Тягаенко И.Ю. Социологическая диагностика состояния
advertisement
УДК 141.7 Тягаенко Игорь Юрьевич аспирант кафедры социально-гуманитарных дисциплин Северо-Кавказского социального института tyagaenko-igor@yandex.ru Tyagayenko Igor Yuryevich, graduate student of chair of social and humanitarian disciplines of North Caucasian Social Institute tyagaenko-igor@yandex.ru СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ДИАГНОСТИКА СОСТОЯНИЯ ПРАВОВОЙ КУЛЬТУРЫ ОБЩЕСТВА SOCIOLOGICAL DIAGNOSTICS OF THE CONDITION OF LEGAL CULTURE OF SOCIETY Аннотация:В статье содержится социологическая интерпретация понятия правовой культуры, раскрываются особенности ее диагностики. Автор ставит своей целью разработать такую теоретикометодологическую основу исследования правовой культуры современного российского социума, которая учитывала бы существующие социокультурные реалии. Ключевые слова: правовая культура, правосознание, общественная подсистема, юридическая грамотность, этнокультурное пространство, поведенческая модель, социокультурные процессы, социальная динамика, ценности, традиции, социокультурные реалии. Abstract:This article provides a sociological interpretation of the concept of legal culture, especially its expanded diagnostics. The author aims to develop a theoretical and methodological basis for the study of legal culture of the modern Russian society, which takes into account the existing socio-cultural realities. Key notes: legal culture, sense of justice, the public subsystem, legal literacy, ethno-cultural space, behaviors, social and cultural processes, social dynamics, values, traditions, social and cultural realities. Определение эпистемологического статуса права в социологии делает целесообразным проведение многоуровневых исследований, когда наряду с микросоциологией или теориями среднего уровня используется и социетальный подход. Последний позволяет осуществить корреляцию правовых трансформаций с глобальными переменами в культуре общества, а то и с глобальными переменами в планетарной культуре. В качестве эмпирического примера сошлемся на тенденцию унификации законодательства во всем мире и на признание главенства международных законов над локальными актами. Глобальные изменения в культуре соответствуют таким же радикальным преобразованиям в отдельных сегментах общественной жизни, в том числе и в сфере права.При этом очень трудно установить очевидную причинно-следственную связь, выявить первичные детерминанты. Думается, следует постулировать взаимную детерминацию, особенно в терминах когерентного развития культурной, политической, экономической и правовой подсистем. Тем не менее, мы продолжаем настаивать на первичности культуры по отношению к другим общественным подсистемам. Фундаментальной функцией культуры, предопределяющей характер и направленность цивилизационного развития, является функция обеспечения соответствия между различными подсистемами социальной жизни, такими как технологически-производственная, финансово-экономическая, политикоправовая, административно-властная, системы знания и ценностей и др. Очевидно, что для уменьшения доли криминогенной или социально неодобряемой составляющих в жизнедеятельности общества недостаточно ограничиться принятием административных решений и законодательных актов, поскольку последние могут только формально запрещать. Искомый эффект может быть достигнут только в том случае, когдаюридически оформленные запреты перейдут в разряд социокультурных, экзистенциальных табу. Следует согласиться сточкой зрения Н.В. Мотрошиловой, согласно которой «культурная, духовно-нравственная компонента цивилизации – это деятельность по созданию всеобщих идеальных образов (по-гречески – парадигм) предметной деятельности и норм, принципов человеческого общежития и общения»[3, с. 34]. Нет никаких сомнений в отношении того, что категориальнопонятийным центром, в котором осуществляется синтез социологии и права, выступает концепт правовой культуры. Причем содержание данного концепта в социологической науке отличается от его использования в иных областях социально-гуманитарного знания. Так, например, в философии под правовой культурой понимается «соизмеримость сформулированных и кодифицированных правовых положений с лежащими в их основе идеями и нравственными целями»[7, с. 484] или «совокупность этических общественных ценностей (справедливость, порядок, нравственность, правдивость, верность, надежность и т.п.)»[2, с. 357]. Отличие философского понимания правовой культуры от, скажем, социологического, очевидно – оно лишено всякой конкретно-эмпирической референции и строится преимущественно на оперировании абстрактными понятиями. В свою очередь социология стремится к предельной конкретизации понятия правовой культуры посредством его привязки к социально-эмпирической действительности, представленной социологически измеряемыми реалиями. Для социологии не существует правовой культуры как таковой. Она имеет совершенно конкретного носителя, выступающего актором социального действия. Единственно возможной позицией социолога по отношению к феномену правовой культуры будет позиция номинализма, отрицающего наличие в эмпирическом пространстве, каких бы то ни было универсалий. В социологическом дискурсе правовая культура редуцируется к правовой культуре социальной страты, референтной группы или личности, выступающей носителем определенных социальных атрибутов, исполнителем социальных ролей или обладателем диспозиционных возможностей. Кроме того, социология имеет возможность исследовать механизмы возникновения правовых проблем в общественной жизни. Сделать это ей позволяет не только находящийся в ее распоряжении инструментарий, но и собственные когнитивные алгоритмы. Скажем, гипотеза относительно взаимосвязи между характером функционирования образовательной системы и пробелами в правовом воспитании вполне может быть доказана или опровергнута социологически. Более того, можно предельно точно установить какие именно элементы системы оказываются дисфункциональными, а также выявить просчеты в выработке образовательных стратегий. В подтверждение сказанному может быть приведен вывод, сделанный Е.Е. Рукавишниковой в отношении отсутствия коррелятов между социальной динамикой и функционалом отечественной высшей школой. По мнению автора: «В реальной действительности все более обостряются следующие противоречия: между объективной потребностью в новом качестве высшего профессионального образования, реализуемого на принципах современной гуманистической парадигмы образования, и процессами деиндивидуализации и дегуманизации в социальной среде, которые привели общество к нравственных ориентиров; между ориентацией современного образования на личность, ее общекультурное и индивидуально-личностное развитие и существующей практикой профессионального образования, основанной на информационно-знаниевом подходе; между объективными требованиями усиления культурологической компоненты в системе высшего профессионального образования и недостаточной динамикой ее включения в решение этих и других задач»[6, с. 225] Проблема правовой культуры в социологическом контексте имеет очевидное этатистское измерение. С одной стороны мы можем наблюдать озабоченность государства развитием правосознания россиян, что подтверждается фактом разработки в 2011 году Основ государственной политики Российской Федерации в сфере развития правовой грамотности и правосознания граждан, а с другой – очевидна потребность властных структур в четком функционировании механизмов «обратной связи», позволяющих контролировать эффективность предпринимаемых в этом направлении усилий. Решение последней задачи вообще немыслимо без привлечения потенциала социологической науки. Только она в состоянии дать объективную и непредвзятую картину того, насколько успешной оказывается государственная политика по развитию правовой культуры общества в целом, а также на уровне отдельных культуроразвивающих программ, таких как «формирование высокого уровня правовой культуры населения, традиции безусловного уважения к закону, правопорядку и суду, добропорядочности и добросовестности как преобладающей модели социального поведения, преодоления правового нигилизма в обществе, который препятствует развитию России как современного цивилизованного государства»[8]. Очевидная взаимосвязь правовой культуры и обыденного сознания обуславливает социологическую проблематизацию характера интеракции граждан и юридических институций на уровне повседневности. В частности, речь идет о непосредственных контактах с представителями правопорядка, доступности юридических услуг, объективности судов, обязательности исполнения судебных решений, профессионализме юристов, их приверженности профессиональной этике и проч. Особое значение правовая проблематика в социологии культуры приобретает в условиях российской полиэтничности и отечественногомультикультурализма. Не случайно тезис относительно ориентации государства на интересы «многонационального народа Российской Федерации» зафиксирован в общих положениях Основ государственной политики Российской Федерации в сфере развития правовой грамотности и правосознания граждан. Предметом социологического исследования здесь могут стать: подходы к правовому воспитанию у различных этносов, микроклимат в семье, этнокультурные традиции и архетипы, правовые ценности, доступ к источникам правовой информации, замеры правовой лояльности различных этнокультурных общностей. Разумеется, правосознание, взятое в этнокультурном ракурсе, многомерно. Его субъектами могут выступать как целые этносы, так и отдельно взятые анклавы или диаспоры, которые, что важно для макросоциологии, не представляют собой статистического большинства. Тем не менее, когда говорят о правосознании, то, как правило, имеют в виду не какие-то отдельные референтные группы, а общий, статистически измеряемый сектор массового сознания, анализируемый посредством составления той или иной разновидности социологической выборки. Несмотря на то, что подобный подход и не дает всеобъемлющего представления относительно состояния правосознания общества в целом, он является достаточно апробированным и демонстрирует высокую степень эффективности с точки зрения обнаружения стохастических, вероятностных тенденций, характерных для социума как такового. Одновременно появляется возможность просчитать устойчивость того или иного социокультурного тренда. Следует обратить внимание на еще одну особенность исследования правосознания и правовой культуры этносов посредством социологического инструментария. Поскольку на этнокультурном уровне правосознание предельно дифференцировано и фрагментарно, то столь же дифференцированными окажутся и соответствующие поведенческие модели их носителей. Кроме того, существует обратное влияние различных референтных групп, как на правотворчество, так и на правоприменительную практику. Впрочем, определить степень подобного воздействия достаточно трудно, хотя и очевидно, что оно происходит по-разному. Прежде всего, можно говорить о ситуативной обусловленности такого воздействия. Далее, необходимо указать на его ограниченные горизонты, а также на то, что подобное исследование должно строиться на достаточно длительном, во временном отношении, мониторинге. Большое значение имеет тот факт, что социология культуры позволяет поместить правовую проблематику в иерархическую шкалу ценностей, причем сделать посредством конструирования соответствующего континуума. Примером последнего может стать трансформация ценности права и юридической грамотности, обусловленная введение рыночных отношений. Так, если в дорыночную эпоху индивид мог довольствоваться неким «правовым минимумом», то увеличение степеней свободы и повышение уровня личной ответственности потребовали совершенно иных юридических компетенций. Более того, в ситуации ограниченных политических и гражданских свобод различные юридические коллизии не могли стать предметом повышенного внимания медийных средств или темой для общественных дискуссий. К сожалению, качественно новые социокультурные процессы, протекающие в обществе и связанные с трансформацией правосознания, имеют слабую социологическую фиксацию. Не в последнюю очередь это связано с тем, что формулировка вопросов касающихся права не коммутирована с проблемным полем культуры как таковой. Такого рода вопросы, как правило, задаются по привычным для социологов шаблонам, чья релевантность оказалась во многом утраченной в результате изменения вектора отечественной истории. Соответствующая эвристика строится на основании типовых концептуальных пар: правосознание – социализация; правосознание – образование; правосознание – воспитание и проч. При этом, даже если в ходе опросов обнаруживаются глубинные, архетипические, социокультурные детерминанты правового сознания и правового поведения, то все они выносятся за рамки основного массива социологической информации и формальных статистических показателей, что существенно затрудняет прояснение механизмов формирования соответствующего ментального пространства. Все это приводит к тому, что соответствующие социологические исследования выявляют лишь спонтанные перепады в массовом сознании и общественном мнении, но при этом не раскрывают реальное место права в ценностном корпусе россиян. Точно так же для социолога остается terraincognita и психологическая детерминация правовых поведенческих моделей, установление баланса между рациональным и иррациональным. Как отмечает В.Д. Плахов: «Мы вправе заключить, что управление социальными объектами и субъектами осуществляется (на онтологическом уровне) объективными по своей природе законами. Однако по мере вмешательства и участия в процессы социального управления человеческих разума и психики это управление обретает уже новое качество: «слепая необходимость» трансформируется в «осознанную необходимость», что и находит свое реальное воплощение, в частности, в феномене «должное». Человеческое поведение – это «должное поведение». Именно такое поведение имеет место на экзистенциальном уровне структурной иерархии общества и сопряжено оно с субъективной волей (человеческой психикой и сознанием)» [5, с. 42]. «Должное поведение», применительно к нашему времени, являет собой такую поведенческую модель, при которой самореализация личности и оптимальные жизненные стратегии имеют отчетливо выраженную социокультурную атрибутивность, представленную системой компетенций и определенной ментальностью. Детерминантами социальной успешности выступают: образование, креативность, мобильность, глобальное мышление, знание иностранных языков, общекультурный уровень и т.п. Если в 90-е годы условием жизненного успеха являлись лидерские качества личности, ее напористость, склонность к риску и авантюризм, то в настоящее время всего этого уже явно не достаточно. В обществе происходит осознание все большей зависимости между всесторонней развитостью социального актора и его карьерной перспективой. Сказанное подтверждается фактом стремления отечественной элиты дать своим детям качественное, а в идеале и зарубежное образование. Подобная установка копируется и другими социальными стратами. Уже сейчас по количественным показателям Россия лидирует в получении ее гражданами высшего образования. Так, по оценкам Европейского социального исследования (2010), 39 процентов россиян, в возрастной группе от 25 до 39 лет, имеют высшее образование, что существенно превосходит показатели таких стран как Германия (20 процентов), Франция (23 процента), Великобритания (31 процент) [9]. Кроме того, мы можем наблюдать устойчивый рост популярности высшего образования в молодежной среде [9]. Обозначенную нами тенденцию следует рассматривать в контексте возросших культурных потребностей россиян, в том числе и в области правовой культуры. При этом приобретение правовых компетенций нельзя рассматривать исключительно с прикладной точки зрения, как умение применять знание законодательства в обыденной жизни. Приобщение к правовой культуре делает человека полноценным субъектом гражданского общества, определяет его мировоззрение и общественную активность. Среди многочисленных реакций общественного мнения последнего времени выделяются те из них, которые так или иначе связаны со сферой права. Своеобразными «кейсами» для российской общественности стали резонансные случаи противоправных действий представителей правоохранительных органов, коррупция во властных структурах, нарушения прав и свобод граждан. Все чаще общественную оценку получает законодательная, правотворческая активность. Правовые деструкции вызывают такой отклик в общественном мнении, какой не имеют негативные явления в иных плоскостях жизнедеятельности социума. Разумеется, при этом следует отличать реакцию общества на локализованные в медийном пространстве «громкие» факты нарушения законности от последовательного внимания за ситуацией на правовым поле, находящемся вне зоны PRкоммуникаций. Особый интерес для социолога представляет воздействие социокультурных детерминант на формирование той или иной позиции гражданского общества по проблемам права. Подобное воздействие осуществляется, как правило, в двух направлениях: от общественного мнения к правопродуцирующим и правоприменяющим институтам; - от институтов к общественному мнению. В первом случае оказывается задействованным механизм «спроса» на соответствующие воззрения общества, а во втором, используются различные формы связей с общественностью. Самые разнообразные группы влияния, институты и структуры апеллируют к культурному дискурсу имеющему своей референцией правовую тематику. Ценности, традиции и архетипы культуры оказываются задействованными в процессе воздействия на общественное мнение со стороны властных структур, через их же призму оценивается законотворчество и правоприменительная практика. Очевидно, что эти тренды являются взаимопересекающимися, поскольку формируя содержание правосознания, государственные институты не могут не учитывать наличной культурной доминанты социума при выборе стилистики или формы апелляций к общественному мнению, в то время как последнее весьма чувствительно к культуросодержащиммесседжам, вне зависимости от кого они исходят. Удельный вес общественного мнения в правовом процессе напрямую зависит степени собственной манифестации. Если то тому или иному правовому вопросу в обществе достигнут социокультурный консенсус, имеющий при этом возможность для самовыражения, то он не может не учитываться при решении этого вопроса. Если же, напротив, общество в какой-то правовой ситуации оказывается расколотым, или данная ситуация не имеет отчетливых культурных маркеров, то в этом случае власть имеет большую свободу действий в поиске решения проблемы. Особенность российского социокультурного пространства состоит в его многообразии и известной поляризации, что не позволяет сформироваться широкому общенациональному консенсусу в отношении большого количества правовых норм. Примером сказанного могут быть разногласия относительно религиозно-культурного дресс-кода или споры вокруг тех или иных форм выражения этнической идентичности. Следует подчеркнуть, что подобные разногласия присутствуют не только в горизонтальном, территориальном измерении, но они также заметны и в общественной вертикали на уровне элит. Так, в современной России существуют разногласия относительно дальнейшего вектора ее культурного развития. Если либеральная часть элиты отстаивает западные ценности, то ее консервативная составляющая артикулирует самобытность и уникальность отечественной культуры или стремиться к интеграции с иными консервативными социумами (Союз России с Белоруссией, Евразийский союз и проч.). Существует явная тенденция включения этнокультурных и этнорелигиозных ценностей в региональное законодательство или местную правоприменительную практику. Вместе с тем, не стоит и абсолютизировать угрозу разрушения единого правового пространства, что зачастую происходит от неверного понимания законов, по которым существует культура во всем ее многообразии, частью которой и является право. Различные культурные парадигмы не только конкурируют между собой, но и взаимно дополняют друг друга, образуя некую культурную целостность. Любая отдельно взятая культура является открытой системой, как испытывающей внешнее воздействие, так и влияющей на других. Здесь нет места никакой предопределенности, велика роль случайности, что создает множественность социокультурных альтернатив. Единое пространство культуры, сохраняющее межкультурные различия вполне может быть описано в рамках социальной синергетики. По справедливому мнению Н.Р. Мусаевой и Т.А. Сулейменова «порядок на макроуровне (на уровне всего полиэтнического общества) всегда сопровождается наличием элементов хаоса на микроуровне (на уровне малых групп и межличностных отношений)»[4, с. 87]. Особое место правовой проблематики в социологии культуры обусловлено динамизмом последней, резко контрастирующим со стационарностью права, с жесткой фиксированностью правовых норм. Если правовая система строится на прошлом опыте, на феноменологии прецедента, то культура, наряду со своей традиционалистской составляющей, одновременно демонстрирует собственную устремленность в будущее, открытость для инноваций и экспериментаторства. Декларативная рациональность права есть ни что иное как рациональное осмысление уже имеющегося социального опыта, а правовой логоцентрический конструкт предполагает нормотворчество исходя из рефлексии уже произошедшей событийности. Соответственно, введение в правовое поле любой социокультурной антиципативности весьма проблематично. Корме того, инновационному развитию культуры препятствуют те ее элементы, которые могут быть отнесены к консервативным и традиционалистским (право в числе последних). Примером сказанному может стать морально-правовое отношение к такому такой области культурологического дискурса как биоэтика. Базовые принципы биоэтики входят в противоречие с представлениями обыденного сознания, этнокультурными императивами, религиозными, а во многом и правовыми нормами. Налицо ситуация подробно описанная в марксистской доктрине при которой научно-технический прогресс опережает развитие социокультурной сферы общества. В этом смысле можно поддержать позицию О.О. Казьминой, согласно которой проблемы биоэтики существенно отличаются от всей этико-нормативной проблематики не только сложностью, но и новизной. «В обществе, - отмечает автор, - отсутствуют аналоги их решения, поскольку подобных видов и сфер деятельности ранее не существовало в принципе – уже поэтому новизна научной и моральноэтической составляющих этих проблем не подлежит сомнению»[1, с. 111]. Социология культуры, как научное знание, обладающее возможностью исследовать одновременно феномены традиционалистского и инновационного порядка должна предложить пути их интеграции на концептуальном, теоретическом уровне. Все сказанное выше позволяет нам сформулировать некоторые выводы. Во-первых, правовая проблематика в социологии культуры лежит в плоскости правовой культуры, представленной соответствующим ценностным корпусом, механизмами продуцирования и применения права, конкретными социальными акторами, находящимися в поле правовой коммуникации, способами преодоления правовых коллизий и проч. При этом социологическое понимание правовой культуры отличается от ее философского понимания жесткой привязкой к эмпирической действительности и достаточной верифицируемостью полученного материала. Во-вторых, оценки состояния правовой культуры, сделанные на основании исключительно количественных методов исследования, не будут являться репрезентативными, поскольку они фиксируют, прежде всего, поверхностные, подверженные изменениям, коньюнктурные представления относительно права, обусловленные спецификой текущего момента. Подобный подход не только упрощает общую картину, но и существенно искажает ее. Он не затрагивает тех детерминант правового поведения, которые находятся в глубинных структурах общественного сознания и которые могут быть выявлены исключительно в рамках качественных исследовательских стратегий. Кроме того, дескрипция и анализ внешних форм правового поведения должны сопровождаться широкой междисциплинарной эвристикой, включающей антропологию, этнографию, культурологию, историю и т.п. Наконец, характер локализации проблем права в когнитивном пространстве социологии культуры, особенно в настоящее время, связанное с усилением транзитивных процессов в обществе, во многом зависит от сложности общесоциального контекста, в который соответствующая проблематика оказывается помещенной, от суммы компонентов включенных в факторную и структурную операционализацию понятия правовой культуры. Литература: 1. Казьмина О.О. Социальный аспект биоэтики // Социс. - № 5. – 2011. 2. Краткая философская энциклопедия. – М.: Прогресс, 1994. 3. Мотрошилова Н.В. Рождение и развитие философских идей. Историко-философские очерки и портреты. – М.:Политиздат, 1991. 4. Мусаева Н.Р., Сулейманов Т.А. Синергетический подход к анализу межэтнических отношений // Социс. - № 9. – 2011. 5. Плахов В.Д. Наказание: к вопросу о классификации //Социс. - № 10. – 2010. 6. Рукавишникова Е.Е. Формирование правовой культуры студентов-психологов в образовательном пространстве вуза // Правовая культура и юридическая грамотность современного российского общества. – Ставрополь: Изд-во СКСИ, 2012. 7. Философский энциклопедический словарь. – М.: Инфра-М, 2001. 8. http://www.rg.ru/2011/07/14/pravosoznanie-dok.html 9. http://slon.ru/russia/6_grafikov_kotorye_oprovergayut_mif_o_tom_ch to_v_rossii_mnogo_lyudey_s_vysshim_obrazovaniem-808854.xhtml Literature: 1 .Kazmina O. O. Social aspect of bioethics//Sotsis. - No. 5. – 2011 . 2 .Short philosophical encyclopedia. – M: Progress, 1994. 3 .Motroshilova N. V. Birth and development of philosophical ideas.Historico-philosophical sketches and portraits. – M.:Политиздат, 1991. 4 .Musaeva N. R., Suleymanov T.A. Synergetic approach to the analysis of the interethnic relations//Sotsis. - No. 9. – 2011 . 5 .Plakhov V.D. Punishment: to a question of classification//Sotsis. - No. 10. – 2010 . 6 .Rukavishnikova E.E. Formation of legal culture of students psychologists in educational space of higher education institution//Legal culture and legal literacy of modern Russian society. – Stavropol: SKSI publishing house, 2012. 7 .Philosophical encyclopedic dictionary. – M: Infra-M, 2001. 8 . http://www.rg.ru/2011/07/14/pravosoznanie-dok.html 9 .http://slon.ru/russia/6_grafikov_kotorye_oprovergayut_mif_o_tom_chto_v_rossii_ mnogo_lyudey_s_vysshim_obrazovaniem-808854.xhtml
