Василенко П. В. - Псковский регионологический журнал
advertisement
Псковский регионологический журнал № 18 2014 УДК 325.11 П. В. Василенко РАССЕЛЕНИЕ ДРЕВНИХ НОВГОРОДЦЕВ И ОСВОЕНИЕ СЕВЕРА ВОСТОЧНО-ЕВРОПЕЙСКОЙ РАВНИНЫ Несмотря на достаточный теоретический базис и проработанность общих историко-географических вопросов происхождения населения современного СевероЗапада России, автором не было обнаружено исследований, подходящих к теме с точки зрения миграции населения как движения людей, либо социальных групп, а также причин, обуславливающих это движение. Статья раскрывает направления и основные этапы освоения севера Восточно-Европейской равнины. Рассматривается роль, которую играл Великий Новгород и его земли, как сильнейшее государство того времени, на расселение и освоение территории Северо-Запада. Также уделяется внимание тем условиям, в которых проходило заселение, проводится обзор социальных групп, участвующих в движении. Автор указывает на причины ранней крестьянской миграции. Таким образом, в статье проводится обзор миграций, которые сформировали структуру современной системы расселения северной части Восточно-Европейской равнины. В условиях современной депопуляции регионов Северо-Запада решение демографических (в т. ч. и миграционных) вопросов стоит начинать с понимания, какие группы населения, каким образом и с какой целью пришли на эти земли. Ключевые слова: миграции, расселение, освоение, колонизация, система расселения, Северо-Запад, Великий Новгород. В средние века земли Великого Новгорода были обширны и заселены различными племенами. Переселение формировало облик новгородских земель того времени. Переселение или расселение (по сути, миграция) предпочтительнее использовать как термины, т. к. миграция в контексте современных исследований и определений подходит к движению населения скорее с юридической стороны, связанной с фиксацией и учётом факта пересечения неких административных границ. Бесспорно, что в исследуемую эпоху административные границы были более размытыми, условными, либо отсутствовали вовсе, а о каком-либо систематическом учёте говорить не приходится, поэтому далее будет использоваться термин «переселение», либо «расселение». Почему изучение этого движения населения актуально? Облик сегодняшней северо-западной ойкумены сформирован в основном движениями населения VI–XIV вв. Обобщение историко-географических сведений может помочь оценить влияние движения населения на становление территории, считающейся исконно российской. Также следует уделить внимание вопросам освоения севера ВосточноЕвропейской равнины с точки зрения перемещения людей, т. к. опыт, накопленный предыдущими поколениями, может быть полезен в решении проблем современного освоения Арктики (к примеру, вопрос постоянного проживания или вахтового метода освоения). И, безусловно, без изучения первоначальной миграционной картины невозможно в полной мере подходить к описанию сегодняшней. При изучении движения населения Новгородской земли в указанный период можно опираться на ряд источников. В первую очередь, это письменные источники: 93 Псковский регионологический журнал № 18 2014 летописи, писцовые книги, опубликованные берестяные грамоты и т. д. Их использование важно, т. к. они содержат информацию от очевидцев, участников событий и отражают их с заметной долей объективности, а некоторые события находят единственные упоминания и объяснения только в летописях. И, как было отмечено выше, переселение требует фиксации. Во-вторых, это данные археологии, без которых не может обойтись историко-географическое исследование данного периода. Учёные могут фиксировать факт пребывания представителей того или иного этноса на территории по атипичным для неё археологическим находкам. Историко-географы всё чаще прибегают к методам лингвистической географии, с помощью языковых различий и названий позволяющей локализовывать лингвистические группы на определённых территориях. Данные топо- и гидронимии могут сохранять в себе следы присутствия на территории племён, которые ушли, либо ассимилировались, но оставили свой след в истории края. Как и топонимика, диалекты и говоры могут многое рассказать о местных жителях, в т. ч. и об их происхождении. Наконец, устное народное творчество как способ сохранения и передачи информации из поколения в поколение может содержать ценные сведения о самоидентификации местных жителей, о том, откуда они пришли. К примеру, А. А. Спицын, приступая к изучению происхождения вятчан, писал, что надо «тщательно разузнать, не ходит ли в простом народе предание о заселении Вятки новгородцами, (если бы это было так, дело бы решалось наполовину)». До прихода славян на северо-запад Восточно-Европейской равнины здесь со времён неолита и бронзового века обитали в основном финно-угорские племена, или чудь, как их называли древние новгородцы. Об этом свидетельствуют многочисленные топонимические данные: Чудово, Чудиново, Чудинково, Чудской Бор, Чудское озеро. Помимо финно-угорских племён историко-географы помещают сюда также и балтийские племена. Они оставили свой след в гидронимии от западных рубежей (Ловать, Полометь) до Вятки (реки Медяна, Ильгань, Илеть) [15; 22]. Прежнее население никуда не уходило. Имело место заселение, освоение территории вместо насильственного присоединения, порабощения, вытеснения местных жителей. «Чудь постепенно всею своей массой с антропологическими и этнографическими особенностями, языков, обычаями и верованиями входила в состав русской народности» [10]. Это связывается с различной системой хозяйствования территории у славянских и финно-угорских племён. Неудивительно, что на этапе основания и первых столетий своего существования города Новгородской земли (Новгород, Ладога) были полиэтничными. Такой точки зрения придерживались Е. Н. Носов, Г. С. Лебедев и др. Со временем славяне стали преобладающим этносом. Это подтверждает и лингвистический анализ имён Руси (до X в.), проведённый А. Г. Кузьминым: помимо собственно славянских, среди имён присутствовали чудские, балтские, фризские, франкские, иранские, кельтские [13]. Это может свидетельствовать о сложном этническом происхождении племенного субстрата, который положил начало Руси. Правда, позже, в X в., имена постепенно сменяются на чисто славянские. Великое переселение народов затянулось в северных землях Восточной Европы. Согласно В. В. Седову, кривичи и словене пришли на Восточно-Европейскую равнину с территории междуречья Вислы и Одера к середине первого тысячелетия н. э. Первая волна славянского переселения на Северо-Запад, столкнувшись с местными финно- 94 Псковский регионологический журнал № 18 2014 угорскими племенами, породила культуру длинных курганов (VI–VII вв. — кривичи), а вторая — культуру сопок (с VIII в. — словене) [19]. С какими физико-географическими условиями они столкнулись? К середине первого тысячелетия н. э. территория Северо-Запада была покрыта труднопроходимыми лесами и болотами с густой речной и озёрной сетью. Холодный и влажный климат — следствие климатического пессимума, отчасти приведшего к переселению народов. При повышении уровня рек и водоёмов затоплялись пахотные угодья, которые располагались в поймах, что заставляло население сниматься с места. Однако к приходу славян климат начал теплеть, а уровень водоёмов снижаться. Хотя из-за густых лесов заболоченности и моренного рельефа система расселения в виде хуторов и однодворных деревень существовала ещё долгое время. Л. Н. Гумилёв помещает славян в лесные ополья и речные долины [6]. Рассредоточение племён по водной сети было удобно не только в бытовом плане, но и в коммуникационном. Вследствие географических условий транспорт товаров и людей было удобнее осуществлять не по труднопроходимой суше, особенно в осеннюю и весеннюю распутицу, а по водным артериям — густые речные системы позволяли проникать практически в любую точку. Поэтому славянская колонизация проходила преимущественно речными путями [14]. И. Я. Фроянов пишет, что любое племя, овладевшее частью реки, стремится овладеть рекой полностью [23]. На колонизированной территории образовывались гнёзда или кусты — группы из нескольких поселений, расположенных на значительном (от нескольких десятков до сотни километров) расстоянии друг от друга. Подобное заселение характерно для территорий современной Ладоги, Белоозера и Великого Новгорода. В таких условиях начинает формироваться северо-западное славянское ядро. Ареалы длинных курганов кривичей и сопок словен (связываемых с ранним славяно-русским массивом населения) разделяет условная изолиния, объединяющая раннюю славянскую топо- и гидронимию: Словенское поле, Словенские ключи и пр. в Старом Изборске (Южное Причудье) — р. Словенка / Славянка в среднем течении Невы. Изолиния словенской топо-гидронимии отделяет первичный славянский ареал Северо-Запада, вокруг озера Ильмень и Поволховья, от «чудской» окраины между Чудским озером, Финским заливом и бассейном Невы, где сосредоточено население «культуры длинных курганов», отождествляемое некоторыми исследователями с чудью1. Интересно, что, согласно Янину, население культуры длинных курганов чаще перемещается с места на место, с подсеки на подсеку, а население культуры сопок наоборот, более устойчиво [25]. При этом продолжается ассимиляция коренных племён чуди в бассейнах рек и озёр. Ильменские словене продолжают двигаться далее на север и восток, разворачивается постепенное и нарастающее продвижение славянского населения, земледельческой и городской культуры, древнерусского языка, а в XI–XII вв. ещё и православия, консолидирующего славяноязычную древнерусскую народность Новгородской земли. Одновременно идёт и консолидация финноязычных народов Северо-Запада: води, ижоры, корелы. Начиная с VIII вв. происходило заселение территорий современной Ладоги, Пскова и далее — земель Мери, Владимирского ополья, Муромы, Верхнего Поволжья славянами южного Приильменья [5]. Начиная с VIII в. в бассейн Невы проникают шведы, с которыми новгородцы столкнулись на Ладоге. Вследствие своего приграничного положения Ладога на ранних этапах существовала как открытое торгово-ремесленное поселение. 95 Псковский регионологический журнал № 18 2014 Благодаря географическому положению Великий Новгород со времён возникновения развивается как торговый центр. Также существует мнение, что становлению Новгорода как города купцов, торговцев, мореплавателей способствовало очень ограниченное количество природных ресурсов, например болотная руда низкого качества, малоплодородные земли, на которых помимо традиционной озимой рожи и пшеницы во множестве сажали технические культуры (лён, конопля). Импорт всегда преобладал над экспортом2. Дальние торговые экспедиции, учитывая географию района, бездорожье и дремучие леса, в качестве транспортных путей использовали речную сеть. Помимо известного варяжского пути, проходящего через Новгород, из города начинались лужский, псковский, киевский, несколько беломорских, важнейший волжский и другие. Л. Н. Гумилёв отмечает, что водные пути через Русь на восток утратили своё значение с нашествием на юг Руси печенегов, половцев, а затем и татаро-монголов. Торговля стала проходить европейскими крестовыми походами на Ближний восток, когда торговля и культурные связи стали прокладываться по стопам крестоносцев. Это отразилось на Новгороде как на городе на торговых путях, ознаменовав начало его кризиса. В противопоставление южным землям «Внутренней Руси» Новгородскую землю называют также «Внешней Русью», подразумевая её финно-угорских и балтских соседей и контакты с ними [11]. Колонизация новых территорий, доступ к транспортным артериям и обложение данью местного населения стало одним из главных направлений внешней политики Великого Новгорода с X–XI вв. Однако продвижение возможно было далеко не по всем направлениям. Территориальные претензии новгородцев на западе ограничились подчинением чудских племён (эстов) и Латгалии. Для сбора дани с местного населения был основан ряд укреплённых погостов, в т. ч. Юрьев (современный Тарту). Неспокойная чудь то и дело поднимала восстания, а позже сюда пришли немецкие рыцари, в результате чего в XIII в. эти владения были утеряны. Продвижения новгородцев за Ладогу привели к подчинению карел, которых даже удалось крестить в начале XIII в. Однако здесь интересы Новгорода столкнулись с интересами шведов, наращивавших своё влияние. Южные и юго-западные земли Великого Новгорода обозначаются в конце X в. рядом укреплённых поселений: Великие Луки — главное укрепление на юго-западе, Ржевская волость (Городок), Волок Ламский (а до него — Старый Волок), Торжок (Новый Торг). В столкновениях с Литвой в XIII в. Александром Невским основываются укреплённые поселения на р. Шелони. На юге продвижение земель Великого Новгорода было остановлено ростом смоленских и полоцких земель. Согласно концепции «борьбы леса со степью» XIX–XX вв., в частности, по С. М. Соловьёву, путь славянской колонизации шёл по линии наименьшего сопротивления. Такие взгляды разделяли В. О. Ключевский, П. Н. Милюков, А. Е. Пресняков, Г. В. Вернадский, Б. А. Рыбаков, Н. И. Костомаров, В. В. Антонович. Поэтому новгородцам ничего не оставалось, как идти на север и восток. Б. Б. Овчинникова говорит о трёх волнах продвижения новгородцев в этом направлении: первая — группы охотников на пушного зверя и мелких торговцев, зачастую нанятые богатыми купцами в поисках наживы. Затем из присоединённой уже Перми в походы отправлялись пермские промысловики для уплаты пушной дани. Добывали они её в основном торговлей и обменом. На пройденных дорогах возникали зимовья и промысловые посёлки. Затем был крупный успешный поход на Югру в 1114 г. В результате этот 96 Псковский регионологический журнал № 18 2014 край был присоединён к новгородским землям и вслед за новгородцами туда устремились зыряне. В свою очередь югричи, укрываясь от сборщиков дани, постепенно продвигались на восток, смешавшись с предками хантов и манси. В 60-е гг. XIV в. создаётся «Югорщина» — корпорация купцов, торговавших с Югрой. Согласно археологическим данным раскопов Белоозера, Вайгачского святилища и Терского берега, новгородцы появились на землях севера уже к X в. В X в. славяне закрепились на Белоозере, в начале XII в. новгородская дань распространялась на Пермь и Печору, а к концу XII в. новгородские сборщики дани проникли в Югру. Здесь их интересовала прежде всего пушнина, рыба, морской зверь и продукты промысла, которые в качестве дани собирались с местного населения. Для этого была основана сеть погостов, выполнявших функции точки сбора. Согласно летописям, в XII–XIII вв. в состав Новгорода входили Водская, Ижорская, Карельская земля, Обонежье, Заонежье, Заволочье и южное побережье Кольского полуострова. Не позднее XIII в. новгородцы стали собирать дань на Терском берегу Белого Моря. Норвежские источники свидетельствуют, что Терским берегом дань не ограничивалась — она собиралась на территориях до Ивгей-реки и Люгенфьорда [24]. В течение двух столетий северо-восток был обложен данью, причём сначала сбор поручали местной верхушке, потом основывали погосты-становища, а затем сюда шло христианство и феодальное земледелие. Данью были обложены также югорские племена верховий Печоры, Вычегды и Камы, погосты были и на Северной Двине. Движение на север и восток продолжалось, достигнув Шпицбергена, Новой Земли и пересечения Уральских гор. Пушнина как один из основных экспортных товаров новгородцев практически исчезла в землях Северной Руси к XI в. Тогда новгородцы обратили свой взор к Уралу. Торговля с уральскими племенами началась в XI в. На протяжении XI–XIII вв. был прочно освоен печорский путь на Урал, впоследствии Новгород объявил Югру своим владением. С уральскими и поморскими племенами новгородцы уживались мирно. Пробираясь на северо-восток за пушниной, новгородцы не встретили сопротивления пермских и прочих племён, населявших эту территорию, однако столкнулись с булгарами, расширявшими своё влияние на северные земли. Они были сильны, воевать с ними означало потерять выход к торговле на Волге, что для новгородских купцов было очень невыгодно. Поэтому в Новгороде набирает обороты движение ушкуйничества, которое некоторые исследователи сравнивают с пиратством. Однако первоначально ушкуйники преследовали цель разведки и колонизации земель и по повелению бояр создавали укреплённые поселения. Так возникли Мурманск, Архангельск, Вологда и другие города Русского Севера. А в 1364 г., на 200 лет раньше Ермака, новгородцы побывали в Сибири и в устье Обской губы. Ушкуйники — мобильные вооружённые отряды, которые использовали для перемещения долблёные лодки-оскуи, от чего и получили своё название. Зачастую основную их часть составляли молодые состоятельные люди, дети знатных новгородцев. Ушкуйничество-колонизаторство (исключая грабительские цели) в целом можно сравнить с крестовыми походами, которые также являлись не всецело военными, а военно-колонизационными мероприятиями. Хотя здесь уместно и сравнение с викингами и их набегами. Походы ушкуйников проводились с конца XI по начало XV в. В ушкуйничестве участвовали не только славянские, но и финно-угорские племена (корела, весь, ижора). Интерес представляет участие ушкуйников в основании Вятки. 97 Псковский регионологический журнал № 18 2014 В бассейне Вятки первые русские появились уже в XII в., пользуясь гостеприимством местных племён удмуртов, основали там несколько своих поселений. А. Вешмотов, вятский историк XIX в., утверждал, что первыми русскими переселенцами на Вятке были новгородцы, которые и стали «праотцами вятчан». В доказательство он приводит аргументы о сохранившемся новгородском наречии (это мнение поддерживает также лингвист Л. Н. Макарова), склонности к плотницкому мастерству («рубили избы как в Новгороде»), и мнение самих вятчан, видящих свои корни в Новгородской земле. Взгляды о новгородском происхождении вятчан разделяли также А. А. Спицын и П. П. Соколов. Заселение территории традиционно проходило по рекам и волокам. Первое упоминание о самой Вятке связано с нападением на поселение новгородских ушкуйников, грабивших в то время булгар. Позже их отряд разделился, и около 40 ушкуев вернулись в Вятку, где и обосновались [4]. Существует также альтернативное мнение, упомянутое в Повести о стране Вятской, согласно которому на Вятку бежали холопы, сжившиеся с жёнами новгородских дружинников, бывших на войне в Корсуне (1174–1181 гг.) семь лет. Третья точка зрения принадлежит Е. Туровой, которая в своей трилогии «Кержаки» пишет о том, что возвращение ушкуйников на Вятку было не случайным выбором пристанища в результате набега, а чётко спланированной операцией по колонизации, заселению Вятки. В книге вятские земли называют «новгородской Америкой», указывая, что колонизировалась Вятка лучшими ремесленниками, свободолюбивыми людьми, умелыми крестьянами (которых сравнивают с мигрантами из Западной Европы) под руководством крупных новгородских землевладельцев. Так были основаны города Хлынов (Вятка, Киров) и Слободский [21]. Стоит уточнить, что Вятка колонизировалась также выходцами из ростово-суздальских земель, однако исследователи отмечают, что эта колонизация была подчинена Новгороду. Вятка, как и другие восточные земли Новгорода, подверглись интенсивной колонизации в XIII в. из земель среднего Поволжья, т. к. восточные новгородские земли в XIII в. остались практически единственными, куда не проникли завоеватели (шведы, немцы и монголы). С приходом христианской религии на Руси начинают появляться монастыри по образу обителей Палестины, Константинополя и Афона. Первым считается КиевоПечерская лавра, затем обители распространяются на север и восток, включая Новгород и его земли. С основанием монастырей связан важнейший вид колонизации — монастырская колонизация, которая позволяла не только присоединять и вводить в хозяйственный оборот новые земли, но и являлась носителем русской православной культуры. В период до XIII в. монастыри располагались на небольшом расстоянии от поселения, либо в его черте. К примеру, Юрьев и Антониев монастыри в Новгороде, Мирожский в Пскове, Спасо-Преображенский — в Муроме и др. Это было связано со многими причинами. Строительство обителей на периферии было небезопасно, а города могли предоставить им защиту. Деньги на строительство настоятели получали в основном от князей и купцов, которые тоже не были заинтересованы в значительном удалении монастырей. Наконец, иноков проще было набрать в городах, чем в глуши. Ситуация изменилась, когда настали тяжёлые времена — татаро-монгольское нашествие, докатившийся немецкий «натиск на восток» и активизация шведов на Неве, междуусобные войны. Население росло (к примеру, в Новгороде в XII–XIII вв. активно застраивается окольный город), росло и количество людей, желавших отречься от мирской жизни, тогда как на периферии становилось безопаснее, чем в городах. 98 Псковский регионологический журнал № 18 2014 К тому времени некоторые ученики в монастырях уже созрели для того, чтобы основать свои обители, а настоятели вполне могли поменять людный монастырь на пустынь. Рост монашеских пустыней, удалённых незаселённых мест приходится на конец XIII в. [18]. Исходя из политико-географической ситуации, монастырская колонизация была возможна только по направлению на север и северо-восток. Причём, как и в случае с «мирским» освоением Севера, в колонизации участвовал Великий Новгород и Ростово-Суздальские земли, т. е. прежний северо-запад и северо-восток Руси. Интересен характер колонизации: выходцы из одного монастыря могли основать несколько пустыней, а затем обителей, которые, разрастаясь, сами становились источником для дальнейшей колонизации. Таким образом, распространение монастырей происходило древообразно. Начиная с XI в. появляется новая категория населения — монастырские крестьяне. В обжитых районах в дар монастырям передавались земли с постоянным населением, которое образовывало приход. Там же, где оно отсутствовало, это были привлечённые крестьяне для работы на землях монастыря. Как пишет Ключевский, «монах и крестьянин были попутчиками, шедшими рядом, либо один впереди другого» [9]. Однако к XVII в., несмотря на обеспеченность землёй, только треть монастырей Севера имела крестьян [7]. Традиционные пути, по которым шла монастырская колонизация — реки, здесь попутчиками монахов являлись уже купцы. Кроме того, монастыри Севера также нуждались в транспорте и сбыте продуктов рыбной ловли, промысла, оленеводства и скотоводства, солеварения. Монастырскую колонизацию Севера принято разделять на волны, которые во многом схожи с волнами мирского освоения. Первая волна была отчасти стихийна и связана в основном с отшельниками, по своей воле уединявшимся в пустынях. Около 1352 г. на Онежское озеро прибывает новгородский монах Лазарь, позже основавший Муромский Свято-Успенский монастырь. Позже монастырю Великим Новгородом были подарены близлежащие земли и угодья [18]. Примерно в то же время псковский монах Корнилий основал Палеостровский Рождественский монастырь, впоследствии одаренный новгородскими боярами деревнями и имевший обширную территорию. Здесь некоторое время монахом служил Зосима Соловецкий, в 1436 г. основавший Соловецкий монастырь. Основание Валаамского монастыря на Ладоге датируется по различным данным от X до XIV вв. В 1316 г. новгородский монах Кирилл выбирает для жительства гору Челму недалеко от Каргополя. Позже, в 1378 г., здесь будет построен Кирилло-Челмогорский монастырь, которому Иван Грозный пожалует обширные земли и угодья и часть каргопольских податей. Вторая волна монастырской колонизации, начавшаяся в XV в., была менее стихийной и заключалась в целенаправленном строительстве монастырей и миссионерстве. Подвижники осваивали территории бассейна Северной Двины и Белого моря. К примеру, Варлаам Важский — бывший новгородский посадник, основавший в 1426 г. на р. Ваге (приток Сев. Двины) Богословский Важский монастырь, или Иона Клименецкий, купец и сын посадника, в 1520 г. заложивший на Онежском озере Клименецкий Свято-Троицкий монастырь. В 1545 г. Свято-Артемиев Веркольский монастырь на р. Пинеге (также приток Сев. Двины) основывает воевода мезенский и кеврольский Афанасий Пашков. XVI столетие также ознаменовано колонизацией и миссионерством на территории Кольского полуострова. Интересно, что местное на- 99 Псковский регионологический журнал № 18 2014 селение (саамы) после христианизации дважды присылали посольства (в Великий Новгород и Москву) с просьбой дать священников, либо освятить монастырь. На территории полуострова в течении XVI в. были основаны Кандалакшский (Кокуев), Петропавловский в Коле, Печенгский (торговавший рыбой и рыбьим жиром с Европой) монастыри. Позже, когда торговля с Европой стала идти через Архангельск, усилилась роль монастырей как крепостей. С XVI в. на них неоднократно нападали шведы, датчане, англичане. Третья волна монастырской колонизации прошла в XIX в., но она связана не столько с освоением новых территорий, сколько с восстановлением заброшенных обителей. Обители, появившиеся в ходе монастырской колонизации, выполняли миссионерские, духовные, хозяйственные и оборонительные функции. Строительство монастырей способствовало появлению и разрастанию крупных городов Севера — Архангельска, Вологды, Колы. Аскетичность и самоотверженность подвижников в освоении территорий с трудными для жизни природными условиями позволили присоединить территории, считающиеся теперь исконно российскими. Изучение монастырской колонизации отечественными учёными можно условно разделить на два периода: XIX — первая половина XX вв. и нынешнее время. Тон в изучении задал В. О. Ключевский, 34-я лекция по истории России которого посвящена монастырям, их появлению, распространению и хозяйству. На монастырской колонизации Русского Севера подробно остановился А. А. Савич в книге «Севернорусский монастырь XIV–XVII вв.», изданной в 1929 г. Автор с помощью церковных источников восстанавливает хронологию основания важнейших монастырей северных земель Руси. Другой автор — И. К. Смолич, работавший в эмиграции, в фундаментальной работе, посвящённой истории русской церкви, касается монастырей и монастырского быта. Книга, впервые изданная на немецком в 1940 г. и переизданная в России в 1997 г., содержит объёмное приложение «Русское Монашество: Возникновение. Развитие. Сущность (988–1917)». К современному периоду исследования относится масштабный труд, посвящённый монастырской колонизации Севера, он принадлежит В. И. Иванову. Книга, изданная в 2007 г., помимо заселения и хозяйствования территорий, акцентирует внимание на земельных вопросах и вопросах крестьянства, в частности, становления крепостного права. Изучение монастырской колонизации и основания монастырей сталкивается с проблемами поисков достоверных источников, поскольку церковные летописи и жития местами содержат факты мифологического характера. Распределение населения по территории происходило не только за счёт внешних по отношению к землям Великого Новгорода миграций. Вслед за первопроходцами на землю приходили крестьяне, формируя систему расселения, которая дошла до наших дней. Таким образом единицей мобильности того времени наряду с воинами, промысловиками, купцами, ушкуйниками и монахами, которые прокладывали путь, являлись крестьяне. Для лучшего понимания крестьянского расселения стоит обратить внимание на социальную структуру крестьян, формы их семей. В соответствии с природными условиями и возможностями ведения сельского хозяйства со времён первобытнообщинного строя сохранилась большая семья. Она предполагала совместное проживание нескольких взрослых родственников со своими семьями. Большее количество рабочих рук могло единовременно обрабатывать больше угодий и увеличивало шан- 100 Псковский регионологический журнал № 18 2014 сы такой семьи на выживание. Однако с введением в оборот новых орудий труда, переходом от подсечно-огневого к пашенному земледелию и повышения эффективности труда в целом, большая семья разделяется на малые, уже способные себя самостоятельно прокормить. Такие семьи гораздо мобильнее и вынуждены искать себе новые земли для поселения. Преобладать такие семьи стали уже к IX в. Однако большие семьи при этом не исчезли, а продолжали существовать, особенно в суровых природных условиях, где для выживания и пропитания требовалось гораздо больше усилий, например, на Русском Севере вплоть до XVII в. В XIV в. формировалась система малодворных деревень, именно в этом столетии в источниках впервые упоминается само слово «деревня» [17]. Взрослые дети, как и в наши дни, редко оставались со своими родителями и предпочитали срубить свой дом. До 4/5 деревень той поры состояли из одного двора, за исключением ремесленных, рыболовных и прочих, где ведение хозяйства было возможно только в коллективной форме. Геоморфологические условия земель севернее Москвы, ледниковый рельеф: леса, низины, болота, холмы — не позволяют формировать большие поселения, поэтому населённые пункты здесь немноголюдны, но многочисленны. Общее количество поселений в XV в. на территории земель Великого Новгорода насчитывает 35 тыс. [1] . Сегодня, к примеру, Тверская и Псковская области, занимают первое и второе место среди регионов России по количеству сельских населённых пунктов: около 9,5 и 8 тыс. соответственно (2011 г.). Носители культуры сопок (VIII–X вв.) практиковали пашенное земледелие в форме перелога, когда поле после сбора урожая не используется в течение десятка лет для восстановления плодородности. Уже в X–XI вв. начинает складываться паровая (или трёхпольная) система, при которой обрабатывается одно из трёх имеющихся полей, а два других «стоят под паром», т. е. заросшие сорняками. Это означало, что у ильменских словен того времени не было необходимости «бродить» по территории. С окончательным формированием системы трёхполья к началу XIV в. связано возникновение множества поселений, зафиксированных к концу XV в. писцовыми книгами [20]. Такого же мнения придерживается и Г. Е. Кочин: «Источники позволили нам твёрдо установить, что в сельских поселениях лесной полосы Северо-Восточной и Северо-Западной Руси, в поселениях обновленного типа — деревнях, о появлении которых к началу XIV в. мы можем говорить уверенно, во всех их обязательно была полевая пашня, и именно не подсечная, а полевая пашня» [12]. Поэтому переселение носило уже не характер разброда, а являлось целенаправленным расселением. Благоприятные условия для ведения сельского хозяйства приводили к росту населения и дальнейшему расселению. На сельское население менее чем на городское влияли проблемы голода. Согласно летописям, голодные годы были в Новгороде гораздо реже, чем в целом на Руси. В период с XI по XIII вв. голод на Руси случался раз в 7,5 лет [16], тогда как в Новгороде с XII по XIV вв. интервал составлял почти 15 лет. Кстати, именно с XII в. Новгород закупает хлеб из Владимиро-Суздальской земли [2]. Однако неурожаи, влекущие страшный голод, случались и на Новгородчине. Причём неурожаи одного сезона могли быть более-менее преодолены (к примеру, в самом Новгороде зачастую наблюдалось только повышение цен на хлеб, но голода не отмечалось), когда неурожаи двух и более лет влекли большие потери населения. Найдены берестяные грамоты, описывающие голод 1127–1128 гг. случаями людоедства. Есте- 101 Псковский регионологический журнал № 18 2014 ственно, голод и повышение цен на продовольствие являлся сильнейшим выталкивающим фактором, формирующим отток населения. Известна берестяная грамота № 424 «Продавъше дворъ, идите же семо, Смольньску ли Киевоу ли. Дешеви ти хлебе» [3], которую учёные также связывают с голодом 1127–1128 гг. Век спустя случился ещё один сильный трёхлетний неурожай 1228–1230 гг. Интересно, что за время самостоятельности в Пскове не было голода. Хлебный рынок был на высоком уровне, цены колебались, но в псковских летописях отсутствуют сообщения о гибели населения голодной смертью. Таким образом, за период от пришествия словен на Ильмень до XIV в. новгородцами и выходцами с земель Великого Новгорода колонизирована обширная территория севера, северо-запада и северо-востока Восточно-Европейской равнины. Сам процесс, в котором участвовали различные слои населения, проходил в виде волн, в результате чего была заложена основа современной системы расселения. Литература 1. Аграрная история Северо-Запада России. Вторая половина XV — начало XVI в. Л.: Наука, 1971. 2. Андреев В. Ф. Голодные годы в Новгородской земле в XII–XV вв. // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Материалы научной конференции. Новгород, 1997. С. 54–56. 3. Арциховский А. В., Янин В. Л. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1962–1976 гг.). М.: Наука, 1978. 4. Бердинских В. А. О новгородском происхождении вятчан // Старообрядчество. История, культура, современность. Материалы IX международной научной конференции. М., Боровск, 2010. С. 24–29. 5. Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памятники древней Руси IX–XI вв. Л.: Издво ЛГУ, 1978. 6. Гумилёв Л. Н. Миф и действительность (Южная Сибирь и Древняя Русь в XI–ХIII вв.) // Проблемы реконструкций в этнографии. Новосибирск, 1984. 7. Камкин А. В. Православная церковь на Севере России: Очерки истории до 1917 года. Вологда, 1992. 8. Клейненберг И. Э. Цены, вес и прибыль в посреднической торговле товарами русского экспорта в XIV– начале XV в. // Экономические связи Прибалтики с Россией. Рига, 1968. С. 37–40. 9. Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. Кн. 1. М.: Мысль, 1995. 10. Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. М.: Тип. Т-ва Рябушинских, 1916. 11. Константин Багрянородный. Об управлении государством // Известия ГАИМК, вып. 91. М.–Л.: ОГИЗ, 1934. С. 8–10. 12. Кочин Г. Е. Сельское хозяйство на Руси в период образования Русского централизованного государства. М., 1960. 13. Кузьмин А. Г. Древнерусские имена и их параллели // Откуда есть пошла Русская земля. Века VI–X. Кн. 2. М., 1986. 14. Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб.: Евразия, 2005. 15. Манаков А. Г. Псковско-новгородская топонимия в свете «теории формантов» (к дискуссии об этнической истории региона) // Псковский регионологический журнал. № 3. Псков: ПГПУ, 2006. С. 115–135. 16. Пашуто В. Т. Голодные годы в Древней Руси // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. Минск, 1964. С. 61–94. 17. Русь в XIII веке: Характер культурных изменений // Русь в XIII веке: Древности темного времени / под ред. Н. А. Макарова. М.: Наука, 2003. 18. Савич А. А. Главнейшие моменты монастырской колонизации Севера XIV–XVII вв. // Сб. общества ист., философ. и соц. наук при Пермском гос. ун-те. Вып. 3. Пермь, 1929. С. 47–116. 19. Седов В. В. Начало славянского освоения территории Новгородской земли // История и культура древнерусского города. М., 1989. С. 12–17. 20. Торопов С. Е. Некоторые проблемы изучения сельского расселения XI–XII веков в центральных районах Новгородской земли // ПН и НЗ. Новгород, 1998. С. 36–40. 21. Турова Е. Кержаки. Пермь: Маматов, 2007. 102 Псковский регионологический журнал № 18 2014 22. Ухов С. В. История Вятки как часть этнической истории Восточной Европы. Киров, 2006. 23. Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 1992. 24. Шаксольский. И. П. Договоры Новгорода с Норвегией // Исторические записки. Т. 14. М., 1945. С. 38–61. 25. Янин В. Л. Очерки истории средневекового Новгорода. М.: Языки славянских культур, 2008. Об авторе Василенко Павел Владимирович — аспирант кафедры географии, естественно-географический факультет, Псковский государственный университет. E-mail: spitfire7-11@mail.ru P. Vasilenko RESETTLEMENT OF ANCIENT NOVGORODIANS AND NORTHERN PART OF GREAT RUSSIAN PLANE ASSIMILATION In spite of reach theoretical base and a lot of data about north-west population origin framework, the author of the article could not find any research based on migration approach. This article deals with directions and main phases of northern part of Great Russian Plane assimilation. The role of Novgorod Land in migration as the most powerful state is reviewed. Main circumstances of resettlement and social groups in migration are considered. The author provides a review of early rural migration reasons. In this way it gives a review of migration that shaped modern Russian North-West settlement system. Today at conjuncture of depopulation most of demographic and migration solutions laid through questions of groups, ways and purposes of this land assimilation. Key words: migration, resettlement, assimilation, colonization, settlement pattern, North-West, Novgorod the Great. About the author Pavel Vasilenko, PhD student, Department of Geography, Nature Sciences and Geography faculty, Pskov State University, Russia. E-mail: spitfire7-11@mail.ru Примечания 1 2 При этом В. В. Седов видел в носителях «культуры длинных курганов» самые ранние группы славян, осевших на Северо-Западе [19]. Однако на счёт соотношения экспорта и импорта существует альтернативная точка зрения — якобы одинаковые меры в Европе содержали меньше товара, чем в Новгороде [8]. 103
