikos - «относящийся к слову» и
logos - «учение»).
23
24
Словарь современного русского языка / АН СССР. - М.; Л., 1967. Т.5. Ст.1743.
Толковый словарь русского языка конца ХХ века / НЛН РАН. - СПб, 1998. С. 344.
10
Совокупность всех слов данного языка нередко именуют его
л е к с и к о й. Слова, входящие в словарный состав языка, могут изучаться со
стороны их значения, происхождения и употребления в речи.
По сравнению с другими единицами языковой системы, например с
фонемами и морфемами, с одной стороны, и словосочетаниями и
предложениями - с другой, слово воспринимается как центральная единица
языка. Слово является значимой, воспроизводимой единицей языка.
Словами обозначаются наши понятия о явлениях окружающей
действительности. Словами называются различные чувства и переживания
людей. Из слов составляются предложения для обмена мыслями между
людьми.
Несмотря на постоянное пользование словами, определить слово как
лингвистическую единицу оказывается нелегким делом. Трудность единой
характеристики слова обусловлена тем, что слова, образующие лексическую
систему языка, чрезвычайно разнотипны и по своей структуре, и по природе
выражаемого ими значения (ср.: существительное растительность и союз и - и
то, и другое - слова, но очень разные). Слова внешне могут быть сходны с
морфемами и словосочетаниями, и их надо отграничивать друг от друга (ср.:
союз а и окончание -а в слове окна; тотчас - одно слово и тот час - сочетание
двух слов с самостоятельными значениями и т.д.).
До сих пор в лингвистике нет единого, всеобъемлющего определения
слова, хотя имеется много частных определений, касающихся его различных
сторон. В «Лексикологии современного русского языка» Н.М.Шанского
определение слова дается, например, путем указания на признаки слова в
отличие от фонемы, морфемы и словосочетания.
Из многих признаков слова, рассматриваемых в указанном пособии,
обратим особое внимание на следующие, которые считаются основными,
наиболее необходимыми для характеристики слова:
1. Фонетическая оформленность, т.е. наличие у слова определенного
звукового состава. Слово - это звуковой комплекс, построенный по законам
фонетического строя данного языка.
2. Наличие у слова значения, которое закреплено за ним в сознании всех
говорящих на данном языке в процессе исторического развития. В этом
заключается отличие слов от фонем, не имеющих значения' (ср. о - фонема,
единица фонетической системы, и О! - междометие, выражающее эмоцию
человека).
3. Лексико-грамматическая отнесенность слова, т.е. принадлежность его к
определенной части речи и - в соответствии с этим - наличие определенных
морфологических и синтаксических свойств (ср. приставку низ- в глаголе
низвергнуть, не имеющую таких категорий, как род, число, падеж и не
выполняющую особой функции в предложении, и существительное мужского
рода низ, например в сочетании в самом низу, где оно обладает
грамматическими категориями предложного падежа единственного числа и
содержит обстоятельственное значение, чем отличается от морфемы).
11
4. Непроницаемость слова, т. е. внутрь слова нельзя вставить другое
слово или словосочетание: из леса - из нашего леса, но извечно, сверху. Этим
слово отличается от предложно-падежных сочетаний существительных.
5. Недвуударность: слово не может иметь более одного основного
ударения (железо и руда). В сложном слове (железо-рудный) имеется одно
основное ударение и одно побочное.
Исходя из изложенных выше признаков слова, Н.М.Шанский предлагает
такое его определение: «Слово - это лингвистическая единица, имеющая (если
она не безударна) в своей исходной форме одно основное ударение и
обладающая
значением,
лексико-грамматической
отнесенностью
и
25
непроницаемостью».
Фонетическая и морфологическая структуры слова и его синтаксические
свойства рассматриваются в фонетике, морфологии и синтаксисе. Предметом
изучения лексикологии прежде всего является смысловая структура слова.
Слово представляет собою неразрывное единство двух сторон: внешней и
внутренней. Внешнюю сторону слова составляет комплекс звуков, являющихся
звуковой оболочкой слова. Однако не всякий комплекс звуков - это слово, а
лишь тот, который в данном языке имеет определенное значение (смысл,
семантику).
Значение слова образуется в результате соотнесенности, связи слова с
определенным явлением объективной действительности.
Так, например, значением слова карандаш является связь звукового
комплекса [кърандаш] с понятием о предмете, который состоит из тонкой
палочки графита, вделанной в деревянную или пластмассовую оболочку; с
помощью данного предмета мы пишем, рисуем, чертим. Связь звуковой
оболочки с понятием о том или ином определенном предмете, отраженная в
сознании человека, является общественно закрепленной, т.е. единой для всех
членов данного языкового коллектива.
Обе стороны слова не могут существовать изолированно друг от друга,
так как без внешней стороны (звучания или графического оформления) слово
невозможно услышать или увидеть, а без внутренней стороны (значения) его
нельзя понять. Поэтому слово можно определить как комплекс звуков (иногда
один звук), обозначающий определенное явление действительности и
выражающий понятие о нем.
Разные слова в лексической системе языка обладают спецификой
присущего им значения и в зависимости от этого образуют несколько групп.
К первой, наиболее значительной группе относятся слова, обозначающие
различные предметы и явления действительности (дерево, гроза, оттепель);
действия (ходить, читать, работать); признаки предметов и действий
(высокий, стройный; быстро, медленно); количество и порядок предметов
(пять, пятый); различные указания на предметы и признаки, на их количество
(он, тот, такой, иной, столько); психическое состояние людей и физическое
состояние окружающей среды (легко, радостно).
25
Шанский Н. М. Лексикология современного русского языка. 2-е изд. -М., 1972. С.32.
12
Ко второй группе относятся слова, которые выражают определенные
отношения между словами первой группы: под, и, но, да, над, через.
Третью группу составляют слова, обозначающие отношение говорящего
к высказываемой мысли: разумеется, конечно, наверное.
Четвертую группу образуют слова, обозначающие эмоции людей и
различного рода повеления: ax! ox! увы! вон! прочь!
Таким образом, значение у разных групп слов в лексической системе
языка, соотнесенность его с разными явлениями объективной действительности
различны.
В одном случае это значение связано, соотносится с тем или иным
предметом, его признаком или действием; в другом - с отношением между
словами; в третьем - с отношением говорящего к высказыванию; в четвертом - с
выражением чувств и волевых побуждений.
Наряду со смысловой структурой слов лексикология изучает и такие
важные вопросы, как формирование лексической системы русского языка,
основные сферы употребления русской лексики, ее активный и пассивный
запас и др.
Лексическое и грамматическое значения слова
Л е к с и ч е с к о е з н а ч е н и е с л о в а возникает и формируется
на основе следующих трех факторов:
а) на основе способности слова соотноситься с определенным классом
предметов;
б) на основе связи слова с определенным понятием как логической
категорией;
в) на основе функции данного слова, т. е. его места в лексической
системе, его связей и отношений с другими словами (омонимическими, синонимическими, антонимическими).
Лексикология изучает преимущественно знаменательные слова,
значению которых свойственно четко очерченное понятийное ядро. Слова этой
группы имеют либо номинативную функцию (существительные, глаголы,
прилагательные, наречия, слова категории состояния), либо указательную или
выделительную функцию (местоимения, числительные).
Междометия, служебные и модальные слова, значение которых лишено
понятийной основы, не случайно изучаются прежде всего в грамматике, а не в
лексикологии.
Поскольку знаменательные слова могут обозначать разные признаки
предметов и приобретать разные формы, подчиняясь закономерностям русского
словоизменения, постольку можно сказать, что каждое из них обладает
определенным «набором» своих форм и значений. Взятое во всей совокупности
своих форм и значений, слово получает наименование лексемы26.
26
См.: Виноградов В. В. Русский язык Грамматическое учение о слове. 2-е изд.- М., 1972. С. 17.
13
Лексическое значение слова - не простое проявление взаимодействия
понятия и его предметной соотнесенности. В формировании лексического
значения слова важное место отводится и самой лексической системе языка.
Это проявляется прежде всего в самом выборе той или иной звуковой
оболочки, в создании той или иной лексемы для обозначения понятия,
соотносимого с тем или иным классом предметов в процессе речевого общения
между людьми. Лексическое значение, как правило, сохраняется в неизменном
виде во всех грамматических формах слова, в том числе и в аналитических.
Таким образом, оно свойственно не какой-либо отдельной форме слова, а
всей лексеме в целом.
В лексическое значение слова, помимо понятия, по мнению многих
ученых, входит также эмоциональная оценка обозначаемого явления и
стилистическая принадлежность самого слова. Так, например, оттенок
пренебрежения неотделим от понятия в лексическом значении слова кляча,
оттенок неодобрения неотделим от понятия в словах донос, гордыня и т.д. То
же самое относится и к стилистической характеристике многих слов. Без
стилистической принадлежности невозможно, например, определить семантику
глаголов грядет и шествует.
Под г р а м м а т и ч е с к и м з н а ч е н и е м с л о в а понимается
прежде всего его отнесенность к тому или иному лексико-грамматическому
классу слов в системе языка: либо к определенной части речи, либо к
служебным и модальным словам, либо к междометиям.
В слове обнаруживаются и другие грамматические категории с помощью
различных формальных показателей в его структуре. Например, с помощью
окончания -а устанавливается наличие у существительных типа береза
грамматических категорий женского рода, именительного падежа и
единственного числа. Отнесенность слов к нескольким различным
грамматическим категориям одновременно приводит к тому, что в одном и том
же слове существует несколько грамматических значений.
В то время как лексическое значение слова индивидуально, одним и тем
же грамматическим значением может обладать целая группа слов. Так,
например,
грамматическим
значением
женского
рода
обладают
существительные родина, Москва, отчизна и др.
Более абстрагированный, более общий характер грамматических
значений по сравнению с лексическими хорошо виден при сопоставлении
нескольких слов, объединенных в определенные группы по общности
грамматического оформления и принадлежности к одной и той же части речи,
например:
1) булка, монета и т. п.;
2) красивый, голубой, большой и т. п.
В пределах каждого ряда указанные выше слова имеют некоторые общие
признаки:
1) значение предмета;
2) значение признака предмета.
14
В связи с этим отнесенность слов первого ряда к именам существительным, а второго — к именам прилагательным свидетельствует о
большей отвлеченности грамматических значений по сравнению с
лексическими (ср.: булка — «небольшой белый пшеничный хлеб, обычно круглой
или овальной формы», монета — «мелкая денежная единица» и т.д.).
В содержательной структуре слова, таким образом, четко выделяются два
типа значений:
а) указание на грамматические категории, т. е. грамматическое значение;
б) указание на известное содержание, свойственное только ему одному,
т.е. лексическое значение.
«Слово представляет собой внутреннее, конструктивное единство
лексических и грамматических значений».27
Грамматические значения слов выражаются различными языковыми
средствами:
а) окончаниями: nарт-а - парт-ы;
б) приставками: делать - с-делать;
в) чередованиями звуков в корнях слов и в суффиксах: на-бир-а-ть - набр-а-ть; умер-е-ть - умир-а-ть;
г) ударением: разрезать - разрезать;
д) супплетивными формами слов: человек - люди; ловить - поймать.
Любое слово в предложении может выступать не более как с одним
лексическим значением. Что касается грамматических значений, то их
обнаруживается в слове, как правило, несколько, поскольку они необходимы
для связи данного слова с другими словами в предложении и для
грамматической оформленности самого слова. В предложении Я говорю о
стихах Пушкина с благоговением и любовью глаголу говорю свойственно
лексическое значение «словесно выражаю свои мысли». В то же время слову
говорю присущи грамматические значения изъявительного наклонения,
переходности, действительного залога, несовершенного вида, настоящего
времени, II спряжения, 1-го лица, единственного числа.
Грамматические значения наслаиваются на лексическое значение слова и
придают ему необходимую определенность и законченность.
Однозначные и многозначные слова. Прямые и переносные
значения слов
В лексической системе языка слова могут иметь одно лексическое
значение или несколько в зависимости от характера выражаемых ими понятий
и соотнесенности с явлениями действительности. Чем шире эта соотнесенность,
тем многозначнее слово.
В лексической системе русского языка имеется немало слов, которые
обозначают только один предмет. Например, слово мостовая обозначает часть
улицы, вымощенную камнем или покрытую асфальтом, по которой ездят
27
См.: Виноградов В. В. Русский язык Грамматическое учение о слове. 2-е изд.- М., 1972. С. 18.
15
автобусы, троллейбусы, машины и т.д. Другая часть улицы, предназначенная
для пешеходов, называется тротуаром. Эти слова являются однозначными,
или моносемантичными (ср. также велосипед, мотоцикл, трамвай и др.). Одно
значение имеют научные термины: «суффикс», «гипотенуза», «кислород».
Однако большинство слов русского языка многозначно.
Многие корневые слова в лексической системе русского языка (земля,
вода, гора, стол, ходить, учить, есть и т.п.) обладают немотивированными
значениями (с точки зрения возникновения этих значений и закрепления в
данных словах). Напротив, слова, производные от корневых, имеющие более
сложную словообразовательную структуру, как правило, обладают
мотивированными значениями: ледокол - «пароход, колющий лед», вишневый «цвета вишни» и т.п.
Слова с немотивированным значением, длительное время живущие в
языке, чаще всего бывают многозначными; этому содействует забвение
признака, легшего в основу наименования этими словами того или иного
предмета, а следовательно, возможность закрепления этих слов для
обозначения других явлений действительности, переживаний людей и
состояния их внутреннего мира (например, тетка — «родственница» и
«пожилая женщина», легкий — «нетяжелый» и «нетрудный» и др.). Слова с
мотивированным значением чаще выступают в лексической системе как
однозначные, так как в их смысловой структуре ощущается более четко
«привязанность» к тем или иным предметам и их признакам в окружающем
мире (например, подосиновик - «съедобный гриб с красной или красно-жёлтой
шляпкой, растущий преимущественно в лиственных лесах, особенно в осинниках»).
Выражение в одном слове нескольких значений, связанных с
обозначением разных сторон одного и того же явления (или процесса) или
связанных с обозначением разных явлений и процессов окружающей
действительности, называется многозначностью или полисемией (от греческих
слов polis - «много», sema - «знак»).
Что содействует возникновению в одном и том же слове нескольких
значений?
Прежде всего, развитие многозначности возможно потому, что связь
слова с обозначаемым им предметом условна, осуществляется с помощью
понятия о данном предмете.
Одно и то же существительное, например, обозначающее разные по
величине, форме и т.п. предметы, может приобрести несколько значений, если
обозначаемые им предметы не получат в сознании человека объединяющей их
сходной существенной черты. Так, в слове поле в его смысловой структуре
сформировалось несколько лексических значений (ср.: «безлесная равнина,
ровное обширное пространство» и, например, «специально оборудованная
площадка, предназначенная для спортивных игр»).
Развитие нескольких значений в смысловой структуре большинства слов
обусловлено самой природой языка как средства общения, присущим ему
принципом экономии языковых средств для выражения мыслительной
16
деятельности .людей. Безграничное увеличение словарного состава для
выражения возникающих все новых и новых понятий об окружающей
действительности затруднило бы пользование языком как средством обмена
мыслями между людьми.
Многозначная структура многих слов русского языка является
результатом развития самого общества и прежде всего трудовой деятельности
носителей данного языка. «Язык обогащается вместе с развитием идей, - писал
В.В.Виноградов, - и одна и та же внешняя оболочка слова обрастает побегами
новых значений и смыслов»28.
Основные типы лексических значений слов
Лексическое значение, заключенное в смысловой структуре слова, поразному выявляется и реализуется при употреблении данного слова в речи. По
способу выражения содержащихся в словах лексических значений последние
образуют две группы: свободных и связанных, или несвободных. Внутри каждой
из этих групп имеются особые разновидности лексических значений. Учение о
типах лексических значений, свойственных смысловой структуре русских слов,
создано академиком В.В.Виноградовым.
Свободные лексические значения. Рассмотрим вначале слова,
обладающие свободным лексическим значением. Реализация этих значений в
речи не имеет каких-либо особых ограничений. Так, например, прилагательное
красный способно вступать в связь с существительными карандаш, флаг, мяч,
лента, платье и т.д. Правда, круг сочетаемости слов, обладающих свободными
значениями, с другими словами не беспределен, ибо ограничены связи и
отношения между предметами и их признаками в самой действительности. По
этой причине невозможны сочетания слов красное серебро или красный
алюминий. Таким образом, слова, имеющие свободные значения, могут
вступить в связь с широким кругом других слов, кроме тех, с которыми данные
значения не могут быть cooтнесены в предметно-логическом отношении и,
следовательно, не могут быть представлены в речи.
В смысловой структуре слов со свободными лексическими значениями
различаются прямые и переносные значения. Однозначные слова, как правило,
имеют только прямые значения (например, подберезовик, подосиновик наименования сортов грибов). Многозначные слова обычно содержат и прямые,
и переносные значения (например, баранка: 1) «особый вид хлебного изделия,
выпекаемого из заварного теста и имеющий форму кольца»; 2) разговорное,
переносное - «рулевое колесо автомобиля» (крутить баранку); 3) просторечное,
переносное - «нуль для обозначения проигрыша в таблице спортивных
соревнований» (получить баранку).
Прямые и переносные значения различаются характером связи с
обозначаемым: при прямых значениях эта связь прямая, непосредственная, при
переносных - опосредованная (через прямое значение); иначе говоря, если
28
См.: Виноградов В. В. Русский язык Грамматическое учение о слове. 2-е изд.- М., 1972. С. 17.
17
слово называет что-то прямо (не через образ), оно имеет прямое значение,
например: змея - «пресмыкающееся»; если же слово называет предмет, признак,
действие через образ, то оно имеет переносное значение, например: змея «коварный человек».
Слово, употребленное в прямом значении, выполняет сугубо
номинативную функцию, т.е. служит целям наименования тех или иных
явлений действительности. Например, слово поле в своих прямых значениях
может называть: 1) зону военных действий (поле боя); 2) участок тела, на
котором производится операция (операционное поле); 3) пространство, в
котором обнаруживается действие каких-либо сил (магнитное поле, поле
тяготения); 4) участок местности, где поставлены мины (минное поле), и т.п.
Слово, употребленное в переносном значении, помимо номинативной
функции, содержит еще эмоциональную оценку обозначаемого явления,
привносит оттенок торжественности, приподнятости или, напротив,
неодобрения, пренебрежения, иронии и др. Так, слово поле, употребленное в
переносном значении, наряду с обозначением области деятельности человека,
выражает еще оттенок некоторой приподнятости, торжественности, выступает
как синоним слова поприще (соревноваться на поле красноречия).
Развитие нескольких значений в слове часто происходит в результате
переноса наименований с одних предметов и их признаков на другие. В
зависимости от характера и особенностей этих признаков, в зависимости от
различных оснований для переноса наименования с одного предмета на другой
можно говорить о нескольких способах такого рода переноса, а именно: о
языковой метафоре, метонимии и синекдохе.
М е т а ф о р и ч е с к и м является такой перенос наименования, который
осуществляется на основе сходства между обозначаемыми предметами. Причем
сознание человека может отмечать сходство предметов не только по внешним
признакам, но и по более глубоким, скрытым, внутренним. Например, слово
молния имеет несколько значений: 1) «разряд атмосферного электричества в
воздухе»; 2) «срочная телеграмма»; 3) «экстренно, не систематически
выпускаемая газета»; 4) «быстро задергивающаяся застежка». Совершенно
различные предметы имеют одно и то же наименование, так как человек
заметил их общий внутренний признак, а именно быстроту совершения
действия.
В некоторых случаях между предметами нет сходства ни по внешним, ни
по внутренним качествам, и тем не менее они также названы одинаково.
Аудиторией называют и помещение для учебных занятий (Аудитория была
полна), и группу слушателей, находящихся внутри такой комнаты (Аудитория
была простужена, она кашляла, чихала). Такой перенос наименования получил
название м е т о н и м и и. При этом виде переноса сопоставляемые предметы
являются как бы смежными, тесно связанными друг с другом.
И наконец, третий тип переноса наименований с одного предмета на
другой, а именно с и н е к д о х а, представляет собой обозначение одного
предмета по наименованию части другого предмета. Так, слова рука, лицо, рот,
голова в прямом своем значении служат названиями частей тела: пожать руку,
18
загорелое лицо, большой рот, наклонить голову. Но каждое из этих слов может
выступить в значении «человек», т. е. в значении «целого» другого предмета: 1)
Его фамилия занесена в почетный список лиц, закончивших институт с
отличием; 2) Это отчаянная голова, и у него рука в министерстве.
Языковые метафоры, синекдохи и метонимии нужно отличать от
индивидуально-авторских,
проявляющихся
лишь
в
определенном
художественном произведении. Метафоры и другие способы переноса
наименований с одного предмета на другой, которые имеют место в
общенародном языке, используются всеми носителями его одинаково, потому
что они закреплены в смысловой структуре многозначных слов, свойственных
лексической системе современного русского языка.
Омонимы, паронимы
Между словами, образующими словарный состав языка, обнаруживаются
определенные отношения как по характеру выражаемых ими значений, так и по
их фонетическому оформлению, т.е. по сходству их звукового состава. В
словарном составе русского языка наблюдается три типа системных отношений
между словами: о м о н и м и ч е с к и е (по звуковому соответствию),
синонимические
(по
близости
выражаемых
значений),
а н т о н и м и ч е с к и е (по противопоставленности выражаемых значений).
Наличие этих отношений позволяет говорить об определенной
организации слов в словарном составе, о существовании лексической системы
языка. Сущность явлений омонимии, синонимии и антонимии состоит в
следующем: при омонимии имеет место тождество (т.е. совпадение) звучания
при различии значения слов, при синонимии - тождество или сходство значения
при полном различии звучания (т.е. звукового состава), при антонимии противоположное значение при различии звучания слов.
Эти отношения между словами в лексической системе языка можно
представить в виде таблицы.
Межсловные связи
Омонимия
Синонимия
По значению
Различие
Тождество или
сходство
Противоположность
По звучанию
Тождество
Различие
Примеры
ключ1 – ключ2
смелый храбрый
Различие
большой Антонимия
маленький
Омонимы - это слова, совпадающие по фонетическому оформлению, но
различающиеся по значению (термин образован в результате соединения двух
греческих слов: homos - «одинаковый» и onoma - «имя», т.е. в буквальном
смысле «одинаковые слова»).
Примерами омонимов могут служить такие слова, как выдержка1 «стойкость, хладнокровие» и выдержка2 - «цитата из литературного
произведения, научной работы и т.д.»; заставить1 - «принудить кого-либо
что-то сделать» и заставить2 - «загородить, заполнить площадь, место чемлибо».
19
Приведенные омонимы являются полными, так как они совпадают по
звуковому составу во всех грамматических формах. Кроме полных омонимов, в
лексической системе языка существуют т.н. неполные, или частичные,
омонимы, которые тождественны по звучанию не во всех своих
грамматических формах, а только в некоторых (а иногда и в одной форме).
Неполные омонимы иногда называют омоформами, поскольку слова имеют
тождественный звуковой состав лишь в некоторых грамматических формах,
например: бор1 - «хвойный лес», бор2 - «химический элемент», бор3 - «стальное
зубоврачебное сверло». Эти слова являются неполными омонимами по той
причине, что не совпадают по звуковому составу во всех своих формах, так как
бор2 и бор3 не имеют форм множественного числа.
Явление омонимии наиболее распространено в лексической системе
русского языка среди таких частей речи, как существительные, прилагательные,
глаголы, и в меньшей мере присуще другим частям речи.
Основным путем образования омонимов в русском языке является
«расщепление» единой системы значений многозначного слова и
формирование на основе одного из «отпочковавшихся» значений
омонимичного слова.
Таким способом возникли многие омонимические существительные,
глаголы и прилагательные. С помощью омонимов становится возможным
дифференцировать выражение близких, но разных понятий и представлений,
например: 1) отглагольное действие и его результат: бой1 - «битье посуды» и
бой2 - «куски стекла, битая посуда»; 2) человек, производящий действие, и
орудие этого действия: искатель1 - «человек, занятый поисками чего-либо» и
искатель2 - «приспособление у оптических приборов»; 3) начало процесса и его
результат: задымить1 - «начать дымить» и задымить2 - «прокоптить».
Отграничение многозначных слов от слов-омонимов, возникших в
результате распада значений в смысловой структуре того или иного
полисемичного слова, представляет определенные трудности.
Значения
многозначного
слова
обладают
определенной
взаимосвязанностью и мотивированностью. Если обособившееся значение
слова уже нельзя связать с другими и объяснить его через другие, то мы имеем
дело с новым словом-омонимом. Так, слово среда1 в значении «средний,
третий день недели» воспринимается как омоним по отношению к слову
среда2 с иной системой значений (сравните: воздушная среда, окружающая
среда, военная среда).
Естественно, омонимичные слова имеют различные ряды синонимов.
Например, слово создавать1 в значении «давать существование чему-либо,
вызывать к жизни что-либо» имеет синонимы основывать, организовывать,
образовывать, формировать. Омонимичное слово создавать2 в значении
«творческим трудом обеспечивать возникновение материальных или духовных
ценностей» имеет другие синонимы: созидать, строить, творить.
При отграничении многозначных слов от слов-омонимов важно
учитывать, что последние обладают различной лексической сочетаемостью.
Так, существительное лицо1 в значении «передняя часть головы человека»
20
сочетается с прилагательными простое, правильное, а слово лицо2 в значении
«грамматическая категория глагола, обозначающая отношение действия и его
субъекта к говорящему лицу» сочетается с порядковыми числительными
первое, второе, третье.
Омонимичные слова могут иметь различную синтаксическую
сочетаемость, что, разумеется, отличает их от полисемичного слова. Так, глагол
спрашивать1 в значении «обращаться к кому-либо с вопросом с целью узнать,
выяснить что-либо» сочетается с существительными в предложном падеже:
спрашивать о погоде. Омонимичный ему глагол спрашивать2 в значении
«возлагать на кого-либо ответственность за совершенные поступки,
взыскивать» сочетается с существительными в родительном падеже:
спрашивать с бригадира.
Многие омонимы появились в русском языке в результате различных
процессов словообразования.
В результате образования с помощью приставок новых слов от глагола
читать возникли омонимы зачитать1 («прочесть вслух») и зачитать2 («не
возвратить прочитанное»); на основе глагола крыть образовались омонимы
перекрыть1 - «покрыть заново» (крышу, потолок) и перекрыть2 - «закрыть
дорогу (шоссе) для движения транспорта».
В результате суффиксального словообразования возникли омонимичные
прилагательные строевой1 (например, строевой лес, от глагола строить с
помощью суффикса -ев-) и строевой2 (например, строевой шаг, от
существительного строй с помощью суффикса -ев-). Омонимы пилка1 и пилка2
тоже возникли в результате образования существительных с помощью
суффиксов.
Одной из важных причин возникновения омонимов в лексической
системе русского языка следует считать явление переходности в области частей
речи в результате разных грамматических процессов.
Можно привести много случаев омонимии в результате перехода
существительных в различных падежных формах в наречия, например: зимой1,
вечером1 (существительные в тв. пад.); зимой2 , вечером2 (наречия) и др. Часто
появляются омонимы в результате перехода кратких прилагательных в наречия
и слова категории состояния. Сравните употребление омонимичных слов легко1
- краткое прилагательное, легко2 - наречие, легко3 - слово категории состояния в
следующих предложениях: 1) Платье легко, воздушно; 2) Задача решается
легко; 3) На душе легко.
Омонимы могут возникать в лексической системе русского языка и в
результате действия различных фонетических процессов.
В связи с оглушением звонких согласных в конце слов в современном
литературном русском языке возникло немало фонетических омонимов, или
о м о ф о н о в, т.е. слов, совпадающих по своему фонетическому оформлению
(но не тождественных по написанию), сравните: труд [трут]1 - «процесс
воздействия человека на природу, его деятельность, направленная на создание
материальных и культурных ценностей» - и трут2 - «фитиль,
употребляющийся при высекании огня»; плод [плот]1 - «часть растения,
21
развивающаяся из цветка (из завязи)» - и плот2 - «скрепленные в один или
несколько рядов бревна для сплава их по воде».
Омонимы могут возникать в лексической системе русского языка и в
результате пополнения ее словами из других языков, сравните бор1
(общеславянское), бор2 (из языка арабов), бор3 (из немецкого языка).
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Приведите примеры нарушения лексической сочетаемости в языке средств
массовой информации.
2. Расскажите об использовании многозначности слова как средстве
выразительности.
3. Что вы знаете об использовании метонимии в языке дипломатических
документов и в языке средств массовой информации?
Лекция 5.
Стилистические функции неологизмов, стилистическое использование
иноязычных слов, терминов, профессионализмов
(2 часа)
ПЛАН
1. Нормативная функция неологизмов в научном и официально-деловом
стилях. Стилистическое использование неологизмов в публицистической и
художественной речи.
2. Три типа иноязычных слов: заимствованные слова, экзотические слова,
иноязычные вкрапления. Их стилистическое использование.
3. Использование специальной лексики в научном стиле. Стилистические
функции терминологической и профессиональной лексики в публицистике и в
профессиональной литературе.
4. Сфера использования канцеляризмов.
Иноязычная лексика вызывает в обществе бурные споры. Одни считают, что русский
язык в опасности, его захлестнула волна заимствований, необходимо поставить прочный
заслон на их пути. Другие придерживаются противоположного мнения. Они полагают, что
никакой угрозы не существует: русский язык и раньше справлялся с наплывами иноязычных
слов – справится и теперь.
Кто прав в этом споре? Как нам относиться к иноязычным словам?
Прежде чем ответить на эти вопросы, надо выяснить: каковы пути и причины
заимствований иноязычных слов, как они приходят в наш язык и осваиваются в нем.
Для русского языка примерно конца XVIII века был характерен путь устного
заимствования иноязычной лексики, а также через частную переписку и художественную
литературу. В Новое время (XX, XXI века) иноязычная лексика проникает в русский язык
исключительно письменным путем – через СМИ и научные стили. По мнению немецкой
исследовательницы Кр. Меллер, каждый журналист, который находит в какой-нибудь
иностранной газете слово, обозначающее, как он считает, новое понятие или изящно
выраженное старое, может при удачных обстоятельствах навязать это слово всей нации.
СМИ, а теперь и Интернет представляют собой один из основных «посредников» в переходе
слов из одного языка в другой. Это налагает особую ответственность на журналистов, вольно
или невольно участвующих в процессе миграции лексики.
Что касается причин заимствования, то главная – необходимость назвать новые
реалии, понятия, выразить оттенки смысла, которых не было в родном языке.
22
Заимствованные слова приходят вместе с новыми реалиями и понятиями. При этом
благоприятным условием для заимствования служат более или менее тесные политические,
экономические, культурные связи между народами – носителями языков.
Лексика – наиболее «открытая» область языка. Именно в ней получают отражение
изменения, происходящие в жизни общества. Естественно, что усиление или ослабление
связей между странами, народами сказывается на процессе заимствования.
Однако и при сравнительно слабых экономических и культурных связях возможно
интенсивное заимствование. В этом случае активную роль играют другие факторы, такие,
как политическая роль страны и языка, постоянное обновление лексики – образование слов,
называющих новые, актуальные в каком-либо отношении понятия. Именно этим можно
объяснить широкое распространение американизмов во многих языках: битник, стриптиз,
бестселлер, комикс, более поздние – хиппи, кемпинг, круиз, регион, субконтинент и др.
Таковы внешние условия заимствования.
Важную роль могут играть и внутренние, языковые условия29. Известно, что
заимствованное слово легче укрепляется в языке, если в его лексической системе есть
предпосылки к заимствованию. К ним можно отнести стремление языка к устранению
многозначности, к упрощению смысловой структуры слова, что выражается в потребности
уточнить или детализировать какое-либо понятие, разграничить его смысловые оттенки,
прикрепив их к разным словам. Например, в русском языке есть близкие по значению слова
страсть, увлечение. Заимствованное слово хобби выражает новый оттенок смысла – это тоже
увлечение, любимое занятие, но не имеющее отношения к работе – на досуге. Так исконные
слова и заимствованное слово по-разному членят семантическое поле – новый оттенок слова
хобби оправдывает его заимствование.
К внутренним условиям заимствования следует отнести и действующую в языке
тенденцию обозначать одно понятие одним словом. Этим принципом «одна вещь – одно
слово» можно объяснить заимствование таких слов, как снайпер (‘меткий стрелок’), турне
(‘туристическое путешествие’ – обычно по круговому маршруту), мотель (‘гостиница для
автотуристов’), спринт (‘бег на короткие дистанции’).
Приходя в язык, слово, чтобы стать принадлежностью этого языка, должно быть
освоено. Можно выделить четыре стадии освоения иноязычного слова: 1) передается
фонетическими и графическими средствами заимствующего языка (фонетическое и
графическое освоение); 2) соотносится с грамматическими классами и категориями
заимствующего языка (грамматическое освоение); 3) приобретает семантическую
самостоятельность (семантическое освоение: формируются четко очерченное значение и
смысловые связи с другими словами); 4) характеризуется регулярной употребительностью в
речи (в разных жанрах).
Покажем процесс освоения на примере слова эскалация. Интересно, что у этого слова
есть автор (что бывает очень редко) – американский политолог Г. Кан. Во время войны во
Вьетнаме он выпустил книгу, в которой обосновывал неизбежность перерастания локальных
конфликтов в мировую войну. Он описывал более 20 ступеней этого процесса. Для этой цели
и было использовано слово эскалация (ср. лат. scala ‘лестница’). Оно было создано из
французского слова escalade (‘штурм при помощи лестниц’) и английского elevator
(‘элеватор, лифт’): escal(ade) + (elev)ator = escalator. От слова escalator путем «обратного
образования» был создан глагол escalate (‘эскалировать’), а от глагола – существительное
escalation. Слово очень быстро вошло во все европейские языки. В русском оно получило
форму эскалация.
Первые употребления отмечены в 1964 – 1965 годах в материалах журналистовмеждународников и нередко сопровождались образом лестницы. Быстрое семантическое
освоение слова в русском языке было облегчено более ранним заимствованием 30-х годов –
29
Подробнее см.: К р ы с и н Л. П. Иноязычные слова в русском языке. – М., 1968.
23
словом эскалатор. Иноязычные слова обычно не имеют внутренней формы, но в данном
случае внутренняя форма была уже известна – образ движущейся лестницы.
Вначале слово имело локальную прикрепленность, употребление его было
ограниченно: эскалация войны во Вьетнаме, эскалация вооружений во Вьетнаме. Затем
границы использования резко расширяются. Появляются словосочетания типа эскалация
гнева, эскалация смеха, эскалация военных действий. Слово приобретает четкое значение
‘постепенное увеличение, рост, расширение’ и начинает употребляться в разных жанрах и
контекстах (не только в материалах на международные темы). Теперь можно сказать, что
слово освоено. Оно включается в толковые словари.
По степени освоенности обычно выделяют три группы иноязычной лексики:
заимствованные слова, экзотизмы и иноязычные выражения.
Заимствованные слова представляют собой факты языка. Они освоены, тесно связаны
с системой заимствующего языка, вызваны к жизни коммуникативной потребностью. Другое
дело экзотизмы и иноязычные выражения. Они в гораздо большей степени иноязычны и в
заимствующем языке морфологически нечленимы, слабо связаны или совсем не связаны с
системой заимствующего языка. Употребление их обусловлено либо тематикой – описание
обрядов, быта, домашней утвари, обычаев, одежды и т.п. того или иного народа (экзотизмы),
либо степенью знакомства говорящего (пишущего) с иностранным языком (иноязычные
вкрапления).
К иноязычным вкраплениям относятся слова и словосочетания (по преимуществу
латинские) типа egro (следовательно), alter ego (второе Я), post factum (после свершившегося,
задним числом), terra incognita (неведомая земля). Сюда же относятся слова и выражения,
принадлежащие живым языкам – английскому, французскому, немецкому: happy end, c’est la
vie, о’кэй, гуд бай, бонжур, пардон, мерси. Все эти слова и выражения могут быть
употреблены в текстах любого языка и представляют собой межъязыковой словесный фонд.
Одни из них используются в книжной речи (научной, публицистической, художественной),
другие свойственны шутливому, непринужденному употреблению.
Иноязычные вкрапления используются для создания определенного колорита,
выделения какой-либо черты, специфика которой утратится, если заменить соответствующее
слово его переводным эквивалентом, например: Этот Genosse, конечно, совсем не Genosse,
а только сочувствующий (Л. Рейснер).
Иноязычные вкрапления в отличие от экзотизмов часто сохраняют и свойственный
языку-источнику облик, как в последнем примере.
Экзотические слова, подобно иноязычным выражениям, слабо связаны с лексической
системой заимствующего языка. Однако некоторые экзотизмы (ср.: комикс, мэр, стриптиз)
обладают высокой частотой употребления и постепенно теряют экзотичность, переходя в
группу заимствованных слов. Так, мэр города, мэрия воспринимаются как обычные
наименования, не вызывают ассоциаций с зарубежной действительностью. Другие
экзотизмы сохраняют свое периферийное положение в языке: крузейро – ‘денежная единица
в Бразилии’; бутлегер – ‘нарушитель «сухого закона» в США в 20 – 30-е годы ХХ века’;
бальса – ‘дерево в Южной Америке’.
Макаронизмы – условное название чужих, заимствованных, еще не освоенных слов,
которые выделяются на фоне родных и вместе с ними создают определенный (комический)
эффект.
Макаронический стиль – пестрое смешение слов и словоформ из разных языков:
И хлебник, немец аккуратный
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой вас-из-дас.
24
Оказывается, он отворял форточку – так называлось в начале XIX века оконце в
двери, через которую торговали продуктами. Произошло оно от немецкого Was ist das? (‘Что
такое? Что угодно’)30.
Для практики речи (особенно журналистского творчества) очень важен нормативный
аспект функционирования заимствованных слов. Ведь если журналист неверно употребляет
заимствованное слово, он вводит в заблуждение тысячи, если не миллионы, читателей,
слушателей, зрителей.
«Бывший министр временно оккупированной гитлеровскими захватчиками
территории, – читаем в одной из центральных газет, – он фигура из царства теней, а
некрофилия и реалистическая политика исключают друг друга». Автор не знал значения
слова некрофилия (‘болезненное влечение к мертвому телу, вид полового извращения’) и
употребил его вместо некромантия (‘гадание на трупах’).
Еще два примера, приведенные профессором В.Н. Вакуровым в одной из его статей:
«На досуге он лепил из пластилина. И вот он уже участник нескольких вернисажей в стране»
(Из газет). Как известно, вернисаж – это не выставка, а открытие, первый день выставки.
«Ну что мешало Дмитрию Аркадьевичу [Налбандяну] хоть чуточку… изобразить
реальную жизнь народа? Ничего не мешало. Да, видимо, не единожды солгав, кисть
художника уже сама, автоматически начинает выбирать на мольберте лишь яркие,
оптимистические краски» (Из газет). Напрасно журналист не заглянул в словарь. Он узнал
бы, что мольберт – это ‘подставка, на которой помещается подрамник с холстом’, а палитра
– ‘тонкая дощечка или металлическая, фарфоровая пластинка с вырезом для большого
пальца, с которой художники берут при работе краски, предварительно выдавив их туда из
тюбиков’.
Чтобы не попасть впросак, журналист должен знать значение употребляемых им слов.
Это, казалось бы, элементарное, естественное условие, к сожалению, часто нарушается.
Незнание или «приблизительное» знание значения заимствованных слов приводит к
плеоназмам: «До сих пор, – пишет одна из ведущих газет, – предлагать правила игры…
считалось исключительной прерогативой президента». Но прерогатива – это и есть
‘исключительное право государственного органа или должностного лица’.
Но особенно избыточны, «зловредны, пронырливы и настырны», как пишет Н. Галь в
книге «Слово живое и мертвое», всевозможные факты и моменты. В 99 случаях из 100 их
можно выбросить без малейшего ущерба для смысла: «Но не сам факт неудачи послужил
причиной отчаяния (Но не сама неудача привела его в отчаяние); Обратите внимание на тот
факт, что ничего сделано не было; В момент, когда пробьют часы (Только (едва) пробьют
часы); С того момента, как мы познакомились (С тех пор (с того дня, с того часа), как мы
познакомились)» и т.д.
Другая важная сторона проблемы – употребление заимствованных слов, непонятных
читателям: «Весь саспенс джеймсовского романа держится на недоговоренностях» (Из
газет); «Операция прошла, по сообщению врачей, прекрасно, и состояние коуча
беспокойства не вызывает» (Из газет).
Английских слов саспенс (напряжение) и коуч (тренер) в русском языке нет, поэтому
употребление их требует мотивировки. И, конечно, необходимо пояснять их значение.
«В Гвадалахаре мы посетили кружок молодых художников и беседовали его
руководителем Гильермо Чавесом. Чавес – художник-муралист…» Мало кто из читателей
знает слово муралист – ‘художник, создающий произведения настенного изобразительного
искусства (мурали)’. Муралист соотнесут скорее с просторечным словом мура, чем увидят в
нем латинский корень -мур- (ср. замуровать). Разумеется, подобные слова требуют
пояснения, толкования, если они употреблены не в специальных текстах.
Еще два примера из популярной брошюры: «Воспитанный в духе Руссо, он [Ампер]
вступил в храм наук жадным автодидактом». Автодидакт – устаревшее слово, означает
30
Очерки для радио, с.228
25
‘самоучка’. «Наш северный полигистор Ломоносов, отец русской физики и химии, дал
хорошую формулу этого щедрого универсализма». Слово полигистор отсутствует даже в
словарях иноязычных слов. По-видимому, это авторский неологизм, означающий буквально
(в переводе с греческого) ‘много знающий, универсально образованный’.
Ср.: «Повышается волатильность внешних рынков, меняется тренд и инвесторы
бесятся». Разумеется, следовало пояснить, что волатильность – это ‘изменчивость’, тренд –
‘тенденция’, и эти слова крайне неудачно соседствуют с просторечным бесятся.
Употребление подобных слов может свидетельствовать о желании автора
«образованность свою показать», о невнимании к выбору слова, даже о неуважении к
читателю. Ясно, что языку СМИ, массовой литературы они противопоказаны. Использование
таких слов должно быть мотивированным и сопровождаться пояснениями.
Некритическое употребление иноязычных слов – любых, не только редких или слабо
освоенных, – одна из самых острых проблем, вызывающих в обществе бурные споры. Она
стояла перед русским языком во все периоды его развития. Существовало и течение пуризм
(от лат. purus ‘чистый’), стремившееся сохранить язык в чистом, неприкосновенном виде.
Пуристы боролись против иноязычных заимствований, неологизмов, против проникновения
в язык ненормативных элементов. Они предлагали заменить заимствования русскими
словами, которые сами придумывали: просад (вместо аллея), шарокат (вместо бильярд),
мокроступы (вместо галоши), ловкосилие (вместо гимнастика), живуля (вместо автомат) и
др.
Все эти замены, конечно, не прижились. Язык живет по своим законам. И один из них
– активный обмен словами с другими языками. Всякая замкнутость вредит языку, культуре.
Вот почему пуризм – реакционное течение. Русский язык впитал в себя большое количество
иноязычных элементов, и это укрепило, обогатило его. Неприязнь к любому иностранному
слову противоречит историческим закономерностям развития лексики. Нет ни одного
народа, который не использовал бы иноязычные слова для обогащения родного языка. Почти
все слова (кроме междометий), начинающиеся на а, э, ф, нерусского происхождения (аванс,
август, агитатор, факт, фара, электрик, экран). Отвергать эти слова нет никаких
оснований. Они вошли в плоть и кровь русского языка. Они иноязычны лишь по
происхождению. Будучи усвоены русским языком, они получили русское произношение,
дали немало производных русских слов и получили значение, которое свойственно им
только как словам русского языка. Так, русское слово карий обозначает ‘коричневый цвет
глаз’, хотя тюркский корень -кара- – это ‘черный’ (он использован в слове карандаш). Если
латинское слово министр означало ‘слуга, прислужник’, то в русском языке им называют
члена правительства, главу министерства. Только специальный лингвистический анализ
может обнаружить иноязычного происхождение слов книга (из тюркских языков), лампа (из
немецкого языка), товарищ (из тюркских языков), тетрадь (древнерусское заимствование
из греческого языка). Разумеется, сейчас это русские слова, хорошо освоенные языком и
потерявшие связь с первоисточником.
Другое дело новые иноязычные слова, только входящие или недавно вошедшие в
язык. Именно они чаще всего вызывают споры и нередко реакцию отторжения. Так,
ревнители чистоты родной речи возражали, например, против слов саммит (‘встреча на
высшем уровне’), консенсус (‘принятие решения по спорным вопросам на основе общего
согласия’). Однако прошло некоторое время, и они получили широкое распространение,
стали фактами русского языка. Буквально на наших глазах входит в употребление слово
позиционировать, его еще нет в словарях. И показательно, как его употребляет и оценивает
известный критик Н. Иванова: «Как себя, выражаясь омерзительным (выделено Г.Я.С.)
современным языком, Войнович позиционирует?». И далее продолжает: «И как
позиционирует он Солженицына?»31 И хотя автору решительно не нравится «омерзительное»
31
И в а н о в а Н. Иностранный язык // Знамя. – 2002. – № 11. – С. 196
26
слово позиционировать, она дважды употребляет его. По-видимому, оно точно выражает
нужный смысл. И можно думать, что это слово войдет в язык.
Любое новое иноязычное слово поначалу встречает (может быть, по чисто
психологическим причинам), как правило, неодобрительное отношение, сопротивление. И
только дальнейшая жизнь его в языке покажет его уместность или неуместность, нуждается
ли в этом слове язык или нет.
Как же определить оправданность, уместность иноязычного заимствования?
Дело в том, что наряду с необходимыми, полезными словами в русский язык
приходит большое количество слов, без которых можно обойтись. Это характерно и для
других современных языков. Зарубежные лингвисты говорят о невиданном до сих пор
вторжении английских слов в европейские языки. Так, во французский язык ежегодно
проникает до 20 000 американизмов. Если этот процесс будет развиваться подобными
темпами, то, как с тревогой пишут лингвисты, французский язык можно будет назвать
«франглийским».
Общество пытается оградить язык от нашествия иноязычных слов. В Париже был
выпущен «Официальный словарь неологизмов», насчитывающий более 2400 иностранных
слов, которые запрещается употреблять в официальных текстах и которые рекомендуется
заменять французскими эквивалентами. Эти защитительные меры вызваны опасением, что
чрезмерное насыщение речи иноязычными словами может изменить самое качество языка.
Главный критерий уместности, оправданности заимствования – несет ли иноязычное
слово значение или оттенок смысла, которые отсутствуют в русском языке. Если есть
русский эквивалент, употребление иноязычного слова неуместно. Заимствованные слова
оправданны, если они не могут быть заменены русскими словами, как, например, многие
термины науки и техники.
Так, оправданно слово ностальгия, обладающее оттенком смысла, который русский
синоним не передает. В. Шверубович рассказывает о своем отце – великом русском актере В.
Качалове: «Главное было – ностальгия. При всей нелюбви к иностранным, «ученым» словам
я сознательно не говорю «тоска по родине», чтобы подчеркнуть болезненность, близость к
душевному заболеванию того состояния, в каком Василий Иванович находился. Как сказав
вместо «горло болит» – ангина, подчеркиваешь медицинскую категорию своего состояния.
Он был болен этой тоской» (выделено Г.Я.С.).
Проблема иноязычных слов важна не только в плане судеб заимствующего языка, но
и в конкретном стилистическом аспекте. Употребление иноязычных слов без надобности –
серьезный порок любой речи. Особенно это важно для журналистской речи. Избыточное
использование иноязычных слов делает материал малодоступным, стилистически ущербным.
Чешский ученый А. Стих провел анкетирование с целью выявить понимание иноязычных
слов в СМИ и отношение к ним. В 10 % случаев отношение было вполне положительным, в
8 % – нейтральным, в 18 % – отрицательным, а в 56 % случаев – гневным: в частом
использовании иноязычных слов аудитория видела скрытое игнорирование читателя,
неумение выражаться, надменную позу человека с более высоким образованием и статусом.
Использование иноязычных слов создает большие трудности. Неумеренное их
употребление делает речь излишне книжной, а мысль темной, запутанной. Автор заметки о
начале футбольного сезона пишет (пример А.В. Калинина): «Не будем фетишизировать
фатальную неизбежность случайностей». Можно было сказать гораздо проще и яснее: Не
будем преувеличивать роль случайности.
«Любой человек в своей потенции несет большой спектр возможностей
интеллектуального развития». Иноязычные слова затемняют смысл, мысль может быть
выражена энергичнее и проще: Любой человек может умственно развиваться.
Итак, проблема заимствованных слов существует. Вряд ли можно говорить о
серьезной опасности, грозящей русскому языку из-за наплыва иноязычных слов. Однако
нельзя и бесстрастно-равнодушно взирать на злоупотребление иностранными словами,
27
некритическое их использование. Особенно это касается журналистов, непосредственно
участвующих в языковых процессах.
Отношение к иноязычным словам должно быть взвешенным. Нельзя впадать в
крайность и отвергать любое иностранное слово только потому, что оно иностранное, равно
как и принимать без разбора все приходящие в язык иностранные слова. Одни из них
обогащают язык, другие его засоряют. Чтобы отделить зерна от плевел, можно назвать три
условия уместности заимствования; оно оправданно: 1) когда в заимствующем языке нет
соответствующей необходимой реалии; 2) когда заимствуемое слово имеет новое значение
или оттенок смысла, отсутствующие у исконного слова; 3) когда у заимствуемого слова иная
стилистическая окраска по сравнению с русским синонимом.
ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ СПЕЦИАЛЬНОЙ ЛЕКСИКИ
Специальная лексика – один из влиятельнейших пластов русского словаря,
оказывающий сильное воздействие на развитие и судьбы русского литературного языка.
Специальная лексика – это слова и словосочетания, которые называют предметы и
понятия, относящиеся к различным сферам трудовой деятельности и не являющиеся
общеупотребительными. В специальную лексику входят термины и профессионализмы (о
которых будет сказано в конце данного параграфа).
Термин – слово или словосочетание, точно обозначающее какое-либо понятие из
области науки, техники, искусства.
П р и м е ч а н и е. Интересна история этого слова, рассказанная Л.А.
Введенской и Н.П. Колесниковым в книге «От собственных имен к нарицательным».
Терминус, по преданиям, имя римского бога, блюстителя границ, пограничных
столбов, межевых знаков и камней, считавшихся священными. Легендарный римский
царь Нума Помпилий построил в Риме храм Термина и учредил в честь бога праздник
– терминалии. К межевому знаку приходили жители окрестных селений, украшали
камень, приносили жертвы и веселились. Первоначально слово термин означало
‘межевой знак, пограничный камень’, позже – ‘окончание, конец границы’, еще
позднее – ‘срок, период’, и наконец его стали использовать в современном значении.
В отличие от общеупотребительных слов термин однозначен, не экспрессивен. Он не
должен иметь синонимов и омонимов. Поэтому для создания терминов часто используется
иноязычная лексика.
Важное качество термина связано с тем, что он входит в терминологическую систему.
Все терминологии строго системны. Если термин выбивается из системы, он, как правило,
долго не живет. Ученые образно сравнивают жизнь термина в терминологической системе с
жизнью пчелы в улье. По современным воззрениям, пчелиная семья – сверхорганизм и
каждая пчела не особь, а только орган, часть целого, внешне лишь напоминающая отдельный
организм. Пчела не может существовать вне улья, как термин – вне терминологической
системы. И дефиниция, и функция термина зависят от его места в терминологической
системе.
Таким образом, термин обладает в языке двойным статусом. Он входит в
терминологическую систему и в то же время является единицей лексической системы языка.
Как принадлежность узкой терминологической системы термин является понятием (его
значение совпадает с понятием) и противопоставлен общелитературной лексике (у единиц
которой значение шире понятия). Отсюда своеобразие термина и возможность
взаимодействия терминологии и общелитературной лексики.
Это взаимодействие составляет один из важнейших процессов, протекающих в
русском литературном языке, существенную особенность современной языковой ситуации.
Если в XIX веке литературный язык питался главным образом за счет диалектов, то теперь
одной из основных баз пополнения его состава стала терминология, специальная лексика.
28
Вслед за новыми предметами и понятиями в наш язык мощным потоком вливаются новые
слова: акселерация, алгоритм, антибиотики, голограмма, компьютер, Интернет, лазер,
датчик и тысячи других. Примерно 90 % неологизмов приходится на терминологическую
лексику.
Специальная лексика – один из наиболее влиятельных пластов как в количественном,
так и в качественном отношении. Число специальных слов в языке невозможно определить.
Оно измеряется миллионами. Толковые словари включают в себя лишь
общеупотребительную специальную лексику.
Но суть дела даже не в том, что появляются тысячи новых слов, стремительно растет
словарный запас литературного языка. Происходит качественное изменение специальной
лексики. Как считает М.Н. Володина, применительно к современной языковой ситуации
можно говорить о своеобразной терминологической экспансии, способствующей
интеллектуализации лексики, возрастанию коммуникативной роли терминологии.
Без элементарного владения ключевыми понятиями из области экономики и
политики, науки и техники, искусства и спорта человек уже не может полноценно
существовать в современном мире. Средства массовой информации, адресованные самой
широкой аудитории, изобилуют разного рода терминами.
Значительное влияние специальной лексики на литературный язык проявляется и в
переосмыслении, метафоризации терминов (душевная травма, общественный резонанс,
моральный вакуум, вирус стяжательства). Этот процесс получает все большее
распространение. Массовое переосмысление терминов знаменует изменение сознания
современного человека. Понятия науки как бы накладываются на общечеловеческие
взаимоотношения. Происходит своеобразное «очеловечивание» терминологии. Стираются
грани между термином и обиходным словом, что свидетельствует об укреплении связи
между научным и обыденным в сознании.
Взаимодействие специальной лексики с литературным языком выражается в двух
противоположных процессах. Первый – терминологизация общеупотребительных сов,
например: зуб, колено, коробка (коробка скоростей, черепная коробка), подсказка, веер,
дырка, пиковый. Второй процесс – детерминологизация, при которой термины, теряя
некоторые свои особенности, переходят в общелитературный язык.
1) Когда мы говорим о терминологизации, важно иметь в виду, что обиходное слово и
то же слово в роли термина – это по существу разные слова. У них разные значения, разные
сферы употребления. Например, общеупотребительное слово властный в словосочетании
властный характер имеет мало общего с юридическим термином властный характер
(пример В.П. Даниленко).Специальное выражение Документ носит властный характер
означает, что документ носит характер власти. А выражение «У нее властный характер»
говорит о сильной, деспотической натуре кого-либо.
В сочетаниях странный человек и странная частица (термин физики) также сходство
чисто внешнее. Говоря о странности человека, имеют в виду необычность его поведения,
некоторую чудаковатость. Под странностью частиц понимается математически точная
величина, которая высчитывается для конкретных элементарных частиц. Хотя, когда
давалось это наименование, основанием служила также странность поведения частиц: «…
родившись, эти частицы живут в миллион миллионов раз дольше, т.е. около 10-10с. Это,
утверждали физики, очень странно. И новые частицы стали называться «странными»»32.
При терминологизации, как справедливо полагает В.П. Даниленко, происходит не
рождение нового значения у старого слова, а формирование нового слова (семантического
неологизма). Новые термины не фиксируются толковыми словарями русского языка ни в
качестве одного из значений, ни в виде самостоятельного слова – омонима. Исключение
составляют лишь те случаи, когда специальный термин получает широкое распространение,
32
Ф о р д К е н н е т. Мир элементарных частиц. – М.,1965. – С. 232
29
например, некоторые термины космонавтики: спутник, перегрузки, стыковка, отсек
(бытовой отсек) и т.п.
2) Противоположный описанному выше процесс детерминологизации специальной
лексики выражается в увеличении распространенности термина, в потере им
узкоспециального характера. Так, сейчас невозможно отнести к специальной терминологии
такие слова, как домна, шахта, подъемный кран, или относящиеся к искусствоведению и
литературоведению: жанр, портрет, стиль, дуэт, фабула. Другие же термины сохраняют
свой узкоспециальный характер: аффриката, проклитика, фонема, акростих, дактиль,
синекдоха, сольфеджио, фуга, бином, вектор, агностицизм и т.д.
Процесс перехода термина в общеупотребительную лексику довольно сложен.
Существуя в определенной терминологической системе, термин связан понятийными
отношениями с другими терминами. При заимствовании термина общим языком все эти
отношения (связи) нарушаются. Они остаются за пределами общего языка как неизвестные
неспециалистам. Это создает вокруг термина атмосферу некоторой обособленности,
ощущение изолированности его в кругу общелитературной лексики. Ведь выйдя за пределы
специального общения, термин не перестает быть элементом соответствующей
терминологической системы. Эту особенность восприятия термина шутливо выразил А.П.
Чехов, устами своего героя сказав, что «всякий термин имеет свое таинственное
недоумение».
«Акклиматизация» термина, преодоление тяги к специальной сфере зависят от того,
как сложатся его связи с другими словами в общем языке. Например, слово атом, перейдя в
общий язык, получило новое, нетерминологическое значение: об атомной энергии. И
употребление его не ограничивается рамками тематики, связанной со специальными
проблемами. Так на основе научного понятия образуется бытовое. Нетерминологическое
значение слова атом получило свою языковую примету: в отличие от терминологического
значения (‘Мельчайшая частица химического элемента’) ему свойственна форма только
единственного числа: На службу человеку поставлен атом.
Внеязыковым фактором, способствующим проникновению термина в общее
употребление, являются актуальность и общественная значимость обозначаемого ими
предмета или явления; как уже упоминалось, таким путем в общее употребление вошли
многие термины космонавтики.
Поводом для активизации специальной лексики нередко служат конкретные события.
Например, термины сейсмический и сейсмичность вошли в обиход вслед за сообщением о
сильнейшем землетрясении в Ташкенте 26 апреля 1966 года.
До сих пор речь шла о детерминологизации специальной лексики, об условиях
вхождения терминов в литературный язык, расширении его словарного запаса. Однако перед
журналистами стоят и конкретные проблемы использования специальной лексики
независимо от степени ее освоенности литературным языком.
Способы и цели включения терминов в общелитературный язык различны. С
функциональной точки зрения можно выделить: 1) ситуационные включения,
обусловленные требованиями темы и жанра сообщения; 2) включения, обусловленные
стилистическим заданием; 3) включения терминов в образно-переносном употреблении.
1. Ситуационные включения. Здесь речь идет об использовании терминов в их
прямой номинативной функции в материалах, касающихся науки, техники, производства.
Разумеется, мера ввода терминов в текст зависит от уровня подготовленности слушателей,
читателей, одним словом, от аудитории. Сейчас существует большое количество жанров и
типов речи, которые свободно оперируют любыми терминологическими сериями. Это, как
правило, материалы, предназначенные для специалистов, подготовленной аудитории.
В статьях и заметках, рассчитанных на широкого читателя, малоизвестные термины
обычно поясняются. Выработаны сложные и нередко тонкие приемы ввода терминов в
различные жанры. Пояснение терминов может быть кратким или развернутым, точным или
приблизительным, например: Так называемое аппретирование (иначе говоря - пропитка)…;
30
В состав полубиологического протеза входят и вещества, препятствующие свертыванию
крови – антикоагулянты; При трахеотомии, или, в переводе с греческого, горлосечении,
чтобы больной мог свободно дышать, обычно вставляется металлическая трубка.
2. Включения терминов (в прямом значении), обусловленные стилистическим
заданием. В художественной литературе, в публицистике термины могут выполнять
стилистические функции (например, характеристическую), воссоздавать определенный
колорит, обстановку, в которой происходит действие.
Ты не уважаешь Ван Гога? Шум, гам, потные лица, толкотня, с разных сторон,
как снаряды, слова: утилитаризм, реализм, модернизм, форма, экспрессия. Разгорелся
великий студенческий спор.
(В. Тендряков)
Всего несколько терминов, но они лаконично и емко передают атмосферу
студенческого спора.
3. Включение терминов в образно-переносном употреблении. Это большая и
своеобразная область использования терминов. Благодаря метафоре, основанной на
ассоциативной образности, термин обретает вторую жизнь в качестве общеупотребительного
слова, отличающегося особой наглядностью. Например: Насос времени постепенно
откачивает из мира носителей той эпохи, о которой писал Довлатов (Из газет).
Абстрактное понятие время уподобляется насосу. Время похоже на насос по
характеру действия, как и насос, оно действует механически и беспощадно. Актуализируется
мысль о безжалостном времени. В глубине метафоры – мысль. Изобразительность,
наглядность окрашивает эту мысль, служит для нее своеобразным фоном.
Метафоризация терминов связана с общей тенденцией языка к экспрессивности.
Метафорическое употребление слова всегда вызвано какими-то новыми ассоциациями,
аналогиями, сопоставлениями. Специальная терминология является практически
неисчерпаемым источником новых осмыслений, сравнений, новых способов речевого
выражения. Ср.: Вообще популисты не могут не быть политическими близнецами. Так же
как они не могут не быть пирамидостроителями. То есть такого рода политическими или
финансовыми архитекторами, которые основывают свои эфемерные постройки на дурной
бесконечности обещаний и надежд (Из газет). Важно разобраться с теми, кто бросил
вызов цивилизации, прижечь опасное образование на теле человечества; для этого все
средства хороши, кроме ядерных (Из газет).
В состав специальной лексики, как уже говорилось, кроме терминов входят и
профессионализмы. Профессиональная лексика – лексика, свойственная той или иной
профессиональной группе, используемая в речи людей, объединенных общей профессией,
например: на гора в речи шахтеров; камбуз – ‘кухня на судне’, склянка – ‘полчаса’ в речи
моряков; подвал, коридор, племянник, полоса, шапка, свежая голова в речи полиграфистов и
журналистов.
Главная особенность профессиональной лексики – узость ее употребления.
Профессионализмы свойственны устной разговорной речи и не входят в литературный язык.
Если термины – это «узаконенные» названия специальных понятий, то профессионализмы
употребляются как их неофициальные заменители лишь в ограниченной специальной
тематикой речи лиц, связанных по профессии. Профессионализмы – полуофициальные
названия понятий (из области науки, техники, производства, искусства), для обозначения
которых нет «узаконенных терминов», а также названия понятий, ограниченных в
употреблении (из речи охотников, рыболовов и др.).
Преимущество профессионализмов перед их общеупотребительными эквивалентами в
том, что они служат для дифференцированного обозначения понятий, которые для
неспециалиста имеют одно общее название. Так, в общелитературном языке мы пользуемся
словами снег, снежинка. В метеорологии же различают виды снежинок: игла, звездочка, еж,
31
пластинка, пушинка, столбик. Для характеристики пения птиц литературный язык
располагает одним-двумя словами: трель, колено. У любителей певчих птиц названий
гораздо больше: гусачок, дробь, клыканье, кукушкин перелет, лешева дудка, оттолчка,
пленканье, почин, пульканье, раскат, свист, стукотня и др.
Для специалистов профессионализмы – средство точного и лаконичного выражения
мысли. Многие из них обладают яркой выразительностью и нередко по мере расширения
употребительности входят в литературный язык, обогащая его. Из профессиональной речи
пришли в литературный язык такие слова, как: доморощенный, животрепещущий,
мелкотравчатый, отпетый, подголосок, пошиб, приспешник, пустопорожний,
разношерстный, сплотить, сплоченный, ставленник, стушеваться и др. Последнее слово
происходит от профессиональной речи чертежников и художников. Употребление его в
переносном значении Ф.М. Достоевский приписывал собственной инициативе, однако, как
отмечает историк языка Ю.С. Сорокин, без достаточных оснований. В наши дни входит в
общее употребление профессионализм подранок (из речи охотников).
Профессиональная речь дала литературному языку и немало фразеологизмов: сшить
на живую нитку, шитый белыми нитками, мастер на все руки (первоначально о
перчаточниках), стричь под одну гребенку, под сурдинку и др.
Таким образом, профессионализмы, будучи освоены языком, обогащают
литературную речь.
В художественной литературе и публицистике профессионализмы используются как
яркое стилистическое средство, оживляющее речь, помогающее описать обстановку, в
которой действуют герои, например: Хоккеисты предпочитают быстрый лед, хотя даже
при американском уровне развития техники удается поддерживать нужную температуру
не везде (Из газет; быстрый лед – лед при температуре – 9ОС).
Однако использование профессионализмов в СМИ требует осторожности. Когда с
профессионализмами
сталкивается
неспециалист,
информативная
ценность
узкопрофессиональных наименований утрачивается. Употребление профессионализмов
должно быть стилистически мотивированным, что наблюдается далеко не всегда, например:
В качестве источника покрытия обязательств по вкладам рассматриваются также
ликвидные активы банкротящихся банков, которыми могла распоряжаться корпорация (Из
газет).
В этом примере оправданно использовано терминологическое выражение ликвидные
активы. Оно не имеет синонимов (что типично для терминов), и для замены его пришлось
бы использовать длинный описательный оборот: выданные банком кредиты, возврат
которых в указанный срок не подлежит сомнению и обещает доход. Однако
профессиональное выражение покрытие обязательств по вкладам совершенно
необязательно здесь. Можно было сказать проще и яснее: выплата денег вкладчикам.
Итак, профессионализмы могут служить средством точного обозначения предметов,
явлений, понятий, могут значительно повышать выразительность речи. С другой стороны,
профессионализмы, употребляемые без надобности, без стилистической мотивировки,
перегружают текст малодоступными словами и выражениями, затемняют его смысл.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Какова цель использования терминологической лексики в чуждом по стилю
контексте? Приведите пример использования данного средства для создания
комического эффекта в фельетоне.
2. В чем различие между термином и профессионализмом?
3. Каковы критерии употребления иноязычных слов в русском языке?
4. Подробно опишите пути появления неологизмов (языковые неологизмы и
авторские. Макароническая речь (Д.Бедный, В.Маяковский).
5. Уместно ли использование канцеляризмов в живой разговорной речи и в
языке публицистики - без специального стилистического задания?
32
Лекция 6.
Стилистические ресурсы фразеологии.
(2 часа)
ПЛАН
1. Отличие фразеологизмов от слов и свободных сочетаний слов.
2. Семантическая слитность фразеологизмов. Различие и типы фразеологизмов
по степени спаянности слов: фразеологические сращения, единства и словосочетания.
3. Отличия фразеологизма от слова- синонима. Синонимия фразеологизмов,
антонимия фразеологизмов. Употребление фразеологизмов в речи, образность
фразеологизмов.
4. Авторское изменение фразеологизмов: изменение лексического состава при
сохранении общего значения фразеологизма.
Фразеология – большой и влиятельный пласт словарного состава языка, играющий в
речи важнейшую роль. Фразеологизмы сопоставимы со словами: как и слова, это готовые
воспроизводимые
средства
речи, призванные
обозначать предметы, явления
действительности. Но в отличие от слов фразеологизмы всегда двучленны или многочленны
(т.е. состоят из двух или более слов) и имеют единое фразеологическое значение, не
совпадающее ни с лексическим, ни с грамматическим.
Фразеологизмы – это своеобразные клише, выполняющие в речи не только
номинативную и коммуникативную функцию, но и дополнительную эстетическую,
образную, оценочную. Они не просто обозначают, называют понятия, но оценивают,
усиливают их, дают им образную характеристику. Ср.: болтать – точить лясы; отчаянный
(человек) – забубенная головушка; удивляться – диву даваться. Последний оборот имеет
усилительный характер: диву даваться означает не просто удивляться, а 'удивляться очень
сильно'.
Язык, лишенный фразеологии, казался бы бедным, невыразительным, худосочным.
Фразеология составляет богатство языка, являясь неисчерпаемым источником речевой
экспрессии.
Сфера использования фразеологизмов исключительно широка. Они употребляются
во всех стилях, но особенно часто в разговорной речи.
Многообразны и функции фразеологизмов. Их использование основывается на
характерной стилистической окраске или образности, эмоциональности.
Как известно, по стилистической окраске фразеологизмы распределяются на
разговорные (без году неделя, во всю ивановскую, водой не разольешь); просторечные
(вправить мозги, чесать языком, у черта на куличках, драть глотку, пудрить мозги);
книжные, а среди них: научные (центр тяжести, щитовидная железа, периодическая
система), публицистические (закон джунглей, на грани войны, люди мира), официальноделовые (ввести в эксплуатацию, давать показания, платежеспособный спрос);
общеупотребительные, используемые как в книжной, так и в разговорной речи (время от
времени, друг друга, иметь значение, иметь в виду, сдержать слово, Новый год).
Стилистическая окраска лежит в основе многих приемов использования
фразеологизмов. Так, юмористы, сатирики для создания комического эффекта нередко
прибегают к смешению стилей: Другое дело, когда дом сварганен по методу тяп-ляп, а
заказчик, опустив очи долу, принимает его с зияющими прорехами. Обосновался и давай во
всякую щель свой нос совать. Ох, и мастер он строить козни! (Из газет).
Яркий стилистический эффект дает пародийное использование книжных
фразеологизмов, употребляемых в сочетании с иностилевыми лексико-фразеологическими
средствами.
Оказалось, что в то самое время, когда газета запальчиво призывала дать по
рукам добытчикам черного золота, распоясались добытчики золота зеленого (Из газет).
33
Разговорно-просторечные фразеологизмы могут выступать как средство языковой
характеристики персонажей, для стилизации авторской речи (сниженные фразеологизмы
воссоздают картину живого общения).
Не менее широко используются присущая многим фразеологизмам образность.
Сама природа фразеологизмов, обладающих, как правило, выразительностью и
эмоциональностью, создает предпосылки для их использования в художественной
литературе, публицистике. Авторы вводят в повествование фразеологизмы, чтобы усилить
экспрессивную окраску речи, например: «Волга» вместе с ее лихим водителем исчезла,
словно сквозь землю провалилась (Из газет). Фразеологизмы позволяют оттенить
изображаемую картину, сделать ее восприятие более ярким. – Василий, – говорю я, когда
замечаю, что он начинает удить рыбу на козлах, – пусти меня на козлы, голубчик (Л.Н.
Толстой). Выражение удить рыбу, употребленное писателем, означает ‘дремать сидя’.
Используя фразеологизмы, писатели черпают экспрессию прежде всего
национального, фольклорного источника. И только от их литературного мастерства зависит
умение обнаружить образную энергию фразеологизма и грамотно ввести его в текст. Такое
употребление фразеологизмов обогащает речь, служит противоядием от речевых штампов.
Наряду с собственно фразеологизмами как готовые экспрессивные элементы речи
(клише) широко используются и фразеологические выражения, к которым относят
ставшие крылатыми цитаты, пословицы, поговорки, например: Тридцать пять тысяч
курьеров! – о сильном преувеличении; с корабля на бал – о резкой смене занятий,
обстановки; человек в футляре – об особо осторожном, предусмотрительном человеке; все
смешалось в доме Облонских – о страшной неразберихе; Москва не сразу строилась – о
постепенности действий; после дождичка в четверг – т.е. неизвестно когда; отрицательная
величина – о чем- или ком-либо малостоящем, не заслуживающем доверия; звездный час –
т.е. самый удачный, счастливый момент.
Однако возможности применения фразеологизмов значительно шире, чем простое
воспроизведение их в речи. для многих писателей, публицистов фразеология становится
источником создания новых образных выражений, каламбуров, шуток. Писатели могут
обращаться с фразеологизмами как со словесным сырьем, которое подлежит творческой
обработке. В итоге фразеологизмы приобретают новую стилистическую окраску, возрастает
их экспрессивность. Чаще всего писатели и журналисты преобразуют фразеологизмы,
которые характеризуются устойчивым лексическим составом и экспрессивностью.
Приемы творческой обработки фразеологизмов весьма разнообразны. Рассмотрим
наиболее распространенные из них.
1. Разрушение образного значения фразеологизмов. Обновляя семантику
фразеологизмов, писатели восстанавливают первоначальное значение входящих в них слов33.
Происходит своеобразная буквализация, актуализация фразеологического значения:
Томилинскую птицефабрику разнесли в пух и прах, причем даже больше, чем в прах:
несколько дней обезумевшие от бомбежки куры, отчаянно кудахча, в полной панике
носились по окрестностям Томилина (М. Галлай).
Автор возвращается к свободному употреблению слов в пух и прах, образовавших
устойчивое сочетание, и обыгрывает их обычное лексическое значение. В результате
происходит двуплановое осмысление фразеологизма.
Не в бровь, а в глаз учителю химии попал пятиклассник Сеня Орликов горошиной из
специальной трубочки. До слез растроганный педагог скоро выписывается из больницы (Из
газет). Здесь омонимия фразеологизма и свободного словосочетания рождает каламбур.
На двуплановом осмыслении фразеологизмов основаны многие шутки, например Э.
Кроткого: Мудрецы и зубные врачи смотрят в корень; Пожарный всегда работает с
огоньком; Радио будит мысль. Даже в те часы, когда очень хочется спать.
Прием разрушения образного значения фразеологизма не затрагивает его лексико33
Примеры взяты из кн.: Голуб И. Стилистика русского языка. – М., 2003. – С. 121.
34
грамматического состава. Его внешняя форма обычно сохраняется, но смысл толкуется поновому.
2. Изменение количества компонентов фразеологизма. Чтобы актуализировать
фразеологизмы, писатели, журналисты нередко придают им необычную форму, сокращая
или расширяя их состав: Вопросы, до которых мы коснулись, не были случайны… Это те
гранитные камни преткновения на дороге знания, которые все времена были одни и те
же, пугали людей и манили к себе (А. Герцен). Определение гранитные, введенное в
устойчивое словосочетание, придает образу особую наглядность.
Нередко введение новых слов усиливает экспрессивную окраску фразеологизма:
Скверное время для совместных выступлений – можно сесть в грязную лужу (М. Горький);
С величайшим нетерпением буду ждать… только не откладывайте в слишком долгий
ящик (М. Горький).
3. Преобразование состава фразеологизма (изменение лексического состава,
обновление одного или нескольких его компонентов. Этим приемом часто пользуются
фельетонисты: Среди защитников заокеанских коллег оказались и некоторые из российских
летчиков-космонавтов, отстаивающих честь скафандра (Из газет). Здесь удачно изменено
устойчивое выражение честь мундира.
Кошки уже давно поджидают свою кормилицу, бросаются со всех четырех лап к
двери подъезда (Из газет), ср.: со всех ног; Осталась лишь столовая самообслуживания, куда
голодные путешественники добирались вразброд, на городском транспорте, и
самодеятельный – по принципу сам себе гид – осмотр центральных улиц на скорую ногу (Из
газет), ср. обычно фразеологизм на скорую руку. Всеми фибрами своего чемодана он
стремится за границу (И. Ильф и Е. Петров); Критика почтила роман молчанием, ср.:
вставанием; Хорошо смеется тот, кто смеется без последствий, ср.: последний.
Своеобразен прием контаминации нескольких фразеологических единиц: Разделяй
чужое мнение и властвуй (Из газет). Здесь объединяются фразеологизмы разделяй и
властвуй и разделять чужое мнение.
Не потому ли молчание – золото, что оно – знак согласия (Из газет); Мыслям так
просторно, что слов нет (Из газет); Юмора у него не отнимешь: чего нет, того нет (Из
газет).
Фразеологическое новаторство писателей, журналистов неисчерпаемо. Здесь
рассмотрены лишь некоторые, наиболее распространенные приемы. Творческая обработка
фразеологизмов значительно расширяет экспрессивные ресурсы языка, позволяет выразить
тончайшие оттенки смысла, стимулирует игру слов, шутки, каламбуры.
Однако при творческой работе с фразеологией возможны и неудачи. Так,
образность, идиоматичность некоторых типов фразеологизмов (прежде всего идиом) может
сослужить плохую службу журналисту, переводчику. Идиоматический в переводе с
греческого означает ‘присущий только данному языку, своеобразный’. Значение идиомы не
выводится из значения составляющих ее единиц. Поэтому переводить такие фразеологизмы
буквально, пословно нельзя. Необходимо подыскивать соответствующие выражения в языке,
на который переводится фразеологизм. Буквализм при переводе приводит к самым нелепым
и плачевным результатам.
Английскую идиому cats my dogs (дословно – «кошки мои собаки») или немецкую
du heiliger Bimbam («святой Бимбам»), выражающие удовлетворение по поводу какой-либо
неожиданности, нельзя переводить буквально. Им соответствуют такие русские выражения,
как вот те раз!, вот те на!, ну и ну!, елки-палки. Французское фразеологическое выражение
il pleut des hallebardes («дождь льет алебардами») и английское it rains cats and dogs («дождь
льет кошками и собаками») получают в русском языке нормальное соответствие льет как из
ведра. Фразу Г. Гейне «die shone Marianne hat… jetzt noh alle ihre Zähnenbehalten und noch
immer Haare darauf» известный русский переводчик П. Вейнберг передает так: «Прекрасная
Марианна… сохранила все свои зубы и волосы на них». Между тем немецкий фразеологизм,
35
заключенный в переводимых строчках, означает ‘быть острым на язык, зубатым, не лезть за
словом в карман’.
Подобное «коварство» фразеологизмов может поставить в тупик и журналистов. Во
время визита в Россию английского премьера Тони Блэра известная газета напечатала: «Но
пером в шляпе Тони Блэра можно считать подписанное им соглашение о сотрудничестве в
борьбе с организованной преступностью…» Что это за «перо в шляпе»? У русского читателя
оно может вызвать лишь недоумение. Оказывается, журналист буквально перевел
английский фразеологизм feather in one’s hat, означающий ‘то, чем можно гордиться’.
Говоря об образности фразеологизмов, следует учитывать, что это их качество
меняется со временем. Интенсивное употребление может привести к стиранию образного
ореола, к превращению фразеологизма в штамп. Так, вряд ли уважающий себя журналист
употребит пословицу «Если гора не идет к Магомету»… В газетные штампы превратились
черное золото, белое золото, люди в белых халатах, голубой огонек и многие другие
(подробнее см. § 20). Употребление таких оборотов требует осторожности, обновления,
специальной стилистической мотивировки.
Вообще работа с фразеологизмами требует особого внимания. Незнание точного
значения
фразеологизма,
его
лексико-грамматического
состава,
экспрессивностилистических особенностей, сферы употребления, сочетаемости, невнимательное
отношение к образной природе фразеологизмов – все это приводит к речевым ошибкам.
Так, об употреблении фразеологизма без учета его семантики писал еще А.С.
Пушкин. Прочитав «Ответ Гнедичу» К.Н. Батюшкова, против строк Твой друг тебе отныне с
рукою сердце отдает, Пушкин заметил: «Батюшков женится на Гнедиче».
Многие преимущества, особенности фразеологизмов, которые удачно используют
журналисты, писатели, при неумелом обращении превращаются в свою противоположность.
Так, фразеологизм может оказаться чужеродным в контексте из-за стилистической окраски
оборота: «Он метался, искал спасения. Придумал трогательную историю в свое оправдание,
но она прозвучала как лебединая песня этого прожженного негодяя, предателя» (Из газет).
Оборот лебединая песня неуместен здесь, так как содержит положительную оценку,
выражает сочувственное отношение к тому, о ком говорится.
Многие фразеологизмы не допускают распространения их другими словами:
«Торговые организации были на высоте стоящих перед ним задач» (Из газет); «Профсоюзы
палец о палец не ударили по подготовке к зиме» (Из газет).
Часто искажается фразеологическое выражение оставляет желать лучшего.
Пишут: «Оставляет желать много лучшего» и даже «Успехи этого ученика желают много
лучшего» (Из газет).
Вообще любое – и лексическое и грамматическое – изменение должно быть
мотивировано стилистическим заданием. В противном случае это речевая ошибка, например:
«Он приехал сюда не работать, а гнаться за длинными рублями» (Из газет) – ошибочно
употребление множественного числа вместо единственного.
Очень важно учитывать, как фразеологизм вписывается в контекст. Значение
фразеологического оборота может соответствовать контексту, а может вступать с ним в
противоречие: «В этом году Аэрофлоту удалось удержать пассажиров на высоком уровне»
(Из газет). Контекст проявляет здесь не только переносное значение оборота, но и прямое
значение, что ведет к двусмысленности, к незапланированному комическому эффекту.
Не следует соединять в близком контексте фразеологизмы, в основе которых лежат
противоречивые образы: «Авиаторы на своих крыльях всегда вовремя приходят на помощь»
(Из газет). Как известно, на крыльях не приходят, а прилетают.
Писатель-фантаст, рисуя марсиан с щупальцами вместо рук, замечает:
«Инопланетянин взял себя в руки». Ср. аналогичные погрешности: «Решение собрания
гласит черным по белому» (Из газет). Черным по белому можно писать.
«Трудный жизненный путь выпал на долю Ивана Григорьевича» (Из газет).
36
Распространенная ошибка – контаминация фразеологизмов, т.е. соединение в одном
обороте элементов разных фразеологизмов (табл. 3).
ТАБЛИЦА 3
Фразеологизм
Ошибка (контаминация)
Рука не поднимается
Язык не поворачивается
Принять меры
Предпринять шаги
Уделять внимание
Придавать значение
Играть роль
Иметь значение
«Язык не поднимается…»
«Предпринять меры»
«Уделять значение»
«Играть значение»
Все варианты в правой колонке ошибочны. Ср. в тексте: «Комбинат, будучи
крупнейшим предприятием города, оказывает решающее значение на его финансовый
результат» (Из газет). Смешаны фразеологизмы оказать влияние и иметь значение.
Таким образом, фразеология, являясь источником образности и выразительности,
может создавать и значительные трудности при невнимательном отношении к слову.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. В чем основное отличие фразеологизмов от слов и свободных сочетаний
слов?
2. Каковы различия в семантической слитности фразеологизмов? Расскажите о
различиях и типах фразеологизмов по степени спаянности слов.
3. Каковы отличия фразеологизма от слова- синонима?
4. Каковы особенности употребления фразеологизмов в речи?
5. В чем заключается авторское изменение фразеологизмов: изменение
лексического состава при сохранении общего значения фразеологизма?
Лекция 7.
Стилистические возможности морфологии
(2 часа)
ПЛАН
1. Колебания в роде имен существительных. Род несклоняемых
существительных. Родовое различие в наличных существительных.
2. Склонение имен и фамилий. Варианты окончаний родительного падежа
единственного числа существительных мужского рода.
3. Синонимические формы кратких прилагательных
4. Особенности образования некоторых личных форм глагола: недостаточные
глаголы и изобилующие глаголы.
5. Варианты видовых форм: синонимическое употребление форм времени,
связанное с видами глагола.
6. Различия между беспредложным и предложным сочетаниями.
7. Синонимия предлогов. Синонимический ряд, образуемый предлогами с
изъяснительным значением и пространственным.
Как известно, грамматический уровень отличается большей абстрактностью значений
37
своих единиц по сравнению с лексикой и фразеологией. Принято считать, что
грамматические единицы не содержат в своем значении эмоциональные оттенки.
Грамматическая форма нейтральна в смысле принципиальной способности выражать или
вмешать в себя любое содержание. Однако сам факт употребления, выбора той или иной
формы, содержащий ее косвенную оценку, делает эту форму ненейтральной. Определенная
совокупность грамматических единиц, их выбор и сочетание в данном тексте функционально
значимы, обусловлены содержательными и стилевыми задачами. Иными словами,
грамматические формы и конструкции приобретают в тексте дополнительные функции, не
свойственные им при изолированном рассмотрении этих единиц.
Так, в художественном произведении выбор грамматической формы предопределен
эстетической функцией, и грамматическая структура текста художественно значима. В
других стилях выбор грамматической формы диктуется иными задачами, иными функциями,
и грамматическая структура текста также оказывается ненейтральной с точки зрения
назначения этих стилей.
В чем же заключается значение морфологии для стилистики?
Известный языковед А.М. Пешковский считал, что изучаться и сравниваться в
стилистической морфологии должны не грамматические значения, а лишь грамматические
синонимы, т. е. значения слов и словосочетаний, близкие друг к другу по их
грамматическому смыслу. Как писал А.М. Пешковский, морфологические синонимы в
нашем языке все наперечет. Вот они: 1) сыра – сыру, 2) в лесе – в лесу, 3) аптекари –
аптекаря, 4) добрый – добр.
Очень
важен
синонимический
аспект
морфологии.
Выразительность
морфологической категории определяется вариантностью, богатством синонимических
средств выражения одного и того же содержания. При этом наиболее общим и характерным
выступает сопоставление, противопоставление стилистически нейтральных и стилистически
отмеченных (маркированных) вариантов (В отпуске – книжн., в отпуску – разгов.). Эта
бинарная оппозиция проходит через все морфологические средства.
Однако синонимикой не ограничивается значение морфологии для стилистики.
Морфологические средства имеют ценность и сами по себе. Так, экспрессивные ресурсы
частей речи определяются богатством их категорий. Глагол, например, обладает категориями
лица, времени, наклонения, вида, числа и др. Разнообразие категорий той или иной части
речи обусловливает семантическую емкость, глубину, многообразные тонкие оттенки
смысла. Рассмотрим (хотя бы кратко) выразительные возможности морфологии.
ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ РЕСУРСЫ МОРФОЛОГИИ
Для стилистического облика текста немаловажное значение имеет соотношение
частей речи. Интерес к тому, как взаимодействуют части речи в предложении, каким должно
быть их соотношение, возник еще в древнем Риме. Считалось, что для поэзии «золотым
сечением» является пропорция, при которой объединяются один глагол с двумя
существительными и двумя прилагательными. Предполагалось, что такую фразу отличают
легкость понимания, ясность, четкость и прозрачность (Маленькая девочка шла по тенистой
аллее.). И хотя на практике подобный идеал недостижим и нереален (речь слишком
разнообразна), показателен сам интерес к взаимодействию частей речи.
Соотношение частей речи действительно важная характеристика стиля. В этом плане
главная оппозиция – «имя – глагол», имеющая глубинный, существенный характер. Имена (в
широком смысле) называют предметы, факты, события. Глагол воспроизводит, обозначает
процессы, действия, состояния. Существительное позволяет выразить одно и то же
содержание более статично, глагол – более динамично. По этому признаку (преобладание
имен или глаголов) стили делят на номинативный и вербальный (глагольный). С этой точки
зрения противопоставляются научная и официально-деловая речь с одной стороны и
художественная речь с другой стороны.
38
В научной и официально-деловой речи семантика глагола ослабляется, роль его
сводится к оформлению связи между понятиями. Глаголы в этой функции приближаются к
служебным словам, например: «Облучение кроликов и крыс летальными дозами вызывает
изменение электронного спектра оксигемоглобина». Ср.: Когда кроликов и крыс облучали
летальными дозами, изменялся электронный спектр оксигемоглобина.
Различие в стилистическом плане принципиальное: существительные, называя
понятия (облучение, изменение), терминируют речь, делают ее статичной, обобщают.
Облучение... вызывает изменение... – фраза звучит как формулировка некоего закона.
Облучение означает: «во всех случаях, когда облучали, происходило то-то и то-то независимо
от каких-либо обстоятельств».
В глагольном варианте (когда облучали) фраза имеет характер конкретного
наблюдения, зависящего от обстоятельств (кто облучал, когда и т.п.). Это различие связано с
грамматической спецификой частей речи: существительное передает действие отвлеченно
(от лица, времени и т.д.) и опредмеченно, глагол же воспроизводит действие. Он более
динамичен, действен, конкретен. Естественно, что научная и официально-деловая речь
предпочитают существительное вместо глагола.
В 20-е годы ХХ века возник спор между двумя известными языковедами –
Г.О. Винокуром и А.М. Пешковским. Оба ученых отмечали необыкновенно широкое
распространение существительного за счет глагола, что вело к засилью канцеляризмов в
газетной речи. А.М. Пешковский резко выступил против гипертрофии отглагольных
существительных, которыe «всегда оказываются худосочным потугом на книжность,
оказывают развращающее влияние на синтаксис и словарь». И с этим необходимо бороться;
так А.М. Пешковский выдвинул лозунг «Назад к глаголу».
Иную позицию занял Г.О. Винокур. Соглашаясь с тем, что в общем случае
употребление отглагольного существительного там, где возможна нормальная глагольная
форма, «делает предложение более худосочным, вялым, книжным», т. е. канцелярским, он
приходит к выводу, что далеко не всегда надо заменять отглагольные существительные
оборотами с глагольными формами. Так, в научном стиле благодаря отглагольным
существительным достигается терминирование речи. «Для каждой цели, – писал
Г.О. Винокур, – свои средства; таков должен быть лозунг лингвистически-культурного
общества».
Итак, основная оппозиция частей речи, определяющая воздействие на стилистический
облик текста, это оппозиция «имя – глагол». В каждом стиле она приобретает
специфический характер в связи с установкой и особенностями данного стиля.
Однако все сказанное выше никак не умаляет других частей речи. Каждое
произведение характеризуется своей морфологической структурой, своеобразным
соотношением частей речи. Каждая из них вносит свои оттенки в общую словесную картину
произведения, обладает специфическими выразительными средствами. Рассмотрим
выразительные ресурсы наиболее значимых и употребительных частей речи.
1. Существительное – одна из самых распространенных частей речи. По
приблизительным подсчетам, в языке прозы существительные составляют около 30 % всех
слов, глаголы – до 26 %, прилагательные – до 15 %. Характер использования
существительного во многом определяет стилевые особенности текста (выше уже
говорилось об оппозиции «имя – глагол»).
Источником выразительности может быть основное грамматическое значение
существительного – значение предметности. Как прием изобразительности нередко
используется сосредоточение имен существительных. Перечисляя имена предметного
характера, подчеркивается предметно-изобразительный план повествования. Рассмотрим,
например, отрывок из «Евгения Онегина» А. С. Пушкина:
Обоз обычный, три кибитки
Везут домашние пожитки,
Кастрюльки, стулья, сундуки,
39
Варенье в банках, тюфяки,
Перины, клетки с петухами,
Горшки, тазы et cetera,
Ну, много всякого добра.
Намеренное перечисление различных предметов, поставленных рядом, создает яркую
шутливо-ироническую картину изобилия, многообразия, суеты.
Значительные стилистические ресурсы связаны и с категориями существительного –
формами рода, числа, падежа. Основы выразительности грамматических категорий
заключаются в специфике их грамматических значений. Экспрессия грамматических средств
определяется теми ассоциациями и аналогиями, которые возникают при употреблении
определенного рода или числа. Эти ассоциации дают возможность олицетворения, а
следовательно, употребления грамматических средств в образном значении.
Так, семантически нагружена категория рода. И хотя распределение слов по
грамматическим родам не связано с половыми различиями, ассоциации с полом вполне
возможны и реальны. А.А. Потебня указывал, что причина перенесения женских имен на
мужские лица заключается в унизительности. Так, например, Н.В. Гоголь в «Петербургских
записках 1836 года» писал:
Москва женского рода, Петербург мужского. В Москве все невесты, в Петербурге все
женихи. Москва – старая домоседка, печет блины, глядит издали и слушает рассказ, не
подымаясь с кресел, о том, что делается на свете; Петербург – разбитной малый, никогда не
сидит дома, всегда одет и, охорашиваясь перед Европою, раскланивается с заморским
людом.
Автор намеренно подчеркивает признаки грамматического рода, олицетворяя эту
категорию. Возникает экспрессия, словесная игра: мужской род – женихи, женский –
невесты.
Форма рода может существенно преобразить смысловую и стилистическую структуру
произведения. Например; в стихотворении Г. Гейне «Ein Fichtenbaum steht еinsam» слово
Fichtenbaum в немецком языке мужского рода. М.Ю. Лермонтов в русском переводе
использовал слово сосна: На севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна... В связи
с этим он перестроил образную структуру произведения. Л.В. Щерба писал по этому поводу:
«Мужской род не случаен, он противопоставлен женскому роду (Palme) и создает образ
мужской неудовлетворенной любви к далекой, а потому недоступной женщине. Лермонтов
женским родом «сосны» отнял у образа всю его любовную устремленность и превратил
сильную мужскую любовь в прекраснодушные мечты»34.
Значение форм числа существительных не исчёрпывается указанием на количество
предметов. Так, единственное число может иметь собирательное значение. Эта форма
подчеркивает единство, цельность, массовость.
В воспоминаниях об А.А. Реформатском («Дороги») Н.И. Ильина пишет: «Верный
завету своего учителя (Д.Н. Ушакова), Реформатский любил студента. Студент платил ему
тем же». Здесь возможна и форма множественного числа. Однако единственное число делает
выражение этой мысли более непринужденным, эмоциональным и образным. Реформатский
любил не вообще студентов, не отвлеченной любовью, но проявлял доброжелательное и
заинтересованное отношение к каждому конкретному человеку. Этот оттенок очень ярко
выражается единственным числом.
Множественное число у существительных с отвлеченным значением употребляется
для обозначения длительности, интенсивности, повторяемости: холода, морозы, времена;
ветры, дожди. Например: Прошли обильные дожди; Морозы продолжались весь январь.
В поэтической речи множественное число существительных, обозначающих
отвлеченные понятия, употребляется для указания на конкретные проявления какого-либо
34
Щерба Л.В. Опыты лингвистического толкования стихотворений. «Сосна» Лермонтова в сравнении с
ее немецким прототипом // Щерба Л. В. Избранные работы по русскому языку. – М., 1957. – С. 98-99.
40
свойства или на его усиление. Ср.: радость – отвлеченное понятие, радости жизни –
конкретные проявления радости; красота и красоты природы; Повсюду страсти роковые И
от судеб защиты нет (А.С. Пушкин).
Многообразные стилистические и смысловые оттенки связаны с вариантными
формами падежей: сыра – сыру, инспекторы – инспектора и др. В целом для многих слов
намечается стилистическая дифференциация: одна из форм носит книжный или нейтральный
характер, другая – разговорный или просторечный. Так, к нелитературным формам
относятся: инженера΄, аптекаря΄, месяца΄, выбора΄, договора΄ и др. Подобные
стилистически различные вариантные формы могут использоваться как выразительные
средства. Вот как это делает, например, В. Высоцкий:
Мы говорим не што΄рмы, а шторма΄:
Слова выходят коротки и смачны.
Ветра΄ – не ве΄тры сводят нас с ума,
Из палуб выкорчевывая мачты.
3а просторечными формами, имеющими профессиональный характер, угадываются
суровые и мужественные люди, произносящие эти «короткие и смачные» слова.
Очень тонко, шутливо и иронично использует стилистические различия вариантных
форм поэт А. Левин:
Мы садимся в наш автобус,
Собираемся поехать.
Тут конду΄кторы приходят и потом кондуктора΄.
И конду΄кторы нас просят:
«Проездные предъявляйте!»
а кондуктора΄ велят нам:
«Оплатите за проезд!»
Мы конду΄кторам предъявим,
а кондуктора΄м – оплотим,
Нам бы только бы поехать,
а уж там – как повезет.
Повезут ли нас шофёры
до метро без остановок,
или высадят в канаву
удалые шофера΄?
Или, может, некий шо΄фер
просто выйдет из кабины
и уйдет, не попрощавшись
и дверей не отворив.
У Матросского у мо΄ста
мы, забытые, заплачем.
Или тихо засмеемся
у Матросского моста΄.
В стихотворении комично обыгрываются просторечные формы на фоне нейтральных
нормативных. При этом различие парных форм сказывается на речевом (и не только
речевом) поведении обозначаемых этими формами людей. «Кондуктора΄» требуют
«оплатить за проезд» (просторечный оборот) и мы «оплотим» (просторечная форма), а
«удалые шофера΄» нас «высадят в канаву». Так обыгрываются просторечные формы и дается
косвенная шутливая оценка их: они ведут себя крайне невежливо.
Здесь охарактеризованы, разумеется, не все приемы выразительного использования
существительного и его форм. Это и практически невозможно. Индивидуальное
использование может раскрывать все новые и новые грани и возможности богатейшей части
речи – существительного.
41
2. Глагол, как и существительное, – одна из богатейших частей речи, о чем
свидетельствует, как уже отмечалось, разнообразие ее категорий, придающее глаголу
семантическую емкость, глубину, выразительность. Для полного описания выразительных
ресурсов русского глагола потребовалась бы не одна монография. Покажем экспрессивные
возможности глагола на примере одной из его категорий – категории времени, а из форм
времени рассмотрим прошедшее время.
Среди форм прошедшего времени наиболее частотны формы на -л. Все они
обозначают действие, происходившее в прошлом, или состояние субъекта в прошлом.
Причем это действие (или состояние) мыслится либо как ограниченное идеей внутреннего
предела, связанное с достижением результата (совершенный вид), либо как не ограниченное
идеей внутреннего предела (несовершенный вид).
В процессе употребления форм прошедшего времени к этому основному,
инвариантному значению присоединяются значения старых русских временных образований
(перфекта, аориста, имперфекта). Среди форм на -л совершенного вида выделяются формы с
перфектным и аористическим значениями.
Перфектное значение выражает такую результативность в прошлом, которая
теснейшим образом связана с настоящим, переходит в настоящее, существует в нем.
Аористическое значение связано с результативностью в прошлом, полностью
отрешенной от настоящего. Эти значения разнонаправленны и противоположны.
Пример перфектного значения. Я полюбил драматический Соловцовский театр, его
голубую бархатную обивку и маленькие ложи. После спектакля меня нельзя было увести из
театра никакими силами (К. Паустовский). Перфектное значение глагола полюбил
своеобразно и выразительно: «полюбил когда-то в прошлом, но люблю и сейчас». Результат
состояния в прошлом пребывает и в настоящем. Ориентация на настоящее, тесная связь с
ним во многом способствует выразительности форм с перфектным значением. Еще пример:
Море проснулось. Оно играло маленькими волнами, рождая их, украшая бахромой пены,
сталкивая друг с другом и разбивая в мелкую пыль (М. Горький).
Наряду с описанными формами широко употребляются формы с аористическим
значением. Они обозначают отдельный, уже свершившийся факт, лишенный, однако, какой
бы то ни было связи с настоящим: Мересьев достал заветную зажигалку, чиркнул
колесиком, чиркнул еще раз- и похолодел: в зажигалке кончился бензин (Б. Полевой).
В этом примере выделенные глаголы имеют перфектное значение, все остальные –
аористическое.
Аористические формы обозначают действие, которое представляется как один
момент, независимо от того, как продолжительно оно было на самом деле. Такие формы
обычны в описаниях, в которых факты прошлого сменяют друг друга, следуют один за
другим: Подошел иностранец и купил «Известия» и «Правду». Толстяк в украинской
рубашке взял «Humanite» и «Berliner Tageblatt». Старушка выбрала «Мурзилку». Мальчик
приобрел «Под знаменем марксизма» (В. Катаев).
Это широко распространенные контексты, в которых формы на -л с аористическим
значением передают не только следование фактов прошлого друг за другом, но и связь
между ними, то, что последующее вытекает из предыдущего.
Иной стилистический характер и иное значение имеют формы на -л несовершенного
вида. Они обозначают действие или состояние в его изменении, течении, не ограниченном
идеей внутреннего предела (имперфектное значение), и вне связи с настоящим. Часто формы
на -л несовершенного вида обозначают такие события прошлого, которые как бы
располагаются в одной плоскости, не следуя необходимо друг за другом: Рыжее солнце
опускалось над рыжей степью. Рядами стояли глиняные домишки. Верблюжья голова...
смотрела из-за... забора (Г. Николаева).
Здесь формы на -л создают живописную статичную картину, приспособлены для
описания.
42
В изобразительной, описательной функции имперфектные формы на -л
соотносительны с формами настоящего времени (Praesens Historicum). Вот как описывает
гавань К. Паустовский: Броневые корабли дымили на рейде. Выли сирены, звенели склянки,
перекликаясь со звонками трамваев и трезвоном церквей. Недовольно гудели пассажирские
пароходы, протяжно грохотали якорные цепи. В этом описании прошедшее время глаголов
везде можно заменить настоящим: Броневые корабли дымят на рейде и т.д. Оба описания
окажутся выразительными, но второе (с глаголами в настоящем изобразительном) будет в
большей степени приближено к зрителю, наблюдателю. В нем прошлое представлено как
настоящее, оно более наглядно.
Наконец, возможно использование вместо глаголов существительных: Звон якорных
цепей, грохот сцеплений вагонов, подвозящих груз, вопль железных листов, откуда-то
падающих на камень мостовой, глухой стук дерева, дребезжание извозчичьих телег,
свистки пароходов, то пронзительно резкие, то глухо ревущие, крики грузчиков, матросов и
таможенных солдат – все эти звуки сливаются в оглушительную музыку трудового дня
(М. Горький).
По сравнению с глаголами в имперфекте и с глаголами в настоящем историческом
описание более импрессионистично, графично, менее плавно. Картина дается как бы
штрихами, что связано с грамматической спецификой существительных в отличие от
глаголов. Таким образом, выстраивается ряд соотносительных экспрессивных форм (звенели
– звенят – звон), имеющих изобразительный характер, но различающихся оттенками.
Кроме основной формы прошедшего времени на -л в русском языке есть и другие
формы прошедшего времени – менее употребительные, но очень выразительные. К ним
относится форма прошедшего времени многократного вида (давнопрошедшее время). Эта
форма обозначает многократность действия с оттенком давности (хаживал, сиживал,
гащивал), например: Никто из них не живал прежде в этих краях (К. Федин). Эти формы
ограничены в своем употреблении стилями экспрессивной и разговорной речи.
В нейтральном стиле это значение передается глаголами несовершенного вида с
частицей бывало:
В часы забав иль праздной скуки
Бывало лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
(А.С. Пушкин)
Другая форма прошедшего времени, еще встречающаяся в разговорной речи,
относится к совершенному виду. По внешнему облику она совпадает с формой
повелительного наклонения единственного числа совершенного вида, но отличается от
повелительной формы особой интонацией неожиданности: Я пришел к нему записаться на
курс, а он вдруг возьми да и пригласи меня к себе на вечер (И.С. Тургенев).
Эти формы выражают оттенок неожиданности, который сообщает повествованию
известную драматичность, некоторые исследователи назвали эти формы «драматическим
императивом».
Среди экспрессивных форм глаголов следует назвать глагольно-междометные формы
(бац, бух, верть, мах, прыг, стук, хлоп, хвать). Они характерны для народно-разговорной
речи, чрезвычайно богатой различными модальными оттенками. В этих формах выражается
значение полной неподготовленности и вытекающей отсюда неожиданности, а также
быстроты, мгновенности действия, например: И вот я допил стакан до дна и стук им об
поднос (Н.А. Лесков).
Здесь говорилось только о времени глагола. Не меньшими ресурсами обладают и
другие глагольные категории, обсудить которые не представляется возможным в рамках
данной работы.
3. Прилагательное – одна из важнейших частей речи: без нее невозможно было бы
выразить понятие качества, признака. Во времена Н.М. Карамзина рассуждали примерно так:
43
«Существительные все названы. Что делать писателю? Оттенять их эпитетами (т.е.
прилагательными) и расширять запас образно-художественных определений. У Пушкина при
слове ум употребляется более 50 эпитетов (гордый, дерзкий, хладный и др.)».
Прилагательное не столько называет, сколько характеризует предмет.
Прилагательные расцвечивают текст, придают ему оценочную окраску, при этом возможно
акцентирование, подчеркивание наиболее важного эпитета:
Представьте себе иностранца, выброшенного сегодняшним утренним поездом в
Париж, человека одинокого... – право, кажется и он не найдет возможности соскучиться в
своем одиночестве. Солнце веселое; воздух веселый, магазины, рестораны, сады, даже
улицы и площади – все веселое. И тут же рядом, налево – веселый Тюльерийский сад с
веселыми группами детей, направо – веселая масса зелени...
Веселое солнце льет веселые лучи на макадам улиц, и еще веселее смотрится и играет
в витринах ресторанов и магазинов.
(Н. Щедрин)
Значение качества может выражаться и сочетанием существительных: писчая бумага
– бумага для письма, деревянный стол – стол из дерева, весенний месяц – месяц весны.
Между этими синонимичными оборотами есть тонкие стилистические различия. В
сочетаниях с прилагательным обозначается один предмет, дополняемый указанием на его
признак. Сочетание же двух существительных вызывает отчетливое представление двух
предметов. Так, когда мы говорим улицы города, мы представляем себе также и город, чего
нет в выражении городские улицы.
В одном из романов Ф.М. Достоевского есть фраза На ногах его были
толстоподошвенные башмаки. Писатель вполне мог сказать: башмаки с толстыми
подошвами. Однако это уводило бы описание в сторону, слишком большое внимание
уделялось бы башмакам.
Поэтому Достоевский использует неологизм толстоподошвенные, подчеркивая
признак, имевший, по-видимому, не частное, а более широкое значение, характеризовавший
героя, его непритязательность, простоту.
В других случаях оказывается важным подчеркнуть детали, представить понятие
расчлененно. И тогда используется сочетание существительных: Хорошо относился ко мне
темный человек Трусов, благообразный, щеголевато одетый, с тонкими пальцами
музыканта (М. Горький).
С тонкими пальцами музыканта выразительно характеризует облик героя: у читателя
возникает представление о пальцах и о музыканте. Здесь прилагательное (музыкальные
пальцы) было бы менее выразительно, неуместно.
Прилагательное дает качественную характеристику предмета, указывает на его
устойчивые свойства, а косвенные падежи существительного указывают только на
отношения между двумя предметами, которые могут быть лишены постоянства,
длительности и характерности. Ср.: ловкость кошки – кошачья ловкость, забота матери –
материнская забота. Прилагательное характеризует здесь признак, свойство вообще
(кошачья ловкость – это «ловкость не только кошки»), косвенный падеж существительного
указывает на конкретный субъект, которому принадлежит признак.
Существенны стилистические различия полных и кратких прилагательных. Как
правило, полные прилагательные обозначают постоянные свойства, краткие – врёменные: он
веселый (постоянный признак) – он весел (временный признак – «весел сейчас, в данный
момент»); он красивый – он красив и т.д.
Кроме того, краткие прилагательные по сравнению с полными имеют более книжный
характер. Поэтому они выражают качества, признаки ярче, категоричнее. Ср., например,
нагнетание кратких прилагательных, имеющее иронический характер, в произведении
М. Булгакова «Театральный роман»: Чист, бел, свеж, ясен, весел, прост был Измаил
Александрович.
Разумеется, здесь охарактеризованы далеко не все выразительные ресурсы
44
прилагательных. Практически (да и теоретически) они неисчерпаемы. Художественная
литература, публицистика раскрывают все новые возможности этой части речи и ее
категорий. Рассмотрим еще один пример.
Все темней, темнее над землею –
Улетел последний отблеск дня...
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Это строфа из стихотворения Ф.И. Тютчева «Накануне годовщины 4 августа 1864 г.»
Обратим внимание нам первую строчку. Здесь рядом поставлены краткая и полная формы
сравнительной степени прилагательного темный. Полная форма, на которую падает
логическое ударение, усиливает впечатление сгущающейся темноты. Эффект строится на
фонетическом удлинении и повторении слова. Удлинение наглядно (фонетическими
средствами, заложенными в грамматической форме сравнительной степени) передает
интенсивность действия, читатель почти физически ощущает сгущающуюся тьму.
Для описания стилистических ресурсов морфологии важное значение имеет
лингвостатистическое исследование русского языка. При общем (сходном) распределении
частей речи по стилям нагрузка каждой из них неодинакова в разных стилях. Так, в
публицистике особую нагрузку несут части речи, способные выражать оценку.
Сопоставление всех частей речи с этой точки зрения позволяет выделить, в частности,
признаковые части речи – прилагательное и наречие. Первая имеет характеризующее
значение и тем самым включает в себя оценку; вторая – наречие – выражает признак
признака и также имеет оценочный характер. Именно эти части речи широко
распространены в публицистике и имеют здесь высокий удельный вес.
Так, доля прилагательных в публицистике гораздо больше, чем в художественной
литературе. В 15 выборках у М. Горького их 1867, у А. Коптяевой – 1943, у К. Паустовского
– 2277, в газетных же и в журнальных статьях соответственно 3028 и 3032, т. е. в полтора
раза больше35. Результат на первый взгляд может показаться несколько неожиданным:
интуитивно мы привыкли считать, что как раз в художественных произведениях наиболее
широко распространены прилагательные-определения, эпитеты (например, в пейзажных
зарисовках, при описании внешности героев и т.д.). Однако статистические данные
опровергают это интуитивное представление. Высокий процент прилагательныхопределений объясняется сильнейшей потребностью публицистики в оценке описываемых
предметов, явлений, событии. Это одна из глубинных и фундаментальных характеристик
газетно-публицистического стиля.
Неограниченными выразительными возможностями обладают все части речи, даже
такая, на первый взгляд «сухая», как числительное. Вот характерная иллюстрация.
Смерть говорит: «Прочь!
Ты же один, как перст.
Против кого ты прешь? Против громады, Эрнст!
Против
Четырехмиллионопятьсотсорокасемитысячевосемьсотдвадцатитрехквадратнокилометрового чудища»...
(А. Вознесенский)
Созданный поэтом неологизм-монстр, представляющий собой прилагательное,
образованное от сочетания 4 547 823 м2 призван своей неуклюжестью, громоздкостью,
необычной длиной наглядно, графическими и грамматическими средствами передать
устрашающий облик чудища.
Таким образом, морфология содержит значительные ресурсы выразительности. Суть
35
См.: Хаблак Г.Г. Грамматические особенности газетно-публицистической речи (морфология и
словообразование) // Вестник Московского университета. Сер. 10. Журналистика. – 1984. – № 5. – С. 36.
45
ее заключается в том, что на основное грамматическое значение частей речи и их категорий
накладываются новые, дополнительные созначения, коннотации, оттенки, возникающие и
выявляющиеся в контексте, в употреблении. И многое зависит здесь от мастерства, таланта,
стилистической зоркости пишущего. Не меньшее значение имеет и нормативный аспект
использования морфологии.
НАРУШЕНИЯ МОРФОЛОГИЧЕСКИХ НОРМ
В последние годы лингвисты, а также все, кому небезразлична чистота родной речи, с
тревогой говорят о снижении, даже падении речевой культуры. Не может быть
выразительным, образным язык, если он изобилует элементарными ошибками. Особенно
прискорбно, когда погрешности встречаются, в языке СМИ, который по. определению
должен быть грамотным, безупречным. Обладая известной престижностью, язык СМИ
оказывает сильное влияние на литературный язык, воспитывает стилистические вкусы,
формирует речевые нормы.
Между тем языковая практика СМИ внушает серьезную тревогу. Если обобщить,
сгруппировать встречающиеся в СМИ ошибки, то прежде всего следует говорить о
некоторых негативных тенденциях. Так, многие СМИ перестали склонять числительные,
допускают при их употреблении грубые ошибки. Нередко пишут и произносят: «до семиста
книг» (вместо семисот), «более шестиста» (вместо шестисот).
Несклонение числительных допускается в постпозиции, когда числительное стоит
после определяемого существительного: ехать со скоростью двадцать пять километров;
приземлиться в квадрате пять-двадцать восемь.
В препозиции, когда числительное стоит перед определяемым словом, рекомендуется
склонять все части составного числительного: выступление перед тремя тысячами
четырьмястами семьюдесятью пятью слушателями.
Вызывает трудности и употребление существительных с числительными. Как
известно, числительное согласуется с существительным во всех падежах, кроме
именительного и винительного: не хватает двух страниц, познакомился с пятью
учениками. В именительном и винительном падежах числительное управляет
существительным: две страницы, пять учеников.
В сложных числительных с элементами сто (двести, триста и т. п.) возможны два
варианта: с двумястами рублями и двумястами рублей, при этом первый можно
квалифицировать как книжный, второй – как разговорный.
Слово тысяча может выступать в функции числительного, и тогда оно согласуется с
существительным (с тысячью рублями). Но оно может выступать и в функции счетного
существительного, и тогда оно управляет существительным (человек с тысячью лиц). Во
множественном числе слово тысяча употребляется, как правило, в значении счетного
существительного и управляет связанным с ним словом: поселок с двумя тысячами
жителей. Выбор одной из двух форм (тысячей, тысячью) определяется контекстом: в
научном, официально-деловом стилях предпочитается форма с тысячей рублей.
В порядковых числительных склоняется только последний компонент: в тысяча
девятьсот девяносто девятом году. Эта норма часто нарушается: пишут «в тысячу
девятьсот девяносто восьмом году», «в двухтысяч четвертом году» вместо в две тысячи
четвертом году.
Вызывает трудности сочетание составного числительного, оканчивающегося на два
(три, четыре), и существительного, имеющего только форму множественного числа – 22
суток. Можно сказать двадцать одни сутки, двадцать пять суток, однако невозможны в
литературном языке сочетания «двадцать два суток» или «двадцать двое суток». Первое
неверно, так как существительное, имеющее только форму множественного числа,
сочетается лишь с собирательными числительными (двое суток). Но не отвечает норме и
сочетание «двадцать двое суток», так как невозможна конструкция «количественное
числительное + собирательное числительное». В этих случаях рекомендуется так построить
46
предложение, чтобы все сочетание стояло не в именительном или винительном, а в других
падежах: прошло более двадцати двух суток, в течение двадцати двух суток. Если
допускает контекст, можно также использовать лексические замены: прошло двадцать два
дня или открыты ясли в количестве двадцати двух36.
Собирательные числительные сочетаются, как уже говорилось, с существительными,
имеющими только форму множественного числа, а также с существительными мужского и
общего рода (двое друзей, трое сирот), с личными местоимениями мы, вы, они (нас трое, их
было четверо). Не сочетаются собирательные числительные с существительными,
обозначающими лиц женского пола: нельзя сказать «трое девушек», «пятеро дочерей».
Следует также иметь в виду, что в некоторых случаях числительные имеют сниженный
оттенок значения, например: трое премьер-министров (лучше три премьер-министра).
К негативным тенденциям современной речевой практики следует отнести
несклонение географических названий.
Русские и славянские названия на -о (за исключением несклоняемых – Ровно) следует
изменять по падежам. Несклоняемые формы географических названий приняты лишь в
профессиональной речи географов и военных, что объясняется стремлением к точности
наименования. 3а пределами профессиональной речи названных областей русские и
славянские, а также освоенные иностранные географические названия рекомендуется
склонять: в Бирюлеве, в Останкине, в Болдине, в Голицыне. Ср. у М.Ю. Лермонтова: Недаром
помнит вся Россия про день Бородина!.. В неизменяемой форме эти названия употребляются
в следующих случаях: 1) в функции приложения, в особенности когда род географического
названия и обобщающего нарицательного слова не совпадает (со словами женского рода
деревня, станция, станица): к деревне Белкино, на станции Гоголево, из станицы Тихоново.
Точно так же – на берегу озера Зверино, в горняцком центре Соколово, от порта Ванино; 2)
в функции приложения, когда названы малоизвестные населенные пункты, и во избежание
совпадения с тождественным наименованием городов: в селе Васильево, но в городе
Васильеве; в поселке Пушкино, но в городе Пушкине; в становище Белово, но в городе Белове
и т.д.; 3) в группе наименований, совпадающих с именами собственными: Репин – Репино,
Лермонтов – Лермонтово, Киров – Кирово37.
Несклонение географических названий обедняет речь. В образцовом литературном
языке географические названия (за некоторыми исключениями) следует склонять.
Один из живых процессов, протекающих в современном русском языке, – резкое
расширение существительных, обозначающих лицо по профессии, должности, выполняемой
работе, занятию, ученому званию и т.д. Речь идет о парных наименованиях типа секретарь –
секретарша.
По мере освоения женщинами мужских профессий появляется необходимость
создавать парные наименования женского рода. При этом проще всего с профессиями,
названия которых имеют в языке как мужские, так и женские формы: тракторист –
трактористка, продавец – продавщица, летчик – летчица, учитель – учительница. Однако
для многих профессий и занятий язык не выработал парных эквивалентов, и приходится
называть женщин «по-мужски»: доктор, строитель, инженер, геолог, судья, адвокат,
философ, доцент, кандидат наук, академик и т.д.
Многие парные формы женского рода нейтральны, если данная специальность
(профессия, род занятий и т.д.) в равной мере связана и с женским, и с мужским трудом
(спортсмен – спортсменка, ткач – ткачиха, санитар – санитарка). Некоторые соответствия
женского рода стилистически окрашены. Это прежде всего существительные, образованные
при помощи суффиксов -ш(а) и -их(а). Такие формы могут быть двузначными: называть
жену по мужу и определенную профессию (дворничиха, докторша), что препятствует их
36
Подробнее см.: Розенталь Д.Э. Практическая стилистика русского языка. – М., 1977.
Подробнее см.: Граудина Л.К., Ицкович В.А., Катлинская Л.П. Грамматическая правильность
русской речи. Стилистический словарь вариантов. – М., 2001.-С. 200.
37
47
распространению. Кроме того, этим образованиям свойствен сниженный, иногда
пренебрежительный характер.
В конце XVII – начале XVIII века суффикс –ш(а) присоединялся к иноязычным
основам: генеральша, профессорша, позднее фабрикантша, миллионерша со значением
«жена того или иного лица, указанного в основе» (генерал, профессор). Это значение
послужило образцом для более широкого круга образований: суффикс -ш(а) присоединялся
не только к иноязычным, но и к русским основам (богатырша, великанша, писарша,
предводительша, председательша и др.). В XIX столетии появляются слова музыкантша,
кассирша, контролерша со значением «название женщин по роду занятий, по профессии».
Это значение остается основным и в наше время (библиотекарша, докторша).
Наименования с суффиксами -ш(а) и -их(а) употребляются чаще всего в разговорнобытовой речи и в целях стилизации в художественной литературе: врачиха ко мне пришла;
докторши все нет.
Таким образом, в практике речи намечается дифференциация парных мужских и
женских форм. В строгом стиле письменной речи, в деловых документах, в публицистике, в
научной речи, как правило, используются существительные мужского рода даже в тех
случаях, когда легко образуются параллельные формы женского рода: Мэр Петербурга
вручил руководителю Института мозга человека Н. Бехтеревой орден Дружбы народов;
народный художник Т. Яблонская; летчик-космонавт В. Николаева-Терешкова.
Не употребляются в применении к женщинам некоторые сугубо «мужские» названия:
пикадор, сталевар, свинобоец. С другой стороны, не имеют мужских соответствий слова
модистка, маникюрша, баядера, бесприданница, кружевница, повитуха, швея-мотористка,
машинистка (в значении «женщина, работающая на пишущей машинке»).
Примечание. В Институте русского языка РАН мужчину, работавшего в качестве
машинистки, называли в официальных документах «переписчик на машинке».
Нарушения морфологических норм, к сожалению, нередки в языке СМИ. Особого
внимания требует употребление редко встречающихся и устаревающих форм. В одной из
качественных газет читаем:
«А "Поле чудес" додумалось спародировать самоё себя». Но форма самоё означает
винительный падеж женского рода местоимения сама, например: Встретить самоё (или
саму) хозяйку. А «Поле чудес» – среднего рода, поэтому следовало сказать: само «Поле
чудес».
Еще пример. К интервью с ректором МГУ академиком В.А. Садовничим газета дает
подзаголовок: «Нужен табель о рангах». Однако известно, что введенная Петром I Табель о
рангах – женского рода. Следует заметить, что ректор в тексте интервью использует
правильную форму – Новая табель о рангах.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Какие существуют варианты винительного падежа существительных
одушевленных и неодушевленных, варианты окончаний предложного падежа
единственного числа существительных мужского рода, творительного падежа
множественного числа?
2. Какие вы знаете стилистические варианты суффиксов существительных?
3. В чем выражается синонимия прилагательных и форм косвенных падежей
существительных?
4. В чем проявляется тенденция к экономии языковых средств при выборе
нужной формы?
5. Каковы стилистические различия при синонимическом употреблении
предлогов?
6. Какие вы знаете варианты падежных форм.
48
Лекция 8.
Стилистические возможности простого и сложного предложений,
сверхфразовых единств
(2 часа)
ПЛАН
1. Стилистические средства синтаксиса.
2. Словосочетания: глагольные и именные.
3. Простое предложение. Функции порядка слов. Типы простых предложений.
4. Простое осложненное предложение.
5.Сложное предложение.
6. Различия между беспредложным и предложным сочетаниями.
7. Стилистические ошибки при слабом управлении. Нарушение синтаксической
связи при оборотах с предлогами: кроме, помимо, наряду с, вместо.
8. Синонимия предлогов. Синонимический ряд, образуемый предлогами с
изъяснительным значением и пространственным.
9. Стилистические различия при синонимическом употреблении предлогов.
Варианты падежных форм.
10. Синонимическое употребление форм родительного и винительного падежей
дополнения при переходном глаголе с отрицанием.
11. Случаи употребления формы винительного падежа при переходном глаголе с
отрицанием. Преимущественное употребление формы винительного падежа при
переходном глаголе с отрицанием.
Стилистические ресурсы и возможности синтаксиса особенно велики, что объясняется
чрезвычайным многообразием синтаксических конструкций, а также сложностью самого
предложения как основной коммуникативной единицы высшего уровня языка. Русскому
языку свойственна богатая синтаксическая синонимия, которая лежит в основе
синтаксической парадигматики, подтверждающей определенный изоморфизм в
стилистической организации данного уровня языка. Однако синтаксическая парадигма
отличается особой структурной сложностью и многомерностью по сравнению с лексикой,
фонетикой и морфологией.
Дело в том, что стилистические качества синтаксических синонимических
конструкций (прежде всего , предложения) определяются не только собственно
стилистической окраской, но и дополнительными оттенками, связанными с категориями
лица и модальности, а также порядком слов, которые далеко не всегда прямо соотносятся с
трехчленной парадигмой (нейтр.– книжн. –разг.) и в значительной мере осложняют ееЕй
было грустно безличное, нетр.). Она грустила (личное, двусоставное, нейтр.). Она
чувствовала грусть (личное, двусоставное, нейтр.). Грустно ей было! (безличное,
экспрессивно окрашенное, разг.)
Трехчленная стилистическая парадигма (книжн.– нейтр.–разг.) приложима здесь к
стилистически окрашенным синтаксическим когструкциям лишь в отдельных случаях: Он
нуждается в лечении (книжн). Ему нужно лечиться (нейтр.). Полечиться бы ему надо!
(разг., экспресс.).
За пределами трехчленной парадигмы, не укладывясь в ее узкую схему, остается
широкое поле стилистически и экспрессивно значимых конструкций, которые требуют
отдельного рассмотрения.
Однако синонимия все-таки является основой синтаксической стилистики не только в
плане теоретическом, но и в плане практическом, потому что предоставляет возможность
сознательного выбора синтаксической конструкции, адекватной содержанию высказывания,
ситуации, жанру и сфере речевого общения.
49
Утвердившееся понятие синтаксической синонимии как близости или тождества
основного содержания и грамматического значения допускает в то же время возможность
структурных грамматических и лексических отклонений от полного лексического и
грамматического тождества. Отсюда понятие разноструктурных синонимов ( то есть
синонимов, отличающихся грамматическими и лексическими особенностями) – самых
распространенных в языке.
Парадигмы разноструктурных синонимов возникают иногда в пределах одного стиля :
Он не смог прийти: серьезно заболел. – Так как он серьезно заболел, он не мог прийти. – Он
не смог прийти потому, что серьезно заболел. Сегодня дождь. – Сегодня дождливо. –
Сегодня идет дождь (все эти синтаксические синонимы стилистически нейтральны).
Общность грамматического значения и близость лексического состава обусловливают
взаимозаменяемость синтаксических синонимов одинаковой стилистической окраски, что
дает возможность выбора для более точного и совершенного выражения мысли.
Различие же в стилистической окраске исключает взаимозаменяемость, так как это
несовместимо со стилевой нормативностью: Он вдруг вскрикнул (нейтр.). – Он вдруг и
вскрикни! (разг.). Все пошли в лес за грибами (нейтр.)
Синтаксическая синонимия и синтаксическая парадигма обычно основаны на
разноструктурности синонимов, что было показано выше, но выделяются и синтаксические
парадигмы внутри одного и того же предложения, например интонационные варианты его
отличающиеся субъективно-модальными и эмоциональными оттенками при полном
лексическом и грамматическом тождестве. Например, в стихотворных строках: Мне грустно
потому, что я тебя люблю (М. Лермонтов) – могут интонационно и с помощью ударения
выделяться разные слова (грустно, потому, тебя, люблю)., придавая известной
стихотворной строчке разные эмоциональные и модальные оттенки. Изменение фразового
ударения в связи с изменением порядка слов также может создавать внутреннюю парадигму
экспрессивно окрашенных вариантов одного и того же предложения ( см. § 46, Порядок
слов).
Кроме одноструктурных синонимов (вариантов) и разноструктурных синонимов
одного уровня, выделяются синонимические конструкции разных уровней, которые носят
название параллельных конструкций (обсолютный причастный оборот и придаточное
определительное; деепричастный оборот, предложно-падежная конструкция и придаточное
предложение времени). Они образуют синтаксическую парадигму: студенты,
успешносдавшие экзамены – студенты, которые успешно сдали экзамены. Закончив работу,
он уехал отдыхать. – После окончания работы он уехал отдыхать. – После того как он
закончил работу, он уехал отдыхать.
Хотя эти конструкции собственно стилистически дифференцируются очень мало и в
основном являются принадлежностью книжных стилей (особенно обособленные обороты и
предложно-падежные конструкции с отглагольным существительным), они также
составляют один из ресурсов стилистики, так как предоставляют возможность выбора
наиболее экономного и соответствующего контексту средства выражения.
Функционально-стилистическая дифференциация по отношению к синтаксическим
средствам прежде всего связана, как уже указывалось, с наиболее общим разграничением: с
одной стороны, книжно-письменные, с другой – устно-разговорные синтаксические формы и
конструкции. Например, причастные и деепричастные обороты, сложные предложения со
многими придаточными, периоды, градации, ряд отыменных предлогов и союзов, некоторые
виды связок сказуемого характерны для книжной речи, и их употребление придает
высказыванию книжный характер. Неполные, инфинитивные предложения, многие
эллиптические конструкции, сказуемые, выраженные инфинитивом, междометия,
присоединительные связи преимущественно используются в разговорной речи.
Экспрессия (экспрессивно-стилистическая окраска) синтаксических конструкций и
форм также может быть как книжной, так и разговорной, обуславливая и соответствующее
функционально-стилистическое их разграничение. Но если все конструкции и формы
50
разговорного синтаксиса экспрессивны в той или иной степени, что и является
одновременно их функциональной особенностью, то экспрессивные формы книжного
синтаксиса являются принадлежностью далеко не всех книжных стилей, а используются в
публицистике и в индивидуальных стилях художественной литературы. Это относится
прежде всего к таким приемам поэтического синтаксиса, как анафора, эпифора, градация,
период, риторический вопрос и др.
Стилистические же нормы таких стилей, как официально-деловой и научный, как
правило, не допускают использования экспрессивно окрашенных средств книжного
синтаксиса (исключения для них здесь минимальны) и тем более несовместимы с
непринужденной экспрессией разговорных синтаксических конструкций. Что касается более
частного и строгого функционального разграничения синтаксических средств по отношению
к этим книжно-письменным стилям, то здесь, в отличие от лексики и фразеологии, можно
говорить, за некоторым исключением, лишь об ограничениях в употреблении отдельных
синтаксических конструкций и оборотов в той или иной речевой сфере, о частоте их
употребления и лишь в некоторых случаях о прикрепленности к определенному
функциональному стилю и соответствующей функционально-стилистической окрашенности.
Например, явление так называемого расщепленного сказуемого (помочь– оказать помощь,
участвовать – принимать участие, решить – принять решение), целый ряд отыменных
предлогов (по линии, в деле, в связи, в отношении), частое употребление отглагольных
существительных «при нанизывании» цепочкой родительных падежей – принадлежность и
характерная черта официально-делового стиля. Последняя черта в значительной мере –
особенность и стиля научного. Например: Установление зависимости длины линии волны
рентгеновских лучей атома от положения его в периодической системе (Из учебника
физика).Определение порядка очередности удовлетворения претензий кредиторов (Из
Уголовно-процессуального кодекса).
Синтаксис заключает в себе громадные возможности и для передачи всего богатства
человеческих эмоций (помимо такого простого средства, как восклицательные и
вопросительные предложения).
При описании стилистически значимых синтаксических конструкций, включая и
синтаксические парадигмы синонимов, целесообразно
придерживаться структурных
уровней грамматического описания языка: уровень словосочетания – уровень простого
предложения – уровень сложного предложения.
СЛОВОСОЧЕТАНИЕ
Словосочетание как докоммуникативная и номинативная единица синтаксиса в
предложении есть «не что иное, как распространенная синтаксическая форма слова»
(Золотова Г.Н. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973, с. 66). Поэтому
на уровне словосочетания выделяются парадигмы, которые стоят ближе к фразеологических
синонимов, выражающих различные виды отношений: объективные, объективноопределительные, определительные, объективно-обстоятельственные, обстоятельственные.
Парадигмы словосочетаний обычно образуют парное противопоставление форм (нейтр.–
книжн., нейтр.– разг.).
Глагольные словосочетания широко употребляются во всех стилях, особенно часто в
разговорном стиле и языке художественной литературы: говорить два часа (нейтр.) –
говорить в течение двух часов (книжн.), ждать ответа (нейтр.) – ждать ответ (разг.),
пойти за ягодами (нейтр.) – пойти по ягоды (разг.), затягивать ремонт (нейтр.) –
затягивать с ремонтом (разг.).
Именные словосочетания особенно широко используются в книжных стилях:
научном, официально-деловом, публицистическом, реже – в разговорном: контроль
выполнения – контроль за выполнением оба книжн.), проблема жилья (нейтр.) – проблема с
жильем (ближе к разг.), объяснение поступку (нейтр.) – объяснение по поводу поступка
(книжн., офиц.-дел.).
ПРОСТОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
51
С синтаксисом простого предложения связано много стилистически значимых
явлений и форм, большинству которых свойственна богатая стилистическая синонимия. К
ним относятся средства выражения сказуемого, порядок слов, а также стилистически
значимые разновидности простых предложений и т.д.
Формы сказуемого. Большие возможности для стилистического использования
открывает разнообразие форм выражения сказуемого в простом предложении.
Стилистически значимыми в сфере сказуемого являются синонимические формы составного
именного сказуемого, в которых именная часть выражена полным и кратким
прилагательным. Кроме различия в семантике ( по отношению к некоторым прилагательным,
таким, как он болен, то есть временно, и он больной, то есть, скорее всего, постоянно), в этих
формах обычно краткая форма прилагательных связана с книжными стилями, а полная имеет
разговорный оттенок (ср.: Он был красив и ловок, – Он был красивый и ловкий). Полное
прилагательное употребляется в именительном и творительном падежах, причем
именительный падеж, кроме того, что он выражает большее постоянство признака, более
характерен для разговорного стиля, а творительный чаще встречается в книжной речи. Ср.:
Дождь был недолгим. – Дождь был недолгий. Он был добрым. – Он был добрый.
Сказуемое, выраженное инфинитивом глагола несовершенного вида, выражая
большую динамичность и интенсивность действия, несет в себе и значительную экспрессию,
которая широко используется в устной разговорной речи, а отсюда проникает в язык
художественной литературы. Ср.: Наша братия – ругаться (Н.Помяловский). – Наша
братия стала ругаться. Она кричать что есть мочи, а он – бежать! – Она стала кричать
… а он побежал. (Вторые формы представляются вялыми и менее динамичными.)
Ту же разговорную экспрессию дает сочетание инфинитива с частицей ну или давай:
Схватил (дед) скорее котел и давай бежать (Н. Гоголь). Вошли они и ну кричать, ну
возмущаться.
Оттенок просторечности имеет сказуемое, выраженное повелительным наклонением,
причем подлежащее может стоять во множественном числе: Ну, ребята, не отставай.
Пример экспрессивных возможностей разговорного синтаксиса представляет
осложненное глагольное сказуемое, которое выражается разными формами:
1. повторение глагольных форм: ехали, ехали и приехали;
2. двукратным повторением с усилительной частицей так в значении
«действительно»: выспался так выспался, придумал так придумал;
3. конструкцией, состоящей из инфинитива и личной формы однокоренного глагола,
иногда с отрицанием не: Стрелять не стреляет, а ружье держит (Н. Гоголь); Работать не
работает, а время ведет;
4. сочетанием с глаголом взять: возьму и сделаю, взял и написал и др.
Сугубо книжный характер имеет ряд связок в составном именном сказуемом,
например глагол являться в роли связки. Связка есть – принадлежность научного и
официально-делового стиля: Иванов является начальником управления. Квадрат есть
прямоугольник, у которого все стороны равны.
Действительный (активный) и страдательный (пассивный) обороты имеют прямое
отношение к способам выражения как сказуемого, так и подлежащего и представляют собой
синонимические оттенки. В выражении действия, обозначаемого переходным глаголом и
имеющего субъект и объект, допускаются две разные конструкции – активная
(действительный оборот) и пассивная (страдательный): Директор вызвал ученика
(действительный).Ученик был вызван директором (страдательный). Последняя конструкция
носит оттенок книжности, официальности, тогда как первая стилистически нейтральна.
Причем смысловой акцент падает на подлежащее, то есть в действительном обороте на
первом плане – субъект действия, а в страдательном – объект.
Если в качестве субъекта действия выступает неодушевленный предмет, то
страдательный оборот оказывается синонимичным безличному предложению с
творительным падежом, обозначающим орудие или средство действия. Например: Дерево
52
сломано ветром. – Дерево сломало ветром. Оба предложения более близки между собой и
семантически и стилистически, чем действительный оборот: Ветер сломал дерево.
Порядок слов. В русском языке порядок слов (или членов предложения) считается
свободным и отличается чрезвычайной гибкостью (Порядок слов в русском языке может
иметь, как известно, и синтаксическое значение, то есть менять синтаксическую роль
переставляемого члена предложения, а отсюда иногда и весь смысл предложения. Например,
в предложениях: 1 .Он встретил другого отца. –Он встретил отца друга. 2 .Сын приехал
больной. – Больной сын приехал – изменение положения меняет синтаксическую роль слов:
дополнения – на несогласованное определение (1), сказуемого – на согласованное
определение (2) ).Это допускает большое количество вариантов одного и того же
предложения, состоящего из нескольких слов, благодаря их перестановке, вносящей
семантические оттенки, что отмечалось еще А.М. Пешковским. Этим объясняется большая
стилистическая значимость порядка слов в простом предложении, возможность выбора
характера словорасположения в целях экспрессивных и стилистических, особенно в
художественной и публицистической речи.
Но, несмотря на относительную свободу,порядок членов предложения в нем все-таки
определяется как грамматически, так и самим смыслом предложения.
У каждого члена предложения в русском языке есть обычное, свойственное именно
ему место. Оно определяется структурой и типом предложения или словосочетания,
способом синтаксического выражения данного члена предложения, а также ролью контекста
и стилем речи. Исходя из этого, выделяется прямой, то есть обычный, и обратный, то есть
необычный, порядок слов (инверсия). Основной смысл предложения при обратном порядке
слов сохраняется, вносятся лишь дополнительные экспрессивно-смысловые оттенки,
усиливающие выразительность слова и приобретающие поэтому определенную
стилистическую значимость.
Рассмотрим предложения: Я все расскажу вам. – Вам я все расскажу. Этот человек
мне не понравился. – Не понравился мне этот человек. В эти дни стояла изумительная
погода. – Изумительная в эти дни стояла погода.
В этих предложениях, представляющих внутреннюю парадигму вариантов одной и
той же конструкции, мы наблюдаем усиление смысловой нагрузки и выразительности
переставляемых (инверсируемых) слов за счет переноса на них смыслового ударения и
изменения интонации при сохранении их синтаксической роли (в первом случае –
дополнения вам, во втором – сказуемого не понравился, в третьем – определения
изумительная). Инверсия в данных случаях придает высказыванию большую
экспрессивность.
Экспрессивно-стилистические возможности инверсии широко используются в
художественной речи и во многих жанрах публицистики; что касается научного и
официально-делового стилей, то им в основном свойствен прямой порядок слов, хотя случаи
инверсии допустимы и здесь.
В отличие от книжно-письменной речи порядок слов в устно-разговорной речи, а
также при использовании разговорного стиля (прежде всего – диалога в художественной
литературе) имеет свои особенности. Экспрессивно значимая инверсия, рассмотренная
выше, здесь широкоупотребительна. Но поскольку коммуникативное членение (выделение
темы и ремы) в устной речи выражается прежде всего интонационно, а не через порядок
слов, то место ремы (нового) здесь свободно, тогда как тема, как правило, постпозитивна. В
устно-разговорной речи основным принципом словорасположения является принцип
ассоциативного присоединения: Вздор какой-то – топиться? Там еще хуже нашего. Тут-то
я хоть чаю попью (М.Пришвин).
Стилистически окрашенные варианты словорасположения делятся, по классификации
И.И. Ковтуновой (См.: Ковтунова И.И. Современный русский язык: Порядок слов и
актуальное членение предложения. М., 1976), на четыре группы в зависимости от того, с
какой сферой речевой деятельности они связаны. Это варианты словорасположения:
53
1. с разговорной окраской;
2. с фольклорно-повествовательной окраской;
3. с эпической окраской ;
4. с поэтической окраской.
Хотя эта классификация не совпадает полностью с принятой дифференциацией
функциональных стилей и охватывает, по существу, существу, только речь
разговорную и речь художественную, она безусловно заслуживает внимания.
Для словорасположения с фольклорно-повествовательной окраской характерны
конструкции с препозицией ремы – глагольного сказуемого: Жили-были старик со
старухой. Стал он кликать золотую рыбку. Приплыла к нему рыбка, спросила … (А.
Пушкин).
Словорасположение с эпической окраской характеризуется также инверсией, то есть
препозицией глагольного сказуемого: Задумались все казаки и не знали, что сказать.
Тогда вышел вперед всех старейший годами во всем запорожском войске Касьян
Бовтюг … Так сказал Бовтюг и затих; и обрадовались все казаки, что навел их
таким образом на ум старый (Н. Гоголь).
Словорасположение с поэтической (Под поэтической следует понимать окраску,
связанную не только с поэзией, но и с высокохудожественной или поэтической прозой)
окраской представляется особое явление. Здесь инверсия членов не сопровождается
экспрессивной интонацией, так как связана с иной акцентной структурой, свойственной
стихотворной речи или языку поэтической прозы. Расположение интонационных акцентов
здесь то же, что и в стилистически нейтральной речи, то есть, как отмечает И.И. Ковтунова,
«инверсируются только слова, но не акценты» (Ковтунова И.И. Современный русский язык:
Порядок слов и актуальное членение предложения. М., 1976). Наиболее употребительным
вариантом поэтического словорасположения является постпозиция определенийприлагательных: Он не пришел, кудрявый наш певец. С огнем в очах, с гитарой
сладкогласной: Под миртами Италии прекрасной Он тихо спит, и дружеский резец Не
начертал над русскою могилой Слов несколько на языке родном ( А. Пушкин).
Поэтической окрашенностью отмечены конструкции, в которых существительное
обрамлено двумя прилагательными: Синим снежным облаком пушистым разволнуется
болотная твердь (Л. Леонов). Глагольные словосочетания с постпозицией качественного
наречия на –о также характерны для художественной речи: Солнце висело тускло – красным
пятном в этой мгле; а перед вечером она вся загоралась и алела таинственно и странно (И.
Тургенев).
Для стихотворной речи характерны случаи обратного параллелизма, так называемые
хиазмы, в которых компоненты конструкции во второй части расположены в обратном
порядке по сравнению с первой частью: К вечеру вышло тихое солнце, И ветер понес дымки
из труб (А. Блок).Тонки ее черные брови. И строгие речи хмельны … (А. Блок).
Хиазмы встречаются и в прозе: Дул сладкий ветер, звездный узор неподвижно стоял в
вышине… (И. Бунин).
Сравнительные обороты. Сравнительные конструкции, передающие объект
сравнения, то есть реализующие акт мысли, устанавливающей признаки предметов и
явлений путем ассоциации по сходству. Сопоставление сравнительных конструкций,
реализуемых в синонимических синтаксических формах, создает синтаксическую парадигму:
взлетел как сокол (нейтр.); взлетел подобно соколу (книжн.); взлетел соколом (нейтр.);
взлетел по-соколиному (нейтр.); взлетел вроде сокола (разг.); взлетел будто сокол (разг.).
Каждая
конструкция
отличается
средством
синтаксической
связи
и
морфологическими формами их выражения:
I и YI – глагол+союз+существительное в им. падеже
II – глагол+союз+существительное в дат. падеже
III – глагол+существительное в твор. Падеже
IY – глагол+наречие
54
Y – глагол+союз+существительное в род. Падеже
Аналогичную, хотя и не идентичную, парадигму может составить и употребление
данных конструкций при прилагательном (тогда сравнительный оборот выполняет роль
уточняющего определения или обстоятельства меры и степени). Например: стремительный,
как сокол, по- соколиному, подобно соколу, будто сокол, вроде сокола. Иногда
сравнительный оборот выступает при существительном, чаще в роли именной части
составного сказуемого: Установился полный штиль. Море как зеркало (К. Паустовский).
Чаще всего сравнительные обороты употребляются в художественной литературе и в
публицистике с целью создания художественного образа: И вы уже (звездой средь ночи),
Скользящей поступью скользя, Идете– в поступи истома, И сердцу суждено сберечь, Как
память об иной отчизне, Ваш образ, дорогой навек…(А. Блок).
В научном стиле сравнения также используются для более точного описания явления
или предмета путем сравнения его с известным. Например: При низких температурах
металл становится хрупким и при ударе колется, как стекло.
Согласованные и несогласованные определения. Если в художественной речи и
публицистике определения чаще всего выполняют роль эпитетов, обладая образностью и
выразительностью, то в научном и официально–деловом стилях они выступают как
логические определения: природные богатства, экономические возможности, высокая
температура.
Согласованные определения используются во всех стилях речи, выражая, в отличие от
несогласованных, более отвлеченное свойство: сосновая роща, весенняя распутица.
Несогласованные– более характерны для книжных стилей и выражают обычно большую
конкретность признака. Они могут обозначать принадлежность: платок матери, велосипед
отца; деятеля или носителя признака: гул самолетов; характеризовать человека или предмет
по отличительным признакам: женщина в берете, щенок с белым пятном на лбу; указывать
на материал, из которого изготовлен: статуэтка из бронзы; назначение предмета: горшок
для цветов. Большинство из них может иметь синонимы в форме согласованных
определений: материнский платок, отцовский велосипед, самолетный гул, бронзовая
статуэтка, цветочный горшок, которые по своей стилистической окраске тяготеют к
разговорному стилю.
Типы простых предложений
Очень большие стилистические ресурсы заключены в самой структуре простых
предложений, в разнообразии их типов. Причем между разными структурными типами
простых предложений существуют синонимические отношения. Например, существует
синонимия утвердительных и отрицательных предложений: Кто не сталкивался с этим
явлением? – Все сталкивались с этим явлением. Одновременно это синонимия
вопросительного и повествовательного предложения. Первое предложение экспрессивно
окрашено. Синонимия неопределенно–личных и безличных предложений: выдвигают
кандидатов– выдвигаются кандидаты; определенно–личных и безличных: я представляю–
мне представляется.
Почти каждый тип простого предложения имеет определенную функционально–
стилистическую или экспрессивно– стилистическую значимость и прикрепленность к той
или иной речевой сфере.
Обобщенно – личные предложения, выражающие афористические суждения,
характерны для народной речи и широко используются в разговорном стиле, обычно в форме
пословиц и поговорок, а также, естественно, проникают в публицистику и художественную
литературу: Соловья баснями не кормят. С кем поведешься, от того и наберешься. Тише
едешь– дальше будешь. Что посеешь, то и пожнешь.
Широко используются в разных стилях речи неопределенно–личные предложения,
однако в зависимости от стиля эта конструкция наполняется разным семантическим
содержанием. Так, в некоторых жанрах официально– делового стиля неопределенно– личные
55
предложения могут употребляться с предписывающим и констатирующим значением.
Например: Препарат применяют в качестве болеутоляющего средства (Из инструкции по
употреблению лекарств). В научной речи те же конструкции используются при
формулировке законов, правил: Индукцией называют метод рассуждений, ведущий от
частных примеров к некоторому общему выводу (Из учебного пособия для 9-го класса
«Алгебра и начала анализа»).
Неопределенность субъекта действия может сообщать этим конструкциям большие
выразительные возможности, что и используется в художественной литературе. Например:
Не спят, не помнят, не торгуют. Над черным городом, как стон, Стоит, терзая ночь
глухую, Торжественный пасхальный звон (А. Блок). В разговорном стиле эта конструкция
также употребительна: Говорят, он совсем уехал отсюда.
Большие стилистические возможности заключены в структуре безличных
предложений, которые имеют целую гамму экспрессивных оттенков и поэтому широко
используются в художественной литературе и разговорной речи. Именно по поводу этих
предложений В.В. Виноградов, анализируя формы безличного употребления глаголов, писал,
что в них «открывается множество тончайших стилистических оттенков русского языка и
что «грамматика русского глагола органически сплетается с его стилистикой»(Виноградов
В.В. Русский язык. М., с.463.).
Выразительные возможности безличных предложений связаны с морфологическими и
семантическими свойствами составляющих слов, и прежде всего– главного члена. Если в
роли главного члена выступают глаголы, обозначающие явления природы (Рассвело. Уже
вечереет и т.д.), то сама семантика этих глаголов, чувственно воспринимаемая читателем
или слушателем, делает эти предложения эмоционально– выразительными. То же относится
и к тем предложениям, где главный член– глагол– обозначает болезненное состояние
человека: Тошнит. Рвет. Ломит руку и др. Эмоционально– оценочны и выразительны
безличные предложения, в которых в качестве главного члена выступает группа безлично–
предикативных слов, обозначающих душевное, психическое и физическое состояние
человека: тяжело, больно, грустно, весело и т.п. Например: И скучно и грустно, и некому
руку подать. В минуту душевной невзгоды…(М. Лермонтов).
Особую группу составляют безличные предложения, в которых главный член
выражен безлично– предикативными словами с модальным значением (нельзя, можно,
необходимо, надо и др.) и инфинитивом. В этих конструкциях объединяются категории
безличности и модальности (долженствования, необходимости). Они стилистически
нейтральны и широко используются как в художественной речи, так и в стилях официально–
деловом, публицистическом и научном: Надо вырвать радость у грядущих дней (В.
Маяковский). Необходимо принять меры к … Массу небесного тела можно определить из…
Большой экспрессивностью и эмоциональностью отмечены, как правило, и все виды
инфинитивных предложений, которые используются в разговорной и художественной
речи. В них модальное значение (долженствование, желательность, побуждение, приказ)
выражены не лексически, как в выше рассмотренной группе безличных предложений, а
самой структурой предложения и его интонацией– восклицательной или вопросительной: А
подать сюда Ляпкина– Тяпкина! (Н. Гоголь). Ну как не порадеть родному человечку? (А.
Грибоедов).
Риторические вопросы в форме инфинитивных вопросительных предложений с
семантикой утверждения или протеста также характерная черта разговорного синтаксиса,
используемая и в художественной речи: Любить… но кого же?.. на время– не стоит
труда…(М. Лермонтов).
Побудительные инфинитивные предложения употребляются часто в газетной
публицистике в форме призывов: Выполнить обязательства в срок! Убрать урожай без
потерь!, а также в форме служебных команд: Знамена вынести! Свистать всех наверх!
Номинативные предложения прежде всего принадлежат художественной речи, хотя
они используются и в некоторых жанрах публицистики. Богатые экспрессивные
56
возможности номинативных предложений обусловлены тем, что имя существительное–
главный член номинативного предложения– выражает одновременно и образ предмета, и
идею его существования в настоящем времени. Отсюда их лаконизм, образность,
выразительность. Они обычно употребляются в описаниях и повествованиях для
изображения динамической смены картин, а также зримости и яркости статических
описаний, очень часто– в авторских ремарках, киносценариях и пр. Часто используются
номинативные предложения в начале повествования, главы: Синий туман. Снеговое
раздолье, Тонкий лимонный лунный свет (С. Есенин).
Большую экспрессивно – стилистическую значимость имеют и предложения
эллиптические, в которых отсутствует (пропущено) сказуемое, что делает их по сравнению
с соотносительными с ними предложениями, включающими сказуемое, более динамичными
и выразительными. Благодаря этому они находят применение в разговорной речи и в
художественной литературе: Офицер из пистолет, Теркин– в мягкое штыком (А.
Твардовский). И в ту же минуту по улицам– курьеры, курьеры (Н. Гоголь).
Неполные предложения характерны для разговорной речи, они передают
естественность, непосредственность, живость разговорной речи и особенно употребительны
в диалогах; в монологической же речи они используются обычно для связи частей. Пропуск
слов легко восполняется из контекста или ситуации: Первый звук его голоса был слаб и
неровен и, казалось, не выходил из его груди… За этим первым звуком последовал другой,
более твердый и протяжный… за вторым– третий…(И. Тургенев).
Гордничий: Где же он там живет?
Добчинский: В пятом номере, под лестницей.
Бобчинский: В том самом номере, где прошлого года подрались приезжие
офицеры… (Н. Гоголь).
Простое осложненное предложение
Среди разновидностей простого осложненного предложения интерес стилистов
вызывают предложения с однородными и обособленными членами.
Однородные члены предложения. Однородные члены предложения в плане
стилистическом играют роль важного изобразительного и выразительного средства и в этом
качестве широко используются и в публицистике, и в различных стилях художественной
литературы. Там с их помощью выражается динамика, напряженность действия или
детализация какого–то явления, образуются живописные, а часто и экспрессивно
окрашенные ряды эпитетов: Милая, добрая, старая, нежная, С думами грустными ты не
дружи (С. Есенин). Напрасно упрашивал его Азамат согласиться, и плакал, и льстил ему, и
клялся (М. Лермонтов). Ты один мне поддержка и опора, О великий, могучий, правдивый и
свободный русский язык! (И. Тургенев).
Большое стилистическое разнообразие дает использование однородных членов
предложения с союзами и без союзов, а также пар однородных членов, ср.: 1) В движении за
мир принимают участие рабочие, колхозники, учителя, врачи, ученые, артисты. 2) В
движении за мир принимают участие и рабочие, и колхозники, и учителя, и врачи, и ученые,
и артисты. 3) В движении за мир принимают участие рабочие и колхозники, учителя и
врачи, ученые и артисты.
Попарно могут объединяться контрастные понятия– слова– антонимы, что создает
большой экспрессивно– стилистический эффект, например: Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень Не столь различны меж собой (А. Пушкин).
При намеренном объединении в качестве однородных членов разнородных понятий
возникает юмористический эффект: Агафья Федосеевна носила на голове чепец, три
бородавки на носу и кофейный капот с желтенькими цветами (Н. Гоголь).
Кроме художественной и публицистической речи, однородные члены употребляются
в научном и официально – деловом стилях (при перечислении). Здесь их использование
лишено экспрессии и служит чисто коммуникативным и познавательным целям: На
предприятиях, в совхозах и учреждениях стали шире использоваться новые формы
57
политической учебы коммунистов и беспартийных: школы коммунистического труда и
передового опыта, партийно– хозяйственного актива и научного атеизма, народные
университеты.
В научном стиле при однородных членах часто используется соединительный союз
как– так и; в научной, а также в публицистической речи при однородных членах
употребительны союзы не только– но и не столько– сколько.
Следует отметить также стилистическую синонимию противительных союзов но и да
(первый используется при однородных членах в книжной, второй– в разговорной речи).
Например: Это должно было произойти, но не произошло. Хотел было пойти туда, да
раздумал.
Обособленные члены предложения. Стилистической значимостью отмечено в
русском языке и обособление некоторых членов предложения, а также оборотов. Общей
чертой обособленных членов в отличие от необособленных является то, что они обладают
большим семантическим весом, подчеркивают и выделяют обозначаемые ими предмет,
деталь, качество и т.д. Их смысловое выделение внешне выражается в наличии усиленного
ударения и в отграниченности паузами. Ср.: Воодушевленный успехом, артист стал играть
еще лучше.– Воодушевленный успехом артист стал играть еще лучше.
Обособление– принадлежность книжной речи, как художественной, так и
публицистической и научной. Однако в художественной литературе обособление, кроме
функции смыслового выделения, выполняет еще и экспрессивную функцию, в научной же– в
основном смысловую. Например: При синтезе белка текст, написанный на нуклеотидном
языке, переводится на язык аминокислот (Из журнала «Наука и жизнь»). У многих видов
имеется полицикличность размножения, особенно выраженная в тропиках и субтропиках
(БСЭ, т. 9).
В художественной речи особенно экспрессивно значимы обособленные определения,
а также приложения, отдаленные от определяемых существительных. Обычно они
используются как выразительный прием. Обособленные определения, выраженные
причастными оборотами, служат одновременно и более «экономным», по сравнению с
придаточным предложением, способом выражения: Скажи– ка, дядя, ведь не даром Москва,
спаленная пожаром, Французу отдана? (М. Лермонтов).Полный месяц светил на
камышовую крышу и белые стены моего нового жилища; на дворе, обведенном оградой из
булыжника, стояла избочась другая лачужка, менее и древнее первой (М. Лермонтов).
Пример обособленного приложения: Он услышал, как слезы защипали ему веки. Слезы
унижения, они были сухи (К. Федин).
С экспрессивным и эмоциональным оттенком связано и обособление определений,
расположенных отдельно от определяемого слова: Озаренные закатом, медленно
приближались черепичные кровли (А. Толстой).
Параллельные конструкции. Причастные и деепричастные обороты, как
обособленные, так и необособленные, несут печать книжной речи, в разговорной же почти
не употребляются. Эти обороты благодаря их краткости и динамичности имеют в ряде
случаев преимущество перед параллельными им конструкциями– придаточными
предложениями определительными и временными. Однако при замене придаточного
предложения деепричастным оборотом утрачиваются оттенки значения, вносимые союзами:
Ср.: приехав в город– когда он приехал в город, после того как он приехал в город, как только
он приехал в город. При замене таких придаточных предложений деепричастными оборотами
следует восполнить утрату союзов лексическими средствами: Приехав в город, он сразу же
(тотчас же, немедленно…) направился в институт.
Расширяет возможность выбора синтаксических конструкций для выражения одного
и того же смысла и употребление конструкции с отглагольными существительными, которые
как правило, имеют стилистическую окраску двух стилей– официально– делового или
научного. Ср.: принять решение– решить, за неимением фактов– не имея фактов.
58
Параллельные конструкции можно представить таким образом: Иванов, приняв
решение, приступил к делу; Иванов, после того как принял решение, приступил к делу;
Иванов, принявший решение, приступил к делу; Иванов, который принял решение, приступил
к делу; Иванов после принятия решения приступил к делу.
СЛОЖНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Сложное предложение заключает в себе такие новые семантические,
коммуникативные и мыслеоформляющие качества, которые неизбежно влекут за собой и
особые стилистические возможности. Как более сложное структурное целое, выражающее
различные смысловые отношения между частями, оно способно выразить сложность и
разнообразие связей и зависимостей между явлениями действительности, таких, как
временные, причинные, следственные, и другие, которые в простом предложении почти не
находят выражения. Отсюда и разная роль тех и других в разных стилях и сферах речевой
деятельности.
Сложные предложения, особенно громоздкие, включающие несколько придаточных
конструкций, более употребительны в книжной речи, так как именно они позволяют
оформить сложные логические и интеллектуальные связи. Однако это не значит, что
сложные предложения вообще не свойственны устно– разговорной речи. Они, хотя и в
меньшей степени, используются и там, но, как правило, не отличаются большой сложностью
структуры и соответственно не могут быть слишком длинными. Стилистическую значимость
в сложном предложении имеет как характер связи между предложениями, так и средства
выражения этих связей (союзы, отсутствие их).
Сложносочиненные предложения, выражающие, как известно, соединительные,
противительно– сопоставительные, разделительные, а также присоединительные связи,
употребляются обычно при описании и повествовании, но оказываются недостаточными при
рассуждении. Поэтому они редко встречаются в научном стиле, где их доля не превышает 10
% общего числа сложных предложений (по данным М.Н. Кожиной).
В языке художественной литературы и в публицистике они представлены очень
широко. Некоторые виды сложносочиненных предложений несут в себе большую
экспрессию, что во многом связано с характером сочинительных союзов и их повторением.
Так, повторение соединительного союза и перед всеми частями сложного предложения,
включая и первую, создает ярко выраженную экспрессию высказывания. Этот прием широко
используется А. Чехов и составляет характерную черту его индивидуального стиля: И все ей
вдруг припомнилось: и Андрей, и его отец, и новая квартира, и нагая дама с вазой; и все это
уже не пугало, не тяготило, а было наивно, мелко и уходило все назад и назад (А. Чехов).
Средства связи в сложносочиненном предложении– союзы– могут быть как
стилистически нейтральными, так и разговорными или книжными. Так, союзы да, да и в
присоединительных конструкциях (при присоединительных связях) имеют окраску
разговорности и употребляются в стиле устно– разговорном: У всех пропало настроение, да
и погода испортилась.
В книжной речи для выражения этих присоединительных отношений (связей)
употребляются союзы а также, к тому же, при этом. Например: Эта закономерность
представляет большой интерес, к тому же она имеет универсальные характер.
Разговорную окраску имеют противительные союзы да, зато, в книжной речи для
выражения этих же связей употребляется союз однако: Все ждали триумфа, однако
случилось иное. Мы думали: все будет хорошо, да иначе все вышло.
Разделительные повторяющиеся союзы либо– либо, то ли– то ли, не то– не то имеют
разговорно– экспрессивную окраску. Например: То ли она раздумала, то ли помешало ей
что–то.
Сложноподчиненные предложения хотя и более свойственны книжной речи, однако
широко распространены во всех стилях общенародного языка.
В разных стилях употребление этой конструкции имеет разные особенности.
Некоторые типы сложноподчиненных предложений тяготеют к определенным речевым
59
сферам. Так, для научной речи характерен высокий процент употребления предложений с
придаточными причины и условия (вместе– 22%), что объясняется их способностью
выражать причинно– следственные и условные отношения, связанные со строгой
логичностью и доказательностью научного изложения. В официально– деловой речи процент
условных отношений особенно высок (условных союзов 32,9 % – при 14 % в научной и 4,7 %
в художественной речи) (См.: Кожина М.Н. О речевой системности научного стиля
сравнительно с некоторыми другими. Пермь, 1972, с. 324). Для научной речи характерны
сложноподчиненные предложения с ослабленным значением главного, которое выражается
одним словом (полагаем, представляется, нужно, считаю), а все главное содержание
заключено в придаточном.
Для художественной речи в целом особенно характерны придаточные времени, места,
образа действия, а также определительные и сравнения. Однако предпочтительное
употребление той или иной синтаксической конструкции в художественной литературе
обусловлено в очень большой степени особенностями индивидуального стиля писателя.
Синонимия сложносочиненных и сложноподчиненных предложений. Некоторые
типы смысловых отношений могут быть выражены структурой как сложносочиненного, так
и сложноподчиненного предложения– это временные, причинно–следственные, условные,
присоединительные. Так возникают ряды синтаксических синонимов, которые различаются
и собственно стилистическими оттенками, и сферой употребления. Сложносочиненные
предложения, в которых смысловые отношения выражены не столь четко и обе части
выступают как грамматически равноценные, отличаются живостью, легкостью и
непосредственностью, что более характерно для разговорной и художественной речи.
Например: Зашел разговор о лошадях, и Печорин начал расхваливать лошадь Казбича (М.
Лермонтов). (Когда разговор зашел о лошадях…) Душно стало в сакле, и я вышел на воздух
освежиться (М. Лермонтов). (Душно стало в сакле, поэтому я вышел на воздух
освежиться.)
Бессоюзные предложения. В бессоюзных сложных предложениях основным
средством связи является интонация, поэтому они, как правило, экспрессивны. Эти
предложения более характерны для разговорной и художественной речи, особенно поэзии,
фольклора. Там они чаще всего обозначают отношения времени, причины, изъяснительные,
а также выражают напряженную динамику действия: Чин следовал ему: он службу вдруг
оставил… (А. Грибоедов). Слышишь– мчатся сани, слышишь– сани мчатся (С. Есенин).
Часто бессоюзные конструкции служат воссозданию лирических картин– описаний:
Свет вечерний шафранного края, Тихо розы бегут по полям (С. Есенин).
С одной стороны, бессоюзные предложения выражают смысловые связи между
предложениями менее четко, чем сложные предложения с союзами, с другой– отличаются
большей непосредственностью и естественностью, а часто и экспрессивностью, что и
обуславливает их употребление в разговорной и художественной речи.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Что вы знаете о функции порядка слов в предложении?
2. Расскажите об использовании вариантов падежных форм дополнения при
переходных глаголах с отрицанием.
3. Каковы стилистические различия при употреблении форм родительного и
винительного падежей дополнения при переходном глаголе с отрицанием?
60
Лекция 9.
Стилистическое использование параллельных синтаксических
конструкций в различных функциональных стилях
(2 часа)
ПЛАН
стилистическое
1.
Смысловое
и
различие
между
параллельными
конструкциями.
2.Обособленный причастный оборот
4.Замена определительного придаточного предложения причастным оборотом.
5.Книжный характер деепричастного оборота.
6.Стилистические ошибки при употреблении деепричастного оборота. Замена
деепричастного оборота придаточным предложением.
1.Существует синонимия бессоюзных сложных предложений с тире между частями
сложного предложения, сложносочиненных и сложноподчиненных предложений с
придаточными обстоятельственными. Например: Придет зима– пруд покроется льдом.
(Придет зима, и пруд покроется льдом. Когда придет зима…) Будет хороший день– поедем
за город. (Будет хороший день, и мы поедем за город. Если будет хороший день…)
Бессоюзным сложным предложениям, содержащим двоеточие, синонимичны
сложноподчиненные с придаточными причины, изъяснительными, определительными.
Например: Решили сделать привал: дальше идти было опасно (потому что дальше идти
было опасно). Теперь он понял: нельзя изменять себе (…что нельзя изменять себе). Иногда
обдавало запахом чистого меда: наносило с пасеки (В. Солоухин) (…который наносило с
пасеки).
2.Стилистические возможности прямой речи, дословно передающей чужое
высказывание, достаточно велики, так как не только своим содержанием, но и формой,
способом выражения мыслей и чувств– в форме диалога, монолога, отдельного
высказывания– она служит средством характеристики говорящего лица, а в художественной
литературе и художественного образа.
Косвенная речь имеет меньшую выразительность и художественную значимость.
Основная сфера ее употребления– устная разговорная речь.
Большие стилистические возможности заключены в несобственно–прямой речи. Ее
особенность в том, что в ней сохраняются лексические, синтаксические, а также
интонационные особенности чужого высказывания, манера речи говорящего, но все это
передается от имени автора, рассказчика. Возникает двуплановость высказывания
вследствие слияния речи автора и героя. В несобственно– прямой речи всегда присутствуют
стилистически чужеродные компоненты (по отношению к авторской речи), например
вкрапление просторечной, оценочно– экспрессивной лексики или же элементов
эмоционального разговорного синтаксиса в книжно окрашенное авторское повествование.
Например: То, что Любка осталась в городе, было особенно приятно Сережке: Любка была
отчаянная девка, своя в доску (А. Фадеев).
Особенно характерно для несобственно– прямой речи включение вопросительных и
восклицательных предложений, интонационно и эмоционально выделяющихся на фоне
авторского повествования. Например: Ивану Ильичу нужно было явиться в штаб армии,
рапортовать о прибытии парохода с огнеприпасами и передать накладную. Н о черт его
знает, где искать этот штаб? (А. Толстой).
3. Абзац – это отрезок письменного или печатного текста от одной красной строки до
другой, а также сама красная строка. Большая часть лингвистов считает абзац
композиционно–стилистической единицей речи, а функцию его определяют как логико–
смысловую. Обычно абзац имеет выделительное значение и обращает внимание читателя на
новый поворот мысли или повествования.
61
Структура абзаца определяется как функциональным стилем речи, так и
индивидуальным стилем писателя. Структура монологической речи характеризуется, как
правило, длинным абзацем, который может состоять даже из нескольких сложных
синтаксических целых, а в диалоге абзац, естественно, дробится на небольшие части и может
быть равен и одному слову.
Большой абзац, несущий, как правило, описательную или повествовательную
функцию, а также функцию рассуждения (развития определенной мысли)– в научном стиле
или официально–деловом документе, является большим предложением или группой
предложений, объединенных в одно целое тематически, что дает в ряде случаев возможность
выделения «микротемы»(См. об этом: Покусаенко В.К. К вопросу о функции абзаца.– В кн.:
Структура предложения и абзац. Ростов–на–Дону, 1974).
4. Огромные стилистические возможности эмоционального воздействия, а также
полнота и законченность выражения мысли, емкость и изящество формы заключены в
синтаксической структуре периода. Эта конструкция была известна еще в античную эпоху,
причем само слово «период» значит «кольцо», «круг».
Первая часть периода состоит чаще всего из синтаксически однородных единиц
(обычно однородных придаточных предложений), вторая – главное предложение. С точки
зрения коммуникативного синтаксиса в первой части развернутое изложение темы
заканчивается более кратко сформулированной ремой, В качестве темы и ремы обычно
выступают условие и следствие, причина и результат, основание и вывод.
Ритмико-интонационная структура периода такова, что в первой части нарастающее
повышение тона голоса создает ощущение напряженного ожидания, затем – кульминация,
пауза, а потом вместе с понижением голоса происходит разряжение напряженности. Эти
экспрессивно-стилистические качества периода – его эмоционально-приподнятый характер,
а также логическая спаянность и полнота выражения мысли – объясняют то, что период
находит применение в ораторской речи, в высокой публицистике и в эмоционально
приподнятых произведениях художественной литературы. Например: Я был так весел и горд
весь этот день, я так живо сохранял на моем лице ощущение Зинаидиных поцелуев, я с
таким содроганием восторга вспоминал каждое ее слово, я так лелеял свое неожиданное
счастье, что мне становилось даже страшно, не хотелось даже увидеть ее – виновницу
этих новых ощущений (И. Тургенев).
У Лермонтова в форме периода построены целые стихотворения («Когда волнуется
желтеющая нива», «Благодарность»).
Итак, мы рассмотрели стилистически значимые элементы языка на разных уровнях
языковой системы, то есть стилевой инвентарь современного русского языка, его
стилистические ресурсы. Реализация этих ресурсов также имеет свои законы. Описание этих
законов, то есть норм употребления стилистически окрашенных языковых средств и
стилистически нейтральных в одном тексте, содержится в 3-й главе. Стилистическая
значимость текста создается не только за счет стилевых ресурсов той или иной единицы
языка, но и за счет характера соединения всех единиц в пределах текста. При рассмотрении
того, как функционирует стилистическая система языка, необходимо исследовать не только
внутриязыковые, но и внешние, по отношению к языку, экстралингвистические факторы.
Такое объединение и взаимосвязь вне- и внутрилингвистических факторов приводит к
вычленению функциональных стилей.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Что вы знаете о смешении возвратного и страдательного значений при
употреблении причастного оборота?
2. Расскажите о стилистических ошибках при употреблении деепричастного
оборота.
3. В каких случаях целесообразна замена причастного и деепричастного
оборота синонимичными конструкциями?
62
Лекция 10.
Тропы и стилистические фигуры, их роль в построении текстов разных
типов и назначений. Стилистическое использование синонимов,
антонимов. Смешение паронимов
(2 часа)
ПЛАН
идеографические,
1. Виды синонимов:
стилистические, индивидуальноавторские, контекстуальные.
2. Синонимический ряд. Пути возникновения синонимов. Функции синонимов в
публицистической речи.
3. Разнокоренные и однокоренные антонимы. Многозначные слова и их
антонимы. Стилистические приемы, основанные на применение антонимов.
4. Пути возникновения паронимов, типы паронимов, отличие паронимов от
смежных с ними языковых явлений.
5. Лексическая ошибка - смешение паронимов.
Синонимами в лексической системе языка называются слова, обозначающие одно и то
же явление объективной действительности, но различающиеся как по своему звуковому
составу, так и по оттенкам значения или стилистической принадлежности (термин образован
от греческого слова synonymos - «одноименный»).
В современном русском языке существует несколько разрядов синонимов, выделяемых в зависимости от разного характера различий между словами при общей их
смысловой
близости:
с е м а н т и ч е с к и е,
или
и д е о г р а ф и ч е с к и е,
с т и л и с т и ч е с к и е и с е м а н т и к о - с т и л и с т и ч е с к и е.
Семантические синонимы (иначе их еще называют идеографическими или понятийными), обозначая одно и то же явление действительности, выделяют в нем разные его
стороны и отличаются поэтому друг от друга оттенками своего значения.
Рассмотрим в качестве примера такую группу синонимичных существительных:
безветрие - тишь - затишье. Все они обозначают понятие «отсутствие ветра», но
отличаются друг от друга оттенками своих лексических значений. Слово безветрие имеет
значение «полное отсутствие ветра, тихая погода»; слово тишь - «спокойствие,
отсутствие шума, тихая обстановка»; слово затишье - «ослабление, временное
прекращение ветра, шума» и т.п.
Разным объемом понятия, разной степенью интенсивности обозначаемого явления
отличаются друг от друга семантические синонимы метель - буран - вьюга - пурга.
Различные оттенки в значении свойственны прилагательным крутой, обрывистый и
отвесный, называющим один и тот же признак предмета, а именно крутизну берега. Слово
крутой означает «резко снижающийся»; слово обрывистый - «неровный, с обрывами»; слово
отвесный - «очень крутой, под прямым углом к плоскости».
Стилистические синонимы, обозначая одно и то же явление действительности,
отличаются друг от друга своей стилистической принадлежностью. Они имеют различия
также в смысловой выразительности и эмоциональной окрашенности. Примером
стилистических синонимов могут служить слова спать - почивать - дрыхнуть. Глагол спать
является нейтральным в стилистическом отношении, не содержит эмоциональной окраски.
Глагол почивать является устаревшим, по стилистической принадлежности книжным
(изредка употребляется в разговорной речи с шутливо-иронической оценкой). Просторечным
по своей стилистической принадлежности выступает глагол дрыхнуть, которому
свойственна эмоциональная оценка неодобрения.
63
Семантико-стилистические синонимы объединяют в себе свойства двух предшествующих разрядов. Они различаются и оттенками значений, и стилистической
принадлежностью, и эмоциональной окрашенностью.
Примером подобного рода синонимов могут служить глаголы идти и плестись,
обладающие близкими, но не тождественными значениями, а именно: идти - «двигаться,
переступая ногами»; плестись - «передвигаться медленно, вяло». При одинаковом примерно
объеме понятия у этих глаголов «двигаться, перемещаться» следует отметить в семантике
глагола плестись особый, «дополнительный» оттенок «двигаться с трудом, едва передвигая
ноги».
Синонимичные глаголы идти и плестись отличаются друг от друга и по своей
стилистической принадлежности. Глагол идти является нейтральным в стилистическом
отношении, глагол плестись - разговорным с эмоциональной оценкой неодобрения, иронии.
Таким образом, оба эти слова являются семантико-стилистическими синонимами.
В лексической системе языка синонимы, как правило, объединяются в синонимические ряды. Слова, образующие синонимический ряд, имеют общее смысловое
содержание, но различаются оттенками значения, стилистической принадлежностью либо
тем и другим, вместе взятым. Так, синонимический ряд распоряжение - приказание повеление - директива - предписание - команда объединен общим значением - «указание о
выполнении чего-либо». Это общее значение выражается основным словом приказание,
которое называется доминантой синонимического ряда.
Наряду с термином «доминанта» в научной литературе используется и другой термин
- «опорное слово синонимического ряда». Доминантой обычно выступает такое слово,
которое наиболее отчетливо выражает понятие, свойственное всем словам, входящим в
данный синонимический ряд.
Многозначные слова в различных своих значениях могут входить в разные
синонимические ряды. Так, слово недостаток с каждым из своих значений образует
«самостоятельный» синонимический ряд. В первом значении - «нехватка чего-либо, коголибо в нужном количестве» (недостаток людей, недостаток деталей) - оно имеет
синонимы:
отсутствие - нехватка - дефицит. Во втором значении - «отсутствие
достаточных средств к существованию» - ему свойственны синонимы бедность - нужда. И
наконец, в третьем значении - «видимое, заметное отрицательное качество кого-либо из-за
отсутствия чего-то» - слово недостаток имеет такие синонимы: недочет - пробел - изъян порок - несовершенство - дефект38.
Синонимические ряды возможны в системе различных частей речи, например:
существительные (толпа - гурьба - ватага - орава); прилагательные (бездомный бесприютный - неприкаянный) наречия (тихо - бесшумно - беззвучно); служебные слова (а но - однако; ибо - потому что - так как).
Лексическая система русского языка пополняется синонимичными словами в
результате появления новых слов: воскрешать, возрождать, восстанавливать; за счет
лексики диалектного происхождения: горшок - кринка; стерня - жнива; мастер - умелец; в
результате освоения заимствованных слов из иностранных языков: довод - мотив обоснование - аргумент; промышленный - индустриальный и т.д.
От собственно языковых синонимов, свойственных самой лексической системе
русского языка и охарактеризованных выше, нужно отличать контекстуальные, или
индивидуально-авторские, синонимы.
К таким синонимам относятся слова, вступающие между собой в синонимические
отношения временно, только в данном контексте. Например, между словами оклеенный и
осыпанный в лексической системе отсутствуют синонимические отношения. Однако в
38
См.: Т.1. Словарь синонимов русского языка: В 2 т. - Л., 1971. С. 632, 633.
64
рассказе «Челкаш» А.М.Горький употребляет эти слова как синонимы: Он заснул с неясной
улыбкой на лице, оклеенном мучной пылью.
Когда говорят о богатстве русского языка, то имеют в виду прежде всего чрезвычайно
развитую лексическую синонимию. Чем длительнее история народа и его языка, тем
сложнее, разнообразнее формируется его лексика в целом, и в особенности группы слов,
связанные между собой сходством и близостью семантики.
Умелое использование синонимов в речи помогает избегать однообразного и унылого
повторения одних и тех же слов и усиливает выразительность высказывания. Не случайно в
письме одному из своих корреспондентов А.М.Горький не без иронии и назидания заметил:
«Кроме слов хорошо, отлично, есть еще немало хвалебных слов, например: славно,
прекрасно, великолепно, неподражаемо, совершенно, удивительно, замечательно,
изумительно, чудесно...»39.
В повседневной речи синонимы выполняют две жизненно важные функции для всех,
кто владеет русским языком.
Во-первых, это функция замещения одних слов другими. Она вызвана стремлением
избегать в акте речи нежелательных повторений одних и тех же слов: Вот пролетели дикие
гуси, пронеслась вереница белых, как снег, лебедей (Чехов).
Во-вторых, это функция уточнения. Она вызвана желанием и необходимостью более
четко обозначать явления, предметы и их признаки в процессе общения между говорящим и
слушающим, пишущим и читающим.
Явлением, противоположным синонимии, является в лексической системе языка
антонимия. Межсловные связи и отношения здесь принимают совсем другой характер.
Антонимами называются слова с противоположными значениями, но соотносительные между собою в каком-либо отношении (термин образован соединением двух
греческих слов: anti - «против» и onoma - «имя»).
Антонимические отношения, подобно синонимическим, могут складываться между
словами в системе разных частей речи: существительных: свет - тьма, прилагательных:
новый - старый, глаголов: радоваться - горевать, местоимений: все - никто, наречий: там здесь, слов категории состояния: радостно - грустно, служебных слов: в - из; к - от
(предлоги), но - и (союзы).
Большая часть антонимов используется для обозначения противоположных свойств и
качеств тех или иных предметов: легкий - тяжелый, глупый - умный, а также самих
предметов и явлений: огонь и вода, жизнь и смерть.
С помощью антонимов противопоставляются психические состояния человека:
радоваться - горевать, любить - ненавидеть или контрастные свойства его ума и характера:
добрый- злой, смелый - трусливый, ленивый - прилежный.
Противопоставление явлений и их признаков может быть связано с выражением
временных и пространственных отношений: утро - вечер, рано - поздно; верх - низ, далеко близко; север - юг.
Слова, обозначающие конкретные предметы или называющие их количество, имена
людей, географические наименования не могут иметь антонимов, например: кора, стог,
книга, Иван, Петр, Альпы, Кавказ, десять, двадцать. Не выступают в качестве антонимов
местоимения (я. ты, мы, вы, твой, мой; то, это), так как они не выражают
противоположных понятий.
Многозначное слово в различных своих значениях может иметь разные антонимы.
Так, антонимом к слову любопытный в значении «любознательный, интересующийся» будет
прилагательное равнодушный, а антонимом к тому же слову в значении «интересный,
вызывающий любопытство» будет прилагательное неинтересный. Иногда многозначное
слово имеет один и тот же антонимический ряд к различным своим значениям, например:
большой дом и маленький дом; большой писатель и маленький писатель (в первом случае
39
Горький А. М. Собр. соч.: В 30 т. - М., 1953. Т. 27, С.367.
65
большой означает величину предмета, а во втором - талантливость человека). Одними и теми
же антонимами к разным своим значениям обладают также прилагательные теплый и
глубокий: теплый чай - холодный чай; теплый прием - холодный прием; глубокие реки мелкие реки; глубокие мысли - мелкие мысли.
Многозначное слово в своем основном, прямом значении может не иметь антонима,
но в своих переносных значениях вступает в антонимические отношения с другими словами,
Так, слово глухой - «не обладающий слухом, плохо слышащий» - в этом своем прямом
значении антонима не имеет. Но в переносных значениях - «безлюдный» и «наглухо
застегивающийся, закрытый»40 - данное прилагательное может иметь антонимы: глухой шумный и глухой - открытый (ср.: глухая улица и шумная улица; глухой воротник и
открытый воротник).
Большинство многозначных слов имеет по два-три антонимических ряда, однако
встречаются слова, которые содержат по пять-шесть таких рядов. Например, прилагательное
тихий в значении «негромкий» имеет антонимы громкий, звонкий (тихий голос и громкий,
звонкий голос), в значении «неторопливый» приобретает антонимы быстрый,
стремительный (тихая езда и быстрая, стремительная езда)41. Если же рассмотреть
смысловую структуру прилагательного свежий, то окажется, что к своим прямым и
переносным значениям оно имеет пять антонимических рядов, например: 1) свежий
«прохладный» - душный (вечер, утро); 2) свежий «чистый» - мутный (о воде); 3) свежий
«только что приготовленный» - черствый (о хлебе); 4) свежий «не подвергавшийся
солению» - соленый (о рыбе); 5) свежий «новый, оригинальный» - шаблонный (о мыслях).
В антонимические отношения могут вступать разные значения одного и того же
слова. Это явление получило наименование энантиосемии, например: задуть свечу, где
глагол имеет значение «погасить», и задуть домну, где задуть имеет значение «разжечь».
Со стороны структурного своеобразия в лексической системе русского языка
антонимы образуют следующие три разновидности:
1) разнокорневые: рано и поздно, громко и тихо, веселый и грустный, начало и конец
и т.д.; самая распространенная группа антонимов в русском языке;
2) однокорневые: приходить - уходить; грамотный - неграмотный; влезать слезать; военный - невоенный; вредный - безвредный и др.; значение противопоставленности
выражается не корневыми частями слов, а противоположными по значению приставками
(сюда же относятся слова с одинаковым морфемным составом, но отличающиеся друг от
друга наличием или отсутствием приставки не-: легкий - нелегкий);
3) с противоположными значениями в своей смысловой структуре (энантиосемия):
жгучий - «очень холодный» и «очень горячий» (жгучий мороз и жгучий чай); оставьте «сохраните как было прежде» и «прекратите» (Оставьте распоряжение в силе!, но
Оставьте этот разговор!).
От собственно языковых антонимов, присущих лексической системе русского языка,
необходимо отличать контекстуальные антонимы.
Собственно языковые антонимы противопоставлены по своему значению в самой
лексической системе, вне контекста, например: хороший - плохой, умный - глупый, вливать выливать, любовь - ненависть. Такая противопоставленность слов вытекает из самой
природы их значений и не зависит от окружающего текста, в котором используются данные
слова. Антонимические пары прилагательных и наречий (толстый - тонкий, белый - черный;
хорошо - плохо), глаголов (строить - разрушать, любить - ненавидеть) и мн.др. объективно
существуют в лексической системе языка безотносительно к их контексту. Напротив, в
определенном контексте в антонимические отношения могут вступать слова, которые вне
данного контекста не имеют противоположного значения. Например, слово овца в прямом
40
41
См.: Словарь современного русского литературного языка. Т 3. С. 155, 156.
См.: Словарь антонимов русского языка. - Ростов-на-Дону, 1971.
66
значении не имеет антонима. Но в пословице Не считай недруга овцою, считай волком это
слово становится антонимичным слову волк.
Собственно языковые антонимы образуют регулярно повторяемые, «...постоянные,
устойчивые пары в лексической системе языка»42, в то время как контекстуальные антонимы
вступают в отношения смысловой противопоставленности лишь временно.
Одним из близких к омонимии явлений принято считать паронимию. Но при этом
нужно учитывать, что паронимия имеет место лишь в устной речи и к лексической системе
языка никакого отношения не имеет.
Паронимами называются слова, близкие, но не тождественные по звучанию,
различные в смысловом отношении и ошибочно употребляемые в речи одно вместо другого.
Например: здравица - «краткая застольная речь в честь кого-чего-либо» - и
здравница - «место, учреждение, где отдыхают и лечатся»; факт - «действительное,
невымышленное событие, явление» - и фактор - «движущая сила, причина какого-либо
процесса или явления, определяющая его характерные особенности».
В фонетическом отношении паронимы отличаются друг от друга тем, что у них
различно произносится или начало слова: президент и резидент, форум и кворум, или конец
слова: комплект и комплекс, континент и контингент, процесс и процессия, или середина
слова: контакт и контракт, дезинфекция - «обеззараживание, уничтожение
болезнетворных микробов» - и дезинсекция - «организованное истребление, уничтожение
вредных насекомых».
Среди паронимов, как это мы видим, значительное место занимают имена существительные. Паронимы, выраженные другими частями речи, встречаются реже, ср.:
одинарный (от числительного один) и ординарный - «обыкновенный»; пластичный - «гибкий»
и пластический - «изготовленный из пластика». Кроме имен прилагательных, паронимы
могут быть представлены глаголами: начертить и начертать; сточить - «обточить до
основания» и стачать - сшить сквозной строчкой» (об одежде или обуви).
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Какие виды синонимов вы знаете?
2. Расскажите о функциях синонимов в различных функциональных стилях.
3. Опишите стилистические приемы, основанные на использовании
синонимов, антонимов, паронимов.
3. В каких случаях возникает лексическая ошибка при употреблении
паронимов?
Лекция 11.
Текст как объект литературного редактирования
Способы изложения и основные виды текстов в зависимости от характера
изложения, их классификация
(6 часов)
ПЛАН
1. Текст как результат целесообразной речетворческой деятельности, как
письменный источник, как речевое произведение.
2. Основные характеристики текста: целостность, связность, закреплённость
в определённой знаковой системе, информативность.
42
Новиков Л. А. Антонимия в русском языке. - М., 1973. С. 127.
67
Работа автора над формой литературного произведения начинается задолго до того, как
текст ложится на бумагу. Уже в процессе формирования замысла будущего произведения и
осмысления фактов действительности складываются его жанровые особенности, приёмы
изложения. Но вот текст написан... Мысль автора воплощена в конкретную форму, выражена
средствами языка и закреплена знаками письма. Для автора текст становится материалом
завершающей стадии создания литературного произведения, работы, которую А.С. Пушкин
называл «редко замеченным трудом отделки и отчётливости».1 Для редактора работа над
авторским текстом – основной этап литературного труда. Редактора принято называть
помощником автора, но даже при самой широкой трактовке обязанностей редактора,
принятой сегодня в практике периодической печати, анализ, оценка и правка текста
авторского произведения остаются его главной задачей. Чёткое осознание предмета
деятельности существенно для любой практической дисциплины. Благодаря этому
становится возможным очертить круг необходимых для неё знаний, избежать случайностей
при выборе приёмов, заимствованных у других дисциплин, целеустремлённо и
последовательно применять эти приёмы, придать методике практической дисциплины черты
системы.
Разработка научных основ редактирования опирается на фундаментальные знания о
тексте, его теорию. Следует иметь в виду, что термин «текст» многозначен. В филологии
принято троякое его толкование. Текст понимается как результат целесообразной
речетворческой деятельности, как письменный источник, как речевое произведение.
Первая трактовка – наиболее широкая. Она представляет текст как сознательно
организованный результат речевого процесса, как мысль, облечённую в определенную
форму для выражения определённого смысла. Примером понимания текста как письменного
источника могут служить исследования в области текстологии и палеографии. В практике
научных исследований текст речевого произведения долгое время считался специфическим
объектом литературоведческого анализа, а текст как объект лингвистики был в большинстве
случаев ограничен рамками предложения. Структурная лингвистика и оформившаяся
впоследствии как самостоятельная дисциплина лингвистика текста распространили свои
наблюдения на большие, чем предложения, речевые единицы – сверхфразовое единство и
текст в целом, трактуя его как «организованный на основе языковых связей и отношений
отрезок речи, содержательно объединяющий синтаксические единицы в некое целое».2
Разработка теории коммуникации, изучение реальных условий функционирования языка
сделали возможным определение: «текст – это речевое произведение». Текст рассматривается как результат взаимодействия плана выражения и плана содержания, как
система, предполагающая двух участников – автора и адресата (отправителя и получателя).
В отличие от широкой концепции текста, когда текст «открыт» и в нём в любой
момент можно поставить точку, текст в понимании редактора всегда ограничен рамками
литературного произведения, конкретен и завершён. Однако в теории редактирования
термин «текст» специально не расшифровывался и употреблялся в ограниченном смысле,
ему предпочитали термин «авторская рукопись» или «текстовой оригинал». Текстом, исходя
из особенностей редакционного процесса, называли как любую представленную автором для
опубликования рукопись статьи или книги, так и часть готовой рукописи, вплоть до
отдельной её фразы или абзаца, над которой работает редактор. Такое определение не
отражало - и не ставило своей задачей отразить - сложнейшую природу феномена «текст» и
не могло служить основой для научного подхода к выработке практических решений.
Редактирование самым непосредственным образом заинтересовано в решении задач,
выдвинутых теорией текста.3 Назовем важнейшие: 1) исследование смысловой стороны
текста в процессе его порождения, восприятия и понимания; 2) наблюдение над текстом как
единицей коммуникации; 3) изучение проблемы информативности текста, создание методик
кодирования и декодирования информации, которую несёт текст.
Теорией текста выявлены его основные характеристики, из которых для
редактирования первостепенное значение имеют целостность, связность, закреплённость
68
в определённой знаковой системе, информативность. Понимание сути этих характеристик
важно редактору не только в плане теории. Пренебрежение ими неизбежно скажется в его
практической работе, приведёт к редакторской близорукости, когда оценка текста как целого
подменяется рассмотрением частных недостатков, выискиванием авторских промахов,
перечнем частных неудач. При этом не учитывается, что текст — всегда «связное речевое
высказывание с характерным для него стойким смысловым единством».4
Ошибочной и вредной для практики представляются также трактовка цели
литературного редактирования лишь как обработка языка и стиля готовящегося к печати
произведения, с которой до сих пор можно встретиться в пособиях по редактированию.
Задачи редактора неизмеримо шире и глубже.
Целостность текста обеспечивается смысловой нитью, которая должна проходить
через весь текст. Выявить эту нить, идя от внешних значений к смыслу, – первоочередная
задача редактора. Оценка им целостности текста идёт по двум направлениям: анализ его как
органического единства и выявление полноты и точности составляющих его элементов.
Стремясь к целому, никогда не забывать о частях, и, работая над частями, всё время видеть
целое – так формулируют эту задачу опытные редакторы. Методика анализа текста как
системы не тождественна методике анализа его частей. Целостность текста как
литературного единства не соотносится непосредственно с лингвистическими единицами и
имеет психолингвистическую структуру. Она достигается единством замысла и точностью
построения текста, целостностью образного осмысления материала, ясностью логического
развёртывания мысли, стилистическим единством текста. Анализируя компоненты текста,
редактор должен проявить глубокое и всестороннее знание предмета, широкую
лингвистическую эрудицию.
Целостность текста при редакторской правке требует сохранения смыслового
тождества при переходе от одной степени компрессии речевого высказывания к другой,
более глубокой, устойчивости по отношению к побочным, посторонним влияниям. Практический смысл этих наблюдений психологов для редактора очевиден.
Подход к тексту как к литературному целому – основополагающая концепция многих
современных исследований в области редактирования – берёт свое начало в первых
пособиях, адресованных редакторам. Этот принцип был сформулирован уже К.И.
Былинским в его книге «Литературное редактирование газеты»: обязанность
литературного правщика – проверка и исправление текста как литературного целого.5
Идея – над каждой фразой можно работать только имея представление о тексте в целом –
проходит через все работы учёного. Методика, созданная им, не допускала возможности
полагаться на чутьё, на то, «звучит» фраза или «не звучит». Особого внимания редактора
требуют гладкие, по первому впечатлению безукоризненные фразы, – предупреждал он.
Нельзя править вслепую. Прежде чем править, надо точно установить недостатки целого
текста, выявить его смысл.
Обзоры печати, с которыми регулярно выступал перед журналистами К.И.
Былинский, до сих пор представляют не только методический, но и практический интерес.
Современный редактор, без сомнения, извлечёт из них полезный урок. Приведём небольшой
отрывок из обзора тассовских материалов конца 50-х годов.
Корреспонденцию читаешь один раз. Если она написана так, что не сразу поймешь и
её нужно перечитывать, значит, она неудачна. Прочтите, например, следующую
корреспонденцию:
«Нижний Тагил, 31 марта.
На Ново-Тагильском металлургическом заводе ведутся большие работы по
сооружению рельсо-балочного цеха. С пуском в этом цехе двух новых станов на заводе
будет завершён полный цикл производства. Сданы в эксплуатацию первые агрегаты и
мощные краны в машинном зале и становом пролёте.
На строительстве рельсо-балочного цеха предстоит вынуть сотни тысяч кубометров
грунта, уложить много тонн бетона, миллионы штук кирпича.
69
Рельсо-балочный цех будет оснащён новейшим оборудованием. Автоматическое
управление агрегатами, полная механизация всех трудоёмких процессов значительно
облегчат труд прокладчиков».
А теперь скажите, что происходит на Ново-Тагильском заводе. С одной стороны, речь
идёт о пуске двух станов, пущены в эксплуатацию агрегаты и станы, а с другой стороны, ещё
нужно вынуть сотни тысяч кубометров грунта, т. е. только приступить к работе. Ничего не
дают читателю и такие неопределённые показатели, как «сотни тысяч кубометров», «много
тысяч тонн», «миллионы штук».6
Лишь после общей характеристики корреспонденции и в связи с этой
характеристикой в обзоре даётся анализ её лексических и стилистических недочётов,
грамматических неправильностей. Подобный порядок анализа, отражающий особенности
редакторского подхода к тексту, вошел в методику редактирования.
Связность текста – условие его целостности. Сам термин «текст» (от латинского –
textus) означает связь, буквально – «ткань». Отзвук изначального смысла сохранило
выражение «языковая ткань», которое часто употребляют, оценивая литературное
произведение, но при этом далеко не всегда помнят о том, как легко эту ткань повредить
неосторожным прикосновением. Чтобы понять текст, недостаточно уяснить значение
изолированной фразы: каждая фраза включает в себя значение предыдущей. Оценке текста,
любому, даже самому незначительному, изменению его должен предшествовать анализ,
идущий от связей внешних к связям глубинным, постижение и уточнение их смысла.
Текст, рассмотренный вне системы коммуникаций, в которых он существует,
прерывист. В содержании его всегда имеются различной величины смысловые скважины,
которые читатель в процессе своего восприятия текста должен заполнить. Чтобы текст был
понят правильно, либо сам читатель должен располагать необходимыми для этого знаниями,
либо предыдущее изложение должно подводить его к заполнению очередной смысловой
скважины. Если эти условия не будут соблюдены, понимания между автором и читателем не
возникнет. Понятно, как важно учитывать эту особенность текста при редактировании.
Экспериментальными исследованиями установлено, что связи между далеко
отстоящими друг от друга элементами текста трудно фиксировать из-за ограниченного
объёма нашей кратковременной памяти. Фрагменты текста, между которыми существует
связь, должны одновременно храниться в ней.
И ещё одна рекомендация для редактора: если слово нуждается в уточнении, сразу же
давать его, предупреждая возможность двоякого толкования.
Средства, которыми осуществляется связь (сцепление) между элементами текста,
различны, и лишь в небольшом числе случаев это средства грамматические. В официальных
материалах, в научной прозе ведущими являются чётко выраженные логические связи. В
художественных и публицистических произведениях связи между элементами текста
предопределены его образной системой и зачастую ассоциативны.
В коротком информационном сообщении на странице газеты, где ведущий принцип –
максимум информации передать минимумом слов, а каждое предложение может быть
рассмотрено как самостоятельное сообщение, связь между предложениями осуществляется
самим порядком их следования. Распространённым принципом связи между элементами
текста в информационных материалах служат также повторы, которые помогают читателю
следить за мыслью. Эти повторы не являются проявлением стилистической избыточности,
если повторяются лишь ведущие, несущие основной смысл слова, замена которых
синонимами чревата утратой точности выражения мысли, искажением терминологии.
В информационных жанрах редактор стремится к тому, чтобы при заполнении
смысловой скважины читатель однозначно с автором толковал смысл текста, не допускал от
него отклонений, в жанрах аналитических и художественно-публицистических функция прерывистости текста иная. Именно в момент заполнения смысловой скважины здесь возникает
то сотворчество читателя и автора, которое так важно в процессе восприятия литературного
произведения. «Если бы я добросовестно выписывал натуралистические портреты моих
70
героев: чемберленов, макдональдов, взяточников и бюрократов, – это было бы нестерпимо
скучно, – говорил М. Кольцов. – Так теперь не пишут даже в Кашире и Гомеле. А вот
штрихи – один, другой, какая-нибудь тонкая деталь, намёк, – читатель, будьте уверены, всё
поймет и додумает сам. Дайте не только себе, но и ему, выросшему, поумневшему читателю,
простор фантазии».
При редактировании, стремясь во что бы то ни стало предотвратить неверное
толкование текста, его легко засушить, сделать для читателя неинтересным. Однако для
редактора реальна и другая опасность – оставить в тексте смысловые разрывы, заполнить
которые читатель не может.
Прочтём внимательно отрывок из напечатанного в газете судебного очерка:
В 9 часов 03 минуты этого дня в сберкассу, что находится на Пионерской улице,
вошёл молодой человек спортивного вида. Он огляделся. И тут же в кассу вошла женщина с
книжкой для оплаты коммунальных услуг. VМолодой человек сел за стол и стал заполнять
бланк. VЖенщина попрощалась и вышла из помещения, тут же незнакомец встал, он тяжело
ранил кассира Носову. VПоследняя, падая, сделала несколько шагов к розетке и стала
опускаться на пол. Через несколько минут в кассе появился наряд милиции.
Стремление подчеркнуть документальную достоверность рассказа типично для
подобных публикаций. Мы обращаем внимание на точное – до минуты – указание времени
происшествия, узнаём, где именно находится сберкасса, нам сообщены детали
происходившего, и в то же время связь между многими смысловыми звеньями текста мы
уловить не в состоянии. Непонятно, какая роль отведена автором женщине с книжкой для
оплаты коммунальных услуг. Не проявлены смысловые связи между предложениями: тут
же незнакомец встал, он тяжело ранил кассира Носову. Неизвестно, дошла ли кассир до
розетки, и что это за розетка. Только последующее позволяет предположить, что ей удалось
нажать на кнопку розетки и что это была кнопка вызова милиции. В приведённом тексте
отмечены смысловые разрывы, заполнение которых вызывает у читателя трудности. Можно
предположить, что они возникли из-за поспешного сокращения текста при вёрстке полосы. С
подобными неудачами приходится сталкиваться достаточно часто, но для редактора это не
может служить оправданием.
Закреплённость – важнейшее качество письменной речи – даёт ей известные
преимущества перед речью устной. Две формы речи – письменная и устная – располагают
разными средствами для того, чтобы облегчить адресату путь к её пониманию. Известно, что
никогда не говорят так, как пишут, и почти никогда не напишут так, как говорят.
Письменная речь не может передать ни мимику, ни жест автора – то, что Ираклий
Андроников, мастер устного рассказа, называл маленьким театром лица и рук исполнителя.
Читатель не слышит его интонацию, не фиксирует пауз, не связывает так непосредственно,
как при слушании устной речи, высказывание с его психологическим и социальным
контекстом. Однако, слушая, мы следим за смыслом по мере произнесения слов, читая,
можем воспринять текст или достаточно большой его фрагмент в целом, сразу окинуть его
взглядом. Мы можем отложить прочитанное в сторону, подумать и потом вернуться к нему
снова. В устной же речи возврат к уже высказанной мысли подразумевает обязательный её
повтор. Письменная речь может быть более сложной по структуре, она допускает включение
элементов различных знаковых систем (цифр, формул, рисунков, чертежей) и требует от
адресата большей, чем речь устная, самостоятельности и аналитичности мышления.
Немаловажно и то, что за одно и то же время прочитать можно почти в три раза больше слов,
чем внимательно прослушать. Многие графические приёмы письменной речи не имитируют
приёмы речи устной и имеют самостоятельное значение. Так, не имеет аналога в устной речи
табличная форма организации материала. Прописные и строчные буквы могут указывать в
тексте не только на значение грамматических форм, но и на эмоциональную окраску слов.
Абзацный отступ не только графически проясняет архитектонику текста, но и сохраняет во
многих случаях значение написанного «с красной строки». Публицисты широко пользуются
этим свойством абзаца, привлекая внимание к графической форме текста:
71
Одно имя хочу написать с красной строки, потому что заслуга человека, носящего это
имя, особая: Герман Андреевич Третьяков, генерал.
Действенным способом акцентировки мысли служит сочетание графических приёмов
оформления текста и авторского комментария, например:
Таковы нормальные (подчеркиваю это слово жирной чертой) перспективы развития
рабочего движения в Кузбассе.
Тончайшие оттенки смысла способны передать знаки препинания, принятые нашей
пунктуацией. Убедительным доказательством этому могут служить дебаты при обсуждении
текста законов и документов, имеющих государственное значение. Вспомним эпизод
обсуждения проекта Закона о печати. Три варианта записи одного из положений отличались
лишь тем, что в первом между предложениями: «Печать и другие средства массовой информации свободны» и «Цензура массовой информации не допускается» – стояло двоеточие,
во втором – точка, в третьем – точка с запятой. Двоеточие давало основание сузить понятие
«свобода печати», свести его к отсутствию цензуры. Точка позволяла более широко
толковать его, разграничивая эти утверждения. Точка с запятой предлагала промежуточный,
компромиссный вариант. Из этого обсуждения журналист должен извлечь не только
политический, но и профессиональный урок.
Существуют различные способы закрепления текста: рукописный, машинопись,
различные виды полиграфического воспроизведения, фиксирование текста на экране
дисплея. Редактор должен представлять себе возможности и особенности каждого из этих
способов.
Для многих авторов закрепление текста на письме – необходимая часть творческого
процесса. «Писать своей рукой, держа ручку в пальцах, – самое непосредственное
соотношение наше с листом бумаги»,9 – говорила писательница и очеркистка Мариэтта
Шагинян, никогда не пользовавшаяся пишущей машинкой.
Печатный текст теряет индивидуальные черты ручной записи, но ему свойственна
большая чёткость и организованность. В газете форма закрепления текста диктуется
требованиями удобочитаемости. Этому подчинены выбор кегля, длина строк, интерлиньяж.
Варьируя приёмы закрепления текста и его графического оформления, редактор выявляет
для читателя тематическую и жанровую структуру номера, подчёркивает взаимосвязь
элементов внутренней формы газетной полосы, помогает ориентироваться, быстро находить
нужную публикацию.
При поисках оригинальных графических решений следует помнить, что погоня за
внешним эффектом не даёт хороших результатов. Мы часто убеждаемся в этом, читая броско
оформленные заголовки. Вот один из них: «Черноморская бесКозырка». Подзаголовок
«Торговый флот рискует быть битым в нынешней политической игре» отчасти
расшифровывает его, соотнося значение слов козырь и игра. Но искусственность этой «игры
словами» очевидна и не находится в прямой связи с содержанием публикации. Графические
приёмы закрепления текста должны быть предельно точны и требуют от редактора не только
содержательной, но и эстетической оценки.
Закрепление текста на письме – сложный процесс. Наверное, каждому знакомо то
ощущение немоты перед белым листом бумаги, о котором свидетельствуют многие
литераторы. Письменная речь – самая точная и развёрнутая форма речевой деятельности.
Современная теория текста исходит из того, что буквальная запись звучащей речи не имеет
права именоваться текстом. Текст – сознательно организованный результат речетворчества,
речевое произведение. Воспользуемся материалами исследований разговорной речи и
приведём запись воспоминаний о туристской поездке в Италию ( / и // обозначают паузы):
...Раз мы зашли в такую маленькую таверну / э-э... посмотреть / там же есть... были и
рестораны такие / но мы хотели посмотреть / и нам значит подали / там все сидели ели
макароны //Макароны итальяни // Такая вроде пиалы знаете / такая круглая / подали нам...
миску // Макароны там плавают в томатном соусе // Мно-о-го томатного соуса //И все они
целиком / они не... не это/не... ломаные — //и мы значит посмотрели как едят // Они
72
замечательно умеют есть! Они эти макароны вот так берут (показывает) тремя пальцами
оттуда / и прямо в рот //И нигде не капнут //Я говорю Лёля! Это сестра... (смеётся) // Я
говорю, давай уходить //Я говорю... Понимаешь / мы не сумеем так / и мы все зальёмся этим
соусом.
Очевидно, что, прежде чем представить эту запись читателю, её необходимо
обработать. Такая литературная обработка по своей сложности приравнивается лингвистами
к переводу художественного текста с одного языка на другой. Необходимо извлечь смысл,
скрытый в разговорном варианте, грамматическую и во многом лексическую основу
приходится создавать заново, вербализировать смысл, переданный невербальными
средствами (жестами).
Создание текста, передающего речь собеседника, – особый вид журналистской
литературной работы. Включение конструкций разговорной речи вызвано стремлением
подчеркнуть документальность материала и эмоционально воздействовать на читателя, но
этот приём достигнет цели лишь в том случае, если он обусловлен общим замыслом, а сам
текст тщательно отделан:
Кто ж вызвал яго в Москву? Суседка встрелась: «Выступал ваш Кузьмич!». А про што
не сказала... Может, тайное што? Нас не помяне. Видал ты яго? отец небольшой, а он? семья
есть? Хата у них маленькая, ребятишек умного. Они бедного поколения, это Тереховка
зажиточная. Я капусту покупала у их. Капуста хорошая, белая. Сто рублей отдала за
восимисят кочанов...
Казалось бы, бесхитростный рассказ, на первый взгляд – необработанная запись
устной речи. Однако обратим внимание на способы пунктуационно оформить высказывания,
подчеркнуть фонетические и лексические особенности речи. Причём автору не изменило при
отборе их чувство меры, что очень важно в этом случае. Мы привели лишь один фрагмент
публикации, состоящей из подборки таких фрагментов. Каждый из них – этап биографии
простой деревенской женщины. Части материала примерно равны по объёму и
последовательность их далеко не случайна.
С обработкой записи устной речи сталкивается каждый журналист при подготовке к
печати интервью. Понимание отличия письменной речи от речи устной в этом случае
необходимо. В частности, следует предостеречь авторов таких публикаций от расхожих
рекомендаций максимально использовать приёмы риторики, организующие устную речь, и
от попыток механически перенести их в текст.
Именно в устной речи часто рождаются неологизмы, встречаются нетрадиционные
грамматические формы, и редактор должен решить, правомерно ли их употребление. Однако
самое сложное – воспроизвести при литературной обработке текста интонацию собеседника.
Даже точная дословная запись не может передать её оттенков. Важно найти способ
воссоздать обстановку, в которой берётся интервью, понять настроение собеседника,
выявить черты его личности, передать ритмический рисунок речи.
Информативность – важнейшая характеристика текста журналистского
произведения. В отличие от общепринятого толкования термина «информация»,
понимаемого как сообщение сведений, журналистика требует новизны этих сведений.
Публикации СМИ предназначены для широкой читательской аудитории и представляют
сведения, различные по степени важности и тематике. Это, прежде всего, сообщения об актуальных событиях и проблемах в сфере политики, экономики, культуры, общественной
жизни, заслуживающих всеобщего внимания, и наряду с ними – сообщения, представляющие
«прозу жизни», неожиданные ситуации, поступки, конфликты, нередко дающие повод для
сенсации. Определение информативности журналистского текста основывается на
представлении об уровне знаний читателя и учёте фактора времени.
Отрезки текста могут содержать различную по своему прагматическому назначению
информацию. Для большинства публикаций СМИ на первом месте стоят отрезки текста,
содержащие сообщения о фактах и процессах, происходящих, происходивших, которые
будут происходить. Они непосредственно соотносят текст с действительностью.
73
Информация в этих отрезках текста выражается вербально, единицы языка употребляются в
их прямом, предметно-логическом значении.
Выявление информации, передающей авторскую точку зрения, выяснение отношений
между явлениями, их значения и причин, требует толкования смысловых связей и способов
авторской оценки. Эта информация извлекается из всего текста.
Наиболее сложна для восприятия так называемая подтекстовая информация, особое
значение приобретающая в текстах художественной литературы. Эта информация вербально
не выражена, она сосуществует с сообщениями о фактах и способна порождать
дополнительные, зачастую трудно уловимые смыслы. В публикациях СМИ подтекстовая
информация находит ограниченное употребление.
В тексте информация распределяется неравномерно. Речевые отрезки, насыщенные
информацией, чередуются с малоинформативными. Такое построение текста
предопределено объёмом нашей оперативной памяти и общим, «пульсирующим»
характером работы мозга. По степени насыщенности и мере новизны различают
информацию ключевую, уточняющую, дополнительную, повторную и нулевую. Ключевая
информация уникальна. Это сообщение новости. Уточняющая информация связана
непосредственно с единицами текста, несущими основную информацию. Она не сообщает
новости, а лишь уточняет то, что уже сообщено. Это указатели времени и места,
подробности, которые конкретизируют новость, подчёркивают её достоверность и точность.
В отличие от уточняющей дополнительная информация не связана непосредственно с
единицами текста, содержащими ключевую информацию. При введении её возникает новая
тема и образуется смысловая скважина, нарушающая связность текста.
Повторная информация не содержит новости, она лишь повторяет уже сообщённые
сведения. Как сообщение уже известного, повторная информация избыточна и может
служить лишь риторическим целям. Речевые отрезки, лишённые семантической информации
(оговорки, «пустые слова», нейтральные речения), иначе говоря, отрезки текста, содержащие
нулевую информацию, могут играть лишь конструктивную роль в процессе организации
целостного текста и зачастую свидетельствуют о низкой речевой культуре автора.
Соотношение речевых отрезков, несущих ключевую информацию, и отрезков,
представляющих другие её виды, позволяет вывести коэффициент информативности текста.
Оптимальная информационная насыщенность текста – 0,4 – 0,6. Если этот показатель выше,
тексты сложны для восприятия. При меньшем значении коэффициента тексты могут не
вызвать интереса у читателя.
Анализ текста делает очевидной разницу в информационной нагруженности его
фрагментов. Рассмотрим текст газетной заметки.
В КЕМЕРОВЕ НАШЛИ АРСЕНАЛ
Автомат Калашникова, два самодельных глушителя, три взрывных устройства,
снабженные магнитами и пультом дистанционного радиоуправления, были найдены в
квартире лаборантки областной станции переливания крови. Таков итог операции,
которую провели сотрудники Кемеровского УБОПа, используя оперативную информацию.
Как сообщил «Ъ» начальник УБОПа Владимир Мархинин, операция готовилась и
проводилась совместно с коллегами из Красноярского УБОПа. Задержан и хозяин арсенала –
друг лаборантки, по национальности ингуш. Он пять лет проживал в Кемерове, занимался
коммерцией, был замешан в торговле оружием.. Имя _задержанного_не_разглашается, но
стало известно, что в тот же день в Красноярске был задержан его брат и там при
обыске так же_был_обнаружен склад оружия и_ взрывчатки. По словам Владимира
Мархинина, речь идёт пресечении деятельности группы преступников, действовавших в
двух сибирских регионах.
Ключевая информация, сообщённая в заметке, фиксирует суть новости, которая не
может быть подсказана контекстом (речевые отрезки, подчёркнутые двумя чертами).
Новизна уточняющей информации не абсолютна, она актуальна не для каждого читателя
(речевые отрезки, подчёркнутые одной чертой). Введение дополнительной информации
74
(текст подчёркнут пунктирной линией) оправдано далеко не всегда. Так, сообщение о том,
что квартира принадлежит лаборантке областной станции переливания крови, не находит
развития, вызывает появление смысловой скважины и нарушает связность текста.
Дополнительная информация о хозяине оружия может послужить основой нового
сообщения, но в заметке этого не сделано. Читатель может лишь предположительно судить о
значении этих фактов. Повторная информация (таков итог операции..; по словам Владимира
Мархинина, речь идёт о пресечении деятельности группы преступников, действовавших в
двух сибирских регионах...) преследует риторические цели. Она содержится в абзацах,
подводящих итог сказанному, и не несёт нового знания.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Каковы основные трактовки термина «текст»?
2. В чём особенность профессиональной редакторской трактовки термина
«текст»?
3.Какое практическое значение имеет для редактирования знание основных
характеристик текста?
4.Чем обеспечивается целостность текста?
5.Как осуществляется связь между элементами текста?
6.Какими качествами обладает закреплённая на письме речь?
7.Какие графические средства выявления архитектоники текста существуют в
практике газеты?
8.В чём сложность литературной обработки записи устной речи?
9.Как различается информация по своему прагматическому назначению?
10.Как различается информация по степени её насыщенности и мере новизны?
Лекция 11.
(продолжение)
ПЛАН
1. Виды текстов в зависимости от характера изложения.
2. Выявление основного принципа изложения материала при анализе
повествований. Редактирование повествовательного текста: проверка соразмерности
его частей, устранение непоследовательности изложения, исключение подробностей,
необязательных для раскрытия темы
3. Особенности редактирования описательного текста, набор отдельных деталей,
создающих представление о предмете в целом, необходимость исключения вводных
частей, не связанных с основной темой изложения.
4. Рассуждение как действительное средство убеждения читателя при четкости и
логичности доказательства.
Работа редактора над композицией литературного материала не исчерпывается
оценкой его целостности, анализом отдельных частей, их последовательности и связей
между ними, выявлением и оценкой различных композиционных приёмов. Редакторский
анализ подразумевает проникновение во внутреннюю структуру текста, которая
определяется тем, какой способ изложения избрал автор.
Способ изложения формируется в ходе порождения речи как определённая
последовательность элементов смысловой структуры. Текст закрепляет этот процесс,
фиксируя части произведения, приёмы, которыми достигается их связность, смысловая и
структурная полнота и целостность. Выбор способа изложения диктуется целью,
поставленной перед собой автором, и характером действительности, служащей предметом
речи.
Традиционная классификация, принятая в теории и практике редактирования,
75
выделяет три способа изложения и соответственно три вида текста: повествование,
описание и рассуждение (в некоторых пособиях рассуждение называется изъяснительным
способом изложения). Цель повествования – передать движение событий во времени.
Это рассказ о том, как, в какой последовательности происходили события. Цель описания –
создать картину действительности. Это перечисление свойств, сторон предмета или
явления, присущих ему в определённый момент. Единовременность этих признаков –
существенная черта описания. Цель рассуждения – исследование, обобщение знаний о
действительности, выяснение причин явлений, обоснование выводов, доказательство
истинности или ложности определённых положений.
Старинные риторики учили, что повествование занимается действием, описание –
предметом, рассуждение – отношением предметов и действий. Повествование обязано
своим происхождением памяти, описание – внешним чувствам, рассуждение – уму и
чувствам. Получив в наследство от классической риторики стройное и универсальное учение
о способах изложения, лингвистика и поэтика (раздел литературоведения, изучающий
структуру литературного произведения) долгое время довольствовались этими
традиционными и достаточно общими представлениями о структуре текста. Однако способы
изложения не поддавались той степени формализации, к которой стремились лингвисты,
изучая язык как систему. И в то же время именно универсальность категорий
«повествование», «описание», «рассуждение» не представлялась перспективной
литературоведам. Современные исследования в области стилистики и теории текста сделали
очевидным необходимость вернуться к столь ясным, казалось бы, представлениям о
строении речи и уточнить их. Академик В.В. Виноградов выделял как одно из
перспективных направлений современной лингвистики учение о типах композиционнословесного оформления замкнутых в себе произведений как особого рода целостных
структур. Сегодня мы рассматриваем способы изложения как функционально-смысловые
типы речи, воплощающиеся в структурные единицы текста, которые характеризуются
смысловой целостностью, структурной завершённостью, организацией по определённой
схеме, графической оформленностью. Функционально-смысловой подход к тексту
литературного произведения позволяет редактору объединить в ходе анализа текста
лингвистическую и литературоведческую методики.
Наблюдения над живой речью и соответственно над текстом убеждают в том, что
речевые
конструктивные
формы
чрезвычайно
разнообразны.
Традиционная
трёхкомпонентная (повествование, описание, рассуждение) схема, бесспорно, справедлива и
достаточна при рассмотрении редактором текстов художественных произведений. Однако
многие редакторы – и таких большинство – имеют дело с материалами информационными,
справочными, литературой научной, научно-популярной, учебной, работают в широкой и
разветвлённой системе средств массовой информации. Применительно к этой практике
схема нуждается в дополнении и уточнении. Своё место в ней должно найти сообщение,
структура которого обычно предопределена хорошо известной всем журналистам формулой
– ответом на вопросы: что? где? когда?; информационное описание, которое отражает не
только внешние признаки предметов и явлений, но и знание существенных, часто
недоступных внешнему, чувственному восприятию свойств; умозаключение – выведение
нового суждения из суждений известных, не осложнённое агитационными задачами. Научнотехническая революция, интерес к проблемам социальным, небывалая общественная
активность, присущие нашему времени, обогатили речевой обиход огромным количеством
новых понятий и терминов, которые редактору надо уметь ввести в текст и оценить их
целесообразность и точность. В связи с этим возникла необходимость специально
рассмотреть такие тексты, в которых раскрывается содержание понятий, даётся их
определение и объяснение.
Система видов текста, характерных для материалов массовой информации, может
быть представлена следующим образом:
76
Изобразительные виды текста
Логизированные виды текста
повествование описание
рассуждение объяснение
информационное
сообщение умозаключение
определение
описание
Структура текстов первого ряда типична для материалов убеждающих, агитационных,
рассчитанных на эмоциональное воздействие. Композиционные приёмы их организации
близки к принятым художественной литературой. Здесь ясно прослеживается риторическая
традиция, а отсюда закономерен подход к анализу формы «по закону читателя».
Во втором ряду – тексты информационных материалов прессы, официальных
документов, научных публикаций. Для них характерны стереотипы композиции, отсутствие
дополнительных композиционных включений. Предметом и повествования и сообщения
служит событие, но сообщение не прослеживает ни движения событий во времени, ни их
развития. Описание и информационное описание фиксируют признаки предметов и явлений.
В основу группировки положена схема, предложенная В.В. Одинцовым в его книге
«Стилистика текста» (М., 1980. С. 93). В отличие от традиционных описаний, свободных в
выборе приёмов их построения, описания информационные строятся по определённой схеме.
Умозаключение как вид текста в отличие от рассуждения, богатого по своим
изобразительным и конструктивным возможностям, имеет в своей основе строгую логическую формулу. В информационных публикациях умозаключение обычно представлено его
сокращённой формой – энтимемой .
Определение раскрывает содержание понятий в обобщённой форме, тогда как
объяснение понятий служит цели выявить более ясное и отчётливое представление о
предмете или явлении (форма его свободна).
Следует подчеркнуть, что всё сказанное выше относится к монологической форме
изложения. Монолог как форма построения речи от первого лица наиболее обусловлен
функционально в журналистском произведении. Он представляет основной массив публицистической речи как «организованная система облечённых в словесную форму мыслей».
Форма речи, для которой характерна смена высказываний двух (диалог) или нескольких
(полилог) персонажей, в текстах массовой информации присутствует обычно как включение
в основной монологический текст. Исключение представляют лишь тексты интервью и
бесед. Причём в материалах первого ряда диалог и полилог служат средством выразительности. Взаимодействие монологических и диалогических форм речи – актуальная
проблема для редактора публицистических произведений.
Логические структуры повествования и описания однотипны. Их составляющие
(узлы повествования и элементы описания) равноправны, а связь между ними
сочинительная. Для синтаксической структуры повествования характерна опора на глагольные формы, прежде всего на формы прошедшего времени совершенного вида. Именно
эти глагольные формы обладают наиболее отчётливо проявленной способностью «двигать
действие», обозначая достигаемый им предел. Исчерпав себя, действие прекращается и
уступает место другому. Таков механизм сочетания глаголов совершенного вида,
передающих в повествовании последовательность событий. Эту функцию прошедшего
времени совершенного вида отмечал В.В. Виноградов, говоря, «что оно толкает по разным
линиям или по прямому направлению – сюжет к развязке, к заключительному финалу.
Прошедшее время совершенного вида, свойственное быстрому рассказу, повествованию,
отличается динамизмом».
Для описания характерны глаголы несовершенного вида (в прошедшем и настоящем
времени), фиксирующие статику фактов и позволяющие достичь эффект «остановленного
времени». Не случайно одна из функций настоящего времени глагола в грамматике имеет
название «настоящее изобразительное». Оно называет действие, но само по себе лишено
движения. Лишь в речи, в смене глагольных форм настоящее время глагола приобретает
77
свойство передавать движение. Сошлёмся снова на наблюдения В.В. Виноградова:
«...динамичность настоящего времени – не непосредственная, а композиционнообусловленная... Оно совмещает в себе и номинативную и семантическую функции. Вот
почему даже надпись к картине может быть означена формой настоящего времени». И тогда,
когда в описательных текстах употребляются другие формы сказуемых – ими могут быть
различные глагольные формы, – они семантически близки к настоящему изобразительному
времени и только называют действия, не определяя ни последовательности, ни длительности
их.
Иногда в описаниях мы вообще не видим глагольных форм. Однако описательный
текст, состоящий целиком из номинативных предложений, т. е. перечисления признаков
именительными падежами, сравнительно редок.
Сравним публикации двух газет, появившиеся в один и тот же день.
1. Из Воронежа во Внуково
Совершил посадку самолёт, выполнивший первый технический рейс из Воронежа» –
такое объявление прозвучало вчера в московском аэропорту Внуково. Этот порт теперь
стал местом постоянной прописки аэробуса. Серийная машина с бортовым номером 86004,
собранная на Воронежском заводе, передана Аэрофлоту для испытаний эксплуатационных.
В следующем году намечено начать перевозки пассажиров из Москвы в Сочи, Минеральные
Воды, Симферополь. Выйдет лайнер и на международные трассы.
2. Здравствуй, аэробус!
Вчера в аэропорту Внуково приземлился аэробус, способный
одновременно перевозить до 350 пассажиров с багажом. Диаметр его фюзеляжа
превышает поперечный разрез туннеля метро. Интерьер лайнера поражает своим
комфортом. В салонах – удобные кресла, просторные проходы, индивидуальная вентиляция.
Лайнер оказался лучшим среди всех аэробусов, представленных в этом году на
международном салоне в Ле Бурже.
Первый текст – повествование. Изложение организует цепочка глагольных форм
совершенного вида: стал местом – была собрана (собранная) – передана – намечено начать
– выйдет. Второй – описание. Его цель – рассказать, что представляет собой лайнер.
Перечисляя преимущества аэробуса, автор использует глагольные формы несовершенного
вида: способный перевозить– превышает – поражает.
В тот же день об этом событии сообщила и третья газета
3. ВНУКОВО ПРИНИМАЕТ АЭРОБУС
В белёсом мареве хмурого осеннего неба появляется силуэт воздушного лайнера. Он
делает небольшую пробежку по бетонной полосе и подруливает к зданию аэровокзала.
Из пилотской кабины выходят лишь члены экипажа. Работники Аэрофлота
преподносят им алые гвоздики. Командир корабля лётчик первого класса Виктор Климаков
докладывает о выполнении полёта.
Со вчерашнего дня широкофюзеляжный самолёт-аэробус с бортовым номером 86004
получил постоянную «прописку». После эксплуатационных испытаний машина выйдет на
трассы Аэрофлота.
Это пример так называемого «смешанного» текста. В «чистом» виде описания и
повествования в газетных материалах встречаются редко.
В речи повествование и описание взаимодействуют самым непосредственным
образом, отражая разнообразные формы пространственно-временных отношений,
существующих в действительности. Не случайно в старой риторической традиции было
принято рассматривать повествование и описание как единство, «род слова». Ломоносов
считал повествование разновидностью описания, представляющей «деяние». В
определённых условиях линейная последовательность в перечислении событий может быть
нарушена, могут возникнуть добавочные линии повествования, появиться их обрывы, могут
включаться фрагменты, в которых описываются результаты действия. В качестве основы
текстовой конструкции может выступить и описание: «постоянное взаимодействие
78
повествования и описания создаёт возможность включить отдельный эпизод в более
широкий контекст пространства и времени, подводит к необходимости понять общий смысл
отдельного события». Однако психология создания автором этих видов текста и психология
восприятия их читателем различны, и это существенно для редактора.
Повествование представляет собой, на первый взгляд, наиболее простой способ
изложения. Не случайно, видимо, древнейшие образцы народного творчества – это в
основном повествования, рассказы о событиях. Психологи установили, что дети, учась говорить, первую свою связную речь строят обычно как повествование. Педагогические
методики учитывают это. «Первые темы, которые самым естественным путём пришли нам в
голову, – свидетельствуют воспоминания преподавателей Яснополянской школы Толстого,–
были описания простых предметов, как-то хлеба, избы, деревьев и т. п.; но, к крайнему
удивлению нашему, требования эти доводили учеников почти до слёз, и, несмотря на
помощь учителя, они решительно отказывались писать на темы такого рода. Мы
попробовали предложить описание каких-нибудь событий, и все обрадовались, как будто им
сделали подарок. Столь любимые в школах описания так называемых простых предметов –
свиньи, горшка, стола – оказались, без сомнения, труднее, чем целые, из воспоминаний
взятые рассказы».
В чём причина относительной сложности описания? При чтении мы постепенно
движемся по тексту, от одного элемента описания к другому, но в результате этого
поэлементного знакомства с предметом описания мы должны представить себе его как
целое, как определённое единство, составить о нём целостное представление. Отсюда –
конструктивные особенности описаний, характер приёмов, организующих их структуру.
Строя повествование, каждый узел его мы представляем отдельно и, выявляя характер
связей между ними, подчёркиваем лишь смену этих узлов. Строя описание, мы ищем
характерные черты предмета, олицетворяющие в нём главное, помогаем читателю
преодолеть психологические трудности, апеллируя к его чувствам, вводим в действие
дополнительные импульсы, способствующие созданию целостной картины. Очевидно, как
важно учитывать это при работе над текстом.
Логическая и синтаксическая структуры информационных публикаций направлены на
то, чтобы выявить для читателя смысл и новизну события или факта, извлечь из текста
точное и адекватное действительности знание. Этому способствуют выработанные
практикой стереотипы построения. Привычность, закреплённость формы и конструктивных
приёмов помогают сконцентрировать внимание на фактическом наполнении материала.
Сообщение как композиционно-речевая форма констатирует факт или представляет
его как то, что должно обязательно свершиться. Задача отразить временные и
пространственные отношения, как в повествовании и описании, передать динамику смыслового развития, как в рассуждении, перед сообщением не стоит. Его логическая структура
отражает лишь отношения общего и частного. Самый краткий вариант сообщения – одно
распространённое предложение, содержащее, однако, много сведений, и поэтому его
синтаксическая структура обычно усложнена. Если в сообщение входит несколько
предложений, они могут быть оформлены как самостоятельные абзацы, но первая фраза
всегда ведущая, смысловой центр сообщения, остальные – зависимы от неё, хотя между
собой равноправны. Связь между ними осуществляется через ключевые слова, часто их
повтором.
Информационное описание – в научной, справочной, учебной литературе выявляет
признаки, присущие его объекту как признаки родовые. Достаточно обратиться к любому
справочному пособию или учебнику, чтобы убедиться в этом. Так, в описание реки будут
включены сведения об её длине и ширине, акватории, местах, где она протекает,
экономическом значении и т. д. В описание города обязательно войдёт упоминание об его
географическом положении, количестве жителей, истории, достопримечательностях.
Последовательность этих элементов предопределена и логически обоснована, нарушать её не
положено. Эти композиционные схемы облегчают читателю извлечение информации из
79
текста, помогают сопоставить данные с приведёнными в однотипных описаниях, легко
запомнить их. Цель информационных описаний в журналистских текстах – сообщить
читателю новое знание, полезные сведения.
Рассуждение – самый сложный по своей цели и структуре способ изложения.
Журналист далеко не всегда может ограничиться повествованием о событиях или их
описанием. Непосредственная реакция на то, что было увидено или почувствовано им в
определённый момент, часто свидетельствует лишь об интересе к событию, и, даже передав
этот интерес читателю, он ещё не выполнит свою задачу – установить связь между явлениями, обобщить их, сделать вывод.
Логические и синтаксические особенности рассуждения предопределены ходом
зачастую весьма непростых мыслительных операций, предпринятых автором. Рассуждение –
это процесс выведения нового знания. Этим обосновано требование логически строгой
последовательности суждений и точности логических связей между ними, которые имеют
подчинительный характер. Логическая структура рассуждений – «цепь суждений, которые
все относятся к одному предмету или вопросу и которые идут одно за другим таким образом,
что из предшествующих суждений необходимо вытекают или следуют другие, а в результате
получается ответ на поставленный вопрос». Особенности логических, смысловых связей
находят своё отражение и в синтаксической структуре рассуждения. Если для описания и
повествования характерен синтаксический параллелизм, выражающийся в строении
предложений, в подборе форм сказуемых, то основная единица «рассуждающей речи» –
прозаическая строфа с цепной связью. Главное в смысловом отношении слово предложения,
заключающее в себе новое знание о предмете мысли и являющееся предикатом суждения, в
следующем предложении повторяется. Таким образом синтаксическая структура
рассуждения отражает движение, развитие, сцепление мыслей.
Временной план, соотнесённость сказуемых, которые обращали на себя наше
внимание при анализе описаний и повествований, в рассуждениях играют второстепенную
роль, главное при этом способе изложения – сам субъект или объект мысли. Лингвистами
установлено, что в газетных статьях, написанных от имени редакции и являющимися обычно
по способу изложения рассуждениями, количественно преобладают имена существительные.
Это можно объяснить тем, что задача такой статьи – раскрыть содержание понятий,
объяснить суть явлений, а не рассказать о событиях или описать их.
Рассуждение, так же как повествование и описание, в тексте редко существует в
«чистом виде». В публицистике оно всегда бывает осложнено включениями фрагментов
других видов текста, облегчающих читателю постижение подчас весьма сложной логической
конструкции.
Чтобы ощутить разницу между рассуждением и изобразительными способами
изложения – повествованием и описанием, – обратимся к традиционному по своей структуре
литературному тексту – известной многим книге воспоминаний И. Андроникова «А теперь
об этом», к тем её страницам, где рассказывается, как В. Качалов читал начало из
«Воскресения» Толстого. «Это начало потому сложно, – говорил Качалов, – что оно не
описание человека, или природы, или события, а мысль, философия самого Льва
Николаевича... Тот, кто произносит этот текст, должен видеть и эту траву. И деревья. И
камни. И весну. И в то же время, произнося эти слова, не живописать, а вникать в
обличительный смысл. И помнить, что это Толстой Лев Николаевич видит их так, а вовсе не
я так вижу».
Вот этот отрывок из «Воскресения»:
Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч,
изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы
ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся на ней травку, как ни
дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех
животных и птиц, - весна была весною даже и в городе...
Но люди, – большие, взрослые люди – не переставали мучить себя и друг друга. Люди
80
считали, что священно и важно не это весеннее утро, не эта красота мира Божия, данная для
блага всех существ, – красота, располагающая к миру, согласию и любви, а священно и
важно то, что они сами выдумали, чтобы властвовать друг над другом.
Логическую структуру отрывка формирует противопоставление: люди (их поступки)
– весна (красота мира Божия, данная для блага всех существ). Связь между суждениями
осуществлена многократным повтором слова люди, и местоимения, которое замещает его,
повтором глагольных форм, указывающих на это местоимение. Во втором абзаце
встречаются повторы не только лексические, но и выраженные синонимами {весеннее утро –
красота мира Божия – красота, располагающая к миру, согласию и любви). Перед нами
логическое построение, передающее мысль в её движении и развитии.
Информационные публикации прессы не предназначены для представления сложных
мыслительных операций. Они фиксируют их результат – новое знание о действительности.
Умозаключение в полной форме в этих публикациях встречается крайне редко в отличие от
публикаций научной информации. Гораздо чаще мыслительные операции развиваются по
сокращённой схеме умозаключения, в которой отсутствует одна из посылок, так как подразумевается, что она известна читателю. Знание этой посылки может быть обусловлено
«вертикальным контекстом», т. е. существованием общеизвестных истин, очевидных и для
автора и для читателя (упоминание о них в тексте привело бы лишь к избыточности
информации), либо содержание этих пропущенных посылок с необходимостью вытекает из
реального контекста.
В отличие от рассуждений, в которых всегда закреплён процесс выведения нового
знания, определения и объяснения.
Напомним, что с термином «объяснение» мы встречались, когда рассматривали
построение рассуждений, но неразработанность терминологии не даёт возможности
предложить другой вариант формулировки, а лишь фиксируют суждения о существенных
признаках предмета или класса предметов. Рассматривая нашу речь как процесс
развёртывания понятий, некоторые авторы считают, что определение является самым
простым (с точки зрения структурной организации), наиболее устойчивым и логически
строгим её видом. Объяснение рассматривается как разновидность определения с
усложнённой для достижения коммуникативных целей структурой.
Структура всякого определения двухчастна, она включает в себя определяемое и
определяющее: стилистика (определяемое) – раздел языкознания, в котором исследуется
функционирование языковых единиц в рамках литературного языка (определяющее);
демократия (определяемое) – форма правления, политический строй, при котором верховная
власть принадлежит народу (определяющее).
Синтаксическое оформление определения позволяет передать наиболее постоянный
характер связи между его частями: именительный падеж предиката без связки или с
незнаменательной связкой «есть» указывает на завершённость процесса раскрытия
содержания понятия.
Операция логического определения, как известно, основана на перечислении
признаков предметов или явлений, и в этом может быть усмотрено его сходство с описанием.
Но цель определения, характер перечисляемых признаков, тип связи между ними
отличаются от того, что мы наблюдаем в описаниях. Выбор перечисляемых признаков в этом
случае диктуется представлением об общем, а не о частном, неповторимом. Такие признаки
могут быть найдены и сформулированы не в результате непосредственного наблюдения, а
лишь в ходе исследования и обобщения. И хотя синтаксическая связь между перечисляемыми определением признаками по типу своему является сочинительной, это не свободное
перечисление, а перечисление, удовлетворяющее строгой логической схеме, и работа
редактора над ним опирается на знание логики. Определение в своей строгой форме –
дефинитивной синтаксической конструкции – необходимый элемент информационного и
справочного текста. В текст журналистского произведения определения включаются обычно
в форме объяснений. Логика трактует в этом случае объяснение как совокупность приёмов,
81
имеющих целью выявить более ясное и отчётливое представление об явлении. Сравнение,
описание, различие, указание на причины, составление простейших моделей усложняют
синтаксическую структуру текста. Определение понятия формируется в нём сочетанием
различных типов высказываний.
До недавнего времени определение и объяснение понятий в теории редактирования
рассматривались как разновидность рассуждений. Однако определённость цели, структурная
и смысловая целостность, специфичность формы дают основания рассматривать
определения и объяснения как самостоятельные способы изложения. Это существенно для
работы над структурой текста.
Учёные и популяризаторы науки часто сталкиваются с необходимостью объяснить
смысл вводимого ими в научный обиход нового понятия или термина. Наблюдения над
приёмами объяснения должны привлечь внимание журналиста.
Приведём пример из книги Л.С. Выготского «Мышление и речь». Автор имел
основания полагать, что общий смысл формулировки: «То, что в мысли содержится
симультанно, то в речи развёртывается сукцессивно», – будет в общих чертах понятен
читателю, имеющему навык чтения научной литературы. Однако оба термина имели
ограниченное употребление: первый был принят лишь при описании театральной декорации,
одновременно устанавливаемой на сцене, второй – термин биологии. Чтобы уточнить их
трактовку, в текст введено объяснение: «...мысль можно было бы сравнить с облаком,
которое проливается дождём слов». Так образное сравнение пояснило новое употребление
терминов.
В информационных материалах определения и объяснения могут быть представлены
как целостными конструкциями, так и их фрагментами, когда читатель встречается с новым
для него термином или возникает ситуация так называемого «непонятного слова» (в текст
введены слова профессиональной или диалектной лексики, архаизмы и т. п.).
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Чем определяется выбор способа изложения?
2. Какие способы изложения были приняты их традиционной классификацией?
Дайте определения основным способам изложения.
3. В каких дополнениях нуждается традиционная классификация видов текста в
связи с практикой редактирования материалов массовой информации?
4. Какова логическая структура повествования и описания и психологические
особенности их восприятия читателем?
5. Каковы особенности синтаксической структуры повествований и описаний?
6. В чём особенности логической и синтаксической структуры повествований и
описаний в информационных материалах?
7. Охарактеризуйте логическую и синтаксическую структуру рассуждений.
8. Приведите примеры заметок, построенных по сокращённой схеме
умозаключений.
9. Каковы логические и синтаксические структуры определений и объяснений?
В чём их отличие от рассуждений и описаний?
Лекция 11.
(продолжение)
ПЛАН
1. Повествование. Эпический и сценический способы повествования.
2. Повествование в событийной информации. Биографическое повествование.
3. Описание. Описание статистические и динамические.
4. Рассуждение. Построение рассуждений.
82
Повествование – самый распространённый способ изложения. Но уже античные
авторы понимали, что простота повествования обманчива: нанизывание, незаконченность в
рассказе всегда неприятны, – учили они. Всякое, даже самое простое повествование надо
уметь построить. Первое, что для этого необходимо,– правильно выбрать события, которые
станут узлами нашего рассказа. Однако это ещё далеко не всё, просто перечислить их
недостаточно. Кроме информации о самих событиях повествовательный текст должен дать
читателю представление о том, как происходила их смена: быстро или медленно, постепенно
или внезапно, как проходил переход из одного состояния в другое. Достигается это разными
и достаточно сложными приёмами. Повествование должно иметь свой ритм, свою
интонацию. И чем точнее и продуманнее построено повествование, тем более простым и
естественным оно выглядит.
Вспомним, как просто рассказывается у Пушкина о штурме Белогорской крепости:
«Теперь стойте крепко, – сказал комендант, – будет приступ»... В эту минуту
раздался страшный визг и крики; мятежники бегом бежали к крепости. Пушка наша
заряжена была картечью. Комендант подпустил их на самое близкое расстояние и вдруг
выпалил опять. Картечь хватила в самую середину толпы. Мятежники отхлынули в обе
стороны и попятились. Предводитель их остался один впереди... Он махал саблею и,
казалось, с жаром их уговаривал... Крик и визг, умолкнувшие на минуту, тотчас снова
возобновились. «Ну, ребята, – сказал комендант, – теперь отворяй ворота, бей в барабан.
Ребята! Вперёд на вылазку, за мною!»
Комендант, Иван Игнатьич и я мигом очутились за крепостным валом, но оробелый
гарнизон не тронулся. «Что же вы, детушки, стоите? – закричал Иван Кузьмич. –
Умирать, так умирать, дело служивое!»
Этот отрывок – повествование в чистом виде. Почти каждое предложение – новый его
узел. Всего таких узлов десять. Они следуют друг за другом в строгой временной
последовательности, лаконизм и плотность изложения передают динамику, напряжённость
действия.
Пушкиным были заложены основы той повествовательной прозы, которая до сих пор
остаётся характерным явлением русской письменной культуры. И ещё одно обстоятельство
предопределило этот выбор: мастерство пушкинской прозы - не только проявление его
гениальности, но и результат осознанного и целеустремлённого литературного труда.
Как указывал В.В. Виноградов, «изучение пушкинского языка – задача, без решения
которой нельзя понять историю языка повествовательных жанров общей письменной и
разговорной речи в первой половине XIX в.». О неразработанности до Пушкина
прозаической речи, бедности форм выражения в прозе, «безлюдии в степи русской прозы»,
несовершенстве эпистолярного и делового слога писалось не однажды. Историей русской
литературы отмечено, как много внимания уделял Пушкин развитию исторического стиля
изложения. Материалы, которые дошли до нас, позволяют проследить, как он работал над
«Историей Пугачёва». Сравнение текста документов, относящихся к пугачёвскому
восстанию, с рабочими записями Пушкина, с текстами «Истории Пугачёва» и «Капитанской
дочки» даёт обширное поле для наблюдений, и не только в плане истории языка и
литературы.
Установлено, что, делая выписки из документов, записывая свидетельства очевидцев,
работая над немецкими и французскими литературными источниками, Пушкин сразу
обрабатывал текст.
Вот как преобразились под пером Пушкина мемуары академика Рычкова, отца
симбирского коменданта.
Источник
Текст Пушкина
Сей искусный и попечительный генерал Фрейман весною прибыл в Оренбург, где
дождался слития рек, и, взяв с собою две лёгкие команды и еще несколько регулярных и
нерегулярных войск казаков, пошёл к Яицкому городку с придачею ему в Оренбурге двух
83
лёгких полковые команды и, по слитии вод отправлен был городку. Мятежники в числе
сперва к Илецкому городку, где трёх тысяч выехали против он, остановясь на несколько
него, оба войска сошлись в се-времени, всё распорядил так, как мидесяти верстах от города,
бы ему лучше и безопаснее к Яицкому городку подступить и оным овладеть, ежели б злодеи
отважились ему воспрепятство-ваться; но они, не допустя его туда вёрст за семьдесят, сами и
с пушками выехали ему навстречу тысячах в трёх люд-ства, а тем и открыли они уже
намерение своё к бунту.
Разницу между приведёнными отрывками мы ощущаем сразу. Рассказ в записи
Пушкина вдвое короче: 40 слов против 88 в мемуарах. Устранена тяжёлая архаичность стиля,
бывшая нормой повествовательной прозы той эпохи, архаичность лексики, синтаксических
конструкций. Но главное то, как прояснён ход событий. Все пять основных узлов
повествования в редакции Пушкина сохранены: генерал прибыл в Оренбург, дождался
слития рек, пошёл к Яицкому городку; мятежники выехали против него; оба войска сошлись
в семидесяти верстах от города. Все факты названы, исключено лишь упоминание об
Илецком городке, где генерал, остановясь на несколько времени, всё распорядил так, как бы
ему лучше и безопаснее к Яицкому городку подступить и оным овладеть, ежели б злодеи
отважились ему воспрепятствоваться. Это этап промежуточный, и всё, о чём здесь так
многословно рассказано, должно было сделать искусному и попечительному генералу. Это
разумелось само собой.
Четкая цепочка глаголов в пушкинской редакции текста останавливает на себе
внимание читателя: прибыл - дождался - пошёл - выехали - сошлись. В первоисточнике о том
же говорится расплывчато и туманно: отправлен был - остановясь, распорядил, как
подступить и оным овладеть, ежели отважились бы воспрепятствоваться - не допустя
его ... выехали и тем открыли намерение. Движение здесь передано не было.
В своей книге «Язык Пушкина» В.В. Виноградов реконструирует общие черты той
прозы, которая представлялась Пушкину нормой литературного языка. «В этой прозе центр
тяжести от качественных слов переносится на динамику действия, на глагол. Формы
эмоциональных характеристик и описаний сжимаются до предела и, включаясь в движение
повествования, ускоряют и напрягают действие. Относительные конструкции уступают своё
господство таким синтаксическим сцеплениям, которые сопряжены с быстрой сменой
временных плоскостей речи, т. е. со стремительным темпом повествования... Вступает в силу
принцип стремительного повествовательного движения... Стиль приобретает стремительную
быстроту и мужественное напряжение».
Историческое повествование Пушкина просто и прозрачно, строго по композиции. И
эти качества пушкинской прозы явились совершенной формой для глубоких мыслей: ключ к
мастерству Пушкина в области исторического повествования – его слова: «точность и
краткость – вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей. Без них
роскошные выражения ни к чему не служат».
Пушкинское повествование принято считать образцом краткости. И это справедливо.
Однако было бы серьёзным заблуждением сводить представление о краткости к тому, что
ведущим признаком изложения служат короткие, элементарно построенные предложения.
Пушкин никогда не стремился к облегченности, разговорности языка. «Писать единственно
разговорным языком – значит не знать языка», – считал он. Краткость в применении к
пушкинскому стилю следует понимать как предельное насыщение смыслом каждого узла
повествования. Повествование Пушкина передаёт не только движение событий во времени,
оно отражает движение мысли. Каждое предложение – новая ступень в ее развитии.
Последовательность смысловых звеньев логически обоснована, и для читателя это очевидно.
Попытки механически упростить повествование никогда не приносят успеха. Именно
поэтому так важны для редактора знания истории литературы, лингвистическая эрудиция,
умение наблюдать и учиться, постигая не внешние приметы мастерства изложения, а его
глубинные составляющие, его суть.
Эпический и сценический способы повествования
84
С древности известны два основных способа повествования – эпический и
сценический. В первом случае ведётся обобщённый рассказ о событиях свершившихся, о
результате каких-то действий. Во втором – события излагаются наглядно, смысл происходящего раскрывается через жест, движение действующих лиц, внимание читателя
обращается на подробности, на частности.
Сценический способ повествования закономерен при образном осмыслении событий.
Вот несколько замечаний, принадлежащих А.Н. Толстому, который, как известно, был
мастером именно сценического способа повествования. «Если вы не видите, вы ничего не
сможете сказать, ничего передать, и получится неубедительно, я вам не поверю, раз вы не
видите то, о чём хотите говорить», – писал он. Рассматривая начало гоголевского «Ревизора»
в двух редакциях, он записывает: «В первой редакции Гоголь больше думает, чем видит. В
окончательной редакции, когда все продумано, он видит до галлюцинации отчётливо свои
персонажи. Здесь полное внедрение в их психику, в их жизнь, в их судьбу. В первой
редакции Гоголь устами городничего объясняет завязку комедии. Книжная фраза, –
городничий за ней, как в тумане. В окончательной редакции – это живой человек, перепуганный плут, ещё сохраняющий важность перед чиновниками». Сравним две редакции
начала комедии.
Первая редакция
Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. Меня
уведомляют, что к нам отправился инкогнито из Петербурга с секретным поручением
обревизовать в нашей губернии всё, относящееся к части гражданского управления.
Окончательная редакция
Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам
едет ревизор...
Толстой так комментирует окончательную редакцию: «Он начинает важно, даже
торжественно: «Я пригласил вас, господа».
В руке у него письмо... «Сообщить вам пренеприятное известие...» Затем – пауза:
неожиданное известие сильнее его важности. Он роняет руку с письмом, глядит на
чиновников, как бы тщетно ища ответа. И – голосом из утробы: «К нам едет ревизор»... Здесь
всё из жеста и поэтому предельно экономно и выразительно».
О своей манере писать А.Н. Толстой говорил, что он всегда ищет движение, жест
своих героев, что, прежде всего, нужно искать и находить правильный глагол, который
передаёт правильное движение предмета.
Стилистические возможности повествования богаты и разнообразны, и редактор
должен оценить, насколько оправдана форма, предложенная автором.
В своей книге о мастерстве редактора Л.К. Чуковская приводит отрывок из военной
повести, где рассказывается о том, как герой со срочным донесением пробирается лесной
чащей в штаб. Временные рамки эпизода ограничены. Смысл его для автора не в
перечислении действий героя, а в создании картины стремительного движения:
Николай бежал изо всех сил, захлебываясь от порывов ветра, бьющих ему в лицо,
тормозящих стремительность его движения, которое ему, по мере бега, всё-таки удавалось до
известной степени увеличивать, перепрыгивая через ямы и рытвины, которые образовались в
результате многочисленных артиллерийских обстрелов этой части леса немцами, и,
раздвигая при помощи плеч задевающие его щёки разлапистые ветви елей, которые с двух
сторон окаймляли тропу, извивающуюся наподобие петель в вязком, хотя и неприметном
болоте, и еле виднеющиеся за несколько шагов впереди.
«У фразы этой много недостатков, – пишет Чуковская. – Главным недостатком, на
первый взгляд, представляется её длина. Но дело не в этом. Длинное предложение способно
передавать стремительность не в меньшей степени, чем короткое. Главная беда этой фразы в
несоответствии синтаксиса смыслу... Читатель, словно проволочными заграждениями,
опутан зигзагами синтаксиса; он вынужден то и дело замедлять чтение, чтобы вдуматься, к
чему относится очередное «который» или «виднеющийся». Фраза, загромождённая «по мере
85
того», «с помощью», «до известной степени», движется еле-еле, наперекор бойцу, мчащемуся
изо всех сил. Это несоответствие содержания форме непременно заметит редактор, если он
хотя бы в малой степени стилист...»
Если рассматривать современную повествовательную прозу, к названным двум
основным, традиционным способам повествования можно, наверное, прибавить способ,
который следует назвать уже не сценическим, а кинематографическим. Это
повествование, в котором черты сценического изложения выражены особенно ярко, а темп
подчёркнуто стремителен – это демонстрация действия в конкретно-зрительной форме.
Рассмотрим один из примеров:
...Одинокий прохожий с портфелем в руках шагал уверенно. Было совершенно
очевидно, что он знал, куда и на что идет. Около ворот одного из домов прохожий
остановился и огляделся по сторонам. Глаза его, как водится, горели лихорадочным блеском.
Он прижался к стене, стараясь остаться незамеченным. Это ему удалось. Он вошёл во двор.
Огромная тень скользнула по белой плоскости дома. Неизвестный подкрался к стоящему в
самой глубине двора типовому гаражу и снова огляделся.
Отрывок взят из повести «Берегись автомобиля» Э. Брагинского и Э. Рязанова,
авторов популярного фильма с тем же названием. Приёмы литературного изложения в этом
случае близки приёмам кинематографа. Последовательность событий натуральна, та же, что
могла быть в действительности. Повествование предельно лаконично и уплотнено. Только
одно предложение представляет собой авторский комментарий. В рассказ о действиях героя
фильма включён рассказ о действии, параллельном им: в какой-то момент мы видим уже не
Деточкина, а его огромную тень и невольно следим за нею. Так, противопоставлением, подчёркивается гротескность ситуации. Это повествование легко представить в виде планов
режиссёрской разработки сценария, для которой не придётся ничего домысливать.
Об использовании кинематографических приёмов в художественной прозе и
публицистике приходится слышать сейчас довольно часто. Одни объясняют вторжение
кинематографа в литературу тем, что благодаря новым техническим средствам, которые принесла с собой научно-техническая революция, наши возможности наблюдать мир
расширились, собственно изобразительные задачи литературы и искусства на фоне
информационного взрыва отошли на второй план и ассоциативность стала ведущим
способом мышления. Другие видят в этих приёмах лишь авторские ухищрения, погоню за
эффектами, оригинальностью. Как одна, так и другая точки зрения представляются
крайними. Однако отрицать метод монтажа как возможный приём построения
повествования, особенно в публицистике, сегодня нельзя. Практика подтверждает, что
наблюдение С. Эйзенштейна: «сопоставление двух монтажных кусков – не сумма, а
произведение», сформулированное им применительно к киноискусству, справедливо и в
области искусства словесного. «Монтажный принцип в отличие от изобразительного
заставляет творить самого зрителя и именно через это достигает той большой силы
внутренней творческой взволнованности у зрителя, которая отличает эмоциональное
произведение от информационной логики простого пересказа в изображении событий», –
писал он.
ПОЗИЦИЯ АВТОРА, ЕГО РЕЧЬ
Построить повествование – значит построить рассказ. «Усвоив Бог весть кем
преподанный принцип, согласно которому художник, мол, «не рассказывает, а только
показывает», наши писатели, особенно это касается молодых, решительно избегают пользоваться таким мощным средством изображения, как авторская речь, и тем самым, утрачивают
мастерство собственно повествователя, рассказчика»,– писал, размышляя по поводу
пушкинской прозы, А.Т. Твардовский. Рассказывать нужно уметь, и этот аспект повествования как способа изложения должен привлечь внимание редактора.
За строками повествования – что особенно важно в публицистическом тексте –
должно вставать живое лицо автора, должен слышаться его голос. Для читателя важно не
86
только то, что рассказывается, но и то, кто рассказывает. Когда публицист, повествуя о своей
поездке в Канаду, без тени смущения заявляет читателю: «Я грешным делом думал, что
Ниагарский водопад расположен где-нибудь в непроходимых джунглях Амазонки и
добираться до него по меньшей мере на вертолёте, а водопад, оказывается, в самом центре
цивилизованного мира», навряд ли его рассказ всерьёз заинтересует кого-нибудь, как бы
изобретателен в приёмах изложения он ни был. Развязность тона не скрыла элементарного
незнания географии. Публикуя такие материалы, газета рискует утратить авторитет у
читателя. Другой пример. В одном из очерков о знатной ткачихе, приуроченном к её награждению, говорилось: «Валентина раздумчиво и душевно закончила наш разговор: «У
тебя, моя Россия, все герои со звездой...» Неумение пишущего отделить свою позицию от
позиции человека, о котором он рассказывает, привело к досадной бестактности.
Редактор должен проследить за тем, чтобы в общей структуре произведения
повествование от автора в полную меру выполняло свои функции. Лишь ощутив себя на
месте рассказчика, можно добиться эффекта достоверности. В противном случае просчёты
неизбежны.
«Морозец слегка пощипывал лицо, вероятно, поэтому многие явились на стройку
румяными. Пришёл и я таким же раскрасневшимся», – так мог сказать человек,
наблюдавший происходившее со стороны. О себе так не напишешь. «Точка зрения
персонажа абсолютно необходимая вещь для писания... Когда вы пишете фразу, вы должны
знать и сознавать совершенно ясно, кто это смотрит, чьи это глаза видят, потому что
«вообще» писать невозможно», – так формулировал один из своих уроков начинающим
литераторам А.Н. Толстой.
ОПИСАНИЕ
В очерке «Путешествие в Арзрум» Пушкин так описал Дарьяльское ущелье.
«В семи верстах от Ларса находится Дариальский пост. Ущелье носит то же имя.
Скалы с обеих сторон стоят параллельными стенами. Здесь так узко, так узко, пишет один
путешественник, что не только видишь, но, кажется, чувствуешь тесноту. Клочок неба, как
лента, синеет над вашей головою. Ручьи, падающие с горной высоты мелкими и разбрызганными струями, напоминали мне похищение Ганимеда, странную картину
Рембрандта. К тому же и ущелье освещено совершенно в его вкусе. В иных местах Терек
подмывает самую подошву скал, и на дороге в виде плотины навалены каменья. Недалеко от
поста мостик смело переброшен через речку. На нём стоишь, как на мельнице. Мостик весь
так и трясётся, а Терек шумит, как колёса, движущие жернов. Против Дариала на крутой
скале видны развалины крепости. Предание гласит, что в ней скрывалась какая-то царица
Дария, давшая имя своё ущелью, – сказка. Дариал на древнем персидском языке значит
ворота. По свидетельству Плиния, Кавказские врата, ошибочно называемые Каспийскими,
находились здесь.
Ущелие замкнуто было настоящими воротами, деревянными, окованными
железом.…»
Через два месяца после Пушкина те же места посетил художник Никанор Чернецов.
Он привёз с Кавказа около трёхсот зарисовок, послуживших ему материалом более чем для
десяти полотен. В путевых зарисовках Чернецова есть три эскиза с видами Дарьяла. На
одном из них надпись: «Писана была картина для поэта А.С. Пушкина». Кавказские
зарисовки – путевой дневник художника, который стремился как можно ближе к натуре
изобразить то, что он увидел. Если сравнить набросок Чернецова и пушкинский текст, не
может не поразить их совпадение. Мы убеждаемся, как точен был Пушкин в описании.
Каждому элементу его можно найти соответствие на картине, и это действительно те детали,
которые останавливают внимание наблюдателя.
На втором плане эскиза изображено несколько домиков – Дарьяльский пост. Они
кажутся особенно маленькими на фоне гор, увенчанных покрытыми снегом вершинами.
Отвесные стены ущелья заслоняют небо, и лишь небольшой его клочок виден нам.
87
Композиция картины вертикальна, она подчёркивает отвесность утёсов, их высоту.
«Вертикальна» и композиция описания. Признаки, перечисленные в нем, почти все
статичны, но взгляд наблюдателя фиксирует их в определённом порядке – по вертикали,
сверху вниз: клочок неба над вашей головой ... ручьи, падающие с горной высоты ... Терек
подмывает самую подошву скал...
Картина Чернецова передаёт зрительные впечатления путешественника, в описании
говорится об его чувствах: Здесь так узко, так узко ... что не только видишь, но, кажется,
чувствуешь тесноту. Заключительная фраза описания выводит читателя за пределы
изображённого на картине: В древности ущелье замкнуто было настоящими воротами,
деревянными, окованными железом. Это то, чего мы не видим на картине Чернецова, то чего
не мог увидеть путешественник в Дарьяльском ущелье. Но завершающий штрих описания
настолько конкретен и точен, что, кажется, картину можно было бы написать со слов
Пушкина. Для того же, чтобы найти этот штрих, Пушкин должен был обратиться по крайней
мере к двум книгам: книге французского консула в Тифлисе Гамба, изданной в 1826 г. в
Париже, и к труду графа Ивана Потоцкого «Путешествие в астраханские и кавказские степи.
Первобытная история народов, в древности там обитавших», том второй, тоже изданному в
Париже в 1829 г., – источникам по тем временам достаточно серьёзным и самым новым.
Гамба приводит в своей книге средневековое предание о княжне Дарий. Потоцкий цитирует
текст из Плиния: «...Здесь водружены ворота из брёвен, окованных железом. Под воротами
этими протекает река Дирио-дорис». К тексту Потоцкий делает примечание: «Единственное
место в этом ущелье, где возможно было водрузить ворота, – Дарьял; таким образом, река
Дириодорис есть Терек...»
Так мы ещё раз убеждаемся в том, что литературная работа, в частности работа над
описательным текстом, подразумевает не только свежесть впечатлений, но и кропотливый
труд, о котором читатель часто и не подозревает.
Если при анализе повествовательного текста наше внимание останавливала чёткая
цепочка глаголов, передававших движение событий, напряжение действия, в описательных
текстах главную роль играют указания на характерные признаки предметов или явлений, на
их детали. Вспомним приводившийся нами пример повествования из пушкинской «Истории
Пугачёва». Цепочка глаголов совершенного вида в прошедшем времени (прибыл - дождался
- пошёл - выехали - сошлись) передавала смену действий во временной последовательности.
В описании Дарьяльского ущелья все, за небольшим исключением, сказуемые выражены
глаголами настоящего времени: стоят, синеет, подмывает, шумит, гласит.
Подчёркнутость единого временного плана – характерная черта структуры
описательного текста, его задача – перечислить признаки, отнесённые к определённому
моменту.
Параллелизм синтаксической структуры в этом описании выражен очень чётко. Почти
все предложения начаты подлежащими, за которыми следуют сказуемые: «Ущелье носит то
же имя. Скалы с обеих сторон стоят параллельными стенами. Клочок неба ... синеет над
нашей головою. Мостик весь так и трясётся, а Терек шумит, как колёса, движущие
жёрнов.» Благодаря чёткости структуры описание приобрело ритмический рисунок и
завершённость формы.
ОПИСАНИЯ СТАТИЧЕСКИЕ И ДИНАМИЧЕСКИЕ
Чтобы построить описание, далеко не безразлично, находится его объект в покое или
в движении, неизменен или претерпевает изменения. Поэтому описания принято
подразделять на статические и динамические. Описание Дарьяльского ущелья статично и по
характеру изображаемого, и по позиции наблюдателя. Принадлежность следующего
описания из биографической книги К. Паустовского «Далёкие годы» к динамическим не
вызывает сомнения.
Субоч был человек стремительный. Он влетел в класс как метеор. Фалды его сюртука
разлетались. Пенсне сверкало. Журнал, со свистом рассекая воздух, летел по траектории и
88
падал на стол. Пыль завивалась вихрями за спиной латиниста. Класс вскакивал, гремя
крышками парт и с таким же грохотом садился. Застеклённые двери звенели. Воробьи за
окнами срывались с тополей и с треском уносились в глубину сада.
Таков был обычный приход Субоча.
Объект этого описания настолько активен, что элементами его служит перечисление
действий, создающих своеобразный резонанс поступков человека. Динамичность описания
достигается чётко выдержанным параллелизмом его синтаксической структуры – строгой
однотипностью предложений, начатых подлежащим и имеющих прямой порядок слов. Из
десяти простых предложений только два – первое и последнее, составляющие композиционную рамку описания, – имеют иную структуру. Во всех остальных сказуемые – глаголы
несовершенного вида прошедшего времени в форме, аналогичной по своим стилистическим
функциям несовершенному виду настоящего времени. «Прошедшее время несовершенного
вида не двигает действия. Оно описательно, а не повествовательно. Оно не определяет
последовательности действий в прошлом, а ставит их все в одной плоскости», – указывал
В.В. Виноградов.
Динамическими могут быть описания не только предмета действующего, но и
предмета неподвижного. Активным в этом случае бывает наблюдатель, который укажет на
перемены, происходящие с предметом описания, сообщит описанию активный характер
своим отношением к нему.
Обратимся ещё раз к работе Пушкина над «Историей Пугачёва» и рассмотрим два
небольших фрагмента текста: показания капрала гарнизонной роты Китайгородова о том, что
он увидел в крепости Ильинской, оставленной Пугачёвым, и текст «Истории Пугачёва».
Источник
Пушка была одна, и та в воротах брошенная. Анбар был отворен, и несколько
четвертей муки и сухарей валялось на дворе.
Текст Пушкина
Анбар был отворен. Несколько четвертей муки и сухарей валялось на дворе. Одна
пушка брошена была в воротах.
Китайгородов начинает перечислять увиденное с пушки, брошенной в воротах, с того,
на что он, попросту говоря, наткнулся, войдя во двор крепости. Затем упоминает об амбаре и
уже после этого, говорит о том, что было во дворе. Объяснить это можно. Человек военный,
он прежде всего обратил внимание на пушку: «Одна, где остальные? Или в крепости у
Пугачёва была только одна, и ту бросили?» Но с позиции читателя эти смысловые связи
мешают созданию целостной картины.
Этот же текст в редакции Пушкина гораздо энергичнее. В нём три простых
предложения. Элементы описания расположены не так, как они представились вошедшему
во двор, а по движению убегавших мятежников: от амбара к воротам. И мы уже видим не
просто двор с разбросанными по нему мукой и сухарями, а представляем картину бегства.
ОПИСАНИЯ В ПУБЛИЦИСТИКЕ
Природа художественной литературы и публицистики отрицает возможность каких
бы то ни было схем. Применительно к описаниям в этих видах литературы можно говорить
только об отдельных приёмах, рекомендациях, образцах, удачах и неудачах их авторов и
редакторов.
Искусство описания – это во многом искусство детали. Если в научных описаниях
деталь должна быть точной, заранее обусловленной, необходимой, то в художественной
литературе деталь, чем более она неожиданна, тем более ценна. Но никогда деталь не бывает
важна сама по себе, она лишь часть общей картины и, лишь включённая в общую
композицию описания, оправдывает себя и обретает смысл и силу. Назначение описания,
всегда состоящего из отдельных элементов, – создать впечатление целого.
В художественной литературе мы обычно знакомимся с предметом или явлением
через восприятие его героя. В статье «Как мы пишем» А.Н. Толстой приводит такой пример:
89
«...степь, закат, грязная дорога. Едут – счастливый, несчастный и пьяный. Три восприятия,
значит – три описания, совершенно различных по словарю, по ритмике, по размеру... Пусть
предметы говорят сами за себя. Пусть вы, читатель, глядите не моими глазами на дорогу и
трёх людей, а идёте по ней и с пьяным, и со счастливым, и с несчастным...»
Публицист должен высказать свою оценку того, что видит. Документальность
описаний в публицистике не следует понимать как фотографическую их точность. Пожалуй,
именно в описании наиболее непосредственно проявляются особенности эмоционального
склада автора, в ходе изложения «прочитываются» эпизоды его биографии, границы
описываемого расширяются, изображение приобретает многомерность. Внимательно
прочитанные строки описаний в лучших образцах публицистики способны подарить нам не
только радость узнавания, но и ощущение бытия.
Откроем автобиографическую книгу Б. Пастернака «Охранная грамота».
Пребывание Пастернака в Марбурге, в одном из прославленных университетов
Германии – факт достаточно широко известный. В 1912 г. он изучал здесь философию.
Однако до 1973 г. марбургские слависты не знали, где находится дом, в котором жил тогда
поэт. Помог в их поисках, основываясь лишь на описании этого дома в «Охранной грамоте»,
профессор Московского университета В.П. Вомперский, который никогда прежде в Марбурге не бывал. Вот это описание.
«Я снял комнату на краю города. Дом стоял в ряду последних по Гиссенской дороге.
В этом месте каштаны, которыми она была обсажена, как по команде, заходя друг другу в
плечо, всей шеренгой забирали вправо. Оглянувшись в последний раз на хмурую гору со
старым городком, шоссе пропадало за лесом.
При комнате был дрянной балкончик, выходивший на соседний огород. Там стоял
снятый с осей вагон старой марбургской конки, превращенный в курятник.
Комнату сдавала старушка чиновница. Она жила вдвоём с дочерью на тощую вдовью
пенсию.
За полями, подступавшими к мудрёному птичнику, виднелась деревня Окерсгаузен.
Это было длинное становище длинных риг, длинных телег и здоровенных першеронов.
Оттуда вдоль по горизонту тащилась другая дорога. По вступлении в город она
BarfusserstraBe. Босомыгами же в средние века звали монахов-францисканцев.
Сзади, в стороне от дома, подминая под себя кусты и их отраженья, протекала река
Лан. За ней тянулось полотно железной дороги. Вечером в глухое сопенье кухонной
спиртовки врывалось учащённое позвякиванье механического колокола, под звон которого
сам собою опускался железнодорожный шлагбаум».
Чтобы найти дом, было решено повторить путь поэта от вокзала к городу. Поездка по
первой из двух ведущих сейчас к нему дорог ничего не дала, но, «когда, проехав по другой,
мы вышли из автомобиля, – вспоминает В.П. Вомперский, – я посмотрел вокруг и понял, что
место мне хорошо знакомо, хотя я здесь в первый раз. Просто читал у Б.Л. Пастернака об
этой площади и улице и понял, что дом, где жил поэт, должен быть здесь». Вернёмся к
тексту описания и постараемся понять, как могла возникнуть эта уверенность. Первое, на что
обращаешь внимание, вчитываясь в текст, – разнообразие впечатлений: это зарисовки с
натуры и факты истории, запечатленная реальность и образное преломление
действительности.
Точность описания каждой детали, свойственная манере Пастернака и делавшая
узнаваемыми пейзажи в его поэзии, в тексте документальной прозы особенно отчётлива.
Разработка каждого элемента описания значима. Казалось бы, зачем при переводе с
немецкого названия улицы BarfusserstraBe (BarfusserstraBe – улица босоногих) выбирать
мало распространённое сейчас слово босомыги (в словаре В.И. Даля оно имеет помету
«областное» и толкование «босомыжничать – слоняться праздно и в нищете»)? Да, именно
это слово, восстанавливающее для нас реалии прошлого, уместно было в тексте, где
говорилось о нищенствующих монахах-францисканцах.
Описание ведётся с двух точек наблюдения. Описан край города, каким видишь его,
90
глядя издали; описан вид с дрянного балкончика - мелкие детали повседневной жизни. Два
плана изображения – сочетание двух тем, которые огрублёно могут быть обозначены как
«философия» и «быт», выводят описание за пределы изображения, связанного с
определённым моментом.
Время «пронизано единством жизненных событий, то есть перекрёстными
действиями бытового гипноза», – писал в «Охранной грамоте» Пастернак. Это ощущение
передано: дух повседневной жизни в городке, «который неожиданно мог быть маленьким, и
древним уже и для дней Ломоносова и Лейбница», остался таким до наших дней.
Окраина Марбурга практически не изменилась к 1973 году. В одном из трёх старых
домов по Гиссельштрассе квартира Пастернака была найдена. Её хозяйка подтвердила, что
поэт действительно жил здесь. Теперь на доме установлена мемориальная доска, где, кроме
надписи об этом, – слова Пастернака, завершающие его воспоминания о Марбурге: «Leb
wohl, Philosophy!» – «Прощай, философия!»
Описания в публицистическом тексте становятся важнейшим средством выражения
авторской идеи. Пятнадцать месяцев – с августа 1936 г. по ноябрь 1937 г. – Михаил Кольцов
рассказывал читателям со страниц «Правды» о героическом испанском народе, первым
вступившем в борьбу с фашизмом. Позже эти очерки составили главную книгу Кольцова
«Испанский дневник». «Читая «Испанский дневник», я всё время думал о двух художниках.
О художнике-моменталисте, горячем, поспешном, страстном, вступившем в поединок со
своей постоянно меняющейся натурой и о художнике, остановившем время. Автор
объединил в себе этих двух художников», – писал В. Катаев.
Запись, датированная 10 апреля, в «Правде» была опубликована 30 апреля под
заголовком «Сосна и пальма». Кольцов только что приехал из Испании. Он в Одинцове,
подмосковном дачном посёлке. «Как хорошо у себя дома!» – эта мысль лейтмотивом проходит через всю запись, но «тоска, тревога, боль за этот окровавленный народ ... страх за его
судьбу ... безудержный, неистовый гнев за страдания, которые он несёт», не оставляют
автора дневника. Запись начата описанием сосен: «Когда лежишь здесь на спине, виден
большой кусок светлого свежего неба, и в нём шевелятся верхушки деревьев. Какое красивое
дерево сосна!»
Элементы, из которых слагается описание, подобраны тщательно, разработаны точно
и расположены в строгой последовательности, диктуемой точкой наблюдения: «Прямой,
стройной колонной взвивается вверх стебель этого мощного растения. У земли ствол суров,
покрыт толстой корой – тёмно-серой, шершавой. Чем больше вверх, тем светлее, затем кора
становится медно-красной гладкой, нежной». Можно предположить, что на построение этого
описания определённое влияние оказали образцы давно ставшие хрестоматийными, которые
не могли не быть известны Кольцову. Достаточно вспомнить тургеневские строки:
«Удивительно приятное занятие лежать на спине в лесу и смотреть вверх! Вам кажется, что
вы смотрите в бездонное море, что деревья не поднимаются от земли, но, словно корни
огромных растений, спускаются, падают в те стеклянно-ясные волны...»
Одинаковы ситуации, совпадает предмет описания, но при сопоставлении
впечатление сходства быстро исчезает и ощутимой становится та трудноуловимая грань,
которая их разделяет. И не только время и проявление авторской индивидуальности причина
этого: сходные творческие задачи художественная литература и публицистика во все
времена решали по-разному. Отличительная черта публицистического стиля – не только конкретизация отдельного слова-понятия, но и стремление к реалистичности образа в целом.
Определённость объёма понятия, точность соотнесения с породившим его представлением
реализуются в публицистическом описании предметностью деталей, скупостью и точностью
их передачи в отличие от «индивидуально-неповторимых, как бы видимых внутренним
зрением целостных образов (и их элементов – «микрообразов»), пропущенных через
эстетическую оценку писателя», характерных для описания в художественном тексте.
Описание сосен лирично. Это, прежде всего, прямая авторская оценка, когда Кольцов
взволнованно восклицает: «Какое красивое дерево сосна!» – и называет сосну скромной и
91
гордой. Перечисляя даже те качества, которые сами по себе, казалось бы, не способны
передать движение души, он заставляет читателя увидеть их с такой стороны, которая
обязательно затронет его чувства. «Спокойно лягте под сосной, здесь ни сырости, ни гнили;
в сосновом бору спокойно вздохнут слабые легкие...» «Сосна – пальма нашего северного
полушария», – продолжает публицист, выходя за рамки конкретного описания. С этого
момента факты и образы художественной литературы становятся для него материалом
исследования, отправной точкой полемики, которая определила всё дальнейшее построение
дневниковой записи. Сосна и пальма со времён Гейне олицетворяли в литературной
традиции тему вечной разлуки, неосуществлённой мечты. Полемика с идеями и образами
стихотворений Гейне и Лермонтова ведётся Кольцовым на нескольких уровнях разработки
описания. Первый – уровень композиции. Противопоставление сосны пальме в классических
образцах предопределяло двухчастность их конструкции, необходимую для разработки идеи
противоречия действительности и мечты. Уподобление сосны пальме требовало иного,
моноконструктивного решения. Следующая ступень полемики – уровень образа. Кольцов
очень точно находит уязвимое с точки зрения жизненной правды место в тексте
лермонтовского стихотворения: «И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим одета, как ризой,
она». – «Снеговые ризы часто опасны для сосны, душат её, – пишет Кольцов. – От
снегоповала у нас на севере гибнут каждую зиму сотни тысяч сосен». Реальность, жизненная
достоверность литературного образа взяты им под сомнение. Для публициста неточность,
как бы поэтична она ни была, неприемлема. Если недостоверен образ, недостоверна и
ситуация, неправомерна сама идея. Точность слова, достоверность образа – средство
утверждения своей позиции, средство убеждения читателя.
Сосна и пальма у Кольцова встречаются: «Пальме трудно подниматься на север, сосна
легко спускается далеко на юг, навстречу. Это можно видеть у Сухуми, у Нового Афона, в
Каталонии, в Альмерии. Вдоль тёплого морского прибоя, кокетливо потряхивая на ветру
пышными причёсками, вытягиваются лёгким строем тонкие пальмы. Над ними, на песочнокаменистой террасе, разморившись от жары, в сухих смолистых ароматах, толпятся крепкие
великаны сосны. Нет более волшебной смеси, чем эта смесь ветров и запахов». Тема вечной
разлуки снимается, таким образом, и на уровне «сюжета». Образы сосны и пальмы получают
новое жизненное наполнение. Пальмы – не отвлечённо-прекрасны: они кокетливо
потряхивают на ветру пышными прическами. Перед нами стремительный и меткий
набросок с натуры. Сосна не одинока: это крепкие великаны сосны.
Выразительно и точно разработанное описание сосен, без сомнения, останется в
памяти читателя. В заключительных абзацах перед нами вновь образы сосны и пальмы:
«Между тем сосна начинает опять цвести. Конечно, это не вишня, не акация: сосна цветёт
очень скромно, целомудренно, незаметно. Нежные смолистые, пахучие почки. Тонкие
коричневые побеги, потом они сплетаются в мягкие, гибкие мутовки. Ещё немного – и в
майские дуновения вплетается этот чистейший и бодрый аромат нашей северной пальмы.
Как хорошо у себя дома!»
Характеризуя облик риторического произведения, В.В. Виноградов писал, что оно
«...всегда пропитано хотя бы скрытыми аллегориями». Толкуя это наблюдение
расширительно, мы вправе распространить его на поэтику публицистики. Аллегория, лежавшая в основе описания в начале дневниковой записи, получила развитие в образных
ассоциациях и конструктивных решениях публициста.
РАССУЖДЕНИЕ
К рассуждению как способу изложения прибегают авторы различных литературных
материалов. Применительно к жанрам публицистики можно сказать, что владеть им
необходимо, чтобы написать статью, рецензию, комментарий. Рассуждение является обязательной частью корреспонденции, обзора, часто входит в очерк. Цель рассуждения –
углубление наших знаний об окружающем мире. Этот вид текста требует особого внимания
редактора.
92
Правила построения рассуждения общеизвестны. В него должна входить посылка –
точно и определённо сформулированная главная мысль рассуждения; основная часть – цепь
умозаключений, отражающих мыслительные операции, приводящие к новому суждению, и
вывод, соотнесённый с посылкой и логически вытекающий из хода рассуждения. Иногда в
эту конструкцию вводят перед основной частью разъяснение посылки, рассчитанное на то,
чтобы установить контакт с читателем.
Текст правильно построенного рассуждения всегда фиксирует процесс получения
нового знания. Суждения при этом располагаются в логически оправданной
последовательности: одно суждение вытекает из другого, развивает его и начинает в свою
очередь новое суждение. Вывод рассуждения не только возвращает нас к формулировке
тезиса, но и развивает его, открывая путь к дальнейшим мыслительным операциям. «Всякое
истинное умозаключение не просто повторяет в выводе то, что нам уже известно из посылок.
Истинное умозаключение ведёт нашу мысль дальше того, что мы знаем из посылок,
присоединяет к ранее установленным истинам истину новую». Однако обращение к строгим
фигурам силлогизмов в журналистских материалах скорее один из приёмов
выразительности. В публицистическом тексте рассуждение представляет собой более
свободную, нежели классическое умозаключение, форму развития мысли, понятия
соотносятся с фактами, примерами, иллюстрациями. И тем не менее присоединение к
посылкам новой истины осознаётся нами как необходимое и обязательное лишь в том
случае, если ход мысли подчиняется законам логики.
ВИДЫ РАССУЖДЕНИЙ
Рассуждение – богатый по своим возможностям способ изложения. В нём находят
воплощение все известные формы и методы мышления: отношения причины и следствия,
гипотезы (частный случай этого построения - так называемая условная гипотеза, которая
удовлетворяет схеме: если бы ... то...), различные типы сопоставлений и
противопоставлений: (подобно тому.., ...в отличие от того...), фиксация сходства и
различия, аналогия, доказательство истинности и ложности суждений. Ход рассуждения
может отражать различные методы исследования: от частного к общему (метод индукции),
от общего к частному (метод дедукции), метод классификации.
Наиболее широкая и часто встречающаяся разновидность рассуждений рассуждение-доказательство. В процессе его истинность одного суждения обосновывается
при помощи других суждений, истинность которых уже установлена.
Основные части логического доказательства – тезис, аргументы, демонстрация. Тезис
– суждение, истинность которого обосновывается в ходе данного доказательства.
Аргументы – суждения, при помощи которых мы обосновываем истинность тезиса. Демонстрация – выведение истинности тезиса из аргументов.
Доказательства могут быть прямыми, основанными на несомненном начале, когда
истинность тезиса подтверждается истинностью аргументов, косвенными, когда истинность
тезиса обосновывается путём опровержения истинности противоречащего ему положения –
антитезиса, введённого в структуру рассуждения (в этом случае доказывается ложность
отрицания предложенного тезиса), и опровержениями, когда доказывается ложность или
несостоятельность тезиса.
Рассмотрим типичную структуру рассуждения-доказательства, включённого в статью
литературного критика:
Характер и глубина восприятия русской литературы у писателей различного идейного
склада были неодинаковыми, самое это восприятие было разнонаправленным. Для такого
искреннего ценителя русской литературы, как Андре Моруа, оставались закрытыми важные
социальные её аспекты, – он воспринимал общественную и философскую проблематику этой
литературы лишь в меру собственных либеральных воззрений. У такого тонкого мастера, как
Пруст, который о Толстом написал статью и заставляет своего героя напряжённо
размышлять о Достоевском, восприятие обоих русских классиков оставалось в значительной
93
мере субъективистским, никак не связывалось с русской действительностью. Кафка с
неподдельным восхищением отзывался и о Гоголе, и о Достоевском, и о Толстом, с
интересом читал и Герцена, но мир его собственных идей и образов был очень далёк от мира
русской литературы... Как бы то ни было, размышления крупных иностранных писателей XX
века о писателях русских заключают в себе богатый материал наблюдений, заслуживают
изучения – не суммарного, а детального.
Мы без труда выделяем в этом тексте все традиционные части доказательства. Тезис:
характер и глубина восприятия русской литературы у писателей различного идейного склада были неодинаковыми, самое это восприятие было разнонаправленным, три аргумента
(различное восприятие русской литературы тремя писателями – Андре Моруа, Прустом и
Кафкой) и вывод: размышления... иностранных писателей... о писателях русских заключают
в себе богатый материал наблюдений, заслуживают изучения - не суммарного, а
детального. По способу ведения это доказательство прямое: истинность тезиса выводится из
истинности аргументов. По форме умозаключения – дедуктивное: аргументы подтверждают
истинность общего суждения, заключённого в тезисе.
Работа над текстом рассуждения-доказательства подразумевает строгое следование
правилам доказательства логического. Эти правила отражают то общее, что присуще
доказательствам как логической операции, независимо от их конкретного содержания. Так,
общим является правило о составе доказательства (частях, которые оно должно содержать), о
способах ведения доказательства. Существуют также правила, которым должны удовлетворять отдельные части доказательства. Всё это – результат абстрагирующей работы
человеческого мышления, отражение опыта многих поколений. Напомним те правила,
которые непосредственно связаны с работой над изложением:
•
тезис и аргументы должны быть суждениями ясными и. точно определёнными;
• доводы, приводимые в подтверждение тезиса, не должны противоречить друг другу;
• в ходе доказательства не должна происходить подмена тезиса – нарушение первого
закона логического мышления;
• правила аргументов гласят, что они должны быть истинными, обоснованными, должны
с необходимостью обосновывать истинность тезиса; истинность аргументов должна быть
установлена независимо от тезиса.
Логике не дано утверждать, какой именно должна быть по содержанию мысль,
выдвинутая в качестве тезиса доказательства. Определить это, а также истинны аргументы
или нет, – компетенция конкретных наук, но придание аргументам правильной формы,
исключающей неточность, противоречивость, – обязанность редактора. Требование
обоснованности, доказательности мышления закреплены одним из основных законов логики,
умение построить доказательство в процессе рассуждения – искусство, подразумевающее
владение литературной формой.
В стремлении понять и объяснить окружающий мир публицист далеко не всегда
обращается к логическим построениям, имеющим характер всеобщности. Если естественные
науки, объясняя явления природы, идут преимущественно путём дедукции, подводя факты
под общие представления, исследования, предметом которых является человеческая
культура, события общественной жизни преследуют иную задачу, пользуются
разнообразными возможностями научного объяснения фактов действительности и
соответственно различными типами построения рассуждений. Примером может служить
рассуждение, называемое рациональным объяснением. Оно не преследует цель – доказать
необходимость предлагаемого вывода и обосновывает лишь его возможность, не претендуя
на единственно правильную трактовку факта. Поэтому при оценке такого рассуждения
редактору важно соотнести его ход и фактическую основу с представлениями той
действительности, которая в нём исследуется, с теми обстоятельствами, которые послужили
поводом для этого исследования. Так, сегодня в трудах отечественной историографии мы
часто заново открываем для себя факты прошлого, следя за ходом мысли авторов,
осмысливая их выводы. И пусть не все они для современного читателя бесспорны,
94
построение этих рассуждений для публициста – урок мастерства.
Приводимый ниже отрывок взят из «Публичных чтений о Петре Великом» СМ.
Соловьёва – крупнейшего историка России.*
...Не для удовлетворения праздного любопытства собрались мы здесь, но для
уяснения великого явления в нашем историческом существовании, для уяснения значения
великого человека великой эпохи; обратимся прямо к этому человеку, пусть он сам скажет
нам о себе. Вот первое письмо его к матери из Переяславля, когда ему было 17 лет;
«Публичные чтения о Петре Великом» – цикл лекций СМ. Соловьева, прочитанных им по
случаю двухсотлетия со дня рождения Петра I. «Чтения» были организованы Обществом
любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете.
Форма письма обычная в то время с употреблением уменьшительных уничижительных слов,
как, по-тогдашнему, следовало писать детям к родителям.
«Сынишка твой, в работе пребывающий, Петрушка, благословения прошу и о твоём
здравии слышать желаю; а у нас молитвами твоими здорово всё. А озеро всё вскрылось, и
суды, все, кроме большого корабля, в отделке».
Итак, вот первое слово нам Петра, которого мы зовём Великим, первое им самим
себе сделанное определение: «в работе пребывающий». Это первое определение останется
навсегда за ним и дружно уместится после определения Великий; прошло много времени, и
знаменитый поэт, который прозвучал нам столько родного, который дал нам столько
народных откровений, не нашёл лучшего определения для Петра: «на троне вечный был
работник». Пётр работник, Пётр с мозольными руками – вот олицетворение всего русского
народа в так называемую эпоху преобразования. Здесь не было только сближения с народами
образованными, подражания им, учения у них, здесь не были только школы, книги, здесь
была мастерская прежде всего, знание немедленно же прилагалось, надобно было усиленною
работою, пребыванием в работе добыть народу хлеб насущный, предметы первой
необходимости. Народы в своей истории не делают прыжков: тяжкая работа, на которую был
осуждён русский народ в продолжение стольких веков, борьба с азиатскими варварами при
условиях самых неблагоприятных, борьба за народное существование, народную
самостоятельность кончилась, и народ должен был, естественно, перейти к другой тяжёлой
работе, необходимой для приготовления к другой деятельности среди народов с другим
характером, для приготовления себе должного, почётного места между ними, для
приготовления средств бороться с ними равным оружием.
Цель рассуждения сформулирована в самом его начале – уяснение значения великого
человека великой эпохи. Отправная точка логического построения – документ, письмо, в
котором историк выделяет слова: в работе пребывающий. Именно эти слова для Соловьёва –
ключ к трактовке личности Петра, то суждение, на которое он опирается, выявляя связь
между фактами истории, строя свою концепцию их понимания. Объясняя суть поступков
исторической личности, учёный показывает мотивы этих поступков, доказывая таким
образом, что они разумны (рациональны) с позиций этой личности.
Рациональное объяснение историка, вывод которого – заметим ещё раз – не
претендует на всеобщность, имеет тем не менее строгую научную основу, опирается на
документы и факты, и ход его следует оценивать с позиций систематического научного исследования. Для журналиста подобное исследование не всегда доступно. Этим объясняется
сравнительно ограниченная сфера его применения в журналистской практике.
Исследуя ситуации действительности, журналист чаще строит рассуждения,
основываясь на своих непосредственных наблюдениях. Одна из возможных логических схем
в этом случае – так называемый практический силлогизм. Первая его посылка – формулировка результата, к которому следует стремиться, вторая – средства к достижению цели.
Вывод рассуждения – описание действия, которое ведёт к достижению цели, причём
рациональность этого поступка для читателя очевидна, так как общие положения
переформулированы в термины конкретных действий.
В чём отличие посредственного писателя от истинного художника? Отвечая на этот
95
вопрос в статье «Слово к молодым», Леонид Леонов вводит в своё рассуждение
практический силлогизм.
«Предположим, что перед ними стоит одна и та же задача: вышить бисером площадь.
Один сразу же опускается на корточки и начинает вышивать метр за метром. Другой
поднимается ввысь, окинет взглядом пространство площади, продумает композицию
рисунка, наметит узор и лишь затем примется за работу. Этот подъём и есть писательство,
остальное – швейный труд, по-своему вполне почётный, но неуместный в искусстве».
Практический силлогизм, как видим, отнюдь не снижает пафос рассуждения. В
журналистских произведениях, когда автор рассуждает на тему дня, подобные построения
тем более оправданы. Типичная трудность в этом случае – найти верное соотношение между
частным и общим суждениями. Несмотря на очевидность предлагаемого вывода, следует
ещё раз убедиться в правомерности отношений причины и следствия. «Проходные»
суждения, факты, пользующиеся репутацией бесспорных, на поверку могут оказаться
ложными или непригодными в качестве основания для вывода, а привычные схемы – ввести
в заблуждение и оказаться препятствием для дальнейшего развития мысли.
Проследим за ходом рассуждения, в которое неудачно введён практический
силлогизм:
Иной раз мы не задумываемся о последствиях. А жаль. Плохая, например, обувь,
хамское отношение в столовой – большое зло. Вчера мой коллега-врач возвратился с работы
усталый, машину оставил во дворе. Отдохну, думает, а потом отгоню в гараж. Вдруг звонок
в квартиру – дворник, который набросился на него с бранью, а через час – вызов в клинику...
Уверен, высокие гражданские, нравственные устои закладываются в семье, школе.
Кому адресован призыв задумываться о последствиях своих поступков? Имеет ли он
смысл в таком контексте? – остаётся неясным.
СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ РАССУЖДЕНИЙ
Требование повышенной концентрации смысла и ограниченный объём
журналистского текста предопределяют особенности стилистики рассуждения как способа
изложения. Синтаксический строй его непосредственно соотносится как с процессом
мышления, так и с процессом коммуникации. Редактор должен оценить, насколько чётко и
рационально построен текст, позаботиться о том, чтобы ход мысли автора был понятен
читателю. Умение говорить понятно о сложном вырабатывается сознательно. Оно доступно
лишь тем, кто хорошо знает свой предмет и знаком с приёмами, помогающими организовать
изложение. Многословие, усложнённые синтаксические конструкции – признак мнимой
учёности. С древнейших времен авторы рассуждений прибегали к специальным оборотам
речи – риторическим фигурам. Искусный ритор свободно пользовался фигурами повторов,
параллелизма, симметрии, риторических вопросов, был изобретателен в поисках способов
эмоционального воздействия на аудиторию. Классические приёмы ведения рассуждений
помогают достичь его выразительности и современным авторам.
Для общественного бытия наших дней характерна атмосфера напряжённой
политической дискуссии. Приметой стилистического своеобразия рассуждений стала их
полемичность, порождённая непосредственной связью журналистских выступлений на страницах прессы с устными выступлениями ораторов на съездах, конгрессах, митингах. В
форме диалога и полилога строятся материалы «круглых столов», дискуссий, бесед,
регулярно публикуемые средствами массовой информации. В этих условиях обращение
публицистов к приёмам, выработанным ораторской практикой, тем более оправдано.
Рассмотрим типичную для политической полемики начала 90-х годов статью
публициста О. Лациса, поводом для которой послужила речь А. Руцкого и напечатанная в
тот же день его статья, текстуально совпадающая с речью. Предварим анализ перечислением
традиционных полемических приёмов, встретившихся в статье по ходу чтения:
•оценка, предваряющая ход рассуждений оппонента;
•выявление алогизма в суждениях оппонента;
96
•цитирование высказываний оппонента;
•выявление недостоверности суждений оппонента, его некомпетентности,
необоснованности его выводов;
•перевод общих суждений на язык конкретных ситуаций;
• ссылка на личный опыт;
•диффамация оппонента;
•введение конструкций, характерных для устной речи;
•использование риторических фигур.
«Только не ищите логики в этом публицистическом дуплете. Вот оратор произносит
оду русскому купечеству – и тут же требует предпочтения «тем, кто производит, а не
перепродаёт». Вот он пишет, что частная собственность не нужна для перехода к рынку, – и
тут же заявляет, что без частной собственности никакие реформы невозможны. Вот он
пишет, что ситуация превышения спроса над предложением выгодна производителям и торговым посредникам, так как открывает возможность спекуляции, – и тут же требует снизить
цены волевым способом. Да что там алогизмы – автор не потрудился последить за простой
фактической достоверностью своих утверждений. Вот он рассуждает об экономических
преступлениях в 1991 году или даже за шесть месяцев 1991 года – и возлагает
ответственность за это на «аппарат вице-премьера Шохина». Но Шохин вошёл в состав правительства только в ноябре 1991 года, программа правительства объявлена в декабре, а
выполнение её началось в январе 1992 года. Как же он может отвечать за грехи 1991 года?»
Вице-президент Руцкой, по сути, прямо обвинил вице-премьера Гайдара в
беспринципности, прямо заявив на конгрессе, будто Гайдар в прошлом был критиком
рыночной экономики, «если кто помнит его статьи в газетах «Правда», «Известия» до, так
сказать, возглавления столь значительного блока». Расчёт ясен: ну кто вспомнит давние
газетные статьи мало кому известного в то время человека? Я помню благодаря стечению
обстоятельств. Дело в том, что до «возглавления» Е. Гайдар выступал в «Известиях» всего
один раз и выступал в тот раз в соавторстве со мной – это та самая статья, что цитировалась
выше. Она служит как раз доказательством последовательности: три с лишним года назад
Гайдар требовал, как и сейчас, ликвидации бюджетного дефицита. Ни слова против рынка
там нет, как и в его статьях в «Правде». Вице-президент и в этом вопросе... ну, скажем,
ошибся».
В целом пространные экономические размышления А. Руцкого доказывают главным
образом одно: он взялся судить о том, что не очень знает... Впрочем, слушая речь Руцкого в
зале «России», нельзя было не задаться вопросом: а интересует ли его самого содержание
произносимой речи? Ещё можно как-то объяснить неоднократные ошибки в прочтении
отдельных слов – такие как «независимые эксперименты» вместо требующихся по смыслу
«экспертов». Ну с кем не случается в конце концов. Но вот вице-президент России в
собрании патриотов, непрерывно говорящих о России и русской идее, принимается
декламировать «Тёркина» -великую поэму великого русского поэта – и в двух строчках этого
отнюдь не усложненного по форме произведения делает три ошибки, неопровержимо
показывающих, что смысл прочитанного он не понимает. Атмосфера фарса становится
нестерпимой, как мелодия из сплошных фальшивых нот. И уже нельзя отделаться от мысли,
что не для проповеди тех или иных идей пришёл он в этот зал, не посчитавшись с
возражениями даже той партии, которую ещё недавно называли «партией Руцкого». Он
пришёл показать, что он не чужой тем, кто здесь собрался.
Рассуждение построено по методу от общего к частному. Предпослав его первой
части общую оценку высказываний оппонента: не ищите логики в этом публицистическом
дуплете, автор подтверждает её фактами. Обратим внимание на то, как сгруппированы эти
факты: ...оратор произносит оду русскому купечеству — и тут же требует предпочтения
«тем, кто производит, а не перепродаёт»;...пишет, что частная собственность не нужна
для перехода к рынку, - и тут же заявляет, что без частной собственности никакие
реформы невозможны;... пишет, что ситуация превышения спроса над предложением
97
выгодна производителям...- и тут же требует снизить цены волевым способом.
Перед нами три пары суждений. Представив их в предельно лаконичной форме,
включив в текст цитаты, каждая из которых достаточно красноречива, сталкивая эти
суждения, автор делает очевидным элементарное нарушение требований логики, противоречивость этих суждений. Заметим, что трёхчастное построение – в традициях
классической риторики, и современная ораторская речь верна этой традиции до сих пор.
Симметричное построение всегда способствует высокой концентрации смысла. Для
газетного текста, объём которого ограничен, это особенно существенно. В нашем фрагменте
симметричность построения подчёркнута повторением частицы вот. Такая конструкция
имитирует интонацию устной речи и как бы воспроизводит характерный для оратора жест.
Следующий этап рассуждения – выявление недостоверности суждений оппонента.
Снова перед нами симметричная конструкция. На этот раз сталкиваются противоречащие по
смыслу утверждения. Шохин входил в правительство в 1991 году – Шохин не входил в
течение этого времени в правительство. Сопоставить эти суждения и сделать вывод о
некомпетентности их автора читателю нетрудно. Последовательно проведённый приём параллелизма не только делает мысль рельефной, но и создаёт определённый ритм речи,
который как всякое соразмерное построение, способен подсознательно влиять на адресата.
Было бы заблуждением, анализируя рассуждения, судить о них только с позиций логики,
игнорируя их эмоциональное воздействие.
Обобщённые суждения, отвлечённые построения, как правило, не достигают цели в
газетной публикации. Скорее всего они пройдут мимо внимания читателя. Опытный
публицист всегда предпочитает им язык конкретных ситуаций, рассказ от первого лица,
конкретный факт, взятый из жизни. «Я помню», – говорит автор, рассказывая о публикации
статьи, соавтором которой был. Ссылка на личный опыт – один из действенных приёмов
опровергнуть недостоверное утверждение оппонента.
Психологами обследовано, как действует на аудиторию подчёркнутая
беспристрастность изложения, как выигрывает сложная картина действительности перед
одномерным её изображением, как сопротивляется сознание слушателя, читателя назойливым повторениям очевидных истин. Результаты этих наблюдений неопровержимо
свидетельствуют о необходимости учитывать психологические факторы при построении
рассуждений, работая над их литературной формой. Особо следует упомянуть приём
диффамации, когда намеренно разглашаются сведения, от которых может пострадать
авторитет оппонента. Психологический эффект этого приёма настолько силён, что редактор
должен проявить максимум внимания и осторожности, чтобы не были нарушены этические
нормы, столь важные при ведении культурной полемики. В приведённом рассуждении автор
обращает внимание читателя на неверно употреблённое оппонентом слово и оборот речи, на
искажение цитаты из широко известного литературного произведения. Факты говорят сами
за себя, и тем не менее осуждаются не личные качества человека {ну с кем не случается в
конце концов), а политический смысл его высказываний, его политические амбиции.
В процессе общения, обмена мыслями люди не пассивны. Они стремятся убедить
собеседника в своей правоте, защищают и доказывают справедливость своих суждений,
опровергают суждения и взгляды, которые считают ложными. Умение убедительно
построить доказательство в процессе рассуждения - искусство. Рассуждения-доказательства
– обязательный элемент всякого спора, в частности, политической полемики, и в этом случае
тщательность работы над формой, в которую облечено доказательство, особенно важна.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Какова цель описания как способа изложения?
2. Какими критериями руководствуется редактор при оценке элементов
описания?
3. Как достигается эффект единовременности при перечислении элементов
описания?
98
4. Приведите примеры статических и динамических описаний, описаний
процессов.
5. Каковы функции описаний в публицистическом тексте?
6. Как проявляется в публицистическом описании личность автора, особенности
его эмоционального склада?
7. Укажите приёмы, активизирующие внимание читателя описательного текста.
8. В чём заключается для журналиста сложность работы над портретным
описанием?
9. Охарактеризуйте стилистические особенности описаний в публицистическом
тексте.
10. Какие методические приёмы активизируют в ходе анализа писательского
текста контролирующее мышление редактора?
11. Чем обусловлена сложность работы редактора над текстом рассуждений?
12. Сформулируйте правила построения рассуждения, укажите его основные
части.
13. Приведите примеры различных видов рассуждений.
14. Какова цель рассуждения-доказательства? Назовите его виды.
15. Какими логическими правилами руководствуется редактор при работе над
текстом рассуждений-доказательств?
16. Приведите примеры рассуждений, построенных на основе рациональных
объяснений и практических силлогизмов.
17. Охарактеризуйте стилистические особенности рассуждений.
18. Какие приёмы выразительности при построении рассуждений
представляются Вам типичными для современной публицистической практики?
19. Укажите типичные недостатки в построении рассуждений.
Лекция 12.
Аннотирование как основной вид
аналитико-синтетической переработки текста
(2 часа)
ПЛАН
1. Аннотирование текста как форма извлечения и фиксирования информации
при чтении. Определение аннотирования. Виды аннотаций.
2. Оформление аннотаций (образец аннотации).
3.
Речевые
стандарты
клише,
используемые
при
аннотировании
дипломатических документов.
В специальной литературе аннотирование и реферирование рассматриваются как
виды аналитико-синтетической переработки документов (АСПИД), которая подразумевает
преобразование содержания документов с целью их анализа, извлечения необходимых
сведений, а также их оценку, сопоставление, обобщение.
Жанры – аннотация, реферат, резюме – не отличаются разнообразием текстовых
реализаций; все они «представляют собой краткое изложение текста в разной степени
свернутости», объединяются общими логическими операциями, лежащими в основе
создания. Подобно любым текстам (толкование которых имеет множество подходов), они
структурируются как сложная многоуровневая иерархическая система и практически
выполняют одинаковые функции: справочную, адресную, информативную, поисковую,
коммуникативную.
Аннотация – «вид письменного сообщения; перечень главных мыслей сообщения,
следующий за библиографическим описанием данного сочинения».
99
Аннотации раскрывают тематику статьи, сообщают определенные сведения о ней, но
не дают ее (статьи) критической оценки. Составление аннотации (аннотирование)
предполагает ознакомление с содержанием текста, вырабатывает умения свертывать
текстуальную информацию, выделять главную информацию в сжатой форме. Сущность
аннотирования состоит в том, чтобы понять и обобщить содержание произведения и
оформить полученные сведения в краткую справку. В связи с этим аннотирование имеет две
стороны: 1) понимание прочитанного; 2) изложение содержания аннотируемого материала в
форме краткой справки. Умение передать содержание текста в краткой и четкой форме не
приходит само собой, его необходимо специально развивать. К жанру аннотации
предъявляются такие требования, как:
– простота и лаконичность изложения;
– отсутствие пространных описаний и детализации.
Она должна вскрыть основную идею, направленность произведения в «емких» словах,
дать характеристику содержания. Способность отвлечься от второстепенной информации,
увидеть главное, исходя часто только из подтекста, и в сжатой форме передать содержание,
является одним из необходимых коммуникативных умений и, кстати, качеств инженерной
мысли; она (способность) достигается формированием ряда умений:
– умения расположить материал в логической последовательности;
– умения обобщить информацию в четкой и лаконичной форме;
– умения свертывать информацию.
В зависимости от методов анализа первичного текста аннотации бывают справочными
и рекомендательными.
Справочная аннотация – краткая характеристика текста, дополняющая его заглавие,
т.е. уточнение заглавия, второе заглавие, примечание о содержании документа вне
стандартной структуры библиографического описания и т.п. Эти данные извлекаются в
процессе изучения содержания текста. Цель справочной аннотации – наиболее точно
идентифицировать источник.
В справочной аннотации обычно указываются тип книги и ее назначение
(монография, диссертация, справочник, очерк и т.д.); задачи, поставленные автором; метод,
которым он пользовался (эксперимент, сравнительный анализ, компиляция других
источников); принадлежность автора к определенной научной школе или направлению;
структура книги; предмет или тема произведения, его основные положения и выводы;
характеристика вспомогательных и иллюстративных материалов, дополнений, приложений,
справочного аппарата, включая указатели и библиографию.
Рекомендательная аннотация характеризует текст с точки зрения рационального
использования имеющейся в нем информации не вообще, а в сфере определенной
деятельности, конкретной категорией потребителей. Это самый сложный вид аннотации,
поскольку она требует предварительного учета, систематизации, анализа и синтеза всей
информации, т.е. обобщенного представления о наличии, новизне и ценности аннотируемых
документов.
Существуют следующие основные виды рекомендательных аннотаций:
— описательная рекомендательная аннотация, характеризующая условия
эффективного усвоения и использования всей социальной информации, содержащейся в
документе;
— аналитическая рекомендательная аннотация, характеризующая условия
эффективного использования определенной (новой, ценной и полезной) для данного
потребителя информации, содержащейся в документе;
— сводная рекомендательная аннотация (описательная или аналитическая),
характеризующая не менее двух текстов.
При составлении аннотации любого вида необходимо учитывать
определенные требования: структура аннотации должна быть внутренне логична и
может отличаться от структуры аннотируемого текста; аннотация должна быть краткой,
100
написанной простым и ясным языком, исключающим длинные и сложные предложения, а
также формальные штампы; средний объем аннотации не должен превышать 400-600
печатных знаков.
Существуют некоторые специфические особенности аннотирования разных видов
изданий.
При аннотировании изданий научного характера особенно важно отмечать наличие
документальных материалов, статистических данных и справочно-вспомогательного
аппарата книги, использовать сведения из вступительных статей и редакционных аннотаций,
учитывать отрасль знания, к которой относится содержание книги.
При аннотировании производственной литературы важно подчеркнуть форму
произведения (практическое пособие, производственная или методическая инструкция и др.),
использовать принятую терминологию и точное наименование технологических процессов.
При аннотировании справочных изданий следует охарактеризовать их тематику,
полноту и новизну сообщаемых сведений, источники, на основе которых они составлены,
читательское и целевое назначение, принцип расположения материала.
Аннотация сборника статей или материалов может ограничиться общим указанием
его тематики, перечислением авторств, а также заглавий статей, включенных в сборник, При
необходимости можно дать развернутую характеристику наиболее важных статей,
вошедших в сборник, или всех статей сборника.
Структура аннотации:
1. Библиографическое описание (автор, название, выходные данные).
2. Тема статьи (книги).
Указывается общая тема источника. Используются следующие выражения:
Статья (книга, монография и т.п.) посвящена… (теме, вопросу, проблеме)…
3. Проблематика.
Перечисляется круг вопросов или проблем, которые затрагиваются в тексте.
Используются следующие выражения:
В статье (книге) анализируются (освещаются, описываются, разбираются,
раскрываются, рассматриваются) следующие проблемы…
в статье (книге) дается анализ (характеристика, описание)…
в статье (книге) приводятся результаты …
в статье (книге) излагается теория (история, методика, проблема, вопрос)…
в статье (книге) исследуется вопрос о (проблеме, процессе, зависимости, свойствах)
и т.д.
4. Адресат.
Указывается, для кого предназначен текст. Используются следующие выражения:
Статья (книга) предназначена для специалистов в области…
Статья (книга) представляет интерес для … (широкого круга читателей) и т.п.
Методические рекомендации
– Прежде, чем составить аннотацию, нужно прочитать текст и разбить
его на смысловые части, выделив в каждой основную мысль или сформулировав ее
своими словами.
– Перечислить основные мысли, проблемы затронутые автором, его выводы,
предложения. Определить значимость текста.
– Помнить, что в аннотации используются глаголы констатирующего характера (Автор
анализирует, доказывает, излагает, обосновывает… и т.д.), а также оценочные
стандартные словосочетания (уделяет особое внимание, важный, актуальный вопрос
(проблема), особенно детально анализирует, убедительно доказывает...).
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Что представляет собой аннотирование?
2. Какие в зависимости от методов анализа первичного текста бывают
101
аннотации?
3. Какова структура аннотации?
4. Какие методические рекомендации нужно помнить при составлении
аннотации?
Лекция 13.
Реферирование как одна из форм извлечения и фиксирования информации
при чтении в соответствии с принципами определенной модели
(2 часа)
ПЛАН
1. Понятие "реферирование" и "реферат". Виды рефератов. Трудности,
возникающие при реферировании.
2. Теоретические основы реферирования
3. Методика написания реферата.
4. Композиционная схема- модель реферата.
Реферат (от лат. refero — сообщаю) — краткое изложение в письменном виде или в
форме публичного доклада содержания научного труда (трудов), литературы по теме,
являющийся результатом сложного вида речевой деятельности. Это самостоятельная научноисследовательская работа, где автор раскрывает суть исследуемой проблемы; приводит
различные точки зрения, а также собственные взгляды на нее. Реферат более полно излагает
содержание работы, чем конспект. В нем не только перечисляются, но и подробно
рассматриваются основные проблемы исходного текста, цитируются его фрагменты,
приводится система аргументации с примерами, пояснениями, иллюстрациями. Если
описывается какое-то исследование, то непременно освещаются методика его проведения, а
также полученные результаты. Реферат – более объективированный документ, чем конспект.
Содержание реферата должно быть абстрагировано от всего индивидуально-личностного,
субъективно-оценочного. Цель данного жанра – дать полное объективное представление о
характере освещаемой работы (или работ) в компактной, экономной форме.
Как следует из определения, реферат должен содержать основные сведения о
документе, наиболее ценную его информацию, давая возможность определять,
необходимо ли обращение к первичному документу. В некоторых случаях реферат
должен быть пригодным к использованию в различных изданиях вторичной
информации.
В инструкции, публикуемой для референтов в каждом номере реферативного журнала
«Biological Abstract», говорится: «Реферат должен быть некритическим, информационным
резюме существенного содержания и выводов статьи, а не простым ее описанием. Он должен
быть понятным сам по себе, без обращения к оригиналу, но не предназначен его заменять.
Реферат должен быть краток (желательно не более 3 % оригинала) и написан полными
предложениями, а не телеграфными фразами» [88, С.90].
Реферат – это семантически адекватное, ограниченное малым объемом и вместе с тем
возможно полное изложение основного содержания первичного документа, отличающееся
постоянством структуры и предназначенное для выполнения разнообразных
информационных функций при использовании его читателями различных категорий.
Реферат в информационно-поисковой системе занимает промежуточное (связующее)
место между первичным документом, которому он должен соответствовать, и
информационным запросом, с которым он должен совпадать.
Некоторые исследователи (Гюнбер В., Зорина Н.Д., Лазаренко К.А.) считают, что
реферирование протекает в русле чтения и базируется на умении глубоко анализировать
исходный текст с целью выделения и последующего изложения его наиболее существенной
102
информации. Они, правда, относят реферирование к разным видам речевой деятельности, но
во взглядах на характер умений, лежащих в основе этого вида информационной
деятельности, придерживаются фактически общих оценок. Они рассматривают
реферирование как «совокупность операций, направленных на точное понимание
содержания печатного произведения и вычленение основной информации с последующим
сокращением при устном и письменном изложении» [123, С.5]. Представляя реферат как
«вторичный» документ, информативную модель, которая строится на основе первичного
документа (статьи, книги), сторонники этой точки зрения считают основной целью
реферирования «достижение адекватного восприятия текста, его логическое и
эмоционально-экспрессивное содержание, отражение глубокого понимания в собственном
толковании. Относя реферат (а также резюме) исключительно к области специальной
научной литературы и раскрывая на основе детального анализа компоненты этого материала,
существенные только для определенного круга потребителей, они видят назначение реферата
в быстрой, систематической подаче актуальной научно-технической информации в
свернутом виде на основе ее смысловой переработки.
Основные требования, предъявляемые к реферату, были сформулированы еще М. В.
Ломоносовым, писавшем, что цель реферата в том, «чтобы уметь схватить новое и
существенное в сочинениях ...» [198, С.391].
Структура реферата
Как правило, реферат состоит из вступления, основной части и заключения.
Во вступлении приводятся краткие сведения об авторе, общая характеристика
документа и характеристика используемых автором материалов, кратко излагаются темы
источника и мотивы выбора темы, аспекты, на которых автор акцентирует внимание, методы
его работы и т.п.
Основная часть реферата содержит информацию, которая подается:
– либо в соответствии с композицией источника, т.е. его основными или даже более
мелкими рубриками;
– либо конспективно, без указания названия рубрик;
– либо фрагментарно, аналитически в соответствии с личным планом референта и т.д.
Заключение может определять значимость работы, содержать обобщения, резюме,
выводы, сведения о приложениях к источнику, составителях библиографических материалов
и другие данные, которые, по мнению референта, являются необходимыми.
При составлении рефератов часто придерживаются следующего плана:
1. Библиографическое описание (автор, название, выходные данные).
2. Тема статьи (книги).
Указывается общая тема источника. Используются следующие выражения:
Статья (книга, монография и др.) посвящена… (теме, вопросу, проблеме)….
3. Композиция.
Указываются количество и наименования структурных частей источника (обычно
книги).Используются следующие выражения:
Статья (книга) состоит из….(трех разделов и т.п.);
Статья (книга) включает в себя…;
Статья (книга) содержит ….и т.п.
4. Основное содержание.
Излагаются конкретные результаты или выводы автора в соответствии со структурой
статьи. Используются следующие выражения:
Во введении указывается, что..;
Во введении отмечается , что…;
В первой главе освещается… Автор отмечает (указывает, делает вывод), что…;
Вторая глава посвящена (содержит)… По мнению автора…;
В третьей главе…;
В заключении указывается (отмечается), что… и т.п.
103
5. Наличие иллюстративного материала.
Отмечается наличие иллюстраций, рисунков, таблиц, других наглядных материалов.
Используются следующие выражения:
Статья предназначена для специалистов в области…;
статья представляет интерес для… (широкого круга читателей) и т.п.
Функции реферата различны. Основные из них: информативная (причем реферат
обычно содержит информацию фактографическую); поисковая (в широком смысле реферат
можно рассматривать как поисковый образ, в котором на естественном языке излагается
основное содержание первичного документа); индикативная (реферат характеризует
источник не только с точки зрения содержания, но и описывает его, например, называет его
вид - книга, статья, указывает на наличие иллюстраций; перечисляет основные вопросы
содержания и т. п.); справочная (информация, представленная в реферате, часто носит
справочный характер); сигнальная (проявляющаяся при оперативном информировании о
планах выпуска литературы (авторские рефераты), при депонировании рукописей, при
оповещении о новых поступлениях литературы в библиотеки); адресная (что достигается
точным библиографическим описанием первичного документа); коммуникативная (реферат
выполняет научно-коммуникативную функцию в процессе международного и
межведомственного обмена информацией).
В какой степени реферат выполняет эти функции, зависит от содержательных и
формальных качеств самих рефератов, а также от того, кто и для каких целей использует
рефераты (от потребителей информации); от характера реферированного источника и его
доступности читателю; от того, где напечатаны рефераты (в реферативном журнале, на
карточках, при статьях) и т. д.
В основном рефераты различаются по следующим признакам:
1. Цель реферирования – информативный и индикативный рефераты.
Информативный реферат содержит в обобщенном виде все основные положения
первичного документа, важнейшую аргументацию, сведения о методике исследования,
использовании оборудования и сфере применения. Поэтому его называют также
расширенным, фактографическим или рефератом-конспектом.
В индикативном реферате приводятся не все, а лишь основные положения, которые
тесно связаны с темой реферируемого документа. Поэтому его называют также
указательным или рефератом-резюме.
К этому же типу можно отнести специализированные рефераты, которые
ориентированы на специалистов в определенной области или какого-либо рода деятельности.
2. Число отражаемых документов – монографический, обзорный и сводный
рефераты.
Рефераты, составленные на основании одного источника, называются
монографическими, а составленные на основании нескольких источников на одну тему –
обзорными. Сводные рефераты – это комбинация монографических и обзорных рефератов.
3. Форма изложения – текстовый, иллюстративный, табличный и другие виды
рефератов.
Текстовый реферат – это реферат, составленный в виде текста, т.е. в словесной
форме. Часто используются также табличная и иллюстративная формы.
4. Исполнитель – авторский, референтский, учебный и машинный рефераты.
Авторские рефераты составляются самими авторами текста, референтские –
профессиональными референтами, эрудированными в широкой области, учебные
составляются студентами (учащимися), машинные – с помощью ЭВМ.
Кроме того, рефераты различаются по методу реферирования источника и по уровню
переработки информации.
Выбор того или иного вида реферата зависит от:
– характера реферируемого источника (стиля и жанра текста);
104
– предмета изложения (естественно-технические или гуманитарные
дисциплины);
– цели составления реферата;
– функции, которую он призван решать.
Каждый из перечисленных видов рефератов имеет свою специфику. Но при всем
разнообразии видов рефераты обладают некоторыми общими особенностями, которые
обусловлены определенными требованиями к структуре и содержанию рефератов.
Требования, предъявляемые к реферату:
– в реферате, как правило, не отражаются субъективные мнения
референта относительно излагаемого вопроса, так же, как и его оценка. В случае
крайней необходимости (при наличии явных авторских ошибок или
противоречивых положений) такая оценка выносится в примечание;
– если в первоисточнике главная мысль сформулирована недостаточно
четко, в реферате она должна быть конкретизирована и выделена. Исторические
экскурсы в реферате обычно опускаются, а ссылки на опубликованные работы
сохраняются лишь в тех случаях, когда это связано с установлением приоритета,
когда документ является продолжением ранее опубликованных материалов или
эти материалы обсуждаются в документе;
– цифровые данные, содержащиеся в оригинале, при реферировании
систематизируются и обобщаются. Таблицы, схемы, графики, формулы
включаются в реферат лишь при необходимости уяснить основное содержание
документа. Единицы измерения должны соответствовать принятым в нашей
стране стандартам, географические названия должны быть написаны в русской
транскрипции, а иностранные фамилии и названия фирм – в написании оригинала.
Объем реферата – одна из остро дискутируемых до сих пор проблем. Иногда объем
зависит от объема реферируемого источника или его конкретного содержания.
Объем рефератов по естественно-техническим наукам в соответствии с ГОСТом
составляет 1000-2500 печатных знаков. Объемы рефератов по гуманитарным наукам
ГОСТом не регламентируются – в среднем их объем равен 5000 – 6000 печатных знаков,
иногда 12000 печатных знаков и более [88, С. 26]. Практически учебный реферат
представляет собой 1/3 часть первоисточника, но возможна степень компрессии до 1/8 части
первоисточника.
Поскольку в реферате необходимо дать максимум информации при минимальном
числе печатных знаков, а термины несут в себе наибольшее количество информации, то
реферат оказывается насыщенным терминами.
В реферате не используется такой вид изложения, как рассуждение, так как
рассуждение - это средство убеждения читателя, а назначение реферата – сообщить о чем-то.
Что касается определений, которые встречаются в научных текстах любых видов, то
они используются и в рефератах, так как лаконичны по форме, могут заменять пространное
описание и дают точную характеристику предмета или явления.
Содержание реферата должно быть логичным; изложение материала носит
проблемно-тематический характер.
При оценке реферата учитываются: актуальность темы исследования, соответствие
содержания теме, глубина проработки материала, правильность и полнота использования
источников, соответствие оформления реферата стандартам.
Методические рекомендации
Для написания реферата студенты должны уметь:
– составлять различные типы планов (простой, сложный, тезисный и т.д.);
– собирать и систематизировать материал (реферируемый) по
микротемам, абзацам;
– определять темы, подтемы текста;
– располагать подтемы в логической последовательности;
105
– выделять связующие «звенья» между абзацами;
– вычленять главную информацию из всей темы, подтем;
– свертывать информацию, обобщать ее.
В процессе учебы студентам приходится сталкиваться с рефератами чаще, чем с
аннотациями, практически по всем изучаемым предметам пишутся итоговые рефераты,
поэтому обучению этому виду письменной коммуникации необходимо уделять большее
количество времени на занятиях русского языка.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Что представляет собой реферирование как один из видов аналитикосинтетической переработки текста?
2. Виды рефератов. Трудности, возникающие при реферировании.
3. Каковы теоретические основы реферирования?
4. Каковы особенности методики написания реферата?
5. Композиционная схема- модель реферата.
Лекция 14.
Книга и ее общественное значение. Издательская система на современном
этапе
ПЛАН
1. Книга как важнейший инструмент духовной культуры народа, ее роль в
развитии цивилизации.
2. Роль книги как орудия идеологии, политики, культуры, просвещения.
Значение книги в развитии науки, в осуществлении научно-технической революции.
3. Место книги в системе средств массовой информации и пропаганды.
4. Типология книжных изданий.
Несмотря на то что почти в течение всего обозримого периода человеческой культуры
книга сопутствует человеку (книгу в этом случае мы понимаем широко, включая сюда не
только книгу печатную, - это и рукописные книги, и папирусы Древнего Египта, и глиняные
дощечки Месопотамии), история книги – одна из молодых наук. В России интерес к ней
возник в сущности лишь в середине XIX в., когда в периодике появилось много статей по
истории книги. «Библиографические записки», «Русский архив», «Русская старина»,
«Книжный вестник», позже «Известия книжных магазинов т-ва М.О.Вольф» систематически
публиковали их. Происходит становление библиографии как самостоятельной дисциплины.
Конкретные исторические условия ограничивали круг исследований историков. Часто по
цензурным соображениям они вынуждены были главное внимание уделять книжной старине.
Однако известно, какую большую роль в общественной жизни отводили книге русские
революционеры-демократы. Их библиографические работы имели значение не только для
книговедения и, в частности, для истории книги, но и были часто средством участия в
общественной жизни.
В конце XIX в. в России уже появилось несколько, правда, различных по значению,
исследований, посвященных истории книги: «Иллюстрированная история книгопечатания и
типографского искусства» Ф.И.Булгакова (1889 г.), «История книги на Руси» А.А.Бахтиарова (1890 г.), «Исторический очерк русского книгопечатного дела» И.Н.Божерянова
(1895 г.). Несмотря на то что в этих трудах рассматривалось лишь искусство книги и техника
ее производства, создание систематических курсов, охватывающих значительные периоды,
сыграло в дальнейшем развитии книговедения важную роль.
Заметной вехой на пути развития истории книги как науки были труды Н.А.Рубакина.
В своей работе «Среди книг», вышедшей в свет в 1911 г., он поставил перед собой задачу
дать обзор русских книжных богатств в связи с историей научных, философских и
106
общественных идей. Рубакин определяет место истории письменности и книгопечатания
непосредственно за языкознанием и указывает на неразрывную связь этой дисциплины с
юридическим положением и общественным значением печатного слова. «Не знать этой
истории, не знать всего того, чем она подарила читателей, а в особенности авторов, это
значит не понимать ничего из того, что когда-либо написано или напечатано… Что бы ни
читал друг-читатель, газету ли, книгу ли, и какие бы умолчания, недомолвки, проблемы и
подлаживания он ни встречал на белых страницах все выносящей бумаги – он должен знать
и понимать, во всяком случае, какие условия жизни это вызвали, создали, поддержали,
укрепили и сделали обычаем…»
На экслибрисе Рубакина изображена раскрытая книга. С обеих сторон ее к
восходящему солнцу, на фоне которого видна фигура человека, в перспективу уходят
библиотечные полки. Надпись сверху гласит: «Да здравствует книга – могущественное
орудие борьбы за истину и справедливость».
В работах современных исследователей книги А.А.Сидорова, Е.И.Кацпржак,
И.Е.Баренбаума, Н.М.Сикорского, А.В.Западова, С.П.Луппова, Е.Л.Немировского,
Е.Л.Диннерштейна систематизирован богатый фактический материал. Знаменательно, что
предметом вузовского учебника «Редактирование. Общий курс», вышедшего в свет в 1999 г.
и открывающего цикл дисциплин редакторского комплекса, стало последовательное
изложение истории книгоиздания в России.
Мы можем говорить о четырех основных аспектах, в которых историки книги
рассматривают ее:
1)
книга и ее форма;
2)
книга и ее содержание;
3)
книга и ее полиграфическое исполнение;
4)
книга и ее распространение.
Перечисленные аспекты не включают в себя непосредственно проблем истории
редактирования, но рассматривать их вне общей истории издательского дела невозможно.
Объект изучения истории редактирования – книга в ходе ее создания. В поле зрения
исследователя находятся рукописи и документы промежуточных этапов издательского
процесса: гранки, корректурные листы, экземпляры книг, сохранившие следы редакторской
работы. Необходимыми источниками служат труды историков, содержащие общую оценку
рассматриваемого периода, материалы критики и библиографии, документы, хранящиеся в
архивах, исследования по проблемам книговедения, по истории литературы и языка, истории
общественной мысли и журналистики. Изучение истории редактирования подразумевает
привлечение и таких дисциплин, как история литературы и журналистики, текстология,
лингвистика. На первый взгляд, может возникнуть опасение, что при подобном обилии
смежных областей знания истории редактирования не может быть дисциплиной
самостоятельной. Рассмотрение взаимосвязей между историей редактирования и общей
историей книжного дела показывает, что это опасение напрасно, хотя именно эти две
дисциплины особенно тесно соприкасаются друг с другом.
Еще один случай весьма близкого соседства научных дисциплин – текстология и
история редактирования. Их границы предопределены несовпадением их объемов, и даже в
той части, где объемы эти, казалось бы, совпадают, вступают в силу различия в методике
исследования и критериях анализа. «Не зная приемов редактирования, нельзя заниматься
текстологией XVIII – XIX вв. Это также нужно, как история пунктуации и орфографии. Это
тоже не понимают текстологи-литературоведы», - указывал в своем отзыве на книгу
«Редакторское мастерство в России» академик Д.С.Лихачев. Текстолог, детально, до
мельчайших тонкостей анализирующий разночтения и варианты, оценивает их с
единственной целью – установить окончательный текст. Стремления текстолога направлены
к тому, чтобы восстановить волю автора, он изучает работу писателя, а не редактора.
История редактирования рассматривает те же изменения текста, но с иных позиций. Если
107
редактором и были внесены в текст изменения, идущие вразрез с волей автора, важно
выяснить, почему это было сделано.
Трудность отыскания источников – реальное препятствие на пути изучения истории
редактирования. Многие книги, без упоминания которых нельзя обойтись, давно стали
библиографической редкостью. В аннотациях Н.П.Смирнова-Сокольского к собранным им
книгам русских писателей часто оговорено: «издание крайне редкое», а некоторые книги
XVIII века имеют помету: «величайшая редкость». К тому же то, что найдено, обследовано
мало или прочитано весьма поверхностно. Но поиски необходимо вести, и они часто бывают
успешными. Не случайно находка всего четырех страниц «Азбуки», изданной Иваном
Федоровым в Остроге в 1578 г., которая до этого была известна всего в двух экземплярах,
хранящихся за рубежом, стала сенсацией. Листки были извлечены из сборника, содержащего
несколько различных сочинений, и расширили наши представления о востребованности
русских учебников грамоты. Другой пример. В XVII и первой четверти XVIII в.
существовало положение, по которому типография была обязана хранить рабочий
корректурный экземпляр книг. Некоторые издания Петровской эпохи сохранились именно в
виде корректурных листов с редакторскими пометками и исправлениями. Эти корректурные
листы пережили петербургские наводнения и несколько массовых уничтожений, которым
были подвергнуты книги, не нашедшие сбыта. Сегодня это важнейший документ, который
свидетельствует о том, как создавались в России книги практических знаний.
В тех случаях, когда прямых источников не удается отыскать, помогают источники
косвенные – мемуары, письма, архивные документы. Сравнение текстов официальных
документов, рабочих записей Пушкина и текста «Истории Пугачева» делает очевидной не
только роль Пушкина в формировании нашего литературного языка, но и его по-редакторски
тщательную работу над текстом. Обращение к архивным источникам, воспоминаниям
современников, публикациям периодики позволило впервые восстановить историю издания
П.А.Ефремовым «Сочинений Александра Николаевича Радищева», тираж которых в 1873 г.
был пущен под нож по распоряжению Комитета по делам печати. Немногие уцелевшие
экземпляры – свидетельство общественной позиции редактора и его высокого
профессионализма.
Задача истории редактирования – обнаружить и осмыслить те закономерности, те
основные направления, по которым идет процесс развития этой отрасли знания. И только в
свете этих закономерностей каждый образец редакторской работы над текстом может быть
оценен правильно.
Традиции древних книжников
Древних рукописных книг до нас дошло сравнительно мало, причем все это –
рукописи на пергаменте, украшенные рисованными заставками, многие прекрасно
иллюстрированы. Поэтому долгое время считали, что книга на Руси была вообще доступна
лишь церковникам и немногим представителям высших сословий. Академик А.С.Орлов
предположил, что вывод этот неправомерен: многие книги вращались и в среде малоимущей,
не имели роскошного оформления и до нас не дошли.
Неровно обрезанные кусочки бересты с нацарапанными на них буквами, найденные в
1951 г. новгородской археологической экспедицией под руководством академика
А.В.Арциховского, заставили по-новому ответить на вопрос о грамотности на Руси, о
распространении культуры, об уровне этой культуры. Берестяные грамоты были найдены в
Новгороде, Старой Руссе, Смоленске. Стало понятным назначение инструмента из кости,
железа или меди – «писала», который и раньше находили при раскопках.
Эти факты заставили пересмотреть некоторые взгляды на историю книги,
представления о количестве книг, существовавших на Руси до нашествия монголо - татар. Со
времени принятия христианства (с988 г.) до 1240 г., по данным о строительстве церковных
зданий, выяснено, что на Руси было около 10 тысяч церквей и около 200 монастырей. Для
совершения церковной службы нужно было не менее восьми книг («Евангелие», «Апостол»,
«Псалтырь», «Требник», «Общая минея», «Триодь постная» и «Триодь цветная»,
108
«Служебник»). Следовательно, по самым скромным подсчетам, всем церквам требовалось
для богослужения около 85 тысяч книг.
Но кроме книг духовных существовали еще и книги светские. Их, конечно, было
меньше, что подтверждается количеством книг, дошедших до нас. Так, до нас не дошел ни
один список «Слова о полку Игореве», но сохранилось около 100 рукописных «Апостолов» и
почти 400 «Евангелий». Общая цифра, которой исчисляется предположительное количество
рукописных русских книг в домонгольский период, - 100 тысяч экземпляров. Даже если эта
цифра завышена, все же можно говорить и о развитой традиции в книжном деле, и о
профессионализме людей, создавших книги.
Традиции рукописной книги тем более заслуживают внимания, что с появлением
печатных книг рукописная книга продолжила существовать. Довольно долго, около двух
столетий, они бытовали параллельно, и рукописные книги оказывали определенное влияние
на печатные не только в качестве их предшественников, но и в качестве современников. До
1600 г. было напечатано всего 18 книг, при царях Михаиле Федоровиче и Алексее
Михайловиче – по 187. Тираж их был невелик. Долгое время книгопечатание являлось
монополией церкви и государства, заинтересованных, прежде всего, в издании книг
духовных. Удовлетворить потребность в чтении книгопечатание в ту пору не могло,
печатные книги не отражали развития общественной мысли и литературы.
Исследователи древней русской литературы нередко прибегают в своих трудах к
терминам «редактирование», «редактор». «редакторский текст». Современные авторы
пользуются ими настолько широко, что, обнаружив в древних памятниках какие-то
неточности и несоответствия, склонные обвинить древних книжников чуть ли не в
«редакторском недосмотре». Подобные заключения представляются поверхностными и
лишенными исторического обоснования. Условия создания древней книги не позволяют
выделить редакторскую работу над рукописью в самостоятельный процесс: сама книга была
рукописной, и, добавим, существовала как экземпляр единственный, уникальный. Первой
(по порядку возникновения) обязанностью редактора принято считать заботу о точности
воспроизведения текста. Однако многие обязанности, возложенные теперь на редактора,
существовали и в древнейший период истории книги, они были поделены между
переводчиками и составителями различных сборников, с одной стороны, и переписчиками –
с другой.
Переводчики, хорошо знакомые с византийской и болгарской книжностью, а через
нее часто и с произведениями древних классиков, переводя книги, постигали искусство
изложения, законы литературной формы. Они переносили это искусство в свои переводы и
выступали в роли соавторов литературных произведений. Анализ перевода «Истории
Иудейской войны» Иосифа Флавия, одного из самых популярных памятников литературы
Киевской Руси, и других переводных произведений позволил сделать вывод о том, что
переводчик часто был не рабом, а скорее соперником автора, творчески подчинял его
положения своей основной идее. Переводчики стремились к тому, чтобы сделать содержание
более доступным и интересным для читателя.
Различные сборники хрестоматийного типа – «Изборники», «Пчелы», «Палеи» - были
излюбленной книжной формой в Древней Руси. Подбирая произведения для сборников,
располагая их, приспосабливая содержание этих произведений к нуждам дня, составители
выполняли во многом ту же работу, которая сегодня возложена на составителей хрестоматий
и различных однотомников.
Даже выполняя чисто технические задачи, переписчики часто вносили в текст
древней книги изменения. Об их активном отношении к тексту свидетельствуют различные
вставки, комментарии, обращения к читателю, которые мы встречаем в книгах: «О человече,
ежели с трудолюбием будешь прилежать к Божественному писанию, то три блага получишь:
первое от своих трудов пропитаешься, второе – беса праздности прогонишь, третье – с Богом
беседовать будешь». В приписках писцы нередко жаловались на трудности своего дела.
Усердия и искусства требовало красивое письмо, соблюдение всех строчных и надстрочных
109
знаков, украшение книг заставками и заглавными буквами. И чем меньше изощрен был
переписчик в книжной премудрости, тем более вероятны были описки, ошибки и прямые
искажения текста.
Переписчик обычно заканчивал книгу благодарностью Богу и обращением к
читателям – просьбой о снисхождении к его труду. Иногда эта заметка от переписчика
содержит сведения о том, где, когда и кем переписана книга, иногда – это выражение
радости по поводу окончания работы. Приписки на полях Новгородских служебных мнений
(1095-1097 гг.) сообщают, что над книгой трудился монах Яков, который в миру звался
Демкой, затем Михаил в лето 5604 (1096 г. по нашему летосчислению). Переписчик
летописи Нестора заканчивает ее словами: «Радуется купец, прикуп сотворив, и кормчий во
отишье пристав, и странник во отечество свое пришед, тако радуется и книжный спасатель,
дошед конца книгам».
Период до монголо-татарского нашествия сохранил для нас мало имен создателей
литературных произведений.
«Литература Древней Руси не была литературой отдельных писателей: она, как и
народное творчество, была искусством надындивидуальным. Это было искусство,
создававшееся путем накопления коллективного опыта и производящее огромное
впечатление мудростью традиций и единством всей, в основном безымянной письменности»,
- писал академик Д.С.Лихачев. Отсюда и то свободное отношение к тексту литературного
произведения, когда практически невозможно отделить создателя литературного
произведения от его обработчика, первичный авторский текст – от текста обработанного. Но
уже в тот период книги были не одинаковы по своему типу. Различие их определялось,
прежде всего, содержанием и назначением. В зависимости от этого и характер возможного
вмешательства в текст был различен
Книги церковные более других обладали каноническим, узаконенным текстом. Книги
исторического содержания – летописи и хроники – стремились к возможно более высокой
степени точности в описаниях событий, и для достижения этой цели не были
противопоказаны уточнения и внесение новых сведений переводчиками и переписчиками.
Первоначальный текст «Повести временных лет» - памятника, от которого ведут свое
начало и русская история и русская литература, - не дошел до нас. Мы располагаем более
поздними вариантами, в которых этот текст уже значительно изменен. Сложная история
памятника дала основания для различных, иногда взаимоисключающих концепций
относительно его создания. Исследователи называют имена двух редакторов летописи:
Василия, работавшего по заказу Владимира Мономаха, и новгородца Добрыни Ядрейковича.
Тщательный анализ фактов и сопоставление манеры изложения позволили обнаружить
пропуски и дописки более поздних времен, выявить своеобразные «швы» и противоречия,
которые вызваны позднейшим вмешательством в текст.
XVI век – время утверждения идеи государственности – сохранил для нас много
авторских имен. Появились литераторы-профессионалы. Широкое распространение
книжности свидетельствовало о том, что книги в Русском государстве ценились высоко. Но
увеличение количества книг не могло не отразиться на их качестве. Переписчики искажали
тексты. Особенно отчетливо это было видно на книгах духовного содержания, где вопрос о
каноническом тексте часто перерастал в вопрос политический.
Централизация государственной и церковной власти при Иване Грозном вызвала
возникновение всевозможных «ересей», оружием своим избиравших различные толкования
Священного Писания. Так, «по-своему» толковал текст «Апостола» Матвей Башкин. Он
отпустил холопов на волю, обосновывая этот неслыханный по тому времени поступок
заповедью «Апостола»: возлюби ближнего своего, яко сам себе». Он отрицал почитание
икон и необходимость покаяния, а Священное Писание называл баснословием. В деле о
ереси Башкина было записано, что он весь «Апостол» «извочил», то есть покрыл его воском,
отмечая места, на которые хотел обратить внимание. Башкина казнили.
110
Царь поручил исправление богослужебных книг «искусному в Божественном
Писании» Максиму Греку, которого вызвали с Афона еще в царствование Ивана III для
перевода с греческого «Ученой Псалтыри».
Но и эти меры не остановили порчу книг. Единственным радикальным средством
положить конец искажениям текста богослужебных книг оказалось только книгопечатание.
Царствование Ивана Грозного было периодом грандиозных для своего времени
литературных предприятий обобщающего характера, призванных подкрепить идею единой
государственной власти.
В 50-е г. XVI в. были составлены «Четьи-Минеи» - «Собрание всех книг, чтомых на
Руси». Работу возглавил митрополит Макарий. Факт этот, возможно, отчасти объясняется
тем, что Макарий, бывший сначала архиепископом Новгородским, представлял собой в
какой-то степени хранителя новгородских книжных традиций. Ведь именно в Новгороде в
конце XV в. была создана так называемая «Геннадиевская Библия», грандиозный по своему
замыслу литературный труд.
«Четьи-Минеи» составлялись более двадцати лет. Их целью было дать русскому
читателю санкционированное церковью чтение на каждый день. Всего было задумано 12
томов, по числу месяцев в году. И хотя писались они многими писцами, поиски текстов были
очень трудны, а сами тексты по характеру крайне различны, все тома объединяют
художественная согласованность, единообразие, каллиграфическая однотипность. Это
позволяет сделать заключение о высоком качестве подготовки книг, об их единстве. Твердая
рука объединила разрозненные произведения в единое литературное целое.
В XVI в. были созданы «Домострой», «Стоглав» и знаменитый Никоновский
летописный свод – огромный труд в девяти томах, всемирная история «от сотворения мира»
до царствования Грозного. Лицевой свод этой летописи написан четкими рисованными
буквами, полууставом и обильно украшен цветными миниатюрами. Всего в Лицевом своде
16 тысяч рисунков. Начал редактирование свода Алексей Адашев, продолжил думный дьяк
Иван Михайлович Висковатый. Тома писались на великолепной бумаге, купленной во
Франции из королевских запасов, лучшей бумаге, которую можно было в то время иметь.
Продукция первых московских бумажных мельниц была еще далека от совершенства.
Первые тома включали пересказ Ветхого и Нового Завета, дополненный
византийскими хрониками и другими переводными источниками. Затем следовал рассказ о
русской истории. Палеографы восстановили характер редакторской работы над
иллюстрациями. Сюжеты для миниатюр намечались заранее, и те места в тексте, где их
надлежало поместить, отмечены в оригинале каплями воска. Так переписчику указывали, где
он должен оставить место для рисунка, а художнику указывали сюжет.
Первые печатные книги. Иван Федоров как редактор
Печатные книги были известны в России с конца XV в. Это были книги на
славянском, греческом, латинском языках. В «Апостоле» 1564 г., первой русской печатной
книге, Иван Федоров ссылается на греческие, венецианские и фряжские (итальянские)
образцы, но выход «Апостола» в свет – событие, значение которого трудно переоценить. Оно
знаменовало собой начало новой эпохи в культурной жизни народа. Введение
книгопечатания было результатом сложных процессов в политической и экономической
жизни страны. Одной из причин была необходимость снабдить книгами церкви в
завоеванных Казанских землях.
Подготовка первых печатных книг длилась долго, около десяти лет, и подготовлены
они были хорошо, о чем говорят и подбор шрифтов, и качество печати, и рисунки.
Не установлено, где и у кого учился Иван Федоров, но он в совершенстве владел
всеми типографскими специальностями, был гравером, наборщиком, печатником, сам
изготовлял шрифты.
Книги, изданные им, были в основном духовного содержания, но уже по своему
внешнему виду они отличались от тех, по которым служили во время сложного и
торжественного храмового действа. Церковные книги имели богатый и тяжелый переплет.
111
Евангелия соборные были окованы золотом и серебром и по внешнему виду скорее
напоминали сундучки, чем книги.
Назначение книги как предмета церковного обихода влияло и не ее внутреннее
оформление, предопределяло пропорцию книжной полосы, выбор шрифтов. Иван Федоров
издавал книги уже не для литургии, а для личного пользования, не для церковной службы,
когда книги лежат на аналое, особом, предназначенного для этого столе, а для чтения «про
себя».
«Апостол», «Новый Завет», изданный Федоровым в 1580 г. в Остроге, «Острожская
Библия», изданная в 1581 г., - книги относительно небольшого формата с мелким и изящным
шрифтом. Оформление их рассчитано на читателя, который будет читать, держа книгу в
руках.
Текст «Апостола» набран в две краски ровным, красивым шрифтом. Сохранив
основные черты рукописного полуустава XVI в., Федоров сделал шрифт более емким.
Полная страница первопечатного «Апостола» включала 25 строк. Изданию предшествовала
тщательная подготовка текста. Сличение печатного текста «Апостола» с текстами его
рукописных предшественников доказывает, что они были восприняты первопечатником
критически. «Апостол» - книга без опечаток. Это свидетельство того, что текст был
подготовлен тщательно.
Тщательностью работы над текстом поражает и «Островская Библия» монументальное издание, насчитывающее 1256 страниц, отпечатанных в два столбца шестью
различными шрифтами. Сохранившиеся рабочие оттиски свидетельствуют о многократных
исправлениях текста.
У книг духовного содержания, кроме их основного назначения – служения религии,
было еще одно. Это были книги-учебники. Именно учебное назначение церковных книг
было усилено в изданиях Ивана Федорова. «Часовник» - небольшая книга, отпечатанная
вслед за «Апостолом» двумя изданиями в Москве в 1565 г., была предназначена как для
богослужения, так и для обучения грамоте. Название книги «Евангелие учительное» прямо
указывало на ее цель.
В послесловии Иван Федоров, по примеру старых книжников, просит читателей
извинить ему ошибки в книге: «как не дух святой и не ангел писал, а грешная и тленная
рука».
Предисловия и послесловия были традиционными частями древней книги.
Существовали обязательные формулы, которым надлежало следовать.
Особое место в истории формирования типов русской книги занимает среди
первопечатных изданий «Азбука», выпущенная Иваном Федоровым в 1574 г. во Львове. Это
первый печатный учебник.
Книга состоит из двух частей: грамматической (собственно азбуки) и текстов для
чтения. Иван Федоров не создал новой педагогической методики, не сделал открытий в
грамматической науке. В послесловии к «Азбуке» он пишет: «Не от себя написал я это
немногое, но от учения божественных апостолов, богоносных отцов и от грамматики
преподобного отца Иоанна Дамаскина, сократив до малого, сложил для скорого обучения
детей», раскрывая суть своего труда, который с полным основанием может быть назван
редакторским. И действительно, отбор материала, его обработка и расположение в книге с
учетом того, кому и с какой целью она должна служить, всегда составляет предмет забот
редактора.
Готовя к печати текст «Азбуки», ее редактор проявил себя не только как грамматист,
в совершенстве постигший научные рекомендации своего времени, но и как чуткий
наблюдатель явлений, характерных для современного ему языка. Подчеркнуто строгим
следованием избранному принципу, расположением материала на полосе, его
полиграфическим оформлением достигнута редкая соразмерность частей книги, на каждой
странице которой ровно 15 строк. Методика, воплощенная мастером книги в приемы
организации и оформления материала, обрела характер системы, а гармоничность книги, ее
112
внутренний ритм сообщили форме ту законченность и простоту, которая помогла читателю
сделать первый шаг по пути осмысленного запоминания.
Редакторская подготовка книг в XVII века
Начавшийся для России событиями Смутного времени, событиями короткого, но
кровавого царствования Бориса Годунова, XVII век проходил под знаком ожесточенной
политической борьбы внутри страны и жестоких схваток с интервентами. Он начал новый
период русской истории, который характеризуется слиянием областей, земель и княжеств в
одно целое.
Эти изменения не могли не отразиться на развитии русской книжности. Книг стало
значительно больше. Заметно возросло количество рукописных книг, печатных книг за
столетие было выпущено около 500 названий. Начинает развиваться книжная торговля.
При Иване Грозном книги продавались в Москве на торжище. Существовал книжный
ряд, где торговали книгами попы и дьяконы, книги продавались и в овощном ряду вместе с
заморскими фруктами, их можно было купить и в лавках, торговавших церковной утварью.
Долгое время, до 1597 г., когда «Апостол» был выпущен уже тиражом 1050 экземпляров,
печатные книги стоили дороже рукописных.
В XVII в. на Красной площади было определенное место для книжной торговли –
Спасский мост у Фроловской башни против Спасских ворот. Каменный мост с четырьмя
арками был перекинут через ров, наполненный водой. Спасские ворота иначе назывались
Святыми. Это было особо чтимое духовенством место, где собирались «безместные попы»,
которых нанимали для службы московские бояре. Здесь церковные книги быстро находили
сбыт. Лавки имели плоскую односкатную крышу, прилавок был откидным и служил
одновременно дверью. Эти лавки у Спасского моста существовали еще в начале XIX в.
Книжный ассортимент в XVII в. постепенно расширялся. Стали продавать «Букварь»,
«Травники», «Пчелы», различные сборники. Вышла в свет первая русская книга по военному
делу, были изданы книги по технике, географии.
Особенность печатного дела в России в XVII в. состояла в том, что это было дело
государственное, которое контролировалось государством и церковью. И хотя общий
репертуар книг в этот период заметно расширился, первое место среди печатных изданий
продолжали занимать книги религиозного содержания.
В 1614 г. в Москву был вызван из Нижнего Новгорода бежавший туда во время
нашествия поляков Никита Федоров Фофанов. Вместе с Кондратием Ивановым и софийским
попом Никоном он, по приказу царя, стал восстанавливать разрушенную и сожженную во
время войны с поляками типографию, заготавливать станки и шрифты. Из царской казны для
этого было отпущено 387 рублей 29 алтын 5 денег, значительная по тому времени сумма.
На месте, где стояла раньше типография, на Никольской улице, было построено новое
двухэтажное каменное здание. В 1620 г. туда была перенесена из Кремля государева штаба
(так называлась тогда типография). В следующем году на Московском печатном дворе уже
было занято более 80 мастеровых, а в 1649 г. печатный двор имел 12 станов, на которых
работало более 140 человек.
Если Иван Федоров владел всеми типографскими специальностями, сам был и
гравером, и печатником, и художником, и переплетчиком, сам готовил к изданию текст, то в
XVII в. четко выделилось более 10 полиграфических специальностей: словолитцы,
наборщики, тередорщики (печатники), батырщики (набивали краску на печатную форму),
олифляники (разводили типографскую краску), рудники (коптили сажу и приготовляли из
нее печатную краску), резчики (вырезали пуансоны для отливки литер и деревянные формы
для отливки гравюр), знаменщики (художники), переплетчики. В мастеровые брались люди,
имевшие «поручные записи» от тех, кто уже работал на печатном дворе.
Перед началом печатания каждой книги служили молебен, рабочим выдавали на
калачи. К печати приступали по указу государя и по благословению патриарха. Печатанию
предшествовала подготовка текста. Ее вели справщики, назначаемые на должность с ведома
царя. Подготовка текста к печатанию стала самостоятельной специальностью.
113
Во второй половине XVII в. справа книг на Московском печатном дворе была уже
налажена. Одним из доказательств этого является создание библиографического труда –
«Оглавление книг, кто их сложил».
По всей вероятности, «Оглавление» было составлено при печатном дворе как
справочник, чтобы не повторять уже сделанного. Книги в нем расположены по алфавиту,
названы авторы и заглавия. Иногда об авторах сообщаются краткие биографические
сведения.
Для нас «Оглавление» особенно ценно тем, что большинство книг описано в нем dt
visu. Книги, которых составитель не видел, отмечены условным знаком. Этот труд в целом
свидетельствует о высокой для своего времени библиографической культуре. Содержание
книг раскрыто, для печатных указаны место, год издания и типография. Например, «Василий
царь греком к сыну своему Яву царю мудру завет написа, имущ глав 66. Печатана в Москве
лета 7170 в 8». Здесь впервые в русской книге дан вспомогательный алфавитный указатель
имен и предметов, сокращения объяснены в специальном приложении.
Справа книг велась в правильной палате, находившейся во втором этаже на
Никольской улице, напротив палаты приказной. Часть помещения была отделена дощатой
перегородкой под казенку, чулан, где хранились «впредь до переводу» на случай нового
издания «кавычные книги», с которых производилась печать. Здесь же находились
старинные рукописи и книги, к которым часто обращались при справе. Стены и потолок
правильной палаты были украшены росписью, в три окна вставлены слюдяные оконницы.
Справщики работали за большим дубовым столом, крытым красным сукном. В
росписи, хранящейся в делах типографского архива, говорится, что сукнишко красное
настольное ветчано (ветхое). Шесть сукон красных багрецовых были предназначены для
того, чтобы носить царю книги « в поднос». Царь сам «клал цену» на книгу.
Печатный двор должен был снабжать все церкви богослужебными книгами.
Справщикам запрещалось без доклада делать в тексте исправления. Приказ был строг: если
книжные справщики «на чистых переводах станут речения переменять или убавливать, или
прибавливать вновь», за самовольство и непослушание им грозила жестокая кара. Записная
книга царских указов позволяет установить их имена. Справой обычной было занято три,
иногда четыре справщика, чтец и писец. Позже появилась должность книгохранителя. Чтец и
писец были люди светские. Справщики, как правило, монахи, «старцы». Их обязанности
были точно определены: «Должность справщика – исправлять книжное правление, дабы в
печатании книжном каковых погрешности не было». Если книга печаталась с рукописного
оригинала, справщик работал с копией, специально подготовленной для него писцом,
которую тщательно выверяли, прежде чем отдать наборщикам.
Особое место в истории редактирования русской книги XVII в. занимает
формирование учебной книги как типа издания. Такой книгой был, например, «Синопсис»
Иннокентия Гизеля, изданный в 1674 г. Его автора, преподавателя и ректора КиевоМогилевской Академии, ставшего впоследствии архимандритом Киево-Печерской лавры,
современники называли за ученость Аристотелем. «Синопсис или краткое собрание от
разных летописцев о начале славяно-российского народа» - одна из первых русских
печатных книг по истории. Практически это был первый русский печатный учебник истории.
Книга выдержала больше двенадцати изданий.
В издании учебных книг в Киеве, Остроге, Львове сформировалась определенная
традиция. «Азбуки», «Буквари», «Грамматики», где эта традиция прослеживается особенно
ясно, попадая в столицу, влияли на создание подобных им книг, часто служили образцами
для новых изданий.
В XVII в. свои особенности начинает обретать редакторская подготовка не только
учебных книг. Но это пока лишь первые шаги.
Большинство литературных произведений издавалось тогда без имени автора. В
изданиях 40-50-х годов XVII в. указывались только те авторы, которые почитались отцами
церкви. Позже стали указывать переводчиков. Лишь самый конец XVII в. дает нам имена
114
двух талантливых литераторов: Кариона Истомина и Симеона Полоцкого. Обоих отличала
любовь к просвещению, литературе, к книге и книгопечатанию.
В середине XVII в. титульный лист становится элементом оформления книги.
Впервые он встречается в Острожских изданиях Ивана Федорова. В XVII в. титульный лист
стали украшать рамкой, иногда гравюрами или наборными украшениями. Кроме названия
книги титул обычно сообщал выходные данные, которые до этого содержались в
«летописи», помещенной в конце книги.
Из истории редактирования русских учебников грамоты
Учебник – один из самых распространенных и долговечных типов книги. Именно
через учебник вошли в практику и закрепились в ней многие приемы редакторской работы,
которые плодотворно применяются сегодня. Обращение к начальным этапам истории
учебника позволяет увидеть, как эти приемы создавались и совершенствовались.
Следующий этап в формировании русского учебника грамоты как типа книги – выход
в свет в 1694 г. лицевого «Букваря» Кариона Истомина, первой книги для обучения чтению и
письму, которая не содержит молитв и церковных заповедей. Их заменили нравоучительные
стихи. В предисловии к рукописному экземпляру «Букваря» Истомин указывал, что цель
обучения грамоте – не только чтение божественных книг. Гражданские обычаи и дела
«правные» требуют ее знания.
«Букварь» Истомина вводил в практику новую методику обучения, которая включала
в этот процесс и впечатления зрительные.
Видел ученик на картинках «Букваря» прежде всего то, что обычно окружало его в
жизни. Причем предметы церковного обихода занимали на рисунках далеко не главное
место. Гораздо больше здесь предметов быта – одежда, посуда, орудия труда…
Современникам труд Истомина был известен мало, так как оттиснуто, было всего 20
экземпляров Букваря.
Выходом в свет лицевого «Букваря» Кариона Истомина был завершен первый период
в истории русских печатных учебников. Он длился более ста лет, в течение которых учебник
грамоты формировался как тип книги.
Книга в эпоху Петра I
События первой четверти XVIII в. были подготовлены всем ходом развития русской
государственной жизни. На общем фоне исторического процесса они выделяются темпами
своего развития.
За 27 лет, с 1698 по 1725 гг., было выпущено свыше 600 книг, не считая
многочисленных гравированных листов. Рукописная книга потеряла прежнее значение.
Время, когда она могла конкурировать с книгой печатной, прошло. Резко изменилось
содержание книг: за эти 27 лет было издано всего 48 книг духовных. Основную массу
печатной продукции представляли новые гражданские книги, которые были нужны для
обучения корабельных мастеров, инженеров, моряков. Начали регулярно издаваться
«Ведомости» - первая русская газета. Были открыты новые гражданские типографии в
Москве и Петербурге. И хотя Петербургская типография занимала в то время один домик в
три окна на Троицкой улице, но в ней печатались и «Ведомости», и календари, и книги. Петр
I часто бывал в типографии, смотрел пробные оттиски, читал корректуру. Была составлена
первая гражданская азбука. С 1708 г. исторические и мануфактурные книги, по велению
Петра, печатались гражданским шрифтом.
В Москве, недалеко от Спасского моста, открылась первая публичная библиотека. Во
время одного из московских пожаров здание это сгорело, но чертеж его сохранился. На
фасаде здания видна надпись: «Всенародная публичная библиотека».
Значительно пополнился новыми словами язык. Новые термины вошли и в
издательскую терминологию. Так, термин «сигнал» (сигнальный экземпляр) впервые
встречается в переписке Петра I с И.А. Мусиным-Пушкиным, который с 1701 г. заведовал
Московским печатным двором.
115
Главной отличительной чертой книги Петровской эпохи была ее подчиненность
общегосударственным целям. Уже от первого своего типографа Яна Тессинга Петр требовал,
«чтобы те чертежи и книги напечатаны были к славе нашему, великого государя, нашего
царского величества превысокому имени и всему нашему российскому царствию меж
европейскими монархи цветущей, наивящей похвале и ко общей народной пользе и
прибытку… а пониженья б нашего царского величества превысокой чести и государства
наших в славе в тех чертежах и книгах не было».
На протяжении всей первой четверти XVIII в. эта тенденция отчетливо видна в
книгоиздательстве, которое и юридически было подчинено государству. Если по
соображениям государственным книгу надо было скорее издать, принимались самые
срочные меры, отыскивались переводчики и все необходимые специалисты.
Большую роль в развитии книжного дела сыграла заинтересованность в нем Петра I.
Сотни документов подтверждают это. Петр сам намечал книги для перевода, указывал,
какими рисунками и чертежами ее снабдить. Многие книги просмотрены Петром во время
издания, дополнены им, появились по его приказанию. Он придавал большое значение
языку, заботился о внешнем виде книги. Не было ни одной подробности в издании, куда бы
ни вмешался царь.
Основным направлением книгоиздательства стало издание сочинений о
«художествах», как называли тогда математику, медицину, военное дело, позже – историю,
географию и прикладные дисциплины.
Печатная техническая книга стала при Петре необходимой. Количество произведений
художественных было по сравнению с книгами практических знаний ничтожно мало.
Потребность в учебнике, в книге практических знаний привела к выработке
специфических приемов изложения материала, его компоновки, оформления, - приемов,
которые помогали сделать изложение доступным для понимания и облегчали запоминание
практически важных сведений. Это обращение к диалогическому построению книги, к
форме бесед, распространенной, как мы видели, в грамматике и букварях XVII в. Часто
материал излагался от имени определенных лиц. Изложение было персонифицировано даже
в книгах по технике. Построение книги в форме вопросов и бесед позволяло сделать
изложение занимательным и одновременно служило средством организовать материал.
При Петре I книги стали снабжать аппаратом. Он любил предисловия, послесловия и
всевозможные объяснения. Ими Петр приказывал сопровождать не только книги
практических знаний, но даже книги духовные, издание которых в то время было
немаловажным политическим делом.
Необходимой частью учебников и книг практических знаний стали различные
приложения – словари, таблицы, рисунки.
Сильно изменился общий вид книг. Гражданский шрифт был значительно убористее
полуустава. Формат книг уменьшился. Сам Петр был любителем книг, которые «в кармане
мочно носить». Не стало двухцветной печати – заглавных красных букв, исчезли почти
совсем заставки.
Все эти изменения – новые приемы в организации материала, проведение отчетливой
линии в развитии книгоиздательского дела – достигались на ступени подготовки книги к
печати, на редакторском этапе работы над ней. Новые приемы работы были приемами
редакторскими. Они были найдены в соответствии с теми задачами, которые были
поставлены перед книгой, и развиты людьми, которых мы можем назвать специалистами
своего дела.
Издание книг при Петре I приобрело такой размах, что издательская работа
потребовала четкой организации. Были созданы даже редакторские коллективы. Один из
таких коллективов готовил к изданию книги по военному делу при Артиллерийском приказе.
Сам царь и приближенный Петра I Брюс руководили их работой.
Народ прозвал Брюса колдуном за ученость и астрологические познания. Больше
всех других изданий, подготовленных Брюсом, был популярен календарь, который известен
116
по имени составителя как «Брюсов календарь». Календарь издавался в 1709 – 1715 гг. и
пользовался большим спросом. Печатала его Московская гражданская типография.
Хорошо сохранившийся экземпляр календаря находится в кабинете Петра I в
Эрмитаже. Напечатан он на шести больших листах. Текст заверстан в две таблицы,
разделенные на двенадцать вертикальных столбцов. Вверху каждого столбца – знак зодиака
и картинка, изображающая, чем занимаются люди в этом месяце. В календаре указаны
церковные праздники, перечисляются «предзнаменования времени по планетам».
С основанием Петербургской типографии ее цейх-директором был Михаил Аврамов.
До этого он служил в Посольском приказе, учился в Голландии, служил в Оружейной палате.
Он сумел хорошо поставить дело, типография выполняла самые разнообразные заказы.
Многие книги, изданные в первой четверти XVIII в., были переводными. Разработка и
осмысление основных принципов перевода стали в то время необходимыми.
Первыми переводчиками были жившие в России иностранцы – толмачи Посольского
приказа. Басни Эзопа перевел Лозинский, много переводил и по поручению Петра I
просматривал переводы, сделанные другими, голландец Андрей Виниус.
Описании событий в первой русской печатной газете «Ведомости», начавшей
регулярно выходить с января 1703 г., строились и редактировались по-иному. Уже первые
сообщения «Ведомостей» («На Москве вновь ныне пушек медных гоубиц и мартиров вылито
400. Те пушки ядром по 24, по 18 и по 12 фунтов… А меди на Пушечном дворе, которая
приготовлена к новому литью, более 40000 пуд лежит…») – позволяют судить о требованиях
к изложению информации – точности фактов, предельной лаконичности языка.
Указом Петра был назначен первый постоянный сотрудник «Ведомостей» Борис
Волков, обязанностью которого было получать у почтмейстера все иностранные газеты и,
«переводя, приличное к печати отсылать». Вторым постоянным сотрудником газеты стал
Яков Синявин, который должен был «ведомости публичные о всем давать здешнем», то есть
вести хронику придворной жизни, писать о деятельности коллегий. Петр требовал, чтобы
содержание известий излагалось кратко и было доступно пониманию читателей.
Разработка основ редактирования в XVIII веке
С XVIII в. мы наблюдаем в книжном деле такие процессы, развитие которых прослеживается
вплоть до наших дней. Именно тогда закладываются те логические и лингвистические
основы теории редактирования, те традиции в работе над текстом, многими из которых мы
руководствуемся и по сей день, происходит дальнейшее формирование различных типов
книг, вырабатываются приемы, посредством которых редактор проявляет свое отношение к
содержанию книги.
Три имени должны, прежде всего, привлечь наше внимание, когда мы говорим о
первых ступенях в развитии научного подхода к редакторской работе над авторским текстом,
над подготовкой книги к изданию. Это А.Д.Кантемир, В.К.Тредиаковский и М.В.Ломоносов.
XVIII в. – время, когда благодаря развитию книгоиздательского дела книга,
литературные произведения, делаются доступными всем грамотным людям. Складывается
понятие общенациональной языковой нормы. Писатель начинает писать для читателя,
которого, правда, еще не всегда представляет себе точно, но все же он пишет для читателя,
для печати. Этот писатель уже заботится о том, как привлечь и удержать внимание читателя,
стремится заинтересовать, в чем-то убедить или переубедить его.
А.Д.Кантемира называют первым русским писателем в современном смысле этого
слова, хотя при жизни он напечатал только переводы Горация и Фонтенеля. Но его читали.
Сатиры Кантемира ходили по рукам в списках. В Сатире XVIII Кантемиром изложены
мысли о языке, о труде писателя: слово должно точно выражать понятие, ценность слова – в
содержании.
Привлечение знаний из области логики оказало в дальнейшем влияние на
формирование теории и практики редактирования.
Интересны теоретические положения, касающиеся перевода, которые сформировал
Кантемир. Задача переводчика – точно передать подлинник. Отступления от него возможны
117
только в нескольких случаях: если на своем языке можно сказать короче и лучше, если
описываются непонятные и незнакомые читателю предметы (в этом случае в сравнениях и
метафорах допускается замена незнакомого знакомым), если выражения неприемлемы в их
буквальной передаче и, наконец, в тех случаях, когда текст совсем не поддается буквальному
переводу. Эти правила нашли подтверждение в переводах самого Кантемира и оказали
заметное влияние на литературную практику своего времени, в частности на практику
редакторской работы.
В середине XVIII в. теория и практика перевода получила дальнейшее развитие. В
1768 г. Екатериной II было учреждено «Собрание, старающееся о переводе иностранных
книг». Императрица выплачивала Собранию 5 тысяч рублей ежегодно. Во главе его были
поставлены директор Академии наук граф В.Г.Орлов, ученый переводчик Г.В.Козицкий и
стихотворец граф И.И.Шувалов. Практическим работником был Козицкий, опытный
переводчик, знаток русского языка, имевший практику редакторской работы (Козицкий
сотрудничал в «Ежемесячных сочинениях» и других журналах). В 1769 г. Екатерина II
доверила ему редактирование своего журнала «Всякая всячина». Всего с 1769 по 1783 гг.
Собранием было издано 112 названий переводных книг, составивших 173 тома.
Особого подъема работа Собрания достигла в 1773 г., когда изданием переводов
занимался Н.И.Новиков. Много для издания переводов сделал академик И.И.Лепехин,
видный ботаник. Он не состоял членом Собрания, а был приглашен лишь для рассмотрения
переводов. Его обязанностью было давать заключение, могут ли они быть напечатаны. Он же
просматривал последнюю корректуру и подписывал переводы в печать. Лепехин именовался
«редактор перевода» и получал 4000 рублей за год.
Постоянных переводчиков в Собрании не было. В «Санкт-Петербургских
ведомостях» печатались объявления, в которых указывалось, какие книги назначены для
перевода. Желающие должны уведомить цензора и издателя (И.И.Лепехина), какую книгу
они берутся перевести, и приложить образец перевода. Взяв для перевода книгу, переводчик
должен был сообщать Собранию о ходе работы. Переводчики получали от пяти до восьми
рублей за лист – вознаграждение по тому времени щедрое. Переводы делались в основном с
французского и немецкого языков. Переводчиков с английского языка было мало.
Переводчик с итальянского был один – Я.К.Княжнин. Переводные книги в академической
типографии печатались медленно, расходились они плохо. Их тираж, сначала установленный
в 1200 экземпляров, был впоследствии значительно сокращен. Успехом пользовались лишь
некоторые издания, которые выходили по несколько раз: «Кандид» Вольтера, «Путешествия
Гулливера» Свифта, «Древности иудейские» Флавия, книга Амоса Каменского «Свет,
зримый в лицах».
Ломоносов «стоит впереди наших поэтов, как вступление впереди книги», писал
Гоголь. «Российская грамматика» Ломоносова стала первой русской научной грамматикой и
заложила основы изучения нашего литературного языка.
Ломоносовская теория трех штилей продолжила разработку им литературного языка,
изучение богатства и разнообразия его стилистических возможностей, а «Риторика»
Ломоносова бала настольной книгой русского читателя на протяжении всего XVIII и начала
XIX в.
Во второй четверти XVIII в. издательским центром России стала Петербургская
академическая типография. Деятельность Академии наук определялась конкретными
нуждами и требованиями времени. Энциклопедизм, характерный для всей деятельности
Академии наук, был присущ и ее издательству. Академическая типография печатала книги,
газету «Санкт-Петербургские ведомости», первые русские журналы, календари. Именно
академической типографией были закреплены правила русского правописания, которые
оставались в силе почти два столетия.
Правил, регламентирующих пунктуацию, в то время не было. Современному
редактору, которому приходится работать с текстами XVIII в., следует при подготовке их к
печати учитывать это обстоятельство. Принципы русской пунктуации сформулировал
118
М.В.Ломоносов. Знаки препинания, писал он, следует ставить « по силе разума,
расположению и союзам». Но эти принципы проводили в жизнь типографские наборщики,
которые сталкивались с не менее сильным течением – пунктуацией авторской, стремлением
подчеркнуть различные интонационные и смысловые оттенки.
Следует также иметь в виду, что употребление знаков препинания часто отличалось
от современного. У Ломоносова вообще еще нет многих знаков (тире, кавычек, многоточия).
Двоеточие делило на части сложный период и не несло смысловой нагрузки. Это была так
называемая «малая точка».
Первым русским научным журналом были «Комментарии Петербургской Академии
наук», выходившие с 1728 по 1806 гг. на латинском языке. На русском языке в сокращенном
варианте вышел всего один том этого издания. Переводы в нем были явно неудачны. Не
нашло распространения и такое научное периодическое издание, как «Содержание ученых
рассуждений». Оно было доступно лишь небольшому кругу лиц. Несколько позже появился
новый тип периодического издания – «Труды», но все это были издания специфические,
предназначенные для специального читателя.
Ломоносов писал, что малейшие упущения и невнимательность могут повести к
опрометчивым суждениям, которые уже сами по себе постыдны, но становятся еще более
постыдными, если в них скрываются небрежность, невежество, поспешность, дух
пристрастия и недобросовестности. Для журналиста нет ничего более позорного, чем красть
у кого-либо из собратьев высказанные последним мысли и суждения и присваивать их себе.
Наконец, он никогда не должен создавать себе слишком высокого представления о своем
превосходстве, о своей авторитетности, о ценности своих суждений. Так, написанная по
конкретному поводу статья Ломоносова формулирует основы этики литературного труда, не
потерявшие своего значения и в наши дни.
Авторство, литературная критика,
издательский процесс
во второй половине XVIII века
В начале XIX столетия Ф.Алелунг и А.Шторх, авторы систематического обозрения
литературы в России, охватывавшего с 1801 по 1806 гг., зарегистрировали 366 российских
писателей, представлявших 19 сословий. Подписанных сочинений за этот период ими было
зарегистрировано 525. Среди писателей было 10 князей, 6 графов, 3 министра, 2 посланника
при иностранных дворах, 1 генерал, 2 адмирала, 2 митрополита. Более 50 авторов были
академики, профессора и преподаватели университетов. Из купцов и мещан авторов было
всего 11 (2 книготорговца и 9 содержателей фабрик), актеров двое, вольных крестьян – один,
5 женщин, «из них одна немка», - отмечали составители обозрения. Число безымянных
сочинений все еще превышало подписанные. Их зарегистрировано 742.
Первым печатным известием о вышедших в свет книгах было объявление в газете
«Санкт-Петербургские ведомости» от 21 декабря 1728 г. В них говорилось, что в «Книжной
палате при Академии наук можно получить разные календари на «предбудущий 1729 год». С
этого времени в периодических изданиях Академии наук начали печататься объявления и
заметки о книгах в основном научного содержания.
Формирование понятия авторства, авторской индивидуальности, которое активно шло
в конце XVIII в., не могло не отразиться на развитии литературной критики. Начало
собственно литературной критики связано с именем Н.М.Карамзина. С 1791 по 1793 гг.,
Карамзин издавал «Московский журнал», задачей которого считал ознакомление русской
публики с передовыми направлениями европейской жизни. В специальных примечаниях и
вводных статьях редактора он разъяснял значение творчества западноевропейских
писателей, публиковал их биографии, знакомил читателей с новинками, печатал аннотации
на новые книги. Специальный отдел журнала был посвящен рассмотрению русских книг. Все
это было новым. Журнал сыграл значительную роль в воспитании читательского вкуса, в
119
расширении читательского кругозора, в разработке эстетических критериев. Особенно
существенным был общий принцип журнала, допускавший критику.
Если судить с позиций сегодняшнего дня, критические статьи Карамзина далеко не
совершенны: в них много места уделено пересказу, критика часто сводится к борьбе только
за чистоту и правильность языка, принципиальные вопросы в этих статьях не затрагиваются.
Нужно отметить, что и в первой четверти XIX в. литературная критика не дала образцов
высокого теоретического уровня и публицистической формы. Но тем не менее литературная
критика уже существовала.
В связи с расширением книгоиздательства, открытием новых типографий в конце
XVIII в. произошли серьезные изменения в организации издательского процесса. Возникла
необходимость в разработке твердых, унифицированных орфографических рекомендаций, в
создании руководств для обучения наборщиков, печатников и других типографских
служащих.
Издательством, продукция которого была эталоном, по-прежнему была типография
Санкт-Петербургской Академии наук.
Первое практическое руководство по типографскому делу и орфографии,
предназначенное специально для нужд издательства, было создано в 1796 г. в Перми.
Называется оно «Подробное описание типографских должностей, с приложением о
правописании объяснения, каким образом через короткое время оному научиться можно».
Автором книги был чиновник Петр Филиппов.
В предисловии говорилось, что «Описание типографских должностей» издано в свет
яко служащее читателям любопытствам, желающим заводить типографию руководством, а
имеющим охоту знать правописание, могущее быть полезным».
Должность корректора, который был вторым лицом в типографии, описав так::
«Корректор слово латинское, на Российском языке означает «справщик». Он всякий
набранный лист поверяет с оригиналом, смотрит, чтоб не было в листах ошибок и ведет
порядочное правописание, и ежели во время поверки с оригиналом найдет что-нибудь
против оного пропущено, то, написав в том месте какой вздумает знак, на поле, против той
строки, ставит такой же и приписывает, что пропущено; если же наборщиками против
одного набрано лишнее, то вымарывается и против той строки на поле ставит также знак,
чтоб выбросили… В сию должность принимают из ученых, для того чтоб случающиеся в
Российских книгах на иностранных языках речи поправлять мог».
В описании должности наборщика находим упоминание о том, как шел процесс
корректорской правки текста: «После спуска полос печатники тискают лист, который с
оригиналом отдают корректору для поправления ошибок, и, что он поправит, переделывают;
потом приказывают тискать другой лист, который посылают с оригиналом же к сочинителю
или переводчику; и если он по прочтении не подпишет печатать, то, сделав им исправленные
ошибки, тискают и посылают еще: и как он подпишет печатать, то наборщик, сделав
поправленные ошибки, велит для печатания набело печатникам брать формы». Затем
печатники тискают лист, корректор, прочтя и исправив ошибки, подписывает его печатать.
Авторские и корректорские подписные корректуры и оригиналы хранились при
типографии «для случающихся иногда справок».
Необходимость цитировать столь обширные выдержки из книги «Подробное
описание типографских должностей» вызвано тем, что она сохранилась в наши дни в
единственном экземпляре.
Кроме описания типографских должностей, в книге содержались различные сведения
по типографскому делу: «как делать спуск полос, сколько на лист подробно литер, сколько
листов впечатывают за день и по чему берется платы, как делают олифу и варят чернила».
В конце объяснения о правописании находились коротко изложенные грамматические
правила, озаглавленные «О частях речи».
Конец XVIII в. называют временем порубежным. На протяжении этого периода
сосуществуют различные литературные направления, различные эстетические взгляды.
120
Возникают понятия авторство, авторская индивидуальность, общественная позиция
литератора, развивается литературная критика, Новыми стали требования, которые
предъявляют к авторам и книгам читатели. Несмотря на то что литературную обработку
текста в большинстве случаев вели сами авторы, а обязанности редактора зачастую
выполнял издатель, появление новых типов изданий вызвало в жизни новые формы
издательской работы, ставшие впоследствии традиционными для редактирования
(подготовка собраний сочинений, издание библиографических справочников). Продолжалась
работа над переводами. Литературная практика отражала процессы развития языка и
свидетельствовала о формировании взыскательного отношения к слову – одного из
важнейших профессиональных требований к редактору. «…Весьма похвально, когда
сочинитель или переводчик, не торопясь под пресс отдает, а несколько раз пересматривает за
собою. Пылкость и скорость нужна в первых чертах, а для отделки надобны в языке друзья и
время», - писал Державин.
Редактор в альманахе, журнале и книге начала XIX века
Конкретные исторические условия, сложившиеся в России в 1-й четверти XIX в., не могли не
повлиять на процесс создания новых типов книг и предопределили во многом особенности
таких изданий, как альманахи, ставшие в то время, по словам Пушкина, «представителями
нашей словесности».
Слово «альманах» происходит от арабского «аль маннах» - календарь. В середине
века альманахи служили справочниками энциклопедического характера. Постепенно
характер и назначение их изменились, справочный материал вытеснялся литературным, но
универсальный характер альманахов сохранился. Происхождение русских альманахов
связывают обычно с именем Н.М.Карамзина, который издал в 1794 -1795 гг. две книжки
альманаха «Аглая», а в 1796 -1799 гг. три книги альманаха «Аониды».
В России в конце XVIII – начале XIX в. альманах, внешне безобидное издание, стал
единственной возможностью познакомить читателей с новыми литературными
произведениями малых форм. На издание альманахов не требовалось, как на периодические
издания, цензурного разрешения. «Это были как бы отдельные номера журналов,
издававшиеся не периодически, а от случая к случаю», - определяет их характер Н.П.
Смирнов-Сокольский. Признаком, сохраненным им от прежних альманахов, был их выход
один раз в год. Для большей части альманахов это был вообще выход единственный, лишь
немногие, наиболее значительные, насчитывали по нескольку выпусков. В отличие от
журналов в них не могли печататься частями произведения большого объема.
До 1823 г. альманахи выходили как простое подражание карамзинским. Среди них
выделялись своим содержанием «Свиток муз» и «Талия».
В 1823 г. альманах «Полярная звезда» начал так называемый «альманашный период»
нашей литературы. Это был лучший альманах пушкинской поры. Было издано три его
выпуска – в 1823, 1824 и 1825 гг. Издавался он К. Рылеевым и А. Бестужевым. Альманах
пользовался огромным успехом. Здесь печатались все лучшие литераторы 20 –х годов
прошлого века – Пушкин, Баратынский, Вяземский, Гнедич, Дельвиг, Крылов, Дмитриев,
Плетнев, Жуковский. Но главным делом «Полярной звезды» была пропаганда идеологии
декабризма. «Влияние декабристов на общественное мнение было значительно, - писал
А.И.Герцен. – Они господствовали над частью аристократии, а посредством находившейся в
их рядах литературы – над всем молодым поколением».
Главной особенностью содержания лучших русских альманахов как своеобразного
типа издания была их непосредственная связь с развитием русской общественной мысли и
событиями общественного движения.
Как тип издания альманахи имели традиционную внешнюю форму. Это были
книжечки малого «карманного» формата, обычно в 12 – ю долю листа, украшенные
гравированными рамками и виньетками. Было принято давать альманахам причудливые
условно-поэтические названия: «Утренняя заря», «Свиток муз», «Цветы граций», «Ореады»,
«Минерва или Дамская карманная книжка на 1811 год в пользу, удовольствие и забаву»,
121
«Мнемозина» (собрание сочинений в стихах и прозе, издаваемое Одоевским и
Кюхельбекером), «Календарь муз на 1826 год», «Северные цветы на 1826 год, собранные
бароном Дельвигом», «Букет благовонных цветов или Новейшее собрание романсов и
песен», «Жасмин и роза. Подарок для туалета на 1830 год любительницам и любителям или
Новейшее собрание романсов и песен». Обязательной частью альманахов были издательские
предисловия, эпиграфы, примечания. В предисловии было принято благодарить авторов,
приславших издателю свои сочинения, объяснять принцип, которым руководствовался
издатель, комплектуя альманах. Укоренился обычай не подписывать произведений в
альманахах или ставить заглавные инициалы. Если альманах был иллюстрированным,
рисунки, как правило, не были связаны по содержанию с текстом. Они вместе с
приложением к ним объяснениями составляли самостоятельный раздел альманаха.
Например, к альманаху «Невский листок на 1826 год» (издатель Егор Аладьин) приложены
две гравюры: «Вольный стрелок» и «Часовня Вильгельма Телля», которые сопровождает
«Изъяснение картинок».
Подбирая произведения для альманахов, издатели обычно руководствовались
истиной, считавшейся общепринятой: «более всего приятно разнообразие». Произведения
внутри альманаха располагались так, чтобы подчеркнуть этот принцип, то есть самым
неожиданным образом, но в «содержании» их перечисляли, уже группируя по жанрам.
Иногда внутри этих жанровых групп в «содержании» произведения располагались по
алфавиту, как это сделано, например, в «Сборнике отечественных муз на 1827 г.».
«Альманашный период» в русской словесности продолжался около десяти лет.
Высшей своей точки количество альманахов достигло в 1830 – 1831 гг., когда насчитывалось
тридцать. После появления первого русского толстого журнала «Библиотека для чтения»
(1834г.), выходившего ежемесячно и очень аккуратно, который поглощал значительную
часть новых литературных произведений, издатели альманахов начали испытывать
серьезные затруднения. В 1836 г. Гоголь выступил в пушкинском «Современнике» по поводу
альманаха В.Крыловского «Мое новоселье»: «Это альманах! Какое странное чувство
находит, когда глядим на него: кажется, как будто на крыше опустелого дома, где когда-то
было весело и шумно, видим пред собою тощего мяукающего кота». В 40-е годы увлечение
альманахами окончательно прошло. В рецензии на «Одесский альманах» Белинский писал:
«Что ни новый день, то все труднее составить хороший альманах!» Место альманахов заняли
литературные сборники и толстые журналы.
В 1812 г., через десять лет после выхода в свет «Вестника Европы», Александр I
отпустил тысячу рублей для издания нового еженедельного журнала «Сын Отечества». Как и
«Вестник Европы», этот журнал существовал много лет. В подзаголовке «Сына Отечества»
стояло: «Исторический и политический журнал», целью его было возбудить в читателе
патриотический подъем. Редактором-издателем журнала был Н.И.Греч – бывший учитель
петербургской гимназии и секретарь цензурного комитета.
В первый период своего существования, в 1812 – 1813 гг., «Сын Отечества» был
самым передовым журналом того времени. Гражданский пафос и политическое
свободомыслие проявлялись в отборе произведений и разработке тем, в литературной форме
материалов, в их языке.
Поэзия была представлена одой, гимном, исторической песней, патриотической
басней. Вначале художественные произведения в особый отдел не выделялись, но с 1814 г.
появился постоянный литературный отдел. В него входили не только художественные
произведения, но и критико-библиографические материалы. В 1815 г. здесь впервые в
русской периодической печати было опубликовано ежегодное обозрение литературы, жанр,
прочно вошедший в русскую журналистику. Греч – редактор ввел в практику иллюстрации,
подчиненные общей цели журнала, среди них преобладали политические карикатуры. Позже
журнал превратился из общественно-политического в научно-литературный, явно
реакционный по своему характеру.
122
Редакторские обязанности при издании книг – произведений художественной
литературы – были поделены между автором или переводчиком и корректором. Сводились
они практически к соблюдению точности оригинала. Издатель был лицом, ответственным за
книгу, но в самом процессе подготовки ее не участвовал.
Никогда, ни в одну эпоху человек, готовивший книгу к встрече с читателем, не был и
не мог быть безразличным к ее содержанию. С древнейших времен редактирование было
целенаправленным процессом, отражавшим борьбу взглядов, мировоззрений, борьбу
различных классов, общественных течений и группировок. Этот труд древних книжников,
издание книг во время Петра I, судьба сочинений Радищева, издательских начинаний
Новикова, это литературное наставничество А.С.Пушкина, редакторская деятельность
Н.А.Некрасова и М.Е.Салтыкова – Щедрина, П.А.Ефремова. Даже такие, казалось бы,
незначительные изменения в тексте, как изменения лексические, например введение
общеупотребительных слов вместо слов славянских, могли серьезно изменить характер
книги и являлись средством выразить вполне определенные общественные взгляды.
Другой проблемой, определяющей характер редакторской работы, существенно
важной для различных исторических периодов, является проблема взаимоотношений
редактора и автора, проблема пределов редакторского вмешательства в авторский текст.
Вопросы эти изучены недостаточно. В подтверждение приведем слова академика
В.В.Виноградова: «Деятельность разных редакторов и издателей литературных
произведений, исторические изменения в понимании объема, характера и границ их
вмешательства в авторское творчество до сих пор еще очень мало исследованы». Сложность
проблемы, значимость ее для книговедения вообще и для разработки интересующего нас
раздела не вызывает сомнений. Представления эпохи о творчестве, об авторской
индивидуальности всегда предопределяли характер работы над книгой. Рассмотренный
материал неоднократно дает возможность убедиться в этом. На протяжении одного только
XVIII в. мы наблюдаем различное понимание задач редактора. В соответствии с канонами
русского классицизма, когда задачей искусства объявлялось его постижение, редактор
свободно обращался с текстом, многие литературные произведения печатались без подписи
автора, а переводы было принято считать вольными переделками на темы оригинала.
Эстетическая программа романтизма сделала для редактора невозможным вмешательства в
текст и свое несогласие с автором позволяла выразить лишь в примечаниях. А реализм как
эстетическая программа открыл новые пути для решения вопроса о допустимости и
характере редакторских изменений в тексте.
Однако этические и эстетические критерии, столь необходимые при наблюдении за
особенностями сотрудничества, в которые независимо от их желания не могут не вступить
редактор и автор, еще недостаточно, чтобы прояснить методы редакторской работы над
текстом. Классификация материала и выявление в соответствии с ней различных методов
работы редактора – проблема, важная не только в плане исторического исследования. Она
имеет большое практическое значение. Основу этой классификации составляет типология
изданий, так как именно типом книги – ее целевым и читательским назначением,
особенностями ее содержания – определяются, прежде всего, приемы редакторского
вмешательства в авторский текст. Именно в этом направлении представляется
целесообразной разработка истории редактирования, начиная с 60-х годов прошлого века,
когда процесс формирования различных типов изданий стал определять методы
редакторской работы.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Какова роль книги в развитии цивилизации?
2. В чем вы видите лавную роль книги в настоящее время?
3. Какие вы знаете типы книжных изданий? Назовите их отличительные
особенности.
123
Лекция 15.
Научная и методическая базы редактирования. Значение традиционных
филологических приемов анализа текста для формирования практических
навыков редактирования
ПЛАН
1. Литературное редактирование как одна из важнейших практических
дисциплин в процессе подготовки работников средств массовой информации.
2. Содержание и задачи курса: обучение будущих работников газет,
радиовещания и телевидения методам анализа и редактирования рукописей,
предназначенных для средств массовой информации.
3. Редакторская критика текста, конечная цель которой - усовершенствование
материала, практическое устранение имеющихся в нем недостатков.
Обойтись без редактора было бы можно, если бы не несколько обстоятельств.
Во-первых, издательству (СМИ) необходимо лицо, отвечающее за отбор произведений к публикации и за качество издания (в самом широком смысле. Рецензент – это
советчик, консультант, который помогает издательству решить судьбу рукописи. Он несет
моральную ответственность перед обществом и издательством за свою оценку произведения,
но не за окончательное решение об его издании и тем более не за качество его издания.
Издательство, далее, нуждается в таком лице (редакторе), которое координировало бы
работу над рукописью всех участников процесса создания книги: автора и оформителя,
вычитчика и корректора, редактора технического и художественного. Без координации
деятельности всех перечисленных специалистов, без организационного руководства ими
вряд ли можно обеспечить высокое качество издания.
СМИ не могут обойтись без такого лица и потому, что текст/книга должны быть
совершенным, удобным в пользовании инструментом, оснащенными текстами справочновспомогательными, облегчающими читателю пользование книгой (оглавление, указатели,
аннотация или реферат и т. п.), и научно-справочными, помогающими читателю лучше
понять издаваемое произведение (вступительная статья, предисловие, послесловие,
комментарии и примечания, библиография и т. д.). Предусмотреть такой аппарат в книге,
выбрав необходимые для издания составные части, заказать их, позаботиться о том, чтобы
аппарат издания в наибольшей мере отвечал интересам читателей, может только хорошо
подготовленный специалист, располагающий временем для организаторской работы. Короче
говоря, издательству (СМИ) нужен руководитель издания.
Во-вторых, даже авторы, хорошо профессионально подготовленные, способные
самостоятельно исправить произведение по замечаниям рецензента, нуждаются в критике
редактора, критике значительно более разносторонней и детальной, чем рецензентская, и
требующей профессиональных знаний, умений и навыков, которыми рецензент – человек,
занятый другой работой и имеющий опыт преимущественно научный, специальный,
авторский, – не обладает.
В-третьих, издательству, чтобы быть организатором литературного процесса, чтобы
творчески направлять выпуск книг и в тематическом и в жанрово-издательском отношении, а
не следовать за стихийным потоком авторских предложений, надо проводить большую
подготовительную работу научного характера – исследовать потребности общества в каждой
тематической или иной группе книг; изучать, как выпущенные книги удовлетворяют
интересы читателей по темам, содержанию, форме, насколько удобно ими пользоваться;
устанавливать, какие тематические или иные интересы остались неудовлетворенными.
Опираться только на советы и рекомендации представителей пауки, производства,
общественности явно недостаточно и потому, что они не знают в должной мере оценки книг
124
читателями, и потому, что каждый из них, делая предложение, исходит во многих случаях из
своих неизбежно узких соображений.
Учитывать их рекомендации, обращаться к ним за советом издательству жизненно
необходимо. Без этого признать тематическое планирование выпуска книг полноценным
было бы невозможно. Но рекомендации и советы представителей науки, производства,
общественности – и это самое главное – лишь часть той информации, которая необходима
издательству.
Каждая группа книг нуждается в том, чтобы ими систематически занимался знаток их
проблематики, их специфического содержания, их читателей – изучал прессу, посвященную
кругу вопросов, отражаемых в данной группе книг, держал связь с соответствующими
подразделениями научных, производственных, учебных или иных учреждений и
предприятий, с книготорговыми организациями и книжными магазинами, собирал отзывы и
письма читателей, проводил читательские конференции, определял важнейшие темы для
издания книг своей группы, подыскивал талантливых авторов для них. Делать все это в
состоянии только хорошо подготовленный специальный работник издательства.
Итак, издательскому делу необходим работник, который:
1) определяет пригодность произведения к изданию, препятствуя выходу
произведений плохих, способных нанести вред социалистическому государству, а также
посредственных, не нужных читателю; критикует принятое к изданию произведение автора
во всех деталях, помогая, когда нужно, автору исправить недочеты литературного труда;
2) отвечает за издание книги, координируя действия других участников ее
создания и предусматривая необходимый для нее справочно-вспомогательный и научносправочный аппарат;
3) выступает как организатор сбора всей необходимой информации для научно
обоснованного планирования определенной группы книг, как разведчик и открыватель
талантливых авторов, как инициатор заказа наиболее нужных книг.
Этот специалист и есть редактор.
Не в каждом издательстве он выполняет все перечисленные функции. В некоторых
издательствах вводится разделение труда, и эти функции распределяются, например, между
редактором издательским и редактором специальным (научным) или титульным. Но сути
редакторской работы это не меняет. Так что же такое редактирование?
В своей деятельности специалист по связям с общественностью и рекламой в
коммуникативном процессе сталкивается с необходимостью оперировать умениями и
навыками работы с текстом: добиваться наибольшего соответствия формы и содержания
текста, улучшения его композиционного построения, логической четкости, точного лексикостилистического оформления текста.
Критическая работа над текстом есть, собственно говоря, то, что в самой общей форм
можно назвать редактированием.
Но в чем эта критическая работа состоит?
Довольно распространенное представление: редактирование — это исправление
авторских ошибок, фактических, логических, языково-стилистических.
В трехтомном «Энциклопедическом словаре» так и сказано:
«Редактирование – это подготовка авторской рукописи к печати, выполняемая
редактором, состоит в устранении недочетов содержания произведения, его построения и
стиля и пр.».
Но если редактирование – устранение недочетов и ошибок, то, видимо, при
превосходном выполнении редактором своих обязанностей можно получить текст без
ошибок. Это, конечно, неплохо. Но этого мало. Текстом без ошибок может быть и очень
заурядное, посредственное, слабое произведение. Компиляторы нередко тоже пишут без
ошибок. А читатель тщетно ищет в их творениях новое содержание и закрывает последнюю
страницу, сожалея о потерянном времени. Да, само по себе отсутствие ошибок еще не текст
хорошим.
125
Значит, суть редактирования не в этом, а в чем-то другом.
В чем же?
Основой всей редакторской работы является критический анализ текста с
общественных и профессиональных позиций, что предопределяет, какими будут
редакторские замечания и исправления при подготовке рукописи к изданию — точными и
тонкими, существенно улучшающими текст автора, или пустыми, зряшными, наконец,
просто неверными, искажающими авторскую мысль. Так осмысление сути редакторской
работы подводит нас к первым двум основным требованиям, предъявляемым к специалисту
по PR: во-первых, быть работником, для которого редакторская деятельность выступает как
неразрывная часть общественной деятельности и той специальной, что определяется
редактируемой литературой. Редактор не только издательско-литературный работник – он
также политический деятель и деятель той отрасли науки, культуры, народного хозяйства и
т. д., с которой связано издательство,– металлургии или энергетики, медицины или машиностроения, полиграфии или кинотехники.
Во-вторых, быть мастером критического анализа произведения, основанного на
знании предмета, учете общественного мнения, задач, стоящих перед СМИ.
Именно критический анализ придает работе редактора творческий характер и делает
ее искусством. Ведь каждое произведение индивидуально и требует индивидуального
подхода. Только творческое осмысление данного произведения, не по рецепту или шаблону,
а с учетом его задач и особенностей, может привести редактора к правильным оценкам и
решениям.
Критик оценивает завершенное произведение, в которое уже вложен в какой-то мере и
труд редактора и с которым может познакомиться читатель, чтобы вынести свое суждение.
Редактор читает произведение хотя и законченное, но такое, в которое автор может
еще до того, как оно попадет к читателю, внести самого разного рода изменения под
воздействием редакторской критики.
Судить, прав или не прав редактор в своих замечаниях, читателю не дано: он с
вариантом, который критикует редактор, познакомиться, как правило, не может.
Если задача критика – определить достоинства и недостатки напечатанного
произведения, его место в творчестве писателя и в литературе (науке), чтобы, с одной
стороны, помочь читателю лучше разобраться в этом произведении, правильнее его оценить,
а с другой – помочь автору в дальнейшей литературной или научно-литературной работе, то
у редактора цель несколько иная. Он критикует для того, чтобы помочь автору лучше решить
поставленные перед произведением задачи, сделать более совершенными содержание и
форму произведения еще до того, как оно попадет к читателю.
Критик, оценивая произведение, выбирает в качестве объектов критики лишь то, что
помогает ему подвести читателя и автора к определенным выводам. Из поля зрения
редактора не может выпасть ни одна частность. Редакторская критика не должна обойти
вниманием буквально пи одного слова. Она отличается рабочим всеохватывающим
характером.
Критик не в силах полностью преградить книге путь к читателю. Редактор, забраковав
рукопись, не дает книге появиться на свет.
Из всех этих отличий вытекает особая, специфическая сложность и ответственность
редакторской критики, делающая ее не похожей ни на какую другую. Оценка критика в
печати проверяется читателями, другими критиками. Его ошибка в какой-то степени
поправима. Ошибка редактора может стать роковой для произведения. Критик не
вмешивается в работу автора (на данном этапе она закончена), редактор (или под влиянием
его критики автор) вносит* изменения в произведение, и нужно быть абсолютно уверенным
в надобности этих изменений, в том, что они на пользу, а не во вред.
Итак, основа редактирования – это критический анализ предназначенного к
изданию произведения с целью его правильной оценки и помощи автору в
совершенствовании содержания и формы произведения ради интересов читателя и
126
общества.
Сам процесс совершенствования (исправление рукописи) включается в
редактирование непосредственно, если редактор помогает автору своей правкой, косвенно –
если по замечаниям редактора совершенствует произведение сам автор.
Это приходится подчеркивать прежде всего потому, что сложилось устойчивое
представление: редактор – это тот, кто правит рукописи.
«Редактор,– напечатано в 36-м томе 2-го издания Большой советской энциклопедии, –
лицо, исправляющее, обрабатывающее какой-либо текст и приводящее его в соответствие с
правилами литературного слога, стиля, с назначением, характером и политической
направленностью данного печатного издания».
Здесь главный признак – правка. Действительно, сегодня правка рукописи отнимает у
редакторов книжных издательств большую часть времени. Это происходит из-за
недостаточной литературной подготовки многих авторов и вредного обычая сдавать в
издательство (и принимать авторов) недоработанные произведения. Обычай этот
укореняется тем прочнее, чем больше привыкают авторы к тому, что их рукопись будут
непременно править, а редакторы к тому, что в правке их высшее предназначение. А ведь
лучше всего, если рукопись будет исправлять сам автор. В принципе это его дело. Редактору
же следует прибегать к правке лишь тогда, когда это самому автору не под силу.
Главная же забота редактора, как уже; говорилось,— всесторонний анализ
содержания и формы предназначенного к изданию произведения. От партийной
принадлежности, мастерства анализа зависит и общая оценка произведения, и качество всех
редакторских замечаний и исправлений.
В целом значение работы редактора состоит в том, что он выступает как организатор
издательского процесса, направляющий его в интересах читателя и общества: отвечает за
качество издания, помогает своей критикой автору совершенствовать содержание и форму
будущего произведения печати, организует сбор информации, необходимой для научно
обоснованного планирования издательской деятельности, участвует в самом выборе
наиболее важных и актуальных тем, подыскивает для них авторов, отбирает для издания
доброкачественные рукописи, организует весь процесс превращения рукописи в книгу.
Какими знаниями и качествами надо обладать редактору
Чтобы критический анализ произведения был точным, тонким и глубоким, редактору
нужен обширный круг знаний и специфических качеств.
Во-первых, критический анализ будет более научно - точным и глубоким, чем лучше,
знает редактор весь круг социально-общественных дисциплин, чем глубже он овладел их
методологией, умением применять их положения к анализу конкретных явлений и фактов.
Идейные позиции редактора, его публицистическая страстность и убежденность
имеют решающее значение для всей деятельности редактора, над какой бы литературой он
ни работал.
Во-вторых, плодотворный критический анализ произведения невозможен без
глубокого знания логики, мастерского владения ее законами и правилами, без высокой
культуры логического мышления. Несколько редакторов читали после автора фразу:
Особенно волнуют молодого читателя книги, в которых он ищет ответы на жизненно
важные вопросы, – и никто из них не заметил грубой логической погрешности. Взволноватьто читателя может лишь книга, в которой он находит, а не только ищет ответы на жизненно
важные для него вопросы.
Культуры логического мышления редактору, читавшему приведенную фразу, явно не
хватило.
Между тем безупречность доказательства или опровержения предопределяет качество
текста, его содержания.
В-третьих, редактору надо хотя бы в главных чертах знать предмет книги или, точнее,
целойl группы предметно взаимосвязанных книг. Без такого знания невозможен не только
критический анализ текста, по и даже отчетливое понимание его. Редактор, плохо знающий
127
предмет книги, поверхностно воспринимающий суть текста, становится нередко не
помощником автора, а его недругом: из-за неточного понимания текста такой редактор не
улучшает его, а невольно ухудшает, внося разного рода искажения.
Маленький пример.
Производственный процесс представляет собой совокупность взаимосвязанных
процессов труда и естественных процессов, целенаправленную на изготовление
определенной продукции, – было написано в рукописи.
Целенаправленных,– привычно согласуя причастие с ближайшим существительным,
поправил, не особенно задумываясь, редактор. Намерения у него были самые лучшие –
облегчить читателю чтение. Текст и действительно стал более гладким. Гладким, но
неверным. Потому что естественные процессы, в отличие от процессов труда, сами по себе
на изготовление продукции не направлены, как получилось после исправления.
Совокупность же тех и других процессов вполне может быть направленной на изготовление
продукции.
В-четвертых, редактору – профессиональному специалисту – нужны разносторонние
и глубокие языково-стилистические знания и безусловный литературный дар, тонкое
языковое чутье. Без этого полноценная критика авторского труда невозможна: ведь язык –
первоэлемент литературы.
Редактору, так поспешно изменившему согласование в только что приведенном
определении производственного процесса, не хватило не только знания существа текста. Ему
не хватило и знаний языково-стилистических. Смутно почувствовав стилистическую
погрешность предложения, он не сумел вскрыть ее причины. Причина же – в отдаленности
причастия целенаправленную от определяемого существительного совокупность. Эта
отдаленность затрудняет понимание текста. Вместо того, чтобы сосредоточить внимание
читателя на существе, автор заставляет его преодолевать препятствие чисто синтаксическое
– искать слово, с которым согласовано причастие. Чтобы избавить читателя от этих поисков,
достаточно было ввести, например, соотносительное местоимение такую, заменив причастный оборот придаточным определительным:
Производственный
процесс
представляет
собой
такую
совокупность
взаимосвязанных процессов труда и естественных процессов, которая целенаправлена на
изготовление определенной продукции.
В-пятых, редактору необходима разносторонняя образованность, широкая общая
культура. Чем шире круг его общих знаний, тем выше его возможности, поскольку никогда
нельзя предугадать, с какой областью знаний или культуры (литературы) столкнется он,
читая даже сугубо научный, специальный текст. Автор-ученый всегда может обратиться и
обращается в каких-то своих целях и к художественной литературе, к произведениям
искусства, и к самым разнообразным фактам из самых разных областей. А весь фактический
материал не проверишь – производительность редакторского труда при этом была бы очень
низкой. Выборочная же проверка требует знаний: чтобы проверять, нужно знать, что важно
проверить.
Казалось бы, редакторам журнала «Иностранная литература» классические
произведения русской художественной литературы хорошо известны. Тем не менее
утверждение: «Уже Фамусов знал, что „все врут календари"» («Иностранная литература»,
1967, № 6, с. 268) – они вслед за автором посчитали вполне безупречным. Между тем слова
«все врут календари» принадлежат не Фамусову, а Хлестовой.
В-шестых, как специалисту, занятому специфической деятельностью, редактору надо
обладать своеобразными психическими свойствами личности, специфическими
способностями, которые не каждому даны. Главная из них – критичность ума, т. е. умение
всё, в том числе и собственные соображения и предложения, подвергать сомнению и
проверке, умение мыслить гибко и самостоятельно, не подчиняясь автору, остро ощущать и
тонко подмечать противоречия и другие логические ошибки и промахи, испытывать
потребность в обосновании каждого положения и утверждения. Человек, который склонен
128
по своему психическому складу доверчиво принимать прочитанное за истину,
удовлетворяясь внешней, поверхностной доказательностью, хорошим редактором не станет.
В то же время человек с хорошими задатками критичности тоже немногого добьется, если не
будет развивать в себе эту способность.
Критичности подчас недостает и очень крупным умам. Л. Шварц в очерке «О
генетике с самого начала» («Знамя», 1966, № 8, с. 155 – 156) рассказывает об очень
любопытном и поучительном случае.
В 1922 г. молодой врач Студенцов (ученик П. П. Павлова) получил задание
выработать у мышей условный рефлекс: зверьки должны были по звонку приходить к
кормушке. До сих пор рефлекс получали только у собак. Задание оказалось очень сложным:
только после трехсотого опыта несколько мышей уловило связь между звонком и
кормлением. За это время успело родиться новое потомство мышей. Когда они подросли,
Студенцов стал вырабатывать условный рефлекс и у них. И был поражен: мыши стали
приходить по звонку после 100 опытов. Третье поколение мышей выработало рефлекс на 50м опыте, пятое – после 8 сеансов обучения. Вывод напрашивался сам: способность
вырабатывать условный рефлекс передается по наследству. Приобретенный признак
наследуется. Сообщение попало в печать. Генетик Кольцов обратился к Павлову: в выводы
вкралась ошибка, утверждаемое невозможно, опыты были недостаточно чистыми. Видимо,
предположил он, Студенцов не обладал навыками экспериментатора. Учились не мыши, а
экспериментатор. Павлов на это ответил, что он слуга фактов. И через несколько месяцев
рассказал об опытах Студенцова в Лондоне на Всемирном конгрессе физиологов. В журнале
«Sciease» была напечатана статья Павлова, где он предсказывал, что, вернувшись домой,
застанет 6-е или 7-е поколение мышей с унаследованным рефлексом: мыши сразу после
рождения будут отзываться на звонок — рефлекс станет безусловным. Когда же через год
Кольцов посетил Павлова, чтобы продолжить спор, тот заявил: вы были правы. И показал,
что мыши от необученных родителей через 5 сеансов прибегают на звонок. Более того,
Павлов публично исправил свою ошибку. В «Правде» от 13 мая 1927 г. было напечатано его
письмо:
«Первоначальные опыты с наследственною передачею условных рефлексов у белых
мышей при улучшении методики и при более строгом контроле до сих пор не
подтверждаются, так что я не должен причисляться к авторам, стоящим за эту передачу. С
истинным уважением Ив. Павлов».
Найдет ли редактор, некритически принявший слабо аргументированное воззрение
автора, возможность известить о своем промахе читателя?
Другая специфическая способность, необходимая редактору,– конструктивность
мышления, умение, критикуя, видеть пути, по которым надо идти для полноценного решения
задачи, поставленной перед произведением.
Очень важна для редактора и способность хорошо понимать читателя, его запросы,
требования, интересы, способность видеть за каждой фразой замысел автора, а не только то,
что получилось, наконец, способность проникать в потенциальные, глубоко скрытые
возможности автора. Именно поэтому С. Я. Маршак называл «редакторство»
кладоискательством.
А вот что писал, например, выдающийся наш прозаик М. М. Пришвин о критике и
редакторе Вячеславе Полонском, считая себя его «должником»: «Ведь это он буквально
оторвал меня от решения ехать на Урал для газеты, дал денег и уговорил писать роман...
[«Кащеева цепь»]. Не всякий журналист так поступит, зная мою ловкость в писании бытовых
очерков. Даже Воронский был не лучше других и мучил меня требованием очерков, не
догадываясь об истинном моем назначении» («Записки отдела рукописей», 1969, вып. 31, с.
168).
Благодаря Полонскому роман Пришвина появился раньше. А ведь могло статься, что
не появился бы вовсе. Классический, но не единичный пример тонкого и глубокого
понимания авторских возможностей.
129
Наконец, в-седьмых, поскольку критический редакторский анализ, как всякая
умственная деятельность, подчиняется определенным закономерностям мыслительной
деятельности и требует специфических мыслительных умений и навыков, редактору надо
изучить эти закономерности и овладеть такими умениями и навыками.
Широкий круг необходимых для работы разнообразных знаний редактор черпает из
философии, из круга специальных предметов, из наук о языке и стиле, логики, из различных
издательских дисциплин (организация, экономика и планирование издательского дела,
основы полиграфического производства, корректура, оформление книги). Знания же
методики, приемов критического анализа произведения редактору ни в одной из общих и
издательских дисциплин почерпнуть нельзя. Знания и должна дать ему такая учебная
дисциплина, как методика редактирования. Профессиональное обучение редактированию и
есть прежде всего обучение методике критического анализа текста, иллюстраций, таблиц, т.
е. всех форм передачи содержания в издании. Научное обоснование этой методике дает
психология мышления, главным образом такие ее разделы, как психология чтения,
психология восприятия, психология понимания, а также логика. Однако само по себе знание
методики критического анализа еще не делает редактора мастером. Искусство
редактирования слагается из многих составных частей. И методика лишь помогает увереннее
достигать основной цели, избавляя от случайных упущений, промахов и ошибок.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Какое место занимает литературное редактирование как одна из важнейших
практических дисциплин в процессе подготовки работников средств массовой
информации?
2. Каковы содержание и задачи курса?
3.Какова конечная цель редакторской критики текста?
Лекция 16.
Психологические предпосылки редактирования, его коммуникативные
аспекты
ПЛАН
1.Роль психологической науки в формировании представлений о литературной
работе.
2. Общая схема работы редактора над текстом.
3.Психологические предпосылки профессионального восприятия текста.
4.Речевые ошибки в тексте.
5. Коммуникативные особенности процесса редактирования.
Обращение к психологии при выработке рекомендаций в области литературной
работы традиционно. Уже в античных риториках мы встречаем попытки применить
наблюдения над психологией людей к работе над изложением. Так, в «Риторике» Аристотеля
различные типы речи и способы их организации рассматриваются в связи с намерениями
говорящего и реакцией слушающего, даются практические рекомендации оратору. Например, говорится, что в ряду аргументов, приводимых в пользу какого-либо утверждения,
второй – самый слабый, зато третий воздействует наиболее сильно. Подобные наблюдения,
почерпнутые из практики ораторского искусства, рассеяны по учебникам риторики.
Заметное место занимают они и в «Риторике» Ломоносова, бывшей настольной книгой
нескольких поколений образованных русских людей.1 В дальнейшем стремление обобщить
и систематизировать факты привело к формализации не только лингвистических, но и
литературоведческих положений, частные рекомендации заслонили общие представления.
Именно в схоластическом, формализованном варианте, предназначенном для обучения,
сведения из области психологии входили в практику работы над текстом, и последствия
130
этого, хотя и отдалённые, ощутимы до наших дней. Одно из них – отсутствие интереса к
исследованию на научном уровне проблем, относящихся к литературной технике, отрицание
перспективности этого направления.
В конце XIX – начале XX вв. школа лингвистов и литературоведов психологического
направления, которые опирались в своих теоретических построениях на данные
естественных наук и физиологии, активно применяла методы, заимствованные из этих наук,
при рассмотрении процесса художественного творчества и восприятия читателем
литературного произведения. Это позволило углубить представления о психологии
творчества, внесло новое в понимание отношений, возникающих между автором и
читателем, хотя и не могло дать исчерпывающего ответа на все неизбежно возникавшие при
этом вопросы. И несмотря на то что специально проблему редакторской обработки текста
никто не выделял, труды А.А. Потебни, Д.Н. Овсянико-Куликовского, А.Г. Горнфельда
включают в себя много наблюдений, существенных для редактирования. Особого
упоминания в этой связи заслуживает имя Н.А. Рубакина, создателя фундаментального труда
по библиопсихологии «Психология читателя и книга», рассматривавшего проблемы
типологии книги в связи с изучением психологии читателя. Развитие теории текста на
протяжении последних десятилетий открывало широкие возможности для научных
разработок и совершенствования практических методик. Современные исследования
психологов, в частности труды учёных московской психолингвистической школы (Л.С.
Выготского, А.Р. Лурии, А.А. Леонтьева) представляют собой новую страницу в изучении
взаимодействия языка и мышления, исследования процесса литературного творчества.
Научное осмысление практических умений и приёмов, которыми должен владеть редактор,
опирается сегодня на теорию общения и теорию текста, исследование психологами процесса
кодирования и декодирования информации в ходе порождения, восприятия, понимания и
запоминания речевых сообщений с учётом всей сложности этих процессов.2
Психология редакторского труда пока не стала предметом специальных научных
исследований, и, рассматривая психологические предпосылки редактирования, мы
вынуждены опираться на общие положения, сформулированные психологами в результате
изучения сложных форм человеческой деятельности. Редактирование с полным основанием
может быть отнесено к одной из таких форм, и общая схема работы редактора может быть
представлена следующим образом:
получение информации;
постановка задачи;
создание модели поведения и схемы ожидаемых результатов;
действия и соответствующие этим действиям результаты.
В условиях редакционной работы эта схема получает конкретное наполнение.
Первый её компонент – знакомство редактора с авторским произведением. Второй –
постановка задачи редактирования. Она может быть продиктована и уточнена как
внешними обстоятельствами, так и качествами самого материала. Заранее может быть
запланирован объём, жанр, необходимость подчеркнуть связь с текущими событиями, форма
контакта с читателем, может быть определён вид правки. Затем редактор решает, как он
будет действовать, – так расшифровывается третий компонент схемы. Редактор может
отослать материал на доработку, может работать над текстом вместе с автором или один и
выбирает методику, которая, с его точки зрения, наиболее рациональна в данном случае.
Зримые действия редактора, в частности процесс правки текста, – лишь последний,
завершающий этап редактирования.
Психология редакторской работы чрезвычайно сложна. Это предопределено
сложностью её объекта – текста, фиксирующего результат сложнейшей деятельности
человека, своеобразием коммуникативных связей, возникающих между автором, редактором
и читателем, спецификой редакторского труда, в котором творческое начало сочетается с
аналитическим. В свете этих особенностей и должны быть рассмотрены психологические
предпосылки редактирования.
131
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ВОСПРИЯТИЯ
ТЕКСТА
Необходимый вывод, следующий для редактора из обращения к психологической
науке, – установка на осознанное отношение к пониманию текста, авторскому труду, к
собственным действиям. «Сознательное отношение к слову, к значению всяких языковых
элементов – предпосылка хорошего правильного владения стилем, – писал академик Л.В.
Щерба. – Когда каждое слово на своём месте, то, что человек хотел сказать, может быть
понято только в одном направлении и не может быть толкований ни вправо, ни влево. Это
есть результат – это точный стиль, который является результатом сознательного отношения
к слову, сознательного изучения различных оттенков».3
Исследования психологами процесса формирования развёрнутого речевого
высказывания дают объективные научные основания для утверждения, что контроль –
важнейшая задача редактора при его работе над текстом. Контроль – необходимое
условие порождения всякого речевого высказывания. В обычной письменной речи он
осуществляется самим пишущим, причём редко кто это осознает. В работе
профессионального литератора, журналиста, редактора такой контроль недостаточен,
внимание необходимо задерживать на некоторых формах языка, быстро их анализировать и
соответственно решать ту или иную задачу. Надо уметь посмотреть на текст «со стороны»,
увидеть его глазами читателя. Часто результатом такого отчуждения от текста бывает
неудовлетворённость его формой и часто правка.
Мы по-разному, с разной степенью отчуждения воспринимаем рукописный текст,
машинопись, компьютерный и типографский набор. И чем дальше отходим от созданного
нами текста, тем виднее его недочёты. На самой высокой ступени отстранения от текста (для
журналиста это ситуация, когда его материал поставлен в номер, стал частью газетной
полосы) мы уже, как правило, не властны в нём что-нибудь изменить. Поэтому так важно
уметь вовремя увидеть текст «чужими глазами». Это умение надо воспитывать и
тренировать. Немногие могут сейчас позволить себе работать так, как советовал в своё время
Гоголь, который говорил, что он возвращается к рукописи восемь раз: «Только после
восьмой переписки, непременно собственною рукою, труд является вполне художественно
законченным, достигает перла создания. Дальнейшие поправки и просматривания, пожалуй,
испортят дело, что называется у живописцев: зарисуешься. Конечно, следовать постоянно
таким правилам нельзя, трудно. Я говорю об идеале. Иное пустишь и скорее, всё-таки
человек, а не машина».4 «Зарисуешься» -очень точно найденное в этом случае слово. В
работе над своим и чужим текстом важно ощутить момент, когда её следует закончить,
почувствовать завершённость текста.
Выступая в качестве первого читателя авторского текста, редактор помогает автору
этот контроль осуществить.5 «Взгляд со стороны» – необходимое условие работы автора с
текстом и необходимая психологическая предпосылка участия редактора в создании
литературного произведения. Каждый профессиональный литератор знает, как нужен
«чужой глаз». Для автора редактор – это читатель, который зорче других читает рукопись и
вместе с ним работает над текстом. Для читателя редактор – представитель его интересов,
который читает текст, предугадывая, как он может быть истолкован и оценен.
Сегодня в практику редакционной работы вошла сложная техника – читающие
устройства, дисплеи, персональные компьютеры, настольные издательские системы.
Видеотерминальные устройства, различные по размеру экрана и числу знаков, одновременно
выводимых на него, могут быть использованы для всех операций правки текста: замены
знака, вставки и исключения части текста, сдвижки и раздвижки строк, перестановки
абзацев. Они находят себе применение при редактировании основного текста и графического
материала: при формировании полос, просмотре библиографического материала, сверке
цитат, облегчают решение частных редакторских задач, например, производят путём
однократной команды замену какого-либо термина, несколько раз встречающегося в тексте.
132
В программу персонального компьютера могут быть заложены композиционные схемы
информационных материалов, позволяющие придать им требуемую жанровую форму.
Существуют программы, обеспечивающие орфографическую правильность текста.
Внедрение в издательский процесс новой техники влечёт за собой стандартизацию
внешней формы текста, исключает многократное обращение к нему редактора, требует
обработки сразу «набело». Работа с компьютером в системе диалога не только облегчает
технический процесс воспроизведения текста, она делает мышление редактора более
организованным, помогает совершенствовать профессиональные навыки. Однако редактор
должен иметь точное представление о возможностях технических средств, которыми
оснащён издательский процесс, знать, что техника облегчает, но отнюдь не заменяет труд
редактора, компьютеры не способны решать творческие задачи. Применение технических
средств требует от редактора высокого профессионализма, чёткости, осуществления
контроля над текстом на самом высоком уровне.
Существенно, что редактор на протяжении всей своей работы над текстом должен
быть активен, контролировать собственное восприятие текста, уметь оценить своеобразие
авторских решений. Это тем более важно, что именно эти наблюдения формируют стратегию
действий редактора, процесс правки, в частности. Опытные редакторы считают, что самое
сложное при редактировании - внести изменение в текст так, чтобы оно не выглядело
чужеродным, чтобы вставка не выделялась, как грубая заплата. Каждое замечание редактора
должно не только фиксировать недочёты рукописи, но и содержать конкретные
рекомендации. Это необходимо и тогда, когда замечания адресованы автору, и тогда, когда
они сделаны для памяти как программа будущих действий. Активность восприятия текста,
конкретность суждений - важнейшие психологические предпосылки редактирования и
необходимые черты психологической модели поведения и действий редактора.
РЕЧЕВЫЕ ОШИБКИ В ТЕКСТЕ
Речевую ошибку в тексте принято прежде всего толковать как отступление от
языковой нормы. Однако по своему характеру, происхождению и последствиям
неправильности, встречающиеся в тексте, различны, а оценка их часто крайне сложна. Не
случайно психология речевых ошибок, фиксируемых текстом, стала предметом специальных
исследований.6 Ошибки письма и технического воспроизведения текста принято
подразделять на ошибки неверного прочтения и запоминания слова или группы слов, на
ошибки неверного перевода во внутреннюю речь и на ошибки механические (ошибки типа
«ослышек» и «обмолвок» не характерны для письменной речи). Анализ типичных ошибок
воспроизведения подсказывает редактору «слабые», наиболее часто искажаемые места
печатного текста: предложения или более крупные фрагменты текста, начатые одинаковыми
словами, слова, разделённые переносом, конечные слова в строке и абзаце, текст, набранный
крупным шрифтом. Особого внимания редактора требуют заголовки, названия рубрик,
шапки. Часто встречаются замена и перестановка букв внутри слов, одинаково
начинающихся и имеющих сходные окончания, перестановка букв внутри малознакомого,
редко встречающегося слова, замена слов и оборотов синонимичными, пропуски слов,
повторяющихся в тексте. Типичный случай технического искажения текста - исчезновение
абзацного отступа и появление его там, где текст должен быть напечатан в подбор (обычно
это происходит, если предыдущая строка полная). Все приводимые ниже примеры взяты из
материалов прессы.
Ваза сервского фарфора... (перестановка букв в слове севрский).
Малышка Фурузон Мухаммедбассир – единственная, кто уцелел в спасённом
бандитами кишлаке... (замена слова сходным по началу и окончанию: в оригинале стояло
спалённом).
ДЕБЮТ ТАМАРЫ – заголовок материала о модели автомобиля Волжского завода
«Самара» (замена слова в крупно набранном заголовке).
За прошедшие семь – десять лет создана мирового значения классика... (знак переноса
133
в слове семьдесят был прочитан как тире).
Электронная техника делает реальным безошибочное воспроизведение текста при
тиражировании, но понятно, сколь высока в этом случае ответственность редактора за
подготовку идеального, не содержащего ошибок оригинала.
При знакомстве с текстом в поле зрения редактора неизбежно попадают отклонения
от нормы, воспринимаемые как нарушения общепринятых правил письменной речи.
Наиболее жёстко регламентируют действия пишущего правила орфографии, и понятие «грамотность» принято прежде всего связывать с соблюдением орфографической нормы.
Знаменательно, что в первые послереволюционные десятилетия лингвисты осознавали
борьбу с неграмотностью как проблему социальную. «Совершенно ясно, что если все будут
писать по-разному, мы перестанем понимать друг друга, – писал
1.В. Щерба в статье «Безграмотность и её причины», – писать безграмотно – значит
посягать на время людей, к которым адресуешься, и потому совершенно недопустимо в
правильно организованном обществе». Сегодня нет необходимости убеждать кого-либо в °
ходимости грамотно писать, но тем более стоит напомнить, что орфографическая ошибка в
печатном тексте воспринимается как уважение к читателю. «Тащут сети, полные рыбы...»,
«Вы для своего поста недостаточно образованы...», «Воспрял духом...» – эти и подобные им
нарушения элементарных правил школьной грамматики, выписанные из одного номера
газеты, – свидетельство профессиональной некомпетентности людей, работавших над
текстом. Редактор не имеет права целиком передоверять корректору заботу о грамотности
текста. Он в полной мере несёт за неё ответственность перед читателем.
Правила орфографии наиболее стабильны. Они меньше подвержены изменениям, чем
норма пунктуационная, лексическая и тем более стилистическая, которая чаще направлена
на то, чтобы помочь пишущему осуществить выбор между языковыми вариантами, чем
утвердить, что следует поступить только так, а не иначе.
Часто в зафиксированном текстом высказывании содержится несколько смыслов, и
ошибка является следствием неудачного выбора одного из них или неумения распорядиться
средствами языка. Психология рассматривает такие ошибки как «своего рода сигнал шва в
речевом механизме, разошедшегося под влиянием тех или иных обстоятельств». Автор в
этом случае уверен, что никакой ошибки он не совершил, а текст допускает разночтения и
нуждается в правке. Простейшим примером может служить заголовок заметки «Следы
Ильиных на земле». Формулируя его, автор не погрешил против правил грамматики, но тем
не менее текст может быть понят ошибочно. Фамилия героев заметки не Ильины, что,
казалось бы, явствует из заголовка, а Ильиных. Причина появления второго смысла совпадение падежных форм двух разных фамилий.
Типичный случай «расхождения речевого шва» – неверный выбор слова. Так, когда
газета пишет, что министру «полезно было бы хотя бы накоротке ознакомиться с истинным
положением дел», смысл этого пожелания понять трудно. Не помогут здесь и словари, где
слово накоротке дается с пометой «разговорное» и указаны три его значения: 1) на близком
расстоянии; 2) на короткое время; 3) в дружеских близких отношениях. Ни одно из этих
значений мысль автора не передает.
Текст материалов массовой информации впитывает в себя различные отклонения от
нормы, в том числе и те, которые отражают сегодняшний день речевой практики. Для
редактора очень важно определить меру строгости языкового контроля. «Пурист..,
привыкший мыслить нормативно («правильно», «неправильно» -третьего нет),
фанатизирующий свою миссию нормализатора литературной речи, учинит жестокую
расправу с не подчинившимися норме авторами», – писал один из основателей современной
текстологии Б.В. Томашевский. И хотя это суждение высказано применительно к текстам
классической художественной литературы, наблюдения этого тонкого исследователя текста
имеют самое общее значение. «Пуристами» чаще бывают редакторы, лишь затвердившие
правила, но не постигшие суть литературной работы. Наблюдения над языковой практикой
убеждают, что «всякие отклонения от обычного, закономерного, нормализованного, если они
134
начинают употребляться в разных текстах и стилях, постепенно приобретают черты
устойчивости и могут в конечном счёте стать нормой». Не только знание правил, но и
широкая лингвистическая эрудиция, начитанность, литературный вкус позволяют редактору
различить ошибку, причина которой – низкая языковая культура пишущего, и языковую
форму, отражающую процессы, происходящие в живой речи. Решить конкретную задачу
редактору помогает соотнесение вариантов языковых форм с содержанием целостного
материала, требованиями его жанра, постижение авторской манеры изложения.
Происхождение и структура письменной речи подразумевают сознательное владение
пишущим средствами языка, однако в своей работе над текстом редактор выходит за рамки
решения только лингвистических задач. Психологические предпосылки редактирования
следует трактовать широко и включать в рассмотрение этой проблемы не только процессы
порождения и восприятия речи, но и психологию читателя, психологию литературного
творчества, чётко отдавая себе отчет в том, что суть редакторской работы – сотворчество, и
психологические предпосылки её не сумма, полученная при изучении других родов
деятельности, а сложное единство.
КОММУНИКАТИВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПРОЦЕССА РЕДАКТИРОВАНИЯ
Уточняя и углубляя мысль автора, совершенствуя форму литературного
произведения, редактор выполняет важнейшую общественную функцию. Практика
редактирования в её лучших образцах служит подтверждением этому. Редактора часто
называют «посредником» между автором и читателем. Термин этот в определённой степени
условен. Он отражает скорее этап, нежели функцию редактора в системе коммуникации.
В системе, отображаемой схемой автор – редактор – читатель, текст целостного
литературного произведения выступает в качестве единицы коммуникации (случаи, когда
коммуникативной единицей служит фрагмент текста, ограничены). Схема эта наглядно, но
несколько упрощённо и прямолинейно отражает связи между её компонентами. Другой её
вариант предусматривает так называемую обратную связь: автор – редактор – читатель,
фиксируя отношения, возникающие между читателем и автором благодаря редактору,
который выступает не только как медиатор, сознательно влияющий на коммуникацию в
направлении от автора к читателю, но и как представитель интересов читателя перед
автором. Однако и эта схема не может отразить всех коммуникативных особенностей процесса редактирования. Психология литературного творчества ориентирована не только и не
столько на реального читателя, сколько на представление о читателе идеальном. «Я
задумался о лице читателя, – писал В. Каверин, – о том месте, которое он занимает в творческом сознании, когда ещё на бумаге не появилось ни слова. Конечно, это в большей
степени чувство, чем образ. Точка зрения воображаемого читателя почти не ощутима, но она
существует даже в пору обдумывания, не говоря уже о самой работе...» И далее:
«Нечитающий читатель может научить большему, чем лёгкий успех». Представление об
идеальном читателе всегда формируется в определённых социальных условиях. Позиция
реального читателя и представление о читателе идеальном совпадают далеко не всегда,
поэтому одна из задач редактора - корректировка этих представлений, определение
необходимой меры совпадения понятий «идеальный» и «реальный» адресат текста. Полное
совпадение этих понятий невозможно, как невозможно прямое, «личностное» общение
автора с читателем, уже потому, что их отношения всегда опосредованы текстом публикации
и, добавим, текстом тиражированным. «Трудность языкового общения растёт прямо
пропорционально числу общающихся, а там, где одна из общающихся сторон является
неопределённым множеством, эта трудность достигает максимума, – указывал ещё A.M.
Пешковский. – А во всякой печатной продукции это именно так и есть».
Представление об «идеальном читателе» в журналистской практике зачастую
подменяется представлением о некоем «среднем» читателе. Одна из достаточно
распространённых точек зрения сводится к тому, что для газеты следует писать так, чтобы
написанное с одинаковым интересом прочли и академик и плотник, хотя вряд ли сегодня
135
каждый читает подряд все газетные публикации. Общедоступность смысла не следует
понимать как усреднённость формы. Если информационные жанры общедоступны,
аналитическая статья рассчитана на определённого по уровню подготовки читателя. Когда в
стремлении писать ясно и понятно для искусственно сконструированного «среднего»
читателя идут на заведомые упрощения, неизбежны серьёзные творческие просчёты.
Общение автора и читателя в системе СМИ всегда социально ориентировано.
Читатель воспринимает тиражированный текст в зависимости от своих представлений и
общественных связей. Сложность этой проблемы очевидна, и тем более оснований предупредить редактора об опасности упрощённого подхода к ней.
Коммуникативная функция текста требует от редактора внимания к тем приёмам,
которыми достигается контакт с адресатом, и позволяет осмыслить на основе
филологического знания роль редактора в системе социального общения. Соотнесение социальной функции редактирования с выводом о том, что текст -речь организованная,
обработанная, «своеобразный островок организованности», «упорядоченная форма
коммуникации»,14 служит убедительным доказательством права редактора на вмешательство в авторский текст. Однако взаимоотношения редактора и автора никогда не были
простыми, история отечественного редактирования убеждает в этом. Пределы
вмешательства редактора в авторский текст - сложная не только филологическая, но и
этическая проблема. Не теряет своей остроты эта проблема и сегодня. Не подавлять личность
другого индивида, не демонстрировать данную тебе власть (ведь от редактора в конечном
счёте многое зависит, и автор это знает), а помочь автору возможно более полно реализовать
свои возможности, - эти посылки лежат в основе профессиональной этики редактора. Вывод
психологической науки о том, что постичь внутреннюю сущность человека можно только
проникнувшись его заботами, настроениями, «вчувствовавшись» в его чувства, находит своё
конкретное воплощение в тоне редакторских замечаний, манере общения с автором,
взвешенности, обоснованности суждений и, конечно, в тех изменениях, которые редактор
вносит в текст.
Свидетельством того, насколько остра эта проблема, служат высказывания самих
журналистов. Сошлёмся на одну из публикаций в журнале «Журналист». Автор представил в
научно-популярный журнал статью «Каменный пояс России» о расположенной в основании
Невьянской башни тайной мастерской, которая, как повествует легенда, была затоплена
вместе с рабочими по приказу заводчика Демидова. Статья была «грубо обрублена».
Осталось лишь описание экспозиции музея. «Вся моя архивная работа, нетрадиционный (как
мне казалось) рассказ о начале промышленного Урала, «эмоциональный всплеск» в
Невьянске, рождавший (опять-таки по субъективному моему чувству) «эффект присутствия»
и потому приближающий прошлое к нашим дням, – всё это безвозвратно исчезло и теперь
уже никогда не появится», — пишет автор. Он не новичок в журналистике и понимает, что
программа издания, его тип диктуют отбор тем, их «поворот», оценку, что изменения в
тексте бывают вызваны отнюдь не одними свойствами личности редактора. Научнопопулярный журнал имеет право на свои критерии оценки новизны исторических фактов. Но
и автор имеет право на то, чтобы опубликованный вариант текста не был для него новостью.
Он не должен быть выключен из процесса подготовки оригинала. В конце концов у автора
всегда есть право забрать свой материал, если он не согласен с редактором.
Совместная работа автора и редактора над текстом – тот идеальный случай, который
далеко не всегда удаётся осуществить на практике. Нельзя не учитывать заданности объёма
публикации, жанровых требований и условий вёрстки. Известно, что самые жёсткие и
вредные для материала сокращения часто происходят перед сдачей номера. Тем большая
ответственность ложится на редактора, тем с большей благодарностью называют
журналисты имена тех, кто помог им подготовить текст к публикации, кто не спешит
написать поверх авторских строчек свой текст, а вдумывается в авторскую логику, умеет
понять, в чём приметы авторского стиля.
136
СВОЕОБРАЗИЕ ЛИТЕРАТУРНОГО ТРУДА РЕДАКТОРА
Писать за автора редактор не должен. Это непреложное правило современной
издательской практики. Границы редакторского творчества обозначены достаточно жёстко, и
тем не менее литературный труд редактора - труд творческий, подразумевающий
необходимость активно освоить новое знание, постичь своеобразие мышления и стиля
автора, помочь ему добиться единства формы и содержания литературного произведения.
Ход творческого процесса для автора и редактора различен. Если автор к созданию
литературного произведения идёт от наблюдений действительности, от изучения жизни,
осмысливая и обобщая их, то для редактора отправной точкой творческого процесса, импульсом его литературной работы служит завершённое произведение автора. Текст
литературного произведения вторичен по отношению к отражённой им действительности, но
в поле зрения редактора неизбежно входит не только сам текст как предмет познания, но и
весь сложный комплекс отношений, отражённый им: характер обобщений, сделанных
автором, взаимосвязь и взаимозависимость между этими обобщениями и действительностью.
Работая над авторским произведением, редактор соотносит представления автора со своими,
мысленно повторяя путь от явлений жизни до реализации авторского замысла в тексте. Мы
вправе говорить о присущем талантливому редактору своеобразном даре перевоплощения,
который близок сценическому искусству. Когда изменения, внесённые им в текст,
органичны, они не нарушают его целостности. Но одновременно такой редактор и строгий
аналитик. Он сопоставляет представление автора с уровнем, достигнутым современным
научным знанием, оценивает выводы, уточняет приёмы изложения, прогнозируя
читательское восприятие текста.
Сочетание творческого начала, сложной аналитической работы, знаний нормативных
требований формирует психологические особенности редактирования, объединяющего в
себе труд и творчество.
В процессе своей работы редактор неизбежно проявляет себя как личность. Его
человеческое «я» раскрывается в том узле отношений, который завязывается, прежде всего,
на основе предмета его труда - текста литературного произведения – и проявляет себя в
отношениях с автором и с другими сотрудниками редакции. Каждый редактор имеет право
на свой стиль редактирования, на собственную методику и приёмы работы. Но каждый ли
может реализовать это право? Каждый ли редактор становится мастером? Очевидно, чтобы
стать им, нужна определённая литературная одарённость, нужно обладать способностью к
зрительному восприятию текста, проявить склонность к филологическому исследованию,
желание учиться, накапливать знания и делать это сознательно и целеустремлённо. Эти
личностные качества редактора – предпосылки достижения им мастерства. Существенная
особенность профессиональной психологии редактора, работающего в средствах массовой
информации, – коллективность творческого труда, общность психологической установки
сотрудников, работающих над изданием, взаимоотношения, обусловленные тем, что
литературное редактирование входит в число необходимых для каждого журналиста
профессиональных умений. Поэтому так важно вовремя помочь начинающему редактору.
Это необходимая предпосылка его творческого становления.
Наблюдения над правкой начинающих редакторов позволяют говорить о двух
типичных ситуациях: о переоценке ими своих знаний и возможностей, правке
неоправданной, излишней категоричности суждений, подчас грубом вмешательстве в текст,
в других же случаях – о неуверенности в себе, правке «робкой». От того, как будут
восприняты первые редакторские опыты начинающего журналиста, в его профессиональной
судьбе зависит многое. Плохо, когда он предоставлен самому себе и учится, слепо копируя
образцы. В этом случае запоминаются лишь их внешние, технические приметы и в сознании
откладывается некий стереотип, пригодный далеко не всегда. Бесспорно, индивидуальные
методики могут многому научить, многое подсказать, но следует помнить, что
редактирование – труд творческий и потому неповторимый.
Взаимоотношения редактора и автора всегда сложны. Стремясь постичь особенности
137
изложения, ход мысли автора, редактор в определённой степени отождествляет себя с ним,
но сохраняет самостоятельность, сопоставляя с авторским своё понимание произведения,
своё толкование действительности, свой жизненный опыт. Психологические предпосылки
этих взаимоотношений подразумевают социальный контакт, общение человека с человеком,
изучение их требует обращения к социальной психологии.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Какую роль играют знания из области психологии в формировании научной
базы редактирования и его практических методик?
2. Охарактеризуйте основные составляющие общей психологической схемы
работы редактора над текстом.
3. Каковы психологические предпосылки редакторского восприятия текста?
4. В чём особенности контроля, осуществляемого редактором при работе над
текстом?
5. Приведите примеры типичных случаев искажения текста при его
техническом воспроизведении.
6. Как должен редактор относиться к отклонениям от общеязыковой нормы?
Как изменяет работу редактора применение современных технических средств?
7. Как Вы толкуете суждение: редактор - посредник между автором и
читателем?
8. Разделяете ли Вы мнение, что редактор материалов массовой информации
должен
работать
над
текстом,
ориентируясь
на
запросы
и
вкусы «среднего» читателя?
10. Как Вы обосновываете право редактора на вмешательство в авторский
текст? Должен ли редактор писать за автора?
11. В чём своеобразие литературного труда редактора?
12. Каково значение индивидуальных редакторских методик?
Лекция 17.
РЕДАКТОР – организатор редакционно-издательского процесса
ПЛАН
1.
Редактирование
текста
как
важный
процесс,
обеспечивающий
многосторонние связи издательств с экономической, политической, культурной
общественной жизнью.
2. Роль редактора в выявлении тематики, создания актива автора и рецензентов,
привлечение широкой общественности к оценке рукописей и вышедших книг,
изучение читательских мнений и отзывов.
3. Роль редактора в оценке рукописей. О пределах вмешательства редактора в
рукопись.
4. Методика редактирования текста. Нормы редакторской этики.
Помощь мастера собрату по перу всегда индивидуальна, литературное дело не может
быть общественной работой. Когда в 30-е годы с легкой руки М. Горького был объявлен
«призыв ударников в литературу», лишь немногие из откликнувшихся на этот призыв стали
писателями. Отдавая должное таланту Горького-редактора, самоотверженно прочитавшего и
выправившего множество рукописей, следует сказать, что далеко не у всех поверивших
тогда в свое литературное признание людей судьба сложилась счастливо. Выход продукции
в широко задуманных литературных предприятиях Горького был ничтожен. Когда материал
был собран, потребовались литературные обработчики. Развивалась своеобразная форма
литературного протекционизма, когда редактор не правил текст, а фактически писал за
«классово выдержанного», но не умевшего изложить свои мысли автора. Так в течение
138
нескольких десятилетий нарушались важнейшие принципы редакторской работы. Тем
большего внимания заслуживает труд истинных мастеров своего дела, оставшихся верными
его традициям, редакторов, которые не только были блестящими практиками, но и
стремились передать свой опыт другим.
Книг о работе современного редактора написано немного. Первой из них была
книга Л.К. Чуковской «В лабораториях редактора». Она вышла в 1960 г. и сразу
привлекла к себе внимание как оригинальное, глубокое и талантливое исследование в
области, которая до тех пор не была предметом специальных наблюдений ни лингвистов, ни
литературоведов. У книги непростая судьба. Вскоре после ее появления Л.К. Чуковская,
которая никогда не поступалась убеждениями и всегда оставалась верной своим
представлениям о чести и долге литератора и человека, попала в число авторов, которых не
печатали, а имя не упоминали. О книге «забыли»…
«Это не учебник, – предупреждает читателя Л.К. Чуковская, – «…Мне просто
захотелось разобраться в опыте, накопленном мною и моими ближайшими товарищами,
собрать и обобщить его, ввести читателя в круг тех мыслей, тревог и вопросов , на которые
мне приходилось наталкиваться в течение трех десятилетий литературной работы». (1) Книга
содержит множество точных и тонких наблюдений. Она учит принципиальности и
взыскательности, без которых невозможен редакторский труд, приобщает к высокой
культуре слова, любви к культуре, уважению к творческой личности.
Не ставя пред собой задачу – пересказать книгу (она предназначена для
внимательного, вдумчивого чтения), выделим три, если прибегнуть к современной
терминологии, модели профессионального поведения: редактор-стилист, редакторупроститель, редактор-мастер, представленные в ней.
Редактор не может не быть стилистом! – в этом убеждена Л.К. Чуковская: «Если
человек не обладает знанием языка и повышенным чутьем к слову, он никогда не будет
редактором». (2) К этой мысли автор возвращает читателя не раз, приводя высказывания
писателей о литературном мастерстве, анализируя примеры редакторской работы,
независимо от того какая рукопись лежит на редакторском столе: стихи или проза, рукопись
научной книги или художественного произведения. Рассмотрены существенные для
редакторской практики лингвистические проблемы: норма и отступления от нее, оценка
новых языковых явлений, нового словоупотребления, совершенствование литературной
формы и пределы вмешательства редактора в авторский текст, умение поставить язык на
службу замыслу. Особенно чуток к языку должен быть редактор художественной
литературы: «Редактировать художественный текст с позиций грамматики – значит
уничтожить его… Любое правило – не грамматики даже, а эстетики, – воспринятое
редактором и применяемое им как некая неподвижная догма, для работы над
художественным текстом непригодна». (3) Все суждения редактора, все изменения, которые
он предлагает внести в текст, крупные и мелкие, не должны противоречить мысли и чувству
автора, должны помочь осуществить его задачу.
Сурово оценивает Л.К. Чуковская деятельность редакторов-упростителей. Редакторупроститель не утруждает себя изучением законов языка. Он – редактор по должности, а не
по призванию и наперед знает, что и как должен сказать автор. Упростительству,
возникшему в издательской практике в 30-е годы, была уготована долгая жизнь. Фигура
редактора-упростителя не вымышлена, она узнаваема и типична: «Он не столько
проницателен, сколько подозрителен. Контакта с автором он не имеет. Наоборот, основное
его стремление – вывести писателя на чистую воду. Разоблачить его. Излюбленное занятие
такого редактора – под видом борьбы за высокую идейность разыскивать в тексте «Чуждые
ноты», которые и не снились писателю». (4) Борьба за чистоту языка превращена им в
борьбу с выразительностью речи, когда изгоняется все свежее, необычное. Маленькими
вставочками и большими вычеркиваниями он наносит ущерб и жизненной правде, и замыслу
автора, лишает его живой неповторимой интонации. «…Нет, не следует, нельзя,
недопустимо превращать сложнейшую, тончайшую работу над языком и стилем в нечто
139
упрощенное, оторванное от содержания, от места и времени, от жизни и от искусства, в
нечто механическое, раз навсегда задание. Оно, быть может, и просто, да зато губительно».
(5), – пишет Чуковская.
Книга остра и полемична, уже сам замысел ее – показатель творческое начало
редакторского труда – был новым. Автор ведет дискуссии со своими оппонентами, которых
было немало, с официальной, общепринятой тогда точкой зрения на редакторский труд.
Полемичен подбор цитат из классиков. Оказывается, далеко не все в их высказываниях,
ставших хрестоматийными, однозначно. Так, думается, далеко не случайно читателю
представлены выдержки из писем В.Г. Короленко об авторах из народа: «Кто автор – это все
равно, каковы бы ни были его личные обстоятельства … нельзя печатать плохие стихи
только потому, что автор из народа … плохие произведения от этого лучше не станут, а
авторы, стремясь к недостижимому, только будут себе портить жизнь». (6) Полемичен и
подбор примеров, и то, как ведется их разбор. Для некоторых редакторов рукописи книг,
авторы которых считались заслуженными, были неприкосновенны. Прощалась
неряшливость, плетение словес, автору сходили с рук даже обыкновенные грамматические
ошибки. Для редактора-мастера любая рукопись для размышлений и серьезных выводов.
Хотя ни авторы, ни редакторы, работа которых рассматривается в книге, Чуковской не
названы, для многих читателей их имена секрета не представляли. Один из самых подробных
разборов – анализ текста романа Ф. Панферова «Раздумье». Выбор книги был продиктован
не только небрежностью автора, этическая и эстетическая программа которого были чужды
Чуковской, но и ее стремлением напомнить о литературной традиции.
В 30-е годы творчества Ф. Панферова, его высказывания о языке были предметом
резкого осуждения М. Горького, который писал, что «у товарища Панферова, несмотря на
его бесспорную талантливость, отношения с литературным языком вообще
неблагополучны», (7) Ответственность литератора за свое творчество всегда велика.
«Неосновательно захваливая, преждевременно печатая сочинения начинающих авторов,
учителя наносят вред и литературе, и авторам, – предупреждал Панферова Горький. – Это
преступно, ибо это именно поощрение литературного брака». (8) Прошло больше двадцати
лет, но язык нового романа Панферова по-прежнему засорен, по-прежнему «народность»
речи толкуется им превратно. То, против чего предостерегал Горький, грозило превратиться
в тенденцию. Мастер не может пройти мимо этого. Понимание сложности профессии и
высокое ее истолкование – необходимая примета мастерства. «Разрыв между стилем или
хотя бы одним из элементов стиля и содержанием должен быть внятен редактору, посильное
устранение этого разрыва должно быть одной из его главных забот», (9) – пишет Л.К.
Чуковская.
Книга К.В. Рождественской «За круглым столом. Записки редактора» вышла в
1962 г. Ее автор больше 30 лет отдала редакторской работе, Книга адресована начинающим
литераторам, и эти определяется ее цель – рассказать об основах писательского дела, без
знания которых не может состояться ни писатель, ни журналист, ни редактор. Книгу
предваряет эпиграф – слова И.С. Тургенева: «Техника (литературы) не менее сложны, чем в
живописи и музыке, хотя бросается в глаза». Материал редакторских размышлений – тексты
художественной литературы. Как помочь автору достичь эффекта правдоподобия, точности в
деталях и в целом? Здесь нет «мелочей», не должно быть «проходных» эпизодов,
незначащих подробностей. Любое несоответствие, малейшее противоречие, психологические
«клише», неумело введенные во фразу, ненужные метафоры, «пышность стиля№ могут
свести на нет усилия автора.
В книге много цитат – высказываний писателей о литературном мастерстве, о языке.
Представлены и разобраны образцовые тексты. Материал богат и разнообразен, но ценность
книги не только в этом. К.В. Рождественской удалось соотнести классические образцы
литературного мастерства с живой, современной практикой редактора. (10) Избегая
банальных наставлений и общих рекомендаций , автор обращает внимание редактора на то, с
чем он непременно встретится при обработке текста. Как передать внутреннюю речь героя?
140
Как достичь необходимой интонации? Как ввести в текст авторские ремарки? И когда,
казалось бы, хорошо знакомый текст прочитан с помощью опытного наставника, в нем
открывается многое из того, что обычно проходит мимо нашего внимания.
Книга Т.Б. Вьюковой «85 радостей и огорчений. Размышления редактора»
вышла в 1980 г., через двадцать лет после книги Л.К. Чуковской, когда цент тяжести в
редакторской работе, переместился на так называемый «доиздательский период». Редактор
стремился направлять руку автора с первых его шагов. Тогда он мог быть спокоен, что в ней
не будет ничего, что поставило бы под угрозу выход книги в свет.
Один из главных результатов размышлений редактора, работавшего в этих
условиях, – редактор должен свести до минимуму свое вмешательство в текст, не должен
«править». 85 радостей и огорчений – это 85 книг, над которыми Т.Б. Вьюкова работала
вместе с их авторами, тщательно обсуждая малейшие детали, радуясь удачам, помогая найти
просчеты и преодолеть трудности, уже первое издание книги было встречено с интересом.
Однако и рецензенты и читатели высказывали сожаление, что в книге нет примеров,
показывающих, как редактор работает над текстом. Последняя глава, написанная Т.Б.
Вьюковой для второго издания книги, воспроизводит процесс редакторского чтения
рукописи.
Этой беседой опытного редактора с редактором начинающим правомерно
завершить нашу книгу о литературном редактировании:
…Я взяла только одну главу – о Шекспире. О его сонетах, а еще точнее, о том, как ученым
удалось раскрыть, кто такая Смуглая дама, которой посвящены многие сонеты Шекспира, и
какую роль она играла в его жизни.
– Глава небольшая – всего 47 страниц. На ее примере многое можно увидеть и
понять. А дальше ты будешь разбирать сама.
– Хорошо!
– Глава называется «Таинственная незнакомка сбрасывает вуаль». Звучит
заманчиво, романтично, обещает что-то интересное. Но меня смущает сочетание слов:
«Сбрасывает вуаль». Насколько оно точно?
Глагол «сбросить» выражает движение резкое, энергичное. Оно проявляется и в
синонимах. Посмотрим в словаре.
– Так… «Сбросить» – синонимы: снять, скинуть, совлечь, стащить, стянуть,
сорвать, сдернуть, содрать.
– А вуаль, – представляешь, – легкая, прозрачная, невесомая. С этой деталью
дамского туалета надо обращаться осторожно. Иначе – испортишь, порвешь.
Теперь возьми словари Ожегова и Даля Прочти примеры на употребление глагола
«сбросить».
– Сейчас! «Сбросить камень с горы: сено с воза; сапог с ноги; с себя одеяло;
пальто; трубу с крыши.
– «се грубые предметы, это не случайно: посмотри еще глагольную приставку
«с»
– У Даля?
– Нет, у Ожегова.
– «С… со… глагольные приставки – обозначают движение сверху вниз. Например:
спрыгнуть, слезть, сбросить, съехать».
– А чтобы можно было увидеть лицо, скрытое вуалью, ее надо поднять или хотя
бы приподнять. Движение в обратном направлении: снизу вверх. И в тексте на четвертой
странице читаем: «…Профессор надеялся, что в конце концов ему удастся приподнять
вуаль на лице незнакомки, вот уже три с половиной века скрывающей свои черты»
Из всех синонимов я бы выбрала глагол «снять». Но «снимать вуаль» – тоже не лучший
вариант. Вероятно, надо заменить глагол
– Какой же лучше?
141
– Пусть автор сам подумает. Ты только обрати его внимание на неточность.
Еще одно соображение. Весь ход рассуждений автора сводится к определенному выводу:
имя вдохновительницы поэта установлено точно, сонеты, посвященные ей,
автобиографичны. И, таким образом, белого пятна в истории жизни Шекспира больше
нет. То есть действие завершено. В заглавии же использована несовершенная форма
глагола «сбрасывает».
– Ну и что! Наверное, автор хотел показать процесс поисков, все-таки больше
трехсот лет разгадывали тайну Смуглой дамы.
– Предположим, ты права. Но ведь не сама дама сняла, или приоткрыла, или
приподняла свою вуаль. С нее сняли. Опять несоответствие. Могли и сбросить, но уж
тогда вместе со шляпой! По поводу названия можно сделать такой вывод: оно не
выражает основной мысли главы, оно неточно и грамматически. Согласна?
– Я думала – фраза самая обыкновенная. Прочтешь и все ясно. А тут мы целое
исследование провели. Это всегда так приходится?
– Нет, не всегда. Но если у меня, редактора, появилось сомнение, я должна его
исключить или убедиться, что я права. А потом убеждать автора. Доказательства твои
(редактора) не вкусовые (мне нравится – мне не нравится), а веские, обоснованные. (11)
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Чем является редактирование текста в свете установления многосторонних
связей издательств с экономической, политической, культурной общественной
жизнью?
2. Какова роль редактора в выявлении тематики, создании актива автора и
рецензентов, привлечении широкой общественности к оценке рукописей и вышедших
книг, изучении читательских мнений и отзывов?
3. Какова роль редактора в оценке рукописей?
4. В своеобразие методики редактирования текста? Каковы нормы редакторской
этики?
Лекция 18.
Логические аспекты редактирования текста
1.
2.
3.
ПЛАН
Логика изложения
Приемы анализа текста с логической стороны
Основные законы логического мышления и смысловой анализ текста
Логичность, т. е. следование законам правильного мышления, присуща нормальному
человеческому сознанию, и мыслить, не нарушая этих законов, можно, не изучив курса
логики. Но для литератора-профессионала, журналиста, редактора быть логичным в
общепринятом, житейском смысле этого слова недостаточно. Для него логика должна стать
тонким и совершенным инструментом, которым надо уметь владеть.
Воспитать в себе способность профессионально оценивать текст с логической
стороны важно для каждого журналиста. Далеко не все способны выявлять существенные
черты предметов, включать их в категории, выполнять сложные мыслительные операции,
абстрагируясь от практического опыта. И тем не менее научиться этому необходимо.
Журналисту следует чётко представлять роль логических связей в тексте, владеть приёмами
и методами логического анализа. У него должен быть выработан рефлекс на нарушение
логической нормы. Однако надо сразу сказать, что простое следование законам и правилам
формальной логики в этом случае ещё далеко не всё. Литературный текст - явление сложное,
и логические связи в нём всегда имеют в своей основе глубокие и серьёзные причины
142
гносеологического характера. В представлении журналиста логика мысли и логика событий
и фактов существуют как нерасторжимое единство. Кроме того, логика изложения принципиально отличается от формальной логики тем, какое значение придается способам
выражения мысли.1
Знание логики всегда вменялось в обязанность пишущим. Почётное место занимали
рекомендации из области этой науки в «Риторике» Ломоносова. Старинные руководства по
риторике и теории словесности утверждали, что без знания логики сочинение не будет иметь
связного течения мыслей, и мы не в состоянии будем различать с точностью истины от
заблуждения.
В наши дни практическое приложение этой фундаментальной науки привлекает
активное внимание исследователей текста. Традиционный подход к проблеме - выявление
возможных нарушений правил логики применительно к различным мыслительным
операциям, отражённым в тексте.2 Информатика рассматривает логические ошибки текста
как разновидность информационных помех. На закономерности, выведенные логикой,
опираются лингвисты, анализируя синтаксические связи (логический синтаксис). В
результате сближения логических и синтаксических критериев оценки текста возникло
понятие «логико-стилистические ошибки». Плеонастические конструкции, отношения рода и
вида, точность словоупотребления, обширный круг вопросов, связанных с разработкой и
употреблением терминов, - таков далеко не полный перечень тем, входящих в этот раздел
практической стилистики.3
В теории редактирования раздел, посвященный его логическим основам, стал
разрабатываться в конце 50-х годов. Первоначально он включал лишь наблюдения над
действием в тексте основных законов логического мышления и применением правил
логического доказательства. Сейчас в обиход редактирования как научной и практической
дисциплины вошло широкое понятие «логическая культура». Оно подразумевает знание
редактором основных теоретических положений логики, владение терминологией этой науки, сознательную, целенаправленную выработку навыков правильного мышления,
профессиональных навыков восприятия текста и оценки его с логической стороны, владение
специфическими приёмами изложения, которые опираются на логические построения.
Ведутся научные исследования, редакторы обращаются к логике в поисках ответа при
различного рода профессиональных затруднениях, специалисты-логики с позиций своей
науки анализируют работу редактора над текстом.4
Роль, которая отводится логическим критериям при редактировании различных
литературных произведений, неодинакова. Принято в определённой мере противопоставлять
художественное своеобразие литературного творчества и логику. Однако это
противопоставление с позиций редактора не выглядит столь резко, как с позиций автора.
Оценивая художественное произведение, редактор часто вынужден поверить алгеброй
гармонию, убедиться, удовлетворяет ли оно требованиям логики. Для журналистского
произведения точность логического построения - требование первостепенное.
ПРИЁМЫ АНАЛИЗА ТЕКСТА С ЛОГИЧЕСКОЙ СТОРОНЫ
Логический анализ текста необходим на всех стадиях работы над литературным
произведением, необходим автору, критику, редактору.5 Анализировать текст, построенный
логически правильно, обычно легко. Он всегда ясен по своей форме. Когда же логическая
строгость текста нарушена, его форма неизбежно неясна, высказать о нём суждение
затруднительно. Ограничиться же констатацией, что мысль выражена здесь нечётко, мы не
можем: от редактора требуется точное и обоснованное суждение.
Как и всякий анализ, логический анализ текста основан на мысленном делении его на
части и на исследовании связей между этими частями, между смысловыми единицами текста
и затекстовой действительностью и имеет два уровня: исследование логики высказываний
(оцениваются связи между высказываниями) и логики имён (оцениваются связи между
именами внутри высказываний).
143
Чтобы определить основные смысловые звенья текста, уже при первом знакомстве с
ним полезно обратить внимание на то, каким образом части связаны друг с другом: союзами,
союзными словами, знаками препинания, какими именно. Неточное употребление союзов
ибо, потому, так как, следовательно, но - верный признак нелогичности мышления.
Необходимо владеть техникой такой операции, как свёртывание суждений до возможно
более простых, выраженных одним предложением, когда «каждая часть текста
представляется некоторой своеобразной «смысловой точкой», «смысловым пунктом», в
котором словно сжато всё содержание части».6 В процессе «свёртывания» суждений приходится отказываться от частностей, деталей, подробностей. Эта несложная, на первый взгляд,
операция требует точности, в чём легко убедиться. В корреспонденции было написано:
Моросивший всю неделю мелкий, надоедливый дождь, словно по заказу, прекратился в
воскресенье, хотя еще накануне, не обращая на него внимания, к Мадриду из разных городов
страны устремились тысячи людей.
Логическое неблагополучие фразы мы ощущаем сразу. Союз хотя,
свидетельствующий о намерении автора выявить уступительную связь между суждениями,
употреблён явно не к месту. «Свернём» суждения до их простейшей формы, внимательно
следя за мыслью автора. Первое суждение упростить легко: ...дождь прекратился ... в
воскресенье. Если же, «свёртывая» второе, мы придадим ему форму: к Мадриду устремились
тысячи людей, установить отношения уступки между суждениями будет невозможно.
Соотнесём показатели времени в воскресенье и накануне. Они лишь подчёркивают
логическую несостоятельность суждения. Очевидно, что логически оправданным при правке
будет следующий вариант фразы: «Хотя моросивший всю неделю мелкий, надоедливый
дождь, словно по заказу, прекратился (только) в воскресенье, еще накануне, не обращая на
него внимания, в Мадрид из разных городов страны устремились тысячи людей».
Редактору необходим навык соотнесения смысловых звеньев на протяжении всего
текста, на его участках, значительно отдалённых друг от друга, умение восстанавливать
пропущенное смысловое звено. В операции свёртывания суждений всегда есть возможность
личного толкования текста. Поэтому так трудно бывает «свернуть» текст, фиксирующий
живые наблюдения автора. Отвлечённые построения подвергаются этой операции гораздо
легче.
Рассмотрим более сложный фрагмент текста:
Я понимаю - большая часть журналистов не согласится со мною, что радио имеет
целый ряд преимуществ перед газетой. Нет, не потому, что у радио шире аудитория или
больше драматургических возможностей. Это само собой. Но у радио есть целый ряд других
преимуществ, выгодных для журналистов.
Наше внимание должен привлечь союз не потому (но потому) , который дает
основание предположить причинную связь между суждениями. Следует оценить их
правильность и точность употребления союза. Если представить суждения в упрощённом
виде, получим следующее:
• автор утверждает, что радио имеет ряд преимуществ перед газетой;
• автор понимает, что большая часть журналистов не согласится с ним;
• радио имеет широкую аудиторию и богатые драматургические возможности;
• радио имеет целый ряд других преимуществ, выгодных для журналистов.
Союзом потому, усиленным отрицанием и словом нет связаны суждения первое и
третье. Соотнесение этих суждений по смыслу не даёт основания для причинной связи.
Остаётся предположить: либо связь, т. е. выбор союза, неверна, либо вывод автора
неправилен.
Назначение противительного союза но, стоящего в начале предложения, «противопоставить отдельное предложение другому предложению или ряду предложений ...
отграничивая то, что перед тем высказано».7 Чему противопоставляет автор последнее
суждение радио имеет целый ряд преимуществ, выгодных для журналистов} Всему, что
было сказано до сих пор? Но ведь нам уже известно, что радио имеет целый ряд
144
преимуществ перед газетой (суждение первое). Ремарке это само собой? Вставочный её
характер не требует дальнейшего развития содержащейся в ней мысли. Суждению третьему?
Мы уже убедились, что сформулировано оно неточно. Текст нуждается в правке.
Другой пример:
Долгие годы творческих поисков, связанных с именами величайших русских
композиторов, с именами Врубеля, Репина, Левитана, Сурикова, Васнецова, Коровина,
привели Шаляпина к постижению высшей правды сценического образа, неразрывно
связанного с вокалом, именно поэтому приобретшим такое, казалось бы, немыслимое
богатство нюансов.
Предложение длинное, мысль изложена путано. Необходимо проверить, насколько
точно знаки препинания передают смысл логических связей между суждениями и правильно
ли с точки зрения логики выбран союз поэтому. Автор утверждает, что творческие поиски
артиста были связаны с именами композиторов, а как уточнение к ним перечисляет имена
художников. Налицо явное нарушение смысловых связей. Допустим, что неверна лишь
пунктуация и вся беда здесь - в лишней запятой после перечисления имён художников.
Запятую убрать несложно, но прояснит ли пунктуационная правка логический строй фразы,
где в качестве однородных членов предложения перечислены понятия обобщённые {имена
величайших русских композиторов) и понятия конкретные {Врубель, Репин, Левитан,
Суриков, Васнецов, Коровин)} Такая правка явно будет недостаточной. На уровне логики
имен установление объёмных отношений между именами - отношений тождественности
(имена взаимозаменяемы), подчинённости (отношения рода и вида), внеположенности (при
явлении омонимии) - предпосылка вмешательства редактора в текст при его литературной
обработке.
Союз поэтому имеет значение следствия. Он употреблён неточно и стоит не на месте.
Убедимся в этом. Представляем суждения в упрощённом, «свёрнутом» виде:
• Шаляпин постиг правду сценического образа;
• этот образ связан с вокалом;
• вокал приобрёл богатство нюансов.
Очевидно, что между третьим и вторым суждениями отношения следствия
невозможны, их можно предположить скорее между третьим и первым суждениями, но тогда
предложение надо строить по-иному.
ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ ЛОГИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ И СМЫСЛОВОЙ АНАЛИЗ
ТЕКСТА
Классической логикой выведены и сформулированы четыре основных закона
правильного мышления, следуя которым мы достигаем его определённости,
непротиворечивости, последовательности и обоснованности.
Контроль за соблюдением основных законов логического мышления - обязательный
этап анализа текста. Вариантность его смысловой организации не безгранична: законы
правильного мышления с непреложной строгостью определяют ясное развитие мысли.
Логическая доброкачественность информации, которую несёт текст, определяется её
достоверностью, точностью и непротиворечивостью. Эффект воздействия журналистского
произведения достигается убедительностью аргументации, доказательностью построения.
Редактор должен не только знать формулировку основных законов логики, но и представлять
себе механизм возникновения логических ошибок, их закрепления в тексте, влияние ошибок
на коммуникативный эффект и широко толковать эту часть работы над литературным
материалом.
Основные законы правильного мышления не случайно называют «арифметикой
логики». Они универсальны, им подчиняется не только словесный текст, но и все элементы
структуры литературного произведения, все службы смысловой организации текста:
элементы заголовочного комплекса, рубрики, иллюстративный материал.
Первый закон логического мышления — закон тождества. Он, как известно,
145
гласит: каждая мысль, которая приводится в данном умозаключении, при повторении
должна иметь одно и то же определённое, устойчивое содержание.
Соблюдение тождества мысли на протяжении данного рассуждения необходимо,
чтобы мышление было правильным. Предмет нашего рассуждения не должен меняться
произвольно в ходе его, понятия - подменяться и смешиваться. Это предпосылка
определённости мышления. Нарушение первого закона влечёт за собой подмену понятий при
рассуждении, может быть причиной неточности терминологии, делает рассуждения
расплывчатыми, неконкретными.
Вне первого закона логики было бы невозможным никакое вмешательство редактора
в текст, были бы бессмысленны требования максимально сохранить при правке мысль и
стиль автора, так как поиски эквивалента при правке основываются именно на законе
тождества.
С намеренным нарушением закона тождества, заведомо превратным толкованием
понятия мы встречаемся сравнительно редко, но знать о существовании приёмов, которыми
пользуются иногда авторы-полемисты, журналисту полезно. Один из них -вырвав из текста
одну фразу, навязать дискуссию и уйти в сторону от проблемы, от основной мысли,
разрушить целостность текста. Но чаще в журналистских публикациях нарушение закона
тождества выражается в непреднамеренном соскальзывании с темы, в неорганизованном,
сбивчивом изложении. Примером может служить приводимый ниже фрагмент текста:
Вот передо мною старые журналы со статьями Виктора Николаевича СорокиРосинского, столетие со дня рождения которого исполняется сегодня. Неизвестно, почему
вдруг в этом, а не в другом учебном заведении встречаются порой столь поразительные
совпадения. Рассказывают, что Виктор Николаевич на своих уроках словесности «удивлялся
вслух», что из пансиона Московского университета в разное время вышла плеяда обожаемых
им поэтов - Вяземский и Тютчев, Полежаев и Лермонтов, Фет и Аполлон Григорьев.
Природная скромность не позволяла ему взглянуть на себя как на сколько-нибудь известного
педагога-теоретика, потому и не придавал он значения, что окончил ту же новгородсеверскую гимназию, что и Ушинский. Вспомним заодно, что и Сухомлинский учился в
Полтавском педагогическом, что и в своё время Макаренко...
Когда требования закона тождества не учтены, из текста трудно извлечь информацию,
понять мысль автора.
Строгое следование закону логического тождества - непременное конструктивное
требование при построении вопросно-ответной формы изложения. Умеем ли мы задавать
вопросы и всегда ли правильно с точки зрения логики отвечаем на них? Об этом полезно
задуматься не только тем журналистам, излюбленный жанр которых - интервью. Стремясь
стать ближе к читателю, активизировать его внимание, журналисты часто прибегают к
диалогической речи.
Вопрос всегда преследует цель - получение информации. Традиционная его форма высказывание, состоящее из двух частей: вопросительного слова и основной части, которая
должна войти в состав предполагаемого ответа.8 Правильно задать вопрос -значит помочь
правильному ответу. Сделать это вне соблюдения первого закона логики невозможно.
Вопрос должен быть ясным, чётким, определённым, однозначным. Невозможно ответить
определённо и однозначно на вопросы: «Чем измеряется длина?», «Какими бывают имена
существительные?» и другие им подобные, так как вопросительные слова в формулировке
этих вопросов допускают различные, неоднозначные ответы. Не меньшего внимания требует
формулировка основной части вопроса. Ответить на вопрос логически правильно - значит
ответить, соблюдая закон тождества.
Это требование явно нарушено в следующих интервью:
- Что Вы можете сказать о новом наборе учащихся?
- На чугунолитейном заводе не имеют среднего образования 129 человек, а школу
посещают
-только
20.
На
заводе
стройфаянса
из
13
учащихся
трое оставили школу по уважительным причинам.
146
- Что можете пожелать читателям «Советского спорта»?
- Поздравляю с Новым годом, особенно наших лыжниц, с которыми уже не раз
встречалась и на лыжне, и за её пределами. А еще желаю, чтобы хотя бы в
новогоднюю ночь выпал снег.
Каждый журналист не раз имел возможность убедиться в справедливости
наблюдения, сформулированного ещё Декартом: «не обдумав какого-либо условия,
требующегося для определения вопроса, мы всякий раз делаем упущение». Однако обдумать
условия, требующиеся для определения вопроса, отнюдь не значит полностью
предопределить ответ. Вопрос задаётся в расчёте на активную позицию адресата текста,
служит побуждением к работе мысли. Его задают, чтобы услышать ответ, именно для этого,
а отнюдь не для того, чтобы подсказать его.
Что рассчитывал услышать в ответ журналист, задав вопрос таким образом:
«Специалисты заметили, что Вы стали играть разнообразнее. Так, в матче сборной против
голландского клуба в Роттердаме голы, мы читали, были забиты с Ваших передач. Это, надо
полагать, не случайность?» Ответ, который последовал, легко предугадать: «Сам за собой
замечаю, стал играть по-другому...» Или: «Ваш преподавательский опыт немал. За это время,
естественно, у Вас выработался определённый подход к студентам?» В этом вопросе уже
заключён ответ. И собеседнику остаётся либо вежливо согласиться со спрашивающим, либо
нарушить закон логического тождества, что мы и наблюдаем, когда журналист, задающий
вопрос, боится, чтобы собеседник не отступил от заранее намеченного плана беседы:
«Александр Иванович, но ведь для того, чтобы конструктор скоростных машин мог создать
столь совершенный тихоходный самолет, одного таланта, видимо, недостаточно? Наверное,
здесь понадобились и знания, и опыт, наконец, определённая смелость, чтобы отойти от
привычного «истребительного» настроя мысли?» Со всем сказанным трудно не согласиться,
и собеседник соглашается: «Чего-чего, а смелости Поликарпову было не занимать», а затем
переходит к другой теме: «И потом всё зависит от того, что понимать под словом талант»,
невольно нарушив первый закон логического мышления.
«Наставник родного языка беспрестанно имеет дело с логикой, -писал знаменитый
русский педагог К.Д. Ушинский, - и недостаток её прежде всего отражается в спутанности
понятий, а следовательно, в темноте и неправильности письменной и устной речи».9
Интуитивно подчиняясь в целом логическим законам, наша языковая практика часто создаёт
предпосылки для их нарушения. Так, наблюдая действие закона тождества на
лингвостилистическом уровне, следует выделить проблемы, связанные для редактора с
точностью словоупотребления, синонимией и полисемией (многозначностью) слова.
Имя как логическая единица, будучи языковым выражением, означающим
определённые объекты, предметы, процессы, подчиняется диктуемому этим законом
требованию ясности значения и резкости объёма. Точность словоупотребления в тексте не
может быть оценена редактором в полной мере вне этого требования.
«Когда видишь, как прекрасные алые тюльпаны продаются втридорога на базаре,
становится обидно. Ведь цветы бесценны», -пишет автор, восстановив, как видно, в своем
сознании первичное значение слова бесценный {не ценный, малоценный). Об этом
свидетельствует его утверждение, что цветы продаются втридорога, т. е. дороже, чем они
стоят на самом деле. Но дальнейшее рассуждение строится на основании обычного для
современного словоупотребления значения слова бесценный («выше всякой цены,
неоценимый»). Двоякое толкование слова привело к нарушению логического плана текста.
Точный выбор слова - залог определённости выражения мысли. В случае, когда автор
или редактор идёт сознательно, с целью достичь эффекта, на нарушение требований закона
тождества при выборе слова, он должен быть внимателен, конструируя приём, сделать для
читателя очевидным принятое им допущение. Таким приёмом может служить использование
синонимов — слов, близких по значению. Нередко в качестве синонимов в тексте выступают
слова, относящиеся друг к другу, как род к виду, или охватывающие отношения
субъективного и объективного. В условиях конкретного текста эти отступления не
147
воспринимаются как логические сбои. Но редактор должен реально представлять пределы
«свободного» использования имён в конкретном контексте.
В фельетоне «Полушубок под арестом» речь шла о трагикомической ситуации. У
артиста Москонцерта во время гастролей на Севере украли дублёнку. Похищенное нашли, но
владельцу не вернули, предложив подождать до суда: дублёнка стала «вещдоком» вещественным доказательством правонарушения. Синонимы, обозначающие этот предмет,
выстроены в тексте в следующую цепочку: сторожевого образца тулуп - дублёнка - овчинка
(без особой выделки) - шубейка - шуба - дублёный полушубок - полушубок - старая овчина злополучная овчина. Уточним по словарю значение приведённых слов. Тулуп -длинная,
обычно крытая сукном шуба, без перехвата, с высоким воротником. Дублёнка - дублёный
полушубок. Шубейка - легкая и короткая, выше колен шуба или телогрейка на меху. Шуба верхняя одежда, крытая материей. Овчина - выделанная овечья шкура и овчинка уменьшительное от «овчина».10 Ни современная речевая практика, ни условия контекста не
могут оправдать нарушения смыслового тождества в тексте: слишком далеки по значению
слова: сторожевой тулуп - шубейка - овчина. Фельетонист вышел за пределы допустимых
отклонений от требований логической строгости, и как результат - отсутствие сатирического
эффекта.
Важнейший аспект проблемы логической определённости журналистского текста борьба с использованием имён с неясным значением и нерезким объёмом. Живая мысль
всегда оригинальна и должна быть облечена в подобающую ей форму, ясную, не
вызывающую сомнений и двояких толкований, не терпящую многословия и тягучего
изложения.
Тяготение к усложнённой форме высказываний, употребление слов в общем,
приблизительном значении - серьёзная болезнь газетного языка, на симптомы которой
лингвисты указывали ещё в 20-е годы, говоря, что многословие, штампы придают газетным
публикациям лишь мнимую значительность, а на деле препятствуют ясному и точному
выражению мысли. С годами это лингвистическое явление приобрело статус явления
общественно-политического. Одним и тем же словом (мероприятие, обеспечить) стали
обозначать самые различные факты действительности. Конкретные значения подменялись
отвлечёнными {вопрос, проблема), из оттенков предпочтение отдавалось универсальным
{выдающийся, значительные), обозначения связей и взаимоотношений лишали конкретности
(соответствующие, отдельные). Лингвисты предупреждали: штампы опасны тем, что мы
перестаём логически мыслить, «штампованная фразеология закрывает нам глаза на
подлинную природу вещей и их отношений ... представляет нам вместо реальных вещей их
номенклатуру - к тому же совершенно неточную, ибо окаменевшую... Принимая ... лингвистическую формулу за живой язык, мы простое название мысли принимаем за её
содержание ... культивируемая сознательно фраза становится уже недобросовестным
приёмом» и. Но голос их услышан не был. Политизация сознания последовательно искореняла живой язык на газетных страницах.
К.И. Чуковский в конце 50-х годов писал о языке, насыщенном штампами, что это
«жаргон, созданный специально затем, чтобы прикрывать наплевательское отношение к
судьбам людей и вещей ... уводя нашу мысль от реальной жизни, этот жаргон по самому
своему существу аморален ... вся его сила, весь его синтаксический строй представляли
собой, так сказать, дымовую завесу, отлично приспособленную для сокрытия истины. Как и
всё, что связано с бюрократическим образом жизни, он был призван служить беззаконию ...
закруглённые фразы отлично баюкают совесть».12
Сегодня журналист обязан владеть живым и точным политическим языком. Новые
политические идеи отрицают иносказания, стёртые словесные клише, отслужившие свой век
и так удобно прикрывавшие двоемыслие политическое. Эта проблема выходит за рамки
чистой лингвистики, но строгие и непреложные законы логики должны помочь редактору
преодолеть гипноз округлой, универсальной и, на первый взгляд, бесспорной формулировки.
Второй закон логического мышления называется законом противоречия: не
148
могут быть одновременно истинными противоположные мысли об одном и том же
предмете, взятом в одно и то же время и в одном и том же отношении. Этот закон
известен со времён Аристотеля, сформулировавшего его так: невозможно, чтобы
противоположные утверждения были вместе истинными. Причиной допущенных
противоречий могут быть недисциплинированность, сбивчивость мышления, недостаточная
осведомлённость, наконец, разного рода субъективные причины и намерения автора.
Закон противоречия имеет силу во всех областях знания и практики. Нарушения его
обычно вызывают самую непосредственную и резкую реакцию читателей. Не случайно их
часто приводят в юмористических рубриках, где собраны различные курьёзы изложения:
Порадовал Кипиани, который не только помогал обороне и организовывал атаки
своей команды, но и мастерски завершал их. Дважды после его ударов мяч попадал в
штангу. Мы надеемся, что такой уровень игры он сумеет сохранить и выступая за сборную...
Раннее утро. Начинают просыпаться после ночной службы пограничники...
Несмотря на то что комиссия не работает, никто её работы не контролирует...
И сейчас, уйдя на заслуженный отдых, ветеран продолжает работать на предприятии.
Нарушения второго закона логики в этих фразах столь очевидны, что нет
необходимости «свёртывать» суждения и подвергать их логическому анализу. Читатель
фиксирует противоречия между высказываниями, между высказываниями и своими
представлениями о затекстовой действительности, не затратив на это дополнительных
усилий. Контактные противоречия в
пределах одной фразы или во фразах, соседствующих друг с другом, обнаружить
нетрудно, но противоречия дистантные, отделённые друг от друга значительными по
объёму участками текста, часто проходят мимо внимания редактора.
«Жизнь А. Скафтымова прошла в одном городе», - утверждает автор журнальной
статьи, но уже в следующей фразе противоречит себе: «Уроженец села Столыпино
Вольского уезда Саратовской губернии, с детских лет питавший чувство уважения к
знаниям, труду, людям труда, здоровому, непритязательному быту; воспитанник
Варшавского университета, куда он поступил, круто порвав с домашними планами ... больше
тридцати лет он стоял за кафедрой Саратовского университета и педагогического
института». Оказывается, не в одном городе, а в двух, да ещё и в селе Столыпино жил
Скафтымов. Но и это ещё не всё. На следующей странице читаем: «Получив в 1913 году
диплом Варшавского университета, двадцатитрёхлетний учитель словесности Астраханской
и Саратовской гимназий, он не растерял среди монотонных провинциальных педагогических
будней влечение к научному творчеству». Выясняется, что к Варшаве и Саратову следует
прибавить ещё и Астрахань. В этом тексте противоречия заметить уже труднее.
Чтобы обнаружить так называемые неявные противоречия, редактору недостаточно
просто сопоставить высказывания, от него требуются дополнительные мыслительные
операции. Приведем элементарные примеры, где следует провести подсчёт, чтобы выявить
противоречия.
С 15 декабря будет организована здесь продажа новогодних елок. Около двух тысяч
штук поступит их в магазин, это на три тысячи больше прошлогоднего.
Войнич скончалась в Нью-Йорке в возрасте 95 лет, немного не дожив до столетия со
дня смерти своего знаменитого отца математика Джорджа Буля.
Мимо внимания редактора не могут пройти даже неполные противоречия.
Малейшая логическая неточность в тексте должна быть им замечена. Когда, рисуя сценку
городской жизни, журналист пишет: «В самом центре города ... ещё и сегодня можно
услышать заунывные звуки шарманки. Её ручку усердно накручивает бородатый старик в
картузе...», и на следующей странице сообщает: «Говорят, что шарманок в Аргентине сейчас
осталось всего четыре», редактор вправе задуматься о правдоподобии этой сценки и её
типичности.
Если с точки зрения логики проанализировать некоторые приёмы изложения,
нарушения закона противоречия можно обнаружить и здесь. Когда мы говорим читателю:
149
«Мне нечего сказать о голосе Татьяны Синицыной», разговор, казалось бы, должен на этом
закончиться. Действительно, стоит ли его вести, если сказать нечего? Тем не менее автор
очерка «проникаясь чувствами» не только продолжает свой рассказ, но и характеризует
голос певицы довольно подробно: «...сказать о силе голоса (которую, кстати сказать, певице
приходится сдерживать, петь вполголоса, чтобы не нарушить эстетическое чувство меры), о
его диапазоне, о неповторимом тембре...» Налицо нарушение второго закона логического
мышления.
В постоянном логическом контроле нуждаются, в частности, приёмы газетного
репортажа, которые в силу своей традиционности часто формализуются настолько, что
пишущий забывает о том, что их следует соотнести с действительностью. «Начать наш
репортаж мы хотели с «экскурсии» по Олимпийской деревне, по завтрашним «деревенским»
улицам. Но потом подумали, что вряд ли в этом есть необходимость», - так попытался
репортёр отойти от штампованного приёма, но вскоре всё-таки оказался на строительстве.
«Стоишь у подножия стройных, элегантных домов, то бело-голубых, то бело-вишнёвых.
Пробираешься, уступая дорогу машинам, к необычных форм зданиям культурного центра.
Бродишь по пустым и гулким пока залам бытового комплекса...» -сообщает он читателю.
«Не знаешь - не пиши!» - с такой надписью вернул однажды В. Овечкин автору на
переделку заметку, которая начиналась словами: «Не знаю...»13
Нарушения закона противоречия в текстах, содержащих практические рекомендации,
особенно опасны. Когда в брошюре, адресованной лектору, утверждается: «Чтобы слово
достигало эмоционального воздействия, оно само должно быть страстным, гневным,
проникнутым чувством», и на той же самой странице пишется:
«Пусть манера разговаривать со слушателями будет не броской. В основе успеха
оратора - деловитость ... поэтому говорящий суховато преуспевает всё же больше, нежели
тот, кто говорит образно, эмоционально-приподнято...» Которому из этих двух советов
должен следовать лектор? Такая книга — плохой помощник.
Редактор должен провести тщательный анализ текста в целом, чтобы выделить
противоположные по мысли пары высказываний, выявить и сформулировать противоречия.
Знание закона противоречия нужно редактору не только для оценки чужого материала.
Требуя от автора непротиворечивости суждений, он в своих рекомендациях обязан строго
следовать этому закону, помня о том, что анализ не допускает логической противоречивости.
Третий закон логического мышления — закон исключённого третьего — гласит:
из двух противоречащих высказываний в одно и то же время, в одном и том же отношении одно непременно истинно. Третьего не дано. Аристотель формулировал этот закон
так: не может быть ничего посредине между двумя противоречащими суждениями.
Третий закон обеспечивает связность, непротиворечивость мысли, служит
основанием для выбора истинного суждения.
Точность подбора противоречащих высказываний, чёткость их формулировки,
конструктивная ясность текста делают очевидным действие этого закона, способствуют
логической определённости изложения, позволяют достичь последовательности развития
мысли.
Непременное условие соблюдения третьего закона логики -сопоставляемые
высказывания должны быть действительно противоречивыми, т. е. такими, между которыми
нет и не может быть среднего, третьего, промежуточного понятия. Они должны исключать
друг друга. Когда автор очерка о лётчике пишет: «Человек на земле может быть и мягким, и
деликатным, а в полёте - собранным, волевым», он нарушает этот закон. Перечисляемые
качества характера не исключают друг друга. Уязвимо с позиций логики и следующее
суждение, адресованное молодым журналистам: «Журналист в результате своего
«расследования» явлений жизни выступает либо в поддержку всего нового, передового,
прогрессивного ... либо непримиримым борцом со всем отжившим, со всеми социальными
болячками...» Противопоставление в данном случае явно не состоялось.
Формулировка альтернативы - приём, присущий энергичной манере изложения:
150
мысль требует ясности формы, сам приём -точности исполнения. В дискуссионных
материалах, в острых интервью это проявляется особенно отчётливо. Так, задав однажды
ведущему популярной в начале 90-х годов передачи «600 секунд» А. Невзорову вопрос:
какой он человек - добрый или злой? — тележурналист явно рассчитывал получить
однозначный ответ. Однако такой ход. беседы не устраивал Невзорова, и он легко ушёл от
ответа: «Опять-таки очень абстрактное представление — добрый или злой. Вот Пожарский с
Вашей точки зрения, добрый или злой?» В чём просчёт задававшего вопрос? Понятия
«добрый» и «злой» с позиций строгой логики не являются противоречащими, они не
исключают полностью друг друга. В определённых условиях между ними возможно
существование некоего третьего понятия. Этим и пользуется Невзоров, переводя разговор на
оценку известной всем личности Пожарского и собираясь, видимо, сообщить сведения,
которые позволят выявить промежуточное звено между понятиями «добрый» и «злой»,
чтобы доказать несостоятельность предъявленной ему альтернативы. Беседа изменила своё
русло.
Третий закон логического мышления важен для редактора и как инструмент при
профессиональной оценке текста: отвергая один вариант текста, принимая другой, редактор
опирается на этот закон.
Четвёртый закон логического мышления — закон достаточного основания —
требует, чтобы всякая истинная мысль была обоснована другими мыслями, истинность которых доказана. Соблюдением этого закона достигается обоснованность
мышления, обязательное условие мышления правильного. Логика высказываний считает
обоснованность мышления общим методологическим требованием и рассматривает ряд
законов, обеспечивающих его выполнение (закон двойного отрицания, тавтологии,
симплификации, конъюнкции и др.)
В любом рассуждении наши мысли должны быть внутренне связаны друг с другом,
вытекать одна из другой, обосновывать одна другую. Истинность суждений должна быть
подтверждена надёжными доказательствами. Четвёртый закон формулирует это требование в
наиболее общем виде. Достаточность основания истинности суждений в каждом конкретном
случае - предмет рассмотрения специальных наук, логическая обоснованность -необходимое
качество каждого журналистского выступления.
Именно обоснованности суждений недостаёт газетной рецензии на книгу И.
Долгополова «Рассказы о художниках». Отрывок из этой рецензии мы приводим ниже:
Тот, кто читает журнал «Огонёк», не может не обратить внимания на серию статей,
посвященных творчеству художников. Многие из этих статей - точнее рассказов принадлежат Игорю Долгополову. Разумеется, любой такой рассказ должен нести в себе ту
дозу информации, без которой нет документального рассказа, а тем более - статьи. То, что
пишет И. Долгополов, - это, скорее всего, именно рассказы. То есть необходимая информация сочетается с формой подачи её. А эта форма более всего напоминает рассказ.
Поэтому совершенно правомерно, что тридцать рассказов И. Долгополова оказались
под одним красивым тёмно-зелёным переплётом. И название книги «Рассказы о
художниках» - соответствует содержанию её.
В этом отрывке из 28 газетных строк логических неточностей много. В частности,
автору следует задать вопрос: в чём же он усматривает правомерность того, что тридцать
рассказов Долгополова оказались под одним тёмно-зелёным переплётом? И потому, что
ответить на этот вопрос нетрудно, ещё более досадна небрежность изложения, затемняющая
совсем не сложную мысль и запутывающая читателя.
Причиной недоказательности изложения могут быть не только поверхностность
знаний и небрежность формулировок, но и автоматизм мышления, когда, например,
журналист прибегает к привычным и, казалось бы, проверенным схемам типа «раньше теперь». Обыденное сознание часто мешает пишущему вникнуть в суть явления, вскрыть
причины происходящего. Иллюзия полной очевидности для журналиста всегда опасна. Но
особенно опасна всякая попытка подогнать факты под некую схему, какой бы «надежной»
151
она ни представлялась. Насилие над материалом неизбежно проявит себя/
Мы редко встречаемся со случайным нарушением законов правильного мышления.
Гораздо чаще логическая ошибка свидетельствует о неумении дисциплинированно мыслить,
и каждый логический дефект должен служить для редактора сигналом, чтобы усилить
контроль за развёртыванием мысли в тексте. Это в равной мере справедливо для
журналистской публикации любого жанра.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Какое значение для литературной практики журналиста и редактора имеет
знание логики?
2. Как Вы толкуете понятие «логическая культура редактора»?
3. Какие мыслительные операции проводятся в ходе анализа текста?
4. В чём состоит операция логического свёртывания высказываний?
5. Какие качества правильного мышления обеспечиваются соблюдением
основных законов логики?
6. Приведите формулировку основных законов логического мышления.
7. Как логически правильно построить ответ на заданный Вам вопрос?
8. Как
проявляется
в
тексте
действие
закона
тождества
на
лингвостилистическом уровне?
9. Охарактеризуйте различные виды противоречий, возникающие в тексте при
нарушении закона противоречия.
10. На основании какого закона логики строится альтернатива в
публицистическом тексте?
11. Укажите типичные случаи нарушения в тексте закона достаточного
основания.
Лекция 19.
Выявление и устранение смысловых ошибок
ПЛАН
1. Смысловые ошибки, возникающие в результате использования суждений,
допускающих различные толкования или нежелательные ассоциации.
2. Смысловые ошибки как следствие логических или стилистических ошибок.
3. Основные причины смысловых ошибок: пропуск смыслового звена в
объявлении, неточность в употреблении слова, слова, вызывающие нежелательные
ассоциации, смешение прямого и переносного значения слова, неправильное
использование фразеологических сочетаний, неверный порядок слов в предложении.
Остановимся на вопросе о том, влияет ли композиционная часть на состав лексики в
научном произведении. Монография и статья («малый» жанр – жанр реферата, естественно,
исключен из обследования) обычно состоят из трех основных частей – введения, основной
части и выводов (заключения). Во введении, как правило, мотивируется выбор темы, дается
ее общее толкование или излагается авторская точка зрения, приводится история вопроса.
В выводах подводится итог изложенного, подчеркиваются главные мысли работы.
Введение и выводы непосредственно связываются с основной частью.
Анализ показал, что определенное различие по композиционным частям в
употреблении тех или иных пластов лексики имеется: в выводах больше терминов,
чем во введении, и соответственно меньше общеупотребительной и общенаучной лексики.
Однако различие по композиционным частям не так ярко выражено, как различие по
жанрам: число терминов увеличивается на ~ 10% ( а разница между жанрами составляла ~
15%), число же общеупотребительной лексики увеличивается всего на ~4%.
Наибольшее расхождение наблюдается при употреблении общенаучной лексики: в
152
выводах общенаучных слов нетерминологического характера почти в два раза меньше,
чем во введении.
Доверительные интервалы средних величин в отношении этих лексических пластов
показывают, что данные по терминологической и общеупотребительной лексике
«перекрещиваются», т.е. влияние композиционной части научного произведения на эти
лексические единицы не существенно. Видимо, следует говорить лишь об общей
тенденции к увеличению терминов в выводах. По употреблению же общенаучной лексики
есть расхождения в данных, что объясняется назначением и задачами различных
композиционных частей научного произведения. Цель введения — познакомить читателя с
историей или существом вопроса, развернутое изложение и конкретизация которого
составляют содержание работы. Отсюда во введении используется большее, чем в
выводах и основной части, число общеупотребительных слов и общенаучной лексики
нетерминологического характера.
Приведем примеры.
«В настоящее время наметилась устойчивая тенденция к увеличению размеров и
мощностей энергетических реакторов. Эти количественные изменения потребовали
качественно нового подхода к управлению реактором как к объекту с
распределенными параметрами (в частности, все современные реакторы оснащаются
системами внутриреакторного контроля). В статье дан систематизированный обзор
многочисленных работ по пространственной динамике нейтронного поля реактора» (из
введения). – «Таким образом, предложена методика анализа устойчивости системы
регулирования распределения мощности в активной зоне, которая распространена на
случай, когда интегральная мощность реактора стабилизируется специальным
быстродействующим регулятором... Быстродействующий регулятор интегральной
мощности оказывает сильное стабилизирующее влияние на систему регулирования
распределения мощности» (из выводов).
В ряде случаев наблюдается необычное распределение терминов в выводах и во
введении: во введении их больше, чем в выводах. Большее число терминов во введении к
некоторым работам, чем в выводах, можно объяснить тем, что авторы статей (а выборки
были взяты именно из статей) во введении излагают суть проблемы, теорию, в самой же
работе описан эксперимент. Поэтому именно во введении даны формулы, графики,
изложена теория, что, естественно, требует использования большого числа терминов. В
выводах же подобных статей часто говорится о практической ценности полученных
результатов, указываются причины данного явления и т.д. Это общие проблемы и для их
изложения требуется меньшее число терминов.
Приведем примеры:
«Из уравнения (2), устанавливающего связь между давлением насыщения,
перегревом теплоотдающей поверхности и масштабом микрогеометрии поверхности,
можно найти давление насыщения, соответствующее началу устойчивого кипения при
заданном перегреве теплоотдающей поверхности, для различных жидкостей, кипящих на
одинаковых поверхностях теплообмена» (из введения). «3. Большинство работ по
теплообмену в процессе кипения щелочных Металлов выполнено при низких давлениях,
где возможно существование неустойчивого режима кипения. Это обстоятельство является
одной из основных причин значительного разброса экспериментальных данных,
приведенных в работах различных авторов. 4. Профиль температуры в кипящей воде в
безразмерных координатах может быть описан единой зависимостью...» (из выводов).
Чтобы определить влияние способа изложения (описание, повествование,
рассуждение) на лексический состав научного текста, были обследованы тексты из
монографии «Гидравлика СУЗ ядерных реакторов», журналов «Атомная энергия» и
сборника «Вопросы теплофизики ядерных реакторов». Общий объем выборок по каждому
153
из способов изложения составил 500 знаменательных слов, объем минимальной выборки –
50 знаменательных слов. Из подсчетов исключались цифры, формулы, символы, таблицы,
рисунки, имена собственные, номенклатуры. Слова, соединенные дефисом, принимались за
одно слово, так же как и аббревиатуры. Подписи под рисунками и заглавия не
обследовались. Для обследования брались лишь те части текста, в которых способ
изложения представлен в «чистом» виде.
Как показывают данные, влияние способа изложения на лексический состав научной
прозы несущественно1. Объясняется это, видимо, характером исследуемого материала. В
монографии много терминов, так как здесь описываются различные механизмы, приборы,
применяемые в ядерных реакторах, с перечислением деталей, из которых состоит
механизм. Например:
«В (188) описан реечный привод для судового кипящего реактора. Регулирующий
стержень перемещается посредством электродвигателя через электромагнитную муфту,
червячную и зубчатую передачи с шестерней, которая находится в зацеплении с рейкой,
соединенной с регулирующим стержнем»; «привод помещен в корпус 5, включает трубу
6, образующую вместе с регулирующим стержнем 7 и головкой стержня гидроцилиндр
с двумя рабочими полостями».
В статьях, которые часто представляют собой отчет об экспериментальной работе с
описанием экспериментальной установки, ее конструкции и принципа действия (именно
этот тип описания преобладает), тоже достаточное число терминов. Например:
«Возбуждение минерала осуществляется генератором ультразвуковых колебаний.
Оптическая часть установки — скамья ... и длиннофокусный телеобъектив. Источником
света служит лампа… Для измерения давления газов используется образцовый
манометр».
В описании физических свойств материалов терминов меньше, преобладает здесь
общенаучная и общеупотребительная лексика:
«Расплав обладает хорошей жидкотекучестью и довольно полно сливается из
тигля при его наклоне. Слиток свободно извлекается из стальной изложницы. Сплав
весьма хрупок, в изломе имеет серебристо-белый цвет. Брикеты двуокиси в процессе
вскрытия сохраняют свою форму...».
При повествовательном способе изложения, когда речь идет о сведениях
исторического характера, терминов используется еще меньше.
Однако большинство обследованных повествовательных текстов иного
характера – в них сообщается о ходе научных экспериментов. Процент терминов здесь
очень высок. Например:
«Зонды использовались для измерения пространственного распространения полей и
для фазовых измерений. В последнем случае применялась измерительная линия, на
которую через развязывающие аттенюаторы поступал сигнал с измерительного зонда и
опорный сигнал с петли... Вдоль щели измерительной линии перемещался зонд, сигнал с
которого через детектор поступал в осциллограф. Этот сигнал фотографировался...».
Следовательно, в научных описательных и повествовательных текстах лексический
состав примерно одинаков.
Что же касается текстов-рассуждений, то, хотя в исследованных работах
расхождения по сравнению с описанием и повествованием и не велики, все же вывод этот
требует проверки и уточнения на более обширном материале, так как отклонения
выборочной частоты от средней оказались весьма значительными.
1
Способ изложения, однако, весьма существенно влияет на отбор и особенности употребления
морфологических единиц в научном тексте. Об этом свидетельствуют данные исследований М.Н. Кожиной,
касающиеся частоты употребления разных временных форм глагола. (См.: Кожина М.Н. О речевой системности научного стиля сравнительно с некоторыми другими. Пермь, 1972, с. 211.)
154
Рассуждения в математическом тексте предельно терминированы. Например:
«Решая уравнение установившегося движения жидкости в концентрической
щели с движущейся стенкой и используя уравнение неразрывности (3,1), получим
следующее выражение для перепада давления в щели.
Полагая, что сила воздействия потока жидкости на удлиненное цилиндрическое
тело в канале складывается из касательной силы, равной произведению касательного
напряжения на площадь боковой поверхности тела, и нормальной (силы, равной
произведению перепада давления в щели на площадь торца тела..., получим следующее
выражение силы динамического воздействия жидкости на тело...».
Если же рассуждение представляет собой осмысление результатов эксперимента,
то число терминов снижается за счет общенаучной лексики. Например:
«В принципе наличие водной фазы может оказывать влияние на радиолиз системы;
либо благодаря – устранению вещества из органической фазы, либо за счет экстракции
ДБФ в водную фазу, где его молекулы подвергаются воздействию активных
промежуточных продуктов радиолиза воды. Первая причина не может быть
существенной... Вторая из указанных причин является более приемлемой».
Различен процент терминологической, общенаучной и общеупотребительной лексики
и в различных элементах научно-справочного аппарата (в прикнижной аннотации,
предисловии, в именном и предметном указателях и т.д.).
Прикнижная аннотация к научной книге отличается высокой тер-минированностью.
Например: «В настоящей книге изложены логико-математические основы общей теории
синтеза логических схем дискретных (цифровых) автоматов с учетом простейших
соображений надежности… В ней рассматриваются также общие принципы блочного
синтеза автоматов с микропрограммным управлением. Книга рассчитана на широкий круг
специалистов (прежде всего математиков и инженеров), интересующихся проблемами
логического синтеза электронных цифровых машин»1.
В предисловии, призванном освещать такие вопросы, как основные задачи работы,
ее отличительные особенности и главнейшие разделы, характер построения и изложения
материала, широко представлены общеупотребительные термины и меньше — узкоспециальные.
В таком важнейшем элементе аппарата научной книги, повышающем научную и
справочную ценность издания, как указатели, представляющие собой аналитическое
содержание книги, процент терминологической лексики велик. В предметном указателе,
задача которого — представить все основные понятия данной книги, термины занимают
основное место в лексическом составе. Так, в приводимом примере их более половины.
Таким образом, полученные результаты исследования лексики научного
произведения показали высокую сходимость результатов по частотности употребления
терминов в разных композиционных частях научного произведения (в ряде случаев даже
большее число терминов во введении, а не в выводах), а также очень высокую
сходимость результатов по частотности употребления тех или иных пластов лексики в
текстах, различающихся по способу изложения.
Полученные результаты свидетельствуют, что такие экстралингвистические факторы, как
«композиционные части работы» и «способ изложения», не оказывают существенного
влияния на лексический состав научного произведения, а такой экстралингвистический
фактор, как «жанр», оказывает весьма существенное влияние на отбор лексики в
научном тексте.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1
Глушков В.М. Синтез цифровых автоматов. М., 1962.
155
1. Каковы основные типы смысловых ошибок?
2. Какие Вы знаете причины возникновения смысловых ошибок?
3. Приведите примеры различных видов смысловых ошибок и способы их
исправления.
Лекция 20.
Работа над композицией авторского материала
ПЛАН
1.
Работа над композиционном построением как важнейшая составная часть
редактирования рукописи.
2.
Выбор композиционного построения текста в зависимости от замысла
автора, назначения произведения, его содержания и жанра.
3.
Осмысление редактором текста как единого целого, составление плана,
установление саморазмеренности отдельных частей.
4.
Проверка избранной автором последовательности изложения.
5.
Введение рубрикации для более четкого членения текста. Проверка и
установление редактором правильности разделения теста на абзацы.
6.
Задачи редактора по устранению погрешностей и штампов в
композиционном построении текста.
С чего следует начинать редактирование рукописи? Ответ на этот вопрос
определяется многими причинами: содержанием и целью материала, читательским адресом,
наконец, индивидуальной методикой редактора. И тем не менее, когда редактор начинает
работу с устранения недочётов языка и стиля, подчёркивает их в тексте, предлагает автору
сразу же внести исправления, можно с уверенностью сказать, что это редактор
неискушённый. Часто весь его кропотливый труд оказывается напрасным, так как при более
внимательном рассмотрении рукописи в ней обнаруживаются серьёзные конструктивные
просчёты и после их исправления лексико-стилистическую правку приходится делать
заново. Стилистические особенности произведения не существуют сами по себе, и, оценивая
его литературную форму, мы должны рассматривать её как композиционно-стилистическое
единство. Целостность текста - одна из ведущих его характеристик - во многом зависит от
работы редактора над композицией авторского произведения.
Совершенствование конструкции литературного произведения - существенный и
обычно первый этап его редактирования. Только убедившись в том, что произведение
«построено», можно переходить к работе над частностями, к шлифовке языка и стиля.
Построение литературного произведения определяется общими законами композиции в той
же мере, в какой подчиняются им произведения других видов искусства. Предлагая свои
решения частных композиционных задач, живопись, архитектура, музыка стремятся к
созданию целостного произведения, в композиции которого воплощается его внутренняя
специфика и отражаются многоплановые связи с действительностью.
Не случайно на один из центральных вопросов теории композиции: что является
определяющим в процессе конструирования произведения - разработка отдельных элементов
или разработка связей, в результате которых возникает целое и его элементы, -представители
разных родов творчества отвечают по-разному. Художник В.А. Фаворский утверждал:
«Добиваясь цельности, я необходимо должен понять действительность в членении её на
части, предметы и вещи, и понять отношение их друг к другу».1 Режиссёр кино С.
Эйзенштейн считал, что задача композиции - «устанавливать закономерные связи и скрепы
между отдельными частями произведения, отдельными его эпизодами и отдельными
элементами внутри эпизодов».2 Очевидно, что эта разница в трактовке целей композиции
предопределена различием в способе реконструкции действительности живописью статичным видом искусства, и кино - видом искусства, само название которого происходит
156
от слова «cinema» - движение.
Правила построения литературного произведения известны с глубокой древности.
Цицерон, говоря о том, что пытаться изложить письменно свои мысли, не умея их ни
расположить, ни ясно выразить, ни увлечь читателя приятным слогом, может только человек,
злоупотребляющий своим временем и писанием, на первое место ставил умение
расположить свои мысли. Последовательность частей должна быть мотивированной, части соразмерными, а приёмы композиции определяться содержанием и характером
произведения. Прочность его конструкции достигается чётким выделением центральной
проблемы, умением отобрать необходимое и отказаться от всего лишнего, гармоничностью
сочетания частей. Композиционная полнота, необходимость и единство - требования, общие
для построения всех литературных произведений независимо от их вида и жанра. В полной
мере эти требования распространяются на произведения журналистские.
Современная филология знает две трактовки термина «композиция» литературоведческую и лингвистическую - и соответственно два подхода к определению
задач композиции. Литературоведение толкует композицию широко как этап творческого
процесса, лингвистика понимает её как сочетание лингвистических единиц, составляющих
речевое произведение, определяя жанр как относительно устойчивую композиционноречевую схему. «Стилистика речи должна включать в себя ... учение о композиционных
системах основных жанров или конструктивных разновидностях общественной речи»,3 писал академик В.В. Виноградов. Изучение композиции - одно из развивающихся
направлений стилистики. Обе трактовки термина «композиция» - и литературоведческая и
лингвистическая - плодотворны при теоретическом осмыслении задач редактора и
открывают путь для его практических действий над текстом.
Принято различать композицию художественного произведения, в основе которого
лежит сюжет, и композицию произведения, не относящегося к литературе художественной, в
основе которого лежит план, т. е. поэтический образ в первом случае, логическое построение
- во втором. Композиция информационных публикаций преследует цель - сообщить
информацию, точно передать факты, используя для этого выработанные практикой
стереотипы построения. Понятие «композиция» шире понятия «сюжет», и лишь изучение
композиции позволяет оценить авторский замысел во всём его своеобразии и сложности,
помогает выяснить роль различных вне сюжетных включений - лирических отступлений,
различных композиционных рамок и других авторских приёмов.
Как известно, первое знакомство читателей с романом М.Ю. Лермонтова «Герой
нашего времени» произошло по журнальным публикациям. Причём последовательность, в
которой излагались события, была не той, какую мы видим сейчас в романе. Готовя
отдельное издание, Лермонтов нашёл способ так связать повести между собой, что они
раскрыли историю характера его героя. Три повести: «Тамань», «Княжна Мэри» и
«Фаталист» - составили журнал Печорина, а повести «Бэла» и «Максим Максимыч»,
включившая в себя краткое предисловие к журналу, были поставлены в начало книги. И
вскоре после выхода в свет первого издания «Героя нашего времени» В.Г. Белинский писал:
«Роман г. Лермонтова проникнут единством мысли, и потому, несмотря на его
эпизодическую отрывочность, его нельзя читать не в том порядке, в каком расположил его
сам автор: иначе вы прочтёте две превосходные повести и несколько превосходных рассказов, но романа не будете знать. Тут нет ни страницы, ни слова, ни черты, которые были
бы наброшены случайно: тут всё выходит из одной главной идеи и всё в неё возвращается».1
Чтобы из отдельных повестей получилось новое произведение, Лермонтов не написал
ничего нового. Он ограничился минимумом: точно расположил материал, сделал небольшие
связки, убрал несколько фраз, т. е. проделал редакторскую по своей сути работу.5
Чем сложнее по замыслу произведение, тем обычно сложнее его композиция,
отражающая различные сдвиги во времени, вводящая рассказ от лица разных героев.
Чёткость построения -необходимое требование к произведениям публицистики. Искусство
публициста подразумевает как обязательное условие продуманность композиции, умение
157
организовать изложение.
АНАЛИЗ СТРУКТУРЫ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Любое построение всегда предполагает наличие частей, которые следует расположить
определённым образом. Не случайно в литературоведении наравне с термином
«композиция» часто употребляют термин «архитектоника», а работу писателя сравнивают с
работой архитектора. ВТ. Белинский писал о «Герое нашего времени», что Лермонтов
«является здесь опытным, гениальным архитектором, который умеет так согласить между собою части издания, что ни одна подробность в украшениях не кажется лишнею, но кажется
необходимою и даже важною с самыми существенными частями здания...»6 Термины
«конструкция», «конструирование», «прочность» часто употребляют, когда речь заходит о
практических приёмах литературной работы.
Материалы массовой информации, как правило, невелики по объёму. Вся публикация
обычно находится перед нашими глазами, и целостность текста должна быть очевидной.
«Величина конструкции должна определять законы конструкции.., - писал, исследуя малые
литературные жанры, Ю. Тынянов. - Расчёт на большую форму не тот, что на малую, каждая
деталь, каждый поэтический приём в зависимости от величины конструкции имеет разную
функцию, обладает разной силой, на него ложится разная нагрузка».7 Работа над малым
жанром отнюдь не проще, чем над многостраничным произведением. Не случайны советы
мастеров слова молодым авторам - начинать с небольших рассказов.
Специфика литературной формы материалов массовой информации выдвигает перед
редактором серию специальных проблем при работе над композицией и делает более
жёсткими требования, предъявляемые к построению этих материалов. «Вещь нужно конструировать прочно, - писал М. Кольцов, - чтобы, прочитав её, читатель разглядел бы вблизи
и увидел, где начало, где конец, как именно этот абзац, который вовсе здесь как будто не
нужен, перекликается с другим абзацем в конце. Особенно на той короткой площадке,
которая даётся обыкновенно для очерка в газете и в журнале. Нужно рассчитать свои силы и
сделать какую-то конструкцию, которая держалась бы, и прочно держалась».8
Границы частей авторского материала должны быть точно определены, а структура выверена. Деление текста на части -процесс далеко не механический. В книге о своей работе,
написанной редактором Кл. Рождественской, рассказан такой случай. В редакцию поступила
повесть без разбивки на главы. Читать её было трудно. Трудно было следить за мыслью
автора, вех на этом пути для читателя поставлено не было. Автору предложили разделить
повесть на главы. Он сделал это чисто механически -рассёк текст на куски по 10-12 страниц.
И вот весёлая картинка завершила главу с трагическим эпизодом. Сцены разной тематической направленности были втиснуты в случайные клетки-главы. Читать повесть стало ещё
труднее.9
Стремление количественно уравнять части всегда приносит только вред, причём
подобные случаи не так уж редки в нашей практике. На газетной полосе сплошной текст
выглядит скучным, поэтому часто его на последней стадии подготовки номера искусственно
разрывают. Ущерб, который этим наносится, тем более ощутим, что необходимость
выделить части текста более крупные, чем абзац, возникает обычно тогда, когда материал не
только значителен по объёму, но и сложен по содержанию. К выделению единиц структуры
можно подойти на основании различных принципов (содержательного, логического,
ориентированного на психологию читателя, учитывающего способы внешнего оформления
структурных единиц). Каждый из этих принципов для редактора существен.
В условиях газетной полосы в качестве структурных единиц выступают материалы,
объединённые названиями рубрик, шапками, общими заголовками, части публикаций,
снабжённые подзаголовками, части текста, набранные другим шрифтом, выделенные
линейками или другими средствами оформления. Роль зрительных сигналов в небольшом по
объёму материале особенно ответственна: они привлекают внимание, облегчают
ориентировку в тексте, выявляют приёмы его организации, подчёркивают целостность
158
конструкции.
Точное расположение частей помогает повысить информативность материалов,
увеличить их познавательную ценность, эмоциональное воздействие, исключает
искусственные связки, упрощает работу над переходами.
Укажем типичные недостатки композиции журналистского материала, с которыми
редактору приходится сталкиваться особенно часто:
• отход от темы;
• неудачно выбранный принцип расположения частей;
• неоправданное нарушение последовательности изложения;
• несоразмерность частей;
• неудачные композиционные приемы;
• непрочность связей между частями;
• нечёткость композиционных рамок (неудачный заголовок, начало, концовка).
ОЦЕНКА ПРИЁМОВ КОМПОЗИЦИИ
Многообразие приёмов композиции практически безгранично. Однако мы вправе
говорить о двух возможных подходах к выбору этих приёмов - логическом и образном.
Так, работая над информационной заметкой, редактор должен отдавать себе отчёт в
том, что арсенал средств эмоционального воздействия, к которому он вправе прибегнуть,
ограничен. Его задача - направить мысль читателя по верному пути, прежде всего
средствами логики помочь ему воспринять новость, сообщаемую в заметке, точно, адекватно
извлечь содержащуюся в тексте информацию. Практикой закреплены схемы построения
коротких информационных заметок, фиксирующие смысловые отношения между их частями
и последовательность этих частей. Приведём несколько наиболее часто встречающихся схем.
( Событие уже свершившееся, завершённое. Рассказ о том, как происходило событие.
Указания на подробности. Значение события (практический смысл, перспективы).)
Событие, уже свершившееся, завершённое. Характеристика этого события (описание
явления, служащего предметом заметки). Значение события (практический смысл,
перспективы).
Событие, происходящее в определённый момент. Конкретизация фактов, описание
деталей. Значение события, перспективы, перечисление конкретных мер, принимаемых в
данный момент.
Следование этим композиционным схемам способствует передаче информации в её
наиболее «чистом» виде. Отход от них вносит в текст дополнительные смысловые акценты,
которые должны быть мотивированы. Их необходимо учитывать при литературной
обработке текста.
Редактору следует не только знать стереотипы, но и уметь применить их. Уже один из
первых исследователей языка наших газет Г.О. Винокур предупреждал об опасности,
обусловленной механическим характером газетной речи, о примитивности логического
мышления.
Автор информационной публикации, как правило, прямо не проявляет себя.
Напротив, приёмы, которыми он пользуется, подчёркнуто нейтральны. Факты должны
говорить за себя сами. Проявление авторской позиции, личного к ним отношения влечёт усложнение композиции.
В публицистике эффект выразительности достигается трансформацией линейной
последовательности - реальной или логической. «...Твардовский долго сокрушался, - пишет в
своих воспоминаниях В. Лакшин, - что Сац [сотрудник редакции «Нового мира». - К.Н.]
испортил, редактируя, вещь Горбатова («Годы и войны»). Зачем он выпрямил в
хронологической последовательности? Мне плакать хочется, какая вещь испорчена. Ведь
Горбатов интуитивно сделал художественно. Сначала круто взял -тюрьма, лагерь, а потом на
покосе, где есть место подумать, припомнил детство, гражданскую войну...»10 В
произведениях аналитических и художественно-публицистических жанров мы обнаруживаем часто сложнейшие переплетения логических и образных приёмов построения.
159
Одна из последних журналистских работ писателя В. Липатова - очерк «Три письма» была опубликована в газете под рубрикой «Мир современника». Заголовок предельно прост,
он точно соответствует содержанию и структуре очерка. Это действительно три письма,
написанные ландшафтным инженером Геннадием Самсоновым разным людям по различным
поводам. В конце публикации - приписка: «Письма Г.Н. Самсонова значительно сократил и
немного подредактировал Виль Липатов». Так в текст включена подпись автора очерка.
Вместе с короткой вводкой «от редакции» эта концовка образует" композиционную рамку,
подчёркивающую достоверность писем. Правда, Липатов не упоминает о том, что он не
только подсократил, но ещё и расположил письма Геннадия Самсонова в определенном,
заметим, отнюдь не хронологическом, порядке. Первое письмо говорит о жизни героя за
довольно долгий период - от окончания школы до последнего времени, второе - рассказ о его
профессии, третье - о заботах сегодняшнего дня. Конструктивная автономность частей
(каждая из них - законченное письмо) помогает создать впечатление более широкого охвата
действительности, нежели последовательный, связный рассказ. Три письма - три части
очерка, границы которых обозначены в тексте подзаголовками, традиционными для формы
письма обращениями к адресатам, и подписью, которой принято заканчивать письма. Этот
приём проясняет для читателя внешнюю форму текста. Сравним подзаголовки-обращения
разных частей очерка: «Валерий, дружище, привет!», «Добрый день, Кирилл Иванович!»,
«Николай!» и подписи: «Геннадий», «Ваш Геннадий Самсонов», «Твой Геннадий». Читатель
ощущает и разницу в возрасте тех, к кому обращается герой очерка, и разную степень
доверительности в его отношениях с ними. Избранная автором композиционная форма
позволила достичь естественности и простоты изложения и одновременно показать, как
проявляется характер героя в общении с другими людьми.
Как и в современной художественной литературе, в публицистике стремление к
оригинальности ощущается сейчас всё более отчётливо. Это и апелляция к ассоциативному
мышлению читателя, и уверенность в том, что он сумеет извлечь из текста всё, что в нём
заложено, и обращение к читателю внимательному и просвещённому. Это различные
переносы во времени, введение дополнительных планов повествования, включение
авторских монологов и отступлений, открытые концовки и другие приёмы, рассчитанные на
сотворчество с читателем.
Достаточно часто авторские просчёты в построении материала объясняются тем, что
приёмы композиции не связаны с его содержанием или связь эта проявлена недостаточно
последовательно. Именно поэтому, представляется, не удалось реализовать свой замысел
автору газетного очерка «Наследник деда Нефёда». Очерк имеет подзаголовок: «Страницы
из биографии мастера Лякуба». Основному тексту предшествует врез: «Учитель - это ученик.
Пожалуй, можно так перефразировать поговорку: скажи мне, кто твои ученики, и я скажу,
кто ты. Арифметика немудрёная. Из 23 лет - каждые два года по тридцать учеников. Триста с
лишним рабочих. Маленький завод или большой цех. Триста страниц в биографии мастера».
Замысел интересен. Конструкция материала, казалось бы, определена: «каждая страница это ученик». Действительно, подзаголовки гласят: «Страница 1-я. 1942 год», «Страница 31-я.
1943 год», «Страница 98-я и 99-я. 1949 год», «Страница 236-я. 1961 год» и так далее. Мы
знаем, что каждые два года мастер выпускал по 30 учеников, но уже первый подзаголовок
наводит на размышления: почему в 1943 году, т. е. через год после того, как мастер начал
работать, стала возможной 31-я страница его биографии, ведь первых 30 учеников он
выпустил, если верить тому, что было написано во врезе, только в 1944 году. Несложные
подсчёты убеждают, что и другие этапы биографии мастера определены произвольно. Никак
не могла 236-я страница прийтись на 1961 год, а 250-я на 1964-й. Напрасными оказались
наши ожидания найти в каждой главке обещанную страницу биографии мастера, обещанный
рассказ об его учениках. В одной говорится о наставнике самого Лякуба, в другой - об его
педагогических принципах. Смысл заголовка остаётся неясным до последних строк очерка,
где упоминается дед Нефёд, герой сказа Бажова. Так композиционный замысел, сам по себе
интересный и открывавший перед автором возможность оригинально построить очерк,
160
оказался нереализованным, формальным. Помочь автору было можно и нужно, но это не
было сделано редактором.
Каждый журналистский жанр располагает своей системой приёмов организации
материала, но даже традиционные журналистские жанры не остаются неизменными.
Примером может служить репортаж, о возможностях которого при современной трактовке
его задач сегодня размышляют журналисты-практики, оставаясь верными основному
признаку жанра, его доминанте: пишущий - очевидец или участник события. Понимание
сути приёмов композиции, умение подойти к ним творчески лежат в основе методики работы
над текстом как одна из составляющих профессионализма литературной работы журналиста
и редактора.
РАЗБОР ПРАКТИКИ
Работа редактора над планом. Проверенный приём оценки редактором композиции
рукописи - анализ её плана. Может возникнуть необходимость составить план не только всей
рукописи, но и специально какой-то одной из её частей. В своей практике редактор
встречается с планами трёх видов: авторским планом будущего произведения, планом
уже написанного произведения и планом редакторских изменений, включающим
рекомендации по уточнению и переработке рукописи.
В живом процессе журналистского творчества все его этапы, все стадии работы
связаны теснейшим образом, и автор зачастую не осознаёт их как самостоятельные, не
разделяет их. Мнение, что план, занесённый на бумагу, сковывает творческую активность
пишущего, достаточно распространено. Во время одного из опросов, предназначенного для
выяснения того, как журналисты ведут разработку темы, из 129 работников газетных
редакций только 34 ответили, что пишут по заранее составленному плану. Действительно,
далеко не всегда, особенно когда материал невелик по объёму, план заносится на бумагу, но
как продуманная последовательность суждений он обязательно существует для журналиста.
Важно, чтобы, приступая к написанию текста, он представлял себе не только суть проблемы,
но и основные элементы конструкции: заголовок, хотя бы в первой, рабочей формулировке,
начало, концовку, порядок изложения. План автора всегда подвижен. Продумывая план,
можно найти новые повороты темы, привлечь новые факты. Приёмы работы журналиста на
этой стадии творчества всегда индивидуальны. Сошлёмся на свидетельства авторов журналистов старшего поколения:
В. Маевский: «Всё начинается с поиска темы. Чаще всего её подсказывают события,
выступления зарубежной прессы. Затем идёт мобилизация материала, обдумывание статьи.
Наверно многим из товарищей доводилось записывать какие-то мысли во время обеда на
салфетках или на пачке сигарет, просыпаться среди ночи и тянуться к блокноту — лучше
всего, чтобы он лежал поблизости. План статьи держишь в голове или детально записываешь».11
В. Матвеев: «Понятно, без какой-то предварительной композиции не обойтись, но
«план», план в строгом смысле слова, набрасываю далеко не всегда, да и то в ходе работы
часто меняю его. Предпочитаю сперва сделать набросок статьи, а затем уже отделывать её,
тщательно работать над каждым абзацем. В противном случае нередко оказывается, что
детали отработаны, а единого целого нет... Но это сугубо индивидуальное».12
В. Овчинников: «Если тема очень обширная, читаю источники, делаю при этом
закладки разных цветов... Затем последовательно надиктовываю материал на магнитофон,
перепечатываю, режу текст, скрепками скалываю части, и у меня получается своеобразный
реферат исходных данных.
План вызревает предварительно, но писать начинаю не с первого абзаца, а с того,
который у меня легче всего может получиться. Пишу, потом возвращаюсь к зачину».13
А. Мальсагов: «План ... есть у всех. Только у одних на бумаге, на листочке, у других,
у «анархистов», сформулирован еще капитальнее, но они этого не знают. План у них так
прочно «утрамбовался» в голове, что его и перекладывать на бумагу незачем. Поэтому
161
«анархист» и говорит с гордостью: «А я пишу без ничего - из головы!»14
Статья А.Т. Твардовского «О родине большой и малой», которая знакомит читателя с
творчеством писателя И.С. Соколова-Микитова, по чёткости построения может быть
причислена к хрестоматийным. Публикации последних лет позволяют восстановить ход
работы Твардовского над этой статьей и показать, какую роль сыграл в ней этап
планирования.15
Статья невелика - около пяти страниц машинописного текста. Она состоит из
четырёх, примерно равных по объёму частей: вступления, двух разделов, раскрывающих
основную тему, и заключения.
Твардовский не ставил перед собой задачу перечислить все произведения писателя,
указать все даты и факты его биографии. Цель статьи - выявить главное в творчестве
Соколова-Микитова, сосредоточить на этом наше внимание. Первая запись в рабочей
тетради- это тема вступления, «Родина большая и малая». Вступление важно для автора, и
поэтому сразу же дана его подробная разработка:
Тот угол Смоленщины, где она смыкается с соседними Калужскими (?) местами.
Лесной этот край - малая родина; Россия, Союз - большая, а там и иные края и страны,
куда поэта заносила судьба. И всюду он нес с собою сыновью любовь к родной земле, и
малой её частице, согретой живой памятью детства, - над угорской стороне - с её пустошами,
лядами, зарослями иван-чая.
Там и там - вдруг возникает этот мотив родной земли, как дорогая сердцу, не
затихающая в нём песня.
Может быть, эта любовь ещё обострилась в испытаниях, какие достались судьбе
художника.
Пункты основной части плана записаны коротко: Ива со спичку. У знойных берегов
Африки. Цитата о просторах Родины. Язык. Язык и есть писатель. Очерки и рассказы 20-х
годов.
Последний пункт дал повод к размышлениям о судьбе талантливого писателя. Они
занесены в план:
Эта линия обрывается где-то на грани 20-х годов — север, юг и восток страны, тёплые
страны и т. д.
Какие бы, казалось, мог такой слух и такой глаз уловить, подсмотреть и расслышать
картины и (речи) в годы развернувшейся перестройки деревни.
Сравнение текста статьи с планом показывает, что Твардовский точно следовал ему.
Разработка двух пунктов «Ива со спичку» и «У знойных берегов Африки» идёт параллельно,
в остальном мысль развивается в той последовательности, какая обозначена в плане. Это
рассказ о родине малой, о том, как лесная смоленская сторона с её неповторимым
очарованием, неброской и как бы застенчивой красотой вошла в творчество СоколоваМикитова и как он, человек, много скитавшийся по свету, всюду пронёс с собой свою малую
родину. Рассказ о писателе, певце родины большой, его умении сказать о ней «простыми,
искренними, исполненными достоинства словами» завершается заранее выбранной цитатой:
«Родина! Особенно звучит для меня это слово, полное глубокого смысла... Обширна и
многообразна родившая нас страна. Неиссякаемы и полноводны реки, пересекающие
пространства её. Обширны, зелены леса, высоки горы, блистающие вечными ледниками... На
многих языках говорят люди, населившие эту величественную страну. Просторны синие
дали, звонки и чудесны песни живущего в ней народа».
По понятным для нас сегодня причинам пункт об очерках 20-х годов остался
неразработанным. Соколов-Микитов не мог так, как это тогда требовалось, писать о
перестройке деревни. Он был честным, искренним русским писателем. Уже после его смерти
в нашей печати была опубликована написанная им в 1921 году в эмиграции статья «Вы
повинны»: «Вы повинны в том, что истребили в народе чувство единения и общности,
отравили людей ненавистью и нетерпимостью к ближнему. И от кого ожидаете помощи,
если вы же научили людей смотреть друг на друга как на врага и радоваться чужому
162
страданию...»16 И заключением статьи Твардовского стала дословно приведенная запись из
рабочей тетради: «Нельзя упрекать талант за то, чего он не дал, нужно быть благодарным за
то, что он смог дать».
Обсуждая с автором план будущего произведения, редактор получает возможность
включиться в его творческий процесс на ранних этапах, иногда уже при заказе материала
оказать помощь автору. Именно на этих начальных этапах закладываются основы целостной
конструкции текста. Совместная работа над планом помогает редактору понять особенности
мышления автора, выработать тактику общения, найти форму для замечаний, определить
направление рекомендаций.
Составляя план завершённого автором произведения, редактор как бы идёт за ним
по тексту, следя за развитием авторской мысли. Техника составления плана уже написанного
материала общеизвестна: текст делят на части и эти части озаглавливают либо в форме
тезисов, либо в форме вопросов. Первым способом мы обычно пользуемся, когда составляем
планы для запоминания. Тезис всегда заключает в себе некую информацию в сжатой форме факты, имена, даты. План в форме тезисов - схема содержания текста. Вопросная форма
плана активизирует осмысление материала. Не случайно ею пользуются при планировании
исследовательской работы, при подготовке полемических выступлений. Вопросы
направляют ход рассуждения, помогают достичь последовательности мысли, выявляют её
логическое развитие.
Готовя план переработки материала, редактор чётко мотивирует каждое
предложенное им конструктивное изменение. Изменения необоснованные, не
подкреплённые убедительными доводами, - типичное проявление вкусовщины и
редакторского произвола. Важна и формулировка рекомендаций. Они могут послужить
импульсом оригинальной разработки фактов, подсказать новые повороты темы.
Работа над планом - одна из точных методик редактирования. Она делает для
редактора очевидными достоинства и недостатки построения авторского текста.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Почему нецелесообразно вносить в текст поправки при первом знакомстве с
текстом авторского произведения?
2. Сформулируйте основные требования к построению литературного
произведения.
3. Что означают термины: «композиция» и «структура» литературного
произведения, его «архитектоника», «сюжет»?
4. В чём особенность построения произведений малых литературных форм?
5. Какими графическими средствами может быть проявлена структура текста
газетной публикации?
6. Охарактеризуйте
типичные
приёмы
построения
информационных
материалов.
7. Приведите удачные, с Вашей точки зрения, публицистические материалы, где
использованы образные приёмы построения.
8. Какие виды планов существуют в практике литературной работы редактора?
Лекция 21.
Использование клише и устранение речевых штампов в языке газеты
ПЛАН
1. Борьба редактора за яркость, образность языка против штампов и
канцеляризмов.
2. Устранение общих фраз, тавтологии, многословия.
3. Использование фразеологических оборотов, литературных образов и цитат
163
как средств оживления текста.
4. Борьба против ложного пафоса, "красивого" стиля.
Сигналом тревоги для редактора должен служить налет, канцелярщины. Лишние
слова непременно сопутствуют ему. Многословие — стихия канцелярского языка.
Среди
редакторов,
повышающих
свою
квалификацию
в
Московском
полиграфическом институте, нашлись, например, такие, которые посчитали предложение
«Все сложнее становится их [книг] реализация» слишком простым. И вот как они его
исправили:
а) Все сложнее становится работа по их реализации;
б) Все большее значение приобретают вопросы их реализации;
в) В связи с этим, значительно увеличивается объем и сложность работы по их
реализации.
Эти поправки могут показаться пародийными, придуманными. Но совесть автора
чиста: он ничего не прибавил, выписал все, как было.
Если вдуматься, такого рода поправки продиктованы не просто языковостилистическими пристрастиями редакторов. Влияет сам стиль мышления, чиновничий по
своей сути. Для него характерно недоверие к читателю, к его уму, к его способности понять
элементарные вещи. Отсюда внутренняя потребность разжевать то, что и так понятно (А
вдруг не поймет? А как бы чего не вышло?).
К чему надо быть готовым редактору, читающему текст автора, склонного к
канцеляризму? К тому, что при существительном, выражающем действие, появится глагол
или другое отглагольное существительное, также выражающее действие.
Такой автор напишет снижение трудоемкости проведения регулировки, хотя слово
регулировка означает процесс и потому проведения здесь излишне; лучше: снизить
трудоемкость регулировки. Вместо методики анализа читаем методики проведения
анализа; вместо Рационализаторы приспособили трактор для земляных работ —
...приспособили трактор для производства земляных работ.
Редактор, научившийся замечать ненужность слова, которое обозначает действие,
достаточно ясно выраженное другим словом, уже не пропустит в рукописи такую фразу:
Все эти особенности можно установить с разной степенью точности, в зависимости от
цели, с которой делается расчет, н способа, которым он производится.
Он исправит: ...от цели и способа расчета, потому что расчет — это операция,
действие, а способ — сочетание взаимосвязанных приемов, и нет нужды сообщать читателю, что расчет делается, а способ расчета производится.
Редактору нужно быть готовым и к не вызванному необходимостью подчеркиванию
значения того или иного обстоятельства. Нет таких вещей, которые не имели бы хоть
какого-то значения. И сообщать надо читателю, в чем собственно состоит значение
предмета, о котором идет речь, а не отделываться малоговорящей фразой о том, что этот
предмет имеет большое значение. Например, автор пишет:
Важное значение в производственно-технической литературе имеет фактический
материал. В учебнике, справочнике, брошюре он является основой для изучения и
повторения практического опыта.
Разве не стоило начать разговор со второй фразы?
Ведь первая, по сути дела, пуста: важное значение фактический материал имеет в
любой литературе.
Влияние
канцелярского
стиля
сказывается
и
в
том,
что автор предпочитает выразить действие сложным словосочетанием, вместо того чтобы
прямо обозначить его одним глаголом. Лев Толстой последовательно борется против такого
влияния, редактируя очерк Черткова.
Картина «Затравили», изображающая затравленную лисицу, описывалась в очерке
так:
164
Она [лисица], разинувши пасть и задыхаясь, находится в состоянии самого крайнего
страдания и ужаса.
Л.Н. Толстой зачеркивает находится в состоянии самого крайнего, добавляя лишь
предлог от:
Она, разинувши пасть, задыхается от страдания и ужаса.
Насколько это проще и яснее!
В другом месте у Черткова было:
Если спросить у любого охотника, в чем собственно заключается главная прелесть
охоты, то редкий скажет, что ему доставляет наслаждение преследовать и убивать
животных. Большинство охотников на такой вопрос ответят указанием на разные побочные
условия, сопутствующие охоте, но не существенно с нею связанные.
Л.Н. Толстой вычеркивает утяжеляющий первую фразу оборот собственно
заключается и заменяет условное придаточное повелительным наклонением Спросите у
любого охотника, в чем главная прелесть охоты, редкий скажет...
Маловразумительное канцелярское ответят указанием на разные побочные условия,
сопутствующие охоте, но не существенно с нею связанные, Толстой зачеркивает и пишет:
Большинство охотников скажет, что прелесть охоты не в убийстве, а в том, что связано
с убийством.
Под влиянием канцелярита, как назвал канцелярскую речь К. И. Чуковский, авторы
пишут вместо затраты составили 0,44 человеко-часа — затраты составили фактически
0,44 человеко-часа; вместо Лососевые консервы вкусны, питательны и полезны —
Лососевые консервы вкусны, питательны и полезны дли организма человека; вместо лучше
навести справку — лучше навести соответствующую справку; вместо специальные знания
редактора гарантируют его от опасности.. .^Имеющиеся у редактора специальные знания
гарантируют его от опасности. Нужды во всех выделенных словах нет. Оли попали в текст
по инерции стиля или по дурному примеру.
Усиленной проверке целесообразно подвергнуть слова и словосочетания,
связывающие части текста между собой, направляющие чтение. Нередко к ним прибегают
без достаточного основания.
Например, контекст поможет редактору определить, нужен ли начальный оборот в
фразе:
Следует отметить, что лучшие наши художники никогда не игнорировали
трехмерности книжного блока, или это своего рода письменное ученическое значит, так,
засоряющее текст.
Выделение признаков, специфических для канцелярского стиля
Канцелярскому стилю присущ ряд специфических признаков: неумеренное
употребление расщепленного сказуемого и отглагольных существительных, пристрастие к
глаголам имеется, является, нанизывание родительных или творительных падежей,
синтаксическое однообразие и др. Научившись замечать и выделять подобные признаки по
ходу чтения, редактор сможет противоборствовать канцелярской стихии.
Автор этих строк принадлежит к числу тех, кто считает признаки канцелярщины
безусловным стилистическим и не только стилистическим недостатком, напоминающим
вездесущую ржавчину. Приметы канцелярита проникают даже в художественную прозу, не
говоря уже о речи научной. И хотя такое могущество породило даже «теорию» о
достоинствах некоторых признаков канцелярита для стиля научной прозы (в частности, о
большей якобы точности и краткости текста, в котором автор предпочитает глаголам
отглагольные существительные), в действительности черты эти ухудшают текст, ведут но к
точности, а к расплывчатости, не к краткости, а к многословию, в чем достаточно веско
убеждают приводимые нами примеры.
Канцелярская ржавчина перекрашивает и ослабляет текст любого произведения. Вот
почему редактору надо неустанно ее вычищать из текста. А для этого требуются прочные
165
навыки отрицательной реакции на признаки канцелярита, навыки непременного
сопоставления фразы, обладающей такими признаками, с фразой без них.
Выделение расщепленных сказуемых и противопоставление им формы с
полнозначным глаголом-сказуемым. В огромном большинстве случаев расщепленное
сказуемое (сочетание полузнаменательного глагола с отглагольным существительным)
усложняет и портит речь, делая ее более однообразной, многословной и тяжелой.
Достаточно сравнить такие варианты, чтобы убедиться в этом:
..Обхват экрана производится
только одной правой рукой.
Передвижение манипулятора
осуществляется вручную по
рейке.
Экран обхватывают правой
рукой.
Манипулятор передвигают
вручную по рейке.
И тем не менее по причинам, выяснять которые здесь не место, лавина расщепленных
сказуемых затопила текст произведений научного типа. И уже редко встретишь страницу
научного издания, на которой бы 1не было фраз без глагола осуществляется или
обеспечивается с отглагольным существительным:
Предохранение заслонки от ударов падающих кусков руды осуществляется при
помощи рудной подушки 4, образующейся под заслонкой. Удаление рудной подушки при
перебрасывании заслонки в другое положение осуществляется с помощью электровибратора 5 типа С-413. (...) Закрывание заслонки осуществляется в такой же последовательности
нажатием кнопки П1.
Это напечатано почти подряд на одной странице научно-информационного
бюллетеня. Случай, конечно, преувеличенно наглядный, но отнюдь не исключительный.
Что же делать редактору, чтобы не стать проводником подобной канцелярщины на
страницах изданий?
Непременно выделять каждое расщепленное сказуемое, выделять, чтобы
сопоставить с формой без него и удостовериться, оправдано ли око. обоснованно ли
употребил его автор (например, когда именной частью сказуемого должен быть термин), или
оно проигрывает форме с полнозначным глаголом-сказуемым.
В нашем примере редактор, читая, мысленно прикинет: «Предохранение заслонки
осуществляется при помощи рудной подушки — расщепленное сказуемое; при отказе от
него получится: Рудная подушка предохраняет заслонку — проще и лаконичнее; замена
необходима». Прочитав подобным образом текст, редактор преобразит его примерно так:
Рудная подушка 4 предохраняет заслонку от ударов падающих кусков руды. Удаляют
рудную подушку, перебросив заслонку в другое положение с помощью электровибратора 5
типа С-413. (...) Восстанавливают подушку, закрыв заслонку и нажав на кнопку Я,.
При таком чтении будут исключены фразы вроде:
Придание дну канала нужного уклона обеспечивается попоротом рабочего органа...
вместо: Нужный уклон дну канала придают поворотом рабочего органа...
Срубание кромок выполняют зубилом... вместо: Кромки врубают зубилом.
Когда же такой прием не используется, то редактор, привыкнув к расщепленным
сказуемым, уже не замечает порой даже нелепостей.
В одном из номеров сельскохозяйственного журнала можно было прочитать:
Прикосновение электрода к изделию достигается или прямым опусканием и
последующим отводом электрода от изделия, или движением конца электрода в сторону,
напоминающим движение при зажигании спичек.
Выделив прикосновение достигается опусканием и противопоставив этому обороту
простое касаются, редактор вряд ли смог бы оставить фразу неизменной. Прием дал бы
толчок критике и, как следствие, неизбежно привел бы к правке.
166
Возможный вариант:
Концом электрода касаются изделия или слегка чиркают о пего.
Разница более чем ощутимая.
Выделение отглагольных существительных для сопоставления с равнозначными
глагольными формами. Отглагольные существительные не терминологического характера,
когда автор предпочитает их глагольным формам, очень утяжеляют речь. Текст,
насыщенный отглагольными существительными, читать неизмеримо труднее. Избежать
такого недостатка можно, выделяя при чтении каждое отглагольное существительное, чтобы
проверить, нельзя ли обойтись без него.
В педагогическом журнале читаем:
Ознакомление с педагогической литературой, как и наблюдение воспитания детей в
яслях, показывает, что воспитательный подход взрослого в процессе занятий — весьма
сложное педагогическое явление.
Ознакомление, наблюдение воспитания (?), явление — не много ли для одной фразы?
И нужны ли здесь эти отглагольные существительные? Выделив их. редактор начинает
сопоставлять с равнозначными глагольными конструкциями:
Знакомясь с педагогической литературой, наблюдая за воспитанием детей в яслях,
убеждаешься, что найти верный воспитательный подход к детям при занятиях с ними очень
([ложно.
Или еще проще: ...убеждаешься, что воспитывать детей и процессе занятий очень
сложно.
Требуется ли убеждать, что конструкции с глаголами лучше, проще, понятнее?
Другой пример, из научно-техническою бюллетеня:
Для ликвидации просыпи материала с конвейерных лент из-за сбегания их в сторону,
предотвращения преждевременного износа из-за трения кромки ленты о кронштейны
поддерживающих роликов и высвобождения обслуживающего персонала установлены односторонние самоцентрирующие роликовые опоры новой конструкции с вынесением
регулирующих датчиков на специальную направляющую каретку.
Здесь на одну глагольную форму установлены восемь отглагольных
существительных (ликвидации, просипи, сбегания, предотвращения, износа, трения,
высвобождения, вынесением). И это множество существительных не просто делает текст
однообразно-утомительным [— из-за него труднее устанавливать связи между частями
фразы, сложнее понимать смысл описываемых действий.
Выделив перечисленные существительные и противопоставив им конструкцию с
глаголами, редактор неизбежно придет к выводу о преимуществах глагольного варианта,
который и закрепит письменно:
Чтобы конвейерные ленты не сбегали в сторону, просыпая руду, не изнашивались
преждевременно (из-за трения кромок о кронштейны поддерживающих роликов), не.
требовали обслуживающего персонала, установили односторонние самоцентрирующие
роликовые опоры новой конструкции и вынесли регулирующие датчики на специальную
направляющую каретку.
Осталось одно отглагольное существительное — термин трение — вместо восьми. Да
и число слов уменьшилось (на четыре). Но самое главное — читать и понимать текст в
новом виде намного легче.
И даже тогда, когда слов становится больше, преимущество в простоте и доступности
заставляет предпочесть глаголы отглагольным существительным:
Не случайно Лев Николаевич Толстой, редактируя просветительские брошюры,
изгоняет из их текста отглагольные существительные (примеры из книги: Толстой-редактор.
Публикация редакторских работ Л. Н. Толстого. М., 1965):
До правки
После правки.
С другой стороны, нечиА от нечистоты ротика
стота ротика очень часто расможет сделаться у ребенка
167
полагает к развитию в нем
молочница. А от молочницы
молочницы, мешающей затем
ребенку уже нельзя сосать
правильному и хорошему сосколько нужно, но он не может
санию и питанию.
питаться как следует.
Это масло для смытия
Но
это
масло
не
смываетсвоего требует уже мыльной
ся без мыла, а всякое мыло
воды, а всякое мыло действураздражает
нежное
тельце
ре
ет на тело новорожденного
бенка.
раздражающим образом.
Губки эти в настоящее
Губки эти теперь недоровремя за недорогую цену
ги и везде можно достать,
можно достать в любой деревЕсли же нет губок, можно
не. За неимением их можно,
лицо мыть чистой ветошкой,
пожалуй, употреблять для лица
чистые ветошки.
Здесь, кстати, видно, что Л. Н. Толстой изгоняет и другую канцелярщину (в
настоящее время заменяет словом теперь, действует раздражающим образом —
раздражает; употреблять для лица — мыть лицо и т. д.).
Выделение глагола имеется для сопоставления с более конкретными и точными
глаголами или с безглагольными конструкциями. Глаголом имеется нередко
злоупотребляют, подменяя им другие, более точные и уместные, или вводя тогда, когда он
вовсе по нужен.
В одном руководстве было напечатано:
На конце цангодержателя имеется ручка. Которая служит для работы с цангой. Как
для фиксирования шаровой опоры, так и для фиксирования цангодержателя имеются
штифты-фиксаторы.
Автор пристрастен к слову имеется, видимо. потому, что привык по одному шаблону
строить фразы. .Между тем в первом случае глагол излишен: сложному предложению из
двух со своими сказуемыми мои; но противопоставить одно простое с точным и конкретным
глаголом-сказуемым:
Управляют цангой с помощью ручки на конце цангодержатели (галлицизму имеется
ручка на конце цанги проч .1 постоит обычный русский оборот: ручка на конце
цангодержателя).
Во втором случае глагол имеется подменяет другой, более точный и уместный.
Например:
Шаровая опора и цангодержатель закрепляются штифтами-фиксаторами (или:
фиксируются пиитами).
Выделяя глагол имеется и противопоставляя конструкцию с ним конструкции без
него или с другим более точным и конкретным глаголом, редактор уже не допустит, чтобы
авторы писали:
График, составленный с учетом технологии ремонта, имеется на каждом рабочем
месте (почему не вывешен'!);
Установленные на тракторе аккумуляторы позволяют иметь свет при неработающем
двигателе (противостоит: позволяют освещать кабину при неработающем двигателе);
Все органы управления запуском пускового двигателя и основного выведены на
специальный щиток. На нем имеется рычаг редуктора пускового двигателя, рычаг муфты и
т. д. (лучше стилистически и точнее по смыслу: Все органы управления запуском пускового и
основного двигателей: рычаг редуктора, рычал муфты и т.д./ выведены на специальный
щиток — ведь рычаги именно выведены на щиток, а не имеются на нем). I
Речь, конечно, идет не о том, чтобы с помощью описываемого приема лишить глагол
имеется всякого права гражданства, а лишь о том, чтобы не превращать его в
универсальный глагол и ire пользоваться им там, где он вовсе не нужен. О стремлении же
168
сделать этот глагол универсальным говорят такие поразительные фразы, проникшие в
печать: Автомобиль имеет пробег в 150 км; На этот счет имеются неточности...; В ряде
мест имеются факты...
Причины злоупотребления глаголом является, по-видимому, те же, что и глаголом
имеется.— стереотип структуры предложения. Если какой-либо предмет должен быть
охарактеризован каким-либо признаком, то у многих авторов это непременно ведет к
предложению со связкой является:
Лондон является одним из самых крупных индустриальных и культурных центров
мира;
Лондонский музей изобразительного искусства является одним из крупнейших в
мире;
Лучшими сортами чая являются...
Выделять связку является надо для того, чтобы не допустить авторского
злоупотребления ею, увидеть, когда число фраз с такой связкой начинает превышать
разумное, делая текст уныло однообразным.
Было бы ошибкой предложения со связкой является заменять только формой с тире
вместо связки. Один шаблон заменялся бы другим. Во многих случаях целесообразно
вообще отказаться от определительных фраз, например вместо Лондонский музей
изобразительного искусства является одним из крупнейших в мире написать: Один из
крупнейших в мире, Лондонский музей изобразительного искусства славится такими-то и
такими-то своими собраниями.
Выделение слов вопрос, момент. Пристрастие к этим словам характерно для
практиков канцелярита.
Вопрос, поставленный трактористом Сорокиным., является справедливым и должен
быть поддержан конструкторами.
Так написала редакция сельскохозяйственного журнала в своем вступительном слове
к статье, не замечая, что сочетание поддержать вопрос нелепо. Да и тракторист Н. Сорокин
не вопрос ставил об улучшении конструкции трактора, а требовал улучшить ее. Такое
требование, конечно, стоит поддержать.
Тут же редакция вопрошает: Как работают над этими вопросами конструкторы?
Почему над вопросами? Работают не над вопросами, а над конструкцией, над
рукописью, над собой. Видимо, авторы хотели спросить: Что делают инженеры, чтобы
устранить недочеты в конструкции трактора? Так бы и спрашивали, но слово вопрос,
которым пестрят обычно протоколы собраний, услужливо вертится на языке, чтобы
предложить себя взамен точных и конкретных слов. И тогда вместо того, чтобы, например,
написать: Оба эти условия нужны для успешной синхронизации...— пишут и печатают: Оба
эти условия нужны для успешного решения вопроса о синхронизации...
Автор ведет речь о том, что маленькие дети порой считают коммунистами только
старых большевиков, революционеров, и в заключение советует:
Ошибки в понимании детьми этих вопросов могут быть предупреждены родителями
и воспитателями.
Получается сложно и неуклюже. А слово вопрос здесь излишне. Можно было
написать куда проще:
Эти ошибки ребят легко предупредить родителям и педагогам.
Не многим уступает слову вопрос слово момент. Оно предлагает себя почти так же
часто, норовя занять место других, действительно нужных слов.
Выделяя эти слова и противопоставляя им те, которые выражают мысль более
конкретно и точно, редактор поможет автору избавиться от налета канцелярщины, сделать
речь более живой и выразительной.
Именно так поступил редактор, читая фразу:
Моменты растерянности перед огромным количеством детален...
Он противопоставил ей:
169
Минуты растерянности перед морем детален...—
и тусклый текст ожил.
Выделение канцелярских штампов. Если редактор, читая, не будет выделять
канцелярские штампы и мысленно подбирать взамен их равнозначные слова и обороты, он
быстро перестанет замечать и сами штампы, и тот вред, который они причиняют тексту.
Сравните фразы с канцелярскими штампами (слева) и те же фразы без штампов
(справа).
В зимний период кабина
Зимой кабина обогревается
обогреваетея.
Задачи в деле просветеЗадачи просвещения...
ння...
В случае применения жеПри перевозке сырья по
лезнодорожного транспорта
железной
дороге,
для перевозки сырья».
При кратковременных
При
кратковременных
работах должно быть обеспеработах надо развести ко
чено устройство костров для
стры...
обогревания...
Пожелание заказчика в
Пожелание заказчика о
части размещения оборудоваразмещении оборудования вне
ння вне или внутри здания...
или внутри здания...
Насколько проще, яснее становится текст, из которого канцелярские штампы
изгнаны. Он поистине обезвреживается.
Уделять большое внимание, имеет, большое значение, играет большую роль — этими
штампами пестрят страницы многих изданий, редакторы которых вслед за авторами
поддались стихии канцелярита.
И уже не приходится удивляться, что в печать попадает, например, такой текст:
Большевистские организации уделяли большое внимание распространению
марксистской литературы, листовок и прокламаций. Активное участие и этой работе
принимали нелегальные библиотеки партийных комитетов и партийных групп на фабриках,
заводах, в городах и сельских населенных пунктах.
Как будто уделять внимание распространению— это работа. На самом-то деле
большевистские организации широко распространяли марксистскую литературу, а не
уделяли внимание распространению, так как последнее может означать только одно: эти
организации лишь обсуждали задачи распространения, но сами распространением не
занимались.
Преимущества работы редактора, владеющего широким арсеналом навыков
стилистического анализа
Естественно, что в главе описаны далеко не все приемы, навыки, которые необходимо
знать редактору, которыми надо ему прочно владеть для того, чтобы, углубляясь в существо
текста, подсознательно замечать и устранять типичные стилистические погрешности.
Арсенал этих приемов-навыков должен быть как можно богаче. На примерах разных
погрешностей мы показали механизм подобных навыков, и это поможет редактору
расширить их круг, опираясь на собственные знания стилистики, на собственную
литературно-редакторскую практику.
Например, мы не подсказали приема, помогающего устранять типичные
синтаксические ошибки при употреблении оборотов с помимо и наряду. Зная, что сказуемое
управляет оборотами с помимо и наряду так же, как и другими словами, и что многие,
забывая это, строят фразу без учета указанных особенностей управления, редактор,
естественно, постарается выработать навык выделения таких оборотов с целью
последующей проверки того, как построена фраза, не ведет ли ее синтаксис к нелепости,
вроде той, что получилась в фразе:
170
Трусит ишачок, навьюченный тяжело, на нем, помимо прочей поклажи, восседает
грузный хозяин.
Оборот с помимо — для редактора сигнал к специальному чтению сказуемого с
управляемыми словами и оборотами: восседает хозяин помимо поклажи: Получается:
поклажа тоже восседает, а хозяин — один из; видов поклажи. Не годится. Нужна правка. Но
сигналом для проверки оборот станет только тогда, когда редактор научится воспринимать
его как опасный в синтаксическом отношении, научится подсознательно выделять его в ходе
чтения, чтобы автоматизированно, походя, проверять построение фразы, не отвлекаясь от
существа текста.
Нe показали мы и многих других приемов. Например, прием обязательного
выделения, выявления, подчеркивания в тексте газетных штампов. Они стирают всякую
индивидуальность речи, обезличивают ее, иногда делают пародийной. Но редактор на
примере показанных будет вырабатывать все новые и новые навыки как противоядие против
типичных, повторяющихся ошибок. И тогда его знания стилистических правил и
рекомендаций всегда .будут реализовываться, никогда не окажутся бесплодными.
Широкий же арсенал навыков стилистического анализа разгрузит' редактора от
необходимости тратить время специально на проверку многих стилистических качеств.
Благодаря навыкам он в ходе смыслового и фактического анализа будет подсознательно, не
отвлекаясь от главной задачи, отмечать допущенные автором типичные стилистические
погрешности.
Как бы ни был редактор углублен в существо текста, его натренированный мозг
непременно среагирует, например, на неоправданный повтор одного и того же или
однокоренного слова, на случайную омонимию. И уже не ускользнут от его внимания
погрешности такого рода:
Переписка Горького и Чехова была начата по инициативе Горького осенью 1898 г. и
положила начало дружеским отношениям писателей, продолжавшимся до смерти Чехова;
Переход Госиздата с начала 1922 года в новых условиях работы на начала
коммерческого (хозяйственного) расчета способствовал оживлению всех звеньев его
деятельности.
Чтение с использованием широкого круга выработанных навыков, действующих
автоматизировано, помогает редактору не упускать из виду самых разнообразных
обстоятельств и сосредоточиваться в то же время на главном – на содержании, его
фактической точности, его идейно-научной направленности. Вот и в наших примерах, думая
о точности фраз, он одновременно выделит стилистически неоправданный повтор
однокоренных слов и слов-омонимов. При последующем просмотре он посоветует автору
заменить в первой фразе сочетание Переписка … была начата сочетанием Переписка …
завязалась, а во второй вместо оборота с начала 1922 года написать либо: с 1922 года, либо:
с первых дней 1922 года.
Рассказывают об Отто Юльевиче Шмидте, что он говорил, замечая ошибки в книгах,
которые читал: «Я невольно становлюсь редактором.» Вот это и означает, что он владел
навыками редакторского чтения, которые стали его второй натурой.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1.Вы согласны, что многословие — стихия канцелярского языка?
2.Какие признаки специфичны для канцелярского стиля? Назовите их.
Лекция 22.
Выбор заголовка
ПЛАН
1. Основные требования, предъявляемые к заголовку газетного материала:
соответствие заголовка содержанию и трактовке темы, точность, ясность, простота и
171
новизна.
2. Недопустимость использования в пределах полосы или разворота лексически
и синтаксически однотипных заголовков.
3. Устранение характерных ошибок, возникающих при неточном выборе
заголовка: заголовок статьи шире или уже ее содержания, допускается двоякое
толкование, невыразителен, стандартен.
4. Редакторский анализ заголовков, их разбор и оценка на примере заголовков
газет.
Начальные фразы, концовка, заголовок. Целостность как одно из необходимых
качеств текста предполагает его внешнюю определённость, завершённость, очерченность
границ. Литературное произведение «в большей или меньшей степени характеризуется
относительной замкнутостью, т. е. изображает микромир, организованный по своим
специфическим закономерностям...»17
Механизм психологического воздействия литературного произведения на читателя
сложен. В начале своего знакомства с произведением читатель занимает позицию внешнюю.
Постепенно он входит в мир литературного произведения, как бы переходит на точку зрения
«изнутри», а затем, окончив чтение, возвращается на прежнюю позицию наблюдателя со
стороны. Психологи, изучающие механизм явления, названного ими «вхождением в текст»,
доказали, что длительность пробуждения творческой и эмоционально-волевой активности
читателя определяется тем, находит ли он в заголовке и в начале произведения ориентиры,
направляющие эту активность.
Для журналиста и редактора проблема рамок литературного произведения имеет
далеко не отвлечённый смысл. Редактор должен отдавать себе отчёт в том, что интерес
читателя следует поддерживать по существу, знать основные конструктивные приёмы,
которые сообщают тексту завершённость, владеть искусством применять их. Ремесленный
подход к работе над композиционными рамками проявляется, прежде всего, в нарочито
крикливых, хлёстких заголовках и начальных фразах, в исторических экскурсах, пейзажных
зарисовках, поставленных в начало материала и слабо связанных с его содержанием.
От того, насколько удачна первая фраза, зависит, удастся ли быстро установить
контакт с читателем, заинтересовать его, создать нужное настроение. В. Каверин называл
первую фразу камертоном, «к которому прислушивается писатель, проверяя и сохраняя
стилистическое единство».18 К первой фразе должен внимательно прислушаться и редактор
журналистского произведения. Начало, придуманное лишь для того, чтобы заинтриговать
читателя, всегда плохо, каким бы «завлекательным» оно ни было, а нарочитая красивость,
как правило, ведёт к неточности в передаче смысла:
Стальным «рукопожатием» встретил вчера Ванинский порт новое судно, которое
пополнило флотилию, обслуживающую морскую переправу через Татарский пролив.
Подъёмный мост паромного комплекса накрепко связал с Большой землёй дизельэлектроход «Сахалин-9», проделавший путь через три океана - Атлантический, Индийский и
Тихий.
Накрепко связывать судно с землей вряд ли стоит: ему предстоит много рейсов через
Татарский пролив, о чем и говорится в заметке, тем более что рукопожатие накрепко связать
не может: оно одномоментно.
В своё время М. Горький так учил начинающих литераторов: «Всегда лучше начать
картиной, описанием места, времени, фигуры, сразу ввести читателя в определённую
обстановку». Советы писателя ударникам, пришедшим в ЗО-е годы по его призыву в
литературу, были ещё более определенны: «Начало должно быть простым и острым, как
гвоздь. Начать следует так: года, месяца, некто вызвав, сказал ему и т. д.»19 Очевидно, что
эти наставления не следует понимать буквально: каждый литератор имеет право на свои
приёмы, но преимущества конкретной, точной первой фразы для журналистского материала
очевидны.
172
Добиваясь точности обрамления журналистского произведения редактор специальное
внимание уделяет его концовке. В информационных материалах традиционные типы
концовок предопределены логическими схемами, лежащими в основе таких публикаций. И
задача редактора в этом случае - проследить за однозначностью выводов и ясностью формы
конечных фраз. Работая над публицистическим текстом, редактор имеет возможность
убедиться, какую важную роль в творческом процессе играет для авторов этих произведений
концовка. Многие писатели и публицисты свидетельствуют, что, приступая к написанию
текста, они уже видят последнюю фразу. «Мне всегда хорошо ясен финал замысла, к
которому я обращаюсь... Начало и середина где-то плавают, а конец продуман настолько, что
могу сесть, и написать последнюю главу»,20 - свидетельствует Ч. Айтматов. Для других
авторов последние фразы складываются как естественное завершение написанного. Однако
даже тогда, когда концовка материала, казалось бы, не вызывает сомнения, редактор должен
взыскательно оценить её. В этой связи приведём запись С. Залыгиным одной из его бесед с
А. Твардовским:
«А концовка не слишком ли прямолинейна? - спросил Александр Трифонович. - Вам
не кажется? Самые последние абзацы - два-три?
- Так ведь в этом логика произведения, - сказал я. - Оно всё ведет к этому. Вот если не
ведёт, не соответствует, тогда худо!
- Видите, ли, логика художественного произведения - это его костяк. Но одни только
кости - это для анатомии, а для физиологии уже не годится. Логика художественного
произведения должна предусматривать, как бы Вам сказать, угол естественного рассеивания... Потому что, если Вы заявите, что выбили сто очков из ста возможных, это сразу
вызовет подозрение: а не врёт ли?»-1
Очевидно, что законы, по которым создаются и существуют произведения
публицистики, не тождественны законам, действительным для художественной литературы,
но концовки, излишне прямолинейные, не предусматривающие «угол рассеивания», стремление так завершить материал, чтобы преподнести читателю очередную прописную
истину, мы видим часто. Возможно, именно стремление избежать этого породило частое в
современных публикациях обращение к так называемым «открытым концовкам». Так
читателя вовлекают в обсуждение проблем, активизируют его мысль, приобщают к
деятельности общественной.
На редакторе лежит ответственность за то, чтобы приёмы, формирующие концовку,
разрабатывались и применялись профессионально грамотно. Если при выборе формы начала
публицистического произведения автор относительно свободен, форма концовки всегда
предопределена предшествующим изложением, находит объяснение в особенностях жанра и
авторской манеры.
Работа редактора над заголовком - выдвинутым элементом текстовой конструкции заслуживает специального внимания.22 Литературная форма заголовка определяется его
двойственным характером. С одной стороны, заголовок самостоятелен, с другой - это
элемент структуры произведения. Действительно, заголовок может быть прочитан вне связи
с материалом, может быть осознан как элемент другой, более широкой системы - подборки,
полосы. Для редактирования закономерна постановка проблем: заголовки номера газеты,
заголовки одного автора, заголовки определённого периода.
Между заголовком и основным текстом всегда существуют логические отношения. В
наиболее общем виде их можно представить как отношения между логическим субъектом и
предикатом. Это обоснование требования - заголовок должен нести содержательную
информацию.
Осуществление контактной функции заголовка опирается на знание психологии
читателя. Привлечь внимание может заголовок яркий, заголовок «наводящий»,
апеллирующий к памяти читателя, заголовок, доверительный по своему тону. Редактор
учитывает это, сравнивая варианты заголовков. Однако контактная функция заголовка не
должна входить в противоречие с функцией информационной. Так, заголовок заметки
173
«Пожара не было, но...» явно рассчитан на то, что читателю захочется выяснить, что же
произошло на самом деле. Однако, прочитав заметку до конца, он узнаёт, что пожар всё-таки
был. Двое прохожих (их фамилии названы) вынесли из горящей квартиры восьмилетнюю
девочку, но на это в заголовке нет даже намёка, информации он не несёт, содержанию
заметки не соответствует. То, что заголовок должен привлечь внимание к публикации, истина непреложная, но тем более велика ответственность редактора, оценивающего
приёмы, которыми это достигается. Когда еженедельник напечатал интервью с поэтессой
Инной Лиснянской под заголовком «Поэтесса, которую боготворил Пастернак», это
прозвучало сенсацией для почитателей Пастернака и было воспринято как новый факт биографии поэта. Письмо Лиснянской в «Литературную газету» восстановило истину.
Оказалось, редакция по-своему истолковала единственную фразу Пастернака, сказанную им
о стихах Лиснянской, не видя ничего предосудительного в таком «эффектном» заголовке.
«...Так потревожить тень великого поэта... Никакого боготворения не было и быть не могло»,
- писала негодующе Лиснянская. И это не единственный случай, когда сенсационный
заголовок не только искажает факты, но и нарушает этические нормы.
Заголовок способен выполнять и конструктивные функции, предваряя чтение
указанием на конструкцию материала, и тем облегчая его восприятие. К сожалению, об этих
возможностях заголовка часто забывают и далеко не всегда используют это его качество.
Заголовки типа «Три письма», «Три жизни», заголовки, содержащие противопоставление,
указывают на количество структурных единиц, помогают выстроить материал. Той же цели
служит указание в заголовке на жанр, избранный автором (дневник, письмо).
Заголовок может быть связан по смыслу с началом или концовкой материала, может
быть подкреплён текстовым повтором. Такой повтор - риторический приём, сообщающий
прочность текстовой конструкции. В заголовок может быть вынесена фраза, которая
является опорной для смысла. Заголовки очерков М. Кольцова нередко служат их первыми
фразами и органически входят в текст. Так, заголовок «Балаган с кровью» продолжен фразой
очерка: «Эти строки, собственно, надо бы в судебную хронику».23 Заголовок «Летом в
Америке хорошо» тоже связан с началом: «И более того. Правительство заботится об отдыхе
граждан, оно бдит у ложа взрослого американца и у изголовья ребёнка».24 Это
выразительный конструктивный приём.
Информативность заголовков достигается их предметностью и однозначностью. Если
читатель обладает навыком чтения газеты, ему достаточно пробежать глазами заголовки
информационных материалов, чтобы получить представление об их содержании. Чтобы
облегчить читателю получение информации, газеты, наблюдая опыт западной прессы,
активно вводят в практику многоярусные заголовки. В американских газетах, например,
выработана чёткая схема заголовочного комплекса.25 Традиционный заголовок,
формулирующий тему публикации, переместился в название рубрики или подборки
информационных заметок. Его место заняли хедлайн (заглавная строка) и лид (сжатое
изложение новости). Задача хедлайна - привлечь внимание яркой деталью, неожиданностью
происшедшего, броской формулировкой. Лид уже в первой своей фразе сообщает суть
новости, ставит акцент на главном. Основное требование к лиду - точность и конкретность.
Хедлайн и лид содержат обычно до 70 % сообщаемой информации, остальная часть
публикации - подробности, дополнения, которые располагаются по нисходящей. Наша
практика не всегда делает различия между частями заголовочного комплекса и воспринимает
его обычно как заголовок из нескольких фраз.
Для аналитических и художественно-публицистических материалов характерна
ассоциативная связь между заголовком и текстом. Выразителями её служат слова и
словосочетания, обладающие для читателя запасом определённых смыслов. Прочитав
заголовки «Тень от кривого дерева», «Тень над улицей», «За уходящей тенью» и не зная ещё,
о чём конкретно пойдет речь, читатель уже подготовлен к оценке фактов. Однако увлекаться
эмоционально окрашенными заголовками для журналиста опасно. Вдумаемся в смысл
заголовков: «Поле, окрылённое надеждой», «Богатырская поступь разреза». Они
174
бессодержательны и кроме всплеска авторских эмоций и самого общего указания на тему
ничего читателю не скажут.
Заголовок «В царстве сытого хрюканья» может привлечь внимание читателей.
Вероятнее всего, многие решат, что это материал сатирический. В действительности же
автор далёк от юмора. В статье говорится об использовании пищевых отходов, о выращивании и откорме свиней. Нельзя сказать, что заголовок никак не связан с текстом.
Выражение «царство сытого хрюканья» в нём есть. Автор рассказывает, как он оказался во
дворе, где копошились в корыте две десятипудовые свиньи, и восклицает: «Вот ведь где
царство сытого хрюканья! Совсем рядом». И далее: «...Каковы границы царства сытого
хрюканья? Пищевые отходы есть во всех городах...» И вот непродуманное обобщение
благодаря своей броскости стало заголовком. Вырвав его из небрежно написанного текста и
предпослав всему материалу, автор поставил неверный акцент. Заголовок нельзя признать
удачным, если он по смыслу, по эмоциональной окраске не создаёт того фокуса, вокруг
которого естественно располагаются части материала, если он не является центром его
логической, содержательной и образной структуры. И как бы изобретателен ни был автор,
его ждёт неудача, если в погоне за оригинальностью заголовка он забудет о цели своего
выступления, о его содержании.
Заголовки более, нежели другие элементы структуры журналистского выступления,
подвержены воздействию стереотипов стиля, стереотипов мысли. Широко распространённые
сейчас заголовки в форме вопроса не всегда признавались удачными. В первые послереволюционные годы вопросные заголовки давать вообще запрещалось. В. Володарский в
своей обвинительной речи по делу буржуазных газет, обращаясь к И. Василевскому,
писавшему под псевдонимом «Не буква», восклицал: «Этим [вопросительным знаком в
заголовке. - К.Н.] вы отнимаете спокойствие у граждан Российской республики, у членов
Петроградской коммуны, у граждан Петрограда!»26 В наши дни правомерность вопросных
заголовков ни у кого не вызывает сомнения. Более того, ими в газетах нередко
злоупотребляют, стремясь активизировать читательское восприятие и не учитывая, что
всякий шаблон формы плох.
Лексико-стилистические возможности заголовков практически не ограниченны.
Редактору полезно познакомиться с результатами лингвистических исследований, в которых
заголовок рассматривается как самостоятельная речевая единица, представлена подробная
классификация заголовков и их связей с основным текстом, сформулированы общие
требования к форме газетных заголовков - точность, ясность, понятность, краткость,
яркость.27
Стремление к краткости и смысловой ёмкости газетных заголовков оправданно и
традиционно. Но в пределах этой лаконичной формы мы наблюдаем разнообразные
возможности для реализации авторской задачи, ощущаем влияние тенденций, характерных
для своего времени. На нашей памяти - трафаретные, кричащие и бессодержательные
заголовки, утверждающие, что достигнуты определённые успехи, заголовки, расплывчато
формулирующие лишь самые общие задачи и направления. Сегодня заголовки газетной
полосы передают напряжённый ритм общественной жизни, подчёркивают дискуссионный
характер обсуждаемых проблем. Активно идёт поиск новых, оригинальных форм заголовков.
Так, с первых своих номеров газета «Коммерсант» отдала предпочтение двухчастным
заголовкам, нетрадиционно используя смысловые возможности присоединительных синтаксических связей: «Дефицит типографской краски ликвидирован. Но только на три
месяца», «Аэрофлот будет летать на европейских аэробусах. А может быть, и на
американских», «Добровольский сбил итальянского судью. С толку», и заголовкам с
двоеточием, после которого идёт расшифровка первой части заголовка или возникают
неожиданные для читателя повороты мысли: «Первое акционерное общество в Кузбассе:
уголь должен приносить региону больше долларов», «Контрабандные картины: Эрмитажу
чужого не надо». Газета явно рассчитана на просвещённого читателя и позволяет себе
прибегнуть к приёмам, понимание которых требует лингвистической эрудиции: «Компания
175
хиппи: мы начинаем кампанию» или «Якутия, однако, стала самой богатой республикой
России».
Популярным стал приём трансформации в заголовках широко известных
литературных цитат, сталкивание противоположных смыслов, «игра» словами,
использование просторечной, а иногда и ненормативной лексики. Далеко не всегда
результаты этих поисков редактор может признать удачными: «Кричали бабушки «Ура... » и
в воздух челюсти бросали», «Кваренги попал под Расстрелли», «Замочит ли Гремин
Онегина», «Разборки в «Новой опере».
На газетной полосе заголовок обретает самостоятельность: он обычно крупно набран,
выделен шрифтом, подчёркнут средствами вёрстки. Опытный редактор учитывает это, и тем
не менее часто между рядом стоящими заголовками, заголовками и названиями рубрик или
шапками возникают случайные связи:
- По вашей просьбе - (врез) ЛЬДЫ ОТСТУПАЮТ (заголовок)
Превратим Сибирь в край высокой культуры (рубрика) ДИРЕКТОР СКАЗАЛ: «НЕТ!»
(заголовок)
КЛИЕНТ? НЕ ТОЛЬКО... (рядом стоящие заголовки)
Всё это - результат редакторского недосмотра. Не служит украшению газетного
номера и стандарт языковой формы заголовков. Когда на полосе соседствуют заголовки: «За
лучший вахтовый», «Укрупнённые в Якутии», мы вправе упрекнуть журналистов,
ответственных за выпуск, в невнимательности.
Поиски заголовка иногда продолжаются всё время, пока пишется материал.
Первоначальный, так называемый рабочий заголовок, может изменяться несколько раз.
Часто его форма отделывается, когда он поставлен в номер. В этом случае редактор должен
быть особенно внимателен. Сравним три варианта заголовка, последовательно
предложенных для материала, в котором рассказывалось о человеке, увиливавшем от уплаты
алиментов: «Глеб Сорокин на рандеву», «Глеб Сорокин спешит на свидание», «Глеб
Сорокин спешит на рандеву». Первый вариант — авторский, второй принадлежит редактору,
готовившему материал, третий, под которым материал появился в газете, был дан
секретариатом, когда материал уже стоял в полосе. В авторском заголовке редактора,
видимо, смутило иноязычное слово, и он решил заменить его русским, а в последний момент
к авторскому варианту решено было вернуться, но искажение смысла, внесённое при первой
правке, замечено не было.
«Заглавие не реклама, а само произведение... Выдавать авторский замысел заглавием
с самого начала тоже нельзя. От страницы к странице заглавие должно развиваться вместе с
сюжетом. Простые слова заглавия под конец чтения должны наполняться смыслом,
становиться мудрыми, и если это произойдёт, их простота скажется сильнее и значительнее
самого броского заголовка. И полюбятся они больше»,28 - к этим размышлениям А.Т.
Твардовского журналистам стоит прислушаться.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1.Что входит в понятие «композиционные рамки» литературного произведения?
2. Какова роль начальной фразы в журналистском выступлении?
3. В чем Вы видите недостаток «прямолинейных» концовок?
4.Охарактеризуйте логические, контактные и конструктивные функции
заголовка. Приведите примеры удачных и неудачных, с Вашей точки зрения,
заголовков.
Лекция 23.
Методика и техника правки рукописи
1.
ПЛАН
Знаки редакторской правки. Оформление издательского оригинала.
176
Необходимость строго соблюдения редакционно-издательской техники.
2. Отличие редакторской правки от корректорской.
3. Основные условия и задачи редакторской правки.
4. Работа над текстом с целью освоения техники редакторской правки.
Результаты, к которым пришли психологи, изучая переработку человеком
сложнейшей информации с помощью языка, позволяют осмыслить существующие в
практике редактирования методики анализа текста, более полно и строго применять их. Это,
в первую очередь, традиционные филологические методики, имеющие целью толкование
литературного произведения, и сравнительный анализ, который, как указывал Л.В. Щерба,
делает человека внимательным к тонким нюансам мысли и чувства. Он подчёркивал, что
необходимо объединить усилия лингвистов и литературоведов и рассматривать
литературное произведение в определённой исторической обстановке - в ряду его «сверстников и предшественников». На сравнении строятся сейчас методики большинства
социолингвистических исследований: сравниваются материалы на одну тему в разных
газетах, один и тот же факт в различном изложении. Для редактирования эти наблюдения,
бесспорно, представляют интерес.2
Методика редактирования сосредоточивает свое внимание на сравнении вариантов
текста, возникающих в процессе правки, сравнении неудачных вариантов с выправленными.
Новый шаг в методике сравнения текстов сделан в наши дни, когда редакторский труд
оснащается современными техническими средствами. Редактор получил возможность
сопоставлять варианты текста, вызвав их одновременно на экран дисплея. Такое сравнение
наглядно и убедительно.
Особое место в редакторском анализе занимают методики экспериментальные.
Термин «лингвистический эксперимент»
был введён в научный обиход Л.В. Щербой, который объяснял его суть так: «Сделав
какое-либо предположение о смысле того или иного слова, той или иной фразы, о том или
ином правиле словообразования или формообразования и т. п., следует пробовать, можно ли
сказать ряд разнообразных фраз (которые можно бесконечно множить), применяя это
правило».3 Разновидностью лингвистического эксперимента он считал наблюдение за смысловыми различиями, возникающими, когда произвольно сочетают слова, заменяя одно
другим, меняя их порядок и интонацию.
Одним из результатов этого метода было то, что возникло понятие «отрицательный
языковый материал» — неудачные высказывания с отметкой «так не говорят». Обосновывая
возможность или невозможность того или иного высказывания, Щерба вводил его оценку с
позиций понимания. Отрицательный материал - это «всякое речевое высказывание, которое
не понимается, или не сразу понимается, или понимается с трудом, а потому не достигает
цели».4 Экспериментальный метод представлялся ему плодотворным в синтаксисе,
лексикографии и стилистике, законным при обучении языку. Очевидно значение
лингвистического эксперимента для редактора, одна из целей которого - выявить
отрицательный языковой материал.
Метод стилистического эксперимента был предложен A.M. Пешковским. Этот
метод заключался в искусственном придумывании стилистических вариантов к тексту. Если
лингвистический эксперимент направлен к разысканию нормы языка, выяснению
закономерностей организации языкового материала, то при постановке стилистического
эксперимента исходным положением служит понимание текста литературного произведения
как системы, а сам эксперимент имеет целью определить и оценить роль элемента,
подвергшегося изменению. «Всякий текст, поскольку он истинно художествен, не выносит
замены одного слова другим, одной грамматической формы другой, одного порядка слов
другим и т. д.»,5 — считал Пешковский. В центре внимания при стилистическом
эксперименте был положительный языковой материал. Методика проведения эксперимента
включала перестановки, примерное удаление слова и замену его рядом синонимов, так как
177
при стилистическом эксперименте «изучаться и сравниваться должны не грамматические
значения вообще, а лишь грамматические синонимы, т. е. значения слов, выражений и
словосочетаний, близкие друг другу по грамматическому смыслу».6 Таким образом выявлялись часто очень тонкие, ускользающие от простого наблюдения смысловые различия.
«Постановка неудачных вариантов и, что самое главное, исследование причин их
неудачности приводит нас к пониманию причин удачности текста. Вот это-то я и называю
экспериментальным приёмом анализа, и этот приём я считаю правой рукой аналитика»,7 писал Пешковский.
Идеи лингвистического и стилистического экспериментов плодотворны для
редактирования. Они дают возможность опереться на данные научных исследований при
конструировании вариантов высказываний, определить значение отрицательного языкового
материала, его функции при анализе текста, обосновать методику редакторской правки.
Операцией анализа текста, также имеющей экспериментальную основу, служит
конкретизация. Знакомясь с трудами Л.В. Щербы и других исследователей-лингвистов, мы
видим, как под их пером возникают целые картины, поводом для создания которых послужило разыскание значения слова или оборота речи.
Как лингвист-теоретик, Щерба отдавал себе отчёт в том, что «всякая конкретизация
образа плоха», и тем не менее прибегал к ней достаточно часто, считая, что «многообразие
ассоциаций не бесконечно, всегда бывает куда-нибудь направлено ... дело же критика и
толкователя вскрыть эту направленность и указать те выразительные средства, которые
употребил в данном случае художник».8
Роль, которая отводится экспериментальной методике различными филологическими
дисциплинами, не одинакова. Так, в литературоведении, в отличие от лингвистики и
стилистики, она служит, главным образом, выяснению своеобразия конкретного художественного произведения. Методика литературоведческого подхода к анализу текста
представлена в трудах Г.А. Гуковского, она основывается на представлении о тексте как о
«живой ткани художественного произведения». Предложенная Г.А. Гуковским методика
чтения выделяла три «элемента» этого процесса: простое, непредвзятое, нарочито не
подготовленное и неопосредованное чтение литературного произведения, его генетическое
объяснение и истолкование.9
Экспериментальные лингвистические и литературоведческие методики нашли прямое
продолжение в практических методиках редактирования.
ВИДЫ РЕДАКТОРСКОГО ЧТЕНИЯ
Методика редактирования различает три вида чтения: ознакомительное, углублённое
и шлифовочное. При ознакомительном
чтении следует сосредоточить внимание на содержании произведения, его идее, теме,
манере изложения автора, т. е. оценить текст как целое. Ознакомительное чтение - быстрое.
Овладеть его техникой помогают систематические тренировки, в результате которых
скорость чтения может увеличиваться в три-четыре раза. Даже после небольшой подготовки
можно научиться читать со скоростью 400-600 слов в минуту, читая не по буквам и словам, а
строками и абзацами. Однако опыт показывает, что постижение техники скорочтения процесс далеко не безобидный, он требует ломки прочного стереотипа так называемого
«вялого» чтения. Тренировки лучше проводить под руководством преподавателя, по
специально разработанной системе.
При втором, углублённом чтении внимание редактора направлено на восприятие
каждого слова, каждого знака текста. Постижение смысла прочитанного начинается с
постижения внешних его форм и заканчивается включением механизма смыслового
контроля. Последовательность мыслительных операций определяется движением читающего
по тексту: от предложения, фразы к целостному тексту. Концентрации внимания помогает
параллельная с чтением работа над редакторскими замечаниями. Полезно, читая текст по
частям, сразу формулировать замечания к каждой части.
178
К шлифовочному чтению редактор прибегает на завершающем этапе своей работы
над текстом. Это чтение контрольное, по преимуществу чтение-«скольжение» по всему
тексту или чтение избирательное, подчинённое определённой задаче, когда, например,
возникает необходимость проверить единообразие написания имен, фамилий,
географических наименований или выверить цифровые данные, даты.
Углублённое прочтение текста — ключевой этап редакторской анализа. Специалисты
считают, что подлинным прочтением тек ста может быть именно второе его прочтение, «в
ходе которого восприятие каждого отдельного кадра уверенно относится читателем и
слушателем к целому, только в этом случае целое уже известно из предшествующего первого чтения или слушания».]0 Второе чтение подразумевает возврат к прочитанному,
соотнесение друг с другом фрагментов текста. Для лингвиста - это «путь разысканий
значений слов, оборотов, ударений, ритмов»,11 для историка и литературоведа - попутное
комментирование прочитанного при движении от одной строки к другой/
Литературоведению известны и «парадоксы медленного чтения», когда намерение «научиться читать» приводило к тому, что за мелкими деталями терялось целое. Редактору важно
определить меру подробности своих наблюдений при медленном чтении. Именно в оценке с
позиций целого каждой детали, каждой подробности, сообщаемой текстом, -смысл
углублённого редакторского чтения.
Часто приходится слышать об особом редакторском даре, об умении видеть и
чувствовать текст, о профессиональной редакторской зоркости. Эти мнения в основном
справедливы. Действительно, редактор должен уметь «видеть» текст, однако это умение
отнюдь не врождённое и не приобретается механически.
Редакторское чтение - чтение, прежде всего, предельно внимательное, ни одна
подробность не должна ускользнуть от редактора. «Именно глубоким и всеобъемлющим
взглядом на подробности отличается человек знающий от профана... Истинный знаток видит
в ничтожной для непривычного мелочи высокое значение, ибо здраво понимает её и
чувствует её отношение к целому»,12 -писал о процессе чтения один из основоположников
методики изучения литературного текста Ф.И. Буслаев. Знакомясь с текстом, редактор
выступает в роли такого истинного знатока. Редакторское чтение имеет много общего с
чтением при научной работе. Здесь так же важно, чтобы в результате не осталось ничего
непонятного, так же необходимо обдумывание сложных мест текста, знакомство с
литературой по теме, но полная анало•
Примером такого медленного прочтения текста художественного
произведения могут служить исследования Г.А. Гуковского. Среди
позднейших работ литературоведов следует упомянуть книги. Н.Я.
Эйдельмана и А.В. Западова.
гия в данном случае всё-таки невозможна. «Редактор должен знать всё», - этой фразой
обычно начинал свою первую лекцию по литературному редактированию профессор К.И.
Былинский, воспитавший целое поколение редакционных работников. Однако никто и
никогда не требовал, чтобы редактор был всезнайкой, с легкостью высказывающим своё
суждение на любую тему. Быть специалистом большим, чем автор, редактор не может, но
владеть общей методологией оценки содержания авторского произведения, иметь
представление о его предмете, знать основные литературные источники и уметь ими
пользоваться редактор обязан. «Знать всё» — для редактора значит добиться, чтобы в тексте,
над которым он работает, не было ни одной неясной для него фразы, ни одного слова, смысл
которого понят им лишь приблизительно. Никогда для редактора не будет оправданием то
обстоятельство, что он чего-то не знал. Не знаешь, не уверен - проверь и умей сделать это
самым рациональным образом, быстро и чётко.
Если в чтении при научной работе особенно важна его познавательная функция, в
редакторском чтении главное - оценка текста. Редактор обязан взвесить каждое слово,
выявить не только удачи и просчёты автора, но и причины, их вызвавшие. Опытный
редактор умеет воспринимать прочитанный текст, каждую его мысль не как информацию, но
179
как своего рода реальность, глубоко и последовательно вникать в содержание, мысленно
представлять все его детали в конкретных жизненных образах.
Можно ли научиться такому профессиональному чтению? Можно и должно.
Анализируя процесс обыкновенного чтения, К.Д. Ушинский писал: «В активном внимании [в
отличие от пассивного - К.Н.] не предмет уже владеет человеком, а человек предметом. Чем
более у меня власти над вниманием, тем успешнее я достигаю цели».13 Редакторское чтение
требует сосредоточенности и осознанной власти над вниманием. Знание особенностей
восприятия, характеристик внимания, факторов, влияющих на продуктивность памяти,
позволяет управлять процессом чтения. Причём перед каждым редактором неизбежно
возникает целая серия специфических проблем. Укажем лишь некоторые из них: процесс
вхождения в текст и рамки литературного произведения, распределение в пределах текста
материала, предназначенного для запоминания, воздействие на читателя различных приёмов
изложения.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1.Что представляют собой традиционные филологические методики анализа
текста и практика его редактирования?
2. Что такое редакторское чтение? Какие виды редакторского чтения вы
знаете?
Лекция 24.
Виды правок
ПЛАН
1. Процесс правки текста. Правка-вычитка.
2. Правка-сокращение.
3. Правка-переделка
4. Правка-обработка.
В ходе углублённого прочтения текста редактор достигает точности его оценки и
обычно лишь после этого приступает к правке. Именно так рекомендует ему поступить
традиционная методика редактирования, основывающаяся на опыте редакторов
художественной литературы. Методика динамического редактирования, предложенная при
подготовке к изданию научной и технической литературы, советует редактору составлять
своё заключение о материале сразу после ознакомительного чтения, правку вести в ходе
углублённого чтения, а затем, непосредственно перед сдачей в набор, просмотреть весь текст
ещё раз. При подготовке к опубликованию материалов массовой информации мы наблюдаем
гибкое сочетание различных методик, диктуемое многообразием содержательных и
жанровых характеристик журналистских произведений.
В литературе по теории и практике редактирования проблемы редакторского анализа
оттеснили на второй план вопросы, связанные с процессом правки текста. Это в
определённой мере находит объяснение в концепции, видящей суть редактирования в своеобразной прогностической проверке рукописи с точки зрения того, как произведение будет
служить читателю, а отнюдь не в правке её.14 И хотя общепризнанно, что часто правка
занимает едва ли не большую часть времени при подготовке рукописи к изданию, многие
пособия по методике редактирования вооружают редактора лишь самыми общими
рекомендациями, как править текст.
Идея правки текста не противоречит ни его объективным характеристикам, ни
психологическим закономерностям творческого процесса создания литературного
произведения. Умело проведённая трансформация не нарушает цельности и связности текста. Напротив, освобождение его структуры от элементов, привнесённых побочными
влияниями, проясняет замысел автора, его идею. «Осторожно убираешь лишнее, словно
180
снимаешь пленку с переводной картинки, и постепенно под рукой проступает яркий
рисунок. Рукопись не тобою написана. И всё-таки радостно чувствуешь некоторую
причастность к её созданию... Мне, редактору, эта работа дала очень многое. Она помогла
понять, как разрозненные, скупые факты, преломляясь в воображении писателя, обрастают
плотью, как из деталей складывается образ. Работа помогла заглянуть в творческую
лабораторию писателя»,15 -так видит свою работу редактор.
Редакторская работа не терпит трафарета. Нет таких рецептов правки, которые можно
было бы применить к любому тексту. Редактор имеет право выбрать приём правки, но этот
прием должен быть точным, обоснованным, и применять его надо умело.
Понимание сложности литературного процесса и психологии автора должно
предостеречь редактора от правки, которая не является необходимой. Количество поправок и
изменений в рукописи отнюдь не свидетельствует о качестве его работы. Не секрет, что и
сегодня в редакциях газет можно встретить сотрудников, которые считают своим долгом
переписать заново всё авторское произведение. Они делают это, искренне убежденные в том,
что приносят пользу, что их труд необходим. После такой обработки текст становится более
«гладким» и многое теряет.
ВИДЫ ПРАВКИ
В методике редактирования принято различать четыре вида правки: правку-вычитку,
правку-сокращение, правку-обработку и правку-переделку.
Цели корректорской и редакторской вычитки различны. Корректор, вычитывая
подготовленный к печати текст, добивается его полного совпадения с текстом авторитетным,
выверенным, внося необходимые исправления. Цель редакторской правки-вычитки чтение текста «насквозь». Вычитчик должен отметить его смысловые, композиционные,
стилистические недочёты, обратить внимание на правильность написания географических
наименований, имён и фамилий, на точность цитат, цифр и дат, проверить сопоставимость
единиц измерения. В его обязанность входит также проверка соответствия заголовков тексту
и соответствия подписей под иллюстрациями изображению.
Обычно вычитку поручают опытному редакционному работнику, но он ни в коем
случае не должен подменять редактора, готовившего материал. Его обязанность - заметить
недостатки текста и указать на них, но отнюдь не править его, исключая, разумеется,
бесспорные ошибки и буквенные опечатки. Поэтому даже при очень высокой квалификации
вычитчика ведущий редактор участвует в этом процессе, снимая его вопросы.
Цель правки-сокращения - уменьшить объем текста, довести его до заданного
размера. Обычно сокращения как специальный вид правки бывают вызваны необходимостью
внести конъюнктурные изменения или различными техническими соображениями. Правкасокращение в отличие от правки-вычитки уже прямое вмешательство в текст, поэтому
редактор должен учитывать особенности его смысловой и синтаксической структуры.
Характер изменений, вносимых обычно в текст при сокращении, позволяет разделить их на
две группы: сокращение текста частями и сокращения, которые мы условно назовём внутритекстовыми. В первом случае исключаются части текста, представляющие собой
определённые смысловые звенья. Они, как правило, оформлены композиционно и
синтаксически. Сокращение однотипных примеров, фактов одного смыслового ряда,
частных подробностей не вызывает трудностей при редактировании. Если сокращения
намечены правильно, не искажают смысла и не противоречат манере автора, текст после них
нуждается в минимальной дополнительной обработке «стыков» между оказавшимися после
правки рядом частями текста. Она необходима для достижения его связности. Сокращая
текст, редактор всегда должен тщательно следить за тем, чтобы эпизоды и факты,
исключённые в процессе правки, не упоминались косвенно в последующем изложении.
Когда связь между смысловыми звеньями текста необходима, сокращение его
крупными частями невозможно. В этом случае прибегают к сокращениям внутритекстовым,
связанным с более глубоким вмешательством в текст. Сокращения, обусловленные
литературными качествами произведения, следует рассматривать уже как правку181
обработку. Обработка - самый распространённый вид правки. Её задача — подготовка к
публикации окончательного варианта текста, в котором полностью учтены результаты
редакторского анализа. Цель обработки - литературная отделка текста, совершенствование
его формы, уточнение идеи автора, его замысла. По своему характеру изменения, вносимые
при этом в текст, разнообразны: сокращения, дописывание отдельных фрагментов, замена
слов и оборотов речи, изменение синтаксических структур, совершенствование композиции.
Особенности авторской манеры изложения, его стиль правка-обработка изменять не должна.
Цель правки-переделки - создание нового варианта текста на основе материала,
представленного автором. Строго основываясь на сообщённых фактах, журналист облекает
мысль автора в литературную форму. Изменение жанровой структуры произведения,
обработка текста в случае изменения его целевого назначения также осуществляется
правкой-переделкой. Близка по методике к правке-переделке литературная запись специфический вид творческого сотрудничества редактора и автора.
Деление правки на виды по её целям в значительной степени условно. Странной
выглядела бы попытка ограничить задачу правки текста каким-нибудь одним (за
исключением вычитки) её видом. Процесс редактирования текста един, и профессионализм
редактора проявляет себя в умелом сочетании различных приёмов правки, их разнообразии,
в умении целесообразно эти приемы применять.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Какое применение находят в редактировании методики сравнительного
анализа текста?
2. В чём смысл лингвистического эксперимента в толковании Л.В. Щербы?
3. В чём видел A.M. Пешковский смысл стилистического эксперимента?
4. Какое значение для редактора имеют экспериментальные лингвистические и
литературоведческие методики анализа текста?
5. В чём Вы видите смысл и значение конкретизации как одной из операций
редакторского анализа текста?
6. В чём особенности различных видов чтения, применяемых при
редактировании?
7. Почему углублённое прочтение текста считается ключевым этапом его
редакторского анализа?
8. Охарактеризуйте процесс правки текста.
9. Какие виды правки различает методика редактирования? В чём их
особенности?
10. В чём отличие корректорской правки-вычитки от правки-вычитки
редакторской?
11. Укажите основные приёмы правки-сокращения.
12. Какими причинами бывает вызвана правка-переделка?
Лекция 25.
Работа редактора с фактическим материалом текста
ПЛАН
1. Выбор факторов, их проверка и осмысление.
2. Основные методологические принципы отбора и точность номинации
исторических и бытовых фактов, ситуаций современной действительности и их
оценки.
3. Работа редактора над систематизацией фактов с целью помочь читателю
понять их взаимосвязь и сделать определенные выводы.
4.
Приемы и правила оформления цитат. Техника сверки цитат с
первоисточником. Оформление ссылок на источники.
182
5.Принципы единообразия и написания имен, фамилий, дат, географических
названия, наименования и терминов, правильность ссылок, цитат.
Факт – предмет журналистского исследования. Теоретики журналистики
рассматривают факт с позиций теории познания как фрагмент действительности и
метафорически, наблюдая, как осваивается в процессе журналистского творчества его
отвлеченное значение, как происходит его типизация, дается образная трактовка. Для
журналиста факт всегда соотнесен с суждением о событии, служащим утверждению
истинности или ложности определенных положений, выяснению связей и отношений между
явлениями, между предметом и его свойствами. 1
Теория редактирования предлагает свою трактовку этой важнейшей для
журналистского творчества проблемы, исследуя то, как факт воплощен в тексте
литературного произведения, как он передан средствами языка. Понятие фактический
материал, которое принято в редактировании, охватывает все опорные для текста элементы,
передающие смысл и предметные отношения. 2 При правке текста они не должны
подвергнуться изменениям или выпасть. Фактический материал реализуется в текстовых
конструкциях, которые обозначают не только события, но и «кусочки действительности» –
вещные элементы предметного ряда, свойства, качества, состояния, наименования лиц,
отношений, количества.
Фактический материал может быть привлечен журналистом как собственно
информация, как аргумент в процессе логического доказательства и основание для
общих утверждений и , наконец, как иллюстрация, дополняющая то или иное
наблюдение. Приемы изложения всегда обусловлены функциональным назначением
фактического материала.
Любая неясность в журналистском тексте неприемлема. Поэтому так важна
правильность передачи информации, сквозная оценка и точная разработка фактического
материала. Наблюдения над газетной практикой убеждает в том, насколько важна для автора
помощь редактора.
Заметки о железнодорожной аварии у станции Приволжье Ярославского отделения
Северной железной дороги на следующий день поместили многие газеты. Сопоставим
публикации трех из них:
…сошла и опрокинулась часть грузового состава. В том числе три цистерны,
заполненные высококачественным веществом. Одна из них разгерметизировалась.
… сошла с рельсов два вагона и три цистерны… Из открывшейся от удара крышки
цистерны вытекала неизвестная жидкость с едким запахом.
Несколько вагонов сошло с рельсов. В их числе оказалась цистерна с сильно
действующей токсической жидкостью, которая разгерметизировалась от удара.
Сведения о масштабах аварии явно не совпадают: часть … состава, в том числе три
цистерны – два вагона и три цистерны – несколько вагонов … в их числе … цистерна.
На другой день была опубликована справка штаба по ликвидации аварии, где
говорилось, что произошел сход семи вагонов, и в пояснении к справке упоминались четыре
вагона и три цистерны, а в корреспонденции «Все позади» можно было прочесть:»сошли с
рельсов два вагона и три цистерны грузового состава».
Итак, если верить одной газете, с рельсов сошло семь единиц подвижного состава,
если верить другой – их было пять. НЕ совпадают сведения и о том, сколько было сошедших
с рельсов цистерн: три или одна.
Что в подобной ситуации зависело от литературного редактора? Ведь на месте
событий он не был, оснований заведомо не верить корреспонденту у него нет. И все же
уместно напомнить, что именно «горячий» материал, когда времени на детальную выверку
сведений нет, требует от редактора профессионального навыка выделить из текста
фактический материал, подлежащий проверке и сделать это быстро и четко.
Профессиональное контролирующее мышление редактора должно быть нацелено на
183
соотнесение данных внутри текста и оценку их достоверности. Если бы это требование было
выполнено, вряд ли бы мы прочитали в одной и той же заметке: «несколько вагонов, в том
числе цистерна», а чуть ниже: «четыре вагона и три цистерны».
Не менее важно для контролирующего мышления редактора умение конкретно
представить, как происходили события, о которых говорится в тексте. В одной газете
написано: «Прямо на рельсах уродливо лежала на боку большая железнодорожная
платформа», а в другой: «Одна из цистерн опрокинулась между путями». Описания не
совпадают, а это немаловажно при выявлении причин аварии.
Не была достигнута при редактировании и терминологическая точность,
необходимая в информационном материале. Сопоставим употребление, казалось бы, всем
известных слов: вагон, цистерна, платформа, руководствуясь статьями словаря. 3 Вагон –
транспортное средство для перевозки пассажирских грузов, приспособленное для движения
на колесах по рельсам. Вагон может быть товарным, пассажирским и т.п. Платформа–
открытая повозка, железнодорожный вагон с низкими бортами для перевозки грузов.
Цистерна – большой резервуар, а также вагон или автомобиль с таким резервуаром для
перевозки жидкостей. Вагоны и цистерны платформами нельзя назвать, тем более что на
публиковавшихся газетами фотографиями мы не увидели ни одной платформы. Соотнесение
на разных уровнях фактического материала, конкретизация представлений – важнейшие
приемы работы редактора над текстом. Точность передачи информации, ее однозначность –
непреложные требования к публикации.
Работая над материалами публицистики, редактор должен представлять сложность
диалектических отношений между мыслью и фактом в журналистском творчестве, когда
непосредственный контакт с действительностью стимулирует развитие мысли, а
сформировавшиеся суждение предопределяет отбор фактов и разработку деталей и
фактический материал входит в текст как элемент логического построения, основание для
вывода.
Два журналиста побывали в одной и той же московской школе, и в течение недели
две корреспонденции, одна – в журнале, другая – в газете, рассказали об их впечатлениях.
«Дорогие мои мальчишки» называлась первая. «Не все, что блестит…» была озаглавлена
вторая. В журнале читаем: «…Торжественным было открытие музея героев-панфиловцев. За
месяц до открытия в школе объявили «военное положение». А это значит: ходить строго по
форме, носить голубые пилотки – цвет района. Быть готовым в любую минуту по тревоге
занять заранее распределенные посты. Даже по коридорам ходили, чеканя шаг. И говорят,
что самые озорные вели себя прекрасно». В газете об этом рассказано иначе:» …Но вот
звонок, и в фойе или, как здесь говорят, в рекреации, полились толпы учеников. Толпы тут
же организовались в стройные процессии. Ученики ходили по кругу, парами. А посредине
круга стояли дежурные учительницы и громкими голосами, регулировочными жестами
поддерживали полный порядок на перемене». Продолжим сравнение, В журнале
читаем:»…Я ухожу из этой школы с таким ощущением, будто бы побывала в своем детстве».
«теперь музей весь в блеске органического стекла, – пишет автор, автор газетной
корреспонденции, – и тут образцовый порядок. Но уже нет жизни, нет подлинности».
Так по-разному увидели журналисты жизнь школы. Это всегда возможно, и
журналист имеет на это право. Редактор не должен навязывать автору свои суждения, но его
обязанность – напомнить об ответственности, которая возложена на журналиста как на
активного участника сложных процессов общественной жизни.
Еще В.Г. Белинский говорил, что не нужно выдумывать факты, стоит только
обратить внимание преимущественно на те факты, которые подтверждают заранее
составленное мнение, закрывая глаза на те, что противоречат этому мнению. Факты можно
искажать и не выдумывая лжи. Предпринимая расследование, журналист не претендует на
бесспорность своих выводов, но он всегда привлекает внимание к найденным им фактам, к
судьбам людей, их поступкам и отношениям между ними. Форма, в которую суждения
журналиста облечены приемы, к которым он прибегает, конструируя эти суждения, должны
184
быть оценены редактором не только с узкопрофессиональных, но и с более широких,
этических позиций.
Насколько тесно связаны в журналистском творчестве проблемы литературного
мастерства и этики при обработке фактического материала – убеждают многие публикации.
«Как только дверь распахнулась, все они разом ринулись к платьевому шкафу, в
котором среди одежды, насколько мне известно, висела сумочка с драгоценностями:
бриллианты, золото, серебро… Смотреть, как они капались в чужом белье, было
невозможно. Мне стало дурно, и я вышла в коридор». – Это отрывок из газетной публикации
о судьбе наследства Ф.И. Шаляпина. Все они – люди, причастные к судьбе дочери Шаляпина
Ирины Федоровны. Автор, предпринявший «частное расследование», приводит свою беседу
с бывшей сотрудницей Министерства культуры. Субъективность ее впечатлений очевидна,
но уже сам факт, что разговор передан подробно, его тон можно истолковать как то, что
автор солидарен с собеседницей. Во всяком случае участники «истории» выглядят крайне
непривлекательно. И хотя разобраться в ней правомочны лишь юридические инстанции, тень
на всех, кто побывал в тот день в квартире дочери Шаляпина уже брошена.
Редактор должен предусмотреть и возможность субъективной трактовки читателем
фактов, представленных автором, сделать за тем, чтобы картина действительности не была
разрушена, а смысловые связи не были искажены. Пусть ситуация подана журналистом как
случайная, прогнозировать, как она может быть истолкована читателем, необходимо:
Недавно я встретил знакомую женщину. На ее лице – усталость и тревога.
– Вот иду с базара, ничего по сути не купила, – с грустью в голосе произнесла она…
…Я сочувственно посмотрел на свою собеседницу. Да, как нелегко выжить в наше
смутное время. У нее две дочки. Одной где-то 14, а другой – семь лет. Муж загулял и
оставил семью. Опытный инженер, эта женщина вот-вот окажется в числе безработных.
А что тогда?
Увы, все чаще в процессе мелькают сообщения о том, что люди, не выдержав
тягот рыночной «революции», от безысходности добровольно уходят из жизни…
И хотя затем автор возвращается к вполне конкретной теме, описывая городской рынок,
впечатления от «случайной встречи» для читателя окажутся, возможно, сильнее, чем от
рыночных цен. Небрежно отредактированный текст не только искажает суть фактов, но и
свидетельствует о неуважении к читателю и людям, упомянутым автором.
Фактический материал в функции иллюстрации – относительно свободный элемент
текста. Его включение в текст не обусловлено требованиями логической конструкции. Он
дополняет, уточняет смысловую основу материала, часто рассчитана на эмоциональное
воздействие, пробуждение читательского интереса. И тем не менее связь фактовиллюстраций с содержанием текста должна быть для читателя очевидной. «Описательство»
как явление не характерно для публицистики наших дней, тем не менее очерк, подобный
тому, отрывок из неотредактированного варианта которого мы приводим ниже, может
встретиться редактору и сегодня.
Вскоре после недолгого перетряхивания пустых желудков по проселочной дороге подъехали
к небольшому двухэтажному зданию с колоннами и парадным купеческим входом в три
двери, из которых, как обычно, открывается только одна. Любезный администратор
внимательно просмотрела наши командировочные удостоверения и по скрипучим лестницам
провела на второй этаж.
– Ну, что же, нам переспать одну ночь и дольше. – Поблагодарив ее, мы вошли в
номер. Здесь было довольно тепло. Шесть чистеньких кроватей стояло вдоль стен.
Большой квадратный стол довершал убранство комнаты. Мы разделись, повесили куртки и
занялись извлечением пищи из рюкзаков. Сухим стуком пластмассовых стаканчиков
завершился остаток ночи.
Следует сказать, что описание гостиницы никак не связано с дальнейшим изложением и
никакой специальной нагрузки в общей структуре очерка не несет. При редактировании этот
эпизод был сокращен.
185
ПРОВЕРКА ФАКТИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛА
Традиционное суждение по поводу обязанностей редактора состоит в том, что он
должен устранить фактические ошибки, однако это очевидно и элементарная, на первый
взгляд, задача часто вынуждает его провести самостоятельное исследование, которое
заставляет мысленно повторить весь путь автора в его работе над фактом. Ответственность
редактора за точность и достоверность публикуемого фактического материала не вызывает
сомнений. Редакционная практика дает нам много примеров того, как остро реагирует
читатель на любую фактическую неточность.
Известно, например, как ревниво относятся люди к рассказу о своей профессии, и
если журналист проявит здесь малейшую неосведомленность, это воспринимается как
неуважение к ней.
Когда автор очерка о геологах написал: «У меня дома лежит маленький тяжелый
кусок породы – касситерит», он никак не предполагал, какой отклик вызовет эта фраза.
Оказывается, что касситерит не порода, а минерал, само название его пишется не так, и
геологи уверены, что это известно (или должно быть известно) даже школьникам.
Небрежностей и неточностей в очерке много. Очеркист предлагает «отбирать шурфы», а что
значит шлифовать участки – не знает никто. И вот результат. «Я со всей решительностью
протестую против вопиющей неграмотности, больно режущей глаза, всех тех мест, где автор
касается наших профессиональных геологических вопросов», – писал в газету ее читательгеолог.
Для реактора не существует неточностей больших и малых, ошибок значительных и
незначительных. Все неточности и ошибки надо вовремя заметить и устранить. И пусть
иногда ошибка кажется совсем безобидной, не угрожает смыслу, но читатель всегда
проверит нас. Малейшая небрежность в передаче факта создаст психологическую
предпосылку для сомнения в истинности суждений мира. Даже опытный и творчески
работающий редактор не может сравняться по эрудиции с автором – специалистом в своей
области. Тем большее значение для редактора приобретает методика профессиональной
работы с фактическим материалом: умение быстро и точно найти нужную справку,
проверить правильность данных, знание широкого круга справочных пособий, навык
ориентироваться в них, владение приемами анализа текста.
Пособия по методике редактирования рекомендуют три вида проверки
фактического материала: внутреннюю проверку, сличение с авторитетным
источником, официальное подтверждение.
Методика внутренней проверки основывается на соотнесении фактического
материала в пределах редактируемого текста и его конкретизации. Для выбора авторитетного
источника существует специальные правила. Так, при работе с опубликованными данными
фактический материал проверяют только по изданиям, из которых он заимствован.
Источников косвенных следует избегать. При необходимости обратиться к справочным
пособиям предпочитают издание, последнее по времени. Энциклопедии представляют
систематизированную информацию по всем отраслям знания. Отраслевые пособия –
отраслевые энциклопедии, справочники по специальностям, справочно-информационные
издания, официальные материалы – содержат сведения по одной отрасли знания и
практической деятельности.
В том случае, когда ни сличение с авторитетным источником, ни внутренняя
проверка не дают возможности убедиться в достоверности и точности фактического
материала, прибегают к консультации авторитетных специальных учреждений. Их
официальное подтверждение – достаточное основание для публикации оригинального
фактического материала.
Мнение квалифицированного специалиста всегда ценно для редактора, им следует
заручиться своевременно. Этой рекомендацией явно пренебрегла газета, рассказывая своим
читателям об исследованиях, которые велись в научно- исследовательском институте
186
гидротехники:
…Поперек искусственной реки стояла – двухметровая плотина. Серая, ничем особенным не
примечательная, разве что не прямая, как обычно, а полукруглая. Словно перегородили
Енисей половинкой бетонного кольца.
Сделали ее сначала обыкновенной, прямой. Низкую воду она выдержала, устояла и в
половодье, а в большое наводнение чуть было не рухнула.
..И тут у кого-то родилась мысль: а что если площадь плотины увеличить? Когда
равная масса воды давит на разные по величине площади, то давление будет меньше там,
где больше площадь. Значит, плотина сразу станет мощнее. Поток воды, ударившись в ее
широкую грудь, рассеется и как бы ослабнет.
Да, но как же увеличить площадь? Расширить реку?
Совсем нет. Всем известно, что кривая линия больше прямой. Поэтому и плотину
нужно делать по кривой, полукруглую.
…Вот, оказывается, почему плотина Саянской ГЭС похожа на половинку
бетонного кольца. Чтобы крепче была.
Приведем мнение специалиста по поводу публикации и:
Действительно, любой школьник знает, что гидростатическое давление (т.е.
давление воды) прямо пропорционально площади, на которую вода давит, а не наоборот.
Как это получается у автора статьи… Путаница произошла потому ,что он, по-видимому,
не понял или точнее, перепутал площади, о которых ему рассказывали в институте. Когда
масса воды давит на плотину, удельное давление на площадь основания будет меньше в том
случае, когда площадь основания будет больше. И если бы автор в свою фразу: «Значит,
плотина с увеличенной площадью сразу станет мощнее» пред словом «сразу» добавил слово
«основания», то все стало бы на свои места Следующая фраза: «… поток воды, ударившись
в ее широкую грудь, рассеется и как бы ослабнет»,свидетельствует о том, что автор
«широкую грудь» перепутал с «широкой подошвой. Подобные анекдоты всегда бывают,
когда журналист пишет статью на технические темы, а потом перед сдачей в редакцию
не показывает ее инженеру, с которым беседовал.
РАЗБОР ПРАКТИКИ
Повествование в событийной информации. Спеша оперативно рассказать о
случившемся, корреспондент зачастую не придаёт значения форме, в которую его рассказ
облечён, и довольствуется стереотипами композиции, в этом случае помогающими решить
лишь часть стоящей перед ним задачи. Характер событий, их стремительность остаются для
читателя непроявленными, а в текст могут вкрасться неточности. Наблюдения над практикой
убеждают в том, насколько необходима автору событийной информации помощь редактора.
Для его контролирующего мышления существенно умение конкретно представить себе
ситуацию, о которой говорится в тексте, оценить достоверность повествования.
Перед нами публикации двух газет о вынужденной посадке воздушного лайнера:
Самолёт ... замер в двух
Самолёт ... наконец, замер...
метрах от стены заграждения.
Ещё бы два метра, и, как го
Экипаж мгновенно выкинул чеворится, не дай Бог... Там, впе
тыре аварийных трапа, и пассареди, был бетонный забор, а за
жиры, как дети с горки, заскольним - ров. Пассажиры апло
зили вниз.
дировали экипажу за отличную
посадку. Сразу же распахнулись двери,
аварийные люки. Всех начали быстро
высаживать.
Первая заметка лаконична. Автор второй пытается оживить изложение, рассказать о
событии более подробно. Однако в сложившейся обстановке трудно представить себе
аплодирующих пассажиров. Неточность допущена и в другом узле повествования. Что
означает фраза: «Всех начали быстро высаживать»? Как это происходило?
187
Ещё один пример. Сопоставим, как ведётся повествование в двух заметках об одном и
том же событии - захвате террористами самолёта. Выделим узлы повествования и проследим
за их последовательностью:
Военнослужащие ... спец«Командос» подорвали люк
подразделения взорвали люк
... ворвались внутрь ... открыгрузового отсека ... предприняли огонь по угонщикам. В свою
ли штурм авиалайнера
очередь, террористы, обнаружив
...террористы забросали
попытку проникнуть в самолёт,
пассажирский салон гранатами.
забросали пассажирский салон
В самолёте возник пожар. В пегранатами. В результате взрырестрелке с командос все угонва и пожара 59 человек были
щики были убиты.
убиты.
В первой заметке повествование построено более точно и динамично. Во второй расплывчатость формулировок, излишняя Дробность узлов повествования, усложнённость
синтаксической конструкции при попытке ввести вторую линию повествования (В свою
очередь, террористы, обнаружив попытку проникнуть в самолёт, забросали пассажирский
салон гранатами) замедляют темп рассказа.
Существуют различные приёмы, помогающие усилить эффект событийности в
информационном тексте, его напряжённость, так как реальное время свершения событий, как
правило, не совпадает со временем, требующимся на рассказ о них. Оно почти всегда короче.
Динамизм повествования усиливается, когда нарушается постепенность в накоплении
информации, и новое вводится неожиданно для читателя. Внимание редактора должны
привлечь глагольные формы, указания на время, строй фразы. Чтобы передать
стремительность событий, сообщить повествованию напряжённый ритм, следует добиться,
чтобы цепочка глаголов выступала рельефно на фоне ясных по конструкции коротких фраз,
использовать в качестве узлов повествования номинативные предложения. Их лаконизм и
богатые возможности смыслового наполнения помогают сообщить тексту динамизм:
«Полоса! Лёгкий удар! Самолёт завалился на бок, царапнул полосу крылом, сошел с неё,
прорезал дугу в снежной колее и замер в двух метрах от стены ограждения» — так
сочетанием именных и глагольных конструкций автору приведённой выше заметки удалось
подчеркнуть стремительный в начале и постепенно замедляющийся к концу эпизода темп
событий.
Роль указаний на время при построении повествования поясним другим примером:
В тот день сменный машинист-обходчик котло-турбинного цеха Ульяновской ТЭЦ-2
А. Гусенков заметил отблески пламени. Не теряя ни секунды, оповестил об опасности
начальника смены станции В. Анищенко. Через минуту сигнал тревоги был принят на пульте
военизированной пожарной охраны.
Заголовок заметки «Решили минуты» не оставляет сомнений в стремительном
характере событий, и это подкреплено в тексте такими указаниями на время, как не теряя ни
секунды, через минуту. На фоне их начало заметки - «В тот день ... заметил отблески
пламени» — явно неудачно.
Проявление личности рассказчика, степень его участия в событиях, о которых он
повествует, форма выражения авторской позиции - существенные черты, определяющие
различие газетных жанров.
С промежутком в несколько дней в двух разных газетах были опубликованы
материалы об одном и том же событии. Одна газета напечатала заметку «Врачи спешат на
помощь». Другая -репортаж с места событий «Точность была снайперской». Приводим их
текст с небольшими сокращениями:
Врачи спешат на помощь
Точность была снайперской
В студёном Беринговом мо...Радиограмма с плавбазы
ре случилась беда: на борту плавзывала о помощи: на борту тявучей базы ... тяжело заболела
желобольная, требуется вме188
лаборантка В. Снегилева. Требовалась срочная операция. И тогда моряки послали телеграмму в
Чукотскую санитарную авиацию.
Экипаж вертолёта, которым
руководил Михаил Кащенко, вылетел из посёлка Беринговский.
Полёт и посадка предстояли
сложные. Площадка плавбазы на
кормовой палубе и так мала, а
судно вдобавок качало в штормившем море. Чтобы посадить
машину, требовались большая
точность и мастерство. И вот машина на палубе. Но вывозить
больную было рискованно. Вертолётчики вернулись в посёлок
Беринговский, где их ожидали
врачи. И снова полёт над неспокойным морем.
Операцию делали на борту
плавбазы. Вовремя оказанная
хирургическая помощь спасла
больной жизнь.
шательство квалифицированного хирурга. Плавбаза, находившаяся в Беринговом море, не
могла подойти близко к берегу:
мешал ледовый припай,
Михаил Кащенко решает
сделать пробный вылет. И вот
вертолёт
поднялся
из
посёлка
Беринговский,
полетел
над
ле
дяными
торосами.
Спустя
не
которое время машина повисла
над
плавбазой,
качавшейся
на
волнах. Все понимали: посадка
в этом случае связана с боль
шим риском. Но ведь на плав
базе
умирает
человек.
Пилот
долго
выбирает
удобный
мо
мент, чтобы посадить машину,
Это совсем не просто. Наконец, такой момент выбран, и
колеса
«МИ-4»
коснулись
палубы.
Вертолёт
посажен
со
снайперской
точностью.
Бортовой винт машины повис над водой.
Одна из лопастей ведущего винта
остановилась в метре от трубы судна.
Больная - лаборантка большого
морозильного рыболовного траулера
«Сулак» В. Снегилева находилась в
тяжёлом состоянии, и брать ее в
вертолёт без врача было рискованно.
Тогда
«МИ-4»
вернулся
в
Беринговский, взял на борт врача с
необходимыми
для
операции
инструментами.
Экипажу
вертолёта
предстояло
повторить
посадку
на
палубу
плавбазы... И он её повторил с такой
же точностью, хотя стоило это
авиаторам огромного напряжения сил.
На борту плавучей базы началась
операция. Два экипажа - плавбазы и
вертолёта - с волнением ждали её
результата.
Наконец,
все
с
облегчением
вздохнули:
жизнь
женщины спасена!
Тон заметки спокоен, события перечисляются в той последовательности, в которой
они происходили в действительности. В репортаже уже первая фраза свидетельствует о том,
что автор стремится не только перечислить события, но и рассказать, как они происходили.
О трагичности ситуации, взволнованности автора свидетельствует эмоционально
окрашенный глагол взывала, синтаксический строй фразы с бессоюзной связью и неполным
предложением эллиптической структуры, характерной для монологической речи
189
(радиограмма ... взывала о помощи; на борту тяжелобольная...) Репортаж включает
большее количество узлов повествования, сообщает подробности, которых нет в заметке.
Достаточно сравнить, как рассказано в этих материалах о посадке вертолёта на палубу
плавбазы, чтобы убедиться: автор репортажа хочет показать читателю, что он пишет не с
чужих слов. И не только степень подробности различает эти два повествования. Настоящее
время, в котором ведётся рассказ в репортаже, подчёркивает напряжённость ситуации:
Пилот долго выбирает удобный момент, чтобы посадить машину. Это совсем не просто.
Наконец, такой момент выбран, и колеса «МИ-4» коснулись палубы. Темп рассказа
подкрепляет впечатление достоверности, позволяет предположить, что автор заметки был на
месте происшествия, что всё происходило у него на глазах.
Биографическое повествование. Газеты часто рассказывают читателям об их
знаменитых земляках, печатая воспоминания о них. Рассказ о жизни человека всегда
сочетает в себе несколько повествовательных планов: повествование о фактах биографии
героя и фактах окружавшей его действительности, оценку этих фактов автором
жизнеописания. Возможности биографического повествования в условиях газеты
ограничены. Оно не может претендовать на ту полноту наблюдений, научность в подходе к
материалу, глубину обобщений, которая присуща лучшим образцам научно-художественных
биографий, но тем большее значение приобретает строгость построения повествования и
соразмерность его частей, умение представить жизнь героя «в потоке времени». Рассмотрим
одну из газетных публикаций. Текст с небольшими сокращениями приводится в том виде, в
каком он был опубликован.
Задумав рассказать о своем земляке музыканте Владимире Нагорном, мастере игры на
балалайке, автор начинает издалека:
Ещё свежи были в памяти смены властей в Таганроге - белых и красных и наоборот, а
с ним и голод, и первая оккупация немцами, но когда жизнь стала налаживаться, летними
вечерами в переулках городской окраины Собачеевки слышались звуки струнных
инструментов - балалайки, мандолины или гитары. А при клубе железнодорожников, что
находился вблизи вокзала на улице Фрунзе (тогда Троцкого), открыли библиотеку и кружок
струнных инструментов. Вот и я осенью 1923 года, будучи учеником четвёртого класса
школы № 6 (потом № 15), имея старенькую мандолину и огромное желание научиться
играть, вступил в этот кружок. Здесь и встретился с Владимиром Нагорным, соучеником из
той же школы, только из старшего класса...
Интонация автора естественна, каждая деталь, подсказанная памятью, дорога
рассказчику и способна передать живые черты времени, но им надо найти место в рассказе,
включить в основную линию повествования - в рассказ о Владимире Нагорном. Для
повествования существенно, когда, где происходили события, их суть. Ответ на эти вопросы
прост. В 1923 году в Таганроге в кружке струнных инструментов, открытом при клубе
железнодорожников, автор, тогда ещё школьник, познакомился с Владимиром Нагорным.
Однако эти сведения из текста читателю извлечь непросто. Они тонут в подробностях, не
имеющих прямого отношения к предмету повествования (названия улицы, упоминание о
библиотеке, номер школы, в которой учился автор). Редактор должен помочь автору
построить рассказ и внести необходимую лексико-стилистическую правку. Но к деталям,
передающим «дух эпохи», следует отнестись бережно. Отказываясь от них, текст легко
«засушить».
Другая опасность, которую редактору следует иметь в виду, готовя к печати
воспоминания о прошлом, - подмена рассказа о герое рассказом автора о себе. И в этой
публикации автор настойчиво сообщает читателю подробности своей биографии, причём
забывает следить за последовательностью событий и точностью их передачи: «Через
некоторое время мы были переведены в здание бывшей Мариинской женской гимназии, уже
под названием школа № 6, где мы с Владимиром продолжали учиться», -пишет он. Школа
переведена под названием «школа № 6» или женская гимназия стала так называться - неясно.
И более того -непонятно, зачем автор упоминает об этом.
190
Первая дата, включённая в повествование, - 1923 год, затем память возвращает
пишущего в 1918 год, а в конце воспоминаний указана дата 1914 год. Временные сдвиги в
повествовании возможны, но такой приём должен быть оправдан. Этого в данном случае не
произошло. Некоторые же даты вообще не нужны:
Когда (Нагорному) исполнилось восемь [заметим, что годы жизни героя автором не
указаны. - К.Н.], в 1916 году его определили в четырёхклассное железнодорожное училище,
куда приняли и меня в 1919 году, но это ещё при белых, до освобождения города от
деникинских войск, то есть до января 1920 г.
Типичный недостаток построения биографического повествования - несоразмерность
его частей. Рассказ о детстве и юности героя, закономерно начинающий повествование, не в
меру подробен. Главные же события излагаются скороговоркой:
Мечта детства и юношества Владимира стала сбываться. Он был на пути к овладению
искусством виртуозной игры на балалайке. Стал выступать в нашей школе, организовал
школьную самодеятельность, участников стали посылать в ближние сёла, а в городе - играть
в клубах, библиотеке им. Чехова и в парке. В наших музеях хранятся афиши его концертных
выступлений с 1926 по 1938 год в городах Туле, Макеевке, Нижнем Новгороде, Кемерове и
других. Когда ему исполнилось 20 лет, он переехал в Москву, стал солистом московского
ансамбля, выступал с известными артистами... С бригадами Москонцерта он объехал весь
Советский Союз. Продолжал нести славу русской балалайки и по концертным залам Греции,
Дании, Швеции, Австрии, Германии. Родной Таганрог тоже не был забыт.
Анализируя повествовательные тексты, мы убеждаемся, что при всем их
разнообразии в пределах этого способа изложения действуют общие правила построения.
Они требуют обоснованности и тщательности выбора узлов повествования и той последовательности, которая передаёт движение событий; их смену, изменение объекта нашего
наблюдения, помогает освободить текст от ненужных подробностей. Этими правилами
следует руководствоваться при редактировании любого повествовательного текста.
РАЗБОР ПРАКТИКИ
Оценка элементов описания. Редакторская работа над описательными текстами идёт
обычно в двух направлениях. Оценивается, достигнута ли целостность, выразительность,
точность описания и то, какова его роль в общей структуре текста литературного
произведения. Навык предметно представить каждый элемент описания, их взаимное
расположение, отношения между частями целого для этого необходим. Читать текст
рекомендуется медленно, выделяя каждый элемент описания. Именно такова методика
углублённого редакторского чтения. Итак, читаем: Появившаяся из-за леса электричка уже
несколько секунд подрагивала на краю горизонта... - Как понять, что такое край горизонта?
Как двигалась электричка - вдоль горизонта или приближаясь к наблюдателю? - Лобовая
часть её быстро росла...-видимо, электричка всё-таки приближалась к наблюдателю, - заполняя неглубокую ложбину впереди, - впереди чего? Как может лобовая часть электрички
одновременно расти и заполнять ложбину? - Моторный вагон теперь втягивался под путепровод, в полукилометре от того места, где работала оперативная группа. Если лобовая
часть электрички заполняла ложбину, как моторный вагон может втягиваться под путепровод} В какую же сторону двигалась электричка?
Контролирующее мышление редактора должно эти вопросы поставить. В противном
случае досадные просчёты неизбежны. Попробуйте, например, представить себе по
описанию, данному в газете, как идёт ковка лошади:
- Работаем мы вот так! - воскликнул Акимов и каким-то неуловимым движением
поднырнул под жеребца. Задняя нога лошади оказалась в итоге плотно лежащей на пояснице
согнувшегося над её поднятым копытом коваля...
Ответственность журналиста и редактора за точность описания особенно велика,
когда в нём рассказывается о том, что сам читатель увидеть не может. К материалам
журналистов-международников мы вправе предъявить особый счёт. Перед нами описание
191
Ниагарского водопада:
Автобус пересекает пограничную черту маленького городка Ниагара-Фоле. Река
Ниагара - серо-свинцовая, тяжёлая, пенистая, буйная, по одну сторону её - канадская
территория, по другую - американская, сам водопад тоже разделён на две части американскую и канадскую, и по этому поводу часто идут споры. Спорить есть о чём и за
что: американская Ниагара - это непритязательный вид, вода, вылитая из огромной бочки, просто вода, и всё, ничего впечатляющего, хотя сам по себе, в отрыве от канадской Ниагары,
американский водопад был бы тоже хорош, величав и внушителен, но, увы, он сильно
проигрывает по сравнению с канадской Ниагарой, что начинается буквально в сотне метров
от него.
Сколько же водопадов видел автор описания? Мы узнали, что граница между
канадской и американской территориями проходит по реке Ниагаре. Если следовать за
описанием, легко предположить, что знаменитый Ниагарский водопад разделён на две части,
но оказывается, что американский водопад - ничего впечатляющего, а канадский - величав и
внушителен, к тому же и начинается он в сотне метров от американского... Читатель в
недоумении, картина в его представлении не складывается.
Два следующих описания, взятых из публикаций на международные темы, также
нельзя признать удачными, хотя элементы, входящие в них, интересны. Первое неумело
построено, второе -небрежно по стилистическому оформлению:
Алеппо, по-арабски Халеб, считается вторым после Дамаска городом...
Сирийцы иногда называют Алеппо «серым городом». Действительно, дома в его
центре, построенные когда-то из белого известняка, сейчас стали серыми от копоти и пыли.
Но и в современном Алеппо немало достопримечательностей. За тридцать лет построено
много новых кварталов, а старые уплотнились, отдав под застройки пустыри и неудобья.
Это неорганизованный, лишённый смыслового стержня набор сведений, связи между
элементами описания случайны. Тема «старый и новый город» лишь названа, но не
организует изложение, противопоставление, намеченное в середине описания, не
разработано.
В тексте второго описания выделены неточно выбранные слова, неудачно
построенные выражения, случаи лексической и семантической их несочетаемости.
По дороге из Пальмиры в Дейр-эз-Зор нам всё чаще стали попадаться небольшие
ручьи, вокруг которых раскинулись поля созревающей пшеницы и ячменя. На обочине
замечаю цыган, которые передвигаются на телегах с пологом. Из-под него выглядывают
глазастые дети. Спустя несколько минут нагоняем ещё группу цыган, держащих путь в том
же направлении, что и мы, к Дейр-эз-Зору. На этот раз цыгане передвигались ...на
мотороллерах, к которым были прикреплены небольшие тележки со скарбом, женщинами и
детьми.
Как достичь того, чтобы описательный текст не только давал читателю точную
информацию о предмете, но и вызывал в его представлении определённый образ? К
сожалению, наивное мнение, будто сделать это не так уж сложно, достаточно лишь овладеть
несколькими приёмами, - распространено в журналистской практике довольно широко. Один
из таких приёмов состоит в том, что автор призывает читателя увидеть, рассмотреть вместе с
ним особенности наблюдаемого объекта. Но, прибегая к этому приёму, автор не всегда
помнит о необходимости быть достоверным. Так, практически вряд ли выполнимы действия,
к которым призывают читателя в очерке, посвященном русскому изобретателю горному
инженеру К.Д. Фролову:
Глубоко под землёй, в Змеиной горе, в шахтах, штольнях, кавершлагах, зухортах и
иных проходках, прорезающих висячий бок знаменитого Змеиногорского месторождения,
видим остатки циклопических сооружений. Свет бленды-карбидки не может осилить тьмы
огромной подземной кунсткамеры...
Приём оказался формальным. Редактор должен был заметить логическое
противоречие в тексте.
192
Другим приёмом, часто применяемым в описаниях, служит сравнение, правильно
построить которое невозможно, пренебрегая его логической точностью. Вот один из
примеров, где сравнение логически не выдержано:
Она гладкая, как стол, эта степь. Но если долго ехать с большой скоростью, то
начинает казаться, что степь эта слегка выпуклая - ровно настолько, чтобы наша планета в
конце концов могла принять форму шара. Шоссе похоже на взлётную полосу, по обе
стороны до горизонта - хлопок.
Гладкая и выпуклая - характеристики, не исключающие друг друга. Ряд ассоциаций:
степь - стол, шоссе - взлётная полоса- ничем не подготовлен и не подтверждён.
Искусство точной детали. Описанию в общей структуре журналистского
произведения отводится важная роль. Но может случиться, что само по себе точное
описание, включённое в его ткань, своей задачи не выполняет. Описывается кабинет
учёного:
В комнате, выходящей окнами на шумную киевскую улицу, во всю стену - стеллажи с
книгами. Полки занимают и половину противоположной стены. Мерцают тусклой позолотой
старинные и новые энциклопедии. Рядом с ними - романы, книги поэтов, солидные тома по
истории, философии. На письменном столе - папки с записями, вырезками, чертежами.
Комнате присущ свой особый уют, создаваемый, видимо, и теплящимся огоньком
электрокамина, и гвоздиками, что алеют в вазе, и разноцветными рожками-светильниками,
свисающими со шкафа.
Описан, действительно, уютный кабинет. Но уют этот стандартен. Что говорит он о
хозяине? Практически ничего. Такой кабинет с разноцветными рожками-светильниками,
свисающими со шкафа, может иметь учёный, артист, предприниматель. Из описания мы
узнаём, что его владелец читает энциклопедии,... романы, книги поэтов и солидные тома по
истории, философии. Описание бессодержательно, оно практически ничего не сообщило нам
о хозяине кабинета. А это человек яркий, незаурядный, известный хирург с мировым
именем, академик.
Ещё более ответственны, чем описания, косвенно связанные с проявлением
индивидуальности героя, описания портретные. Лицо, поза, причёска, жесты, мимика,
походка, одежда создают индивидуальный образ человека. Портретное описание должно
отразить то, чем этот человек отличается от других, как его характер проявляется во
внешних чертах. Поспешные, на основании одних поверхностных впечатлений набросанные
портретные зарисовки почти всегда неудачны. Выбор подробностей, деталей - элементов
портретного описания - требует от журналиста не только наблюдательности, ума,
литературного вкуса, но и такта. И даже когда деталь найдена, казалось бы, верно и точно,
надо ещё и ещё раз проверить себя.
Вот несколько описаний, где это очевидное требование не выполнено. «Она всегда в
хлопотах, эта высокая, пожилая женщина с докрасна загоревшим лицом и выгоревшими на
солнце глазами», -пишет автор газетного очерка о знатной льноводке, не замечая, что
допустил бестактность. В другом очерке портрет мастера, по-новому организовавшего
работу в цехе, нарисован так: «Невысокий, худой, чёрный, с жёстким взглядом серых глаз и
руками длинными и цепкими, весь он какой-то железный и шершавый, как напильник, этот
Толмачёв». Выразительности у описания не отнимешь. Характер человека журналист понял
по-своему и образ нашел. Но ведь этот человек, этот напильник с длинными руками
существует, ходит на работу, встречается с людьми, которые тоже читают газеты, и вряд ли
он чувствовал себя счастливым в тот день, когда газета опубликовала очерк. Во многих
очерках о спортсменах с досадной отчетливостью прослеживается трафаретная сюжетная
схема: «хилый мальчишка становится знаменитым спортсменом». И часто авторы не жалеют
красок, чтобы убедить читателя в том, каких чудес можно достичь, обладая сильной волей:
«...маленький, худенький, бледный, он производил довольно угнетающее впечатление...»
или: «Рос будущий олимпийский чемпион болезненным и хилым... В 11 лет он,
освобожденный от физкультуры, долговязый, с руками, беспомощно повисшими вдоль
193
хилого тела, пришёл в баскетбольную секцию».
Ещё один пример, настолько очевидный, что, по всей вероятности, не требует
комментариев:
Мать богатырей. Такой примерно она мне и представлялась. Спокойное,
умиротворённое лицо с печатью усталости и грусти... Годы, а Наталье Дмитриевне идёт
седьмой десяток, конечно, не прошли бесследно. Руки, не знающие покоя, как бы стали
длиннее, ладони пошире, а рост поубавился. И всё же видна прежняя стать стройной и
сильной казачки (мать Андиевых родилась и выросла на Кубани). Представляю, какой была
величественной Наталья Дмитриевна Редько, когда облюбовал её «Петя-пионер» (так за
постоянную готовность прийти всем на помощь звали Петра Ивановича Андиева и на
«Электроцинке», где он проработал большую часть своей жизни, и в слободке...)
Искусство портрета требует точной детали и существует благодаря ей. «Хорошая
подробность вызывает у читателя интуитивное и верное, представление о целом, или о
человеке и его состоянии...»,28 - писал К. Паустовский.
Обработка
информационных
описаний.
Информационные
описания
в
журналистских материалах почти никогда не приводятся полностью. Сведения, входящие в
массив так называемого «фонового знания», в равной степени присущи и пишущему и
читающему, и нет необходимости включать их в текст. Важно найти деталь, которая
поможет организовать описание, целенаправленно донести до читателя новые, полезные для
него сведения.
Публикуя под рубрикой «Зелёная аптека» заметку, озаглавленную «Дырки в листе»,
газета адресовала её сборщикам лекарственных трав, чтобы помочь им распознать зверобой
среди других растений:
Травой от девяноста девяти болезней называют зверобой. На Руси его официально
применяют для лечения с XII века, но ещё раньше использовали эскулапы Древней Греции...
Растёт зверобой в европейской части России, Казахстане, Средней Азии. Вы найдёте
его на лесных опушках, на лугах, берегах озёр и рек, вдоль дорог -среди голубых
колокольчиков, белых ромашек. Высота его до метра. Цветки - броского жёлтого цвета,
собранные в соцветия, с пятью лепестками.
Листья зверобоя очень характерны: ярко-зелёные, с многочисленными
просвечивающими светлыми и чёрными желёзками - словно дырочками.
Отсюда и официальное название - зверобой продырявленный. Если потереть лист в
руке, пальцы окрасятся в жёлтый цвет.
Элементы этого описания скомпонованы по методу от общего к частному, завершают
его наиболее яркие и характерные приметы растения. Заметим, что об одной из них говорит
и заголовок заметки.
В основу логической схемы информационного описания может быть положен и
принцип «от частного к общему». Иногда мы наблюдаем совмещение этих принципов. В
этом случае конструкция описания усложнена и выходит за рамки решения информационных задач.
Как описание строится та часть информационной заметки, в которой даётся
характеристика уже свершившегося или происходящего в данный момент события. Эффект
событийности в заметках этого типа достигается, когда внимание читателя обращено на
последствия происходящего, его экстремальный характер.
В таких «событийных» описаниях глаголам совершенного вида, стоящим в
прошедшем времени, отведена иная, чем в повествовании, роль: они концентрируют
внимание не на самом действии, а на его результате:
Циклон над Крымом
В некоторых западных районах Крыма за считанные часы выпало свыше
полумесячной нормы осадков. Мокрый снег облепил линии электропередачи, заносит
дороги, проламывает крыши строений. В горах возникла угроза схода лавин.
Особый вид информационных описаний — описания процессов. Они близки к
194
повествованиям, но отличаются от них тем, что должны создать в представлении читателя
целостную картину, временные рамки которой вполне определённы.
РАЗБОР ПРАКТИКИ
Всегда ли рассуждение необходимо? Ещё античные авторы утверждали, что «...не по
всякому поводу (следует) изыскивать энтимемы, потому что в противном случае ты
поступишь, так же, как некоторые философы, которые силлогическим путём доказывают
вещи более известные и более правдоподобные, чем те (положения), из которых они
исходят».36
Работа редактора над рассуждением требует строгой дисциплины ума,
сосредоточенности, систематичности. И первое, о чём следует задуматься, анализируя текст,
действительно ли рассуждение, предложенное нам автором, необходимо? «Ведь это невежество не знать, для чего следует искать доказательства и для чего не следует»,37 — эти
слова Аристотеля полезно напоминать авторам, которые пытаются рассуждать, лишь бы
только рассуждать, и облекают изложение в форму рассуждений, когда читателю всё ясно и
без того. Когда газета пишет: «По нашим расчётам, за счёт более высоких урожаев озимой
пшеницы валовой сбор зерна не уменьшится, а увеличится», кого и в чём она собирается
убедить? Есть ли необходимость заново выводить очевидные истины и преподносить это
тоном открытия? Такие «рассуждения» только подрывают доверие к пишущему, они не
могут скрыть бедности мысли, и это сразу чувствует читатель.
Не придадут весомости публикации и рассуждения «мнимые»: «Взрослому человеку
трудно усваивать бессодержательный материал. Его содержательность определяется
количеством полезной информации, поэтому необходимо стремиться к более глубокому и
возможно более полному освещению основных вопросов науки». Зачем вообще усваивать
бессодержательный материал и говорить, чем определяется его содержательность? - вправе
спросить читатель. Такое рассуждение не будет «усвоено» именно потому, что оно
бессодержательно.
Непростительна для журналиста и банальность рассуждений. Её мы наблюдаем
обычно, когда рассуждение ведётся по способу «от общего к частному». Заметим, что задача
доказать истинность общего суждения в этом случае перед автором не стоит. Его цель - с
позиции общеизвестной истины, которая сомнению не подлежит, осмыслить конкретные
факты. Причём либо факты эти должны быть новыми сами по себе, либо взгляд автора на
них должен быть оригинальным и открывать новые возможности соотнесения конкретного
факта и общего суждения. В этом, а не в подтверждении известного положения сведениями,
ряд которых можно продолжать бесконечно, суть нового знания, к которому должен вести
нас ход рассуждения публициста.
Обратимся к «дежурной» ситуации. Готовится материал ко дню 8 Марта, и журнал
счёл нужным представить своим читательницам рассуждение на тему: «Ответственность
женщины и мужчины за судьбы мира и человечества равны». Доказывать истинность этого
суждения нашим современницам нет необходимости, но найти созвучные сегодняшнему дню
повороты темы, осмыслить свежие факты, заставить взглянуть на известную истину поновому всегда интересно. Ничего этого мы в рассуждении не находим. Небрежно
сформулирован сам тезис: «Женщина, подобно мужчине, существо ещё и общественное, и на
неё возложена такая же и равная ответственность за судьбы мира и человечества». Ложен по
своей сути и приём полемики, к которому прибегает автор, старательно опровергая слова
чеховского героя: «Призвана она мужа любить, детей родить и салат резать, так на кой ей
знания». Сатирический эффект, на который они рассчитаны, в учёт не принят. Не
оригинальны ссылки на античных авторов, случаен подбор имён из отечественной истории:
Марфа Посадница, Софья Ковалевская и Юлия Вревская. Среди современных женщин
предпочтение отдано Маргарет Тэтчер как женщине, «обладающей государственным умом и
глубоко, всесторонне образованной, что не помешало ей быть любящей матерью и
заботливой супругой», и ... Агате Кристи, «ставшей королевой детектива благодаря
195
удивительному умению мыслить рационально». Затем, как дань злободневности, упомянута
сексуальная и порнографическая беллетристика. И беда не в том, что вывод автора:
«следовать своему великому предназначению в мире, обществе, семье женщина может,
только достигнув высокого духовного и нравственного развития», не нов. Возражать против
него было бы странным. Беда в том, что ход рассуждения ничуть не обогатил нас новым
знанием, а искусственный пафос вызвал лишь раздражение.
Уточнение логической структуры. Логическая структура рассуждения должна быть
выявлена и выверена редактором. Напомним, как важно свободно владеть методикой
анализа текста. Даже такая, на первый взгляд, простая операция, как определение границ
смысловых звеньев текста, может вызвать затруднения, если навыки логического мышления
не отработаны.
Контроль за тем, чтобы связь между суждениями была правильной, а выразители этой
связи верны, — важное условие построения рассуждения. Наиболее типичными
выразителями связи логического следования служат предлоги, союзы, наречия и наречные
сочетания (ибо, вследствие, потому, после того, вслед за тем и др.), а также устойчивые
сочетания (теперь остановимся на.., далее отметим...)38 Иногда простая небрежность
приводит к грубому извращению смысла, а формальные связки только подчёркивают
неточность мысли. Например:
...Я продолжал искать такую форму, которая помогла бы мне показать этого героя
более выпукло. И потому, в конце концов, я взялся за трудное дело - написание повести. И
хотя я писал рассказы, но перед новеллой испытывал некоторую робость. «Кристальный
генерал» - это скорее сборник исторических, овеянных легендой рассказов о Викториано
Лоренсо, потому, что, кроме реальных фактов, я привнёс туда и то, что рассказывают крестьяне об этом человеке, защитнике их интересов.
Разберём ещё одно рассуждение, где предпринята попытка установить причину
явления:
Синицына не случайно связала свою судьбу с народной песней, потому что она
чувствует эту песню, а чувства, как известно, не ошибаются, ибо, в отличие от мысли, от
мечты, от фантазии, им не дано абстрагироваться, оторваться от действительности, от жизни.
В этом рассуждении допущена ошибка, которая в логике называется учетверением
термина. Автор не учёл, что слово чувства можно истолковать двояко. Как известно, чувства
- это ступень познания, которую дают нам зрение, слух, осязание. По отношению к данному
рассуждению с некоторыми оговорками, как противопоставление мечте, фантазии, это
значение можно было бы принять. Но слово чувства может означать также «эмоции»,
«переживания», «отношение к окружающей действительности». И скорее именно в этом
смысле оно было употреблено в первой части рассуждения. Значения слова чувства в первой
и второй частях рассуждения не совпадают, связь между суждениями нарушена, движение
мысли прервано, и союз ибо восстановить связь не может.
Проследим за ходом рассуждения рецензента, пишущего о новом телеспектакле:
Казалось, что все уже давно поняли, что духовность никогда не корректируется
материальными ценностями. Материальное поощрение духовности фельетонно: за хорошее
поведение - гопак в исполнении бабушки, а за пятёрку по физике - соответствующее
поощрение рублём. Такое уже казалось «временами Очакова...» Ан нет! Живуча ещё
«прикладная» педагогика. Не гопак, так джинсы, не рубль, так лодка с мотором.
«Часы снимай! Не достоин. И куртку снимай! Не достоин!» — кричит отец Алёши.
Словно бы, отобрав материальные ценности, он их автоматически восполнит
нравственными.
Не восполнит. Нечем. Правомерен вопрос его жены: «Когда ты в последний раз в
кино был?»
Давно. Все субботы и воскресенья он проводит под машинами частников. Для него,
для Алексея. Чтобы обеспечить его материально. А духовно?
Нельзя требовать высокой духовности от сына, коль сам нищ, коль «духовность» твоя
196
находится в прямой зависимости от часов и куртки.
Отец и сын - сообщающиеся сосуды, и уровни их нравственности и духовности
равны. Это закон.
Тезис доказательства: ...духовность никогда не корректируется материальными
ценностями - сформулирован неточно. «Корректировать» - значит «выправлять», «вносить
поправки». Корректировать духовность материальными ценностями невозможно. Не все
аргументы, приведённые как доказательство истинности тезиса, удачны. Так, явно
несостоятельно введённое в качестве аргумента утверждение о том, что человек, который
давно не был в кино, нравственно беден. Важнейшее правило логического доказательства:
все суждения должны быть ясными и точно определёнными - тоже оказалось нарушенным.
Вывод из рассуждения: Отец и сын - сообщающиеся сосуды, и уровни их нравственности и
духовности равны. Это закон, - ошибочен, хотя и звучит весьма категорично.
Достаточно часто при построении доказательств встречается ошибка, которая
называется подменой тезиса. Она возникает, когда нарушено правило, требующее, чтобы на
всем протяжении доказательства тезис оставался тождественным самому себе. Так,
сформулировав тезис: «Рубль - не только деньги, он ещё и воспитывает правильное
отношение к труду, платить этот рубль за труд надо не как попало, а хорошо разобравшись,
за что платить», авторы газетной статьи «Наше или не наше дело» начинают рассуждать о
чрезмерной специализации, о бюрократических методах руководства и других проблемах, ни
прямо, ни косвенно не связанных с выдвинутым тезисом. Концовка также не связана с ним:
«...дать возможность каждому строителю работать с наибольшей отдачей... Тогда будет
меньше недоделок, быстрее пойдёт строительство».
Информационные публикации прессы не предназначены для представления сложных
мыслительных операций, они обычно фиксируют их результат, но далеко не всегда свободны
от логических погрешностей, которые часто возникают из-за нарушения принципа
поэтапного формирования представлений. Один из примеров этого - ошибка поспешного
обобщения, имеющая в своей основе нарушение закона достаточного основания. Именно по
этой причине заметка «Женьшень - богатырь» не может не вызвать недоумение читателя.
Редкостное по нынешним временам скопище женьшеня нашёл в Уссурийской тайге
промысловик В. Желдак. Девятнадцать целебных растений открылось ему на склоне сопки
Островерхой. Один особо мощный корень оказался богатырским - 202 грамма. Бывалые
таёжники говорят, что ему не меньше 150 лет.
А поблизости от этого великолепного экземпляра нашёлся корень, весящий 194
грамма. Общий вес таёжного клада составил 800 граммов. Руководство Приморского края
приняло решение полностью запретить с будущего года добычу таёжного женьшеня.
Заключительная фраза никак не вытекает из предыдущего изложения. Более того, она
противоречит тому, что был вправе ожидать читатель после рассказа о находке «таёжного
клада». Нарушение последовательности мышления всегда влечёт за собой грубые логические
ошибки, снижающие информативность текста. В правильно построенном рассуждении связь
между мыслями всегда прочна, и дело редактора — проследить, чтобы разрывов в этой связи
не было.
Особенно трудно воспринимается текст, когда стараниями автора его мысли
облечены в нарочито сложную форму. Вот выдержки из научной статьи, с полным
основанием привлекшей к себе внимание фельетониста:
...В соответствии с понятием компонента получается, что только вся система «человек
— машина» должна рассматриваться или как организм (и так часто рассматривается), или
как субъект трудовой деятельности, но точно так же должна рассматриваться и машина как
компонент этой системы. Всё это означает, что человек-оператор как компонент системы
«человек - машина» не может быть адекватно представлен не только в понятиях техники, но
и в понятиях психологии, а человек, как и машина, не может рассматриваться как прототип
системы.
Оценка приёмов. Образная структура рассуждений - проблема, всегда важная для
197
публициста. Образные средства помогают разнообразить композиционные приёмы в
пределах рассуждения, помогают привлечь и удержать внимание читателя. Однако
образность рассуждений не должна входить в противоречие с их логической строгостью, как
это произошло в очерке на темы морали, автор которого рассуждал так:
Если положить на невидимые весы вину Грибакина перед коллективом и вину
руководителей коллектива перед Грибакиным, то чаша, условно обозначенная «коллектив»,
не осталась бы пустой. Кое-что лежало бы и там.
Сколько чаш у весов, которые автор предложил читателю представить? Что и с чем он
пытается сравнить?
В явном противоречии с требованиями логики находится образный строй и
следующего рассуждения:
Ведь плавки, как люди, не похожи одна на другую. Иная покладистая, лёгкая, летит,
что конь вороной. Это значит: хорошая печь - белая вся, аж гудит, - вовремя подана шихта.
Значит, каждый у мартена на своём месте, каждый понимает другого с полуслова...
Плавки одновременно сравниваются и с людьми, и с конями, печь белая - с конём
вороным.
Сложно следить за мыслью автора в таком сравнении:
Не знаю, может быть, кому-то Александрия напоминает Париж, что же до меня, то
один из древнейших городов мира, город, основанный Александром Македонским за три
века до нашей эры, вспоминаю всякий раз, когда бываю в Ленинграде.
Позиция, с которой ведётся наблюдение, изменена, сравнение не состоялось.
Логическая строгость рассуждения всегда требует точности его содержания и формы.
РАЗБОР ПРАКТИКИ
Методика работы редактора над текстом не безразлична к тому, что представляет
собой фактический материал: имена и фамилии людей, географические наименования, факты
истории, реалии действительности, цитаты, цифры, даты.
Оценка элементов номинации. Причиной ошибок номинации может послужить
недостаточная
осведомленность
автора,
неадекватность
действительности
его
представлений, бедность языка, техническая неточность воспроизведения текста. Требование
точности номинации в первую очередь определяет работу редактора над именами
собственными, терминами и в широком смысле охватывает оценку точности
словоупотребления в целом.
Журналист не властен переделывать или придумывать имена собственные.
«…Единственная колония этих редкостных птиц расположена на Алакольских островах…»,
– сообщает заметка. Казалось бы, все сказано точно. Но профессиональное внимание
редактора должно было выделить географическое наименование. Оказалось, что введя в
текст название Алакольские острова и написав его с прописной буквы, автор заметки
совершил некое «географическое открытие». Озеро Алаколь действительно существует. В
этом легко убедиться, посмотрев на карту Казахстана. Есть на озере и острова, но они
невелики и названия их не зафиксированы как официальные. Алакольских островов на карте
вы не найдете.
Когда газета предпослала заметке заголовок «Бессмертная музыка над погостом»,
читатель вправе недоумевать, ведь «погост» – это сельское кладбище, а на фотографии
изображены мостки на водой, деревянные дома на берегу и группа женщин, только подпись
к фотографии, заверстанная после заметки: «На мостках старинного поселения Кижский
погост выступает фольклорный ансамбль», позволяет понять смысл заголовка. В нем
название поселения передано неверно: вместо Кижский погост написано просто погост. Так
возникла фактическая ошибка, исказившая значение слова и нарушившая смысловые связи.
Обратим внимание на то, что при оценке фактического материала существенны все
представленные в тексте элементы смыслового ряда, включая материал иллюстративный.
Зачастую незначительная, на первый взгляд, неточность во внешнем оформлении
198
фактического материала служит для редактора сигналом серьезного содержательного
неблагополучия публикации. Так, явно нарушено элементарное, казалось бы, требование
соблюдать принцип единообразия, называя имена, отчества, фамилии людей, в заметке
«Династия горнохимиков»:
Не случайно среди горнохимиков много трудовых династий. Горняцкая профессия
увлекла трех сыновей ветерана труда М. Пашкова – Владимира, Александра и Евгения. Двое
последний – бригадиры на вскрышном экскаваторе. А старший сын награжден орденом
Трудовой Славы третьей степени. На руднике работают и три дочери М. Пашкова. С
коллективом верхнекамских горнохимиков тесно связана судьба другой трудовой семьи –
Ашкановых. Биография старшего из них, Юрия Яковлевича, проста, как у многих здешних
работников. Его брат Геннадий освоил шагающий экскаватор. Другой брат Николай
возглавляет горный участок.
Почему Ашканова-старшего величают по имени и отчеству, а главу другой не
менее славной трудовой династии, Пашкова, представляют, указав лишь один инициал?
Заметим, что имена сыновей Пашкова названы. Вчитываемся в текст, и у нас возникают
новые вопросы: кем работает старший сын Пашкова? В чем простота биографии
старшего Ашканова? На эти вопросы заметка ответов не дает. Фактический материал
представлен небрежно и , видимо, плохо изучен автором.
Стремление к точности при передаче фактов в информационных материалах
находит свое выражение в «обезличенности» изложения, ограниченной оценочности. Это
служит цели – сделать для читателя более рельефным сам факт – суть новости, которую
публикация несет. Однако границы факта при этом должны быть четко очерчены.
Додумывание, предположения, варианты понимания должны быть исключены при
литературной обработке такого текста. Например, автор пишет: «…70-метровая
громада видится во всем своем индустриальном великолепии», не учитывая того, что глагол
видеться означает «представляться воображению» и не годится для рассказа о реально
существующих предметах. И далее :»Котел современной электростанции – это 40
километров трубопровода из сверхпрочной стали, свернутых причудливым образом в некий
куб с «ребром» в 70-метров… Люди понимали, что тоже как бы помогают ликвидировать
последствия чернобыльской аварии». Создается впечатление, что автор намеренно
подчеркивает приблизительность своих представлений, но попытки рассказать о чем-то
«вообще» информационных задач решить не могут.
Стилю информации не свойственны и перифразы. Заменив перифразом «город
имеющий выхода к Транссибу» название этого города, автор не сообщил, как это принято, в
начале заметки, где происходит событие и читатель только из последней фразы узнает,
что речь идет о Николаевске-на-Амуре. В десятистрочной заметке «В музее ситца»
говорилось, что «музей воспевает основную для текстильного края профессию». Что это за
профессия – читатель должен был решить сам. Не проще ли было прямо профессию
назвать? Перифраз лишь описательно представляет предмет, не обозначает его с той
строгостью, которая задана особенностями стиля информационной заметки.
Требования точности словоупотребления ставит свои границы и при подборе
синонимов. Когда пред нами выстраивается такой синонимический ряд: отбойный молоток
– основной инструмент забойщиков – горняцкий штык, подбор синонимов вызывает
сомнения. Вряд ли правомерно называть сейчас отбойный молоток основным
инструментом забойщиков.
Особенно сложно выявление в тексте ошибок номинации, причина которых –
ошибки ассоциативного мышления. Когда литературный критик в статье о романе Ч.
Айтматова «Плаха» пишет: «Уже сброшенного с дерева Авдия распинают на дереве
терновника», хотя в тексте романа говорится о саксауле – в пустыне, как известно,
терновник не растет, – его трудно заподозрит в заведомой небрежности или
неосведомленности. Можно лишь предположить, что образный ряд, порожденный
199
библейскими образами, и в их числе образом «тернового венца», о которых он рассуждает в
статье, оказался ведущим для его сознания. И как результат – досадная ошибка.
Факты истории. Прошлое и настоящее всегда взаимосвязаны, и дело публициста –
сделать эту связь зримой для современников. Публикации, сообщающие факты истории,
могут послужить примером того, как важна помощь редактора при оценке точности
фактического материала, приемов его разработки и включения в текст. Неумелое его
использование разрушает конструкцию текста, препятствует точной передаче
последовательности событий, перегружает текст сведениями, не делающими суждения
автора более убедительными.
Покажем на примере, как идет проверка редактором фактического материала.
Заметка, предположенная редакции, была озаглавлена «Академики Теплого Стана». Автору
удалось установить , что биографии нескольких русских ученых, четверо из которых были,
как он пишет, академиками, связаны с селом, носившим до 1945 г. название Теплый Стан,
Однако, дочитав материал до конца, легко убедиться, что академиков в нем упомянуто
пять: А.Н. Крылов, А.М. Ляпунов, Б.М. Ляпунов, В.А. Стеклов, В.П. Филатов. Неверно
указаны родственные отношения в семье Ляпуновых: композитор С.М. Ляпунов не был
младшим братом академиков Ляпуновых, он – средний из трех братьев. Даты их жизни,
приведенные в тексте, говорят об этом. Все эти неточности выявило соотнесение
фактического материала внутри текста.
Как бы ни доверял редактор автору, он должен проверить правильность всех
фамилий, имен и отчеств по авторитетному источнику. И в этот раз проверка выявила
ошибку: имя знаменитого педиатра Н.Ф. Филатова указана неверно: его звали Нил
Федорович, а не Николай Федорович, как говорится в тексте.
Социальной оценки потребовали географические наименования, уже заголовок
материала неточен. Не исключено, что многие читатели свяжут название Теплый Стан с
одним из районов Москвы. Где же находится село, называвшееся Теплый Стан? Из текста
это трудно понять, Сначала в нем говорится о Нижегородской губернии, затем о юговостоке области (какой – не указано, по-видимому, Нижегородской), а еще ниже – о
Курмышском уезде Симбирской губернии. Редактору предстоит уточнить это,
обратившись к картам и справочным пособиям, содержащим сведения о границах губерний
в дореволюционной России. Интересный по замыслу материал явно перегружен излишним
сведениями. Не все они должны быть сообщены читателю, но, чтобы решить, от каких
фактов целесообразно отказаться редактор должен тщательно проанализировать текст.
Фактические неточности этого материала типичны. Обратим внимание, в частности,
на то, что изменение географических наименований, новое их написание, возврат городам
старых названий, новые границы республик должны быть учтены при литературной
обработке текста.
Интерес к публикациям на темы истории в наши дни велик. Читатель же далеко не
всегда обладает достаточными знаниями, чтобы критически их воспринять, и принимает все
сказанное на веру. Факты истории требуют к себе серьезного отношения.
Когда газета дала материалу «Царицынские курганы» подзаголовок «Репортаж из
1879 года», это говорило о том, что автор нашел интересный прием для рассказа о событиях.
Он переносит читателя в Москву 1879 г. где Обществом любителей естествознания и
этнографии была организована антропологическая выставка. На выставку были приглашены
ученые из других стран. О поездке в Царицыно, о том, как ученые участвовали в раскопках
курганов, и рассказывает репортаж. Автор основывается на фактах, сообщенных в
двадцатистрочной заметке газеты «Московские ведомости» от 6 августа 1879 г. и отчете,
опубликованном в «Известиях общества любителей естествознания» (т. 35, ч. 1 вып. 3), но
простая перепечатка со страниц изданий более чем столетней давности невозможна сегодня
в газете. От автора потребовалось по-новому осмыслить событие, оценить реалии,
включенные в текст. Журналист, наш современник, имеет преимущества перед людьми, о
которых в данном случае пишет: он обладает знанием того, что принес человечеству
200
значительный период истории, должен быть более образован и эрудирован. Этого, к
сожалению, читатель не ощущает.
Путь от Москвы да Царицына репортер описывает во всех подробностях. В отчете
«Известий общества любителей естествознания» об этом сказано так: «Путь совершился
чрезвычайно приятно и без затруднений, чего нельзя было вполне ожидать от шоссейной
дороги». А вот что «видел» и как рассказал об этом пути современный автор:
Поскольку ученый кортеж попал в полное бездорожье (по случаю строительства
новой дороги), то пришлось прибегнуть к помощи местных жителей. После долгих
обсуждений, «через што и как ехать», коляска несколько раз меняла направление, пока не
вернулась на то самое место, откуда начали свой тяжкий путь. Вторая попытка оказалась,
более удачной. И вскоре «потрясенные и утрясенные» путники очутились перед высокой
горкой. «Война там, – ткнул за гору кнутовищем кучер, – и будет енто самое Царицыно. Но
лошадь туды не пойдеть». Передохнув и перекусив наскоро, пятьдесят знаменитых
европейских ученых ринулись на штурм горы…
Домыслена и расшифрована, казалось бы, даже малозначащая фраза отчета:
«Хозяйка дома со своими сестрами в русских костюмах пригласила к завтраку, обильно и
изящно сервированному на той же веранде»: «Дочери… [хозяина. – К.Н.] водили вокруг
иноземных гостей русский хоровод, разученный с помощью немца-балетмейстера, и
очаровывали иностранцев исконно русскими костюмами, сшитыми по этому поводу у
лучшего парижского портного», а на террасе «шипел самый настоящий тульский самовар и
была легкая закуска с наилучшей паюсной икрой».
И наконец, описание, которое создал автор на основании буквально нескольких слов
отчета, «Около двух часов происходила раскопка курганов, представлявшая самую
живописную картину», – так говорилось в отчете. А вот что мы читаем в газете: «Скинув
шляпы, перчатки, сюртуки, не обращая внимания на грязь и сырость, они ринулись в
раскопанные траншеи. Стоя на коленях и засучив рукава белоснежных манишек, они
скребками отковыривали комки земли и переминали их пальцами. Вскоре «Литературная
газета» под рубрикой «Почта буквоеда напечатала маленькую заметку, где фраза о рукавах
белоснежных манишек послужила поводом для реплики: «С таким же успехом гости могли
засучить и рукава жилеток…» Реплика – сигнал частного неблагополучия буквоед, как
известно, на серьезный анализ не претендует. Разумеется, автор имел право на известную
реконструкцию исторических событий, на домысел, на беллетризацию изложения, чтобы
заинтересовать читателя. Но, не ограниченные рамками историзма, домысел и беллетризация
ведут к вымыслу и прямому искажению фактов истории. И хотя факты, о которых рассказано
в газете, могут показаться не столь значительными, верхоглядство автора далеко не
безобидно. Вряд ли деятельность одного из старейших русских научных обществ
заслуживает столь уничтожающей оценки.
Наивными и вредными выглядят попытки автора достичь эффекта историзма,
коверкая язык «под старину», «под народную речь» («Енто, видать, иноземные духтора, што
на Тропологическую выставку понаехали, а теперя, вот, обратно отъезжають»).
Фраза из репортажа:»В старое время запрещалось работному люду Невской заставы
показываться в центре столицы, дабы осквернил он видом своим господ и благочестивых
дам», может быть, кому-то и покажется выразительной. Сейчас так не говорят. Но говорили
ли когда-нибудь? Проверим, правильно ли мы понимаем ее, обратившись к словарю:
«Осквернить – значит «опозорить», «унизительным образом поступить с чем-либо»,
благочестивый означает «соблюдающий правила религии». Вдумаемся в смысл фразы: «…
опозорить… видом своим… соблюдающих правила религии дам»? Автор, по всей
вероятности, хотел сказать совсем иное.
Характерная для подобных материалов неудача постигла автора и тогда, он впал в
другую крайность, пытаясь «осовременить» изложение, и взялся переводить на язык
современных представлений факты прошлого. Он приставляет к иностранцам «гида»переводчика, который тут же начинает что-то записывать в блокнот, хотя гостей
201
сопровождали сами члены Антропологического комитета и необходимости в гиде не было.
Автор именует гостей выставки «зарубежными учеными» , не обратив внимания на то, что
ни разу в тексте отчета, которым он пользовался, слово «зарубежный» не встретилось
(употребление его в то время было ограниченным)
Обращение к истории всегда было важнейшим инструментом воспитания
гражданственности и патриотизма. Говорить о прошлом серьезно, взвешенно, без ложного
пафоса, опираясь на глубокое знание фактов, не упрощая их и не заигрывая с читателем, учат
нас лучшие образцы отечественной публицистики. Напомнит об этом сегодня необходимо,
наблюдая, как ведутся политические дискуссии, как безответственны подчас ораторы и
публицисты в своих обращениях к фактам истории.
В журнале «Журналист» был приведен фрагмент стенограммы из телевизионного
цикла «Момент истины»:
Невзоров. Езжайте в Казахстан. Когда вы поедете из Усть-Каменогорска на
машине до, предположим, Семипалатинска, вы на секундочку закройте глаза и представьте
себе, что здесь, вот по этим жарам, по этим пескам … в раскисших кожах, в ржавых
бронях шли люди Ермака. И ставили через каждые пять верст российское знамя.
Эксперты – психолог и журналист прокомментировали его так:
… даже слово красивое, слово романтическое должно соотноситься с
исторической правдой, с фактами. Никогда Ермак не был и близко от земель, указанных
Невзоровым. Никак не могли люди Ермака ставить «через каждые пять тысяч верст
российское знамя» – для того, чтобы хоть раз водрузить его на Иртыше, надо было
выступить не из Чусовских городков, а из Парижа. Не могло быть у Ермака и никакого
«российского знамени»: он действовал не от имени Москвы, а как раз вопреки воле
государевой, от имени «знатных купцов Строгановых». Строгановы же происходили из
золотоордынских татар, а в нанятом ими отряде Ермака, кроме русских, были татары,
литовцы, немцы, причем последние, будучи военнопленными, шли в роли «штрафбатовцев» –
за участие в походе им обещали свободу. Так что патриотические мотивы строгановской
экспансии не стоит преувеличивать. Все это есть в «Истории» Карамзина и Соловьева. 4
Оценка ситуаций современной действительности. Основа журналистского
выступления – это, прежде всего, факты действительности, события современности,
разнообразие и характер которых предусмотреть невозможно, а сверить часто нес чем. Да и
все ли надо проверять? Точнее, все ли может проверить редактор? По все вероятности нет.
Ведь если допустить, что сведения, не проверенные нами, не могут быть сообщены
читателю, огромное количество материалов бы сократилось. И тем большая ответственность
ложится на редактора: он должен определить, какую смысловую нагрузку несут факты.
Умение оценить, правильно осмыслить явление и события редактору необходимо в
не меньшей мере, чем автору, но объектом редакторской оценки является не только сам факт
действительности, но и то как эта действительность автором изображена. Поэтому
редакторский анализ фактического материала идет всегда в двух направлениях. Определяя,
насколько точен автор, строя фактическую основу материала, редактор своим опытом,
профессиональными знаниями, своим восприятием первого читателя проверяет автора.
Рассматривая роль факта в общей структуре журналистского выступления как литературного
произведения, редактор судит о способах разработки и подачи фактического материала он
оценивает приемы и литературное мастерство автора. Оставляя за автором право сообщить
свои наблюдения, редактор разделяет с ним ответственность за те выводы, которые
предлагаются читателю. Новизна сообщения, быстрота реакции не снимают ни с автора, ни с
редактора ответственность за серьезность каждого сообщения. Оно должно соответствовать
современному уровню знаний о предмете. Оперативность не может служить оправданием
при появлении на страницах газеты сенсаций, способных ввести читателя в заблуждение.
Приведем несколько отрывков из газетного материала под заголовком» Лечит
электроигла». Отметим сразу, что над этим заголовком как название рубрики стоит еще один
– «На грани фантастики».
202
Очерк начинается так:
Нетрудно было догадаться, что он алкоголик.
– Подождите немного, – проговорил врач и поднес к его руке небольшой прибор. –
Теперь можно.
Сидящий у стола человек слегка вздрогнул, опустил руку. Странная перемена
произошла в нем: исчезли блуждающий взгляд, вялость осанки. Человека будто подменили,
на его лице и в поведении пропали какие-либо приметы нетрезвости.
– Что же вы не пьете? – послышался голос врача.
– А зачем? Не хочу, много пить вредно…
Такой диалог может показаться необычным. И это действительно так, потому
что необычен новый способ лечения различных заболеваний. Если попытаться подыскать
сравнение, он отдаленно похож на акупунктуру (иглоукалывание)…
Далее мы узнаем, что это безболезненный способ лечения, что клинические
испытания проводились в нескольких медицинских учреждениях, что это аппарат недорогой,
небольшой, чуть больше пачки сигарет. Электроиглоукалывание оказывает благотворное
воздействие на пациентов с заболеваниями внутренних органов и всевозможными
расстройствами, вызванными психическими и инфекционными недугами. А вот еще один
пример чудодейственного воздействия электроиглоукалывания.
Однажды во время испытаний к изобретателям привели человека с острым
приступом радикулита. Сеанс длился недолго, проходил прямо в присутствии
ходатаев. Вскоре пациент, которого привели в согнутом положении, разогнулся и
стал размахивать ногами, закидывая их выше головы. Стало не по себе – уж не
перелечили ли, хотя по всем законом не должно быть никаких рецидивов. Но все
оказалось намного проще – пациент был из балетной труппы.
Публикация вызвала много откликов, читатели просили помочь приобрести аппарат,
и через три недели редакция вынуждена была поместить заметку «Еще раз об электроигле».
Не исключено, что в самом недалеком будущем грани фантастики станут
реальностью и действительно различные наркомании, в том числе, алкоголизм, будут
излечиваться такими приемами, как описывается в научно-фантастической форме в статье
«Лечит электроигла».
Оказалось, что второй заголовок «На грани фантастики», следовало понимать
буквально. Но ведь факты не придуманы. Изобретение сделано. Исследования ведутся.
Медики работают. Можно ли об этом писать? Можно, но весь вопрос в том, как писать.
Именно на стадии редакционной подготовки текста уточняются связи между отдельными
фактами, проясняется для читателя объективность их характера, отрабатывается тон
выступления. Работа редактора над фактическим материалом не сводится к искоренению
частных неудач и недочетов, это поиски надежного и крепкого фундамента журналистского
материала.
Поверхность суждений непростительна для журналиста, и редактору следует
особенно внимательно отнестись к выигрышным, на первый взгляд, материалам.
Последствия их публикации могут быть очень серьезны. Напомним о трагедии,
разыгравшейся в начале 80-х годов в Баку. Тогда многие стали содержать в домашних
условиях животных, которых обычно можно увидеть только в зоопарках. Особенно
прославилась семья бакинцев Берберовых, у которых в небольшой двухкомнатной квартире
жили лев, пума, собака и две сиамские кошки. Газеты часто писали об этой семье, радио и
телевидение рассказывали о них, не задумываясь об опасности, которой подвергали себя эти
люди. У Берберовых нашлось много последователей. И только трагедия положила конец
умильным публикациям: раздраженный чем-то лев ранил хозяйку и убил мальчика. «мне
хотелось бы заострить внимание на том, какую роль в этой истории и вообще в
распространении моды заводить в квартирах самых неожиданных «жильцов» – от
крокодилов до львов – сыграли наше телевидение, кино, некоторые писатели и журналисты,
203
– писала знаменитая дрессировщица Ирина Бугримова. – Они шумно, эффектно и
безответственно пропагандировали эксперимент Берберовых. В моих глазах бездумные
популяризаторы «любви к животным» являются косвенными виновниками происшедшей в
Баку трагедии».5
В небрежно отредактированном материале факты нередко предстают перед
читателем в искаженном виде, логические связи нарушены, выводы автора необоснованны.
Вправе ли журналист домысливать факты, писать о том, что могло бы произойти, но
чего в действительности не было? В какой степени в своем стремлении найти в единичном
отражение всеобщего журналист может реконструировать действительность? И если
домысел возможен, каковы его границы?
На эти вопросы отвечают так: если журналист говорит о конкретных ситуациях,
называет имена и фамилии реальных людей, домысел недопустим, если в публикации
представлены лишь обобщенные, «безадресные» суждения, – домысел ситуаций и эпизодов
не противопоказан. Однако простота этого решения кажущаяся. Образы героев
журналистских произведений зачастую далеко не однозначны. И хотя факты бесспорны и
точны, люди картины жизни не просто «списаны с натуры». «мы вправе привести в
материале, скажем, диалог героев, которого, возможно, не было, или применить еще более
смелый прием – воспроизвести мысли действующего лица, которые никто не слышал и не
мог «прочитать». Но и то и другое должно быть непременно оговорено автором и
«вписываться» в характер изображаемого лица, в суть происходивших событий, т.е. опятьтаки соответствовать жизненной правде, иметь психологическое оправдание, и, что не менее
важно, должно быть исполнено без натяжек и фальши»,(6) – писала очеркистка В. Ткаченко,
подчеркивая значение конструктивных решений при работе над фактическим материалом в
тексте журналистского произведения.
Цифры в тексте. Цифра – символ иной, чем слово, знаковой системы. Как
обозначению числа ей изначально присуща точность, обобщение, концентрированность
информации. Этот сложный для редактирования материал требует особого внимания
редактора. Начать следует с того, чтобы убедиться, легко ли прочитать текст вслух. Так,
заголовок «1 100 000 000-й гражданин» наверняка представит трудности для многих
читателей. Конструктивные возможности имен числительных, которыми в языке передаются
значения количества, в некоторых случаях оказывается ограниченными, и мы неизбежно
сталкиваемся с трудностями словообразования. Многие порядковые числительные,
числительные в составе сложных слов, сочетания числительного со словами,
употребляющимися только в форме множественного числа – далеко не полный перечень
таких затруднений ( 22 сутки экспедиция провела в горах…, … вчера в очередь записался 36
124 человек). Мы встречаем словообразование «71-летний старик», но никто не скажет:
«однолетний ребенок», «однолетний отпуск».
Издательская практика выработала специальные рекомендации для обозначения
чисел в тексте.(7) Числа от 1 до 9 включительно принято обозначать словом, когда они не
имеют при себе единиц измерения и стоят в косвенном падеже. Это необходимо, чтобы
избежать остановки при прочтении цифры, которая воспринимается первоначально всегда в
форме, именительного падежа.(Сравните: с четырьмя книгами – с 4 книгами; у пяти
студентов – у5 студентов). Словом обозначаются числа при стечении нескольких
цифровых обозначений (семнадцать 19-летних военнослужащих оказались на больничных
койках), но лучшим вариантом в этом случае будет изменение фразы, позволяющее избежать
стечения количественных понятий. Словом обозначают количественное числительное, когда
им начато предложение. В противном случае границы между предложениями стираются.
Цифрой принято обозначать однозначные числа, когда они находятся в одном ряду с
многозначными, а также когда они имеют при себе единицы измерения. Цифровая форма
предпочтительна для многозначных чисел. Она более отчетлива и лучше воспринимается.
Выбор между цифровой и различными вариантами словесной формы для
обозначения количества зачастую приобретает для редактора принципиальное значение.
204
Перед ним может встать вопрос, что предпочесть: «25 %», «одна четвертая часть»:
«четверть» или конкретное обозначение количества цифрой, например:»Общая
протяженность топливных артерий достигает в республике шести тысяч километров. К
концу нынешнего года она увеличится на четверть». Был ли прав редактор, когда обозначил
количество существительным «четверть»? Очевидно, текст выиграл в выразительности, но
проиграл в точности (сравните: «протяженность … увеличится на 1500 км»). Выбор между
цифрой и словом каждый раз должен быть мотивирован.
Включение цифр в текст – одно из наиболее рациональных средств сообщения
информации и действенное средство убеждения. Печатая сводки, экономические обозрения,
материалы изучения общественного мнения, предоставляя слово экономистам, статистикам,
социологам, политикам, специалистам промышленности и сельского хозяйства, журналист
разговаривает с читателем языком цифр.
Цифра всегда останавливает на себе внимание. Строго определенное ее значение
как знака математического предопределяет первое и главное требование редактора к этому
виду фактического материала. Цифра в тексте должна быть независимо от того, какую
функцию – информации, аргумента или иллюстрации – она выполняет. Редактору важно
знать основные критерии выбора необходимых и выразительных цифр, способы
аналитической их обработки и специфические приемы редакторской оценки и обработки
статистического материала, полезно выработать навык соотнесения числовых значений,
владеть методикой построения системных рядов, знать правила округления величин, уметь
проверить вычисления.
Вот данные фотографии рабочего дня десяти комбайнов «СК-3», – пишет газета.
– Из 140 часов, что комбайны находились в поле, они затратили на обмолот валков 57,5
часа и на разгрузку зерна – 7 часов. А потеряли более 61 часа или 42,7 процента времени: из
них из-за поломок и технических неисправностей – 22,5 часа, из-за ожидания с полным
бункером автомашин – 11 часов. Механизаторы, ознакомившись с результатами
наблюдений удивились: «А мы-то думали, что непрерывно трудились от зари до зари».
Проверим, точны ли эти данные, могут ли они называться фотографией. Итак, 140
часов комбайны были в поле. Работали они 57,5 часа и 7 часов, т.е. 64,5 часа, потеряли 61
час. 64,5 и 61 составляют в сумме 125,5. А в поле комбайны были, как сообщено, 140 часов.
Что делали и где были комбайны в течение 15,5 часа – остается неясным. В тексте много
цифр, но «фотография» не получилась.
Другая публикация сообщает:
Замыкает производственную цепочку газопромысла подсобное хозяйство.
Капитально, из крепкого кирпича выложена свиноферма. ЕЕ построили совсем недавно. Два
откормочника по тысяче голов в каждом приняты в эксплуатацию в конце прошлого года и
еще не полностью заселены: животных здесь пока около тысячи голов. К концу года
поголовье возрастет до трех тысяч.
В этом случае не требуется сложных подсчетов, чтобы спросить автора, где
собираются содержать «лишних» свиней, ведь мест в откормочнике явно не хватает.
Когда газета поместила заметку о том, что группа японских исследователей
пожертвовала на сооружение мемориала в районе падения Тунгусского метеорита сто тысяч
иен, читатель воспринял, это как событие значительное, хотя в пересчете на рубли по
действовавшему в то время официальному курсу сумма была совсем невелика, немногим
более 400 рублей. Проверить реальное значение цифры всегда необходимо, чтобы избежать
ложных эффектов.
Существен выбор единиц измерения. Числовые значения должны быть
сопоставимы. Когда в одной и той же заметке упоминается, например, напряжение в 115
киловольт и в 1,5 миллиона вольт, читатель не соотносит их друг с другом. Трудно
сопоставить производительность труда, когда она исчислена в одном случае в человекочасах, в другом – в человеко-днях:
Если считать по государственным затратам труда (3,7 человека-часа на
205
центнер), Кисловы израсходовали на свою картошку 277,5 рабочего часа, а работай они
вручную, то есть расходуй по средним нормам индивидуального сектора 2,8 человеко-дня на
центнер, затраты труда достигли бы 1680 часов. Сэкономлено 1402,5 рабочего часа.
Цифры, приведенные автором, впечатляют, но за ходом его расчетов читатель
уследить не может. Цифру приходится принимать на веру.
Даже в простейших построениях надо быть внимательным. Чтобы сопоставление
стало для читателя очевидным, фраза: «Работу, на которую отводилось три с половиной года,
строители решили выполнить за 14 месяцев, – требует правки.
Значения меньше – больше, ближе – дальше, раньше – позже, и т.п. должны быть
подтверждены в тексте.
Включенная в словесный текст, цифра входит в систему существующих в нем
смысловых связей, ее надо уметь вписать в него. Цифра, неумело включенная в текст,
создает лишь иллюзию точной информации. Редактор не только оценивает реальные
значение каждой цифры, но и соотносит его со значением других элементов текста: дата
должна быть не только проверена, но и соотнесена с обозначением события и отдельных
реалий, числа осознаны в ряду определенных закономерностей, это поможет избежать
досадных ошибок и неточностей, которые всегда вызывают резкую и справедливую реакцию
читателей. Когда в статье сказано, что Даниил Андреев умер 30 марта 1959 года, а через две
строчки мы читаем:»Даниил Андреев прожил лишь 53 года – с 1906-от по 1950-й, это не
останется незамеченным.
Обилие цифр и дат никогда не идет на пользу газетной публикации, перегружать
ими текст нельзя, необходимость каждой должна быть очевидна. Даты, не связанные по
смыслу с предметом публикации, не следует включать в текст:
Здесь появился не известный ранее документ – донесение солдата «Енисейского
полку» Ивана Ползунова, адресованное канцелярии главного правления сибирского и
казанского завода и датированное 1736 годом. Этот документ дает возможность
утверждать, что И.И. Ползунов родился не в 1728 году, как считалось, а в 1729 году.
Приведены три даты, и ни одна из них не «работает», логической связи между датой
и событием нет.
Трудность для редактора может представить и сама датировка событий. Как
известно, новый стиль, соответствующий так называемому григорианскому календарю,
принятому европейскими странами с XVI. Был введен в Россию в феврале 1918 г. До этого
Россия жила по старому, юлианскому календарю, который в XIX в. отставал от
григорианского на 12 суток. События, происходившие до октября 1917 г., у нас принято
датировать по старому стилю, события после февраля 1918 г. – по новому, для событий
между октябрем 1917 и февралем 1918 г. принята двойная датировка, причем в скобках
указывается новый стиль
Не зная этого, редактор не сможет разобраться в такой, например, датировке
событий:
С заключительной статьей третьего номера «Вперед» перекликается передовица
четвертого номера, вышедшего 18 (31) января 1905 г., озаглавленная «Начло революции в
России» и тоже, написанная в форме дневника: «Женева, среда 25 (12) января».
На первый взгляд, противоречие в датах налицо: в номере, вышедшем 18 января,
опубликованная статья , написанная 25 января, В скобках должна быть указана дата по
новому стилю, дата 25 (12) января этому правилу не соответствует. Между тем, основания
для такой датировки, у автора были. Газета «Вперед» издавалась в России, и соответственно
первая дата указана по старому стилю. В скобках – дата, которая нужна для того, чтобы
соотнести это событие с другими, происходившими в Женеве, где был принят новый стиль.
Во второй дате старый стиль указан в скобках, так автор решил свою задачу, а редактору
предстоит оценить, правомерно ли это решение.
Существенно, чтобы перевод количественных понятий в разряд конкретных
представлений был по силам читателю. Прежде всего, это касается обозначения больших
206
количеств и приблизительных величин. Когда в погоне за эффектом авторы злоупотребляют
ими, кроме самого общего представления, запечатленного в сознании как много, мало,
хорошо, плохо, читатель никакой другой информации из текста не извлекает. Редактору
следует помнить, что имена существительные со значением числа, такие как тысяча,
миллион, миллиард, которыми мы пользуемся для обозначения больших количеств,
мыслятся, прежде всего, как предметно-собирательные значения множества, и
конкретизации их в тексте следует уделить специальное внимание.
Закономерно вероятно, что общие указания на количество всегда страдают
приблизительностью. Что мы узнаем из такой, например, заметки?
На предприятиях одного производственных объединений будет произведено
продукции на десятки миллионов рублей … рост производительности труда составил
почти 40 процентов … освоен ряд новых видов продукции… Успех достигнут за счет
широкого внедрения новых технологических процессов… внедрено в производство свыше
тысячи изобретений и около семи тысяч рационализаторских предложений…
экономический эффект от их внедрения превысил 100 миллионов рублей… будет выпущено
продукции на миллионы рублей и получена дополнительная прибыль…
Заметка заняла в газете около 60 строк, но кроме самого общего впечатления о том,
что дела на предприятии идут хорошо, читатель из нее ничего не вынес. Извлекая
количественные показатели из документов и насыщая ими текст, авторы далеко не всегда
осознают разницу между отчетом и газетной публикацией.
И наконец, прием конкретизации цифры, очень важный для работы над
публицистическим материалом. Он заключается в том, чтобы, пусть в общих чертах,
представить реальное значение цифры. Затруднения неизбежно возникнут, если цифра
включена в текст необдуманно, механически перенесена в него из статистического отчета.
Попробуйте, например, конкретизировать цифру, входящую в количественно-именное
сочетание 20,5 коровы! («На сто гектаров угодий хозяйство имеет 54 головы крупного
рогатого скота, в том числе 20,5 коровы»). Эта цифра нелепо выглядит на газетной полосе в
журналистской публикации. Правда, Глеб Успенский один из своих очерков назвал
«Четверть лошади», но если в очерке Успенского число – образ, в приведенном нами
отрывке – это результат небрежной обработки редактором статистического материала.
В сочетании с другими приемами анализа прием конкретизации особенно
результативен. Не случайно к нему часто прибегают публицисты как к средству
выразительности:
– Ну, скажите, – проникновенно-вкрадчиво-иронично вопросил Павлов, – кто из
вас сможет съесть 138 килограммов хлеба? (Подразумевалось: за год.)
– Ошарашенные неожиданным вопросом активисты флагмана столичной
индустрии молчали. Очевидно, пожилые зиловцы, помнившие военные
карточные пайки (800г – на рабочего, 400 – на иждивенца), подсчитали в уме –
больше это или меньше, чем в ту грозную и голодную пору. Как ни крути,
нынешний расклад премьера обрекал их на более скудный рацион – 138 кг: 365(6)
дней – около 400 граммов на едока в среднем.
– Более молодые слушатели премьера, возможно, гадали, в каком районе Москвы
хлеб так непопулярен?
– Пауза становилась неприлично затяжной. Слегка смутившись (а смутить
Валентина Сергеевича невозможно трудно…), премьер вынужден был
повторить вопрос. И снова молчание. Премьер сделал государственно мудрый
вывод: нельзя – это выше человеческих возможностей. И как руководитель,
«хорошо знающий жизнь», предположил: значит, много хлеба идет на корм
скоту. Сообразив, что в Москве нет столько живности, копытной и пернатой,
добавил:»Ну и еще на свалки».
В русскую публицистику цифра вошла в конце XIX в. «…Нужно только раз
получить интерес к этим дробям, нулям, нуликам, к этой вообще цифровой крупе, которую
207
усеяны наши статистические книги и таблицы, как все они, вся эта крупа цифр начнет
принимать человеческие образы и облекаться в картины ежедневной жизни, то есть начнет
получать значение самого распространеннейшего, разностороннейшего изображения
жизни»,8 – писал Глеб Успенский. В те годы это звучало как открытие. Сейчас мы знаем, и
неоднократно находим подтверждение тому, что цифра – одно из действенных средств
убеждения.
Включение в текст цифр, точных данных, показателей статистики – прием, прочно
закрепившийся в публицистике. «Автор умеет глядеть в корень вопросов, добираться до
первопричины. Умеет считать, – писал В. Овечкин об очерках Ю. Черниченко. – И умеет
заразить читателя своей любовью и вниманием к цифре, живой статистике, к глубокому,
пытливому анализу явлений. Надо добавить – честному анализу. Ибо мы знаем, как на
арифмометрах конъюктурщиков иногда и дважды два получается … семь с половиной».
Очерки Ю. Черниченко, действительно стали событием для своего времени не только
потому, что в них говорилось о проблемах общественно важных, но и потому, что они не
преподносили читателю принятых в то время готовых истин, заставляли его думать.
Один из очерков имеет подчеркнуто обыденное название «Про картошку».*
Проследим , как ведется в нем анализ точных экономических данных:
В Гусь-Хрустальном районе (вверх по Гусю идет уже Владимирская Мещера) у
рабочих и служащих площади под картошкой двенадцать лет почти неизменны: в 1964 году
было 980 гектаров, сейчас засеивают 940, «все на еду». А колхозники сократили посадки
почти наполовину: с 1967 гектаров в шестьдесят четвертом, до 1051 гектара в семьдесят
шестом! Для мещерской, торфяной и песчаной, исстари картофельной стороны это
кардинальное экономическое изменение. Оно прямо сказалась на поголовье. Было 6516 коров
( только в сельской местности, город Гусь не в счет), осталось 4459, свиней держали
больше двух тысяч – сейчас тысяча сто. Я часто езжу к друзьям на станцию Нечаевская –
она среди боров и болот, в самой глубине Мещеры – и всякий раз помогаю сгружать сумкисетки: поезд стоит две минуты, а бабам надо успеть выгрузить целый московский
гастроном.( 10)
Автор не упрощает данных, не округляет числовые значения. Они важны, читатель
должен быть уверен в их достоверности, чтобы начать сопоставлять цифры и размышлять
над фактами. Сравнение данных построено четко, но быстро сравнить значение
четырехзначных цифр 1967 и 1051 трудно, и чтобы облегчить задачу, результат дается
сразу:…сократили посадки почти наполовину. Не заставляет себя ждать и авторская оценка
случившегося: это кардинальное изменение. Отсюда закономерен переход к следующей
ступени анализа – выявлению последствий этих изменений. Снова точные цифры и их
сопоставление. Но вывод на этот раз не строгая формулировка, а живая оценка. Автор – ее
участник. Он свидетель того, как живут в глубине Мещеры. Цифры облечены в картины
повседневной жизни, знакомой и понятной читателю.
«Очень бы советовал коллегам при чтении экономической литературы обращать
внимание не столько на цифры (они устаревают мгновенно), сколько на методы анализы,
выявить смысл экономических явлений, а не только назвать, обозначить их», – писал
публицист В. Селюнин, экономические очерки которого были хорошо известны читателям в
доперестроечное время. Его суждения о том, как включать цифру в текст, заставить ее понастоящему заговорить, как сопоставить данные, прокомментировать их, как сделать
доступным для читателя заведомо сложный материал, полезны для журналиста и
поучительны для редактора (авторский комментарий, помогающий читателю разобраться в
цифрах нами в тексте выделен):
Вот пример того, как журналист прошел мимо самого интересного, увиденного им,
и тем обеднил собственное творение. В обозрении, напечатанном «Северной правдой»,
* Впервые очерк «Про картошку» был опубликован в 1978 г., затем вошел в одноименную книгу Ю
Черниченко, неоднократно включался с сборники.
208
читаем: «Подрядные организации области ввели в действие жилые дома общей площадью 92
288 кв. метров, или 102 процента к плану». А четырьмя абзацами ниже: «За счет
государственных капиталовложений в целом по области введено в действие 97 815 кв.
метров общей площади жилых домов. Это составляет 73 процента к плану первого
полугодия».
Вы что-нибудь поняли? Нет? Боюсь, что и автор не вполне уяснил суть
написанного им ( если это так, извиняюсь пред обозревателем – возможно, у него были
какие-то особые причины оставить цифры без комментариев). А между тем здесь
обозначено явление любопытное. Общая программа жилищного строительства за счет
государства складывается из подряда и так называемого хозспособа. Первую часть
исполняют специализированные строительные организации, вторую – сами будущие хозяева
жилья, т.е. промышленные и иные предприятия. Какой способ лучше – известно, да и
цифры, приведенные обозревателем, сомнений на сей счет не оставляют
Но в цифрах этих есть еще и скрытая информация. Нетрудно подсчитать, что
если 97 815 кв. метров составляют 73 процента полугодового плана ввода жилья, то весь
план на полугодие – 134 тысячи кв. метров. Тем же способом исчисляем план подряда – 90,5
тысячи. План строительства хозспособом (134 тысячи минус 90,5 тысячи) составляет 43,5
тысячи квадратных метров. Эта величина равна примерно трети всей программы жилищного
строительства (43,5 тысячи от 134 тысяч). Как видим, пресловутым самостроем в области
было намечено соорудить очень высокую долю жилищ. А что вышло на практике? Из 97815
кв. метров всего ввода 92288 падает на подряд. Значит, хозспособом введено остальное, или
около 5,5 тысячи кв. метров. Сравниваем эту цифру с планом «самостроя» (43,5 тысячи) и
выясняем: задание исполнено едва на 12-13 процентов. А по сообщению автора обзора, план
подряд перекрыт. Выводы, полагаю, ясны. Теперь добрать бы у знающих людей, что мешает
развитию подряда, – и дельная главка обозрения готова. 11
Перед нами типичная для экономиста рассуждение. Анализ фактов основан на
вычислениях. Обратим внимание на то, как, прежде чем ввести цифру в текст, автор
предупреждает читателю, что от него потребуется особое внимание, пробуждает интерес к
цифре. (А между тем здесь обозначено явление любопытное… Но в цифрах этих есть еще и
скрытая информация…) Читатель видит, как вычисления ведутся: План строительства
хозспособом (134 тысячи минус 90,5 тысячи) составляет 43,5 тысячи кв. метров, автор
предлагает читателю проверить результаты вычислений, участвовать в расчетах, дает
возможность вернуться к прочитанному и восстановить его в памяти, вводит
дополнительные сведения, поясняет ход своей мысли. Мы нередко слышим: «цифры говорят
сами за себя». Верно, только говорят они обычно далеко не все. Чтобы полностью раскрыть
их смысл, нужно суметь разглядеть за ними явления и тенденции. Сухие ряды цифр
способны только отпугнуть читателя. Восприятие цифр должно быть подготовлено
редактором методически, надо специально позаботиться о том, чтобы сообщить вниманию
читателя устойчивость и активность.
Обработка таблиц. Таблица – форма обобщения фактического ( главным образом,
статистического) материала, традиционная для экономики, статистики, точных наук.
Благодаря приемам группировки по общим признакам, показатели таблицы выглядят
рельефно, их легко сравнить, достигается возможность наглядно представить операции с
данными. Они располагаются в таблице по вертикальным колонкам – графам, снабженным
заголовками и отделенным друг от друга вертикальными линейками (при публикации в
газете вертикальные линейки часто опускают).Основные части таблицы: тематический
заголовок, головка, боковик, прографка. Если таблиц, несколько, они могут иметь также
нумерационный заголовок.
При воспроизведении текста высокой печатью газеты редко публиковали таблицы,
требовавшие по условиям технологического процесса ручного набора. Современная
полиграфическая техника расширила возможности графического оформления фактического
материала. Таблицы стали часто появляться на газетной полосе.
209
Таблицы различаются по своим целям. Справочные – это так называемые рабочие
таблицы или таблицы сведений. Газеты регулярно печатают таблицы курса валют,
результатов и дат спортивных состязаний, таблицы выигрышей. Задача редактора в этом
случае – проверить правильность данных и облегчить читателю пользование таблицей:
сведения должны быть расположены в определенном порядке, например, по алфавиту, во
временной последовательности, в порядке возрастания или убывания величин.
Аналитические таблицы – итог счетной и статистической работы. Такая таблица
сводит воедино данные: по нескольким объектам наблюдений, фиксирует результат
классификации данных, их группировки, подсчетов, вычислений, выявляет и делает
очевидными связи между явлениями. Для журналиста включение в текст аналитической
таблицы – экономный и выразительный способ представить сложный фактический материал.
В ноябре 1990 г. журнал «Огонек», собравший к этому моменту более четырех
миллионов подписчиков, опубликовал сведения о ходе подписки на газеты и журналы.
Сведения были представлены в форме таблицы (приводим ее с сокращением):
Данные о подписке на газеты и журналы
на 1990 год на 1 ноября 1989 года ( в тыс. экз.)
Правда
Сов. Россия
Комс. Правда
Крестьянка
Знамя
Огонек
Работница
Известия
Литературная газета
Труд
Подписка
01.01.89
9728,9
4222,9
17691,8
20448,0
954,5
3082,8
20442,0
10138,0
6227,0
19849,0
на Подписка на 1990 г.
Кол-во
% к 1989 г.
6480,5
66,6
3018,1
71,5
20354,5
115,1
20807,0
101,8
906,4
95,0
4050,7
131,4
22564,4
110,4
9478,3
93,5
4234,0
67,5
20009,0
100,8
Эти данные показательны для читателя журнала, представляют они интерес и для
специалистов – историков печати и социологов, но построение таблицы нельзя назвать
удачным. Если рассматривать ее только как справочную, найти нужные сведения удастся не
сразу: названия изданий расположены беспорядочно. Никак не помогает таблица и анализу
ситуации, несмотря на то, что работа, необходимая для этого, была проведена: в таблицу
включены не только абсолютные цифровые значения (количество подписчиков за два года),
но и процентное отношение этих данных. Читателю трудно зрительно сопоставить цифры.
Наиболее красноречивые данные теряются в ряду менее показательных. Ни расположением
их, ни средствами графики отношения меньше – больше не выявлены. Нарушено и
важнейшее для всякой аналитической таблицы требование сопоставимости величин.
Объединять в одной графе сведения об изданиях разных типов – газетах и журналах, среди
которых даже один толстый литературно-художественный журнал, неправомерно. О
небрежности оформления таблицы свидетельствуют пустая графа в головке таблицы,
формулировка ее тематического заголовка, оформление размерности показателей.
Предложим один из возможных вариантов перестройки таблицы:
Подписка на газеты и журналы на 1990 г.
(Данные на 1.11.89)
Издания
Газеты
Комсомольская правда
Количество экз.,тыс.
% к подписке на 1989 г.
20354,5
115,1
210
Труд
Известия
Правда
Литературная газета
Советская Россия
Журналы
Работница
Крестьянка
Огонек
20009,0
9478,3
6480,5
4234,0
3018,1
100,8
93,5
66,6
67,5
71,5
22564,4
20807,0
4050,7
110,4
101,8
131,4
Перестроенная таблица выявляет тенденции, которые нашли свое развитие в
дальнейшем. Через год, комментируя предварительные данные о подписке уже на 1991 г.,
еженедельника АиФ констатировал не только всеобщее снижение тиражей, причиной
которого послужило повышение цен на газеты и журналы, но и то, что многих читателей
перестало удовлетворять качество информации, ее направленность, оценка событий и
фактов. Подписка на центральные издания сократилась, перестали практически пользоваться
спросом многие партийные коммунистические газеты и журналы – все эти процессы
способны отразить цифры сведенные в таблицу.
Обычно, обращаясь к таблицам, журналист имеет дело к фактами, уже
обработанными специалистом и сгруппированными определенным образом. Такие таблицы
подробны, содержат много данных, группировка которых продиктована специальными
задачами. Для журналиста – это лишь исходный материал, но тем не менее надо уметь
прочитать любую, даже самую сложную, таблицу, сопоставляя друг с другом, выявляя
логические связи между величинами, понять принцип их группировки. Это необходимо,
чтобы помочь автору упростить таблицу, освободить ее от лишних данных и правильно
оформить. Редактор проверяет достоверность, существенность, сопоставимость показателей,
точность формулировок, оценивает построение и оформление таблицы, судит о том,
насколько наглядно представлены в ней данные и связи между ними.
В основе логической структуры таблицы лежит суждение. ЕЕ цель – выявить
логические связи между его субъектом и предикатом, между величинами и их
характеристикой. Если данных в таблице немного и она по построению, в газете ее
включают в текст после двоеточия в виде вывода (без линеек). В других случаях таблица
сохраняет свою традиционную форму, но никогда в журналистском материале основной
текст не должен повторять таблицу, он лишь комментирует ее, формулирует выводы,
следующие из данных, которые в этом случае играют роль аргументов.
Чтобы проверить содержание таблицы, рекомендуется провести выборочную
проверку величин, оценить авторитетность источника, из которого заимствованы данные,
убедиться в строгости следования избранному принципу группировки данных. Важно, чтобы
общие признаки, на основании которых ведется группировка, были найдены правильно.
Следует проверить, сопоставимы ли данные по существу и по их количественному
значению, специально обращая внимание на единицы измерения и их описание, на то,
сопоставимы ли отрезки времени, в течение которых велось наблюдение.
Таблица должна наглядно проявить для читателя взаимозависимость величин.
Полезно знать, что их легче, когда они расположены по вертикали, причем напомним, как
важно точно расположить цифры – разряд под разрядом. Простой, но эффективный способ
выявить взаимосвязь величин, стоящих в боковике, – система отступов. В таблице не должно
быть повторов, пустых граф – они свидетельствуют о непродуманности построения таблицы:
комбинация вертикальных граф и горизонтальных строк наглядно проявляет смысл
суждений. В таблице не должно быть лишних граф и строк (например, графы «№ по
порядку»), нумерации граф, строк, содержащих итоги вычислений («Всего…», «Итого…»)
Примечания должны быть вынесены вниз таблицы отдельной строкой.
211
Сложный, содержащий большое количество данных, табличный материал,
оформленный как вывод, воспринимается с трудом. Если по техническим причинам
вертикальные линейки поставить нельзя, пробелы между графами следует увеличить. Теряет
в наглядности таблица, заверстанная в газете с переходом на другую полосу, трудно
прочитать головку таблицы, когда строки в ней расположены по вертикали.
Даже при публикации официальных статистических данных, уже представленных в
исходных материалах в виде таблиц, в которых редактор не вправе что-либо изменить по
существу, необходимо обработать их с учетом особенностей восприятия читателем газетного
текста, требований наглядности и технических возможностей газетной верстки.
Работа с литературными цитатами. Для журналиста обращение к цитатам –
экономный и убедительный прием, позволяющий представить читателю факты, обобщить
их, подтвердить свое мнение ссылкой на авторитетный источник. В публицистическом
тексте это средство не только убеждения, но и эмоционального воздействия. Как один из
видов фактического материала, цитаты должны удовлетворять предъявляемым к нему
общим требованиям, на первом месте среди которых стоит требование точности. Цитата – по
известному определению – дословно приведенная выдержка из текста. Требование точности
воспроизведения цитаты охватывает не только слова, но и знаки препинания, шрифтовое
оформление.(13) Это в равной мере относится к выдержке из официального документа,
несущей читателю содержательную информацию, и к эмоционально насыщенной цитате из
художественного произведения. В газете не принято давать подробные ссылки на источник
цитаты, читатель принимает ее на веру, и редактор полностью ответственен за то, чтобы в
тексте не было искажений. Поэтому он обязан тщательно выверить цитату, не передоверяя
это техническим работникам.
Известно, что автор иногда цитирует по памяти. Редактор не должен позволять себе
этого. Авторитет публикации может подорвать даже незначительная ошибка. Если она
пройдет незамеченной ,текст может быть истолкован неверно. Даже признанный в своей
области специалист на застрахован от ошибок при цитировании по памяти. «Пушкин создал
свою трагедию с мыслью о современности, – пишет известный литературовед. – Слова
юродивого: «Нельзя молиться за царя-убийцу!» – имели в виду не столько Годунова, сколько
Александра I, разделявшего ответственность за убийство его обезумевшего отца Павла I».
Ученый всегда имеет право на гипотезу, но в данном случае гипотеза оказалась
несостоятельной, ведь в тексте трагедии фраза другая: «Нельзя молиться за царя Ирода».
Библейская легенда о царе Ироде, известном как жестокий убийца младенцев, не может
служить основанием для вывода, которой делает исследователь. Причина ошибки – одно
неверно переданное слово цитаты.
Точность цитирования трактуется редактированием широко. Она предусматривает
оценку цитаты по существу, правомерность ее выбора, оценку приемов, которыми она
введена в текст. Редактор должен уточнить, из какого источника цитата извлечена, кем,
когда, в связи с какими обстоятельствами создан цитируемый текст. Это особенно
существенно потому, что объем журналистского материала невелик и не допускает
включения большого количества пространных цитат. Отбор их должен быть обоснованным,
а обработка текста цитаты, которую нет возможности привести полностью, требует особой
тщательности: каждый пропуск в цитате следует обозначить, сокращения не должны
исказить смысл. Чтобы решить, допустимо ли сокращение, предложенное автором, редактор
должен восстановить текст цитаты, и только после этого, сравнив полный и сокращенный
варианты, он определяет, допустимы ли сделанные автором купюры Особого внимания
требуют цитаты из художественной литературы. Если эти цитаты удачно найдены, они
способны обогатить его, открыть для читателя новые стороны явления.
Цитата может быть представлена одним или несколькими предложениями, частью
предложения, даже одним словом. Но во всех случаях это «чужой» фрагмент в структуре
текста. Войдя в него, став его частью, цитата продолжает сохранять содержательные и
экспрессивные качества, которые были присущи ей в тексте, послужившем источником
212
цитирования. Так возникает своеобразная перекличка двух литературных произведений, их
внутренних миров, отрывающая широкие возможности для образного освоения публицистом
действительности. И в то же время двойственная природа цитаты может послужить
причиной досадных редакторских просчетов.
Можно понять, почему в заголовке заметки о работнице почтамта не закончена
цитируемая строфа из стихотворения К. Симонова:
Письма пишут разные
Слезные, болезные,
Иногда прекрасные…
Место многоточия должны были занять слова «чаще бесполезные», они, видимо,
показались автору неуместными. И вот результат – искажена мысль поэта.
Другой пример: готовя к печати материал, редактор не обратил внимания на взятые
автором в кавычки слова: «Девушка слегка повернула голову, и короткие каштаново-русые
косы упали на плечо. «Синими брызгами» она взглянула на меня из XVII века». Читатель,
знающий поэзию С. Есенина, легко восстановит строфу стихотворения из цикла «Русь
кабацкая», откуда заимствованы эти слова, и стремление автора найти красивый образ
окажется сведенным на нет.
Если текст теряет связи со своим источником, он утрачивает качества цитаты,
становится просто словами в кавычках, да и сами кавычки оказываются ненужными, а в
тексте может возникнуть двусмысленность, Корреспонденцию о наставнице будущих
бортпроводниц Аэрофлота завершила такая концовка:
Есть прекрасные стихи об Учителе: «Учитель. Перед именем твоим…» Когда я
думаю о Ларисе Петровне и о том богатстве, которое она дарит каждой из своих
воспитанниц, я вспоминаю эти строки, они звучат как откровение как глубокое и искреннее
уважение к слову «Учитель» и к личности Учителя.
Стихотворная строка в цитате оборвана. В чем ее смысл? Почему эти слова для автора
звучат как откровение? Как характеризуют они личность героини? Восстановим строки из
поэмы Н.А. Некрасова «Медвежья охота», откуда взята цитата:
Белинский был особенно любим…
Молясь твоей многострадальной тени,
Учитель, перед именем твоим
Позволь смиренно преклонить колени!
Неправомерность подобного цитирования очевидна. К цитатам, оборванным на
полуслове, не содержащим законченного суждения, к цитатам с пропусками, пусть и
обозначенными в тексте, как положено, многоточиями, редактор всегда должен отнестись с
особым вниманием.
В публицистическом тексте цитатам отводится особая роль, возрастает значение
комментария, содержащего авторскую оценку цитаты. Между цитатой и комментарием
возникают своеобразные типы связи. Опытный редактор знает, как важен в этом случае
выбор приемов комментирования и как серьезны могут быть последствия любой
небрежности при обработке такого текста.
Когда автор публицистической статьи с осторожной оговоркой ввел в текст цитату:
«Если не ошибаюсь, Николай Тихонов сотворил такую поэтическую строку, чтобы воздать
хвалу ленинской гвардии: «Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче
гвоздей», он правильно назвал автора строки. Ошибся он в другом. И ошибок здесь
несколько. В «Балладе о гвоздях» Н. Тихонов писал не о ленинской гвардии, а о русских
офицерах, погибших во время первой мировой войны. Неверно истолкования цитата, в
правомерности которого читатель вправе усомниться, и вывода, который еще напоминает об
ошибке цитирования: «Глупо задаваться вопросом, что, а тем более кто лучше… Но меня
больше страшит «выбор» людей, из которых штамповали гвозди». Если неточности в тексте,
свидетельствующие о том, что он приведен по памяти, легко исправить, ошибка
концептуальная требует его кардинальной переделки.
213
Только точный и глубокий комментарий может сообщить современное звучание
цитатам из классической литературы, к которым часто обращаются журналисты. Достичь
этого, включая ту или иную цитату в текст просто как подходящую к случаю, невозможно.
Ни привлекательность цитируемых строк, ни доверительный тон комментария не помогут
скрыть поверхностность рассуждений журналиста:
Иногда мы говорим: многие стихи Пушкина звучат, будто написаны сегодня, в этом
есть, наверное, некоторая натяжка. И все же не могу отделаться от «современного»
звучания строк:
Катит по-прежнему телега;
Под вечер мы привыкли к ней
И дремля едем до ночлега –
А время гонит лошадей.
В чем же, по мнению автора, современность звучания приведенных строк: «Здесь и
приверженность к накатанной колее, и желание что-либо менять: рутина возмущала уже
Пушкина! А время не ждет, время торопит, время гонит лошадей!» – пишет он, имея в виду
события текущей действительности. Ни этот явно поверхностный комментарий, ни сами
вырванные из контекста строки пушкинского стихотворения, названного поэтом «Телега
жизни», не помогут читателю постичь всю глубину философской мысли поэта, благодаря
которой стихотворение всегда будет звучать современно.
Острым публицистическим выступлениям свойственна полемичность, активное
отношение к своему материалу, Особенности комментирования цитат зачастую
определяются противопоставлением двух позиций – автора и его оппонента. Цитаты
представляют в этом случае суждения оппонента, комментарий содержит авторскую оценку
этих суждений. Он может предшествовать цитате или идти после нее, может быть введен
внутрь цитаты, но никогда не должен сводиться к ее пересказу. В нем может быть дана
оценка содержания цитаты, ее литературной формы, уточнены смысловые акценты,
выявлены намерения автора. Цитата – материал исследования публициста, комментарий –
инструмент этого исследования. Приспосабливать цитату к комментарию, разрывая ее –
прием недобросовестный. Так называемый «монтажный метод», когда взятые в кавычки
части цитаты включаются в авторский текст, сливаясь с ним, создает лишь видимость
достоверного цитирования. Целостность цитаты разрушается, исчезают границы между
мыслями автора и его оппонента, и оппонент лишается слова. Вырвав из текста одну фразу,
нельзя спешить со своими выводами и обобщениями, на которые приведенная цитата права
не дает. Именно по такой схеме действовал литературный критик, когда на основании части
одной только фразы из письма Б. Пастернака, датированного 1946 г.: «… и, кроме того, за
последние пять лет я так привык к здоровью и удачам, что стал считать счастье обязательной
и постоянной принадлежностью существования», поставил перед читателем вопрос : «Где
был народ и где – наполнением и задачами творчества – был поэт?» Ответ на вопрос критик
подсказывал недвусмысленно: отсчитав от 1946 г. пять лет, он делает вывод, что всенародная
трагедия великой войны и первых послевоенных лет не коснулись поэта. И тут же, в статье, –
подходящая к случаю цитата из Л. Толстого. То что было в эти годы написано самим
Пастернаком, не упоминается. Искусство полемики подразумевает знание ее традиционных
приемов, изобретательность в ведении спора и , как обязательное условие, следование
правилам этики. В острых полемических выступлениях точность цитирования, глубина
комментария приобретают отчетливый этический смысл, и тем более ответственной
становится работа редактора над этими текстами.
Распространенным явлением в литературной практике журналистов стало включение
в текст так называемых «раскавыченных цитат» – графически не выделенных фрагментов
текста литературных произведений. Особенно часто к этому приему прибегают в заголовках.
Точность цитирования при этом не преследуется. Цитату «приспосабливают» к новому
контексту, изменения при этом могут быть значительными сокращения, при которых
выпадают даже существенные для мысли автора части, изменения и замена слов. Лингвисты
214
склонны рассматривать цитирование без кавычек в ряду явлений, характерных для
демократизации языка, как элемент некой «игры», присущей мироощущению современного
человека, как путь к формированию нового класса речений, который занимает
промежуточное положение между крылатыми и обычными свободными сочетаниями слов.
Переход цитат в разряд общеязыковых средств – явление достаточно сложное. И если А.И.
Даль указывал, что должно пройти время, чтобы «пословицы пошли ходить отдельно», в
наши дни, особенно в языке газеты, процесс освоения цитат приобрел небывалую
динамичность. Как всякий активно идущий процесс, он не свободен от издержек и требует
взыскательной оценки редактора.
Даже не будучи обозначенной кавычками, литературная цитата привлекает к себе
внимание. Многие помнят предвыборный рекламный плакат НДР с портретом В.С.
Черномырдина и словами «если дорог тебе твой дом». У рекламы свои приемы организации
текста, позволяющие свободно сочетать словесный и иконографический материал, и, по
замыслу авторов, плакат, видимо, следовало читать так: «Если дорог тебе твой дом, голосуй
за НДР». Однако для людей старшего поколения, а это, заметим, значительная часть
электората, к которому обращен плакат, строка: «Если дорог тебе твой дом» – не нейтральна.
Память подсказывает концовку стихотворения К. Симонова, начатого этими словами: «Так
убей же хоть одного, так убей же его скорей! Сколько раз увидишь его, столько раз его и
убей». Стихотворение было написано в 1942 году, и эти строки были известны всем.
Неловкость этическая и политическая очевидна.
Другой тип освоения литературной цитаты – полное ее подчинение новому контексту.
В последнее время газетные публикации включают строку из стихотворения А. Ахматовой
«Творчество». Напомним текст стихотворения:
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора
Как лопухи и лебеда
Приведем газетный текст, в который включена цитата без кавычек: «Когда б вы
знали, из какого сора творит Зайцев высокую моду. Из габардина фабрики П. Алексеева».
Эта же строка послужила заголовком к заметке в другой газете о том, как в ПетропавловскеКамчатском местные умельцы шили кожаные куртки из обложек к партбилетам. Оторванная
от первичного контекста стихотворная строка потеряла свои поэтические свойства. Остался
лишь отголосок ритма, а те кто знает стихотворение, ощутят бестактность подобного
обращения с поэтическим текстом. Это не содержащее смысла и не завершенное по форме
, не будет причислено к крылатым словам. Оно на
высказывание не станет пословице
наших глазах превращается в речевой штамп.
Еще один тип освоения литературных цитат можно назвать «конструированием по
образцу». В этом случае автор нового текста не опирается на перекличку смыслов, а лишь
заимствует внешнюю форму высказывания, и поэтические строки превращаются в
рифмованную прозу: «Я пришел к тебе с приветом заказать вагон паркета». С детства всем
знакомы пушкинские строки: «Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей…», за
которыми для каждого возникал свой сказочный мир. Автор газетной заметки о Московском
зоопарке так «обработал» цитату: «Там, за стеклянной витриной полно невиданных
зверей…» Смысл такой операции с текстом сомнителен. И таких примеров много, особенно
в практике массовых изданий и рекламы.
Оценить конкретное цитатное вкрапление можно только исходя из анализа текста,
вновь создаваемого и первичного, того, откуда цитата взята. Это правило цитирования,
известное каждому редактору, остается в силе и тогда, когда он имеет дело с
«раскавыченными цитатами». Сегодня журналист имеет практически неограниченные
возможности обращаться к разнообразным литературным источникам – от Библии до
произведений новейших литературных школ и направлений. Встреча с новым, часто
215
нетрадиционным материалом требует от редактора точных знаний, понимания процессов,
происходящих в языке, ответственного отношения к слову.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Как теория редактирования трактует понятие фактический материал?
2. Укажите основные функции фактического материала в тексте?
3. Какие приемы изложения помогают достигнуть «эффекта событийности» в
информационных материалах?
4. Какими критериями руководствуется редактор при оценке фактического
материала, привлеченного как основание для предлагаемого читателю вывода?
5. Приведите примеры включения в текст фактического материала в функции
иллюстрации.
6. Укажите основные виды проверки фактического материала. Как променяет
их редактор в своей работе над текстом?
7. Охарактеризуйте типичные для журналистского текста ошибки номинации
(ошибки в именах собственных, наименованиях реалий, ошибки словоупотребления и
др.)
8. В чем особенности работы редактора над фактическим материалом в
публикациях на темы истории?
9. Какими критериями руководствуется редактор, оценивая ситуации
современной деятельности, представленные в журналистском произведении?
10. Чем обусловлен выбор между цифрой и словом при обозначении в тексте
количества?
11. Какие приемы проверки применяет редактор при оценке цифрового
материала?
12. Приведите примеры включения цифр в публицистический текст. Какие
приемы помогают привлечь внимание читателя к цифрам?
13. Охарактеризуйте табличную форму обобщения фактического материала и
виды таблиц.
14. Перечислите основные требования к содержанию и построению таблиц.
15. Каковы особенности построения таблиц, предназначенных для публикации в
газете?
16. Какими правилами руководствуется редактор, оценивая цитаты,
включенные в текст? Как он трактует правило точности цитирования?
17. Укажите типичные ошибки цитирования.
18. Каково назначение цитат в публицистическом тексте? Какая роль отводится
в нем комментарию к цитатам?
Лекция 26.
Работа над языком и стилем рукописи
ПЛАН
1. Основные требования, предъявляемые к языку печати: точность, простота,
образность, выразительность.
2. Значение грамматических норм и рекомендаций как основы правки языка и
стиля рукописи.
3. Текст рукописи как единое целое. Отношение редактора к стилю автора.
Соответствие фразы общему стилю рукописи.
4.Точность словоупотребления.
5. Наиболее распространенные ошибки в языке газетных материалов:
синонимов,
смешение
паронимов,
злоупотребление
неправильный
выбор
иностранными словами.
216
6. Принцип целесообразности и умеренности использования терминологической
и профессиональной лексики в газете.
Анализ языка и стиля — область литературного редактирования, практической
стилистики. Однако названные дисциплины не затрагивают практической методики этого
анализа. Они учат, как правильно согласовывать сказуемое с подлежащим, объясняют,
почему плохо повторять без специальной цели одинаковые или однокоренные слова и т. д.
Благодаря этим дисциплинам редактор знает правила и нормы согласования, знает, в каких
случаях повторение одного слова оправдано и допустимо и т.д. И даже хорошо зная все
нормы и рекомендации стилистики, редактор на практике нередко не замечает и
несогласованность и другие языково-стилистические погрешности. Более того, исправляя
текст, он порой сам вносит подобные ошибки. Знание норм и рекомендаций оказывается,
таким образом, нереализованным. Ни практическая стилистика, ни литературное
редактирование не дают ответа на вопрос, как методически построить работу редактора над
языком и стилем так, чтобы этого не случалось.
Соблюдая несколько основных выверенных на практике требований, которым
должен удовлетворять анализ языка и стиля произведения, редактор выполнит свои задачи
лучше и точнее, избегнув ряда существенных ошибок.
Первое требование — начинать анализ с определения общих и специфических
особенностей языка и стиля текста. Требование это, если вдуматься, имеет глубокие
основания.
Только уяснив особенности языка и стиля произведения, смысл и направленность
использованных в нем стилистических приемов, лексические и синтаксические пристрастия
автора, его типичные ошибки и промахи,
редактор может вести критику текста по стилю продуманно, целенаправленно.
Определяя особенности языка и стиля произведения, редактор подготовляет почву
для ясного осознания задач языково-стилистической критики текста — с чем бороться, что
рекомендовать автору.
Кроме того. каждому, кто накопил даже сравнительно небольшой редакторский опыт,
приходилось замечать, что стоит только ту погрешность, которая ускользала от внимания и
оставалась неустраненной, увидеть раз-другой, как она начинает назойливо лезть в глаза и
уже редко-редко оказывается упущенной. Поймав себя на «зевке», редактор невольно ставит
себе целью не пропустить больше такого рода погрешностей. Например, при неумеренном
употреблении автором одного, да к тому же неудачного, оборота (вроде особое значение
получает, как в одной рукописи) редактор, заметив это, при дальнейшем чтении преследует
цель найти в тексте все такие обороты, чтобы заменить их, добиваясь правильности и
разнообразия языковых средств. При этом ему уже не приходится искать повторяющиеся
обороты, его мозг реагирует на них так, как реагирует на прикосновение пальца к острому
или горячему.
Но беда в том, что редактор, случается, начинает подмечать типичную для автора
стилистическую погрешность лишь к концу рукописи, и тогда ему приходится читать все
сызнова, чтобы устранить эту погрешность везде.
Иногда же редактор, поглощенный целиком решением других задач критики текста,
вовсе не замечает некоторых типичных погрешностей и спохватывается, когда уже поздно.
Другое дело, если типичные ошибки автора определить заранее, при оценочном
чтении. Тогда при шлифовочном чтении ничто не будет упущено.
Но главное достоинство работы, начатой с определения особенностей языка и стиля
произведения,— конечно, в другом. Вряд ли можно без специального анализа, без
специально поставленной цели по-настоящему понять источники совершенства и
несовершенства авторского стиля, а значит, узнать, что же, собственно, надо делать автору и
редактору, чтобы произведение стало еще совершеннее, а несовершенства оказались за
бортом.
217
Тот, кто читал «Золотую розу» К. Паустовского, уже не сможет забыть описанный
там эпизод с рассказом писателя Андрея Соболя.
В 1921 г. Паустовский работал секретарем в одесской газете «Моряк». «Однажды,—
рассказывает он, – Соболь принес в „Моряк" свой рассказ, раздерганный, спутанный, хотя и
интересный по теме и, безусловно, талантливый.
Все прочли этот рассказ и смутились: печатать его в таком небрежном виде было
нельзя. Предложить. Соболю исправить его никто не решался. В этом отношении Соболь
был неумолим — и не столько из-за авторского самолюбия... сколько из-за нервозности: он
не мог возвращаться к уже написанным вещам и терял к ним интерес».
Выручил редакцию «корректор, старик Благов, бывший директор самой
распространенной в России газеты «Русское слово», правая рука знаменитого Сытина». Он
пришел поздно вечером к Паустовскому и предложил: «Вот что... Я все думаю об этом рассказе Соболя. Талантливая вещь. Нельзя, чтобы она пропала (...) Дайте мне рукопись.
Клянусь честью, я не изменю в ней ни слова. Я останусь здесь... И при вас я пройдусь по
рукописи».
«Благов кончил работу над рукописью только к утру. Мне он рукописи не показал,
пока мы не пришли в редакцию и машинистка не переписала ее начисто.
Я прочел рассказ и онемел. Это была прозрачная, литая проза. Все стало выпуклым,
ясным. От прежней скомканности и словесного разброда не осталось и тени. При этом
действительно не было выброшено или прибавлено ни одного слона...
Это чудо! — сказал я.— Как вы это сделали?
Да просто расставил правильно все знаки препинания. У Соболя с ними форменный
кавардак. Особенно тщательно я расставил точки. И абзацы. Это великая вещь, милый мой.
Еще Пушкин говорил о знаках препинания. Они существуют, чтобы выделить мысль,
привести слова в правильное соотношение и дать фразе легкость и правильное звучание.
Знаки препинания — это как нотные знаки. Они твердо держат текст и не дают ему
рассыпаться».
Паустовский рассказал эпизод с Андреем Соболем для того, чтобы показать силу
знаков препинания. А для нас он интересен другим — редакторским талантом Благова, его
умением увидеть языковые особенности произведения, понять, в чем сила и слабость
авторского языка. Именно это позволило ему блестяще решить редакторскую задачу и дать,
по словам самого Соболя, чудесный урок автору, который стал чувствовать себя
«преступником по отношению к своим прежним вещам».
Нужны ли еще доказательства справедливости первого требования к анализу языка и
стиля?
Второе требование — избегать субъективности в стилистических оценках,
поправках, замечаниях. Одно из самих драгоценных редакторских качеств — умение отделить субъективные пристрастия от объективной необходимости стилистических
исправлений в тексте. Беспристрастных к языку людей ire-существует. II вот что нередко
получается, когда автор не испытывает любви, допустим, к деепричастиям, а редактор их
любит и охотно употребляет в собственных писаниях. Чуть отклонится автор от приятных
редактору оборотов, как у редактора непременно возникнет острая потребность, прямо-таки
непреодолимое желание подогнать авторскую речь под свой вкус. И притом с искренним
ощущением: гак лучше, так выразительнее, так проще и понятнее.
Субъективность многих стилистических поправок и пристрастий вполне объяснима.
Она результат психологически непроизвольного желания каждого редактирующего сделать
текст таким, каким он будет наиболее понятным именно для него. Любой человек, читая
текст, нередко мысленно переделывает его, приспосабливая для себя, чтобы .лучше попять и
тем более запомнить. Ведь психологически текст понимается благодаря тому, что
свертывается в сокращенную и обобщенную схему, которая помогает усвоить общий смысл
речи. При этом некоторые логико-синтаксические структуры требуют у отдельных
читателей дополнительной переделки. Редактору важно научиться понимать любые логико218
синтаксические структуры и, если требовать отказа от какой-либо из них,- то но потому, что
она трудна для его. редактора, понимания, а потому, что не отвечает задачам издания или не
подходит для читателя.
Но. к сожалению, мысленную переделку текста, необходимую для того, чтобы
приспособить его к собственному строю мыслей, многие редакторы воспринимают нередко
как результат недостатков авторского стиля. А недостатки, разумеется, должны быть
устранены. Ну и возникает субъективная правка — переделка текста, предпринимаемая»
лишь по причине специфически индивидуальных особенностей восприятия и мышления:
конструкция более привычная, более приятная сменяет иную, слова более близкие и
знакомые подменяют те. что непривычны, малознакомы, понимаются хуже и потому
кажутся неудачными.
Вот несколько таких поправок, не выдуманных, а взятых из правленной редактором
рукописи.
Кверху ногами — пишет автор, поверх ногами — поправляет редактор. Ему так
представляется лучше, понятнее.
Того и жди — начинает фразу автор. Того и гляди — «уточняет» редактор. Он привык
к такому обороту и считает его более правильным.
Ошибки возникают под влиянием разнообразных причин, но обычнее всего — когда
мысль опережает руку,— объясняет автор.
«Обычнее всего? — недоуменно спрашивает себя редактор.— А можно ли так
писать?» И жирной чертой зачеркивает слово обычнее, заменяя его словом чаще. Обычнее
всего — такого сочетания ему встречать не приходилось и, хотя никаких нарушений законов
языка тут нет, он исправляет его, применяя то, в безошибочности которого уверен на все 100
процентов. Так проще и надежнее.
В чаянии привести к единству — выражает свою мысль автор, выбирая слово,
характерное для своей манеры.
В надежде привести к единству — правит редактор.
Так нелюбимые, незнакомые слова последовательно и неизменно заменяются словами
привычными, любимыми, знакомыми.
Много подобных примеров правки приводит в своей книге «В лаборатории
редактора» Лидия Чуковская (М., «Искусство», 1960; 2-е изд. М., 1963).
Другая причина субъективности в правке и замечаниях — слепое следование мнению
какого-либо крупного авторитета, который свои пристрастия в языке с большой силой и
убежденностью выдает нередко за объективную закономерность. Это исторический факт,
что великие авторитеты в языке, выдающиеся художники слова порой становились
гонителями вполне допустимых слов. Категорически следуя их советам, редактор неизбежно
будет вносить хотя и не свои, но субъективные, не вызванные объективной необходимостью
поправки.
Очень убедительно субъективную пристрастность писателей в языке показал в статье
«Возможности слова» критик А. Лейтес («Лит. газета», 1965, 25 мая). Примеры, которые
приводит автор статьи, редактору стоит запомнить как предостережение.
Блок, например, решительно отверг слово принципиально. «Что значит —
принципиально? Такого и понятия-то нет...»
Демьян Бедный в одном из своих стихотворений слово сберкасса приводил как образец
«порчи языка».
Сергей Вавилов терпеть но мог вспомогательный глагол является. «О чем угодно
можно сказать по-русски без „является"»,— утверждал он.
И сегодня, показывает нам A. Лейтс, нет-нет да и прозвучит признание того или
иного литератора в антипатии к отдельным словам (А. Лейтес называет ее лексической
идиосинкразией).
Евг. Кишович не приемлет прилагательного проблемный: «Кто только выдумал это
фонетически и лексически чудовищное слово!».
219
Лев Гумилевский протестует против глагола впечатлять.
Мих. Лифшиц обрушивается на слово видение — «смешное и совершенно не
свойственное русскому языку».
Павел Антокольский утверждает, что слово уцененный и оборот думается —
уродства языка, «вздор, мертвящий нашу речь».
A.Лейтес справедливо замечает, что каждый из этих писателей вправе не употреблять
слов, которые ему не нравятся, но когда они на этой основе делают обобщающие
декларации, то следовать им было бы явной ошибкой. Ибо нет слов плохих и хороших. Все
дело в контексте. И если слово не противоречит само по себе законам языка, то объективно
судить, хорошее оно или плохое в данном тексте, можно, лишь исходя из задач и специфики
этого текста, из совокупности всех слов, употребленных в нем.
Вот почему редактору никак нельзя подчиняться только силе авторитета даже таких
гигантов, как В. Г. Белинский, тем более что его стилистические замечания связаны с
речевой практикой первой половины прошлого века.
B.Г. Белинский совершенно справедливо писал, что «употреблять иностранное слово,
когда есть равносильное ему русское слово,— значит оскорблять и здравый смысл и
здравый вкус». Но в качестве примера он приводит слова утрировать и преувеличивать:
«...ничего не может быть нелепее и диче, как употребление слова „утрировать" вместо
„преувеличивать"».
Может быть, для своего времени Белинский и был прав. Может быть, тогда слово
утрировать было равносильно слову преувеличивать, ничем от него не отличалось.
Но сегодня это слово — уже синоним к слову преувеличивать и означает но просто
преувеличивать, а преувеличивать грубо, упрощенно, нарочито подчеркивая что-то. И
русский язык выиграл от того, что рядом со словом преувеличивать оказалось слово
утрировать. Правда, уместно оно не везде, как книжное по окраске и не утратившее оттенка
своего иностранного происхождения, но суть дела от этого не меняется.
Так что не каждое высказывание тех, кто стал авторитетом в области слова,
заслуживает равного доверия. Слепо следовать нельзя даже за крупным авторитетом.
Итак, тот, кто критикует или правит текст стилистически, в большинстве случаев
искренне стремится улучшить произведение, но если он при этом не умеет отделить
справедливых, объективных требований от субъективных пристрастий, то па самом дело не
столько улучшает стиль, сколько подчиняет его своему восприятию, своему вкусу, делая
удобным для собственного восприятия. С одной стороны, тут сказывается сила привычки, с
другой — свои и чужие (под влиянием авторитетов) предрассудки.
Стать выше этих пристрастий и предрассудков, знать законы языка и критиковать
текст, исходя только из них, а также из особенностей и задач контекста,— вот что
необходимо редактору для полноценного анализа языка и стиля.
Третье требование — осторожно, осмотрительно пользоваться правилами и
рекомендациями (нормативно!) стилистики. Выдвигать это требование приходится по
двум причинам:
во-первых, потому, что некоторые редакторы пользуются правилами и
рекомендациями стилистики, как отмычкой, грубо, прямолинейно, не сообразуясь с особенностями и задачами контекста;
во-вторых, потому, что язык произведения — вещь вообще чрезвычайно тонкая, и
шаблонные действия его уродуют, а не улучшают.
Правилен ли, нуждается ли в исправлении такой текст:
Перед окном был разбит палисадник, и па самой средней клумбе, под розовым
кусточком, лежала собака и тщательно грызла кость. Софья Петровна увидала ее?
«Ее — получается: кость»,— обязательно отметит редактор, знающий установленное
нормативной стилистикой правило местоимение заменяет ближайшее к нему
существительное того же рода и числа.
Но будет ли он прав, если заменит местоимение существительным?
220
Нет, потому что иногда связь между местоимением и существительным определяется
не формально (порядком слов), а по смыслу. В таких случаях — а именно с одним из них мы
имеем дело — никакой двусмысленности или неясности не возникает, читателю все ясно, и
придираться к фразе можно лишь по формальному поводу. Иван Сергеевич Тургенев,
которому принадлежит этот текст (лишь слово барыня мы для «конспирации» заменили
Софьей Петровной), не считал зазорным" употребить здесь местоимение, видимо, потому,
что понимал: у читателя перед глазами собака, грызущая кость, а не кость в зубах у собаки,
и местоимение всякий не задумываясь отнесет только к главной видимой «персоне». К тому
же у Тургенева за последней фразой следует: — Боже мой! — воскликнула она вдруг.— Чья
это собака?
Конечно, в принципе лучше избегать всякой возможности двойного прочтения и
избавляться от таких конструкций, но пет правил без исключения. Если при отказе от
местоимения синтаксический строй фразы усложнится, фраза потеряет упругость, энергию,
будет восприниматься хуже, а двойное прочтение, как в нашем случае, маловероятно, вряд
ли стоит устранять незначительный недостаток ценой добавления другого, существенного.
Короче говоря, шаблонные решения в работе над языком противопоказаны. Одно и то же
правило нормативной стилистики в одних случаях, при одних условиях, применимо, а в
других совершенно не .подходит. Вот и получается, что редактору каждый раз приходится
анализировать текст, прежде чем решить, нарушено в нем правило стилистики или нет.
В другом стихотворении того же цикла, напечатанном в другом журнале, поэт...—
написал автор. Нашелся редактор, который недрогнувшей рукой подчеркнул повтор слова
другой как стилистический недостаток. В самом деле, неоправданный повтор одних и тех же
слов, вызванный лишь тощеньким словарным запасом автора, делает текст менее
выразительным и точным. Но в нашем тексте автор повторяет слово другой но от бедности
словаря. Этим он старательно подчеркивает сходность одних и тех же явлений в творчестве
поэта, несмотря на различие условий (и стихотворение другое, и орган печати другой). Такой
повтор стилистически и логически оправдан, полезен, выразителен.
Лидия Чуковская приводит «В лаборатории редактора» (с. 134—142 второго издания)
десятки ярких примеров из классики с намеренными, художественными повторами слов,
противопоставляя их механическому стремлению некоторых редакторов подсчитывать
повторяющиеся слова и изгонять их.
Итак, пользоваться правилами нормативной стилистики надо не механически, не
шаблонно, а на основе топкого анализа контекста. Только в этом случае редактор сможет
улучшить язык и стиль произведения.
Четвертое требование — знать приемы анализа, помогающие замечать и
устранять типичные нормативно-стилистические ошибки, и развивать эти приемы в
навыки. Без таких навыков многочисленные, часто случайные, упущения в языке и мелкие
погрешности стиля будут проскальзывать в набор и печать. Приемам, навыкам,
помогающим устранять распространенные, типичные стилистические ошибки и
погрешности, посвящен следующий раздел главы.
Соотнесение между собой членов предложения, требующих согласования. Если
члены предложения, которые должны быть согласованы между собой, отдалены друг от
друга, то случаи их несогласованности часто не замечаются: сказуемое оказывается во
множественном числе, а подлежащее в единственном или наоборот, причастие
(прилагательное) — в одном падеже, а слово, от которого оно зависит, — в другом. Чтобы
«не прозевать» несогласованности, редактору надо всегда соотносить сказуемое с
подлежащим в числе или в числе и роде, а прилагательное и причастие с определяющим
словом — в роде, числе и падеже.
Соотнести — это значит мысленно или зрительно связать члены предложения,
требующие согласования: прочитав сказуемое, вспомнить о подлежащем или вернуться к
нему взглядом, если- оно предшествовало сказуемому, и наоборот. Такая мысленная или
зрительная связь между указанными членами предложения должна стать навыком
221
шлифовочного чтения редактора, т.е. автоматизирование выполняемым в ходе чтения обязательным действием.
Особенно часто нарушается согласование причастия (прилагательного) с
определяющим словом.
Подобно римскому сенатору Катону, о чем бы ни говорившему, но всегда кончавшего
выступления сакраментальной фразой: «Кроме того, я считаю, что Карфаген должен быть
разрушен)/.- их лидеры все свои действия сводили к единой цели...
Так написал автор. Непонятно, почему, но второе причастие он поставил в более
привычном, родительном падеже, хотя и определяющее слово и первое причастие стоят в
дательном. Редактор, не владевший навыком соотнесения каждого причастия с
определяющим словом, сохранил текст в неприкосновенности. Этого бы не случилось,
соотнеси он кончавшего с определяющим словом сенатору. Тогда бы их несогласованность
бросилась в глаза и заставила редактора исправить ошибку.
Не реже причастие согласуют не с тем словом, от которого оно должно зависеть по
смыслу, а с другим, более близко к нему стоящим.
Это.
естественно,
приводит
к
закону
сохранения
веса
вещества,
открытого
Ломоносовым
опытным
путем
(школьный
учебник
химии
под ред. проф. Левченко).
Конечно же, надо: открытому Ломоносовым, поскольку Ломоносов открыл именно
закон, а! не вещество и не вес вещества.
Значит, мало убедиться в том, что причастие согласовано с каким-либо словом в
падеже, числе и роде. Надо непременно проверить, то ли это слово, с которым следует
согласовать причастие по смыслу, или случайно принятое за пего. Соотнося по смыслу
определяющее слово и согласованное с ним причастие, редактор никогда не пропустит в
печать предложений с формально согласованными словами.
Прочитаем следующую, уже цитировавшуюся фразу вместе с опытным редактором,
владеющим навыком соотнесения согласованных слов:
В начало XVIII века в результате нового усиления феодальной эксплуатации,
вызнанной войной со Швецией и внутренней политикой Петра I, резко ухудшилась жизнь
народных масс.
Дойдя до последнего слова причастного оборота, редактор мысленно подчеркнет:
феодальная эксплуатация вызвана войной и политикой Петра — так ли?
Вопрос, выражающий сомнение, возник, как только редактор соотнес но смыслу
существительное и согласованное с ним причастие. Отрицательный ответ (эксплуатация не
может быть вызвана войной и политикой) вынудил редактора на поиск другого, верного по
существу определяющего слова. По смыслу подходит только слово усиление: война и
политика могут усилить эксплуатацию. Значит, нужно:
...в результате нового усиления эксплуатации, вызванного войной и политикой Петра
I...
Таков механизм анализа, пущенный в действие соотнесением согласованных слов по
смыслу. Прием надежно ограждает от ошибок в согласовании причастия с определяющим
словом.
Соотнесение управляющего слова с каждым из управляемых или каждого из
нескольких управляющих с одним управляемым. Когда один глагол (одно отглагольное
существительное) управляет несколькими словами, нередко не замечают, что в сочетании,
например, с одним существительным управляющее слово требует одного предложного
управления, в сочетании с другим — другого (поехал в Белоруссию, на Украину, в
Краснодарский край). Соотнося при чтении (особенно если употреблен один общий
предлог) каждое управляемое слово с управляющим, редактор непременно заметит, в каких
случаях в сочетании глагола с разными существительными невозможно употребить один
предлог, если в языке утвердилось управление с разными предлогами. Например, если,
встретив сочетание... разослали в учреждения, предприятия, организации, заводы, редактор
222
будет читать так: «в учреждения, в (?) предприятия, в организации, в (?) заводы», то но
увидишь случаев неверного управления он никак не сможет.
Отдаленность управляемого слова от управляющего нередко мешает заметить
стилистическую или смысловую их несочетаемость.
Так, в одной рукописи редактор посчитал вполне приемлемой фразу:
Эта задача [речь идет о выпуске хороших книг] выполнялась путем привлечения
высококвалифицированных авторов и тщательностью редакционной работы.
Между тем задача выполнялась тщательностью работы — пример явной
несочетаемости. Если бы редактор соотносил каждое управляемое слово с управляющим,
несочетаемость бросилась бы в глаза и в таком виде фраза бы в набор не пошла.
То же происходит, когда несколько однородных слов управляют одним, а каждое из
них требует разных предлогов и падежей управляемого слова. Например, стилистика не
допускает Уход и обслуживание машины, так как Уход за машиной, а Обслуживание
машины, пли Доставка и удаление продукции с рабочих мест, "гак как Доставка продукции
на рабочие места, а Удаление продукции с рабочих мест. 13 таких случаях, как известно,
рекомендуется исправить текст: Уход за машиной и обслуживание ее; Доставка продукции
на рабочие места и удаление с них.
/Даже редакторы, которые хорошо знают это правило, могут не заметить и не
исправить подобные погрешности, если не научатся соотносить управляемое слово с
каждым из управляющих, т. е. мысленно прочитывать каждое сочетание отдельно, примерно
так: вместо Уход и обслуживание машины — Уход машины. Обслуживание машины—
первое невозможно, поскольку Уход - за машиной. Подобный способ чтения гарантирует от
случайностей.
Выработав такой навык, редактор уже не сможет не заметить неправильность
построения фразы:
Кинга написана с неподдельной любовью и увлеченностью личностью н творчеством
поэта (любовью — к чему, увлеченностью — чем).
Оп непременно исправит:
Книга написана с неподдельной любовью к личности и творчеству поэта, с глубокой
увлеченностью ими.
Установление вариантов синтаксических зависимостей
Во многих случаях синтаксический строй фразы ведет к возможности двоякого ее
понимания — и правильного, и неправильного, и не исключено, что читатель поймет фразу
совсем не так, как задумал автор. Чтобы этого не произошло, редактор при чтении текста
обязан видеть все варианты прочтения, все варианты синтаксических зависимостей,
возможные в условиях контекста, и предлагать исправления, которые сделали бы текст
однозначным. На помощь и здесь приходит прием соотнесения синтаксически
взаимосвязанных слов в разных вариантах.
Соотнесение слова который в придаточном определительном со всеми
соотносимыми словами в главном. Формально слово который в придаточном
определительном соотносится со стоящим перед ним словом в главном. Однако на этом
месте нередко оказывается дополнение к тому слову, которое по смыслу должно
определяться придаточным предложением. Возникает неясность: с каким же из двух слов
связано придаточное?
В опытах этого исследования студентам предлагались 8 пар фраз, каждая из которых
иллюстрировала какое-либо орфографическое правило...
Каждая из фраз или каждая из пар фраз? Формально — каждая из фраз. По смыслу
вероятнее — каждая из нар, и дальнейший текст это подтверждает. Но читатель поначалу
вынужден гадать, замедляя без нужды чтение. Ни автор, ни редактор монографии, из
которой взят текст, возможности двоякого соединения придаточного не заметили. Причина
одна: они читали текст правильно, и у них даже намека на мысль не возникло, что кто-то
может прочитать иначе и задуматься.
223
Если бы автор и редактор, читая, прикидывали, с какими словами может связать
читатель придаточное определительное, двусмысленность была бы устранена, например,
так:
В опытах этого исследования студентам предлагались 8 пар фраз. Каждая пара
иллюстрировала какое-либо орфографическое правило.
Даже в тех случаях, когда вариант прочтения явно бессмыслен, надо иметь его в виду,
чтобы не отвлекать читателя не заставлять его посмеиваться там, где онl должен быть
только серьезным.
Сам Менделеев тяжело переживал прекращение издания, которого он добивался
много лет и на которое возлагал большие надежды.
Конечно, не прекращения издания добивался Менделеев. Но именно таким может
быть первое прочтение фразы. Потому что добиваются скорее не издания, а его выпуска или
прекращения, т. е. какого-то действия с изданием. Правда, слово издание тоже может
передавать действие, но тогда за ним должно следовать дополнение: издание сборника,
издание журнала (здесь бы это очень утяжелило фразу). Как и во многих других случаях,
фразу можно сделать однозначной, если ввести слово выпуска в придаточное.
Сам Менделеев тяжело переживал прекращение издания, выпуска которого он
добивался много лет и па которое возлагал большие надежды.
Когда читаешь о том, что
...Кроуфорд принимал активнейшее участие в колонизации Дальнего Запада и войнах
с индейцами, опыт которых on u положил в основу большинства своих пьес,
то, даже понимая, что ^которых — это не индейцев, а войнах, не можешь не
протестовать против таких сочетаний: хоть недолго, да приходится разбираться, что же
хотел сказать автор.
Трудно удержаться здесь от не раз использованного примера:
В опытах Даворана над мышами наблюдался отек хвоста, который отсутствовал у
других авторов.
Е. И. Регирер, приводя этот пример в своей книге «Развитие способностей
исследователя» (М., «Наука», 1969), не без иронии вопрошает: у других авторов отсутствовал хвост? Хотя с равным правом можно спросить: у других авторов отсутствовал отек
хвоста? Следовало:
В опытах Даворана у мышей отекал хвост,! чего не наблюдалось
в опытах других авторов.
Заметить возможность второго прочтения редактору всегда поможет прием
соотнесения придаточного определительного с каждым из слов в главном, к которым может
отнести придаточное читатель редакторское чтение должно быть только и только таким.
Вариация зависимостей между сложными однородными членами предложения и
общим словом. В. Л. Лцкович в своей книге «Языковая норма» (Л1., 1908) приводит
выразительный пример такой вариации зависимостей:
Он занимал ноет заместителя наркома, а затем министра нефтяной промышленности.
В этой фразе возможны два варианта связей, каждый из которых придает фразе иной
смысл:
1) слово пост подчиняет себе два однородных члена предложения: один — сложный:
заместителя наркома, другой — простой: министра нефтяной промышленности (смысл
получается
такой:
сначала
он
был
заместителем
наркома, затем министром нефтяной промышленности);
2) слово пост подчиняет себе только слово заместителя с двумя зависимыми
словами: одним-—наркома, другим — министра (смысл при этом получается: сначала он
был заместителем наркома, затем заместителем министра, т. е. иной смысл, чем в первом
варианте).
Подобная возможность разного прочтения, естественно, недопустима: один читатель
поймет так, а другой эдак.
224
Как заметить оба варианта зависимостей, чтобы правкой сделать предложение
однозначным? Пробовать в качестве общего слова не только одно слово (пост), но и его
словосочетание с другим (пост заместителя). Если возможными окажутся оба варианта,
нужно уточнить у автора, какой из них правилен, и, исходя из этого, исправить текст.
Вариация разбивки предложения на синтаксические группы, меняющей его смысл.
Нередко при определенном порядке слов можно прочитать предложение по-разному: то с
одной разбивкой слов на синтаксические группы, то с другой. Это ведет к разному
пониманию текста или не к месту смешит читателя, даже если оп понимает, что сделанная
им разбивка возможна только формально, а не по существу.
Юные, животноводы до двухмесячного возраста вырастили более 800 тыс. голов
птицы.
Порядок слов толкает на объединение в одну группу животноводов и до
двухмесячного возраста. И как ни нелепо такое соединение, оно происходит и смешит
читателя, хотя оп прекрасно понимает, что на самом деле речь идет о двухмесячном
возрасте птиц, а не юных животноводов. То же самое в примере В. А. Ицковича:
Одной из задач, поставленных перед экипажем, было проведение человеком
определенного объема научных наблюдений в условиях космического полета.
Здесь два варианта разбивки:
1)
проведение
человеком
//
определенного
объема
научных
наблюдении;
2) проведение человеком определенного объема // научных наблюдений.
При обычном порядке слов двусмысленность исчезнет:
...проведение человеком научных наблюдений определенного объема...
(впрочем, справедливости ради надо сказать, что здесь : человеком — слово вообще лишнее,
а без него и старый порядок будет приемлем).
Вряд ли можно согласиться с мнением, что если редактор сразу читает правильно, не
замечая возможности
неверного варианта, то порядок слов, допускающий двойное
прочтение, вполне приемлем. Редактор — лишь один из читателей. А каждый читатель —
индивидуальность, со своим восприятием текста, и рассчитывать на то, что оно всегда
совпадет с редакторским, нет никаких оснований;
Какой же выход? Читать, членя предложение на синтаксические группы и проверяя,
нот! ли возможности другого членения при данном порядке слов, особенно настораживаясь
при инверсиях. Только навык такого чтения может предостеречь от двусмысленного
порядка слов.
Тогда трудно будет встретить в печати фразы вроде:
«В книге опубликованы воспоминания о битве командиров и политработников —
представителей всех родов поиск» (чтобы избежать двусмысленного сочетания, редактору
лучше всего вычеркнуть слова о битве, пояснив в предшествующем тексте, если нужно, о
чем вспоминают командиры и политработники);
«Правда, простота и безыскусственность нередко оборачиваются в его новеллах
прямолинейностью,
упрощенностью,
а
лаконичность
и
сдержанность
—
невыразительностью, и тогда полнота жизни писателем не передается') (здесь слово правда
может быть воспринято и как первое из однородных подлежащих, и как вводное слово.
Возможность двойного прочтения делает это слово нежелательным в начале предложения;
лучше перестроить последнее: Нередко в его новеллах простота и безыскусственность
оборачиваются, правда, прямолинейностью...)
Замена местоимения словом, которое оно замещает
В уже упоминавшейся статье Е. И. Перовский («Известия АПН РСФСР», 1955, вып.
63) приводит выразительный пример ошибки в употреблении местоимения из учебника
Конституции СССР (1954, с. 75):
В обязанности Президиума Верховного Совета СССР входит созыв его сессий.
225
Поймет ли такую фразу читатель-ученик? В ней его может в равной степени заменять
и Президиума Верховного Совета СССР, и Верховного Совета СССР.
Конечно, вдумчивый читатель быстро преодолеет возникшую трудность. Он поймет,
что было бы нелепо отмечать обязанность, которая сама собой очевидна: Президиум обязан
созывать свои сессии, обязан сам собирать себя. А если читатель к тому же и тонко
чувствует язык, то придет к выводу, что если бы речь шла о Президиуме, то автор написал
бы своих или собственных, а не его сессий. Но, во-первых, не каждому школьнику доступен
такой анализ.
И, во-вторых, зачем читателю тратить время на анализ того, что пе должно требовать
анализа, что должно пониматься без усилий, без лишней траты времени.
Почему же редактор учебника не посчитался с этим, не заметил недопустимости
такой фразы в редактируемом тексте?
Потому что он не владел навыком непременной подстановки во всех случаях взамен
местоимения слова, которое оно замещает. И не только подстановки, но и проверки, нет ли
другого слова, которое читатель может поставить взамен местоимения и вследствие этого
либо запутаться в содержании текста, неверно его понять, либо потратить время на то,
чтобы убедиться в неприемлемости по смыслу первоначальной замены.
Если бы редактор владел таким навыком, он бы заметил неловкость фразы и
потребовал поправки:
«В обязанности Президиума входит созыв сессий Верховного Совета СССР» (если из
предшествующего текста ясно, о каком Президиуме идет речь) — или:
«В обязанности Президиума Верховного Совета СССР входит созыв сессий Верховного
Совета СССР;) (ради ясности можно пренебречь повтором).
Итак, редактору в ходе чтения надо мысленно непременно подставлять взамен местоимения
то слово, которое оно замещает. Это убережет от случайных описок: нужно его, а
поставлено ее, нужно им, а стоит ими. Это поможет избежать двусмысленности такого рода,
как в фразе:
Изображая Петра как выдающуюся историческую личность. автор не забывает,
однако, что он — защитник интересов помещичьего класса.
Здесь он,— конечно, Петр, но не исключено, что: читатель первоначально поймет: он
— автор, поскольку местоимение, по правилу, замещает ближайшее существительное того
же числа и рода. II лучше, исключая всякое двойное прочтение, вместо он поставить в
приведенной фразе тот или царь.
Двусмысленность нередко вызывается возможностью двоякого понимания
местоимения: и как личного, и как притяжательного.
Конечно, каждый правильно поймет фразу:
Артистку [Ермолову] порой сравнивали по силе темперамента с Мочаловым, называя
его дочерью (Дейч Ал. Мы любим театр. М., «Искусство», 1960, с. 73).
И все же комичный эффект при понимании местоимения как личного: «Его —
Мочалова — называли дочерью» (а для этого есть некоторые формальные основания —
прежде всего близость слова Мочаловым к местоимению) может на какое-то время отдалить
читателя от правильного прочтения текста. Раз его может быть воспринято по-разному: и
как личное (кого называли дочерью?). и как притяжательное (называли чьей дочерью?),
исправить фразу необходимо. Заметит редактор эту необходимость только в том случае,
если в ходе чтения подставит вместо местоимения все возможные в качестве замещенных
слова.
Итак, замена местоимения словами, которые могут быть восприняты как замещенные,
тоже должна стать навыком профессионального редакторского чтения.
Выделение и связывание одинаковых, однокоренных и противостоящих по
смыслу слов
Неоправданный повтор одинаковых слов или слов одного корня упустить из виду, не
заметить очень легко. Чтобы не читать текст специально для поиска и выкорчевывания
226
таких повторов, редактору нужно владеть сложным навыком острой реакции на них,
навыком, который заставляет редактора останавливаться, как только он доходит до
повторно употребленного слова или до однокоренного слова.
Вот редактор читает фразу:
Такая точка ирония спорная, так как зависимость рассматриваемых процессов
обоюдная.
Если он владеет этим навыком, то, дойдя до союза так как, непременно споткнется,
почувствует сначала неосознанную неудовлетворенность текстом, которую сразу же сменит
сознание того, чем вызвано ощущение неправильности — неоправданным, случайным
повтором однокоренных слов.
Это своего рода отрицательный стереотип на подобные языковые явления. Он
позволяет легко замечать их, не отвлекаясь от смысла текста, помечать и идти дальше.
Причем у опытного редактора отрицательный стереотип вырабатывается не только на все
погрешности того же сорта, но и специально на разные сочетания, например на сочетание
такой {такая, такое) — так как. Редактор этот уже не может не замечать подобное
сочетание, оно заставляет его ощущать примерно то же, что ощущает музыкант, когда
слышит фальшивую ноту (она режет ему слух), или машинистка, когда, початая вслепую,
ударяет не по нужному клавишу (ей кажется, что палец провалился). Чем больше таких
отрицательных стереотипов накопил редактор, тем надежнее действует общий навык.
Как добиться, чтобы прием выделения и связывания одинаковых или однокоренных
слов стал навыком? Как заставить себя реагировать на каждый такой повтор?
Если проделать специальные упражнения (с паданием подчеркнуть при чтении все
повторяемые одинаковые слова, все однокоренные слова, все противостоящие по смыслу
слова), то в конце концов выработается навык
мысленного выделения таких слов по ходу чтения. Подкрепленный навыками
подчеркивания типичных повторов (такая — так как и т. п.), общий навык будет
безотказно действовать, предостерегая редактора от случайного пропуска ненужного
повтора.
ИI тогда редактор по будет глух к фразе:
Большое значение имеют наименьшие затраты времени...
Он обязательно заметит, как противостоят здесь друг другу эпитеты большое —
наименьшие, что существенно сказывается на их восприятии читателем.
Тогда он, безусловно, споткнется о случайные, стилистически неоправданные
одинаковые зачины фраз вроде:
Для этого очень важно изучать приемы и методы работы передовиков». Изучение
целесообразно проводить поэлементно, фиксируя метод выполнения каждого элемента и
время, затрачиваемое на его выполнение. Для этого используются хронометраж, киносъемка
и другие методы.
Навык выделения и связывания одинаковых, однокоренных и противостоящих по
смыслу слов будет оберегать редактора от речи обедненной, словесно однообразной.
Выявление лишних слов
Редактор обязан помочь читателю быстрее получить те знания, к которым тот
стремится, а не потакать авторам, заставляющим продираться сквозь чащу необязательных,
лишних слов. Неоправданное многословие всегда затемняет основную мысль автора,
ослабляет действенность печатного произведения, делает его менее доступным для читателя.
Именно поэтому профессионально читающий редактор должен легко выявлять
лишние слова. Но заметить, что слово лишнее, можно только владея рациональными
приемами чтения.
Первый такой прием — непременно отдавать себе отчет в том, какую смысловую
или стилистическую нагрузку несет в предложении каждое слово; проверять, передает ли
слово какой-либо смысл или оттенок смысла, привносит ли оно в текст какой-либо
стилистический нюанс или фраза может существовать, ничуть не меняясь, без этого слова.
227
Русские писатели-классики, в роли редактора, всегда настойчиво и последовательно
вымарывали слова, которые не несли никакой нагрузки (ни смысловой, ни художественной).
Если Михаилы Михайловичи и люди подобного направления...— пишет Глеб
Успенский, а редактор — М. Е. Салтыков-Щедрин — вычеркивает и люди подобного
направления, вычеркивает, надо думать, потому, что Михаилы Михайловичи включают в себя
всех людей подобного направлении и ставить их рядом как однородные понятия не совсем
точно, а главное, неэкономно: для читателя Михаилы Михайловичи выражают достаточно
ясно группу людей определенного направления (таких же, как Михаил Михайлович).
Нетрудно понять М. Е. Салтыкова-Щедрина и тогда, когда он, читая текст очерка
Глеба Успенского, выбрасывает слово ненужного перед словами хлама и старья: хлам
потому и хлам, что перестал быть нужным. Или когда он вычеркивает глагол двигается в
следующей фразе Глеба Успенского:
Через топи... ковыляя па костыле, двигается пожилой человек, отставной солдат: за
ним плетется лет десяти худенький мальчик.
Ковыляя двигается — то же самое, что ковыляет (последний глагол передает и самое
движение и его характер).
Нет сомнения, что во всех трех примерах редактор замечал лишние слова и
вычеркивал их потому, что проверял смысловую и художественную нагрузку каждого слова.
И слова невесомые в этом случае сами «выпадали» из текста.
Усвоив такой способ чтения, редактор уже не сможет оставить без изменений текст:
...до обложки, на которой напечатан какой-то текст, была слепая обложка, точнее
просто обертка. Она могла делаться из плотной бумаги, часто цветной.
Курсивом выделены слова, ничего тексту не дающие. Выяснил это редактор,
определяя смысловую нагрузку слов. В первом случае: «Почему какой-то? Нужно ли какойто?)). Что же касается второго, то ненужность подчеркнутых слов стала ясна редактору
благодаря использованию другого приема — приема мысленного переконструирования
сложных текстовых конструкций в( … простые, сопоставления конструкций в тексте с
выражающей то же содержание более простой синтаксической конструкцией.
В самом деле, знающему русский язык читателю известно, что оборот из чего-то
(рубашка из нейлона) означает то же самое, что и сделанный из чего-то (рубашка, сделанная
из нейлона). Поэтому такой читатель не может не противопоставить конструкции в тексте
конструкцию более простую: точнее просто обертка из плотной бумаги, часто цветной.
То же самое в следующей фразе:
Машина имеет комплект зажимных губок различного размера, что позволяет
испытывать образцы диаметром 3 мм и толщиной до 10 мм.
Выделенные курсивом слова не нужны. Выяснил это редактор в процессе мысленного
переконструирования фразы. (-Л нельзя ли проще?) Правда, здесь на помощь приходит и
первый прием: слова машина имеет несут очень слабую смысловую нагрузку. Это и служит
толчком для перестройки.
Е. И. Перовский рассказал в своей статье («Известия АПН РСФСР», 1955, вып. 63) об
эксперименте: проверили, сколько слов на первой странице сплошного текста в 12
школьных
учебниках
можно
выбросить.
Оказалось:
от 20 до 23 слов. Но самое любопытное — в том, как об этом пишет сам Е. II. Перовский:
Подсчитано, сколько имеется в ней [первой Странице] слов, которые можно
сократить без всякого ущерба для смысла и без какой бы то ни было перестройки фраз.
Выделенные курсивом слова лишние. Удалить их можно, не меняя формы других
слов фразы, но конструктивно, синтаксически упрощая текст (т. е. не совсем «без какой бы
то ни было перестройки фраз»).
Устранять неоправданные словесные повторы помогает прием соотнесения по смыслу
(содержанию) читаемого текста с прочитанным. Проанализируем фразу:
Для предотвращения перегрева подшипников в диспетчерском пульте дробилки
установлена аппаратура температурного контроля типа КТ-2. которая непрерывно
228
контролирует температуру нагрева подшипников и при аварийных режимах выключает
дробилку.
Нужно ли писать об аппаратуре температурного контроля, что она контролирует
температуру? Соотнося содержание придаточного определительного с содержанием
главного предложения, мы по можем по наметить повтора (он выделен курсивом), который
явно не оправдан.
Когда автор представляет неотшлифованную рукопись, словесные повторы особенно
часты.
Какие из функции переплета являются традиционными, родившимися в далеком
прошлом и сохранившимися до наших дней. а какие развились и оформились в советское
время? — надает авто]) рукописи вопрос и тут же на него отвечает:
Отвечая на этот вопрос, мы должны вспомнить, что развитие книги не только
печатной, но и рукописной было связано с постановкой и решением вопроса о защите
книжного блока от повреждении. Эта потребность была решена перешитом, который с
самых древних времен был призван исполнять защитную функцию. Защитная функция
внешних элементов книги сохраняется н по сой день как главная функция.
Можно следовать за мыслью автора и тогда увидеть в ответе только стилистически
неоправданный повтор слова вопрос. А можно соотносить читаемый текст с прочитанным
по смыслу,— и тогда заметит]), что во второй части второй фразы содержится все то, что
многословно высказано до этого, а значит, предшествующий текст без ущерба может быть
сокращен:
Какие из функций переплета традиционны, родились в далеком прошлом и
сохранились до наших дней, а какие оформились в советское время?
Переплет с древних времен был призван защищать книжный блок от повреждений.
Защитная функция переплета сохраняется и сегодня как главная.
Слов убавилось много, а содержание осталось тем же. Значит, читатель будет в
выигрыше.
Случается, автор, описав явление, тут же забывает об этом и при необходимости
сослаться па него вновь и вновь описывает то же явление, чуть меняя слова. Такие повторы
чаще всего неоправданны. Например, в одной рукописи:
В практике работы издательств нередко бывают случаи, когда к одобрению подходят
торопливо и невнимательно и одобряют слабую или не завершенную рукопись, в которой не
устранены существенные пробелы. Скороспелое и преждевременное одобрение рукописи
сильно осложняет работу редактора. Допустив некритическое одобрение слабой рукописи,
редактор потом обнаруживает в ней серьезные недостатки, посылает се автору на доработку.
Это зачастую вызывает недоразумения.
Здесь три раза описывается, хотя и по-разному. одно и то же явление. Читателю же
кажется, что его заставляют топтаться на месте. Без повторных описаний, замеченных
благодаря соотнесению, текст упрощается и воспринимается лучше:
...рукопись, is которой по устранены существенные пробелы. Это сильно осложняет
работу редактора. Обнаружив впоследствии в рукописи серьезные недостатки, он посылает
ее автору на доработку, -.что зачастую вызывает недоразумения (последнее придаточное
следовало бы конкретизировать).
Если мы обратимся к опыту редакторов — классиков русской литературы, то найдем
немало примеров того, как вычищали они неоправданные повторы, тонко замечая их,
видимо, благодаря соотнесению последующего текста с предшествующим.
В.Г. Чертков писал:
В природу человека глубоко вложена способность к состраданию. Она представляет
одно из самых драгоценных достоинств человеческой души.
Сначала Л.Н. Толстой старается упростить первую фразу, устранить оттенок
привнесения извне коренного качества:
229
Человеку свойственно сострадание. Оно представляет одно из драгоценных
достоинств человеческой души.
Но затем он замечает повтор: ведь достоинство и свойство — понятия очень
близкие, и если сострадание — достоинство человеческой души, то пет нужды говорить, что
сострадание свойственно человеку. И Толстой объединяет две фразы в одну:
Сострадание представляет одно из самых драгоценных свойств человеческой души.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОВТОРЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ
1. Методика анализа языка и стиля: соблюдение 4-х требований анализа.
2. Установление вариантов синтаксических зависимостей.
Выявление лишних слов
4. Прием соотнесения по смыслу (содержанию) читаемого текста с
прочитанным.
5.Прием мысленного переконструирования сложных текстовых конструкций в
простые.
6.Сопоставление конструкций в тексте с выражающей то же содержание более
простой синтаксической конструкцией.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аванесов Р.И. Русское литературное произношение. – М., 1984
2. Аргументация в публицистическом тексте (жанрово-стилистический аспект). –
Свердловск, 1992.
3. Балли Ш. Французская стилистика. – М., 1961.
4. Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Словарь политических метафор. – М., 1994.
5. Бахтин М.М. Проблемы речевых жанров // Бахтин М.М. Эстетика словесного
творчества. – М., 1979.
6. Бельчиков Ю. А., Панюшева М. С. Словарь паронимов современного русского языка.
– М., 1994.
7. Бельчиков Ю.А. Лексическая стилистика. – М., 1977.
8. Будагов Р. А. Литературные языки и языковые стили.– М.,1967.
9. Вакуров В.Н. Речевые средства юмора и сатиры в советском фельетоне. – М., 1969.
10. Вакуров В.Н., Кохтев Н.Н., Солганик Г.Я. Стилистика газетных жанров. – М., 1978.
11. Вакуров В.Н., Рахманова Л.И., Толстой И.В., Формановская Н.И. Трудности русского
языка: Словарь-справочник: в 2 ч. – М., 1993.
12. Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. – М., 1976.
13. Введенская Л.А. Словарь антонимов русского языка. – Ростов н/Д, 1982.
14. Введенская Л.А., Павлова Л.Г., Кашаева Е.Ю. Русский язык и культура речи. Уч.
пособие. – Ростов-на-Дону, 2001.
15. Вежбицкая А. Речевые жанры // Жанры речи. – Саратов, 1997.
16. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. – М., 1997.
17. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура. – М., 1990.
18. Веселов П. В. Современное деловое письмо в промышленности. – М., 1990.
19. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. – М., 1959.
20. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. – М., 1963.
21. Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. – М., 1959.
22. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. – М., 1993.
23. Винокур Т.Г. Закономерности стилистического использования языковых единиц. –
М., 1980.
24. Вишнякова О.В. Паронимы в русском языке. – М., 1974.
230
25. Вомперский В.П. Стилистическое учение М.В. Ломоносова и теория трех стилей. –
М., 1970.
26. Галь Н. Слово живое мертвое. – М., 2001.
27. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. – М., 1981.
28. Гвоздев А.Н. Очерки по стилистике русского языка.– М.,1965.
29. Головин Б. Н. Основы культуры речи. – М., 1988.
30. Голуб И.Б. Русский язык и культура речи. – М., 2004.
31. Голуб И.Б. Стилистика современного русского языка. – М.,1997.
32. Гольдин В.Е., Сиротинина О.Б. Речевая культура // Русский язык. Энциклопедия. –
М., 1997.
33. Горбаневский К.С., Караулов Ю.Н., Шаклеин В.М. Не говори шершавым языком. –
М., 1999.
34. Грамотный человек: Учеб. пособие / Л.Д. Беднарская, Л.А. Константинова. – Тула:
Издательство ТулГУ, 2003.
35. Граудина Л. К., Ицкович В. А., Катлинская Л. П. Грамматическая правильность
русской речи. Опыт частно-стилистического словаря вариантов. – М., 1976.
36. Граудина Л. К., Кочеткова Г.Н. Русская риторика. – М., 2001.
37. Дрейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. – М., 1989.
38. Еськова Н. А. Краткий словарь трудностей русского языка. Грамматические формы.
Ударение. – М., 1994.
39. Ефимов А.И. Стилистика художественной речи. – М., 1961.
40. Земская Е.А., Китайгородская М.В., Ширяев Е.Н. Русская разговорная речь. Общие
вопросы. Словообразование. Синтаксис. – М., 1981.
41. Золотова Т.А., Онищенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика
русского языка. – М., 1988.
42. Иссерлин Е.М. Официально-деловой стиль: Учебное пособие. – М., 1970.
43. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. – М.,1987.
44. Кожин А.Н., Крылова О.А., Одинцов В.В. Функциональные типы русской речи. – М.,
1982.
45. Кожина М.Н. К основаниям функциональной стилистики. – Пермь, 1968.
46. Кожина М.Н. Стилистика русского языка. – М., 1983.
47. Колесников Н.П. Словарь антонимов русского языка. – Тбилиси, 1972.
48. Колесников Н.П. Словарь омонимов русского языка. – Тбилиси, 1978.
49. Колесников Н.П. Словарь паронимов русского языка. – Тбилиси, 1971.
50. Костомаров В. Г. Русский язык на газетной полосе. – М., 1971.
51. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи: Из наблюдений над речевой практикой массмедиа. – М., 1999.
52. Котюрова М.П. Культура научной речи: Текст и его редактирование. – Пермь, 2005.
53. Кохтев Н.Н. Ораторская речь: стиль и композиция. – М., 1992.
54. Крылова О.А. Основы функциональной стилистики русского языка: Пособие для
филологов-иностранцев. – М., 1979.
55. Крысин Л.П. Иноязычные слова в русском языке. – М., 1968.
56. Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка.
– М., 1989.
57. Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. – 2–е изд., доп. – М.: Рус. яз., 2000.
58. Культура речи: Нормы русского литературного языка: Методическое пособие / Л.А.
Константинова и др. – Тула: Издательство ТулГУ, 2005.
59. Культура русской речи и эффективность общения. – М., 1996.
60. Культура русской речи: Учебник для вузов / Под ред. Л.К.Граудиной и Е.Н.Ширяева.
– М.,1998.
61. Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / Под ред. Л.Ю.
Иванова, А.П. Сковородникова, Е.Н. Ширяева и др. – М., 2003.
231
62. Культура устной и письменной речи делового человека. Справочник. Практикум. –
М., 2000.
63. Лаптева О.А. Русский разговорный синтаксис. – М., 1976.
64. Лингвистический энциклопедический словарь. – М., 1990.
65. Лингводидактическая модель обучения студентов-нефилологов письменным формам
научной коммуникации: Монография / Л.А. Константинова. – Известия Тульского
государственного университета. Серия: Язык и литература в мировом сообществе.
Вып. 5. Актуальные проблемы описания русского языка и его преподавания в
нефилологических вузах. – Тула, 2003.
66. Максимов Л.Ю. Стилистика художественной речи в педагогическом вузе: Спецкурс //
Современный русский язык: Лингвистический сборник. – М., 1976.
67. Маслова В.А. Лингвокультурология. – М., 2001.
68. Матвеева Т.В. Учебный словарь: русский язык, культура речи, стилистика,
риторика. – М., 2003.
69. Матвеева Т.В. Функциональные стили в аспекте текстовых категорий. – Свердловск,
1990.
70. Мильчин А.Э. Методика редактирования текста. 2-е изд., перераб. – М., 1980.
71. Митрофанова О.Д. Язык научно–технической литературы. – М., 1973.
72. Обучение
студентов-нефилологов
письменной
коммуникации
в учебнопрофессиональной сфере: Монография / Л.А. Константинова. – Тула: Известия Тул.
гос. ун-та, 2003.
73. Одинцов В. В. Стилистика текста. – М., 1980.
74. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и
фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка
им. В.В. Виноградова. – 4–е изд., дополненное. – М., 1999.
75. Орфоэпический словарь русского языка / Под ред. Р.И. Аванесова. – М., 1983.
76. Прохоров Е.П. Введение в теорию журналистики: Учеб. пос. – М.: РИП-холдинг, 2000.
77. Рахманин Л. В. Стилистика деловой речи и редактирование служебных документов.
Изд. 3-е. – М., 1990.
78. Рогожин М.Ю. Документы делового общения. – М.,1999.
79. Розенталь Д.Э. Практическая стилистика русского языка. – М., 1974.
80. Русская разговорная речь / Отв. ред. Е.А. Земская. – М., 1973.
81. Русский язык и культура речи / Под ред. В.Максимова. – М.: Гардарики, 2000.
82. Русский язык и культура речи. Практикум / Под ред. В.Максимова. – М.: Гардарики,
2000.
83. Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности. – М., 1974.
84. Современный русский язык: Учеб. пособие / Р.Н. Попов, Т.В. Бахвалова, Л.А.
Константинова. – Тула: Издательство ТулГУ, 2004.
85. Солганик Г. Я. К проблеме классификации функциональных стилей на
интралингвистической основе // Основные понятия и категории лингвистики. –
Пермь, 1982.
86. Солганик Г.Я. Стилистика текста. – М., 2000.
87. Толковый словарь русского языка конца ХХ века. Языковые изменения / Под ред.
Г.Н. Скляревской. – СПб., 1998.
88. Шанский Н.М. Лингводидактический анализ художественного текста. – Л., 1990.
89. Ширяев Е.Н. Культура речи и эффективность общения. – М., 1996.
90. Щерба Л. В. Опыты лингвистического толкования стихотворения // Щерба Л. В.
Избранные работы по русскому языку. – М., 1957.
232
Курс лекций составлен д.пед.н., проф. Л.А. Константиновой и обсужден на заседании
кафедры русского языка факультета иностранных учащихся.
Протокол № ______ от «___» _________ 2007 г.
Заведующий кафедрой ____________________ Л.А. Константинова
Нормоконтролер _________________________ Е.В. Пронина
233