Материалы Всероссийской НПК «Проблема социально
реклама
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «ЧЕЧЕНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ» Исторический факультет Проблема социально-политического развития народов Северного Кавказа в последней трети XIX – начале XX века Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 100-летию начала Первой мировой войны г. Грозный, 22 апреля 2014г. Грозный 201 Главный редактор – Ш.А. Гапуров Ответственный редактор – Х.А. Хизриев Редакционная коллегия: Арсалиев Ш.М-Х., Абдулвахабова Б.Б-А., Гапуров Ш.А., Ибрагимов М.М., Магомадов С.С., Хизриев Х.А., Цуцулаева С.С. В сборник включены материалы Всероссийской научно-практической конференции «Проблема социально-политического развития народов Северного Кавказа последней трети XIX-начале XXвека», посвященной 100-летию Первой мировой войны. При этом рассматривается участие народов Северного Кавказа в трех внешних воинах России, в том числе участие чеченцев в русско-турецкой войне 1877-1878годов, в русско-японской войне 1904-1905годов, в Первой мировой войне 1914-1917 годов. Здесь же затронуты Российские преобразования на Северном Кавказе в последней трети XIXвека и их влияние на развитие горского общества на рубеже XIX–XXвеков. Большое место отведено изучению истории совместного русско-северокавказского боевого содружества в борьбе против иноземных противников и участию народов Кавказа в военных действиях в составе Российской армии. Материалы сборника представят интерес для ученых, преподавателей, аспирантов и студентов, а так же для широкого круга читателей, интересующихся историей народов Российской федерации. Сборник печатается в авторской редакции ©Чеченский государственный университет, 2014 2 УДК 94 (470).16/18 РОССИЙСКИЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ ХIХ ВЕКА Ш.А. Гапуров, д.и.н., профессор ЧГУ, г. Грозный gapurov2011 @ mail.ru После окончания Кавказской войны, когда был окончательно завершен многовековой процесс присоединения народов Северного Кавказа к России, в последней трети ХIХ в., в регионе были проведены административные и экономические реформы, оказавшие огромное влияние на все стороны жизни горского общества. Именно в этот период и в этих реформах проявилась преобразовательная, прогрессивная роль России на Северном Кавказе, о которой так много говорили в предыдущий период различные российские представители. Почему же ничего подобного, хотя бы чуть-чуть созидательного, не было сделано в предыдущий период российско-горских отношений? Почему же до последней трети ХIХ в. горцам не показывали на деле преимущества пребывания в государстве Российском? Ведь до этого времени все эти «преимущества» сводились к еще большему усилению феодального гнета, установлению налогов и повинностей, жестких административных порядков, т.е. всего того, что мы называем колониальными порядками. Что и вызвало соответствующее сопротивление в форме вооруженной борьбы со стороны горцев. Ситуация же последней трети ХIХ в. на Северном Кавказе показала, что население тех районов, где шли реформы и жители, которых втягивали в общероссийские экономические процессы, не поддержало дальнейшую вооруженную борьбу против российской власти. Во всяком случае, об этом свидетельствует опыт Чечни. В 1877 году в горных районах Чечни вспыхивает вооруженное восстание под руководством Алибека Алдамова. Практически все жители чеченской равнины, активно втягиваемые в экономическую и культурную жизнь Российского государства, отказались от участия в восстании. Более того, с оружием в руках выходили на защиту своих сел от повстанцев. Пройдя страшный круг трагической Кавказской войны, они убедились в выгодах мирной жизни в рамках Российского государства. Установление российского влияния, утверждение России на Северном Кавказе начинается со второй половины ХVI века. В конце ХVII-начале ХIХ в. значительная часть региона считалась в российском подданстве. Уже с конца ХVIII века шел и процесс установления на этой территории российской административной власти. Но, увы, этот процесс сопровождался и установлением колониальных по своей сути порядков, пусть и отличных от классических западноевропейских, которые создавались в афро-азиатских странах. В ответ с 1818 года началась кровопролитная Кавказская война. Понятно, что в этих условиях на Северо-Восточном и Северо-Западном Кавказе полностью отсутствовала всякая созидательная деятельность власти [1]. Начало российских реформ, российских преобразований на Северном Кавказе совпало с временем завершения процесса присоединения горских народов к России, с окончанием Кавказской войны. Были ли они следствием этих процессов, есть ли между ними прямая связь? По нашему мнению, нет. Российские реформы на Северном Кавказе напрямую связаны с внутренними процес3 сами, которые протекали в центральной России. Ускоренное развитие капитализма в России началось лишь с 1861 года, с отменой крепостного права. До этого Россия представляла собой отсталое феодально-крепостническое государство. И присоединение Северного Кавказа с ХVI века осуществляло это феодальное государство, с присущими ему военнофеодальными методами. Такая Россия могла предложить горским народам только феодально-крепостнические порядки, которые были абсолютно неприемлемы для свободных общинников Дагестана и Чечни. И именно они оказали яростное сопротивление попыткам закабалить их, отнять у них свободу, ограничить их самостоятельность. Ведь зависимое население равнинного Дагестана и Кабарды особого участия в освободительном движении 20–50-х годов ХIХ в. и не приняло. Феодально-зависимые крестьяне не могли потерять свободу: ее у них не было. Более того, они надеялись, что российская власть ограничит произвол местных феодалов. В Кабарде так и произошло, в Дагестане же, напротив, феодальный произвол с установлением российской власти только усилился. В этом свете получается, что упреки в адрес российской кавказской администрации в том, что она вплоть до последней трети ХIХ в. не проводила прогрессивных реформ, не показывала горцам предпочтительные преимущества жизни на подконтрольных России территориях, не совсем справедливы. Представители феодально-крепостнического государства, в массе своей, видимо, по другому выполнять возложенные на них задачи управления вновь присоединенными территориями и не могли. Именно, в массе своей, потому что исключения были. Так, среди российских военачальников на Северном Кавказе своим умеренным отношением к горцам, стремлением разобраться в политической ситуации в регионе и в проблемах местных жителей, отличался комендант Кисловодской крепости генерал-майор Е.Ф. Энгельгардт, назначенный в августе 1826 г. начальником Левого фланга и комендантом крепости Грозная. С его назначением политика России в Чечне стала более умеренной и гибкой. Прекратились беспричинные карательные экспедиции, власти старались вникнуть в проблемы Чечни. Энгельгардт, судя по его действиям в Чечне, «был человеком мыслящим, начитанным, инициативным и гуманным». Он пытался проводить в Чечне довольно утонченную политику, которая была близка и отвечала интересам той части чеченского населения, которая была за прекращение вооруженной борьбы с Россией и за поиски компромисса с ней. Если бы проводниками российской политики на Кавказе преимущественно были бы военачальники и администраторы типа Э.Ф. Энгельгардта и графа Н.Ф. Паскевича, возможно, народам России и удалось бы избежать той страшной и кровавой трагедии ХIХ в., известной под названием Кавказская война. Увы, таковых на Кавказе было мало. Большинство же составляли ретивые вояки вроде Ермолова, Пулло, Розена, Головина и прочих [2]. После отмены крепостного права в 1861 году в России начались широкомасштабные реформы, с помощью которых государство расчищало путь для быстрого развития капитализма. Прямым следствием этого нового государственного курса и были преобразования на Северном Кавказе. Капитализм не мог в полной мере развиваться на отдельно взятых территориях империи. Да и земля, людские и природные ресурсы Кавказа не могли бы в должной мере работать на общегосударственный экономический механизм, если бы здесь не были бы проведены соответствующие преобразования, которые приспособили бы 4 регион к общероссийским нуждам. То, что не могла провести на Северном Кавказе в течение ХУI-первой половины ХIХ вв. феодально-крепостническая Россия, с последней трети Х1Х в. начала проводить капиталистическая Россия – передовые для того времени реформы и преобразования, которые, безусловно, способствовали поступательному развитию северокавказского региона и его народов. Среди социальных преобразований, проведенных российской властью на Северном Кавказе в последней трети ХIХ в., важнейшее место заняла аграрная реформа. В равнинной Чечне около 54% земли закреплялось за сельскими общинами на основе надельно-передельного (временного) пользования, 34,5% было передано в пользование казачьим станицам и 7% земли было отдано в частное владение «владельцам», офицерам и чиновникам из чеченцев. В горной Чечне были утверждены разные формы землевладения и землепользования: частная, общинная и «казенная». Чеченские аульные общества же не были утверждены в правах владения землей. Главный же результат аграрной реформы на всем Северном Кавказе – закрепление земли в частной собственности отдельных слоев местного общества, введение государственной поземельной собственности и установление фискально-податного порядка. В то же время наиболее плодородные земли на равнине и в предгорьях отнимались у горцев и передавались под казачьи станицы и поселения переселенцев из Центральной России. Так закладывался земельный конфликт между горцами и казаками, который даст свои кровавые всходы в годы Гражданской войны. Одно из направлений аграрной реформы последней трети ХIХ в. в Чечне – это переселение значительной части горного населения на плоскостные земли. Горцам теперь приходилось менять в значительной степени систему хозяйствования, приспосабливаться к новым условиям жизни. При этом стирались тейповые различия, исчезали локальные этнические наименования, ускорялся процесс этнической консолидации. Российские реформы последней трети ХIХ в. на Северном Кавказе (административные, судебные, экономические) оказали огромное воздействие на дальнейшее развитие горского общества. Именно тогда были заложены основы быстрого промышленного развития края, развития капитализма в сельском хозяйстве, светского образования и культуры. На этой почве началось становление современной национальной интеллигенции, национальной буржуазии и рабочего класса горских народов. Северный Кавказ стал стремительно втягиваться в общероссийскую административную, экономическую и культурную жизнь. В то же время развитие капитализма на Северном Кавказе (так же, как и в Средней Азии) имело свои особенности. Капитализм здесь не был результатом естественного, постепенного развития местного общества. Феодализм в крае еще не подошел в своем развитии к тому рубежу, когда возникали необходимые предпосылки для развития капитализма. Он был искусственно привнесен из более развитых центральных районов России. В результате капитализм в горских районах, в отличие от европейских стран, не сопровождался соответствующими изменениями в психологии и сознании населения, которые еще долго оставались феодальными и даже дофеодальными. Не потому ли мы получили политический кризис конца ХХ-начала ХХI вв. на Северном Кавказе? Но это не умаляет, безусловно, огромного прогрессивного значения рос5 сийских преобразований в крае в последней трети ХIХ – начале ХХ вв. Литература 1. Гапуров Ш.А. Чечня и Ермолов. Элиста, 2006. 2. Гапуров Ш.А., Абдурахманов Д.Б. Проблемы социально-экономического развития Чечни. Грозный, 2011. УДК 94 (470).19 УЧАСТИЕ ЧЕЧЕНСКОГО КОННОГО ПОЛКА В СОСТАВЕ КАВКАЗСКОЙ КОННОЙ ДИВИЗИИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ 1914–1917 гг. Ш.Б. Ахмадов, д.и.н, профессор кафедры «История древнего мира и средних веков» ЧГУ, г. Грозный Как известно, накануне Первой мировой войны из числа добровольцев из Кабарды, Черкесии, Балкарии, Карачая, Адыгеи, Ингушетии, Чечни, Дагестана, и народов Закавказья были сформированы шесть конных полков, образовавших впоследствии дивизию с официальным названием "Кавказская туземная конная дивизия". "Это было поистине уникальное воинское соединение по своей организации, – пишет исследователь О.Л. Опрышко, – многонациональному составу всадников и офицеров, по царившему между ними духу воинского братства, солидарности и взаимовыручки, что в наше время должно служить для всех нас непреходящим, уроком взаимопонимания, человечности и уважения друг к другу" [1]. Одним из участников Первой мировой войны, бывший офицер Кабардинского конного полка А.А. Арсеньев, находясь в эмиграции во Франции, в своем очерке «Кавказская туземная конная дивизия», опубликованном в 1958 г. в парижском эмигрантском журнале «Военно-исторический вестник», в частности, писал: «Начавшаяся в июле 1914 года Первая мировая война вызвала появление в составе Императорской Российской конницы новой боевой единицы, и притом – территориального характера: Кавказской туземной конной дивизии, именовавшейся в военном обиходе «Дикой»… Говоря же о многонациональном составе полков этой дивизии, А.А. Арсеньев отмечает, что «в Дагестанском полку были люди, приблизительно 20 наречий, в Кабардинском (вместе с кабардинцами) были и их соседи – балкарцы…» [2]. Всего лишь три года Кавказская конная дивизия, овеянная поистине легендарной славой в боях с германскими и австро-венгерскими войсками, находилась в действующей армии на Юго-Западном и Румынском фронтах. О ее боевых успехах заслугах и геройских делах хорошо знали в российской армии и во многих странах Запада. Как известно, во 2-ю бригаду Кавказской конной дивизии входили Чеченский и Татарский конные полки. Как только в России и на Кавказе стало известно о создании Кабардинского конного полка, наместник Кавказа, командующий Кавказским военным округом генерал от кавалерии Воронцов-Дашков и император Николай II принимают решение о формировании целой дивизии, состоящей из горцев. В связи с этим было намечено о создании ряда новых полков, 6 в том числе и Чеченского [3]. 7 августа 1914 г. Генерал-лейтенант Флейшер в телеграмме начальнику Веденского округа подполковнику Князю Каралову сообщал: «Высочайше разрешено сформировать Чечено-Ингушский конный полк в составе трех сотен чеченцев и одной сотни – ингушей». Однако из-за большого числа добровольцев в Чечне и Ингушетии принимается решение о комплектовании отдельных конных полков: Чеченского и Ингушского. О патриотическом порыве, охватившем в тот период среди чеченцев и ингушей, свидетельствует телеграмма, направленная 27 июля 1914г. из Чечни во Владикавказ на имя Начальника Терской области от жителя сел. Шали Шахида Шухаиповича Борщикова: «По примеру своих предков желая послужить царю и Отечеству, набрав с собой добровольцев храбрых чеченцев со своими лошадьми, прошу Ваше Превосходительство ходатайствовать пред Его Императорским Величеством о назначении меня с названной сотней в первую очередь. На поле сражения, жаждем доказать свою горячую любовь к Отечеству» [4]. Впоследствии Шахид Борщиков, находясь в составе Чеченского конного полка и участвуя в различных сражениях на фронтах, за свою храбрость в боях заслужил четыре Георгиевских креста и был произведен в офицеры. Формирование Чеченского конного полка проходило с 9 августа 1914 г. в г. Грозном из чеченцев Грозненского и Веденского округов. В течении августа месяца окружные начальники Грозненского – Иван Давидович Джапаридзе и его помощник капитан Саламбек Абдулхалимович Тамаев; Веденского округа – подполковник князь Соломон Георгиевич Каралов и его помощник Коллежский секретарь – Генардуко Дохович Мальсагов – организовали во всех десяти участках этих округов запись добровольцев в Чеченский конный полк. Высочайшим приказом от 26 августа 1914 г. командиром Чеченского конного полка назначается подполковник Александр Сергеевич Святополк-Мирский, «из дворян Витебской губернии, уроженец Терской области, родившейся 17 января 1879 года» [5]. Полковым адъютантом Чеченского конного полка штаб Кавказского военного округа назначил уроженца Чечни поручика Абдул-Межида Чермоева. В дивизионном списке офицеров о нем сказано следующее: «Состоял в запасе с 1907 года. Зачислен на службу 1914-го августа 8-го числа. Штабс-ротмистр с 1914-го ноября 5-го числа. Полковой адъютант». Он был призван из запаса в связи с начавшейся войной, получил назначение в Чеченский конный полк и сыграл не последнюю роль в его формировании. Во многом благодаря АбдулМежиду Чермоеву эта новая конная часть была уже укомплектована в городе Грозном к приезду полкового командира подполковника Святополк-Мирского [6]. Абдул-Межид, известный как Тапа Чармоев, родился в 1882 г. в Грозном. Его отцом был генерал – майор Арцу Чермоев. В его послужном списке в графе, «Из какого звания происходит и какой губернии уроженец» – записано – «Кавказской, уроженец из почетной Белготоевской фамилии». В год смерти отца Арцу Чермоева самому младшему сыну Абдул-Межиду исполнилось всего лишь 13 лет. В сентябре 1899г. он поступит в Петербурге в привилегированное Николаевское Кавалерийское училище. В «Послужном списке юнкера эскадрона Николаевского кавалерийского училища Абдул-Межида Арцуевича Чермоева за 1901 год в связи с окончанием курса учебы, сказано, что он родился 8марта 7 1882г. является сыном генерал-майора (из чеченских узденей). В 1907 г. АбдулМежид Чермоев выйдет в запас, став известным на Северном Кавказе нефтепромышленником, собственником значительных нефтеносных участков в Грозненском округе. 23 декабря 1899г. последовало принятие Правительствующим Сенатом указа о пожаловании права потомственного дворянства сыновьям и внукам генерал-майора Арцу Чермоева и при этом была сделана следующая запись «в дворянскую родословную книгу Ставропольской губернии». Право на это давали его генеральский чин и высокие российские ордена [7]. Гайдар Баммат, уроженец Дагестана, являвшийся политическим соратником и другом Адул-Межида Чермоева, вспоминая начавшуюся в 1914г. войну с Германией, особо отмечал в своей статью следующее: «На войну Тапа пошел в чине штабс-ротмистра Чеченского конного полка, находясь в знаменитой Кавказской туземной конной дивизии которой командовал брат Государя, великий князь Михаил Александрович. Полученные им многочисленные военные отличия свидетельствуют, что свой долг солдата Тапа выполнил с честью»…[8]. В конце 1914 – начале 1915 г. в горах Карпат, на берегах реки Сан, Кавказская конная дивизия, находившаяся вначале в составе 8-ой, а затем 9-ой армии Юго-Восточного фронта, вступила в боевые действия с неприятелем. До начала февраля этого года ее полки вели боевые действия в отдельных городках и деревнях Галиции и Польши, а также в горах и долинах Карпат. Наступательные действия и разведки боем кавказской конницы чередовались с отражением контратак крупных сил противника, который пытался «в зимние месяцы прорваться с юга к блокированной русской армией неприятельской крепости Перемышль со 120-тысячным гарнизоном». И как справедливо отмечает О.Л. Опрышко, кавказские полки здесь с честью выполнили свою боевую задачу – там, где стояли они, враг не прошел, а там, где они наступали, враг был разбит [9]. Многочисленные документальные сведения о полках и штабе Кавказской конной дивизии сообщают нам имена героев боевых сражений, приводят описание их подвигов и связанных с ними боевых эпизодов на протяжении всего периода военных действий, начиная с 1914 по 1917 г. В то время через службу в Кавказской конной дивизии прошло более 7000 всадников – уроженцев Кавказа – (полки, понесшие потери в боевых действиях, а также отчислившиеся от службы всадников по ранениям и болезням, четырежды пополнялись за счет прихода с мест их формирования запасных новых полков). Около 3500 всадников этой дивизии были награждены «Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями За храбрость», а все офицеры были удостоены боевыми орденами [10]. В данной работе, опираясь на материалы О.Л. Опрышко. мы попытались рассказать о наиболее отличившихся чеченских всадниках и офицерах, участвовавших в составе Чеченского конного полка в Кавказской дикой дивизии на различных фронтах (Юго-Западном и Румынском). Первой мировой войны против крупной силы противника – германских и австро-венгерских войск. В специальных «Конспектах» боевых действий Кавказской конной дивизии за 1914 год сообщается о том, что начиная с 12 декабря 2-ая бригада в составе Чеченского и Татарского полков проводила усиленную разведку в гористой местности в районе сел Волосате, Буковиц в районе Шандровец, и обеспечивая правый фланг 7-го стрелкового корпуса». Из приказа командира 2-го Кавалерийского корпуса генерала Хана Нахичеванского о награждении всадников за бое8 вые отличия в декабре 1914 г. Георгиевскими крестами известны имена первых героев Чеченского конного полка: младший урядник Абдул-Муслим Борщиков 4-ой степени; всадник Амал Зубайраев, 4-ой степени. 14 декабря 1914 г. будучи в разведке у дер. Буковиц, успешно выполнил задание дивизии по доставке ценных сведений о противнике всадник А. Зубайраев, который был тяжело ранен, старший урядник Чингис-Хан Эльмурзаев, 4 степ; всадник Эльмурза Магомадов, 4 степ; всадник Сайпудин Джамалдинов, 4 степ. 16 декабря 1914 г. у дер. Волосате во главе с командиром полка чеченские всадники ворвались в деревню и несмотря на сильный ружейный огонь неприятеля выбили его из окопов и взяли в плен 12 человек. Среди награжденных в этом бою стар. урядник Шахид Борщиков, 4 ст, млад. урядник Али Чапанов, 4 степ; всадник Гамбулат Умалатов, 4 степ. В тот же день у дер. Волосате рискуя жизнью, успешно выполнили разведку неприятеля всадники Берса Маашев и Магомет Музаев, а всадник Давлет мирза Дарзаев под огнем пулеметов рискуя жизнью, у дер. Волосате вынес тело убитого урядника. Все всадники Чеченского конного полка, участвовавшие в боевых операциях 16 декабря 1914 г., были награждены боевыми медалями «За храбрость» 4-ой степени [11]. 20 декабря 1914 г. после взятия и перехода «высоты 1251» и большого успеха 2-ой бригады Кавказской конной дивизии, в бою у села ВерховинаБыстра корнет Берс в своей «Полевой книжке командира 2-ой бригады полковника Хагондокова» запишет донесения полковника Хагондокова командиру 65ой пехотной дивизии генералу Постовскому, особо выделяя в нем действия Чеченского конного полка: «…Не могу найти слов, чтобы достойно очертить поразительную храбрость громадную настойчивость отличную распорядительность и твердость в признательство подполковнику Святополк-Мирскому. Вне всякого сомнения, что успехом нашего первого боя мы обязаны превосходной деятельности командующего Чеченским полком подполковника Святополк-Мирского, проявившего и громадную личную храбрость, и блестящую подготовленность к командованию» [12]. В тот же день, 20 декабря 1914 г. вечером корнет Андрей Берс, находясь со своей бригадой в сел. Верховина-Быстра пошлет очередное донесение полковника Хагондокова генералу Постовскому: «Бригадой взято: 1 полковник, 1 майор, 7 обер-офицеров и 158 нижних чинов в плен и около 400 винтовок. Сегодня утром 1 сотня чеченцев выступила в составе авангарда полковника Черкасова на дер. Стадна, которая к вечеру была занята нами (авангардом), а Татарский полк двинулся от Верховины-Быстра на дер. Загроб для действия во фланг и тыл противника, 2 сотни Чеченцев, 2 горных орудия и 2 пулемета держу у себя в ядре (резерве)… Штаб корпуса и дивизии нашими боевыми действиями довольны», – сообщал в своем донесении полковник Хагондоков. Из числа награжденных по этому поводу Георгиевскими крестами среди всадников Чеченского конного полка значились в приказе следующие товарищи: млад. урядник Алсултан Турлов, 4 степ; всадник Индерби Эльдаров, 4 степ; всадник Таба Исламов, 4 степени [13]. Всадники Чеченского полка Солхан Домбаев и Мади Адаев были награждены Георгиевскими крестами 4-ой степени за установление связи с пехотным Кишиневским полком при переходе через высоту 1251 19 декабря 1914г. и преследование неприятеля у дер. Санки и пленение здесь 22 австрийцев 20 декабря 1914 г. Всадники Чеченского полка Халид Оздоев и Эльмурза Датаев так9 же были награждены Георгиевскими крестами 4- ой степени за доставку на место боя у дер. Винево патронов под сильным огнем противника 20 декабря 1914 г. и обноружение у железной дороги под дер. Санки засады неприятеля 21 декабря 1914 г., предотвратив тем самым опасность, грозившую отряду всадников. 19 декабря 1914 г. медалями «За – храбрость» 4-ой степени были награждены всадники Ташу Вагапов, Магомед Берсанов, Муса Кунаев, Магомет Хакимов за доставку на передовую линию патронов, рискуя при этом жизнью; на высоте 1251 рискуя жизнью, чеченские всадники выносили раненых товарищей с передовой Линии, и доставили важное донесение командиру Кишиневского пехотного полка [14]. Участники русско-японской войны 1904–1905 гг. прапорщик Чеченского полка Мухарбий Берсанов еще 1905 г., находясь на службе в Чеченской сотне Терско-Кубанского полка, за мужество и героизм в боях заслужил Георгиевский крест 4-ой степени и был произведен в офицерский чин. В декабре 1914 г. М. Берсанов станет одним из героев боевого сражения у высоты 1251, о чем свидетельствовала телеграмма начальника штаба Кавказской конной дивизии полковника Юзефовича в штаб 2-го кавалеристского корпуса: «Прапорщик чеченского полка Мухарбий Берсанов награжден орденом Анны 4-ой степени приказом 8-ой армии первого января за №1 [15]. Среди отличившихся в декабрьских боях 1914 г. офицеров Чеченского конного полка и представленных к высоким наградам – орденам «Святого Станислава 3-ой степени с мечами и бантом» для нехристиан установленными, были штабс-ротмистр Чеченского конного полка АбдулМежид Кужуев и прапорщик того же полка Магомед Вагапов. Абдул-Межид Кужуев состоял в чине штабс-ротмистра с 1906 года. В 1912 г. в газете Военного министерства «Русский инвалид» сообщалось следующее: «Высочайшим приказом по Военному ведомству от 14 декабря с.г, состоящий в запасе армейской кавалерии и на учете по Петербургскому уезду штабс-ротмистр Кужуев уволен в отставку». 9 сентября 1914 г. Штабс-ротмистр Кужуев, призванный из отставки вновь зачисляется на службу в Чеченский конный полк офицером 4-ой степени [16]. В «Конспекте» боевых действий Кавказской конной дивизии за 13 февраля 1915 г. отмечается, что 2-ая бригада вела оборонительные действия против наступавшего противника у сел. Халин, Кропивин, северо-западнее города Станиславова. В этот же день, 13 февраля 1915 г, вела боевые действия и 1-ая сотня Чеченского конного полка под командованием штабс-ротмистра С.М. Топоркова, которому приказано было спешно занять южную опушку леса, расположенную на расстоянии 700 шагов от деревни Пойко, причем из деревни Пойко. желая сделать прорыв, наступал более батальона пехоты австрийцев при двух эскадронах венгерской кавалерии. Командир Чеченского конного полка полковник Святополк Мирский считал, если названная сотня хотя бы временно задержит превосходящие силы противника, у деревни Пойко, то это будет большим успехом в выполнении поставленной задачи. Три атаки отбили чеченские всадники продержавшись до наступления полной темноты. И тогда после успешной разведки штабс-ротмистр Топорков около четырех часов утра, когда еще стояла непроглядная зимняя ночь, повел сотню чеченцев в атаку на деревню Пойко и внезапно ударил по засевшим в ней австрийцам. После скоротечного боя чеченцы заняли деревню и продержались здесь до подхода двух сотен кубанских казаков до ночи 14 февраля. Полковник Святополк-Мирский благодарит сотню за 10 доблестную службу, благодаря которой удалось не только задержать наступление австрийцев, но и выбить их из дер. Пойко. Приказано было в присутствии всей сотни всадников за этот славный бой представить штабс-ротмистра АбдулМежида Кужуева и поручика Николая Флерина к награждению орденом св. Владимира 4-ой степени. Присутствие А-М. Кужуева, как чеченца, одобрявшего во время боя своих соотечественников, подчеркивал Топорков, сыграло не малое значение в этом бою [17]. Кроме того, за бой 13-го и 14-го февраля 1915 г. при деревне Пойко некоторые всадники Чеченского конного полка были награждены Георгиевскими крестами: млад. урядник али Чапанов и всадник Мамад Исламгиреев – соответственно Георгиевскими крестами 3-ой и 4-ой степени; всадник Муцур Инаркаев за важную разведку и доставку ценных сведений был награжден Георгиевским крестом 4-ой степени. Всадники Магомед Айдемиров и князь Мавлет БековичЧеркасский за важную разведку и доставку сведений были награждены Георгиевскими крестами 4-ой степени [18]. 15 февраля 1915 г. Чеченский и Татарский конные полки 2-ой бригады в составе Кавказской конной дивизии вели наступательные бои на село Бринь, расположенные в 20 км. Северо-западнее города Станиславова, находившегося на пути к важному центру Восточной Галиции. Во время этого редкого по трудности и упорству боя пал смертью храбрых сподвижник генерала Хагондокова, доблестный командир Чеченского конного полка полковник СвятополкМирский, который посмертно был награжден орденом св. Георгия 3-ой степени. В этот день, 15 февраля полковник Святополк-Мирский сам лично вел спешенный Чеченский конный полк в атаку по глубокому снегу, под ураганным вражеским огнем. И это был его последний бой. Большую отвагу проявил в этом бою при взятии села Бринь и адъютант Чеченского конного полка штабс-ротмистр Абдул-Межид Чермоев, награжденный за этот бой орденом св. Анны 4-ой степени с надписью «За Храбрость». Приказ о его награждении последовал 15 июня 1915 г., а затем из штаба 9-ой армии в полк пришел предназначенный ему орденский знак с Аннинским темляком на рукоять шашки [19]. Итак, из проанализированных нами материалов о Первой мировой войне по Северному Кавказу явствует, что в 1914–1915 гг. всадники и офицеры Чеченского конного полка 2-ой бригады в составе Кавказской конной дивизии принимали самое активное участие в его боевых действиях. Его участники, представители разных национальностей – всадники и офицеры – геройски сражавшиеся за свое Отечество, показали чудеса храбрости и мужества в боях с германскими и австро-венгерскими войсками, что не раз отмечалось и высоко оценивалось в штабе верховного главнокомандующего и его Величества. Легендарная Кавказская дикая дивизия и ее участники, наши земляки, навсегда останутся в памяти благодарных потомков, и слава о них не померкнет никогда. Литература 1. Опрышко О.Л. Кавказская конная дивзия. 1914–1917. Возвращение из забвения, Нальчик, 2007. с. 5 2. Арсеньев А. А. Кавказская Туземная Конная Дивизия. // Военно-исторический вестник. №12, Париж, 1958. Цитирую по книге Опрышко О.Л. Ук. соч, с. 6. 3. Опрышко О. Л. Ук. соч, с. 32. 4. ЦГА РСО – А, ф. 54, оп.1, д. 295, л.8. Цитирую по Опрышко О. Л. Ук. соч, с. 33. 5. РГВИА, ф. 409, д. 18344, л. 225. Цитирую по Опрышко О. Л. Ук. соч, с. 35. 11 6. Опрышко О. Л. Указ. соч, 37. 7. ЦГА КБР, ф. И – 6, оп.1, д. 748, л. 58 об. Цитирую по книге О.Л. Опрышко. Ук. соч, с. 38. 8. Баммат Г. Абдул – Межид Чермоев // Кавказ, № 9, Париж, 1937, сс. 31- 32. Цитирую по книге О. Л. Опрышко. Указ. соч, с. 39. 9. Опрышко О. Л. Указ. соч, с. 62. 10. Там же, с. 62. 11. ЦГА КБР, ф. И – 20, оп. 1, д. 38 мл. 40 об, 41. Цитирую по работе О. Л. Опрышко. Указ. соч, сс. 84 - 85. 12. РГВИА, д. 171, л. 8 об. Цитирую по работе О. Л. Опрышко. Ук. соч, с. 86. 13. РГВИА, ф. 3530, оп.1, лл. 21. Цитирую по работе О. Л. Опрышко. Ук. соч, с. 87. 14. ЦГА КБР, ф. И- 20, оп. 1, д. 38, л. 41. Цитирую по работе О. Л. Опрышко. Ук. соч, с. 88. 15. РГВИА, ф. 2309, оп.1, д. 317, л. 584. Цитирую по работе О. Л. Опрышко. Ук. соч, с. 89. 16. РГВИА, ф. 3530, оп.1, д.128, л. 536. Цитирую по работе О. Л. Опрышко. Ук. соч, с. 89. 17. РГВИА, ф. 3640, оп.1, д.1, лл. 10 об, 11. Цитирую по работе О. Л. Опрышко. Ук. соч, с. 96 - 97. 18. ЦГВИА, ф. 2309, оп 1, д 201, л. 32 об. Цитирую по работе О.Л. Опрышко. Ук. соч, с. 98. 19. РГВИА, ф. 3530, оп. 1, д. 121 (128), лл. 121; 128. Цитирую по работе О.Л. Опрышко. Ук. соч, сс. 100 – 102. УДК 94 (470).16/18 ГОРСКОЕ ОБЩЕСТВО ЧЕРКЕСОВ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX – НАЧАЛЕ XX ВЕКОВ: СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ В.Ф. Ершов, д.и.н., профессор Российского государственного университета туризма и сервиса (РГУТиС), член Правления Российского общества историков-архивистов (РОИА). г. Москва. Интеграция черкесского общества во второй половине XIX – начале XX веков в общероссийское цивилизационное пространство привело к его существенной социально-экономической и политической трансформации, выразившейся в изменении социально-иерархической структуры, в утверждении новых (капиталистических) отношений, в развитии процесса промышленной модернизации, в формировании единой государственной идеологии и в культурном взаимовлиянии. Продвижение Российской империи к Северному Кавказу является сложным многоаспектным процессом, интенсификации которого способствовали успешные войны с Османской империей, хозяйственное освоение степного Предкавказья, усиление самодержавной власти и развитие капиталистических отношений, а также привлечение горских феодальных владетелей под эгиду российского императора, интеграция черкесских властных институтов в российское политическое пространство. В XIX веке происходит разрушение замкнутого пространства, обозначаемого геополитическим влиянием Османской Турции, и Западный Кавказ оказывается открытым для мировой цивилизации. Следствием этого явился ряд трансформационных процессов в Черкесском мире, которые в итоге привели к его социально-экономической модернизации, а также вызвали миграционные волны на Ближний Восток, в Северную Африку и в европейские страны; причем одной из причин миграций было стремление сохранить архаичные социальные 12 структуры адыгского общества. Перед Черкесским миром стояла задача найти свое новое место в изменяющихся социально-экономических и политических условиях[1; 4]. Исторический контакт народов Северного Кавказа с Россией оказал значительное влияние на ход социокультурных процессов в регионе, активизировал механизм трансформации архаичной социальной основы северокавказского общества. Установление в северокавказском регионе российской государственности как организующего и контролирующего начала обеспечивало безопасность и развитие торгово-экономических отношений, модернизацию социальной структуры горского общества. В то же время, это затрагивало интересы определенной части черкесской знати и абречества, привыкших к военно-политической независимости, свободе при принятии решений о начале или завершении военных действий, набегов и т.п. В результате данное положение привело к развитию в среде горских элит эмиграционных настроений – уезжая в отдаленные регионы (на Ближний Восток, в Северную Африку), они надеялись вернуться к привычному укладу жизни. Реакция северокавказского общества на возникшую ситуацию дуализма, вызванную модернизационными процессами в России и европейском мире, была неоднозначной и включала примерно три возможных варианта действий: адаптация к новой реальности, попытки сопротивления происходившим переменам и стремление уйти от некомфортного социального порядка через эмиграцию и воссоздание привычного кавказского мира за рубежом [2; 121]. В то же время, уже на раннем этапе махаджирства развивается и репатриационное движение – многие черкесы возвращаются на родину, предпочитая находиться в российском цивилизационном пространстве, характеризовавшемся значительно более мягким подходом к религиозным и поведенческим требованиям, чем например, Османская империя, где черкесы-эмигранты жестко вписывались в государственно-политическое и религиозное поле страны. Модернизационные процессы, происходившие в Российской империи со второй половины XIX века, в значительной степени затронули и мир Северного Кавказа, вызвав существенную трансформацию его этно-социальной структуры и хозяйственного уклада. Более того, для многих горских народов северокавказского региона они вызвали изменение всей картины окружающего мира. Соответственно, многие представители народов Северного Кавказа надеялись восстановить в эмиграции не только привычный образ жизни, но и социальные позиции. Дорога в Сирию, Египет, Турцию была им хорошо знакома с эпохи Средневековья, когда там существовали султанаты мамлюков, а сами черкесы имели высокий социальный статус. Окончательное вхождение Западного Кавказа в состав Российской империи вызвало в черкесской элите многоаспектный институциональный и ментальный кризис, коренным образом меняя систему ее внутренней иерархии и характер взаимоотношений с внешним миром, заставляя сделать выбор: интегрироваться в российский правящий класс или эмигрировать в мусульманские страны, в определенной степени повторяя военно-политические технологии эпохи мамлюков XIV–XVI вв. Представители черкесской феодальной знати, выбравшие конструктивный путь интеграции в общероссийскую государственно-политическую и культурную системы, в большинстве случаев сделали успешные карьеры в военной и административной сфере, образовании и науке, занимали почетные должности 13 при императорском дворе. В то же время, вхождение в российскую элиту выдвигало перед черкесами определенные требования – изучение русского языка, соблюдение законодательства Российской империи, получение образования европейского характера, понимание ментальной специфики российского общества. Становление в конце XIX – начале XX вв. на Северном Кавказе системы начального и среднего образования на русском языке обусловило формирование кавказской разночинной интеллигенции, которая воспринимала и воплощала в жизнь российские просветительские традиции [3]. В то же время, царские власти уделяли недостаточное внимание развитию народного просвещения и культуры в северокавказском регионе: гимназии, кадетские корпуса, коммерческие училища, театры и библиотеки располагались преимущественно в Тифлисе и Владикавказе. Часть северокавказской интеллектуальной элиты тяготела к исламской культуре, что проявилось в контактах с турецкими и арабскими научными центрами, выпуске периодических изданий и литературных трудов на турецком языке, в том числе, ориентированных на северокавказскую читательскую аудиторию. В течение всего имперского периода развития Северного Кавказа в XIX – начале XX вв. в регионе сохранялись особые формы управления краем. Так, уже первый наместник Кавказа граф М.С. Воронцов отказался от попытки устройства здесь российской губернской системы и осуществлял административный контроль в крае в рамках естественных границ этносов [4; 301]. В дальнейшем на Северном Кавказе была создана система военно-народного управления, при которой функции гражданской и военной власти сосредотачивались в одних руках, в ведении российской администрации; в то же время, сохранялись основы местных народных органов власти, которые, по сути, представляли традиционные исторические формы гражданского самоуправления. В системе Кавказского наместничества существовало Горское управление, которое на протяжении многих лет возглавлял генерал Д.С. Старосельский. Под его руководством был проведен ряд реформ в социально-экономической сфере, в том числе усовершенствована технология государственного налогообложения, ликвидировано патриархальное горское рабовладение, учреждены сословно-поземельные комиссии. В конце 1862 г. царское правительство в качестве одной из решительных мер по прогрессивному социальному переустройству общества Северного Кавказа объявило, что все крепостные, вышедшие из гор, становятся свободными и будут поселены на местах, пригодных для занятия сельским хозяйством. С 1860-х годов для российской государственной политики на Северном Кавказе важнейшим становится вопрос о соотношении системы имперской власти и управления в регионе с модернизационными процессами и преобразованиями традиционных местных обществ. В имперский (пореформенный) период 1860–1970 гг. российская власть осуществляла административное регулирование местных обществ с учетом социокультурной и политической специфики северокавказской цивилизации, что существенно интенсифицировало процесс интеграции черкесов в российское общество. Необходимо отметить, что процесс вхождения горских народов в состав Российской империи в значительной степени облегчался религиозной веротерпимостью российской государственной власти; от черкесов, стремившихся войти в состав правящей элиты страны и поступить на государственную 14 и воинскую службу, не требовалось обязательного принятия православия. Они могли сохранять верность исламу, что не мешало их карьерному продвижению. (В российской императорской армии существовала отдельная присяга на Коране, специальная система наград (медали и ордена) для мусульман и др.). При формировании кавказских воинских подразделений на русской службе подчеркивалось уважение к традиционным ценностям и религии горских народов. Так, в материалах российского военного ведомства 1887 г. о создании на Кавказе Конно-мусульманской милиции отмечалось, что данные части во время боевых действий не должны направляться в регионы, где им пришлось бы сражаться со своими единоверцами и, тем более, родственниками. Принцип набора в Конно-мусульманские подразделения был добровольным, подразделения составлялись, по в озможности, из жителей одной местности, формой одежды для всех участников формирований оставался национальный горский костюм [5]. В то же время, православные черкесы имели определенные преференции при прохождении военной и гражданской службы и с большей легкостью интегрировались в российское общество. При этом в большинстве православных кавказских семей и гражданских сообществ сохранялись традиционные горские обычаи и этические нормы. Политика России на Западном Кавказе в XIX – начале XX вв. осуществлялась в соответствии с задачей интеграции края в российское цивилизационное пространство. В контексте данного процесса императорская власть и военное командование допускали и неизбежные ошибки, однако системное начало все же преобладало: была конечная цель и определенные представления о методах ее достижения [6; 348]. При этом в структуры администрации кавказского края, как правило, подбирались лица, имевшие соответствующую профессиональную подготовку и управленческий опыт [6; 348]. Российская администрация в 1860–1870-е гг. предпринимает ряд мер, направленных на исправление ошибок «ермоловского периода» утверждения русской власти на Северном Кавказе; так, назначения на военноадминистративные должности осуществляются с учетом национальной специфики: посты начальников областей и округов стали занимать представители северокавказской элиты, находившиеся на российской военной службе и имевшие либеральные взгляды. Российские военачальники и наместники Кавказа стремились изучить традиции и менталитет горских народов, чтобы более эффективно организовать управление краем. При этом учитывалось мнение черкесской интеллектуальной элиты, в том числе, те рекомендации «о средствах приведения черкесского народа в гражданское состояние кроткими мерами», которые содержались в известном сочинении Султан Хан Гирея «Записки о Черкесии». Еще в дореформенный период наиболее эффективные царские администраторы на Северном Кавказе прилагали значительные усилия для укрепления авторитета России и доверия к российским социальным институтам среди черкесов. Так, например, командир Отдельного Кавказского корпуса и главноуправляющий гражданской частью и пограничными делами Кавказской области генерал Г.В. Розен в конце 1830-х гг. предписал российским врачам в Анапе оказывать медицинскую помощь горцам «для привлечения к нам их народов и для внедрения им выгодного мнения к правительству нашему» [7; л.131]. Лечение и медикаменты предоставлялись и горцам, не желавшим принимать российское подданство, 15 причем бедняки получали помощь безвозмездно [7; л.132]. Интеграция горской аристократии в систему российского управления Северным Кавказом оказалась эффективным способом нормализовать ситуацию, укрепить связи российской и северокавказской элит, создать единое государственно-политическое пространство. На протяжении всего периода интеграции Северного Кавказа в российскую хозяйственно-экономическую и социальную систему царские власти осуществляли интенсивный поиск оптимальной модели взаимоотношений государства и горской национальной инициативы, стремясь обеспечить баланс общегосударственных и частных интересов горцев и их элиты. Большую конструктивную роль при этом сыграл институт наместничества, благодаря которому удалось выработать перспективный курс сотрудничества царской администрации с горским обществом, результатом которого стало активное развитие торговоэкономических связей северокавказских народов с экономикой российского государства и включение региона Северного Кавказа в состав единой экономической системы Российской империи в качестве ее неотъемлемой части. В то же время происходит окончательный хозяйственный отрыв Северного Кавказа от иностранного влияния, как экономического, так и в значительной степени – политического. В рамках Черкесского мира возникают независимые друг от друга крупные хозяйственные регионы – российский и зарубежный (Османская империя: страны Ближнего Востока – Сирия, Иордания и др.). Историк Ю.Ю. Гранкин в своем диссертационном исследовании «Реализация экономической стратегии развития Северного Кавказа в период Второго Кавказского наместничества (1844–1882)» отмечает, говоря о деятельности российской администрации в сфере развития торгово-экономических отношений с черкесами: «Торговля являлась наиболее гибкой и динамично развивающейся отраслью местной кавказской экономики. Администрация кавказского наместника поощряла всякую предпринимательскую, в том числе, торговую деятельность местных горских народов, поскольку власти преследовали в этом деле не только экономические цели, но придавали им разновидность политико-культурной адаптации автохтонного населения к общероссийскому образу жизни. В дальнейшем капиталистическому развитию экономики Северного Кавказа способствовала складывавшаяся в крае в пореформенные годы кредитно-банковская система» [8; 17]. В то же время, сталкиваясь с консерватизмом традиционных обществ и стремясь преодолеть его в целях вовлечения горцев в модернизационный проект преобразования СевероКавказского края, российская администрация инициировала становление новых видов хозяйственной деятельности, привлекательных для горского населения [8; 18]. Существенным фактором, замедлявшим вхождение Северного Кавказа в цивилизационное пространство Российской империи, являлась плохая сочетаемость горских традиционных социально-политических институтов (военная демократия, народные собрания) с российской имперской системой, предполагавшей жесткое подчинение административному диктату власти [9; 133]. В результате развития модернизационных процессов на Северном Кавказе происходят социально-экономические и культурные изменения, которые в итоге приведут к перестройке его этно-демографической структуры, сделав ее более мобильной в социальном плане. Трансформация горского общества нашла свое выражение и в ходе эмиграционных процессов, активизировав ряд социаль16 ных категорий традиционных обществ; некоторые из них начали искать свой путь в зарубежье, полагая, что они лучше смогут реализовать себя и создать свой мир в странах мусульманского региона. В то же время, значительная часть черкесского общества выбрала путь интеграции в российское государственное и социо-культурное пространство: представители черкесской знати поступали в российские военные училища и университеты, занимая затем командные должности в армии, в системе государственного управления, в промышленности, науке и культуре. Некоторые получали образование в высших учебных заведениях Франции, Германии и других стран Западной Европы. Во второй половине XIX – начале XX века завершение активной фазы вооруженного противостояния на Кавказе открыло широкие перспективы для его мирного экономического освоения. В этой связи российская администрация сосредотачивает свои усилия на заселении Северного Кавказа земледельцами и ремесленниками, выходцами из Центральной России. Необходимость привлечения колонистов на Кавказ была вызвана переселением значительной части горцев в Османскую империю, что создало в ряде районов нехватку населения. Благодаря активной российской колонизации и естественному приросту населения сложились условия для бурного экономического развития региона в последующие десятилетия. Правительственный курс на максимально полное включение северокавказского края в общероссийское цивилизационное пространство сопровождался общим изменением социально-экономических и иерархических отношений на Северном Кавказе. В 1880–1890-е гг. происходит смягчение комплекса социальных противоречий в кавказском крае, что было обусловлено развитием модернизационных процессов в экономике и культуре, отмиранием патриархальных крепостнических отношений, формированием новых категорий населения – фабрикантов, банкиров, индустриальных рабочих, национальной интеллигенции. В этот период экономика региона переживает подъем и динамично развивается: бакинская нефть, хлеб Ставрополья и Кубани, строительство железных дорог интегрируют Кавказ в российскую и мировую экономику; при этом кавказские проблемы и зреющие социальные конфликты встраиваются в общероссийский политический контекст [10; 33]. Со второй половины XIX века начинается интенсивная хозяйственная интеграция Северного Кавказа в российский экономический организм. Так, в 1875 г. была открыта железная дорога «Ростов – Владикавказ», затем построено еще несколько линий и в начале ХХ века Владикавказская железная дорога связывала все основные центры северокавказского края. На фоне бурного промышленного развития Северного Кавказа и Юга России за период с 1875 по 1904 гг. объем перевезенных по ней грузов увеличился более, чем в 90 раз. При этом система железнодорожного транспорта продолжала активно развиваться, постройка Ейской, Армавиро-Туапсинской и Кубано-Черноморской железнодорожных линий, значительно активизировала хозяйственно-экономическую жизнь региона, в том числе, обусловила развитие промышленной добычи нефти. В 1893 г. в Грозном была заложена первая нефтяная скважина, а в 1900 г. объем нефтедобычи составил уже 28 млн. пудов. На Северном Кавказе получили также развитие мукомольная, табачная и ряд других отраслей сельскохозяйственной промышленности. Обострение в Центральной России 1860–1870 гг. социально-экономи17 ческих и политических противоречий, связанных с отменой крепостного права и изменениями социальной структуры общества вследствие развития капиталистических отношений, требовало от царского правительства скорейшего решения «кавказской проблемы». Российская императорская власть серьезно опасалась, что протестные социально-политические настроения населения Северного Кавказа могут перекинуться на соседние области России и в центр страны, соединившись с революционными устремлениями части российского общества. Развитие северокавказского региона как части Российской империи требовало усиления централизации управления. Однако решение этой задачи осложнялось отдаленностью края и продолжавшимся до середины 1860-х гг. военным противоборством между горскими народами и российской армией. Царские власти должны были выработать действенные меры комплексного характера для решения многочисленных проблем управления и социальноэкономического преобразования Северного Кавказа и вовлечения его в имперское пространство. Эта задача, которая последовательно решалась на протяжении второй половины XIX века, являлась частью более масштабного проекта по превращению всего Кавказского края в южнороссийское экономическое и политическое поле, представляя важный аспект решения геополитической цели России – укрепления ее внешних границ и внутреннего положения. Основной проблемной линией в социальном мире Северного Кавказа в конце XIX – начале ХХ веков являлись противоречия между коренным горским населением и массами казаков-переселенцев, прежде всего, из-за земли. «Можно сказать, что горско-казачья вражда определила главное содержание социальных противоречий на Тереке накануне революции» [11; 83]. На протяжении XIX века происходит неуклонное экономическое сближение России и региона Северного Кавказа. В результате колонизации Предкавказья Россия приблизилась к горским народам, и две ранее изолированных хозяйственных системы получили возможность развиваться в непосредственном взаимодействии, стимулируя друг друга в экономическом и организационном плане [8; 31]. Переселение горских народов во внутренние районы России, предпринятое первоначально из военно-политических соображений, в конечном итоге благотворно повлияло на их экономическое положение. При этом в большинстве случаев российская администрация «стремилась учесть пожелания и просьбы автохтонного населения при организации колонизационно-переселенческого процесса» [8; 31]. Таким образом, с 1860-х годов основным мотивом в российскокавказских отношениях становится проблема совместного развития, включения Северного Кавказа в процесс российских преобразований и начало модернизации северокавказского общества – политической, экономической и культурной. В начале ХХ века горское общество черкесов оказывается уже глубоко интегрированным в общероссийский социум: черкесы входят в состав армии (Императорский конвой, черкесские конные полки и др.), принимают участие в деятельности аппарата государственного управления, деятельности научнообразовательных и просветительных учреждений, выдвигаются в выборные органы власти. Во второй половине XIX – начале ХХ веков в горском обществе черкесов отмирают патриархальные отношения феодального характера, им на смену при18 ходят буржуазные экономические формы, возникают новые социальные категории населения. Модернизируется сама система власти горского общества: народные массы получают гражданские права, отменяется феодальная зависимость, черкесская аристократия утрачивает многие средневековые привилегии, вовлекаясь при этом в мир финансово-экономических отношений буржуазного типа. Интеграция Северного Кавказа в социально-политическое пространство Российской империи и начало вследствие этого модернизационных процессов привели к изменению традиционного горского общества, оказали влияние на хозяйственно-бытовой уклад и религиозную жизнь сельских общин. Кавказская молодежь стала видеть свое будущее в российском мире – на военной службе, системе государственного управления, науке и др. Таким образом, в имперский период система административнополитического контроля и управления на Северном Кавказе формировалась в результате длительных поисков наиболее оптимальных форм интеграции горских народов в социально-политическую систему Российской империи. Главной темой российско-кавказских отношений во второй половине XIX – начале ХХ века являлась проблема совместимости в едином государственно-политическом организме существенно различных социо-культурных систем, интеграция северокавказской цивилизации в общее российское политикоправовое и хозяйственно-экономическое пространство. Вхождение Северного Кавказа в состав России вызвало эффект ускорения хода исторического времени горского общества: структура черкесского социума трансформируется за полвека от стадии раннего феодализма до капиталистической системы, от архаичного земледелия – к становлению промышленных центров, развитию железнодорожного транспорта и др. [12]. В горском обществе национальные культурные традиции сочетаются с европейскими принципами образования и мировоззрения. В свою очередь черкесская культура становится частью общероссийской культуры – черкесский костюм, оружие, произведения ювелирного искусства навсегда очаровывают российское общество, многие деятели русской культуры и искусства восхищаются Северный Кавказом – его природой, историей и традициями, создавая его величественный образ в литературе и живописи. Успешная интеграция Северного Кавказа в российское цивилизационное пространство во второй половине XIX – начале ХХ веков, развитие в регионе экономики и торговли, сближение черкесской элиты с правящим классом Российской империи привели к значительному сокращению миграционного потока горцев в Османскую империю, а идеология махаджирства стала менее привлекательной для черкесского мира. Значительная часть горского общества не только успешно интегрируется в социально-политическое пространство Российской империи, но и начинает воспринимать Россию как свою большую родину, не испытывая чувства социального и культурного отчуждения, что нередко имело место в первой половине XIX века. Черкесский народ в своем сознании объединяет историческую судьбу России с исторической судьбой Северного Кавказа. Литература 1. Адыги (черкесы) в историческом времени и пространстве: Материалы Круглого стола (Майкоп, 9 апреля 2008 г.) /Под ред Кудаевой С. Г. (гл. ред.) и др. – Майкоп : Изд-во МГТУ, 19 2008. С.4. 2. Ершов В.Ф. Северокавказское зарубежье 1920 –1930-х гг. в Турции, Западной Европе и США: эволюция и социально-культурная специфика // Архивы и общество. Научнопросветительский журнал. Нальчик, 2012. № 22. С.121. 3. См. Интеллигенция Северного Кавказа в истории России: Материалы межрегиональной научной конференции (10-11 апреля 1998 г.) / Под ред В.А. Шаповалова. – Ставрополь, 1998; Бичнева И.С. Кабардинская интеллигенция конца XIX - начала XX вв. Нальчик, 2009; и др. 4. Национальные окраины Российской империи: становление и развитие системы управления. М., 1998. С.301. 5. ОПИ ГИМ. Ф.199. Ед.хр. 6. Л.384-385. 6. Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. М., 2003. С.348. 7. ОПИ ГИМ. Ф. 6. Ед.хр. 61. Л.131об. -132 8. Гранкин Ю.Ю. Реализация экономической стратегии развития Северного Кавказа в период Второго Кавказского наместничества (1844-1882): Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. Пятигорск, 2001. С.17. 9. Емтыль З.Я. Некоторые проблемы национальной психологии в трудах адыгских просветителей (конец XIX – начало ХХ вв.) // Вопросы теории и методологии истории: Сборник научных трудов. Майкоп, 1997. Вып. 2. С.133. 10. Цуциев А. Атлас этнополитической истории Кавказа (1774-2004). М., 2007. С.33. 11. Магомедов М.А. О некоторых особенностях Октябрьской революции и гражданской войны на Северном Кавказе // Отечественная история. 1997. № 2. С.83. 12. Туаева Б.В Города Северного Кавказа: общественно-культурная среда во второй половине XIX - начале XX вв. Владикавказ, 2008. УДК 94(470).19 ПАТРИОТИЧЕСКИЙ ПОДЪЕМ НАРОДОВ ТЕРСКОЙ ОБЛАСТИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ С.А. Хубулова, д.и.н., профессор, Северо-Осетинский государственный университет им. К.Л. Хетагурова, г. Владикавказ [email protected] Цель данной статьи – анализ организации мобилизационных ресурсов, медицинского обслуживания, благотворительности в пользу пострадавших воинов. Различные классы, социальные слои встретили войну по-разному. Глава Терской области С. Флейшер, например, обратился к населению с воззванием быть спокойными и уверенными в победе. Этот призыв был поддержан и прибывшим с инспекционной проверкой великим князем Михаилом Александровичем. Выступая 3 декабря перед общественностью г. Владикавказ, он заверил, что война скоро закончится и все вернутся к мирной жизни [1]. Не осталась в стороне церковь. Грузинский экзарх Питирим в своем «божеском» послании к населению терской области выразил «глубокую веру, что вслед за Грузией откликнется православная Осетия, по судьбам столь близкая к Грузии и готовая всегда жертвовать собой вместе с нею и своими русскими братьями за честь и славу общего нашего отца – Благочестивого Государя-императора» [2]. Начало войны вызвало взрыв патриотизма во всех слоях общества. В архиве РСО-Алания отложилась переписка штаба Кавказской армии с местными властями о задержании юношей 12–17 лет, самовольно отправившихся на фронт: 20 «Несмотря на последовавшее 12 февраля 1915 г. указание о порядке препровождения в места жительства задержанных малолетних и несовершеннолетних добровольцев, самовольно выехавших на театр военных действий, количество их увеличивается. Примите срочные меры» [3]. Мирное население помогало раненным, которые в большом количестве поступали на лечение во Владикавказ. Только за 4 месяца 1914 г. попечительский совет Вознесенской церкви собрали более тысячи рублей на содержание последних [4]. Владикавказский комитет Красного Креста обратился к жительницам городов области с воззванием о создании швейных мастерских для обслуживания местных госпиталей. На этот призыв первыми откликнулись дамы Владикавказского дамского общества, они собрали и безвозмездно передали в местный комитет 25 швейных машинок. Добровольцы приняли активное участие в заготовке запасов белья. Также Пятигорское дамское общество взяло на себя заботы по снабжению бельем воинов, уходящих на фронт. И все же основная тяжесть войны ложилась на плечи военнообязанных. На основании существующих законоположений Терской казачье войско должно было выставить в 1914 г. следующие части: две сотни Императорского конвоя, 12 конных полков шестисотенного состава, четыре запасные конные сотни, четыре отделения конского запаса, две конные батареи в шесть орудий каждая и четыре местные команды. В 1915 г. – еще 13 полков, 82 сотни [5]. К 1 января 1916 г. всех обязанных службой казаков Терского казачьего войска в возрасте от 18 до 38 лет числилось 49153 человека, кроме того, офицеров войскового сословия – 339 человек, всего же 49 492 (32,4% ко всему мужскому населению войска). В некоторых казачьих станицах количество мобилизованных мужчин резко возросло, что привело к серьезным демографическим перекосам. Например, после мобилизации в ст. Слепцовской осталось всего 300 мужчин (среди них младенцы, старики, больные и проч.), ВоронцовоДашковской – 140, Самашкинской – 179 [6]. Хозяйства приходили в упадок, примерно 40% пашни не обрабатывалась ввиду отсутствия работников. Терские казаки участвовали в военных операциях на Северо-Западном и Юго-Западном фронтах. К моменту наступления войск Северо-Западного фронта в них входило около 7 тыс. казаков. Последние понесли большие потери. Только в ходе одного боя – под г. Коломея – они потеряли убитыми и раненными 600 человек [7]. Кроме казачества по мобилизации призывались на службу осетины. В архивных источниках неоднократно встречаются документы, в которых отмечено, что «доблестная служба осетин получила высокую оценку в нескольких царских грамотах. Осетинский дивизион был награжден Георгиевским знаменем» [8]. Свыше 500 офицеров, Осетинский конный дивизион, пешая бригада, два осетинских конных полка, свыше 2 тыс. добровольцев были направлены на фронты мировой войны. Народы Кавказа, находившиеся в действующей армии, пополняли пехоту (2,49%) и кавалерию (2, 37%), а также проходили службу в казачьих войсках (1,2%) [9]. В качестве героизма и мужества осетинских воинов можно привести лишь небольшой факт. В 1914 г. Л.Ф. Бичераховым был создан боевой отряд, оборонявший Южный Кавказ от турок в 1918 г. Отряд был сформирован в из кубанских и терских казаков, представителей коренных народов Кавказа, в том числе, осетин. За проявленное мужество в боях с неприятелем свыше 100 осетин 21 этого отряда были награждены солдатскими Георгиевскими крестами. Летом 1914 г. наместник Кавказа предложил Николаю II проект формирования из мусульманского населения Кавказа путем набора охотников (добровольцев) на время военных действий пяти конных полков и одного пешего батальона [10]. По благоволению императора Кавказская туземная конная дивизия состояла из 3-х бригад: 1-я бригада – чеченский и кабардинский конные полки, 2-я бригада – дагестанский и татарский полки, 3-я бригада – ингушский и черкесский полки. Из добровольцев Кабарды, Балкарии, Ингушетии, Чечни, Дагестана и других мусульманских народов империи были сформированы 6 конных полков, объединенных в Кавказскую туземную дивизию. С конца 1914 до середины 1915 г. она приняла участие в военных операциях в Карпатах. В боях на р. Стрыпа дивизия понесла большие потери. Конники дивизии сражались в составе 8-й и 9-й армий на Западном фронте почти 3 года. Многие из кавказцев проявили смелость, мужество, доблесть и были представлены к различным наградам, в том числе Георгиевскому кресту, а «его дают только тем, кто боролся с врагом и в глаза заглядывал смерти. Всякий из вас, – сказано в обращении к Георгиевским кавалерам, – прежде чем получить белый крест, ждал своего другого креста, того, что венчает могильный холм» [11]. Например, штабс-капитан Гроховского пехотного полка Илья Владимирович Гусаков, окончивший Владикавказский кадетский корпус в 1912 г., был пожалован офицерским Георгиевским крестом 4 степени, как гласил приказ: «за неоднократные разведки в период 25 сентября по 18 октября 1914 г., проведенные при обстановке исключительной трудности». Переодевшись в форму противника, он провел в расположении неприятеля ночь и доставил ценные сведения о противнике. Высоко был оценен подвиг И. Гусакова, которому присваивалась почетная государственная награда. Подпоручику Гусакову был передан Георгиевский крест бывшего командира 3-го Кавказского армейского корпуса генерала от инфантерии Алексеева, «как первому владикавказцу, получившему этот орден» [12]. Однако смерть не миновала героя. В письме родным Гусакова командир Гроховского полка писал: «Илья Владимирович составил своей смертью славу полку: будучи ранен 20 июня, не оставил строя, и в штыковой схватке 22 июня не желая отходить с занятой уже неприятельской позиции, был убит в упор пулей из винтовки» [13]. Прапорщик Глеб Жоравович окончил Владикавказский кадетский корпус в 1915 г., пал смертью храбрых в 1916 г., «увлекая всех обаянием. Пока он был цел, солдаты смело шли вперед» [14]. Ввиду больших потерь Глеб вынужден был принять руководство взводом. Взвод пулеметчиков шел «впереди всех цепей, и вел его Жоравович». Вражеская пуля попала в героя, он продолжал руководить солдатами, «даже пробовал улыбаться и шутить» [15]. Мы можем много говорить и приводить примеров беззаветного служения Родине. По-разному складывались их судьбы, но всех их роднило обостренное чувство любви к Родине, честь, готовность до конца выполнить свой воинский долг. Таким образом, Терская область принимала активное участие в Первой мировой войне. Казаки и неказачье население, призванное на службу в действующую армию, действовали на Восточно-европейском и Кавказском театрах боевых действий. В ходе боевых операций они проявили высокий боевой дух, смелось и героизм. Многие казаки и горцы были награждены орденами, медалями и георгиевским оружием. 22 Вместе с тем, война оказала негативное воздействие на социальноэкономическую и демографическую ситуацию. Военные потери за два года составили примерно 35% призванных в армию из Терской области. Литература 1. Терские ведомости, 1914, 4 дек. 2. Терские ведомости, 1914, 7 дек. 3. Центральный государственный архив РСО-Алания (далее ЦГА РСО-А). Ф. 24. Оп.1. Д. 29. Л. 48 4. ЦГА РСО-А. Ф. 143. Оп.2. Д. 163. Л.8 5. ЦГА РСО-А. Ф. 54. Оп. 10. Д. 265. Л. 74 6. ЦГА РСО-А. Ф. 20. Оп. 1. Д. 3336. Л. 5-12 7. ЦГА РСО-А. Ф. 20.Оп.1. Д. 2173. Л.3 8. ЦГА РСО-А. Ф. Ф. 224. Оп.1. д. 8. Л. 6 9. Тамаев А.Т. Крестьянство Северной Осетии накануне и в годы первой мировой войны. – Владикавказ, 1996. - С. 11 10. РГВИА Ф.2000. Оп.2. Д. 1621. Л. 3 11. Кубанские областные ведомости, 1914, 14 дек. 12. На параде 26 ноября 1911 г. генерал Алексеев, подойдя к первой строевой роте Владикавказского кадетского корпуса, снял с себя свой Георгиевский крест и передал его директору генерал-лейтенанту Саймонову с просьбой сохранить его для того кадетавладикавказца, который первый удостоится этой почетной награды. 13. Досуг владикавказца, 1915, №6. – С. 16 14. Досуг владикавказца, 1916, №10. – С. 47 15. Досуг владикавказца, 1916, №11. – С. 39 УДК 94 (470).16/18 РАЗВИТИЕ ТОРГОВЛИ У НОГАЙЦЕВ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО КАВКАЗА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX – НАЧАЛЕ ХХ в. А.А. Абасова, преподаватель колледжа № 3 г. Белоярск, ХМАО Важную роль в экономике ногайцев играла торговля. Ногайцы были основными поставщиками живого скота и продуктов животноводства для многих районов Северного и Южного Кавказа и юга России. По приблизительным подсчетам автора середины Х1Х века, ногайцы ежегодно продавали около 2 тыс. лошадей, 6 тыс. рогатого скота и до 15 тыс. овец. Верблюды поступали на продажу только на меновые дворы, в основном в Тбилиси. Ногайцы от продажи разного скота получали в год дохода в среднем от 100 до 175 тыс. руб. серебром [1]. Караногайцы выжигали в степи до 10 тыс. пудов соды, от продажи которой получали от 7 до 10 тыс. рублей серебром в год. Помимо этого, они продавали в довольно большом количестве корень «кермек», поставляемый на кожевенные заводы [2]. Основными торговыми центрами до конца XIX в. на Кавказе были еще Кизляр, Моздок, Ставрополь, Тбилиси, Нахичевань, куда собирались торговые люди со всех концов юга России, Дагестана, Чечни, Осетии, КарачаевоЧеркесии, Кабардино-Балкарии [3]. Ногайские саудегеры (купцы – А.А.) вели торговлю и на территори 23 Южного Кавказа (Азербайджан, Армения, Грузия). В Нахичевань ногайцы везли шерсть, шкуры, овчины, сливочное масло, овечий сыр [4]. Долгое время, до появления Владикавказской железной дороги, перевозкой грузов за плату на дальние расстояния занимались ногайцы. Так, в 50-х гг. XIX в. для доставки грузов до станицы Екатериноградской и Владикавказа ногайцы, осетины, ингуши, русские выставили до 6 тыс.. подвод [5]. Большую роль в экономических связях Северо-Восточного Кавказа с Россией играла Серебряковская пристань, расположенная на западном берегу Каспийского моря, севернее устья Терека. Роль этой пристани стала возрастать с 30-х гг. XIX в. В 50-х гг. на Серебряковскую пристань приходили не только купеческие товары, но и казенный провиант. Так, в 1857 г. к этой пристани прибыло из разных мест 563 купеческих судна, доставивших на Северо-Восточный Кавказ около 97 тыс. четвертей муки, круп , 500 четвертей овса, 1200 тюков рогожных материалов, досок и др. [6]. Весь этот груз ногайцы своими арбами за плату доставляли к месту назначения. Кроме того, караногайцы сухопутным путем доставляли товары из Кизляра в Астрахань и обратно [7]. Ногайцев можно было встретить на ярмарках и базарах в Кизляре, Моздоке, Порт-Петровске, Темир-Хан-Шуре, Хасавюрте, Ставрополе, Грозном, Владикавказе, а также в притеречных станицах. Здесь они продавали своих овец, крупный рогатый скот, лошадей. Там же они продавали овечью шерсть, курпеи, шкуры, коровье масло, птиц и пр. [8]. Два раза в год в Ставрополе устраивалась ярмарочная торговля. На ярмарке (летнюю и осеннюю) съезжались купцы из Курской, Воронежской и Екатеринославской губерний, все народы региона, в том числе и ногайцы [9]. Кроме местных и сельских товаров, на них продавали английские, голландские и русские сукна, бумажные и шелковые ткани и разные промышленные изделия Центральной России. Ногайцы, продав свои товары, закупали мануфактуру, чугунные котлы, медную посуду, сундуки, зеркала, свинец, медный купорос, соляную кислоту, зерно и хлебные продукты [10]. Слабостью рыночных связей и путей сообщения региона с Центральной Россией в дореформенный период объясняется ярмарочная торговля. Особенно она была развита в городах и крупных селениях. Так, в 1854 г. в Ставропольской губернии было 20 ярмарок [11]. На Северо-Восточном Кавказе наиболее крупной была ярмарка в станице Наурской (Чечня) [12]. Скот и продукты животноводства ногайцы сбывали и на рынках соседних русских селений Ставропольской губернии, например, Прасковее, Урожайном, Круглолесском, Владимировском, Воронцово-Александровском и др. [13]. Особое место в городской жизнедеятельности занимала ярмарка. В середине 70-х гг. XIX в. во Владикавказе действовало две ярмарки – Константиновская с 20 мая по 28 мая и Михайловская с 8 по 14 ноября. Ногайцы торговали мелким скотом и лошадьми [14]. Все предметы жизненного обихода ногайцы закупали на ярмарках в Кизляре, Хасавюрте, Грозном, Порт-Петровске, Темир-Хан-Шуре, Владикавказе, ст. Наурской и в других местах. «На каждую ярмарку собираются почти все ногайцы, это своего рода праздник, – отмечал Г. Малявкин. Караногайцы пригоняют на ярмарку для продажи лошадей, рогатый скот и овец. Здесь же они покупают все для себя необходимое: двери к кибиткам, сундуки, котлы, чай, соль, ситец и пр.» [15]. 24 В ассортименте товаров, поставляемых ногайцами, возрастал удельный вес и земледельческих продуктов. Из продуктов земледелия продавали лен и в меньшей степени зерно [16]. Что же касается караногайцев, едишкульцев и джембойлуковцев, то они недостаток хлеба восполняли за счет покупки его в небольшом количестве в соседних русских селах [17]. Наряду с ярмарочной торговлей увеличивались обороты с базаров, функционировавших в городах региона. Эти постоянные городские рынки отличались особой оживленностью и многолюдностью [18]. С развитием товарно-денежных отношений на Северо-Восточном Кавказе все более увеличивалось значение постоянной оптовой и розничной торговли, сосредоточенной в лабазах, складах, магазинах и лавках. Например, в Кизляре для постоянной торговли существовали три рынка [19]. Со второй половины XIX в., с переходом ногайцев к оседлости, развивается и внутренняя торговля. Так, некоторые ногайцы построили собственные лавки и обзаводились разным мелким товаром. Известно, например, в Ачикулакском приставстве было 3 лавки и 1 питейное заведение, у едисанцев – 2 и в ауле Камыш-Бурун – 5 лавок, в центре Караногайского приставства, в ставке Терекли-Мектеб – 1 лавка и духан [20]. Кроме того, в конце XIX-начале XX в. Терекли-Мектебе и Уйсалгане были еженедельные базары. В начале XX в. число мануфактурных и мелочных торговых лавок, открытых ногайцами, составляло 41 – с валовым оборотом на 55 тыс. 220 руб. В 1907 г., по официальным данным, ногайцами Северо-Восточного Кавказа было продано крупного рогатого и мелкого скота на 54125 руб., шерсти на 221445 руб., зерна 1976 четвертей на 15810 руб. [21]. Однако, общее число ногайцев, занимающихся только торговлей, было незначительным. Так, по всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. занимались розничной формой торговли в Ставропольской губернии – 88 ногайских семей, в Дагестанской области – 14 [22]. Литература 1. Забудский Н. Военно-статистическое обозрение Ставропольской губернии. СПб., 1851. С. 177. 2. Там же. С. 178. 3. АКАК. Тифлис, 1875. Т. 5. С. 877–878. 4. АКАК. Т. 5. С. 877–878. 5. ГАСК. Ф. 249. Оп. 3. Д. 167. Л. 116. 6. Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в конце XVIII – первой пол. XIX в. Грозный, 1961. С. 76. 7. ЦГА РД. Ф. 379. Оп. 2. Д. 2. Л. 5; Д. 44. Л. 4. 8. ЦГА РД. Ф. 379. Оп. 1. Д. 125. Л. 66–67, 77; Рудановский А.О. О Караногайской степи и кочующих на ней племенах//Кавказ. 1863. № 52. 9. Кидирниязов Д.С. Взаимоотношения ногайцев с народами Северного Кавказа и Россией в XVI - XIX вв.- Махачкала, 2003. С.75. 10. Краснов Г. Ставрополь на Кавказе. Ставрополь, 1957. С.30. 11. РГИА. СПб., Ф.1268.Оп. 2. Д.887. Л. 27. 12. Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в XVIII – первой пол. XIX в…. С. 70 13. ГАСК. Ф. 249. Оп. 3. Д. 167. Л. 34. 14. Канукова З.В. Старый Владикавказ. Историко-этнологическое исследование. Владикавказ, 2002. С. 74. 15. Малявкин Г.Ф. Караногайцы // Терский сборник. Владикавказ, 1893. Вып. 3. Т. 2. С. 160. 25 16. Тварчелидзе С.А. Ставропольская губерния в статистическом, географическом и сельскохозяйственном отношениях. Ставрополь, 1897. С. 741–743. 17. ГАСК. Ф. 249. Оп. 3. Д. 1487. Л. 13, 42. 18. Кидирниязов Д.С. Указ. соч. С.77. 19. Равинский И.В. Хозяйственное описание Астраханской и Кавказской губерний. СПб., 1809. С. 446–447. 20. Бентковский Г.В. Обзор экономического состояния инородцев, кочующих в Ставропольской губернии//Ставропольские губернские ведомости. 1882. № 31. 21. Фарфоровский С.К. Народное образование у ногайцев Северного Кавказа // ЖМНП. Спб., 1909 №12. 4. 24. С. 196. 22. Первая всеобщая перепись населения Российской империи. 1897. LXVII. Ставропольская губерния. 1905. С. 98–99; LXII. Дагестанская область. С. 142–143. УДК 94 (470).16/18 ОБРАЗ ВОЙНЫ НА ХОЛСТАХ ХIХ ВЕКА «НЕ ПЕРОМ, А КИСТЬЮ…» З.А. Абдулаева, к.филос.н., доцент кафедры «Культурология» ЧГУ, г. Грозный Обращение к данной теме есть выражение интереса современного общества к своим историческим истокам и культурному наследию как фундамента выработки нового мировоззрения в постсоветский период отечественной истории. Для чего вообще необходимо представлять войну? Обсуждать, осуждать, дискуссировать о ней, сопереживать часто сталкиваешься с таким фактом – привить отвращение, чтобы не было войны. Образ войны с древнейших времен по сегодняшний день трактуется в соответствии с видением наблюдателя. Тема войны всегда притягивает особенно творческих людей своей неоднозначностью и реализмом, она обычно представлена «некрасивым лицом». Особенность образа войны зависит от ракурса, в котором исследователь желает конструировать его. Часто образ войны формируется не только в слове, но кистью. Интерпретация войны не всегда истинна и реальность. Реалии войны в своих произведениях освещают многие писатели и ученые. Батальные сцены, описанные в художественных произведениях, иллюстрируются живописцами очень реалистично. Творчество художника В.В. Верещагина явилось эпохальной страничкой в изобразительном искусстве России ХIХ века. Каждый художник «видит» баталии, да и любое другое событие «посвоему». Так, например, русский художник В.В. Верещагин ХIХ века [3, с.97] показал все отвращение и ужас к войне в работах «Апофеоз войны [2, с.292] 1871год ГТГ, «Торжествуют» 1871–1872 гг. ГТГ, «Шипка-Шейново. Скобелев под Москвой» 1877–1878 гг. ГТГ и т.д. Имея военное образование, Василий Верещагин, как и его брат, имел подробное представление о методике и особенностях баталий. Василий Васильевич в отличии от своего брата, который погиб в одной из батальных схваток, предпочел изобразительное искусство. Верещагин показал войну в ее «будничности» проявлении, с убитыми и раненными, замерзшими на снегу или увязающими в грязи из сил, голодными, измученными солдатами. Но батальная живопись Верещагина знаменовала собой новый этап в развитии мирового батального искусства, не только в силу того, что война в его 26 картинах предстала во всей своей неприкрашенной правде, и он сумел с огромной художественной силой изобразить злодейства захватчиков и угнетение народов и воспитывать к этим завоеваниям ненависть передового общества, но также и потому что в произведениях художника солдатская масса, масса одетых в шинели простых русских мужиков, предстала как решающая сила и главный герой военных событий. Одной из важнейших черт творческого метода Верещагина было исключительное, фанатическое стремление к точности, правдивости, достоверности и конкретности изображения, как в большом, так и в малом. Чтобы поведать людям о жизни и быте разных народов, художник предпринимал многочисленные путешествия. Он исколесил всю Россию много раз, посетил Кавказ. Чудесным открытием экзотического края в ХIХ веке стало творчество немецкого живописца Т.Ф. Горшельта, посетившего Кавказ. Его батальные работы насыщены реалистичностью. Особенностью творчества Горшельта в том, что художник сам является участником большинства изображаемых батальных сцен. Создавая батальные полотна, художник постоянно изучал этнографические черты, особенности быта и природного окружения народов Кавказа и Средней Азии, разные типы психологического склада воинственных «детей гор» [4, с.3]. Свои наблюдения живописец в течение всей жизни воплощал в произведениях батально-бытового жанра, игравшего в его творчестве в основном вспомогательную роль. Многие подобные работы являются подготовительными этюдами, эскизами для больших батальных картин, а также для героических панорам [6. с. 540]. Однако некоторые из полотен, на которых запечатлены характерные черты военного быта горцев, имеют идейно-тематическую и художественную самостоятельность и существуют независимо от крупных батальных произведений. Сюжеты таких картин разнообразны. Это передвижения вооруженных отрядов в тяжелых условиях горной природы и южного климата, переправы через ущелья и кавказские бурные реки, возвращение войск после неудачных столкновений, улицы аулов и т.п. В батальной живописи, по самому существу его задачи, художнику приходиться изображать движение множества лиц, принадлежащих одной и той же профессии, испытывающих одни и те же чувства и ощущения. Поэтому в подобных картинах движение масс, почти всегда заслоняет собою и даже совсем вытеснят движение единичное: в композициях баталистов, за немногими исключениями, драма переживаемая каждым отдельным действующим лицом, или совершенно отсутствует, или стушовывается в общей сцене вследствие чего в таких композициях не бывает центра, около которого сгруппировалось бы движение и выражение прочих фигур. Горшельт своими произведениями доказал, что можно не только уберечься от этого недостатка, но и достигнуть в изображениях войны глубокого выражения. Каждая фигура живет, мыслит, чувствует по-своему, занимая в то же время в общей композиции неслучайное, а необходимое место, найденное для неё умным расчетом художника [1. с.40]. В результате получается стройная картина, где нет ничего излишнего, а все осмыслено, где одно догоняет и объясняет другое и заставляет зрителя переживать изображенную сцену, как бы целиком выхваченную из действительности. При таких достоинствах рисунки Горшельта не могут прискучить, ни каждый, ни отдельно, ни собранные вместе и рассматриваемые друг за другом. Таким образом, составилась громадная коллекция этюдов и рисунков у 27 Горшельта. Рисунки немецкого художника поражают неистощимым разнообразием сюжетов, подсмотренных в натуре и переданных с предельной точностью, с какой-то особой художественной скромностью, исключающей погоню за бойкой, назойливой виртуозностью, за кричащим эффектом, и вместе с тем на них лежит печать подлинного мастерства. Не одно поколение баталистов вдохновляли события, длившиеся почти полвека. Одной из первых батальных работ Горшельта «Взятие аула Кетури на лезгинской линии» 1858 года [1. С. 204]. Аул расположен в горах, сражение ведется над пропастью. Слева всё окутано дымом, который валит далеко из башни. В этой части горного склона виден сам процесс боя. Именно в такой схватке 28 августа 1858 года был смертельно ранен генерал-майор барон Вревский. На переднем плане как бы картина делится по ярусам, в верхней части группа сосредоточилась у орудия, далее высоту контролируют стрелки, а чуть ниже вокруг офицера в ожиданий указаний, да и прикрывая собой, у самой пропасти рассредоточились кавказцы. Следующая картина «Перенесение раненного генералмайора Вревского на Лезгинской линии» имеет смысл явного продолжения эпизода начавшегося в предыдущей работе автора. Здесь показан, крутой склон проросший где-то травой, а где и молодые деревца, осторожно поддерживаемые солдатами носилки, в которых лежит раненный генерал-майор барон Вревский, спускаются по этому склону. За носилками идет военный отряд кавказцев кто пешим шагом, кто верхом. Внимательно вглядывается в даль, стоя у самой пропасти один из офицеров, руки заложены назад за спину, держа трубку, возможно только, что выкуренную. Трагизм, мотив утраты выражен в каждом лице, участники процессии, разнородно одеты, где-то порез шашкой, а где и след от пули. Великий мастер – редкое знание рисунка. Особые эмоции вызывает одна из сложных работ Горшельта «Возвращение линейных казаков с набега». После очередного набега с пленными мюридами и «большим» провиантом возвращаются кавказцы-солдаты: тюки, здесь быки с повозкой, бараны и т.д., спускаясь по склону хребта, переходят реку. В центре в руках пленного знамя «газавата», обстановка напряжена. И только несколько животных добравшись до реки, мирно пьют воду. Эмоциональность экспрессивного рисунка этих форм вторила впечатлению от изображения порыва ветра, меняющегося освещения и движущихся облаков. Всё это сказочное живое пространство ближнего плана картины дополняют рационально заполненные участки далей фигурками людей, домашних животных и птиц. Подобное распределение изображений фигурок на холсте отвечало классическим принципам рациональной компоновки пространства картины, но сочеталось с романтической передачей живописных форм и световоздушной среды. Являясь историческим документом работы баварского художника Т. Горшельта, как баталиста имеют огромное значение, тем более, что автор сам принимал непосредственное участие во многих сражениях, считая, что так можно написать настоящую картину, интересную для почитателей искусства. Одним из лучших батальных произведений Т. Горшельта на сюжеты Кавказской войны является «Штурм Гуниба» 1867 год, (масло, курский областной краеведческий музей). Картина художника изображает момент жаркой схватки на тесном горном плато под нависшим утёсом, на ближайших подступах к аулу. Стороны ожесточенно сопротивляются друг другу. Горшельт определил сюжет в границах разного эффекта. Справа, обволакиваемые тёмной дымкой, под утесом в фана28 тичном исступлении один из мюридов поднял высоко знамя «газавата», другие размахивая саблей и кинжалами пытаются остановить натиск русских войск. Имперская русская пехота наступает в центре из глубины. Впереди выделен светом молодой солдат в белой рубахе и фуражке, бегущий вперед на отступающих перед ним мюридов. Несмотря на впереди лежащих раненных, протягивающих руки помощи, и поверженных насмерть переступая и наступая на них солдат готов выполнить клятву верности и долга перед Отечеством. Будто вдохновлённые им, простым крестьянским парнем, тип «первого парня на деревне», первого «заводилы», и здесь он ведет за собой на крутых высотах Гуниба. Нельзя не отметить особенность этой картины Горшельта: по сюжету дано впечатление горячей схватки, но, ни крови от ран или удручающих жесткостей войны нет, всё сдержано. Картина получила Большую золотую медаль в Париже на международной выставке. В целом картина Горшельта по своему образному строю относится к реалистической живописи, характерной для русского искусства уже второй половины ХIХ века и является одним из лучших произведений батальной живописи этого рода. В 1863 году Горшельт украшенный крестом установленным в память покорения Кавказа, возвратился в Мюнхен, с альбомами и папками наполненными драгоценным художественным материалом. Понятно с этих пор ему оставалось только разрабатывать набросанное и зачерченное во время кавказских переходов и переездов. И сегодня мы с гордостью можем говорить об открытии еще одного варианта работы Горшельта, одного из шедевров изобразительного искусства, который стал доступен российской публике в 2007 году [1]. С осени 1849 года Тимм уже находится в отряде, осаждавшем крепость Чох в Дагестане. Тимм принимает участие в военных операциях и наравне со всей солдатской массой переносит трудности военной службы. Им были сделаны верные зарисовки пехотинцев, он правдиво показывает типы русских солдат и горцев. Для Тимма характерны военно-бытовые зарисовки, в которых он стремится к непрекращающемуся изображению буден походной жизни. Его внимание привлекают люди мужественные, закалённые в боях, привыкшие к походам и лишениям. Много сделал Тимм пейзажных набросков и видов городов, в которых останавливался во время поездки на Кавказ. С января 1851 года до 1862 года Тимм издает иллюстрированный журнал «Русский художественный листок» [5. С. 106], который представлял своеобразную художественную летопись русской жизни. В. Тимм изучил Россию на всём пространстве от Санкт-Петербурга до крайних пределов Закавказья. И наполнил свой художественный альбом видами достопамятных мест, портретами известных лиц, изображениями замечательных предметов и памятников зодчества и скульптуры, сценами из мировой жизни обитателей различных областей России, и боевой жизни русских воинов на Кавказе, списывая часто с натуры под пулями. В журнале была отражена «война на Кавказе». Это виды аулов Ахты, Мискинжи, Кумуха в 15, 18, и 23 номерах 1851 года и тщательные описания сражений, которые велись русскими войсками против отрядов Шамиля в районах этих селений. Во всех работах Тимма чувствуется искренняя заинтересованность непосредственного участника изображенных событий. Тимм привлекает внимание не только как иллюстратор, но и как вдумчивый художник – баталист. Сцены войны, типы солдат характерными крестьянскими лицами отличающиеся 29 правдивостью. «Листок» Тимма напоминает и раскрывает нам еще одну интереснейшую, полузабытую страницу русской истории середины ХIХ века. Это повесть жизни, борьбы и пленения имама Чечни и Дагестана Шамиля. Кровавое, бесконечно долгое завоевание Кавказа сплеталось с романтикой единоборства мужчин разных культур и самобытностью диких горских легенд. Творчество живописцев батального класса не только обучало искусству изображения батальных сцен, но и являлось источником сохранившим эпизоды и исторические события холстах, в иллюстрации и т.д. Сама жизнедеятельность батального класса во многом определялась как раз преемственностью лучших творческих и педагогических традиций. Литература 1. Абдулаева З.А. Кавказ – глазами именитого немецкого художника Теодора Горшельта. Грозный, 2007. 2. Алленов. М. История русского искусства. М.2008. Т.2. с.292. 3. Андреев А.И. «Живопись и живописцы главнейших европейских школ» т.6. СПб, 1857. 4. Берже А. П. Этнографическое обозрение Кавказа. СПб. 1879. с.3. 5. Бенуа А.Н. Русское искусство ХVIII – XX веков. Летопись Русского искусства глазами великого художника. М. 2005. 6. Власов В.Г. Стили в искусстве. Словарь. Т. 1. СПб. 1995. УДК 39 (4/9) ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ЧЕЧЕНЦЕВ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА (НА ПРИМЕРЕ ОДЕЖДЫ) Б.Б.-А. Абдулвахабова, к.и.н., доцент кафедры «История народов Чечни» ЧГУ, г. Грозный В современной исторической науке изучение повседневности становится наиболее разрабатываемой темой. Безусловно, отдельные элементы повседневности чеченцев – одежда, орудия труда, способы досуга, обычаи и т.п. – изучались давно и не только в исторической науке. К сожалению, системное освещение повседневной истории чеченского обществ на разных этапах развития до сих пор не стало предметом внимания исследователей. В этом контексте данная тема представляется актуальной. Во-первых, исследования «истории повседневной жизни» в новейшей литературе включаются такие ее важные аспекты, как демография сословий, материальные условия их существования (доходы, уровень жизни), общественная коммуникация, внутрисословные и межсословные конфликты, системы родства, проблемы сословной консолидации, влияние социально-политических событий на строй и практики повседневного поведения [1. С.34–35]. Во-вторых, история повседневности чеченцев рубежа XIX–XX веков представляется актуальным, так как рассматриваемый период – это переломный момент перехода от нового времени к новейшей истории России. В чеченском обществе конца XIX-начало XX века (которое уже являлось частью российского общества) проявились как общеевропейские процессы, характерные для позднего нового времени, так и специфические черты национальной ис30 тории. История каждого народа формировала уникальное культурное пространство и образ жизни, воплощавшие базовые представления эпохи о миропорядке, вечности, жизни и смерти. Изучение повседневности, воплощенной в формах организации окружающего пространства, в создании идеальных канонов обыденного поведения человека, его внешнего вида, вводит эти явления в проблемное поле современной науки. Кроме того, изучение традиционной культуры народов, особенностей повседневной культуры – важная составляющая национальной политики. Подобные исследования обогащают не только историческую науку в целом, но и способствуют сближению народов России [2. С.230]. Изменения, новации и тенденции в повседневной жизни чеченцев непосредственно были связаны с городом Грозный, который превратился из типичного провинциального города на рубеже веков в динамично развивающийся, модернизирующийся город. Этот переход сопровождается кардинальными изменениями не только в социальных отношениях и ценностных ориентациях чеченского общества, но и в материальных условиях существования. Грозный был тесно связан с сельской округой. Сельские жители поставляли сюда продукты питания и другую продукцию из местного сырья. Более того, кратно превосходя город по численности населения, сельские жители во многих отношениях ориентировались на жизнь и быт горожан. Быстро выросший в эпоху империализма как промышленно-торговый город, Грозный стал экономическим и хозяйственным центром Чечни [3, с.18]. В городе появляются каменные двухэтажные жилые дома и общественные здания [4]. В 1894 г. железная дорога соединила Грозный с общероссийским и внешними рынками. Это не могло не отразиться на всей бытовой культуре, внешнем облике и самом характере не только полиэтнического городского населения, не повлиять на материальную и духовную культуру горского населения края. Одним из важных элементов повседневности является одежда. Она в полной мере отражает изменения в культурном опыте человечества на разных этапах истории его существования, являясь своеобразной визитной карточкой эпохи. Городская жизнедеятельность формировалась под воздействием различных социально-экономических и социально-политических факторов. В структуре городского населения были представлены различные этнические группы. Большинство городского населения было представлено русскими. Среди жителей Грозного на второй позиции после русских прочно закрепились горские и европейские евреи и армяне. На численность чеченцев в Грозном повлиял действовавший в 1893–1901 гг. закон «О воспрещении горцам, не состоявшим на казенной службе или находившимся в отставке (не в офицерских чинах), проживать в городе». Согласно этому закону, в 1894 г. из Грозного выслали примерно два десятка чеченцев и вплоть до 1901 г. запрещали селиться в нем чеченским торговцам [5, с.75]. Этой искусственно созданной препоной администрация пыталась оградить от конкуренции русских предпринимателей, потому что всё активнее проявляла себя местная национальная буржуазия. Многие состоятельные чеченцы-предприниматели вынуждены были окольными путями заниматься торговлей и приобретать недвижимую собственность[6, с.93]. Несмотря на малочисленность чеченской общины в городе, она была до31 вольно активной и мобильной частью городского населения. Значительная часть городской торговли довольно быстро переходит в руки к чеченским купцам. Каменные и кирпичные дома в Грозном принадлежали купечеству, в том числе зарождавшейся чеченской буржуазии: А. Чермоеву, Д. Мациеву, Г. Мациеву, Арсамирзоеву, Ш. Чуликову, Эльмурзаевым, Арсанукаевым, Башировым и другим [7, с.24]. В структуре городского населения кроме указанных этнических групп, были представлены татары, грузины, персы, азербайджанцы, представители дагестанских народностей и многие другие. Развитие капиталистических отношений в городской экономике проходило быстрыми темпами. Многоликий традиционный материально-предметный мир горожан и сельского населения (одежда в том числе) переживал трансформационные явления под воздействием промышленности и торговли. Одни элементы традиционной бытовой культуры вытеснялись рынком, другие, напротив, в условиях урбанизации обретали новую жизнь. Основными хранителями этнокультурных традиций в одежде были неимущие и средние слои. Городская элита, в том числе и чеченская, сохраняла их в качестве реликтово-знаковых элементов быта. К примеру, в купеческой семье Мациевых для женщин «гIабали» (традиционное праздничное женское платье) служило и повседневной одеждой [8. C.37]. Степень потребления европейских форм бытовой культуры, в том числе и в одежде, определялась не этнической, а социальной принадлежностью горожан. В целом одежда в структуре повседневности представляла собой синтез традиционных, и новых урбанизированных форм. Главными чертами женской одежды горожанок были длинные платья и юбки колоколообразной формы – пышную на бедрах и собранную сзади в складки, которые могли переходить в небольшой шлейф. В начале XX в. в костюме молодых чеченок появляется платье – рубаха «гейш-коч». Ее передок был гладок, от ворота до подола застрачивали глубокую складку, маскирующую разрез на груди; на спине от талии до низа, а иногда и от ворота вшивали сильно расширяющийся книзу клин, образующий клещ. Старухи осуждали этот фасон и называли его «грешным». «Гейш-коч» (от японского гейша) напоминает «кимоно», ставшие модным после русско-японской войны. Платье-рубаху носили без пояса, при работе или ходьбе ее подтыкали с одного или обеих сторон за пояс надетых под рубаху штанов. На хорошей, стройной фигуре она драпировалась красивыми складками [9. С.61]. Полусапожки на шнурках или туфли были остроносыми со слегка скошенным барочным каблуком. Женщины, особенно представительницы высшего общества, не могли игнорировать предписания моды. Обязательными аксессуарами были зонтик, чулки и узкие перчатки. Молодые женщины носили небольшие платки, а девушки – длинные шарфы из шифона. Гораздо больше смешанных форм сложилось в женской одежде. Основой традиционной одежды чеченок было платье «гIабали». Но и оно подвергается определенной трансформации. Горожанки стали делать верхнюю юбку цельной, оставляя вырез только на груди. Это приблизило «гIабали» к европейскому платью. При этом сохранялся традиционный пояс платок и шарфы. Пожилые женщины носили платье темных тонов, молодые – пастельных. Традиционный костюм молодых чеченок подвергался большей модификации. В нем появились такие новации как сильно присборенный рукав, велюровые отделки – воротники 32 и манжеты. Вместо традиционных нагрудных украшений из серебра или железа стали делать защипы на ткани. Эта модная деталь появилась также на рукавах и юбке традиционного костюма. Его стали шить из современных цветастых дорогих тканей. Стали появляться яркие шелковые косынки. Европейское платье носили с национальными платками. Многие чеченцы придерживались традиционного костюма. Особенно почетное место занимала среди мужского костюма черкеска, украшенная тонкой работы серебряными газырями и бешмет, каракулевая папаха, а у пояса – кинжал, отделанный серебром и мягкие сапоги из сафьяна. В повседневном быту средних и малоимущих горожан сохранялись лишь отдельные фрагменты народного костюма и манера их ношения в различных возрастных группах. Пожилые люди носили национальные головные уборы, обувь, одежду темных тонов. Масса смешанных форм сложилась в одежде городских чеченцев. Они прослеживаются по фотоматериалу. Для мужской одежды было характерно сочетание европейских пиджаков, жилетов, рубашек и галстуков с каракулевой шапкой, мягкими кожаными сапогами. Европейские брюки заправлялись в сапоги. Плащ европейского покроя, шляпа с полями или военная фуражка сочетались с кавказской рубахой, отличающейся воротником-стойкой и застежкой на ряд мелких, обтянутых тканью пуговиц. Популярным видом одежды молодых и средних лет мужчин была тужурка – военная двубортная куртка. Ее могли носить с национальным головным убором, сапогами. Престижным элементом европейской мужской одежды были галстуки, жилеты. Горцев из высшего сословия выделяла и такая деталь как часы на цепочке, прикрепленной к одежде. Многие горцы, которые несли военную службу, предпочитали носить военную форму, даже вне службы. Те, кто совершил хадж, также можно было узнать по одеянию: высокая папаха с белой чалмой вокруг, бешмет или черкеска, кожаная обувь. Представители других национальностей, проживавших на территории Чечни в начале XX века: (персы, татары, грузины, армяне и другие) также предпочитали этническую традиционную одежду с элементами европейской одежды. К примеру, в городе Грозный проживало достаточно крупная община персов, о чем свидетельствуют и следующие факты. На улице Дворянской (ныне проспект им. А.-Х. Кадырова) в 1908 году на средства, пожертвованные персами, работавшими на нефтяных промыслах, был построен дом муллы Али Гусейнова, недалеко была выстроена и персидская мечеть [10, С.12–13]. Несколько торговых лавок на улице Дворянской также принадлежали персам. Персидские шали, ковры, шелковые платки и многое другое приобреталось местным населением в этих лавках [11, С.339]. По элементам национальной одежды можно было узнать среди чеченцев армян, грузин и представителей других этнических групп. Гораздо меньше элементов традиционной одежды сохраняли грозненские греки, поляки, татары, русские, украинцы, которые предпочитали фабричную одежду европейского образца. Не сохраняла этнической специфики и одежда русских. Мужской городской костюм в указанных этнических группах состоял из элементов европейской и военной одежды. Среди молодых женщин распространилась манера ношения традиционного костюма без головного убора, но с веером, зонтом, перчатками. 33 Естественно, это было не повсеместное явление. В основном такую «вольность» могли себе позволить славянские женщины и представительницы из смешанных, интернациональных семей и интеллигенции. В городской одежде прослеживается тенденция, вызванная появлением эмансипированных женщин из мещан и интеллигенции – работающих, учащихся. Социальной активностью отличались, в основном, славянские женщины, которые отвергали пышные платья, многослойную одежду, традиционные головные уборы. Эти женщины предпочитали простые в крое и практичные вещи – платья с воротником-стойкой, без головного убора, блузы с отложными воротниками или воротниками, переходящими в галстук, расклешенные и присборенные юбки. Вошли в моду ткани в клетку и в полоску. Особую популярность приобрели костюмы с юбками, расклешенными книзу жакеты. Женщины-работницы носили сарафаны и кофты из одной ткани, юбки на бретельках, блузы, свободного покроя платья из ситца, сатина, бумазеи. Нарядная одежда горожанок включала меховые воротники и муфты, которые носили не только зимой. Их надевали на атласные или шелковые платья и блузы с рюшами и оборками. Основной тенденцией в развитии городской одежды была ее европеизация. Подъем экономики, расцвет торговли и промышленности оказали прямое воздействие на одежду горожан. Качественные изменения городской одежды были связаны с большим открытием в истории мирового швейного дела – появлением швейной машины, которая получила распространение с середины XIX века. Ее усовершенствованный вариант, созданный И. Зингером, приобрел мировую славу. На рубеже XIX–XX веков их стали поставлять и в Грозный, что кардинально повлияло на качество изготовляемой одежды. Широким спросом стали пользоваться ткани лучших российских фабрик: ситец, сатин, полусукно, репс, «гвардейское» сукно, драп, шелковые, шерстяные, полотняные и бумажные и другие ткани. Вместе с тканями сюда поступала различная фурнитура: коленкор, рюши, кружева, ленты и другие различные материалы для отделки. Магазины знаменитой купеческой династии Мациевых в Грозном предлагали широкий выбор не только тканей, фурнитуры, но и готовой одежды. В городе открывались новые мастерские, которые принимали заказы на пошив военной, гражданской, штатской и ученической одежды. Развивалась система индивидуального пошива на дому. Постепенно городская одежда распространялась и среди чеченцев, живущих за пределами города, в сельских районах. Для социальных, этнических и половозрастных групп Чечни была характерна различная степень интенсивности в развитии одежды. Большей трансформации подвергалась одежда (обувь, аксессуары) городской элиты, особенно женщин. Мужская одежда была более консервативной, а в молодежной среде были менее всего заметны сословные различия. Особый стиль одежды начала ХХ века окончательно сформировался в городской среде к Первой мировой войне. В то время пережитком прошлого стала целая эпоха, поменялись сами люди, а вместе с ними и их внешний облик. Таким образом, одежда как один из важных элементов этнической культуры, в полной мере отражает изменения в культурном опыте человечества на разных этапах истории его существования, являясь своеобразной визитной карточкой эпохи. Поэтому так важно, обращаясь к историческому опыту повсе34 дневности прошлых поколений, показать положительный опыт межкультурных коммуникаций, межэтнических взаимодействий, которые ярко отражались в одежде – неотъемлемой части повседневной жизни Чечни конца XIX – начала XX века. Литература 1. Пушкарева Н.Л. История повседневности: предмет и методы//Социальная история. Ежегодник. М.,2008. 2. Абдулвахабова Б.Б. Одежда в культуре повседневности дореволюционного провинциального города в конце XIX – нач. XX века (на примере Грозного)//Северокавказский город в региональном историческом процессе. Махачкала, 2012. 3. Кадиев Д.А. Грозный – Столица Чеченской Республики. М.,2003. 4. Кудряшов Ю.С. Орденоносный Грозный. Альбом видов города. Пятигорск.2006 г. 5. Головлев А.А. Этапы и факторы формирования населения г. Грозного (1818-1998 гг.) // Известия Русского географического общества. Т.132. СПб.,2000. 6. Хубулова С.А. Казачество и горцы Северного Кавказа// Проблемы истории казачества XVI – XX вв. Рн/Д .,1995. 7. Хасбулатов А.И. Развитие промышленности и формирование рабочего класса в Чечено-Ингушетии (кон.XIX-нач.XX в.). М.,1994. 8. Абдулвахабова Б.Б.-А. Традиционная женская одежда чеченцев в XVI- начале XX вв. //Вестник ЛАМ». № 17, 2003. 9. Студенецкая Е.Н. Одежда чеченцев и ингушей в XIX- XXвв//Новое и традиционное в культуре и быту народов Чечено-0Ингушетии. Грозный. 1985. 10.Кудряшов Ю.С. Орденоносный Грозный… 11.Ибрагимова З.Х. Чеченская история. Политика, экономика, культура. Вторая половина XIX века. М.,2002. УДК 94 (470).16/18 РУССКО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА 1877–1878 годов В ИСТОРИИ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ИСКУССТВА Х.М. Акиева, к. филос.н., доцент кафедры История мировой культуры и музееведения ЧГУ, г. Грозный ГБУК «Государственная галерея им. А.А. Кадырова», г. Грозный [email protected] Русско-турецкая война 1877–1878 годов привлекла внимание исследователей: западно-европейских, русских, чеченских, ингушских. Среди иностранных ученых-труды Венкова-Илиева [1], Иззет-Фуад-паша [2] исследование ТальАт [3], Гленар [4] привлекают внимание и на современном этапе. Русско-турецкая война 1877–1878 годов была в центре внимания ученых России советского периода: Виноградова В.И. [5], Гриценко Н.П. [6], Ибрагимбейли Х.М. [7] Муталиева Т.Х [8, С.84–87], Акиева Х.А [9], Санакоева М.П. Причины, начало войны, ее основные объекты героической борьбы даны в различных сборниках, актах, отчетах военного министерства, журналах, воспоминаниях: Сборник Ахмед МидхатаЭффенди в 3-х томах. – «Зубдетельхакаик». (СПб, 1879 г.) – Воспоминания художника В.В. Верещагина «На войне». Воспоминания о русско-турецкой войне.1877. (М., 1902 г.). Русско-турецкая война 1877–1878 годов нашла отражение в разнообраз35 ной по своему характеру документальной базе: архивах, справочной литературе, воспоминаниях, в исследованиях дореволюционных и советских, зарубежных ученых, она также нашла яркое отражение и в изобразительном искусстве. Внешние войны нашли отражение в разных видах искусства: поэзии, литературе, музыке, живописи. Русско-турецкая война 1877–1878 годов нашла отражение в творчестве западно-европейских, русских и чеченских художников. Первые национальные формирования из горцев Кавказа были созданы по инициативе генерал-фельдмаршала И.Ф. Паскевича-Эриванского: Кавказскоконно-горский полуэскадрон в 1834–1835 годах, местные милиции из осетин, ингушей, дагестанцев и других в 1842 года [10]. В изобразительном искусстве – в батальном и портретном жанрах русско-турецкая война открывает зрителю много интересного выразительными средствами живописи. Имя высоко профессионального русского художника Василия Васильевича Верещагина широко известно в мировом искусстве. «Выполнить цель, которой я задался, – писал В.В. Верещагин – дать обществу картину настоящей неподдельной войны нельзя, глядя на сражение в бинокль из прекрасного далека, а нужно самому все прочувствовать и проделать, участвовать в атаках, штурмах, победах, поражениях, испытать голод, болезни, раны. Нужно не бояться жертвовать своей кровью, своим мясом, иначе картины мои будут не то» [11]. Верещагин дает точную оценку роли художника в создании произведения искусства на историческую тему, воссоздает эпизод военного действия, но если автор сам не принимает в военном действии участие, то здесь – глубокое знание литературы, историческая правда, этнографическая достоверность, а персонажи, это талант художника выразить основную идею картины. Верещагин В.В., присутствуя во всех военных действиях, правдиво отразил в своих полотнах эпизоды военных сражение, переходы русской армии в горах, полевые перевязочные госпитали и сцены зверства турок. Полотна Верещагина написанные о русско-турецкой войне являются шедеврами батального жанра, эты работы написанные при героической обороне Шипки: «Землянка на Шипке», «Батареи на Шипке», «На Шипке все спокойно», «Шипка-Шейново». Цикл полотен Верещагин посвящает штурму Плевны. Это полотно «Атака» написанное в 1881 году, «После атаки». Картины «Победители» написанной в 1878–1879 гг., «Побежденные. Панихида по убитым» – работы посвящены сражению под Телишем. Особый интерес художника, здесь он – свидетель, что по вине «высочайших особ» был уничтожен целый полк егерей. Универсальность своего видения композиции характерно для картин Верещагина «в которой проблема конца действия покрывается проблемой центра, где мы время как бы завязываем узлом и где оно оценивается нами как прошлое и настоящее, прошлое, стоящее за спиной и окружающее нас, и настоящее-центр композиции, все объединяющий» [11 с.3]. В картине «Победители» Верещагин раскрывает хитрость турок, которые переодеты в мундиры русских убитых солдат. Хитрость для достижения цели выражена настолько выразительно, композиция, цветовая гамма вызывает гамму чувств. Второе полотно «Побежденные» – на фоне необозримой панорамы убитые солдаты… Поле убитых солдат … при восприятии поз солдат, ракурс их положения, оружие, их естественное описание выразительными средствами живописи. Реальная действительность и чувственное восприятие происходящего во36 енного действия вызывает у зрителя глубокое переживание. «Страсти, чувства, верные, огненные выражаются на таком прекрасном облике, в таком прекрасном человеке, что наслаждаешься до упоения… Нет ни одной фигуры у него, которая бы не дышала красотой, где человек не был прекрасен» [12 С.75]. В одном из боевых действий в 1904 году Верещагин погибает вместе с адмиралом С.О. Макаренко на броненосце «Петропавловск», корабль взорвался на мине под Порт-Артуром. Верно, отметил К.Симонов творческую индивидуальность Верещагина: «Всю жизнь любил он рисовать войну, Беззвездной ночью наскочив на мину, Он вместе с кораблем пошел ко дну, Не дописал последнюю картину». Полотна Верещагина неповторимы, они оригинальны как по своей композиции, так и цветовой гамме, универсальностью отражения эпизода, фрагмента, или всей панорамы боевого сражения. «Требования продуманной и стройной композиции в картине и эскизе не связывают и не ограничивают художника, а дают ему свободу творчества, свободу выражения замысла в формах, наиболее отвечающих его содержанию и столь же многообразных, как многообразна жизнь, как многообразны Творческие индивидуальности мастеров искусства» [13 С.3]. Русско-турецкую войну 1877–1878 гг., воспроизводит в своих полотнах художник Дмитриев-Оренбургский. Привлекает внимание картина «Атака зеленых гор в 1880-е», «Переправа русских войск через Дунай у Зимницы (Земеи) 15 июня 1877 года». В монументальных полотнах Дмитриев-Оренбургский строит композицию отражающую военные действия, в которых и атака, подход новых сил, раненые и санитары, несущие раненых, лежащие убитые солдаты. Склоны гор, покрытые зеленой травой, всадники, скачущие со знаменем, оборонительный ров и ведущие наступление на неприятеля русские солдаты. Композиция охватывает панораму высоких гор берега Дуная, корабли, с солдатами стремящиеся вступить в морской бой. Вспышки разрывающихся снарядов, падающие раненые, плывущие упавшие в море солдаты. Персонажи на переднем плане достоверно передает чувство отваги, защиту Отечества. Вызывает особый интерес композицией, цветовой гаммой полотно Дмитриев-Оренбургского «Бой под Плевной» 27 августа 1877 г. Многофигурная композиция четко отражает обмундирование русских войск, национальная одежда горцев участвовавшие в русскотурецкой войне. В центре, всадник на белом коне, за ним всадники, со знаменем поднимающиеся в новую атаку бойцов. Художник точно отражает в цвете вооружение русских солдат, горцев в национальной одежде. Значительный вклад внес в баталистику художник Лев Феликсович Лагорио. Широкую популярность принесли Лагорио именно полотна на сюжеты Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Исторически достоверно передает в батальном жанре Лагориоучастие императора в боевых действиях на пароходах, яхтах, о сражениях русского флота. Сражение исторической значимости – борьба матросов парохода «Великий князь Константин» с турецкими судами у Босфора 1877 г. Лагорио очень тонко передает структуру моря, по которому плывут корабли, которые через несколько миль вступят в бой. Просторы моря, неба в гармонии создают для зрителя необъятный простор, в котором идет борьба и в результате гибнут люди. 37 Исследователь русско-турецкой войны Х.А. Акиев вводит в свою монографию «Народы Северного Кавказа в русско-турецкой войне 1877–1878 годов иллюстрации отражающие боевые действия горцев «Взятие форта Карадаг», «фотопортрет героя Кавказской и русско-турецкой войны 1877–1878 гг.» знаменитого чеченского генерала Орцу Чермоева, одного из первых ингушских генералов Бунухо Базоркина, назначенный командиром ингушского дивизиона сформированного в 1876 г, поручика – участника русско-турецкой войны 1877– 1878 гг. на Балканском фронте ТатреАлбогачиева, отряд М.Д. Скобелева «Атакует турецкий редут». Копии с фото и живописных полотен дают читателю не только запомнить текстовый материал для представления военных действий, но зрительно, воспринимая иллюстрации, копии с фотографий – панорама боевых действий усиливает эмоциональное восприятие происходивших событий. Эту особенность отмечает Верещагин В.В.: «Передо мною, как перед художником, Война, и я ее бью, сколько у меня есть сил; сильны ли, действительны ли мои удары – это другой вопрос, вопрос моего таланта, но бью с размаху и без пощады». (Интернет). Художник против силы неприятеля, его оружие борется с кистью и красками. Индивидуальное видения художником реальных действий и чувства восприятия всего происходящего перенося на плотно, не оставляет зрителя равнодушным, а вызывает гамму чувств. «Участием в русско-турецкой войне 1877– 1878 годов горцы Северного Кавказа продемонстрировали свою верность воинской присяге, России и русскому народу, на плечи которого легла основная тяжесть справедливой войны за освобождение балканских народов, Грузии, Армении от османского ига» [14 С.119]. Батальный жанр в творчестве чеченских художников лишь набирает силу. Автор, в данной статье акцентрирует внимание на историческую дату – русско-турецкая война 1877–1878 года, очевидцем, участником этой войны был Василий Васильевич Верещагин. Чеченский художник Харон Исаевне был участником этой войны, но на базе исторического, полевого материала создал ряд полотен, на которые следует обратить особое внимание. В фондах Государственной галереи им. А.Х. Кадырова находятся восемь полотен Харона Исаева написанные в батальном жанре. В смешанной технике написано полотно «Эпизод из русско-кавказской войны». Живописное полотно размером 40х30, написанное в 2013 году свидетельствует, что эпизод «воссоздан» художником. Исаев Харон не очевидец «Русско-кавказских войн», но историческая литература, этнография, воспоминания очевидцев, архивные материалы, способствовали построению композиции, выбора цветовой гаммы. Поиск исторической действительности и способы выражения средствами живописи этой истины, вызывающие определенный спектр чувств – индивидуальное видение художника и отражение его в одном из эпизодов кавказской войны. В государственном музее изобразительных искусств им. Петра Захаровича Захарова в постоянно-действующей экспозиции были три живописных полотна Ф. Рубо: «Пленение Шамиля», «Смерть генерала Слепцова», «Взятие казакам станицы Нестеровской». Живописные работы привлекали всеобщее внимание зрителей и возбуждали большой интерес к истории народов Кавказа – участникам войн. 38 Ф. Рубо с исторической достоверностью отражает в своих картинах эпизоды, героев кавказской войны. Другие художники, всматриваясь в красочную гамму Ф. Рубо, глубоко продуманную композицию делали зарисовки, писали этюды, пытаясь нарисовать копию, но успехи были незначительными. Интерес к батальному жанру усиливается, но сама идеология как в настоящее время называют ее политологи «эпоха застоя», не давала простора творческой мысли, идеи, затронуть исторические факты. Интерес к Кавказу, ее истории, нашли отражение в творчестве немецкого художника Теодора Горшельта. Верно, отмечает исследователь З.А. Абдулаева: «Баварский немец – Теодор Горшельт известный художник, особенно на Кавказе, тесно связал себя в лучшие годы творчества с Россией и Кавказской войной, отраженной им в ряде живописных и графических произведений» [15]. Горшельт пишет картину «Шамиль в Гунибе отдается в плен главнокомандующему Кавказской армии князю Барятинскому 25 августа 1859 г.». В работах Харона Исаева наблюдается совершенствование стиля в передачи цветовой палитры широко известных художников, но если мастер создает копию с широко известного полотна, это профессионализм, мастерство. Например, копия с работы Ф. Рубо «Переселенцы», «Всадник» – обобщенный образ, это мог быть всадник кавказской войны, русско-турецкой, русско-японской войн. Важное значение имеет картина «Мародеры». Исаев передает специфические особенности экипировки участников войн. Лишь отдельно взятый солдат, главнокомандующий, оставались честными по отношению к побежденному, именно этико-эстетические ценности становились в центре внимание художника. Увиденное и прочувствованное самой личностью художника отраженное в живописном полотне привлекают внимание зрителя и сегодня. В Чеченской Республике мало художников, которые работают именно в батальном жанре. Организаторы конференции, своевременно поставили актуальные вопросы для анализа исторических событий – войн разных эпох, времен, ее героев. Для «Союза художников ЧР» проблема анализируемая учеными открывает широкий простор для развития батального жанра. В патриотическом воспитании молодежи написанные живописные полотна на военную тематику как «портрет», «эпизод военного действия», «сражения у исторически важного объекта» откроет «новое» видение исторического факта, усилит значение патриотического, нравственного воспитания, готовность защитить Отечество. Литература 1. Венкова-Илиева. Русско-турецкая война 1877-1878 и освобождение то на Болгарии». София. 1978. 2. Иззет-Фуад-паша. Упущенные благоприятные случаи. Стратегическо-тактический этюд русско-турецкой компании 1877 – 1878 гг. Пер. М.А. Российского. Спб., 1901. 3. Таль–Ат. Описание военных действий под Плевной в войну 1877 г. Пер. с турец. – Спб., 1885. 4. Гленар. Русско-турецкая война 1877 года. Пер. с французского. М., 1878 5. Виноградов В.И. Русско-турецкая война 1877–1878 гг. и освобождение Болгарии. М., 1978. 6. Гриценко Н.П. Из истории экономических связей и дружбы чечено-ингушского народа с великим русским народом. Грозный, 1965. 7. Ибрагимбейли Х.М. Страницы истории боевого содружества русского и кавказских народов. Баку, 1970. 8. Муталиев Т.Х.Из истории боевого прошлого ингушей. Литературная Ингушетия. 2002, №2, С.84–87. 39 9. Акиев Х.А. Народы Северного Кавказа в русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Магас., 2009. 10. Акиев Х.А. Народы Северного Кавказа в русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Магас, 2009. С.17. 11. Фаворский В.А. Рассказы художника-гравера. М., 1965. С. 3. 12. Гоголь Н.В. Собр. соч. Т. У1. М., 1950. С. 75. 13. Шорохов Е.В. Основы композиции. М., 1979. С.3. 14. Акиев Х.А. Народа Северного Кавказа в русско-турецкой войне 1877–1878 г.г. Магас 2009. С. 119. 15. Абдулаева З.А. Кавказ – глазами именитого немецкого художника Теодора Горшельта. Грозный, 2007. С.6. УДК 94(470).19 CОЗДАНИЕ СКФО: ИСТОРИЯ И РЕАЛИИ СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ А.Б. Алиева, к.и.н., старший преподаватель Дагестанский государственный педагогический университет. г. Махачкала [email protected] Появление на политической карте России нового административного Северо-Кавказского федерального округа подобно лакмусовой бумажке обозначило проблемные зоны, требующие первоочередного решения. Надо сказать, что идея создания Северо-Кавказского федерального округа не нова, она имеет аналоги в истории. Ещё в царское время большая часть территорий северокавказских республик, за исключением Центрального и Южного Дагестана и Карачаево-Черкесии, входила в Терскую область. Русские цари, пытаясь интегрировать вновь приобретенные территории в пространство империи, подчинить непокорные народы, решить приграничные вопросы, особенно внимательно подходили к проблеме управления регионом. Кавказ значительно выделялся из других окраинных территорий военно-колониальным стилем руководства. Еще в 1785 году Екатерина II учредила Кавказское наместничество, которое позже, во время самых ожесточенных схваток Кавказской войны, было заменено Кавказским главнокомандованием. При этом главнокомандующий Отдельным грузинским корпусом (впоследствии Кавказской армией) традиционно осуществлял и руководство «гражданской частью Кавказского края» [1]. В 1844–1883 годах наместничество вновь возникло официально, распространившись на территорию Закавказья с центром в Тифлисе. Наконец, с началом революции 1905 года оно опять было возрождено, вместив уже всю территорию Кавказа, чтобы исчезнуть в 1917 году. За годы управления регионом кто только не побывал здесь на высших постах: от грозы турок фельдмаршала Гудовича и знаменитого Ермолова до царского дяди великого князя Николая Николаевича. Кавказский наместник, главнокомандующий, всегда был не последним человеком в империи: это были и члены царской семьи, и приближенные к ней личности. Иным, как графу Воронцову или генералу Ермолову, довелось заслужить овации и либералов, и консерваторов. Полнота власти в крае была огромна, наместник фактически олицетворял собой императора и все институты императорской власти. Молодые и прыткие деятели застревали в пучине кавказских проблем, теряя хватку, интуицию, а с ними и доверие государя. Так случилось в свое время с Ермоловым, Воронцо40 вым, Барятинским. Неслучайно именно кавказское наместничество прочилось для завершения карьеры премьеру Петру Столыпину, да и смещенный с поста главнокомандующего в 1915 году Николай Николаевич попал сюда неспроста [2]. Некие отголоски той политики наблюдались и в советские годы. О едином управлении регионом речи больше не было, тем более что в Закавказье выделились союзные республики. Однако до 1936 года существовал гигантский СевероКавказский край, включавший фактически всю территорию СКФО и ЮФО. В 1934-1936 годах центром края был Пятигорск. И впоследствии в руководстве национальными республиками предпочтение отдавалось русским. В марте 1937 г. Постановлением ВЦИК СССР Дагестанская, ЧеченоИнгушская, Северо-Осетинская и Кабардино-Балкарская АССР были выделены из состава Северо-кавказского края. Оставшаяся часть с преобладанием русского населения была переименована в Орджоникидзевский край с центром в Ставрополе (включая Карачаевскую и Черкесскую АО). В сентябре 1937 г. ЦИК СССР утвердил Постановление ВЦИК РСФСР о разделении Азово-Черноморского края на Ростовскую область и Краснодарский край (включая Адыгейскую АО) [3]. Без преувеличения можно сказать, что Россия в своей истории прирастала не только Сибирью, но и Кавказом, ставшим, в конечном итоге, ее естественным республики Когда округ был создан, вернее, выделен из Южного федерального с центром в Ростове, бывший президент Дмитрий Медведев назвал целью такого шага «искоренение проблем региона» не только силовыми, но и экономическими методами. Очевидно, что речь здесь шла не просто об оптимизации «вертикали власти», как в других федеральных округах, а о наделении Кавказа как проблемного и приграничного региона особым статусом. Решение Москвы фактически возродило полузабытый исторический институт Кавказского наместничества. В самом деле, «проблемные» республики вместе со Ставропольским краем оказались отделены от Кубани, Дона и Нижней Волги. В этом регионе, которому лучше подходит название Юга России, совсем другие реалии: развитое сельское хозяйство и промышленность, города-миллионники, преобладание русского населения [4]. СКФО с кризисными республиками, разоренной житницей – Ставропольем, вспышками терроризма и экстремизма куда более соответствует понятию того Кавказа, проблемы с которым Россия с переменным успехом решает вот уже почти пятьсот лет. Организационной базой для создания СевероКавказской земли явился Южный федеральный округ. Сегодня в состав СКФО включено 6 республик (кроме Адыгеи) и Ставропольский край. Что же касается тех проблем, которые стоят перед новым округом, вернее, его руководством и оргструктурами, то речь идёт о необходимости существенного повышения эффективности и результативности государственной политики в регионе. И последние события – взрывы в московском метро, Кизляре подтверждают необходимость создания на Северном Кавказе централизованного региона с сильной политической, экономической зоной влияния. Не углубляясь в анналы истории, достаточно отметить, что кризисные процессы, имевшие место в регионе в 90-х гг. XX столетия, рецидивы которых проявляются и по сей день, являются следствием именно стремления отторгнуть Кавказ от России [5]. Но Кавказ – это Россия, – и это важнейший императив политики нашего государства в регионе, защитный рубеж на южном стратегическом направлении. 41 И, не случайно, именно Кавказ на рубеже XX–XXI столетий подвергся наиболее сильным разрушительным воздействиям как внешних, так и внутренних дестабилизирующих факторов, последствия которых не преодолены вплоть до настоящего времени. События последнего времени свидетельствуют о начале формирования и реализации качественно новой кавказской политики России. Долгое время ее приоритетами являлось обеспечение внутриполитической стабильности и безопасности в регионе преимущественно силовыми методами. И это было вполне оправданно с учетом масштабности и опасности таких угроз, как терроризм, этнорелигиозный экстремизм, деятельность бандгрупп и др. Все эти проблемы, хотя и не решены в полной мере, их острота все же значительно снизилась. И ситуация на Северном Кавказе уже далеко не та, какой она была в начале и даже в середине 2000-х гг. Это дало основание выработать новую стратегию кавказской политики, адекватную современным политическим реалиям. Тем более что и сами по себе силовые меры, как показывает развитие событий в регионе, не являются гарантией внутриполитической стабильности и безопасности. Контуры этой стратегии были обозначены в Послании Президента России Федеральному Собранию в ноябре 2010 г., в котором были определены узловые проблемы Северного Кавказа, не способствующие его эффективному развитию. А это, по мнению главы государства, экономическая отсталость и отсутствие у большинства живущих в этом регионе людей нормальных жизненных перспектив; неэффективное расходование значительных объемов средств, выделяемых для Северного Кавказа, часть которых «почти открыто разворовывается чиновниками» [4, С. 18.]. Безработица и, как следствие, массовая бедность, по словам Президента России, достигли на Кавказе чрезвычайных масштабов. Развитие всех этих негативных процессов происходит на фоне беспрецедентного уровня коррупции, насилия, клановости. В результате Кавказ, являясь одной из богатейших, красивейших, старейших территорий России, оказался в сильнейшей депрессии. На преодоление этих и других негативных факторов, был направлен ряд решений Президента и Правительства России. Так, в сентябре 2010 г. Правительством была утверждена Стратегия социально-экономического развития Северо-Кавказского федерального округа. В июне 2011 г. было заявлено о разработанном Минрегионразвития России проекте Государственной программы по развитию Северного Кавказа до 2025 г., предусматривающей инвестиции в регион на сумму более 3,89 трлн. рублей. В результате реализации госпрограммы по СКФО планируется создать 33 промышленных и 88 агропромышленных объекта, 13 энергетических, 210 транспортных объектов, более 170 объектов инженерной коммунальной инфраструктуры, 790 объектов здравоохранения, образования, культуры и спорта и 13 объектов туризма. Приоритеты социально-экономического развития СевероКавказского федерального округа определены Президентом РФ В. Путиным. В их числе: создание особых экономических зон на территории федерального округа, развитие на Кавказе малого и среднего бизнеса, улучшение качества жизни людей, создание в регионе нового Федерального Университета, обеспечение безопасной и эффективной работы правозащитных организаций, действующих в рамках российского законодательства. Основная ставка в новой стратегии сделана на модернизацию, повышение жизненного уровня населения региона, укрепление здесь российской государственности, его органичной интеграции в общероссийское политическое и социально-экономическое пространство [6]. По 42 сути дела, речь идет о реализации очередного, пожалуй, одного из наиважнейших национальных приоритетов России – социально-экономической реабилитации Кавказа. В то же время, как показывает анализ, реализация этих проектов пока не находит поддержки не только у широкой российской общественности, но и у населения региона, в интересах которого и запланированы мероприятия и Стратегии, и непосредственно Госпрограммы. В дискуссиях различного уровня, посвященных ситуации на Кавказе, доминирует негативный фон, а сама ситуация оценивается как крайне тяжелая, нестабильная. Более того, ряд экспертов определяют ситуацию едва ли не как гражданскую или третью Кавказскую войну. Ситуация действительно сложная. Или как ее оценивает сам полпред Президента в округе А. Хлопонин, − стабильно напряженная, − и определяется воздействием целого ряда деструктивных факторов. Прежде всего, это касается террористической угрозы, уровень которой в последние два года значительно возрос; эскалации этноконфессиональной напряженности, этнизации власти и деградации основных сфер жизнедеятельности населения в связи с исходом высококлассных специалистов, прежде всего русских из республик Северного Кавказа; нагнетание ситуации вокруг исторических событий, в частности, связанных с Кавказской войной XIX в., 150-летие окончания которой было отмечено в мае 2013 г. (непосредственно перед началом Сочинской Олимпиады), и т.д. Все это, конечно же, выделяет Кавказ как регион повышенной конфликтности. Но, вместе с тем, необходимо понимать, что в основе своей все социально-политические процессы на Северном Кавказе являются фактически «слепком» с общей ситуации в стране. Речь идет о таких явлениях как коррупция, клановость, криминализация общественных отношений и т.д., которые, как считает Президент России, и являются главными причинами террористической угрозы, да и других негативных факторов, определяющих нестабильность ситуации в регионе. Эти и другие пороки, конечно же, определяют общий фон ситуации, особенно в республиках региона, и являются питательной средой проявлений и экстремизма, и терроризма, и других негативных явлений. И, безусловно, они требуют своего решения. Но очевидно также и то, что искоренить, например, коррупцию на Северном Кавказе, не решив эту проблему в других регионах страны и, прежде всего, в Центре – нереально. То же самое можно сказать и о клановости. В той или иной форме это явление свойственно любому другому региону России, так же как и разгул криминалитета в целом по стране [7]. Таким образом, на Северном Кавказе не происходит ничего, что коренным образом отличалось бы от других регионов России. Да, конечно, есть своя специфика, связанная с этнополитическими проблемами и политизацией ислама, с клановыми механизмами распределения ресурсов. Но, в сущности, речь идет о типичных проблемах российской социально-политической действительности. С учетом же того, что большинство проблем региона имеют общегосударственную специфику, соответственно, и меры по их решению должны носить общегосударственный характер. Для разработки мер по снижению напряженности в социально-экономической же сфере, обеспечению устойчивого развития в СКФО необходимо учитывать разнообразие его субъектов, систематизируя различия социально-экономической ситуации в группах субъектов более или менее однородных по определенным признакам. Однако многие аспекты формирования государственной региональной политики, связанные с учетом специфики регио43 нов и необходимостью по отношению к ним особых режимов регулирования и координации их развития, требуют доработок и уточнений [8]. Стратегия устойчивого социально-экономического развития СКФО на долгосрочную перспективу может стать практически реализуемой только тогда, если она будет адекватно учитывать разнообразие природных, геополитических, социально-экономических, национально-культурных и других условий в различных его субъектах и опираться на точную диагностику наиболее актуальных и острых проблем. Все эти проблемы определяют актуальность темы исследования. Литература 1. Очерки истории Кубани с древнейших времен до 1920 г. Краснодар, 1996. 2. Потто В.А. Два века терского казачества. Ставрополь, 1991. 3. Летифов А.Л. Исторический опыт национально-государственного строительства на Северном Кавказе в переходный период к социализму. Махачкала. 1972. 4. Проблемы инновационного развития экономики Северо-Кавказского Федерального округа и пути их решения.// Экономика и право. № 8 – 9 2012. 5. Независимая газета. 2011, 24 января №256. 6. Федеральная целевая программа «Юг России (2008–2012 гг.)» Электрон. текстовые дан. – Режим доступа: http://www.dmpmos.ru/laws/DokumShow_DocumID_133807.htm. 7. Бугай Н. Ф. Народы Северного Кавказа в системе национальных отношений России 1990-х гг.– нач ХХ1в.//Россия и Кавказ: история и современность. Владикавказ. 2005. 8. Деловая пресса. №2(584) от 21. 01. 2011. УДК 94 (470).16/18 УЧАСТИЕ АХВАХЦЕВ В НАРОДНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОЙ БОРЬБЕ НАРОДОВ ДАГЕСТАНА И ЧЕЧНИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ Х1Х ВЕКА А.Ю. Амачиев, преподаватель общественных дисциплин, ГБОУ "Хасавюртовский педагогический колледж имени Батырмурзаева З.Н." XIX век в истории народов Дагестана ознаменован важными социальнополитическими событиями: присоединение феодальных владений к Российской империи, героическая борьба горцев за независимость, административные и судебные реформы 60-х гг., образование Дагестанской области и др. Некоторые историки считают этот период "золотым веком" в истории Дагестана [7]. Участие в этих событиях в разной степени принимали все народности. В данной статье мы хотим рассмотреть участие ахвахцев в народно-освободительной борьбе, происходившем на Северо-Восточном Кавказе в XIX веке. Ахвахцы – один из малочисленных народов Дагестана. Численность ахвахцев в 1866 г. составляла 2464 человека, в 1886 г. – 3585, в 1894 г. – 3725 [2. С.101]. Территориально ахвахцы делятся на северных и южных. Северныеахвахцы расселялись на северных склонах Богосского хребта. Это аулы Кванкеро, Тадмагитль, Лологонитль, Кудияб-росо, Изано и окружающие их хутора. К юго-востоку от них, по восточным склонам Богосского хребта были расположены селения южных ахвахцев – Цекоб, Тлянуб и Ратлуб [6. С.7]. У ахвахцев сложилось 2 вольных общества – Цунта-Ахвах и Ратлу-Ахвах. Ахвахцы принимали активное участие в народно-освободительной борьбе горцев Дагестана и Чечни в 20–50-х гг. XIX в. При первом имаме Гази44 Мухаммаде отряд ахвахцев под руководством Али-хаджи участвовал почти во всех походах имама. Как сообщает Исаев Ш., они входили в отряд возглавляемый Гамзат-беком Гоцатлинским, будущим вторым имамом. В 1830 году во время похода в Закаталы ахвахский отряд понес первые потери: Ахмед сын Акилава и Газияв сын Каралава [3. С.304]. Участвовали ахвахцы и в штурме Тарки в 1831 году. В этом кровопролитном сражении они потеряли 14 человек, тяжело был ранен Али-хаджи (лишился зрения). После гибели Гази-Мухаммада Али-хаджи, недовольный поведением Гамзат-бека в сражении при Гимрах, отозвал своих мюридов. Лишь в начале 40х гг. они опять примкнули к третьему имаму Шамилю. Известно, что 60 ахвахцев участвовали в битве у аула Аргвани. Магомед из Кудияб-росо и Нурмагомед из Изано, павшие в бою, похоронены в Аргвани. 12 ахвахцев были среди защитников Ахульго. Крупных военных сражений на территории ахвахских вольных обществ не происходило. Запомнился край в истории Кавказской войны тем, что именно сюда имам Шамиль отправил наибом своего 18 летнего сына Гази-Мухаммада. ВКарата прожил после возвращения из плена старший сын имама Джамалудин. Здесь же он умер и похоронен. После пленения Шамиля, Дагестан, казалось, успокоился. Народ устал, изголодался и по-видимому жаждал мира. Однако эта "гора языков", колыбель воинственнейшего и свободолюбивого народа, хранила в себе еще много горючего материала для мятежного пожара [5]. С 1859 по 1877 годы на СевероВосточном Кавказе произошло 18 восстаний и выступлений. Но наибольший размах народные выступления приняли во время восстания, начавшегося в 1877 г. Восстание вспыхнуло в Нагорной Чечне, затем охватило и Дагестан. Восстание 1877 года и установление имамата были обусловлены комплексом причин: усиление колониального гнета и тяжелое положение народных масс, внешнеполитическое влияние политического и идеологического союзника дагестанцев – Османской империи, которая проводила активную работу на Северном Кавказе. В преддверии назревавшей русско-турецкой войны Турция могла рассчитывать на создание в тылу войск, воюющих в Закавказье, очага напряженности, способного стянуть в этом направлении силы противника. С этой целью проводилась агитационная работа среди мусульманского населения, которое Стамбул склонял на свою сторону обещаниями материальной и военной помощи [8. с.82]. Восстание быстро охватило Казикумухский, Даргинский, КайтагоТабасаранский, Кюринский, Самурский, округа и частично Кубинский уезд. В сентябре восстанием был охвачен Центральный, Южный и Западный Дагестан. Для руководства борьбой был избран имам – сын согратлинского шейха Мухаммед-хаджи. Так же был учрежден совет имама и его наибов. Наибом в Ахвах был назначен ученый Курбан из Кудияб-росо. Он хорошо знал религиозные науки, владел арабским и турецким языками. Предводителем ахвахского отряда выбрали бесстрашного воина Гарагази. Наиб Жаватхан из Телетля, во время сражения у аула Годобери признавался, что с этими храбрецами (ахвахцами) готов воевать царизмом и без оружия. Исаев Ш. отмечает, что в восстании 1877 г. приняли участие все ахвахцы. Но с этим нельзя согласиться. Так в письме имаму наиб БаарМеседсообщал: "Каратинское общество – несмотря на двукратное предложение, 45 обращенное к нему – так и не согласилось присоединиться к нам" [1. С.160]. Более верной является оценка известного ученого Каяева А., который указывал, что накануне восстания предводители и влиятельные лица Дагестана разделились на три партии: 1. Активные сторонники восстания. 2. Противники восстания. 3. Третья партия, не примкнувшая ни к одной из сторон, занявшая выжидательную позицию и наблюдавшая за дальнейшим развитием событий [4. С.31]. В конце сентября, расправившись с восстанием в Южном Дагестане царское командование направило основные силы в Западный Дагестан. 23 сентября произошло сражение у аулов Инхело и Муни. Багулалы, чамалалы и ахвахцы под руководством Гарагази 2 дня вели бой с солдатами. Потеряв 15 мюридов убитыми, 23 пленными горцы были вынуждены отступить. По возвращении в Ботлих, 12 солдат Куринского полка были награждены Георгиевскими крестами. 25 сентября горцы потерпели поражение недалеко от Ботлиха. Наступил октябрь, тяжелый и неудачный для горцев. 3 октября произошла битва у аула Годобери. Объединенный отряд багулалов, чамалалов и ахвахцев был разбит превосходящими силами русских под командованием подполковника Тихонова. По данным разных источников горцы потеряли в этом бою от 80 до 100 человек, было много раненых. Ранение получили 6 ахвахцев, в их числе и Гарагази. Тиндинский наиб Курамухаммад-хаджи писал имаму по поводу сражения, что "цунтинцы потерпели большой урон от русских и больше не в состоянии оказывать помощь тиндинцам" [9. С.112]. После этого боя отряды горцев отступили в Ассаб, Батлух и Телетль. Отсутствие сплоченности между горцами впоследствии многими отмечалось в числе причин, приведших к быстрому поражению восстания. Отряды Баармеседа (300 всадников), Абдулы из Цулда, отправленные имамом на помощь ахвахцам, так и не решились помочь им. 14 октября 1877 года навсегда запомнится в истории ахвахцев. В этот день (четверг) царские войска в количестве 2000 солдат (Исаев Ш. указывает 2600 человек) и 200 милиционеров пройдя через Карата остановились в Ахвахе, в местечке Зоноб. Переговоры предпринятые ахвахскимджамаатом окончились безрезультатно, Смекалов потребовал на каждый день по 40 быков и 40 повозок сена. После обеда началась битва, которая продолжалась вплоть до вечера. Жители Ассаба и Батлуха сообщали имаму: "Ахвахцы дрались отчаянно, причем в рукопашную, остальные же люди быстро разбежались. Итог – русские, победив, сожгли 2 аула: Кванкеро и Тадмагитль" [1. С.161–162]. Известно, что в Зонобе сражалось 174 мюрида-ахвахца. Силы были неравные. АбдуразакСогратлинский сообщает, что в Зонобской теснине было перебито большое количество ахвахских храбрецов [1. С.185] - всего на поле боя и после от полученных ран погибло 77 ахвахцев, в том числе наиб Курбан и Гарагази. Было ранено 89 человек, 38 из них впоследствии были сосланы в Сибирь. О их мужестве и героизме свидетельствует стихотворение-касыда "Об ахвахском газавате", написанная неизвестным автором. Сегодня на месте сражения стоит памятник. Все поколения ахвахцев помнят тех, кто в трудный час проявили мужество, стойкость и обрели бессмертие в народной памяти. Литература 1. Айтберов Т.М., Дадаев Ю.У., Омаров Х.А. Восстания дагестанцев и чеченцев в послешамилевскую эпоху и имамат 1877 года (материалы). Махачкала, 2001. 2. Ибрагимов М.-Р. А. Численность и этнический состав сельского населения Дагестана 46 в XIX- начале XX века// Быт сельского населения Дагестана. Махачкала, 1981. 3. Исаев Ш. По следам предков (ахвахцев). Хасавюрт, 2005. 4. Каяев А. Из истории восстания 1877 года // Литературный Дагестан. 1990. № 1. 5. Кривенко Василий. Восстание в Дагестане в 1877 году. // Русский вестник. № 3, 1892. 6. Лугуев С.А. Ахвахцы: Историко-этнографическое исследование XIX- начало ХХ в. Махачкала, 1988. // Р.Ф. И.И.А.Э. Ф. 3. Д. 618. Л. 6. 7. Мусаев М. А. К вопросу о влиянии Османской империи на восстание 1877 года в Дагестане//Вестник ДНЦ. 2002. № 12. 8. Мусаев М.А. Мусульманское духовенство 60-70-х годов XIX века и восстание 1877 года в Дагестане. Махачкала, 2005. 9. ХайдарбекГеничутлинский. Историко-биографические и исторические очерки/ пер. Т.М. Айтберова. Махачкала, 1992. УДК 94(470).19 ДИАЛОГ КУЛЬТУР КАК ОБЪЕКТИВНАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ РАЗВИТИЯ РОССИЙСКО-ЧЕЧЕНСКИХ ОТНОШЕНИЙ Ш.М-Х. Арсалиев, д.п.н., профессор, декан исторического факультета ЧГУ г. Грозный [email protected] Историческая индивидуальность чеченцев, как и других наций, складывалась длительное время, причем, не только за счет процессов, происходящих именно с чеченцами. Анализ чеченской культуры показывает, что культурная самобытность чеченцев имеет много общего с другими народами. Данная общность подпитывалась и подпитывается не только взаимопроникновением хозяйственных укладов, литературы, искусства, религии, политики, науки, но и фактором другого рода. По соседству с Чечней в течение тысячелетия развивалось могущественное государство Россия, государство с особой судьбой – быть средоточением двух цивилизационно-культурных потоков – Запада и Востока, Европы и Азии [7]. Эта особенность породила великую русскую классическую литературу, поэзию, философию. Это неизмеримое по глубине духовное наследие представляли великие личности-символы, очень много сделавшие для национального подъема чеченского народа. К ним в первую очередь относится Л.Н. Толстой, назвавший Чечню "страной любви". Чеченцы вызывали восхищение у А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.И. Пирогова. Благодаря им чеченцы стали известны всему миру, под их влиянием в Чечне побывали К. Гамсун, А. Дюма и многие другие [1]. Историческая реальность постоянно сводила два народа с разными целями и в разных ситуациях. Исследователи М.Х. Багаев, Ю.А. Жданов и другие подчеркивают, что предки нахов во все времена жили в гуще разноязычных народов. Отношения между ними всегда принадлежали и принадлежат к категории тонких проблем общественных наук. А это значит, что единая природа человека выступает как диалектическое взаимодействие, взаимопроникновение двух сторон: с одной стороны, как производство материальной и духовной культуры, а с другой, – как социальная организация общества, система социальных институтов, общественно-политической деятельности [2, 3]. По мнению чеченских исследователей (Ш.Б. Ахмадов, Я. Ахмадов, Ш.А. 47 Гапуров и др.), процесс сближения русского и чеченского населения продолжался и в XVIII веке. Свой вклад вносили и торговые люди, и российское офицерство, и первые русские ученые, побывавшие на Кавказе. С возникновением города Кизляр стали налаживаться торговые русско-чеченские отношения. Заглянув в далекое прошлое, найдем подтверждение тому в языке чеченцев, живших в XVI веке. Тогда происходило массовое возвращение чеченцев на равнинные плодородные земли. Развивавшиеся торгово-экономические связи способствовали тесным контактам между русским и чеченским народами. В те давние времена в чеченском языке появляются первые заимствования из русского языка – слова: пунт (пуд), кийла (килограмм), ишкап (шкаф), чамда (чемодан), чейник (чайник) сухар (сухарь) и другие [4]. В период трех русских революций (1905–1917 гг.) на чеченское общество оказала влияние российская социал-демократия. Она сформировала демократические взгляды просветителей Адиль-Гирея Долгиева, Ассадуллы Ахриева, Таштемира Эльдарханова, братьев Мутушевых, братьев Шериповых. Оценивая свои задачи уже с позиций европейского мышления, они занялись подъемом национального самосознания, стали для Чечни первыми историками, экономистами, политическими деятелями, редактировали первые газеты, писали первые учебники для школ. Представители светской чеченской интеллигенции получили образование в России. Так, С. Арсанов учился в Политехническом институте в Петербурге, Х. Ошаев – в Лесном институте, И. Бекбузаров – в Медикохирургической академии в Петербурге; Ставропольскую гимназию закончили М. Кадиев, М. Курумов, А. Ахтаханов и другие. Таким образом, культурное строительство в Чечне в начале 20 века началось под влиянием русской культуры. Нынешняя чеченская письменность на основе русской графики существует с 1938 года. Еще ранее первая попытка создания чеченского алфавита с помощью русских букв была предпринята в 1862 году П.К. Усларом, русским военным инженером, лингвистом и этнографом, одним из крупнейших кавказоведов XIX века, автором грамматических описаний абхазского, чеченского, аварского, лакского, даргинского, лезгинского и табасаранского языков. Своими трудами по изучению чеченского языка и распространению грамотности среди чеченцев он объективно внес вклад в становление современной чеченской нации. Ему принадлежит исследование «Чеченский язык», в которое вошли образцы чеченских сказок, преданий и пословиц. П. Усларом была открыта первая школа для чеченцев, где 25 детей обучались чтению и письму на чеченском языке. На любительских спектаклях, игравшихся здесь, ставились пьесы А. Островского, других русских классиков. С помощью П. Услара чеченец К. Досов составил первый чеченский букварь на основе русской графики. Русский ученый считал, что сближение с русской жизнью, хотя бы даже умственное, бесконечно важно для Кавказа. Он был уверен, что именно образование и культура могут сблизить горцев с русскими. В многолетней борьбе за русскую национальную правду А.С. Пушкин и М.Ю. Лермонтов, Л.Н. Толстой и М.А. Булгаков находили не только нравственную поддержку, но и источник своей силы на Кавказе, у чеченцев в первую очередь. Есть в истории русско-чеченских отношений символическая встреча, знак общей судьбы русских и чеченцев. А.С. Пушкин в "Путешествии в Эрзурум" пишет об одном горце, о великом сыне чеченского народа Бейбулате Таймиеве, который прокладывал своему народу пути в будущее, сражался с царскими вой48 сками, но и шел на диалог с силой, которая втягивала Чечню в орбиту своего влияния. Вот так судьба свела в пути русского поэта с чеченцем, патриотом, героем. Гениальная интуиция позволила А.С. Пушкину разглядеть в нем не дикого горца, а надежного спутника в пути. Это – масштабный символ, характеризующий русско-чеченские отношения. Нельзя не отметить также, что своеобразие чеченского менталитета раньше всех обратил внимание великий русский писатель, во многих отношениях духовный отец русской нации Л.Н. Толстой. Это он сделал первые записи народных песен на чеченском языке, признал высокую цивилизационную роль чеченской народной культуры и назвал Кавказ страной любви. Более того, весьма возможно, что именно чеченец через Л.Н. Толстого внес и в русскую идею мысль о нравственном превосходстве простого труженика и о непротивлении злу насилием. Тогда, в годы Кавказской войны, на берегах Терека и в предгорьях Кавказа Л.Н. Толстой понял, что добро и прощение могут быть не только озарениями мыслителей, так называемых лидеров человечества, а образом жизни простого человека, каким был его друг чеченец Садо Мисирбиев. Значение произведения Л.Н. Толстого «Хаджи-Мурат» в судьбе чечено-русских отношений трудно переоценить, за что чеченцы хранят вечную память и глубокую благодарность этому русскому писателю [1]. В Чечне жил и творилопальный русский поэт А.И. Полежаев. Большую роль сыграл край чеченцев в судьбе писателя А.С. Грибоедова. По этому поводу В.Г. Белинский высказался так: “Дикая и величавая природа этой страны, кипучая жизнь и суровая поэзия ее сынов вдохновляли его”. За ситуацией в Чечне внимательно следили и революционные демократы А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, о чем свидетельствуют их статьи, осуждающие колонизаторскую политику властей в крае. На становление новых литературных жанров и писательских кадров в Чечне оказывало влияние творчество крупных литературных авторитетов советского периода: писателей М. Горького, М. Шолохова, В. Маяковского, С. Есенина. Многие советские писатели побывали в Чечне еще в 20-е годы. Так, на строительстве железной дороги к г. Грозному побывали писатели М. Горький и С. Серафимович. Результатом этой поездки стали рассказ М. Горького «Ущелье» и рассказ С. Серафимовича «Лихорадка». Литературные связи оказывали громадное влияние на развитие культуры чеченского народа. В годы становления чеченской культуры десятки тысяч специалистов из России годами работали и в городах, и в самых глухих хуторах, поселках, селах Чечни пока не подросла, собственно, национальная интеллигенция. Прочные профессиональные контакты русской и чеченской творческой и научной интеллигенции, зародившиеся в те годы, продолжаются поныне. Наступило время взаимных гастролей драматических театров, филармонических коллективов, танцевальных ансамблей. Чечня расширяла свои культурные горизонты, знакомясь с творчеством российских артистов. Чеченских деятелей искусства узнала вся страна и многие зарубежные государства. В области науки появлялось все больше квалифицированных местных ученых. Молодые чеченские ученые защищали свои кандидатские докторские диссертации под руководством авторитетных российских ученых. Отметим также, что русские археологи, этнографы, историки, юристы, этнологи, педагоги и психологи внесли неоценимый вклад в исторические и эт49 нографические исследования Чечни (Г.Н. Волков, В.И. Крупнов, А.П. Круглов, В.И. Козенкова, М.М. Ковалевский, М.О. Косвен, В.И. Марковин, В.А. Сластенин, Б.А. Сосновский, Я.В. Чеснов и другие). Следы практического воплощения диалога культур на современном этапе прослеживаются и на таких примерах – это открытие в г. Грозном Государственного русского драматического театра им. М.Ю. Лермонтова, в репертуаре которого на сегодняшний день присутствуют спектакли по произведениям русских классиков, в частности, "Предложение" и "Медведь" А.П. Чехова, а в 2012 г. состоялась премьера спектакля «Брак по расчету» по произведениям А.П.Чехова (режиссер А. Марисултанов). Важнейшим фактом является и то, что русский драматический театр им. М.Ю. Лермонтова был первым театром, который появился в Грозном в 1904 году. Первые его постановки были осуществлены Е. Вахтанговым, который впоследствии стал гордостью российского театра, на премьеру его пьесы «Яд» в 20-е годы приезжал даже сам А.В. Луначарский. Грозненский театр стал русским драматическим в 1938 году, а в ноябре этого же года зрители увидели спектакль по пьесе русского драматурга Н. Погодина «Человек с ружьем». В разные годы в репертуаре театра шли спектакли «Кремлевские куранты», пьесы по произведениям М.Ю. Лермонтова, в том числе «Испанцы» и «Маскарад». Уникальным, в плане диалога культур является тот факт, что Государственный ансамбль танца «Вайнах» принял участие в мероприятиях, приуроченных к празднованию Года России в Италии и Года Италии в России, утвержденной на уровне глав правительств двух стран. Российской стороной было предусмотрено проведение ряда крупномасштабных акций, направленных на укрепление двусторонних отношений в области культуры, образования и науки, а также на презентацию в Италии российских регионов. В рамках этих мероприятий в Италии прошел национальный фестиваль «Созвездие России», приуроченный к празднованию Дня России. Впервые на центральных площадках Италии состоялась презентация российских регионов с выступлением ведущих творческих коллективов России, в числе которых и один из лучших национальных коллективов России – Чеченский государственный ансамбль танца «Вайнах», который и раньше не раз бывал с гастролями в Италии и имеет уже свои поклонников. Ансамбль без сомнений, достойно представил национальное искусство Чеченской республики и стал украшением мероприятий Года России в Италии. То, что чеченское хореографическое искусство представляло Россию, говорит о признании его значимости в российском поликультурном пространстве. В 2012 г. в Мемориальном комплексе Славы им. А.А. Кадырова прошла выставка произведений изобразительного искусства молодых художников Чеченской Республики. По словам посетителей вернисажа, своими работами молодые художники выразили желание продемонстрировать гражданскую позицию в знак поддержки кандидатуры В.Путина на выборах Президента РФ. Именно по этой причине выставка получила название: «За светлое будущее России! За Путина!». Из последних событий в рамках диалога культур следует отметить презентацию Чеченской Республики в г. Сочи. В Олимпийском парке состоялась выставка-презентация всех регионов СКФО. Главной целью проекта является демонстрация творческого многообразия страны и туристической привлекательности на международной арене. Делегация представила выставку, знакомящую с 50 инвестиционным и туристическим потенциалом региона, а также культурную программу. Концерт с участием артистов Государственной филармонии и ансамбля танца «Вайнах» вызвал большой интерес зрителей. Экспозиция Чеченской Республики привлекла внимание многих посетителей Олимпийского парка. Об активно развивающемся диалоге культур свидетельствует и план культурных мероприятий в республике на 2014 г., предусматривающий, например, такие мероприятия, как выставка произведений «Мы вместе» из коллекции Государственного центра современного искусства г. Владикавказ приуроченная к Дню России, совместная выставка художников из г. Пятигорска «Не Мир для тебя, а ты для Мира!»; тематические мероприятия, посвященные российской государственной символике; круглый стол «Боюсь ни смерти я. О нет! Боюсь исчезнуть совершенно» к 200-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова; тематические мероприятия, приуроченные к «Международному дню студентов»; персональная выставка «Свобода, равенство и право» Х.А. Автиева, посвященная Дню Конституции РФ, и многие другие. Таким образом, ретроспективный взглядв прошлое, а также современные конкретные примеры диалога российской и чеченской культур свидетельствуют о том, что диалог культур имеет довольно давнюю историю. Иногда она была успешной, созидательной, иногда непростой, порой, трагической. Трагическая, скорбная, героическая судьба чеченского народа достойна всемирного, всеобщего внимания, серьезного отношения и понимания. Литература 1. Арсалиев Ш.М-Х. Методология современнойэтнопедагогики [Текст] / Ш.М-Х. Арсалиев. М.: Гелиос АРВ, 2013. – 320 с. ISBN 978-5-85438-224-3. 2. Багаев М.Х. К вопросу о культурных связях народов Северного Кавказа в древности [Текст] /М.Х.Багаев // Актуальные проблемы истории Чечни. Грозный, 2011. С. 51–57. 3. Жданов Ю.А. Кавказ и передовая русская культура [Текст] / Ю.А. Жданов // Русская художественная культура и вопросы духовного наследия чеченцев и ингушей. Грозный, 1982. С. 5. 4. Сагатовский В.Н. Диалог культур и «русская идея» [Текст] / В.Н.Сагатовский // Возрождение культуры России. Диалог культур и межнациональные отношения. Вып. 4. СПб., 1996. – 388 с. 5. Сепир, Э. Язык, раса, культура [Текст] / Э. Сепир // Избранные труды по языкознанию и культурологии. М, 1993. 472 с. 6. Толстой Н.И. Язык и культура [Текст] / Н.И. Толстой // Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995. 473 с. 7. Яценко Е.А. Восток и запад: взаимодействие культур [Текст] / Е.А.Яценко // Культура в современном мире: опыт. проблемы. решения. Вып. 1. М., 1999. С. 32–37. УДК 94 (470).16/18 О РОЛИ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ В СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ ДАГЕСТАНА НА РУБЕЖЕ XIX-XX ВВ. Н.А. Асваров, к.и.н., доцент, И.А. Суздальцева к.и.н., доцент Дагестанский государственный педагогический университет, г. Махачкала Владикавказская железная дорога (от Ростова-на-Дону до Баку), проведенная в 70–90-е гг. XIX в. сыграла поистине революционную роль в социально51 экономическом развитии Кавказа. Она связала южные регионы страны с Центральной Россией, способствовала подъему экономики, изменению социальной структуры общества, развитию культуры и общественной жизни кавказских народов. Строительство дагестанского участка Владикавказской железной дороги велось в 1890-х гг. Проведение железнодорожной линии до Петровска завершилось в 1893 г. [1. С. 85], а официальное ее открытие состоялось 1 января 1894 г. Одновременно велось строительство дербентской ветки железной дороги с юга в сторону Петровска. Движение здесь было открыто в 1898 г. Первый пассажирский поезд из Петровска в Дербент прибыл 25 октября 1899 г., а официально движение на этом участке было открыто 1 января 1900 г. Протяженность Дагестанского участка Владикавказской железной дороги составила 214 верст [2. С. 312]. В пределах Дагестанской области на железнодорожной линии было сооружено 10 станций: Чирюрт, Темиргое, Петровск-Кавказский, Порт-Петровск, Манас, Бойнак, Каякент, Мамед-Кала, Дербент, Белиджи, 14 разъездов, несколько десятков мостов, 53 здания [3. С. 270]. Во время проведения дороги по территории Дагестана и в последующие годы почти непрерывно шли работы по увеличению ее пропускной способности, прокладывались подъездные пути, строились депо и ремонтные мастерские, товарные базы, складские помещения, телеграф и т.д. На станции Петровск-Кавказский в 1893–1894 гг. было построено депо для ремонта паровозов и вагонов, находящихся в распоряжении железной дороги. На станции имелось 25 резервуаров для хранения нефтепродуктов (общей емкостью 4550 тыс. пудов), 4 паровых насоса производительностью 28 тыс. пудов в час, пароход-ледокол (он же буксир и землесос) «Петровск», две железных землевозных баржи и механический пресс для хлопка. В районе Петровска велось строительство домиков для железнодорожников, расширялась сеть складских помещений под зерновые и другие грузы, проводились подъездные пути в Петровском порту [4. С. 34–35]. Кроме того, здесь находились 4 резервуара для керосина на северном молу порта емкостью 216 тыс. пудов, 1 резервуар для мазута емкостью 6 тыс. пудов, 6 резервуаров для машинного масла на 450 тыс. пудов, 4 трубопровода для перекачивания керосина и мазута (около 14 верст) и 4 паровых насоса для перекачки нефтепродуктов производительностью 11.200–15.200 пудов в час [5. С. 44]. В районе станции Дербент были построены мастерская для ремонта паровозов, рыбный холодильный склад (на 11 млн. пудов) и другие складские помещения. Владикавказская железная дорога имела в регионе коммерческие агентства, которые формально должны были выполнять различные поручения акционеров, а фактически стали ростовщическими предприятиями. Таким образом, дагестанский участок Владикавказской железной дороги стал крупным транспортным, промышленным и коммерческим предприятием. Одновременно строительство железной дороги дало толчок развитию традиционных отраслей местной экономики и появлению новых, становлению фабрично-заводской промышленности, изменению структуры торговли, росту городов и городского населения, совершенствованию транспортной системы области и т.д. 52 В частности, с проведением железной дороги более активно стали развиваться садоводство, виноградарство и огородничество, так как появилась возможность вывоза свежих фруктов и овощей в другие регионы Кавказа и в Россию. На базе торгового земледелия в Дагестанской области создавались предприятия по обработке продуктов сельского хозяйства – винограда, овощей, фруктов и вывоза их во внутренние районы России. В частности, на рубеже XIXXX вв. активное развитие в Дагестане получило виноделие. После строительства железной дороги в край устремились рыбопромышленники из России, активно развивались рыболовство, рыбная промышленность и связанное с ними бондарное производство. В 1913 г. в Петровске было 10 бондарных заводов с численностью рабочих – 164, в Темир-Хан-Шуре – 3 завода с числом рабочих – 156 [6. Л. 9]. В Дербенте работало два бондарных завода акционерного общества «Рыбак», принадлежавшего торговому дому «Е.И. Лобов и сыновья». В Дагестане началась добыча серы, ртути, нефти, медной руды, полиметаллов. К 1913 г. Дагестан входил в пятерку наиболее крупных нефтепромышленных районов Кавказа. Благодаря железной дороге в Дагестане были основаны крупные предприятия, работающие на местном или привозном сырье и ориентирующиеся на рынки Северного Кавказа, России, Закавказья и Средней Азии. Так, на рубеже XIX-XX вв. в Петровске построили крупнейшую на Кавказе хлопчатобумажную фабрику, которая принадлежала акционерному обществу «Каспийская мануфактура». Хлопок на фабрику доставляли из других районов Кавказа, Средней Азии и Ирана, а готовая продукция вывозилась преимущественно в Иран и Среднюю Азию. На рубеже XIX–XX вв. кустарные промыслы благодаря железной дороге получили удобный выход на российский и европейский рынок. Железная дорога была тесно связана с морским портом в Петровске и пристанью в Дербенте. Она оказала огромное влияние на развитие торговли в Дагестане: рос годовой оборот внутреннего рынка, увеличилось число выдаваемых торговых свидетельств, начали открывать кредитные учреждения, вырос товарообмен с Россией, изменилась структура торговли, появились новые торговые центры и т.д. Проведение железной дороги сделало возможным широкое распространение среди дагестанцев отходничества в крупные города Кавказа (Грозный, Баку и др.), в Среднюю Азию и во внутренние губернии России. По данным 1913 г., в Дагестанской области числилось отходников 83.317 человек, то есть примерно 1/5 часть мужского населения. Одновременно в Дагестан активно прибывали крестьяне-переселенцы из внутренних районов России, русские купцы и промышленники, связанные с деятельностью в городах. Значительная часть их поселилась в северных и приморских районах края, в непосредственной близости от железной дороги. С железнодорожным строительством связано формирование рабочего класса в Дагестане. На рубеже XIX–XX вв. железнодорожники стали самым крупным отрядом постоянных рабочих в крае. Проведение Дагестанского участка железной дороги дало толчок к развитию городов области – Петровска, Темир-Хан-Шуры, Дербента и росту город53 ского населения (в 1897 г. – 5,9%, в 1913 г. – 11,1%) [7. С. 28-30]. Большую часть горожан составляли переселенцы из России: рабочие (железнодорожники, текстильщики, рыбники, бондари), служащие и представители интеллигенции (связисты, счетные работники, медики, учителя). Таким образом, железная дорога сыграла важную роль в социальноэкономическом развитии Дагестана на рубеже XIX–XX вв. В частности, она способствовала развитию сельского хозяйства, подъему кустарного ремесла и созданию крупной промышленности, активизации торговли, притоку рабочей силы в города и приморские районы Дагестана, способствуя формированию здесь нового социально-экономического пространства. Литература 1. Козубский Е.И. Памятная книжка Дагестанской области. Темир-Хан-Шура, 1895. 2. История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. – 1917 г.). М., 1988. 3. Вагабов М.М. Железнодорожный и морской транспорт Дагестана: история становления и развития (конец XIX – 90-е годы XX в.). Махачкала, 1997. С. 43; Очерки истории Дагестана. Т. 1. М., 1970. 4. Обзор Дагестанской области за 1913 г. Темир-Хан-Шура, 1914. 5. Асваров Н.А. История строительства Дагестанского участка Владикавказской железной дороги и его роль в экономическом и социальном развитии Дагестана (конец XIX – начало ХХ вв.). Диссертация … кандидата исторических наук. Махачкала, 1998. 6. ЦГА РД Ф. 66. Оп. 4. Д. 3. 7. Обзор Дагестанской области за 1913 год. Темир-Хан-Шура, 1914. УДК 94 (470).16/18 СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ НАРОДОВ СЕВЕРНОГО-КАВКАЗА ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ А.Г. Аскеров, к.и.н., доцент Дагестанского государственного университета, филиал в г. Кизляре Считается, будто Кавказская война окончилась в 1859 году, когда в дагестанском ауле Гуниб сдался в плен имам Шамиль. Между тем, имам уже жил в Калуге, в почетном и комфортном плену, когда на Западном Кавказе происходили последние, самые страшные и трагические события Кавказской войны. С начала ХIХ века Северный Кавказ занял ведущее место в восточной политике России. Активность политики и ее разрастание на Северном Кавказе особенно возросла после окончания войны с наполеоновской Францией. Кавказская политика России ХIХ века, и особенно в первой половине этого столетия, отличалось своей интенсивностью и жесткостью в реализации целей, и напряжением усилий всех сфер государства. С конца ХVIII в. и вплоть до последней трети Х1Х в. ведущее место в кавказской политике России занимали Дагестан и Чечня. Население этих двух регионов и оказало наиболее упорное и организованное сопротивление установлению здесь российских колониальных порядков [3. С. 59]. В начале XIX века произошло формальное вхождение Кавказа в состав России. Однако при этом нужно сделать ударение на слове формальное, имея в виду характерную ситуацию «взаимонепонимания», существовавшую тогда 54 между царским правительством и горцами [4. С. 237]. При принятии на себя каких-либо обязательств относительно России горские владетели руководствовались не принципами европейского международного права («Договоры должны соблюдаться»), а принципами мусульманского. Его нормами было то, что «любой международный договор, заключённый с неверным государством, может быть нарушен владетелем мусульманского государства, если это нарушение приносит пользу этому государству» и что «клятва в отношении неверного не имеет обязательной силы для мусульманина» [2. С. 61]. Царское правительство, спешившее поскорее навести порядок на Северном Кавказе и посчитавшее излишним глубоко вникать в местные тонкости, решило попросту разрубить мечом гордиевы узлы горской политики. Но вместо решения проблемы оно получило Кавказскую войну (1817–1864 гг.) [1. С. 49]. Можно сказать, что в её основе, помимо известных причин, лежал межцивилизационный конфликт, который в формационно более развитом Закавказье был выражен гораздо слабее и поэтому не привёл к столь тяжёлым последствиям. Литература 1. Гордин Я. Кавказ: земля и кровь. Санкт-Петербург, 2000. 2. Дегоев В. Большая игра на Кавказе: история и современность. Москва, 2001. 3. Лисицына Г., Гордин Я. Россия и Кавказ. Сквозь два столетия. М.,2001. 4. История Дагестана. М.:Наука,1967.Т.1 УДК 94 (470).16/18 НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ АДАПТАЦИИ ЧЕЧНИ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ ВО 2-й ПОЛОВИНЕ XIX в. В.А. Асталов, к.и.н., доцент кафедры «Новая и новейшая история» ЧГУ, г. Грозный vaha.astalov@ mail.ru Несмотря на то обстоятельство, что Чечня была присоединена к Российской империи в 1859 г., всестороннего исследования ее социально-экономического и социально-политического положения до конца XIX в., по признанию самих российских исследователей конца XIX в., не проводилось. Объяснялось это тем, что Чечня еще долгое время оставалась политически достаточно сложным, не стабильным и вследствие этого неудобным регионом для исследовательской деятельности. Робкие попытки изучения Чечни конца 50-х гг. XIX в. «… чрезвычайно тормозились тем недоверием, с которым относилось население ко всем пришлым людям и особенно к русским… Ряд новых восстаний и волнений, закончившийся вооруженным мятежом 1877 года и брожением 1886 г., только поддерживали те неблагоприятные условия для каких-либо научных исследований Чечни, которые существовали раньше» [1]. Изучение социально-экономического и социально-политического положения Чечни было невозможно без результатов статистико-экономического исследования. Такие исследования начинаются лишь в 90-х XIX в. Безусловно, присоединение Чечни к России вызвало в чеченском обще55 стве большие социально-экономические и социально-политические процессы. Однако эти процессы в первые десятилетия пребывания в составе Российской империи характеризовались не столь большой интенсивностью. На темпы преобразований в Чечне влияли не только вековые чеченские традиции, но и неудовлетворительные темпы социально-экономических и социально-политичес-ких реформ в России с целью коренного изменения ее социально-экономической системы и создания условий для развития в России капиталистических отношений. Несмотря на это в Чечне в пореформенный период наблюдаются определенные процессы по административному устройству, земельной собственности, в сфере торгово-экономических отношений, социальной дифференциации общества, просвещения, социально-культурного быта, судопроизводства и т.д. Важным периодом административных реформ в Чечне явились 60-е гг. XIX в. 3 мая 1860 г. была упразднена Кавказская линия. Ее Левое крыло стало именоваться Терской областью, а Правое крыло – Кубанской областью. Отныне вся территория к северу от Главного Кавказского хребта вместе с Терской и Кубанской областями и Ставропольской губернией стала называться Северным Кавказом. Главой Терской области назначался начальник Терской области, которому сохранялось звание командующего войсками этой области. В том же году 19 ноября по распоряжению правительства было образовано Терское казачье войско [2]. Терская область 29 мая 1862 г. была поделена на 3 военных отдела – Западный, Средний и Восточный, которые имели 8 округов. Западный отдел состоял из Осетинского, Кабардинского и Ингушского округов; Средний – Чеченского, Аргунского и Ичкеринского округов; Восточный – Нагорного и Кумыкского округов [3]. Округа на территориях, ранее входивших в имамат Шамиля, сохраняя преемственность, делились на наибства, остальная территория – на участки. Такое деление было более адаптировано к местным условиям и особенностям. Что примечательно, начальниками-наибами наибств назначались представители местного населения. К примеру, в 1859 г. наибом Малой Чечни являлся майор Саибдулла Османов, наибом Ичкеринского округа – подполковник Арцу Чермоев, наибом Большой Чечни – Вагап Адуев. Во главе участков, как правило, ставились русские офицеры. По положению наибам для осуществления своей деятельности назначались помощники, называвшиеся мазумами. Например Арцу Чермоев будучи наибом Ичкеринского округа имел трех мазумов – Абдуллаев Гиха из Гуни, подпоручик милиции Исаев Мусса из Урус-Мартана, Ойшиев Чомак из ХашкиМохка. С целью усиления и облегчения надзорных функций царская администрация нередко прибегала к насильственному переселению горных обществ на плоскость, укрупняя уже существующие на плоскости аулы. Насильственное переселение горных аулов преследовало еще и другую цель – разобщение традиционной родовой организации, внесение межродового раздора и духа соперничества между родами в больших аульных общинах, с целью усиления собственного влияния на них посредством назначаемых аульных старшин. Административная иерархия определялась «Положением Терской области», по которому начальник округа подчинялся начальнику отдела, начальник округа подчинялся начальнику Терской области, который совмещал военную и 56 гражданскую власть в области. Система управления, сложившаяся на Северном Кавказе, получила название «военно-народной». Военно-народное управление явилось одной из форм привлечения местного населения к управлению обществом, веками жившему по отличным от российских законов и архаичным обычаям. «Сложившийся веками своеобразный общественный строй жизни, запутанность сословнопоземельных отношений, применение судопроизводства по адату, полное несоответствие адатных постановлений с действующими в империи законами, – писал С. Эсадзе, – были причинами привлечения горских народов к представительству» [4]. Система военно-народного управления, изначально провозглашенная как временная, просуществовала практически вплоть до свержения самодержавия. Когда администрация края стала перед выбором между военно-народным управлением и гражданским, предпочтение было отдано первому. Со временем стала проявляться антинародная сущность этого управления. Из него стали выхолащиваться даже самые робкие национально-демократические элементы. Если первоначально на должности наибов назначались офицеры из числа горцев, то с сентября 1866 г., по усмотрению наместника, на должности наибов могли назначаться офицеры регулярных и казачьих войск [5]. С января 1871 г. в Терской области вводилось гражданское управление. Надо отметить, что тогда при обсуждении проекта об Административных реформах члены Государственного Совета предлагали назвать отделы в Предкавказье не областями, а губерниями. Терскую область предлагалось разделить не на округа, а на уезды. То есть это была попытка унификации структуры административного управления на всей территории империи. Однако к чести наместника ему удалось отстоять административные названия область и округ, как наиболее отвечающие местным отличиям. В 1871 г. административное деление края претерпело изменения: Кумыкский округ был переименован в Хасав-Юртовский; Нагорный округ с чеченским населением был упразднен с передачей его территории частями ХасавЮртовскому и Аргунскому округам [6]. Начало судебным реформам положило «Положение об окружных словесных судах». Согласно этому положению 29 мая 1861 г. были учреждены участковые, окружные, наибские суды и главный апелляционный суд во Владикавказе, являвшийся высшей судебной инстанцией. Судебная реформа была адаптирована к сословному делению и национальным местным особенностям. Разбирательство в судах производилось с применение статей обычного права. Разбирательства брачно-семейных и личных имущественных правовых отношений производилось по шариату [7]. В 1869 г. судебные преобразования продолжились: окружные суды были заменены горскими словесными судами в Грозном, слободе Шатой. Они состояли из двух-трех членов, избиравшихся сроком на 2 года. В результате судебных преобразований сложилась судебная система, представленная окружным судом во Владикавказе и местными судами – мировыми, горскими, аульными, станичными и слободскими. Судебные дела распределялись с учетом определенных факторов. В рассмотрении горского словесного суда находились только дела, касающиеся горцев. Если даже один из участников тяжбы не был горцем, то дело рассматривалось мировым или окружным судом. Представители привилегированных сосло57 вий, а также офицерства имели право отказа от горских судов и передачи дела во Владикавказский окружной суд или Тифлисскую судебную палату [8]. Более того военно-народные суды нередко допускали злоупотребления по отношению к сословным низам, чины верхних ступеней судебной иерархии имели право отменять решения сельских сходов, аульных судов и выносить вердикты о различных неадекватных наказаниях членов общества. В Терской области были образованы горские словесные суды по национально-территориальному принципу: Нальчикский – для кабардинцев, Владикавказский – для осетин, Назрановский – для ингушей, Грозненский, Аргунский и Веденский – для чеченцев, Хасав-Юртовский – для кумыков и ногайцев. Горские словесные суды работали по Временным правилам горских словесных судов. В соответствии с этим документом подсудность горских судов несколько расширялось. К их прерогативе были отнесены гражданские и уголовные дела. Как и прежде в их состав входили народные депутаты, кадий, так как разбирательства в отношении горцев-мусульман проводили по шариату. Судебные реформы практически нисколько не продвинулись в плане демократизации судов. Сильно было влияние на суды административных органов. В судах в значительной мере использовался так называемый административный ресурс, давление администрации на депутатов. Даже в том случае, когда горцы использовали свое право апелляции на неправильное решение суда, преимущественным становилось решение начальника области. В соответствии с императорским распоряжением наместником было издано 30 декабря 1870 г. Положение о сельских (аульных) обществах, их общественном управлении и повинностях государственных и общественных в горском населении Терской области. Во главе каждого общества ставился старшина. В сельское общественное управление входили сельский сход и сельский суд. Горные малочисленные аулы должны были группироваться и объединяться в одно аульное общество. Сельский сход, согласно Положению собирался старшиной и составлялся из всех совершеннолетних домохозяев сельского общества [9]. Старшины обладали довольно широкими полномочиями. В их компетенцию входили выборы сельских должностных лиц, приговоры об удалении из общества вредных и порочных членов, временное устранение от участия в сходе провинившихся жителей, назначение опекунов и попечителей, распоряжение общественными земельными угодьями, принадлежащими всему обществу, совещания и ходатайства об общественных нуждах, раскладка казенных и земских повинностей, вмешательство в судебные дела, если он не был одновременно и судьёй и др. Сельские суды вводились в каждом аульном обществе. При всей консервативности и реакционности царского режима судьи, старшины и сборщики податей были выборными и избирались обществом. К компетенции сельских судов относились все гражданские споры и тяжбы между членами одного сельского общества. Надо отметить, что предусмотренные названным Положением в каждом аульном обществе сельские управления в составе старшины, схода и сельского суда в Чечне и Ингушетии, в отличие от других территорий, по вине администрации области вводились с большими издержками, их создание неоправданно затягивалось, дабы сохранить за начальниками участков влияние на сельские сходы, которыми они руководили непосредственно. Тем не менее, административно-судебные реформы в целом являлись прогрессивным 58 явлением, способствовавшим интеграции Чечни в правовое поле России и переходу к новым общественным отношениям – капитализму. Литература 1. Терский сборник. Владикавказ, 1893. выпуск 3, книга 2, С. 3. 2. АКАК, т. XII, С. 662; Записки Терского общества любителей казачьей старины. Владикавказ, № 1, 1914. С. 252. 3. Мужухоева Э.Д. Организация управления Чечено-Ингушетии в 40–60 гг. XIX в.// Общественные отношения у чеченцев и ингушей в дореволюционном прошлом (XIII – начало XX в.), Грозный, 1982. С. 76–77. 4. Эсадзе С. Историческая записка об управлении Кавказом. Тифлис, 1907. Т.1. С. 83,84 5. ЦГА СОАССР, ф. 12, оп. 6, д. 15, л. 3. 6. Хасбулатов А.И. Сословный характер аграрно-административных реформ 60-х годов XIX в. в Чечено-Ингушетии//Вопросы истории классообразования и социальных движений в дореволюционной Чечено-Ингушетии (XVI – начало XX в.). Грозный, 1980. С. 10. 7. Кокурхаев К.А. Правовая система и судопроизводство чеченцев и ингушей//Вопросы истории Чечено-Ингушского НИИ ИЯЛ. Грозный, 1977. Т.10. С.34. 8. Борчашвили Э.А. Социально-экономические отношения в Чечено-Ингушетии в XVIII – начало XIX в. Тбилиси, 1988. С. 290. 9. ЦГА СОАССР. Инвентарная книга № 352. Положение о сельских (аульных) обществах, их общественном управлении и повинностях государственных и общественных в горском населении Терской области. С. 2. УДК 94 (470).19 МИЛИТАРИЗМ И ВОЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ М.Р. Ахметханов, студент 3 курса, ДГПУ Хасавюртовский филиал За двадцатилетие до начала первой мировой войны были развязаны японо-китайская (1894–1895), испано-американская (1898), англо-бурская (1899– 1902), русско-японская (1904–1905), итало-турецкая (1911–1912), первая и вторая Балканские (1912–1913) войны и проведено множество колониальных экспедиций против народов Азии, Африки и Латинской Америки. Величайшие завоевания технической мысли, которые в иных общественных условиях могли бы облегчить положение народных масс, в период империализма наиболее быстро применялись для уничтожения людей и материальных ценностей [1]. Развитие военного дела опиралось на достижения ведущих отраслей производства – металлургии, машиностроения (особенно моторостроения) электротехники, точного приборостроения, химической технологии и т.д. В военной технике появились тенденции к механизации и автоматизации. Одна из характерных черт военной техники этого периода – автоматизация огнестрельного оружия. Со времени изобретения станкового пулемета Максима (X. Максима) в 1883 г. конструкция пулеметов постоянно усовершенствуется (тяжелый пулемет Максима, Гочкиса, легкий пулемет Льюса, Виккерса, Гочкиса и др.). Широкое применение пулеметов в европейских армиях началось после русско-японской войны 1904–1905 гг., в ходе которой выявились достоинства этого оружия. Русские изобретатели-оружейники весьма успешно решали проблемы 59 создания автоматического оружия. Однако реализация их предложений систематически тормозилась отсталостью русской промышленности и ее зависимостью от иностранных фирм. Так, с большим трудом новаторам-оружейникам П. П. Третьякову и И. А. Пастухову удалось добиться введения на вооружение станкового пулемета образца 1910 г. Подводные лодки (подлодки), сооружаемые в различных странах в конце XIX в., в надводном положении приводились в движение двигателями внутреннего сгорания, а в подводном – электродвигателями, получающими энергию от батарей аккумуляторов. Однако подлодки сначала были использованы исключительно как средство войны. А. Робида в 80-х гг. XIX в. описывал грядущие действия «грозных и трудно улавливаемых подводных миноносок, превративших морскую войну в ряд самых дерзновенных неожиданностей» [2]. В центре одного из рассказов Конан Дойла, где события относятся автором к 1895 г., фигурируют чертежи подводной лодки, которой английское правительство придает исключительное значение: «Из всех государственных тайн эта охранялась особенно ревностно» [3]. Конан Дойл был недалек от истины, так как именно в это время ирландский изобретатель Холланд изобрел так называемую «карманную» подводную лодку. Военно-морской флот США решил принять ее на вооружение. Владелец частного изобретательского бюро американский адвокат Райе купил патент Холланда и учредил компанию по проектированию и строительству подлодок. Райе также заключил договор и с английской группой Виккерса. В результате подлодка ирландского изобретателя была использована англичанами. В XX в., особенно после русско-японской войны, все великие державы начали оснащать свои флоты подводными лодками, но военно-морские ведомства многих стран проявляли недостаточное понимание важности этого вида вооружений. Особенно это относится к России. И.Г. Бубнов и М.П. Налетов разработали в 1903–1915 гг. ряд ценных проектов подлодок нового типа. В 1908 г. по проекту И. Г. Бубнова была построена первая подлодка с дизельным двигателем «Минога». В том же году М.П. Налетовым была создана подлодка «Краб», впервые служившая как подводный минный заградитель, вмещающий 60 мин. Однако военные власти не поддержали талантливых изобретателей. Так, в 1914 г. были отклонены смелые проекты И.Г. Бубнова о строительстве крейсерских подлодок водоизмещением 1 тыс.т с радиусом действия 4–5 тыс.км. Наибольшее внимание созданию подводного флота уделяло германское командование (с 1905 г.). Одним из прототипов немецких подводных лодок была лодка «Норденфельд», разработанная в конце XIX в. Их продажей занимался один из совладельцев английской фирмы «Виккерс» Базиль Захаров, поставлявший это грозное оружие Греции и Турции. Через эти страны чертежи подлодок появились и в Германии. Начав первую мировую войну с 30 подводными лодками, Германия произвела за годы войны еще 300 штук. В результате она смогла нанести огромный ущерб торговому флоту союзников и нейтральных стран: всего было потоплено 5408 судов общим водоизмещением 19,4 млн.т. Союзниками был разработан ряд мер борьбы против подлодок, в результате которых Германия потеряла 60 за годы войны большую часть подводного флота от специальных противолодочных бомб и сетей, мин заграждения, артиллерийского огня и т.д. (при перемирии она вынуждена была отдать союзникам оставшиеся 138 подлодок). Водоизмещение крупнейших подлодок к концу войны составляло 2–2,5 тыс. т., мощность дизель-моторов 3,5 тыс. л. с, а электромоторов (под водой) – около 2 тыс.л.с. Скорость движения под водой достигала 8–10 узлов (15–19 км/ч). Подводные лодки имели 4–8 торпедных аппарата. Дальность автономного плавания у них достигала 4–5 тыс.км. Применение средств связи. Из средств связи в годы войны широчайшее применение во всех армиях получили телеграф, телефон, оптические средства и радио. К этому времени в радиотехнике были достигнуты значительные успехи. В 1902–1904 гг. датский изобретатель В. Поульсен сконструировал новый тип передающих радиостанций с дуговым генератором незатухающих колебаний. Немецкое военное командование приобрело новые передатчики, установило их на флоте и держало в секрете, пустив в ход лишь после объявления войны. Радиостанции союзников, не зная о них, не могли вначале перехватывать радиограммы немецкого флота. Секрет был разгадан в России видным ученымэлектротехником М.В. Шулейкиным (1884–1939). Войсковые соединения и отдельные части во всех армиях стали снабжаться радиоустановками. Усовершенствование передатчиков и приемных аппаратов позволило ввести радиосвязь на всех морских надводных и подводных судах, самолетах, танках и т.д. Большой интерес представляют опыты по управлению подлодками, торпедами, а также брандерами (зажигательными судами) по радио. Аналогичные эксперименты проводились и в авиации. Они имели место еще до первой мировой войны (например, опыты итальянского изобретателя Э. Фиамме в 1913 г.), однако не дали положительных результатов. Работа над ними в строжайшей тайне продолжалась и после войны. В середине войны в работе разведок противников приобрели большую популярность звукозаписывающие аппараты – диктографы. Использовались также приборы для подслушивания. Не были забыты и старые средства связи, например письма с почтовыми марками. Под марками иногда скрывались фотопленки, а иногда разные сочетания марок, согласно условному коду, обозначали определенный тип военных кораблей, количество пересылаемых военных контингентов, род войск и т.д. Мы не говорим уже о многочисленных видах бесцветных химических составов (симпатических чернил), которыми наносилась разведывательная информация под марками, между строк или после текста письма самого невинного содержания. Любопытно, что тогда стали снова в широких масштабах пользоваться голубиной почтой. Голуби оказались чрезвычайно надежным средством передачи важнейших сообщений военного характера. Не раз торговые и военные суда, торпедированные подводными лодками или терпевшие аварию по иным причинам, посылали с голубями сигналы бедствия. Командир французского форта в июне 1916 г. отправил с последним имевшимся у него голубем донесение о неизбежности падения крепости. Разведчики, которые забрасывались самолетами в тыл врага, часто брали с собой клет61 ку с голубями. Видный деятель британской разведки Дж. Астон приводит яркие примеры вредных последствий недооценки в начале войны консервативными чиновниками адмиралтейства использования голубиной почты [2]. Зато к концу войны англичане имели на Западном фронте до 6 тыс. почтовых голубей. Противник старался уничтожать почтовых голубей. Военные мемуары содержат немало трогательных историй о том, как подстреленные крылатые курьеры многие часы ползли по земле, но все, же успевали добраться до родной голубятни и передать важные сообщения. Во Франции некоторых голубей, оказавших особо ценные услуги в годы войны, даже награждали орденами. Героям голубиной почты ставили памятники. Таковы были в военных условиях преемники «благородных гонцов, летевших с вестью о жизни или смерти», о которых в свое время писал Э. СетонТомпсо. Литература 1. Виргинский Виктор Семенович Учебное издание, изд. «Просвещение» 1989 г. 2. Хотеенков Владимир Федорович Учебное издание, изд. «Просвещение» 1989 г. 3. Офицеров В.В. История науки и техники 4. Бернал Дж. Наука в истории общества 5. Зворыкин А.А., Осьмова Н.И., Чернышев В.И., Шухардин С.В. История техники. УДК 94 (470).19 УЧАСТИЕ ГОРЦЕВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ А.М. Ахтаев, к.с.н., доцент, В.Р. Дикаев, к.и.н., доцент, М.Д. Солтамурадов, к.и.н., доцент, Т.А. Хусиева, ст. преподаватель кафедры истории, геополитики и политологии ЧГУ. г. Грозный В начале 20-го века в мире между крупными державами шла постоянная борьба за раздел территорий и сфер влияния, а также за контроль движением капитала. При этом интересы некоторых стран часто совпадали и как, следствие происходило столкновение стран с различными интересами. Но эти войны в истории человечества никогда не совпадали с интересами рабочих крестьян и простого народа. Летом 1914 г. началась мировая война. Первая мировая война, начавшаяся 19 июля 1914 г., явилась гигантским столкновением двух групп крупных государств мира [1].Особым распоряжением от 13 августа 1914 г. Терская область объявлялась на положении «чрезвычайной охраны».16 августа в области введено «временное положение о военной цензуре». Почти миллион был пожертвован на нужды войны. Нефтяными монополистами, которые подписались государственный заем власти, принимали меры, чтобы подогреть патриотические чувства населения. Были попытки воздействовать на чеченцев и ингушей через мусульманское духовенство, кадиев, местных богачей и чеченоингушское офицерство. К 1915–1916 гг. удалось укомплектовать путем вольного 62 наёмаиз горских нардов Кавказа… «дикую дивизию», в которой среди других были ингуши и чеченцы [3]. На начало войны (по состоянию на 2 ноября 1914 г.) русская отдельная Кавказская армия имела 120 батальонов пехоты, 127 кубанских и терских казаков и 304 артиллерийских орудия. При том серьезных резервов армия неимела. Для неприятеля полной неожиданностью стало то, что уже 15 ноября разведывательные отряды 1-го Кавказского корпуса начали выдвижение в направлении Эрзерума. При этом Турецкая армия, пограничная жандармерия всюду отступала. После посещения Николай II покинул горный край, крайне довольный состоянием и боевым настроем Отдельной Кавказской армии. Штаб отдельной Кавказской армии сумел решить все вопросы на должном похвальном уровне. Уже в первый день контрнаступления Кавказских войск пехотный Дербентский полк под командованием Вашакидзе прорвался в самую глубину обороны турок случилось настоящее чудо для военной истории. Серьезный бой состоялся у города Ардагана, где боевое крещение приняла 5-я Кавказская стрелковая дивизия. 1915 г. Кавказская армия встречала в наступательном порыве. К 5 января она вышла перейдя линию государственной границы на рубежи селений Ит, Арди, Даяр. С этой линии открывалась благоприятная возможность для развития наступления вглубь Турецкой армии. Русские нанесли поражение туркам Кавказская армия русских совершала там изумительные подвиги. После умело проведенной Сарыкамышской операции государственная граница на Кавказе была надежно защищена [7]. Кавказ занимал не последнее место и в планах ведущих стран запада. Летом 1916 г. Кавказский фронт продвинулся вглубь Турции почти на 250 км. С самого начала войны при покровительстве буржуазно – монархических слоев из горских верхов шло формирование «добровольческих» полков, которые вошли в Кавказскую конную туземную дивизию, более известную под названием «Дикий». В ее состав вошли шесть полков: Дагестанский, Кабардинский, Ингушский, Татарский, Чеченский, Че6ркесский. Командный состав в основном состоял из представителей Горской феодальной знати. Несмотря на большие льготы, установленные добровольцам и их семьям, пополнение дивизий уже в 1915 г. натолкнулось на большие трудности, а в 1916 г. приток добровольцев в нее почти прекратился [4]. Дикая дивизия и входившие в ее состав полки стали гордостью российской армии. Некоторые полки прославились своими боевыми действиями, что имели право получить Георгиевские штандарты. В связи с необходимостью иметь свое полковое знамя 21 января 1916 г. командир Чеченского полка полковник принц Фазула-Мирза Каджар обращался к командующему Кавказской конной дивизией с рапортом: «…испрашиваю ходатайствовать о передаче вверенного мне полку знамени, пожалованного в 1879 г. Чеченскому конноиррегулярному полку так как всадники вверенного мне полка являются прямыми потомками тех славных чеченцев, которые в войну с турцией заслужили эту награду. Уверен, что под сенью этой родовой реликвии нынешние чеченцы проявят свою доблесть и выкажут себя достойными сынами своих славных предков. «21 января Высочайше пожалованы всем полкам дивизии штандарты». Знамя было пожаловано Чеченскому конно-иррегуляному полку в январе 1879 г. «в награду за подвиги мужества и храбрости, оказанные в продолжении Турецкой войны 1877–1878 гг. [5]. 63 Чеченский конный полк был сформирован 9.08.1914 г. в соответствии с Положением о частях, формируемых из туземцев Кавказа на время настоящих военных действий. В боях 1914–1915 гг. среди частей дивизий отличился Чеченский конный полк. Свидетельством этому является рапорт от 22.12.1914 г. командира 4-й сотни полка ротмистра Черемушкина командиру полка полковнику. Святополк-Мирскому: «Считаю своим долгом донести об отличных действиях корнета Тагирова, который будучи ранен, все же выполнил возложенные на него поручения; прапорщика Берсанова выполнившего под сильным огнем опасное поручение. При исполнении приказания всего взято в плен 21 человек [6]. Следует отметить, что сражение чеченцев и ингушей на фронтах первой мировой войны отменно, из них было сформировано два полка, входивших в состав Кавказской туземной дивизии. Офицерами этой дивизии были горцы. Две чеченские сотни входили и в состав Черкесского полка, которым командовал князь Святополк-Мирский. Воины ингуши участвовали в знаменитом Брусиловском прорыве летом 1916 г., когда прорвали оборону австро-венгерской армии и заняли значительную территорию. Чеченцы и ингуши воевали в составе трех Кавказских корпусов и Западном фронте и на Кавказском. И везде об их отваге и смелости ходили легенды: говорили, что полк горцев стоит целой дивизии. Восточно-прусские гренадеры называли гренадеров-кавказцев «желтыми дьяволами», а две пехотные дивизии, входившие в состав третьего Кавказского корпуса, получило прозвище «стальные». В секретном справочнике, выпушенном в начале 1917 г. австро-венгерским командованием подчеркивалось, что чеченские роты самые отважные в бою [8]. Горские крестьяне отнеслись к войне равнодушно, если не отрицательно. Горские крестьяне в состав Кавказской конной дивизии вошли вынужденно из-за тяжелых материальных условий. Власти всемерно пытались поднять» верноподданнические чувства населения, для чего организовывали патриотические манифестации учащихся, солдат, государственных служащих, торжественный молебень, во время которых население призывали «не жалеть жизней для спасения царя и отечества. На чеченцев и других горских народов власти пытались воздействовать и через мусульманское духовенство, местных авторитетов, горское офицерство. От имени чеченского народа в местной печати были опубликованы верноподданнические заявления, подписанные Чермоевым, Алиевым, Арсанукаевым и др., в которых выражали готовность пойти на жертвы «во имя победы над германским полчищем». Подписавшие заявление заверяли правительство, что Чечня, чтобы приблизить час победы, даст добровольцев, способствовать снаряжению армии, для чего организует сбор средств населения [2]. Литература 1. Гакаев Ж.Ж. Большевики в борьбе за массы в годы первой мировой империалистической войны.(1914 – март 1917.) Грозный 1984. С.21. 2. История Чечни с древнейших времен до наших дней. Т.2. История Чечни 20 и начала 21 веков. Грозный 2008. С.99–100. 3. Колосов. В.Н. Чечено-Ингушетия Великого октября(1907–1917года). Грозный1968. С141–142. 4. Нарочицкий А.Л. История народов Северного Кавказа (конец 18в. – 1917.) М.1988. С. 540–541. 5. Опрышко. Кавказская конная дивизия.1914 – 1917.(возвращение от забвения) Нальчик. КБР. 2007. С.5. Там же. С.238–239. 64 6. Туркаев Х.В. Чеченцы в истории, политике, науке и культуре России. Исследования и документы. М.2008. С.227–229. 7. Шишов А.В. Схватка за Кавказ 16-21века. М.2007. С.366. Там же. С.368. Там же С.390. Там же С.407. Там же. С.409. Там же С.413. Там же С.416-417. 8. Шахбиев З. Судьба чеченского народа. М. 1996. С. 194. УДК 930:001.92 РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ Ахмадова Ш.Б., «ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ ЧЕЧЕНЦЕВ В XVIII ВЕКЕ», Грозный. 2012. 384 с. М.Х. Багаев. доктор исторических наук, профессор ЧГУ, г. Грозный На всем пространстве Российской Федерации 2012 г. был объявлен годом истории России. В рамках этого события прошли научные конференции, симпозиумы, семинары, круглые столы и прочие мероприятия в научных сообществах Чеченской Республики – в Академии Наук Чеченской Республики, Чеченском государственном университете, Чеченском государственном педагогическом институте, Грозненском государственном нефтяном университете, Комплексном Научном Исследовательском Институте Российской Академии Наук и т.д. Каждый ученый внес свою лепту в ознаменование обозначенной даты. Один из них – Шарпуди Бачуевич Ахмадов издал очередную монографию по истории Чечни XVIII в. [1]. Выбор восемнадцатого века не случаен. Дело в том, что Ш.Б. Ахмадов с аспирантских лет профессионально занимается всеми аспектами истории Чечни именно XVIII в. Кандидатская и докторская диссертации им защищены по проблемам национально-освободительного движения горцев Северного Кавказа под предводительством имама Мансура. Сегодня Ахмадов Ш.Б. профессор, заслуженный деятель науки ЧР, академик АН ЧР. Он автор более 170 научных публикаций по актуальным вопросам социально-экономического развития и общественно-политического устройства народов Чечни, Ингушетии и других регионов Северного Кавказа в XVIII в. Два издания (1991, 2010 гг.) выдержала монография «Имам Мансур» [2]. В 2002 г. увидела свет книга «Чечня и Ингушетия в XVIII – начале XIX в.» [3]. Ученый является соавтором монографических исследований: «История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в.», «История Чечни с древнейших времен до наших дней», а также учебных пособий по истории Чечни для 5-9 классов общеобразовательных школ Чеченской Республики. Большое место в тематике его исследований занимают вопросы развития культуры и взаимоотношений чеченцев с народами Северного Кавказа и России в XVIII в. В аспекте последнего замечания уместно отметить, что и в истории Российской империи также особое место занимает XVIII в. На протяжении этого столетия, по словам российских историков (И.И. Бабленкова, В.В. Акимов, Е.А. Сурова), в экономике России, ее политическом строе, структуре и функциях органов власти и 65 управления, в культурном развитии произошли значительные перемены. Изменилось и место страны в мировом масштабе. Так, «огромная и непохожая на западные страны Россия многим иноземцам, в XVI–XVII вв., представлялась отсталой и даже полудикой». Да, на то время Россия была отсталой, потому что многие годы «ушли на преодоление разрухи, вызванной Смутой и интервенцией» со стороны Европейских стран [4. С. 88]. Но и эта прореха балы устранена в XVIII в. и Россия возвысила свою роль в международных отношениях того времени. Выжидающие взгляды на Кавказ и Восток своих предшественников – Ивана Грозного, Бориса Годунова – Петр I уловил еще до Северной войны. Это подтверждают походы Петра I на турецкую крепость Азов в 1695 и 1696 гг. России необходим был выход как в Черное, а через него и Средиземное моря, так и на Ближний Восток через Кавказ [5. С.109–110]. Автор 28 томной «Истории России» С.М. Соловьев подчеркивает: «употребляя усилия, чтобы добить шведа и взять у него балтийские берега, Петр не спускал глаз с Востока, ибо знал хорошо его значение для России, знал как может обогатиться бедный русский народ, если станет посредником в торговом отношении между Европою и Азией. Еще с XVI в, когда русские границы достигли устьев Волги через покорение Астрахани, Россия волею-неволею должна была вмешиваться в дела кавказских народов. Интересы трех больших государств – России, Турции и Персии – сталкивались на перешейке между Черным и Каспийским морями, среди варварского, раздробленного, порозненного в вере народонаселения «части которого находились в постоянной борьбе друг с другом. Россия, призываемая на помощь христианским народонаселением (Кавказа. – М.Б.), не могла позволить усилиться здесь магометанскому (исламскому. – М.Б.) влиянию, особенно, турецкому» [6. С. 696]. Из этого вытекает логичность персидского похода Петра I в 1722–1723 гг. В результате этого похода, по мирному договору (сентябрь 1723 г.), к России отошли все, принадлежавшее ранее Персии, побережье Каспийского моря. В целом же, в составе Российской империи оказались 3 североиранские провинции – Гилян, Мазендеран и Астрабад, не говоря о том, что летом 1723 г. русские войска заняли крупнейшие города Закавказья Баку и Шемаха [7. С. 535–536]. Таким образом, в 20-е гг. XVIII в. Петр I не только «пробил окно в Европу», но и расширил «кавказские ворота» на южных рубежах России. Так, 20 сентября 1722 г. Петр I лично выбрал место для новой русской крепости у реки Сулак и дал ей название «Крепость Святого креста» [8. С. 75]. Поход Петра I, таким образом, показал, что Россия практически взяла под контроль весь Северный Кавказ. По словам современного российского историка В.А. Дмитриева: «Оборачиваясь назад с позиций XXI в., можно говорить о достаточной геополитической завершенности Российской империи в 1800 г. За сто лет (XVIII в. – М.Б.) Россия стала европейской державой, войдя в число первых стран мира. Обладая гигантскими территориальными резервами для экономического и демографического роста» [9. С. 14]. Соответственно, началась и работа по изучению и освоению российских земель. Экспедиции С.И. Челюскина, Д.Я. и Х.П. Лаптевых, С.Г. Малыгина, В.В. Прончищева позволили нанести на карту побережье Северного Ледовитого океана от Архангельска до Чукотки. В. Беринг и А. Чириков обследовали пролив между Чукоткой и Аляской. Г.Ф. Миллер, И.Г. Гмелин, Я. Линденау, С.П. Крашенников, Г.В. Штеллер, И. Фишер и другие обследовали просторы Сибири и Камчатки [10. С. 112]. Мощная экспедиция, под руководством академика П.С. Палласа, работала на южных рубежах. В нее входил отряд 66 во главе с И.А. Гильденштедтом. Последний обследовал в 1768–1774 гг. Северный Кавказ и Грузию. [11] Труды И.А. Гильденштедта высоко оценены учеными рубежа XIX-XX вв. [12. С. 40;13, С.33–34, 40; 14, С.125]. В историографии Кавказа не раз подчеркивалось, что материалы Гильденштедта часто являются единственным источником XVIII в. позволяющим фиксировать расселение тех или иных групп населения, топонимику Кабарды, Осетии, Ингушетии, Чечни, Грузии, Дагестана (Волкова Н.Г., Карпов Ю.Ю., Лавров Л.И., Папаскири А.Л.) [15. С. 17]. Сам факт работы академической экспедиции на Кавказе говорит о том, что уже было место российско-кавказским доброжелательным связям. Русские исследователи застали на местах, в гуще многонационального региона общественно-политический строй в его традиционном состоянии. Правда, с середины XVIII в., например, в чеченском обществе наблюдаются случаи разрушения родовых отношений. Это происходило, по мнению автора рассматриваемой монографии, в связи с тем, что горцы все больше спускались с гор и поселялись рядом со своими соплеменниками, исторически жившими на равнине. Возникали многоукладные, со смешанными тайпами и тукхумами сельские общины. Одновременно динамично развиваются производительные силы, расширяется обмен и торговля как внутри чеченского общества, так и за его пределами. Более того, «чеченцы все более уверенно втягиваются в торгово-экономические связи с Россией», – подчеркивает Ш.Б. Ахмадов. Тем более, что в конце XVIII в. в Чечне начинают осваивать нефтедобычу, а это уже настоящая путевка в Российский и мировой рынки. Вольно или нет, чеченцы медленно, но поступательно входили в иной мир человеческих отношений, иную цивилизацию. Определяя причины избрания им темы своего исследования, профессор Ш.Б. Ахмадов особо подчеркивает, что в ходе антифеодальных восстаний горцев в XVII – начале XVIII в. была приостановлена, но не искоренена феодальная эксплуатация, тем самым, социальные противоречия в чеченском обществе были несколько «приглушены» возрождением институтов обычного права. Кроме того, общественно-политического уклада чеченцев коснулись и результаты активного продвижения царизма на Северный Кавказ во второй половине XVIII в., что и послужило одной из причин начала антиколониальных выступлений горцев, начиная с Чечни под предводительством шейха Мансура в 1785–1791 гг. «Именно в Чечне сложились в это время, - подчеркивает автор книги, – благоприятные условия для переплетения социальной борьбы горцев против местных феодалов и старшин с их возросшим сопротивлением колониальным действиям царского самодержавия… Движение Мансура, безусловно, положило начало зарождению мюридизма в Чечне… Идеи мюридизма оказали огромное воздействие на народно-освободительную борьбу горцев Чечни и Дагестана в 20–50-е гг. XIX в.» [1. С.5–6]. Отмеченные и другие аспекты российской и чеченской истории XVIII в. послужили Ш.Б. Ахмадову основанием для изучения общественно-политического строя чеченцев в XVIII в. В итоге получилась добротная монография. Избегая общий обзор всей книги, приведу лишь названия всех восьми глав, которые дают возможность увидеть то, о чем автор поведал нам: «Историография проблемы», «Территория и население Чечни в XVIII в.», «Экономический строй чеченцев в XVIII в.», «Развитие торговли и торговых связей в Чечне в XVIII в.», «Развитие феодальных отношений в Чечне в XVIII в.», «Крестьянские восстания 67 в Чечне в XVIII в.», «Общественно-политический строй Чечни в XVIII в.», «Роль общественных институтов в политическом устройстве чеченцев в XVIII в.». Из этого перечня видно, что автор более шире подошел в изложении материала, чем это заявлено в самом названии монографии, о чем прямо говорит одноименная седьмая глава «Общественно-политический строй Чечни в XVIII в.». Именно в ней автор заостряет наше внимание на ключевых вопросах обозначенной проблемы. Поэтому и читаются с большим интересом такие разделы как административно-политическое устройство, феодальные владения, сельская община, «вольные» общества, органы власти и управления. На мой взгляд, хорошо вписывается в канву структуры книги и заключительная глава. Здесь ученый излагает свои взгляды на чеченский тайп, тукхум, обычное право чеченцев (адаты), мехк-кхел (законодательный и исполнительный орган) и на роль ислама в общественно-политической жизни чеченцев [1. С. 248–369]. В самом деле, к концу XVIII в. ислам стала доминирующей на всем пространстве Северного Кавказа религией, особенно в Дагестане и Чечне, где, сложилось даже элитное мусульманское сословие (духовенство). Оно решало практически все вопросы в сфере общественно-политической жизни чеченского общества, то есть, на всем пространстве Чечни, вся законодательная и исполнительная власть сосредоточилась в руках духовенства. Это было начало распространения шариата в Чечне, и шейх Мансур сыграл в этом процессе самую главную роль. Однако повсеместного введения полного свода религиозных и юридических правил, основанных на Коране, тогда не состоялось. Это случится при другом лидера – имаме Шамиле в XIX в. Выход новой книги по истории чеченского народа большое событие, и я поздравляю Ш.Б. Ахмадова с этим успехом и от имени читателей желаю новых, еще более весомых книг в будущем. Литература 1. Ахмадов Ш.Б. Общественно-политический строй чеченцев в XVIII в. Грозный, 2012. 384 с. 2. Ахмадов Ш.Б. Имам Мансур. Грозный, 1991; 2-е перераб. и доп. изд. Элиста, 2010, 372 с. 3. Ахмадов Ш.Б. Чечня и Ингушетия в XVIII -нач. XIX в., Грозный, 2002, 528 с. 4. Бабленкова И.И., Акимов В.В., Сурова Е.А. История России: весь курс для выпускников и абитуриентов: учебное пособие. М., Эксмо, 2009, 256 с. 5. Там же, С.109–110. 6. Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России. М.:Правда, 1990. 7. Исторический энциклопедический словарь. М: ОЛМА Медиа Групп, 2010. 8. Гриценко Н.П. Города Северного Кавказа и производительные силы края. V- середина XIX века. – Изд-во Ростовского университета, Ростов-на-Дону, 1984. 9. Дмитриев В.А. Предисловие// Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. Изд.2-е – СПб.: Русская симфония; 2007, С. 5–34. 10. Бабленкова И.И. и др. указ. соч. 11. Гильденштедт Иоганн Антон. Путешествие по Кавказу в 1770–1773 гг., СПб: Петербургское востоковедение. 2002. 512 с. 12. Цагарели А. Сношения России с Кавказом в XVI-XVIII столетиях. СПб, 1891 (цитирую по: Далгат Б.К. Первобытная религия чеченцев и ингушей. М., Наука, 2004. 240 с. 13. Далгат Б.К. Указ.соч. 14. Полиевктов М.А. Европейские путешественники XII–XVIII вв. по Кавказу. Тифлис, 1935. 15. Шафрановская Т.К., Карпов Ю.Ю. От переводчика и редактора// Гильденштедт И.А. Указ. соч. 68 УДК 930 (091) К ВОПРОСУ ОБ ИСТОРИОГРАФИИ ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ РОССИИ И НАРОДОВ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО КАВКАЗА В КОНЦЕ ХVIII-нач. ХХ вв. Л.А. Бадаева, к.и.н., доцент кафедры «История древнего мира и средних веков» ЧГУ, г. Грозный Взаимоотношения России и Северо-Восточного Кавказа и целый комплекс вытекающих из них проблем, нашли отражение в трудах дореволюционных, советских, современных российских и иностранных историков. В работах дооктябрьского периода и новейшего времени собран и систематизирован многочисленный материал по истории русско-северокавказских, в том числе русскодагестанских отношений, да и в целом народов Кавказа исследуемого периода. В этих трудах затронуты важные аспекты и конкретные события, связанные с ролью народов Северо-Восточного Кавказа в кавказской и восточной политике России. В трудах отечественных историков ХVIII–ХIХ вв. В.Н. Татищева, Н.М. Карамзина, С.М. Соловьева, В.О, Ключевского, принадлежавших к различным направлениям русской исторической мысли (дворянскому и буржуазному), показан процесс включения кавказских владений в состав Российского государства. Все они отмечали роль русско-северокавказских, в том числе русскочеченских и русско-дагестанских отношений, в укреплении позиций России в регионе. Так, известный русский историк Н.М. Карамзин в своей «Истории государства Российского» [1], отметил значительную роль народов региона в международных отношениях исследуемого времени. Разумеется, от Н.М. Карамзина, выступавшего выразителем дворянско-монархической исторической концепции, отводившего решающее место в истории отдельным великим людям и прилагавшего все усилия к раскрытию идейных и моральных мотивировок, ожидать освещения истории народных масс и показа их действительной роли было бы неправомерно. К середине ХIХ в. отечественная историография сделала важный качественный шаг в своем развитии. Произошло это благодаря научной деятельности выдающегося российского ученого С.М. Соловьева. В основе научной концепции С.М. Соловьева было понимание хода истории как органического развития. Основными факторами русского исторического процесса С.М. Соловьев считал государство и народ, не противопоставляя их, а стремясь выявить внутреннюю взаимосвязь между ними. Важные сведения о русско-северокавказских отношениях содержатся в его фундаментальном труде «История России» [2]. Следует отметить, что С.М. Соловьев рассматривал Кавказ не как субъект, а как объект внешней политики России. С полным основанием можно сказать, что работы В.О. Ключевского по отечественной истории явились вершиной российской исторической мысли на рубеже веков [3]. Будучи апологетами российского самодержавия, эти авторы оправдывали колониальную политику царизма, пытались тенденциозно осветить методы 69 колонизации Северо-Восточного Кавказа. Если стержневой идеей развития российского государства вширь у Н.М. Карамзина была идея распространения и утверждения самодержавия, а у С.М. Соловьева идея русского государственного начала, то в основе периодизации выдающегося отечественного исследователя В.О. Ключевского лежала идея колонизации. В своих исторических взглядах В.О. Ключевский шел по стопам своего учителя С.М. Соловьева, вслед за Соловьевым Ключевский считал колонизацию одной из основных особенностей отечественной истории. Периодизация истории России, по Ключевскому, теснейшим образом связана с процессом колонизации и освоением географического пространства. Наиболее ярким представителем охранно-монархического направления исторической науки был русский ученый, дипломат С.С. Татищев. В своих работах по вопросам внешней политики России автор всячески пытался доказать миролюбие и бескорыстие внешнеполитического курса русского царизма на Востоке вообще, и на Северо-Восточном Кавказе, в частности [4]. Среди обширной и разнообразной литературы о Северо-Восточном Кавказе богатейшим обилием фактов и добротной источниковой базой отмечаются труды М.Д. Чулкова, С.М. Броневского, П.Г. Буткова, Н.Ф. Дубровина, В.А. Потто и многих других. Особую значимость для освещения русско-северокавказских связей, раскрытия торгово-экономического аспекта этих отношений рассматриваемого времени имеет работа М.Д. Чулкова [5]. В работе Чулкова дается характеристика товарообмена между народами Северного Кавказа, в том числе и Дагестана и Чечни с русскими, о местах нахождения основных пунктов торговых операций. В начале XIXв. была издана работа С.М. Броневского [6], являющаяся наиболее полным и по содержанию, и по названию, исследованием по истории Кавказа в целом, Северо-Восточного Кавказа в частности, основанных на архивных и литературных материалах, а также сведения, собранные им лично. В труде дается анализ хозяйственной деятельности народов Дагестана, сословноклассовой структуры и т.д. В 1869 г. вышел в свет фундаментальный трехтомный труд П.Г. Буткова «Материалы для новой истории Кавказа» [7]. В нем дана оценка историческим событиям и действиям российских войск, относительно народов региона, а также со стороны российского правительства и командования в условиях военного времени, острого соперничества между шахским Ираном, султанской Турцией и Российской империей, ситуации внутрикавказских обществ. Н.Ф. Дубровин, не выходя за рамки официальной точки зрения на российскую политику в регионе, дает ценный фактический материал по военной истории, рассматривая этнические, «сословно-бытовые» особенности, оправдывал и обелял колониальные методы покорения и управления местных народов [8]. Попыткой затушевать методы русской политики на Кавказе пронизана работа В.А. Потто [9], бывшего начальника военно-исторического отдела при штабе Кавказского военного округа. Автор показывает историю СевероВосточного Кавказа в контексте русско-иранских и русско-турецких отношений. Соответственно народы региона у В.А. Потто, прежде всего, противники Российского государства и союзники Иранской державы и Османской империи. Являясь апологетом колониальной политики царизма, автор именует народы реги70 она не иначе, как «разбойниками» и «хищниками». Присоединение местных народов к России, по мнению В.А. Потто, было благом для них, облеченным в понятия «цивилизация» и «свет». К сожалению, эти авторы рассматривали все вопросы истории народов региона, их контакты друг с другом, взаимоотношения с Россией, а также внешнеполитический курс царизма на Кавказе с позиций великодержавной, официально – монархической концепции. Зарубежные авторы также проявляли и проявляют интерес к истории народов Северного Кавказа, в том числе Чечни и Дагестана. Основное их внимание направлено на изучение русско-северокавказских взаимоотношений, а в их рамках кавказско-персидских и кавказско-османских. Зарубежные историки сознательно искажают классовые, этнические, социальные и другие противоречия, существовавшие у народов региона. При этом идеализируется феодальное прошлое, прославляются средневековые устои и местная, национальная аристократия, затушевываются многовековые связи северокавказских и русского народов. Основное внимание, при этом уделяется доказательству того, что мусульманские народы Северо-Восточного Кавказа постоянно «искали» помощи со стороны единоверной Персии и султанской Турции, и что они ее получали. В работах турецких исследователей Э.З. Карала, Ф. Армаоглу, Н. Акшита, Ш. Зия, У. Джошкуна, Т. Унала, А. Тюркгельды и др. отсутствует дифференцированный анализ социально-экономических предпосылок вхождения народов северокавказского региона в состав России [10]. По мнению этих авторов, только одна Россия преследовала завоевательские колонизаторские цели, а Турция лишь защищала «единоверных» кавказцев. Следует отметить, что зарубежные историки, исследуя русско-северокавказские взаимоотношения, русско-иранские и русско-турецкие отношения, а также весь комплекс кавказской проблематики, отмечают агрессивную политику только России, замалчивая или идеализируя политику, проводимую шахским Ираном и султанской Турцией по отношению к народам Северо-Восточного Кавказа в корне отрицая ее колониальную суть, каковой она на самом деле и являлась Кавказская проблема занимала значительное место и в советской историографии. В 20-х гг. ХХ в. большое внимание политике царизма на Северном Кавказе, в том числе в Чечне и Дагестане, уделил М.Н. Покровский [11]. Он осветил реакционную сущность внешней политики Российской империи, ее захватнические цели в регионе. Акцентируя внимание на разоблачении российского самодержавия как самого сильного оплота реакции, автор останавливался преимущественно на отрицательных сторонах политики российского правительства, что и обусловило игнорирование М.Н. Покровским тех дружеских связей, которые складывались, вопреки воле реакционных сил, между северокавказскими народами и русскими. В новейшее время появилось огромное количество разноплановой исторической литературы в виде обобщающих трудов, монографий, статей и рецензий, в которых освещены отдельные стороны истории народов региона и внешнеполитического курса России в отношении народов Северо-Восточного Кавказа. 71 В 50–80-е гг. ХХ в. вышли в свет обобщающие труды по истории Чечни и Дагестана. В 1988 г. в Москве, в издательстве «Наука», вышли два тома «Истории народов Северного Кавказа с древнейших времен до 1917 г.» [12], в которых раскрываются вопросы социально-экономических, политических и культурных взаимоотношений местных народов Дагестана и Чечни между собой и Россией. Вместе с тем следует отметить, что с момента выхода в свет этих работ историческая наука обогатилась новым корпусом документальных источников, часть из которых вводится в научный оборот в данном исследовании. В советское время наметилась специализация в исследовании тех или иных проблем исторической науки, в результате чего в сферу интересов историков попадали некоторые страницы народов Дагестана и Чечни. Вместе с тем следует отметить, что проблематика многих трудов была ограничена. В целом важно обратить внимание на преобладание этнографических работ. В истории изучения местных народов, пожалуй, наиболее острой является проблема определения места народов Северо-Восточного Кавказа во внутренней и внешней политике шахского Ирана, султанской Турции и Российской империи. Исследователи по-разному оценивают взаимоотношения северокавказских народов с Россией рассматриваемого времени. Известный кавказовед Е.П. Алексеева [13] отношения народов региона с Россией ХVI–ХVIII вв. определила политическим союзом, которые были скреплены постоянными экономическими и торговыми отношениями Особо следует отметить монографию Е.И. Дружининой [14], в которой подробно рассматривается подготовка, процесс и итоги российско-османских переговоров по заключению мирного договора 1774 г. Огромный вклад в изучение русско-кавказских взаимоотношений внесла крупный кавказовед Е.Н. Кушева [15]. Ей удалось проследить единую линию исторического процесса на Северном Кавказе в свете развития все более расширявшихся связей народов региона с Россией. В исследованиях Н.А. Сотавова [16] рассматривается переломный период истории северокавказских народов, когда в международных отношениях на Ближнем и Среднем Востоке огромное значение приобрела кавказская проблема, ставшая объектом пристального внимания России, Турции, Ирана и западных держав (Англии и Франции). В работах, на основе большого архивного материала, раскрываются стратегические замыслы султанской Турции, России, шахского Ирана в отношении северокавказского региона. Немалое внимание уделено также освободительной борьбе народов региона, выявлению факторов, определявших ориентацию местных народов на Россию. Из работ советского и новейшего времени историографии, имеющих непосредственное отношение к освещению политических торговоэкономических и культурных взаимоотношений народов Дагестана с Россией, следует отметить работы Н.Н. Гаруновой, Е.И. Иноземцевой, Ш.Б. Ахмадова, В двух монографиях Н.Н. Гаруновой [17] рассматривается система многогранных методов и форм кавказской политики России в ХVIII – первой пол. ХIХ вв, осуществлявшейся через города- крепости, располагавшиеся на территории Дагестана (Терский город, Святой Крест, Кизляр).Освещается их роль в процессе вовлечения народов Дагестана в сферу влияния, а затем и власти Российской империи, показаны различные приемы и методы российских властей по 72 интеграции местных народов. Особо следует сказать о работе Е.И. Иноземцевой [18]. В ее монографии на основе широкого круга опубликованных данных, а также впервые вводимых в научный оборот архивных источников, опираясь на достижения российского кавказоведения, обстоятельно исследуется динамика развития процесса обоюдно выгодного взаимодействия Дагестана и России рассматриваемого периода. Крупная монография известного чеченского историка Ш.Б. Ахмадова [19] представляет собой первую попытку в кавказоведении основательно исследовать проблему социально-экономического развития и административнополитического устройства Чечни и Ингушетии изучаемого периода. Автор, на основе анализа новых архивных данных, опубликованных источников и литературы освещает вопросы хозяйства, промыслов, ремесла, торговли, народноосвободительной борьбы, политические и культурные связи вайнахов с соседними народами и Россией. Фундаментальное исследование Гапурова Ш.А. [20] показывает, что причиной русско-турецких и русско-персидских войн, принесших бедствия народам региона, были не приграничные конфликты, а противоборство между шахским Ираном султанской Турцией, Российской империей, западными державами В работах отечественных авторов советского периода и новейшего времени на основе анализа большой совокупности русских и местных источников удалось показать и доказать, что народы Чечни и Дагестана имели важнейшее значение в политике Российского государства. Одним из основных выводов этих исследований является то, что связи северокавказских народов с Россией было не случайным, а объективно закономерным явлением, обоюдно выгодным для обеих сторон. Присоединение народов Чечни и Дагестана к России большинство исследователей авторов считают прогрессивным для местных народов, хотя критикуют методы и формы, при помощи которых это произошло. Хотя в отечественной историографии основательно изучены многие аспекты истории взаимоотношений народов Дагестана и Чечни с Россией, с шахским Ираном и султанской Турцией, а также стоящих за спиной персов и османов западноевропейских держав (Англии, Франции), все же до настоящего времени показу места и роли Дагестана и Чечни в этих процессах и конкретное их изучение историками не предпринималось. Литература 1. Карамзин Н.М. История государства Российского. М., 1988-1989. Кн. 1-3. 2. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1988-1995. Кн. 3. Ключевский В.О. Курс русской истории. М., 1956-1959. Ч. 1-8. 4. Татищев С.С. Из прошлого русской дипломатии. СПб., 1887; Он же: Дипломатические беседы о внешней политике России. СПб., 1898. 5. Чулков М.Д. Историческое описание Российской коммерции при всех портах и границах от древних времен до ныне настоящего и всех преимущественных по оной государя императора Петра Великого и ныне благополучно царствующей государыни императрицы Екатерины Великой. СПб., 1791-1798. Т. 1-7. 6. Броневский С.М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. В 2-х ч. М., 1823. 7. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. СПб., 1869. Ч. 1-3. 8. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. СПб., 1886. Т. 1-6. 9. Потто В.А. Два века Терского казачества. Владикавказ, 1912. Т. 1. 73 10. Ибрагимбейли Х. Россия и Северный Кавказ в XVI – пер. пол. XIX в. в освещении современной буржуазной историографии//История СССР, 1981, №2. С. 190. 11. Покровский М.Н. Дипломатия и войны царской России в ХIХ столетии. М., 1923. 12. История народов Северного Кавказа с древнейших времен до 1917 г. В 2-х т., М., 1988 г. 13. АлексееваЕ.П. Истоки дружбы народов Северного Кавказа с русским народом (1ХХУ11вв)// Вопросы аржеологии и истории Карачаево-Черкесии. Черкесск,1991. С. 68–71. 14. Дружинина Е.И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 г. (его подготовка и заключение). М., 1955. 15. Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (ХVI–ХVII вв.) М., 1963 г. 16. Сотавов Н.А. Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII в. М, 1991. Его же: Крах «Грозы вселенной». Махачкала, 2000. 17. Гарунова Н.Н. Кизляр в ХVIII- пер.пол. Х1Х вв.: проблемы политического, социально-экономического и культурного развития. Махачкала. 2004г. Ее же российские городакрепости в контексте политики России на Северо- Восточном Кавказе в ХVIII-пер.пол. Х1Хвв.: проблемы политической, экономической и культурной интеграции. Махачкала, 2007. 18. Иноземцева Е.И. Дагестан и Россия в XVIII – первой половине XIX в.: проблемы торгово-экономических взаимоотношений. Махачкала, 2001. 19. Ахмадов Ш.Б. Чечня и Ингушетия в XVIII-началеXIXвека. Грозный, 2002. 20. Гапуров Ш.А. Северный Кавказ в политике России в начале Х1Хв.(1801-1815 гг.), Нальчик, 2004. УДК 94 (470).19 КНЯЗЬЯ ДУДОВЫ В ВОЙНАХ РОССИИ НАЧАЛА ХХ в. Ш.М. Батчаев, Государственный архив Карачаево-Черкесской Республики, г. Черкесск [email protected] Род Дудовых (Дудалары) относится к числу самых знатных княжеских (бий) родов Карачая, происходивших от легендарного Къарчи, основателя Карачаевского княжества. Согласно сведениям, зафиксированным во второй половине XIX в., основатель рода – Дуда происходил от первого брака Къарчи и девушки из сословия султанов (кавказские потомки династии крымских Гиреев). Несмотря на происхождение по мужской линии от Къарчи, Дуда так и не смог занять его место, а Карачай возглавил зять Къарчи – муж дочери Кюнсулю, представитель династии Тарковских Шамхалов, оставшийся в народной памяти под своим титулом Крым-Шамхал [1]. Между двумя родами шло постоянное соперничество в борьбе за пост олия (верховного князя – правителя) Карачая. Это соперничество обусловило и драматические коллизии, связанные с завоеванием Карачая Российской империей. Борьба между Дудовыми и Крым-Шамхаловыми достигла особого накала, в результате чего во время похода российских войск в Карачай под руководством генерала Г. Емануэля в октябре 1828 г., представитель Дудовых – Магомет (Амантиш) вместе с абазинским узденем Атажуко Абуковым стали проводниками завоевателей1. [2] 1 Личность А. Абукова в народной памяти контаминировалась с личностью кабардинского князя Атажукина, так же Атажуко, которому на момент похода Емануеля было всего 17 лет. Более того, ни в одном из его документов факт участия в завоевании Карачая не отмечен, в отличие от послужного списка А. 74 Впоследствии Дудовы активно служили в русской армии, занимали административные должности, хотя так и не смогли занять первенствующие позиции в Карачае, оставшиеся за Крым-Шамхаловыми. В нашем докладе мы постарались осветить участие представителей рода Дудовых, принявших участие в русско-японской (1904–1905) и первой мировой (1914–1917) войнах. В русско-японской войне 1904–1905 гг. карачаевцы приняли участие в составе 4-й Баталпашинской сотни Терско-Кубанского конного полка. В ее состав вошли 128 горцев (в том числе карачаевские селения выставили 60 всадников) и 4 казака [3]. В мае 1905 г. с пополнением в сотню прибыл 31 всадник (в том числе 11 карачаевцев) [4]. Представители рода Дудовых активно участвовали в войне, отважно сражаясь с неприятелем. В первый набор вошли Мусос (1878) и Шамаил (1882), а с пополнением в сотню прибыл Хаджи-Умар (1866). Все они за мужество в боях были награждены памятными бронзовыми медалями [5]. Наиболее активно проявил себя в боевых действиях Туугъан Ачахматович. Он родился в с. Хурзук в 1882 г. Согласно послужному списку, происходил “из дворян лучшей фамилии племени карачаевского Кубанской области”. Был холост, грамотен. В полк был зачислен 3 апреля 1904 г. В первом же бою 18 июля у Лагоулина был ранен ружейной пулей в левое плечо навылет. По выздоровлению вернулся в строй и принял участие во всех сражениях [6]. За бои под Мукденом в феврале 1905 г. в числе пяти храбрейших всадников сотни был награжден Знаком отличия Военного ордена Св. Георгия (Георгиевским крестом) IV степени (№ 182610) за то, что “25 февраля, под сильным артиллерийским огнем передавал приказания начальства, причем был ранен в ногу” [7]. 17 апреля 1905 г. был произведен в младшие урядники. Приказами по 2-й армии от 26 августа и 7 сентября был награжден Знаками отличия IV и III степени. По службе никаких наказаний и взысканий не получал. Ходатайствуя о его повышении, полковник граф А.П. Шувалов писал: “Урядник Туган Дудов, неся в продолжение нескольких месяцев службу ординарца при командире полка, всегда толково и осмысленно передавал приказания, нередко под сильным огнем неприятеля. Неся службу в сотне, отличался выдающейся храбростью и толковым исполнением всего того, что ему поручалось. Пользуется среди своих земляков большим уважением”. Это ходатайство также было поддержано в штабе бригады и армии, и приказом главнокомандующего 16 марта 1906 г. урядник Т. Дудов был произведен в юнкера милиции [8]. По окончании войны вернулся в родное селение. В 1913 г. награжден медалью “300 лет Дому Романовых”. В 1916 г. переселился в с. Хабаз Нальчикского округа. [9] В 1920-е гг. подвергался административным (лишению избирательных прав), а в 1930-е - уголовным репрессиям. В 1937 г. арестован, расстрелян [10]. Реабилитирован в 1998 г. [11]. В первой мировой войне карачаевцы приняли участие в составе 3-й Баталпашинской сотни Черкесского полка Кавказской туземной конной дивизии. Всего в ней прошли службу за 1914–1917 гг. около 150 уроженцев Карачая [12]. Абукова. Тем не менее, данное заблуждение проникло в работы ведущих историков и тиражировалось вплоть до последних лет. 75 Одним из наиболее прославленных воинов дивизии стал Леон Исмаилович Дудов. Он родился в с. Хурзук в 1893 (1890) г. Получил начальное образование в местной школе. C 1911 г. служил в составе Кубанской горской постоянной милиции (в Екатеринодаре, при Кубанском областном правлении) [13]. За отличную службу произведен в чин младшего урядника. С началом набора в Черкесский конный полк, вступил добровольцем [14]. В Карпатских горах, юго-западнее Самбора, на берегах реки Сан в начале декабря 1914 г. начался его боевой путь и уже в первых сражениях он заслужил Георгиевский крест IV степени. Младший урядник Леон Дудов (№ 159478). “13 декабря, в бою под Горожанкой, под сильным и действительным огнем противника, совместно с другими всадниками, бросился на четверых австрийцев и силой взял их в плен” [15]. После небольшой передышки в конце декабря, 8 января 1915 года бои продолжились и шли вплоть до конца месяца. И вновь yрядник Леон Дудов был награжден Георгиевским крестом – III степени (№ 15569), за то, что вместе с тремя товарищами “…14 января, в бою под Цукривкой, под пулеметом была убита лошадь и ранен коновод; тогда по приказанию командира сотни, под сильным огнем противника, сняли станок пулемета вместе с седлом” [16]. В Карачае с нетерпением ждали известий с фронта от своих родных и близких. Поэтому многие с интересом прочли опубликованную в марте 1915 года в газете “Кубанские областные ведомости” статью под названием “Подвиг кубанского горца. Весточка с войны”. В ней сообщалось: “Урядник 3-й сотни Кубанской горской милиции Леон Дудов, служивший милиционером в Кубанском областном правлении, добровольцем ушел на войну и в течение всего времени боевых действий находился в делах против австрийцев в Кавказском туземном дивизионе. В данное время Дудов, за отличия (взял лично несколько пленных и пулемет) награжден орденом святого Георгия 4-й степени. По поводу этого события и вообще о своих делах он пишет одному своему знакомому несколько интимных строк, которые мы и приводим с сохранением стиля. “Многоуважаемый Карбеч! Первым долгом уведомляю Вас, что в настоящее время я жив и здоров, чего и Вам желаю. Затем сообщаю Вам, что я получил Ваше письмо, тогда, когда невозможно было ответить, потому что я занят был делом службы, а теперь пишу тебе, что делается на войне. Дорогой друг Карбеч, скажу я тебе, что на войне очень страшно и очень трудно. Много было снегу и очень холодно, а бои происходили все время. В Карпатских горах мы были три месяца на позициях без отдыха. Каждый день и каждую ночь происходили атаки австрийцев, – у них много было убитых и пленных; особенно хорошо работает наша пехота, но трудно приходится и коннице – одно время мы держали лошадей под седлом 17 дней. Затем, дорогой друг Карбеч, я получил крест Георгия 4-й степени. Я сам поймал четырех австрийцев, а после этого сам отличился, – отнял австрийский плимот (пулемет), за что тоже представлен к кресту” Далее Дудов передал поклоны знакомым и сообщил свой адрес” [17]. Вновь отличился Л. Дудов во время наступления в Буковине в начале мая 1915 г. В те дни 3-я сотня несла службу по охране завоеванных позиций. Ее 76 позиции располагались по одну сторону железной дороги, в то время как неприятель занимал позиции в нескольких сотнях метров по другую сторону колеи. О подвиге Леона и его боевых товарищей подробно сообщал в своем рапорте временный командир сотни штабс-ротмистр Сааков: “6 мая, во время занятия сторожевого охранения у деревни Видинове для занятия линии по полотну железной дороги необходимо было выставить секрет около 150 сажень за полотном железной дороги, у отдельного домика, который находился под непрерывным прямым и перекрестным ружейным огнем противника. Вызвалось 6 человек охотников, а именно: урядники Леон Дудов и ХаджиМурат Чомаев, всадники Хызыр Узденов, Джатдай Байрамуков, Азрет Биджиев, Даут Акачиев, которые при ночной темноте заняли вышеуказанный домик и, несмотря на явную опасность, продержались там целые сутки, чем дали возможность удержать за собой линию сторожевого охранения, как на полотне железной дороги, так и за полотном оной. Донося о вышеизложенном, прошу ходатайства о награждении наименованных в прилагаемом при сем списке Георгиевскими медалями” [18]. Однако награждение всадников так и не состоялось. Возможно в условиях жарких боев, представление Саакова так и не дошло до командования… За бой 29 мая 1915 г. Леон был дважды представлен к награде. Вместе с всадниками Азретом Биджиевым и Хызыром Узденовым к Георгиевским медалям IV степени, за подвиг описанный ниже: “В бою 29 мая, под артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем, вызвавшись с другими товарищами, вынесли тяжелораненого из-под огня” [19]. Однако это награждение не состоялось так как он был награжден Георгиевским крестом II степени - (№ 12597), за героизм проявленный вместе с всадником Бекир-Бием Крым-Шамхаловым. “Будучи охотниками, выследили, и доставили важные сведения о противнике. В бою, будучи старшими в секрете, обнаружили своевременно наступление противника, чем способствовали успеху дела” [20]. Так, всего лишь за полгода боевых действий полка Леон Дудов заслужил своей храбростью и отвагой три Георгиевских креста. И нет сомнений, что совсем скоро его ждал либо долгожданный золотой Георгиевский Крест I степени, либо производство в офицеры. Но этого не случилось. Активно участвуя в последующих боях, в одном из них Леон оказался окружен немецкими солдатами и попал в плен. Проведя более двух лет в плену, он вернулся на родину в 1918 г., принял активное участие в белом движении, командовал сотней в Карачаевском конном полку, был произведен в чин корнета. Впоследствии, участвовал в восстании в Карачае в 1920 г., неоднократно подвергался репрессиям, в 1930 г. был вынужден покинуть Карачай. В 1941 г. вновь арестован, приговорен к ВМН в 1941 г. По официальным данным, умер в заключении 30.03.1943 г. Реабилитирован в 1995 г. [21]. Подводя итоги, можно отметить, что представители карачаевского княжеского рода Дудовых приняли активное участие в войнах Российской империи начала ХХ в., заслужив своей храбростью и отвагой награждения боевыми наградами и повышения в званиях. Литература 1. Центральный Государственный архив Республики Северная Осетия-Алания (ЦГА РСО-А). Ф. 262. Оп. 1. Д. 71. Л. 113об.-114об. 77 2. Бегеулов Р. М. Карачай в Кавказской войне XIX в. Черкесск, 2002. С.110. 3. Приказы по Кубанскому казачьему войску за 1904 год. Приказ № 112. 4. Приказы по Кубанскому казачьему войску за 1905 год. Приказ № 292 . 5. Приказы по Кубанскому казачьему войску за 1905 год. Приказ № 667. 6. Приказы по Кубанскому казачьему войску за 1904 год. Приказ № 112 7. Приказы по Кубанскому казачьему войску за 1905 год. Приказ № 292. 8. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 400. Оп. 12. Д. 27814. Лл. 193-194. 9. Там же. Ф. 13064. Д. 9. Приказы по 2-й Маньчжурской армии за 1905 год. Приказ № 419. 10. Там же. Ф. 400. Оп. 12. Д. 27814. Лл. 199-200. 11. Бессмертие народной памяти… Книга Памяти жертв политических репрессий Карачаево-Черкесской Республики. Т.1. Черкесск, 2013. С. 79. 12. Батчаев Ш.М. Карачаевцы в войнах России (вторая половина XIX- начало XX вв.). М., 2005. С 224. 13. Приказы по Кубанскому казачьему войску за 1911 год. Приказ № 124. 14. РГВИА. Ф. 3644. Д. 4. .Лл 53-56 15. Там же. Д. 14. Лл. 112-114, 189–189об 16. Там же. Лл. 63-65об., 70, 84–88. 17. Кубанские областные ведомости. – 1915. № 62. 18. РГВИА. Ф. 3644. Оп. 1. Д. 14. Лл.369–369 об. 19. Там же. Лл. 323-323об., 366-371. 20. Там же. Лл. 471- 471 об. 21. Архив прекращенных дел УФСБ КЧР. Д. 653. УДК 94(470).19 К СОЗДАНИЮ НАЦИОНАЛЬНЫХ ПРАВИТЕЛЬСТВ У ГОРЦЕВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА И ДАГЕСТАНА В 1917 г. С.А. Бегуев, ассистент кафедры «История мировой культуры и музееведения», М.А. Манаев, ст.преподаватель кафедры «История мировой культуры и музееведения», Р.А. Товсултанов, ст.преподаватель кафедры «Новая и новейшая история», ЧГУ, г. Грозный В феврале 1917 г. в Петрограде усилиями революционного пролетариата и войск была свергнута царская власть и государственная власть перешла в руки Временного буржуазного правительства. 12 марта 1917 г. в г. Владикавказе состоялся парад и присяга войск новому правительству [1]. Ко времени революции немногочисленная интеллигенция народов Северного Кавказа фактически оказалась в стороне от политических процессов. Она не сумела организовать политическую партию, которая отстаивала бы национальные интересы горских народов. А также не была допущена к органам административно-политического управления в регионе. Объективно победа Февральской революции и либерализация политической системы России создали условия для развития национальных движений и реализации политических замыслов элит горских народов. Вскоре начались бурные события, которые всколыхнули горские народы Северного Кавказа и Дагестана. Были удалены начальники областей, округов и участков и началось создание во главе с демократически настроенной интеллигенцией национальных государственных образований и правительств, созываться национальные съезды, советы и правительства. 78 Первый пример в этом отношении был дан терскими казаками. Во Владикавказ приехал депутат Государственной Думы от Терского казачьего войска М.А. Караулов с полномочиями Исполнительного Комитета Государственной Думы в качестве комиссара Думы для Терской области и собрал войсковой круг, который избрал его казачьим атаманом и создал «Правительство» Терского Казачьего Войска. Горские же народы, привыкшие десятилетиями нести ярмо гнета царского деспотизма, почувствовали вдруг свободу от этого гнета и с удивлением, недоумением и отчасти с завистью взирали на казаков, сумевших создать собственное «Правительство» и самоопределиться, имея при этом прекрасную материальную базу в виде обширных войсковых земель, войсковых нефтяных промыслов и войсковых капиталов. С Украины, Крыма и других национальных окраин также шли вести о том, что и другие угнетенные ранее, народности самоопределяются. Временное Правительство не противилось образованию таких государственных автономий. Мысль об образовании такой же автономной единицы из горцев Северного Кавказа и Дагестана естественно зародилась и у сознательной демократически настроенной верхушки горской интеллигенции в г. Владикавказе во главе с присяжным поверенным Б. Шахановым. В.Г. Джабагиев уже в 1905 г. считал целесообразным и необходимым «автономное самоуправление» Кавказа. «Опыт целого века показал уже достаточно наглядно – писал он, – что Россия не умеет управлять Кавказом, что она не умеет ориентироваться в местных условиях, не умеет примирять этнографические и религиозные противоречия. У нее не хватает ни инициативы, ни желания изучать и знакомиться ближе с подвластными народами: она занималась и занимается только внешней муштровкой, без всякого воздействия культурными средствами» [2]. Он считал, что автономия будет способствовать национальному возрождению народов Северного Кавказа и Дагестана. Группа представителей горской интеллигенции 5 марта 1917 г. собралась в г. Владикавказе для анализа ситуации, сложившейся в регионе после Февральской революции, и объявила о создании Союза объединенных горцев. Для обсуждения всего комплекса проблем было также принято решение о созыве съезда народов Северного Кавказа и Дагестана и подготовлен ряд важных программных документов [3]. Съезд открылся 1 мая 1917 г. в г. Владикавказе. На нем присутствовало около 300 делегатов, представлявших все народы Северного Кавказа и казачество. Съезд принял резолюции по самым животрепещущим проблемам: об отношении к войне, Временному правительству, другим народностям, о народной милиции, чиновниках, офицерах, праве ношения оружия, представительстве в Учредительное собрание, реформе школьного образования, печатном органе ЦК «Союза объединенных горцев» и т.д. [4]. Съезд горцев не ставил перед собой задачи отделения от России, а лишь образования автономной самоуправляющейся единицы, в виде штата будущей Всероссийской федеративной демократической республики. Объединение же всех горцев вызывалось необходимостью с одной стороны самозащиты, от посягательств на горцев с чьей бы то ни было стороны в период безвластия, вернее многовластия, анархии и провокации, царивших на Северном Кавказе после февраля, а с другой стороны, необходимостью горским народностям явиться в 79 Учредительное собрание в качестве объединенной, мощной автономной единицы горцев Кавказа, а не в виде разрозненных мелких народов, не способных в одиночку каждое отстоять свои интересы в Учредительном собрании. Для самоуправления в горских округах образовались национальные советы, на место свергнутых начальников округов и начальников участков, каждая народность управлялась сама. Союз же объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана и его исполнительный орган – «Центральный комитет» должны был объединить все горские народы Кавказа, а также ногайцев и туркмен, и сплотить их для защиты и упрочения завоеванных революцией свобод, проведения в жизнь демократических начал и для защиты общих для всех горских народов политических, социальных и культурно-национальных интересов [5]. Центральный комитет горцев еще не был настоящим «правительством», в настоящем смысле этого слова, а скорее чем-то вроде посредника, арбитра, для входивших в союз горских народов. Он являлся представителем интересов, как горского населения в целом, так и отдельных горских народов, когда по условиям момента есть необходимость встретится в таком представительстве. Центральный комитет состоял из 15 представителей всех народов, а именно: от Дагестана 6, от кабардинцев 1, от балкарцев 1, от кумыков, салатавцев, ногайцев и ауховцев 1, от чеченцев 1, от ингушей 1, от осетин 1, от черкесов и абазинцев 1, от карачаевцев 1, от туркмен и ногайцев Ставропольской губ. 1. Состав его был разношерстный, в него входили: князья, помещики, нефтепромышленники, просто интеллигентные горцы-демократы, националисты, эсеры и эс-деки. Например, от Дагестана рядом с князем Н. Тарковским был и его ярый противник впоследствии большевик Махач Дахадаев и левый эсер Саид Габиев, председателем его был царский ротмистр нефтепромышленник чеченец Тапа Чермоев, а поручения от ЦК давались чеченскому большевику Асланбеку Шерипову или сотрудникам его большевикам Мусе Кундухову и Сафару Дударову. Как и на самом горском съезде, так и в его центральном комитете еще не было классовой дифференциации. Ни финансов, ни аппарата управления, ни милиции у него не было, вот почему центральный комитет не мог фактически объединить не только отдельные народы, входившие в него, интересы которых, земельные и пр. Например, у осетин и кабардинцев, у кабардинцев и карачаевцев и. т.д. зачастую расходились, но и отдельные классы у этих народов, интересы которых никогда не могли сойтись и находились в вечном классовом антагонизме. ЦК отражал лишь чаяния верхушек демократически настроенной интеллигенции на национальное самоопределение. Ни один из основных жизненных вопросов самих горских народных масс не был даже на бумаге им разрешен. Таких жизненных для горцев вопросов, как вопрос земельный, откладывался до Учредительного собрания. Вопрос, о возврате горцам отобранных у чеченцев и ингушей при царизме и переданных казакам земель даже боялись ставить на съезде. Казачество же, находившееся под защитой своего правительства устами Караулова объявило, что оно готово вести с горцами дружбу, но не намерено никому уступать ни пяди своей территории. Конечно, чеченцы и ингуши с этим не могли смириться. На этой почве тлела под пеплом мира вражда между ними, порою вспыхивавшая в открытые выступления одних против других: горцы нападали, грабили и убивали, казаков; казаки делали тоже в отношении горцев. Обе стороны вооружились. Усиленно 80 разжигаемая национальная рознь развивалась [6]. Мыслящая часть казаков и горцев считала необходимым создать орган управления, объединяющий все население Терской области. Поэтому, в центре области во Владикавказе рядом с казачьим правительством и ЦК Союза горцев 29–30 апреля 1917 г. проходит съезд делегатов Областного Исполнительного Комитета, а 20 мая состоялся первый съезд представителей всего населения Терской области, который принял «Положение о временном самоуправлении Терской области». При условии автономии и совершенной самостоятельности всех местных, политических и национальных организаций в разрешении своих внутренних вопросов, задачей Терского Областного Исполнительного Комитета является объединение и согласование деятельности всех организаций, советов и комитетов. Главнейшей задачей, как Терского Областного Исполнительного Комитета, так и всех местных организаций и граждан области в настоящий «момент является дружная, совместная работа по охране, укреплению и развитию завоеванных российским пролетариатом, революционной армией и русской общественностью свобод и по поддержанию общественного порядка и спокойствия в области». Поэтому Терский Областной Исполнительный Комитет обращается с горячим призывом ко всем организациям, учреждениям, гражданам и административным лицам области тесно сплотиться во имя великого дела революции, поддерживать областной орган – Исполнительный Комитет и содействовать его работе, которая исключительно будет направлена на охрану и защиту добытых столь большими жертвами Великого Российского народа свобод. Для полноты картины многовластия в Терской области необходимо упомянуть, что на местах в округах образовались свои окружные национальные советы, а в городах городские думы, пополненные демократическими, социалистическими организациями, и советы рабочих и солдатских депутатов. Национально-государственные и политические перспективы народов Северного Кавказа и Дагестана во многом зависели от способности Союза объединенных горцев решать существующие в регионе проблемы. Пристального внимания требовал земельный вопрос, который в условиях Северного Кавказа питал межнациональную рознь и вражду. Настойчивые требования о неотложном его решении звучали в Дагестане и Чечне, Осетии и Ингушетии, Карачае и Балкарии. Но, «признавая в принципе, что земля должна принадлежать трудящемуся населению», первый горский съезд отложил решение аграрного вопроса до Учредительного собрания, выразив последнему пожелание, «чтобы при разрешении земельного вопроса не был забыт шариат» [7]. Укреплению позиций горской интеллигенции не способствовало и начавшееся размежевание в среде Союза объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана. На этой волне выросло влияние мусульманского духовенства, которое чувствовало себя несправедливо обойденным при формировании национальных органов власти. Располагая большой поддержкой верующих горцев, духовенство стремилось потеснить ловкую в политических интригах, но терявшую доверие народных масс интеллигенцию [8]. Представители исламских кругов Чечни и Дагестана всерьез были намерены восстановить на Северном Кавказе имамат – шариатское государство, видя 81 в нем единственное средство преодоления анархии и распада, позже такое государство провозглашается имамом Узун-Хаджи под названием «СевероКавказское эмиратство» [9]. Еще до открытия II съезда, 17 августа, Шейх Узун-Хаджи провел обряд избрания Н. Гоцинского имамом. Обозначившийся раскол единого фронта, сформировавшийся в условиях свержения самодержавия и проведения первого съезда народов Северного Кавказа, удалось избежать. М-К. Дибиров пишет, что «часть учившихся по-русски дагестанских, не враждебная Нажмуддину, и часть алимов, чувствуя, что избрание имама повлечет за собой тяжелые последствия, обсудили на совещании этот вопрос и постановили переименовать имама в «муфти» – духовного отца. К этому они склонили и Нажмуддина Гоцинского»[10]. Однако размежевание в среде этноэлит было делом времени. К началу осени 1917 г. ситуация в общем в России начинает ухудшаться. Временное правительство теряло свои позиции и на Северном Кавказе, что выражалось в ухудшении отношения к нему со стороны горской интеллигенции. Г. Бамматов после июльских событий 1917 г. заявил, что «линия кадетов в области внутренней и внешней политики грозит совершенно дезорганизовать демократию, лишить революцию опоры» [11]. Для исправления ситуации Временное правительство активизировало свою деятельность. В сентябре оно выступило с декларацией, в которой обещало народам России право на самоопределение на основах, которые будут выработаны Учредительным собранием [12]. Союз объединенных горцев, видимо, не имел четкой и понятной программы действий. На антибольшевистской платформе были предприняты попытки объединения усилий с казачеством. 5 декабря была опубликована совместная декларация Войскового правительства и ЦК Союза объединенных горцев о создании с 1 декабря 1917 г. Терско-Дагестанского правительства, представляющего Терское казачье войско и Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана, объявленные «автономными штатами» Юго-Восточного союза казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей. Литература 1. ЦГА РД, Ф. 8-п. Оп. 3. Д. 259. Л. 2. 2. Долгиева М.Б. Жизнь, творческое наследие и эволюция взглядов Вассан Гирея Джабагиева. Назрань, 2000. 3. Терский вестник. 1917. 6 мая. 4. Боров А.Х., Думанов Х.М., Кажаров В.Х. Современная государственность КабардиноБалкарии: истоки, пути становления, проблемы. Нальчик, 1999. С. 37. 5. ЦГА РД, Ф. 8-п. Оп. 3. Д. 240. Л. 5-об. 6. ЦГА РД, Ф. 8-п. Оп. 3. Д. 259. Л. 8. 7. Тахо-Годи А. Революция и контрреволюция в Дагестане. Махачкала, 1927. С. 15. 8. Рукописный фонд СОИГСИ ВНЦ РАН. Ф. 21. Оп. 1. Д. 290а. С. 45. 9. Авторханов А. Империя Кремля. Советский тип колониализма. Изд-во «Prometheus». Франкфурт-на-Майне. 1988. С. 150. 10. Дибиров М.-К. История Дагестана в годы революции и гражданской войны. Махачкала, 1997. С.30–31. 11. Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917-1918 гг.), Горская республика (1918-1920 гг.). (Документы и материалы). Махачкала, 2013. С. 37–39. 12. Исхаков С.М. Российские мусульмане в социальных и межнациональных отношениях 82 1917 года России // Россия в XX веке: Проблемы национальных отношений. М., 1999. С. 264– 265. УДК 94 (470).16/18 ИЗМЕНЕНИЯ В ЭТНИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ ТЕРСКО-СУЛАКСКОГО МЕЖДУРЕЧЬЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX – НАЧАЛЕ ХХ в. М.С. Беркиханов, к.и.н., доцент Дагестанского государственного педагогического университета, филиал в г. Хасавюрт [email protected] Терско-Сулакское междуречье – один из пяти регионов Дагестана, выделяемых исследователями в соответствии с достаточно заметными природноклиматическими, социально-экономическими и историко-культурными различиями между ними. Без преувеличения можно сказать, что в этнополитическом отношении это один из самых проблемных регионов Северного Кавказа. Как известно, немаловажным средством укрепления стабильности в мультикультурном пространстве является изучение исторического опыта взаимодействия и сотрудничества, накопленного местными этническими группами. Переселение жителей предгорных аварских и ауховских аулов на низменную часть Терско-Сулакского междуречья – в Засулакскую Кумыкию – во второй половине XIX – начале ХХ в. обрело широкие масштабы. Однако движущие мотивы данного процесса на этом этапе приобрели другую направленность: переселение диктовалось не столько стремлением людей к физическому выживанию, как это имело место во время Кавказской войны, а главным образом обуславливалось факторами социально-экономического характера. В пореформенный период происходило восстановление и развитие экономики Кумыкской равнины, развитие здесь предпринимательства и товарно-денежных отношений, что предопределяло также и повышение спроса на наемную рабочую силу. В результате по этническому признаку население Кумыкского округа стало еще более неоднородным. В середине 60-х годов в нем кроме кумыков проживали ауховцы, салатавские аварцы (по-кумыкски и в русских документах – тавлу, тавлинцы), ногайцы (называвшиеся кумыкскими), горские евреи, армяне и др. [1, 128]. В дальнейшем здесь резко возросло количество представителей и других этнических групп. Это было связано с тем, что вскоре после утверждения российской колониальной власти на Кумыкской плоскости сюда начали переселяться жители из различных губерний империи. Переселение русских, украинцев, белорусов и др., особенно на начальном его этапе, происходило по волеизъявлению и под пристальным контролем царской администрации. С начала 90-х годов XIX в. этот процесс приобрел более интенсивный характер, причем, стал уже трудноуправляемым и проблемным для властей. Масштабы и стихийность данного миграционного движения были вызваны в частности массовым голодом в глубинных районах страны. По словам И.А. Суздальцевой, в начале 1900-х годов «приток русских переселенцев из центра был настолько велик, что царская администрация на местах практически не в силах была решить вопрос обеспечения крестьян землей» [2. С. 194]. В результате образовалось множество новых поселений, где в основном проживали пред83 ставители некоренных народов – русские, украинцы, немцы и др. К 1914 году переселенцы составляли на Терско-Сулакской низменности уже более четверти населения [3.С. 38]. Новая миграционная волна вносила значительные изменения в традиционную этноконфессиональную и демографическую ситуацию в регионе. Достаточно сказать, что к концу XIX в. в Хасавюртовском округе проживало более 70 тысяч человек [4]. Салатавия и Аух, как уже говорилось, в экономическом отношении испытывали в пореформенный период большие трудности в связи с ущербом, нанесенным войной, малоземельем, усилением социальной дифференциации, колониальным гнетом, что вынуждало часть жителей заниматься отходничеством или переселяться на плоскость. По словам С.Ш. Гаджиевой, «горцы поселялись в кумыкских селениях, нередко целыми семьями или тухумами. Они ассимилировались среди кумыков, при этом внеся изменения в их язык» [5. С. 43]. Переселенцы из салатавских аулов были в большинстве селений Засулакской Кумыкии. Например, в полевом материале, собранном М.Х. Мансуровым, говорится, что «согласно преданиям одними из первых жителей сел. Казмааул, который образован примерно 200 лет назад, были салатавские аварцы – некто Ама» [6. С. 7]. Согласно местной хронике, «за период с 1846 по 1859 год в Казмааул переселилось 5 семей тавлинцев из 7 человек. С 1859 по 1865 год в Казмааул переселились еще 4 семьи, из них одна чеченская (2 чел.), и 3 тавлинские (6 чел.). Переселялись в село также кумыки, преимущественно из сёл Костек, Эндирей» [7]. Таким образом, в результате переселения на территории Засулакской Кумыкии появлялись новые поселения, состоявшие из различных этнических элементов, что способствовало хозяйственным и культурным взаимосвязям в Северном Дагестане. Поселение в Кумыкской плоскости было сопряжено для ауховцев и салатавских аварцев, как правило, с изменением традиционного образа жизни, привычных устоев хозяйственно-бытовой деятельности, а порой и отношения к окружающему миру, трансформацией духовно-нравственных ценностей. Они занимались хлебопашеством, использовали в земледелии более совершенные орудия труда, разводили крупный рогатый скот, овладевали навыками пчеловодства и садоводства. «Такие успехи, – по замечанию У. Лаудаева – поставили плоскостных чеченцев выше их горных братьев; перенимая от соседей все лучшее и полезное, они усовершенствовались в нравах, обычаях, общежитии, даже самый язык их, состоявший из природно-подражательных звуков, делается благозвучнее» [8. С. 92]. Часто в условиях кумыкского этнокультурного превалирования происходило утрачивание переселенцами с гор и предгорий своего языка и исторических корней. Ш.М. Мансуров приводит в своей монографии интересное наблюдение, являющееся ярким примером свободной этнической ассимиляции салатавских аварцев: «Первое поколение переселенцев в кумыкских селах называлось «тавлу» (горцы), их дети раньше, чем на родном языке начинали говорить на кумыкском языке; и вновь прибывших они уже сами называли «тавлу», третье, четвертое поколение полностью забывали свой язык и называли себя уже кумыками» [9. С. 36]. 84 Как пишет З.Х. Ибрагимова, «в селениях Бата-Юрт, Генже-аул, Хамаюрт, Бабаюрт, Аксай и других живут чеченцы, ассимилировавшиеся с кумыками, ведущие свое происхождение от чеченцев-аккинцев. Между чеченцами и кумыками постоянно происходил естественный этнический обмен, среди аккинцев немало также чеченцев, ведущих свое происхождение от кумыков» [10. С. 12]. Проживая в кумыкских селениях, салатавцы и ауховцы образовывали с местным населением единую мусульманскую приходскую общину. Исламская религия служила объединению всех жителей Терско-Сулакского междуречья, не различая их по этнической и сословной принадлежности. Имам – духовный предводитель сельской общины – мог быть избран прихожанами мечети также из числа переселенцев. Так, в Аксае долгое время обязанности муллы выполнял выходец из салатавского селения Гуни по имени Нуцал-Ахмат [11]. В мечети на общем сходе мусульман обсуждались различные вопросы, в частности связанные с религиозно-обрядовой сферой и образованием, что способствовало культурному сближению этнически смешанного населения равнинных поселений. В результате миграционных процессов во второй половине XIX в. в этническом составе населения Терско-Сулакского междуречья произошли значительные изменения. Например, по архивным сведениям, приводимым в указанной книге З.Х. Ибрагимовой, в с. Акбулат-Юрт Хасавюртовского округа в 1874 году совместно проживали чеченцы и кумыки [10. С. 146]. К концу же XIX в. данное селение населяли преимущественно чеченцы. То же самое наблюдалось в селениях Бамат-Юрт, Бамат-Бек-юрт и Генжа-аул. В с. Бата-Юрт, где раньше чеченцы составляли большинство, к 1899 году кумыки стали доминирующей частью населения. Подобная картина сложилась также в селениях Лак-Лак-юрт, Умаш-аул, Хамамат-юрт, Хамав-юрт, Хамза-юрт, Костек, Кандаур. В с. Эндирей (Андреево) к началу ХХ в. сократилось количество тавлинцев (выходцев с дагестанских гор). В нем в основном проживали кумыки и чеченцы. Такими же смешанными в этническом отношении являлись селения Байрам-аул и Карлан-юрт (кумыки и русские). В слободе Хасавюрт в 1883 году в качестве постоянных жителей указаны русские, кумыки и чеченцы, а в 1899 году в ней проживали лишь русские. В целом по Хасавюртовскому округу заметна неуклонная тенденция окумыкивания здешних поселений. Она, видимо, обуславливалась не только традиционной тюркоязычной доминантой в регионе, но и целенаправленной политикой русских колонизаторов и переселением части чеченцев-аккинцев и тавлинцев в Турцию, особенно в 60-е годы XIX в. Процесс ассимиляции чеченского населения на Кумыкской равнине наглядно описал Н. Семенов. В работе «Туземцы Северо-Восточного Кавказа» он отмечает: «В той самой полосе плоскости, где находится Баташ-юрт и Байрам-аул, а именно в верхнем, лучшем поясе ее, разбросано до десяти аулов, населенных по крайней мере наполовину чеченцами. Многие фамилии этих чеченцев успели уже утратить свой природный язык и свои народные обычаи, другие, между ними переселившиеся в относительно недавнее время владычества в горах Шамиля, до сих пор хорошо говорят по-чеченски и в домашнем обиходе держатся чеченских адатов (обычаев)» [13. С. 244]. Данные примеры служит подтверждением широкому выводу, к которому пришли некоторые дореволюционные исследователи, в частности, Е. Вейден85 баум, рассматривая проблему этногенеза тюркоязычных народов Кавказа. «Нет сомнения в том, – писал он, – что в состав кумыкского народа вошли различные этнические элементы, в том числе и дагестанские горцы. По наружному виду кумыков можно причислить к средиземной расе» [14. С. 119]. Однако, несмотря на значительное и продолжительное влияние со стороны северных кумыков, жители Салатавии сохранили свою этническую идентичность, что было обусловлено их компактным проживанием. То же касается и основной массы ауховских чеченцев. Литература 1. Государственный архив РД. Ф. 105. Оп. 1. Д. 11. Л. 128. 2. Суздальцева И.А. Русское население Хасавюртовского округа во второй половине XIX – начале ХХ в. // Материалы Всероссийской научно-практической конференции: «Народы Северного Кавказа: история и современность». Хасавюрт, 2012. 3. Мансуров М.Х. Засулакская Кумыкия. Махачкала: Юпитер, 1994. 4. Государственный архив РД. Ф. 40. Оп. 1 – 3. 5. Гаджиева С.Ш. Материальная культура кумыков XIX – ХХ вв. – Махачкала: Дагкнигоиздат, 1960. 6. Рукописный фонд ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 569. Л. 7. 7. Исмаилов А.А. История села Казмааул // http:// www.kazma.ukoz.ru. 8. Лаудаев У. Чеченское племя // Сборник сведений о кавказских горцах. – Тифлис, 1872. Вып. 6. 9. Мансуров Ш.М. Салатавия (социально-экономическая и политическая история в конце XVIII – первой половине XIX в.). Махачкала: Юпитер, 1995. 10. Ибрагимова З.Х. Чеченцы в зеркале царской статистики (1860 – 1900). М.: Пробел2000, 2006. 11. Полевой материал экспедиции автора в Казбековский район Республики Дагестан, апрель 2011 г. 12. Ибрагимова З.Х. Чеченцы в зеркале царской статистики (1860 – 1900). – М.: Пробел2000, 2006. 13. Семенов Н. Туземцы Северо-Восточного Кавказа. Спб, 1895. 14. Вейденбаум Е. Путеводитель по Кавказу. Тифлис, 1888. УДК 94 (470). 19 ВОИН «ДИКОЙ ДИВИЗИИ» ИБРАГИМБЕК САРАКАЕВ З.Х.-А. Берсанова, к.и.н., доцент Академия наук Чеченской Республики, г. Грозный [email protected] Ибрагимбек Саракаев остался в истории чеченского народа как талантливый журналист. А между тем он прославился и своими ратными подвигами, когда служил в Татарском полку Дикой дивизии. До революции Ибрагимбек Саракаев жил во Владикавказе и вместе с Сергеем Мироновичем Кировым работал в газете «Терек». В 1912 году И. Саракаев становится редактором газеты «Терская жизнь». Известно, что Киров придерживался либеральных взглядов. А Ибрагимбек, как пламенный патриот своего народа, тоже не был равнодушен к бедствиям соплеменников. Они вместе опубликовали в своей газете статью «Простота нравов» о политике царизма в отношении горцев, сравнивая жизнь горцев с жизнью казаков, которые имели 86 большие привилегии от царских властей. Доброжелатели предупредили, что их ждет арест. Киров бежал в Томскую область, а Ибрагимбек – в Азербайджан. Здесь круто меняется жизнь молодого человека. В Баку как раз шел набор в Татарский полк Дикой дивизии (это был 1914 год). И. Саракаев, скрыв свою настоящую фамилию, записывается в этот полк, и уходит на фронт. Здесь талантливый журналист становится не менее талантливым воином. Он проявляет чудеса храбрости, сначала служит адъютантом Татарского полка, получает офицерский чин. Последнее звание – подполковник. Командиром Татарского полка был князь Чавчавадзе. В одном из боев Бек убил австрийца-пулеметчика. Сам будучи раненным, он примчался с трофейным пулеметом и упал. За этот подвиг ему дали орден святой Анны. В полку Ибрагимбека очень любили. Великий князь Михаил Романов тоже испытывал к нему искренние симпатии. Раненного Бека отправили в госпиталь во Владикавказ. Ноги ему вылечили, но под сердцем была пуля, извлечь которую врачи не рискнули. С этой пулей под сердцем Ибрагимбек проживет всю жизнь. Родные очень переживали за Ибрагимбека. А тетя по матери Эпса Чермоева позвонила ему в госпиталь и попросила: «Ц1а ца вог1уш д1а ма г1олахь! (Смотри, не уезжай, не побывав дома. Я приготовила для тебя целый букет невест»). Тетя сдержала свое слово. Она познакомила его с Мариам – дочерью Чермоевой Айзанат и Эдильхана Эльмурзаева. Мариам была очень образованной женщиной – она училась в женской гимназии. Прекрасно владела английским, русским, французским языками. Молодые понравились друг другу. Но Бек поставил перед невестой условие: она должна ехать с ним на фронт. Девушка согласилась…Не успели закончиться свадебные торжества, как молодые отправились на фронт. Ибрагимбек представил свою невесту Михаилу Романову. Великий князь пригласил молодую чету в Петербург. И здесь они провели незабываемое время. Михаил был заядлым автолюбителем и спортсменом. У него был полный гараж автомобилей. Он открыл его перед чеченским другом и сказал: «Выбирай!» Через несколько дней Ибрагимбек уже катался по Петербургу на новеньком автомобиле, подаренном великим князем. Ибрагимбек был назначен командиром корпуса. У него была своя свита, прислуга. На этой же машине Ибрагимбек приехал в свое родовое село Ведено. Всем была в диковинку этот железный конь на колесах. И с тех пор у веденцев родился новый календарь: «В день, когда Бек приехал на машине». После революции Дикая дивизия вернулась на Кавказ. Здесь Дикая дивизия еще некоторое время продолжала существовать. Командиром ее был генерал Половцев. Каждый полк был у себя дома. Дисциплина постепенно сошла на «нет». В конце концов дивизия была распущена. Генерал Половцев уехал за границу. Многие офицеры тоже. Уезжаяво Францию, Тапа Чермоев уговаривал И. Сраракаева: «Тебе не дадут здесь жить. Поехали со мной!». На что Ибрагимбек ответил: «Я чист перед советской властью. Аса керлачу 1едална доьхьалцхьатоп а цакхоьссина» (я ни одного выстрела не сделал в сторону советской власти). Но Бек глубоко ошибался, думая, что этого достаточно, чтобы новая власть не преследовала его. Поначалу все шло вроде бы неплохо. По рекоменда87 ции Сергея Мироновича Кирова он был назначен заместителем начальника республиканского НКВД. Какие только козни ни строила новая власть против него! Сначала через его домработницу украли у него деньги, которые предназначались для сотрудников республиканского НКВД в качестве зарплаты. Ибрагимбек восстановил эту сумму с помощью родственников. На этот раз он избежал ареста. Но провокации против него продолжались. Для милицейских коней были запасено сено в степи. Кто-то поджег эти стога, чтобы милицейский транспорт остался без корма, тем самым подставив Бека – начальника. Обвинили в диверсии бывшего царского офицера – ИбрагимбекаСаракаева. Он был немедленно арестован и приговорен к расстрелу. Его увезли в Ростов. Его брат Азиз едет в Петроград к Сергею Мироновичу Кирову. Рассказал ему об аресте брата, обо всех провокациях против него. Сергей Миронович тут же позвонил Анастасу Микояну, который возглавлял тогда Ростовский краевой комитет ВКП (б) и сказал: «Я знаю Бека Саракаева как кристально чистого человека». – Твой брат будет встречать тебя на вокзале в Грозном, – уверил Сергей МироновичАзиза. Так оно и получилось. Опасаясь новых преследований и арестов, Бек уехал в Хасавюрт. Он работал в Буйнакске, Махачкале. В это время подружился с ингушским писателем АбдулгамидомГойговым. Ибрагимбека назначили в станицу Червленную управляющим базой «Заготзерно». Рана под сердцем все сильнее мучила его, но он продолжал самоотверженно трудиться. Азиз очень переживал за своего единственного брата. Однажды он поехал в Червленную и привез его домой – в Ведено. Но его здоровью не помог даже воздух родного очага. Через некоторое время слег. Он с трудом выходил иногда во двор. Несмотря на его тяжелое состояние, чекисты продолжали преследовать его. Они пришли за ним в день его смерти. Они заставили родственников раскрыть саван, чтобы убедиться в том, что Ибрагимбек, действительно мертв, и только после этого покинули двор Саракаевых. В 1937 году органами НКВД был арестован и расстрелян и брат ИбрагимбекаАзиз. У ИбрагимбекаСаракаева было четверо сыновей, один из которых – ХамзатСаракаев, стал известным журналистом и писателем. Примечания: При написании статьи использованы полевые материалы автора. Информаторы: 1. Саракаев ХамзатИбрагимбекович, 1932 г.р., г. Грозный. 2. Музаев Магомед Нурдиевич, 1941 г.р., г. Грозный. 3. Мациева Эльвира Шамсуддиновна, 1931 г.р., г. Грозный. УДК 94 (470).16/18 СЕВЕРО-КАВКАЗСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА И ЕЁ РОЛЬ В СОЦИАЛЬНО ЭКОНОМИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ КРАЯ Л.Б. Валиева, старший преподаватель ДГПУ (филиал в г. Хасавюрт) Быстрое развитие капиталистического сельского хозяйства во второй по88 ловине XIX в. на Кавказе, требовало коренной перестройки транспортных средств, строительство дорог, которых обеспечивали бы вывоз продукции. Началась быстрое строительство грунтовых дорог, мостов. Но это были полумеры. Только строительство железной дороги могло действительно соединить Северный Кавказ с Центральной Россией и содействовать включению края во Всероссийский рынок. 1 марта 1860 года атаман Войска Донского М.Г. Хомутов обратился к военному министру с рапортом о необходимости сооружения железной дороги от Грушевских копий к пристани у станицы Мелеховской. Строительство железной дороги на донских территориях должна была способствовать торговому и промышленному развитию края. В мае 1860 г. Император Александр II дает свое разрешение, а 18 декабря утверждает «Положение о Комитете для сооружения Грушевско-Донской железной дороги» [7. С.47]. 20 декабря 1863 года железнодорожная линия протяженностью 66 верст (70км), от Грушевки (Шахты) через Новосибирск до станицы Аксайской, вошла в строй. 7 января 1869 года наместник Кавказа великий князь Михаил Николаевич представил императору записку о необходимости соединить Кавказ железной дорогой с общей сетью империи в направлении от Ростова-на Дону до Владикавказа К началу 1872 г. было закончено изыскание дороги. Трасса была удобной с военной точки зрения, но она не учитывала хозяйственные нужды (даже губернский город Ставрополь был обойден). В том же 1872 г. была утверждена концессия – «Общество Ростово-Владикавказской железной дороги». Акционерный капитал был невелик – 8,64 млн. руб, причем контрольный пакет акций принадлежал казне. За ее счет дорога фактически и была построена. В июле 1875 г. дорога была открыта [7. С.51]. Вслед за главной линией были построены новые: в 1888 г. – Ново российская (255 верст), в 1894 г. – Петровская (250 верст) и Минераловодческая (60 верст), в 1896 г. – Железноводская (5,3 версты) и Ставропольская (145 верст), в 1899 г. – Царицынская (501 верст), в 1900 г. – Бакинская (337,5 версты), в 1901 г. – Кавказско-Екатеринодарская (127,5 версты) [1. С. 312]. Таким образом, к началу XX в. Владикавказская железная дорога связывала между собой все основные центры Северного Кавказа. К этому времени из 2 332,5 версты строительной длины дороги 324 версты приходилось на Донскую, 845 – Кубанскую, 453 на Терскую, 214 – Дагестанскую области, 192 – Ставропольскую и 18 – на Черноморскую губернии. Дорога также проходила по Бакинской, Астраханской и Саратовской губерниям [1. С. 313]. В формировании русского городского населения Дагестана исключительно большое значение имела железная дорога, в строительстве которой участвовали русские рабочие. После проведения железной дороги наблюдался быстрый рост городского населения края. С 1862 по 1897 год удельный вес городского населения Дагестана увеличился с 2,1% до 5,9%, а в 1913 г. горожане составили 11,0% населения. Быстрый рост городского населения в Дагестане был отмечен в первые годы после ввода в эксплуатацию Петровского участка железной до¬роги. Сопоставление данных посемейных списков 1886 и пере¬писи 1897 годов показыва89 ет, что за этот промежуток времени городское население Дагестана увеличилось с 20,129 до 33,835 чел, или на 68%, в то время как по всем городам Закавказского края оно возросло в среднем на 49,8% [5. С. 129]. В пределах Дагестанской области на железнодорожной линии было сооружено 10 станций: Чир-юрт, Темиргое, Петровск-Кавказский, Порт-Петровск, Манас, Бойнак, Каякент, Мамед-Кала, Дербент, Белиджи [3. С. 43], где так же проживало русское население. Рост городского населения происходил во многом за счет притока извне. В связи с этим русское население области значительно увеличилось и составило в 1913 г. 6,2% (без Хасавюртовского округа), против 0,8% в 1886 г. [5. С. 129]. Итак, рост численности русского городского населения Дагестана был во многом связан с вкладыванием русскими предпринимателями своих капиталов в экономику края; с открытием новых промышленных предприятий, требовавших квалифицированных рабочих; с ростом городов, которые превращались в крупные промышленные центры; со строительством и вводом в действие Владикавказской железной дороги. Число рабочих в крае постоянно увеличивалось. В целом, на Северном Кавказе за период с 1873 по 1905 год оно возросло на 168,7%. Некоторые захолустные города к 1905 г. превратились в крупные промышленные центры. Так, в Грозном к 1905 г. проживало 12 тыс. чел рабочих, что составляло 49% населения. Появились крупные промышленные предприятия, в которых работало несколько сотен рабочих. Большую их часть составляли, как указывалось выше, выходцы из России. Так, самым крупным предприятием области следует считать бумагопрядильную и ткацкую фабрику акционерного общества «Каспийская мануфактура» в Петровске. Число рабочих здесь в равное время колебалось от 800 до 1000 чел. В 1902 г. лишь 33,4% рабочих здесь были нерусские. В 1905 г., на фабрике работали 1.021 чел, из которых православных – 766 чел., мусульман – 221 чел., армян – 12 чел., евреев – 21 чел., католиков – 1 чел." На железной дороге в Петровском районе в 1917 работали 1.575 русских рабочих и 25 горцев. [5. С. 130] Экономическое освоение края русским капиталом усиливалось с проведением железной дороги. К 1894 году движение по Владикавказской железной дороге было доведено до г. Порт-Петровска. А к концу века она прошла через Дербент до Баку. Началось строительство ремонтных мастерских в ПетровскеКавказском [2. С. 255]. Дорога преобразила край. Сооружение ее имело огромное народнохозяйственное значение. Пути сообщения укрепляли внутренний рынок, его связи со всероссийским мировым рынком, втягивали область в общероссийское хозяйство. С эксплуатацией дороги связано дальнейшее развитие кустарной и горнодобывающей промышленности, торгового земледелия и животноводства, рыболовства. Железная дорога оказала благоприятное влияние на рост городов и городской фабрично-заводской промышленности. Ей обязано возникновение торгового порта, связывающего край с Поволжьем, Средней Азией и др. Резко возросла торговля. За 1897–1904 гг. по Владикавказской железной дороге было отправлено около 400 млн. пудов и принято от других дорог более 210 млн. пудов различных грузов [2. С. 255]. Дагестан втягивался в общероссийский торговый оборот. Кустарные изделия, фрукты, вино, бурки, сукна, рыбо90 продукты, нефть и др. находили своего потребителя в других странах, а край получал оттуда нужные его населению товары. Таким образом, всего за четверть века общество Владикавказской железной дороги стало важнейшим капиталистом на Кавказе, сосредоточившим транспортные средства, промышленные предприятия и ссудный капитал. Соединив между собой основные районы края, а сам край с остальной Россией, дорога способствовала быстрому развитию сельского хозяйства, массовому притоку рабочей силы, без чего это развитие было бы невозможным, и, наконец, созданию капиталистической промышленности. Литература 1. История народов Северного Кавказа (конец XVIIIв-1917 г.) (пед.ред. академ. А.Л. Нарочницского) М. «Наука» 2. История Дагестана с древнейших времен до наших дней. Махачкала, 1997 г. 3. Вагабов М.М. – Железнодорожный и морской транспорт Дагестана: история становления и развития (к.XIX-90е и XXв.) Махачкала, 1997г. 4. Мансуров М.Х. Русские переселенцы в Дагестане, Махачкала, 1996 г. 5. Суздальцева И.А. Русские переселенцы в Дагестане (к.19 начало 20 в.) Махачкала, 2006 г. 6. Шигабудинов М.Ш. Борьба рабочих Сев. Кавказа накануне и в период революции 1905-1907г. Махачкала, 1967 г. 7. Энциклопедия. Железнодорожный транспорт России, М. 1999 г. УДК 94 (470).19 УЧАСТИЕ НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ В.А. Вердиханов, студент 2 курса ФИЯ ДГПУ Хасавюртовский филиал. С.Т. Рашитханова, научный руководитель – старший преподаватель кафедры Истории ДГПУ, Хасавюртовский филиал Проблема участия кавказских горцев в войнах России, в частности в первой мировой войне представляет большой интерес. Актуальность исследуемой проблемы заключаются в том, что согласно данным переписи населения 2010 года, в России проживают представители более 200 национальностей (этнических групп). С одной стороны такой пёстрый национальный состав свидетельствует о культурном богатстве и привлекательности России, но с другой в настоящее время, к сожалению, зачастую приводит к определенному «недопониманию» между носителями различных национальностей. В частности, в настоящее время остро стоит проблема интеграции представителей национальных меньшинств в среду большого российского государства. В связи с этим крайне актуальным является изучение истории и культуры народов, проживающих в нашем государстве, поиск единых культурных ценностей, а также выявление общих для нас страниц истории, что в целом будет способствовать налаживанию межнационального и межкультурного диалога, взаимоуважению и мирному сосуществованию. Поэтому необходимо акцентировать внимание общественности именно на истории дружеских и даже брат91 ских взаимоотношений наших народов, актуализировать их и воспитывать толерантность в современном обществе. В контексте обозначенных выше проблем актуальной является и тема данного исследования. Поэтому целью данной работы является исследование участия народов Северного Кавказа во внешних войнах России, в частности в первой мировой войне, выявить их роль и значимость. Для достижения указанной цели ставятся следующие задачи: – выявить этапы становления военного сотрудничества; – рассмотреть особенности прохождения военной службы народов Северного Кавказа в рядах российской армии; – дать оценку роли участия народов Северного Кавказа в Первой мировой войне; подвести итоги и дать общую оценку участия народов Северного Кавказа в военной истории России. Установление тесных экономических, политических и культурных связей русского народа с народами Северного Кавказа произошло еще в XVI веке. Именно с XVI века и начинается многолетняя история военнополитического сотрудничества представителей горских народов с Российским государством. С усилением процесса сближения народов Северного Кавказа с Москвой с середины XVI века, представители горской знати стали поступать на службу в русские воинские формирования и принимали участие в становлении и укреплении российской государственности. Некоторые из них получили широкое признание и благодаря своей ратной службе дослужились до высоких чинов. К примеру, потомки кабардинского князя Идара (Темрюковичи, Камбулатовичи, Сунчалеевичи) с середины XVI века ориентировались на Россию. С этого периода представители этих родов выезжали на службу в Россию и стали известны как Черкасские. В ранге служилых князей они вошли в существовавшую властную российскую иерархию, заняв одно из высших положений в России. Российской короне народы Кавказа служили в XVII веке, о чем свидетельствует, например, сочинение французского капитана – наемника русской армии Жака Маржарета. Капитан Ж. Маржарет служил Борису Годунову и Лжедмитрию I. Капитан был очевидцем и активным участником жизни России в 1604-1611 гг. (бурные события начала Смуты). По свидетельству Жака Маржарета русские силы состояли большей частью из кавалерии черкесов, по его подсчетам, было в русской армии от 3 до 4 тысяч [1]. В конце XVIII – начале ХIХ веков сыновей знатных горцев Кавказа старались принимать на воинскую службу в России на основании 784-й статьи 3-го тома военных постановлений, «для того, чтобы сблизить их с русскою службою и тем положить влияние на других их соотечественников». Горцы принимали активное участие практически во всех войнах, которые вела Российская империя с начала XIX века. По формулярным спискам военнослужащих первой половины XIX века удалось установить, что в среде российского генералитета 1812 года 15 человек являлись представителями кавказских народов. Российские мусульмане сражались с французами, в том числе и при Бородино, и во время сражения при Лейпциге. В награду за доблесть мусульманских конников в Отечественной войне 1812 года царь Александр I даровал мусульманской общине право построить мечеть в столице империи – Санкт-Петербурге [2]. Для широкого вовлечения в военно-политические структуры, усиления влияния на народности «приобретенных» территорий царские власти в 1828 году сформировали Лейб-гвардии 92 Кавказско-Горский полуэскадрон Собственного Его Императорского Величества конвоя для несения службы в Санкт-Петербурге [3]. В 1828 году из кавказцев был набран первый состав взвода. В составе взвода было больше представителей Кабарды – 12 человек, чеченцев – 9 человек, кумыков – 7, мурз и узденей ногайцев тохтамышевских – 5, саблинских – 5, народов джамбулаковского – 5, едисанского – 1, караногайского – 1, туркменского – 2 человека и т.д. [4]. В Крымской войне 1853–1856 годов Кавказский горский полк сражался с конницей англо-франко-турецких войск. Численность национальных воинских формирований в Крымской кампании только на Кавказском театре военных действий достигла 30 тыс. человек, в том числе среди них было до 12 тыс. северокавказских горцев [5]. Летом 1914 года началась Первая мировая война, в которую вскоре вступила и Россия. В 2014 г. весь мир отметит столетие начала первой мировой войны. Первая мировая война оказалась во многом забытой, а для новых поколений россиян – неизвестной. Революция, гражданская война, а затем – Вторая мировая отодвинули эту войну на второй план российской истории. Для советской России это была чужая война и о ней старались не вспоминать, хотя там воевали её граждане, которые совершали подвиги и гибли как герои (страна потеряли 2 млн. 254 тыс. 369 чел. на фронтах этой войны). Увы, даже сейчас, в начале XXI в., герои первой мировой войны продолжают оставаться забытыми. Ныне в России даже нет достойного памятника павшим в той войне. Особое место в истории первой мировой война занимает Кавказская туземная конная кавалерийская дивизия, прозванная «дикой». 23 августа 1914 г. был объявлен Высочайший приказ Николая II о создании «Кавказской туземной конной дивизии» трехбригадного состава из шести полков: Кабардинского, 2-го Дагестанского, Чеченского, Татарского, Черкесского и Ингушского. В то время в составе российской армии уже находились Кавказская кавалерийская (конная) дивизия и пять Кавказских казачьих дивизий. Поэтому, когда произошло рождение нового воинского соединения исключительно из горцев Кавказа, было принято решение назвать его – «Кавказская туземная конная дивизия», чем подчеркивалось исключительно ее местное, кавказское происхождение. Согласно утвержденным штатам каждый конный полк состоял из 22 офицеров, 3 военных чиновников, 1 полкового муллы, 575 строевых нижних чинов (всадников) и 68 нестроевых нижних чинов. Дивизии также были приданы Осетинская пешая бригада и 8-й Донской казачий артиллерийский дивизион. Командиром Кавказской туземной конной дивизии высочайшим приказом от 23 августа был назначен младший брат царя, Свиты Его Величества генерал-майор великий князь Михаил Александрович [6]. Формирование дивизии завершилось в сентябре 1914 года, в октябре она была доставлена эшелонами в Подольскую губернию. В начале ноября Кавказская туземная конная дивизия была включена в состав 2-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Гусейн Хана Нахичеванского. С конца ноября дивизия вступила в бои на ЮгоЗападном (австрийском) фронте, которым тогда командовал генерал от артиллерии Николай Иудович Иванов. В Карпатских горах, юго-западнее Самбора, на берегах реки Сан, Кавказская конная дивизия вступила в боевые действия с неприятелем, действуя вначале в составе 8-й, а затем 9-й армии Юго-Западного фронта. Особо тяжелые 93 кровопролитные бои были в декабре 1914 года на Сане и в январе 1915 года в районе Ломна-Лутовиска, где дивизия отражала наступление противника на Перемышль. В феврале дивизия провела ряд успешных наступательных операций: на реке Ломнице, бои у деревень Бринь и Цу-Бабин, занятие города Станиславов и местечка Тлумач. Наступательные операции и разведка боем чередовались с отражением контратак крупных сил неприятеля, пытавшегося в зимние месяцы прорваться с юга к блокированной русской армией неприятельской крепости Перемышль со 120-тысячным гарнизоном. И кавказские полки с честью выполнили свою боевую задачу – там, где стояли они, враг не прошел, там, где наступали, враг был повержен. В июле, августе и осенью 1915 года дивизия участвовала в ряде боёв у Шупарки, Новосёлка – Костюкова, в районе Доброполе и Гайворона, которые по свидетельству её командира великого князя Михаила Александровича были увенчаны блестящими конными делами, каковые составляют одну из лучших страниц истории нашей конницы [7]. В мае–июне 1916 года дивизия, как и прежде, числилась в составе 2-го кавалерийского корпуса 7-й армии, но принимала участие в Брусиловском прорыве временно находясь при 33-м армейском корпусе 9-й армии Юго-Западного фронта. К декабрю 1916 года дивизия была переброшена на Румынский фронт, теперь уже в составе 7-го кавалерийского корпуса 4-й армии. Дивизия принимала активное участие в Корниловском выступлении в августе 1917 года. Документы полков и штаба Кавказской конной дивизии донесли до нас имена героев боев, описание их подвигов и связанных с ними боевых эпизодов на всем протяжении войны с 1914 по 1917 год. В тот период через службу в дивизии прошло более 7000 всадников – уроженцев Кавказа. Около 3500 из них были награждены Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями «За храбрость», а все офицеры удостоены орденов [8]. На наградах, которые вручались подданным нехристианского вероисповедания, изображения христианских святых (Святого Георгия, Святого Владимира, Святой Анны и т. д.) были заменены государственным гербом Российской империи – двуглавым орлом [9].Однако, горцы вскоре попросили вернуть им на награды Георгия (джигита), и правительство пошло им навстречу. Святой Георгий вернулся на награды. За один только 1916 г. дивизия провела 16 конных атак – пример небывалый в военной истории. Количество пленных, взятых дивизией за годы войны, в 4 раза превысило её собственный численный состав. Известно, что к марту 1916 г. дивизия потеряла убитыми и умершими от ран 23 офицера, 260 всадников и нижних чинов. Ранеными числились 144 офицера и 1438 всадников. Что касается внутренней жизни Кавказской туземной конной дивизии, то здесь отличительной чертой была особая морально-психологическая атмосфера, сложившаяся в ней, которая во многом определяла отношения между её офицерами и всадниками. Так, важной особенностью всадника-горца было чувство собственного достоинства и полное отсутствие какого-либо раболепства и подхалимства. Выше всего ценились не чины и звания, а личная храбрость и верность. Традиционный патриархально-семейный уклад накладывал отпечаток на внутреннюю жизнь кавказских полков. Почётные места в полковых офицерских собраниях занимали нередко уважаемые люди почтенного возраста из числа унтер-офицеров и даже рядовых всадников. Это было 94 вполне естественно, поскольку многие воины состояли в родстве друг с другом [10]. Характерной чертой отношений в офицерской среде дивизии также было взаимное уважение лиц разных вероисповеданий к верованиям и обычаям друг друга. В Кабардинском полку, в частности, адъютант подсчитывал, сколько за столом офицерского собрания находится мусульман и сколько христиан. Если преобладали мусульмане, то все присутствующие оставались, по мусульманскому обычаю, в папахах, если же больше было христиан – все папахи снимали [11]. По приказу от 21 августа 1917 года Верховного главнокомандующего генерала от инфантерии Л.Г. Корнилова Кавказская туземная конная дивизия была переформирована в Кавказский Туземный конный корпус. В конце сентября начале октября 1917 года части и подразделения корпуса были переброшены на Кавказ. Штаб корпуса находился во Владикавказе, а штаб 1-й Кавказской туземной конной дивизии в Пятигорске. К январю 1918 года Кавказский туземный конный корпус прекратил свое существование. Кавказская конная дивизия являлась уникальным воинским соединением, многонациональным и в то же время сплоченным, она стала гордостью российской армии. В данном исследовании были представлены факты, доказывающие существование многовекового военного сотрудничества представителей народов Северного Кавказа с Российским государством. В контексте указанных взаимоотношений на протяжении всего исследуемого нами периода можно выделить определенную тенденцию: начиная с XVI века, когда были сделаны первые серьезные шаги к сближению Русского государства с народами Северного Кавказа, и заканчивая началом XX век, роль горских народов в военной истории России значительно усиливалась. Для конных полков Северного Кавказа было характерно высокое боевое качество, мужество, верность данной клятве. За годы первой мировой войны не было отмечено ни одного случая дезертирства. И это не случайно. Добровольцами на войну шли люди, уверенные в своих душевных и физических силах. Каждый из них знал, что их действия будут обсуждаться на родине земляками и родственниками, и поэтому никто не хотел уступить другому в мужестве и отваге. Героизм всадников, количество наград и благодарностей, заслуженных ими, окончательно сломали недоверие царской администрации к горцам Северного Кавказа. Более того, царское правительство, убедившееся в непревзойденных боевых качествах горцев в составе Кавказской туземной конной дивизии и развернуть данную дивизию в корпус. Горцы Кавказа не только участвовали во всех значительных для результатов первой мировой войны боевых операциях российских войск, но и продемонстрировали блестящие боевые качества, чувство боевого товарищества и воинского долга. Полки из горцев Кавказа, в короткие сроки смогли не только сравняться с другими регулярными частями российской армии, но и затмить их. Современное поколение должно ережно хранить историю, народную память о героях Первой мировой войны, о тысячах казаков и горцев Кавказа, по зову сердца сражавшихся за Россию. Таким образом, роль народов Северного Кавказа в военной истории нашей страны, несомненно, значима и занимает особое место. Сегодня крайне важно помнить опыт прошлых лет в виду наличия в современном российском обществе серьезных проблем, в том числе и проблем межнациональных взаимоотношений. Изучение рассматриваемых в 95 данном исследовании вопросов будет способствовать укреплению дружеских отношений и взаимному уважению между нашими народами. Литература 1. Маржарет Ж. Состояние Российской империи. Ж. Маржарет в документах и исследованиях: (Тексты, комментарии, статьи). М., 2007. С.7. 2. Ахмедов А.А., Голубев А.Ю. К вопросу о введении института военных имамов в Российской армии // Военная мысль. М., 2008. № 2. С. 60. 3. Бамбетов М.А. Представители народов Северного Кавказа на военной службе XIX – начало XX вв. // Архивы и общество. №10 // http://archivesjournal.ru/ 4. Там же. 5. Зубкова Н.Ю. Национальные формирования горцев первой половины XIX в. в контексте российско-северокавказской интеграции // О компоненте добровольности в строительстве Российского Кавказа. М., 2007. С.127–128. 6. Иванов Р.Н. Генерал-адъютант Его Величества. Сказание о Гуссейн-Хане Нахичеванском. М., 2006. С.171. 7. Опрышко О.Л. Кавказская конная дивизия. 1914–1917: Возвращение из забвенья. Нальчик, 1999, С.240. 8. Школьная энциклопедия «Руссика». Новейшая история. XX век. М., 2003. 9. Мурашев Г.А. Титулы, чины, награды. СПб., 2001. С.160. 10. Гаврилов Ю. А., Шевченко А. Г. Ислам и православно-мусульманские отношения в России в зеркале истории и социологии. М., 2010. С.179–180. 11. Там же. С.181. УДК 94 (470).16/18 МУХАДЖИРСТВО НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ З.Н. Гаджиева, ИИАЭ ДНЦ РАН, г. Махачкала [email protected] В результате Кавказской войны, Чечня, Горный Дагестан и СевероЗападный Кавказ были окончательно присоединены к России. Присоединение было проведено насильственными военно-феодальными методами, свойственными колониальной политике царизма. Вместе с тем вхождение этих народов в состав России, вставшей на капиталистический путь, объективно имело прогрессивное значение, т.к. в конечном итоге способствовало их экономическому, политическому и культурному развитию. В горское общество, главным образом, в элитные слои, проникла русская культура и светское образование. На его основе у горских народов складывалась общественная мысль и просветительство (ШораНогмов, Хан-Гирей, Кази-Атажукин, К. Хетагуров, Т. Эльдарханов). В целом можно заключить, что успешное завершение войны усилило международное положение России, увеличило ее стратегическое могущество. После окончания войны обстановка в крае стала гораздо более стабильна. Прекратились междоусобицы, работорговля, набеги персидских и турецких войск, ускорилось экономическое и культурное развитие народов региона, росло их взаимодействие, расширились многообразные связи Северо-Кавказских народов с Россией [1]. Но результаты Кавказской войны были неоднозначны. С одной стороны, они позволили России решить поставленные задачи, предоставили рынки сырья 96 и сбыта, выгодный военно-стратегический плацдарм для укрепления геополитического положения. В то же время покорение свободолюбивых народов Северного Кавказа, несмотря на определенные положительные моменты для развития этих народов, оставило за собой комплекс нерешенных проблем, которые достались Советскому Союзу, а затем и новой России [2]. С другой стороны, это великая трагедия, которая принесла беды и разрушения, огромные материальные и людские потери, как местным народам, так и Российской империи. Среди трагических событий, связанных с окончанием войны, особое место занимает мухаджирство. Мухаджирство – процесс переселения после окончания войны в Османскую империю и страны Ближнего Востока части коренных народов Северного Кавказа, не смирившихся с утратой свободы. После поражения горцев оно приобрело характер исхода, в основном вынужденного, насильственного, как результата политики царской администрации в крае, демагогических обещаний Турции, агитации собственных владетелей и мусульманского духовенства [3, с. 48]. Оказавшись в тяжелом положении по условиям Парижского мира, испытывая серьезные внутренние проблемы, Россия стремилась “разгрузить” край от “неспокойных” жителей и “водворить” на освободившиеся земли казачьи станицы и поселения жителей внутренних губерний страны с целью создания здесь прочной опоры российской власти. Турецкие власти развернули агитацию в пользу переселения, так как были заинтересованы, по словам самого султана, “получить ... народ здоровый, воинственный, воспитанный на традициях мужества, благородства и беззаветной преданности” и заселить пустынные земли, увеличив удельный вес мусульман, расселить их среди христианских народов “полосами” для укрепления распадающейся империи, пополнения армии. Широко распространялись прокламации с призывами к “мусульманскому братству”, обещаниями земель, денег, домов, всяческих благ и привилегий. Огромное влияние на соплеменников оказала позиции знати и духовенства, которые опасались утратить в условиях российского подданства свою влияние и положение. Используя патриархальные обычаи, пугая солдатчиной и утратой религии, они всячески подталкивали горцев к переселению в “единоверную” Турцию [4]. Переселение проходило в несколько этапов разной интенсивности в основном морским путем на турецких, российских, английских судах. Определить численность мухаджиров не представляется возможным, мнения исследователей значительно расходятся (от 500 тыс. до 900 тыс. и более). Стихийно начавшийся процесс выселения кавказская администрация пыталась упорядочить путем создания Комиссии по делу о переселении, выделения средств и предоставления судов, но все эти меры не дали ощутимых результатов. Мухаджиры оказались в чрезвычайно тяжелом положении, испытывали невероятные лишения, погибали массами (свыше 50%)на берегу и в пути от холода, голода, болезней. Особенно пострадали дети и женщины [5]. На новом месте положение мухаджиров оказалось ещё трагичнее. Черкесские могилы тянулись рядами вдоль дороги, где прошли переселенцы. В лагерях, по свидетельствам очевидцев, была страшная смертность, “не прекращались погребальные песни”. Окончательно разоряясь, многие попадали в рабство, 97 продавали свои семьи, вынуждены были идти на службу в армию (хотя правительство обещало освобождение от службы на 20 лет). Отчаяние толкало на воровство и разбои. Вместо обещанных плодородных земель турецкое правительство выделило переселенцам гибельные по природным и климатическим условиям районы, помощь практически не оказывалась. Обманутые, оказавшись в безвыходной ситуации, горцы попали в “единоверной” Турции в еще более тяжелые условия социального и национального гнета. В стремлении вернуться на родину они писали, что” в христианской России им было лучше во всех отношениях”, готовы были “идти куда угодно, хоть в Сибирь”, принять христианство, однако многочисленные прошения отклонялись российскими властями. Жестко пресекались попытки нелегальной репатриации путем вторичного выселения в Турцию, ссылкой навсегда внутрь страны и пр. Несмотря на строгости, поток беженцев из Турции на Кавказ не прекращался и это “вело к неурядице и путанице” в хозяйственной и административной жизни края. Турция со своей стороны тоже применяла строгие меры (вплоть до оружия), препятствуя возвращению переселенцев в Россию, укрепляла границы, пресекая бегство. С течением времени значительная часть кавказских мухаджиров была ассимилирована. Даже в середине ХХ века многие населённые пункты после депортации местного населения оказались заброшенными, сельское хозяйство (особенно в горных районах) было низкопроизводительным, а то и вовсе убыточным. Что же говорить о пореформенном периоде, когда к концу века на территории Северного Кавказа осталось самое большее около половины испокон века проживавшего здесь населения. По данным переписи 1897 г. в целом местное население Северного Кавказа составляло 622 718 человек. Это население занимало преимущественно сельские районы региона. Например, среди кабардинцев доля сельского населения составляет 99,6%, среди чеченцев и ингушей, соответственно, 99,7 и 99,2%, у осетин равнялась 96% [6, с. 221, 224]. Переселение горцев Северного Кавказа происходило в несколько этапов, каждый из которых отличался своими характерными особенностями. Менялась численность мухаджиров, различными были причины переселения, а также внутри- и внешнеполитическая обстановка, в которой происходила эмиграция. Литература 1. Абдулаева М.И. Внутриполитическая ситуация в Дагестане в 70-80-е гг. XIX в. и миграционные процессы. Махачкала, 2006. 2. Бадаев С.-Э. С. Чеченское мухаджирство второй половины XIX века как следствие политики самодержавия на Северном Кавказе// Научная мысль Кавказа, 1999, - №4. 3. Бадерхан Ф. Северокавказская диаспора в Турции , Сирии и Иордании. М.,2001. 4.Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII - начале XX века. М., 1974. 280 с. 5. Магомеддадаев А.М. (составитель). Эмиграция дагестанцев в Османскую империю. Книга 1. Махачкала, 2000, книга 2, 2001. 6. Матвеев В.А. Переселение горцев в Турцию: неучтённые детали трагедии и подлинные интересы России на Кавказе// Научная мысль Кавказа, 1999, - №4. 226- с. 7. http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B0%...%86%D0%B8%D0%B8. 8. http://hist.ctl.cc.rsu.ru/Don_NC/XVI-XIXbeg/Posled_voina.htm. Примечание 1. http://ru.wikipedia.org/wiki/Кавказскиевойны 98 2. Абдулаева М.И. Внутриполитическая ситуация в Дагестане в 70-80-е гг. XIX в. и миграционные процессы. Махачкала, 2006. 3. Бадаев С.-Э. С. Чеченское мухаджирство второй половины XIX века как следствие политики самодержавия на Северном Кавказе// Научная мысль Кавказа, 1999, - №4. 4. http://hist.ctl.cc.rsu.ru/Don_NC/XVI-XIXbeg/Posled_voina.htm. 5. Там же 6. Волкова Н.Г.Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII - начале XX века. М., 1974. УДК 94(470).19 ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРИТЯЗАНИЯ ЗАПАДА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В.З. Газиев, к.п.н., доцент кафедры «история, геополитика и политология», А.М. Ахтаев, к.с.н., доцент кафедры «история, геополитика и политология», М.Д. Солтамурадов, к.ф.н., доцент кафедры «история, геополитика и политология», ЧГУ, г. Грозный Многообразие этнополитических конфликтов, существующих на юге России, некоторые исторические предпосылки, восходящие к советскому периоду, – все это связано с политическими репрессиями, депортациями народов, что серьезно деформировало межнациональные отношения, а также государственную национальную политику [1]. При изучении причин кризисов и конфликтов, постигших нашу страну, думается, исследователи недостаточное внимание уделяют внешнеполитическим факторам, в числе которых – геополитические интересы Запада, активизировавшиеся накануне и особенно после распада СССР [2]. В начале 90-х годов XX столетия происходят существенные международные политические изменения, которые сопровождались географическими и территориальными сдвигами, сопряженными с распадом системы социализма и ее ядра – СССР. Эти глобальные изменения в международной политике привели к масштабным геополитическим последствиям в Европе, России, на Кавказе и в Центральной Азии и дают очевидные факты, которые были нацелены на экономическое и политическое ослабление России, а стало быть, и ее регионов, на вытеснение ее с кавказских рубежей. Учет такого внешнеполитического контекста, как представляется, необходим при многостороннем изучении этнополитической ситуации на Юге России [3]. В конце 80-х – начале 90-х годов прошлого столетия США практически ничего не предпринимали, чтобы упрочить свои позиции на Кавказе. По мнению некоторых экспертов, это государство не имело особой кавказской политики. Но в начале 90-х годов США признали независимость всех бывших республик СССР, в том числе и трех республик Закавказья [4]. Тем самым США объявили Кавказ зоной своих стратегических интересов и, реализовывая это заявление, начали осуществлять конкретную политику в южной части этого региона. Это заявление, определяющее современную западную, в том числе американскую, геополитику на Кавказе, имеет под собой соответствующее экономическое основание – Каспийский энергетический проект 99 «План вывода нефти и газа, залегающих в недрах Прикаспия, на мировой рынок энергоносителей». И этот процесс сопровождается региональными противоречиями, часто переходящими в конфликты, в военные столкновения. И как здесь не вспомнить слова, высказанные в свое время небезызвестным Альфредом Нобелем: нефть, кровь и политика на Кавказе плотно перемешаны [5]. Значительный интерес к Кавказу проявляют европейские государства, международное сообщество, транснациональные корпорации. Так, в 2003–2004 годах для развития инфраструктуры Южного Кавказа международными организациями и корпорациями выделены 2 млрд. долларов США, что свидетельствует о серьезных интересах Запада к данному региону. М.Ю. Чумалов о кавказском регионе пишет: «Нигде (за исключением только Восточной Европы и Балтии) так не очевиден глобальный геополитический сдвиг, происшедший по окончании «холодной войны», и контуры нового мирового порядка, как в этом регионе. Кавказско-Каспийский регион с его густой сетью нефте- и газопроводов представляет еще и множество народов, языков, культур, религий. Здесь тесно переплетены национальные, политические, религиозные отношения. В данном регионе наличествуют межнациональные конфликты, основанные на территориальных претензиях, и на этом пересеклись международные интересы. Проблемы глобализации, нового мирового порядка принуждают национальные государства выработать собственные картины геополитического видения и принять меры для зашиты своих экономических, политических, территориальных интересов. Российский сектор Кавказа – Северный Кавказ – связан исторически, этнополитически, культурно с народами южнокавказских государств, это обстоятельство предполагает выработку со стороны России очень гибкой модели геополитики, чтобы укрепить единство и целостность Кавказа, прочное присутствие в нем и возрастание авторитета среди народов и политических элит. Кавказ связан с Россией значительно более тесными историческими, экономическими, политическими и культурными связями, чем с Западом и США. Всевозможные геополитические сценарии будущего Кавказа игнорируют этот непреложный факт, недостаточно учитывают исторический контекст, тяготение кавказских этносов к России [6]. Народы Кавказа не должны быть расчленены между противостоящими коалициями, им самим следует более настойчиво искать пути решения экономических проблем, сохраняя собственное геополитическое пространство, обеспечивая свои внутренние и внешние интересы. Межнациональные и межгосударственные конфликты в Закавказье серьезно отразились на российском Северном Кавказе, что привело к его дестабилизации [7]. Осетино-ингушский конфликт, войны в Чечне необходимо рассматривать в одной цепи с армяно-азербайджанским, грузино-абхазским и грузино-осетинским противостоянием. Урегулирование конфликтов на Южном Кавказе – путь к стабилизации на Северном Кавказе. Народам Кавказа следует более динамично действовать на международной политической арене во имя сохранения единства и целостности данного региона. Кавказцы всегда отличались морально-психологическим единством, пониманием своей общей судьбы. Нужно предпринять все необходимые меры, чтобы этот во всех отношениях уникальный регион превратился в зону мира, согласия, сотрудничества народов, государств и международных организаций [8]. Литература 1. Кавказ в геополитике великих держав. - Махачкала, 2001. 100 2. Чумалов М.Ю. Каспийская нефть и межнациональные отношения. ЦИМО, 2000. С. 560. 3. Нартов Н. А. Геополитика: Учебник для вузов. - М, Единство. 2004. С. 544. 4. Дугин А. Г. Основы геополитики. - М., Арктогея, 1997. 5. Нефтегазовая вертикаль. - 1998. № 6. 6. Дугин А. Г. Кавказский узел // Современные проблемы геополитики Кавказа. - Р.-наД.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2001. С. 28-33. 7. Смирнов В. Н. Северный Кавказ - новая геополитическая реальность. 8. Современные проблемы геополитики Кавказа. - Р.-на-Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2001. - С. 57-62. УДК 94 (470).16/18 СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ РАЗВИТИЯ ПРОМЫШЛЕННОСТИ В ТЕРСКОЙ ОБЛАСТИ С.А. Гайтамирова, старший преподаватель кафедры «История древнего мира и средних веков». ЧГУ, г. Грозный В 1859 г. вооруженное сопротивление горцев на Восточном Кавказе было сломлено, русские войска обосновались в горах Чечни и Дагестана. Степная и предгорная полосы Северного Кавказа вошли в состав Российской Империи гораздо раньше; к моменту окончания последней в Х1Х в. Кавказской войны на их территории находилось немало казачьих станиц, солдатских слободок, крепостей, укреплений. Большая часть проживавших там горцев была оттеснена в горные районы. В связи с окончанием войны и вхождением в состав России новых территорий создавались новые административные образования – Терская и Кубанские области. Терская область была учреждена в 1860 г. на базе Левого крыла Кавказской линии, Кубанская – Правого. В состав Терской области вошли территории, принадлежавшие России еще в ХVIII в. (наиболее ранние русские поселения здесь появились в XVI в.), а также земли, присоединенные в Х1Х в., в том числе – во время последней Кавказской войны. Расположенные в области войска составляли Терское казачье войско. На юге, где Терская область граничила с Курганской и Тифлисской губерниями, она пролегала к Главному Кавказскому хребту, на Востоке она граничила с Дагестанской областью и выходила к Каспийскому морю, на западе соседствовала с Кубанской областью, на севере – со Ставропольской и Астраханской губерниями. Обстановка оставалась неспокойной, поэтому управление областью поначалу было чисто военным. Командующий войсками в области был назван «Наказным атаманом казачьих войск и Начальником области», причем его военная должность называлась первой, была главной. Вся полнота власти – и военной, и административно-гражданской – была сосредоточена в его руках. В военном отношении он имел права командира дивизии, а по гражданскому управлению – губернатора [1]. Военные чины осуществляли управление всеми административными единицами, входившими в область. Первоначально область была разделена на 6 округов (Кабардинский, Во101 енно-Осетинский, Чеченский, Аргунский, Ичкеринский) и 3 набатства (Ауховское, Салатовское и Зандакское). Уже в 1862 г. административное деление области изменилось, она стала состоять из 8 округов: Кабардинского, Осетинского, Кумыкского, Ингушского, Аргунского, Ичкеринского и Нагорного [2]. В военном отношении область делилась на три отдела: Западный, Средний и Восточный. Область входила в состав Кавказского Наместничества. В Терской области выделялись две основных линии русских поселений. Первую линию составляли казачьи станицы, среди которых наиболее заметными были Тарская, Нестеровская, Ассиновская, а также слободы и другие не казачьи поселения: Кисловодск, Нальчик, Алагир, Владикавказ, Воздвиженское. Вторую, наиболее углубленную в горы линию русских поселений составляли Шатоевское, Евдокимовское, Ведено и Бортунай [3]. Царизм придавал особое значение не крестьянской, а военно-казачьей колонизации Северного Кавказа. Такая политика сложилась еще в дореформенный период, продолжалась и позже. Среди русского населения вначале преобладало «войсковое сословие», казаки. Затем, особенно в конце века, доля не казачьего русского населения будет быстро расти, и к 1913 г. на 10,3% превысит число казаков [4]. Характерной особенностью Терской области, как и всего Северного Кавказа, была слабость крепостнических традиций, очень низкий удельный вес крепостных среди русского населения. В русских селениях перед реформой 1861 г. жили почти целиком лично свободные станичники. Крепостные помещичьи крестьяне в этом районе составляли всего 2% населения, а на долю дворян приходилось менее 3% удобных земель [5]. Сразу после войны хозяйственные связи между казаками и горцами были незначительны. Горцы, в своем большинстве, вели полунатуральное хозяйство, во время войны хозяйственные отношения с горцами резко ограничивались, а порою и запрещались вообще [6]. В 1864–1867 гг. на Северном Кавказе были проведены реформы подорвавшие основы патриархально-феодальных отношений среди горского населения области. Реформы привели к обезземеливанию части горского крестьянства, вынужденного искать себе источники пропитания. Часть горских крестьян уходила из своих селений, оседала на чужой земле. Только на территории Осетии таких «временно проживавших» горцев в 1877 г. насчитывалось свыше 4-х тыс. человек [7]. В горских селениях начиналось социальное расслоение, [8] но условия для первоначального накопления были самые неблагоприятные. С лучших плодородных земель горцы были вытеснены, их земельные наделы были очень и очень ограничены. Со временем положение горских народов с обеспеченностью землей только ухудшилось. Выступая на заседании Государственной Думы 5 июня 1906 г. депутат от Терской области А.П. Маслов сказал «Туземцы, состоящие из чеченцев, осетин и других народностей, находятся в ужасном положении. Земельный вопрос стоит там чрезвычайно остро. Вы не можете себе представить как ничтожны земельные владения. Земля стоит там дорого. Так, например, кусок земли под одной коровой стоит столько, сколько стоит сама корова» [9]. По-видимому, здесь А.П. Маслов употребил риторический оборот, но он дает представление о безземелье горцев. В конце Х1Х в. В Грозненском округе горцы имели в неделе в среднем по 1,2 десятины на 1 душу мужского пола, во Владикавказском – по 0,8 де-с. И в 102 то же время мужское население казаков Терского Казачьего войска имело 20,3 десятин земли в среднем на душу, из них удобной – 16,5 дес. [10]. В 1871 г. отошла в казну значительная часть лесов невойсковой территории, ранее эксплуатировавшая горцами, горцам оставались малодоступные горные леса в верховьях некоторых небольших рек. В 1894 г. эти леса также были причислены к казенным, формально горцы могли бесплатно пользоваться лесом, но на практике существовало столько стеснений и ограничений, что реализовать это право было весьма затруднительно [11]. Меры правительства уменьшили возможность горских народов получать доходы от заготовки леса и торговли им. Такая предпринимательская деятельность ранее была весьма распространена. Она сошла на нет, но встречала большие препятствия. Возможности горских народов заниматься не только предпринимательской, но и любой хозяйственной деятельностью были гораздо меньшими, чем у казаков. В 1865 г. почти 25 тыс. человек чеченцев переселилось в Турцию [12]. Естественно, никакой миграции горских народов в Терскую область не происходило. Область все больше заселяли русские. В начале пореформенного периода открылось широкое переселенческое движение русского крестьянства, получившего, наконец, волю и ринувшегося на поиски лучшей жизни. К этому подталкивало и малоземелье в черноземных губерниях, и остатки крепостнических отношений. «Из центральной земледельческой полосы население бежало и в промышленные губернии, и в столицы, и на южные и восточные окраины Европейской России, заселяя дотоле необитаемые земли» [13]. Одним из центров притяжения была Терская область. Начало освоения области русскими крестьянами-переселенцами совпало с отменой крепостного права, зарождением новых-буржуазных – производственных отношений. Русские населения области стало состоять из двух групп – казаков и «иногородних». Доля иногородних росла быстрее всего, но русское не казачье население – так же как и горцы – подвергалось притеснениям со стороны войсковой администрации. Тем не менее, правительство приветствовало приток любого русского населения на колонизируемые территории. По признанию командующего войсками Кавказского военного округа, сделанному в 1890 г., в Терской области заселение территорий русскими казаками и переселенцами шло узкими полосами, врезывающимися в земли, занятые горскими племенами, что было вызвано строго обдуманным планом разъединить горцев и обезопасить главные коммуникации. Места для поселения выделялись исключительно исходя из военных соображений [14]. Надо отметить, что в Терской области существовало немало свободных, никем не занятых земель. По словам В.И. Ленина, признававшего колониальный характер политики царизма на Кавказе, Степное Предкавказье к началу 60-х гг. ХIХ в. было еще «в значительной степени жизненной территорией, на которую направлялся громадный приток переселенцев из центральной земледельческой России» [15]. Русские переселенцы проявляли особую склонность к промышленному предпринимательству. Собранные по 44 сельским пунктам Терека статистические данные и свидетельства современников сходятся в том что «коренные жи103 тели» станиц – казаки – в пореформенную эпоху продолжали заниматься, главным образом, земледелием и скотоводством, если кто-то из них и знал какое-то ремесло, то занималось им только «для своих нужд» и в свободное от полевых работ время. Постоянно крестьянским промыслом в русских населениях пунктах занимались только «пришлые», «иногородние» из внутренней России и (в гораздо меньшей степени) – из Турции (греки, армяне). Исключение представляли виноделы, мирошники, отчасти – кузнецы [16]. В 1866 г. Моздок перешел из Ставропольской губернии к Терской области [17]. В 1867 г. Кизляр с частью своего уезда также перешел из Ставропольской губернии к Терской области [18]. В конце 1860-х гг. в правительственных кругах Петербурга обсуждался вопрос о преобразовании Терской области (как и Кубанской) в губернии, что должно было подчеркнуть политическую однородность этих территорий с русскими губерниями, повлечь за собой ослабление политического веса и привилегий казачьих войск. Однако Государственный Совет решил такое изменение не производить. Тем не менее, в 1871 г. в Терской области были произведены административные преобразования. В области было введено формально гражданское управление, хотя высшие административные должности, как правило, попрежнему занимали военные. В составе области был образован новый округ – Кизлярский, Кабардинский округ был переименован в Георгиевский, Осетинский – во Владикавказский, Кумыкский – в Хасав-Юртовский. По новому делению в области было 7 округов: Владикавказский, Пятигорский, ХасавЮртовский, Кизлярский, Грозненский, Аргунский и Веденский [19]. Административное деление Терской области 1871 г. осуществлялось не по национальному, а по территориальному принципу. В состав округов входили и казачьи станицы, и горские аулы, и поселения крестьян. Правительство Александра II и Кавказское Наместничество проводили либеральную политику, стремились «смягчить нравы», лишить казачество преобладающей роли, сгладить противоречия между казаками и горцами, казаками и «иногородними». В 1874 г. из Ставропольской губернии в Терскую область были переданы Пятигорск, Железноводск, а также прилегающие к ним территории, причем Георгиевский округ был переименован в Пятигорский [20]. В 1877 г. во время русско-турецкой войны ряд чеченских аулов поднял мятеж, который был жестоко подавлен. Мятеж, однако, не перекинулся на всю территорию, населенную чеченцами [21]. Правительство Александра III изменило отношение к казачеству. Что соответствовало общему курсу новой внутренней политики. Специально созданная в начале 1880-х гг. комиссия решила «в силу Высочайшей воли, сохранить казачество, как отдельное сословие и поддержать его бытовые особенности» [22]. Казачество вновь становилось в крае привилегированной группой, пользующейся особым расположением правительства. Такое положение сохранилось вплоть до 1917 г. Даже в 1914 г. газета «Терская жизнь» писала «Мы живем, ведь, не в области Терского войска, а в Терской области, населенной конгломератом народностей, где … казачество составляет лишь одну пятую часть общей массы областного населения. Но на самом деле мы, приученные к тому, что в области население разделяется на сынов (казачество) и пасынков (у нас туземцы), видим ту же градацию справедливости. Терская область – не казачья, а смешанная, и интересы горцев недопустимо игнорировать в такой степени, как 104 это делалось до сего времени» [23]. Постоянно игнорировались не только интересы горцев, но и «иногородних», правда, в меньшей мере. В 1888 г. административно-территориальная структура Терской области опять изменилась, она была разделена на три отдела (Пятигорский, Кизлярский и Сунженский) и четыре округа (Нальчикский, Хасав-Юртовский, Владикавказский, Грозненский). На территории отделов жили казаки Терского казачьего войска, на территории округов – горцы. Казачьи отделы делились на полки и сотни, горские округа – на участки. Вплоть до начала ХХ века во главе округов, отделов, полков, сотен и участков стояли военные. Очередная административная реформа области имела место в 1905 г., когда Грозненский округ был разделен на Грозненский и Введенский, а из Сунженского округа ингуши выделены в отдельный Назранский округ. По новому делению Терская область состояла из 4-х отделов – Пятигорского, Моздокского, Кизлярского и Сунженского и 6 округов – Владикавказского, Хасав-Юртовского, Нальчикского, Грозненского, Веденского и Назранского. Терское казачье войско в конце ХIХ – начале ХХ в, содержало 4 конных полка, 2 конно-артиллерийских батареи и 2 эскадрона лейб-гвардии Его Императорского Величества конвоя [24]. Терские казаки считались надежнейшей опорой трона. Если на территории проживали коренные жители – казаки Терского казачьего войска, то население округов состояло из представителей различных народов Кавказа. Границы округов в целом совпадали с территорией проживания отдельных народов. Во Владикавказском округе проживали осетины, Нальчикском – кабардинцы и балкары, Назранском – ингуши, Хасав-Юртовском – кумыки, Грозненском и Веденском – чеченцы. Кроме того, в Кизлярском отделе проживали караногайцы, составлявшие особое административнотерриториальное образование – Караногайское приставство [25]. Наряду с отделами и округами в Терскую область входили города как самостоятельные административные единицы. Население Терской области, как и всего Северного Кавказа, в пореформенный период быстро росло. Правительство Александра III, как и Александра II, поддерживало переселение на новые территории жителей из центральной губернии. С 1868 по 1893 гг. население Терской области увеличилось на 67% – с 477 612 чел. до 798 898 человек [26]. В пореформенной России городское население росло вдвое быстрее, чем остальное население. На Северном Кавказе городское население за 30 лет, с 1867 по1897 гг. увеличилось более, чем в три раза [27]. Процесс прироста городского населения шел весьма неравномерно, резко ускорившись в 1980-е гг. – период промышленного подъема. До этого времени стабильно росло лишь население областной столицы Терской области – Владикавказа. Что же касается, например, Грозного, то с 1870-х и вплоть до начала 1890-х гг. население города не росло. В 90-х гг. приток переселенцев на Северный Кавказ усилился, на что повлияли и голод 1891 г., и тяжелое положение крестьян в переселенных русских деревнях. Наиболее полные и достоверные сведения о составе населения дает перепись 1897 г. Она также свидетельствует о большой миграции населения в Терскую область, прежде всего – города. Изучение состава городов представляет для нас особый интерес, так как именно в городах Терской области (как везде в 105 России и в мире) развивалось промышленное предпринимательство. В целом область в конце XIX в. оставалась аграрной. Согласно переписи 1897 г. в городах проживало 120 048 чел. из 930 150 чел., составлявших население Терской области, т.е. 12.9%. Население отдельных городов было следующим: Владикавказ – 43 740 чел. Пятигорск – 18 440 чел. Грозный – 15 564 чел. Георгиевск – 12 115 чел. Моздок – 9 330 чел. Кизляр – 7 282 чел. Нальчик – 4 809 чел.[28]. Перепись 1897 г. дала информацию о распределения населения Терской области по видам занятий, причем данные давались как по области в целом, так и отдельно по селениям и городам. Больше всего занятых было, разумеется, в сельском хозяйстве – 81,23% населения всей области, 90,90% – в селениях и 15,70% – в городах. Обрабатывающей промышленностью и горным промыслом занималось тогда 5,37% населения всей области, 22,81% – населения городов и 2,80% – селений. Остальное населения области занималось торговлей (2,67%), служило в Вооруженных Силах (1,66%.), довольно много было прислуги и поденщиков – 3,63%. на административные и свободные профессии приходилось 1,49%, «передвижения» обслуживали 1,94% [29]. Сельским хозяйством были заняты 92,8% самостоятельного населения чеченцев, 83,1% – осетин [30]. Данные переписи 1897 г. подтверждают, что капитализм на Северном Кавказе развивали медленнее, чем в центральной части Европейской России, задерживался там и промышленный переворот. В городах Терской области доля самостоятельного торгово-промышленного населения была ниже, чем в годах Европейской России в целом: 54,8% и 66,8% соответственно. Ниже в Терской области была и доля городского промышленного населения – 19.4% (в городах Европейской России – 29,2%) [31]. По переписи 1897 г. видно, что из имевших самостоятельные занятия 54 364 чеченцев и 15 910 осетин вне сельского хозяйство работало (по отдельным видам производств) [32]. Вид занятий Добыча руд и копи Выплавка металлов Обработка волокнистых веществ Обработка металлов Обработка дерева Винокурение, пиво- и медоварен Полиграфическое производство Производство табачных изделий чеченцев 168 124 97 7 40 1 - осетин 63 63 38 25 3 10 Таким образом, судя по данным переписи, в этих отраслях промышленности работало считанное количество горцев, что имело свои объяснения в политике, проводимой царизмом. Передвижение горского населения во второй половине XIX в. строго ограничивалось, даже для поездки на базар в соседнюю станицу нужно было 106 просить специальное письменное разрешение, поэтому условия для горцев никак нельзя назвать благоприятными их предпринимательской деятельности. Особый режим управления областью сказывался на возможностях для занятий предпринимательской деятельностью. Прежде всего, это казалось горского населения, встречавшего массу запретов и ограничений. Так, начальник Грозненского округа в рапорте от 18 июля 1890 г. просил начальника области запретить горцам селиться в г. Грозном, мотивируя это тем, что «дома горцев являются притонами для грабителей». Об этом же неоднократно просил и комендант укрепления Ведено. Как выяснилось, в Грозном и Ведено в то время селились в значительной мере наиболее активные горцы, и казаки просто не хотели иметь конкурентов – предпринимателей [33]. В 1891 г. была введена паспортная система, ограничившая права горцев на передвижение даже в пределах области, вводились также некоторые ограничений при поступлении на работу. В 1893 г. специальной постановление чеченцев и ингушам, не состоящим на государственной службе, было запрещено проживать в пределах г. Грозного и слобод Ведено, Шатой и Воздвиженская [34]. Более того, 69 семей чеченцев, проживавших в г. Грозном, были из него изгнаны [35]. Только в 1901 г. эти ограничения были отменены, но дискриминация горцев продолжалась. Горцам фактически не позволяли работать на промышленных предприятиях даже простыми рабочими, любая социальная мобильность тормозилось властями В 1908 г. начальник Терской области запретил обществам и сельским хозяевам « нанимать приказчиков, объездчиков, пастухов, сторожей и других работников из числа осетин, кабардинцев, ингушей, чеченцев, кумыков, а уже нанятых – освободить в месячный срок» [36]. Аульные общества были лишены права сдавать в аренду нефтеносные участки – земля им предоставлялась не на правах собственности, а только в пользование, с правом лишь поверхностной разработки, недра ее считалось достоянием казны. Горная разработка аульских земель сдавалась в аренду не аулами, а Министерством земледелия и государственных имуществ; такой порядок был закреплен в Горском уставе. Если же сельское общество горского селения пыталось сдать в аренду нефтеносный участок, то такая сделка признавалась незаконной. Например, 9 декабря 1911 г. общество селения Гудермес Введенского округа сдало в аренду 40 дес. прилегающей к селению земли под разведку и добычу нефти. Вскоре, однако, областное правление признало договор недействительным, так как общество было неправомочно его заключать [37]. В отличие от горских аулов, войсковое правление Терского казачьего войска получило огромные прибыли от сдачи в аренду нефтеносных земель, в том числе и тех, которые раньше принадлежали горским народам. В конце 19 – начале 20 в. процесс вовлечения горцев в промышленное предпринимательство ускорился. В прошении Главноначальствующему гражданской частью на Кавказе представители чеченского народа писали в 1896 г.: «Есть между нас и купцы, ведущие торговлю с годовым оборотом на сотни тысяч рублей; имеются и заводы – черепичные, кирпичные, известковые и другие, лесопилки и русские мельницы» [38]. Примерно с 1910 г. чеченские купцы в заметных масштабах начинают вкладывать в свой капитал в промышленность [39]. 107 Совершенно определенно можно сказать, что представители горских народностей участвовали в развитии промышленного предпринимательства наряду с русскими и иностранными собственниками капиталов. Особенно это относилась к средним и мелким предприятиям. По данным «Терского календаря на 1914 г.» в 1913 г. во Владикавказском округе осетины владели 20 из 29 предприятий, вырабатывавших годовую продукцию стоимостью 20 тыс. руб. и выше, в Грозном и округе чеченцы и другие горцы были собственниками 32 таких предприятий из 112, в Нальчикском округе (со слободой Нальчик) кабардинцам и балкарцам принадлежали 20 из 36 предприятий [40]. В книге «Весь Грозный и его окрестности», изданной в 1914 г., можно прочитать: «Дикие чеченцы, мирно сеявшие кукурузу, по мановению волшебного жезла превращаются в нефтепромышленников. Шейхи занимаются геологическими исследованиями. Организуется нефтепромышленные товарищества на вере. Темный чеченский народ в кой-каких аулах весь во власти нефтяной лихорадки. Общества мечтают и надеются, что права на недра земли, которой владеют аулы, будут закреплены за ними и все сельчане окажутся на положении миллионеров. Нефтепромышленных чеченских товариществ на вере расплодилось в Грозном великое множество» [41]. Литература 1. Терский календарь на 1898 год.- Владикавказ, 1898. С.89. 2. Хасбулатов А.И. Чечено-Ингушетия накануне и в период революции 1905-1907 гг.Грозный, 1990. С. 14. 3. Терский сборник. Вып. 4.- Владикавказ, 1897. С. 5. 4. Рассчитано по: Шапсович М.С. Весь Кавказ. – Баку, 1914. С. 266. 5. ЦГИАЛ. Ф. 1268, Оп.8, Д.184, Л.4; Ф.1268, Оп.8, Д.180, Л.107. 6. ЦГИА СССР. Ф.1268. Оп. Д.134, Часть 1, Л.83. 7. Терские ведомости. 1877. № 5. 8. История Северо-Осетинской АССР. М., 1959. С.208. 9. Труды Комиссии по исследованию Нагорной полосы Терской области. Владикавказ, 1908 г. 10. Энциклопедический словарь Бронгауза и Ефрона. Т. 65. СПб., 1901, С. 87. 11. Шапсович М.С. Весь Кавказ. Баку, 1914. С. 270-271. 12. Хасбулатов А.И. Чечено-Ингушетия накануне и в период революции 1905-1907 гг. Грозный, 1990. С. 21. 13. Ленин В.И. Соч. Изд. 4-е. Т. 13. С. 227. 14. Цит. по: Куприянова Л.В. Развитие капиталистического города на Северном Кавказе и Владикавказская железная дорога (1861 – 1900 ). М., 1972. С. 311. 15. Ленин В.И. Полн.собр.соч. Т. 3. С. 494. 16. СМДОМИПК. Вып.УIII. Тифлис, 1889. С. 227 – 240 . 17. Сборник сведений о Терской области. Вып. 1. Владикавказ, 1878. С. 82. 18. Сборник сведений о Терской области. Вып. 1. Владикавказ, 1878. С. 94 19. Там же. С. 99-101. 20. Известия Кавказского отделения Императорского Русского Географического общества. Т. 3, № 2. – Тифлис, 1874. С. 98. 21. Записи Кавказского отдела Императорского русского географического общества. Книга 18. – Тифлис, 1896. С. 148-149. 22. Цит. по: Хасбулатов А.И. Чечено-Ингушетия накануне и в период революции 19051907 гг. Грозный, 1990. С. 18. 23. Терская жизнь. 1914. № 27. 24. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 65. СПб, 1901. С. 89. 25. Костямин С. Терская область в сельскохозяйственном, торгово-промышленном и платежном отношениях за 1910 г. Ставрополь, 1912. С. 4. 108 26. Штанько Н.И. Из истории г. Грозного в пореформенный период (1869–1893 гг.).// Известия Грозненского областного института и музея краеведения. Вып. 2-3, Грозный, 1950. С. 31. 27. Статистический временник Российской Империи. Серия 2. Вып. 1.- СПб., 1871. С. 88-90; «Общий свод по Империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 года». Т.1. СПб, 1905. С.3. 28. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. – СПб., 1905 г. 29. Всеобщая перепись населения 1897 г. Т.68. Терская область. – С.-Пб., 1905. С. 8. 30. Рассчитано по: Всеобщая перепись населения 1897 г. Т. 68. Терская обл. – С.Петербург, 1905. С.130-140. 31. Куприянова Л.В. Развитие капиталистического города на Северном Кавказе и Владикавказская железная дорога. – М., 1972. С. 335. 32. Всеобщая перепись населения 1897 г. Т.68. Терская обл.- С.-Пб., 1905. С.130-140. 33. ГА Северной Осетии. Ф.3. Оп.1. Д.4244.Лл.1,8,24; Тройно Ф.П. Экономическое и культурное развитие горских народов Северного Кавказа в составе России (втор.пол.XIX в.)Ставрополь, 1966. С.153. 34. Хасбулатов А.И. Указ.раб. С.88 35. Весь Грозный и его окрестности. – Владикавказ, 1914. С.14; Государственный архив Северной Осетии. Ф.3 Оп.1. Д.4422. Л.60. 36. Русские ведомости. 1908, № 177. 37. ГА Северной Осетии. Ф.11. Оп.60. Д.2559. Л.5. 38. ГА Северной Осетии. Ф.11. Оп.6. Д.4756. Л.29. 39. Саламов А.А. Из истории взаимоотношений чеченцев и ингушей с Россией и с великим русским народом. // Известия Чечено-Ингушского НИИ. Т.Ш. вып.1. Грозный. 1963. с. 49. 40. Терский календарь на 1914 г. Владикавказ, 1914, С.147-181. 41. Весь Грозный и его окрестности.- Владикавказ, 1914. С.104. УДК 94 (470).16/18 О НЕКОТОРЫХ ПРЕДПОСЫЛКАХ ВОССТАНИЯ В ЧЕЧНЕ В 1877 г. Ш.А. Гапуров, д.и.н., профессор В.Х. Магомаев, д.и.н., профессор г. Грозный [email protected] Военные действия на Северо-Восточном Кавказе не закончились в 1859 г. Уже в начале 60-х гг. XIX в. Вновь вспыхивают восстания в Чечне и Дагестане, пик которых приходится на 1877 г. Правда, эти восстания уже не носят всеобщего характера. Они охватывают только часть горных районов этих двух областей. Чеченская равнина, где сразу же с окончанием Кавказской войны в 1859 г. была установлена российская власть, а населению приходилось платить налоги и нести другие повинности, не только не участвовала в антиколониальных выступлениях 1860–1870 гг., а напротив, активно помогала в подавлении этих восстаний. Восстала горная часть Чечни, где к 1860 г. российская власть только-только устанавливалась. Но именно эта часть совершенно не была вовлечена в экономическую систему России, в новые культурно-экономические условия, которые складывались на чеченской равнине. Получается ровно по марксизму – экономика, экономические условия жизни определяют поведение людей. Что же толкнуло жителей горной Чечни уже в 1860 г. на новые антиколониальные выступления? То, что они были порождены «дикой к вольности любовью», очевидно. Но только ли этот фактор сыграл решающую роль в возникновении 109 восстаний 1860–1870-х гг. в Чечне и Дагестане? Сегодня Чеченская Республика – равноправный субъект, неотъемлемая часть Российской Федерации, ставшей общей Родиной для многих населявших ее народов. Мы ни в коем случае не ставим под сомнение прогрессивность самого факта присоединения Чечни к России. Это присоединение дало чеченцам с последней трети XIX в. предпочтительную историческую перспективу развития в составе огромного современного европейского государства, возможность развития своей национальной культуры, экономики. Общеизвестно то огромное положительное влияние, которое оказали русская культура, российская экономикана развитие чеченской культуры, становление промышленности Чечни. При рассуждениях о политике российских властей на Северном Кавказе после окончания Кавказской войны всегда нужно помнить о том, что Россия сразу же наметила программу приобщения горцев к современному светскому образованию, справедливо полагая, что это одно из главных условий их приобщения к российской культуре, сближения их с русскими. Уже в 1858 г. был разработан проект об основании начальных горских школ для северокавказских народов, в том числе чеченцев и ингушей. Такие школы были открыты в 1861 г. в Темир-Хан-Шуре (Дагестан), Нальчике (Кабарде) и Владикавказе (Осетия). В 1863 г. была открыта Грозненская окружная горская школа (для чеченских детей), в 1868 г. – Назрановская окружная горская школа (для ингушских детей). «Народные массы со временем все более убеждались в преимуществе обучения в светских горских школах, чем в примечетских, – отмечает С.А. Исаев. – Поэтому их стремление обучать своих детей в этих учебных заведениях все возрастало. …В получении светского образования чеченское и ингушское общества видели наиболее верный способ улучшения экономических навыков ведения хозяйства. …Преимущества знания русского языка видели растущие слои торговцев и зажиточных крестьян, которым было выгодно продавать продукты домашнего производства на рынках города Грозного, в соседних казачьих станицах и, особенно, за пределами Чечни и Ингушетии». Но в этих школах обучались дети только жителей равнинных районов, для которых все более очевидными становились преимущества мирной жизни в составе России. И это при том, что даже к концу XIX в. в Чечне была всего одна школа Грозненская, в то время как в Осетии в это же время их было 72 [1]. И, тем не менее, население равнинных районов Чечни, быстро втягиваемое после окончания Кавказской войны в образовательно-культурное и экономическое пространство России, практически не участвовало в антиколониальных выступлениях крестьян второй половины XIX в. Но все это вовсе не отрицает того факта, что борьба чеченцев за свою свободу с конца XVIII в. (с восстания шейха Мансура) и до 80-х гг. XIX в. носила справедливый, освободительный характер. Это с высоты сегодняшнего дня легко рассуждать о событиях XIX в. Чеченцы (да и большинство горцев Северного Кавказа), жившие в XVIII–XIX вв., несколько по-иному видели происходившие тогда события. Они ведь жили в конкретное время и судили по конкретным событиям. С XVI в. и до последней трети XVIII в. Россия при утверждении своего влияния на Кавказе применяла преимущественно политико-экономические средства, и горцы в целом, в том числе и чеченцы, стремились к союзу с могущественным северным соседом. Однако с конца XVIII в. царские войска совершают карательные экспедиции в Чечню (только в одном 1783 г. было три та110 ких похода), в ходе которых уничтожаются десятки чеченских селений. С начала XIX в. начинается установление в равнинной Чечне российской административной системы. Насильственное насаждение российской власти, преимущественное использование только силовых методов в отношениях с чеченцами (скабардинцами, дагестанцами) резко усиливается с назначением наместником Кавказа генерала А.П. Ермолова. Итог – массовое освободительное движение в Дагестане в начале 30-х гг., всеобщее восстание в Чечне в 1840 г. и длительная кровавая Кавказская война. Горцы на насилие в отношении них ответили вооруженным сопротивлением. Естественная реакция свободных людей. Анализируя политику российской администрации на Северном Кавказе в XVIII–XIX вв. (сюда смело может быть отнесен и век ХХ), поражаешься одному: в большинстве случаев (за исключением редких администраторов и военачальников – вспомним высказывание Н. Раевского – «Я тут первый и единственный в осстал против общей системы…») она не учитывала особенностей того или иного горского народа, той или иной территории. А ведь политическая ситуация в разных районах Северного Кавказа, взаимоотношения местного населения с российской властью были далеко не одинаковыми. «Чечня… в период долголетней борьбы нашей с горцами на восточном Кавказе, представила для нас наиболее затруднений, потребовала наибольших жертв и усилий, – отмечал источник XIX в. – Чеченское племя, самое многочисленное из горских племен Терской области, вместе с тем искони считалось более других отважным и предприимчивым. Силу сопротивления его еще более увеличивала родственная связь с Чечнею жителей Ичкерии и Аргуна, первых – с Большою, вторых – с Малой» [2]. В период Кавказской войны наиболее упорное сопротивление России оказали Чечня и Горный Дагестан. Безусловно, после 1859 г. российской администрации следовало строить свою политику здесь с особой осторожностью. Этого сделано не было. Результат – крупномасштабное восстание 1877 г. именно в этих двух областях. Литература 1. Исаев С.-А.А. Просветительская роль России на Северном Кавказе на примере Чечни и Ингушетии.//Чеченцы в истории, политике, науке и культуре России. М., 2008. С. 546-547. 2. А.С. Очерк восстания горцев Терской области в 1877 г. СПб., 1896. С.12 УДК 39 (490) ЭТНИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО Ч1АЬНТИ: ТОПОНИМИЯ, ВЕТВИ (ГАРЫ), ГЕНЕАЛОГИЯ И МИГРАЦИЯ ГОРНЫХ Ч1АЬНТИЙЦЕВ НА ПЛОСКОСТЬ ЧЕЧНИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА Л.М. Гарсаев, доктор исторических наук, профессор кафедры «История народов Чечни». ЧГУ, г. Грозный Проблема генеалогии и миграции чеченцев в отечественной исторической науке не стала предметом специального научного исследования. В подавляющем большинстве затрагивались только некоторые ее аспекты. В силу этого автору оставалось обратиться к полевому материалу. 111 Данная статья – первая скромная попытка, посвященная актуальной теме – генеалогии чеченского этноса на примере генеалогии и миграции ч1ьнтийцев из с. Бено-Юрт Надтеречного района, и которая, на наш взгляд, будет способствовать устранению данного пробела в историографии вопроса. Вот что пишет краевед А.С. Сулейманов об историческом этническом обществе ч1аьнти, к которому он сам принадлежал по генеалогической ветви – доьрахо: «Общество граничит на юге с Хьачара, на востоке – с Шикъара, на севере – с Зумса и Ч1иннах, на западе – с обществом Дишни, лежит в бассейне реки Доьрахойн эрк, берущей начало в местечке Кхаъ-Куьртий и текущей с югозапада на северо-восток правого притока Ч1аьнтийн Орга.. Длительное время общество Ч1аьнта играло ведущую роль в общественной жизни во всем Аргунском ущелье. Только этим можно объяснить то обстоятельство, что река Аргун носит название Ч1аьнтийн Орга. В обществе Ч1аьнта отмечены культовые места: Селит1а, Ц1уьника, Хучаара, Ч1аг1ие, Ц1амада, Ц1ег-гут1а, Юьрда ара, Гоьргача ара, Ц1овхьанан корта, Сакъаш ден гу, Ж1араш йистие, 1о ховчу гут1и, Хатта эркие и др.» [1]. Древним поселением, на наш взгляд, является Доьра, который охватывал К1ел Ц1уьника, Т1ера Ц1уьника, Ц1аг1ие, Дийхьа Доьра, Сехьа Доьра (Басара Доьра, К1огура Доьра). Что легло в основу этнонима Ч1аьнти нам пока неясно. При этом известно, что этноним Ч1аьнта, согласно легендам и преданиям, перекликается с Ч1антио (селение в Ц1ово-Тушетии. Грузия). В ходе полевой работы как на плоскости, так и в горах Чечни и Дагестана, нами установлено, что тайп ч1аьнти делится на большое количество некъе и гары (ответвления): итон-кхаллой, тазбичи, ц1амдой, пхьадг1урой, кхокхадой, тасгут1ахой, данкхелой, хьелдий, гуг1алатхой, итт-куьллишкхой, ц1уникхой, хазкхеллихой, иэт-кхеллихой, доьрахой, т1алкхеллой, соьсанхой, хьурикхой, шулхой, хьирехой, бобашгут1ахой, пхьаттархой; муртаз-гар, музаг-гар, борз-гар, бахьмад-гар, кушани-гар, бачикх-гар, щихали-гар, ибакх-гар, кандаг-гар [2]. Жители обществ Ч1аьнта, Зумса, Тумса являются потомками трех братьев, а своим духовным центром ч1аьнтийцы считают с. Итон-Кхелли. Представители данного тайпа расселены не только в горах, но и на плоскости, включая предтеречную полосу Чечни, а также в Ингушетии и Дагестане. Согласно сведениям из семейного архива Керимовых [3], известной фамилии не только в селении Бено-Юрт, но и во всей Чечне, примерно во второй половине 19 века (1860–1870 гг.) после пленения Имама Шамиля сыновья чIаьнтийца Бакара: Апкар, Беташ, Муци со своими родственниками спустились с гор Итон-Кхелли на равнину в поисках лучшей доли и остановились в притеречных селах: Ч1аьнти-Юрт, Дойкур-Эвла, но прежде первыми приехали на разведку познать местность, познакомиться с местными жителями Апкар и Беташ, оставив на родных землях в Итон-Кхелли остальных родственников. Среди притеречных сел на правом берегу реки Терек их привлекло название села по имени их тайпа – Ч1аьнти-Юрт. Здесь они и остановились. Согласно полевому материалу (информатор Тарамов Хамид, 80 лет, тайп Чартой, с. ЧIанти-Юрт, 1996 г.), в то время в селе проживали только представители тайпа Ч1аьнти, а ныне живущих здесь представителей тайпов чартой, зандкхой, ч1инхой, энгеной, куршлой не было. Подселение этих тайпов происхо112 дило позже отдельными лицами или семьями по каналам родственных связей ч1антийцев (ненахой, йиши бераш и т.д.) [4]. В настоящее время, как нами установлено, в селе Ч1аьнти-Юрт живут, в основном, представители вышеперечисленных тайпов, а самих ч1аьнтийцев всего несколько семей [5]. Название село получило следующим образом: проезжающие по дороге вверх по реке Терек до Моздока и обратно вниз до Дади-Юрта, Грозного, Кизляра, Хасав-Юрта, как обычно, спрашивали, останавливаясь у землянок около дороги: "Кто они по тайпу, откуда они родом?" Те же отвечали: "Мы тайпа Ч1аьнти, из Итон-Кхелли". Так со временем это маленькое поселение и стало селом Ч1аьнти-Юрт [6]. Здесь уместно отметить, что вообще-то переселение первых ч1аьнтийцев в одноименное село относится примерно к началу 19 века, а последующее их переселение относится ко второй половине 19 века. Для последних нарезку земли производил подполковник царской армии Шида из тайпа Чартой из своих владений. Общеизвестно, что эти земли так и назывались – Шиди-Мохк. Кстати, по его имени до выселения сельский совет села Ч1аьнти-Юрт назывался ШидиЮртовским. По нашим данным, впоследствии оно стало как бы приемным очагом для многих ч1аьнтийцев, поселявшихся во всех селах надтеречной полосы и вверх по реке Сунже до Карабулака. Братьев Апкара и Беташа, как своих тайповых сородичей, местные ч1аьнтийцы приняли радушно, выделили им земельные угодья для обживания и обустройства, временно приютили у себя их семьи. Главный вопрос надела их землей был решен оперативно. Обжившись на новом месте, братья ездили на побывку к своим родственникам в Итон-Кхелли. Там нашлись последователи, пожелавшие переселиться к ним. По словам стариков – ч1аьнтийцев, они были предками братьев Сальгири, Альгири, Гурси и других. Одни из них остановились в селе Дойкурэвла, другие с Апкаром и Беташем – в селе Ч1аьнти-Юрт [7]. Такова краткая история переселения Бено-Юртовских ч1антийцев с Итон-Кхелли в надтеречную зону, зафиксированная нами в ходе полевой работы. Особо следует отметить, что доступных письменных источников по данной проблеме нет. К этому могут быть дополнения и исправления потомков очевидцев-предков, живущих в других селах Чечни. Согласно сведениям из архива Керимовых, уже живя в селе Ч1аьнтиЮрт, Беташ однажды на свадьбе был оскорблен односельчанином. Беташ сделал вид, что сказанному не придал особого значения, чтобы не испортить хозяевам свадебное пиршество дракой или ссорой, но когда свадьба закончилась и люди стали расходиться по домам, Беташ поджидал его по дороге домой. Здесь он остановил обидчика для выяснения взаимоотношений по поводу его оскорбления и в ссоре обидчик был убит. На почве кровной мести братья Апкар и Беташ вместе со своими родственниками вынуждены были уехать из сел Ч1аьнти-Юрт и Дойкур-эвла. Первую остановку они сделали в селе Самашки, где в основном жили казаки, и которое было одним из безопасных мест для проживания вдали от кровников. Из Самашки братья Апкар и Беташ тоже уехали: Беташ в село Пседах (Доьлаке) Малгобекского района, а Апкар – в село Эли-Юрт – (Гвардейское) Надтеречного района. Остальные родственники – Альгири, Сальгири, Гурси, по 113 словам стариков, – остались жить в селе Самашки. На окраине села Эли-Юрт Апкар в полуземлянке прожил до очередной ссоры с местными жителями. После этой ссоры сельчане с возмущением обратились к нему, чтобы он оставил их село и переселился в другое место. Апкар, в большой обиде, что так негостеприимно и недружелюбно отнеслись к нему, придя домой собрал свои пожитки, сел на свою арбу с женой и детьми и тронулся в путь вниз по Тереку. Первым населенным пунктом на его пути было село Бено-Юрт. На майдане он спросил жителей села: не возражают ли они, если у них остановится жить ламаро? Жители крайне удивились такому вопросу и сказали: "Какой может быть разговор? Земли хватит всем, мы одни мусульмане, пожалуйста, приземляйся на окраине села и живи. Был бы ты человеком чести и достойного рода, а что ты ламаро – значения не имеет". Так нынешние представители тайпа ч1аьнти основали свой очаг в БеноЮрте. Прадедом всех ч1аьнтийцев, живущих в селе Бено-Юрт, является Апкар [8]. Ч1аьнтийцы, живущие в селе Пседах (чеч. – Доьлаке, каб. – живая вода, – Л.Г.) по фамилии Батыжевы (от имени Беташ), являются родственниками, так как Апкар и Беташ – родные братья. А отец у них один – Бакар [9]. А ч1аьнтийцы из Самашки – потомки Саьльгири, Аьльгири, Гурси - также им родственники, их предки были братьями Бакара. В родственных с ними отношениях из ветви ч1аьнтийцев, проживающих в селе Верхний Наур (ЛакхаНевре), состоят также Есиевы, Дажиевы, предки которых являются выходцами из Дойкур-эвла. Таким образом, ч1аьнтийцы из села Бено-Юрт имели тесные связи со своими однотайповцами в Ч1аьнти-Юрте, Самашках и Пседахе. Так, например, Тарам был в родственных отношениях с ч1аьнтиюртовцами. Керимов Абдулхьаким из Бено-Юрта и Батыжев Чора из Пседаха были женаты на сестрах и их дети Абдурахман, Адам являются двоюродными братьями, а их дети Иса, Муса, Акберг, Бекхан – троюродными братьями. Дошкъа из села Бено-Юрт бывал частым гостем в Самашках у Аьльгири и Саьльгири, а некоторое время в 20-х годах XX века даже жил там со своей семьей. Предки теперешних ч1аьнтийцев, живущих в селе Бено-Юрт, рассказывали, что в конце 20-х годов и перед войной ч1аьнтийцы – Батыжевы из Пседаха изъявили желание полностью переселиться в село Бено-Юрт. Вопрос был согласован с его жителями во время пятничной молитвы в мечети и для поселения было отведено ровное чистое место. Родственники-старейшины из Пседаха остались очень довольны местом, а также приемом, оказанным им в селе. Однако переселению помешали репрессии, начавшиеся в 30-х годах. После 1937-го года оставшиеся в живых старшие ч1аьнтийцы из Пседаха приехали в Бено-Юрт и заявили, что они остаются при своем решении переселиться и сделают это при первой возможности. Снова этому не было суждено случиться: началась война, а потом и выселение...[10]. Предок ч1аьнтийцев Апкар похоронен на кладбище в селе Эли-Юрт по его завещанию, так как здесь похоронен его брат Муци, а впоследствии похоро114 нены все его потомки [11]. Ч1аьнтийцы села Бено-Юрт имели дружбу и согласие со всеми тайпами села: Беной, Гуной, Гендарганой, Курчалой, Мескарой, Хьуркой и другими. Ни с кем не имели и не имеют кровной вражды, наоборот, находятся со всеми в тесных родственных отношениях. Данный тайп отличается своими демократическими взглядами, правдивостью, объективностью и порядочностью в решениях любых споров и проблем села, чем завоевали уважение односельчан. До революции 1917 года один из представителей тайпа – Сойдалла – односельчанами был избран главой села. После установления советской власти Т1абоко Лечи, черкес по отцу, ч1аьнтиец по матери, жил с матерью с ч1аьнтийцами, был руководителем сельского совета, райисполкома, имел Почетные грамоты лично от Калинина. Надо отдать должное Т1абоко Лечи: он в 30-х годах спас многих ч1аьнтийцев от Сибири и тюрьмы. Племянник ч1аьнтийцев (йиши к1ант) он оказался на высоте чести и достоинства перед родственниками матери (ненахой). Сын Лечи – Тахир до сих пор живет и здравствует вместе с ч1аьнтийцами в Бено-Юрте. В конце 30-х – начале 40-х годов прошлого века представители тайпа ч1аьнти Усманов Лукман, Керимов Абдурашид были соответственно председателем сельского совета, секретарем райкома, председателем райпо. Все это лишний раз свидетельствует о том, что представители данного тайпа находили общий язык и согласие не только со своими односельчанами, но и с жителями всего Надтеречного района. Ярким представителем ч1аьнтийцев является Муса Керимов, который после возвращения на родину с должности молотобойца на заводе "Красный молот" вырос до директора завода "Пищемаш", а оттуда в начале 70-х годов, когда ему от роду было всего 32 года, был избран секретарем обкома, а затем и председателем Совета Министров ЧИАССР. Это единственный чеченец за все годы Советской власти, 19 лет подряд проработавший секретарем обкома и председателем Совмина и переживший 3-х первых секретарей обкома, который не был скомпрометирован. Возможно, были недостатки и ошибки в работе Керимова, но сегодня народ о нем отзывается доброжелательно и оценивает его как грамотного, принципиального, объективного и делового руководителя (Дала геч дойла цунна!). Ч1антийцы, как и другие их соотечественники, отличаются чистотой помыслов, порядочностью, самокритичностью. Но есть у них и такая особенность, которую можно назвать наивностью. В пользу этого тезиса приведем несколько примеров, известных в чеченском социуме. Рассказывают, что ч1аьнтиец наткнулся на ч1инхоевца, якобы поддерживающего скалу. Наивный ч1аьнтиец удивленно спросил: «Что ты делаешь?!». «Я подпираю скалу, чтобы она не обрушилась на проходящих путников». Одновременно он поведал, что направлен ч1инхоевским джамаатом для передачи очень важной вести и попросил ч1аьнтийца заменить его ненадолго на этом месте. Тот стал поддерживать скалу и стоял там до тех пор, пока не понял, что его провели, так как ч1инхоевец так и не вернулся к скале. С тех пор появилось изречение: «Берд лаьцна ч1аьнти» (Ч1аьнтиец, поддерживающий скалу). Другой пример. В народе говорят, что в каком-то кафе в советское время подрались ч1аьнтиец с хьачароевцем. Конфликт зашел так далеко, что разбира115 лись с этим весьма авторитетные люди, но помирить их не удавалось. Решили для этого пригласить ч1аьнтийца Мутуша Сулейманова, пользовавшегося большим авторитетом во всей республике как красноречивый, мудрый народный дипломат. В шутливом тоне он сказал собравшимся: «Уважаемые хьачароевцы! Вы очень богобоязненные мусульмане, проводящие все свое свободное время в мечетях, чего не скажешь о нас. Мы не претендуем на ваши мечети, только оставьте нам наши увеселительные заведения» («Х1ай хьачарой! Оха шуьца маьждигаш ца къуьйсура, аша тхоьца кафеш ма къийсахьара»). Люди, поняв и оценив шутку, долго смеялись. Инцидент был полностью исчерпан. Представители тайпа ч1аьнтий, как и представители других тайпов, оставили добрый след в истории чеченского народа, добиваясь успехов в политике, науке, литературе. Это такие уважаемые люди, как Ахмад Сулейманов (1922-1995 гг), поэт, прозаик, этнограф, композитор, художник, педагог; Ваха Гадаев, кандидат философских наук, профессор, зав. кафедрой философии ЧГПИ; Хусейн Исаев, бывший председатель Госсовета Чеченской Республики, соратник Первого Президента Чеченской Республики, Героя России АхматХаджи Кадырова, погибший вместе с ним в результате теракта 9 мая 2004 г.; Янарса Яскиев «горный лев», участник русско-японской войны и Первой мировой войны, командовал конным взводом в Чеченском полку «Дикой дивизии», сподвижник А. Шерипова; Ризавди Яскиев, опытный юрист в нашем регионе, внук Янарсы; Абубакар Арсамаков, известный в нашей стране банкир и меценат; Амади Темишев, первый министр промышленности, энергетики, транспорта и связи ЧР, член-корр. Российской инженерной академии, Заслуженный экономист РФ; Мутуш Сулейманов, известный богослов и общественный деятель; Зака Ахматханов, офицер, ветеран ВОВ, бывший Председатель Грозненского городского Совета ветеранов войны, член правительства ЧИАССР, бывший министр; Ахмед Гелагаев, полковник МВД, бывший зам. министра внутренних дел ЧИАССР, первый руководитель вновь восстановленного Итум-калинского района; Ахмед Имадаев, летчик-асс, участник ВОВ; Назарбек Уциев, подполковник, видный партийный и советский деятель; народные артисты ЧР Раиса Кагерманова и Шарпуди Исмаилов; среди знаменитых ч1аьнтийцев особо следует отметить Героя Советского Союза Ханпашу Нурадилова, уничтожившего 920 фашистов, и Героя России Магомеда Узуева, легендарного защитника Брестской крепости. Нам остается ко всему добавить, как гласит народная мудрость: «Дереву цена по плодам, а человеку – по его делам». Это в равной степени относится ко всем вышеперечисленным достойным людям из тайпа Ч1аьнти. Литература 1. Сулейманов А.С. Топонимия Чечни. Грозный, 2006. С. 166-183. 2. Полевой материал, собранный авторами в селах Итон-Кхелли, Алхазурово и совхоз «Родина». Чечня, 2010 г.; в Хасав-Юртовском, Казбековском, Баба-Юртовском районах. Дагестан, 90 гг. 20 века. 3. Сведения из семейного архива Керимовых (с. Бено-Юрт Надтереченого района, 2011 г.) 4. Полевой материал, собранный авторами в селении Ч1аьнти-Юрт. (Информатор Хамид Тарамов, 80 лет, тайп Чартой, 1996 г.) 5. Там же. 116 6. Сведения из семейного архива Керимовых (с. Бено-Юрт Надтереченого района, 2011 г.) 7. Там же. 8. Там же. 9. Там же. 10. Там же. 11. Там же. УДК 94 (470).16/18 РАЗВИТИЕ ХЛЕБОПАШЕСТВА В НИЗОВЬЯХ ТЕРЕКА В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в. З.А. Гарунов, старший преподаватель МГТА, г. Махачкала E-mail: [email protected] Русское население края в период расширения военных действий в регионе во время Кавказской войны хотя и занималось хлебопашеством, но оно не получило у них заметного развития. В некоторых станицах, в частности, из числа государственных крестьян, вошедших в состав Терского войска, из-за отсутствия рабочего скота, сельскохозяйственных орудий труда и постоянного нахождения на службе, земледелием почти не занимались. Так, в 1843 г. жители станицы Николаевской не вспахали ни одной десятины земли, так как они имели всего 24 лошади и 25 коров. Еще учесть, что в населенном пункте не было рабочих волов, а лошадей запрещалось водить в упряжке, то действительно казаки, получив от российского правительства землю, не имели возможности ее обрабатывать. Кроме того, в этом же году не занимались обработкой полей жители станиц Бороздиновской, Дубовской, Каргалиновской [1]. Развитию хлебопашества в низовьях Терека мешало также и то, что казакам полагалось денежное и продовольственное содержание. Согласно документальным данным от 9 декабря 1794 г. есаулу в год отпускалось муки 3 четверти, круп – 3 четверика, овса – 18 четвертей, сена – 270 пуд.и 30 руб. денег [2]. Сотнику выплачивалось 24 руб., хорунжему – 21 руб., казакам по 12 руб., а также муки 3 четверти, круп – 3 четверика, овса – 12 четвертей, сена – 180 пуд [3]. Огромный урон сельскому хозяйству наносила саранча. Она уничтожала почти полностью посевы, траву, камыши. В 1844 г. саранча под корень истребила посевы в станицах Новогладковской, Старогладковской, Шелковской, Щедринской, Червленной, Калиновской и МекенскойГребенского и Моздокского полков [4]. Низкие экономические возможности и постоянная военная служба не позволяли русскому населению региона вести расширенное земледелие с применением прогрессивных методов обработки полей. Увеличение сбора зерна достигалось не путем повышения урожайности, а за счет расширения посевных площадей. Так, в 1843 г. в станице Червленной было посеяно 996 четвертей и собрано 3065 четвертей, а в 1844 г. посеяно 1010 четвертей и собрано 4040 четвертей урожая [5]. Таким образом, развитие хлебопашества в Терско-Кумском междуречье 117 в дореформенный период протекало очень медленно и до середины ХIХ в. не заняло ведущего положения в экономике русского населения края. Слабое развитие земледелия объясняется, прежде всего, отсутствием плодородных земель в Терско-Семейном, Гребенском и Терско-Кизлярском полках, где предпочтение отдавалось развитию животноводства и виноградарства. Кроме того, постоянная военная служба отвлекала казаков от занятия хлебопашеством, и многие из них оставляли полученный пай необработанным. Указывая на эту причину в 1844 г., командующий Кавказским линейным войском отмечал, что казаки «мало занимаются хлебопашеством по случаю обременением службою» [6]. Все большее приспособление русского населения к территориальным особенностям низовьев Терека привело к развитию особой системы земледелия (лиманной). Ранней весной или осенью заросли по левобережью Терека уничтожались огнем, после чего на выжженный участок выпускали пастись скот. В течение месяца животные выбивали копытами многочисленные корни камыша. Затем на приготовленную к посеву пашню доставлялась вода из Терека, Кумы, Прорвы, по проложенной многокилометровой канаве. Казаки Моздокского полка для обеспечения себя хлебом, засевали участки в степи, по направлению к реке Куме, иногда на расстоянии около 50 верст от своих поселений, вырывая колодцы и строя временные жилища [7]. В год два раза (начало марта и октября) поля вспахивали плугом, боронили, сеяли пшеницу, рожь, овес, ячмень, кукурузу, просо. После уборки поле заливали водой и на лиманах высаживали горох, фасоль и др. культуры. После этого пашне давали «отдохнуть» несколько лет [8]. Таким образом, у русского населения региона постепенно были накоплены агротехнические знания, связанные с системой севооборота, орошением, выбором сельскохозяйственных культур для выращивания и т.д. Казаки, приспособившись к условиям местного климата, сеяли осенью пшеницу и рожь, а весной – ячмень и просо. В Кизлярском уезде урожайность озимых составляла сам – 5, а яровых сам – 4,48; а в Моздокском уезде соответственно сам 4,89 и сам – 4,81. Жители Моздокского и Кизлярского уездов, для обеспечения себя продовольствием, расходовали на посев до одной четвертой части собранного урожая. Основную причину слабого хлебопашества в регионе русские войска на Кавказе видели в «недостатке» земли [9]. Известный историк– кавказовед Н.П. Гриценко низкие урожаи у русского населения края объяснял не плохим качеством почвы, а «ложным представлением о том, что унавоживание... понижает урожаи». Автор указывал, что казачество, имея «большое количество земли, ... сняв три–четыре урожая с участка, ... забрасывает его» [10]. Автор ХIХ в. И. Попко видел причину низкой урожайности в отказе от удобрения пашни навозом [11]. Кроме того, неблагоприятные погодные условия также вмешивались в хозяйственную жизнь русского населения края. Особенно неурожайным был 1833 г., который вызвал голод и оставил крестьян без съестных припасов на зиму. Однако жители станиц низовий Терека не могли оставить без охраны кордонную линию. В связи с тем, что шла Кавказская война, российское правительство несло огромные издержки по обеспечению продовольствием не только казаков, но и воинских частей. Правительством в 1833 г. было объявлено, что казачество должно «находить дальнейшие способы своему пропитанию». Однако в связи с разразившимся голодом, русские вла118 сти были вынуждены дать жителям региона «двойную норму провианта». И пока на Северо-Восточном Кавказе шли военные действия, казаки получали продовольствие [12]. Но помощь, оказанная казакам правительством, была не безвозмездной. Через 10 лет, в 1844 г. казаки региона выплачивали денежные взносы «в казну судный хлеб» [13]. В докладной от 1 июня 1844 г. наказной атаман рапортовал командующему Отдельным Кавказским корпусом ген. А.И. Нейдгарту, что «долг на казачьих полках Моздокском и Гребенском простирается... до 21363 руб. 713,5 коп.серебром», а оставшиеся неплатежи за ссудный хлеб ими уже выплачены [14]. Долг же низовых станиц был намного ниже, о чем и уведомил командир Кизлярского полка вышестоящее начальство. В 1843 г. долг составлял около 240 руб. серебром [15]. Для предотвращения непредвиденных расходов на будущее император в своем указе от 5 июля 1834 г. предписал во всех полках собирать с населения денежные взносы «на случай неурожая». Сбор денег осуществлялся до 1842 г. Деньги отправлялись в Москву, в опекунский совет. Так, в Гребенском полку общая сумма собранных средств составила 3507 руб. 20 коп., в Моздокском полку было собрано около 1796 руб., а в Кизлярском полку – более 647 руб [16]. Следует отметить, что русское население региона отдавало предпочтение пшенице перед всеми остальными зерновыми культурами. Так, в станицах Бороздиновской и Дубовской сеяли только пшеницу и просо, о чем свидетельствует полковой рапорт, где отмечается, что «кроме сих хлебов никаких других никто из жителей не сеет» [17]. В станице Каргалиновской предпочтение после пшеницы отдавалось ячменю, а потом просу. На долю этих трех терскосемейных станиц Кизлярского полка приходилось посевов пшеницы 83%, проса 46%, ржи 80%, ячменя 76%, чечевицы 100% и гороха 97% [18]. В 40х гг. ХIХ в. русская администрация на Кавказе уделяла также большое внимание хлебопашеству в низовьях Терека. Так, комиссия, созданная для наделения землями Кавказского линейного казачьего войска, в докладе от 11 сентября 1839 г. на имя ген. П. Граббе отмечала, что казачьи полки Гребенской, Кизлярский и Моздокский по неимению нужного количества земли «довольствуются провиантом с семействами своими от казны и служат для оной бременем» [19]. Командиры полков в ежегодных отчетах докладывали вышестоящим инстанциям о количестве засеянного и собранного хлеба, а также о состоянии станичных хлебных складов. Например, в 1843 г. в Гребенском, Кизлярском и Моздокском полках в хлебных складах находилось соответственно: 707 четвертей, 6 четвериков, 5 гарнцев; 734 четвертей, 4 четверика, 6 гарнцев и ровно 3147 четвертей. Но из моздокских запасных магазинов озимого урожая (125 четверть и 15 четвериков) были даны станичниками в ссуду, поэтому фактически в хлебных складах хранилось 3025 четвертей и 3 четверика. Кроме того, в Моздокском и Кизлярском полках за станичниками числились недоимки из-за неурожая и налетов саранчи. Например, в моздокских станицах налет саранчи уничтожила посевы на 68 дес., около 43 четверти, 7 четвериков, на общую сумму 133 руб. серебром [20]. Необходимо иметь ввиду, командованиеКизлярского полка применяло систему «общественного поля». Урожай с этих участков полностью попадал в хлебные склады. Так, в 1842 г. он составил 88 четвертей, 1 четверик, 6 гарнцев [21]. Для обедневших станичников в Гребенском полку также существовала 119 «общественная запашка» и урожай с этих полей хранился в хлебных складах [22]. В рассматриваемое время русское население региона постоянно нуждалось в покупном хлебе, о чем свидетельствуют часто отправляемые полковые рапорты. Однако, несмотря на неблагоприятные условия для земледелия, жители низовий Терека ежегодно пополняли хлебные склады новым урожаем. Например, осенью 1844 г. в запасных магазинах Гребенского полка находилось около 1060 четвертей хлеба. За два года казаки увеличили количество хранимого зерна в хлебных складах, в основном за счет озимой ржи на 351 четверть, 2 четверика и 3 гарнца [23]. Следует указать, что в 1844 г. весь яровой посев был истреблен саранчой [24]. Что касается жителей Кизлярского полка, то они в 1844 г. посева озимых культур совсем не производили. Ген. С.С. Николаев это объяснял тем, что «все служащие казаки отвлечены от домов службою, а старики, малолетки и женщины заняты возкою подвод... и крайнее изнурение от того рабочего скота, поля остались не вспаханы и не засеяны» [25]. Не лучшая ситуация здесь была и с яровыми. В отчете за 1844 г. в графе «собрано» была запись «не собирается». Разумеется, это также было связано с налетом саранчи и неурожаем. Следует отметить, что и в 1843 г. сбор озимых культур был очень низким для жителей левобережья Терека, в среднем он составил немногим более сам–2,5. Урожайность яровых здесь была немного выше, в среднем составил сам–4,3 [26]. Во всех станицах Моздокского полка в 1844 г. саранча полностью истребила озимые и яровые культуры на площади 6306 дес. Ущерб составил на сумму 15787 руб. серебром [27]. В 1846 г. урожайность озимых в Гребенском полку составила от сам–1 до сам–5, а ярового от сам–1 до сам–6, в Кизлярском озимого сам–4, а ярового сам– 10,5. Что касается Моздокского полка, что урожайность озимого здесь составила сам–5 и сам–6, а ярового сам–4 и сам–5. Отсюда видно, что урожайность в моздокских станицах оставалась на одном уровне. В Моздокском полку из собранного урожая было засыпано в хлебные склады озимого – 2646 четвертей, 1 гарнец; ярового 1781 четверть, 4 четверика, 4 гарнца. Таким образом, всего было засыпано в 8 станицах запасных магазинов 4427 четвертей, 4 четверика, 5 гарнцев. В станицах Гребенского полка существовало 5 хлебных складов. В них хранилась почти половина озимого и большая часть ярового хлеба. Что же касается Кизлярского полка, то здесь при каждой станице существовал хлебный склад. В них на хранение находилось озимого 1411 четвертей, 2 четверика, 7 гарнцев; ярового – 149 четвертей, 2 гарнца. Всего запасов было 1560 четвертей, 3 четверика, 1 гарнец. В 1849 г. в Терско-Кумском междуречье был получен хороший урожай. В журнале «Северное обозрение» за этот год отмечалось, что «нынешний год... был одним из плодороднейших» за долгое время. Как видно, состояние земледелия в русских селениях Терско-Кумского междуречья оставалось на низком уровне. Не все русские семьи занимались хлебопашеством. Кроме того, на низкую урожайность зерновых культур в регионе влияли и примитивные методы земледелия, не было оросительных каналов. Почти до конца ХIХ столетия здесь применялась залежно-переложная система земледелия. Помимо военных действий, особенно в период Кавказской войны, при120 родных катаклизмов, налетов саранчи, одним из основных факторов, влияющим на уменьшение посевных площадей в регионе, являлось также отсутствие рабочего скота и сельскохозяйственных орудий у основной массы русского населения края. Таким образом, развитие земледелия в регионе в исследуемый период, несмотря на имевшиеся потенциальные возможности, протекало крайне медленно, и вплоть до середины ХIХ столетия оно не заняло ведущего места в экономике русского населения Восточного Предкавказья. Слабое развитие земледелия, объясняется, прежде всего, отсутствием удобных земель в ТерскоСемейном, Терско-Кизлярском, Гребенском и Моздокском полках, где предпочтение отдавалось скотоводству и виноградарству. Кроме того, постоянная военная служба отвлекала казаков от занятия земледелием, и многие из них оставляли полученный пай необработанным. Литература 1. Омельченко И.Л. Терское казачество. Владикавказ, 1991. С. 176. 2. В России с ХVII в. четверть равнялась 209,91 л., четверик – 26,24 л. 3. АКАК. Тифлис, 1869. Т. 3. С. 86. 4. Омельченко И.Л. Терское казачество. С. 177. 5. Там же. С. 177. 6. Там же. С. 180. 7. ЦГА РСО-А. Ф. 23. Оп. 1. Д. 11. Л. 181. 8. Бутова Е. Станица Бороздинская // СМОМПК. Вып. 7. Тифлис, 1889. С. 16–26. 9. АКАК. 1873. Т. 5. С. 844–845. 10. Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в ХVIII первой пол. ХIХ в. Грозный, 1961. С. 41–42. 11. Попко И. Терские казаки со стародавних времен. Гребенское войско СПб., 1880. Вып.1. С. 177–178. 12. Великая Н.Н. Казаки Восточного Предкавказья в XVIII-XIX вв. Ростов-на-Дону, 2001. С. 113. 13. Там же. С. 113. 14. Емельянов О.Б. Земледелие в казачьих станицах Восточного Предкавказья в первой половине ХIХ века. Георгиевск-Новопавловск, 2007. С. 22. 15. Там же. С. 22. 16. Там же. С. 22. 17. Там же. Л. 63. 18. Там же. С. 23. 19. ЦГА РСО-А. Ф. 12. Оп. 6. Д. 168. Л. 37. 20. Там же. Л. 39. 21. Там же. Л. 41. 22. Исторические сведения о Гребенском казачьем полку // Сборник общества любителей казачьей старины. Владикавказ, 1912. № 4. С. 33. 23. Емельянов О.Б. Земледелие в казачьих станицах Восточного Предкавказья в первой половине ХIХ века. С. 24. 24. Омельченко И.Л. Терское казачество. С. 177. 25. ЦГА РД. Ф. 379. Оп. 3. Д. 6. Л. 184. 26. Там же. Л. 264. 27. Там же. Л. 264-265. 28. Емельянов О.Б. Земледелие в казачьих станицах Восточного Предкавказья в первой половине ХIХ века. С. 25. 29. Там же. С. 26. 30. Там же. С. 26. 31. Заметки о нынешнем состоянии края (Кавказская линия) // Северное обозрение за 1849 год Ноябрь. № 5. С. 619. 121 32. История Ставропольского края от древнейших времен до 1917 года. Ставрополь, 1996. С.182. УДК 94 (470).16/18 РОЛЬ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ В ХОЗЯЙСТВЕ ТЕРСКИХ КАЗАКОВ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII – ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIXв. З.А. Гарунов, старший преподаватель МГТА, г. Махачкала Email: [email protected] Одним из значимых хозяйственных занятий русского населения региона было выращивание зерновых культур. Гребенские казаки, как только появились в районе Терека стали заниматься обработкой земли. Там, гденаходились их станицы, земля была очень плодородной. Как отмечал И. Попко, «растительный слой чернозема как здесь, так и в других местах едва доходил до двух вершков толщины. Под ним залегала глина, сперва смешанная с песком и глубоко пропитанная солями» [1]. Далее автор пишет, что «На десятине высевалось до шести четвериков, более густого посева земля не поднимала, и не производили ни рослого стебля, ни доброго зерна в колосе» [2]. Следует отметить, что слабые урожаи на этих землях объяснялась не только низким качеством почвы, но и плохой ее обработкой. Имея сравнительно большое количество земли, русское население региона применяло переложную систему. Сняв 3–4 урожая с участка земли, они забрасывали его на 15–20 лет [3]. Среди русского населения региона земледелие, в частности, хлебопашество, раньше всего появилось у гребенских казаков. Основной зерновой культурой сначала было просо. С переселением в низовья Терека гребенские казаки переходят к возделыванию озимых ржи и пшеницы. Из яровых выращивали овес, просо, ячмень, горох и чечевицу. Кроме того, они разводили подсолнух и бахчевые культуры (арбузы, дыни). В 1728 г. побывавший в терских городках И. Гербер указывал, что «оные все... имеют при своих городках сады, луга и малое число пашен» [4]. С основанием Кизляра и поселением в низовьях Терека терскокизлярских и терско-семейных казаков хлебопашество расширилось. Многие жители Кизляра также занимались сельским хозяйством, огородничеством, на степных просторах вблизи Кизляра разводили скот и т.д. Но земледелие у русского населения региона носило экстенсивный характер. Поля не удобрялись. Зажиточные казаки обрабатывали землю плугами, а бедные – сохами. Для уборки урожая употреблялись косы, серпы и грабли. Своего хлеба русскому населению региона не хватало, поэтому они выменивали его у местных народов. Недостаточно было развито хлебопашество у русского населения края и в первой половине ХIХ в. Так, в начале ХIХ в. о терско-семейных и терскокизлярских казаках было известно, что они «сеют пшеницу и просо на низменных местах, коим поливают от Терека проведенными канавами... Но как они сей земли ничем не удобряют, то от посеянной меры пшеницы изредка получают пять мер... по большей части за неурожаем хлеба покупают оной» [5]. В 1808 г. в 8 селениях Кизлярского округа – Александрии, Тарумовке, Серебряковке, Шелкозаводской и др. засевали под озимые 9422 дес. земли и столько же засевалось под яровое [6]. Незначительные посевы озимых хлебов 122 были и в последующие годы. Так, в 1821 г. в 6 казенных и 9 помещичьих селениях Кизлярского уезда, в которых насчитывалось 2711 крестьян мужского пола, засевалось 2698 четвертей озимого хлеба. В 1836 г. 5 станиц Семейного Кизлярского полка засеяли 1225 четвертей озимого хлеба, на следующий год собрав урожай 4874 четверти [7]. Документальные материалы 30–50х гг. ХIХ в. указывают, что гребенские и терские казаки «хлебопашеством занимаются очень нерадиво» и что у них «хлебопашество производится в весьма малом количестве» [8]. Слабое развитие земледелия у русского населения Терско-Кумского междуречья объяснялось отсутствием у них достаточного для этого времени «по беспрерывному на службе нахождению», неурожаями и частыми засухами, делавшими хлебопашество менее выгодным по сравнению с другими отраслями сельскохозяйственного производства. К тому же значительные пространства левобережья Терека были заняты болотами и камышами [8]. Без искусственного орошения никакое развитие земледелия в этом засушливом регионе было невозможно, но у русского населения не хватало сил и рук на обваливание берегов Терека и прорытие канав для полива полей. По этой причине в засушливые годы не раз посевы оставались без воды, а в иные годы – гибли от наводнений. Русские власти на Кавказе никакой помощи терским жителям не оказывали. Кроме того, занятию хлебопашеством в большом размере русскому населению мешали также недостаток тягловой силы для обработки земли и низкий уровень техники. Русские крестьяне, как помещичьи, так и казенные, из хлебов сеяли в основном озимые пшеницу и рожь, а также просо и ячмень. Согласно сообщениям современников, «при самомхлебоурожае редко кто у них (крестьян – З.Г.) продает, а некоторые по малому посеву и за неурожаем покупают для пищи своей» [9]. Следует отметить, что техника и культура земледелия в русских имениях региона, как и во всей России, стояла на очень низком уровне. Основная причина этого заключалась в том, что ведение хозяйства в них держалось на труде крепостных крестьян. Помещики, стремясь производить больше урожая на продажу и с этой целью увеличивали размер запашки. Владельцы до того увеличивали барщину своих крестьян, что у последних совсем не оставалось ни времени, ни сил для ведения своего хозяйства. Так, в 1837 г. кизлярские помещики посеяли 523 четверти яровых хлебов, а их крестьяне – 515 четвертей [11]. Жители Кизляра, в связи с развитием виноградарства и виноделия, а также шелководством и торговлей, с начала ХIХ в. почти полностью перестали заниматься хлебопашеством. Так, в архивном документе за 1835 г. отмечается, что «жители города хлебопашеством не занимаются, а промышляют торговыми оборотами и большей частью разведением шелководства и виноградных с фруктовыми деревьями садов, из доходов по сему имеют достаточные» [12]. Как известно, с последней четверти ХVIII в. переселенцами из внутренних губерний России начал заселяться и осваиваться район р.Кумы. Переселенцы здесь занимались хлебопашеством, быстро увеличивая площадь под зерновыми культурами, в то время как в низовьях Терека она, наоборот уменьшалась. Так, в середине ХIХ в. площадь под зерновыми культурами в Кизлярском уезде составляла 2442 дес. земли [13]. Как свидетельствуют многочисленные документальные материалы, русское население низовий Терека на протяжении всего дореформенного периода нуждалось в привозном хлебе. Так, в источнике говорится: «При малом посеве хлеба и низких урожаях большую часть года казаки пи123 тают семейства свои покупным хлебом» [14]. Недостающий для питания хлеб гребенские казаки доставляли как из Центральной России, так и покупали у народов Дагестана и Чечни [15]. Более значительные размеры раздача земель в Терско-Кумском междуречье и освоение их русским населением приобрели в последней четверти ХVIII – первой половине ХIХ в. В 1782 г. Екатерина II издала указ о заселении земель степного Предкавказья между Кумой и Тереком как путем переселения сюда государственных крестьян, так и путем раздачи наделов помещикам «под насаждения и заведения, климату здешнему свойственных» [16]. Нужно учитывать важность хлебопашества определялась, прежде всего, необходимостью обеспечения себя хлебом, а не размером засеваемых площадей. По этой причине на начальном этапе земледелие носило эпизодический характер, но уже с начала ХVIII столетия хлебопашество становится одним из основных хозяйственных занятий русского населения региона. Первые письменные данные о занятии земледелием населения низовий Терека относятся к 20 м гг. ХVIII в. Русский исследователь И.К. Кирилов отмечал, что у гребенцев «родится пшеница, ячмень и другой яровой, а ржи не сеют» [17]. Гребенские казаки, опираясь на свой многовековой опыт и знание местного сельскохозяйственного календаря, приступили к распашке целинных земель [18]. Российская администрация на Кавказе всегда уделяла особое внимание проблеме обеспечения казаков продовольствием. Начиная с середины ХVIII в. мужское население станиц все чаще привлекалось для различных военных мероприятий в крае, оставляя свой земельный участок необработанным. Следствием этого может служить, например, такой факт. В 1770 г. войсковой атаман, докладывая о состоянии хлебопашества в Терско-Семейном войске указывал, что обработкой земли занимается лишь небольшая часть казаков, а остальные заняты в военных акциях в крае [19]. Через два года, в 1772 г. в Терско-Семейном войске «никакова в посеве и урожае... хлеба не было, потому что того Войска старшины и казаки, по нынешним военным обстоятельствам, находятся во всегдашней интересной службе» [20]. В 1772 г. в станицах Гребенского войска общая площадь земли, занятая под зерновые культуры составила 2035 дес., при этом большую часть занимали посевы пшеницы [21]. По мере расширения колонизации степного Предкавказья, в частности ее восточной части, росла и численность русского населения. Так, если в 1774 г. общая численность служащих терско-гребенских казаков составляла 1543 человека, то уже в 1845 г. общее число казачьего населения достигло 27514 человек [22]. Следует отметить, что увеличение численности русского населения в регионе происходило в период бурных экономических изменений в жизни России, связанных с развитием производительных сил в стране, ростом специализации хозяйственных районов и развитием обмена между ними. Однако промышленным хлебопашеством могла заниматься только зажиточная часть русского населения. Основная же масса жителей производила зерно в ограниченных размерах. Так, из отчетов командиров войск видно, что в станицах хлебопашеством занимались не все земледельцы – казаки. Большинство из них вынуждено было добывать пропитание своим семьям заработками во время полевых работ у «жителей полка и в поселениях» [23]. Командир Моздокского полка в 1846 г. доносил, что «жители полка занимаются ограниченно пахотным земледелием, а часть та124 ковых, по неимению рабочего скота и по бедности сим промыслом не занимаются», [24], в станицах Гребенского полка под зерновые поля засевали «три части казаков..., а четвертая часть вовсе не занимается, по неимению рабочего скота» [25]. Средигребенских станиц самая высокая урожайность была в станице Старогладковской, низкой – в Новогладковской. В конце ХVIII в. здесь предпочтение отдавалось посеву проса [26]. В последней четверти ХVIII в. Хлебопашествов моздокских станицах еще не достигло заметного уровня. Положение изменилось в начале ХIХ в. Это объяснялось тем, что земля здесь была более плодородной, чем у терско-семейных, гребенских и кизлярских казаков. Основной причиной того, что большая часть жителей гребенских станиц занималась хлебопашеством в ограниченных размерах былнедостаток плодородной земли, нехватка рабочих рук, а также засушливый климат. Так, в середине ХIХ в командир Кизлярского полка предлагал русским властям для подъема земледелия расширить оросительную систему Но в этом случае нужно было привлечь большие средства. Это было невыгодно для государства, так как регион был еще малонаселенным [27]. Следует отметить, в начале ХIХ в. хлебопашество не получило заметного развития у русского населения Терско-Кумского междуречья. И.В. Равинский указывал, что терско-семейные казаки проводили от Терека поливные канавы на низменные места, которые засевали пшеницей и просом, получая при этом урожай сам-5. Одной из основных причин низкой урожайности являлось отсутствие удобрения почвы [28]. Кроме того, как отмечалось выше, на низкую урожайность влияло и плохое качество почвы. На полях невозможен был густой посев. Пашня не была в состоянии поднять не только колос с зерном, но не давала даже достаточного роста соломы. По этой причине земледельцы на одной десятине высевали не более шести четвериков семян (около 200 кг) [29]. В основном станичники собирали три, в лучшем случае – четыре урожая, после чего поле забрасывали на несколько лет, но и в этом случае «посеянной на сих залежах хлеб не приносил такой прибыли, каковая была на новом» [30]. Однако под пахотным полем земли было не так много. Так, в 1808 г. в восьми населенных пунктах Кизлярского округа – Александрии, Шелководской, Тарумовской и др. засевали под озимые 9422 дес. земли и столько же под яровые [31]. Незначительные посевы озимых хлебов были и в последующие годы. В 1821 г. в 6 казенных и 9 помещичьих селах Кизлярского уезда, в которых числилось 2711 крестьян мужского пола засевалось только 2698 четвертей озимого хлеба. А в 1836 г. пять станиц Семейного Кизлярского полка засеяли 1225 четвертей озимого хлеба и собрали в 1837 г. урожай зерновых 4874 четвертей [32]. Размер засеваемого клина во многом зависела от наличия рабочего скота и сельскохозяйственных орудий труда. Орудия труда настолько были примитивны и поэтому многие земледельцы не имели возможности самостоятельно вести обработку земли. Так, согласно документальным данным за 1839 г., в станице Червленной из 597 домохозяев 10 имели по 10 рабочих волов, 61 – от 5 до 9 и 526 имели от 1 до 4 волов [33].Следует отметить, что в станице самостоятельно могли вести хлебопашество только 50–60 домохозяев. А хорунжий Ф. Федюшкин, урядник В. Карпушин и есаул М. Фолов, имевшие по 10 и более рабочих волов, могли выставить по 2–3 упряжки. Основная же масса станичников соби125 рали совместную упряжку и составляли своеобразные товарищества, когда один имел волов или лошадей, другой – плуг и пахали землю общими усилиями. Бывало так, что станичная беднота выставляла от 10 дворов только 1 плуг [34]. Таким образом, у русского населения региона постепенно были накоплены агротехнические знания, связанные с системой севооборота, орошением выбором сельско-хозяйственных культур для выращивания и т д. Литература 1. Попко И. Терские казаки со стародавних времен. Гребенское войско СПб., 1880. Вып.1. С. 172. 2. Там же. С. 172. 3. Там же. С. 172. 4.Гербер И.Г. Описание стран и народов вдоль западного берега Каспийского моря. 1728 г. // ИГЭД. М., 1958. С. 60. 5. Равинский И.В. Хозяйственное описание Астраханской и Кавказской губерний. СПб., 1809. С. 413–415, 420. 6. Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в ХVIII – первой пол. ХIХ в. Грозный, 1961. С. 42. 7. Там же. С. 42. 8. Зубов П. Картина Кавказского края, принадлежащего России, сопредельных оному земель в историческом, статистическом, этнографическом, финансовом и торговом отношениях. В 4х ч. СПб., 1834. Ч. 2. С. 102–104. 9. Попко И. Указ.соч. С. 309. 10. Равинский И.В. Хозяйственное описание Астраханской и Кавказской губерний. С. 420. 11. Фадеев А.В. Очерки экономического развития Степного Предкавказья в пореформенный период. М., 1957. С. 114. 12. ЦГА РД. Ф. 379. Оп. 1. Д. 613. Л. 20. 13. Забудский Н. Военно-статестическое обозрение Российской империи. СПб., 1851. Т. ХVI. Ч. 1.С. 193. 14. Попко И. Указ.соч. С. 465. 15. Васильев Д.С. Очерки истории низовьев Терека: (Досоветский период). Махачкала, 1986. С. 136. 16. ЦГА РСО-А. Ф. 256. Оп. 1. Д. 4. Л. 143. 17. Кирилов И.К. Цветущее состояние Всероссийского государства. М., 1977. С. 234. 18. Заседателева Л.Б. Терские казаки (середина ХVI – начало ХХ в.). Историкоэтнографические очерки. М., 1974.С. 112–114. 19. Омельченко И.Л. Терское казачество.Владикавказ, 1991. С. 173. 20. Цит по: Там же. С. 173. 21. Там же. С. 173. 22. Там же. С. 174. 23. Омельченко И.Л. Терское казачество. С. 174. 24. ЦГА РСО-А. Ф. 12. Оп. 4. Д. 11. Л. 137. 25. Там же. Л. 178. 26. Озерцковский Н.Я. Дневник путешествия по России (1782–1783). СПб., 1996. С. 115– 116. 27. ЦГА РД. Ф. 379. Оп. 1. Д. 613. Л. 148. 28. Равинский И.В. Хозяйственное описание Астраханской и Кавказской губерний. С. 413–420. 29. Попко И.Д. Указ.соч. С. 178. 30. АКАК. Тифлис, 1874. Т. 6. Ч. 1. С. 597–598. 31. Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в ХVIII – первой пол. ХIХ в.. С. 42; Дон и степноеПредкавказье. ХVIII – первая половина ХIХ века. Ростов-на-Дону, 1977. 32. Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в ХVIII – первой пол. ХIХ в.С. 42. 126 33. Попко И.Д. Указ.соч. С. 471. 34. Ткачев. Станица Червленная. Владикавказ, 1912. С. 62. УДК 94 (470).16/18 К ВОПРОСУ О ТЕМПАХ ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ И СОСТАВЕ РУССКИХ ПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ В ДАГЕСТАНЕ В КОНЦЕ XIX – НАЧАЛЕ ХХ вв. Н.Н. Гарунова, д.и.н., профессор Дагестанский государственный университет, г. Махачкала [email protected] (Работа выполнена при финансовой поддержке госзадания № 2014/33 Министерства образования и науки России в сфере научной деятельности) Передовой русской волной на Северо-Восточном Кавказе во второй половине XVI–XVII вв. было казачество – гребенцы и терцы. Рост численности казачества происходил путем естественного прироста, за счет притока переселенцев из России и включения представителей казачьих групп других регионов и горцев Северо-Восточного Кавказа, которые добровольно принимали крещение и язык казаков-старожилов, то есть постепенно ассимилировались в казачьей среде. В XVIII в. русское население Дагестана состояло из частей регулярного войска, гарнизонов, расположенных в крепостях и укреплениях (Астрахань, Святой Крест, Дербент, Тарки, Бойнак, Рубас и др.), и терских (отчасти донских) казаков, живших в низовьях Терека, Астрахани, Сулака[1,с.66]. В первой половине XIX в., особенно в период борьбы горцев СевероВосточного Кавказа, русское правительство продолжило строительство укреплений и опорных пунктов вблизи крупных аулов и в стратегически важных пунктах Дагестана (крепости Внезапная и Бурная, укрепления Петровское, Темир-Хан-Шура, Евгеньевское, Воздвиженское и т.д.) [2, с.89]. На месте некоторых укреплений и крепостей выросли русские поселения. В тот период русское население края формировалось из отставных офицеров, военнослужащих, гражданских чиновников [3, с.37], а также за счет государственных крестьян из внутренних губерний России, которых приписывали к казачьему сословию. В пореформенный период Северный Кавказ стал основным переселенческим районом страны. По этому поводу еще в работах дореволюционных авторов подчеркивалось, что в 60–70 гг. XIX в. «главное направление крестьянских переселений шло в южные и юго-восточные степи и на Кавказ» [4]. В связи с окончанием Кавказской войны государство было заинтересовано в скорейшем заселении и экономическом освоении местностей Кавказа. Уже в 1863 г. «в видах развития земледельческой промышленности в Закавказском крае, наместнику Кавказскому предоставлено право раздачи частным лицам свободных участков земель», в окрестностях штаб-квартир войск Терской и Дагестанской областей «под разведение садов и плантаций, с условием передачи самих земель в потомственную собственность владельцев ...» [5, Л.1]. Был установлен определенный порядок обеспечения землей русских офицеров, лиц гражданского ведомства и переселенцев-предпринимателей, но в дальнейшем он систематически нарушался. В городах и слободах Дагестана начали селиться мещане, купцы и 127 крестьяне из России. Так, в 1864 г. отставному генерал-майору Гунину было пожаловано в окрестностях Темир-Хан-Шуры 48 десятин земли [6, Л.4], в 1867 г. купец Лопухин получил 35 десятин в окрестностяхТемир-Хан-Шуры [7, Л.50] и т.д. Переселению крестьян на земли Северо-Восточного Кавказа способствовали принимаемые правительством законодательные акты. Так, 10 мая 1862 г. и 29 апреля 1868 г. решением Государственного совета «во всех без изъятия казачьих войсках русским подданным невойскового сословия» было предоставлено право покупать всякого рода строения, расположенные на войсковых, станичных и городских землях, не спрашивая согласия ни войскового начальства, ни городского или станичного общества, а также покупать пустые земли под строения в городах и станицах, не причисляясь к казачьим сословиям. Таким образом, у лиц «невойскового сословия» появилось законодательно закрепленная возможность селиться в казачьих станицах. Был создан особый класс сельских обывателей, которые стали называться «иногородними, имеющими оседлость», то есть «приобретшими в собственность усадебные постройки в пределах казачьих станиц с правом потомственного пользования находящейся под этими постройками землей и обязательством уплачивать за такое пользование посаженную плату». Все лица невойскового сословия, проживающие в станицах на квартирах или на частных землях в качестве арендаторов, стали называться «иногородними, не имеющими оседлости» [8, Л.73]. «Иногородним» первоначально предоставлялись некоторые льготы, впоследствии урезанные. По закону от 13 мая 1883 г. было запрещено дальнейшее переселение лиц невойскового сословия в казачьи станицы Кубанского и Терского войск без согласия станичных обществ [9, с.30]. «Иногородние», купившие усадьбы в станицах и жившие там без недвижимой собственности, обязаны были нести по месту жительства все земские повинности, связанные с постоянной оседлостью. Вводились ограничения на количество скота, которое вправе пасти «иногородние» на общественных выгонах – 4 головы крупного скота (вместо 15) и 6 голов мелкого скота (вместо 30). За превышение норм «иногородние» вносили определенную плату. Возведение новых построек на войсковой, станичной или городской земле «иногородним» разрешалось только с ведома войскового начальства, городских и станичных обществ. По правилам, утвержденным 21 марта 1888 г., «иногородние» не приглашались на станичные сходы, а только оповещались об их решениях. Исполнение натуральной земской повинности (ремонт мостов, дорог и т.д.) возлагалось исключительно на «иногородних». До 1890 г. на Кавказ ссылали сектантов, которых удаляли из внутренних губерний России как «вредный элемент». Исключение из этого процесса составляла Дагестанская область (территория Дагестана севернее реки Сулак), которая страдала малоземельем и почти не подверглась сектантской колонизации. В 1873 г. на Кавказе численность русского населения достигала 1 млн 110 тыс. человек, в том числе насчитывалось 58 тыс. раскольников . В 1875 г. в Терской области, куда входили Кизлярский и Хасавюртовский округа, числилось 21938 человек представителей сект: приемлющие священство и не приемлющие, поморцы, молоканы, иудействующие, старообрядцы, хлысты и шалопуты (12 семей) . Значительное число православных сел в крае было образовано из отставных солдат, оставшихся со своими семьями при штаб-квартирах войсковых частей, в которых они служили. Пример тому – слобода Дешлагар, бывшая штаб128 квартира полка в Дагестанской области, где проживало примерно 194 человека (ныне Сергокала). По закону об устройстве быта нижних чинов выдавалось денежное пособие на обзаведение домами (унтер-офицерам – по 45 руб., рядовым – по 30 руб.) и отводилась земля под дома [10, с.45]. В 60-80-х гг. XIX в. отмечалось активное продвижение российского крестьянства на Кавказ, что было связано с отменой крепостного права и последующим обезземеливанием крестьян. В этот период шло заселение низовьев реки Терек. Первыми из возникших здесь селений были: Черняевка (1861 г.), Новая Серебряковка (1863 г.), Таловка (1877 г.), Цветковка (1877 г.) и др. Новый этап переселения русских в Терскую область начался со строительством в 1875 г. Владикавказской железной дороги. А. В. Комаров, основываясь на материалах Главного штаба Кавказской армии, свидетельствует о том, что в 1866 г. в Дагестанской области насчитывалось 449,5 тыс. человек, из них русские составляли 3,8 тыс. человек, или 0,8%. Согласно данным посемейных списков 1886 г., в Дагестанской области русское население достигало уже 5421 человек. К началу 1880-х гг. тяга крестьян к переселению на свободные казенные земли заметно усилилась. Именно в это время, на рубеже 70-80-х гг. XIX в., наметился поворот в переселенческой политике правительства. Однако в утвержденном 13 июля 1889 г. законе возобладали ограничительные тенденции. Крестьяне не могли переселяться по своему усмотрению. За администрацией осталось право в каждом отдельном случае решать вопрос о возможности и условиях переселения. Выдача разрешений переселенцам ставилась в зависимость от наличия свободных земель на местах водворения, что приводило к массовому отклонению ходатайства крестьян. Самовольные переселенцы, не дождавшиеся разрешения, должны были быть возвращены этапным порядком на прежнее место жительства. Поземельное устройство точно не было определено: размеры участков могли устанавливаться по усмотрению местных чиновников. Возможность получения пособий была весьма призрачна. Правительство стремилось придать переселенческому движению колонизационный характер, используя его для русификации окраин. Лучшими колонизаторскими «элементами» считались зажиточные крестьяне, а переселение бедноты тормозилось. Несмотря на политику правительства, поток переселенцев на СевероВосточный Кавказ в целом усиливался, достигнув наибольшей интенсивности в последнее десятилетие XIX и в начале XX века. Притоку переселенцев в Дагестанскую область способствовало открытие в 1893 г. железнодорожной линии Беслан - Грозный - Петровск, связавшей эту окраину страны с внутренними губерниями России и Украиной. В конце 90-х гг. XIX В., ПО мнению А.П. Липранди, произошел относительно благоприятный поворот в сторону русской колонизации Кавказского края, чему способствовала и происшедшая перемена в высшем Кавказском управлении. Новый главноначальствующий Гражданской частью князь Г.С. Голицын, прибывший в край в начале 1897 г., сразу же проявил свое благожелательное отношение к делу русской колонизации, высказав твердое намерение дать ему надлежащий ход и поставить его на твердую почву. Первым шагом князя Голицына в этой области было представление об отмене ссылки в Закавказье сектантов, «в интересах русского дела, колонизации края православным русским элементом и ограждения последнего от влияния сектантов». В том же 1897 г. была учреждена особая должность заведующего Переселенческой частью 129 на Кавказе, который проживал постоянно в Тифлисе и состоял при главноначальствующем. Вопрос о разрешении переселений в районы Северного Кавказа и Закавказья обсуждался в Комитете министров 6 и 21 апреля 1899 г. В специальной записке, представленной министрами внутренних дел, земледелия и государственных имуществ, были высказаны соображения в пользу «скорейшего разрешения вопроса» о заселении Кавказа [11, Л.93]. Прежде всего, это вызывалось необходимостью численного увеличения русских на Кавказе: они составляли 35,25% жителей Кавказа и лишь 2,59% - Закавказья. 15 апреля 1899 г. было утверждено «Положение ...» комитета министров о разрешении переселений в Ставропольскую губернию и местности Северного Кавказа и Закавказья (за исключением Черноморской губернии), включая области, где было введено «военно-народное управление» (Дагестанская область). Принятый в виде временной меры, этот закон предусматривал переселение на территорию Кавказа крестьян коренного русского происхождения и православного вероисповедания. Инструкция от 30 апреля 1899 г. конкретизировала правила образования переселенческих участков: общую площадь, характер и качество земли, незанятость участка, гарантированную гарантированную судебными инструкциями и т.п. В начале 1900 г. были изданы правила о выдаче денежных пособий переселенцам, устраиваемым на Кавказе на основании закона от 13 июля 1889 г. Притоку русских переселенцев в Дагестан и через Дагестан в Закавказье способствовало строительство в начале XX в. оросительного канала в Муганской степи Азербайджана, которое «открыло путь к образованию сплошных массивов русских поселений в степных пространствах Восточного Закавказья». Существовали серьезные различия в заселении отдельных местностей Северного Кавказа в связи с особенностями природно-географических, экономических и исторических условий. Согласно Всероссийской переписи населения 1897 г., наибольшее число переселенцев обосновалось на Кубани – самой крупной и плодородной области – 33% населения, или 633,3 тыс. человек. В целом на Северном Кавказе иногородние составляли 23,4% от всего наличного населения, или 1,02 млн человек. В Терской области процент русских переселенцев по переписи 1897 г. также был невысок – 12,9%, или 120,6 тыс. человек [12, Л.98]. Меньше всего переселенцев было в Дагестанской области. В 1897 г. в пределах современного Дагестана насчитывалось 44,6 тыс. человек русских, что составляло 6,3% всего населения (710,5 тыс. человек). В том числе в Дагестанской области проживало более 16 тыс. человек – выходцев из России, или 2,8%. Малочисленность русского населения Дагестанской области объяснялась тем, что до конца XIX века для переселенцев были закрыты области с военно-народным управлением. Наиболее компактно русское население проживало в тех районах Дагестана, которые входили в состав Терской области. Так, по данным 1897 г. в Хасавюртовском округе проживало 4,5 тыс. (6,4%), а в восточной части Кизлярского округа - 24,1 тыс. человек русских (35,1%). Анализируя географию переселенческого движения, М. X. Мансуров выделил 3 основных района расселения русских переселенцев на территории Дагестана во второй половине XIX - начале XX веков: 1. Кизлярский, Темир-Хан-Шуринский и Хасавюртовский округа; 2. Города и слободы - Дербент, Петровск, Кизляр, Хасавюрт, Темир-Хан130 Шура и Чирюрт; 3. Горные и предгорные округа, где поселилось незначительное число переселенцев ввиду их отдаленности и ограниченности земельных площадей, пригодных для сельскохозяйственного освоения. Эти районы входили в состав бывших Дагестанской (Темир-Хан-Шуринский округ, города Дербент, Петровск, Темир-Хан-Шура, Чирюрт) и Терской (Кизлярский, Хасавюртовский округа и города Кизляр, Хасавюрт) областей. По своему имущественному положению переселенцы были неоднородны. Как свидетельствуют архивные материалы и другие источники, переселялись, во-первых, бедняки – безземельные и малоземельные крестьяне; вовторых, сравнительно зажиточные крестьяне, в основном середняки. Необходимо отметить, что в начальный период основную массу переселенцев составляли середняки. Это было связано с тем, что до революции 1905 г. правительство предъявляло довольно высокие требования к материальному положению переселенцев, а в период столыпинской аграрной реформы, особенно после издания указа от 9 ноября 1906 г., разрешившего свободный выход из общины и предоставившего некоторые льготы и пособия переселяющимся, стали переселяться и бедняки [13,с.131]. Различные группы предпринимателей из России привлекали на СевероВосточный Кавказ дешевизна земли и низкая арендная плата, поскольку у крупных землевладельцев - богатых казаков, офицеров, помещиков, а также у казны в большей своей части земля оставалась неиспользованной. Переселенцы образовывали свои поселения на надельной, частновладельческой и приобретенной в собственность земле. Крестьяне- переселенцы арендовали или покупали казачьи, казенные и частновладельческие земли. Более или менее крупные селения создавались обычно на казенных землях, а мелкие хутора – на частновладельческой земле, купленной или арендованной в частном порядке. Переселенческие поселки были двух главных видов: крестьянские и помещичьи. Особенностью заселения низовьев реки Терека были сравнительно малый процент крестьян-колонистов и большой удельный вес богатых переселенцев- предпринимателей. Покупая по недорогой цене или беря в аренду земли, богатые предприниматели, главным образом, уроженцы Таврической губернии (их называли тавричанами) основывали на них свои частновладельческие хутора. Так, например, в 1890 г. из 219 участков, проданных казаками по 8 руб. за 1 десятину, 99 были приобретены четырьмя лицами из тавричан, сосредоточившими в своих руках свыше 17 тыс. десятин земли [14, с.180]. Большинство этих предпринимателей, выходцев из государственных крестьян, были грамотными, занимались скотоводством, ведя свое хозяйство на капиталистической основе, то есть с помощью наемного труда. В их руках находилось более половины всех эксплуатируемых переселенцами земель. Эта часть переселенцев была не только в достатке обеспечена землей, но и нередко даже в избытке имела ее. Частновладельческие хутора, как правило, состояли из одной семьи владельца хутора, при которой находились разного рода наемные люди, работавшие в доме - прислуга, кухарки, кучер, горничные и в хозяйстве – пастухи, приказчики, косари, пахари, виноградари, кузнец и т.д. [15, Л.93]. Совершенно в ином положении оказались крестьяне-переселенцы, надеявшиеся найти здесь облегчение своей жизни. Они должны были арендовать 131 у зажиточных казаков, местных дворян и других крупных собственников небольшие участки земли, расположенные в малоудобных местах, и начинать хозяйство почти с нуля. Истратив последние скудные средства на переселение, многие крестьяне на новом месте впадали в еще большее разорение и обнищание, испытывали острую нужду в земле, рабочем скоте, сельскохозяйственных орудиях и т.п. Часть их возвращалась в места первоначального проживания, а часть переезжала в города и пополняла ряды рабочего класса области. Таким образом, во второй половине XIX в. развернулось русское переселенческое движение на Северо-Восточный Кавказ, в том числе в северные районы Дагестана. Правительственная политика на Кавказе в этот период претерпела изменения: на смену военно-стратегическим соображениям пришли задачи экономического освоения края, изменилось отношение к переселенцам, которых приравняли к той части русского населения, которая должна была стать оплотом и проводником влияния царизма в крае. К 80-м годам XIX в. произошло формирование основ переселенческой политики российского правительства в общеимперском масштабе. На рубеже XIX-XX вв. переселенческое движение из внутренних губерний России охватило области с военно-народным управлением, включая Дагестанскую область. Русское переселенческое население Дагестана во второй половине XIX начале XX вв. обосновалось, в первую очередь, в районах, входивших в состав Терской области (Хасавюртовский и Кизлярский), и было представлено различными категориями крестьян и других представителей неказачьих сословий, которые арендовали или покупали земельные участки. Литература 1. Ибрагимов М.-Р.А. Основные этапы формирования русского населения в Дагестане // Дагестан в составе России: исторические корни дружбы народов России и Дагестана.- Махачкала, 1990.В. С.66 2. Ибрагимов М.-Р. А. К истории формирования русского населения Дагестана // Советская этнография. 1978. № 2.С.89 3. Обзор о состоянии Дагестанской области за 1899. -Темир-Хан-Шура, 1900.С.37 4. Кауфман А. А. Переселение и колонизация. -СПб., 1905 5. ЦГА РД. Ф. 126. Оп. 3. Д. 41а. Л.1. 6. ЦГА РД. Ф. 126. Оп. 3. Д. 43.Л.4 7. ЦГА РД. Ф. 2. Оп. 3. Д. 5 а. Л.50 8. Шершенко И. А. Правовое и экономическое положение иногородних на Северном Кавказе в связи с хозяйственным развитием края. -Екатеринодар, 1906.С.73;См. также Суздальцева И.А. Русские переселенцы в Дагестане в конце XIX- начале XXвв. Численность, состав деятельность. Махачкала, 2006.С.99 9. Исмаил-Заде Д.И. Русское крестьянство в Закавказье (30-е годы XIX - начало XX вв.).М., 1982.С.30 10. Кашежева Г. М. Некоторые вопросы переселенческого движения в Терскую область в пореформенный период // Из истории феодальной Кабарды и Балкарии. -Нальчик, 1981.С.45 11. Комаров А. В. Народонаселение Дагестанской области (с этнографической картой) // Записки Кавказского отделения русского географического общества.- Тифлис, 1873. Вып. VIII.Л.93 12. ЦГА РД. Ф. 40. Оп. 2. Д. 16.Л.98 13. Ахмадов Ш. Б. Русские переселенцы в Северном Дагестане на рубеже XIX-XX вв. // Дагестан в составе России: исторические корни дружбы народов России и Дагестана. Махачкала, 1990.С.131 14. Васильев Д. С. Очерки истории низовьев Терека: Досоветский период. Махачкала, 1986.С.180 15. ЦГА РД. Ф. 40. Оп. 2. Д. 16 .Л.43 132 УДК 94 (470).16/18 ЧЕЧЕНСКИЕ СЕЛЕНИЯ ПО ТЕРЕКУ В XVIII - НАЧ. ХIХ ВЕКОВ З.А. Гелаева, к.и.н., доцент кафедры «История народов Чечни» ЧГУ, г. Грозный Чеченские селения по Тереку, если иметь в виду последнее заселение, появились в XYIII–XIX веках. Старейшее надтеречное селение Старый-Юрт, позднее Дойкурэвл предположительно было основано в 1705 году. По другим, это селение было основано не позднее 50-х годов ХVIII века кабардинским князем, до этого управлявшим чеченскими селениями Герменчук и Шали. СтарыйЮрт – поселение, основанное выше «Червленного городка на правом берегу Терека, в дальнейшем известное под названием Девлет-гиреевское» [1], считает Н.Г. Волкова. Основание этого селения и возможность селиться на землях по Тереку активно использовалось чеченцами. Условия расселения были вполне приемлемы для чеченцев, и они постепенно активизировали переселение с гор на равнинные земли Чечни, тем более что, как признавалось, Чеченская равнина после Кахетии считалась лучшим уголком на Кавказе и поставляла хлеб соседним народам. Как констатируют исследователи того времени «почва Чеченской равнины дает превосходный урожай всех родов хлеба и притом в таком достаточном количестве, что за удовлетворением жителей описываемой равнины избыток его, вывозимый в горный Дагестан, прокармливает почти всех жителей этой страны» [2]. Во второй половине ХVIII века интересы сторон совпали: российские власти были заинтересованы в расселении чеченцев по Тереку, а кавказские горцы нуждались в Предкавказье, так как в степях находились торговые рынки и зимние пастбища. Если в горах каждый тайп имел закрепленную за собой территорию, то на равнине совместно в одних населенных пунктах селились представители различных тайпов и тукхумов и создавались сельские территориальные общины с соответствующим сельским управлением. «Завладев плоскостью и изгнав князей, чеченцы начинают строить большие аулы, причем совершается в их жизни новое явление. Они селятся в аулах по несколько фамилий вместе, а не по одной, как было прежде в горах» [5], – утверждает чеченский этнограф У. Лаудаев, говоря о возвращении чеченцев на равнину в постмонгольский период. Этот признак многотайповости в надтеречных селений очевиден. Так, в 1822 году, до ухода оттуда части населения, из 335 семей, насчитывавшихся в старейшем селении Дойкаройл, были представителями следующих тайпов: «чермоевской 58, чернохойской – 62, ангелинской – 40, зандакской – 84, киавской – 36, ауховской – 55» [6]. В 30-е гг. XVIII в. было основано с. Новый-юрт. В конце ХVIII в. владельцем его был Бамат, он принадлежал к фамилии князей Черкасских. Позже, в конце XVIII века владельцами надтеречных земель становятся чеченцы. У. Лаудаев пишет о своих предках, которые являлись крупными чеченскими землевладельцами: «Прадед мой, Ногай-мирза, пользовался собственной землей в Ичкерии, откуда он переселился на Терек, где получил позволение основать тот 133 аул, существующий и поныне под его именем, – Ногай-мирза-юрт» [7]. Чеченцев, особенно безземельные фамилии, не успевшие в равнинной части занять земли, привлекало правобережье Терека. Уже в 1784 г. девлетгиреевцы «имели до 400 дворов». Это в среднем около 2000 жителей. В этот же период уже были основаны еще ряд селений. «Кайтуковцы, Терловы, выгнанные из Топли же, против Наура основали два селения: одно – Верхний Наур, другое – Нижний Наур», а также «казбулатовцы, из аксайских, выгнанные из Топли, основали селение около Наура, близ Терловых» [8]. По-видимому, селение, основанное Казбулатовыми, – Мекен-Юрт, или Макане. Об этом же пишет и В.А. Потто. По его словам, «Турловы во второй половине ХVIII в. были изгнаны своевольным народом и удалились на Терек, где основали два поселения – Верхний и Нижний Наур. Вслед за ними по правую сторону Терека стали селиться и другие изгнанники-владельцы. Так, девлетгиреевцы, изгнанные из аулов Шали и Герменчука, расланбековцы из Атаги, Большой Чечень и Топли образовали несколько аулов числом до 800 дворов» [9]. Правда, В.А. Потто переселение девлетгиреевцев относит временем позже, чем князей Турловых, что не доказано. Здесь, видимо, сказывается то, что представители фамилии Турловых находились в Чечне издавна, поэтому и переселение их на Терек автор отнес ранее, чем девлетгиреевцев. До начала ХIХ века, примерно в последней четверти ХVIII в., было заселено селение Зибер-юрт, или Ачкхиш, как оно значится по документам. Подчеркивая суть взаимоотношений, установившихся между чеченцами и владельцами этих селений, П.Г. Бутков пишет: «Сии селения основаны меньше из их природных холопов, как из присоединившихся к ним добровольно чеченцев; владельцы стараются жить в согласии с чеченцами» [10]. От надтеречных чеченцев на линии содержались аманаты. Постижение сути российской политики и культуры приводило к втягиванию целого пласта чеченской верхушки в систему российского управления и образования. Так, ротмистр У. Лаудаев, написавший работу «Чеченское племя», обучался в свое время в станичной школе русской грамоте и позднее состоял на русской службе. Россия все больше укреплялась на Кавказе. Видя в ней сильное государство, в данном случае ищущее компромиссный вариант, который состоял в привлечении чеченцев на порубежные с Кавказской военной линией земли, чеченцы также охотно шли навстречу тем мерам, которые принимались царизмом в их расселении по Тереку. Поток переселенцев к концу ХVIII века все время рос. Об этом констатируют источники тех лет: «В 1779 г. гехинцы равномерно поселились против Наурской казачьей станицы, и считаясь подданными российскими, были охраняемые от аксайских владельцев, которые набегами своими не оставляли их в покое» [11]. По-видимому, они расселились в местечке Эма-соли, которое в 3–5 км от Верхнего Наура. До сих пор в обваливающихся берегах Терека находят в этом месте скелеты людей, видимо, захороненных здесь в тот период. Судя по всему, посчитав по какой-то суеверной примете непригодным это место для жизни, позже оттуда эмасолиевцы переселились, видимо, в Верхний Наур. На правобережье Терека переселялись жители Ичкерии, Шатоя и бассейна Аргуна. Как заметил историк Э.А. Борчашвили, «в ХVIII веке значительная часть правобережных земель р. Терека всецело была заселена чеченцами, левобережные земли считались принадлежащими России и постепенно подвергались 134 в течение ХVII–ХVIII веков заселению русскими, украинцами и другими, т.е. распределение земель между казачьим и чеченским населением было осуществлено в процессе заселения этих земель по Тереку» [12]. В этот период было основано селение Кейн-юрт, основателями которого считаются выходцы из тайпа кей, отсюда и название селения. Чеченцы ныне это селение называют Галне. А.И. Шавхелишвили утверждает, что «чеченское название «Гални» произошло от русского «Калиновая», так как Гални расположено напротив станицы Калиновской на правом берегу Терека» [13]. Обстоятельства начала последней четверти ХVIII века благоприятствовали переселению чеченцев на Терек. Представители тайпов алерой, нижелой, гордалой, дишний, элистанжой, центорой расселялись в Старом Науре. В Новом Науре, или Верхнем Науре в основном расселились чеченцы с Юго-Восточной Чечни – это зандакой, центорой, аккинцы, харачой, сесанхой и т.д. Чеченские феодалы, заинтересованные в расширении своих земельных владений по Тереку, обращались с прошением выделить им участки земли и обязывались в основном охранять пограничный рубеж линии. Так сделал сын Девлетгирея Черкасского Бамат, который являлся основателем и владетелем с. Новый-юрт, как писал Ткачев Г.А., «этот Бамат Девлетгиреевич, или БаматБекич, был основателем новой Баматовой деревни на правом берегу Терека, которая теперь зовется Новый Юрт. В 1799 году он принял окончательно от казаков весь правый берег, взявши на себя и его охрану» [14]. В начале ХIХ века уважаемые уздени чеченского народа также переселяются на Терек и основывают новые селения. Конец ХVIII начало ХIХ веков отмечены интенсивным расселением чеченцев по Тереку. В 1862 году чеченец Сулейман Чуликов в прошении, поданном на имя командующего войсками Терской области Святополк-Мирского, писал: «Родной отец мой бывший русской службы поручик Чуликов в 1809 году вывел из гор именитых горцев…. Он поселился на правой стороне Терека против станицы Ищерской Моздокского полка». Село было названо Чулик-юртом. Основателем селения считается тайп гендаргеной, кроме них здесь расселились представители тайпов зандакой, центорой, алерой, ченти, чермой, чертой, а также выходцы из Дагестана – таркой и арганой. Сулейман Чуликов дает также сведения относительно селения по Тереку Бено-юрт, соседнего с Чулик-юртом. Он утверждает в своем прошении, что помимо Чулик-юрта, его отец в собственном владении имел прилежащую к нему часть земли, называемой Бехно-бером, «на которой он занимался ежегодно сенокосом и жители всегда повиновались ему, как владельцу аула» [15]. Видимо, это селение Бено-юрт. Именно оно и по сей день граничит с Чулик-Юртом. Переселение чеченцев с гор интенсивно продолжалось и в первую треть ХIХ века. В этот период возникают селения Калаузов, или Банкин-отар, Адиюрт, впоследствии называемый Алхасов-юрт, Аьхканч-Барзе, Чанти-юрт, оно же по документам называется по имени владельца Аду-Ваган. Таким образом, по Тереку расположилось общество чеченцев в дальнейшем, называемое в документах обществом надтеречных чеченцев или мирными чеченцами, общая численность населения которых приближалась к 10 тыс. человек. И как не без основания признавали различные авторы, «сии народы» находились больше «в вассальстве российском, нежели в подданстве» [16]. Чеченские селения по Тереку представляли собой к началу XIXвека 135 мирно развивающий край с развитым хозяйством, высоким социальноэкономическим и культурным уровнем. Литература 1. Волкова Н.Т. Этнический состав населения Северного Кавказа в ХУIII — начале ХIХ вв. М., 1974. С. 183. 2. Сборник сведений о Терской области. Владикавказ, 1878. Вып. 1. С. 33. 3. Шавхелишвили А.М. К вопросу о переселении чечено-ингушских племен на равнину//Известия ЧИК Музея. Грозный, 1961. Вып. Х. С. 121. 4. Лаудаев У. Чеченское племя. Тифлис, 1872. С. 19. 5. Лаудаев У. Чеченское племя. Тифлис, 1872. С. 21. 6. Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в ХVIII — нач. ХХ в. М., 1974. С. 183. 7. Лаудаев У. Чеченское племя. Тифлис, 1872. С. 39. 8. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 г. Спб.,1869. Ч. II. С. 112 9. Потто В.А. Утверждение русского владычества на Кавказе. Тифлис, 1904. Т. III. Ч. I . С. 237. 10. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 г. СПб., 1869. Ч.II. С. 112. 11. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 г. С. 62. 12. Борчашнили Э.А. Социально-экономические отношения в Чечено-Ингушетии в ХУIII—ХIХ веках. Тбилиси, 1988. С. 44. 13. Шавхелишвили А.И. Из истории взаимоотношений между грузинским и чеченоингушским народами. Грозный, 1963. С. 40. 14. Ткачев Г.А. Гребенские, терские и кизлярские казаки. Владикавказ, 1911. С.42. 15. Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в ХVIII – первой половине ХIХ вв. Грозный, 1961. Приложение второе. документ№З.С. 179. 16. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 г. СПб., 1869. Ч.II. С. 260. УДК 94 (470).16/18 РАЗВИТИЕ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА ЧЕЧНИ В ПОРЕФОРМЕННЫЙ ПЕРИОД М.М. Ибрагимов, д.и.н., профессор кафедры история России М.Х. Алисханова, к.и.н., ст. преподаватель кафедры история России ЧГУ, ЧГУ, г. Грозный Основным занятием народов Чечни было земледелие и скотоводство. В зависимости от природно-климатических условий в горных районах преобладало скотоводство, а в плоскостных – земледелие. История развития аграрных отношений в Чечне имела ряд особенностей, и в частности: здесь не получило распространение крепостное право, отличительными были условия общинного землепользования, оформление частной собственности на землю проходило в условиях господства патриархальнородовых отношений и многовекового противостояния России и Турции. Присоединение Чечни к России совпало с эпохой аграрной реформы, проводимой царским правительством. Реформа проводились в Чечне поэтапно и крайне осторожно. Так, в 1861году было освобождение крепостных крестьян в 136 помещичьих имениях на Тереке и в 1869 году – «зависимых людей» в районах с горским населением; в 1870 году принимается «Положение о сельских (аульных) обществах...» [1, с.221], в котором сельская община становится низшей ступенью административно-управленческой системы, создаваемой властями в 70-е гг. Х1Х в. Сельская община состояла из всех жителей села и занималась хозяйственными и др. вопросами: образованием детей общинников, распределением казенных и земских податей среди членов общины. На сельском сходе право голоса имели мужчины, достигшие 25 лет, по одному представителю от «дыма». Аграрная реформа, проводимая под эгидой «блага и попечения» о народе, расчищала в определенной степени, путь для развития капиталистического производства в Чечне. Вместе с тем, реформа носила грабительский характер: крестьяне были обложены подымной податью в пользу казны, леса, пастбища, как правило, закреплялись за казной. Автономия сельских (аульных) общин была значительно ограничена в отличие от русской общины. Начальник округа мог отменить решение сельского схода, распустить сход и передать его функции сельскому старшине. Сельская община рассматривалась царизмом как удобная форма организации полицейской и фискальной службы в условиях колонизации Чечни [1, с.222]. Царская администрация в Чечне руководствовалась правительственной точкой зрения, что «земля, занимаемая жителями на плоскости, есть казенная» [2, с.263]. Отрицалось существование частной собственности у горских крестьян и сельских общин в Чечне по причине отсутствия у горского населения юридически оформленных документов о поземельной собственности и, следовательно, оставляла за собой право распоряжаться горскими землями по своему усмотрению. Правительство предоставляло землю в качестве вознаграждения тем, кто проявил преданность царю в годы Кавказской войны. Именно таким путем, начиная с середины Х1Х в., в Чечне появилось целое сословие крупных землевладельцев, владевших от 200 до 1500 десятин земли. Это не значит, что в Чечне ранее не существовали крупные собственники земли. Имущественные отношения здесь зародились в далеком прошлом. По данным 1907 года среди чеченцев и ингушей насчитывалось 887 средних и крупных землевладельцев, которым принадлежало 165,7 тыс. десятин земли [3, с.8]. Крупными землевладельцами являлись Базоркины, Герзелиевы, Чермоевы, Курумовы, Таймазовы. Однако, крупное землевладение в Чечне по своим совокупным масштабам не было столь значительным, как в Дагестане, Кабарде и в некоторых других районах Северного Кавказа. В горной Чечне приусадебные и пахотные земли находились в наследственном владении и принадлежали тому или иному тайпу или его ветви, хозяйства находились на различных ступенях перехода от патриархального уклада к мелкотоварному. Основным экономическим укладом в плоскостной Чечне был мелкотоварный, превращению которого в капиталистическое, по мнению А.В. Фадеева, мешали многие обстоятельства: колониальный режим, малоземелье, многочисленные повинности, патриархально-общинные и родовые пережитки [4, с.14]. Общинная форма землевладения распространялась на плоскостную Чечню. В общем пользовании находились отгоны, пастбища и часть сенокосов, а так же пахотные земли, которые периодически перераспределялись. Термин «общинные земли» применительно к русской деревне и горскому аулу имеет разное 137 значение: были земельные угодья, которыми распоряжались крестьяне только одного аула, а «другие земли принадлежали группе лиц или целому клану» [5 с.18]. В сельских общинах Чечни подавляющее большинство жителей вело хозяйство на своих наделах много лет без переделов. Такое хозяйство получило название «мюльковое» хозяйство. Крестьянское «мюльковое» хозяйство укреплялось и расширялось во II половине XIX века, в условиях вовлечения их в торгово-денежные отношения [6, с.118]. В тоже время расширение «мюлькового» хозяйство приводило к сокращению общинных земель и увеличению бедняцких крестьянских хозяйств. Ситуацию на селе осложняли два взаимосвязанных обстоятельства: аграрное перенаселение и существование общины. Царская администрация, желая разрешить проблему перенаселения, активно проводила переселение чеченцев в Турцию, обрекая их на нищенское существование. Сохранение в неприкосновенности общины было руководящим принципом самодержавия. Несмотря на все чинимые препятствия, после окончания Кавказской войны в Чечне успешно развивался хлебный рынок. Так, в 1863 году хлебный рынок появился в селе Старый-Юрт, в 1867 году в Урус-Мартане, в 1968 г. в Исти-Су, в 1886 г. в Шалях. Чечня поставляет излишки хлеба не только в Дагестан, Северный Иран, но и казакам [7, с.30]. С начала ХХ века в Чечне усиливается процесс расслоения горцев в связи с проникновением капитализма в сельское хозяйство. «Русский капитализм втягивал ... Кавказ в мировое товарное обращение, нивелировал его местные особенности - остаток старинной патриархальной замкнутости...» [8, с.594]. В этих условиях появились кулацкие хозяйства с наемной рабочей силой, усилился процесс разорения и эксплуатации горской бедноты. По приблизительным подсчетам удельный вес бедняков составлял около 65%, кулаков – не менее 10%, середняков – 25% [9]. В рассматриваемый период только из Чечни на рынок поступало в среднем 2 млн. пудов зерна в год при валовом сборе 6-7 млн. Эти данные позволяют предположить, что на долю зажиточных и кулацких хозяйств приходилось 60% товарной сельскохозяйственной продукции [10, с.40]. В равнинных селах появляется все больше переселенцев, за которыми закрепилось название – «временно проживающих» (в ряде аулов они составляли от 10 до 50% всех жителей [10, с.34]). «Временнопроживающих» не принимали в свой состав сельские общества, и они не имели права пользоваться землей наравне с коренными жителями, хотя и облагались поборами в пользу казны сельского общества. Несмотря на столь бесправное, плебейское положение временно проживающих крестьян, общества плоскостных селений стремились к насильственному их выселению. Положение этой категории крестьян действительно было тяжелым. Корни малоземелья горского крестьянства уходят к концу XVIII – началу XIX века, когда царизм приступил к переселению русских крестьян из центральных губерний России в Терскую область, в том числе и в Чечню. О неудовлетворительном обеспечении чеченцев землей для ведения сельского хозяйства свидетельствуют следующие цифры: в 1913 г. по Чечне в среднем на одну душу мужского пола приходилось 6 десятин земли, в том числе 4 десятины удобной, размер посева составлял 0,9 десятин [10, с.37]. Кроме того, за средними показателями скрывались контрасты – неравномерное распределение земель, как между различными социальными группами, так и селениями. Например, в селении Бено – Юрт на душу населения обоего пола приходилось 138 6,2 десятин удобной земли; в селениях Кошкельды и Алды – 1,2 десятин. По этой причине возникали многочисленные разорительные для чеченцев тяжбы, кровопролитные столкновения внутри аулов и между аулами. Более того, хозяйства чеченских крестьян отличались низкой производительностью труда по причине господства отсталых форм земледелия, рутинным состоянием земледельческой техники, которая оставалась «как несколько веков назад: плуг, соха, борона, молотильная доска, коса, серп, мотыга» [11, с.19]. Крупнейшим земельным магнатом в Чечне являлось Терское казачье войско, ему принадлежала около трети территории Терской области (1 964409 из 6 630805 [12]), в то время как удельный вес так называемого войскового сословия составлял менее пятой части общей численности населения области. На протяжении всего пореформенного периода наблюдается рост казачьих земель. К 1907 в соответствии с действующим законом царского правительства с 1870 года было пожаловало офицерам и чиновникам 34425 дес, земли [13]. В 1911 году в среднем на одну душу мужского пола приходилось в станице Троицкой 8,9 десятин земли, Слепцовской 10,1 десятин. Терское казачество поддерживалось царским правительством, которое видело в нем оплот своего владычества в Чечне. Обладая огромными земельными ресурсами, Терское казачество через посредников сдавало значительную часть своих угодий в аренду. В частности до 1917 года 77% чеченцев арендовали землю у казаков [14, с.21]. Арендные доходы казачьей аристократии составляли свыше 207 тыс. руб. [14, с.39]. Сдавались в аренду и земли «войскового запаса». Общая площадь этих земель в 1913 году составляла 138 277 десятин, из них 65 589 дес, находилось в пользовании арендаторов, которые уплатили 91,6 тыс. руб.[15] Развитие капиталистического хозяйства не могло не оказать глубокого влияния на хозяйственный уклад казаков. В казачьих станицах выделяется зажиточная кулацкая верхушка. Рядовое казачество превращается в батраков, работающих в кулацких хозяйствах. В 1916 г. в казачьих станицах насчитывалось до 30% безлошадных хозяйств. «В каждой станице есть казаки, которые не только не имеют никакого хозяйства, но даже не имеют своих изб и живут исключительно по найму» – сообщалось одном из служебных отчетов по Терской области [15, с.50]. Малоземелье вынуждало чеченцев арендовать землю у казаков. Широкое распространение получила двойная аренда, которая взвинчивала и без того высокие арендные цены. Ежегодная сумма арендных платежей, вносимых чеченцами, составляла 450 тыс. рублей [16]. Современники отмечали, что во всех чеченских селениях было много совершенно обедневших крестьян. В целом по Чечне удельный вес бестягловых хозяйств достигал – 28,2. Около 74% дворов не располагало железными пахотными орудиями [17, с.12]. Абазатов М.А. приводит следующие цифры: в горной Чечне без инвентаря было – 68,8 процента и бестягловых – 24,7 процента, в плоскостной – соответственно – 79,3 процента и 29,2 процента крестьянских хозяйств [16, с.15]. Цифры более чем сомнительны, они не реальны, если учитывать уровень развития кустарного производства в Чечне. Значительным собственником земли в Чечне выступала мечеть. Эти земли (вакуфные) также сдавались в аренду, обеспечивая материальное благополучие мечети и оппозицию царскому режиму со стороны религиозных деятелей. Именно по этой причине в разгар первой русской революции, боясь, что освобо139 дительное движение обретет популярность среди наиболее авторитетных в народе шейхов, имамов (как это не раз было в истории освободительной борьбы горцев) и выльется во всеобщее восстание, царская администрация в качестве превентивной меры арестовывает и ссылает в Сибирь восемь выдающихся шейхов Чечни. Разорительным для горцев было большое количество налогов. С 1866 года подворный налог увеличился с 1-3 рублей к 1913 г. до 20–24 рублей [18]. Чеченцы должны были выполнять многочисленные повинности: строить и ремонтировать дороги, мосты, плотины, выставлять караулы, содержать старшин. Столкнувшись с реальной угрозой новых крестьянских волнений, правительство поддержало идею Начальника Терской области об упорядочении порядка землепользования в Чечне. Созданная комиссия во главе с Я. Абрамовым в 1906–1908 годах, пришла к заключению, что «всё население Нагорной полосы крайне мало обеспечено землёю и рекомендовала определить права на землю сельских общин и завершить размежевание земель. Рекомендации комиссии так и не были утверждены наместником Кавказа, как впрочем, еще 5 последующих проектов аграрного переустройства горского населения Северного Кавказа. О тяжелом земельном положении в Чечне стали говорить не только в Терской области, но и в Государственной думе. Депутат от Терской области Т. Эльдарханов в своих выступлениях в думе неоднократно отмечал бедственное положение горского крестьянства. Т.Эльдарханов призывал «для расширения площади землепользования трудового земледельческого населения должны быть обращены земли казенные, удельные, кабинетские, и в порядке принудительного отчуждения – частновладельческие за справедливое вознаграждение» [19]. Нерешенность аграрного вопроса осложняло политическую ситуацию в регионе. Генерал-лейтенант Михеев сообщал в штаб Терского военного округа, что пламя возмущения «в глубине гор тлеет и от времени до времени вспыхивает в виде насильственного отбирания общинниками земель у частных владельцев....Пожар вспыхивает в горских местностях, где преимущественно сосредоточено частное землевладение» [20]. Чтобы избежать новых крестьянских волнений царскому правительству приходилось усиливать военное присутствие в регионе, а видимое спокойствие удерживать полицейскими и военными репрессиями. В связи с вышеизложенным, мы можем констатировать, что на протяжении всего пореформенного периода в Чечне по причине колониальной политики, проводимой царским правительством, усиливался земельный голод. С развитием капиталистических отношений в сельском хозяйстве разлагались патриархально – феодальные отношения и устои натурального хозяйства, усиливался процесс социально – экономического расслоения горцев и казаков, очевидными становились недостатки общинного землепользования. Решение земельного вопроса в пользу казачества ухудшало и без того не простые отношения между чеченцами и казаками. Решение аграрного вопроса революционным путем становилось неизбежным. Литература 1. Ахмадов Ш.Б.История Чечни XIX века. Грозный.2006. 2. История народов Северного Кавказа(конец XVIII- 1917 г.). Москва.1988. 3. Ефанов К.И.Классовая борьба в Чечено-ингушском ауле в период социалистического строительства. Грозный.1979. 140 4. Фадеев А.В.О некоторых социально-экономических последствиях приспособления Чечено-Ингушетии к России.//Известия///ЧИНИИИЯЛ.Т.2.выпуск 1/Грозный.1960. 5. Гриценко Н.П. Горский аул и казачья станица Терека накануне Великой Октябрьской социалистической революции. Грозный.1972. 6. Хасбулатов А.И. Установление Российской администрации в Чечне (II пол. XIX – нач.XX в.). Москва. 2001. 7. Ахмадов Ш.Б.Взаимовлияния производственного опыта русских переселенцев и местных народов.1989. 8. Ленин В.И.Полн.собр/соч.Т.3. 9. Попов А.Г.Социалистические преобразования в сельском хозяйстве в ЧеченоИнгушетии. Грозный. 1976. 10. Отчет начальника Терской области за 1911 г. Владикавказ. 1912. 11. ГА ЧР Ф.32.Д.32.Л.14. 12. Терский календарь на 1915 г. Владикавказ. 1915. 13. Киреев Е.В. Пролетариат Грозного за победу в Великой Октябрьской революции. Грозный.1957. 14. Гриценко Н.П. Экономическое развитие Чечено-Ингушетии в пореформенный период (1861-1900 гг.). Грозный.1963. 15. ГАЧР.ф.586. Оп.1.Д.24. Л. 5-6. 16. Абазатов М.А. Борьба трудящихся Чечено-Ингушетии за Советскую власть. Грозный. 1969. 17. Терский календарь на 1915 год. Владикавказ. 1915. 18. ГА ЧР.Ф.79.Оп.1.Д.104.Л.78. 19. Шаипов А. Эльдарханов Т.Грозный.1960.. 20. ГАЧР. Ф.32.Оп.1.Д.3.Л.150. УДК 94 (470).19 УЧАСТИЕ ГОРЦЕВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЕ 1904–1905 гг. А.А. Кадиева, студентка Научный руководитель: А.Г. Аскеров Дагестанский государственный университет, филиал в г. Кизляре [email protected] Вторая половина XIX века ознаменовалась соперничеством крупных европейских держав и США за влияние в Восточной Азии. На царствование Николая II выпал не самый благоприятный период его правления. Правление Николая II совпало с началом бурного развития капитализма и одновременно роста революционного движения в России. [1, с. 253]. Не только революция надвигалась на Россию в это время, но и война – русско-японская. Она велась (1904–1905 гг.) за господство в северо-восточном Китае и Корее. И вся армия империи была направлена на борьбу с неприятелем. Что же касается участия в войне Северного Кавказа, то народы Кавказа не подчинялись военному режиму Империи, но всячески поддерживала и участвовала в войнах на территории государства. В тот период народы Северного Кавказа, по закону воинской повинности призыву не подлежали. Однако царское правительство знало о доблести и заслугах перед Отечеством в предыдущих войнах, которые вела Российская империя. 31января 1904 г. Император Николай II повелел вызвать от своего имени всех 141 желающих идти на войну с Японией из числа кавказских горцев, не несущих воинской повинности, и из Дагестанского конного полка. [2, с.72]. Из этих добровольцев, их называли в то время «охотников» необходимо было создать двенадцать сотен, которые затем, нужно было объединить в бригаду из двух полков. В результате была сформирована отдельная бригада именовавшаяся «Кавказской конной бригадой», которая состояла из двух шестисотенных полков: ТерскоКубанского и 2-го Дагестанского. Начальником бригады был назначен 25 марта генерал-майор князь Орбелиани, а командиром 2-го Дагестанского конного полка полковник Хан Нахичеванский [3, с.43]. Только из Дагестана на Дальний Восток было отправлено два полка добровольцев. Не остались в стороне и другие народы Северного Кавказа, в том числе ингуши, сформировавшие шестисотенный Терско-Кубанский конный полк. Шестая сотня этого полка была составлена исключительно из джигитов Ингушетии и получила название «ингушской». Командовать сотней высочайшим приказом о чинах военных от 26 марта 1904 г. был назначен подъесаул Эльберт Асмарзиевич Нальгиев. Терско-Кубанский конный полк находился в арьергарде отступающей Манчжурской армии. [4. с.543]. Также от Российский империи проявил себя еще чеченский представитель Северного Кавказа, военный деятель, генерал от артиллерии Эрис-Хан Султан Гирей Алиев, который вступил в русско-японскую войну 1904–1905. В феврале 1905 был начальником артиллерии отряда генерал-лейтенанта Ренненкампфа, действовавшего в районе Цинхэчен-Мацзяцзян во время Мукденского сражения. Русско-японская война унесла много жизней Российской империи. Мукденское сражение в ходе войны завершилось отходом российских войск, которое считается крупнейшим сухопутным сражением в истории человечества до начала Первой мировой войны. Говоря о Цусимском сражении то, этот период 1905 года завершился плачевно для России. Среди причин поражения России в русско-японской войне 1904–1905 гг. важнейшими являются следующие: -дипломатическая изоляция Российской империи; -неподготовленность русской армии к боевым действиям в сложных условиях; -откровенное предательство интересов отечества или бездарность многих царских генералов; -серьезное превосходство Японии в военной и экономической сферах. [2. с.73]. Литература 1. Боханов А. Н. Сумерки монархии. Воскресенье, 1993. 2. http://historykratko.com/russko-yaponskaya-voyna-1904-1905-kratko 3. http://www.gazavat.ru/history3.php?rub=23&art=154 4. Обнинский В. П. Последний самодержец. М.: Книга, 1912. 142 УДК 930:001.12 К ВОПРОСУ ОБ ИСТОРИОГРАФИИ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ С. Кадиалиева, – студентка 3курса ЮФ филиала ДГУ в г. Кизляре. Р.Н. Пирова, к.и.н., доцент, филиала ДГУ в г. Кизляре. Проблема освещения борьбы горцев Северо-Восточного Кавказа в отечественной историографии испытывала сильнейшее влияние государственной идеологии, что оказало определяющее воздействие на характер исследований, на выбор сюжетов, на трактовку источников, на построение концептуальных работ. Дореволюционная историография исследуемой темы имела единство, которое обеспечивалось той идеологической основой, что не без оснований называют «социальным заказом». В основе этой традиции лежит утверждение о том, что Россию на Кавказ привели геополитическая необходимость, и цивилизаторская миссия империи в этом регионе [1, c.73]. На формирование отечественной историографии Кавказской войны в 3070-е гг. XX века большое влияние оказали высказывания о ней революционных демократов, для которых завоевание Кавказа являлось не столько научной, сколько политико-идеологической и нравственной проблемой. Заметное влияние на историографию Кавказской войны оказал воинствующий атеизм 20–30-х годов XX века, следствием чего стал тезис о реакционной сущности мюридизма, смягченный указанием на его роль в мобилизации народных масс на борьбу с угнетателями. К 40-м годам XX века происходят существенные изменения в оценке народно-освободительных движений угнетенных народов царской России. [2, c. 45]. Это было связано с тем, что к этому времени в стране окончательно оформился культ личности И.В. Сталина, который бесцеремонно вмешивается в историческую науку. На смену теории «абсолютного зла» приходит диаметрально противоположная теория – теория «наименьшего зла», согласно которой упор делался на изучение положительной роли России в судьбах национальных окраин. В период «хрущевской оттепели» отечественной исторической науке удалось преодолеть такую авторитарную, фальсификаторскую оценку борьбы горцев и восстановить ее объективную характеристику как прогрессивной народно-освободительной и антифеодальной борьбы. Особая заслуга в этом принадлежала научным дискуссиям 1956 года, проходившим в Москве и Махачкале [3, c.39]. Одной из ярких иллюстраций существовавшего в советский период положения в области изучения Кавказской войны является судьба монографии Н.И. Покровского «Кавказские войны и имамат Шамиля». По его мнению, российские власти не только сами эксплуатировали горцев, но и способствовали увеличению гнета со стороны местных феодалов, что вызвало крестьянское восстание 1840–1843 гг. До начала 1980-х годов изучение Кавказской войны находилось в состоянии глубокого кризиса, основным проявлением которого был догматический подход к интерпретации исторических источников. Процесс вхождения Кавказа 143 в состав Российской империи оказался одним из наименее изученных исторических феноменов. Борьба горцев оказалась настолько сложной для официальной историографии, что за период полувека исследования не появилось даже фактологической истории этой эпопеи, где в хронологическом порядке были бы представлены наиболее важные военные события, охарактеризованы наиболее влиятельные фигуры и т.д. Период перестройки внес позитивные коррективы в освещение народноосвободительной борьбы горцев Северо-Восточного Кавказа 20–50-х гг. XIX века. На Всесоюзной научной конференции, посвященной этой борьбе, проходившей в Махачкале 20–22 июня 1989 г., был положен конец искаженной трактовке борьбы горцев и восстановлена ее объективная оценка. С другой стороны, в перестроечный и постперестроечный периоды историками стали люди всех профессий, оценка исторических событий привлекает непрофессионалов и историческая наука сползает «…на уровень ежедневной газетно-журнальной беллетристики». Наряду с высоким научно-теоретическим уровнем конференций, посвященных юбилейным датам руководителей и идейных вдохновителей борьбы горцев, выходят работы, в которых даются односторонние оценки этой борьбы. Предпринимаются попытки провести параллели между событиями первой половины XIX в. на Северо-Восточном Кавказе и сегодняшними событиями в Чечне. Атмосфера «юбилейной эйфории», охватившая всех, привела к тому, что отдельные деятели по тем или иным причинам делают попытки идеализировать эту борьбу и ее лидеров, не различая при этом русский царизм и русский народ, Россию прогрессивную и Россию царскую. Во время хрущевской оттепели наступил новый период в освещении борьбы горцев Дагестана и Чечни против царского самодержавия в 20–50-х гг. XIX века. На страницах журнала «Вопросы истории» была развернута дискуссия вокруг этой проблемы, которая завершилась организацией научной сессии ученых Дагестана и созывом Всесоюзного совещания советских историков в Москве. На этих форумах ученых антинаучная концепция борьбы горцев была отвергнута как в корне несостоятельная и не имеющая ничего общего с наукой. В решениях этих встреч историков содержится вывод о том, что движение горцев носило антифеодальный и антиколониальный характер и не могло быть инспирировано извне. В 60–80-х гг. XX века хрущевская оттепель сменилась застойным периодом в жизни советского общества, и проблема борьбы горцев по существу оказалась в числе запрещенных. Положение усугублялось тем, что появились работы, в которых вновь наметилась тенденция к фальсификации фактов, связанных с определением социальных истоков и характера движения горских народов, произвольным выводам и оценкам событий Кавказской войны. Авторы этих околонаучных трудов склонны ограничить борьбу горцев узко национальными рамками, а территорию, охваченную ею, свести к горным районам Дагестана и Чечни, тем самым деля народы Дагестана и Чечни на «равнинных мирных» и «горных экспансивных». Такой подход к оценке борьбы горцев был подвергнут резкой и аргументированной научной критике со стороны исследователей, главным образом, представителей Северокавказского региона [4, c. 92]. Конференции, проводившиеся в конце XX века и посвященные борьбе горцев Дагестана и Чечни за свободу и независимость в 20-50-х гг. XIX в., внес144 ли большой позитивный вклад в освещение отдельных вопросов рассматриваемой темы, привлекли к ней внимание не только отечественных, но и зарубежных исследователей и общественно-политических деятелей. Вместе с тем, они показали, что на современном этапе вне поля зрения исследователей остаются многие вопросы этой темы, указали на необходимость создания обобщающих работ по историографии проблемы, что подтверждает актуальность темы настоящей диссертации. Многие аспекты исследуемой проблемы были рассмотрены в отдельных выступлениях и сообщениях, сделанных на Всесоюзной научной конференции 1989 г. в Махачкале. Среди них особо следует выделить выступления Х.-М. Ибрагимбейли, А.С. Гаджиева, Р.М. Магомедова и др., в которых, хотя и в сжатом виде, дан анализ основных этапов освещения этой проблемы в советской исторической литературе. В решениях этой конференции был намечен широкий спектр мероприятий по всестороннему и глубокому изучению проблемы. Именно после данной конференции данная проблема стала рассматриваться с объективных позиции. Увидели свет и не введенные в научный оборот документальные свидетельства [5, c. 53]. Таким образом, труды дореволюционных, советских и современных авторов в значительной степени затрагивают основные вопросы историко-правового аспекта народно-освободительной борьбы горцев Дагестана и Чечни в 20–50х гг. XIX века. Литература 1. Федеев Р.А. Шестнадцать лет Кавказкой войны. Тифлис, 1860 . 2. Покровский Н.И. Мюридизм у власти.// Историк - марксист -1934. 3. Асиатилов С.Х. Борьба горцев Дагестана и Чечни за свободу и независимость под руководством Шамиля в 20-50-х гг.XIXв. Махачкала, 1989 . 4. Магомедов М.Б. Кавказкая война 20-50-х годов XIX в. Махачкала, 2004. 5. Блиев М.М. Кавказкая война. Махачкала,1983. УДК 94(470).16/18 НОГАЙЦЫ – ОФИЦЕРЫ РОССИЙСКОЙ АРМИИ (XVI-НАЧ.XX В.). Д.С. Кидирниязов, д.и.н., профессор – ДНЦ РАН События многовековых связей России с народами Северного Кавказа заложили основы самых тесных и дружественных отношений, получивших в дальнейшем значительное развитие. Ногайские родословные представляли для российского правительства определённый интерес, поскольку со времен Ивана IV многие мурзы, «выбитые из Ногаев» в результате междоусобицы, находились на службе в Москве, а в дальнейшем их потомки, принявшие крещение, явились родоначальниками многих русских княжеских и дворянских фамилий (князей Юсуповых, Урусовых, Байтерековых, Шейдяковых, Камбаровых, Тинбаевых, Тинмаметовых, Кутумовых, Урмаметовых и ряда других). Род князей Юсуповых, как показано в справке разрядного архива и в других родословных книгах, происходит от ногайских князей. Родоначальником княжеской династии Юсуповых был князь Юсуф, убитый в 1555 г. во время 145 междоусобицы его младшим братом Исмаилом. Абдулла Юсупов просил крещения и в 1681 г. получил имя Дмитрия. За заслуги и храбрость в войне против крымского хана и Польши он получил титул князя и землю. Князь Дмитрий Сеюшевич ещё больше увеличил свое имение, женившись на богатой вдове Екатерине Яковлевне Сумароковой. Он умер в 1694 г., оставив после себя трёх сыновей. Один из его сыновей Григорий Дмитриевич Юсупов (1676–1730) – участник петровских войн, ведал снабжением русской армии в Познани и постройкой речных судов в Нижнем Новгороде. В 1724 г. при короновании Петром Великим его супруги Екатерины I Григорий Дмитриевич был в числе шести генерал-майоров, поддерживавших на серебряных древках балдахан, под которым шествовала императрица в собор. Он был один из первых, кто получил после учреждения Екатериной 1 орден св. Александра Невского. При погребении Петра I в 1725 г. князь Григорий Дмитриевич был в числе трёх маршалов (кн. Александр Меншиков и граф Фёдор Апраксин), следовавших за гробом государя. После кончины Екатерины I за заслуги перед отечеством и преданность императору Петру II он получил в подарок большой дом в Москве и в октябре 1727 г. был пожалован в подполковники Преображенского полка, в котором сам царь считался подполковником. Григорий Дмитриевич несколько раз был сенатором и с 1727 г. членом Государственной военной коллегии. Сын Григория Дмитриевича, князь Борис Григорьевич (1695–1759) был отправлен Петром I на учёбу во Францию с другими 20 детьми русских сановников. Он возвратился из Парижа с блестящим по тому времени образованием. Был избран московским губернатором (1738 г.), президентом Коммерц-коллегии, главным директором по устройству Ладожского озера, 9 лет директором первого в России Петербургского Сухопутного кадетского корпуса, действительным тайным советником, сенатором. Кавалер орденов – св. Александра и св. Апостола Андрея Первозванного (1751 г.). В марте 1730 г. князь Борис Григорьевич получил грамоту от императрицы Анны Ивановны «за верность и ревностное радение» и чин действительного камергера с рангом генерал-майора. Бирон очень завидовал ему и в 1740 г. «доискивался» до него. Судьба распорядилась так, что через 34 года эти семьи породнятся, а сын Бирона, Петр Бирон, герцог Курляндский, будет супругом его младшей, четвёртой дочери – Евдокии. Брак был совершён под покровительством императрицы Екатерины II в Зимнем дворце. Умерла Евдокия в 1780 г. Николай Борисович Юсупов – старший (1751–1831) – ещё в младенчестве был записан в лейб-гвардию, а в 1771 г. пожалован в поручики лейбгвардии конного полка. Затем ушел в отставку. Находясь с июня 1772 г. вне военной и государственной службы, он провёл несколько лет в путешествии по Европе (Англия, Франция, Германия, Италия, Испания, Португалия). В Лондоне в 1776 г. он встречался с известным писателем Бомарше. В 1826 г. Николай Борисович Юсупов был назначен верховным маршалом при короновании нового царя. Таким образом, ему суждено было занимать эту должность при трёх коронациях: 5 апреля 1797 г. – императора Павла I, 15 сентября 1801 г. – императора Александра I и в августе 1826 г. – императора Ни146 колая I. Он скончался 15 июня 1831 г. и погребён в подмосковном селе Спасском, около могилы своей матери. Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон-старший, получил титул князя Юсупова по женитьбе на Зинаиде Николаевне Юсуповой – последней представительнице рода Юсуповых, командир Кавалергардского полка; московский генерал-губернатор (1914–1915); председатель общества акклиматизации животных. Род князей Урусовых, как показано в справке разрядного архива и в других родословных книгах, происходит от сына Исмаила, князя Уруса. Многие из внуков Уруса приняли христианскую веру с титулом князей Урусовых. Урак (Пётр) Урусов убил в декабре 1610 г. тушинского самозванца Лжедмитрия П. Урак (Петр Урусов) и Заурбек (Александр Урусов) дети Джанарслана бежали в Азов, затем П. Урусов ушел в Крым. Кн. Петр Урусов начал свою карьеру в первых рядах московской придворной молодежи еще при царе Федоре Ивановиче. Бежав в Крым, он стал крупным специалистом по московским делам. Он занял видное положение в Крымском ханстве, породнился с Кантимирмурзой и умер в Крыму в 1639 г. [1]. Князь Александр Александрович Урусов, полковник, был любителем и знатоком отечественных древностей и усердным ревнителем просвещения. Он подарил Московскому университету целый музей минералов, монет, медалей, мозаик и прекрасную библиотеку; большая часть этого собрания, к сожалению, погибла в пожаре 1812 г. Тюменский мурза Мамай Агишев (внук ногайского мурзы Агиша, сына Ямгурчи) искал в 1559 г. в Астрахани военной помощи против своего дяди, тюменского князя. Мамай позднее крестился и выехал на службу в Москву. Братья Василий и Роман Агишевичи Тюменские участвовали в военных действиях русских войск в Ливонии. Князь Василий Агишевич Тюменский был командующим русскими войсками в Ливонской войне. В XVI в. князь Афанасий Шейдяков-Ногайский был окольничим (придворный чин, был вторым по значению после боярина думным чином), воеводой. Канай Тинбаев со своим отрядом юртовских ногайцев в 1617–1618 гг. действовал против поляков на стороне России. Его сын, в крещении Михаил Канаев, уже давно служил в Москве. Так, в 1616 г. в качестве воеводы князь Михаил Канай мурзин сын Тинбаев-Урусов, вместе с Н. Лихаревым, ходил по царскому указу воевать на Литовскую землю к Су-рожу Витебску, Велижу и др. местам. В XVII веке на русской службе были князь Андрей Сатыев и князь Петр Канмурзин. В XVIII веке сыграли большую роль в российской истории князья ДжанМагомед, Баязет-бий и поручик Наврузали Иманкулов. В январе 1772 г. за усердную службу Екатерина II наградила Джан-Магомеда грамотой и саблей «от монаршего лица». Князь Баязет-бий в 1793 г. был пожалован Екатериной II в надворные советники (соответствовал чину подполковника) и назначен приставом ногайцев (остававшимся им в течение 12 лет), живших в Молочных Водах Таврической губернии. Поручик Наврузали Иманкулов в конце XVIII в. был частным приставом кизлярских (терских) ногайцев. Один из ногайских аманатов, содержавшихся в Кизляре (1742 г.), Казбу147 латТоганов, внук главного солтанаульского мурзы Мусы, был в 1744 г. отправлен на учебу в Петербург. При крещении в 1745 г. он получил имя Дмитрия Васильевича. В 1748 г. Дмитрий Тоганов был определён в кадетский корпус. 3 ноября 1769 г. Высочайшим указом он был назначен приставом карбинцев. До 1783 г. он был приставом кабардинцев, а с 1784 г. до 1798 г. был комендантом г. Моздока и дослужился до звания генерал-майора. В 1803 г. российская кавказская администрация учредила новое укрупнённое самостоятельное приставство для ногайцев, ранее обитавших в четырёх приставствах. Во главе его был поставлен ногайский князь Султан Менгли-Гирей. Ему было присвоено звание генерал-майора. За хорошую службу Его императорское величество Указом от 30 апреля 1810 г. наградило генерал-майора Султана Менгли-Гирея военным орденом Святого Георгия 4-го класса. Его братья – Азамат-Гирей и Максуд-Гирей были произведены в чин майора, Росламбек (Арсланбек) Тоганов – в майоры, а его брат ЭдигеТоганов – в капитаны. Кроме того, РосланбекуТоганову было выделено жалование 30 рублей денег в год, а ЭдигеТоганову – золотая медаль на Георгиевской ленте [2]. Во время путешествия в 1837 г. императора Николая I по Кавказу очень много ногайских князей, мурз, старшин, представителей духовенства [кадии, муллы], узденей, находившихся в почетном карауле и конвое императора Николая I. (Эсеней Уралов, Биарслан Эльмурзин, Джамбулат Идрисов, Имам Абдулказиев, Джанарслан Сатиев, наиб Алибий Доякаев, поручик Эдик Абдулов, князь Адиль-Гирей Капланов, штабс-капитан Биарслан Тоганов, корнет Бекмурза Темиров, майор Магомед Хутов, корнет Намаз Кубеков, юнкер МурзалиСалакаев, майор Мусса Тоганов, подпоручик Алакай Мансуров, поручик Алибий Мансуров, прапорщики Карабатыр-Хаджи Мансуров и Хасбулат Сатгиреев, корнеты Ильяс Сейткулов, Байрам Казаков, прапорщик Пшекуй Баймурзаев и многие другие) были награждены серебряной медалью «Кавказ 1837 г.» [3]. За участие в Крымской войне 1853–1856 гг. боевыми орденами и серебряными медалями были награждены Савкат Даудов и Магомед Мансуров [4]. В XIX в. много ногайцев служили офицерами в российской армии и были награждены георгиевскими орденами и другими отличиями. Абдулов Батыр-Герей, князь, штаб-ротмистр (с 19.12.1866 г.), служил в 12-м принца Карла Прусского полку. Абдулов Эдып, из ногайских мурз, штабс-ротмистр, подполковник, умер к 1872 г. Абладин-улы Мурзабек, из ногайских мурз Баталпашинского отдела Кубанской области, подпоручик. К 1872 г. умер. Абулов Джелан, из ногайских князей Правого крыла Кавказской линии. Корнет с 19.08.1832 г. служил в лейб-гвардии Кавказско-Горском эскадроне, при 2-м Лабинском полку. Позднее произведен в подпоручики. Абулов Мурзабек (Мурза-Бек), из ногайских мурз. Служил в НижнеКубанском приставстве, чин подпоручика получил 26.02.1868 г. МурзабекАбулов имел награду Знак отличия Военного ордена 4й степени № 846, проживал в а. КургоковскомУрупского округа. Абулов Эдык, из ногайских мурз. В чине подполковника проживал в Баталпашинском уезде, к 1867 г. ему было выделено 2300 десятин земли. Абулов Казы-Гирей, без чина, ногайский князь, как влиятельное лицо 148 высокого происхождения был наделен 300 дес. земли. Абулов, имя не указано, ногаец, в чине штабс-ротмистра служил в 12-м гусарском полку, наделен землей 300 дес. Айтеков Мамбет (Мурза Мамбет Айтеков), из ногайцев аула Карамурзинский, подпоручик, наделен землей в 250 десятин. Известен прапорщик МамбетАйтеков, получавший пенсию за награду его Знаком Отличия Военного ордена 4-й степени. Алиев Исмаил (Измаил), из ногайских князей, владелец аула на Кубани у устья Урупа. В 1826 г. от него поступили сведения об активизации деятельности анапского паши Гасан-бея, по поручению которого по Левобережью Кубани совершил поездку чиновник Бекар-бий. Он приглашал местных султанов, князей, узденей в Анапу, которых там одаривали, приводили к присяге и настраивали против России. Служил в российской армии, был штабс-капитаном. Алиев Султан-Бек, ногайский князь, капитан с 02.10.1860 г. житель аула Тохтамышевского. Умер в 1872 г. Алиев Биарслан, из ногайских мурз. Поручик. Упоминается в документе 1869 г. Алимгерев Мусса-бий. Окончил Лабинскую (Майкопскую) горскую школу. Награжден медалью и чином прапорщика 28.07.1878 г. На 1886 г. проживал в ауле КарамурзинаБаталпашинского уезда. Алшагиров (Алчагиров) Ханмурза, из ногайцев Правого крыла Кавказской линии. Служил в лейб-гвардии Кавказско-Горском полуэскадроне, в чине корнета с 08.09.1838 г. Дослужился до поручика. Ахлов Ахлау Мусаевич, из ногайских князей, родился 25.02.1891 г. в ауле Балтинском (ныне аул Кизил-Юрт КЧР). Учился в Тохтамышевском училище, Тифлисском кадетском корпусе и Александровском военном училище, которое окончил в 1912 г. По окончании военного училища он был направлен на службу в 41-й Селенгинский пехотный полк. В годы 1-ой мировой войны А.М. Ахлов в составе разных частей воевал на участках австро-венгерского фронта, был тяжело ранен. Награжден Георгиевским крестом. В 1916-1917 гг. служил в Казанском училище, произведен в штабс-капитаны. С 3 сентября 1918 г. по 16 февраля 1919 г. А.М. Ахлов служил в Башкирской дивизии Красной армии. В июне 1919 г. на юге России наступали войска генерала Денискина. По приказу Реввоенсовета на Южный фронт была переброшена и Башкирская дивизия под командованием А.М. Алова. Дивизия участвовала в крупных боевых операциях под Харьковом, Лозовой, Сумой, Полтавой и т.д. 30 июля 1919 г. Башкирская дивизия разгромила под Полтавой гвардейскую дивизию Деникина. М.В. Фрунзе высоко отозвался о боеспособности Башкирской дивизии. Осенью 1919 г. под Петроградом создалось критическое положение войска Юденича и белофинны подступали к городу. Дивизия во главе с А.М. Ахловым была переброшена под Петроград, она с честью выполнила приказ военного командования. Здесь в конце 1919 г. А.М. Ахлов был принят в ряды РКП (б). За отвагу и доблесть, проявленные в обороне Петрограда, дивизии под командованием А.М. Ахлова было вручено Красное знамя Петроградского Совета. 1920–1921 гг. А.М. Ахлов работал военным комиссаром Башкирии. Осенью 1921 г. он был переведен в Карачаево-Черкесию. Участвовал в создании Карачаево-Черкесской автономной области, был избран членом первого областного 149 ревкома, работал прокурором и военным комиссаром области. 24 декабря 1937 г. был репрессирован, а в 1957 г. А.М. Ахлова реабилитировали. Ахлов Ахлау, ногайский князь. В чине подпоручика ему был определен надел в 1500 дес. земли в 1822 г. В 1851 г. за боевые отличия был награжден медалью. Ахлов Баракай. Награжден Знаком Военного ордена 1-й степени. За отличие по службе в конвое присвоен чин прапорщика (21.08.1869 г.). Проживал в ауле ТохтамышевскомБалалпашинского отдела. Ахлов Бекмурза, подпоручик. Родился в 1841 г. За отличия был присвоен чин корнета (15.08.1864 г.), подпоручик с 25.02.1860 г. Он был наделен 2000 дес. земли. Ахлов Казы, ногайский князь, ротмистр, проживал в Баталпашинском отделе. Умер в 1872 г. Ахлов Тоган, князь, майор, умер в 1867 г. Проживал в Зеленчукском округе. Был наделен 2000 дес. земли. Бадраков-Мансуров Каспот, князь, поручик, участник Марухского перехода генерал-майора Бабыча к Сухуму в 1877 г., командовал сотней милиции. Баммат-Хаджи, старшина ногайского села Губечи-аул Таргу-Ногайского общества, в декабре 1916 г. награжден медалью с надписью «За усердие». Баймурзов Пшекуй, князь, прапорщик. В 1837 г. был делегирован для встечи с императором Николаем I в Ставрополе. Баштуков Жанатай, уздень, 21 декабря 1849 г. награжден золотой медалью для ношения на шее на георгиевской ленте, служил в Отдельном Кавказском корпусе. Бекмурзов Коймурза, князь, родился в 1820 г., корнет (29.10.1838 г.), поручик (31.12.1851 г.) штабс-ротмистр (1852г.), служил прикомандированным к Кавказскому казачьему полку с 1844 г., к 2-му Лабинскому конному полку. Награжден двумя георгиевскими орденами. Проживал в Баталпашинском уезде. Булатуков Келемет, в 1878 г. в Кубанско-Горском конно-иррегулярном полку в чине штабс-ротмистра, командовал сотней. За участие в войне с турками в 1877 г. награжден орденом и медалью. Наделен 800 дес. земли. Давлетиев Магомед-Гирей (Наврузов), князь, служил в лейб-гвардии Кавказско-Горском полуэскадроне, корнет (04.09.1842 г.), ротмистр (17.11.1851 г.), награжден георгиевским орденом. Владел аулом Серкали. Далов Ибрагим, родился в 1809 г., корнет (30.08.1834 г.), был награжден Знаком отличия Военного ордена и польским орденом. Джанкулов Михаил Иванович, подпоручик с 1857 г., был награжден георгиевским орденом, в 1880 г. служил в Екатеринодарском полку. Джаумов Биарслан, 1819 г. р., ротмистр служил в лейб-гвардии Кавказско-Горского полуэскадрона, во 2-м Лабинском, 2-м Ставропольском полках, участвовал в битвах на Лабе и у Карса, имел три георгиевских ордена, был наделен землей 250 дес. Джурбеков (Джурабеков) Али Кулибек. Чин прапорщика получил 04.12.1879 г. Кадыралиев Амин, в 1838 г. был произведен в чин корнета, служил во 2м Лабинском казачьем полку. По возвращении из Турции был лишен офицерского звания, проживал в ауле Мансурова Зеленчукского округа. Каплан-Гирей Девлет-Гиреев, 1811 г.р., корнет (1834 г.), из ногайских 150 мурз Касаевско-Едисанского народа. Служил в лейб-гвардии Кавказско-Горском полуэскадроне, награжден Знаком Военного ордена и георгиевским орденом. В 1856 г. проживал в Кубанской области. Капланов-Нечев Адиль-Гирей, ногайский князь, полковник. Получив в собственность от российского правительства 5247 дес. земли, основал имение под Армавиром. Касым Бий-Киши-оглы, старшина Таргу-Ногайского общества, в декабре 1916 г. награжден медалью с надписью «За усердие». Карамурзин Азамат, князь, корнет (17.11.1837), служил при 2-м Лабинском казачьем полку. Карамурзин Арсланбек, князь имел чин прапорщика, проживал в Баталпашинском уезде. Карамурзин Бек-Мурза, прапорщик (21.08.1869 г.), служил в лейбгвардии Кавказско-Горском полуэскадроне. Карамурзин Ислам, прапорщик. Карамурзин Измаил, прапорщик (28.07.1877 г.). В 1878 г. был прикомандирован к сборному Лабинско-Урупскому полку. Проживал в ауле Тохтамышевское. Карамурзин (Карамурзов) Каспулат, 1863 г. р., князь войсковой старшина. Служил в лейб-гвардии Кавказско-Горском полуэскадроне в 13-м конном полку, в Екатеринодарском и других полках. С 1886 г. проживал в Баталпашинском отделе. Кокшев Джамбулат, князь, служил в Приставствебесленеевскогонарода и закубанских армян, в 1857 г. награжден георгиевской медалью с надписью «За храбрость». Кумуков Абубекир, прапорщик с 15.05.1861 г., проживал в ауле Тохтамышевское. Кумуков Закарья. В 1869–1870 гг. был отправлен на службу в лейбгвардии Кавказско-Горский полуэскадрон. Кубеков Намаз, корнет (1837 г.), служил во 2-м Лабинском полку, был наделен 200 дес. земли. Кукуев Кулюк, из ногайских дворян, корнет (1837 г.). Магометов Али, из караногайцев, был награжден медалью и чином прапорщика, жалованье – 120 р. В 1852 г. на три года был прикомандирован ко 2-му Лабинскому полку. Мамаев Султан-Мурад, князь, штабс-капитан, майор. К 1865 г. у него был аул на р. Кубани, расположенный напротив станицы Николаевской в 40 дворов, жителей – более 300 душ. Ему было выделено в собственность 1565 дес. земли. Мамиев Берт, прапорщик (30.12.1846 г.), в чин штабс-капитана был произведен 13.01.1854 г. Мансуров Алакай, князь, поручик, проживал в землях, подведомственному правому флангу Кавказской линии. Мансуров Алибий, князь, имел чин поручика. В 1877 г. его племянник Эльмурза Мансуров добивался разрешения отправиться на войну с Турцией. Мансуров Бекмурза, князь, поручик по милиции. Приказом командования Кубанско-казачьего войска от 22.06.1878 г. объявлено о присвоении ему за отличия в войне с Турцией чина штабс-капитана по милиции. 151 Мансуров Каспот, прапорщик, имел до 200 дес. земли Мансуров (Бадраков) Касбулат, офицер с 1847 г., поручик с 1861 г., имел 4 ордена. В 1878 присвоен чин штабс-капитана. Маультеев, подпоручик. После его смерти сын БаубекМаультеев получил 100 дес. земли в собственность. Мурзаев Александр, в чине есаула служил в Линейном генерала Вельяминова полку. За отличие 04.09.1915 г. у с. Черск награжден Георгиевским оружием (приказ Кубанско-казачьего войска от 24.12.1916 г. №777.). Мурзаев Аслан Бий, прапорщик (30.08.1871 г.). В чине поручика был старшиной аула КувинскоеБаталпашинского уезда. Убыл в Терскую область. Наврузов Ислам (Салам) Муссович, из мурз. К 1867 г. в чине штабскапитана служил в Ставропольском пехотном полку. Проживал в Баталпашинском уезде, наделен землей в 1 тыс. дес. В 1877 г. капитан в отставке, один из организаторов формирования Марухского отряда, был представлен к награде. Ораков (Ураков) Арсланбий, князь. С 1840 г. служил в казачьем конногорском дивизионе в чине прапорщика (11.11.1851 г.), назначен в 1-й Лабинский конный полк (19.12.1853 г.). В чине войскового старшины (1857 г.), награжден 2 орденами. Был наделен 2400 дес. земли. Проживал в Баталпашинском уезде. Умер в 1867 г. Салакаев Бахва Петрович, поручик (1869 г.). Проживал в Баталапашинском уезде. Салакаев Мурзали, из ногайских дворян. В лейб-гвардию КавказскоГорского полуэскадрона поступил 01.05.1828 г., произведен в юнкера (31.12.1830 г.), служил при 2-м Хоперском казачьем полку. Саринов Эдиге, князь, корнет с 04.09.1842 г., жалованье – 209 руб. Сейдалиев Юсуп, уздень, 21 декабря 1849 г. награжден серебряной медалью для ношения на шее на георгиевской ленте, служил в Отдельном Кавказском корпусе. Сейтеков Магомет, князь, поручик (03.12.1865 г.), наделен 250 дес. земли. С 1886 г. проживал в ауле полковника Капланова-Нечева. Сейткулов Темир, из узденей, корнет (19.01.1837 г.), служил в лейбгвардии Кавказско-Горском полуэскадроне и при 2-м Лабинском казачьем полку, жалованье – 167 руб. Султан Аган-Гирей, корнет (13.07.1832 г.), подполковник (05.03.1844 г.), был прикомандирован к Хоперскому казачьему полку. В 1852 г. в чине полковника награжден орденом Святой Анны 2-й ст. с короной, в 1857 г. получил золотую шашку с надписью «За храбрость» на георгиевской ленте. Султан Адиль-Гирей Батыр-Гиреев. В офицерском чине занимал пост Тохтамышевского пристава. Султан Амет-Гирей, подпоручик, атаман станицы Ады, умер в июле 1842 г. Султан Азамат-Гирей, проживал в ауле Тохтамышевском. В 1828 г. назначен командиром лейб-гвардии Кавказско-Горского полуэскадрона. Находясь в отставке, был произведен в генерал-лейтенанты (1850 г.). Султан Девлет-Гирей, прапорщик, проживал в Баталпашинском отделе, был наделен землей в 500 дес. (1863 г.). Султан Казы-Гирей, ротмистр Атаманского полка, проживал в Тамани, умер в 1879 г. 152 Султан Салиман-Гирей, 1826 г.р., корнет (14.08.1847 г.), участник Крымской войны, с 1859 г. был прикомандирован к 10-му Кубанскому конному полку, в чине ротмистра командовал сотней, награжден орденом. Суншев (Суюнчев) Арслан-Гирей, князь. Служил в лейб-гвардии Кавказско-Горском полуэскадроне, был произведен в корнеты (08.09.1838 г.). Продолжал службу при 2-м Лабинском линейном казачьем полку. Проживал в ауле Мансуровском. Суншев (Суюнчев) Мурза, корнет. Наделен землей 300 дес. Имел сыновей Шашлю, Халачу, Хасамбий, Кушербий. Туганов Касбулат, прапорщик (06.03.1863 г.), житель Верхне-Кубанского приставства. Туганов Муса, полковник. В лейб-гвардию Кавказско-Горского полуэскадрона вступил 25.03.1828 г., 28.08.1834 г. майором был переведен в Отдельный кавказский корпус. Был наделен землей 5000 дес. Сыновья получили по 1250 дес. Умер в 1867 г. Эдиге Алибий, учился в Азиатской (Новороссийской) школе в кадетском корпусе, в чине майора после крещения именовался как Сергей Александрович Али-бей Эдигей. Эдиге Бахты-Гирей, 1821 г.р. Служил в Анапской горской команде, лейбгвардии Кавказско-Горском полуэскадроне, гусарских полках, подполковник, помощник командира полка (1876 г.), имел Знак отличия Военного ордена. Особо следует сказать о славном сыне ногайского народа генерал-майоре Султане Казы-Гирее, о котором восторженно писали А.С. Пушкин и Л.Н. Толстой. Султан Казы-Гирей прослужил в российской армии более 37 лет. Он участвовал в военных действиях российской армии в 1827, 1830–1831, 1843–1845, 1854–1855 гг. За проявленное мужество и храбрость он был удостоен орденов Св. Владимира 4-й степени, Св. Анны 2-й степени, получил золотую шашку с надписью «За храбрость» [5]. Таким образом, кроме широкой системы подкупов, царское правительство применяло метод заложничества (аманатство). Наибольшее распространение оно получило во второй половине XVIII века, в период активного продвижения русских войск на Кавказ. Русские власти брали аманатов от влиятельных князей, мурз, добиваясь, таким образом, покорности и подчинения местных народов. Аманатство имело и положительную сторону, так как представители местных народов ближе знакомились с Россией, приобщались к русской культуре. Литература 1. Кидирниязов Д.С. Ногайцы в XIV-XVIII вв. Махачкала, 2000. С.260; Юсупов Н. О роде князей Юсуповых. В 2-х ч. СПб., 1866-1867. 2. Кидирниязов Д.С. Взаимоотношения ногайцев с народами Северного Кавказа и Россией в XVI – XIX вв. Махачкала, 2003. 3. Там же. С.125. 4. Кидирниязов Д.С. Экономические и культурные связи ногайцев Северо-Восточного Кавказа с соседними народами в ХVIII-XIX вв. Махачкала, 2010. 5. Ибрагимбейли Х.-М. Страницы истории боевого содружества русского и кавказских народов (1853 – 1856 гг.). Баку, 1970. 6. Керейтов Р.Х., Кидирниязов Д.С. Султан Казы – Гирей – ногайский просветитель ХIХ в. // Генеалогия народов Кавказа. Традиции и современность. Вып. 2. Владикавказ, 2010. С. 161-162. 153 УДК 94 (470).16/18 КОЛОНИЗАЦИОННАЯ ПОЛИТИКА РОССИИ В ЗАКУБАНЬЕ НА ЗАВЕРШАЮЩЕМ ЭТАПЕ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ: КАЗАКИ И ГОРЦЫ Н.В. Кияшко, студент 1 курса Сретенская духовная семинария, г. Москва e-mail:[email protected] В 1862 г. начался заключительный этап Кавказской войны, и в Закубанье осталось лишь несколько не покорившихся племен. Следующим тактическим шагом, предпринятым русским правительством было выселение горцев на равнинные территории или отправка последних в Турцию. На освобожденные горцами земли предполагалось поселить казаков, переселенных частями или целыми станицами. Императором Александром II 10 мая 1862 г. было утверждено «Положение о заселении предгорий Западного Кавказа», которое предполагало реализацию национальной программы колонизации Закубанья силами казачьих войск. При помощи мирных казачьих переселенцев правительство намеревалось добиться вытеснения горцев на равнинные территории. Положение предоставляло казачьим обществам свободу выбора: казаки могли переселиться по собственному желанию (по охоте), по жребию и по назначению станичным обществом. Причем «охотникам» (добровольцам) правительство гарантировало получение земельных наделов в личную и потомственную собственность. После ратификации положения граф Н.И. Евдокимов предложил начать переселение казаков Черноморского казачьего войска на закубанские территории совместно с азовскими казаками, которые к тому времени так и не получили обещанных земель на Кубани. В соответствии с пожеланием императора было решено действовать последовательно: азовцы были обязаны переселяться поэтапно отдельными группами. Таким образом, переселение азовских казаков растянулось с 1862 г. по 1866 г. В виду затяжного характера военных действий переселить планировали лишь служилый состав азовских казаков. Л.В. Маленко отмечает, что правительственными инстанциями при принятии решения об интегрированном расселении рассматривался целый ряд моментов: неспособность войска профинансировать переселение одновременно всего личного состава; крестьянское происхождение большой части азовских казаков; необходимость несения азовцами постоянной патрульной морской службы вдоль восточного побережья Черного моря; присутствие в войске значительного количества семей отставных казаков и офицеров; наличие в войске материальных ценностей, недвижимого частного имущества, которым нужно было надлежащим образом распорядиться [1]. Значительная часть азовских казаков должна была поселиться в землях натухайцев и шапсугов, которые к концу 1862 г. были поставлены в безвыходное положение. Отсутствие крова и зимних запасов, разоренных русскими войсками, вынудило горцев покориться. Они соглашались принять русское подданство при условии, если получат продовольствие и смогут прожить до весны на старых освоенных местах. Суровая зима 1863 г. не позволяла в кратчайшие сроки пере154 селить горцев на установленные для них равнинные территории, поэтому им было разрешено оставаться в своих землях. Однако по настоянию военного командования уже к 15 января 1863 г. в районе Натухайского военного округа выселилось 1232 семейства, т.е. около 11 тысяч душ. К концу января военными отрядами под руководством генерала Бабыча было уничтожено большинство аулов по рекам Консемус, Мерзетх, Большому и Малому Илю, Азипсу и Афипсу. Полковником Крюковым 21 мая 1863 г. с отрядом из трех рот пехоты было начато переселение натухайцев. Значительную помощь при переселении оказал старшина аула Темрюк-Малиш, убедивший горцев добровольно подчиниться распоряжениям полковника Крюкова. Однако, через некоторое время горцы прекратили переселение и принялись самовольно восстанавливать свои жилища и заготавливать провиант на зиму. Натухайцы стали совершать хищнические вылазки в тыл русских войск: в станице (далее – ст.) Гастагаевской отряд горцев ранил казака и казачку, возвращавшихся с полевых работ, около ст. Варениковской были взяты в плен две малолетних девочки. В ответ на вылазки военным командованием горцам было запрещено получать продовольствие. В августе подходил к завершению период, предоставленный горцам генералом Н.И. Евдокимовым для подготовки к переселению, однако последние все равно не торопились, поэтому им было строго приказано переселяться на указанные земли между реками Кудако и Гечепсином или выселяться в Турцию. К концу октября основное большинство горцев было выселено [2]. В письме к начальнику штаба войск Кубанской области генерал-майору Н.Н. Забудскому командующий Адагумским отрядом П.Д. Бабыч в 1862 г. просил не начинать возведение станиц в районе Геленджика, Кабардинки и Николаевского укрепления, объясняя это тем, что прежде стоит выгнать горцев из окрестностей реки Афипс, которые причиняют немало вреда. Однако командующий войсками Н.Н. Муравьев указал с ранней весны 1863 г. приступать к возведению станиц, оставив после возведения в каждой станице по две роты солдат. Таким образом, он планировал в течении весны и лета 1863 г. постепенно возвести все запланированные станицы. Для решения проблемы нехватки войск Н.Н. Муравьев предписал подчинить Адагумскому и Шебский отряд, временно расположенный у Григорьевского укрепления. Присягнувшие России горцы должны были быть выселены с горной местности на равнину между реками Пшицизом и Аушецем [3]. В окрестностях реки Иль все еще скрывались горцы, нежелающие переселяться на равнинные территории. Несмотря на это, войска Адагумского казачьего полка весной 1863 г. поспешно приступили к возведению новых станиц в пространстве между реками Абин и Иль. После окончания строительства для заселения этих станиц, составивших Абинский полк, было назначено 14 офицерских и 1295 казачьих семейств, из которых 513 семейств были переселены из Азовского казачьего войска. К осени 1863 г. все станицы Абинского полка были заселены, а жителям было предписано начать перевозку продовольствия на всю осень и зиму с провиантских складов [4]. Однако шапсуги по-прежнему продолжали хищнические набеги не только на войска, отправленные на покос, но и уже на мирных переселенцев. Ночами они воровали у жителей коней и крупный рогатый скот. Начальником Абинской и Хабльской кордонных линий полковником Фроловым был экстренно сформи155 рован военный отряд для выселения шапсугов. Отряд состоял из трех конных сотен казаков и 60 пластунов 9-го пешего батальона. Подполковник Фролов 24 октября 1863 г. выступил с отрядом и, перейдя реку Азипс, в 6 верстах обнаружил пост горцев из трех человек и незаметно двинулся дальше, приблизившись к пустым жилым аулам на реках Шужнако и Чемоза. Аулы был сожжены, и было взято в плен 55 душ обоего пола с детьми, 40 шт. баранов и 2 шт. рогатого скота. После чего отряд вернулся с добычей обратно в ст. Хабльскую. В уничтоженных аулах были найдены большие запасы сена и хлеба, а также обнаружены недавно распаханные земли. Судя уже только по этому, горцы вовсе и не намеревались оставлять свои аулы и переселяться к реке Кубани, хотя пленные и уверяли, что они были задержаны лишь уборкой хлеба, после которой предполагали переселиться на указанные им места [5]. Вернувшись в ст. Хабльскую, казаками на ярмарке были арестованы еще три горца с верховьев р. Азипса. В скором времени подполковником Фроловым было получено разрешение от начальства для дальнейших военных экспедиций в горы против шапсугов. По возвращении отряда, казак станицы Ильской Михайло Чумак схватил и доставил в станичное правление шапсуга, который поздним вечером пытался украсть его скот [6]. В ноябре сформированный вновь отряд под руководством начальника Абинского полка, состоявший из 4 рот пехоты, пластунов 9 пешего батальона и 4 сотен пеших казаков, выдвинулся к горе (далее – г.) Папай, где кроме пустых аулов не было ничего обнаружено. Отряд разделился на две части и исследовал земли по течению реки Шедигобса, но все аулы были либо брошены, либо подожжены самими горцами. Для преследования шапсугов был отправлен небольшой отряд, который близ аула Хотун-Хабль нагнал горцев и вступил в перестрелку. С прибытием главных сил горцы скрылись в ущельях, где были недоступны для военного отряда. Отойдя назад, отряд остановился в ауле МишлеХабль, где были захвачены несколько семей и крупный рогатый скот. На следующий день, 12 ноября, отряд выступил вверх по реке Шедигобс, где были сожжены несколько брошенных аулов, и остановился у подножия г. Папай. По приказу начальника Абинского полка войска окружили гору, а пластуны отправились вверх на гору по скалам. Пластуны обнаружили горцев, с которыми завязалась перестрелка, но теснимые все сильней они отступали все глубже в лесные трущобы. В этот день войсками были взяты в плен 6 горцев и 25 шт. рогатого скота. В последующие дни поиски были приостановлены ввиду неблагоприятной погоды. С 18 по 29 ноября войска выдвинулись в окрестности рек Убин, Малый Убин, Большой и Малый Иль, где было сожжено несколько аулов. Поиски горцев производились и близ ст. Шапсугской, но войска уже были сильно изнурены тяжестью предпринимаемых ими переходов. Пройдя горные массивы, военный отряд не обнаружил ни одного поселения горцев, поэтому поиски были завершены, а войска отправлены по дороге через п. Андрониковский в ст. Мингрельскую [7]. После таких операций в 1864 г. пространство между реками Иль и Пшиш военным командованием было решено заселить новыми станицами. На этих территориях были основаны станицы Бакинская, Георгие-Афипская, Дербентская, Калужская (на р. Супе), Ключевая (на р. Псекупсе), Мартанская, Новодмитриевская (на р. Шебш), Пензенская (на р. Чибий), Смоленская (на р. Афипс), Сара156 товская, Азовская и Северская (на р. Убин) и др. Во всех станицах и прилегающих к ним поселках было поселено 4417 семейств [8]. В частности, станицы Северская, Азовская и Дербентская были населены почти исключительно переселенцами из Азовского казачьего войска. Несмотря на положительные рыночные отношения, зарождавшиеся между шапсугами и местным казачьим населением, горцы в течении последующих лет были окончательно выселены из труднодоступных местностей и водворены за рекой Кубанью. Некоторая часть горцев, однако, не желала подчиниться русскому командованию, и они по собственному желанию были отправлены в Турцию. Таким образом, завершился длительный период военного присутствия в Закубанье, и началось мирное освоение казачьими переселенцами черкесских земель. Горцы были выселены, что ознаменовало завершение всей многолетней кампании по покорению Западного Кавказа и Закубанья. Литература 1. Маленко Л.В. Азовске козацьке виiско (1826-1866). – Запорiжжя, 2000. – С. 301. 2. Кияшко И.И. 2-й Таманский, Адагумский и Абинский конные полки Кубанского казачьего войска: исторический очерк // Кубанский сборник на 1909 г. Т.14. Екатеринодар, 1908. С. 410-415. 3. Пономарев В.П. Очерки истории основания закубанских станиц в середине XIX века – Краснодар, 2007. – С. 68-69. 4. Государственный архив Краснодарскго края (далее – ГАКК). Ф. 352. Оп. 1. Д. 18. Л. 2. 5. Кияшко И.И. Указ. соч. С. 410-415. 6. ГАКК. Ф. 352. Оп. 1. Д. 578. Л. 1. 7. Кияшко И.И. Указ. соч. С. 416-417. 8. Бентковский И. Заселение западных предгорий Кавказского хребта // Кубанский сборник. Т. 1. Екатеринодар, 1888. С. 76-77; Ведомость русской колонизации Закубанского края на Западном Кавказе с 1858 года // Кубанский сборник. Т. 16. Екатеринодар, 1911. С. 574. УДК (470).16/18 КОЛОНИЗАЦИОННО-ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКИЕ ШАГИ РОССИЙСКОЙ АДМИНИСТРАЦИИ НА СЕВЕРО-ЗАПАДНОМ КАВКАЗЕ В 60–70-е годы XIX в. Ю.Ю. Клычников, С.С. Лазарян Пятигорский государственный лингвистический университет, г. Пятигорск К моменту завершения войны на Северо-Западном Кавказе перед черкесами был поставлен нелегкий для них выбор – либо покориться и переселиться на контролируемые русскими войсками земли, либо перебраться в Турцию, где, как считали многие из них, султан обеспечит своим единоверцам «райскую» жизнь [1]. Остатки сопротивления горцев были сломлены к 1864 г. В свою очередь Османская Порта, которая жаждала создать из выходцев с Кавказа послушное орудие против христианских народов, населявших империю султана, развернула активную пропаганду по привлечению горцев к переселению. Она нашла активного союзника в лице мусульманского духовенства, боявшегося, что в православной стране его позиции будут подорваны. Инициаторами переезда были и представители привилегированных сословий горцев, 157 стремящихся сохранить свои феодальные права на крестьян, которые в России после 1861 г. неминуемо должны были исчезнуть. В Турции на тот момент проживало довольно много выходцев с Кавказа, не терявших родственных связей с соплеменниками. Они также оказывали немалое воздействие на процесс выселения. Не осталась в стороне и британская дипломатия, видевшая в горцах инструмент, который можно было использовать против России. Совокупность всех этих факторов привела к тому, что в 60-90-е годы XIX века произошел массовый исход туземного населения с родных мест [2]. Российская администрация предпринимала шаги по оказанию помощи переселенцам. С этой целью создавались специальные комитеты, следившие за тем, чтобы горцы могли выгодно продать свое имущество, которое невозможно было забрать с собой, предоставлялись пособия для особо нуждавшихся, заготавливались запасы продовольствия и одежды. Власти следили, чтобы судовладельцы, перевозившие переселенцев, в корыстных целях не перегружали свои корабли и тем не увеличивали смертность населения. Предполагалось, что желание покинуть Кавказ выскажет небольшая, наиболее беспокойная часть его жителей. Но на практике оказалось, что переселение приобрело непредвиденно огромные размеры. В этой связи кавказское руководство начало прибегать к различным экономическим, административным, пропагандистским шагам, чтобы приостановить этот поток [3]. Но успех достигался далеко не всегда. По весьма приблизительным подсчетам общее число переселенцев достигло от 700 до 750 тыс. человек, большая часть которых являлась выходцами с Северо-Западного Кавказа, имевшего традиционно тесные связи с Турцией [4]. Таким образом, присутствующий в конце Кавказской войны курс правительства на поощрение части горцев к выселению, не являлся главной причиной их массового «махаджирства». Недаром многие из них стремились вернуться на родину, считая, что в России им было гораздо лучше, чем в Османской империи. (Это признавали даже лидеры большевиков, которые традиционно старались находить в действиях царских властей исключительный негатив. Так Самуил Григорьевич (Ной) Буачидзе, выступая перед делегатами III съезда народов Терека, заметил: «Я больше чем два с половиной года провел в Турции, я видел там эмигрантов-горцев… И горцы-эмигранты говорили, что положение их при царизме в России было гораздо лучше, чем в Турции» [5]). И только опасение, что их массовое возвращение может привести к дестабилизации обстановки в регионе, заставляло российскую власть ограничивать их переселение обратно [6]. Что касается самого термина «махаджиры» («мухаджиры»), т.е. «переселенцы», закрепившимся за горцами, покинувшими Кавказ, то он достаточно условен. Изначально это был мусульманин, перебравшийся вслед за пророком Мухаммедом из Мекки в Медину, спасаясь от преследований язычников, ради своих религиозных воззрений лишившийся имущества и порвавший родственные связи. На Кавказе, где переселялись целыми племенами и по возможности вывозили весь свой скарб, мы ничего подобного не видим. Да и религиозные чувства далеко не всегда играли главенствующую роль, нередко уступая место экономическим расчетам [7]. Завершившиеся боевые действия на Северо-Западном Кавказе дали возможность российской администрации организовать переселение адыгских племен, решивших не покидать землю предков и не эмигрировать в Турцию в трех 158 уездах: Екатеринодарском, Майкопском и Баталпашинском. Благодаря этому усиливается плотность коммуникаций между ними, а это, в свою очередь, приводит к постепенному изживанию племенной разобщенности. Заслуживает внимания тот факт, что русские власти, стремясь максимально сохранить привычные для горцев формы общественного устройства, издают 4 июня 1865 г. «Положение об управлении горцами Кубанской области», в котором оговаривается право разбирать в окружных словесных судах возникающие споры, исходя из норм обычного права – адата. Но сделать это не удалось, причем не по злой воле царских чиновников, а в связи с отсутствием единых для горских племен народных обычаев. И тогда была проведена работа по сличению норм адата и выработке общих правил, что также сыграло свою роль в консолидации адыгского этноса. С целью преодоления характерной для туземцев практики селиться в закрытых и малодоступных местах решено было «посредством проложения путей сообщения в таком направлении, чтобы устроенные дороги и мосты могли служить в пользу не одним только горцам, но и русскому населению, живущему в соседстве» [8], постепенно втянуть горские народы в регулярный товарообмен. Под воздействием буржуазных реформ происходила трансформация менталитета местных жителей, начинавших заниматься хозяйственной деятельностью, которую еще недавно считали «унизительной и недостойной». Вчерашние крепостные получали свободу и могли отныне самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Только в Кубанской области к 1868 г. было освобождено 16367 человек. Одновременно сократилось число грабежей, и «среди туземного населения стало преобладать более хозяйственное и меркантильное направление, каждый заботится о том, чтоб всякую законно приобретенную прибыль обратить к улучшению своего быта, чем о присвоении чужой собственности» [9]. Изменился даже облик адыгских жилищ: на смену легким плетневым постройкам пришли основательные дома как символ стабильности и безопасности. Среди горцев активно начинает распространяться русская грамота, формируется своя национальная интеллигенция. В 1878 г. Хаджибеком Анчоком была составлена адыгейская азбука на основе арабской графики. Складываются предпосылки для возникновения адыгейского литературного языка, в основе которого был бжедугский диалект. Последнее вполне объяснимо. Бжедуги раньше остальных интегрировались в российское историко-культурное пространство и в своем большинстве остались на Родине. Таким образом, «формирующаяся в пореформенный период адыгейская народность выступала в состоянии ассоциированности с русской нацией. Объем традиционно-культурных, художественных, семейно-бытовых коммуникаций, политических, экономических, научных, технических задач и связей осуществлялся в более широких рамках русской нации и на русском языке, за пределами адыгской народности» [10]. Для сравнения показательна судьба выехавших в Турцию. Из оказавшихся в Анатолии 220 тыс. черкесов с ноября 1863 г. по сентябрь 1864 г. около 100 тыс. умерло от голода и болезней в карантинных лагерях, а 10 тыс. были проданы в рабство. Махаджиры не дождались обещанных домов на морском побережье, а были размещены в пустынных местностях Малой Азии. Их неоднократно перемещали с одного места на другое, что также приводило к смерти переселенцев [11]. В новых условиях значительная часть адыгов была подвержена ассими159 ляции, как это произошло, например, с племенем убыхов, ушедших в Турцию в полном составе и там за сто лет утративших свое этническое своеобразие [12]. Османское правительство стремилось использовать военный потенциал махаджиров для борьбы против христианских народов своей империи. Что за контингент оказался на Балканах, мы можем узнать из трудов болгарских историков, отмечавших следующее: «Большая часть так называемых переселенцевмахаджиров отвыкла от нормальной трудовой деятельности и искала легких путей для пропитания. Во многих районах черкесские шайки вершили безнаказанно постоянные грабежи, чтобы добыть сельхозпродукты, терроризировали болгарское население угрозами и убийствами. Это превратилось в истинную напасть для болгарского населения и создало дополнительные трудности для национально-освободительного движения» [13]. Стоит ли удивляться, что правительство России не желало терпеть на своей территории подобный произвол и первое время поощряло отъезд таких беспокойных «подданных». С 60-х годов XIX века начальник Черноморского округа выписывал из Малой Азии и селил на Черноморском побережье Кавказа греков и армян, как и русских новоселов на основании Положения от 10 марта 1866 года. Кроме них на тех же условиях были поселены чехи, поляки и эстонцы. Их наделяли 30 десятичными наделами на семью и поселяли отдельно, составляя самостоятельные земледельческие колонии, но также на условиях общинного землевладения. Чехи и поляки прибывали на Черноморское побережье из Австрии. Появление чехов на территории Северо-Западного Кавказа объяснялось следующими причинами: 1) притеснением чешского населения правящими кругами АвстроВенгерской империи; 2) разногласиями на религиозной почве – выселялись католики; 3) экономическими факторами. В 1868 году две чешские деревни были основаны в окрестностях Туапсе на Георгиевских хуторах [14]. В последующие годы чешские колонисты продолжали прибывать на Кавказ, и образовали поселения Кирилловку, Мефодиевку, Владимировку, Борисовку, Глебовку на территории Новороссийского округа. В 1870 году в Таманском отделе Кубанской области возникли еще два поселения чехов – Варваровка и Павловка, в которых проживали выходцы из Моравии [15]. К 80-м годам XIX века на Черноморском побережье Кавказа почти до реки Бзыби проживало около 1000 чехов, которые внесли свою лепту в экономическое развитие Кавказского региона. Им принадлежало ряд пивных и винных заводов под Новороссийском и Майкопом, а также в Екатеринодаре. В 1897 году в Кубанской области уже насчитывалось 1213 человек чехов, а в Черноморской губернии – 1290 человек [16]. Чехи, поляки, эстонцы и вообще колонисты устроились на Черноморском побережье неплохо. Получив землю как русские поселенцы-новоселы, колонисты разделили ее подворно и поровну, отвели часть земель под выпас, коечто оставили под общественным лесом и принялись работать, не покладая рук. За колонистами никогда не было недоимок, и все подати они всегда вносили ранее срока, в то время как за русскими поселенцами почти всегда оставались казенные недоимки, а из мирских платежей они никогда не выходили [17]. Толчком к переселению эстонцев на Кавказ послужили сообщения в прессе об освободившихся землях по Черноморскому побережью. Всё это стимулировало эстонских крестьян к переезду в отдаленный край в надежде на получение земель. Кроме того, переселение на Черноморское прибрежье Кавказа 160 можно было осуществить с меньшими тяготами в силу того, что до 1885 года не существовало особых бюрократических барьеров, и достаточно было разрешения начальника Черноморского округа [18]. К 1884 году эстонскими переселенцами на Черноморском прибрежье Кавказа были основаны селения Сальме, Сулев, Ээсти-Лоо [19]. Появляются эстонские поселения и в Баталпашинском отделе Кубанской области – МарухоЭстонское, Хусы-Кардоникское и Гусаровское. Приток переселенцев из Эстонии прекратился в 1886 году образованием в долине реки Мзымты эстонского поселения Эсто-Садок. Всего в Черноморском округе проживало 281 семейство эстонцев [20]. Миграция малоазиатских греков на Черноморское побережье Кавказа началась в 1861 году. Первое компактное поселение греков в Кубанской области было основано в 1862 году на месте заброшенной казацкой станицы Витязевской, располагавшейся поблизости от города Анапы. В 1864 году грекамипереселенцами было основано селение Мерчан. В Витязевской в течение 18621864 годов по приказу, начальника Кубанской отрасли, поселилось 93 греческих семейств, а в Мерчане – 64, кроме того, греки компактно поселяются в районе города Туапсе и в других местах Черноморского прибрежья[21]. После Положения от 10 марта 1866 года по решению Кавказских властей из Турции стали вызываться новые желающие поселиться в Кавказских пределах Российской империи. Однако греческое население на прибрежье и в других частях Кубанской области росло медленно. К 1871 году в Кубанской области проживало лишь 798 человек; в Черноморском округе в 1882 году их число равнялось 1377 человек, а в 1886 году – 2300 человек [22]. Адаптация грековпереселенцев на новых местах проходила трудно. В Лазаревской с 1869 по 1873 годы проживало 43 греческих семейства, из которых за этот период 6 умерли, 26 переселились в другие места, 11 осталось на месте [23]. Основной чертой, представлявшей основу всех действий и всех помышлений многих колонистов из армян, был торговый дух, одинаково впитанный с молоком матери как богатыми, так и бедными представителями этого народа. Таковым было огромное большинство армян, прибывших на побережье. Здесь они активно основывали всякого рода торговые предприятия. Массовый приток армян в Россию, в частности на Черноморское побережье Кавказа, был вызван политикой геноцида, проводившейся правительством султана Абдул-Гамида II. Большая часть армян поселялись преимущественно в Черноморском округе и Майкопском отделе Кубанской области. К 1878 году там поселилось 6044 человека [24]. И всё же в Черномории численность армянского населения была гораздо меньше и составляла к 1882 году только 439 человек [25]. Новая волна армянских переселенцев на Кубань последовала в 1894– 1897 годы. Они расселялись преимущественно в районах Туапсе, Сочи, Адлера, Анапы, Новороссийска и Майкопа. В 1894 году появляется армянская колония в столице Кубанской области – Екатеринодаре. К 1896 году в Черноморской губернии насчитывалось 22785 человек армян. В Анапе, Майкопе и Екатеринодаре проживало ещё около 3000 человек [26]. Кавказские власти с удовольствием принимали армян, так как быстро оценили выгоду от их пребывания на Черноморском побережье и вклад в развитие края. Вынужденные бежать из Турции, они оказались в высшей степени тру161 долюбивыми и смирными. Никаких жалоб на них со стороны местного населения не было. Не имея никаких прав, армяне готовы были терпеть стеснения от землевладельцев, лишь бы получить российское подданство и брались за любую работу [27]. В целом иммигранты расширяли и без того многонациональный состав населения Кавказской окраины Российской империи. Русские составляли на Кавказе всего 34%. К началу ХХ века Россия сохранялась как «многонародная» империя, в том числе и благодаря колонизационным процессам в Кавказском крае [28]. Литература 1. Скибицкая И.М. Создание кордонных линий и продвижение военных отрядов в Закубанье в 1860-1862 гг. (историко-географический аспект завершающего этапа Кавказской войны) // Историко-географический сборник. Выпуск.1. / Под ред. А.М. Авраменко. – Краснодар, 2007. С.409-429. 2. Жиляев Д.В. Еще раз о периодизации эмиграционных процессов на СевероЗападном Кавказе в конце 1820-х – середине 1860-х гг. // Историческое регионоведение Северного Кавказа – вузу и школе (Материалы научно-педагогического семинара). – М.- Армавир, 2009. С.23-27; Он же. К вопросу о мотиве и характере эмиграционных процессов на североЗападном Кавказе в конце 1820-х – середине 1860-х гг. // Российский Северный Кавказ: текущие риски, посягательства и перспективы (Материалы 13-го научно-педагогического семинара). – М.-Армавир, 2009. С.43-52. 3. Епифанцев А.А. Неизвестная Кавказская война. Был ли геноцид адыгов? – М., 2010. С.270-307. 4. Матвеев О.В., Ракачев В.Н., Ракачев Д.Н. Этнические миграции на Кубани: история и современность. - Краснодар, 2003. С.38. 5. Съезды народов Терека. Сборник документов и материалов. В 2-х т. – Орджоникидзе: «Ир», 1977. Т.I. С.271. 6. Матвеев В.А. Россия и Северный Кавказ: исторические особенности формирования государственного единства (вторая половина XIX – начало ХХ в.). – Ростов н/Д, 2006. С.90-121. 7. Кипкеева З.Б. Северный Кавказ в Российской империи: народы, миграции, территории. – Ставрополь, 2008. С.323-400. 8. Цит. по: Матвеев О.В. Кавказская война и ее последствия для адыгов // Этнографическое обозрение. – М., 1992. №2. С.105-106. 9. Там же. С.106. 10.Там же. С.107. 11.Матвеев О.В., Ракачев В.Н., Ракачев Д.Н. Этнические миграции на Кубани: история и современность. - Краснодар, 2003. С.44. 12.Епифанцев А.А. Неизвестная Кавказская война. Был ли геноцид адыгов? – М., 2010. - С.262-270. 13.Цит. по: Кудаева С.Г., Хут Л.Р. Адыгские махаджиры на Балканах // Культура и быт адыгов (этнографические исследования). - Майкоп, 1991. Вып.VIII. С.198. 14.Велицин А.А. Немецкое завоевание на юге России // Русский вестник. 1890. № 1. С.284. 15.Верещагин А.В. Путевые заметки по Черноморскому округу. – М.,1874. С.20. 16.Кавказский календарь на 1912 год. – Тифлис, 1911. С.246-247. 17.Васюков С.И. Русская община на Кавказе – Черноморском побережье // Вестник Европы. 1905. № 6. С.572. 18.Матвеев О.В., Ракачев В.Н., Ракачев Д.Н. Указ. соч. С.62. 19.Там же. С.62. 20.Там же. С.63. 21.Волкова Г.Н. Греки Кавказа // Бюллетень Центра содействия развитию и правам расовых, этнических и лингвистических меньшинств. - Краснодар, 2000. № 2. С.19. 22.Матвеев О.В., Ракачев В.Н., Ракачев Д.Н. Указ. соч. С.57. 23.Марков Е.Л. Побережье Кавказа // Русский вестник. 1892. № 7. С.199. 162 24.Матвеев О.В., Ракачев В.Н, Ракачев Д.Н. Указ. соч. С.55. 25.Верещагин А.В. Исторический обзор колонизации Черноморского побережья Кавказа и его результаты. – М.,1885. С.5. 26.Матвеев О.В., Ракачев В.Н., Ракачев Д.Н. Указ. соч. С.55. 27.Волкова Р. Армяне на Сочинском побережье // Краевед Черноморья. 1997. № 1. С.13. 28.Россия в начале XX века. Исследования. – М., 2002. С.88. УДК (470).19 ОРГАНЫ МЕСТНОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ КАЛМЫКИИ В ГОДЫ I МИРОВОЙ ВОЙНЫ И.В. Лиджиева Калмыцкий институт гуманитарных исследований РАН, г. Элиста [email protected] Первая мировая война явилась большим испытанием для российского общества, которое значительно повлияло на изменение внутриэкономического и политического положения, а также сознание населения. В манифесте Николая II говорилось: «В грозный час испытаний да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение царя с его народом и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага» [3]. Подъем патриотического настроения на начальном этапе был характерен для значительной части населения страны. Россия, как и другие страны-участницы войны, неверно оценивала военную перспективу, рассчитывая, что боевые действия продлятся всего несколько месяцев, в связи с этим отвергая предложения Германии в 1914–1916 гг. о заключении сепаратного мира. Но их надежды не оправдались, война перешла в фазу изнурительной позиционной борьбы, требовавшей дополнительных человеческих ресурсов и мобилизационных запасов, которые были израсходованы и армии всех воюющих сторон, в том числе и русская, стали испытывать острейший их дефицит. Государство рассчитывало удовлетворить растущие запросы на содержание армии за счет казенных заводов, но они с этой задачей не справлялись. Так, с декабря 1914 г. по март 1915 г. в действующую армию была отправлена лишь 1/3 требуемого количества винтовок, патронов и снарядов. Не лучше было и с обозно-вещевым снабжением, совсем плохо – с организацией санитарной части [4]. Нарастание кризисной ситуации в сложных условиях Первой мировой войны заставило правительство предоставить органам местного самоуправления право самостоятельно решать проблемы местного значения в сфере помощи различным категориям населения, а также оказания помощи фронту. В 1915 г. были образованы союзы земств и городов (Земгор). Деятельность земских органов, активно включившихся в данный процесс, проходила в различных формах: лечение больных и раненных воинов, забота о семьях военнослужащих, сиротах, решение социально-экономических вопросов. Еще 23 апреля 1847 г. Высочайшим указом Николая I было утверждено «Положение об управлении калмыцким народом» [8], создававшее правовую основу для введения калмыцкого народа в общий уровень экономической, соци163 альной, культурной жизни других народов Российской империи. Указанным правовым актом в Калмыкии на законодательном уровне впервые были заложены основы местного самоуправления в форме улусных и аймачных сходов, формируемых на принципах выборности должностных лиц, коллективного обсуждения и решения вопросов местного значения. В основных чертах состав и компетенция волостного схода совпадали с улусным, сельского – с аймачным сходами. По мнению К.Н. Максимова, улусные и аймачные сходы по составу и принципам действия более всего напоминали институты сословнопредставительных органов, формируемых исключительно на основе цензового представительства [5]. К их полномочиям относились: 1) выборы должностных лиц (заседателей в улусный суд Зарго, демчеев, ценовщиков, старшины для управления частью улуса, бодокчея) и по два кандидата на каждую должность; 2) распределение и выполнение натуральных повинностей, 3) важнейшие вопросы общественно-хозяйственной жизни населения. Принятые сходами решения оформлялись в виде общественных приговоров. Первая мировая война внесла кардинальные коррективы в содержание деятельности органов местного самоуправления Калмыцкой степи. С 1 января 1915 г. на всех «инородцев», не отбывавших воинской повинности, было распространено «положение о военном налоге». Размер налога исчислялся пропорционально кибиточной подати, а для тех, кто не платил таковые – в соответствии с размером хозяйственного имущества. В первые месяцы войны в Астраханской и Ставропольской губерниях начались «добровольные закупки». На самом деле это были реквизиции лошадей, скота и сельскохозяйственного сырья для снабжения армии по установленным низким ценам. Калмыцкая степь, традиционно являвшаяся поставщиком сельскохозяйственной продукции, в частности скота и мяса, для правительства представляла особый интерес, в связи с нарастающими потребностями фронта. Тяжким бременем для калмыцкого населения стал указ императора Николая II от 25 июня 1916 г. «О мобилизации «инородческого» населения Астраханской губернии Сибири и Средней Азии для работ по устройству оборонительных сооружений в районе действующей армии» [2]. Согласно данному документу мужское инородческое население в возрасте от 19 до 43 лет включительно привлекалось на тыловые работы. Ставропольский губернатор 2 июля 1916 г. в ответе на запрос местной администрации дал разъяснения, в котором значилось, что от реквизиции освобождались калмыцкое духовенство, рядовые старшины, писари, переводчики при приставах, учителя, фельдшеры и молодежь получающая образование в высших, средних учебных заведениях, также землемерных, фельдшерских и высших начальных училищах [6]. Уже 21 июля на запрос попечителя Большедербетовского улуса главный пристав ответил: «Реквизиции не подлежат зайсанги, заседатели зарго и хотонные старосты» [6]. В целях реализации императорского указа на имя Астраханского губернатора генерала Соколовского и Ставропольского губернатора князя Оболенского поступили телеграфные распоряжения министра внутренних дел Штюрмера, где было отмечено, что «…для работ по устройству оборонительных сооружений в районе действующей армии привлечь реквизиционным порядком на время настоящей войны освобожденных от воинской повинности инородцев империи. …ввиду крайней необходимости скорейшего получения весьма значительного количества рабочих, все перечисленные выше распоряжения выполняются с 164 наименьшей затратой времени в кратчайший срок» [6]. Уже 29 августа 1916 года последовала телеграмма на имя вышеуказанных получателей о привлечении буддийского духовенства «к самому широкому разъяснению калмыцкому населению, в доступной его пониманию форме и на родном его языке истиннаго значения и цели новаго закона призывающего инородцев к исполнению высокаго патриотического долга и не подвергающего их личной опасности обеспечивающего всех призванных платой за труды и полной заботливостью со стороны Правительства и не налагающего на них бремени, которому подвергается коренное русское население империи, призываемое к войне без всяких семейных льгот…» [6]. Между тем представители администрации на местах были обеспокоены сложившимся социально-экономическим положением, понимая, что мобилизация калмыков на тыловые работы и дополнительное налоговое бремя приведет к окончательному обнищанию податного населения, соответственно росту протестных настроений в обществе. Так, Попечитель Александро-Багоцохуровского улуса обратился в МВД с ходатайством в связи с возникающими у населения улуса вопросами, где было отмечено, что «объявленная реквизиция труда калмыков как имеющая принудительный характер, вполне подходит под понятие повинности, что повинность эта будет исполняться натурою, что свойства натуральной она не теряет и при обещанной плате за труд и что такой труд будучи непосредственно связанным с действиями воинских частей может рассматриваться как повинность воинская, я нашел, вышеупомянутые вопросы основательными, почему и представляю их на рассмотрение» [6]. Министерство внутренних дел в письме от 27 ноября 1916 г. за № 9523 дало знать, что «закон о военном налоге с инородцев не отменен». Таким образом, непривилегированное население Калмыцкой степи оказалось в сложных условиях, когда при всех прочих налоговых выплатах, оно подлежало мобилизации на тыловые работы в районы действующей армии. На основании Циркуляра от 17 июля 1916 г. за № 5609 Управление калмыцким народом (УКН) предложило на обсуждение аймачных сходов вопрос об организации попечения о семьях калмыков призванных на тыловые работы. При этом, как было отмечено, Управляющим Калмыцким Народом в докладе Министерству внутренних дел, в связи с возникшей необходимостью была разработана инструкция [6] по применению циркуляра определяющая порядок деятельности комитетов попечения. Согласно указанному документу данные органы создавались в целях оказания помощи семьям калмыков призванных на тыловые работы в районы действующей армии. В каждом аймаке учреждались аймачные комитеты попечения в задачу которых входило: 1) поддержание скотоводческого хозяйства тех семей кои остались без работоспособных членов в связи с мобилизацией; 2) обеспечение семей призванных предметами первой необходимости; 3) оказание материальной и др. видов помощи нуждающимся семьям. В обязанности улусного комитета, прописанных в циркуляре, входило: 1) объединение деятельности аймачных комитетов попечения; 2) наблюдение за целесообразным выполнением лежащих на них функций; 3) оказание широкого содействия аймачным комитетам к наиболее успешному выполнению возложенных на них задач; г) обсуждение всех хозяйственных и бытовых вопросов, разрешение коих улусный комитет признает нужным в связи с местными условиями, вызванными реквизицией скота. 165 В состав аймачного комитета входили: аймачный старшина, как председатель комитета, все хотонные старосты данного аймака и выборные от населения аймака по одному на каждые 25 семей нуждающихся в попечении, в виду призыва калмыков на тыловые работы. Выборные от населения в аймачный комитет попечения избирались аймачным сходом из лиц, пользующихся доверием общества, по суду непорочных и не состоявших под следствием или судом. Для оказания точечной помощи члены аймачного комитета попечения производили на местах обследование состояния хозяйств всех призванных, а также семей, члены которых являлись наемными работниками. Такой метод работы позволял установить форму помощи, в которой нуждалась та или иная семья. О результатах обследования составлялся краткий акт за подписью выборного члена комитета, производившего обследование и подлежащего хотонного старосты. Параграф 19 Инструкции определял формы помощи семьям, которая заключалась: а/ в подыскании необходимых для ведения хозяйства и обслуживания домашнего обихода работников, в тех случаях, когда на лицо не имеется ни одного работника и для обслуживания хозяйства в указанных отношениях достаточно одно лишь лицо; б/ в объединении нескольких семей в одну группу и в поручении последней попечению таких членов общества, которые, по семейному составу своему могли бы принять на себя заботы, как об этих семьях, так и о поддержании их хозяйства; в/ в изыскании способов к планомерному и наиболее дешевому снабжению семей призванных продуктами первой необходимости и обеспечению хозяйств потребными запасами корма для скота; г/ в изыскании средств для оказания материальной помощи неимущим семьям призванных. Постановления об оказании какой бы то ни было форме помощи семьям нуждающихся, на основании циркуляра, немедленно должны были приводиться в исполнение. Деятельность улусных и аймачных комитетов находилась под контролем УКН. Члены комитетов избранные населением, освобождались от призыва на тыловые работы, в случае недобросовестного отношения к возложенным на них обязанностям, по представлениям улусных комитетов могли быть уволены по распоряжению губернатора. В делопроизводственной документации органов местного самоуправления отложившихся в Национальном архиве Республики Калмыкия, отражены патриотические настроения в калмыцком обществе связанные с началом военных действий российской армии в ходе I мировой войны. Постановлением улусных и аймачных сходов принимались решения о принятии населением Калмыцкой степи активного участия в «защите Нашего Белого Царя и родины в столь трудную минуту» [6]. Подобные формулировки могли возникать как результат пропаганды центральных властей, и в то же время как необходимый элемент в делопроизводстве, оформляемый под нажимом местной администрации. Но в то же время среди документов присутствуют материалы фиксирующие проявление недовольства среди населения. Так, 2 июля 1916 г. на очередном улусном сходе калмык Нання Лараев, выборный от Долбанского аймака хотона № 1, был подвергнут аресту на три месяца после выступления по поводу царского указа, где им было озвучено мнение однохотонцев «мы не хотим, мы не дадим народ» [6]. Зайсанг Хошеутова аймака Санджи Нимеев Натыров 23 июля 1916 г. на Сатхало-Хошеутовском аймачном сходе во время обсуждения вопроса о разверстке скота для нужд армии «вмешивался в распоряжения ай166 мачного старшины и нарушал на сходе тишину и спокойствие, чем не только затруднил рассмотрение сходом текущих дел, но даже вынудил старшину снять с обсуждения некоторые вопросы. Постановлением Астраханского губернатора от 2 августа 1916 г. Санджи Нимеев Натыров был арестован на два месяца» [6]. В дополнении к традиционным направлениям и формам муниципальной заботы о социально незащищенном населении появились и требовали по мере затягивания войны, приложения все больших усилий и средств такие, как помощь семьям мобилизованных. К примеру, решением Абганеровского аймачного схода Малодербетовского улуса от 26 декабря 1915 г. № 85, на основании ходатайства призванного на военную службу бывшего аймачного писаря Григория Сердюкова, принято решение о назначении его семейству ежемесячного денежного содержания в размере 5 руб. со дня его мобилизации, т.е. 18 августа 1915 г. по день окончания войны [6]. УКН на органы местного самоуправления возлагала также обязанность по сбору информации о каждом мобилизованном калмыке и предоставлении ее в официальной форме, по требованию «Удостоверения должны быть заверены подлежащим старшиной или старостой с приложением должностной печати» [6]. Данное требование властей, по всей видимости, вызвано желанием оградить действующую армию от криминальных элементов и возможных революционных настроений. Одним из важных направлений деятельности местного самоуправления в годы войны стало обеспечение семейств мобилизованных рабочей силой и оказание помощи мирному населению, чьи хозяйства катастрофически приходили в упадок. Так, например, согласно статистическим данным в Большедербетовском улусе на 1 января 1916 г. насчитывалось 25 942 головы скота [6], а к 1 январю 1917 г. уже – 13 068 [7]. Так называемые «добровольные закупки» в Калмыцкой степи продолжались и в 1917 г. Кроме того аймачные и улусные общества решением сходов брали на себя ответственность по финансированию из средств аймачного выпасного капитала обеспечения теплой одеждой призванных неимущих калмыков, строительства зимних бараков и врачебно-питательных пунктов для мобилизованных. Таким образом, как отметил Б.Б. Веселовский «война выдвинула на ближайшую очередь перед государством и местным самоуправлением чрезвычайно большую задачу – организовать в широком масштабе дело общественного призрения» [1]. Деятельность улусных и аймачных сходов напрямую зависела от материальных возможностей, которые были очень ограничены, так как расходные статьи финансировались в основном из средств выпасного капитала. Тяжелое экономическое положение в целом по стране, в виду военной кампании, не могло не повлиять на финансовое состояние органов местного самоуправления Калмыкии. В связи с этим улусные и аймачные сходы, несмотря и на циркулярные распоряжения администрации, оказать эффективную помощь нуждающимся в полной мере не могли. Но в то же время следует отметить, что в ходе I мировой войны органы местного самоуправления Калмыцкой степи в лице аймачных и улусных сходов, показали действенность данного института, вложивших определенный вклад в дело обеспечения действующей армии. Проблемы социальной сферы, которые традиционно находились под особым вниманием местного самоуправления, в военных условиях приобрели еще большую значимость. Военная кампания доказала жизнеспособность и эффективность сходов, чья деятельность ре167 гламентировалась российским законодательством, но и основывались на родовых и внутриэтнических связях и нормах обычного права калмыков. На протяжении XIX в. они использовались российской администрацией для повышения эффективности управления, а также укрепления административной вертикали. Литература 1. Веселовский Б.Б. Земство и земская реформа. Петроград, 1918. 2. Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане. Сборник документов. Под ред. А. В. Пясковского. М., 1960. 3. Высочайший манифест Николая II от 02.08.1914 г. о войне с Германией. 4. История государства и права России. Под ред. С.А. Чеботарева. М., 1998. Б. 5.Максимов К.Н. Калмыкия – субъект Российской Федерации. М., 1995. 6. Национальный архив Республики Калмыкия. Ф. И-9. Оп. 2. Д. 224, Ф. И-9. Оп. 4. Д. 54, Ф. И-9. Оп. 6. Д. 1320, Ф. И-21. Оп. 4. Д. 1, Ф. И-9. Оп. 4. Д. 54. 7. Орехов И.И. Первая мировая война и развитие калмыцкого общества //Ученые записки КНИЯЛИ. Выпуск 5. Серия историческая. Дооктябрьский период. Элиста, 1967. С. 77-116. 8. Полное собрание законов Российской империи. Т. 22. № 21144. УДК 94 (470).16/18 ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ ЧЕЧЕНЦЕВ В РОССИЙСКУЮ КРЕПОСТЬ ТЕРСКИЙ ГОРОД В КОНЦЕ XVI – XVII ВВ. Т.С. Магомадова, к.и.н, доцент кафедры истории России ЧГУ, г. Грозный Терский город был построен в 1588 г. в устье реки Терек и являлся русской крепостью, центром русской администрации и военным форпостом наСеверном Кавказе вплоть до конца первой четверти XVIII в. В ней в основном жили русские люди. Это стрельцы, воеводы, торговые и служилые люди, толмачи, крестьяне, дьяки. Но очень скоро крепость становится многонациональной. Здесь поселялись кабардинцы, ногайцы, персы, кумыки, татары, и представители других народов. Общеизвестно, что с конца XVI в. в Терском городе появляется и чеченская диаспора – окочане, которые заложили под крепостью свою Окоцкую слободу. Чеченское население в составе около 200 семей навсегда стало одним из этнических компонентов Терского города. Эта первая чеченская миграция в российский город была связана с поиском покровительства, защиты от притязаний соседних кумыкских феодалов. Окочане были поставлены на российскую службу и «поверстаны» хлебным и денежным жалованьем. Об их жизни, характере службы исследователи не раз писали [1]. Надо отметить, что по политическим мотивам перебраться в ближайший русский город планировал в 1586 г., еще до строительства Терской крепости, предводитель чеченской Окоцкой земли Шихмурза. Он, по свидетельству терских атаманов, говорил, что «шевкал князь и горские люди переседаютево по дорогам, а хотят его убити, и Ших де мирза хочет ехати к тебе, государю». Астраханский воевода в своей отписке-докладе в Москву по этому поводу сообщает: «И посылал, государь, к нам вАстороханьШих мирза своих людей дву человек, Урака да Бязия, с тем, что ему в Окуках от шевкальского и от горских людей прожитии немочно, и он хочет ехати на твое 168 государево имя в Асторохань. И мы, холопи твои, к Шиху мирзе с людьми ево приказывали словом, чтобы он на твое государево имя ехал в Асторохань» [2, с. 13-14]. Однако выезд ококов тогда не состоялся. Через десять лет Ших был убит кумыкским княземАхматханом за то, что «прямил и служил» московскому царю. И лишь тогда вынуждены были покинуть Окоцкую землю сподвижники Шиха и осесть под защиту российских воевод в Терской крепости. В своей первой челобитной московскому царю Михаилу Федоровичу в 1614 г. терскиеокочане писали: «Вышли, государь, мы холопи твои государевы, из Акоз и из Мичкиз в твою государеву отчину в Терский город… при прежних твоих государевых воеводах и при нынешнем твоем государеве воеводе при Петре Петровиче Головине…» [2, с. 55] Это было своеобразное «великое переселение» местного масштаба. Чеченцев не пугала отдаленность русского города от родных мест, новая обязанность – нести государеву службу, чужое окружение, постоянная военная угроза крепости. Царская власть была заинтересована в переселенческом процессе горцев. На протяжении XVII в. чеченская диаспора Терского города постоянно пополнялась новыми переселенцами из Чечни. В основном это были выходцы из Окоцкой земли, Мичкизского и Шибутского обществ. В своей очередной челобитной царю 1616 г. терские окочане отмечают, что приезжая «в горские землицы с твоим государевым делом и ко племени с отпросом ездя, многим горским князем и мурзам и чорнымлюдем» рассказывают о своей службе, о государевом жалованье, «а нас, иноземцев, жалуешь паче иных своих государевых людей и обиды нам, живучи под твоею царскою высокою рукою, и изгони никакие ни от кого не бывает». И многие горские люди, прослушав это «приходили из гор на житье в Терский город з женами и з детьми» [2, с. 74]. Царская администрация нуждалась в служилых людях из народов Северного Кавказа для поддержания связей с горскими народами, для проводов русских и иностранных послов, сбора ясака, информации, как гонцы в самые разные ближайшие и дальние «земли». Потому и вторая волна ококов вместе с их предводителем КохостровымБийтемировым, как новых сторонников России, приняли с одобрением и пожаловали. Ему в 1622 г. была выдана царская грамота, по которой царь «велел его на Терке учинити в большом окладе», как феодала, владельца своего селения [2, с. 140]. В 1645 г. сын БийтемироваЧепанКохостров в челобитной своей царю о событиях 1621–1622 гг., вновь подчеркивая выезд отца в Терский город, писал: «А которые уздени и людишки вышли с отцом нашим, и ты, государь, тех узденей и людишек велел ведать отцу моему и сидеть особно своим местом под Терским городом» [2, с. 140]. А выехали из СтарыхОкох вместе с отцом, как подчеркивает ЧепанКохостров, его ближайшие родственники с «30-ю дворы». «А после, государь, того, смотря на отца нашего, и многие их тех же Старых Окох на твое государево имя в Терской город вышли окоцкие люди» [2, с. 98, 101]. К сожалению, чеченскому мурзе Бийтемирову «сидеть своим местом под Терским городом» не пришлось. Возвращаясь из Москвы, он утонул в р. Оке. Его дети Албир-мурза и Чепан-мурза Кохостровы, а также внуки вместе со своими узденями и слугами жили под Терским городом и на протяжении всего XVII в. отмечена их безупречная государева служба. Но миграция из Чечни и других «землиц» в Терский город была не толь169 ко официальная. В русскую крепость стекались к своим давно осевшим сородичам «неписьменные люди», т.е. не имея постоянного места жительства «самовольством». В 1630 г. терские воеводы сообщают в Посольский приказ, что на «Терке, государь, твоих государевых руских людей мало, а иноземцов, государь, на Терке перед рускими людьми, черкас и окочан и нагайскихлюдей, умножилось: приезжают ис Кумык, и исКабарды, и из Мичкиз, и из Нагаю и живут за князи и за мурзами. И мы, государь, князем и мурзам говорим без престани, чтоб они по твоему государеву указу тех иноземцов за собою не держали и вновь не принимали и ис слобод их высылали в те же места, хто, в которых местех наперед сего жил. И князи, государь, и мурзы твоего государева указу не послушали, тех иноземцов от себя ис слобод не высылают» [2, с. 114–115]. Основные потоки мигрантов в русскую крепость были из Кабарды, Кумыкии, Чечни и Ногайской Орды. Воеводы Терского города всегда опасались излишних «прихожих», «нежаловальных» людей в русской крепости и не раз жаловались по этому поводу в Москву: «И только де около княж Шолоховы слободы не зделать острогу (деревянная крепость – Т.М.) и не выслать из слободы неписьменных людей, и Терскому де городу и терским рускимлюдем в том чаять большого дурна потому что неписьменных людей на Терке множится. А ныне де на Терке иноземцов перед русскими людьми больши втрое» [3, с. 140]. Воеводы опасались, что в случае осады крепости неприятелем, что было не раз в XVII в., «прихожие», «неслужилые», проживающие в городе люди могут перейти на враждебную сторону. Для феодалов – северокавказских князей и мурз, осевших в слободах под Терками и находящихся на российской службе, приток «неписьменных людей» был только в прибыль. Их они использовали для своих многочисленных поручений, благодаря им они могли улучшать свое материальное положение и свой политический вес. Кабардинский князь ШолохСунчалеевич Черкасский пишет челобитную царю: «Приезжают, государь, к твоей царской милости на Терек на житье иноземцы кумычаня и черкасы и окоченя и мичкизеня и ногайские люди и изо всяких земель всякие иноземцы, и твои государевы воеводы с Терка их выселяют, откуда хто приехал, и на Терке жить им не велят, и от твоей царской милости их отгоняют. А от тех, государь, иноземцов, окромеих к тебе, государю, службы, дурнаникакова не живет. А служат, государь, они со мною, холопом твоим, твои государевы службы всякие». И князь просит: «не вели, государь, тех приезжих иноземцов, которые ныне на Терке живут, ис Терского города высылати» [2, с. 115]. Вскоре был издан указ царя Михаила Федоровича, который гласил: «На Терке в черкасских слободах тех приезжих и прихожих людей переписать всех: сколь давно и откуда хтопришол. А будет которые живут з женами и з детьми и со всеми своими животы, и воровства от них никакова не бывало и впредь от них никакова не чаят, и тех людей выслать государь не велел. А которые не письменные люди приезжают и живут нестановым обычаем без жен и без детей, и верить которым будет не мочно, и тех людей указал государь с Терка высылать, чтоб городу от них какое дурно не учинилось…» [3, с. 141] Ценные сведения дает «роспись» 1636 г. о служилых людях Терского города и о неслужилом пришлом населении слобод черкасских мурз: «всего на Терке терских служилых людей, детей боярских и стрельцов и с годовальщики, 170 1512 человек». Относительно «иноземцев» приводятся следующие данные: «На Терке ж с 4-ю человеки с черкаскими мурзы жаловальныхновокрещенов, и узденей, и юртовских татар, и окотцких людей, 350 человек. Да в мурзинских слободах прихожих нежаловальныхчеркас, и окочан, и татар, и мичкизян, и шибутян, братья и детей, 680 человек» [2, с. 121]. Роспись учитывала только мужское население. «Прихожих» нерусских людей было значительно больше. Остановить приток людей в Терский город, взять под контроль этот процесс терским воеводам не удается. В 1640 г. они вновь посылают в Москву отписку со сведениями о росте нерусского населения Терского города: «И перед русскими людьми в Черкасских слободах и в атарах круг Терского города иноземцов умножилось». Бесконтрольный приезд в Черкасские слободы, находящиеся под стенами русской крепости, грозил опасностью для форпоста, к тому же подобное увеличение населения затрудняло сбор таможенных пошлин. Ответная грамота запрещала кабардинским мурзам тайно держать на своих дворах «приезжих иноземцев». Терский город становился важным торговым центром на Северном Кавказе, а также значительным пунктом транзитной торговли русского государства со странами востока. Существенное место на терском рынке занимали и товары, привозимые местным населением, в том числе чеченцами. Обходя таможню, они останавливались в слободах у своих сородичей. Воеводы сетовали в отписках царю: «…и в том пропадает твоя государева таможенная и отъезжая немалая пошлина. А нам холопем, того приезду и отъезду уберечь не мочно никоторым делы, потому что те слободы стоят за рекою, а приезжают в них с степи розными дорогама. И о том, государь, иноземном неявочном приезде прежние воеводы к тебе, государю, наперед сего писали» [3, с. 253]. Терский город как центр торговли давал возможность найти работу приезжим. Они устраивались помощниками, гребцами, «работными людьми» у торговцев. Таковые неоднократно отмечались и у терскихокочан. Так служилый терский окочанинКонейкоАллабердеев был отпущен в 1675 г. с товаром «из Астарахани вниз Волгою рекою и морем до Терка» и с ним было «десять человек работных людей» [2, с. 224]. Столько же работных людей отмечено у терского окоченинаЭнбулатаЭльмурзина, везшего товар из Астрахани в 1676 г. Другой раз в том же году его сопровождали восемь работных людей. В 1681 г. тот же Энбулат вез из Астрахани товар в Дербент и его сопровождали десять работных людей [2, с. 230-231, 239]. Несмотря на все запреты число «прихожих» увеличивалось. Значительная часть их здесь оседала. Они превращались в терских жильцов, постепенно втягиваясь в бурную жизнь русской крепости. Их, наравне со служилыми, привлекали к защите города, в военных походах и приводили к присяге. Весьма показателем состав населения Терского города 1645 г., когда оно приводилось к присяге царю Алексею Михайловичу. Среди них терский воевода отмечает кабардинцев, кумыков, ногайцев, брагунцев, чеченцев («окочан, мичкизян, шибутян») [3, с. 264]. А когда в 1646 г. состоялся поход на Крым, в Терский город была послана грамота, в которой предписывалось подготовиться к походу всему терскому гарнизону, а также «черкасским князю Муцалу и мурзам, и новокрещенам, и узденям, и юртовским татарам, и окоцким людям жаловальным, и мурзинскимслоботцкимнежаловальным черкасским и окочанским и татарским и мичкиским и шибутцким братьям и детям и племянникам, и всяким слоботцким 171 людям» [3, с. 303]. Выполняли «прихожие нежаловальные люди» и другие государевы службы. В 1647 г. терский воевода в отписке в Посольский приказ сообщает, что «сыскать на Терке (городе – Т.М.) мичкизен, которые наперед сего вышли на ваше государево имя и живут на Терке многое время, Ушарима да Магача, и им говорили, чтоб они тебе, великому государю, послужили, ехали для твоего государева дела в Мичкизскую землю». Посланники справились с данным им поручением, за что получили «государево жалованье» [3, с. 164]. Таким образом, миграция чеченцев в русскую крепость начинается с самого раннего его существования и продолжалась столько, сколько она существовала. Когда в 1722 г. крепость Терки была снесена, гарнизон и жильцы перебрались в крепость Святого Креста, которая просуществовала недолго (до 1735 г.). Население ее было переведено в крепость Кизляр. Это способствовало еще большему миграционному потоку из Чечни. Литература 1. Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (втор.пол. XVI - 30-ые годы XVII в.). М., 1963; Гриценко Н.П. Города Северо-восточного Кавказа (V - середина XIX в.). Грозный, 1984 и др. 2. Русско-чеченские отношения. Вторая половина XVI - XVII в. М., 1997. 3. Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Т. 1. М., 1957. УДК 94 (470).16.18 ВЛИЯНИЕ РОССИЙСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА НА ПРАВОВУЮ СИСТЕМУ ДАГЕСТАНАВ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ХIХ в. – НАЧАЛЕ ХХ в. М.М. Магомедова, к.и.н., доцент Дагестанский государственныйинститут народного хозяйства, г. Махачкала [email protected] Характерной чертой развития систем права России с ХIХ в. является включение в них правовых устоев тех народов, которые к ней присоединялись; на протяжении десятилетий они действовали параллельно с государственным правом. Тем самым обеспечивается учёт региональных и национальных особенностей населения страны, в том числе народов Северного Кавказа. Завершение инкорпорации его в Россию совпало по времени с оформлением системы российского права, дожившей в своей основе до последних дней Российской империи. Она включила и впитала определённые нормы и институты зарубежного права, прежде всего мусульманского[3; 419]. Ислам и мусульманское право являются неотъемлемой частью культуры России и её правовой панорамы. В процессе организации российского государственного управления на Северном Кавказе принципиально важным было отношение к правовым традициям коренных народов[7; 153]. Как пишет С. Эсадзе, «Воронцов, желая располагать высшее мусульманское сословие, требовал относиться осторожно к религиозным верованиям мусульман. Высшие политические соображения требовали, чтобы при издании 172 свода мусульманских узаконений для закавказского края соотнестись с должной осторожностью» и далее, «Я всегда стараюсь показать магометанам, говорил Воронцов, что правительство не имеет намерения касаться в чём-либо их законоположений и очень часто представляет решения важнейших между ними споров и дел собственному их суду Шаро (имеется ввиду шариат). Изменить вдруг и без всякой в глазах их достаточной причины это законное направление было бы с нашей стороны очень неосторожно и могло бы иметь неприятные последствия [7; 153]». Нормы адата и шариат как составляющая часть мусульманского права в значительной мере не совпадают, они часто противоречат друг другу. Социально вредные обычаи – кровная месть, умыкание девушек, предвзятое отношение к соплеменнику, распространённые среди кавказских горцев, прямо противоположны нормам шариата. В шариате по этим и многим другим сферам общественной и духовной жизни имеются более жёсткие и чёткие нормы, нарушение которых влечёт порою суровое наказание. Проблема взаимосвязи адата и шариата для мусульманских этносов Северного Кавказа имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Архаические правовые нормы инкорпорированы в общественную и духовную жизнь многих северокавказских этносов. В связи с этническим возрождением и модернизационными процессами, затрагивающими народы Северного Кавказа, укоренённых в быту, образе жизни, и приспособление к ним ислама во многом определили его специфику [1; 510]. Одним из мотивов предпочтения адата явилось желание правительства как можно больше ограничить применение шариата, являвшегося одним из основных законов имамата Шамиля, способствовавшем объединению горцев. В то же время царское правительство предоставило горцам свободное отправление веры, так как вмешательство могло быть расценено мусульманами посягательством на их религиозный духовный быт [7; 153]. Хотя в источниках адат употребляется в различных значениях, но общим родовым понятием, – как указывает Ф.И. Леонтович, – нужно считать обычай, живущий в народном предании [6; 4]. Под адатом в одном значении понимается древний обычай, который регулирует все народные дела; а в другом значении адат возводится к суду как способ разбирательства судебных дел. В этом смысле адат – суд по обычаям или обрядам, – противополагается в источниках шариату – суду по мусульманским законам. А.В. Комаров пишет, что в Дагестане адат употребляется в смысле «закон, постановление». В области суда шариат стал единой правовой системой для всех обществ Дагестана, но только в сферах семейной (дела наследования) и гражданской. Значительное место отводилось адату. А.И. Першиц совершенно справедливо указывает на причины того, почему на Северном Кавказе гражданско-правовые нормы были заменены шариатом, а уголовные остались регулируемы адатом. «В шариате, – пишет он, – гражданско-правовые нормы более модернизированы, чем отличающиеся поистине варварской жестокостью уголовные». Автор, имеет ввидуотсечение рук при воровстве, заточение в яму и подобные меры, поистине жестокие и сравнимые лишь с ордалиями, истязаниями и кострами инквизиции средневековой Европы [10; 225]. А.В. Комаров также отмечает, что шариат определял слишком строгие наказания даже за те преступления, которые по понятиям были малозначитель173 ны; для привидения в исполнение строгих санкций шариата нужна была сильная власть, которой в вольных обществах Дагестана не было; изучение мусульманского законоведения весьма затруднительно даже для людей, посвятивших себя этому, тогда как применение адата требовало особых познаний и больше было связано с жизненным опытом и знанием традиционной культуры [5; 49]. Значение адата поддерживалось и тем, что шариатские книги, написанные на арабском языке, были вовсе недоступны для народа, и поэтому суд по шариату не гарантировал от произвола судей; изучение мусульманского законоведения представляло непреодолимые затруднения, «тогда как применение адата не требовало особых познаний, и всякое дело, на которое нет прямого решения в шариате, легко кончается по адату, большинством голосов; решение это – скорое и для всех понятное – служить руководством в решении подобных же дел и на будущее время [12;10]». В положении об управлении Дагестанской областью постановлено: «судопроизводство отправляется по адату и шариату и по особым правилам, постепенно составляемым на основании опыта и развивающейся в ней потребности»; вместе с тем установлено строгое разграничение компетентности адата, шариата и русских законов, с точным обозначением для каждого из них определённого круга дел. Так, русским законам (военным) подчинены лишь дела об измене, возмущении, явном неповиновении начальству, разбое и похищении казённого имущества; по всем остальным делам уголовным и гражданским допущено было разбирательство по адатам [6; 38]. Формальное разделение государственной властью адата и шариата потребовалось для осуществления провозглашённой империей политики управления посредством права, через правовые учреждения и размежевание светской и духовной власти среди мусульманского населения [8; 62]. Правительство исходило из того, что при правильном устройстве духовных судов оно будет иметь возможность подчинить под своё влияние всё мусульманское духовенство. Для этого оно считало необходимым направить действия духовенства согласно шариатским постановлениям. Расчёт был на то, что шариат даст право правительству по своему усмотрению назначать и утверждать членов суда и назначать им жалование. Поскольку по шариату судья получает жалование из общественных сумм, то правительство могло обложить мусульманский народ налогом для устройства их духовных судов. Но казной мог пользоваться лишь имам. Таким образом имелось ввиду духовенство материально подчинить правительству [7; 154]. Как и в Дагестане, на Северо-Западном Кавказе в Чечне и Ингушетии были запрещены кровная месть и другие нормы адата и шариата, не совместимые с российским уголовным законодательством [7; 164]. Ограничение права родовой мести и права всеобщего употребления оружия С.Эсадзе называл «самой важной целью» российских властей в Дагестане [14; 175]. Вместе с тем российским властям не удалось значительно изменить дореформенную систему наказаний за уголовные преступления. В некоторых обществах, например вАкуша и Цудахар, за ранения и убийства продолжали судить не по адату, а по шариату. Тюремное заключение, введённое Шамилём за уголовные преступления, получило повсеместное распространение. Во всех окружных центрах, наибских ставках и в большинстве крупных селений у главной площади возле мечети были устроены тюрьмы. Чаще, как в селениях Бот174 лих, Гагатль, Гаквари, Гигатли и других, ими служили ямы, перекрывавшие каменной глыбой. Реже встречались небольшие каменные камеры, как, например, в с.Цуйди. Не удалось заменить высылку в канлы ссылкой за пределы Дагестанской области. Боясь оказаться в Сибири или в Центральной России, кровники из Аварского и Андийского округов по многу лет укрывались в горной Чечне. В Южном Дагестане канлы бежали в горы Закатальского округа Елизаветпольской губернии. Попасть в Россию и тем более в Сибирь считалось на Северном Кавказе хуже смерти [2; 185]. Российским властям так и не удалось искоренить норму адата, позволявшую убить вора, застигнутого на месте преступления. Во второй половине ХIX в. появляются постановления сельских сходов, даже поощряющие такие убийства. Согласно гидатлинскому адату, убийца вора, избавлявший сельское общество от позора, вызванного его поведением, получал от джамаата ценный «подарок»: «Тому, кто убъёт вора, ничего не будет. За это ему дают быка. С того, кто, по кровной мести отомстив убийце вора и убьет его, берётся две цены крови». За воровство из мечети, с мельницы, кражу колосьев с поля и баранов с пастбищ, а также за похищение вещей у гостя большинство горных джамаатов взимало штраф, превосходивший обычный штраф за воровство (1-10) в 10 раз, и изгоняло виновного в канлы на 3-5 лет. В с.Акуша, где штрафы во второй половине ХIX в. были переведены в денежную форму, вор, уличённый в воровстве из мечети, платил обществу 161 руб. или 35 быков (каждый ценой в 4 руб.) и 8 котлов по 3 рубля. Типичным наказанием являлся адат с. Мачада, требовавший двойного штрафа (4 шали и котёл) за кражу имущества у гостя, в мечети или из общинной казны. Для очищения от подозрения в воровстве в некоторых обществах требовалась присяга большого количества человек, чем в делах об убийстве: в Цудахаре – 40 человек, в Годобери и Зибирхали – 60. Больше всего присягающих – тусевов назначалось в случае кражи лошади. Распоряжением русских властей был запрещён так называемый обычай «джигка», суть которого выражалась в том, что при неизвестности убийцы семь родственников убитого принимали обвинительную присягу против определённого ими человека, который на основании этого признавался убийцей со всеми вытекающими отсюда последствиями. Взамен этого архаичного обычая, совершенно несообразного с точки зрения права, было установлено, чтобы родственники убитого требовали отподозреваемого присяги его 9 родственников. Утратил свою силу также обычай джигка и по делам о воровстве, когда при неизвестности вора потерпевший с тремя родственниками принимал обвинительную присягу против избранного ими подозреваемого и тем самым обязывали его к возмещению ущерба. Не допускалось установление ответственности соучастника по присяге семи человек, избираемых изобличённым вором. Ограничение российской властью мусульманского права выразилось в изъятии из его юрисдикции разбирательства по уголовным делам, которые рассматривались на основе адатского права. В то же время по гражданским и уголовным делам применялась клятва или присяга на Коране как трансцендентальное доказательство. Ослабление значения присяги и соприсяги, не признаваемых русской администрацией бесспорными доказательствами, и запрет обычаев, устанавлива175 ющих ответственность только лишь на основании присяги в определённой мере ограничивало ложные оговоры и обвинения, заметно участившиеся в местной судебной практике [9; 204]. Появились новые единые правила ведения судебного делопроизводства. Не порывая с местной дореформенной арабоязычной традицией, чиновники военно-народного управления умело приспособили её к нуждам российских властей. Достаточно просмотреть любой документ, вышедший из сельских словесных или окружных народных судов, чтобы понять, в чём тут новшество. Юридическое оформление правовых актов в целом следовало шаблону, сложившемуся ещё в средние века. По-прежнему основным официальным языком права был арабский [2; 164]. Русским языком на Кавказе в этот период почти никто не владел, поэтому чтобы образованные мусульмане могли прочесть тексты законов их переводили на арабский язык. Так, практически прежней осталась структура поземельных актов и сводов уголовных постановлений по адату. Для придания документу юридической силы в нём, как и прежде, приводились списки свидетелей сделки или соглашения и краткое описание хода судебного разбирательства. Свидетели ставили оттиски своих печатей или отпечатки пальцев в конце документа. В то же время в документах второй половины XIX – нач. ХХ вв. исчезает преамбула с басмалой и хамдалой. Айаты из Корана в конце правового акта заменили датой, подписями и печатями российских должностных лиц (бегавула, членов сельского суда; в особо важных случаях – наиба или начальника округа и депутатов окружного суда). Без них документ считался недействительным. Датировка актов по хиджре была переведена в христианское летоисчисление (по старому стилю). Появился совершенно новый вид юридических документов: тетради, в которых записывали важнейшие дела, решённые судом, завещания, обязательства и торговые сделки[2; 164]. Институционализация мусульманского права была оформлена, утверждёнными Государственным советом России Положениями об управлении соответственно Дагестанской, Кубанской и Терской областями 1870-х годов, в которых разграничивалась компетенция российского, мусульманского, традиционного адатского права и права России. На Северо-Западном Кавказе послевоенные российские реформы пали на иную почву, чем в Дагестане. Судя по исследованиям современных историков и этнологов, полуавтономное социальное поле адата тут было другим. Он в меньшей степени опирался на сельскую общину, которая, в свою очередь, не играла у мусульман Терской и Кубанской областей такой большой роли, как дагестанский джамаатXIX в. Иными были правовые традиции и судебные институты. Если в Дагестане одни и те же сельские суды выполняли функции адатного и шариатского правосудия, а также медиаторства между тухумами и целыми общинами, то в Кабарде, например, эти судебные институты существовали порознь. Как утверждается в недавно опубликованной книге И.Л. Бабич, основными органами правосудия до и после реформы здесь были медиаторские суды, а созданные российскими властями сначала шариатские (мехкеме), а позднее горские словесные суды (по адату) оказались малоэффективными. Другие специалисты по Северо-Западному Кавказу также соглашаются в том, что шариату удалось занять здесь лишь очень скромную нишу. Если в Дагестане многие нормы мусульманского права к XIX в. прочно утвердились в 176 правосознании и судебной практике и даже вошли составной частью в адат, то мусульмане дореволюционной Кабардынередко обращались к адату не только при решении уголовных дел, но и в области семейного, наследного или гражданского права. Определённую роль в этом сыграла поздняя (ХVII–XIX вв.) исламизация региона. Кроме того, следует отметить усиление в пореформенной Кабарде и других районах Терской области влияния российского законодательства. Оно значительно потеснило адат и шариат на Северо-Западном Кавказе [2; 167]. Кроме мусульманского права на правовую систему Дагестана влияли и права других народов. По мнению М.М. Ковалёвского, принцип недопущения женщин к свидетельствованию на Кавказе и, в частности, в Дагестане, распространяется из греко-римско-византийских правовых систем [4; 166]. Как известно, Кавказские адаты гарантировали замужней женщине право собственности на свадебные подарки и калым. Согласно утверждениям исследователей это правило пришло из законов Грузии, а к последним – из Римского гражданского права [11; 102]. Для мусульман сохранение своей правовой культуры и юридических институтов было проявлением государственного благоприятствования в рамках развития российского управления на Северном Кавказе в ХIХ – начале ХХ вв. Мусульманское право, являясь правом российских подданных, сохраняло свои свойства и значение в системе права России. Юрисдикция шариата и адата была подтверждена и после введения в конце ХIХ в. на Северном Кавказе судебных уставов 1864 г. и осуществлялась вплоть до 1917 г. Литература 1. Акаев В.Х. Ислам и горские адаты на Северном Кавказе//Взаимодействие государства и религиозных объединений: Современное состояние и перспективы. Материалы Северокавказской научно-практической конференции (15 октября 2004г.). Махачкала: Изд-во «Юпитер», 2004. С. 510-512 . 2. Бобровников В.О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, насилие: Очерки по истории и этнографии права Нагорного Дагестана. М.: Вост. лит., 2002. 368 с. 3. История отечественного государства и права/ Под ред. О.И. Чистякова. Ч.1. М.,1996. – 468 с. 4. Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. М.; Тип. Мамонтова и К, 1890.Т.1. 290 с. Т.2. 304 с. 5. Комаров А.В. Адаты и судопроизводство по ним // ССКГ. Вып.1. Тифлис, 1868. Вып.1. Отд.1. С.1-80. 6. Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев: Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. Одесса: Тип. П. А. Зелёного, 1882. Вып.1. 437 с.1883. Вып.2.396 с. 7. Магомедов М.А., Гаджиев М.М. Шариат и его распространение в Дагестане. М., 1996. 197 с. 8. Мисроков З. Проблема правового пространства ислама в процессах развития государственности России ХIХ – начале ХХI в.// Закон и право. М. 2002. №60. С.62-79. 9. Омаров А.С. Изменения в праве и суде после присоединения Дагестана к России// УЗ ИИЯЛ ДФ АН СССР. Махачкала: Изд-во Дагфилиала АН СССР, 1970.Т.20.С.196-218. 10. Першиц А.И. Проблемы нормативной этнографии// Исследования по общей этнографии. М., 1979. С.225-230. 11. Сулейманов Б.Г. Административно- политическое устройство Дагестана в XVII – начале ХIX в. Дис… канд. ист. наук. Махачкала, 1997. 195 с. 12. Халифаева А.К. Адаты и судопроизводство в Южном Дагестане в пер. пол ХIХ в. Махачкала: ИПЦ. ДГУ, 1989. 132 с. 13. Эсадзе С. Историческая записка об управлении Кавказом. Тифлис: Тип. «Гюттенберг», 1907. Т.1. 616 с. Т.2.246 с. 177 УДК 94 (470).16/18 СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ БОРЬБЫ ГОРЦЕВ В 20–30-е ГОДЫ XIX в. М. Магомедова, студентка 4 курса ЮФ филиала ДГУ в г.Кизляре Р.Н. Пирова, к.и.н., доцент, филиала ДГУ в г.Кизляре Наряду с карательными экспедициями для «покорения» горцев Дагестана и Чечни использовались и другие методы принуждения. План «покорения Кавказа» царское правительство сводило к захвату стратегических пунктов, запиравших выходы в плодородные долины, к оттеснению горцев в районы, где без пашни и зимних пастбищ было невозможно нормальное ведение хозяйства. Одним из таких методов «усмирения» была экономическая блокада «непокорных». Царская администрация по тем или иным причинам запрещала последним вести торговлю в подвластных ей районах Дагестана и Чечни. Особенно широко и планомерно экономическая блокада стала действовать с 1818 года когда интенсифицировали деятельность по окончательному покорению Кавказа. Прибывших по торговым делам в те или иные подвластные царской администрации районы горцев задерживали, конфисковывали товар, который передавался в пользу казны. Хотя в документах XIX века нередки заявления о необходимости содействовать экономическому развитию края, сколько-нибудь серьезных попыток перейти от деклараций к делу не наблюдается. Более того, экономическая блокада горцев Дагестана приобретает системный характер, что тяжело сказывалась на повседневной жизни горцев Дагестана. Особенно не хватало в горах зерна, соли и других продуктов, которые горцы покупали на плоскости, оказалась под властью царских колонизаторов [1,c. 48]. В 1828 году генерал И.Ф. Паскевич докладывал графу Нессельроде: «Аварцы, будучи народом бедным, терпящим нужду в самых первых потребностях жизни, и будучи окружены подобными им бедными соседями, не могут доставать необходимейших для себя вещей иначе, как в областях наших и между народами, нам подвластными, обменивая оные на некоторые собственные произведения; без такого обмена и без торговли в наших владениях аварцы существовать не могут... Правительству нашему остается только твердо придерживаться сего правила (т.е. экономической блокады горцев. – Автор), и оно, вероятно, достигнет цели» [2, c. 82]. К 20-м годам XIX века в крае сложилась крайне неблагоприятная политическая обстановка. Для всестороннего выяснения причин, характера и движущих сил борьбы народов Дагестана и Чечни против местных феодалов и царских колонизаторов необходимо уяснить социальные противоречия, которые обострились внутри дагестанского общества. Частые неурожаи и тяжелое бремя податей приводили к недоеданию и голоду основной массы крестьян. Феодальные правители Дагестана при активной поддержке царских властей чинили произвол на территории своих владений. 178 В условиях господства колониальной администрации шел процесс превращения свободных узденей в зависимых, а зависимых в крепостных. Таким образом, дагестанские владетели при поддержке царизма еще больше усилили свою власть над подвластным населением. В официальном документе говорится, что дагестанские ханы и владетели находятся под защитой русского правительства. В случае невыполнения подданными своих обязанностей им угрожали могуществом русского оружия. По воле ханов без суда и следствия десятки людей высылали в Россию. Осуществляя колониальноадминистративную политику в Дагестане, царское самодержавие в лице местной феодальной знати создавало для себя социальную опору и поэтому поддерживало ее эксплуататорские притязания по отношению к крестьянам-горцам. Такой политикой имперских властей местные феодальные правители, указывал С.Эсадзе, воспользовались «как нельзя лучше и в короткое время сделали свою власть над подданными совершенно безграничной». Они увеличивали размеры податей и повинностей, вводили новые, расширяли свои земельные владения за счет разорения крестьян. «Мы, – писал А.Руновский, – способствовали угнетению горцев со стороны их владетелей... После покорности дагестанских племен мы не изменили существенно господствующую там вредную систему управления. Установленные там порядки не только не прекратили тиранию владетелей, но предоставили им управлять народами на прежних основаниях, еще укрепили эту власть». Таким образом, утверждение царской колониальной администрации в плоскостных, предгорных и некоторых горных районах Дагестана в 20-х годах XIX века сопровождалось резким ухудшением правового и экономического положения основной массы населения края. С приходом царских войск власть местных феодальных правителей стала неограниченной. Они усилили феодальный гнет над крестьянами-горцами, на плечи которых легли все тяготы колониальной экспансии царского самодержавия. Царские чиновники всячески поддерживали стремление местных феодалов к дальнейшему обезземеливанию и закрепощению крестьян. Борьба с горцами не на жизнь, а на смерть признавалась делом, соответствующим государственным интересам России, а жестокие способы борьбы с горцами – средством для достижения определенной цели: вытеснение последних с равнины в горы и захват их плодородных земель. Так, при поддержке колониальной администрации кумыкские князья за сравнительно короткий срок завершили захват крестьянских земель. Царское правительство также присвоило здесь много земель, которые стали собственностью казны, т.е. возникла государственная форма земельной собственности как прямое следствие колониальной политики и вмешательства самодержавия в земельно-правовые отношения в Дагестане. Имперские чиновники вынуждали крестьян бросать обжитые места, теряя землю, имущество, дома, и бежать в горы, где сосредотачивались силы для борьбы с колонизаторами. Царское правительство лишало неугодных ему представителей местной феодальной знати права владения крестьянскими селениями, которые частью отдавались процарски настроенным ханам и бекам, а частью обращались в собственность государственной казны. Подати, ранее взимавшиеся с крестьян в пользу местных правителей, должны были поступать в царскую казну, в частности, с сел, конфискованных у 179 прежних владельцев и переданных в собственность государственной казны. Феодалы увеличивали размеры податей и повинностей, расширяли свое собственное хозяйство [3, c. 72]. 1821 г. крестьяне 17 селений Кюринского ханства подали жалобы, в которых просили облегчить налоговое бремя. По признанию самого Ермолова, кюринцы были не в состоянии платить налоги из-за низких урожаев. На жалобы и протесты местного населения колониальная администрация отвечала силовым усмирением недовольных. В притеснении населения подвластных колониальной администрации территорий вместе с царскими карателями участвовали местные феодалы, Местные феодалы усердствовали в притеснении своих подданных. Произвол местных феодалов и невыносимый гнет царских колониальных властей переполнили чашу терпения горцев. Об этом свидетельствует письмо «аварских и чеченских жителей» генералам Гурко и Клюки фон Клюгенау, в котором говорится: «Со времени появления низких ног ваших на стесненных землях и горах наших, вы всегда обманывали людей наших несправедливыми словами и подлогами, чего не прилично людям благоразумным и действительно храбрым, а в особенности великим государям». Н.А. Добролюбов предупреждал своих соотечественников: «... едва ли нужно прибегать к чуду для того, чтобы растолковать причины ... ненависти свободных горских племен к русскому владычеству. Все дело разрешается гораздо проще: во-первых, ненависть к чужому господству вообще сильна была в горских племенах, во-вторых, наше управление на Кавказе не было совершенно сообразно с местными потребностями и отношениями». Поэтому справедливо замечание М.Н. Покровского, что взрыв народного гнева на Кавказе – прямое следствие жестокой колониальной политики царизма», которая сопровождалась усилением феодального угнетения трудящихся горцев. «Жестокость колониальных властей и попытка физического истребления мусульман Северного Кавказа была одной из главных причин, – по мнению П. Романовского, – объединения всех мусульман в общую организацию» и, как правило, на жестокую эксплуатацию со стороны местных феодалов и имперских властей горцы сначала отвечали стихийными волнениями, а затем – антифеодальным и антиколониальным движением под руководством имамов КазиМагомеда, Гамзат-бека и Шамиля. Подводя итог вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что к концу 20-х-началу 30-х годов XIX века в Дагестане были налицо социальноэкономические предпосылки для возникновения широкой антифеодальной и антиколониальной борьбы горцев. Усиление феодального гнета, захват все большего количества общинных и частных земель, ограничение «…свободного еще населения…» вызвало ожесточенное сопротивление крестьян, что явилось также следствием экспансии царского самодержавия на Кавказе, в связи с чем борьбу горцев следует рассматривать как порождение неразумной политики царизма на Кавказе. Литература 1. Рамазанов Х.Х. Колониальная политика царизма в Дагестане в первой половине XIX в. // Материалы сессии… 1956 . 2. Руновский А. Мюридизм и газават в Дагестане по объяснению Шамиля // ВВ.-№2. 3. Анфимов А.М. Крестьянство Северного Кавказа и Дона в период капитализма.-Ростов180 на-Дону, 1995. УДК 902 (4/9) О ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В.И. ДОЛБЕЖЕВА ПО АРХЕОЛОГИЧЕСКОМУ ИЗУЧЕНИЮ ЧЕЧНИ В 80- х гг. XIX в. Х.М. Мамаев, к.и.н, доцент кафедры «История древнего мира и средних веков», Р.Х. Мамаев, аспирант ЧГУ, г. Грозный Завершение Кавказской войны и последующие реформы 60–80 гг. XIX в крае создали благоприятные условия для активного изучения Чечни представителями российской науки. Это прямо относилось и к деятельности археологов, к началу 80-х гг. указанного столетия уже прошедших начальный период становления исследовательской традиции [1. С. 142 и сл.]. Новый этап изучения древностей Чечни, начавшийся после проведения V (Тифлисского) археологического съезда 1881 г., был отмечен включением в этот процесс северокавказских исследователей [2. С.11], среди которых особое место принадлежит В.И. Долбежеву, занимавшемуся исследованием археологических памятников Центрального и Северо – Восточного Кавказа в том числе и древностей Чечни. Ныне изучение его деятельности, предпринятое уже достаточно давно Л.П. Семеновым [3] и Е.И. Крупновым [4. С.33-35] и недавно пополненное современными историографами Императорской Археологической Комиссии (ИАК) В.Я. Стеганцевой и М.Б. Рысиным [5. С.], может быть дополнено новыми фактами и наблюдениями. В.И. Долбежев к моменту участия в Тифлисском съезде, где он познакомился с рядом известных археологов того времени – российских и европейских, в том числе и с австрийским исследователем Ф. Хегером, с которым в дальнейшем поддерживал длительные отношения [6. С. 184–185], уже, видимо, имел определенный опыт исследования древних памятников. Вместе с тем до сих пор не совсем понятно, когда же началась его активная раскопочная деятельность. В свое время Л.П.Семенов отмечал, что впервые В.И. Долбежев начал раскопки в Северной Осетии на известном Верхне-Кобанском могильнике [3. С.196], причем, если указание на многократные работы там в «…течение последних 15 лет…» соответствовало бы действительности, то получалось, что на этот некрополь он попал где-то в 1870 г. – то есть едва ли не в момент его открытия [4. С. 28]. Однако иных подтверждений этого нет и дело, скорее всего, в неудачном выражении, автор которого не имел ввиду именно первый год указанного периода в качестве точки отсчета своих археологических занятий, как это понял Л.П. Семенов. К тому же в приведенной последним биографической справке о В.И. Долбежеве, составленной дочерью археолога, начало полевых исследований последнего вообще было отнесено в 80-м гг. XIX в. [3, С. 192]. Поэтому наиболее ранним пока и достоверным археологическим опытом можно считать участие В.И. Долбежева в раскопках Р. Вирхова на Верхне-Кобанском могильнике в 1881 г. [3. С. 196]. К 1883 г. В.И. Долбежев стал членом Русского Археологического Общества (РАО) – на заседании последнего 29 октября 1882 г. было принято решение о его баллотировании в число членов-сотрудников [7. С. 477]. С этого времени 181 В.И. Долбежев стал помещать сообщения о проведенных работах в его изданиях [3. С. 192], передавая материалы раскопок в музей РАО, его публикации стали появляться в берлинском издании «Zeitschrift fur Ethonologie» [6. С.185]. Немногим позднее он начал активно сотрудничать с Императорской Археологической Комиссией (ИАК). Е.И. Крупнов считал, что это произошло в 1884 г. [4. С.33], однако при этом необходимо иметь ввиду одно обстоятельство – в отчетах последней информация о раскопках В.И. Долбежева до 1886 г. отсутствует. Возможно, это и послужило причиной разночтений у того же Е.И. Крупнова, который дважды относя начало раскопочной деятельности В.И. Долбежева к 1886 г., одновременно писал о 1884 г. [4. С.33; 8. С.18; это отразилось в литературе: 5. С. 772; 9. С.149]. Показательно, что уже в 1887 г. глава ИАК А.А. Бобринский собирался сделать его официальным сотрудником Археологической Комиссии и только проблемы со штатным расписанием последней помешали положительному решению этого вопроса [5.С. 726]. Это свидетельствует о том, какое значение ИАК придавал в этот момент изучению древностей Северного Кавказа. Первые исследования В.И. Долбежева в Малой Чечне, судя по опубликованной информации, также относились к уже упомянутому 1881 г. – в литературе присутствует указание на исследованный им тогда «каменный» курган близ станицы Троицкой [10. С. 125]. Правда, полной уверенности в этом нет, так как последовательного представления о ходе изучения памятников в Чечне собственные публикации В.И.Долбежева не дают – качестве примера можно привести информацию об исследовании «пещерных» погребений в Бамуте, которая была помещена в отчете ИАК 1892 г. [11. С. 89], но впервые, однако, появилась в немецком «Этнологическом журнале» на 5 лет раньше [12. S. 170-171]. Бесспорное пока начало раскопочной деятельности владикавказского археолога в Чечне можно относить к 1882 г., когда он принял участие в изучении двух курганов на левом берегу р. Аргун в 5-6 верстах севернее Воздвиженской, которые осуществил известный российский антрополог, археолог и этнограф Д.Н. Анучин [13. С. 10–12;14. С. 376–377; 15.S. 140–141]2. Тогда же последний зафиксировал древнее укрепление у селения Дуба-Юрт (?) на правом берегу р. Аргун, затем осмотрел (видимо, вместе с В.И. Долбежевым) боевые башни около сел.Шатой, отметив на одной из них петроглифы и даже попытался собрать (правда, не очень удачно) сведения об археологических памятниках Аргунского округа и в конце своего пребывания в Шатое приобрел бронзовый наконечник копья (?) из Шаройского могильника [14.С. 380–381]3. В том же 1882 г. В.И. Долбежев продолжил археологические исследования в Чечне уже самостоятельно. Детальное изучение этих материалов ныне 2 Позднее они были отнесены к скифо- сарматскому времени [2. С. 111]. Эта дата, по крайней мере, для одного из курганов подтверждается находкой характерных для скифского времени пирамидальных подвесок из синего стекла (см., напр.: [16.С. 64-65]). Здесь же, кстати, В.И.Долбежев упоминал и очень большой курган с «ступенчатой» (т.е. эскарпированной) верхушкой [15.S.140]. 3 При этом надо иметь ввиду, что приводившиеся В.Б.Виноградовым и В.И.Марковиным сведения об обнаружении Д.Н.Анучиным статуэток в местечке Шарый - искаженное Шарой [2.С.69] и разведках последнего в горной Чечне не соответствовали действительности, так как Д.Н.Анучин из Шатоя, по его собственным словам, никуда не выезжал [14. С. 381]. Поэтому сообщение о статуэтках – это изложение рассказов информаторов, а о собственных находках таких предметов он вообще не упоминал [7.С. 477; сравни: 17. С.52]. Что касается наконечника копья, полученного от начальника Аргунского округа, то позднейшие исследователи о нем ничего не знают – можно предположить, что был бронзовый листовидный нож из коллекции Д.Н.Анучина [2. С. 70]. 182 имеет значение в связи с тем, что они публиковались автором лишь в упоминавшемся немецком издании и до сих пор были знакомы отечественным специалистам по нечастым и кратким ссылкам (см.. например: [2]). Часть этих работ прошла на Чеченской равнине, где археолог (используя, видимо, «траншейный» метод, продемонстрированный ему именитым столичным коллегой сам исследовал две небольших насыпи на курганных полях у сел. Мудаеф (?) и Салам(?) на р. Мартан. Первое из них, вероятно, является искаженным названием хутора Мударова у сел. Урус-Мартан [9. С.96]; второе название можно отнести к населенному пункту в окрестностях нынешнего сел. Гой-Чу в Урус-Мартановском районе – здесь на пятиверстной карте Кавказского края 1887 г. на правом берегу р. Гой у самого ее выхода из ущелья отмечен хутор с таким названием [19]4. В одном из курганов были найдены древесные угольки и фрагменты керамики, в другом – при костяке оказались большой сосуд и две подвески – колесовидная бронзовая и железная плоская круглая с отверстием в центре [15. S.141, a, b], судя по которым курганы относились к скифосарматскому времени. Раскопкам этих курганов на Чеченской равнине предшествовали исследования В.И. Долбежева в горных районах Чечни. Осмотрев и обмерив, как отмечалось выше, в ходе работы с Д.Н. Анучиным шатоевские башни, где он отметил петроглифы [15.S. 145–146]5, В.И. Долбежев зарисовал боевую башню на левом берегу р.Чанты-Аргун у селения Чинухой6 и близкую ей у селения Бавлой в укреплении Шерд-Шарой по дороге в селение Нижний Кий, где он также обнаружил знаки на камнях. Однако нужно отметить, что еще одна – вторая «башня» у Нижнего Кия была не бытовым сооружением, а судя по рисунку [15.S.146, taf.5, 4], представляла собой погребальный памятник – типичный круглоплановый мавзолей. По крайней мере, археолог сам отметил куполообразный свод и отсутствие каких-либо световых проемов, бойниц и т.п.7. Такие же погребальные конструкции в Аргунском ущелье через несколько лет после этого описал В.Ф. Миллер, назвав их «пулевидными».8 Основное внимание В.И. Долбежева привлекли могильники в окрестностях Верхнего Кия и, прежде всего, большой некрополь из каменных ящиков, где он насчитал более 100 захоронений, уже раскопанных местными жителями. Исследователь обратил внимание на «обширность» (большие размеры) погребальных сооружений и различия в положении захороненных в них – одни лежали вытянуто на спине, другие – на правом боку лицом к востоку. При этом ориентировка зависела от направления склона и, кроме того, погребения часто располагались рядом, имея одну общую стенку («перегородку» по В.И. Долбежеву). Захоронения были в основном индивидуальными, реже встречались два или три 4 Во всяком случае, курганы, раскопанные В.И.Долбежевым, вряд ли можно относить к Воздвиженской [2.С.111], поскольку они находились не менее чем в 10 км. западнее последней на р.Мартан. Не исключено, что эти курганы связаны с могильниками Ани-Ирзо и Бойси-Ирзо, позднее исследовавшимися Г.А.Вертеповым [20]. 5 Кстати, петроглифы В.И.Долбежев фиксировал в Чечне везде, где мог, и в этом смысле выступил, похоже, наряду с Н.С.Семеновым [21] их первым собирателем для науки в Чечне. 6 Последняя была своеобразна, поскольку помимо нечастого для таких сооружений парапета вверху, она имела дверной проем на уровне первого этажа, почти не встречающийся в боевых башнях Чечни. 7 Это ошибочное представление В.И.Долбежева позднее разделили В.Б. Виноградов и В.И.Марковин [2.С. 87]. 8 Подобные погребальные памятники Чечни и Ингушетии начали изучаться уже в 70-х гг. XX в. [22. С.89 и др.]. 183 скелета, причем в последнем случае третий костяк был детским. Несколько таких каменных ящиков исследователь здесь раскопал сам, но при этом перечисление находок (как его собственных, так и собранных местными жителями) настолько обобщено, что разделить наборы инвентаря по погребениям по этому скупому описанию весьма сложно. Однако, очевидно, что именно к этому могильнику относятся рассказы жителей Верхнего Кия о находках многочисленных поделок из серебра, использованных ими на украшение оружия или для продажи [15.S. 148]. Наличие здесь среди погребального инвентаря таких предметов подтверждается и сведениями, полученные Д.Н. Анучиным в Шатое от некоего юнкера Поскочи – уроженца Верхнего Кия, «нашедшего» там много лет назад разнообразные серебряные предметы рублей на сто – сумму, немалую по тем временам [14]9. В связи с Кием В.И. Долбежев описал и наземные склепы, в большинстве своем уже разрушенные. Судя по рисунку и тексту, речь идет о прямоугольных сооружениях с двускатной ступенчатой крышей и одним (?) квадратным лазом в передней стенке, сложенных на известковом растворе и оштукатуренных снаружи, причем относительно небольшого размера – высота стен не превышала 3 аршин (т.е. двух с небольшим метров). По словам В.И. Долбежева, количество похороненных в них колебалось от 10 до 30, но положение скелетов различалось с большим трудом. По сведениям местных жителей, погребенные в склепах укладывались «пластами» (т.е. друг на друга) на дубовые доски настила до уровня лаза, в одежде, в кожаных чулках (ноговицах – авт.), с ножом, лежащим рядом, в расшитых верхних рубашках (наподобие хевсурских). «Дополнительно», как отмечал В.И. Долбежев, ссылаясь на тех же информаторов, при погребенных были серебряные и бронзовые серьги, кольца, застежки, цепочки, бусы, различные «жемчуга», ножницы и предметы вооружения – железные наконечники стрел, копий, кинжалы, чаще (?) сабли [15.S. 148; 2.С. 80–81]. При этом исследователь обратил внимание на большое число черепов со следами рубленых ран и признаками трепанаций, причем неоднократных 10. Обнаружив череп с застрявшим в височной кости наконечником стрелы, он высказал предположение о том, что в склепах погребались павшие воины («герои»), в то время как в каменных ящиках – их сородичи, умершие естественной смертью. Особое внимание В.И. Долбежев уделил наличию «лишних» костей – присутствию черепов и конечностей в каменных ящиках, не относящихся, по его мнению, к останкам погребенных, полагая, что имеет дело с неким обрядом, объяснение которого, по рассказам местных жителей, сводилось к следующему: «В прежние времена воевали часто и много. Убив противника, люди забирали в 9 По камеральным спискам Аргунского округа, составленным в 1867 г, в селении Верхний Кий числился некий Паскоч Батырмирзаев, так что эти сведения были, видимо, вполне реальными [18.С.512]. В связи с изложенным выше, кстати, представления З.Х.Ибрагимовой о том, что грабительские раскопки в Чечне в конце 80 – х гг. XIX были спровоцированы археологами [23.С.136] не имеют под собой реальной почвы – эти разрушительные явления имели место здесь еще до начала археологических раскопок в крае [1. С.141]. Таким же образом авторы не разделяют и утверждение о том, «что широкомасштабные грабительские раскопки на Северном Кавказе начались в XIX веке с приходом российских войск» [23.С.138]. Приведенные В.Р.Эрлихом сведения относились к Северо-Западному Кавказу [24. С. 7], но отнюдь не к территории Чечни, где археологические находки из памятников, разрушенных даже в условиях военных действий (строительство укреплений и т.д..), в конечном итоге попадали в музеи и к археологам (Воздвиженская, Бердыкель, Валерик, Бамут[1. С. 141 - 142]). 10 Из Кия происходят три черепа, переданных В.И.Долбежевым в музей РАО [7.С. 476], однако, неясно, относятся они к каменным ящикам или к склепам. 184 качестве трофея то голову, то руку, а то и ногу. Случалось, что находили родственников обезглавленных, с отрубленными руками и ногами. Их хоронили, но могилу плотно не закрывали, отмечая место погребения, чтобы впоследствии отсутствующие части тела возместить, забрав у убитого позже врага. При этом победитель стремился захватить и трофей, который после его смерти укладывали вместе с ним и могло случиться так, что в могиле героя, убившего несколько врагов, было еще несколько голов и других частей тел. Этот обычай царил как у нас в горах, так и равнине у осетин и кабардинцев» [15. S. 149]. Для проверки этих сведений археолог даже специально исследовал ряд каменных ящиков на предмет поиска преднамеренно отсеченных черепов и конечностей в Кийском и в Шаройском могильниках. Здесь же В.И. Долбежев записал предания и легенды о многочисленных конфликтах, стычках, набегах и т.д. как между горцами, так и между последними и равнинным населением, объясняющих наличие указанных выше явлений [15.S.153–158]. Что во всех этих рассказах было действительного, а что являлось контаминацией древних фольклорных мотивов и средневековой реальности, а затем, возможно, и литературного осмысления этих сведений В.И. Долбежевым, сейчас определить трудно. После изучения памятников в окрестностях Верхнего Кия В.И. Долбежев направился на запад в Ялхорой. Здесь по дороге (в 4 верстах от Акки) он осмотрел большой прямоугольный склеп с двускатной ступенчатой кровлей, зарисовав его внешний вид. Судя по рисунку, склеп имел как минимум два лаза, т.е. два этажа для погребений и, несмотря на название – «склеп Миаткана» (как, например, в Цой-Педе – склеп Сепы), предназначался для обычных коллективных захоронений, в чем убедился и сам археолог [15.S.158, Tabl V, p.8]. У селения Итир-Кале он отметил остатки башенного комплекса, расположенного в большой скальной нише и «пещерного» захоронения, закрытого маленьким бревенчатым «балконом» (?), а также обычного наземного склепа, аналогичного верхнекийским. К востоку от этого населенного пункта исследователю показали на скальном гребне развалы нескольких сооружений с остатками костей погребенных – предположительно, разрушенных наземных (?) склепов. Здесь же лежал и т.н чашечный камень, использовавшийся, по словам местных, для приготовления пороха. В окрестностях того же селения (в одной версте в сторону Ялхороя) В.И. Долбежев осмотрел естественный грот и напротив него т.н. скальное «убежище» – такую же полость, заложенную стеной высотой до 5 сажен из каменной кладки с дверным проемом внизу, перекрытым аркой из цельного камня и четырьмя световыми окнами на разном уровне. Это сооружение он зарисовал, как и замковый комплекс с хорошо сохранившейся боевой башней – место обитания легендарного Миаткана [15.S.161, Tabl. V, p. 10]. Около Ялхороя (у тропы, ведущей в Галанчож) он отметил две большие пещеры (скорее всего, такие же гроты) и там же – «пещерное» погребальное сооружение с полукруглым лазом размером (высотой ?) около 0, 45 м. и округлой камерой длиной приблизительно 1,5 и высотой до 0,9 м. [15.S. 162–163]. На пути в долину р.Фортанги, куда он направился через Мереджи (Мержой), В.И. Долбежев осмотрел башенный комплекс Кай-гала, около которого сохранились наземные склепы, аналогичные кейским. 185 Ряд бытовых и погребальных сооружений был обследован им у селения Цеча-Ахк. В одной версте ниже последнего по течению р. Фортанги (у В.И. Долбежева она названа Мартан) на правом берегу археолог обследовал большой полуразрушенный наземный склеп прямоугольной формы. Здесь были собраны некоторые предметы погребального инвентаря (железные ножи, пряжки и др.), лежавшие между останками 20-30 сдвинутых и потревоженных костяков. В ходе дальнейшего движения к Галанчожу автор видел Хайбахскую боевую башню, столпообразное святилище (?), а также упомянул о находке местным жителем 18 серебряных монет (одну из которых он приобрел) в одном из пещерных погребений. На пути от Хайбахоя, направляясь в долину р. Чанты – Аргун, к Чинухою В.И. Долбежев осмотрел в селении Мулкой еще одну полуразрушенную башню и погребальное сооружение, которое, судя по рисунку, представляло склепообразное раннемусульманское погребальное сооружение и даже пытался исследовать его 11. После этого он перебрался в ущелье р. Шаро-Аргун, где провел раскопки на двух могильниках у селений Шикарой и Шарой, причем изучение последнего, похоже, было основной задачей в исследованиях 1882 г. – «…главной целью… был Шарой на Шаро-Аргуне, где должен был находиться некрополь с бронзовыми статуэтками» [12.S. 156]. В Шикарое В.И. Долбежев вскрыл 18 каменных ящиков, костяки в которых лежали с севера на юг, лицом на восток. На костях рук и черепах были заметны следы (окислы) разложившихся (или извлеченных?) бронзовых изделий. Здесь археолог обнаружил ряд предметов, среди которых упомянуты обработанный кремень, кабаньи клыки и зубы, фрагмент деревянного сосуда с бронзовым ободком, бусы, бронзовые трубочки и серьги с подвесками, железный серп, а также ряд сильно коррозированных железных изделий – возможно, ножей или наконечников копий. В погребениях встречались кости коз и овец, а также фрагменты грубых керамических сосудов. Последние могли не относиться к этим захоронениям, так как раннесредневековый характер, по крайней мере части шикароевских материалов с хорошо выделанной керамикой очевиден [25]. Большой некрополь в Шарое, расположенный на левом берегу р. ШароАргун ниже селения на огромном склоне12, содержал захоронения разных эпох. Информация о работах на нем В.И.Долбежева была опубликована дважды – в протоколе заседания РАО 29 октября 1882 г. и в XIX томе «Этнографического обозрения», изданном в 1887 г. Заметим, что действия исследователя в Шарое были ограничены из-за того, что практически вся эта территория была занята засеянными участками местных жителей и, стремясь минимизировать ущерб, В.И. Долбежев провел, так сказать, «точечные» исследования в трех местах. Первой оказалась группа из 13 погребений, разбросанных приблизительно на полпути к вершине склона в разных местах на границах отдельных полей. Здесь археолог не смог даже зафиксировать положение костяков и предметов, ограничившись, по сути, «выгребанием» содержимого захоронений, в которых он нашел бронзо11 Эти попытки, видимо, были остановлены старшиной селения, сообщившего о том, что в нем погребена его прабабушка, что, кстати, позволяет приблизительно определить время его сооружения – не позднее конца XVIII в. 12 В статье Р.А.Даутовой и Х.М.Мамаева допущена опечатка - селение Шарой отнесено к правому берегу р. Шаро - Аргун [26.С.232, сн.2] 186 вые изделия, обломки глиняных сосудов, бусы. Пять других могил, располагавшихся южнее, принесли железные предметы и небольшие кувшины. Еще выше по течению р.Шаро-Аргуна В.И. Долбежев расчистил 2 или 3 каменных ящика с костяками хорошей сохранности, но без вещей, причем черепа у погребенных отсутствовали [12]. В целом находок на этом большом могильном поле было собрано немало – они составили содержимое нескольких планшетов, отправленных в РАО. Судя по перечисленным предметам, здесь действительно были обнаружены погребения различных эпох. Часть из них, определенная еще А.А. Спицыным эпохой «второго Кобана» [27. С.41] т.е. поздней бронзой – ранним железом из музея РАО попала в Государственный Эрмитаж и частично была опубликована уже в 60–70-х гг. XX в. [28.С.127, 130;2.С.69; 17.С. 52]. Остальные предметы, видимо, датировались в основном эпохой средневековья – если судить, например, по неоднократно упоминаемым и перстням со вставками и серьгам позднего времени («этнографическим»), какие, как писал В.И. Долбежев, употреблялись и сейчас или же железному боевому топору и найденным in situ двум железным пластинкам, скрепленным кольцами [12 ,s. 159], которые, видимо, являлись частью оборонительного доспеха – наруча13. Исследователь упомянул также о черепе (черепах?), взятых, ранее из Кия и Цеча- Ахка, видимо, для антропологических исследований. Правда, в сведениях, опубликованных в X томе «Известий РАО», приводятся несколько иные данные – здесь три черепа, как отмечалось выше, отнесены к Кию. В составе коллекции находок, переданных в 1882 г. В.И. Долбежевым в дар музею РАО, значились и несколько предметов из Чинухоя, в том числе металлическое изображение рогатого животного, бусы и фрагменты бронзовых цепочек [7, с. 475–477], которые в упоминавшийся ранее «Краткий каталог» А.П. Спицина не вошли. Возможно, эти предметы происходили из того же раннесредневекового Чинухойского могильника, что и находки, переданные затем российским археологом австрийскому исследователю и собирателю Ф. Хегеру [26.С.233–234]. История происхождения чинухойской коллекции из Венского Естественно- Исторического музея до конца неясна. Известно лишь, что содержимое 11 погребений оказалось в Вене и, судя по тому, что предметы были распределены по комплексам, они были получены в результате целенаправленных раскопок, а не были сборами из разрушенных захоронений. Однако эта ситуация в рассматриваемых материалах В.И. Долбежева никакого отражения не получила. В статье 1887 г. в «Zeitschrift fur Ethonologie” были приведены и краткие сведения о результатах посещения селений Химой и Цеси. В последнем В.И. Долбежев приобрел у местных жителей ряд находок из разрушенных при строительстве домов погребений (могильник оказался перекрыт поздними постройками), среди которых были бронзовые изделия (топорик, подвески и др.), обрывок железной цепи и бусы [12.S. 160–163]. Однако в более ранней информации 1884 г. в перечне находок, переданных исследователем музею РАО, упоминались, в частности, бронзовый крест и образок из Цеси ([7.С. 475]). Кроме того, в берлинском издании 1887 г. работы в Шикарое и Цеси датированы 1886 г. (что не вызвало вопросов у Л.П. Семенова [3.С.207], но не очень понятно, так как тогда 13 Такие детали оборонительного снаряжения нечасто, но встречаются и в других могильниках Чечни и Ингушетии [29]. 187 получается, что В.И. Долбежев был в Цеси по крайней мере дважды – в 1882 и 1886 гг.14 Среди итогов работ В.И. Долбежева в 1882 году упоминается и посещение долины Меридей (р. Мереди – общества Мереджой), а так же ущелья р. Мартана (т.е. Фортанги), где им осматривались памятники у селения Цеча-Ахк (близ укрепления Алкун). Описание здесь лаконично, но, видимо, имеются ввиду позднесредневековые наземные склепы известного Цеча-Ахкинского могильника, в одном из которых среди прочих предметов был найдены лук и стрелы, а также извлечен упоминавшийся ранее череп, переданный затем в музей РАО ([7.С. 475; 12.S. 101–107]15. Такими в целом оказались результаты работ В.И. Долбежева в Чечне в 1882 г. В следующем 1883 г., В.И. Долбежев исследовал в окрестностях станицы Троицкой (Малая Чечня) место случайной находки кобанских предметов, опубликованных к этому времени известным европейским специалистом Р.Вирховым [30], вполне профессионально заложив в местечке Сухой бугор раскоп (траншею), который, правда, ничего, кроме нескольких фрагментов черепа и древесных углей, больше не принес [12.S. 166]. Кстати, тот же Р. Вирхов уже в другой работе 1883 г. упомянул наконечники стрел скифского типа, так же найденные где-то в Чечне [17.С. 56]. Таким образом, к этому времени древности из Чечни уже оказались в поле зрения европейской археологии [31]. Позднее, с 1884 г. основное внимание В.И. Долбежева переключилось на более западные районы Северного Кавказа – Ингушетию, Осетию, Кабарду и Балкарию, а также горные районы Грузии [3]. Подводя итоги деятельности В.И. Долбежева в изучении археологических памятников Чечни, как части северокавказских древностей, необходимо уже раз отметить, что она уже тогда заслужила высокую оценку Председателя ИАК А.А. Бобринского [5. С.726], подстегнув в известной мере интерес центральных археологических органов Российской империи к древностям недавно обретенной территории. Вместе с тем похоже, что конфликт между ИАК и ИМАО на Северном Кавказе [32.С. 26], в который попал и В.И. Долбежев [33. С. 637] негативно отразился на интересе последнего к памятникам Чечни. Во всяком случае, к древностям этой части Северо- Восточного Кавказа владикавказский археолог вернулся еще раз лишь однажды – уже в 1902 г., когда исследовал памятники долины р. Аксай [3.С. 207–208]. Литература 1. Мамаев Х.М.,Даутова Р.А., Мамаев Р.Х. О начальном этапе археологического изучения Чечни // История науки и техники. 7.2012. С. 140-145. 2. Виноградов В.Б., Марковин В.И. Археологические памятники Чечено-Ингушской АССР (материалы к археологической карте). Грозный. 1966. 3. Семенов Л.П. В.И.Долбежев как археолог–кавказовед. Владикавказ. 1930. С. 190-213 (отдельный оттиск). 4. Крупнов Е.И. Древняя история Северного Кавказа. М. 1960. 14 Уточнить по работам современных исследователей эту ситуацию не удалось, так как у В.И.Марковина и В.И.Козенковой селение Цеси упоминается только в связи с находками бронзовых статуэток в советское время ([28. С.130; 17. С.52] – сведения о ряде фигурок якобы из Цеси в более поздней работе последней [16.С. 137] следует относить к опечаткам). 15 Этот комплекс памятников исследовался в конце 60- х гг. прошлого века С.Ц.Умаровым – первым чеченским археологом [34]. 188 5. Стеганцева В.Я., Рысин М.Б., Императорская Археологическая Комиссия и исследование памятников Кавказа и Предкавказья // Императорская Археологическая Комиссия (1859 – 1917). К 150 – летию со дня основания. У истоков отечественной археологии и охраны культурного наследия. СПб. 2009. С.661 – 782. 6. Хайнрих А. Раннесредневековые катакомбные могильники у селений Чми и Кобан ( по материалам Венского Естественно – Исторического музея) // Аланы: история и культура. Alanica. III. Владикавказ. 1995. 7. Протокол заседания общества от 29 октября 1882 г. (О раскопках В.И.Долбежева на Кавказе летом 1882 г.) // Известия Русского Археологического Общества. Т. X. СПб. 1884. С.475 – 477. 8. Крупнов Е.И. Средневековая Ингушетия. М. 1971. 9. Ибрагимова З.Х., 2006. Чеченцы в зеркале царской статистики (1860 – 1900). Монография. М.:Пробел -2000. 2006 244 с. 10. Толстой И., Кондаков Н. Русские древности в памятниках искусства, изданные графом И. Толстым и Н. Кондаковым. Выпуск 3. Древности времен переселения народов. СПб. 1890. 11. ОАК за 1892 г. СПб, 1894. 12. Dolbescheff W., Archaeologische Forschungen im Bezirk des Terek // «Zeitschrift fur Ethonologie», XIX. Berlin. 1887, s. 101-117, 153-175. 13. Императорское Московское, Императорское Московское Археологическое общество в первое пятидесятилетие его существования (1864 – 1914 гг.). Т.II. Москва, 1915. 14. Анучин Д.Н., Отчет о поездке в Дагестан летом 1882 года// Известия ИРГО. Т. XX.Вып. 4. СПб. 1884. 15. Dolbescheff W., Archaeologische Forschungen im Bezirk des Terek // Zeitschrift fur Ethonologie, XIX. Berlin. 1884, s. 135-163. 16. Козенкова В.А. Типология и хронологическая классификация предметов кобанской культуры. Восточный вариант. САИ. М. 1982. 17. Козенкова В.А. Кобанская культура. Восточный вариант. САИ. М. 1977. 18. Камеральные списки Аргунского округа. Составлены 27 мая 1867 года. Нальчик. 2009. 19. http://etomesto.ru/map-atlas_kavkaz-5-verst/. 20. Даутова Р.А., Мамаев Х.М.. Об одном забытом археологическом факте (золотоордынский мавзолей из раскопок из раскопок Г.А.Вертепова) // Вестник Академии наук Чеченской Республики. 1(12). 2010. С. 128 – 131. 21. Мамаев Х.М., Мамаев Р.Х. Н.С.Семенов – первый археолог и краевед Чечни // История науки и техники. 7.2012. С. 146 – 151. 22. Даутова Р.А., Мамаев Х.М. Мавзолеи Северного Кавказа (история изучения и проблемы) // Археология и вопросы социальной истории Северного Кавказа. Грозный. 1984.С. 84–95. 23. Ибрагимова З.Х. Царское прошлое чеченцев. Наука и культура. М., 2009. 24. Эрлих В.Р. Северо-Западный Кавказ в начале железного века. Протомеотская группа памятников. М. 2007. 25. Мамаев Х.М. Об одном из эпизодов археологического изучения горной Чечни в начале XX в. (материалы А.М.Завадского) // Новейшие открытия в археологии Северного Кавказа. Исследования и интерпретации. XXVII Крупновские чтения. Махачкала.2012. С. 354 – 355. 26. Даутова Р.А., Мамаев Х.М. Средневековые древности Аргунских ущелий (историографические наблюдения) // Историко- культурное и природное наследие народов Юга России. Материалы Всероссийской научно – практической конференции « Историко-культурное и природное наследие народов Юга России: состояние, перспективы сохранения и развития» (г. Грозный, 25-26 июня 2009 г.). Т. I. Грозный. 2009. С.232 – 241. 27. Краткий каталог музея Императорского Русского Археологического Общества. СПб. 1908. 28. Марковин В.И.Материалы по археологии горной части Восточной Чечни // АЭС. Грозный. 1966. 29. Нарожный Е.И., Чахкиев Д.Ю.О находках некоторых образцов ударного и защитного вооружения на Северном Кавказе (XIII – XV вв.) // МИАСК. Вып.2. Армавир. 2003. 30. Virchow, Zeitschrift fur Ethonologie Berlin. XV. Berlin.1883. 31. Вольная Г.Н. Коллекции находок кобанской культуры в музеях России и Европы // Историко- культурное и природное наследие народов Юга России. Материалы Всероссийской научно – практической конференции « Историко- культурное и природное наследие народов 189 Юга России: состояние, перспективы сохранения и развития» (г. Грозный, 25-26 июня 2009 г.). Т. I. Грозный. 2009. С. 175 – 180. 32. Мамаев Х.М., Даутова Р.А., Мамаев Р.Х. О деятельности Московского Археологического Общества (МАО) по изучению Чечни // III Всероссийские Миллеровские чтения. Материалы научной конференции 4-5 октября 2012 г. Владикавказ. 2012.. С. 22 – 33. 33. Мамаев Х.М., Мамаев Р.Х. П.С.Уварова и археология Чечни // Наука и образование в Чеченской Республике: состояние и перспективы развития. Материалы Всероссийской научнопрактической конференции, посвященной 10 –летию со дня основания КНИИ РАН. 7 апреля 2011 г. г.Грозный. Грозный. 2011. С. 635 – 638. 34. Умаров С.Ц. Средневековая материальная культура горной Чечни XIII – XVII вв. Автореф. дис. канд.ист. наук. М. 1970. УДК 902 НАРОДНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ЧЕЧНИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ХIХ – НАЧАЛЕ ХХ вв. Х.А. Матагова, к.и.н., доцент кафедры «истории России» ЧГУ, г. Грозный Значительную роль в складывании чеченского народа, в формировании особенностей его духовного развития играло народное образование. После Кавказской войны произошло вхождение чеченцев в состав России. С установлением российской администрации происходит становление светского образования в Чечне. Представление о состоянии народного образования Чечни в конце ХIХ – начале ХХ вв. дают материалы первой Всероссийской переписи населения 1897 г. Уровень грамотности населения на Северном Кавказе, по данным этой переписи представлен следующим образом (в %) [1, с.276]: Число владеющих число владеющих грамотой русской грамотой на других языках чеченцы и ингуши 0,3 1,9 осетины 5,7 0,3 кабардинцы 0,7 3,1 адыгейцы и черкесы 1,2 7,8 карачаевцы 1,5 3,1 балкарцы 0,3 1,1 Из приведенной таблицы видно, что процент грамотных среди чеченцев и ингушей составляет – 0,3, который является наименьшим показателем среди всех народов Северного Кавказа. Сравнительно высоким является процент владеющих грамотой на других языках чеченцев и ингушей, который составляет 1,9. В данном случае речь идет о грамотных на арабском языке. Данные свидетельствуют, что грамотных в Чечне было очень мало. Богатый материал о показателях грамотности среди чеченцев содержали посемейные списки 1886 г. Данные по анализу посемейных списков приводятся в работе Е.Н. Гонтаревой «Начальное образование в дореволюционной ЧеченоИнгушетии»: «Так, в селении Герменчук, где проживало в 1886 г. 956 мужчин и 741 женщина, грамотных на арабском языке было пять человек, на русском один человек, получили образование в туземной домашней школе 5 человек; в селении Старо-Сунженское (мужчин – 462, женщин – 463) грамотных на русском 190 языке – один человек, на арабском языке – четырнадцать человек; в Алхан-юрте (мужчин – 1075, женщин – 946) грамотных на русском языке – четыре, на арабском – два человека и двое получили образование в туземной домашней школе» %) [2, с. 6]. Как видно, в чеченских и ингушских селениях, расположенных на равнине, грамотные насчитывались единицами. Приведенные данные свидетельствуют и о том, что число грамотных на арабском языке преобладает над числом грамотных на русском языке в двух из приведенных трех населенных пунктах Чечни. Это объясняется тем, что население Чечни исповедовало ислам, из чего вытекала необходимость знания арабского языка, а история российской администрации на Северном Кавказе, с установления которой начинается изучение русского языка, имела лишь несколько десятилетий. Царская администрация, руководствовавшаяся в своей культурнопросветительской деятельности интересами колониальной политики, идет на учреждение горских школ. Всего горских школ на Кавказе было пять: Нальчикская (1861), Грозненская (1863), Майкопская (1863), Назрановская и Сухумская (1868). Если учесть, что в Грозненской школе на период ее открытия находилось 25 детей горцев, можно сделать вывод, что всеобщему просвещению горцев они содействовали мало. За двадцать лет эти школы выпустили около пяти тысяч учащихся [3, с. 354]. Дальнейшие рассуждения требуют анализа типологии школ в Чечне. Этот вопрос изучался историками народного образования. Можно выделить два типа школ. Первый из них – школа светского характера. Это не самый ранний, но один из ведущих типов школы, оказавший заметное влияние на развитие просвещения в Чечне. Такой школой являлась указанная выше горская Грозненская школа. К первому типу также можно отнести народные школы, которые открывались в селах по инициативе самого чеченского населения. Они содержались за счет средств, собранных с местного населения. Зарплата учителю выделялась из средств, выделяемых жителями. Народные школы сыграли важную роль в развитии образования и повышении общей грамотности населения. Второй, древнейший тип образования чеченцев – религиозные школы по времени появления являются самыми ранними на территории края. В Чечне имелись школы религиозного направления (хьуьжре). Обучение здесь происходило на арабском языке и сводилось к упражнениям в чтении и в письме на арабском языке и заучиванию текстов Корана. Они сохранялись вплоть до 1930х годов ХХ века [4, с. 405]. Правительство оказывало поддержку таким школам, так как духовенство способствовало воспитанию детей в духе религиозной покорности и подчинения. Царская администрация поощряла деятельность религиозных школ, но содержались они на мечетские средства и средства родителей. Мусульманские школы – хьуьжре, представлявшие собой школу низшего типа, имелись во всех селениях. В крупных селениях имелись религиозные школы повышенного типа – медресе. Слушателями медресе становились закончившие религиозную школу низшего типа. Сведений о количестве религиозных школ повышенного типа не имеется. Многие советские исследователи, занимавшиеся проблемами народного образования в Чечено-Ингушетии, ставят под сомнение образовательное значение религиозных школ. Однако указанные школы, существовавшие на террито191 рии Чечни, являлись наиболее ранним и единственным до начала 1860-х годов источником грамотности и приобщения к образованию. Начало светскому образованию в Чечне положили школы, выделенные нами как первый тип. Одной из ранних школ первого типа, как отмечалось выше, явилась Грозненская горская школа, которая открылась в Чечне по решению властей в 1863 году в составе 3 классов, в том числе один приготовительный [2, с. 136]. Возникновение и государственная поддержка Грозненской горской школы не случайны. Они выражали сознательный курс властей на формирование слоя грамотных людей из коренного населения, которые могли бы выполнять функции обслуживания управления на местах, быть опорой правительства в этом направлении, вести культурно-воспитательную работу в среде своего народа, в том числе работать учителями в школах для чеченцев. Целью этих школ было, с одной стороны, содействовать умственному развитию детей чеченцев, открывая им, таким образом, путь к улучшению их жизни, а с другой стороны, распространять среди них знание русского языка, воспитывать в них начало русской культуры и тем сближать их с русским народом. Хотя считалось, что горские школы были открыты для горцев, до 2/3 мест в них отдавалось русскому населению. Грозненская горская школа содержалась за счет государственных средств. Обучались в ней только мальчики, и предназначена была она для детей состоятельных горцев. Для горцев из отдаленных аулов при школе имелся пансион, также имелись библиотека, больница, аптека. По составу учебных предметов и курсу преподавания горские школы приближались к начальным народным училищам: закон божий, мусульманский закон, русский язык, чистописание, краткие сведения по арифметике, географии, истории. Обучение чтению велось по «Родному слову» и «Детскому миру» Ушинского и «Книге для чтения» Баранова, арифметике – по Евтушевскому[2, с. 139]. Как видно, обучение велось при помощи учебников для русских школ, не приспособленных к национальным особенностям. Обучение в Грозненской горской школе, как и во всех создававшихся позднее школах, велось на русском языке. Затруднения в обучении чеченской грамоте вызывало отсутствие чеченской письменности. Следует отметить, что у истоков создания чеченской письменности на основе русского алфавита стоял П.К. Услар, который в 1862 г. написал капитальный труд в 30 печатных листов под названием «Чеченский язык». В этой работе он уделил внимание не только теоретическим и грамматическим проблемам, но впервые создал чеченский алфавит из 37 букв на основе русского алфавита [5, с. 267]. В 1862 г. генерал-майором П.К. Усларом была открыта школа в Грозном, где обучение велось на чеченском языке, используя созданный им же словарь и букварь. Школа просуществовала около 7 недель. П.К. Услар высоко оценил успехи учащихся этой школы: «Как я полагаю, образцы письма чеченцев свидетельствуют, что они в том отношении сделали значительные успехи, принимая во внимание, что не далее еще как в начале июля ни один из них не держал пера в руках, многие, я думаю, никогда не видели чиненого пера. Распространение грамотности идет весьма быстро и пойдет еще быстрее, когда напечатан будет в России чеченский букварь, уже совершенно готовый в рукописи. Дело за чеченским шрифтом, который заказан в Петербурге, но еще не прислан» [2, с. 29]. Как известно, надежды П.К. Услара осуществились не так быстро. 192 Возвращаясь к деятельности Грозненской горской школы, отметим, что помимо основных обязательных предметов, изучались дополнительные дисциплины, среди которых можно назвать столярное ремесло, пение, гимнастика и арабский язык. Количественный состав учащихся Грозненской школы был определен в 150 человек, но в разные годы он был различным, чаще меньше определенной нормы. К примеру, в 1885 г. состав учащихся школы был представлен следующим образом [6, с. 137]: год 1885 число классов и отделений 3 число учащихся в конце отчетного года 148 Учащихся горцев % переведенв конце отмечен- ных учащихся ного года 35 66 Как видно из таблицы, горцы в 1885 г. составляли лишь 23,6% к общему составу. Грозненская горская школа просуществовала до революции 1917 г. И лишь в 1903 г. количество учащихся школы составило 163 человека, т.е. единственный раз за все годы своего существования в первые десятилетия ХХ века, превысило установленную норму в 150 человек, причем, процент горцев составлял – 36,8 (60 человек). Многие учащиеся школы по разным причинам, чаще по материальным, оставляли школу еще не закончив все классы. По подсчетам Е.Н. Гонтаревой, за 43 года существования Грозненскую школу окончили всего 387 человек, т.е. в среднем 9 человек в год [6, с. 137]. Конечно, подобные показатели выпускников Грозненской горской школы не могли удовлетворить потребности края в образованных людях. Несмотря на незначительные масштабы, эта школа положила начало светскому образованию в Чечне и содействовала увеличению числа грамотных людей на русском языке. Наряду с Грозненской горской школой, по решению властей было открыто ряд других школ: в Старом юрте (1865 г.), Ведено (1867 г.), но из-за недостатка средств эти школы, просуществовав недолго, закрывались. Отнесенные нами выше к первому типу в классификации школ Чечни народные школы ведут свое существование с 1860-х годов, когда была установлена российская администрация в крае и светское образование становится востребованным в чеченском обществе. Население Чечни писало ходатайства, прошения, просьбы об открытии школ. Начальник Терской области 4 ноября 1864 г. писал директору народных училищ: «Обращаю внимание на развивающееся в течение последних полутора лет стремление всего туземного населения области к определению своих детей в учреждения... В последнее время потребность устройства новых школ в центре главнейших туземных обществ так сильно уже чувствуется населением, что оно готово уже само участвовать в необходимых для того издержках, как по возведению помещений, так и постоянному содержанию школ» [7, с. 115]. Участие государственных органов в создании и функционировании народных школ заключалось в поддержке или отказе принимаемых обращений местного населения. В частых случаях подобные обращения не находили поддержки, хотя в последующие годы чеченцы брали на себя даже дополнительные обязательства по содействию функционированию школ. Таким образом, распространенным видом начальной школы была и народная школа, которую можно определить как школу элементарной грамоты. 193 К 60-м годам XIX в. относится появление на территории Чечни станичных училищ, которые создавались для казачьего населения. В первые годы создания они были одноклассными с трехлетним сроком обучения. К ним относятся Петропавловское, Воздвиженское, Ищерское Ассиновское, Нестеровское, Карабулакское, Самашкинское, Каргалинское и другие училища. Эти учебные заведения открывались за счет станичных бюджетов. В дальнейшем из одноклассных многие народные училища были преобразованы в двухклассные. Народные училища для чеченцев стали открываться в последнее десятилетие XIX в. Так, в 1897 г. были открыты училища в Нижнем Науре и СтаромЮрте, с которых, по мнению Е.Н. Гонтаревой «начинается история просвещения чечено-ингушского народа, если не иметь в виду горские школы». Однако они не удовлетворяли потребностей казачьего, тем более, горского населения. Ниже приводимые цифры о численности детей школьного возраста и охвата их школой свидетельствует, что начальное образование находилось на этапе зарождения [2, с. 19]. Округа Назрановский Грозненский Веденский Число детей школьного возраста 6778 16667 17613 учится в министерских и церковно-приходских школах на 1 января 736 744 381 Находится «вне школы» 6042 15923 17232 Таким образом, о всеобщем охвате горского населения Чечни начальным образованием в конце ХIХ – начале ХХ вв. не приходится говорить. Для улучшения положения необходимо было, чтобы государство взяло на себя обязательства создания и содержания школ. С конца ХIХ в. в Чечне возникают высшие начальные училища, первое из которых – Грозненское, открылось в 1896 г. В начале оно было трехклассным, позже, в 1899 г. преобразовано в шестиклассное и получило название Пушкинского. До октябрьской революции (1917 г.) на территории Чечни было создано еще 6 высших начальных училищ: Червленское (1907), Слепцовское (1910), Калиновское (1912) Шелковское (1917), Старогладовское (1917), Наурское (1917). В июле 1917 г. существовавшее в Грозном женское училище было также преобразовано в высшее начальное училище. Все они представляли собой школу начального образования и не имели ничего общего со средним образованием. В каждом училище имелся профессиональный класс с преподаванием определенного ремесла. Говоря о национальном составе учащихся, нужно отметить, что в Грозненском высшем начальном училище имелось незначительное число горцев. Так, в 1900 г. горцы составляли 5,9%, в 1908 г. – 23% от их общего количества. Количественный состав училища колебался в пределах от 165 до 270 человек в разные годы. Самый незначительный процент горцев – 3% приходится на 1911, 1913 гг. Высшие начальные училища создавались для того, «чтобы отвлечь горцев и низшие классы русского населения от поступления в гимназии и реальные училища» [8, с. 296]. Правом поступления в высшие начальные училища пользовались лица, закончившие начальные школы, курс их обучения был 4-х летним. Качество обучения в школах Чечни страдало из-за недостаточного количества учителей. Из доклада секретаря Чечено-Ингушского обкома партии Ф.Ф. Быкова на собрании партактива о работе интеллигенции в республике 21 ноября 194 1938 г. читаем: «До революции в селениях нашей республики было всего только 50 учителей, из них 6 человек чеченцев и ингушей. Эти учителя, эта интеллигенция обслуживала главным образом военных, учила детей богачей чеченцев и ингушей» [9, с. 176]. В документе, видимо, даются сведения по данным последних десятилетий ХIХ века, так как по официальным сведениям в 1914–1915 гг. количество учителей в общеобразовательных школах Чечни составляло 378 человек [10, с. 141]. Образовательная система Чечни в начале ХХ в. была представлена также профессиональными учебными заведениями: низшая ремесленная школа, мужское железнодорожное училище, лесная школа в слободе Воздвиженской и другие [8, с. 296]. Средние учебные заведения открываются в Чечне лишь в начале ХХ в. К их числу относятся Грозненская женская прогимназия (1902 г.), преобразованная затем в гимназию, и реальное училище (1904 г). Чеченцы обучались лишь в Грозненском реальном училище, где был открыт чеченский подготовительный класс, в котором в 1915–1916 учебном году обучалось 562 ученика, из которых чеченцев было всего 15. В Грозненской женской гимназии в 1912–1913 учебном году обучалось 417 учениц и ни одной чеченки [7, с. 113–114]. Среднее образование было еще более недоступным для горцев Чечни, чем начальное образование. Высших учебных заведений на территории Чечни до революции 1917 г. не существовало. К 1914–1915 учебному году на территории Чечни и Ингушетии было 153 общеобразовательные школы всех ступеней, в том числе начальных – 145, семилетних – 6, средних – 2 [10, с. 139]. Итак, в 1914 г. на территории Чечни было всего 2 средние школы, которые находились в городе Грозном. Во многих селах и аулах не было даже начальных школ. Из вышесказанного следует, что образование Чечни в конце ХIХ – начале ХХ вв. было представлено в основном начальным звеном. Начальная школа состояла из школ двух типов – светской и религиозной. Среднее образование Чечни находилось на стадии зарождения (нач. ХХ в.) Оно оставалось еще менее доступным для подавляющего большинства горцев. Низкое качество обучения, сложные материально-бытовые условия, нехватка специально подготовленных педагогических кадров – характерные черты учебных заведений всех звеньев образования Чечни к началу ХХ в. Высших учебных заведений на территории Чечни не существовало. Литература 1. Аристова Т.Ф. Развитие народного просвещения / В кн.: Культура и быт народов Северного Кавказа (1917-1967 гг.) под ред. Гарданова В.К. М.,1968. 2. Гонтарева Е.Н. Начальное образование в дореволюционной Чечено-Ингушетии. Грозный, 1965. 3. Тепсуев С.Р., Тепсуев М.С. Роль образовательных учреждений в интеграции чеченцев и ингушей в социокультурное пространство России в XVIII-XIX вв. Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 420-летию установления добрососедских отношений между народами России и Чечни. В 2 т. Т.I. Грозный,2008. 4. История Чечни с древнейших времен до наших дней. В 2 т. Т.II. 5. Гадаев Р.В. Формирование чеченской письменности на основе русской графики (кириллицы). Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 420летию установления добрососедских отношений между народами России и Чечни. В 2 т. Т.I. Грозный, 2008. 6. Гонтарева Е.Н. Горские школы в дореволюционной Чечено-Ингушетии. Известия ЧИНИИ. Т.VI., выпуск 1.,история. Грозный, 1965. 195 7. Хасбулатов А.И. Школа и образование в Чечне (II пол.XIX- нач.XX в.) // Материалы республиканской научно-практической конференции, посвященной 80-летию национального музея ЧР. Грозный, 2006. 8. Очерки истории ЧИАССР. Т.I. Грозный, 1967. 9. От вековой отсталости к социализму. Сб. документов. Грозный, 1977. 10. Чечено-Ингушская АССР за 40 лет. Стат. сб. Грозный, 1960. УДК 94(470).19 ОБЩЕСТВЕННЫЙ БЫТ ЧЕЧЕНЦЕВ НА РУБЕЖЕ XIX–ХХ вв.: ТРАДИЦИИ И ИННОВАЦИИ К.З. Махмудова, д.и.н., доцент кафедры «Иистория мировой культуры и музееведения», Х.М. Юсупова, ст. преподаватель кафедры «История мировой культуры и музееведения», ЧГУ, г. Грозный [email protected] Вторая половина XIX – начало XX в. были периодом системной трансформации общественного бытанародов Северного Кавказа. Утверждение врегионецарской администрации повлекло за собой разрушение институциональных основ традиционныхобществ. В то же время этот процесс был примечателен выработкой адаптационных механизмов, позволивших сохраниться многим характерным особенностям традиционного общественного быта. С учетом данного обстоятельства дифференциация этнокультурных особенностей чеченского общества определяется выявлением в структуре его общественного быта соотношения традиционного и нового в изменяющихся социально-политических и экономических условиях рубежа XIX–XX в. В традиционном быту чеченцев обычай гостеприимства был одной из наиболее распространенных форм взаимодействия не только соседями, но с совершенно с незнакомыми людьми, с пришлымичужестранцами, которые вправе были «остановиться в качестве гостя в любом доме» и безусловной обязанностью хозяина было оказать ему самый радушный прием [1]. Более того, обычай предписывал «в обязанность хозяину жертвовать даже своей жизнью для защиты гостя, хотя бы он был и личный враг его» [2]. Однако значение обычая гостеприимства выходило далеко за рамки семейного быта и даже общины. Многочисленные исследования ученых свидетельствуют, что на основе этого обычая до середины XIX в. велась внутренняя торговля среди горских народов, так как и безопасность купцов (в большинстве из других народов) и сохранность их товаров обеспечивал этот обычай. Значимость обычая привела к формированию егоособой формы – куначества [3]. Оно предполагало совершено особенные, почтительные и весьма дружественные отношения. «Действительно, – подчеркивалочевидец и исследователь края начала Х1Х в. Бларамберг, каждый старается иметь кунака в отдаленных краях, к помощи которого он может прибегнуть в случае необходимости; таким образом, посредством этих индивидуальных связей все самые различные народы сближены или как минимум имеют возможности для этого. Лучший способ для путешественника… вознамерившегося пересечь внутренние районы Кавказа, – это вы196 брать себе доброго кунака… который приведет путешественника повсюду, отвечая за его жизнь и имущество» [4]. Характеристика меткая и подчеркивала, чтообычай в большой степени способствовал развитию дружественных отношений между различными народами в условиях, когданаиболее важной оппозицией у горцев являлось защита своего пространства от проникновения в него человека извне. Небезинтересно замечание в этой связи путешественника и исследователя конца XVIII века Штедера: «Все, что не находилось с ними в одном союзе, все, что не относилось к их селению, их округу – считалось чуждым, и они относились к этому враждебно» [5]. Такая реальность определяла куначество важнейшим инструментарием для развития внешних отношений. Весьма убедительны этнографические свидетельства [6] широкого бытования куначества между чеченцами и хевсурами, между ингушами и хевсурами, между чеченцами и аварцами, между тушинами и дидойцами, между чеченцами и кумыками, между чеченцами и казаками. Обычаем куначества были охвачены целые селения – жители с.Шатили Восточной Грузии имели тесные куначеские отношения с жителями горного общества Чечни – Майсты, Джарего и Мицу,горного чеченского селенияДжарего и Хильдыхарой и Хевсурского обществаЛебаискари. Обычаем куначества были связаны чеченское общество Шикарой и аварское с. Ансалта [7]. Особым видом расширения пространства горского этносоциумабылитакие формы искусственного родства какаталычество, усыновление, побратимство. Аталычество, как правило, устанавливалось у чеченцев и у ингушей в среде самого народа с целью прекращения кровной мести, с другими же народами оно заключалось в политических целях. Выявленные крупнейшим исследователем Н.В. Волковой источники [8] свидетельствуют, что молочным братом чеченского владельца РосламбекаАйдемирова, по происхождению кабардинца, был чеченец. Вместе со своим емчекомРосламбек приносил присягу верности русским властям. У карабулаков воспитывался кумыкский князь из с. Эндери, встречу с которым описал побывавший у них в 1781 г. Штедер [9]. Большое значение в установлении тесных связей как внутри чеченского социума, так и извне (между лицами разной этнической принадлежности), имел обычай побратимства. Заключение братства сопровождалось разными формами обрядности [10]. К примеру, обмен пулями с одновременным произнесением клятвы верности друг другу (при этом братавшиеся клали на землю свое оружие); другая форма включала более сложный ритуал, совершавшийся при стечении народа с участием священнослужителя [11]. Чеченцы осуществляли этнокультурные контакты в самых различных, нередко весьма своеобразных формах. Так, чеченцы приглашали представителей других народов на народные сходы, созывавшиеся для рассмотрения особо важных дел или же участвовали в проведении совместных сакральных праздников своих соседей. Даже в 1880-х годах отправлялись совместные моления и ритуалы в христианских храмах. Небезинтересны описания таких совместных «мероприятий», выявленные полевыми изысканиями [12]. Общим хевсуро-чеченским святилищем было Анаторисджвари, к которому ходили хевсуры и чеченцы из горных обществ. В этом святилище в конце апреля они совместно отмечали 197 праздник Амаглеба (Вознесение). Еще в начале ХХ в. эта традиция была еще действующей. Помимо Амаглеба совместно собирались на другие праздники: пасху, Новый год, Гиоргоба (праздник св. Георгия) [13]. Совершенно очевидно, что обозначенные институты (гостеприимство, куначество, атылычество, побратимство и др.), выполняя достаточно широкие социальные функции, охватывали все слои общества. Они являлись важнейшим элементом системы соционормативного регулирования общественных отношений в Чечне как внутри так и извне (как правило с соседями). Особую устойчивость по сравнению с другими традиционными общественными институтами сохраняло гостеприимство. Но с началом ХХ века оно преимущественно ограничивалось бытовыми формами и в редких случаях сопровождалось предоставлением пристанища и защиты гостям. В рассматриваемый период с этой формой гостеприимства боролись не только русская администрация, но и сельские общества, рассматривавшие её как пособничество преступникам. По справедливому замечанию исследователя Н.Н.Великой «Они (обычаи -К.З.) способствовали сохранению самобытности и культуры этнических групп, поддерживали внутриэтнические связи… Однако действия властей по вытеснению обычно-правовых норм приводили к ослаблению одного из фактов мира и спокойствия в регионе» [14]. Институт посредничества имел особый статус и им руководствовались при урегулировании различных конфликтов, связанных с семейными разделами, имущественными спорами, кровной местью. С утверждением царской администрации в крае, использовали его в той мере, в какой он былполезен для обеспечения социальной и политической стабильности в крае. В тесном взаимодействии с посредничеством действовал институт кровной мести, сохранявший в правовой практике многие традиционные нормы: «избегание кровников» и систему композиций, хотя и в менее дифференцированной форме. Российская администрация со своей стороны стремилась использовать традиции урегулирования конфликтов кровников, придерживаясь в то же самое время политики изъятия тяжких уголовных преступлений из юрисдикциитрадиционных судебных институтов. Официальнообщина в Чечнена рубеже Х1Х–ХХ вв. стала юридическим лицом, и, соответственно, субъектом административных, налоговых и экономических отношений. Сохранение в неформальной сфере общинной жизни традиционных институтов способствовало эффективной деятельности официальных структур, их взаимодействию с окружной администрацией, а также обеспечивало условия для взаимной адаптации новых и традиционных элементов общественного быта. Религиозная жизнь чеченцев, основанная на мусульманских канонах, на рубеже Х1Х–ХХ вв., находилась уже в полной мере под существенным российском бюрократическим и полицейским контролем. В определенной мере это даже способствовало упорядочению и унификации религиозной жизни в сельских обществах. Ислам оказал существенное воздействие и на общинные празднества чеченцев. Они в значительной мере наполнились мусульманским содержанием. Наряду с этим под влиянием царской администрации стали внедряться элементыимперскойпраздничной культуры, выраженные в организации торжественных встреч, молений, собраний и скачек в общероссийские праздничные дни. Очень важным свидетельством длительного взаимодействия чеченцев с 198 окружающими народами было наличие языка-посредника. Этому способствовали давние хозяйственные связи народов, тесные контакты по обычаям гостеприимства, куначества, побратимства. Примеры исторически давнего локального двуязычия демонстрировали самые восточные области Горного Кавказа – Тушети – Чечня, Тушети – Дагестан, Чечня – Дагестан. Тушины – мужчины (главным образом отходники) могли разговаривать по-чеченски, отходники из Дагестана умели объясняться по-грузински, а в Чечне – по чеченски, в плоскостных районах языком-посредником выступал,преимущественно кумыкский язык [15]. Широкое распространение русского языка среди чеченцев начинается только после завершения Кавказской войны, и оно долгое время ограничивалось слоями, непосредственно сотрудничавшими с царской администрацией. Русское культурное влияние начинало явственно ощущаться со второй половины XIX в. и усилилось к концу XIX–ХХ вв. и это стало главным основанием распространения новаций в общественном быту чеченцев. Способствовало этому процессу и превращение бывших крепостей в города, экономическое и культурное влияние которых распространялось и на окрестные аулы. С началом ХХ века Чечня становиться частью общероссийской капиталистической системы [16]. «Промышленная лихорадка» характеризовалась интенсивным развитием экономики, развитием транспорта и торговли, расширением масштабов и географии отходничества, ростом городов, предпринимательской активностью населения. Это в свою очередь, обусловило существенные изменения в сфере общественного быта и сознания, чтоотмечалосьневиданными раннее новациями – распространением образованности, зарождением литературы, освоением нетрадиционных видов профессионального искусства.. Ознаменовалсяон и подъемом творческой активности как представителей арабо-мусульманского образования, так и новой, по-русски образованной интеллигенции, усилившей процессвтягивания горцев в русско-европейскую цивилизацию. Последнее проявилось и в том, что даже среди исламского духовенства все большее распространение получают идеи джадидистов («обновленцев»), стремившихся модернизировать исламский образ жизни, приспособив его к новым реалиям [17]. Расширение данной тенденции в общественном быту чеченцев проявилось ив стремлении к обучению своих детей в русских школах. Более того, в конце Х1Х – начале Х1Х вв. для многих горцев определить своих детей в русские школы оказывалось даже несбыточным желанием. По этому газета «Кавказец» в 1911 году писала: «Открытие школ, всякая просветительская деятельность среди населения, обставлены такими стеснениями, что совершенно парализуется всякое начинание и без того немногочисленных интеллигентских сил» [18]. Новым и достаточно позитивным явлением становилось стремление чеченцев к просвещению. Это красновречиво подтверждалось большим количествомходатайств – «приговоров» об открытии школ, составленных в чеченских и ингушских селениях. В 1912–1913 гг. были поданы «приговоры» таких селений, как Махкеты, Дачу-Барзой, Кень-Юрт, Гехи, Урус-Мартан, Ачхой, Гойты, НовоАл-дынского, Старо-Сунженского, Брагунского, Али-Юртовского, БеноЮртовско-го, Мужичинского, Галашкинского, Базоркинского, Барсуковского и других [19]. В 1914–1915 гг. на территории Чечни и Ингушетии имелось 154 школы и 199 8767 учащихся, кроме одной семилетней школы на 96 учеников, остальные школы были начальными [20]. Весьма условно утвердившееся в советское время мнение о том, что политика царского правительства в области просвещения имела конечной целью «обрусение инородцев». Практика деятельности открывавшихся в разные годы на Северном Кавказе русских школ и гимназий состояла, прежде всего, в просвещении народа, в привитии ему «начал гражданственности».Политика сплочения этнически разнородного населения Российской империи вокруг идей государственности, «единства царя и народа» имела соответствующее своему времени пропагандистское, просветительское, экономическое обеспечение. Вместе с тем она способствовала формированию в национальных окраинах сознания причастности к политической, экономической и культурной жизни России. Интегрированная в русскую культурную среду, европейски образованная генерация просветителей, студенчества, офицеров, служащих, чиновников, буржуазии становиться органической частью интеллектуальной элиты Чечни. В этих условиях из числа чеченцев выдвинулась группа публицистов, стоявших на демократических позициях. Их выступления и публикации играли немаловажную роль, когда началу ХХ века тема религиозности и национальности приобрела в российском обществе особую актуальность. Замечательной стороной дискуссий вокруг этой темы явилось опровержение религиозного фанатизма, агрессивного национализма и политического экстремизма. Такие дискуссии разворачивались на страницах различных газет и журналов, в частности, в парижском издании журнала «Мусульманин», в одном из номеров которого было написано: «Разве мусульмане когда-либо отказывались приносить жертвы на алтарь общей дорогой родины? Если это так, то почему находятся такие господа, которые в пробуждении мусульман видят какую-то угрозу и предостерегают правительство от грядущей опасности… всеми силами стараются кого-то запугать, кого-то предостеречь, словом занялись совершенно не свойственной истиннославянской натуре работой. Для чего все Это?... Мы, мусульмане, вступаем на иной путь. Все эти атрибуты, как-то шашки, кинжалы, пистолеты, отживают свой век и годны постольку, поскольку необходимо защищать свою родину, Довольно проливать крови, довольно ненависти… Мы хотим быть интеллигентными и культурными в самом широком значении этого слова, и русское общество обязано принять нас в свою среду» [21]. Наиболее верным способом улучшения и своего экономического положения чеченцы видели теперь в получении светского образования. Преимущество владения русским языком и грамотой виделии растущие слои зажиточных крестьян, которым было выгодно продавать продукты своего труда на рынках Грозного, в соседних казачьих станицах и, особенно за пределами Чечни. Грамотные люди могли вступить на службу в государственные учреждения и тем самым освободиться от повинностей. Потребности в минимальном образовании, в знании русского языка ощущали также беднейшие слои населения, занимавшиеся отходничеством. Таким образом, факторами трансформации общественного быта выступали экономические, политические, административные и правовые условия, в которых оказался чеченский этнический социум на рубеже ХIХ–ХХ вв. Функционирование и сохранение различных элементов культуры, носящих устойчивый 200 характер, играли важнейшую роль в укреплении психологического единства чеченского социума. Однако, формула жизни, а при определенной интерпретации, формула социальной активности, состоящая в непрерывном поддержании и приспособлении внутренних отношений к внешним и использование внешних отношений для поддержки внутренних, по сути, определяли закон приспособлений, а в нашем контексте закон социальной (уже этносоциальной) адаптации. Литература 1. Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов. ХVIII-первая пол.ХIХ в.М.,1967. С.293; Анчабадзе Ю.Д. «Прекрасный обычай гостеприимства» // СЭ. 1985, №4 2. Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов… С. 293. 3. Конак – тюркск. «гость», но не всякий, а очень близкий. Гость, удостоенный звания кунака, - писали о вайнахах, - обеспечивается уже правами этого обычая, который в особенности уважаем горцами. В горной Раче, например, по степени близости гостя называли стумари (гость), мцнаури (знакомый, кунак) и кердзи (ближайший друг, побратим) – см.: Волкова Н.В. Этнокультурные контакты народов Горного Кавказа в общественном быту (Х1Х – начало ХХ в.). Кавказский этнографический сборник. 1Х. Вопросы этнографической этнографии Кавказа. М.,: Наука, 1989. С.212; Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов… С. 308. 4. Бларамберг И. Ф. Кавказская летопись. Ставрополь, 1992. С. 385-386. 5. Штедер. Дневник путешественника из пограничной крепости Моздок во внутренние местности Кавказа, предпринятого в 1781 году // Осетины глазами русских и иностранных путешественников…С.31 6. Материалы по истории Дагестана и Чечни. Т. III. С. 228; Кипиани М.З. От Казбека до Эльбруса. С. 11-13; Тульчиснкий Н.П. Пять горских обществ Кабарды //ТС. 1903. V. С. 192; Шавхелишвили А.И. Из истории взаимоотношений между грузинскими и чечено-ингушскими народами. Тбилиси, 1963. С. 16, 17, 22-26. 7. Волкова Н.В. Этнокультурные контакты народов Горного Кавказа …С.181 8. Там же. С.191. 9. Tagebucheinerreise in Jahr 1781 von der GränzfestungMosdoknachdem inner Caucasus unternommenworden. SPb. und Leipzig, 1797. S. 8. 10. Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. М., 1961. С. 104-126 11. Казбеги Александр. Избр. произв. Т. 2. С. 222, 167. 12. Волкова Н.В. Указ соч.. 13. Радде Г. Хевсурия и хевсуры // ЗКОРГО. 1881. Кн. XI. Вып. 2. С. 246. 14. Великая Н.Н. К истории взаимоотношений народов Северо-Восточного Предкавказья в XVIII-XIX вв. Армавир, 2001. С.114. 15. Волкова Н.В. Письма из Осетии. Письмо (28) о IV //Тифлисские ведомости. 1830. № 77; Худадов В.Н. В ущельях первобытной Грузии (Хевсуретия) //Землеведение. 1931. Т. XXXIII. Вып. I. С. 37, 41; АИЭ. ПК 1972 г. Л. 111, 160. 16. Хасбулатов А.И. Развитие промышленности и формирование рабочего класса в Чечено-Ингушетии (конец Х1Х-нач.ХХ в.). М.,1994. 17. Ахмадов Я.З., Хасмагомадов Э.Х. История Чечни в XIX-ХХ вв. М., 2005. С.544 18. Кавказец.Баку,1911,№9 19. Эльбуздукаева Т.У. Культура Чечни: ХХ век- Грозный.Изд.-во АН ЧР, 2012, с.81 20. Культурное строительство в Чечено-Ингушетии (1920-июнь 1941 г.). Сб документов и материалов. Грозный,1979. С.229-230. 21. Ж. «Мусульманин», №13. 10(23) июня 1910. Париж. С.286-288. 201 УДК 94(470).19 КУЛЬТУРА ЧЕЧЕНСКОГО НАРОДА И НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ГУМАНИЗАЦИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ЖИЗНИ М.И. Милиева, к.ф.н., преподаватель чеченского языка ГБОУ СПО «Хасавюртовский педагогический колледж им. З.Н. Батырмурзаева». Пожалуй, трудно не согласиться с утвердившимся в настоящее время в мировой социально-философской мысли мнением, что в истории человеческой культуры не имело место такой ярко выраженной тенденции, которая наблюдалась на протяжении всего ХХ столетия и продолжается в наступившем ХХ1 веке. Я имею ввиду констатируемую многими всемирно известными ученымиобществоведами и культурологами дегуманизацию культуры, а, следовательно, и дегуманизацию общества. Отмеченное явление применительно как к существованию каждого отдельного человеческого индивида, так и общества в целом наиболее четко, на мой взгляд, выразили представители известного и довольно влиятельного в современном мире философского направления – экзистенциализма, вводя такое понятие, как «одиночество в толпе» современного человека. Человека, мироощущение и мировосприятие, духовно-культурный и нравственнопсихологический мир, все мировоззренческие установки которого характеризируются такими социально-психологическими и нравственными феноменами, как страх, отчаяние, безнадежность, пессимизм, равнодушие и отчужденность. Поэтому неудивительно, что сейчас остро стали ставиться вопросы о гуманистических ценностях культуры, необходимости всемирной гуманизации общества и возрождении гуманистических идеалов в его жизнедеятельности. Как отмечает известный французский социолог и теоретик культуры А. Моль в своей работе «Социодинамика культуры», термин «гуманитарный» «гуманитарная наука», «гуманитарное образование» возник в ХVII–ХVIII вв. Он использовался, когда речь шла об образованном человеке, обладающем обширными познаниями почти во всех сферах человеческой деятельности, и которому «ничто человеческое не чуждо». Имеющие место кризисные явления в современной культуре не могли не коснуться и культур отдельных народов. Не составляет в этом отношении исключение и чеченский народ. Характерной особенностью духовно-культурного развития любого народа является то, что на каждых крупных поворотах его истории, тем более они связаны со сменами формы власти и государственных режимов, экономических укладов жизни и общественных устоев, происходили определенные изменения и в его духовно-культурных ценностных ориентациях. Если же подобного рода процессы сопровождались войнами, насилиями, социальными катаклизмами, человеческими жертвами и страданиями, то и наблюдался и серьезный подрыв гуманистических основ культуры данного народа, его веками складывавшихся социальных и нравственных идеалов. Нарушалась связь времен, рвалась нить преемственности в духовно-культурном развитии поколений. Наступал кризис культуры. 202 В истории чеченского народа таких крутых ломок было немало. Поэтому и неудивительно, что в настоящее время наша национальная культура и весь народ в целом находятся в состоянии определенного нравственно-культурного кризиса. История человечества свидетельствует, что только тот народ способен сохранить себя на этнической карте планеты, который сумел создать свою оригинальную духовную культуру, богатую сокровищницу морально-этических ценностей. Чеченцы – небольшой по численности народ, но народ сильный своим духом, огромным трудолюбием, мощный витальной энергией, твердой исторической волей, неукротимыми жизненными устремлениями, помыслами, думами, надеждами, как и верой в свое национальное будущее. В эпоху так называемого «Великого переселения народов» на Кавказе, в том числе и на Северном Кавказе, – в этом одном из благодарнейших регионов Земли, – оседало немало племен и народов. Здесь были персы, кимерийцы, хазары, гунны, половцы, сарматы, скифы, аланы и т.д. Некоторые из них ушли отсюда, другие растворились среди других этносов, третьи исчезли вообще, четвертые сохранили себя и продолжают творить свою историю. Среди последних и мы – чеченцы. И если они до сегодняшнего дня сумели сохранить себя, продолжают жить на этой планете, то несомненно, что огромная заслуга в этом принадлежит нашей богатой, оригинальной народной культуре. Как отмечает профессор Арнольдов А.И., «самая главная и самая привлекательная особенность национальной культуры – это ее удивительное разнообразие, самобытность и неповторимость. Развивая особенности своей культуры, нация избегает подражания и униженного копирования, создает свои формы организации культурной жизни. Если культура не имеет особого, только ей присущего аромата, она подобна безликому человеку» [1]. Именно такую оригинальную, самобытную культуру с ее непреходящими по своему гуманистическому потенциалу, общечеловеческой значимости духовно-культурными и морально-этическими ценностями и сумел создать чеченский народ за свою долгую, трудную, поистине трагическую историю. Культуру, которая родилась, формировалась и развивалась на почве конкретных исторических, социально-экономических, общественно-политических особенностей жизни чеченского народа, а также сложившейся на такой почве его биосоциальной сущности. Человечество завершило двадцатое столетие и вступило в ХХI век и одновременно в новое, третье тысячелетие. Надо сказать, что век ушедший был далеко не самым легким во всей новейшей человеческой истории, и особенно истории России. Тяжелым, полным исторических драм, трагедий, огромных человеческих жертв ушедшее столетие было и для чеченского народа. Однако и век наступивший начался для нас исключительно тяжело. Чеченский народ снова оказался втянутым в кровавую бойню, в которой гибли тысячи ни в чем неповинных людей. Окровавленная и истерзанная, Чечня лежала вся в руинах. Положение сейчас таково, что во всей своей остроте стал вопрос: «Быть или не быть чеченцам как народу на нашей планете?». Поэтому в сложившейся ситуации жизненно важно суметь мобилизовать все духовные силы народа на то, чтобы выжить, и не только выжить, но и стать на путь национального процвета203 ния. Одним из важнейших путей решения проблем национального самосохранения, более того, подъема по пыльным, скользким, трудным ступеням пирамиды общественного прогресса является сохранение и развитие национальной культуры, того богатейшего духовного наследия, которое создавали, хранили и обогащали наши предки. Именно на это национальное богатство нам и необходимо сейчас обратить самое пристальное внимание. Глубоко прав Арнольдов А.И., подчеркивая, что «свое будущее каждый народ связывает с национальной культурой, являющейся для него гарантом жизни и интеграции в общемировую культуру. Эта идея обладает своей имманентной логикой: именно она поддерживает духовный и интеллектуальный потенциал нации, выступает импульсом творческой деятельности человека, укрепляет духовное здоровье народа, создает его национально-нравственный идеал» [2]. Чеченская национальная культура – это логически стройно выверенная всей исторической практикой, веками, создававшаяся и постоянно развивавшаяся всем народом, его лучшими представлениями, наиболее светлыми умами система ценностей. Структурными элементами этой культуры являются язык, устное народное творчество, обычаи, традиции, этика и этикет, мусульманские религиозные верования, этническая психология, национальное сознание и самосознание, творения народных писателей и поэтов, деятелей искусства, сложившаяся система образования, научные достижения. В ходе нелегких исторических перипетий складывался дух народа, в основе которого лежат такие морально-этические императивы, как «адмалла» (человечность), «человек – самое большое богатство», «жизнь человека – превыше всего». Они зримой нитью проходят через все устное творчество чеченского народа, равно как и идеи дружбы, товарищества, добрососедских отношений со всеми народами и каждым человеком независимо от его национальной и конфессиональной принадлежности. На всех этих и многих других гуманистических ценностях формировалась вся духовная культура народа, его этика и этикет, национальные обычаи и традиции, создавались творения народных поэтов и писателей, всей творческой интеллигенции. Именно на этих духовных основах национальной культуры, ее гуманистических идеалах и необходимо строить всю систему идеологической работы в сегодняшней Чечне. Другой важнейший путь организации национальной духовной жизни на гуманистических началах – это всемерное развитие образования и науки. Двадцать первый век еще больше, чем век ушедший, будет веком автоматизации, компьютеризации, наукоемких высоких технологий, а значит и веком образования, науки, просвещения. Если мы не сможем решить эту судьбоносную для нации задачу, то будем обречены плестись в хвосте современной мировой цивилизации. А этого допустить, мы не имеем права. При этом решении вопросов и обогащения системы образования всех уровней особенно важно решение следующей задачи: введение в нее ключевых элементов нашей национальной культуры. Ведь в данном случае будет решаться и другая, исключительно важная в современных условиях проблема – проблема гуманизации образования, а значит и гуманизации всей жизнедеятельности нации Говоря о гуманистических ценностях в системе национальной духовной 204 культуры, нам представляется, что ведущее место здесь принадлежит обычаям и традициям. Они являются, на наш взгляд, истоками нашей национальной духовности, богатством, в котором самыми высшими ценностями являлись человек и человечность, где «адам» выступает, выражаясь славами античных философов, «мерой всех вещей». Вот так оценивает современный известный писатель России В. Распутин место и роль обычаев, традиций в жизни народа: «Человек, вырастающий вне обычаев народа, – это что-то ненормальное, комическое и трагическое одновременно. Нельзя говорить о национальности только по крови. Эта кровь должна заполняться опытом народа – его обычаями, песнями, верованиями. Возвращение к традициям происходит сейчас во всем мире, даже в Соединенных Штатах Америки, где народ по сосенке собрался отовсюду, в которых американская нация как таковая еще до конца не сформировалась. Но и они едут на родину своих предков в поисках корней, вспоминают родовые легенды и этническую обрядность. И это не мода, не дань старине ради дани, а самоукрепление, самоутверждение с помощью вековых ценностей в нынешнем неблагополучном мире» [3]. Именно поэтому так важно, чтобы мировоззрение нынешнего поколения молодежи формировалось на прекрасных народных обычаях и традициях. И в первую очередь это относится к учащейся студенческой молодежи. Ведь то, что заложено в сознание с детства, юности, человек проносит через всю свою жизнь. При этом особое внимание должно быть уделено молодежи, обучающейся в образовательных учреждениях всех уровней. Причем работа эта может, на наш взгляд, стать эффективной, дать желаемые результаты при соблюдении следующих требований: во-первых, она должна проводиться людьми высококвалифицированными, с глубокими познаниями, широким культурным кругозором, подлинными энтузиастами своего дела; во-вторых, все образовательные учреждения необходимо обеспечить соответствующими учебниками, учебными пособиями и всей другой методической литературой по чеченской национальной культуре; в-третьих, в этой работе очень важно, чтобы национальная культура рассматривалась ни как нечто изолированное, замкнутое, вне ее связи с культурами других народов Кавказа и России, а в тесной связи с ними. В-четвертых, умело использование нравственных ценностей, как национальной культуры, так и культур других народов в целях формирования, в частности, у учащейся и студенческой молодежи не только толерантного, терпимого, но уважительного отношения к другим культурам и к людям как носителям этих культур. Литература 1. Арнольд А.И. Введение в культурологию. - М.,1993. 2. Там же 3. См.: Литературная газета. 30 декабря 1997. С.9. 205 УДК 39 (4/9) К ВОПРОСУ О СОЦИАЛЬНОМ АСПЕКТЕ СЕМЬИ У ЧЕЧЕНЦЕВ В РУССКИХ КАВКАЗОВЕДЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ КОНЦА XIX – НАЧАЛА XX ВЕКОВ С.А. Натаев, к.и.н., доцент кафедры истории народов Чечни ЧГУ, г. Грозный nataev. s @ yandex. ru К проблеме чеченской семьи, как к общественному институту обращались У. Лаудаев [1], М. Ковалевский [2], Н. Харузин [3], Б.К. Далгат [4], М.А. Мамакаев, [5], Ф.В. Тотоев [6] и другие исследователи. В трудах этих авторов в той или иной мере рассматривались проблемы семьи у чеченцев, но социальный аспект чеченской семьи не являлся предметом изучения у вышеуказанных ученых. На наш взгляд, исследования большинства этих авторов находились под влиянием господствовавшей в то время в царской консервативной историографии теории о патриархально-родовом строе у горцев Кавказа, и семья у чеченцев определялась как семейная община. Проблема дефинирования чеченской семьи как социальной единицы в прошлом и в современный период, актуально и в настоящее время. В работах местных обществоведов, особенно философов, при рассмотрении проблем семьи у чеченцев используются термины: «семейная община, община, большая семья, патриархальная семья». Институт чеченской семьи его место в структуре тайпа и чеченского общества является мало изученной темой в кавказоведческой литературе. Нами на основе анализа работ русских кавказоведов XIX – начала XX веков, делается попытка, определения места и роли чеченской семьи как социальной ячейки этносоциума, делается акцент на имущественно-наследственные отношения внутри чеченской семьи. Также рассматриваем трансформацию социальных категорий большой (отцовской) семьи и малой (моногамной) семьи у чеченцев в период с XVIII в. до середины XIX в. Семья у чеченцев выступала миниатюрной носительницей многих атрибутов тайпы. Составляя небольшую кровнородственную группу, она включала 3–4 поколения родственников потомков одного отца с их женами, детьми, женатыми сыновьями, которые сообща владела общим имуществом и вела общее хозяйство. Исторически это основная экономическая ячейка патриархального строя. М.А. Мамакаев подчеркивал, что такая семья и являлась основой чеченской общины конца XVII века [5, С. 7]. Существование больших семей у чеченцев в последней четверти ХVIII века наблюдал Рейнеггс. Но сообщения Рейнеггса противоречивы. Так, в русском рукописном оригинале своего сочинения он определяет максимум мужчин в чеченской большой семье (отцовской семье) в 20 человек, а в издании произведения на немецком языке – от 40 до 50 мужчин. Рейнеггс писал: «Каждый дом» (цIа) – большая семья». В последнем случае не остается места малым семьям, о выделении которых из семейных общин он же сообщает [6, С.174]. Здесь надо отметить, что Рейнеггс, говоря о численности мужчин в большой семье у чеченцев 20 человек, вероятно, имел в виду, так называемую «отцовскую» семью, которая в основном состояла из семьи состоящей представителей 3 поко206 лений родственников по отцовской линии. Во главе такой семьи стоял «ц1ийна хьалхара стаг»- букв. «впереди стоящий человек» или «первый человек дома», который руководил общественной и хозяйственной жизнью этой кровнородственной группы. Эта группа извне имела название Мохьмадг1ара, это название «отцовской семьи» в основе которого лежит имя старшего в семье Мохьмад, вторая часть названия этой группы г1ара подчеркивает множеннственость данной семейной ячейки. Но когда численность мужчин в большой семье у Рейнеггса варьируется от 40 до 50 человек, видно исследователем рассматривалась кровнородственная группа «цхьана ц1ийна нах» букв. «люди одного дома, люди одной крови», традиционно объединявшая 4-5 поколения родственников. Во главе которой стояли «ц1ийна хьалхара нах» букв. «первые люди дома» эта социальная категория формировалась из старших людей (ц1ийна хьалхара стаг) отцовских семей, входящих в кровнородственную группу «цхьана ц1ийна нах», которую на наш взгляд можно сравнить социальной группой болшинства индоевропейских народов клан. Ф.В. Тотоев отмечал, что главой большой семьи был самый старший мужчина, именовавшийся «тхьамда». Его права М. Ковалевский справедливо приравнивал к правам «домочина» в югославянских задругах и «большака» в великорусских больших семьях. Демократичность управления в большой семье выражалась в том, что после смерти тхьамды власть (представительская С. Натаев) переходила к его братьям по старшинству /возрастному/ и лишь при неимении их – к старшему сыну тхьамды [6, С.175]. Н. Харузин именует большака цендом, но это неточно. Цендом у чеченцев зовут мужа вообще, в том числе и в малой семье. Следовательно, в большой семье одновременно насчитывалось несколько цендов, отмечал Ф.В. Тотоев [6, С.345]. Роль «большухи» принадлежала жене тхьамды, как правило, старшей среди женщин по возрасту. Звали ее «марнана». Марнана в чеченском языке – «свекровь». Она оставалась распорядительницей в доме и в семье, и после смерти мужа [6, С.345]. Здесь надо внести ясность относительно термина ценда у чеченцев глава семьи обозначается термином цIийнда, а не ценда как Н. Харузина. Термин цIийнда состоит из двух основ ц1ий – кровь, ц1а – дом и термина да в значениии – отец, термин да также имеет семантику хозяин, владелец. Вероятно, первоначально этот термин означал – отец крови, но с выделением отдельной моногамной семьи имевшей личное жилье, хозяйство термин обретает значения; «хозяин дома, глава семьи». На наш взгляд, прав исследователь Ф.В. Тотоев когда он считает неправомерным сравнивать большака – главу русской большой семьи и ц1ийнда главу моногамной семьи у чеченцев. Как нам представляется большака у русских можно сравнить с главой отцовской семьи у чеченцев – ц1ийна хьалхара стаг. Б.К. Далгат отмечал, что ни шотландцы, ни южные славяне, ни древние германцы уже не знают родового начальника; история их застает в период окончательного расчленения на дворы, или семейные общины. Славянские домачин и домачиха, великорусские большак и большуха – являются главарями не целого рода, а большой семьи, или двора, причем они имеют ту особенность, что выбираются семейным советом. Когда у тех народов, где еще крепко держится родовой строй, выборных старейшин мы еще почти не встречаем [4, С.125]. Б.К. Далгат в отличие от большинства других исследователей не считал 207 власть главы семьи деспотической, он писал: «У чеченцев и ингушей также существуют дворовые старейшины. Такой глава двора заведует всеми делами двора в отношениях к родственным дворам и к целому братству и даже к чужеродцам. Поскольку дела эти касаются не целого рода, а только одного двора; дела, касающиеся не только двора, но и целого рода, разрешаются им совместно с другими дворовыми старейшинами [4, С.123]. Особых единоличных прав он не имеет. При попытке главы двора самовластно распорядиться дворовым имуществом всякий имеет право проставить требование раздела: сообща родичи могут даже принудить его отказаться от главенства или выделить их из двора. Дарить, кому бы то ни было дворовое имущество, отчуждать или приобретать его он не имеет права без согласия взрослых членов двора. Отчуждение родовой земельной собственности чужеродцами не допускается вовсе; двор за это отвечает перед целым родом, которому и принадлежит и право родового выкупа. Отчуждение дворовой собственности или даже той части ее, которая принадлежит на праве владения выделившемуся члену двора, могло быть, по словам стариков, лишь временным; продавалась земля с тем условием, чтобы покупающий продал ее обратно прежнему хозяину при первой возможности со стороны последнего заплатить ему долг. Срок выкупа бывает определенный и неопределенный; если хозяин просрочит и не выкупит земли, то заимодавец мог оставить ее за собою навсегда; но это обыкновенно на практике никогда не делалось, так как в подобных случаях происходили кровопролития; поэтому, даже дети могли выкупить имущество, проданное отцом [4. С.134]. Но кроме общеродовых (тайповых – С.Натаев) и дворовых участков были до последнего времени у чеченцев участки, принадлежащие на праве частной собственности малым семьям; они приобретались или путем расчистки неудобной земли от камней, или путем вырубки леса или, наконец, покупки у других; подобные участки определенное лицо могло и продавать, и менять. Чаще меняли, например, дом, усадьбу, землю, покосное место, чтобы поближе поселиться с родственниками, когда, например, один из родственников по неимению для него помещения в доме и возле него, принужден был поселиться вдали от родных. Это обстоятельство содействовало, между прочим, происходившему не раз в Чечне вторичному соединению в большую семью разделившихся членов ее, делалось это обыкновенно при сознании невыгоды раздельной жизни, когда после разделов благосостояние отдельных семей рушилось, и они не могли справиться с работами и бедствовали [4, С.135]. Экономической основой отцовской семьи являлась общая собственность на землю, скот и орудия труда. Члены семьи были связаны коллективным трудом и потреблением. Последнее, т.е. потребление, осуществлялось через общий котел. Некогда «котлы» были в Чечне синонимом больших семей. О численности тайпа судили по количеству в них «котлов» [6, С.135]. Деление на котлы или очаги в старину у чеченцев было всюду господствующим явлением. Чем больше котлов или семей было в известной фамилии, тем оно считалась сильнее и почетнее; невесту обводили вокруг очага, где висел котел. Здесь, очевидно, разумеются не фамильные общие котлы, употребляемые для варки, пиши и пива в торжественных случаях (при свадьбах и поминках), а котлы семейные, дворовые. Выражение – в такой то фамилии столько-то котлов соответствовало указанию силы и почета этой фамилии, таким образом, понятие семьи, двора, заменялось его синонимом – которым в данном случае служили 208 котлы и их количество. Такое значение, приписываемое котлам, объясняется тою выдающеюся ролью, какая принадлежала в жизни чеченцев семейному очагу, связанному с культом предков; известно, что не только сам очаг, но и все принадлежности его – надочажная цепь, котел, сажа, зола и т.п. все у них считалось священными [4, С.135]. По данным П.И. Головинского, к середине XIX века этот счет отошел в область преданий. Из этого можно сделать вывод, основной социальной ячейкой к середине XIX века, являлась не большая семья, а малая семья [7, С.261]. Как отмечал Б.К. Далгат: «Эту группу объединяет кровное начало чаще всего в лице отца семейства; экономическое начало сказывается здесь не только в общности владения, но и в общности труда; имея, за редким исключением, общую, нераздельную земельную собственность, члены двора делят между собою даже все заработанное ими на стороне; индивидуальная собственность не простирается далее движимости, как то, одежда, оружие и т.п.; право индивидуального распоряжения землей в дворовой общине, в основе которой рядом с кровным началом лежит и начало трудовое, – совершенно отсутствует; право родовой преэмпции имеет любой член рода по отношению к другому родичу; но здесь, в дворовой общине мы находим нечто большее, чем преэмпция; здесь каждый член двора, сверх того, имеет право вето при продаже общей собственности; без его согласия, никакого отчуждения не может быть совершено ни старшим, ни другими членами дворовой общины. На всякую попытку главы двора (ценда) бесконтрольно распорядиться общим имуществом, всякий 15летний член семьи имеет право ответить требованием выдела его доли; поэтому глава принужден при всяком отчуждении имущества непременно совещаться со всеми членами семьи» [4, С.112]. Отделившаяся семья стареется все-таки жить недалеко от сородичей, так она вне пределов рода не может найти себе защиты от врагов; по желанию доля ее имущества отделяется от дворовой общей собственности, что всегда почти следует за отделением семей; самая ее связь с двором и родом слабеет; от главы двора и рода она менее зависима; ослабление начала круговой ответственности выражается в том, что за долги отделившейся семьи двор не отвечает [4, С.113]. Семья у чеченцев, как социальная ячейка… «общества была более тесной группой, более солидарной, не только в хозяйственном, но и других отношениях; общность имущества имела последствием и ближайшее участие двора в свадебных и кровных платежах членов его; он же прежде других родичей мстил за убитого члена своего, уплачивал долги его; ближайшими соприсяжниками и поручителями обвиняемого также были однодворцы; словом круговая порука проявляется в дворовой общине сильнее, нежели в родовой; здесь мы замечаем более интенсивность связей, двор носит более семейный, родственный характер, нежели целый род (тайп, гара, некъи –С. Натаев), который призван осуществлять уже функции, лежащие за пределами тесной семьи; большая семья, будучи более сплоченной единицей, пережила род и сохранилась у многих народов и в период государственности [4, С.106]. Потомство одного лица ведет более солидарную, тесную жизнь, чем вся тайпа, практическая необходимость заставляет их выделиться от тайпы, для чего и дается им особая фамилия; конечно, эта новая фамилия не исключает фамилии всей тайпы, которая имеет практическое значение в делах касающихся всей тайпы, – отмечал Б.К. Далгат [4, С.136]. 209 В силу естественного размножения отцовская семья подверглась дроблению, одним из этапов которого было воспроизводство большесемейных общин. Постепенно рушится и этот принцип, выделения дочерних больших семей, и теперь распад домашней общины ведет к выделению малых семей, живущих отдельными домами. Это стало возможным в силу роста производительных сил, благодаря победе частнособственнических отношений в сфере скотоводческого хозяйства и развитию земледелия. В этих условиях малая семья приобретает силу и крепость для независимого экономического существования [6, С. 176]. Для Чечни XVIII – первой половины XIX века характерно сосуществование больших и малых семей. Относительное соотношение между этими двумя социальными формами стало возможным установить, благодаря статистическим сведениям. Ф.В. Тотоев приводит следующие данные: с 5 февраля 1827 г. по 17 ноября 1829 г. принял русское подданство 71 чеченский аул, состоящий из 2030 семейств с числом жителей общего пола в 6895 душ, что при расчете на одну семью дает 3–4 человека [6, С. 176]. Сведения за 1832 год, извлеченные Д.А. Милютиным из архива, содержат следующие данные: 25 сел по р. Сунже насчитывали 2101 двор, в них мужчин, женщин и детей 16708, т.е. на двор приходится около 8 человек; в 14 аулах по правому берегу Терека и 4-х аулах между р. Тереком и р. Сунжею в 1940 дворах исчислялось 14657 человек всех возрастов, что дает 7–8 человек на двор. [6, С. 176]. По данным, приводимым А. Берже, с 1857 по 1859 гг. с гор на плоскость Большой Чечни выселилось большое число аулов. В которых во всех на один двор приходится от 5 до 7 человек обоего пола [8, С.120]. Приведенные факты убедительно говорят о господстве в Чечне XVIII – первой половины XIX века малой семьи. С этим согласуется и утверждению М. Ковалевского, что в Чечне второй половины XVIII века «более распространена малая семья» [6, С.176]. В процессе сегментации патриархальной отцовской семьи, малые семьи селились смежно с отцовским домом, продолжая сохранять с ним хозяйственные и родственные связи. Образовалась родственная группа, включавшая, как и большая семья, потомков одно отца до 3–4 поколения. Эта новая общественная ячейка получила наименование «цIа». М. Мамакаев объединение кровнородственных семей ц1а (цхьана ц1ийна нах) дефинирует, как фамилию. [5, С.84]. Таким образом, к XVIII в. чеченская отцовская семья распалась, сохранившись в форме пережитка и для Чечни XVIII – первой половины XIX века характерно преобладание малой семьи. Семейные отношения чеченцев покрыты густой сетью остатков отношений большесемейных. Чеченская моногамная семья обеспечивает обществу прогресс [6, С. 270]. Таким образом, мы имеем основание сделать вывод, что основной социальной ячейкой чеченского общества с середины XVIII века являлась не семейная община (не большесемейная община), а индивидуальная семья и пережиточная форма большой семьи (отцовская семья). Сделать вывод об отсутствии деспотической власти у главы семьи и паритете интересов и прав членов семьи у чеченцев, в имущественно–наследственных отношениях. Литература 1. Лаудаев У. Чеченское племя // ССКГ. Выпуск VI. – Тифлис, 1872. 2. Ковалевский М. Закон и обычай на Кавказе. Т.1. – М., 1890. 3. Харузин Н.П. Заметки о юридическом быте чеченцев и ингушей. – «Сборник по этно210 графии, издаваемый при Дашковском этнографическом музее».- Вып.3. 1988; 4. Далгат Б.К. Родовой быт и обычное право чеченцев и ингушей. Исследование и материалы 1892-1894 гг. М., 2008. 5. Мамакаев М. Чеченский тайп (род) в период его разложения. Грозный, 1973. 6. Тотоев Ф.В. Общественно-экономический строй Чечни (вторая половина XVIII –40 г.XIX в.). – Нальчик. 2009. 7. Головинский П. И. Заметки о Чечне и чеченцах// Сборник сведений о Терской области. Вып. 1. Владикавказ, 1878. С. 261. 8. Берже А. Чечня и чеченцы. Кавказский календарь на 1860. Тифлис. 1859. С. 120. УДК 94(470).16/18 СЛАВНЫЕ СЫНЫ ХУНЗАХА НА СТРАЖЕ ИНТЕРЕСОВ РОССИИ Г.А. Омарова, старший преподаватель кафедры гуманитарных дисциплин Дагестанский Государственный Институт Народного Хозяйства, г. Махачкала. [email protected] После окончательного укрепления позиций России в Дагестане в 60–70х гг. ХIХ века, храбрые и воинственные по своей природе горцы приняли участие во всех внешних войнах России конца ХIХ – начала ХХ веков. Проверкой на преданность и отвагу послужило участие дагестанцев в русско-турецкой войне 1877–1878 гг., в русско-японской войне 1904–1905 гг., в Первой мировой войне 1914–1918 гг. Среди тех горцев, кто отличился активным участием в этих войнах были – братья Максуд, Кайтмаз и Умалат-Бек Алихановы, сыновья небезызвестного в прошлом генерал – майора русской армии Али-хана Гусейноглы, выходца из селения Хунзах – административного центра Аварского ханства, с давних пор славившегося своей лояльностью и преданностью по отношению к России [1]. Отчаянная храбрость и железная воля отца передалась по наследству и сыновьям, а военная стезя отца предопределила будущее его сыновей. Поэтому история их участия в русских локальных войнах особенно интересна. Старший сын Али-хана Гусейн-оглы Максуд Алиханов, взявший приставку к своей фамилии Аварский, прошел боевой путь от корнета Сумского гусарского полка до генерал-лейтенанта, командующего 2-ой Кавказской казачьей дивизии. Но не всегда гладко писалась его военная биография. Летом 1875 г. произошла крупная ссора Максуда Алиханова с другим офицером, за что оба были привлечены к суду. Спустя год, как писалось в отчете военного суда, «….за покушение в вспыльчивости и раздражении на убийство офицера» Максуд Алиханов был разжалован и лишился всех чинов и наград. В связи с началом русско-турецкой войны 1877–1878 гг., в сентябре 1877 г. получил назначение на службу рядовым в 15-й Переяславский драгунский полк, который в составе Эриванского отряда принял участие в сражениях на Кавказском театре русскотурецкой войны. За отвагу и доблесть, проявленную в сражении при Деве-Бойну, Максуд Алиханов-Аварский был награжден знаком отличия Военного ордена 4й степени. Его имя ещё при жизни, наряду с именем другого нашего земляка кизлярца Петра Ивановича Багратиона, высечено золотыми буквами на мраморе зала воинской славы России – Георгиевском зале Кремля. Никто в военной исто211 рии России после него больше этой великой чести не удостоился [2]. В январе 1904 г. император России Николай II обратился к горцам Северного Кавказа и Закавказья с просьбой принять участие в войне России против Японии, хотя по законодательству Российской империи они не подлежали призыву на военную службу [3]. Из горцев-мусульман были сформированы два конных полка – Дагестанский и Терско-Кубанский. Желающих попасть в Дагестанский конный полк, оказались более 3000 горцев. В полк набирали добровольцев – самых рослых, сильных, физически здоровых. После отбора лучшими из лучших в полку оказались 744 человека. К ним предъявлялись определенные требования: наличие у каждого лошади, одежды, оружия, не старше 40 лет, но не моложе 21 года. Две первые сотни полка были укомплектованы в Хунзахе. Всего из селений Аварского округа было принято 155 добровольцев, получивших название «охотники», в том числе 36 из самого Хунзаха. Среди хунзахцев находился и бывший переводчиком и отчисленный из милиции с должности юнкера, младший сын Али-хана Гусейн-оглы и брат Максуда АлихановаАварского, Кайтмаз Алиханов, 22 апреля 1904 года официально зачисленный охотником в состав 2-го Дагестанского конного полка. После комплектования, оба полка, численностью в 1200 добровольцев, в мае 1904 года были отправлены на театр военных действий на Дальнем Востоке. С первых же боёв, Дагестанский полк показал свою храбрость и бесстрашие. Не было ни одного случая, чтобы полк не выполнил поставленные боевые задачи. В августе 1904 года в боях под Ляояном, Кайтмаз Алиханов, за проявленную доблесть, производится в старшие урядники. В начале сентябре, в бою на Далинском перевале, Кайтмаз за смелость и отвагу награждается знаком отличия Военного Ордена 3 степени и назначается вахмистром полка. Дальнейшая служба была подтверждением храбрости и верности долгу дагестанца Алиханова, что не осталось не замеченным военным командованием и Кайтмаз, высочайшим приказом о чинах военных, в ноябре 1905 года производится в прапорщики. Высокими наградами были отмечены и другие заслуги храброго воина Кайтмаза Алиханова: знаком Военного Ордена 2 степени, орденом святой Анны 4 степени с надписью «За храбрость», орденом святого Станислава 1 степени с мечом и бантом [4]. За весь период участия Дагестанского полка в русско-японской войне, ни в одном сражении против японцев, он не потерпел поражения. В январе 1906 года полк вернулся с Дальнего Востока на родину, где участников войны приветствовали как героев. На вокзале Порт-Петровска их встречали музыкой и зажигательными танцами. Среди героев был и храбрец Кайтмаз Алиханов. В этой же кампании отличился и другой брат героев Умалат-Бек Алиханов – кадровый офицер русской кавалерии, начавший участие в войне в чине ротмистра Драгунский Переяславского полка. За боевые заслуги был возведен в чин Войскового старшины, соответствовавший чину подполковника, и отмечен двумя орденами святой Анны 2 степени с мечами и 4 степени с надписью «За храбрость» [5]. Таким образом, честная и преданная служба, неординарные боевые качества дагестанских горцев помогла разрушить сложившиеся у многих в России стереотипы и заслужить по праву высокую оценку боевых заслуг у всех военных чинов русской армии. Дагестанские воины еще раз подтвердили высокую боеспособность, храбрость и доказали свою благонадежность, лояльность, когда в 212 условиях войны горцы забыли о своих чувствах к России и честно выполняли свой воинский долг. Литература 1. Иванов Р.Н. Генерал Максуд Алиханов: триумф и трагедия. Махачкала: ИД «Эпоха» 2003 г, с. 56. 2. Георгиевский кавалер. Хаджимурад Гаджиев. Газета «Дагестанская правда» , 16 ноября 2006 г. 3. Туземная конная дивизия. Газета «Биржа Plus» № 3, 10 декабря 2004 г. 4. Иванов Р.Н. Генерал Максуд Алиханов: триумф и трагедия. Махачкала: ИД «Эпоха» 2003 г, с. 482 5. Р.Н. Иванов. Генерал Максуд Алиханов: триумф и трагедия. Махачкала: ИД «Эпоха» 2003 г, с. 483-484 УДК 94 (470).19 КАВКАЗСКАЯ ТУЗЕМНАЯ ДИВИЗИЯ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ А.Р. Раджабов, студент Научный руководитель: к.и.н. А.Г. Аскеров Дагестанский государственный университет, филиал в г. Кизляр История России имеет много непрочитанных страниц, таких, которые любой другой стране составили бы славу и почёт. На этих страницах есть все, что когда-либо происходило в нашей стране. Недаром Россия считается одной из самых богатых стран с самой яркой и пестрой историей. 1 августа 1914 г. началась Первая мировая война, в которую оказались втянутыми 38 государств. Она отличалась от предшествующих войн широким применением новой боевой техники и современных средств ведения боя. Во всех воюющих странах численность кавалерийских частей в ходе войны постепенно сокращалась. 23 августа 1914 г. был объявлен Высочайший приказ Николая II о создании «Кавказской туземной конной дивизии» трехбригадного состава из шести полков: Кабардинского, 2-го Дагестанского, Чеченского, Татарского, Черкесского и Ингушского. В то время в составе российской армии уже находились Кавказская кавалерийская (конная) дивизия и пять Кавказских казачьих дивизий. Поэтому, когда произошло рождение нового воинского соединения, исключительно из горцев Кавказа, было принято решение назвать его – «Кавказская туземная конная дивизия», чем подчеркивалось исключительно ее местное, кавказское происхождение. Командиром Кавказской туземной конной дивизии высочайшим приказом от 23 августа был назначен младший брат царя, Свиты Его Величества генерал-майор великий князь Михаил Александрович [1, с.54]. В июле, августе и осенью 1915 года дивизия участвовала в ряде боёв у Шупарки, Новосёлка-Костюкова, в районе Доброполе и Гайворона, которые по свидетельству её командира великого князя Михаила Александровича были увенчаны блестящими конными делами, каковые составляют одну из лучших страниц истории нашей конницы [2, с.71]. За время своей боевой деятельности Кавказская туземная конная дивизия понесла большие потери. За три года через службу в дивизии прошло в общей сложности более семи тысяч всадников, уроженцев Кавказа и 213 Закавказья. Полки дивизии несколько раз пополнялись прибывавшими с мест их формирования запасными сотнями. За один только 1916 год дивизия провела 16 конных атак. Документы полков и штаба Кавказской конной дивизии донесли до нас имена героев боев, описание их подвигов и связанных с ними боевых эпизодов на всем протяжении войны с 1914 по 1917 год. В тот период через службу в дивизии прошло более 7000 всадников – уроженцев Кавказа. Около 3500 из них были награждены Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями «За храбрость», а все офицеры удостоены орденов. На наградах, которые вручались подданным нехристианского вероисповедания, изображения христианских святых (Святого Георгия, Святого Владимира, Святой Анны и т. д.) были заменены государственным гербом Российской империи – двуглавым орлом [3, с.68]. Если на протяжении XVI–XVIII веков военную службу в России проходили отдельные представители горских народов, в основном аристократического происхождения, то уже в XIX в составе российской армии веке начинают формироваться специальные воинские подразделения из представителей горского населения. Так в 1828 году был сформирован Лейб-гвардии Кавказско-Горский полуэскадрон Собственного Его Императорского Величества конвоя для несения службы в Санкт-Петербурге. Литература 1. Иванов Р.Н. Генерал-адъютант Его Величества. Сказание о Гуссейн-Хане Нахичеванском. - М., 2006. 2. Опрышко О.Л. Кавказская конная дивизия. 1914—1917: Возвращение из забвенья. Нальчик, 1999. 3. Мурашев Г.А. Титулы, чины, награды. - СПб., 2001. УДК 94 (470).16/18 КОНЦЕПЦИЯ ТЕРНЕРА “ПОДВИЖНЫХ ГРАНИЦ” И ИСТОРИЯ НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА С.Т. Рашитханова, старший преподаватель ДГПУ, Хасавюртовский филиал Внимательный исследователь истории должен начать поиски с объяснения форм и изменений политических институтов в тех социальных и экономических силах, которые решающим образом влияют на них. Знать, что в какой-то момент какую-то страну можно назвать демократией, аристократией или монархией, не столь важно, как знать то каковы в этом государстве социальные и экономические тенденции. Изменения в экономической и социальной жизни народа – вот что мы должны изучать для выявления сил, которые в конечном счете создают органы политического действия и изменяют их. Поэтому тема конференции является актуальной и заставляет еще раз оглянуться на тот путь, который прошли в своем развитии народы Северного Кавказа. Выдающийся американский ученый Фредерик Джексон Тёрнер вошел в историю науки как создатель фундаментальной концепции «фронтира» («границы»), без которой сегодня трудно представить осмысление не только американской, но и мировой истории. Особое значение имеет она и для понимания исто214 рии России в силу немалого числа параллелей в американской и отечественной истории. Термин «фронтир» (от frontier- граница, рубеж) имел для Тёрнера прежде всего историческое значение и обозначал приграничную полосу либо область так называемых «свободных земель» во внутренних районах североамериканского континента, которая на протяжении всей истории страны вплоть до конца ХIХ в. осваивалась белыми поселенцами и постепенно перемещалась («подвижная граница») в ходе территориальной экспансии на Запад, достигнув Тихоокеанского побережья. Постепенно этот термин прочно вошел в научный и общественно-политический словарь и приобрел более широкое толкование как область или сфера, открывающая новые возможности. Ф.Дж. Тёрнер является автором концепции о влиянии подвижной границы страны на её развитие [1]. Россия в течение долгого времени была колонизирующей страной, на юге с ХVIIв. существовала подвижная граница. Одним из направлений внешней политики России в ХVII в. было обеспечение безопасности южных границ от набегов крымских ханов, которым покровительствовала Турция. Граница продолжала двигаться на юг ещё полтора столетия, до выхода на Черноморское побережье Крыма и на Северный Кавказ [2]. На протяжение всего ХVIII в. черноморско-кавказское направление было одним из важнейших во внешней политике России. Петром I были предприняты Прутский (1711) и Персидский (1722–1723) походы русской армии. Их целью было утверждение господства России на Каспии и в Закавказье. По Константинопольскому договору 1724 г. Турция признала приобретение Россией части побережья Каспийского моря, а Россия – права Турции на Западное Закавказье. Боевые действия на этом направлении велись непрерывно на протяжении всего ХVIII в. По итогам войны 1735–1739 гг. был подписан Белградский мир, по которому Россия получила узкую степную полосу от Дона до Буга. Во второй половине ХVIII в. России пришлось вести ещё две войны с Турцией за выход к Черному морю. Успешная внешняя политика России на черноморском направлениии в ХVIII в. привела к присоединению Крыма (1783) и подписание Ясского мира 1791 г., закрепившего за Россией владения между Южным Бугом и Днестром. Эпоха реформ 60-х гг. 19 в. изменила ход общественно-политической мысли России. С отменой крепостного права в стране возникло принципиально новое общество, основанное на формальном равенстве людей перед законом. На повестку дня встали вопросы предоставления этому обществу гражданских прав и свобод, самоуправления и народного представительства. В работах либеральных общественных и государственных деятелей появляются возможные варианты введения в России представительных органов власти. Определяющую роль здесь сыграли труды видного земского деятеля И.И. Петрункевича, либерального мыслителя Б.Н. Чичерина, министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова и др. Начало 20 века в России ознаменовалось системным кризисом, который охватил все стороны общественной жизни страны. Царское правительство пыталось отвлечь внимание народных масс маленькой победоносной войной с Японией, которая закончилась поражением России. Вместо успокоения народных масс царизм получил революцию и срочную необходимость решения назревших проблем, иначе революция грозила ликвидацией самодержавия. Поэтому царизм в срочном порядке вынужден был разрабатывать проекты реформ. 215 17 октября 1905 года Николай II подписал манифест, составленный князем А.Д. Оболенским и Н.Н. Вуичем под руководством Витте. Витте понимал, что конституция является благом для России "Сердцем я за самодержавие признавался он своему биографу журналисту-историку Б. Гменскому – умом за конституцию. Самодержавию я всем обязан и люблю его, а умом понимаю, что нам нужна конституция". 11 декабря 1905 года был принят закон о созыве законодательной Думы. Витте предлагал организовать выборы в думу на основе всеобщего избирательного права. Манифест поручал правительству выполнить волю монарха: 1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний, союзов [3]. Большевики бойкотировали Думу. Рабочие имели право участвовать в выборах только в 50 губерниях, в результате избирательного права было лишено около 2 млн. рабочих мужчин. В законодательную Думу могла выбираться только крупная и средняя буржуазия, а в Виттевскую – вся промышленная, торговая, финансовая буржуазия с ее служащими, все домовладельцы, чиновники, интеллигенция. Землевладельцы, мелкие собственники, владельцы земель церквей и молитвенных домов, священнослужители также вошли в круг избирателей по закону 11 декабря. Проведение выборов на Кавказе было поставлено в полную зависимость от усмотрения наместника. В мемуарах А.Ф. Керенского "Россия на историческом повороте" в главе IIIраздела "Борьба за конституцию" читаем: "Возмущение вызывала, в частности, и абсурдная политика русификации, проводившаяся в районах с нерусским населением. И не потому вовсе, что население русских губерний, свобода других народов заботила больше, чем своя, а потому, что власти в нерусских районах полностью игнорировали стремление народов к свободе [4]. На Кавказ Положение о выборах в Думу не распространялось из-за революционного движения. Вопрос о выборах на Кавказе отложили на период, когда здесь успокоятся. В августе 1906 года царским указом были утверждены "Особые правила о выборах в думу на Кавказе, составленные с изъятиями из Положения о выборах в империи" [5]. В Дагестане выборы в Думу не состоялись. В Терской области в Думу было избрано 3 депутата, из них 2 – от 504 тыс. человек казачьего и остального ("нетуземного") населения и 1 депутат (Т. Эльдерханов) – от чеченцев, ингушей, осетин, кабардинцев и других горцев, насчитывавших 539 700 человек. I Государственная дума получилась значительно левее, чем предполагало правительство. Крестьянские депутаты требовали принудительного отчуждения помещичьей земли. С разоблачением политики царизма в Терской области выступил в Думе 12 июня 1906 года Т. Эльдарханов. Вскоре (9 июля 1906 года) самодержавие разогнало I Государственную думу. Во II Думу прошли от Северного Кавказа 13 депутатов, среди них – 2 социал-демократа, 1 трудовик, 2 эсера, 1 народный социалист, 1 кадет, 4 депутата от Дагестана, горских народов Терской области, Закатальского округа и др. Определяя место Государственной думы 1216 созывов (1906-1917) в обновленной системе органов власти, необходимо отметить, что Николаю II она была неподконтрольна и ограничивала его власть в законодательных и финансовых вопросах [6]. Как бы это ни хотелось либералам, Дума не стала российским парламентом западноевропейского образца. Требования либералов дать стране полноценную Думу, т.е. установить парламентскую демократию при всеобщем, равном, прямом и тайном голосовании, не соответствовали уровню развития государства. Северный Кавказ сегодня – это граница между Западам и Востоком, создавая здесь правовое сознание, необходимо опираться на те традиции, которые складывались веками. Горцы остро реагируют на проявления несправедливости, нарушения законности, права, хотя этнопсихологи считают их наивными. Концепция Тернера Ф.Дж. подтверждает необходимость изучения социальной истории. В результате военного конфликта на Северном Кавказе беженцы, оказавшиеся включенными в западную цивилизацию отмечают преимущества правового поля. Законность должна определять сознание граждан нашей страны. На Северном Кавказе в начале ХХ в. наблюдалась эволюция сельской и городской общин, эволюция российской государственности от патриархальной к конституционной монархии, становление правового государства. Литература 1. Тёрнер Ф.Дж. Фронтир в американской истории М.: Весь мир 2003 стр. 208 2. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (18-начало20в): в 2т.т.1Санкт-Петербург «Дмитрий Буланин» стр.51. 3. Магомедсултанов И.И. История парламентаризма в России: возникновение, становление, развитие. - Махачкала: ИНЦ ДГУ, 2000, с-125.). 4. Керенский А.Ф. - Россия на историческом повороте. Продолжение. Вопросы истории, 1990 , №7, с. 133. 5. История народов Северного Кавказа ( конец 18 в. -1917 г.) . - М.: Наука, 1988, с. 457. 6. Очерки истории Чечено - Ингушской АССР.т. 1. Грозный, Чечено-Ингушское книжное издательство, 1967, с. 186. УДК 94 (470).19 ТАПА ЧЕРМОЕВ – АКТИВНЫЙ УЧАСТНИК ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ 1914–1918 г.г. В СОСТАВЕ ЧЕЧЕНСКОГО ПОЛКА ДИКОЙ ДИВИЗИИ М.Д. Солтамурадов, к.ф.н., доцент, В.З. Газиев, к.п.н., доцент, А.Р. Гайсумов, старший преподаватель кафедры «история, геополитика и политология» ЧГУ, г. Грозный Абдул-Меджид, известный в народе как Тапа Чермоев, представляет собой яркую, выдающуюся личность в политической истории Кавказа. Он родился в 1882 году в Грозном. Его отцом был генерал-майор АрцуЧермоев, в послужном списке которого в графе «Из какого звания происходит и какой губернии уроженец» записано – «Кавказской, уроженец из почетной Белготоевской фамилии» [1]. АрцуЧермоев скончался в Грозном в 1895 году. 217 Абдул-Меджиду в год смерти отца исполнилось только тринадцать лет. В 1899 г. Тапа поступил в Петербурге в привилегированное Николаевское кавалерийское училище. Записи в «Послужном списке юнкера эскадрона Николаевского кавалерийского училища Абдул-Меджида Арцуевича Чермоева», сделанные в 1901 году в связи с окончанием курса учебы, свидетельствуют: «Родился 3 марта 1882 года. Из какого звания происходит? – Сын генерал-майора (из чеченских узденей). Какого вероисповедания? – Магометанского. Где воспитывался? – В Николаевском кавалерийском училище, окончил курс по 1-му разряду. Прохождение службы в училище: В службу вступил по свидетельству Николаевского кавалерийского училища – 1899 сентября 18-го. Произведен в унтер-офицерское звание – 1901 июля 20-го. В 1899 году, когда Абдул-Меджид Чермоев поступил в Николаевское кавалерийское училище, 23 декабря последовало принятие Правительствующим Сенатом указа о пожаловании права потомственного дворянства сыновьям и внукам генерал-майора Арцу Чермоева, с записью «в дворянскую родословную книгу Ставропольской губернии». Но как сам Абдул-Меджид Арцуевич, так и его родственники узнают об этом позже, когда указ Сената получит Высочайшее утверждение императором Николаем II. Именно поэтому в послужном списке, составленном в Николаевском кавалерийском училище в 1901 году, не окажется отмеченной принадлежность Чермоева к потомственному российскому дворянству. По окончании полного курса по 1-му разряду Высочайшим приказом 1901 года августа 13-го дня произведен в корнеты Осетинского конного дивизиона – 1901 августа 13-го» [1]. В сентябре 1901 года корнет Чермоев приступает к службе в Осетинском конномдивизионе, сосредоточенного в это время в Пятигорске. Вскоре Тапа вновь окажется в Петербурге, зачисленный в Собственный Его Величества конвой. В 1907 году выйдет в запас, став известным на Северном Кавказе нефтепромышленником, собственником значительных нефтеносных участков в Грозненском округе. Пройдут десятилетия, и в 1937 году в издаваемом в Париже эмигрантском журнале «Кавказ» увидит свет статья-некролог «Абдул-Меджид Чермоев», написанная уроженцем Дагестана Гайдаром Бамматом, политическим соратником и другом Абдул-Меджида (Тапы) Чермоева [2]. «Отпрыск одной из самых знатных фамилий Чечни, сын генерал-майора Арцу Чермоева, Тапа, родился в г. Грозном, – читаем в журнале «Кавказ»,- и после окончания Владикавказского реального училища получил обычное для его среды и эпохи военное образование вНиколаевском кавалерийском училище... Большая часть его, в общем недолгой, военной службы протекала в Лейбгвардии Собственном Его Величества конвое. В 1906 году Тапа женился на ханше Хавар Ханум Ибрагимбековой, а в 1908 году в чине поручика, еще совсем молодым человеком выходит в запас и с увлечением отдается хозяйственно-промышленной деятельности. Как представитель семьи, обладавшей крупными интересами в Грозненской нефтяной про218 мышленности, он, естественно, оказался в ней одним из самых активных деятелей, а во многом она обязана своим развитием его большому природному уму и кипучей энергии. На этом же поприще Тапа впервые выступил и в качестве общественнополитического деятеля...» И далее, Гайдар Баммат, вспоминая 1914 год и начавшуюся войну с Германией, особо подчеркнул в статье: «На войну Тапа пошел в чине штабсротмистра Чеченского конного полка, находясь в знаменитой Кавказской туземной конной дивизии, которой командовал брат Государя, великий князь Михаил Александрович. Полученные им многочисленные военные отличия свидетельствуют, что свой долг солдата Тапа выполнил с честью...» 18 октября 1914 г начальник Терской области генерал-лейтенант Сергей Николаевич Флейшер издал приказ № 1649 по Терской области, направленный им начальникам Грозненского и Веденского округов для сообщения по чеченским селениям и аулам и затем 4 ноября 1914 года обнародованный газетой «Терские ведомости»: «От командира Чеченского конного полка мною получена телеграмма следующего содержания: «Чеченский полк осчастливлен следующей телеграммой Великого князя начальника дивизии: «Поздравляю Чеченский полк праздником Курбан Байрам. Желаю чинам полка и оставшимся дома их ближним полного благополучия. Михаил» После победы большевиков часть горских эмигрантов обосновалась в Турции, другие – выехали в Чехословакию, третьи – переселились в Польшу. Но большая часть горцев направилась в Париж – тогдашнюю "столицу" русской белой эмиграции. Как пишет в своей статье «Чеченское золото в Париже» Тимур Музаев, одним из тех, кто поселился в Париже, был и Тапа (Абдул-Межид) Чермоев – легендарный чеченский нефтепромышленник, бывший офицер царского конвоя, премьер-министр Горского правительства и глава Зарубежной делегации народов Северного Кавказа. Тапа появился в Париже не один. Вместе с ним приехало большое семейство: его супруга – княжна Хавар-Ханум (урожденная Ибрагимбекова), его брат Абдул-Муслим (Минна) с супругой, племянники Осман, Абубакар (Пики), Эмильхан, МагомедханЧермоевы, Дайдаш и Чингиз Тукаевы (сыновья Белиты, сестры Тапы) – тоже с женами, племянницы Айшат, Аминат (Дара), Камисат, Зейнаб, Джената, Белита, Джанетта, Хава, а также другие родственники. Всех надо было расселить, кормить, одевать, племянниц – выдать замуж, детей – устроить в колледжи и пансионы [3]. К этому времени экс-миллионер оказался почти без средств: его богатейшие нефтепромыслы и обширные земли в Чечне и близ Владикавказа были сначала экспроприированы терскими большевиками, потом конфискованы деникинской администрацией, и, в конце концов, национализированы советским правительством. Последние остатки средств, которые Тапе удалось переправить в Париж, уходили на содержание кучи родственников и на помощь другим горцам-эмигрантам, попавшим в еще большую нужду. Здесь в Париже Тапу Чермоева познакомили с руководителем концерна "Ройал Датч Шелл", крупнейшей нефтяной компании Европы, Детердингом, с 219 которым была совершена выгодная сделка. В борьбе против американского гиганта "Стандант Ойл" Детердинг сделал ставку на расширение деятельности концерна. Он приобретал нефтяные месторождения по всему миру: в Румынии, Египте, Венесуэле. С 1910–1911 г.г. "Ройал Датч Шелл" начал скупать нефтеносные земли в Баку и Грозном. Когда в России победили Советы, Детердинг счел, что большевики не удержатся у власти и скоро уйдут с исторической сцены. Через дочерние и подставные фирмы он стал приобретать акции у оказавшихся в эмиграции нефтепромышленников, выжидая, пока тяжелые обстоятельства не вынудят их продать свои земли по самым низким, почти бросовым ценам. В результате сделки Чермоеву достались 12 миллионов франков, а Детердингу – права на разработки нефти на чермоевских участках под Грозным и на Алдынскую нефть, контрольный пакет акций которой также принадлежал Тапе. В последующие годы английский олигарх стал одним из вдохновителей планов новой военной интервенции против Советской России, которым так и не суждено было сбыться. Грозненская и бакинская нефть осталась под властью большевиков, а документы о правах англичан на нефтепромышленные земли под Грозным и Баку легли в сейфы "РойалДатч Шелл". По всей видимости, они хранятся там до сих пор. В особняке Чермоева жило около 80 родственников. Тапа финансировал различные кавказские эмигрантские организации и издания. Так, исключительно на средства Чермоева существовала кавказская масонская ложа "Прометей", он же субсидировал журнал "Кавказ", который редактировал его ближайший соратник и зять Гайдар Баммат (супруг племянницы Тапы, Зейнаб). Кроме того, Тапа щедро раздавал деньги всем, кто обращался за помощью: горским эмигрантам, однополчанам по царскому конвою и "Дикой дивизии", знакомым по Петербургу, Грозному, Владикавказу, Тифлису… Одной из получательниц чермоевских пожертвований оказалась вдовствующая российская императрица Мария Федоровна, вдова императора Александра III и мать Николая II. Мария Федоровна была едва ли не насильно вывезена из охваченного революцией Крыма своим зятем, великим князем Александром Михайловичем. Она поселилась в Лондоне, где могла рассчитывать на помощь старшей сестры, вдовствующей королевы Александры и ее сына, короля Великобритании Георга V. Но королевская семья под давлением либеральной общественности и правительства старательно избегала контактов с "реакционной" русской императрицей. Помощь Георга ограничилась назначением тетке небольшого пенсиона. Вскоре императрица переехала в Данию, где царствовал ее другой племянник – король Кристиан X. И здесь пребывание русской императрицы создало политические проблемы. Король, сильно ограниченный либеральным правительством и парламентом, не имел права выделить даже небольшие средства для содержания Марии Федоровны. Случались дни, когда бывшая императрица огромной державы не могла позволить себе купить дрова для отопления дома. Узнав о бедственном положении императрицы, Тапа, бывший офицер царского конвоя, немедленно переслал Марии Федоровне крупную сумму из своих уже тающих миллионов. Эти перечисления стали регулярными, о чем свидетельствует благодарственное письмо, которое императрица направила верному офицеру. Пансион английского короля и пожертвования Тапы позволили Марии Федо220 ровне относительно безбедно жить в Дании. Несчастная женщина до конца жизни не могла поверить в мученическую гибель своих сыновей и внуков и все ждала известий об их чудесном спасении. Умерла Мария Федоровна 11 октября 1928 года в пригороде Копенгагена. Роскошная жизнь и щедрая благотворительность сильно подорвали благосостояние Чермоева. В конце жизни он заболел и переехал на лечение в Швейцарию. В 1937 году Тапа умер. Хотя по официальной версии смерть наступила от сердечного приступа, в семье Чермоевых и в горских эмигрантских кругах ходили упорные слухи о том, что Тапа был отравлен агентом ГПУ [3]. После смерти Чермоева, к большому разочарованию наследников, выяснилось, что все его миллионы растрачены. Но долги, которые оставил после себя бывший "нефтяной князь", оказались действительно фантастическими [3]. Литература 1. О.Л. Опрышко. Кавказская конная дивизия. 1914-1917. Возвращение из небытия. Нальчик: "Эль-Фа", 2007. - 512 с. 2. Баммат Г. Абдул-МеджидЧермоев // Кавказ. Париж, 1937. № 9. С. 31, 32. 3. Тимур Музаев. Чеченское золото в Париже. 2009 г. УДК 94 (470).19 ЭРИСХАН АЛИЕВ – ЛЕГЕНДАРНЫЙ ГЕНЕРАЛ РУССКОЙ АРМИИ М.Д. Солтамурадов, В.З. Газиев, В.Р. Дикаев, М.А. Иразова Чеченский государственный университет, г. Грозный Эрисхан Алиев родился 30 апреля 1855 г. в селении Старые Атаги в семье переселенцев из Эрсеноя. Магометанского вероисповедания. Эрисхан Алиев прославился в качестве командира артиллерийской бригады в русско-турецкой войне 1877–1878 г., а также в русско-японской войне 1904–1905 г.г. Кроме того, он участвовал в Первой мировой войне, командуя некоторое время даже российским корпусом (огромным соединением, состоящим из нескольких дивизий). Назначение горца в качестве командующего корпусом считалось редким явлением в русской армии того времени. Эрисхан Алиев вышел из стен 2-е военного Константиновского училища в чине подпоручика с назначением в Кавказскую гренадерскую артиллерийскую бригаду. Генерал Эрисхан Алиев прошел четыре войны, пережил трёх императоров. Того, что было им увидено, совершено и пережито на этом пути, хватило бы на четыре большие жизни. Но тогда, в далекие 70-е гг. Х1Х столетия, когда военная и экономическая мощь Российской державы была еще тверда и непоколебима, пылкому юноше с Кавказа будущее рисовалось в розовых тонах боевой романтики. А пока Эрисхан Алиев был в числе лучших курсантов Михайловского училища и военную науку изучал добросовестно. Обстановка, складывавшаяся к тому времени на Балканах, явно подсказывала ему, что война неизбежна. Балканский театр военных действий, где должны были столкнуться большие воинские контингенты Турции и России, и гористый рельеф местности, где предстояло сражаться, троекратно увеличивая 221 возможности эффективного применения артиллерии, требовал и наличия грамотных, перспективных офицеров этого рода войск. На полевых учениях михайловцевЭрисхан Алиев показал себя как истинный мастер эффективного использования гаубичной артиллерии в современных боевых условиях. У тех, кто воевал на Шипкинских высотах и под Плевной, имя Эрисхана Алиева было постоянно на слуху. Он всегда появлялся там, где решался исход сражения или локальной схватки. Его батарея работала, как часы, прорубая коридоры в нужных местах для атак и прорывов. Эрисхан Алиев прошел путь от самых низших офицерских должностей до самых высших, от низких офицерских званий до звания генерала от артиллерии, получил все имеющиеся в России высокие награды и не единожды. Выдающиеся военные дарования Э. Алиева наиболее полно раскрылись на полях сражений Русско-японской войны. Много лет спустя генерал А.И. Деникин в книге «Путь русского офицера», подчеркивая особую роль Эрисхана в бою за сопку Ключевую, вспоминал: «…когда все силы сопротивления были истощены, все резервы израсходованы, фронт дрогнул. В это время храбрый артиллерийский генерал Алиев повёл в контратаку последние четыре роты четырёх полков, отбил сопку и водрузил знамёна на ней. Этот символический жест ничтожной горсти атакующих подбодрил занимавшие позиции войска, которые приостановили японское наступление» [1]. Это один из многих эпизодов, в которых наглядно проявились не только личные боевые качества генерала Алиева, но и искусство успешного руководства большими воинскими соединениями. Николай II о нем тогда сказал, что «он настоящий полководец». Итогом благодарности за оказанные им Отечеству боевые услуги явилось награждение его золотым оружием и орденами св. Георгия IV степени, св. Станислава и св. Анны первых степеней с мечами. Участвуя в первой мировой войне, генерал от артиллерии (полный генерал – звание, равное в советское время маршалу артиллерии) Эрисхан Алиев уже командовал 4-м армейским корпусом. За проявленную храбрость Эрисхан был приказом царя Николая II в октябре 1914 года награжден одной из самых высоких наград – орденом святого Георгия 3-й степени. Ею он был удостоен за особые заслуги. Этой наградой были награждены Верховный главнокомандующий Российской Армией, Великий Князь Николай Николаевич (дядя царя Николая II), командующий Кавказским фронтом генерал Юденич, командующий 8-й армией А.А. Брусилов, король Англии Георгий I, король Бельгии Альберт, король Румынии Фердинанд I, и другие монархи и военные. В те годы имя Эрисхана Алиева было широко известно не только в Чечне, но и в России. Таких высоких наград и воинских званий не достигал ни один кавказец. Кроме указанного ордена, Э. Алиев был награжден многими орденами, золотым оружием царской России [2]. После разгрома красными Белой Армии, Алиев Эрисхан с сыном, также офицером, были расстреляны в 1920 год в городе Грозном большевиками. Так трагически закончил свой путь воина и полководца славный сын чеченского народа, прославленный герой России Эрисхан Султан-Гиреевич Алиев. Литература 1. 2. А. И. Деникин. «Путь русского офицера» (переиздание - М., 1991.С. 144 – 145) Залесский К. А. Кто был кто в Первой мировой войне. - М.: АСТ, 2003. - 896 с. 222 УДК 94 (470).16/18 КАВКАЗСКИЙ ТЕАТР РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЫ А.М. Сугаипова, ст. преподаватель кафедры «Новая и новейшая история», Т.А. Хусиева, ст. преподаватель кафедры «Новая и новейшая история», Л.М. Котиева, ст. преподаватель кафедры «Новая и новейшая история», ЧГУ, г. Грозный. Особое место в историографии занимает вопрос места горцев Северного Кавказа, чеченцев в частности, в русско-турецких отношениях накануне и в ходе войны 1877–1878 гг. Скорее всего, это большое размытое пятно практически никем не исследовано. Только в 1901–1912 гг. вышло 9 томов «Описания русскотурецкой войны 1877–78 гг. на Балканском полуострове», а спустя годы, в 1911– 13 гг. вышли последние ее 4 тома. История русско-турецкой войны 1877–1878 гг. бесконечно запоздала, и опыт этой войны ушел в безвозвратное прошлое. Еще один минус в том, что официальная история не только не дает надлежащий анализ событий, но и замалчивает важные документы, которые могли бы пролить свет. Вопрос участия горцев Кавказа в войнах России имеет не только историческое, но и воспитательное значение. Согласимся с мнением Х.А. Акиева, который писал: «Определяя мотивы добровольного участия горцев Северного Кавказа в русско-турецкой войне 1877–1978 гг., выяснилось, что служивое сословие северокавказских народов состояло из богатых людей, для некоторых служба была источником жизни и общественного признания!» [2]. Турецкое правительство делало ставку на участие в военных действиях против России горцев-мухаджиров, во главе которых стоял провокатор Муса Кундухов. Но драматизм сложившейся ситуации заключался в том, что по обе стороны фронта участвовали горцы: проживающие на исторической родине, – на стороне России, а горцы-переселенцы – на стороне Турции. Репатрианты, вернувшиеся на родину, рассказывали о бедственном положении горцев на чужбине, которые переселились в 1865 г. в Турцию, где к ним власти проявляли безжалостное отношение. За четыре года (1867–1871) из 22 000 чеченских переселенцев почти половина вымерла от холода, голода и болезней. Зачисленные в турецкую армию получали жалованье в 2 раза меньше, чем соплеменники в России [3]. Война с Турцией началась 12 апреля 1877 г. одновременно на двух фронтах – Кавказском и Балканском. Кавказский театр войны представлял три направления, которые были изолированы друг от друга горами. Они сходились у слабо укрепленного турецкого административного центра – Эрзерума, который находился недалеко от русской границы. Здесь находились крепости Ардаган, Каре и Баязет. Только Каре был подготовлен к обороне 12-тысячным гарнизоном; Ардаган имел гарнизон в 6 500 человек, Баязет – в 1 500 человек [4]. Одна из стратегических целей русских в этой войне – захват порта Батум, который представлял собой глухой тупик. Турки выделили для обороны Приморья 20 тыс., а все лучшее отправлялось на Балканы [1]. Протяженность фронта Батум-Баязет составляла свыше 300 км. 223 От Кавказского фронта требовалась защита границы от вторжения, а вопрос захвата Батума рассматривался желательным, так как основной сокрушительный удар, согласно русскому плану, следовало нанести на Балканах. Конно-иррегулярные части, сформированные из горцев-кавказцев, использовались в качестве разведки. Так как местность представляла собой горные дебри, а войска имели лишь небольшой перевес, русские продвигались вперед медленно. Требовалась регулярная разведка. Формирование иррегулярных частей из горцев Северного Кавказа началось еще в ноябре 1876 г. специальной комиссией под председательствованием полковника Краевича, который еще в 1874 г. предлагал «довести число воинских частей, состоящих из горцев Кавказа, до 10 тыс. человек, а срок службы определить в три года и состав частей сделать разноплеменным. Это будет способствовать сближению горцев с русскими, и позволить им освоить государственный язык» [6]. Русское командование считало горцев незаменимыми в разведке, куда они привлекались с 1853 г. К тому же, их всегда с успехом использовали для преследования неприятеля и действиях малыми группами [5]. Горцы, которые вступили на военную службу еще в период Кавказской войны, достигли определенных чинов и званий. Им удалось существенно поднять свои хозяйства, став в скором времени крупными землевладельцами и предпринимателями. Военные награды гарантировали их обладателям пожизненную пенсию, возможность получения доходной должности, право носить оружие и другие привилегии, которые ставили их на один уровень с русским населением Империи. Сама служба в армии давала неплохую статью дохода [3]. В 1877–78 гг. в Чечне и Дагестане шло восстание. Вступление чеченцев и ингушей в ряды конно-иррегулярных полков носило чисто экономический характер. 25 января 1877 года с учетом мнения влиятельных и почетных людей из числа туземного населения началось формирование Чеченского конноиррегулярного полка 600-го состава [4]. Так как в Чечне и Ингушетии не было сословной иерархии, офицерский состав пополнялся за счет уже существующих кадровых военных, которые появились в период Кавказской войны: «местная горская милиция, отставные лица, служившие прежде в милиции, регулярной кавалерии и в конвое императора» [1]. В состав командования кабардинских и дагестанских полков вошли представители знати. «В первую очередь зачислялись лица от 18 до 40 лет, обладающие крепким здоровьем и имеющие полное боевое снаряжение: коня, сбрую, теплую одежду, а также владеющие русским языком и грамотой, даже арабской. На последнее условие приходилось закрывать глаза: из 66 человек в Аргунском округе, насчитывалось всего 12 грамотных, едва умеющих писать и читать по-русски или по-арабски» [6]. Чеченский конно-иррегулярный полк под командованием генералмайора Арцу Чермоева участвовал в боях по взятию турецких укрепленных пунктов Аладжи, Ардагана, Полк также был задействован в операциях у Зевина, в осаде Карса. Большие потери понесла турецкая армия в ходе крупной операции под Аланжи, где чеченские всадники атаковали неприятеля, укрепившись на горе Малы Ягны. Они с честью выполнили приказ генерал-майора Комарова[1]. 29 апреля без боя заняли Баязет, а 17 мая атакой, подготовленной огнем 224 осадных орудий, овладели Ардаганом. 1 июня обложили Карс, а после бомбардировки артиллерией, штурмовали. На выручку Карсу направился Мухтар-паша. Эриванский отряд, которому приказали произвести против турков энергичную демонстрацию, отважно двинулся вперед и даже разбил авангард Мухтар-паши. Однако 21 июня у Даяра вынужден был перейти к обороне; в тылу Эриванского отряда турецкие иррегулярные отряды и бывший баязетский гарнизон перехватили его сообщения. На помощь слабому Эриванскому отряду, из состава облагавших Каре войск, в то же день был двинут 17-тысячный отряд Геймана. Приблизившись на полтора перехода к Эриванскому отряду, повстречался с 13тысячным отрядом турок, которые заняли укрепленную позицию под Зевиным. Находившийся при отряде Геймана фактически командовавший Кавказской армией генерал М.Т. Лорис-Меликов (номинально-великий князь Михаил Николаевич) не решился оставить турок у себя на фланге и приказал начать атаку. Вялая атака 25 июня на турецкие позиции у Зевина не была доведена до конца, а значительная часть российских сил не введена в бой. «Потери составляли только 5% всего отряда. Командованием овладел приступ паники. 27 июня началось отступление Геймана и Эриванского отряда по расходящимся направлениям, по которым они прошли. Приморский отряд, прошедший полпути к Батуму, отошел на ближайшие к границе высоты. Эриванский отряд, освободив осажденный в Баязете русский гарнизон, очистил последний и ушел в русские пределы. На карсском направлении за Гейманом чрезвычайно осторожно следовал Мухтарпаша., Сняв осаду Карса, в ночь на 10 июля главные силы отошли и расположились для обороны подступов к Аледсандрополю, а 19 июля перед ними на Аладжинских высотах появилась слабая 23-тысячная армия Мухтара-паши. Гарнизон Карса составлял чуть больше 12 тысяч[6]. Русское командование в этом районе располагало 35 тыс. Пришлось повсюду перейти к обороне и настойчиво требовать присылки подкреплений. Зевин явился своего рода Плевной для Кавказского фронта [1]. Несмотря на то, что численностью и качеством превосходили турок, на этот второстепенный театр были посланы значительные подкрепления из центральной России (40-я пехотная дивизия – в августе, l-я Гренадерская дивизия – в конце сентября). Против Аладжинских высот русские ограничивались рекогносцировками. Турки большими силами атаковали передовые части русских. Иногда даже достигали небольших успехов, что давало основание для неприятных сообщений в европейской печати. Силы Александропольского отряда достигли 60тыс. с 220 орудиями [4]. В течение лета и начала осени Мухтар-паша подтянул на усиление своих главных сил еще до 15 тыс. только что мобилизованных людей. Из-за отвратительного снабжения турецкой армии, много людей заболело и дезертировало. Их осталось меньше 30 тыс.; всего около 40 орудий артиллерии, частью очень плохих. «Слабые силы турок были растянуты по фронту на 19 км, солдаты истощались в трудных позиционных работах, которые на каменистом грунте не могли получить такого развития, как под Плевной» [6]. В этих условиях командированному на кавказский театр фронта Обручеву удалось убедить Лорис-Меликова перейти в наступление. Первый переход к активным действиям 2-4 октября велся весьма неуверенно и скорее представлял рекогносцировку в армейском масштабе, а не решительную атаку. Губительный плевненский опыт ограничивался преимущественно артиллерийским обстрелом 225 турецких позиций. Из-за недостатка в воде и несвязности в действиях русским войскам пришлось вернуться в исходное положение. Плохо вооруженные турки на каменистом грунте понесли большие потери: 4 680 человек – на одну тысячу превосходили русских. Маленькой ополченской армии Мухтара-паши эти огромные потери оказались не под силу. Процесс разложения турецкой армии ускорился. Мухтар-паша, опасаясь повторения атаки, вынужден был готовиться к отступлению. Как только разведка доложила, что турки собираются отступать, генерал Лорис-Меликов организовал энергичную атаку. Имея двойной численный перевес, русские смогли выделить свыше трети своих сил для глубокого обхода правого фланга турок [5]. 15 октября обходящие части вышли в тыл турецкому центру, у Авлиара он был прорван с фронта. Турецкая армия была разрезана надвое; левое крыло успело частью скрыться в Карсе, правое крыло было частью взято в плен, частью рассеялось [2]. Все успехи Мухтаpa-паши основывались на психологии русского командования, и как «только мираж турецких огромных сил да непобедимости прошел, с его слабой армией было кончено. Потери русских не достигали полутора тысяч человек» [1]. Турецкие войска никто не преследовал. Мухтар-паша, отозвав войска для организации обороны подступов, которые находились недалеко от Игдыря против Эриванского полка, и часть войск от Батума, оставил в Карсе обломки армии и с отрядом в 4 тыс. двинулся к Эрзеруму, силы Александропольского и Эриванского отрядов двинулись туда же, оставив значительные силы для осады Карса. На перевале Деве-Бойну, в 7 км восточнее Эрзерума, заблаговременно укрепленную позиция занял Мухтар-паша 15 тыс. армией с 40 орудиями. 4 ноября русские в три раза превосходившие турок под командованием генерала Геймана пошли в атаку и разбили неприятеля, который, оставив всю артиллерию, бежал в Эрзерум. Турки не собирались защищаться, и немедленное преследование решило бы судьбу Эрзерума. Но Гейман собрался брать Эрзерум только через 4 суток. Взятие Эрзерума привело бы и к сдаче Карса и к общему прекращению сопротивления турок на Кавказском фронте [5]. Мухтар-паша успел изменить свое решение: паника улеглась, турки приготовились к обороне города. После вялой неудачной попытки штурмовать Эрзерум, Гейман должен был отвести свой отряд на зимовку в весьма невыгодных условиях. Гарнизон Карса достигал 19 тыс. человек, но лучшие части ушли с Мухтаром к Эрзеруму, влились беглецы с Аладжинских высот, но, несмотря на численность, боеспособность пала. 25 октября приступили к постройке осадных батарей. Только «11 ноября началась бомбардировка, а в ночь на 18 ноября войска овладели крепостью штурмом, изобиловавшим, как и все ночные дела крупного масштаба, многими случайностями; успех штурма обусловливался упадком духа гарнизона, в чем нас заблаговременно ориентировали лихое действия чеченских разведчиков, врывавшихся внутрь крепости и забиравшихся с боем даже в город» [3]. На этом закончились действия на Кавказском фронте. По условиям Адрианопольского перемирия, вследствие успехов русских на главном театре, Россия получила Батум после подписания мирных условий, поставленных на берлинском конгрессе. Надо признать действия Мухтара-паши блестящими. «С самыми жалкими средствами он сумел затянуть кампанию, первым одержал крупную страте226 гическую победу, каковой надо считать исход для турок Зевинской операции, усилив тем самым боеспособность Турции, оттянул на Кавказский фронт резервы из внутренних областей России, заставил понести русских в зиму 1877/78 г. крупные потери от сыпного тифа, удержал в руках Турции крупные залоги – Эрзерум и Батум, которыми Турция расплатилась за неуспехи на главном театре» [1]. Русские топтались в течение первых трех месяцев в пограничной полосе. В июне случайно вылилось лишенное цели демонстративное наступление к Зевину двумя разрозненными, слабыми отрядами и после маловажной тактической неудачи – панический отход и переход на 3½ месяца к обороне против слабейшего противника «Жесточайший упрек русскому командованию: если бы оно оставило прекрасные кавказские войска в полном бездействии, то этим были бы достигнуты лучшие результаты» [5]. Слабая воля к победе русского командования видна и в случайной постановке оперативных целей, не только в развитии боев у Зевина, но и при первой атаке Аладжи, в отсутствии тактического преследования после второй Аладжи и в особенности после взятия Деве-Бойну. Слабое, плохо вооруженное, лишенное снабжения турецкое ополчение сумело держаться против двойных сил лучших полков русской армии [1]. Ошибочно объяснять жалкое проявление оперативного искусства русских только недостатками мышления высшего командования в ходе той войны. Существенное значение имела ударная тактика русских войск, которая достаточно часто приводила к полному бессилию двойных сил лучших частей русской армии против слабых турецких ополченцев. А.А. Керсновский в своей «Истории русской армии» о русско-турецкой войне делает вывод: «Итак, главным упреком руководителям русской стратегии в эту войну является неумение распорядиться своими силами на театре войны. Их умения хватало лишь на организацию отрядов трех родов оружия. До организации маневренной массы – решающего кулака в решительном направлении – наша Главная Квартира 1877 года не доросла» [4]. Впоследствии Чеченский конно-иррегулярный полк вел охранную службу и сопровождал турецких военнопленных в город Владикавказ. После окончания русско-турецкой войны этот полк, как и некоторые другие, расформировали. Литература 1. Акиев Х.А. «Народы Северного Кавказа в русско-турецкой войне 1877-1878 годов». Магас, 2009. 2. Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-78 гг. на Балканском полуострове, 96 томов. 1898-1911 гг. – Петербург. 3. Описание русско-турецкой войны 1877-78 гг. на Балканском полуострове, 9 томов, 1901-1912 гг. 4. Керсновский А.А. «История русской армии». М., 1980. 5. Куропаткин А.Н. Действия отрядов генерала Скобелева в русско-турецкую войну 187778 гг. Ловча и Плевна. 2 тома. – Петербург. 1885 г. Репринт. М., 1999 г. 6. Татищев С.С. Император Александр II. Его жизнь и царствование, 2 тома. — Петербург. II издание 1911 г., Репринт. М.,2002. 227 УДК 94 (470).16/18 АДМИНИСТРАТИВНЫЕ РЕФОРМЫ В ДАРГИНСКИХ ЗЕМЛЯХ В 60–90-е. гг. XIX в. Р.М. Султанбеков, к.и.н., доцент Дагестанский государственный педагогический университет rabadan.sultanbekoff@yandex. ru Как известно в результате Гюлистанского мирного договора 1813 г. Дагестан был включен в состав Российской империи. Еще в 1812 г. накануне заключения Гюлистанского мирного договора, все даргинские общества АкушаДарго, Сюрга, Цудахар, Кубачи и др. принесли повторную присягу на верность Российскому императору с выдачей заложников [1]. Однако кровавая политика усмирения горцев, проводимая с 1816 г. наместником Кавказа А.П. Ермоловым изменило отношение даргинских обществ к царскому правительству. В 1818–1819 гг. Акуша-Дарго становится центром восстания в Дагестане, направленной против царских войск. В этом восстании кроме акушинцев принимали участие сюргинцы, цудахарцы, мекегинцы и др. даргинцы. В декабре 1819 г. Ермолову удалось сломить сопротивление акушинцев, цудахарцев, сюргинцев и занять сел. Акуша. На Акуша и Сюрга были наложены подати, соответственно на Акуша – 2000 баранов в год, на Сюрга – 400 руб. серебром [2]. В последующем Акуша-Дарго сохранила верность России, за что в 1826 г. она была освобождена от подати и находилась на особом положении у русского правительства. Что же касается Сюрга, Муйра, Кубачи то они оставались непокорными, не выплачивали податей, хотя с 1821 г. формально входили в состав Дербентской губернии [3]. После волнений 1823 г. царская администрация на Кавказе делает следующий шаг к «упорядочению» административного управления Дагестаном. Это коснулось и даргинских земель: Акуша-Дарго и Нижний Кайтаг включаются в Дербентскую провинцию, а Сюрга – в Кубинскую провинцию [4]. Такое районирование объяснялось тяготением Акуша и Кайтага к приморскому пути через Дербент, а Сюрга к внутренному пути через Хосрех, Кокмадаг и Кумух, южный конец которого выводил к Кубе. Другое последствие военного периода – отказ Сюргинского и Кубачинского обществ платить подати в казну, что объяснялось проникновением новых идей тариката в эти земли. В своем донесении ген.- майор Краббе прямо указывал на это: «Причисленное к Дербентскому округу общества лезгин как-то: Рутульское, Сюргинское и вольный город г. Кубачи не исполняют с давнего времени лежащих на них повинностей…» [5]. В ведомости о состоянии дел в Дагестане за 1833 г. дана не совсем ясная картина положения даргинских обществ в начале 30-х гг. ХIХ в.. В составе Кайтаг-Дарго из интересующих нас обществ названо лишь Каба-Дарго. Что касается остальных обществ, то видимо они не контролировались царской администрацией. В другом документе, характеризующей политическое положение общинных союзов расположенных на территории нынешнего Дахадаевского района 228 сказано: «Другие Дагестанские округи как-то: Табасарань, Каракайтаг, Кубачи, Сургинское и Рутульское не заслуживают особенного взгляда, приписаны Дербентской провинции, обитают в малодоступных горах, не очень многочисленны, но часто не покорствуют местному начальству, не всегда исправно вносят наложенные на них подати» [6]. Согласно «Обзору» за 1840 г., Каба-Дарго входит в Акуша-Дарго, хотя по старой привычке его называют одним из магалов Верхнего Кайтага. У Ф. Гене вообще вся территория от Акуша-Дарго до Дербента разделено на две части по степени покорности и повиновения царской администрации: «Общества Мюря, Кубачи, Каракайдаг, Терекеме, Гамри-Озень, Нижний Табасаран и Башлы причислены к Дербентскому округу и управляются тамошним комендантом, коему, однако же, мало повинуются. Урдземис, Верхний Табасаран и Сюрга, хотя и считаются покорными нашему правительству, но вовсе не повинуются» [7]. Если верить этим сведениям, то общества Муйра, Кубачи, Сюрга в 30-е гг. были включены в состав Дербентской провинции, хотя по материалам более позднего времени Сюрга как и в 20-е гг. названа в составе Кубинского уезда. К этому времени относятся первые данные о численности населения даргинских союзов и их воинских силах. Данные о составе и численности союзов в предшествующие периоды приводятся не очень часто [8]. Сведения о численности населения Сюргинского союза в отдельности от остальных даргинцев впервые приводятся у П. Зубова. По его данным численность сюргинцев составляло 7 тыс. человек [9]. По сведениям Н. Окольничего в Сюрга и Кубачи 3200 дворов, с численностью 16300 чел [10].Столь большая разница в численности населения за 10 лет объясняется расширением сферы влияния сюргинцев в кубачинскодаргинском нагорье. В верхнем Кайтаге – 7200 (муж) из них 3200 «полупокорных» и 4000 «непокорных», Каба-Дарго – 2764 дворов [11]. Что касается воинских сил, то Сюрга могла выставить 2600 человек [12]. Кайтаг-Дарго при необходимости собирало до 8000 вооруженных людей [13], из которых больше половины поставлялись общинами Верхнего Кайтага (Каба-Дарго, Муйре, Гапш, Ганк, Ицари). В период наивысшего подъема освободительной борьбы в 1840–1853 гг. даргинцы под общим командованием акушинского кадия Магомед-Кади открыто перешли на сторону Шамиля. В силу этих обстоятельств в 1844 г. командованию Самурского отряда (командующий – генерал майор князь Аргутинский) была поставлена задача усмирить Табасаран, Верхний и Нижний Кайтаг и Сюрга, а дагестанскому отряду (командующий генерал от инфантерии Лидерс) добиться окончательного покорения Акуша-Дарго [14]. Завершение военной компании 1844 г. заставила военную власть задуматься над упорядочением административного устройства подконтрольной территории. В 1844 г. царским указом Кубинский уезд, куда входила и Сюрга, Дербентский уезд, куда входил весь Верхний Кайтаг, Самурский округ и Южный Дагестан объединили в управление генерал-лейтенанта князя Аргутинского [15]. 14 декабря 1846 г. Николай I одобрил проект об образовании Дербентской губернии, которая образуется из Кубинского, Дербентского уезда и прочих обществ к югу от Аварского Койсу лежащих [16]. В границы новой Дербентской губернии вошла большая часть даргинских земель. Кайтаг-Дарго по-прежнему числится в составе Дербентского уезда, Акуша-Дарго в 1844 г. выделено в от229 дельный Даргинский округ из шести малых обществ: Акушинского, Цудахарского, Усишинского, Мегехского (Мугинского) Мекалинского (Мекегинского), Оранлинского (Урахинского), куда входили и Кабадаргинские села, а Сюрга оставалось как отдельное общество [17]. Еще раньше в 1844 г. был разработан проект положения об управлении Дагестанской области. В проекте положения об управлении Дагестанской областью Дербентский уезд представлен окруженной непокорными, полупокорными или управляемыми правителями на особых правах народами, к первым относятся: Сюрхи, Верхняя Авария, Карах и Андалаль, ко вторым Верхний Табасаран, Кубечи, Дарго [18]. В другом документе говорится, что «… жители верхней части Табасарана и соседи их Сюргинцы отличаются буйным нравом и мало повинуются» [19]. Таким образом, анализ документов показывает, что Сюрга, Кубачи, Каба-Дарго, Муйра не были приведены в полное повиновение царским военным властям. До 1854 г. Даргинский округ числился в составе Дербентской губернии, а с 1854 г. было введено окружное управление и «…за несколько лет до замирения Дагестана бывшее отдельное общество Сюргинское, также числившееся в составе Дербентской губернии, подчинено даргинскому окружному начальнику» [20]. Е.И. Козубский указывал, что в 1856 г. к округу было присоединено и общество Сюрга [21]. Таким образом, завершается процесс постепенного вхождения Сюрга в Акуша-даргинскую федерацию. Каба-Дарго с центром в Урахи также было в составе Даргинского округа, из населенных пунктов Дахадаевского района в его составе были Дейбук, Меусиша, Викри, Бускри, Зубанчи. 5 апреля 1860 г. с введением Военно-народного управления Дагестанская область была разделена на 4 отдела. Даргинский округ в состав, которого входили общества Сюрга и Каба-Дарго, вошел в состав отдела Северного Дагестана. Общества Верхнего Кайтага (Ицари, Гапш, Ганк, Муйра) были включены в состав Кайтаго-Табасаранского округа, входившего в отдел Южного Дагестана. Управление в обществах сохранялась в том же виде, каким оно было до учреждения окружного управления [22]. 20 апреля 1867 г. Даргинский и Кайтаго-Табасаранский округа также были разделены на административные единицы – наибства. Общество Сюрга Даргинского округа было преобразовано в Сюргинское наибство во главе с наибом из числа военных, назначаемым начальником округа [23]. Кроме того сохранялась власть кадия при решении дел по шариату. В состав наибства вошли практически все населенные пункты, раньше входившие в общество Сюрга, которые были разделены на 11 сельских обществ, числом дымов 2550 с общим числом населения 10785 чел. Из них на территории нынешнего Дахадаевского района находились 7 сельских обществ: Гулатдынское (Гуладты, Мирзидти), Дуакарское с 11-тью отселками, Урагинское (Ураги, Дзилебки), Ураринское с 9 отселками, Урцакинское (Урцаки, Сутбук, Бакни), Карбучи-махинское, Хуршнинское [24]. Наиб находился в сел. Урари, в разное время здесь наибами были Рамазанов Гарун из Чирага, Абдурашидов Гусин из Урари, Махмуд-Кади. Во время пребывания Д.Анучина в Урари в 1882 г. наибом был юнкер милиции Нурбаганд Алигаджиев из Урахи [25]. Уркарахское наибство включало в себя населенные пункты, раньше вхо230 дившие в союзы сельских обществ Муйра, Гапш, Ганк, Ицари с центром в сел. Уркарах, где находился наиб, также назначаемый начальником КайтагоТабасаранского округа, образованного в 1866 г. Всего в состав наибства входило 12 сельских обществ, числом дымов 3998 с общим числом населения 18209 чел. Из них на территории нынешнего Дахадаевского района находились 11 сельских обществ: Дибгашинское (Дибгаши, Унахари), Дибгаликское (Дибгалик, Журмачи), Зильбачинское (Зильбачи, Ираги, Кудагу), Зубанчинское (Зубанчи, Трисанчи), Ицаринское (Джагры, Ицари, Сана-Кари, Шарги), Калкнинское (Ираги, Калкни, Сурхачи), Кишинское, Кубачинское (Кубачи, Кара-Корейш), Сулевкентское (Амузги, Сулевкент, Шири), Харбукское, Уркарахское (Уркарах, Чишили, Шулерч [26]. По сведениям Д. Анучина в 1882 г. здесь наибом был Муртуз-Али-Бек из Уркараха [27]. Населенные пункты кабадаргинского союза вошли в состав Урахинского наибства в составе Даргинского округа. В состав наибства входили 14 селений с числом дымов 5273 общим числом населения 22 852 чел [28]. Из них на территории Дахадаевского района находились 7 сельских обществ: Меусишинское, Дейбукское, Бускринское (Бускри, Шадни), Цураинское (Цураи, Цизгари), Викринское. В 1874 г. Урахинское наибство было ликвидировано, а все селения его включены в состав Мекегинского наибства. Общества Буркун-Дарго вошли в состав Ашты-Кулинского наибства Казикумухского округа. В состав наибства входили 13 сельских обществ с числом дымов 3230 общим числом населения 16 532 чел [29]. Из них на территории Дахадаевского района находились 2 сельских обществ: Аштынское (Ашты, Худуц) и Кункинское. В 1899 г. после реорганизации наибств и образования полицейских участков в Дагестане селения Аштикулинского наибства Ашты, Кунки, Худуц расположенные на территории Дахадаевского района были включены в состав Уркарахского участка. В 1877 г. в Дагестане вспыхнуло всеобщее антиколониальное восстание, направленное против произвола и беззакония царской и местной администрации. В Даргинском округе восстание 1877 г. приняла широкий размах, были вовлечены почти все общества. В Сюрга восстанием руководил – Магомед Бахмудов, кадий ураринский [30]. В самом конце 1899 г. вместо 43 наибств Дагестанской области было образовано 30 участков [31]. Даргинский округ был разделен на 4 участка: Акушинский, Мекегинский, Сюргинский и Цудахарский. Сюргинские и кабадаргинские селения в прежнем составе вошли во вновь образованные административные единицы – Сюргинский (7 сел. общ.) и Мекегинский (5 сел. общ.) участки. Селения Аштикулинского наибства вошли во вновь образованный Уркарахский участок Кайтаго-Табасаранского округа, что привело к значительному увеличению сельских обществ. Их теперь стало 13, к имеющимся добавились: Аштинское, Кункинское [32]. По данным Всеобщей переписи Российской империи 1917 г. в Сюргинском полицейском участке было 3491 хозяйств с числом населения 12 524 чел., 4 сельских общества и 92 населенных пункта. Увеличение количества населенных пунктов связано с присоединением кабадаргинских селений к Сюргинскому участку. Уркарахский полицейский участок насчитывал в своем составе 7474 хозяйств, с общим числом населения 35 547 чел., 9 сельских обществ и 93 населенных пункта [33]. 231 Таким образом, начиная с 60-х гг. XIX в. царская администрация проводит политику создания организованных административных единиц по этническому признаку с учетом охвата территории расселения данного народа или народности. Такой модели административного деления соответствовали созданные округа с последующим их делением на округа и позднее участки. Литература 1. Материалы по истории Дагестана и Чечни /Под. Ред. С. Бушуева и P.M. Магомедова. Махачкала. 1940. С. 108. 2. ЦГА РД. Ф. 11. Он. 1. Д. 19. Л.477. 3. Хашаев Х-М.О. Общественный строй Дагестана в XIX веке. М.1961. С. 37. 4. Хашаев Х-М.О. Общественный строй Дагестана... С. 39. 5. Докладная записка ген-майора Краббе графу Паскевичу от 24 декабря 1829г. №11// АКАК. Тифлис,1878. Т.7. С. 513; РФ ИИАЭ Ф.1. Оп.1. Д.319. Л. 10. 6. Материалы по истории Дагестана и Чечни... С. 254. 7. Гене И.Ф. Сведения о горном Дагестане. 1835-36гг.// ИГЭД. С.344. 8. М.-3.0. Османов Расселение и численность населения даргинцев в XVIII-XIX вв./ Дагестанский этнографический сборник. Махачкала, 1974. Вып. 1. С.191. 9. Там же. С. 169. 10. Там же. С. 170. 11 Магомедов P.M. Даргинцы в дагестанском историческом процессе. Махачкала, 1999. Т. 2. С.383. 12. РГВИА. Ф. 205. ОП.1. Д.139. Л.7. 13. Ковалевский М.К., Бларамберг И.Ф. Описание Дагестана 1831 г./ИГЭД. С.309. 14. Магомедов P.M. Даргинцы... Т. 2. С.412. 15.Тамже. 16. Документальные материалы по истории Дагестана XIX в./Под. ред. В.Г.Гаджиева/РФ ИИАЭ ДНЦ РАН Ф. 1. On. 1. Д.317. Л. 14. 17. ЦГА РД. Ф.11. Оп.1. Д.23. JI.5; Хашаев Х.М. Общественный строй Дагестана ... С.41; РФ ИИАЭ Ф.1. Оп.1 Д. 317. Л. 100. 18. НЦГА РД. Ф.11. Оп.1. Д.12. Л. 21. 19. Там же. Ф.11. Оп.1. Д.6. Л.42;. Феодальные отношения в Дагестане. XIX-нач. XX в.: Архив, материалы / Сост., предис. и примеч. ХашаеваХ.-М. М.: Наука, 1969. С. 18. 20. ЦГИА РГ. Ф.416. Оп.3. Д.113. Л. 3-8; Феодальные отношения... С. 16. 21. Козубский Е.И. Дагестанский сборник. Темир-Хан-Шура, 1902. Вып.1. С. 17. 22. ХашаевХ.-М. Общественный строй... С. 65; РФ ИИАЭ Ф.1. Оп.1. Д. 319. Л. 86. 23. Козубский Е.И. Памятная книжка Дагестанской области. СПб., 1895 . С.40. 24. Посемейные списки населения Дагестанской области 1886 года и переписи населения 1897 и 1926 годов/Стат. спр./ИИАЭ ДНЦ РАН. Махачкала,2004. С.55. 25. Анучин Д.Н. Отчет о поездке в Дагестан летом 1882г. / Оттиск из ИИРГО. Т.XX. Вып.Х. 1884г. С. 398. 26. Посемейные списки населения Дагестанской области 1886 года... С.71. 27. Анучин Д.Н. Указ. соч. С.400. 28. Даргинский округ Дагестанской области: Свод статистических данных, извлеченных из посемейных списков населения Кавказа. Тифлис, 1887. С.8. 29. Посемейные списки населения Дагестанской области 1886 года... С.60. 30. Магомедов P.M. По аулам Дагестана. Махачкала, 1977. Вып.1. С.95. 31. Обзор Дагестанской области за 1899 г. Тифлис, 1900. 32. Республика Дагестан: Административное устройство, население, территория (60-е годы XIX - 90-е XX в.). Махачкала, 2004. С.54,55,59 33.Там же. С.73. 232 УДК 9с (с 166) С-896, ББК (65, 305.14) ИЗ ИСТОРИИ НЕФТЯНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ ЧЕЧНИ В КОНЦЕ XIX – НАЧАЛЕ XX вв. З.Х. Сулумов, ассистент кафедры «История России» ЧГУ, г. Грозный История добычи нефти на территории Чеченской Республики представляет интерес в связи с тем, что она неразрывно связана с социально-экономической и политической историей региона. Территория Чеченской Республики (Грозненский нефтяной район) является одним из старейших нефтедобывающих регионов мира, которая славится уникальными месторождениями нефти и газа. Из документов известно, что первое упоминание о нефти на территории Чечни относится к XVII в. и что местные жители добывали нефть и употребляли ее для различных целей – лечебных, военных, для изготовления красок и т.д. Первый нефтяной источник был зафиксирован рядом с чеченским селением Мамакай-Юрт. А позже были открыты Карабулакские нефтяные колодцы. Стимулом развития нефтяного промысла способствовал открытие в 1833 г. богатой Грозненской, или Войковской, группы источников в центральной части Грозненского хребта. Они и стали базой для образования на этом месте в будущем Старых промыслов – колыбели грозненской нефти. Сразу после открытия, эти нефтяные источники поступили в собственность Терского казачьего войска и в том же году были сданы в эксплуатацию. Нефтедобыча в дореформенный период оставалась примитивной. Родники черной нефти, представляли собой колодцы глубиной до двух аршин. Весь процесс добычи сводился к вычерпыванию нефти ведром или черпалкой из этого колодца. В течение десятилетий технический прогресс не касался этой отрасли. Менялись откупщики, росли арендная плата и доходы предпринимателей, а колодезная добыча нефти оставалась неизменной. Количество добытой нефти начали учитывать только с 1833 г., но и эти данные можно считать приблизительными. За период с 1833 и до середины 1860 г. из грозненских нефтяных колодцев добыли около 140 тыс. пудов нефти [1]. Начало промышленной переработки нефти в Грозном относят к 60-80 годам XIX столетия, когда к богатому тифлисскому купцу И.М. Мирзоеву в 1865 г. перешли все три группы нефтяных источников Терской области: Грозненская, Мамакаевская и Карабулакская. Начав свою деятельность с добычи 12 тыс. пудов нефти в год, он увеличил добычу в 1880 г. до 164 тыс. пудов. Часть добываемой нефти перерабатывалась на нефтеперегонном заводе, построенном в 1865 г., состоящем из одного куба. В 1870 г. талантливый изобретатель самоучка Д. Меликов построил новый нефтеперегонный завод для И.М. Мирзоева, затем еще один, с помощью которых удалось довести получение керосина в 1877 г. до 21 тыс. пудов. Продажа керосина осуществлялась как в Грозном, так и за его пределами: в Владикавказе, Моздоке, Ставрополе, Георгиевске, Пятигорске. Всего за два срока аренды (20 лет) И. Мирзоев добыл 1145 тыс. пудов нефти, получив чистой прибыли свыше 639 тыс. рублей [2]. Хищническая эксплуатация нефтяных источников привела к их полному разорению и к смене хозяина. Новым хозяином стал владикавказский купец С. Нитабух. Несмотря на примитивный способ добычи нефти, по данным Грозненского торгово-промышленного бюллетеня, за 233 60 лет с 1833 по 1893 гг. составил 3119 тыс. пудов. Быстрое развитие добычи и переработки нефти началось со строительством железной дороги, которая была построена в 1893 году, соединившая Грозный с Порт-Петровском (ныне Махачкала) и Ростовом-на-Дону. Открытие пассажирского сообщения между Грозным и Бесланом, состоявшееся 1 мая 1893 года, усилило миграцию в Чечню населения из центральных районов России и Украины, создавая благоприятные условия для развития капиталистического производства в регионе. Строительство железной дороги совпало с открытием крупного месторождения нефти на Ермоловском участке фирмы «И.А. Ахвердов» 6 октября 1893 г. Второй фонтан, выбросивший в день вскрытия 19 ноября 1893 до 800 тыс. пудов нефти, подтвердил нефтеносность Грозненского месторождения и вселил веру в его большое будущее. В августе 1895 г. из скважины №7 Грозненских промыслов вырвался нефтяной фонтан с такой страшной силой, что были разрушены вышки, подъездные пути, образовались огромные нефтяные озера, часть нефти была спущена в речку Нефтянку. По мнению специалистов, это был крупнейший в мире нефтяной фонтан. За три года он выбросил от 61 до 65 млн. пудов нефти и «поверг в прах все недавние сомнения в жизненности грозненского нефтяного дела». Грозненские нефтепромышленники обратились к правительству с докладной запиской с просьбой оказать помощь молодому, неокрепшему делу. В этой записке были перечислены причины, которые тормозили развитие нефтяной промышленности, в частности отсутствие нефтепроводов, отсутствии полиции, общей для всех промыслов, а также существование значительного числа правил, инструкций по надзору за нефтяными промыслами. Таким образом, в записке отмечалось, наличие одних и отсутствие других условий препятствующих грозненскому нефтяному делу достигнуть полного расцвета, к которому оно способно по естественным своим богатствам. Правительство России пошло навстречу грозненским нефтепромышленникам. В июне 1898 года был учрежден 1 съезд грозненских нефтепромышленников для выработки стратегии развития отрасли. На съезде представители 7 нефтепромышленных фирм, представителей Владикавказской железной дороги избрали Совет, что и придало грозненскому нефтепромысловому делу организованный характер. Терское казачье войско являлось крупнейшим собственником нефтеносных участков, на его землях в 1899 году добыча нефти составила 21,9 млн. пудов (общая добыча 26,22 млн. пудов). Казачье войско само не добывало нефть, а наживалось на сдаче в аренду захваченных земель. В 1902 году попудная плата Первого грозненского нефтепромыслового товарищества Терскому казачьему войску с 4 665 103 пудов нефти, отпущенной с промыслов по ½ к., составила 23 325 руб. 52 к. [3]. С ростом добычи нефти развивается ее переработка. 10 ноября 1895 года начал работать керосиновый завод общества «И.А. Ахвердов и К», ставший родоначальником ГНПЗ имени В.И. Ленина, который разрушили в период военных действий в Чечне. Также, 28 ноября того же года начал работать нефтеперегонный завод «Успех». На обоих заводах, кроме керосина, предусматривалось получать бензин вторичной перегонки газолина – бензино-лигроино-керосиновой фракции. В июле 1896 года был пущен в эксплуатацию нефтеперегонный завод общества «Управления Владикавказской железной дороги». Там вырабатывали топочный мазут и керосин, а позже и бензин из газолина. В апреле 1902 года заработал завод под названием «Надежда» (общества «Русско-Грозненский стан234 дарт»). Чуть позже было построено еще несколько заводов: керосиновое «Польза» и «Бр. Нобель». Основной продукцией нефтеперерабатывающих заводов был мазут, а также бензин и керосин [4]. Самым крупным из них был завод «И.А. Ахвердов и К», который перерабатывал в сутки до 140 тыс. пудов нефти, во главе которой стоял известный банкир И. Ватеркейн. А самым крупным потребителем мазута было товарищество Владикавказской железной дороги [5]. В 1896 году на заводе Владикавказской железной дороги появилась первая крупная лаборатория, организованная ученым К.В. Харчиковым, ставшая впоследствии научно-исследовательским центром нефтеперерабатывающей промышленности России. Развитию заводской техники способствовали инженеры Н. Шухов, В. Марковников, О. Ленц, Г. Романовский. Быстрыми темпами происходит перевооружение нефтяной промышленности. Буровые скважины заменили колодцы, начинается применение паровых, а затем электродвигателей, а также начали прокладывать нефтепроводы к нефтеперерабатывающим заводам и железнодорожным станциям. До 1917 г. возведено 6 нефтеперерабатывающих заводов, железнодорожные мастерские, машиностроительный завод «Молот». Также в 1914 г. было завершено строительство нефтепровода от Грозного до Порт-Петровска протяженностью 155 км, и пропускной способностью 740 тыс. мазута в год [6]. Грозненское месторождение, создавало условия для производства бензина и лигроина в России. Грозный становится основным производителем и поставщиком бензина не только на русский рынок, но и на мировой. Вывоз бензина в 1902 году за границу через Новороссийский порт составлял 280 тыс. пудов, а в 1909 году произошел скачок почти до 3,2 млн. пудов. Темпы роста добычи нефти не приостановила даже Первая мировая война, если к 1914 году она достигла 98,4 млн. пудов, то к 1917 году она достигла – 109 млн. пудов, составив 21,8% всей добычи России [7]. Вслед за российским капиталом в Грозный устремляется и иностранный капитал. Провинциальный городок обрел мировую известность. В Грозном утвердились крупнейшие мировые нефтяные тресты: «Роял Датч Шелл транспорт», «Русская генеральная нефтяная корпорация», Товарищество братьев Нобель». В начале XX века большая часть добычи нефти в районе Грозного стала контролироваться иностранным капиталом. Грозненский нефтяной район становится частью транснациональных корпораций. В 1914 году 3 монополии: «Shell», «Т-во братьев Нобель», «Русская генеральная нефтяная компания» – контролировали более 60% российской нефти [8]. Рост российской экономики стимулировали иностранные инвестиции, но в то же время огромные накопления, которые могли бы повысить жизненный уровень населения Чечни в виде прибылей и дивидендов, уходили за границу. Царское правительство, осознавая, что нефть является стратегическим сырьем, всячески стремилось повысить свою роль в этой области. Необходимо отметить обстоятельство, которое заставило царское правительство принимать активное участие в грозненском нефтяном бизнесе. Так, с 1901 по 1907 год добыча нефти на Бакинских нефтепромыслах снизились на 200 млн. пудов [9]. Под воздействием роста нефтяной промышленности в Чечне развивается ряд смежных и подсобных отраслей промышленного производства: деревообработка, металлообработка. Крупная нефтяная компания «И.А. Ахвердов и К» в 235 1913 году получила дивиденды в сумме 3,8 млн. рублей. Еще более высокие дивиденды выплачивало Каспийско-Черноморское товарищество, которые составляли в 1900 г. 80% на вложенный капитал. Весь прибыли, которые были нажиты жестоко эксплуатируя рабочих, поступали иностранным капиталистам [10]. В поисках временного или постоянного заработка горцы шли в город. По данным исследователей, более 11% от общего числа рабочих шести нефтепромышленных фирм Грозного составляли чеченцы и ингуши. В 90-е годы XIX века нефтепромышленные фирмы Грозного нуждались рабочей силы, в связи с ростом производства. В Грозном промышленный пролетариат в пореформенный период складывался за счет пришлого населения из центральных губерний России и Украины. Местная пресса писала об этом так: «Переселенцы прибывают в Грозный целыми семьями и в любое время года. Обыкновенно это бедняки, одетые в лохмотья. Безысходная нужда выжила их из России» [11]. Условия рабочих на капиталистическом производстве были очень суровыми. Низкая заработная плата, длинный рабочий день (12–14 часов), были обычным явлением, как на Грозненских промыслах, так и городских предприятиях. Рабочий черпальщик на нефтяных приисках мог заработать до 8 рублей в месяц, кузнец 20 рублей, бондарь 23 рубля, а плотник 25 рублей [12]. Не соблюдался даже закон 1897 г., который ограничивал рабочий день – 11,5 часа. Возможно, здесь не знали о существовании этого закона, во всяком случае, промышленники не хотели этого знать. В 1899 года обществом «И.А. Ахвердов и К» были разработаны «Правила внутреннего распорядка», в которых отмечалось, что рабочие должны являться на работу в 5 часов утра и уходить в 6 часов вечера «по свистку». В результате упорной борьбы рабочий класс Грозного добился установления минимальной заработной платы в размере 22–27 руб. в месяц для квалифицированных нефтепромысловых рабочих и для поденных чернорабочих – 80 коп. Реальная заработная плата была ниже установленной, она сокращалась в результате всевозможных штрафов и вычетов. За «нарушение тишины» – 30 коп., за «непослушание» – 60 коп., и др., все эти штрафы взыскивались на нефтепромыслах общества «Ахвердов и К». На наем жилья уходило 20–30% зарплаты, из-за безысходности рабочие были вынуждены покупать в долг продукты, промышленные товары в хозяйских лавках по завышенным ценам. Технический уровень оснащенности нефтепромысловых предприятий и отсутствие нормальных условий труда приводило к большому числу несчастных случаев. Кажется, что предпринимателей беспокоил только вопрос о своих выгодах и доходах. Среди промыслового населения «по характеру работы немалое число серьезно больных», из которых 53% составляли больные с травматическими повреждениями [13]. Следует отметить, что на рубеже XIX и XX вв. грозненская нефтяная промышленность стала важнейшим фактором в модернизации российской экономики. В исследуемый период Грозненская нефтяная промышленность стала объектом вливания не только российского капитала, но и иностранного, так как значительную часть грозненской нефтяной промышленности контролировали иностранные фирмы. Грозный меньше чем за 20 лет из провинциального города превратился в крупный промышленный, торговый и пролетарский центр. Литература 1. Больбух А.В. Флагман Грозненской нефти. – Грозный. 1987. – С. 5. 2. Терский сборник. Выпуск 1.Владикавказк.1890.С.233. 3. Ибрагимов М.М., Алисханова М.Х. Развитие нефтяной промышленности Чечни в 236 конце XIX начале XX вв. // Известия Чеченского государственного педагогического института. – Грозный. №1(1) 2009. – С. 102-103. 4. Одинцов А.Б. Неиссякаемый источник прогресса. – Грозный. 1981. – С. 9. 5. РГИА. Ф. 573. Оп. 29. Д. 1272. Л.12. 6. Ширяев С. Грозненский область. – Грозный, 1955. – С. 96. 7. Ибрагимов М.М., Алисханова М.Х. Развитие нефтяной промышленности Чечни в конце XIX начале XX вв. // Известия Чеченского государственного педагогического института. – Грозный. №1(1) 2009. – С. 104. 8. Ширяев С. Грозненский область. – Грозный, 1955. – С. 101-102. 9. Очерки истории Чечено-Ингушской АССР: Т. 1. – Грозный, 1967. – С. 227. 10. 10.Ваксман А. Записки краеведа. – Грозный-Владикавказ, 1984. – С. 14. 11. Там же. – С. 9. 12. Борчашвили Э.А. Социально-экономические отношения в Чечено-Ингушетии в XVIII - XIX в. – Тбилиси, 1988. – С. 400. 13. История Чечни с древнейших времен до наших дней. В 2-х т. История Чечни XX и начала XXI веков. Грозный: ГУП «Книжное издательство», 2008. Т.II. – С. 14-15. УДК 94 (470).16/18 К ВОПРОСУ РАЗВИТИЯ ТОРГОВО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ НАРОДОВ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО КАВКАЗА В XVIII ВЕКЕ М.С. Тепсуев, к.и.н., доцент Чеченский государственный педагогический институт, г. Грозный Добрососедские отношения, существовавшие между народами СевероВосточного Кавказа, имели под собой, безусловно, и экономическую основу. Ее истоки уходят вглубь веков и обусловлены рядом исторических, естественногеографических, этнических и других факторов. XVIII в. являлся переломным этапом в истории народов СевероВосточного Кавказа, в том числе и народов Чечни. Первая четверть XVIII в. ознаменовалась присоединением к России прикаспийских областей, что, в свою очередь, имело большое значение для дальнейшего развития торговоэкономических взаимоотношений в регионе. Вторая четверть принесла потерю Россией этих владений, которая была компенсирована явным усилением ориентации местного населения на Россию в ходе борьбы против агрессии Надиршаха, притязаний Османской империи и Крымского ханства, что, в свою очередь, предопределило дальнейшее углубление и расширение российскокавказских торгово-экономических отношений. Экономические факторы в русско-кавказском сближении играли весьма и весьма значительную роль, без уяснения которой трудно понять глубинные причины российской активности в регионе в целом, на Северном Кавказе – в частности. Этот процесс был длителен, достаточно сложен и противоречив, но он был предопределен долговременными положительными перспективами, что, в конце концов, и привело к вовлечению народов региона в хозяйственноэкономический ритм России, во всероссийский рынок, стимулировало их включение в товарно-денежные отношения, сыграв тем самым огромную роль в социально-экономическом развитии региона. Роль важнейших экономических центров, где народы осуществляли торговые контакты между собой, всегда играли крупные населенные пункты и го237 рода. Таким городам был и Кизляр, возникший на древней сухопутной международной трассе, связывающей Европу со странами Востока и, естественно, выполнявший функции важного транзитного узла в торговле России с государствами Северного Кавказа и Закавказья. Кроме того, он подхватил эстафету своих предшественников: крепостей Терки и Святой Крест, и уже к середине XVIII в. стал средоточием русско-кавказских экономических связей. Позже здесь образовались три больших рынка: армянский, татарский и русский, а для приезжих купцов были обустроены караван-сараи [1]. На базары Кизляра съезжались представители всех народов Северо-Восточного Кавказа, привозя продукты сельского хозяйства, изделия ремесла, пригоняли скот, сплавляли по Тереку строительный лес. Для сообщения с морем был возведен Долобенский фельдшанец в устье самого южного рукава Терека, в 50 верстах от крепости, ставший складочным пунктом товаров, поступавших в Кизляр морем [2]. Следует отметить, что в те годы в результате трансгрессии Каспийского моря и благодаря высокому уровню Каспия, Аграханский залив и впадающий в него южный рукав Терека были достаточно глубоки для свободного подхода к фельдшанцу больших морских судов, а мелкие поднимались вверх по Тереку до Кизляра [3]. По свидетельству архивных документов, в мае 1739 г. к фельдшанцу прибыли «купецкие суда…, а именно: астраханских купцов Гаврилы Мельникова, Якова Толмачева эверсы, Андрея Ильина – галиот, да казенное судно шмаклос…» [4]. В ноябре того же года из Дербента прибыл шхертбот «Санкт Гавриил», принадлежащий компании астраханских купцов [5]. В октябре 1744 г. отправился из Астрахани приказчик астраханского купца «для купечества каспийским морем до Кизляра на судне Ивана Хлебникова» [6]. В июле 1745 г. на судне астраханского купца Тихона Лошкарева астраханский «пасадский человек» Василий Буркин отправил в Кизляр на продажу 150 кулей пшеничной муки [7]. Таким образом, Кизляр в первой половине XVIII в. выполнял функции и торгового порта, обслуживающего торговлю по Каспию. На побережье Каспия существовало несколько пристаней, которые в разное время обслуживали Кизляр. Это – Очинская, Сладкотеречная, Шандруковская и Серебряковская[8]. Товары, прибывавшие морем из Астрахани или из Дербента, доставлялись в Кизляр на арбах и повозках. Здесь была задействована масса «работных людей» из местного населения, занимавшихся погрузкой, выгрузкой и перевозкой товаров. Выгодное положение Кизляра сразу же привлекло сюда купечество, специализировавшееся на восточной торговле. Анализируя состав торговцев, следует заметить, что наряду с кизлярскими армянами, грузинами, тезиками, индийцами и другими «кизлярскими жителями» в первой половине XVIII в. в вывозе товаров из Кизляра и через Кизляр участвуют также астраханские купцы, как русские, так и обитатели восточных колоний Астрахани, а также купцы из центральной России. Транзитом через Кизляр в Астрахань шли шелк, хлопок, восточные ткани, медь-лом из Ирана и Азербайджана. Среди местных товаров, по сведениям исследователя Иноземцевой Е.И., фигурируют «чихирь тавлинский», «сорочинское пшено», грецкие орехи, «пастила тарковская», «чеснок горский», сушеные фрукты, меха диких зверей, оленьи, конские и бычьи кожи, марена, «сукно горское», бурки, «кафтаны и шальвары черкасские», «кумачи кизлярской окраски» [9]. Из Астрахани в Кизляр шли главным образом промышленные то238 вары широкого потребления. Анализ архивных данных, проведенный Киласовым Р.К., позволяет заметить тенденцию роста поступления товаров из России в Кизляр, а через Кизляр на Северный Кавказ. Если через два года после основания Кизляра из Астрахани туда по неполным данным было отправлено 9 партий товара на сумму 1127 руб., то через десять лет, в 1747 г., уже 42 торговца вывезли в Кизляр 44 партии товаров на сумму 14938 руб.[10]. Сохранившиеся материалы Астраханской таможни за 1739–1749 гг. предоставляют сведения об участии индийских купцов, обслуживающих торговлю Кизляра с Астраханью. Всего же за период с 1739 по 1749 гг. в торговле Кизляра с Астраханью приняло участие 39 индийцев. Неудивительно поэтому, что хотя Кизляр и назывался «русской столицей на Кавказе», по составу населения он был полиэтничным. В середине XIX века основное население города составляли горцы и большое число выходцев из Закавказья, русское же население составляло лишь 1/3 часть [11]. А столицей русских его окрестили потому, что именно отсюда осуществлялось непосредственное руководство царской политикой в землях СевероВосточного Кавказа, здесь шертовали горские владетели, здесь же содержались и аманаты из владений Дагестана, Чечни, Ингушетии, Осетии, Кабарды [12]. Большое значение в этом смысле имела торговля, которая не только служила целям сотрудничества и развития цивилизации, но и была своего рода рычагом, с помощью которого можно было эффективно управлять делами в крае, привлекая на свою сторону тех или иных местных феодалов. До перенесения центра управления Северного Кавказа в Екатеринодар, Кизляр играл очень важную роль в сношениях Российского государства с дагестанскими и чеченскими владетелями. В XVIII веке жители его вели обширную торговлю с горскими народами и участвовали в астраханской и персидской торговых компаниях. Вот что о Кизляре, как о торговом центре, в газете «Кавказ» писал М. Вровек: «В Кизляре сосредоточена вся производственная деятельность всей окрестности» [13]. Торговля чеченцев с соседними народами и с казаками, во второй половине XVIII в. принимает все большие масштабы. Так, например, в 1765 г. чеченский владелец Алисултан Казбулатов писал кизлярскому коменданту о намерении «подвластных своих до ста ароб отправить в казачьи городки для закупки съестных припасов – рыбы, соли и прочее» [14]. Способствовала этому и государственная политика, которая, однако, не всегда была благосклонна к местному населению и во многом зависела от политической обстановки в крае. Так, например, во второй половине XVIII в. российским правительством были отменены всякие пошлины с жителей Кабарды и Кумыки при покупке ими товаров и продаже своих изделий и скота в Кизляре [15]. Но в тоже время, еще со времен Елизаветы, в силе оставались экономические запреты относительно чеченцев. Свидетельством тому служит одно из обращений чеченцев к царским властям разрешить им «невозбранно проезжать для торгу в Кизляр, Моздок и прочие российские места и никаких обид не чинить» [16]. Случалось и так, что товары чеченцев и ингушей не доходили до покупателей только из-за карантинного или протекционного запрета. Русское правительство всячески поощряло торговые связи, развивавшиеся в этот период в Кизляре. В 1762 г. Екатерина II подписала указ об «освобождении от пошлин товаров, ввозимых от горских народов» [17]. Благодаря такой 239 благосклонной политике Кизляр рано установил прочные экономические связи с кумыкскими и чеченскими селениями, расположенными в радиусе 100–200 верст, Северной Осетией и Кабардой [18]. Наиболее интенсивными были связи Кизляра с крупными кумыкскими и чеченскими селами: Эндирей, Аксай, Костек, Тарки, Брагуны, Старый Юрт. Из этих сел, а также из Кабарды, по данным архива за неполные семь месяцев 1754 г., в Кизляр было вывезено различных товаров на 4859 рублей [19]. Еще одним известным торговым центром изучаемого региона был Костек. Одной из статей дохода Костековских владетелей в первой половине XVIII в. было рыболовство. В Кизлярском комендантском архиве сохранились документы, где сообщаются сведения о спорах между эндирейскими и костекскими владетелями из-за рыбных угодий на Койсу, которых то одними, то другими отдавались на откуп российским предпринимателям [20]. В 40-е гг. XVIII в. на Тереке шла особенно оживленная меновая торговля чеченцев, ингушей и горцев Дагестана с казаками. Городской рынок Кизляра напоминал, по словам П.Заболоцкого, вавилонское столпотворение, где можно было увидеть лезгин, продающих мед, чеченцев, предлагающих покупателям ножи и кинжалы, казаков и казачек, призывающих купить овощи, рыбу, множество разных лиц, услышать говор и наречия всего Кавказа [21]. В условиях феодального уклада жизни и неразвитости социальноэкономических отношений в горских районах Северного Кавказа торговля между горцами и русским населением, казачеством носила преимущественно меновой характер. Так, в 60–80 гг. XVIII в. лошадь стоила от 10 до 30 руб., обменивалась на 1-3 сабли или на 20–30 аршин кисеи; корова, стоившая от 5 до 8 рублей, обменивалась на 3–8 больших медных котла или 10–16 вершков сукна; баран, стоимостью 1–2 рубля – на 1 пару сапог или 1 большой котел и т.д. [22]. Вот как описывает процесс меновой торговле в своей книге «Терское казачество» Омельченко И.Л. «Товарное зерно на рынках региона, – пишет он, – появлялось крайне редко. Недостаток зерна казаки восполняли закупками у горских народов. Торг этот происходил в форме обмена на товары своего производства. Чеченцы и ингуши, как и другие народы Северо-Восточного Кавказа тяготели к Кизляру, ибо только здесь они могли приобрести необходимые товары и соответственно реализовать продукты своего труда. В письме алдынских старшин (с. Алды) на имя Кизлярского коменданта 21 октября 1758 года говориться о том, что они и присягнули «всемилостивейшей государыне и аманатов ежегодно меняли, а потому – они де просят алдынскому народу дозволять ездить в Кизляр и в казачьи городки для торга и без торгу свободно и в том, для ведома казакам отписать…» [23]. Желание торговать с русскими было не только у равнинных жителей Чечни и Ингушетии, которые имели возможность ездить в Кизляр и в гребенские городки, но у горных жителей. В письме чеченского владетеля Алибека Казбулатова к Кизлярскому коменданту 23 декабря 1758 г. говорится, что к нему приехали люди из селения Таги (по-видимому, сел. Атаги) Султана Азнаурова (чеченский владелец) и просили, чтобы он с ними поехал провожать их до казачьих городков, «куда они едут для купечества» [24]. Из самого Кизляра отправлялись большие группы торговцев мелким товаром, которые по словам Платона Зубова, «изучаясь различным наречьям гор240 цев, проникают в самые отдаленные ущелья и, пользуясь святостью гостеприимства, производят торговлю с выгодами, едва вероятными, доставляя горцам предметы, делающиеся для них уже необходимостью» [25]. Бывали случаи, когда приезжие российские купцы в торговле с чеченцами и ингушами не всегда соблюдали принцип эквивалентности и взаимовыгоды. Используя некоторую отсталость и безграмотность горцев, купцы сбывали им низкопробные товары, причем втридорога. Купцы даже прибегали к спаиванию горцев водкой [26]. Для упрощения торговли, а также в политических целях (царизм использовал меновой торг, пытаясь склонить горцев на свою сторону), в ряде населенных мест, в том числе в Кизляре, станицах Червленной, Наурской и других, были открыты специальные меновые дворы, что значительно расширило меновую торговлю горцев с казаками Нижнего Терека. Сама меновая торговля была явлением достаточно закономерным, поскольку в силу исторически сложившихся причин, либо природно-климатических, географических условий, представители одной части населения имели в изобилии тот товар, который отсутствовал у других народов и наоборот. Например, самым дефицитным продуктом в меновой торговле чеченцев и ингушей являлась соль. «Так же, как и кумыки, большая часть чеченцев и ингушей, – сообщает документ того времени, – получала соль из Шамхальского владения соляного озера Турали, меняя оную на просо и хлеб» [27]. В самом Кизляре существовало в то время множество соляных магазинов различных предпринимателей, где горцы скупали за деньги необходимое количество соли. А в 1810 г. русское правительство даже распорядилось учредить на Северном Кавказе меновые дворы, главным продуктом на которых должна была стать соль. Генерал Тормасов в 1811 г. предлагал Кавказскому гражданскому губернатору Малинскому открыть в Науре соляной магазин для отпуска соли чеченцам через владельца Мухаммеда Турлова как преданного царским властям человека [28]. В то же время одной из доходных статей в торговле с Россией и соседними кавказскими народами у чеченцев и ингушей являлся лес. Чечня была богата строевым лесом. Торговлей лесом занимались в основном жители Брагунов, а также жители чеченских сел, прилегающих к Тереку, Аргуну и Сунже. Строевой лес для сбыта поставлялся в Кизляр, туда же поступал и лес на дрова. Исследователь Д.А. Милютин отмечал, что чеченский лес в большом количестве отправлялся по Сунже и Тереку в Кизляр, а так же в Астрахань [29]. Надтеречные и присунженские чеченцы зимой заготавливали строевой лес, а весной в полноводье сплавляли его в Кизляр. Ежегодно таким способом в Кизляр поступало от 500 до 800 плотов строевого леса. Один плот стоил от 30 до 50 рублей серебром, и это давало чистой прибыли около 25 тыс. руб. [30]. Помимо этого, чеченцы, ингуши и кумыки доставляли в Кизляр таркалы (копья для поддерживания виноградных лоз в садах), ежегодно от 5 до 6 тысяч ароб; за одну арбу платили от 3 до 5 руб. серебром, что давало дохода от 20 до 30 тыс. руб. [31]. Немалый доход приносила чеченцам продажа обручей и бочарных досок, которые также доставлялись в Кизляр. Итак, изделия лесной промышленности, сырая нефть, соль, а также изделия кустарных промыслов составляли в конце XVIII в. значительную часть рыночных товаров местного населения. Все они обменивались, либо же продавались на рынках местных торговых центров, оказывавших значительное воздей241 ствие на экономическую жизнь окрестных поселений. Таким торговым центром был Чечен-аул, который вел широкую торговлю, имея множество лавок. Торговали здесь в основном армяне, грузины и горские евреи. В конце XVIII – начале XIX вв. другим торговым центром стал Старый Юрт (Чечня), напоминающий настоящий город с лабиринтами улиц и закоулков. Крупными торговыми центрами являлись также Брагуны, Гудермес, Аксай, Эндери. Оборот этой торговли постоянно рос и к началу XIX в. в перечисленных населенных пунктах и городах появились первые ярмарки. Основными предметами торговли на сельских ярмарках были скот, хлеб, лен, лес, железо, шерсть, кожи, сельхозпродукты. На городских ярмарках фигурировали в основном привозные промышленные изделия и бакалейные товары, хлопчатобумажные и шелковые ткани. Ярмарки играли важную роль в деле дальнейшего вовлечения населения Северо-Восточного Кавказа в рыночные связи, развития торговоэкономической интеграции России с горскими и кочевыми народами. Несомненно, одна из крупнейших ярмарок находилась в Кизляре, поскольку среди других городов Северного Кавказа в рассматриваемое время он был самым крупным торговым центром. О его большом торговом значении для Северо-Восточного Кавказа, центральных районов страны и Закавказья писали и современники. Заметный рост оборота кизлярской торговли происходил в первые десятилетия XIX в. Так, в 1824 г. в Кизляр привезли товаров на сумму 705961 руб., вывезли – на 395051 руб. [32]. В 1825 г. соответственно привоз составил 624755 руб., вывоз – 340059 руб. [33]. В следующем году в Кизляр привезли товаров на 827812 руб., вывезли – на 390658 руб. И через год привоз составил уже 1.492792 руб., вывоз – 6.259907 руб. [34]. Подобный рост товарооборота в крае способствовал развитию промышленности. А поскольку профиль народного хозяйства региона был преимущественно сельскохозяйственный, он и обусловил основную направленность промышленного производства – переработка сельскохозяйственной продукции. Необходимо отметить, что Кизляр был крупнейшим центром торговли не только с местными народами, но и с Закавказьем, Персией и Индией. Еще в 1835 г. Заболоцкий П.П. писал, что «Кизляр превосходит прочие города Кавказской области обширностью своей торговли, которую он ведет с губерниями: Астраханской, Нижегородской, Екатеринодарской, Харьковской, Курской и с обеими столицами, с горскими и закавказскими народами» [35]. Немаловажную роль в экономике Кизляра играло шелководство. К концу XVIII в. в Кизляре насчитывалось около 1 млн. тутовых деревьев. В 1799 г. здесь было произведено более 123 пудов, а в 1800 г. – 134 пуда шелка-сырца. Правительство всячески поощряло развитие шелководства в Кизляре, а иногда принимало и принудительные меры по увеличению его производства. В 40-х гг. XIX в. в Кизляре насчитывалось 24 производства по изготовлению шелка-сырца. Отсюда он вывозился на продажу в Москву, Нижний Новгород, Астрахань и другие города России и Закавказья. Однако со второй половины XIX в. шелководство пришло в упадок. Так, в 1854 г. в Кизляре насчитывалось всего 180 тыс. тутовых деревьев, получено было только 20 пудов шелка-сырца. Как сообщает газета «Кавказ», шелководство уступает место виноделию «по причине болезни червя и… сравнительно меньшей выгодности» [36]. 242 Перед Октябрьской революцией уровень производства винограда, виноводочной и коньячной продукции в Кизляре был довольно высоким, но значительно меньшим, чем в период расцвета «виноградной лихорадки» в 20-х гг. XIX столетия. Итак, подведем некоторые итоги. Первая половина XIX века характеризуется интенсивным развитием в регионе такой отрасли народного хозяйства как виноградарство. Однако в этот же период времени жители Кизляра практически перестали заниматься землепашеством. Поэтому со временем виноградарство сделалось главной отраслью экономики края. Этому было несколько причин: увеличение спроса на вина внутри России, отсутствие конкуренции, наличие дешевой транспортировки (близость Волжско-Каспийского бассейна), поощрительные мероприятия правительства. Развитию виноградарства содействовало и переселение сюда из Закавказья армян и грузин, хорошо знакомых с возделыванием этих культур. Развитие в крае виноградарства, а заодно и виноделия привело к тому, что уже в 60–70 г. XVIII в. на Тереке появились первые виноградно-водочные и спиртокурительные заводы. Продукция кизлярского виноделия в больших количествах вывозилась на Макарьевскую (Ннжегородскую) и Ирбитскую ярмарки, а также, несмотря на дальность расстояния, в обе столицы, в Ригу, Воронеж, Казань, Тамбов, Харьков, Курск и другие города Российской империи. К 20-м годам XIX века виноградарство достигло наибольших темпов, что позволило краю превратиться не только в главный центр виноградарства и виноделия России, но и крупнейший в мире центр производства дешевых вин. Важным занятием населения Кизлярского региона являлось скотоводство, развитию которого, особенно овцеводства, способствовали благоприятные климатические условия. Степное скотоводство не требовало таких затрат труда и рабочих рук, как виноградарство и хлебопашество. Большинство жителей Кизляра занималось рыболовством. Уже в XVIII веке кизлярские купцы наряду с другими товарами местного производства вывозили на продажу рыбу и продукты рыболовства. Кизляр отличался высокоразвитой крестьянской промышленностью, Значительная часть ее изделий к середине XIX века шла исключительно на продажу, что было очень важным явлением в экономическом развитии края. Попрежнему некоторые мелкие промыслы были связаны с сельским хозяйством, однако к этому времени большинство из них достигло более высокого уровня – уровня кустарной промышленности. И как бы долго не сохранял Кизляр свой первоначальный военнофеодальный облик, постепенно в нем начинают проявляться новые тенденции, что было неразрывно связано с успехами экономического освоения края, с постепенным вовлечением его в сферу всероссийской экономической системы в среду всероссийского рынка. Литература 1. Васильев Д.С. Очерки истории низовьев Терека: Досоветский период. Махачкала, 1986. С.82. 2. ЦГА РД. Ф.379. Оп.1. Д.29. Л.82; Д.44. Л.73; Д.111. Л.80; Д.245. Л.104. 3. Иноземцева Е.И. Дагестан и Россия в XVIII – первой половине XIX в. Махачкала, 243 2001. С.88. 4. ЦГА РД. Ф.379. Оп.1. Д.245. Л.104. 5. Там же. Д.44. Л.73. 6. Там же. Д.5. Л.8. 7. Там же. Д.111. Л.80. 8. Иноземцева Е.И. Дагестан и Россия… С.88. 9. Там же. С.89. 10. Киласов Р.К. Русско-дагестанские экономические отношения последней четверти XVII – первой половины XVIII вв. (по материалам Астраханской таможни). Автореф. дисс…канд. ист. наук. М., 1971. С.31 - 33. 11. История народов Северного Кавказа. Конец XVIII в. – 1917г. М., 1988. С.25. 12. Магомедов Р.М. Россия и Дагестан. Махачкала, 1987. С.74 13. Егорова В.П. Газета «Кавказ», как источник по истории Дагестана. // Проблемы социально-экономического и политического развития Дагестана. Сб.ст. Махачкала, 1981. С.48. 14. Цит. по Ахмадов Ш.Б. Указ. Соч. С. 156. 15. Гарунова Н.Н. Кизляр как центр дагестано-чеченской торгово-экономической интеграции (XVIII – XIX вв.) // Взаимоотношения чеченцев с народами Кавказа…. С.60. 16. Иноземцева Е.И. Русско-дагестанские торгово-экономические отношения в XVIII в. Автореф. дис. канд. ист. наук. Махачкала, 1996. С.12. 17. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа. СПб., 1869. Ч.3. С.104.; Кажлаев А.Н. Указ. Соч. С.274. 18. ЦГА РД. Ф.379. Оп.1. Д.275. Л.21, 23. 19. Там же. Д. 320.Л.35-72. 20. ЦГА РД. Ф.379. Оп.1. Д.595. Л.34,63,68,74. 21. Заболоцкий П.П. Путевые записи. // Журнал МВД. 1838. № 7. С.12; Гарунова Н.Н. Кизляр как центр дагестано-чеченской… С.61. 22. Васильев Д.С. Указ. соч. С.97. 23. Бутков П.Г. Указ. Соч. Ч.1. Спб., 1869. С. 259. 24. Цит. по: Ахмадов Ш.Б. Указ. соч. С. 161. 25. РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.1. Оп.1. Д.63. Л.32. 26. Броневский С. Указ. Соч. Ч.2. С.138. 27. РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.1. Оп.1. Д.296. Л.188. 28. ЦГА РД. Ф.379. Оп.2. Д.2482. Л.24 об. 29. Цит. по.: Ахмадов Ш.Б. Чечня и Ингушетия в XVIII – начале XIX века. Грозный, 2002. С.166. 30. Там же. 31. Там же. 32. Иноземцева Е.И. Дагестан и Россия… С.159. 33. Там же. 34. Там же. 35. Заболоцкий П. Путевые записки из Астрахани через Кизляр в Баку//Журнал МВД. 1838. С.16.; Кажлаев А.Н. Указ. Соч. С.274. 36. Кавказ. 1912. № 160. 244 УДК 94(470).16/18 РУССКО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА1877-1878 гг. Ш.И. Терсанбиев, студент 2-го курса, Дагестанский государственный педагогический университет, филиал в г. Хасав-юрт [email protected] Русско-турецкие войны XVIII–XIX веков всегда находились в поле активного эмоционального и интеллектуального обсуждения широкими слоями российского общества. Не стала исключением и последняя из этих войн. Русско-турецкая война была одним из наиболее значительных событий второй половины ХIХ столетия. Она оказала большое влияние на исторические судьбы многих народов, на внешнюю политику великих держав. Война началась в условиях мощного подъема национально-освободительной борьбы народов Балкан и небывалого в истории России общественного движения в их поддержку. Это наложило отпечаток на ее характер. Актуальность темы состоит в том, что позволяет рассмотреть ряд историко-антропологических аспектов, связанных с проблемой человека на войне. Не менее важным является и преодоление в современном общественном сознании изолированности в восприятии событий внутренней политики и общественного движения, с одной стороны, и внешней политики, дипломатии и войн, с другой. Война началась для России в неблагоприятных условиях. Военные преобразования, начатые в 60-х годах, не были завершены. Армия с 1874года, формировавшаяся на началах всеобщей воинской повинности, еще не имела обученного резерва. Высший командный состав не был подготовлен к новым условиям войны, отличался косностью взглядов и консерватизмом. Главнокомандующий русской дунайской армией великий князь Николай Николаевич (старший) самоуверенный, не имевший военного опыта человек, и начальник Генштаба армии, близкий к Николаю Николаевичу генерал А.А. Непокойчицкий, не способный к оперативной работе, противились введению тактики россыпного строя, настаивали на сохранении прежнего линейного и сомкнутого строя. Однако в русской армии имелось немало офицеров, понимавших необходимость военных преобразований – это военный министр Д.А. Милютин, генералы М.И. Драгомиров, И.В. Гурко, М.Д. Скобелев, И.Г. Столетов, Ф.Ф. Радецкий и др. Они стояли за переход к маневренности и россыпному строю, добивались высокой подготовки офицерского состава. Турецкая армия, по большей части обученная английскими офицерами была оснащена (до 75%) новейшим стрелковым оружием, поставляемым из Англии, и превосходившим русское по скорострельности и дальности стрельбы, но турецкая артиллерия оказалась слабее русской. Уровень боевой подготовки турецких солдат и офицеров был низким. Турецкая армия, не готовая к наступательным действиям, предпочитала оборонительную тактику. Турецкий флот на Черном море превосходил русский по числу кораблей с новейшим вооружением, но русские имели мины, которых не было у турок. По плану русского командования, война предполагалась быстрая и наступательная. Планировалось, форсировав Дунай, сразу перейти Балканы и занять Константинополь. Тем самым было бы подорвано влияние Австро245 Венгрии и Германии на Балканах. Этот план был в принципе одобрен Д. А. Милютиным. Однако, дипломат А.М. Горчаков, учитывая сложность международной обстановки, выступал против занятия Константинополя. В итоге восторжествовала точка зрения А.М. Горчакова. По плану турецкого командования предполагалось завлечь русские войска в глубь страны, а затем дать генеральное сражение. При любом исходе, турецкое командование рассчитывало не пропустить русскую армию далее линии Рушук-Шумна-Варна-Силистрия. Этот план строился на системе оборонительных крепостей в расчете на изматывание сил противника и на поддержку правительств Запада. Из 450 тыс. войск турецкой армии 338 тыс. находилось на Балканах, и около 70 тыс. – в Малой Азии; русское командование свыше 250 тыс. направило на Балканы и 55 тыс. – на Кавказ [1]. Незадолго до объявления войны, с Румынией было заключено соглашение, по которому она брала на себя обязательства предоставить свою территорию для прохода русских войск, и отдавала в распоряжение русского командования часть своих воинских сил. Русское правительство предоставило Румынии 1 млн. франков на военные нужды. 7 (21) апреля 1877 г. Румыния провозгласила свою независимость, которую сразу же признала Россия. 12 (24) апреля 1877 г. в ставке русского командования в городе Кишиневе Александр II подписал манифест о войне с Османской империей. В день объявления войны 250 тысячная русская армия под командованием брата царя Николая Николаевича перешла р. Прут, и двинулась к Дунаю. К ней присоединились румынский корпус и 70 тыс. болгарских ополченцев под командованием русского генерала А.Г. Столетова. В ночь на 10 июня началась демонстративная переправа русского отряда через Дунай у Галаца, с целью отвлечь внимание турецкого командования от готовящейся переправы основных русских сил, которая блестяще была проведена 15 июля у Зимницы. Русский авангард, с боем преодолев сопротивление 4-тысячного турецкого отряда, овладел плацдармом на правом берегу Дуная. Александр II, находившийся при армии обратился к болгарскому народу с воззванием, в котором говорил об освободительной миссии русской армии. Одновременно, он обнародовал и воззвание к мусульманскому населению на Балканах о том, что со стороны русских им "никакой мести не будет". 27 июня главные русские силы, сломили сопротивление турок, переправились через Дунай у Систово. Обеспечение внезапности форсирования служили также строгие меры по скрытому управлению войсками. Пункт переправы был известен ограниченному кругу лиц. Противник был дезинформирован. Переправа у Систово была проведена внезапно и неожиданно для турецких войск. Посетивший Систово главнокомандующий турецкой армией Абдул Керим-паша, показав на ладонь, заявил окружавшей его свите: «Скорее тут у меня вырастут волосы, чем русские здесь переправятся через Дунай» [2]. Операция по форсированию Дуная явилась достижением военного искусства. Ее опыт длительное время служил примером при изучении методов преодоления крупных водных преград. Успех операции был достигнут благодаря правильному выбору района форсирования реки, тщательной подготовки, мужеству и героизму солдат и офицеров, умелому руководству. После форсирования Дуная наступление русской армии шло в трех 246 направлениях. Передовой отряд генерала И.В. Гурко наступал в центре по направлению Тырново-Филиппополь (Пловдив). Западный отряд под командованием генерала Н.П. Криденера наступал на Никополь-Плевну. Восточный отряд (Рущунский) располагавший самыми значительными силами, под командованием наследника престола Александра Александровича (будущего императора Александра III) должен был сковывать действия турецких войск в районе Рущуна, Шумли, Варни и Силистрии. Такое расположение войск рассредоточивало силы армии на значительной территории, более половины их находилось на флангах, а для наступательных действий оставался один отряд Гурко, который должен был перейти Балканы, и нанести удар по Адрианополю. 25 июня Гурко овладел древней столицей Болгарии, городом Тирново, после чего предпринял труднейший переход через Балканы. В июле 1877г. через Хаинкиейский перевал, отряд Гурко преодолел Балканы и намеревался атаковать Шипку с юга, в то время как другие части армии должны были подойти к Шипке с севера. Шипка имела исключительное значение в ходе военных действий: она связывала Северную Болгарию сЮжной, через Шипку шел кратчайший путь к Адрианополю. Кроме того, Шипкинский перевал был удобен для прохода войск с артиллерией. Боясь окружения, турки без боя очистили Шипку (июль 1877 г.). Оставив небольшой отряд на Шипке, Гурко направил свои основные силы к югу от нее к Стара-Загора. Против 10-тысячного отряда, турецкое командование стянуло вчетверо превосходящие силы. Гурко вынужден был отступить за Балканский хребет на север, но перевалы остались в руках русских войск. Вместе с армией, боясь насилия османов, отступало и болгарское население. Тем временем к Шипке двигалась 27-тысячная армия Сулейман-Паши, командующего турецкой армией на Балканах, который направил главные удары на Шипку. Цель – возврат Шипкинского перевала и дальнейшее наступление на Систово. Перед Гурко встала задача преградить путь противнику, не допустить его до горных перевалов. Были освобождены,Стара и Ново Загоры. Вчетверо превосходя отряд Гурко, противник нанес главный удар с юга под Стара Загорой. В крупном сражении у города СтараЗагора, которое произошло перед отступлением русских войск, получили боевое крещение болгарские ополченцы, храбро сражавшиеся против турок. Командующим этим ополчением был генерал Николай Григорьевич Столетов. Несмотря на храбрость русских солдат и болгарских ополченцев город был оставлен. Около 20 тысяч мирного болгарского населения было убито турками после захвата города [3]. Несмотря на превосходство, османам не удалось овладеть перевалом. Подошедшие осенью 1877 г. стрелковая бригада и дивизия генерала Драгомирова заставила турок отступить на южные склоны Шипкинскогоперевала. Началось знаменитое долгое "сидение на Шипке" русского отряда – отражение беспрерывных атак турецких войск, в буран и стужу, пытавшихся вернуть Шипкинский перевал – важнейший стратегический пункт на Балканах. Турецкие войска так и не смогли овладеть перевалом, что сыграло большую роль в дальнейшем ходе военных действий на Балканах. Западный отряд генерала Криденера в начале июля 1877 г. овладел крепостью Никополь, в 40 км от которой находилась Плевна – важный узловой центр. Имея неверные сведения штаба действующей русской армии на Балканах о якобы наличии в Плевне слабого турецкого гарнизона, Криденер направил к ней небольшой (9-тысячный) отряд. Однако за несколько дней до его выступле247 ния, Плевну успел занять с 17-тыс. отрядом талантливый турецкий военный начальник Осман-Паша. Попытка русского отряда 8 (20) июля 1877 г. взять Плевну с хода потерпела неудачу: понеся значительные потери, отряд отступил. Однако, главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич отдал приказ Криденеру во что бы то ни стало взять Плевну и направил ему подкрепление. Тем временем Осман-Паша успел основательно укрепить Плевну, гарнизон которой был увеличен до 24 тыс. человек. Не разобравшись в обстановке 18 (30) июля Криденер вновь атаковал Плевну 30-тысячным отрядом, направив главный удар на восточные и юго-восточные укрепления города, хотя крепость была слабее защищена с юга и запада. Потеряв 7 тыс. убитыми и ранеными русские отступили. После двух попыток атак Плевны, из России были затребованы гвардейские и гренадерские полки. Привлечены были и румынские части, численностью 30 тыс. человек. Всего под Плевной было сосредоточено до 84 тыс. русских и румынских солдат, имевших в своем распоряжении 424 орудия. Но и турецкий гарнизон Плевны увеличился до 56 тыс. человек, усилены были ее укрепления. На 30 августа (11 сентября) был назначен общий штурм Плевны. Общее командование осуществляли румынский князь Карл Гониценлерн и русский генерал П.Д. Зотов. Сражение под Плевной длилось два дня и было проиграно русским командованием: потеряв 16 тыс. человек убитымииранеными, русские и румынские части отступили. "Третья Плевна" деморализовала русское командование, которое считало компанию1877 г. проигранной. Склонялись даже к тому, чтобы отвести войска за Дунай и там, на зимних квартирах ждать подхода новых подкреплений. На военном совете, состоявшемся 1 октября при участии Д.А. Милютина, решено было принято решение компанию продолжать, от Плевны не отступать, и путем длительной осады добиться ее сдачи. Для руководства осадными работами вызван был инженер-генерал Э.И. Тотлебен (герой обороны Севастополя в Крымскую войну). К началу ноября Плевна была полностью блокирована 117-тыс. армией русских и румынских войск. В осажденной крепости иссякли запасы продовольствия, и начался голод. Осман-Паша решил выбраться из осады и прорвать кольцо. В исходе боя турки были отброшены русско-румынскими соединениями. После этой неудачи Осман-Паша отдал приказ о капитуляции. В плен сдались 40 генералов, 2 тыс. офицеров и 44 тыс. солдат гарнизона [4]. В боях под Плевной особенно отличился русский генерал М.Д. Скобелев. С падением Плевны завершился второй оборонительный этап компании русских войск на Балканах. На военном совете 30 ноября (12 декабря) 1877 г. было решено немедленно начать наступательные действия на Балканах. Вновь был поставлен вопрос об овладении Константинополем. К этому времени на Балканах было сосредоточено 336 тыс. русских и 49 тыс. румынских, и до 70 тыс. болгарских ополченцев. После падения Плевны в войну против Турции вновь вступила Сербия, выставив 82 тыс. солдат. Турецкая армия на Балканах в это время уже значительно уступала этим силам, насчитывая 213 тысяч человек. В начале декабря 70 тысячный корпус Гурко начал труднейший в условиях зимы переход через Балканы. 18 декабря он спустился в Софийскую долину и двинулся на Софию. Попытка турецкого командования преградить пути на Софию была сломлена: 4(16) января 1878 г. Гурко разгромив прикрывавший Софию 15 тысячный турецкий 248 отряд, овладел городом. Затем отряд Гурко двинулся на Филлиппополь. Одновременно сербская армия заняла крепости Пирот и Ниш. 24 декабря (7 января) 48-тысячная армия генералов Ф.Ф. Радецкого, М.Д. Скобелева, П.Д. СвятополкаМирского, под объединенным командованием П.И. Карцева спустилась в долину реки Тунти и вышла к турецкому лагерю у селений Шипка и Шийкова. Здесь в кровопролитном сражении 28 декабря (9 января) былаокружена и разбита 30тысячная армия Вессель - Паши. В сражениях под Шипкой и Шейково погибло 5 тысяч русских и болгарских солдат, была пленена 21 тысяч турецких солдат. Этому событию посвящена значительная картина "Шипка-Шейково" В.В. Верещагина, находившегося тогда при русской армии на Балканах. В начале января 1878 г. отряд Гурко в трехдневном сражении под Филлиппополем разбита 50-тысячная армия Сулеймана-паши. Вся Болгария была очищена от турецких войск. Русские войска быстро продвигались к Константинополю. 8 (20) января корпус под командованием М.Д. Скобелева без боя занял Адрианополь и продолжал движение к Костантинополю. Удачно проходили военные действия русских войск и на Кавказском фронте. Во главе их был поставлен брат Александра II, Михаил Николаевич, но фактическое командование осуществлял генерал М.Т. Лорис-Меликов. Здесь русская армия насчитывала 70-тысяч человек, турецкая 55-тысяч Попытка турецкого командования поднять через свою агентуру, восстание в тылу русских войск (в Чечне и Дагестане) потерпела неудачу. Основные силы русской армии в Закавказье, совместно с грузинскими отрядами, вступив в пределы Турции, повели успешное наступление. В апреле без боя был взят Баязет, в начале мая штурмом была взята крепость Ардаган, а в конце мая была окружена крупнейшая турецкая крепость Карс. 18 (30) ноября 1877 г. после длительной осады, во время ночного штурма, Карс пал. Однако начавшиеся эпидемические заболевания в русско-кавказской армии помешали развить успех и овладеть другой турецкой крепостью Эрзерумом. Военные успехи русских войск вызвали тревогу у европейских держав. Особенно враждебную позицию заняла Англия, которая в феврале 1878 г. ввела свою эскадру в Мраморное море. Австро-Венгрия обещала Англии помощь своей сухопутной армией. Перед угрозой вмешательства в русско-турецкий военный конфликт других европейских держав, Россия отказалась от плана овладения Константинополем, останавив свои войска в 12 км от него, в местечке СанСтефане. Здесь 19 февраля (3 марта) 1878 г. был заключен мирный договор России и Турции. По этому договору провозглашалась полная независимость Сербии, Черногории и Румынии, которые получали и значительные территориальные присоединения: Сербия расширялась к югу за счет присоединения к ней старой Сербии, к Черногории отходила часть Албании, и территория по Адриатическому побережью, что обеспечивало ей выход к Адриатическому морю, Румынии передавались Северная Добруджа. Турция обязывалась провести обещанные ранее реформы, в автономных Боснии и Герцеговине. К России возвращалась отторгнутая от нее в 1856 г. Южная Бессарабия, а в Закавказье к ней отходили крепости Ардаган, Карс, Батум, Баязет с прилегающими к ним территориями. Кроме того, Турция обязывалась выплатить России в счет понесенных военных издержек 310 млн. рублей контрибуции. Но еще большее значение Сан-Стефанский мир имел для освобождения Болгарии, находившейся 500 лет под османским игом. Вся Болгария (с включением в нее Македонии) от Дуная 249 до Эгейского моря и от Черного моря до Охридского озера провозглашалось самостоятельным, хотя номинально и вассальным от султана, княжеством. Условия Сан-Стефанского мирного договора, значительно усилившие позиции России на Балканах вызывали резкое недовольство европейских держав. Особенно они негодовали по поводу создания княжества Болгария с выходами в Черное и Эгейское моря. Англия и Австро-Венгрия не признавали условий мира, считая их нарушением условий Парижского договора. В Дарданеллы направлялись новые английские корабли, якобы для оказания помощи султану. Перед Россией витала реальная угроза новой войны, к которой она была не готова. Экономические и военные ресурсы страны истощились; нарастало новое революционное движение (1879–1881 гг.). Русское правительство было вынуждено согласиться на созыв общеевропейского конгресса, для пересмотра условий Сан-Стефанского мирного договора. Местом его избрали Берлин, столицу государства, глава которого – Бисмарк – внешне не проявлял заинтересованности в делах Востока. Со дня открытия Берлинского конгресса – 1 (13) июля 1878 г. – обнаружилась полная изоляция России. Великобритания возглавляла блок антирусских государств. Лондон поддерживал притязания Австро-Венгрии на территорию Боснии и Герцеговины, ее планы по вытеснению России с Балкан. Бисмарк, лишь на словах выступавший посредником между англо-австрийским блоком и Россией, фактически помогал Лондону и Вене; Франция не проявляла большой заинтересованности в восточном вопросе, поддерживала Англию и Австро-Венгрию, опасаясь за капиталы в Турции. Берлинский конгресс заседал ровно месяц. В работе конгресса участвовали представители России, Турции, Англии, Германии, Австро-Венгрии, Франции и Италии. Приглашены были в качестве наблюдателей представители от Греции, Румынии, Сербии, Черногории, Ирана и от армянского населения. Русская делегация, которую возглавлял А.М. Горчаков, вынуждена была пойти на изменение условий Сан-Стефанского мирного договора. Подверглись сокращению территории Сербии и Черногории, при этом Сербия лишалась выхода к Адриатическому морю. Втрое сокращалась территория Болгарии; под властью Турции оставались Франкия и Македония, остальная территория Болгарии была разделена по Балканскому хребту на две части – северную, которая объявлялась вассальным от Турции княжеством, и южную, под названием Восточной Рушении - автономную турецкую провинцию, которой управлял губернатор из христиан, назначавшийся султаном. Срок пребывания русских войск на территории Болгарии сокращался с двух лет, до 9 месяцев. Губернатору Восточной Рушении предоставлялось право призвать турецкие войска, в случае внутренних волнений или угрозы безопасности извне. Австро-Венгрия получала право на оккупацию Боснии и Герцеговины, и на административное управление ими, а так же контроль над судоходством по Дунаю. Англия передавала оккупированный ею в ходе войны остров Кипр. Пересмотр условий Сан-Стефанского мирного договора на Берлинском конгрессе, вызвал сильное недовольство в русских общественных кругах, рассматривался как акт поражения русской дипломатии. А.М. Горчаков писал царю: "Берлинский тракт есть самая черная страница в моей служебной карьере". "И в моей так же" – написал на документе дипломата Александр II. В результате русско-турецкой войны, многие балканские народы полу250 чили независимость. Но она дорого обошлась России. Численность погибших солдат составила 250 тыс. человек, при этом от пуль и снарядов противника пали лишь 50 тыс., остальные погибли от болезней и лишений. Война серьезно подорвала финансовое состояние России, тяжело отразилась на положении народных масс. В результате победы русского оружия освободилась от пяти векового османского иго Болгария, обрели полную независимость Румыния, Сербия, Черногория. Активное участие в войне на стороне России принимали балканские народы. Неувядаемой славой покрыло себя Болгарское ополчение. Доблестно воевали на своем участке Сербские и Черногорские союзные войска. В ходе совместной борьбы против общего врага крепло и закалялось боевое оружие народов России и Балкан. Литература 1. Вдовин В.А., Георгиев В.А. История СССР XIX - начало ХХ века. М., 1981. с. 201. 2. Русско - турецкая война 1877 - 1878гг. М – 1977, C. 96. 3. Русско - турецкая война 1877 - 1878г.г. М – 1977, С. 105. 4. Федоров В. А. История России, 1867-1917. М., 1998, С. 153. УДК 39 (4/9) ИГРОВОЕ ВОСПИТАНИЕ И ОБУЧЕНИЕ ДЕТЕЙ В ТРАДИЦИОННОЙ КУЛЬТУРЕ ЧЕЧЕНЦЕВВ КОНЦЕ XIX – НАЧАЛО XX вв. (по этнографическим материалам) З.И. Хасбулатова, к.и.н., профессор кафедры «История мировой культуры и музееведения», М.П. Ахмадова - ст. преподаватель кафедры «История мировой культуры и музееведения» ЧГУ, г. Грозный Среди своеобразного культурного наследия чеченцев большое место занимали различные виды детских игр. Изучение разнообразных игр и состязаний, которыми занимались предки чеченцев, дают возможность понять, реконструировать в некоторой степени их жизнь и быт и тем самым воссоздать и показать ход исторического развития народа. Основная цель представленной статьи – выделив некоторые игры, игрушки и показать основные общественные функции, которые выполняли народные развлечения чеченцев в XIX – начале XX вв. Выяснить исторические корни развлечений, показать общественную роль, которую они играли в деле формирования подрастающего поколения. Следует отметить, что развлечения намиобъясняются несколько расширенно и под ним понимаются игры, народные виды спорта, разнообразные зрелища, которые содержат в себе игровые моменты. Нам это представляется вполне оправданным, поскольку, как отмечают исследователи «понятие игры» в народной культуре гораздо более широко и многообразно, чем в современности. «Игрой называли такие, казалось бы разные и далекие друг от друга явления, как пляски, танцы, хождение под песни, шалости, забавы, подвижные игры, собрание молодежи для веселья, гулянье и вообще веселье… В этом выражается синкретический характер народного мировоззрения, не разъединяющего строго обрядовую и повседневную сторону 251 жизни» [8, с.54]. Археологические, этнографические, фольклорные, письменные и другие источники показывают своеобразие, специфические особенности чеченских народных игр, игрушек и состязаний, а также связях с определенными народами Кавказа. На территории Чечни многие народные игры и игрушки возникли самостоятельно основателями которых в большинстве случаев были сами чеченцы. В воспитании детей существенное место занимали игры и развлечения, в которых отражался образ и условия жизни, поскольку присущие им порядок и правила были направлены на моделирование ролевых отношений между ее участниками, что, в конечном счете, осуществляло социализацию ребенка в той или иной культуре этноса. «Игра на всем протяжении истории человечества является неотъемлемым элементом культуры» [6, с.7]. Следует выделить этапы формирования детских игр. Основным,главным содержанием на первом этапе является действие с предметами, на втором этапе формирование игры – дети стремятся выразить отношение между людьми и общественный смысл их деятельности, на третьем происходит как бы сюжетносложение, которое можно связать с развертыванием последовательности целостных ситуаций, их обеспечением и планированием. Примечательно, что по отношению к предыдущему каждый новый этап являлся более сложным и включал его в себя. Эти способы могут быть представлены как последовательные этапы становления игры. Безусловно, в узких рамках представленной статьи мы не можем в полной мере раскрыть заявленные проблемы. Но по мере возможности покажем и раскроем содержание темы. Игры с самого раннего возраста знакомили и приучали детей к хозяйственной деятельности, к различным трудовым процессам потем видам работ, которые предстояло им, выполнять в своей будущей взрослой жизни. Так, например, исследователь этнического наследия чеченцев в сфере физической культуры и спорта С-А.М. Аслаханов пишет: «Школой физического воспитания для широких крестьянских масс являлись многочисленные в прошлом народные игры и различные состязания. В сочетании с трудовыми процессами, к которым детей приучали с детства, физические упражнения и игры были прекрасным средством физического развития, закаливания и подготовки к трудовой и боевой деятельности подрастающего поколения» [1, с.23]. Детские игровые кампании, обычно, объединяли детей близлежащих домов или одной улицы примерно одного возраста, а это в большинстве случаев в изучаемое время были дети братьев, двоюродных и троюродных братьев, поскольку родственники обычно проживали компактно. Количественный состав игровых коллективов мог быть различным, в зависимости от времени года, поскольку зимние игры отличались от летних. Так, в летних играх обычно бывало участников больше чем в зимних, следует считать покровительственное отношение старших детей к младшим, видимо это было связано с тем, что детский коллектив состоял, как мы отмечали выше из родственников. Впрочем, не только потому, что родственники, а просто старшие дети у чеченцев традиционно относились к младшим покровительственно, заботливо, доброжелательно. Подобные коллективы детей комплектовались и у других народов Кавказа, например у андийцев «дети на улицах образовывали собственные сообщества по полу и возрасту. Разнообразные игры, а также игровые имитации, где отражаются конфликты жизни – все служило социализации и воспитанию будущего 252 человека, отвечающего высоким требованиям общества. Мальчики должны были быть выносливыми и крепкими» [2, с.188]. Обычно все игры состояли из трех составляющих компонентов: жеребьевки (считалки), собственно игры и наказания (символическое и конкретное). Каждый такой момент подчеркивает справедливость результатов. В отличие от спорта, специфика детских игр, заключалась в большой равноправности участников. Только очень редкие народные игры не давали возможность слабому игроку победить сильного за счет других качеств: ловкости, меткости, хитрости, удачливости. В детских играх даже подвижных с метательными орудиями, формировались некоторые элементы детского права, в первую очередь – справедливость разрешения спора путем жребия. Впрочем, у взрослых спор в большинстве случаев решал также жребий, например, право первого выстрела на дуэли и др. Жеребьевка выходила за рамки игры и распространялась на всю детскую жизнь: кто первым пойдет в опасное место при играх (на мельницу, кладбище и т.п.). Впрочем, жребий всегда исключал обиду. Подобная жеребьевка бытовала и у народов Дагестана[4, с.139-143]. Участие в игре, безусловно, предполагало возможность, как первенства, так и проигрыша. Умение проигрывать, пережить проигрыш, давалось детям не сразу, но в итоге оно формировало стойкость характера. Обычно, во время игр возникали ссоры, но ребята при играх соблюдали определенные правила, например, «не бить лежачего», «не бить ногами ниже пояса» и др., и если кто-то нарушал эти правила, получал насмешливое прозвище. У чеченских детей было много детских прозвищ «стагйоца хIума», «къилло» – не мужчина, «тентак» – простофиля и др. С таким мальчишки в другой раз, по мере возможности, не играли, иногда прозвища закреплялось за тем или иным мальчиком надолго или навсегда. Наши полевые материалы показывают, что многие детские игры и развлечение в той или иной степени играли значительную роль в воспитании нравственных черт: коллективизма, справедливости, честности, принципиальности, умение постоять за честь своей семьи, рода и т.д. (нравственный аспект). Думается, что все детские игры были основными и важными элементами своеобразной общественной памяти, которая передавалась из поколения в поколение. Таким образом, игра – это своего рода народная лаборатория, где происходило становление человеческого характера, воспитывались трудолюбие, находчивость, настойчивость и многие другие навыки, необходимые подрастающему поколению в его жизни. Дети не воспринимали и не воспринимают скучные игры, чем следует объяснить то, что в одни игры дети играют больше и с охотой, в другие – меньше. Отметим, что на различных ступенях исторического развития игры эволюционировали, но во всех случаях в жизни их назначение определялось подготовкой ребенка к «жизненной деятельности». Одним из наиболее ранних и распространенных методов, посредством, которого ребенок соприкасался с внешним миром, были игры, которые как бы закладывали первые трудовые навыки, развивали умение, вырабатывали привычки и т.д. Чеченцы говорили (да и сейчас говорят), «бероша жима долушлелинарглела до вокхахилча» – «чем ребенок занимался в детстве, тем же он будет заниматься, став взрослым». Детей знакомили с элементарными сведениями о природе, животных, различных профессиях (чабана, земледельца, скотовода, ремесленника и т.д.) Игры привлекали детей совей предметностью. В одной из 253 них, например, «пальцы» разговаривают, показывая на маленьких, говорят: «хIокхолачкъийна, хIокходIайахьна» - «этот спрятал, этот унес». Говоря о роли игр в трудовом воспитании детей чеченцев следует отметить, что игры выполняли разные функции. Так, например, выделялись игры, способствующие воспитанию, любви к труду. Выделялась группа игр, которая способствовала приобретению ловкости, быстроты, подвижности, сноровки и т.д. Бытовали специальные игры, развивающие умственные способности и нравственные качества. Отметим, что каждый вид игр имел не только одно направление в развитии, то ли это физическое, то ли это умственное и т.д. Все формы воспитания, так или иначе, были взаимосвязаны. Методы и средства воспитания находились во взаимосвязи и взаимообусловленности, дополняя друг друга. Так, если в сказках, пословицах и поговорках главным содержанием являлась педагогическая мудрость, народный идеал, то в играх были заключены те непосредственные практические средства и методы, при помощи которых могли быть осуществлены эти стремления посредством физического воспитания подрастающего поколения. Даже в играх самых маленьких детей присутствовали в некоторой степени элементы естественно-физического тренажа, а дети постарше и подростки играли в те игры, которые готовили их для участия в спортивных состязаниях. Эти игры вырабатывали в детях силу, ловкость, выносливость, быстроту, подвижность и т.д. (физическое развитие). Следует отметить, что некоторые игры, направленные на развитие физических качеств, служили своеобразным введением в хозяйственную деятельность: прививали детям необходимые навыки обращения с предметами труда и т.п. Некоторые развлечения прививали также нравственные понятия, связанные с трудовой деятельностью (производственный аспект). Следует разделить игры только для девочек и игры только для мальчиков, т.е. были игры, которые имели половозрастное назначение. Безусловно, такое разделение условно и, в некоторой степени, относительно. В первую очередь это следует отнести, видимо, к играм, которые воспитывали морально-этические нормы, способствовали становлению физических данных, трудовых навыков, ловкость, сноровку и т.д. «Важная роль в социализации детей принадлежала играм, в которые играли дети младшего возраста, существовали четко разграниченные игры девочек и мальчиков. Как отмечают современные исследователи, это не только определялось соционормативными установками, но и являлось реальным отражением половых различий» [7, с.239] – отмечали исследователи детства народов Кавказа. Как и у многих других народов, игры чеченских детей отражали половозрастное разделение общества. Среди традиционных игрушек чеченских детей были игрушки, в которые предпочитали играть мальчики и игрушки, в которые преимущественно играли девочки. Игра в куклы была наиболее любимой для девочек. Кукла из тряпок «тайниг» имелась в каждой семье, где была девочка. Обычно куклу делали старшие члены семьи (тетя, бабушка или старшая сестра). Этнограф В. Уарзиати отмечает подобное и у осетин [10, с.64]. Куклы «тайнагаш» были предназначены для девочек и для игр и развлечений и поэтому тряпочные и другие куклы являлись простейшими изображениями женской фигуры. Детали женского пола выделялись в кукле по-разному: то 254 одеждой, то формами и пропорциями женской фигуры. Также были у детей и куклы – невесты «нускалтайниг». Впрочем, и само название куклы «нускал» говорило о ее назначении. Подобные названия были и у других соседних народов. Например, в осетинском языке «чындз» – созвучно с «дедопали», означающем «царица» «невеста» и т.д. Укажем, что хотя и намного реже, изготовлялись и куклы-парни «тайнаги кIант», поскольку игры в «жизнь взрослых», видимо, предполагали обязательное наличие кукол обоих полов. Судя по нашим полевым материалам, характерные индивидуальные черты лица кукол чеченцы не обозначали. Отсутствие обозначения лица куклы по нашим материалам, чеченцы объясняли тем, что антропоморфность изображения в традиционном сознании как правило, всегда ассоциировалось с представлениями о душе, которая в результате похождений по миру может в селиться похожее на человеческое изображение куклу. А также характерные индивидуальные черты лица кукол чеченцы не обозначали еще и потому, поскольку справедливо считали, что глаза являются зеркалом души, и нарисованные глаза могут сглазить ребенка или отрицательно повлиять на его здоровье. Поэтому черты лица (глаза, губы, ротик), если и обозначали, то вышивкой красными, голубыми или черными нитками. Впрочем, куклы с вышитым лицом появляются, следуя нашим полевым материалом не раньше второй половины XIX в., отражал при этом более поздний этап в развитии традиционной куклы чеченцев. У игрушечных кукол волосы, можно сказать, были предметом особо важного внимания. Делали их обычно из волокон кукурузы «хьачIикхьесий» или из ворса гривы или хвоста лошади. Длинные волосы «йехамесаш» у чеченцев считались эталоном красоты – считают так и сегодня. Куклы выдавали замуж, играли свадьбу; игры в «гости», в «белхи» и др. Дети соседские и дети – родственники объединялись со своими куклами для совместной игры. Подготовив для своей игры с куклами место, все лишнее вокруг убрав, дети раскладывали куклы и кукольное хозяйство в определенном порядке. Наши информаторы вспоминали, что они лепили из глины домашних животных, посуду, расставляли маленькие игрушечные столики, стульчики. Таким образом, говоря о куклах и играх с куклами, можно сделать такой вывод: игра в куклы «тайнагахьловзар», была в дореволюционном прошлом наиболее популярной игрой чеченских девочек. Девочки постарше, как было отмечено, сами себе делали куклы, а для маленьких их шили или делали бабушки, тети…т.е. женщины дома, если сама девочка не в состоянии была справиться. Сделанная кукла в большинстве случаев была объемная, по мере возможности, как можно ближе, воспроизводила человеческую фигуру. Куклы делали из тряпок, войлока; были также и деревянные куклы – «дечиктайниг». Игры в куклы, как мы отмечали, имитировали свадьбы, приемы гостей, вечеринки и т.д., т.е. с чем должны были столкнуться девочки при взрослении. Дети в играх становились учителями, которые обучали кукол нормам поведения в различных жизненных ситуациях. Девочки соревновались, кто сделает свою куклу наряднее, красивее и т.д. Старшие готовили миниатюрные колыбели, матрацы, подушки и т.п. В целом, игра в куклы превращалась в своеобразную трудовую школу. Помимо изготовления кукол чеченские девочки играли в камешки – «тIулгехловзар». Суть игры заключалась в следующем: пять камешков разбрасывали по ровной поверхности, а затем, подбрасывая один из них, подбирались с 255 земли поочередно остальные. Эти игры способствовали становлению у детей первоначальных навыков трудовой деятельности: учиться шить, готовить домашнюю утварь для кукольного домика «тайнагин цIелиг» и многое другое. Так, играя в куклы, девочки как бы проходили школу хозяйственной и семейной жизни и относительно твердо запоминали, что следует делать и говорить с куклами, которые изображают мужчин, женщин, родителей и детей и т.д., в разных жизненных ситуациях. В целом, социализирующая роль куклы состояла не только в отражении действительной жизни. Здесь следует отметить важную роль в этих играх не кукол, а самих детей: игра приучала детей не только к трудовым навыкам, физическим нагрузкам, которые необходимы для человека в его жизненной деятельности, но и умению прислушиваться к другим. В ходе игр формировались в определенной степени и личные качества будущего человека. Следует отметить, что подобные куклы и игры детей в куклы были и у других народов Кавказа, например у народов Дагестана, как отмечает этнограф М.К. Мусаева [5, с.209-213, 4, c.165-171], у грузин [9, с.93-94]. Детские игры, имели, (и имеют) большое воспитательное значение, причем, старшие дети чеченцев обучали младших. Мальчики играли в охоту, в войну, устраивали разные состязания. Девочки играли в куклы, в кухню, любили петь песни, танцевать, участвовали в спортивных играх (бег, прыжки). Девушки демонстрировали свое танцевальное искусство на свадьбах, вечеринках, общественных праздниках. У чеченских мальчиков особой любовью пользовалась стрельба из лука, в которой принимали участие дети с самого раннего возраста. Лук и стрелы делали сами дети. Таким образом, следует отметить, что игры детей (как мальчиков, так и девочек), были разнообразными, которые воспроизводили каждодневную жизнь людей. Дети в разных игровых сценах умело импровизировали, где они (дети) в импровизированных играх как бы проверяли свои роли землепашца, скотовода, и т.д. в некоторой степени воспроизводили те или иные сюжеты, которые ждут их во взрослой жизни. Сюда же следует отнести и игры с куклами, где девочки имитировали жизнь семьи, взаимоотношение между ее членами и даже с соседями. Детские игры чеченцев обычно продолжались короткий период времени, когда комплекс благоприятных условий для активной, творческой игры создавал игровой контекст. В условиях традиционного быта чеченцев дети в относительно раннем возрасте должны были помогать в каждодневных трудовых заботах своим родителям. Н.Д. Бартрам писал, что очень рано «чисто интуитивная жизнь заканчивается, и ребенок вступает в сферу анализа, когда уже утрачивается интерес к игрушкам, и когда ребенок, сохранивший творческую энергию, может свободно подняться на следующую ступень человеческого бытия» [3, с.43]. Каждый из видов игр воспитывала не только одно направление в воспитании, то ли это физическое, то ли это умственное. Все формы воспитания взаимосвязаны. Вследствие этого, когда мы говорим, например, о трудовом воспитании, имеются в виду и другие направления: нравственно-этическое, умственное и другие. Все эти игры являлись органической частью всеобщего целого – практической жизни чеченцев, которая была и сложной и многогранной. Методы и средства воспитания находились во взаимосвязи и взаимообусловленности, дополняя друг друга. 256 Игра, можно сказать, это своего рода лаборатория, где формировался, лепился человеческий характер, воспитывалась воля, вырабатывались и закреплялись навыки, которые потом были необходимы в жизни. В этой или иной игре каждый ребенок ведет себя по-своему, при этом в зависимости не только от возраста и пола ребенка, но и атмосферы окружения, в которой растет ребенок. Литература 1. Аслаханов С-А.М. Этническое наследие чеченцев в сфере физической культуры и спорта. Грозный, 2009. 2. Агларов М.А. Андийцы. Махачкала, 2002. 3. Бартрам Н.Д. Избранные статьи. М., 1979. 4. Мусаева М.К. Традиционные обычаи и обряды народов Нагорного Дагестана, связанные с рождением и воспитанием детей. Махачкала, 2006. 5. Мусаева М.К. Этнография детства народов Дагестана (традиции народов Равнинного и Южного Дагестана). Махачкала, 2007. 6. Писаревская Д.Б. Субкультура ролевых игр в современном обществе. М., 2011. 7. Пчелинцева Н.Д., Соловьева Л.Т. Гендерные аспекты социализации у народов Кавказа//Мужчина и женщина в современном мире: меняющиеся роли и образы. Т.II. М., 1999. 8. Слепцова И.С. Народные игры и использование их в воспитании//Русские народные традиции и современность. М., 1995. 9. Соловьева Л.Т. Грузия. Этнография детства. М., 1995. 10. Уарзиати В.С. Народные игры и развлечения осетин. Орджоникидзе, 1987. УДК 94 (470).16/18 ЧЕЧЕНЦЫ ВО ВНЕШНИХ ВОЙНАХ РОССИИ В КОНЦЕ XIX-НАЧАЛЕ XX-го ВЕКОВ И.З. Хатуев, к.и.н., доцент кафедры новой и новейшей истории, М.А. Иразова, старший преподаватель новой и новейшей истории ЧГУ, г. Грозный История взаимоотношений, в т.ч. и боевого содружества, между русскими и предками современных чеченцев уходит своими корнями в глубь веков. В настоящее время науке становятся известными все новые факты союзнических отношений двух народов на разных этапах истории. Древняя Русь находила поддержку со стороны коренных народов Северного Кавказа (прежде всего чеченского, как крупнейшего автохтонного этноса в регионе) в борьбе с Хазарией [1], татаро-монгольскими полчищами [2], а в более позднее время, в период Смуты начала XVII века, в защите страны от польских интервентов [3]. История и культура чеченского народа является составной частью кавказской и общероссийской цивилизации. Чеченская Республика – это неотъемлемая часть Российской Федерации, имеющая вместе с тем внутреннее государственное самоопределение. Чеченский народ имеет сложную многовековую историю, историю созидания и творчества, разносторонних благотворных связей и взаимовыгодного сотрудничества с кавказскими, русским и другими народами. Чеченский этнос, тесно взаимодействуя с культурами народов России, через века пронес свои этнокультурные особенности: язык, обряды, обычаи, традиции, общественное устройство, духовно-нравственные ценности. Российско257 чеченские взаимоотношения имеют многовековую сложную и противоречивую историю. Не всегда они складывались просто. В период царизма они во многом определялись имперской политикой завоевания и колонизации и ответным сопротивлением народа, хотя отнюдь не сводились полностью к этому, содержали определенный пласт сотрудничества, приобщения чеченцев к передовым формам хозяйствования и образованию. Одновременно с совместными военными походами устанавливаются и дипломатические отношения северокавказских владетелей, в том числе, чеченских, с Москвой в 50–80-х гг. XVI в. [4]. Россия в упорной борьбе с наследниками Золотой Орды добилась выхода к Каспийскому морю и на Северный Кавказ. В определенной мере этому способствовали и горские народы, со своей стороны, боровшиеся с агрессией Османской империи и ее вассала – крымского хана [5]. Исследователь истории Кавказа XVIII–XIX вв. П.Г. Бутков сообщает нам, что в 1735 г. было создано Терское кизлярское войско в составе 169 человек, «куда вошли казаки и чеченцы-окочане» [6]. Чеченцы оказывали активную помощь русским войскам в разгроме войска крымского хана, вторгшегося на Северный Кавказ и в южнорусские степи. Традиции совместной борьбы горцев и русских против внешних врагов продолжались и в последующие время. К концу 40-х годов XVIII в. тяга горцев Чечни к установлению дружеских отношений с Россией возрастает. Однако со второй половины XVIII в. колонизаторский характер продвижения России в Чечню приобретает все более видимые очертания. И горцы поднимаются на национально – освободительную борьбу против царизма. Наиболее яркими событиями в этом ряду были восстание шейха Мансура в конце XVIII в. и участие антиколониальной войне против царской России в составе имамата Шамиля в XIX веке. Несмотря на это, можно привести немало примеров совместного русско-чеченского боевого братства против иноземных врагов. Горцы, в том числе и чеченцы, совместно с русскими продолжали борьбу против иноземных захватчиков. В XVIII в. Турция и Иран активизировали свои экспансивные походы на Кавказ. Народы Северного Кавказа поднялись на борьбу против иранского шаха, турецкого султана и крымского хана. Эта борьба носила прогрессивный характер. Она помогала русскому и украинскому народам не только защищаться, но и громить врага на южных границах государства. Чеченцы вместе с другими народами Кавказа оказывали помощь русским войскам в разгроме агрессоров. Когда, например, в 1735 г. крымский хан вторгся в пределы Северного Кавказа и хотел пройти Чеченским ущельем, чеченцы разгромили здесь противника и в честь победы построили башню Хан-Кала, а само ущелье стало называться Ханкалинским. В Отечественной войне 1812 г. активное участие принимал Александр Николаевич Чеченский, близкий друг Дениса Давыдова [7]. Пройдя славный боевой путь от Вязьмы до Смоленска, Вильно, Гродно, Польши, Франции, громя наполеоновских захватчиков, А.Чеченский дослужился до звания генералмайора русской армии. Он был награжден орденами Св. Владимира II степени и Св. Анны II степени с алмазами [8]. Другим царским генералом в тот период был и чеченец Батай Шахмурзаев. В Крымской войне 1853–1856 гг. отличился в боях против войск Франции, Англии и Турции офицер царской армии Арцу Чермоев. А его сын АбдулМеджид Чермоев позже служил в личном конвое императора Николая II. 258 Во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. горцы Северного Кавказа приняли активное участие в сражениях с османскими войсками. Сформированный к середине февраля 1877 г. Чеченский конно-иррегулярный полк состоял из жителей Грозненского, Хасавюртовского, Аргунского и Веденского округов. Вскоре полк возглавил царский генерал, чеченец Арцу Чермоев. Чеченцы вместе с другими воинами кавказских частей проявили храбрость в боях с противником. Многие офицеры и рядовые горцы этого полка были награждены орденами и медалями. Умалат Лаудаев был награжден орденами Анны 3-й степени, Станислава - 3-й степени, Шахбулат Шерипов – Станислава – 3-й степени. Среди чеченцев имелось немало профессиональных военных и кадровых офицеров царской армии, прославивших русское оружие непосредственно на полях сражения. Царский генерал, чеченец Эрисхан Алиев (предок автора этой статьи) накануне русско-японской войны 1904–1905 гг. командовал 2-м ЗападноСибирским корпусом, а во время войны даже временно замещал выбывшего из строя командующего генерала Линевича. Следует отметить, что и на фронтах Первой мировой войны чеченцы отменно сражались против немецких, турецких и австро-венгерских войск. Из чеченцев был сформирован отдельный полк в составе Кавказской туземной («Дикой») дивизии. Офицерами в этой дивизии были горцы, а командующим брат императора Николая II Великий князь Михаил Александрович. Интересная деталь – личную охрану великий князь набирал из чеченцев. Чеченцы воевали в составе трех Кавказских корпусов и на Западном фронте, и на Кавказском [9]. Можно привести и многие другие примеры ратного подвига представителей чеченского народа в составе русской армии в XIX – нач. XX вв. Традиции боевого братства русских и чеченцев нашли своё продолжение и последующие периоды истории. Всегда, как только внешние враги нападали на нашу страну, в числе первых защитников Родины вставали чеченцы вместе с русскими и другими народами. Воины – чеченцы мужественно бились с фашистскими захватчиками и на фронтах Великой Отечественной войны 1941– 1945 гг. Маленькая Чечено-Ингушетия дала фронту более 40 тысяч солдат и офицеров (из них более 12 тысяч – добровольцы), 56 из которых были удостоены звания Героя Советского Союза [10]. Чеченцы (в т.ч. и дед автора этой статьи Магомед Хатуев) сражались и в Советко-финской войне, в разгроме милитаристской Японии. Только в защите Брестской крепости приняли участие почти 400 чеченцев [11]. По всему фронту были известны имена отважных воинов из Чечни: Ханпаши Нурадилова, Мовлди Умарова, Мовлида Висаитова, Магомеда Узуева, Абухажи Идрисова, Ибрайхана Бейбулатова, Хаважи МагомедМирзоева, Канты Абдурахманова, Даши Акаева, Сакки Висаитова, АбдулХакима Исмаилова и мн. др. Сотни воинов-интернационалистов из Чечни были награждены высокими боевыми наградами в период службы в Афганистане (1979–1988 гг). Примеры русско-чеченского ратного братства из истории внешних войн нашей страны можно приводить в огромном множестве. И сегодня, потомки А. Чермоева, У. Лаудаева, Э. Алиева, М. Висаитова, Х. Нурадилова продолжают славные традиции своих предков. Только за последние несколько лет более 20 чеченцев были удостоены высокого звания Героя России (из них 9 посмертно). В настоящее время в рядах 259 вооруженных сил, милиции и других силовых структур России служат более 20 тысячи чеченцев, из них только генералов-10. Таким образом, даже приведенная выше небольшая часть многочисленных примеров из истории совместного русско-чеченского братства и торговоэкономических, культурных связей, показывает несостоятельность распространенной в последние годы в научных и политических кругах и СМИ теории, будто на протяжении сотен лет, с небольшими перерывами, продолжалась русскочеченская «тотальная» война [12]. Осмысливая весь исторический опыт русско-чеченских взаимоотношений, мы можем сделать вывод, что наши народы могут и должны быть естественными союзниками и что на протяжении долгих лет, происходило искусственное стравливание и сталкивание русских и чеченцев. Русские и чеченцы, следуя элементарной логике, обречены стать стратегическими союзниками в регионе. Литература 1. Дауев С. Чечня: коварные таинства истории. М, 1999, с.71 2. Ахмадов Ш. Б, Багаев М. Х, Ерещенко Г. А. Рассказы по истории родного края. Грозный. 1991, с.42 3. Гриценко Н. П. Истоки дружбы. Грозный. 1975, с.30 4. Ибрагимов М, Ибрагимов М. Чечня: через круги ада. Москва-Саратов. 2003, с.8 5. История Чечни с древнейших времен до наших дней: В 2 т. Т.1.- Грозный, 2006,с.166 6. См: Гриценко Н. П. Указ. соч., с.31 7. Давыдов Д. Военные записки. Москва. 1940, с.216 8. Шахбиев З. Судьба чечено-ингушского народа. М. 1996, с.155 9. Чеченцы: история и современность. Под общ. ред. Айдаева Ю. А. М. 1996, с. 138 10. Ибрагимов М., Хатуев И. Вклад чеченского народа в победу над фашизмом в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Грозный. 2005, с.21 11. Ошаев Х. Д. Слово о полку чечено - ингушском. Нальчик. 2004, с.301 12. См.: Концепция государственной национальной политики в Чеченской Республике. Грозный. 2005. УДК 94(470).16/18 ГЕНЕРАЛ Э. АЛИЕВ – ГЕРОЙ РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ 1904–1905 годов Х.А. Хизриев, к.и.н., доцент ЧГУ Личное дело Эрисхана Алиева опубликовано в сборнике документов и исследований подготовленном Х.В. Туркаевым. В том же году о нем вышла журнальная статья И. Джабирова. Есть об Эрисхане и газетные статьи [1]. Вообще-то об участии чеченцев в русско-японской войне стало известно широкому кругу читателей в 60-х годах прошлого века и статьи Чимит – Доржиева Ш.Б. [2], но писать о царских генералах при советской власти не приветствовалось. Поэтому автор ставит перед собой задачу кратко рассмотреть о деятельности генерала Э. Алиева в русско-японской войне. Эрисхан Султан-Гиреевич Алиев родился в с. Старые Атаги за 4 года до 260 пленения Шамиля и относился к новому поколению чеченцев, выросшему уже в составе Российской империи. Соответственно ему открылась возможность закончить несколько военных училищ, Михайловскую артиллерийскую академию и в последствии стать прославленным генералом от артиллерии, что приравнивается к маршалу рода войск. За свою долгую военную карьеру он учувствовал в 4-х войнах: русско-турецкой 1877–78 годов, русско-японской 1904–1905 годов, Первой мировой войне 1914–1917 годов и гражданской войне 1918–1920 годов. Во время русско-японской войны, не смотря на высокие боевые качества русских солдат и матросов, высшее командование армии и флота, за немногими исключениями, не блистало военными талантами, что пагубно отразилось при проведении боевых операций. Да и соотношение военных сил на Дальнем Востоке было не в пользу России. Япония превосходила Россию в боевых кораблях в два раза, а в артиллерии почему-то аж в 8 раз. В этих условиях большой боевой опыт Эрисхана в умелых действиях артиллерией имело большое значение. Генерал Э. Алиев к новому месту службы прибыл 22 января 1904 года и временно командовал артиллерией 2-го армейского корпуса. Был награжден орденом святого Георгия 4-й степени – 30 ноября 1904 года со следующей формулировкой: «За блестящее и умелое руководство огнём батарей в бою под Бенсиху на реке. Шахэ с 26 по 29 сентября 1904 года, последствием чего было прекращение огня японских батарей, выбитые неприятельской пехоты из окопов. 29 сентября 1904 года решительным огнем и энергичным управлением огня своих батарей способствовал отражению обходного движения японцев, чем дал возможность пережить критические минуты, замолчать неприятельские батареи, открывшие огонь по нашему флангу в тылу» [3]. В том же году за отличие в ноябрьских боях был награжден золотым оружием с надписью «За храбрость» – вручен 1905 г. В 1905 году наиболее ожесточённые бои развернулись под Мукденом, особенно за обладание Ключевой сопкой. В тоже время Э. Алиев, будучи начальником артиллерии, 16 февраля заменил командующего всем отрядом (9 батальонов, 18 орудий, 2 роты сапёров и всадников). В боях за сопку генералу приходилось точечными артиллерийскими ударами отсекать наступавших, перекрестным огнем уничтожать противника и даже во главе солдат идти в штыковую атаку. С помощью резерва и подошедших свежих сил Эрисхану удалось сломить наступление японцев и вырвать победу. Не случайно царь Николай II сказал о нем, что «он настоящий полководец». За отличие в делах против японцев во время военной кампании 1905 года Э. Алиев был награжден орденами: Святого Станислава 1 степени с мечами – 25 сентября 1905 г.; Святой Анны 1 степени с мечами – 5 января 1906 г.; медалью в память войны с Японией в 1904 – 1905 гг. Во время Первой мировой войны Э. Алиев командовал уже огромным корпусом регулярной армии и аттестовался как энергичный, подвижный и неутомимый генерал, умеющий поддерживать боевой дух в войсках корпуса, и отлично руководить их боевой подготовкой, лично очень храбр. Как видим, Эрисхан Алиев был талантливым полководцем, до конца жизни остававшимся верным присяге, самоотверженным в выполнении воинского долга. В период 261 гражданской войны он был назначен Деникиным правителем Чечни, что стало роковым для боевого генерала. Большевики арестовали его и вместе с двумя сыновьями расстреляли в грозненской тюрьме. На наш взгляд, генерал Э. Алиев заслуживает издания о нем хорошей книги – на подобие книги об Александре Чеченском. Литература 1. Чеченцы в истории, политике, науке и культуре России. М., «Наука», 2008; Джабиров И. Чечня и чеченцы в судьбах России и россиян. Судьба Победоносца// ж. «Вайнах», 2006, №11, с 48 – 54; Эрисхан Алиев. Чеченский генерал русской армии. – газета «Вести республики» за 21 января 2011, №11. 2. Чимит – Доржиев Ш.Б. Документы о восстании кабардинских и чеченских конников во время русско-японской войны (1904 год)// Известия ЧИНИИИЯЛ т.3, вып. 1, Грозный, 1963, с. 111 – 116. 3. Чеченцы в истории, политике… с. 182. УДК 94 (470).16/18 УЧАСТИЕ ГОРЦЕВ ТЕРСКОЙ ОБЛАСТИ В РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЕ (1877–1878 гг.) Д.М. Чантиева, студентка 4 курса ЧГУ, г. Грозный В середине 1870 года и без того непростые отношения между Россией и Турцией обострились до такой степени, что война между ними была неизбежной. Предвидя это, царское правительство осенью 1876 года приступило к формированию иррегулярных воинских частей из горцев Северного Кавказа, чтобы потом направить их, как сначала предполагалось, на кавказский театр войны. Царское командование решило умело использовать природные качества горцев, с чьим воинским искусством оно было знакомо, что называется, на собственной шкуре. Была создана специальная правительственная комиссия по изучению использования в будущей войне возможностей горцев Северного Кавказа.Одним из первых был сформирован Терско-Горский конно-иррегулярный полк, дивизионы которого комплектовались по национальному признаку: были дивизионы ингушские, осетинские [1]. B январе 1877 года приступили к созданию Чеченского и Кабардино-Кумыкского конно-иррегулярных полков, которые состояли из шести сотен каждый. В полки набирались молодые люди известных и лучших фамилий, а также уже опытные бойцы, послужившие в регулярной кавалерии, в армейских полках, в милиции. Командиры полков, назначенные царским командованием, по своему усмотрению подбирали младших командиров для своих частей. В основном это были чеченцы, ингуши, другие горцы, сумевшие набрать в своих обществах или соседних селениях необходимое число всадников. Но трудность для таких бойцов заключалась в том, что большинство из них не имели достаточного количества денег для покупки снаряжения. По их просьбе главнокомандующий Кавказской армией приказал всем желающим поступить в полки, треть будущего жалованья выдать в качестве аванса для того, чтобы можно было экипироваться. Как каждая воинская часть иррегулярные горские полки имели свое знамя, сотенные значки 262 определенных цветов. Для отличия на светло-синих погонах писали большие буквы ТГ (Терско-Горский полк), ЧГ (Чеченский), КК (Кабардино- Кумыкский), означавшие начальные буквы названий полков. Отличались они даже цветом папах и черкесок. Поначалу все всадники горских полков были вооружены кремневыми ружьями. Впоследствии их заменили на более современные. Иррегулярные полки в основном отправляли на фронт без особой подготовки, так как их предполагалось использовать в операциях, где воинского умения горцев было вполне достаточно. К середине февраля 1877 года формирование Чеченского и Кабардино-Кумыкского конноиррегулярных полков было в основном завершено. Только в Чеченский полк было зачислено около 600 человек из числа жителей Грозненского, Хасавюртовского, Аргунского и Веденского округов. Сначала командиром полка был назначен старшина Владикавказского полка Акимов, но вскоре полк возглавил генерал-майор Арцу Чермоев.Весть о создании горских конных полков облетела весь Северный Кавказ и вызвала большой интерес. Воинские формирования, в которых служили среди других горцев чеченцы и ингуши, участвовали на двух разных фронтах русско-турецкой войны 1877–1878 гг., на Кавказе и на Балканах. И везде отважные воины-горцы смогли показать свои лучшие бойцовские качества. Легкость снаряжения иррегулярной кавалерии, умение всадников использовать для укрытия любые складки местностей, слава чеченских и ингушских воинов как превосходных стрелков особенно ярко были продемонстрированы во время разведки боем русской кавалерии главных сил Кавказского фронта в ночь с 7 на 8 августа 1877 года. Тогда наряду с другими силами в этой операции участвовали более четырех сотен бойцов Чеченского конно-иррегулярного полка. Руководил этой боевой разведкой генерал-лейтенант Чавчадзе. Выступив в полночь в направлении к селениям Субботан и Хаджи-вали, Чавчадзе вскоре разделил свой отряд на две части и вторую колонну, под командованием майора Тхостова, направил в сторону турецкого лагеря. Он руководствовался при этом следующими соображениями: приказав майору Тхостову двигаться очень осторожно, не допуская ни единого выстрела, он не исключал и стычек с противником, во время которых надо было тихо, без особого шума использовать только холодное оружие. А этим искусством чечены и ингуши владели мастерски.Но провести эту разведку тихо не удалось, так как отряд чеченцев во главе с Тхостовым наткнулся на турецкие аванпосты, которые открыли огонь. Майор Тхостов разделил своих бойцов на две группы, которые, зайдя в тыл турецкого лагеря, а также обогнув цепь аванпостов с флангов, взяли в кольцо и лагерь, и цепь, и резервы. Об отважных действиях кавалерии Чеченского полка писала газета "Тифлисский вестник"... передовые под начальством Тхостова ураганом неслись вперед... Турки оцепенели, бросали оружие, бросались на колени, ничего не помогало. Все это происходило с турецкой спешенной кавалерией, которой не дали даже времени сесть на лошадей" [2]. Во время этой ночной разведки турки понесли большие потери: был захвачен в плен начальник караула, убито около 60 солдат, взято много оружия, лошадей. Среди всадников Чеченского полка потерь не бы л о.Командование русской армии дало высокую оценку действиям этого полка, отметив офицеров и всадников орденами и медалями. Некоторые офицеры получили повышение в чине, в том числе и майор Тхостов, награжденный кроме этого еще и орденом Св.Станислава II степени. Орденами Св.Анны, Св.Георгия 263 и Св.Станислава разных степеней были награждены корнет Булат Яндаров, подпоручик Бухоран Таймазов, ротмистр Умалат Лаудаев, ротмистр Шахбулат Шеринов, поручик Алхазов, всадники Алату Алабаев, Урусхан Шамаев, Урусби Салуев, Дока Юсупов, Шаама Шатаев, Аюб Угурмиев, Датай Хасемиков всего 54 человека [3]. 19 января 1878 г. было заключено перемирие между воюющими армиями. За время войны личный состав Терско-Горского конно-иррегулярного полка сократился почти на четверть. В результате русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Болгария была освобождена. Свою лепту в дело победы внесли и иррегулярные части из представителей кавказских народов, находившихся в русской армии. Воинские формирования, созданные из горцев Терской области, отличались храбростью, высоким боевым духом, личной преданностью и внесли большой вклад в победу также и на Кавказском театре военных действий, защищая южные рубежи Отечества, вписали славные страницы в летопись русской армии. Необходимо отметить, что горцы вполне осознавали себя гражданами России, помогали отстаивать ее государственные интересы с помощью квалифицированных профессионально подготовленных военных кадров, добиваясь при этом упрочнения своего социального, экономического и политического положения в составе Российской империи. Литература 1. Акиев Х.А. Народы Северного Кавказа в русско-турецкой войне 1877 1878 годов. Магас, 2009, 13/с. 2. История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. – 1917 г.)/ Под ред. А.Л. Нарочницкого. М., 1988. С.292. 3. Муталиев Т.Х-Б. В одном строю (чеченцы и ингуши в русско-турецкой войне 18771878 годов). Грозный, 1978, 94 с. 4. Мальсагов А.У. Ингуши в войнах России. Нальчик. 2002. С. 62-63. 264 ОГЛАВЛЕНИЕ Гапуров Ш.А. Российские преобразования на Северном Кавказе в последней трети Х1Х века ………………..3 Ахмадов Ш.Б. Участие Чеченского конного полка в составе Кавказской конной дивизии в годы Первой мировой войны 1914 – 1917 гг……………………………………………………………….6 Ершов В.Ф. Горское общество черкесов во второй половине XIX – начале XX веков: социально-экономическая и политическая трансформация……………………………………….11 Хубулова С.А. Патриотический подъем народов Терской области в годы Первой мировой войны……………19 Абдулаева З.А. Образ войны на холстах ХIХ века «не пером, а кистью… »………………………………………22 Абдулвахабова Б.Б-А. Повседневная жизнь чеченцев в начале XX века (на примере одежды)…………………………26 Акиева Х.М. Русско-турецкая война 1877-1878 годов в истории изобразительного искусства………………31 Алиева А.Б. Cоздание СКФО: история и реалии сегодняшнего дня……………………………………………35 Амачиев А.Ю. Участие ахвахцев в народно-освободительной борьбе народов Дагестана и Чечни во второй половине Х1Х века………………………………………..39 Арсалиев Ш.М-Х. Диалог культур как объективная необходимость развития российско-чеченских отношений...42 Асваров Н.А. О роли железной дороги в социально-экономическом развитии Дагестана на рубеже XIX-XX вв………………………………………………………….46 Аскеров А.Г. Социально-политическое положение народов Северного Кавказа после окончания Кавказской войны…………………………………………………………...……49 Асталов В.А. Некоторые аспекты социально-политической адаптации Чечни в Российской империи во 2-й половине XIXв……………………………………………………………………...…………50 Ахтаев А.М., Дикаев В.Р., Солтамурадов М.Д., Хусиева Т.А. Участие горцев Северного Кавказа в Первой мировой войне………………………………….…53 Багаев М.Х. Рецензия Ш.Б.Ахмадов. Общественно-политический строй чеченцев в XVIII веке, Грозный. 2012. 384 с……………………………………………………………………………….....56 Батчаев Ш.М. Князья Дудовы в войнах России начала ХХ в…………………………………………………...…59 Бегуев С.А., Манаев М.А., Товсултанов Р.А. К созданию национальных правительств у горцев Северного Кавказаи Дагестана в 1917 г...…63 Беркиханов М.С. Изменения в этническом развитии Терско-Сулакского междуречья во второй половине XIX – начале ХХ в…………………………………………………………………….…..68 Берсанова З.Х-А. Воин «Дикой дивизии» ИбрагимбекСаракаев……………………………………………………...71 Валиева Л.Б. Северо-Кавказская железная дорога и её роль в социально экономическом развитии края…....73 Гаджиева З.Н. Мухаджирство на Северном Кавказе………………………………………………………………..75 Газиев В.З., Ахтаев А.М., Солтамурадов М.Д. Геополитические притязания Запада на Северном Кавказе………………………………………78 Гайтамирова С.А. Социально-экономические условия развития промышленности в Терской области……………80 265 Гапуров Ш.А., Магомаев В.Х. О некоторых предпосылках восстания в Чечне в 1877 г…………………………………………..88 Гарсаев Л.М. Этническое общество ч1аьнти: топонимия, ветви (гары), генеалогия и миграция горных ч1аьнтийцев на плоскость Чечни во второй половине XIX века………………………………….90 Гарунов З.А. Развитие хлебопашества в низовьях Терека в первой половине XIX в…………………………..95 Гарунов З.А. Роль земледелия в хозяйстве терских казаков во второй пол. XVIII- первой пол. XIX в……….99 Гарунова Н.Н. К вопросу о темпах переселенческого движения и составе русских переселенцев в Дагестане в конце XIX – нач ХХ вв……………………………………………..104 Ибрагимов М.М., Алисханова М.Х. Развитие сельского хозяйства Чечни в пореформенный период………………………………...108 Кадиева А.А. Участие горцев Северного Кавказа в русско-японской войне 1904-1905 гг……………………114 Кадиалиева С., Пирова Р.Н. К вопросу об историографии кавказской войны………………………………………………….116 Кидирниязов Д.С. Ногайцы – офицеры российской армии (XVI-нач. XX в.)………………………………………..118 Кияшко Н.В. Колонизационная политика России в Закубанье на завершающем этапе Кавказской войны: казаки и горцы………………………………………………………………...126 Клычников Ю.Ю., Лазарян С.С. Колонизационно-переселенческие шаги российской администрации на Северо-Западном Кавказе в 60-70-е годы XIXв………………………………………………..129 Лиджиева И.В. Органы местного самоуправления Калмыкии в годы I мировой войны………………………...134 Магомадова Т.С. Переселенческое движение чеченцев в российскую крепость Терский город в конце XVI - XVII вв……………………………………………………………...139 Магомедова М.М. Влияние российского законодательства на правовую систему Дагестана в первой половине ХIХ в.- начале ХХ в…………………………………………………………...143 Магомедова М., Пирова Р.Н. Социально-экономические предпосылки борьбы горцев в 20-30-е годы XIXв………………...148 Мамаев Х.М., Мамаев Р.Х. О деятельности В.И. Долбежева по археологическому изучению Чечни в 80- х гг. XIX в……151 Матагова Х.А. Народное образование Чечни во второй половине ХIХ – начале ХХ вв………………………..160 Махмудова К.З., Юсупова Х.М. Общественный быт чеченцев на рубеже XIX-ХХ вв.: традиции и инновации……………...…166 Милиева М.И. Культура чеченского народа и некоторые проблемы гуманизации национальной жизни…….171 Натаев С.А. К вопросу о социальном аспекте семьи у чеченцев в русских кавказоведческих исследованиях конца XIX - начала XX веков……………………………………………………..175 Омарова Г.А. Славные сыны Хунзаха на страже интересов России…………………………………………….180 Рашитханова С.Т. Концепция Тернера “подвижных границ” и история народов Северного Кавказа…………….182 Солтамурадов М.Д., Газиев В.З., Гайсумов А.Р. Тапа Чермоев – активный участник первой мировой войны 1914–1918 г.г. в составе чеченского полка Дикой дивизии……………………………………………………….185 Солтамурадов М.Д., Газиев В.З., Дикаев В.Р., Иразова И.А. Эрисхан Алиев – легендарный генерал русской армии…………………………………………..188 266 Султанбеков Р.М. Административные реформы в даргинских землях в 60-90-е. гг. XIX в………………………..190 Сулумов З.Х. Из истории нефтяной промышленности Чечни в конце XIX – начале XXвв…………………...194 Тепсуев М.С. К вопросу развития торгово-экономических отношений народов Северо-Восточного Кавказа в XVIII веке………………………………………………………….198 Хасбулатова З.И., Ахмадова М.П. Игровое воспитание и обучение детей в традиционной культуре чеченцев в конце XIX- начало XX вв…………………………………………………………………………205 Хатуев И.З., Иразова М.А. Чеченцы во внешних войнах России в конце 19-начале 20-го веков……………………………211 Хизриев Х.А. Генерал Э. Алиев-герой русско-японской войны 1904-1905 гг………………………………….214 Чантиева Д.Н. Участие горцев Терской области в русско-турецкой войне (1877–1878 гг.)……………………216 267
