Линдгрен Н. Символ Матери–Земли у Вячеслава Иванова и

Сапаd ап-Атепсап Slavic ЗииЬиз, 24, N0 . 3 (1а11 1УУО). Л 1-22.
НЕЛЛИ ЛИНДГРЕН
СИМВОЛ М А Т Е Р И - З Е М Л И У
В Я Ч Е С Л А В А И ВАН ОВА И Д ОСТО ЕВСКО ГО
Вячеслав Иванов был теоретиком младших символистов
(так­
же называемых соловьевцами или теургами), и теория символи­
зма сложилась под его влиянием. Почти все его современникипоэты также находились под влиянием его философии. Именно
как философ и теоретик искусства Вячеслав Иванов ое'гавил
глубокий след в культуре своего времени. Как поэт же он сто­
ит особняком, без учеников и последователей.
Поэзия и философия Вячеслава Иванова слиты воедино. Его
поэзия служит выражением его философских идей. И поэзия, и
философия его имеют в своей основе прежде всего античную
культуру, а такж е мистику, идеализм и понятие соборности.
Под соборностью он понимал особую религиозную общность лю­
дей, отличную от православия панславистов.
Символизм как литературное направление сформировалось в
творчестве младших символистов, около 1904 года, когда были
опубликованы первые сборники стихотворений Александра
Блока, Андрея Белого и Вячеслава Иванова. Тогда же Вячеслав
Иванов начал публиковать свою серию лекиий о Дионисе. В 1904
году начал выпускаться журнал Весы, ставший вплоть до 1909
года признанным органом символистов.
Важнейш ей проблемой для символистов было противо­
поставление между действительностью и творчеством, идеей и
ее осуществлением, между "восхождением" и "нисхождением" в
искусстве. Символизм был не только литературным, но и фило­
софским, эстетическим течением, которое выросло в атмосфере
предчувствия
исторических потрясений, пронизывавшей куль­
турную жизнь России на рубеже Х1Х-ХХ веков.
Существенной особенностью поэзии Вячеслав Иванов является
ее целостность, проявляющаяся по всем планам. Целостен язык,
не меняющийся из сборника в сборник год за годом. Целостна
философская система, где крайне разнородные понятия, как,
например, язычество и христианство, объединяются главной
идеей автора об их преемственности. Целостен мир образов и
предметный мир поэзии Вячеслав Иванов: античные и древне­
русские персонажи присутствуют в первом и последнем его
сборниках. В этом отношении поэзия Вячеслав Иванов статична.
Целостна и сама структура сборников, где стихотворения объе­
динены в законченные циклы.
Целостность эта необходима и естественна для Вячеслава
Иванова. Его поэзия не интимна, а логична, построена по тем же
принципам, что философский трактат. Бахтин отмечал, что "У
Иванова же все идет по лошческому пути... Если для поэтов
обычно характерно психологическое и биографическое единство,
то у Вяч. Иванова единство чисто систематическое. Все темы его
поэзии представляют очень сложную единую систему" J
Поэзия Вячеслава Иванова составляет единое целое с его фи­
лософскими работами и литературно критическими статьями.
Все его работы по существу служат одной пели, согласующейся
с обшей целью символизма: открыть суть за символами, разъяс­
нить загадочное, показать единство всех культур и эпох в цен
тральных символах. Важнейшим из них для Вячеслава Иванова
был символ Матери Земли, объединяющий жизнь и смерть, че­
ловека и Boia, гордость и смирение.
Вячеслав Иванов выделяет три начала бытия: восхождение,
нисхождение и хаос. Восхождение
это путь индивидуальности,
гордое самоутверждение человека, hybris, разрыв с землей. Оно
несет страдание и гибель. Нисхождение
это примирение, воз­
вращение к земле, единение индивида с Богом и людьми. Третье
начало
хаотическое, дионисийское, материальное. Оно также
противопоставлено восхождению, т.к.
дионисийское начало
антииидивидуально, внелично.
Эти три начала Вячеслав Иванов применяет и к творческому
процессу. Хаос, дионисийское начало
основа искусства, проис
ходящего из оргиазма, экс i ;п ического состояния души. Восхож
дение
это восторг постижения, а нисхождение
способность
выразить пости!нутое. Все три начала связаны воедино.
Дионисийство
и
христанство
Представление Вячеслава Иванова о Боге основывается на обра­
зах Диониса
Иисуса Христа, с одной стороны, и на идее стра
I. М. М. b j\ im i.
377.
J c i l *i h k j
cjiouccim i и i uopscci ua (М о ск и а : И с к у е и т и , 1 9 7 9 ),с.
дающего Бога
с другой. Образ Диониса переплетается с Паном,
Оогом лесов, создателем свирели, покровителем пастухов. Пан,
культ которого после II в. до н.э. был тесно связан с Дионисом и
даже смешивался с ним, олицетворяет всю природу, прибли­
жаясь к образу всеобъемлющей Софии-Премудрости Владимира
Соловьева. И Дионис, и Христос неразрывно связаны со страда­
нием и смертью. Иисус Христос распят добровольно, как жертва,
спасающая человечество, а Дионис
отдает себя на растерзание
менадам.
Установлению связи между божеством, страданием и смертью
посвящено Солнце Эммаусв,
о котором
Бахтин
замечал:
"Страдание, смерть и торжество божества
одно и то же. При
всяком углублении религиозной мысли, когда божество стано­
вится абсолютным началом всего бытия, оно неизбежно стано­
вится символом страдания и смерти".^
Лишь огневою болию
Пронзенный, ты велик.
(Огненосцы. Cor Ardens).
Такое понятие о божестве, по мнению Вячеслава Иванова,
легло в основу трагедии и эпоса. Трагический герой - тот, кто
приобщается к страданиям Диониса/Бога. В озарении религии
Диониса весь мир принимает обличив страдающего бога. Через
страдание и жертву человек приходит к воскресению в новую
жизнь.
Родство между культом Диониса и позднее его продол­
жением - движением орфизма - и ранним христианством под­
тверждается также
сходством их распространения, в каждой
религии это - бог "малых мира сего", угнетенных, кротких, бог
бедняков, женщин и рабов.
Культ Диониса также привлекал Вячеслава Иванова своей
массовостью, близко стоявшей к его понятию соборности. Опре­
делив кризис современной ему культуры как кризис индиви­
дуализма, Вячеслав Иванов видел разрешение его в соборности,
хоровом начале. Термины эти заимствованы от славянофилов, но
у Вячеслава Иванова они охватывают не только православие и
тему религиозной избранности Руси, но и массовую культуру
Диониса.
2. Гам же, с. 380.
Кризис культуры для Вячеслава Иванова закономерен, как и
неверие
в Бога среди его современников. Религия, забывшая
плоть, превращается в мертвую схоластику, и поэтому законо­
мерно обращение людей к социализму или анархизму. В этом
Вячеслав Иванов принял идеи Владимира Соловьева о том. что
религия должна соединить дух
и плоть, а также веру и закон.
Христианство как чистая идея, вера, оторванная от жизни, п е ­
рестало быть действенным.
Воплощенная же идея
действенна.
Через воплощение, страдание, отрицая свою свободу, душа мира
- София, продолжает свое развитие. Человек должен выбрать сам
свой путь, пройти это движение: восхождение из Хаоса и нис­
хождение
(смирение):
Из Хаоса, из чернаго,
Раждается Звезда ...
Из Нет. из непокорнаго,
Возстав святое Да
(Огненосцы, Cor Ardens).
Вячеслав Иванов связывает рождение и жизнь - со смертью
(прах - пчела, сох
благоухая; Персть), лоно матери - с
гробом ("лоно рождений стало гроб " Земля). Мысль о тождест­
венности рождения и смерти Вячеслав Иванов воспринял из ра
боты И.-Я. Баховена "Материнское право", 1861,^ установившего,
что у так называемых примитивных народов смерть понималась
как рождение. В обряде погребения земля олицетворяла лоно
матери, поэтому усопших хоронили в положении зародыша.
Стихотворения Персть и Зем ля из сборника Кормчие звезды
являются яркой иллюстрацией того, как Вячеслав Иванов осу­
ществляет свои идеи в поэзии.
Название
сборника
Слово кормчий значит ведущий, указывающий путь
(от древне­
русского К 'ь р м ь ч и и - рулевой). В старину кормчими называли
особо яркие звезды, по которым определяли свой путь корабли.
Кормчей книгой назывался сборник церковных и светских зако­
нов в Древней Руси, созданный на основе трудов и писем апо­
столов и отцов церкви. Звезда символизирует Иисуса Христа у
Иванова ( см. Огненосцы, Cor Ardens).
I i l M ж е , П|>ИМСЧиНИС.
П ерсть
Персть
Воистину всякий прел всеми за
всех и за все виноват.
Достоевский.
День белоогненный палил;
Не молк иикалы скрежет знойный;
И кипарисов облак стройный
Витал над мрамором могил.
Я пал, сражен души недугом ...
Но к праху прах был шедр и добр:
Пчела вилась над жарким лугом.
И сох, благоухая, чобр ...
Укор уж сердца не терзал:
Мой умер грех с моей гордыней, И, вновь родним с родной святыней,
Я Землю, Землю лобызал!
Она ждала, она прошала И сладок кроткий был залог;
И все, что дух сдержать не мог,
Она смиренно обещала.
1895 — 1902
В древнерусском языке слово персть значило прах, пыль,
земля. В первом издании в комментарии указывается, что сти­
хотворение написано после посещения кладбища Campo Verano в
окрестностях Рима весной 1895 года. Стихотворение, таким об­
разом, отражает конкретную ситуацию и начинается описанием
конкретного (насколько возможно для Вячеслава Иванова) пей­
зажа, но уже со второй строфы он переключается на философскую
тему гибрис/примирение.
Эпиграфом к стихотворению служат слова старца Зосимы из
романа Достоевского Братья Карамазовы (Кн. 6, гл. 2): "Воистину
всякий пред всеми за всех и за все виноват". Строка в стихо­
творении
"Я землю, Землю лобызал!" также
является
скрытой
316
Canadian-Ameriean Slavic Studici
цитатой старца Зосимы :"Люби повергаться на землю и лобызать
ее" (кн. 6, гл. 3).
Цитата эпиграфа и круг понятий: Землю лобызать, грех, гор
дыня, прошение (все
скрытые цитаты из Достоевского), отра
жают тему идейного мира Достоевского, важную для Вячеслав«
Иванова
тему спасения человека через искупительное стра­
дание, а также тему ответственности всех за всех и. шире, идею
единства всего человечества:
Уж е в "Преступлении и наказании" Достоевский, к
своему
уж а су,
открыл
истину,
которой
он
впоследствии придал вес догмы: истину о вине всех
людей за всех и все. Это ужасное открытие разверзло
перед ним еще одну бездну, устрашающую и
озаряющую одновременно: он начал постигать, что
все человечество - это один человек".4
Следует указать, что статьи Вячеслава Иванова о Д осто­
евском были написаны и опубликованы после сборника Кормчие
звезды, как
и приводимые
здесь
примеры
из
сборника
Cor Ar­
dens. Однако представляется, что они могут быть использованы
как источники понимания философской системы Вячеслава Ива
нова, поскольку поэзия его статична, по крайней мере от пер­
вого сборника и до 1930-х голов. Последний сборник поэта Свет
вечерний несколько отличается и по языку, и по содержанию.
Иванов видел основу творчества Достоевского в мифоло
гическом представлении о Матери Земле, в сочетании с пред­
ставлениями гностиков о "Душе мира", ее падении и спасении.
Миф этот повествует о человеке, одержимом сатанинскими иде
ями индивидуалистического самоутверждения (Иван Карамазов,
Раскольников). Человек восстает против Матери- Земли, которая
мстит ему до тех пор, пока он через смирение и страдание не
примиряется с нею. Свое представление о художественном мире
Достоевского Вячеслав Иванов развивает в ряде статей о нем,
опубликованных в 1910-х годах.5
4. V. Ivanov, I'rccdom and the Tragic Life (New York, I9 57 ),c. 83, цит. no: И. Б. Poднннскаи, "Вич. II. Иванов. Свобода и трагическая жизнь. Исследование о Достоев­
ском (Реферат) ” , в: Достоевский. Материалы и исследования (М осква: Наука,
1980), с. 225.
5. Список см. в 1'одянскан, ' Кич. И. Иванов", с. 2 I 8.
( ямвил магери-Земли у Вячеслава Иванова и Достоевского
317
Стихотворение Персть представляет собой философский мир
Вячеслава Иванова в миниатюре. Оно строится на идеях поэта о
единстве жизни и смерти, и на представлении о Матери-Земле
и ее отношениях с человеком. Движение в стихотворении
стро­
ится следуюшим образом:
Первая строфа создает атмосферу античности: Селоогненный
(ср. словообразования, типичные для классической греческой
литературы, типа розовопврстый), цикады, знойный, кипарисы,
мрамор. Вторая строфа - это первое действие общечеловеческой
трагедии:
отрыв
человека
от
Матери-Земли,
гордыня
("души
недуг"). Но кротость и всепрощение Матери-Земли преодолева­
ют недуг индивидуализма, прах (З е м л я ) щедр и добр к праху
(человеку, ибо человек есть не более чем прах). Третья и
четвертая строфы - примирение с Матерью-Землей, прошение в результате смирения, символизируемого здесь, как и у Досто­
евского, лобзанием Земли.
Земля
Зем ля
КА.т|'£етЕ цате'ра Taiav.
Orac. Dodon.
Ta'5e yap це'Хе ’
ecru та navo'q
Orph.
Братья!уйдем в сумрак дубрав священный,
На берега пустынных волн !
Чадам богов посох изгнанья легок Древней любви расцветший тирс!
Ах! по Земле, по цветоносной, много
Светлых полян для кущ святых:
Много полян ждут ваших уст приникших
И с дифирамбом дружных ног!
И по Земле, по цветоносной, много,
Братья любви, Голгоф святых:
Кущи дерев ждут ваших рук простертых,
Терние ждет багряных роз!
318
Canadian-American Slavic Studies
Матерь зовет в сени дремучей дуба:
Веший, зашепчет древний дуб
Взропшет она о воздохнет над вами:
"Ж и в ли мой Бог? Кто жив
живит!"
"Ах! не Земля, - дети, вам мать - Голгофа
С оного дня, как умер Он!
С ним умерла, дети, Земля! О, дети!
Ж и в ли мой Бог?.. Кто жив - живит!
Руки мои руки Его прияли:
В древе Его Объяла я.
Язвы Его руки мои язвили.
Лоно рождений стало гроб.
"И не Земля,
дети, вам мать - Голгофа
С оного дня, как распят Он,
С оного дня. как Немезидой неба
Распят по мне великий Пан!.."
Братья
тогда лоно Земли лобзайте,
Плачьте над ней: "О. мать, живи!.."
-"Бог твой воскрес!" благовестить дерзайте:
"Бог твой живет - и ты живи!.."
Стихотворение освешает другой аспект той же темы Матери Земли - связь языческого культа Диониса и христианства.
Вячеслав Иванов не противопоставлял их, а считал, что языче­
ские религии античности
"несут свои воды в океан христианст­
ва". Он также считал, что в том и состоит задача поэта-симво
листа
открыть эти всегда сушествуюшие связи между различ­
ными пластами, эпохами, как античность, средневековье, Воз­
рождение и современность.
Первые четыре строфы описывают своеобразное ивановское
слияние языческих и христианских символов. Следующие четы
ре строфы поднимают важную для Вячеслава Иванова тему при­
мирения с Богом/Матерью Землей через смирение и принятие
Христа/Диониса/Пана.
Первый эпиграф взят из надписи на Додонском оракуле и
значит:
"Зовите
матерью Землю". Второй
эпиграф значит:
это члены Пана", и заимствован из орфического гимна.
"Все
В связи с
Символ матери-Земли у Вячеслава Иванова и Достоевского
319
эпиграфом становится понятным упоминание священного дуба.
Додонский оракул, старейший в древней Греции, располагался в
священной дубраве Зевса, вокруг древнего дуба. Самой ранней
формой оракула была та, при которой священники толковали
ответы богов на вопросы из шума листвы, скрипа дубовых вет­
вей и крика птиц.
Закономерное переплетение многих символов делает очевид­
ной одну из основных мыслей Вячеслав Иванов о единстве язы­
чества и христианства, о преемственности культа античных бо­
гов и христианства:
символы
христианства
символы
язычества
Братья
чадам богов
дубрав священных
посох изгнанья
тирс
цветоносная (Гея)
кущ святых, дифирамб
кущи дерев
розы багряные
расцветший (ж езл)
Зем ля
уст приникших
Г олгоф
терние, розы
Стихотворение
начинается
христианским
античности
обращением
Б р а тья! Вторая строка - на берегу пустынных волн! - уже несет
конфликт
(гибрис). Эти
Пушкина
"Медный всадник" - подключают к смысловому ореолу
строки
-
косвенная
цитата
из
поэмы
города, во всей литературе X IX века являющегося символом
человеческого самоутверждения, гибриса, восстания против за­
конов небесных и земных:
В этой призрачной Пальмире,
В этом мареве полярном,
В этом мороке победном
Медно-скачущего Гнева...
(Медный всадник. Cor Ardens).
Эти цитаты близки к изображению Петербурга Достоевским
как создания больной фантазии (напр, в романах Подросток и
Бесы). Вячеслав Иванов понимал образы Раскольникова в Пре­
ступлении и Наказании и Германа в Пиковой Даме как вари­
Canadian-American Slavic Studies
320
анты той же темы: восстание человека против Матери-Земли.6
И Раскольников, и Герман сталкиваются со старой женщиной мистическим существом, посланницей Матери-Земли, становя­
щейся их жертвой и одновременно их судьбой:
"Какая роковая сила стоит за этими личинами? Не
мстительница ли это, восстающая из тьмы, одна из
тех сил Земли, что могут приносить и счастье, и
горе ... Не посланница ли она Матери-Земли, гневно
пр отивящ ейся
предерзким
и
самонадеянным
притязаниям призрачной гордости, буйным попыткам
силою отменить решения вечной Фемиды?"7
В двух следующих строфах, построенных параллельно, при­
равниваются языческое почитание Диониса и христианское по­
читание Христа:
по Земле ... много светлых
полян для кущ святых
поляны ждут уст
приникших
по Земле много ...
Голгоф святых
терние ждет багряных роз
В выражение "терние ждет багряных роз" терние (терновый
венец) олицетворяет Иисуса Христа. Роза же - символ много­
значный. Символ розы очень широк у Вячеслава Иванова: кроме
традиционного католического значения как богоматерь или
церковь, у него роза: душа, чистота, христианство, жизнь - а
значит и смерть, соловьевская душа мира, любовь, невеста. В
паре же роза - л и л е я роза - символ античной любви к жизни,
полнокровной радости, плодородия, символ земного, матери­
ального в протививес небесному:
И медлит весть: тебе-ль нам цвесть, лилея
иных полей?
Ахъ, розы мед, что пчел зовет, алея, Земле милей
(25 марта 1909. Speculum speculorum)
6. Гам же, с. 221-22.
7. Ivanov, Freedom and I be Tragic l.ile.c. 75-76, цит. no: Роднянская. "В яч. И.
нов", с. 222.
Ни
Ciimuuji матири-Землн у Вячеслава Иванова и Достоевской)
321
Золотые рдеют пчелы
Над кострами рдяных роз.
Млеют нарды. Бьют Пактолы.
Зреют гроздья пьяных лоз.
Розы красные стелю я Искушений страстных одр.
(Сад роз. Эрос.)
Красные, алые, багряные розы, манящие пчел - символ язы ­
чества, а терние и лилея - христианства. Но они не противо­
поставлены, а соединены в одно целое:
Ты, Сущий, -не всегда ль? и, Тайный, -не везде ли,
И в гроздьях жертвенных, и в белом сне лилей?
Т ы - глас улыбчивый младенческой свирели;
Ты - скалы движущий Орфей.
(Лицо. Cor Ardens)
Первые три строфы - первая часть стихотворения, в целом
имеющего, как и Персть, и как теория Вячеслава Иванова о
Достоевском, трехчастную структуру. Четыре последующие
строфы составляют вторую часть - обращение Матери к детям.
Последняя строфа - третья часть - примирение детей с Мате­
рью / спасение Земли через Воскресение Христа. Части отделены
друг от друга переменой действующего лица.
В первой части
обращение лирического героя / автора к братьям по вере, во
второй - обращение Матери к своим детям, в третьей - снова
голос автора.
Слова-понятия М ать и Зе м л я в стихотворение находятся в
сложных взаимоотношениях. В строфах пятой и седьмой они
противопоставлены:
...не Земля, - дети, вам мать - Голгофа.
Но в последней строфе оба символа сливаются воедино: после
воскрешения Бога становится возможным найти Мать в лице
Земли.
Братья
тогда лоно Земли лобзайте,
Плачьте над ней: "О, мать, живи!..."
322
Canailian-Amcrican Slavic Studies
Сн в стихотворении символизирует Иисуса Христа, а с ним и
Пана. Диониса - страдающее божество как таковое. Много симво­
лов связаны непосредственно с мотивом распятия: Голгофа, тер­
ние, багряные розы, язвы Его, выражение "лоно рождений стало
гроб", и, наконец: "Немезидой неба распят великий Пан".
Повторяющиеся строки:
Ж и в ли мой Бог, кто жив - живит!
О мать, живи!..
Бог твой живет - и ты живи!..
непосредственно связаны
с евангельскими
словами
о Боге
как
живительной силе: "Ж и в я, и славы Господней полна вся земля"
(Моис. 14:21), "Я живу, и вы будете жить". (Иоанн, 14:29).
В заключительной строфе, начинающейся, как и первая, вос ­
клицанием "Бр а тья!" и ключевыми словами о лобзании Земли,
происходит примирение с Матерью-Землей и Воскресение Бога,
через Воскресение - примирение. Поиятия Матери и Земли
сливаются воедино.
Стокгольмский университет