К вопросу об исключительности и всеобщности суждения как
advertisement
Мысль. Выпуск 8 (2009). С. 79–84 Санкт-Петербургское философское общество Е. Ю. Сиверцев К вопросу об исключительности и всеобщности суждения как формы мысли В статье делается предположение, что суждение — единственная способность человеческого интеллекта, которая может претендовать на возможность поставлять истинное знание. Данное предположение обосновывается путем исследования суждения как особого вида деятельности. Для начала следует определить суждение как логическую категорию. Чтобы не растеряться в огромном количестве существующих дефиниций, обратимся к первому европейскому автору, выделившему данную форму — Аристотелю. По его мнению, суждение «есть речь, утверждающая или отрицающая что-то относительно чего-то». Теперь поставим два вопроса, на которые попытаемся ответить в данном очерке. 1. Является ли суждение исключительным поставщиком истинного знания? Иными словами, только ли логикосоразмерное («рациональное») знание может приниматься как потенциально истинное или другие виды знания (например, знание эзотерическое, не расчленяющееся на связную последовательность суждений) в не меньшей степени имеют право претендовать на адекватное отображение сущего? 2. Все ли люди (разных психологических типов, разных социальных слоев, разных цивилизаций и т. п.) применяют суждение одинаково, т. е. связывают связкой субъект и предикат, а не занимаются, например, простым перечислением, которое становится логически связанным лишь при корректирующем переводе на европейские языки? Начнем анализ с прояснения природы суждения, т. е. ответа на вопрос о происхождении суждения как операции человеческого мышления. Здесь существуют, как представляется, две основных точки зрения. Первую можно условно назвать эмпирической, вторую — трансценденталистской. Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 2. М., 1978. С. 119. 24а15. 79 80 Н а у чн ы е стат ь и Эмпирическая точка зрения начала формироваться еще в античности (Демокрит, Стоики), проявилась в средневековом номинализме и новоевропейском сенсуализме, а наиболее внятным образом выразилась в марксистской гносеологии. Согласно этой позиции, суждение укоренено в связях вещей, событий и процессов, осуществляющихся во внешнем мышлению и независящем от последнего мире. Суждение идеально отражает материальное: «… источником суждений являются связи и отношения, которые существуют между предметами и их свойствами в самом окружающем объективном мире». Трансценденталистская точка зрения также идет от античности (Пифагор, Платон, Неоплатонизм), в средневековье — реализм, в Новое время — рационализм. Рассмотрим ее в кантовской интерпретации (есть, конечно, и более современные версии, но для нашей задачи Кант — фигура вполне оптимальная). Согласно кенигсбергскому мыслителю, человек при помощи суждений связывает предметы познаваемого мира. Такое связывание обозначено термином «синтез». «Синтез… есть исключительно действие способности воображения, слепой, хотя и необходимой, функции души». Иными словами, ни о каких связях внешнего мира говорить нельзя, можно говорить лишь о связях, налагаемых на внешний мир человеческим рассудком: «Мы ничего не можем представить себе связанным в объекте, чего прежде не связали сами». Как пре дстав л яетс я, обе точк и зрени я ис ход ят из опре де ленных предпосылок. Предпосылка эмпирической точки зрения может быть выражена тремя тезисами. 1. Суждение связывает предмет с определенным признаком, а в объективном мире предметы и на самом деле имеют определенные признаки («Тигр есть хищное животное»). 2. Мир слагается из предметов и явлений, различенность которых и связи между которыми человек отражает в форме суждения («Земля притягивается к Солнцу силой гравитации»). 3. Действия в соответствии с системой правильных и логически связанных суждений всегда приводят к заранее планируемому результату (Сотрудники данной лаборатории добросовестно относятся к своей работе. Исследования, проведенные в данной лаборатории, показали, что проектируемый механизм будет работать очень надежно. Так оно и получилось). Предпосылка трансценденталистской точки зрения такова: если суждение корректируется с внешним ему миром, может этот внешний мир разграничивать, а также подтверждает себя при соотнесении с внешним миром, значит оно является «представителем» чего-то объективного в мышлении. И это объективное в каждом новом акте свершения мышления присутствует в абсолютно неизменном Формальная логика. Л., 1977. С. 44. Кант И. Соч.: В 6 т. Т. 3. М., 1964. С. 173. Там же. С. 190. Е. Ю. Сиверцев. К вопросу об исключительности и всеобщности суждения как формы мысли виде (мир, конечно, изменяется, но его фундаментальные основы, отраженные в логике, — нет; ибо неизменны априорные формы чувственности и рассудка). Сначала разберем три тезиса, формирующие предпосылку эмпирической точки зрения на природу суждения. Первый тезис. В объективном мире предметы имеют определенные признаки. Оспаривать это очевиднейшее положение было бы бессмысленно. Оно и на самом деле бесспорно. Обратить внимание следует вот на что. Только ли признаками исчерпывается предмет? Сводится ли бытие предмета целиком и полностью к тому, что можно выразить словами (пусть даже огромным их количеством), отличающимися от слова, обозначающего предмет? Европейская философская традиция начиная с Платона дает на этот вопрос утвердительный ответ. Нет, никто не пытается утверждать, что есть предметы, о которых мы знаем абсолютно все. Непознанное присутствует. Но это непознанное непременно существует в виде совокупности признаков и никак иначе. Даже мистические традиции не будут здесь исключением — в предмете есть нечто, постигаемое интуитивно, но результат этого познания, тем не менее, в каких-то словах выразим, и посему предмет опять-таки сводится к признакам. Какова же аргументация подобного хода мысли? Только ссылки на очевидность. И здесь, как представляется, яснейшая и не требующая доказательств частичная подчиняемость объективного мира человеческому словотворчеству принимается за всеобщее свойство мира. А в таком случае вполне правомерно предположить, что «признакосоразмерность» бытия предмета — это не отражение всей полноты действительности предмета, а налагаемое человеком на предмет ограничение его восприятия. Схема, безусловно, адекватная, но эта схема человеческая, совершено не обязательно исчерпывающая бытие предмета и мира. Второй тезис. Мир слагается из предметов и явлений, различенность которых и связи между которыми человек отражает в форме суждения. Где различенность, там граница. Размышляя о границе, мы принимаем за сам собою разумеющийся факт четкой фиксируемости наличия и отсутствия границы (т. е. «граница границы» фиксируется как бы сама собою). Иными словами, мы предполагаем, что предметы и явления относительно четко разделяются границами, а анализируя любой фрагмент пространства и любой фрагмент времени, мы можем без особых затруднений определить, проходит там какая-либо граница или нет. Например, в «Черном квадрате» К. Малевича нет внутренних границ черной части картины и внутренних границ части белой. Есть только одна граница — между черным и белым. Однако рискнем предположить следующее: едва ли на самом деле можно найти фрагмент реальности, где бы границы отсутствовали напрочь. Если тот же «Черный квадрат» исследовать с высокой степенью точности, то обнаружится, что внутри локального цвета существует великое множество самых разнообразных оттенков, причем оказались они там не по воле автора, а в силу не абсолютной однородности структуры используемой краски. То же самое можно сказать и вообще о любом фрагменте реальности — при внимательном его восприятии мы не найдем абсолютно однородного участка — всегда будут оттенки, вызванные различием освещенности, углов зрения и т. п. 81 82 Н а у чн ы е стат ь и Таким образом, получается, что нет четко фиксируемого факта наличия или отсутствия где-либо границы. Однако сказать, где в данном интересующем нас случае проходит граница, а где ее нет, мы можем. Значит, граница налагается субъектом в каждом конкретном акте исследования (актом исследования может быть и решение бытовых задач, и фундаментальный научный поиск). А «налагание» границы субъектом требует изначальной способности к мысленному разделению. И эта способность не может являться заранее имеющимся у человека (от природы или от трансценденции) инструментом дифференцирующего восприятия — инструмент все подладит под себя и сделает границу абсолютно одинаковой и неизменной для всех случаев соприкосновения с объективным миром: человек будет иметь дело с одними и теми же предметами в разных сочетаниях. Третий тезис. Действия в соответствии с системой правильных и логически связанных суждений всегда приводят к заранее планируемому результату. Этот тезис абсолютно справедлив, и справедливость его постоянно подтверждается практикой. Однако зададимся вопросом: можем ли мы как-то иначе планировать на рациональном уровне свои действия и строить модели будущего поведения какого-либо фрагмента реальности, кроме как при помощи систем суждений (систем порой очень сложных)? Ответ очевиден. Однако логично ли выводить из этого обстоятельства следующее положение: планирование действий при помощи суждений является единственным и уникальным методом обхождения с объективным миром? Из этого обстоятельства логично выводить лишь недоступность человеку какого-либо иного метода — и не более того. Мы же эту недоступность склонны рассматривать как свидетельство несуществования — т. е. мы полагаем, что из очевидной эффективности применения суждения напрямую следует отсутствие иных возможных форм планирования действия. Еще Ницше заметил (быть может, в излишне категоричной форме) — человек видит в мире лишь то, что логике соответствует, и игнорирует все остальное: «…вопрос остается для нас открытым: адекватны ли логические аксиомы действительному, или они лишь масштабы и средства для того, чтобы мы могли сперва создать себе действительное понятие “действительности”?… Но чтобы иметь возможность утверждать первое, нужно было бы… уже знать сущее; что решительно не имеет места. Это положение содержит в себе, следовательно, не критерий истины, но императив о том, что должно считаться истинным». Итак, практическая применимость суждения доказывает лишь то, что оно практически применимо, и не доказывает, что кроме него неприменимо ничто иное. То есть суждение не выбрано из многих других методов ориентации путем какого-либо тестирования или испытания. Оно просто есть в нашем интеллекте, и оно первично по отношению к практике. Таким образом, предпосылка эмпирической точки зрения на природу суждения оказывается неоправданной. Значит, и в самой эмпирической концепции природы суждения можно усомниться. Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей. М., 1994. С. 237. Е. Ю. Сиверцев. К вопросу об исключительности и всеобщности суждения как формы мысли Что касается предпосылки трансценденталистской точки зрения, то здесь можно указать на ее логическую небезупречность: из корректировки суждения и внешнего мира отнюдь не следует наличие трансценденции, организующей суждение, а через него — этот внешний мир. Итак, пока результаты негативны: эмпирическая и трансценденталистская точки зрения на природу суждения оказались основанными на небезупречных предпосылках, а это означает, что природа суждения нам пока не очень понятна. Но вместе с тем — так уж ли нам необходимо прояснение природы суждения: ведь оно и без прояснения вполне успешно работает! А коли так — не очень-то и важно, в чем оно укоренено. Однако пока не решен вопрос об укорененности суждения, нельзя считать решенными две названные в начале очерка проблемы. Чтобы их решить, подойдем к рассмотрению суждения несколько иначе. Попробуем предположить, что суждение не укоренено вообще ни в чем. Ни во внешнем мире, ни в психологических процессах, ни в особым образом организующей интеллект трансценденции. Суждение — лишь способ осуществления ничем не детерминированного мышления. А если мышление ничем не детерминировано (мы делаем подобное предположение исключительно в методологических целях), то единственной его характеристикой может быть способность к действию или деятельность. Кстати, еще раз вспомним Аристотеля: «Мышление есть деятельность…». Примерно то же самое в первой книге трактата «О душе»: «Мышление же — это мысли, а мысли едины в том смысле, что следуют друг за другом наподобие чисел». Итак, мышление, рассмотренное в его собственной стихии, есть деятельность, есть процесс свершения актов мышления. Любая деятельность — это изменение внешнего себе и самого себя. А мышление, взятое как таковое, мышление, применяющее лишь собственные ресурсы, внешнее изменять не может. Значит, деятельность мышления — это изменение себя. Изменение себя складывается из двух составляющих: (1) формирование объема и содержания понятий, которыми оперирует мышление и (2) выделение внутри области понятий определенных групп понятий. Другой деятельности мышления как такового быть не может. Последний из двух названных видов деятельности как раз и порождает суждение. Суждение в данном контексте — это по сути операция, уводящая каждый акт свершения мышления от поглощения бесконечностью. Суждение организует границы для каждого сейчас и здесь осуществляющегося акта свершения мышления — и тем самым конституирует мышление именно как деятельность (процесс последовательно свершающихся актов), а не как неподвижную, утонувшую в самой себе бесконечность. Например: «Замок есть каменный» — замок не есть воздушный, огненный, водяной, земляной… и так до бесконечности. Какой замок на самом деле — данному суждению не важно, важно, что мышление свершило самое себя. Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 1. М., 1976. С. 249. 1051а30. Там же. С. 382. 407а6. 83 84 Н а у чн ы е стат ь и Может ли свершаться деятельность мышления в какой-либо иной форме, нежели в форме суждения? Ответ на этот вопрос затрудняется следующим обстоятельством: никакой другой, доступной рациональному анализу формы мышления, кроме как суждение, не существует — процессы, идущие в подсознании, во фрейдовском «Id» и т. п., безусловно имеют место, но сами по себе рационально непостижимы. Поэтому мы сформулируем вопрос иначе: можно ли иным способом образовать границы внутри «угрожающей» действующему мышлению бесконечности, при этом оставаясь в сфере самого мышления, не покидая его? Границы образуются только путем выделения какой-либо области по определенному признаку: определенной области без признака не существует, и признака без отнесения к какой-либо области также не существует. А процедуру приписывания чему-либо признака как раз и выполняет суждение. Общий вывод из всего вышеизложенного может быть таким: суждение как форма мышления не обязательно является конструкцией, конституированной внешними мышлению феноменами («объективным положением вещей» или врожденными логическими «настройками»), — суждение есть форма «самосозидания» мышления, обеспечивающая его деятельность. Теперь — к вопросам, сформулированным в начале. 1. Является ли суждение исключительным поставщиком истинного знания? Все иные возможные «претенденты» на истинность: эмоции, интуиции и т. п. (если их брать в чистом виде) неизбежно безграничны, неизбежно слиты с бесконечностью: пребывание человека в состоянии переживания какой-либо эмоции или интуиции не создает никаких пределов этому пребыванию — тем более, не конструирует внутренних границ пребывания, что неизбежно ведет к полной неопределенности как эмоции, так и интуиции, а неопределенное не может рассматриваться как претендующее на истинность. Суждение же, как мы выяснили, вполне определенно и потому может быть удостоверено как истинное или ложное. Значит, суждение и только оно является исключительным поставщиком истинного знания. 2. Все ли люди применяют суждение одинаково? Все люди мыслят. Мышление разнообразно. В то же время мышление — деятельность. Значит, мышление — разнообразие деятельности, ну а поскольку любое разнообразие деятельности все же будет именно деятельностью, а не чемто иным, то суждение как форма мышления осуществляется во всех человеческих головах (за исключением, быть может, голов, наделенных психическими патологиями). Итак, оба вопроса, поставленные в начале очерка, получили положительный ответ: суждение является исключительным поставщиком истинного знания, и все люди применяют суждение одинаково. Данный вывод следует не из укорененности суждения во внешнем мире (она не доказуема), не из трансцендентной укорененности суждения (она также недоказуема) а из того несомненного факта, что мышление является деятельностью.
