ФОРМЫ СОЦИАЛЬНОЙ АДАПТАЦИИ: ИМИТАЦИЯ

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2012. № 4
Е.В. Красавина, канд. социол. наук, доц. Российского государственного торгово-экономического университета*
ФОРМЫ СОЦИАЛЬНОЙ АДАПТАЦИИ:
ИМИТАЦИЯ-ПОДРАЖАНИЕ И ИМИТАЦИЯ-СИМУЛЯКР
В силу распространенности в повседневных социальных практиках современных россиян того, что можно было бы назвать имитационной моделью
поведения, перед отечественной социологией стоит задача концептуализации этого понятия с перспективой его дальнейшей социологической операционализации. В настоящей статье мы делаем попытку концептуализировать
термин “имитация” в предметном поле социологии с целью достигнуть
здесь терминологической и методологической определенности.
Ключевые слова: имитация, имитация-подражание, имитация-симулякр,
социальная адаптация, имитационное поведение.
In view of the prevalence in everyday social practices of modern Russians that
could be called a simulation model of behavior in front of the sociology of the task of
conceptualizing this concept with a view to its further operationalization of sociology.
In this article we attempt to conceptualize the term “imitation” in the subject field of
sociology in order to achieve this terminological and methodological certainty.
Key words: imitation, imitation-imitation,imitation-simulacrum, social adaptation,
imitation behavior.
В последнее десятилетие в профессиональном дискурсе социологов все чаще используется термин “имитация” применительно
к описанию характера повседневной деятельности и модели поведения в разных сферах жизни. Данный термин (от лат. imitatio) имеет
прямой русский семантический аналог — подражание, воспроизведение. Именно в этом значении понятие “имитация” использовалось психологами и социологами классического периода применительно к основному механизму освоения ролевых моделей и
норм поведения, наиболее активно работающему в раннем детстве
индивида, в период его первичной социализации. Так, имитацию
в значении “подражание” рассматривает как психологический механизм первичной социализации З. Фрейд: согласно его концепции,
восприятие ролевых функций и норм ребенком происходит через
непосредственное копирование им моделей поведения родителей.
Однако в понимании Фрейда имитация-подражание предстает
скорее психологическим, чем социальным процессом, связанным
со становлением психосексуальной и гендерной идентичности личности в ее индивидуальной истории.
Красавина Екатерина Валерьевна, e-mail: [email protected]
93
В социологии понятие имитации-подражания нашло применение прежде всего в рамках функционализма. Э. Дюркгейм, как и
Фрейд, рассматривал ролевое подражание как основной механизм
социализации. Налагая на поведение индивида клише типовой социальной роли, сообщество, заставляя его посредством подражания научаться соответствию ролевым требованиям, тем самым постепенно вписывает его в социальную среду. Если в традиционном
(архаическом) сообществе примитивная ролевая структура придает относительную оформленность аморфной коллективности, то
в высокодифференцированном обществе модерна складывается
более индивидуализированное единство личности и комплекса ее
ролей. В обеих моделях коллектив как бы “вбирает в себя” индивида, заменяя его собственную волю волей сообщества, что и подразумевает введенное Дюркгеймом понятие “социализация”. Выступая по отношению к индивиду как сложившаяся, уже готовая
совокупность объективных структур, общество в то же время формирует самого индивида, его предпочтения и когнитивный стиль,
его мотивации, нормативно-ценностные установки, задает характер его социальных практик, систематически и целенаправленно
принуждая индивида строить свои действия на принятой нормативно-ценностной базе, внедряя в его психологию эти нормы и
ценности в процессе социализации. В дальнейшем, поступая в соответствии с интериоризированными нормами и ценностями, индивид объективно способствует своими действиями укреплению
установленного нормативного порядка. Таким образом, в трактовке
Дюркгейма имитация-подражание является основным механизмом
освоения и глубинной интериоризации индивидом норм и ценностей сообщества. Дюркгейм вкладывает в это понятие вполне позитивный и конструктивный смысл: через имитацию-подражание
осуществляется единственно возможная связь общества и формирующегося индивида, благодаря подражанию последний научается
подчинять свои индивидуальные желания и цели коллективу, что
в конечном счете для Дюркгейма и есть культурное измерение индивида. Между обществом и культурой можно ставить знак равенства; через подражание происходит интеграция индивида в культуру,
а культура образует смысловое единство сообщества.
Это единство, согласно Дюркгейму, кристаллизуется в “коллективных представлениях”. Этот общий для функционализма термин
обозначает базовые для данного сообщества и долговременно сохраняющие действенность ценностные предпочтения. В свою очередь коллективные представления объективируются и кодируются
в материальных знаках — символах или эмблемах, образующих семиотическую основу сообщества. И несмотря на то что Дюркгейм
говорит главным образом о социализационно-ролевых аспектах
94
подражания, фактически у него уже выстроена цепочка: подражание (имитация) — базовые ценности культуры (“коллективные
представления”) — знаковые коды данной культуры.
Эту цепочку развивает дальше структурный функционализм
Т. Парсонса. Последний обращает внимание уже не столько на социализационно-ролевые, сколько на культурные и социетальные
аспекты имитации. Имитация-подражание в социологии Парсонса
описывается как основной механизм, ответственный за выполнение системой функции удержания культурного образца, обеспечивающий усвоение и сохранение необходимых для самосохранения
системы элементов культуры. Ценностные образцы, сохраняемые
и транслируемые таким образом, принимают, согласно Парсонсу,
форму “коллективных представлений”, определяющих желательный, с точки зрения членов общества, тип социальной системы.
Ценностные образцы, зафиксированные в коллективных представлениях, т.е. являющиеся продуктами общественного консенсуса, легитимируют социальные институты. Стоит подчеркнуть,
что сам термин “коллективные представления”, заимствованный
Парсонсом у Дюркгейма, подчеркивает единство и преемственность
социологической традиции, в рамках которой механизмом легитимации институтов общества выступает воспроизводство коллективных представлений ценностного содержания, основанных на
сакральном символизме культуры. Такие коллективные представления Парсонс называет ценностными приверженностями. Отличительной характеристикой ценностных приверженностей является,
согласно Парсонсу, их значительная независимость от “соображений цены, выгоды или убытков, от текущих потребностей социума
или окружающей среды”1. Удержание культурного образца предполагает сохранение этой независимости и актуальности ценностных приверженностей, позволяющее удерживать образцы вне зависимости от меняющейся экономической или политической
конъюнктуры.
Таким образом, согласно Парсонсу, воспроизводство ценностных образцов, принятых на уровне консенсуса в статусе коллективных представлений, через имитацию-подражание является системообразующим процессом в обществе, определяющим качество
и содержание общественной жизни. Как подчеркивает известный
традициолог Э. Шилз, во многом следующий линии Дюркгейма,
“общество не было бы обществом без преемственности. Механизмы воспроизводства придают ему длительность, которая позволяет
определять его как общество”2.
1
2
Курбатов В.И. Современная западная социология. Ростов н/Д, 2001.
Shils E. Tradition. Chicago, 1981. P. 167.
95
В структурно-функциональном контексте имитация-подражание работает как механизм стабилизации системы: система не меняется, поскольку не меняются ценностные приверженности со
сменой поколений; а также как механизм социализации и адаптации: индивид, перенявший через подражание ценностные приверженности, являющиеся базой коллективной легитимации социальной системы и закрепленные в соответствующих сакральных
символах, способен к оптимальному ролевому функционированию внутри системы. Таким образом, социализация и социальная
адаптация здесь совпадают: путь к эффективной адаптации индивида лежит через его причастность ценностным приверженностям
и символическим кодам, поддерживающим сохранение системы.
Классическая и постклассическая — функционалистская — социологическая трактовка термина “имитация” на этом останавливается. Однако философско-антропологическая традиция со своей
стороны внесла свой вклад в разработку понятия имитации, анализируя процесс социальной адаптации со стороны самого адаптирующегося индивида-личности. Для этого было необходимо находиться за рамками функционального контекста, чтобы стала
зримой дистанция между личностью субъекта поведения и его
ролью. Иначе говоря, нужно было перейти из функционального
в онтологический контекст, поставить проблему аутентичного индивидуального бытия, не сводимого к социальным функциям. Эта
проблематика, как известно, продуктивно разрабатывалась экзистенциализмом. Например, Ж.-П. Сартр в работе “Бытие и Ничто” рассматривает проблему соотношения субъекта и его роли,
используя для этого введенное им понятие “фактичность”. Социальная роль и ее предписания — это фактичность, т.е. неизменная
вещественность, что заставляет вспомнить рекомендацию Дюркгейма рассматривать социальные факты “как вещи”. В противоположность этому человеческая личность не сводима к вещи и не
может рассматриваться по аналогии с таковой. Она многомерна и
изменчива, богаче любой из функций, предлагаемых обществом.
Сартр иллюстрирует эту мысль хрестоматийным образом официанта, растворившегося в своей ролевой функции до состояния автомата3. Движения официанта, четкие и выверенные, красивы в
своей профессиональности: в них нет ничего лишнего, “нечеткого”, что выдавало бы в нем живого человека. Он похож этой четкостью на механическую куклу, автомат, “вещь”, лишенную души,
колебания, сбоя. В нем нет “человеческого”.
На первый взгляд философ просто художественными средствами описывает все ту же имитацию-подражание, посредством кото3
96
См.: Сартр Ж.-П. Бытие и Ничто. М., 2000.
рой молодой человек пытается соответствовать своей социальной,
в данном случае профессиональной, роли. Однако в тексте Сартра
есть ключ к более глубокой интерпретации этого термина. Движения официанта, отмечает он, воспроизводят механическую походку
заводной куклы: он стремится целиком вместиться в ролевую
функцию вплоть до отождествления с нею, изгнания из себя всего
“лишнего”, человеческого. Здесь уже речь идет не столько об имитации как содержательном подражании, сколько об имитации как
своего рода условной ролевой игре, когда успех прямо зависит от
того, насколько субъекту удается абстрагироваться, выполняя социальную или профессиональную роль, от собственной личности
и индивидуальных предпочтений, в том числе и ценностных. Как
пишет Сартр, этот молодой человек “играет в официанта”. Играя
свою роль, официант целиком растворяется во внешней репрезентации услужливости и предупредительности, свойственных роли, т.е.
воспроизводит соответствующий образец ролевого поведения, превращаясь в абстрагированную и отчужденную “форму” этой роли.
Феномен отчуждения во всех его проявлениях давно констатирован и глубоко исследован в предметном поле социальной философии, философской антропологии, социальной психологии. Мы
пользуемся им здесь технически — для перехода к другому аспекту
понятия имитации, который остается незаметным для структурнофункционального подхода. Отчуждение, согласно экзистенционализму, проявляется в превращении человеческой личности в своего
рода “вещь”, потерявшую свою бытийную полноту, а следовательно,
и возможность полноценной корреляции с ценностными предпочтениями сообщества, адресованными целостной индивидуальности. Отчужденная ролевая форма дистанцирована от самого человека, а также, возвращаясь в контекст структурно-функциональной
социологии, от ценностных предпочтений и сакрального символизма, интериоризованных личностью. Отчуждение ролевой формы от
содержательных связей роли с культурными образцами и сакральными ценностями препятствует не только нормальной жизнедеятельности индивида, но и полноценному воспроизводству системы. Поэтому нам представляется, что в сартровском описании
официанта зафиксирован другой тип имитации, который не сводится к социально-конструктивной имитации-подражанию, описанной классиками функционализма. Назовем его “имитациясимулякр”.
Чтобы обосновать правомерность введения этого словосочетания в качестве отдельного термина, напомним, что всякое воспроизводство образца можно и нужно рассматривать как вид знаковой
деятельности, связанный с кодировкой-раскодировкой образца,
воспринимаемого как знак. Изучение этого процесса должно по97
этому опираться и на привлечение концептов семиотики культуры.
Как подчеркивает классик структурализма Р. Якобсон, “…определяющий признак всякого знака вообще и любого языкового знака
в частности — это его двойственность; любая языковая единица
имеет две стороны и два аспекта: один — чувственный, другой —
умопостигаемый… Эти две составляющие языкового знака (и вообще любого знака) неизбежно предполагают друг друга и взывают
друг к другу”4. На постулировании однозначной связи между этими аспектами знака построена семиотическая концепция структурализма. С этой точки зрения раскодирование образца предполагает в первую очередь воспроизводство этой связи между знаком и
его внутренним смыслом: воспроизводится не внешне воспринимаемая форма (чувственный аспект) знака, а форма в неразрывной
связке с содержанием. Тогда подражание образцу — это воспроизводство в единстве и содержания и формы, а воспроизведение
формы представляет собой всегда действующий ключ к воспроизводству содержания.
Однако если между двумя аспектами знака нарушено однозначное соответствие, внешнерепрезентационный (формальный) его
аспект может вести самостоятельное существование как феномен
социокультурного ряда, т.е. воспроизводиться вне прямой связи
с теми ценностными представлениями и предпочтениями, которые
ранее находили внешнее выражение в этой знаковой форме. Для
обозначения таких “пустых” знаковых форм, наполняющих пространство коммуникации, в современном социогуманитарном знании существует понятие “симулякр”. В социальной философии и
социологии этот термин используют, начиная с Ж. Бодрийяра,
впервые его введшего, и знаменитых постструктуралистских семиологов — Ж. Деррида, Ж. Делеза и др. Симулякр трактуется ими
как “пустой знак”, отделившийся от обозначаемого смысла, “копия копий”, лишь формально воспроизводящая оригинал. Как
пишет Делез, «современный мир — это мир симулякров. Человек
в нем не переживает Бога, тождество субъекта не переживает тождества субстанции. Все тождества только симулированы, возникая
как оптический “эффект” более глубокой игры — игры различия и
повторения»5. Согласно Бодрийяру, культурный мир постмодерной эпохи представляет собой социокультурное воспроизводство
без производства, простое повторение пустых знаков, симулирующее присутствие значения, когда в действительности культурные
значения утрачены6. Таким образом, для философов постмодерна
симуляция и имитация-симулякр представляют собой универсаль4
Цит. по: Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000.
Делез Ж. Различие и повторение. СПб., 1998.
6 Тhе icon critical dictionary of postmodern thought. Cambridge, 1998. P. 193.
5
98
ные характеристики современной культуры. Неполнота внутреннего тождества у человека эпохи постмодерна и у общества эпохи
постмодерна, по мнению этих авторов, делает неизбежным возвратный поиск полноценной культурной идентичности в прошлом —
актуализирует идею “вечного возвращения”, чтобы подкрепить
распадающуюся культурную идентичность прошлым опытом. Но,
как подчеркивает Делез, такие “возвраты” неспособны вернуть
утраченную самотождественность культуры, а только порождают
бесконечное умножение пустых копий. Для мыслителей постмодерна современная культура — это по определению культура “копирующая”: она копирует без внутреннего тождества, т.е. симулирует, имитирует утраченный прошлый опыт существования в
единстве с сакральными ценностями. Поэтому культура превращается в “игру различий и повторений”, которая ощущается и зачастую осознается как несущностная, чисто симулятивная игра.
В современной зарубежной теоретической социологии также
бытуют идеи, созвучные приведенным выше, и концепции, рассматривающие социальную действительность как перформативную, инсценированную реальность, по отношению к которой
имитация служит основным адаптационным механизмом. Такова,
например, разработанная И. Гоффманом феноменологическая трактовка социального взаимодействия как ролевой инсценировки, за
которой нет никакого сущностного основания. Б. Латур видит
преимущества игровой интерпретации социальной реальности в
том, что она позволяет ощутить неопределенность, “флюидность”,
релятивный характер действительности социальных взаимодействий, в которых грань между реальным действием и игрой становится расплывчатой.
В то же время большинство зарубежных авторов, констатирующих преобладание имитации в ткани социального взаимодействия, имеют в виду не столько его принципиальную перформативность (социальный мир — театр, где нет ничего, кроме ролей и
актеров), сколько состояние современного западного общества,
находящегося в фазе постмодернизации и переживающего распад
культурной основы модерна с его классическими представлениями
о реальности, продуктивности и осмысленной мотивированности
действия. Рассмотрение современной социокультурной среды как
преимущественно имитационной, симулятивной закономерно
приводит к выводу о всеобщности и неизбежном характере действия
механизма имитации. Более того, уже социологи и социальные
психологи неофрейдистского и фрейдомарксистского направлений середины ХХ в. — Т. Адорно, Г. Маркузе, К. Хорни и др. —
констатировали, что невротический тип личности в современном
обществе преобладает и является для него психофизиологической
99
нормой. Согласно этим авторам, устойчивых социетальных ценностей в современных обществах нет, и каждая социальная роль
разыгрывается актором в отдельной автономной системе ценностей той социальной микросреды, в которой существует данная
роль. Роли превращаются в маски, за которыми полная неопределенность. Как отмечают исследователи, у современного человека
наблюдается “размазанность”, плюралистическая неопределенность Супер-Эго — в парадигме фрейдизма интериоризованной
нормативной структуры, репрезентирующей нравственное ядро,
традиционные ценности, основу культурной идентичности. Как
подчеркивает известный российский социолог И.С. Кон, современный человек — это актер, растворяющий свою идентичность в
непрерывных социальных перевоплощениях, играющий множество ролей, не принимая их всерьез. При этом серьезное отношение к одной какой-то роли, отождествление себя с ней делает индивида невротиком7.
Не придерживаясь этих позиций в целом, мы, однако, считаем
правомерным использовать идеи постструктуралистской семиотики
как базу методологического конструкта для исследования феномена имитации. Они позволяют обосновать выделение в понятии
имитации, используемом как термин социологии, второго аспекта
его значения. Имитацию как воспроизводство образца, нам представляется, можно трактовать двояко — как воспроизводство формы и содержания ролевого поведения в относительном единстве
(имитация-подражание) и как воспроизводство ролевой формы,
отчужденной от содержания (имитация-симулякр). Это второе значение позволяет выделить особую форму имитативного поведения —
своего рода социальную мимикрию, практикуемую в целях адаптации к ролевым требованиям и нормам, которые воспринимаются
акторами как чисто внешние, дистанцированные от их личности,
однако выполнение этих требований необходимо для достижения
и удержания общей социальной успешности.
Таким образом, мы полагаем, что можно использовать применительно к исследованию социального поведения два отдельных,
хотя и генетически связанных понятия, операционализирующих
две разные, хотя и родственные, поведенческие стратегии, — “имитация-подражание” и “имитация-симулякр”. Обе эти стратегии
представляют собой воспроизводство образца, но в первом случае
имеет место подражание, копирующее содержательную ролевую
деятельность, находящуюся в рамках коллективных ценностных
предпочтений сообщества, а во втором воспроизводится только
внешняя форма образца, отчужденная от ценностных предпочте7
100
См.: Волков Ю.Г., Добреньков В.И. Социология. М., 2008.
ний, являющихся базой социетальной преемственности, и, следовательно, не ориентированная на социетальные цели и ценности.
Следовательно, вторая стратегия — имитация-симулякр — связана
только с индивидуальным целеполаганием.
Для социологии традиционно понимание подражания как механизма социализации — процесса, через усвоение ролевых требований и норм осуществляющего ориентацию поведения индивида
на цели и ценности, принятые на основе социального консенсуса
как цели и ценности системы. Но, как мы только что показали,
имитация-симулякр не ориентирует индивида на цели общества,
оставляя его в рамках индивидуальных целей, и, следовательно, не
может работать как механизм социализации. В таком случае воспроизводство внешней формы роли является механизмом адаптации индивида или группы, причем адаптации к ненормативной
социальной ситуации. И такая адаптация в силу всего сказанного
контрпродуктивна для самосохранения социальной системы.
Л.В. Корель, определяя механизм социальной адаптации, включает в свое определение в качестве одного из структурных элементов
механизма те социальные факторы и условия, которые заставляют
индивида воспользоваться именно этим, а не другим механизмом.
Руководствуясь ее определением как методологической канвой,
мы должны рассматривать имитативный механизм адаптации в трех
аспектах: аспекте социальных факторов и детерминант, обусловливающих потребность индивида или группы в гармонизации своих
целей и средств с помощью механизма имитации; аспекте последовательной цепочки поведенческих актов, реализующих эту потребность; аспекте целей адаптации, достигаемых индивидом или
группой благодаря имитационному механизму8.
Социальные факторы адаптации — это внешние по отношению
к субъекту факторы, действие которых нарушает сложившуюся
гармонию целей субъекта и нормативных предписаний социальной
среды. Внесение социальных факторов в состав механизма адаптации, казалось бы противоречащее самому понятию поведенческого
механизма, на самом деле является важным методологическим
ориентиром, подчеркивающим неотделимость самого способа адаптации от той социальной ситуации, которая вызывает его к жизни.
Отсюда вытекает, что, рассматривая имитацию-симулякр как один
из возможных для индивида механизмов социальной адаптации,
мы должны обосновать его непосредственную связь с определенной ситуацией в обществе.
Отметим, что социальные факторы, связанные с имитацией как
адаптационным механизмом, определяются особым состоянием
8 См.: Корель Л.В. Социология адаптаций: вопросы теории, методологии и методики. Новосибирск, 2005.
101
окружающей социокультурной среды, вызывающим необходимость
специальных нетипичных приспособительных стратегий со стороны
индивида, группы, социального слоя. Такое состояние возникает
вследствие радикальных трансформаций институтов общества и
сопутствующих им периодов аномии, когда следование интериоризованным в ходе социализации нормам и ориентирам не приводит к социальному успеху.
Нам представляется, что имитация-симулякр практикуется как
механизм социальной адаптации в ситуациях общей девальвации
базовых ценностных установок общества, когда воспроизводство в
поведении усвоенных в ходе социализации нормативных образцов
само по себе уже зачастую фактически не является необходимым
условием достижения социальной успешности. Однако в силу культурной инерции оно сохраняется как внешнее ритуальное оформление повседневных социальных практик. Ситуации трансформации
общества и ломки его прежних ценностно-нормативных основ
приводят к усложнению процесса социализации: неизбежно возникает лаг между старыми, привычными, но уже неэффективными
на практике нормативными установками и теми требованиями и
возможностями, с которыми сталкивает индивида обновленная
действительность. В таких ситуациях социализация и адаптация
перестают совпадать в своем векторе. Социализация по-прежнему
направлена на усвоение молодым индивидом норм и ценностных
предпочтений культуры, но эти нормы уже непродуктивны с точки
зрения достижения социальной успешности. И на практике индивид вынужден пользоваться новыми неформальными правилами,
фактически заменяющими нормы социального взаимодействия.
А процесс адаптации стихийно компенсирует этот зазор.
Именно такая стратегия социальной адаптации, по нашему
мнению, может быть типологизирована как имитация-симулякр:
чисто внешняя, ритуальная по своей природе демонстративная
презентация следования социетальным нормам и ценностям сродни
социальной инсценировке. Прибегая к стратегии имитации-симулякра, субъект так или иначе воспроизводит только внешнюю форму поведения, ориентированного на поверхностно усвоенные в ходе
социализации нормативные требования и ценностные ориентиры.
Имитируя таким образом приверженность заложенным социализацией ценностям и связанным с ними нормативным предписаниям, субъект социально фиксирует и демонстрирует свою причастность к символическому контексту формирующей его социетальной
культуры. Выше мы, ссылаясь на концепции Дюркгейма и Парсонса, говорили о значимости символического порядка культуры
для легитимации социальной системы. Именно в связи с необходимостью культурной легитимации так важно полновесное усвое102
ние индивидом сакральных ценностей и культурного символизма
в процессе социализации. Заявляя о своей причастности этому
символическому порядку, индивид тем самым информирует сообщество о том, что он признает и разделяет легитимность социальной
системы, а также о том, что он в своих индивидуальных практиках
учитывает эти ценности и смыслы и не отклоняется от норм, укорененных в символическом порядке своей культуры. Иными словами, он заявляет, что в своих действиях и целеполагании не подвергает социальный порядок культурной делегитимации и что его
практики не составляют угрозы для существующей социальной
системы.
Но имитация-симулякр как стратегия поведения практикуется
тогда, когда культурный символизм уже не оказывает реального
влияния на индивидуальное целеполагание актора. Это означает,
что сакральные ценности культуры для него частично или полностью десакрализованы и его реальное индивидуальное целеполагание осуществляется вне их влияния. Эта ситуация делает возможным
расхождение частноэгоистических целей индивида и коллективных
целей системы, когда актор способен преследовать свои индивидуальные цели, игнорируя цели общества или даже им в ущерб.
Однако такое индивидуальное целеполагание вписывается в прагматический контекст повседневности рыночного общества.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Волков Ю.Г., Добреньков В.И. Социология. М., 2008.
Делез Ж. Различие и повторение. СПб., 1998.
Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000.
Корель Л.В. Социология адаптаций: вопросы теории, методологии и
методики. Новосибирск, 2005.
Курбатов В.И. Современная западная социология. Ростов н/Д, 2001.
Сартр Ж.-П. Бытие и Ничто. М., 2000.
Shils E. Tradition. Chicago, 1981.
Тhе icon critical dictionary of postmodern thought. Cambridge, 1998.