ЗА ГЛОБАЛЬНУЮ СОЦИОЛОГИЮ НИЗШИХ СЛОЕВ?

КОММЕНТАРИЙ: ЗА ГЛОБАЛЬНУЮ СОЦИОЛОГИЮ НИЗШИХ СЛОЕВ?
М. БУРАВОЙ
Пьер Бурдье, ведущий публичный социолог конца XX в., выдвинул идею "интернационала
интеллектуалов", известных международных деятелей, борцов за социальную
справедливость против тирании неолиберализма. Понимая, что такой "коллективный
интеллектуал" может быть связан собственными корпоративными интересами, Бурдье, тем
не менее, настаивал, что некоторые интеллектуалы могут и должны подняться над
ограничивающими их детерминантами, чтобы производить "корпоративизм универсума".
Единственный ли путь к глобальной социологии - руководство знаменитых и обладающих
совестью социологов? Я полагаю, есть иной подход к глобальной социологии, - не с небес, с
земли, связывающий повседневные практики реальных социологов, реагирующих на
окружающие проблемы их обществ. Хотя этот вопрос не стоял в центре предшествующих
статей, тем не менее, эти практики все же формируют в зародыше дискурсивную общность,
указывая на возможность и необходимость выковывать глобальную социологию снизу.
Я уверен, что участники нашей дискуссии отвергнут коллектив звезд науки - по Пьеру
Бурдье - как модель глобальной социологии. Тем не менее все девять статей можно
разделить на две группы: абстрактный универсализм, учреждаемый сверху, и конкретные
практики, которые ткутся снизу. Статьи Буравого, Мартинелли, Вевёрки и Смита - это
универсалистские претензии к тому, какой быть социологии. Статьи Шень Юаня,
Здравомысловой, Хабиба, Бавискар и Браги с коллегами выражают сомнения по поводу
универсализма, выдвигают партикуляристские претензии и настаивают на важности
контекста. Не случайно также, что первый вид статей писался, соответственно, авторами из
США, Италии, Франции и Англии - это - глобальный Север. Вторая группа авторов из
Китая, России, Южной Африки, Индии и Бразилии - это глобальный Юг, или
полупериферия. Есть ли здесь стремление Юга оспорить доминирование Севера,
замаскированное под нейтралитет? Можно ли использовать предложения Севера в
контексте Юга?
Контекстуализация социологии и общества
Юг бросает перчатку Северу, требуя признать специальные интересы, лежащие вне нашего
универсализма. Начну с контекстуализации моего собственного видения публичной
социологии. У нее несколько источников. С одной стороны, критика социологии США как
сверхпрофессиональной и отдающей провинциализмом. С другой, поддержка социологии
Южной Африки, какой я ее видел в 1990-е годы, - публичная социология, критически
мыслящая и вовлеченная в борьбу с апартеидом. К профессиональной и публичной
социологии я добавил социологию прикладную (policy sociology): эксперты, консультанты
создают социологию, ориентированную на клиентов. Я видел, как русские социологи
предлагают свои умения корпорациям и политикам - после взлета публичной социологии
времен перестройки. Социология прикладная встречается все чаще во многих других
странах. Как отмечает одна из авторов -А. Бавискар - спрос на результативность политики
растет. Наконец, есть критическая социология - совесть нашей дисциплины, источник
ценностей и позиций. Полагаю, все статьи в этом номере подтверждают, что практика
социологии в разных местах в разное время укладывается в некую конфигурацию этих
четырех типов знания, констр. 14
фигурации, которые сливаются в то, что я называю разделением социологического труда.
Это первый лик контекстуализации - как производится знание. Второй лик относится к
объекту знания. Вспоминая страны, которые я изучал последние 40 лет - Замбия, Венгрия,
Россия - я поражаюсь, как надежды на лучший мир рушились под ударами рыночного
фундаментализма. Деколонизация, деиндустриализация и деэтатизация привели к
социальной дезинтеграции, помеченной неравенством и угнетением. Статьи авторов с Юга
описывают элементы социальной катастрофы в Китае, Южной Африке, Индии, Бразилии и
России; Деннис Смит показал, как дезинтеграция генерирует рост ненависти и террора.
Глобальная социология снизу - это диалог между социологией глобализации с ее
конкретными для стран последствиями и глобализацией социологии, коренящейся в
конкретных практиках контекста. Глобальная социология включает двойную
контекстуализацию. С одной стороны, конкретные, разные и взаимосвязанные
конфигурации разделения социологического труда и, с другой, анализ социальных
процессов, которые опустошают нашу планету. Статьи по-своему вносят свой вклад в этот
проект.
Глобальная социология как универсализм сверху
Ответ Альберто Мартинелли на мою статью 2005 года предупреждает публичных
социологов от мнимых ошибок Антонио Грамши - идентификация с угнетенными
группами, догматизм, элитизм и авангардизм, романтическое увлечение гражданским
обществом и демонизацией рынка и государства. Эти предупреждения - я их зову
патологическими формами публичной социологии - не могут быть излишними. Против
органичного интеллектуала Мартинелли выдвигает веберовское разделение науки и
политики, защиту профессиональной социологии от поползновений публичной социологии.
Отведя науке и политике подобающие им места, он предвидит мир, в котором рынки,
государства и общество уравновешивают друг друга, создавая интегральное целое. Вместо
двойной контекстуализации (социология и общество) он предлагает двойную
деконтекстуализацию - нормативное видение, которое заколдовывает реальные дилеммы
бытия социолога в мире рыночного фундаментализма. Это ведет его к абстрактному
универсализму, что означает отход от исторически конкретных проблем социологии и
общества.
Мишель Вевёрка занял противоположную позицию. Он поддерживает публичную
социологию, отвергая гиперкритичного интеллектуала - от марксизма до Бурдье - и
эксперта. Для Вевёрки публичная социология охватывает не только профессионального
социолога, активно участвующего в контактах с публикой, но и конкретно
социологическую интервенцию, где наука производится совместно с акторами. Отнюдь не
уходя в защищенную сферу академической науки, социолог вступает в неопосредуемые
отношения с акторами. Опасность, сказали бы Бурдье и Мартинелли, в том, что без
перспективы критического социолога и жесткости профессиональной социологии
публичный социолог становится пропагандистом, обычным социальным актором.
Социологическая интервенция, образец публичной социологии, разумна, полагаю, лишь в
диалоге с другими социологиями - профессиональной, критической и прикладной. Без них
она немыслима.
Социологическая интервенция фактически отражает условия и возможности вольного
научного поля Франции, где подобные публичные увлечения не порицаются. Она, конечно,
использовалась в других частях мира с аналогичными условиями, особенно в Латинской
Америке. Произведенная Вевёркой деконтекстуализация социологического поля следует за
деконтекстуализацией общества. Хотя социологическая интервенция много говорит о
разных типах общественных движений: от терроризма до расизма, от студентов до
движений против ядерного оружия, - Вевёрка
стр. 15
мало говорит о специфике французского или глобального общества. Ниже я коснусь того,
как Шень Юань реконтекстуализирует свою социологическую интервенцию в Китае.
Деннис Смит избрал совсем иной подход. Не втягиваясь в разделение труда социологов, он
обходит условия производства и сосредоточивается на природе глобального общества.
Деколонизация и слабая политическая власть в сочетании с глобализацией создают чувство
глубокого унижения, что ведет к циклам виктимизации, страхам и мести. Такой диагноз
нашего времени ясен и эффективен. Но что это означает для социологической практики,
разделения труда социологов? Смит говорит, что его социология унижения должна быть
доведена до разных групп. Но как убедить людей в ее истинности? Как убедить
возмущенных, что они жертвы глубинных исторических социальных сил, а не оккупации со
стороны США, местного диктатора или мигрантов, грозящим их рабочим местам? Как
убедить людей, что источник их гнева - деколонизация, когда все вокруг видят рост
реколонизации? Как убедить террористов-смертников, что слабая политическая власть
виновата в их угнетенном состоянии, а не страны-террористы? Какая интервенция нужна
здесь? Как и у Вевёрки, выступают ли независимые активисты социальных движений
высшими судьями справедливости? Или мы должны стать экспертами в вопросах политики,
советниками государя, но тогда - какого государя? Ответы на эти вопросы можно найти в
статьях, которые печатаются ниже. И это тщательно контекстуализируемые ответы.
Односторонняя контекстуализация: Китай и Россия
Шень Юань начинает с Китая после 30 лет регулируемой государством экономики. Затем
идут 30 лет реформ. Прогнозируются 30 лет производящего общества. Однако третья волна
экспансии рынка делает трудным производство общества. И социологи должны сыграть
роль повивальной бабки общества, что требует углубления понятия (Турена и Вевёрки)
социологической интервенции. Там, где движения есть, особенно по поводу экспроприации
земель в городах, часто организуемых рождающимися средними классами, слабая
интервенция междисциплинарной команды специалистов может быть достаточной. Но
рабочим-мигрантам нужно лекарство посильнее. Запертым в домашние фабрики, в ужасные
условия труда под постоянным наблюдением, при длинном рабочем дне и низкой оплате
труда требуется намного более сильная интервенция: организация медицинской службы,
вечерняя школа, зачатки рабочих центров. Иными словами, сильное общество требует
слабой интервенции, слабое общество - сильной интервенции.
Перед нами радикальная контекстуализация социологической интервенции, отражающая
специфику китайских условий. Но что можно сказать о возможностях распространения
такой социологии среди быстро растущей когорты китайских социологов? Шень Юань
молчит. Со своей командой молодых способных социологов университета Синьхуа элитный вуз Китая - дает образец. Но насколько благоприятен общий научный контекст с
разделением между Академией науки и университетами и симпатиями к социологии США,
с сохранением идеологической роли социологии в рамках партийного государства?
Публичная социология Шень Юаня - экстраверт, обращенный к рыночной катастрофе Китая
и созданию гражданского общества; противоположность ему - интравертный анализ Елены
Здравомысловой - состояние социологии в России. Она также настаивает на важности
контекстуализации. Но со стороны истории социологии. Советская социология всегда
служила государству, это я называю социологией в политике. Лишь перестройка дала выход
социологии в публичную сферу, гальванизируясь рождающимся гражданским обществом и
гальванизируя его. Со слабой традицией профессиональной социологии, постсоветская
социология, основанная на исследованиях, быстро пошла от исчезающего гражданского
общества на службу рынкам и постр. 16
литикам. Сегодня она глубоко расколота на четыре ассоциации. Титаны советской
социологии все еще добиваются влияния, сами расколотые между государственниками и
реформистами. Есть и новые разделы: космополиты смотрят на Запад, местные ищут внутри
страны национального вдохновения. В таком контексте публичная социология сама
становится зоной борьбы между националистами, реформистами и космополитами. По
иронии, Здравомыслова считает публичную социологию движением в защиту автономии
профессиональной социологии, что олицетворяет борьба студентов МГУ против
диктаторской администрации.
Наследие советской эры - лингвистические проблемы, отсутствие словаря анализа быстро
вступающей социологии в капиталистический мир. Буквальный перевод "публичная
социология" негативно окрашен, значение слова негативно. Нет термина "социология в
политике", отдельной от политической социологии - отрасли социологии
профессиональной. Что уж говорить о "публичной социологии". Как часть советской
идеологии, публика, политика и профессиональная социология были одним и тем же,
оставляя лишь критической социологии возможность диссидентской альтернативы. Это
крайний случай, но он подчеркивает важность контекста и трудности перевода.
Неуправляемый переход России к рынку создал невольную дезинтеграцию общества,
подорвав самые основания социологии. При своей буйной, но все же регулируемой
экспансии рынка социология в Китае более экстравертна. Можно сказать, в России и
социология и общество отходят друг от друга, в Китае они идут к столкновению друг с
другом. Нам нужны такие двойные контекстуализации. Понимание национальных
социологии и их различий в разделении труда требует понимания мира, который их
формирует, так же как понимание общества зависит от анализа расстановки сил в мире
науки. Статьи о Южной Африке и Индии - шаги к такой двойной контекстуализации.
Двойная контекстуализация: ЮАР, Индия, Бразилия
Как и Мишель Вевёрка, Адам Хабиб нападает на экспертов в политике и романтиков
критики, выступая критически ориентированным публичным социологом, "разрушая власть
в пользу проблем угнетенных групп". Но он это делает с привязанным к контексту
анализом. В борьбе против апартеида социология легко брала на мушку своей критики
государство, она была тесно связана с политиками из профсоюзов, гражданских ассоциаций
и Африканского национального конгресса. В постапартеидный период видные социологи
продолжали служить тем же самым политикам, которые стали частью правящей коалиции.
Согласно Хабибу, многие социологи не смогли порвать с политической ролью,
унаследованной от борьбы против апартеида. Другие социологи критикуют такую
политическую ориентацию, но Хабиб считает их критику романтической - они разоблачают
новую национальную буржуазию от имени угнетенных классов.
Какую альтернативу предлагает Хабиб? Не романтическую критику и не поддержку
политики. Он призывает к "ориентированной на человека стратегии развития", что означает
электоральную реформу, разрыв с коалицией, создание новой левой партии, отказ от
корпоративистской политики, развитие плюралистичного гражданского общества и
внешняя политика, построенная на разнообразных союзах и обуздании влияния США. Но
где корни этой стратегии, кто будет ее проводить? Чтобы быть публичной социологией,
нужна публика. Это реальная дилемма ЮАР и многих других стран. Взращивание публики роскошь, которую немногие могут себе позволить. Университетские заработки приходится
подкреплять консультированием корпораций, НПО, профсоюзов и т.п. Но тогда вопрос в
том, возможно ли спасти пространство независимой критики и публичной подотчетности в
рамках прикладной социологии (policy sociology). Публичная социология не только
роскошь; она
стр. 17
менее реалистична, когда постапартеидное гражданское общество отступает, его лидеры
ушли, деятельность контролируется, ресурсы истощены, а энергия угасла. Там, где трудно
поддерживать публичную социологию, соблазнам прикладной социологии трудно
противиться. В итоге - критическая, публичная социология и прикладная социология
должны поддерживать диалог друг с другом в соперничающем и сотрудничающем проекте,
для которого университетская и профессиональная социология - самое удобное
пространство.
Такова же мысль Амиты Бавискар. Она начинает с разрушений, вызванных третьей волной
экспансии рынка в Индии: экспроприация земель, огораживания ради создания
Специальных экономических зон, многонациональный капитал в сговоре с разрастающимся
государством, более уже не стремящимся к социальной справедливости, - напротив,
подталкивающим, если нужно насилием, экономическую либерализацию. И все же Индия
является также ареной мощных локальных движений, противящихся коммодификации
земли, воды и воздуха. Но сила этих движений может вести к отчаянию. Хотя они сильны,
цунами не остановить, цунами третьей волны экспансии рынка, которая смывает
протестующих, хоронит в зыбучих песках их человеческие права. Не только демократия в
Индии, но и ее гражданское общество не лишены мрачной стороны, особенно в лице
религиозных реакционных насильственных движений - неконтролируемый гнев, о котором
пишет Деннис Смит.
Многие социологи Индии на баррикадах, но органичную публичную социологию
поддерживать трудно. Движениям нужны ораторы, они хотят, чтобы "их" социологи
провозглашали их праведное дело. Они меньше интересуются диалогом, чем политикой. В
университетах то же - администрации поддерживают исследования. Связанные с политикой,
коллеги морщат лоб, слыша об общественной активности, - в политике или на публике.
Бавискар поэтому завершает призывом к трансформации научной среды, но не как в России,
где борются за авторитет профессиональной социологии, а чтобы открыть дорогу более
критическим взглядам. Бавискар и Здравомыслова правы. Нужно бороться на нашей
территории и за пределами ее, в публичной сфере. И, как они обе, каждая по-своему,
формулируют это, задача в том, чтобы эти сражения объединить.
Какими бы отчаявшимися и борющимися против превосходящих сил ни были социологи это касается Амиты Бавискар и других участников наших дебатов, - мы можем
демонстрировать публичное и профессиональное присутствие. Вопреки политическим и
научным преградам, а иногда из-за них, многие социологи выработали глубоко публичный
габитус, который ведет к жертвам ради публичной социологии. Часто такие схватки не
заметны, далеки от научной жизни (об этом пишет Мартинелли). Но имя - "публичные
социологи" легитимирует их, выводит на свет, позволяет обмениваться опытом и
накапливать его, тем самым, содействуя движению в рамках национальных границ и за их
пределами.
В этой связи биографии двух выдающихся социологов Бразилии - Флорестана Фернандеса и
Франсиско де Оливейра - вдохновляют и информируют. Руй Брага, Сильва Жеминьяни
Гарсия и Леонардо Мелло е Сильва1 прослеживают смену ориентации, разных сочетаний
политической, публичной, профессиональной и критической социологии. Флорестан
Фернандес демонстрирует веру в публичную миссию социологии, которая способна создать
рациональный строй без дискриминации, эксплуатации и других несчастий современного
общества. Теория, исследования и социальные преобразования тесно связаны. Он проводит
публичные кампании в защиту бесплатного всеобщего обучения. Фернандес делает более
критичный поворот, когда понимает ограничения структурной зависимости Бразилии от
Севера и когда в 1969 г. военная диктатура изгоняет его из университета. Он обращается к
марксизму, показывая, как
стр. 18
1
М. Буравой перечисляет авторов публикуемой в данном номере журнала статьи о "публичной"
социологии в Бразилии (примечание переводчика).
капитализм и техническая рациональность, которую он создает, блокируют радикальный
потенциал социологии.
Франсиско де Оливейра шел тем же путем. Он начал карьеру как министр планирования
при военной диктатуре, затем выработал сплав профессиональной и критической позиции с
поддержкой оппозиционной партии того времени - Бразильское демократическое движение.
Наступил конец диктатуре, и Оливейра сотрудничает с рабочим движением и Рабочей
партией. Но когда лидер этой партии становится президентом, он смещается еще левее,
становясь настойчивым публичным, но независимым марксистом. Как и в Южной Африке,
уход военной хунты в Бразилии вызвал к жизни море гражданских организаций,
профсоюзов и партий, которые были поглощены новым демократическим государством и
рассеялись под напором рынка. В итоге, рост политических исследований не смог
заглушить голоса публичной и критической социологии.
Три вызова снизу для глобальной социологии
Каковы перспективы глобальной социологии? Как я показал, глобальная социология,
конструируемая сверху как универсальная социология, не уделяя внимания конкретным
контекстам разных стран, будет проигнорирована или станет импульсом частных интересов
и изоляционистских проектов. Глобальную социологию надо конструировать снизу, но
прежде спросим, возможно ли это. Здесь три вопроса. 1. Есть ли общий проект, который
может объединить социологов? 2. Есть ли общий дискурс, который бы позволил связать
наши общие практики? 3. Если у нас есть общий язык, как быть с различиями внутри и за
пределами национальных границ, регионов и земного шара? Заканчиваю обсуждением этих
вопросов.
Перечитав публикуемые выше статьи, я заключаю, что есть конвергенция вызовов,
создаваемых третьей волной экспансии рынка, известной под другим именем неолиберализм. Я согласен с Бавискар, что моя формулировка недостаточна; ее попытка
доказать взаимные связи борьбы за землю, труд и деньги, а также перемешивание
локальных, национальных и глобальных масштабов протеста подчеркивают важность
контекста. Все же факт, что окружающая среда, земля, вода или воздух лежат в центре
новой формы первоначального накопления, играет все большую роль в этой борьбе. Силы
глобальны, но схватки этой борьбы локальны, и вопрос в том, можно ли их объединить. Не
следует думать, что новый раунд первоначального накопления ограничен "Югом" - Китай,
Бразилия, Индия, Южная Африка. Те же процессы можно обнаружить в США, как это ярко
показала судьба покинутых афро-американцев в Новом Орлеане после урагана Катрин.
Эффект тирании рынков и государственный деспотизм локально проявляются повсюду,
ставя перед социологией конкретные, но взаимосвязанные вызовы.
Второй вопрос. Есть ли у нас общий язык, которым мы говорим о разных способах
практиковать социологию? Несмотря на проблемы перевода, это мы видели в России, все
статьи показывают, что социологи сознают различия в своей активности профессиональной, критической, политической и публичной. Дело, однако, не в
наклеивании ярлыков и взаимных упреках, утверждении и легитимации разных путей
работы в социологии. Признавая разные конфигурации четырех типов социологии, мы
видим, сколько нам еще нужно учиться друг у друга. В США есть опыт профессиональной
социологии, скандинавские страны демонстрируют вызовы социологии в политике.
Полупериферия (особенно Индия, ЮАР и Бразилия) поучительны в плане публичной
социологии, а французская социология, если верить Мишелю Вевёрке, имеет богатый опыт
критики. Нам всем нужны эти знания, единые при всем разделении социологического труда,
чтобы встретить вызовы третьей волны экспансии рынка.
стр. 19
Наконец, можем ли мы противостоять массе глобальных неравенств национальных
социологии? Не надо забывать, что Китай, Россия, Индия, Бразилия и Южная Африка колоссы своих регионов, где во многих странах практически нет социологии, и они зависят
от связей в регионах. Ярким примером кооперации и сотрудничества является Ассоциация
Латиноамериканских социологов и ее многие ответвления. К тому же существует
доминирование Севера с его материальными и символическими ресурсами и лучшими
условиями работы, которые манят социологов всего мира. Северные "стандарты" стали
мерилом оценки социологов Юга, отрывая их от локальных проблем. Корпоративизм и
приватизация повсюду влияют на университеты. Таким путем социология Севера выступает
как гегемон. Сопротивление его доминированию на всех уровнях зависит от наращивания
силы локальных, национальных и региональных социологии, позволяя голосам периферии
участвовать в дебатах центра. Общие задачи требуют создания универсальности нелидеров
путем объединения конкретных отдельных социологии, универсальности, поддерживаемой,
вопреки различиям и неравенству, общностью вызовов, с которым мы сталкиваемся,
защищая общество, - основу и социологии, и человечества.
стр. 20