Право войны в русско-китайском военном конфликте в Приамурье
реклама
М.О. Акишин (Новосибирск) ПРАВО ВОЙНЫ В РУССКО-КИТАЙСКОМ ВОЕННОМ КОНФЛИКТЕ В ПРИАМУРЬЕ (XVII ВЕК)* И СТОРИЯ ВОЕННОГО КОНФЛИКТА России и империи Цин имеет богатую историографию. Однако вопрос о соблюдении сторонами этого конфликта права войны до сих пор не поставлен. Дело в том, что академик В.С. Мясников установил, что китайская политика носила стратагемный характер, и сделал из этого вывод о том, что она «черпала средства и методы не в принципах, нормах и обычаях международного права, а в теории военного искусства, носящей тотальный характер и утверждающей, что цель оправдывает средства»1. Вывод выдающегося синолога представляется дискуссионным. Немецкий ученый Х. фон Зенгер определяет стратагемы как «неортодоксальные пути к достижению военных, гражданских, политических, экономических или личных целей» и отмечает, что применение военных хитростей допускается международным правом2. Сделанная оговорка позволяет поставить проблему использования права войны в конфликте в Приамурье XVII в. Обращаясь к изучению этой проблемы, отмечу, что конфликт в Приамурье произошел на фоне трагичной страницы в истории Китая. В 1644 г. маньчжуры захватили Пекин, основав в нем новую Цинскую династию. Маньчжурское завоевание сопровождалось жесточайшими расправами. Русский посол Н.Г. Спафарий писал: «…худой …народ богдойский завладел неправедно пребогатым царством китайским». В другом месте своего трак* Исследование проведено при поддержке Российского гуманитарного научного фонда. ГРАНТ № 12-01-00386а. 6 Право войны в русско-китайском военном конфликте в Приамурье (XVII в.) тата он отмечает: «Нынешнею же богдойскою войною зело разорилася та страна, ибо люди смелые и непокорные, и много раз над богдойцами бунтовали, и оттого множество народа побито и земля запустела»3. Жестокость маньчжуров современники противопоставляли традиционным учениям Китая о правовых и моральных ограничениях в ведении войны. Китайское понятие войны («ву») включает два элемента: «ко» – «алебарда или оружие» – и «чиг» – «прекращать сопротивление». Главным в понимании «ву» было прекращение военных действий, война должна была вестись для достижения мира. Джан Чю говорил: «Справедливость и гуманность должны базироваться на мире, в то время как применение военной силы должно позволяться лишь в справедливых случаях. Война позволяется лишь как средство достижения мира»4. Конфуций был противником неоправданной воинственности и писал: «Небо желает, чтобы люди взаимно любили друг друга, приносили друг другу пользу, но не желает, чтобы люди друг другу делали зло и обманывали друг друга. ...Тот, кто выступает против воли Неба, сеет взаимную ненависть и побуждает людей делать друг другу зло, тот непременно понесет наказание»5. Ученики Конфуция выступили с идеей о полном запрещении войны. Мен-цзы утверждал: правитель, чьи министры восхваляют войны и сражения, является «бандитским правителем»6. Конфуций уделял внимание ограничению вооружения государств. В одном из диалогов об управлении государством он писал, что правитель должен заботиться о достатке в продовольствии, вооружении и доверии народа, но в случае необходимости можно отказаться «от достатка в вооружении»7. Джан Чю говорил о необходимости правовой защиты гражданского населения и пленных. В своем «Законе Цу-ма» он утверждает, что грехом является уничтожение святынь, разрушение и сожжение домов, уничтожение инструментов и других орудий ремесла, деревьев, продовольствия, посевов. Он заявлял, что армия не должна вредить лицам преклонных лет, не должна карать и нападать на молодых, если они не совершают агрессивных действий. Раненым следовало оказывать помощь и позволять возвратиться домой, так как «убийство человека, который уже покорился, сулит несчастье»8. 7 М.О. Акишин Учения древнекитайских мыслителей оставались на протяжении тысячелетий основой для выработки внешней политики Китая. Согласно синоцентристской доктрине, сын Неба не воевал, а наказывал своих вассалов. «Китайская традиция, – пишет Е.И. Кичанов, – исходила их принципа китайской древности: “бин син и ти” – “военный поход и уголовное наказание” – одно и то же (имеют одно тело)»9. Классический трактат полководца Сунь-Цзы «Искусство войны» посвящен не только войне, но и дипломатии. По его мнению, в основе войны лежит пять явлений: «Первое – Путь, второе – Небо, третье – Земля, четвертое – Полководец, пятое – Закон». Закон он определяет как «воинский строй, командование и снабжение». Война не имеет ценности сама по себе и не должна быть длительной: «Никогда еще не бывало, чтобы война продолжалась долго и это было бы выгодно государству. Поэтому тот, кто не понимает до конца всего вреда от войны, не может понять до конца и всю выгоду от войны». Лучшее правило войны: «…сохранить государство противника в целости», почему дипломатические средства разрушения замыслов противника и его союзов предпочтительнее боевых действий10. Для реконструкции представлений маньчжуров о праве войны обратимся к кодексу маньчжурских законов для монголов – Цааджин бичиг («Монгольское уложение»), принятых Цинской династией в 1627–1694 гг.11 Война была частью жизни маньчжуров, почему значительное внимание в кодексе уделялось военному праву. Но только в ст. 63 содержатся отдельные нормы, ограничивающие жестокость войны. В этой статье предписывалось: «Монастырей и храмов не разрушать. Проезжающих людей зря не убивать... Сдавшихся в плен – кормить. Одежду с пленного не снимать. Мужей с женами не разлучать. Не снимать также одежды и с тех, кто не может быть пленным». Далее устанавливалось: «Ваны и нойоны, оказавшиеся в походе, обязаны заботиться о спокойствии на местах, оказывать помощь населению, следить за дисциплиной своих подчиненных офицеров и солдат, чтобы они не занимались мародерством, не допускали насилия и не причиняли зла мирному населению». Анализируя эти немногочисленные ограничения жестокостей войны, следует отметить, что они появились только в XVII в. под влиянием ламаизма. 8 Право войны в русско-китайском военном конфликте в Приамурье (XVII в.) Различия в понимании войны и ее правовых ограничениях у китайцев и маньчжуров были очевидны для современников. Во время своей миссии в Китай Н.Г. Спафарий убедился в том, что китайский народ миролюбив: «…китайцы живут всегда в мире, воинских же дел не любят и не привыкают, позор великий у них есть, [если] который человек учится воинскому делу, и едва не вместо разбойника того имеют». В отличие от китайцев, маньчжуры – «воисты… с молодых лет … учатся из лука стрелять, ловить ходить, разбойническим обычаем грабить и красть». Русский посол заметил неприязнь китайцев к маньчжурам: «…китайцы поругаются и именуют их варварами, сыроядцами и разбойниками»12. Итак, в цинском Китае XVII в. фактически сосуществовали две различные доктрины права войны – традиционная китайская и маньчжурская. До 60-х гг. XVII в. в военных конфликтах в Приамурье доминировало маньчжурское понимание войны. Г.В. Мелихов пишет, что захватническая политика маньчжуров «угрожала самому существованию народов Дальнего Востока»13. Плацдармом для походов в Приамурье были земли Нингуты, расположенные вблизи реки Амур. В 1610 г. вождь местного племени сэнгэ признал свою зависимость от маньчжурского правителя Нурхаци. В 1629 г. упоминается уже «пограничный город Нингуту», использовавшийся маньчжурским полководцем Убахай-батуром для организации набегов на Приамурье. Набеги происходили неожиданно для местного населения, без всякого объявления войны, и носили грабительский характер. Так, во время набега 1633 г. было убито 338 человек, уведено в плен 700 мужчин, женщин и детей, захвачена добыча – лошади, скот и большое количество мехов14. С 1636 г. в Нингуте находился цинский наместник. В 1652 г. туда был прислан амбань-чжаньгин Шархода, пожалованный титулом Бэйхай-ван. Он построил новую крепость и ввел традиционное для маньчжур деление населения на десятидворки15. Корейский военачальник Син Ню в своих записках о Нингуте писал о Шарходе: «Вид у начальника свирепый. Каждый год он поднимает войско и теряет в боях большую часть воинов, так что среди нингутинских варваров нет ни одного, кто не ненавидел бы его». Воинов и жителей Нингуты кореец называл «варварами», но отличает их от «лесных варваров» Приамурья, похожих на «диких зверей»16. 9 М.О. Акишин Целью походов в Приамурье был не захват территории, а поборы и угон пленных, которых маньчжуры использовали в качестве государственных рабов. В 1652 г. китайский пленник Кабышейка сообщил Е.П. Хабарову, что в окрестностях города Мавген (Мукден?) проживали насильно переселенные дауры и тунгусы. Они выполняли сельскохозяйственные работы в пользу государства: «И те мужики хлеб пашут на царя Шамшакана и овощи водят»17. Первые вооруженные столкновения русских с маньчжурами произошли в ходе экспедиции Е.П. Хабарова и О. Степанова. 24 марта 1652 г. маньчжуры предприняли неожиданно атаку на Ачанский городок, бой продолжался «с зари до схода солнца». Казаки отбили штурм, а после их вылазки маньчжуры «прочь от города и от ... бою побежались врознь»18. 13 марта 1655 г. маньчжуры совершили нападение на Кумарский городок. Перед этой осадой маньчжуры впервые объявили о войне, послав переводчика, который зачитал указ маньчжурского наместника с предложением сдаться в плен под гарантии сохранения жизни. Осада продолжалась до 4 апреля, когда маньчжуры вынуждены были отступить19. Неудачи с осадами Ачанского и Кумарского острогов привели маньчжуров к выводу о том, что «…русские придают большое значение деревянным городам и считают, что могут сидеть в них без опасения»20. В результате была выработана новая тактика. Летом 1658 г. войско О. Степанова отправилось по Амуру. 30 июня, недалеко от устья Сунгари, эта флотилия неожиданно наткнулась на засаду маньчжуров. В неравном бою погибли Степанов и 270 чел.21 Конфликты с маньчжурами в Приамурье привели к появлению пленных. Согласно китайским источникам, первый раз русские пленные были захвачены в 1655 г.22 В китайском сочинении «Цин ши гао» рассказывается, что при разгроме флотилии О. Степанова в 1658 г. Шархода «во многих местах брал пленных [и отрезал у них левое ухо]». Комментируя это сообщение, А.М. Пастухов замечает, что «брать в плен и отрезать у пленных левое ухо» – это архаическое выражение, речевой штамп. Возможно, в действительности у пленных ушей не отрезали23. Свидетельств о судьбе пленных сохранилось мало. Русский посол Н.Г. Спафарий сообщал, что в 1676 г. в Пекине проживало 10 Право войны в русско-китайском военном конфликте в Приамурье (XVII в.) 13 русских людей, два из которых были пленными, а остальные являлись перебежчиками24. Наибольшую известность среди них получил Анашка Урусланов, крещеный крымский татарин, бывший человек якутского воеводы Д. Францбекова. В 1651 г. он был послан воеводой на Амур в отряд к Хабарову. После пленения его доставили в Пекин и приписали к роте Гудэй. В 1685 г. он был зачислен в потомственные ротные командиры. К тому времени Урусланов «держал веру китайскую»25. Таким образом, на первом этапе конфликта в Приамурье никаких моральных и правовых ограничений в ведении военных действий маньчжуры не соблюдали, набеги их происходили без объявления войны и носили грабительский характер. Напротив, русским удалось включить Приамурье в состав своего государства и привести в подданство местные народы. Успехи русских в Приамурье объяснялись, в частности, политикой в отношении местных народов, предоставлением им широкой автономии, пресечением злоупотреблений должностных лиц и казаков в их отношении. Вопрос о военном конфликте в Приамурье в 1676 г. Н.Г. Спафарий поставил перед чиновниками Лифаньюаня. К этому времени маньчжуры уже широко использовали традиционные внешнеполитические доктрины Китая. Отвечая на претензии русского посла, они согласились с тем, что «…по Амуру была война меж их и русских людей». Но, во-первых, виновными в войне объявили даурских казаков; во-вторых, заявляли, что не знали, «какие люди живут в Олбазинском, в Нерчинском и в Селенгинском и во иных острогах», почему называли их «лучи, то есть воровское войско». Спафарий заверил китайских дипломатов в том, что в Приамурье поселены подданные московского самодержца. На это ему было заявлено: «А ныне видим … подлинно ево, великого государя, люди, и впредь будем верить им»26. Изменения в политике в отношении Приамурья произошли после восшествия на китайский престол Сюань Е (1661–1722). С одной стороны, он подчеркивал свое следование традициям внешней политики Китая. С другой, заявил обеспокоенность тем, что русские «приближаются к оставленной столице (Мукдену. – М. А.)». Преемственность в политике в отношении Приамурья Сюань Е подчеркнул в своем указе о пожаловании Шар11 М.О. Акишин ходы посмертно титулом Сянчжуан («Помогающий и Сильный») и назначении амбань-чжаньгинем Нингуты его сына Бахая27. В Приамурье с 1660-х гг. китайцы продолжили политику «выжженной земли» путем увода коренного населения во внутренние провинции Китая. При организации военного похода в начале 1680-х гг. был собран значительный запас провианта во внутренних и внешних провинциях для содержания армии, но во время боевых действий в Приамурье предполагалось, что она будет обеспечиваться за счет поборов с местных народов. Указ императора гласил: «После того как наше войско прибудет к реке Зее, потребовать от солонов снабжать его быками и баранами»28. Военные и дипломатические мероприятия против русских были взаимосвязаны, объединены в так называемом стратегическом плане императора. Согласно ему, Сюань Е предполагал использовать в войне с русскими методы «облагодетельствования и силы, то есть истребления и привлечения на свою сторону»29. В духе конфуцианской традиции император заявлял: «Посылать войска – не доброе дело». Своим подчиненным он говорил: «Применение военной силы, разящего оружия – все это опасные средства. Древние не любили пользоваться ими. Мы управляем Поднебесной при помощи гуманности и изначально не одобряем убийства». Но сын Неба не делает «различия между Китаем и иноземными странами. Все народы являются нашими детьми, ко всем им испытываем сострадание. Хотелось бы, чтобы каждый жил на своем месте и спокойно занимался своим делом», почему он должен взять Амур под свою «охрану» и защитить «границы солонов»30. Война России была объявлена и обоснована в трех письмахультиматумах Сюань Е. В письме 1683 г. император требовал от России «исправить прошлые ошибки, вернуть нам перебежчиков» и «возвратиться в свои земли». В случае неисполнения этих условий он угрожал, что русские «непременно подвергнутся небесной каре и не избегнут казни». В письме 1684 г. император заявил территориальные претензии: «Вам, русским, следовало бы побыстрее вернуться в Якутск, который и должен служить границей... При таких условиях на границе мы сможем вести торговлю, и ваше и наше пограничное население сможет жить 12 Право войны в русско-китайском военном конфликте в Приамурье (XVII в.) спокойно, не будет возникать военных столкновений». Наконец, в письме 1685 г. он утверждал: «Вы углублялись в наши внутренние земли, захватывали у населения детей, постоянно творили беспорядки». Император требовал, чтобы русские отошли к Якутску и угрожал военными действиями31. В мае 1685 г. китайская армия вторглась в Приамурье. Основные военные действия развернулись во время первой и второй осады Албазинского острога. Во время первой осады император приказал огласить всем офицерам своей армии распоряжение: «После того как будет взят город, ни в коем случае не убивайте ни одного человека!»32 В соответствии с этим указом русским предложили сдаться, но они отвергли это предложение. Только после 20 дней боев, когда острог был практически сожжен, воевода А.Л. Толбузин вынужден был начать переговоры о капитуляции. Разрешение русским уйти из Албазина китайская дипломатия в последующем объясняла «принципом справедливости»33. В действительности китайские войска понесли большие потери, почему и согласились выпустить русских без боя. По условиям капитуляции албазинцы могли забрать с собой пушки и находившихся в остроге аманатов. Однако, когда они вышли из крепости, маньчжуры захватили их оружие, имущество, находившихся в остроге аманатов и, что было особенно страшно – жен и детей служилых людей и других чинов албазинцев. Русским было предложено перейти на службу к императору, что некоторые из них были вынуждены сделать, чтобы не быть разлученными со своими семьями. Таким образом, уже во время первой осады Албазина китайские военачальники нарушили международные договоренности и обычаи права войны. Вторая осада Албазина с самого начала противоречила праву войны. В 1685 г. правители Русского государства послали гонцов с известием о направлении посольства Ф.А. Головиным «для договоров и успокоения ссор китайского богдыхана». Гонцы были еще в пути, когда маньчжурская армия начала вторую осаду Албазина. Но в ноябре 1686 г., в связи с прибытием в Пекин гонцов, которые привезли известие о стремлении русского правительства мирными средствами уладить конфликт, император послал распоряжение снять осаду острога. Однако маньчжурские войска отступили только в августе 1687 г. 13 М.О. Акишин Во время второй осады Албазина маньчжуры, по крайней мере, дважды нарушали режим перемирия. В первый раз русский воевода А.И. Бейтон договорился с цинскими «воеводами» о том, чтобы несколько казаков «в лес для сосны (противоцинготных средств. – М. А.) пустили». Маньчжуры провели казаков под караулом в лес, там схватили их и, «привязав, на арканах по полю таскали и отпустили в Албазин чуть живых». От этих мучений шестеро из них умерли в тот же день. В 1686 г. нерчинский воевода И.Е. Власов организовал экспедицию из 26 служилых людей во главе с И. Миловановым «со скотом и с харчевыми запасы» для защитников Албазина. Маньчжуры согласились пропустить этот отряд, но на подъезде к городу остановили его, привели в свой лагерь, посадили казаков под караул и держали десять дней, допрашивая попеременно. Наконец, они разрешили Милованову и десяти казакам со скотом и обозом пройти в Албазин, но только на четверть часа и при двух соглядаях из русских «изменников». После возвращения из города Милованова маньчжурские «воеводы» велели «выбить» его «из табора нечестию и запасу из Албазина взять не дали». Особое внимание в стратегическом плане Сюань Е уделялось вопросу о пленных. В 1683 г., во время разведки генералов Лантаня и Пэнчуня, в плен попал 31 русский, включая священника Максима (Леонтьева). Император сразу же распорядился доставить их под конвоем в столицу. 26 августа 1683 г., получив сообщение о доставке в Пекин двух пленных, император указал: «…быть особенно внимательными к ним, оказывать им помощь. Регулярно снабжайте их едой и питьем, дабы они не терпели ни в чем недостатка, и таким образом мы продемонстрируем наше намерение проявить к ним снисхождение»34. 25 декабря 1683 г. император указал наградить русских: «Недавно Ивану уже пожалован чин сяоцисяо (младший офицер. – М. А.), Агафону, Степану, а также вновь покорившимся Григорию, Афанасию и Максиму – всем дать чин седьмого класса. А недавно перешедших к нам Афанасия и Филиппа немедленно отправить к Сабсу и соответственно использовать их для привлечения на нашу сторону [других русских]. Поскольку сейчас стоят морозы, пожаловать им меховое платье и шапки»35. Следующая группа русских была пленена через год. 15 февраля 1684 г. китайский военачальник Сабсу доложил о пленении 14 Право войны в русско-китайском военном конфликте в Приамурье (XVII в.) 21 русского. Император указал: «Препроводить Михайлу и других в столицу и передать их Налоговому приказу для устройства»36. Наиболее крупные группы пленных китайцы захватили во время осады Албазина. Как уже говорилось, первая осада закончилась капитуляцией русских с условием, что им дадут отступить с оружием, семьями и аманатами. Но китайцы, нарушив условия капитуляции, захватили в плен жен и детей служилых людей и других чинов албазинцев. После этого служилым людям предложено было перейти на службу к императору Цин. Некоторые из них были вынуждены это сделать, чтобы не быть разлученными со своими семьями. Точные сведения о перебежчиках сообщил посланный А.Л. Толбузиным в Нерчинск Г. Фомин. Нерчинский воевода И.Е. Власов писал, что он «словесно сказал… отошли к богдойским людем албазинские казаки Ивашка Войлошников, Васька Захаров, подячей Петрушка Хмелев с товарыщи дватцать пять человек»37. В 1685 г., согласно китайским источникам, было захвачено 45 албазинцев, перешедших «под милостливое правление императора»38. В начале второй осады Албазина в плен попало несколько десятков служилых людей, охранявших подступы к острогу, и около 20 албазинцев, охранявших конный табун39. Согласно китайским источникам, в 1686–1687 гг. в плен попало 72 чел. Таким образом, всего за 1683–1687 гг. в плен попало около 150 русских. Большинство из них было доставлено в Пекин, и из них составлена особая рота Гудэй примерно в 100 чел., получившая впоследствии название «русской»40. При заключении Нерчинского договора 1689 г. размена пленными не предполагалось. В мае – июне 1690 г. столицу Китая посетил Г.И. Лоншаков. Он свидетельствует, что русские жили в Пекине отдельной слободой. Он видел в ней 48 чел., в том числе 44 пленных и только трех изменников. Остальные изменники жили в других городах Китая41. Китайский император придерживался в их отношении политики «облагодетельствования». В частности, им передали буддийскую кумирню и позволили переделать в Никольскую часовню, где плененный в 1683 г. отец Максим регулярно проводил богослужения42. Подведем итоги. Продвижение русских в Приамурье натолкнулось на претензию маньчжуров использовать местные народы 15 М.О. Акишин как объект перманентных грабительских набегов, не имевших ни правовых, ни моральных ограничений. Завоевание маньчжурами Китая изменило характера конфликта. Несмотря на то что Приамурье для Поднебесной империи оставалось далеко отстоявшим от ее границ «захолустьем», маньчжуры опирались в противостоянии с русскими на всю мощь империи. Дипломатия Цинской империи обосновывала свою политику в Приамурье традиционными внешнеполитическими доктринами Китая. Война против России 1680-х гг. основывалась на стратегии «облагодетельствования и силы». В письмах-ультиматумах императора были сформулированы обвинения в адрес российского самодержца. Стратегия включала гуманные правила обращения с военнопленными. Война велась с целью установления выгодных для Китая договорных отношений с Россией. Однако при реализации этой стратегии маньчжурские военачальники действовали жестоко в отношении народов Приамурья и постоянно нарушали декларированные их императором правовые и моральные ограничения в ведении военных действий. Мясников В.С. Стратагематика – наука точная // Зингер Х. фон. Полное собрание 36 знаменитых китайских стратагем в одном томе. М., 2014. С. 16–17. 2 Зенгер Х. фон. Указ. соч. С. 39, 60–61. 3 Спафарий Милеску Н. Сибирь и Китай. Кишинев, 1960. С. 167, 252. 4 Цит. по: Буткевич О.В. У истоков международного права. СПб., 2008. С. 625– 626. 5 Антология мировой правовой мысли. Т. I: Античность. Восточные цивилизации. М., 1999. С. 492–493. 6 Цит. по: Буткевич О.В. Указ. соч. С. 626–627. 7 Лукьянов А.Е. Лао-цзы и Конфуций: Философия Дао. М., 2000. С. 333. 8 Буткевич О.В. Указ. соч. С. 628. 9 Кичанов Е.И. Основы китайского средневекового права. М., 1986. С. 240. 10 Сунь-Цзы. Искусство войны. Основы китайской военной стратегии. М., 2010. 11 Цааджин бичиг («Монгольское уложение»). Цинское законодательство для монголов. 1627–1694 гг. М., 1998. 12 Спафарий Милеску Н. Указ. соч. С. 167, 223. 13 Мелихов Г.В. Маньчжуры на Северо-Востоке (XVII в.). М., 1974. С. 77. 14 Там же. С. 77, 100. 15 Там же. С. 55–56, 79, 88. 16 Цит. по: Пастухов А.М. Маньчжурская администрация в землях Нингуты и вассальных владениях в Приамурье (1610–1660) // Общество и государство в Китае. XXXIX научная конференция. М., 2009. С. 119. 17 Русско-китайские отношения в XVII в. Материалы и документы. Т. 1. 1608– 1683. М., 1969. № 61. С. 137. 1 16 Право войны в русско-китайском военном конфликте в Приамурье (XVII в.) Там же. С. 134–138. Там же. С. 206–208. 20 Мелихов Г.В. Указ. соч. С. 100. 21 Русско-китайские отношения в XVII в. № 75. С. 193–194; Александров В.А. Россия на дальневосточных рубежах: вторая половина XVII в. Хабаровск, 1984. С. 30. 22 Русско-китайские отношения в XVII в. Материалы и документы. Т. 2. 1685– 1691. М., 1972. С. 660. 23 Цит. по: Пастухов А.М. Указ. соч. С. 114. 24 Русско-китайские отношения в XVII в. Т. 1. С. 416–417. 25 Там же. С. 287. 26 Там же. С. 506, 514. 27 Цит. по: Мелихов Г.В. Указ. соч. С. 89. 28 Русско-китайские отношения в XVII в. Т. 2. С. 662. 29 Там же. С. 688. 30 Там же. С. 662, 677. 31 Там же. С. 665, 673. 32 Там же. С. 688. 33 Там же. С. 686. 34 Там же. С. 665. 35 Там же. С. 668. 36 Там же. С. 669. 37 РГАДА. Ф. 1142. Д. 35. Л. 1–3, 17. 38 Русско-китайские отношения в XVII в. Т. 2. С. 692. 39 Дополнения к актам историческим. Т. 10. СПб., 1867. С. 264. 40 Мясников В.С. Империя Цин и Русское государство в XVII в. Хабаровск, 1987. С. 497. 41 Там же. С. 399–400. 42 Акты исторические. Т. 5. СПб., 1842. С. 445. 18 19 17