4.01.11 Эксперт МГИМО: Михаил Наринский, д.ист.н., профессор «Мировая политика». Холодная война: уроки дипломатии Каковы последствия холодной войны в современном мире? Какие уроки должны извлечь политики из международных отношений этого периода? Гость программы «Мировая политика» — Михаил Матвеевич Наринский, заведующий кафедрой международных отношений и внешней политики России Московского государственного института международных отношений (МГИМО). Ведущий — Игорь Панарин. Панарин: Здравствуйте, уважаемые радиослушатели! У меня в гостях заведующий кафедрой международных отношений и внешней политики России МГИМО, человек, длительное время изучающий историю мировой политики и мировой дипломатии, — Михаил Матвеевич Наринский. Здравствуйте, Михаил Матвеевич! Наринский: Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Панарин: Закончился 2010 год. Он был непростым. Но в этом году отмечался очень важный юбилей — 65 лет Великой Победы над фашизмом. Шестьдесят пять лет Нюрнбергскому процессу. Но, к сожалению, после победы над фашизмом дороги союзников разошлись, и началась другая война. Хорошо, что не горячая. Тем не менее, термин «холодная война» вошел 65 лет назад в практику международных отношений. Почему она началась? Кто был инициатором, с вашей точки зрения? Наринский: Очень хороший вопрос. Я думаю, что причины холодной войны находились в разных плоскостях и измерениях. С одной стороны, была разница между социальнополитический строем в сталинском Советском Союзе и в западных государствах, союзниках СССР по Второй мировой войне. Второй момент заключался в том, что исчез общий враг. Исчезли те скрепы, которые объединяли, скрепляли антигитлеровскую коалицию. Пока был общий враг, общий интерес, общие задачи. Панарин: Общий враг исчез в сентябре 1945 года? Наринский: Да. Соответственно, эти скрепы исчезли. И плюс, что я думаю, важно то, что пошла конкуренция. Затем пошло противостояние в связи с выделением сферы влияния для Советского Союза. Сталинское руководство претендовало на то, чтобы закрепить результаты победы в войне. Панарин: В этом действительно был смысл? Наринский: Да. Но при этом Сталин довольно жестко действовал в Восточной Европе. Я бы 1/7 не сказал даже, что был раздел на сферы влияния, потому что фактически было выделение советской сферы влияния. Мы согласны, что вы устанавливаете свое преобладание, доминирование, господство в Польше, по поводу которой шли большие споры, Чехословакии, Венгрии, Болгарии, Румынии. Панарин: Вообще, польский вопрос был очень болезненным на Потсдамской и ряде других конференций. Наринский: Пожалуй, к Потсдаму он был уже решен. А в Ялте действительно был очень болезненный вопрос. И после Ялты шли ожесточенные споры по поводу польского правительства: каким оно будет, каким будет его состав? В Потсдаме добавились споры по поводу состава правительств Румынии и Болгарии: какими будут они? Эти споры, конечно, не улучшали отношения между бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции, а способствовали росту напряжения. Панарин: Михаил Матвеевич, почему дух Потсдама (лето 1945 года) выветрился буквально уже через год? И можно ли сказать, что Фултон (небольшой городок) и термин «холодная война» — это, в общем, одно и то же? Наринский: Я бы сказал, что Фултон — действительно небольшой городок, в котором бывший британский премьер Уинстон Черчилль, который уже не занимал никакого официального поста, выступил в марте 1946 года с известной Фултонской речью, — впоследствии стал как бы символом начала холодной войны. Конечно, это был достаточно сложный процесс, немножко растянутый во времени, поскольку еще договаривались о заключении мирных договоров с бывшими союзниками нацистской Германии — Италией, Финляндией, Болгарией, Венгрией. Все это, в общем, удалось сделать. Плюс удалось осуществить Нюрнбергский процесс, упомянутый вами. То есть, был процесс перехода от союзнических отношений периода Второй мировой войны к холодной войне. Панарин: Сколько примерно времени, по-вашему, длился этот процесс? Наринский: Я думаю, что примерно год. Еще в декабре 1945 года были достигнуты очень важные компромиссные решения на Московской конференции министров иностранных дел трех держав — СССР, США и Великобритании. Были достигнуты соглашения по поводу состава правительств Румынии и Болгарии. Панарин: Компромиссные? Наринский: Да, выгодные Советскому Союзу. Панарин: Тем не менее, наши западные союзники признали. Наринский: Да. Компромисс заключался в том, что западные державы признали преобладание Советского Союза в Румынии и Болгарии. А Советский Союз пошел на уступки относительно оккупационной администрации в Японии. Панарин: Наше участие Японии было минимальным? Наринский: Был Союзный контрольный совет для Японии. Была Союзническая комиссия. Но они ограничивались консультативными функциями. Панарин: Конституцию Японии, как мы знаем, писали вообще американцы? Наринский: Основной силой в Японии стали, конечно, американские оккупационные власти 2/7 во главе с генералом Макартуром. Панарин: Фактически они неформальные авторы японской конституции? Наринский: Фактически, конечно, они преобладали в Японии. Я думаю, что этот год действительно был годом перехода, годом первых, намечавшихся кризисов холодной войны. Одним из первых кризисов был иранский. Панарин: 1953 года? Наринский: Нет. Тысяча девятьсот сорок шестого года, когда Советский Союз отказывался вывести свои войска из Ирана. Панарин: Давайте напомним нашим радиослушателям, что на территории Ирана с 1941 года длительное время находились советские войска. Наринский: С августа 1941 года. Панарин: На самом деле мало кто помнит, что в августе 1941 года, несмотря на наше тяжелое поражение на западном направлении, на юге мы действовали достаточно активно. Наринский: По договоренности с Великобританией и с согласия иранского руководства были введены британские и советские войска. Советские войска заняли северную часть Ирана. Примерно, если провести линию на широте Тегерана, то часть до Тегерана и севернее него заняли советские войска, а центральную и южную часть Ирана заняли британские войска. Было важно пресечь действия нацистской агентуры в Иране. Не случайно Иран стал одним из путей переброски, во-первых, помощи по ленд-лизу. Во-вторых, Тегеранская конференция 1943 года поэтому и могла состояться: в Тегеране были союзные войска. Кризис был связан с тем, что Советский Союз претендовал на эксклюзивные права на нефтяные концессии в Северном Иране. Панарин: Может быть, справедливо? Наринский: Может быть. Но это не было подкреплено мощными политическими усилиями, эффективными для Ирана. Плюс поддерживало автономистское движение иранских азербайджанцев, потому что на севере Ирана в значительной части азербайджанского населения… Панарин: Были разговоры о создании советской республики на территории Ирана? Наринский: Автономного демократического иранского Азербайджана. Даже было создано правительство, конечно, под прикрытием советских войск. В мае 1946 года под давлением Ирана и западных держав Советский Союз вывел свои войска из Ирана. Это был компромисс. Летом 1946 года период компромиссов завершился. Панарин: Итак, мы определили, когда началась холодная война — летом 1946 года. Теперь спорный вопрос: когда она завершилась? Я напомню радиослушателям, есть точка зрения, что в 1991 году. А президент Обама в апреле при подписании договора о СНВ вдруг сказал, что наконец-то завершалась холодная война. Наринский: Я выскажу свою точку зрения. У каждого исследователя холодной войны своя точка зрения. Панарин: Общепринятой не сформировано? 3/7 Наринский: Общепринятой точки зрения, по-моему, пока не существует. Мое мнение, что она завершалась в 1989–1990 годах с изменением политики советского руководства, которое взяло курс на завершение холодной войны. Тогда Советский Союз пошел на уступки Западу и осуществил очень важные шаги: улучшение советско-американских отношений, согласие на объединение Германии, на вхождение объединенной Германии в НАТО. Панарин: И фактически ликвидация Варшавского договора? Наринский: Распад Организации Варшавского договора летом 1991 года, ликвидация Совета экономической взаимопомощи (СЭВ). Я думаю (это мое личное мнение), что холодная война завершилась до распада Советского Союза, до декабря 1991 года. Панарин: Как вы сказали, о дате завершения холодной войны нет единой точки зрения. Есть разные точки зрения на ее итоги. Есть точка зрения, что Советский Союз полностью проиграл холодную войну. Есть точка зрения, что проиграли и те, и те. Есть даже такая интересная точка зрения, что мы выиграли в этой холодной войне. Какова ваша? Наринский: Я готов согласиться с бывшим американским послом в Советском Союзе Мэтлаком, опубликовавшим книгу о том, как Горбачев и Рейган завершили холодную войну, и все выиграли. Я категорически не согласен с той точкой зрения, что США и Запад одержали победу в холодной войне. Советский Союз просто хотел выскочить из холодной войны, изменить правила игры. Скажем, играли в городки, потом советское руководство сказало: «Нет. Мы с вами будем играть в шахматы. Мы больше в городки не играем». Панарин: На этом холодная война для Советского Союза закончилась. Оценивая этот период, который она длилась, около пятидесяти лет даже в вашей транскрипции, что она принесла миру? Одни минусы? Или были какие-то плюсы в этом противостоянии? Наринский: Хороший вопрос. Холодная война действительно была очень сложным процессом. Конечно, были минусы, потому что было противостояние, были кризисы, некоторые — очень опасные. Панарин: Самый яркий — Карибский кризис 1962 года, когда, можно сказать, мы были на грани. Наринский: Именно. И это было опасно. Два берлинских кризиса. Действительно все эти минусы были. Но, мне кажется, были и плюсы. Они заключались в том, что, во-первых, обе стороны чувствовали грань, которую нельзя переходить. И, что бы ни писали западные авторы о Сталине, но все они признают, что он не хотел большой войны. Панарин: В своей книге Киссинджер называет его «мастером холодного расчета» в этом смысле. Наринский: Даже Кеннан в своей знаменитой телеграмме 1946 года писал, что с советским руководством — в отличие от Гитлера — можно договариваться. Это умение договариваться, умение советского руководство во главе со Сталиным отступать, когда был жесткий отпор, когда подходили к очень опасной черте, — это все, мне кажется, можно отнести к плюсам. Еще, наверное, надо добавить к позитивным сторонам холодной войны то, что (как это сейчас ни покажется странным) был хорошо проработан механизм переговоров об ограничении стратегических вооружений, об ограничении вооружений вообще. Действительно были умелые переговорщики с обеих сторон. Панарин: Вы могли бы их назвать? Хотя бы наших? 4/7 Наринский: Юлий Квицинский и Ястреб Пол Ницце, которые вели переговоры об ограничении ядерных вооружений в Европе тогда в связи с проблемой ракет средней дальности. Панарин: Хотя острота была большой. Наринский: Да. И они действительно пытались найти компромисс, они искренне хотели этого компромисса. Была знаменитая прогулка в лесу, где они пытались нащупать базу для этого компромисса. Другое дело — руководство ни с одной, ни с другой стороны на это не пошло. Панарин: Тем не менее, сами переговорщики были адекватными? Наринский: Да. Это были люди опытные, профессиональные, что очень важно. Конечно, то, что сейчас в какой-то степени утрачен потенциал профессионализма переговоров в этой специфической сфере об ограничении вооружения, может вызывать только сожаление. Это грустно. Конечно, сейчас другое время, другие отношения, другая эпоха. Но, тем не менее, остается проблема переговоров об ограничении стратегических и обычных вооружений в Европе. Панарин: И блокирование нового витка, каких-то совершенно убийственных технологий. Наринский: Это можно отнести, я думаю, к тем положительным наработкам, которые были сделаны во время холодной войны. Панарин: Оценивая период, который длился десятилетия и завершился, с вашей точки зрения, примерно в 1990–1991 году. Многие называют более поздние даты. Вы как историк, человек, который готовит будущих российских дипломатов (ведь цель МГИМО — подготовка кадров для наших загранпредставительств, для МИД), скажите, какие уроки мы должны извлечь из холодной войны? Что нам учитывать уже при современных реалиях? Наринский: Интересный вопрос. Холодная война, как мы с вами уже договорились, была явлением многоплановым. Поэтому, я думаю, наверное, один из основных уроков холодной войны — это то, что необходимо вовремя увидеть и осознать реальности, которые существуют и формируются в мире. Панарин: Кто должен их увидеть и осознать? Наринский: Думаю, в первую очередь руководители ведущих держав современного мира. Плюс сейчас начинают все большую роль играть международные организации — различные клубы, такие как «восьмерка», «двадцатка», можно сказать, организации по интересами. Увидеть такие явления, которые появляются в международной жизни, осознать их и выработать правильную реакцию на них. Я думаю, что это очень важно. Во время холодной войны обе стороны совершали ошибки. Панарин: Каждый был не в белом. Наринский: Не было белых и пушистых. США влипли в войну во Вьетнаме. Панарин: Грязную войну, я бы сказал. Наринский: С колоссальными потерями. Панарин: Моральными и военными. Наринский: Особенно с точки зрения американцев. Это один вывод. Второй — думаю, желательно преодолевать те комплексы, которые исторически сложились и которые 5/7 не всегда себя оправдывают. Скажем, если говорить о Соединенных Штатах, то это комплекс превосходства американцев. Они считают, что США — это Божий град на холме, а американцы — избранная нация. Конечно, этот комплекс сыграл злую шутку с американцами и во время холодной войны, в частности Вьетнам, который мы вспомнили. Есть и другие примеры. И мне кажется, что, к сожалению, Соединенные Штаты этот комплекс преодолели не до конца. Панарин: И вывели себя из этого состояния спустя годы, но не учли эти уроки? Наринский: Не до конца. Ведь вьетнамский синдром очень долго был в политике Соединенных Штатов — наверное, до 2001 года. Панарин: Такой вопрос. Вы уже много лет преподаете в МГИМО, заведуете кафедрой, видите молодежь, которая меняется на протяжении последних двух десятилетий, с которыми связана ваша преподавательская работа. Как молодежь, студенты МГИМО воспринимают холодную войну? Что они отвечают на зачетах, экзаменах? Что они чувствуют эмоционально? Или это просто холодные знания по проблеме? Наринский: Во-первых, конечно, студенты — разные, как вы сами прекрасно знаете, поскольку вы тоже имеете дело с ними. Панарин: Да, студенты разные. Наринский: Общий настрой студентов МГИМО — без громких слов патриотический. Конечно, они больше ориентированы на позицию Советского Союза во время холодной войны, на то, что во многих случаях Советский Союз был более прав, чем западные партнеры и противники по холодной войне. Меня немножко настораживает другое-то, что холодная война привнесла в международные отношения преувеличенное внимание к фактору силы. Потому что во время холодной войны очень многое решалось соотношением ракетно-ядерных вооружений, стратегических вооружений. Этот фактор силы во время холодной войны играл очень важную роль. Это относится не только к советскому руководству, но и к американскому. Американцы же первыми сделали атомную бомбу и применили ее в августе 1945 года. Это преувеличенное внимание к фактору жесткой силы в современных условиях, мне кажется, может сыграть с нами всеми и с нашими студентами, будущими дипломатами, злую шутку. Потому что в современном мире мягкая сила играет большую роль. Панарин: Мы завершаем наш диалог. Я напоминаю, что у нас в гостях был Михаил Матвеевич Наринский, заведующий кафедрой международных отношений и внешней политики России МГИМО. Мы подвели итоги анализа холодной войны. Главный урок, что жесткая сила должна быть заменена мягкой, что негативные моменты холодной войны должны быть преодолены, а немногочисленные плюсы должны быть использованы в современных международных отношениях. До свидания, уважаемые радиослушатели! Аудиоверсия программы Точка зрения авторов, комментарии которых публикуются в рубрике «Говорят эксперты МГИМО», может не совпадать с мнением редакции портала. Источник: РГРК «Голос России» Постоянный адрес материала: http://www.mgimo.ru/news/experts/document177754.phtml 6/7 7/7 Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)