1 Т. В. Шипунова СИСТЕМНОЕ НАСИЛИЕ В КОНТЕКСТЕ
реклама
Т. В. Шипунова СИСТЕМНОЕ НАСИЛИЕ В КОНТЕКСТЕ СОЦИАЛЬНОГО КОНТРОЛЯ ДЕВИАНТНОСТИ (Статья опубликована: Российский криминологический взгляд. 2010. № 3) Системное насилие является имманентным свойством любой сложноорганизованной системы, в том числе и общества. Оно предстает как процесс и результат нарушения социальной справедливости. Социальная справедливость как операциональная или инструментальная ценность − это мера общественной пользы (социальной адекватности) законов и других нормативных предписаний (формальных и неформальных), устанавливающих и поддерживающих на основе соглашения такой порядок жизнедеятельности людей и организаций, физических и юридических лиц, который способствует выживанию и развитию социума, а также обеспечивает интеграцию и достойное существование членов общества.1 Социально справедливыми являются те институты, формы правления, нормы и законы, деятельность социальных подсистем, которые на основе соглашения между субъектами социальных взаимодействий создают и поддерживают основы достойной жизни людей в обществе, где имеется стремление каждому конкретно обеспечить индивидуальная справедливость в его взаимоотношениях с государством и социальными институтами. В данном инструментальном определении социальной справедливости зафиксированы обозримые ориентиры (или цели) – «установление такого порядка жизнедеятельности людей и организаций, который способствует выживанию и развитию социума; обеспечение интеграции и достойного существования членов общества», а также средства их достижения – «мера полезности, т.е. социальной адекватности социальных норм». Здесь выражение «достойное существование» является обобщением всех тех благ, которые провозглашаются в качестве таковых в современном обществе: мера свободы, равенства, социальная защищенность, уровень образования, включенность в социальные сети, широкие возможности выбора легальных видов деятельности и т.д. Нарушение социальной справедливости является основной, интегрирующая все остальные, социальной причиной девиантности, и поскольку нам известен механизм ее нарушения − системное насилие, то его выявление, изучение и минимизация должны привести к понижению уровня девиантных явлений в социуме. При осуществлении социального контроля девиантности системное насилие, в первую очередь, проявляется в виде двух основных закономерностей: 1. При оценке степени опасности того или иного поведения и/или деятельности законодатель исходит не из вреда поступка для отдельного индивида, а из ступени его вреда для общества и государства. При отсутствии гражданского общества и механизмов контроля общества за деятельностью государства проявляется тенденция к оцениванию поведения и деятельности исключительно с точки зрения вреда/полезности для государства как аппарата чиновников. Кроме того, государство стремится к трансформации интервала действия норм, создающих поле толерантности в отношении 1 Подробно о социальной справедливости см.: Шипунова Т.В. Социальная справедливость: понятие, виды //Проблемы теоретической социологии. Вып.5: Межвуз. сб. /Отв. Ред. А.О. Бороноев. – СПб., 2005 − С. 227247. 1 альтернативных видов поведения: он сужается до двухполюсовой шкалы «хорошо – плохо». 2. В большинстве случаев (не считая поступков и деятельности в политической сфере) власть не интересуют отдельные негативные действия людей, законодатель обращает внимание лишь на образовавшийся массив (массовые формы) девиантности, включая в него опять же не все девиации, а только те, которые с точки зрения власти угрожают стабильности существования государства и управляемого им общества. При этом государство старается узурпировать социальный контроль, превратив его даже в части превенции преимущественно в государственный контроль. Эти закономерности определяют проявления системного насилия, которые в области социального контроля принимают многообразные формы, имея вместе с тем одну общую цель – воспроизводство отношений «господство − подчинение», вытекающую из агрессивной сути любой власти (Дарендорф).2 Системное насилие держится на особой технике поддержания господства, которая базируется на: − легитимации определенных норм, дающих возможность непосредственного участия в общественной жизни; − положении, что нарушение норм – это результат «моральной вины» нарушителя, имеющего определенные личностные характеристики; − государственных контролирующих организациях, всегда готовых к наказанию. Эта техника системного насилия является легитимным социальным институтом, который выработал собственный категориальный аппарат для теоретического объяснения (и оправдания) необходимости своего существования, а также собственные практики применения объяснительных концепций в деятельности уголовного преследования, полиции, государственной системы профилактической работы и гражданского принуждения. Можно выделить четыре плоскости использования и готовности к использованию этого института. При этом, однако, следует помнить, что объектом деятельности института насилия в любой плоскости является, в конечном счете, каждый гражданин.3 В первой плоскости речь идет о вмешательстве в конфликты и события обыденной жизни граждан. Несмотря на то, что здесь право и полиция имеют не много шансов на «экспроприацию конфликтов» (Н. Кристи), само это вмешательство имеет сильный идеологический эффект. Такое вмешательство является легитимной формой установления посредничества между членами общества, создающего определенные барьеры в межличностной коммуникации и порождающего социальное отчуждение. Однако эта сторона бытия социума мало волнует государство, поскольку оно, таким образом, получает возможность установления тотального и эффективного контроля над личной жизнью каждого отдельного человека и его ближайшего окружения и, следовательно, повышает свои шансы в деле ежедневного утверждения своего господства. Во второй плоскости речь идет о контроле за отдельными группами. Государственный аппарат либо выступает в защиту интересов группы (если она 2 Подробно см.: Шипунова Т.В. «Системное» насилие и агрессия //Общество и социология: новые реалии и новые идеи. Труды Первого Всероссийского социологического конгресса «Общество и социология: новые реалии и новые идеи». 27-30 сентября 2000 г. – СПб., 2002. – С. 676-684. 3 Cremer-Schäffer H., Steinert H.: Die Institutionen “Verbrechen & Strafe”. Über die sozialkulturellen Bedingungen von sozialer Kontrolle und sozialer Ausschliessung – Krim. Journ. 4. Jahrgang. Heft 4. 1997. − S. 245-249. 2 поддерживает установленные нормы), либо приспосабливается к нормам группы или попустительствовать ее деятельности (даже если это преступное образование), чтобы иметь возможность, с одной стороны, получать собственную выгоду, а с другой – использовать эти группы для урегулирования других проблем. Представляется, что государство избрало именно такую тактику социального контроля за деятельностью откровенно агрессивно ориентированных молодежных образований (фашистов, правых скинхедов). В третьей плоскости речь не идет о решении проблем. Это уровень выработки стратегии и тактики для оправдания государственного насилия. Здесь оперируют такими понятиями и выражениями, как «создавать порядок», «представление о порядке», «представления о власти и господстве», «социальная опасность личности преступника/девианта» и т.д. В этой плоскости институт легитимного государственного насилия утверждает и повсеместно поддерживает лозунг «закон и порядок», а также разрабатывает теории «преступления и наказания», «девиации и исправления» (различные конструкции мотивов девиации, криминологические и девиантологические теории о причинах девиации и становления девиантом, распространение представлений – особенно через СМИ – о девиантных социальных слоях или «группах риска» и т.д.). По сути дела, в этой плоскости вырабатывается стратегия и тактика социального исключения определенных, неугодных власти социальных групп.4 В четвертой плоскости институт насилия использует различные тактики непосредственного устрашения (запугивания): смертную казнь, как радикальное средство исключения из жизни; лишение свободы, которое означает не что иное, как «внутреннее изгнание»; физическое и психологическое наказание через нанесение вреда лицам, находящимся во временной или длительной изоляции; денежные штрафы, различного рода принуждения к исправлению поведения. Следствием наказания является «социальная смерть»: потерянная честь, стигма, обнищание, психическое расстройство, физические заболевания. Таким образом, результатом деятельности легитимного института системного (государственного) насилия являются социальная или физическая смерть индивидов. Сам институт социального контроля превращается в репрессивную систему, имеющую следующие характерные особенности: − она бюрократизирована и иерархизирована; − создает людей, нуждающихся в постоянной социальной помощи; − ориентирована только на информирование граждан об установлении каких-либо норм в качестве долженствования и о санкциях в отношении нарушителей этих норм вместо того, чтобы вынести на обсуждение некоторую сложную ситуацию или конфликт и обсудить способы ее решения в социуме; − чаще всего (и охотнее) опирается на принуждение и насилие; − применяемое наказание как, впрочем, и профилактические мероприятия провоцирует закрепление за наказанным стигмы, то есть превращает девианта в социального изгоя; − через селекцию девиантных деяний, их определение и политику реагирования данная система поддерживает существующую властную систему; 4 Кристи Н. Борьба с преступностью как индустрия. Вперед, к Гулагу западного образца? /Пер. с англ. А.Петрова, В. Пророковой. – М., 1999. 3 − фрустрирует человеческие ценности, так как столкновение с государственной системой наказания и исправления чревато потерей веры в добро и невозможностью возвращения к нормальной жизни; − иррациональна: главным ее аргументом является тезис, что люди хотели бы видеть зло наказанным, что они жаждут мести, однако эти чувства являются в большей мере привитыми и внушенными в процессе воспитания, нежели врожденными; − создает образ врага, против которого потом и работает; − своими методами борьбы с преступностью и профилактики других видов девиантного поведения только повышает уровень криминализации и девиантности в обществе, иначе говоря, является неэффективной; − дисфункциональна, увеличивает проявления социальной несправедливости. Разумеется, системное насилие всячески прикрывается, вуалируется, а иногда и просто не осознается. Кроме того, оно специфицируется в зависимости от институтов социального контроля, миссией которых является либо исправление преступников с применением наказания, либо реабилитация, реадаптация, ресоциализация других лиц девиантного поведения. Для анализа этого явления можно использовать разные подходы: сравнительно-исторический, описательный, генетический, основанный на выявлении противоречий и т.д. Рассмотрим возможности анализа системного насилия на примере российской превентивной социальной работы как одного из институтов социального контроля.5 Выделим, на наш взгляд, основные противоречия теоретического и практического характера, одновременно создающие некоторый интервал возможностей для анализа системного насилия, проявляющегося в деятельности данного социального института. Суть первого противоречия заключается в том, что превентивная социальная работа (в первую очередь в лице государственных социальных учреждений) вовсе не стремится реализовать свою миссию повышения уровня интеграции и солидарности членов социума. Она, прежде всего, представляет собой щадящий вариант государственного насилия и принуждения следовать тому поведению, которое посредством поддержания удобных государству норм считается правильным, хорошим, допустимым. Подтверждением тому может служить, во-первых, то обстоятельство, что практически у всех социальных программ заказчик, разработчик и исполнитель – это одно и то же лицо (государственные образования в виде министерств, ведомств, департаментов) или подчиненные ему организации. Таким образом, программы разрабатываются под уже имеющиеся ресурсы и структуры, с точки зрения специфичного политизированного, а иногда мифологизированного, дискурса государственных чиновников без учета других точек зрения, что существенно ограничивает применение новых технологий и методов превентивной социальной работы с лицами девиантного поведения. Результатом является низкая эффективность практически всех социальных программ. Это выражается в том, что ни одна из них не достигает своей главной цели – понижение уровня девиантных явлений в обществе (за исключением, пожалуй, молодежной преступности, хотя и здесь имеются разные трактовки незначительного 5 О проявлениях системного насилия в карательных институтах социального контроля см.: Шипунова Т.В. Аутопойезис пенитенциарной системы //Криминология: вчера, сегодня, завтра – СПб., 2002. № 3 (4) − 152156. 4 понижения уровня преступности при росте тяжких преступлений). В то же время не принимаются программы, совершенно необходимые для практики социальной работы, или же они планируют такое количество социальных услуг, которое никоим образом не может решить проблемы превенции девиантных явлений. Например, в государственных учреждениях, занимающихся лечением наркозависимых, используется дезинтоксикация, но она не обеспечивается надлежащим бесплатным психологическим консультированием, что не приводит к лечению болезни; до сих пор под запретом находится использование заместительной терапии при лечении наркозависимости, когда используется метадон или бупренорфин. Во-вторых, известно, что возникновение социальных явлений, каковыми и являются преступность, наркотизм, проституция, алкоголизм, лудомания, табакокурение, компьютерный эскапизм и т.д., может быть объяснено не из совокупности факторов, вызывающих отдельные девиации, а социальными процессами, происходящими в обществе. Следовательно, чтобы организовать эффективную превентивную социальную работу, необходимо изменять социальные условия жизни людей: уровень благосостояния, социального участия, защиту прав и свобод, качество жизни и т.д. Иначе говоря, следует обратить пристальное внимание на первичную профилактику через создание возможностей для нормальной социализации и интеграции в легитимное социальное пространство. Как обстоят у нас дела на этом поприще, всем хорошо известно, и поскольку профилактическая работа на социетальном уровне проводится слабо, то специалисты прогнозируют на ближайшее время рост всех форм и видов девиантного поведения. В-третьих, в России в настоящее время нет грамотно разработанной социальной программы превенции девиантных явлений, кроме того, наблюдается сокращение финансирования социальных программ. При том что и до этого дела с финансированием обстояли неважно. Таким образом, государственная социальная политика в области превенции, а заодно с ней и государственная система профилактической социальной работы в большой мере работают лишь на удержание девиантности под государственным контролем на определенном уровне, не занимаясь вопросами постоянного воспроизводства негативных социальных явлений в российском обществе. Второе противоречие логично продолжает первое и основывается на социологическом дискурсе, который включает в себя дискурсы защитников прав человека, представителей социологической парадигмы в криминологии и девиантологии и который обосновывает неэффективность государственной профилактической системы в поддержании социального порядка. Задачей дискурса является анализ деятельности официальных институтов наказания с точки зрения его функциональности для существования социальной системы в целом, а также анализ деятельности других институтов социального контроля, занимающихся профилактикой негативных социальных явлений. Выводы, к которым приходят представители этого дискурса, малоутешительны: как государственная система наказания и исправления, так и государственная система профилактической социальной работы преследуют, в конечном итоге, собственные цели – воспроизводство и поддержание своего существования, основываясь на принципе удобства (convenience) для профессиональных служащих. Относительно профилактической социальной работы, примерами здесь могут быть: неудобное для граждан время работы государственных социальных служб (они работают 5 в те часы, что и все граждане, поэтому попасть туда затруднительно); отсутствие в арсенале государственных социальных служб такой эффективной и восстребуемой формы организации деятельности как уличная социальная работа и др. Тезис о том, что после своего возникновения организации часто начинают жить по своим собственным законам и «работают» только на самосохранение, получило обоснование в концепции Н. Лумана об аутопойетичных системах. Несмотря на достаточную теоретическую проработку этого тезиса, все еще требуется более фундированный анализ аутопойесиса всей системы профилактики негативных социальных явлений. Здесь мы остановимся только на проблеме профилактической социальной работы, не рассматривая систему наказания и исправления (хотя в ней также трудятся социальные работники и психологи, занимающиеся реабилитацией преступников). Скажем лишь об организационной стороне вопроса, который касается рассмотрения государственной системы профилактической социальной работы с точки зрения специфичности протекания в ней так называемой «болезни бюджетной организации». «Клиника болезни» известна, она имеет следующие характеристики:6 1) при отсутствии критерия прибыльности, добиться успеха здесь означает получить побольше бюджетных ассигнований; 2) увеличить свое финансирование бюджетная организация может, расширив сферу своей деятельности и увеличив свои размеры, поэтому рост превращается в самоцель; 3) бюджетная организация не может ликвидировать какую-то область своих усилий, сократить какую-то подсистему, уже ставшую ненужной, ибо это автоматически приведет к сокращению штата и бюджета, уменьшению ее размеров, статуса и престижа руководителей; 4) бюджетная организация находится в жесткой зависимости от вышестоящих организаций, а потому не может быть гибкой в выработке тактики поведения на рынке оказания социальных услуг (потеря адаптивной гибкости); 5) в бюрократической организации часто возникает «явление смещения целей»: официально принятые и декларированные производственно-трудовые цели подменяются имманентной целью аппарата управления − самосохранение любой ценой. Это «смещение» возникает как болезнь сверхбюрократизации. Чрезмерная бюрократизация управления порождает бюрократизм и взяточничество, когда аппарат перестает служить социальной системе (которой управляет) и обществу в целом, а преследует собственные цели выживания и обогащения. Государственная система профилактической социальной работы декларирует своей целью реабилитацию, адаптацию и интеграцию своих клиентов в общество. Но разве уровень девиантности (наркотизации, алкоголизации, проституции, табакокурения, агрессии и насилия) понизился? Наоборот, он все время растет. Можно сделать следующие выводы. Во-первых, аутопойесис (самосохранение через воспроизводство) государственной системы профилактической социальной работы диктует правила игры, которые не способствуют выполнению миссии, определенной для нее обществом. Во-вторых, продуктом данной системы является рост рецидивной (а 6 Подробнее см.: Айдинян Р. М. Причины бюрократизма в организации и пути их преодоления //Менеджмент. Наука. Образование. Культура: Сб. науч. тр. (Т. 155). – СПб., 2003 − С. 25-32. 6 значит – более опасной) девиантности, отчуждения членов общества, а также поддержание идеологии властной элиты, стремящейся сохранить лишь status quo. Следует отметить, что второе противоречие подчиняется определенной закономерности: чем более высокую позицию в управленческой вертикали занимает система (орган, учреждение, комитет, министерство) тем в большей степени это противоречие проявляется. Соответственно, чем ниже позиция в иерархии – тем менее заметно его проявление. Третье противоречие: с одной стороны, мировая практика превентивной социальной работы доказала низкую эффективность деятельности бюрократизированных государственных учреждений и признала необходимость развития негосударственной системы учреждений профилактической напрвленности, с другой – в России, несмотря с широкое проникновение идей развитых стран, до сих пор негосударственные организации вынуждены скорее выживать, чем с полной отдачей работать на благо своих клиентов и общества в целом. Негосударственные организации выражают идею саморазвития и спонтанного творчества граждан, идею солидарности и взаимоподдержки, идею демократизации социального управления. Однако государство стремится насадить в них те же бюрократические формы организации деятельности, что и в государственных, стандартизировать их, сделать как можно более контролируемыми и, следовательно, управляемыми. Так, негосударственные учреждения профилактической социальной работы ставятся в неравные (дискриминационные) условия по сравнению с государственными учреждениями. Например, с них взымается двойная плата за аренду помещений и коммунальные услуги (как с коммерческих организаций). Они должны постоянно отчитываться за свои действия и финансовые ресурсы перед государственными фискальными службами (налоговой, банком, регистрационной). Причем такая практика распространяется не только на проекты, финансируемые из государственного бюджета, но и на проекты, которые поддерживаются различными российскими и зарубежными фондами. К чему это ведет? Во-первых, негосударственные социальные организации теряют возможность маневрирования в пределах отпущенных средств для того, чтобы оперативно реагировать на изменяющиеся условия и перенаправлять денежные потоки на решение наиболее важных вопросов. Тем самым государство принуждает общественные организации работать по порочной схеме бюджетных организаций. Во-вторых, они вынуждены большую часть времени заниматься отчетами, вместо того, чтобы работать. Представляется, что принятый закон о социальных стандартах, полезный во многих отношениях для государственной системы социальной работы, может принести вред для негосударственных учреждений: заставит их работать в бюрократическом режиме. Четвертое противоречие. Система профилактической социальной работы призвана помогать социально исключенным. При этом она часто обращается к положениям теории стигматизации: при описании процесса воспроизводства преступности, протекания девиантной карьеры, возникновения социально-неадекватных норм и их влияния на уровень девиантности в обществе и т.д. Однако некоторые процессы, организуемые системой социальной работы с лицами девиантного поведения, 7 сами служат распространению необоснованной стигматизации клиентов и укреплению их позиции социально исключенных.7 О каких процессах идет речь? В первую очередь − о явлении, получившем название «расширение охвата». Оно связано с возрастанием числа лиц, попавших в поле зрения специальных социальных служб. Человек, чаще всего речь идет о ребенке, становятся предметом труда этой системы, которая нацелена во что бы то ни стало исправить нормонарушителя. Но установление контроля, который кроме всего прочего делает поступок известным широкому окружению (родственникам, друзьям, соседям, школе), способствует закреплению стигмы. А стигма необходимым образом обусловливает дальнейшее развитие девиантной карьеры. Таким образом, система, призванная исправлять, лишь ускоряет процесс становления делинквента. Другое следствие – автоматическое исключение стигматизированного из многих социально одобряемых процессов.8 Для российской практики эти два момента имеют важное значение. Мы знаем, что просто постановка на учет в милиции или ОДН (Отдел по делам несовершеннолетних) в связи с каким-нибудь незначительным проступком может самым негативным образом сказаться на судьбе молодого человека. То же самое можно сказать и о практике диспансерного учета лиц, добровольно обратившихся за лечением от наркозависимости. Стигма «наркозависимый», «правонарушитель», «гомосексуалист», «проститутка» и т.д. может дать о себе знать при поступлении в вуз, зачислении в определенные войска при призыве в армию, получении рекомендаций для поступления в аспирантуру, поездке за границу и т.д. Такое социальное исключение, преследующее человека всю жизнь, также способствует возникновению отчуждения, которое находит выплеск в разного рода девиантных поступках: от ухода в потребление алкоголя или наркотиков до совершения тяжких преступлений. При этом не следует забывать о чудовищной практике обращения с задержанными в милиции. Возникает проблема определения статуса лица, попавшего в поле зрения специальных социальных служб. Американцы термин «лицо, совершившее мелкое уголовное преступление или гражданское правонарушение» заменили терминами «лицо, нуждающееся в надзоре», «ребенок с неправильным поведением», «ребенок с нарушениями эмоциональной сферы» (у европейцев получил распространение термин «подросток, имеющий проблемы с законом»). Сами эти термины способствуют тому, что поведение ребенка будет изменяться не в лучшую сторону. Кроме того, они подсказывают оправдание для ребенка, нуждающегося в помощи, поскольку указывают на причину его «инаковости» по сравнению с так называемыми нормальными детьми. Похоже, что в российской практике пока даже не задумываются о смягчении стигмы. Например, у некоторых академических ученых, да и практиков профилактической социальной работы (если они работают не с этой клиентской группой), вызывает сопротивление изменение стигмы «проститутка», на более щадящую – «секс-работник» или «коммерческий сексработник» (СР или КСР). У нас до сих пор повсеместно используются ярлыки «наркоман», «алкоголик», «асоциальная личность» и др. Другая проблема – это некоторый произвол в отборе подростков, которые должны быть поставлены на учет для исправления по месту жительства. Чаще всего решение 7 См. также: Шипунова Т.В. Ювенальная юстиция в социологической перспективе //Правоведение. – СПб., 2001. № 3 (236) − С. 114-121; 8 Энциклопедия социальной работы. В 3 т. Т.2.: Пер. с англ. – М.: Центр общечеловеческих ценностей. 1994. − С. 138-145. 8 принимается с опорой на субъективное восприятие личности ребенка или характеристики третьих лиц (соседей, администрации школы, родственников). Здесь также возможна несправедливая стигматизация, основанная на неприятии взрослым человеком некоторых черт ребенка, а также обусловленная отсутствием социально-адекватных критериев отбора лиц, действительно нуждающихся в привлечении усилий официальных инстанций. Пятое противоречие. Это противоречие касается клиентов служб профилактики и методов превентивной социальной работы. Речь идет, например, о следующем. В работе с лицами, занимающимися проституцией, имеются две категории: дети до 18 лет и взрослые – лица старше 18 лет. Первые рассматриваются как жертвы и к ним применяются методы реабилитации, они изымаются из субкультуры и им обеспечиваются (по возможности) благоприятные условия существования. Ко второй группе лиц применяются другие методы: информирование, лечение сопутствующих заболеваний, психологическая помощь. Однако оправдано ли это? Многие из секс-работников по своей социальной зрелости недалеко ушли от детей. Так почему же настолько различны методы? Кроме того, напрашивается вопрос: а если возраст совершеннолетия будет изменен, изменятся ли методы работы с этими лицами? Будет ли им дана возможность получения профессионального образования? Будет ли оказано содействие в устройстве на социально одобряемую работу? Получат ли они такую социальную поддержку, которая позволила бы им не заниматься проституцией? Еще одна категория девиантов – лица с аддиктивным (зависимым) поведением: алкоголики, наркоманы, игроманы, зависимые от интернета. Как квалифицировать этих людей: девианты или больные? Если это больные люди, и их количество катастрофически растет, то почему больных людей (наркоманов) помещают в тюрьму (более 70% всех дел, касающихся незаконного распространения наркотиков, связаны с осуждением наркозависимых – больных – людей), и почему в системе профилактики до сих пор нет специальных клиник, и в таком количестве, чтобы они могли принять всех нуждающихся в полноценном и – главное − бесплатном лечении? Можно было бы использовать и мировой опыт, когда наркозависимому предлагается выбор между заключением в тюрьму и лечением, а также технологии заместительной терапии. Шестое противоречие. Все, кто занимается превентивной социальной работой, хорошо осознают, что из всех видов контроля наиболее эффективным является внутренний контроль. Для этого необходимо в процессе реабилитационной работы развивать ответственность человека за себя, свою жизнь, свое поведение. Что же происходит на практике? Большинство реабилитационных программ включают мероприятия, направленные якобы на развитие ответственности. Однако судя по тому, что большинство клиентов социальных служб, прошедших реабилитационные программы, возвращаются к своей обычной практике беспринципности и бездумного отношения к себе, своим близким и другим людям, можно сказать, что сформировать ответственность у клиентов как раз и не удается. С чем это связано? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить, что означает термин «ответственность». Ответственность – это внутреннее принятие человеком моральных обязательств перед другими людьми, перед собой и своей жизнью. Ответственность сопряжена с понятием долга. Понятие же долга вменяет в обязанность предвидеть последствия своей деятельности, особенно негативные последствия, учитывать и соблюдать права других людей, что, в свою очередь, требует от человека некоторых ограничений собственных притязания и установление постоянного контроля за своим поведением. Ответственность 9 подразумевает, что человек поступает свободно, сознательно и добровольно, что он сам устанавливает границы поступков. Формирование ответственности происходит при наличии, как минимум, сформированных базовых моральных ценностей, на которые в дальнейшем человек ориентируется при оценке своего поведения, ситуации, поступков других людей. Но разве клиенты социальных служб имеют сформированными эти базовые ценности? И разве можно за 6 месяцев (три в стационаре реабилитационного центра и три − амбулаторно в виде социального сопровождения) сформировать ценности? Тем более что и предыдущий опыт клиентов и то, что они увидят, выйдя из реабилитационного центра, противоречит этим ценностям. А среда, в которую они возвращаются, СМИ, школа, их семья вовсе не заботятся об ответственном поведении. Пожалуй, существует только одна программа, в которой формирование ответственного поведения проходит красной нитью. Это программа «12 шагов» для алкоголе- и наркозависимых, для больных игроманией и созависимых. Но эта программа не получила пока широкого распространения в нашей стране. Одна из причин тому – религиозные элементы программы (хотя теперь в стране очень много верующих людей). Другая – трудность воспитания, «взращивания» в себе ответственности. Этот процесс длится годами, со срывами и возвращениями в программу, с постоянной работой над собой (но от социальных служб постоянно требуется «оборот», т.е. постоянное увеличение числа лиц, получивших «помощь»). Третья – работа по программе требует привлечение хороших специалистов (психологов, психотерапевтов, наркологов, юристов, терапевтов, социальных работников), неравнодушных к проблемам клиентов, способных выдержать большие эмоциональные и физические нагрузки. Соответственно, их работа должна хорошо оплачиваться. Но государство не готово вкладывать деньги в развитие таких центров. Оно не готово даже просто поддержать общественные организации, работающих по этой программе, создав им благоприятные условия существования. Поэтому программа «12 шагов» просто не будет работать в бюджетных (государственных) социальных организациях, и, по-видимому, так и останется средством спасения самих наркозависимых и их родственников, которые готовы отдать последнее для оплаты услуг специалистов. О том, что система профилактической социальной работы в целом не ориентирована на развитие ответственности, т.е. внутреннего контроля, свидетельствуют также следующие факты: А) Не поддерживаются правозащитные организации. Б). Система социальной работы (в соответствие с принципом аутопойесиса) в работе с детьми берет на себя выполнение основных функций семьи: воспитательную, образовательную, защитную, поддерживающую, организации досуга и т.д. (кроме, разве, репродуктивной функции). Тем самым постепенно для многих и многих детей создается эрзац семьи. Но без эмоциональной близости, без тепла, без ощущения принадлежности к своим корням, роду. Неважный суррогат, прямо скажем. Мы рассмотрели проявления системного насилия в учреждениях социальной работы как части социального института профилактического (превентивного) социального контроля. Разумеется, этого недостаточно для понимания масштабности и опасности системного насилия, пронизывающего всю систему социального контроля. Вместе с тем, углубленное изучение и постоянный мониторинг этого явления необходим, если мы хотим добиться повышения эффективности социального контроля девиантности, 10 поскольку уменьшение (хотя бы в какой-то мере, ибо полное устранение этого явления невозможно) его проявлений неизбежным образом приведет к повышению социальной справедливости, к созданию более благоприятных условий для реализации прав и свобод человека, более полной его интеграции в общество, и, следовательно – к уменьшению влияния социальных девиантогенных факторов. 11
