ВЛАСТЬ И КУЛЬТУРА В СОВЕТСКОЙ ПРОВИНЦИИ В 1918

ББК 63.3(2)612-7
ВЛАСТЬ И КУЛЬТУРА В СОВЕТСКОЙ ПРОВИНЦИИ В 1918–1920 ГГ.
(НА ПРИМЕРЕ НИЖНЕГО ПОВОЛЖЬЯ)
С. С. Плюцинский
AUTHORITY AND CULTURE IN THE SOVIET PROVINCE IN 1918-1920
(THE BOTTOM VOLGA REGION AS AN EXAMPLE)
S. S. Pljutsinskij
В данной статье рассматривается проблема сохранение самобытных форм культуры национальных меньшинств Нижнего Поволжья после революции 1917 г. По мнению автора, большевики
придавали этому процессу классовый характер, развитие национальной культуры понималось как
освобождение от всех ее традиционных элементов. Призывая к «выравниванию» национальных
культур, новое правительство использовало административный ресурс, начиная в середине 1920х гг. воплощать идею превосходства универсальной советской культуры.
In the article the problem of preservation of original forms of national minorities’ culture of the
Bottom Volga region after revolution of 1917 year is considered. Bolsheviks gave the class character to
this process. Development of national culture was understood as removal of all of its traditional elements.
Therefore using the slogan of «alignment» of national cultures Bolsheviks used an administrative resource,
starting to embody idea of the superiority of universal Soviet culture in the middle of 1920th.
Ключевые слова:
национальные меньшинства, традиция, национальные культуры, советская культура.
Кeywords:
national minorities, traditions, national cultures, soviet culture.
На рубеже XIX–XX вв. в Российской империи на основе социальноэкономических укладов жизни национальностей складывались культуры национального типа, что отразилось на росте самосознания населения. В Нижнем Поволжье этот процесс происходил на фоне исторически сложившегося хозяйственного и
культурного взаимодействия.
Первые большевистские документы, касавшиеся национального вопроса, «Декларация прав народов России» и обращение «Ко всем трудящимся мусульманам
России и Востока», провозглашенные в ноябре 1917 г., обозначили ему новые перспективы. Каждому народу предоставлялись гарантии свободного развития культуры. Но если для крупных народов на первое место выходили идеи суверенитета,
то основным для национальных меньшинств становилось сохранение самобытных
культурных форм [1]. В определенной степени вопросы развития культуры оставались на втором плане после главного – права народов на самоопределение. Если по
вопросу самоопределения большевиками предполагались широкие возможности, то
развитие культуры трактовалось однозначно с классовой позиции.
Только в Киргизской (Казахской) степи в 1918 г. были открыты 44 начальные
школы (до 1917 г. там числилось всего 7 учебных заведений). Но появление национальных школ, где русский язык вводился как обязательный предмет, встречало противодействие населения. Со стороны отделов народного просвещения в адрес местных советов звучали обвинения: «В данном случае они идут против того народа, с
которым они вместе живут…» [2]. Неслучайно на VIII съезде в 1919 г. руководство
РКП(б) призывало быть осторожными к национальным чувствам трудящихся. Тем
не менее этот процесс было трудно остановить. Весной 1919 г. отмечался уход детей
из татарских школ Хвалынского уезда Саратовской губернии после запрета преподавать Коран. Уездному совету с большим трудом удалось «кое-как» восстановить
учебный процесс [3].
Руководство на словах настаивало на расширении культурно-просветительской
деятельности «до возможных пределов», особенно в уездах [4]. Но на практике это
осуществлялось с учетом политических взглядов кандидатов [5]. Так, в Букеевской
Орде по инициативе заведующего отделом просвещения Астраханского губисполкома Н. Нариманова весной 1919 г. культурное общество «Жгер» («Энергия») во
главе с М. Кукебаевым (выпускник МГУ, член ЦИК Букеевской Орды в апреле – декабре 1917 г., эсер) было закрыто со ссылкой, что в плане создания единой трудовой
школьной системы в Букеевской степи его образование не предусмотрено [6]. Власти
не устраивала политическая позиция эсера М. Кукебаева. Преступное отношение к
культурному достоянию можно проследить на судьбе библиотеки, принадлежащей
жителю Саратова Раушенбаху. Она была конфискована из-за угрозы продажи спекулянтам. Но впоследствии книги уничтожили, так как не хотели «из-за старого рванья
обременять… и без того скудный бюджет» [7]. Не принимались в расчет религиозные убеждения. Зацаревский совет Астраханской губернии 18 декабря 1919 г. в ответ
на просьбу муллы обеспечить дровами местную школу разрешил «старую мечеть
сломать и по расчету выдать вероучителю на отопление» [8]. Такие действия были в
духе одного из распоряжений руководства Наркомнаца о необходимости «отсечь все
и всякие ограничения… унаследованные от старого режима или приобретенные в
атмосфере гражданской войны» [9]. Оказавшись в жестких условиях, национальные
отделы были не в состоянии отстаивать свои позиции [10]. Не случайно руководитель Астраханского отдела по делам национальных меньшинств А. Умеров считал
приоритетным предоставление реального свободного самоопределения национальностям перед пропагандой коммунистических идей среди народов Востока [11]. Затягивание в решении этого вопроса в дальнейшем расценивали как выражение недоверия народам, что могло привести к росту национальных противоречий.
Двадцать первого февраля 1920 г. ЦК РКП(б) принял резолюцию «К работе
среди народов Востока». Она ориентировала губернские комитеты партии на постепенное ограничение деятельности национальных движений культурной сферой
и борьбу с религиозным (исламским) влиянием [12]. Документ был проникнут подозрением к дальнейшим шагам национальных движений. Это недоверие распространилось и на места. В Нижнем Поволжье проводилась репрессивная политика
в отношении «контрреволюционных банд» и дезертиров, якобы скрывавшихся в
степной зоне. Для организации борьбы с ними 5 апреля 1920 г. Временный революционный комитет Волго-Каспийской Киргизии и Калмыцкий ЦИК получили специальные инструкции об организации института заложничества и личной ответственности племен, родов и семей, члены которых подозревались в контрреволюционной
деятельности [13]. Большевики, сами того не осознавая, укрепляли родоплеменные
отношения в среде национальностей. Это происходило на фоне провала объявленной политики, что признавало и местное руководство [14]. «Националистов» стали
искать и в собственных рядах. В мае 1920 г. Саратовский губком РКП(б) потребовал
переводить все постановления мусульманской секции на русский язык в качестве
условия выделения бюджетных средств, что вызвало возмущение ее руководства.
Фактически национальным отделам не предоставлялась возможность автономного
управления межэтническими отношениями. В сентябре 1920 г. отдельные директивы
Наркомнаца («О функциях нацотделов», «Инструкция отделам по делам националь-
ностей на местах») установили компетенцию национальных отделов «как самостоятельных отделов», но подчиненных губисполкому и Наркомнацу. Кроме этого, они
должны были согласовывать действия с различными партийными органами, отделами исполкомов. В ноябре 1920 г. вся национальная работа координировалась уже
агитационно-пропагандистскими отделами (АПО) губкомов. В их задачи входило
выполнение заданий Наркомнаца, «содействие Советской власти и проведение всех
намеченных мероприятий среди национальных меньшинств», а также выполнение
уклончиво сформулированного положения о «ряде других задач соответственно
условиям жизни данной национальности и требованиям момента» [15]. Руководитель Наркомнаца И. В. Сталин поддерживал подобные меры [16]. Таким образом,
постепенно управление культурой подчинялось задачам пропаганды, что не удовлетворяло ожиданий народов. Попытки исправить подобное положение предпринимались национальными отделами. Но они не были реализованы, в лучшем случае носили эпизодический характер. Поэтому мы считаем, что вряд ли можно согласиться
с мнением астраханских исследователей о том, что в 1918–1920 гг. «осуществлялись
интересные решения, адекватно отражавшие особенности национально-этнического
состава населения региона, этно-культурные архетипы» в области судопроизводства,
трудовых отношений, культурно-просветительной работы [17].
На Х съезде РКП(б) в марте 1921 г. национальные интересы уже рассматривались как буржуазно-демократические, которым противопоставлялись интересы
трудящихся [18]. Возрождение национальной культуры стало пониматься, прежде
всего, как освобождение от всех элементов не только эксплуататорского, но и патриархального общества. Сталин рекомендовал перейти от равноправия к выравниванию наций, опираясь на опыт передового русского народа и на родной язык
национальностей [19]. Тем не менее на съезде было принято решение попытаться
использовать потенциальные возможности национальной интеллигенции, преданной советской власти [20].
Власть строго следила за идейной чистотой не только ее, но и самих большевиков. Так, по постановлению Царицынского губкома 10 мая 1921 г. за исполнение
религиозных обрядов всем коммунистам грозили репрессии вплоть до исключения
из рядов РКП(б) [21]. Десятого июля 1921 Г. А. Умеров объявил мобилизацию мусульманской интеллигенции для советской и культурно-просветительской работы (с
этим предложением он выступал еще в январе 1919 г., когда был временным председателем комиссариата по национальным делам). Но все усилия национального большевистского руководства были напрасными. Ожидания интеллигенции расходились
с теми революционными изменениями, которые, по мнению большевиков, предоставили бы необходимые предпосылки для перехода народов на путь социализма.
В 1921 г. реакция национальных отделов на политику губернских органов стала
более резкой. Это происходило на фоне общего упадка экономики. Задачи коммунистического воспитания отошли на второй план. В Саратовской губернии существовало только 25 % национальных школ по сравнению с 1917 г., причем исключительно
татарских. Всякая литература на языках национальностей губернии отсутствовала,
что привело к увеличению числа неграмотных даже по сравнению с дореволюционным временем. Глава Астраханского губотнаца С. П. Милютин обратил внимание
властей на то, что национальные меньшинства «крайне возмущены» бюрократическими действиями. Он считал, что пока приходится работать с беспартийной массой,
с недоверием относящейся к большевикам, такие административные шаги лишь
вредят советской власти. Губотнац поддержал требования населения о возвращении
школьных зданий, национализированных в 1918 г., мечетям г. Астрахани; выделении
помещения армянскому клубу; открытии татарской школы кройки и шитья (ее закрыли из-за «слабости» политико-воспитательной работы). Но эти предложения так и не
нашли поддержки у местных властей. Хотя национальные диаспоры путем «самообложения» и создания обществ взаимопомощи предпринимали шаги по открытию
новых клубов, школ, библиотек, детских домов и больниц, но мешали противоречия,
сохранявшиеся между национальными отделами и органами образования. В ноябре
1921 г. ТюркОНО, подчинявшийся отделу национальностей, был упразднен, а его
функции перешли национальному бюро просвещения (Совнацмен), вошедшему в
состав губернского отдела образования. Вероятно, с этим шагом были не согласны
бывшие члены ТюркОНО, за что они были уволены и преданы суду. Принятые меры
губнацотделом были расценены жесткими, по его ходатайству работников ТюркОНО амнистировали в начале 1922 г. Тем не менее заведующий нацотделом А. Умеров
в докладе на заседании Астраханского губкома 17 января 1922 г. ответственность
за «упадок культурно-просветительной и агитационно-пропагандистской работы
среди тюркских народов» возложил на плечи амнистированных специалистов бывшего ТюркОНО, обвинив их в стремлении к наживе, а также в несогласии «с некоторыми основными пунктами программы РКП по национальному вопросу» [22].
Это касалось открытия мусульманских школ на базе мектебе и медресе, хотя новый
заведующий совнацмен заявил, что преподавание ислама в мусульманских школах
«безусловно невозможно». По его мнению, это была лишняя затрата сил и времени. Весной 1922 г. губоно сократил финансирование школ, аргументируя тем, что
«обучаться все без исключения национальности» могут в других учреждениях. Так,
он выделил средства на содержание только 6 из 38 национальных школ Красноярского уезда. В этих условиях национальное руководство считало несвоевременным
отказ от прежних форм работы с населением [23]. Астраханский губком все же признал, что национальная работа «отчасти пострадала» и даже стала «бесполезной»,
и смягчил политику в данном вопросе [24].
Уполномоченный по делам национальностей Астраханской губернии А. Шамьенов указывал на бедственное положение школьного образования: «По всей губернии
нет ни одной нормальной школы, советской или частной, они влачат жалкое существование… Педагогический персонал совершенно отсутствует… Нет ни одной организации в губернии, способной справиться со всем этим несчастьем… Совнацмен
при ГубОНО не в состоянии справиться с этой стихией» [25]. Но в Наркомнаце еще
раз подтвердили, что Шамьенов для решения этих проблем сам «должен изыскивать
необходимые средства из местных органов» [26]. В Астраханском губисполкоме к
предложениям уполномоченного по делам национальностей отнеслись равнодушно.
Тяжелый удар по культурно-образовательным учреждениям был нанесен не только
голодом 1921–1922 г., но и передачей их на содержание местных бюджетов, которые
и так были истощены.
Продолжалось сокращение национальных органов, занимавшихся культурной работой среди населения. Двадцать седьмого июня 1922 г. состоялось заседание коллегии Астраханского губотнаца с участием уполномоченных Наркомнаца
И. Р. Степанова-Марбуша и М. М. Вихмана. На коллегии было решено ликвидировать армянский, еврейский и немецкий подотделы, сохранив лишь один тюркский.
Как говорилось в резолюции, по причине того, что соответствующие «национальные
группы составляют исключительно городское население непролетарского типа, не
занимающиеся ни сельским хозяйством, ни другими производствами пролетарского
труда» [27]. В данном случае просматривается ярко выраженный классовый подтекст, стремление не замечать «мелкобуржуазный» культурный пласт и вывести его
из поля зрения культурной политики.
Однако В. И. Ленин в статье «К вопросу о национальностях или об ,,автономизации”» (30 декабря 1922 г.) констатировал, что «товарищи не разобрались достаточно
в этом важном принципиальном вопросе» (имея в виду интернационализм) [28]. Для
реализации ленинских положений 17–25 апреля 1923 г. были разработаны «практические мероприятия по проведению в жизнь резолюции XII съезда партии по национальному вопросу». Признавалось, что «окраины настолько бедны местными интеллигентными работниками, что каждый из них должен быть привлекаем на сторону
Советской власти всеми силами». Это не исключало ведения с ними, особенно с
непартийными национальными деятелями, «идейной борьбы за принципы марксизма» [29]. Но она подчас принимала уродливые формы: арест мулл за процедуры венчания, закрытие церквей. В январе 1923 г. в Семибугровской волости Астраханской
губернии всем незарегистрированным парам грозили лишением избирательных и
имущественных прав, если они в недельный срок не обратятся в ЗАГС [30]. В с. Три
Протоки Зацаревской волости арестовали 29 человек, судьба которых осталась неизвестна, как «уклонившихся от выполнения распоряжений волисполкома». Мулла с.
Фунтово был предан суду за проведение свадебного обряда до регистрации в ЗАГСе,
но авторитет религиозных деятелей среди населения не позволял муллам отказывать в просьбах местных жителей. На IX Сталинградской партконференции в 1924 г.
объявили о закрытии 44 церквей в губернии [31]. Это было преподнесено как «инициатива» местного верующего населения. На XIII съезде РКП(б) в резолюции «Об
агитпропработе» высказывалась критика работы среди национальных меньшинств,
которой «до сих пор не уделяется на местах достаточного внимания» [32]. Появление
таковой совпало с «антисоветской агитацией» мулл, но она была вызвана введением налогов на содержание мечетей (например, в Вольском уезде Саратовской губернии), а не слабой пропагандой среди населения. Подобная политика нашла применение и в АССР немцев Поволжья, где с 1 октября 1924 г. церкви закрывались в случае
неуплаты страховых взносов общинами верующих [33]. В этих условиях возникала
потребность в образованных национальных кадрах в рядах РКП(б). Подготовка их
должна была вестись на «соответствующем родном языке» [34]. Однако, как показали последующие события, реализовать ее оказалось невозможно. В мае 1924 г. в
Саратове были сорваны курсы подготовки секретарей сельских ячеек РКП(б), на которые прибыло только 50 из 100 курсантов [35].
В сельсоветах Палласовского кантона АССР немцев Поволжья самовольно стали переходить на русский язык в работе с документами. Стремясь остановить обратный процесс, Палласовский кантисполком призывал «не стесняться ошибок, лишь
бы было четко и ясно написано и по смыслу понятно» [36]. Осенью 1924 г. в Петровском и Вольском уездах Саратовской губернии не осталось ни одного инструктора
в сфере образования среди национальных меньшинств. Попытка восстановить эти
должности весной 1925 г. встретила в национальных волостях возражения. Там просили не инструкторов, а учителей и инвентарь для школ.
В 1924–1925 гг. сложилось тяжелое положение с обеспечением прав национальных меньшинств в губерниях Нижнего Поволжья. Впервые этот вопрос подняла
Калмыцкая АО, которая осенью 1924 г. вела переговоры о шефстве над Северской
волостью Сталинградской губернии. Волна обращений с просьбой о поддержке,
особенно в 1925 г., захлестнула автономии и республики СССР. В мае 1925 г. украинское студенчество Саратова обратилось в СНХ Украинской ССР с просьбой выделить специалиста в области образования, а также книги и учебные принадлежности
для украинских школ Саратовской губернии [37]. Летом 1925 г. Ягодно-Полянский
волком ВКП(б) той же губернии обратился в АССР немцев Поволжья за помощью в
решении кадровой проблемы. Представители туркменских сел Астраханского уезда
Астраханской губернии осенью 1925 г. предлагали передать их в ведение Туркменской ССР. Возник вопрос о присоединении Баскунчакского района Астраханской губернии к Киргизской АССР. Мотивом послужило слабое внимание к нуждам национальных меньшинств. ВЦИК СССР предлагал губисполкомам лишь «усилить обследование, учтя национальные и бытовые условия и особенности», что не выходило
за рамки осуществлявшейся и прежде национальной региональной политики [38].
Национальные меньшинства оказались отрезанными от основной массы родственных народов, проживавших в автономиях и республиках, в угоду общесоюзным интересам.
Во второй половине 1920-х гг. центральные органы власти отказались от учета местных особенностей. Заместитель председателя ВЦИК РСФСР по делам национальностей г. Сабиров в 1927 г. выделил «главные» титульные национальности
в РСФСР, к которым он отнес казахов, татар, немцев, евреев, башкир, белорусов,
поляков, зырян, латышей, чувашей и армян. Именно среди этих народов, по его
мнению, было «необходимо развернуть работу как по советскому строительству, так
и по хозяйственному и культурному строительству», т. к. среди остальных народов
«нет никакой возможности» это сделать [39]. Его поддержал А. С. Енукидзе, который предлагал установить «определенный минимум» при определении численности
малых народов и, исходя из него, решать, «проводить или нет национальную политику» для них. Член ЦК ВКП(б), до этого яростно отстаивавший интересы Грузии
перед Сталиным, откровенно говорил о дальнейшей судьбе вынесенного за «большевистские» скобки национального меньшинства. «Школы можно там построить
русские, от этого национальность ничего не потеряет, ибо вы знаете, что культура
поднимается и целый ряд языков, существовавших прежде, исчезает и будет исчезать и нам нечего жалеть об этом», – заявлял Енукидзе [40]. Надо отдать должное
губернским уполномоченным – такого мнения они не поддержали. Уполномоченные
считали, что к каждой национальности надо подходить отдельно, учитывая местные
особенности. Но, будучи частью губернского аппарата управления, они не имели
шансов скорректировать национальную политику и опереться на поддержку негосударственных учреждений, что ставило их в крайнюю оппозицию к местному
руководству. Партийные организации также не видели выхода из ситуации, сложившейся вокруг национальных меньшинств. Если для большинства массовых обществ
Нижнего Поволжья основным видом деятельности была мобилизация общественного внимания вокруг конкретных проблем культурного строительства, а не воспитательная, агитационно-пропагандистская работа, то для национальных организаций
стояла более трудная задача – борьба с религиозными традициями [41].
В результате произошел поворот в национальной политике, который выразился в наступлении на традиционные элементы культур «неучтенных» национальностей. Двенадцатого июня 1928 г. бюро Астраханского окружкома ВКП(б) поручило агитационно-пропагандистскому отделу в течение 6 месяцев «изучить вопросы
националистического движения, роль в нем интеллигенции, влияние духовенства»,
выявить наличие шариатских судов, старометодных школ и наличие религиозной
печати [42]. Но это распоряжение выполнялось крайне медленно из-за «прохладного
отношения партийных и советских органов» к данной работе [43].
Реализация новых культурных форм, предложенных большевиками в 1917–
1918 гг., нашла отклик среди национальностей, со стороны которых наблюдалась
попытка приспособить собственные формы культуры к предложенным советской
властью. Однако в рамках этого процесса власть, исходя из принципа выравнивания
культур, переходила к насильственному насаждению «советской формы», далеко
не соответствовавшей традиционным устоям. В ходе ускорения модернизации по
пути строительства социалистического общества не нашлось места цивилизационным особенностям народов. Слабо разбираясь в специфике их развития, большевики
своим вмешательством сдерживали естественный ход складывания национальных
культур. Соблюдение равенства при использовании административного подхода перерастало в нарушение специфики развития народов. Это привело к тому, что советское правительство, выступая против политики «русификации», «великодержавного
шовинизма», практически трансформировало и воплотило эти положения в превосходство советской культуры над любой другой национальной культурой, хотя в 1920е гг. она имела достаточный потенциал
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. С. 40.
2. Отдел народного просвещения Новоузенского уезда в Лятошинский волсовет 5 октября 1918 г. // ГАВО (Гос. арх. Волгоградской области). Ф. 3884. Оп. 1. Д. 1. Л. 12.
3. Среди мусульман // Жизнь национальностей. – 1919. – 6 апр.
4. Культура и просвещение // Там же. 30 марта.
5. Из деятельности Наркомнаца // Там же. 20 апр. – 4 мая.
6. Ирмуратов Х. Октябрь в ауле. Волгоград, 1967. С. 115–116.
7. Письмо председателя коллегии народного просвещения Трудовой Коммуны немцев
Поволжья к Петровой 19 июня 1919 г. // ГАВО. Ф. 3793. Оп. 1. Д. 13. Л. 25-об.
8. Постановление заседания членов Зацаревского сельского исполкома Астраханского уезда 18 декабря 1919 г. // ГААО (Гос. арх. Астраханской области). Ф. 1273. Оп. 1. Д. 9.
Л. 198.
9. Сталин И. В. Наши задачи на Востоке // Соч.: в 16 т. М.: Госполитиздат, 1953. Т. 4.
С. 238.
10. Отчет о деятельности подотдела по киргизским делам при отделе Астраханском по
делам национальностей за июль месяц 1919 г. // ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 133. Л. 78–78-об.
11. Доклад отдела по делам национальностей Астраханскому губисполкому 5 августа
1919 г. // Там же. Л. 75, 76.
12. Письмо ЦК РКП(б) всем партийным комитетам и политотделам о работе среди народов Востока // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М.,
1983. Т. 2. С. 236–238.
13. Постановление Народного Комиссариата по внутренним делам Астраханской губернии от 5 апреля 1920 г. // ЦДНИАО (Центр документации новейшей истории Астрах. обл.).
Ф. 1. Оп. 1. Д. 47. Л. 2–3.
14. Протокол № 17 общего заседания Ленинского укома, уисполкома, представителей
политбюро и укомдезертир, состоявшегося 1 июня 1920 г. // ЦДНИВО (Центр документации
новейшей истории Волгогр. обл.). Ф. 50. Оп. 1. Д. 5. Л. 29–30-об.
15. Инструкция Наркомнаца отделам по делам национальностей на местах от 16 сентября 1920 г. // Политика советской власти по национальным делам за три года, 1917 – декабрь 1920. М., 1920. С. 149.
16. Сталин И. В. Политика Советской власти по национальному вопросу в России // Соч.
Т. 4. С. 362.
17. История Астраханского края. Астрахань: Изд-во Астрах. гос. пед. ун-та, 2000.
С. 718.
18. Об очередных задачах партии в национальном вопросе // КПСС в резолюциях … Т. 2.
С. 360–370.
19. Сталин И. В. Об очередных задачах партии в национальном вопросе (тезисы к Х съезду РКП(б), утвержденные ЦК партии) // Соч. Т. 5. С. 24–25; К постановке национального во-
проса // Там же. С. 59.
20. Об очередных задачах партии в национальном вопросе // КПСС в резолюциях…
С. 370.
21. Протокол № 5 заседания пленума Царицынского губкома РКП(б) 10 мая 1921 г. //
ЦДНИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 42. Л. 13.
22. Доклад заведующего подотделом нацмен А. Умерова в президиум губкома РКП //
Там же. Д. 57. Л. 27–29.
23. Доклад о деятельности Астраханского губотнаца за период с 1 февраля по 1 июня
1922 г. // ГАРФ (Гос. арх. Российской Федерации). Ф. 1318. Оп. 1. Д. 1371. Л. 7–7-об.
24. Протокол № 16 заседания бюро Астраханского губкома РКП от 29 марта 1922 г. //
ЦДНИАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 57. Л. 124.
25. Доклад заведующего губотнацем тов. А. Шамьенова в президиум губисполкома //
ГАРФ. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 1371. Л. 29.
26. Проект мероприятий по поднятию работоспособности Астраханского губотнаца //
Там же. Л. 25.
27. Протокол № 11 заседания коллегии Астраханского губотнаца 27 июня 1922 г. // ГАРФ.
Ф. 1318. Оп. 1. Д. 1371. Л. 10.
28. Ленин В. И. К вопросу о национальностях, или об «автономизации» // Полн. собр.
соч. М., 1964. Т. 45. С. 17.
29. Практические мероприятия по проведению в жизнь резолюции XII съезда партии по
национальному вопросу // КПСС в резолюциях… Т. 3. С. 133.
30. Доклад председателя Семибугровского волисполкома Токбаева уездному совещанию
10 января 1923 г. // ГААО. Ф. 1223. Оп. 1. Д. 94 а. Л. 299-об.
31. IX губернская партконференция ВКП(б) 8–10 мая 1924 г. // ЦДНИВО. Ф. 1. Оп. 1.
Д. 109. Л. 39.
32. Резолюция XIII съезда РКП(б) 23–31 мая 1924 г. // КПСС в резолюциях… Т. 3.
С. 271.
33. Циркуляр Палласовского кантисполкома № 66/1768 от 1 октября 1924 г. // ЦДНИВО.
Ф. 10474. Оп. 1. Д. 44. Л. 268.
34. Резолюция XII съезда РКП 17–25 апреля 1923 г. // КПСС в резолюциях… Т. 3.
С. 101.
35. Курсы секретарей сельских ячеек РКП // Коммунист. путь. – 1924. – № 17. – С. 178–
180.
36. Циркуляр Палласовского кантисполкома № 38/39 от 28 мая 1924 г. // ЦДНИВО.
Ф. 10474. Оп. 1. Д. 44. Л. 207.
37. Ходатайство украинских студентов г. Саратова // ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 120. Д. 36.
Л. 222.
38. Протокол № 36 административной комиссии ВЦИК от 1 октября 1925 г. // ГАРФ.
Ф. 1235. Оп. 120. Д. 2. Л. 458-об.
39. Доклад тов. Сабирова об итогах совещания по делу национальных меньшинств //
ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 121. Д. 4. Л. 284–285.
40. Прения по докладу тов. Сабирова на I совещании уполномоченных по делам национальностей 1927 г. // Там же. Л. 303.
41. Богачева Л. Ю. Социокультурная деятельность общественных организаций Нижнего
Поволжья в 1920-е годы: автореф. дисс. … канд. ист. наук. Волгоград, 2007. С. 24–27.
42. Протокол Бюро Астраханского окрисполкома 12 июня 1928 г. // ГААО. Ф. 1. Оп. 1.
Д. 1685. Л. 1-об.
43. Лютенко А. Национальный вопрос в Астраханской губернии // Изв. Астрах. губкома
ВКП(б). – 1928. – № 2. – С. 6.