Преднаука и наука. - Корпоративный портал ТПУ

Мигуренко Р.А.
КУРС ЛЕКЦИЙ ПО ДИСЦИПЛИНЕ
«ИСТОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ»
Содержание
1. Преднаука и наука. Исторические этапы развития науки
часть 1. Преднаука и наука.
часть 2. Философия и наука Нового времени
часть 3. Этапы развития науки
2. Современные концепции развития науки
3. Методология научного познания
4. Научные революции и типы научной рациональности
5.Наука и научные картины мира
6. Структура научного знания.
Проблема истины в научном познании. Концепции истины.
7. Философия и наука: принципы взаимоотношений
8. Особенности современного этапа развития науки
1
34
47
66
97
120
131
148
159
171
Тема 1
ППРЕДНАУКА И НАУКА.
ИСТОРИЧЕСКИЕ ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ НАУКИ
Часть 1
ПРЕДНАУКА И НАУКА.
Дискуссии о времени возникновения науки. Донаучные знания на древнем
Востоке. Античная наука. Первые научные программы Античности. Формирование основ естествознания в эпоху Средневековья и Возрождения. Основные черты средневекового мировоззрения. Специфика науки и научного
познания в Средние века. Изменения в мировоззрении эпохи Возрождения.
В исследованиях по истории науки обычно выделяют две стадии: преднауку (стадию возникновения, зарождения научного знания) и собственно
науку (стадию развитой науки).
Преднаука, в отличие от развитой науки, не выходит за рамки существующего материального производства и повседневной практики людей. Она основывается на обычных эмпирических наблюдениях и простейших измерениях. Хотя и предполагает использование элементарных абстракций и идеализаций.
Преднаука занимает промежуточное положение между донаучным и научным знанием. С донаучным познанием её сближает использование эмпирических представлений и методов познания, которые ограничивают её возможности чисто логического развития и теоретического обоснования. С научным
1
познанием её сходство обнаруживается в использовании некоторых приёмов
и способов исследования, совпадающих с рациональными методами.
В естествознании переход к научному изучению природы произошёл лишь
в XVII в.
Проблема начала науки.
Представления о сущности науки не будут полными, если мы не рассмотрим вопрос о причинах, ее породивших. Здесь мы сразу сталкиваемся с дискуссией о времени возникновения науки. Существуют две крайние точки зрения по этому вопросу. Сторонники одной точки зрения объявляют научным
всякое обобщенное абстрактное знание и относят возникновение науки к той
седой древности, когда человек стал делать первые орудия труда. Другая
крайность – отнесение генезиса (происхождения) науки к тому сравнительно
позднему этапу истории (XV - XVII вв.), когда появляется опытное естествознание.
Современное науковедение пока не дает однозначного ответа на этот вопрос, так как рассматривает саму науку в нескольких аспектах. Согласно основным точкам зрения наука - это совокупность знаний и деятельность по
производству этих знаний; форма общественного сознания; социальный институт; непосредственная производительная сила общества; система профессиональной (академической) подготовки и воспроизводства кадров. Мы уже
называли и довольно подробно говорили об этих сторонах науки. В зависимости от того, какой аспект принимать во внимание, получим разные точки
отсчета развития науки:
- наука как система подготовки кадров существует с середины XIX в.;
- как непосредственная производительная сила - со второй половины XX в.;
- как социальный институт – в Новое время;
- как форма общественного сознания – в Древней Греции;
- как знания и деятельность по производству этих знаний – с начала человеческой культуры.
Разное время рождения имеют и различные конкретные науки. Так, античность дала миру математику, Новое время - современное естествознание,
в XIX в. появляется обществознание.
Для того чтобы понять этот процесс, нам следует обратиться к истории.
Наука – это сложное многогранное общественное явление: вне общества
наука не может ни возникнуть, ни развиваться. Но наука появляется тогда,
когда для этого создаются особые объективные условия: более или менее
четкий социальный запрос на объективные знания; социальная возможность
выделения особой группы людей, чьей главной задачей становится ответ на
этот запрос; начавшееся разделение труда внутри этой группы; накопление
знаний, навыков, познавательных приемов, способов символического выражения и передачи информации (наличие письменности), которые и подготавливают революционный процесс возникновения и распространения нового
вида знания - объективных общезначимых истин науки.
2
Совокупность таких условий, а также появление в культуре человеческого
общества самостоятельной сферы, отвечающей критериям научности, складывается в Древней Греции в VII-VI вв. до н.э.
Чтобы доказать это, необходимо соотнести критерии научности с ходом
реального исторического процесса и выяснить, с какого момента начинается
их соответствие. Наука – это не просто совокупность знаний, но и деятельность по получению новых знаний, что предполагает существование особой
группы людей, специализирующейся на этом, соответствующих организаций, координирующих исследования, а также наличие необходимых материалов, технологий, средств фиксации информации (1); теоретичность - постижение истины ради самой истины (2); рациональность (3); системность (4).
Прежде чем говорить о великом перевороте в духовной жизни общества появлении науки, происшедшем в Древней Греции, необходимо изучить ситуацию на Древнем Востоке, традиционно считающемся историческим центром рождения цивилизации и культуры.
Научные знания на древнем Востоке
Если мы рассмотрим науку по первому критерию, то увидим, что традиционные цивилизации (египетская, шумерская), обладавшие налаженным механизмом для хранения информации и её передачи, не имели столь же хорошего механизма по получению новых знаний. Эти цивилизации вырабатывали
конкретные знания в области математики, астрономии на базе определенного
практического опыта, которые передавались по принципу наследственного
профессионализма, от старшего к младшему внутри касты жрецов. При этом
знание квалифицировалось как идущее от Бога, покровителя этой касты, отсюда – стихийность этого знания, отсутствие критической позиции по отношению к нему, принятие его практически без доказательства, невозможность
подвергнуть его существенным изменениям. Такое знание функционирует
как набор готовых рецептов. Процесс обучения сводился к пассивному усвоению этих рецептов и правил, при этом вопрос, как были получены эти рецепты и можно ли заменить их более совершенными, даже не вставал. Это профессионально-именной способ трансляции знаний, характеризующийся
передачей знаний членам единой ассоциации людей, сгруппированных по
признаку общности социальных ролей, где на место индивида заступает коллективный хранитель, накопитель и транслятор группового знания. Так передаются знания-проблемы, жестко привязанные к конкретным познавательным задачам. Этот способ трансляции и этот тип знаний занимают промежуточное положение между лично-именным и универсально-понятийным способами трансляции информации.
Лично-именной тип передачи знаний связан с ранними этапами человеческой истории, когда необходимые для жизни сведения передаются каждому
человеку через обряды инициации, мифы как описания деяний предков. Так
передаются знания-персоналии, являющиеся индивидуальными умениями.
Универсально-понятийный тип трансляции знаний не регламентирует
субъекта познания родовыми, профессиональными и прочими рамками, де3
лает знание доступным любому человеку. Этому типу трансляции соответствуют знания-предметы, являющиеся продуктом познавательного освоения
субъектом определенного фрагмента реальности, что говорит о появлении
науки.
Профессионально-именной тип трансляции знаний характерен для древнеегипетской цивилизации, просуществовавшей четыре тысячи лет почти без
изменений. Если там и происходило медленное накопление объема знаний,
то совершалось это стихийным образом.
Более динамичной в этом отношении была вавилонская цивилизация. Так,
вавилонские жрецы настойчиво исследовали звездное небо и добились в этом
больших успехов, но это был не научный, а вполне практический интерес.
Именно они создали астрологию, которую считали вполне практическим занятием.
То же самое можно утверждать о развитии знаний в Индии и Китае. Эти
цивилизации дали миру множество конкретных знаний, но это были знания,
необходимые для практической жизни, для религиозных ритуалов, всегда
бывших там важнейшей частью повседневной жизни.
Анализ соответствия знаний древневосточных цивилизаций второму критерию научности позволяет говорить о том, что им не были свойственны ни
фундаментальность, ни теоретичность. Все знания имели сугубо прикладной
характер. Та же астрология возникла не из чистого интереса к строению мира
и движению небесных тел, а потому что нужно было определять время разлива рек, составлять гороскопы. Ведь небесные светила, по представлению
вавилонских жрецов, являлись ликами богов, наблюдавшими за всем происходящим на земле и существенно влияющими на все события человеческой
жизни. Это же можно сказать о других научных знаниях не только в Вавилоне, но и в Египте, Индии, Китае. Они были нужны для чисто практических
целей, среди которых важнейшими считались правильно исполненные религиозные ритуалы, где эти знания прежде всего и использовались.
Даже в математике ни вавилоняне, ни египтяне не проводили различия
между точными и приближенными решениями математических задач, притом, что они могли решать достаточно сложные задачи. Любое решение,
приводившее к практически приемлемому результату, считалось хорошим.
Для греков же, подходивших к математике чисто теоретически, имело значение строгое решение, полученное путем логических рассуждений. Это привело к разработке математической дедукции, определившей характер всей
последующей математики. Восточная же математика даже в своих высших
достижениях, которые для греков были недоступными, так и не дошла до метода дедукции.
Третьим критерием науки является рациональность. Сегодня нам это кажется тривиальным, но ведь вера в возможности разума появилась далеко не
сразу и не везде. Восточная цивилизация так и не приняла этого положения,
отдавая предпочтение интуиции и сверхчувственному восприятию. Например, вавилонская астрономия (точнее, астрология), вполне рационалистиче4
ская по своим методам, основывалась на вере в иррациональную связь небесных светил и человеческих судеб. Там знание было эзотерическим, предметом поклонения, таинством. Рациональность и в Греции появилась не ранее VI в. до н.э. Науке там предшествовали магия, мифология, вера в сверхъестественное. И переход от мифа к логосу был шагом огромной важности в
развитии человеческого мышления и человеческой цивилизации вообще.
Не соответствовали научные знания Древнего Востока и критерию системности. Они были просто набором алгоритмов и правил для решения отдельных задач. И не имеет значения, что некоторые из этих задач были достаточно сложными (например, вавилоняне решали квадратные и кубические алгебраические уравнения). Решение частных задач не выводило древних ученых на общие законы, отсутствовала система доказательств (а греческая математика с самого начала пошла путем строгого доказательства математической теоремы, формулируемой в максимально общей форме), что делало
способы их решения профессиональной тайной, сводившей, в конечном счете, знание к магии и фокусам.
Таким образом, мы можем сделать вывод об отсутствии подлинной науки
на Древнем Востоке и будем говорить только о наличии там разрозненных
научных представлений, что существенно отличает эти цивилизации от древнегреческой и сложившейся на ее основе современной европейской цивилизации и делает науку феноменом только этой цивилизации.
Античная наука
Итак, появление собственно науки происходит в Древней Греции в VII VI вв. до н.э. Именно между VI и IV вв. до н.э. в накопленных греками знаниях проявляются те характеристики и свойства, которые позволяют говорить о греческом комплексе знаний о природе как о науке. Среди этих характеристик – деятельность по целенаправленному получению новых знаний,
наличие специальных людей и организаций для этого, наличие соответствующих материалов и технологий по получению этого знания. Цель греческой
науки – постижение истины из чистого интереса к самой истине. Античная
наука системна и рациональна.
Появление и развитие науки в Древней Греции происходило в контексте
всей культуры. В любой науке, научной теории есть утверждения и допущения, не доказывающиеся в рамках самой теории, но играющие такую важную
роль, что их пересмотр или удаление влекут отмену всей теории. Каждая
научная теория предполагает свой идеал объяснения, доказательства и организации знания, который уходит корнями в культуру своей эпохи. Иначе говоря, все науки и научные теории вырастают на базе определенных научных
программ (парадигм). Именно в Греции и появляются первые научные программы, существенно связанные со спецификой древнегреческой цивилизации и культуры.
Причиной того, что наука появилась именно в Древней Греции, стала
единственная в своем роде революция, которая произошла там в эпоху архаики и состояла в появлении частной собственности. Весь остальной мир,
5
древнейшие цивилизации Востока демонстрировали так называемый «азиатский способ» производства и соответствующий ему тип государства – восточную деспотию. Командно-административная система (восточная деспотия) абсолютно подавляла и нарождавшуюся частную собственность, и не
имевший никаких гарантий восточный рынок, которые целиком зависели от
государства и обслуживали его. Властные отношения в таком обществе являются первичными, а отношения собственности - вторичными. Собственностью в таком обществе распоряжается тот, в чьих руках находится власть.
Прежде всего - это чиновники разных рангов и, конечно, верховный правитель этого государства.
В таком обществе просто не возникает вопрос о правах человека и необходимости их защиты. Человек здесь находится в полной воле правителя и чиновников, общение с которыми невозможно строить на чисто логических и
рациональных отношениях. Отсюда – фатализм, характерный для восточных
цивилизаций, а также их остальные специфические черты – отсутствие приоритета личности, отказ от рационального способа познания мира, склонность
к мистицизму и эзотеризму.
Совершенно иные отношения возникли в Греции первой трети I тысячелетия до н.э. Там появилась частная собственность, товарное производство,
ориентированное на рынок, при отсутствии сильной централизованной власти и самоуправления общин. Там же впервые зародилось рабство, которое
стало экономической основой общества, а также первые антагонистические
классы.
Господство частной собственности вызвало к жизни свойственные ей политические, правовые и иные институты – систему демократического самоуправления с правом и обязанностью каждого гражданина принимать участие в общественных делах, системы частноправовых гарантий с защитой
интересов каждого гражданина, с признанием его личного достоинства, прав
и свобод, а также систему социокультурных принципов, способствовавших
расцвету личности и появлению гуманистического древнегреческого искусства.
Утверждение общезначимого гражданского права означало секуляризацию
общественной жизни, высвобождение её из-под власти религиозных и мистических представлений. Отношение к закону не как к слепой силе, продиктованной свыше, а как к демократической норме, принятой большинством в
процессе всенародного обсуждения, основывалось на риторике, искусстве
убеждения и аргументации. Отныне все, входящее в интеллектуальную сферу, подлежало обоснованию, каждый имел право на особое мнение, это приводило к осознанию того факта, что истина - не продукт догматической веры,
принимаемый в силу авторитета, а результат рационального доказательства,
основанного на аргументах и понимании. Эта линия в вопросах познания (в
обыденной жизни присутствовала вера в судьбу) проводилась четко, исключая из рассмотрения все нерациональное.
6
Так сформировался аппарат логического рационального обоснования, превратившийся в универсальный алгоритм производства знания в целом, в инструмент передачи знания от индивида в общество. Так появилась наука как
доказательное знание. Но при этом развитие рабовладения обусловило пренебрежение греков ко всему, связанному с орудийно-практической деятельностью (занятиями, достойными свободного человека, считались политика,
война, философия и искусство), сформировало идеологию созерцательности,
абстрактно-умозрительного отношения к действительности. Наука – занятие
свободного человека, резко разводилась с ремеслом – занятием рабов.
Это был очень важный шаг для становления науки, так как именно отказ от
материально-практического отношения к действительности породил идеализацию – непременное условие науки (обобщение принципов орудийнотрудовой деятельности порождает лишь абстрагирование - стандартную гносеологическую процедуру по выделению реально существующих признаков,
присущую и высшим животным). Поэтому положения планиметрии Гиппарха, постулаты геометрии Евклида, апории элеатов, диогеновский поиск сущности человека – всё это не имеет каких-либо очевидных связей с материальным производством. Практика, обусловливая абстрагирование, препятствует
возникновению идеализации как его логического продолжения. Никакому
практику никогда не придет в голову заниматься вопросами сущности мира,
познания, истины, человека, прекрасного. Все эти радикально «непрактические» вопросы весьма далеки как от сферы массового производства, так и от
сознания производителей.
Таким образом, только в Греции возникли такие формы познавательной
деятельности (систематическое доказательство, рациональное обоснование,
логическая дедукция, идеализация), из которых, в дальнейшем, могла развиться наука.
Но решительный отказ от практической деятельности имел и обратную
сторону – неприятие эксперимента как метода познания, что закрывало дорогу становлению экспериментального естествознания, являющемуся характерной чертой современной науки.
Тем не менее, это уже была наука, имевшая свой предмет, свои методы его
изучения, свои способы доказательства, что позволяет говорить о появлении
первых научных программ.
Особенности греческой культуры VII в. до н. э. Земледелие перестает быть
господствующей отраслью экономики; высокого развития достигают ремесла, мореходство, торговля, денежные отношения; строй рабовладельческой
демократии становится господствующим, развертывается борьба партий,
прогрессирует право, вводятся письменные законы, складываются гармоничные отношения между обществом и личностью свободнорожденного грека; к
руководству поднимаются новые социальные слои; устанавливаются контакты с высококультурными соседями. Важным было также отсутствие у греков
касты жрецов, монополизировавшей интеллектуально-духовные функции
общества, консервировавшей традиционную культуру.
7
Указанные особенности греческой культуры отразились в своеобразии
структур, ориентации, преобладающих способов мышления греков. Важнейшим результатом явилась направленность греческой мысли на самостоятельное, объективное рассмотрение природы как реальности, независимой от политических интересов и моральных норм. Греческую мысль отличали стремление к точному познанию действительности, доказательству, критический
дух и смелость выводов. Все это в значительной степени объясняет независимость греческой науки и философии от мифологии, из недр которой они
вышли. Интересно проследить, как шел процесс отделения объективных эмпирических знаний о мире от их мифологической оболочки, давно получивший в науке название «от мифа к логосу», или более развернуто, «от мифологических представлений к теоретическому мышлению».
В Греции Гомера и Гесиода именно мифология была господствующей
формой сознания, хотя, и не в своем первозданном виде. Она уже была преобразована, систематизирована, переосмыслена в эпосе и теогониях. Процесс
ее активного преобразования продолжается под действием искусства и элементарных форм научного знания, свойственных той эпохе.
Миф – многослойное и полифункциональное образование. Это обобщенное отражение действительности в фантастическом виде тех или других
одушевленных существ. Он резко отличается от понятийного мышления, современного мировоззрения тем, что всегда принимается за правду, как бы ни
был неправдоподобен. Мир мифа одновременно связывает человека с двумя
мирами – реальным и сакральным (божественным), отчужденным от обыденного мира. Он – одновременно наглядный, чувственно-данный и волшебный, чудесный; индивидуально-чувственный и обобщенный; очевиднодостоверный и сверхъестественный. Главная его функция – регуляция общественной жизни во всем ее многообразии, и он выступает здесь как сама
жизнь, где сливаются воедино производственные, социальные, идеологические и даже физиологические аспекты. Иначе говоря, мифология – это форма
практически-духовного освоения мира. Она преодолевает, подчиняет и преобразует силы природы в воображении и при помощи воображения. В силу
этого мифология никуда не исчезла, а продолжает существовать и сегодня в
различных формах. Тем не менее, миф развивается, уступая свои позиции
иным формам общественного сознания, прежде всего, философии и науке.
С формальной точки зрения характерной стороной мифа является его дуализм, мышление противоположностями, когда весь мир предстает как скопление бинарных оппозиций: жизнь - смерть, белое - черное, мужское - женское и т.п. По мнению К. Леви-Строса, известного антрополога, мифологическое мышление не только не произвольно, но обладает не менее стройной логикой, чем наука. Только это иная логика. Кроме того, мифологическое
мышление располагает обширным материалом, точными знаниями, особенно
ботаническими и зоологическими. Также это мышление дает человеку необходимое ему чувство комфортности в мире (в силу того, что наука опирается
исключительно на разум, а миф – ещё и на чувства, эмоции, интуицию,
8
сверхчувственные озарения, он более соответствует внутреннему миру человека и дает большее чувство уверенности).
В силу этого К. Леви-Строс назвал такое знание наукой. Но в отличие от
абстрактной науки современного типа, это – наука конкретного. Она оперирует не понятиями, а представлениями и служит магическому действию. Основное различие между магическим и научным мышлением – это универсальный детерминизм первого в противовес ограниченному детерминизму
(причинности) второго.
Там, где наука основывается на необходимых и всеобщих связях и отношениях действительности, мифологическое мышление опирается на случайные ассоциации, приобретающие устойчивость лишь при соотнесении с реальным опытом, что иногда дает блестящие результаты. Тем не менее, нужно
не противопоставлять магию и науку, а видеть в них два параллельных способа познания мира.
И вот это мифологическое здание начинает разрушаться. Этот процесс состоит из нескольких весьма важных шагов.
Во-первых, должен произойти отказ от логики мифа, препятствующей
оформлению таких фундаментальных принципов научной идеологии, как
универсальность, инвариантность и т.д. Ведь миф отождествлял предмет с
его образом, заставляя предмет претерпевать чуждые ему метаморфозы
(например, волосы человека могли быть не только простой частью тела, но и
замещать самого человека целиком в магических процедурах насылания порчи). В силу этого миф не видит границ между реальным и нереальным, объективным и субъективным, что недопустимо для науки.
Во-вторых, нужно было заменить духовно-личностное отношение к действительности объективно-субстанциональным, представить мир как вещное
образование, подлежащее объективному рассмотрению. Промежуточным
шагом к этому стали теогонические системы, которые в отличие от мифологических систем не непосредственно чувственны, а содержат в себе элемент
научности, проявляющейся в конструировании мира из него самого, а не из
восприятий индивида.
Первые научные программы Античности
Итак, мы с полным основанием можем говорить о появлении науки именно в Древней Греции. Проходило это в форме научных программ.
Первой научной программой стала математическая программа, представленная Пифагором и позднее развитая Платоном. В ее основе, как и в основе
других античных программ, лежит представление о том, что Космос – это
упорядоченное выражение целого ряда первоначальных сущностей, которые
можно постигать по-разному. Пифагор нашел эти сущности в числах и представил в качестве первоосновы мира. При этом числа вовсе не являются теми
кирпичиками мироздания, из которых состоят все вещи. Вещи не равны числам, а подобны им, основаны на количественных отношениях действительности, являющихся подлинно фундаментальными. Картина мира, представленная пифагорейцами, поражала своей гармонией – протяженный мир тел,
9
подчиненный законам геометрии, движение небесных тел по математическим законам, закон прекрасно устроенного человеческого тела, данный каноном Поликлета.
Следующий шаг в направлении формирования этой программы сделали
софисты и элеаты, впервые поставившие проблемы человеческого познания,
а также разработавшие теорию доказательств. Они заявили, что ум человека
– это не просто зеркало, пассивно отражающее природу, он накладывает свой
отпечаток на мир, активно формируя его картину.
Свое завершение математическая программа получила в философии Платона, который нарисовал грандиозную картину истинного мира – мира идей,
представляющего собой иерархически упорядоченную структуру. Мир вещей, в котором мы живем, возникает, подражая миру идей, из мертвой, косной материи, творцом всего является Бог-демиург (творец, создатель). При
этом созидание им мира идет на основе математических закономерностей,
которые Платон и пытался вычленить, тем самым, математизируя физику. В
Новое время именно по этому пути пойдет наука. Но это будет осуществляться уже на новом, более высоком уровне знаний о природе. А пока – платоновская физика представляет собой набор умозрительных рассуждений о
связи строения вещества с геометрическими фигурами (огонь, как самое подвижное и «острое», состоит из пирамид; воздух – из восьмигранников, вода
– из двадцатигранников и т.д.).
Можно выделить основные позиции этой научной программы, ставшей такой важной в Новое время после появления математизированной науки. Эта
программа заложила основы развития естествознания, опираясь не на материальные структуры вещества, а на числовые закономерности, на законы бытия. Согласно этой программе:
1. Мир – это упорядоченный Космос, чей порядок сродни порядку внутри
человеческого разума. Следовательно, возможен рациональный анализ эмпирического мира.
2. Упорядоченность Космоса является следствием существования некоего
всепроникающего разума, наделившего природу назначением и целью. В силу родства разумов (надмирового и человеческого), он доступен непосредственному восприятию человека, который должен для этого развить соответствующие способности, сосредоточив свои силы.
3. Умственный анализ обнаруживает за видимым миром некий вневременной порядок, сущность нашего мира – количественные отношения действительности.
4. Познание сущности мира требует от человека сознательного развития
его познавательных способностей – разума, интуиции, опыта, оценки, памяти, нравственности (ибо познание конечных причин бытия – глубочайшая
потребность не только ума, но и души). Итогом познания становится духовное освобождение человека.
Второй научной программой античности, оказавшей громадное влияние
на все последующее развитие науки, стал атомизм. Он стал итогом развития
10
греческой философской традиции, синтезом целого ряда ее тенденций и
идейных установок. Своими корнями он уходит в ионийскую физику, пифагореизм, философию элеатов. Проблемы бытия и небытия (пустоты), существования и возникновения, множества и числа, делимости и качества – все
эти проблемы, затронутые предыдущими школами, нашли свое отражение в
системе атомизма. Основателями его стали Левкипп и Демокрит.
На первый взгляд, учение атомизма предельно просто. Начала всего сущего – это неделимые частицы-атомы и пустота. Ничто не возникает из несуществующего и не уходит в небытие. Возникновение вещей есть соединение
атомов, а уничтожение – распадение на части, в пределе – на атомы. Причиной возникновения является вихрь, собирающий атомы вместе.
Атомизм является физической программой, так как наука, по Демокриту,
должна объяснить явления физического мира. Объяснение понимается как
указание на механические причины всех возможных изменений в природе –
движение атомов. Более глубоких причин, принадлежащих какой-то реальности, не доступной обычному восприятию, нет. Причины естественных явлений безличны и имеют физическую природу, их следует искать в земном
мире. Познание мира идет путем сочетания чувственного опыта и его рационального преобразования.
Это была первая в истории мысли программа, основанная на методологическом требовании объяснения целого как суммы отдельных составляющих
его частей. Именно так были построены не только физические, но многие
психологические и социологические теории Нового времени. По сути дела,
это означало появление механистического метода, требовавшего объяснять
сущность природных процессов механическим соединением индивидуумов.
Программа Аристотеля стала третьей научной программой античности.
Она возникла на переломе эпох. С одной стороны, она еще близка к античной
классике с ее стремлением к целостному философскому осмыслению действительности (при этом она пытается найти компромисс между двумя
предыдущими программами). С другой, в ней отчетливо проявляются эллинистические тенденции к выделению отдельных направлений исследования в
относительно самостоятельные науки, со своим предметом и методом.
Пытаясь найти третий путь, возражая и Демокриту, и Платону с Пифагором, Аристотель отказывается признать существование идей или математических объектов, существующих независимо от вещей. Но не устраивает его
и демокритовское появление вещей из атомов. Пытаясь снять это противоречие, Аристотель предлагает четыре причины бытия: формальную, материальную, действующую и целевую. В его «Метафизике» воссоздается мир как
целостное, естественно возникшее образование, имеющее причины в себе
самом. Это образование предстает перед нами в виде двойственного мира,
имеющего неизменную основу, но проявляющегося через подвижную эмпирическую видимость. Предметом науки должны стать вещи умопостигаемые,
не подвластные сиюминутным изменениям. Заслугой Аристотеля является и
написание его знаменитого «Органона» – трактата по логике, поставившего
11
науку на прочный фундамент логически обоснованного мышления с использованием понятийно-категориального аппарата. Кроме того, Аристотель систематизировал накопленные к этому времени научные знания.
Таковы три основные научные программы античного мира, заложившие
основы науки вообще. Все дальнейшее развитие науки, по сути, было развитием и преобразованием этих научных программ. Это еще не наука в современном смысле слова: еще нет понятия универсального природного закона;
еще невозможно применение математики в рамках физики – это разные
науки, между которыми нет точек соприкосновения; еще нет эксперимента
как искусственного воспроизведения природных явлений, при котором
устраняются побочные и несущественные эффекты и который имеет своей
целью подтвердить или опровергнуть то или иное теоретическое предположение. Естествознание греков было абстрактно-объяснительным, лишенным
деятельного, созидательного компонента.
Тем не менее, то стечение социокультурных обстоятельств, которое реализовалось в античной Греции, смогло обеспечить условия для возникновения
науки. Здесь оформились такие свойства науки, как интерсубъективность,
идеальное моделирование действительности, надличностность, субстанциональность, что позволяет говорить о появлении там науки как особого типа
отношения к реальности.
Формирование основ естествознания в эпоху Средневековья и Возрождения
В отличие от античности, средневековая наука не предложила новых фундаментальных программ, но в то же время она не ограничивалась только пассивным усвоением достижений античной науки. Ее вклад в развитие научного знания состоял в том, что был предложен целый ряд новых интерпретаций
и уточнений античной науки, ряд новых понятий и методов исследования,
которые разрушали античные научные программы, подготавливая почву для
механики Нового времени.
Поэтому, анализируя историю развития современного естествознания, мы
не можем обойти стороной вопрос о характере науки эпохи Средневековья.
Однако понимание характера средневековой науки возможно лишь с помощью выяснения особенностей средневекового мировоззрения, предопределившего специфику этой науки.
Основные черты средневекового мировоззрения
Средневековое мышление воспринимало мир в виде рационально не
оформленного, не представленного в строгих понятиях опыта. Основной интерес к явлениям природы состоял в поиске иллюстраций к истинам морали и
религии. Любые проблемы, в том числе и естественнонаучные, обсуждались
с помощью толкования текстов Священного писания. Природа больше не
воспринималась как нечто самостоятельное, несущее в себе свою цель и свой
закон, как это было в античности. Она создана Богом для блага человека. Бог
всемогущ, и способен в любой момент нарушить естественный ход природных процессов во имя своих целей. Сталкиваясь с необычными, поражаю12
щими воображение явлениями природы, человек воспринимал их как чудо,
как промысел Божий, непостижимый для человеческого ума, слишком ограниченного в своих возможностях.
По-разному относились античные и средневековые мыслители к чудесным,
необычным явлениям в мире. Если Аристотель удивлялся какому-либо природному феномену, то затем он начинал искать ему объяснение, так как был
убежден в возможности узнать что-либо о вещи с полной определенностью.
Напротив, Августин Блаженный, считая, что наши знания всегда будут ограничены, признавал чудо - волю творца, не противную природе, ибо самое
большое чудо из всех чудес - это мир, сотворенный Господом.
Очень важным для средневекового мышления был догмат о сотворении
мира Богом из ничего, что прямо противоречит античному миропониманию.
Из этого догмата следует такая характеристика мышления, как телеологизм истолкование явлений действительности как существующих по промыслу
Божию для и во имя исполнения заранее предусмотренных целей. Природа
более не обладает самостоятельностью, не имеет безусловного бытия, сама
для себя недостаточна. Так, вода и земля служат растениям, которые в силу
этого более благородны и занимают в иерархии ценностей более высокие места. Растения в свою очередь служат скоту. А весь мир служит человеку, созданному по образу и подобию Божьему, чтобы он был господином этого
мира. Так в сознание человека проникает очень важная идея, которая никогда
не возникла бы в античности: раз человек является господином этого мира,
значит, он имеет право переделывать этот мир так, как это нужно ему. Таким
образом, именно христианское мировоззрение посеяло зерна нового понимания природы, позволившего уйти от созерцательного отношения к ней античности и прийти к экспериментальной науке Нового времени, поставившей
целью практическое преобразование мира. Правда, это новое отношение к
природе стало сказываться на развитии естествознания не ранее XIV в. Потребовалось тысячелетие, чтобы идея, зароненная в умы людей, созрела и
принесла практические плоды.
А пока, в эпоху раннего Средневековья, наука о природе утратила то значение, которое она имела в античности. Коль скоро природа утратила свой
статус безусловной реальности, то и наука о природе потеряла свое прежнее
значение и стала рассматриваться либо символически, либо в аспекте своей
практической полезности. Ибо безусловной реальностью для христианства
является только Бог, а изучение его творения имело смысл только с точки
зрения постижения его могущества и мудрости, но не имело прямой связи ни
с познанием Бога, ни с главным делом человека - спасением души. Это, естественно, не благоприятствовало развитию науки.
Естественнонаучный интерес ослабевает еще и потому, что природа, будучи с господствующей точки зрения несамостоятельной, не дает возможности познать последние причины и основания своего собственного существования: они не могут быть открыты человеку на земле. Только после смерти
13
Бог откроет святым основания своих творений, их роль в едином божественном замысле.
Будучи сотворенной, всякая вещь - от пылинки до природы в целом - лишалась своей независимости. Ее существование, определяемое неким верховным планом, не могло не быть символичным: оно лишь воспроизводило,
воплощало, олицетворяло скрытую за ним фундаментальную сущность,
несовершенным прототипом и дубликатом которой оно являлось. Отсюда
формируется характерная черта средневекового сознания - моральный символизм. Отсюда появляется интерес к естественным явлениям, который ведет
не к гипотезам и научным обобщениям, а делает их символами моральных и
религиозных ценностей. Так, Луна была образом Церкви, отражающей божественный свет, ветер - образом духа и т.д.
Корни морального символизма, то есть представлений о том, что все исполнено высшим смыслом, уходят в известное новозаветное изречение: «В
начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Слово здесь орудие творения, онтологическая стихия, бытие в самом полном смысле этого слова, обладающее безусловной реальностью. Но, переданное человеку
Слово стало и универсальным орудием постижения творения, средством
приобщения и реконструкции божественных творческих актов. Поэтому
процесс познания вещи заключался в исследовании понятия, ее выражающего, что определило сугубо книжный, текстовой характер познавательной деятельности. Поскольку же наиболее представительными текстами, к тому же
освященными непогрешимым божественным авторитетом, выступали тексты
Священного писания, идеалом и инструментом познания представлялась экзегетика - искусство истолкования писания.
В силу такой специфической формы мировосприятия к естественнонаучной литературе относят, прежде всего, Библию, а также те произведения, целью которых является не столько описание природных явлений и их объяснение в естественнонаучном плане, сколько их символическое истолкование.
Средневековый символизм тесно связан с идеей иерархизма. Все вещи являются символами чего-то большего, но не в одинаковой мере. Каждая вещь
– зеркало, но есть зеркала более, а есть менее гладкие. Символы подразделялись на высшие и низшие, принадлежность к ним определялась приближенностью или удаленностью от Бога. И природа в этой иерархии занимает далеко не самое почетное место. Соответственно меняется и отношение к естественнонаучному познанию. Ему отводится второе место после познания Бога и души. Изменить это место познания не мог даже универсализм – еще одна специфическая черта средневекового мышления, стремящаяся к охвату
мира в целом, к осознанию его как некоторого законченного всеединства.
Универсализм был возможен по причине осознания общности мира и человека по происхождению - они созданы Богом, и поэтому родственны между
собой. Но в силу этого же обстоятельства иметь знание о мире способен
только тот, кто проник в суть божественного творения. Тот, кто имел это
знание, – знал о мире все, не знавший – не знал ничего. Поэтому знание мог14
ло быть только универсальным, исчерпывающим. Частичному, незавершенному, относительному знанию места в этой парадигме не было.
Поэтому пока христианская вера не утратила своей силы, не могло быть и
речи об отказе от созерцательного отношения к природе, не могло быть обнаружено все значение, которое для научного знания имело изменение онтологического (бытийного) статуса природы.
Отмеченные особенности средневекового мировоззрения и мышления соответствующим образом отразились на процессе средневекового познания,
обусловив следующие его специфические черты:
1. Вся деятельность человека воспринималась в русле религиозных представлений, а все противоречащее догматам церкви запрещалось специальными декретами. Все воззрения на природу проходили через цензуру библейских концепций. Это усиливало элемент созерцательности познания, настраивало его на откровенно мистический лад, что и предопределило регресс или,
в лучшем случае, стагнацию научного познания.
2. Поскольку причина взаимосвязанности и целостности элементов мира в
Средние века усматривалась в Боге, в средневековой картине мира не могло
быть концепции объективных законов, без которой не могло оформиться
естествознание. Ведь закон – это необходимая существенная связь каких-то
явлений. Средневековый же мыслитель искал не эти связи между явлениями,
а отношение их к Богу, место в иерархии вещей.
3. В силу теологически-текстового характера познавательной деятельности
усилия интеллекта сосредоточивались не на анализе вещей, а на анализе понятий. Универсальным методом служила дедукция, осуществлявшая субординацию понятий, которой соответствовал определенный иерархический ряд
действительных вещей. Поскольку манипулирование понятиями замещало
манипулирование объектами действительности, не было необходимости контакта с последними. Отсюда принципиально внеопытный стиль умозрительной схоластической науки, обреченной на бесплодное теоретизирование и
оторванность от реальной действительности.
Однако не следует рассматривать Средневековье только как эпоху регресса и стагнации. Некоторые идеи и новациии, появившиеся в этот период,
сыграли важную роль в становлении современной науки. Подобных идей и
новаций было довольно много, и именно они определили содержание и ценность средневековой науки.
Особое место в средневековом познании принадлежит Востоку.
Научные знания арабов в VII – IX веках
В VII веке появление многочисленных арабских царств привело к непрерывным войнам в результате которых исчезали мелкие и усиливались крупные царства. Ожесточенная борьба происходила также между различными
религиозными направлениями. Типичной формой религии древних арабских
царств являлся политеизм.
Арабам, занимавшимся земледелием и скотоводством, в первую очередь
надо было знать точные сроки различных сельскохозяйственных работ, уметь
15
вычислять размеры полей, объемов и площадей плотин, каналов. С этой целью они постоянно наблюдали за движением и изменениями на звездном
небе. Хотя астрономические сведения арабов переплетались с религиозноастрономическими воззрениями и находились под сильнейшим влиянием их,
у арабов уже складывается представление об астрономической географии.
Они создали лунный календарь, включивший 28 «лунных станций», каждая
из которых имела метеорологические характеристики.
На примере истории научных знаний арабов полностью подтверждается
марксистская истина о зависимости развития науки от производства. «Необходимо изучить последовательное развитие отдельных отраслей естествознания, - писал Ф. Энгельс. - Сперва астрономия, которая уже из-за времен года
абсолютно необходима для пастушеских и земледельческих народов. Астрономия может развиваться только при помощи математики. Следовательно,
приходилось заниматься последней. – Далее, на известной степени развития
земледелия и в известных странах (поднимание воды для орошения в Египте), а в особенности вместе с возникновением городов, крупных построек и
развитием ремесла развивалась и механика. Вскоре она становится необходимой также для судоходства и военного дела. – Она тоже нуждается в помощи математики и таким образом способствует ее развитию. Итак, уже с
самого начала возникновение и развитие наук обусловлено производством».
Именно так и с такой последовательностью возникли и развивались научные знания арабов. Успехи арабов в области астрономии, первоначальной
математики способствовали развитию механики, которая явилась основой
строительной техники. Городское строительство, возведение дворцов, храмов, крепостей, плотин и т. п. вызвали значительный прогресс архитектуры,
строительной техники и мастерства ремесленников, зодчих, ваятелей, живописцев. На основе разливающейся ремесленной техники развилось прикладное искусство – изготовление различных художественных изделий из бронзы, предметов домашнего обихода, воинского снаряжения. Следует еще указать на стенные росписи, резьбу по камню и т. д.
«Архитектура и искусство древних южно-арабских государств изучены
еще далеко недостаточно, по своему типу входят в круг культур рабовладельческих обществ Передней Азии. Сохранились остатки мощных крепостных сооружений, плотин и цистерн, а также произведения скульптуры и прикладного искусства, На каменных стенах, покрытых письменами, встречаются изображения людей, животных и орнаменты».
Важнейшим событием в культурной жизни арабов дофеодального периода
является формирование письменности. Первый арабский алфавит (южноарабский) относится к 800 г. до н. э. С тех пор письменность на южноарабском языке непрерывно развивалась вплоть до VI в. н. э. Северные арабы
пользовались письменным языком арамейским, родственным арабскому.
Наиболее ранняя североарабская надпись на арабском алфавите датирована
328 г. н. э. На североарабском языке существовала богатейшая поэзия, свидетельствующая о высокой древней культуре арабов. Особенно большое значе16
ние имеет дофеодальная поэзия арабов как этнографический и мировоззренческий памятник арабской культуры.
Теоретические и практические знания Востока
Освоение богатого научного наследия древности с одной стороны, и интенсивное накопление эмпирического знания о природе, с другой, и в то же
время большая работа, проводимая господствующими слоями общества,
прежде всего духовенством, по дальнейшему углублению и расширению
теологических основ ислама, по систематизации его догматов, нравственных
и правовых принципов, привели к накоплению огромного запаса разнообразных знаний. Если в первые века возникновения ислама религия считалась
единственной формой знания, то уже в IX веке признавалось наличие двух
видов знания: «улум ал-кадмия» - традиционные науки (то есть «исламские»
науки) и «улум ал-табийя» - науки, естественные для человеческого разума,
возникшие под влиянием греческого философского наследия и изучения
природы. Сосуществование этих типов знания отражало одно из коренных
противоречий духовной жизни раннего средневековья – эпохи раннего феодализма арабо-мусульманского Востока. Необходимость усвоения всей этой
массы разнообразных знаний требовала осмысления, определения и обобщения их. Мыслители и ученые раннего средневековья в своем творчестве уделяли этому большое внимание.
Предыстория возникновения философской мысли на мусульманском Востоке относится к VIII веку и связана с деятельностью мутазилитов («обособившихся») – ранних представителей калама (рационального богословия),
которые, начав с обсуждения вопросов о свободе человеческой воли и божественных атрибутах, кончили разработкой концепций, не только выходившей
за рамки религиозной тематики, но и подрывавших некоторые основные
догматы мусульманского вероучения. Мутазилиты отвергали учения о вечности Корана – священного писания мусульман, которое трактовалось ими
как обычное литературное произведение, не обладающее к тому же никакими
выдающимися стилистическими достоинствами. Подобная трактовка Корана
позволила мутазилитам давать ему аллегорические толкования и приспосабливать его к своим взглядам.
В годы правления калифа аль-Мамуна (813 – 833 года) мутазилизм был
объявлен официальной доктриной государства Аббасидов. Борясь с ортодоксальным духовенством, вступившим в союз с его политическими противниками, и опираясь в своей государственной деятельности на поддержку иракского бюргерства, аль-Мамун создал самую благоприятную в истории Восточного калифата обстановку для развития естественных наук и философии.
Именно в эту эпоху, наряду с расцветом мутазилизма, приобретает наибольший размах так называемое переводческое движение – процесс ознакомления
арабов с естественнонаучным и философским наследием античности.
В истории известны теории классификации наук, выдвинутые в древности
Аристотелем, в новое время Ф. Бэконом, Сен-Симоном, О. Контом и другими. К наименее изученным страницам истории науки относятся классифика17
ции наук, предложенные мыслителями стран средневекового Востока.
Наиболее распространенной была теория классификации наук, выдвинутая
Аристотелем.
Философию, которая объединила тогда все отрасли человеческого знания,
он разделил на 3 части: теоретическую (Логика, физика, математика, метафизика), практическую (этика, экономика, политика) и творческую (поэтика,
риторика и искусство).
На Востоке наиболее широко из этой классификации употреблялось разделение всякого знания на теоретическое и практическое. Под теоретическим
подразумевалось чистое познание мира, то есть умозрительное знание об
общем его строении, а под практическим – знание о человеческой деятельности, об обществе и семье. Наряду с указанной классификацией некоторые
выдающиеся мыслители средневекового Востока выдвинули свои оригинальные учения о классификации наук, которые сыграли прогрессивную роль
в развитии научного знания. Особенно подробную дал Абу Наср ал-Фараби.
Все последующие классификации наук на Востоке, различные справочники,
терминологические словари, посвященные этому вопросу, в той или иной
степени основывались на его классификации. Рассмотрим подробнее классификацию наук, предложенную Фараби.
I. Наука о языке.
II. Логика.
III. Математика.
IV. Естественная и божественная науки.
V. Наука о городе – государстве.
Огромное значение учения Фараби состоит не только в том, что оно дает
исчерпывающие и всесторонние сведения о всех существующих на среднем
Востоке отраслях знаний и представляет своего рода энциклопедию наук, но
и в следующем.
Во-первых, это учение в своей основе является материалистическим, исходит из признания объективно существующих и независимых от человека реальных материальных предметов и качеств, или, по выражению Фараби,
науки отражают состояния субстанции, определенную группу материальных
тел; нации различаются прежде всего объектом изучения.
Во-вторых, согласно Фараби, нации, и вообще знания, являясь вторичными
по отношению к бытию, производными от него, возникали не вдруг и не одновременно, а постепенно, в процессе обнаружения объективных потребностей в них.
В-третьих, в классификации Фараби различные нации не взаимоисключают друг друга, а рассматриваются в их взаимосвязи. Каждая наука
изучает определенную сторону субстанции, а в совокупности нации всесторонне отражают бытие в целом.
К X веку дифференциация наук продвинулась довольно далеко. Об этом
свидетельствую классификации наук, предложенные не только Фариби, но и
Ибн-Синой, в которых четко отличаются логические, физические, математи18
ческие, философские и словесные науки. Тем не менее Ибн-Сина, как и его
предшественники, продолжал по античной традиции называть философией
всю совокупность знаний. Система его философских наук построена сообразно этому пониманию философии – философии как системы всех человеческих знаний. В самой общей форме система философии Ибн-Сины состоит
из двух частей – из логики и философских наук, изучающих явление мира и
их причины. Логика в системе Ибн Сины характеризуется двуединой природой: с одной стороны, она есть наука философская, с другой – органон (или,
как бы мы теперь сказали, методология научного знания). Объясняя это свое
понимание сущности логики, мыслитель в «Исцелении» писал: «. Тебе было
разъяснено, каким образом логика есть часть философии и каким образом
она является органоном. В действительности нет противоречия между тем,
кто считает логику частью философии, и тем, кто определяет ее как органон.
Итак, если брать предмет логики в качестве одного из сущих (а философия
есть наука о сущих, какими бы они ни были), то логика есть часть философии, изучающая состояния некоторых сущих. Ее природа состоит в том, что
она изучает, каким образом при ее помощи постигается неизвестное, или каким образом она помогает в достижении неизвестного. Стало быть, и связи с
тем, что это состояние есть либо особое явление некоторых сущих, либо
сущностная акциденция, присущая им, либо явление, приводящее их к существованию, то логика есть некоторый взгляд на сущее. Стало быть, логика
есть одна из наук. Но так как затем обнаруживается, что познание состояния
этого сущего помогает в познании других явлении, то это познание, которое
само по себе есть некоторое знание, является органоном другого знания. Но
высшая цель логики –это ее помощь в достижении другого знания. Следовательно, бытность логики познанием части сущих и есть ее бытность частью
философии. Бытность же логики познанием части сущих, помогающим в достижении другого знания, и есть бытность этой помощи органоном. Между
тем, что логика есть часть философии, и тем, что она есть органон, нет разницы в смысле их абсолютной противоположности, и есть разница в том
смысле, что одно из них есть особенное, а другое – всеобщее, ибо все, что
является органоном науки, все то является и частью абсолютной науки. Это
суждение необратимо». Логика как наука для Ибн Сины, есть, учение о выводном знании и о формах мышления – о понятии, суждении и умозаключении. «Логик, - писал он, - должен знать начала суждения и способы его построения, будь они определением или чем-то иным, принципы доказательства и способы его построения, будь то силлогизмом или чем-то другим.
Прежде всего он должен приступить к уяснению простых понятий из которых строятся определение и силлогизм». В этом смысле Ибн Сина понимал
предмет логики шире, чем Аристотель, который доказывал, что логика есть
учение о силлогизме и путях его построения. Как органон же логика есть
учение о путях и способах постижения непознанного на основе познанного и
раскрывает вопросы о том, что такое истина, что ближе к истине, что ложно
и скольких видов бывает каждое из них. Логика органон наук и потому, что
19
она есть каноническое (законное) орудие, применение которого оградит человека от проникновения в его мысли ошибок и заблуждений. Отсюда становится ясным, почему Ибн Сина во всех случаях – и в случае, когда анализ
теоретической философии начинает с первой философии («Даниш-намэ»), и
в том случае, когда систему теоретической философии начинает с физики
(«Исцеление», «Спасение»), и в том случае, когда отделяет теологию от универсальной науки, т. е. философии («Логика восточников»), - ставит логику в
начале своей философской системы, которая, если исходит не из античных и
средневековых, а из современных представлений, являет собою не столько
систему философских, сколько систему всех научных знаний эпохи. Логика
есть начальный элемент философской системы Ибн Сины постольку, поскольку она – органон, т. е. метод и методология научного знания, и каждый,
кто избирает тернистый путь науки, должен прежде всего знать способы и
средства достижения истинного знания, способы и средства отличения истины от лжи, способы и средства избежания ошибок и заблуждений. Но логика,
по Ибн Сине, есть органон не всякой, а лишь выводного знания. Органонами
(средствами, методами) достижения такого знания считаются определение,
описание, индукция, дедукция и аналогия. Невыводное же знание может
быть приобретено на основе наблюдения, анализа и синтеза, опыта и эксперимента.
Вопрос о том, является ли логика частью философии или она всего лишь
органон науки, был предметом горячих споров античных философов. Столки
утверждали, что логика поистине является составной частью философии, тогда как перипатетики придерживались мнения, что она всего лишь органон
мышления. Платоники, выбирая средний путь, говорили, что она одновременно и часть философии и органон наук. Ибн Сина в решении этого вопроса
следовал мнению неоплатоников, хотя их философскую концепцию не разделял. Особенность позиции Ибн-Сины в решении вопроса о соотношении
логики как науки и логики как органона состоит в том, что логика есть органон в той мере, в какой она есть наука, а не наоборот. Другими словами, логика как наука несет абсолютный самодовлеющий, а как органон – относительный подчиненный характер.
Приступая к анализу философских наук, Ибн Сина делит их на две категории – на теоретические и на практические, которые отличаются предметом
изучения. Теоретические философские науки осведомляют нас о состоянии
бытия вещей, существование которых не зависит от нашего действия, а практические философские нации «осведомляют нас о наших собственных действиях». Цель первых – постижение истины, цель вторых – достижение блага
и счастья, исходя из деления философских наук на теоретические и практические, а также из их цели и задач можно подумать, что, по Ибн Сине, назначение первых –только разработка чистой теории, а назначение вторых – Оказание содействия в делах людских. Но на самом деле такое деление условно,
ибо в теоретической философии Ибн Сина выделяет прикладные отрасли,
или так называемые ответвления, а в практической – теоретические. Больше
20
того, в некоторых ответвлениях теоретической философии, в частности в медицине, он выделяет и специальные теоретические подразделения.
Систему теоретической философии составляют физика, математика и метафизика, координация которых определяется прежде всего их отношением к
материи: физика – наука, исследующая чувственные тела, их возникновение
и уничтожение, движение и взаимодвижение, структуру и строение; математика – наука о вещах, существование которых необходимо связано с материей, но у которой нет определенной свойственной им материи, как фигуры и
числа; метафизика – наука о вещах, которые либо необходимым образом не
нуждаются в материи и движении, либо вообще не связаны с материей и
движением. Субординация и координация видов теоретической философии и
тем, что более общие науки снабжают исходными принципами более частные нации. Вследствие этого все нации оказываются подчиненными метафизике, ибо принципы всех их восходят к метафизике и завершаются в ней. В
свою очередь метафизика не может обходится без физики и математики и
следует за ними потому, что многие вопросы, о которых речь идет в ней, как
то – возникновение и уничтожение, изменение, место и время, зависимость
любого движущегося от движущего, завершаемое всех движущих первым
движущим и т. д.
Содержание же основных разделов практической философии Ибн-Сины,
как нельзя лучше подтверждает истинность старого тезиса о том, что философия – дочь своей эпохи. Ибо многие основоположения его практической
философии представляют собой теоретическое обобщение и выражение тех
общественных отношений, которые господствовали в его эпоху. Это идеи о
взаимоотношениях супругов, детей и родителей, господина и его слуги,
иерархическом строе общества, пророке и пророчестве и т. д.
Средневековая наука:
Восток – Запад
Народы, жившие на восточных окраинах Римской империи, противились
принятию христианства, которое отождествлялось с враждебным им правительством империи. На этом фоне возник ислам, возвышение которого на
арабском Востоке было внезапным и стремительным. Арабский Халифат —
арабо-мусульманское государство возник под руководством Мухаммеда —
религиозного и политического лидера. Наивысшего развития Халифат достиг
в IX в. уже после смерти Мухаммеда. В его состав входили территории Аравийского полуострова, современных Ирана, Ирака, Египта, Сирии, части Закавказья, Средней Азии, Северной Африки, Пиринеев. Возникшая арабская
культура во многом восприняла достижения античного мира. Багдадские халифы покровительствовали наукам: земледелие требовало развития геодезии,
математики, военные походы и торговля стимулировали раз-витие географии, астрономии. На арабский язык были переведены сочинения греческих
ученых, в частности Аристотеля, Птолемея, Архимеда. На арабский переводились и персидские, и индийские книги. Арабские ученые в целом восприняли и систематизировали знания античной цивилизации, придав им более
21
рациональный характер. Прежде всего, это касается математики и астрономии.
Астрономия всегда занимала видное место в философских построениях.
Арабы без изменений приняли-теорию Птолемея, основной труд которого
они перевели под названием «Альмагест». Не внеся изменения в теоретические построения Птолемея, арабы существенно обогатили астрономию обширными наблюдениями, самыми точными для того времени. Выдающийся
астроном И математик Ал-Батани (около 850—929) в 910 г. в «Книге по астрономии» уточнил данные Птолемея, произвел вычисления с тригонометрическими функциями. Им составлены таблицы тригонометрических функций,
введено понятие «синус» («sinus»). Начиная с X в. для астрономических
наблюдений арабские астрономы использовали секстант, радиус ко-торого
составлял 17 м.
Одной из вершин средневековой астрономии являются исследования среднеазиатского ученого и государственного деятеля Улугбека (1394—1449).
Его астрономическая обсерватория, построенная в 1429 г., была оборудована
уникальными’приборами. В своем главном труде «Новые астрономические
таблицы» Улугбек изложил теоретические основы астрономии, указал положение 1018 звезд, привел таблицы движения планет, отличавшиеся высокой
точностью.
Астрономия служила стимулом к развитию математики, оставаясь важной сферой применения математических методов. Операции над числами
стали более доступными после восприятия арабами в VIII в. позиционного
принципа записи чисел, при котором значение каждой цифры определялось
ее местом влево от конца цифрового ряда. Числовое значение увеличивалось
в десять раз при перемещении цифры на одно место. Этот принцип появился
у индусов в V в., а в Европу он попал под названием арабской цифровой системы в XII в. Слово «сифр» (отсюда: «цифра») по-арабски означало «нуль».
Существенное развитие у арабов получила алгебра как метод оперирования с
неизвестными величинами и тригонометрия, используемая ара-бами в астрономии и геодезии.
Крупнейшим математиком арабского Востока был Ал-Хорезми (787—850).
Именно благодаря сочинениям Ал-Хорезми в арабском мире распространилась индийская позиционная система записи чисел. Сохранился его трактат
«Краткая книга об исчислении ал-джебры и ал-мукабалы».
«Ал-джебр» и «ал-мукабала» означали две простейшие алгебраические
операции при решении уравнений. От термина «ал-джебр» и возникло название раздела математики «алгебра». Имя Ал-Хорезми в латинизированной
форме «Algorithmus» дало термин «алгоритм», означавший вначале систему
десятичной позиционной арифметики. Позднее этот термин приобрел другой
смысл, используемый сегодня.
В математических сочинениях Омара Хайама (1040—1123) расширено понятие числа и на положительные иррациональные числа, изложено решение
алгебраических уравнений до третьей степени включительно. Интересно от22
метить, что еще в прошлом веке история зналя двух Хайамов: поэта Омара
Хайама, автора знамени-тых философских четверостиший, и математика
Омара Ал-Кайя-ми. Оказалось, что это один и тот же человек. О. Хайам писал стихи на «фарси», а научные работы – по-арабски. Он обладал необычайной памятью, мог запомнить наизусть целые книги. Хайам возглавлял астрономическую обсерваторию, разработал проект весьма точного календаря, отличавшегося от григорианского.
Отметим, что подобно грекам арабские математики не использовали никаких алгебраических обозначений и все уравнения, математические преобразования записывали словами. Существовала так называемая риторическая алгебра.
Важный шаг арабскими учеными был сделан в развитии опытного естествознания. Крупнейшим естествоиспытателем стал великий хорезмийский
ученый-энциклопедист Ал-Бируни (973 – ок. 1050). Он сконструировал множество экспериментальных приборов, призывал прибегать к опыту и проверять результаты исследований опытным путем. Бируни написал около 150
трудов по истории, геодезии, лингвистике, математике. Он допускал возможность движения планет вокруг Солнца, указал на причину лунных фаз.
Бируни занимал должность советника шаха, руководил академией. Вокруг
него собрались замечательные ученые, среди которых выделялся Абу Али
Ибн Сына (латинизированное имя Авиценна) (около 980—1037 гг.) — ученый, поэт, философ, врач.
Важнейшие достижения были получены арабами в области оптики. Широкое распространение глазных болезней в пустынях и тропиках породило
интерес к исследованию человеческого глаза.
Строение глаза было впервые описано философом и врачом античности
Галеном (130—201), но в теории зрения Гален придерживался идей Платона.
Арабский ученый Ибн-ал-Хайтан (965—1020), известный на Западе как Альхазен, выдающийся астроном, физик и математик, впервые в науке ушел от
платоновской связи света со зрением. «Оптика» Ибн Ал-Хайтана явилась
наиболее фунда-ментальным трудом в этой области в средневековье. Его 7томный труд включает сведения о формировании зрительного восприятия, о
свойствах зрения, в нем рассмотрена теория отражений зеркалами различной
формы, теория преломления света. Фундаментальный труд Аль-Хазени, отличающийся новизной, оригинальностью, стройностью построения, появился
в Европе в рукописном переводе на латынь в XII в. и был издан лишь в
1572 г.
Труды арабских алхимиков содержали, наряду с фантастическими гипотезами, рациональные выводы и рецепты в области химической технологии.
Большой интерес представляют труды арабских алхимиков, содержащие,
наряду с фантастическими гипотезами, рациональные выводы и рецепты из
области химической технологии, описание свойств ряда химических соединений, примеры их использования, в частности в медицине. Спирт, который
арабские алхимики научились производить, исполь-зовался только как анти23
септик. Среди арабских алхимиков наибольшую известность получили Джабир Ибн-Хаян (около 721 — около 815) (латинизированное имя Гебер) и АлРази (865—925). Арабскими алхимиками изобретены и описаны важнейшие
для проведения химических экспериментов приспособления и оборудования:
мензурки, колбы, тигли, горелки, шпатели и многое другое. И все же алхимия
для арабов была прежде всего средством, с помощью которого они пытались
отыскать способ изготовления золота и эликсир жизни и молодости.
Большое практическое значение для арабов имела география. Благодаря
огромной территории Халифата арабами заложены основы географических
представлений об Азии и Северной Африке. Первой из известных арабских
книг по географии является «Книга путей и государств», написанная в IX в.
Ибн-Хордаубеком. Книги по географии создавались на основе многолетних
путешествий, рассказов купцов, донесений чиновников. Географические познания арабов обобщены в многотомном «Словаре стран», изданном в 1224г.
Достижения науки средневекового Востока
Западная Европа в эпоху раннего средневековья представляла унылую
картину. Редкие деревушки и еще более редкие помещичьи усадьбы были
отдельными мирками, слабо связанными между собой, феодал получал все
необходимое от своих крепостных, съестные припасы, одежду, обувь, оружие. Не было городов, подобных древнему Риму, Афинам, Александрии,
оживленных гаваней, шумных рынков, театров и цирков. Мир средневекового человека ограничивался узкими рамками его деревушки и усадьбы. Немудрено, что и мировоззрение этого человека было столь же ограниченным и
сильно уступало мировоззрению образованного афинянина или александрийца. Вся духовная жизнь средневековья, просвещение, искусство, наука –
была подчинена церкви.
Средневековый Восток был богаче и культурнее. Столица арабского халифата – Багдад – была украшена роскошными дворцами халифа и его визирей,
шумные базары заполняла пестрая разноязычная толпа. Арабские купцы снаряжали караваны и морские суда, в городах выделывались богатые ткани, ковалось замечательное оружие, изготовлялись золотые и серебряные украшения. Восток славился пряностями и сладостями, ароматическими веществами. Это был совсем другой мир, мир роскоши и богатства, построенный на
труде рабов и крепостных. В этом мире могла найти приют и дать толчок новым знаниям гонимая христианской церковью наука древности.
Широкая торговля давала богатый материал для математических задач,
дальние путешествия стимулировали развитие астрономических и географических знаний, развитие ремесла способствовало развитию экспериментального искусства. Поэтому новая математика, удобная для решения вычислительных задач, берет начало на Востоке. Хорезмиец Абу Абдалла Мухаммед
ибн Муса аль-Хорезми (ок 780 -ок. 850), работавший в эпоху просвещенного
халифа аль-Мамуна, был автором арифметики и трактата по алгебре. Из
арифметического трактата Европа познакомилась с индийской позиционной
системой чисел и употреблением нуля, арабскими цифрами, арифметически24
ми действиями с целыми числами и дробями. Алгебраический трактат Хорезми дал имя новому разделу математики – алгебре («Аль-Джабар») В трактате Хорезми решаются линейные и квадратные уравнения.
Последующие за Хорезми ученые развили новые идеи, заимствовав их, в
свою очередь, у индийских математиков, и в XII в. в Европе уже появляются
переводы трактатов Хорезми и других восточных авторов. К началу научной
революции Коперника-Галилея новая нумерация, алгебра и тригонометрия
были не только освоены, но и развиты европейскими учеными.
Труды Аристотеля и Птолемея пришли на кафедры средневековых университетов также в арабских переводах.
Однако задолго до арабов достижения античной науки стали известными в
странах Закавказья. Армения и Грузия еще в IV в. установили тесные экономические и культурные связи с Византией. Христианство проникло в эти
страны задолго до крещения Руси. Уже в 301 г. христианство стало в Армении государственной религией, идеологической опорой раннего феодализма.
В V-VII вв. на армянский язык были переведены труды Аристотеля, Платона
и христианских богословов.
Знаменитый армянский ученый начала VII в. Анания Ширакаци путешествовал в Византию, изучал математику и философию и, вернувшись на родину, основал школу, в которой преподавал математику, астрономию, географию Им был составлен армянский учебник арифметики, выпущен трактат
по космографии. Этот трактат свидетельствует о глубоком знании Ширакаци
трудов греческого ученого Аристотеля. В своем сочинении Ширакаци рассматривает и чисто астрономические вопросы: пытается оценить расстояние
до Солнца и Луны, составляет календарь, свидетельствующий об основательном знании им движений Солнца и Луны и трудов древних ученых по
этому вопросу.
Ширакаци был разносторонним ученым, связавшим молодую армянскую
науку с античным наследием. К сожалению, роль закавказских ученых в развитии естественнонаучных знаний и освоении античного наследия не исследована в достаточной мере. Пример Ширакаци показывает, что Закавказье
знало античную науку непосредственно из первоисточника, от самих греков.
Арабы начали культивировать и экспериментальную науку. Мухаммед ибн
Ахмед аль-Бируни (Бируни) производил точные определения плотностей металлов и других веществ с помощью изготовленного им «конического прибора». «Конический прибор» Бируни представлял собой сосуд, суживающийся кверху и оканчивающийся Цилиндрической шейкой. Посредине шейки
было проделано небольшое круглое отверстие, к которому была припаяна
изогнутая трубка соответствующего размера. В сосуд наливали воду. Куски
металла, плотность которого определялась, опускали в сосуд, из которого через изогнутую трубку выливалась вода в объеме, равном объему исследуемого металла. Шейка была достаточно узкой («шириной с мизинец»), чтобы
«подъем воды был заметен и при опускании того, что по объему равно зерну
проса». Сама же трубка после ряда опытов была заменена желобком, чтобы
25
вода по нему стекала без задержки. По измерениям Бируни плотность золота,
переведенная на современные единицы измерения, равна 19,5, ртути -13,56.
При сравнении с современными данными результаты Бируни оказываются
весьма точными. К сожалению, они стали известны в Европе очень поздно.
Русский консул в Америке Н.Ханыков в 1857 г. нашел рукопись аль-Хазини
под названием «Книга о весах мудрости» В этой книге приведены извлечения
из книги Бируни «Об отношениях между металлами и драгоценными камнями в объеме», содержащие описание прибора Бируни и полученные им результаты.
Сам аль-Хазини продолжал исследования, начатые Бируни, с помощью
специально сконструированных им весов, которые он назвал «весами мудрости».
Замечательны практические указания, приведенные Бируни о воде, применяемой при определениях плотности. Он указывает на необходимость пользоваться водой из одного и того же источника, в одних и тех же условиях «в
связи с воздействием на ее свойства четырех времен года и зависимостью ее
от состояния воздуха». Таким образом, Бируни знал, что плотность воды зависит от содержания в ней примесей и от температуры.
Бируни производил также точные астрономические и географические измерения. Он определил угол наклона эклиптики к экватору и установил его
вековые изменения. Для 1020 г. его измерения дали значение 23°34'0" Современные вычисления дают для 1020 г. значение 23°34'45". Во время путешествия в Индию Бируни разработал метод определения радиуса Земли По
его измерениям, радиус Земли оказался равным 1081,66 фарсаха, т. е. около
6490 км.
Бируни наблюдал и описал изменение цвета Луны при лунных затмениях,
явление солнечной короны при полных затмениях Солнца. Он высказал
мысль о движении Земли вокруг Солнца и считал геоцентрическую теорию
весьма уязвимой. Им было написано обширное сочинение об Индии и переведены на санскритский язык «Начала» Евклида и «Альмагест» Птолемея.
Приведем краткие биографические сведения об этом выдающемся ученом
средневекового Востока. Бируни родился 4 сентября 973 г. в главном городе
Хорезма Кяте и вырос в среде ремесленников, к которой, возможно, принадлежали и его родители. Тяга к знаниям у него появилась весьма рано, и он
уже в юности был тесно связан с научными кругами древнего Хорезма. По
его собственному свидетельству, в возрасте 21—22 лет он «производил астрономические измерения при помощи круга, имевшего в диаметре 15 локтей,
и других необходимых для этого инструментов». В это время в Хорезме произошел государственный переворот, плохо отразившийся на судьбе Бируни,
который вынужден был уехать из Хорезма, проведя на чужбине около десяти
лет. По возвращении Бируни становится одним из государственных деятелей
Хорезма. Вероятно, в эти годы он проводил измерения плотностей металлов
и драгоценных камней. Тогда же он начинает обширную переписку со знаменитым ученым древнего Хорезма Ибн Синой (Авиценной, 980—1037), с
26
которым он обсуждает ряд естественнонаучных вопросов и физику Аристотеля. Бируни резко критикует многие утверждения Аристотеля, тогда как
Ибн Сина выступает в роли защитника Аристотеля.
В 1017 г. властитель Хорасана и Афганистана Махмуд завоевал Хорезм, и
Бируни вместе с другими пленными был отправлен в Газни, где прожил 13
лет. Несмотря на тяжелые условия, Бируни продолжал научную работу,
написав ряд трудов по географии и астрономии, в том числе и знаменитую
«Индию».
К моменту окончания «Индии» положение Бируни изменилось. На прес
тол взошел сын Махмуда Масуд. Он благосклонно относился к Бируни и покровительствовал ему. Ученый по святил Масуду большое сочинение по астрономии и сферической тригонометрии, известное под название «Канон Масуда». Им были написаны также «Минералогия», «Книга о лечебных веществах». Умер Бируни 13 декабря 1048 г. (по другим сведе ниям, в 1050 или
1051 г.). По словам известного советского востоковед И.Ю.Крачковского,
Бируни был энциклопедистом, охватившим весь круг современных ему наук,
в первую очередь математико-физических и почти в такой же мере естественноисторических.
Крупным физиком был современник Бируни египтянин Ибн аль-Хайсам
(965—1039), известный в Европе под именем Алхазена. Его основные исследования относятся к оптике. Алхазен развивает научное наследие древних,
производя собственные эксперименты и конструируя для них приборы. Он
разработал теорию зрения, описал анатомическое строение глаза и высказал
предположение, что приемником изображения является хрусталик. Точка
зрения Алхазена господствовала до XVII в., когда было выяснено, что изображение появляется на сетчатке.
Отметим, что Алхазен был первым ученым, знавшим действие камеробскуры, которую он использовал как астрономический прибор для получения изображения Солнца и Луны. Алхазен рассматривал действие, плоских,
сферических, цилиндрических и конических зеркал. Он поставил задачу
определения положения отражающей точки цилиндрического зеркала по
данным положениям источника света и глаза Математически задача Алхазена формулируется так: по данным двум внешним точкам и окружности, расположенным в одной плоскости определить такую точку окружности, чтобы
прямые, соединяющие ее с заданными точками, образовывали равные углы с
радиусом, проведенным к искомой точке.
Задача сводится к уравнению четвертой степени. Алхазен решил ее геометрически. В дальнейшем задачу Алхазена решали такие крупные ученые
XVII в., как Гюйгенс и учитель Ньютона Барроу.
Алхазен занимался исследованием преломления света. Он разработал метод измерения углов преломления и показал экспериментально, что угол
преломления не пропорционален углу падения. Хотя Алхазен не нашел точной формулировки закона преломления, он существенно дополнил результаты Птолемея, показав, что падающий и преломленный лучи лежат в одной
27
плоскости с перпендикуляром, восстановленным из точки падения луча. Алхазену было известно увеличивающее действие плоско-выпуклой линзы, понятие угла зрения, его зависимость от расстояния до предмета. По продолжительности сумерек он определил высоту атмосферы, считая ее однородной.
В этих предположениях результат получается неточным (до Алхазену, высота атмосферы 52 000 шагов), но сам принцип определения является большим достижением средневековой оптики.
«Книга оптики» Алхазена была переведена на латинский язык в XII в. Однако считалось, что это сочинение – копия труда Птолемея. Только после того как было найдено и опубликовано сочинение Птолемея, стало ясно, что
оптика Алхазена – это оригинальный труд, развивающий достижения древних ученых. То, что Алхазен есть не кто иной, как арабский ученый Ибн альХайсам, выяснилось только в XIX в.
На примере Бируни и Алхазена мы видим, как развивалось экспериментальное естествознание на Востоке. Вместе с такими изобретениями, как механические часы, компас, порох, бумага, перенесенными в Европу арабами, и
античным наследием оно сыграло огромную роль в развитии европейской
цивилизации.
Отметим, что у арабов дальнейшее развитие получила астрономия. Сооружались обсерватории, велись наблюдения за небесными светилами. Мы говорили об астрономических и геодезических измерениях Бируни Крупным
астрономом был внук знаменитого завоевателя Тимура Улугбек (1394—
1449). Он построил в Самарканде обсерваторию, снабдил ее первоклассными
по тому времени инструментами. Им были составлены точный каталог звезд
и таблица движения планет. Результаты наблюдений, вынолненных Улугбеком, характеризуют высокий уровень арабской астрономии.
Астрономические исследования средневековых арабских ученых вместе с
другими достижениями арабской науки и техники становились позднее известными в Европе и стимулировали развитие европейской астрономии.
Специфика науки и научного познания в Средние века
Средневековая наука почти не соответствует описанным здесь ранее критериям научности. Это означало ее безусловный шаг назад по сравнению с
античной наукой. В Средние века проблемы истины решались не наукой или
философией, а теологией (философским учением о Боге). В этой ситуации
наука становилась средством решения чисто практических задач. Арифметика и астрономия, в частности, были необходимы только для вычисления дат
религиозных праздников. Такое чисто прагматическое отношение к средневековой науке привело к тому, что она утратила одно из самых ценных качеств античной науки, в которой научное знание рассматривалось как самоцель, познание истины осуществлялось ради самой истины, а не ради практических результатов.
Поэтому в этом смысле говорить о развитии науки в период раннего Средневековья не приходится – есть только ее упадок. Сохраняются лишь жалкие
остатки того конгломерата научных знаний, которым обладала античность,
28
изложенные в сочинениях тех античных авторов, которые признавались христианской церковью. Пересмотру эти знания не подлежали, их можно было
только комментировать – этим и занимались средневековые мыслители.
Стремление найти для каждой вещи подходящее место в иерархии бытия
четко прослеживается и в тенденции к систематизации и классификации знания – занятии, которое считали своим долгом ученые-схоласты. Очень популярным жанром в научной литературе были сочинения типа энциклопедий.
Тем не менее, в недрах средневековой культуры успешно развивались такие специфические области знания, как астрология, алхимия, ятрохимия,
натуральная магия, которые подготовили возможность образования современной науки. Эти дисциплины представляли собой промежуточное звено
между техническим ремеслом и натурфилософией и в силу своей практической направленности содержали в себе зародыш будущей экспериментальной
науки. Исподволь они разрушали идеологию созерцательности, осуществляя
переход к опытной науке.
В положительную сторону ситуация в средневековой науке стала меняться
в XII веке, когда в научном обиходе стало использоваться все научное наследие Аристотеля. Тогда, естественно, наука столкнулась с теологией и пришла
с ней в противоречие. Разрешением этого противоречия стала концепция
двойственной истины, то есть признание права на сосуществование «естественного разума» наряду с верой, основанной на откровении. Но даже в этих
обстоятельствах еще очень долгое время все опытное знание и выводы, полученные из него методом дедукции, признавались лишь вероятными, обладающими только относительной, а не абсолютной достоверностью. В тех
условиях религиозная картина мира представлялась более очевидной по
сравнению с философско-научной.
Однако постепенно позитивные изменения в средневековой науке набирали силу, и поэтому представление о соотношении веры и разума в картине
мира менялось: сначала они стали признаваться равноправными, а затем, в
эпоху Возрождения, разум был поставлен выше откровения.
В это же время были сделаны первые шаги к механистическому объяснению мира. Появляются понятия пустоты, бесконечного пространства и движения по прямой линии, требование устранить из объяснения телеологический принцип и ограничиться действующими причинами. Конечно, эти понятия еще нельзя считать четко сформулированными и осознанными. Это только подходы, которые дадут свои результаты через триста лет.
Также закладывается новое понимание механики, которая в античности
была прикладной наукой. Античность, да и раннее Средневековье рассматривали все созданные человеком инструменты как искусственные, чуждые
природе. В силу этого они не имели никакого отношения к познанию мира,
так как действовал принцип: «подобное познается подобным». Именно поэтому только человеческий разум в силу принципа подобия человека космосу
(микро- и макрокосмос) мог познавать мир. Сейчас же инструменты считались тождественными природе, ее частью, что открывало возможность ви29
деть в эксперименте средство познания природы, а не просто чудеса и фокусы.
Важным было создание условий для точного измерения. В науке вплоть до
эпохи Возрождения точное измерение природных процессов считалось невозможным. Такое представление восходит к античности, где точность рассматривалась как характеристика только идеальных объектов. Сейчас же
идет бурное развитие астрологии, содержащей в себе зародыши будущей
астрономии и требующей довольно точных измерений. Так начинается математизация физики и физикализация математики, которая завершилась созданием математической физики Нового времени. И не случайно у истоков этой
науки стоят астрономы – Коперник, Кеплер, Галилей.
Весьма существенным фактом для становления средневекового естествознания стал отказ от античной модели совершенства – круга. Она была заменена на модель бесконечной линии, что соответствовало формированию
представлений о бесконечной Вселенной.
Следует также обратить внимание на заметный рост интереса к изучению
античной математики в среде схоластов XIII в., хотя и вызванный причинами
философско-теологического характера. К этому времени раннехристианское
понимание Бога как непознаваемого мистического существа, которое невозможно уподобить чему-то реальному, постепенно утратило свои доминирующие позиции, уступив место рациональным теологическим доктринам, пытавшимся логически доказать существование Бога и привлекавшим для этого
геометрию Евклида, геоцентрическую систему Птолемея, космологию и физику Аристотеля.
В XIII веке впервые местонахождение христианского Бога до сотворения
мира уподобляется пустому геометрическому пространству. В результате
этого весь процесс деяний Бога мог быть выражен математическими закономерностями, а сами деяния становились зримым выражением его воли. Через
эти математические закономерности можно было распознать вечные модели
и первоосновы мира, которым соответствовали явления земной природы, а
также понять красоту божественного творения.
Не менее важными для становления современной науки были религиозные
обряды и ритуалы, подчинявшие жизнь горожан строгому ритму, распорядку, почасовой регламентации; особую роль играли также средневековая школа и университет, которые не только поощряли книжную ученость и усвоение элементов античной науки, но и столетиями прививали нормы логикодискурсивного мышления и искусство аргументации. Это привело к высочайшему уровню умственной дисциплины в эпоху позднего Средневековья,
без чего был бы невозможен дальнейший прогресс интеллектуальных
средств научного познания. К.-Г. Юнг определил средневековую схоластику
как беспрецедентный интеллектуальный тренинг, результатом которого стало формирование чувства абсолютного доверия к логико-математическому
доказательству и его продуктам, да и вообще к любым инструментам познания – вначале теориям, гипотезам, а затем и научным приборам и экспери30
ментам. Так возникла вера в их истинность, адекватность реальности, ощущение интеллектуальной силы, основанной на знании.
Эта линия просматривается уже с Р. Бэкона, но только Галилей впервые
объединяет эксперимент с математикой рассматривая математические
а6стракции как законы, управляющие физическими процессами в мире опыта. Это – новое возвращение к античной математической научной программе,
наивно реалистически отождествлявшей элементы теории и физической реальности. Доверие к показаниям органов чувств, к образам-символам, сакральным (божественным) образцам переносится на результаты доказательства, продукты интеллектуальной деятельности. Именно здесь – корни веры в
безграничные возможности математических методов, убеждения, что мир
можно представить в виде машины.
Кстати, средневековая изощренность в логике тесно связана с дальнейшим
развитием человеческого мозга, его левого полушария, отвечающего за рациональность нашего мышления, что также было немаловажным для последующего развития современной математизированной науки.
Однако средневековое мировоззрение постепенно начинает ограничивать и
сдерживать развитие науки. Поэтому, прежде чем появилась наука Нового
времени, необходима была смена мировоззрения, которая произошла в эпоху
Возрождения.
Революция в мировоззрении эпохи Возрождения
Эпоха Возрождения сделала огромный вклад в развитие научной мысли,
благодаря новому пониманию места и роли человека в объективном мире.
Человек стал пониматься отныне не как природное существо, а как творец
самого себя, что и выделяет его из всех прочих живых существ. Человек становится на место Бога: он сам свой собственный творец, он владыка природы. Эта мысль была чужда языческой Греции, так как для нее природа – это
то, что существует само по себе, что никем не создано. Более того, для античной науки небесные тела есть нечто принципиально отличное от земного
мира, это божественные существа, и создать их с помощью орудий и небесного материала было бы равносильно созданию богов, – мысль, кощунственная для античности.
Для Средневековья в возможности создания светил нет ничего кощунственного: христианство снимает с природного начала его сакральный характер и светила мыслятся как созданные, только не человеком, а Богом.
Возрождение делает следующий шаг – человек чувствует себя божественным. Поэтому в эту эпоху столь символическое значение получает фигура
художника; в ней наиболее адекватно выражается самая глубокая ренессансная идея – идея человека-творца, человека, вставшего на место Бога. Поиному относится Возрождение и к деятельности. Античность предпочитала
созерцание, считая, что оно приобщает человека к сущности природы, к вечному. Средние века делали упор на деятельность в нравственно-религиозной
сфере, которая, по сути, сродни созерцанию. Возрождение придает человече31
ской деятельности оттенок сакральности (божественности): человек не просто удовлетворяет свои земные нужды, он творит мир, красоту, самого себя.
Поэтому в эпоху Возрождения впервые снимается граница между наукой
как постижением сущего и практически-технической деятельностью. Идет
стирание граней между теоретиками-учеными и практиками-инженерами.
Художник и ученый подражают не только созданиям Бога, но и Его творчеству. Создавая вещи, так же как Бог создал мир, они делают это не наобум, а
стремятся увидеть законы построения этих вещей.
Окончательно формируется сознание, прямо противоположное античному:
если для древнегреческого философа предел выше беспредельного, форма
совершеннее материи, завершенное и целое прекраснее незавершенного и
бесконечного, то для ученого Возрождения беспредельное (возможность, материя) совершеннее формы, ставящей пределы и границы, бесконечное предпочтительнее перед имеющим конец, становление и непрерывное превращение (или его возможность) выше того, что неподвижно.
Новый взгляд на мир и человека позволил сделать выдающиеся открытия и
создать новые теории, ставшие прологом научной революции, в ходе которой
оформилось классическое естествознание. Так были сделаны открытия Николая Коперника и Джордано Бруно, давшие миру гелиоцентризм и идею
бесконечности Вселенной. Это пока еще были, скорее, гениальные догадки,
требовавшие как естественнонаучного, так и философского обоснования.
Именно эта проблема станет ключевой в ходе научной революции XVIXVII вв., создавшей современную науку.
Новая же научная программа, ставшая завершением Ренессанса и открывшая европейское экспериментальное и математическое естествознание Нового времени, была создана Галилео Галилеем. Он же сформулировал первостепенные методологические и философские принципы, которые легли в основу развития всего европейского мировоззрения и науки Нового времени.
ПРЕДСТАВИТЕЛИ НАУЧНОЙ МЫСЛИ
ВОСТОЧНОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
32
Рис.1 Абу Наср ал-Фараби
Рис.2 Ибн-Син
Рис.3 Мухаммед ибн Ахмед аль-Бируни
33
Рис.4 Одна из рукописных копий книги Аль Хазини
Рис.5 Ибн аль-Хайсам
Часть 2
ФИЛОСОФИЯ И НАУКА НОВОГО ВРЕМЕНИ
Философия и наука Нового времени: основные гносеологические проблемы
– предмет и методы научного знания. Достижения науки Нового времени.
Наука – это исторически сложившаяся форма человеческой деятельности,
направленная на познание и преобразование объективной действительности,
одновременно – это и система знаний, и их духовное производство, и практическая деятельность на их основе.
Семнадцатый век открывает новый период в развитии философии, который принято называть философией Нового времени. Начавшийся еще в эпоху Возрождения процесс разложения феодального общества расширяется и
углубляется в XVII веке.
В последней трети XVI - начале XVII века происходит буржуазная революция в Нидерландах, сыгравшая важную роль в развитии капиталистических отношений в буржуазных странах. С середины XVII века (1640-1688)
буржуазная революция развертывается в Англии, наиболее развитой в про34
мышленном отношении европейской стране. Эти ранние буржуазные революции были подготовлены развитием мануфактурного производства, пришедшего на смену ремесленному труду.
Развитие нового буржуазного общества порождает изменение не только в
экономике, политике и социальных отношениях, оно меняет и сознание людей. Важнейшим фактором такого изменения общественного сознания оказывается наука, и, прежде всего, экспериментально-математическое естествознание, которое как раз в XVII переживает период своего становления: не
случайно XVII век обычно называют эпохой научной революции.
В XVII веке разделение труда в производстве вызывает потребность в рационализации производственных процессов, а тем самым – в развитии науки,
которая могла бы эту рационализацию стимулировать.
Развитие науки Нового времени, как и социальные преобразования, связанные с разложением феодальных общественных порядков и ослаблением
влияния церкви, вызвали к жизни новую ориентацию философии. Если в
средние века она выступала в союзе с богословием, а в эпоху Возрождения –
с искусством и гуманитарным знанием, то теперь она опирается главным образом на науку.
Поэтому для понимания проблем, которые стояли перед философией XVII
века, надо учитывать: во-первых, специфику нового типа науки – экспериментально-математического естествознания, основы которого закладываются
именно в этот период; и, во-вторых, поскольку наука занимает ведущее место
в мировоззрении этой эпохи, то и в философии на первый план выходят проблемы теории познания – гносеологии.
Важнейшая отличительная черта философии Нового времени по сравнению со схоластикой – это новаторство. Но следует особо подчеркнуть, что
первые философы Нового времени были учениками неосхоластов. Однако
они со всей силой своего ума, и души стремились пересмотреть, проверить
на истинность и прочность унаследованные знания. Критика “идолов” у Ф.
Бэкона и метод сомнения Р. Декарта в этом смысле не просто интеллектуальные изобретения, а особенности эпох: пересматривалось старое знание, для
нового звания отыскивались прочные рациональные основания. Поиск рационально обосновываемых и доказуемых истин философии, сравнимых с истинами науки, – другая черта философии Нового времени.
Рост социальной значимости класса, связанного с развитием хозяйственной и промышленной жизни, развитие научного, в частности естественнонаучного, познания, опирающегося на эмпирию и опыт, составляет социальную
и гносеологическую основу, из которой возникла и черпала силы как конкретная философия Бэкона, так и вообще вся философия Нового времени.
Для формирования науки Нового времени, в частности естествознания, характерна ориентация на познание реальности, опирающейся на чувство. Поворот к чувственному познанию действительности, с которым мы уже встречались в эпоху Ренессанса, проносит с собой небывалый рост фактических
35
данных в различных областях как формирующейся науки, так в производственной и социальной (ремесленной) практики.
Формирование естествознания в этот период связано с тенденцией познания не единичных, изолированных факторов, но определенных систем, целостностей. Одновременно перед философами и ученым встает вопрос о
сущности и характере самого познания , что проводит к повышенной значимости гносеологической ориентации новой философии.
Ориентация на чувственность и практичность познания не является, однако, единственной выразительной чертой формирующейся науки Нового времени, которая повлияла на характер мышления того времени. Стремление к
систематизации, количественный рост и усиливающаяся дифференциация
познания вызывают развитие теоретического мышления, не только ищущего
причинно-следственного (связанного с законами) объяснения взаимосвязи
между отдельными явлениями и областями явлений, но и стремящегося к созданию целостного образа мира, опирающегося на новую науку и ее данные.
Как эмпирическое, так и рациональное познание ведут к развитию науки как
целого, формируют ее характер и проецируются на складывающиеся основные направления философского мышления Нового времени (Бэкон, Декарт).
Человек пытается найти ответ на наиболее общие и глубокие вопросы: что
представляет собой окружающий мир и каково место и предназначение в нем
человека? что лежит в основе всего существующего: материальное или духовное? подчинен ли мир каким-либо законам? может ли человек познать
окружающий мир, что представляет собой это познание? в чем смысл жизни,
ее цель? Такие вопросы называют мировоззренческими. Человек может опираться на жизненный опыт и здравый смысл, на веру в сверхъестественное
или на научные знания, разум, логику.
Основная проблема философии Нового времени – проблема познания,
научных методов, общественного устройства.
На первый план выходят проблемы гносеологии. Гносеологическая философия состоит в изучении познавательного отношения в системе “мирчеловек”. Теория познания рассматривается как отношение объекта и субъекта познания, выявляется связь чувственного и рационального, исследуются
проблемы истины и другие гносеологические вопросы.
Два основных направления философии Нового времени:
1. Эмпиризм – направление в теории познания, которое признает чувственный опыт как единственный источник знаний.
а) идеалистический эмпиризм (представители Дж. Беркли (1685-1753),
Д. Юм (1711-1776). Эмпирический опыт – совокупность ощущений и представлений, величина мира равна величине опыта;
б) материалистический эмпиризм (представители Ф. Бэкон, Т. Гоббс) – источник чувственного опыта – существующий внешний мир.
2. Рационализм (лат. разумный) выдвигает на первый план логическое
основание науки, признает разум источником познания и критерием его истинности.
36
В рационалистической философии проблемы теории познания рассматривались под углом зрения взаимодействия субъекта и объекта. Однако в рамках указанной традиции трактовка понятий «субъект» и «объект» существенно менялась. В докантовской философии под субъектом познания понимали
единично оформленное бытие, человеческого индивида. Под объектом – то,
на что направлена познавательная деятельность и что существует в сознании
субъекта в виде идеальных мыслительных конструкций. Кант перевернул отношения объекта и субъекта. Кантовский субъект – это духовное образование, то, что лежит в основе предметного мира. Объект же – продукт деятельности этого субъекта. Субъект первичен по отношению к объекту. В немецкой классической философии субъект предстает как надындивидуальная развивающаяся система, сущность которой состоит в активной деятельности. У
Канта, Фихте, Гегеля эта деятельность рассматривалась, прежде всего, как
духовная активность, которая порождала объекты. У К. Маркса эта деятельность носила материально чувственный характер, была практической. Субъект – носитель материального целенаправленного действия, связывающего
его с объектом. Объект – предмет, на который направлено действие. Это обусловлено тем, что Исходная характеристика субъекта – активность, понимаемая как самопроизвольное, внутреннее детерминированное порождение материальной и духовной энергии. Объект же это предмет приложения активности. Активность человека носит осознанный характер и, следовательно,
она опосредуется целеполаганием и самосознанием. Свободная деятельность
есть высшее проявление активности. Таким образом, субъект – это активное,
самодеятельное существо, осуществляющее целеполагание и преобразование
действительности. Объект – это сфера приложения активности субъекта. Различия между объектом и субъектом относительны. Субъект и объект – это
функциональные категории, которые означают роли различных явлений в тех
или иных ситуациях деятельности. Индивид, если он активно воздействует на
окружающих, - субъект, а если на него воздействуют другие, то он превращается в объект.
И так, в период Нового времени впервые феномен науки был осмыслен в
гносеологических системах эмпиризма и рационализма. Наука понималась
как система истинных знаний, интерес философов был направлен на уяснение соответствия знаний о предметной области той совокупности объектов,
относительно которой эти знания были получены. Эмпиристы провозглашали тезис – «все знание из опыта»; рационалисты видели источник знания в
разуме (отчасти в качестве врожденных идей или же принципах познания , а
также в интеллектуальных операциях разума). Синтезировать крайности
обоих взглядов на познание попытался И. Кант, поставивший вопрос о познании от лица всей науки, а не обыденного познания. Своими знаменитыми
«критиками» Кант наметил исторически перспективную программу исследования науки в его соотнесенности с культурой.
Большое значение для становления рациональности сыграло пристальное
внимание к методологии познания: к размышлению над процедурами полу37
чения, построения, организации, проверки и обоснования научных знаний. С
развитием опытного естествознания в период Нового времени на первый
план вышли индуктивные методы познания, которые со времен Ф. Бэкона –
родоначальника европейских опытных наук, были усовершенствованы и сведены к основным процедурам установления какого-либо явления в качестве
причины другого явления.
Непосредственными провозвестниками и идеологами нарождающейся
науки были Ф. Бэкон и Р. Декарт. Главное внимание обоими мыслителями
было выделено методу и проблеме истины. «Чудесной наукой», которая осенила экзальтированный ум Декарта, была «Всеобщая математика» как образец для всех других наук. На основе этой идеи Декарт стал тщательно продумывать идею общего аналитического метода, состоящего в разделении любого затруднения на его составные части и в последующем продвижении от
самого простого к более сложному, предполагая порядок даже и там, где
объекты мышления вовсе не даны в их естественной связи. Так, в «Правила
для руководства ума» ярко выразилось стремление Декарта создать единый,
всемогущий и универсальный аналитический метод, который позволил бы
унифицировано рассматривать любые частные проблемы вне зависимости от
их содержания. Поэтому к области математики, например относятся только
те науки, в которых рассматривается либо порядок, либо мера, и совершенно
несущественно, будут ли это числа, фигуры, звезды, звуки или что-нибудь
другое, в чем отыскивается эта мера. Иными словами, осознание математики
как универсального языка науки, желание свести философию к физике, физику к математике , а качественные различия к количественным отношениям,
преобразовать наличные знания о мире в единообразную систему количественных закономерностей – наиболее характерные черты естествознания
Нового времени.
Говоря о генезисе классической науки, Ф. Энгельс отмечал, что она зародилась в XVI веке. Под классической наукой он понимал представления о
мире, которые в отличие от спорадических догадок прошлого достигли систематического изложения. Открытия XVI в, прежде всего гелиоцентрическая система Коперника, стали исходным пунктом механики XVII в. Схематично движение мысли идет от Коперника через Галилея (космическая инерция, законы падения), Кеплера (орбиты планет), Декарта (прямолинейная
инерция) прямо к Ньютону.
Философия, - писал Галилей, - написана в величайшей книге, которая постоянно открыта нашим глазам (Я говорю о Вселенной), но нельзя её понять,
не научившись понимать язык и различать знаки, которыми она написана.
Написана же она языком математики, и знаки ее суть треугольники, круги и
другие математические фигуры.
Тщательно продуманный эксперимент, отделение второстепенных факторов от главного в изучаемом явлении – существенная сторона научной практики Галилея. Он обогатил прикладную оптику своим телескопом, с помощью которого наблюдаемые им планеты не походили на идеальные тела из
38
небесной материи, и Галилей с решительностью «разбивал» кристалл небес ,
нанося, так сказать, экспериментальный удар по мысли перипатетиков и теологов о совершенстве и неизменности неба, о противопоставлении «земного»
и «небесного».
Таким образом, фундаментальными идеями науки о природе были идеи
однородности пространства (Галилей), однородности вещества (Декарт).
Единство мира как раз и задавалось совокупностью этих принципов. Из них
же проистекал универсализм мыслителей XVII в. Так, Декарт утверждал, что
легче выучить все науки, чем отделить одну их них от другой. Он возражал
против разделения труда в науке. Но, по большому счету, XVII дал только
одну универсальную механическую систему – «Принципы философии» Декарта. Мир в понимании и изображении ученых того времени лишен каких
либо красок, он геометрически четок, математически ясен, В системе мира
объект познания представляется жестким, неизменным, а связи его с другими
объектами или его собственные внутренние связи мыслятся однозначными.
Никакой автономией в рамках системы элемент не обладает. Все связи равноценны по всей природе, все необходимы. Зная начальные параметры мира
и закон их изменения, можно дать однозначный ответ о его состоянии в любой отдаленный момент времени. В этом заключается новая форма познания
мира – научное познание.
Взаимодействие философии и науки в Новое время
В каждый исторический период в понятии науки выражается самосознание
науки, в нем воплощено исторически обусловленное понимание идеала
научного знания, способов его обоснования, целей и средств – одним словом,
всего того, что отличает науку от других форм общественного сознания. Раскрыть содержание понятия науки невозможно, не обращаясь как к конкретному анализу истории самой науки, так и более широкой системе связи между наукой и обществом, наукой и культурой: наука живет и развивается в
тесном контакте с культурно-историческим целым.
Рассмотрим становление науки в период Нового времени кратким обзором
философских взглядов на науку наиболее выдающихся представителей того
времени:
Леонардо да Винчи
Великий Леонардо да Винчи (1452-1519) имел настолько универсальный
круг интересов, что практически нельзя назвать область деятельности, которую он бы не затронул. Естественно, не обошел он своим вниманием и философию, более того, король Франциск I называл его «величайшим философом». Применительно к теме данной работы интересны его представления об
опыте и знаниях. В процессе обучения в мастерской Верроккьо (1470) формируется его представление об опыте. Понятие опыта как направленной на
познание практической деятельности сочетается с пониманием того, что никакое человеческое исследование не может привести к истинному знанию,
если оно не опирается на математические доказательства. С его точки зрения,
простого опытного наблюдения недостаточно, так как природа содержит от39
ношения, не познаваемые опытным путем. Отношения эти могут быть поняты в том случае, если причины их будут раскрыты в «умозрительном рассуждении». Природа, по представлениям Леонардо да Винчи, изобилует бесконечным числом причин, которые никогда не проявлялись в опыте; любое
наше знание берет начало от чувства; чувства имеют земную природу, разум
находится вне, созерцая их; наука – это капитан, практика – матросы.
Для познания природы Леонардо отталкивается от опыта. Природа предоставляет чувствам результаты, скрывая причины. Для вскрытия причин человек прибегает к «умозрительным рассуждениям», для проверки которых снова обращается к опыту. Для выявления причин используется «математика» –
наука, которая вскрывает отношения необходимости между различными явлениями, то есть причины, которые «никогда не проявлялись опытным путем».
Таким образом, Леонардо можно считать методологическим предшественником аналитико-синтетического метода Галилея, хотя и не все историографы согласны с такой трактовкой.
Бернандино Телезио
Бернардино Телезио (1509–1588), итальянский философ-натуралист, в своей основной работе «О природе вещей согласно ее собственным началам»
выдвинул тезис о выделении физики как строго автономной области знания.
Уже название его труда говорит о том, что природа в себе самой имеет принципы своего строения и объяснения этих принципов. Не отрицая наличия
трансцендентного Бога, души и прочих метафизических категорий, Телезио
разграничивает физику и метафизику. В отличие от физики Аристотеля, которая основывалась на метафизических построениях, физика Телезио основывается на чувственном восприятии природы. Человек сам является частью
природы, и, следовательно, имеет возможность познать природу через чувство. Такое направление можно охарактеризовать как натуралистическую редукцию.
Используя натуралистическую редукцию для объяснения природной реальности, Телезио конструирует свою физику. В ее основе находятся три
начала – тепло, холод и телесная масса. Для объяснения человека как мыслящей части природы Телезио вводит «дух, производный от семени». Этот
дух не является душой, о чем он специально говорит, так как метафизическая
бессмертная душа не имеет отношения к объяснению чувственной природы.
Телезио не отрицает разум как инструмент познания, так как только разум
может сравнить чувственные ощущения, воспринимаемые в различные моменты времени. Тем не менее, чувства вызывают у него больше доверия,
нежели разум, так как воспринятое чувствами не нуждается в дальнейших
исследованиях. С точки зрения Телезио, даже математика основана на чувствах. Рассматривая соотношение божественного и природного, Телезио считает Бога творцом природы и ее законов, но отрицает необходимость обращения к Богу в физическом исследовании. Позже эти мысли находят развитие в трудах Галилея.
40
Николай Коперник
Польский астроном Николай Коперник (1473–1543) прежде всего известен
как автор гелиоцентрической тории строения мира. Но его значение в истории научного познания не исчерпывается технической реформой в астрономии. В своей основной работе «Об обращениях небесных сфер» Коперник не
просто исключает Землю из центра Вселенной. Основное противоречие между церковью и учением Коперника заключалось в том, что Коперник претендовал на реалистичность своей теории, а не на инструменталистский подход
к ней, но ее исключительно инструментальный характер предотвращал
нападки на нее со стороны церкви. Рассматривая теорию Коперника не только как удобный инструмент для описания движения небесных тел, но как реалистическую концепцию строения мира, его последователи непременно
входили в конфликт с буквой и духом Библии.
Период времени от работ Коперника до Ньютона обычно называют «научной революцией», и Коперник стоял у ее истоков. Исключение Земли из центра Вселенной изменило не только астрономию, но также и философию. После работ Джордано Бруно о множественности миров потребовалось найти
новое местопребывание Бога. Вместе с этим меняется и сам образ науки.
Наука более не является принадлежностью отдельного просвещенного мага
или комментарием к авторитету Аристотеля. Целью науки является раскрытие и исследование окружающего нас природного мира. При этом научное
знание претендует на реализм, то есть описание действительных законов
окружающей нас природы, а не просто на введение удобных инструментов
для расчетов, оторванных от реальности.
Галилео Галилей
Итальянский ученый-астроном Галилео Галилей (1564-1642) формулирует
теоретическое различие между суждениями веры и науки, важное для нас в
спекте заявленной проблемы – проблемы взаимоотношения философии и
науки. Священное Писание и вера показывают человеку «как попасть на
небо», но при этом почти ничего не говорит о том, «как перемещается небо.
На этот второй вопрос дает ответ научное знание. При этом научное знание
является нейтральным по отношению к вопросам духовных и религиозных
ценностей, а вера не должна рассматривать Библию как источник точных
фактических знаний об окружающем нас мире. Таким образом провозглашается автономия научного знания относительно Священного Писания. Наука и
вера у Галилея несоразмерны, но вполне могут сосуществовать.
Рассмотрим образ науки у Галилея. Прежде всего, наука более не служанка
веры, она имеет самостоятельное значение. Основы и задачи науки и веры
отличаются. Более того, наука должна стать независимой от оков догматизма, слепого преклонения перед древними авторитетами. Для определения истинности или ложности того или иного положения следует использовать доказательства, а не бумажные ссылки на авторитеты. При этом такой подход
не означает полного отказа от традиций и наследия того же Аристотеля. Сле41
дует только отделить истинно научные доказательства, опирающиеся на чувственные опыты, от оторванных от действительности рассуждений.
Галилей воспринимает науку в стиле реализма. Рассуждая более как физик,
нежели как математик, он считает научное знание описание реальной действительности, а не просто набором инструментов для практических расчетов. В этом заключается основное противоречие между Галилеем и церковью.
Наука будет в состоянии дать достоверное описание действительности
только в том случае, когда она будет в состоянии различить субъективные и
объективные свойства тел. Объективность науки состоит в том, что она оперирует количественными характеристиками тел, не зависимыми от наблюдающего их субъекта, доступные исчислению и измерению. Субъективные
качества тел (к ним Галилей относил в том числе цвет, запах, вкус) не являются предметом науки. Объективная и доступная измерениям наука о действительности возможна, так как природа, с точки зрения Галилея, написана
на языке математики.
Галилей также формулирует научный метод, следуя которому можно получить объективные научные знания. Сочетание чувственного опыта с необходимыми доказательствами образует научный опыт – эксперимент. Отличие
эксперимента от простого пассивного наблюдения заключается в том, что
эксперимент проводится для подтверждения или опровержения какой-либо
гипотезы. В результате происходит формирование научной теории, подтвержденной экспериментально. Следует отметить, что Галилей широко использовал также мысленные эксперименты, часто невыполнимые на практике.
Такие эксперименты вполне оправданы в случае использования их с критической или эвристической точки зрения.
Галилей использовал подзорную трубу в качестве инструмента научного
исследования. Это являлось революционным шагом, так как до того механические приборы не признавались научной средой как средства, способные
расширить наше представление о мире. Велик вклад Галилея в преодоление
барьеров на пути внедрения инструмента в научное исследование. Он превратил подзорную трубу из простого предмета в решающий элемент научного знания. Несовершенство человеческих чувств может быть преодолено использованием научных приборов, расширяющих возможности познания.
Галилея можно назвать теоретиком гипотетико-дедуктивного метода в
научном познании. Он продолжил научную революцию, которая будет завершена Ньютоном.
Иоганн Кеплер
Иоганн Кеплер (1571-1630) значительно подправил теорию Коперника,
впервые введя понятие не круговых, а эллиптических орбит . Являясь математиком-неоплатоником, Кеплер считал, что Бог создал математически гармоничный мир, и долг ученого – вскрыть математические закономерности,
лежащие в основе мироздания. В поиске разгадки математической и геометрической гармонии мира заключалась вся деятельность Кеплера.
42
В работах «Новая астрономия» (1609), «Сокращение коперниковой астрономии» (1618) и «Гармония мира» (1619) Кеплер выводит три закона движения планет, сохранившиеся в таком виде до наших дней. Открытие им этих
законов (работа над исчислением орбиты Марса заняла десять лет) является
образцом истинно научного поиска, актуальным и по сей день. Кеплер из-за
слабого зрения не в состоянии был проводить собственные наблюдения, он
пользовался весьма точными данными, оставленными ему его предшественником Тихо Браге. Пытаясь предсказать положение Марса на основании его
многолетних наблюдений, Кеплер приходит к революционному выводу о
том, что видимое движение планет нельзя объяснить круговыми орбитами.
Овальные орбиты были так же отвергнуты ученым. Только считая орбиты
эллиптическими, можно было добиться соответствия расчетных и наблюдаемых данных.
Выдвигая гипотезу за гипотезой, Кеплер осуществлял их экспериментальную проверку до тех пор, пока не достиг приемлемого результата. Все гипотезы, не прошедшие экспериментальной проверки, отвергаются. В результате
появляется научная теория, подтвержденная экспериментальными фактами и
способная адекватно описывать действительность. Николай Коперник совершил качественную революцию в астрономии, Иоганн Кеплер произвел ее
на количественном уровне. Гелиоцентрическая система мира показала свою
практическую прикладную ценность в качестве инструмента для расчетов.
Открытие трех законов Кеплера является и теперь образцом истинно научного исследования. Недюжинная сила воображения, необходимая для выдвижения гипотез, сочетается у него с самым критическим контролем над их
корректностью. Результатом является математически научная теория, имеющая как огромное познавательное, так и практическое значение, актуальное и
до наших дней.
Фрэнсис Бэкон
Собственный метод Фрэнсиса Бэкона (1561-1626) опирается на его концепцию новой индукции, которая выступает средством, в частности, для познания формы. Познание форм образует, собственно, предмет метафизики,
тогда как исследование движущей и материальной причины, так же как
скрытого процесса и скрытой структуры, образует предмет физики.
Ф. Бэкон подверг резкой критике идеал знания магов и алхимиков. Считая,
что наука является той силой, которая способна изменить природу и человека, он относился к научному знанию как к коллективному общественному
достоянию. Истинно научное знание, в отличие от магического знания, добывается через опыт и подвержено контролю, а не является уделом немногих
посвященных. Магия является инструментов господства над другими людьми, наука же должна приносить пользу людям. Человек в свете этого становится у Бэкона не разумным животным, а слугой и интерпретатором природы. Силой же, при помощи которой человек способен изменять природу, является научное знание.
43
Для проведения исследования Бэкон формулирует процедуру, состоящую
из двух частей. «Первая состоит в извлечении аксиом из опыта, вторая – в
выведении новых экспериментов из аксиом». Для извлечения аксиом из опыта Бэкон предлагает использовать метод индукции, но «законной и истинной
индукции, дающей ключ к интерпретации». Для поиска форм природных явлений вводятся три таблицы – таблица присутствия (перечень случаев, где
наличествует рассматриваемое явление), таблица отсутствия (перечень случаев, где рассматриваемое явление отсутствует) и таблица степеней (перечень случаев, в которых рассматриваемое явление представлено в большей
или меньшей степени). Имея такие таблицы, Бэкон переходит к индукции,
следуя процедуре исключения (он использовал термин элиминация).
Таким образом, Бэкон идет путем, отличным как от чистого эмпиризма,
так и от чистого рационализма.
Рене Декарт
Основатель современной философии - выдающийся французский философ
Рене Декарт (1596-1650) сосредотачивает свое внимание на построении фундамента нового здания философии. В качестве основы для него должен быть
разработан новый научный метод рассуждений, который и станет началом
нового знания.
По его утверждению, философское знание должно удовлетворять требованиям истинности, его следует обосновывать, причем настолько убедительно,
что оно был приемлемым для всякого критика и скептика. Раз так, то оно
должно быть ясным, очевидным. Именно в этой связи Декарт приводит свое
знаменитое: «Я мыслю, следовательно, существую». Две вещи очевидны, я
существую и я мыслю. Исходная точка философии Нового времени – мыслящий субъект, человек разумный.
С точки зрения Декарта, Галилей не предложил метода, способного проникнуть к корням философии и науки. Такую задачу ставит перед собой Декарт. В его «Правилах для руководства ума» и «Рассуждении о методе» содержатся «четкие и легкие правила, которые не позволят тому, кто ими будет
пользоваться, принять ложное за истинное и, избегая бесполезных умственных усилий, постепенно увеличивая степень знания, приведут его к истинному познанию всего того, что он в состоянии постичь».
В своей работе он выдвинул формулировку четырех, достаточно простых и
понятных фундаментальных правил. Они разделяют любое строгое исследование на последовательные этапы, типичные для математики и геометрии.
Следуя им, можно быть уверенным в том, что полученные с помощью метода
результаты будут истинными и объективными.
Пользуясь своим методом, Декарт заложил основы аналитической геометрии, ввел понятия переменной величиной и функции, обнаружил закон сохранения импульса, ввел представление о рефлексе, объяснил движение и
образование небесных тел вихревым движением материальных частиц.
Исаак Ньютон
44
Исаак Ньютон (1642-1727), один из крупнейших ученых Нового времени,
завершил создание классической физики. Наиболее известным его сочинением являются «Математические начала натуральной философии» (1687). В
начале третьей книги «Начал» Ньютон формулирует четыре «правила философского рассуждения». Это методологические правила, которым должно
подчиняться научное исследование. При этом ставится вопрос не «что искать», а «как искать».
«Не следует допускать причин больше, чем достаточно для объяснения видимых природных явлений». Это аналог бритвы Оккама в отношении научных теорий. Согласно Ньютону, «природа проста и не роскошествует излишними причинами вещей». Онтологический постулат простоты природы обосновывает первое методологическое правило Ньютона.
«Одни и те же явления мы должны, насколько возможно, объяснять теми
же причинами». Это выражение второго онтологического постулата о единообразии природы. На нем же базируется третье правило:
«Свойства тел, не допускающие ни постепенного увеличения, ни постепенного уменьшения и проявляющиеся во всех телах в пределах наших экспериментов, должны рассматриваться как универсальные». Природа является
простой и единообразной. На основе чувственного опыта возможно установить основные свойства тел, такие как протяженность, твердость, непроницаемость, движение. Все эти свойства можно вывести из ощущений с использованием индуктивного метода. Согласно Ньютону, индукция является единственной действенной процедурой для формирования научных суждений.
Это закреплено в четвертом правиле:
По его убеждению, экспериментальной философии суждения, выведенные
путем общей индукции, следует рассматривать как истинные или очень
близкие к истине, несмотря на противоположные гипотезы, которые могут
быть вообразимы, – до тех пор, пока не будут обнаружены другие явления,
благодаря которым эти суждения или уточнят, или отнесут к исключениям.
Здесь же следует упомянуть известное методологическое высказывание
Ньютона о природе сил тяготения: «По правде говоря, мне еще не удалось
вывести причину этих свойств тяготения, гипотез же я не измышляю». Это
следует понимать таким образом, что из наблюдаемых фактов невозможно
определить сущность сил тяготения. Индуктивно выводится закон всемирного тяготения тел, но вопрос, почему этот закон именно такой, а не иной, не
имеет ответа, опирающегося на факты. Прибегать же к метафизическим гипотезам, не опирающимся на чувственно наблюдаемые явления, означает отрываться от реальности. Физика Ньютона исследует не сущности, а функции,
она не доискивается до сути тяготения, но довольствуется тем, что оно существует и объясняет движение как небесных тел, так и земных объектов. Вопрос о сущности вещей выносится Ньютоном за пределы экспериментальной
философии. В случае выдвижения гипотезы она должна быть обоснована и
подтверждена наблюдаемыми фактами и экспериментами, неконтролируемое
измышление же метафизических допущений не является научным.
45
Блез Паскаль
Блез Паскаль (1623–1662), известный как создатель первого прообраза современных компьютеров, так же, как и Галилей, считал необходимой демаркацию научного знания и религиозной веры. В теологических вопросах господствует принцип авторитета Священного Писания. «Авторитет фундаментален для теологии, в ней он неотделим от истины…сообщить абсолютную
точность вещам, решительно непонятным для разума, – значит отослать к
написанному в священных книгах… Основы веры запредельны для природы
и разума» [1. С. 413].
Что же касается естественных наук, тут, по мнению Паскаля, должен
властвовать разум. А там, где властвует разум, там должен быть прогресс.
Все науки должны развиваться, оставляя потомкам знание более совершенное, чем полученное от предков. В отличие от вечных божественных истин,
продукты человеческого разума непрерывно находятся в развитии. Нежелание принимать новое в науке приводит к стагнации и параличу прогресса.
Паскаль пишет: «Древние использовали истины, полученные в наследство,
как средства для получения новых» и призывает последовать их примеру.
Древние знания рассматриваются им как ступеньки в новым достижениям, и
возникновение новых идей и концепций вовсе не означает неуважения к
древним авторитетам, а наоборот является продолжением непрерывного прогрессивного развития науки.
Итак, научное знание является автономным и отлично от веры. В работе
«О духе геометрии и об искусстве убеждать» Паскаль говорит о том, что
научные доказательства являются убедительными в том случае, когда они
уважают геометрический метод.
Паскаль говорит о наличии другого метода, геометрического, который «не
определяет и не доказывает всего, но он допускает только ясное и постоянное в природном свете, и совершенно верно, ибо утверждает природу в отсутствие доказательств». Для такого идеального метода им вводятся следующие три правила:
«Необходимые правила дефиниций. Не принимать двусмысленных терминов без определения. Использовать в дефинициях только уже известные термины.
Необходимые правила доказательств. Доказывать все положения, используя лишь самые очевидные аксиомы, доказанные утверждения. Не злоупотреблять двусмысленностью терминов, не пренебрегать мысленными подстановками дефиниций, уточняющими или разъясняющими смысл».
Иммануил Кант
Иммануил Кант (1724-1804) является сторонником философии просвещения. В центре внимания его философии – человек и вопрос: что я могу знать?
Прежде всего рассуждать о других вопросах, считает Кант, надо разобраться
с тем, как получается знание, почему вообще оно возможно, почему возможна наука. По Канту, наука, искусство, мораль возможны благодаря уникальным способностям души (сознания) человека.
46
На основе своей философии он выдвигал гипотезу о происхождении планетных систем по закону механики Ньютона. Его главная идея состоит в том,
что планетная система имеет свою историю. На основе этой идеи в естествознании введено понимание и становление науки диалектики. Как просветитель он был придержан к идее свободы, но он не мог совместить свободу и
наличие жестких механических законов Ньютона.
Схематически сам Кант изображал свою философскую систему в виде таблицы, на которой даны три фундаментальных принципа, благодаря которым
человек является тем, чем он является – социальным существом. Эти принципы Кант назвал априорными, что в переводе с латинского означает предшествующие опыту.
Литература по теме
1. Рузавин Г.И. Философия науки: учебное пособие для студентов высших
учебных заведений. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. – С. 69 – 84.
2. Кохановский В.П. [и др.]. Философия науки в вопросах и ответах. - Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 77 – 84.
3. История и философия науки / Под ред. С.А. Лебедева. – М.: Академический проект, Альма-Матер, 2007. – с. 8 – 100.
4. Канке В.А. Философия науки: краткий энциклопедический словарь. –
М.: Изд. «Омега-Л», 2009.
5. Рассел Б. История западной философии Гл VI. Развитие науки (прилагается).
Часть 3
ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ НАУКИ
Классический, неклассический и постнеклассический этапы развития
науки. Экстернализм и интернализм как принципы генезиса науки. Проблема периодизации истории науки.
Как своеобразная форма познания, а именно, как специфический тип духовного производства и социальный институт, наука возникла в Европе, в
Новое время, в XVI – XVII вв. в эпоху становления капиталистического способа производства и дифференциации (разделения) единого ранее знания на
философию и науку. Она, сначала в форме естествознания, начинает развиваться относительно самостоятельно. Однако наука постоянно связана с
практикой, получает от нее импульсы для своего развития и в свою очередь
воздействует на ход практической деятельности, опредмечивается, материализуется в ней.
Говоря о возникновении науки (эта проблема особенно обстоятельно рассмотрена в работах П.П. Гайденко, JI.М. Кесаревой, JI.А. Микешиной, В. С.
Степина и др.), надо подчеркнуть следующее.
В античности и средние века в основном имело место философское познание мира. Здесь понятия «философия», «знание», «наука» фактически
совпадали: это было по существу «триединое целое», не разделенное еще на
47
свои части. Строго говоря, в рамках философии объединялись сведения и
знания и о «первых причинах и всеобщих началах», об отдельных природных явлениях, о жизни людей и истории человечества, о самом процессе познания, формулировалась определенная совокупность логических (Аристотель) и математических (Эвклид) знаний и т. п. Все эти знания существовали
в пределах единого целого (традиционно называемого философией) в виде ее
отдельных аспектов, сторон. Иными словами, элементы, предпосылки,
«ростки» будущей науки формировались в недрах другой духовной системы,
но они еще не выделялись из них как автономное, самостоятельное целое.
Указывая значение древнегреческой философии в возникновении науки,
А. Уайтхед, в частности, отмечает, что в диалогах Платона содержатся «первые ясные формулировки логики как особой науки». Однако, как считает
Уайтхед, Платон очень мало пользовался этим методом «с точки зрения
естествознания».
Аристотель создал целостную систему формальной логики, «первую философию» и диалектический метод. Уайтхед обращает внимание на то, что,
во-первых, греческий философ широко использует в своих работах общее
понятие классификации (особенно важное для познания природы) и дает мастерский анализ тех сложностей, с которыми связаны взаимоотношения различных классов объектов. Во-вторых, «свое теоретическое учение он (Аристотель) применил также к громадному материалу, собранному непосредственным наблюдением в зоологии, физике, социологии. Мы можем обнаружить у него начатки почти всех наших конкретных наук, как естественных,
так и тех, которые связаны с активностью человеческого духа. Он заложил
основы того стремления к точному анализу каждой конкретной ситуации,
которое в конечном итоге привело к формированию современной европейской науки» (Уайтхед А. Избранные работы по философии. М., 1990. С.
544).
Действительно, предпосылки науки создавались в древневосточных цивилизациях — Египте, Вавилоне, Индии, Китае, Древней Греции в форме
эмпирических знаний о природе и обществе, в виде отдельных элементов,
«зачатков» астрономии, этики, логики, математики и др. Вот почему геометрия Эвклида — это не наука в целом, а только одна из ветвей математики,
которая (математика) также лишь одна из наук, но не наука как таковая.
Причина такого положения, разумеется, коренится не в том, что до Нового времени не было таких великих ученых, как Коперник, Галилей, Кеплер,
Ньютон и др., а в тех реальных общественно-исторических, социокультурных факторах, которые еще не создавали объективных условий для формирования науки как особой системы знания, своеобразного духовного феномена и социального института – в этом «целостном триединстве».
Таким образом, в античный и средневековый периоды существовали лишь
элементы, предпосылки, «кусочки» науки, но не сама наука в собственном
смысле слова (как указанное «целостное триединство»), которая возникает
только в Новое время, в процессе отпочкования науки от традиционной фи48
лософии. Как писал в этой связи В. И. Вернадский, основа новой науки
нашего времени – «это по существу создание XVII-XX вв., хотя отдельные
попытки (имеются в виду математические и естественнонаучные знания античности.) и довольно удачные ее построения уходят в глубь веков... Современный научный аппарат почти целиком создан в последние три столетия, но
в него попали обрывки из научных аппаратов прошлого» (См. Вернадский В.
И. О науке. Т. 1. Научное знание. Научное творчество. Научная мысль. Дубна, 1997. С. 419.).
В конце XVI – начале XVII в. происходит буржуазная революция в Нидерландах, сыгравшая важную роль в развитии новых, а именно капиталистических, отношений (которые шли на смену феодальным) в ряде стран Европы. С середины XVII в. буржуазная революция развертывается в Англии,
наиболее развитой в промышленном отношении европейской стране. Если в
феодальном обществе формирующиеся в виде «зачатков» научные знания
были «смиренной служанкой церкви» (были «растворены» в «эфире» религиозного сознания) и им не позволено было выходить за рамки, установленные верой, то нарождающемуся новому классу (буржуазии) нужна была
«полнокровная» наука, т. е. такая система научного знания, которая, прежде
всего для развития промышленности, исследовала бы свойства физических
тел и формы проявления сил природы.
Буржуазные революции дали мощный толчок для невиданного развития
промышленности и торговли, строительства, горного и военного дела, мореплавания и т. п. Развитие буржуазного общества порождает большие изменения не только в экономике, политике и социальных отношениях, оно сильно
меняет и сознание людей. Важнейшим фактором всех этих изменений оказывается наука, и прежде всего экспериментально-математическое естествознание, которое как раз в XVII в. переживает период своего становления. Постепенно складываются в самостоятельные отрасли знания астрономия, механика, физика, химия и другие частные науки. Следует в связи с этим сказать о
том, что понятия «наука» и «естествознание» в этот период (и даже позднее)
практически отождествлялись, так как формирование обществознания (социальных, гуманитарных наук) по своим темпам происходило несколько медленнее.
Таким образом, для возникновения науки в XVI-XVII вв., кроме общественно-экономических (утверждение капитализма и острая потребность в
росте его производительных сил), социальных (перелом в духовной культуре, подрыв господства религии и схоластически-умозрительного способа
мышления) условий, необходим был определенный уровень развития самого
знания, «запас» необходимого и достаточного количества фактов, которые
бы подлежали описанию, систематизации и теоретическому обобщению. Поэтому-то первыми возникают механика, астрономия и математика, где таких
фактов было накоплено больше. Они-то и образуют «первоначальное целое»
единой науки как таковой, «науки вообще» в отличие от философии. Отныне
основной задачей познания стало не «опутывание противника аргументаци49
ей» (как у схоластов), а изучение, на основе реальных фактов, самой природы, объективной действительности.
Тем самым в отличие от традиционной (особенно схоластической) философии становящаяся наука Нового времени кардинально по-новому поставила вопросы о специфике научного знания и своеобразии его формирования, о
задачах познавательной деятельности и ее методах, о месте и роли науки в
жизни общества, о необходимости господства человека над природой на основе знания ее законов.
В общественной жизни стала формироваться новая мировоззренческая установка, новый образ мира и стиль мышления, который по существу разрушил
предшествующую, многими веками созданную картину мироздания и привел
к оформлению «вещно-натуралистической» концепции космоса с ее ориентацией на механистичность и количественные методы. Характеризуя роль последних в становлении научного познания, Галилей писал: «Никогда я не
стану от внешних тел требовать что-либо иное, чем величина, фигуры, количество движения, что если бы мы устранили уши, языки, носы, то остались
бы только фигуры, число и движение» (Галилей Г. Избранные труды: В 2 т. Т.
1. М., 1964. С. 507.). В этой связи известно изречение Галилея о том, что
«книга Вселенной написана на языке математики».
Галилей впервые ввел в познание то, что стало характерной особенностью
именно научного познания — мысленный эксперимент, опирающийся на
строгое количественно-математическое описание. Галилей «вдолбил» в сознание своего времени (опутанное схоластическими догмами) мысль о том,
что наука без мысленного конструирования, без идеализации, без абстракций, без «обобщающих резолюций», опирающихся на факты – это все что
угодно, но только не наука.
В. Гейзенберг выделил две характерные черты нового метода Галилея:
а) стремление ставить каждый раз новые точные эксперименты, создающие идеализированные феномены;
б) сопоставление последних с математическими структурами, принимаемыми в качестве законов природы.
На новаторский характер методологических поисков Галилея обратил
внимание П. Фейерабенд, который подчеркивает, что в его (Галилея) деятельности обыденный эмпирический опыт был заменен опытом, содержащим концептуальные элементы.
Рассматривая складывавшийся в XVI—XVII вв. новый стиль мышления, В.
В. Ильин и А. Т. Калинкин (См.: Природа науки. М., 1985. С. 56.) указывают
на следующие его характерные черты: «...отношение к природе как самодостаточному естественному, «автоматическому» объекту, лишенному антропоморфно-символического элемента, данному в непосредственной деятельности и подлежащему практическому освоению; отказ от принципа конкретности (наивно квалитативистское телесно-физическое мышление античности
и средневековья); становление принципа строгой количественной оценки (в
области социальной – процесс становления меркантилизма, ростовщичества,
50
статистики и т. д., в области научной – с успехами изобретательства, созданием измерительной аппаратуры, жестко детерминистская причинноследственная типологизация явлений действительности, элиминация телеологических, организмических и анимистических категорий, введение каузализма; инструменталистская трактовка природы и ее атрибутов – пространства, времени, движения, причинности и т. д., которые механически комбинируются наряду с составляющими всякую вещь онтологически фундаментальными формами; образ геометризированной гомогенно-унитарной действительности, управляемой единственными количественными законами;
признание в динамике универсального метода описания поведения окружающих явлений (не вещественные модели, а формальные геометрические схемы и уравнения)».
В это время резко возрастает интерес не только к частнонаучным знаниям, но и к общетеоретическим, методологическим, философским проблемам.
Рост интереса к этим проблемам был тесно связан не только с успехами
частных (прежде всего естественных) наук, но и с их недостатками, ограниченностью. Различные отрасли науки были еще слабо развиты. Поэтому о
многих сторонах природы и общества приходилось рассуждать без достаточного количества необходимого фактического материала и его обобщения,
строить различные предположения, нередко умозрительные. А этого было
невозможно достичь без помощи философии.
В Новое время ускоренными темпами развивается процесс размежевания
между философией и частными науками. Процесс дифференциации нерасчлененного ранее знания идет по трем основным направлениям:
1. Отделение науки от философии.
2. Выделение в рамках науки как целого отдельных частных наук – механики, астрономии, физики, химии, биологии и др.
3. Вычленение в целостном философском знании таких философских
дисциплин, как онтология, философия природы, философия истории, гносеология, логика и др.
Поворотным пунктом в указанном процессе послужил XVIII и первая половина XIX в., когда, с одной стороны, из философии выделились все основные отрасли современного научного знания, и, с другой стороны, обособление отдельных областей внутри самой философии было доведено до отрыва
их друг от друга, что было присуще в особенности для воззрений Канта.
Итак, характерное для Нового времени интенсивное развитие производительных сил в условиях нарождающейся капиталистической формации, вызвавшее бурный расцвет науки (особенно естествознания), потребовало коренных изменений в методологии, создания принципиально новых методов
научного исследования – как философских, так и частнонаучных. Прогресс
опытного знания, экспериментальной науки требовал замены схоластического метода мышления новым методом познания, обращенным к реальному
миру. Возрождались и развивались принципы материализма и элементы диалектики. Но материализм того времени был в целом механистическим и ме51
тафизическим. Наиболее крупными представителями философии и науки
XVI-XVII вв. были Д. Бруно, Н. Коперник, Г. Галилей, И. Ньютон, Ф. Бэкон,
Р. Декарт, Д. Локк, Г. Лейбниц и др., которые, как правило, были и выдающимися философами, и крупными естествоиспытателями, и математиками,
соединяя эти «ипостаси» в одном лице.
В понимании генезиса, возникновения науки в истории и философии
науки сложились два противоположных подхода. С точки зрения экстернализма, появление науки обусловлено целиком и полностью внешними для
нее обстоятельствами – социальными, экономическими и др. Поэтому основной задачей изучения науки, по мнению сторонников этого подхода, является реконструкция социокультурных условий и ориентиров научнопознавательной деятельности («социальных заказов», «социоэкономических
условий», «культурно-исторических контекстов» и т. п.). Они – то и выступают в качестве главного фактора, непосредственно определяющего возникновение и развитие науки, ее структуру, особенности, направленность ее
эволюции.
Интернализм, напротив, основной движущей силой развития науки считает факторы, связанные с внутренней природой научного знания: логика решения его проблем, соотношение традиций и новаций и т. п. Поэтому главное внимание при изучении науки сторонники интернализма направляют на
описание собственно познавательных процессов. Социокультурным факторам придается второстепенное значение: в зависимости от ситуации они могут лишь тормозить или ускорять внутренний ход научного познания. Однако этот «ход» есть единство внутренних и внешних своих факторов, которые
на разных этапах этого процесса меняются местами и ролями.
Обусловленность процессов возникновения и развития науки потребностями общественно-исторической практики — главный источник, основная
движущая сила этих процессов. Не только развитие науки соответствует
уровню развития практики, но и разделение научного знания, дифференциация наук также отражает определенные этапы развития практики, разделения
труда, внутренней расчлененности человеческой деятельности в целом.
Практика и познание — две взаимосвязанные стороны единого исторического
процесса, но решающую роль здесь играет практическая деятельность. Если
классификация наук — это их расчленение «по вертикали», то периодизация –
это их развертывание «по горизонтали», т. е. по оси времени в форме определенных, следующих друг за другом, исторических периодов (ступеней,
фаз, этапов).
Исследуя историю любого материального или духовного явления (в том
числе и науки), следует иметь в виду, что это сложный диалектический поступательный процесс «появления различий», включающий в себя ряд качественно своеобразных этапов, фаз и т. п. Поэтому задача познания состоит в
том, чтобы добиться понимания действительного исторического процесса в
его различных фазах, установить специфику этих фаз, их сходство и отличия, их границы и связь между ними. Каждую из этих ступеней, фаз следует
52
рассматривать как некоторую целостность, как качественно определенную
систему, имеющую свою специфическую структуру, свои «составляющие»,
свои элементы, связи и т. п. Хотя границы между этапами истории предмета
не являются «абстрактно-строгими», а они гибки и подвижны, их правильное
проведение в соответствии с объективной природой самих предметов является важнейшим условием успешного исследования. Причем следует стремиться к изучению всех ступеней развития предмета, всех фаз его истории
(основных и неосновных, существенных и несущественных и т. п.) с тем,
чтобы затем выделить среди них главные, необходимые, «узловые».
Существует два основных вида периодизации: 1) формальный, когда в основу деления истории предмета на соответствующие ступени кладется тот
или иной отдельный «признак» (или их группа); 2) диалектический, когда
основой (критерием) этого деления становится основное противоречие исследуемого предмета, которое необходимо выделить из всех других противоречий последнего. Формальная периодизация широко применяется особенно на начальных этапах исследования истории предмета, т. е. на эмпирическом уровне, на уровне «явления», и поэтому ее нельзя, разумеется, недооценивать или тем более полностью отвергать. Вместе с тем значение этого
вида периодизации нельзя преувеличивать, абсолютизировать ее возможности. Переход в научном исследовании на теоретический уровень, на ступень
познания «сущности» предмета, вскрытие его противоречий и их развития
означает, что периодизация истории предмета должна уже осуществляться с
более высокой — диалектической точки зрения. На этом уровне предмет
необходимо изобразить как «совершающее процесс противоречие». Главные
формы, ступени развертывания этого противоречия (прежде всего основного) и будут главными этапами развития предмета, необходимыми фазами его
истории.
Таким образом, развитие, история предмета, его переходы от одного этапа
к другому, – это, в конечном счете, не что иное, как развертывание основного, фундаментального противоречия между его полюсами (противоположностями). Каждый основной этап, главная, необходимая ступень – это одно из
посредствующих звеньев этого развертывания, причем эволюция основного
противоречия – это процесс возрастания не только количества посредствующих, промежуточных звеньев, но и их качественных различий, выражающих
специфику каждого главного этапа истории предмета.
Применяя сказанное о периодизации к истории науки, следует, прежде
всего, подчеркнуть следующее. Наука – явление конкретное, историческое,
проходящее в своем развитии ряд качественно-своеобразных этапов. Вопрос
о периодизации истории науки и ее критериях по сей день является дискуссионным и активно обсуждается в отечественной и зарубежной литературе.
Один из подходов, который получает у нас все большее признание, разработан В. С. Степиным (Cтепин В. С. Теоретическое знание. М., 2000. С. 54)
на материале истории естествознания, прежде всего физики, и состоит в следующем. В истории формирования и развития науки можно выделить две
53
стадии, которые соответствуют двум различным методам построения знаний
и двум формам прогнозирования результатов деятельности. Первая стадия
характеризует зарождающуюся науку (преднауку). Вторая – науку в собственном смысле слова.
Тем самым науке как таковой (т. е. науке в собственном смысле слова)
предшествует преднаука (доклассический этап), где зарождаются элементы
(предпосылки) науки. Здесь имеются в виду зачатки знаний на Древнем Востоке, в Греции и Риме, а также в средние века, вплоть до XV-XVII столетий.
Именно этот период чаще всего считают началом, исходным пунктом естествознания (и науки в целом) как систематического исследования реальной
Действительности.
B.C. Степин полагает, что наука в собственном смысле начинается с того
момента, когда в ней, наряду с эмпирическими правилами и зависимостями
(которые знала и преднаука), формируется особый тип знания – теория, позволяющая получить эмпирические зависимости как следствия из теоретических постулатов. Иначе говоря, когда познание «начинает строить фундамент новой системы знания как бы «сверху» по отношению к реальной практике и лишь после этого, путем опосредования, проверяет созданные из идеальных объектов конструкции, сопоставляя их с предметными отношениями
практики.
Наука как целостный феномен возникает в Новое время вследствие отпочкования от философии и проходит в своем развитии три основных этапа:
классический, неклассический, постнеклассический (современный). На каждом из этих этапов разрабатываются соответствующие идеалы, нормы и методы научного исследования, формируется определенный стиль мышления,
своеобразный понятийный аппарат и т. п. Критерием (основанием) данной
периодизации является соотношение (противоречие) объекта и субъекта познания.
Классическая паука (XVII—XIX вв.), исследуя свои объекты, стремилась
при их описании и теоретическом объяснении устранить по возможности
все, что относится к субъекту, средствам, приемам и операциям его деятельности. Такое устранение рассматривалось как необходимое условие получения объективно-истинных знаний о мире. Здесь господствует объектный
стиль мышления, стремление познать предмет сам по себе, безотносительно
к условиям его изучения субъектом.
Неклассическая наука (первая половина XX в.), исходный пункт которой
связан с разработкой релятивистской и квантовой теории, отвергает объективизм классической науки, отбрасывает представление реальности как чегото не зависящего от средств ее познания, субъективного фактора. Она
осмысливает связи между знаниями объекта и характером средств и операций деятельности субъекта. Экспликация этих связей рассматривается в качестве условий объективно-истинного описания и объяснения мира.
Существенный признак постнеклассической науки (вторая половина XX начало XXI в.) – это постоянная включенность субъективной деятельности в
54
«тело знания». Она учитывает соотнесенность характера получаемых знаний
об объекте не только с особенностью средств и операций деятельности познающего субъекта, но и с ее ценностно-целевыми структурами. Каждая из
названных стадий имеет свою парадигму (совокупность теоретикометодологических и иных установок), свою картину мира, свои фундаментальные идеи.
Классическая стадия имеет своей парадигмой механику, ее картина мира
строится на принципе жесткого (лапласовского) детерминизма, ей соответствует образ мироздания как часового механизма. С неклассической наукой
связана парадигма относительности, дискретности, квантования, вероятности, дополнительности. Постнеклассической стадии соответствует парадигма
становления и самоорганизации. Основные черты нового (постнеклассического) образа науки выражаются синергетикой, изучающей общие принципы
процессов самоорганизации, протекающих в системах самой различной природы (физических, биологических, технических, социальных и др.). Ориентация на «синергетическое движение» – это ориентация на историческое
время, системность (целостность) и развитие как важнейшие характеристики
бытия.
При этом смену классического образа науки неклассическим, а последнего – постнеклассическим нельзя понимать упрощенно в том смысле, что
каждый новый этап приводит к полному исчезновению представлений и методологических установок предшествующего этапа. Напротив, между ними
существует преемственность. Налицо «закон субординации»: каждая из
предыдущих стадий входит в преобразованном, модернизированном виде в
последующую. Неклассическая наука вовсе не уничтожила классическую, а
только ограничила сферу ее действия. Например, при решении ряда задач
небесной механики не требовалось привлекать принципы квантовой механики, а достаточно было ограничиться классическими нормативами исследования.
Следует иметь в виду, что периодизацию историю науки можно осуществить и по другим основаниям. Так, с точки зрения соотношения таких приемов познания, как анализ и синтез (опять же на материале естественных
наук), можно выделить две крупные стадии:
I. Аналитическая, куда входит, по предыдущей периодизации, классическое и неклассическое естествознание. Причем в последнем идет постоянное
и неуклонное нарастание «синтетической тенденции». Особенности этой
стадии: непрерывная дифференциация наук; явное преобладание эмпирических знаний над теоретическими; акцентирование внимания прежде всего на
самих исследуемых предметах, а не на их изменениях, превращениях, преобразованиях; рассмотрение природы, по преимуществу неизменной, вне развития, вне взаимосвязи ее явлений.
II.Синтетическая, интегративная стадия, которая практически совпадает
с постнеклассическим естествознанием. Ясно, что строгих границ между
названными стадиями провести невозможно: во-первых, глобальной тенден55
цией является усиление синтетической парадигмы, во-вторых, всегда имеет
место взаимодействие обеих тенденций при преобладании одной из них.
Характерной особенностью интегративной стадии является возникновение (начавшееся уже, по крайней мере, со второй половины предыдущей стадии) междисциплинарных проблем и соответствующих «стыковых» научных дисциплин, таких как физика, химия, биофизика, биохимия,
психофизика, геохимия и др. Поэтому в современном естествознании уже
нет ни одной науки «в рафинированном чистом виде» и идет процесс построения целостной науки о природе и единой науки о действительности в
целом.
Наука не есть нечто неизменное, а представляет собой целостное развивающееся формообразование, которое имеет свое прошлое, настоящее и будущее.
Литература по теме:
1. Аверинцев С.С. Два рождения европейского рационализма//Вопросы
философии. 1989.
2. Берном Дж. Наука в истории общества. М., 1956.
3. Виргинский B.C., Хотеенков В.Ф. Очерки истории науки и техники до
середины XV в. М., 1993.
4. Гайденко П. П. Проблема рациональности на исходе XX в.//Вопросы
философии. 1991.
5. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки. М., 1980.
6. Ильин В.В., Калинкин А. Т. Природа науки. М, 1985.
7. История и философия науки / Под ред. С.А. Лебедева. – М.: Академический проект, Альма-Матер, 2007. – с. 8 – 100.
8. Канке В.А. Философия науки: краткий энциклопедический словарь. –
М.: Изд. «Омега-Л», 2009.
8. Кохановский В.П. [и др.]. Философия науки в вопросах и ответах. - Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 77 – 84.
9. Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1983.
10. Рожанский И.Д. Античная наука. М., 1980.
11. В.П. Кохановский, Т.Г. Лешкевич, Т.П. Матяш, Т.Б. Фатхи. Основы
философии науки. Ростов н/Д: Феникс, 2008. – 603 с. С. 70 – 79.
12. «Возникновение науки» (Электронный ресурс) – режим доступа:
http://www.rus-lib.ru/book/27/25/042-066.html
ПРИЛОЖЕНИЯ
Б. Рассел История западной философии
Глава VI. РАЗВИТИЕ НАУКИ
Почти все, чем отличаются нынешние времена от более ранних веков, обусловлено
наукой, которая достигла своих наиболее поразительных успехов в XVII веке. Итальянское Возрождение, хотя оно и не относится к средневековью, не относится и к Новому
времени; его можно сравнить с лучшим периодом Греции. XVI век, с его засильем теологии, более средневековой, чем мир Макиавелли. Новое время, насколько это касается духовных ценностей, начинается с XVII века. Нет такого итальянца эпохи Возрождения,
56
которого не поняли бы Платон или Аристотель; Лютер привел бы в ужас Фому Аквинского, но последнему было бы нетрудно понять его. С XVII веком дело обстоит иначе:
Платон и Аристотель, Фома Аквинский и Оккам не смогли бы понять Ньютона.
Новые концепции, выдвинутые наукой, глубоко повлияли на новую философию. Декарт,
который являлся в известном смысле основателем новой философии, сам был одним из
творцов науки XVII века. Чтобы можно было понять духовную атмосферу времени, в
которой появилась новая философия, нужно хотя бы кратко сказать о методах и достигнутых результатах в астрономии и физике.
В создании науки выдающееся место принадлежит четырем великим личностям: Копернику, Кеплеру, Галилею и Ньютону. Из них Коперник жил в XVI веке, но при жизни
имел мало влияния.
Коперник (1473-1543) был польским священником безупречной веры. В молодости он
путешествовал по Италии и впитал в себя атмосферу Возрождения. В 1500 году он был
профессором математики в Риме, но в 1503 году возвратился на родину, где стал каноником во Фрауэнбурге. Много времени он, по-видимому, уделял борьбе с немцами и реформе денежной системы, но свой досуг посвящал астрономии. Скоро он пришел к
убеждению, что Солнце является центром мироздания и что Земля имеет двойное движение: суточное вращение и годовое круговое вращение вокруг Солнца. Страх перед церковной цензурой заставил его отложить опубликование своих взглядов, хотя он и не препятствовал тому, чтобы о них узнали. Его главная работа "Об обращении небесных
сфер" была опубликована в год его смерти (1543) с предисловием его друга Осиандера, в
котором говорилось, что гелиоцентрическая теория была выдвинута только, в качестве
гипотезы. Точно неизвестно, насколько Коперник санкционировал это заявление, но данный вопрос не слишком важен, так как он сам сделал подобное же заявление в своей книге. Книга была посвящена папе и не подверглась официальному осуждению католицизма
до времен Галилея. В годы, когда жил Коперник, церковь была либеральнее, чем она стала
после того, как Тридентский собор, иезуиты и ожившая инквизиция сделали свое дело.
По духу работа Коперника не современна; ее можно определить, пожалуй, как пифагорейскую. Он принимает за аксиому, что все небесные движения должны быть круговыми и равномерными, и, подобно грекам, попадает под влияние эстетических мотивов.
В его системе все еще есть эпициклы, хотя их центры находятся на Солнце, или скорее
около Солнца. Тот факт, что Солнце расположено не точно в центре, портила простоту его теории. Хотя он знал кое-что о пифагорейских доктринах, он не знал, повидимому, о гелиоцентрической теории Аристарха Самосского, но в его построениях нет
ничего, к чему не мог бы прийти греческий ветреном. Действительно, что было важно в
его работе, так это развенчание представления о Земле как об особом геометрическом
центре. В конечном счете, исходя из теории Коперника, становилось трудно признать за
человеком космическую значимость, приписанную ему христианской теологией, но такие
выводы из его теории не были бы приняты Коперником, ортодоксальная вера которого
была искренней и который протестовал против взгляда, что его теория противоречит
Библии.
В теории Коперника были и подлинные трудности, самой большой из которых было
отсутствие звездного параллакса. Если Земля в любой из точек своей орбиты находится
на расстоянии 283 664 000 км от точки, в которой она будет через шесть месяцев, это
должно вызвать изменения в видимом расположении звезд, точно так же как корабль,
находящийся на море прямо к северу от одной точки берега, не может быть прямо к северу от другой. Но никакого параллакса не наблюдалось, и Коперник правильно заключил,
что неподвижные звезды должны быть значительно более удалены от нас, чем Солнце.
Только в XIX веке, когда техника измерений стала достаточно точной, оказалось возможным наблюдать звездные параллаксы, и то только в отношении немногих ближайших звезд.
57
Другая трудность возникла в отношении падающих тел. Если Земля постоянно вращается с запада на восток, то тело, брошенное с какой-либо высоты, не может упасть в
точку, расположенную строго вертикально от места, с которого началось ее падение, а
упадет несколько далее к западу, так как Земля за время падения тела пройдет некоторое расстояние. На эту трудность ответ был найден при помощи закона инерции Галилея, но во времена Коперника ответа найти было нельзя.
Есть интересная книга Э.А. Барта под названием "Метафизические основы современной физической науки" (1925), в которой убедительно рассказывается о многих необоснованных предположениях, сделанных людьми, создавшими современную науку. Он совершенно верно указывает, что во времена Коперника не были известны факты, которые
заставили бы принять его систему, но был известен ряд фактов, которые говорили против нее. "Современные эмпиристы, если бы они жили в XVI веке, первыми бы высмеяли
новую философию мироздания". Основная цель книги состоит в том, чтобы дискредитировать современную науку предположением, что ее открытия были счастливыми случайностями, возникшими из суеверий столь же глубоких, как и суеверия средних веков. Я
думаю, что это обнаруживает непонимание научного подхода автором книги: ученого
отличает не то, во что он верит, а то как и почему он верит в это. Его верования не
догматические, а опытные. Они базируются на доказательствах, а не на авторитете
или интуиции. Коперник был вправе назвать свою теорию гипотезой; его оппоненты неправильно считали, что новые гипотезы нежелательны.
У людей, которые основали современную науку, было два достоинства, которые не
всегда сопутствуют друг другу: это огромное терпение в наблюдениях и большая смелость в выдвижении гипотез. Последним из этих достоинств обладали ранние греческие
философы, первое в значительной степени имелось у более поздних астрономов античности. Но никто из древних, за исключением, может быть, Аристарха, не обладал обоими
достоинствами, никто не обладал ими одновременно и в средние века. Коперник, как и его
великие преемники, обладал обоими достоинствами. Он знал все, что можно было узнать
о видимых движениях небесных тел по небесной сфере при помощи существовавших в его
дни приборов, и понимал, что гипотеза о суточном вращении Земли была более экономна,
чем гипотеза о круговом вращении всех небесных сфер. Согласно современным взглядам,
которые рассматривают все движение как относительное, простота является единственным выигрышем от гипотезы Коперника, но так не думали ни он, ни его современники. Что касается годового вращения Земли, то и здесь также было упрощение, но не
столь заметное, как в случае с суточным вращением. Ведь Копернику еще нужны были
эпициклы, хотя и в меньшей степени, чем это было нужно в системе Птолемея. И только после открытия законов Кеплера новая теория обрела свою окончательную простоту.
Кроме революционизирующего влияния на понимание космоса, у новой астрономии было еще два больших достоинства: первое - это признание того, что все то, во что верили
с древних времен, могло быть ложным; второе - что проверкой научной истины является
терпеливый сбор фактов вместе со смелой догадкой относительно законов, объединяющих факты. Ни то, ни другое достоинства у Коперника не были так полно развиты, как
у его преемников, но оба они уже в полной мере проявляются в его работе.
Некоторые из тех, кого Коперник познакомил со своей теорией, были немецкими лютеранами, но когда Лютер об этом узнал, он был глубоко потрясен. "Люди, - сказал он, слушают выскочку-астролога, который тщится показать, что вращается Земля, а не
небеса или небесный свод, Солнце и Луна. Всякий, кто желает казаться умнее, должен
выдумать какую-то новую систему, которая, конечно, из всех систем является самой
лучшей. Этот дурак хочет перевернуть всю астрономию, но Священное Писание говорит нам, что Иисус Навин приказал остановиться Солнцу, а не Земле". Подобным же
образом, то есть текстом из Библии, опровергал Коперника и Кальвин:
"Потому Вселенная тверда, не подвигнется" (Псалмы, 92(93), 1) - и воскликнул: "Кто
осмелится поставить авторитет Коперника выше авторитета Святого Духа?" Проте58
стантское духовенство было по меньшей мере так же фанатично, как и католическое;
тем не менее в протестантских странах скоро появилось значительно большее свободомыслие, чем в католических, потому что в них духовенство имело меньше власти. Важной стороной протестантизма была не ересь, а раскол, так как последний вел к созданию
национальных церквей, а национальные церкви не обладали достаточной силой, чтобы
контролировать светскую власть. В целом это можно считать выигрышем, так как
практически церкви повсюду противостояли, насколько они могли, каждому новшеству,
которое служило увеличению счастья или знания здесь, на Земле.
У Коперника не было возможности дать какое-либо исчерпывающее доказательство в
пользу своей гипотезы, и долгое время астрономы отвергали ее. Следующим по значению
астрономом был Тихо Браге (1546-1601), который занял промежуточную позицию: он
считал, \ что Солнце и Луна вращаются вокруг Земли, но планеты вращаются вокруг
Солнца. Что касается теории, он был не очень оригинален. Однако он выдвинул два хороших аргумента против взглядов Аристотеля о том, что все в надлунном мире неизменно. Одним из них было появление новой звезды в 1572 году, которая, как было установлено, не имеет суточного параллакса и должна поэтому быть более удаленной, чем Луна.
Второй аргумент был получен из наблюдения над кометами, которые, как было установлено, тоже были более отдаленными, чем Луна. Читатель помнит теорию Аристотеля
о том, что изменение и разрушение относится только к подлунному миру; эта теория,
подобно другим теориям Аристотеля, касающимся научных вопросов, препятствовала
научному прогрессу.
Тихо Браге имеет значение не как теоретик, а как наблюдатель: сначала покровительствуемый королем Дании, потом императором Рудольфом II, он составил звездный
каталог и зафиксировал расположение планет в течение многих лет. К концу его жизни
его ассистентом стал Кеплер, тогда еще молодой человек. Для Кеплера эти наблюдения
были неоценимы.
Кеплер (1571-1630) является одним из самых выдающихся примеров того, чего можно
достигнуть, не будучи гением, при помощи терпения. Он был первым крупным астрономом после Коперника, принявшим гелиоцентрическую теорию; однако наблюдения Тихо
Браге показывали, что она не может быть полностью верна в той форме, которую ей
придал Коперник. Кеплер находился под влиянием пифагореизма и более или менее непроизвольно склонялся к солнце-поклонению, хотя и был хорошим протестантом. Эти мотивы, несомненно, побуждали его придерживаться гелиоцентрической гипотезы. Но его
пифагореизм склонял к приданию, как это делал Платон в "Тимее", космической важности пяти правильным многогранникам. Он использует их для выдвижения гипотез, соответствующих его взглядам, и, наконец, благодаря счастливой случайности одна из них
сработала.
Величайшим достижением Кеплера было открытие трех законов движения планет.
Два из них он опубликовал в 1609 году, а третий - в 1619 году. Его первый закон гласит:
планеты движутся по эллипсам, в одном из фокусов которых находится Солнце. Второй
закон: линия, соединяющая планету с Солнцем, заметает в равные промежутки времени
равные площади. Третий его закон гласит: квадраты времен обращения планет пропорциональны кубам их средних расстояний от Солнца.
Следует несколько слов сказать в объяснение важности этих законов.
Первые два закона во времена Кеплера могли быть доказаны только в отношении
Марса; что касается других планет, то наблюдения над ними свидетельствовали о том,
что их движения подчиняются первым двум законам, но не настолько, чтобы можно было говорить о точном совпадении данных наблюдении с законами. Однако вскоре им было
найдено решающее подтверждение.
Открытие первого закона, согласно которому планеты движутся по эллипсам, потребовало больших усилий для освобождения от традиций, чем способен это ясно понять современный человек. Единственно, на чем сходились без исключения все астроно59
мы, было то, что все небесные движения являются движениями круговыми или составленными из кругов. Там, где было найдено, что круги недостаточны, чтобы объяснить
движения планет, употреблялись эпициклы. Эпицикл - это кривая, описываемая точкой
окружности, которая катится по другой окружности. Например, возьмите колесо и
укрепите его плашмя на земле; возьмите затем другое, меньшее колесо, в обод которого
вбит гвоздь, и катите меньшее колесо (также плашмя по земле) вокруг большого колеса
так, чтобы острие гвоздя касалось земли. Тогда след гвоздя на земле будет эпициклом.
Орбита Луны по отношению к Солнцу примерно такого же вида: Земля описывает вокруг Солнца почти круг, а Луна тем временем описывает круг, вращаясь по орбите вокруг Земли. Но это верно только приблизительно. Когда наблюдения стали более точными, то было установлено, что ни одна система эпициклов не соответствовала точно
действительности. Гипотеза Кеплера в том виде, как он ее установил, гораздо лучше согласовывалась с движением Марса, чем гипотеза Птолемея или даже гипотеза Коперника.
Замена кругов эллипсами влекла за собой отказ от эстетического уклона, которым
руководствовалась астрономия со времени Пифагора. Круг был совершенной фигурой, а
небесные тела - совершенными телами (первоначально божествами) и даже у Платона и
Аристотеля тесно связанными с божествами. Казалось очевидным, что совершенное
тело должно двигаться по совершенной фигуре. Более того, так как небесные тела движутся свободно, без внешнего воздействия, то их движение должно быть "естественным". Теперь легко было предположить, что именно в круге, а не в эллипсе имеется чтото "естественное". Таким образом, нужно было отбросить многие глубоко укоренившиеся предрассудки, прежде чем мог быть принят первый закон Кеплера. Ни один древний ни даже Аристарх из Самоса - не предвидел такой гипотезы.
Второй закон связан с изменением скорости планеты в различных точках ее орбиты.
Если S - солнце, P1, P2, P3, Р4, P5 - последовательные положения планеты через равные
интервалы времени, скажем в один месяц, то закон Кеплера утверждает, что площади
P1SP2, Р2SР3, P3SP4, P4SP5 равны между собой. Поэтому планета движется с наибольшей
скоростью тогда, когда она ближе всего к Солнцу, а с наименьшей скоростью тогда, когда наиболее удалена от него. Это опять нарушало все существовавшие представления:
планета должна быть слишком величественная, чтобы то ускорять, то замедлять свое
движение.
Третий закон важен потому, что он сравнивает движения различных планет, тогда
как первых два закона связаны лишь с отдельными планетами. Третий закон гласит: если
r есть среднее расстояние планеты от Солнца и Т - продолжительность ее года, тогда
отношение г3 и T2 одинаково для всех планет. Этот закон дает доказательство
(насколько это касается солнечной системы) ньютоновскому закону об обратной пропорциональности силы притяжения квадрату расстояния. Но об этом будет идти речь
ниже.
Галилей (1564-1642) является, разве только за исключением Ньютона, величайшим из
основателей современной науки. Он родился почти в тот же день, в какой умер Микеланджело, и умер в том году, в котором родился Ньютон. Я рекомендую эти факты для тех
(если вообще такие существуют), которые все еще верят в метемпсихоз. Он имеет
большое значение как астроном, но, может быть, даже еще большее как основатель динамики.
Галилей первым открыл значение ускорения в динамике. "Ускорение" означает изменение скорости либо по величине, либо по направлению; таким образом, тело, равномерно
двигаясь по кругу, в каждый момент времени имеет ускорение, направленное к центру
круга. В выражениях, которые были обычны в период, предшествовавший периоду жизни
Галилея, мы могли бы сказать, что он рассматривает равномерное движение по прямой
линии как единственно "естественное" и на Земле и на небесах. Раньше думали, что для
небесных тел "естественно" двигаться по кругу, а для земных - по прямой; но считалось,
60
что движущиеся земные тела постепенно перестали бы двигаться, если бы они были
предоставлены самим себе. Вопреки этому взгляду, Галилей считал, что всякое тело, если оно будет предоставлено самому себе, будет продолжать двигаться по прямой линии
с постоянной скоростью; всякие изменения либо в скорости, либо в направлении движения объясняются действием какой-либо "силы". Этот принцип был провозглашен Ньютоном как "первый закон движения". Его называют также законом инерции. Я вернусь к
его содержанию ниже, здесь же необходимо остановиться на некоторых деталях открытий Галилея.
Галилей первым установил закон падения тел. Этот закон, в котором вводится понятие "ускорения", в высшей степени прост. Он говорит, что, когда тело падает свободно,
его ускорение постоянно, если не учитывать сопротивления, которое может оказать
воздух; далее, ускорение одинаково для всех тел, тяжелых или легких, больших или малых.
Но доказать этот закон исчерпывающим образом было невозможно до тех пор, пока не
изобрели воздушный насос, что произошло около 1654 года. После этого стало возможным наблюдать падение тел в условиях, которые практически можно было считать
условиями, близкими к вакууму, и было установлено, что перья падают с такой же скоростью, как и свинец. Таким образом, Галилей доказал, что нет заметного различия
между большим и маленьким кусками одного и того же вещества. До него предполагали,
что большой кусок свинца упадет быстрее, чем маленький, но Галилеи экспериментально
доказал, что это не так. Измерение в его время не было таким точным, каким оно стало
впоследствии; но, несмотря на это, он пришел к правильной формулировке закона падения тел. Если тело свободно падает в вакууме, его скорость увеличивается на постоянную величину. В конце первой секунды его скорость равна 9,8 м /сек, в конце второй, - 19,6
м /сек, в конце третьей - 29,4 м /сек и т. д. Ускорение, то есть величина, на которую увеличивается скорость, всегда постоянно: каждую секунду скорость увеличивается приблизительно на 9,8 м /сек.
Галилеи изучал также полет снарядов - предмет, важный для его работодателя герцога Тосканы. Тогда думали, что снаряд, выпущенный горизонтально, будет некоторое
время двигаться горизонтально, а потом внезапно начнет падать вертикально. Галилеи
показал, что если не считать сопротивления воздуха, то в соответствии с законом
инерции горизонтальная скорость будет оставаться постоянной, а вертикальная скорость будет увеличиваться в соответствии с законом падения тел. Для того чтобы
узнать, как будет двигаться снаряд в течение какого-то короткого периода времени, допустим в течение секунды, после того как он уже летел в течение какого-то времени,
поступим следующим образом. Во-первых, если бы он не падал, то покрыл бы определенное расстояние по горизонтали, равное тому, которое он покрыл в первую секунду своего
полета. Во-вторых, если бы он не двигался горизонтально, а просто падал, он падал бы
вертикально со скоростью, возрастающей пропорционально времени, истекшего с
начального момента полета. Фактически изменение его местоположения такое, какое
было бы, если бы сначала в течение секунды он двигался горизонтально со скоростью,
равной начальной скорости, а потом падал бы в течение секунды вертикально со скоростью, возрастающей пропорционально времени, в течение которого он находился в полете. Простой расчет показывает, что получающаяся в результате траектория представляет собой параболу, и это подтверждалось наблюдениями постольку, поскольку
исключалось сопротивление воздуха.
Вышеизложенное дает простой пример принципа, который оказался чрезвычайно полезным в динамике, - принципа, говорящего о том, что, когда несколько сил действует
одновременно, действие таково, как если бы каждая сила действовала по очереди. Это
часть более общего принципа, называемого законом параллелограмма. Допустим, например, что вы находитесь на палубе движущегося корабля и гуляете поперек нее. В то время, когда вы шли, корабль прошел какое-то расстояние, так что относительно воды вы
продвинулись как вдоль, так и поперек направления движения корабля. Если вы захотите
61
узнать, где вы оказались относительно воды, вы можете предположить, что сначала
стояли неподвижно вы, тогда как корабль двигался, а потом в течение такого же промежутка времени неподвижно стоял корабль, тогда как вы шли в пересекающем его
направлении. Тот же самый принцип применяется и к силам. Это дает возможность
узнать общий результат действия целого ряда сил и позволяет анализировать физические явления, раскрывая особые законы нескольких сил, действию которых подвергаются
движущиеся тела. Именно Галилеи ввел этот чрезвычайно плодотворный метод.
Выше я стремился говорить, насколько это возможно, языком XVII века. Современный
язык имеет существенные отличия, но для того, чтобы объяснить достижения XVII
столетия, желательно усвоить манеру выражения, присущую тому времени.
Закон инерции объяснил ту загадку, которую до Галилея система Коперника была неспособна объяснить. Как отмечалось выше, если вы бросите камень с вершины башни, он
упадет к ее подножию, а не где-то к западу от нее; однако, если Земля вращается, она
должна была за время падения камня пройти некоторое расстояние. Причина, по которой камень, не отклоняется, заключается в том, что камень сохраняет скорость вращения, которая у него одинакова со всеми остальными телами на земной поверхности.
Фактически, если бы башня была достаточно высока, получился бы результат, противоположный тому, которого ожидали противники Коперника. Вершина башни, находясь
дальше от центра Земли, чем ее основание, движется быстрее, и поэтому камень должен был бы упасть немного к востоку от подножия башни. Однако этот результат
слишком незначителен, чтобы его можно было измерить.
Галилей горячо отстаивал гелиоцентрическую систему; он переписывался с Кеплером
и соглашался с его открытиями. Услышав, что некий голландец изобрел телескоп, Галилей и сам сделал телескоп и очень скоро обнаружил ряд важных явлений. Он нашел, что
Млечный Путь состоит из множества отдельных звезд. Он наблюдал фазы Венеры,
предположение о существовании которых, как это знал еще Коперник, вытекало из его
теории, но которые невооруженный глаз не мог воспринять. Он открыл спутников
Юпитера, которых в честь своего покровителя назвал "Медические звезды". Было установлено, что эти спутники подчиняются законам Кеплера. Однако возникло одно затруднение. Всегда было семь небесных тел: пять планет, Солнце и Луна; значит семь - это
священное число. Разве воскресенье не седьмой день? Разве подсвечники не семиствольны,
а церквей в Азии не семь? Что же тогда могло быть более подходящим, как ни то, что
должно быть и семь небесных тел? Hо если к ним нужно добавить еще четыре луны
Юпитера, то их станет одиннадцать, - число, которое не имеет никаких мистических
свойств. На этой почве приверженцы традиций поносили телескоп, отказывались смотреть в него и утверждали, что все, что обнаруживается при помощи телескопа, - это
иллюзия. Галилеи писал Кеплеру о своем желании посмеяться над глупостью "толпы"; в
конце его письма выясняется, что "толпа" - это профессора философии, которые пытались изгнать луны Юпитера, употребляя "софизмы так, как будто они были магическими
заклинаниями".
Галилей, как известно, был осужден инквизицией сначала секретно в 1616 году, а потом публично в 1633 году; в этом последнем случае он отрекся от своих теорий и обещал
больше никогда снова не утверждать, что Земля вращается вокруг своей оси или вокруг
Солнца. Инквизиции удалось положить конец развитию науки в Италии, которая там
так и не возродилась в течение столетий. Но ей не удалось помешать ученым принять
гелиоцентрическую теорию, а своей косностью она нанесла значительный ущерб церкви.
К счастью, существовали протестантские страны, где священники, тоже всемерно
стремясь причинить вред науке, не могли добиться контроля над государством.
Ньютон (1642-1727) достиг окончательного и полного триумфа, который подготовили Коперник, Кеплер и Галилей. Исходя их своих трех законов движения (из которых двумя первыми обязан Галилею), он доказал, что три закона Кеплера равнозначны положению о том, что каждая планета в каждый данный момент времени имеет ускорение,
62
которое направлено к Солнцу и изменяется обратно пропорционально квадрату ее расстояния от него. Он показал, что ускорение в направлении к Земле и Солнцу, в соответствии с той же самой формулой, объясняет движение Луны и что в соответствии с законом обратной пропорциональности квадрату расстояния ускорение тел, падающих на
поверхность Земли, родственно ускорению Луны. Он определил "силу" как причину изменения скорости движения, то есть ускорения. Таким образом, он смог сформулировать
свой закон всемирного тяготения. "Каждое тело притягивает каждое другое тело с силой прямо пропорциональной произведению их масс и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними". Из этой формулировки он смог вывести все остальное в
планетарной теории: движение планет и их спутников, орбиты комет, приливы. Позже
оказалось, что даже самые незначительные отклонения от эллиптических орбит со
стороны планет объяснялись законами Ньютона. Торжество было столь полным, что
Ньютону грозила опасность стать вторым Аристотелем и оказаться непреодолимым
барьером на пути прогресса. В Англии лишь спустя столетие после его смерти люди в
достаточной степени освободились от его авторитета, чтобы создать действительно
оригинальные работы по вопросам, которые он разрабатывал.
XVII век был замечателен не только в области астрономии и динамики, но и во многих
других областях, связанных с наукой.
Обратимся сначала к вопросу о научных приборах (10). Сложный микроскоп был изобретен незадолго до начала XVII века, около 1590 года. В 1608 году был изобретен телескоп голландцем Липперсеем, хотя именно Галилей впервые серьезно использовал его для
научных целей. Галилей изобрел также термометр, по крайней мере это кажется наиболее вероятным. Его ученик, Торричелли, изобрел барометр. Герике (1602-1686) изобрел
воздушный насос. Часы, хотя и не созданные заново, в XVII веке были значительно усовершенствованы, прежде всего Трудами самого Галилея. Благодаря этим изобретениям
научные наблюдения стали значительно более точными и более обширными, чем когдалибо прежде.
Существовали, далее, важные работы и в других науках, кроме астрономии и динамики. Гильберт (1540-1603) опубликовал свою большую книгу о магните в 1600 году. Гарвей
(1578-1657) открыл кровообращение и опубликовал свое открытие в 1628 году. Левенгук
(1632-1723) открыл сперматозоиды, хотя Стефан Гэм открыл их, по-видимому, несколькими месяцами раньше; Левенгук открыл также протозоа, или одноклеточные организмы, и даже бактерии. Роберт Бойль (1627-1691) был, как учили детей в годы моей молодости, "отцом химии и сыном графа Коркского"; сейчас его знают главным образом по
"закону Бойля", говорящему о том, что в данном количестве газа при данной температуре давление обратно пропорционально объему.
Я до сих пор ничего не сказал об успехах чистой математики, однако они действительно были очень велики и необходимы для успешной работы в физических науках. В
1614 году Непер опубликовал свое изобретение логарифмов. Аналитическая геометрия
явилась результатом работ нескольких математиков XVII века, из которых величайший
вклад был сделан Декартом. Дифференциальное и интегральное исчисление было изобретено независимо друг от друга Ньютоном и Лейбницем. Оно стало орудием почти всей
высшей математики. Это только наиболее выдающиеся достижения в чистой математике, но имелось большое множество и других важных открытий.
Следствием рассмотренной нами научной деятельности было то, что взгляды образованных людей совершенно изменились. В начале века Томас Броун принимал участие в суде над ведьмами; в конце века такая вещь была бы совершенно невозможна. Во времена
Шекспира кометы все еще были чудом; после опубликования "Начал..." Ньютона в 1687
году стало известно, что он и Галлей вычислили орбиты некоторых комет и что кометы
так же подчинены закону тяготения, как и планеты. Власть закона установила свое
господство над мыслями, делая невероятными такие вещи, как магия и колдовство. В
63
1700 году мировоззрение образованных людей было вполне современным, тогда как в 1600
году, за исключением очень немногих, оно было еще большей частью средневековым.
В оставшейся части главы я попытаюсь коротко осветить философские взгляды,
явившиеся, по-видимому, следствием науки XVII века, и некоторые стороны, отличающие
современную науку от науки Ньютона.
Первое, что нужно отметить, это устранение почти всех следов анимизма из законов
физики. Греки, хотя они и не говорили об этом совершенно ясно, очевидно, считали силу
движения признаком жизни. Здравомыслящему наблюдателю кажется, что животные
двигаются сами, в то время как мертвая материя движется только тогда, когда ее
принуждает к этому внешняя сила. Душа животного, по Аристотелю, имеет различные
функции, и одна из них - двигать тело животного. Солнце и планеты, по мнению греков,
достойны быть богами или по меньшей мере управляться и двигаться богами. Анаксагор
думал иначе, но он был безбожником. Демокрит тоже думал иначе, но им, в пользу Платона и Аристотеля, пренебрегали все, за исключением эпикурейцев. Аристотелевские сорок семь или пятьдесят пять неподвижных двигателей были божественными духами и
являлись первоисточником всего движения на небесах. Предоставленное самому себе любое неодушевленное тело вскоре стало бы неподвижным; таким образом, воздействие
души на материю должно быть непрерывным, для того чтобы движение не прекратилось.
Открытие первого закона движения изменило это представление. Безжизненная материя, однажды приведенная в движение, продолжает двигаться до тех пор, пока какая-нибудь внешняя причина не остановит ее. Более того, внешние причины изменения
движения сами оказывались материальными всякий раз, когда их можно было определенно установить. Во всяком случае, солнечная система сохраняла свое движение посредством своего собственного количества движения и своих собственных законов; не требовалось никакого внешнего вмешательства. Вероятно, тогда еще казалось, что Бог необходим, чтобы пустить в ход весь механизм; планеты, согласно Ньютону, первоначально были приведены в движение рукой Бога. Но когда Бог привел в движение планеты и
установил закон тяготения, все пошло само собой, без дальнейшей необходимости в божественном вмешательстве. Когда же Лаплас предположил, что те же самые силы,
которые действуют сейчас, возможно, явились причиной возникновения планет, которые
выделились под действием этих сил. из Солнца, роль Бога в развитии природы уменьшилась еще больше. Он мог оставаться творцом, но даже это было сомнительно, поскольку не было ясно, имел ли мир начало во времени. Хотя большинство ученых являли собой
пример набожности, однако воззрение, которое складывалось под влиянием их научной
деятельности, представляло собой угрозу для религии, и совершенно естественно, что
теологи были встревожены.
Другое важное следствие, вытекавшее из развития науки, - это глубокое изменение в
представлении о месте человека в мироздании. В средние века Земля считалась центром
небес и все имело целью служение человеку. В Ньютоновском мире Земля была второстепенной планетой, не очень-то выделяющейся звездой; астрономические расстояния были
так огромны, что в сравнении с ними Земля была просто булавочной головкой. Казалось
невероятным, чтобы весь этот громадный механизм был устроен для блага каких-то
жалких тварей, обитающих на этой булавочной головке. Кроме того, цель, которая со
времен Аристотеля составляла внутреннюю сторону научных концепций, была теперь
выброшена из научного процесса. Возможно, кое-кто еще верил, что небеса существуют
для того, чтобы провозглашать славу Господу, но никто не мог позволить этому верованию вмешиваться в астрономические вычисления. Возможно, мир имел цель, но она не
могла больше учитываться при научном объяснении мира.
Теория Коперника должна была бы унизить человеческую гордость, но в действительности произошло противоположное, так как торжество науки возродило человеческую
гордость. Умирающий античный мир мучился чувством греха и завещал его как тяжелую
64
ношу средним векам. Быть смиренным перед Богом было и правильно и вместе с тем благоразумно, так как Бог наказал бы за гордость. Эпидемии, наводнения, землетрясения,
турки, татары и кометы ставили в тупик эти мрачные века, и считалось, что только
все большим и большим смирением можно предотвратить эти действительные или
угрожающие бедствия. Но оставаться смиренным, когда люди достигли таких успехов,
стало невозможно.
Природа и ее законы были скрыты во тьме,
Но Бог сказал: "Да будет Ньютон", - и стало светло (12).
А что касается вечных мук, то, вероятно, у творца такой огромной Вселенной были и
более важные дела, чем посылать людей в ад за небольшие отступления от религии.
Можно было осудить на вечные муки Иуду Искариота, но не Ньютона, хотя он и был
арианцем.
Конечно, для того чтобы быть довольными собой, у людей существовало много и других важных причин. Татары сдерживались в пределах Азии, перестали быть угрозой и
турки, Галлей своим открытием сделал кометы безобидными, а что касается землетрясений, то они, хотя все еще грозные, были настолько интересны, что ученые едва ли могли сожалеть о них. Западные европейцы быстро богатели и становились господами всего
мира: они завоевали Северную и Южную Америку, были полновластны в Африке и в Индии, их уважали в Китае и боялись в Японии. Когда ко всему этому прибавилась еще победа науки, то не удивительно, что люди XVII века почувствовали себя живыми людьми,
а не несчастными грешниками, как они все еще называли себя в воскресных богослужениях.
В некоторых отношениях концепции современной теоретической физики отличаются
от взглядов ньютоновской системы. Прежде всего было установлено, что понятие "сила", которое было одним из ведущих понятий в XVII веке, не нужно. "Сила " у Ньютона это причина изменения движения по величине или направлению. Понятие причины рассматривается как важное, а сила, понимаемая образно, - это что-то вроде того, что
мы испытываем, когда толкаем или тянем. При таком понимании силы возникало возражение против признания тяготения, поскольку оно действовало на расстоянии, и
Ньютон сам допускал, что должна быть какая-то среда, посредством которой оно передается. Постепенно было установлено, что все уравнения можно написать, не вводя
силы. То, что поддавалось наблюдению, было отношением между ускорением и положением; сказать, что это отношение создано посредством "силы", это значило ничего не
добавить к нашему знанию. Наблюдение показывает, что планеты в каждый момент
имеют ускорение, направленное к Солнцу, которое изменяется обратно пропорционально
квадрату расстояний их от Солнца. Сказать, что оно обязано "силе" тяготения, - это
просто оговорка, это все равно, что сказать, что опиум усыпляет людей, потому что он
обладает снотворным свойством. Поэтому современный физик просто устанавливает
формулу, которая определяет ускорение, и избегает вместе с тем слова "сила". Понятие
"сила" - это неясный призрак виталистических взглядов относительно причин движения,
и постепенно этот призрак был изгнан.
До тех пор пока не появилась квантовая механика, в науке не было таких открытий,
которые хоть в какой-то степени видоизменили бы основной смысл первых двух "Законов
движения, а именно то, что законы динамики должны быть сформулированы в терминах ускорения. В этом отношении Коперника и Кеплера все еще нужно зачислять в одну
группу с древними; они искали законы, определяющие форму орбит небесных тел. Ньютон показал ясно, что законы, сформулированные в этом виде, могут быть лишь приближенно верными. Планеты не движутся точно по эллипсам из-за возмущений, вызываемых влиянием других планет. И орбиты планет никогда точно не повторяются по той
же причине. Но закон тяготения, связанный с ускорениями, был очень прост, и его считали совершенно точным в течение двух веков после Ньютона. Когда его исправил Эйнштейн, он все еще оставался законом, связанным с ускорениями.
65
Правда, закон сохранения энергии - это закон, связанный со скоростями, а не с ускорением. Но в расчетах, в которых используется этот закон, все еще во внимание принимается ускорение.
Что касается изменений, введенных квантовой механикой, они очень глубоки, но вопрос еще до некоторой степени противоречив и неопределенен.
Существует одно изменение по сравнению с философией Ньютона, которое следует
упомянуть сейчас, - это отказ от абсолютного пространства и времени. Читатель
помнит об упоминании этого вопроса в связи с Демокритом. Ньютон верил в пространство, составленное из точек, и во время, образованное из моментов, которые существуют независимо от тел и событий, находящихся в них. В отношении пространства он
подкреплял свою точку зрения, опираясь на эмпирический аргумент, а именно то, что
физические явления дают нам возможность различать абсолютное вращение. Если вода
в ведре вращается, она поднимается у стенок и опускается в центре, но если вращается
ведро, а не вода, такого результата не происходит. С того времени был проведен эксперимент с маятником Фуко, дающий то, что считается доказательством вращения Земли. Даже с точки зрения самых современных взглядов вопрос об абсолютном вращении
представляет трудности. Если все движение относительно, то разница между гипотезой о том, что вращается Земля, и гипотезой о том, что вращаются небеса, является
чисто словесной - она не больше, чем разница между предложениями "Джон - отец
Джемса" и "Джеме - сын Джона". Но если вращаются небеса, то звезды должны двигаться со скоростью, превышающей скорость света, что считается невозможным.
Нельзя сказать, что современное разрешение этих трудностей совершенно удовлетворительно, но оно достаточно удовлетворительно для того, чтобы заставить почти всех
физиков принять точку зрения о том, что движение и пространство чисто относительны. Это вместе с соединением пространства и времени в пространство-время существенно изменило наш взгляд на Вселенную по сравнению с тем, который проистекал
из работ Галилея и Ньютона. Но на этом, как и на квантовой механике, я больше останавливаться не стану.
Тема 4
СОВРЕМЕННЫЕ КОНЦЕПЦИИ РАЗВИТИЯ НАУКИ
Кумулятивизм. Антикумулятивизм. Основные антикумулятивистские модели развития науки (К. Поппер, Т. Кун. П. Фейерабенд, И. Лакатос)
В истории и философии науки выделяют кумулятивные и некумулятивные модели роста научного знания. Кумулятивная модель роста научного знания (кумулятивная – от
лат. увеличение, скопление, суммирование) преобладала в классической науке. Развитие
научного знания мыслилось как накопление эмпирических фактов и теоретических положений. В современной науке преобладают нетикумулятивистские модели роста научного
знания.
«Эволюционная эпистемология» К. Поппера. Модель роста знания / алгоритм роста:
выдвижение гипотез → их опровержение → выдвижение новых гипотез … Таким образом, выдвижение гипотез и дальнейший отбор из них «наиболее приспособленных», тех,
которые дальше не фальсифицируются (не опровергаются), напомнил Попперу дарвиновскую эволюцию. В процессе эволюции научных теорий выживают лучшие из них, что в
целом позволяет говорить о росте знания и понимания.
Парадигмальная модель роста научного знания. Автор – Т. Кун. Её суть: развитие
научного знания не является кумулятивным, оно имеет нелинейный, цикличный характер
и каждый цикл состоит из этапов:
66
период нормального роста (иначе: парадигмальный период) → период кризиса
→научная революция (смена парадигм).
Модель исследовательских программ И. Лакатоса. Имеется «твёрдое ядро науки»
или «позитивная эвристика» – это её основные принципы и положения и «защитный пояс» – положения и гипотезы, которые могут быть фальсифицированы. Внутри «защитного
пояса» происходят изменения, но «ядро науки» остаётся неизменным. Наука оказывается
в состоянии кризиса в том случае, когда доля «негативной эвристики» возрастает и «защитный слой» науки ослабевает.
Антисциентистская модель науки П. Фейерабена. Другое её название – модель пролиферации (переинтерпретации). Есть ещё третье название – «методологический анархизм», но оно касается позиции Фейерабенда в отношении методов познания.
Остановимся на этих моделях развития науки подробнее.
Первое послевоенное десятилетие ХХ века характеризовалось ростом интереса к социальной функции науки, ее организации, роли в общественной жизни, к
механизмам развития и ее месту в системе культурных ценностей. Образ науки
как системы чисто формальных знаковых отношений, соотносимых с реальностью
через механизм эмпирического подтверждения (верификации) или опровержения
(фальсификация), системы, не зависящей от культуры, истории, психологии и
технической базы, резко расходился с той реальной наукой, с которой сталкивались ученые в 1950 – 1960 гг. Реальная наука была тесно связана с техникой, с
промышленностью, с деятельностью ученых, с общей культурой эпохи, ее ценностями и убеждениями. И это обстоятельство приводило к острому конфликту с концепцией науки, разрабатывающейся неопозитивизмом. В связи с этим перед молодыми
учеными того времени во весь рост встала продиктованная жизнью задача создать
новую более адекватную концепцию развивающейся науки.
Карл Поппер (1902-1994), известный философ науки XX века, родился в
Вене в семье юриста. Исходной областью его интересов были психология и
педагогика. До 1937 г. он работал в Вене, участвовал в дискуссиях Венского
кружка, выступая критиком его программных положений. Затем к. Поппер эмигрировал в Новую Зеландию, где в годы войны написал знаменитую книгу «Открытое общество и его враги» (издана на русском языке в 1992 г.), направленную против тоталитаризма и защищающую либеральные ценности. С 1946 г.
– он стал профессором Лондонской школы экономики и политических наук,
где вместе со своими учениками и последователями разрабатывал влиятельное
направление в философии науки - критический рационализм. Среди главных
работ К. Поппера- «Логика научного исследования « (1934), «Объективное
знание» (1972), «Реализм и цель науки» (1983).
К. Поппер пришел к следующим основным положениям:
1.Главной проблемой философии науки должна стать проблема развития
знания, т.е. проблема анализа выдвижения, формирования, проверки и смены
научных теорий. Центральной проблемой теории познания всегда была и остается проблема роста знания.
2.Неопозитивисты в течение многих лет насаждали пренебрежительное отношение к философии и старались уничтожить даже тень философствования
в методических и научных дискуссиях. К. Поппер реабилитировал философию,
признал ее важность и тесную связь с методологией.
67
3.Считая основной задачей методологии анализ развития научного знания,
К. Поппер обратился к истории науки, ибо решение проблем, встающих в ходе такого анализа, требует обращения к реальным примерам развития науки,
иными словами, у Поппера впервые методология оторвалась от логики и стала сближаться с историей науки. Свою философскую позицию ученый охарактеризовал как «критический рационализм». Эта точка зрения опирается на
тезисы фаллибализма, фальсификации и стремления к истине (правдоподобию).
Формулируя тезис фаллибализма, как одну из предпосылок метода критического рационализма, К. Поппер утверждал, что ни наблюдение, ни разум не
являются авторитетами. Более важны интеллектуальная интуиция, и воображение, но ненадежны и они, замечал Поппер. Он считал, что научность утверждений нельзя доказать ни индуктивным путем на основе эмпирических данных, ни с помощью правила верификации, как это делали неопозитивисты.
Вопреки мнению индуктивистов, К. Поппер пришел к выводу, что ученые
делают открытия, восходя не от фактов к теориям, а от гипотез к единичным
высказываниям.
Ученые пользуются гипотетико-дедуктивным методом. Из гипотез общего характера выводятся предложения, которые сравниваются непосредственно с протокольными предложениями. Если относительно теории и протокольных предложений, а также их совпадения ученые пришли к согласию, то теория считается временно подтвержденной. Что касается проблемы верификации теории экспериментом (теория проверяется, верифицируется экспериментом: либо она
проходит эту проверку успешно, либо нет), то К. Поппер нашел в этой аргументации пробел: так как рано или поздно теории опровергаются, фальсифицируются, то предыдущие их соответствия эксперименту фактически не являются
подлинными проверками. Таким образом, ни одна теория не может быть подтверждена окончательно. Она всегда ненадежна и подвержена ошибкам (принцип
фаллибализма).
К. Поппер, в отличие от неопозитивистов, верил в объективное существование физического мира и признавал, что человеческое познание стремится к истинному описанию этого мира. Однако он отвергал существование критерия, по которому мы выделяем истину из всей совокупности наших утверждений. Даже
случайно наткнувшись на истину в научном поиске, мы не можем с уверенностью сказать, что это истина. Согласно К. Попперу, можно выдвигать только догадки, гипотезы, чтобы понять мир.
Казалось бы, отрицание существования истины могло сделать К. Поппера агностиком и скептиком. И действительно, в его учении проявляются черты скептицизма и агностицизма. Однако от того и от другого его спасает вера в то, что если
невозможно установить истинность высказываемых утверждений, то есть способы выявить их ложность. «Нельзя выделить в науке истину, - говорит К.
Поппер, - но постоянно выявляя и отбрасывая ложь, можно приблизиться к
истине» («Логика и рост научного знания»). Итак, научную теорию нужно рассматривать не как истинное знание, а как всего лишь предположительное знание
(более или менее верную догадку). Всякая теория, возникнув, уже заведомо
68
обременена этой предположительностью и неистинностью. Окончательно подтвердить теорию нельзя, зато ее можно опровергнуть (фальсифицировать). Фальсификация по К. Попперу - это принципиальная опровержимость любого утверждения, относящегося к науке. Принцип фальсификации используется К. Поппером как разграничительная линия в отделении научного знания от ненаучного. Чтобы ответить на вопрос, научна или ненаучна некоторая система
утверждений, надо, попытаться опровергнуть ее. Если это удается, то данная
система несомненно научна, ну, а если, несмотря на все усилия, не удается
опровергнуть некоторую теорию, то тогда вполне правомерно усомниться в
ее научности и истинности.
Принцип фальсификации – это определенная установка науки на критический
анализ содержания научного знания, на постоянную необходимость критического
пересмотра всех его достижений. К. Поппер утверждал взгляд на науку как
постоянный динамический процесс, в котором непосредственно происходят какие-то изменения. Причем, развитие научного знания, не следует представлять как
прогрессивный, кумулятивный процесс.
Развитие – это процесс, «идущий от старых проблем к новым проблемам посредством предположений и опровержений». Рост знания, полагает К. Поппер, это результат процесса, весьма сходного с дарвиновским «естественным отбором». Это есть естественный отбор гипотез: наше знание всегда состоит из совокупности тех гипотез, которые доказывают свою (относительную) способность
выживать в борьбе за существование; конкуренция элиминирует гипотезы, не
способные выжить». И если биологическая эволюция происходит путем приспособления организмов и видов к требованиям окружающей среды и подчиняются
принципу выживания наиболее приспособившихся, то рост знания протекает по
пути создания все более общих и все более «правдоподобных» теорий.
Таким образом, суть методологической концепции критического рационализма заключается в следующем: поскольку все наши высказывания и утверждения теоретичны и, следовательно, гипотетичны (ибо индукция не может
оправдать универсальные высказывания), постольку они подвержены ошибкам. В
этом заключается смысл эпистемологического тезиса фаллибализма. Поскольку же
все эти высказывания и утверждения включают априори элементы ошибок и заблуждений, что подтверждает и актуальная научная практика, постольку ни
одна теория не может быть верифицирована, то есть безусловно подтверждена.
Однако она может быть опровергнута как эмпирически, так и теоретически. Следовательно, принцип фальсификации вытекает из тезиса фаллибилизма. Но если
любая теория всегда ошибочна и может быть опровергнута, то задача ученых
и философов, стремящихся к поиску истины (а истина у К. Поппера- это, по сути
дела, непротиворечивость),- находить эти ошибки и заблуждения и устранять их
посредством строгой проверки теории, критики ее посылок и выдвижения новых гипотез. Стремление к истине неотделимо от критицизма, а так как критицизм проводится в интересах поиска истины, он рационален.
Какие трудности возникают на пути реализации попперовской критической
методологии?
69
Первая трудность заключается в элиминации ложных теорий. Установление
ложности теории во многом зависит от случайной удачи исследования, от того,
найдется ли и как скоро опровергающий пример. Иногда не удается обнаружить
ложность теории, которая на самом деле ложна, и она, таким образом, остается в
числе тех, которые принимаются как возможно истинные.
Вторая трудность заключается в том, что при проверке множества конкурирующих теорий может оказаться, что все они фальсифицированы и, следовательно, должны быть отвергнуты. Следовательно, в науке не останется ни одной
приемлемой теории, решающей данную проблему.
Наконец, самое главное препятствие на пути реализации попперовской программы- это невозможность обоснования истинности предпочтительной теории.
Даже если мы выбрали одну нефальсифицированную из множества конкурирующих теорий, то мы не в состоянии ни установить ее истинность, ни тем более
обосновать, хотя объективно она может быть истинной. В конечном счете, проблема существования истинных теорий, позволяющих нам правильно ориентироваться в мире, осталась в эпистемологии К. Поппера нерешенной.
Рассмотрим теперь критически основные пункты попперовской концепции,
которая представляет собой определенный методологический идеал, призванный регулировать научную практику извне. В связи с этим данную концепцию
можно критиковать и с точки зрения соответствия его положений практике
науки, и с точки зрения соответствия общефилософским и мировоззренческим
установкам.
Первое допущение, на котором основывается К. Поппер, - иногда можно
установить ложность теории, обнаружив противоречие между ее следствиями,
и «проверенными единичными предложениями», - плохо согласуется с попперовским неприятием индукции. Нет оснований полагать, говорит он, критикуя индукцию, что будущее похоже на прошлое, что будущие результаты проверок будут такими же, как и прошлые. Но ведь именно на таком предположении основывается метод фальсификации. Принимая попперовскую критику индукции,
можно спросить: какие у нас есть основания считать, что теория, которая
опровергалась природой прежде, будет опровергаться и в будущем? Какие есть основания считать, что фальсификация окончательно устанавливает ложность теории?
Второе допущение, сделанное К. Поппером при решении проблемы истинных
теорий, также вызывает сомнение. По его мнению, в науке по каждой проблеме
существует множество конкурирующих теорий. Однако такие ситуации в науке не
являются общим правилом, часто приходится довольствоваться только одной
гипотезой, более или менее удовлетворительно объясняющей факты. Затем
на смену ей приходит другая, более адекватная, но она, будучи выдвинута, не
конкурирует со старой по схеме К. Поппера, а еще в процессе разработки предполагается как предпочтительная.
На допущении множества конкурирующих теорий базируется третье допущение, что фальсифицированная теория тут же отбрасывается. Но, например релятивистская и квантовая механики «опровергли» механику И. Ньютона (след70
ствия последней не подтверждаются ни в области релятивистских явлений, ни в
области квантовых). Тем не менее, эта теория не отвергнута. По сути дела,
множество эмпирически «опровергнутых» теорий в науке пусто, ибо уже в
самом понятии научной теории заложено то, что такая теория объясняет и предсказывает некоторую, пусть и ограниченную совокупность явлений действительности. Иными словами, опровержимость (и фальсифицируемость) научного знания не
является его единственным исключительным признаком.
Примеры свидетельствуют о том, что концепция развития научного знания К.
Поппера и логически уязвима, и не всегда согласуется с реальной научной практикой. Однако она является лишь нормативным методологическим идеалом, который, конечно, может совершенствоваться, уступая требованиям истории и
практики науки (такую возможность и реализовал И. Лакатос). Безусловной заслугой К. Поппера является то, что ему удалось выразить многие тонкости
роста научного знания. Встав в оппозицию к наиболее характерным тезисам
классического позитивизма, он отверг точку зрения, согласно которой наука
развивается путем приращений, и подчеркнул революционный характер процесса отвержения старой теории и замены ее несовместимой с ней новой теорией, показав при этом ту роль , которую играет в данном процессе неспособность старой теории ответить на вызовы со стороны логики, эксперимента или
наблюдения.
Пол Фейерабенд (1927 г., Вена) занимает особое место среди западных философов и методологов науки. С одной стороны, его работы завоевали ему авторитет и право считаться одним из влиятельных представителей современной методологии. С другой, – его критика методологических концепций, призывы к
«анархии» в методологии науки, защита знахарства и астрологии создали ему
репутацию автора, к которому нельзя относиться серьезно. В фундаменте концепции науки П. Фейерабенда лежит тезис о зависимости языка наблюдений от
теории.
В свое время логический позитивизм выделил в составе научной теории два
языка: теоретический и язык наблюдений. Предполагалось, что последний
теоретически нейтрален и поэтому может входить в различные, даже несовместимые теории. Предполагалось также, что всем дескриптивным (т.е. не являющимся логическими или математическими) терминам языка наблюдения соответствуют некоторые наблюдаемые объекты или их свойства, а теоретические
термины, которым соответствуют ненаблюдаемые объекты или свойства, должны
быть сведены к терминам наблюдения.
Против подобных представлений и выступает П. Фейерабенд. Его основное
утверждение: предложения наблюдения выделяются в качестве таковых на основании не их содержания, а ситуации, в которой их принимают. По содержанию же
между предложениями наблюдения и теоретическими предложениями принципиальной разницы нет. Содержание предложения наблюдения, заявляет
П. Фейерабенд, определяется не ситуацией наблюдения, а той целью, которую поставил себе наблюдатель. Язык наблюдения принципиально не отличается
от теоретического, он более привычен.
71
Обыденный язык наших дней несет на себе отпечаток представлений классической физики. Но почему мы должны сохранять его, если приняты в науке уже
другие теории? Конечно, если сейчас человек кипятит молоко, то он говорит о его
температуре, а не об энергии молекул. Но это, по мнению П. Фейерабенда,
означает лишь то, что этот человек был обучен соответствующим образом. Если ввести другую систему обучения, более соответствующую духу современной
науки, то люди и в быту будут говорить не о кипении молока, а об увеличении
кинетической энергии молекул.
П. Фейерабенд доказывает, что язык наблюдения является по своей сути теоретическим, ибо способ, каким мы фиксируем результаты наших наблюдений и
экспериментов, зависит от принятых нами теоретических предпосылок. Отсюда
следует утверждение, что любая система взглядов находит подтверждение в
опыте, подтверждение теории - дело тривиальное. Интересны были бы, напротив,
опровержения теории, но для этого нужно «распять» наш опыт, осознать и
выделить в нем его теоретическую компоненту. Это, считает Фейерабенд, невозможно было бы сделать, если бы у нас была одна-единственная объяснительная
схема. Тогда бы мы просто считали ее по привычке совершенно естественной и
видели бы в ней голос самого опыта. Необходимы другие теории, установки, онтологии, которые давали бы иные интерпретации опыту и тем самым заставляли
бы нас осознать, что до сих пор мы принимали за результат наблюдений свои собственные установки. Если подобных альтернативных концепций нет, надо пытаться построить их, чтобы выявить неосознанные предпосылки теоретического характера, некритически включенные в опыт.
Поэтому, чтобы быть подлинным эмпиристом, надо стараться опровергать
теории, в которых мы убеждены, изобретая для этого всевозможные, сколь
угодно абсурдные концепции. Но легко ли это сделать, коль скоро теории так довлеют над нашим сознанием, что заставляют нас неосознанно интерпретировать
весь наш опыт в их свете? П. Фейерабенд согласен, что это совсем нелегко и поэтому советует черпать идеи из тех сфер сознания, которые не настолько порабощены теориями и догмами, например, из снов, фантазий, художественных
произведений и т.д..
Для решения проблемы эмпиризма П. Фейерабенд предлагает ввести в методологию принцип плюрализма, который призывает создавать и разрабатывать
теории, несовместимые с принятыми точками зрения, даже если последние являются в высокой степени подтвержденными и общепринятыми. Обосновывая
необходимость альтернативных теорий, Фейерабенд разъясняет, что ни одна теория никогда не согласуется со всеми данными. Любая теория окружена «шумовым фоном» несоответствий. Например, ни одна планета не движется по орбите,
вычисленной в соответствии с ньютоновской небесной механикой. Существуют
и другие, еще не объясненные расхождения с этой теорией, превышающие на
порядок ошибку измерения. Эти расхождения создают фон «шумовых помех»,
относительно которого перемещение Меркурия на 43 секунды в столетие в
значительной мере теряет свое значение. Кроме того, существует еще много неисследованных возможностей объяснения этих отклонений в рамках ньютонов72
ской теории. Только объяснение этих 43 секунд на основе новых принципов выделит из шумового фона и превратит в эффект, способный опровергнуть ньютоновскую схему. Естественно, что такое объяснение должно опираться на теорему,
несовместимую с ньютоновской,- оно должно опираться на альтернативную
ньютоновской теорию» (См.: Фейерабенд П. Ответ на критику //Структура и
развитие науки: Сб. переводов. М, 1978. с.420.). Таким образом, только альтернативные теории способны обосновать, что данный факт действительно опровергает теорию. К тому же, замечает П. Фейерабенд, поскольку не все утверждения теории могут быть проверены фактами, то чисто теоретическая критика со
стороны альтернативной теории значительно увеличивает возможности опровержения данной теории.
При этом П. Фейерабенд особо подчеркивает важность ненаучных и антинаучных теорий для критики и опровержения научных теорий. Так, Н. Коперник,
предлагая новую картину мира, не использовал научные традиции, а обратился к
«ненормальным» пифагорейцам... Астрономии пошла на пользу любовь пифагорейцев к кругам, медицине - знахарские учения о травах... Куда бы мы ни посмотрели, всюду мы видим, что крупные научные достижения обязаны своим
существованием внешним влияниям, которым было дано возобладать над наиболее фундаментальными и «рациональными» методологическими правилами. В
этих рассуждениях можно без труда увидеть влияние критического рационализма К. Поппера: в самом деле, если науку, как утверждал К. Поппер, отличает
критичность и если критика обеспечивает рост содержания, то критика тем
лучше, чем она радикальнее. А критика некоторой физической теории Т1 со
стороны, скажем, мифологической космологии будет радикальнее, чем критика со
стороны другой физической теории Т2, которая разделяет с Т1 целый ряд общих
предпосылок.
Призывая к распространению плюрализма за рамки конкуренции научных теорий, в 70-е годы П. Фейерабенд присоединился к волне антисциентизма и
стал призывать к тому, чтобы подвергнуть критике мышление, институт науки и
вообще европейскую культуру. Наука, заявил он, не принесла человечеству никаких особых благ. Мнение, что она способна принести много ценных для благосостояния человека результатов, проистекает лишь из невозможности сравнения.
Наука попросту задавила все альтернативные способы осмысления мира, поэтому сейчас невозможно судить, насколько счастливую, здоровую и комфортную
жизнь могли бы принести людям формы жизни, основанные на мифах, вере в колдовство и т.д..
Тезис плюрализма теорий у П. Фейерабенда порождает методологический
анархизм, который, по мнению ученого, равнозначен признанию того, что любые
правила и нормы рациональной деятельности исторически обусловлены и не
являются адекватными во всех ситуациях. Лозунг П. Фейерабенда «все сгодится»
надо понимать так: «Любое решение, любая стратегия может где-нибудь в развитии науки когда-нибудь сгодиться», даже если они и противоречат методологическим нормативам. Дело в том, что любое методологическое правило, даже самое очевидное для здравого смысла, имеет границы, за пределами которых его
73
применение неразумно и мешает развитию науки. Деятельность ученого не подчиняется никаким рациональным нормам. Поэтому развитие науки, по Фейерабенду, иррационально: новые теории побеждают и получают признание не вследствие рационально обоснованного выбора, не в силу того, что они ближе к истине или лучше соответствуют фактам, а благодаря пропагандисткой деятельности
их сторонников.
Значительную методологическую нагрузку в построениях философа несет так
называемый «закон неравномерного развития». Этот закон выдвигается П.
Фейерабендом как обобщение и приложение к истории познания известного
марксистского положения о возможности неравномерного развития в обществе
различных социальных структур и их элементов. П. Фейерабенд даже ссылается на некоторые работы К. Маркса и В. Ленина, в которых показывается несоответствие прогрессивной экономики и культуры исторически изжившей себя буржуазной идеологии, неравномерность развития капитализма. Аналогично обстоит
дело и с развитием различных уровней научного знания: идей, теорий, вспомогательных дисциплин, эмпирических фактов.
Период теоретической зрелости наступает тогда, когда идея приобретает столь
обыкновенный вид, что может всерьез соперничать с другими научными теориями без риска быть сразу отброшенной. Теперь уже для нее характерны
имманентная критичность, свободное обсуждение альтернатив, учет объективных
достоинств и недостатков различных точек зрения. Сравнение альтернатив - мощный фактор развития науки; оно стимулирует детальную разработку базисных
идей, которая сравнивается П. Фейерабендом с марксовым методом восхождения
от абстрактного к конкретному.
За этапом расцвета теории в результате дальнейшей борьбы альтернатив следует период ее регресса: появляются новые силы, в своем мировоззрении адекватнее выражающие новую эпоху. Прежняя концепция вынуждена приспосабливаться к изменившимся условиям уже не с целью дальнейшего развития, но с
целью самосохранения. Ее сторонники вновь начинают использовать все средства,
чтобы удержаться в лидерах; они выдвигают новые, неоформившиеся идеи. Такова
форма развития науки и эти циклы он пытается проследить на протяжении истории познания.
Заслуга П. Фейерабенда состоит в настойчивом отказе от приобретших
устойчивые черты идеалов классической науки, наука предстает как процесс
размножения теорий. Кроме того, через всю концепцию Фейерабенда проходит идея взаимосвязи внутринаучных и вненаучных факторов в истории науки.
Хотя П. Фейерабенд в этом отнюдь не пионер, его работа полезна потому, что
попытки определить научный прогресс на основе простых и жестко фиксированных «рациональных» критериев продолжаются. Но, воздав должное его постановке вопроса, мы должны отметить, что по сравнению с глубиной и сложностью затронутых им проблем предлагаемые им решения выглядят довольно поверхностными. (см. ниже Приложение к теме).
74
Новая версия философии науки была выдвинута Т. Куном, который осуществил
радикальный отход от принципов логического эмпиризма и стал лидером историкоэволюционистской философии науки.
Томас Кун (США ,1922 г.) Закончив физический факультет в Гарварде, он в
1943г. получил степень бакалавра по физике, в 1946г. – степень магистра, а в
1949г.- докторскую степень. С 1958г. Кун стал профессором истории науки. Он являлся профессором философии и лингвистики Массачусетского технологического
института и одним из ответственных редакторов «Международного словаря научной
биографии». Из-под его пера вышли 3 монографии: «Коперниканская революция»,
«Структура научных революций», «Теория черного тела и квантовая прерывность.
1894-1912», около 50 статей по различным проблемам философии и истории науки.
Его исследовательские интересы были сосредоточены преимущественно на истории
возникновения и развития квантовой механики. Т. Кун поставил перед собой задачу
создания новой антипозитивистской нетрадиционной философии науки. В чем же
специфика куновского подхода к этой дисциплине?
Во-первых, непозитивистская версия науки сложилась на базе абстрактнологических исследований готовых и притом соответствующим образом препарированных теоретических знаний, а куновская философия науки была создана на основе
истории науки. Историю науки Т. Кун рассматривает не как совокупность исторических факторов, а как эволюцию концептуальных схем, фундаментальных
идей и функций научного познания. Пытаясь уточнить свою концепцию истории
науки, он выдвинул два существенных для его концепции положения.
Первое состоит в утверждении, что нет единой истории науки. Даже при самой обширной эрудиции невозможно увязать все научные исследования в
единый поток. Следовательно, наука, с точки зрения Т. Куна - это некое подобие отдельных пересекающихся или разрозненных дисциплин, и методология историко-научных исследований должна строиться как набор частных методологий, ориентированных на изучение истории отдельных дисциплин.
Второе заключается в том, что назначение истории науки реализуется в
двух направлениях: в более углубленном понимании современных концепций и методов и в формировании философии науки.
Следующее важное обстоятельство, характеризующее специфику подхода Т.
Куна к философии науки, связано с социологизацией проблем, касающихся
исследования не только механизмов развития, но и концептуальной структуры научного знания. Социально-групповой подход является для Т. Куна без
всякого преувеличения решающим. Суть этого подхода заключается в признании важнейшей роли сообщества ученых в формировании, реализации,
оценке, развитии и отстаивании научных открытий, методов и способов научной деятельности. Подобный взгляд на природу научной деятельности Т. Кун
сделал лейтмотивом своего анализа науки.
И, наконец, третья особенность взглядов Т. Куна заключается в повышенном
интересе к психологическим мотивам научной деятельности. Причем в основном он апеллирует к групповой психологии, то есть к коллективным эмоциям, коллективному видению и восприятию внешней реальности.
75
Куновская эволюционистская философия науки Куна по своим методам
довольно эклектична. Там, где ему не хватает логической и эпистемологической аргументации, на передний план выдвигаются социологический и психологический подходы. И все же, несмотря на мозаичность и разнородность его
воззрений, отсутствие единой стержневой методологии, куновскую концепцию следует рассматривать именно как философию науки, ибо при всех оговорках и реверансах в сторону исторического эмпиризма, социологизма, психологизма и т.д. его центральная задача состоит в формулировании и выявлении общих характеристик науки в целом, а его конечная - в открытии общих
закономерностей развития науки и построении адекватного концептуального
аппарата.
Центральным понятием в исследованиях т. Куна является понятие «парадигма». Буквальный перевод этого термина - «образец». Понятие научной парадигмы оказалось многозначным, допускающим разнообразие его интерпретаций, да и взгляды самого Куна по вопросу о сущности и структуре парадигм изменялись и уточнялись. Чаще всего понятие парадигмы трактуют как совокупность фундаментальных теорий и как систему решающих для данной
науки экспериментов и ценностей.
Содержание парадигмы излагается, как правило, в учебниках. Они разъясняют
сущность принятой теории, иллюстрируют ее удачные применения и сравнивают
эти применения с типичными наблюдениями и экспериментами. Подобные учебники стали общераспространенными с нач. XIX века, до того аналогичную функцию выполняли такие выдающиеся труды, как «Физика» Аристотеля, «Начала» и
«Оптика» И. Ньютона, «Электричество» Б. Франклина, «Химия» А. Лавуазье. Эти
общепринятые примеры фактической практики научных исследований (примеры,
которые включают закон, теорию, их практическое применение и необходимое оборудование) в совокупности дают нам модели, из которых возникают конкретные
традиции научного исследования. Таковы традиции, которые историки науки описывают под рубриками «астрономия Птолемея (или Н. Коперника)», «аристотелевская
(или ньютоновская) динамика», «корпускулярная (или волновая) оптика» и т.д.
Изучение парадигм главным образом и подготавливает начинающего исследователя
к членству в том или ином научном сообществе.
Парадигма по своему содержанию шире теории. Каждая теория создается в
рамках той или иной парадигмы. Теории, существующие в рамках различных
парадигм, несопоставимы. Поэтому одна и та же теория не может входить в разные парадигмы без предварительного ее серьезного переосмысления. А это означает, что при смене парадигм невозможно осуществить преемственность теорий, т.е.
какие-то теории перенести из старых парадигм в новые. В контексте новых парадигм старые теории получают новое содержание, иную интерпретацию.
Позже Т. Кун попытался заменить понятие парадигмы дисциплинарными матрицами. Они дисциплинарны, потому что принуждают ученых к определенному поведению, стилю мышления; это матрицы - потому что они состоят из упорядоченных
элементов различного рода, причем каждый из них требует дальнейшей спецификации. Дисциплинарная матрица, по Куну, состоит из четырех основных элементов.
76
1. Символические обобщения, то есть формальный аппарат, с помощью которого в рамках данной матрицы записываются основные законы, гипотезы и экспериментальные данные.
2. Метафизическая парадигма - система методологических и даже философских
принципов, используемых для обоснования различных эвристических приемов
(например: перенос знаний по аналогии из одной области физики в другую).
Если учесть, что для Т. Куна метафизика является системой онтологических допущений, то такая онтологизация понятия парадигмы означает по существу признание
роли философии в качестве одного из основных элементов научного исследования. Можно сказать, что метафизическая парадигма - это философская составляющая научной деятельности.
3. Ценности, которыми руководствуются члены сообщества. Наиболее
укоренились ценности, касающиеся научных прогнозов. Они должны быть
точны, количественно обоснованы, просты, логичны, иметь высокую степень
вероятности.
4. «Образцы», то есть признанные примеры. Именно они, по мнению Куна,
и составляют цементирующую основу научной деятельности. В этом подходе
Т. Кун видит свое подлинное новаторство и отличие от неопозитивистов, рассматривавших в качестве такого стержня взятые сами по себе теории и порождаемые ими правила. Однако последние вместе с аппаратом символических обобщений усваиваются, по мнению Т. Куна, лишь в процессе овладения образцами решения задач.
Схема развития науки Т. Куна:
 начальная допарадигмальная стадия развития науки характеризуется
наличием различных точек зрения, отсутствием фундаментальных теорий,
общепризнанных методов и ценностей;
 затем возникает консенсус членов научного сообщества и создается
единая парадигма;
 на ее основе осуществляется нормальное развитие, накапливаются факты, совершенствуются теории и методы;
 в этом процессе возникают аномальные факты, приводящие к кризису, а
затем и к научной революции;
 в результате такой революции возникает новая парадигма, и весь процесс повторяется снова.
Рассмотрим данные стадии более подробно.
Система знаний, выступающих в качестве науки, утверждает Т. Кун, долгое
время находится на допарадигмальной стадии, которая характеризуется
наличием многочисленных конкурирующих школ, большим разнообразием
методов и взглядов на фундаментальные вопросы науки. Признание какоголибо факта, эксперимента, объяснения или теории за образец означает завершение допарадигмального периода и формирование новой парадигмы. С
наступлением этого момента поведение ученых существенно меняется. Они
перестают обсуждать парадигму и принимают её принципы в качестве общепринятого и бесспорного убеждения.
77
Новая парадигма выполняет две функции: запретительную и проективную.
Она запрещает, отсекает все не относящиеся к парадигме и не согласующиеся с
ней факты, концепции, методы и проблемы. Одновременно с этим парадигма
стимулирует исследования в определенном направлении, способствует достижению консенсуса и предлагает некоторые гарантии успеха. Консенсус относительно основных положений парадигмы является важнейшей социальной
характеристикой именно научного сообщества. В отличие от него представители, например, искусства не скованы подобным консенсусом и даже, напротив, обязаны постоянно осуществлять радикальные творческие инновации,
которые в науке возможны лишь в период смены парадигм.
Группа учёных, принявших данную парадигму, теряет статус дилетантов и
превращается в профессиональное сообщество. Но допарадигмальный период
не всегда заканчивается созданием парадигмы. Сам Т. Кун сомневается в возможности ее существования, например, в социологии. По-видимому, это сомнение можно распространить и на ряд других наук.
Стадия нормального развития науки, согласно Т. Куну, исчерпывается тремя
видами деятельности:
1)
экспликацией и переформулировкой парадигмы;
2)
совершенствованием и уточнением теорий, возникающих на ее основе;
3)
экспериментальными поисками новых фактов и их уточнениями.
Важнейшая отличительная черта нормальной науки состоит в том, что на
этой стадии ученые не стремятся к крупным открытиям. Парадигма детерминирует тип задач, решаемых нормальной наукой, и не допускает радикальных
открытий, могущих привести к возникновению новой парадигмы. Правда, эта
детерминация не является полной и оставляет некоторую степень свободы
для изобретательства и творческой деятельности. Эта деятельность и есть не
что иное, как решение головоломок.
«Головоломка»- одна из основных единиц куновского анализа. Она представляет собой особенный тип задач, как бы предсказанных и регламентированных парадигмой. Парадигма поэтому дает гарантию того, что головоломка
может быть решена. Уточнение фактов, поиски новых фактов, достижение их
более полного объяснения и согласования с теорией - все это законно лишь в
той мере, в какой служит решению головоломок.
Характеризуя развитие науки в целом, Т. Кун неоднократно подчеркивал
влияние на нее со стороны философии. Оно наиболее заметно в периоды кризисов и научных революций. В периоды же нормального развития это влияние
минимально, т.к. ученые, занятые решением головоломок, не нуждаются в метафизических установках и предпосылках. В данном случае Т. Кун как бы
впускает метафизику в нормальную науку, хотя и с черного крыльца.
По мнению Т. Куна, многие науки развиваются, не создавая принципиально новых теорий и фундаментальных идей, а постоянно приобретая новые
факты и осуществляя уточнения. Такие науки он предлагает называть протонауками и относит к ним химию и теорию электричества до середины XVIII
века, эмбриологию и теорию наследственности до середины XIX века, а так78
же современные социальные науки. Протонауки как бы задерживаются, застаиваются на стадии нормального исследования, но и все остальные науки находились на этой стадии большую долю времени своего исторического развития.
Рассмотрим пример нормальной деятельности в науке (или функционирования парадигм), обратившись к истории физической оптики. От глубокой древности до конца XVII в. не было такого периода, когда была бы принята какая-либо
единственная, общепринятая точка зрения на природу света. Вместо этого было множество противоборствующих школ, большинство из которых придерживались той
или иной разновидности эпикурейской, аристотелевской или платоновской теории.
Одна группа рассматривала свет как частицы, испускаемые материальными телами;
для другой свет был модификацией Среды, которая находилась между телом и
глазом; еще одна группа объясняла свет в терминах взаимодействия Среды с излучением самих глаз. Каждая из соответствующих школ подчеркивала в качестве парадигмальных наблюдений именно тот набор свойств оптических явлений, который
ее теория могла объяснить наилучшим образом.
Были ли учеными представители указанных школ? Да, однако, не имея возможности принять без доказательства какую-либо общую основу для своих научных убеждений, каждый автор ощущал необходимость строить физическую оптику заново,
начиная с самых основ. В силу этого он выбирал эксперименты и наблюдения в
поддержку своих взглядов относительно свободно, ибо не было никакой стандартной системы методов или явлений, которую каждый пишущий работу по оптике должен был применять и объяснять. В таких условиях авторы трудов по оптике апеллировали к представителям других школ ничуть не меньше, чем к самой
природе.
Первая парадигма в этой области возникает в XVIII в. Она основывалась на
«Оптике» И. Ньютона, который утверждал, что свет представляет собой поток
материальных частиц. Физики, работавшие в этой парадигме, в основном занимались поиском доказательств давления световых частиц, ударяющихся о твердые тела.
В начале XIX века появляется новое учение о природе света, согласно которому
свет- это распространение поперечных волн. Данное понимание являлось выводом из
парадигмы, которая восходит к работам Т. Юнга и О. Френеля по оптике.
Наконец, в начале нашего века М. Планк и А. Эйнштейн предложили новое
понимание света. В современных учебниках по физике говорится, что свет представляет собой поток фотонов, т.е. квантово-механических сущностей, которые
обнаруживают некоторые волновые свойства и в то же время некоторые свойства
частиц. Таким образом, понимание света имеет длительную историю. Многообразие
позиций по данному вопросу связано с функционированием в физике определённых парадигм.
Рассмотрим следующий этап в развитии науки – этап возникновения аномалий,
приводящих к кризису, а затем и к научной революции. Осуществляя парадигмальную
деятельность и ожидая как бы «предусмотренные» парадигмой факты, ученый иногда обнаруживает нечто неожиданное. Это неожиданное и есть, по терминологии Т.
Куна, научная аномалия. Когда аномальность открытия осознаётся, наступает этап
поиска радикальных решений, причём очень долго ученые пытаются осуще79
ствить его в рамках старой парадигмы. Открытие аномального факта есть процесс, начало которого связано со стремлением сохранить старую парадигму, а завершение знаменуется переходом к новой. Весь этот период как бы напоминает
эпоху допарадигмального развития, когда ни одно из решений не покоится на
прочном парадигмальном фундаменте, не является авторитарно привилегированным и бесспорным для всех членов сообщества.
Эти открытия вплотную подводят к научным кризисам. По Т. Куну, сам кризис- необходимое условие развития науки. Однако смысл его отнюдь не сводится к простому обнаружению аномальных фактов. Лишь немногие из них
приводят к подлинному кризису и последующей смене парадигмы. Сама по
себе аномалия не ведёт автоматически к разрушению старой парадигмы. Аномалия, утверждает Т. Кун, вовсе ещё не контрпример, мгновенно ниспровергающий
старую теорию. Старая парадигма разрушается и уступает своё место не отдельному аномальному факту, а новой парадигме. Но как и почему складывается
именно такая, а не другая парадигма, совершенно неясно. Понятно лишь одно: в
период кризиса развивается экстраординарная наука, которая уже не подчиняется правилам старой парадигмы и ещё не подпадает под правила новой, несформировавшейся парадигмы. «Любой кризис начинается с сомнения в парадигме и
последующего расшатывания правил нормального исследования. Исследование
во время кризиса имеет очень много сходного с исследованием в допарадигмальный период» (См. Кун Т. Структура научной революции. М.,1976. C. 114.). В
период экстраординарной науки происходит выявление и усиливается обоснование, связанное с эпистемологическим анализом тех правил, стандартов и методов, которые принимались в эпоху нормальной науки как сами собой разумеющиеся, но в период кризиса стали подвергаться сомнению. Именно поэтому кризис характеризуется множеством новых подходов, своего рода творческим бумом.
Он, как правило, тесно связан с ростом внимания ученых к философской проблематике. Отказ от экстраординарной, т.е. внепарадигмальной стадии научного
развития и знаменуется переходом к новой парадигме и соответствующей ей
нормальной стадии развития.
Все кризисы заканчиваются одним из трёх возможных исходов.
1. Иногда нормальная наука в конце концов доказывает свою способность
разрешить проблему, порождающую кризис, несмотря на отчаяние тех, кто рассматривал её как конец существующий парадигмы. Например: в течение 60 лет после исходных расчетов И. Ньютона предсказываемые сдвиги в перигее Луны составляли по величине только половину от наблюдаемых. По мере того как превосходные специалисты по математической физике в Европе продолжали безуспешно
бороться с хорошо известным расхождением, иногда выдвигались предложения
модифицировать ньютоновский закон обратной зависимости от квадрата расстояния. Но ни одно из этих предложений не принималось всерьез, и на практике упорство по отношению к этой значительной аномалии оказалось оправданным. А. Клеро в 1750 г. смог показать, что ошибочным был только математический аппарат
приложений, а сама теория Ньютона могла быть оставлена в прежнем виде.
80
2. В другом случае сложившееся положение не исправляют даже явно радикальные новые подходы. Тогда ученые могут прийти к заключению, что в их области исследования решения проблемы не предвидится. Проблема снабжается соответствующим ярлыком и оставляется в стороне в наследство будущему поколению в
надежде на ее решение с помощью более совершенных методов.
3. Возможен случай, когда кризис разрешается с возникновением нового претендента на место парадигмы и последующей борьбой за его принятие. Тогда завершением кризиса, порожденного открытием фундаментального аномального факта, становится революция в науке.
Сущность научной революции заключается в возникновении новой парадигмы,
качественно отличающейся от прежней и полностью с ней несопоставимой. Новые парадигмы некумулятивны. Это означает, что они не только включают в себя
принципиально новые проблемы, методы, ценности, но и совершенно по-новому
представляют картину изучения природы или ее фрагментов. Этот принцип, принцип некумулятивности, ведущий к отрицанию научной преемственности, отчетливо
прослеживается во всех работах Т. Куна.
Возникновение новой парадигмы означает изменение, во-первых, знаний об определенных методах исследования, стандартах экспериментальной и теоретической
деятельности, критериях научности и определенных ценностях; во-вторых, знаний,
дающих информацию о строении мира и тех фрагментов природы, которые рассматриваются наукой. Однако и те, и другие оказываются, в конечном счете, зависящими не от объективной реальности, а от недетерминированной позиции научного
сообщества. Старая и вновь возникшая парадигмы несоизмеримы.
Рассмотрим один из наиболее известных случаев изменения парадигмы - возникновение коперниковской астрономии. Ее предшественница, система Птолемея, которая сформировалась в период II в. до н.э. - II в. н.э., имела необычайный успех в
предсказании изменений положения звезд и планет. Ни одна другая античная система не давала таких хороших результатов; для изучения положения звезд астрономия Птолемея все еще широко используется и сейчас; для предсказания же положения планет теория Птолемея была не хуже теории Н. Коперника. Но для научной
теории достичь блестящих успехов еще не значит быть полностью адекватной. Что
касается положения планет, то их предсказания, получаемые с помощью системы
Птолемея, никогда полностью не соответствовали наиболее удачным наблюдениям. Дальнейшее стремление избавиться от этих незначительных расхождений поставило много принципиальных проблем нормального исследования в астрономии
для многих последователей Птолемея. Некоторое время астрономы имели полное основание предполагать, что эти попытки могут быть столь же успешными, как и
те, что привели к системе Птолемея. Если и было какое-то расхождение, то астрономам неизменно удавалось устранять его, внося некоторые частные поправки в
систему концентрических орбит Птолемея. Но время шло, и ученый, взглянув
на полезные результаты, достигнутые нормальным исследованием благодаря усилиям многих астрономов, видел, что путаница в астрономии возрастала намного
быстрее, чем ее точность.
81
Эти трудности были осознаны. В начале XVI в. увеличивается число превосходных астрономов в Европе, которые понимали, что парадигма астрономии терпит
неудачу в применении ее при решении собственных традиционных проблем. Это
осознание стало предпосылкой отказа Н. Коперника от парадигмы Птолемея и
основой для поисков новой парадигмы. Ренессансное мировоззрение, великие географические открытия, мощные общественно-политические движения были условием и предпосылкой коперниканской революции, а также сами ассимилировали ее как
теоретическую основу глубоких мировоззренческих преобразований. Н. Коперник и
его система стали лишь началом целой серии астрономических открытий, связанных
с созданием новой онтологии, методологии, а также наблюдательной и вычислительной техники. Начатая Н. Коперником вопреки его собственной воле и намерениям
революция оказалась растянутой на несколько десятилетий. Она завершилась трудами И.. Кеплера и Г. Галилея, а ее значение как в мировоззренческом, так и в научном плане осмыслено и признано только к сер. XVII столетия. Итог этого осознания, утверждает Т. Кун, состоит в создании принципиально новой парадигмы,
качественно по всем параметрам отличающейся от птолемеевской.
Завершая знакомство с проблемой научных революций, обратим внимание на следующие моменты:
 революционные открытия представляют собой не момент, не мгновенные
озарения, а длительный и сложный процесс;
 в ходе этого процесса выделяются этапы адаптации к старому, введения новых идей, понятий и теорий; постепенного осознания их принципиальной новизны;
окончательного разрыва с прежней системой знаний;
 cоздание новой системы знаний приводит к возникновению нового сообщества ученых с присущим ему новым видением мира, новыми проблемами и методами
их решения.
На каких же основаниях осуществляется переход от старой парадигмы к новой?
Что заставляет группу ученых отказаться от одной традиции нормального исследования в пользу другой?
Отвечая на этот вопрос, Т. Кун отмечает, что переход от старой парадигмы к новой
не может основываться на чисто рациональных доводах, так как существует несоизмеримость предреволюционных и послереволюционных нормальных научных традиций. Она проявляется в следующем:
1. Защитники конкурирующих парадигм часто не соглашаются с перечнем
проблем, которые должны быть разрешены с помощью каждого кандидата в
парадигмы. Например: должна ли теория движения объяснить причину возникновения сил притяжения между частицами материи, или она может просто констатировать существование таких сил? Ньютоновская динамика
встречала широкое сопротивление, поскольку в отличие и от аристотелевской, и от декартовской теорий она подразумевала последний ответ по данному вопросу. Когда теория Ньютона была принята, вопрос о причине притяжения был снят с повестки дня. Однако на решение этого вопроса может с
гордостью претендовать Общая теория относительности.
82
2. В рамках новой парадигмы старые термины, понятия и эксперименты оказываются в новых отношениях друг с другом. Неизбежным результатом является недопонимание между двумя конкурирующими школами. Например: дилетанты, которые
не принимали ОТО Эйнштейна потому, что пространство якобы не может быть «искривленным», не просто ошибались или заблуждались. Пространство, которое подразумевалось ранее, обязательно должно быть плоским, гомогенным, изотропным и
не зависящим от наличия материи. Чтобы осуществить переход к эйнштейновскому
универсуму, весь концептуальный арсенал, характерными компонентами которого
были пространство, время, материя, сила и т.д., должен быть изменен и вновь создан.
3. Защитники конкурирующих парадигм осуществляют свои исследования в разных мирах. Один мир «помещается» в плоской, другой- в искривленной матрице
пространства. Работая в различных мирах, две группы ученых видят вещи поразному, хотя и наблюдают за ними с одной позиции и смотрят в одном направлении.
Следовательно, переход между несовместимыми структурами, конкурирующими
парадигмами не может быть осуществлен постепенно, шаг за шагом посредством логики. Ни одна из борющихся парадигм не может рассчитывать на доказательство
своей правоты. Конкуренция между парадигмами не является тем видом борьбы, который может быть разрешен с помощью доводов. Здесь необходимы волевые факторы - убеждение и вера. Ученые принимают новую парадигму по различным соображениям. Имеют значение всевозможные культы (например: культ Солнца), национальность, прежняя репутация новатора и т.д.
Т. Кун выдвигает два, по его мнению, новых и вполне эффективных критерия
предпочтения парадигм.
1. Убеждение сторонников новой парадигмы в том, что они могут решить проблемы, которые привели старую парадигму к кризису. Например, Коперник утверждал,
что разрешил давно раздражавшую проблему продолжительности календарного года, а Ньютон примирил небесную и земную механику. А в нашем веке замечательный количественный успех закона излучения М. Планка и модели атома н. Бора убедили многих физиков принять их; хотя, рассматривая физическую науку в целом, нельзя не признать, что оба этих вклада породили
намного больше проблем, чем разрешили. Итак, первый критерий предпочтения парадигм – способность направлять исследование по проблемам, на полное
решение которых ни один из конкурирующих вариантов не может претендовать.
2. Второй критерий- способность предсказать такие явления, о которых даже
не подразумевала старая парадигма. Этот аргумент действует особенно убедительно в тех случаях, когда новая парадигма первоначально нисколько не
помогает решению проблем, вызвавших кризис. Например, теория Коперника не
была более точной, чем теория Птолемея, и не вела непосредственно к какому бы
то ни было улучшению календаря. Однако именно теория Коперника навела
на мысль, что планеты должны быть подобны Земле, что Венера должна иметь фазы и что Вселенная должна быть гораздо больше, чем ранее предполагалось. В
результате, когда спустя 60 лет после его смерти с помощью телескопа неожиданно
были обнаружены горы на Луне, фазы Венеры и огромное количество звезд,
о существовании которых ранее не подозревали, эти наблюдения убедили в
83
справедливости новой теории великое множество ученых, особенно среди неастрономов.
Кроме двух указанных критериев, есть еще ряд аргументов, которые редко
излагаются ясно и апеллируют к индивидуальному ощущению удобства, к эстетическому чувству. Считается, что новая теория должна быть «более ясной»,
«более удобной», «более простой», чем старая. Эти аргументы очень важны,
т.к. если бы новая теория, претендующая на роль парадигмы, выносилась бы в
самом начале на суд практичного человека, который оценивал бы ее только по
способности решать проблемы, то науки переживали бы очень мало научных
революций.
Тот, кто принимает парадигму на ранней стадии, должен верить, что новая
парадигма достигнет успеха в решении большого круга проблем, зная, что старая парадигма потерпела неудачу при решении некоторых из них. Принятие
решения такого типа может быть основано только на вере. А что лежит в основе
веры, что заставляет ученых почувствовать, что новый путь избран правильно?
Личные и нечеткие эстетические соображения.
Однако Т. Кун не был сторонником иррациональных оснований смены парадигм. Подчеркивая эмоционально-волевой характер принятия решения, он указывает, что этот процесс- вполне рациональное предприятие. Но для оправдания такого утверждения ему приходится пересмотреть концепцию принимаемой
им рациональности. Этот процесс сводится Куном к проблеме критериев рациональности. Если мы имеем некоторый набор таких критериев, то все, что соответствует или попадает под них, оказывается рациональным. Но откуда берутся такие критерии, что служит их оправданием?
Т. Кун полагает, что можно выбрать самые различные критерии для оценки научных теорий. Они формируются учеными, представителями данного сообщества на
определенном историческом этапе его развития. В качестве таких оценочных критериев могут быть выбраны простота, красота, точность, объяснительная или предсказательная сила. Естественно, что, выбрав один или несколько из этих критериев и дав им принятую членами научного сообщества интерпретацию, ученые
в дальнейшем настолько приспосабливаются к системе привычных и общепризнанных критериев, что начинают воспринимать ее как нечто само собой разумеющееся, бесспорное, естественное и объективное. С этой точки зрения выбор той
или иной теории, который соответствует этим критериям, рационален. Напротив,
выбор не соответствующей им теории считается иррациональным. Создание новой
парадигмы поэтому включает в себя не только выдвижение новых теорий, методов,
предпосылок и образцов, но и набор новых критериев и стандартов. Поэтому члены
сообщества, придерживающиеся старых стандартов рациональности, могут напротив, рассматривать новую теорию или критерии их предпочтения и выбора как иррациональные.
Но Т. Кун не удовлетворяется таким простым подходом и ищет более
надежные критерии рациональности. Тут надежную службу ему служит концепция
нормальной науки. Если ее главная задача-решение головоломок, то логично
предположить, что из двух теорий лучшей оказывается та, которая дает наиболее
84
эффективное решение. Данный критерий эффективности может сложиться только в
рамках нормальной науки. При этом оказывается, что он поддается некоторому
улучшению. Дело в том, что возможны, по крайней мере, две ситуации:
1. Для решения каждой головоломки возникает своя теория или несколько
конкурирующих теорий.
2. Создается целый набор теорий для решения всего набора головоломок,
решаемых и обсуждаемых данной научной дисциплиной на определенной
стадии ее нормального развития.
Поэтому в дополнение к критерию эффективности разрешения головоломок Т. Кун добавляет критерий объемности. Он состоит в том, что из двух
теорий более предпочтительна та, которая дает эффективное решение для более объемного клана головоломок. Выбор теории противоположного характера
с этой точки зрения оказывается иррациональным.
Итак, для Куна развития науки – это смена парадигм, периодические скачкообразные изменения в стиле мышления, методологии и методике научного
исследования. Причем смена парадигм (и в этом заключается решающая новизна концепции Т. Куна) не является детерминированной однозначно, или,
как сейчас говорят, не носит линейного характера. Развитие науки нельзя
представлять как тянущееся вверх дерево. Логика развития науки содержит в себе
закономерность, но закономерность эта «выбрана» случаем из целого веера других,
ничуть не менее закономерных возможностей. Так что привычная нам ныне
квантово-релятивисткая картина мира в принципе могла бы быть и совсем другой,
хотя наверняка не менее логичной и последовательной.
Подобный подход не означает сомнений в способности науки добывать настоящую истину. Только истина эта изменчива, подвижна и зависит от выбранной системы отсчета. Вспомним хрестоматийный пример из популярных брошюр по теории
относительности: распивая чай в купе скорого поезда, пассажир случайно роняет
стакан на пол. Вопрос: по какой траектории летит стакан – по прямой или искривленной? Ответ: для наблюдателя внутри поезда - строго по прямой, а для наблюдателя вне поезда – по дуге, ведь поезд во время полета стакана успевает проехать некоторое расстояние и стакан падает совсем не в ту точку, над которой он начал свой
полет. При этом очень трудно бывает удержаться от вопроса: для одного наблюдателя стакан движется так, для другого – иначе. Как же на самом деле, независимо ни от каких наблюдений? И мало кому удается с первого раза понять, что этого
«на самом деле» просто не существует. Ученый мир шел к этому выводу 2,5 тысячелетия. Ведь требование зафиксировать движение предмета «на самом деле»
означает не что иное, как требование предоставить некоторую абсолютную систему отсчета, а ее в природе нет. Все системы отсчета равноправны, и количество их в принципе бесконечно. А это в свою очередь означает, что любое человеческое знание всегда было и будет неполным, неокончательным, ибо принципиально невозможно учесть одновременно все системы отсчета.
Отметим сильные стороны куновской концепции развития науки.
1. Исторический подход, учитывающий специфику различных культурных, экономических и социальных контекстов.
85
2. Продуктивное требование связи философии науки с ее историей.
3. Учет взаимосвязи социальных, психологических, экономических и технических факторов развития науки.
4. Острая критика неопозитивистской философии науки, а также философии
науки критического рационализма.
Однако отсутствие последовательности в постановке и решении методологических проблем, внутренняя эклектичность и противоречивость воззрений Куна породили и сильную критическую оппозицию.
Российские ученые выдвигают следующие критические замечания в
адрес концепции Т.Куна (См: Микулинский С.Р., Маркова Л.А. Чем интересна книга Т. Куна «Структура научных революций»// Кун. Т. Структура научных революций. М., 1975):
1. Чередование постепенных и революционных периодов в развитии науки
было описано учеными задолго до Т. Куна. Причем К. Марксом и Ф. Энгельсом
они были объяснены с философских позиций, Т. Кун же допускает явную метафизичность, отрицая преемственность в науке.
2. Назвав промежутки между научными революциями неудачным термином
«нормальная наука», Т. Кун тем самым отнес периоды радикальных ломок к
чему-то ненормальному (не свойственному науке). Но это не так, потому что в самой сущности науки заложена коренная трансформация знаний. Поэтому
научные революции также являются нормой науки. Термин «нормальная наука»,
введенный Т. Куном, наводит на мысль, что аспект научной деятельности, обозначаемый этим термином, является наиболее характерным, типичным для науки в
целом. Подчеркивается даже, что нормальное исследование отличает науку от
других форм духовной деятельности человека, в то время как период революции
сближает науку с искусством, политикой и т.д. Такой подход тоже является верным. То, что Т. Кун называет «нормальной наукой», правильнее было бы называть периодом спокойного, эволюционного развития. Кроме того, характер развития науки в ее спокойный период получился слишком схематизированным. В
результате этого наука лишилась своего критического, творческого начала; из ее
содержания выпала связь с научной революцией.
3. Хотя Т. Кун и ввел понятие «научное сообщество» в модель науки, однако проблема взаимодействия науки и общества так и осталась за пределами его
концепции, где возобладали социально-психологические факторы.
Концепция Т. Куна стала очень популярной и стимулировала дискуссии и
новые исследования в философии науки. Хотя многие философы и признавали его заслуги в описании смены периодов устойчивого развития науки и
научных революций, мало кто принимал его социально-психологические
объяснения этих процессов.
Наиболее глубоким и последовательным критиком концепции смены парадигм стал последователь К. Поппера И. Лакатос, который разработал одну из
лучших моделей философии науки - методологию научно-исследовательских
программ.
86
Имре Лакатос (1922-1974), родился в Венгрии в Будапеште. Диссертацию
по философским вопросам математики готовил в Московском университете.
За диссидентские взгляды в конце 40-х годов провел 2 года в тюрьме. После
венгерских событий 1956 г. эмигрировал, работал в Лондонской школе экономики и политических наук, где стал наиболее ярким последователем К
Поппера. В России известны такие работы И. Лакатоса, как «Доказательства
и
опровержения»
и
«Фальсификация
и
методология
научноисследовательских программ».
Основной
темой
Лакатоса
являлась
методология
научноисследовательских программ. Последняя возникла как результат осмысления
следующих двух наблюдений:
1.И. Лакатос убедился, что принцип фальсификации может быть сохранен,
несмотря на то, что согласно этому принципу, ученые должны фальсифицировать и немедленно отбрасывать любую теорию, не согласующуюся с фактами, в то время как данные истории науки свидетельствуют о значительной
устойчивости и непрерывности научной деятельности. Известны такие аномальные с точки зрения принципа фальсификации случаи, когда экспериментальное «опровержение» теории не вело к ее отвержению и теория продолжала развиваться.
Это обстоятельство можно объяснить, по мнению И. Лакатоса, если сравнивать с эмпирией не одну изолированную теорию, но серию сменяющихся
теорий, связанных между собой едиными основополагающими принципами.
Такую последовательность теорий он и назвал научно-исследовательской
программой (НИП).
2. Исследуя историю и философские проблемы математики, И. Лакатос заметил и подчеркнул большую роль в развитии науки эвристических принципов, которые могут быть рационально реконструированы. В отличие от
Т. Куна, он считает, что решение вопроса о продолжении или отказе от участия в научной программе представляет собой рациональный акт, и для этого
предлагает свой критерий оценки «процесса» и «вырождения» программы.
И. Лакатос в качестве базисной единицы развития научного знания предложил рассматривать не отдельную научную теорию, а научноисследовательскую программу. Эта программа имеет следующую структуру: жёсткое ядро, негативная эвристика, позитивная эвристика.
Жесткое ядро программы – это совокупность суждений, которые явно или
неявно являются теоретической основой данного стиля мышления. Жесткое
ядро является общим для всех теорий программы. Это метафизика программы: наиболее общие представления о реальности, которую описывают входящие в программу теории; основные законы взаимодействия элементов этой
реальности; главные методологические принципы, связанные с этой программой. Например, жестким ядром ньютоновской программы в механике
было представление о том, что реальность состоит из частиц вещества, которые движутся в абсолютном пространстве и времени в соответствии с тремя
известными ньютоновскими законами и взаимодействуют между собой со87
гласно закону всемирного тяготения. Работающие в определенной программе
ученые принимают ее метафизику, считая ее адекватной и непроблематичной. Но в принципе могут существовать и иные метафизики, определяющие
альтернативные исследовательские программы. Так, в XVII веке наряду с
ньютоновской существовала картезианская программа в механике, метафизические принципы которой существенно отличались от ньютоновских.
Негативную эвристику составляет совокупность вспомогательных гипотез, которые предохраняют ее ядро от фальсификации, от опровергающих
фактов. Это «защитный пояс» программы, который принимает на себя огонь
критических аргументов. Негативная эвристика указывает, каких путей исследования следует избегать. Защитный слой менее важных ( по сравнению с
принципиальными) положений принимает на себя первые «удары» экспериментальных данных, а несоответствие теории эксперименту удается ликвидировать простыми средствами: внесением в старую теорию некоторых усовершенствований. В таких случаях дело не доходит до научных революций.
Позитивная эвристика представляет собой стратегию выбора первоочередных проблем и задач, которые должны решать ученые. Наличие позитивной эвристики позволяет определенное время игнорировать критику и аномалии и заниматься конструктивными исследованиями. Обладая такой стратегией, ученые вправе заявлять, что они еще доберутся до непонятных и потенциально опровергающих программу фактов и что их существование не
является поводом для отказа от программы.
В рамках успешно развивающейся программы удается разрабатывать все более совершенные теории, которые объясняют все больше и больше фактов.
Именно поэтому ученые склонны к устойчивой позитивной работе в рамках
подобных программ и допускают определенный догматизм в отношении к их
основополагающим принципам. Однако это не может продолжаться бесконечно. Со временем эвристическая сила программы начинает ослабевать, и перед учеными возникает вопрос о том, стоит ли продолжать работать в ее рамках.
Каков же критерий прогресса исследовательских программ?
Программа, состоящая из последовательности теорий Т1, Т2,....,Тп-1 прогрессирует, если: а) Тn объясняет все факты, которые успешно объясняла Тп-1; б) Тn
охватывает большую эмпирическую область, чем предшествующая теория Тп1; в) часть предсказаний из этого дополнительного эмпирического содержания
Тn подтверждается.
Иначе говоря, в прогрессивно развивающейся программе каждая следующая теория должна успешно предсказывать дополнительные факты.
Если же новые теории не в состоянии сделать это, то программа является
«стагнирующей», или «вырождающейся». Обычно такая программа лишь
задним числом истолковывает факты, которые были открыты другими, более
успешными программами. Например, программа Ньютона порождала теории,
которые не только «справлялись» с аномалиями своих предшественниц, но и
предсказывали новые факты. Эта программа, таким образом, прогрессировала.
В свою очередь программа Р. Декарта позволяла включить в себя достижения
88
ньютоновской программы только post hoс и не предсказывала новые факты.
Эта программа была регрессивной. В общем же если сравнивать друг с другом
все конкурирующие в той или иной области науки программы, то получится,
что большая их часть вводит гипотезы ad hoс для объяснения «аномалий»,
гораздо меньшая содержит новые теории с избытком эмпирического содержания, и уже совсем немногие программы включают модификации предшествующих теорий, которые получают подтверждение для своего избыточного
эмпирического содержания.
И. Лакатос вместе со своим учеником Э. Захаром в статье «Почему программа Коперника превзошла программу Птолемея?» пытается ответить на поставленный в заглавии вопрос, опираясь на свою методологию программы. Авторы показывают, что и программа Птолемея, и программа Н. Коперника имели
своим прототипом пифагорейско-платоновскую астрономическую программу. Последняя признавала «совершенным» равномерное круговое движение небесных тел.
Эта эвристическая посылка сохранилась в программе Птолемея и программе Н. Коперника, однако «твердые ядра» этих программ оказались различными: Птолемей
считал неподвижным центром Вселенной Землю, Коперник поместил этот
центр в сферу звезд; у Птолемея звездная сфера движется вокруг Земли и,
кроме того, неравномерно вращается вокруг центра эклиптики, у Коперника
все движения небесных тел суть круговые и равномерны. Таким образом, заключают И. Лакатос и Э. Захар, программа Коперника отвечала эвристике
пифагорейско-платоновской программы в большей степени, нежели программа Птолемея. К тому же коперниковская программа обладала несомненной
теоретической прогрессивностью, ибо предсказывала новые никогда ранее не
наблюдавшиеся явления, например, фазы Венеры и звёздный параллакс. В
этой связи процесс перехода от программы Птолемея к программе Коперника
следует расценивать как прогрессивный сдвиг проблемы в рамках развития
пифагорейско-платоновской программы.
Итак, на основе предложенного И. Лакатосом критерия учёные могут рационально оценивать возможности программы и решать вопрос о продолжении или отказе участия в ней. Если программа прогрессирует , то рационально будет придерживаться её , если же она вырождается, то рациональным поведением ученого будет попытка разработать новую программу или же перейти на позиции уже существующей и прогрессирующей альтернативной
программы.
И. Лакатос показывает, что в истории науки редко встречаются периоды,
когда господствует одна программа (парадигма), как это утверждал Т. Кун.
Обычно в любой научной дисциплине существует несколько альтернативных
научно-исследовательских программ. Конкуренция между ними, взаимная
критика, чередование периодов расцвета и упадка программ придают развитию науки тот реальный драматизм научного поиска, который отсутствует в
куновской монопарадигмальной «нормальной науке».
Подчёркивая необходимость сравнения теорий и программ, И. Лакатос сумел выделить важные моменты в процессе развития знания. Существенно
89
здесь различие теорий и программ. Для каждого, кто осваивает разнообразные учения, важно осознавать, в рамках какой программы и теории он находится. Такое осознание требует сравнения теорий и программ. Если исследователь, будь то ученый или студент работает только в одной программе или
только в одной теории, то эта программа или теория невольно принимается
им за абсолютную истину. А это значит, что субъект научного поиска не осознает свой действительный научный статус, который фактически жестко соотнесён с одной программой, достоинства же других программ не осознаются
и не принимаются.
И. Лакатос, как и другие постпозитивисты, справедливо обратил внимание
на необходимость тщательного изучения истории научного познания: изучение наук, не сопровождающееся изучением их истории, ведёт к одностороннему знанию, создаёт условия для догматизма.
Приложение к теме
Имре Лакатосу – другу
и соратнику-анархисту
(Лакатосу от Фейерабенда)
Данное сочинение представляет собой первую часть книги о рационализме, которую мы хотели написать с Имре Лакатосом. Я должен был нападать на рационалистскую позицию, а Имре – отстаивать и защищать ее, парируя мои аргументы. Мы полагали, что обе эти части дадут представление о нашем долгом споре по
этим вопросам, – споре, который начался в 1964 г., продолжался в письмах, лекциях, телефонных разговорах, статьях почти до самых последних дней жизни Имре и превратился в неотъемлемую часть моей повседневной работы. Этим обстоятельством объясняется стиль данного сочинения: это длинное и в значительной степени личное письмо к
Имре, в котором каждая резкая фраза написана в расчете на то, что на нее будет дан
еще более резкий ответ. Очевидно, что в настоящем виде книга существенно неполна. В
ней отсутствует наиболее важная часть – ответ человека, которому она адресована.
Тем не менее я публикую ее как свидетельство того сильного и стимулирующего влияния,
которое на всех нас оказывал Имре Лакатос.
ПРЕДИСЛОВИЕ К НЕМЕЦКОМУ ИЗДАНИЮ
Критическое исследование науки должно ответить на два вопроса:
1. Что есть наука – как она действует, каковы ее результаты?
2. В чем состоит ценность науки? Действительно ли она лучше, чем космология хопи, наука и философия Аристотеля, учение о дао? Или наука – один из многих мифов, возникший при определенных исторических условиях?
На первый вопрос существует не один, а бесконечно много ответов. Однако почти
каждый из них опирается на предположение о том, что существует особый научный
метод, т.е. совокупность правил, управляющих деятельностью науки. Процедура, осуществляемая в соответствии с правилами, является научной; процедура, нарушающая
эти правила, ненаучна. Эти правила не всегда формулируются явно, поэтому существует мнение, что в своем исследовании ученый руководствуется правилами скорее интуитивно, чем сознательно. Кроме того, утверждается неизменность этих правил. Однако
тот факт, что эти правила существуют, что наука своими успехами обязана примене90
нию этих правил и что эти правила "рациональны" в некотором безусловном, хотя и расплывчатом смысле, – этот факт не подвергается ни малейшему сомнению.
Второй вопрос в наши дни почти не ставится. Здесь ученые и теоретики науки выступают единым фронтом, как до них это делали представители единственно дарующей
блаженство церкви: истинно только учение церкви, все остальное – языческая бессмыслица. В самом деле: определенные методы дискуссии или внушения, некогда служившие
сиянию церковной мудрости, ныне нашли себе новое прибежище в науке.
Хотя эти феномены заслуживают внимания и несколько удручают, они не дали бы повода для беспокойства, если бы обусловленный ими догматизм был присущ только толпам верующих. Однако это не так.
В идеале современное государство является идеологически нейтральным. Идеология,
религия, магия, мифы оказывают влияние только через посредство политически влиятельных партий. Идеологические принципы иногда включаются в структуру государства, но только благодаря решению большинства населения, принятому после открытого обсуждения. В общеобразовательной школе детей знакомят с религией как с историческим феноменом, а не как с истиной, кроме тех случаев, когда родители настаивают
на более прямом приобщении их детей к благодати. И финансовая. поддержка различных
идеологий не превосходит той финансовой поддержки, которая оказывается политическим партиям и частным группам. Государство и идеология, государство и церковь, государство и миф четко отделены друг от друга.
Однако государство и наука тесно связаны. На развитие научных идей расходуются
громадные средства. Даже такая область, как теория науки, которая заимствует у
науки ее имя, но не дает ей ни одной плодотворной идеи, финансируется далеко не соразмерно ее реальной ценности. В общеобразовательных школах изучение почти всех областей науки является обязательным. В то время как родители шестилетнего малыша могут решать, воспитывать ли из него протестанта, католика или атеиста, они не обладают такой свободой в отношении науки. Физика, астрономия, история должны изучаться. Их нельзя заменить астрологией, натуральной магией или легендами.
В наших школах не довольствуются просто историческим изложением физических
(астрономических, исторических и т.п.) фактов и принципов. Не говорят так: существовали люди, которые верили, что Земля вращается вокруг Солнца, а другие считали
ее полой сферой, содержащей Солнце. А провозглашают: Земля вращается вокруг Солнца, а все остальное – глупость.
Наконец, принятие или отбрасывание научных фактов и принципов полностью отделено от демократического процесса информирования общественности, обсуждения и
голосования. Мы принимаем научные законы и факты, изучаем их в школах, делаем их основой важных политических решений, даже не пытаясь поставить их на голосование.
Изредка обсуждаются и ставятся на голосование конкретные предложения, но люди не
вмешиваются в процесс создания общих теорий и основополагающих фактов. Современное общество является "коперниканским" вовсе не потому, что коперниканство было
подвергнуто демократическому обсуждению, поставлено на голосование, а затем принято большинством голосов. Общество является "коперниканским" потому, что коперниканцами являются ученые, и потому, что их космологию сегодня принимают столь же
некритично, как когда-то принимали космологию епископов и кардиналов.
Это слияние государства и науки ведет к парадоксу, мучительному для демократии и
либерального мышления.
Либеральные интеллектуалы выступают за демократию и свободу. Они твердо защищают право свободного выражения мнений, право исповедовать любую религию, право на работу. Либеральные интеллектуалы выступают также за рационализм. Их рационализм и их восхищение демократией представляют собой две стороны медали. Как
наука, так и рациональное мышление приводят к демократии, и только они пригодны для
решения технических, социальных, экономических, психологических и т.д. проблем. Одна91
ко это означает, что религии, свобода исповедания которых столь пылко отстаивается,
и идеи, беспрепятственного распространения которых столь настойчиво требуют, не
вызывают достаточно серьезного к себе отношения: их не принимают во внимание в качестве соперниц науки. Их, к примеру, не принимают в качестве основ воспитания, финансируемого обществом. Эту нетерпимость либерализма почти никто не замечает.
Большая часть теологов и исследователей мифов считают суждения науки новым откровением и устраняют из религии и мифов все идеи и намеки, которые могут противоречить науке (демифологизация). То, что остается после такой обработки, с помощью
экзистенциалистских словечек или психологического жаргона вновь возвращается к мнимому существованию, не представляя, однако, никакой опасности для науки, поскольку
широкая общественность полагает, что имеет дело с верным представлением, а не с
жалкой подделкой. Положение становится иным, когда идеи более древних или отличных
от западноевропейского сциентизма культур пытаются возродить в их первоначальном
виде и сделать основой воспитания и общежития для их сторонников. В этом случае
возникает парадокс: демократические принципы в их современном понимании несовместимы с полнокровной, неискалеченной жизнью обособленных культур. Западная демократия не способна включить в себя культуру хопи в ее подлинном смысле. Она не способна включить в себя иудейскую культуру в ее подлинном смысле. Она не способна включить в себя негритянскую культуру. Она готова терпеть эти культуры только в качестве вторичных образований той фундаментальной структуры, которая образуется в
результате злосчастного альянса науки и "рационализма" (и капитализма).
Однако, нетерпеливо восклицает читатель, разве такой способ действий не вполне
оправдан? Разве на самом деле нет громадного различия между наукой, с одной стороны,
и религией, идеологией, мифом – с другой? Это различие настолько велико и очевидно,
что указывать на него излишне, а оспаривать смешно. Не содержит ли наука фактов и
гипотез, которые непосредственно отображают действительность, так что мы можем их понять и усвоить, в то время как религия и мифы устремляются в область грез,
где все возможно и где очень мало общего с реальным миром? Тогда, быть может, не
только оправданно, но даже желательно устранить религию и мифы из центра духовной
жизни современного общества и на их место поставить науку?!
Терпение!
На все эти вопросы имеется простой, ясный, но несколько неожиданный ответ.
Мифы должны быть оттеснены от базиса современного общества и заменены методами и результатами науки. Однако частные лица имеют право изучать их, описывать и
излагать. Посмотрим, как осуществляется это право.
Частное лицо может читать, писать, пропагандировать то, что ему нравится, и
может публиковать книги, содержащие самые сумасшедшие идеи. В случае болезни оно
имеет право лечиться в соответствии со своими пожеланиями либо с помощью экстрасенсов (если оно верит в искусство знахаря), либо с помощью "научно образованного"
врача (если ему ближе наука). Ему разрешается не только пропагандировать отдельные
идеи такого рода, но основывать союзы и школы, распространяющие его идеи, создавать
организации, стремящиеся положить их в основу исследования; оно может либо само
оплачивать издержки таких предприятий, либо пользоваться финансовой поддержкой
своих единомышленников. Однако финансирование общеобразовательных школ и университетов находится в руках налогоплательщиков. Благодаря этому за ними остается последнее слово при определении учебных планов этих институтов. Граждане Калифорнии,
например, решили перестроить преподавание биологии в местном университете и заменить теорию Дарвина библейской концепцией книги Бытия и осуществили это: теперь
происхождение человека объясняют фундаменталисты, а не представители научной
биологии. Конечно, мнение специалистов учитывается, однако последнее слово принадлежит не им. Последнее слово принадлежит решению демократической комиссии, в которой простые люди обладают подавляющим большинством голосов.
92
Достаточно ли у простого человека знаний для принятия таких решений? Не наделает ли он нелепых ошибок? Не следует ли поэтому решение фундаментальных проблем
предоставить консорциуму специалистов?
В демократическом государстве, – безусловно, нет.
Демократия представляет собой собрание зрелых людей, а не сборище глупцов, руководимое небольшой группой умников. Но зрелость не падает с неба, ее нужно добывать
трудом. Она приобретается лишь тогда, когда человек принимает на себя ответственность за все события, происходящие в жизни страны, и за все принимаемые решения.
Зрелость важнее специальных знаний, так как именно она решает вопрос о сфере применимости таких знаний. Конечно, ученый считает, что нет ничего лучше науки. Граждане демократического государства могут не разделять этой благочестивой веры. Поэтому они должны принимать участие в принятии важнейших решений даже в тех случаях, когда это участие может иметь отрицательные последствия.
Однако последнее маловероятно. Во-первых, при обсуждении важных вопросов специалисты часто приходят к различным мнениям. Кто не встречал ситуации, когда один
врач рекомендует делать операцию, другой отвергает ее, а третий предлагает совершенно иной способ лечения, нежели первые два? Или ситуации, в которой одна группа
специалистов гарантирует безопасность работы ядерного реактора, а другая оспаривает это? В таких случаях решение находится в руках заинтересованных граждан, в первом случае – родственников больного, во втором случае – жителей близлежащих сел и
городов, т.е. решение находится в руках обыкновенных людей. Но и единодушное мнение
специалистов не менее проблематично, ибо противоположное мнение может появиться
буквально на следующий день. Задача рядовых граждан – искать такие мнения и в случае
их столкновения судить о положении дел. Во-вторых, мнение специалистов требует
определенных поправок,. ибо они склонны отождествлять потребности науки с потребностями повседневной жизни и совершают ошибку, которая обнаруживается, когда мы
следуем их советам: ученые придерживаются особой идеологии, и их результаты обусловлены принципами этой идеологии. Идеология ученых редко подвергается исследованию. Ее либо не замечают, либо считают безусловно истинной, либо включают в конкретные исследования таким образом, что любой критический анализ необходимо приводит к ее подтверждению. Такая благонамеренная ограниченность не мешает общению с
коллегами, совсем напротив, она только и делает это общение возможным. Однако при
обсуждении проблем, связанных: с обучением (например: следует ли нам изучать теорию
Дарвина или книгу Бытия, а может быть, обе эти концепции?), организацией социальных
институтов (например: должна ли совместная жизнь людей строиться в соответствии
с принципами бихевиоризма, генетики или христианства ?), или при анализе фундаментальных. предпосылок самой науки (например: является ли причинность основополагающим объяснительным принципом научного мышления?) она сама становится предметом
исследования. Для такого исследования никто не подходит лучше постороннего человека,
т.е. смышленого и любознательного дилетанта.
Рассмотрим действия суда присяжных. Согласно закону, высказывания специалистов
должны подвергаться анализу со стороны защитников и оценке присяжных. В основе
этого установления лежит та предпосылка, что специалисты тоже только люди, что
они часто совершают ошибки, что источник их знаний не столь недоступен для других,
как они стремятся это представить, я что каждый обычный человек в течение нескольких недель способен усвоить знания, необходимые для понимания и критики определенных
научных высказываний. Многочисленные судебные разбирательства доказывают верность этой предпосылки. Высокомерного ученого, внушающего почтение своими докторскими дипломами, почетными званиями, президента различных научных организаций,
увенчанного славой за свои многолетние исследования в конкретной области, своими "невинными" вопросами приводит в смущение адвокат, обладающий способностью разоблачать эффектный специальный жаргон и выводить на чистую воду преуспевающих умни93
ков. И обрати внимание, дорогой читатель, что эта способность присуща не только высокооплачиваемым столичным адвокатам, которым помогают друзья из научных кругов
и целый штат специалистов, но и самому скромному деревенскому защитнику: из природной смекалки человеческого рода выросла наука.
Мы видим, что существуют как общие политические, так и особые практические аргументы против расширения сферы авторитета науки. С общей точки зрения авторитет демократического решения следует всегда ставить выше авторитета даже самых
лучших специалистов и наиболее выдающихся форумов ученых. Однако аргументы в пользу ограничения науки и рационализма тем самым еще далеко не исчерпаны.
Специальные вопросы, говорят нам наши ученые, должны обсуждаться специалистами и с помощью методов, принятых в той или иной области науки. Рассуждая таким образом, они вовсе не подразумевают, что астрологические проблемы нужно предоставить решать астрологам, проблемы иглоукалывания – знатокам системы Ни Чина (Nei
Ching), проблемы духовного воздействия на ближних – специалистам в области колдовства и что с этими экспертами, если они действительно являются таковыми, нужно
консультироваться в вопросах воспитания и организации общественной жизни. О нет!
Обсуждение всех этих проблем нужно передать соответствующим ученым. Такой способ действий был бы не совсем демократичным, но не очень вредным, если бы ученый
знал, о чем идет речь в узурпированных им дисциплинах. Но этого как раз и не бывает.
Если в своей собственной области ученый долгое время колеблется и сомневается, прежде чем решится опубликовать некоторое открытие или выступить с критикой важного
принципа, то для того, чтобы разделаться с мифом или ненаучной космологией, хватает
самых смехотворных аргументов и минимума знаний. Такие аргументы бывают либо
общими, либо специальными. Общие аргументы сводятся к указанию на то, что критикуемые идеи были получены ненаучным путем и поэтому неприемлемы. При этом предполагается, что имеется некий "метод науки" и только этот метод приводит к приемлемым результатам. Если спросить ученого, в чем состоит этот мнимый метод, мы получим самые различные ответы, которые показывают, что ученые весьма редко знают,
что именно они делают в процессе своих собственных исследований. Почему же мы
должны им верить, когда они берутся судить о том, чем занимаются другие? Вторая
же часть предположения, утверждающая, что только наука получает приемлемые результаты, очевидно ложна. Каждая идеология, каждая форма жизни получает некоторые результаты. Однако, возражают нам, эти результаты неприемлемы. Но всегда ли
наука получает приемлемые результаты? И не удается ли, напротив, мастерам колдовства или восточной медицины вызвать смерть врага или исцелить больного, страдающего функциональными нарушениями?
Последний случай особенно поучителен. Экзотические медицинские школы способны
диагностировать и излечивать болезни, которые западным медикам представляются
совершенно непонятными. Еще более важны последние результаты археологии и антропологии. Они показывают, что современные "отсталые народы" и люди далекого прошлого (древнекаменного века и последующих эпох) известные нам связи и процессы,
например, прецессию равноденствия, представляли необычным способом и на основе этого особого способ представления открывали неизвестные нам и недоступные науке связи.
Способ представления и метод исследования объединялись в мифе, который соединял
отдельных людей в племя и наполнял смыслом их жизнь. Этот миф содержал не только
житейскую мудрость, он также включал в себя знания, которых нет в науке, хотя
наука, как и всякий другой миф, может обогащаться и изменяться благодаря им. Процесс усвоения этих знаний уже начался. И когда ученый претендует на монопольное обладание единственно приемлемыми методами и знаниями, это свидетельствует не
только о его самомнении, но и о его невежестве.
Это возвращает нас ко второму из двух вопросов, поставленных мной в начале этого
предисловия: какова ценность науки? Ответ ясен. Мы обязаны науке невероятными от94
крытиями. Научные идеи проясняют наш дух и улучшают нашу жизнь. В то же время
наука вытесняет позитивные достижения более ранних эпох к вследствие этого лишает
нашу жизнь многих возможностей. Сказанное о науке справедливо и в отношении известных нам сегодня мифов, религий, магических учений. В свое время они также приводили к невероятным открытиям, также решали проблемы и улучшали жизнь. людей.
Нельзя забывать, сколькими изобретениями мы обязаны мифам! Они помогли найти и
сберечь огонь; они обеспечили выведение новых видов животных и растений, и часто более успешно, чем это делают современные научные селекционеры; они способствовали
открытию основных фактов астрономии и географии и описали их в сжатой форме; они
стимулировали употребление полученных знаний для путешествий и освоения новых континентов; они оставили нам искусство, которое сравнимо с лучшими произведениями
западноевропейского искусства и обнаруживает необычайную техническую изощренность; они открыли богов, человеческую душу, проблему добра и зла и пытались объяснить трудности, связанные с этими открытиями; они анализировали человеческое тело,
не повреждая его, и создали медицинскую теорию, из которой мы еще и сегодня можем
многое почерпнуть. При этом люди далекого прошлого совершенно точно знали, что попытка рационалистического исследования мира имеет свои границы и дает неполное
знание. В сравнении с этими достижениями наука и связанная с ней рационалистическая
философия сильно отстают, однако мы этого не. замечаем. Запомним хотя бы то, что
имеется много способов бытия-в-мире, каждый из которых имеет свои преимущества и
недостатки, и что все они нужны для того, чтобы сделать нас людьми в полном смысле
этого слова и решить проблемы нашего совместного существования в этом мире.
Эта фундаментальная идея не должна быть основана просто на интеллектуальном
понимании. Она должна побуждать нас к размышлениям и направлять наши чувства.
Она должна стать мировоззрением или, если не бояться употребить старое слово, религией. Только религия способна обуздать многочисленные стремления, противоречащие
друг другу достижения, надежды, догматические предрассудки, существующие сегодня,
и направить их к некоторому гармоничному развитию. Странно, хотя и успокоительно,
то обстоятельство, что такая религия постепенно возникает в рамках самой науки. В
то время как теория науки занимается детскими играми, разыгрывая войну мышей и лягушек между сторонниками Поппера и Куна, в то время как медленно взрослеющие младенцы уснащают свой критический рационализм все новыми и новыми эпициклами, у отдельных мыслителей, таких, как Н.Бор, или в специальных областях, например в теории
систем, возникает новая, сильная, позитивная философия. Цель настоящего сочинения
заключается в том, чтобы хотя бы косвенно поддержать эту философию, освободив ее
от интеллектуального навоза.
Вместе с тем данное сочинение дает материал для построения новой теории развития наших идей. На конкретных примерах будет показано, что ни опыт и рациональное
рассуждение, ни теория социальных (экономических) преобразований не способны сделать понятными все детали этого развития. Социально-экономический анализ выявляет
силы, воздействующие на наши традиции, однако он редко принимает во внимание понятийную структуру этих традиций. Рациональная теория развития идей весьма тщательно исследует также структуры, включая логические законы и методологические
требования, лежащие в их основе, но не занимается исследованием неидеальных сил, общественных движений, препятствий, которые мешают имманентному развитию понятийных структур. Известные истории результаты и действия, которые к ним привели,
обусловлены воздействием, обоих этих факторов (а также других), причем в одни периоды ведущую роль играет концептуальный фактор, в другие – социальный. Разумеется,
существуют райские островки, относительно свободные от внешнего вмешательства,
где неограниченно господствует концептуальный фактор, однако существование таких
островков не облегчает нашей задачи. Во-первых, потому, что их существование зависит от определенной комбинации социальных сил (что, если бы, например, Платон был
95
вынужден сам зарабатывать себе на пропитание?), а во-вторых, потому, что поступательное развитие (в понимании обитателей островов) отнюдь не всегда совершается на
самих островах.
Анализ конкретных эпизодов развития науки составляет центральную часть книги.
Он дает материал, позволяющий обнаружить и зафиксировать ограниченность абстрактно-рационального подхода. Простых абстрактных рассуждений и полемики с рационализмом без этого материала и соответствующих разъяснений явно недостаточно.
И хотя они носят вторичный характер, большая часть критиков анализировала только
эти рассуждения (и может быть, только с ними и ознакомилась). Неудивительно, что
эти критики пришли к превратному. представлению о моих воззрениях. Отчасти в этом
есть и моя вина. Вместо того, чтобы увеличивать паразитический нарост теории науки
новыми абстрактными сентенциями, я должен был предоставить эту теорию ее собственной участи: жить или умереть. В дальнейшем я буду руководствоваться именно
этим принципом.
Английское издание этой работы было посвящено Имре Лакатосу. Это единственный
из современных теоретиков науки, к которому можно относиться серьезно. Его работы
отчетливо показали мне все убожество теории науки. Правда, это не входило в его
намерения, ибо он надеялся придать философии, и прежде всего критической философии,
новый блеск. Мне кажется, вряд ли бы это ему удалось. Немецкое издание я посвящаю
Джудит А. Дэвис. В длительных дискуссиях она убедила меня в важности новой, теоретически всеобъемлющей и эмоционально привлекательной точки зрения, т.е. нового мифа. Теперь я руководствуюсь этим мифом, и ни одна идея – от мистицизма каббалы до
более широких мистических, основанных на разуме, верований позднего критического рационализма – не остается забытой. Ослабленный болезнью, я был вынужден на год прервать свою работу, однако с помощью иглоукалывателей и экстрасенсов надеюсь вскоре
возвратиться к прерванным занятиям.
Литература по теме
1. Корниенко А.А., Ардашкин И.Б., Чмыхало А.Ю. история и методология
науки. – Томск: Изд-во ТПУ, 2002. – С. 6 – 34.
2. Кохановский В.П. [и др.]. Философия науки в вопросах и ответах: учебное
пособие для аспирантов – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 148 – 157.
3. Рузавин Г.И. Философия науки: учебное пособие. – М.: ЮНИТИ-ДАНА,
2005. – С. 177 – 199.
4. Кун Т. Структура научной революции. – М.. 1975.
5. Лакатос И. Фальсификация и методология научного научноисследовательских программ. – М., 1995.
6. Поппер К. Логика научного открытия. – М, 1983.
7. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. – М., 1986.
Тема 3
МЕТОДОЛОГИЯ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ
96
Понятия «метод», «методология». Проблема классификации методов
научного познания. Философские методы в научном познании. Система методов научного познания: общеэмпирические, общетеоретические, общелогические. Место интуиции в научном познании.
Понятие метода, методологии. Методология науки, по мнению американского философа наук М. Томпсона, решает две важнейшие проблемы:
1) она изучает методы и принципы, на основе которых учёные истолковывают факты и выдвигают гипотезы;
2) она исследует процесс самой науки.
Деятельность людей в любой её форме определяется рядом факторов. Конечный её результат зависит от того:
 кто действует (субъект);
 на что направлена деятельность (объект);
 как совершается данный процесс, какие способы, приёмы, средства при
этом применяются, т.е. какие методы используются.
В самом широком смысле, метод – это «путь к чему-либо», способ деятельности субъекта в любой его форме.
Понятие «методология» имеет два значения:
1) система определённых способов и приёмов, применяемых в той или
иной сфере деятельности (науке, политике и т.д.);
2) учение об э той системе, общая теория метода.
Основная функция метода – внутренняя организация и регулирование
процесса познания или практического преобразования того или иного объекта. Поэтому метод, в той или иной своей форме, сводится к совокупности
определённых правил, приёмов, способов, норм познания и действия. Он есть
система предписаний, принципов, требований, которые должны ориентировать в решении конкретной задачи, достижения определённого результата в
том или ином виде деятельности. Метод (если он выбран правильно) дисциплинирует поиск истины, позволяет экономить силы и время, двигаться к цели кратчайшим путём.
В отношении метода следует избегать две крайности:
1) недооценивать метод и методологические проблемы;
2) преувеличивать значение метода.
Ни один методологический принцип не исключает риска зайти в тупик в
ходе научного исследования. Кроме того, метод может оказаться неэффективным и даже бесполезным, если подходить к нему как готовому шаблону.
Главное предназначение любого метода – обеспечить успешное решение
определённых познавательных и практических проблем, приращение знания,
оптимальное функционирование и развитие тех или иных объектов. Осознанное применение методов, основанное на понимании их возможностей и
границ, превращает деятельность людей, при прочих равных условиях, более
рациональной и эффективной.
97
Методология как общая теория метода формировалась в связи с необходимостью обобщения и разработки тех методов, средств и приёмов, которые
были открыты в философии, науке и др. формах деятельности. Исторически
первоначально проблемы методологии разрабатывались в рамках философии: диалектический метод Сократа и Платона, индуктивный метод Ф. Бэкона, рационалистический метод Р. Декарта, диалектический метод Гегеля и
Маркса, феноменологический метод Гуссерля и др. Теснейшая взаимосвязь и
взаимодействие философии и методологии – существенное условие успешного плодотворного развития и одной, и другой, и их единство в целом.
Из других дисциплин методология наиболее тесно смыкается с формальной логикой, которая главное внимание направляет на прояснение структуры
готового знания, на описание его формальных связей и элементов на языке
символов и формул при отвлечении от конкретного содержания высказываний и умозаключений.
Начиная с Нового времени методологические идеи разрабатываются не
только в философии, но и в рамках возникающих и быстро развивающихся
частных наук – механики, физики, химии и др. Методология стала необходимым компонент каждой науки. В рамках конкретных научных направлений
происходит осмысление и изучение методов и форм научного познания. В
самой науке всё более чётко выделяется два взаимосвязанных направления:
исследование свойств объектов (традиционное направление) и исследование
способов и форм научное познания.
Особенно активно второе направление разрабатывается в рамках таких
зрелых наук, как физика, биология, химия; всё большее внимание оно привлекает в гуманитарных науках. Эмпирической базой разработки научной
методологии является история науки, но взятая не сама по себе, а в широком
философском, общественно-историческом, социокультурном контексте, т. е.
в системе культуры в целом.
Проблема классификации методов научного исследования. Основания
для деления методов научного познания может быть несколько. Так, в зависимости от роли и места в процессе научного познания можно выделить методы формальные и содержательные, эмпирические и теоретические, фундаментальные и прикладные, методы исследования и изложения и др. Содержание изучаемых наукой объектов служит критерием для различения методов естествознания и методов социально-гуманитарных наук. В свою очередь, методы естественных наук могут быть подразделены на методы изучения неживой природы и методы изучения живой природы и т.п. выделяют
также качественные и количественные (статистические) методы, однозначнодетерминистские и вероятностные, методы непосредственного и опосредованного познания, оригинальные и произвольные и т.д.
В современной науке широко используется многоуровневая концепция методологического знания. Согласно ей, все научные методы по степени общности и широте применения можно разделить на следующие основные группы:
98
I. Философские методы (прежде всего, диалектический и метафизический; затем – аналитический интуитивный, феноменологический, герменевтический и др.).
Философские методы не являются «сводом» жёстко фиксированных регулятивов, а представляют собой систему «мягких» принципов, операций, приёмов, носящих всеобщий, универсальный характер. Поэтому философские
методы не описываются в строгих терминах логики и эксперимента, не поддаются формализации математизации. Они задают лишь самые общие регулятивы исследования, его базовую стратегию. Философские методы не заменяют собой специальные методы и не определяют окончательный результат
познания прямо или косвенно. Замечено: более общий метод научного познания оказывается неопределённее в предписаниях конкретных шагов познания, он неоднозначен в определении конкретных результатов исследования. Однако философские методы необходимы, поскольку задают общие исходные установки, без которых целевая программа исследования может оказаться тупиковой.
II. Общенаучные подходы и методы познания выступают своеобразной
«промежуточной методологией» между философией и фундаментальными
теоретико-методологическими положениями специальных наук. Примеры
общенаучных понятий: «система», «структура», «элемент», «информация»,
«модель», «функция», «вероятность» и др.
Характерными чертами общенаучных понятий являются: 1) представленность / «сплавленность» в их содержании отдельных свойств, признаков, понятий ряда частных наук и философских категорий; 2) возможность их формализации, уточнения средствами математической теории символической
логики.
На основе общенаучных понятий и концепций формулируются соответствующие методы и принципы познания, которые и обеспечивают связь и
взаимодействие философии со специальным научным знанием и его методами. Вот, например, понятия синергетики – ведущей, парадигмальной в современной науке теории самоорганизации и развития открытых целостных
систем (природных, социальных, когнитивных): «порядок», «хаос», «нелинейность», «неопределённость», «нестабильность», «бифуркация» и др. эти
понятия тесно связаны с философскими понятиями «бытие», «развитие»,
«становление», «время», «случайность», «возможность» и др.
Роль общенаучных понятий – опосредовать взаимопереход философского
и частнонаучного знания (и соответствующих методов).
III. Частнонаучные методы представляют собой совокупность способов,
принципов познания, исследовательских приёмов и процедур, применяемых
в той или иной науке, соответствующей данной основной форме движения
материи. Это методы механики, физики, химии, биологии и социальногуманитарных наук.
IV. Дисциплинарные методы – это система приёмов, применяемых в той
или иной научной дисциплине, входящей в какую-либо отрасль науки или
99
возникшей на стыках наук. Каждая фундаментальная наука представляет собой комплекс дисциплин, которые имеют свой специфический предмет и
свои своеобразные методы исследования.
Таким образом, научная методология не может быть сведена к какому-то
одному, пусть даже «очень важному методу». Однако методология не является простой суммой отдельных методов. Методология – это сложная. динамичная, целостная, субординированная система способов, приёмов, принципов разных уровней, сферы действия, направленности, эвристических возможностей, содержания, структур и т.д.
ФИЛОСОФОСКИЕ МЕТОДЫ ПОЗНАНИЯ
Диалектика и метафизика как методы научного познания
Диалектика – теория развития всего сущего и основанный на ней философский метод. Главная проблема диалектики – что такое развитие? Развитие – это общее свойство и главнейший признак материи: изменение материальных и идеальных объектов, причём не простое (механическое) изменение, а изменение как саморазвитие, результатом которого является переход
на более высокую ступень организации. Развитие – высшая форма движения. Законы диалектики охватывают все сферы окружающей действительности; раскрывают глубинные основы движения и развития – их источник,
механизм перехода от старого к новому, связи старого и нового.
Основные принципы диалектики: системность, причинность, историзм.
Системность обозначает, что многочисленные связи в окружающем мире
существуют не хаотично, а упорядоченно. Причинность – признаёт наличие
таких связей, где одна порождает другую. Историзм – подразумевает два
аспекта окружающего мира: 1) вечность, неуничтожимость истории, мира и
2) его существование и развитие во времени, которое длится всегда.
Категории диалектики – наиболее общие понятия, которыми оперирует философия для раскрытия сути диалектических проблем – сущность и
явление; форма и содержание; причина и следствие; единичное, особенное,
всеобщее; возможность и действительность; необходимость и случайность.
Метафизика – противоположная диалектике теоретическая система
осмысления действительности, развития. Основные расхождения метафизики
и диалектики связаны с пониманием вопросов причины движения; связей
старого и нового; количества и качества; направленности развития, мышления, познания; целостности окружающего мира; отношения к окружающему
миру.
Отличия метафизики от диалектики
*по вопросу связей старого и нового: диалектика признаёт наличие связей
старого и нового; метафизика полностью отвергает их, считая, что новое целиком вытесняет старое;
*по вопросу о причине движения: согласно метафизике движение не может
исходить из самой материи, причиной движения является внешний толчок;
*по вопросу взаимосвязи качества и количества: сторонники метафизики
не видят взаимосвязи между количеством и качеством. По их мнению, коли100
чество изменяется благодаря количеству (увеличение, уменьшение), а качество изменяется благодаря качеству (т. е. само по себе улучшается).
*по вопросу направленности движения, развития: согласно диалектике,
развитие происходит, главным образом, по восходящей спирали. Метафизика
признаёт развитие а) либо по прямой, б) либо по кругу, в) либо вообще отрицает направленность развития;
*в системе мышления: диалектика сводит мышление к шагам «тезис – антитезис – синтез». Метафизика опирается на формулы «или – или», «если не
то, значит – это». Т. о. метафизическое мышление негибкое, одностороннее;
*в отношении окружающей действительности: диалектика видит мир во
всём его многообразии («цветным»), а метафизика – однообразным («чёрнобелым»);
*в отношении познания: согласно диалектике, познание есть постепенный
и целенаправленный процесс движения к абсолютной истине через последовательное постижение истин относительных. Согласно метафизике, абсолютную истину можно познать сразу с помощью надчувственных и сверхчувственных приёмов, носящих «умозрительный» характер;
*в отношении к окружающему миру: диалектика видит мир целостным и
взаимосвязанным, а метафизика – состоящим из отдельных вещей и явлений.
Категории (от греч. – определение, суждение) – это:
а) предельно широкое понятие;
б) форма мышления;
в) средство формирования Картин мира.
Философские категории – предельно широкие понятия, в которых мыслятся всеобщие, существенные стороны, свойства, связи и отношения бытия.
Свойства категорий – объективность, универсальность, априорность, возможность языкового выражения.
Набор категорий определяет, каким мы видим мир.
Категории, с помощью которых философия осмысляет и описывает мир:
существование / несуществование; объективное / субъективное; абстрактное / конкретное; единое / особенное / всеобщее; часть / целое; простое / сложное; вещь / свойство; необходимость / случайность; причина /
следствие; сущность / явление; форма / содержание или материя; количество / качество и др.
Существование / несуществование
Понятие «существование» анализировалось с античности, но в качестве
категории было осознано И. Кантом. Тем не менее, рефлексию этой категории нужно начинать с античности, тем более, что категория существовала и
отражалась в таких философски важных понятиях, как: бытие, реальность,
сущее, сущность.
Анализ этой категории затрудняют два обстоятельства:
1) идущее с античности смещение идеи существования с идеей объективности
101
2) неразличение вопросов: Что значит – существовать? и Как отличить существующее от несуществующего (т. е. вопрос о критериях существования)?
Категории существование обнаруживается в том, что в нашем сознании
присутствует идея «есть». Не-существование мы выражаем фразами «этого
не бывает», «нет».
Существование утверждается как непосредственно, так и неявным образом.
Объективное / субъективное
«Породив» человека, мир раздвоился (в метафизическом смысле): Природа
/ сознание (психика).
Объективное – «в себе и для себя сущее», т. е. не зависящее от сознания,
субъекта; общезначимое. В натуралистическом смысле – природнофизический, материальный мир. Объективное имеет внутренние закона и
свойства.
Субъективное – обусловленное сознанием, мир сознания и психики; относящийся к субъекту.
Особый тип реальности – социальный мир.
Любой продукт человеческой деятельности объективен и субъективен:
объективен в силу внутренних свойств и законов и субъективен, т. к. представляет своего создателя.
Абстрактное / конкретное
Абстрактное –
А) нечто мыслимое;
Б) реальный результат всякого мышления, процесса отвлечения от единичного, случайного, несущественного и выделения общего, необходимого, существенного.
В) всё понятийное.
Конкретное – нечто непосредственно переживаемое.
Единое / особенное / всеобщее
Эти категории отражают а) относительную самостоятельность вещи, явления, события и б) их многообразие и единство.
Всеобщее – свойство, обусловливающее сходство явлений бытия, например, изменчивость – всеобщее свойство.
Единичное – К., обозначающая свойство, присущее только данному объекту.
Особенное – категория, выражающая единство общего и единичного.
Часть / целое
Эти категории отражают сложность строения любой вещи, которая состоит
из более простых вещей, связанных между собой в некоторую неделимую
совокупность.
Целое – единство частей, существующее благодаря их взаимосвязи. Предметы, образующие вещь (целое), составляют её части.
Целое состоит из частей, но не сводимо к их совокупности: целое необходимо обладает свойствами, которыми не обладают части.
102
Различают органическое целое (коллектив оюдей), неорганическое целое
(куча камней).
Холизм – философское учение XX в., опирающееся на идею целостности
как на центральное понятие в построении системы (Я. Смэтс). Интуиция целостности = увидеть единство в многообразии → к частям.
Гносеологический парадокс: нельзя познать целое, не зная частей, чтобы
познать части, надо познать целое.
Простое / сложное
(количественные характеристики вещи)
Сложное – категория, отражающая многообразие (различные типы частей
целого) и внутреннюю взаимосвязанность (чем больше типов связей, тем
вещь сложнее). Сложность материального и формального образует сложность целого.
Простое – вещь, которая содержит необходимый минимум частей и связей; отсутствие внутреннего и внешнего многообразия. Простое – это целое
как таковое, рассматриваемое безотносительно к частям. Простое – предел
сложного.
Различают внутреннюю и внешнюю простоту и сложность: вещь может быть внешне простой («Квадрат» В. Малевича). И наоборот: сложной
внешне и простой внутренне (например, лабиринт).
Качество / количество
Качество – внутренняя определённость предмета, совокупность свойств
вещи, «как» и «что» вещи.
Количество – численная определённость вещи.
Мера – предел, при котором количественные изменения не разрушают качественную определённость вещи.
Сущность - явление
Сущность – категория, выражающая совокупность существенных свойств.
субстанциальное ядро самостоятельно существующего сущего.
Явление – чувственно воспринимаемое.
Необходимость / случайность
Необходимое – обязательное, неизбежное.
Случайное – то, что есть, но могло бы / может и не быть.
Эти категории относятся не к миру в целом, а к «внутри мировым» характеристикам (к вещам, событиям, явлением).
Случай создаёт новое. Конкретные науки подтверждают наличие «воли
случая», возводят случай в ранг основы бытия. Синергетика утверждает: случайность – механизм возникновения порядка.
Философия утверждает онтологическую неразделённость необходимости и
случайности и их фундаментальное различие; развивает идею творческой
«силы» случая.
Причина / следствие
Причина – то, без чего не было бы другого (следствия).
Следствие – то, что логически необходимо вытекает из другого.
103
Материя / Форма
Начало систематическому исследованию положил начало Аристотель.
Идеи Аристотеля: существует две основные сущности (основы): материя и
форма. Самостоятельно материя и форма не существуют. Самостоятельно
существует то, что состоит из материи и формы. Материя – пассивная основа, она возможность вещи; форма – активная основа. Единство материи и
формы образуют вещь. И. Кант о материи и форме: материя – то, из чего;
форма – то как, каким способом.
В современном научном познании всёвозрастающую роль играет диалектико-материалистическая методология, выступающая в виде диалектической и гибкой системы всеобщих принципов и регулятивов человеческой деятельности, в т. ч. мышления в его целостности. Её задача – разработка всеобщего способа деятельности, развитие таких категориальных форм, которые
были бы максимально адекватны всеобщим законам существования самой
объективной действительности.
Однако учёных интересуют не сами по себе категории «развитие», «причинность» и др., а сформулированные на их основе регулятивные принципы.
При этом они хотят знать, как последние могут помочь в реальном научном
исследовании, каким образом они могут способствовать адекватному постижению соответствующей предметной области и познанию истины. Вот почему учёные призывают к созданию прикладной философии, способной стать
посредником (мостом) между всеобщими диалектическими принципами и
методологическим опытом решения конкретных задач в той или иной науке.
При неверной реализации и применении принципов диалектики возможны
многочисленные искажения их требований, как следствие – возникновение
заблуждений (в форме субъективизма, односторонности, некритичности и
т.п.).
В социально-гуманитарных науках не потерял своей актуальности принцип
материалистического понимания истории. Его основные положения:
 основа жизни общества – общественное бытие (материальное производство);
 общественное сознание вторично, его развитие обусловлено общественным бытием;
 общественное сознание относительно самостоятельно и оказывает обратное воздействие на развитие общественного бытия;
 развитие общества совершается по объективным законам;
 реальная история – результат деятельности людей.
ОБЩЕНАУЧНЫЕ МЕТОДЫ ЭМПИРИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ
Наблюдение – целенаправленное изучение предметов, опирающееся в основном на данные органов чувств: ощущения, восприятия, представления. В
ходе наблюдения удаётся получить знания не только о внешних характери104
стиках объекта, но и – в качестве конечной цели – о его существенных свойствах и отношениях.
Научное наблюдение носит активный, деятельный характер и предполагает особую предварительную организацию его объектов, обеспечивающую
контроль их «поведения».
Наблюдение может быть непосредственным и опосредованным различными приборами и техническими средствами. С развитием науки наблюдение
становится всё более сложным и опосредованным.
К наблюдению как методу научного познания предъявляется ряд требований: однозначность замысла, наличие системы методов и приёмов, объективность. Обычно метод наблюдения включается в качестве составной части в
процедуру эксперимента. Важным моментом наблюдения является интерпретация его результатов – расшифровка показаний приборов и др.
В ходе наблюдения исследователь всегда руководствуется определённой
идеей, концепцией или гипотезой. Он не просто регистрирует любые факты,
а сознательно отбирает те из них, которые либо подтверждают. Либо опровергают его идеи. Важно отобрать наиболее репрезентативную (представительную) группу фактов в их взаимосвязи. Интерпретация наблюдений также
всегда осуществляется с помощью определённых теоретических положений.
Эксперимент – активное и целенаправленное вмешательство в протекание изучаемого процесса, соответствующее изменение объекта или его воспроизведение в специально созданных и контролируемых условиях. В эксперименте объект или воспроизводится искусственно, или ставится в определённым образом заданные условия, отвечающие целям исследования. В ходе
эксперимента изучаемый объект изолируется от побочных влияний, затемняющих его сущность. При этом конкретные условия эксперимента не только задаются, но и контролируются, модернизируются, многократно воспроизводятся и изменяются.
Всякий эксперимент всегда направляется какой-либо идеей, концепцией,
гипотезой. Без идеи в голове, не увидишь факта, говорил И.П. Павлов. Данные эксперимента всегда, так или иначе, «теоретически нагружены» – от постановки до интерпретации его результатов.
Основные особенности / возможности эксперимента:
 более активное, чем при наблюдении, отношение к объекту, вплоть до
его изменения и преобразования;
 многократная воспроизводимость изучаемого объекта;
 возможность обнаружения таких свойств объекта, которые в естественных условиях не наблюдаются;
 возможность рассмотрения объекта в «чистом виде» путём изоляции
его от усложняющих и маскирующих его ход обстоятельств или путём
изменения, варьирования условий эксперимента;
 возможность контроля за «поведением» объекта и проверки результатов
эксперимента.
105
Стадии (основные) осуществления эксперимента: планирование и построение (цель, тип, средства, методы проведения и др.); контроль; интерпретация результатов.
Структура эксперимента (т.е. что и кто необходим, чтобы эксперимент
состоялся): 1) экспериментаторы, 2) объект эксперимента, 3) необходимые
приборы и научное оборудование; 4) методика проведения эксперимента; 5)
гипотеза (идея, концепция), которая подлежит подтверждению или опровержению.
По характеру объектов выделяют физические, химические, биологические, социальные и т.д. эксперименты.
Функции (взаимосвязанные) эксперимента: 1) опытная проверка гипотез и
теорий и 2) формирование новых научных концепций.
В зависимости это этих функций различают эксперименты исследовательские (поисковые), проверочные (контрольные), воспроизводящие, изолирующие и др. Важное значение имеет решающий эксперимент, цель которого –
опровержение / подтверждение одной из соперничающих гипотез.
Самый простой тип эксперимента – качественный эксперимент, его цель –
установить наличие / отсутствие предполагаемого гипотезой или теорией явления. Количественный эксперимент является более сложным, так как его
цель – выявить количественную определённость какого-либо свойства изучаемого явления.
Широкое применение в современной науке получил мысленный эксперимент, представляющий собой систему мыслительных процедур, проводимых
над идеализированными объектами. Мысленный эксперимент – это теоретическая модель реальных экспериментальных ситуаций. Однако здесь учёный
оперирует не реальными предметами и условиями их существования, а их
концептуальными образами.
Социальные эксперименты представляют собой эксперименты, чистота и
условия которых осложняются такими факторами, как: 1) случайная, внешняя помеха, искажающая протекание изучаемого объекта / процесса; 2) субъективные ошибки самого экспериментатора. Кроме того, возможны случайные и систематические ошибки приборов, применяемых в эксперименте. Последнее замечание применимо к любому эксперименту.
Сравнение – это познавательная операция, выявляющая сходство или
различие объектов, либо ступеней развития одного и того же объекта.
Сравнение проводится по признакам, являющихся существенными для данного рассмотрения. Сравнение является основой аналогии, служит исходным
пунктом сравнительно-исторического метода. Его суть – выявление общего и
особенного в познании различных ступеней (периодов, фаз) развития одного
и того же явления или разных сосуществующих явлений.
Описание – познавательная операция, состоящая в фиксировании результатов опыта (наблюдения, эксперимента) с помощью определённых систем
обозначения, принятых в науке (схемы, графики, рисунки, таблицы, диаграммы и т.п.).
106
Измерение – совокупность действий, выполняемых при помощи определённых средств с целью нахождения числового значения измеряемой величины в принятых единицах измерения.
ОБЩЕНАУЧНЫЕ МЕТОДЫ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ
Формализация – отображение содержательного знания в знаковосимволическом виде (формализованном языке). Формализованный язык создаётся для точного выражения мыслей с целью исключения возможности
для неоднозначного понимания. При формализации рассуждения об объектах
переносятся в плоскость оперирования со знаками (формулами), что связано
с построением искусственных языков (язык математики, логики, химии и
т.п.). Именно использование специальной символики позволяет устранить
многозначность слов естественного языка, его гибкость, неточность, образность и т.п. В формализованных рассуждениях каждый символ строго однозначен. Формализация служит основой для процессов алгоритмизации и
программирования вычислительных устройств, а тем самым – и компьютеризации не только научно-технического, но и других форм знания.
Главное в процессе формализации состоит в том, что над формулами искусственных языков можно производить операции, получать из них новые
формулы и соотношения. Тем самым операции с мыслями о предметах заменяются действиями со знаками и символами.
Формализация, таким образом, есть обобщение форм различных по содержанию процессов, абстрагирование этих форм от их содержания. Она уточняет содержание путём выявления его формы и может осуществляться с различной степенью полноты. Но в содержательной теории всегда остаётся невыявленный, неформализуемый остаток. Всё более углубляющаяся формализация содержания знания никогда не достигнет абсолютной полноты, поскольку не прекращается развитие предмета познания и знаний о нём. Это
означает, что формализация внутренне ограничена в своих возможностях.
Доказано (К. Геделем, логиком и математиком XX в.), что всеобщего метода,
позволяющего любое рассуждение заменить вычислением, не существует.
Аксиоматический метод – способ построения научной теории, при котором в её основу кладутся некоторые исходные положения – аксиомы (постулаты), из которых все остальные утверждения этой теории выводятся из них
чисто логическим путём, посредством доказательства. Для вывода теорем из
аксиом (одних формул из других) формулируются специальные правила вывода. Следовательно, доказательство в аксиоматическом методе – это некоторая последовательность формул, каждая из которых есть либо аксиома, либо оно получается из предыдущих формул по какому-либо правилу вывода.
Аксиоматический метод – один из методов построения уже добытого
научного знания. Он имеет ограниченное применение, поскольку требует высокого уровня развития аксиоматизированной содержательной теории. По
словам Луи де Броля, этот метод пригоден для классификации и преподавания, но не является методом открытия.
107
Гипотетико-дедуктивный метод представляет собой метод научного познания, сущность которого заключается в создании системы дедуктивно связанных между собой гипотез, из которых в конечном счёте выводятся утверждения об эмпирических фактах. Следовательно, заключение, полученное на
основе этого метода неизбежно будет иметь вероятностный характер.
Общая структура гипотетико-дедуктивного метода:
1) ознакомление с фактическим материалом, требующим теоретического
объяснения и попытка такого объяснения с помощью уже существующих
теорий и законов. Если нет, то:
2) выдвижение догадки, гипотезы о причинах и закономерностях данных
явлений с помощью разнообразных логических приёмов;
3) оценка основательности и серьёзности предположений и отбор из их
множества наиболее вероятной;
4) выведение из гипотезы, как правило, дедуктивным путём, следствий с
уточнением её содержания;
5) экспериментальная проверка выведенных гипотезы следствий. На этом
этапе гипотеза либо получает подтверждение, либо – опровержение. Однако
подтверждение отдельных следствий не означает истинность / ложность гипотезы. Лучшая по результатам экспериментальной проверки гипотеза приобретает статус теории.
Разновидностью гипотетико-дедуктивной гипотезы можно считать математическую гипотезу, где в качестве гипотез выступают некоторые уравнения, представляющие собой модификацию ранее известных и проверенных
состояний. Изменяя последние, можно составить новое уравнение, выражающее гипотезу, которая относится к новым явлениям.
Гипотетико-дедуктивный метод, также как и аксиоматический, не является
методом открытия. Он является способом построения и обоснования научного знания, поскольку показывает, каким путём можно прийти к новой гипотезе.
Восхождение от абстрактного к конкретному – метод теоретического
исследования и изложения, состоящий в движении научной мысли от исходной абстракции (одностороннего, неполного знания) через последовательные
этапы углубления и расширения познания к результату в виде целостного
воспроизведения в теории исследуемого предмета.
В качестве своей предпосылки этот метод включает в себя восхождение от
чувственно-конкретного к абстрактному, к выделению в мышлении отдельных сторон предмета и их «закреплению» в соответствующих абстрактных
определениях.
Движение познания от чувственно-конкретного к абстрактному – это есть
движение от единичного к общему, здесь преобладают такие логические
приёмы, как анализ и индукция.
Восхождение от абстрактного к мысленно-конкретному – это процесс
движения от отдельных общих абстракций к их единству, конкретновсеобщему. Здесь господствуют приёмы синтеза и дедукции.
108
Такое движение познания – диалектически противоречивое развитие самого предмета, его переход от одного уровня к другому в соответствии с развёртыванием его внутренних противоречий.
ОБЩЕЛОГИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ И ПРИЁМЫ ПОЗНАНИЯ
Анализ / синтез, абстрагирование, обобщение, идеализация, индукция / дедукция.
Анализ – реальное или мысленное разделение объекта на составные части, и синтез – их объединение в единое органическое целое. Результат синтеза – совершенно новое образование, знание.
Используя эти приёмы познания, следует иметь в виду, что:
1. Анализ не должен упускать качество предметов. В каждой области знания есть свой предел членения объекта, за которым мы переходим в иной
мир свойств и закономерностей (атом, молекула и т.п.).
2. Разновидностью анализа является разделение классов (множеств) предметов на подклассы – их классификация и периодизация.
3. анализ и синтез диалектически взаимосвязаны. Однако некоторые виды
научной деятельности являются по преимуществу аналитическими (например, аналитическая химия) или синтетическими (например, синергетика).
Абстрагирование – это процесс мысленного отвлечения от ряда свойств
и отношений изучаемого явления, с одновременным выделением интересующих исследователя свойств (существенных, общих). В результате этого процесса создаются различного рода «абстрактные предметы», которыми являются как отдельно взятые понятия и категории («белизна», «развитие», «противоречие», «мышление» и др.), так и их системы. Наиболее развитыми из
них являются математика, логика, диалектика, философия.
Главный вопрос абстрагирования – выяснение того, какие из рассматриваемых свойств являются существенными, а какие – второстепенными. Этот
вопрос в каждом конкретном случае решается в зависимости от природы
изучаемого предмета и конкретных задач исследования.
Метод абстракции не является «самостоятельным» в том смысле, что его
результатом является некая базисная структура, «скелет».
Существуют различные виды абстракций: отождествления, изолирующая,
актуальной бесконечности, потенциальной осуществимости. Абстракции
различаются также по уровням (порядкам). Абстракции от реальных предметов называются абстракциями первого порядка. Абстракции от абстракций
первого уровня называются абстракциями второго порядка и т.д. Самым высоким уровнем абстракции характеризуются философские категории (бытие,
материя, качество, развитие, единичное и др.).
Обобщение – процесс установления общих свойств и признаков предметов. Оно тесно связано с абстрагированием. Гносеологической основой
обобщения являются категории общего и единичного.
109
Всеобщее (общее) – философская категория, отражающая сходные, повторяющиеся черты и признаки, которые принадлежат нескольким единичным
явлениям или всем предметам данного класса. Различают два вида общего:
1) абстрактно-общее как простая одинаковость, внешнее сходство, поверхностное подобие ряда единичных предметов (например, мочка уха у людей);
2) абстрактно-конкретное как закон существования и развития ряда единичных явлений в их взаимодействии в составе целого, как единство в многообразии. Данный вид общего выражает внутреннюю, глубинную, повторяющуюся у группы сходных явлений основу – сущность в её развитой форме,
т.е. закон.
Общее неотрывно от единичного (отдельного) как своей противоположности, а их единство – особенное. Единичное – философская категория, выражающая специфику, своеобразие именно данного явления (или группы явлений одного и того же качества), его отличие от других.
В соответствии с двумя видами общего различают два вида научных обобщений: выделение любых признаков (абстрактно-общее) или существенных
(конкретно-общее, закон). По другому основанию можно выделить обобщения: а) от отдельных фактов, событий к их выражению в мыслях (индуктивное обобщение) и б) от одной мысли к другой, более общей мысли (логическое обобщение). Обобщение не может быть беспредельным, его пределом
являются философские категории, которые не имеют родового понятия и потому обобщить их невозможно. Противоположный обобщению процесс, т.е.
мысленный переход от более общего к менее общему – это ограничение.
Идеализация – мысленная процедура , связанная с образованием абстрактных (идеализированных) объектов, принципиально не осуществимых в
действительности («точка», «идеальный газ», «абсолютно чёрное тело» т.д.).
Данные объекты являются сложным и опосредованным выражением реальных процессов. Они представляют собой некоторые предельные случаи реальных процессов, служат средством их анализа и построения теоретических
представлений о них.
Образов с помощью идеализации о такого рода объектах теоретические
конструкты, в дальнейшем можно оперировать ими в рассуждениях как с реально существующей вещью и строить абстрактные схемы реальных процессов, служащих для более глубокого их понимания.
В результате идеализации образуется такая теоретическая модель, в которой характеристики и стороны познаваемого объекта не только отвлечены от
фактического эмпирического материала, но путём мысленного конструирования выступают в более резко и полно выраженном виде, чем в действительности.
В развитых научных теориях обычно рассматриваются не отдельные идеализированные объекты и их свойства, а целостные системы идеализированных объектов и их структуры.
Индукция – движение мысли от единичного (опыта, фактов) к общему
(их обобщению в выводах) и дедукция – восхождение процесса познания от
110
общего к единичному. Индуктивные выводы имеют проблематичный (вероятностный) характер. Различают индукцию неполную (популярную) и полную. Характерной особенностью дедукции является то. Что от истинных посылок она ведёт к истинному, достоверному знанию. Дедуктивные умозаключения позволяют из уже имеющегося истинного знания получать новые
истины с помощью чистого рассуждения, без обращения к опыту. Интуиции,
здравому смыслу и т.п. Индукция и дедукция – диалектически взаимосвязанные способы движения мысли.
Роль интуиции в научном познании
Интуиция имеет богатейшее философское наследие. Без учета историкофилософских традиций невозможно было бы осмыслить сложнейшую эволюцию взглядов на природу интуиции и создать научное представление о
ней. Проследим развитие этих взглядов на ранних этапах возникновения
проблемности в данном вопросе.
Под интуицией древние мыслители понимали непосредственное усмотрение (в буквальном смысле слов) реально существующего положения вещей.
Такого рода знание получило впоследствии наименование чувственной интуиции. Простота и наглядный характер этой формы знания лишали ее всякой проблемности.
Впервые черты философской проблематики в вопросе об интуиции наметились в учениях Платона и Аристотеля. Но именно здесь была отвергнута
чувственная природа интуитивного познания. Интуиция была как бы перенесена в сферу абстрактного мышления.
Однако первостепенную значимость в качестве высшей способности к познавательной деятельности интуиция приобретает в философии нового времени. Френсис Бэкон – родоначальник английского материализма 17 в. – занимает в истории философии особое место. С его произведениями в науку
пришли нерешенные проблемы познания и метода. Чему отдаст предпочтение наука будущего: ощущениям или разуму, методу интуитивного постижения или логического рассуждения. Не решаясь использовать чувственную
интуицию древних, скептически он относился и к интеллектуальной интуиции средневековья. Зато его разработка индуктивного метода была необходимой предпосылкой исторической эволюции проблемы интуиции.
В роли полноправной и полнокровной философской концепции интуитивное знание выступило в эпоху рационализма 17 в. От натурализма Бэкона материалистическая линия пройдет затем через Томаса Гоббса к Бенедикту
Спинозе. Естествознание и математика 17 в. вступили в эпоху так называемого механистического естествознания с господствующим в нем метафизическим способом мышления.
Арифметика, геометрия, алгебра достигли почти современного уровня развития. Галилей и Кеплер заложили основы небесной механики. Получают
распространение атомическое учение Бойля, механика Ньютона. Кеплер,
111
Ферма, Кавальери, Паскаль подготавливают своими открытиями дифференциальное и интегральное исчисления.
Такое бурное развитие естествознания и математики в 17 в. выдвинуло перед наукой целый ряд гносеологических проблем: о переходе от единичных
фактов к общим и необходимым положениям науки, о достоверности данных
естественных наук и математики, о природе математических понятий и аксиом и т.д. Требовались новые методы в теории познания, которые позволяли
бы определить источники необходимости и всеобщности выведенных наукой
законов. Интерес к методам научного исследования повышается не только в
естествознании, но и в философской науке, в которой появляются теории интеллектуальной интуиции.
Отправным пунктом рационалистической концепции было разграничение
знания на опосредованное и непосредственное, т.е. интуитивное, являющееся
необходимым моментом в процессе научного исследования. Появление такого рода знания, по мнению рационалистов, обусловлено тем, что в научном
познании (и особенно в математическом) мы наталкиваемся на такие положения, которые не могут быть доказаны и принимаются без доказательств.
Это прямое усмотрение истины вошло в историю философии, как учение о
существование истин особого рода, достигаемых прямым, “интеллектуальным усмотрением” без помощи доказательств.
Рене Декарт является одним из “первооткрывателей” философской проблемы интуиции. Декарт тесно увязывает и с логическим процессом, считая,
что последний просто не может начаться без некоторых исходных, предельно
ясных положений. При этом не делается никакого противопоставления интуитивного и дискурсивного знания.
Различные трактовки и подходы к проблеме интуиции в истории философии начиная с 17 в. развиваются в диалектической взаимосвязи с задачами,
выдвигаемыми естественными науками и математикой. Новые открытия требовали от философии более строгой, научно обоснованной методологии и
глубокого изучения способностей человеческого разума. Прямого усмотрения сущности вещей с помощью интеллектуальной интуиции было явно недостаточно для естествознания, которая к этому времени (18 в.) перешла от
простого собирания и описания фактов к опыту, эксперименту и научному
доказательству.
Не останавливаясь на этом вопросе более подробно, отметим лишь что
проблема места интуиции в научном познании и далее продолжала интересовать просвещенное человечество и до сих пор проблема не утратила своей
актуальности. И хотя на этом пути сделано, несомненно, много взгляды ученых как на место интуиции, так и на механизмы ее действия зачастую неоднозначны и противоречивы. Ниже как раз и остановимся на некоторых современных воззрениях на данную проблему.
Характерные черты научной интуиции
112
Выделим наиболее характерные черты научной интуиции. Прежде всего,
это необходимо для выделения интуиции из прочих механизмов познавательной деятельности человека.
Среди таких черт, чаще всего, выделяют следующие:
1.
Принципиальная невозможность получения искомого результата
посредством прямого логического вывода.
2.
Принципиальная невозможность получения искомого результата
посредством чувственного познания окружающего мира.
3.
Безотчетная уверенность в абсолютной истинности результата (это
никоим образом не снимает необходимости дальнейшей логической обработки и экспериментальной проверки).
4.
Внезапность и неожиданность полученного результата.
5.
Непосредственная очевидность результата.
6.
Неосознанность механизмов творческого акта, путей и методов,
приведших ученого от начальной постановки проблемы к готовому результату.
7.
Необычайная легкость, невероятная простота и скорость пройденного пути от исходных посылок к открытию.
8.
Ярко выраженное чувство самоудовлетворения от осуществления
процесса интуиции и глубокого удовлетворения от полученного результата.
Итак, все, что совершается интуитивно, должно быть внезапно, неожиданно, непосредственно очевидно, неосознанно быстро, безотчетно легко, вне
логики и созерцания и в то же время само по себе логично и основано на
предшествующем чувственном опыте.
Классификация форм интуиции
Остановимся на вопросе о классификации форм интуиции. Чаще всего исследователи ссылаются на классификацию, предложенную М. Бунге. Бунге
различает, прежде всего, чувственную и интеллектуальную интуиции.
Чувственная интуиция, по Бунге, имеет следующие формы:
1. Интуиция как восприятие.
 Интуиция как восприятие, выражающаяся в процессе быстрого отождествления предмета, явления или знака.
 Ясное понимание значения и взаимоотношения или знака.
 Способность интерпретации.
2 Интуиция как воображение
 Способность представления или геометрическая интуиция.
 Способность образования метафор: умение показать частичную тождественность признаков и функций, либо полную формальную или
структурную тождественность в остальном различных объектов.
 Творческое воображение.
Интеллектуальную интуицию Бунге классифицирует следующим образом:
1. Интуиция как разу.
113
 Ускоренное умозаключение – стремительный переход от одних утверждений к другим, иногда с быстрым проскакиванием отдельных звеньев.
 Способность к синтезу или обобщенное восприятие.
 Здравый смысл – суждение, основанное на обыденном знании и не
опирающемся на специальные знания и методы, либо ограничивающееся пройденными этапами научного знания.
2. Интуиция как оценка
 Здравое суждение, проницательность или проникновение: умение
быстро и правильно оценивать важность и значение проблемы, правдоподобность теории, применимость и надежность метода и полезность
действия.
 Интеллектуальная интуиция как обычный способ мышления.
Однако классификация, приведенная Бунге, несмотря на ценность исследования в целом, не может претендовать на решение проблемы.
Проблема классификации интуиции представляет собой один из самых
сложных моментов в исследовании проблемы в целом. Это объясняется тем,
что сам предмет, подвергающийся операции классифицирования, не поддается действию правил, необходимых, скажем, для формальной классификации.
Всякая формальная классификация предполагает, прежде всего, четкое, резкое обособление предметов одной группы от предметов другой группы.
Вполне понятно, что интуиция не поддается формальной классификации.
Установление четкого сходства и различия разновидностей интуиции не
представляется целесообразным.
В отличие от формальных, содержательные классификации опираются на
диалектические принципы. В содержательных классификациях главный акцент делается на раскрытие внутренних закономерностей между группами
классифицируемых предметов. Содержательные классификации соответствуют естественным классификациям. Последние строятся на учете всей совокупности признаков классифицируемого предмета, взятых в их взаимной
связи и обусловленности. По-видимому, этот способ классифицирования
может быть применен к проблеме интуиции
Классификация Бунге не соответствует ни одному из рассмотренных способов классификации. За основу своей классификации Бунге берет видовое
деление различных интуиций, имеющих место в процессе научного познания, причем выбирая из общей иерархии те, которые наиболее часто употребляются исследователями.
Наиболее удачным исследованием в нашей литературе является работа
Кармина А.С. и Хайкина Е.П. “Творческая интуиция в науке”. Авторы предлагают подразделение интуиции на две формы: “концептуальную” и “эйдетическую”.
Концептуальная интуиция – процесс формирования новых понятий на основе имевшихся ранее наглядных образов.
114
Эйдетическая интуиция – построение новых наглядных образов на основе
имевшихся ранее понятий.
Предложенный вариант классификации предназначен специально для гносеологического анализа и представляет собой не просто условное разделение,
а своего рода рабочую схему исследования, освобожденного от необходимости феноменологического описания таинственных интуитивных эффектов.
Опираясь на эту схему, мы получаем возможность не просто констатировать факт существования интуиции, как формы познавательного процесса, но
перейти к анализу ее действительных проявлений в сфере научного познания.
Интуиция как результат особого механизма функционирования человеческого мозга. Остановимся на механизмах работы мозга в процессах познания,
что поможет определить, в какой мере в них используются интуитивные
компоненты, а также выявить принципиальные возможности управлять интуицией, если это возможно.
Как известно, мозг человека состоит из двух полушарий, каждое из которых по-своему преобразует информацию. Данная особенность организации
мозга, называемая латерализацией, с возрастом и развитием человека усиливается и оказывается столь существенной, что постепенно полушария начинают совсем по-разному участвовать во всех психических процессах. Кроме
того, динамика работы мозга такова, что они действуют по очереди, то есть в
каждый момент с максимальной активностью функционирует одно из них, а
другое несколько приторможено. Такая особенность их взаимодействия
называется реципроксностью. Латерализация и реципроксность накладывают
свой отпечаток на все высшие психические процессы человека. Отражаются
они и на индивидуальных особенностях личности в связи с доминированием
определенного полушария. Модель мира строится в большей мере по законам доминирующего полушария.
Проблемы творчества, интуитивных решений не могут содержательно обсуждаться без понимания языка каждого из полушарий, поскольку для развития интуиции необходимо их гармоническое взаимодействие, полноценный
вклад каждого из них в решение проблемы.
Последние исследования в этой области позволили определить вклад каждого полушария в восприятие, память, эмоции, язык, мышление и сознание
человека. Согласно им, все высшие психические процессы обладают существенными отличиями в каждом полушарии. В правом – восприятие образное, память эпизодическая и автобиографическая, обобщение ситуативное,
логика непрерывная и многозначная. Когда же этот процессы протекают в
левом полушарии, то включаются восприятие понятийное, память категориальная, классификация по признакам, логика двузначная.
Таким образом, в каждом из высших психических процессов человека
асимметрия полушарий играет значительную роль. Однако психические процессы функционируют сами по себе и человек не сумма их. Психические
процессы – это орудия, атрибуты психического образования более высокого
уровня – личности.
115
Довольно распространено дилетантское представление, что для интуитивного получения результата не требуется серьезной предварительной подготовки и длительного накопления знаний. Приведем высказывания великих
ученых, многие из которых смущались и даже огорчались, когда кто-то считал их гениями, достигшими всего быстро-интуитивно, то есть как бы без
углубленной работы. Так, Д.И. Менделеев писал: «Ну, какой я гений. Трудился, трудился, всю жизнь трудился. Искал, ну и нашел». Эйнштейн: «Я думал и думаю месяцами и годами. Девяносто девять раз заключение неверно.
В сотый раз я прав». Пастер: «Случай помогает лишь умам, подготовленным
к открытиям путем усидчивых занятий и упорных трудов».
Понятие интуиции соотносится не только с положительными моментами,
но, что характерно, как и во всех мало понимаемых явлениях, и с негативными: отсутствием причин (приводящих к результату), отсутствием предшествующих понятий, отсутствием подтверждения правильности продукта, отсутствием символов. Из этого перечня видно, что понятие используется фиксации особого рода (непосредственного) восприятия какой-то связи, зависимости, когда она понимается, как существо знания. Кроме того, учитывается,
что непосредственно усмотрение связей достаточно для усмотрения истины,
но недостаточно для того, чтобы убедить в этой истине других, – для этого
необходимы доказательства.
Анализ выделенных свойств наводит на мысль, что все они имеют самое
тесное отношение к правополушарным процессам. Действительно, чувственная непосредственность, независимость от рациональных рассуждений,
ощущение достоверности, переживание внезапности – все это говорит в
пользу большей заинтересованности правого полушария. С другой стороны в
ряде определений отмечается, что интуиция, несмотря на всю ее внезапность,
не есть озарение свыше, а опирается на жизненный опыт человека. При этом
не только упоминается роль длительной подготовки ума, но и значение синтеза чувственной и моторной информации.
Традиционно инсайт, как результат интуиции, рассматривается как следствие некоторого скачка, разрыва в мышлении, когда человек обнаруживает
результат, не вытекающий однозначно из посылок. При этом, как правило,
поражает не сам факт скачка, а его величина, ибо небольшие скачки присущи
практически каждому творческому процессу.
Наблюдательные люди отмечают у себя определенное состояние, предшествующее озарению, эмоциональное предчувствие приближения к чему-то
значимому. Не исключено, что субъективное состояние неожиданности озарения объясняется тем, что результат получен в правом полушарии с его специфическими подсознательными механизмами и особой логикой. Тогда
ощущаемый разрыв – это скачок не только между неосознаваемым и неосознаваемым результатом, но и между разными способами обработки информации.
Существует свойство, непременно сопутствующее интуиции – эмоциональное возбуждение. Люди творческого труда знакомы с ощущением сча116
стья и радости в момент озарения. Замечено, что когда после эмоциональных
предвестников появляется новорожденная интуитивная идея, она воспринимается и переживается скорее чувственно и в образах, чем мысленно. Требуются значительные усилия, чтобы понять и интерпретировать ее словами.
С позиций, развиваемых в этой книге, это происходит потому, что, решая,
человек совершает необоснованный перенос принципов и методов решения –
осознанных на неосознаваемые – он должен расшифровать и объяснить в
осознаваемых понятиях результаты, полученные в ином языке, другой логике, особыми (правосторонними) операциями. Осмысление результата, поэтому, работа трудная, чему пример Гаусс, который жаловался: «Мои результаты я имею уже давно, я только не знаю, как я к ним приду».
Здесь мы можем ввести рабочее определение интуиции: интуиция – это
получение результата путем, промежуточные этапы которого не осознаются.
Мы предполагаем, мыслительный процесс, приводящий к получению новой информации, об отношениях и связях объектов, в общем случае, когда
решается достаточно сложная задача, требует участия обоих полушарий.
Этот процесс может заключать в себе несколько последовательных этапов, в
которых по очереди доминирует то одно, то другое полушарие. Если доминирует левое полушарие, то результаты, достигнутые к этому моменту, могут
быть осознанны и вербализованы. Если доминирует левое, то мыслительный
процесс развивается в подсознании, поэтому не осознаются и не вербализуется.
Большинство описаний интуитивных решений, подчеркивая их чувственную представленность, неосознанность и целостность, косвенно наталкивают
на предположение, что направление скачка, приводящее к невозможности
осознать промежуточные этапы решения, связано с переходом обработки
информации из левого полушария в правое. Итак, чувственность, несомненность, неосознанность, эмоциональные компоненты интуиции – все это следствие одноразового перехода при осознании результата справа налево.
Если стать на данную позицию, то интуитивное решение можно представить, как двухфазный процесс: сначала – некоторый неосознанный чувственный правополушарный процесс, затем – скачок и осознание в левом.
Однако на самом деле представляется, что процесс интуитивного решения
может развиваться достаточно разнообразно – по пяти схемам.
Первая схема – постановка задачи осуществляется осознанно в левом полушарии. Если она не поддается решению в нем, эмоциональная неудовлетворенность результатом, как любая отрицательная эмоция, переводит доминирование в правое полушарие, где формируется решение. Подсознательное
получение результата, сопровождаясь положительными эмоциями, переводит
доминирование в левое полушарие.
117
В пользу распространенности схемы 1 свидетельствуют некоторые истории научных открытий. Так, отмечено, что непрерывные, упорные сознательные попытки добиться решения проблем часто оказываются бесплодными. Наоборот, плодотворным может стать прекращение этих попыток, переключение. Эффективность перерыва выступает, как одно из доказательств
роли включения в процесс подсознательных компонентов.
Согласно схеме 2 задача возникает как образная, чувственная неудовлетворенность – зрительный конфликт, усмотрение некоего рассогласования.
Левое
1
Правое
Постановка
задачи
Решение
Осознание
результата
2
Решение
Постановка
задачи
Осознание
результата
Постановка
задачи
3
Решение
Осознание
результата
4
Постановка
задачи
Решение
Осознание
результата
Рис. 1
Возникающее при этом эмоциональное напряжение переводит доминирова118
ние в левое полушарие, где формируется решение, которое тут же осознается. То есть в данном случае в качестве первой фазы творческого выделяется
наблюдение, обнаружение и т.п.
Важно учитывать не только в каком полушарии поставлена задача, но и в
каком она решена. Поэтому третья схема предполагает возникновение задачи
и ее решение справа и только осознание результатов слева.
По четвертой схеме постановка задачи, ее решение и осознание осуществляется в левом полушарии. Возникает законный вопрос: существуют ли открытия, развивающиеся целиком слева, и если да, то можно ли их назвать интуитивными. В соответствии с принятым определением ядро интуиции – неосознанность промежуточных результатов. Во время скачка (даже внутриполушарного) те логические операции, которые “перепрыгнуты”, не осознаются и развивающийся по этой схеме процесс может быть отнесен к интуитивному.
В обоснование схемы можно опираться и на результаты опросов, в соответствии с которыми только 33% ученых находят решение проблем в результате внезапных догадок, 50% испытывают “вспышки” озарения лишь изредка, 17% даже не знают что это такое.
Возможны скачки двух типов: озарение и прогноз. Озарение соответствует
осознаванию в левом полушарии решения, полученного справа (схемы 1 и 3).
Прогноз – осознанию конечного результата без реализации промежуточных
этапов и осознаванию их получения – здесь обе фазы левосторонние.
Пятая схема – это случай, когда оба полушария работают вместе. Создается впечатление, что такой режим реализуется только при экстраординарных
условиях и на очень короткое время. В пользу этого свидетельствуют сведения об инсайте и пилотов в экстремальных ситуациях, сведения об изменении восприятия пространства и времени под влиянием наркотиков и т.п. В
ряду аргументов и то, что в младенчестве режим одновременной работы полушарий был основным, а согласно законам психики, чем более сильным
оказывается травмирующее воздействие на нее, тем на более ранний уровень
своего функционирования она переходит под его влиянием.
Операции обработки информации, присущие правому и левому полушариям, не в равной степени изучены психологией. Существенно полнее исследованы левосторонние операции: уточнение и формулирование задачи, постановка вопросов, осознанный поиск в памяти подходящей гипотезы, логические способы проверки решения на доступность и непротиворечивость. Вместе с тем известно, что иногда таким путем задача не может быть решена.
Что тогда? Осуществляется скачок, и вступают в действие другие способы
обработки информации – правосторонние. Заметим, что об обработке в правом полушарии известно мало, главным образом потому, что соответствующие операции не осознаются.
Литература по теме:
119
1. Грановская Р.М., Березная И.Я. Интуиция и искусственный интеллект. Л.,
1991.
2. Кохановский В.П. [и др.]. Философия науки в вопросах и ответах: учебное
пособие для аспирантов. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 194 – 240.
3. Канке В.А. Философия науки: краткий энциклопедический словарь. – М.:
Изд-во «Омега-Л», 2009.
4. Книгин А. Н. Учение о категориях: учебное пособие. – Томск: ТГУ, 2002.
5. Рузавин Г.И. Философия науки. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. – С. 267 –
398.
6. Философский энциклопедический словарь. – М.: ИНФРА-М, 2006.
Тема 4
НАУЧНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ И ТИПЫ РАЦИОНАЛЬНОСТИ
Понятие научной революции. Этапы развития науки. Связь типа научной
рациональности и научной революции. Преемственность типов научной рациональности с античной рациональностью.
Прогресс науки и техники в XX веке выдвинул перед методологией и историей науки актуальную проблему анализа природы и структуры тех коренных, качественных изменений научного знания, которые принято называть
революциями в науки. В западной философии и истории науки интерес к
этой проблеме был вызван появлением нашумевшей в 70-х годах работы Томаса Куна "Структура научных революций". Книга Т.Куна вызвала огромный
интерес не только историков науки, но также философов, социологов, психологов, изучающих научное творчество, и многих естествоиспытателей различных стран мира.
На первый взгляд Кун не открывает ничего нового, о наличии в развитии
науки нормальных и революционных периодов говорили многие авторы. Но
они не смогли найти аргументированного ответа на вопросы: "Чем отличаются небольшие, постепенные, количественные изменения от изменений коренных, качественных, в том числе революционных?", "Как эти коренные
сдвиги назревают и подготавливаются в предшествующий период?". Не случайно поэтому история науки нередко излагается как простой перечень фактов и открытий. При таком подходе прогресс в науке сводится к простому
накоплению и росту научного знания (кумуляции), вследствие чего не раскрываются внутренние закономерности происходящих в процессе познания
изменений. Этот кумулятивистский подход и критикует Кун в своей книге,
противопоставляя ему свою концепцию развития науки через периодически
происходящие революции.
Кратко теория Куна состоит в следующем: периоды спокойного развития
(периоды "нормальной науки") сменяются кризисом, который может разре120
шиться революцией, заменяющей господствующую парадигму. Под парадигмой Кун понимает общепризнанную совокупность понятий, теории и методов исследования, которая дает научному сообществу модель постановки
проблем и их решений.
Согласно книге "Структура научных революций" Т. Куна, историю науки
можно разделить на допарадигмальный период, парадигму, нормальную
науку, аномалию и научную революцию
Допарадигмальный период в развитии науки характеризуется наличием
большого числа школ и различных направлений. Каждая школа по-своему
объясняет различные явления и факты, лежащие в русле конкретной науки,
причем в основе этих интерпретаций могут находиться различные методологические и философские предпосылки. Этот период, по мнению Куна, характерен для зарождения любой науки. На ранних стадиях развития любой
науки различные исследователи, сталкиваясь с одними и теми же категориями явлений, далеко не всегда одинаково описывают и интерпретируют одни
и те же явления. Исключение могут составить такие науки, как математика
или астрономия, в которых первые прочные парадигмы относятся к их
предыстории, а также дисциплины, подобные биохимии, возникающие на
стыке уже сформировавшихся отраслей знания.
На смену допарадигмальной науки приходит зрелая наука. Она характеризуется тем, что в данный момент существует не более одной общепринятой
парадигмы.
Первоначальные расхождения, характерные для ранних стадий развития
науки, с появлением общих теоретических и методологических предпосылок
и принципов постепенно исчезают, сначала в весьма значительной степени, а
затем и окончательно. Более того, их исчезновение обычно вызвано триумфом одной из допарадигмальных школ, например, общественным признанием парадигмы Франклина в области исследования электрических явлений.
Существование парадигмы предполагает и более четкое определение области исследования в зрелой науке (или профессионализм). Именно благодаря
принятию парадигмы школа, интересовавшаяся ранее изучением природы из
простого любопытства, становится вполне профессиональной научной школой, а предмет ее интереса превращается в научную дисциплину.
В наши дни такие парадигмы или научные достижения, которые в течение
долгого времени признаются определенным научным сообществом как основа для развития его дальнейшей деятельности, излагаются в учебниках.
Учебники разъясняют сущность принятой теории, иллюстрируют многие ее
применения и сравнивают эти применения с типичными наблюдениями и
экспериментами. Они определяют правомерность проблем и методов исследования каждой области науки для последующих поколений ученых. До того
как подобные учебники стали общераспространенными, аналогичную функцию выполняли знаменитые классические труды ученых: "Начала" и "Оптика" Ньютона, "Электричество" Франклина, "Химия" Лавуазье и многие другие. Их создание было в достаточной мере беспрецедентным, чтобы на дол121
гое время отвратить ученых от конкурирующих концепций, и, в то же время,
они были достаточно открытыми, чтобы новые поколения ученых могли в их
рамках найти для себя нерешенные проблемы любого вида.
Этапы развития зрелой науки
Согласно концепции Куна, развитие науки идет не путем плавного наращивания новых знаний на старые, а через смену ведущих представлений через периодически происходящие научные революции. Однако, действительного прогресса, связанного с возрастанием объективной истинности
научных знаний, Кун не признает, полагая, что такие знания могут быть охарактеризованы лишь как более или менее эффективные для решения соответствующих задач, а не как истинные или ложные.
В этой связи следует отметить, что Кун не связывает явно смену парадигм
с преемственностью в развитии науки, с движением по спирали от неполного
знания к более полному и совершенному. Кун опускает вопрос о качественном соотношении старой и новой парадигмы: является ли новая парадигма,
пришедшая на смену старой, лучше с точки зрения прогресса в научном познании? Спираль развития зрелой науки у Куна не направлена вверх к высотам "абсолютной истины", она складывается стихийно в ходе исторического
развития науки.
Первым этапом развития зрелой науки является нормальная наука. "Нормальной наукой" Кун называет исследование, прочно опирающееся на одно
или несколько прошлых научных достижений, которые в течение некоторого
времени признаются определенным научным сообществом в качестве основы
для развития, то есть это исследование в рамках парадигмы и направленное
на поддержание этой парадигмы.
Нормальная наука не ставит своей целью создание новой теории, и успех в
нормальном научном исследовании состоит не в этом. Исследование в нормальной науке направлено на разработку тех явлений и теорий, существование которых парадигма заведомо предполагает. Кратко деятельность ученых
в рамках нормальной науки можно охарактеризовать как наведение порядка
(ни в коем случае не революционным путем).
По мнению Куна, "три класса проблем: установление значительных фактов, сопоставление фактов и теории, разработка теории исчерпывают поле
нормальной науки, как эмпирической, так и теоретической". Подавляющее
большинство проблем, поднятых даже самыми выдающимися учеными,
обычно охватывается этими тремя категориями. Существуют также экстраординарные проблемы, но они возникают лишь в особых случаях, к которым
приводит развитие нормального научного исследования. Работа в рамках парадигмы не может протекать иначе, а отказаться от парадигмы значило бы
прекратить те научные исследования, которые она определяет. В случае отказа от парадигмы мы приходим к научной революции.
Понятие "нормальной науки", введенное Куном, подверглось острой критике сторонниками критического рационализма во главе с Карлом Поппером.
Поппер согласен с тем, что нормальная наука существует, но если Куну этот
122
феномен представляется как нормальный, то Поппер в работе "Нормальная
наука и ее опасности" (1970) рассматривает его как опасный для науки в целом.
В понимании Куна "самая удивительная особенность проблем нормальной
науки состоит в том, что они в очень малой степени ориентированы на крупные открытия, будь то открытие новых фактов или создание новой теории".
Ученые в русле нормальной науки не ставят себе цели создания новых теорий, каких-то значительных качественных (революционных) преобразований
в своей научной дисциплине. Для них результат научного исследования значителен уже потому, что он расширяет область применения парадигмы и
уточняет некоторые параметры. Возникающие проблемы часто оказываются
трудными для разрешения, хотя предшествующая практика нормальной
науки дала все основания считать их решенными или почти решенными в силу существующей парадигмы. Завершение проблемы исследования требует
решения всевозможных сложных инструментальных, концептуальных и математических задач-головоломок.
Таким образом, нормальная наука предстает у Куна как "решение головоломок". Ученый, который преуспеет в этом, становится специалистом своего
рода, и стремление к разрешению все новых и новых задач-головоломок становится стимулом его дальнейшей активности, хотя он и не выходит за рамки нормальной науки. Среди главных мотивов, побуждающих к научному
исследованию, можно назвать желание решить проблему, которую до него не
решал никто или в решении которой никто не добился убедительного успеха.
В итоге, работа в рамках парадигмы предполагает, что научное сообщество
с приобретением парадигмы получает критерий для выбора проблем, которые могут считаться в принципе разрешимыми, пока эта парадигма является
общепризнанной. В значительной степени ученые занимаются только теми
проблемами, которые сообщество признает научными или заслуживающими
внимания. Парадигма может даже изолировать научное сообщество от тех
важных проблем, которые нельзя свести к типу головоломок, поскольку
нельзя представить в терминах концептуального и инструментального аппарата, предполагаемого парадигмой. Такие проблемы иногда отбрасываются
только потому, что они кажутся слишком сомнительными, чтобы тратить на
них время. Одну из причин кажущегося прогресса в развитии нормальной
науки Кун видит в том, что "ученые концентрируют внимание на проблемах,
решению которых им может помешать только недостаток собственной изобретательности".
Нормальная наука не ставит своей целью нахождение нового факта или
теории, тем не менее, новые явления вновь и вновь открываются научными
исследованиями, а радикально новые теории опять и опять изобретаются
учеными. "Открытие начинается с осознания аномалии, то есть с установления того факта, что природа каким-то образом нарушила навеянные парадигмой ожидания, направляющие развитие нормальной науки". Это осознание
123
различия между вновь обнаруженными фактами и теорией приводит затем к
более или менее расширенному исследованию области аномалии.
Аномалия появляется только на фоне парадигмы. Чем более точна и развита парадигма, тем более чувствительным индикатором она выступает при обнаружения аномалии, что тем самым приводит к изменению в парадигме.
Осознание аномалии открывает период, когда парадигмальные теории приспосабливаются (подгоняются) к новым обстоятельствам до тех пор, пока
аномалия не становится ожидаемой. Причем усвоение теорией нового вида
фактов требует чего-то большего, чем просто дополнительного приспособления теории; ученый должен научиться видеть природу в ином свете. Так восприятие обнаруженной аномалии потребовало изменения парадигмы. Все известные в истории естествознания открытия новых видов явлений характеризуются тремя общими чертами: предварительное осознание аномалии, постепенное или мгновенное ее признание и последующее изменение парадигмальных понятий и процедур.
После того как открытие осознано, научное сообщество получает возможность объяснять более широкую область явлений и процессов или более точно описать те явления, которые были известны ранее, но были плохо объяснены. Но этого можно достичь только путем отбрасывания некоторых убеждений прежней парадигмы или их замены другими.
Осознание аномалий, как правило, продолжается так долго и проникает так
глубоко, что можно с полным основанием сказать: области, затронутые этими аномалиями, находятся в состоянии нарастающего кризиса. Под нарастающим кризисом Кун понимает постоянную неспособность нормальной науки
решать ее головоломки в той мере, в какой она должна это делать, и тем более возникающие в науке аномалии, что порождает резко выраженную профессиональную неуверенность в научной среде.
Таким образом, любой кризис начинается с сомнения в существующей парадигме и последующего расшатывания правил исследования в рамках нормальной науки. С этой точки зрения исследование во время кризиса подобно
исследованию в допарадигмальный период, однако, в последнем случае ученые сталкивались с большим числом трудностей. Все кризисы заканчиваются
одним из трех возможных исходов. Во-первых, иногда нормальная наука доказывает свою способность разрешить проблемы, порождающую кризис, несмотря на кажущийся конец существующей парадигмы. Во-вторых, при сложившемся положении вещей решение проблемы может не предвидиться, так
что не помогут даже радикально новые подходы. Проблема откладывается в
сторону (в разряд необоснованных аномальных фактов) в надежде на ее решение новым поколением ученых или с помощью более совершенных методов. Наконец, возможен третий случай, когда кризис разрешается с возникновением новой теории для объяснения аномалий и последующей борьбой за
ее принятие в качестве парадигмы. Этот последний способ завершения кризиса Кун и называет научной революцией.
124
Научная революция, в отличие от периода постепенного накопления (кумуляции) знаний, рассматривается как такой некумулятивный эпизод развития науки, во время которого старая парадигма замещается полностью или
частично новой парадигмой, несовместимой со старой. Осознание кризиса
составляет предпосылку революции.
Во время научных революций выбор между конкурирующими парадигмами оказывается выбором между несовместимыми моделями жизни научного
сообщества. Кун считает, что аргументация за выбор какой-то конкретной
парадигмы "обращается не к логике, а к убеждению". Кун показывает, что
научные революции не являются кумулятивным этапом в развитии науки,
напротив, кумулятивным этапом являются только исследование в рамках
нормальной науки, благодаря умению ученых отбирать разрешимые задачиголоволомки.
В своей теории научных революций Кун не разделяет точки зрения позитивистов, которые считают, что каждая новая теория не должна вступать в
противоречие с предшествующей теорией.
Таким образом, хотя устаревшую теорию можно рассматривать как частный случай ее современного преемника, она должна быть преобразована для
этого.
В результате научной революции изменяется взгляд ученых на мир. В каком-то смысле можно сказать, что в результате революции ученый оказывается в другом мире, разительно отличающемся от прежнего. Это происходит
вследствие того, что ученые видят мир своих исследований через призму парадигмы. Кун сравнивает изменения взглядов ученых в результате научной
революции с переключением зрительного гештальта: "То, что казалось ученому уткой до революции, после революции оказывалось кроликом".
Часто изменения во взглядах маскируются тем, что результате смены парадигмы не происходит видимого со стороны изменения терминологии
науки. Но при вдумчивом рассмотрении оказывается, что в старые понятия
вкладывается новый смысл. Так Птолемеевское понятие планеты отличается
от Коперниканского, смысл понятия "время" у Ньютона не равнозначен времени Эйнштейна.
Выбор между конкурирующими парадигмами не может быть решен средствами нормальной науки. Каждая из научных школ, защищая свою точку
зрения, будет смотреть на мир через призму своей парадигмы. В таких спорах выясняется, что каждая парадигма более или менее удовлетворяет критериям, которые она определяет сама, но не удовлетворяет некоторым критериям, определяемым ее противниками.
В рамках нормальной науки, ученый, занимаясь решением задачиголоволомки, может опробовать множество альтернативных подходов, но он
не проверяет парадигму. Проверка парадигмы предпринимается лишь после
настойчивых попыток решить заслуживающую внимания головоломку (что
соответствует началу кризиса) и после появления альтернативной теории,
претендующей на роль новой парадигмы.
125
Обсуждая вопрос о выборе новой парадигмы, Кун полемизирует с философскими теориями вероятностной верификации. "Одна из теорий требует,
чтобы мы сравнивали данную научную теорию со всеми другими, которые
можно считать соответствующими одному и тому же набору наблюдаемых
данных. Другая требует мысленного построения всех возможных проверок,
которые данная научная теория может хотя бы предположительно пройти.
Вместе с тем, Кун выступает и против теории фальсификации К.Р.Поппера:
"роль фальсификации, во многом подобна роли, которая в данной работе
предназначается аномальному опыту, то есть опыту, который, вызывая кризис, подготавливает дорогу для новой теории. Тем не менее аномальный
опыт не может быть отождествлен с фальсифицирующим опытом. Действительно, я даже сомневаюсь, существует ли последний в действительности. Ни
одна теория никогда не решает всех головоломок, с которыми она сталкивается в данное время, а также нет ни одного уже достигнутого решения, которое было бы совершенно безупречно".
В каком-то смысле, Кун объединяет в своей теории обе теории: как теорию
фальсификации, так и теорию верификации. Аномальный опыт теории фальсификации выделяет конкурирующие парадигмы по отношению к существующей. А после победы новой парадигмы начинается процесс верификации,
который "состоит в триумфальном шествии новой парадигмы по развалинам
старой".
Иногда новая парадигма выбирается не на основе сравнения возможностей
конкурирующих теорий в решении проблем. В этом случае аргументы в защиту парадигмы основаны на том, что новая теория должна быть более ясной, удобной и простой. Кун считает, что "такие аргументы более эффективны в математике, чем в других естественных науках".
Концепция научных революций Куна представляет собой довольно спорный взгляд на развитие науки. На первый взгляд, Кун не открывает ничего
нового, о наличии в развитии науки нормальных и революционных периодов
говорили многие авторы. В чем же особенность философских взглядов Куна
на развитие научного знания?
Во-первых, Кун представляет целостную концепцию развития науки, а не
ограничивается описанием тех или иных событий из истории науки. Эта концепция решительно порывает с целым рядом старых традиций в философии
науки.
Во-вторых, в своей концепции Кун решительно отвергает позитивизм господствующее с конца XIX века течение в философии науки. В противоположность позитивисткой позиции в центре внимания Куна не анализ готовых
структур научного знания, а раскрытие механизма развития науки, т.е., по
существу, исследование движения научного знания.
В-третьих, в отличие от широко распространенного кумулятивисткого
взгляда на науку, Кун не считает, что наука развивается по пути наращивания знания. В его теории накопление знаний допускается лишь на стадии
нормальной науки.
126
В-четвертых, научная революция, по Куну, сменяя взгляд на природу, не
приводит к прогрессу, связанному с возрастанием объективной истинности
научных знаний. Он опускает вопрос о качественном соотношении старой и
новой парадигмы: является ли новая парадигма, пришедшая на смену старой,
лучше с точки зрения прогресса в научном познании? С точки зрения Куна,
новая парадигма ничуть не лучше старой.
ТИПЫ НАУЧНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ
О рациональности вообще. Рациональными мы признаём поступки и решения, основанные на целесообразности и эффективности. Поступки и поведение людей, если они согласуются с общепринятыми нормами морали, также признаются рациональными. Всё, что является разумным, признаётся рациональным: ratio = разум. В зависимости от того, в какой сфере человеческой деятельности реализуется этот разум, происходит классификация рациональности. Таким образом, научная рациональность – не единственная её
форма.
Наиболее типичными формами научной рациональности всегда признавались а) научные рассуждения; б) выводы и аргументация, опирающиеся
на принципы логики и в) законы науки.
Обычно выделяют три типа научной рациональности, которые отличаются друг от друга, прежде всего, разной интерпретацией самой категории
рациональности и содержанием тех существенных признаков, которые входят в её структуру: классическая, неклассическая и постнеклассическая рациональности.
Этапы развития науки, связанные с перестройкой исследовательских стратегий, задаваемых основаниями науки, получили названия научных революций. Перестройка оснований науки, сопровождающаяся научными революциями, происходит, во-первых, под влиянием внутридисциплинарного развития, в ходе которого возникают проблемы, неразрешимые в рамках данной
научной дисциплины; во-вторых, – под влиянием междисциплинарных взаимодействий, основанных на переносе идеалов и норм исследования из одной научной дисциплины в другую, что часто приводит к открытию явлений
и законов, которые до этой «парадигмальной прививки» не попадали в сферу
научного поиска. В зависимости от того, какой компонент основания науки
перестраивается, выделяют следующие две разновидности научных революций: 1) идеалы и нормы научного исследования остаются неизменными, а
картина мира пересматривается; 2) одновременно с картиной мира радикально меняются не только идеалы и нормы, но и её философские основания.
Вообще, признание идеи научной революции стало возможно благодаря
признанию идеи историчности разума, а отсюда – историчности научного
знания и соответствующего ему типа рациональности. Философия XVII –
п.п. XVIII вв. рассматривала разум как неисторическую, самотождественную
способность человека как такового. Принципы и нормы разумных рассужде127
ний, с помощью которых добывается истинное знание, признавались постоянными для любой исторической эпохи.
Представление о внеисторичности человеческого разума было поставлено
под сомнение в XIX в. (Сен-Симон, О. Конт, Гегель). В результате признания
конкретно-исторического характера человеческого разума, истина тоже стала
определяться как конкретно-историческая, т.е. имеющая «привязку» к определённому времени. В середине XX в. появилось исследовательское направление под названием «социология познания», в задачу которого входило изучение социальной детерминации, социо-культурной обусловленности познания и знания, форм знания, типов мышления, характерных для конкретных
исторических эпох. Однако в естествознании и философии естествознания
тезис об историчности разума, а следовательно, и об относительности истинного знания не признавался вплоть до начала XX в. только с начала 60-х гг.
XX в. исторический подход к разуму и научному познанию стал широко обсуждаться историками и философами науки. Именно тогда постпозитивисты
Т.Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд и др. попытались создать историкометодологическую модель науки и предложили ряд её вариантов (см. выше
тему «Современные концепции науки»).
Перестройка оснований науки приводит к смене типов рациональности.
Однако начнём мы вопрос о типах рациональности с вопроса о понимании
рациональности в античной философии, поскольку европейская рациональности своими корнями уходит в культуру античной Греции. Скрытыми
или явными основаниями античной рациональности является признание
тождества мышления и бытия. Само это тождество было открыто Парменидом. Укажем на основные сущностные характеристики тождества
мышления и бытия, открытого Парменидом:
1) под бытием он понимал не наличную действительность, данную чувствам, а нечто неуничтожимое, единое, недвижное, бесконечное во времени
(вечное), неделимое, ни в чём не нуждающееся, лишённое чувственных качеств;
2) тожество ума и бытия означало способность мышления выходить за
пределы чувственного мира и «работать» с идеальными объектами / моделями, несовпадающими с обыденными представлениями о мире. Говоря современным языком, античная рациональность признавала возможность умозрительного постижения принципиально ненаблюдаемых объектов, таких как
бытие (Парменид), идеи (Платон); Перводвигатель (Аристотель). Открытая
греками работа мысли с идеальными объектами заложила основы теоретизма;
3) способность «работать» с идеальными объектами / моделями мышление
может реализовать только в слове. Отсюда – повышенное внимание к слову.
Тождество содержания мысли содержанию бытия предполагает возможность
адекватно выразить то и другое содержание в слове. Следовательно слово
должно быть точным и иметь определённое значение. Определённость, точ128
ность, однозначность слов – необходимое условие построения рационального
знания;
4) мышление понималось античными греками как интеллектуальное озарение, уподобляющее человеческий ум уму божественному, а потому оно
адекватно постигнуто и выражено только с помощью логики быть не может;
5) основная функция разума – усматривать в процессе познания целевые
причины («зачем?»), понимать целесообразность природных явлений в их
целостном единстве.
Первая научная революция и её влияние на формирование научного типа рациональности.
Первая научная революция произошла в XVII в. её результат – возникновение классической европейской науки, прежде всего механики, затем – физики. В ходе этой революции сформировался особый вид рациональности,
получивший название научного. Научный тип рациональности, радикально
отличаясь от античного, тем не менее, воспроизвёл (в измененном виде) два
главных основания античной рациональности – а) принцип тождества мышления и бытия и б) идеальный план работы мысли.
Чем отличается сложившаяся научная рациональность от античной рациональности?
1)
величественный космос стал отождествляться, не с Абсолютом, Богом,
Единым, а с природой, которая стала рассматриваться как единственная истинная реальность – набор статичных, неизменных механических объектов;
2)
человеческий разум стал уподобляться самому себе. Убеждение во всесилии человеческого разума привело к объективизму - представлению о том,
что знание о природе не зависит от познавательных процедур. Объяснение
сводилось к поиску механистических причин («почему») и субстанций, а
обоснование – к сведению знаний о природе к принципам механики;
3)
произошло сужение спектра идеальных объектов: к идее идеальности
добавилась идея артефакта (сделанной вещи). Признавалась правомерность
только тех идеальных конструктов, которые можно контролируемо воспроизвести, сконструировать бесконечное количество раз в эксперименте. Мыслительным инструментом теоретических вопросов, управляющих таким экспериментом, стала математика;
4)
основным содержанием тождества мышления и бытия становится признание возможности отыскать такую одну-единственную идеальную конструкцию, которая полностью соответствовала бы изучаемому объекту,
обеспечивая тем самым однозначность содержания истинного знания;
5)
наука отказалась вводить в процедуру объяснения не только конечную
цель в качестве главной в мироздании и деятельности разума, но и цель вообще. Научная рациональность была направлена на установление механистических причинно-следственных связей между явлениями.
Таким образом, механистическая картина мира приобрела статус универсальной научной онтологии. Принципы и идеи этой картины мира выполняли
основную объяснительную функцию. К началу XX в. механика была един129
ственной математизированной областью естествознания, что способствовало
абсолютизации её методов и принципов познания, а также соответствующему её типу рациональности.
Вторая научная революция и её влияние на изменения в научном типе
рациональности.
Вторая научная революция произошла в к. XVIII – п.п. XIX в. Несмотря на
то, что к началу XX в. идеал классического естествознания не претерпел значительных изменений, имеет смысл говорить о второй научной революции.
Главное изменение – переход от классической науки, ориентированной в основном на изучение механистических и физических явлений, к дисциплинарно организованной науке.
Специфика объектов геологии и биологии (эти науки активно развивались
в это время) привела к идее развития и к постепенному отказу от требований
эксплицировать любые естественнонаучные теории в механистических терминах. Наука о жизни легализовала телеологию Аристотеля, вводя в свои
рассуждения понятие цели.
Но вторая научная революция была вызвана не только появлением дисциплинарных наук и их специфических объектов. В самой физике, сформировавшейся как классическая только к к. XIX в., стали возникать элементы нового неклассического типа рациональности. Тип научного объяснения и
обоснования изучаемого объекта через построение наглядной механической
модели стал уступать место другому типу объяснения, выраженному в требованиях непротиворечивого математического описания объекта, даже в ущерб
наглядности.
В этой связи многие учёные-физики начинают осознавать недостаточность
классического типа рациональности. Появляются первые намёки на необходимость ввести субъективный фактор в содержание нового знания, что
неизбежно приводило к ослаблению жёсткости принципа тождества мышления и бытия, характерного для классической науки.
Введя в научную методологию термин «научная метафора» Больцман и
Максвелл поставили под вопрос признаваемую классическим научным рационализмом возможность адекватно и однозначно выражать содержание
мышления и изучаемой им действительности. Иначе говоря, внутри классической физики зрели ростки нового – неклассического – понимания идеалов
и норм научности.
Третья научная революция и формирование неклассического типа рациональности.
Третья научная революция охватывает период с конца XIX до середины
XX в. Революционные преобразования произошли сразу во многих науках: в
физике были разработаны релятивистская и квантовая теории; в химии –
квантовая химия и т.д. В центр исследовательских программ выдвигается
изучение объектов микромира. Это обстоятельство способствовало дальнейшей трансформации в понимании идеалов и норм научного знания:
130
1. Учёные согласились с тем, что мышлению объект не дан в его природном, первозданном состоянии – оно изучает не объект, а то как явилось
наблюдателю взаимодействие объекта с прибором. Стало ясно, что в классической физике эффектом взаимодействия прибора и объекта можно было
пренебречь в силу слабости этого взаимодействия. В качестве необходимого
условия объективности объяснения и описания в квантовой физике, поскольку в ней имеет место сильное взаимодействие, влияющее на характеристики
изучаемого объекта, стало выдвигаться требование учитывать и фиксировать взаимодействие объекта с прибором, связь между знаниями об объекте и характером средств и операций деятельности учёного.
2. Проблему истины стали напрямую связывать с деятельностью экспериментатора. Иначе говоря, актуализировалось представление об активности
субъекта познания.
3. Был поставлен вопрос о «непрозрачности» бытия. Таким образом, принцип тождества бытия и мышления продолжал размываться.
4. В противовес идеалу единственно научной теории об объекте, стала допускаться истинность нескольких отличающихся друг от друга теоретических описаний одного и того же объекта. Возникла необходимость признать
относительную истинность теорий и картины природы, выработанной на том
или ином этапе развития естествознания.
Четвёртая научная революция и постнеклассический тип научной рациональности.
Эта революция совершилась в последнюю треть XX в. Она связана с появлением особых объектов исследования – исторически развивающимися системами. Основные характеристики постнеклассической рациональности:
1. Если в неклассической науке идеал исторической реконструкции использовался преимущественно в гуманитарных науках (история, археология,
языкознание и др.), а также ряде естественных дисциплин (геология. биология), то в постнеклассической науке историческая реконструкция как тип
теоретического знания стала использоваться в космологии, астрофизике. физике элементарных частиц, что привело к изменению картины мира.
2. Возникло новое научное направление – синергетика. Она стала ведущей
методологической концепцией в понимании и объяснении исторически развивающихся систем.
3. Субъект познания в такой ситуации не является внешним наблюдателем,
существование которого безразлично для объекта / системы: он видоизменяет каждый раз своим воздействием поле возможных состояний системы, т.е.
становится главным участником протекающих событий.
4. Постнеклассическая наука впервые обратилась к изучению таких исторически развивающихся систем, непосредственным компонентом которых
является человек, – это объекты экологии, включая биосферу, медикобиологические и биотехнические (генетическая инженерия) объекты и др.
Исследовать такие системы невозможно без использования комьютерных
технологий, математического эксперимента на ЭВМ.
131
5. Объективно истинное объяснение и описание такого рода систем предполагает включение ценностей социального, этического и иного характера.
Особо важным моментом четвёртой научной революции было оформление
в последние два десятилетия XX в. космологии как научной дисциплины,
предметом изучения которой стала Вселенная в целом. Теория эволюции
Вселенной в целом способствовала появлению в постнеклассическом типе
рациональности элементов античной рациональности, которые состоят в
следующем:
1. Обращение к чистому умозрению при разработке теории развития Вселенной.
2. Впервые со времён античности был поставлен вопрос: «Почему Вселенная устроена именно так, а не иначе?»
3. В современной физике и космологии стали говорить об антропном
принципе, согласно которому наш мир устроен таким образом, что в принципе допускает возможность появления человека. В этом смысле человек - космический феномен, органический элемент космоса. Космос – дом бытия человека.
4. Теоретизирование (основной метод античной науки).
5. Стирание граней между теорией элементарных частиц и теорией Вселенной. Эти теории стали так тесно сопрягаться, что критерием истинности
теории элементарных частиц стала выступать её проверка на «космологическую полноценность». Возникло близкое античности понимание, что всё связано со всем, «всё во всём».
Литература по теме
1. Иванов А.Г., Целищева И.В. Концепция научных революций Т. Куна. 2003.
2. Рузавин Г.И. Философия науки. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. – гл.7. С. 156 –
177.
3. Кун Т. Структура научных революций. М., Прогресс, 1975.
4. Кохановский В.П. [и др.]. Философия науки в вопросах и ответах. – Ростов
н/Д.: Феникс, 2007. – Раздел 6. С. 241 – 252.
ТЕМА 5
НАУКА И НАУЧНЫЕ КАРТИНЫ МИРА
Натурфилософская, классическая, неклассическая и постнеклассическая
картины мира
Натурфилософская картина мира
Натурфилософская картина мира возникла в Древней Греции. Здесь физика рассматривалась как часть философии и понималась как учение о Природе. В рамках античного миросозерцания были сформулированы три альтернативные картины мира:
132
1) ионийская (Фалес, Анаксагор, Анаксимен, Гераклит), представители
которой считали основой мира одну из наблюдаемых физических субстанций
(воду, воздух, огонь и др.);
2) атомистическая (Левкипп и Демокрит-основу мира составляют две субстанции: атомы и пустота);
3) идеалистическая (основу мира составляют идеи, числа, формы – Парменид, Платон, Аристотель и др.).
Согласно ионийцам, все существующие состояния и процессы природы
различаются лишь количественной мерой проявления в них некой исходной
материальной субстанции. Наши чувства способны воспринимать только качественное состояние и различия, поэтому физическая истина о мире может
быть постигнута только Разумом. С точки зрения разума любое качество суть
не что иное, как определённая степень количества единой субстанции и ничего более. Поэтому описание природы в её истинном бытии должно быть
осуществлено количественным языком. Согласно основоположникам атомистической картины мира Левкиппу и Демокриту, в мире нет ничего, кроме
разнообразных атомов и пустоты. Отсутствует какая-либо свобода воли или
выбор, т.к. всё происходящее однозначно предопределено движениями атомов; в мире нет ничего случайного. Основоположниками идеалистической
картины мира были Парменид и Платон. Согласно Платону, подлинный, первичный мир - это идеи, а все видимые и воспринимаемые чувства вещи, и
процессы лишь их «отражение» («бледная копия»), однако тоже вполне реальное. Истинный мир совершенен, вечен и неизменен и может быть постигнут лишь работой ума, а материальный, подлунный мир является лишь несовершенным подражанием миру идей, он подвержен изменениям и распаду.
Единственной причиной космоса является Демиург, творец. Основной принцип научной картины мира Платона- математическая Гармония, порядок,
красота.
Вершиной античной натурфилософии явилась космология Аристотеля. Если у Платона субстанцией, т.е. истинной реальностью, считались эйдосы,
идеи, то в учении Аристотеля роль субстанции отводилась видимому миру,
представляющему собой единство вещественной субстанции (материи) и
формы. Учение Аристотеля о мироздании изложено в двух книгах –
«Метафизике» и «Физике». Первая посвящена исследованию высших причин
космоса, т.е. всего вечного, бестелесного, неподвижного. Предметом второй
является природа, материальный мир – видимый, текучий, подверженный законам случая.
Как снять фундаментальное противоречие между обоими пластами реальности? Чтобы решить эту проблему, Аристотель вводит два рода бытия –
возможное и действительное. Первое – это материя, которая в первозданном
состоянии напоминает хаос, второе- форма. Её воздействие на материю сообщает ей предметное бытие, движение, доступное опыту. Таким образом,
потенциально возможное превращается в актуальную реальность под причинным воздействием формы. Механизм этого воздействия Ариститель
133
называл энтелехией. Придуманную им концепцию мироздания называют гилеоморфизмом( от греч. hyle материя, morphe- форма). Природа, понимаемая
как совокупность вещей и энтелехии, - это уже не хаос, а гармоничный космос.
Космография античности практически была геоцентрична, единственным
исключением явилось учение Аристарха Самосского, который поместил в
центре мира не Землю, а Солнце. Однако греческая натурфилософия не восприняла его идей, в частности потому, что в его гелиоцентрической системе
оказалось затруднительным объяснить обратное движение планет. С этой задачей, с помощью введения эпициклов, легко справился Клавдий Птолемей в
своей геоцентрической системе мироздания.
Неклассическая картина мира
Первый шаг в этом направлении в 1900 г. сделал Макс Планк, выдвинувший гипотезу о квантах электромагнитного излучения. Согласно этой гипотезе, излучение испускается в виде отдельных порций энергии.
Следующий шаг в 1905 г. сделал Альберт Эйнштейн, который показал, что
свет не только испускается, но и поглощается в форме квантов энергии. После этого
такие квантованные порции электромагнитного излучения стали называть фотонами. Стало ясно, что электромагнитное излучение обладает парадоксальными свойствами: в некоторых опытах оно проявляет свои волновые свойства, в
других оно напоминает поток корпускул, фотонов.
А вскоре Бройль выдвинул гипотезу, что этот дуализм корпускулярных и
волновых свойств присущ не только свету, но и веществу, элементарным частицам. Через несколько лет К. Дэвидсон исследовал рассеяние пучка электронов на монокристаллической мишени и показал, что этот процесс идет в
точном соответствии с формулой де Бройля, определяющей волновые свойства
электронов.
Становилось все более ясно, что физические свойства элементарных частиц—
наименьших порций материи — мало напоминают то, что можно сказать о них на основании классической картины мироздания. В 1927 г. Вернер Гейзенберг показал,
что описание поведения элементарных частиц с помощью классических понятий
координат, импульса и энергии лишь приблизительно соответствует их реальным
свойствам. Соответствующее ограничение получило название соотношений неопределенности Гейзенберга.
Смысл этих формул состоит в том, что нельзя одновременно точно определить значения координаты и импульса частицы, а также энергии для данного момента времени.
В классической механике повеление материальной частицы описывается
основным законом динамики F=та (второй закон Ньютона). Заметим, что
Ньютон сформулировал этот закон для материальной точки, которая имеет
массу, но не имеет размера. Как следует из принципа дуализма «волна—
частица» и соотношений неопределенности, для описания поведения элементарных частиц этот закон очевидно неприменим. Выход из этого положения
нашел Эрвин Шредингер, который воспользовался идеей де Бройля, сопоста134
вив движение микрочастицы с комплексной функцией координат и времени,
которую он назвал волновой и обозначил буквой
. Решение волнового
уравнения Шредингера для функции
характеризует состояние микрочастицы.
Уравнение Шредингера является основным уравнением квантовой механики. Физический смысл волновой функции указал М. Борн. Квадрат модуля
определяет вероятность того, что микрочастица будет обнаружена в пределах
некоторого объема. Предсказания квантовой механики, таким образом, в отличие от классической механики носят вероятностно-статистический характер.
Переход к квантово-механической картине мира позволил снять противоречия, возникшие в связи с «ультрафиолетовой катастрофой». Неудача же
опыта Майкельсона-Морли по поиску эфира стала понятной лишь в результате создания А. Эйнштейном теории относительности.
В 1905 г. А.Эйнштейн опубликовал работу «К электродинамике движущихся тел», в которой заложил основы специальной теории относительности.
В основу своей теории он положил два постулата:
III.
Скорость света в вакууме одинакова во всех системах координат,
движущихся равномерно и прямолинейно друг относительно друга.
IV.
Во всех таких системах координат одинаковы все законы природы
(принцип относительности).
Однако из этих постулатов вытекали следствия, ведущие к радикальному
пересмотру классической картины мира. Во-первых, стало ясно, что законы
механики и электродинамики все вместе инвариантны только относительно
преобразований Лоренца. Во-вторых, согласно СТО такие свойства тел и процессов, как их протяженность и длительность, являются отнюдь не постоянными (как учила классическая механика) , а меняются в зависимости от скорости движения тел или от выбранной конкретной системы отсчета по отношению к которой они измеряются. В-третьих, оказалось, что вопреки классической
механике с изменением скорости движения тела его масса также изменяется.
А. Эйнштейн установил соотношение эквивалентности массы и энергии:
Е = тс2, где с — скорость света.
Стало ясно, что масса и энергия по существу сходны, это только разные
выражения одного и того же свойства реальности. Эту формулу можно рассматривать как обобщенный закон сохранения энергии. Принято считать, что
именно благодаря дефекту массы при реакции превращения протонов в ядра гелия в недрах звезд выделяется достаточное количество энергии, чтобы поддерживать их существование в течение миллиардов лет.
Четвертое следствие получил Г. Минковский, показав, что в рамках модели мира, соответствующей теории относительности, пространство и время —
это не отдельные сущности (субстанции), лишь внешне связанные между собой, а единая физическая реальность —- четырехмерный континиум.
Оставалась проблема гравитации. Эту задачу в 1916 г. решил Эйнштейн,
создав общую теорию относительности (ОТО). Если для формулирования зако135
нов классической механики Ньютону потребовался аппарат дифференциального и интегрального исчисления, то в основу ОТО была положена неевклидова геометрия Римана и тензорный анализ. Из ОТО следовало, что гравитация — это искривление пространства вблизи массивных тел.
Картина мира, соответствующая ОТО, содержит всего две автономные реальности — вещество и поле. Законы тяготения — это структурные законы,
описывающие гравитационное поле между материальными объектами. Между материей и полем в ОТО нет качественного различия: вещество находится
там, где концентрация поля максимальна, поле — там, где она мала. Эйнштейн полагал, что в перспективе всю теорию удастся свести к единственной
реальности — полю. Однако эта программа столкнулась с серьезными теоретическими трудностями и до сих пор не имеет позитивного решения.
Вселенная, описываемая ОТО, была стационарной. Однако в 1922 г. А.А.
Фридман, анализируя уравнения ОТО, показал, что теория содержит и нестационарные решения: Вселенная может расширяться. Впоследствии Эйнштейн признался, что, не заметив этого решения, он совершил самую большую ошибку в своей жизни.
В 1929 г. Э. Хаббл, наблюдая красное смещение в спектрах излучения далеких галактик, доказал, что Вселенная расширяется на самом деле. Зная
скорость, с которой разбегаются галактики, можно было рассчитать, когда
начался этот процесс. Согласно современным оценкам это произошло 13,7
млрд лет назад. Событие, которое привело к возникновению Вселенной, получило название Большой взрыв.
Из ОТО следует, что наш мир произошел не просто вследствие Большого
взрыва, но произошел из вакуума. Не противоречит ли это утверждение закону сохранения массы-энергии? Полная масса замкнутой фридмановской
Вселенной, а значит, и ее энергия равна нулю. Это объясняется тем, что положительная энергия (масса) Вселенной компенсируется отрицательной
энергией гравитационного взаимодействия всех ее частей. Энергия вакуума
тоже равна нулю, поэтому рождение из него Вселенной закону сохранения
энергии не противоречит.
Однако описать этот процесс с помощью ОТО невозможно, т. к. она не
учитывает квантовых эффектов, которые при планковских масштабах должны играть главную роль. Для описания свойств мира на этапе его рождения
из вакуума требуется теория квантовой гравитации, которая находится пока
на стадии формирования.
Большинство физиков полагает, что в наибольшей степени для моделирования этих вопросов подходит теория суперструн, самый значительный вклад
в развитие которой внес Э. Виттен. Всем известно, что такое обычная струна,
способная колебаться с разными частотами. Суперструна — это топологическое обобщение этого простого образа, объединяющее бесконечное число
полей. Эта теория дает ответ на вопрос, откуда и каким образом возникают
фундаментальные взаимодействия - гравитационные, электромагнитные и
ядерные - сильные и слабые. Их источником является многомерная тополо136
гия. Согласно теории, при очень больших энергиях все разновидности взаимодействий объединяются в универсальный тип — Супергравитацию. Развитие этих представлений может в дальнейшем значительно изменить современные взгляды на структуру мира.
Существуют ли прямые экспериментальные подтверждения феномена
Большого взрыва, помимо численных оценок, следующих из модели Фридмана и закона Хаббла? В 1965 г. А. Пензиас и Р. Вильсон эмпирически открыли реликтовое излучение с температурой 3,5 °К, равномерно поступающее из далеких глубин Вселенной. А согласно теории Г. Гамова, температура
Вселенной, которая на стадии Большого взрыва была очень высока, в результате последующего расширения должна была обусловить возникновение к
настоящему времени холодного фонового излучения с температурой около 5
°К. После такого эмпирического подтверждения теория Большого взрыва
стала почти общепризнанной.
Как развивалась история Вселенной на самых ранних стадиях рождения
нашего мира, когда его размеры были много меньше протона? На этот вопрос
отвечает весьма экзотическая теория инфляции, или раздувания, предложенная А. Гутом и А.Д. Линде. Согласно этой теории, за время порядка 10-33 с
Вселенная раздувается до размеров, близких к современным, а микронеоднородности, порожденные квантовыми флуктуациями, могли послужить гравитационными зародышами, из которых позже выросли звезды и галактики.
Благодаря этой теории делается более понятным и вопрос, откуда взялась
энергия, необходимая на создание материи. Ее источником послужила
огромная гравитационная энергия молодой Вселенной. Вот как описывает
этот процесс один из авторитетных специалистов по космологии С. Хокинг:
«Вселенная взяла в долг огромное количество отрицательной гравитационной энергии, которая точно уравновесила положительную энергию материи.
Во время инфляции Вселенная делала огромные долги у гравитационной
энергии, чтобы финансировать создание новой материи. В результате восторжествовала кейнсианская экономика: получилась сильная экспансивная
Вселенная, полная материальных объектов. А долг гравитационной энергии не
будет погашен до конца Вселенной».
Ничто, Пустота, из которой родились Вселенная, — это не тот вакуум, который в
1644 г. был открыт учениками Галилея Э. Торричелли и В. Вивиани. Это был совсем другой пласт реальности — физический, или квантовый, вакуум, открытый в 1928г. П.А.М. Дираком. Ему удалось обобщить уравнения квантовой механики на случаи скоростей, близких к скорости света. Из его теории следовало,
что электрон, как и все остальные элементарные частицы, может обладать не
только положительной, но также и отрицательной энергией. Понять физический
смысл этого предсказания теории было непросто. Чтобы разобраться в этом вопросе, Дирак воспользовался тем обстоятельством, что помимо массы и заряда
электрон обладает и третьей столь же фундаментальной характеристикой — спином. Спин, что по-английски означает «кручение», «волчок», — это квантовое
число, равное собственному моменту количества движения частицы. Для подоб137
ных частиц с полуцелым спином известен принцип запрета, сформулированный
В. Паули: в квантовой системе на одном энергетическом уровне могут находиться
лишь две частицы с противоположно направленными спинами. Дирак воспользовался этим правилом и предположил, что в области отрицательной энергии заняты все
уровни, а потому находящиеся на них электроны представляют собой квантовый
вакуум. Этот феномен получил название «вакуумного моря» Дирака. Однако, если
на это «море» направить мощный импульс гамма-излучения, то получивший его
электрон приобретет положительную энергию и перейдет в реальный мир. В
«море» остается «дырка», во всем похожая на электрон, только заряд у нее будет
положительным — это следствие закона сохранения заряда.
В 1932 г. К. Андерсон, исследуя космические лучи, открыл эту «дырку» и
назвал ее позитроном. Андерсон получил за свое открытие Нобелевскую
премию, а Дирак — подтверждение своей теории о квантовом вакууме.
Рассмотрим энергетические свойства квантового вакуума. Из соотношения
неопределенности и закона сохранения массы-энергии можно рассчитать
промежуток времени, соответствующий массе электрона: t = 10 -21 с. Смысл
этих расчетов с точки зрения классической механики кажется безумным: в
течение столь малых промежутков времени энергия вакуума испытывает достаточно большие колебания, чтобы за это время из него рождались электроны и все прочие элементарные частицы.
Такие частицы назвали виртуальными. Индивидуально они никак не проявляют себя, но как системный ансамбль вполне заметно влияют на различные свойства материи (магнитный момент электрона, спектральные характеристики атомов и др.). Таким образом, этот вакуумный виртуальный «туман»
вполне реальный феномен.
Флуктуации энергии квантового вакуума, имеют бесконечно широкий
диапазон частот. Если взять интеграл по всем частотам, то получим бесконечно большую величину энергии. Не находя этому факту объяснения, теоретики предложили принимать ее за нулевой уровень энергии квантового вакуума.
Поэтому есть основания думать, что именно сложные структуры квантового вакуума — та первооснова, которая определяет фундаментальные свойства нашего мира в целом. Используя эту идею, Дж. Уилер оценил минимальную величину флуктуации энергии квантового вакуума. Чтобы провести
этот несложный расчет, он воспользовался численными значениями планковских масштабов и получил умопомрачительную величину:
Е= 10116эрг/см3.
Эти экстремальные оценки позволили Уилеру утверждать, что окружающий
нас мир вещества, заполняющего Вселенную во всех его формах, буквально
погружен в океан вакуума, насыщенный энергией. Все события, которые мы
наблюдаем в нашем мире, не более чем рябь на поверхности океана.
Классическая картина мира
138
Натурфилософская система Аристотеля оставалась основой общепризнанной картины мира на протяжении почти двух тысяч лет, до XVI века. Лишь в
эпоху Возрождения началась её систематическая критика, которая со временем привела к её краху и одновременно возникновению новой научной картины мира, теоретическую основу которой составит классическая механика
И. Ньютона. Однако первый серьёзный вызов аристотелевской физике и
натурфилософии был сделан в области астрономии. Он начался с критики
птолемеевской геоцентрической модели Вселенной и разработки гелиоцентрической системы мира. У истоков этого процесса стоял великий польский
астроном и священник Н. Коперник. В своей книге «Об обращении небесных
сфер» он решительно отстаивал истинность гелиоцентрической системы мира, правда, апеллируя при этом к Богу. «В таком великолепнейшем храме, писал он, - кто мог бы поместить этот светильник в другом лучшем месте,
как не в том, откуда он может одновременно всё освещать. Конечно, именно
так Солнце, как бы восседая на царском троне, правит обходящей вокруг него семьёй светил». Сформулированные Коперником постулаты о движении
небесных светил вокруг Солнца потребовали внести серьёзные изменения в
физику Аристотеля, где признавалась потенциальная бесконечность (бесконечная делимость), но была неприемлема бесконечность актуальная («бесконечность большого тела»). «Великий круг», орбита Земли, писал Коперник,
по отношению к звёздной сфере подобен точке. «До каких пор распространяется эта необъяснимость, неизвестно», - уточнял свой вывод Коперник.
В расхождении с физикой Аристотеля современники увидели слабость системы мира Коперника. Позже эта слабость обернулась силой, т.к. послужила
одной из предпосылок смены физической картины мира. В мировоззренческом смысле системы Коперника знаменовала собой освобождение науки от
теологии.
Развитие идей Коперника о бесконечности Вселенной продолжили Николай Кузанский и Джордано Бруно. У Вселенной нет центра, писал Кузанский,
она потенциально бесконечна. Дж. Бруно сделал следующий шаг и заявил,
что Вселенная бесконечна актуально, а мир и Бог - это одно и то же. Не нужна, согласно Бруно, и гипотеза Аристотеля о различии материи и формы - это
также одно и то же. Но прославила Бруно на века другая идея – концепция
множественности обитаемым миров.
Учёный мир долго не мог принять систему Коперника. Тихо де Браге придумал собственную систему мира, поместив в центре Вселенной Землю и заставив крутиться вокруг неё Луну и Солнце, вокруг которого вращались все
остальные планеты. Стремясь опровергнуть Коперника, Браге полжизни потратил на то, чтобы составить новые звёздные таблицы, более точные, чем у
Птолемея. Уже после его смерти И.Кеплер, используя эти таблицы, открыл
свои законы движения планет вокруг Солнца. Это было торжество идей Коперника.
Галилео Галилей был первым учёным, который посмотрел на небо через
телескоп, или perspicilium, подзорную трубу, как он его называл. Это позво139
лило ему сделать много открытий, обогативших астрономию: спутники
Юпитера, горы на Луне, пятна на Солнце, кольца Сатурна. Млечный Путь
оказался множеством звёзд. В 1572г. Галилей наблюдал вспышку сверхновой
и тем самым доказал, что звёзды не вечны.
Окончательное и необратимое формирование новой, классической картины мира произошло благоларя работам великого физика Нового времени И.
Ньютона. В своей главной книге «Philosophia Naturalis Principia Mathematica»
(«Математические начала натуральной философии»), опубликованной в
1686г., Ньютон провозгласил: «Hypoteses non fingo» («Гипотез не измышляю»). Его научный метод- это физика принципов, или аксиом, которые хотя
и не могут быть получены логическим путём из опыта, но обосновываются
непосредственным опытом. Основу космологии Ньютона составил закон
всемирного тяготения.
Используя математический аппарат созданный им новой физической теории- классической механики, Ньютон вывел из неё законы Кеплера, разработал теорию движения Луны и комет, объяснил механику возникновения приливов, предложил теорию искусственного спутника Земли, предсказал приплюснутую форму Земли. Механика Ньютона стала основой новой физической картины мира - картина мира классической науки.
Окончательное оформление эта картина мира получила к концу XVIII в. в
результате трудов блестящей плеяды французских и немецких учёных А.
Клеро, М.Эйлера, Ж.Лагранжа, П.Лапласа. И.Кант и Лаплас внесли существенные усовершенствования в классическую картину мира, создав динамическую модель мироздания.
К рубежу XVIII и XIXвв. учёное сообщество считало, что механика Ньютона практически полностью сняла все проблемы научной картины мира. Казалось, начали оправдываться слова, сказанные о великом Ньютоне: « Ньютон был не только величайшим, но и счастливейшим из смертных, ибо систему мира можно создать только один раз». В частности, явления переноса
теплоты объяснили с помощью механической субстанции – теплорода, были
придуманы и другие такие жидкости – электрические и магнитные субстанции.
Однако положение стало меняться в связи с развитием термодинамики. В
середине XIX в. Р. Майер, Дж. Джоуль и Г. Гельмгольц открыли закон сохранения энергии. Используя этот закон, А. Эддингтон предложил первую
научную теорию, объясняющую, в частности, почему горят звёзды. Согласно
его теории, источник энергии звёзд – превращение в тепло энергии гравитационного сжатия. В XX в. стало ясно, что этот механизм недостаточен,
необходимо учитывать поступление в недрах звёзд энергии, выделяющейся
при термоядерной реакции превращения протонов в ядра гелия.
В 1824г. Сади Карно открыл второе начало термодинамики, т.е. закон возрастания энтропии – меры неупорядоченности систем – во всех необратимых
процессах.
140
Используя этот закон, А. Эддингтон сформулировал критерий, определяющий направление времени во Вселенной: стрела времени есть свойство энтропии и только её одной.
Другое следствие из второго начала термодинамики сформулировал Р.
Клаузиус, выдвинув гипотезу «тепловой смерти» Вселенной: история мира
завершится, когда вследствие непрерывно продолжающегося роста энтропии
он достигнет состояния термодинамического равновесия, т.е. абсолютного
покоя. И когда стрелка на часах времени упадёт – добавил к этому Эддингтон.
Однако возникал естественный вопрос, почему этого уже не случилось. Л.
Больцман – один из основоположников статистической физики – попытался
снять этот парадокс, предположив, что наш мир – это не более чем гигантская флуктуация в необъятной Вселенной, которая в целом давно уже мертва.
Правда, действительное решение этой проблемы удалось получить много
позже, используя идеи теории самоорганизующихся систем.
Все отмеченные выше открытия существенно обогатили классическую
картину мира. По словам Гельмгольца, научное познание мира будет завершено «по мере того, как будет выполнено сведение явлений природы к простым силам и будет доказано, что это единственно возможное сведение, которое допускают явления».
Не изменилась эта точка зрения и после того, как Джеймс Кларк Максвелл,
обобщая открытия А. Ампера, К. Эрстеда и М. Фарадея, сформулировал законы электромагнетизма. Из уравнений Максвелла следовало важное предсказание: в пустоте должны распространяться электромагнитные волны. В
1888г., спустя 20 лет после опубликования теории Максвелла, Г. Герц экспериментально доказал существование этого фундаментального физического
явления.
При этом возник вопрос, что является носителем электромагнитного поля.
Сам Максвелл считал, что эту функцию выполняет эфир. «Не может быть
сомнений, - писал он, - что межпланетное и межзвёздное пространство не является пустым, а заполнено некоторой материальной субстанцией или телом,
несомненно наиболее крупным и , возможно, самым однородным из всех
других тел».
Однако эта загадочная субстанция – эфирное море – должна была обладать
парадоксальными свойствами: она должна быть почти абсолютно твёрдой,
т.к. скорость света очень велика, но одновременно не должна оказывать никакого сопротивления движению небесных тел. Передавая свет и другие
электромагнитные волны, она в то же время должна быть абсолютно прозрачной. Всё это изрядно запутывало физическую картину мира. Мы не знаем источник механических процессов, писал Гельмгольц, в нашем расположении лишь символы, лишь названия переменных, входящих в уравнения.
Чтобы внести ясность в эти вопросы, надо было опытным путём решить
вопрос о существовании эфира. Решить эту задачу можно было, воспользовавшись тем обстоятельством, что уравнения Максвелла в отличие от зако141
нов механики Ньютона неинвариантны относительно системы отсчёта. Эту
идею использовали А. Майкельсон и Э. Морли, осуществившие в 1887г. интерферометрическое сравнение пучков света, распространявшихся поперёк
движения Земли и вдоль него. Итог опытов сформулирован Майкельсоном в
следующих словах: «Было продемонстрировано, что результат, предсказываемый теорией неподвижного эфира, не наблюдается, откуда с необходимостью следует вывод об ошибочности данной гипотезы».
Х. Лоренц и Дж. Фицджеральд предположили гипотезу сокращения длины
тел, в том числе и интерферометра, вдоль направления.
На этом проблемы классической картины мира не закончились. Из термодинамики и законов электромагнетизма следовало, что максимальная интенсивность излучения чёрного тела должна приходиться на коротковолновую
область спектра. Эксперимент дал прямо противоположный результат: в этой
области наблюдался минимум излучения. Столь резкое расположение теории
с экспериментом получило название «ультрафиолетовой катастрофы».
Однако все эти неудачи теории, тем не менее, мало повлияли на веру
большинства учёных во всесилие классической картины мира.
Известный физик лорд Кельвин (У. Томсон), встречая новый XX в., произнёс тост за успехи теоретической физики, на ясном небосводе которой осталось лишь два облачка – «ультрафиолетовая катастрофа» и неудача опыта
Майкельсона – Морли.
Произнося эти слова, сэр Уильям показал себя не только неисправимым
оптимистом, но и неожиданно провидцем: из первого упомянутого им «облачка» очень скоро родилась квантовая механика, а из второго – теория относительности. Обе эти теории составят основу новой, неклассической картины мира.
Постнеклассическая физическая картина мира.
Классическая научная картина мира, несмотря на внутреннюю парадоксальность, оказалась удивительно плодотворной, на долгие годы, определив
прогрессивное развитие научного познания мира. В этой удивительной Вселенной не было места случайностям, все события были строго предопределены жестким законом причинности. А у времени было ещё одно странное
свойство: из уравнений классической механики следовало, что во Вселенной
не изменится ничего, если оно вдруг начнёт течь в противоположном
направлении.
Всё было бы хорошо, если бы не одна особенность реального мира – его
склонность к хаотическим состояниям. Хаос – это enfante terrible классической теории.
С точки зрения классики это нонсенс. Открытия термодинамики заставили
посмотреть на проблему по-иному : был сделан вывод, что хаос, состояние
«тепловой смерти» - это неизбежное конечное состояние мира.
Стало ясно, что не найдя научного подхода к изучению явлений хаоса, мы
заведём научное познание мира в тупик. Существовал простой способ пре142
одоления этих трудностей: следовало превратить проблему в принцип. Хаос
– это свободная игра факторов, каждый из которых, взятый сам по себе, может показаться второстепенным, незначительным. В уравнениях математической физики такие факторы учитываются в форме нелинейных членов, т.е.
такие, которые имеют степень, отличную от первой. А потому теорией хаоса
должна была стать нелинейная наука.
Классическая картина мира основана на принципе детерминизма, на отрицании роли случайностей. Законы природы, сформулированные в рамках
классики, выражают определённость. Реальная Вселенная мало похожа на
этот образ. Для неё характерны стохастичность, нелинейность, неопределённость, необратимость. Понятия «стрелы времени» утрачивает для неё прежний ясный смысл.
В нелинейной Вселенной законы природы выражают не определённость, а
возможность и вероятность. Случайности в этой Вселенной играют фундаментальную роль, а её наиболее характерным свойством являются процессы
самоорганизации, в которых и сам хаос играет конструктивную роль.
Формирование научного аппарата нелинейной картины мира происходило
по нескольким направлениям. В математике это теория особенностей (А. Пуанкаре, А.А. Андронов, Х. Уитни) и теория катастроф (Р. Том, К. Зиман, В.И.
Арнольд). В физике, химии и биологии это работы И.Р. Пригожина и возглавлявшейся им Брюссельской школы по термодинамике необратимых процессов. Итогом их исследований стало возникновение нового научного
направления – теории неравновесных процессов. Профессору Штутгартского
университета Г. Хакену, много сделавшему для исследования этих процессов, принадлежит удачный термин – синергетика (по-гречески означает согласованный). В России это работы С.П Курдюмова, Г.Г. Малинецкого, А.А.
Самарского.
Основные отличительные свойства мира, подчиняющегося нелинейным
закономерностям.
1. Необратимость эволюционных процессов. Барьер, которой препятствует стреле времени обратить свой вектор в противоположную сторону, образуют нелинейные процессы.
2. Бифуркационный характер эволюции. Принципиальная отличительная
особенность развития нелинейных систем - чередование периодов относительно монотонного самодвижения в режиме аттракции и зон бифуркации,
где система утрачивает устойчивость по отношению к малым возмущениям.
В результате за зоной бифуркации открывается целый спектр альтернативных эволюционных сценариев. Это означает переход от жесткого лапласовского принципа детерминизма к бифуркационному вероятностному принципу причинно – следственных связей.
3. Динамизм структуры саморазвивающихся систем. Существует два типа
кризисов эволюционирующей системы – структурный и системный. В случае
первого после зоны бифуркации она может сохранить устойчивость за счёт
143
перестройки своей структуры, во втором случае она переходит на качественно новый уровень.
4. Новое понимание будущего. К зоне бифуркации примыкает спектр
альтернативных виртуальных сценариев эволюции. И следовательно, паттерны грядущего существуют уже сегодня, будущее оказывает влияние на текущий процесс – этот вывод полностью противоречит классике.
В своё время классическая картина мира оказалась удобной для развития
социально – гуманитарных наук того времени. В частности, Адам Смит и Давид Риккардо, создавая политическую экономию, ввели понятие «невидимой
руки рынка». Этот принцип был подсказан им идеей Ньютона о гравитации.
Томас Гоббс, разрабатывая теорию государства, вдохновлялся теорией атомного строения материи.
Методы нелинейной науки, зародившиеся в сфере естественно - научного
знания, также оказываются весьма перспективными при исследовании проблем социально – культурной динамики. Биологические и социальные констелляции относятся к классу самоорганизующихся систем, а потому моделирование методами синергетики их структурных и эволюционных характеристик уже позволило получить неплохие результаты, интересные в научном
и практическом отношениях.
И всё же принципы нелинейности мышления пока не получили достаточно
широкого применения в области социально – гуманитарного научного познания.
По мнению известного британского физика, лауреата Нобелевской премии
С. Хокинга, в настоящее время на вопрос о том, может ли существовать единая истинная теория всего реально существующего, следует дать три альтернативных ответа.
1. Такой теории нет, но когда-нибудь она будет построена.
2. Окончательной теории Вселенной нет и не будет, возможен лишь бесконечный набор всё более совершенных теорий.
3. Такой теории не существует и не будет существовать, поскольку имеется граница, за которой нельзя предсказать что – либо определённое.
За этими рассуждениями Хокинга скрывается неявный постулат, который
состоит в том, что сам объект теоретизирования – Вселенная – в своих
наиболее фундаментальных свойствах остаётся неизменным. Между тем, если вспомнить основные принципы нелинейной науки и рассматривать Вселенную как большую самоорганизующуюся систему, можно прийти к выводу, что у нас нет достаточных оснований считать этот постулат истиной в последней инстанции.
Несмотря на эти сомнения, многие теоретики убеждены, что такая теория
будет в конце концов создана. «Физика представляет собой единое целое, пишет по этому поводу Р. Пенроуз, - и правильная квантовая теория гравитации, когда она, наконец, будет построена, должна стать основой нашего досконального понимания законов природы».
144
Полностью солидарен с ним и С. Хокинг, который утверждает, что «если
мы действительно откроем полную теорию…тогда все мы, философы, учёные и просто обычные люди, сможем принять участие в дискуссии о том, почему так произошло, что существуем мы и существует Вселенная. И если будет найден ответ на такой вопрос, это будет полным триумфом человеческого разума, ибо тогда нам станет понятным замысел Бога».
Теоретики продолжают упорно работать над этой проблемой. А. Салам и
С. Вайнберг создали единую теорию слабых и электромагнитных взаимодействий. На очереди теория Великого объединения, которая будет описывать
также и сильные взаимодействия, а о теории суперструн думают как о прообразе ещё более общей теории – супергравитации. На этом пути помимо
больших теоретических трудностей физиков ждёт ещё одна тяжёлая проблема – так называемая экспериментальная невесомость, когда предсказания
теорий становится всё труднее проверить на опыте.
Скорее всего, однако, до триумфа, о котором мечтают теоретики, ещё далеко. К тому же всегда будет существовать много фундаментальных вопросов, на которые любая теория не сможет дать окончательных ответов.
Стандартная фридмановская модель, как известно, предсказывает два варианта конца современной Вселенной – либо «тепловая смерть» в результате
непрерывного расширения, либо последующее сжатие. Согласно теории,
первому сценарию соответствует средняя плотность материи меньше чем 10 29
г/см3, второму – больше этой величины. По данным астрофизики, современные оценки плотности как раз дают 10-29 г/ см3, поэтому выбор между
обоими эволюционными сценариями, оба из которых «хуже», остаётся как
будто неопределёнными.
Однако наблюдения над аномалиями в движении звёзд и галактик привели
астрономов к выводу, что кроме видимого вещества во Вселенной должна
существовать недоступная прямым наблюдениям «тёмная материя», содержание которой намного превосходит количество вещества. Вопрос о природе
этой материи неясен. Возможно, это холодный межзвёздный газ, белые карлики, нейтрино или другие странные частицы.
Отличный от стандартных прогнозов взгляд на будущее Вселенной можно
получить, используя идеи нелинейной науки. Факт рождения Вселенной из
вакуума означает, что её нельзя рассматривать как замкнутую систему и ,
следовательно, её эволюция подчиняется закономерностям теории самоорганизующихся систем. И следовательно, теория Всего, о которой мечтают физики, должна включать динамическую неустойчивость. А это означает, по
мнению И.Р. Пригожина, что по мере того, как Вселенная эволюционирует,
обстоятельства создают новые закономерности.
Одно из таких нестандартных обстоятельств – возможность рождения дочерних вселенных. Исходный постулат этой гипотезы состоит в том, что существует пространственно – временная пена – квантовые флуктуации на
уровне планковских масштабов. Существование этой пены можно проверить
экспериментально, наблюдая реакцию на неё мощных гамма – квантов с
145
энергией порядка 1016ГэВ, излучаемых ядрами галактик или квазарами. Если
зоны такой пены существуют, то становится возможным спонтанное рождение обособленных пространственно – временных областей, гравитационно
отделённых от Вселенной – материи. Наблюдать их можно по мощным
вспышкам излучения, идущего «ниоткуда».
Возможен индукционный механизм возникновения таких областей вследствие столкновения двух частиц сверхвысокой энергии (файербол).
Одна из наиболее острых и спорных проблем при обсуждении современной научной картины мира – это так называемый антропный принцип. Это
вопрос о роли и месте разумной жизни во Вселенной, а более конкретно –
человека.
Оказалось, что во Вселенной существует очень точная подгонка фундаментальных физических констант, и даже малые отклонения от стандартных
значений привели бы к такому изменению свойств Вселенной, что возникновение в ней человека стало бы невозможно. Эту проблему исследовали Г.М.
Идельс, А.М. Зельманов, Б. Картер, Ф. Хойа, Н.Л. Розенталь, Ф. Типлер, Дж.
Уилер, С. Хокинг и другие учёные. Констатация этой удивительной приспособленности Вселенной к существованию в ней человека получила название
антропного принципа (АП).
В наиболее парадоксальной форме так называемого сильного АП эту идею
сформулировал в 1973г. Б. Картер, использовавший парафраз известного
афоризма Декарта: «Cogito, ergo mundus talis est» (« Я мыслю, следовательно,
Вселенная такова, какова она есть»). Есть и другие, не менее парадоксальные
формулировки АП. С. Хокинг: «Вселенная такова, какой мы её наблюдаем,
по той причине, что существует человек». Ф. Хойа: «Здравая интерпретация
фактов даёт возможность предложить, что в физике, а также в химии и биологии экспериментировал ”сверхинтеллект” и что в природе нет слепых сил,
заслуживающих внимания». Дж. Уилер: «В некотором странном смысле это
является участием Бога в Создании Вселенной».
Ф. Типлер предложил финалистскую версию АП, в основе которой лежит
постулат вечности жизни, точнее, реализации программы производства информации.
На основании своей концепции Типлер утверждает, что Вселенная должна
быть закрытой. Она потенциально содержит точку Омега как финал, в котором сливается все мировые линии событий.
Этот всеохватывающий эволюционизм Типлера не что иное,как тотальная
колонизация Космоса антропоморфным «развертывающимся богом». С точки зрения синергетики это, несомненно, модель эволюционного тупика.
Значительно более рационалистическая интерпретация АП принадлежит
Н.Л. Розенталю, который представил его как принцип целесообразности.
Наши основные физические законы, считает он, подчиняются гармонии,
которая обеспечивает существование основных состояний. На конкретных
примерах варьирования величиной фундаментальных контраст Розенталю
удается показать конструктивную роль АП.
146
Близкую точку зрения разделяют С.П.Курдюмов и Е.Н. Князева. Сложное,
отмечают они, связано с иерархическим принципом строения и с необходимостью должно рассматриваться в эволюционном аспекте. На этом основании они формируют эволюционный постулат АП: сложный спектр структураттракторов существует лишь для узкого, уникального класса сценариев с
нелинейными зависимостями. Недостаток синергетической интерпретации
АП состоит в том, что авторы не смогли указать решения задачи морфогенеза, т.е. усложнения, перехода от простых структур к сложным.
Одной из главных идей постнеклассической научной картины мира является идея универсального эволюционизма. Формулировкой и разработкой
этой идеи занимались, в частности, И. Пригожин, Э. Янг и Н.Н. Моисеев.
Смысл принципа универсального эволюционизма состоит в том, чтобы
представить все эволюционные процессы, происходящие в мире, начиная с
возникновения Вселенной, образования веществ, звёзд и галактик и до социокультурной динамики, как целостный процесс самоорганизации всего сущего, подчиняющийся общим фундаментальным закономерностям и развивающийся в целостном многомерном онтологическом пространстве.
Концепция универсального эволюционизма пока далека от завершения и
существует скорее в виде исследовательской программы. Это, однако, не
уменьшает её онтологического, гносеологического и этического значения.
Третий из числа этих аспектов при обсуждении проблемы может вызвать
недоумение, однако именно он занимает центральное место во всей концепции.
Одним из важнейших следствий концепции универсального эволюционизма является принцип коэволюции человеческого социума и среды обитания,
включая космическое пространство. Этот принцип – прямой результат применения методов нелинейного мышления. Считается, что только сознательное следование этому принципу сможет обеспечить человечеству в ближайшем будущем режим устойчивого прогрессивного развития. Для поддержания устойчивого, неразрушающегося режима социальной эволюции этот
принцип играет фундаментальную роль. Он является прямой антитезой классического принципа механистического миропредставления – «природа не
храм, а мастерская, и человек в ней – хозяин», - следование которому и привело к экологическому кризису.
На основе идей универсального эволюционизма в настоящее время ведутся
разработки программы универсальной истории. Есть основания предполагать, что фундаментальным фактором, который определяет онтологическое
единство всех эволюционных процессов, развивающихся на разных уровнях
реальности, являются нелокальные и атемпоральные семантические протоструктуры квантового вакуума.
Литература по теме.
1. Владимир Ю.В. Метафизика. М., 2002.
2. Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М., 1989.
147
3. Курдюмов С.П., Князева Е.Н. Основания синергетики. М., 2002.
4. Введение в историю и философию науки / С.А. Лебедев [и др.]. – М.,
2007.
5. Лесков Л.В. Нелинейная Вселенная. М., 2003.
6. Линде А.Д. Физика элементарных частиц и инфляционная космология.
М., 1990.
7. Пенроуз Р. Новый ум короля. М., 2003.
8. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 2000.
9. Хокинг С. От Большого взрыва до чёрных дыр. М., 1990.
10.Энштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики. М., 2001.
11.Laszlo Y. The Whispering Pound. A Personal Guide to the Emerging Vision of Science. Rockport MA, 1996.
Тема 6
СТРУКТУРА НАУЧНОГО ЗНАНИЯ. ИСТИНА И ЗАБЛУЖДЕНИЕ. КОНЦЕПЦИИ ИСТИНЫ.
Знание, его виды. Проблема истины как ведущая проблема в теории познания. Концепции истины. Формы истины Истина и ложь. Истина и заблуждение. Критерии истины. Релятивизм и догматизм.
Знание, его виды
Знание – это результат познания; информация об объекте.
Соответственно способам постижения реальности различают виды знания: мифологическое, религиозное, философское, научное, обыденное, художественно-образное.
Научному знанию противопоставляется знание обыденное,
теоретическому – эмпирическое,
рациональному – нерациональное и иррациональное,
априорному – апостериорное.
Цель познания – истина, т. е. достоверное знание о познаваемом объекте.
Обыденное знание ориентировано на мир повседневного опыта и практическую пользу. Оно является результатом стихийного (неорганизованного)
эмпирического познания свойств и внешних отношений предметов, включённых в жизненную практику и повседневный опыт. В структуре обыденного знания можно выделить процедурное знание (знание «как?»), которое, в
свою очередь, может быть представлено как инструктивное и ситуационное
знание. Обыденное знание выражается не только в традициях, обычаях, приметах, но и в инструкциях, правилах, системе рецептов и т. д. Этому типу
знания характерна вера: носитель обыденного знания не сомневается в его
истинности. Обычно за истину принимаются суждения здравого смысла. Истины здравого смысла – азбучные истины, истины обыденные. Истина на
обыденном языке – правда. Истинность обыденного знания нередко опреде148
ляется не по объективности его содержания, а потому, насколько оно помогает в решении конкретных житейских проблем. Метод получения обыденного знания – метод проб и ошибок. Критериями истинности обыденного
знания являются: повседневная практика, авторитетное мнение и мнение
большинства. Мнение – это знание, основанное на определённом жизненном
опыте. Таким образом, обыденное знание представляет собой конгломерат
мнений.
Для всех видов знания актуальная оценка его на истинность: истинному
знанию противопоставляется знание неистинное, ложное. Существуют представления о научных истинах (истинах разума), философских, религиозных
истинах, истинах сердца, художественной правде (истине) и т.д. Что есть истина? Достижима ли она? Каковы её признаки? и т.д. – Как философия отвечает на эти и другие, связанные с проблемой истины, вопросы?
Проблема истины как ведущая проблема в научном познании
Проблема истины является ведущей в философии познания, поскольку все
проблемы в философии познания касаются либо средств и путей достижения
истины, либо форм существования истины, либо форм её реализации, структуры, познавательных отношений и т. п. Все они концентрируются вокруг
проблемы истины и дополняют её. Проблема истины для гносеологии является основной ещё и потому, что вопрос о том, что есть истина, достижима
ли она и каковы её критерии, – это вопрос о познаваемости мира.
Понятие «истина» относится к важнейшим в общей системе мировоззренческих проблем, наряду с такими, как «смысл жизни», «добро», «справедливость». От того, как трактуется истина, как решается вопрос о её достижимости, – зачастую зависит и жизненная позиция человека, понимание им своего
предназначения.
Августин Блаженный: Путь познания истины – это восхождения разума к Богу. Кульминация познания – мистическое прикосновение разума к божественной Истине. Само сокрытие истины есть или испытание нашего
смирения, или уничтожение гордости.
Концепции истины
Классическая концепция истины. (классическая – образцовая, устойчивая). Согласно Платону, истинное знание – это знание всех сущностей, всех
совершенных качеств, с помощью которых мы измеряем окружающий мир –
мир вещей. Оно дано человеку до всякого опыта – наша бессмертная душа
обладает истиной. Впервые в явной форме концепцию сформулировал Аристотель: истина и ложь могут появиться только в нашем мышлении; в самих
вещах их нет. Истина – это чисто понятийное знание общего. Истина в мыслях выражает действительную связь вещей. Согласно этой концепции, высказывание считается истинным, если то положение дел, существование которого утверждается (или отрицается) в высказывании, имеет
место (или отсутствует) в действительности. Основу классической или
корреспондентской концепции составлял принцип (идея) соответствия.
Согласно этому принципу, истина – соответствие знаний об объекте само149
му объекту. В этом смысле классическая концепция истины является положительным ответом на вопрос о познаваемости мира. История философии
насчитывает ряд формулировок принципа соответствия и, следовательно,
существует несколько определений классического понятия истины:
И. – соответствие мыслей действительности;
И. – соответствие понятия (или представления) предмету;
И. – соответствие суждения факту и др.
Эти определения близки по смыслу, но не совпадают между собой. Разнообразие определений классического понятия истины говорит о том, что классическим является сам принцип соответствия или принцип корреспонденции
– принцип соответствия субъективного образа предмета самому предмету.
Классическая концепция истины – самая солидная по представительству.
Верное (соответствующее, адекватное) отображение как мысленный образ, возникающий в результате познания объекта, есть:
1) отображение, причинно-обусловленное отображаемым;
2) отображение, которое сходно по форме и по компонентам с отображаемым;
Всякое верное отображение (как мысленный образ) находится в указанных отношениях с отображаемым и поэтому может быть охарактеризовано
как истинное.
Классическая концепция была уточнена А. Тарским (семантическая концепция истины) посредством схемы, задающей условия истинности высказывания (предложения) – Т «р» ≡ р, которая читается так: «предложение «р»
истинно, если и только если имеет место р.
При всей очевидной ясности этой концепции истины нельзя не заменить,
что она имеет свои слабые стороны. Явным образом они обнаружились после того, как И. Кант поставил вопрос о том, что такое объект сам по себе,
вне нашего восприятия. Философия и наука 19 – 20 вв., опираясь на реальную практику научных исследований, главным образом в области естествознания, развивают идею И. Канта о том, что человек не может знать, что есть
объект сам по себе, и наше сознание является не отражением объективно существующей вещи, а, скорее, конструированием предмета познания. Т. е. мир
таков, каким его представляет наше сознание. В этой связи сторонников
классической концепции истины резко сократилось.
Кроме того, эта концепция практически не применима в гуманитарных
науках, в т. ч. к оценке самих философских доктрин.
В такой ситуации наряду с дальнейшим развитием классического понимания истины как соответствия (семантическая концепция истины, диалектикоматериалистическая теория истины) формируется концепция, альтернативная
классической (герменевтическая концепция истины). В прагматической и
конвенциональной концепциях понятие истины вообще заменяется другими
категориями.
Диалектико-материалистическая концепция истины строится на
классическом принципе соответствия. Понимая познание как отражение объ150
ективной действительности, Д. М. развивает учение об объективной, абсолютной и относительной И. Понятие «объективная И.» выражает убеждение в том, что человеческое знание субъективно по форме, т. к. оно всегда
является знанием субъекта – конкретного человека, научного сообщества.
Вместе с тем, по содержанию знание объективно (особенно научное), поскольку отражает подлинные свойства изучаемого объекта. Под объективной И. диалектический материализм понимает то содержание сознания человека, которое не зависит ни от человека, ни от человечества. Под абсолютной И. понимается, во-первых, знание, которое не может быть опровергнуто
в дальнейшем ходе развития науки, во-вторых, – полное, исчерпывающее
знание об объекте. В последнем смысле истина выступает как цель познания,
реально недостижимая, но стимулирующая научный поиск. Конкретные достижения науки оцениваются как относительная И. –неполное, одностороннее знание предмета.
Из понимания истины как объективной следует её конкретность, т. е. зависимость знаний от связей и взаимодействия, присущих тем или иным явлением, от условий, места и времени, в которых они существуют и развиваются. Принцип конкретности истины предписывает рассматривать вопрос об
истине только применительно к конкретным общественно-историческим
условиям. Истина всегда конкретна, абстрактной истины не существует. Изменение условий, времени и т. д. объекта и субъекта может привести к тому,
что знание утратит свою объективность.
Когерентная концепция истины Когерентность (от лат. cohaerete – быть
связанным) – взаимосвязь. Высказывание (знание) является истинным, если
оно логически выводится (дедуцируется) из исходных постулатов (аксиом)
некоторой непротиворечивой теории. Представитель – Г. Лейбниц, Г. Гегель.
Конвенционалистская концепция истины. Основатели конвенционализма – французские учёные Анри Пуанкаре, Пьер Дюгем. Они утверждали,
что основания теорий – аксиомы – не истинны и не ложны, они являются
конвенциями (соглашениями) учёных. Факторы, обусловливающие, почему
учёные приходят к конвенциям и договариваются использовать те или иные
аксиомы, – удобство аксиом для описания тех или иных фактов, их простота. Выбор между научными теориями определяется целесообразностью
применения их для решения той или иной задачи. Т. о., теории не могут быть
оценены как истинные или ложные, как соответствующие или несоответствующие действительности. Однако А. Пуанкаре, полагал, что отдельные
гипотезы должны проходить проверку опытом и, таким образом, допускал
возможность для действия классического принципа соответствия. Конвенциональная истина – это высказывание, истинность которого основана на принятых соглашениях (определениях).
Замечание: 1. Эта концепция чрезвычайно важна для логики, математики, теоретического естествознания. На основе принятых конвенций (определений) в этих дисциплинах удаётся чисто аналитически, т. е. без обраще151
ния к внешнему миру, обосновывать истинность некоторых высказываний
этих дисциплин.
Замечание 2. Понятию логической истинности противостоит понятие
фактической истинности. Фактически истинными называются те высказывания, истинность которых не может быть обоснована только логическим путём – это теоретически истинные и эмпирически истинные высказывания. К теоретически истинным относят высказывания, которые
обосновываются с помощью когерентной концепции истины. Те высказывания, истинность которых устанавливается с помощью различного рода эмпирических процедур – наблюдений, экспериментов, измерений – являются
эмпирически истинными. Эмпирически истинные высказывания играют
важную роль в теоретическом естествознании.
Прагматическая концепция истины. Её основы закладывались американскими философами (вт пол. XIX в. – нач. XX в.) – Чарлзом Пирсом, Уильямом Джеймсом, Джоном Дьюù. Понимание истины в этой концепции связано с мировоззренческой установкой – смысл человеческой жизни не в созерцании, а в действии. Высказывание (знание) считается истинным, если его
практическое использование ведёт к достижению цели. Непосредственно Ч.
Пирс – сторонник избыточной теории истины, поскольку полагал, что человек всегда относится к своему мнению как истинному. У. Джеймс не отказывается от требования, которое подразумевает классическая концепция – «согласия с реальностью», но он переосмысливает его, даёт этому тезису новую
интерпретацию. Согласие с реальностью, По Джеймсу, означает, что истинная идея помогает нам лучше с этой реальностью работать. Джон Дьюи признаёт в качестве истин только те итоговые научные знания, истинность которых признана научным сообществом, а не то, что признаётся таковым в повседневной жизни. Частные (промежуточные) научные высказывания, полагает он, не являются ни истинными, ни ложными, они лишь инструмент исследования.
Замечание: все названные выше концепции истины не являются взаимоисключающими, а дополняют друг друга.
Герменевтическая концепция истины является попыткой решить вопрос об истине в отношении гуманитарного знания, которое эмоционально
окрашено, насыщенно оценочными суждениями, зачастую эмпирически непроверяемо, интуитивно, зависит от способностей, опыта и других персональных качеств познающего субъекта. Методом гуманитарного познания
признаётся понимание – постижение смысла индивидуального и неповторимого; его процедура – интуитивное, эмоциональное переживание, вчувствование, сопереживание. Это субъективный способ познания. Признак общезначимого (объективного) в понимании – зависимость от культурноисторической среды. С точки зрения герменевтики субъективность гуманитарного знания непреодолима.
С проблемой объективности гуманитарного знания прямо связан вопрос
об истине в гуманитарных дисциплинах, поскольку традиционно объектив152
ность рассматривается как необходимый признак истинного знания. Сомнение в объективности гуманитарного знания ведёт к отрицанию его истинности. Ответ на вопрос, существует ли истина в гуманитарных науках, предполагает уточнение самого понятия истина, поскольку классическое понимание
истины не согласуется со спецификой предмета гуманитарных наук. Для гуманитарных дисциплин «действительностью», подлежащей изучению, является и историческое событие, и произведение искусства, и литературный
текст, и мифологический образ. В этой ситуации Мартин Хайдеггер, Георг
Гáдамер, Поль Рикёр и др. философы рассматривали возможности формирования новой концепции И., не базирующейся на принципе соответствия.
Наиболее значительные и целостные концепции И. созданы М. Хайдеггером,
Г. Гадамером.
Как видно, логически чёткого определения И. в гуманитарных науках нет.
Современная трактовка истины, которую разделяют большинство философов, включает в себя следующие моменты:
 «действительность» понимается как объективная реальность, существующая до и независимо от нашего сознания, состоящая не только
из явлений, но и из сущностей, скрывающихся за ними, в них проявляющихся;
 познается (следовательно, отражается в И,) не только объективная,
но также и субъективная, и духовная действительность;
 истина, сам объект познания неразрывно связаны с предметночувственной деятельность человека, с практикой;
 истина не только статичное, но также и динамичное образование; И.
есть процесс.
Т. о., в истине признаётся и объективная, и субъективная составляющие.
И. субъектна, в том смысле, что её носителем является субъект. Истина
субъективна, в том смысле, что она не существует вне человека и человечества. Иистина объективна, поскольку её содержание не зависит ни от человека, ни от человечества. В этом смысле истина вне субъекна.
Формы истины
Существуют разные формы истины. Они подразделяются по характер
отображаемого (познаваемого) объекта, по видам предметной деятельности,
по степени полноты освоения объекта и т. п.
По характеру познаваемого объекта различают истины предметные и
экзистенциальные, концептуальные (религиозные, естественно-научные, философские), операциональные (в отношении методов, средств познания).
Выделяют истины, обусловленные спецификой познавательной деятельности человека: научная И., обыденная И., художественная И. (правда)
и т.д.
Говоря об адекватном отражении действительности, следует иметь в виду,
что существует различная степень адекватности. В этой связи говорят об
абсолютной и относительной истинах. Вопрос о соотношении А. И. и О.
И. актуализировался тогда, когда обнаружилось, что человек имеет дело с
153
познавательно неисчерпаемыми сложноорганизованными объектами, когда
выявилась несостоятельность претензий любых теорий на окончательное (абсолютное) постижение этих объектов. Под абсолютной истиной в настоящее
время понимается такого рода знание, которое тождественно своему предмету и потому не может быть опровергнуто при дальнейшем развитии познания. Такая истина есть:
а) результат познания отдельных сторон объектов;
б) окончательное знание определённых аспектов действительности;
в) то содержание относительной истины, которое сохраняется в процессе
дальнейшего познания;
г) полное, актуально никогда целиком недостижимое знание о мире и о
сложноорганизованных системах.
В применении к достаточно развитому научному теоретическому познанию абсолютная истина – это полное, исчерпывающее знание о предмете;
относительная истина – это знание неполное о том же самом предмете.
И абсолютная, и относительная истины являются объективными истинами.
Объективность является основой преемственности истин.
Истина и ложь. Истина и заблуждение.
Антиподом истины является ложь. Чжуан –цзы: Истина существует лишь
постольку, поскольку существует ложь. Ложь обычно понимается как
преднамеренное искажение информации об объекте. Ложь там, где взаимодействуют люди. Она есть функция любых человеческих коммуникаций, при
которых сталкиваются интересы индивидов и социальных групп. Ложь может иметь охранительную значимость (ложь из милосердия), но чаще всего
она связана с получением каких-либо преимуществ за счёт и в ущерб других.
Как отличить ложь от искренности? – Существуют два признака, полагает К.
Мелитан (фр., 1903 г. «Психология лжи»): 1) по мужеству причинять искренностью страдание и 2) по мужеству признавать открыто свои ошибки. Иначе
говоря, чтобы не солгать, нужно мужество. Томас Гоббс: Я не сомневаюсь,
что если бы истина, что три угла треугольника равны двум углам квадрата,
противоречила чьёму-либо праву на власть или интересам тех, кто уже обладает властью, то, поскольку это было бы во власти тех, чьи интересы
задеты этой истиной, учение геометрии, было бы если не оспариваемо, то
вытеснено сожжением всех книг по геометрии. Николай Бердяев: ложь
признаётся полезной для поддержания и организации человеческого общежития и несёт социальную функцию. В этом проблемы лжи. Ложь прагматично оправдывается. Истина же, правда, представляется опасной и вредной. Франсуа де Ларошфуко (17 в.): Не так благотворна истина, как зловредна её видимость .
Заблуждение – это неадекватное, недостоверное отражение познающим субъектом окружающей действительности; это искажённы, не соответствующий действительности результат познания.
Феномен заблуждения рассмотрим применительно к науке.
154
Существует мнение, что наука имеет дело исключительно с объективными
истинами. Однако, наряду с фактами и теориями в научном познании встречаются и псевдофакты, и ложь, и дезинформация, и заблуждения, и ошибки.
Эйнштейн: «Все существенные идеи в науке родились в драматическом конфликте между реальностью и нашими попытками её понять» (А. Эйнштейн и
Л. Инфельд, «Эволюция физики». 1948 г.). Заблуждение представляет собой
теоретико-познавательное явление. Это непреднамеренное несоответствие
суждений или понятий познаваемому объекту. Путь к истине лежит через
заблуждения.
В основе заблуждений может находиться дезинформация, но они могут
порождаться и другими факторами. Из гносеологических причин можно указать на:
 характер поиска истины – он всегда связан с выдвижением гипотез, интуитивных догадок;
 многогранность объектов изучения;
 несовершенство, ограниченность человеческих и социальных возможностей, обусловленных генетически и культурно-исторически.
Роль заблуждений в развитии науки неоднозначна. В принципе заблуждение уводит в сторону от истины, мешает познанию. Но они могут создавать
проблемные ситуации, служащие отправным пунктом для дальнейшего развития науки. Примером может служить квантовая механика, для создания которой принципиальное значение имела модель электрона как классического
объекта, движущегося по классической орбите вокруг атомного ядра. Как
оказалось, это представление было заблуждением, но оно позволило сформулировать ряд проблем, т.е. поисковых, исследовательских задач. Жан Робине
(18 в.): Сколько истин, признаваемых нами в настоящее время бесспорными,
в момент провозглашения их казались парадоксами или даже ересями.
Подлинный учёный стремится исключить заблуждение из своей теории.
Однако, оценка знания как заблуждения всегда ретроспективна, возможна
только с высоты нового рубежа науки и практики. В этом смысле произведённое в пределах данного времени научное знание гипотетично, проблематично, гносеологически неопределённо (для данного момента времени). Та
часть концепции, которая надёжно подтверждается, признаётся объективной
истиной. Т.о. а) если отсутствует чёткая подтверждаемость на практике; б)
если существуют различные точки зрения , борьба мнений по выдвинутым
положениям, – такое знание является проблематичным, неопределённым (ни
истинным и не ложным). Такое знание в науке называют вероятностным, оно
нуждается в дальнейшем обосновании. Знание, истинность которого окончательно установлена, называется достоверным. Блез Паскаль (17 в.): Каждая
вещь в этом мире частью истинна и частью ложна… Ничто не бывает безусловно истинным. Мы только отчасти обладаем истиной и благом вперемежку с ложью и злом.
Критерии (признаки) истины.
155
Проблема истины – это и проблема её отграничения от заблуждения,
проблема критериев истины.
Критерии, по которым истину можно отличить от заблуждения назывались: всеобщность и необходимость, очевидность, логическая непротиворечивость, самосогласованность знания, эмпирическая и практическая подтверждаемость.
Проблема отграничения истины от заблуждения возникла ещё в античности. Одни философы прошлого считали, что нельзя найти прочного основания для ответа на вопрос об объективности знания. Другие видели такой критерий в данных ощущения и восприятия человека, т. е. полагали: всё то, что
выводимо из чувственно-данного, истинно (сенсуалистическая традиция).
Но эта позиция была уязвима, т. к. непосредственно данными чувств нельзя
доказать истинность ни одного общего суждения, не говоря уже о сложной,
развивающейся научно-теоретической системе. Кроме того, многие научнотеоретические положения касаются объектов, недоступных для восприятия
непосредственно чувствами человека. Поэтому попытки обосновать в качестве критерия истины ощущения и восприятия человека потерпели неудачу.
В рамках эмпирической традиции в качестве критерия истины признавался
опыт (внутренний – как опыт ощущений и переживаний и внешний – опыт
прагматический опыт субъекта, научное наблюдение и эксперимент). Рационалистическая традиция главными признаками истины признавала всеобщность (истинное знание относится не к единичным предметам, а к классам предметов) и необходимость (свойства предметов, зафиксированные в
истинном знании, проявляются с необходимостью при определённых условиях). Справедливо утверждая, что всякое рассуждение начинается с определённых предпосылок аксиоматического характера, рационалисты в качестве
критерия истинности этих предпосылок рассматривали очевидность. Истинным признавалось то, в чём невозможно усомниться, что кажется истинным с
очевидностью. очевидное постигается, по мнению рационалистов, путём интеллектуальной интуиции. Развитие рационалистической традиции выразилось в поиске внутренних критериев истинности знания (логическая непротиворечивость и самосогласованность знания).
Ни чувственные данные, ни самоочевидность, ни ясность и отчётливость
общих положений, не могут служить критериями истинности знания. Нужен
был критерий, который
1) был бы непосредственно связан со знанием, определял бы его развитие,
и в то же время сам бы им (знанием) не являлся;
2) должен был соединять в себе всеобщность знания с непосредственной
деятельность. Диалектический материализм поставил на место основного
критерия истины практику – целенаправленную деятельность человека.
Практика связана с чувственным восприятием и с преобразовательной предметной деятельностью. В практике задействован субъект и его знания. Практика – объективный, материальный процесс. В ней сплетаются и непосредственная действительность, и чувственная конкретность, и всеобщность
156
(сущность). Диалектический материализм видел в практике универсальный
критерий, опосредующее звено между субъектом и объектом познания. Формы практики: материальное производство, управленческая деятельность, социально-политическая и научно-экспериментаторская деятельность, формы
материально-преобразующей деятельности на уровне бытовых отношений.
Замечание: не являются практикой и, следовательно, критерием научной
истины, деятельность, связанная с художественным творчеством, идеологией, образованием и т. д.
Помимо практики в научном познании существуют и другие критерии
истины:
 логический критерий: логическая последовательность мысли, её строгое
следование законам и правилам формальной логики в условиях, когда нет
возможности непосредственно опираться на практику. Показателем
ошибки и заблуждения становятся логические противоречия в рассуждениях или с структуре концепции;
 аксиологический критерий, т. е. обращение к общемировоззренческим,
общеметодологическим,
социально-политическим,
нравственноэстетическим и эстетическим принципам;
 эстетический критерий (красота, простота истинного знания). Эстетические признаки истины называют ещё вторичными критериями истины;
 психологический критерий (убеждённость человека в том, что именно
это знание является истинным).
Практика является главным критерием истины, поскольку она лежит в основе и логического, и аксиологического, и всех других критериев. Практика
является главным, но не единственным критерием, а потому можно сказать,
что она является ведущим критерием истины.
Замечание: 1. В литературе различают доказательство истины и проверку знания на истинность. В доказательство входят ссылки и на практическую проверяемость, и на логическую непротиворечивость, и на аксиологическую ценность. Считается, что отождествлять способ доказательства и её проверку не следует, поскольку способ доказательства в значительной мере входит в процесс формирования истины, а проверка истины
носит всегда практический характер, независимо от того, практическим
или логико-математическим является её доказательство.
Замечание 2. Различают «первичные» и «вторичные» критерии истины:
«вторичные» критерии – красота, простота, эвристичность (познавательная значимость). Другие, прежде всего, подтверждаемость практикой,
всеобщность и необходимость, логическая правильность (ясность, определённость, обоснованность, непротиворечивость), самосогласованность,
объективность – «первичные».
Замечание 3. Смена научных парадигм (смена типов рациональности)
актуализирует и проблему истины в философии: изменяется понимание истины, технология её доказательства и критерии.
Релятивизм и догматизм.
157
Истина есть процесс – процесс в направлении всё большей полноты отражения объекта; процесс движения от менее полной И. к более полной. Как и
всякий процесс, движение к более полному знанию имеет моменты устойчивости (моменты абсолютности) и моменты изменчивости (моменты относительности). При гипертрофии момента устойчивости формируется догматизм – позиция, согласно которой нет иных истин, кроме абсолютных. Абсолютизация относительности знания порождает релятивизм – позицию, в
соответствии с которой все наши знания, ценности и оценки относительны, условны.
Приложение
Для размышления
Демокрит (III – IV вв. до н. э.): Или ничто не истинно, или истинное нам неизвестно.
Тертуллиан (II – III вв.): Истинно, ибо абсурдно.
Роджер Бэкон (XIII в.): Существуют четыре величайших препятствия к постижению истины. Они мешают всем и каждому мудрому человеку и едва
позволяют достичь подлинной мудрости. А именно: пример жалкого и недостойного авторитета, постоянство привычки, мнение несведущей толпы и
прикрытие собственного невежества показной мудростью.
Блез Паскаль (XVII в.): Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем…У сердца свои законы, которых разум не знает.
Джон Локк: Нет истин, которые бы пользовались признанием всего человечества.
Литература по теме:
1. Алексеев П.В., Панин А.В. Философия: учебник.– М.: ТК Велби, Изд-во
Проспект, 2004. Глава XIV Истина и заблуждение. – С. 217 – 254.
2. Бочаров В. А. Истина // Словарь философских терминов. – М.: Инфра-М,
2005. – С. 220 – 222.
3. Гуревич П.С. Философский словарь. – М.: Олимп; ООО «Издательство
АСТ», 1997. – С. 120 – 123.
4. История философии: учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева. – М.:
Академический Проект. – 2005.
5. Философия в вопросах и ответах: учебное пособие. – М.: ТК Велби, Изд-во
Проспект. – 2007. – Глава XX. – С. 240 – 245; Глава XII. – С. 266 – 269.
6. Гадамер Г.Г.Истина и метод. Основы философской герменевтики. – М.,
1988.
7. Дэвидсон Д. Истина и интерпретация. – М., 2003.
158
Тема 7
ФИЛОСОФИЯ И НАУКА: КОНЦЕПЦИИ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ
Трансценденталистсская / натурфилософская, позитивистская, антиинтеракционистская и диалектическая концепции взаимоотношения философии и науки
В процессе длительного совместного бытия философии и науки как особых форм освоения человеком мира был сформулирован ряд концепций по
поводу их взаимоотношения. Исторически первой была концепция, которую
можно назвать «трансценденталистской» или «натурфилософской» (если
речь вести в более узком контексте – соотношения философии и естествознания). Зададимся вопросом: в чем сущность этой исходной концепции соотношения философии и науки? Кратко она может быть выражена формулой:
«Философия — наука наук». Что означает такая характеристика? Во-первых,
акцентирование гносеологического приоритета философии как более фундаментального вида знания по сравнению с частными науками. Во-вторых, руководящую роль философии по отношению к конкретно-научному знанию.
В-третьих, самодостаточность философии по отношению к частно-научному
знанию и, напротив, существенную зависимость конкретных наук от философии, относительность и партикулярность свойственных им истин.
Трансценденталистская концепция получила обоснование уже в рамках
античной культуры, где частно-научному познанию заведомо отводилась
подчиненная роль по отношению к философии, как «прекраснейшей и благороднейшей» из наук. Фактически все крупные философы античности, начиная с Фалеса, Пифагора, Парменида, Платона и Аристотеля, несмотря на суще-ственные различия их мировоззренческих позиций, придерживались этой
концепции. Более того, в силу приоритетного развития философии, которое
она получила в Древней Греции, и неразвитости еще только зарождающегося
естествознания, трансценденталистская концепция выглядела как абсолютно
естественная, само собой разумеющаяся.
Рассмотрим подробнее гносеологические основания, на которые опирается
рассматриваемая концепция. Наиболее существенными из них выступают
следующие: 1) философия формулирует наиболее общие законы о мире, человеке и познании; 2) философия стремится к достижению объективноистинного и доказательного характера своих всеобщих утверждений («первых принципов», «аксиом» всего рационального знания); 3) частные науки
(многие из которых как раз сформировались в античную эпоху: геометрия,
механика, оптика, история, биология, физика, астрономия) в отличие от философии изучают не мир в целом, а только отдельные его фрагменты; потому
их истины не имеют всеобщего характера. Итак, философское знание — все159
обще, тогда как частно-научное — партикулярно; 4) поскольку мир («космос») целостен, а целое всегда определяет свои части, постольку истины философии «выше» истин частных наук; последние должны «подчиняться»
первым и соответствовать им; 5) источником философских истин является
самопознающее мышление, Логос (иначе им и неоткуда появиться), тогда как
источником частных наук является чей-то эмпирический опыт и последующая его логическая обработка с помощью мышления (процедуры абстрагирования, индукции и интуиции по Аристотелю); 6) ис-тины разума в своей
сущности необходимы, поскольку основаны на интеллектуальной очевидности («умозрении», по Аристотелю) или припоминании своего бытия в мире
чистых сущностей («идей», с точки зрения Платона); в силу этих обстоятельств истины философии — необходимые истины; 7) истины опыта, из которых исходит наука, сами по себе всегда только вероятны (во-первых, в силу
конечности, ограниченности любого опыта;во-вторых, из-за того, что чувства
могут иногда обманывать нас, и, наконец, потому, что частно-научные обобщения получаются всегда с помощью перечислительной индукции, которая в
целом является не-доказательной формой умозаключения); частно-научные,
опытно приобретенные истины также могут получить доказательный статус,
но только в том случае, если будут выведены из всеобщих и необходимых
истин философии, так сказать, «подведены» под них.
Изложенный выше материал свидетельствует, что истины философии
«выше» истин частных наук по своему гносеологическому статусу (как, скажем, аксиомы геометрии «выше» ее теорем); конкретные науки своими собственными методами не способны достичь необходимо-истинного, а тем более — всеобщего знания. Поэтому единственный способ для них добиться
этого — приобщение к философским истинам, логическое выведение из последних. Сформулированные выше представления о природе философского и
конкретно-научного знания с необходимостью приводят к подчинению частных наук философии, редукции частно-научных истин к философским.
Несмотря на многочисленные исторические нюансы в ходе реального взаимодействия философии и частных наук (в частности, абсолютизации геоцентрической системы мира Птолемея как необходимо истинной, или последующая философская критика гелиоцентрической системы мира Коперника
— Галилея), в целом трансценденталистская концепция сыграла положительную роль в развитии частных наук, поскольку философия долгое время в
силу неразвитости естествознания служила для него огромным когнитивным
резервуаром. «Царица всех наук» также всегда поддерживала, защищала и
развивала культуру рационального мышления, в рамках которой только и
могли развиться научные исследования. Эвристическая роль философии по
отношению к науке четко проявлялась даже в Средние века, когда роль жреца Высшей Истины взяла на себя религия. Необходимо иметь в виду, что иррациональность религии и рациональность науки были несовместимы по существу, тогда как и философия и частные науки при всех коллизиях их взаи160
моотношений все же имели своим основанием общий источник — мышление, разум.
В период позднего средневековья, благодаря четкому различению истин
веры и истин разума, Фоме Аквинскому удалось смягчить несовместимость
религии и науки, поместив философию в качестве посредствующего звена
между ними. Однако, этот синтез имел существенный изъян, поскольку только одна философская система, а именно философия Аристотеля, была объявлена от имени религии Истинной философией. Благодаря такой «услуге» со
стороны религии философия античного мыслителя оказалась в двойственном
положении по отношению к науке. С одной стороны, она оправдывала ее и
защищала, а с другой — тормозила развитие, привязывая ее к философской
системе Аристотеля слишком жесткими путами. Поэтому не случайно, когда
в эпоху Возрождения и Новое время наука под воздействием общественных
потребностей стала стремительно развиваться, ученые и философы выступили за освобождение науки не только от жесткого контроля со стороны Церкви, но и от аристотелевской философии («схоластики»).
Подведем некоторые итоги. На первом этапе эволюции трансценденталистской концепции взаимоотношение между философией и наукой понималось как отношение между «всеобщими объективными истинами» (философия) и «частными объективными истинами» (конкретные науки). Сама истина при этом трактовалась как абсолютное тождество содержания сознания и
бытия. Исходя из идеи логической целостности и гомогенности всей системы
истинного знания, философия мыслилась в качестве ее аксиоматической составляющей, а частные науки — теоремной части. Вполне естественно, что
такая трактовка базировалась на объективных социо-культурных основаниях:
1) относительно небольшой объем научного знания (вплоть до середины XIX
века объем этого знания был таким, что им мог овладеть отдельный ученыйэнциклопедист), 2) слабое развитие частных наук (как в плане опытноэкспериментальной базы, так и отсутствия у науки собственного теоретического языка), что обуславливало их малый относительный вес в структуре
материальной и духовной культуры общества, 3) существенная роль философии и религии в духовной жизни античной и средневековой цивилизаций.
Второй этап эволюции трансценденталистской концепции охватывает период «Новое время» — середина XIX века. Отличительной чертой этого периода становится стремительное развитие частных наук: становление дисциплинарной организации науки, создание новой системы высшего образования, институализация науки (создание национальных академий наук, научных лабораторий, исследовательских станций и экспедиций). В этот период
частные науки начинают играть все большую роль в развитии производительных сил общества, существенно увеличивают свой вес в общей системе
культуры, оформляясь в ее относительно независимую подсистему, развитие
которой все в большей мере начинает определяться ее внутренними потребностями и закономерностями. Завершением этого процесса явилось создание
161
такой культурной реальности, которая получила название «классическая
наука».
Символом последней становится механика Ньютона, или «классическая
механика». Подчеркнем, что основным и вполне очевидным фактором, способствовавшим стремительному росту системы частно-научного знания, было прежде всего опытное изучение природы, создание твердой фактуальной
базы науки, точное ее математическое описание и обобщение, а вовсе не выведение научных законов и теорий из некой «истинной философии». Сознавая необходимость, с одной стороны, согласования любых научных теорий с
фактами, а с другой, — опоры на определенные философские предпосылки,
касающиеся методов истинного познания, ученые рассматриваемого исторического периода при конфликте «упрямых» фактов и философских оснований, как правило, отдавали решительное предпочтение первым.
Это обстоятельство убедительно свидетельствует, что наука все больше
осознавала и идентифицировала себя в качестве самостоятельного и независимого от философии вида рационального познания. Лозунгом ее бытия становится знаменитое изречение Ньютона: «Физика, берегись метафизики!»
Как видим, идея единой гомогенной системы рационального знания во главе
с философией уже к началу XIX в. явно не соответствовала реальному месту
и роли разросшегося массива знания частно-научного в культуре. Со временем наука все более твердо и решительно стала заявлять о своей значимости
и суверенности. В результате объективно существовавшая система рационального знания все больше эволюционировала от гомогенного способа своей организации к уровневому, где частные науки и философия трактовались
как качественно различные (как по предмету, так и по результатам) виды рационального знания, отношения между которыми не могут истолковываться
в духе логического соподчинения, выводимости одного из другого.
Обозначенная выше проблема стала одной из ведущих тем в развитии философии XVII — XIX вв., решение которой во многом определило ее содержание и основные направления (от наукоцентризма и гносеологизма Бэкона,
Декарта, Канта до иррационализма романтиков, экзистенциалистов, философов жизни и т.п.). Объективно осуществившиеся изменения в мире рационального знания не могли не сказаться на эволюции трансценденталистской
концепции соотношения философии и науки. Наибольший вклад в ее трансформацию внесли представители немецкой классической философии и,
прежде всего, И.Кант и Гегель. Родоначальник немецкой классики путем разведения предметов философии и науки, Г.-В.-Ф.Гегель — посредством спецификации их методов. Кант вывел за пределы философии сферу онтологии,
область объективного рационального знания, оставив ее исключительно за
наукой. В соответствии с представлениями автора «Критики чистого разума»
предмет философской рефлексии — сознание, гносеология и теория ценностей. Мыслитель, сохраняя верность трансценденталистской концепции соотношения философии и науки, ставит общую теорию сознания и познания
выше онтологии, полагая, что то или иное решение гносеологических про162
блем обусловливает соответствующее решение наукой ее онтологических
проблем. Согласно Канту, наука отнюдь не выводима из философии, но все
же определяется ею, так как ученые в процессе познания не могут не опираться на те или иные представления о возможностях и способах достижения
истинного знания об объектах (предметах).
В условиях очевидного расслоения системы объективного рационального
знания на два качественно различных уровня: частно-научный и философский, Гегель предпринял попытку спасти трансценденталистскую концепцию
путем закрепления за истинно-философским и естественно-научным познанием двух различных методов воспроизведения сущности – диалектического
и метафизического. Философ полагал, что в силу всеобщего характера развития только диалектический метод познания способен привести к абсолютноистинному постижению реальности, в том числе и построению истинной системы природы. Такой системой, с его точки зрения, может быть диалектическая онтология, диалектико-логическая «философия природы».
В противовес этому частно-научный тип познания – это односторонний,
метафизический способ освоения реальности. Поскольку частные науки при
построении своих теорий абстрагируются от идеи развития изучаемых ими
объектов (например, та же механика Ньютона) и делают ставку на эмпирический опыт, математику и формальную логику, которые по самому своему
существу являются метафизическими науками, постольку новоевропейское
естествознание в целях достижения объективной истины о природе нуждается в радикальном методологическом переоснащении. В своей «Философии
природы» Гегель отстаивает в целом вполне перспективную и эвристически
плодотворную идею всеобщей эволюции природы, разви-тия ее от простых
форм организации к более сложным. Это развитие включает в себя следующие необходимые моменты: внутренние объективные противоречия как источник развития, переход количественных изменений в качественные, сохранение законов функционирования низших форм в высших путем их подчинения законам последних (так называемое «диалектического снятия» первых
вторыми). С другой стороны, немецкий диалектик доказывал, что число планет солнечной системы должно быть равно семи (именно столько их было
известно современной ему астрономии), что пространство — трехмерно и не
может быть иным, что необходимость первичнее случайности, что мир — детерминистичен, а случайность является лишь проявлением необходимости.
Как видим, немецкий мыслитель абсолютизировал многие положения современного ему естествознания, что явно противоречило самой идее развития науки. Дело в том, что построение любой теоретической системы, в том
числе и системы «Философии природы», всегда требует опоры на какой-то
эмпирический материал. В силу этих обстоятельств философ вынужден был
заимствовать у современной науки многие ее положения, казавшиеся тогда
вполне доказанными. Таким образом, любая диалектическая система как нечто по необходимости конечное всегда будет противоречить самой себе с
точки зрения диалектического метода, видящего на всем печать его ограни163
ченности и конечности. Та же участь, кстати, постигла и другую «Философию природы» – Шеллинга, когда от имени науки наук теоретическому естествознанию был навязан некий истинный метод познания, которому ученые
должны непременно следовать, если хотят получить объективное знание об
изучаемых ими предметных областях. Новая версия трансценденталистской
концепции соотношения философии и науки некритически утверждала, что
только философия и философы находятся в положении универсального субъекта познания, обладающего истинным методом и необходимым масштабом
видения любых подлежащих изучению объектов. Однако, такой, если можно
так выразиться, «империалистический» подход к науке уже не мог найти
поддержки у большинства ученых XIX века, которые во все большей степени
убеждались в серьезной предсказательной и объяснительной мощи конкретно-научного знания, его практической применимости и эффективности. В силу изложенных выше обстоятельств в сознании ученых все больше назревало
недовольство менторской и поучающей позицией философии по отношению
к науке, стремление освободится от ее опеки и зависимости как от факторов,
ставших тормозом ее развития.
В 30-х гг. XIX в. это доминирующее умонастроение ученых было теоретически сформулировано и обосновано в позитивистской концепции соотношения философии и науки. Сущность этой концепции была четко выражена словами Огюста Конта: «Наука — сама себе философия». Поясним этот
тезис. Это означает, во-первых, что историческая миссия философии по отношению к науке, увы, закончилась. Философия, утверждал французский
мыслитель, безусловно, сыграла положительную роль в рождении науки в
целом и в возникновении ряда частных ее теорий. Этому она способствовала
двумя путями: 1) формированием и развитием культуры абстрактного (теоретического) мышления; 2) умозритель-ным конструированием целого ряда
общих идей и гипотез, касающихся структуры мира (идеи атомизма, существования объективных законов, системной организации действительности,
эволюции ее объектов и т.п.). Однако, полагает Конт, во взаимоотношении
философии и науки мы имеем дело с ситуацией такого рода, когда ребенок
(наука) стал взрослым и превзошел учителя. Это означает, что прежняя патерналистская позиция философии по отношению к науке является уже не
только неуместной, но и вредной для становления науки, объективно тормозя
развитие последней. В XIX в. наука прочно встала на свои собственные ноги
как в плане накопления эмпирического материала, так и в отношении методологической и методической оснащенности своих исследований. В данной
ситуации задача ученых виделась уже в обратном — элиминации философского стиля мышления и его умозрительных конструкций в науке, как разрушающих точный и эмпирически проверяемый язык научных теорий (так
называемое позитивное мышление). Более того, сама философия должна теперь строиться по канонам конкретно-научного (положительного) мышления. Традиционной же философии отныне место на интеллектуальном клад164
бище человеческой истории, рядом с мифологией и религией, столь же несовершенными по сравнению с наукой формами познания.
Согласно представлениям позитивистов польза от тесной связи конкретных наук с философией весьма проблематична, а вред вполне очевиден. Поэтому для конкретно-научных теорий единственной надежной основой их
истинности должна быть только степень их соответствия данным опыта, результатам наблюдения, измерения или эксперимента. Однако, как свидетельствует дальнейшая история науки, позитивистская концепция, хотя и отражает реальную когнитивную практику многих ученых в аспекте их взаимоотношения с философией, в целом все же является ложной. На это имеется
много причин. Остановимся на них подробнее. Во-первых, большинство создателей новых теоретических концепций (А.Эйнштейн, Н.Бор,
В.Гейзенберг, М.Борн и др.) вполне сознательно использовали эвристические
ресурсы философии как при выдвижении, так и при обосновании новых исследовательских программ, демонстрируя необходимость и эффективность
обращения ученых-теоретиков к профессиональным философским знаниям.
Что же заставляло их действовать подобным образом? Четкое осознание того, что научные теории логически не выводимы из эмпирического опыта, а
свободно конструируются мышлением и надстраиваются над опытом в качестве его теоретических объясняющих схем. Понимание того, что один и тот
же эмпирический опыт может быть в принципе совместим с разными (иногда
взаимоисключающими) теоретическими схемами (например, волновая и корпускулярная теория света, номологическое и стохастически-случайное объяснение результатов эволюции и т. д.).
Таким образом, поскольку конкретный эмпирический опыт всегда «локален», он принципиально не дает возможность сделать окончательный выбор
в пользу той или иной научной гипотезы. В соответствии с этим, видимо,
вполне уместно использовать в качестве дополнительного ограничения, влияющего на предпочтение одной из конкурирующих теорий, ее соответствие
тем общим философским идеям, которые уже хорошо себя зарекомендовали
в различных областях науки и культуры. Дело в том, что человечество интересуют не просто истинные идеи, а плодотворные теории, приносящие благо
и практическую пользу. Кроме этого соответствие научных идей определенным философским концепциям способствует достижению единства человеческой культуры, ее обозреваемости и управляемости как целого. Интеграция
с помощью философии той или иной научной концепции в наличную культуру в качестве ее органического элемента придает этой концепции статус
онтологической подлинности.
Подчеркнем, что хотя позитивистская концепция уже не пользуется безграничным доверием среди современных философов, позитивизм как тип
умонастроения ученых отнюдь не преодолен и постоянно воспроизводится в
научном сообществе. Для этого имеются серьезные основания. В самом деле:
подавляющую часть научной деятельности занимают эмпирические и прикладные исследования и разработки, успех в которых действительно напря165
мую не связан с профессиональным знанием философии. Постоянно воспроизводясь, эта база составляет объективный источник, по преимуществу, безразличного, а порой и негативного отношения определенной части ученых к
философии как неотъемлемому условию развития науки. Позитивизм, однако, не прав в самом главном — в абсолютизации подобной установки и переносе ее на всю научную деятельность. Ибо можно уверенно констатировать,
что без того небольшого количества ученых-теоретиков, которые активно
используют когнитивные ресурсы философии, создавая новые фундаментальные направления и программы научных исследований, прогресс в науке
невозможен.
Справедливости ради надо отметить, что позитивисты считали вредным
для развития науки контакт ее не с философией вообще, а только с умозрительной философией («метафизикой»). Многие из них верили в возможность
построения «хорошей», т.е. научной философии. Такая философия, считали
они, возможна только в одном случае, если она ничем не будет отличаться от
других частных наук по своему методу. В ходе развития позитивизма на роль
научной философии выдвигались разные теории: 1) общая методология
науки, как результат эмпирического обобщения, систематизации и описания
реальных методов различных конкретных наук (О. Конт); 2) логика науки как
учение о методах открытия и доказательства научных истин (причинно-следственных зависимостей) (Дж. Ст. Милль); 3) общая научная картина мира,
полученная путем обобщения и интеграции знаний разных наук о природе (Г.
Спенсер); 4) психология научного творчества (Э. Мах); 5) всеобщая теория
организации (А.А.Богданов); 6) логический анализ языка науки средствами
математической логики и логической семантики (Р. Карнап); 7) теория развития науки (К. Поппер); методология лингвистического анализа (Л. Витгенштейн, Дж. Райл, Дж. Остин).
Однако многочисленные попытки позитивистов обосновать различные виды «научной философии» не увенчались успехом. Всем им были присущи
два коренных недостатка: во-первых, каждая из них неявно опиралась на
«метафизические» идеи, которые a priori были отвергнуты как бессмысленные. Во-вторых, все они были малоэффективными с точки зрения возможностей своего практического применения в реальной научной практике.
Следующей весьма распространенной моделью соотношения философии и
науки является антиинтеракционистская концепция, проповедующая дуализм во взаимоотношениях между ними, их культурное равноправие и самодостаточность каждой из них. В соответствии с этими установками, функционирование частных наук (особенно естествознания) и философии идет
параллельным курсом и в целом независимо друг от друга. Сторонники антиинтеракционистской модели (представители философии жизни, экзистенциализма, философии культуры) обосновывают свои взгляды тем, что у философии и науки свои, совершенно несхожие предметные области и методы
исследования, исключающие самою возможность какого-либо взаимовлияния. Они исходят из идеи разделения всей человеческой культуры на две со166
ставляющие: естественнонаучную (нацеленную в основном на выполнение
утилитарных функций адаптации и выживания человечества за счет роста его
материального могущества) и гуманитарную (ориентированную, в конечном
счете, на рост духовного потенциала человечества, совершенствование человека). Философия в этой дихотомии находит себе место в гуманитарной
культуре – наряду с искусством, религией, моралью, историей и другими
формами самосознания человека.
Отметим, отношение человека к миру и осознание им смысла своего существования никак не выводятся из знания объективного мира, а задаются базовой системой ценностей: представлением о добре и зле, вечном и преходящем, истинном и ложном. Мир ценностей, не имеющий практически никакого отношения к существованию и содержанию объективного мира, — вот
главный предмет философии с позиции антиинтеракционистов. Зададимся
вопросом: может ли философ для решения такого рода проблем почерпнуть
что-либо из естествознания, его многообразных и, как правило, альтернативных концепций? Ответ сторонников этого направления отрицателен. Более
того, представители экзистенциалистской ветви философствования утверждают, что тесная связь философии с наукой не только не помогает, но даже
вредит ей в решении имманентных проблем, поскольку подменяет внутренний опыт переживания ценностей чисто внешним предметным опытом познания. Акцентируя внимание на познании объективного мира и его законов,
мы с неизбежностью уходим от осознания самих себя. Наблюдение над жизнью, опыт искусства и личных переживаний — гораздо более значимый материал для решения философией своих проблем, нежели знание внешних законов мироздания.
В контексте вышеизложенного, никакая система ценностей не может стать
для человека истинной и быть принята до тех пор, пока не будет лично им
пережита на своем собственном экзистенциальном опыте. В отличие от истин научных, внешним опытом удостоверяемых и многократно воспроизводимых различными учеными, философские утверждения приобретают статус
истины лишь в процессе интимно-личностного переживания. Сократовский
диалог, экзистенциалистские — «Исповедь» Паскаля и «Опыты» Монтеня —
вот базовые резервуары самопорождения философской истины каждым отдельным индивидом. С точки зрения антиинтеракционистов, не только конкретные науки ничего не могут дать философии для решения ее проблем, но
и сама философия ничего не может предложить науке, ибо методы у них совершенно разные. С точки зрения сторонников этого направления выражение
«научная философия» столь же противоречиво, как и понятие «философское
естествознание».
Четвертой концепцией взаимоотношения философии и науки является
диалектическая. Эта концепция может быть названа наиболее корректной и
приемлемой. В чем ее существо? Во-первых, в утверждении сущностной взаимосвязи между философией и наукой. Во-вторых, констатации диалектически противоречивого единства между ними. В-третьих, раскрытии структур167
ной сложности механизма взаимодействия частно-научного и философского
знания. Широко известно, что многие мыслители, особенно в прошлом, одинаково успешно проявляли себя как на философском поприще, так и в области науки, равно как и то, что многие выдающиеся естествоиспытатели не
были чужды философии. Но доказывают ли эти примеры существование необходимой внутренней взаимосвязи между филосо-фией и частными науками? Ведь наверняка можно привести доводы, что большинство ученых всетаки не интересуется философскими вопросами науки. Кроме того нельзя не
видеть, что гениальные ученые помимо науки проявляли себя в искусстве,
общественной деятельности. Вполне естественно, что это их личное дело и
необходимым образом с профессиональной деятельностью никак не связано.
Тем не менее, доказательство необходимой связи философии и науки лежит
вовсе не в упоминании частоты обращения ученых к философскому знанию
при решении своих конкретных проблем, а в анализе принципиальных возможностей и предназначения конкретных наук и философии, осмыслении
различия их предметов и характера решаемых проблем.
Как известно, предмет философии всеобщее как таковое. Идеальное всеобщее — цель философского знания. Философия ставит перед собой задачу
постигнуть всеобщее рационально-логическим способом. Предметом же любой частной науки выступает единичное, некий конкретный «срез» мира.
При этом сам характер взаимоотношения философии и частных наук имеет
диалектическую природу, являя яркий пример диалектического противоречия, стороны которого одновременно и полагают и отрицают друг друга. Таким целым выступает человеческое познание со сложившимся в нем исторически разделением труда.
В освоении действительности философия акцентирует в своем предмете
всеобщие связи и отношения мира, выделяет человека, раскрывая его взаимосвязь с миром. Все это осуществляется ценой абстрагирования от познания
просто общего, а тем более частного или единичного. Любая же конкретная
дисциплина не изучает мир в целом или в его всеобщих связях. Она абстрагируется от этого. Но при этом всю свою когнитивную энергию направляет
на осмысление своего частного предмета, изучая его во всех деталях и структурных особенностях. Можно, вероятно, утверждать, что наука стала таковой
тогда, когда сознательно ограничилась познанием частного и конкретного,
относительно которых возможно эмпирически собирать, количественно моделировать и контролировать полученный объем информации.
Вместе с тем, с точки зрения познания окружающей действительности, как
философия, так и частные науки — одинаково односторонни. И это понятно:
окружающая действительность как целое безразлична к способам человеческого познания, она суть — единство всеобщего, особенного и единичного.
Всеобщее в ней существует не иначе как через особенное и единичное, а
единичное и особенное является проявлением всеобщего. В силу этих обстоятельств, адекватное познание действительности как целого, составляющее
высшую задачу когнитивной деятельности человека, требует взаимоувязки
168
результатов философского и частно-научного познания. Представляется ясным, что интеграцией философского и частно-научного знания, своеобразным наведением «мостов» между ними профессионально занимается достаточно небольшое количество специалистов науки и философов, испытывающих к этому наибольшую потребность и имеющих соответствующую подготовку. Среди ученых такую деятельность осуществляют, как правило, крупные теоретики, работающие на границе освоенной ойкумены и последовательно раздвигающие ее границы за счет присоединения новых территорий.
Фундаментальный характер решаемых ими проблем соответствует масштабу,
сложности и неоднозначности философских тем. Философы же обращаются
к частным наукам как материалу, призванному подтвердить или опровергнуть те или иные метафизические конструкции. В особой степени это относится к тем мыслителям, которые занимаются построением онтологических
моделей, в первую очередь, структурой, всеобщими законами и атрибутами
объективного мира.
Диаметральная противоположность трансценденталистской и позитивистской концепций соотношения философии и конкретных наук, тем не менее,
не должна скрывать общего стремления их сторонников противопоставить
один вид знания другому как более ценный. Это фундаментальный недостаток, связанный с непониманием специфики как фило-софского, так и конкретно-научного знания, их относительной самостоятельности и вместе с тем
принципиальной внутренней взаимосвязи. В самом деле: и для философии и
для науки характерно следование рационалистическому идеалу, т. е. достижению обоснованного, системно-организованного, объективно-истинного
знания. Нет нужды специально подчеркивать, что степень реализации этого
идеала в конкретных науках значительно выше, чем в философии, что обусловлено различием, прежде всего. предметов и задач философского и конкретно-научного познания.
Вместе с тем, философское и конкретно-научное знание представляют собой не только два различных типа рационального знания, но и одновременно
два его различных уровня. Представляется, что отношение между философским и конкретно-научным знанием во многом аналогично (хотя отнюдь не
тождественно) тому, которое имеет место между теоретическим и эмпирическим уровнями знания в конкретных науках. Известно, что научная теория
всегда согласуется некоторым образом с данными наблюдения и эксперимента. Вместе с тем ни одна научная теория вовсе не является ни суммой результатов наблюдения и эксперимента, ни их индуктивным обобщением. Будучи продуктом специфической идеализации, теоретические понятия
(например, материальная точка, идеальный газ, бесконечность и т.п.) включают в себя такое содержание, которое в принципе не может быть сведено к
характеристикам знания на уровне наблюдения. Поскольку в заключении
любого формального вывода должны присутствовать термины того же уровня, что и в посылках, постольку между теоретическим и эмпирическим уровнями знания не существует формально-логического «мостика».
169
Создание научных теорий — это творческий акт, в ходе которого предлагается качественно новая по сравнению с эмпирическим знанием понятийная
реальность, задающая определенный способ видения, объяснения и предсказания фактов. Итак, между эмпирическим и теоретическим уровнями знания
существует взаимосвязь, однако, эта связь не непосредственная, а опосредованная, и осуществляется она с помощью такой специфической методологической процедуры как эмпирическая интерпретация теории. Последняя представляет собой особый вид творческой, содержательно-конструктивной деятельности ученых, результатом которой является совокупность интерпретативных предложений.
Изложенный выше материал был приведен отнюдь не случайно, поскольку
весьма схожая ситуация имеет место и в отношении между философией и
конкретно-научным знанием. С той лишь разницей, что последнее теперь само выступает в качестве одного из элементов «фактуального» базиса философии. Отметим, что для философской теории «фактуальным» основанием
служат не только результаты конкретно-научного (как эмпирического, так и
теоретического) познания, но осмысление и иных способов как духовного,
так и практико-духовного освоения человеком действительности. Посредством своего категориального аппарата философия пытается в специфической форме отразить реальное единство всех видов человеческой деятельности, осуществить теоретический синтез всей наличной культуры. Отражая
это единство, философия выступает самосознанием эпохи, ее духовной
«квинтэссенцией» (Гегель, Маркс). Можно утверждать, что в философии
наличная культура рефлексирует саму себя и свои основания.
Отмечая «земное» происхождение философских принципов, необходимо в
то же время видеть специфику их генезиса по сравнению с принципами конкретных наук. Различие здесь заключается в следующем: в широте объективного базиса абстрагирования и, соответственно, в степени общности и существенности принципов; в самом характере названных выше базисов; в специфическом понимании требований рациональности. В то время как эмпирический базис любой конкретно-научной теории носит определенный и относительно гомогенный характер, «фактуальный» базис философии является в
высшей степени гетерогенным и неоднозначным по содержанию. Подчеркнем, что он и не может быть иным, поскольку включает в себя результаты
духовного и практико-духовного, научного и обыденного и целого ряда иных
способов освоения человеком действительности. В силу этих обстоятельств
становится ясным, что философское знание не может в такой же степени
удовлетворять критериям рациональности, что и конкретно-научное знание.
Благодаря своей предельной общности и ценностно-мировоззренческой интенции, философское знание является в большей степени умозрительным и
рефлексивным, но, вместе с тем, менее строгим и доказательным, чем конкретно-научное познание.
Литература по теме:
170
1. История и философия науки / Под ред. С.А. Лебедева. – М.: Академический проект, Альма-Матер, 2007. – 109 – 146.
2. Кохановский В.П. [и др.]. Философия науки в вопросах и ответах: учебное
пособие для аспирантов. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 28 – 37.
Тема 9
ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОГО ЭТАПА РАЗВИТИЯ НАУКИ
Главные характеристики современной постнеклассической науки. Синергетика как методология: новые стратегии научного поиска. Понятийное
описание нелинейной динамики самоорганизующихся систем. Глобальный коэволюционизм и его составляющие.
Главные характеристики современной постнеклассической науки
1. Широкое распространение идей и методов синергетики — теории самоорганизации и развития систем любой природы. В этой связи становится
все более укрепляющееся представление о мире не только как о саморазвивающейся целостности, но и о как нестабильного, неустойчивого, неравновесного, хаосогенного, неопределенноцелостного. Эти фундаментальные характеристики мироздания сегодня выступают как первый план, что, конечно,
не исключает «присутствия» в Универсуме противоположных характеристик.
2. Укрепление парадигмы целостности, т. е. осознание необходимости
глобального всестороннего взгляда на мир.
Сегодня стало очевидным, что принятие диалектики целостности, включенности человека в систему – одного из величайших научных достижений
современного естествознания и цивилизации в целом.
В чем проявляется парадигма целостности?
а) В целостности общества, биосферы, ноосферы, мироздания и т. п. Одно
из проявлений целостности состоит в том, что человек находится не вне изучаемого объекта, а внутри его. Он всегда лишь часть, познающая целое.
б) В формировании нового – «организмического» - видения (понимания
природы). Последняя все чаще рассматривается не как конгломерат изолированных объектов и даже не как механическая система, но как целостный живой организм, изменение которого могут происходить в определенных границах. Нарушение этих границ приводит к изменению системы, к ее переходу в качественно иное состояние, которое может вызывать необратимое разрушение целостности системы. Здесь уже центральное место занимает принцип органической целостности применительно и ко всей природе, и к ее различным подсистемам. Организм, вид, биоценоз, биогеоценоз — основные
формы организации жизни, уровни (стадии) ее организации.
в) Для начала XXI в. характерной является закономерность, состоящая в
том, что естественные науки объединяются, и усиливается сближение естественных и гуманитарных наук, науки и искусства.
171
Идеи и принципы, получающие развитие в современном естествознании
(особенно в синергетике), все шире внедряются в гуманитарные науки, но
имеет место и обратный процесс. Освоение наукой саморазвивающихся «человекоразмерных» систем стирает прежние непроходимые границы между
методологией естествознания и социального познания. В связи с этим
наблюдается тенденция к конвергенции двух культур — научно-технической
и гуманитарно-художественной науки и искусства. Причем именно человек
оказывается центром этого процесса.
г) В выходе частных наук за пределы, поставленные классической культурой Запада. Все более часто ученые обращаются к традициям восточного
мышления и его методам.
3. Укрепление и все более широкое применение идеи (принципа) коэволюции, т. е. сопряженного, взаимообусловленного изменения систем или частей
внутри целого.
Будучи биологическим по происхождению, связанным с изучением совместной эволюции различных биологических объектов и уровней их организации, понятие коэволюции охватывает сегодня обобщенную картину всех
мыслимых эволюционных процессов, — это и есть глобальный эволюционизм.
Становление эволюционных идей имеет достаточно длительную историю.
Уже в XIX в. они нашли применение в геологии, биологии и других областях
знания, но воспринимались скорее как исключение по отношению к миру в
целом. Однако вплоть до наших дней принцип эволюции не был доминирующим в естествознании. Во многом это было связано с тем, что длительное
время лидирующей научной дисциплиной была физика, которая на протяжении большей части своей истории в явном виде не включала в число своих
фундаментальных постулатов принцип развития.
Характерная особенность постнеклассической науки — стремление построить общенаучную картину мира на основе принципов универсального
(глобального) эволюционизма, объединяющих в единое целое идеи системного и эволюционного подходов.
4. Внедрение времени во все науки, все более широкое распространение
идеи развития («историзация», «диалектизация» науки).
В последние годы особенно активно и плодотворно идею «конструктивной
роли времени», его «вхождения» во все области и сферы специальнонаучного познания развивал И. Пригожин.
Одна из основных его идей — «наведение моста между бытием и становлением», «новый синтез» этих двух важнейших «измерений» действительности, двух взаимосвязанных аспектов реальности, однако при решающей роли здесь времени (становления). И. Пригожин считает, что мы
вступаем в новую эру в истории времени (которое «проникло всюду»), когда
бытие и становление могут быть объединены — при приоритете последнего.
5.Изменение характера объекта исследования и усиление роли междисциплинарных комплексных подходов в его изучении.
172
В современной методологической литературе все более склоняются к выводу о том, что если объектом классической науки были простые системы, а
объектом неклассической науки — сложные системы, то в настоящее время
внимание ученых все больше привлекают исторически развивающиеся системы, которые с течением времени формируют все новые уровни своей организации. Причем возникновение каждого нового уровня оказывает воздействие на ранее сформировавшиеся, меняя связи и композицию их элементов.
Объектом современной науки становятся — и чем дальше, тем чаще — так
называемые «человекоразмерные» системы: медико-биологические объекты,
объекты экологии, включая биосферу в целом (глобальная экология), объекты биотехнологии (в первую очередь генетической инженерии), системы
«человек—машина» и т. д.
Изменение характера объекта исследования в постнеклассической науке
ведет к изменению подходов и методов исследования. Если на предшествующих этапах наука была ориентирована преимущественно на постижение
все более сужающегося, изолированного фрагмента действительности, выступавшего в качестве предмета той или иной научной дисциплины, то специфику современной науки все более определяют комплексные исследовательские программы (в которых принимают участие специалисты различных
областей знания), междисциплинарные исследования.
6. Соединение объективного мира и мира человека, преодоление разрыва
объекта и субъекта.
Уже на этапе неклассического естествознания стало очевидным- и новые
открытия все более демонстрировали это, — что «печать субъективности лежит на фундаментальных законах физики» (А. Эддингтон), что «субъект и
объект едины», между ними не существует барьера (Э. Шредингер), что «сознание и материя являются различными аспектами одной и той же реальности» (К. Вайцзеккер) и т. п. А Луи де Бройль полагал, что квантовая физика
вообще «не ведет больше к объективному описанию внешнего мира» — вывод, выражающий крайнюю позицию по рассматриваемой проблеме.
Соединение объективного мира и мира человека в современных науках —
как естественных, так и гуманитарных — неизбежно ведет к трансформации
идеала «ценностно-нейтрального исследования» Объективно-истинное объяснение и описание применительно к «человекоразмерным» объектам не
только не допускает но и предполагает включение аксиологических (ценностных) факторов в состав объясняющих положений.
В естествознании XX в. сформировался и получает все более широкое распространение (хотя и является предметом дискуссии) так называемый «антропный принцип» — один из фундаментальных принципов современной
космологии. Согласно антропному принципу, Вселенная должна рассматриваться как сложная самоорганизующаяся система, включенность в нее человека не может быть отброшена как некое проявление «научного экстремизма». Суть антропного принципа заключается в том, что наличие наблюдателя
173
не только меняет картину наблюдения, но и в целом является необходимым
условием для существования материальных основ этой картины.
Таким образом, развитие современной науки - как естествознания, так и
обществознания - убедительно показывает, что независимого наблюдателя,
способного только пассивно наблюдать и не вмешиваться в «естественный
ход событий», просто не существует.
7. Еще более широкое применение философии и ее методов во всей науках.
В том, что философия как органическое единство своих двух начал —
научно-теоретического и практически-духовного - пронизывает современное
естествознание, — в этом, кажется, сегодня не сомневается ни один мыслящий естествоиспытатель. В постнеклассическом естествознании еще более
активно (прежде всего в силу специфики его предмета и возрастания роли
человека в нем), чем на предыдущих этапах, «задействованы» все функции
философии – онтологическая, гносеологическая, методологическая, мировоззренческая и др.
8. Усиливающаяся математизация научных теорий и увеличивающийся
уровень их абстрактности и сложности.
Эта особенность современной науки привела к тому, что работа с ее новыми теориями из-за высокого уровня абстракций, вводимых в них понятий
превратилась в новый и своеобразный вид деятельности. В науке резко возросло значение вычислительной математики (ставшей самостоятельной ветвью математики), так как ответ на поставленную задачу часто требуется дать
в числовой форме. В настоящее время важнейшим инструментом научнотехнического прогресса становится математическое моделирование.
Что касается современной формальной (символической, математической)
логики и разрабатываемых в ее рамках методов, законов и приемов правильного мышления, то «она расплавилась в разнообразных исследованиях математики, а также в таких новых дисциплинах на научной сцене, как информатика и когнитология, кибернетика и теория информации, общая лингвистика
— каждая с сильным математическим уклоном» (Г.Х. фон Бригт).
Развитие науки, особенно в наше время, убедительно показывает, что математика есть действенный инструмент познания, обладающий «непостижимой» эффективностью. Вместе с тем становится все более очевидным, что
недопустимо как недооценивать математический аппарат, так и абсолютизировать его.
9. Методологический плюрализм, осознание ограниченности, односторонности любой методологии — в том числе рационалистической (включая диалектико-материалистическую). Эту ситуацию четко выразил американский
методолог науки Пол Фейерабенд: «Все дозволено».
В свое время великий физик В. Гейзенберг говорил о том, что надо постигать действительность всеми дарованными нам органами. Но нельзя, подчеркивал он, ограничивать методы своего мышления одной-единственной философией. Вместе с тем, недопустимо какой либо метод объявлять «единственно верным», принижая или вообще отказывая (неважно, по каким основани174
ям) другим методологическим концепциям. В современной науке нельзя
ограничиваться лишь логикой, диалектикой и эпистемологией (хотя их значение очень велико), а еще более, чем раньше, нужны интуиция, фантазия,
воображение и другие подобные факторы, средства постижения действительности.
В науке XXI в. все чаще говорят об эстетической стороне познания, о красоте как эвристическом принципе, применительно к теориям, законам, концепциям. Красота — это не только отражение гармонии материального мира,
но и красота теоретических построений. Поиски красоты, т. е. единства и
симметрии законов природы, - примечательная черта современной физики и
ряда других естественных наук. Характерная особенность постнеклассической науки — ее диалектизация — широкое применение диалектического
метода в разных отраслях научного познания. Объективная основа этого
процесса - сам предмет исследования (его целостность, саморазвитие, противоречивость и др.), а также диалектический характер самого процесса познания.
В научном поиске наших дней все яснее обнаруживается постепенное и
неуклонное ослабление требований к жестким нормативам научного дискурса — логического, понятийного компонента и усиление роли внерационального компонента, но не за счет принижения, а тем более игнорирования роли
разума.
Синергетика и новые стратегии научного поиска
В современной, постнеклассической картине мира проблема иррегулярного поведения неравновесных систем находится в центре внимания синергетики — теории самоорганизации. Синергетика получила широкое распространение в современной философии науки и методологии. Сам термин
древнегреческого происхождения, означает содействие, соучастие, или содействующий, помогающий. Следы его употребления можно найти еще в исихазме — мистическом течении Византии. Наиболее часто он употребляется
в значении: согласованное действие, непрерывное сотрудничество, совместное использование.
В 1973 г. немецкий ученый Г. Хакен выступил на первой конференции, посвященной проблемам самоорганизации, что положило начало новой дисциплине — синергетике. Г. Хакен обратил внимание на то, что во многих дисциплинах, от астрофизики до социологии, мы часто наблюдаем, как кооперация отдельных частей системы приводит к макроскопическим структурам
или функциям. Синергетика в ее нынешнем состоянии фокусирует внимание
на таких ситуациях, в которых структуры или функции систем переживают
драматические изменения на уровне макромасштабов. В частности, синергетику особо интересует вопрос о том, как именно подсистемы или части производят изменения, всецело обусловленные процессами самоорганизации.
Парадоксальным казалось то, что при переходе от неупорядоченного состояния к состоянию порядка все эти системы ведут себя схожим образом.
175
Хакен объясняет, почему он назвал новую дисциплину синергетической следующим образом. Во-первых, в ней «исследуется совместное действие
многих подсистем, в результате которого на макроскопическом уровне возникает структура и соответствующее функционирование. Во-вторых, она кооперирует усилия различных научных дисциплин для нахождения общих
принципов самоорганизации систем.
По мнению ученого, существуют одни и те же принципы самоорганизации
различных по своей природе систем от электронов до людей, а значит, речь
должна вестись об общих детерминантах природных и социальных процессов, на нахождение которых и направлена синергетика.
Синергетика оказалась весьма продуктивной научной концепцией, предметом которой выступили процессы самоорганизации – спонтанного структурогенеза. Она включила в себя новые приоритеты современной картины мира: концепцию нестабильного неравновесного мира, феномен неопределенности и многоальтернативности развития, идею возникновения порядка из
хаоса.
Основополагающая идея синергетики состоит в том, что неравновесность
мыслится источником появлении новой организации, т.е. порядка. Поэтому
главный труд крупных представителей этой науки И. Пригожина и
И.Стенгерс назван «Порядок из хаоса». Неравновесные состояния связаны с
потоками энергии между системой и внешней средой. Процессы локальной
упорядоченности совершаются за счет притока энергии извне. Переработка
энергии, подводимой к системе на микроскопическом уровне, проходит много этапов, что, в конце концов, приводит к упорядоченности на макроскопическом уровне: образованию макроскопических структур (морфогенез), движению с небольшим числом степеней свободы и т. д. При изменяющихся параметрах одна и та же система может демонстрировать различные способы
самоорганизации.
Саморазвивающиеся системы находят внутренние (имманентные) формы
адаптации к окружающей среде. Неравновесные условия вызывают эффекты
корпоративного поведения элементов, которые в равновесных условиях вели
себя независимо и автономно. Вдали от равновесия когерентность, т. е. согласованность элементов системы, в значительной мере возрастает. Определенное количество или ансамбль молекул демонстрирует когерентное поведение, которое оценивается как сложное.
Новые стратегии научного поиска в связи с необходимостью освоения самоорганизующихся синергетических систем опираются на конструктивное
приращение знаний в так называемой «теории направленного беспорядка»,
которая связана с изучением специфики и типов взаимосвязи процессов
структурирования и хаотизации. Попытки осмысления понятий порядка и
хаоса в качестве предпосылочной основы имеют обширные классификации и
типологии хаоса. В постнеклассическую картину мира хаос вошел не как источник деструкции, а как состояние, производное от первичной неустойчивости взаимодействий, которое может явиться причиной спонтанного структу176
рогенеза. В свете последних теоретических разработок хаос предстает не
просто как бесформенная масса, но как сверхсложноор-ганизованная последовательность, логика которой представляет значительный интерес. Ученые
определяют хаос как нерегулярное движение с непериодически повторяющимися, неустойчивыми траекториями, где для корреляции пространственных и временных параметров характерно случайное распределение.
В мире человеческих отношений всегда существовало негативное отношение к хаотическим структурам, социальная практика против хаосомности,
неопределенности. Большинство тоталитарных режимов желают установить
«полный порядок» и поддерживать его с «железной необходимостью». В современной синергетической парадигме предлагается иное, конструктивное
понимание роли и значимости процессов хаотизации. Истолкование спонтанности развития в деструктивных терминах «произвола» и «хаоса» вступает в конфликт не только с выкладками современного естественнонаучного и
философско-методологического анализа, признающего хаос наряду с упорядоченностью универсальными характеристиками развития универсума. Открытие динамического хаоса — это, по сути, дела открытие новых видов
движения, столь же фундаментальное по своему характеру, как и открытие
физикой элементарных частиц, кварков в качестве новых элементов материи.
Наука о хаосе — это наука о процессах, а не о состояниях, о становлении, а
не о бытии.
Для освоения самоорганизующихся синергетических систем взята новая
стратегия научного поиска, основанная на древовидной ветвящейся графике,
образ которой воссоздает альтернативность развития. Выбор будущей траектории развития в одном из нескольких направлений зависит от исходных
условий, входящих в них элементов, локальных изменений, случайных факторов и энергетических воздействий. И. Пригожин предложил идею квантового измерения применительно к универсуму как таковому.
Новая стратегия научного поиска предполагает учет принципиальной
неоднозначности поведения систем и составляющих их элементов, возможность перескока с одной траектории на другую и утрату системной памяти,
когда она забывает свои прошлые состояния, действует спонтанно и непредсказуемо. В критических точках направленных изменений возможен эффект
ответвлений, допускающий в перспективе функционирования таких систем
многочисленные комбинации их эволюционирования.
Понятийное описание нелинейной динамики самоорганизующихся систем. Своеобразная организационная открытость мира предполагает различные сценарно-структурные сцепления материальных взаимодействий. Стратегия освоения самоорганизующихся синергетических систем связана с такими понятиями, как бифуркация, флуктуация, хаосомность, диссипация,
странные аттракторы, нелинейность, неопределенность и др. Они используются для объяснения поведения всех типов систем: доорганизмических, органических, социальных, деятельностных, этнических, духовных и пр. В
условиях, далеких от равновесия, действуют бифуркационные механизмы,
177
предполагающие наличие точек раздвоения и неединственность продолжения развития. Результаты их действия труднопредсказуемы. Бифуркационные процессы свидетельствуют об усложнении системы.
Флуктуации в общем случае означают возмущения и подразделяются на
два больших класса: создаваемых внешней средой и воспроизводимых самой
системой. Возможны случаи, когда флуктуации будут столь сильны, что
овладеют системой полностью, придав ей свои колебания, и, по сути, изменят режим ее существования. Они выведут систему из свойственного ей «типа порядка», но обязательно ли к хаосу или к упорядоченности иного уровня
— это особый вопрос.
Система, по которой рассеиваются возмущения, называется диссипативной. По сути дела — это характеристика поведения системы при флуктуациях, которые охватили ее полностью. Основное свойство диссипативной системы — необычайная чувствительность ко всевозможным воздействиям и в
связи с этим чрезвычайная неравновесность.
Ученые выделяют такую структуру, как аттракторы - притягивающие
множества, образующие собой как бы центры, к которым тяготеют элементы.
К примеру, когда скапливается большая толпа народа отдельный человек,
двигающийся в собственном направлении, не в состоянии пройти мимо, не
отреагировав на нее. В теории самоорганизации подобный процесс получил
название «сползание в точку скопления». Аттракторы стягивают и концентрируют вокруг себя стохастические элементы, тем самым, структурируя
среду и выступая участниками созидания порядка.
Приоритетное направление новой парадигмы — анализ нестабильных,
неравновесных систем — сталкивается с необходимостью исследования феномена онтологической неопределенности, который фиксирует отсутствие
реального референта будущего. Неопределенность — это вид взаимодействий, лишенных конечной устойчивой формы. Она может быть производна
от гетерономной, комплексной природы объекта-события, когда последнее
происходит, как говорится, прямо «на глазах», опережая всевозможные прогнозы, расчеты и ожидания, Феномен неопределенности отождествим с потенциальной полнотой всех возможных изменений в пределах существующих фундаментальных физических констант. Вероятность предполагает
устойчивое распределение признаков совокупности и нацелена на исчисление континуума возможных изменений.
В новой стратегии научного поиска демонстрирует свою актуальность категория случайности, которая предстает как характеристика поведения любого типа систем, не только сложных, но и простых. Случайность означает,
что свойства и качества отдельных явлений изменяют свои значения независимым образом и не определяются перечнем характеристик других явлений.
В одной из последних интерпретаций такую случайность назвали динамическим хаосом. Порожденная действием побочных, нерегулярных, малых или
взаимопереплетением комплексных причин, случайность — это конкретноособенное проявление неопределенности.
178
Категорией возможность отражается будущее состояние объекта, она
нацелена на соотнесение предпосылок и тенденций развивающегося явления
и предполагает варианты последующих изменений. Набор возможностей составляет бытийное поле неопределенности. Ситуация нередко оценивается
как неопределенностная из-за наличия множества конкурирующих возможностей. Неопределенность сопровождает процедуру выбора и квалифицирует
«довыборное» состояние системы. Причем выбор понимается не только как
действие сознательное и целенаправленное, но и как выбор системы.
В новой стратегии изучения самоорганизующихся систем огромную роль
играют статистические закономерности. Они формулируются на языке
вероятностных распределений и проявляются как законы массовых явлений
на базе больших чисел. Считается, что их действие обнаруживается там, где
на фоне множества случайных причин существуют глубокие необходимые
связи. Они не дают абсолютной повторяемости, однако в общем случае правомерна их оценка как закономерностей постоянных причин.
Постулат современной науки — «достоверно то, что подавляюще вероятно» не исключает «поштучный» анализ неожиданных, маловероятных, но и
в силу этого максимально информационно емких событий. Этому способствуют такие инновационные средства стратегии научного поиска, как «case
studies» — ситуационные исследовании «абдукция» — прием наилучшего заключения из имеющихся фактов, «куматоид» — плавающий объект, который характеризуется тем, что может появляться, образовываться, а может исчезать, распадаться. Вся социальная реальность наводнена этакими плавающими объектами – куматоидами.
Новые стратегии научного поиска указывают на принципиальную гипотетичность знания. В одной из возможных интерпретаций постнеклассической картины мира обосновывается такое состояние универсума, когда, несмотря на непредсказуемость флуктуации (случайных возмущений и изменений начальных условий), набор возможных траекторий эволюционирования
системы определен и ограничен. Случайные флуктуации и точки бифуркаций
труднопредсказуемым образом меняют траекторию системы, однако сами
траектории тяготеют к определенным типам-аттракторам и вследствие этого
приводят систему, нестабильную относительно мельчайших изменений
начальных условий, в новое стабильное состояние. Синергетика исследует
неравновесные системы, или системы, находящиеся «вдали от равновесия»,
причем неустойчивость означает «случайное движение внутри вполне определенной области параметров».
Исследователи саморазвивающихся систем отмечают, что при определенных условиях могут возникать макроскопические явления самоорганизации в
виде ритмически изменяющихся во времени пространственных картин, могут
появляться мозаичные структуры, кольца, спирали, концентрические окружности, ячейки и т.п. За порогом неустойчивости возникает новая структура. В
синергетической парадигме признается поведение систем в режиме «с
обострением», так же важно учитывать сетевые коммуникации и многомер179
ные структурные напряжения. «Нелинейный» инструментализм синергетики
междисциплинарен, интерсубъективен и может предстать как многомерная
коммуникативная сеть взаимосопряженных метафор, аналогий, моделей и
концепций.
Глобальный эволюционизм и типы эволюции. Глобальный эволюционизм выступает как интегративное направление, учитывающее динамику
развития неорганического, органического и социального миров. Он опирается на идею единства мироздания и представление об универсальности эволюции. Концепция глобального эволюционизма оформилась в 80-е гг. XX в.
Глобальный эволюционизм охватывает четыре типа эволюции: космическую, химическую, биологическую и социальную, объединяя их генетической и структурной преемственностью. Наряду со стремлением к объединению представлений о живой и неживой природе, социальной жизни и технике, одной из целей глобального эволюционизма явилось стремление интегрировать естественнонаучное, обществоведческое, гуманитарное, а также
техническое знание. В этом своем качестве концепция глобального эволюционизма претендует на создание нового типа целостного знания, сочетающего
в себе научно-методологические и философские основания. Появление синергетики также свидетельствует о поиске глобальных и общеэволюционных
закономерностей, универсально объединяющих развитие систем различной
природы.
Обоснованию глобального эволюционизма способствовали три важнейших
современных научных подхода: теория нестационарной Вселенной, концепция биосферы и ноосферы, идеи синергетики.
В понимании глобального эволюционизма важное значение имеет антропный принцип, который фиксирует связь между свойствами расширяющейся
Вселенной и возможностью возникновения в ней жизни.
Свойства нашей Вселенной обусловлены наличием фундаментальных физических констант, при небольшом изменении которых структура нашей
Вселенной была бы иной, отличной от существующей. «Слабый» антропный
принцип указывает: то, что мы ожидаем наблюдать, должно быть ограничено
условиями, необходимыми для нашего существования как наблюдателей.
«Сильный» антропный принцип утверждает: Вселенная должна быть такой,
чтобы в ней на некотором этапе эволюции допускалось существование
наблюдателей, она должна обладать свойствами, позволяющими возникновение жизни и человека. Из факта существования человека делается вывод о
физических свойствах Вселенной, устанавливается определенное соотношение между наличием жизни и человека и физическими параметрами Вселенной.
Гипотетичность антропного принципа не снижает значимости космической эволюции. Глобальный эволюционизм вскрывает противоречия между
положениями эволюционной теории Дарвина и вторым началом термодинамики. Первая провозглашает отбор и усиление упорядоченности форм и состояний живого, вторая – рост энтропии, т.е. рост меры хаотизации.
180
Химическая форма глобального эволюционизма прослеживает совокупность межатомных соединений и их превращений, происходящих с
разрывом одних атомных связей и образованием других. В её рамках изучаются различные классы соединений, типы химических реакций (например,
радиационные реакции, реакции каталитического синтеза и пр.).
Объяснение и предсказание новых видов химических соединений, возможность управления химическими реакциями, удовлетворение запросов,
предъявляемых химии со стороны промышленности и производства и
осмысление негативных последствий в контексте глобальных планетарных
процессов составило проблемный ряд химической формы глобального эволюционизма.
В рамках глобального эволюционизма большое внимание уделяется эволюции биологической. Эволюционные учения (Ламарк, Дарвин и др.) воссоздавали картину естественного исторического изменения форм жизни, возникновения и трансформации видов, преобразования биогеоценозов и биосферы. В XX в. возникла синтетическая теория эволюции, в которой был
предложен синтез основных положений эволюционной теории Дарвина, современной генетики и ряда новейших биологических обобщений.
Человечество как продукт естественной эволюции подчиняется ее основным законам. Этап медленного, постепенного изменения общества назван
эволюцией социальной. Причем изменения, происходящие в обществе, осуществляются не одновременно и носят разнонаправленный характер.
Эволюция человеческого общества происходит при сохранении генетических констант вида Homo sapiens и реализуется через взаимосвязанные
процессы развития социальных структур, общественного сознания, производственных систем, науки, техники, материальной и духовной культуры.
Качественный характер этих взаимодействий меняется вследствие научнотехнического прогресса, техноэволюции, скорость которой, в отличие от
биоэволюции, постоянно возрастает. При большой разнице в скоростях биоэволюции и техноэволюции (три десятых порядка) говорить о коэволюции
природы и общества невозможно. Очаговые и локальные последствия деградации окружающей среды приводят к заболеваниям, смертности, генетическому уродству, они чреваты региональными и глобальными последствиями.
Поэтому важной в теории глобального эволюционизма становится проблема «коэволюции», обозначающей согласованное существование природы
и человечества. Механизмы «врастания» человечества в природу включают в
себя биологические, технические и социальные аспекты. Это сложное интегративное качество взаимодействий микро-, макрореальности и реальности
глобального космического масштаба, где один уровень накладывается на
другой, видоизменяет под своим давлением третий и т.д. Человек неотделим
от биосферы, он в ней живет и одновременно сам составляет ее часть. Реализация принципа коэволюции — необходимое условие для обеспечения его
будущего. Коллективный разум и коллективная воля человечества должны
181
быть способными обеспечить совместное развитие (коэволюцию) природы и
общества.
Литература по теме
1. Философия науки в вопросах и ответах: учебное пособие для аспирантов
/ В.П. Кохановский [и др]. – Изд. 4-е. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – 253 – 267.
2. Рузавин Г.И. Философия науки. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. – С. 222 –
266.
182