50 ряд экспертов на Западе и в россии с упорством, достойным

Деньга Халидов*
Denga HALIDOV
geo-polis@mail.ru
Геополитика кризисов на Кавказе: основы и игроки
GEOPOLITICS OF CRISES IN THE CAUCASUS: FOUNDATIONS AND PLAYERS
В статье анализируются противоречия и движущие силы, формирующие систему кризисов на Кавказе. Исследуется исторический аспект кавказской нестабильности, вскрываются интересы главных геополитических
центров в кавказском регионе. Рассматриваются этнические и культурные
противоречия, влияющие на развитие ситуации на Кавказе.
Ключевые слова: империя, Кавказ, кризис, история, мифология, автохтоны, субъектность, интеграция, идентичность, конфликт
This paper examines the contradictions and the driving forces shaping the system of crisis in the Caucasus. Historical aspect of the Caucasian instability and
interests of the major geopolitical centers in the Caucasus region are investigated.
Ethnic and cultural conflicts affecting the development of the situation in the Caucasus are examined.
Keywords: empire, the Caucasus, crisis, history, mythology, natives, subjectivity, integration, identity, conflict.
Ряд экспертов на Западе и в России с упорством, достойным сожаления,
предрекают начало развала России именно с Кавказа. Объективное здесь густо замешано на субъективном, факты с домыслом, а то и с выполнением
(в скрытой форме) заказа атлантистских сил. Напомню, как резко среагировал В.В. Путин на репортажи радиостанции «Эхо Москвы» в период 5-ти
дневной войны на Кавказе, когда он прямо назвал некоторых журналистов
пособниками врагов России.
Задача этой статьи – высветить не очевидные и не получающие должного освещения факты и явления, тесно связанные с кризисами на Кавказе.
Сначала немного истории и нюансов мифологии вокруг темы Кавказа
и источников кризисов в регионе. Как правило, незнание истории и причин
генезиса конфликтов в регионе вновь и вновь актуализирует одну и ту же
«повестку дня».
На протяжении последнего века выработана целая мифология относительно кризисов (войн и конфликтов) на Кавказе, роли основных геополитических игроков в регионе. Она укладывается в несколько общих (идеальных) конструкций (конфессионального) согласия и интеграции меньшинств
Халидов Деньга Шафрутдинович – руководитель центра стратегических и этнополитических исследований, сопредседатель движения «Российский конгресс народов Кавказа».
Denga Khalidov Shafrutdinovich – Head of the Center for Strategic and Ethnopolitical Studies,
Co-chairman of the ‘Russian Congress of Peoples of the Caucasus’.
*
50
в жизнь империй. В этом своем качестве эти две геополитические «плиты»,
подпиравшие Кавказ с юга, вели себя как континентальные цивилизации
(антиподы морской), стремившиеся прежде всего контролировать территории, исходя из императивов безопасности, геоэкономики и лишь в последнюю очередь – из меркантильных интересов правящих политэкономических
групп. Причем при первых же неудачах (военно-политических поражениях)
попыток государственного контроля кавказской периферии (Западной Черкессии со стороны Высокой Порты или Дагестана – со стороны Тегерана) обе
империи отступали, удовлетворившись всего лишь проявлениями лояльности, следовательно, и гарантий безопасности на своих северных границах.
Как правило, Тегеран или Стамбул предпринимали такие попытки в отношении Северного Кавказа лишь тогда, когда местные владения (княжества
и мини-республики) пытались начинать играть самостоятельную роль на политическом «поле» Закавказья. Говоря проще, амбициозные горские владетели вторгались в периферии этих двух империи и «путали карты» в имперских политических «играх» (период XVII-XVIII вв.).
В близкий нам период аналогичные явления можно было наблюдать
в политическом поведении национальных «вождей» Дагестана (в направлении Азербайджана, где компактно проживают значительные дагестаноязычные меньшинства – более полумиллиона человек) и лидера Ичкерии Д. Дудаева, проявлявшего активность в целом по Кавказу, в начале 1990-х гг.
Есть большая доля восточного политического лукавства в том, как Тегеран, а еще раньше (в конце XVIII в.) и Османская империя подставили России «мины замедленного действия», уступив ей по Гюлистанскому договору
(от 1813 г.) то, что им никогда не принадлежало: Дагестан и Западный Кавказ. Российской военно-политической элите понадобилось более полувека,
чтобы понять сколь «злую» шутку с ними сыграли персы и османы. Понадобилось около 70 лет, с некоторыми перерывами вплоть до 1860-х г., кровавой
Кавказской войны, чтобы Санкт-Петербург отказался от строго унифицирующей и стандартной модели империи на Кавказе. Уважение к религии и обычаям местных народов, определенная степень правовой и политической автономии в рамках империи (система биюридизма и местного самоуправления)
в сочетании с интеграционными практиками позволили установить на Кавказе стабильность и согласие на долгий период.
Таким образом, континентальная (евразийская) природа нового «игрока» на Кавказа в лице России обусловливала аналогичные (Ирану и Османской империи) политические практики в отношении инородцев и следующие характерные императивы: контроль территорий, прокладка новых
коммуникаций геостратегического, военного и геоэкономического характера, интеграция инородцев через включение их элит в имперскую элиту и, наконец, помощь «братьям по вере». Правда, на уровне среднего звена
административно-военного управления империи несколько большими преференциями наделялись единоверцы. Некоторые «терпимые меньшинства»
(в рамках концепции православной империи) были более «равнее», нежели
51
Деньга Халидов
другие, что и отражалось на массовом сознании, провоцируя потенциальные
очаги этноконфессиональных конфликтов в регионе, в моменты ослабления
или развала империи. Речь идет прежде всего об азербайджанско-армянском
и осетино-ингушском конфликтах.
Мифология в таком контексте была призвана легитимировать практики
великих держав, интересы которых столкнулись на Кавказе – мировой периферии великих цивилизаций. Накал страстей и напряженность конфликта
возрастала в той мере, в которой великие державы и их элиты отказывали автохтонам в праве на собственный проект и идентичность, в праве на историческую преемственность. Есть изрядная доля лукавства в том, как генералы
в прошлом и отдельные представители националистического лагеря в России нынче пытаются сравнивать имперские практики англосаксов в отношении американских индейцев и российские – в отношении кавказцев. Здесь
на одну доску ставятся принципиально различающиеся по культуре и истории, по своей древности миры-цивилизации.
Дело в том, что кавказцы отнюдь не считали для себя государственность
высшим проявлением Цивилизации и Божественной воли (по Гегелю или по
византийской традиции), и выработанные ими на протяжении тысячелетий
правила общежития позволили им пережить множество империй, начиная
от Ассирии, Персии, Рима и Византии, что и подтверждается множеством архивных документов.
За исключением отдельных районов и этносов, в целом Кавказ представлял собой единую (без жестких границ) систему взаимосвязанных (торговыми, культурно-родственными и политическими связями) гособразований
и мини-республик на Северном Кавказе, и древних государств и княжеств
в Закавказье. В таком качестве Кавказ – при всех конфликтах имевших место на его территории – представлял собой некую аморфную систему с единым рынком (на конец XVIII века), накрытую множеством горизонтальных связей и договоренностей. Появление нового игрока на Кавказе в лице
России 200—300 лет назад ребром поставило вопрос о строгих границах, с таможнями и пограничными постами, призванными разделить этот суперрегион
и множество народов на сферы влияния между тремя империями – Российской, Персидской и Османской.
Большое влияние на развитие ситуации на Кавказе играет геополитическая мифология кавказцев и внутренние источники кризисов.
Кавказские автохтоны выработали собственную мифологию как «наш
ответ Чемберлену» – символу имперского вторжения в регион. Ключевые
понятия такой мифологии укладываются в следующие формулы: «империя – это зло, носитель явного или скрытого геноцида», «империя – угроза
национальной и религиозной идентичности», «империя – враг демократии»
(в современной интерпретации).
С подобной жесткой интерпретацией роли великих держав в судьбе Кавказа коррелируют и другие (неадекватные) концепции и идеи о Кавказской
(единой в основе и множественной по конфессиональным признакам) циви52
Геополитика кризисов на Кавказе: основы и игроки
лизации; о выдающейся роли тех или иных народов в объединении Кавказа
в прошлом. В особенности это характерно для Тбилиси. С Дудаевым же связана попытка обоснования общего Кавказского дома – альтернативного имперским (великодержавным) проектам совместного общежития народов региона и элиминации внешних влияний.
Как правило, такие попытки вырождаются впоследствии в региональный
шовинизм, повышая конфликтогенный потенциал региона. Такая мифология
отказывает империям в какой-либо положительной роли в экономическом
и культурном развитии народов региона; без конца муссирует тему депортаций и репрессий и т. д. В рамках подобной мифологии неспособность выстроить эффективные и стабильные интеграционные союзы в регионе объясняется исключительно внешними факторами: или кознями северного соседа,
т. е. России (бывшего Союза), или ролью Турции и Запада. Инструментальная роль подобной идеологии национального возрождения не подлежит сомнению.
Таким образом, столкновение двух этих идеологий с изрядной долей
мифов и ложных стереотипов в каждой из них не дают погаснуть конфликтам или провоцируют новый конфликт в зонах контактов разных религий
и культур, одна из которых «более равнее и ближе к имперской», нежели
другая. Подобная объяснительная модель совершенно не склонна анализировать эндогенные факторы конфликтов и кризисов на Кавказе. Как правило,
это – факторы этнополитического характера и в значительно меньшей степени – этноконфессиональные.
Так, азербайджано-армянский или осетино-ингушский конфликты носят столь обостренный характер в регионе не потому, что эти народы принадлежат к разным конфессиям, а потому что вопрос земли (предков) – это
для кавказцев поистине судьбоносный, экзистенциальный вопрос. С землей предков связаны все исторические реминисценции, символы национальной мобилизации и, наконец, источник благ. Экономическая сторона вопроса
здесь не главная и уступает символической, следовательно, иррациональной.
Сакральный (священный) характер отношения к земле (предков) сторон
конфликта, каждая из которых претендует на неё, затрудняет рационализацию проблемы, перевод конфликта на язык привычных для западного человека логических процедур. Вот почему все попытки Минской группы ОБСЕ,
других международных западных структур по Карабаху кончаются неудачей. Западные представители не понимают природу аргументации местных
политиков (из Баку и Еревана), которые, безусловно, будучи рациональномыслящими людьми, вынуждены исходить из иррациональных мотивов массового сознания. Различные варианты обмена, предложенные сторонам еще
в 1990-е годы, были отвергнуты, несмотря на достаточно мощное лоббирование Западом.
Что касается генезиса конфликта в регионе (в 1989-90гг.), то я не склонен преувеличивать роль внешнего фактора: ослабление роли Москвы и провокативное бездействие (или даже поощрение) спецслужб бывшего Союза
53
Деньга Халидов
в лице КГБ. Просто внешний фактор пал здесь на очень благодатную почву,
разрыхленную не совсем умной (унифицирующей и тенденциозной) политикой Баку в отношении своих этнических меньшинств. Это с одной стороны. Признаки подобной политики (с элементами ассимиляции) автор наблюдал воочию в районах компактного проживания дагестанцев (в Закатальском
и Белоканском районах) в Азербайджане в 1988 г. С другой стороны – согласованная деятельность армянской интеллигенции и элиты по отделению Карабаха, которой Баку не мог противопоставить какой-либо конструктив.
Конфигурация отношений участников «игры» вокруг проблемы Карабаха сложна. Здесь и Турция, и претензии Еревана к ней по вопросу о признании геноцида 1915 г.; здесь и интересы Глобамерики (т. е. США как проводника интересов ТНК и финансовых групп), завязанные на каспийские
ресурсы; возможно, и страхи Армении при всех выгодах предложенных вариантов решения вопроса, связанные с тем, что страна может оказаться, мягко
выражаясь, в не самом дружественном окружении, без такого союзника – как
Россия – в эдаком геополитическом тупике.
Несколько отвлекаясь, хочу обратить внимание на поведение Анкары.
Турецкие политики после 5-ти дневной войны на Кавказе предположили, что
Москва намерена решительно переформатировать геополитическую «карту»
Кавказа и потеснить там Запад. Они предложили, по всей вероятности, свой
вариант решения проблемы Карабаха и, возможно, Аджарии. Дело в том, что
по договору от 1921 г. между молодой Турецкой республикой К. Ататюрка
и Советской Россией (или бывшим Союзом) судьба Аджарии – мусульманской автономии Грузии – должна решаться на основе консультаций с Турцией. Т. е. по этому договору Турция вполне может претендовать на Аджарию после развала Союза. Но, очевидно, турецким партнерам по переговорам
было отказано, ибо к столь решительным (не продуманным) шагам Кремль
не готов.
Что касается осетино-грузинского и абхазо-грузинского конфликтов, то
степень напряжения в зонах конфликта ничуть не уступает карабахскому.
И здесь мы не видим какой-либо роли конфессионального фактора в генезисе конфликта, или провоцирующей роли внешнего фактора на начальных
этапах его генезиса. Роль эндогенных факторов здесь велика именно на начальных этапах, а конфликты носят «чисто» этнополитический характер.
Но затем, в период бывшего Союза, ситуация меняется в корне. Если
царская Россия старалась сохранять спокойствие в крае, учитывая интересы местных элит и сообществ, и не увлекаться авторитарным произволом, то
в Союзе (с начала 1930-х гг.) на вооружение были взяты, как известно, такие
методы управления, которые не оставляли места для проявления воли народов и местных обществ. Культ социальной инженерии и вера во всемогущество партаппарата (в деле строительства социализма) постепенно провоцировали целый ряд очагов этноконфликтов.
Для правильного понимания современных событий на Кавказе имеет
большое значение исторический анализ генезиса кризисов на Кавказе.
54
Геополитика кризисов на Кавказе: основы и игроки
Еще в период Гражданской войны осетины и абхазы оказались объектами экспансионистской политики меньшевистской Грузии. Конфликты сегодняшнего дня корнями уходят именно в тот период. Не спасает ситуацию
ни принадлежность к одной конфессии (это не имеет ровным счетом никакого значения), ни положительный опыт совместной жизни или многовекового соседства. Антиколониальный мотив и национализм грузинской элиты
в тот период (1918-19гг.) «плавно» выродился в региональный шовинизм.
Период начала 1920 – начала 1930-х гг. – это период конструктивной роли
союзного центра и торжества интернационализма на Кавказе. Но с середины 1930-х гг. явственны признаки административного произвола и пренебрежения интересами нацменьшинств, свертывание прав автономий как
в Грузии, так и в Азербайджане и в России в целом.
Теперь уже сам союзный центр становится источником будущих кризисов по всему региону. Отдельные эксперты склоны видеть в действиях
Москвы сознательный произвол и широкое использование метода «разделяй
и властвуй» в политической практике управления республиками Кавказа.
Я полагаю, что это не так. Здесь сплелись воедино и интересы общенациональной мобилизации, и интересы ускоренной индустриализации страны.
Советская элита верила во всесилие сознательного убеждения и в право на
насилие в отношении меньшинств в интересах большего (советского) целого
и общего (коммунистического) дела.
Еще один наглядный пример. В Абхазии в период 1930-1950-х гг. этнодемографическая ситуация была изменена весьма существенно. Созданная
с подачи Берия (в бытность его 1-м секретарем ЦК Компартии Грузии) организация «Абхазпереселенстрой» в короткие сроки переселила в Абхазию
около 60—80 тыс. менгрелов из Западной Грузии. К началу 1950-х гг. абхазы
на своей этнической родине оказались в меньшинстве. В учебных заведениях
и госучреждениях начала проводиться политика вытеснения абхазского языка. Стали распространятся псевдонаучные концепции о происхождении абхазов как одной из этнографических групп (?!) грузинского суперэтноса.
Я не буду здесь приводить примеры с массовыми депортациями в 1943—
44 гг. северокавказских народов (карачаевцев и балкар, чеченцев и ингушей,
а также калмыков) по не совсем понятным мотивам, хотя теперь появляются достаточно обоснованные и правдоподобные версии, оправдывающие эти
акции Кремля в тот сложный период. Вашингтон тоже депортировал вглубь
США японскую диаспору, проживавшую в Калифорнии в начальный период войны с Японией в 1942г. (на всякий случай). Так что вопрос требует тщательного исследования мотивов Сталина.
Но в результате к 90-м гг. прошлого века, после распада Союза ССР множество конфликтных узлов на Северном Кавказе своим происхождением
обязаны именно таким бюрократически-авторитарным практикам Кремля.
В совокупности представляют благодатную почву для геополитического соперника России, который за счет различных НКО и методов сетевой «войны» может обеспечить кумулятивный эффект от синхронного провоцирова55
Деньга Халидов
ния тлеющих очагов конфликтов. В момент ослабления центральной власти
в России можно прогнозировать именно такую синхронную работу западных
наших «партнеров», которые вроде бы (и действительно) работают в рамках
закона и реально помогают группам населения решать свои проблемы: как
правило – правозащитного, экологического и благотворительного характера.
А стратегический эффект от этой деятельности – антироссийский.
Большое влияние на развитие событий на Кавказе оказывал и третий
игрок – Запад.
Британская империя еще в середине XIX века достаточно громко заявила
о своих интересах на Кавказе. Это была реакция на усиление позиций России
в регионе и возможного броска русской армии на Юг вплоть до Индии. Европейская пресса середины XIX века была полна сочувственных статей о кавказских горцах и имаме Шамиле. В парламентах Франции и Англии ставился
вопрос о помощи западнокавказским черкесам и т. д. Таким образом, усиление позиций России на Кавказе спровоцировало появление нового игрока
в регионе в лице Европы (Англии и Франции). Потом было открытие нефтяных месторождений в Баку и Грозном в начале XX века, появление первых европейских крупных дельцов (Ротшильда, Нобеля и других) в регионе,
а вслед за ними уже во время I Мировой войны (в 1918г.) – турецких и германских войск, а в 1919 г. – английских. Геополитический «вакуум» как следствие ослабления Российской империи моментально заполнялся другими
игроками, «старыми» и новыми. Кавказ, будучи периферией великих держав
в прошлом, оставался таким и после развала или ослабления своих соседейимперий.
С 1990-х годов история повторилась, лишь с той разницей, что этот новый (западный) игрок на Кавказе идентифицируем уже со множеством согласованно работающих субъектов: англо-американские нефтяные компании со своими частными «армиями» (если они еще не дают о себе знать как
в Ираке, то скоро дадут по полной схеме), сетевые организации – различные
НКО, которые работают по типу «пчелиного роя» и занимаются «роением»
(разрыхлением) культурной почвы в регионе; филантропы – агенты влияния
англо-саксонского финансового капитала, вроде Сороса; и, наконец, европейские международные структуры – своеобразный «передовой» (гуманитарный) отряд западного капитала и евроатлантистского проекта.
Множество мифов относительно природы этого коллективного субъекта
и его конечных целей связано с подавляющей ролью глобальных масс-медиа
в формировании взглядов и убеждений наших граждан и тамошних (кавказских) соседей. Есть смысл взглянуть на эту сторону проблематики кризисов
в регионе именно с позиций усиливающегося влияния этого ново-старого
игрока в регионе, с одной стороны, и ослабления геополитической роли
России в регионе – с другой.
Запад, «морская цивилизация» (в терминах геополитики), прежде всего США и Великобритания, находятся в гораздо более выгодной диспозиции
в отношении Кавказа, ибо на них не висит груз прошлых ошибок и деяний.
56
Геополитика кризисов на Кавказе: основы и игроки
С другой стороны, «технологии» и методы, используемые Западом для укрепления своих позиций в регионе, намного более эффективны. Они не привязаны к фактору территории и не покушаются на политический суверенитет
тамошних молодых государств. Все во имя рынка, «свободного» и без границ! Все «во имя «прав человека и демократии»! Отточенный характер гуманитарной составляющей геополитического проникновения Запада в регион позволяет ему успешно продвигать свой проект и интересы, привязав их
к интересам нефтяного и финансового капитала.
Отдельно стоит сказать о Европе. Как правило, проводится некая граница между Европой и США (Глобамерикой), подчеркиваются противоречия
между ними. Для Европы характерен упор на гуманитарную составляющую
в решении международных проблем и, в частности, в геополитической стратегии проникновения на Кавказ. При этом субъект принятия стратегических
решений, в том числе и по Кавказу, эксплицируется неадекватно. Европа
и евроструктуры рассматриваются вне связи с тем глобальным субъектом,
который «свил» себе гнездо в США и в Англии и который принимает стратегические решения. И евробюрократия, а также некоторые лидеры стран
Европы – сплошь «агентура влияния» этого глобального субъекта. Забывая
об этом, многие склонны молиться на ЕС и прочие структуры, преувеличивая их роль на Кавказе или в любом другом регионе.
Последствия евроатлантистской ориентации стран Закавказья можно
рассматривать в двух ракурсах: с одной стороны, с точки зрения долгосрочных
последствий для стран региона; с другой – в контексте безопасности России.
С точки зрения последствий для Закавказья опора на «мягкую силу»
и гуманитарные технологии до поры до времени позволяет Западу скрыть
тот очевидный дефект интеграционной модели, который ограничивается исключительно «экономикой трубы». Нет никаких масштабных социальноэкономических проектов, кроме тех, что связанны с перекачкой ресурсов.
Такая геоэкономика и политика в перспективе уничтожат остатки реального производства в регионе (раньше ориентированного на Россию, в меньшей
степени – на южных соседей по Кавказу). Масштабы иммиграции в Россию
из стран Закавказья также свидетельствуют об амбивалентности избранного
курса и ориентации на Запад – о масштабной безработице в регионе. Интеллигенция на местах также все с большей озабоченностью говорит о засилье
пошлой и разрушительной масс-культуры западного происхождения, о реальной угрозе деэтнизации и депопуляции при таких темпах массового «отравления» сознани.
В контексте интересов безопасности России очевидны все признаки выстраивания своеобразного «удушения в объятиях» и Санитарного кордона вокруг России. Такие проекты, как ГУАМ и другие при их наполнении реальным содержанием могут создать серьезные проблемы для России.
Целый ряд служебных документов Госдепа и Пентагона не оставляют сомнений: Кавказско-Каспийский «Карфаген» должен быть взят под контроль,
57
Деньга Халидов
а каспийские ресурсы беспрепятственно должны поступать в Европу и США
– т. е. в «цивилизованный» мир.
Совет по международным отношениям, ПАСЕ и ряд ключевых фигур западного истэблишмента вновь напомнили российской элите об их «ответственности за эффективное использование энергоресурсов» в соответствии
с духом и буквой Акта берлинской конференции 1884 г. (принцип «эффективной оккупации», где речь шла о об Африке). В январе 2007 г. сессия ПАСЕ
обвинила Россию в «использовании энергоресурсов в великодержавных целях». «Нам нужны ваши ресурсы, и Каспий – здесь не исключение» – таков
лейтмотив геополитики Запада в отношении России на Кавказе.
Все более очевидны попытки Запада склонить Туркмению и Казахстан
к проведению нефте- и газопроводов в обход России, с одной стороны, и блокирования транспортировки энергоресурсов в Китай с Каспия – с другой.
Таким образом Запад всячески пытается создать вокруг России геэкономический «вакуум», провести различные трубопроводы в обход России, несмотря на большие издержки. Это тот самый случай, когда в стратегических интересах «удушения» России Запад готов пренебречь тактической выгодой. В
целом также очевидны попытки торпедирования интеграционных проектов,
типа ЕврАзЭС и ШОС-6.
Позволю себе прогноз. Война в Южной Осетии и признание новых государств на Кавказе не решили в принципиальном плане ни проблему безопасности страны, ни другие проблемы региона. Конфликтный потенциал на
Кавказе имеет тенденцию к нарастанию, и кризисы вновь дадут о себе знать в
самом ближайшем будущем.
Политика Москвы в регионе не консолидирована, отличается рассогласованностью и противоречиями. Здесь проявляют себя различия в ведомственных подходах, лоббистские усилия отдельных отечественных ТНК (известно, сколь недовольны были «генералы» крупного капитала действиями
военных на Кавказе); масс-медийные практики, во многом повторяющие
«зады» западной информтехнологий; пренебрежение гуманитарной, общественной составляющей в геополитике на Кавказе.
Успехи Запада во многом объясняются опорой на умную «мягкую силу»
,а не на жесткие бюрократические практики. России пора преодолеть наследие, столь характерное для континентальных цивилизаций, опирающихся
исключительно на административно-бюрократические практики. Является ли отторжение гуманитарных технологий и минимальная опора на гражданские структуры характерной (имманентной) чертой континентальных
цивилизаций (России, Китая и других стран), или же такой недостаток преодолим – этот исследовательский вопрос далеко не праздный, и имеет практическое значение именно для выживания и подлинного развития России.
Во всяком случае, военная операция на Кавказе срочно должна быть дополнена системной работой с подавляющей ролью гуманитарных технологий и
человеческих связей.
58
Геополитика кризисов на Кавказе: основы и игроки
Мы видим, что Запад при всей заинтересованности в стабильности в регионе не может (и не способен) предложить достойный и столь необходимый для Кавказа проект развития интеграции, подобный евроинтеграционной модели. Европейский капитал не видит в этом необходимости и не
готов тратить в регионе столь большие деньги, что можно было бы создать
подобие Союза кавказских государств с общим рынком. «Но что же готова
предложить Россия Кавказу?» — это также большой вопрос, ибо современная Россия сама не свободна от иллюзий «вхождения (включения) в западный мир…и похоже, что на далеко не выгодных в стратегическом отношении
условиях. При такой стратегии (или ее отсутствии, что одно и то же) Россия
обречена не просто на окончательное вытеснение с Кавказа, но и на развал.
Хотелось бы не выступать в роли мрачного оракула, но тенденции выстраиваются именно в такой негативный ряд.
Литература
1. Статистический сборник «Регионы России». 2008. М.
2. Липина С.А. 2007. Чеченская республика. Экономический потенциал и стратегическое развитие. М.
3. Халидов Д.Ш. 2005. Социальная нестабильность на Северном Кавказе. Модель
воспроизводства и исламский фактор – Наука. Культура. Общество, № 2.
4. Ярлыкапов А.А. 2000. Проблемы ваххабизма на Северном Кавказе. М.
5. Липина С.А. 2008. Республики Северного Кавказа. Приоритеты развития АПК. М.
6. Джалилов А.Б. 2001. Социализация дагестанской молодежи в свете проблем
образования// Региональные аспекты социальной политики. Махачкала. Вып. 3
7. Мак Фаркара. 1998. Теневая экономика в российских регионах. – Обзор экономики
России. Основные тенденции развития. 1997 г. М.
59