«Теория и практика психотерапии» 2015, №2 (6) Из опыта практической работы Теория и практика психотерапии 2015, №2. Стр. 85—87 Скачать файл репринта Моя не прожитая жизнь. Семья* Наталья Митина психолог, преподаватель психологии, частная практика в Москве, Россия. [email protected] Отец очень скептически отнесся к моему желанию посещать психотерапевтическую группу: «Ты что, сумасшедшая? — был первый его вопрос. И тут же решил поправить сам себя: «Мариш, ну что тебе делать там среди этих сумасшедших?» . Ключевые слова: психотерапия, группа, семья, фантазия, отношения. * Продолжение. Начало см. «Теория и практика психотерапии» 2014, №4 (декабрь 2014) Часть 2. Семья Итак, раз уже пишу я свой рассказ от своего имени, то думаю, вполне оправданно будет начать свое повествование с себя. А именно, с того, как я попала в эту замечательную группу, и почему, несмотря на то, что испытываю порой такие невыносимые чувства, как злость, обида, зависть и многие другие, чего и не хочется вспоминать даже, а не то что писать, я не сбежала еще отсюда. Мне девятнадцать лет, и я влюблена, ну, почти влюблена в нашего Доктора. Но, конечно, одной моей любви к нему недостаточно, тем более «почти» любви для того, чтобы каждый понедельник, без пропусков, посещать нашу группу, а поэтому мне, безусловно, придется поведать и свою историю жизни, иначе вы просто не поверите ни одному моему слову в этом повествовании. И уж тем более тому, ради чего стоит девятнадцатилетней девушке, — поверьте на слово, далеко не какой-нибудь уродине, — тратить свою драгоценную молодость, а также и без того ненавистные мне понедельники: после выходных помимо института еще идти в группу и слушать, слушать, слушать все эти порою мне такие ненавистные истории. Ну, конечно же, не из любви к Доктору, тем более, «почти» любви, как я уже неоднократно подчеркивала. Все выдающиеся творческие люди, прошу заметить, всегда носили в себе некий оттенок чудинки, ну и я, пожалуй, чем хуже их? Кстати, забыла сообщить вам самую важную деталь, я — художник. «Профессиональный художник», — люблю я уточнять для тех, кто в ответ на мое заявление о моей сфере деятельности непременно спешит добавить, что мы из одного теста, имея ввиду, конечно, что они тоже иногда любят «помалевать». ISSN 2368-1438 (online) Меня всегда безмерно раздражало, что мне, в отличие от большинства других профессий, всегда приходится уточнять «профессиональный», иначе люди тут же начинают заводить волынку, как я это называю, на тему «все мы творческие личности, в каждом из нас живет художник и т. д.» «Может быть, и живет, — недовольно огрызаюсь обычно я, уже не сумев совладать с собой, — но только я этим зарабатываю деньги, а вы просто выражаете свой внутренний мир на бумаге, не задумываясь над эстетической частью, над правильностью линий, над...» Да что я, в самом деле, опять завелась?!.. Просто, знаете, обидно до ужаса за свою профессию, ведь никто же не говорит «мы все бухгалтеры в своем роде, и в каждом из нас живет бухгалтер». Нет, не говорит, а потому и обидно, что бухгалтер, менеджер, секретарь, — это профессия, а художник — это так, развлечение, это каждый умеет. Но в моем понимании художник — это создатель, творец и, может быть, даже второй после Бога! Наш Доктор говорит мне, что это во мне проявление нарциссических черт характера. Кажется, именно так это звучит в его устах. Слово мне это, конечно же, не по душе, и потому я объясняю ему, что дело вовсе ни в каком не нарциссизме, а в том, что мне просто, как и всем выдающимся людям, хочется думать, что я особенная. А что в этом плохого? В семье я старшая и, наверное, как и все старшие дети (об этом я тоже узнала от Доктора), люблю всегда и во всем быть первой и страшно — вы даже себе представить не можете, насколько страшно — не люблю того, когда кто-нибудь оказывается лучше меня в чем бы то ни было. В школе я была лучшей ученицей в классе, во всех кружках, в которые я была включена благодаря мамино85 Из опыта практической работы му желанию сделать меня совершенством, я изо всех сил старалась быть на высоте. Хотя старалась я, надо признаться, никак не для мамы, а для отца. Вот уж от кого я, точно, унаследовала эти самые «нарциссические черты», о которых любит напоминать мне Доктор. Иногда я сама себя успокаиваю тем, что если у меня только «черты», то мой папа — настоящий Нарцисс. Но… «Родителей не выбирают, — опять же любимая фраза Доктора, — каждый из нас должен извлечь опыт из своего жизненного пути и так далее...» Иногда я, знаете, думаю, что не только любимый мой Гоша, сможет заменить нашего Доктора в его драгоценном кресле, — шикарном кресле, прошу заметить, — в то время как все мы ютимся на стульчиках (кстати, по его же теории, это так же похоже на проявление нарциссизма), но и я сама смогла бы, еще немного поднаторев, в точности, как и он, сидеть вот так вот и вещать разные умные вещи. А что такого? Это вам не картины писать! Сюжет продумывать, перспективу строить. Сидишь себе в кресле и поддакиваешь клиентам, ну, еще иногда вопросы уточняющие задаешь, или что-то вроде того: «Что Вы чувствуете, Татьяна, когда Ваш брат повышает на Вас голос?» или «Ирочка, как Вы считаете, что помешало Вам сказать «нет» Вашему начальнику?» Порой мне кажется, что своими вопросами он вводит людей в транс, и пока те думают, что бы им ответить, он почивает на лаврах своего шикарного кресла. Посидел часок, пару вопросов задал, что-то умное сказал, и готово — наше время на сегодня закончилось. И неважно, что мы не успели обсудить отношения интеллигентного Павла Евгеньевича с его далеко не интеллигентной женой. И ждите теперь до следующей недели, когда ровно в 19:00 начнется наша следующая встреча. И все бы ничего, мы могли и сами дальше без него продолжить обсуждение и перемыть все косточки этой самой неинтеллигентной Наталье Михайловне, но не все так просто, скажу я вам. Доктор наш, — хочется даже добавить, змей-искуситель, относительно к этому случаю, но не буду, — Доктор наш напрочь запретил нам общаться между собой в перерывах между сессиями. Удар под дых, иначе не назовешь! Да, для меня удар под дых, а для Доктора — правило, без которого наша работа не сможет быть плодотворной. Вот так и живем от понедельника к понедельнику. Ну, что-то я совсем отвлеклась от своей биографии... Семья у нас достаточно большая. Папа говорит, что он всегда мечтал о большой семье, и вот его мечта воплотилась в нас, его троих детях. Надеюсь, что именно так выглядела его мечта, и на этом они с мамой все-таки решат остановиться. Всю свою жизнь я слышала от родителей, что выбор творческой профессии равносилен выбору покончить счеты с жизнью. Папа наш — военный, его слово — в семье закон. Если папа что-то решил, то все мы должны смиренно нести последствия его решения. Так было всег86 ISSN 2368-1438 (online) да. Или почти всегда. Я стала исключением, тем первым человеком в семье, кто решился ослушаться папу. Гром и молния, крики и угрозы, хлопанье дверей и истерики мамы, — ничего не подействовало. «Это называется «характер», — говорит моя бабушка. Я пошла учиться туда, куда хотела пойти учиться я, а не папа. По его словам я выбрала покончить счеты с жизнью в самом расцвете сил в то время, как он предлагал мне «великое будущее, от которого ни один нормальный человек не мог бы отказаться», — это уже слова мамы. Поэтому я уже давно привыкла тому, что я человек «ненормальный», не как все. Но мне это даже в чем-то нравится. Быть «ненормальной» очень удобно, тогда можно делать так, как хочешь, так, как хочется тебе, а не маме с папой или кому-нибудь из их знакомых, которые нет-нет, да и попросят с лицемерной улыбкой на лице нарисовать их портрет в профиль. Тутто мне и пригождается как раз моя «ненормальность», тут-то я и выпускаю на волю всех своих тараканов, как любит говорить Прекрасная Елена из нашей группы. Тут-то им раздолье! Заканчивается все это, как правило, тем, что папа извиняющимся тоном провожает гостя и говорит, что Мариша сегодня не в духе, приходите какнибудь в другой раз, и она с удовольствием выполнит Вашу просьбу, она у нас, действительно, очень талантливая девочка, даже уже неоднократно участвовала в выставках и не только в России... Художники, они, знаете ли, все такие, немного вспыльчивые... Ну, не может же мой папа не встать на мою сторону и не защитить меня перед глазами своих друзей, и поверьте, делает он это не от великой любви к своей девочке, — хотя и этот мотив, я тоже надеюсь, присутствует, — для него на первом месте всегда Лицо Семьи. Но «ненормальность» моя не ограничивается рамками семьи. В институте, где, я полагала, как раз и должна была бы найти своих «однополчан», то есть единомышленников, я все-таки так же чувствовала себя непонятой и, может быть, даже больше, чем до этого в семье и в школе. Друзей у меня нет, за исключением Коровьева Мишки, который так же, как и я, многими в нашей группе воспринимался как человек не от мира сего, что, впрочем, в отличие от меня, которую хоть как-то это все-таки задевало, его никак не беспокоило. Коровьев, я люблю называть его по фамилии, был даже и на мой непритязательный взгляд слегка сумасшедшим. Как-то он рассказал, что некоторое время, действительно, лежал в психушке с диагнозом «шизофреническое расстройство». Но пролежал он там совсем недолго, так как врачи решили, что он в большей степени блефует, чтобы в школу не ходить. Сам Мишка никогда не признавался в истинной причине его поступления туда, а я не хотела разрушать для себя ореол его, так называемой, сумасшедшести, потому что именно это и привлекало меня в нем. В институте мое отличие от других в большей степени выражалось в моем отношении к образовательному процессу. Ну не люблю я делать, как все. В этом мне даже не помогали мои нарциссиче«Теория и практика психотерапии» 2015, №2 (6) «Теория и практика психотерапии» 2015, №2 (6) ские черты и желание быть лучше всех в группе. Я напрочь отказывалась от общепринятых стандартов «как нужно правильно рисовать». А может быть, как раз здесь эти черты и проявляли себя в большей степени, нежели тогда, когда в школе ради лучшей оценки я готова была идти в разрез со своими убеждениями и рисовать так, как настаивал на том Олег Моисеевич, наш преподаватель рисования. По крайней мере, сейчас эти самые черты говорят мне о том, что если я хочу быть лучшей, значит, должна идти в разрез с общей массой. Так я, впрочем, и делала. О существовании психотерапевтических групп я узнала от Коровьева. И хотя рассказы его не шли далее, чем как «у меня сегодня группа, встретиться не получится», я все-таки догадывалась о том, что там, за дверьми кабинета, который он посещал неизменно каждую пятницу, происходило нечто такое, благодаря чему он менялся, и не заметить этого было просто невозможно. Конечно же, чем больше Коровьев скрывал от меня все, что касается его походов к психотерапевту, тем более мне хотелось проникнуть за эту заветную дверцу в кабинет, где все и происходило. Не знаю, делал ли он это специально, дабы разбудить во мне интерес, или все-таки, действительно, свято чтил одно из правил группы (которое я узнала позже) — конфиденциальность, — но однажды мое любопытство дошло до предела, и я решилась попросить у Коровьева координаты этого самого Евгения Ивановича. Так все и началось. Отец очень скептически отнесся к моему желанию посещать психотерапевтическую группу: «Ты что, сумасшедшая? — был первый его вопрос. И тут же решил поправить сам себя, — Мариш, ну что тебе делать там среди этих сумасшедших?» Папа, конечно же, никогда в открытую не говорил о том, что думает в отношении чего-либо, стараясь во всем быть дипломатом, но все же иногда в речи нет-нет, да и проскальзывало его настоящее мнение, то есть до истинной дипломатии ему было еще очень далеко. Мама всегда поддерживала отца, чего и следовало ожидать. Дело было так: — Дорогая моя, — обратилась она ко мне, пытаясь всеми силами скрыть свое недовольство. Мама всегда старалась быть сдержанной и никогда, в отличие от меня, не давала волю эмоциям, — ты не можешь, не должна... Не хочешь же ты огорчить отца? — наконец-то она смогла подобрать нужные слова для меня, и на лице ее, обычно уставшем от домашних хлопот, появилась улыбка. — Конечно же, нет, мамочка. Я вообще никого не хочу огорчать, — Здесь я сделала длительную паузу и решила понаблюдать за реакцией мамы. Безусловно, она подумала, что я все-таки сдалась, и уже, было даже, бросилась целовать меня в щечку, как вдруг к ее полной неожиданности я решила добавить, — и прежде всего себя! ISSN 2368-1438 (online) Из опыта практической работы Ответить ей было нечего. Да, не буду скрывать, все члены моей драгоценной семьи, включая даже моего самого младшего брата Васеньку, были очень сильно расстроены этой неожиданной для всех новостью. Хотя и у каждого были на это свои причины. Папа, например, как обычно, переживал: что, если кто-то узнает, что подумают — его дочь сошла с ума. Мама в свойственной ей манере переживала: какой удар это будет для отца. Ничего более ее не смущало в моем поступке. Сестре не нравилось, что в доме из-за моего поведения скандалы. Васенька же, которому исполнилось недавно только восемь лет, беспокоился о том, что теперь я могу меньше проводить с ним времени. Но, несмотря ни на какие уговоры моих родителей и просьбы моего любимого Васеньки, я все-таки приняла решение ходить в группу. Отец, естественно, сказал мне, что денег он на «подобные развлечения», — так он называл мое желание расти в душевном отношении, — давать не будет. «Иди на Арбат и рисуй там свои шаржи, приучайся к тому, что ты уже можешь зарабатывать деньги сама». Он говорил так, но, конечно, если бы я все же последовала этому совету, то уверена, что он был бы первым, кто преградил мне путь, — все-таки он, действительно, был тот еще нарцисс. И чтобы его дочь рисовала шаржи на Арбате... Я, конечно же, могла бы сыграть на этой слабости: например, начать с вечера демонстративно собирать все необходимые мне материалы для рисования и перекидываться случайными фразами за ужином с сестрой, будто собираюсь завтра пойти на Арбат. Но не стала злоупотреблять папиными слабостями, к тому же Доктор в самом начале нашей работы, когда еще только проводил со мной индивидуальную встречу, объяснил мне то, как важно платить самому за терапию. «Из собственного кармана», — подчеркнул он. Выход из этой ситуации нашелся сам собой. Мне предложили представить свои картины на выставке в Доме художника, честно говоря, я даже толком не поинтересовалась, на какой, а просто отдала свои картины и была очень рада тому, что смогла их пристроить. Выставка эта оказалась, в последствии, для меня очень выгодным предложением во всех отношениях. На ней-то я как раз и познакомилась с Кириллом Андреевичем, который и предложил мне место в своей студии. Это означало для меня только одно, — мои картины не только привлекли внимание одного из самых талантливых художников современности, но и будут также продаваться в его студии наравне с другими талантами. Постоянный доход был мне обеспечен. Место в группе — тоже. Продолжение следует 87