АМБИВАЛЕНТНОСТЬ ПРОЦЕССА СОЦИАЛЬНОЙ ЭВОЛЮЦИИ
advertisement
Научно-теоретический журнал «Научные проблемы гуманитарных исследований» Выпуск 3 - 2012 г. УДК 316.4.066 АМБИВАЛЕНТНОСТЬ ПРОЦЕССА СОЦИАЛЬНОЙ ЭВОЛЮЦИИ И РАЗВИТИЕ МЕСТНЫХ СООБЩЕСТВ О. В. Керсанов AMBIVALENCY OF SOCIAL EVOLUTION PROCESS AND THE LOCAL COMMUNITIES DEVELOPMENT О. V. Кersanov В статье анализируются оценки процесса социальной эволюции современного общества; сравниваются тенденции глобализма и локализма в развитии форм социальной организации; рассматриваются условия активизации форм гражданской самоорганизации; прослеживается объективная тенденция эволюции форм занятости и повседневной жизни на основе развития местных сообществ. The article examines assessments of social evolution process, compares the globalism and localism trends in the development of social organization forms, considers the conditions of activation of civil self-organization forms, and traces the objective evolution tendency of employment and daily life forms based on the local communities’ development. Ключевые слова: социальное развитие, эволюция, глобализм, локализм, сетевая организация труда, децентрализация, самоорганизация, местные сообщества. Keywords: social development, evolution, globalism, localism, network labor organization, decentralization, self-organization, local communities. В понимании общих тенденций социальных процессов к концу ХХ века сформировалось представление о разнонаправленности трендов общественного развития: универсализации – возведения определенных принципов общественной динамики в разряд универсальных и партикуляризации – осуществления стремлений к частной инициативе на базовом уровне общественных отношений. В 70-е годы ХХ века А. Турен констатировал возникновение новых обществ, доминантой которых, по его мнению, становится уже не столько экономическая мощь, сколько социальные силы, особенно способность к планированию, организации и контролю. Оборотной стороной этих тенденций А. Турен называл расширение сфер соблазна, манипуляций, интеграций, усиливающих отчуждение в обществе. При этом общественная интеграция смущала французского мыслителя тотальностью коммуникации, в которую вовлекался человек, а культурная манипуляция, по его мнению, отражала растущие силы политического контроля. Поэтому надежды на преодоление негативных тенденций социального прогресса А. Турен связывал с новым социологическим мышлением, основанным на отказе от претензий на господство и от рационалистически детерминированной модернизации [1]. 187 Научно-теоретический журнал «Научные проблемы гуманитарных исследований» Выпуск 3 - 2012 г. Анализируя концепцию французского социолога, можно выделить, вопервых, его характеристику изменившейся реальности, суть которой в решающей роли социальной мощи, то есть выход социальных процессов на уровень технологий; во-вторых, очертания прогноза-предвидения о следующем этапе общественного развития, для которого будут характерны отказ от иерархий и программируемости развития. Чуть позже рассматриваемой работы А. Турена, в 80-м году, Э. Тоффлер опубликовал свою знаменитую книгу «Третья волна», где высказал схожие прогнозы о том, что «специфическими и определяющими чертами общества будущего явятся деконцентрация населения и производства, высокий рост темпов информационного обмена, превалирование самоуправленческих политических систем, возрастание индивидуализации личности при сохранении солидарных отношений между людьми и сообществами» [2]. Это утверждение более похоже не на прогноз, а на позитивное программирование. Думается, что Э. Тоффлер бестселлером «Шок будущего» заслужил себе славу авторитетного мыслителя, чтобы не просто отмечать тенденции общественного развития, а концентрироваться на перспективных трендах, желательных с точки зрения процветания человечества, то есть пропагандировать определенные идеи. При этом сходство идейных направлений А. Турена и Э. Тоффлера может быть неслучайным. Развитие коммуникации, и особенно ее электронных средств, немало поспособствовало синхронности появления таких предчувствий в научном сообществе. Еще в конце 60-х эксцентричный канадец М. Маклюэн обрел широкую популярность, пропагандируя революционную роль современных медиа, которые становятся центральной нервной системой общества, связывая весь мир воедино, в результате чего он превращается в глобальную деревню: «Земной шар, связанный электричеством, не больше деревни» [3]. В Европе в это время разворачивались интеграционные процессы (несколько затормозившиеся с 1968 по 1985 год), активно шло создание мирового рынка. Препятствие планетарной интеграции в единую социальную мегасистему было сломлено в конце 80-х годов ХХ века. Мир освободился от конфронтации двух суперсистем, нагнетавших опасность ядерного апокалипсиса. Однако при доминировании оставшейся суперсистемы, вдохновляющей институты мировой финансовой, экономической, военно-политической интеграции, проблема государственного эгоцентризма решена так и не была. Вместе с тем европейская региональная интеграция дала миру определенный опыт эволюции сознания, при котором для достижения общих результатов каждая из сторон поступилась частью своего суверенного права определять нормы внутренней жизни. Постоянно действующие органы исполнительной власти и управления Евросоюза – наднациональные органы управления – принимают согласованные решения, имеющие принудительный характер для каждой из суверенных государственных систем, в результате чего социальные институты и процессы унифицируются, а социальное пространство становится однородным. Распространение принципов общей цели и общей ответственности на уровне международной интеграции при усилиях крупнейших мировых держав могло бы стать средством преодоления эгоцентризма отдельных стран, строящих свою выгоду на нуждах других. Это продвинуло бы осуществление общезначимых проектов, 188 Научно-теоретический журнал «Научные проблемы гуманитарных исследований» Выпуск 3 - 2012 г. например проектов по обводнению засушливых регионов планеты, утилизации отходов во всем мире, освоению дальнего космоса и т. п. Интегративные тенденции и их преимущества становятся очевидными и для стран бывшего СССР, и для Латинской Америки, Северной Африки, стран Персидского залива, стран Западной и Центральной Африки, Индокитая. Однако расширение универсализма идет параллельно процессу увеличения количества суверенных государств, росту сепаратизма, на планете множатся конфликты, связанные с центробежными тенденциями. Поэтому пока нельзя утверждать о доминировании интеграционных тенденций и эволюционная теория остается в статусе умозрительных построений, геометрически правильных, этически желательных, но теоретически бесполезных для описания тенденций развития общества. Прогнозы-предчувствия А. Турена о принципиальной новизне социальных процессов в глобальном масштабе пока не подтверждаются. Напротив, использование на грани разумного такого социального инструмента, как международная конкуренция, применение средств прямого насилия в управленческих целях межгосударственного масштаба в ряде стратегически важных регионов мира в начале ХХI века растет. Такие тенденции негативно отражаются на социальных отношениях и ведут к исчерпанию социальной ресурсной базы общества. Исчерпание этого ресурса заключается в том, что возможности и обоснованность контроля социальных процессов, надежность привычных социальных институтов управления обществом дискредитируется. На базе этого сомнения в последние десятилетия развилась также глобалистскопартикуляристская теория об «отмирании государства», как якобы ненужного звена в социальной коммуникации. «Растущее влияние базисных инициатив – второй, наряду с интернационализацией, вызов существовавшей до сих пор политической концепции. Ощущается очень сильная тенденция к децентрализации политики. Она возникает уже благодаря одним только новым возможностям коммуникации. Факс и Интернет все больше становятся привычными вещами повседневного пользования. Любой человек может мгновенно связаться с другим человеком в любой точке земного шара, не обращаясь к помощи правительственных каналов или дипломатов» [4]. И хотя никто не в силах доказать, что функции государства в современном мире имеют тенденцию к исчезновению, интеллектуалы настойчиво продвигают идею о том, что под воздействием глобализации императив государства утрачивает свой доминантный смысл: «Дискуссию о глобализации, идущую в общественных науках, можно понимать и развивать как плодотворный спор о том, какие основные гипотезы и образы социального мира, какие приемы анализа будут в состоянии заменить национально-государственную аксиоматику» [5]. Наступление универсализма вызвало встречное движение, о чем утверждают авторы социологических концепций о противодействии глобальным тенденциям. Но это противодействие диалектическое. Локальное и глобальное, как утверждает Р. Робертсон, не исключают друг друга, напротив, локальное нужно рассматривать как аспект глобального. Именно он предложил заменить центральное понятие культурной глобализации понятием «глокализация» – совмещением слов «глобализация» и «локализация» [6]. В отличие от прогнозов А. Турена, парадигма постиндустриальной волны развития, которую продвигал Э. Тоффлер, получила в анализе общественного 189 Научно-теоретический журнал «Научные проблемы гуманитарных исследований» Выпуск 3 - 2012 г. развития широкое применение. Ее автор показал различия индустриальной и постиндустриальной волн развития, описав принципы и закономерности становления обеих. Цивилизация Третьей волны, согласно Э. Тоффлеру, противоречит старой традиционной индустриальной цивилизации, т. к. является одновременно и высокотехнологичной, и антииндустриальной. Она несет с собой новый строй жизни, основанный на возобновляемых источниках энергии, на методах производства, исключающих фабричные сборочные конвейеры, на новой – не-нуклеарной – семье, на новой структуре, которую Э. Тоффлер назвал «электронным коттеджем», на радикально измененных школах и объединениях будущего. По прогнозам футуролога, новая волна развития будет опрокидывать бюрократию, уменьшать роль национального государства, способствовать росту полуавтономных экономик мира [7], то есть качественно новый социум не только предполагает универсалистские тенденции, но и определяется трендом партикуляризации. В этой связи основной интерес для нас представляют тенденции в развитии созидательной основы общества – труда. Как считал Э. Тоффлер, развитие коммуникативных технологий изменит структуру занятости и в сочетании с интеллектуализацией труда приведет к появлению так называемых электронных коттеджей, которые «перемещают» работника из офиса в его жилище. Наряду со снижением издержек в экономике, это будет иметь и социальные последствия в виде укрепления семьи и децентрализации жизни, поскольку сравнительная привлекательности малых городов и деревень перед мегаполисами возрастет [8]. Однако рассуждение об экстерриториальности труда несколько противоречит иным перечисленным Э. Тофлером тенденциям: как разрешается противоречие между тенденцией укрепления традиционной семьи и не-нуклеарными формами этого института – неясно. Э. Тоффлер рассчитывал, что «децентрализация труда, возвращение труда в семью сплотит вокруг себя и технологов и корпорации, а также защитников окружающей среды, реформаторов труда в новом стиле, широкую коалицию организаций, от консервативных церквей до радикальных феминисток, и основных политических групп – в поддержку того, что может рассматриваться как новое, более удовлетворительное будущее семьи» [9]. Эта новая концепция труда, да и в целом – концепция жизни, по мысли автора, должна найти самую широкую поддержку разных слоев общества, в том числе антагонистичных. Нужно признать, что перемещение рабочего места по месту жительства – это действительно тренд, идущий вразрез индустриальному типу. Это элемент своего рода феодальной децентрализации, которой сопутствуют и другие родственные тренды. Демассификация производства – один из важных элементов тренда партикуляризации. Описание будущего облика производственных единиц очень напоминает высокотехнологичное ремесло: малые производственные формы, индивидуализация изделий, низкие энергетические и сырьевые затраты, минимализация физического труда [10]. Развивая идеи Э. Тоффлера, П. Джонстон указал на то, что фактор географического месторасположения организаций будет ослабевать, оставляя все больше места для влияния местных сообществ и социальных сетевых структур. Укрепляется уверенность в том, что семейные связи и культурная идентичность вновь будут доминировать в XXI веке, поскольку работа перестает быть жестко привязанной к конкретному месту [11]. Развивая эти идеи, Х. Шрадер 190 Научно-теоретический журнал «Научные проблемы гуманитарных исследований» Выпуск 3 - 2012 г. указал на рост доли хозяйственных связей, базирующихся на неформальных отношениях [12]. Тут надо отметить, что «освобождение» труда – это одно из ощутимых последствий, принесенных глобализацией. Индустриальная эпоха создала иерархически организованный производственный организм и сконструировала таким же образом общество. Новая – постиндустриальная – эпоха (или глобализация) предложила малые самоуправляющиеся коллективы самозанятых, сетевую организацию производственной структуры, творческие коллективы с горизонтальной коммуникацией, индивидуальный труд, дистанционную занятость, расширения сферы интеллектуального труда. Распространение получили неполные, нетипичные формы занятости, надомная работа. Эти процессы описаны М. Кастельсом. Таким образом, технический прогресс изменил характер труда и открыл дорогу новым, более свободным и незарегламентированным формам организации деятельности и совмещения жизни и деятельности. Иначе на этот процесс смотрит У. Бек. Он пишет: «Капитализм упраздняет труд. Безработица уже не периферийное явление, она затрагивает потенциально всех… необходимо использовать давно назревшие идеи и модели для создания измененного варианта общественного договора… К примеру, в Великобритании, слывущей по части занятости землей обетованной, полный рабочий день (в классическом смысле) занята лишь треть трудоспособного населения (в Германии все еще более 60 процентов). Еще двадцать лет тому назад этот показатель в обеих странах составлял более 80 процентов. Считающийся лекарством от безработицы гибкий рабочий режим лишь прикрыл и запустил болезнь, но не излечил ее. Напротив, растет все – безработица и не поддающаяся строгому учету частичная занятость, негарантированность трудовых отношений и скрытые рабочие резервы. Мы стремительно приближаемся к капитализму без труда – причем во всех постиндустриальных странах мира» [13]. Различие в выводах М. Кастельса и У. Бека в том, что, согласно первому исследователю, производственные отношения раздвигают рамки привычного социального мироустройства, выдвигая прогрессивные, соответствующие времени сетевые производственные структуры, задающие матрицу структурирования обществу, тогда как немецкий ученый с позиций субъективного идеализма считает, что объективные процессы медленны и болезненны, что пришло время пересмотреть общественное устройство так, будто оно результат волевого решения. Однако оба исследователя не отрицают того, что изменения формы труда и занятости не могут не оказывать влияние на общественное устройство. Поэтому если постиндустриальный прогресс отрицает режим полной и пожизненной занятости трудящегося, освобождает рабочие руки, энергию, время, то эти ресурсы должны быть направлены обществом на созидание, но по другому маршруту. Должны возникнуть (спонтанно или волевым порядком) адекватные формы организации высвобождающегося потенциала. Объем высвобождающегося в постиндустриальном обществе трудового ресурса поддается измерению. Объективные данные таковы: более 205 миллионов трудоспособных по всему миру не имеют на сегодняшний день работы, что является самым большим показателем за всю историю наблюдений [14]. В России число безработных по данным за 3 квартал 2011 года 4,8 млн человек [15]. 191 Научно-теоретический журнал «Научные проблемы гуманитарных исследований» Выпуск 3 - 2012 г. Учитывать надо еще то, что за последние сорок лет установился глобальный тренд увеличения продолжительности жизни в ее активной фазе. Эта тенденция касается всех стран, в том числе России. Городское население России быстро стареет: в 2009 году возраст половины горожан превышал 36 лет. С начала 1990-х годов сложилась устойчивая тенденция снижения доли детских возрастов в городском населении. Уже до переписи 2002 года численность населения старше трудоспособного возраста в городских поселениях превышала численность детей, и пока эта тенденция только усиливается. В 2015 году дети составят порядка 21,9 миллиона, а престарелые – 34,7 млн человек [16], это примерно пятая часть населения страны. Российское население трудоспособного возраста неумолимо уменьшается, и через полтора десятка лет число трудоспособных и пенсионеров сравняется. Даже если учесть, что треть пенсионеров совмещают заслуженный отдых с работой, значительная доля – а это около 25 млн человек пожилого возраста – будет серьезным фактором, оказывающим влияние на политическую и хозяйственную жизнь, располагая при этом ресурсом свободного от необходимой работы времени, материальным (пенсионным) обеспечением, жизненным опытом, профессиональными навыками, авторитетом. Если к 25 миллионам незанятых трудом пенсионеров прибавить 5 миллионов безработных, а также временно и неполно занятых, то уже сегодня можно говорить о наличии внушительного ресурса (порядка ¼ всего населения) незанятых постоянным трудом человеческих сил, распределенного по всей стране (с неравномерностью распределения по городским и сельским жителям). Ключевым качеством, выделяющим человека из мира природы, Х. Арендт видела способность к труду [17]. Дж. С. Пачкория уточняет, что «труд», а не «работа» (способностью к ней обладают и раб, и рабочий скот) является субстанцией человека. Только благодаря способности к труду как не только целенаправленной, но и целесообразной с точки зрения общественной полезности деятельности отличается человек от любого другого животного. При этом работа является принадлежностью сферы необходимости (рабочее время), труд же – сферы свободы (свободное время) [18]. Высвобождение человека из плена индустриальной работы в виде безработицы и пенсионного возраста можно рассматривать и как подарок современности, и как ее наказание. Последнее можно рассматривать как признак отсталого мышления, коснеющего в стереотипах индустриальной эпохи. Но поскольку надежной адаптации к новым условиям, а именно создания новых адекватных форм организации жизнедеятельности, в достаточном масштабе еще не произошло, постольку и первый – оптимистичный – взгляд на освобождение наивен. В ХХ веке, как показал опыт экзистенциализма, человек оказался не готов конструктивно использовать «упавшую» ему в руки личную свободу, и потому поиски равновесия между индивидуальной свободой и коллективизмом продолжаются до сих пор. В социологии механизм возникновения осознанной мотивации к коллективным действиям был описан на примере игры «дилемма заключенного», посредством которой было показано, что независимость индивидуального игрока, действующего на социальном поле, в лучшем случае дает кратковременную иллюзию успеха, но в широком обозрении не приносит ни обществу, ни выигравшему искомого благополучия. Результативность, как частного, так и общего характера, есть продукт коллективных действий. 192 Научно-теоретический журнал «Научные проблемы гуманитарных исследований» Выпуск 3 - 2012 г. Ясно следующее: во-первых, производственные отношения до последнего времени являлись авангардом процесса выработки и апробирования форм жизнедеятельности человека, и если сетевая форма трудовых коллективов с «плоской» формой коммуникации будет доминировать, то и в обществе в целом произойдет коренной переход от доминирования организаций с внешним источником принуждения к организациям гражданского общества. Во-вторых, низкая активность процесса организации трудовой деятельности огромной армии «освобожденного труда» будет причиной существования очага нестабильности в обществе, так как рост иждивенчества и тунеядства ведет к дегуманизации, высвобождая природные инстинкты человека, обнажая его склонности к деструктивной деятельности. Таким образом, объективным условием развития общества на данном этапе становится активизация форм гражданской самоорганизации – возникновение местных сообществ, которые могли бы стигматизировать огромную армию «освобожденных» от труда, организовывать общественно полезную деятельность, конвертировать личную свободу в труд, оказывающий гуманизирующее воздействие на отношения в обществе. Присоединение к коллективному действию чаще выглядит просто как позитивная гражданская позиция, например приверженность к соблюдению законов и общественно приемлемых норм. Это первый уровень сознательной коллективности, что в социологии называется «присоединением к контракту». Помогать соблюдать нормы – следующий уровень. Более высокий уровень – уровень образования сообщества – это общее дело. Сообщества и органи­зации работают лишь тогда, когда люди сотрудничают [19], потому что совместный труд – это энтелехия коллектива. При этом в обществе не один единый уровень коллективности. В нем есть место и для партикуляризма, и для коллективности сообществ, есть место для расширенных ассоциаций, а есть место и для крупных национальных общностей. И все они не противоречат друг другу, а осуществляют обмен ресурсами. Партикуляризм, по прогнозам аналитиков, должен затронуть общественную систему в целом, что у М. Кастельса получило название новой – сетевой – структуры общества. «Именно сети, – писал М. Кастельс, – составляют новую социальную морфологию наших обществ, а распространение ,,сетевой” логики в значительной мере сказывается на ходе и результате процессов, связанных с производством, повседневной жизнью, культурой и властью» [20]. Ячейки общества будущего, по М. Кастельсу, – это сообщества, объединившиеся в противостоянии тенденциям глобализации. Изначально солидаризируясь на протестной основе, они впоследствии выработают самобытность в условиях новой – высокотехнологичной – коммуникации [21]. Трудно согласиться с М. Кастельсом в том, что источником новой солидарности будет именно протест, поскольку негативная идентичность – это характеристика политизированных гражданских политических объединений, которые являются скорее знаком настоящего, чем будущего. Однако нам важно то, что испанский социолог указал на суть социального процесса, в котором сообщества через самобытность сопротивления движутся к самобытности, устремленной в будущее, преобразовывая общество в целом: это религиозные, национальные и территориальные сообщества. Территориальная самобытность и ее 193 Научно-теоретический журнал «Научные проблемы гуманитарных исследований» Выпуск 3 - 2012 г. расширение в мире указывает М. Кастельсу на тенденцию к возвращению «городагосударства» на историческую сцену [22]. Ключевым признаком сообществ будущего в новой мировой архитектуре сетевого общества М. Кастельс называет их децентрализованную организацию и самоорганизующийся информационный обмен внутри. Новая самобытность, по его наблюдениям, складывается уже сегодня, но ее трудно распознать именно из-за децентрализации и сетевого организационного уклада [23]. У. Бек, в противовес М. Кастельсу, считает, что локальные культуры больше не смогут оправдывать свое существование, утверждаться и обновляться в противостоянии остальному миру. Место этого недальновидного, по выражению Э. Гидденса, обоснования традиций традиционными средствами (он называет его «фундаменталистским») занимает необходимость релокализации лишенных унаследованных качеств традиций в глобальном контексте, в транслокальном обме­ не, диалоге, конфликте. На наш взгляд, в отношении сообществ У. Бек занимает более прагматичную и взвешенную позицию. Современные сообщества имеют шансы на самореализацию, только избежав архаизации. Романтический настрой поклонников традиционного коммунитаризма подогревается в настоящее время футуристическим хоррором об угрозе наступления мрачных, инфернальных сил глобализации, обезличивающих мир, спасение от которых в замкнутости и возрождении культа предков. Сопротивление современным тенденциям при помощи консервации отсталости не самый удачный ход, но такие предложения пытаются обосновать и ученые: «…если местные органы власти желают противодействовать глобальной мегасистеме, которая стремится перестроить весь мир только в своих собственных интересах, им ничего не остается делать, как активизировать формирования местных сообществ, местную самоорганизацию и местное самоуправление, чтобы не потерять саму сущность и значение местного самоуправления как такового, не деградировать и не привести к распаду специфичных, своеобразных локальных сообществ» [24]. Образность этой картины, рисующей едва ли не военное противостояние универсальной и местной идентичностей, вполне может объясняться недостатком рациональной аргументации. Теории, обосновывающие необходимость противостояния универсалистским тенденциям встречным локализмом, преимущественно реакционны, а их происхождение обусловлено непониманием того факта, что локализация – это не противоположное, а параллельное с глобализацией движение социальной эволюции. Универсализация – это распространение единого языка коммуникации на весь мир, причем и его социальной грамматики, и гуманистический лексики. В плане развития общества глобализация – это универсализация принципов социальной системы, среди которых: 1. Принцип социальной конкуренции (которая требует общественного контроля) и принцип разделения труда (разделенный труд также нуждается в организующем субъекте). Суть универсализации проявляется в том, что социальные принципы организации жизни и соответствующие социальные институты приобретают всеобщий характер. 2. Принцип предельной полезности (маржинализм) и принцип 194 Научно-теоретический журнал «Научные проблемы гуманитарных исследований» Выпуск 3 - 2012 г. монетизации отношений, как универсального средства обмена и мерила конкурентоспособности. При помощи денег происходит конвертация всех ресурсов. Рынок финансов приобрел изотропность, «финансы без границ» связали весь мир взаимными кредитными обязательствами. Экспансия только одного этого принципа вылилась в глобализацию. 3. Принцип социальной стандартизации (модели поведения). Форматирование по модели «успеха» как наиболее прогрессивного социального принципа всех традиционных локальных структур или социальных иерархий. В тенденции локализации проявляется партикуляризация принципов социальной системы, а именно тенденции к организационной децентрализации, а также сетевизации производственной, трудовой, коллективной коммуникационной практики. ПРИМЕЧАНИЯ: 1. Touraine A. Die postindustrielle Gesellschaft. Frankfurt, 1972. S. 7. 2. Тоффлер Э. Третья волна. М.: АСТ, 1999. С. 525. 3. McLuhan M. Understanding media: The Extensions of Man. New York, 1967. Р. 20. 4. Wirth T. Politikstil der Zukunft // Spiegel Spezial. 1995. № 11. S. 8. 5. Бек У. Что такое глобализация? М.: Прогресс-Традиция, 2001. С. 51–52. 6. Robertson R. Glocalization: Time-Space and Homogeneity-Heterogeneity // Featherstone M., Lash S., Robertson R. (eds.) Global Modernities. London: Sage, 1995. Р. 36. 7. Тоффлер Э. Третья волна. М.: АСТ, 1999. С. 33–34. 8. Там же. С. 320–340. 9. Там же. С. 335. 10. Там же. С. 298–308. 11. Джонстон П. Технологические аспекты развития глобального информационного общества // Международный симпозиум «Глобальное информационное общество: деятели и жертвы» (Франция, 1–5 марта 1999 г.) [Электронный ресурс]. URL: http://www.ieie.nsc.ru:8101/~forsis/publ/poitiers/john1.html. 12. Шрадер Х. Глобализация, цивилизация и мораль // Журн. социологии и социал. антропологии. 1999. Т. 1. № 2. С. 81. 13. Бек У. Что такое глобализация? М.: Прогресс-Традиция, 2001. С. 109. 14. Безработица во всем мире достигла рекордного показателя [Электронный ресурс]. URL: http://www.km.ru/biznes-i-finansy/2011/06/02/sotsialnye-problemy-v-mire/ bezrabotitsa-vo-vsem-mire-dostigla-rekordnogo 15. Занятость и безработица в Российской Федерации в сентябре 2011 г. (по итогам обследований населения по проблемам занятости): Росстат [Электронный ресурс]. URL: http://www.gks.ru/bgd/free/B04_03/IssWWW.exe/Stg/d02/228.htm. 16. Демография: учеб. пособие / под ред. В. Г. Глушковой. М.: КноРус, 2004. С. 202. 17. Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. СПб.: Алетейя, 2000. С. 11. 18. Пачкория Дж. С. Джордж Сорос – Кейнс, Эйнштейн или шулер в науке?! [Электронный ресурс]. URL: http://www.m-s-k.newmail.ru/2/stat_2.htm. 19. Шуровьески Дж. Мудрость толпы: почему вместе мы умнее, чем поодиночке, и как коллективный разум формирует бизнес, экономику, общество и государство. М.: Вильямс, 2007. С. 124. 20. Кастельс М. Становление общества сетевых структур // Новая 195 Научно-теоретический журнал «Научные проблемы гуманитарных исследований» Выпуск 3 - 2012 г. постиндустриальная волна на Западе: антол. / под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Academia, 1990. С. 494. 21. Там же. С. 300. 22. Там же. С. 300–307. 23. Там же. С. 308. 24. Макогон Т. И. Местное самоуправление как ресурс ограничения глобализации // Вестн. Томского ун-та. Томск, 2009. № 317. С. 49. УДК 316.334.2 МОДЕЛИ ПОТРЕБЛЕНИЯ ГОРОДСКИХ ДОМОХОЗЯЙСТВ В УСЛОВИЯХ МАРКЕТИНГОВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ М. В. Кутепов CONSUMPTION MODELS OF URBAN HOUSEHOLDS IN CONDITIONS OF MARKETING AFFECT M. V. Kutepov В статье анализируется проблема влияния маркетинговых технологий на потребительское поведение городских домохозяйств. Автор описывает особенности потребительского поведения городских домохозяйств, выявляет факторы маркетингового воздействия на потребительское поведение городских домохозяйств, представляет данные социологического опроса. The article examines the issue of the effect of marketing technologies on the consumer behavior of urban households. The author describes the characteristics of consumer behavior of urban households, identifies factors of marketing impact on the consumer behavior of urban households, presents the data of the opinion poll. Ключевые слова: домохозяйство, городское домохозяйство, маркетинг, маркетинговые технологии, маркетинговое воздействие, потребительское поведение, факторы маркетингового воздействия. Keywords: household, urban household, marketing, marketing techniques, marketing impact, consumer behavior, marketing impact factors. Домашнее хозяйство является важным субъектом экономических отношений, и поэтому изучение института домохозяйства в России в последние десятилетия становится все более актуальным. Устойчивость внимания исследователей к изучению данного института предсказуемо и понятно. Маркетинговый подход к сбыту продукции предполагает, прежде всего, «производить то, что продается, 196
