Он ведь с красным знаменем цвета одного»: история
реклама
Светлана Леонтьева — канд. филол. наук, преподаватель СПбГУКИ, автор исследований по истории советской детской литературы, пионерского фольклора и ритуалистики, повседневной культуры советского детства, координатор исследовательского проекта «Антропология советской школы». «Он ведь с красным знаменем цвета одного»: материалы к истории одного шейного платка Красный цвет, как известно, в символическом отношении один из самых нагруженных цветов как в традиционных культурах, так и в модернизированных1. В советском дискурсе красный цвет занимал особое положение и по этой причине практически с зарождения этого дискурса привлекал внимание исследователей2. Независимо от того, какими методами пользовались исследователи, они пришли к сходным выводам: эпитет красный в советском дискурсе являлся маркером всего советского и коммунистического (хотя большинство исследований проводилось на раннесоветском материале, выводы с некоторыми оговорками можно распространить и на более позднее время). В детском изводе взрослой идеологии красному цвету также приписывалось исключительное значение. И в пионерской словесности, и в ритуальной практике, и в детском гардеробе, да и во всей продукции, предназначенной детям (девичьи банты, обертки конфет, игрушки и т.п. ) красный цвет использовался весьма активно. Одной из деталей детского повседневного костюма стала красная шейная косынка, с некоторого времени получившая наименование «пионерский галстук». Являясь элементом пионерской формы, красный галстук-косынка довольно быстро распространился в детской среде, а затем (когда пионерская организация окончательно расположилась в стенах школы) стал неотъемлемой частью школьной формы, а вместе с этим и частью повседневной детской одежды. Обратимся к первым дням этого важнейшего аксессуара советского детства. Первые косынки: от маминого платка к ритуальному торжеству Красный шейный платок треугольной формы3 как маркер членства в пионерской организации появился в момент ее создания — в 1922 году. В первых документах пионерской организации он значится как «атрибут пионера», обязательный для ношения. В этом качестве шейный платок был заимствован у российских скаутов. Но если у скаутов цвет косынки варьировался в зависимости от отряда, то руководящие пионерские работники с самого начала постулировали обязательное ношение косынки именно красного цвета: Элементы символики, внешние знаки и особые Законы и обычаи, введенные еще V съездом для воздействия на детей, опираясь на их естественные запросы и психо-физиологические особенности, в процессе работы затушевывались или совсем игнорировались и комсомольцами и руководителями, не уяснившими себе их значения. Необходимо сохранение всех введенных форм революционной символики и их абсолютное единство для всех пионеров СССР <...> в) единые формы пионеров и красный галстук-косынка (обязательно); г) единые значок, салют, девиз и 4 Торжественное обещание» (Товарищ комсомол 1969: 172) . Поначалу в качестве галстука использовались любые косынки красного цвета, в том числе и позаимствованные у матерей. О такой истории, происходившей в начале 1920-х годов, на страницах журнала «Пионер» вспоминал в 1985 году И.М. Денисов (г. Горький): ...Мы сидим у стола — я и Мишка Горин, мой друг. В руках у нас красный платок моей матери. В сердце — горе. Сегодня нас приняли в пионеры, но галстуков не дали.— Сделаем так,— не отрывая глаз от платка, говорит мне Миша.— С этого угла режем на этот. Будет два клина. И тебе и мне — галстуки. Делаем так. Режем. Примеряем. — Вот мы с тобой и пионеры. Миша смотрит в осколок засиженного мухами зеркала (Пионер. 1985. № 5). В первые годы детского коммунистического движения (начиная еще с юных спартаковцев) галстуки были самодельными, но уже к 1925 году производственный выпуск галстуков был в какой-то степени налажен. В пионерской периодике (например, на четвертой стороне обложки журнала «Пионер») постоянно публиковалась реклама, где и почем покупать галстуки и зажимы. В результате к середине 1920-х годов у детей сформировалось представление о престижности галстуков, сшитых не из маминой косынки, а купленных в магазине. Снабжение галстуками столичных городов было налажено с самого начала, в нестоличных городах и деревне вплоть до 1950-х годов по преимуществу были самодельные галстуки. Именно поэтому с середины 1920-х годов в центральную прессу шли письма с просьбами обеспечить пионерские отряды галстуками, типично в этом отношении письмо пионеров Джусалинского отряда5: Мы сами своими силами ставили 2 раза спектакли, чтобы купить галстухи, но от нашего призыва партии и комсомолу помочь нам результат получился плачевный, со спектакля собрали грош <...>. Мы живем в глуши, в степи и ничего не видим. Желаем переписываться с каким-нибудь московским отрядом (Пионер. 1925. № 12. С. 21.). В начале истории красного шейного платка не было не только праздничного акта повязывания галстука, но и канона его ношения. Свидетельство тому, например, материалы постоянной рубрики «Просим ответить» журнала «Пионер» в 1924–1928 годах. Наиболее активно вопросы о галстуке задавались в 1925–1926 годах, к ним прилагались ответы редакции: — Можно ли пионеру носить простой галстук помимо пионерского? (Пионер Петр Вишняков (Село Вонданск, Вятск. губ.).) — Действительно наблюдается, что пионеры, подражая взрослым, заводят модные галстучки. Это совершенно лишнее, красоты здесь особенной нет, пустое фатовство. Пионерский же галстук есть символ трех поколений: партии, комсомола и пионеров (Пионер. 1926. № 1. С. 17). — Обязательно ли пионеру носить галстук? (Деткор Карпов Серафим. Село Великое Ярослав. губ., Детдом имени Розы Люксембург.) — Да, это признак, что он член пионер-организации. На Западе детей преследуют, что они носят галстуки, и всё же они носят, а у нас ребята часто по халатности не носят (Пионер. 1926. № 8. Оборот передней обложки). Содержание этих вопросов разношерстно, иногда наивно, они наглядно демонстрируют, как в середине 1920-х годов происходило становление норм пионерского благочестия: как носить, с чем, как часто, можно ли наказывать посредством галстука и пр. и пр.6: Может ли пионер, не получивший еще косынку, — назвать себя пионером? (Пионер Г. Кацман, Скопин, 29 отряд. 1925.) Можно ли носить галстух пионеру, не давшему Торжественного обещания? (Боря Васильев. 1926.) Может ли пионер снять галстук с пионера, который шел по улице и хулиганил (напр. курил или ругался)? (Пионер Савченков, г. Уфа. 1926.) Можно ли на отрядном сборе с пионера снять галстук на неделю или на месяц, если он провинился? (Ситский завод, Н. Чертов. 1926.) Что нужно делать с теми пионерами, которые не носят галстука и не посещают клуб? (Пионер В. Куклев, с. Мусорка Самарской губ. 1926.) Можно ли вожатому носить не-пионерский галстук? (Вожатый отряда 28 Село Волковское, Уральск. обл. 1926.) К середине 1930-х годов неустойчивость ритуальной практики и отсутствие единой теории пионерских обрядов, и прежде всего ритуала приема в пионеры, стали осознаваться пионерскими работниками. Так, на страницах журнала «Вожатый» в 1935–1937 годах обсуждались формы проведения приема в пионеры (Ольков 1935; Адлер 1935). Споры велись вокруг того, принимать ли в пионеры по одному или коллективно, о том, как готовиться к вступлению, о составе участников, количестве принимаемых, о моменте повязывания галстука, церемонии приема (линейка, рапорт, выбор президиума, вынос знамени и пр.), обсуждалась правомерность приурочивания приема к революционным праздникам и другие аспекты ритуала. В этих дискуссиях внимание методистовразработчиков все больше смещалось с подготовки к вступлению на публичную процедуру — акт приема. Это было вызвано тем, что пионерские отряды через сеть форпостов7, появившихся в 1926 году, начинают перемещаться в школьные учреждения. В 1928–1932 годах выходят несколько постановлений, регулировавших этот процесс, публикуются руководящие статьи Н. К. Крупской «Пионердвижение как педагогическая проблема», «За углубленное содержание пионерработы» и др. В эти годы началось, говоря языком тех лет, «укрепление единства действий школы и пионерской организации с учетом специфики самодеятельного пионерского коллектива» (История ВЛКСМ 1983: 167– 168). К 1932 году «для организационно-политического укрепления пионерской работы в школе ЦК ВЛКСМ перевел пионерские отряды, существовавшие при фабриках и заводах, в школы и объединил их в пионерские базы» (История ВЛКСМ 1983: 168). Постановлением II пленума ЦК ВЛКСМ (1936) была введена новая структура пионерской организации, при которой пионерские отряды создавались в каждом классе с III по VIII включительно. Это привело к тому, что все школьники автоматически по достижении определенного возраста вступали в пионерскую организацию, и испытания все больше приобретали формальный характер. Кроме того, уже в конце 1920-х годов наладилась воспитательная работа в младшей школе — стали функционировать октябрятские группы, взявшие на себя подготовку к вступлению в пионерскую организацию. По этим причинам отпала необходимость в испытательном сроке, зато, напротив, разрослась торжественная часть ритуала: Прием детей в пионерорганизацию производится звеном с разбором на совете отряда и утверждением на общем сборе отряда. Звено вовлекает в работу новичков своего звена. Помогает им подготовиться к сдаче через месяц после вступления в отряд торжественного обещания. Новички в обстановке, в присутствии партийцев, комсомольцев, рабочих, колхозников, общественности дают торжественное обещание. <Текст обещания.> После дачи торжественного обещания, вступившие пионеры получают право ношения красного галстука и пионерского значка (Положение 1933: 3). Право ношения не предполагало публичного повязывания галстука, и в начале 1930-х годов оно еще не было частью торжественного акта. Основное символическое значение имел торжественный акт дачи обещания, ритуальные действия церемониального характера концентрировались именно вокруг него. Но уже с начала 1940-х годов методисты проявляют исключительное внимание к расширению и детализации торжественного акта. Создается «праздничность», накапливаются церемониальные составляющие (а точнее, восстанавливаются скаутские ритуальные действия): построение отряда/ дружины, вынос знамени, поздравительные речи почетных гостей, салют. Среди элементов ритуала и публичное повязывание галстука: Дающие торжественное обещание становятся в отдельную шеренгу перед дружиной. После команды «Смирно» вожатый подает команду: «К выносу знамени приготовиться». Знаменосцы выносят знамя дружины. Старший пионервожатый зачитывает список пионеров, дающих обещание, и подает команду: «К принятию торжественного обещания приготовиться». Дающие торжественное обещание повторяют вслед за читающим его текст, после чегo подписывают текст и передают старшему вожатому. Принимая от каждого подписанное торжественное обещание, вожатый надевает пионеру красный галстук (курсив наш — С.Л.) и обращается к нему с девизом: «К борьбе за дело Ленина — Сталина будь готов!» Пионер отвечает: «Всегда готов!», впервые отдает пионерский салют и становится в общий строй пионерской дружины с левого фланга. С этого момента пионер имеет право носить пионерский галстук, нагрудный значок юного пионера, отдавать салют и на пионерский девиз: «К борьбе за дело Ленина — Сталина будь готов!» — отвечать — «Bceгда готов!» (О работе 1942: 26-27). В дальнейшей истории ритуала никаких серьезных изменений, касающихся пионерской косынки, не было, до конца дней советской пионерской организации (1991 год) повязывание галстука занимало исключительное положение на ценностной шкале пионерской ритуальной практики. Сотни пособий, регламентирующих торжественное посвящение в пионеры, упирали на святость пионерского галстука, и не последнюю роль в пиетете перед ним играли официальные трактовки цвета галстука. Он от юной крови стал еще красней: красношейки в литературе Символическое значение галстука настойчиво разъяснялось с трибун пионерских слетов, со страниц периодики, инструктивных брошюр и художественных книг. В 1920-е годы даже распространились перифрастические наименования пионеров «галстучники», «красногалстучные», «красношейки». Эти перифразы попали и в детскую литературу и кино, к примеру, стихотворение Н. Асеева «Красношейка» и одноименная экранизация его Е. Славинским на первой фабрике Госкино в 1926 году. Стали появляться рассказы о детях, носящих красные косынки. Цвет галстука начал играть сюжетообразующую роль в распространившихся тогда рассказах о детях-героях. Так, в журнале «Барабан» был опубликован рассказ о девочке, спасшей поезд от крушения: в бурю она бежит к железнодорожному полотну с фонарем, но разбивает его, единственное, что смогло заменить разбитое красное стекло, — красная пионерская косынка, которую она снимает со своей шеи, чтобы обмотать фонарь. В 1923–1926 годы пионерская периодика и беллетристика особенно увлечена красным цветом, который четко ассоциирован с кровью. В рассказе Л. Лариной «Заслужил» главный герой Мишка — подросток, сражающийся за советскую власть, — носит орден отца: «А умирая Мишу к себе за рукав притянул и все пытался сказать что то, указывая рукой на орден свой Красный — красною кровью залитый» (Ларина 1925a: 6). В другом рассказе Л. Лариной под характерным названием «Тонио Красный» показана жизнь итальянского мальчика-циркача, выступавшего на арене в красном костюме. Фашисты преследуют его именно за красное трико: Какая-то группа людей в черном, с масками на лице и значками на груди выскакивает из ложи. Они перепрыгивают через головы и через барьеры и несутся на арену, потрясая револьверами. — Долой Красного! Долой ненавистный нам цвет! Во Флоренции не может быть места красному цвету. — Кровь за красный цвет! Кровавое платье тому, кто осмелился одеть красное (Ларина 1925b: 11). В итоге мальчик эмигрирует в Россию, «где детей не бьют за то, что они одевают красные костюмы» (Ларина 1925b: 12)8. Л.М. Каганович на I Всесоюзном слете пионеров в 1929 году с высокой трибуны во всеуслышание сформулировал символическое значение цвета галстука: «Помните, что красный галстук пропитан кровью сотен и тысяч бойцов... Носите же с честью этот красный галстук. Крепко держите в руках красное знамя коммунизма»9. Кровавая метафорика галстука надолго закрепилась в пионерской словесности10, получив «второе дыхание» в годы Великой отечественной войны: цвет галстука — это цвет крови детей-героев. Надо отметить, что в художественной литературе образцовые пионеры-герои, совершавшие подвиги во имя советской родины, показаны как дети, по-особому относящиеся к красному шейному платку. Они, как правило, носят его не снимая, как нательный крест, добровольно отказаться от ношения галстука они могут только в знак самонаказания. Так поступал, например, персонаж повести Л. Кассиля и М. Поляновского Володя Дубинин, который постоянно носил, но, «впрочем иногда все-таки снимал галстук. Это он делал тогда, когда бывал недоволен собой и не заканчивал начатое дело» (Кассиль 1980: 5). Расставание с галстуком в текстовой традиции жизнеописаний пионеровгероев представлено как травматическое событие для ребенка. Бабушка Лары Михеенко с приходом в деревню фашистов втайне сжигает ее галстук. О Лариной реакции сообщается как о психологическом срыве, который она преодолевает только с помощью повторной ритуальной идентификации себя как пионерки, снова дает торжественное обещание: Но она (Лара. — С. Л.) просит и без галстука считать ее пионеркой. — Ребята! Вы слышите, вы верите мне, ребята? Наш пионерский отряд я не подведу. — Чего бормочешь? — робко спросила бабушка. — Серчаешь еще на меня? Давно погасли в костре угольки. Но среди серой, мертвой золы попрежнему пламенел клочок кумача. Словно яркая, непотухающая искра (Надеждина 1968: 25). Манипулирование пионерским галстуком в жизнеописаниях погибших пионеров-героев становится особо значимым мотивом, в ситуации идентификации среди «своих» демонстрация спрятанного галстука — пароль, признак «своего». Пионер Коля Гаврилов, пробирающийся в партизанский отряд в момент, когда дозорные его не пускают, использует галстук именно с этой целью: — Не могу я тебя доставить к командиру... Не имею права. Откуда я знаю, кто ты такой? Что ты за человек? — Пионер я, — Мальчишка по локоть запустил руку в карман и вытащил красный пионерский галстук. — Вот погляди... (Козлов 1962: 89) Одно тайное ношение галстука — знак потенциальной готовности к подвигу. Партизаны, обсуждая благонадежность Коли Гаврилова, апеллируют к галстуку как безоговорочному аргументу: — В отряд просился? — У нас не детский сад, — сказал Ковалев. — Видать, боевой малец... Галстук в кармане носит. Красный. (Козлов 1962: 90). В особенно драматичных эпизодах жизнеописания пионера-героя красный галстук — непременный атрибут внешнего облика ребенка. Эта характерная особенность портрета героя встречается еще до 1940-х годов в одном из первых описаний Павлика Морозова — первого канонизированного пионера, свидетельствующего на суде против отца: Павлик стоял раскрасневшийся, прямой, смелый, в непомерно большом полушубке. Правая рука его лежала на груди, и пальцы слегка расправляли кончики красного галстука (Смирнов 1938: 48). Не случайно одна из книг о безымянном пионере-герое носит «мето нимическое» название: «Мальчик в пионерском галстуке» (Холопов 1974). Юный герой, военнопленный, демонстративно нося галстук, становится духовным вожаком не только детей, но и взрослых. Он отказывается работать на немецкую хозяйку: Привели Васю к фрау Матильде. — Почему ты не хочешь работать, мальчик? — спросила старуха. — Я не раб, — ответил Вася, — это рабов заставляют работать. Я — пленник. — Кто ты есть, мальчик? — спросила старуха. — Граф? Русский барон? — Я есть русский пионер, — ответил Вася. — Пионер? — сдерживая смех, спросила старуха. — Хорошо, — сказала она. — Мы не будем тебя убивать. Я это приказала, и ты будешь жить. Но мы будем вышибать из тебя русский дух, непокорность. Мы сделаем тебя рабом! (Холопов 1974: 13). Претерпев муки голода и телесные истязания, «мальчик в пионерском галстуке» одерживает победу в поединке с немецкой фрау (она умирает от сердечного приступа). Пионерский галстук определяет поведение героя, связывает мальчика, находящегося в фашистских застенках, с советским народом. Но, как правило, когда враги обнаруживают галстук, они убивают юного героя. Характерный пример представляет собой подвиг маленького подпольщика Васи: ...Попал Василек в беду случайно, перед самым освобождением. Его поймали пьяные немецкие солдаты и начали издеваться над ним. Приказывали ему пить вино, танцевать и петь. И он все это делал, потому что возвращался с задания и ночью должен был, прокричав дважды кукушкино «ку-ку», передать партизанам сведения о противнике... Потом фашисты приказали ему раздеться. Этого он сделать не мог. Тогда они сами стащили с него старенькую одежонку. И тут с груди мальчика упало на пол что-то красное-красное... Фашисты топтали это красное ногами, а оно все алело и алело живой кровью... Это был пионерский галстук Василька. Палачи задушили мальчика этим самым галстуком, а потом им же привязали Василька к старой березе, которой доверял он свои партизанские тайны (Василевич 1978). «Живая кровь» детских галстуков стала очень распространенным мотивом послевоенной риторики, обращенной к пионерам. Если в 1920-е годы кровь на галстуке — это кровь взрослых: дедов, отцов и братьев, павших в борьбе за советскую власть, то массовый героизм детей в годы Великой Отечественной войны был трактован исключительно как следствие их членства в пионерской организации. Самым известным примером использования этого мотива стало стихотворение С. Щипачева «Пионерский галстук», впервые опубликованное в 1942 году: Как повяжешь галстук, Береги его: Он ведь с красным знаменем Цвета одного. А под этим знаменем В бой идут бойцы, За отчизну бьются Братья и отцы. Как повяжешь галстук, Ты — светлей лицом… На скольких ребятах Он пробит свинцом!.. Пионерский галстук — Нет его родней! Он от юной крови Стал еще красней. Как повяжешь галстук, Береги его: Он ведь с красным знаменем Цвета одного. Широкая известность этого стихотворения связана с тем, что оно уже с 1945 года в качестве учебного текста входило в состав учебных книг по чтению для третьего класса — класса, в котором большинство советских детей вступало в пионеры. Размещалось стихотворение в начале книги, для того, чтобы дети усвоили его до ноябрьских праздников, когда проводился прием в пионеры лучших кандидатов. Впервые как хрестоматийный текст «Пионерский галстук» был опубликован в пособии «Родная речь» в 1945 году в разделе «Школа, товарищи, семья» (Родная речь 1945: 26–27). Любопытна история публикации этого стихотворения в названной хрестоматии. В первом издании 1945 года и в последующих двух переизданиях (1946, 1948) текст стихотворения публиковался полностью и без каких-либо заданий, однако в 1950 году было изъято четверостишие: Как повяжешь галстук, Ты светлей лицом… На скольких ребятах Он пробит свинцом!.. (Родная речь 1950: 49). В переизданиях 1950–1960-х гг. это четверостишие также опущено. Почему редакторы решили убрать этот фрагмент из стихотворения, не совсем ясно: именно в эти годы формировалась текстовая традиция описания подвигов детей во время войны и этот фрагмент находился вполне в русле героизации советского военного детства. Появится это четверостишие лишь в 1974 году в хрестоматии других авторов (Родная речь 1974: 8). К полному тексту будут присовокуплены вопросы: «Почему пионер должен беречь пионерский галстук? Ответ подтвердите словами стихотворения. “Ты светлей лицом”. Объясните смысл этого выражения. “На скольких ребятах он пробит свинцом”. Как вы понимаете это предложение?» (Родная речь 1974: 23) Таким образом, в этой редакции хрестоматии, напротив, все внимание приковывалось к ранее исключенному фрагменту... Надо помнить, что в составе книг для чтения стихотворение «Пионерский галстук» переиздавалось миллионными тиражами (в общей сложности более 40 переизданий). Например, есть оно и в четвертом издании книги для чтения для 3 класса 1990 года под общей литературной редакцией действительного члена АПН СССР С.В. Михалкова. Помимо вопросов по содержанию произведения («Почему галстук красного цвета? Чем дорог пионерский галстук каждому пионеру? Какой призыв содержится в стихотворении?»), на той же странице можно обнаружить настоятельное требование: «Выучи стихотворение наизусть» (Родная речь 1990: 148). Таким образом, до 1980-х годов стихотворение не требовалось учить, лишь в последнее советское десятилетие это требование вошло в хрестоматию11. И именно последнее поколение советских детей лучше всего помнит текст и использует первую строчку стихотворения в речи12. Тексты о пионерском галстуке, будь то жизнеописания пионеровгероев или хрестоматийное стихотворение, формировали пиетет перед этой деталью повседневного детского костюма. Не случайно, что в тех же хрестоматиях появлялись «зарисовки с натуры» — типичные реакции детей на обретение галстука Начиная с 1920-х годов и заканчивая 1980ми в воспоминаниях устойчив мотив «идти после приема в пионеры в пальто нараспашку». Сюжеты с этим мотивом включались и в школьные хрестоматии, что тоже могло способствовать закреплению стереотипа. Так, в «Родной речи» для 3 класса в 1970-е годы публиковался рассказ Л. Подвойского «Не тронь — огонь!», в котором описана типичная ситуация: «Хмурое осеннее утро. Северный ветер гонит хлопья мокрого снега. Прохожие ежатся и поднимают воротники. А мы все трое гордо шагаем в пальто нараспашку. Язычками горячего пламени алеют наши пионерские галстуки» (Родная речь 1974: 11). Символика галстука безусловно была усвоена всеми советскими детьми: галстук — это сакральный элемент пионерской атрибутики, маркирующий принадлежность ребенка к пионерскому коллективу. Однако с формализацией пионерского движения в 1970-е годы отношение к галстуку перестало быть четким (как в довоенный и военный периоды) и уже не определялось исключительно «высоким текстом» хрестоматий и пионерских ритуалов. Являясь частью индивидуального гардероба, галстук вовлекался в обыденные ситуации, речь о которых пойдет ниже. Пионерский галстук — нет его родней: повседневные практики Начиная с 1920-х годов ритуальная сакрализация, подкрепленная многогодичной пропагандой святости галстука (в том числе и посредством приведенных выше литературных произведений), приводила к развитию детских страхов «повредить галстук», «потерять галстук», «забыть галстук». В воспоминаниях представителей последнего советского поколения этот мотив широко представлен: Я обычно носил оверложенные галстуки алого цвета, относился к галстуку с уважением и очень переживал однажды, когда, завязывая галстук в школе (после физкультуры что-ли) случайно оторвал кончик...13 Помню, как было страшно появляться в школе БЕЗ галстука. Если забывал его дома. Чувство незащищенности и бессилия, а главное — все смотрят на тебя, как на последнего долдона. Или отъявленного хулигана, ибо только они, изображая протест, ходили без галстуков. На уроках не сиделось спокойно, в висках колотилась мысль: забыл, забыл... словно голый сидишь. Преодоление страха и сопротивление взрослому идеологическому прессингу, по-видимому, появилось не сразу, а только с усилением формального начала в организации. По крайней мере, в воспоминаниях тех, кто вступал в пионерскую организацию в 1920–1930-е годы не встречаются сюжеты о поругании галстука, в то время как для воспоминаний, относящихся к 1960–1980-м годам, это очень характерно. Важное место в меморатах занимают властные способы обуздать легкомысленное отношение к галстуку, в частности, сюжеты о публичном клеймении тех, кто портит галстук: А ещё я помню, как на 1-м этаже в 43 на стенде около лестницы (той, что около кабинета директора) был приколот довольно-таки изодранный пионерский галстук, найденный кем-то из учителей (видимо) и было написано «Позор». Чем тщательнее и детальнее разрабатывался ритуал приема в пионеры, тем более развивались «антигалстучные» практики, снижающие его статус, например, повязать его на бедро или сжечь. Примечательна инверсия, которую приобрело «прятанье галстука в карман»: В 4-м классе весной я, впрочем, уже позволял себе по жаркой погоде снимать галстук и прятать в карман. А каким-то шутки ради сделавшим мне замечание девчонкам постарше даже что-то брякнул на предмет ошейника. Сложились и снижающие игровые формы манипуляций с галстуком, например, игра «в селедочку»14 и в «вечного пионера»: А еще у нас в школе был такой обычай у старшеклассников — ловили «мелких» и спрашивали строго: «любишь Ленина?». — Да,— отвечал перепуганный пацан. — Люби крепче, — злорадно посмеиваясь отвечали старшие и затягивали галстук. Развязывали его только дома при помощи родителей :) Если обретение галстука было максимально сакрализованно, то расставание с ним проходило, как правило, без официального ритуального сопровождения. Хотя были случаи официального прощания с галстуком: У нас в Питере (пардон, Ленинграде) существовала традиция устраивать «прощание с галстуком». Пионеры для этого вывозились на Пискарёвское кладбище (кто не знает, это мемориальное кладбище, где похоронены герои войны и жертвы блокады; там же стоит знаменитая статуя Родина-мать, с похоронной гирляндой в руках, которую вы наверняка видели на картинках. Даже когда я была маленькой девочкой, и понятия не имела о том, что значит быть матерью, не говоря уже о родине, мне её было ужасно жалко), и, после краткой церемонии, повязывали свои галстуки на росшие там березы. Так березы и стояли в пионерских галстуках — гектары берёз, огромная пустая (по весне) белая роща в красных галстуках. Рощу эту хорошо было видно из мимо идущих автобусов. Вопрос о том, куда девались галстуки с берёз, занимает меня до сих пор. Но чаще расставание с галстуком становилось делом индивидуальным (спрятать в шкаф): «Совершенно непонятно было, как можно галстук покупать в магазине, а старый выбрасывать в помойное ведро — ведь он же святое». Снижению статуса галстука способствовало и то обстоятельство, что галстук изнашивался к концу года и его нужно было сменить; многие из тех, кто в 1970–1980-е ездил в пионерские лагеря, в конце смены разрисовывали галстук (в этом разрисовывании зачастую участвовали и вожатые): «Лучший галстук — расписной, лагерный. На нем среди кривых подписюшек любимая вожатая написала: «Хочешь быть счастливым — будь им. Хе”». В отдельных случаях (по преимуществу, думается, поздних) расставание с галстуком приобретало кощунственный характер: А я вот припоминаю «прощание с галстуком» в 89–90. Была линейка, «попрощались», потом всем классом поднялись на 3ий этаж к историку, он по случаю линейки уже на внешние стимулы почти не реагировал, собрали все галстуки (почти... некоторые были «сознательные») связали в одну веревочку, спустили из окна и подожгли снизу. Горело ОЧЕНЬ быстро и красиво. Влетело всем еще быстрее (кстати «сознательным» тоже)». Естественно, галстук выступал не только в качестве сакрального предмета и объекта надругания15. Часть личного гардероба, галстук неизбежно оценивался как вещь, которая может пачкаться, линять и изнашиваться. Отсюда всевозможные обыденные практики его использования, причем нельзя исключать, что манипулирование им в некоторых случаях было лишено всякой (анти)идеологической позиции: Концы галстука всегда как то незаметно попадали то в суп, то в любую другую еду. Или не заметишь вовсе т.к. торопишься, или обсосешь это побыстрому и в школу бегом. Потом сидишь на уроке, уже сто раз забудешь, где галстук побывал и постоянно думаешь — да откуда ж такой противный запах?! сообразишь — приблизишься к кончикам от галстука, нюхнешь слегка и всё сразу вспомнишь. Не помню по какой причине, но в старших классах принято было делать на галстуке узелки. Прямо мнемотехника какая-то, чтобы чего-то не забыть. Зато концы очень быстро превращались в лохмотья, и поэтому там узелочки такие маленькие завязывали, но все равно галстуки горели так же быстро, как балетки... Во многих меморатах содержится мотив «глажки галстука» как рутинного регулярного, но часто любимого, занятия: Не было большего счастья вставать с утра и первым делом включать утюг, мочить галстук под краном и смотреть на превращение мокрого и мятого кусочка красной тряпочки в свежевыглаженный Пионерский Галстук, кусочек нашего знамени. А еще он пах как-то по особенному, до сих пор запах мокрого-гладящегося-пионерского-галстука пробуждает у меня эти безумно приятные воспоминания. Использовался галстук и в «обычном праве» советских детей: А у нас в школе было странное поветрие — универсальной валютой в мелких пари выступали кончики галстука. Мог галстук и попросту становится предметом игр и развлечений на переменах и в послеурочное время: Если галстук растянуть руками, завести его за голову, резко и быстро провести им в горизонтальном направлении по затылку и тут же набросить на стену — то он на ней и повиснет чудеснейшим образом без единого гвоздя. В конечном итоге, галстук как гардеробная деталь был не только маркером коллективной идентичности, но и способом конструирования индивидуальной репутации в кругу сверстников: У нас только законченные ботаники (из пацанов) носили обстроченные галстуки. Мерилом «крутости» была степень оборванности кончиков. Моего радикализма хватало на пару сантиметров, а у самых авторитетных хулиганов галстук смахивал на «бабочку». Более того, галстук мог стать объектом зависти и пижонского беспокойства. В условиях дефицита способов выделиться из синекоричневой массы однокашников — даже галстук мог помочь в создании индивидуального имиджа. Осмыслялись модность, престижность, редкость, красивость галстука. Поэтому особенно ценились галстуки привозные, из других регионов и стран (то же происходило и со школьной формой в целом): украинские, прибалтийские, чешские, венгерские и пр. Есть даже сюжеты, в которых галстук наделяется значениями, свойственными интимным «знакам невещественных отношений»: У меня с забытым галстуком связана самая первая романтическая история. Я забыла его и рыдала в раздевалке, все меня жалели, но ничего поделать не могли. А еще я могла опоздать на урок — и не пошла бы без галстука, точно. И тут мальчик Рома повязал мне свой галстук, а его наказали, поставили перед классом. Класс слушал выговор учительницы и торжественно хранил тайну. И после уроков мы с ним гуляли : ) Нередко в воспоминаниях о таких историях с галстуком первые романтические опыты советских детей связываются с цветом галстука: «А память оставила в наших сердцах яркое чувство под цвет пионерского галстука». В конечном счете, вполне закономерно в этом ряду появление оценок галстука как попросту интимной, глубоко-личной части гардероба: Не помню, чтобы у нас как-то особенно было поставлено в школе политпросвещение, но до сих пор я о галстуке — либо хорошо, либо ничего. Почему-то у меня не сохранилось ни негативного чувства, ни воспоминания о каком-либо негативе в отношении галстука. Он грел осенью, кстати. Было немного жарко весной. Иногда его просто приходилось снимать — не знаю, может оттого я и не люблю нынче обычные галстуки, что в детстве еще «наносился». Да, я не попал в комсомол — очень лениво было устав учить, да и поздно уже было, как-то на все на это сквозь пальцы смотрели. До сих пор с оттенком гордости, да-да :-), называю себя вечным пионером. В связи с историей красного шейного платка, историей его сакрализации и встречного обмирщения, по-новому видится вещное пространство советского ребенка. Он был окружен предметами различной символической значимости, какие-то из них, например, пионерские атрибуты, хранимые в пионерской комнате, — горн, барабан, дружинное знамя и пр. — с начала 1920-годов не утратили своей сакральной «силы», а какие-то, как например, пионерский галстук, будучи частью личного гардероба, со временем потерял свой символический «капитал». Его статус в 1920-1940-е и в текстах, и на практике был несравненно выше, чем статус, который он занял в позднесоветский период, превратившись из символа новой власти в обыденную принадлежность гардероба практически каждого ребенка в возрасте от 10 до 14 лет. Несомненно, речь не идет о полной потере символического значения пионерского шейного платка, но других таких случаев, чтобы столь статусный символ стал переживаться как личная вещь, наполненная зачастую сугубо индивидуальными смыслами и функциями — «грел осенью», — пожалуй, в советскую эпоху не было. Литература Адлер 1935 — Адлер И. Работа группы октябрят // Вожатый. 1935. № 9. С. 61–65. Белова 1999 — Белова О. Красный цвет // Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5-ти томах. / Под. общ. ред. Н.И.Толстого. М., 1999. Т. 2. С. 647–651. Вайскопф 2001 — Вайскопф М. Писатель Сталин. М., 2001. Василевич 1978 — Василевич Е. Я — внук капитана. Рассказы / Перевод с белорусского Б. Бурьяна и В. Машкова. Минск, 1978. Всесоюзная 1981 — Всесоюзная пионерская организация им. В.И. Ленина. Документы и материалы /Общ. ред. А.В. Федуловой /Сост. В.Д. Шмитков. М., 1981. История ВЛКСМ 1983 — История ВЛКСМ и Всесоюзной пионерской организации имени В.И. Ленина. /Под ред. В.А. Сулемова. М., 1983. Кассиль 1980 — Кассиль Л., Поляновский М. Володя Дубинин // Пионеры-герои. М., 1980. Книга для чтения 1990 — Книга для чтения 3(II). Учебник для учащихся 3 класса трёхлетней начальной школы. В двух частях. Часть вторая / Сост. В.Г. Горецкий, Л.Ф. Климанова, Л.К. Пискунова, Л.С. Геллерштейн. М., 1990. Козлов:1962 — Козлов В. Шумят сосны // Орлята. Рассказы о пионерах-героях. Л., 1962. С. 87–102. Купина 1995 — Купина Н.А. Тоталитарный язык: Словарь и речевые реакции. Екатеринбург-Пермь, 1995. Ларина 1925a — Ларина Л. Заслужил // Ларина Л. По разному. Сборник рассказов. Харьков, 1925. С. 3–17. Ларина 1925b — Ларина Л. Тонио красный // Ларина Л. Трое. Сб. рассказов. Харьков, 1925. С. 3–19. Леонтьева, Лурье, Сенькина 2009 — Леонтьева С., Лурье М., Сенькина А. «Красный Мюнхгаузен»: делай, как я! // Minhauzens un minhauzeniāde. Daugavpils, 2009. С.59–63. Малышева 2005 — Малышева С. Советская праздничная культура в провинции: пространство, символы, исторические мифы (1917–1927). Казань, 2005. Надеждина 1968 — Надеждина Н. Партизанка Лара. М., 1968. О работе 1942 — О работе пионерской организации им. В.И. Ленина. М., 1942. Ольков 1935 — Ольков Г. О приеме, новичке и торжественном обещании // Вожатый. 1935. № 1. С. 24–26. Положение 1933 — Положение о детских коммунистических отрядах имени В.И. Ленина. Смоленск, 1933. Родная речь 1945 — Родная речь. Книга для чтения в III классе начальной школы / Сост. Е.Е. Соловьева, Н.Н. Щепетова, Л.А. Карпинская, В.И. Волынская, А.А. Канарская. М., 1945. Родная речь 1950 — Родная речь. Книга для чтения в III классе начальной школы. / Сост. Е.Е. Соловьева, Н.Н. Щепетова, Л.А. Карпинская, В.И. Волынская, А.А. Канарская. М., 1950. Родная речь 1974 — Родная речь. Книга для чтения в третьем классе. Сост. М.С. Васильева, Л.А. Горбушина, Е.И. Никитина, М.И. Оморокова. М., 1974. Ромашов 1995 — Ромашов Н. Система идеологем русского тоталитарного языка по данным газетных демагогических текстов первых послереволюционных лет. Автореф. дисс... канд. филол. наук. Екатеринбург, 1995. Селищев 2003 — Селищев А. Труды по русскому языку. Т. 1. Язык и общество / Сост. Б. А. Успенский, О. В. Никитин. М., 2003. Смирнов 1938 — Смирнов Е. Павлик Морозов // Вожатый. 1938. № 10. С. 47–48. Стайтс 1994 — Стайтс Р. Русская революционная культура и ее место в истории культурных революций // Анатомия революции. СПб., 1994. С. 372–383. Товарищ комсомол 1969 — Товарищ комсомол. 1918–1968. М., 1969. Т. 1. С. 172. Холопов 1974 — Холопов Г. Мальчик в пионерском галстуке. Л., 1974. Штейнер 2002 — Штейнер Е. Авангард и построение нового человека. Искусство советской детской книги 1920-х годов. М., 2002. 1 О символике красного в славянской культуре см., напр.: Белова 1999. Еще в 1920-е годы одним из первых обратил внимание на особенности употребления эпитета «красный» в дискурсе первых послереволюционных лет А.М. Селищев (Селищев 2003: 179–181). В постсоветской науке семантику и сочетаемость «красного» рассматривали в самых различных научных дисциплинах. Лингвокультурологическим аспектам употребления слова «красный» посвящены исследования так называемого «тоталитарного языка» (например, на материале толковых словарей советского периода (Купина 1995: 10) и советских газетных текстов (Ромашов 1995)). Употребление «красного» как эпитета в номинативной функции при переименовании упоминается в: (Стайтс 1994: 375). Есть исторические исследования, посвященные использованию красного цвета в массовой советской праздничной практике, в частности, в праздничном убранстве и костюмах актеров массовых ритуальных действий (Малышева 2005: 190–193; 310–313). Культурологическая интерпретация соотношения «красный — кровь» на материале советского дискурса (сочинениях партийных вождей) можно найти в исследовании М. Вайскопфа (Вайскопф 2001). Он характеризует это соотношение как «универсальнореволюционную мифологему живительного кровавого посева» (Вайскопф 2001: 217). Список работ о красном цвете как цвете советского можно продолжить. На детском материале исследований на эту тему нет, лишь Е. Швейцер комментирует использование красного цвета в иллюстрациях детских книг 1920-х годов с точки зрения особенностей оптического восприятия (Швейцер 2002: 51–52). 3 Форма шейной косынки была наделена в 1920-е годы новым (в сравнении с исходным скаутским) символическим значением. Три конца — знак единства трех партийных поколений: коммунистов, комсомольцев, пионеров. Этот символический смысл был зафиксирован в уставных документах пионерской организации, разъяснялся в методических брошюрах и периодике. 4 Параграф 12 Постановления VI Всероссийского съезда РЛКСМ, 12-18 июля 1924 г. «Об организационном строительстве деткомгрупп». 5 Джусалы — железнодрожный посёлок в Кзыл-Ординской области Казахской ССР (ныне Жосалы). 6 Нельзя забывать, что на фоне яростной антирелигиозной пропаганды в те же годы галстук маркировал новую веру, и в качестве костюмной детали буквально заменял нательный крест (сохранились мемораты о том, как дети публично снимали крестики, а вместо них надевали галстуки). Для многих верующих ситуация со вступлением в пионеры и в 1920-е, и позднее была проблематичной в том числе по причине необходимости ношения пионерского галстука. 7 В Положении о пионерских форпостах в школах от 20.11.1926 дается следующее определение: «Форпосты есть объединение учащихся-пионеров и октябрят данной школы с целью организованного проведения пионерского влияния на учащихся и школу» (Всесоюзная: 42). 8 Эпитет «красный» к персонажам детской литературы часто прикрепляли механически, например «Красный Мюнхгаузен», об этом см. подробнее: (Леонтьева, Лурье, Сенькина 2009). 9 Эта цитата после 1929 года неоднократно публиковалась в пионерских изданиях. 10 Например, в викторине, посвященной 65-летию организации и состоявшейся в 1985 году в пос. Янега Лодейнопольского района Ленинградской области, третьим вопросом значится: «Почему пионерский галстук красного цвета?» В скобках дан правильный ответ: «цвет пролитой крови». 11 В 1958 году стихотворение «Пионерский галстук» было положено на музыку композитором Генрихом Семеновичем Бруком и входило в репертуар самодеятельных и профессиональных детских хоров. Впрочем, особой популярностью, похоже, эта песня не пользовалась. Кроме того, это стихотворение с конца 1940-х годов включалось в сценарии ритуала приема в пионеры, что весьма способствовало внушению детям символических значений. 12 В силу печатной и изустной распространенности этого стихотворения, оно стало плодородной почвой для фольклорных переделок: Как повяжешь галстук, береги его, Есть на чем повеситься в случае чего; Как повяжешь галстук, Спьяну не пой песен, Помни, что на галстуке Могут и повесить; Как повяжешь галстук — береги его, А как есть захочешь — поверни его; Не стесняйся пьяница носа своего, Он ведь с нашим знаменем цвета одного; Как повяжешь галстук — берегиСЬ его, Он тебя задушит ночью одного; 2 13 14 15 Как повяжешь галстук, Береги его. 75(55) копеек Стоимость его; Как повяжешь галстук — береги его, Он ведь с датским знаменем цвета одного; Как получишь доллар — береги его, он ведь с нашим знаменем цвета одного; Как повяжешь галстук — береги его. Он ведь от версаче. Стоит ого-го. Здесь и далее приведен материал форумов с сайта «76-82.ru. Энциклопедия нашего детства». Респонденты 1970-х годов рождения. В цитируемых текстах орфография, пунктуация и грамматические особенности соответствуют оригиналу. Игра в «селедочку», заключавшаяся в том, что галстук волочат за собой по полу, повидимому восходит к дореволюционной гимназической и студенческой практике игр с галстуками, сохранившейся в ХХ веке в военных образовательных учреждениях. Ср. с современной смс-шуткой: «Мобильный телефон как пионерский галстук — сначала гордо носишь, потом тихо ненавидишь».
