ДИХОТОМИЯ ЗАПАД-ВОСТОК В КОНТЕКСТЕ БРАЧНОЙ МОРАЛИ

ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ББК 60.033.151
В. Р. Свечкарева
Астраханский государственный технический университет
Кафедра философии и культурологии
ДИХОТОМИЯ ЗАПАД-ВОСТОК
В КОНТЕКСТЕ БРАЧНОЙ МОРАЛИ
Фамилизм, то есть ориентация на семью как высшую культурную
ценность, традиционен для общественного морального сознания. Семья –
та форма общественного общежития, которая сопровождает человека
с древних времен до наших дней. В разных культурах в различные исторические периоды она имеет разную форму, несхожие принципы построения, порой весьма различную мораль, но практически всегда она выступает как психологическая и нравственная ценность.
Дихотомное макромасштабное деление человеческих обществ на
два основных типа – устойчивая конструкция социологической и культуроведческой мысли. Тема принципиального и неизменного различия Запада и Востока по типу духовности постоянно присутствует в философских
и общих культурологических сопоставлениях. В последние годы основной
акцент в международных социологических и историко-демографических
исследованиях по проблеме социального устройства общества (впрочем,
как и по другим многочисленным проблемам идеологического, этнического, конфессионального, геополитического характера) несколько смещается
с дихотомии между востоком и западом Европы на глобальную дихотомию между Востоком и Западом. На наш взгляд, основная проблема взаимодействия цивилизаций – проблема соотношения экономических и культурных факторов, определяющих эффективность общественного устройства, основу которого составляет (и всегда составляла) семья. В этом
смысле решающая роль принадлежит историко-демографическим исследованиям сравнительного изучения структуры семьи в разных регионах
мира. Принято считать, что специфическая рациональность Запада, выражаемая в его философии и культурных ориентациях, дала основу современной науке и хозяйственной деятельности, хотя общеизвестно, что до
ХVI в. восточные цивилизации явно стояли на более высоком уровне развития по многим критериям, а Западная Европа лишь в ХVI в. или позднее
начинает обгонять Восток как по уровню производства, так и в научной
сфере. В конечном счете все сводится к вопросу: что позволило Западной
Европе достичь столь высокого уровня жизни и что помешало (а отчасти
мешает и до сих пор) Восточной Европе последовать ее примеру? На фоне
споров о том, какие факторы обеспечили бо́льшую конкурентоспособность Запада в сравнении с другими – гораздо более древними – цивилизациями, следует указать фактор, поддающийся количественному измерению: специфический способ брачного поведения, за которым стоит более
глубокая разница в культурных и поведенческих стереотипах.
91
ВЕСТНИК АГТУ. 2005. № 5 (28)
История становления проблемы (по данным историкодемографических исследований). Приоритет в исследовании данной
проблематики принадлежит исторической демографии. В середине 1960-х
гг. британский исследователь Джон Хайнал (John Hajnal) продемонстрировал перспективность сравнительного изучения структуры семьи в разных регионах мира. Сравнив демографическую статистику нескольких
европейских стран за период со второй половины ХVIII до начала ХХ в.,
Дж. Хайнал показал, что эти страны распадаются на две большие группы,
разделительную линию между которыми он провел в направлении от
Санкт-Петербурга до Триеста [1]. К востоку от этой линии господствовала
ориентация на раннюю и универсальную брачность. В западной части Европы возраст первого брака был гораздо выше, установки на всеобщую
брачность не было вообще. Несколькими примерами Дж. Хайнал продемонстрировал, что восточноевропейская модель была свойственна и другим регионам мира, в то время как западная модель была уникальным явлением и за пределами Европы наблюдалась лишь в тех странах, которые
были населены выходцами из нее и входили в состав западной цивилизации: США, Канаде, Австралии. Таким образом, брачное поведение западноевропейцев («европейская брачная модель», как предложил именовать
ее сам Хайнал) отличало их от всего остального мира. Основными диагностическими параметрами такого «раздела» на два типа (две модели) брачного поведения Хайнал обозначил две основные его характеристики: возраст первого брака и процент окончательного безбрачия [2]. В СССР работа не вызвала большого резонанса (на русском языке была опубликована
в 1979 г.). Однако на Западе интерес к сравнительному изучению брачного
поведения и семейной структуры неуклонно нарастал. Лидером этого направления стала в 1970-е гг. Кембриджская группа по истории народонаселения и социальной структуры, возглавляемая П. Леслеттом. В статье
«Семья и домохозяйство: исторический подход» (опубликованной одновременно со статьей Хайнала) Леслетт предложил классификацию семейных форм, в которой выделил пять основных типов домохозяйства в зависимости от родственных связей между его членами [3]. Первый тип составляло хозяйство, ведомое одиноким человеком. Второй тип – хозяйство, члены которого могли быть родственниками, но не образовывали
брачных пар. Третий тип – хозяйство на основе одной брачной пары
с детьми. Четвертый тип – расширенное хозяйство, в котором помимо
брачной пары были и другие родственники (холостые или вдовые). Пятый
тип – многосемейное хозяйство, в котором было несколько брачных пар
[3]. В том же издании П. Леслетт наметил в пределах Европы четыре основные зоны, в которых способы формирования домохозяйства существенно различались: запад и северо-запад Европы (ареал преобладания выявленной Дж. Хайналом «европейской брачной модели»), центр Европы, Средиземноморье и, наконец, Восточная Европа, включая Балканы и европейскую
часть бывшей Российской империи [3].
Несколько иной подход к сопоставлению семейной структуры на западе и востоке Европы последовательно развивала австрийская школа исторической демографии, в которой одну из ведущих позиций занимает
92
ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
М. Миттерауер. В отличие от подхода Кембриджской группы, представителей этой школы всегда волновал вопрос не только о том, что и как происходило в отношении семейной структуры в разных регионах, но
и почему это происходило. Именно поэтому они стремились рассматривать структуру семьи и двора в динамике: как краткосрочной, так и длительной, стремясь проследить исторические корни того или иного варианта [4]. К началу 1990-х гг. вклад восточноевропейских исследователей,
которые работали в этом направлении, оставался скромным (назовем лишь
некоторых российских ученых – А. Кагана и В. А. Александрова) [5]. Гораздо более успешно продвигалось изучение структуры семьи и двора
в другом европейском регионе, оставшемся к востоку от «линии Хайнала» –
на Балканах (в монографии болгарской исследовательницы М. Тодоровой
«Балканская семейная структура и европейская модель») [6]. Тодорова
отметила, что так называемая задруга – многопоколенное патриархальное
домохозяйство – связано с определенным хозяйственно-культурным типом – кочевым скотоводством на горных пастбищах. По ее мнению, этот
тип семейной организации является не реликтом общеславянской культурной традиции, а сравнительно новым образованием, возникшим не ранее ХVII в. в процессе адаптации к специфическому сочетанию экологических и экономических условий. Австрийский исследователь К. Кайзер,
одновременно с Тодоровой изучавший историю семейной структуры на
Балканах, привел ряд дополнительных аргументов в пользу древности
патриархальной задруги и ее обусловленности культурными традициями
[4]. Свидетельством неослабевающего интереса к структуре семьи на западе и востоке Европы стала проведение конференция под названием «Где
кончается Европа?» (апрель 1994 г., Будапешт), которая еще раз продемонстрировала отставание Восточной Европы в изучении семейной структуры. Начиная с середины 1990-х гг. предпринимаются попытки организации совместных проектов, из которых лишь третий совместный проект
(франко-российский) заслуживает внимания [4]. Российские участники,
сотрудники экономического факультета МГУ А. Авдеев и И. Троицкая,
представили данные о брачном поведении, а также о составе домохозяйств, причем в традиционной для западных исследований форме и вполне сопоставимые с результатами западных исследователей [3, 7, 8]. Однако данные этого исследования в основном остаются пока неопубликованными. Одновременно с вышеуказанными исследованиями выходят две
крупные монографии. В 1999 г. российский историк Б. Н. Миронов опубликовал двухтомную монографию. На Западе К. Кайзер в двух книгах на
немецком
языке
исследовал
широкую
панораму
социальнодемографических моделей в масштабах Европы. В отличие от П. Леслетта,
он сосредоточился на двух видах критериев: структуре семьи и праве наследования недвижимой собственности. На этой основе он выделил три
основных региона: Средиземноморье, где преобладала ориентация на нуклеарную семью, но с равным правом наследования для всех сыновей и дочерей (эта черта унаследована от римского права); Западную Европу, где
та же ориентация на нуклеарную семью сочеталась с единонаследием
(неделимостью надела); Восточную Европу, где базовая патриархальная
93
ВЕСТНИК АГТУ. 2005. № 5 (28)
модель сочетала многосемейность и равное наследование по мужской линии. Следует также упомянуть еще о двух значительных событиях в изучении данной проблематики. Мы имеем в виду международную конференцию «Домохозяйство и семья в прошлом», состоявшуюся в Пальма-деМальорке в сентябре 1999 г., на которой были представлены предварительные результаты масштабного проекта «Евразия» [4]. В рамках этого
проекта специалистами из разных стран изучаются материалы переписей
населения в различных регионах, в том числе в Восточной Азии (Китай
и Япония). Этот проект показателен тем, что акцент в международных исследованиях постепенно смещается с дихотомии между востоком и западом Европы (отмеченной Хайналом) на сопоставление структуры семьи
между Востоком и Западом (Азией и Европой) как глобальную дихотомию. В конференции в Пальма-де-Мальорке участвовали специалисты из
стран Западной Европы, США, Китая и Японии, но представители Восточной Европы на ней отсутствовали. Тем не менее два доклада были посвящены сопоставлению структуры семьи на западе и востоке Европы,
причем с заметным смещением в сторону социальной истории. К. Сирен
в своем докладе «Концепция восточной семьи» усматривает причины длительного существования многосемейного типа хозяйства (финской семьи:
прим. автора) как в материальной, так и в духовной сфере. Особую роль,
по мнению К. Сирен, играл комплекс патриархальных ценностей, включая
подчиненное положение женщины и
стремление обеспечить
непрерывность наследования по мужской линии. Михаэль Миттерауер
в своем докладе по-прежнему остался верен себе в настойчивых поисках
факторов, которые привели к формированию двух разных демографических моделей. Он трактует западноевропейскую модель как результат
преодоления патриархальных и патрилинейных традиций, которые остались почти нетронутыми на Балканах и в Европейской России до середины ХIХ в. На Западе их утрата началась уже в средневековье – под воздействием римского права, феодального принципа наследования неделимого
надела, а также свойственного христианству (особенно его западной ветви) предпочтения духовных уз узам родства и крови. В результате сформировалась гораздо более гибкая система, предоставлявшая индивиду
свободу выбора: вступать в брак или оставаться холостым; жить в семье
родителей супруга, в семье собственных родителей или основывать новое
хозяйство; вступать ли в повторный брак в случае вдовства; адаптировать
ли зятя в случае отсутствия сыновей или позволить линии наследования
прерваться; оставаться ли главой хозяйства до преклонных лет или уйти
на покой. Очевидно, сам Миттерауер ощущал недостаточность своей аргументации. Именно поэтому он инициировал проведение в Вене в ноябре
2000 г. международного семинара по проблемам семейной структуры
с участием основных специалистов, работающих по обе стороны «линии
Хайнала». На сей раз организаторы решили исключить из поля зрения
балканскую семью, сосредоточившись на сопоставлении Запада и территории Европейской России. Официально семинар назывался «Семейные
формы в российской и украинской истории в сравнительной перспективе»
[4]. Основное внимание участники семинара уделили обсуждению идей,
94
ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
высказанных М. Миттерауером по поводу факторов формирования двух
разных демографических моделей. Миттерауер сделал акцент на идее
о поэтапном изживании древней патриархальной традиции, в котором Запад на несколько столетий опережал Восток. Однако другие участники
семинара (не отрицая наличия такого фактора) в качестве основополагающего фактора отметили роль экономических условий: многосемейный
двор с этой точки зрения оказывался экономически целесообразным. Таким образом, можно сказать, что и «западная» и «восточная» модели поведения ориентировались на нуклеарную семью как на идеальное состояние. Но на Востоке в жизненном цикле конкретной семьи достижение этого идеала обычно откладывалось по экономическим соображениям.
Цель настоящего исследования заключается в следующем. На основе выявленных и описанных в историко-демографической литературе
двух разных типов брачного поведения проследить и проанализировать
культурные и психологические различия брачного морального сознания.
Автора данного исследования интересует принципиально качественное
отличие (качественные характеристики) существующей брачной морали
и брачного поведения в большинстве стран мира (к востоку и западу от
«линии Хайнала», и не только).
Итак, истоки сложившейся брачной морали следует искать в более
отдаленные от нас времена истории. Складыванию специфического способа брачного поведения как в восточных, так и в западных цивилизациях
способствовали экономические и культурные условия. Поведенческая установка, определяющая структуру социального действия, лежит в основе
цивилизационных ориентаций (разных типов цивилизационного устроения). Существуют, по крайней мере, четыре цивилизации, сумевшие пережить кризис поздней античности и создать средневековый духовный
мир, в том числе и по отношению к сложившимся (в современном цивилизационном мире) семейным ценностям. Это христианский мир, мир ислама, индуистско-буддийский мир Южной Азии, конфуцианско-буддийский
мир Дальнего Востока. Следуя логике обозначения цивилизационных ориентаций по сторонам света и ориентируясь на гексагональную модель человеческого универсума, мы будем придерживаться традиционной дихотомной конструкции «Запад-Восток» лишь по отношению к христианскому миру, который распадается на атлантическую и евразийскую цивилизации (протестантско-католическую и православную).
Особенности западноевропейской модели брачного поведения:
количественные и качественные характеристики. Рассмотрим психологические различия, вытекающие из этих двух моделей демографического поведения. Как уже было сказано, в странах Центральной Европы –
Германии, Чехии, Австрии и всех государствах, расположенных севернее
или западнее их, – еще в средние века прочно утвердился обычай майората, то есть единонаследия старшего сына. Только он наследовал дом, землю и другую недвижимость своего отца. И, соответственно, только старшая дочь получала от своих родителей приданое в виде недвижимости.
В те времена только мужчина, располагавший землей и капиталом, приносившими доход, достаточный для содержания семьи, мог вступать
95
ВЕСТНИК АГТУ. 2005. № 5 (28)
в брак, и только женщина, располагавшая соответствующим приданым,
могла рассчитывать на замужество. Дробить земельные участки между
разными детьми не было принято. Поэтому младшие сыновья должны были изыскивать самостоятельные источники дохода: они поступали на военную службу, нанимались в батраки, уезжали за океан – в Америку (вся
Латинская Америка была завоевана идальго – младшими сыновьями испанских дворян) или принимали духовное звание. Младшие дочери из дворянских семей поступали в монастыри, а из крестьянских или мещанских –
нанимались в качестве домашней прислуги. Некоторые младшие родные или
двоюродные сестры из дворян оставались жить при доме своих замужних
сестер или женатых братьев в качестве дуэний при своих племянниках
и племянницах. Если эти младшие сыновья и дочери (кроме принявших духовное звание) собственными усилиями сколачивали капитал, необходимый
для создания семьи, они вступали в брак, но, как правило, довольно поздно.
В Европе ХVII–ХIХ вв. очень многие мужчины женились только после
30 лет, а женщины выходили замуж после 25 лет, а 10–20 % (иногда
и больше) мужчин и женщин вообще никогда не вступали в брак. Наиболее характерные черты такого (то есть западноевропейского) типа брачного поведения – это даже не количественное – поздние браки, высокий уровень окончательного безбрачия, принцип нуклеарной семьи, а принципиально качественное отличие от брачной морали, существовавшей тогда
и существующей теперь в большинстве стран мира. В Западной Европе
не считалось тогда (и, в общем, не считается и теперь), что не вступить в брак –
это значит быть не таким, как все. «Старые холостяки» и «старые девы» никогда не были окружены презрением, как это было в азиатских странах или
в России. Конечно, считалось, что лучше быть женатым или замужней, но
с непременным условием – если ты в состоянии содержать семью. Вступление в брак людей несостоятельных иногда имело место, но это был более резкий вызов общественному мнению, чем отказ от брака вообще. Отчасти такая
мораль сохранилась в западноевропейских государствах и странах, заселенных потомками выходцев из них (США, Канада, Австралия), до сего дня.
Характеристика «восточного» типа брачности. Психологические
особенности российской модели брачного поведения. В России (как,
впрочем, и в «восточных» культурах), брачная мораль уже в средние века
резко отличалась от морали западноевропейской как по количественным,
так и по качественным характеристикам. Считалось, что вступать в брак
нужно в раннем возрасте, независимо от того, есть ли у молодых необходимые средства для содержания семьи. Не было майората: наследниками
являлись все дети [10]. По Русской Правде мужу и отцу был предоставлен
полный простор как завещателю. Древнейшие памятники русского права
не налагают никаких ограничений на его предсмертную волю: «Как кто,
умирая, разделит свой дом детям, на том и стоять»; такова основа наследственного права по Русской Правде [10, с. 238]. Закон не предполагает,
чтобы при детях возможны были какие-либо другие наследники по завещанию. Модель демографического поведения православного населения,
которая оказывала решающее воздействие на воспроизводство населения
в России, определялась крестьянством. Она сложилась к концу ХVII в.,
96
ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
а на протяжении ХVIII–ХIХ вв. претерпела некоторые изменения (для
дворянства и образованных слоев населения), но в основных чертах сохранилась и, самое существенное, оставалась основной и референтной для
подавляющего большинства населения. Взгляды на брак, семью, детей
своим происхождением и существованием обязаны комплексу социальноэкономических факторов, в ряду которых – невозможность существования
крестьянского хозяйства вне семейной формы. Представления о ценности
семьи и детей крестьянской этики совпадали с представлениями о них согласно православной этике. Безбрачие (холостое состояние) даже в первой
половине ХIХ в. рассматривалось как преступление, как своего рода безнравственное поведение (кроме, конечно, «черного» духовенства, для которого безбрачное состояние является чем-то возвышенным). При этом
не вступить в повторный брак после развода или овдовения считалось
почти так же плохо (для молодых мужчин и женщин), как никогда
не вступать в брак. С точки зрения русского земледельца брак – важнейшее условие порядочности человека, его материального благосостояния и
общественного веса. Вступление в брак – моральный долг. Неженатый
парень всерьез никем не воспринимался. Статус неженатого свидетельствовал об ущемленности и неполноценности. «Неженатые мужчины, достигшие бракоспособного возраста, вызывали подозрительное и презрительное отношение. Их называли обидными прозвищами… Люди вслух,
в их присутствии, бесцеремонно выражали свои догадки об их физическом
уродстве как причине безбрачного состояния» [9, с. 163]. Невеселая судьба ожидала и незамужнюю женщину, которая девичеству всегда предпочитала самую плохую партию (о чем свидетельствуют многие русские пословицы). Таким образом, как подчеркивает Б. Н. Миронов, экономическая и моральная необходимость заставляла крестьян жениться при первой
благоприятной возможности. Как мы уже отмечали, отсутствие необходимых средств не препятствовало вступлению в брак даже самых бедных
людей, как, впрочем, и теперь это не является вызовом общественному
мнению. Не было также принято обязательное проживание женатых детей
отдельно от родителей сразу же после свадьбы (по принципу нуклеарной
семьи на Западе) и считалось допустимым содержание первых за счет последних в течение нескольких первых лет брака. Вообще, вступление
в брак не означало немедленного начала самостоятельной жизни. Поскольку в брак вступали подчас в очень раннем возрасте, то, по сути дела,
молодые приобретали не столько супруга, сколько новых родителей. Собственно говоря, такое положение и сейчас считается нормальным, когда
родители, поженив детей, продолжают заботиться о них и поддерживать
материально (а впоследствии и их детей, то есть внуков). В обыденном
сознании «нашего» человека сформировалось достаточно четкое представление о роли бабушек и дедушек в жизни подрастающего поколения.
Мы принимаем как должное и зачастую осуждаем неучастие старшего поколения в осуществлении материальной и какой-либо другой помощи с их
стороны. Таким образом, наиболее характерные черты «российского»
(восточного) типа брачного поведения, то есть его количественные характеристики – ранние браки, несостоятельность, совместное проживание
97
ВЕСТНИК АГТУ. 2005. № 5 (28)
с родителями и др., – порождали принципиально качественные его характеристики, отличающиеся от европейского типа брачного поведения. Все
это привело ко многим идеям современной российской брачной морали,
идеям, исторически свойственным российскому менталитету: пренебрежительное отношение к «старым девам» или женщинам, предпринимающим неудачные попытки замужества (психологически мучительная проблема для женщины); скрытое презрение к разведенной женщине, повторно не вступившей в брак после развода; безразличное отношение к потомству со стороны мужчины, с легкостью оставляющего своих детей на иждивение и заботу матери (поскольку ему и оставлять-то нечего), и т. д.
Следует отметить также и сопутствующие характеристики российского
морального сознания, наложившего свой отпечаток и на брачную мораль:
личность человека рассматривается как простая ценность (дешевле), в отличие, скажем, от имущественной ценности; совершенно не свойственна
для россиянина идея равенства полов (конечно, не в смысле гражданских
прав, а в обыденном моральном сознании – женщине делается меньше
«послаблений»); качественно негативное отношение к потомству как со
стороны мужчины (отмечено выше), так и со стороны женщины (лучше
родить ребенка «для себя», чем не родить вообще). Таким образом, для брачного морального сознания типичного россиянина ценностью является не
семья, а скорее сам факт брака, что становится еще более понятным, когда
речь идет о таком явлении, как так называемый «гражданский брак». Но, на
наш взгляд, парадоксален как сам термин, так и тенденция к приоритету
такого брака в современном российском обществе.
Социокультурная динамика и трансформация брачного морального сознания в России. Социокультурные и экономические сдвиги
в изменяющейся России имеют определенные психологические последствия – тенденцию к модернизации общественного морального сознания.
Концепция модернизации – один из содержательных аспектов концепции
индустриализации, а именно – теоретическая модель семантических и аксиологических трансформаций сознания и культуры в контексте становления индустриального общества. Трансформация социокультурной сферы
влечет за собой и трансформацию менталитета, предполагающую изменение как стиля мышления, так и системы ценностей соответствующей эпохи. Изменения в сфере культурных ценностей и менталитета могут рассматриваться как важнейший аспект модернизации сознания, формирования такого его типа, который соответствует задаваемой индустриализацией ситуации взаимодействия со сложными механизмами и реализации
промышленных технологий. Именно этот процесс происходит сейчас
в России. Если моральная необходимость все еще заставляет людей вступать в брак, то экономическая – напротив. Таким образом, следуя выводам
Миттерауера (см. выше), можно утверждать, что в России (а собственно,
и на евразийском пространстве) происходит постепенный процесс преодоления патриархальных семейных ценностей, что следует рассматривать
как фактор модернизации брачного сознания в российском обществе.
Применительно к западному (классическому) типу процесса модернизации именно протестантская этика выступила той идеологической систе98
ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
мой, которая задала аксиологическую шкалу нового типа сознания. В России же, в силу исторических причин, произошло нарушение параллелизма
процессов индустриализации и модернизации (взаимодействия индустриального общества с немодернизированным массовым сознанием).
Все вышеизложенное можно свести к некоторым утверждениям, содержащим итоговые выводы проведенного анализа.
Итак, утверждение первое. Сравнительно малая изученность демографических данных по структуре семьи в исследованиях по социальной
истории традиционного Востока позволяет производить сравнительный
анализ дихотомной конструкции «Запад-Восток» лишь в отношении
к христианскому миру (в пределах условно называемых «атлантической»
и «евразийской» цивилизаций). Утверждение второе. Разница в культурных и поведенческих стереотипах брачного менталитета в означенных цивилизационных ориентациях обусловлена исторически сложившимся специфическим способом брачного поведения, формированию которого способствовали во многом экономические, а также культурные условия. Утверждение третье. На «западе» трансформация сознания происходила
под влиянием «индивидуализма» протестантской этики и во взаимодействии с индустриализацией и реализацией промышленных технологий. Утверждение четвертое. На «востоке» (подчеркиваю: православном – в Болгарии, Сербии, России, и в аграрных католических районах Европы, например в Италии) трансформация менталитета шла путем постепенного
преодоления патриархальных семейных ценностей, поскольку происходило «нарушение» комплексного феномена модернизации («догоняющий»
вариант модернизации сознания). Утверждение пятое. Социокультурные
и экономические сдвиги в России фиксируют пример осуществления модернизации брачного менталитета по типу «вестернизации» (тенденции
к западоцентризму, особенно в крупнейших городах России). На Западе
способы организации семьи способствовали развитию индивидуализма
и предприимчивости. На Востоке требовались другие психологические
черты – умение ладить с многочисленными родственниками и подчиняться авторитету старшего, а затем – умение навязывать свою волю младшим
ради поддержания порядка в семье и хозяйстве. С этим же была связана и
привычка рассчитывать на своеобразный минимум, причитающийся каждому уже по праву рождения. И, наконец, утверждение шестое. Возврат
к традиционной дихотомной конструкции (глобальной дихотомии ЗападВосток)
требует
наличия
исторических
и демографических исследований по структуре семьи и двора в рамках
типично «восточных» (буддистской и исламской) культур. Тогда возможен будет более глубокий анализ психологических и культурных различий «восточной» и «западной» семьи не только в пределах христианскоевропейской цивилизации.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1.
Hajnal J. European marriage patterns in perspective. In: D. V. Glass and
D. E. Everslay (eds). Population in History. – Сhicago, 1965. – P. 101–143.
99
ВЕСТНИК АГТУ. 2005. № 5 (28)
Хайнал Дж. Европейский тип брачности в перспективе // Брачность, рождаемость, семья за три века: Сб. статей / Под ред. А. Г. Вишневского
и И. С. Кона. – М.: Статистика, 1979. – С.14–70.
3. Леслетт П. Семья и домохозяйство: исторический подход // Брачность, рождаемость, семья за три века: Сб. статей / Под ред. А. Г. Вишневского
и И. С. Кона. – М.: Статистика, 1979. – С. 132–157.
4. Носевич В. Л. Еще раз о Востоке и Западе: структуры семьи и домохозяйства
в истории Европы // Круг идей: Историческая информация в информационном обществе: Тр. VII конф. Ассоциации «История и компьютер»: – М.,
2001. – С. 15–38. http: // vn. belinter.net / model / 10. html.
5. Александров В. А. Типология русской крестьянской семьи в эпоху феодализма // История СССР. – 1981. – № 3. – С. 78–96.
6. Todorova M. Balkan Family Structure and the European Pattern: Demographic
Developments in Ottoman Bulgaria. – Washington, 1993.
7. Кайзер Д. Н. Возраст при браке и разница в возрасте супругов в городах России в начале ХVIII в. // Сословия и государственная власть в России. ХV –
середина ХIХ вв.: В 2 ч. – Ч. 2. – М.: Просвещение, 1994. – С. 225–237.
8. Кох О. В. Крестьянская семья // Аграрная история Северо-Запада России
ХVII века (население, землевладение, землепользование) / Под ред.
А. Л. Шапиро. – Л., 1989. – С. 56–58.
9. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (ХVШ – начало
ХХ в.): Генезис личности, демократической семьи и правового государства:
В 2 т. – Т. 1. – С.-Пб.: Изд-во «дмитрий Буланин», 1999. – С. 160–167.
10. Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в 3-х книгах. – Кн. 1. –
С. 238. – М.: Мысль, 1993.
2.
Получено 29.07.05
WEST-EAST DICHOTOMY
IN THE CONTEXT OF MARRIAGE BEHAVIOR
V. P. Svechkareva
In historic and demographic literature two types of marriage behavior, for the first time revealed and analyzed by
J. Hainal, were described. Their main diagnostic parameters are
the age of the firstly married and the percentage of the final celibacy. The main psychological differences of the two types of marriage behavior were determined by cultural and economic conditions: in the Western Europe the family was more directed to economic independence than it was in the East. Social, cultural and
economic progress in up-to-date Russia determined the tendency
of the transformation of marriage moral consciousness: the process
of partial overcoming of patriarchal and patrilineal family values
and orientation to the gradual family as an ideal (especially in urbanized parts of the country) were going on. Comparative prospect
of family studying (its structure and mentality) is seen while comparing the western type of marriage behavior with the traditional
one in the East (in Islam, Buddhism and Confucianism).
100