Вавилина Е.А., Панов П.В. Power-sharing как модель композиции
advertisement
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Пермский государственный национальный исследовательский университет» Кафедра политических наук Power-sharing как модель композиции власти в условиях этно-конфессиональной фрагментации Е.А. Вавилина, П.В. Панов Аналитический доклад Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научноисследовательского проекта РГНФ «Граждане «разного сорта»? Варианты институционализации фрагментированного политического порядка в XXI веке: факторы, условия, эффекты», проект № 12-33-01016а1. Пермь 2013 1 Вавилина Е.А., Панов П.В. Power-sharing как модель композиции власти в условиях этно-конфессиональной фрагментации: Аналитический доклад. – Пермь, 2013. – 39 с. Вавилина Евгения Александровна – студентка III курса кафедры политических наук Пермского государственного национального исследовательского университета. evgenia.vavilina@yandex.ru Панов Петр Вячеславович – доктор политических наук, профессор кафедры политических наук Пермского государственного национального исследовательского университета. panov.petr@gmail.com Политизация этно-конфессиональных идентичностей ведет к фрагментации политического порядка и порождает многочисленные конфликты. Один из способов управления конфликтами (conflict management) - признание этноконфессиональных групп как отдельных политических сегментов и институциональное закрепление для них доступа к власти – модель «powersharing». В докладе дана общая характеристика этой модели, представлены краткий обзор ее применения в современном мире и результаты четырех case-studies – исследований отдельных случаев установления и функционирования power-sharing в Ливане, Боснии и Герцеговине, Руанде и Бурунди. Ключевые слова: этно-конфессиональные фрагментация, композиция власти конфликты, политизация, СОДЕРЖАНИЕ 1. Аккомодация versus интеграция ………………………………………. 3 2. Power-sharing ……………………………………………………………. 7 3. Обзор случаев power-sharing в современном мире ………………….. 10 4. Ливан …………………………………………………………………..… 12 5. Босния и Герцеговина ………………………………………………….. 20 6. Бурунди и Руанда ……………………………………………………….. 26 7. Выводы …………………………………………………………………… 38 2 1. Аккомодация versus интеграция В идеал-типическом национальном государстве (nation-state) этноконфессиональные идентичности не имеют значения в политических взаимодействиях, поскольку универсалистский принцип гражданства предполагает равный доступ к властным позициям и ресурсам для всех граждан независимо от этно-конфессиональной принадлежности. На практике, однако, нередко наблюдается политизация этно-конфессиональных различий. Иными словами, этно-конфессиональная идентичность оказывается более интенсивной, чем гражданская, соответственно члены группы выступают как единое целое в политических взаимодействиях, ведут себя не как граждане, а исходят из партикуляристской групповой идентичности. И если в странах Запада, где исторически сложились политии типа nation-state, политизация этно-конфессиональных групп долгое время воспринималась как некая девиация, в других регионах мира в условиях изначальной слабости nation-state этно-конфессиональные конфликты были обычным явлением в политике. Более того, во многих случаях в процессе деколонизации новые государства изначально оказывались под контролем какой-либо этно-конфессиональной группы (групп), что еще больше политизировало этно-конфессиональных различия. Как правило, это приводит к острым конфликтам, а нередко и к гражданским войнам. Принято считать, что в политической науке сложились два основных подхода к решению вопроса, каким образом разрешать этно-конфессиональные конфликты (или, по крайней мере, управлять ими): консоциация (или аккомодация) и интеграция [Constitutional design for divided societies, 2008; Sisk, 1996]. Различия между ними по-разному трактуются в литературе, и на фоне разночтений наиболее продуманной и последовательной представляется систематизация, предложенная Вольфом [Wolff, 2011]. Он выделяет в институциональном дизайне три проблемных измерения - 1) территориальное устройство государства; 2) композиция власти; 3) соотношение индивидуальных и групповых прав, что позволяет достаточно четко зафиксировать и суммировать позиции аккомодационного и интегративного подходов (см. таблицу 1)1. 1 Вольф выделяет еще одну модель - «разделенная власть» (power dividing). Разработанная Филипом Редером и Дональдом Ротчилдом [Sustainable Peace, 2005], эта модель делает акцент на трех принципах: гражданские свободы, формирование различных вариантов большинства (multiple majorities) и система сдержек и противовесов. По мысли авторов, реализация этих принципов позволят добиться распределения власти в обществе так, чтобы не допустить концентрации политических ресурсов в руках одной этнической группы. Вместо этого, напротив, должны появиться различные меж-групповые коалиции (multiple majorities), которые будут контролировать разные центры власти. Впрочем, как признает Вольф, эта модель пока не смогла завоевать много сторонников и практически не имеет эмпирических импликаций. 3 Таблица 1. Основные институциональные устройства, рекомендуемые различными теориями управления конфликтами Консоциативная модель Принципиальные Межэтническая кооперация на рекомендации элитной уровне поощряется институциональной структурой, требующей совместного принятия правительственных решений 1. Территориальное устройство государства Гетерогенность или Предпочтительны единицы, гомогенность основывающиеся на федеративных единиц самоуправляемых сообществах Количество единиц в Предпочтительны единицы, соотнесении с соответствующие этническим этническими группам группами 2. Композиция власти Система правления Парламентская или президентская (но с ротацией должности президента) Участие сегментов в Да: гарантированное правительственной власти Участие сегментов в Да: гарантированное законодательной власти Избирательная Пропорциональная система (для (партийные списки или парламента) преференциальная) Судебная власть Независимая и репрезентативная Легальное Да закрепление 3. Права и идентичности Индивидуальные vs Подчеркивают комбинацию групповые права индивидуальных и групповых прав Признание различных Да, и частные и публичные идентичностей имеют значение Интегративная модель Межэтническая кооперация и модерация поощряется электоральной системой, требующей получения голосов разных этнических групп Предпочтительны гетерогенные единицы Предпочтительно большее количество единиц, нежели число этнических групп Президентская Да, но без гарантий Да, но без гарантий Преференциальномажоритарная Независимая Да Подчеркивают индивидуальные права Да, и частные и публичные имеют значение Источник: [Wolff, 2011] Основополагающее значение для аккомодационного подхода имеет консоциативная теория демократии Лейпхарта [Lijphart, 1977]2. Две ее базовые характеристики, по словам автора – участие сегментов в 2 Перевод на русский язык опубликован в 1997 г. [Лейпхарт, 1997]. 4 осуществлении власти (power-sharing) и автономия. «Power-sharing означает участие представителей всех значимых групп в принятии политических решений, особенно на правительственном уровне. Групповая автономия означает, что эти группы обладают властью в решении внутренних вопросов, особенно в области образования и культуры» [Lijphart, 2002, р. 39]. Институционально участие сегментов воплощается в создании «большой коалиции» из политических лидеров всех значительных сегментов многосоставного общества в форме коалиционного правительства в парламентской системе, «большого совета» или комитета с важными совещательными функциями, или большой коалиции президента с другими важнейшими должностными лицами в президентской системе [Лейпхарт, 1997, с. 66-72]. Этот принцип дополняется такими институтами как взаимное вето и пропорциональность представительства (на выборах, при назначении на посты в государственной службе и распределении общественных фондов). На практике это может осуществляться путем установления специальных квот для представителей отдельных групп. Таким образом, консоциативная концепция предполагает институциональное закрепление политизированных групповых различий. Разумеется, идея равенства всех граждан при этом не отвергается, но наряду с гражданской идентичностью очевидно политическое значение имеет партикуляристская групповая идентичность. Институционализируя доступ отдельных сегментов (групп) к власти, эта модель закрепляет фрагментированный политический порядок. Дальнейшее развитие консоциативная концепция получила как в работах самого Лейпхарта [Lijphart, 1985], и так и других исследователей. В настоящее время принято выделять либеральную и корпоратистскую (corporate consociation) версии консоциализма. Основное различие в том, что последний руководствуется аскриптивными критериями при выделении групп – сегментов, в то время как либеральный полагает, что в демократическом обществе возможна политизация любых групповых идентичностей. Одновременно либеральный консоциализм более озабочен обеспечением индивидуальных прав человека в условиях, когда группы – сегменты получают достаточно высокую степень автономии. Самый громкий за последние десятилетия успех консоциативной модели – прекращение одного из самых затяжных в мировой истории этнических конфликтов между католиками и протестантами в Северной Ирландии. Подписанное 10 апреля 1998 г. в Белфасте Соглашение Страстной Пятницы (Good Friday Agreement) основывалось на консоциативной модели и вызвало огромный интерес исследователей. Джон Макгири и Брендан О’Лири разработали на его основе новую версию консоцитивности [McGarry and O'Leary, 2004; Taylor, 2009]. Они доказывали, что для осуществления и функционирования power-sharing совсем не обязательно, чтобы каждая группа – сегмент напрямую делегировала своих представителей в большой 5 коалиции. Важно не прямое делегирование, а само по себе наличие представителей всех значимых групп – сегментов в правительстве, и оно может базироваться и на плюральной избирательной системе. Тем не менее, аккомодационный подход подвергается острой критике. Главный аргумент оппонентов в том, что консоциативные институциональные устройства приводит к акцентуации групповых различий и вследствие этого не устраняют причины конфликта между сегментами, а лишь на время приглушают остроту противоречий. В противовес консоциативной Дональдом Горовицем была выдвинута интеграционная или, как ее еще часто называют, «центростремительная» (centripetalism) модель [Horowitz, 1985]. Необходимо подчеркнуть, что аккомодационный и интеграционный подходы имеют много общего, так как они нацелены на поиск демократических (то есть включающих, а не исключающих) способов обеспечения институциональной устойчивости в обществах, разделенных на этно-конфессиональные сегменты. В этом смысле они находятся «по одну сторону баррикад». Не случайно одну из более поздних работ – статью, опубликованную в книге, подводящей, по существу, промежуточные итоги дискуссии - Лейпхарт начинает именно с констатации тех моментов, которые не разделяют, а объединяют приверженцев этих двух подходов [Lijphart, 2002]. В то же время, интеграционная модель решения конфликта в условиях политической фрагментации имеет существенные отличия. Она исходит из того, что включение партикуляристских групп в политические процессы необходимо производить таким образом, чтобы ослаблять групповые идентичности, не фиксировать политическую фрагментацию, а стимулировать меж-групповые взаимодействия, контакты и коалиции в политике. Вместо групповых они делают акцент на индивидуальных правах и свободах человека. Не выступая против территориальной автономии и федерализма, поборники интерграционизма полагают, что необходимо избегать совпадения административно-территориальных границ с этническими, поскольку, как показывает опыт Нигерии, Югославии и других стран, этнический федерализм (и шире – совпадение этнических и территориальных границ) чреваты дестабилизацией и неустойчивостью. Более того, Горовиц рекомендовал «распылять» этнические группы по разным территориально-административным единицам, что должно препятствовать их замыканию в себе. Особое значение в качестве инструмента интеграции уделяется электоральным институтам. Предполагается, что они должны быть устроены так, чтобы поощрять меж-групповые взаимодействия и коалиции, а не замыкание групп в себе. Так, по мнению Бенджамина Рейли, одного из тех, кто наиболее активно работал над вопросами электоральной инженерии в рамках интеграционной модели, 1) избирательные системы должны создавать для политиков стимулы искать голоса избирателей в различных 6 этнических группах, а не только в своей собственной; 2) выборы должны стать ареной «политического торга» (bargaining), который ведут политики из разных этнических групп; 3) следует стремиться к формированию центристских и агрегативных политических партий или коалиций, которые будут базироваться на мультиэтнической поддержке [Reilly, 2001, р. 11; см. также: Reilly, Reynolds, 1999]. Для достижения данных целей предлагается использовать, например, систему альтернативного голосования, преференциально-мажоритарную систему и т.п.- то есть такие варианты, которые, в отличие от лейпхартовской пропорциональности, поощряют межпартийные взаимодействия, поскольку для избрания кандидату (партии) необходимо получить поддержку за рамками какой-то одной группы. 2. Power-Sharing Концепт «power-sharing» используется сторонниками как аккомодационного, так и интеграционного подходов. Это связано с тем, что сторонники обоих подходов, как уже подчеркивалось выше, выступают за включение этноконфессиональных сегментов в структуры власти. Как правило, power-sharing связывается с одним из трех измерений институционального дизайна, а именно с композицией власти. При этом, разумеется, следует иметь в виду, что для сторонников аккомодационного подхода power-sharing – нормативно правильная модель, тогда как для интеграционистов это скорее «неизбежное зло» и «временное явление»: поскольку для устранения (или хотя бы смягчения) конфликта надо включать политизированные этноконфессиональные группы в политический процесс, они вводятся в правительственную коалицию, однако на перспективу необходимо предпринимать все возможное, чтобы снизить значимость сегментного представительства, интегрировать разные сегменты в единое целое. Нельзя не заметить, что есть и другие – более широкие - трактовки понятия power-sharing, когда оно выходит за рамки указанного измерения (композиции центральной власти) и включает другие измерения. Так, нередко говорят о power-sharing в плане территориального устройства государства, включая в это понятие территориальную автономию, а также в плане электоральной инженерии, когда избирательные системы устраиваются так, чтобы создать преимущества для некоторых сегментов. Харцель и Хадди идут еще дальше и выделяют 4 аспекта power-sharing: не только политический и территориальный, но также военный (доступ сегментов к армейским позициям) и даже экономический аспект (доступ сегментов к экономическим ресурсам [Hartzell and Hoddie, 2003]. Как представляется, такая расширительная трактовка размывает понятие. Более обоснованной представляется «традиционная позиция» рассматривать power-sharing как модель композиции власти. Тем не менее, возникает вопрос, о каких органах власти идет речь – правительственных или 7 парламентах. Тимоти Сиск сводит power-sharing к правительственной власти, выводя за рамки понятия представительство сегментов в парламентах. Он определяет эту модель следующим образом: «практики и институты, которые предполагают создание правительственных коалиций на широкой основе, то есть включающих в себя все основные этнические группы» [Sisk, 1996: vii]. Анна Ярстад, напротив, полагает, что power-sharing имеет отношение и к тому, и другому, подчеркивая, что эта модель представляет собой «пакт между соперничающими партиями, который формально намечает, как между ними распределяется власть в законодательных и / или исполнительных органах государства» [Jarstad and Sisk, 2008: 111]. На наш взгляд, главным компонентом power-sharing является все же правительственная коалиция. Вполне возможно, что этно-конфессиональные сегменты имеют гарантированное представительство (некие квоты) в парламенте, но если это не влечет за собой правительственную коалицию, вряд ли уместно говорить об их участии в осуществлении власти, ибо представительство в парламенте – это еще не власть. Таким образом, парламентские квоты для сегментов могут быть дополнением (в ряде случаев весьма важным) к гарантиям участия в правительстве, но сами по себе не являются достаточным признаком power-sharing. Далее, необходимо учитывать, что механизмы включения сегментов в правительственную власть могут быть разными: Во-первых, самый «жесткий» вариант – организационное представительство: этно-конфессиональный сегмент участвует в правительственной коалиции через свою собственную политическую организацию («партию»). Это означает, что политические деятели (министры, президенты и т.д.) связаны со своим сегментом не персонально (будучи членами данной группы), а институционально, через политическую организацию; Во-вторых, правительственная коалиция включает в себя членов этноконфессиональных сегментов на, так сказать, персональной основе. К примеру, в правительстве могут быть установлены некие квоты для разных сегментов, соответственно, определенное количество позиций должны занимать политики, которых относят (и общество, и они сами) к членам данного сегмента. Другой вариант – ключевые должности заранее зарезервированы за представителями соответствующих сегментов; Ключевым, на наш взгляд, в данном случае является вопрос, насколько значимы персональные связи политического деятеля со своим сегментом. Это связано с тем, что в условиях политизации групповых идентичностей и фрагментации политического порядка этно-конфессиональная группа является «единичным» актором, выступает в политических взаимодействиях как «единое целое». Таким образом, если политический деятель 8 действительно воспринимается сегментом как его (группы) представитель – это, в принципе, соответствует понятию power-sharing. В-третьих, вполне возможна и другая ситуация, когда «представительство» этно-конфессиональных сегментов на персональной основе оказывается «формальным» («фасадным») – аналогом хорошо известной концепции парламентского представительства по «модели сходства», согласно которой парламент должен являть собой «общество в миниатюре», то есть включать в себя представителей всех групп и прослоек. Иными словами, правительство формируется так, что в его в составе есть политические деятели, которые «принадлежат» к разным этно-конфессиональным группам по неким «объективным признакам» – антропологическим, расовым, языковым и т.д. Очевидно, однако, что одно лишь это само по себе отнюдь не гарантирует, что они будут руководствоваться в процессе принятия решений «принадлежностью к группе». Если «представители» разных этноконфессиональных групп в правительстве в действительности не связаны с сегментом, они фактически не представляют его, и такой вариант, на наш взгляд, не соответствует принципу power-sharing. Как провести грань между этими вторым и третьим вариантами эмпирически? Разумеется, в каждом отдельном случае необходимо специальное исследование, чтобы определить, насколько значимы персональные связи политического деятеля со своим сегментом. Тем не менее, если «представительство» сегментов осуществляется в условиях системы с доминирующей партией, а уж тем более однопартийной системы, это является серьезным аргументом в пользу того, чтобы идентифицировать его как «фасадное представительство», а не power-sharing. В конце концов, атрибут power-sharing - правительственная коалиция, и если ее нет, нет и оснований для определения композиции власти в этих терминах. Даже если политические деятели в условиях однопартийных систем или систем с доминирующей партией субъективно ощущают групповую идентичность, своим положением (статусом, позицией) они обязаны доминирующему актору, а отнюдь не сегменту. Соответственно, их возможности на представительство сегмента в правительстве оказываются лимитированы «доброй волей» доминирующего актора. * * * Таким образом, мы используем понятие power-sharing в узком смысле, связывая с ним исключительно композицию правительственной власти, хотя (особенно в парламентских системах) это может быть тесно связано и с композицией парламента. Power-sharing - такое институциональное устройство, которые обеспечивает совместное участие разных этноконфессиональных групп (сегментов) в осуществлении правительственной власти через создание коалиций. Следует подчеркнуть, что power-sharing реализуется именно через коалиционные 9 взаимодействия, и именно сегменты являются акторами этих взаимодействий. Иначе говоря, политики, представляющие сегмент, должны быть связаны, в первую очередь, «своим» сегментом, а не каким-либо внешним актором. С точки зрения институционального устройства, power-sharing весьма разнообразны. Во-первых, различные варианты институционального дизайна характерны для двух механизмов представительства сегментов в правительственных структурах: организационного и персонального. Вовторых, различные варианты институционального дизайна свойственны для аккомодационного и интеграционного подходов, причем нередко эти два подхода переплетаются в одном институциональном устройстве. 3. Обзор случаев power-sharing в современном мире С учетом разночтений при определении концепта power-sharing, о которых сказано в предыдущем разделе, объяснимо, почему в литературе нет полного единства по поводу «перечня» случаев применения этой модели. Харцель и Хадди за период 1945-1998 гг. насчитали 38 случаев установления powersharing. Правда, необходимо учесть, что, во-первых, они использовали широкое определение power-sharing, во-вторых, исследовали лишь те случаи, когда power-sharing устанавливалось в результате гражданской войны [Hartzell and Hoddie, 2003: 325-326]. В узком смысле - применительно к композиции правительственной власти – Анна Ярстад начитала 26 случаев power-sharing (см. рисунок 1), однако ее список ограничен периодом с начала 1990-х гг., но в него включены и те случаи, когда сегменты были не этноконфессиональными [Jarstad and Sisk, 2008: 112]. Таким образом, «список» требует уточнений, однако можно достаточно уверенно полагать, что если включать в него только этно-конфессиональные сегменты, в нем будет от 30 до 40 случаев. Своего рода «классические» примеры – Нидерланды, Бельгия, Швейцария. В Ливане power-sharing уходит корнями еще в колониальный период (1920-е гг.). В 1960-1963 гг. эта модель функционировала на Кипре, правда закончилось все довольно плачевно – распадом страны на две части (греческую и турецкую). В целом, прослеживается явная тенденция увеличения количества случаев power-sharing, то есть эта модель становится все более популярной. Многие из современных случаев широко известны и даже «знамениты». Дейтонские соглашения 1995 г. положило конец войне в Боснии и Герцеговине, а Таифская хартия 1989 г. – гражданской войне в Ливане. Уже упоминавшееся Соглашение Страстной Пятницы остановило кровопролитие в Северной Ирландии. В 2000-е гг. после американского военного вмешательства предприняты попытки установления power-sharing в Афганистане и Ираке. 10 Рисунок 1. Случаи power-sharing в 1990-е – 2000-е гг. Наибольшее количество случаев power-sharing фиксируется в африканском регионе. Только за одно десятилетие (1998-2008 гг.) Андреас Мелер насчитал 18 случаев, когда были предприняты попытки прекратить этноконфессиональные конфликты путем заключения соглашения по модели power-sharing [Mehler, 2008]. Среди них – относительно успешные случаи в Либерии и Анголе, и неудачные попытки в Чаде и Сомали. Пожалуй, наиболее известный пример связан с межэтническим конфликтом между хуту и тутси в двух соседних странах – Руанде и Бурунди (1990-е гг.), который сопровождался этническими чистками и геноцидом. В обоих случаях была предпринята попытка введения power-sharing, однако результаты были существенно различными. * * * Далее в докладе представлены результаты исследования отдельных случаев (case-studies): Ливан (здесь модель power-sharing вводилась дважды), Босния и Герцеговина (БиГ), Руанда и Бурунди. Выбор случаев был сделан, с одной стороны, по принципу наибольшего сходства: во всех случаях модель powersharing вводилась как способ остановить кровопролитную гражданскую войну, во всех случаях немалые усилия для погашения этноконфессионального конфликта были приложены «третьими сторонами» (мировым сообществом). Особое сходство – в паре Руанда и Бурунди, здесь мы имеем практически одинаковую этно-конфессиональную конфигурацию населения. С другой стороны, выбор продиктован принципом наибольшего различия: эти случаи расположены в совершенно разных регионах мира, что дает принципиально различный цивилизационный и геополитический контекст: БиГ – в Европе, Ливан – на Ближнем Востоке, Руанда и Бурунди в сердце африканского континента. Наконец, существенно различаются все эти случаи и в плане результативности модели power-sharing. В Ливан и БиГ эта модель действует до сих пор, тогда как в Бурунди постепенно 11 свертывается после нескольких лет функционирования, а в Руанде она провалилась с самого начала. Сравнительный анализ этих случаев позволяет делать некоторые выводы относительно факторов и эффектов модели powersharing. 4. Ливан Старая модель «power-sharing». Задолго до создания «Великого Ливана» главенствующую роль в стране играли христиане-марониты (Маронитская католическая церковь, духовным основателем которой являлся Святой Марон). Они являлись потомками арабских племен, пришедших с юга Аравийского полуострова на земли Северо-Западной Сирии. В XI в. из-за очередной византийской кампании, проходившей на данной территории, марониты переместились в северную область Горного Ливана. К XIV в. они заняли уже все территории современной Ливанской Республики. На тот период Ливан находился под египетским владычеством, но в 1517 г. Селим I Грозный завоевал земли Египта и Хиджаза и, таким образом, завершил формирование Османской империи. В 1861 г. Ливан был выделен в отдельный санджак, во главе которого стоял христианский губернатор. После Первой мировой войны территория Ливана перешла Франции. В период с XIX по XX вв. маронитами была сформулирована идеология «ливанского национализма», которая закрепила маронитское господство. Однако в 1920 г. с созданием «Великого Ливана» положение маронитов кардинально изменилось, это в первую очередь объясняется тем, что на присоединенных территориях проживало значительное число мусульманского населения, которое автоматически стало преобладать над маронитами. Марониты становится религиозным меньшинством и составляют приблизительно 29 % от числа всего населения. Однако данная ситуация компенсировалась тем, что христиане в целом в то время составляли большинство, а именно 51,3 %, поскольку еще на рубеже V-VI вв. на Ближнем Востоке значительно распространились несторианство и монофизитство. Данные религиозные течения воспринимались как ересь, и их сторонники были вынуждены скрываться, и труднодоступный район Горного Ливана послужил для них укрытием. Государство Ливан является особым примером функционирования модели power-sharing. Несмотря на то, что Ливанская Республика получила политическую независимость лишь в 1943 г., в государстве уже существовали зачатки модели «участия различных меньшинств в осуществлении власти». Во многом формальная основа для этой модели была заложена еще в Конституции 1926 г., в период, когда Ливан становится отдельной территориальной единицей, но сохраняя при этом над собой власть Сирии в виде администрации мандата Сирии. Согласно конституции, в Ливане была установлена парламентская модель. Президент (маронит) избирается парламентом на 6-летний срок, по представлению парламента 12 назначает премьер-министра (суннита) и его первого заместителя. После консультаций с президентом и парламентом премьер-министр формирует кабинет министров по принципу конфессионального квотирования. Таким образом, устанавливалась система большой коалиции. В данной конституции была заложена идея о представительстве основных меньшинств в парламенте, однако в ней еще не оговаривалось точное число мест, закрепленное за той или иной группой, но закреплялась идея конфессионализма в целом, а также система «тройки» (президент – маронит, премьер-министр – суннит, спикер парламента – шиит). Здесь же стоит упомянуть о том, что в Ливане до сих пор действует Конституция 1926 года, любые наиболее значимые изменения вводятся при помощи поправок, которых вплоть до настоящего времени было восемь (1927, 1929, 1943, 1947, 1948, 1976, 1990, 1995). Впервые точное количество мест в Парламенте, закрепленных за мусульманской и христианской общинами, было обозначено в поправке, принятой в 1990 г. (уже после окончания гражданской войны). До этого число мест в парламенте и распределение квот изменялось практически перед каждыми парламентскими выборами (через принятие новых законов о выборах). Так, в парламент, избранный после принятия конституции 1926 г. вошло 16 человек, из них: марониты –5; шииты – 3; сунниты – 3; греческие православные – 2; греческие католики – 1; друзы – 1; меньшинства – 1. То есть 9 христиан и 7 мусульман. На выборах в шестую Палату Представителей 1954 г. число мест в парламенте было увеличено до 55 депутатов, а в седьмую - до 77. В 1960 г. число мест в парламенте было увеличено до 99 депутатов: шииты – 19; сунниты – 20; друзы – 6; марониты – 30; греческие православные – 11; греческие католики – 6; армянские православные – 4; армянские католики – 1; евангелистские христиане – 1; меньшинства – 1. Всего мусульман было 45, христиан – 54. Данная расстановка сил в парламенте просуществовала вплоть до 1972 г., до начала гражданской войны. Нельзя не отметить, что последняя перепись населения Ливана проводилась в 1932 году, и все последующие данные являются неофициальными. Тем не менее, очевидно, что уже к 1970-м гг. этно-конфессиональная структура общества Ливана претерпела значительные изменения в сторону уменьшения числа христиан, что объясняется рядом факторов. Во-первых, высоким уровнем рождаемости среди мусульманского населения страны, во-вторых сильным оттоком христиан в западные страны. В-третьих, притоком мусульманского населения. Появление значительного количества палестинских беженцев на территории Ливана, было спровоцировано как событиями Шестидневной войны 1967 года, так и вследствие этого событиями, развернувшимися в Иордании и вошедшими в историю под названием «Черного Сентября». По оценкам ЦРУ, к 1990 г. мусульмане составляют 59,7% населения, тогда как доля христиан упала до 39%. 13 Марониты третьей по численности общиной (приблизительно 20%), сунниты (приблизительно 25%), шииты (приблизительно 30%). Гражданская война. Вначале 1970-х гг. в Ливане сложилась крайне сложная обстановка, обусловленная тем, что страна оказалась в эпицентре конфликтов между Сирией, Израилем и палестинцами в целом, а также нагнетанием этноконфессиональных расхождений, вызванных усилением активности в мусульманской части общества, полагающихся на поддержку палестинских беженцев. Особенно острой ситуация становится на Юге Ливана, начинают складываться противоборствующие стороны, и в первую очередь по этно-конфессиональному признаку. Происходят столкновения между ливанской армией и палестинскими отрядами. События 13 апреля 1975 года стали начальной точкой гражданской войны, а поводом послужила попытка убийства палестинцами Пьера Жмайеля – одного из лидеров христианской общины Ливана. Какова же была расстановка сил? К октябрю 1975 году на сторону Организации освобождения Палестины (ООП) встали воинские формирования мусульманских общин Ливана: Прогрессивно-социалистическая партия (ПСП), Сирийская Социал-Национальная партия Ливана, партия «Марабитун», Ливанская коммунистическая партия и др. Во главе этой группировки встал Камаль Джумблат (глава общины друзов Ливана). В оппозиции выступили консервативная христианская милиция «Ливанские силы», христианская партия «Катаиб», Национально-либеральные партии, «Стражи кедра», «Танзим». Во главе этой группировки стояли христианские деятели – Пьер Жмайель, Камиль Шамун, Сулейман Франжье, Этьен Сакер. Сторонники христианской конфессии видели в действиях ООП угрозу политическому устройству страны, главной целью их деятельности являлась сохранение законности и порядка на территории страны, а также защита национального суверенитета, что подрывалось присутствием палестинских беженцев на территории страны, а также явным желанием сирийской стороны непосредственно вмешаться в ход событий. Что касается стороны, выступающей за присутствие ООП на территории Ливана, то они видели в развернувшемся конфликте возможность проведения политических реформ. Начиная с первых этапов гражданской войны, особую роль в конфликте играла Сирия, преследовавшая собственные интересы. В 1974 году между Израилем и Сирией было заключено соглашение, согласно которому на сирийско-израильской границе, а именно на территории Голанских высот, запрещалась деятельность партизан. Так как Иордании к 1974 году удалось взять под контроль соединения палестинцев, Хафезу Асаду оставалась возможность действовать лишь с территории Ливана. Стоит отметить, что Сирия вела себя достаточно гибко в выборе союзников на том или ином этапе гражданской войны. Первоначально сирийцы выступили на стороне блока ООП-НПС, отправив в Ливан более трех тысяч 14 солдат ООП. Впоследствии, к ним присоединится Армия Арабского Ливана, во главе которой встал Камаль Джумблат, человек с довольно радикальными взглядами в отношении христиан. В этот период войны мусульманские группировки ведут себя крайне ожесточенно в отношении христиан. Так, например, в 1976 году в христианском городе Дамур было жестоко убито около шестисот человек. Но уже в конце 1976 года христианский блок усиливает свои позиции, во многом этому способствовало убийство Камаля Джумблата. Хафез Асад осознавал, что получения одобрения со стороны Израиля и США на ввод сирийских войск на территорию Ливана возможно лишь в том случае, если Сирия выступит на стороне действующей власти против ООП. Однако этот союз просуществовал недолго 1976-1978 гг. «За исключением бывшего президента Франжия, принявшего сторону Сирии, лидеры христиан к середине 1978 считали сирийские войска в Ливане оккупационными. Эта враждебность, вкупе с историческим визитом президента Египта Анвара Садата в Иерусалим в ноябре 1977, заставили их открыто стремиться к союзу с Израилем. Подобное развитие событий могло серьезно облегчить борьбу как с ООП, так и с Сирией, тогда уже влившихся в арабский антисадатовский фронт (куда вошли также Ливия, Алжир и Южный Йемен)»3. Таким образом, к этому периоду Израиль становится непосредственным участником в военных действиях. Период 1978-1981гг. можно обозначить как период столкновений между христианскими силами и сирийскими войсками. Сюда входят события «Стодневной войны», столкновение в районе христианского города Захле и т.д. В 1982 Израиль уже оккупировал западные районы Бейрута. 17 мая 1983 года было подписано израильско-ливанское соглашение о создании «зоны безопасности» и о прекращении войны между Израилем и Ливаном. В 1985 году Израиль вывел свои войска с территории Южного Ливана. 22 сентября 1988 года настал период выбора нового президента. Стороны не смогли прийти к консенсусу. Сложившаяся ситуация вынудила уже бывшего президента Амина Жемайеля создать временное правительство во главе с Мишелем Ауном. Однако сирийского руководство имело на этот счет особое мнение и назначило на пост главу предыдущего правительства Селима Хосса. Сложившаяся ситуация обострила напряженность между сирийскими войсками и ливанской армией. При посредничестве Саудовской Аравии в сентябре 1989 года в городе Таиф произошла встреча представителей ливанского парламента. Депутатами ливанского парламента была принята «Хартия национального согласия», ставшая прологом к окончанию гражданской войны и заложившая основы 3 Военная литература: Общая история Ливана [Электронный ресурс]. URL: www.militera.lib.ru/common/show/01_22.html (дата обращения 15.03.2013) 15 послевоенного мира. Часть Христианских политических сил во главе с Мишелем Наимом Ауном не желало принимать «Хартию национального согласия», это привело к очередному военному вмешательству со стороны Сирии, которое закончилось абсолютной победой сирийских войск. Данная ситуация еще раз подтвердила, что Сирия в тот период была неотъемлемым внешним фактором в обеспечении реализации Таифского соглашения [Zahar, 2005]. Характеристика модели «power-sharing» после войны. В соответствии с «Хартией национального согласия», впоследствии ставшей интегрированной частью Конституции страны, в качестве основной национальной задачи провозглашалась ликвидация политического конфессионализма. Полномочия президента были значительно урезаны. Представительство мусульман и христиан в парламенте уравнивалось. Формально принцип конфессионализма был упразднен во всех звеньях государственного аппарата, в армии и спецслужбах, однако на практике им продолжают руководствоваться, особенно, что касается распределения ключевых должностей в высших органах государственной власти4. Вместе с тем, в соответствии с соглашением, места в парламенте в равной степени распространяются между мусульманами и христианами; число депутатов увеличилось до 108 членов; окончательно закрепляется система «тройки» (президент – маронит, премьер-министр – суннит, спикер парламента – шиит). Последовавшая за Таифским соглашением поправка в конституцию в 1990 г. фактически дублировала положения соглашения. «Статья 22. Выборы первого состава Палаты депутатов должны проходить не на конфессиональной, а на общенациональной основе. В Сенате должны быть представлены все духовные общины».5 Как мы видим, здесь наблюдается стремление отойти от принципа конфессионализма, однако, по сути, происходит подмена понятий, и в значение общенационального опять вкладывается идея представительства конфессиональных общин. Крайне важной в этом плане является статья 24. «Статья 24. Палата депутатов состоит из депутатов, избираемых в количестве и на условиях, определяемых действующими избирательными законами. До принятия Палатой депутатов 4 Здесь стоит пояснить, что на тот период в Ливане под принципом конфессионализма подразумевалось преобладание какой-либо этно-конфессиональной группы по отношению к другой. Когда в 1926 году в конституции провозглашался принцип политического конфессионализма, политическая и социальная ситуация, сложившееся на тот период, не соответствовала условиям, при которых было бы возможным равное распределение мест в парламенте между христианами и мусульманами, и принцип конфессионализма уже на тот период подразумевал под собой простое присутствие различных этноконфессиональных групп в парламенте. 5 Конституция Ливанской республики от 23 мая 1926 года с поправками от 21 сентября 1990 года. [Электронный ресурс]. URL: http://constitutions.ru/archives/149 (дата обращения 21.03.2013) 16 закона о выборах без конфессионального разграничения правила заседаний Палаты будут устанавливаться в соответствии со следующими нормами: а). Равенство между христианами и мусульманами. б). Пропорциональное представительство каждой из этих двух религиозных общин. в). Пропорциональное представительство регионов. В исключительном случае и только один раз на парламентские места, вакантные к дате публикации данного закона, а также места, которые будут определены законом о выборах, по принципу равного представительства между христианами и мусульманами, согласно Национальному пакту, депутаты будут назначены на должность поименно и только один раз Правительством Национального согласия большинством в две трети»6. В данной статье прямо говорится, что конфессиональное представительство является временной мерой и устанавливается лишь до принятия «закона о выборах без конфессионального разграничения». Ливанский Парламент является однопалатным. В соответствии с конституцией в него входит 128 депутатов (64 представителя от мусульманской общины и 64 – от христианской). Дальнейшее разделение мест среди основных этноконфессиональных групп прописано в Избирательном законе 2008 года: мусульмане: шииты – 27; сунниты – 27; друзы – 8; алавиты – 2; христиане: марониты – 34; греческие православные – 14; греческие католики – 8; армянские православные – 5; армянские католики – 1; евангелистские христиане – 1; меньшинства – 1. Выборы проводятся в многомандатных (и разных по величине – от 2 до 10) округах по мажоритарному принципу. Нарезка округов перед каждыми выборами производится заново. Так, на выборах 2000, 2005 годов Ливан был разделен на 14 избирательных округов. По Избирательному закону 2008 года количество округов увеличилось до 26 избирательных округов. Принципиально важно при этом то, что в каждом округе установлены конфессиональные квоты, а значит право быть избранным, основывается на конфессиональном признаке, то есть соперничество за место в Парламенте может быть только между представителями одной конфессии. Право голоса не основывается на конфессиональном признаке, то есть избиратели имеют право голосовать за кандидата из любой конфессии, вне зависимости от той конфессии, к которой принадлежат они сами Неизбежное следствие такой избирательной системы в том, что конфессиональным по своей природе ливанским партиям приходится вступать в коалиции и побуждать своих избирателей пренебрегать конфессиональным принципом и голосовать за представителей другой конфессии, с целью того, чтобы прошел представитель от «партнерской» 6 Конституция Ливанской республики от 23 мая 1926 года с поправками от 21 сентября 1990 года. [Электронный ресурс]. URL: http://constitutions.ru/archives/149 (дата обращения 21.03.2013). 17 партии. Таким образом, возникают избирательные блоки. Как отмечают специалисты, мусульманские избиратели в гораздо большей степени влияли на выбор депутатов-христиан, и избранные христианские политики зачастую не были выразителями интересов христианского населения конкретного района [Рассадин, 2006]. Этим можно объяснить и причину того, почему в коалиции входят партии разных сегментов. Поскольку каждому сегменту по квотам места гарантированы, борьба происходит внутри сегмента, а не между ними – отсюда специфика партийной системы, а именно ее блоковый характер. Функционирование модели «power-sharing». В 1992 году на пост премьерминистра Ливана назначается Рафик Харири, он постепенно укрепляет отношения с Саудовской Аравией, отдаляясь при этом от Сирии. Однако на тот период сирийская сторона продолжала обладать значительным влиянием в Ливане и на президентских выборах в 1998 году способствовала продвижению кандидатуры Эмиля Лахуда, который сменил главу правительства. Тем не менее, в 2000 году, возглавляемый Харири блок вновь побеждает на парламентских выборах, но правительство Харири уже в 2004 году было вынуждено уйти в отставку в связи с давлением, оказанным со стороны Франции и США. 14 февраля 2005 года Харири погибает в результате террористического акта. В своем заключении Международный трибунал в Гааге обвинил в убийстве Рафика Харири четырех активистов «Хезболлы», несмотря на наличие в обществе других более популярных точек зрения. События, непосредственно последовавшие за убийством Рафика Харири, получили название «Революция кедров». Основные цели оппозиции: отставка президента Эмиля Лахуда, вывод сирийских войск с территории Ливана. Непосредственные итоги революции - отставка премьер-министра Омара Карами, имевшего просирийскую ориентацию, победа на парламентских выборах 2005 года антисирийского блока во главе с Фуад Синьора, вывод сирийских войск с территории Ливана. После убийства премьер-министра Рафика Харири сформировались два политических блока: блок «14 марта» (прозападная ориентация) и блок «8 марта» (ориентация на Сирию и Иран). Их партийный состав представлен в таблице 2. На выборах 2005 и 2009 г. победу одерживал блок «14 марта» (см. таблицу 3). Мы видим, что блоки не соотносятся с конфессиями, на выборах в 2005 и 2009 гг. они получали примерно равное количество голосов, как от христианской общины, так и от мусульманской. В период с 2009 по 2011 пост премьер-министра Ливана занимал сын Рафика Харири Саад, однако он был вынужден уйти в отставку в связи с деятельностью специального трибунала по Ливану. На данный момент (с 6 апреля 2013 г.) должность премьер-министра занимает Тамам Саиб Салам. 18 Таблица 2. Партийная структура Ливанского парламента по результатам выборов 2005 и 2009 гг. Партии 2005 Места 72 - 2009 Места 71 1 Этноконфессиональные группы 1 35 1 24 Движение за демократическое обновление Организация исламского сотрудничества Катаиб Блок Мурра Ливанские силы 1 - Светские взгляды Официально светские взгляды (в основном мусульмане сунниты) Светские взгляды - 1 Мусульмане сунниты 1 2 6 5 5 КСГ / Национальная Либеральна партия ПСП (Джумблат) 6 14 1 4 Независимые кандидаты Другие Коалиция «8 марта» Амаль Народный Блок Партия арабского социалистического возрождения (Баас) Хезболлах Фронт Исламского действия Сирийская Социал-Националистическая партия Свободное Патриотическое движение 6 56 15 5 1 13 16 57 12 2 Христиане марониты Христиане марониты Официально светские взгляды (христиане марониты) Христиане марониты Официально светские взгляды (друзы) - 14 2 10 2 2 Мусульмане шииты Мусульмане сунниты Светские взгляды 14 12 Независимые кандидаты Другие 5 - 2 15 Официально светские взгляды (традиционно христиане) - Коалиция «14 марта» Армянская Демократическая Либеральная Партия (Рамкавар) Демократическое Левое Движение Движение за будущее Армяне/светские взгляды Мусульмане шииты Греческие католики/христиане Светские взгляды Таблица 3. Итоги парламентских выборов 2005 и 2009 гг. 2005 Бейрут Бекаа Горный Ливан Северный Ливан Блок 14 марта Х М Сумма 10 8 18 3 3 6 11 8 19 15 13 28 Блок 8 марта Х М Сумма 1 1 6 11 17 14 2 16 19 Сумма Х М Сумма 10 9 19 9 14 23 25 10 35 15 13 28 Южный Ливан Сумма: 1 1 39 33 72 5 17 22 25 31 56 Блок 14 марта Блок 8 марта Х М Сумма Х М Сумма Бейрут 9 9 18 1 1 2 Бекаа 7 6 13 2 8 10 Горный Ливан 10 6 16 15 6 21 Северный Ливан 10 12 22 3 3 Южный Ливан 5 16 21 Сумма 36 33 69 26 31 57 *- не отошли ни к одному из блоков 2009 5 18 23 64 64 128 Сумма Х М Сумма 10 10 20 9 14 23 25 12 37 13 12 25 5 6 21 62 (+2*) 64 128 Подводя общий итог, стоит отметить, что случай с Ливаном является крайне непростым примером функционирования модели. Несмотря на проводимые реформы по укреплению модели «power-sharing» еще с периода принятия Конституции, одновременно предпринимались попытки отойти от принципа политического конфессионализма. Однако сложились разные точки зрения по поводу того, насколько положительное или отрицательное влияние оказывает данный принцип на политическую систему страны. Так, например, Мари-Жоэль Захар в своей работе указывает, что данная мера способствовала установлению квазигосударств, в рамках, которых в течение всего конфликта проводились этнические чистки с целью гомогенизации районов, находящихся под их контролем [Zahar, 2005]. Также считается, что принцип конфессионализма мешает созданию здоровой конкуренции на выборах. Многие указывают, что предоставление равного представительства обеим общинам уже не соответствует конфессиональной структуре ливанского общества. Как уже отмечалось, модель «power-sharing» функционировала еще до гражданской войны, однако не предотвратила конфессиональный конфликт. Следует также отметить, что в последние несколько лет ситуация в Ливане усложнилась вследствие войны в Сирии. Партии разделились на два лагеря по вопросу о поддержке режима Башара Асада. Все это не позволяет делать окончательные выводы о устойчивости политической системы Ливана. 5. Босния и Герцеговина Гражданская война. Идея воссоединения этнически близких южных славянских народов появилась еще в XIX в., и носила название «югославянство». На тот момент они стремились обрести независимость от Австро-Венгерской и Оттоманской империи. В 1918 г. образовалось Королевство сербов, хорватов и словенцев, с 1929 – Югославия. В социалистический период, власти Югославии приняли немало положительных мер в отношении народов. Развивались ранее отсталые 20 регионы страны, устанавливалось равноправное политическое положение всех народов. Однако данных мер оказалось недостаточно, и уже во второй половине 1980-х годов наметилась тенденция к неравномерному экономическому развитию тех или иных регионов и неравномерному распределению между ними благ. Данный кризис автоматически обернулся возникновением идей о национальном суверенитете. Наиболее развитые республики в первую очередь стремились к отделению. Стала усиливаться напряженность в стране. Выход из данного положения республики видели по-разному. На первом этапе Сербия, Босния и Герцеговина, Черногория и Македония считали необходимым перестроить Югославию в современную федерацию. Интерес Сербии состоял в том, что правительство данной республики рассчитывало по-прежнему сохранить за собой ведущее положение, также стоит отметить, что достаточно большая часть сербского населения была рассредоточена среди всех республик. Черногория придерживалась взглядов Сербии. Наиболее острой стороной вставал вопрос для многонациональной Боснии и Герцеговины: вырисовывалась перспектива полного распада республики. Македония чувствовала давление со стороны соседей, и поэтому сохранение федерации соответствовало ее интересам. Хорватия и Словения – идея конфедерация. Однако шанс на сохранении федерации был упущен. Словения и Хорватия первыми вышли из состава республики. «После некоторых колебаний курс на создание независимых государств взяли еще две республики – Босния и Герцеговина и Македония. Союзные органы власти прекратили деятельность в мае 1991 года. Федеративная Югославия в ее послевоенной форме сошла со сцены» [Мартынова, 1998]. Только Сербия и Черногория не изменили свое желание по сохранению Югославии. Процесс образования новых республик оказался крайне болезненным. В Хорватии, Боснии и Герцеговине развернулись ожесточенные военные действия. Уже после выборов 1990 года в Боснии и Герцеговине «хорватские представители выступали за независимую Боснию и Герцеговину или за «суверенную» республику» в конфедерации с Югославией; сербы призывали к сохранению Боснии и Герцеговины в составе югославской федерации; мусульманские представители хотели иметь суверенную республику в «мягкой» федерации» [Мартынова, 1998]. В итоге стала очевидной несостоятельность Боснии и Герцеговины как государства, взамен коалиционному правительству пришла ситуация, когда инициативу перехватывала национальность, обладающая большинством. 26 апреля 1991 г. была создана Боснийская Крайна (преимущественно сербское население), затем она объединилась с Сербской автономной областью Крайной в Хорватии. В октябре 1991 г., игнорируя сербскую сторону, депутатами хорватами и мусульманами был принят Меморандум о суверенитете Боснии и Герцеговины. Реакцией на это стало образование 25 октября Скупщины сербского народа Боснии и Герцеговины и проведение 9-10 ноября 21 плебисцита сербского народа в Боснии и Герцеговине, на котором было заявлено о желание остаться в Югославии. В декабре 1991 года ЕС заявил о готовности поддержать любую югославскую республику, которая пожелает стать независимой. С 1 марта по 29 февраля 1992 года был организован референдум о независимости Боснии и Герцеговины, несмотря на бойкотирование со стороны сербов, 63% избирателей проголосовали за независимость. Начинают создаваться проекты по разделению Боснии и Герцеговины на три составляющих государства. Карта раздела, разработанная экспертами ЕС, предполагала, что «хорваты получили бы только 12 % территории Боснии и Герцеговины, а 59 % хорватского населения осталось бы за пределами хорватских провинций. Мусульманам отводилось 44 % земель, за пределами мусульманских провинций осталось бы 18% мусульман. Сербам досталось бы 44% территории, но 50% сербского населения Боснии и Герцеговины оказались бы за пределами сербских районов» [Мартынова, 1998]. Однако проекты один за другим отклоняются. 6 апреля 1992 г. ЕС признает независимость Боснии и Герцеговины; 7 апреля – США. 7 апреля – сербская община заявляет о своей независимости, Сербской республики Боснии и Герцеговины. Чуть позже, в 1993 г. хорваты провозглашают свою независимую республику – Герцег–Босна. Началась Гражданская война с вмешательством в нее армии Союзной Республики Югославии. За период 1992 г. в результате военных столкновений карта контролируемых теми или иными народами территорий была «перекроена», в большей степени это касалось потерь мусульман. 26 августа 1992 г. прошла Лондонская конференция, по результатам, которой предусматривалось создание децентрализованного государства, в котором многие полномочия передавались на автономный уровень провинций, а за центральным правительством закреплялись функции по разрешению вопросов внешней политики, международной торговли, гражданства и национальной обороны, налоговой системы. 3 января 1993 г. состоялась конференция по бывшей Югославии; где был предложен план по разделению Боснии и Герцеговины на 10 автономных кантонов (план Венса-Оуэна), но он был отвергнут сербской стороной. Череда безуспешных проектов и мирных переговоров способствовала очередному обострению военных действий. В декабре 1994 года президент США Билл Клинтон заявляет о готовности введения в Боснию и Герцеговину в составе войск НАТО американских солдат. 23 августа 1995 г. произошел обстрел сараевского рынка ракетами, погибло 37 человек. Эти события послужили поводом для нанесения авиацией НАТО бомбовых ударов по позициям боснийских сербов. Сербы оказались в катастрофической ситуации, что вынудило их начать мирные переговоры. 21 ноября 1995 года прошли мирные переговоры в Дейтоне, и 14 декабря 1995 г. – подписание мирного соглашения в Париже, по которому Босния и Герцеговина становилась единым государством, состоявшим из 22 двух субъектов: Мусульманско-Хорватской Федерации и Республики Сербской. По данным предоставленным ООН в ходе войны погибло 200 тыс. человек, более 500 тыс. было ранено. Характеристика модели «power-sharing». Основы модели «power-sharing» были заложены еще до принятия Конституции 1995 года. В 1990 году в Боснии и Герцеговине прошли парламентские выборы уже на многопартийной основе. Мусульманская партия демократических действий получила – 37.8 % голосов избирателей; Сербская демократическая партия – 26.5%; Хорватское демократическое содружество – 14.7%; Союз коммунистов – партия социальных перемен – 6%; Союз реформаторских сил Югославии – 5.6%. Данные показатели отражали национальный состав населения, в том плане, что избиратели голосовали преимущественно за представителей от своей этноконфессиональной группы. Итого: ПДД – 86 мандатов в Парламенте; СДП – 72; ХДС – 44. Также было сформировано коалиционное руководство (президент - мусульманин; глава парламента – серб; глава правительства – хорват; в правительстве 10 мусульманских министров, 7 – сербских и 5 хорватских). Этнический состав населения Боснии и Герцеговины является весьма разнообразным. К началу Боснийской войны на территории республики проживало примерно четыре миллиона людей. По переписи населения за 1991 год мусульмане составили в Боснии и Герцеговине 43.7 % населения, сербы – 31.3 %, хорваты – 17.3 %, югославы – 5.5%, остальные 2.2%. В 1995 году была принята Конституция Боснии и Герцеговины, по которой государство становилось «мягкой федерацией», состоящей из двух энтитетов: Федерация Боснии и Герцеговины и Республики Сербской. Окончательную основу для функционирования модели «power-sharing» положили Дейтонские соглашения, согласно которым государство Босния и Герцеговина формировалось на основе трех принципов: 1. Передача большинства полномочий субъектам федераций; 2. Представительство трех основных народов во всех основных органах власти в пропорции 1:1:1, а также право вето; 3. Участие ООН, НАТО, ЕС на непостоянной основе в государственном управлении. Контроль политических институтов Высшим законодательным органом является Парламентская ассамблея Боснии и Герцеговины, состоящая из двух палат. Верхняя Палата – Палата народов, состоящая из 15 делегатов, которые избираются парламентами обоих энтитетов (10 от Федерации Боснии и Герцеговины – 5 мусульман и 5 хорватов; 5 от Республики Сербской). Нижняя Палата – Палата Представителей, состоящая из 42 депутатов, избранных прямым путем (Федерация Боснии и Герцеговины – 28; Республика Сербская – 14). 23 Для принятия закона необходимо согласие обеих палат. «Все законодательные акты палаты принимают простым большинством при условии, что против не проголосовало 2/3 или более депутатов любого из образований. Помимо этого любая из трех национальных делегаций Палаты народов может объявить большинством своих избранных членов, что предложенное решение нарушает «жизненно важные интересы» соответствующего народа – аналог права вето. В этом случае для принятия решения Парламентской ассамблеей требуется большинство голосов присутствующих и голосующих членов каждой из делегаций» [Пономарева]. Во главе государства стоит Президиум Боснии и Герцеговины, срок его полномочий 4 года. Президиум составляет три человека (серб, выбранный на всенародном голосовании в Сербской Республике; один хорват и один мусульманин от Федерации Боснии и Герцеговины соответветственно). Что касается исполнительной власти, то она осуществляется Президиумом и Советом Министров. Премьер-министра назначает президиум, данное назначение должно быть утверждено Палатой Представителей. «В виду невозможности прийти к соглашению относительно единой кандидатуры главы правительства Парламентская ассамблея в 1997 г. приняла закон, по которому пост премьера делился между тремя представителями – мусульманином, хорватом и сербом. Однако в феврале 2000 г. парламент утвердил новый закон, согласно которому Совет министров возглавляет один человек (а не три), сменяемый каждые восемь месяцев представителем другой «основной национальности». При формировании кабинета министров опять учтен принцип этнической пропорциональности, т.е. не более 2/3 членов кабинета министров вправе быть представителями Федерации Боснии и Герцеговины» [Пономарева]. Функционирование модели «power-sharing». Основной задачей установления боснийской федеративной модели на период 1995 года было прекращение войны, и эта задача была решена. Однако, спустя чуть более 15 лет обстановка в Республике Босния и Герцеговина так и не стабилизировалась. Об этом говорят многочисленные политические кризисы. Партии в стране строятся на чисто этнической основе, и ничто в институциональном устройстве не стимулирует их сотрудничать друг с другом. Об этом свидетельствуют результаты выборов. В сербской части наиболее влиятельны Союз независимых социал-демократов и Сербская демократическая партия, у хорватов - Хорватское демократическое содружество. Среди боснийских выделяются Партия демократического действия, Союз за будущее Боснии и Герцеговины, Патриотическая партия Боснии и Герцеговины. В сумме они занимают львиную долю мест (по соответствующим этническим квотам) в парламенте (см. таблицу 4). Из полиэтнических партий существенным весом располагает лишь Социалдемократическая партия Боснии и Герцеговины. 24 Таблица 4. Выборы в Палату представителей Боснии и Герцеговины 2010 г. Партия Социал-демократическая партия Боснии и Герцеговины Союз независимых социалдемократов Партия демократического действия Сербская демократическая партия Союз за лучшее будущее Боснии и Герцеговины Хорватское демократическое содружество Партия за Боснию и Герцеговину ФБиГ Голоса (%) 26.07 8 РС Голоса (%) 2.96 0 Всего Голоса (%) 17.32 0.86 0 43.3 8 16.92 8 19.4 7 2.64 0 13.05 7 Не участвовала 22.19 4 8.39 4 12.16 4 1.02 0 7.94 4 10.99 3 0.38 0 6.97 3 7.25 2 2.03 0 5.27 2 Места Места Места 8 Не трудно увидеть, что во многих случаях наиболее популярная партия одного энтитета не получает ни одного места в Палате от другого. Большинство партий популярно на уровне энтитетов, а не государства в целом, вполне закономерно, что они будут, скорее всего, моноэтническими, а не полиэтническими. Таким образом, энтитеты продолжают выступать отдельными блоками в Палате Представителей Боснии и Герцеговины, поддерживая при этом партии, выступающие за интересы их собственных этноконфессиональных групп и образования, а не Боснии и Герцеговины в целом. Случай Боснии и Герцеговины является крайне противоречивым, несмотря на получение государством независимости, оно фактически находится под международным управлением. «Серьезное влияние на процесс формирования государственности Боснии и Герцеговины оказывают такие институты внешнего управления, как СЕС и НАТО, являющиеся правопреемниками Сил по стабилизации (СПС). СБ ООН подтвердил, что эти структуры могут принимать любые действия, включая применение силы, для обеспечения соблюдения приложений I-А и II к МС5, касающихся свободного передвижения военных сил Альянса по территории республики, и Резолюций Совбеза. Формально мандат НАТО на присутствие в Боснии и Герцеговине истек 2 декабря 2005 года, однако Альянс сохранил свой штаб в Сараево и остался гарантом МС, что и было подтверждено Резолюцией СБ ООН № 1845» [Пономарева]. 25 Создание микро-государств в рамках одного территориального образования Босния и Герцеговина, препятствует развитию всего государства в целом, и что немало важно развитию экономического сектора. На фоне несостоятельности модели, сформировавшейся по условиям мирного соглашения, начинает все чаще возникать идея «переформатирования» Дейтона. 6. Руанда и Бурунди Восточноафриканские государства Республика Бурунди и Республика Руанда насчитывают тысячелетнюю историю. Ранний, доколониальный период истории восточноафриканских государств практически не изучен. В древний и средневековый период эти территории населяли пигмеи тва, которые позже были вытеснены земледельцами хуту. В XV-XVI вв. на данной территории обосновались кочевники-скотоводы тутси. Тутси, как владельцы больших стад, постепенно стали восприниматься как отдельное «благородное сословие» в отличие от хуту, которые занимались исключительно земледелием. Несмотря на антропологические и в меньшей степени языковые различия между народами, в обществе существовала вертикальная социальная мобильность. Основными занятиями аристократических тутси были война, поэзия, административное управление. При этом обедневший человек мог потерять свою знатность и лишиться права относить себя к тутси, когда разбогатевший человек, в независимости от этнического происхождения, напротив приобретал «звание тутси». Таким образом, «хуту» и «тутси» постепенно становились социально-экономическими категориями. Соотношение их численности в Бурунди и Руанде было примерно одинаковым: хуту составляли приблизительно 85%, тутси – 14%, и это создавало почву для конфликтов. Европейцы пришли в район северного Межозерья в середине XIX в. В 1890 г. между Великобританией и Германской империей был заключен Гельголандский договор, по которому Бурунди и Руанда (на тот период едина территория Руанда-Урунди) попадали в сферу «германского влияния», в 1889 г. Германская империя официально объявляет свой протекторат над Руандой, в 1903 г. - над Бурунди. Тем не менее, господство Германии продлилось относительно недолго, и уже по окончанию Первой мировой войны Бурунди становится колонией Бельгии. Колониальный период способствовал осложнению в отношениях между тутси и хуту. С целью укрепление своей власти Германия, а затем и Бельгия предоставили тутси привилегии: доступ к образованию, административные должности. Таким образом, колониальная администрация институализировала преобладание тутси над хуту. Предпринятые меры сыграли основополагающую роль в этническом разделении общества [Falch, 26 2008]. Отношения между двумя этническими группами сопровождались крайне жестокими вспышками насилия и угнетения с обеих сторон. Несмотря на значительное количество сходств между Руандой и Бурунди, после получения независимости этнополитическая ситуация в этих странах развивалась по разным траекториям. Бурунди Предыстория. Следует отметить, что элементы power-sharing были характерны для Бурунди еще в первые годы после получения независимости. В 1961 г. на первых общенациональных выборах победу одержала надэтническая партия. Глава партии Луи Руагасоре сформировал этнически сбалансированное правительство. Однако вскоре Руагасоре был убит, а его партия распалась. Несмотря на то, что в последующий период времени большая часть власти сконцентрировалась в руках короля-тутси, практика этнически сбалансированного правительства продолжалась. Более того, пост премьер-министра поочередно переходил к представителям обоих политических сегментов: «Сменявшие друг друга кабинеты большой коалиции в Бурунди 1961-1965 гг. могли бы служить достаточным аргументом для отнесения этой страны к сообщественным демократиям, если бы не откровенно недемократическая фигура главного действующего лица, создавшего все эти коалиции, т.е. монархии, всемогущего, но благородного беспристрастного арбитра» [Лейпхарт, 1997]. Сбалансированная этническая политика бурундийских монархов была прервана событиями, связанными с выборами 1965 г., в результате которых был установлен режим военной диктатуры тутси. По результатам выборов победил кандидат от хуту, однако король Мвамбутса IV поддержал партию тутси УПРОНА (партия «Союз за национальный прогресс»). Результаты выборов были аннулированы, президентом назначен кандидат от тутси, а недовольство среди хуту было с жестокостью подавлено. 8 июля 1966 г. полковник Мишель Мичомберо совместно с наследным принцем совершили военный переворот. Однако уже в ноябре этого года Мишель Мичомберо сверг Нтаре V, провозгласив Бурунди республикой. Мишель Мичомберо ввел запрет на любые политические партии, кроме УПРОНА и стал первым военным правителем тутси, продолжил вытеснять хуту с политических и военных постов. В 1972 г. со стороны хуту был предпринята попытка военного переворота, в ходе, которой были убиты приблизительно 2-3 тыс. тутси. Стоит отметить, что организация переворота была ответной реакцией на массовые убийства хуту (приблизительно 200 тысяч человек стали жертвами военного режима тутси) и, по меньшей мере, 300 тысяч хуту были вынуждены бежать в соседние страны (Заир (название Демократической Республики Конго в 27 период с 1971 по 1998 гг.), Танзанию, Руанду). Тем не менее, тутси остались у власти. Не желая мириться с военной хунтой тутси, в 1988 г. повстанцы хуту убивают несколько сотен тутси. Реакция правительственных войск последовала незамедлительно, под предлогом «наведения порядка» было убито 20 тысяч гражданского населения хуту, проживающих в северных регионах Бурунди. После этих кровавых событий президент Бурунди Пьер Буйоя под внешним давлением начинает проводить реформы, которые должны были способствовать переходу к демократическому режиму. В 1993 г. прошли многопартийные выборы, и со значительным перевесом (80% мест в Национальной Ассамблее) победила партия «Демократический фронт Бурунди» - ФРОДЕБУ, большинство членов которой были хуту. Президентом был также избран кандидат от ФРОДЕБУ Мельхиор Ндадайе, набравший 65 % голосов. Результаты выборов в Национальную Ассамблею были сопоставимы с этническим составом страны. Пьер Буйоя и УПРОНА признали результаты выборов и мирно передали власть. Президент Ндадайе назначил на некоторые высокие посты, в том числе и на пост премьер-министра, представителей тутси. В то же время среди более низких постов велась пропаганда крайне непопулярной среди тутси ФРОДЕБУ. Было проведено несколько реформ, повышающих возможность хуту участвовать в экономической и политической жизни страны. Тутси, привыкшие к привилегированному положению в обществе, восприняли реформы как «преждевременные». 21 октября 1993 года произошел путч, организованный военными силами страны. В результате погибло несколько членов правительства и президент Ндадайе. Путч спровоцировал новую волну насилия, погибло более 50 тысяч человек, 700 тысяч человек было вынуждено бежать из страны. Гражданская война 1994-2005 гг. Назначенный парламентом новый президент Сиприен Нтарьямира 4 апреля 1994 г. погиб в результате авиакатастрофы вместе с Жювеналем Хабьяриманом президентом Республики Руанда. В Республике Руанда эти события спровоцировали геноцид тутси, а в Бурунди - очередное межэтническое обострение. Дальнейшая ситуация в Бурунди лишь усугублялась неудачными попытками правительства навести порядок. 10 сентября 1994 г. было подписано Соглашение о правительстве, целью которого было сохранение системы, установившейся по результатам парламентских выборов 1993 г., однако его реализация была сорвана в 1996 году в результате военного переворота Пьера Буйоя. У власти снова оказались тутси. Международное сообщество осудило военный переворот, соседние с Бурунди государства (т.н. «Арушская группа») ввели против нового режима региональные санкции, требуя от него проведения переговоров с оппозицией 28 и восстановления демократического правления. Тогда Пьер Буйоя взял курс на создание урегулирование ситуации. С 1998 по 2000 гг. при активном содействии Нельсона Манделы проходили переговоры в городе Аруша, Танзания. Основным результатом переговоров было создание «переходного правительства». 28 августа 2000 г. было подписано Арушское соглашение о мире и примирении, однако в нем не участвовали две основные повстанческие группировки хуту «Войска за оборону демократии» (СНДДФДД) и «Палипехуту-ФНЛ». Только после того, как в 2003 г. в соответствии с Арушским Пьер Буйоя передал свои полномочия Домитьене Ндайазейе, представителю хуту от партии ФРОДЕБУ, последнему удалось подписать соглашение о перемирии с СНДД-ФДД и ФНЛ. Но ситуация еще долго оставалась напряженной. В декабре 2004 года прошла масштабная операция ооновских войск по разоружению бурундийских солдат и боевиков. «Переходный период», обозначенный Арушским соглашением о мире и перемирии завершился лишь к концу 2005 г. В январе 2005 г. был принят закон о новой национальной армии, состоящей из военных сил тутси и боевиков хуту. В феврале в ходе референдума была принята новая Конституция, и в июле 2005 г. прошли парламентские выборы. На них победила не президентская партия ФРОДЕБУ, а бывшая повстанческая группировка СНДД-ФДД. Президентом стал лидер этой партии Пьер Нкурунзиза. 7 сентября 2006 г. было подписано историческое «Соглашение о полном прекращении огня» между правительством и последним вооруженным движением Бурунди – «Фронт национального освобождения» (ФНЛ), что ознаменовало собой окончание гражданской войны. Характеристика модели power-sharing в Бурунди. Современная система «power-sharing» в Республике Бурунди опирается на три основных документа: Соглашения о правительстве (1994г.), Арушское соглашение о мире и примирении (2000г.), Соглашение о разделение власти в Республике Бурунди (2004 г.). Участниками переговоров, которые велись в период с января по сентябрь 1994 г., были политические партии УПРОНА и ФРОДЕБУ. Повстанческие группировки не были включены в переговорный процесс. Соглашение о правительстве 10 сентября 1994 г. устанавливало следующие правила: Министерские посты в правительстве распределяются в пропорции 45% мест тутси и 55% мест хуту соответственно; Пост премьер-министра принадлежит представителю партии тутси; 29 На уровне правительств провинций, муниципальных администраций должностные посты распределяются между тутси и хуту в пропорции 45% мест и 55% мест соответственно; Создание консультативного органа, а именно Совета Национальной Безопасности, как средства регулирования политической системы; Создание Национальной Комиссии, в которую входят представители всех политических партий Республики Бурунди; Данное Соглашение имело ограниченный срок действия. Оно распространялось на период до 9 июня 1998 года, а именно до новых парламентских выборов. Одной из основных его целей было сохранение системы, установившейся после выборов 1993 года, в том числе и правительственного большинства ФРОДЕБУ. Тем не менее, принятое соглашение было прервано уже в 1996 году в результате военного переворота Пьера Буйоя. В условиях гражданской войны была предпринята вторая попытка установления в Бурунди модели power-sharing. В период с 1998 – 2000 гг. в городе Аруша, Танзания было проведено 13 совещаний. В отличие от процесса принятия Соглашения о правительстве 1994 г., в котором участвовали лишь политические партии, в совещаниях в Аруше принимали активное участие представители от повстанческих движений. 28 августа 2000 г. было подписано Арушское соглашение о мире и примирении. Оно предполагало: Создание «переходного правительства»; политические партии выдвигают своих представителей, кандидатуры рассматриваются президентом и вице-президентом; в общей сложности переходное правительство состоит из 26 членов; Места в правительстве распределяются в соответствии с пропорцией: 40% мест – хуту, 60% мест – тутси; два дополнительных места в парламенте предоставляются представителям «Войска за оборону демократии» и «Палипехуту-ФНЛ» Срок полномочий «переходного правительства» - 36 месяцев; 18 месяцев президентом республики является представитель одной из семи основных партий хуту, другие 18 месяцев - представитель одной из десяти партий тутси; В период функционирования «переходного разрабатывается проект новой конституции; 30 правительства» Парламент Республики Бурунди состоит из двух палат: Национальная Ассамблея и Сенат; Состав Национальной Ассамблеи пропорционален результатам демократических выборов 1993 года, однако в нем должны быть представлены партии из семи основных партий хуту и десяти основных партий тутси; ни партии хуту, ни партии тутси не должны получить более 2/3 мест в палате; Места в Сенате делятся в равной пропорции между тутси и хуту; в Сенате должны быть представлены два делегата (тутси и хуту) от каждой провинции страны; Право вето для меньшинства; Армия перестает быть исключительной прерогативой тутси Несмотря на Арушское соглашение, в Бурунди продолжала идти война. Не было достигнуто окончательной договоренности с повстанческими силами, подписывать соглашение отказались две основные группировки СНДД-ФДД и «Палипехуту-ФНЛ». Успешное функционирование «временного правительства» в подобной обстановке было невозможно. Встал принципиальный вопрос об интеграции СНДД-ФДД и «Палипехуту-ФНЛ» в политическую структуру Бурунди. В период с 2002 года по 2005 год шли активные переговоры с повстанческими группировками, в результате значительных уступок было достигнуто несколько соглашений, а в феврале 2005 г. была принята Конституции Республики Бурунди, которая закрепляла модель power-sharing: Президент избирается прямым голосованием сроком на 5 лет, не более двух сроков подряд; Назначаются два вице-президента, от хуту и от тутси соответственно, они должны являться членами партий, которые исторически представляют интересы данных этнических сегментов; Выборы проходят по пропорциональной системе. Все партии, получившие более 5 % голосов на выборах в Национальную Ассамблею, должны быть представлены в правительстве в соответствующей пропорции; Места в правительстве распределяются в соответствии с пропорцией: 60% хуту, 40% тутси; 30 % мест в парламенте предоставляется женщинам; 31 Посты Министра обороны и Министра внутренних дел не могут одновременно заниматься представителями одного этнического сегмента; Места в Национальной Ассамблее распределяются в соответствии с пропорцией: 60% хуту, 40% тутси; Места в Сенате делятся в равной пропорции между тутси и хуту; Для принятия какого-либо решения необходимо согласие 3/4 правительства, 2/3 Национальной Ассамблеи и 4/5 Сената; Для принятия конституционных поправок необходимо согласие 4/5 Национальной Ассамблеи и 2/3 Сената; тутси обладает правом вето; Не более 67% министерских постов в стране должны заниматься представителями одного этнического сегмента; С целью осуществления этнического взаимодействия на партийном уровне партийные списки составляются по принципу: не более двух представителей одного этнического сегмента подряд в партийном списке; Все государственные силы, а именно армия, полиция, разведывательная служба должны быть в равной степени представлены хуту и тутси; Новая армия должна состоять на 60% из офицеров действующей армии и на 40% из представителей «Войск за оборону демократии»; Полицейские войска состоят на 65% из правительственных сил и на 35% из «Войск за оборону демократии». Функционирование модели power-sharing. В 2005 году в Республике Бурунди прошли выборы, по результатам которых бывшая повстанческая группировка, а ныне политическая партия «Национальный конгресс за оборону демократии – Войска за оборону демократии» получила 54% мест в парламенте, лидер партии Пьер Нкурунзиза вступил в должность президента. Хотя по итогам выборов ФРОДЕБУ должна была получить пять министерских портфелей, а УПРОНА два, Нкурунзиза при формировании правительства предоставил им лишь два и одно место соответственно. Это вызвало протесты. В августе 2006 г. по подозрению в подготовке государственного переворота были арестованы семь человек, включая бывшего президента Домитьена Ндайазейе. Верховный суд, правда, вынес компромиссное решение, в соответствии с которым двое из обвиняемых были признаны виновными и осуждены к лишению свободы на срок 20 и 15 32 лет соответственно, а остальные пятеро, в том числе бывший президент, были оправданы за отсутствием доказательств. Тем не менее, в ноябре 2007 г. Нкурунзиза произвел перестановку в кабинете министров в соответствии со ст. 129 Конституции Республики Бурунди. ФРОДЕБУ получила пять министерских портфелей, а УПРОНА два. Таблица 5. Парламентские выборы 2005/2010 гг. (данные представлены по трем основным партиям) Партия Количество мест в Национальной Ассамблее 2005 2010 «Национальный конгресс за оборону 59(64)* демократии – Войска за оборону демократии» (СНДД-ФДД) ФРОДЕБУ 25(30) УПРОНА 10 (15) 80 (81) 16(17) 4(5) *- места, распределенные на основе конституционных требований (60% мест - хуту, 40% тутси). Цифры в скобках показывают распределение мест после того, как эти требования были выполнены. Президент, однако, постепенно забирал власть в свои руки. На выборах 2010 г. партия «Войска за оборону демократии» значительно усилила свои позиции (см. таблицу 5). В состав правительства вошли 14 представителей партии «Войска за оборону демократии», 3 – УПРОНА, 1 – ФРОДЕБУ и 3 беспартийных. В этом году состоялись первые прямые выборы президента. Шесть из семи кандидатов, представляющих оппозицию отказались от участия в выборах, ссылаясь на многочисленные нарушения зафиксированные на местных выборах. В итоге Пьер Нкурунзиза победил на безальтернативных выборах. Таким образом, власть в Бурунди постепенно переходит к одной партии «Войска за оборону демократии», лидером которой является действующий президент Пьер Нкурунзиза. Руанда История конфликта. В Руанде еще в 1932 г. колониальным правительством были введены паспорта. Категории «хуту» и «тутси» теперь теряли свой социально-экономический характер и закреплялись за людьми и их потомками на всю жизнь. Люди, имевшие в собственности более десяти коров, автоматически относились к «тутси», менее десяти коров – «хуту». Несмотря на то, что бельгийцы управляли своей подмандатной территорией при содействии элиты меньшинства – тутси, именно от лидеров тутси в конце 1950-х гг. исходил призыв к независимости Руанды. Хуту, напротив, боялись ситуации, при которой в независимой Руанде закрепится доминирующее положение тутси, и оказались союзниками бельгийцев. В 33 1960 году миссия ООН была встречена со стороны тутси требованиями: «Немедленная независимость – прогоните от нас бельгийцев!». В то время как хуту требовали: «Долой феодализм тутси – да здравствует бельгийская опека» [Лейпхарт, 1997]. Нет ничего удивительного в том, что бельгийская администрация встала на сторону хуту. В 1959 г. она провела реорганизацию традиционной системы управления, с административных постов было смешено более трехсот тутси. В 1960 г. состоялись парламентские выборы, ПАРМЕХУТУ (партия хуту) получила 77% голосов, АПРОСОМА (партия хуту) – 3% голосов, УНАР (партия тутси) – 16%. Одновременно прошел референдум, на котором 80% избирателей проголосовало против» монархии. Король Кигели V был лишен привилегий, и отправлен в Уганду. 1 июля 1962 г. Руанда была провозглашена независимым государством, и в отличие от Бурунди у власти оказались этнические хуту. Многие тутси бежали из страны. 5 июля 1973 г. в результате путча к власти приходит министр обороны генерал-майор Жювеналь Хабьяримана. На первых порах установившийся режим имел относительно умеренный характер, но дискриминация в отношении тутси сохранялась. В паспортах всех руандийцев была прописана их принадлежность к той или иной этнической группе, а также место жительства, которое они не могли изменить без предварительного на то согласования. Постепенно режим Хабьяриманы ужесточался, президент начинает проводить политику укрепление идеологии превосходства хуту Эмигранты тутси, а также умеренные хуту, создали на территории Уганды Руандийский Патриотический фронт (РПФ). В октябре 1990 г. он вторгся на территорию Руанды, что положило начало гражданской войне, продлившейся вплоть до 1993 г. В течение данного периода проходили постоянные переговоры между правительством и РПФ. 4 августа 1993 г. в городе Аруша, Танзания, между правительством Руандийской Республики и Руандийским Патриотическим Фронтом было подписано Арушское мирное соглашение, которое устанавливало в стране модель power-sharing. Характеристика модели power-sharing в Руанде. Основные положения Арушского мирного соглашения от 4 августа 1993 года: Безоговорочно признавалось право на репатриацию; Равное представительство противоборствующих сторон во временном правительстве: 5 представителей от РПФ и 5 от НРДР (бывшая правящая партия Жювеналя Хабьяримана «Национальное революционное движение за развитие»). Кроме того, министерские должности получали другие партии (в 1991 году в Руанде была установлена многопартийная система): Республиканскодемократическое движение Пармехуту – 4, Социал-демократическая 34 партия – 3, Либеральная партия – 3, Христианско-демократическая партия – 1. Только экстремистская партия «Коалиция за защиту республики» не была допущена к переговорам и, соответственно, не получала представительства в правительстве. Посты премьер-министра и министра иностранных дел занимали представители тутси, пост министра обороны – представитель партии НРДР, пост министра внутренних дел – представитель РПФ; Высшие военные посты распределялись между правительственными силами и РПФ в пропорции 50:50; Небольшое преимущество закреплялось за правительственными войсками в отношении общего количества войск, а именно 60:40. Срыв соглашения. Выполнение соглашения было сорвано трагическими событиями. 6 апреля 1994 г. был сбит самолет, на борту которого находились президент Руандской Республики Жювеналь Хабьяримана и президент Республики Бурунди Сиприен Нтарьямира. Оба президента возвращались с международной конференции, посвященной стабилизации положения в Руанде согласно Арушскому соглашению. Реакция общества последовала незамедлительно, в гибели президента обвинили тутси, в стране начался геноцид. По разным данным, за сто дней погибло от 500 тысяч до 1 миллиона человек, в основном тутси. Геноцид продолжался до 4 июля 1994 г., в этот день отряды Руандийского Патриотического Фронта входят в столицу страны, Кигали. Лидер РПФ Поль Кагаме, однако, не стал занимать должность президента, 19 июля президентом страны был назначен член РПФ, этнический хуту Пастер Бизимунгу. Данный шаг нового правительства можно рассматривать как попытку восстановления системы, которая должна была установиться по Арушскому соглашению. С другой стороны, руководство РПФ понимала, что в условиях гражданской войны ситуация, когда во главе Руанды вновь вставало правящее меньшинство, не будет способствовать урегулированию ситуации, а спровоцирует очередную волну геноцида тутси, только уже как «узурпаторов» власти. Кагаме занял должность вице-президента и министра обороны. После победы РПФ два миллиона хуту, опасаясь мести тутси, бежали с территории Руанды в соседние Заир, Уганду, Бурунди и Танзанию и оттуда продолжали вести активное противодействие установившемуся режиму РПФ. Только в 1998 г. правительственным войскам удалось оттеснить повстанцев на территорию Демократической Республики Конго. Современная политическая система Республики Руанда. Несостоятельность системы, установившейся по Арушскому соглашению, 35 выявилась практически сразу. Несмотря на то, что договор был достигнут, стороны не были готовы к миру. Та практика, которая сложилась в Руанде на протяжении многих веков, когда «победитель» получает все, никаким образом не соотносилась с компромиссным и «сообщественным» миром. Правительство не хотело власть отпускать, в то время как оппозиция не хотела ей делиться. В ноябре 1994 года в Республике Руанда создается Переходное Национальное Собрание. 5 май 1995 года была принята Конституция Республики Руанда, по которой партиям запрещалось использовать этнические, расовые, племенные и иные критерии, способствующие развитию дискриминации. Переходный период продолжался до июля 2003 г. Несмотря на то, что президентом был Пастер Бизимунгу, Поль Кагаме сохранял за собой позицию политического лидера. Подобная ситуация способствовала появлению разногласий между ними, и в марте 2000 г. Бизимунгу уходит в отставку. 17 апреля 2000 г. новым президентом становится Кагаме, избранный на совместном заседании парламента и правительства. В 2001 году Бизимунгу основывает «Партию за демократическое обновление», пытаясь вести борьбу против Кагаме, но в 2004 г. его приговаривают к 15 годам лишения свободы за попытку организации вооруженных формирований. Правда, 17 февраля 2006 года обвинения были сняты, и Бизимунгу был оправдан. 26 мая 2003 года на референдуме была принята Конституции Республики Руанда, в соответствии с которой Президент избирается на прямом всеобщем голосовании, получив простое большинство, сроком на семь лет. Президент назначает премьер-министра. Национальная Ассамблея состоит из двух палат: Палата Представителей и Сенат. Сенат состоит из 26 депутатов избираемых сроком на восемь лет; 12 депутатов избираются непрямым путем от региональных правительств, 8 депутатов назначаются президентом, 4 – Форумом Политических Организаций, 2 – представители от Высших учебных заведений; 30% из депутатов избранных непрямым путем – женщины, 12 депутатов избираются в соответствии с национальноадминистративными образованиями, 4 назначаются Форумом политических Организация, 2 – преподаватели университетов, 8 – представители сложившихся исторически маргинальных сообществ. Палата Представителей состоит из 80 депутатов; 53 депутата избираются по системе пропорционального представительства, по закрытым спискам сроком на пять лет, 27 депутатов избираются непрямым голосованием специальными группами (24 квоты для женщин, 2 квоты для представителей от Национального Молодежного Совета, 1 квота для представителей от Федерации Ассоциации инвалидов). 36 Таким образом, в сравнении с Арушским мирным соглашением, Республика Руанда полностью отступила от этнического принципа формирования власти. Основные полномочия закреплены в руках президента, который фактически обладает неограниченной властью. 25 августа 2003 года в Руанде прошли президентские выборы: из трех кандидатов побеждает Поль Кагаме, получивший 95,05 % голосов. В сентябре этого же года Руандийский Патриотический фронт победил на парламентских выборах – 73,78% голосов (40 мест). Социал-демократическая партия получила 12,31% голосов (7 мест), Либеральная партия – 10,56% голосов (6 мест). Количество действительных голосов – 95%. Сложившая расстановка сил (полное доминирование президента Кагаме и его партии РПФ) сохранилось и после выборов в августе 2010 г. Поль Кагаме получил 93,08 % голосов. В сентябре 2013 г. состоялись парламентские выборы: Руандийский Патриотический Фронт – 42 (места), Социал-демократическая партия – 7, Либеральная партия – 4, Социальная партия «Имберакури» - 1. Таким образом, Руанда отошла от выстраивания модели «power-sharing». Теперь государство делает основную ставку на отрицание существования в обществе этнических идентичностей. 7. Выводы Power-sharing – такое институциональное устройство, которое обеспечивает совместное участие разных политических сегментов (в нашем случае – этнокультурных сегментов) в осуществлении правительственной власти через создание коалиций. Модель power-sharing реализуется именно через коалиционные взаимодействия, и именно сегменты являются акторами этих взаимодействий. Иначе говоря, политики, представляющие сегмент, должны быть связаны, в первую очередь, «своим» сегментом, а не каким-либо внешним актором. Сравнительный анализ применения power-sharing показывает, что эта модель возникает тогда, когда этнокультурные сегменты 1) находятся в состоянии острого конфликта (нередко вооруженного); 2) при этом наблюдается ресурсное равновесие, так что ни один из сегментов не в состоянии одержать полную победу. В этих условиях лидеры сегментов вынуждены пойти на компромисс и начать переговоры по поводу введения модели power-sharing (как правило, при посредничестве третьей стороны). Успешность переговоров зависит от того, все ли противоборствующие силы включены в процесс (так, в Бурунди первые две попытки окончились провалом), от контекста (неблагоприятный контекст в Руанде привел к провалу соглашения), а также от содержания институционального устройства. Крайне важную роль в успехе переговоров играют посреднические усилия «третьих сторон». 37 Поскольку эта модель рассматривается сегментами как наименьшее зло, она функционирует до тех пор, пока между сегментами сохраняется ресурсное равновесие. По мере того как статус-кво нарушается, и один из сегментов начинает доминировать, это ведет к а) новой гражданской войне (Ливан 1975 г.), б) фактическому распаду страны (если сегменты территориально локализованы), в) отказу (явному или скрытому) от модели power-sharing. Так, в Бурунди соглашение о квотах на представительство в органах власти двух этнокультурных групп (хуту и тутси) формально соблюдается, но в стране установилась система с доминантной партией, что противоречит модели power-sharing. С точки зрения институциональных разновидностей более предпочтительным представляются те, которые содержат интеграционистские элементы. Так, в Ливане институциональное устройство (квотирование представительства в многомандатных округах) таково, что оно стимулирует сегменты к постоянному взаимодействию в политическом процессе, к созданию межсегментных политических коалиций и т.д. противоположный случай – Босния и Герцеговина, где композиция органов власти такова, что каждый сегмент самостоятельно выбирает своих представителей в органы власти. Сепаратному участию в политике способствует и «мягкая федерация», установленная в БиГ по Дейтонским соглашениям. Литература Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование. - М.: Аспект Пресс, 1997. – 287 с. Рассадин П.А. Марониты в общественно-политической жизни Ливана // Аналитические доклады научно-координационного совета по международным исследованиям МГИМО (У) МИД России. - 2006. - №5. Мартынова М.Ю. Балканский кризис: народы и политика - М.: Старый сад, 1998. Пономарева Е. Ловушки и дилеммы мирного соглашения, и какое будущее ждет Боснию и Герцеговину. [Электронный ресурс]. URL: http://www.mgimo.ru/files2/2012_08/up55/file_4a38e3bdf1bd88c7248b79a7 9a41bb90.pdf (дата обращения 05.04.2013). Солдатов А. Хуту против тутси. [Электронный ресурс]. URL: http://www.africana.ru/lands/Rwanda/tutsi-hutu.htm (дата обращения 30.11.2013). Clapham C. Rwanda: The Perils of Peacemaking // Journal of Peace Research. – 1998. - №2. Constitutional design for divided societies: integration or accommodation? / S. Choudhry (ed.). - Oxford; New York: Oxford University Press, 2008. - 474 p. 38 Falch A., Becker M. Power-sharing and Peacebuilding in Burundi: Power-sharing Agreements, Negotiations and Peace Processes, - Center for the Study of Civil War, Oslo (PRIO). - 2008. Hartzell C., Hoddie M. Institutionalizing Peace: Power Sharing and Post-Civil War Conflict Management. - American Journal of Political Science. - 2003. – Vol. 47. № 2. – Р. 318–332. Horowitz D. Ethnic groups in conflict. - University of California Press, 1985. – 697 р. Jarstad A., Sisk T. (eds.) From war to democracy: dilemmas of peacebuilding. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. – 290 p. Lemarchand R. Consociationalism and power-sharing in Africa: Rwanda, Burundi, and the Democratic Republic of the Congo. - Oxford University Press., 2006. Lijphart A. Democracy in plural societies: a comparative exploration. - Yale University Press, 1977. – 248 р. Lijphart A. Power-sharing in South Africa. - Institute of International Studies, University of California, 1985. – 178 р. Lijphart A. The wave of power-sharing democracy // The architecture of democracy: constitutional design, conflict management, and democracy / A. Reynolds (ed.) – Oxford: Oxford University Press, 2002. – P. 37-54. McGarry, J., O'Leary, B. The Northern Ireland Conflict: Consociational Engagements. - Oxford: Oxford University Press, 2004. Mehler A. Not always in the people’s interest: Power-sharing arrangements in African Peace agreements BWPI Working Paper 40. Brooks World Poverty Institute, 2008. Reilly B, Reynolds A. Electoral systems and conflict in divided societies. National Academies Press, 1999. – 62 р. Reilly B. Democracy in divided societies: electoral engineering for conflict management. – Cambridge: Cambridge University Press, 2001. – 217 р. Sisk T. Power sharing and international mediation in ethnic conflicts. - US Institute of Peace Press, 1996. – 143 р. Sustainable peace: power and democracy after civil wars / P. Roeder, D. Rothchild (eds.). - Cornell University Press, 2005. – 383 p. Taylor R. (ed.) Consociational Theory: McGarry and O'Leary and the Traniello M. Power-sharing: lessons from South Africa and Rwanda// International Public Police Review. – 2008. - №4. Wolff S. Managing ethno-national conflict: towards an analytical framework // Commonwealth & Comparative Politics. – Routledge, 2011. - Vol. 49, № 2. – P. Zahar M. J. Power Sharing in Lebanon: Foreign Protectors, Domestic Peace, and Democratic Failure. - Cornell University Press., 2005. 39
