После советского марксизма: история, философия, социология и


ЕВРОПЕЙСКИЙ
ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
После советского марксизма:
история, философия, социология
и психоанализ в национальных контекстах
(Беларусь, Украина)
вильнюс
ЕГУ
2013
УДК316.334.5(4)
ББК60
П62
Рекомендов ано:
Научным советом ЕГУ
(протокол № 53-24 от 10.07.2012 г.)
Авторы:
Браточкин А., Гафаров И., Кебуладзе В., Русецкая Г., Шпарага О.
Реценз енты:
Пролеев С.В., главный редактор журнала «Філософська думка»,
ведущий научный сотрудник Института философии НАН Украины,
доктор философских наук, профессор;
Соколова М.А., старший научный сотрудник Института истории НАН Беларуси,
кандидат исторических наук
П62
После советского марксизма: история, философия, социология
и психоанализ в национальных контекстах (Беларусь, Украина) / сост.,
науч. ред. О.Н. Шпарага. – Вильнюс : ЕГУ, 2013. – 288 с.
ISBN 978-9955-773-63-4.
В книге представлено коллективное исследование судьбы ряда социальных
и гуманитарных наук – истории, философии, теоретической социологии и психо­
анализа, как они развивались последние 20 лет в Беларуси, а в случае философии и
психоанализа – и в Украине. Исследование базируется на ряде интервью с представителями внутридисциплинарных направлений и на анализе представляющих эти
направления текстов, а также учебных программ и пособий. Книга предназначена
для всех интересующихся судьбой социогуманитарного знания на постсоветском
пространстве.
УДК 316.334.5(4)
ББК 60
Издание осуществлено в рамках проекта
«Социальные трансформации в Пограничье – Беларусь, Украина, Молдова»
при поддержке Корпорации Карнеги (Нью-Йорк)
ISBN 978-9955-773-63-4
© Коллектив авторов, 2012
© Европейский гуманитарный университет, 2013
СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Постсоветское социогуманитарное знание
в поисках новой системы координат (О. Шпарага).......................... 4
Глава 1. Трансформирующееся знание:
дискурсивные стратегии, исследовательские
программы и модели научности
1.1.Историческая наука в Беларуси после 1991 года:
кризис марксистской методологии и поиск
новых теоретических оснований (А. Браточкин).................... 11
1.2.Постсоветская белорусская философия:
сложности в самоопределениях и контексты
их порождения (О. Шпарага)...................................................... 50
1.3.Социология в Беларуси:
между позитивистски-реифицирующей
и конструктивистской парадигмами (Г. Русецкая).................. 93
Глава 2. Социогуманитарное знание и общество:
проблемы и перспективы соотнесения
2.1.Философские исследования и философское
образование в современной Украине (В. Кебуладзе)............. 104
2.2.Философия в белорусских университетах:
поиск утраченной структуры (И. Гафаров)............................. 143
2.3.«Советское прошлое» в учебниках
и учебных пособиях в постсоветской Беларуси:
проблемы описания (А. Браточкин)......................................... 156
2.4.Пределы научной нейтральности,
или Невостребованное «социологическое
воображение» (Г. Русецкая)....................................................... 176
На полях
О перспективах психоанализа на постсоветском
пространстве (Г. Русецкая)............................................................... 189
Приложение
Интервью с белорусскими социологами........................................ 212
Post-soviet socio-humanistic knowledge
in search for new discourse (O. Shparaga).......................................... 281
Об авторах............................................................................................ 286
3
Введение.
Постсоветское социогуманитарное
знание в поисках новой системы
координат
Важнейшим импульсом к осуществлению этого исследования послужил дефицит наработок в области осмысления трансформаций, имевших место в сфере социогуманитарного знания в Беларуси в течение последних двадцати
лет или с момента обретения нашей страной независимости в 1991 году. Как следует из названия этой книги, речь
идет, прежде всего, о новых условиях, в которых оказались
исследователи и институции и которые можно обозначить
с помощью понятия «национальный контекст». Именно
возникновение этого контекста стало главным стимулом
не только для кристаллизации новых исследовательских
областей и предметов, но и для поиска новых процедур
производства и обоснования знания. Содержательно эта
трансформация означала, прежде всего, освобождение от
диктата советского марксизма, которое, как покажет это
исследование, оказалось не одномоментным, не линейным
и все еще не завершенным процессом.
Трансформации социогуманитарного знания после
1991 года анализируются в этой книге на примере только
трех дисциплин – истории, философии и теоретической
социологии, а также на примере психоанализа, вынесенного в силу своего теоретического и практического своеобразия «на поля» общего повествования (статья Галины
Русецкой). Обращение только к определенным дисциплинам было обусловлено как уже упомянутым дефицитом
исследований современного социогуманитарного знания,
прежде всего в Беларуси, так и строгими временными рамками, отведенными для проведения исследования. Фило4
Введение
софия оказалась при этом в более выигрышном положении, поскольку в
книге судьба этой дисциплины представлена не только в белорусском, но и
в украинском контексте. В целом это пилотажное исследование хотелось бы
рассматривать как определенный этап будущих сравнительных исследований всего поля социогуманитарного знания, как оно складывалось после
распада СССР и в его бывших республиках, и в странах всего Восточного
блока.
Одним из важнейших инструментов исследования стало полустандартизированное глубинное интервью, которое позволило выявить ключевые
тенденции (направления, имена и события) трансформаций перечисленных
дисциплин. В качестве интервьюируемых в белорусском случае выступили
по пять представителей от каждой дисциплины (в случае с психоанализом –
два представителя), репрезентирующих важнейшие академические институции Минска и Вильнюса и принадлежащие к разным генерациям и исследовательским направлениям (Вильнюс был выбран на том основании, что
в 2005 году там вынужденно возобновил свою деятельность Европейский
гуманитарный университет). В украинском случае респонденты отвечали
письменно на те же вопросы через журнал «Філософська думка». В качестве респондентов выступили восемь представителей философских отделений высших учебных заведений (причем не только Киева), являющихся в
то же время (за небольшим исключением) руководителями тех или иных
философских объединений. В основу именно такого отбора респондентов
в украинском случае была положена обосновываемая в ходе исследования
идея Вахтанга Кебуладзе – автора украинской части исследования – о том,
что развитие философского знания в Украине возможно на сегодняшний
день «не столько в официальных государственных образовательных учреждениях, сколько в неформальных организациях ученых», ассоциированных
с теми или иными академическими институциями.
В. Кебуладзе представил в своем тексте деятельность шести таких объединений, охватывающих разные города Украины. Аналогов таких объединений, увы, нельзя найти в Беларуси. Причем относится это не только к философии: в области исторических исследований, теоретической социологии
и психоанализа мы наблюдаем то же явление – отсутствие независимых и
действующих на регулярной основе сообществ, аналогичных тем, которые
играют решающую роль для развития социогуманитарного знания в Украине. Отдавая себе отчет в том, что процессы, происходящие в социогуманитарном знании, в решающей степени обусловлены сложившейся в Беларуси
политической ситуацией, авторы исследования, тем не менее, попытались
поразмышлять об этих процессах изнутри самого знания. В итоге при всем
разнообразии вызвавших эти процессы (и представленных в рамках исследования) причин можно выделить ряд повторяющихся моментов.
5
Введение
Первый момент касается недостаточной отрефлексированности содержательных и институциональных рамок, доставшихся социогуманитарному
знанию от советских времен. С одной стороны, имеется в виду неготовность
историков подвергнуть сомнению сформированные еще в советский период основания своей деятельности, а также отказ от марксизма-ленинизма
на уровне слов, но не на уровне способов обоснования и структурирования
самого знания в философии, наконец, доминирование практики над теорией в теоретической социологии. С другой стороны, эта неотрефлексированность находит свое выражение в практически полной неавтономности
исследуемых дисциплин в плане их содержательного и институционального
самоопределения, зависимого, прежде всего, от государственной политики
(и идеологии), а также бюрократической логики.
Второй момент касается сложности соотнесения собственной дисциплины с европейским или, шире, западным социогуманитарным контекстом. Эта сложность, с одной стороны, также досталась белорусскому
социогуманитарному знанию от советских времен, когда к западному знанию можно было относиться только очень настороженно, с учетом его соответствия (или несоответствия) марксистско-ленинским и идеологическим
установкам вообще. С другой, она обусловлена комплексными процессами
трансформации самого европейского (и западного) контекста социогуманитарного знания, имевшими место во второй половине XX века в результате его критики из перспективы новых философских течений – семиотики,
структурализма, постструктурализма и деконструкции, подорвавших представление как о единстве исторического процесса, так и о позитивистской
нейтральности знания о социальном. Значимым для формирования нашего
собственного контекста знания результатом этих трансформаций стала
также критика европоцентризма1, лишившая традицию европейской мысли
априорной универсальности (но не притязания на универсальность вообще), позволявшей этой традиции играть роль идеальной модели для соотнесения с любым другим знанием2.
Наконец, третий момент указывает на проблему контекстуализации
знания или определения и развития его именно в собственном социальном,
культурном и политическом контексте. Трудности контекстуализации обнаруживают себя опять же по-разному в случае каждой из рассматриваемых
дисциплин: в одном случае – историков и части философов, выдвигая на
передний план проблему понимания сегодня нации и национальной культуры, в другом – социологов и еще одной части философов, обнаруживая
трудности с конструированием и «воображением», а не принятием по умолчанию смыслов социального и политического. Перечисленные трудности
рассматривались в книге не только изнутри анализа трансформаций знания
(первая глава), но и в качестве самостоятельной темы (вторая глава).
6
Введение
Можно также сделать вывод о том, что именно неотрефлексированное
«советское» и противоречивое отношение к «европейскому» и определяют
тот разрыв между теорией и практикой, который характеризует современное социогуманитарное знание в Беларуси, делая его, согласно Г. Русецкой,
автора глав, посвященных социологии, сложно соотносимым с самим белорусским обществом. При этом если «советское» скорее умалчивается, то
«европейское» имеет тенденцию к релятивизации вместе с релятивизацией
универсального (знания). Вторая половина ХХ века, подчеркнем это еще
раз, не отменила «плана универсального», а обнаружила необходимость его
связи с партикулярным, или необходимость не постулирования, а достижения универсального. Задача по достижению универсального позволяет
работать со своим собственным контекстом, но при этом указывает на необходимость его соотнесения с другими контекстами, предполагающую исследование происхождения и смысла не только своих, но и чужих и, затем,
общих понятий.
Если же вернуться от содержания исследования к используемой в нем
методологии, то его социологическая составляющая в виде интервью и
опроса находит свое продолжение в обращении к теоретикам социологии,
и прежде всего к П. Бурдье. Согласно Алексею Браточкину, автору частей
исследования, посвященных историческому знанию в Беларуси, обращение
к понятию «поле» той или иной дисциплины П. Бурдье позволяет анализировать не только сложившиеся именно в нем «стратегии поведения акторов,
социальные и интеллектуальные одновременно», но и присущую этому полю
«систему статусов, легитимации научного капитала и производства научного
знания». Другими словами, хотя в центре данного исследования находились
прежде всего теоретические трансформации социогуманитарного знания,
нашедшие выражение в первую очередь в новых дискурсивных стратегиях
и исследовательских программах и проектах, они рассматривались одновременно в институциональной и, следовательно, социальной перспективе.
Вторым важнейшим понятием, с которым работают авторы этой монорафии, стало понятие «дискурса» М. Фуко. Это понятие, как и инструментарий Бурдье, позволяет, с одной стороны, постоянно иметь в виду и делать
видимой связь знания с властью, с другой, настороженно относиться к тем
понятиям, «чья истинность предполагается с самого начала» и которые позволяют связывать вопреки разнородности, унифицировать, игнорируя
различия, и за всеми событиями открывать единое рациональное начало
(к таким понятиям сам Фуко относит «традицию», «влияние», «развитие»,
«эволюцию», «ментальность» и «дух», активно используемым, как это будет
показано далее, и белорусскими социогуманитариями)3.
Обращение в методологическом плане авторов книги не просто к современным социологам, но и к современным социальным философам и
7
Введение
теоретикам (в текстах можно найти ссылки на С. Жижека, Л. Альтюссера,
Ч.Р. Миллса и др.) находит свое подкрепление и в некоторых наработках,
уже имеющихся в белорусском контексте. Речь идет прежде всего о текстах
белорусского философа Владимира Фурса (1963–2009), в которых уже были
осуществлены попытки применения инструментария социальной философии и социальной теории к белорусским реалиям (и итогом которых, в частности, стали понятия регрессивной социальности и белорусского проекта
современности, на которые опираются Г. Русецкая и я в соответствующих
частях исследования).
Наконец, в качестве еще одной отчетливой методологической линии
этой книги можно выделить обращение к феноменологически-герменевтической традиции, связанное с соответствующей профессиональной идентификацией ряда авторов (например, В. Кебуладзе). Кроме того, в отдельных
частях книги использовались наработки российских и западных авторов в
области исследований «советского».
Что касается материала исследования, то кроме текстов интервью в
качестве такового послужили в первую очередь коллективные сборники,
монографии, учебные пособия и учебные программы, которые позволяют
идентифицировать то или иное направление анализируемой дисциплины.
Каждый из авторов книги, опираясь на полученные данные интервью либо
доверяясь своей собственной компетентности, делал свой собственный отбор материала, который должен был дополнить данные интервью (за исключением главы 2.2, подготовленной Игорем Гафаровым и ставшей дополнением к моей части исследования). Важно отметить, что именно логика
трансформаций той или иной дисциплины определила то, что при анализе
белорусской философии и социологии интервью (которые представлены в
Приложении книги4) играли более значимую роль, а в случае украинской
философии, белорусской истории и психоанализа – более подчиненную
(и поэтому не представлены в книге). В качестве площадки для проведения
рабочих встреч и обсуждений хода, идей и методологии исследования послужил Центр европейских исследований в Минске.
***
Это исследование может произвести впечатление пессимистического
высказывания о том, что производство социогуманитарного знания в новых национальных контекстах испытывает еще большие трудности, чем
это было некогда в СССР, особенно в период оттепели и перестройки. В отдельных дисциплинарных областях – как, например, в области белорусской
философии и методологии науки – наблюдается сегодня даже не стагнация,
а регресс, обусловленный добровольным подчинением себя тем методоло8
Введение
гическим рамкам, которые в советское время навязывались насильственно.
Социогуманитарные исследования нуждаются во всем: в новых идеях, методологиях и институциональных условиях, трудности в возникновении
которых обусловлены прежде всего неопределенностью новой системы
координат – национальной, постсоветской, западной и глобальной одновременно. Однако именно работа по идентификации и опознаванию этой
неопределенности – и одновременно комплексности – может быть рассмотрена в качестве одного из важнейших шагов на пути критического обновления социогуманитарного знания. Поскольку она позволяет увидеть
границы применения собственных и чужих понятий и методологий, преодоление которых и будет означать реализацию притязания на универсальность, предстающую сегодня как возможность и, одновременно, как задача
критического дополнения одних исследовательских начинаний другими,
порожденными новыми условиями. Нам очень хотелось бы, чтобы это исследование, выполняющее роль рефлексии о существующем в социогуманитарном знании положении дел, до сих пор также не ставшей привычной
практикой в Беларуси и Украине, послужило хотя бы небольшим вкладом в
осуществление этой работы.
О. Шпарага
Примечания
1
2
3
4
Развернутая, к примеру, на страницах первых номеров журнала «Перекрёстки»
(2004–2005), в которых важную роль играли тексты латиноамериканских философов (В. Миньоло, Х. Бхабха) и их рецепция в Беларуси.
Обновленное понимание универсальности демонстрирует, к примеру, белорусский философ Владимир Фурс, предлагающий свой вариант социальной теории, в
которой философия Ю. Хабермаса критически дополняется философией М. Фуко.
Определяющим для этой новой универсальности является ориентация «на дискурсивный процесс, по существу не имеющий завершения. Универсалистское притязание следует понимать не как догматическое утверждение какого-то содержания,
а, напротив, как приглашение к критическому соучастию, как полную открытость
для критики. Идея рационально мотивированного консенсуса подразумевает вовсе
не предопределенность согласия (как нередко представлялось самому Хабермасу),
а взаимную заинтересованность в таком диалоге, который позволяет координировать принципиально расходящиеся позиции» (Фурс, В. Сочинения в двух томах. Т. 1.
Вильнюс, ЕГУ, 2012. С. 286).
Фуко, М. Археология знания. К.: Ника-Центр, 1996. С. 24.
В книге вместе с самим опросником представлены только транскрипты интервью с
социологами (согласие на публикацию дали все социологи).
9