Глава 11 Катастрофа 17 года 1917 год. Февральская революция
advertisement
Глава 11 Катастрофа 17 года 1917 год. Февральская революция. Петроградский гарнизон. Керенский и Корнилов. Октябрьский переворот. Брестский мир. Начало красного террора. Гражданская война: Колчак, Деникин и Врангель. Интервенция Антанты. Ленин и другие большевики. Трансфизическая природа революции. Война с Польшей: М.Н.Тухачевский и Й.К.Пилсудский. Военный коммунизм, Кронштадт и Антоновщина. НЭП. Создание СССР. Роль тайной полиции. Формирование многочисленной русской эмиграции. Церковь и СССР. Выдвижение Сталина. Борьба внутри ВКП(б). 1917 год. Наступил 1917 год. Ровно 36 лет назад взрыв бомбы, брошенной безымянным нигилистом на набережной Екатерининского канала, оборвал в Энрофе - жизнь царя Александра II, а в тонком мире - Экономический цикл России. Экономический цикл, Демиургическая процедура, в которой идет прямая работа с духовным уровнем каждого из жителей страны, работа, направленная на то, чтобы поднять этих людей с колен, оказался и России, и ее ведущим иерархиям не по плечу. Когда это стало окончательно ясно, Демиург решительно прекратил деятельность, оказавшуюся бесперспективной, и предвидя грядущие духовные опасности для страны и ведомого им народа, инициировал совершенно иную процедуру: волевой, имперский цикл, четвертый по счету в нашей стране. В имперском цикле Демиург не работает с духовным уровнем каждого отдельного человека - он использует силу государства для преобразования микро- и макросоциальных эгрегоров, оставляя людей столь же ведомыми, как и ранее. Однако, преобразованные социальные эгрегоры в идеале резко расширяют возможности каждого человека проявить свои кармические ограничения и проработать их в практике, создавая тем самым предпосылки для реализации кармических целей страны в целом. Наступал срок завершения 1-го и начала 2-го этапа цикла. Страна была беременна переменами, она ждала их со страхом и с надеждой, но никто не мог даже отдаленно предсказать, в какую именно форму выльются грядущие реформы. Во время прошлого, III волевого цикла, 2-й этап прошел не легко (он в принципе не может быть легким, так как посвящен решительному слому прежнего социального порядка), но в относительно безопасных условиях. Его осуществителем в Энрофе был 4-й государь из династии Романовых, великий миссионер и родомысл Петр Великий, но вся его деятельность проходила под двойным покровительством: и Демиурга страны и российского Уицраора, который выступал в то время слугой своего творца. И хотя Левиафан, эгрегор профашизма, уже тогда пустил корни в романовской империи, а Петр привез из Европы стойкую уверенность в его «прогрессивности», тем не менее Демиург сумел в главном сохранить контроль над протеканием цикла. Дело в том, что хотя Навна, соборная душа России, и была в тот момент, как впрочем и теперь, пленницей государственного демона, и ее свет едва-едва пробивался из-под казематов Друкарга, страна еще помнила Ее материнские излияния: уровень пассионарности народа был велик, и все, от ближнего боярина до последнего нищего жили горением, внося высокий эмоциональный накал в каждый поступок - от подлости до подвига. Когда Петр преобразовывал страну, ему не хватало людей знающих, не хватало четких и организованных, не хватало компетентных - но у него не было недостатка в людях неравнодушных. Увы, сейчас все было не так: Нанва по-прежнему была в плену, а за два столетия уровень пассионарности народа упал, особенно в столицах и крупных городах: там скопилось немало субпассионарного сброда, воспринимающего мир как единую большую кормушку, где можно или жрать вдосталь, или печалиться о том, что тебя плохо кормят. Новых пассионарных всплесков не было, да и быть не могло, пока Соборная душа российского сверхнарода была погребена в цитадели государственных демонов страны. Правда на окраинах, в провинции пассионарность все еще была высокой, но Россия уже начала, пока только как тенденцию, ощущать ледяной холод грядущей обскурации: приход к власти субпассинариев, не способных слышать не то что Демуирга, но даже Уицраора, и стремящихся только накрасть материальные блага здесь и сейчас, и ради этого раздирающих страну на куски и разваливающих все лучшее, что было создано трудами предыдущих поколений. В тот же момент в России пассионарии были энергичны, но в основном не образованы, и поэтому легко внушаемы; субпассинарные, или даже гармоничные интеллектуалы (тогда их называли интеллигентами) знали и понимали много, но ничего не способны и не желали делать для страны. Главной же проблемой страны была невозможность мирного проведения перехода ко 2-му периоду цикла из-за обструкционистской позиции II Жругра, полностью потерявшего связь с реальностью и отвергнутого Демиургом. Николай II был ставленником Уицраора и в глазах Демиурга просто слепым человеко-орудием, марионеткой Жругра, предназначенной на заклание. Он не обладал ни собственной, ни индуцированной волей, а в стране не пользовался даже тенью любви и авторитета. Сам последний император не был ни темным миссионером, ни подавляющей личностью. Совершенно уникальный, даже отчасти удивительный характер его предназначения был рассмотрен нами в предыдущей главе. Неудачное и бездарное правление создало Николаю II тяжелейшую личную карму, которая однако, была в огромной мере искуплена теми мужеством и стойкостью, которые он проявил в последний год своего земного воплощения и с которыми сумел принять смерть. Это предопределило и его посмертную судьбу: провалившись на короткое время в адские круги, он не стал впоследствии пленником цитадели Жругров, как большинство его венценосных предков, но был быстро поднят в затомис России и вошел в состав ее Синклита. Порождения старого Жругра, хищные молодые жругрята, взлелеянные Великим Игвой, плохо слышали голос Демиурга и целиком находились под влиянием меркабианцев, в первую очередь эгрегора Прафашизма и Призрака Коммунизма, зачастую путая их между собой и получая инвольтации от обоих. Демиург работал со всеми четырьмя жругрятами, но надежд на то, что кто-то из них сумеет стать его верным слугой и помощником, было мало. Примерно после года войны в результате ударов германского темноэфирного гиганта, на теле Жругра образовался нарост, альтернативный управляющий центр, аналогичный тем, которые в начале XIX века породили восстание декабристов, а через 65 лет смерть Александра II. В армии возникло брожение, резко упал престиж власти. Ядром этого процесса стало формирование генеральской оппозиции, в состав которой вошли все командующие фронтами и округами (в первую очередь генералы А.А.Брусилов, А.Е.Эверт, Н.В.Рузский и С.С.Хабалов) и руководители ставки, в первую очередь генерал М.В.Алексеев. Оппозиция была в хорошем контакте с лидерами Государственной Думы, особенно с ее председателем М.В.Родзянко и лидером партии "октябристов" А.И.Гучковым. Рассматривались разные варианты замены Николая II кем-то зругим из состава Романовской семьи. В конце 1915 года главнокомандующему, вел. князю Николаю Николаевичу оппозицией был предъявлен ультиматум: немедленно отстранить царя и взять всю полноту власти в стране в свои руки, все равно в каком качестве, как новый царь или как временный диктатор. Казалось, это был выход для страны: Николай Николаевич пользовался авторитетом в армии, ему доверяли и в стране, и в стане союзников, несмотря на тяжелейшие поражения конца 1915 года. Тот факт, что он - Романов, мог заставить примириться с переворотом даже ярых монархистов. Однако Демиург решительно отверг этот план: ведь все равно старый Уицраор остался бы на троне, и смена власти неизбежно оказалась бы или декорацией, или привела бы к смуте в тот момент, когда внешний враг, Германия, был все еще очень силен. Ужасные сражения во Франции, под Верденом и на Сомме, которые подорвали мощь германской армии, были еще впереди. Николай Николаевич отказался возглавить переворот, и, судя по всему рассказал все царю, ушел в отставку с поста главнокомандующего и уехал на «вспомогательный» Кавказский фронт. Главнокомандующим стал сам царь - в стране не было человека, которому он смог доверить этот пост. Никто из генералов, входящих в состав оппозиции, не пострадал, ни Брусилов, ни Рузский, ни Алексеев: воля к жизни у Уицраора уже была на нуле. Февральская революция. Сам переворот, покончивший с 300 -летней романовской династией, прошел почти в форме оперетты, но за ней четко прослеживается иностранное золото и щупальца чужих уицраоров, английского и отчасти французского, протянувшиеся в российский шрастр. Демиург отвернулся от российского Уицраора, полностью сняв с него свою санкцию и оставив без трансфизической защиты. Лишившийся энергии гигант беспорядочно размахивал щупальцами, а его порождения рвались через еще живое тело к сердцу своего родителя. Рев рарругов перекрывал все инвольтации из шрастра. Светоносное оружие Демиурга обрушилось на цитадель Друкарга, разбрасывая в стороны глыбы непередаваемо мертвой материи, и освобожденная Навна поднялась над развалинами, источая неземной свет. На несколько дней, несколько первых дней февральской революции, какое-то неслыханное блаженство и умиротворения разлилось по стране, в душах людей звучала музыка сфер - это впервые за почти пять столетий инвольтации Соборной души свободно достигали своего сверхнарода. Однако, одновременно из адских глубин на поверхность поднялась древняя Велга, и взмах ее покрывал принес с собой пожары, разрушения и безумную жестокость. На место братания и ощущения внеземного счастья первых дней революции, того счастья о котором за двадцать лет провидчески писал Чехов в «Трех сестрах» (помните: « …мы отдохнем, мы увидим небо в алмазах…») пришли безумные многотысячные толпы демонстрантов, в глазах которых стояли ненависть и разрушение, запылали усадьбы в деревнях. Музыка сфер сменилась воем рарругов, страну заволокло дымом, и сияние Навны уже не могло пробиться в Энроф. Вокруг страны теснились трансфизические хищники, готовые вцепиться в горло России: меркабианцы (Призрак Коммунизма, Мировой Банкир, мировой Профашизм) казалось схватились в непримиримой схватке, но по сути дули в одну дуду. Так, представители Профашизма, в России эсеры и черносотенцы, а потом, во время гражданской войны, видимо, во многом Л.Г.Корнилов и А.В.Колчак, легко находили общий язык со ставленниками Призрака Коммунизма, и с меньшевиками, и с большевиками: меньшевик Ю.О.Мартов (Цедербаум) входил в правительство Колчака, а эсер Я.Г.Блюмкин, убийца германского посла графа В.Мирбаха, стал в последствие высокопоставленным чекистом и большевиком. Велга (дикая, безумная жестокость революции), региональные обломки уицраоров, Уицраоры иностранных государств, в первую очередь Германии и Англии, а также Франции, США, Японии, Турции, Польши, … - весь этот зверинец кружил вокруг России и точил зубы на ее природные и человеческие ресурсы. Петроградский гарнизон. С чисто силовой точки зрения, февральская революция была полным аналогом военных переворотов, удавшихся и неудавшихся, совершаемых сперва стрельцами, а потом гвардией на всем протяжении существования романовской империи. Но данный переворот был последним, и он положил империи конец. К 1917 году Петроградский гарнизон называли «коллективным дезертиром», и посути так оно и было. После гибели кадровой гвардии в 1915 году в бессмысленной атаке в честь именин ее командующего ген. В.М.Безобразова, Семеновский, Преображенский и Измайловский полки, расквартированные в столице, на фронт не выводились, и комплектовались во многом за счет столичной шушеры, стремящейся таким способом увернуться от участия в кровопролитных сражениях. В последние дни февраля 1917 г при явном попустительстве командующего Петроградским округом ген. Хабалова, рота Семеновского полка, отказавшаяся участвовать в разгоне демонстрации, маршем прошла по казармам, присоединяя к себе все новые и новые подразделения. По сути, повторился сценарий 1825 года, только без бессмысленного стояния на площади: сразу нашлись и военные руководители, и политические лидеры, с подачи которых Государственная дума объявила о свершившейся революции. Царь находился вне Петрограда, в ставке, и в его распоряжении была вся армия страны. Однако, темноэфирная энергия в теле Уицраора плавно перетекла из той его части, которая инвольтировала Царя, в область, управлявшую генеральской оппозицией. И начальник генерального штаба Алексеев, и командующий Северным фронтом Рузский, по сути отказались выполнять его распоряжения, хотя и сохранили видимость субординации. Лишенный воли последний Царь Николай II подписал отречение, даже не попытавшись силой подавить мятеж. Интересно отметить, что могучая система тайной полиции, созданная II Жругром, никак не помешала революции. Ни Третье Отделение, ни корпус жандармов, ни военная контрразведка, но дворцовая полиция (слабый аналог нынешней Службы безопасности Президента) не шевельнули и мизинцем, чтобы физически изолировать заговорщиков и спасти главу государства от ареста. Эгрегор тайных служб, инвольтировавший спецслужбы как того времени, так и нынешние, по самой своей природе не способен к верности, преданности или просто элементарной порядочности. Предатель по натуре, этот эгрегор предал своих тогдашних принципалов, как впоследствии предавал одно за другим поколения большевистских, коммунистических и посткоммунистических руководителей. Однако, надежда на спецслужбы по-прежнему остается idea-fix российского истэблишмента: эту категорию людей история не учит. Фактический руководитель переворота, председатель Государственной думы Родзянко, задумчиво произнес тогда в частной беседе: мол, «все хорошо, только боюсь, как бы нас слева не захлестнуло». Его опасения были отнюдь не безосновательны: почувствовав слабость II Жругра, все его порождения, до поры скрывавшиеся в шрастре под крылом у Великого Игвы, кинулись на родителя как стая голодных псов. Либералы, эсеры, а чуть позже и эс-деки начали раскачивать государственную лодку, борясь за симпатии людей, стремясь любой ценой прорваться к власти. В первом Временном правительстве «левых» представлял только А.Ф.Керенский, но надо было быть очень наивным человеком, чтобы верить, что этим все кончится. Керенский и Корнилов. И Временное правительство и Керенский были явно промежуточными фигурами, имевшими вес только в Петрограде. Страна по инерции выполняла указания, идущие из столицы, а вдоль ее западной и южной границ была расположена многомиллионная армия. Все эти годы армия не знала, за какие же цели она воюет, а с резким ослаблением Уицраора потеряла всякий стимул не только воевать, но даже просто подчиняться своим начальникам. Петроградский совет принял исторический Приказ № 1, в принципе запретивший вывод частей гарнизона на фронт, создав прецедент для всей страны, а правительство не могло, да и не хотело ничего с этим поделать. А.Ф.Керенский сменил кн. Е.Г.Львова во главе Временного правительства, министровлибералов заменили эсеры и социал-демократы, но это по-прежнему была только декорация. Началась безудержная эмиссия денег - пришедшие к власти нувориши и «калифы на час», дорвавшиеся до печатного станка, торопились набить свои карманы. К лету революционные разговоры сменились первыми силовыми попытками: в начале июля экстремистская партия большевиков, создав боевые дружины (Красную гвардию) на немецкие и американские деньги, попыталась взять власть в Петрограде, но эта попытка была подавлена силой. В августе, старым Жругром была предпринята попытка сбросить со своего тела вцепившихся врагов, которая проявилась как военный переворот блестящего фронтового генерала Корнилова. Но Демиург не дал своей санкции на «Корниловский мятеж», и его провал выглядел чем-то средним между античной трагедией и лопнувшим мыльным пузырем. Керенский, в течении нескольких месяцев пытавшийся «оседлать» революцию и сыграть роль русского Кромвеля, был совершенно не готов к взятию на себя реальной ответственности. Несомненный черный миссионер, разрушитель, не способный к созидательной деятельности, тем более в сложнейших условия революции, да реально и не рвущийся к ней, оно был марионеткой в руках Урпарпа и меркабианцев, слепо глядя в рот Англии, и в меньшей степени Франции. Занимая высокое положение в русском масонстве, он надеялся использовать свои тайные международные связи для упрочение положения Временного правительства. Однако Керенский существенно просчитался: масонство, как и любой другой мистический орден, стремительно теряет силу при попытке использовать его не для духовных целей, а лишь в политических интересах. К началу XX века международное масонство было уже высоко оскверненной организацией, лишенной реального канала в Трансмиф, и способной только к политическому интриганству. Как и во Франции, русское масонство сыграло немалую роль в подготовке и инициации революции; однако оно оказалось совершенно бессильным управлять ее протеканием. Корнилов был человеком совершенно другого уровня. Боевой генерал, прекрасный организатор, он обладал колоссальной харизмой, способностью подчинять и вести за собой людей. В сочетании с редкой порядочностью и личной храбростью, эти способности превращали Корнилова в потенциального лидера, действительно могущего спасти страну и навести в ней порядок. Трагичность судьбы и миссии Корнилова связана с самим характером протекания имперского цикла в стране: он проводился без должной трансфизической подготовки, на руинах не доведенного до конца цикла экономического. По первоначальному замыслу, Корнилов должен был стать одним из главных организаторов IV фазы экономического цикла, выведя страну к процветанию и порядку. К глубокой скорби, ни Демиургу, ни Синклиту не удалось вписать его миссию в спешно инициированный имперский цикл: потенциально великий лидер и народоводитель, Корнилов не сумел выдвинуть никакой положительной социальной или политической идеи, и в начале 1918 года его жизнь трагически оборвалась. И все же его миссия не пропала даром: своим примером, самим подвигом своей жизни он вдохновил то, что в последствии было названо «белым движением». Именно героическая, хоть и безнадежная борьба «белых» за единство России не позволила темным миссионерам просто тихо сдать страну, а иностранным Уицраорам разорвать ее на части. Октябрьский переворот Трансфизическое описание драматических событий октябрьского переворота и последовавшего за ним развития блестяще описаны в «Розе мира» Даниила Андреева и это описание вряд ли целесообразно повторять здесь. К осени 1917 года в стране образовался вакуум власти, надвигалась экономическая катастрофа. Геополитические цели, которые ставил старый Уицраор, потеряли всякую ценность в глазах населения, а активная поддержка этих целей двумя его последышами только компрометировала тех перед лицом субпассионариев. Гибель старого Жругра, откровенная слабость его последышей, вой рарругов, доносящийся из шрастра, мановения тканей лиловых покрывал Велги - все эти инвольтации сливались в один чудовищный мотив, в один жуткий танец - танец развала и всеобщей гибели. На страну надвигалась зима, а вместе с зимой и экономическая катастрофа, перспектива голодной смерти для населения крупных городов. Демиург активно инвольтировал взявших власть большевиков - несмотря на то, что большинство из них были носителями темных миссий, это была наиболее жизнеспособная группа среди тех, кто хоть как-то претендовал на управление страной. Другого пути у России в тот момент не было: нужен был хотя бы какой-то уицраор, чтобы навести минимальный порядок, направить пассионариев к минимально созидательной деятельности и укротить субпассионариев как в деревнях, так и городах («горожан-потребителей») способных растащить и разрушить все. «Логика власти» неизбежно должна была повести Жругренка, воссевшего на трон в шрастре, по пути сохранения национального единства - что же, на тот момент это была наименьшая из возможных бед. Брестский мир. Первыми действиями новой власти были перенос столицы из Петрограда в Москву и предложение Германии срочно заключить сепаратный мир. Большевистские лидеры бежали из цитадели прежнего Жругра, но это был не только трансфизический страх. Питер за годы войны перестал быть городом, где можно было найти хоть сколько-нибудь пассионарный человеческий материал. Его заполнили субпассионарии всех пород: уголовники, организованные преступные группировки (тогда они назывались «хулиганы»), финансовые рвачи, казнокрады всех мастей, просто трусы и дезертиры, продажный госаппарат и ненадежный гарнизон. Надо было создавать новый государственный аппарат, и Москва была более привлекательным местом. Кроме того, Питер был очень небезопасен в военном отношении: немцы стояли под Псковом, а в районе Ревеля собиралась белая добровольческая армия Н.Н.Юденича, одного из самых успешных русских генералов. Эстония объявила о своем отделении от России, и ее эгрегор был бы рад выставить русских националистов куда-нибудь подальше, но противопоставить добровольцам в военном плане в тот момент ничего не мог. Немцы приняли предложение, и мирная конференция собралась в Бресте, на территории, оккупированной Германией. И Германии, и Австро-Венгрии мир с Россией был срочно необходим: это давало шанс завершить войну без совсем уж грандиозных потерь. Однако, в самой Германии трансфизичесая ситуация также была очень не простой: грандиозное усиление роли армии и тяжелые удары западных Уицраоров привели к образованию перетяжки и на теле германского государственного демона. У страны стало как бы две почти официальных головы: Правительство и Генштаб, у которых были и разные видения будущих планов войны, и даже различные национальные цели. Только личность кайзера как-то интегрировала это неустойчивое равновесие, но было ясно, что таланта и воли Вильгельма II надолго не хватит. АвстроВенгрия же вообще разваливалась на куски: австрийцы, чехи и венгры терпели друг друга с трудом и вместе жить, а тем более вместе воевать не хотели. Обоим державам нужен был не просто мир, но и украинский хлеб; без этого с Антантой и пришедшими ей на помощь США было не совладать. В 1917 - 21 годах во главе большевиков стояли две почти равновеликие фигуры: В.И.Ленин (Ульянов) и Л.Д.Троцкий (Бронштейн). В прошлом жесткие противники, боровшие за единоличное лидерство в РСДРП, сейчас в большевистской партии они, как ни странно, сотрудничали эффективно и дружно. Троцкий признавал первенство Ленина, но уверенно и безоговорочно занимал место №2, т.е. каждый раз возглавлял то направление, которое на данный момент воспринималось наиболее важным, внося в него свой бешеный темперамент и незаурядный интеллект. Так, в октябре 1917 именно Троцкий возглавил Петроградский совет и руководил вооруженным восстанием, арестовавшим Временное правительство. Теперь, когда приоритетом был мир с немцами, Троцкий возглавил Народный комиссариат Иностранных дел и мирную делегацию Советского правительства на переговорах в Бресте. Будучи в первую очередь слугами Призрака коммунизма, оба эти лидера имели достаточно мощные каналы и в другие эгрегоры, получая из них дополнительную инвольтацию; это предопределило существенные различия в деталях их политических позиций, причем различия важные, хоть и тонкие. Ленин был способен слышать веления Демиурга, а в еще большей степени - Великого Игвы Друкарга. Всю жизнь сознательно ненавидя Россию, все русское, он тем не менее в глубине души оставался патриотом: он не стремился ни развалить, ни уничтожить или продать страну, но мечтал переделать ее под Европу, под столь любимую им Швейцарию. Считая русскую революцию началом революции германской, а затем и всеевропейской, он видел конечный результат в «Соединенных Штатах Европы», прообразе нынешней ЕС, в состав которой Россия должна была войти не как полуколония, но как полноправный участник. Так, геополитические взгляды Ленина по сути смыкались с идеей Священного союза царя Александра I: несмотря на различия в идейных основаниях, это была та же модель российско-европейского взаимодействия. Модель уже единожды отвергнутая и российским, и европейскими Демиургами, но инвольтируемая очень высокими Провиденциальными силами, видимо напрямую Синклитом Мира. Наоборот, Троцкий не имел практически никаких каналов в национальные российские ведущие эгрегоры, кроме канала к нарождающемуся III Жругру, и интересы России как страны были ему глубоко чужды. Зато Троцкий был гражданином США, имел несомненные каналы к Стейбингу и Великому банкиру и тесные связи с их марионетками в Энрофе. Россия для Троцкого не была ни деревом, которое следует растить, ни садом, который дожидается, пока его окультурят. Она был для него лесной делянкой, которую следует вырубить, вывезти стволы и ветви, и использовать их совсем в других местах. А уж что останется на месте вырубки - не наше дело. Позиция Троцкого - это даже не позиция колонизатора, это позиция хищника и безжалостного эксплуататора, варвара и работорговца. Так же было различным и их отношение к заключаемому миру. Для Ленина этот мир - хорошее условие для укрепление большевиков в России и экспорта революции в Германию. Ради этого можно и отдать те территории, которые пока советское правительство все равное de-facto не контролирует - потом, при общеевропейской революции, все снова будет расставлено по местам. «Потеря - пространство, выигрыш - время» - так описал эту идею Маяковский. Важно, чтобы немецкое наступление не погубило русскую революцию прямо сейчас. Германия укрепиться и еще сможет воевать на Западе - хорошо! Это только усилит революционные настроения и в самой Германии, и в странах Антанты. Поэтому позиция Ленина - немедленный мир, более или менее на любых условиях. Позиция Троцкого внешне похожа, но - иная: «не мира, не войны, а армию распустить!». Логика тут железная: начнется революция в Германии - что же, хорошо, будем делать мировую революцию. Не начнется, так Германия завязнет в России и не удержит Западного фронта - что же, и это неплохо, ведь именно ради этого, ради разрушения всех трех великих европейских империй, России, Германии и АвстроВенгрии, и была развязана меркабианцами Первая Мировая война. Троцкий два месяца тянул с заключением мира, и только решительное германское наступление под Псковом так напугало большевиков, что ленинская позиция возобладала – мир был заключен. Немцы вступили на Украину, быстро и решительно организовали там обмен хлеба на промышленные товары и сумели продержаться еще год. Для России это был подарок судьбы: западные Уицраоры, Уэст, Бертран и Стейбинг, были заняты схваткой с Прусским Волком, и не смогли набросится на нашу страну в момент. когда она была наименее защищенной. Часто ставится вопрос об этичности и целесообразности Брестского Мира: Россия по сути, бросила своих союзников и не смогла потом пожать плоды их победы в тяжелейшей войне, на алтарь которой были принесены огромные человеческие жертвы. В принципе, этот взгляд, демиургический по сути, имеет право на обсуждение, он был значим тогда и не потерял своей актуальности сейчас. В нем перемешаны, по сути два вопроса: этический и каузальный. Во-первых, надо помнить, что в тот момент решался вопрос не о преимуществах, решался вопрос о выживании страны. Большевики были узурпаторами, палачами и в своем большинстве негодяями, но кроме них никто в России на роль осуществителей ее далеких национальных целей не годился вообще. Гибель их правительства под ударами Германского Уицарора была бы одновременно и гибелью России, гибелью ее как части мирового порядка, и как части Божественного плана трансформации Земли из ее нынешнего убогого состояния в мир просветленного человечества. Во-вторых, Первая Мировая война прочно вошла в лексикон русского народа как Империалистическая, война заведомо не справедливая, начатая и проводимая вопреки воле народоводительских эгрегоров страны, в интересах западных Уицраоров и их меркабианских инспираторов. Если для Франции Первая Мировая была «Великой войной», то для России это была война, в которую ее обманом вовлекли враги, прикрывавшиеся словами о дружбе. Ее плоды не были нужны русскому народу, олицетворяемому своим Демиургом. Что касается этической стороны дела, то миллионы граждан России погибли и были покалечены во имя этих антинациональных интересов. Более того, в самые тяжелые минуты войны, летом 1914 года, а затем в 1915 г, Российская армия храбро воевала и спасла Францию от неминуемого поражения, заплатив за это сотнями тысяч жизней. В 1917 году немедленный вывод России из войны был единственным условием сохранения страны как единой и значимой части человеческого сообщества, и это несомненная заслуга большевиков перед Россией. Интересно, что те, кто правил страной в 1917-18 гг. по видимости, были очень далеки от Демиурга и служили совсем иным хозяевам, но все же провели в жизнь именно то решение, которое Он инспирировал. Начало красного террора. В начале 1918 года большевики разогнали Учредительное собрание, избранное на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования. Идеи демократии и представительского народовластия были глубоко чужды и противны и Ленину, и Троцкому: оба хорошо видели, к чему приводят игры политиканов в Европе и США, и никаких иллюзий в отношении демократии не питали. Власть они держали крепко, и отобрать ее у них можно было только силой. Надо отметить, что никакие трансфизические силы за Учредительным собранием не стояли: ни Демиург, ни Синклит, ни нарождающийся III Жругр, ни даже Великий Игва. Его депутаты не ощущали себя властью и не имели ни воли, ни позитивной программы: собрание разошлось при одном лишь намеке на возможность силового разгона. Однако, в Энрофе этот разгон создал прецедент «права сильного», и страна неудержимо покатилась к гражданской войне. Летом, воспользовавшись провокационным убийством германского посла графа Мирбаха, большевики разделались со своими бывшими союзниками по правительству: «левыми» эсерами, и жругренок, постепенно становящийся III Жругром, втянул в себя темноэфирное тело эгрегора их партии. В Петрограде начали брать и расстреливать заложников из числа дворянства и высших чиновников прежнего режима - начался красный террор. В ответ на это был убит глава Питерской ЧК М.С. Урицкий, а через несколько дней тяжело ранен Ленин. Террор постепенно растекался по территории России и принимал массовый и необратимый характер. Гражданская война покатилась по всей территории страны. Интересен вопрос об участии евреев в развернутом массовым терроре. Собственно, в 1918 году слово участие неверно: практически весь состав Петроградской ЧК был евреями, и НИ ОДНОГО еврея не было взято в заложники или расстреляно. Даже еврей Л.Киннегисер, прямой и непосредственный убийца Урицкого, не был казнен: его продержали в тюрьме пару месяцев и выпустили (хоть легенда и сохранила сведения о его расстреле). Вообще тесная связь между мировым еврейством и меркабианцами несомненна: именно этот народ был избран Великим банкиром для служения проводником своей миссии на планете Земля. В книге пророка Осии, входящей, как известно, в состав священного писания, прямо описывается, как именно евреям следует захватывать власть на планете. Евреями является подавляющее большинство владельцев крупнейших мировых банков: они носят английские, французские, немецкие, испанские или русские имена, и их национальность часто неочевидна, но это так. Евреи уже в начале XX века контролировали большую часть европейской журналистики; и сейчас основная часть средств массовой дезинформации людей находится в их руках. Вообще, эгрегор международного еврейства, обладающий собственным темноэфирным телом, является значимым всепланетным игроком, как правило, оставаясь в тени грандиозных национальных уицраоров, и сплошь и рядом игнорируется даже теми людьми, которые дают в целом адекватные описания трасфизической борьбы на планете Земля. Гражданская война: Колчак, Деникин и Врангель. Что можно написать о гражданской войне: отряды бандитов и партизан, постепенно превращающиеся в армии белых и красных – все это борьба оскверненных эгрегоров между собой, которая пока только ждет своего метаисторического описания. Она несла океаны гавваха, укрепляя планетарного демона и его воинство, а заодно уничтожала реальные или потенциальные человеко-орудия Провиденциальных сил. В Энрофе мы видим отражение этих процессов в виде схватки групп темных миссионеров между собой: партийная принадлежность играла роль ярлыка, и легко менялась при необходимости. Либералы П.Н.Милюков и П.Б.Струве сотрудничали с А.И.Деникиным, П.Н.Врангелем и даже с казачьим генералом П.Н.Красновым; эсер Блюмкин совершил провокационное убийство германского посла графа Мирбаха в интересах большевиков и вступил в их партию; один из большевицких лидеров В.Володарский (М.М.Гольдштейн), вывозя из страны корабль (!) награбленного золота, был убит подельниками по подозрению в хищении (крысятничестве, как сказали бы в нынешней уголовной среде). Страна трещала, разваливаясь на части, и региональные различия становились сильнее общепартийных: казачья республика Краснова не ладит с Деникиным, уральские большевики не могут договориться с московскими, кто именно расстреляет бывшего царя, и т.д. Национальные окраины рвутся прочь из империи, но и само ее ядро трещит: Дальневосточная республика, Уральская республика, Донская республика, Горская республика… В Закавказье, в Средней Азии, на Дальнем Востоке резня, в Одессе, Архангельске, Владивостоке - интервенты. К концу 1918 - началу 1919 года война начала принимать более или менее организованный характер. Под руководством Троцкого была создана массовая Красная армия, сперва добровольческая, но очень быстро преобразованная в принудительно набираемую. Первым ее серьезным противником стало правительство, созданное в Омске под руководством адмирала Колчака и развернувшее активные боевые действия. Колчак - одна из наиболее значимых фигур белого движения и русской революции в целом. С точки зрения Демиурга, он был как бы дублером большевиков потенциальным национальным лидером, который был бы способен выполнить планы II фазы имперского цикла, если бы Сталин погиб прежде времени или большевики не сумели бы удержать власть. Колчак ясно понимал, что к старой империи возврата быть не может, что страна в муках рождает новый социальный строй, и можно или погибнуть, пытаясь этому помешать, или встать во главе этого процесса. Колчак был несомненным носителем светлой миссии, но его миссия, как и миссия генерала Корнилова, была изначально предназначена сорванному экономическому циклу. Синклит сумел переориентировать эту миссию, но лишь частично: в условиях дикого хаоса революции Колчак не смог найти третий путь который бы вдохновил достаточное число приверженцев: не большевистское служение Призраку коммунизма, но и не возврат к старому. Это обусловило его поражение и гибель: адмирал Колчак был расстрелял красными сразу после пленения. Таких врагов большевизм в живых не оставлял. Другой противостоящей большевикам силой была Добровольческая армия. Изначально она была создана генералом Корниловым из офицеров, которые с отвращением смотрели на революционный бардак и мечтали навести в стране порядок. После смерти Корнилова в начале 1918 года, Добровольческую армию возглавил его друг и единомышленник, генерал Деникин. Честный, храбрый, талантливый писатель и совсем не бездарный в военном отношении генерал, он оказался неплохим организатором. Однако он не обладал и тенью Корниловской харизмы и был удивительно слаб в политике. Деникин искренне не понимал происходящего вокруг, и был убежден, что стоит только повесить 4 -5 сотен большевиков, либералов и прочих бунтарей и демагогов на фонарях, как старая империя возродиться сама собой, и один из великих князей возглавит ее в качестве царя. Деникин не признавал Колчака Верховным правителем России и не желал координировать с ним свои действия, тем самым заведомо обрекая на провал антибольшевистскую борьбу. Отношение Демиурга к белой армии Деникина было двойственным: он санкционировал ее на борьбу, но не на победу. Такая, по человеческим меркам коварная позиция, реально ни в коей мере не является неэтичной: вследствие своей свободы воли, каждый человек сам выбирает, каких эгрегоров ему слушать и на чьей стороне сражаться. Демиург не вправе лишать людей свободы воли - это было бы истинное преступление, не оправдываемое никакими каузальными ситуациями, ни даже этическими причинами. А вот направить активность людей в наиболее осмысленное из всех доступных им русел - это истинная область творчества народоводительских сил. Белые офицеры хотели сражаться с революцией, пытаясь силой загнать обратно уже рожденную новую социальную реальность. Демиург направил их активность по наиболее продуктивному руслу: наличие боеспособной белой армии не позволило Англии и Франции масштабно вмешаться в русские дела, а к моменту краха Добровольческой армии III Жругр уже набрал достаточно сил, чтобы противостоять внешней угрозе. Последней фигурой белого движения, которую стоит здесь упомянуть, является ген. Врангель. После краха Добровольческой армии и эмиграции Деникина, Врангель собрал ее остатки в Крыму, реорганизовал и превратил в последний антибольшевистский форпост. По сути, Врангель пытался заново оживить колчаковскую программу, но уже без Колчака. Однако Врангель на эту роль решительно не подходил, несмотря на все его несомненные достоинства: ум, образованность, авторитет, блестящие организационные способности. Но в отличие от Колчака, Врангель был в слишком большой степени гражданином мира: он не ощущал веления российского Демиурга как что-то, имманентное своему собственному существованию. Колчаковская экзистенциальная дилемма «победить или умереть» для Врангеля и его близкого окружения была трансформирована в «победить или эмигрировать». Врангель как национальный лидер страны неизбежно означал сдачу России тогдашним «глобализаторам», в первую очередь Англии и стоящему за ней Мировому банкиру. Надо ли говорить, что Демиург не мог поддержать Врангелевское правительство, несмотря на высокие личные качества ряда входящих в него лиц. После взятия Крыма большевиками в стране не осталось реальных сил, способных противостоять их власти. В боях гражданской войны Красная армия также прошла суровый путь. В ее среде выросла целая плеяда командиров, ведших отряды и войска через победы и поражения. Специфика войны, в которой собственно тактические и оперативные действия не просто перемежались с карательными акциями, но во многом были неотличимы от них, привела к тому, что в числе руководителей армии одновременно оказались и действительно блестящие военные, и каратели - палачи, и просто партизанские вожди, так и не понявшие ни смысла дисциплины, ни важности планирования. М.В.Фрунзе, К.Е.Ворошилов, А.И.Егоров, С.М.Буденный, М.Н.Тухачевский, В.К.Блюхер, В.М.Примаков: каждый из них был незаурядной личностью, но отнюдь не каждый - действительно хорошим генералом. Кроме того, помня опыт Французской революции, большевистские вожди с большим подозрением наблюдали за карьерой каждого из своих военачальников: в любом талантливом генерале им мерещился будущий Наполеон. Это изначально создало определенные трения между армией и партией, трения, которые в дальнейшем сохранялись на протяжении всей советской эпохи. Интервенция Антанты. В 1918 - 19 гг все основные российские порты, кроме Петрограда, были захвачены высадившимися туда «союзниками»: в Мурманске и Баку были англичане, в Одессе - французы, во Владивостоке - американцы и японцы. Формально это оправдывалось наведением порядка, но на самом деле было пробой сил и подготовкой к оккупации страны. И Колчак, и Деникин, и большевики воспринимали это однозначно, и «союзников» на своей земле отнюдь не приветствовали. Зато региональные сепаратисты и отделенцы были в восторге: наконец-то кто-то внешний придет и «наведет порядок». До сих пор поражает вопрос - почему же интервенция носила столь ограниченный характер? Почему главные центры России не были оккупированы именно тогда, когда ее ведущие эгрегоры были слабы и не могли организовать отпор? Часто пишут, что де, европейцы побоялись соваться в дикое поле, испугались жестокостей ожидаемой войны. Это просто смешно: после покорения Индии и Южной Африки, после сгона англичанами сотен тысяч буров в концентрационные лагеря, на солнце, без тени и воды, о страхе перед жестокостями не было и речи. Дело скорее в другом: меркабианцы считали, что Россия уже у них в кармане, и боялись военным вмешательством испортить игру. Воевать с большевиками - да зачем? они и так сдадут страну. А вот воевать с белыми было страшновато: и своим народам не так-то легко объяснить причину войны с бывшими союзниками - ведь тогда современных средств промывания мозгов, типа телевидения и интернета еще не было и в помине, а газеты отнюдь не столь эффективно внушают ложь. Но главное, можно было всколыхнуть русское национальное движение, которое пока так успешно давили большевики, а примеры неудачных военных интервенций: Наполеона и Крымской войны были у всех западных лидеров на уме. Поэтому в страну чуть-чуть влезли, для пробы сил, но когда попросили уйти - сразу убрались. Но даже это неосторожное вторжение все-таки сыграло свою роль: до нового Уицраора России дошло, что его владения в опасности, что никакие прежние заслуги страны, ее прежняя мощь и прежний авторитет не гарантируют безопасности сейчас. Как большевистские лидеры из будущего сталинского окружения, так и миллионы простых россиян, в том числе и членов РКП(б), осознали, что если хочешь в стране жить, то ее надо защищать, иначе очень быстро ты начнешь кормить чужих буржуев. Примерно такое же чувство испытали 80 лет спустя миллионы россиян, узнав об американских бомбардировка Белграда: они вдруг осознали, что только бездарная и неэффективная армия и проклинаемый всеми СМИ ядерный арсенал защищают саму Россию от таких же бомбардировок. Питер, Минск и Севастополь легко стали бы целями для американских бомбардировщиков, если бы не ракеты c ядерными боеголовками, построенные еще во времена СССР, и к счастью не отданные на слом. Американские B-52 уже сейчас не несут бомбы на улицы наших городов только потому, что страх перед ядерным потенциалом нашей страны удерживает их от этого. А будь мы слабее, предлог для бомбардировок легко бы нашли и обосновали. Наши западные враги-партнеры учатся, и в 90-х годах ошибки с интервенцией они не допустили: наоборот, все подконтрольные меркабианцам СМИ единогласно утверждали, что у России нет внешних врагов и ее суверенитет незыблем. Но об этом в другой главе. Ленин и другие большевики. Поражает воображение противоречивость натуры и метаисторической роли В.И.Ленина. С одной стороны, Ленин - решительный русофоб, он ненавидел свою родину, ненавидел ее быт, ее традиции; он превозносил Европу, особенно Швейцарию, в которой прожил почти 20 лет, и считал ее безусловным образцом для подражания. Именно Ленина, в большей степени чем Троцкого, Г.Е.Зиновьева (Радомысльского) или Я.И.Свердлова, трансфизические враги нашей страны выдвинули на пост главного губителя России. Именно от него ожидалось, что он развалит страну, разрушит ее традиции и культуру, подорвет национальный дух и тем самым лишит ее перспектив выполнения миссии, а ее природные богатства сделает легкой добычей хищниковсоседей. И в тоже время, именно Ленин, вопреки требованиям западных Уицраоров, вопреки пожеланиям меркабианцев и Урпарпа, собрал Россию из кусков, воссоздал ее как единое и независимое пространство. На фоне безумных разговоров о «всемирной революции», диких экспериментов с финансами, жуткого террора, голода, разрухи, на фоне гонений на интеллигенцию, именно Ленин сохранил то единственное, что на тот момент еще оставалось от страны: ее территорию и государственность. Вопреки своим же собственным теориям, вопреки всему тому, что он сам писал и говорил раньше, Ленин выступил как тонкий дипломат и блестящий организатор: отступал там, где невозможно удержаться, и забирал свое назад при первой возможности. С другой стороны, не стоит идеализировать и недооценивать Ленина, делать из него патриота или национального героя: он не просто слуга слабого, но рвущегося к власти третьего Уицраора, и проводник части велений Демиурга. В не меньшей мере Ленин - грандиозный темный миссионер планетарного масштаба, один из предтеч современной глобализации. Именно он выступил проводником меркабианских инвольтаций, в первую очередь Призрака коммунизма, и превратил III Жругра в государство нового типа, в средоточие экономической, идеологической и силовой власти. Гоббсовский Левиафан - лишь тень того монстра, которого Ленин создавал из Российского государства, а оно в свою очередь - только прообраз того будущего глобализаторского супервампира, которым на наших глазах становится Уицраор США, Стейбинг. Смерть Ленина в довольно раннем возрасте не позволила ему осуществить свою темную миссию в полном объеме, а его последователь, Сталин, существенно трансформировал Российское государство в направлении национальном, демиургическом. В результате детище Ленина, СССР, не стал мировым супервампиром, хотя и имел для этого все задатки, а остался в главном Российской национальной империей. Это отсрочило глобализаторство на 60 - 70 лет, дав человечеству возможность приобрести значимый трансфизический опыт и быть готовому противопоставить его меркабианцам. На фоне Ленина и Троцкого (см выше) остальные большевистские лидеры выглядят довольно прямолинейно, хотя детальный разбор трансфизических влияний, предопределивший их политические линии, еще ждет своего исследователя. Наиболее мрачной фигурой после Троцкого был Зиновьев - марионетка Призрака коммунизма, жестокий и убежденный палач и каратель. Видимо, похожие слова можно сказать и о Н.И.Бухарине. Наоборот, такие деятели как А.И..Рыков - председатель Совнаркома, Г.Я.Сокольников (Брильянт) - наркомфин, Г.В. Чичерин - наркоминдел, В.М.Молотов пред Оргбюро ЦК, и отчасти М.В.Фрунзе и К.Е.Ворошилов, воспринимали, по крайней мере частично, инвольтации национальных эгрегоров: Великого Игвы и даже Демиурга страны. Трансфизическая природа революции. Значительная часть русской интеллигенцией восприняла революцию 1917 года как страшную трансфизическую катастрофу, не просто как период сумерек богов, но как момент, когда Бог вообще перестал глядеть на Россию. Эта тенденция хорошо отражена в работах таких философов как С.И.Булгаков, В.М.Вышеславцев и П.Б.Струве, но в еще большей степени в работах не философов, а более близких к народу интеллигентов, например писателей типа А.Т.Аверченко. На самом деле это конечно, не так, это аберрация близости, не готовность видеть Провиденциальную деятельность везде, и выделять ее из адских и оскверненных инвольтаций. В Коране сказано, что «без воли Аллаха даже листик не шевельнется» - и это действительно верно, хоть понимать это утверждение следует не буквально. Дело не в том, что Верховное Божество подменяет Собой стихию ветра, но что существование любых эгрегоров, любых трансфизических влияний в какой-то степени санкционировано Им, и любые, даже очень оскверненные действия на физическом плане интегрируются Провиденциальными силами, превращаются ими во что-то полезное, служащее не деструкции, но повышению цельности мира. Любая революция несет в себе несколько, по крайней мере три или четыре независимых влияния, в нумерологической мистике выражаемые числами 11 (прогрессорская деятельность), 13 (черноучительство), 23 (искупление) и 31 (прямая инвольтация демонизма, тонкое зло). Для воплощенного человека различение всех этих архитипических влияний – трудная, хоть и важная задача, без которой невозможно позиционирование себя в мире, являющемся игралищем могучих трансфизических сил. Как правило, прямая работа с числом 31 и его земным проявлением – демонизмом и «абстрактным злом», для человека слишком сложна, но уж умение четко отличать «прогрессорство» от «черноучительства» жизненно необходимо. Надо понимать, что оба эти проявления, как бы тяжелы они ни были в жизни, исходят не от демонического мира, но от кармического эгрегора, т.е. от Бога. Они оба требуют от человека смены своей жизненной позиции и расширения сознания, хотя и по-разному, причем обычно первая – мягче, а вторая – жестче. Революция разрушила старую Россию не своей злой прихоти, но потому, что та изжила себя. В 1914 году российская империя еще стояла и казалось незыблемой, но это была только форма, уже лишенная внутреннего импульса жизни и творчества. Революция 1917 года прошла гораздо жестче и разрушительней, чем это хотелось бы Демиургу и Синклиту, но все же главное ее содержание – созидательное. Революция вывела Россию на новую фазу развития, и раскрыла перед ней такие горизонты, которые в рамках романовской империи были нереальны и нереализуемы. Война с Польшей: М.Н.Тухачевский и Й.К.Пилсудский. В течении многих столетий Польша была основным эгрегориальным двойником, трансфизическим дублером России, что на практике проявлялось как соперничество. После вхождения Польши в сферу Римско-Католической церкви и принятия инвольтаций папизма, Польша превратилась в главного геополитического противника нашей страны. В течении ряда столетий она выступала как таран, использовавшийся оскверненными эгрегорами Европы для атак на Россию. К концу XVIII века ослабевшая, но по-прежнему агрессивная Польша была поделена между ее тремя соседями: Австрией, Пруссией и Россией, причем в конечном итоге к России отошла большая часть этой страны. Несмотря на включение Польши в состав России, ее темноэфирный эгрегор не был поглощен Жругром, и сохранил подобие собственного шрастра. Для Жругра это типичная позиция, проводимая в отношении покоряемых им стран и народов. Так, прайд львов позволяет шакалам и гиенам сопровождать себя и питаться остатками охотничьей добычи, не делая самих шакалов пищей даже в минуты голода. В XIX века Польша трижды создала крупные геополитические трудности для России: во время наполеоновских войн; во время восстания 1830 года, приуроченного к очередному революционному натиску в Европе и совпавшее со смертью наместника Польши цесаревича Константина Павловича; в 1863 году во время восстания, обусловленного ослаблением Жругра в результате Крымской войны и реформ. Темноэфирный эгрегор Польши подчинялся России лишь формально, ища любого предлога для отделения, но Демиург не позволял Жругру просто раздавить давнего соперника. На общечеловеческих весах Польша, как носитель высокой и самобытной культуры, имеет значительную ценность, и пусть ее миссия пока плохо понятна, она несомненно существует и инвольтируется Синклитом Мира. Вообще говоря, для России не было характерно проведение эгрегориальных войн – за всю ее историю такими войнами были только схватки частей собственно русского уицраора. Эта традиция идет еще со времен Орды. И на Кавказе, и в Польше, и в Прибалтике, не говоря уж о Средней Азии, Россия военными средствами добивалась только обеспечения безопасности, а потом проводила политику терпимости, предоставляя национальным эгрегорам возможность сохранения и развития. Для Синклита России и ее Демиурга характерна приверженность поликультурности – идее, что каждый из существующих эгрегоров, даже непокорный и разбойничий, тем не менее чем то ценен, раз он создан Богом, и Господь (Планетарный Логос) попустил его существование на Земле. Этот подход идет от Чингиз-хана и ордынских традиций, и разительно отличается от подхода англо-саксонского. Там эгрегоры, выразившие покорность, разительно трансформируются (Индия), а чуждые и враждебные эгрегоры подлежат безжалостному уничтожению. При этом живущие под ними люди либо обрекаются на вымирание, либо ассимилируются. Это хорошо видно по судьбе индейцев Северной Америки, жителей Австралии и Тасмании, Бенину, бурам. В 1914 году Польша была оккупирована немцами, и практически сразу обратилась к ним с просьбой о воссоздании Польского государства. Кайзер дал такое обещание, что в дальнейшем чрезвычайно затруднило переговоры с Россией о возможном сепаратном мире. Тем не менее, после Брестского мира Польское государство было создано, его возглавил националист и бывший царский свитский генерал Е.К.Пилсудский. Польша с первых дней своего возникновения заняла резко антирусскую и антигерманскую позицию, претендуя на территории всех своих соседей. Версальская конференция отдала полякам значительную часть германской Померании (Данцигский коридор), откуда немцев тут же начали безжалостно выселять. В 1919 году Польша напала на только что получившую независимость Литву, и отобрала себе значительную часть ее территории с исторической литовской столицей – Вильнюсом. Главным патроном Польши, как и в XIX веке, была Англия; но если на Венском конгрессе английскому уицраору (Уэсту) не удалось отстоять ее независимость, и посадить между Россией и Пруссией занозу, то теперь это удалось легко: оба главных противника были повержены, и казалось, что надолго. К концу 1920 года руководители Англии вынуждены были с грустью констатировать, что расчленить и разрушить нашу страну в этот раз не удалось: советская Россия снова была единой и занимала основную часть территории бывшей Российской империи. Видели это и руководители Польши: для них имелась последняя возможность отхватить себе кусок территории, ибо было ясно, что кризис миновал и в дальнейшем наша страна станет только сильнее. Пилсудский, поощряемый Англией, готовил войну, но чуть опоздал: войска Южного фронта под командованием М.В.Фрунзе одним ударом взяли Крым, покончив с белым движением, а потом уничтожили отряды Махно, лишив Польшу возможной 5-й колонны на территории Украины. Конечно, не стоит делать из Совдепии ангела: она сама предполагала нападать на всех своих соседей, и на Польшу в частности, и вовсе не была миролюбивым государством. Всеевропейская революция по-прежнему была idea-fix большевиков, а нести революцию в Германию на штыках Красной армии удобнее всего именно через Польшу. «Даешь Варшаву - дай Берлин!» - слова этой песни знал тогда каждый россиянин, и каждый красноармеец понимал, что это не просто слова, но руководство к действию. Но между планами войны и самой войной все-таки есть известная разница. Весной 1920 года польские войска ринулись на Украину, на ходу вырезая еврейские местечки, и стремительным броском взяли Киев. Против них был развернут Западный фронт Красной армии под командованием М.Н.Тухачевского, любимца Троцкого. Конечная задача не скрывалась: сломить Польшу и на спинах поляков войти на территорию восточной части Германии, к Берлину и Дрездену, где соединиться с боевыми отрядами коммунистической партии Германии, уже давно созданными на деньги, присланные из России. Это должно было стать прологом ко второй стадии всеевропейской войны и Мировой революции. Мечта Троцкого вот-вот готова была стать реальность. В мае польское наступление захлебнулось, и Западный фронт перешел в наступление, имея колоссальные преимущества в пехоте и кавалерии. Польские войска стремительно покатились назад, сдавая город за городом. Тухачевский придерживался стратегии, которую он называл «таранной»: использование в наступлении всех наличных сил, собранных в кулак, не заботясь о резервах. Однако, политического единства в стране не было: Демиург не считал советизацию Польши и Германии желанной задачей, III Жругр был еще слишком слаб, а Призрак коммунизма, хоть и страстно стремился к революции в Германии, не имел прямых каналов инвольтации основной массы населения. Кроме того, даже «отмороженные» большевистские лидеры, типа Зиновьева, Каменева и Бухарина были против такого мощного усиления Троцкого и Тухачевского: они боялись, что из-под Берлина вернется новый Наполеон. Между тем наступление, проведенное уже на глубину более 500 километров и не подкрепленное резервами, начало захлебываться. Тухачевскому требовалось срочно ввести в бой новые силы. В этой ситуации Военный совет Юго-западного фронта под руководством Сталина выразил недоверие главному командованию, и побудил основную ударную силу, 1-ю Конную армию Буденного вместо удара на Варшаву взять и разграбить Львов. Пилсудский воспользовался подаренным ему темпом, срочно собрал остатки войск по всей Польше, кое-как привел их боевую готовность и не допустил форсирование красными Вислы вблизи Варшавы. Свершилось чудо на Висле! Красная армия, лишенная подвоза продовольствия и боеприпасов, потеряла темп и стремительно покатилась назад, не смогла задержаться даже на Буге и стабилизировала фронт лишь на 200 км восточнее, по сути вернувшись к границе, существовавшей еще перед началом Ливонской войны. Троцкий и вернувшийся Тухачевский требовали суда и расстрела Сталина, Ворошилова и Буденного за измену и подрыв дисциплины. Однако Ленин, большинство ЦК и недовольные Тухачевским военные высказались против. Сам Тухачевский был обвинен в неверном стратегическом подходе, в недооценке роли резервов, и понижен в должности. С Польшей срочно заключили мир. Военный коммунизм, Кронштадт и Антоновщина. Дело в том, что данная военная авантюра проходила на фоне стремительно ухудшающегося положения тыла. Гражданская война велась, по сути, на запасах вооружения и боеприпасов, созданных еще при царе: большевики разрушили частную промышленность и рынок, но создать на ее месте эффективную государственную не сумели. Работающие заводы покрывали лишь малую долю от потребности страны в патронах, снарядах, винтовках и другом вооружении. Но главное, и рабочих, и солдат было нечем кормить. Для снабжения страны в 1919- 1920 гг использовалась продразверстка: вооруженные отряды горожан приезжали в деревню и конфисковывали хлеб. Это не обходилось без эксцессов, но эксцессы большевиков не волновали: если надо, они были готовы расстрелять всех мужиков в стране. Хуже было другое: в 1920 году засеянные площади сократились более чем в 2 раза: крестьяне просто перестали сеять хлеб, ведь его все равно было не сохранить. Над страной повис призрак голода, который очень быстро превратился в реальный голод: в рамках продразверстки из Поволжья и Кубани выгребали все зерно подчистую, даже семенное. Наладить толковое распределение не удавалось, процветала спекуляция. Большевики большевиками, но голод в Поволжье превратился в жуткую гуманитарную катастрофу, и кормить народ было нечем. По призыву М.Горького международная гуманистическая общественность, в первую очередь Франции и Англии, помогала большевикам спасти ограбленное ими население. Но не менее катастрофическое положение было в больших городах: распределения продовольствия было налажено из рук вон плохо, за попытку его купить полагался расстрел. Население бежало из городов, пытаясь как-то прожить и продержаться за счет огородов. Так, в 1916 г. в Питере проживало более миллиона жителей, а к зиме 1920-21 гг их осталось меньше 200 тыс. Чтобы предотвратить окончательное обезлюживание города, и главное остановить бегство рабочих с основных оборонных заводов страны, Путиловского и Обуховского, по требованию Зиновьева Красная Армия блокировала город и не выпускала из него беженцев. Дороги были перекрыты, при попытке обхода постов стреляли на поражение. В Питере, Екатеринбурге, Москве прошли забастовки, поставившие перед большевистской верхушкой ряд сложных этических вопросов: как рабочая власть должна давить рабочее же движение? И если слуги Призрака Коммунизма, Троцкий, Зиновьев, да и Ленин были готовы действовать решительно, то для рядовых членов партии вопрос оставался открытым, и их лояльность подвергалась большому испытанию. Положение еще более усугублялось окончанием войны и необходимость демобилизации армии. Эта всегда сложная задача - распустить по домам миллионы людей, которые только что легко и бездумно убивали себе подобных, живя в условиях дисциплины и вообще говоря, определенной моральной безответственности: человека кормят, поют, одевают, но требуют безоговорочного подчинения без оглядки на привычную мораль. Считается, что для каждого военнослужащего его непосредственный командир, Главком, а в пределе сам Уицраор лучше знают, кого следует убить, а кого пощадить. А штатской же жизни все иначе: надо знать и соблюдать законы, обеспечивать пищей себя и свою семью, сейчас и в будущем, причем необходимо держать в узде собственные рестимуляции даже на фоне откровенно несправедливых и издевательских действий других людей, особенно облеченных властью. Распускать армию Троцкий не хотел: во-первых, это было его детище, и он не был уверен, что сумеет воссоздать ее заново; во-вторых, отпускать миллионы привычных к оружию людей в мир, где нет еды, нет работы и нет никаких экономических перспектив, было смертельно опасно для власти. Поэтому была выдвинута и реализована идея Трудармии: насильственный, мобилизационный принцип организации рабочей силы. Этот принцип находился в хорошем согласии с писаниями классиков марксизма, но ведь трудармию тоже надо кормить. А чтоб она не разбежалась, нужен конвой, и его тоже надо кормить. А где взять продовольствие? Указанная социально-экономическая система с легкой руки Ленина получила впоследствии название «Военного коммунизма». К началу 1921 года стало ясно, что она экономически обанкротилась и вызывает сильнейший и смертельно опасный для власти рост социальной напряженности. Так, в феврале 1921 года вспыхнул мятеж в Кронштадте, главной базе Балтийского флота, мятеж под смертельным для Ленина и Троцкого лозунгом «Советы без большевиков». Хозяин Питера Зиновьев не сумел ни предотвратить, ни быстро подавить мятеж, и бросился за спасением в Москву. Казалось, стоит еще немного промедлить, и растает лед в заливе, Кронштадт станет неприступным, а линкоры Балтфлота войдут в Неву и наведут свои пушки на Смольный. Ведущие иерархии России не поддержали восстание: было ясно, что оно нежизнеспособно, и будет на руку только Англии и другим европейским державам. Лозунг «Советы без большевиков» не нес в себе никакого положительного содержания, но сам мятеж был могучим ударом по Советской власти, выступая для нее как мощный черноучительский фактор. Подавление мятежа взял на себя обанкротившийся в Польше Тухачевский, которому обязательно надо было реабилитировать себя в глазах большевистского руководства. У восставших не было ледокола, они не сумели поддержать дисциплину и организовать оборону острова, надеясь в основном на крупнокалиберные пушки линкоров. По весеннему мартовскому льду Тухачевский бросил на штурм острова части особого назначения, за которые шли с винтовками наперевес делегаты XI съезда ВКП(б). Крепость была взята, и в гарнизоне, по римскому обычаю, были расстреляны все зачинщики и каждый десятый военнослужащий. Остальных списали на берег, оставив флот без экипажей, и только молясь Богу, в которого не верили, что этим летом англичане не произведут захвата по сути разоруженного Кронштадта. Однако Кронштадт был только первой ласточкой, а летом бахнуло понастоящему. В Тамбовской и Брянской губерниях началось массовое крестьянское восстание под руководством П.М.Токмакова и А.С.Антонова, членов партии эс-эр. Мужики убивали коммунистов и активистов, восстанавливали церкви и готовились жить крестьянской коммуной. После роспуска старой армии почти в каждом доме были винтовка и патроны, немало было и пулеметов. Голод в Поволжье показал, что терять мужикам нечего. За Антоновским восстанием стоял обломок Уицраора, инвольтируемый вековыми мужицкими чаяниями: жить без бар, господ и царевых слуг, растить хлеб и не платить налоги. Именно этот эргегор когда-то инвольтировал Пугачевщину, породил в XIX веке поэзию Кольцова, а во многом и Некрасова; именно он инвольтировал первое народничество и Ткачевское «к топору зовите Русь!» По сути возникло новое Пугачевское движение, хотя и меньшего (пока!) масштаба. Вся страна затаилась: любые успехи восставших, и она взорвется единым крестьянским бунтом от Хабаровска до Минска. Карательную акцию снова возглавил Тухачевский; для подавления мятежа были использованы лучшие боевые соединения Красной армии: Первая Конная и Червонное казачество. Сохранилась инструкция Тухачевского, предписывающая военнослужащим действовать как во враждебной оккупированной стране: брать и расстреливать заложников, включая женщин и детей; непокорные хутора сжигать вместе с населением. И брали, и расстреливали, и сжигали. Но, в отличие от Кронштадта, здесь за восставшими стоял эгрегор с собственным темноэфирным телом, и они проявили незаурядную волю и способность сражаться. Бои велись ожесточенно, с попавшими в их руки карателями мужики расправлялись жестко, часто зверски. Среди повстанцев быстро выдвинулись вполне толковые командиры, которые хорошо знали местность, и противопоставляли пушкам, броневикам и численному перевесу красных быстрый маневр, маскировку и прочие элементы партизанской войны. Тогда Тухачевский перешел к тактике «выжженной земли». Горели поля и деревни, тысячи крестьян шли под расстрел, а против засевших в лесах отрядов массировано применялись боевые отравляющие вещества - фосген и иприт. В этих карательных боях получил свое первое боевое крещение будущий «стратегический гений» Г.К.Жуков, достойный ученик и продолжатель дела карателя Тухачевского. Подавление Антоновского мятежа в течении десятков лет было единственным в мировой истории прецедентом массированного применение боевых отравляющих веществ против собственного народа. И это дело рук Тухачевского. Но его ученик пошел дальше - во время учений на Тоцком полигоне в 1954 году Жуков применил против собственного народа и Советской армии оружие ядерное. История должна помнить своих героев… НЭП. К осени 1921 года банкротство военного коммунизма, уже не только экономическое, но и социально-политическое, стало ясно всем. Даже Троцкий вынужден был отступить от своих принципов и признать, что в текущей ситуации военное форсирование Мировой революции бесперспективно. Надо было менять политическую линию и позволить ведущим эгрегорам России восстановить материальное тело страны. В этих условия Ленин провозгласил новую экономическую политику - НЭП, и все большевистское руководство, за исключением ряда второстепенных экстремистов, поддержало это решение. Продразверстка, по сути аналог старинного метода сбора дани – княжеского полюдья, была заменена продналогом по твердой ставке. Было допущено частное предпринимательство мелкого и среднего масштабов, отменен запрет на торговлю, прекращена безудержная эмиссия совзнаков, началось упорядочение финансов. Резко ограничены были полномочия ВЧК, прекращены бессудные расстрелы как основной метод текущего управления на местах. Область деятельности партии постепенно смещалась из военно-политической в экономическую и организационную; соответственно властные полномочия все больше переходили от Зиновьева, Троцкого и Бухарина к Сталину, Рыкову и Сокольникову. Вся страна слышала ленинские слова, что «НЭП - это всерьез и надолго», но все интерпретировали их по-разному. Слуги Призрака коммунизма предпочли трактовать их как словесный мусор для успокоения народа, сами же считали что НЭП - это короткая передышка, перегруппировка тылов перед следующей фазой революционной битвы. Забиравший все больше политической власти Зиновьев возглавил Коминтерн, и готовил «свою», независимую от Троцкого революцию в Германии. В то же время Сталин и его единомышленники (правильнее сказать единочаятели) предпочли понять эти слова буквально, взяв их за свой реальный политический курс. Они тоже считали, что НЭП - это передышка, но не перед революционным натиском на Европу, а перед радикальными экономическими реформами, призванными полностью изменить социально-экономическую жизнь страны. Создание СССР. Одновременно с провозглашением НЭПа, было необходимо упорядочить государственное устройство страны Совдепии, располагавшейся на территории бывшей Российской империи. Во время гражданской войны большевики последовательно захватывали участки страны, и на многих из которых располагались провозглашенные советские республики: Украинская, Белорусская, Закавказская, Туркестанская, Дальневосточная… Правовой статус этих государственных образований был двойственным: в военных и политических делах они подчинялись Москве, в области местного управления обладали полной автономией. Пока шла война, было не до них, требовалось лишь подчинение, но в условиях мирной жизни надо было упорядочить и систему управления, и законодательство, и механизмы экономического взаимодействия. Для Призрака Коммунизма вопрос упорядочения государственного устройства России был интересен слабо: какая разница как будет организована страна, если ее назначение – только поставить солдат в орды, предназначенные нести революцию по всему миру? Но и Уицраору, и Демиургу, и Синклиту, и Великому Игве эти вопросы казались очень значимыми. Просто по степени вовлеченности в дискуссию о национально-государственном устройстве страны сразу легко определить, каким именно эгрегорам в первую очередь служили те или иные большевистские лидеры. Так, Сталин высказал и активно пропагандировал наиболее здравую с государственной точки зрения идею: республики должны войти в состав России (Российской Советской Федеративной Социалистической республики - Р.С.Ф.С.Р.) на правах автономии, делегировав центру все права в области военной, политической, законотворческой и идеологической деятельности. Это обеспечило бы стабильное в правовом плане развитие страны, ее управляемость в условиях будущих кардинальных реформ; позволило бы эффективно противостоять национализму и сепаратизму. Именно таким видел бы правовое устройство страны ее Демиург. Но Ленин, человек с весьма противоречивыми эгрегориальными каналами, выдвинул иное предложение. Он страстно ненавидел все, что относится к российской государственности, символике и традициям, к гордости за свою страну, называя это «великорусским шовинизмом». Ленин предложил создать государство принципиально нового, особого типа - прообраз будущей коммунистической всемирной тирании. Таким государством по его задумке должен был стать С.С.С.Р. (тогда так писали) - союз равноправных социалистических республик. Это отнюдь не национальная «империя» в прежнем понимании, которая ставит целью упорядочение пространства и обеспечение «своего» Уицраора шаввой. СССР - это государство особого типа, официально поставившее своей целью захват всего мира; он инвольтирован не столько национальным Уицраором, сколько напрямую Призраком коммунизма и не имеет смысла вне этой инвольтации, а для Призрака коммунизма Россия, как и любая другая страна – это просто человекоматериал для всепланетной экспансии. В то же время форма, в которую облечено это государственное устройство, т.е. СССР, открыта для присоединения к ней любой нации, она вовсе не зациклена на Россию. Любая европейская или азиатская народность могла легко присоединиться к ней, что являлось естественным воплощением более ранней ленинской концепции «Соединенных Штатов Европы». Гербом СССР было изображение земного шара с надписью С.С.С.Р. поверх него. Ясно, что такая правовая организация должна была неизбежно рухнуть при ослаблении инвольтирующего влияния Призрака, но СССР создавался не для выживания, а для экспансии. Троцкий и Зиновьев отнеслись к этой дискуссии равнодушно - и так хорошо, и так хорошо. Как не назови, но власть и над Россией, и над ее окраинами, все равно останется в их руках, а далекая перспектива - вопрос следующий. Но идея СССР, как более инвольтированная Призраком коммунизма, пришлась им по душе и нашла широкую поддержку в РКП(б), которая, в связи с образованием СССР была переименована в ВКП(Б), т.е. из «российской» стала «всесоюзной». Интересно, что своим масштабом, своей общемировой устремленностью, идея СССР захватила и Сталина: он повинился, был прощен, и в течении почти 20 лет был ярым приверженцем именно СССР, его всемерного расширения и превращения в подлинно мировую державу. После смерти Ленина перед его гробом Сталин произнес свою историческую клятву: приложить все силы, чтобы осчастливленное человечество слилось в рамках СССР в единый дружный коллектив. Однако, во всех этих планах существовал один грандиозный изъян: Провиденциальным силам удалось пока не допустить, чтобы меркабианские эгрегоры, и в частности Призрак коммунизма, обзавелись собственными темноэфирными телами, способными напрямую инвольтировать чувства и поступки больших масс людей. Поэтому и Призрак коммунизма и Великий банкир не могут обойтись без какого-нибудь Уицраора, а тому для поддержания своего существования просто необходимо наличие государственного устройства в стране и организованный шрастр. Таким Уицраором стал для СССР III Жругр; Призрак активно инвольтировал его и полностью подчинил себе волю государственного демона России, держа его как бы под гипнозом, особенно на ранним этапе, когда тот был еще очень слаб. Но постепенно III Уицраор набирал силу, получая инвольтацию и от Великого Игвы, и от Демиурга, т.е. становясь все более национально ориентированным. Борьба и сотрудничество этих трансфизических сил – главное содержание метаистории СССР. Присоединение же к СССР какой-нибудь другой значительной страны, обладающей собственным Уицраором, например Германии, не смогло бы пройти гладко. Попытка объединить нескольких Уицраоров в одну группу наталкивалась на существенное и почти непреодолимое препятствие: очень низкий уровень их кейсов. Эти темноэфирные гиганты тупы, злобны и упрямы, плохо поддаются вразумлению и с трудом способны к совместной деятельности, видя в любом другом Уицраоре только соперника по потреблению шаввы. Все попытки союзов империй никогда не были долговечными или надежными: Уицраоры без колебаний предавали и продавали друг друга. Более или менее длительные отношения терпимости достигались или четким разделением «доимых» наций (скажем, все русскоговорящее - Жругру, а все немецкоговорящее - Прусскому волку), или погружением Уицраоров в гипнотический транс силами более мощных светлых либо темных эгрегоров (скажем, как в современном ЕС). Но последнее возможно лишь до тех пор, пока нет серьезной внешней угрозы, иначе Уицраорам придется либо погибнуть, либо проснуться и инвольтировать нации на военную борьбу. Отметим, что на самом деле у Призрака коммунизма, как и у Великого банкира, есть-таки собственные темноэфирные тела, но они очень слабы и годятся лишь для управления своими непосредственными адептами. Так, Энрофным, земным проявлением темноэфирного тела Призрака были Коминтерн, институт специальных уполномоченных ЦК и отчасти некоторые аспекты деятельно советского НКВД, а потом КГБ - деятельности многотайной и отдающей духом отчетливо неземным, духом антикосмоса. Энрофными же проявлениями темноэфирного тела Великого банкира являются в первую очередь Банк Англии, американская Федеральная Резервная Система (ФРС) и обслуживающие их спецслужбы. Инвольтируя III Жругра, Призрак коммунизма пытался не только направить его на реализацию своих целей, но трансформировать его темноэфирное тело, создавая инструмент не столько национального, сколько сверхнациональногго господства. И отчасти он в этом преуспел: Уицраор СССР - это действительно Уицраор нового типа, первая попытка в новом времени создать всепланетный темноэфирный эгрегор. Его очень развитая система щупалец позволяла проникать в чужие шрастры, создавая там свои 5-е колонны, т.е. людей, которые по виду, языку и обычаям являются как бы немцами, французами или американцами, но которые по сути были коммунистами, т.е. слугами Призрака и российского Уицраора. В мировой истории это была отнюдь не первая попытка создания такого темноэфирного тела. Ранее именно по такому принципы создавались темноэфирные тела церквей т.н. прозелитических мировых религий: тхераведического и махаянистского буддизма, а особенно христианской Вселенской (Католической) церкви. Однако, ранее такие образования создавались лишь под контролем высоких Провиденциальных эгрегоров, мировых Трансмифов, с согласия Синклита Мира и планетарного Логоса. Предпринимались огромные усилия, чтобы темноэфирные тела эгрегоров церквей находились под непрерывным высоким водительством, не стали самостоятельными и не подпали под прямое или косвенное управление адских сил. И вот теперь делается новая попытка, но уже не с санкции Провиденциальных сил, а вопреки Их воле. Отметим, что данная попытка удалась меркабианцам лишь частично, хотя и позволила создать многочисленную когорту «друзей СССР» во всех странах мира. Однако она и не ставила перед собой задачу создать полностью работающую и эффективную систему управление вопреки национальным интересам стран - доноров. Скорее это была проба пера, отработка методики: в то время система манипулирования общественным мнением с использование электронных СМИ еще только создавалась. Уже после II Мировой войны возникла гораздо более эффективная система, использующая ту же базисную идею, но на основе инвольтаций Великого банкира. В качестве Уицраора нового типа теперь выступил Стейбинг, государственный демон США, а его всемирная активность получила политологическое название «глобализация». Но об этом - последующих главах. Однако есть и другая сторона образования СССР – это начало второй фазы имперского цикла и прогрессорская деятельность Демиурга России. СССР не был оптимальной формой для этой деятельности, но за счет своей фактической централизации вполне мог быть для нее использован. В рамках этой фазы было необходимо решить целый ряд социально-политических и экономических задач («преодолеть отставание»). Но из за сильной запущенности вопроса сделать это представлялось возможным только насильственными, государственными методами. Для этого Демиургу нужен был достаточно сильный Уицраор, и он никак не препятствовал росту и набиранию мощи III Жругром, хотя и понимал вытекающие из этого трансфизические опасности. Т.о. в отношении реформ в России имела место парадоксальная ситуация: иллюзия сотрудничества в этом вопросе всех трех ведущих эгрегоров страны, при благожелательной поддержке Великого Игвы. Призрак Коммунизма надеялся таким образом получить в руки желанное оружие для всепланетной экспансии; Уицраор стремился к силе ради нее самой, к удовлетворению своего темноэфирного голода; а Демиург использовал ситуацию для создания условий будущего развития России и минимизации потерь от действий оскверненных и адских эгрегоров. Одним из последствий достигнутого равновесия сил и видимости сотрудничества казалось бы несовместимых между собой эгрегоров, была страшная трансфизическая путаница, присущая всем тогдашним попыткам осмыслить и описать текущую ситуацию и найти свое место в ней. «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии…» писал великий вестник и провидец А.Блок. В практической жизни эта путаница оборачивалась противоречивостью философских идей и концепций, непоследовательностью политики, существенным разрывом между делами и их идеологическим оформлением. Враги и друзья относительно легко менялись местами: так, изгнанный из СССР великий философ Н.Бердяев берет на себя защиту большевизма от тотального и прямолинейного отрицания, присущего эмигрантам. Несомненный темный миссионер И.П.Павлов и столь же несомненный светлый миссионер В.И.Вернадский идут на службу к государству и получают от него поддержку и признание. По приказу Ленина группа ведущих гуманитариев России высылается за рубеж вместе с семьями - и Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, В.М.Вышеславцев, С.Л.Франк проживают относительно благополучные судьбы, создав великую русскую философскую школу; а по ошибке не попавший в этот список П.А.Флоренский проходит через репрессии и лагеря, становясь мучеником режима. Несомненный ставленник Демиурга, блестящий нарком финансов Сокольников, создатель твердой советской валюты, не находит своего места в сталинской команде, теряет свой пост и впоследствии гибнет во время репрессий. И таких примеров можно было бы привести сотни. Роль тайной полиции. Совершенно особое и важнейшее место в создающейся советской системе занимает тайная полиция. Выше мы уже рассматривали принципиальное различие между полицией и тайной полицией, различие, вытекающее из совершенно разного трансфизического характера их деятельности. Советская власть с первых дней своего существования опиралась на тайную полицию, и во многом по сути и была ею. Дело в том, что пришедшая к власти большевистская партия в течение десятилетий противостояла тайным службам российской империи; она имела собственные аналоги контрразведки и политической полиции, нити который были замкнуты в руках Ленина и его ближайших подручных: Я.И.Свердлова и Ф.Э.Дзержинского. После взятия большевиками власти эти партийные службы естественным образом преобразовались в государственные: Свердлов руководил боевиками (Красной гвардией), а Дзержинский - тайной полицией, возведенной в ранг ведущей партийно-осударственной службы: «Всесоюзной Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и саботажем», ВЧК. Деятельность ВЧК и ее местных губернских и уездных филиалов во время гражданской войны отличалась чрезвычайной жесткостью, сравнимой, впрочем с жестокостью колчаковской и деникинской контрразведок. Заместителем Дзержинского стал В.Р.Менжинский, польский дворянин, человек, которому Ленин, отнюдь не отличавшийся мягкостью, дал следующее определение: «Надо чтобы каждый талантливый мерзавец сумел найти себе место в нашей системе». После перехода к НЭПу, ВЧК лишили значительной части ее полномочий, и реорганизовали в ОГПУ, Общесоюзное государственное политическое управление. Тем не менее, даже в реорганизованном виде ОГПУ имело огромные права: оно могло без суда арестовать, допрашивать и заключить в лагерь или выслать из столиц любого беспартийного гражданина, и никакого государственного контроля над этой деятельностью не было. Для членов партии, а она к моменту смерти Ленина стала массовой, функции ОГПУ выполняла Комиссия партийного контроля, в распоряжении которой был штат партийных следователей. Кроме того, у ВЧК-ОГПУ был мощный иностранный отдел, изначально курировавшийся именно Менжинским, который занимался борьбой с подрывной деятельностью со стороны эмигрантов, разведкой и тесно сотрудничал с Коминтерном. Фактически, ВЧК-ОГПУ выполняла функции некой «параллельной» или «внутренней партии», получая инвольтации через свой эгрегор непосредственно от Призрака коммунизма, и находясь практически вне управляющего влияния Демиурга. Однако, все руководители тайной полиции были членами ВКП(б), а сама она позиционировалась как «карающий меч партии». Это позволяло осуществлять контроль за ней через ЦК, где высшим руководителем был Сталин. Подобная система была в государственном плане очень опасной, еще опаснее, чем в Российской империи, но до поры, до времени с ней приходилось мириться. Тем не менее, это была мощная бомба, подложенная под государственные механизмы, которая за время советской истории выстреливала минимум трижды: в 1937-38 гг, едва не лишив Сталина власти; во время переворота 1953 года, обеспечив сохранение партийной власти в III фазе цикла вопреки мнению тогдашних государственников; в 1991-92 гг, сломав возможность более или менее нормального перехода к IV фазе имперского цикла. Формирование многочисленной русской эмиграции. Исторически первым значимым политическим эмигрантом был князь А.М.Курбский, бежавший от Ивана Грозного, и затем обратившийся из-за рубежа с жесткой критикой политики I Уицраора. Его фраза, обращенная к царю, «…что затворил ты Царство русское, еси свободное естество человеческое, аки в адовой твердыне, и кто едет от тебя, зовешь тех изменниками» воспринималась столь политически актуально, что впервые была опубликована на территории России только в 1984 году (!) более чем через 300 лет после написания. Первая попытка массовой эмиграции относится к временам Петра I, когда народ, придавленный жуткими поборами, начал бежать из России в Польшу, и Петру пришлось вводить специальную пограничную стражу, обращенную ВНУТРЬ страны. Самыми значимыми политическими эмигрантами XIX века были Н.И.Тургенев, один из лидеров европейских карбонариев, а также А.И.Герцен, создавший первый неподцензурный российский политический журнал, игравший огромную роль в жизни страны. Демиург широко использовал этот инструмент для влияния на жизнь страны - к сожалению, им же пользовались и некоторые откровенно враждебные нашей стране эгрегоры. В конце XIX - начале XX века имелись уже тысячи политэмигрантов. После революции 1917 года и гражданской войны число россиян, оказавшихся за ее пределами без надежды на возвращение, исчислялось уже миллионами. Трансфизический смысл этого явления не до конца ясен, видимо оно произошло вопреки желаниям Демиурга, или во всяком случае без его прямой санкции. Возможно, это в каком -то смысле работа высших планетарных иерархий, прививка русской культуры Западу, некий задел на будущее, так и не нашедший пока своей полной реализации. Для самой России это отчасти резерв и расширение возможностей ее Демиурга, сохранение национальной идеи вне сферы влияния Жругра и вне прямого доступа со стороны Призрака коммунизма, пусть даже это влияние сохраняется только в урезанном виде и при отсутствии прямой энергетической инвольтации. Церковь и СССР. В после петровской Российской империи отношения между государством и церковью, а точнее церквями, были построены по принципу патернализма. Государство активно покровительствовало церкви, в первую очередь православию, а в XIX веке, по мере присоединения иноверческих окраин, также исламу, лютеранству и буддизму. К иудаизму и католицизму оно относилось без восторга, но никак не препятствовало отправлению культов в традиционных местах распространения этих конфессий. При этом все попытки церкви как организации, влиять на политическую ситуацию, вести независимую экономическую деятельность или даже просто выступать с крупными идеологическими проектами отвергались и решительно пресекались. ПостЕкатерининская Российская империя, по сути, стала полностью светским государством, где церкви отводилась функция декора, да еще и организации частной (но именно частной) духовной жизни граждан. Хотя формальным лозунгом было «Самодержавие, Православие, Народность», de-facto к середине XIX века исламу, буддизму, иудаизму, лютеранству и католицизму в местах их традиционного распространения предоставлялись те же права, что православию. Интенсивный прозелитизм не поощрялся, и при необходимость пресекался весьма жестко. Церкви отводилась роль прислуги, а ее высших иерархов, митрополитов, епископов и муфтиев, покупали значительными государственными субсидиями, высокими постами. Управление религиозными делами было сосредоточено в Синоде, который по сути выполнял функции министерства по делам религий. После раскола Православной церкви, а особенно после завершения III Имперского цикла при Екатерине II, православие фактически смирилось со своим статусом слуги и не пыталось активно воздействовать ни на государство, ни на государей. Все значимые события XIX века прошли без церкви, она не была опорой Демиургу в его начинаниях. Дело в том, что собственный темноэфирный эгрегор церкви, построенный из ее догматики, культа и «мирских попечений» клира, настолько перекрыл канал в Трансмиф, что ни иерархи, ни миряне не получали через церковь каких-либо значимых ответов на наболевшие вопросы их жизни. Церковь как бы плыла вне времени, отправляла литургию, крестилась, молилась, но судьбой своей страны жила лишь на материальном плане. Меркабианское нападение на страну Церковь если и заметила, то уж никакого хоть сколько-нибудь осмысленного ответа на него не дала и ответственность за это на себя брать не стала. Революция 1917 года встряхнула православный эгрегор, но на первых порах в основном из-за прекращения правительственного финансирования и начала мощной антиклерикальной риторики. Многие иерархи искренне считали, что ничего не произошло, что власть вот-вот одумается, и все снова пойдет прежним путем – мирным, безопасным и безответственным. Между тем истинное назначение любой церкви в мире – это нести в него Откровения Провиденциальных сил, будучи на переднем фронте борьбы с духовными опасностями, причем с теми опасностями, которые реально угрожают миру в данный момент. Большевики церковь ненавидели – и как слуги бесовского меркабианского эгрегора, и как разрушители старого порядка. Во время гражданской войны множество священников, мулл и иерархов погибло, в том числе страшной, мученической смертью. Часть из них погибла по ошибке, случайно оказавшись между молотом и наковальней этой ужасной кузницы, но смерть многих и многих была истинным подвигом, подвигом личной борьбы за свою веру и свою свободу совести. То, что существовать так, как раньше, церковь не сможет, понимала большая часть ее иерархов, но пути трансформации искали разные. Необходимо было хоть както восстановить благостность церкви, т.е. ее способность получать прямые откровения из Трансмифа и способность транслировать эти откровения на язык, понятный и клирикам, и мирянам. Митрополит Тихон (в миру В.И.Беллавин), избранный Патриархом осенью 1917 года, занял позицию жесткой конфронтации с большевиками, считая, что благостность церкви может быть восстановлена только личными подвигами клириков и даже их мученичеством. Затем он смягчил свою позицию, но был арестован, долго пробыл под арестом и умер при невыясненных обстоятельствах. Своим суровым примером Тихон способствовал повышению духовного уровня церкви. Но это был не выход. Призрак коммунизма был готов бороться с церковью на уничтожение, выдвигая марксистское учение и партию как некие антидогматику и антицерковь. Но не все деятели новой власти были настроены по отношению к церкви строго обструкционистски: если Ленин и Троцкий ненавидели ее и считали нужным уничтожить под корень, то, например А.В.Луначарский, занимал гораздо более терпимую позицию, считая, что при социализме и церкви найдется свою место, причем, вполне возможно, очень важное. Перед церковью стоял выбор – пойти на существенный перекрой своего эгрегора, с тем чтобы начать-таки соответствовать запросам страны, и смотря шире, всего человечества, либо попытаться наладить отношения с новой властью ничего не меняя и ни на что не претендуя. На первый путь вступил ряд иерархов, причем этот путь явно инвольтировался некоторой частью церковного эгрегора. Наиболее известным было «обновленческое» движение, возглавляемое митрополитом А.И. Введенским. К сожалению реального обновления оно не принесло, да и не могло принести: на это не было санкции Трансмифа, да и обстановка для кардинальный реформ догматики подходила слабо. По сути обновленцы просто пытались несколько повернуть церковь лицом к социальным проблемам, подменяя этим поворот к реальным духовным запросам страны. Некоторые из большевиков заигрывали с обновленцами, но никакими высшими иерархиями оно благословлено не было и сошло на нет. Другим направление была катакомбная церковь, объединившая иерархов, которые смотрели на большевиков как на «бесовскую власть», забыв и слова Иисуса «…отдай богу Богово и кесарю кесарево» и слова апостола Павла, что «нет власти аки не от Бога». Катакомбная церковь провозглашала возврат к чистоте первых христиан, но понимала его почти исключительно в организационном, а не в духовном смысле. Большевики обрушили на катакомбную церковь суровые репрессии, и в ее рядах оказалось немало мучеников. Тем не менее, с христианской точки зрения это скорее мученики гордыни, чем истинной веры, хотя конечно, в личном плане подвиги этих подвижников никак принижать не стоит. Третьим путем был путь искренней веры и смирения, принесший церкви, видимо, больше всего в плане духовного восстановления. Это был путь тех священнослужителей, кто оставался собой даже в тяжелейших условиях репрессий, не бросали вызов власти, но и не склоняли перед ней головы. Примером такого служения является епископ Лука (в миру В.Ф.Войно-Ясенецкий), человек, который оставался епископом и в лагере, и на генеральской должности высокопоставленного военного хирурга. Жизнь таких людей, хоть их и немного – истинный духовный подвиг, и ими в первую очередь укрепился Синклит России. Однако в целом победу одержала низшая часть церковного эгрегора: православие не пошло на хоть сколько-нибудь серьезное реформирование себя и своей догматики, но выразило полную готовность выполнять роль обслуги при III Жругре, как выполняло при Втором, но с гораздо более низким статусом. В православии остался лишь тоненький ручек инвольтации от Трансмифа, но в условиях «сумерек богов» и он лучше, чем ничего. Остальные церкви: ислам, буддизм, лютеранство, также подверглись жестокому разгрому, но их эгрегоры были относительно слабо связаны со спецификой именно России. Относительно мало пострадал иудаизм, что связано и с общей значительной ролью евреев в революции, и с использованием евреев меркабинацами (см выше). Впоследствии, уже при сталинском руководстве, государство наладило со всеми церквями работу, основанную на принципе взаимной терпимости, т.е. по сути так, как это было организовано в Российской империи. Выдвижение Сталина. Сталин – одна из важнейших исторических и метаисторических фигур XX столетия. Ни один из деятелей русской революции и коммунистического движения: ни Ленин, ни Троцкий с Зиновьевым, ни Фрунзе с Тухачевским, не вызывают такой стойкой и упорной ненависти в «свободном мире», как Сталин. Так, в американской антологии мировой политической истории ( ), изданной для студентов, Сталин очерчен существенно более черными красками, чем Гитлер, Мао Дзе Дун, Наполеон, Робеспьер, Чингиз-хан или Торквемада. В российской истории он также одна из крупнейших фигур, как по объему сделанного для страны, так и по силе эмоций, которые его имя вызывало и вызывает у умерших и у еще живых современников. В «Розе Мира» великого духовидца и пророка Д.Андреев подробно, хотя и несколько тенденциозно, описан для нас этот великий человеко-дух и его судьба. Духовидец указал и на три великих пророчества, посвященные Сталину: лермонтовское стихотворение «Настанет год, России черный год…», строки в «Истории города Глупова» Салтыкова-Щедрина, где даже облик будущего диктатора передан текстуально точно, и, наконец, знаменитое стихотворение Александра Блока «Все ли спокойно в народе?». Чеканные строки Блока, написанные в первые годы XX века, кажется, напрямую описывают нам ужасы коллективизации и первых пятилеток: Он к неизведанным безднам Гонит людей, как стада. Посохом гонит железным. Боже, бежим от суда! И все же реальный Сталин, явивший себя миру и твердо взявший в руки кормило власти в СССР – это совсем не та жуткая трансфизическая фигура, которую приуготовлял нам Гагтунгр, и которую прозревали великие русские писатели-вестники. Нет сомнений, что Сталин – носитель важнейшей черной миссии, инвольтируемой непосредственно Урпарпом, и подготавливавшийся для своего воплощения в течение столетий. Нет никаких сомнений и в том, что эта миссия выполнена лишь в малой степени: ведь не зря же, по выражению его «заклятого друга» Черчилля, «Сталин принял страну с сохой, но оставил ее с водородной бомбой!». Борьба Провиденциальных сил за Сталина была ничуть не менее энергичной, чем деятельность Урпарпа. В результате нее Сталин, кроме темной, принял на себя и светлую миссию, и вся его жизнь в Энрофе – это внутренняя борьба за свою целостность и единство, за осмысление своего долга и претворение его в жизнь. Его личное бескорыстие, простота быта, нестяжательство поражают воображение как на фоне нынешних казнокрадов и воров, так и в сравнении с его собственными современниками, возглавлявшими в те годы Америку, Англию, Италию и Францию. На пленумах, на съездах, Сталин всегда бескомпромиссен в идейном плане, но крайне мягок в плане персональном. Нигде мы ни найдем команды «Ату!», вылетевшей из его уст, даже когда большинство явно на его стороне и готово рвать и терзать оппонентов. Во враждебной Сталину историографии это качество обычно трактуется как коварство, так как в конечном счете все его оппоненты погибли. В соответствующей главе мы подробно разберем этот вопрос, пока же лишь стоит отметить, что никак не следует трактовать Г.Зиновьева, Н.Бухарина или Л.Троцкого как невинных агнцев. Это были волки, чьи руки по локоть измараны в крови, и когда следовало уничтожить врага или просто противника, ни один из них не колебался ни на секунду: убей прямо сейчас, и будешь жить. Судьбы левых эсеров, Р.В.Малиновского, командира 2-й Конной армии Ф.К.Миронова, кронштадских моряков, союзника Красных по штурму Крыма атамана Н.И.Махно – наглядные примеры быстроты вынесения и приведения в жизнь смертных приговоров, как индивидуальных. так и коллективных. На этом фоне Сталин, сколько бы не твердили про его коварство – просто миролюбец и чуть ли ни «агнец Божий». Ждать 10 или 15 лет, чтобы покончить с противником, которого обстоятельства отдали в твои руки – эта идея для отмороженной партии большевиков чуждая и абсурдная. Сталин как человеко-дух (тэтан) обладал огромным для земного человечества уровнем интеграции, делающим мысль ясной, а волю – железной. Работа с миссионерами такого уровня всегда сопряжена с большой опасностью – столь интегрированный тэтан не может быть марионеткой эгрегора, даже очень высокого, и способен к собственным творческим, непредсказуемым поступкам. Именно таковыми были ап. Павел, Пророк Мохаммед, Лютер, св. Иосиф Санин – в свои миссии они добавили могучий элемент личного творческого понимания, исказивший результат иногда до неузнаваемости. Таким же был и Сталин. Воплощение в теле – очень тяжелый процесс для любого миссионера: кейс генетической сущности, человеческие эгрегоры, деятельность демонических сил – все это вызывает мощные рестимуляции, затрудняя осознавание и воплощение того, что человек принял на свои плечи как миссию. Мы можем только восхищаться мощью и направленностью Сталинской воли, тем, что в обстановке, предельно далекой от «безопасного окружения», он сумел полностью собрать себя так, что когда пришло время действовать, он не был уже ни рабом Призрака коммунизма, ни марионеткой Уицраора. Он имел мощные каналы и в демонические, и в меркабианские, и в Провиденциальные эгрегоры, и умудрялся совмещать в себе их противоречивые инвольтации, сохраняя ясность ума и целостность психики. Видимо, в молодости Сталин пережил страстное увлечение коммунизмом, и полностью расстаться с этим кругом идей уже не мог до конца жизни. Как нам известно из скупых, и не очень достоверных мемуаров, он с детства был увлечен справедливостью, и видел в коммунизме прообраз справедливого общества, того, что бл. Августин называл «Градом Божьим». В РСДРП(б) он был твердым ленинцем, практически проводя в жизнь планы своего учителя о финансировании партии не путем рэкета, как меньшевики и эсеры, но через «эксы», т.е. прямой грабеж. Но к 1917 году Сталин постепенно разочаровывался в коммунизме, становясь государственником; у него также образовался и постепенно расширялся канал в первый меркабианский эгрегор, в Левиафана Профашизма; но и этот эгрегор не стал его хозяином. А вот кого Сталин ненавидел всю жизнь, ненавидел стойко и непримиримо, так это Великого мирового банкира. Именно канал к Великому банкиру, слишком тесную связь с этим эгрегором Сталин не простил ни Троцкому, ни Л.Б.Каменеву, ни их сторонникам. К началу 20-х годов Сталин сильно отошел от Ленина в идейном плане, попрежнему сохраняя свое восхищение его творческими способностями и гением лидера. Это видно по неодобрению Сталиным книги «Государство и революция», по «грузинскому делу», когда Ленин стал на защиту грузинских националистов, по разногласиям вокруг образования СССР. Сталина часто обвиняют в искусственной чрезмерной изоляции и чуть ли не в убийстве больного Ленина – это несомненная клевета; скорее уж сталинская опека не позволила честолюбцам, рвавшимся к власти, в первую очередь Троцкому и Зиновьеву, использовать уже неадекватного Ленина для достижения своих узко-политических целей. Сталинская клятва перед гробом Ленина, клятва положить все силы для расширения созданного Лениным СССР в идеале на весь земной шар во многом предопределяла политическую линию страны по крайней мере вплоть до 1941 года. Борьба внутри ВКП(б). Все 20-е годы внутри ВКП(б) не затихала ожесточенная борьба между лидерами партии. Пока был жив и дееспособен Ленин, его авторитет и политическая интуиция удерживали партийных боссов от слишком жестоких и беспощадных схваток. Но после его смерти вопрос о том, кто приемник, был поставлен на принципиальную высоту. По сути, претендентов было несколько: победитель в гражданской войне Троцкий, личный друг и наперсник Ленина Зиновьев, приемник Ленина на посту Предсовнаркома, т.е. глава правительства Рыков. В тоже время, борьба внутри ВКП(б) – это не просто верхушечная борьба за власть, «драка бульдогов под ковром» (по выражению У.Черчилля), но реализация и материализация мощных и многоплановых эгрегориальных схваток. В 20-е годы борьба внутри ВКП(б) – это во многом борьба за то, как сложится будущее не только России, но всего человечества. Каждая из значимых тогда фигур (Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Рыков, Фрунзе, Сталин, Дзержинский) – темные миссионеры, но с существенно различными инвольтациями со стороны великих эгерегоров, как национальных, так и общепланетных. За трудно понятной сейчас марксистской фразеологией тогдашних оппозиций при желании легко увидеть три реально предлагаемых, и противоположных по духу курса: - а) «левый» – Троцкий, Зиновьев; их идея - «перманентная революция», т.е. превращение России в отряд смертников на службе Призрака Коммунизма и немедленная атака Европы, а потом и остального мира. При удаче – коммунизация Европы, при неудаче – распад России и превращение ее в колонию Великого банкира. Массовая раздача концессий – при удаче можно использовать их капитал для атаки, а при неудаче на их основе Великий банкир создаст полуколониальную экономику в россии. окончательно срывая вополощение ее миссии. - б) «правый» – Рыков, Н.А.Угланов и отчасти Бухарин; относительно медленная индустриализация страны, в экономическом плане – опора на крестьянство, на рыночные механизмы управление экономикой. Создание легкой промышленности, в основном за счет самофинансирования и внутренних ресурсов, включение в международное разделение труда (по Угланову - «Москва ситцевая»). Сохранение коммунистической фразеологии и ВКП(б) как инструмента господства города над деревней, а партийно-государственного аппарата – над городом. Покойный к этому моменту Ленин называл такое направление государственно-капиталистическим. «Правый» курс находил себе множество приверженцев среди интеллигенции, среди государственно-мыслящих функционеров, и конечно, в наибольшей мере отвечал пожеланиям горожан-потребителей. Он был на некоторое время принят Уицраором, который мечтал выйти из-под полного подчинения Призраку Коммунизма – недаром Рыков несколько лет был главой Совнаркома, т.е. правительства СССР. При всей внешней благостности, «правый» курс был объективно губителен для страны, и полностью противоречил планам Демиурга. IV имперский цикл России был инициирован им не по своей прихоти, но с тем, чтобы уберечь страну от грозных трансфизических опасностей, пусть недостаточно ясно понимаемых людьми Энрофа, зато несомненных для Божественного разума. 1917 год был только первым яростным броском меркабианцев на нашу страну; не было сомнений, что в близком будущем возникнет следующая Мировая война, в которую Россия не сможет не вовлечься. Да и без войны, «правый» курс быстро привел бы к власти новую когорту «горожанпотребителей», субпассионариев, которые немедленно продали бы страну Мировому банкиру даже не из злобы, а просто по собственной бездарности и жадности. Ну в самом деле, зачем им такая большая страна, с ее проблемами, сложностями, когда хочется мягко спать, сытно есть, жить в роскоши… Каждый из тех, кто читает сейчас эту книгу, несомненно помнит 90-е году и ТУ когорту субпассионариев у власти: всех этих Ельциных, Чубайсов, Черномырдиных, Березовских. Но если сейчас у России еще есть, хоть и не очень значительные, но все же реальные шансы остаться одним из значимых мировых игроков и сделать для Шаданакара то, что она сделать обязана, то тогда, в 20е годы, приход подобной мрази к власти означал бы быструю гибель страны. - в) «генеральная линия партии», путь, выбранный Сталиным и его окружением, и навязанный ими ВКП(б), а через нее и всей стране. В те годы это была единственная линия, санкционированная Демиургом. Она состояла в максимально быстрой индустриализации и ре-индустриализации страны, в создании тяжелой промышленности, ориентированной на национальный рынок. Такого рынка не было и в помине, и его также было необходимо создать, причем в те же сроки, что и промышленность. Необходимо было разрушить патриархальную, неэффективную и не желающую подчиняться деревню, превратив ее в покорную, и по возможности хорошо работающую систему сельскохозяйственных производств. Необходимо было сосредоточить внимание наиболее активной части населения на внутренних проблемах страны, указав на их значимость в контексте той культуры, которая имелась в наличии, т.е. коммунистической фразеологии. Именно отсюда вытекают сталинские тезисы: сперва о необходимости мирной передышки, а затем – о возможности построения социализма в отдельно взятой стране. При этом надо отметить, что слово «социализм» в 20-е годы вовсе не было скомпрометировано последующим неэффективным хозяйствованием и тоталитарным правлением в СССР – наоборот, оно воспринималось как синоним справедливого, компетентного и приятного для жизни общества, носило ярко выраженный положительный смысл, как в России, так и за рубежом. Трансфизический смысл всех оппозиций, возникавших и функционировавших в 20-е годы был выпячиваниями на темноэфирном теле III Уицраора, т.е. по сути, это были государственные оппозиции, хоть они и выглядели как партийные. Призрак коммунизма пытался создать собственное темноэфирное тело эгрегора ВКП(б), но в этом преуспел лишь в небольшой степени: такое тело действительно возникло, но очень слабое и бесструктурное. Оно пыталось выделиться из тела III Уицраора, но полностью отделиться не сумело, существуя и паразитируя на нем как нарост. В историографии, посвященной 20-м годам, имеется распространенное, но совершенно неверное мнение о практической тождественности идеологий Сталина и оппозиций. Так, часто Сталин, по крайней мере во внешней политике, рассматривается как главный троцкист, в то время как сам Троцкий – просто как трепач, хотя одновременно и ставленник внешних агрессивных эгрегоров: английского и американского Уицраоров и стоящего за ними Мирового банкира. На самом деле такой ошибочный взгляд является следствием двух факторов: трудности восприятия коммунистической фразеологии, которая профанам кажется «вся на одно лицо», и идущей еще от Ленина привычке лидеров ВКП(б) по возможности скрывать свои мысли, произнося для «внешней партии» и для «народа» какие-нибудь умиротворяющие, или наоборот, внешне агрессивные, но по сути лживые и ничего не значащие слова. Истинное лицо партийного функционера тогда как раз и проверялось его способностью отделить весь этот мусор и выделить в словах соответствующего вождя главное, то, что он и хотел донести до своих приверженцев. Тогда это было очень легко – соответствующий эгрегор транслировал своему адепту через канал необходимые кодовые слова, позволявшие однозначно отделять своих от чужих. Важно отметить, что наряду с «цивилизованными» эгрегорами, к которым, кроме Провиденциальных, с некоторыми оговорками можно отнести Уицраора и даже меркабианцев, в стране были активны и эгрегоры совершенно дикие. Это в первую очередь Велга, которую по окончанию гражданской войны III Жругр только-только сумел загнать обратно в Гашшарву, но которая была готова выскочить из нее, как чертик и колбы, по первому же зову. Весь набор ее адептов, убийц, палачей и карателей был налицо, и внимая Уицраору и Призраку коммунизма, эти «люди» не уставали мечтать о Велге, о временах своего всевластия на телами и душами своих сограждан. Кроме того, из шрастра непрерывно раздавался вой рарругов, рвущихся к битве, к сражению, неважно с кем и за что, и среди партийных и военных функционеров было немало людей. воспринимавших этот вой как гонг, как призыв к немедленному действию. Эти «кровью умытые», по меткому выражению одного из современных исследователей, тоскующие по временам бескомпромиссной борьбы и неспособные найти себя в мирной жизни, оставались важнейшей проблемой любой власти, и Сталина в первую очередь. Он понимал, что для окончательной победы над Велгой рано или поздно придется физически покончить с ее слугами (перевоспитанию такая братия почти не поддается), но пока эти люди прочно сидели и в руководстве Красной армии, и в наркоматах, и в первую очередь в местной партийно-государственной администрации. Их надо было ублажать, хотя бы словами, т.к. из каждой речи или книги Тухачевского, Блюхера, Примакова, Эйхе или Евдокимова, между слов прорывалось утробное рычание, жажда рвать зубами теплое мясо, отбросив все и всяческие слова. Победа Сталина, которую никто не ждал, и которая в начале 20-х годов казалась невероятной, была в первую очередь победой Провиденциальных сил: из всех потенциальных лидеров на партийном «троне» утвердился самый достойный, тот, кто пусть и с оговорками, но был готов и способен проводить линию Демиурга. Только сравнивая Сталина со всеми остальными потенциальными претендентами, можно понять, каким благом для страны стало его выдвижение. Вместе с ним к власти пришла группа людей, воспринимающая Россию не как объект безжалостного использования, эксплуатации и грабежа, но как единственное и желанное место для жизни себе и своим семьям. Они пока не составляли большинства в большевистской партии, но не считаться с их ролью было уже невозможно. Их более или менее окончательная победа совпала с переходом страны на второй этап второй фазы цикла. Наступил 1929 год, «год великого перелома».
