Докторант Н

Докторант Н.И.Береснева
Пермский государственный университет
ЯЗЫК И РЕАЛЬНОСТЬ В КОНЦЕПЦИЯХ АНАЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ
(ОТ Д. МУРА ДО Л. ВИТГЕНШТЕЙНА)
У истоков одного из наиболее влиятельных направлений XX в. – аналитической философии – стоял
Д.Мур. Выступив как первый «реалист» с позиции «здравого смысла» против идеалистического монизма с
его основным тезисом «существовать – значит восприниматься», он одновременно явился и первым
аналитическим философом. Одним из первых он призвал философов к прояснению значения слов, чем
впоследствии занялись представители лингвистической философии. Его призыв был услышан.
Б.Рассел заявил о необходимости сведения философии к логическому анализу и создания идеального
языка (вследствие несовершенства естественного), способного разрешить все языковые трудности,
парадоксы и даже метафизические проблемы. Идею подхватили и развили Л.Витгенштейн, Р.Карнап и
представители Венской школы.
Однако уйти от «проклятых» вопросов метафизики путем «прояснения» и «исправления»
естественного языка и от главного вопроса – отношения сознания (речевого мышления) к объективной
реальности – не удалось. Любые попытки прояснить и исправить естественный язык, выходящие за пределы
специфических научных задач, уже являются метафизикой. Попытка видеть причину проблем – в том числе
метафизических – только в языке практически превращает его в самовысказывающийся механизм. Но это не
так, ибо нет отдельно языка и мышления, а есть единое языко-мышление. Поэтому всякие обвинения в
несовершенстве, недостаточности, неуниверсальности языка соответственно означают и сомнения в
возможностях мышления. Философ-аналитик, занимающийся «ремонтом» языка, признает тем самым
существование «языка в себе» и чистого, неязыкового мышления. Это во-первых. Во-вторых, проблема
истины в этом случае остается только предметом языка, взятого со стороны его формальной логической
семантики, а объективный мир отодвигается на второй план, как несущественный элемент практической и
теоретической верификации.
Серьезным потрясением для аналитической философии был крах идеи идеального языка и отказ от
концепции логического атомизма его главных авторов – Б.Рассела и Л.Витгенштейна.
Это потрясение поучительно в нескольких отношениях. Во-первых, это еще одно подтверждение
универсальности, бесконечности естественного языка как практического сознания, орудия мышления и
познания. Во-вторых, всякие исправления, формализация языка есть одновременно редукция его
универсальных бесконечных возможностей в отображении субъективного и объективного мира. А попытки
«экономии», избегания «излишних» сущностей, с одной стороны, помогают разрешить парадоксы и другие
трудности, но, с другой стороны – порождают новые. Главный же «парадокс» состоит в том, что
крупнейшие представители аналитической философии – Б.Рассел и Л.Витгенштейн, – выступив против
идеалистических монистов (в том числе против позитивистов-махистов), сами оказались «инфицированы»
этой болезнью, но только в более рафинированной, рационализированной форме – аналитического
атомистического плюрализма.
Все началось с Г.Фреге, который, выявив четыре плоскости знакового отношения («знак»–
«значение»–«смысл»–«представление»), как антипсихологист, исключает «представление». Но делает это он
из благих побуждений, для того чтобы показать «объективность» мысли, ее независимость от субъекта (1).
Исключение субъективных представлений – промежуточной стадии между знаком и обозначаемым –
облегчает рассмотрение отображения.
Однако и эта трехплоскостная структура в дальнейшем породила много трудностей. Г.Фреге считал,
что смысл и значение (денотат) легко устраняют языковые трудности, связанные с наличием нескольких
знаков для обозначения одного и того же объекта («Вечерняя звезда» и «Утренняя звезда» имеют одно
значение – объект «Венера» - и разные смыслы).
После Г.Фреге серьезное внимание на семантические вопросы обратил Б.Рассел, который в теории
дескрипций отказался от трехплоскостной структуры, вычеркнув «смысл», показав на примерах те
трудности, которые связаны с трехплоскостной структурой. То же делает и Л.Витгенштейн. В результате
между знаком и тем, что он обозначает, не остается ни субъективных представлений, в том числе и понятий,
ни объективного значения слова. Принцип экономии соблюден. Теперь можно заняться исследованием
отношения знака и обозначаемой реальности. На этом пути создателей «идеального языка», авторов
логического атомизма, подстерегают многочисленные трудности.
Б.Рассел мыслил в терминах семантики отображения. Для характеристики концепции, лежащей в
основе его анализа, он ввел обозначение «логический атомизм». К наиболее фундаментальным относится
его концепция (аристотелевская) истины как соответствия фактам (2, 3). Поэтому он строит логическую
конструкцию как логику функции истинности. Все сложные предложения можно свести к атомарным.
Соответственно структура мира должна быть такой же, то есть состоять из атомарных фактов. Причем атомарный факт – это не онтологический атом, а то, что делает предложение истинным.

© Н.И. Береснева, 2002
Концепция логического атомизма является одновременно и логической, и метафизической. Как
логик, Б.Рассел рассматривает структуру совершенного языка; как метафизик-онтологист – говорит о такой
же структуре реальности; как онтологист-аналитик – расщепляет единый взаимосвязанный мир
идеалистических монистов на отдельные независимые атомарные факты (вроде лейбницевских монад). А
поскольку эти факты – чувственные данные, с которыми имеет дело «логический конструктор», – он
сторонник эмпиристической традиции. Высказываясь за существование универсалий, – он предстает как
идеалист-платоник. И наконец, через его рассуждения проходит мысль о первичности логических
конструкций, которым должен соответствовать мир событий и фактов, что возвращает его на
позитивистские позиции. Таким образом, позиция «здравого смысла», из которой исходил, как и Д.Мур,
Б.Рассел, недостаточна для действительного преодоления идеализма во всех его формах, и субъективного в
особенности.
Поистине актуальными становятся в этой ситуации слова Д.Дидро, который говорил о субъективной
концепции Д.Беркли, что ее «к стыду человеческого ума, к стыду философии всего труднее опровергнуть,
хотя она всех абсурднее» (4). Слова Д.Дидро особенно уместны в связи с еще более изощренной
конструкцией логического атомизма, предложенной Л.Витгенштейном.
Л.Витгенштейн рассматривает те же атомарные факты («Мир есть совокупность фактов, а не вещей»,
«Мир распадается на факты»). Сама природа факта неопределенна, да и безразлична для философа, ибо
«факты есть все то, что делает предложение истинным» (5). Так же, как у Б.Рассела, предложенная картина
мира зависит от логики. Последнее утверждение может вызвать споры, поскольку «предложение – картина
действительности», «конфигурация простых знаков в знаке-предложении соответствует конфигурации
объектов в определенной ситуации» (3).
Однако мир Л.Витгенштейна иной. Его атомарные факты проецируются логической структурой
атомарных предложений, а не наоборот. Более того, «границы моего языка означают границы моего мира»
(5). Тематически идя в русле логического анализа Г.Фреге и Б.Рассела, Л.Витгенштейн исходит «из того
единственного языка, который я понимаю» (6). Но говорит он о «границе», которую задает некий
идеализированный язык, можно сказать, эйдос (Э.Гуссерль) всех языков, структура которого определяется
логической сеткой. Эта логическая сетка изначальна, априорна, мы ее не можем мыслить и видеть. Это чтото вроде кантовских априорных форм созерцания. Так что картина мира (языковая) детерминируется
логикой, природа которой неясна.
Любые попытки совершенствования языка, создания идеальной знаковой системы, как
представляется, на деле означают моделирование только одной из сторон, функций бесконечного в своих
возможностях отображения языка. Процесс такого моделирования бесконечен, об этом свидетельствует следующее. Дело в том, что главное, что объединяет упомянутые концепции и конструкции, – это устранение
из построений мыслящего Я – субъекта бесконечного и универсального языка. Б.Рассел, исключая класс
эгоцентрических слов, заключал, что они «не являются необходимыми ни в какой части описания мира,
будь то мир физический или мир психологический» (7).
Необходимость включения координаты Я выразилось в пропозициональных установках, появлении
модальных логик. В лингвистической философии это выразилось в активной разработке идей позднего
Л.Витгенштейна. В их основе – понимание значения языкового выражения как употребления.
Конкретизация поиска адекватных способов выявления значения имела свои плюсы. Но помимо
очередной специализации исследования (выяснения значения употребления выражений типа «Я знаю»)
исследователи не сделали последний шаг – от субъекта к объективному внешнему миру, оставаясь в
конечном итоге в рамках системы языка.
Как писал в свое время О.Шпенглер, смерть культуры оставляет после себя цивилизацию. Крушение
доктрины аналитической философии, о котором говорят многие современные философы (8,9), оставило
после себя метод. Его благотворное влияние можно почувствовать в любой сфере философии, а также в
лингвистических, исторических и других исследованиях.
_______________________
1. Фреге Г. Мысль: логическое исследование //Философия, логика, язык. М, 1987. С. 18-47.
2. Russel B. My Philosophical Development L.; N.Y., 1959.
3. Кюнг Г. Онтология и логический анализ языка. М., 1999.
4. Дидро Д. Избр. филос. произв. М., 1941.
5. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.
6. Смирнова Е.Д. Логика и философия //Вопросы философии. 2000. №12.
7. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка (Семиотические проблемы лингвистики,
философии, искусства). М., 1985.
8. Рорти Р. Философия в Америке сегодня // Аналитическая философия: Становление и развитие:
Антология. М., 1998. С.433-453.
9. Решер Н. Взлет и падение аналитической философии //Там же. С. 454- 465.