этимологический этюд

Н.М. Жанпеисова
Актюбинский университет им. С.Баишева (г.Актобе, Казахстан)
КОНЦЕПТЫ МАТЬ/АНА В РУССКОМ И КАЗАХСКОМ ЯЗЫКАХ:
ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД
Этимологическая справка по отношению к концептам мать и ана
будет не очень объемной, ибо сами слова относятся к древнейшим пластам
лексики, немногосложны, не характеризуются яркой внутренней формой и не
способствуют проявлению ложной, народной этимологии.
Материалы словарей свидетельствуют, что оба слова - мама и мать —
образованы на языке детей, первое на стадии лепета удвоением слога ма,
второе — “вероятно, суффиксальное производное от детского лепетного
мама” (Шанский 1975: 254; 258). Процесс, достаточно распространенный в
языках мира, подтверждение чему находим в самых разных источниках. См.,
например: (Севортян 1974: 57), (Шанский, Боброва 1994: 178; 181-182),
(Черных 1999).
В словаре П.Я.Черныха отмечается, что «слово это <мама> имеется и в
некоторых неиндоевропейских языках. Ср. например, турец. тата - детск.
«пища», в других тюркских языках: кирг. мама - детск. «материнская грудь»,
южн. «бабушка»; узб. мамма - детск. «женская грудь»... » (Черных 1999: 506).
Вместе с тем нельзя не упомянуть о существовании критической точки
зрения, связанной со ссылками на «детский язык». Так, О.Н.Трубачев считает
«проблему связи <...> простейших терминов родства и «детского языка» как
такового недостаточно разрешенной» (Трубачев 1959: 194).
Казахские лексемы ана и ене, по данным этимологических источников,
являются равно распространенными. “Однако форма ене отсутствует в
наиболее ранних памятниках, и это обстоятельство может свидетельствовать
о более поздней ее выработке из формы ана” (Севортян 1974: 279).
Свойственные казахскому языку значения, по данным указанного словаря,
сводятся к следующим: <1.> Мать, свекровь, теща (Севортян 1974: 280) …
<7.> матка (у животных). Исследователи «видят в ана <…> — лепетное по
происхождению слово <…>, что уже неоднократно принималось для
индоевропейской параллели тюркской основы. См. подробную сводку
гомогенных индоевропейских форм у Ю.Покорного; ап- — обозначение
мужских и женских предков — лепетное слово» (Севортян 1974: 281).
Наиболее интересными для прояснения некоторых фактов как
современного казахского, так и современного русского языка оказываются
этимологические сведения, касающиеся вариантов огласовки древнего корнясинкреты. Так, по словарным данным, «Г.Вамбери выделял корни ат, ап, ет,
еп и включал в один ряд как генетически общие следующие основы: еттек,
iттек ‘сосать’, апа, епе ‘мать’, епеке ‘матушка’» (Севортян 1974: 281).
Следует отметить чрезвычайное распространение как в казахском, так и в
других тюркских языках взаимозаменяемости, вариативности гласных звуков
а || е, а также согласных н || м || б.
В древнем синкретичном корне ап || еп || ат || ет || ев представлены
смыслы, связанные с размножением, плодородием, материнским и отцовским
органами деторождения, самим процессом зачатия новой жизни (корень ев не
сохранился в казахском языке, но достаточно отчетливо представлен в
сниженной, “матерной” русской речи); материнском органом кормления (ет
— сосать материнскую грудь); наименованием матери (ана, ене) и, наконец,
именем забытого в казахском языке божества – покровительницы женщин
Умай. О культе Умай как о реликте языческой веры писал в свое время
Ч.Валиханов, отмечая, что культ достаточно распространен среди казахов,
хотя и в несколько измененном виде: «льют в огонь жир, и она <невеста>
падает несколько раз ниц, приговаривая: мать-огонь и жир-мать, награди
меня милостью!” (Валиханов 1986: 303-304) (на каз.: «От-ана, май-ана,
жарылқа!»).
Для подтверждения обратимся к К.Жубанову: «последнее <слово май>,
по всей вероятности, стало господствовать в связи с культом божества —
покровительницы женщин Умай, фонетическим лишь вариантом которого
(утратившим начальный узкий гласный, очевидно, бывший детерминативом)
и является слово май “масло”, “жир”. Такое невероятное отождествление
названия женского божества словом, означающим “масло”, “жир”,
оправдывается тем, что почитание культа Умай всегда сопровождается
употреблением “масла” или “жира” вообще. Мусульманская религия не
оставила места чистому виду культа Умаи у казахов. Они не знают такого
божества. Но зато процедура почитания Умаи сохранилась в довольно
чистом виде. Во время родов женщины бросают в огонь масло или сало,
обращаясь при этом к каким-то забытым божествам со словами: “От ана!
Май ана! Жарылқа!” (в переводе: “Мать огонь! Мать Май (масло)!
Помилуй!) Об этой процедуре свидетельствует и классик казахской поэзии
Абай в своем трактате «Пара слов о происхождении казахов”. “Мать Май”, к
которой обращаются женщины за помощью в трудные моменты их жизни –
во время родов, не могла быть никем иным, кроме как покровительницей
женщин – Умай. Но ее имя произносится казахами иначе, чем в Сибири, как
Май, без начального гласного у. Название покровительницы матерейкормилиц могло стать названием и матери-женщины, и материнских органов,
т.е. органов кормления – груди и деторождения – vulva, и названием корма,
еды, съедобного, в том числе и жира. Отсюда наличие слов в казахском ума
(вымя) с перегласовкой у в е: ем — (сосать), емшек (женская грудь),
алтайское емеген (мать), якутское емiе (кобыла, т.е. мать), что с выпадением
начального гласного в казахском будет бие/мие id. Основа ем (сосать,
женская грудь) с перегласовкой е в а будет означать vulva — материнский
орган» (Жубанов 1999: 418-419).
Общеизвестно, что сниженная, вульгарно-бранная лексика, отмеченная
в современном языке соответствующими стилистическими пометами, и
особенно так называемая “матерщина” имеют в своей основе нейтральные,
вполне безобидные слова, со временем приобретшие окраску циничной
брани. Зачастую это слова, утратившие для носителей языка
этимологическую связь с общеупотребительными словами (ср., например,
заблудиться, ховать), либо заимствованные из других языков. По-видимому,
одним из таких заимствований в русском языке является указанный выше
корень ев1.
Этимология слова апа связана с выделением ее из единой основы апа ~
аба путем унификации ее формы и значений (Севортян 1974: 159).
В “Этимологическом словаре тюркских языков” Э.В.Севортяна в
характеристике слова апа почти не встречается ссылок на казахский язык, за
исключением следующего факта: “В значении ‘мать’ в форме апа: <…> каз
(при обращении) (Севортян 1974: 55).
Ученый
подчеркивает,
что
«семантическую
основу
классификационного термина родства аба ~ абу ~ апа ~ аппа ~ абба образует
значение старшего по возрасту в системе кровно-родственных отношений,
опирающихся на мужскую или женскую линии» (Севортян 1974: 55), и это
“находит свое косвенное выражение, между прочим, и в том, что, напр., в
киргизском языке дети – как отмечал Л.З.Будагов – называют родную мать
тетей или старшей сестрой, но не матерью, если только жива их бабка”
(Севортян 1974: 550).
1 В связи с этим можно отметить, что современные носители казахского языка
довольно охотно используют русскую брань (даже при плохом знании русского
языка), предпочитая ее казахским эквивалентам. Бранные слова чужого языка теряют
часть отрицательной экспрессии и в контексте родной речи не звучат столь цинично,
как “родная” матерщина. Видимо, этим объясняется и существование в русском языке
бранных слов иноязычного происхождения. Проблема обсценизмов (матизмов) в
языке достаточно интересна, т.к. является одной из малоизученных, хотя весьма
существенных сторон национально-языкового бытия (см. работы В.М. Мокиенко и
др.), роль которой, по-видимому, необходимо рассматривать в контексте видения
М.Бахтина: «По своему генезису ругательства не однородны и имели разные функции
в условиях первобытного общения, главным образом магического, заклинательного
характера. Но для нас представляют особый интерес те ругательства – срамословия
божества, которые были необходимым составным элементом древних смеховых
культур. <Они> были амбивалентными: снижая и умерщвляя, они одновременно
возрождали и обновляли” [Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная
культура средневековья и Ренессанса. - М: Художественная литература,1990. - С.23]. И
далее: “В современных непристойных ругательствах и проклятиях сохраняются
мертвые и чисто отрицательные пережитки этой концепции тела. Такие ругательства,
как наше “трехэтажное” (во всех его разнообразных вариациях) или такие выражения,
как “иди в …”, снижают ругаемого по гротескному методу, то есть отправляют его в
абсолютный топографический телесный низ, в зону рождающих, производительных
органов, в телесную могилу (или в телесную преисподнюю) для уничтожения и нового
рождения. Но от этого амбивалентного возрождающего смысла в современных
ругательствах почти ничего не осталось, кроме голого отрицания, чистого цинизма и
оскорбления: в смысловых и ценностных системах новых языков и в новой картине
мира эти выражения совершенно изолированы: это — обрывки какого-то чужого
языка, на котором когда-то можно было что-то сказать, но на котором теперь можно
только бессмысленно оскорбить <…>. Серьезная проблема их неистребимой
живучести в языке по-настоящему еще не ставилась” [Там же: 35].
Приведенные данные можно на законном основании отнести к
особенностям казахского языка, подтверждение чему мы находим в
современном казахском языке. Поэтому факты, характеризующие другие
тюркские языки, позволяют нам использовать их применительно к
казахскому языку. Так, из указанных автором значений для казахского языка
свойственны следующие:
<1> “мать”, которое зафиксировано почти во всех языках в структуре
говоров, диалектов, и только в тувинском указано без такой пометы. В
чувашском языке реализуется значение «моя мать».
<2> “старшая сестра” — также диалектного происхождения. В качестве
литературной нормы указано для уз., уйг., карач. В чувашском - “моя
старшая сестра”.
<4> “родственница” (старше говорящего) — чувашское.
<5> “моя бабушка” (со стороны отца) — чув.диалектное.
<6> “употребляется при именах пожилых женщин” <...> кар.к.,
«обращение к пожилым женщинам» чув.диал.; обращение к старшей
родственнице – киргизское.
В словаре приведено также значение “тетка” (со стороны отца),
которое отмечено как характерное и для казахского языка (на основе
материалов Л.З.Будагова). В современном казахском языке данное значение
специально не выделяется.
“Центральными и почти параллельно распространенными значениями
являются в апа “мать” и “старшая сестра”, распространено апа и как форма
обращения к старшим женщинам” (Севортян 1974: 159).
Исходя из задач исследования, мы привели значения общетюркского
апа ~ аба в фрагментарном виде — только те, которые актуальны и для
современного казахского языка. Приведенный материал позволяет
утверждать, что доминантой в слове апа являлась сема “старший”,
подтверждением чему служит и семантичная характеристика слов с корнем аб-. В современном казахском языке абысын — “старшая невестка по
отношению к младшей (младшим)” (то же, что древнерусское ятровь).
ЛИТЕРАТУРА
Валиханов Ч. Избранные произведения / Отв. ред. А.Х.Маргулан.- М.:
Наука, 1986.
Жубанов К. Из истории порядка слов в казахском предложении //
Жубанов Ќ. Ќазаќ тілі жоніндегі зерттеулер.- Алматы: Ѓылым, 1999.
Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков
(общетюркские и межтюркские основы на гласные). - М.: Наука, 1974.
Трубачев О.Н. История славянских терминов родства и некоторых
древнейших терминов общественного строя.- М.: Изд-во АН СССР, 1959.
Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного
русского языка: в 2 т. Т.2. - 3-е изд.,стереотип. - М.: Русский язык, 1999.
Шанский Н.М. и др. Краткий этимологический словарь русского языка:
Пособие для учителей / Под ред. С.Г.Бархударова. - 3-е изд., испр. и доп. М.: Просвещение, 1975.
Шанский Н.М., Боброва Т.А. Этимологический словарь русского языка.
- М.: Прозерпина, 1994.