Диссертационная работа Алдубашевой Ж
advertisement
Казахский национальный университет имени аль-Фараби УДК 327; 327(4/9) На правах рукописи АЛДУБАШЕВА ЖАНАР МУСАПАРОВНА Внешнеполитическая стратегия США в Центральной Азии 6D050200 - Политология Диссертация на соискание ученой степени доктора философии (PhD) Научные консультанты доктор политических наук, профессор С.К. Кушкумбаев Professor, Ph.D. Joel.M. Jenswold Республика Казахстан Алматы, 2013 СОДЕРЖАНИЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ И СОКРАЩЕНИЯ……………………………………………3 ВВЕДЕНИЕ………………………………………………………………………….6 1 ТЕОРЕТИКО–МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОГО КУРСА США В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ………………………………………………………………………………..14 1.1 Основные теоретические предпосылки внешней политики США в отношении центральноазиатских стран…………………………………………..14 1.2 Геополитические истоки американской политики в Центральной Азии…………………………………………………………………………………30 2 ЭВОЛЮЦИЯ ПОЛИТИКИ США В ЦЕНТРАЛЬНОАЗИАТСКОМ РЕГИОНЕ ПОСЛЕ РАСПАДА СССР………………………………………….45 2.1 Воздействие стратегии США на формирование внешнеполитических приоритетов стран Центральной Азии в период с 1991 по 2001 г……………...45 2.2 Геополитические интересы США и обеспечение региональной безопасности в Центральной Азии………………………………………………………………..57 3 ТРАНСФОРМАЦИЯ ПОЛИТИКИ США В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ В ПЕРИОД ПОСЛЕ 11 СЕНТЯБРЯ 2001 г. И В СОВРЕМЕННЫЙ ПЕРИОД……………………………………………………………………………74 3.1 Особенности политики США в отношении стран Центральной Азии после 11 сентября 2001 г………………………………………………………………….74 3.2 Специфика политики США в отношении стран Центральной Азии в период с 2005 г. по настоящее время………………………………………………………87 3.3 Влияние США на процесс политической демократизации стран Центральной Азии…………………………………………………...……………105 ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………….124 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ…………………………127 Приложение А. Программа экспертного опроса: «Центральноазиатская стратегия США в современный период»………………………………………..138 Приложение В. Гайд экспертного опроса «Центральноазиатская стратегия США в современный период»……………………………………………………140 2 ОБОЗНАЧЕНИЯ И СОКРАЩЕНИЯ ЦАР США КНР РФ ИРИ ЕС РК КР РТ РУ АТР СУАР КНР МИД ООН МВФ НАТО ПРМ НПО ОДКБ ОБСЕ СНГ ННГ ШОС СМИ ОМУ СНВ ВВП ВНП Центразбат ЦАС ЦАЭС ОЦАС БЦА ПБЦА Центральноазиатский регион. Соединенные Штаты Америки. Китайская Народная Республика. Российская Федерация. Исламская Республика Иран. Европейский Союз. Республика Казахстан. Киргизская Республика. Республика Таджикская. Республика Узбекистан. Азиатско-Тихоокеанский регион. Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР. Министерство иностранных дел. Организация Объединенных Наций. Международный валютный фонд. Организация Северо-Атлантического договора. Партнерство ради мира. Неправительственные организации. Организация Договора о коллективной безопасности. Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе. Содружество Независимых Государств. Новые Независимые Государства. Шанхайская организация сотрудничества. Средства массовой информации. Оружия массового уничтожения. Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений. Валовой внутренний продукт. Валовой национальный продукт. Коллективный батальон трех стран (Казахстана, Узбекистана, Киргизии). Центрально-Азиатский союз. Центрально-Азиатское экономическое сообщество. Организация Центрально-Азиатского сотрудничества. Большая Центральная Азия – это геополитический проект США, в рамках которого США предполагают связать в единый геополитический регион Центральную Азию с Южной Азией, и Афганистан, возможно, и другие соседние регионы. Партнерство по сотрудничеству и развитию Большой Центральной Азии. 3 INOGATE ТРАСЕКА CENTCOM БТД IPP PARP IPAP PAP-DIB ВВС США ИДУ Аль-Каида Минатом РФ (Interstate Oil and Gas Transportation to Europe — Иногейт) это программа международного сотрудничества в сфере энергетики между Европейским союзом (ЕС),Турцией и странами СНГ, за исключением России. Транспортный коридор Европа-Кавказ-Азия (Transport Corridor Europe-Caucasus-Asia) является международной транспортной программой с участием Европейского союза и 14 государств-членов из Восточной Европы, Кавказа и Центральной Азии. Центральное командование США (англ. United States Central Command; USCENTCOM или CENTCOM) — единое боевое командование в составе Вооружённых Сил США, отвечающее за планирование операций и управление американскими войсками в случае военных действий в регионах Среднего Востока, Восточной Африки и Центральной Азии. Нефтепровод Баку — Тбилиси — Джейхан, предназначенный для транспортировки каспийской нефти к турецкому порту Джейхан, расположенному на берегу Средиземного моря. Программа индивидуального партнерства, предусматривает широкий спектр тех видов деятельности, по которым государство-партнер желает строить отношения с НАТО. Программа планирования процессов и анализа производит оценку соответствия оборонной сферы государства-партнера стандартам НАТО. План действий по индивидуальному партнерству охватывает конкретные мероприятия по интеграции государства-партнера в НАТО. План действий для государств-партнеров, которые намерены углубить отношения с НАТО, разрабатывается сотрудничества по созданию оборонных институтов, в рамках которого предлагаются конкретные оборонные реформы. Военно-воздушные силы Соединённых Штатов Америки. Исламское движение Узбекистана. Одна из самых крупных ультрарадикальных международных террористических организаций ваххабитского направления ислама. Министерство Российской Федерации по атомной энергии. 4 МССБ ЦТП ТАПИ ISI ОНС ФУЗП КБСЕ ГУУАМ AMP ХАМАС Международные силы содействия безопасности под командованием НАТО. Центр транзитных перевозок «Манас». Проект магистрального газопровода ТуркменистанАфганистан-Пакистан-Индия предполагает создание газовой магистрали протяженностью 1640 км от туркменского месторождения Давлетабад через Афганистан и Пакистан до индийского города Фазилка. Строительство может быть завершено в 2018 году. Мощность линии запланирована на уровне 33 миллиардов кубометров газа в год. Inter-Services Intelligence - пакистанская объединенная военная разведка. Операции «Несокрушимая свобода» в Афганистане. Регион Федерально Управляемых Зон Племен в Пакистане. Комиссия конгресса и администрации США по безопасности и сотрудничеству в Европе с целью «обеспечить прогресс в области прав человека». Организация за демократию и экономическое развитие — ГУАМ — региональная организация, созданная в 1997 году (хартия организации подписана в 2001 году, устав — в 2006 году) республиками — Грузией, Украиной, Азербайджаном и Молдавией (с 1999 по 2005 в организацию также входил Узбекистан). Агентство США по международному развитию (АМР США) (The United States Agency for International Development, USAID) — независимое агентство федерального правительства США. «Исламское движение сопротивления» — правящее в секторе Газа (с 2007 года) палестинское исламистское движение и политическая партия. 5 ВВЕДЕНИЕ Общая характеристика диссертационного исследования. В диссертационной работе изучены особенности внешнеполитической стратегии США в Центральной Азии. В частности, рассматриваются основные цели, задачи и методы политики США в отношении постсоветских государств в аспекте их эволюции и трансформации, оцениваются достигнутые результаты взаимоотношений США со странами региона за годы независимости. Автором разработаны рекомендации по повышению эффективности сотрудничества стран Центральной Азии, в том числе Республики Казахстан, с США. Актуальность темы исследования. С появлением новых независимых государств на постсоветском пространстве международные отношения претерпели определенные изменения. Увеличивается соперничество между основными глобальными игроками и международными организациями за сферу влияния в мире. Наиболее актуальной тенденцией современного мира является то, что великие державы не только способны воздействовать на мировые процессы, но и сами подвержены обратному влиянию. Изменилась ситуация в странах Центральной Азии, поскольку все государства региона отстаивают собственные национальные интересы. В этой связи особую актуальность данному исследованию придает содержащееся в нем доказательство тезиса о формировании основ субъектности стран Центральной Азии и характеристика данной тенденции в рамках сотрудничества с США. Международные события последних десятилетий (взрыв 11 сентября 2001 г., ввод в Афганистан коалиционных сил НАТО во главе с США, осуществление операции «Несокрушимая свобода») повысили внимание к центральноазиатскому региону, обусловленное геополитическими особенностями, а именно геостратегическим расположением региона. Кроме того, богатые природные ресурсы этих государств приобрели в глазах международных акторов привлекательность. В свою очередь следует учитывать, что значимость центральноазиатского региона для мировых и региональных держав заключается не только в сфере экономических и политических преобразований. Положение в странах Центральной Азии может повлиять на международную безопасность, оказывая противодействие существующим угрозам современного мира. Регион находится в окружении очагов нестабильности, способных в любой момент оказать негативное влияние на безопасность не только стран Центральной Азии, но и далеко за их пределами. Свои цели преследуют такие страны, как Россия, Китай, США, Турция, Иран, Япония, Индия и государства ЕС, тем самым повышая значимость региона на мировой арене. В этом плане США выступают одним из главных игроков в мировой политике, от деятельности которого во многом зависит состояние современных и будущих международных связей и развитие отдельных регионов и стран. США всегда преследовали свои интересы в 6 каждом регионе, и даже отдаленность центральноазиатского региона от США не препятствует закреплению и усилению их позиций в данном регионе. Политика, проводимая США в Центральной Азии, приобретает особую значимость, что обусловлено многими факторами. В настоящее время, ситуация вокруг Центральной Азии нестабильна. Обострились отношения между Афганистаном и Пакистаном, усложнилась политика США в отношении Ирана. Возникли внутриполитические проблемы в странах Центральной Азии, в частности в Кыргызстане и Таджикистане: рост терроризма, проявление религиозного экстремизма, наркоторговля, что может вызвать появление «дуги нестабильности» в центральноазиатском регионе. Вывод коалиционных войск из Афганистана к 2014 г. может спровоцировать определенные изменения в национальной и региональной безопасности на евразийском континенте. По мнению экспертов, США, закрепившись в регионе, не откажутся от своих позиций, поэтому полный уход США из региона в ближайшей перспективе представляется маловероятным. Вследствие этого ключевое значение придается изучению основных этапов трансформации политики США в Центральной Азии, с целью системного представления об истинных целях и мотивах ведущей державы мира. Осуществление стратегии США в Центральной Азии затрагивает интересы других крупных стран. В частности, США сталкиваются с возрастающей экономической мощью Китая и устойчивым геополитическим влиянием России в регионе. Предложенные США проекты «Новый Шелковый путь» и «Большая Центральная Азия», которые предусматривают развитие торговых маршрутов через Афганистан, Центральную и Южную Азию, в связи с выходом коалиционных войск из Афганистана проекты требуют разносторонних и сбалансированных оценок. Таким образом, все вышеперечисленные факторы находятся во взаимодействии, что, безусловно, отражается на формировании центральноазиатской стратегии США, и на политике государств региона по отношению к Вашингтону. Рассмотрение указанных процессов в аспекте их динамики (как трансформационного, так и эволюционного характера) обусловливает актуальность настоящего исследования. Степень научной разработанности проблемы. В ходе исследования теоретико-методологических вопросов внешнеполитической деятельности США в Центральной Азии были проанализированы многие отечественные и зарубежные работы. С целью разъяснения специфики внешней политики США, осмысления сути стратегии национальной безопасности, основных принципов современных международных отношений целесообразно проанализировать фундаментальные исследования американских ученых таких, как Г. Моргентау [1], Г. Брендс [2], Р. Каган, У. Кристол [3], П. Бордю [4], А. Джордан, У. Тэйлер, М. Мазар [5], Дж. Кеннан [6], Р. Коэн, Дж. Най [7]. 7 Известные российские эксперты, как Ю. Давыдов [8], А. Уткин [9-11], В. Кременюк [12, 13], В.Н. Конышев [14] Т.А. Шаклеина [15, 16], изучают и анализируют внешнюю политику США в геополитическом контексте, экономические аспекты внешнеполитической стратегии Соединенных Штатов, проблему антиамериканизма. Концепция Ф. Фукуямы, обнародованная в начале 1990-х гг., а именно после развала Советского Союза, провозглашает торжество в мире ценностей свободы и демократии, которая вследствие постоянно меняющейся картины мира имеет черты утопии [17]. Следует отметить, что в своей новой книге «Америка на распутье: демократия, власть и неоконсервативное наследие» Ф. Фукуяма кардинально меняет свои взгляды на систему международных отношений [18]. В то же время тому, что США являются империей в новом мировом порядке, посвящен обстоятельный труд известного исследователя Зб. Бжезинского [19]. Один из ведущих политологов американской внешней политики Г. Киссинджер придерживается мнения о том, что США сохранят свои позиции мирового лидера в будущем, и дает рекомендации и советы руководству США в сохранении мирового господства в перспективе [20]. Другой передовой американский эксперт по внешней политике США С. Хантингон утверждает, что в настоящее время существует лишь одна сверхдержава [21]. В ответ была написана книга видного французского исследователя Э. Тодда «После империи: эссе о распаде американской системы», где представлен критический анализ господства США. Автор приходит к выводу о несостоятельности существующих утверждений о единоличном правлении США миром [22]. В качестве авторского обоснования глобального доминирования США можно назвать труд американского классика Зб. Бжезинского «Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство» [23]. Особый взгляд на мировое пространство изложил британский исследователь Н. Фергюсон в своих книгах «Империя» и «Колос», говоря об особенностях США как великой империи в современном мире; автор приходит к заключению, что политика США выражается в двойных стандартах [24]. С появлением на постсоветском пространстве независимых государств был проведен целый ряд исследований, которые посвящались изучению различных проблем, возникших на начальном этапе существования стран Центральной Азии, вопросам национальных интересов и безопасности как западных стран во главе США, так и России посвящены работы Г. Фуллера [25, 26], Р. Каллена [27], Ф. Каземзаде, Г. Мирского [28], М.Б. Олкотт [29], Дж. Кричлоу [30], А. Кренстона [31], Н. Любина [32], Ч. Анделанда, Н. Платта [33], М. Мэнделбаума [34], Н. МакФарлейна [35], Ш. Хантера [36], А. Коэна [37]. Как известно, после теракта 11 сентября 2001 г. главной угрозой для национальной безопасности США стал международный терроризм, который продемонстрировал уязвимость этой державы. Как следствие, кардинальное 8 изменение политики США в отношении стран центральноазиатского региона, выраженное, прежде всего в военном присутствии путем размещения военных баз на территориях некоторых стран региона. В этом плане изучению новой роли США в регионе посвящены работы А. Коэна [38], М. Итона, С. Дмитриева [39], Б. Румера [40, 41], Е. Румера [42-44], Э. Вишник [45], Р. Гирагосяна, Р. Макдермотта [46], Р. Легволда [47], Д. Бургхарта, Т. Сабониса [48], Р. Аллисона, Л. Джонсона [49], A. Расизаде [50], Ф. Старра [51], С. Блэнка [52], Ф. Мюллера [53]. Анализ проблем во взаимоотношениях США с отдельными странами региона представлен в работах коллектива авторов Института Центральной Азии и Кавказа [54], а также в работах М.Б. Олкотт [55-59], Ф. Хилл [60]. Подробно изучена политика США на постсоветском пространстве в контексте интересов и безопасности России российскими исследователями, как например, М.В. Братерский [61], А.Д. Богатуров, В.В. Дребенцов, И.В. Исакова, И.Я. Кобринская [62, 63], А. Казанцев [64-67], В. Пластун [68], С.М. Самуйлов [69], М.А. Гусейнова [70], Д.Б. Малышева [71], Е.А. Степанова [72], Н. Дьяков [73]. Проблемы геополитических процессов, вопросы мировой и региональной безопасности, значение ведущих геополитических игроков в регионе, эволюция стратегии внешнеполитического курса США в центральноазиатском регионе проанализированы в трудах ведущих отечественных исследователей М.Т. Лаумулина [74-80], Л.М. Иватовой [81], Ф.Т. Кукеевой [82, 83], М. Шайхутдинова [84, 85], Д.Б. Кыдырбекулы [86-88], Л-А.К. Бакаева [89, 90], А. Амребаева [91], С. Акимбекова [92, 93], А. Нурша [94, 95], М.Е. Нургалиева [96], Г. Тулепбергеновой [97], А. Нуршаиховой [98], К.Е. Умарова [99]. Особого внимания заслуживают исследования ученых стран Центральной Азии. Влиянию внешнеполитических сил и факторов на страны региона посвящены труды А. Язмурадова [100, 101], Ф.М. Хамраева [102, 103]. Изучением причин и результатов оказываемой помощи США странам Центральной Азии занимаются исследователи К. Омуралиев [104], Х. Умаров [105]. Развитие двусторонних отношений государств Центральной Азии с США нашло отражение в трудах М. Олимова [106], Б. Эргашева [107]. Проблемами Центральной Азии занимаются известные китайские исследователи, которые выполнили содержательный анализ динамики взаимоотношения между странами Центральной Азии и США в контексте интересов Китая и России. Это Чжао Хуашэн [108], Р. Гуан Тянь [109-110], Чэнь Юйжун [111]. Таким образом, труды различных исследователей свидетельствуют об актуальности проблем взаимоотношения США со странами Центральной Азии в контексте интересов других мировых держав, а также геополитическим процессам в центральноазиатском регионе. В то же время недостаточно изучены вопросы, касающиеся роли США в укреплении региональной безопасности стран Центральной Азии, инструментов США, которые позволяют выявить стратегические цели и мотивы Вашингтона в регионе, 9 изучить главные проблемы и создать целостную картину эволюции политики США в регионе. Актуальность и необходимость исследования данной темы обусловили выбор объекта, предмета, целей и задач диссертационного исследования. Целью исследования является проведение комплексного анализа приоритетов внешнеполитической стратегии США в отношении стран Центральной Азии. Исходя из поставленной цели исследования, были определены следующие задачи: - выявить общие закономерности принципов внешней политики США применительно к государствам Центральной Азии на основе комплексного анализа; - проанализировать основные приоритеты, рассмотреть методы и инструменты внешней политики США в отношении стран Центральной Азии; - осуществить критический анализ геополитических проектов «Новый Шелковый путь» и «Большая Центральная Азия»; - определить роль и значение политики США в соответствии с новой моделью внешнеполитических приоритетов стран Центральной Азии; - определить значение США в структуре региональной безопасности Центральной Азии; - выявить ключевые проблемы в трансформирующейся центральноазиатской стратегии США после терактов 11 сентября 2001 г. и 2005 г. Объектом исследования является внешняя политика США в Центральной Азии. Предметом исследования служит эволюция и трансформация внешнеполитической стратегии США в Центральной Азии. Теоретико-методологическую основу диссертационного исследования составили труды отечественных и зарубежных авторов, концептуальные работы по современным международным отношениям. Рассмотрены различные концепции и теории международных отношений: неореализм, неолиберализм, конструктивизм, неоконсерватизм, которые дают возможность понять суть внешней политики США применительно к исследуемому региону. В ходе исследований применялись исторический, сравнительный, функциональный и факторный методы анализа, также метод экспертной оценки. В целом использование различных методов, в том числе общетеоретических, позволяет осуществить комплексный анализ проблем внешней политики США в отношении стран Центральной Азии. Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что при проведении исследований политики США в центральноазиатском регионе осуществлялся комплексный анализ как с позиций теоретических обобщений, так и в разрезе практического анализа данных экспертного опроса, что позволило получить следующие сравнительно новые научные результаты: - определены основные принципы и приоритеты внешней политики США применительно к государствам Центральной Азии, с позиций динамики; 10 - показана эволюция приоритетов США в центральноазиатском регионе путем анализа динамики предоставления финансовой помощи США государствам Центральной Азии; - выявлены ключевые проблемы геополитических региональных проектов США «Новый Шелковый путь» и «Большая Центральная Азия»; - определено значение региональной стратегии США в формировании новой модели внешнеполитических приоритетов стран Центральной Азии; - показаны роль и значение вопросов демократизации в центральноазиатской политике США; - показаны стратегические и геополитические задачи в контексте центральноазиатской политики США (что впервые рассматривается в динамике применительно к Республике Казахстан). Положения, выносимые на защиту. - Внешнеполитическая стратегия США в отношении стран Центральной Азии, в том числе и Казахстана, в качестве приоритетной цели основывается на стратегии геополитического доминирования в регионе. При этом имеют место преобразования трансформационного и эволюционного типа в сфере базовых внешнеполитических принципов в центральноазиатской стратегии; - Динамически интерпретируемое развитие демократии в странах Центральной Азии служит основным мотивом в политике США путем решения геополитических, экономических и энергетических задач. В качестве ключевых особенностей развития демократии в странах Центральной Азии нами выявлено неприятие насаждения демократии с внешней стороны, разработка и осуществление собственных путей политического развития, в том числе учитывающих роль советского наследия, поэтапного и национально специфичного развития институтов демократии; - Демократизация как провозглашаемый приоритет внешней политики США может быть интерпретирована и как инструмент давления, и как дестабилизирующий фактор в странах Центральной Азии. Так, осуществление геостратегических проектов США «Большая Центральная Азия» и «Новый Шелковый путь» может создать серьезные барьеры для развития Центральной Азии как самостоятельного региона; - Ориентация на стабильность, пусть даже при авторитарных лидерах является более важным условием, нежели установление демократических ценностей, которые могут привести к дестабилизации региона, в виде «цветных революций» (осознание этого фактора на уровне формирования внешнеполитической стратегии также послужило импульсом к смене приоритетов для стран центральноазиатского региона); - Динамика помощи, предоставленной странам региона, является ключевым фактором, сигнализирующим о приоритетах США; - В качестве главных условий формирования субъектности стран центральноазиатского региона следует указать ускорение процессов качественного взаимодействия и разработка оптимальных механизмов 11 разрешения внутригосударственных и межгосударственных конфликтов, что способствует минимизации воздействия внешних геополитических сил; - В связи с антитеррористической войной в Афганистане центральноазиатский регион вошел в число приоритетных регионов США. В настоящее время, стратегическая важность центральноазиатского региона для США, в первую очередь, связана с нейтрализацией издержек вывода коалиционных войск из Афганистана. Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в том, что разработанные рекомендации могут быть использованы в ходе научных исследований проблем политической науки, международных отношений и внешней политики. Материалы диссертации могут найти практическое применение при составлении специальных учебных курсов, касающихся взаимоотношений США со странами Центральной Азии. Источниковая база исследования. Для достижения поставленных в исследовании задач использованы следующие материалы. 1. Концептуальные документы определяющие американскую внешнеполитическую стратегию, а также материалы Государственного департамента США и доклады заседаний Конгресса США [112-123]. 2. Совместные заявления, официальные заявления глав государств и правительств, затрагивающие проблемы внешней и международной политики [124-126]. 3. Официальные выступления, труды и статьи государственных и политических деятелей, глав внешнеполитических ведомств [127-135]. 4. Материалы международных научных конференций, сборники научных трудов, посвященных изучению аспектов политики США в центральноазиатском регионе [136-146]. 5. Материалы средств массовой информации, анализирующие основные направления сотрудничества США со странами Центральной Азии [147-168]. 6. Особую группу источников составили результаты экспертного опроса. Экспертный опрос был применен при выявлении особенностей политики США в Центральной Азии в современный период. Изучение перечисленных источников позволило провести разносторонний и комплексный анализ актуальных проблем внешней политики США в центральноазиатском регионе. Апробация результатов исследования. Основные результаты и выводы диссертации изложены в 28 научных публикациях. В том числе 8 научных статей опубликованы в журналах, рекомендованных ККСОН МОН РК; 5 публикаций в международных научных журналах, входящих в базу данных «Scopus»; 2 публикации - в научных журналах, входящих в базу данных «Thomson Reuters»; 4 статьи - в материалах международных научнопрактических конференций, в том числе 3 - в материалах зарубежных конференций, 6 статей опубликованы в сборниках научных трудов. 12 Основные положения и результаты диссертационного исследования апробированы автором на выступлениях различных международных конференций, научных семинарах, «круглых столах» («Формирование интеллектуальной нации в контексте имиджевого развития Казахстана» (Алматы, Казахстан. 2010); «Религиоведческое образование в контексте трансформации к исследовательскому университету» (Алматы, Казахстан. 2012); «Инновационное развитие и востребованность науки в современном Казахстане» (Алматы, Казахстан. 2012); «Қазақстандағы ақпараттық үрдістер: Тәуелсіздікті нығайтудағы БАҚ рөлі» (Алматы, Казахстан. 2012); «Moderní vymoženosti Vědy – 2012» (27 ledna - 05 února 2012 roku. Praha); «Věda a technologie: krok do budoucnosti – 2012» (27 února – 05 brezen 2012 roku. Praha); «World Academy of Science, Engineering and Technology» (June 2012. Paris. France); «World Academy of Science, Engineering and Technology» (May 2012. Tokyo. Japan); «World Academy of Science, Engineering and Technology» (August 2012. Paris. France); «World Academy of Science, Engineering and Technology» (May 2013. Berlin. Germany). Структура и объем диссертации. Структура диссертации последовательно раскрывает исследовательский замысел автора. Работа состоит из введения, трех разделов, заключения, списка использованных источников и приложений. Объем диссертации составляет 142 с. 13 1 ТЕОРЕТИКО–МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОГО ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ ОСНОВЫ КУРСА США В 1.1 Основные теоретические предпосылки внешней политики США в отношении центральноазиатских стран В условиях формирования внешнеполитической концепции США целесообразно обратиться к изучению основных подходов в рамках теорий международных отношений. Политические теории подразделяются на общие и частные в зависимости от уровня абстрактности изучения своего предмета. К теориям частного характера, которые иногда называют теориями среднего уровня, можно отнести анализ принятия решений, анализ внешней политики, стратегические исследования, исследования проблем мира. Общими теориями считаются так называемые основные парадигмы теории международных отношений: реализм неореализм, геополитика, идеализм, либерализм, плюрализм, конструктивизм, неоконсерватизм. Главным подходом следует назвать реалистическую теорию международной политики. В фокусе его внимания традиционно остаются проблемы власти, войны и мира. Идеи реалистов опираются на представительную научную традицию, восходя к трудам: «История Пелопонесской войны» Фукидида; «Государь» и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» Н. Макиавелли; «Левиафан» Т. Гоббса; «О войне» Карла фон Клаузевица; «Морская сила в истории (1660–1783 гг.)» А. Мэхэна; «Американская стратегия в мировой политике» Н. Спайкмена. Формирование реализма как теоретического направления в области изучения международных отношений произошло в 1940-х гг. Среди его представителей наиболее известны имена Э. Карра, Г. Моргентау, Р. Арона, У. Липпмана, Дж. Кеннана, Г. Киссинджера, К. Томпсона, Р. Нибура, А. Уолферса, С. Хоффмана [14, с. 1112]. Выделяют несколько основных принципов политического реализма. Со ссылкой на историю утверждается, что в человеческой натуре всегда преобладали негативные качества: эгоизм, агрессивность и стремление к власти дают основание считать, что мир, созданный человеком, несет в себе неизбежное насилие. Глубокое изучение человеческой природы позволяет найти ключ к пониманию закономерностей международной политики. Государство является главным субъектом в сфере международной политики, причем его власть представляется неделимой (унитарной). Государство как институт обладает определенной автономией от общества, но действует от его имени и в его интересах. Всем другим политическим субъектам отводится второстепенная роль, потому что они зависят от государства. Реализм рассматривает внешнюю политику государства отдельно от внутренней. В отличие от неореализма в «классическом» реализме термины «внешняя политика» и «международная политика» являются синонимами. Поскольку 14 реалисты считают главным субъектом государство, термины «международные отношения» и «международная политика» также употребляются как синонимы. Для международной политики характерны анархичность отношений и постоянная борьба государств за существование и защиту своих интересов. Во главе интересов находится обеспечение военной безопасности. Экономические интересы имеют подчиненное значение и используются для наращивания мощи и международного авторитета государства. Оно может рассчитывать только на свои силы для самозащиты, а лояльность союзников не должна приниматься на веру. Отсюда стремление к самодостаточности: разностороннее развитие собственной экономики и военной промышленности, обеспечение контроля над стратегическими ресурсами. Поскольку конфликтность международной системы коренится в ее природе, она лишь отчасти сдерживается международным правом, институтами и моральными нормами. Условием мирного сосуществования государств является поддержание равновесия сил. И наоборот, его нарушение ведет к войне. Такая связь мира и статус–кво не означают, что в реализме отсутствует иной механизм значительных изменений в международной системе, чем война. Эволюционное развитие возможно в тех случаях, когда государства приспосабливаются к новому распределению силы, например, через присоединение к стратегическим альянсам [14, с. 13-14]. Основные положения политического реализма могут быть сведены к следующему: - главными и наиболее важными акторами международных отношений следует признавать национальные государства; - международные отношения имеют анархичный характер; - столкновение интересов различных государств универсально и неизбежно; - основная цель национального государства при проведении внешней политики состоит в обеспечении и поддержании своей безопасности; - влияние отдельного государства неотделимо от его силы [176, c. 5]. Неореализм можно интерпретировать как продолжение традиций американского политического реализма. Крупнейшими идеологами и теоретиками неореализма следует признать К. Уолца, Р. Гилпина, Д. Грико, Д. Миршаймэра. Американский неореализм базируется на анализе таких проблем и понятий, как «национальные интересы», «сила в мировой политике», «рациональное поведение» [176, c. 6]. Неореалисты попытались преодолеть недостатки классической парадигмы путем привлечения концепции и методов других наук, одновременно сохранив черты реализма. Можно выделить несколько отличий неореализма от классического направления. Главное из них состоит в предположении построения системной теории политики. Хотя приоритет остается за государством, уделяется внимание другим субъектам политики и глобальным процессам. Взаимодействие государств неореалисты рассматривают с учетом влияния международной структуры. 15 Помимо конфликтности неореализм изучает и условия сотрудничества. При этом отмечается, что каждое государство стремится увеличить свою относительную выгоду и учитывает возможность обмана со стороны партнера. Альтернативой политике с позиции силы считается политика обеспечения безопасности. Предлагается несколько иное понимание роли силы. Если классический реализм видит абсолютное благо в ее постоянном наращивании, то неореализм говорит о достаточном уровне силы, которое необходимо для выживания государства и защиты национальных интересов. Как избыток, так и недостаток силы одинаково чреват втягиванием в нежелательный военный конфликт [14, с. 50]. Реализм имеет общие черты с геополитикой, которую многие исследователи ставят в ряд с другими парадигмами. О близости этих теорий свидетельствует тот факт, что Дж. Кеннана и Г. Киссинджера называют и реалистами, и геополитиками. Наиболее известны имена немецких и английских геополитиков К. Хаусхофера, Ф. Ратцеля, Х. Маккиндера. В США эту традицию продолжили Н. Спайкмэн и А. Мэхэн. В современной американской науке геополитика представлена именами Зб. Бжезинского, С. Хантинтона, Дж. Демко, С. Коэна, У. Вуда, Д. Найта. После окончания «холодной войны» новая волна интереса к этому направлению обусловлена тем, что место идеологических «измов» заняли вопросы эффективной экономики и управления. Геополитика изучает международную политику в более сложном контексте по сравнению с реализмом, учитывая связь общества с экономико–географическими особенностями региона. Основа могущества и природа международных конфликтов обусловлены владением территорией и ее ресурсами в самом широком смысле: социоэкономическими, демографическими, политическими, культурными, природными. Территория понимается как единство географического пространства с его атрибутами и людьми, без которых эта концепция теряет смысл. Как следствие, геополитика носит междисциплинарный характер, объединяя достижения многих естественных и общественных наук. В отличие от реализма она оперирует понятием «государство», которое не сводится только к политическому образованию. Современная геополитика, помимо военных действий, предусматривает условия международного сотрудничества, разработку концепции устойчивого развития, решение глобальных экологических проблем. От несколько упрощенной трактовки географического фактора (теория «домино») американские геополитики перешли к многоуровневому и системному анализу, который включает государство, регион, международную систему в целом, а также учитывает динамику международных отношений и степень их иерархичности [14, с. 14-15]. Следует рассмотреть такие теории международных отношений, как идеализм, либерализм, плюрализм, которые объединены под общим знаменателем как «ценности». Истоки идеализма, либерализма, плюрализма, во многом берущие начало в эпохе европейского Просвещения, связывают с 16 трудами Г. Гроция «О праве войны и мира»; «Об общественном договоре» Ж.Ж. Руссо; «Критика чистого разума» и «К вечному миру» И. Канта. Считалось возможным построить мировой порядок без войн, неравенства и тирании. Большое внимание уделялось изучению условий мира и утверждению справедливости в мировой политике. Такое сосуществование должно опираться на рациональные принципы, науку и образование. Основой мировоззрения либерализма служит убеждение, что государство - продукт общественной эволюции. Считается, что человек способен значительно влиять на ее ход. Либералы видят будущее в создании сообщества дружественных государств, где насилие и аморальность могут быть существенно ограничены деятельностью международных организаций и развитием международного права. Как парадигма теории международных отношений либерализм начал свое развитие в работах В. Вильсона, Б. Рассела, К. Дойча, Р. Даля, Д. Митрани [14, с. 15-16]. Согласно теории неолиберализма (Р. Кохэн, X. Милнэр) основными акторами международных отношений являются национальные государства, а также различные межправительственные и негосударственные организации. Вследствие того, что характер акторов различен, природа международных отношений изменяется от анархической к ограниченно анархической. Деятельность различных международных организаций приводит к тому, что отношения между государствами становятся несколько более упорядоченными и стабильными. Главным средством в достижении такой ситуации является распространение ценностей либеральной демократии и институтов рынка. Причем более заметными становятся процессы глобализации: повышается взаимозависимость между отдельными участниками международных отношений, а национальное государство постепенно теряет свою монополию его роль постоянно сокращается [176, c. 7]. Новый этап развития международной системы связан с тем, что страны находятся в зависимости друг от друга по многим факторам. Это торговля, инвестиции, коммуникации, образование за рубежом. В результате принятие политических решений в любой стране обуславливается событиями, происходящими в других регионах планеты. Взаимозависимость носит асимметричный характер, давая больше преимуществ великим державам и усугубляя положение развивающихся стран [14, с. 19-21]. В этом плане интересна теория конструктивизма, который как парадигма теории сформировался в 1990-х гг. и представляет собой попытку синтезировать теорию международной политики и социологические концепции, такие, как нормы, идентичность, культура. Вне их контекста политические действия лишаются смысла. Вслед за неореалистами конструктивисты признают заметную роль структурных отношений в международной политике, влияние анархии на поведение государств, важность национальных интересов и силы, несмотря на то, что они значительно расходятся в толковании этих концепций. 17 Конструктивисты придают особое значение теории, которая должна быть направлена на изучение не столько структур, сколько процессов. Поэтому едва ли можно говорить о постоянных интересах государства, фиксированной международной структуре, жесткой иерархии субъектов международной политики. Говоря о структурах, они подчеркивают значимость социальных аспектов существования человеческого общества, которые и определяют в решающей степени поведение субъектов политики. Структура становится структурой идей, «очищенной» от материальных отношений неореализма. Она не определяет поведение акторов, но взаимодействует с ними. Главная задача государства не сводится к проблеме безопасности. Государства могут иметь долгосрочные общие интересы и активно влиять на состояние международной системы. Интересы государства формируются в процессе «конструирования» его идентичности. Все субъекты политики изменяются во времени, что рождает новую идентичность, которая в свою очередь, существенно влияет на политические процессы. Конструктивисты подчеркивают, что помимо силовой составляющей в понятии власти существенным является влияние культуры, языка, идеологии, знания, объединенное термином дискурс, который сосредоточен на процессуальности, изменчивости и взаимовлиянии. Конструктивизм акцентируется на активной роли субъектов политики, которые способны в процессе своих взаимодействий изменять структуру международных отношений. В отличие от неореализма, который объясняет конфликтность следствием анархичности структуры, конструктивизм утверждает, что проблема мира и войны обусловлена степенью близости культур и общественной практики человечества, народов, государств. Международная политика не управляется объективными законами. Это область исторической случайности. На политику оказывают влияние лишь идеи, нормы, ценности и знания, которыми обладают субъекты политики. Анархия международной структуры рукотворна. Она есть плод отношений государств в конкретных исторических условиях, и является существенной характеристикой международной структуры. Принцип суверенитета объявляется преходящим явлением. Для конструктивистов сотрудничество и создание супранациональных образований является важной составляющей международных отношений. Их идеи востребованы в особенности учеными, изучающими европейскую интеграцию [14, с. 21-23]. В качестве одной из ключевых идеологий, имеющих свой подход к объяснению современных международных отношений, можно назвать неоконсерватизм. Бытующая в литературе расширенная трактовка неоконсерватизма представляет его фактически универсальным явлением, включая характеристику неоконсерватизма в качестве мышления, возникшего в академической интеллектуальной среде в 70-80-е гг., политической идеологии, комплекса поведенческих установок. Представителями неоконсерватизма являются И. Кристол, У. Кристол, Н. Подгорец, Л. Штраус [164]. Неоконсерватизм трактует систему международных отношений в контексте 18 концепции глобального доминирования США. Как обоснование природы американской мировой гегемонии, обусловленной различными факторами, которые на разных этапах рассматривались как решающие. К примеру, в известной статье «Конец истории» Ф. Фукуямы (1990-е гг.), говорится, что геополитическая архитектура мира будет базироваться на демократических ценностях [17, с. 290-291]. При этом у либеральной демократии нет альтернативы. Это стало возможным в результате поражения СССР в «холодной войне». Прежде распространению западных ценностей в мире мешала советская идеология, а после ее очевидного поражения ничто не может препятствовать вестернизации мира. Идеологическая эволюция завершена, поэтому можно говорить об универсальности западной либеральной демократии. «Конец истории» в данном случае совпадает с переходом общества к постиндустриальной стадии, где определяющая роль отводится науке и технике. В мире нет конфликтов глобального масштаба, закончилось противостояние двух мировых политико-экономических систем. Отсутствует культурная конфронтация, происходит разрушение национальных рамок культуры, экономики. Проблемы из сферы политической переносятся в сферу экономическую. Наступает конец периода внешних изменений, понимаемых как прогресс. Вопреки прогнозам Ф. Фукуямы история продолжается, становясь все более драматичной. Мир охвачен целой сетью конфликтов низкой интенсивности, которых с каждым годом становится все больше. Бурное развитие национализма и религиозного фундаментализма в разных концах планеты сопровождается ростом антиамериканских и антизападных настроений. Оптимистические прогнозы автора на практике оказались либеральной утопией: экспансия западных ценностей в мире осуществляется посредством ковровых бомбардировок (так было в Югославии, Афганистане, Ираке). Американский футуролог Ф. Фукуяма радикально меняет свой взгляд на систему международных отношений [18]. Правда, осуществить это, судя по всему, оказалось делом сложным, поскольку, «отстаиваемые им положения не продиктованы ни одним из ныне существующих направлений во внешней политике США». В предисловии к книге Ф. Фукуяма пояснил, что долгое время считал себя неоконсерватором и разделял взгляды многих других неоконсерваторов, в том числе своих друзей и знакомых, работавших в администрации Дж. Буша-мл. Но после начала второй войны в Ираке пришел к выводу, что «неоконсерватизм - и как политический символ, и как теоретическая концепция выродился в нечто такое, с чем я больше не могу соглашаться». В этой работе он попытается показать, что «неоконсерватизм базировался на последовательной системе принципов, которые утратили свою актуальность после окончания «холодной войны» в силу внутренних и внешних политических причин». Свое несогласие с проводимой Дж. Бушем политикой «превентивных войн» Ф. Фукуяма обосновал следующими соображениями. Во19 первых, атака 11 сентября 2001 г. — это не более чем единичный, хотя и феноменально успешный удар в ряду заурядных актов, которые обычно сводятся к взрывам автомобилей или отдельным убийствам. Во-вторых, агрессивная внешняя политика США все чаще демонстрирует «двойной стандарт». В самом деле, «если бы какая-нибудь из стран вроде Китая, России или Индии объявила общую стратегию упредительных действий или превентивной войны средством борьбы с терроризмом, Соединенные Штаты Америки первыми выступили бы против этого» [169, с. 578-580]. Очень интересна в этом контексте доктрина «американской гегемонии нового типа». В качестве современной версии мирового господства США, которая появилась на рубеже нового века. Ее автором является Зб. Бжезинский [19], который представил современную версию атлантизма - концепцию «американской гегемонии нового типа». Зб. Бжезинский выявляет как явные, так и тайные цели и механизмы американской гегемонии, представляя геополитическое пространство в виде шахматной доски, где поведение «фигур» определяется их потенциалом. Главный императив глобальной политики в XXI в. не сводится к дилемме «атлантизм континентализм», достижению власти на суше или власти на море. По его мнению, «геополитика продвинулась от регионального мышления к глобальному. При этом превосходство над всем евразийским пространством служит центральной основой для глобального главенства». Современная американская гегемония, согласно Зб. Бжезинскому, знаменует собой новый тип мирового господства, который ранее не встречался в истории. Среди отличительных признаков новой гегемонии он выделяет 3 свойства: 1) впервые в истории действительно мировой державой является одно государство; 2) гегемоном выступает неевразийское государство, превосходящее все другие в мировом масштабе; 3) решающим фактором гегемонии неевразийской державы (т.е. США) является контроль за центральной (осевой) частью мира - Евразией. Зб. Бжезинский разработал скоординированную американскую геостратегию в отношении Евразии, которая, как на шахматной доске, продумана на несколько ходов вперед с учетом возможных ответных ходов. Эта геостратегия, рассчитанная на длительное время, включает систему диспозиций (политических практик), сориентированых на краткосрочную (следующие 5 или около 5 лет), среднесрочную (до 20 лет или около 20 лет) и долгосрочную (свыше 20 лет) перспективу. Причем эти стадии рассматриваются не изолированно друг от друга, а как части единой системы: первая стадия должна плавно и последовательно перейти во вторую, а вторая стадия - соответственно в третью. В краткосрочной перспективе Америка стремится укрепить и сохранить существующий геополитический плюрализм на карте Евразии. Согласно геостратегии Зб. Бжезинского, на практике США добиваются реорганизации межгосударственных отношений во всей Евразии. В результате на континенте будет развиваться множество относительно стабильных и умеренно сильных государств, но обязательно более слабых по сравнению с Соединенными Штатами Америки. Приоритет в этом отношении имеет Украина. Причем это 20 возможно в случае, если удастся предотвратить возникновение враждебной Америке коалиции способной противостоять США. В среднесрочной перспективе американская геостратегия предполагает акцент на появление все более важных и в стратегическом плане совместимых партнеров, которые под руководством США могли бы способствовать созданию трансъевразийской системы безопасности, объединяющей большее число стран. В долгосрочной перспективе все вышесказанное должно постепенно привести к образованию мирового Центра обеспечения «по-настоящему совместной политической ответственности» [169, с. 580-581]. Однако, по мнению Зб. Бжезинского, глобальная гегемония США очевидна не для всех, она может быть оспорена некоторыми геополитическими акторами, которые тяготятся доминированием одной сверхдержавы [169, с. 582]. Следует заметить, что многие выводы достаточно спорны, а аргументы автора весьма сомнительны. По крайней мере осуществлять гегемонию в современном мире практически невозможно, тем более в условиях нарастающей динамики угроз и вызовов. Для того чтобы выступать в роли мирового судьи и полицейского, США нужны веские моральные основания, поскольку мир захлестнули антиамериканские настроения. Сегодня стало понятно всем, что под вывеской борьбы с международным терроризмом и предлогом «насаждения демократии» на практике США осуществляют геополитический передел мира в свою пользу. Директор Института стратегических исследований при Гарвардском университете (США) С. Хантингтон выдвинул и обосновал гипотезу мировых конфликтов между различными цивилизациями. Опираясь на культурнопсихологический подход к геополитике, он представил систему международных отношений как процесс последовательного разрешения конфликтов, сменявших друг друга. Безусловно, те проблемы, о которых пишет С. Хантингтон, имеют место и влияют на мировую геополитическую обстановку. Но такой культурологический взгляд на систему международной безопасности представляется довольно узким. Культурные, цивилизационные противоречия, под которыми понимаются противоречия этнические и религиозные, имеют огромное значение, но не являются главным, как утверждает С. Хантингтон, источником современных конфликтов. Если следовать его логике противостоящие стороны в конфликтах будут сражаться за цивилизационные связи и верность цивилизации. На самом деле они предпочтут борьбу за свои геополитические интересы в так называемом переделе мирового продукта. Конфликтующие стороны будут поддерживать своих «братьев по цивилизации» до тех пор, пока не затрагиваются их собственные коренные геополитические и геоэкономические интересы [169, с. 583-586]. В концепции С. Хантингтона отражается лишь частный, хотя и фундаментальный, случай геополитических конфликтов. К сожалению, 21 цивилизационная геополитика замыкается на противостоянии цивилизаций и не развивает идеи геополитики диалога цивилизаций, взаимодействия каждой с прилегающими и отдаленными цивилизациями [169, с. 586]. США при проявлении своих национальных интересов не могут не обойти другой аспект политики, а именно национальную безопасность. Понятия «национальная безопасность» и «национальный интерес» тесно взаимосвязаны. Американский политолог У. Липпман концепцию национальной безопасности сформулировал следующим образом: «Нация обеспечивает свою безопасность, когда она не жертвует своими законными интересами для избежания войны и способна в случае, если эти интересы подвергаются опасности, отстаивать их с помощью войны» [170, с. 292]. Как правило, национальный интерес обуславливается стратегическим интересом. В практике американской политики национальный интерес часто отождествляется со стратегическим интересом. Стратегические интересы являются суммой политических и экономических интересов. При этом, понятие «стратегия» предполагает не только военные интересы. С национальными интересами переплетены и жизненные интересы государства. Жизненные интересы – это отражение конечных интересов в мире, выраженные в активной внешней политике США. Для того чтобы сохранить жизненные интересы, становится необходимым осуществить стратегические интересы как первый шаг к конечным интересам [86, с. 47]. Президент Б. Клинтон отметил 3 важных момента в стратегии национальной безопасности США на ХХI в.: усиление эффективности дипломатии и военной мощи; поддержание процветания американской экономики; установление демократизации за рубежом. При том американское лидерство в мире остается необходимо как никогда [112]. Наряду с изменениями в международных делах на мировой арене происходила эволюция научных взглядов международных политиков на трактовку и объяснение проблем стратегии национальной безопасности США. Особенности теоретических установок внешнеполитической стратегии США изучаются зарубежными, российскими и отечественными исследователями. В настоящее время дискуссии аналитиков по проблемам нынешней стратегии национальной безопасности США касаются следующих вопросов: какова современная архитектура международных отношений? В чем суть терминов «сила», «национальная безопасность» в нынешних условиях? Каково значение государства в период глобальных потрясений. Среди американских исследователей есть сторонники однополярного мира и сторонники многополярного мира во главе с США. Последователи имперской идеологии утверждают, что XXI в. является американским веком. В этом плане интересна позиция проф. Техасского университета Г. Брендса, считающего, что «Соединенные Штаты имеют особое представление о своей роли в улучшении доли человечества» [2, с. 7]. Также эксперты Р. Каган и У. Кристол доказывают, что «многополярный мир, где великие державы будут иметь равные права, является наиболее опасным, нежели однополярный мир» [3, с. 69]. 22 Представители однополярного мира формируют имперскую идеологию, доказывающую положительный характер американского господства. В то же время, по мнению госсекретаря второй администрации Буша-младшего К. Райс «США оказались на правильно избранной стороне истории» [130]. Приверженцы так называемой «сверхдержавной многополярности» призывают к созданию многополюсного мира во главе с США. Например, эксперт П. Бордю, говоря о существовании многополярного мира, утверждает, что кроме США нет другой державы с гегемонистским статусом с которым пришлось бы вести глобальную борьбу [4, с. 1-6]. Авторы учебника «Национальная безопасность США» А. Джордан, У. Тэйлер, М. Мазар отмечают о том, что США достаточно мощны, чтобы вести политику «мягкой гегемонии» [5]. В целом приверженцы «сверхдержавной многополярности» доказывают, что наличие силы США, а также умение ее применять являются главными требованиями в современном мире на пути к достижению успеха. Все больше аналитиков вовлекаются в дискуссию по проблеме национальной безопасности. Полемика идет между неореалистами, представляющими два направления: структурный неореализм и неолиберальный институционализм. К. Уолц, принадлежащий к структурным реалистам наряду с Г. Моргентау, Дж. Кеннаном, А. Вольферсом, считает государство важным актором на современной международной арене, которое «унитарно и функционально и не дифференциировано. Государство должно обеспечивать свою национальную безопасность доступными ему средствами» [6]. Ведущий аналитик Р. Коэн, относящийся к неолиберальным институционалистам, отмечает, что национальная безопасность может быть защищена в рамках международных институтов. «Институциональная инфраструктура постгегемонистской системы в состоянии обеспечить координацию конфликтных политик» [7]. Самым верным положением, является утверждение о том, что национальная безопасность США и других стран претерпела определенные изменения до и после Второй мировой войны. До Второй мировой войны политика национальной безопасности имела лишь слабую связь с современными элементами национальной безопасности, а после Второй мировой войны они были крепко взаимосвязаны [5]. В целом большая часть трудов зарубежных и отечественных исследователей посвящена практическим аспектам стратегии национальной безопасности США. Российские авторы изучают стратегию внешней политики США в контексте геополитических целей внешнеполитических игроков в современном мире. В этом плане имеют огромное значение исследования аналитиков Института США и Канады. Такие авторы как Ю.П. Давыдов, В. Кременюк и ряд других российских авторов считают, что «современная парадигма международной безопасности в значительной степени формируется с учетом доминирования США. Это означает, что новый мировой порядок складывается под воздействием противоречия между 23 унилатерализмом Соединенных Штатов и глобальной взаимозависимостью» [8, c. 3-22]. Причем «Соединенные Штаты, действительно, остались единственной сверхдержавой современного мира, и было бы ошибочно ожидать, что они будут избегать этого статуса и постараются напоминать о себе как можно реже. Этого не случится: США будут постоянно давать о себе знать и активно отвоевывать не только то, что они сочтут своим интересом, но и то, что они сочтут «правильным» [12, c. 3-14]. Аналитики по современным международным отношениям не только дали соответствующие оценки политике США, но и посчитали нужным проанализировать ее перспективы. При этом эксперты столкнулись с вопросом, нужно ли ведущей державе стремиться к имперской гегемонии. В середине 90-х гг. Зб. Бжезинский писал о том, что США уже являются империей [19], а российский ученый А.И. Уткин написал о Соединенных Штатах как об «империи XXI века» [9, 10]. После окончания «холодной войны» с ликвидацией противников американского мирового господства для США открылась возможность стать мировой империей. Политологи начали говорить о формировании так называемой «американской империи». В научных и политических кругах США утвердилась мысль о том, что американская мощь может стать основным инструментом для установления мирового господства США. В то же время большинство американских исследователей давали реалистические оценки сложившейся международной ситуации после развала биполярной системы и новой роли США в международной системе. Исследователи были против того, что США брали на себя роль абсолютного гегемона и вели политику с позиции силы. Сторонники либерального научного круга выступили за прагматичный, сбалансированный подход, отражающий национальные интересы и учитывающий внутренние ресурсы страны. Американский исследователь Ф. Нахта, изучив противоречия в трактовке современной стратегии США, выделяет 4 основные группы, которые образуют пересечение двух альтернатив в трактовке национальных интересов государства: изоляционизм (выборочная вовлеченность) - глобальная вовлеченность в мировые дела; опора на собственные силы (односторонники) - опора на международные организации и союзников (многосторонники-интернационалисты) [99, c. 5; 165]. Сторонники опоры на международные организации делятся на 2 группы. Первая группа – это защитники глобального лидерства США с опорой на международные организации и союзников США, которые должны помогать реализовывать глобальные устремления Вашингтона. Разработчики этой доктрины национальных интересов (У. Кристофер, Э. Лейк, П. Тарноф, М. Кеннеди, Р. Хаас) связаны с Демократической партией, а также с крупнейшими межнациональными корпорациями, в которых ведущие позиции занимает еврейский капитал. Очень тихо в хоре этих заявлений звучат и идеи о необходимости возвращения к забытым принципам мирного сосуществования, конвергенции и т.д. (например, «мутуализма» X. де Сантиса). 24 Вторая группа «многосторонников» выступают за необходимость четкого выделения наиболее важных интересов США в реальном времени, ориентируя на необходимость знать то, что относится к безопасности США, а что - нет. Сторонниками такого подхода являются деятели высшей американской бюрократии, как правило, технократы-практики из Госдепартамента, Министерства обороны, ЦРУ и т.д. Доктрина выборочной вовлеченности разработана Г. Киссинджером, У. Мейнесом, Б. Бредли, отчасти Зб. Бжезинским, Ч. Купчаном, относящимися к демократам и финансируемыми из тех же источников (то есть многонациональные компании (МНК). Сторонников опоры на исключительно американские силы также делят на две группы. Одни из них предлагают глобальную вовлеченность в мировые дела без учета интересов и даже сотрудничества с официальными союзниками, не говоря уже об ООН, ОБСЕ и т.п. - упор на сверхдержавность США без оглядки на кого бы то ни было. Эти взгляды отражены в доктринах Б. Доула, Н. Гингрича, докладах республиканского «Фонда Наследие» (Фельнер), В. Кристола и Р. Кагана («доброжелательное лидерство»), З. Халилзада, Д. Джонстона («служение-лидерство») и отражают предпочтения мощных моно- и транснациональных компаний, интересы которых лоббируют группы влияния из конгресса. Другие «односторонники» - это так называемые «неоизоляционисты» или «затворники», отстаивающие необходимость резкого сокращения внешней военно-политической активности США и сосредоточения на экономических и внутренних аспектах безопасности Америки. Выразителями такой трактовки интересов США выступают Дж. Хелмс (Сенат) и Дж. Шлиссенджер, а также часть высшей бюрократии, курирующей внутренние проблемы (доктринальное обоснование - Д. Бендоу, К. Лайон). «Затворники», как правило, республиканцы, т.е. выразители интересов малого и среднего бизнеса [99, c. 6; 165]. Ведущими специалистами, влияющими на формирование, современной американской внешнеполитической стратегии, остаются бывший советник президента по национальной безопасности Зб. Бжезинский, прежний гос. секретарь Г. Киссинджер и бывший зав. отделом планирования госдепартамента С. Хантингтон. Патриарх американской дипломатической теории и практики Г. Киссинджер рассматривает современные международные отношения не как единую, а как множественную систему. Так, он считает, что в мире существуют как минимум 4 системы: атлантическая, где преобладают демократия и свободный рынок, а война здесь практически невозможна. Система стратегических соперников (США, КНР и несколько других региональных держав): война здесь в принципе возможна, но сдерживает ее сложившийся баланс сил; ближневосточная, где действуют самые различные источники конфликта, в том числе идеологические и религиозные - трудноразрешимые конфликты; и африканская, где главенствуют этнические конфликты, отягощенными спорами, из-за границ и ужасающей бедностью и эпидемиями. 25 По мнению автора, политика США в отношении этих 4-х систем должна отличаться, так как в каждой из них американская стратегия имеет различные цели. Несмотря на отличия, американская политика в этих системах с точки зрения Г. Киссинджера является благотворной для государств региона. Основная идея, высказываемая государственным экс-секретарем, заключается в необходимости признать лидерство США как основу стабильности и отказаться от попыток упорядоченного развития на основе стабильного баланса сил. Система баланса сил порождает соперничество и грозит конфликтом с непредсказуемыми последствиями. Являясь сторонником однополярности, Киссинджер считает, что мир нуждается в сплоченности, ключевом государстве, способном обеспечивать мировой порядок. Лучшим, по его мнению, будет мир, в котором сила, мудрость и благожелательность Соединенных Штатов Америки обеспечат заслон глобальным региональным конфликтам, давая простор глобализации, прогрессу, мирной эволюции большинства [20, с. 10-12]. Ведущий американский эксперт в области геополитики и внешней политики С. Хантингтон характеризует современные международные отношения как систему одной сверхдержавы, которая способна решать важные международные проблемы исключительно собственными силами. Причем комбинация других государств не может противодействовать ее курсу. Основываясь на тезисе о том, что в начале XXI в. Америка осталась без конкурентов, автор полагает, что в будущем традиционная геополитика уступит место противостоянию по признаку культурных различий, и чем ближе контакт между культурами, тем вероятнее конфликт между ними. Обращаясь к будущему. С. Хантингтон обозначил в качестве единственного потенциального противника Соединенных Штатов комбинацию «конфуцианско-исламских» стран. Он предсказывает (как наиболее вероятное) противостояние Вашингтона с Пекином и Тегераном [21, с. 40]. Зб. Бжезинский открыто приветствует формирование американской империи, с мощью которой никто не сможет сравниться как минимум в ближайшие 25 лет. По мнению Бжезинского, угроза исламского террора мобилизовала американское насилие в однополюсность и сняла главное препятствие на пути реализации американской глобальной гегемонии. Так, в своей книге «Геостратегическая триада» Зб. Бжезинский призвал Вашингтон блокировать «дугу нестабильности» в Юго-Восточной Европе, Центральной Азии и в анклавах Южной Азии, Ближнего Востока и Персидского залива. В качестве главной геополитической цели он определил обеспечение того, что никакая комбинация евразийских стран не сможет сосредоточить сопоставимые с американскими силы и в будущем бросить вызов Соединенным Штатам. Однако агрессивный активизм администрации Дж. Буша-мл. заставил Зб. Бжезинского поставить перед США вопрос о выборе: «Господствовать над миром или вести его за собой». Определяя современную реальность как «национальную небезопасность», автор [23], говорит о том, что политика республиканской администрации ведет к самоизоляции США. Более того, 26 после событий 11 сентября Америка нуждается в союзниках, с которыми необходимо выстраивать долгосрочные отношения. Анализируя «стратегию» администрации Буша-мл., Бжезинский подчеркивает, что «превосходство не следует путать с всемогуществом» [99, c. 6-7]. Либеральные круги поддерживают мнение Зб. Бжезинского относительно политики Дж. Буша-мл. Хотя как сторонники «атлантистов», так и их противники признают, что американские амбиции имеют под собой реальную основу, ведущую к односторонним действиям, что несет угрозу национальной безопасности других стран. Совершенно по иному трактует данную проблему французский исследователь Э. Тодд, излагая свою концепцию, которая направлена против американских гегемонистских амбиций. Э. Тодд приводит множество фактов, доказывающих несостоятельность притязаний США на мировое господство [22]. В целом, отказавшись от упрощенного подхода к рассмотрению концепции мирового лидерства, можно выделить 3 основные теоретические интерпретации американской глобальной стратегии на следующее столетие: 1) откровенная гегемония США (жесткая гегемония); 2) либерально-реалистическая концепция, в основе которой более сбалансированная оценка ситуации в мире и возможностей США, признание необходимости отказа от мессианских идей, не препятствие укреплению других центров силы и проведение политики «встраивания» Америки в «концерт» ведущих держав мира как настоящих, так и будущих; 3) консервативно-либеральная концепция, которая составляла основу стратегии администрации Б. Клинтона. Заимствуя идеи из первых двух подходов (в ее основе – гегемония). Однако ее идейное оформление терминологически близко к теории разумного лидерства, заметно стремление завуалировать наличие компонента гегемонии («рыхлая» гегемония) [15, c. 35]. Отметим, что лагерь стратегов, которые формируют внешнюю политику США, далеко не монолитен. На этой почве сталкиваются два и более течения политической мысли. «Реалисты» и «палеоконсерваторы» едины в неприятии социальной инженерии США в глобальном масштабе. Им противостоит альянс так называемых агрессивных вильсонианцев и неоконсерваторов. Последние считают, что Америка должна продолжать стратегию глобальной демократизации. Их противники сравнивают этот подход с троцкистской теорией перманентной революции, называют его «неоякобинством» и опасаются, что такая политика станет формулой бесконечного конфликта. Соответственно каждый лагерь предлагает свой подход. Неоконсерваторы убеждены, что на Ближнем Востоке США должны вновь применить старый набор инструментов сдерживания: военный (разбить организации террористов, нарушить их связи с государствами, ограничить их способность действовать, прекратить финансирование и вооружение); политический (не допустить захвата государственной власти, как в Афганистане); идеологический (борьба с фанатичной идеологией). Более умеренные реалисты считают, что «стратегию сдерживания» необходимо дополнить «стратегией вовлечения», т.е. 27 способствовать региональной экономической интеграции и сотрудничеству [74, c. 96-97]. Как бы Вашингтон не маскировал свои истинные намерения, в конечном счете экономические, идеологические и, разумеется, военно-стратегические интересы Америки диктуются интересами геополитическими. Это стало особенно заметно после прихода к власти неоконсерваторов во главе с Дж. Бушем. Возможно, это главное противоречие внешней политики США, которое в той или иной форме было замечено ее оппонентами и сторонниками [74, c. 146]. При изучении внешней политики США бросается в глаза ее противоречивость, сочетание рационального и взвешенного подхода с идеологически ангажированными, порой агрессивными и самонадеянными действиями, которые раздражают их союзников и дают повод противникам обвинять Соединенные Штаты в великодержавном и одностороннем подходе к мировым делам. Такая противоречивость является прямым следствием раскола в американском политическом истеблишменте, который отнюдь не представляет собой монолитное сообщество единомышленников. И хотя правящая администрация в идеале должна действовать как единая в политическом и идеологическом смысле команда, раскол в стратегическом сообществе Америки и шире – в самом сообществе – по поводу того, какой должна быть внешняя политика страны, в той или иной мере сказывается и в международной политике Соединенных Штатов. Это противоречие имеет институциональный аспект. Дело в том, что на внешнюю политику США помимо непосредственно ответственных ведомств – Государственного департамента и Совета национальной безопасности – оказывают сильное влияние Конгресс, СМИ, общественное мнение (через систему лоббистских и неправительственных организаций). Кроме того, с 2001 г. чрезвычайно возросли случаи вмешательства в процесс формирования внешней политики Министерства обороны, в принципе объяснимого с учетом того, что США с конца 2001 г. фактически находятся в состоянии войны [74, c. 8]. Одна из главных исходных посылок стоящих у власти демократов в их внешнеполитических установках заключается в том, что при республиканцах США утратили свое лидерство в мире. В то время как ушедшая республиканская администрация Дж. Буша делала главную ставку на силовые, военные методы «продвижения демократии», администрация Б. Обамы намерена «восстановить лидерство посредством дипломатии». В отличие от правых республиканцев, пытавшихся утвердить однополюсную структуру посткоммунистического мирового порядка, демократы признали как неспособность США добиться этого, так и факт того, что мир будет многополярным. При этом они отводят Соединенным Штатам ведущую роль, которую «необходимо восстановить». Такое мироведение гораздо ближе к многополярной картине мира, за которую, в частности, изначально ратовали Россия и Китай. 28 С другой стороны, оценка демократами основных угроз для США в значительной мере совпадает с оценками ушедших республиканцев. Так, главную «смертоносную» угрозу национальной безопасности они также видят в «международном терроризме» и в возможности того, что террористические группировки могут завладеть ядерным оружием (или другими видами оружия массового уничтожения - ОМУ) и применить его против США. Кроме того, к категории опасных государств демократы, как и их предшественники, относят авторитарные режимы, в первую очередь – «государства-изгои» (сегодня Иран и Северная Корея, ранее – еще и Ирак) и «слабые и неудавшиеся государства». При формировании администрации Б. Обама делал ставку на ветеранов правительства Б. Клинтона и даже отдельных представителей администрации Дж. Буша (министр обороны Р. Гейтс – наиболее яркий пример). Правительство Б. Обамы производит впечатление «правительства национального единства». При этом Б. Обама пытается ослабить оппозицию своей будущей политике как внутри Демократической партии, так и со стороны республиканцев. Тем не менее нельзя не отметить, что в новой администрации нет представителей крайне правого крыла, в частности так называемых неоконсерваторов, задававших тон в правительстве Дж. Буша-мл. Команда Б. Обамы – это в основном умеренные центристы, хотя некоторые должности получили либералы. На концептуальном уровне для внешней политики Б. Обамы разработана новая стратегия, лозунгом которой стала «умная сила» (start power). Речь идет о том, чтобы поставить на первый план невоенные инструменты продвижения американских интересов на международной арене. Эта концепция была изложена в подготовленном двухпартийной группой экспертов докладе, который был опубликован в 2011 г. Центром стратегических и международных исследований. В концепции выделяются 5 критических областей: 1) обновление международных союзов и институтов; 2) повышение роли инструментов развития во внешней политике США; 3) развитие общественной дипломатии; 4) экономическая интеграция; 5) упор на технологии и инновации, особенно в энергетике и экологии. И наконец, в начале сентября 2009 г. Б. Обама выступил на сессии Генассамблеи ООН с программной речью, ознаменовавшей радикальный разрыв с политикой предыдущей, республиканской администрации. Новый глава Белого дома дал понять, что США больше не собираются играть роль мирового жандарма и будут теперь сотрудничать с другими странами, а не наводить порядок по всему миру. Б. Обама также пообещал отказаться от политики демократизации всего мира и уважать варианты демократии, сложившиеся в авторитарных странах [82, c. 7-11]. Тем не менее в своей программе по внешней политике Б. Обама сохранил тенденции глобального господства США на мировой арене. В связи с этим интересна позиция противников политики действующей администрации, которые, хотя и проявляют некоторое недовольство, но оспаривать необходимость мирового 29 господства США не осмеливаются. Это служит прямой поддержкой продолжения политики дальнейшего утверждения американского господства. Таким образом, проанализированные основные теории международных отношений, различные позиции ученых, политических деятелей, течений и сторонников той или иной концепции современных международных отношений воздействовали на формирование внешнеполитической стратегии США. Несмотря на неоднородность взглядов, как американских стратегов, так и представителей аналитического сообщества, актуальным всегда стоял вопрос о глобальном лидерстве США. Главная цель - разработка стратегии способной укрепить мировой статус Вашингтона. 1.2 Геополитические истоки американской политики в Центральной Азии В состав Центральной Азии входят 5 постсоветских республик: Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан. Это район внутреннего (неокеанического) стока рек, простирающийся от Китая и Индии до Ближнего Востока. В советское время понятие «Центральная Азия» относилось к району вокруг Монголии, и от него отделялось понятие «Средняя Азия» (последняя не включала Казахстан). С учетом терминологии современных международных отношений «Центральная Азия» – это самоназвание, возникшее после распада СССР. Однако есть и альтернативные определения, например, американское – «Большая Центральная Азия», которое включается Афганистан и даже часть Пакистана. Существует много других культурно-исторически, геоэкономически и геополитически обусловленных названий региона. Их борьба представляет собой символико-идеологическое измерение «новой Большой игры», участники которой – великие державы – борются за региональное влияние [67]. Внешняя политика США в отношении к странам Центральной Азии возникла сравнительно недавно. Однако в американских источниках упоминание о Центральной Азии имеются еще с ХIX в. Одним из видных американских источников о Центральной Азии является труд «Туркестан», написанный американским ученым и дипломатом Юджином Скайлером (18401890). Будучи американским консулом в г. Москве и секретарем американского посольства в г. Санкт-Петербурге в 1867-1875 гг., он посетил многие районы России, был членом Русского географического общества, активно изучал российское общество в политических и культурных аспектах. Поскольку Туркестан ко времени его посещения уже был составляющей частью Российской империи, его исследование имело немаловажное значение для развития историко-географической и политической науки в США, переживавший период реконструкции и отмены рабства. Ю. Скайлер наблюдал изменения, происходившие в российском обществе после отмены крепостного права в 1861 гг. Он делал сравнительный анализ общественно-политического развития, происходившего в двух диаметрально противоположных обществах [86, c. 89]. 30 Британский географ и геополитик Х. Маккиндер в 1904 г. пишет, что государства подразделяются на северную и южную группы политических систем. Описывая географию евразийского континента, Маккиндер отмечает разнообразие населяющих его народов, рассматривает уровень развития цивилизаций. При этом Великобритания, Канада, США, Южная Африка, Австралия, и Япония являются кругом внешних и островных баз для морской державы и торговли, недоступной сухопутным державам Евразии [87, c. 14]. Американский политолог Н. Спайкмен еще в годы Второй мировой войны разработал глобальную внешнеполитическую стратегию США как «гуманизированную версию геополитики». В частности, опираясь на концепцию Х. Маккиндера, он дал новую формулировку: «Кто контролирует римленд (побережье), тот контролирует Евразию, а «Кто контролирует Евразию, тот контролирует судьбу всего мира». Другой американский политолог Г. Уайджерт говорил о том, что в «послевоенный период Америка должна способствовать освобождению Евразии от всех форм империализма и утверждению там свободы и демократии американского образца» [170, c. 301]. Согласно стратегии национальной безопасности США 1997 г. выглядит этот регион следующим образом: «Стабильные и процветающие государства Кавказ и Центральная Азия будут помогать установлению стабильности и безопасности от Средиземного моря до Китая, и способствовать быстрому развитию, и транспортировать на международные рынки большую каспийскую нефть и газ с существенным коммерческим участием США» [112]. Вплоть до великих географических открытий Центральная Азия была ключевой осью евразийского континента, соединяющей посредством Великого Шелкового пути страны Дальнего Востока с Европой, Средним и Ближним Востоком, Южной Азией. Именно контроль над сухопутными транспортными коммуникациями и мобильность кочевников Центральной Азии позволяли создавать великие империи в древности и средневековье и во многом определять ход истории в Евразии. Взаимное проникновение в Центральную Азию и столкновение интересов Британской и Российской колониальных империй в XIX в. современники назвали «Great Game» («Большой игрой»). Обладание этим регионом делало любую из империй супердержавой, но противопоставляло ее остальному миру. В итоге Британия и Россия пришли к компромиссу, а некогда единый географический, исторический и культурный регион был разделен на сферы влияния и почти на столетие утратил свое геополитическое значение. После распада СССР ранее закрытый для внешнего влияния регион вновь стал ареной для столкновений интересов великих держав. Международное сообщество Центральная Азия привлекает не только богатыми сырьевыми запасами, но и своим ключевым положением в сердце евразийского континента, что дает возможность реализовать новые трансконтинентальные транспортные коридоры по маршрутам Запад - Восток, Север - Юг и формирует новую геополитическую реальность XXI в. [53, с. 6-8]. 31 К Центральной Азии примыкает большая часть бассейна Каспийского моря. Его разведанные топливные ресурсы (не включая долю Ирана) в настоящее время оцениваются в 85 млрд. баррелей (11,6 млрд. т) нефти, а потенциальные - еще примерно в 100 млрд. баррелей (13,6 млрд. т). Американские эксперты приводят более низкие показатели разведанных запасов нефти Каспия (2,5-5 млрд. т), но потенциальные запасы они оценивают выше. Общий потенциал энергоресурсов стран Центральной Азии следующий: по природному газу - более 12 трл. м³ (разведано - около 5 трл. м³), газовому конденсату - около 1 млрд. т, нефти - около 13 млрд. т. Разведанные запасы угля - свыше 4 млрд. т. [145, c. 36]. Евразия является крупнейшим континентом на земном шаре и занимает осевое положение в геополитическом отношении. Общеизвестно, что около 75% мирового населения живет в Евразии. Большая часть мирового физического богатства также находится там: как в ее предприятиях, так и под землей. На долю Евразии приходится около 60% ВНП и около трех четвертей известных мировых запасов. Два претендента на региональную гегемонию и глобальное влияние, имеющие самую высокую численность, расположены в Евразии. Все потенциальные политические и экономические вызовы американскому преобладанию исходят из Евразии. В совокупности евразийское могущество значительно перекрывает американское. Как считает Зб. Бжезинский, Евразия представляет собой шахматную доску, на которой продолжается борьба за главное господство, где будет утверждаться и оспариваться господство США. Вследствие особой значимости геополитического положения, ресурсного и транспортного потенциала Центральной Азии, США и страны ЕС активно развивают в этом регионе свое присутствие. Центральная Азия вместе с Закавказьем объявлены одной из «сфер жизненных интересов США». Как и бассейн Персидского залива, Центральная Азия и Закавказье включены США, ЕС, НАТО в географическое пространство, где обеспечивается их энергетическая безопасность [145, c. 34-35]. Следовательно, данная характеристика центральноазиатскому региону как в истории, так и современном мире, позволяет американским аналитикам считать, что ведущей державе (как США) нужно выгодное географическое пространство, посредством которого можно вести контроль над миром. В этом плане евразийский континент является центром Вселенной heartland — «сердцем мира». В начале 1990-х гг. Г. Фуллер выработал содержательный прогноз будущей американской политики в Центральной Азии. Говоря об умеренных интересах США в регионе, автор с некоторым опасением относился к существующим угрозам в регионе, которые могут при обострении затронуть интересы США [25, c. 77]. При этом реализация экономических интересов США способна задать региону только положительный фон, а геополитические интересы, которые направлены на устранение существующих угроз имеют негативный оттенок. 32 Геополитическая особенность региона имеет определенное преимущество над другими факторами [26, c.129-141]. Зб. Бжезинский, называя Евразию «главным геополитическим призом для Америки», находит для каждой фигуры на этой великой шахматной доске точное и емкое определение. Так, Европа – это «демократический плацдарм», Россия – «черная дыра», а «евразийские Балканы» включают в себя Кавказ и Центральную Азию вместе с прилегающими регионами Ближнего и Среднего Востока и Южной Азии. Им, безусловно, интересны рассуждения Бжезинского о месте и значении для Америки Центральной Азии и СНГ [76, c. 96]. Пятая глава книги посвящена центральноазиатскому региону, «евразийским Балканам». Использованию этого термина дает основание тот факт, что регион действительно напоминает прежние Балканы, в которых вакуум силы сочетался с всасыванием силы, т.е. ситуации, при которой каждый из более мощных соседей сопротивляется доминирующей роли другого. С американской точки зрения главной целью является установление контроля над ресурсами этого региона. Говоря о Центральной Азии, Зб. Бжезинский подчеркивает, что самые важные роли в регионе принадлежат двум странам: Казахстану и Узбекистану. У каждой из которых особая роль: Казахстан является щитом региона, а Узбекистан – его душой. По мнению автора, политическая элита Узбекистана считает свою страну кандидатом на роль регионального лидера, хотя он уязвим с этнической точки зрения. Что касается Казахстана, то наличие границы с Россией и большого количества русского населения ставят его в постоянную зависимость от своих отношений с северным соседом [76, c. 98]. Роль США (неевразийского государства) постоянно увеличивается на основе политики, направленной на разработку ресурсов региона, но при ограничении исключительно российской доминирующей позиции. На карту в борьбе за этот регион, отмечает Бжезинский, поставлены геополитическое могущество, доступ к богатым природным ресурсам, достижение национальных целей каждого участника и безопасность. Все эти соображения приняли сконцентрированный характер в отношении к маршрутам будущих трубопроводов от Каспийского моря. Как следует из размышлений автора, главной геостратегической задачей Америки было и остается недопущение России к монопольному контролю над ресурсами региона. В целом картина перекрещивающихся интересов и противоречий на «евразийских Балканах» чрезвычайно пестрая. Однако стратегия России противоречит устремлениям почти всех государств региона. Казахстан представляет собой привлекательную и первоочередную цель стратегии России по возвращению своих доминирующих позиций в Евразии [76, c. 101]. Главный вывод Зб. Бжезинского относительно политики США в Центральной Азии звучит так: ни доминион, ни аутсайдер. Это означает, что Америка слишком удалена от региона, чтобы доминировать в этой части Евразии, но слишком сильна, чтобы не быть вовлеченной в происходящие здесь процессы. Автор видит американскую политику в регионе направленной на 33 создание многополярности. Отношения с Россией будут ставиться в зависимость от ее уважения суверенитета новых независимых государств региона. Зб. Бжезинский призывает к выработке Америкой комплексной, всеобъемлющей и долгосрочной стратегии по отношению ко всей Евразии. От этого будут зависеть дальнейшая судьба США и их мировое главенство. В течение ближайших 30 лет, по мнению автора, никто не сможет оспаривать аргументы для оправдания американского применения силы, согласно которым другие силы, способные вызвать беспорядок в мире, уже давно стали бы господствовать на мировой арене. Одновременно он признает, что американская геостратегия в отношении Евразии будет вынуждена конкурировать с силами турбулентности, т.е. с постоянным ростом нестабильности. Этот вывод касается как неопределенного будущего СНГ, так и благополучной Западной Европы [76, c. 99-101]. Зб. Бжезинский прекрасно понимает, что Евразия — суперконтинент земного шара, играющий, по словам Маккиндера, роль оси. Держава, которая станет доминировать на суперконтиненте, будет оказывать решающее влияние в двух из трех наиболее развитых в экономическом отношении регионов планеты: Западной Европе и Восточной Азии, а также на Ближнем Востоке и в Африке. Сначала США, по мысли Зб. Бжезинского, должны закрепить в Евразии геополитический плюрализм. Для этого приоритет должен быть отдан политическому маневрированию и дипломатическим манипуляциям, которые должны исключить возможность образования коалиций, враждебных США. Но у любого государства, существующего на карте Евразии, по мнению автора, нет для этого реальных возможностей. На втором этапе американизации Евразии должны появиться стратегически приемлемые партнеры, которые могут создать (под американским руководством) трансевразийскую систему безопасности. А в долгосрочном плане все это может стать основой системы подлинной политической ответственности в глобальном масштабе [171]. Как сказано выше, страны Центральной Азии, равно как и Афганистан, представляют собой, по выражению Зб. Бжезинского «шахматную доску», на которой ведутся геополитические игры великих держав, главным образом США, России и Китая. В связи с этим возникает вопрос: не превратится ли это соперничество в открытое противостояние между США и Россией за регион Центральной Азии? Первые годы после распада СССР Россия под давлением внутренних национал-проимперских сил ревностно следила за странами постсоветского пространства, которые активно укрепляли свои отношения с США. Российский историк и политолог А. Уткин на этот счет отмечает, что «американцы более чем влияния России, боятся роста исламского фундаментализма; вторжение Китая в данный регион также не соответствует интересам США» [89, с. 84]. По мнению российского исследователя А. Казанцева: «Геополитическая «центральность» Центральной Азии и потребность государств региона во 34 внешней помощи вызывают активное вмешательство в его дела великих держав (КНР, Россия, США, государства ЕС, Индия и др.). Эта тенденция продолжится и в будущем, хотя она необязательно должна принимать формы соперничества великих держав («новой Большой игры»). Речь может идти и о сотрудничестве в решении важных региональных проблем (например, терроризма, «несостоявшихся государств» или наркоторговли). Будет также сохраняться интерес к региону как к источнику энергоносителей и потенциальному маршруту новых торговых путей по осям Восток–Запад и Север–Юг Евразии» [67]. Поэтому благодаря существующим сдерживающим факторам, в перспективе острого соперничества между ведущими игроками за Центральную Азию не ожидается, заключают исследователи. Многие эксперты утверждают, что американская политика в отношении государств Центральной Азии обусловлена глобальными геополитическими интересами, в том числе сдерживанием в регионе влияния Китая, Ирана и России [60]. Видный специалист по Центральной Азии и Кавказу в Историческом исследовательском центре (г. Вашингтон) А. Расизаде считает, что США не имеют жизненно важных интересов в Центральной Азии [50, c. 54]. Известный американский эксперт А. Коэн отмечает: «Политический вызов США в ХХI в. – не допустить захвата Центральной Азии и содействовать развитию и укреплению сотрудничества между государствами этого региона, а также между потенциальными участниками «большой игры»: Россией, Ираном, Турцией, Китаем, Индией, Пакистаном. Многополюсный мир неожиданно возник как раз рядом с Россией, в Центральной Азии. Участники этой «игры», причем с самыми разными интересами, проводят свои собственные экономические и геополитические программы» [37]. Китайский исследователь Хуашэн Чжао утверждает следующее: «После окончания «холодной войны» Центральная Азия получила новое определение – обособленное геополитическое пространство. Можно сказать, что до событий 11 сентября 2001 г. в географическом и психологическом плане эта территория была изолирована от большинства стран мира, особенно от США и Европы. События 11 сентября привлекли всеобщее внимание к этой части планеты, одновременно возросла и ее стратегическая значимость. Как уже говорилось, основными игроками в ЦА являются Китай, Россия и США. Европа также проявляет интерес к данному региону, стремясь, особенно после 11 сентября, к укреплению своего влияния в нем. Особый статус Китая, России и США в Центральной Азии объясняется, с одной стороны, следствием их участия в судьбе региона и оказываемым ими влиянием на него, с другой – результатом особых взаимоотношений между этими тремя державами на международной арене» [108, c. 131]. Действительно события 11 сентября 2001 г. и последовавшая антитеррористическая операция позволили США укрепиться в ранее закрытой для них Центральной Азии и разместить там свои военные базы. С момента краха СССР Вашингтон всегда придерживался стратегии полного 35 доминирования на постсоветском пространстве, прикрывая это лозунгами поддержки демократии, построения эффективной рыночной экономики, содействия региональному сотрудничеству и интеграции стран Центральной Азии в мировое сообщество. Центральная Азия стала для США одним из элементов стратегии безопасности в целях сдерживания России и Китая. Американские политики всегда заявляли, что не стремятся доминировать на Каспии, но выступают за создание режима свободного доступа к энергоресурсам. Другими словами, идеалом для США является некая «свободная торговая федерация», или «общий рынок» Центральной Азии и Каспийского региона, где безраздельно господствуют транснациональные нефтегазовые концерны, а американцы устанавливают правила игры [166, c. 15]. Таким образом, проведенный анализ различных позиций и взглядов исследователей позволяет сделать однозначный вывод о том, что США как ведущая держава претендует на геополитическое доминирование в регионе. Данное положение нашло продолжение в современной концепции США «Большая Центральная Азия». Впервые системообразующий стержень новой геополитической конфигурации региона был сформирован экспертами Института Центральной Азии и Кавказа при Высшей школе международных исследований им. Пола Нитце в университете Джона Хопкинса (США), а проект презентован широкой общественности в научной статье директора Института Центральной Азии и Кавказа Ф. Старра под названием «Партнерство для Центральной Азии» [51]. Автор дает данному проекту условное определение - проект по созданию «Большой Центральной Азии». Так, по мнению авторов, «представления США о географическом делении мешают осознать, что Афганистан, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан - это единый регион. Это, в свою очередь, не позволяет выработать внутренне скоординированную политику в отношении Центральной Азии. Государственный департамент объединяет 5 республик СССР в одну группу с Россией, а Афганистан считает частью Южной Азии, в то время как Центральное командование Министерства обороны рассматривает эти 6 стран как одно целое. Такое рассогласование ослабило способность Соединенных Штатов развить успех, достигнутый в Афганистане, в региональном масштабе. За исключением Рамочного договора о торговле и инвестициях, заключенного с пятью бывшими советскими республиками Центральной Азии, практически все, что было сделано Соединенными Штатами в этом регионе, осуществлялось на двусторонней основе. Отсутствуют и общерегиональные структуры для содействия безопасности и развития Большой Центральной Азии». В данном контексте автор предлагает «...создание регионального форума Партнерство по сотрудничеству и развитию Большой Центральной Азии (ПБЦА), в задачу которого войдут планирование, координация и осуществление целого ряда программ, разработанных США» [97, c. 127]. 36 Соединенные Штаты преследовали несколько стратегических целей в Большой Центральной Азии: 1) ведение наступательной войны против терроризма и создание замкнутых на США инфраструктур безопасности; 2) предоставление Афганистану и его соседям возможности защитить себя от радикального исламизма и наркоторговцев; 3) укрепление региональной экономики и наиболее значимых государственных институтов до уровня, когда регион окажется способным служить в качестве экономического и политического моста между Ближним Востоком и Южной и Восточной Азией; 4) упрочение региональных торговых связей и адекватной транспортной инфраструктуры; 5) стимулирование демократических политических систем, способных служить образцом для других стран с многочисленным мусульманским населением. Продвижение к этим целям лучше всего осуществлять на региональной основе. Центральная Азия рассматривается американской стороной как «...единый регион, объединяемый общими интересами и потребностями... ...торговля в масштабе региона приведет к расширению стран Центральной Азии отношений со странами, расположенными к югу, создав альтернативу монополии России на экспорт углеводородов, электроэнергии и хлопка, а также к расширению отношений с Китаем» [51]. Региональная политика США предполагает и «геополитический плюрализм». Вашингтон призывает Москву и Пекин не только участвовать, но и выступать в качестве гарантов и доноров процесса модернизации региона. В политической части проекта ставится задача убедить Россию и Китай в том, что Америка не намерена ослабить их позиции в регионе. Более того, в планах США - пригласить эти государства в качестве гарантов процесса модернизации региона. Нейтрализация России и Китая, превращение Ирана в непосредственный объект американской политики, учет определенных интересов союзников (Пакистана, Саудовской Аравии, Турции), вовлечение в этот круг Индии таковы основные компоненты предполагаемого регионального устройства. Все остальное – детали [83, c. 11]. Вашингтон готов помочь России и Китаю оценить те выгоды, которые ПБЦА предлагает каждой из этих стран. Развитие приведет к снижению уровня крайней бедности, которая провоцирует экстремистские движения, и приостановит поток нелегальных иммигрантов в Россию. Укрепление пограничных режимов поможет сократить активность сепаратистов в Синьцзяне. Улучшение транспортной инфраструктуры откроет для Западной Сибири и Урала новые экспортные пути в Азию, а китайский район Синьцзян получит выход на юг [83, c. 12]. В рамках осуществления «геополитического плюрализма» можно выделить следующие проблемы: 37 Во-первых, ни один из этих игроков не выработал ни политической, ни экономической, ни энергетической модели региональной политики. Все три конкурента имели некоторый интерес, некоторые ресурсы и некоторую концепцию своего присутствия в Центральной Азии. Китай в качестве главного направления своей политики определил помощь экономическому развитию государств региона. Российская политика направлена на обеспечение стабильности, а американская – обеспечении демократии. Однако на практике и Россия, и США, и КНР не только не соблюдали декларированный баланс интересов, но и действовали ситуативно, что можно назвать своеобразным дипломатическим эквивалентом броуновского движения молекул. Вопрос заключается в том, сможет ли ПБЦА организовать это хаотичное движение в «геополитический плюрализм». Во-вторых, данная идея как минимум на принципах и условиях, предлагаемых США, входит в сущностное противоречие с ключевыми региональными интересами России и Китая, играющих более значимую роль для основных государств региона и процессов, формирующихся в региональном масштабе. Как следствие, любое стремление реализовывать идею на практике будет наталкиваться на активное и зачастую скоординированное противодействие со стороны вышеназванных акторов [83, c. 14-15]. Согласно проекту БЦА, в планах США - пригласить в качестве гарантов процесса модернизации региона такие государства, как Индия и Турция, наделив этим же статусом Россию и Китай. В результате усиливается присутствие двух первых стран, сведя права и уровень участия двух последних государств к политическому и экономическому минимуму. Ни КНР, ни Россия не согласятся выступать в качестве «благожелательных наблюдателей», что подразумевает вывод этих держав из активной геополитической игры и стабилизацию измененного геополитического пространства под патронажем США. Китай обеспокоен тем, что в БЦА, кроме территории традиционной Центральной Азии и Афганистана, в некоторых случаях прибавляется и Синьцзян-Уйгурский район КНР, что угрожает территориальной целостности государства. К тому же воплощение в жизнь ПБЦА может негативно сказаться на реализации средне- и долгосрочных планов Пекина в торговой, энергетической и газовой сферах. Для России Центральная Азия имеет качественно иное понятие, чем для Запада. Учитывая исторические, военно-политические и культурноэкономические связи России и государств Центральной Азии, Москва имеет широкие возможности для укрепления своего влияния в регионе. У РФ и КНР вызывает опасение и тот факт, что США смогут в ходе реализации проекта попутно осуществить ряд коммуникационных проектов от Кавказа до Памира, имеющих антироссийское и антикитайское содержание. Поэтому возможно, что имеющиеся в регионе Центральной Азии проблемы Россия будет стремиться решать совместными усилиями с Китаем. Как отмечают казахстанские аналитики, «в силу того, что РФ не обладает достаточными 38 экономическими ресурсами для поддержания своего геополитического влияния в Центральной Азии, Москва разделяет с Пекином часть ответственности за региональную стабильность». Партнерство по сотрудничеству и развитию Большой Центральной Азии, возможно, и не будет представлять угрозу деятельности России или Китая в peгионе. Однако понятно, что Москва и Пекин могут возражать против осуществления ПБЦА. Обе страны будут воспринимать ПБЦА как символ долгосрочных интересов и присутствия США в регионе и как подрыв их устремлений. И такое восприятие будет соответствовать реальности в той мере, в какой эти устремления будут идти вразрез с укреплением суверенитета и жизнеспособности государств региона [83, c. 15-16]. Соответственно, по мнению исследователя Ш. Хантера, существуют 4 момента, акцентирующие на необходимость «геополитического плюрализма» и ограничивающих объем вовлеченности США: - существование несоответствия интересов США и стран Центральной Азии в сфере безопасности, в частности с интересами Казахстана, по отношению к России, Китаю и нескольким региональным государствам, включая Иран; - сближение с США для стран Центральной Азии представляет некоторый риск из-за отдаленности США, по сравнению с близлежащей Россией; - ограничение в возможностях США снабдить страны Центральной Азии необходимыми ресурсами для полной реструктуризации цетральноазиатской инфраструктуры, что, в свою очередь, уменьшило бы влияние России на регион; - существование значительного разрыва между интересами США в Центральной Азии и где-либо еще, в частности, на Ближнем Востоке. Данный фактор ярко проявляется в случае с Ираном, когда центральноазиатские страны лишились многих видов альтернативного транспорта, трубопроводов и коммуникационных связей в силу наложения санкций США в целях изоляции Ирана. Данная ситуация только лишь увеличила зависимость Центральной Азии от России [36, c. 160-161]. «Геополитический плюрализм» - стратегия США в Центральной Азии предусматривает баланс регионального сотрудничества в области безопасности, энергетики и экономики и прав человека посредством реформ. США полагают, что продвижение к этим целям лучше всего осуществлять на региональной основе [83, c. 12]. Данный проект явился в определенном смысле той системной матрицей политики Вашингтона в регионе, структурирующей цели, задачи, пути и методы их достижения Соединенными Штатами в новых условиях, что, безусловно, несмотря на масштабность, смелость и одновременно упрощенность американского подхода в условиях сложных политических и геополитических реалий, а также проблем в области безопасности и экономической разнополюсности, требует серьезного, прагматичного и превентивного анализа [97, c. 128-129]. 39 На официальном уровне новый подход США к Центральной Азии и Афганистану впервые был обозначен в октябре 2005 г. и впоследствии неоднократно упоминался в заявлениях Госдепартамента Соединенных Штатов. Он нашел свое отражение в пресс-релизе Белого дома по итогам визита президента США Дж. Буша в Пакистан в начале марта 2006 г., а также в национальной стратегии безопасности Соединенных Штатов, опубликованной в середине марта 2006 г. [114]. В соответствии с этим новым подходом была осуществлена структурная реформа Госдепартамента США и начата реализация новой программы «Инициатива по интеграции инфраструктуры в Центральной Азии», провести которую было поручено Агентству по торговле и развитию США. Основными задачами данной программы является стремление США связать Афганистан со странами Южной и преимущественно Центральной Азии, тем самым объединив эти два региона прежде всего транспортно-инфраструктурными проектами с центральной ролью Кабула в данном процессе [97, c. 129]. Вместе с тем важно отметить концептуальное отличие официального подхода США к региональной политике от предложенного институтом проекта. Проект института предполагал создание территориально именно Большой Центральной Азии, куда предполагалось включить Афганистан, и тесное взаимодействие данного пространства за счет Афганистана с другим регионом Южная Азия (Индия, Пакистан, Бангладеш, Бирма, Бутан, Мальдивы, Непал, Шри-Ланка). Официальный же подход США сосредоточился на концепции создания объединенного региона Южной и Центральной Азии, где Афганистану отведена роль связующего звена. В общем контексте данного вопроса следует отметить реформу структуры Госдепартамента США, проведенную в начале 2006 г. Комментируя (5 января 2006 г.) данную реформу, К. Райс заявила: «Одна из вещей, которую мы сделали в Государственном департаменте, - передислокация нами республик Центральной Азии из Европейского бюро (что являлось следствием их пребывания в составе Советского Союза) в бюро Южной Азии, которое отвечает за Афганистан, Индию и Пакистан» [97, c. 129-130]. Однако данный проект США имеет прежде всего два ключевых проблемных момента, редуцирующих перспективы его осуществления, либо, с другой стороны, провоцирующих региональную дестабилизацию для стран Каспийско-Центральноазиатского региона, блокируя процесс всесторонней модернизации на данном пространстве. Первый момент основан на том, что ситуация в Афганистане в области безопасности периодами выглядит патовой, а ее стабилизация на гражданском уровне представляется маловероятной в среднесрочной перспективе. Наркотрафик и наркоторговлю, несмотря на больше декларируемые усилия, не удается минимизировать, поскольку эта теневая статья дохода остается основной для афганского населения при существовании Афганистана в условиях феодального периода и тотальной коррупции. Данная тенденция представляет собой огромный риск в области безопасности для стран 40 Каспийско-Центральноазиатского региона в случае кооперации с Афганистаном в рамках совместных проектов. При этом нельзя не исключать перспективу региональной дестабилизации. Bторой момент сосредоточен на несопоставимой разнице в численности населения, экономической и территориальной градированности двух регионов Центральная Азия и Южная Азия. Сегодня только Индия и Пакистан представляют собой огромнейший конгломерат человеческих ресурсов потенциально крупнейших экономик будущего. «В итоге в случае слияния Южной и Центральной Азии мы получаем, скорее, «поглощение» Южной Азией Центральной Азии» [97, c. 130-131]. Парадоксально, однако гипотетически вышеуказанные риски в перспективе в зависимости от регионального расклада сил, в случае ослабления позиций США в регионе в пользу Китая, России и/или Ирана, могут трансформироваться в политике США из категории «рисков» в категорию «приоритетов». Контекста подобной трактовки придерживается известный эксперт по Центральной Азии и Афганистану А. Князев, приводя следующий аргумент: «Основная суть американской геостратегии для центральноазиатского региона была сформулирована Збигневом Бжезинским: США должны быть способны контролировать процесс возможного усиления других региональных держав с тем, чтобы он шел в направлении, не угрожающем главенствующей роли Вашингтона в мире. Одним из средств такого контроля является создание «управляемых конфликтов». Под этим углом нужно рассматривать и проект «Большая Центральная Азия»...» [97, c. 131-132]. Но главная проблема состоит в том, что даже классическая Центральная Азия, не говоря уже о концепте БЦА, не является единым образованием. Как отмечают исследователи, Центральная Азия в настоящий момент - это лишь удобное географическое определение, которое вовсе не влечет за собой необходимость позиционирования государств региона в качестве субъектов, стремящихся к интеграции. И тем более - как субъектов международных отношений, которых можно «подводить» под единые знаменатели в процессе выстраивания конкретных внешнеполитических шагов. Государства региона как минимум в настоящих условиях не только не стремятся к углублению взаимодействия друг с другом, но и, наоборот, зачастую идут в противоположном направлении, руководствуясь прежде всего своими национальными интересами, выбранными путями развития, стоящими перед ними угрозами и вызовами и другими аспектами [83, c. 12]. Например, как отмечают казахстанские эксперты, в течение 15 лет Соединенные Штаты рассматривали Центральную Азию как единое целое. Вместе с тем Центральная Азия – неоднородный регион, в котором Казахстан занимает особое место и с точки зрения экономики (ВВП этой страны больше, чем экономики всех центральноазиатских стран, вместе взятых), и как крупное евразийское государство, в большей степени склоняющееся к западным ценностям, нежели его соседи. Даже в советское время Казахстан стоял особняком, и в ходу была формула «Казахстан и Средняя Азия». Кроме того, 41 4,5% территории Казахстана находится в Европе. Казахстанцы считают себя «евразийцами». Поэтому, по мнению Астаны, искусственно притягивать Афганистан в Центральную Азию и тем более ставить эту страну на одну доску с Казахстаном чревато провалом концепции БЦА [172, c. 84]. Попытка «вовлечения» в этот псевдоединый регион БЦА еще и Афганистана, который никогда не был тесно связан с остальными центральноазиатскими государствами ни экономически, ни политически, ни культурно, вряд ли приведет к определенным практическим результатам. К тому же с большой натяжкой можно характеризовать классические центральноазиатские государства как стабильные и прозападноориентированные. США продолжают вести с региональными режимами диалог о необходимости либерализации и политических реформ, однако фактически Вашингтон предпочитает сохранить нынешние режимы у власти, для того чтобы избежать более демократической, но менее предсказуемой власти. Они испытывают огромные трудности на пути «триумфального транзита» демократии в страны Центральной Азии, что обусловлено, с одной стороны, отсутствием регионального видения и основанной на этом видении политики. С другой стороны, политика в области демократизации должна строиться с учетом особенностей развития государств региона. Различия в политическом и экономическом развитии делают возможной региональную стратегию лишь в области безопасности, но не в сфере демократии и прав человека, которые развиваются на двустороннем уровне [83, c. 13]. Однако успешная реализация ПБЦА столкнется с множеством сложностей: неустойчивой ситуацией в Афганистане, которая будет препятствовать усилиям расширить инфраструктурные связи между Центральной и Южной Азией; изменением внешнеполитического курса Узбекистана; трудностями центральноазиатской интеграции, когда большинство государств считают, что какая-либо интеграция в регионе без участия России обречена на провал (пример прохладное отношение к инициативе Астаны 2005 г. о создании Союза центральноазиатских государств); необходимостью: убедить руководство центральноазиатских государств, провести ряд экономических и социальных преобразований в предлагаемом американской стороной формате в целях создания стабильности, безопасности и экономического процветания; внушить руководству стран Центральной Азии, что все предполагаемые меры, особенно в сфере безопасности, отвечают не только интересам США, но и не затрагивают интересов соседних держав [83, c. 16]. В итоге из вышеприведенного анализа следует, что последний геополитический подход США сегодня сосредоточен на проектах формирования инфраструктуры региона в южном направлении, с приоритетной ролью энергетических коридоров, способных в том числе определить в краткои среднесрочной перспективе успех афганской кампании и геополитические успехи США в Каспийском регионе в целом, сохранив и закрепив собственные 42 позиции, а также внешнеполитических ориентиров стран региона в необходимом для Вашингтона контексте. Кроме того, нельзя исключать, что первоначальный вариант проекта, разработанный институтом, многие провоцирующие предложения которого ввиду сложной обстановки в регионе официальным Вашингтоном были отложены, на стратегическом негласном уровне в официальных кругах сохранили свою значимость в проецировании на будущее. Тем не менее перспективы реализации проекта БЦА достаточно неоднозначны ввиду приведенных выше ключевых проблемных моментов, где указанные политические и экономические риски в целом вследствие слабореализуемости отдельных элементов проекта в среднесрочной перспективе являются обыгрываемыми и предотвратимыми посредством дипломатических инструментов [97, c. 132]. В целом американские эксперты скептически оценивают перспективы реализации концепции «Большой Центральной Азии» (БЦА), оставленной Б. Обаме в наследство администрацией Дж. Буша. Однако складывается впечатление, что советники Б. Обамы игнорируют тот факт, что без наличия крепких горизонтальных связей с учетом специфики политической культуры стран региона ускорение глобализации может спровоцировать дестабилизацию. Проблемы, с которыми сегодня сталкиваются США в реализации проекта БЦА, не означают снятия с повестки дня необходимость геополитической разработки, поскольку цели и задачи, заложенные в БЦА, определяются Вашингтоном на средне- и долгосрочную перспективу. Сегодня содержание инициатив США в регионе выходит за рамки БЦА, и в обозримой перспективе будет реализовываться на основе существующих двусторонних договоренностей и проектов с государствами ЦА. Говоря о взаимосвязи проектов «Большой Ближний Восток» и «Большая Центральная Азия», их реализация зависит от того, насколько успешно будет осуществляться политика Вашингтона на Ближнем Востоке, а также от развития ситуации в Афганистане. Учитывая последние события на Ближнем Востоке, можно говорить о том, что в среднесрочной перспективе США не оставили попыток реализовать эти «мегапроекты». Вопрос интеграции Центральной Азии как единого региона в Евро-Атлантическое пространство остается на повестке дня американской стратегии в долгосрочной перспективе. В целом проект БЦА – лишь часть стратегического планирования Вашингтона, нацеленного на трансформацию всей Евразии в масштабное подконтрольное геоэкономическое пространство, включающее в себя регион Каспия, Центральную Азию, Средний Восток и Южную Азию. Тем самым в рамках стратегического планирования США теоретически могут быть заложены перспективы создания на юге «санитарного кордона» по периметру границ России и Китая, а геополитическое поле участников региональной конкуренции расширено в интересах Белого дома. После прихода к власти администрации демократов во главе с Б. Обамой ожидалось, что Вашингтон начнет активно пересматривать свою стратегию в 43 Центральной Азии, в частности, откажется от концепции «Большой Центральной Азии». Продолжение войны в Афганистане делало необходимым использование транспортных путей, проходящих через Центральную Азию. Для оснащения своей группировки в Афганистане Вашингтону требовался надежный маршрут через территорию стран СНГ, поскольку транзит грузов в связи с политической нестабильностью в Пакистане и осложнением отношений между Исламабадом и Дели становится практически невозможным с точки зрения безопасности [82, c.88]. Таким образом, хотя США обратили внимание на страны Центральной Азии только с распадом Советского Союза, интерес к региону отмечен в исследованиях ученых ХIX в. Исходя из анализа работ ученых, посвященных региону, можно сказать, что изначально политика США строилась на геополитическом мышлении, и характеризовалась умеренностью интересов. В настоящее время в политике Вашингтона очень сильны тенденции геополитического характера, хотя, как полагают, американские аналитики, взрывы 11 сентября 2001 г. вызвал у США к региону наибольший интерес в области безопасности. Кроме того, создание в 2005 г. проекта Большой Центральной Азии является подтверждением продолжения политики США в геополитическом направлении. 44 2 ЭВОЛЮЦИЯ ПОЛИТИКИ США В ЦЕНТРАЛЬНОАЗИАТСКОМ РЕГИОНЕ ПОСЛЕ РАСПАДА СССР 2.1 Воздействие стратегии США на формирование внешнеполитических приоритетов стран Центральной Азии в период с 1991 по 2001 г. С распадом СССР в 1991 г. центральноазиатские государства стремительно превратились в зону геополитического соперничества России, Китая, в меньшей степени - Турции и Ирана. США не сразу проявили повышенный интерес к региону, поэтому исследователи говорили об отсутствии какой-либо политики по отношению к странам региона. В 1991 г. и в первой половине 1992 г. проходил процесс дипломатического признания новых независимых государств (ННГ) Центральной Азии со стороны США. В этот период в Америке наблюдалась некоторая растерянность по поводу неожиданно быстрого распада СССР, а также непонимание того, как дальше строить политику по отношению к ННГ. Линия, проводившаяся Соединенными Штатами, не отличалась от общей стратегии в отношении постсоветских государств: они выступали за демократизацию политической жизни и за проведение рыночных преобразований. При этом отношения с Россией воспринимались как ключевые, а ННГ были на далекой периферии американского внимания. Ключевым страхом американцев, который сохранялся по отношению к Центральной Азии на протяжении первой половины 1990-х гг. имел следующий комплекс представлений: - о возможности быстрой победы фундаменталистов при поддержке Ирана (при этом не учитывалось различие суннизма и шиизма); - о ядерном оружии на территории Казахстана, способном превратиться в «исламскую атомную бомбу». В связи с этим первоочередной заботой стала проблема избавления от советского ядерного наследия в Казахстане, в частности, путем подписания этой страной Договора о нераспространении ядерного оружия. США и Россия добились подписания Казахстаном в мае 1992 г. Лиссабонского протокола к договору СНВ-1. Казахстан стал одним из первых получателей американских средств по программе Нанна-Лугара («Программе по совместному уменьшению угрозы», «Cooperative Threat Reduction Program»). Другим ключевым моментом в политике США стал поиск путей укрепления государственности и независимости стран Центральной Азии. В этом плане ставка делалась на формирование новой региональной структуры, в рамках которой «новые нации» имели бы возможность «сами сделать выбор» в вильсонианском духе. При этом подразумевалось, что этот выбор будет прозападным. Гарантией этого должно было стать вытеснение тех внерегиональных акторов, которые подозревались в более или менее скрытых антизападных тенденциях (прежде всего это были Россия и Иран). Эти две страны обвинялись в попытках либо «воссоздать советскую империю», либо 45 «провести всемирную исламскую революцию». В связи с этим 30 октября 1992 г. был принят законопроект «О поддержке свободы», который предусматривал американскую правительственную помощь ННГ (включая страны Центральной Азии) как непосредственно, так и через МВФ. Первая администрация Б. Клинтона (1993–1996 гг.) до определенной степени сохраняла тенденции, заложенные в президентство Дж. Буша-ст. США стремились укрепить независимость стран Центральной Азии, опасаясь «покушений» на нее со стороны России и Ирана. Этот курс, в частности, нашел свое выражение в сформулированной помощником президента США по национальной безопасности Э. Лейком (1993 г.) концепции «вовлечения» (engagement). Важной ее частью считалось оказание администрацией США поддержки становлению ННГ, демократическим и рыночным преобразованиям на постсоветском пространстве. Выступая перед Конгрессом в январе 1994 г., президент Клинтон следующим образом прокомментировал военную доктрину России (1993 г.), которая предусматривала возможность для армии РФ действовать по периметру границ бывшего СССР. Президент США призвал РФ использовать свои войска лишь с согласия соответствующих ННГ и при строгом соблюдении норм международного права. Администрация США также объявила неприемлемой ситуацию, при которой российские войска вторглись бы в какое-либо из ННГ для защиты русскоязычного населения [66]. В начале 1990-х гг., также и госсекретарь США Дж. Бейкер ясно дал понять лидерам региона, что Америка рекомендует им следовать турецкой модели сопротивляться иранскому проникновению и попыткам создать конфедерацию мусульманских государств [76, c. 71]. В феврале 1994 г. между США и Казахстаном была подписана Хартия о демократическом партнерстве, в которой «безопасность, независимость, суверенитет, территориальная целостность» Казахстана провозглашались «вопросами высокой значимости» для США. Хартия не имела обязательного характера [69, c. 27]. В центральноазиатской политике США имелись соображения безопасности и обеспечения стабильности. 5 декабря 1994 г. в Будапеште президент РФ Б. Ельцин, президент США Б. Клинтон и премьер-министр Великобритании Дж. Мэйджор подписали Меморандум о гарантиях безопасности Казахстану в связи с его отказом от ядерного оружия. В этот период стали также зарождаться военные связи между странами региона и НАТО в рамках деятельности Совета евроатлантического партнерства (с 1991 г.) и программы «Партнерство ради мира» (с 1994 г.). В августе 1993 г. был назначен специальный координатор от США по урегулированию конфликтов в СНГ (Дж. Коллинз), а в госдепартаменте было сформировано соответствующее подразделение [66]. Однако к середине 1990-х гг. администрация Клинтона, осознав, среди прочего, «нефтяную» значимость бассейна Каспия, начала активно поощрять проникновение американских компаний в постсоветские республики. 46 Вашингтон быстро превратился во влиятельного геополитического игрока в регионе. В то же время главной составляющей стратегии администрации Б. Клинтона на постсоветском пространстве на протяжении всех 1990-х гг. было активное противодействие возможной интеграции вокруг России стран СНГ. При этом США преследовали свою традиционную главную геополитическую цель – не допустить воссоздания какого-то подобия сверхдержавы или сильного союза государств, которые могли бы конкурировать с американцами на мировой арене [69, c. 27]. В экономическом направлении США во многом под влиянием слишком оптимистичных оценок размеров нефтегазовых запасов Центральной Азии и региона Каспийского моря, активно поддерживали альтернативные российские проекты транспортировки энергоносителей. В частности, это были реализованные проекты нефтепроводов Баку–Супса и Баку–Джейхан и не реализованные до сих пор транскаспийский нефтепровод из Казахстана и транскаспийский газопровод из Туркменистана. Поддержка оказывалась проектам ЕС в строительстве новых транспортных маршрутов (ИНОГЕЙТ, ТРАСЕКА – «Новый Шелковый путь»). В это же время очень большие усилия осуществлялись для нейтрализации иранских маршрутов транспортировки казахстанской нефти и туркменского газа. Следует учесть, что в тот период Каспий рассматривался американскими стратегами как регион, тяготеющий к Кавказу. В структуре законодательной и исполнительной власти США им занимались другие подразделения: и энергетический фактор не выходил на первое место в политике Вашингтона в Центральной Азии. Одновременно США спонсировали и проект реорганизации постсоветского пространства – внутреннюю интеграцию в Центральной Азии: Центрально-Азиатский союз (1994–1998), Центрально-Азиатское экономическое сообщество (1998–2002) и организацию «Центрально-Азиатское сотрудничество» (2002–2005). Без активной финансовой поддержки США, в частности, не возник бы проект «Центразбата» — коллективного батальона трех стран (Казахстана, Узбекистана, Киргизии), существовавшего во второй половине 1990-х гг. В 1996–2000 гг. соперничество США и России за влияние в ННГ стало характерной чертой американской внешней политики. В 1997 г. США включили Центральную Азию в «зону ответственности» командования Центральной группировки вооруженных сил США (CENTCOM), которая контролирует ситуацию на Среднем Востоке. При этом командующий CENTCOM генерал Т. Фрэнкс отметил, что действия его группировки в постсоветской Центральной Азии будут в существенной степени определяться тем, какую политику эти страны проводят в отношении России. Тем не менее в Центральной Азии это соперничество проявлялось по весьма ограниченному кругу вопросов (военно-политическая сфера, проекты региональной интеграции, нефтегазовые ресурсы и пути транспортировки ресурсов). Причинами были низкая в целом привлекательность региона в глазах 47 США, антидемократичность политических режимов и традиционное отношение к нему как к «заднему двору» России [66]. Для достижения своих внешнеполитических целей администрация Клинтона в 1996-2000 гг. сосредоточила внимание прежде всего на Узбекистане, что стало новым фактором в политике США в регионе. В глазах американцев Узбекистан, имевший (24 млн. чел.) в сравнении с другими центральноазиатскими государствами, объективно выступал в регионе наиболее сильным и надежным геополитическим противовесом России. Демократическую администрацию Б. Клинтона, несомненно, не устраивал репрессивно-деспотический политический режим, который был установлен в Узбекистане И. Каримовым – в прошлом первым партийным секретарем республики, ставшим «законно избранным президентом» нового государства. Так, например, в официальном отчете Госдепартамента по итогам январских 2000 г. президентских выборов в Узбекистане говорилось о том, что выборы не были ни свободными, ни честными, поскольку «правительство Узбекистана отказалось регистрировать, подлинно независимые оппозиционные партии и не позволило членам этих партий баллотироваться на пост президента». Однако геополитические соображения тогда взяли верх над традиционной для американцев заботой о соблюдении прав человека. Тем более, что только Узбекистан имел в 1990-е гг. в Центральной Азии относительно боеспособную национальную армию. Вашингтон сделал ставку на Ташкент [69, c. 28-29]. Важным шагом на пути установления партнерства двух стран стала первая личная встреча Б. Клинтона с И. Каримовым в июне 1996 г. В 1990-х гг. Узбекистан всемерно старался поддерживать США. Например, при голосовании на Генеральной Ассамблее ООН в ноябре 1996 г. резолюции с осуждением американского эмбарго в отношении Кубы против резолюции проголосовали 3 государства – США, Израиль и Узбекистан. В 1998–1999 гг. Узбекистан в противовес России политически поддерживал готовность США применить силу против иракского режима. Это государство стало также одним из самых активных в регионе участников программы НАТО «Партнерство ради мира» [66]. В первоначальный период становления независимости постсоветских стран в целом центральноазиатское направление внешней политики США рассматривалось в основном сквозь призму необходимости решения нескольких задач, среди которых наиболее приоритетными являлись следующие: - заполнение геополитического и экономического вакуума в регионе после распада Советского Союза; - ослабление зависимости государств от своих мощных соседей - России, Китая, частично Турции и Ирана, в том числе и с помощью определения экономических рычагов воздействия; - нераспространение ядерного оружия и ядерная безопасность в целом; - инкорпорирование элементов демократии и рыночной экономики в политическую жизнь и структуру народного хозяйства 48 государств соответственно. Воплощение данных задач потребовало от США активного участия и присутствия (в форме прямой или косвенной финансовой помощи - кредитов, инвестиций, консультаций, посреднических услуг, присутствия американских компаний и т. д.) в делах региона, в частности, проведении политических, экономических преобразований, в социально-гуманитарном, научнотехническом развитии. Фактически сферой приложения интересов данной державы стали как геополитические, так и финансово-экономические аспекты развития стран. Достаточно быстрое и относительно безболезненное для США решение названных проблем во многом было облегчено благодаря объективным и субъективны причинам как внутреннего, так и внешнего происхождения, среди которых можно выделить, в частности, следующие: - неспособность самих стран региона, а также России как системообразующего фактора противостоять финансово-экономической мощи и идеологическому влиянию Запада в целом и США, а также неспособность противопоставить что-либо действенное этому влиянию в условиях крушения единого экономического, идеологически-культурного пространства начала и середины 90-х гг. прошлого века; - «историческая память», заставлявшая страны региона, как бывшую периферию в системе отношений на бывшем советском пространстве, отказываться от тесного сотрудничества с бывшим центром и охотнее устанавливать связи с новыми игроками; - «детская болезнь роста» молодых независимых государств, не обремененных ранее широким международным признанием и стандартами жизни, отличными от бывших советских (хотя и практиковавшихся частично на номенклатурном уровне), вкупе с особенностями субъективного восприятия государственно-политического и экономического развития политическими лидерами, принимающими решения [173, c. 84-85]. Среди политических интересов на первый план выступают усилия США, направленные на приобретение новых союзников. Именно появление в Центральной Азии независимых государств отчетливо изменило геополитический баланс сил. Поэтому США стремились использовать ситуацию и занять лидирующие позиции в Центральной Азии [178, c. 11]. Наличие разных мнений вызывает интерес к рассмотрению особенностей приоритетов США в центральноазиатском регионе в начале 1990-х гг. Один из ведущих американских исследователей Г. Фуллер на заре независимых стран региона утверждал, что США могут быть втянуты в центральноазиатский регион при неблагоприятных условиях, затрагивающих геополитические интересы Вашингтона, поэтому автор призывает к укреплению позиции США в регионе [25, c. 77-78]. В начале 1990-х гг. сенатор А. Кренстон прогнозировал значение региона для США прежде всего в экономическом плане. В области безопасности предупреждал, что регион может воспрепятствовать угрозам исходящие из 49 неспокойных стран, как Иран и Афганистан. К тому же в перспективе советовал руководству США продвинуться в регионе для совершенствования демократических институтов [31, c. 30-31]. Американский аналитик Р. Каллен обратил внимание Запада в отношении к центральноазиатскому региону на 3 пункта: связь энергоресурсов региона с западными потоками; применение в Персидском регионе последних технологии; ограничение всяческого участия Ирана в транспортировке ресурсов из региона. В целом исследователь указал на необходимость сосредоточения на геополитических задачах региона, которые отвечают интересам США [27, c. 130-145]. Помимо общеизвестных целей США в регионе, известный эксперт М.Б. Олкотт рекомендует усилить образовательную деятельность США, чтобы предотвратить появление антиамериканских настроений и внедрить американские ценности [55]. Дж. Кричлоу выступает за то, чтобы США не оставляли без внимания центральноазиатский регион, который может оказать негативное влияние на развитие авторитарного режима России и посеять между Россией и Западом некоторые противоречия. По мнению автора, нет никакой опасности, связанной с проведением Ираном исламской революции, поскольку ради достижения целей Запада и США в регионе следует поддерживать элементы демократии [30, c. 27-29]. Американские исследователи Ч. Анделанд и Н. Платт сосредоточились на актуальных вопросах начала 1990-х гг., касающихся укрепления демократии в регионе, освоения природных ресурсов и избавления от ядерного оружия в Казахстане. Кроме того, аналитики проанализировали потребности стран Центральной Азии от США как великой державы, признав зависимость стран региона от России, и то, что США в формировании своей политики в регионе должны считаться с мнением Москвы [33]. Посол США в РК в 1995-1998 гг. Элизабет Джонс отмечает: «После распада СССР, ННГ стремились: - стать частью глобального экономического и политического сообщества; - реформировать экономические системы; - уладить споры о нефтяных и газовых месторождениях и рыболовных зонах; - избегать политических противоречий на межгосударственном уровне; - получить внешнюю помощь для достижения этих целей. Эти пункты быстро стали очевидными в Вашингтоне во многом благодаря тому, что США уже имели дипломатические представительства в каждой из новых стран. В частности, стала очевидной необходимость в увеличении объемов транспортировки энергоресурсов» [133, c. 32-33]. Следует, однако, сказать, что до террористического акта в сентябре 2001 г. Центральная Азия в целом была третьестепенным регионом для США. Гораздо более приоритетными объектами американской внешней политики выступали Россия, Украина и бывшие закавказские республики. Соответственно и 50 выделяемая американцами помощь всему региону в целом и Узбекистану, в частности, была незначительной. В конце 1990-х гг. ежегодный объем помощи Узбекистану в среднем несколько превышал 50 млн. дол. В то же время Армения с населением чуть более 3 млн. чел. получала ежегодно порядка 90 млн. дол. [69, c. 30]. В 1994-1995 гг. США столкнулись с новой российской внешнеполитической доктриной «ближнего зарубежья», т.е. попыткой Москвы удержать под своим контролем территории бывшего Советского Союза. Американским ответом на этот вызов стала усиленная помощь новым независимым государствам по укреплению их суверенитета и большей вовлеченности в систему международных отношений. В качестве противовеса СНГ и другим интеграционным инициативам США как своих «стратегических партнеров» использовали Украину в Восточной Европе и Узбекистан в Центральной Азии до тех пор, пока процесс дезинтеграции бывшего СССР стал необратимым. Этой политике способствовали небывалое ослабление России от неудачной войны в Чечне в 1994-96 гг., также кризис 1998 г., который подвел страну к порогу экономического краха [74, c. 18]. С начала 1992 г. администрация США приступила к осуществлению широкомасштабного оказания помощи и укреплению экономических связей со странами СНГ. В 1992 фин. году правительственным управлением по международному развитию на эти цели было израсходовано 235 млн. дол. На 1993 г. правительство США выделило 417 млн. в соответствии с принятым летом 1992 г. законом о поддержке свободы и еще 412 млн. в виде безвозмездной продовольственной помощи. Помимо этого для расширения кредитования бывших советских республик Международным валютным фондом США увеличили в 1992 г. свой взнос в МВФ на 12 млрд. дол. и согласились внести половину из 6 млрд. дол., предназначенных для формирования фонда стабилизации валют в новых государствах на территории бывшего Советского Союза. С 1992 по 1998 г. сумма американской помощи странам региона составила 1,3 млрд. дол. [62, c. 37]. В этом плане интересна динамика выделенной помощи США странам Центральной Азии, исходя из которой можно говорить о приоритетах ведущей державы в той или иной стране региона. Казахстан с 1992 по 2001 г. лидировал по объему получаемой американской помощи среди других стран. С 2002 г. приоритет был отдан Узбекистану и Таджикистану, что связанно с реализацией антитеррористической операции в Афганистане. В целом, динамика оказанной помощи странам Центральной Азии с 2004 г. снизилась. Главная причина заключалась в резкой критике Конгресса демократического развития стран региона. Особенно Конгресс критиковал Узбекистан в связи с андижанскими беспорядками. На сегодняшний день помощь США странам региона не прекращается, так как из геополитических соображений регион представляет важную значимость для Вашингтона (таблица 2.1-2.3), (рисунок 2.1). 51 Таблица 2.1 - Помощь, выделенная США странам ЦА в 1992-1999 гг. (млн. дол.) [119] Страна Казахстан Кыргызстан Таджикистан Туркменистан Узбекистан 1992 г. 20,33 13,03 11,61 14,71 5,62 1993 г. 51,47 108,22 33,72 57,28 15,00 1994 г. 202,75 90,36 45,26 22,38 34,07 1995 г. 138,85 44,43 33,71 21,82 14,44 1996 г. 79,32 63,63 45,36 25,33 23,34 1997 г. 53,52 23,85 14,75 6,25 30,88 1998 г. 75,85 50,29 36,57 8,94 26,84 1999 г. 72,60 61,12 38,16 15,94 46,88 Таблица 2.2 - Помощь, выделенная США странам ЦА в 2000-2007 гг. (млн. дол.) [119] Страна Казахстан Кыргызстан Туркменистан Узбекистан Таджикистан 2000 г. 80,88 66,09 16,56 64,44 49,30 2001 г. 94,15 50,85 16,44 84,66 78,39 2002 г. 90 95 18,1 20 160 2003 г. 92 56,6 11,1 86,1 49 2004 г. 74,2 50,8 10,4 50,6 50,7 2005 г. 53,2 50,4 16,3 91,6 59,9 2006 г. 88,48 43,54 10,44 49,41 45,01 2007 г. 28,95 37,86 7,68 16,25 38,53 Таблица 2.3 - Помощь, выделенная США странам ЦА с 2008-2014 гг. (млн. дол.) [119] Страна Казахстан Кыргызстан Туркменистан Узбекистан Таджикистан 2008 г. 21,06 30,11 7,19 9,50 30,92 2009 г. 22,422 58,932 8,851 8,555 35,765 2010 г. 22,722 53,608 16,512 12,040 57,972 2011 г. 17,567 41,364 11,012 11,335 44,482 2012 г. 19,285 47,399 9,199 16,732 45,089 2013 г. 13,959 49,380 6,022 11,717 40,636 2014 г. (запрос) 12,229 51,819 6,455 11,592 36,400 Рисунок 2.1 – Динамика выделения финансовой помощи США странам Центральной Азии с 2000 по 2010 г. [119] 52 В начале установления дипломатических отношений между странами региона и США за редким исключением на официальном уровне ни одной из республик не отдается предпочтения ни как получателю американской гуманитарной и технической помощи, ни как потенциальному торговому партнеру или объекту инвестирования [62, c. 37]. Как известно на первом этапе независимости центральноазиатских стран помощь со стороны США и других международных организаций была в основном ориентирована на демократизацию, установление верховенства закона, проведение либеральных экономических реформ, интеграцию региона в глобальную экономику, а также в отношении к Таджикистану на регулирование внутренних конфликтов и пост-конфликтную реабилитацию. Каковы же мотивы такого содействия? Западные исследователи (Зб. Бжезинский, М.Б. Олкотт, Ш. Акинер и др.) придерживаются мнения, что основным мотивом предоставления помощи странам Центральной Азии являются геополитические и экономические интересы. Так, если в 90-х гг. основным геополитическим фактором было снижение политического и экономического влияния России в регионе, то начиная с 2001 г. на первый план выходят проблемы борьбы с терроризмом и экстремизмом в регионе. Что касается экономических интересов, то они прежде всего продиктованы наличием богатых запасов энергетических ресурсов в регионе, а также заинтересованностью в доступе товаров и инвестиций развитых стран на новые рынки. Британский исследователь Н. МакФарлейн [35] значительно расширяет данное суждение, доказывая, что мотивы внешней помощи со стороны Запада подразделяются на две категории. Первая категория отражает стремление развитых стран распространить западные ценности во всем мире, и в том числе в заново возродившемся регионе Центральной Азии. Западные ценности, как известно, основываются на четырех столпах либерализма, а именно: демократическое общество, открытая экономика, социальный плюрализм и верховенство закона. Будучи тесно взаимосвязанными между собой, данные политические, экономические, социальные и правовые нормы служат одной главной цели - созданию условий, позволяющих индивиду максимизировать свое благосостояние. Западные страны, как сами, так и в лице международных организаций, стремятся распространить данную систему идей, будучи уверенными, что она не только воплощает универсальные нормы, но и служит интересам развитых стран. Так, посол США С. Сестанович в своем выступлении перед Конгрессом США в марте 1999 г. отметил, что главная задача политики США в Прикаспийском регионе состоит в «построении демократических политических институтов, так как они являются долгосрочными гарантами стабильности и процветания». Вторая категория мотивов созвучна с мнением большинства перечисленных выше западных исследований и согласно Н. МакФарлейну диктуется собственными интересами развитых стран. Данные интересы 53 формируются исходя из геополитической ситуации в регионе, наличия богатых энергетических ресурсов, фактора ислама, а также с учетом частных экономических интересов бизнеса. В процессе реализации конкретных программ и стратегий помощи в регионе время от времени можно наблюдать конфликт двух категорий мотивов. С одной стороны, казалось бы, западная модель демократии не должна была поддерживать такие авторитарные режимы, как режимы президентов центральноазиатских стран. Однако, учитывая геополитические интересы, возможно, для Запада предпочтительней было иметь в регионе «сильных» руководителей, способных предотвратить исламизацию общества, а также противостоять влиянию России. Здесь также замешаны интересы крупного бизнеса, которому удобнее работать с коррумпированными авторитарными структурами [98, c. 39]. Данный тезис развивает М.Б. Олкотт [55], утверждающая, что государственные лидеры Центральной Азии до сих пор не готовы проводить демократические реформы. Международное сообщество, в свою очередь, мало что сделало для изменения данной ситуации. Несмотря на то, что после 11 сентября 2001 г. международное сообщество активизировало свое участие в центральноазиатских странах, предоставив им «второй шанс» для решения социальных и экономических проблем. Причем ни доноры, ни страны Центральной Азии не были готовы по-новому подойти к решению существующих проблем и упустили этот «второй шанс». На проблему конфликта между повесткой развития и геополитическими интересами также обращает внимание и английский Институт международного развития. В своей публикации [98, c. 40] авторы сетуют на то, что Центральная Азия остается развивающимся регионом, который игнорируется в дебатах о развитии и предоставлении внешней помощи. Международное сообщество больше сосредоточено на «геополитических» интересах, чем на интересах «развития». Главный вывод из сказанного выше сводится тому, что движущей силой предоставления помощи странам региона Соединенными Штатами Америки являлось прежде всего распространение американских ценностей в контексте реализации своих национальных интересов. По словам помощника Госсекретаря США по вопросам Центральной Азии Блэйка, главное с точки зрения американцев привнести экономическую и политическую стабильность в этот регион. И есть надежда, что Центральная Азия, развивая свой экономический потенциал, сможет самостоятельно себя профинансировать. Роль же Запада в этих процессах ожидается небольшая. По мнению Блэйка, внешняя экономическая помощь – это «второстепенный фактор». При этом роль США как донора остается весьма ограниченной. «Но вот, например, Китай в целях добычи запасов меди, по мнению американских аналитиков, был бы готов финансировать строительство железной дороги из Афганистана до Шинжана. Индия же планирует спонсировать строительство железной дороги от Персидского залива через Иран до Афганистана. Ни в 54 одном из этих проектов Америка не принимает участия. Основная же забота Америки – это создать гармоничные отношения и быть оплотом в сфере безопасности», – заключил Блэйк. Хотя Соединенные Штаты, как регулярно заявляют на правительственном уровне, являются активным сторонником выстраивания в регионе современных политических институтов, в официальных публикациях утверждается, что они предоставляют техническую помощь и обучение для создания активно действующей сети неправительственных организаций, повышения потенциала судебных структур, а также для развития местных органов власти в Центральной Азии. Выделяемые США средства, - заявляют американские официальные лица, - направляются на профессиональную подготовку журналистов и обучение основам гражданственности более чем 130 тыс. учащихся в Казахстане, Киргизии и Таджикистане. Поясняется, что такие программы ведут к большей подотчетности и прозрачности правительства. Это, в свою очередь, как предполагается, будет способствовать росту инвестиций и дальнейшему процветанию, которое коренным образом «соответствует интересам американских друзей в Центральной Азии и во всем мире». При этом подчеркивается, что каждый год правительство США организует поездки сотен студентов, преподавателей, журналистов, художников и спортсменов из стран Центральной Азии и Афганистана в Америку. За один только 2011 г. более 290 молодых лидеров региона приняли участие в проводимых под эгидой правительства США программах культурнообразовательного обмена. Начиная с 1993 г., американское правительство также направило более 2300 добровольцев Корпуса мира в Казахстан, Киргизию и Туркмению [151]. Каково же отношение центральноазиатских правительств и общества к предоставляемой помощи? В официальных заявлениях, прессе, публичных дебатах время от времени появляется критика в адрес помощи США. В частности, неоднократно ставилась под сомнение приемлемость использования в странах Центральной Азии «западной модели развития». Так, Президент Н. Назарбаев в своем выступлении перед дипломатическим корпусом в г. Алматы 6 ноября 2002 г. отметил: «В Казахстане никогда не существовали ни демократия, ни рыночная экономика. За 10 лет мы сделали все возможное для создания гражданского общества. Мы категорически неприемлем советы и рекомендации, направленные на искусственное ускорение демократических процессов. Подобного рода советы не учитывают исторического развития Казахстана, построены на иллюзорных представлениях об единых демократических стандартах и, следовательно, являются безответственными» [98, c. 42]. Кыргызский эксперт К. Омуралиев, критически оценивая предоставленную помощь, отмечает: «...По логике вещей такое международное содействие должно было привести к экономическому благосостоянию страны и повышению жизненного уровня населения. Увы, в реальности этого не произошло. Наоборот, Кыргызстан, оказался в долговой яме. Внешняя 55 задолженность серьезно подрывает способность нашего государства обеспечивать финансирование социальных обязательств, уменьшает возможность сокращения бедности и приводит к замедлению экономического роста. В соответствии с данными Министерства финансов внешний долг Кыргызской Республики на 1 июня 2007 г. составил 1991,4 млн. дол. США, что по итогам 2006 г. составило 77,6 % ВВП. При этом обслуживание внешнего долга исчисляется более 12 % общих доходов госбюджета» [104]. Аналитик Д. Соболин, также с критикой рассматривая программы помощи странам Центральной Азии, назвав их «грантовым капитализмом»: «Грантовый капитализм - это не просто форма неоколониализма, при котором тотально нивелируется рост экономики и растаскиваются ресурсы, делается все это под флагом торжества демократии и либерализма, сопровождается определенной пропагандой передовых демократических ценностей» [152]. Также интересна позиция таджикского экономиста X. Умарова: «Не подлежит сомнению, что внешняя помощь, систематически оказываемая бывшим советским республикам Центральной Азии, в том числе Таджикистану, предотвратила голод, распространение инфекционных заболеваний. Однако она насаждала иждивенческие настроения у бедных и беднейших слоев населения. Это означает, что такая помощь способна деградировать человеческий капитал, производственный и творческий потенциал нации» [105]. Несмотря на такие критические замечания, все же нельзя недооценивать значение внешней помощи в становлении и развитии стран Центральной Азии. Значительна роль США в содействии с международными сообществами в стабилизации послевоенной напряженности в Таджикистане, разработке национальных программ борьбы с бедностью, формировании систем микрофинансирования сельских производителей, решении экологических проблем. Кроме того, высоко оцениваются консультационная поддержка и изучение лучшей мировой практики по широкому спектру экономических, социальных, юридических и других вопросов [98, c. 43]. Таким образом, США в контексте укрепления независимости стран Центральной Азии преследовали следующие национальные интересы: энергетический интерес – с середины 1990-х гг.; геополитический интерес – США превратились в одного из главных игроков региона. Одновременно они не хотели допустить любой возможной интеграции России со странами региона и какого-либо объединения против США. Изначально они были заинтересованы в полной независимости стран Центральной Азии от России и Ирана, хотя это трудно поддавалось странам региона. В то же время США содействовали установлению элементов демократии в регионе. Главным образом США волновали вопросы безопасности, включая нераспространение ядерного оружия, борьбу с терроризмом, и недопущение усиления влияния мусульманского мира на страны региона. Кроме того, причиной распространения американского влияния на страны Центральной Азии 56 послужил существенный слабый уровень развития стран региона после развала СССР. Политика Вашингтона в Центральной Азии в целом не противоречит интересам местных лидеров, даже можно говорить о содействии США в укреплении независимости стран региона. Хотя вопросы демократии в центральноазиатских странах находятся в поле зрения у США, что вызывает критику, не являются существенной проблемой в развитии двусторонних отношений. В целом США добились некоторых результатов в центральноазиатском регионе. Им удалось значительно укрепить свою позицию в регионе, содействовать странам региона в строительстве демократии, в становлении независимости центральноазиатских государств как равных членов международного сообщества. 2.2 Геополитические интересы США и обеспечение региональной безопасности в Центральной Азии Как отмечает известный казахстанский исследователь М.Т. Лаумулин, «Геополитика и геостратегия Соединенных Штатов Америки носят поистине глобальный характер и затрагивают практически все регионы, любое государство на планете. Не является исключением регион Центральной Азии. В целом американская политика в Центральной Азии является частью более общей Евразийской стратегии США, затрагивающей помимо центральноазиатского региона Каспийский и Кавказский регионы, Россию, Афганистан, Средний Восток, Южную Азию и Китай» [78, c. 96-97]. Рассматриваются основные факторы, влияющие на реализацию внешнеполитической стратегии США в центральноазиатском регионе, а именно «евразийская стратегия как часть глобальной стратегии США, направленной на сохранение доминирования Соединенных Штатов в мире как геополитической силы, характеризовалась и будет характеризоваться следующими последовательными шагами. К ним относятся закрепление на Кавказе и в Каспийском регионе, включение в НАТО Грузии и Азербайджана, вывод Армении из-под российского влияния; завершение проекта БТД. В части осуществления стратегии в 2004-2006 гг. происходило усиление давления на Иран, имели место попытки замены существующего режима; расширение военно-политического присутствия в Центральной Азии, в том числе за счет Казахстана; вмешательство в процесс смены режимов в государствах Центральной Азии: в Узбекистане (2004 г.), Киргизстане (2004-2005 гг.), Казахстане (2004-2005 гг.), в будущем, вероятно, и в Туркменистане, и Таджикистане. С геополитической точки зрения важными элементами стратегии США в Евразии является ориентирование России на военно-стратегическое сотрудничество с Западом (за счет других направлений внешней политики) и постоянное сдерживание геополитических амбиций России; начало формирования стратегического партнерства с Индией; сдерживание Китая как 57 геополитической силы, начало противоборства с КНР в геополитическом масштабе (2010-2020 гг.)» [74, c. 197-198]. США – это западная держава, наиболее основательно инвестирующая в регион; единственная, которая может заявить, что имеет разработанную стратегию по Центральной Азии – стратегию, определенную войной против терроризма, сохранением энергии и более чем 20 млрд. дол. прямых инвестиций. Западные интересы также зависят от того, насколько активны две другие крупнейшие державы, находящиеся по соседству, Россия и Китай. Существуют показатели того, что оба государства обратили на регион свое внимание, о чем можно судить по их очевидному (в случае России завуалированному) экономическому внедрению в Казахстан, а также региональными инициативами, как, например, Шанхайская организация сотрудничества, презентация в 2005 г. нового трубопровода на запад Китая и инициатива 5+1, выдвигаемая Японией [137, c. 29-30]. В 1997 г. высший государственный чиновник в администрации Б. Клинтона — заместитель госсекретаря С. Тэлбот выступил с программным заявлением по поводу американской политики в отношении Центральной Азии. Он дал понять, что Америка не стремится к господству в этом регионе, ее цель — помешать другим в установлении господства или борьбе за влияние [43, c. 93-95]. О нынешнем положении геополитических интересов и приоритетов главных игроков в регионе можно говорить исходя из результатов проведенного экспертного опроса. Анализ показал, что интересы и действия США по освоению энергетических ресурсов в регионе в противовес России и Китаю преобладают над другими проблемами. В то же время эксперты считают, что вопросы безопасности Центральной Азии не являются приоритетными для США в силу некоторых причин. Во-первых, здесь играет роль географический фактор, т.е. отдаленность региона от американского континента. Во-вторых, ожидания стран Центральной Азии, что США примутся за решение проблем региона, после событий 11 сентября 2001 г. не оправдались, так как США были заняты другими международными проблемами, связанными с Иракской войной, с ядерными вопросами в Иране и Северной Корее, и разногласиями со своими европейскими союзниками по Ираку. Кроме того, эксперты в первую очередь исходя из существующих подразделений в руководстве Вашингтона, говорят об ограниченности специализированных лиц по региону, так как многие из них зачастую ответственны за другие регионы мира. Как видно (рисунок 2.2), за энергетические интересы США 31% респондентов, за политику США, направленную в противовес России и Китаю, проголосовали 27%, 14% - за региональное доминирование, 4% - за проблему безопасности, 2% - за демократическое развитие, 22% опрошенных считают, что все перечисленные проблемы являются важными в политике США. 58 Региональное доминирование Энергетические ресурсы 14% 22% 31% 27% Проблемы безопасности (борьба с терроризмом) Демократическое развитие 4% 2% Противовес России и Китаю Все ответы верны Рисунок 2.2 - Приоритетные интересы США в странах Центральной Азии в новых геополитических условиях Что интересно, эксперты почти одинаково оценивают низкую приоритетность проблемы безопасности в регионе у США, России и Китая (рисунок 2.2, 2.3, 2.4). Согласно ответам экспертов другие вопросы являются наиболее приоритетными в политике данных государств. К примеру, в политике России по отношению региона создание интеграционного ядра на постсоветском пространстве, восстановление геополитического баланса, политика направленная в противовес США и Китаю, являются наиболее значительными. По результатам экспертного опроса за создание интеграционного ядра на постсоветском пространстве - 42% опрошенных, за восстановление геополитического баланса - 15%, за экономическое доминирование – 9%, за безопасность – 4%, за политику в противовес США и Китаю – 13%. За все перечисленные интересы проголосовали 17% респондентов. Восстановление геополитического баланса 17% Экономическое доминирование 9% Проблема безопасности (терроризм, наркотрафик, нелегальная миграция) 4% Противовес США и Китаю Создание интеграционного ядра на постсоветском пространстве 15% 42% 13% Все ответы верны Рисунок 2.3 – Приоритетные интересы России в странах Центральной Азии в современный период 59 Что касается интересов Китая в регионе, наиболее важными для них являются: энергетические ресурсы, сотрудничество в рамках ШОС, восстановление геополитического баланса, политика, направленная в противовес США. Экспертный опрос показал следующие результаты: за приоритетность энергетических ресурсов в регионе для Китая проголосовали 34% респондентов, за сотрудничество в рамках ШОС – 22%, за восстановление геополитического баланса – 10%, за политику в противовес США – 9%, за проблему безопасности – 4%. За все перечисленные интересы ответили 21% опрошенных. Все ответы верны 21% Энергетические ресурсы 34% Сотрудничество в рамках ШОС 22% Проблема безопасности (терроризм) 4% Противовес США 9% Восстановление геополитического баланса 10% Рисунок 2.4 - Приоритетные интересы Китая в странах Центральной Азии в современный период Наиболее значительный интерес вызывают существующие проблемы, которые приводят к столкновению интересов у главных игроков в центральноазиатском регионе. К самым важным, согласно результатам экспертного опроса, исследователи причисляют геополитическое господство – 26%, энергетические ресурсы - 19%, региональное доминирование – 18%, экономическое доминирование – 16%. За все перечисленные варианты проголосовали – 19%, и наиболее низкий показатель - 2% составили - проблемы безопасности. Следовательно, проблемы безопасности, согласно данному опросу, другие проблемы находятся в соответствующих равных положениях лишь с небольшим перевесом. Тем не менее, геополитическое господство является главным показателем для столкновения интересов в регионе (рисунок 2.5). 60 26% 19% 18% 19% 16% 2% Геополитическое Региональное Экономическое Энергетические господство доминирование доминирование ресурсы Проблемы Все ответы верны безопасности (борьба с терроризмом) Рисунок 2.5 - Столкновение интересов США, России и Китая в ценральноазиатском регионе Таким образом, как показывают результаты экспертной оценки, США ставят перед собой главную цель, связанную с регионом, это геополитическое господство, которое прежде всего позволит им вести контроль над основными игроками на континенте. Как отмечает казахстанский исследователь М.Т. Лаумулин, «Американская стратегия в Центральной Азии является квинтэссенцией всей евразийской стратегии Вашингтона. То есть без установления полноценного внутри- и внешнеполитического, экономического - контроля над государствами региона вся евразийская геополитика США теряет смысл» [78, c. 97]. Американские аналитики предлагают изменить стратегию США в центральноазиатском регионе исходя из того, что растущие антиамериканские настроения являются одной из причин для пересмотра текущей американской публичной дипломатии в отношении Центральной Азии. Согласно последним рекомендациям, США должны продолжить геополитическое отделение центральноазиатского региона от Кавказа. Центральная Азия более близка к Среднему Востоку и Юго-Восточной Азии, а Кавказ ближе к Европе. Далее США должны выйти за пределы взгляда о том, что Каспий - это критическая точка для обеспечения безопасности Евразии. Каспийские ресурсы важны только для энергетического рынка. Другим перспективным направлением американской внешней политики в регионе считается развитие национально ориентированных гражданских обществ в Центральной Азии. По мнению большинства аналитиков, США должны поддерживать защиту прав человека и другие аспекты, которые могут резонировать с общественным мнением. Это, в свою очередь, позволит через 61 некоторое время создать основу для политических движений, способных выступать в качестве функциональной оппозиции правящим режимам [78, c. 98]. В реализации своей стратегии США наталкиваются на сопротивление как государств региона, протестующих по естественным причинам давлению извне по вопросам своей исключительно внутренней компетенции, так и внешних акторов - в первую очередь России, Китая и в некоторой степени, Европейского союза [78, c. 98-99]. Для реализации своих стратегических и геополитических целей Соединенные Штаты используют методы и инструменты, которые не являются новыми, но тем не менее считаются Белым домом эффективными. К ним относятся экономическая помощь, идеологическое давление, а также в особых случаях - спецоперации, политические провокации и диверсии: искусственная организация политических кризисов, поддержка и финансирование оппозиционных и по необходимости - даже радикальных сил, открытое вмешательство во внутренние дела, раздувание обвинений в коррупции и т.д. [78, c. 99]. В отношении к государствам Центральной Азии США применяют такие важные рычаги по оказанию политического давления, как обвинения в нарушении прав человека, критика авторитарного характера местных режимов, требования демократизировать существующие режимы, обвинения в коррупции; оказание или урезание финансово-экономической, военной, технической и гуманитарной помощи [78, c. 106]. По мнению некоторых экспертов, в общем плане политика Соединенных Штатов (НАТО) в отношении государств СНГ сводится к тому, чтобы активно, но осторожно включаться в проблемы (противоречия, разногласия, трудности, вызовы), возникающие в системе отношений этих стран, прежде всего и главным образом в системах их взаимосвязей с Россией. При этом в качестве универсального инструмента реализации подобной политики на постсоветском пространстве, военно-политическое руководство альянса стало активно использовать механизмы развития международного военного сотрудничества в рамках программы «Партнерство ради мира» (ПРМ), которую НАТО осуществляет с января 1994 г. Официально целями ПРМ объявлены расширение и активизация политического и военного сотрудничества, повышение стабильности, снижение угрозы миру, а также укрепление отношений путем формирования атмосферы приверженности практическому сотрудничеству и демократическим принципам Североатлантического альянса [82, c. 83]. В рамках ПРМ страны-партнеры, участвуя в конкретных программах, сотрудничают с НАТО на нескольких уровнях, последовательно повышая степень своей интеграции с натовскими структурами. К таковым программам относятся: Программа индивидуального партнерства (IPP), предусматривающая широкий спектр тех видов деятельности, по которым государство-партнер желает строить отношения с НАТО; Программа планирования процессов и анализа (PARP), производящая оценку соответствия оборонной сферы 62 государства-партнера стандартам НАТО. Параллельно в структурах национальных Вооруженных сил создаются миротворческие подразделения, которые принимают участие, в том числе в операциях НАТО в Афганистане и Ираке; План действий по индивидуальному партнерству (IPAP), охватывающий конкретные мероприятия по интеграции государства-партнера в НАТО. Для государств-партнеров, которые намерены углубить отношения с НАТО, разрабатывается также План действий сотрудничества по созданию оборонных институтов (PAP-DIB), в рамках которого предлагаются конкретные оборонные реформы [82, c. 83-84]. Развитие сотрудничества в рамках ПРМ позволяет решать задачу доступа американских войск на региональные театры военных действий, так необходимого для проведения текущих будущих операций. Кроме того, проводимые под эгидой партнерства военные учения будут способствовать переходу вооруженных сил, присоединившихся к нему стран на натовские стандарты, что позволит усилить потенциал совместных боевых действий США и их союзников [82, c. 84]. Администрация Б. Обамы фактически заморозила процесс расширения НАТО за счет постсоветского пространства, что во многом продиктовано резкой реакцией со стороны России, с которой Б. Обама вынужден считаться, учитывая позицию России и ведущих европейских союзников, необходимость в соглашении по СНВ и иранский фактор [82, c. 91]. После 11 сентября 2001 г. - международный интерес к Центральной Азии обусловливается двумя причинами: географической близостью к Южной Азии с ее «пороховой бочкой» и запоздалым осознанием западным политическим истеблишментом того факта, что государственные просчеты в постсоветской Центральной Азии чреваты серьезными рисками для Запада, который стремится искоренить террористические структуры типа «Аль-Каиды». Новый интерес к Центральной Азии знаменует отход от настроений 90-х гг., когда Соединенные Штаты Америки занимали позицию «стороннего наблюдателя», заинтересованного в регионе, но не желавшего вмешиваться в его дела. Американский исследователь Е. Румер отмечает: «После 11 сентября США взяли на себя роль ведущей державы и «менеджера по безопасности» Центральной Азии. После 10 лет сознательного дистанцирования от ее проблем налицо все признаки долговременного пребывания американских военных в регионе. Режимы центральноазиатских государств, несомненно, выиграли от появления у них американцев. Ситуация изменилась с появлением в Центральной Азии американцев, вытеснивших как Россию, так и Китай с позиций доминирующих в регионе держав и обеспечивших центральноазиатским лидерам пространство для маневра по отношению к Москве и Пекину» [43, c. 93-95]. Борьба США против террора и его последствий, война в Ираке доминировали над стратегией Америки в Центральной Азии. Это создало выгодную для стран Центральной Азии атмосферу, атмосферу потенциально симбиотических отношений. Это также уравновесило влияние между Китаем, 63 Россией и США в Центральной Азии, что, безусловно, являлось преимуществом для стран региона. Три критических измерения воздействуют на Вашингтон. Лучшая метафора для описания политики США – это калейдоскоп, который постоянно меняется и таким образом создает непредсказуемое будущее. Три измерения – это попытка объяснить, что может произойти, если калейдоскоп снова перевернется. Первые два скорее всего повлияют на страны Центральной Азии в ближайшем будущем, а вот воздействие третьего будет постепенным. Первое измерение – это отношения Америки с членами так называемой «оси зла», т.е. Ираком, Ираном и Северной Кореей. Второе – это отношения между США и Россией. Ну а третье, более последовательное измерение – это отношение США с Китаем, – отмечают эксперты [31-32; 137]. К 2006 г. закончился период неустойчивого равновесия сил, установившийся с конца 2001 г., когда после начала антитеррористической кампании в Афганистане США, Россия, Китай, в некоторой степени Иран, и страны ЕС договорились о разграничении сфер влияния и зон ответственности в регионе Центральной Азии. Эти договоренности носили во многом закрытый характер. Они основывались на том, что присутствие США в Центральной Азии после событий сентября 2001 г. стало реальностью. Для интересов России и Китая было крайне важно ограничить возможности США по расширению своего присутствия и влияния. Фактически в конце 2001 г. США весьма эффективно осуществили первый этап политического внедрения в зону ответственности России в Центральной Азии, что напрямую задевало интересы Китая и Ирана. Однако, как в Афганистане, так и среди новых независимых государств Центральной Азии, присутствие США не трансформировалось в политическое влияние в основном из-за необходимости договариваться с Ираном и Россией в Афганистане и Россией в Центральной Азии. Соответственно возможности США влиять на ситуацию в регионе и управлять ею были весьма ограничены, что не отвечало стратегическим интересам Вашингтона, для которого контроль над Центральной Азией был необходим для оказания давления одновременно на Китай и Россию в наиболее уязвимых для них точках. Если считать, что ранее в Центральной Азии было достигнуто неустойчивое равновесие, основанное на компромиссе интересов США (и в некоторой степени стран ЕС), с одной стороны, и России, Китая (и в некоторой степени Ирана), с другой, то к середине 2000-х гг. прежнее равновесие стало разрушаться. При этом инициатором дисбаланса зачастую выступают США со своей активной политикой вмешательства во внутренние дела других государств [74, c. 197]. Эксперт по Центральной Азии А. Грозин прокомментировал современное положение региона следующим образом: «У меня складывается впечатление, что в Вашингтоне четко понимают, что в сегодняшних условиях открывается масса заманчивых возможностей за сравнительно небольшие ресурсы получить геополитическое влияние в том или ином регионе. Применительно к 64 Центральной Азии этим вопросом активно занимаются Россия и Китай. Причем Пекин несколько отстает от Москвы и по ряду причин осторожничает. Что касается США, то их проблема, по мнению эксперта, в том, что у них таких «перспективных регионов» по всему земному шару множество». Свое мнение по данному вопросу высказывает проф. политологии университета Джорджа Мейсона (США) М. Катц: «Очевидно, что и у великих держав существуют свои как конкурирующие, так и общие интересы в центральноазиатских странах (Казахстане, Кыргызстане, Узбекистане, Таджикистане и Туркменистане). Америка, Россия и Китай конкурируют друг с другом в борьбе за нефть и трубопроводы из Центральной Азии. Сотрудничество между четырьмя великими державами по проблеме нефти и маршрутов трубопроводов из Центральной Азии находится на минимальном уровне. Однако они сообща противостоят росту исламского экстремизма в Центральной Азии. Каждому отдельно взятому государству необходимо признать, что у других тоже есть законные интересы в регионе, и поэтому все должны учитывать эти обстоятельства». То есть не только от того, когда 5 бывших советских республик Центральной Азии договорятся между собой, зависят экономические интересы и безопасность великих держав – России, Китая, США и Европы, также зависят от позиции других государств. Однако решение общих проблем путем более тесной интеграции с большим трудом пробивает себе дорогу. Регион продолжает накапливать опасный конфликтный потенциал, и заявления правящих кругов о совместной борьбе с угрозами и вызовами в основном носят декларативный характер [149, c. 9]. Многогранное сотрудничество США со странами региона является важным фактором развития Центральной Азии и обеспечения региональной безопасности, в том числе в области противодействия современным угрозам и вызовам. Вашингтон совместно с различными международными финансовыми организациями не только поддерживает усилия центральноазиатских государств в сфере региональной интеграции, но и выступает в качестве инициатора различных программ по углублению регионального взаимодействия в области торговли, транспорта, энергетики [135, c. 7]. В то же время страны Центральной Азии находятся рядом с крупными очагами напряженности и испытывают на себе дестабилизирующее влияние как извне, так и изнутри - от экстремистских формирований, прикрывающихся флагом исламского фундаментализма. Значимо и то, что Пакистан и Индия, обладающие ядерным оружием, уже несколько десятилетий пребывают в состоянии конфронтации. В сложных отношениях с США, Израилем и некоторыми другими странами находится соседний Иран. В Китае надо отметить действия сепаратистов: уйгурское Исламское движение Восточного Туркестана включено США (28 августа 2002 г.) в список террористических организаций. В Таджикистане остались последствия войны с силами вооруженной оппозиции исламского толка, которые сохраняют связи с руководством движения талибов в Афганистане и террористическими 65 организациями «Аль-Каида» и «Всемирный фронт джихада». Остается угроза нестабильности со стороны Афганистана и наркотрафика с его территории [145, c. 33-34]. В целом Центральная Азия в политическом отношении представляет собой нестабильный регион. В настоящее время в регионе интересы независимых государств нередко носят взаимоисключающий характер. Центральная Азия является узлом противоречий, в котором остро переплетены проблемы в различных сферах: споры вокруг водных ресурсов, множество латентных конфликтов, политическая турбулентность, этнические и межгосударственные противоречия. Высокая конфликтогенность региона выражается в том, что обострение одной проблемы способно потянуть за собой обострение остальных перечисленных проблем. Истоки современных проблем кроются в следующих причинах: - неравномерном распределении водных ресурсов (богатые водными ресурсами Таджикистан и Кыргызстан, и зависимые от них Казахстан и Узбекистан); - невысоком уровне экономического взаимодействия между странами региона; - соперничестве за региональное лидерство между двумя крупнейшими государствами региона (Казахстаном и Узбекистаном). Основными угрозами для региона являются: - наркотрафик; - нестабильная ситуация в Афганистане; - террористические угрозы; - рост исламизации; - социально-экономическая нестабильность; - отсутствие внятной политики со стороны России [153]. Таким образом, при обострении всех перечисленных факторов, которые представляют собой существенную угрозу региональной безопасности данного региона, трудно избежать каких-либо негативных последствий. Исследователь Р. Бурнашев выделил в системе безопасности Центральной Азии «глобальный уровень», состоящий из глобальных сил (Global level power), которые в силу особенностей современной системы международных отношений способны сыграть в Центральной Азии существенную роль. К ним можно отнести США и Европейский союз. Хотя их вовлеченность в субрегиональные процессы невелика, они создают благоприятные или неблагоприятные для субрегиона внешние условия и воздействуют на формирование его внутренней структуры. Другой «внутренний уровень» безопасности в Центральной Азии, определяемый тем, что Центральная Азия являясь субрегионом слабых государств и властей, оставляет пространство для действий акторов негосударственного типа, формирования динамик безопасности на негосударственных уровнях, а также оставляет субрегион относительно открытым проникновению внешних сил. Поскольку способность государств 66 субрегиона к взаимодействию и вступлению в классическое межгосударственное соперничество низки и ограничены, проблемы безопасности в субрегионе являются скорее транснациональными, чем межгосударственными. Из «сущностных структур (essential structure)» комплекса региональной безопасности (глубинная структура анархии/иерархии, полярность, структуры (pattern) дружбы/вражды (amity/enmity) и границы) не сформировалась ни одна [177, c. 57-58]. В этом плане результаты экспертного исследования, относительно вопроса о степени влияния Соединенных Штатов Америки на укрепление национальной безопасности стран Центральной Азии на современном этапе представили следующие ответы (рисунок 2.6). Затрудняюсь ответить 13% Никак не влияют 32% Укрепляют национальную безопасность 15% Ослабляют национальную безопасность 40% Рисунок 2.6 - Степень влияния США на национальную безопасность стран Центральной Азии Мнения экспертов значительно расходятся. Например, 15% экспертов уверены, что взаимоотношения с США укрепляют национальную безопасность в странах региона, 32% - взаимоотношения никак не влияют, 13% затруднились ответить, а 40% опрошенных, (значительное большинство) считают, что отношения США со странами региона способствуют ослаблению национальной безопасности. В этом контексте эксперт Р. Бурнашев утверждает: «Действия США на первое время существования новых независимых государств на постсоветском пространстве были направлены на формирование в Центральной Азии центрированного комплекса безопасности, который был бы достаточно интегрирован коллективными институтами, чтобы иметь качество актора на 67 глобальном уровне, но с политико-экономическим присутствием и влиянием США. В этом плане показательна позиция США в Афганистане, направленная на поддержку движения «Талибан». Ситуация не изменилась и к 2000 г., когда президентом США стал Дж. Буш-мл. После 11 сентября США, казалось, пересмотрели свое отношение к внешнему миру. Однако последствия 11 сентября 2001 г. для внешнеполитического курса США оказались значительны, но не фундаментальны. С декабря 2001 г., уверенные в своей победе в Афганистане, США вновь стали практиковать односторонний подход, диктуя миру свои условия. Как только страх рассеялся, США решили, что террористические акты не ослабили их, а напротив, научили противостоять такой форме агрессии. Это отношение подкрепило их уверенность в том, что они всегда смогут навязывать свою точку зрения». В целом, заключает эксперт, «действия США вели не к формированию в Центральной Азии самостоятельного комплекса региональной безопасности, а изолирующего образования с политико-экономическим присутствием США. Только в случае, что США существенно усилят свое присутствие в субрегионе, может открыться сценарий, в котором Центральная Азия станет ареной смеси межрегионального и глобального соперничества» [177, c. 59-61]. Одна из важнейших сфер взаимодействия стран Центральной Азии и США было постконфликтное обустройство Афганистана. По мнению американских аналитиков, поскольку для государств Центральной Азии всегда было выгодно поддержание сбалансированных отношений с крупными державами, они должны быть кровно заинтересованы и в успехе американской политики в этой стране. В свою очередь, Штаты жизненно заинтересованы в привлечении государств региона в качестве экономических партнеров и спонсоров Афганистана. При этом США большую ставку делают на расширение регионального сотрудничества (с обязательным участием Кабула). В ходе консультаций американские политики и эксперты выразили озабоченность активизацией Китая в Центральной Азии, в частности, переходом «чрезмерного» экономического влияния Пекина в политическое. Определенную тревогу вызывает у них и «возвращение» в Центральную Азию России и российского бизнеса. В этой связи США заинтересованы в том, чтобы деятельность ШОС, куда входят и КНР, и РФ, не выходила за рамки сугубо экономических проектов. В крайне острожной форме американцы начинают говорить о том, что Штаты в той или иной форме могли бы принять участие в деятельности этой организации. В этом плане главной задачей Америки становится недопущение в ряды этой структуры своего стратегического противника и конкурента – Ирана. Казахстанские эксперты обратили внимание на необходимость налаживания полноценного стратегического диалога между различными международными организациями (в том числе между ШОС и НАТО, ОДКБ и НАТО, ШОС и ОБСЕ и так далее) в сфере обеспечения региональной безопасности. 68 Не всегда определенная позиция США в отношении региона отчасти объясняется наличием двух разнонаправленных тенденций в американском политическом истеблишменте и экспертном сообществе. Одна часть политиков и экспертов склонна воспринимать ЦА как единый регион. Другая, напротив, акцентирует внимание на необходимости дифференцированного подхода. Итогом этого противоборства стала непоследовательная, по мнению некоторых политологов, политика. Практически к концу правления второй администрации Дж.Буша многие специалисты позволяли себе говорить даже об «отсутствии» Америки в Центральной Азии [84, c. 5]. В период администрации Б. Обамы США сохраняют значительный потенциал для вмешательства в геополитику Евразии. Это касается продолжающейся оккупации Афганистана, перенесения центра тяжести военных операций в Пакистан, угрозы в адрес Ирана, проведения подрывных операций в СУАР КНР (как это имело место летом 2010 г.), попыток повторной дестабилизации постсоветского пространства путем реанимации политики «цветных революций». Все эти факторы непосредственным образом затрагивают безопасность и стабильность Центральной Азии [82, c.7]. Как известно, Обама был вынужден одновременно «сломать хребет» талибам уже в 2009-2010 гг. и запустить в этой стране процесс национального примирения с участием авторитетных пуштунских лидеров [82, c. 110]. К примеру, о причинах ухода из Афганистана и о приоритетах США в своем выступлении 3 января 2012 г. президент США Б. Обама, заключенном в официальном документе Пентагона «Сохранение глобального лидерства США. Приоритеты для вооружённых сил в XXI в.», отмечает следующим образом: «Наша страна находится на переломном этапе. Благодаря необычайной отваге наших мужчин и женщин в военной форме мы ответственно закончили войну в Ираке, нанесли решительный удар по «Аль-Каиде», свершив правосудие над Усамой бен Ладеном, и добились значительного прогресса в Афганистане, что позволило начать передачу полномочий по обеспечению безопасности в стране афганским властям. В то же время мы должны навести финансовый порядок в нашей стране и возродить ее незыблемую экономическую мощь. С этой целью закон о контроле над бюджетом, вступивший в силу в 2011 г., предоставил полномочия по сокращению федеральных расходов, включая расходы на оборону. После того как мы завершим войны, которые наша страна ведет в настоящее время, мы сосредоточимся на более широком спектре проблем и благоприятных возможностей, включая обеспечение безопасности и процветания Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР). В то время когда новое поколение в странах Ближнего Востока и Северной Африки требует предоставления всеобщих прав, мы поддерживаем политические и экономические реформы, а также устанавливаем более тесные партнерские связи для обеспечения региональной безопасности. Экономические интересы и безопасность США неразрывно связаны с событиями на пространстве дуги, которая протянулась от западной части 69 Тихого океана и Восточной Азии в регион Индийского океана и Южной Азии. Здесь неразрывно сосуществуют новые проблемы и благоприятные возможности. Соответственно в то время когда американские вооруженные силы будут продолжать поддерживать безопасность на глобальном уровне, нам будет необходима перебалансировка деятельности в направлении АзиатскоТихоокеанского региона. В долгосрочной перспективе превращение КНР в региональную державу может по-разному повлиять на экономику и безопасность США. Наши две страны сильно зависят от мира и стабильности в Восточной Азии и поэтому заинтересованы в налаживании совместных двусторонних отношений. Однако Китай должен сопровождать рост своей военной мощи большей открытостью в стратегических намерениях, с тем чтобы не допустить возникновения трений в АТР» [117]. Монополия НАТО и США на решение афганской проблемы, вероятно, заканчивается, так как в последние годы она не принесла желаемого результата. По мнению экспертов, «сохранение существующих тенденции в Афганистане и Центральной Азии привело бы к такой же ситуации, что на Ближнем Востоке: шансов на разрешение конфликта нет, но наличие очага напряженности порождает спрос на американские услуги безопасности» [82, c. 110]. В 2011 г. произошел инцидент с атакой американским самолетом пакистанских военных, что привело к прекращению через Пакистан транзита грузов для войск международной коалиции в Афганистане и поставило последние в предельно трудную ситуацию. В итоге США и их союзники стали вести переговоры с государствами Центральной Азии и Россией о так называемом Северном маршруте транспортировки. Естественно, что в связи с этим не только создавалось впечатление о появлении определенной зависимости Запада от России как ключевой страны в обеспечении транзита грузов для их войск, но и подтверждалась идея о неизбежном уходе западных войск из Афганистана [93, c. 37-38]. Поэтому Россия приложила максимум усилий, чтобы иметь надежные позиции в Центральной Азии. Она укрепила свое влияние в Организации Договора коллективной безопасности (ОДКБ). Следует обратить внимание на принятие в этой организации в 2011 г. решения о том, что размещение иностранных баз может быть осуществлено только с общего согласия стран-участниц [93, c. 39-40]. И еще в организации были созданы силы быстрого коллективного реагирования на внутриполитические кризисы в самих этих странах. Ташкент с большой неохотой на тот момент подписался под этими решениями, принятыми после событий в Киргизии летом 2010 г. [154]. Понятно, что по своей сути данное решение было направлено на то, чтобы ограничить вероятность появления на территории Центральной Азии военных баз из третьих стран, в первую очередь США. Стоит отметить также начало работы Таможенного союза и Единого экономического пространства Беларуси, Казахстана и России. В их состав в самой ближайшей перспективе должны были вступить Киргизия и Таджикистан. С геополитической точки зрения такая комбинация теоретически 70 должна была придать некоторую устойчивость российскому влиянию в Центральной Азии даже в случае, если бы Узбекистан и Туркменистан сохранили бы свою обычную отстраненность от общих процессов. Хотя последние страны все равно были в целом включены в российскую зону влияния, Ташкент теоретически не мог пойти на соглашение с США о создании военной базы из-за своего участия в ОДКБ. Ашхабад же, после периода охлаждения отношений в конце 2000-х гг. из-за газового вопроса, поддерживал с Москвой более-менее ровные отношения. Вплоть до того, что Россия продала ему ракетные катера со сверхзвуковыми противокорабельными ракетами «Москит», для которых просто нет целей на Каспии [93, c. 39-40]. Однако весной-летом 2012 г. ситуация резко изменилась. Совершенно неожиданно Азербайджан потребовал от России 300 млн. дол. за радиолокационную станцию в Габале. Затем Киргизия заявила о такой же сумме за российские военные объекты. Весной 2012 г. Узбекистан вышел из ОДКБ [93, c. 40]. Источник в МИД Республики Узбекистан заявил «Коммерсанту», что официальный Ташкент, в частности, не согласен со стратегическими планами ОДКБ на афганском направлении. Правда, там не уточняют, что конкретно имеется в виду. В данном случае Ташкент, возможно, не согласен не столько с политикой ОДКБ в отношении Афганистана, сколько с новой политикой ОДКБ в отношении самих стран-членов ОДКБ. В соответствии с этими документами ОДКБ может направить силы оперативного реагирования на подавление внутренних дестабилизирующих событий в самих странах-членах ОДКБ. Естественно, имеются в виду страны Центральной Азии. Это значит, что Ташкент теряет полную монополию власти на реагирование на внутренние события, и это для него весьма неудобная ситуация [154]. Хотя Ташкент сразу после своего демарша об уходе принял закон, запрещающий открытие иностранных военных баз на территории Узбекистана (понятно, что это попытка нейтрализовать возможную негативную реакцию со стороны России). У Москвы достаточно рычагов, чтобы задеть интересы Ташкента. Достаточно будет ограничить доступ узбекских мигрантов на российскую территорию и снизить возможности транспортировки грузов из Узбекистана на внешний рынок. Однако августовский визит 2012 г. Роберта Блейка в Узбекистан и подписание контрактов на 2,8 млрд. долл. четко продемонстрировали динамику развития событий и их главную тенденцию. В конце августа 2012 г. уже стали вестись разговоры о возможном создании на узбекской территории некоего центра для координации действий в Афганистане. Если учесть, что с весны 2012 г. речь идет о том, что войска коалиции могли бы оставить в регионе десятки тысяч единиц техники как на складах, так и для частичной передачи местным силам, то очевидно, что Узбекистан для этого подходит идеально [93, c. 40]. Западные союзники в 2012 г. приняли решение о продолжении финансирования афганской армии и полиции. Одновременно в ходе визита президента Б. Обамы в Афганистан были подписаны соглашения по 71 обеспечению американского присутствия после 2014 г. Здесь и военные советники, и долгосрочная аренда некоторых баз, и так далее [93, c. 41]. В настоящее время для реализации стратегических интересов Вашингтона американские эксперты называют курс на сотрудничество с Москвой в Центральной Азии, а также на отказ от прежней стратегии США, направленной на изоляцию или вытеснение России из региона; поддержку идеи Центральноазиатского «круглого стола», т.е. диалога на высшем уровне между государствами региона и их соседями – КНР, Россией, Турцией и Ираном. В области энергетической политики Соединенные Штаты не должны, по мнению экспертов, сосредоточиваться исключительно на известных маршрутах транспортировки нефти и газа, поддерживать российские и международные проекты, в том числе те, которые могут связать регион с Восточной Азией. Американские долгосрочные стратегические интересы в регионе Центральной Азии выглядят следующим образом: 1) способствование стабилизации региона посредством его демократизации и вовлечению в процессы глобализации; 2) недопущение обретения «контрольного пакета» политического влияния со стороны какой-либо другой державы (Россия и Китай). Стратегические интересы США в связи с их стратегией в Евразии, которые продиктованы провозглашенными принципами обеспечения национальной безопасности, предполагают, что уровень защиты должен соответствовать уровню опасности. К потенциальным угрозам или значительному риску внешней среды для внешней политики США относят политическую дестабилизацию ситуации в зоне Каспийского региона, на Ближнем Востоке и в Афганистане [82, c. 111]. Дестабилизация, как считают в Вашингтоне, может иметь следующую структуру или составляющие: 1) угроза реализации ядерной программы Ирана; 2) риск социально-политической дестабилизации Пакистана и Афганистана; 3) эскалация в зоне индо-пакистанского конфликта; 4) неучастие США в определении статуса и распределении ресурсов Каспийского моря; 5) большее вовлечение Центральной Азии в орбиту транснациональных террористических групп и превращение региона в базу для экстремистских сил исламистского толка; 6) усиление новых вызовов и угроз (наркоторговля, нелегальная миграция); 7) распространение ОМУ и отсутствие контроля за запасами урановой руды и имеющимися ядерными технологиями. Вашингтонские эксперты указывают на возможные роли США, которые они могли бы сыграть в Центральной Азии: 1) ограниченного партнера, 2) гегемона или 3) менеджера в области безопасности. Они склоняются к тому, что в настоящее время США должны выбрать для себя роль «менеджера по безопасности», избегать превращения в гегемона и строить свою политику с учетом интересов России, Китая и Ирана. Вместе с тем США вряд ли станут единственной доминирующей силой в Центральной Азии: нет никаких предпосылок к тому, что это произойдет. Реальные цели – энергетическая безопасность, близость к главному очагу с 72 терроризмом (Афганистану и Пакистану), борьба с торговлей наркотиками, оружием и технологиями производства ОМУ, поощрение прозрачности социально-экономического развития – все это требует твердых обязательств. К тому же непростые российско-американские отношения могут, по крайней мере в краткосрочной перспективе, блокировать политику США в данном регионе [82, c. 111-112]. Таким образом, поскольку США ведут глобальную политику и считаются главным геополитическим игроком в Центральной Азии, несомненно, имеют в регионе свои интересы, которые напрямую зависят от действий других геополитических игроков в регионе и от степени стабильности. Данные факторы позволяют обеспечить интересы США на постсоветском пространстве, которые включают: преобладание в мировой экономике, главенство в военностратегической сфере, распространение своего геополитического господства в регионе посредством ограничения влияния своих соперников по региону, а также борьбу с терроризмом, который помогает установить контроль над исламским миром. При этом проблема обеспечения безопасности в регионе, обусловленная борьбой с международным терроризмом, приобрела ключевое значение в политике США, хотя под этим лозунгом скрывались геополитические интересы Вашингтона. Геополитическое господство является главенствующим приоритетом США в центральноазиатском регионе. Кроме того, США не ставили в ряд важнейших приоритетов обеспечение безопасности в центральноазиатском регионе, так как проблемы в других регионах являются наиболее значительными для них. 73 3 ТРАНСФОРМАЦИЯ ПОЛИТИКИ США В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ В ПЕРИОД ПОСЛЕ 11 СЕНТЯБРЯ 2001 г. И В СОВРЕМЕННЫЙ ПЕРИОД 3.1 Особенности политики США в отношении стран Центральной Азии после 11 сентября 2001 г. До конца прошлого века проблемы Центральной Азии не были для США приоритетными. Перелом наступил после прихода к власти в 2001 г. республиканской администрации Джорджа Буша-мл. Это было вызвано тремя причинами. Первая причина - создание Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). 15 июня 2001 г. Россия, КНР, Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан преобразовали «Шанхайский процесс» в полноценную организацию. Параллельно Россия и КНР 16 июля 2001 г. подписали Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве («большой договор»). Документ фиксировал: 1) отказ сторон от использования силы во взаимоотношениях друг с другом; 2) приверженность принципам мирного сосуществования; 3) взаимное уважение права на выбор собственного пути; 4) поддержку принципов территориальной целостности и незыблемости суверенитета. Эти положения перекликались с программными документами ШОС. В Вашингтоне появились опасения, что Россия и КНР создают в Центральной Азии первую после окончания «холодной войны» систему обеспечения региональной безопасности без участия США. В создании ШОС был и неблагоприятный для Америки идеологический подтекст. Во второй половине 1990-х гг. администрация Б. Клинтона внедряла в международные отношения практику принудительной смены режимов под лозунгом «гуманитарного вмешательства». Российско-Китайский «большой договор» 2001 г. и документы ШОС осуждали практику ограничения суверенитета. Для США это означало появление блока, который, пусть декларативно, не был согласован с политикой Вашингтона. Вторая причина – усиление конфронтации США и КНР. В 1995 г. администрация Б. Клинтона провозгласила переход к стратегии «сдерживания Китая» («containment of China»). И все же в конце 1990-х гг. США колебались между политикой силовых демонстраций и стремлением «вовлечь» КНР в интеграционные объединения на Тихом океане. Только в ходе президентской кампании 2000 г. кандидат от республиканцев Дж. Буш-мл. назвал Китай «стратегическим противником» США. Этот вывод был подтвержден в стратегиях национальной безопасности США 2002 и 2006 гг. Как следствие, усилившийся при республиканцах интерес Соединенных Штатов к Центральной Азии. После волнений в Синьцзян-Уйгурском автономном округе (весна 1997 г.) в американской аналитике стали мелькать высказывания о «слабости» западной границы КНР. Этот вывод подтверждался военными соображениями: именно на западе расположены стартовые позиции китайских межконтинентальных баллистических ракет. Можно спорить о мотивах 74 открытия американских военных баз в Узбекистане и Кыргызстане. Однако после их открытия пусковые установки китайских стратегических ядерных сил оказались в зоне досягаемости фронтовой авиации США. Третьей причиной стало проведение антитеррористической операции НАТО в Афганистане. После теракта 11 сентября 2001 г. США открыли военные базы в Центральной Азии: «Ханабад» в Узбекистане, «Манас» – в Кыргызстане. ВВС США получили также право использовать в транзитных целях аэропорты Таджикистана (Душанбе, Курган-Тюбэ) и Казахстана (Луговой). У США появилось военное присутствие в регионе, связанное с размещением американских контингентов в Афганистане и Пакистане. На рубеже 2001–2002 гг. американские эксперты заговорили о том, что впервые в истории Америка стала «евразийской державой». Новый взгляд на роль Центральной Азии был закреплен в Стратегии национальной безопасности США 2002 г. «Евразия» и Ближний Восток были объявлены в ней приоритетными регионами с точки зрения национальных интересов Соединенных Штатов. В то же время такой традиционно приоритетный регион, как Европа, был отодвинут на третью позицию. В документе утверждалось, что в Центральной Азии сосредоточены «вызовы и возможности» для Америки в новом веке. К первым относились транснациональный терроризм, радикализация ислама и наркотрафик. Ко вторым – наличие больших запасов углеводородов и возможность ограничения влияния КНР. Администрация Дж. Буша-мл. озвучила базовые идеи центральноазиатской политики США. Во-первых, Центральная Азия важна для Америки, и уходить из нее Вашингтон не намерен. Во-вторых, присутствие в Центральной Азии позволяет США решать комплекс военно-политических задач: от борьбы с транснациональным терроризмом до ограничения ресурсов России и «сдерживания» КНР. В-третьих, ни Ташкентский договор 1992 г., ни ШОС не препятствуют США выстраивать свою систему отношений с центральноазиатскими государствами [155]. В политике США по отношению к странам Центральной Азии после «черного» вторника основных последствий было два. Во-первых, борьба с терроризмом, которая представляется как качественно другая угроза, была выдвинута на первое место. Во-вторых, несколько изменились приоритеты США в странах Центральной Азии: впервые на передний план здесь выступил Узбекистан. Оба этих последствия, естественно, взаимосвязаны. Война с глобальным терроризмом обусловила приоритетность Узбекистана, страны, расположенной ближе к основным полям сражений на юге. Как в своем выступлении перед Конгрессом США в июне 2004 г. сказал помощник Госсекретаря по делам Европы и Евразии Линн Паско, «Узбекистан – это единственная страна, которая граничит со всеми государствами Центральной Азии и Афганистаном, имеет самую большую численность населения в регионе и владеет самой значительной и наиболее эффективной армией среди других пяти стран» [144, c. 53]. 75 Сразу по горячим следам 11 сентября 2001 г. стартовала военная операция США в Афганистане, стране, где готовился план атаки на небоскребы НьюЙорка. Чуть позже, в 2003 г., началась война в Ираке. Хотя поводом для нее выступило обвинение режима С. Хусейна в обладании оружием массового поражения, тем не менее военная кампания в Ираке быстро приобрела характер антитеррористической кампании. Эхо большой войны докатилось и до Центральной Азии. Сразу после теракта в Нью-Йорке республики Центральной Азии оказались на переднем фронте глобальной борьбы. Казахстан и его соседи предоставили военным США транспортный коридор в Афганистан, а Узбекистан и Кыргызстан позволили Пентагону открыть на своей территории военные базы. Все это, по мнению экспертов, привело к тому, что Соединенные Штаты усилились в центральноазиатском регионе и тем самым нарушили традиционный баланс сил крупных геополитических игроков в регионе [150, c. 4]. Как отметил заместитель помощника гос. секретаря США Э. Файгенбаум, «полностью суверенные, выполняющие свои международные обязательства страны Центральной Азии находятся в центре внимания политики США. Это происходит потому, что жители региона и американцы оказались «по одну сторону баррикад» по большему числу вопросов, чем когда-либо прежде» [134, c. 21]. Научный эксперт Научно-исследовательского центра «Шарк» Таджикистана М. Олимов отметил: «Совершенно новый для региона фактор силового американского присутствия изменил все позиции и отношения, сложившиеся в Центральной Азии за последние 200 лет. Стремительно меняющаяся ситуация в регионе после 11 сентября заставляет руководство стран Центральной Азии конструировать внешнеполитические отношения «на ходу» [106, c. 16-24]. После террористических актов в сентябре 2001 г., как уже сказано выше, для США значение центральноазиатских стран СНГ, в первую очередь Узбекистана, резко возросло. Если администрация Клинтона в основном была заинтересована в сохранении и укреплении их государственного суверенитета как способе противодействия возможному усилению России на центральноазиатском направлении, и обеспечении широкого доступа к их нефтересурсам. То администрация Буша в дополнение к этому центральноазиатские страны понадобились и в качестве «прифронтовых государств», как удобные плацдармы для вооруженной борьбы с «Талибаном» и «Аль-Каидой» и ведения «глобальной войны с терроризмом». Вашингтон по договоренности с руководством центральноазиатских государств развернул активную деятельность по переоборудованию и использованию некоторых военных баз, оставшихся в Центральной Азии с советских времен. При этом США главную ставку сделали на Узбекистан и Киргизию. В октябре 2001 г. между Соединенными Штатами и Узбекистаном было заключено специальное соглашение, в соответствие с которым стороны 76 намеревались начать переговоры для «немедленной выработки надлежащих мер в случае возникновения прямой угрозы безопасности и территориальной целостности Республики Узбекистан». Данная довольно осторожная формулировка (начать переговоры, а не оказывать военную помощь) была направлена не только против еще существовавшего тогда режима талибов, но и служила определенным предостережением России. Руководство Узбекистана согласилось на использование американцами военно-воздушной базы «Ханабад», расположенной в 200 км от границы с Афганистаном. В 2002 г. там дислоцировалось порядка 1,5 тыс. военнослужащих и расположился командный центр американских сил специального назначения, действовавших в Афганистане. По официальной версии, части, расположенные на базе, помогали ликвидировать остатки военных формирований «Талибана» и «Аль-Каиды», оказывали гуманитарную помощь населению Афганистана и содействовали осуществлению операций по спасению американских военнослужащих, попавших в сложные ситуации в результате боевых действий. В первые месяцы 2004 г. в Ханабаде по-прежнему базировалось 1,5 тыс. военнослужащих 10-й Горной дивизии Армии США с 30 боевыми вертолетами. В Киргизии американцы получили в свое распоряжение крупнейшую для них на постсоветском пространстве военно-воздушную базу, которая начала функционировать в декабре 2001 г. на основе двустороннего соглашения, заключенного сроком на год. Она располагается рядом с международным аэропортом «Манас», находящимся недалеко от столицы г. Бишкека. База и аэропорт имеют одну и ту же взлетно-посадочную полосу, которая способна принимать стратегические бомбардировщики и тяжелые военно-транспортные самолеты. Американцы за свой счет отремонтировали взлетно-посадочную полосу, заменили устаревшее оборудование. База активно использовалась американцами и их союзниками на заключительном этапе разгрома вооруженных формирований «Талибана» в Афганистане в конце 2001 г. В то время на базе было размещено приблизительно 1,5 тыс. американских военнослужащих и порядка 30 самолетов – в их числе современные многоцелевые истребители F-16, военнотранспортные самолеты С-130 «Геркулес» и самолеты-дозаправщики КС-135. Кроме того, незначительную военную помощь американцам самолетами и людьми с использованием этой базы оказывали Норвегия, Дания, Нидерланды, Франция, Испания, Италия, Австралия, Новая Зеландия и Южная Корея [69, c. 32-33]. С оперативно-стратегической точки зрения это очень выгодные аэродромы, позволяющие взять под контроль весь центральноазиатский регион. По имеющейся информации, модернизация каждой из этих авиабаз (за исключением кыргызского «Манаса») обошлась Пентагону в 200-250 млн. дол. По воздуху на эти базы был переброшен значительный объем аэродромнотехнического, навигационного, разведывательного и поисково-спасательного оборудования, а также ударная авиация. Кроме того, на стоянках арендуемых 77 аэродромов были размещены военно-транспортные самолеты, вертолеты поисково-спасательных служб, самолеты радиоэлектронной борьбы и беспилотные самолеты-разведчики [78, c. 100]. В конце 2001 г. – начале 2002 г. помимо высокопоставленных представителей администрации США, множество членов Конгресса начали посещать регион. В первые 3 месяца 2002 г. в Центральной Азии побывало 6 делегаций американских законодателей. Одной из наиболее представительных была делегация Сената во главе с лидером демократического большинства, сенатором от Южной Дакоты Т. Дэшлом. Она пробыла в регионе с недельным визитом в январе 2002 г. В ее состав входили сенаторы-демократы Б. Дорган, Р. Дурбин, М. Дейтон, сенатор-республиканец Р. Смит, член Палаты представителей Э. Тошер – демократка из Калифорнии. Во время пресс-конференции по итогам визита в Ташкент Т. Дэшл сообщил об основных целях делегации. Во-первых, оценить военный и дипломатический прогресс США в Центральной Азии. Во-вторых, посетить американских военнослужащих и выразить им свою благодарность. В-третьих, поблагодарить «от имени американского народа» «столь полезные для США страны» - в первую очередь Узбекистан и Киргизию, которые оказали существенную помощь во время войны в Афганистане [69, c. 32-33]. Представляется, однако, что у американских законодателей были другие цели. Во-первых, поближе познакомиться с незнакомым для них регионом мира, бывшей частью «советской империи», куда США впервые в своей истории осуществили военное проникновение. Во-вторых, прояснить, насколько надежны малоизвестные в США центральноазиатские лидеры и политические элиты в деле содействия американцам в их глобальной войне с международным терроризмом. Американские законодатели уже в начале 2002 г. не скрывали намерений США установить долгосрочные отношения и сотрудничество с регионом, в частности, для разработки нефтяных и газовых месторождений в Узбекистане. Но при этом они подчеркивали свою традиционную приверженность соблюдению прав человека. Об этом шла речь во время встречи с президентом Каримовым. Члены делегации говорили также о том, какое большое значение США придают осуществлению политических и экономических реформ в стране. Т. Дэшл выразил надежду, что, вернувшись через некоторое время в Узбекистан, увидит реальный прогресс в демократизации, проведении экономических реформ и соблюдении прав человека [69, c. 33-34]. Такая же твердая приверженность демократизации и соблюдению прав человека звучала и в заявлениях представителей других делегаций американских законодателей. В конце марта 2002 г. очередная группа конгрессменов посетила Узбекистан, которые вновь выразили благодарность «узбекскому народу и правительству» за поддержку международной коалиции в ее борьбе с терроризмом. На встрече обсуждались перспективы расширения экономического сотрудничества с Узбекистаном. Глава делегации сенаторреспубликанец от Алабамы Р. Шелби подчеркнул, что вместе с расширением 78 экономического взаимодействия «Соединенные Штаты хотели бы видеть политическую модернизацию в совокупности с защитой прав человека». Он также заявил, что его страна не намерена «иным образом» подходить к Узбекистану в отношении соблюдения прав человека. Такая точка зрения распространилась и на другие государства региона. В августе 2002 г. Узбекистан вновь принимал американских законодателей. Делегацию возглавил заместитель председателя бюджетного комитета Палаты представителей П. Хоекстра. Обсуждались в первую очередь перспективы оказания финансовой поддержки со стороны США в расширении экономического сотрудничества и реформировании узбекской экономики. По оценке П. Хоекстра, переговоры с узбекской стороной были «конструктивными и плодотворными». Члены делегации единодушно высказались за долгосрочную роль Соединенных Штатов в регионе. При этом они подтвердили приверженность США экономическим и политическим реформам в Афганистане. Одновременно Узбекистан после пребывания в Казахстане и Киргизии посетил и командующий американскими силами в Афганистане генерал Т. Фрэнкс, твердо заявивший, что военные связи США с Центральной Азией будут расширяться. Примечательно, что уже тогда базирующаяся в Нью-Йорке правозащитная организация «Хьюман райтс уотч» призывала администрацию Дж. Буша и Конгресс рассматривать Узбекистан как страну, «вызывающую особое беспокойство в отношении религиозных свобод». Однако в то время Вашингтон в основном игнорировал такие обращения [69, c. 34]. Генерал Фрэнкс еще во время предыдущего визита в Ташкент в январе 2002 г. пообещал американскую поддержку вооруженным силам Узбекистана в будущих боевых столкновениях с ИДУ. Он заявил, что не намерен «минимизировать потенциальную опасность», связанную с действиями этой организации, которую следует «выкорчевать до самого последнего человека». После сентября 2001 г. Соединенные Штаты заметно увеличили размеры финансовой помощи бывшим центральноазиатским государствам (с 324,49 млн. в 2001 фин. г. до 583,1 млн. дол. в 2002 фин. г. При этом помощь Узбекистану возросла с 84,66 до 220 млн. дол. соответственно). Финансовая поддержка другим государствам Центральной Азии в 2002 фин. г. в сравнении с 2001 г. выросла значительно меньше. Для Казахстана она составила 94,15 и 90 млн. долл. соответственно; для Киргизии – 50,85 и 95 млн.; для Таджикистана – 78,39 и 160 млн.; для Туркмении – 16,44 и 18,1 млн. дол. Данные показатели интересны тем, что позволяют выявить степень приоритетности для США государств Центральной Азии. Получается следующий ряд: Узбекистан, Таджикистан, Киргизия, Казахстан и Туркмения. Троекратное увеличение объема помощи Узбекистану, постоянное внимание со стороны американских законодателей и их сосредоточенность на правах человека не остановили И. Каримова в его стремлении и дальше 79 усиливать свою власть. В декабре 2001 г. узбекский парламент проголосовал за то, чтобы И. Каримов был пожизненным президентом. Своеобразной кульминацией быстрого сближения Вашингтона и Ташкента после сентября 2001 г. стал официальный визит узбекского президента в США в марте 2002 г. Накануне визита в американской прессе И. Каримов подвергся резкой критике за нарушение прав человека в своей стране. По американским данным, порядка 7-8 тыс. чел. тогда были заключены в тюрьмы. Ташкент официально заявил, что это все пособники исламского движения Узбекистана. Американцы же полагали, что среди заключенных много активистов правозащитного движения, мирных мусульман нерадикального толка, представителей оппозиционных Каримову политических сил. Под давлением США Каримов предпринял ряд шагов по некоторому ослаблению репрессивного характера своего режима. В марте 2002 г. впервые официально была зарегистрирована независимая правозащитная организация. Из тюрем было выпущено приблизительно 860 политических заключенных; новые аресты были в основном приостановлены [69, c. 35]. По итогам визита 2002 г. состоялось подписание американско-узбекской Декларации о стратегическом партнерстве. В ее тексте среди прочего говорилось, что США «будут серьезно рассматривать любую внешнюю угрозу» Узбекистану и «немедленно» консультироваться с узбекским руководством относительно того, каковы должны быть ответные меры. Данное положение декларации в первую очередь служило предостережением России. Не вызывает сомнений, что Каримов довольно умело использовал неожиданно появившуюся повышенную заинтересованность США в его стране и американское военное присутствие, во-первых, для обеспечения государственной безопасности (как внутренней, так и внешней), во-вторых, в качестве геополитического противовеса России, в-третьих, для получения экономической помощи от американцев и, в-четвертых, для утверждения регионального лидерства Узбекистана в Центральной Азии. Что касается Киргизии, то, по утверждению американцев, на первое время официально был продлен срок аренды военно-воздушной базы в «Манасе» еще на 3 года. Территория базы на тот период была расширена с первоначальных 12 до 300 га, а на выделенные США 37 млн. дол. осуществлялась ее реконструкция. В частности, возведены коммуникационные сооружения. Палатки постепенно заменялись на передвижные домики. В экономическом плане руководству Киргизии было выгодно присутствие американцев, поскольку и они, и их союзники помимо арендной платы за базу еще платили за каждый взлет и посадку самолета по 7 тыс. дол. Согласно официальным объяснениям Вашингтона, база используется для снабжения и поддержки войск, находящихся в Афганистане, дозаправки самолетов, оказания помощи при осуществлении гуманитарных миссий. «Манас» способен принимать как реактивные истребители, так и тяжелые военно-транспортные самолеты и самолеты-дозаправщики. Американским военнослужащим в Киргизии были 80 предоставлены льготные условия. Так, например, они были освобождены от уголовных преследований и могли носить оружие вне службы. США также поставляли для киргизских пограничников приборы ночного видения и коммуникационные системы, оказывали содействие в обучении и подготовке горных воинских и антитеррористических подразделений. В то же время основную работу по переоборудованию киргизской границы и оснащению ее современной аппаратурой выполнял российский Минатом. В 2001 г. Казахстан отказался предоставить американцам еще одну военновоздушную базу. Вместе с тем Астана разрешила коалиционным военным силам перемещаться по воздуху над своей территорией и использовать свои аэропорты в чрезвычайных ситуациях, в частности, при возможном возобновлении боевых действий в Афганистане. Незначительное число американских войск было размещено в 2001 г. в Таджикистане с целью осуществления операций по спасению своих солдат из Афганистана. В целом, как мы видим, на течение 2002 г. Конгресс США довольно благожелательно относился к государствам Центральной Азии [69, c. 36-37]. Отношение США к странам Центральной Азии начало меняться с 2003 г., когда Конгресс резко осудил Узбекистан, в связи с вопросами прав и свобод человека. В этом контексте, Т. Малиновский, глава вашингтонского филиала организации «Хьюман райтс вотч», отметил, что Узбекистану нужно немедленно приостановить преследование мирных верующих, иначе это может стать причиной серьезного противоречия между Узбекистаном и США в борьбе с терроризмом [157]. Конгресс еще в январе 2004 г. прекратил финансирование Узбекистана в рамках разоруженческой программы Нанна-Лугара, сославшись на проблемы государства, связанные с пытками людей [158]. После нескольких месяцев интенсивных обсуждений 1 мая 2003 г. Сенат принял совместную резолюцию относительно политических режимов государств Центральной Азии. В ней в первую очередь вполне оправданно подчеркивалось, что США, благодаря военной победе над режимом талибов в Афганистане, «обеспечили выгодное положение центральноазиатским народам, устранив режим, который угрожал их безопасности, и значительно ослабив террористическое исламское движение Узбекистана». В резолюции также говорилось о том, что Госдепартамент США неоднократно в своих докладах, посвященных соблюдению прав человека в различных странах, обращал внимание на Центральную Азию. Например, внешнеполитическое ведомство США сообщало, что «все пять правительств ценральноазиатских государств в различной степени ограничивают свободу слова и собраний, ограничивают или запрещают деятельность правозащитных или других неправительственных организаций, препятствуют работе независимых средств массовой информации, заключают в тюрьмы политических оппонентов, практикуют незаконные задержания и аресты, причастны к проведению пыток и незаконных казней». 81 Кроме того, подчеркивалось, что Конгресс неоднократно выражал свое мнение относительно необходимости углубления демократических реформ в Центральной Азии, и прежде всего в Узбекистане и Казахстане. Американские законодатели предлагали руководителям пяти центральноазиатских республик в качестве неотложных мер по кардинальному улучшению положения с соблюдением прав человека. Во-первых, выпустить из тюрем всех, кто отстаивает свои оппозиционные политические убеждения или исповедует неофициальные религиозные верования мирными, ненасильственными способами. Во-вторых, разрешить свободное функционирование независимых средств массовой информации, независимых политических партий и неправительственных организаций. В-третьих, разрешить свободное исповедание религиозных вероучений и прекратить преследование членов религиозных групп, которые не причастны к насилию. Вчетвертых, провести свободные и справедливые выборы. В то же время совместная резолюция содержала требования к президенту, госсекретарю и министру обороны США при встречах на высшем уровне с руководителями центральноазиатских государств «побуждать последних к значительно большему уважению прав человека и демократических свобод»; увязывать «степень и характер дипломатических и военных отношений», а также размеры американской помощи (включая военную) с продвижением этих государств в направлении демократизации и уважения прав человека; предоставить гарантию, что финансовая помощь США не будет использоваться для укрепления тех сил безопасности, которые причастны к нарушению прав человека; поддерживать через американские программы оказания помощи те неправительственные организации и СМИ и тех лиц, которые способствуют становлению «более открытых обществ» в Центральной Азии. Кроме того, в резолюции подчеркивалось, что увеличенные после войны в Афганистане размеры американской помощи могут быть сохранены только в случае заметного продвижения центральноазиатских государств по пути демократизации и уважения прав человека [69, c. 37-38]. Данная резолюция, выражая мнение законодателей, не носила обязательного характера. В то же время она, во-первых, свидетельствовала о значительном ужесточении подхода Конгресса к государствам Центральной Азии. Во-вторых, вновь подтверждала то, что политика США в отношении этого региона остается неизменной. Американцы даже после увеличения размеров своей финансовой помощи, образно говоря, по-прежнему выделяли крохи, а политические требования для лидеров центральноазиатских государств выдвигали непомерные, чреватые для них потерей власти в результате, например, проведения честных и справедливых выборов. И все же некоторые требования к центральноазиатским государствам были включены в принятый вариант федерального бюджета на 2004 г. Наиболее жесткие условия предоставления финансовой помощи США предъявили Узбекистану. Выделенные Конгрессом средства, - говорилось в законе по ассигнованиям, - администрация Дж. Буша может реально перевести 82 узбекскому руководству только в том случае, если «госсекретарь решит и сообщит комитетам по ассигнованиям о том, что правительство Узбекистана обеспечивает существенный и постоянный прогресс в выполнении обязательств, взятых на себя в соответствии в американско-узбекской Декларацией о стратегическом партнерстве и сотрудничестве, включая уважение прав человека…». А в июле США вообще приостановили выделение помощи Узбекистану. В отношении Казахстана в бюджетном законе имелась лазейка. Формально выделение помощи ему также связано с вышеуказанным условием (информировать комитеты Конгресса о «значительных улучшениях в соблюдении прав человека за последние шесть месяцев»). Однако, если госсекретарь США К. Пауэлл сочтет, что выполнение данного требования противоречит интересам национальной безопасности США, он вправе этого не делать. Формально госсекретарь обязан был до 1 октября 2004 г. предоставить доклад внешнеполитическим комитетам и комитетам по ассигнованиям обеих палат Конгресса об оказании военной и финансовой помощи государствам Центральной Азии и ее использовании вооруженными силами этих стран, их пограничными войсками и специальными службами. Несомненно, такие сведения необходимы Конгрессу для выработки решения о целесообразности оказания дальнейшей помощи этим странам в новом финансовом году [69, c. 38-39]. Возникает правомерный вопрос: почему Конгресс стал столь жестко требовать от государств Центральной Азии соблюдения прав человека и серьезной демократизации их политических режимов? В течение 2002 г. в американской политической элите и в политикоакадемическом сообществе сложилось довольно определенное представление о центральноазиатских странах. А именно: неустойчивые деспотические режимы, возникшие в бывшей советской Центральной Азии, могут стать рассадником для новых радикальных исламских и террористических группировок, представляющих угрозу национальной безопасности США. Тем самым большие усилия со стороны Соединенных Штатов и ООН, направленные на демократизацию и модернизацию Афганистана, могут быть сведены на нет. И чтобы не допустить такого варианта развития событий, необходимо демократизировать центральноазиатские государства. Уже в феврале 2002 г. помощник госсекретаря по делам Европы и Евразии Э. Джоунс пыталась довести эту американскую позицию до сведения лидеров всех пяти государств Центральной Азии, где она побывала с рабочим визитом. Как один из руководителей дипломатического ведомства США она доказывала, что обеспечение подлинной безопасности не сводится только к военному сотрудничеству среднеазиатских государств и США. Для этого необходимы также реальная демократизация, уважение прав человека и рыночные реформы в экономике. Если люди в какой-либо стране почувствуют, что они бесправны, не имеют возможности влиять на парламент, президента, правительство, 83 вообще на власть, они могут примкнуть к радикальным организациям. Так же и в экономической сфере: если не создавать новых рабочих мест, не проводить рыночные реформы, в результате которых жизненный уровень населения будет улучшаться, разочарование приведет к тому, что люди станут легкой добычей экстремистских организаций [69, c. 39]. В таком же духе высказывалась, выступая в Конгрессе в июне 2002 г., и заместитель помощника госсекретаря по делам Европы и Евразии, Л. Пэскоу: «Террористические атаки 11 сентября 2001 г. привнесли в наш дом опасность того, что слабые государства, подобные Афганистану и некоторым странам Средней Азии, могут стать питательной почвой для международных террористических групп, нацеленных на Соединенные Штаты. Для наших национальных интересов крайне важно и дальше развивать отношения с пятью среднеазиатскими государствами и помогать им в осуществлении политических и экономических реформ, необходимых для скорейшего процветания и стабильности» [69, c. 39-40]. Руководство НАТО полностью одобряло военное присутствие США в центральноазиатском регионе, подтверждением чему служит визит в сентябре 2003 г. генерального секретаря организации лорда Робертсона в Узбекистан, Таджикистан и Афганистан. В итоге встречи было принято решение о создании военно-тренировочного центра в Узбекистане, а Таджикистану обещано содействие в модернизации его вооруженных сил. Кроме того, Робертсон отметил, что поражение мирового сообщества в Афганистане может дестабилизировать ситуацию не только в регионе, но и далеко за его пределами [160]. Аналогичными были высказывания и квалифицированного специалиста по Средней Азии, старшего научного сотрудника Фонда Карнеги М.Б. Олкотт, когда она давала показания в Конгрессе. В октябре 2003 г., выступая в подкомитете по Ближнему Востоку и Центральной Азии Палаты представителей, М.Б. Олкотт среди прочего отметила, что узбекское руководство в большей степени, чем лидеры других среднеазиатских государств, опасается угроз для себя со стороны исламских радикалов, в первую очередь со стороны исламского движения Узбекистана. Члены ИДУ, прошедшие подготовку в террористических лагерях Афганистана, действительно представляют постоянную угрозу для безопасности узбекского государства. Но само государство, по мнению М.Б. Олкотт, обладает более чем достаточными возможностями, чтобы нейтрализовать эту угрозу [69, c. 40]. Прогнозы приверженцев немедленной демократизации стран Центральной Азии подтвердились событиями в марте 2004 г. в Узбекистане. В СМИ писали, что число жертв достигло 43 чел. С этого момента Узбекистан стал преследовать верующих, которые принадлежали к неофициальным течениям ислама. Узбекские власти предъявили обвинения ваххабитам, которые имеют тесную связь с «Аль-Каидой» [159]. В январе 2004 г. президент Каримов подписал постановление о новом порядке регистрации международных организаций в Узбекистане. Согласно 84 этому постановлению все действующие на узбекской территории международные организации должны пройти перерегистрацию в Министерстве юстиции. Данное постановление вызвало резко негативную реакцию на Западе. «Правительство Узбекистана ужесточает контроль за деятельностью международных правозащитных и демократических организаций, опасаясь повторения событий в «грузинском стиле» в собственной стране», - сообщило по этому поводу Ассошиэйтед-пресс. Особое недовольство узбекских властей вызывают такие международные организации, как Институт открытого общества Дж. Сороса, Национальный демократический институт, а также Международный республиканский институт. По мнению некоторых экспертов, эти международные институты тесно работали с грузинской оппозицией еще до отставки Э. Шеварднадзе с поста президента, т.е. до начала ноябрьских протестных движений в Грузии [69, c. 42-43]. Таким образом, существенной преградой в борьбе США с международным терроризмом может стать специфика самого региона. Американские эксперты высказывали большую озабоченность в связи с перспективой развития демократии и рыночной экономики в государствах этого региона. Они не без основания считали, что «новые независимые государства Центральной Азии» необоснованно придерживаются того мнения, что нефтяные доходы обеспечат им несметные богатства, которые приведут к значительному экономическому росту и преобразуют всю систему сверху донизу. Такие иллюзии, по мнению этих экспертов, будут сильно тормозить возможности центральноазиатских стран по осуществлению крайне трудных, но необходимых политических и экономических реформ. Тем не менее многие официальные лица США также полагали, что нефтяные богатства могут чудодейственным способом привести к созданию демократических институтов и либеральной экономики. Вместо того, чтобы оказывать поддержку в осуществлении аграрной реформы, развитии высоких технологий, увеличении размеров гуманитарной помощи, правительство США сконцентрировалось на расширении военнополитических контактов с государствами Центральной Азии и Закавказья, что составляет ядро сотрудничества между Baшингтоном и странами этого региона. Эти же эксперты считали, что некоторые государства Центральноазиатского региона демонстрируют неспособность проведения эффективных реформ и решения экономических, политических и социальных проблем, стоящих перед ними, главным образом из-за полной атрофии всех демократических институтов и элементарной культуры, необходимых для современного государства [70, c. 54-55]. Американский эксперт С. Блэнк утверждает, что цель НАТО во главе с США заключается в дальнейшем продвижении в регионе, чтобы утвердить свои позиции в противовес своим геополитическим конкурентам, в особенности России [52, c. 149]. «Неизвестно, как бы развивались события в Центральной Азии, если бы НАТО с 2002 г. не начало проводить операцию «Несокрушимая свобода» в 85 Афганистане», - отметила Р. Отунбаева. В этих словах есть доля правды, считают эксперты. Еще до 2001 г. в центральноазиатском регионе повысилась террористическая активность. К тому моменту случился инцидент с захватом заложников в Баткенте и взрыв правительственного здания в Ташкенте. Поэтому многие эксперты говорят о том, что операция США «Несокрушимая свобода» в Афганистане смогла перетянуть на себя резервы террористов Центральной Азии. Подтверждением тому гибель лидера одиозной региональной группировки «Исламское движение Узбекистана» Т. Юлдашева в приграничном афганско-пакистанском районе. С другой стороны, антитеррористическая кампания в Афганистане не дала ожидаемых результатов. В стране нет ни мира, ни войны. Более того, до сих пор не видно признаков нормализации жизни в этой многострадальной стране. К примеру, 10-ю годовщину терактов в Нью-Йорке отметили в Афганистане очередным взрывом у американского блокпоста. В результате погибли 2 мирных жителя, 98 чел. получили ранения, в том числе 77 военных США [150, c. 4]. События 11 сентября 2001 г. стали своего рода катализатором политики США в регионе и помогли Вашингтону подойти к нему вплотную. Стратегия американской администрации, заключалась в попытке ослабить влияние России в этом регионе и занять в нем лидирующие позиции. Однако Соединенные Штаты не могли игнорировать фактор России в регионе, а Москва не могла не учитывать американское присутствие в нем [74, c. 195]. Таким образом, после событий 11 сентября 2001 г. США активизировали свою политику в Центральной Азии, и главными причинами или подтекстом борьбы с терроризмом выступают другие более важные для них задачи, подлежащих решению в данном регионе. Как известно, политика США изначально была направлена на недопущение создания какого-либо блока на постсоветском пространстве, а образование ШОС вызвало некоторое опасение со стороны США, что стало одной из основных причин ввода войск в центральноазиатский регион. Кроме того, в этот период особым вниманием США начал пользоваться из стран региона Узбекистан, имеющий ряд преимуществ в вопросах границ, численности населения и по боеспособности армии, а также иногда способен проводить более смелую политику в отношении России, поэтому США в 3 раза увеличили ему финансовую помощь. К тому же американцы, впервые совершив проникновение в данный регион, сформировали для себя определенное представление, которое характеризовало страны региона не в самом лучшем свете. США начали требовать от стран региона демократизацию их политических систем. Однако США не добились своей цели в области демократизации, так как получили отпор в лице стран ШОС. 86 3.2 Специфика политики США в отношении стран Центральной Азии в период с 2005 г. по настоящее время Политические процессы, протекающие в центральноазиатском регионе в 2005 г., обусловили вторую поворотную фазу регионального развития вновь изза активности США. Во многом данные обстоятельства предопределил в целом исторический цикл развития государств (на большей части пространства СНГ), который породил новую волну общественного протеста против существующих моделей управления. Данная тенденция была обусловлена как внешними, так и внутренними факторами. Внутренние факторы: сложная внутриполитическая обстановка во многих странах региона, а именно слаб социально-экономическое развитие, потеря доверия к власти, что неминуемо ведет к политическому кризису в стране, служа предпосылками к активизации новых (старых) оппозиционных сил. Внешние фактор: проникновение западных ценностей в постсоветские республики, воздействие процесса глобализации, что значительно влияет на повышение общественного политического сознания. В результате данный этап развития оказался наиболее подходящим для окончательного завершения этапа «ознакомления» Вашингтона с регионом. Политика Белого дома, условно говоря, перешла из состояния «исследователя» в состояние активного «конструктора». Д ля реализации своей внешнеполитической стратегии в регионе Соединенным Штатам необходимо было установление здесь собственного контроля, достичь которого, по мнению американских стратегов, можно путем создания в регионе проамериканских режимов. В итоге успехи претворения «бархатных революций» в Грузии и в Украине подтвердили на тот момент эффективность данного подхода в выстраивании необходимого геополитического пространства в собственных внешнеполитических интересах. Идеологическим же обоснованием к данному подходу, как считает проф. М.Т. Лаумулин, явилось стремление Запада трансформировать политические режимы в странах региона, отстранив от власти не исчерпав свой потенциал, по мнению американских стратегов, старую недемократическую политическую элиту, которая сдерживала развитие демократических ценностей и рыночной экономики [97, c. 124]. В целом в период с начала 2005 г. наблюдается заметная эволюция политики США в сфере безопасности и стратегического планирования в центральноазиатском регионе. Тенденция негативного отношения к политике Вашингтона в регионе усилилась после некоторых значимых событий, произошедших в Центральной Азии в 2005 г., которые вызвали широкий резонанс мировой общественности и противоречивость оценок случившегося со стороны различных экспертов и политологов. Так, после революции в Кыргызстане (падение режима А. Акаева) в марте того же года и майских событий в Андижане (волнения в Узбекистане), некоторые эксперты выразили предположение о том, что Вашингтон непосредственно причастен к данным событиям. В частности, укрепилось мнение относительно намерения США путем финансовых и политических методов влияния провести смену власти в 87 ряде центральноазиатских государств, на более приемлемые для Вашингтона режимы. Однако, как показало дальнейшее развитие событий, «цветные революции» не приобрели тенденциозный характер в центральноазиатском регионе, и смена режимов остановилась на Кыргызстане [96, c. 30-31]. Причиной этому во многом послужила недооценка американской стороной твердости режима И. Каримова, сохранившего жесткое политическое самообладание на фоне отсутствия идеализированных представлений о партнерских соглашениях с США. Вместе с тем данная тенденция вызывала негативное восприятие как у самих центральноазиатских государств, так и у Китая и России - основных оппонентов США в регионе, предопределив формирование тактического блока КНР - РФ в противовес США. Данная тенденция нашла свое отражение в заявлениях ШОС. В частности, на саммите ШОС, прошедшем в г. Астане в июле 2005 г., стороны-участницы организации адресовали США и коалиционным силам принципиальный посыл, явившийся, впервые со времен распада советского блока, единодушным внешнеполитическим шагом практически всех стран региона за исключением Туркменистана, сохраняющего позицию нейтралитета. Суть его заключалась в необходимости определиться Вашингтону со сроками военного пребывания в отдельных странах Центральной Азии, в частности в Узбекистане и Кыргызстане, являющихся членами ШОС. В результате осенью 2005 г. военная база США в Узбекистане (Карши-Ханабад) была постепенно упразднена в течение 180 дней. Президент Кыргызстана К. Бакиев, пришедший к власти в результате переворота, сразу же проявил политическое стремление к консолидации с Москвой и Астаной, развенчав политические ожидания Вашингтона. Данный прецедент заложил корень сомнения в доктрину «бархатных революций» США об однозначности ее результатах в случае прихода оппозиции к власти в Центральной Азии [97, c. 125]. В то же время дипломатические и военно-политические позиции США оказались ослаблены, а подход «бархатных революций» в Центральной Азии дискредитирован, что могло отразиться на всей евразийской стратегии, в том числе в области обеспечения энергетической безопасности. После событий в Кыргызстане и Узбекистане политика США в регионе сконцентрировалась на диагностическом методе, призванном определить перспективы дальнейшей дипломатии. В результате Вашингтон, как считали многие отечественные и зарубежные эксперты на тот период, все еще зондировал перспективы двух вариантов: продолжить курс на провоцирование «революционных сценариев» в регионе, либо сохранить статус-кво. Последний вариант оказался превалирующим по следующим ключевым причинам: • Стратегическое партнерство с Казахстаном в энергетической сфере. Для США не является целесообразным «расшатывать» режимы, позитивное сотрудничество с которыми определяется национальными интересами. • Осложнение отношений между Ташкентом и Вашингтоном после событий и Андижане, тогда как Узбекистан являлся стратегическим союзником 88 США, потерю которого нужно было восполнить. • Сложная региональная стратегическая обстановка, не благоприятствующая свободной маневренности Вашингтона, которая сложилась как реакция стран региона на дестабилизирующий подход США в региональной политике. • Геополитическое расположение Казахстана, диктующее США парадигму избирательного подхода по распространению своего влияния на республику, учитывая пространственную замкнутость страны между двумя геополитическими оппонентами США (КНР и РФ) в отличие от ситуации с Украиной и Грузией. • Отсутствие у Вашингтона уверенности в том, что оппозиционный блок центральноазиатских стран в случае прихода к власти твердо займет прозападную позицию [97, c. 125-126]. Таким образом, США в своих же интересах стремились ликвидировать создавшееся недоверие к ним со стороны стран Центральной Азии, чтобы сохранить свои позиции в долгосрочной перспективе. С января 2009 г. на посту президента США находится Б. Обама. С этого момента можно проследить за особенностями современной политики США в отношении стран Центральной Азии и в целом в евразийской стратегии. Как отмечают, государственные деятели США: «Правительство Б. Обамы предприняло усилия для «перезагрузки» отношений с Россией в ходе встречи на высшем уровне, состоявшейся в июле 2009 г. в Москве, оно также посчитало удачными свои отношения с несколькими другими странами бывшего Советского Союза, и в первую очередь с Казахстаном в Центральной Азии» [131, c. 4]. В своей первой инаугурационной речи в 2009 г. Б. Обама сказал, что «мир изменился, и мы должны измениться вместе с ним», и призвал переустроить Америку. «Начиная с сегодняшнего дня, мы должны собраться, отряхнуть с себя пыль и заново начать обустраивать Америку», - заявил он. Во внешней политике Б. Обама отметил следующее: «Мы начнем с того, что ответственно оставим Ирак его народу, добьемся мира в Афганистане. С нашими старыми друзьями и бывшими противниками мы будем безустанно работать над уменьшением ядерной угрозы, и отодвигать глобальное потепление. В отношении мусульманских стран мы будем искать новый путь продвижения вперед, основанный на взаимном интересе и взаимном уважении» [124]. Казахстанский исследователь М.Т. Лаумулин охарактеризовал политику США в отношении к странам Центральной Азии в первые годы президентства администрации Б. Обамы, как «зависшие отношения»: «Мы ожидали, что гдето к лету 2009 новая администрация – Госдеп или Белый дом – разродится новой центральноазиатской концепцией. Однако этого не произошло. Все внимание приковал к себе Афганистан. То есть фактически вся нынешняя стратегия США в Центральной Азии, так или иначе, упирается в Афганистан. Однако базовые интересы Соединенных Штатов остались неизменными. Они включают в себя фрагментацию постсоветского пространства (Центральной 89 Азии), недопущение восстановления контроля Москвы или тесной интеграции с Россией, сдерживание Ирана и Китая, продолжение «дружественной конкуренции» с Евросоюзом за влияние в регионе. Мы важны только как некий транзитный мост. Впрочем, не только мы, но и Россия. В качестве одного из важнейших приоритетов своей внешней политики новая администрация провозгласила продолжение антитеррористической операции в Афганистане и ее эскалации. Однако регион Центральной Азии сохраняет важное стратегическое и геополитическое значение для США и сам по себе. Вашингтон по-прежнему заинтересован в транспортировке углеводородов в обход России и Ирана, связывая стратегическое положение региона в контексте своих отношений с Китаем, намерен способствовать эволюции местных правящих режимов в выгодном для себя направлении» [80, c. 8]. Тем не менее осознание допущенных ошибок и является причиной корректировки центральноазиатской политики Соединенных Штатов уже при администрации Б. Обамы. Американские эксперты выделяют три серьезные ошибки в политике США в Центральной Азии: 1) при решении проблем государств региона Соединенные Штаты даже не пытались согласовать позиции различных государственных ведомств; 2) Вашингтону недоставало понимания специфики стран и народов ЦА и региона в целом; 3) США даже не пытались скоординировать свои усилия с действиями других внешних факторов. Другой проблемой американской политики в регионе, которая нуждается в корректировке со стороны администрации Б. Обамы, является отношение США к ОДКБ. Белый дом считает, что ОДКБ подконтрольна России, и установить отношения с ней – значит, признать эту организацию законным членом международного сообщества. Таким образом, Вашингтону необходимо, хотя бы на минимальном уровне, поддерживать контакты с Россией и Китаем по важнейшим проблемам, возникающим в странах Центральной Азии. Это ускорило бы развитие отношений со странами региона и дало бы понять Москве (как и Пекину), что на самом деле Вашингтон отнюдь не стремится, не считаясь ни с кем другим, преследовать свои интересы. США традиционно занимают особое место в системе внешнеполитических приоритетов Казахстана и стран Центральной Азии. Это вполне очевидно, поскольку несмотря на все изменения в мировом балансе сил, они еще долго будут самой мощной во всех отношениях державой с глобальным влиянием. США проводили и проводят активную политику в сфере энергетической безопасности, которая напрямую связана с Центральной Азией и Каспийским регионом. Вашингтон настойчиво продвигает идею диверсификации экспортных маршрутов и противодействует монополии на этом направлении [80, c. 8]. В традиционных подходах США в Центральной Азии выделяются три подхода: «сбалансированное укрепление», «прежде всего демократия», «прежде всего безопасность» [109, c. 72-78]. 90 Принцип «сбалансированного укрепления» пользуется поддержкой администрации Б. Обамы, предусматривающий курс на сбалансированную реализацию всех своих стратегических целей (политика, демократия и энергоресурсы). Многомерный подход, направленный одновременно на решение проблем безопасности, демократии и экономических интересов. Принцип «прежде всего демократия» согласуется с официальными утверждениями о том, что война с терроризмом и демократия – цели отнюдь не взаимоисключающие. Приверженцы этого принципа критикуют центральноазиатскую политику Вашингтона за другое – за то, что слова его расходятся с делом: провозглашая демократию, на практике принося в жертву интересам безопасности. Сторонники принципа полагают, что акцент американской администрации на таких проблемах безопасности, как война с терроризмом, посылает лидерам государств Центральной Азии неверный сигнал, давая основание считать, что умеренность Белого дома в поддержке политических и экономических реформах в этих странах – награда за их поддержку войны США с терроризмом. Таким образом, лидеры этих стран могут счесть американскую поддержку дела демократии и прав человека вопросом отдаленного будущего. Сторонники принципа «прежде всего безопасность» решительно не согласны с принципом «прежде всего демократия». Они признают большое значение демократических реформ для стабильности в Центральной Азии и для реализации американских интересов в этом регионе, но не считают, что в настоящее время Соединенным Штатам целесообразно сосредоточить основные усилия и ресурсы на утверждение демократии в странах Центральной Азии. Напротив, они считают, что Вашингтону следует умерить риторику о демократии, постараться лучше понять сложную ситуацию в странах региона и сотрудничать с ними в борьбе против терроризма во имя национальных интересов и долгосрочных стратегических целей США. В силу особого геополитического положения Центральной Азии в ней пересекаются интересы крупных держав, и это серьезно осложняет положение в регионе. При таких обстоятельствах Соединенным Штатам следует проявлять осторожность в своем содействии демократии в Центральной Азии. Как считают разработчики центральноазиатской политики в администрации Б. Обамы, в новой ситуации США необходимо преодолеть внутренние структурные противоречия своей политики и решить три важнейшие проблемы. Первая – это опасения и недоверие самих государств Центральной Азии по отношению к усилиям США по установлению демократии в республиках региона. В связи с этим представляется, что прежде чем начать проводить в жизнь свою центральноазиатскую политику, Белому дому следовало бы укрепить контакты с правительствами стран региона для улучшения своего имиджа в этих странах. Второй вызов политике США – Россия, которая не согласна с политикой США и будет ей противодействовать; третий вызов – Афганистан. Также можно приобщить и «иранский вопрос» [80, c. 8]. 91 Управление политическими рисками в связи с поставками углеводородов, как и связи с размещением прямых инвестиций за рубежом, всегда рассматривалось одним из приоритетов американской внешней политики и было частью внешнеэкономической стратегии США. На юбилейном саммите НАТО 2009 г. в Страсбурге члены альянса решили, что «энергетическая безопасность» является одним из приоритетов НАТО. Это привело к созданию сил быстрого реагирования в Каспийском регионе («Каспийский страж» под эгидой НАТО), а ранее к появлению в 2008 г. должности посла по энергетическим вопросам в Госдепартаменте США. Представляется, что применительно к региону Центральной Азии данные внешнеполитические инициативы можно рассматривать как попытку объединить ключевые политические и экономические (энергетические) интересы США в Центральной Азии [82, c. 87]. Кроме того, администрация Б. Обамы фактически заморозила процесс расширения НАТО за счет постсоветского пространства, что во многом продиктовано резкой реакцией со стороны России, с которой Б. Обама вынужден считаться, учитывая позицию России и ведущих европейских союзников, необходимость в соглашении по СНВ и иранский фактор [82, c. 5]. Планы США по Афганистану усилили в некоторых странах Центральной Азии ожидания значительного увеличения американской помощи и инвестиций. Но сохранялись опасения относительно того, что Вашингтон использует антитеррористическую операцию для укоренения своей военной группировки в Центральной Азии, так как он это уже делал в 2001-2002 гг. Но в целом администрация Б. Обамы получила в наследство от своих предшественников достаточно мощную базу для осуществления глубокого и регулярного влияния с позиции так называемой «мягкой силы». Имеются в виду разнообразные фонды и их отделения, информационные и культурные центры, американские «уголки» и советы и так далее. Всего таких ресурсных центров США насчитывается: в Казахстане – 22, в Киргизстане – 15, в Таджикистане – 9, в Туркменистане – 5 и в Узбекистане - 1 (кроме того, радиостанция «Голос Америки» вещает на узбекском языке). Однако, как выяснилось, у администрации Б. Обамы отсутствует четкая концепция политики в регионе. Интересы США в Центральной Азии сосредоточены на военной операции в Афганистане. Значимость региона вытекает из возможности обеспечивать транзит военных грузов для коалиционных войск США и НАТО в этой стране. В апреле 2010 г. внимание Б. Обамы было привлечено к региону в связи с событиями в Киргизстане. Белый дом занял позицию, которая подразумевала ответственность за стабильность в этой республике и в регионе в целом таких стран как Россия (лидер ОДКБ) и Казахстан (председатель ОБСЕ) [82, c. 89]. В качестве главных направлений корректировки политики США в регионе предполагалось: восстановление отдельных должностей и подразделений в администрации и создание департамента Южной и Центральной Азии; интегрирование Центральной и Южной Азии с упором на роль Афганистана, 92 для формирования «Большой Центральной Азии»; создание транспортного коридора «Север-Юг» с целью диверсификации экспорта энергоресурсов из Центральной Азии; разработка различных стратегий к разным странам региона; акцентирование на роль просвещения и неправительственных организаций в продвижении демократии в Центральной Азии с целью ослабить опасения, связанных с политикой продвижения демократии в регионе. В регионе Центральной Азии, считают американские аналитики, действуют противоположные факторы: каждая из стран стремится преодолеть собственные внутренние трудности – США пытаются усилить свое влияние, а Россия ограничить. Одни ведут свою игру, а другие твердо решили ждать разрешения Москвы на подобную сделку с Соединенными Штатами. Какие бы соглашения ни заключил Вашингтон: о транзите через Каспийское море или непосредственно по российской территории, доступ в Афганистане с севера невозможно получить без договоренности хотя бы с одним государством Центральной Азии [82, c. 90]. Также в своей стратегии в Центральной Азии Соединенные Штаты вынуждены учитывать китайский фактор. В марте 2011 г. заместитель госсекретаря США Р. Блейк, курирующий отношения с Центральной Азией, посетил Китай. США и КНР обсуждали цели Америки в регионе и цели Пекина. КНР прокладывает трубопроводы из региона, Центральная Азия является важным рынком сбыта для китайской продукции, а три страны Центральной Азии граничат с КНР. Таким образом, Вашингтон изучает возможности сотрудничества с Китаем в регионе. С другой стороны, Соединенным Штатам очень хотелось, чтобы Китай активнее участвовал в восстановлении Афганистана. В целом внешняя политика администрации Б. Обамы характеризуется экспертами как противоречивая и непоследовательная. В качестве основной причины называются негативный потенциал, накопленный в период правления администрации Дж. Буша-мл., также неопытность нынешнего президента в международных делах и главное – крайне неблагоприятная для США ситуация в национальной мировой экономике [82, c. 93]. Таким образом, считается, что центральноазиатская политика США носит во многом инерционный характер. Администрация Б. Обамы продолжает политику, заложенную ее предшественниками, хотя и вносит корректировки, как правило, связанные с резкими изменениями текущей ситуации. Основные компоненты этой стратегии: отношение Центральной Азии с позиции Афганистана, умеренная поддержка НПО и проведение символической риторики по правам человека, поддержка трубопроводных проектов в обход России и Ирана, активизация сотрудничества с государствами региона в военной области, упор на сотрудничество с Казахстаном вне двусторонних рамок. Новыми чертами в политике Б. Обамы в Центральной Азии можно назвать осторожность и учет интересов России. В будущем следует ожидать нарастания озабоченности Вашингтона усилением позиций Китая и Ирана в регионе. 93 Возможно, что данный фактор будет способствовать сближению позиций США и России в регионе. После прихода к власти в США администрации Б. Обамы «Большая игра» вокруг Афганистана и Центральной Азии вошла в очередной качественно новый виток развития. Избрание Б. Обамы президентом Соединенных Штатов сопровождалось громкими заявлениями по внешнеполитическим вопросам, включая и будущее американской политики в Афганистане. Было заявлено, что эта страна станет приоритетом для внешней политики Вашингтона. Планируется искоренить негативные тенденции и завершить строительство демократического общества. Однако настоящего решения Б. Обама в реальности не предложил. За основу взят традиционный силовой подход в виде увеличения воинского контингента, который должен интенсифицировать ведение боевых действий и нанести окончательное поражение движению «Талибан» [82, c. 108-109]. Толчком к новой активизации американской политики в Центральной Азии стал Лиссабонский саммит НАТО 20–21 ноября 2010 г. В ходе саммита принято решение о выводе в 2014 г. вооруженных сил альянса из Афганистана. В результате в Афганистане должны остаться только вспомогательные силы НАТО для тренировки афганских сил самообороны. Перед США встал вопрос о маршруте вывода контингента НАТО [155]. Приказ о выводе из Афганистана к 2014 г. основного контингента американских войск был отдан президентом США 24 июня 2011 г., а решение о прекращении операции Международных сил содействия безопасности (МССБ) под командованием НАТО было принято на 25 Саммите этой организации в Чикаго (20-21 мая 2012 г.) [71, c. 6]. Теоретически вывод сил альянса можно осуществить двумя маршрутами: первый («южный») через Пакистан и, возможно, через Индию, второй – «северный» – через Центральную Азию. После конфликта с Пакистаном в конце 2011 г. [155], когда в ответ на обстрел американцами пакистанской заставы, повлекший человеческие жертвы, Пакистан ввел мораторий на поставки через свою территорию [156], перспективы использования «южного» маршрута вызывают сомнения. Отсюда – растущее внимание Белого дома к «северному» направлению, предполагающее расширение взаимодействия США с Узбекистаном и Таджикистаном. В свою очередь, страны Центральной Азии проявили интерес к возрождению взаимодействия с США. К примеру, 27 сентября 2010 г. подписано Соглашение между КНР и Российской Федерацией о сотрудничестве в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. На саммите ШОС в Астане 3 июня 2011 г. лидеры России и КНР поставили вопрос о закреплении его положений на уровне организации. Эти события вызвали настороженное отношение Узбекистана и Таджикистана, которые были обеспокоены растущим влиянием России и КНР. Вашингтон попытался воспользоваться открывшимся «окном возможностей» в Центральной Азии. 94 Дипломатия Б. Обамы базируется на установлении партнерства со странами Центральной Азии в отдельных сферах. Речь идет прежде всего о партнерстве в вопросах предстоящего вывода войск НАТО из Афганистана. США также прощупывают возможность сохранения американского присутствия в регионе после 2014 г. [155]. Согласно многоцелевому центральноазиатскому сценарию, главная роль в «Северной распределительной сети», задействованной для транзита американонатовских грузов из Афганистана, отдана в 2012 г. Узбекистану. Предваряя это решение, 22 сентября 2011 г. Конгресс США снял введенные в 2004 г. против Узбекистана ограничения на предоставление ему военной помощи. Территория республики рассматривается в США и как наиболее привлекательная для создания крупных транспортных хабов, имеющих региональное значение, военных объектов (баз), которые могут функционировать и не на постоянной основе. Неслучайным в этой связи видится решение Узбекистана в конце июня 2012 г. приостановить свое членство в ОДКБ, что обусловлено несколькими причинами: принятием ранее ОДКБ новых правил, запрещающих ее участникам размещать у себя иностранные военные базы без согласия других членов; надеждой получить от США в обмен на такой шаг гарантии безопасности после вывода войск коалиции из Афганистана, а также тем, что именно Узбекистану обещана большая часть техники и вооружения, вывозимых войсками коалиции из Афганистана [71, c. 9]. Похожей схемы американская дипломатия придерживается и в отношениях с Кыргызстаном. В мае 2010 г. Вашингтон осторожно выступил против возможного ввода в эту страну миротворческих сил ОДКБ. Это привело к стремлению руководства Кыргызстана усилить контакты с США. Военная база НАТО «Манас», как известно, получила статус Центра транзитных перевозок, который действует до декабря 2014 г. 13 марта 2012 г. министр обороны Л. Панетта заявил о намерении Вашингтона использовать Центр транзитных перевозок «Манас» после 2014 г. Министерство обороны Кыргызстана позитивно восприняло это заявление [155]. На территории этого военного объекта, формально используемого для снабжения операции в Афганистане военными грузами, находится крупнейший технический радиолокационный узел, который ведет разведку по всей Центральной Азии, а также – что особенно важно – и в КНР. Численность американского воинского контингента достигает здесь 1,5 тыс. чел., а прямые выплаты республике в 2011 г. за использование ЦТП составили 151 млн. дол. США. Не удивительно, что Кыргызстан поддерживает идею использования этого объекта и после 2014 г., но уже под новой вывеской – как Гражданского центра транзитных перевозок. Кыргызстан поддержал идею использования этого объекта и после 2014 г. Об этом президент республики А. Атамбаев заявил в начале 2012 г., фактически перечеркнув тем самым данное им самим на президентских выборах декабря 2011 г. обещание вывести американскую базу с территории Кыргызстана. Серьезность намерений в отношении будущего ЦТП подтверждена 95 соглашением о наземном транзите грузов международной коалиции, подписанным во время чикагского саммита НАТО 20-21 мая 2012 г. Данным соглашением Кыргызстан помог НАТО завершить формирование второго наземного маршрута - Северной сети, пролегающего теперь в Афганистан через Узбекистан, Казахстан, Кыргызстан и Россию. Впоследствии киргизский лидер уточнил, что стремится к превращению авиабазы в гражданский аэропорт, а не в военно-воздушную базу какой-либо страны [71, c. 10]. Несмотря на вышеуказанные договоренности, резкий поворот событий наблюдается в июне 2013 г., когда президент Киргизии А. Атамбаев подписал закон о денонсации соглашения с США об аренде аэропорта «Манас», использовавшегося в военных целях с 2001 г. Согласно этому документу все американские военнослужащие должны до 11 июля 2014 г. покинуть базу в «Манасе». «Денонсация соглашения с Вашингтоном, которую активно лоббировала Москва, выглядит ее самой крупной победой в борьбе за сферы влияния в стратегически важном регионе, достигнутой после начала антитеррористической операции США в Афганистане», - разъяснил «Ъ» эксперт В. Козюлин. Впрочем, по словам эксперта В. Козюлина, эта победа стала возможной лишь после того, как интерес США к дальнейшему использованию базы в «Манасе» заметно упал - в связи с предстоящим в 2014 г. выводом войск из Афганистана. Вашингтон дал понять Бишкеку, что впредь хотел бы использовать базу без финансовых вливаний - на безвозмездной основе. «Поняв, что новых денег за «Манас» ей не получить, киргизская сторона решила сыграть в принципиальность. А заодно и продемонстрировать лояльность Москве - в расчете на российские дивиденды - в частности, обещанную военную помощь, превышающую 1 млрд. дол.», - заявил «Ъ» господин В. Козюлин. Впрочем, возможность сохранения американского присутствия - при реализации другой арендной схемы — сохраняется. «Подпись президента под законом о денонсации еще не означает, что Киргизия перестанет сотрудничать с США в военной сфере», - пояснил «Ъ» политолог М. Сариев. «Аэропорт «Манас» может арендовать Турция — союзник США по НАТО - и сдавать его американцам уже без участия киргизского правительства»,— объяснил «Ъ» господин М. Сариев. Эксперты напоминают: когда в прошлом году США предоставили правительству Киргизии $30-миллионный грант на техническую реконструкцию «Манаса», тендер на возведение новой аэронавигационной башни выиграла турецкая компания [161]. В то же время эксперт М. Сариев отмечает: «Какой бы жесткой ни была позиция кыргызстанских властей по авиабазе, это еще не значит, что база и правда уйдет. Но если Кыргызстан оставит американский военный объект в «Манасе», для республики это будет чревато очень большими последствиями. Нарушение договоренности с Россией в третий раз не пройдет бесследно. Поэтому самый лучший вариант, чтобы между собой договорились США и Россия» [162]. 96 Также по итогам прошедших в Бишкеке 20 сентября 2012 г. российскокиргизских переговоров на высшем уровне были подписаны документы, закрепляющие российское военное присутствие в республике. Речь, в частности, идет о Соглашении между Российской Федерацией и Киргизской Республикой о статусе и условиях пребывания объединенной российской военной базы на территории Киргизской Республики, которое начнет действовать с 2017 г. Объединенная российская военная база включит в себя четыре военных объекта: базу подводных испытаний оружия в Караколе, центр военной связи в Кара-Балте, радиосейсмическую лабораторию в Майлуу-Суу и авиабазу в Канте [71, c. 10-11]. Менее ясны перспективы взаимодействия Вашингтона с Таджикистаном. Администрация Б. Обамы пытается выстроить диалог с этой страной. 12 апреля 2011 г. помощник госсекретаря США Р. Блейк и министр иностранных дел Таджикистана Х. Зарифи провели переговоры о сотрудничестве по широкому комплексу вопросов, включая вопросы борьбы с транснациональным терроризмом. Эти же вопросы рассматривались в ходе состоявшегося 20–21 октября 2011 г. визита в Душанбе госсекретаря США Х. Клинтон. 4 июля 2012 г. о намерении усилить взаимодействие в поздравительной телеграмме по случаю Дня независимости США сообщил президент Таджикистана Э. Рахмон. Это заявление было подтверждено на состоявшейся 5 июля 2012 г. встрече президента Таджикистана с делегацией Конгресса США. Диалог продолжился в ходе прошедшего 17–18 июля 2012 г. визита в Душанбе старшего директора отдела России и Евразии при Национальном совете безопасности США Э. Уэллса. Предметом переговоров стали не только вопросы взаимодействия в области безопасности, но и экономическое сотрудничество, включая возможное вступление Таджикистана в ВТО. Однако пока Таджикистан остается приоритетным партнером России в Центральной Азии. Душанбе поддерживает российские предложения по усилению ОДКБ. В июле 2012 г. России и Таджикистану удалось решить вопрос о продлении срока нахождения в стране российской 201-й мотострелковой дивизии. У руководства Таджикистана сильны опасения по поводу нестабильности в Афганистане. Эти обстоятельства могут неблагоприятно сказаться на перспективах Вашингтона добиться крупного успеха на таджикском направлении. Подвижки заметны и в отношениях Соединенных Штатов с Туркменистаном. При администрации Дж. Буша-мл. американско-туркменские отношения были напряженными. США квалифицируют политический режим этой страны как недемократический и до настоящего времени не имеют полноценного посла в Ашхабаде. Более того, в 2002–2003 гг. американские СМИ обсуждали вопрос о близости режима С. Ниязова к странам «оси зла». Полноценное военно-стратегическое партнерство с США невозможно для Туркменистана из-за действующего с 1995 г. нейтрального статуса. Продвижения в американо-туркменских отношениях стали заметны с конца 2010 г. 1–2 декабря 2011 г. в Ашхабаде прошли переговоры помощника 97 госсекретаря США Р. Блейка и президента Туркменистана Г. Бердымухамедова. Стороны объявили о намерении сотрудничать в вопросах обеспечения безопасности. Р. Блэйк высказался также в поддержку энергетической стратегии Туркменистана. 12 июля 2012 г. Ашхабад посетил министр ВМС США Р. Мабус [155]. 15 января 2013 г. состоялась очередная встреча госсекретаря США по вопросам Южной и Центральной Азии Р. Блэйка с президентом Туркмении Г. Бердымухамедовым. Туркмения стала крупным воздушным транспортным узлом для поставок невоенных грузов для войск США и НАТО в Афганистан. А так же обеспечивает по сухопутному пути поставки топлива на авиабазу США Баграм к северу от Кабула. Кроме того, туркменское правительство разрешило присутствие американских войск на своей территории. Поэтому Р. Блэйк ни словом не обмолвился о проблеме «обеспечения прав человека» в Туркмении. Да и как иначе, если по запасам газа страна занимает второе-третье место в мире и дает Западу надежды на участие в альтернативном российскому «южному потоку» проекте газопровода «южный коридор» через территорию Турции и газопровода Туркменистан – Афганистан – Пакистан - Индия (ТАПИ) [163]. По крайней мере в краткосрочной перспективе, т.е. до 2014 г., США/НАТО постараются максимально использовать транзитные и транспортные возможности центральноазиатских стран. Во-первых, как уже сказано, это связано с недостаточной надежностью южного маршрута снабжения войск международной коалиции – через Пакистан, отношения с которым у США в последние годы резко ухудшились. Во-вторых, с огромным объемом вывозимых из Афганистана грузов. Так, только к концу 2014 г. НАТО необходимо будет транспортировать из этой страны около 100 тыс. контейнеров со снаряжением и 50 тыс. транспортных средств, треть которых предполагается пропустить через территорию Центральной Азии. США заинтересованы также и в более активном привлечении к своей стратегии в Афганистане инфраструктурных возможностей центральноазиатских государств. Им предложено стать экономическими и энергетическими донорами Афганистана в рамках усиленно продвигаемых в последние годы администрацией и госдепартаментом США политикоэкономических (Большая Центральная Азия, Новый Шелковый путь) и энергетических проектов (ТАПИ, названный так по начальным буквам странучастниц – Туркменистана, Афганистана, Пакистана, Индии). Цель таких проектов – геополитическое переформатирование Центральной и Южной Азии в рамках нового макрорегиона, где не будет места России, Китаю или Ирану и где международно-политические процессы, сфера безопасности, энерготранспортная система окажутся под контролем США/НАТО. В связи с предстоящим завершением афганской кампании США и НАТО открывают новые возможности для расширения военного сотрудничества с центральноазиатскими государствами. Всего к началу 2012 г. им было выделено из бюджета США 1,69 млрд. дол. При общем сокращении военного 98 бюджета США на 2012 г. финансирование программ в сфере военного сотрудничества и безопасности в Центральной Азии было увеличено почти вдвое (на 74%), а на программу Пентагона по борьбе с наркотиками отпущено 109,5 млн. дол. Кроме этого, США предлагают оставить центральноазиатским странам часть вывозимого из Афганистана вооружения, спецтехники и оборудования. Взамен США надеются получить преференции при согласовании условий транзита грузов по северному маршруту и дальнейшему пребыванию своих сил на военных объектах в странах Центральной Азии. Можно предположить, что вслед за техникой в страны региона, согласившиеся принять эти ― подарки, придут обслуживающие их натовские и американские военные специалисты. Заметное увеличение на центральноазиатском рынке западных вооружений повлечет за собой потребность в обучении специалистов, поставке запчастей, модернизации, а в итоге может привести к привыканию партнеров Москвы по ОДКБ к военной технике из-за океана. Велика также опасность попадания оставленного оружия в распоряжение радикальных группировок или попросту криминальных элементов и наркомафии [71, c. 8-9]. Регион Центральной Азии находится для США, как пишут американские политологи, «в зоне стратегической неопределенности» в связи с предстоящим выводом войск НАТО из Афганистана. Накануне визита помощника госсекретаря США Р. Блейк заявил в интервью «Голосу Америки», что во время рабочей поездки он планирует «получить согласие от региональных лидеров присоединиться к Вашингтону с целью развития и укрепления безопасности стран Центральной Азии». «Хотя наше присутствие может быть ограничено после 2014 г., мы будем активно оказывать экономическую помощь и работать на повышение безопасности и стабильности в Афганистане и регионе в целом», — сказал Р. Блейк. В 2012 г. Вашингтон на операции военного характера в Туркмении потратил 820 млн. дол. Это больше, чем во всех других государствах Центральной Азии вместе взятых. Киргизия заняла второе место с бюджетом в 218 млн. дол. «Все страны Центральной Азии хотят, чтобы Соединенные Штаты играли большую роль в этом регионе. Они сочувствуют США, которые активно стимулируют развитие торговли и стабильности», - добавил Р. Блейк. Однако очевидно, что его оптимизм необоснован и является пиар-акцией, поскольку региональные руководители очень скептически относятся к сохранению влияния США в Афганистане и все больше делают ставку на сотрудничество в этом вопросе с Россией. Особенно это касается Казахстана, Киргизии и Таджикистана, которые работают вместе с РФ в рамках Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и посредством двусторонних сделок. Позиции Туркмении и Узбекистана менее ориентированы на Москву, но по разным причинам. Руководство Туркмении пытается быть самостоятельным игроком и имеет на то «газовых» оснований. Позиция руководства Узбекистана связана с планами президента Каримова подчинить себе после вывода войск 99 НАТО афганские провинции, населенные узбеками, а также с извечными конфликтами с соседями Узбекистаном — Киргизией и Таджикистаном. Тем не менее США не отказываются от проведения двусторонних консультаций с руководителями стран региона, пытаясь убедить их, что именно США являются гарантом стабильности [163]. В контексте вывода коалиционных войск из Афганистана интересны прогнозы экспертов в отношении изменений политики США к странам Центральной Азии, которые сводятся к следующим результатам: 56 % (т.е. подавляющее большинство экспертов) уверены, что политика США будет продолжаться в том же русле, какая была; 30 % - убеждены в том, что влияние США в регионе может расшириться в силу того, что США претендуют на роль глобального лидера; 12 % - затруднились ответить на данный вопрос, сославшись на то, что в современном мире трудно определить политику ведущих держав, которые в целях реализации национальных интересов резко могут поменять свои курс, что зачастую характеризует действия стран скорее тактическим, нежели стратегическим. В то же время 2 % респондентов высказались за то, что США оставят страны Центральной Азии за бортом своей политики, так как отмечают, что страны региона с авторитарными режимами, т.е. с острыми внутренними и внешними проблемами, географической отдаленностью региона, являются не приоритетным регионом для такой державы, как США. К тому же у США во всех уголках мира имеются множество подобных регионов. Затрудняюсь ответить 12% Оставить страны Центральной Азии вне поле зрения 2% Продолжение политики США в том русле, что было 56% Расширение влияния США 30% Рисунок 3.1 - После вывода войск из Афганистана в 2014 г., какой поворот политики США можно ожидать странам Центральной Азии? 100 Таким образом, так как администрация Б. Обамы стремится, хотя с большим применением мягкой силы, осуществить уже известные намерения в регионе через призму завершения антитеррористической операции в Афганистане. Поэтому вполне вероятно, что продолжится старая политика США в отношении стран Центральной Азии, так как успешное завершение войны в Афганистане напрямую зависит от активной деятельности не только стран Центральной Азии, но и от позиции России. Последствием решения 2010 г. о снижении уровня военного присутствия Соединенных Штатов в Афганистане с последующим уходом из этой страны отечественные исследователи считают, что ситуация в области безопасности в Центральной Азии, Афганистане и Пакистане может радикально измениться в худшую сторону [82, c. 92]. Это давно назревшее решение было вызвано двумя комплексами причин. Во-первых, оно продиктовано внутриполитическими факторами, связанными с ухудшением финансово-экономической и бюджетной ситуации в США (и в европейских странах), а также с динамикой американского политического процесса. Во-вторых, это решение явилось вынужденным признанием провала контрповстанческой кампании США и НАТО в Афганистане. Выражаясь более дипломатично, оно обозначило переход конфликта в Афганистане в стадию затянувшегося асимметричного тупика, со значительными жертвами среди комбатантов и особенно гражданского населения, но без каких-либо шансов на решающий военный успех одной из сторон, и признанием руководством США невозможности и неадекватности военного решения проблемы. Интенсивность вооруженного сопротивления не спала даже на фоне объявленного Б. Обамой в декабре 2009 г. усиления американского контингента (известного как “surge” – «рывок», «прилив», или «большая волна») [72, c. 1819]. Провал американской контрповстанческой и политической стратегии можно объяснить сочетанием двух долгосрочных факторов: – коррумпированности и низкой функциональности афганских властей; – поддержки, оказываемой талибам с территории Пакистана (и в целом так называемого пакистанского фактора) [72, c. 22]. С одной стороны, достигнуты определенные успехи: в Афганистане созданы новые политические институты, армия, спецслужбы, призванные самостоятельно обеспечивать безопасность. С другой стороны, своей главной цели – ликвидации материально-технической базы талибов, уничтожения их лидеров и изоляции, оставшихся в живых командиров движения - Талибан от подконтрольных им вооруженных повстанческих отрядов - союзникам добиться удалось лишь частично. По некоторым данным, талибы контролируют хоть и не весь Афганистан, но значительную его часть, выдвигая собственные условия на переговорах с правительством Х. Карзая. Не предотвращена и радикализация Пакистана, где обосновались связанные с влиятельной пакистанской Объединенной военной разведкой (Inter-Services Intelligence, ISI) главные силы афганского вооруженного сопротивления - Талибан с его 101 руководящим органом - Кветта шура, - сеть Хаккани и - Исламская партия Афганистана Г. Хекматияра. Есть, правда, и признаки усиливающегося неприятия самими пуштунами политической практики Талибана, усталости от этого движения, что проявляется в попытках предложить новый политический проект национальной консолидации пуштунов в преддверии скорого ухода сил США и НАТО из Афганистана [71, c. 7]. К тому же Соединенные Штаты взяли на себя многолетние финансовые обязательства перед Кабулом на период с 2014 по 2024 г. и подписали соглашение о стратегическом партнерстве, в котором оговорено американское военное присутствие на следующие десять лет в форме разведывательных операций, работы спецслужб и обучения военного персонала. Но эти договоренности не могут скрыть ожидаемого ухода США из Афганистана. Очевидно, что в последние годы Соединенные Штаты переключились на поддержание международной безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе и «Большом Ближнем Востоке», к которому относятся Афганистан и Центральная Азия. Но после «арабской весны», в свете гражданской войны в Сирии и новых запросов о помощи со стороны Израиля можно было ожидать, что Ближний Восток выйдет на первый план, а Афганистан и Центральная Азия перейдут в разряд второстепенных задач [175]. Такие ожидания, можно сказать оправдались, так как в нынешнее время вопрос Сирии стал наиболее острым, что вызывает противоречия между основными геополитическими игроками, т.е. США с его союзниками, с одной стороны, и Китаем, Россией, с другой стороны, в этой ситуации позиция стран Центральной Азии остается лояльной России, либо ведут более нейтральную политику. Определенно будет правомерным поставить вопрос, почему США должны опасаться перспективы нестабильности в Центральной Азии после 2014 г., или даже призрачной возможности учреждения исламского халифата в Фергане? Имея в виду, что у США больше не будет оперативной потребности в транзите для обеспечения операции «Несокрушимая свобода» (ОНС) в Афганистане. Ответ имеет два аспекта. Первый, стабильность в Центральной Азии является предварительным условием для стабильности и безопасности в пост-2014 Афганистане. Регион Федерально Управляемых Зон Племен (ФУЗП) в Пакистане является полезным и подходящим примером на этот счет. Регион ФУЗП представляет большое неуправляемое пространство и служит убежищем для многочисленных вооруженных экстремистских организаций, многие из которых проводят операции в Афганистане. Эти группы являются существенным источником нынешней нестабильности в Афганистане и останутся таковым и после 2014 г. Аналогичный регион к северу (и который даже формально не будет дружественным США) был бы опустошительным для будущего Афганистана, так как страна окажется окруженной дестабилизирующими режимами. В таком положении немыслимо, чтобы Афганистан смог уцелеть как стабильное, независимое государство, которое не покровительствует международному вооруженному экстремизму. 102 Второй и, может быть, более важный в стратегической перспективе аспект, государства Центральной Азии могут потенциально стать тем, чем была Турция когда-то и тем, чем Египет, Ливия, Ирак и Сирия никогда не будут, т.е. умеренными, светскими, с преобладающим мусульманским населением государствами, которые относятся не враждебно (а может быть даже и дружественно) к интересам США. При правильной стратегии такой исход достижим и без существенного расходования ресурсов. Государства Центральной Азии не требуют дорогостоящих (и бесплодных) усилий для формирования нации, также они не требуют неуклюжих информационных кампаний об опасностях экстремизма и достоинствах секуляризма. Однако им нужна скромная помощь для поддержки этих характеристик [168, c. 15-16]. Как известно, присутствие США в Центральной Азии было минимальным, американская помощь нерегулярной и интерес США краткосрочным и оперативным. И все-таки уход США будет иметь существенные последствия для государств Центральной Азии: Узбекистан, Таджикистан и Киргизскую Республику. Хотя каждое из этих государств отметило двадцатилетие своей независимости, все они остаются слабыми государствами. В декабре 2011 г. Киргизская Республика инаугурировала демократически избранного президента. Это первый мирный переход власти в постсоветской Центральной Азии. Тем не менее у этой молодой демократии имеется ощутимое этническое напряжение на юге и чувствуется слабость экономики на всей территории. В Узбекистане сильный человек с советских времен И. Каримов. По-видимому, план передачи власти отсутствует, что делает эту страну гораздо менее устойчивой, чем она кажется на первый взгляд. Таджикистану только еще предстоит восстанавливаться после опустошительной гражданской войны, которую он пережил в 90-х после ухода Советов, и таджикские вооруженные силы понесли значительные потери в войне с повстанцами в 2010 г. В Центральной Азии последствия ухода США сильнее всего скажутся в районе Ферганской долины. Ферганская долина является стратегическим центром тяжести в Центральной Азии, благодаря своему центральному географическому положению, исключительно плодородной почве, плотности населения, сильного религиозного влияния, нестабильности и отсутствия управления со стороны центральной власти. Ее территория разделена между тремя государствами: Узбекистану принадлежит большая часть плодородных низин, Киргизской Республике – предгорье и некоторые из главных населенных пунктов, а Таджикистан контролирует подходы к долине. Международные границы не везде следуют традиционным линиям разделения этнических групп, добавляя еще один дестабилизирующий фактор. Хотя правительства Таджикистана и Киргизской республики находятся в общем-то в хороших отношениях, в то же время существует множество местных споров в пограничных областях Ферганской долины. Правительства Узбекистана и Киргизской Республики находятся в плохих отношениях, что существенно затрудняет региональное сотрудничество. Центральное положение долины, этническое разнообразие и общий политический статус гарантируют, что любая 103 нестабильность в Ферганской долине коснется как минимум этих трех государств. И выражение «Что происходит в Ферганской долине, происходит и в Центральной Азии» не клише и не сильное упрощение [168, c. 19-20]. Далее повстанческие группы изменились с 1990 г. Американские военные стали более умными, выносливыми и умелыми после 10 лет войны, так же как и экстремистские организации Центральной Азии. У боевиков ИДУ, так же было более 10 лет на усовершенствование их тактики, техники и процедур в боях против США, НАТО и афганских сил. Эти закаленные в боях повстанцы представляют собой большую угрозу для относительно неопытных центральноазиатских сил безопасности, чем были их предшественники в 1990-ых. Далее, после 2014 вооруженные экстремистские группы будут продолжать получать свою прибыль с налаженной торговли афганскими наркотиками, чего не было в 1990-х. Не будет преувеличением сказать, что после ухода США из Афганистана стратегический импульс в Ферганской долине снова сместится к исламистским экстремистским группам [168, c. 23]. Поэтому для предотвращения вышеизложенной ситуации многие эксперты предлагают, что после 2014 г. США должны расширить программы успешного сотрудничества в сфере безопасности, развития и публичной дипломатии, в то время как от неуспешных, неэффективных и контрапродуктивных устаревших программ надо отказаться. Военный компонент сотрудничества по безопасности должен быть меньше, но должен быть сфокусирован на создание потенциалов, необходимых для стабилизации и обеспечения безопасности Ферганской долины; безопасность границ и пресечение набегов в долину повстанцев из Афганистана; антитерроризм (сфокусированный на те формирования, которые воюют с повстанцами в и около Ферганы); борьба с наркотиками, чтобы лишить источников финансирования вооруженных экстремистских организаций; помощь при бедствиях и авариях. Все эти линии приложения усилий имели успех в регионе, но часто ресурсы отклоняются из-за ошибочного фокуса нынешних программ на столицы [168, c. 30]. Таким образом, с 2005 г. политика Вашингтона в отношении стран Центральной Азии была неоднородной. Во-первых, негативное отношение в странах Центральной Азии к США возросли после событий в 2005 г., революции в Кыргызстане (падение режима А. Акаева) и майских событий в Андижане (волнения в Узбекистане). Однако цветные революции не получили дальнейшего развития в центральноазиатском регионе, и смена режимов остановилась на Кыргызстане. В результате позиции США значительно были ослаблены, что США выбрали принцип laisser faire (оставить все как есть) и осенью 2005 г. военная база США в Узбекистане (Карши-Ханабад), по требованию стран-участниц ШОС, была постепенно ликвидирована. Во-вторых, с приходом к власти в США Б. Обамы ожидания о появлении новой концепции по Центральной Азии не оправдались, так как большое внимание приковал к себе Афганистан, ставший ключевой фигурой во всей центральноазиатской стратегии США. В связи с данной политикой США в отношении стран Центральной Азии держат курс на укрепление своих позиции 104 в области транспортировок грузов в Афганистан через территории стран региона. Хотя основные интересы в регионе также включают в себя нейтрализацию России от региона, проблему транспортировок углеводородов, вопросы расширения НАТО, энергетический фактор, совместные действия с Западом по отношению стран региона, отношения США с такими странами как КНР, ИРИ, Турция, Пакистан и Индия, а также проблему радикального ислама. Кроме того, США заинтересованы в изменении политических режимов стран Центральной Азии в благоприятном для них направлении. И, наконец, главный вопрос, волнующий страны Центральной Азии, на современном этапе, является последствия вывода из Афганистана к 2014 г. коалиционных войск НАТО. Исходя из предложенных вариантов исследователей развития событий в Центральной Азии, наиболее оптимальным вариантом считается создание новой американской стратегии основанной на накопленном опыте США, и воспроизвести положительные результаты для сохранения безопасности всех заинтересованных сторон. 3.3 Влияние США на процесс политической демократизации стран Центральной Азии Политика Вашингтона в отношении молодых независимых государств Центральной Азии определялась двумя вопросами приоритетного характера и менее важными проблемами. Сразу после распада СССР Соединенные Штаты признали пять вновь образовавшихся государств Центральной Азии и установили с ними дипломатические отношения. Конгресс принял в 1992 г. Закон о поддержке свободы (Freedom Support Act), целью которого было приведение американского законодательства в соответствие с новой геополитической ситуацией существования 15 независимых государств. Данный акт содействовал созданию открытых рынков, развитою демократии и установлению гражданского общества, создавал механизмы, стимулировавшие торговлю, экономическое сотрудничество и обмены в образовательной сфере, а также обеспечивал финансовую поддержку процессам нераспространения ОМУ и разоружения. С помощью этого закона США стремились укрепить свою национальную безопасность путем предотвращения реставрации коммунизма, а непосредственно в Центральной Азии – препятствовать возникновению религиозного экстремизма [74, c. 246]. Еще в 1994 г. Г. Фуллер, формируя свои рекомендации американскому руководству, проблему укрепления демократических ценностей в странах Центральной Азии не причислял к приоритетным задачам США [26, c. 129141]. Что же касается отношения США к местным политическим силам, то в нем было больше осторожности, чем оптимизма. Во всяком случае первоначально четкие акценты в американских высказываниях на необходимость содействия демократическим, в том числе национально- и исламско- демократическим тенденциям в регионе в конце 1992 г. стали заметно приглушеннее, а сама американская позиция – более сдержанной и менее определенной [62, c. 43]. 105 На постсоветском пространстве процесс реформирования тоталитарных структур затянулся. Бывшим коммунистическим лидерам в постсоветских республиках удалось сохранить власть в своих руках. При формальном разделении ветвей власти и закреплении идеалов свободы и демократии в принятых после распада СССР конституциях преобладающей формой общественно-политического устройства стали суперпрезидентские режимы, чему способствовала исторически сложившаяся система взаимоотношений между обществом и властью. Степень демократизации политических систем оказалась различной: от значительного крена в сторону авторитаризма (Туркменистан) до формирования жизнеспособных демократических правительств (страны Балтии). В процессе интеграции в мировое сообщество и международные хозяйственные связи лидеры посткоммунистических стран в целом не могли игнорировать внутреннее общественное движение и воздействие общемировых тенденций к большей открытости и повышению демократичности политических систем, провозгласив курс на поэтапную демократизацию в рамках демократического транзита. При этом подразумевалось, что в течение переходного периода будут созданы необходимые предпосылки для построения демократического государства [94, c. 156]. Данное положение выразилось в заявлениях лидеров стран региона, например, президент Казахстана Н.А. Назарбаева, в начале 90-х г. говорил: «В настоящее время мы не можем характеризовать Казахстан как демократическое или авторитарное государство по западным меркам. И для того, и для другого нет достаточных социальных, политических, институциональных и иных оснований. Но никто не может оспаривать демократический вектор наших преобразований. Устойчивая демократия требует развитой частной собственности, гражданского общества в сочетании с устойчивыми традициями парламентаризма. Мы можем сказать, что все эти слагаемые в Казахстане находятся в стадии становления. При этом государство взяло на себя функцию их развития» [127, c. 148-149]. В то же время, президент Туркмении С. Ниязов сделал следующее заявление: «Вы должны считаться с нашим мировоззрением, а не только навязывать ваше понятие демократии... Мы не отрицаем вашу демократию, мы считаем, что сближение мировоззрения произойдет через определенное время» [128, c. 200]. Интересны в этом контексте полученные результаты экспертного опроса на вопрос: в какой стране Центральной Азии идет оптимальное формирование демократии? Большинство экспертов критический оценивают, ситуацию, связанную с данной проблемой в странах региона. Так, сторонники негативного варианта составили 50%, 40% экспертов дали положительный ответ за то, что Казахстан лидирует по процессу демократизации среди других стран региона. 9% экспертов выбрали Кыргызстан в оптимальном формировании демократии в стране. Только 1% экспертов поддержали в данном процессе Узбекистан. Ни один респондент не дал какого-либо ответа по Туркменистану и Таджикистану (рисунок 3.2). 106 Ни в какой из перечисленных стран 50% Казахстан 40% Туркменистан 0% Киргизстан 9% Таджикистан Узбекистан 0% 1% Рисунок 3.2 – Результаты опроса по оптимальному формированию демократии Представляют интерес результаты экспертного опроса по вопросу: Каковы Ваши прогнозы по формированию демократии в странах Центральной Азии? За положительные прогнозы - 13% экспертов, за средне положительные прогнозы – 39%, за низко положительные – 35%, за отрицательные прогнозы – 10%, и затруднились ответить – 3% (рисунок 3.3). Отрицательные прогнозы 10% Затрудняюсь Положительные ответить прогнозы 3% 13% Низко положительные прогнозы 35% Средне положительные прогнозы 39% Рисунок 3.3 – Результаты опроса по формированию демократии в странах Центральной Азии 107 Таким образом, результаты экспертного опроса не являются далеко положительными для существующих режимов стран региона, что обусловлено многими причинами. Например, глубина проводимых преобразований контролировалась политическими элитами и зависела от исторического опыта, специфики политических традиций и конкретных обстоятельств политического и социально-экономического развития. Дезинтеграционные процессы на постсоветском пространстве отвечали интересам США. Запад, заинтересованный в их продолжении, оказывал поддержку независимости постсоветских стран и политических элит, гарантировавших не восстановление СССР и ограничение стратегических позиций России в мире и в регионе. Призывая постсоветские страны к развитию демократии, США в то же время не ожидали быстрых перемен. Из геополитических соображений они были готовы признать, что утверждение демократии потребует смены поколений, допуская возможность откатов назад. В этом плане наглядно выступление президента США Б. Клинтона в Брюсселе в январе 1994 г.: «Мы не можем ожидать, что они за одну ночь исправят три четверти столетия репрессивного руководства, три четверти столетия тоталитарной политики, или всей истории, в которой не было демократии... Но пока эти государства продолжают продвижение к демократии и уважению своих прав и прав других людей, понимают права своих меньшинств и их соседей, мы должны поддержать их продвижение с устойчивым терпением». Как отмечал Б. Клинтон, успех этих демократических реформ делает нас всех более безопасными, «потому что демократические государства не склонны вести войну с друг другом» [94, c. 156]. Западные аналитики зачастую критикуют политические процессы стран Центральной Азии, например, ведущий аналитик США А. Коэн отмечает: «США приходилось сталкиваться в центральноазиатском регионе с рядом задач, порой противоречащих друг другу. С одной стороны, Америка пытается обеспечить стабильность в регионе, с другой – она стремится содействовать защите демократии и прав человека. Авторитарные руководители государств региона склонны считать, что они обеспечивают стабильность, о которой США говорит как об одной из главных задач. Неподдельное удивление региональных властей вызывает тот факт, что государственный департамент США критикует их официальные документы, касающихся прав человека. Когда речь идет о политических свободах и свободных выборах, свободе прессы и защите прав человека, к сожалению, государства региона нельзя назвать образцом добродетели. С точки зрения международных наблюдателей, выборы, которые проходили в Туркменистане, Таджикистане, Казахстане и Узбекистане нельзя признать свободными и справедливыми. Во многих центральноазиатских странах оппозиционеры и защитники демократии часто преследуются органами внутренних дел. Свободные средства массовой информации, если им вообще позволяют существовать, работают в неимоверно тяжелых условиях. Правительство США должно усилить давление на правительства центральноазиатских стран и объяснить их лидерам, что, в конечном счете, 108 именно участие всего общества в жизни государства, в экономике, его свободное экономическое и политическое развитие делает государство крепким и сильным. В случае чудовищных нарушений США необходимо сурово осудить виновных и разъяснить, что подобные нарушения ставят под удар возможность оказания помощи Вашингтоном» [37, c. 44]. У. Хальбах в статье «Президентские режимы» дает сравнительный анализ центральноазиатским политическим режимам. Все пять государств региона роднит, несмотря на порой существенные местные отличия, один главный признак – сильная персонизированная власть, оформленная как президентская. Все они освящены действующими конституциями. Конституции Казахстана и Кыргызской Республики выглядят несравненно демократичнее, чем более авторитарные основные законы в Узбекистане и Туркменистане. Но в основе политических реалий во всех центральноазиатских государствах лежит социально-психологический импульс представления о президенте как об «отце нации» и сложившаяся еще в советский период и уходящая корнями в прошлое патронально-клиентная система. Еще один признак характерен для всех стран региона, отмечает Хальбах, это слабое государственное управление, которое вытекает именно из режима личной власти, вынужденного опираться или балансировать между соперничающими кланами. Другим имманентно присущим постсоветским государствам Центральной Азии признаком является раздробленность оппозиции и партийного ландшафта, что неудивительно, так как и на оппозицию действует принцип персонализации, то есть партии «срабатываются» под конкретного вождя и исчезают с политической арены вместе с ним. Исключением стал инцидент с вооруженной исламской оппозицией в Таджикистане, но в данном случае уместен термин «экстремизм», считает У. Хальбах. В целом ни этот, ни другие авторы не видят никакой действенной альтернативы ныне находящимся у власти лидерам Центральной Азии. Каждый из них по-своему «незаменим» в своей стране. Президентские выборы в январе 1999 г. в Казахстане только подчеркнули этот факт политической жизни регион [76, c. 84]. Не осталось незамеченным высказывание главного редактора журнала «Ньюсуик» Ф. Закариа о том, что экономическая модернизация, проводимая автократическим режимом, предпочтительнее «нелиберальной демократии», дестабилизирующей положение в стране, не имеющей укоренившихся демократических традиций [79, c. 96]. США с первых дней независимости уделяли самое пристальное внимание демократическим процессам в республиках региона. Фактически время от времени США использовали демократию в качестве инструмента своей политики и зачастую превращали вопросы демократического развития и становления демократических институтов в предмет экономического и политического торга. Свое концептуальное воплощение западные взгляды на перспективы и состояние демократии в Центральной Азии на первое время нашли в докладе Комиссии по безопасности и сотрудничеству в Европе в 1993 г. Комиссия была обеспокоена следующими процессами в государствах 109 региона: растущим национализмом как части официальной политики, фактически, а иногда и юридическим запрещением религиозных партий, антисемитизмом. В целом центральноазиатское общество характеризуется в докладе как отягощенное «наследием тоталитаризма», а существующие режимы как «феодально-авторитарные». Однако все лидеры Центральной Азии подписали Заключительный Хельсинский акт, что превращает проблемы демократии и прав человека из внутриполитических в международные [76, c. 79]. Хотя существовали уже на заре образования Новых Независимых Государств, критика по демократизации их политических систем, впоследствии США начали использовать демократию в качестве методов политического влияния и инструментов давления на политику стран Центральной Азии. Также зачастую наблюдается политика «двойных стандартов» в действиях США, по мере необходимости стран региона для реализации национальных интересов США. В качестве иллюстрации этого направления можно привести конкретный событийный ряд. Так, 5 февраля 2003 г. представитель США в ОБСЕ А. Дэвидсон выступил с заявлением о нарушении политической и религиозной свободы в Центральной Азии, а представители Госдепа и Минобороны - о соблюдении прав человека в Узбекистане. Э. Джонс и М. Рикардел заявляли о «новом настрое в деле улучшения демократии и прав человека в Узбекистане». Всего через две недели (20 февраля) США выступают в ОБСЕ с заявлением уже о демократизации в Казахстане. Вашингтон недвусмысленно демонстрировал намерение не ограничиваться ведением военной операции в Афганистане, а обеспечить налаживание перспективы реализации демократических перемен в странах региона, который «пользуется заслуженной репутацией «черной дыры» в правах человека». Так, 4 марта 2003 г. Госдеп ознакомил Конгресс с Докладом о положении с правами человека в Евразии. Казахстан и Киргизия получили оценку неудовлетворительно, Таджикистан - оценку неудовлетворительно, Узбекистан - весьма неудовлетворительно, Туркменистан - крайне неудовлетворительно. В конце марта США выступили с обеспокоенностью положением в Кыргызстане (события в Джелалабадской области). Вашингтон оказал нажим на Бишкек посредством Комиссии конгресса и администрации США по безопасности и сотрудничеству в Европе (КБСЕ) с целью «обеспечить прогресс в области прав человека». Основное содержание документа КБСЕ - обеспокоенность возникновением в Кыргызстане «уличной политики, являющейся тревожным симптомом, что нормальная политика стала практически невозможной». Хотя совсем недавно Белый дом расценивал это как «признак самой развитой гражданской свободы в Центральной Азии». Вполне реально, что в дальнейшем помощь со стороны США и международных финансовых организаций могла быть более жестко увязана с требованиями поддержки предлагаемых «программ по развитию демократии и законности». Начало развития этих тенденций уже было обозначено. Так, 110 например, Комиссия США по религиозной свободе в мире разработала ряд рекомендаций своему правительству, в которых она рекомендовала приостановить все проекты помощи правительству Туркменистана, кроме гуманитарных поставок. Кроме того, временно прекратить обмен официальными визитами между США и Туркменистаном до тех пор, пока в стране не будет наблюдаться улучшение ситуации с правами человека и религиозной терпимостью. Правительству США также рекомендовано точно указать качество и порядок мероприятий в Туркменистане, требуемых для восстановления экономического сотрудничества и сотрудничества по безопасности между США и Туркменистаном. В целом же совершенно четко стратегические цели по этому направлению внешней политики США в Центральной Азии были обозначены в заявлении помощника госсекретаря Б.Л. Паско перед конгрессменами: «несмотря на нарушения демократии и религиозной свободы, использовать и дальше наше влияние» [74, c. 200-201]. Естественно, критически относятся местные режимы к становлению демократии в их странах по американским рецептам, предпочитая в лучшем случае азиатский путь к демократии через авторитаризм (Казахстан), в худшем случае - перспективы демократии совершенно туманны, пока у власти нынешнее руководство (Узбекистан. Таджикистан и Туркменистан). Продвинуться в этом направлении США удается только в период между президентскими или парламентскими выборами в странах региона. Но в политический сезон выборов, как правило, западным странам и влиятельным международным организациям не остается ничего другого, как констатировать отступление той или иной центральноазиатской страны от демократических реформ. Лишь решив вопросы организации государственной власти и, обретя политическую уверенность на ближайшую перспективу, местные режимы вновь оказываются готовыми к демократическому дискурсу с международной общественностью и лидерами свободного мира во главе с США, до очередных выборов. Подобное положение вещей, как неоднократно заявляли высокопоставленные представители Госдепартамента, несовместимо с демократической повесткой дня Соединенных Штатов. Однако в силу различных факторов США не предприняли каких-либо существенных мер воздействия на местные режимы, что подвинуло многочисленных критиков этой страны за рубежом говорить о двойственности позиции США, избирательном подходе к различным странам и регионам, а также использовании США демократических лозунгов для своих внешнеполитических целей [95, c. 35-36]. Казахстанские эксперты отмечают, что при всей важности данного вопроса для США демократизация авторитарных режимов не имеет самодовлеющего значения в американской внешней политике. Справедливости ради отметим, углубляющаяся неспособность местных режимов на всем постсоветском пространстве выстраивать конструктивные отношения с внутренней оппозицией и, более того, скрывать свои авторитарные устремления в 111 известной степени затрудняют Realpolitik администрации США и вынуждают ее действовать только тогда, когда демократические принципы совпадают с геополитическими [95, c. 36]. В этом контексте интересны замечания западных исследователей, например, Дж. Кричлоу в специальном эссе, посвященном отношениям ташкентского режима с Западом, советует западным политикам не придавать слишком большое значение проблеме «прав человека» в Узбекистане, чтобы не осложнять отношения с И. Каримовым. Фактически Дж. Кричлоу признает правоту президента Узбекистана в том, что в компетенцию узбекского правительства входит решение вопросов, под которыми на Западе понимают «права человека». Платой за форсирование продвижения к демократии может быть откат от нее в сторону худших форм авторитаризма и фундаментализма. Здесь мы вновь сможем наблюдать модель «двойного стандарта» в политике Запада, который готов закрыть глаза на несоответствие режима Каримова западным нормам демократии ради стабильности в этой стране, в регионе и ради сдерживания так называемого исламского фундаментализма, на что претендует Узбекистан [76, c. 104]. Например, о проявлении политики «двойного стандарта» свидетельствует и следующая ситуация. Как известно, одним из направлений американской политики в центральноазиатском регионе до событий 11 сентября было стремление создать «буфер» вокруг России. Вашингтон активно способствовал созданию на базе четырех стран: Грузии, Украины, Азербайджана и Молдовы в 1997 г. организации ГУАМ с четко выраженной антироссийской направленностью. Организация представляет собой региональную структуру военно-политического и экономического характера, объединяющую ряд государств бывшего СССР с ориентацией на тесное сотрудничество с НАТО. Ситуация кардинально изменилась с присоединением к ГУАМ одного из ведущих государств центральноазиатского региона - Узбекистана. Ось Украина - Кавказ - Центральная Азия получила реальные очертания. Однако в июне 2002 г. Узбекистаном было заявлено о намерении выйти из этой организации. Необходимо отметить, что США, поддерживая и направляя развитие ГУУАМ, достаточно негативно отреагировали на заявление Узбекистана. Белый дом едва скрывал свое разочарование выходом Ташкента из ГУУАМ. В заявлении Госдепа подчеркивалось, что «участие в этой организации способствовало бы укреплению роли Узбекистана в качестве регионального лидера» и выражалась надежда, что Ташкент пересмотрит свое решение. В качестве своеобразного сигнала Узбекистану в этом направлении устами представителя Госдепа Л. Крейнера сообщалось о «прогрессе с правами человека» в этой стране. Параллельно Госдеп обнародовал «исправленный вариант справки о помощи Узбекистану» (с 1992 г. - около 600 млн. дол.). Также состоялся визит министра финансов П. О'Нила с новыми предложениями по развитию бизнеса в Узбекистане и других республиках региона. Затем последовал 3,5-миллионный грант по линии Агентства по международному развитию (AMP) для развития транспорта и коммуникаций. П. О'Нил также 112 заявляет, что «Узбекистан осуществляет реформы с продуманной скоростью». В качестве подкрепления своего жеста Вашингтон в конце августа предоставил Ташкенту гуманитарную помощь в размере 53 млн. дол. В результате Ташкент заявил о том, что «Узбекистан не намерен выходить из объединения ГУУАМ, а лишь приостановил участие в отдельных мероприятиях этой организации» [74, c. 203-204]. Многие из казахстанских экспертов относятся со скептицизмом к тому, действительно ли стратегические интересы США и Европы построены на демократических реформах в Казахстане и странах Центральной Азии, отмечая, что стабильность была их основным интересом и что Китай, например, является магнитом для западных инвестиции несмотря на его однопартийность [137, c. 30-31]. По мнению известного американского специалиста по Центральной Азии после 15 лет независимости постсоветских стран М.Б. Олкотт отмечает, «ни одно из пяти центральноазиатских государств не выполнило демократические устремления, которые были поддержаны их гражданами около пятнадцати лет тому назад, не говоря уже о стремлении, которым симпатизируем мы – внешние наблюдатели и обозреватели, аналитики и активисты демократических ценностей» [58, c. 42]. М.Б. Олкотт отметила ошибки, допустившие США и Европой по проблеме демократии в странах Центральной Азии: «Мы не были достаточно действенными в продвижении политической или экономической реформы в регионе. Поддержка реформы в Центральной Азии не была приоритетом ни США, ни Европы и большей частью становилась подчиненной политике в отношении России. И только когда разочарование, сопряженное с Россией, повысилось, США и Европа увеличили степень своих обязательств в Центральной Азии. После 11 сентября 2001 г. обязательство США, в частности, и более обширно Запада, в регионе увеличилось. Но это произошло не потому, что США или другие внешние участники полагали, будто их возможности влиять на события в регионе изменились, а скорее потому, что это было необходимо для их собственной безопасности. Для США новый интерес в регионе обоснован желанием облегчить военные действия в Афганистане. В целом для Европы и США это означало укрепление энергетической безопасности, включая энергетическую безопасность союзников» [58, c. 43]. Как отмечает известный эксперт М.Т. Лаумулин: «Для центральноазиатской политики администрации США и не решен вопрос о том, чему отдать предпочтение – содействию становления демократии в Центральной Азии или обеспечению региональной безопасности и укреплению сотрудничества в войне с терроризмом» [80, c. 8]. В данном контексте бывший заместитель Р. Баучера, помощник гос. секретаря США по делам Южной и Центральной Азии Э. Файгенбаум отмечал: «У Соединенных Штатов нет одновременного подхода ни к Казахстану, ни к любой другой стране. Мы используем много аспектный подход, включающий 113 безопасность, экономику, энергетику и демократию одновременно. При этом мы работаем и на переплетении этих сфер – скажем, продвижение верховенства закона относится не только к повышению ответственности власти и развитию демократии, но и к улучшению экономического и инвестиционного климата. Мы преследуем несколько целей одновременно. Мы можем продвигать демократию, даже реализуя наши взаимные интересы в расширении поставок энергетических ресурсов на мировой рынок и в обеспечении безопасности в Казахстане, Центральной Азии и в мире» [132, c. 7]. Выступая перед Конгрессом в марте 1999 г., посол по особым поручениям в новых независимых государствах С. Сестанович сказал, что, несмотря на неустойчивость прогресса в достижении некоторых целей (например, в области демократических и экономических реформ), Вашингтон намерен развивать отношения с государствами региона [74, c. 247]. М.Б. Олкотт, будучи консультантом госсекретаря США по Центральной Азии, считает, что после событий 11 сентября 2001 г. регион стал в центре внимания геополитических держав. Однако у руководства США отсутствует определенная политика по отношению к режимам Центральной Азии. Страны региона, получая финансовую помощь Запада, мало думают о демократии. М.Б. Олкотт призналась: «Я не уверена, возможны ли здесь демократические перемены, хотя приход новых лидеров к власти неизбежен». Однако на казахстанско-американской конференции в Алматы (август 2006 г.) она заявила, что стабильность в стране может быть большим приоритетом, чем отдельные достижения демократии [59, c. 88-89]. После прихода к власти администрации Дж. Буша и особенно после событий 11 сентября 2001 г. два региона - Центральная Азия и Закавказье (Южный Кавказ) - оказались не только двумя стратегически важными для США регионами, как это было заявлено администрацией Б. Клинтона еще в конце 1997 г., но и стали главными составляющими в борьбе США с международным терроризмом. Помимо установления контроля над запасами нефти и газа в регионе и маршрутами их транспортировки, связанными, в первую очередь с возможностью прокладки нефте- и газопроводов из Центральной Азии на внешний рынок, Вашингтоном было выдвинуто предложение - формирование в регионе новой геополитической ситуации в выгодном для Соединенных Штатов направлении. В «Акте в поддержку свободы в Афганистане 2002» среди прочего отмечалось намерение США способствовать вместе с мировым сообществом для искоренения терроризма становлению демократии и гражданского общества «не только в Афганистане, но и во всем регионе Центральной Азии». Официально США утверждают, что режимы, установившиеся в Центральной Азии, якобы в силу своего репрессивного характера и религиозной нетерпимости создают питательную почву для появления или возрождения экстремистских исламских течений и организаций в регионе. При этом Вашингтон совершенно игнорирует факты поддержки своим союзником Пакистаном (при помощи спецслужб США) талибов и других клиентистких 114 террористических организаций (ИДУ), что и стало истинной причиной возникновения угрозы дестабилизации Центральной Азии. Некоторые американские критики взглядов администрации Дж. Буша (как, например, аналитики Центра оборонной информации в Вашингтоне), считают, что Белый дом даже готов подчинить своим целям в антитеррористической войне интересы продвижения демократии в Центральной Азии [74, c. 208-209]. Как в годы президентства Б. Клинтона, так и при Дж. Буше, правительству Соединенных Штагов всегда непросто было совместить усилия по вовлечению государств Центральной Азии, России и Китая в процесс сотрудничества в области безопасности с оказанием давления на эти страны по вопросам прав человека, экономических и политических реформ. Государственный департамент и министерство обороны отвечают за различные, зачастую взаимно противоречивые аспекты внешней политики США. В этом смысле концепция подхода Соединенных Штатов к Центральной Азии может быть описана в терминах бюрократического плюрализма. По мнению госдепартамента, содействие развитию прав человека и демократии в Центральной Азии более значимо. Программы госдепа направлены на поддержку и финансирование независимых средств массовой информации и журналистики, развития политических партий, утверждения верховенства закона, религиозных свобод, реформы управления на местах и системы здравоохранения. В ежегодных докладах по правам человека все государства Центральной Азии подвергаются уже ставшей обыденной критике. Наиболее жестко критикуется Узбекистан за нарушения в области прав человека и репрессивный характер режима. Агентство международного развития США (The US Agency for International Development) сосредоточило свое внимание на совершенствовании управления дефицитными природными ресурсами, улучшении среды развития малого и среднего бизнеса, развитии демократической культуры населения, создании неправительственных организаций (НПО) и решении проблемы ВИЧ/СПИД. Конгресс также играет активную роль в мониторинге состояния проблемы прав человека по всему миру, включая центральноазиатский регион [74, c. 249]. Министерство обороны, напротив, в первую очередь обращало внимание на преимущества сотрудничества с центральноазиатскими государствами в области безопасности. В ходе визита в Казахстан и Узбекистан в феврале 2004 г. министр обороны Д. Рамсфелд пытался приглушить критику действий режима И. Каримова в области прав человека. В Казахстане Д. Рамсфелд также пытался преуменьшить значение существующих с руководством страны разногласий. Он сказал, что Казахстан - «важное государство в глобальной войне с терроризмом» и «оказал исключительную помощь в урегулировании отношений с Ираном» [74, c. 249-250]. В политике США выбор приоритетов диктовался стратегическим значением региона, а методы - уязвимостью местных режимов, что позволяет влиять на них. Практически проявлением этих методов можно считать отказ 28 января 2002 г. Госдепа и ОБСЕ присылать своих наблюдателей на референдум 115 о продлении полномочий И. Каримова, поскольку эти выборы рассматривались как «несвободные и нечестные». Однако уже 11 февраля 2002 г. представитель Госдепа Э. Джоунс (бывший посол США в РК) успокоила Ташкент, буквально заявив следующее: «Даже если Узбекистан не выполняет требования в области демократии, то не имеет смысла прекращать оказываемую помощь этой стране и группам, выступающим за демократию и права человека» [74, c. 252]. Политика Вашингтона в отношении Ташкента претерпела в 2003-2004 гг. радикальную трансформацию. Объективно Соединенные Штаты были заинтересованы в сохранении политической стабильности в Узбекистане, то есть в укреплении режима И. Каримова. Эта позиция диктовалась в первую очередь военно-стратегическими и геополитическими интересами США в регионе, стремлением обезопасить свои базы. Однако за прошедший период в американском руководстве начал преобладать другой подход. Он был вызван растущим давлением со стороны конгрессменов, аналитических центров, ОБСЕ, СМИ, многочисленных НПО, западного общественного мнения, а также развитием событий в Афганистане и Ираке. Троекратное увеличение объема помощи Узбекистану, постоянное внимание со стороны американских законодателей и их сосредоточенность на правах человека не остановили И. Каримова в его стремлении и дальше усиливать свою власть. В декабре 2001 г. узбекский парламент дискутировал о том, чтобы сделать И. Каримова пожизненным президентом [74, c. 254-255]. В течение 2002 г. в американской политической элите и в политикоакадемическом сообществе сложилось довольно определенное представление о центральноазиатских странах. А именно: неустойчивые деспотические режимы, возникшие в бывшей советской Центральней Азии, могут стать рассадником для новых радикальных исламских и террористических группировок, представляющих угрозу национальной безопасности США. Тем самым большие усилия со стороны Соединенных Штатов и ООН, направленные на демократизацию и модернизацию Афганистана, могут быть сведены на нет. И чтобы не допустить такого варианта развития событий, необходимо демократизировать государства региона. Согласно резолюция № 3, принятой в январе 2003 г., мнение Конгресса США по поводу ситуации в области прав человека в Центральной Азии приобрело острый характер. Резолюция была представлена сенаторами Дж. Маккейном (республиканец, шт. Аризона) и Д. Либерманом (демократ, шт. Коннектикут). В резолюции содержалась острая критика внутренней политики центральноазиатских государств - правительство Киргизской Республики производит произвольные аресты и задержания. Правительство Таджикистана остается авторитарным, ограничивая свободу слова. Туркменистан «является однопартийным государством советского типа, сконцентрированном на восхвалении своего президента». Более конкретно (с указанием точного числа политических заключенных) были выражены претензии в адрес правительства Узбекистана, «допускающего серьезные нарушения прав человека, в том числе произвольные аресты, содержание под стражей и пытки задержанных 116 (особенно в отношении мусульман, совершающих религиозные отправления вне государственного контроля), существенные ограничения свободы слова, прессы, религии, независимой политической деятельности и деятельности неправительственных организаций, а также содержит под стражей более 7000 человек по политическим или религиозным мотивам». Американский Конгресс призвал фактически к вмешательству во внутренние дела суверенных государств, потребовав от администрации оказать на них давление, предъявить ультиматумы. В частности, в отношении Ашхабада и Ташкента говорилось, что необходимо «присвоить Туркменистану статус страны, требующей особого внимания в соответствии с Законом о свободе религии в мире (1998), а Узбекистан занести в особый «контрольный список». От Астаны требовалось «разрешить вернуться в страну политическим ссыльным». В конце резолюции говорилось, что оказывать помощь государствам Центральной Азии Соединенным Штатам следует только в том случае, если они будут выполнять предъявленные к ним требования [74, c. 255256]. В целом американская стратегия в отношении Узбекистана страдала серьезными противоречиями. Рассматривая Ташкент в качестве своего важнейшего плацдарма в Центральной Азии, США одновременно были вынуждены критиковать режим И. Каримова, исходя из тактических (демократизация, права человека) и стратегических (опасение роста радикальных и исламистских настроений вследствие репрессивной политики режима) соображений [74, c. 257]. Прямые частные американские инвестиции в Узбекистан со времени его превращения в независимое государство составили 500 млн. дол. Расчеты Ташкента на крупные финансовые выгоды от поддержки антитеррористической операции в Афганистане оправдались далеко не полностью. Ценность американской помощи в значительной степени снижалась в связи с тем, что она предоставлялась не «живыми» деньгами, а товарами и услугами, в которых зачастую Узбекистан просто не испытывал особой нужды. Многие программы были малоэффективны и носили больше пропагандистский характер. У американской стороны также были причины для недовольства. Никуда не исчезли такие хронические проблемы, как невыполнение узбекской стороной своих обязательств по погашению валютных кредитов иностранных инвесторов, высокая стоимость создания инфраструктуры для обслуживания американских воинских контингентов, коррупция и т.д. Одной из самых сложных проблем являлся вопрос о свободном конвертировании местной валюты, на которой настаивали американцы. Можно легко заметить, что за политическими претензиями США к И. Каримову крылось в реальности недовольство его экономической политикой, которую американцы все более считали неэффективной и потому ведущей страну к серьезному кризису [74, c. 258]. В период администрации Б. Обамы наметились признаки того, что США уже не ставят задачу демократизации в качестве основополагающего принципа 117 внешней политики. Администрация осознает, что установление демократии не сводится к формальному введению в какой-либо стране механизма выборов, но зависит от вызревания внутренних условий и создания социальноэкономической и политической инфраструктуры, что требует долголетних усилий. США намерены использовать в качестве метода «умную» силу – сочетание «жесткой» и «мягкой» сил; готовы более предпочесть политические, экономические методы, дипломатию, культурные связи, нежели военную силу [82, c. 5]. Что же касается внешней политики США в Центральной Азии в области политической и экономической либерализации, защиты прав человека, то она, похоже, не претерпевает значительных изменений. Так, опубликованный 11 марта 2010 г. Госдепартаментом США ежегодный доклад о соблюдении гражданских, экономических и политических прав человека определяет Узбекистан среди стран, в которых существует наиболее тяжелая ситуация с правами человека (особо отмечается использование детского труда, установление жесткого контроля над СМИ, дальнейшее усиление авторитаризма) [82, c. 87]. В марте 2011 г. цели и задачи политики США в Центральной Азии изложила помощник госсекретаря США по вопросам Центральной Азии С. Эллиотт. По ее словам, частью американской политики в Центральной Азии являются ежегодные консультации с каждой из стран региона. Одним из аспектов, которые американская сторона обязательно обсуждает, является свобода СМИ, вероисповедания или политических собраний. Вашингтон старается убедить власти в этих странах, что им необходимо создавать экономические и политические возможности для молодежи (с учетом происходящего на Ближнем Востоке) [82, c. 92]. «Соединенные Штаты не хотели подойти к той точке, где бы им пришлось выбирать между нынешними лидерами или силами революции, свергающими правительства. США будут выступать против того, чтобы власти в Центральной Азии попытались «закрутить гайки и ограничивать свободы», отмечают исследователи [82, c. 92-93]. В «Стратегии национальной безопасности», опубликованной в мае 2010 г. тема защиты демократии и прав человека, как всегда, присутствует. Но здесь есть ряд отличий от подхода администрации Дж. Буша-мл.. Стратегия, принятая в 2002 г., провозглашала, что победа в холодной войне продемонстрировала, что есть один путь развития человечества – «американский путь». Документ демонстрирует более самокритичный подход. Во-первых, отмечается, что Вашингтон сам должен на деле защищать права человека у себя дома. То есть признается, что ситуация с правами человека в США не идеальна. Во-вторых, впервые отмечается важное значение экономических прав и свобод, избавление от бедности. В-третьих, утверждается, что США не будут навязывать свою модель демократии, а опираться на «силу примера» и вести диалог по вопросам прав человека даже с «недемократическими режимами» [82, c. 15-16]. 118 Поощрение и распространение демократии никогда не было легким делом для Америки. События минувших лет лишь подтвердили этот тезис. Во-первых, подозрения и сопротивление американскому содействию в распространении демократии в развивающихся и постсоветских странах до сих пор проявляются. К демократизации относятся скептически, воспринимая ее как политическое вмешательство в суверенное государство и насильственное изменение режима. Война в Ираке и «цветные революции» в Грузии, Украине и Киргизии стали причиной такого сильного недоверия. К тому же Россия, идущая по собственному пути модернизации, продолжает оставаться противником американского распространения демократии. Во-вторых, обладатели крупнейших запасов «голубого» и «черного» золота являются авторитарными или деспотичными странами. Высокие цены на нефть и газ помогают им укреплять свои позиции, влиять на другие страны в своих интересах. Таким образом, эффективность политики демократизации США напрямую зависит от проблемы обеспечения энергетической безопасности. И поэтому в отношении авторитарных и деспотичных стран ярче всего проявляется политика «двойных стандартов» Вашингтона. В-третьих, либеральная демократия больше не воспринимается как единственная успешная политическая система. Длительный экономический рост Китая и России подтверждает этот факт, к тому же последние финансовые кризисы отражают несостоятельность капиталистического мира. В-четвертых, американский статус покровителя демократии был сильно подпорчен в войнах в Ираке и Афганистане. Война с терроризмом, секретные тюрьмы ЦРУ, расположенные далеко за пределами США, пытки, тайное прослушивание и многие другие нарушения прав человека внутри государства сильно ухудшили имидж США. Война с терроризмом, которая повлекла за собой массовые нарушения прав и свобод американских граждан, продолжает противоречить главному тезису Дж. Буша мл., что свобода — лучшее средство в противодействии терроризму. В-пятых, победа ХАМАС и «Братьев-мусульман» на выборах в Палестине и Египте в 2006 г. поставила под сомнение необходимость демократизации Ближнего Востока, так как к власти пришли представители террористических организаций. Начав «четвертую волну» демократизации (события «арабской весны»), США получили уникальную возможность «демократизировать» слабые и оппозиционные правительства государств Северной Африки и Ближнего Востока. Все эти трудности не означают, что США прекратят поддерживать распространение демократии в мире, напротив, Америка получила огромный простор для развития демократических ценностей для реализации своих национальных интересов. В целом можно выделить четыре ключевых компонента в американской политике распространения демократии: 1) обеспечение национальной безопасности США посредством поощрения демократии; 119 2) продвижение американских ценностей посредством сложившегося имиджа США; 3) обеспечение соблюдения прав человека; 4) обеспечение экономических интересов США с помощью распространения демократии [146, c. 63-65]. Таким образом, при каждом президенте США проблема демократизации в Центральной Азии используется в качестве обеспечения национальных интересов Вашингтона. На первом этапе, признав независимость стран Центральной Азии, США содействовали демократическим преобразованиям с целью того, чтобы укрепить свою национальную безопасность путем предотвращения реставрации Советского Союза, ликвидации ядерного оружия, препятствии возникновению и разрастанию религиозного экстремизма. Изначально США проблему демократизации рассматривали в комплексе других приоритетов в регионе, не выделяя в отдельный аспект. Особенно при администрации Дж. Буша-мл. демократизация использовалась в качестве инструмента воздействия на страны Центральной Азии. Важно отметить, что проблема затрагивается только тогда, когда идет речь о национальных интересах США в контексте с геополитическими устремлениями. Также в принятии каких-либо решении Вашингтоном в отношении стран Центральной Азии нельзя отрицать роль бюрократического плюрализма. Хотя Б. Обама заявил о своей смягченной позиции в вопросе демократизации, в принятых документах, то есть в ежегодном докладе Госдепартамена США о соблюдении гражданских, экономических и политических прав человека, опубликованный 11 марта 2010 г., в «Стратегии национальной безопасности», опубликованной в мае 2010 г., тема защиты демократии и прав человека все еще фигурирует и в них дается критический анализ ситуации в странах Центральной Азии, что не опровергает использования в удобный момент проблемы демократии в политике США как инструмента воздействия на страны Центральной Азии. В итоге США, объявив о выводе своих войск и войск НАТО из Афганистана до 2014 г., приступили к осуществлению в регионе своих долгосрочных проектов «Большая Центральная Азия» и «Новый Шелковый путь». То есть США возлагают надежду на стратегию, которая, как известно, должна связать торговыми маршрутами Афганистан, Южную и Центральную Азию с Европой. Таким образом, Вашингтон утверждает, что процветание торговли данных стран может поспособствовать установлению стабильности в регионе. Данная стратегия не совсем связана с проблемой распространения демократии в регионе, так как снова приоритет отдается проблеме безопасности, нежели демократии. Сотрудничество и поддержка США лидеров региона, которые в состоянии оказать влияние на безопасность, является прямым подтверждением, что продолжение политики «двойных стандартов» получит свое дальнейшее развитие, и политика демократизации региона не является первостепенной задачей в политике США. 120 Среди существующих проблем в современной политике США в отношении стран Центральной Азии по результатам опроса демократия заняла лишь четвертое место из главных пяти проблем, набрав всего лишь 13 % (рисунок 3.4). 33 21 12 14 13 7 Проблема безопасности Проблема Проблема Проблема поставок демократизации партнерства и энергетических конкуренции с ресурсов Россией и Китаем Проблема Все развития перечисленные партнерских проблемы отношений со странами Центральной Азии Рисунок 3.4 - Основные «проблемные узлы», существующие в современной политике США по отношению к странам Центральной Азии По проблеме степени влияния США на формирование демократии в регионе в условиях глобализации, наибольший, т.е. 46 % респондентов высказались за среднее влияние, за высокое влияние – 15%, за низкое влияние – 19 %, за положительное влияние – 5%, никак не влияют – 7%, затруднились ответить – 8% (рисунок 3.5). 121 Высокое влияние Положительное влияние Среднее влияние Никак не влияет 8% 7% Низкое влияние Затрудняюсь ответить 15% 5% 19% 46% Рисунок 3.5 - Влияние США на формирование демократии в странах Центральной Азии в условиях глобализации По результатам опроса, большинство отечественных и американских экспертов считают, что политика демократизации США в отношении стран Центральной Азии является лишь мотивом, т.е. одобрили – 47%, демократизация не является ни мотивом ни целью – 36%, демократизация является скорее всего целью – 12%. Наименьший показатель набрал ответ, демократизация является скорее всего мотивом и целью – 5% (рисунок 3.6). Не является ни мотивом ни целью 36% Скорее всего мотивом 47% Скорее всего мотивом и целью 5% Скорее всего целью 12% Рисунок 3.6 - Демократизация стран Центральной Азии в политике США как мотив или цель 122 После 11 сентября 2001 г. с размещением военных баз США в странах Центральной Азии и прошедших волн «цветных революций» перед научным сообществом стал вопрос: являются ли отношения США со странами Центральной Азии стабилизирующим фактором в развитии демократических процессов в странах Центральной Азии? По результатам экспертного опроса положительно высказались лишь наименьшее количество экспертов - 6%, скорее положительно, чем отрицательно - 38% и многие эксперты настроены негативно в развитии ситуации в Центральной Азии в силу существующих угроз региону. Отрицательный ответ дали 16%, категорический отрицательный вариант - 33%, и 7% - затруднились в ответе (рисунок 3.7). Да 6% Затрудняюсь ответить 7% Скорее нет, чем да 33% Скорее да, чем нет 38% Нет 16% Рисунок 3.7 – Отношение к развитию демократических процессов в странах Центральной Азии Таким образом, политика демократизации стран Центральной Азии имеет свои особенности. Например, в построении своей политики демократизации по отношению к странам Центральной Азии США не произвели учета специфики региона. Кроме того, все программы были нацелены только на создание формальных учреждений. Американская политика демократизации центральноазиатских государств носила ограниченный характер, так как Вашингтон, призывая к проведению прозрачных выборов и установлению многопартийной системы, не учитывал такие важные аспекты демократии, как развитие гражданского общества и верховенство закона. Критика политических режимов стран Центральной Азии позволила США приобрести механизм управления, который может оказывать влияние на страны региона с целью осуществления своих национальных интересов. 123 ЗАКЛЮЧЕНИЕ Проведенный комплексный анализ внешнеполитической стратегии США в Центральной Азии позволяет сделать следующие выводы, а именно: 1. Определены внешнеполитические принципы США: развитие демократии, проведение правозащитной деятельности, деятельность против применения ядерного оружия, укрепление лидирующего положения, которые используются при осуществлении политики в центральноазиатском регионе, направленной одновременно на решение проблем безопасности, демократии и экономических интересов. 2. Обосновано, что внешнеполитическая стратегия США в отношении стран Центральной Азии, в том числе и Казахстана, предусматривает приоритет геополитического доминирования в регионе. Установлено, что геополитическое значение центральноазиатского региона для США заключается в первую очередь в сдерживании политики России и Китая. 3. Развитие демократии в странах Центральной Азии служит основным мотивом в политике США и одним из ключевых инструментов в решении геополитических, экономических и энергетических задач. Выявлены особенности развития политических процессов в странах Центральной Азии: - неприятие демократии американского типа, разработка и осуществление альтернативных путей политического развития; - различные тенденции авторитарного политического развития, обусловленные, в том числе, советским наследием; - наличие внутриполитических проблем, препятствующих проведению открытой политики на мировой арене и демократическому развитию. Осуществление поэтапных изменений в политической сфере с целью создания условий для дальнейшего укрепления демократических институтов; - стабильность при авторитарных лидерах является наиболее важным условием, нежели установление демократических ценностей, которые могут привести к дестабилизации региона, в виде «цветных революций»; - апробация вопросов демократии как инструмента давления и как дестабилизирующего фактора в странах Центральной Азии; - задачи демократии рассматриваются в комплексе реализации вопросов безопасности, энергетических проектов и геополитических проблем. 4. Динамика предоставленной помощи странам региона свидетельствует о проявленных приоритетах США. Сначала Казахстану, по поводу ликвидации ядерного оружия, поиску путей транспортировки энергетических ресурсов в обход России и Ирана. Затем Узбекистану и Таджикистану в связи со стратегической важностью данных государств для США в введении антитеррористической войны в Афганистане. Но картина меняется с 2004 года, так как США сокращают объем помощи странам региона, связанный с проблемами политических режимов стран Центральной Азии. Также сокращение внешнего бюджета США в отношении стран региона наблюдается 124 и в современный период, так как США объявили о выводе своих войск из Афганистана и о повышении внимания на страны Азиатско-Тихоокеанского региона. Тем не менее, США не прекращают выделять помощь странам региона, так как Вашингтон считает Центральную Азию стратегически важным регионом для американских интересов. В целом лидеры стран Центральной Азии больше ориентированы на сотрудничество с Россией. В частности, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан с Россией взаимодействуют в рамках Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). В настоящее время США стремятся сблизиться с центральноазиатскими государствами, прежде всего с Узбекистаном и Туркменистаном, которые ведут более независимую политику от России, в отличие от других государств региона. Указанные страны, в свою очередь, пытаются извлечь выгоду из складывающейся конъюнктуры, например, Узбекистан, заинтересован в укреплении своих позиций не только в регионе, но и в Афганистане, а Туркменистан демонстрирует независимые действия, так как обладает существенными запасами углеводородов. 5. США, в целях осуществления своих стратегических интересов, намереваются укрепить связи между Центральной и Южной Азией в рамках концепции «Большой Центральной Азии». Осуществление проекта «Большая Центральная Азия», который предполагает содействие развитию региональной торговли и транспортной инфраструктуры, объединив Центральную Азию с Южной Азией в единый регион, является серьезным барьером на пути формирования центральноазиатского региона как самостоятельного субъекта. 6. Продолжением стратегии США «Большая Центральная Азия» является проект «Новый Шелковый путь», который был объявлен 20 июля 2011 года в Ченнае госсекретарем США Хиллари Клинтон. Проект «Новый Шелковый путь» подразумевает помощь США центральноазиатскому региону после вывода войск из Афганистана в 2014 году, путем привлечения инвестиций в региональную торговлю между Южной и Центральной Азией. Именно развитие торговли в регионе представляется США наиболее оптимальным вариантом для поддержания стабильности в регионе. США достигли некоторых результатов в рамках данного проекта, построив нескольких автодорог, мостов, линии электропередачи и железнодорожной линии из Узбекистана в афганский Мазари-Шариф. Однако главными задачами, требующими решения выступают в первую очередь существующие проблемы Афганистана, которые представляют определенные трудности по реализации данного проекта. К тому же, представляется маловероятным оптимальное согласование стратегий ключевых региональных игроков, в число которых входят Китай, Россия, страны Центральной Азии, Индия, Иран и Пакистан. Кроме того, стремление США приблизить центральноазиатский регион к Южной Азии вызывают не безосновательные подозрения России, Китая и Ирана. 125 В целом осуществление проекта «Новый шелковый путь» зависит от решения комплекса проблем, связанных с вопросами геополитики, экономики и безопасности. Предлагаемые рекомендации странам Центральной Азии, в том числе и Казахстану: 1. Вывод коалиционных войск из Афганистана, укрепление обороны в современных условиях, степень безопасности стран Центральной Азии зависит от процессов, протекающих в Афганистане. В этом плане оптимальным вариантом представляется ведения конструктивного диалога правительствами стран Центральной Азии с главными геополитическими игроками, играющими ключевую роль в обеспечении региональной безопасности (РФ, КНР, США). Создание эффективных способов сотрудничества с организациями, членами которых являются данные государства, что позволило бы учитывать их национальные интересы. 2. Проведение анализа факторов нестабильности с целью укрепления безопасности государства, путем многостороннего сотрудничества. Наиболее важное значение имеет разработка странами региона эффективных механизмов обеспечения безопасности в регионе, а именно создание структуры безопасности, способную обеспечивать согласованное решение для существующих задач в регионе, с целью укрепления стабильности, партнерства и сотрудничества стран. 3. Ускорение процессов интеграции и разработка оптимальных механизмов разрешения внутригосударственных и межгосударственных конфликтов создают условия для минимизации воздействия внешних геополитических сил. Достижение соглашения по обеспечению безопасности в регионе, на принципах сотрудничества и гарантии невмешательства во внутренние дела стран региона. 4. Разработка эффективной национальной модели демократии соответствующей интересам стран Центральной Азии, в том числе и Казахстана, с учетом опыта США, является как гарант стабильности в странах региона для укрепления отношений с Вашингтоном. Таким образом, для дальнейшего всестороннего развития странам Центральной Азии важны отношения с одной из ключевых держав мира, а США в свою очередь для ведения своей международной политики нуждаются в стратегических партнерах в центральноазиатском регионе. 126 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ 1 Morgenthau H. Politics among Nations: the Struggle for Power and Peace. - New York: Alfred A. Knopf, 1948. – 489 p. 2 Brands H.W. What America Owes the World: the Struggle for the Soul of Foreign Policy. - New York: Cambridge University Press, 1998. - 335 p. 3 Kagan R., Kristol W. The present danger //The National Interests. - 2000. - № 59. - P. 57-69. 4 Bourdieu P. Uniting to Better Dominate //Conflicts over Globalization items and issues. - 2001. - Vol. 2, № 3-4. - P. 1-6. 5 Jordan A. Thaler U., Mazar M., US National Security. - New-York: Cambridge University Press, 2001. – 252 p. 6 Kennan G. Around the Cragged Hill: A Personal and Political Philosophy. - New York: W.W. Norton and Company, 1993. – 272 p. 7 Keohane R., Nay J.S. Power and Interdependence. - Boston: Little Brown, 1977. - 218 p. 8 Давыдов Ю.П. США: меняющееся видение меняющихся угроз //США. Канада. Экономика-политика-культура. – 2004. - № 10. – С. 3-22. 9 Уткин А.И. Единственная сверхдержава. - М: Алгоритм, 2003. – 576 с. 10 Уткин А.И. В Америке снова просыпается имперское мышление //Международная жизнь. – 2002. - № 7. - С. 75-86. 11 Уткин А.И. Американская стратегия для ХХI века. — М.: Логос, 2000. - 272 с. 12 Кременюк В.А. Две модели отношений США с окружающим миром: «заботливый отец», или «суровый шериф» //США - Канада: экономика, политика, идеология. - 2004. - № 11. – C. 3-14. 13 Кременюк В.А. Внешняя политика США на рубеже веков //США Канада: экономика, политика, идеология. – 2000. - № 5. – C. 3-15. 14 Конышев В.Н. Американский неореализм о природе войны: эволюция политической теории. — СПб.: Наука, 2004. – 372 с. 15 Шаклеина Т.А. Дискуссии в США по внешней политике //СШАКанада: экономика, политика, культура. – 1999. - № 12. - С. 35-47. 16 Шаклеина Т.А. Внешнеполитические дискуссии в США: поиски глобальной стратегии //США-Канада: экономика, политика, культура. – 2002. № 10. - С. 3-15. 17 Фукуяма Ф. Конец истории? //Философия истории. Антология. — М.: Аспект-Пресс, 1994. - С. 290-291. 18 Фукуяма Ф. Америка на распутье: Демократия, власть и неоконсервативное наследие /пер. с англ. А. Георгиева. — М.: ACT: ACT МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2007. — 282 с. 19 Бжезинский Зб. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. – М.: Международные отношения, 2010. 256 с. 127 20 Киссинджер Г. Нужна ли Америке внешняя политика? К дипломатии для ХХI века. – М.: Ладомир, 2002. – 327 с. 21 Huntington S. The Lonely Superpower //Foreign Affairs. – 1999, march, april. - Vol. 78, № 2. - P. 35-49. 22 Тодд Э. После империи. Pax Americana – начало конца. – М.: Международные отношения, 2004. – 235 с. 23 Бжезинский Зб. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. - М.: Международные отношения, 2010. – 264 с. 24 Ferguson N. Colossus: The Price of America’s Empire. – New York: Penguin Press, 2004. - 400 p. 25 Fuller G.E. Central Asia. The New Geopolitics. Prepared for the Under Secretary of Defense for Policy. – Santa Monica: Rand Corporation, 1992. - 86 p. 26 Fuller G.E. Central Asia and American National Interests //Central Asia: Its Strategic Importance and Future Prospects. Ed. by H. Malik. – New York: St. Martin Press, 1994. - P. 129-141. 27 Cullen R. Central Asia and the West //Central Asia and the World. Ed. by M. Mandelbaum. – New York: Council on Foreign Relations Press, 1994. – P. 130-146. 28 United States Policy toward Central Asia. Statements by F. Kazemzadeh, M.B. Olcott, G. Mirsky //Central Asia Monitor. - 1992. - № 5. - P. 14-38. 29 Олкотт М.Б. Центральная Азия: катапультирование в независимость //Оборонная политика – политика обеспечения мира и безопасности. - 1992. - Т. 1. – C. 49-58. 30 Critchlow J. What is the U.S. Interest in Central Asias Future? //Central Asia Monitor. - 1992. - № 5. - P. 27-29. 31 Cranston A. Out of Focus: US Policy toward Central Asia //Harvard International Review. - 1993. - Vol. 15, № 3. - P. 30-31. 32 Lubin N. Dangers and Dilemmas: The Need for Prudent Policy Toward Central Asia //Harvard International Review. - 1993. - Vol. 15, № 3. - P. 6-9. 33 Undeland Ch., Platt N. The Central Asian Republics: fragments of Empire, Magnets of Wealth. – New York: The Asia Society, 1994. – 156 p. 34 Mandelbaum M. Central Asia and the World: Kazakhstan, Uzbekistan, Tajikistan, Kyrgyzstan, and Turkmenistan. - New York: Council on Foreign Relations, 1994. – 251 p. 35 MacFarlane N. Western Engagement in the Caucasus and Central Asia. – London: Royal Institute of International Affairs and Washington; DC: The Brookings Institutions, 1999. – 72 p. 36 Hunter Sh.T. Central Asia since Independence. The Center for Strategic and International Studies. - Washington D.C., London: Westport; Connecticut, 1996. – 240 p. 37 Коэн А. США, страны Центральной Азии и Кавказа: проблемы и перспективы взаимоотношений //Центральная Азия и Кавказ. - 2000. - № 2 (8). С. 29-50. 128 38 Cohen A. The U.S. must support Energy Security in the Caspian against Iranian Encroachments //Central Asia and the Caucasus (Lulea, Sweden). - 2002. - № 1. - P. 35-43. 39 Eaton M., Dmitriev C. The Transcaspian after 11th September 2001 //Central Asia and the Caucasus (Lulea Sweden). - 2002. - № 3. - P. 19-27. 40 Rumer B. Central Asia: A Gathering Storm? – Armonk, New York: M.E.Sharpe, 2002. - 432 p. 41 Rumer B. Central Asia. At the End of Transition. – Armonk, New York: M.E.Scharpe, 2005. – 464 p. 42 Rumer E. Flashman’s Revenge: Central Asia after September 11 //Strategic Forum. – 2002. - № 195. – Р. 1-8. 43 Румер Е. США и ЦА после 11 сентября //Россия и мусульманский мир. - 2003. - №11 (137). – С.93-95. 44 Rumer E. Filling the Void: The United States in Central Asia //Foreign Service Journal. – 2003. - № 80 (4). – Р. 48-51. 45 Wishnick E. Growing U.S. Security Interests in Central Asia //Strategic Studies Institute, U.S. Army War College. Retrieved June 12, 2006, from http://www.strategicstudiesinstitute.army.mil/pdffiles/PUB110.pdf 46 Giragosian R., McDermot R.N. U.S. Military Engagement in Central Asia: “Great Game” or “Great Gain”? //Central Asia and the Caucasus (Lulea, Sweden). - 2004. - № 1 (25). - P. 53-61. 47 Legvold R. Thinking Strategically: The Major Powers, Kazakhstan, and the Central Asian Nexus. – London: Cambridge MА MIT Press, 2003. – 250 p. 48 Burghart D., Sabonis-Helf Th. In the Tracks of Tamerlane. Central Asias Path to the 21st Century. – Washington, D.C: National Defense University, 2004. - 478 p. 49 Allison R., Jonson L. Central Asian Security. The New International Context. – London, Washington: RIIA/Brooking Institution Press, 2001. – 296 p. 50 Rasizade A. Entering the old “Great Game” in Central Asia //Orbis (Philadelphia). - 2003. – Vol. 47, № 1. – P. 41-58. 51 Старр Ф. Партнерство для Центральной Азии // http://www.globalaffairs.ru/number/n_5459 52 Вlank S. Every shark east of suez: Great powers interests, policies and tacties in the Transcaspian energy wars //Central Asia Survey, - 1999. – Vol. 18, № 2. – P. 149-184. 53 Мюллер Ф. Надежность снабжения. Риски международного энергоснабжения //Internationale Politik. - 2003. - № 2. - С. 5-8. 54 Daly J.C.K., Meppen K.H., Socor V., Star F.S. Anotomy of a Crisis: U.S.-Uzbekistan Relations: 2001-2005. – Washington, DC: Central Asia-Caucasus Institute & Silk Road Studies Program, 2006. – 110 p. 55 Олкотт М.Б. Второй шанс Центральной Азии. - Москва: Фонд Карнеги за Международный Мир, 2005. - 487 с. 56 Olcott M.B. Kazakhstan: Unfulfilled Promise. – Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2002. - 322 p. 129 57 Олкотт М.Б. Казахстан: непройденный путь. – М.: Гендальф, 2003. – 354 с. 58 Олкотт М.Б. Продвижение демократии в Центральной Азии: от высоких ожиданий до разочарований //Правила игры. - 2007. - №4. – С.42-46. 59 Олкотт М.Б. К новому этапу казахстанско-американских отношений в сфере безопасности //Казахстан и США: состояние и перспективы двустороннего сотрудничества: Материалы международной конференции /под ред. М. Ашимбаева. – Алматы, 2006. – С.88-89. 60 Hill F. The United States and Russia in Central Asia: Uzbekistan, Tajikistan, Afghanistan, Pakistan, and Iran // http://www.brookings.edu/research/speeches/2002/08/15russia-hill 61 Братерский М.В. Политика США в Средней Азии: итоги десятилетия //США. Канада: экономика, политика, культура. - 2002. - № 9. – С. 55-64. 62 Богатуров А.Д., Дребенцов В.В., Исакова И.В., Кобринская И.Я. Вашингтон и постсоветские государства (статья вторая) //США: Экономика. Политика. Идеология. - 1994. - № 1. – С. 37-45. 63 Богатуров А. Д., Дребенцов В. В., Исакова И. В., Кобринская И. Я. Вашингтон и постсоветские государства //США. Экономика. Политика. Идеология. - 1994. - № 3. – С. 37-45. 64 Казанцев А.А. Политика стран Запада в Центральной Азии: ключевые характеристики, дилеммы и противоречия. – М.: МГИМОУниверситет, 2009. – 186 с. 65 Казанцев А.А. «Большая игра» с неизвестными правилами: Мировая политика и Центральная Азия. – М.: фонд «Наследие Евразии», 2008. – 248 с. 66 Казанцев А.А. Политика США в постсоветской Центральной Азии: характер и перспективы //http://ehd.mgimo.ru/IORManagerMgimo/file?id=E3DAB956-8956-310D-0D4C2235B2392202 67 Казанцев А. Пять сценариев будущих границ Центральной Азии //http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=1715#top 68 Пластун В. Политика России и США в Центральной Азии (попытка сравнительного анализа) //Центральная Азия и Кавказ. - 2006. - № 1. – С. 143148. 69 Самуйлов С.М. Американское военное присутствие в Средней Азии и Конгресс //США. Канада. Экономика, политика, культура. - 2004. - № 8. – С. 25-44. 70 Гусейнова М.А. Новые тенденции в политике США в Центральной Азии и Закавказье //США. Канада: Экономика, политика, культура. - 2003. - № 2. – С. 43-60. 71 Малышева Д.Б. Вызовы безопасности в Центральной Азии //Вызовы безопасности в Центральной Азии. – М.: ИМЭМО РАН, 2013. – C. 518. 130 72 Степанова Е.А. Афганистан: перспективы политического урегулирования //Пути к миру и безопасности. - М.: ИМЭМО РАН, 2012. - Вып. 1 (42). - С. 18–33. 73 Дьякова Н. США-страны СНГ: военные аспекты политики // Международная жизнь. - 2012. - № 9. – С. 42-55. 74 Лаумулин М.Т. Центральная Азия в зарубежной политологии и мировой геополитике. Внешняя политика и стратегия США на современном этапе и Центральная Азия. – Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2006. Т. 2. 348 с. 75 Лаумулин М.Т. Центральная Азия в зарубежной политологии и мировой геополитике. Геополитика ХХI века. – Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2010. Т. 4. - 352 с. 76 Лаумулин М.Т. Казахстан в современных международных отношениях: безопасность, геополитика. Политология. – Алматы: КИСИ при Президенте РК. Информационно-аналитический центр «Континент», 1999. 480 с. 77 Лаумулин М.Т. Центральная Азия после 11 сентября //Центральная Азия и Кавказ. - 2002. - №4. – С. 33-44. 78 Лаумулин М.Т. Центральная Азия и Запад: новые геополитические реалии //Казахстан в глобальных процессах. - 2004. - № 2. – С. 96-116. 79 Лаумулин М.Т. Стратегия США в Центральной Азии в области безопасности //Казахстан и США: состояние перспективы двустороннего сотрудничества. Материалы международной конференции /под. ред. М. Ашимбаева. - Алматы: ИМЭП, 2006. – С. 90-101. 80 Лаумулин М.Т. Мы для Вашингтона просчитываемый и понятный партнер //Central Asia Monitor. – 2010, апрель 2-8. – С. 8. 81 Иватова Л.М. США во внешней политике Республики Казахстан. Алматы: Стека, 1999. - 310 с. 82 Лаумулин М.Т., Кукеева Ф.Т. Внешнеполитическая стратегия администрации Б. Обамы и политика США на постсоветском пространстве. Учеб. пособие. – Алматы: КазНУ, 2012. – 122 с. 83 Кукеева Ф.Т. Проект «Большая Центральная Азия»: оценка идеи // Стратегическое партнерство США и Казахстана в ХХI веке: состояние, проблемы, перспективы: Материалы «круглого стола» /под ред. М.Е. Шайхутдинова. – Алматы: ИМЭП, 2008. – C. 11-16. 84 Шайхутдинов М.Е., Лаумулин М.Т. На Потомаке и Гудзоне //Казахстанская правда. – 2008, май - 15. - С. 5. 85 Шайхутдинов М.Е. США, Китай и Россия в Центральной Азии: от стратегии соперничества к стратегии сотрудничества //Китай, Россия, США: интересы, позиции, стратегии и взаимоотношения в Центральной Азии на современном этапе: Материалы III Ежегодной Алматинской конференции по вопросам безопасности и регионального сотрудничества /под ред. М.С. Ашимбаева. — Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2005, июнь 21. - С. 32. 131 86 Кыдырбекулы Д.Б. Геостратегия США в Казахстане: от глобального к малому измерению. - Алматы: «МерСал», 2003. - 280 с. 87 Кыдырбекулы Д.Б. Роль США в мировой политике: влияние на Казахстан. – Алматы: ТОО «Комплекс», 1999. - 122 с. 88 Кыдырбекулы Д.Б. США: конец супердержавы и униплолярности мира? //Мысль. - 2008. - № 6. – С. 17-25. 89 Бакаев Л-А.К., Кыдырбекулы Д.Б. Казахстан в фокусе геополитики США. Начала ХХI века: проблемы и перспективы //США: Экономика. Политика. Культура. - 2002. - № 8. – С. 75-89. 90 Бакаев А. Противоречия глобальной политики: причины и последствия //Мысль. - 2006. - № 11-12. – С. 2-8. 91 Амребаев А. О некоторых проблемах формирования американского вектора внешней политики Республики Казахстан на современном этапе //Сотрудничество стран Центральной Азии и США по обеспечению безопасности в регионе: материалы международной конференции /под ред. М. Ашимбаев, Дж. Меннути. - Алматы: ИМЭП, 2005, март – 17. – С.136. 92 Акимбеков С. Афганский узел и проблемы безопасности Центральной Азии. – Алматы, 2003. – 400с. 93 Акимбеков С. Вечная борьба за Центральную Азию //Центр Азии. 2012. - № 13-16. – С. 36-43. 94 Нурша А.К. Распространение демократии в политике администрации Б. Клинтона (1993-2001) //Вестник КазНУ. Сер. международные отношения и международное право. - 2011. - № 1-2. – C. 155-159. 95 Нурша А., Чукубаев Е. Центральная Азия в тисках США и России // Вестник КазНУ. Сер. международные отношения и международное право. 2005. - № 2. – С. 33-41. 96 Нургалиев М.Е. Политика США в Центральной Азии в контексте проведения антитеррористической кампании в Афганистане //Казахстан-Спектр. 2007. - № 2. – С. 30-36. 97 Тулепбергенова Г. Новые подходы в политике США в Центральной Азии //Евразийское сообщество. - 2007. - № 4 (60). – С. 124-134. 98 Нуршаихова А. Внешняя помощь странам Центральной Азии: основные доноры, их стратегии и позиции партнеров //Вестник КазНУ. Серия Востоковедения. - 2009. - № 1 (46). – С. 38-44. 99 Умаров К.Е. Аналитические исследования внешнеполитической стратегии США //Вестник КазНУ. Серия международные отношения и международное право. - 2005. - № 1. – С. 3-7. 100 Язмурадов А. Проект США «Большая Южная Азия»: интересы стран Центральной Азии и ключевых нерегиональных акторов //Центральная Азия и Кавказ. - 2006. - № 5 (47). - С. 93-107. 101 Язмурадов А. Большая Южная Азия: новый региональный подход США в Центральной и Южной Азии - эволюция и причины появления. //Центральная Азия и Кавказ. - 2006. - №4 (46). - С. 93-107. 132 102 Хамраев Ф.М. Влияние «американского фактора» на политику России и Китая в Центральной Азии //Политика США в Центральной Азии. Алматы: Центральноазиатское агентство политических исследований, Фонд имени Фридриха Эберта в Казахстане, 2003. – С. 36. 103 Хамраев Ф.М. Политика Китая в Центральной Азии //Аналитик. – 2004. – № 4. – С. 12–14. 104 Омуралиев К. Общий объем внешней помощи, поступившей в Кыргызстан, является одним из самых высоких среди стран бывшего CCCP //http://analitika.org/kyrgyzstan/kg-economics/363-20071002223430995.html 105 Умаров X. Некоторые замечания о стратегии помощи бедным странам //http://www.easttime.ru/analitic/1/4/527.html 106 Олимов М. Двусторонние отношения между США и Таджикистаном: взгляд государства и общества //Политика США в Центральной Азии. - Алматы: Центральноазиатское агентство политических исследований, Фонд имени Фридриха Эберта в Казахстане, 2003. – С.16-24. 107 Эргашев Б. США в отношениях с политической оппозицией стран Центральной Азии //Центральная Азия и Кавказ. - 2005. - № 1. – С. 23–29. 108 Чжао Хуашэн Китай, Россия, США: интересы, позиции, взаимоотношения в Центральной Азии //Центральная Азия и Кавказ. - 2004. - № 5 (35). – С. 131-140. 109 Гуан Тянь Р. От Центральной Азии к Большой Центральной Азии: цели и корректировки стратегии США в Центральной Азии //Центральная Азия и Кавказ (Лулеа. Швеция). - 2009. - № 3. - С. 68-84. 110 Гуан Тянь Р. От внутреннего к внешнему: угрозы для политики США в государствах Центральной Азии //Центральная Азия и Кавказ. - 2009. № 2. - С.103-117. 111 Чэнь Юйжун Анализ взаимоотношения между странами Центральной Азии и США на основе нынешнего положения //Политика США в Центральной Азии. - Алматы: Центральноазиатское агентство политических исследований, Фонд имени Фридриха Эберта в Казахстане, 2003. – С. 26-27. 112 A National Security Strategy for a New Century. Washington, D.C.: The White House, May 1997 //http://history.defense.gov/resources/nss1997.pdf 113 The National Security Strategy of the United States of America. Washington, D.C.: The White House, September 2002. – 31 р. // http://www.state.gov/documents/organization/63562.pdf 114 The National Security Strategy of the United States of America. Washington, D.C.: The White House, March 2006. – 49 р. // http://merln.ndu.edu/whitepapers/USnss2006.pdf 115 The National Security Strategy of the United States of America. Washington, D.C.: The White House, May 2010. – 52 р. // http://www.whitehouse.gov/sites/default/files/rss_viewer/national_security_strategy.p df 133 116 Sustaining U.S. Global Leadership: Priorities for 21st Century Defense. Washington, D.C.: The White House, 2012, January – 52 р. // http://www.defense.gov/news/defense_strategic_guidance.pdf 117 Сохранение глобального лидерства США. Приоритеты для вооружённых сил в XXI веке. Новый обзор оборонной стратегии США (официальные документы) // http://pentagonus.ru/publ/2012_g/sokhranenie_globalnogo_liderstva_ssha_prioritety_ dlja_vooruzhjonnykh_sil_v_xxi_veke_2012_oficialnye_dokumenty/130-1-0-2220 118 Дэвис Дж., Свиней М. Центральная Азия в стратегии и оперативном планировании США //www.namakon.ru/pic/article100.doc 119 Source: Derived from U.S. Department of State, Office of the Coordinator for Europe and Eurasia //www.state.gov (http://www.state.gov/p/eur/rls/rpt/c10250.htm) 120 Kazakhstan’s Bid to Chair the OSCE: a Fundamental Right or a Foolhardy Ambition? Hearing Before the Commission on Security and Cooperation in Europe One Hundred Tenth Congress. First session (October 16, 2007) Washington: U.S. Government Printing Office, 2010. – 60 p. 121 Nichol Jim Central Asia: Regional Developments and Implications for U.S. Interests. Congressional Research Service: The Library of Congress Updated. 2004, november 12. – 19 p. 122 Nichol Jim Central Asia: Regional Developments and Implications for U.S. Interests. Congressional Research Service. CRS Report for Congress. – 2010, november 22. – 52 p. 123 Nichol Jim Central Asia: Regional Developments and Implications for U.S. Interests. Congressional Research Service. CRS Report for Congress. – 2012, september 19. – 64 p. 124 Инаугурационная речь Барака Обамы //http://www.psj.ru/press/detail.php?ID=14800 125 Совместное заявление Президента Соединенных Штатов Джорджа У. Буша и Президента Казахстана Н.А. Назарбаева: новые взаимоотношения //Казахстанская правда. – 2001, декабрь - 25. – С. 1. 126 Совместное заявление Президента Казахстана Н.Назарбаева и Президента США Б.Обамы //Страна и мир. – 2010, апрель - 19. – С. 5. 127 Назарбаев Н.А. На пороге XXI века. – Алматы: Атамұра, 2003. – 256 с. 128 Интервью С. Ниязова телевидению Германии (ЦДФ) //Ниязов С. Независимость. Демократия. Благополучие. /составители: Айдогдыев О., Ураев А., Оразов А. - Ашхабад: «Рух», 1994. Книга 1. - 304 с. 129 Remarks to Multinational Audience of Future Leaders of Europe. President Bill Clinton Brussels, Belgium. 1994, january – 9. //http://usa.usembassy.de/etexts/ga6-940l09.htm. 130 Rice С. Promoting the National Interest //http://w7.enslyon.fr/amrieu/IMG/pdf/C._Rice_Our_National_Interest_2000-2.pdf 134 131 О Райлли Д. Нанн С. Ключевой партнер в Центральной Азии //Казахстанская правда. – 2009, июль - 10. – С.4. 132 Файгенбаум Э.: Без демократии нет процветания //Эпоха. – 2006, сентябрь – 22. – С.7. 133 Джонс Э. Формирование американский политики в отношении трубопроводов в Центральной Азии //Казахстан и США: состояние и перспективы двустороннего сотрудничества: Материалы международной конференции /под ред. М. Ашимбаева. – Алматы, 2006. – С. 32-33. 134 Файгенбаум Э. Казахстан и США в изменившемся мире //Казахстан и США: состояние и перспективы двустороннего сотрудничества: Материалы международной конференции /под ред. М. Ашимбаева. – Алматы, 2006. – С.21. 135 Ашимбаев М. Сотрудничество с США и национальные интересы Казахстана //Казахстан и США: состояние и перспективы двустороннего сотрудничества: Материалы международной конференции /под ред. М. Ашимбаева. – Алматы, 2006. – С.7. 136 Центральная Азия сегодня: вызовы и угрозы /под общей ред. доктора политических наук, профессора К.Л. Сыроежкина. — Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2011. - 456 с. 137 Казахстан: диалог с Западом. Материалы международной конференции /под ред. Г. Маньятиса и А. Алимжанова. - Алматы: ОФ «Перспектива», 2005. – С. 29-32. 138 Актуальные вопросы безопасности в Центральной Азии: Материалы Х Ежегодной Алматинской конференции /отв. ред. Б.К. Султанов. — Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2012. — 284 с. 139 Стратегическое партнерство США и Казахстана в XXI веке: состояние, проблемы, перспективы: Материалы «круглого стола» /под ред. М.Е. Шайхутдинова. – Алматы: ИМЭП, 2008. – 76 с. 140 Сотрудничество стран Центральной Азии и США по обеспечению безопасности в регионе: материалы международной конференции /под ред. М. Ашимбаев, Дж. Меннути. - Алматы: ИМЭП, 2005.- 149 с. 141 Политика США в Центральной Азии. Алматы: Центральноазиатское агентство политических исследований, Фонд имени Фридриха Эберта в Казахстане, 2003. – 104 с. 142 Китай, Россия, США: интересы, позиции, стратегии и взаимоотношения в Центральной Азии на современном этапе: Материалы III Ежегодной Алматинской конференции по вопросам безопасности и регионального сотрудничества /под ред. М.С. Ашимбаева. — Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2005. - 124 с. 143 Казахстан и США: состояние перспективы двустороннего сотрудничества. Материалы международной конференции /под. ред. М. Ашимбаева. - Алматы: ИМЭП, 2006. – 108 с. 144 Легволд Р. Политика США в отношении Казахстана //Казахстан: диалог с Западом. Материалы международной конференции /под ред. Г. Маньятиса и А. Алимжанова. - Алматы: ОФ «Перспектива», 2005. – С.53. 135 145 Прокофьев И. О балансе геополитических интересов в Центральной Азии //Сотрудничества стран Центральной Азии и США по обеспечению безопасности в регионе. Материалы международной конференции /под ред. М. Ашимбаева и Дж. Меннути. – Алматы: ИМЭП, 2005 г. – С. 34-36. 146 Гусарова А.Ю. Политика США в Центральной Азии в контексте стратегии расширения демократии //Актуальные вопросы безопасности в Центральной Азии: Материалы Х Ежегодной Алматинской конференции /отв. ред. Б.К. Султанов. — Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2012. – С.63-65. 147 Жихорь Ю. Политика США в Центральной Азии //hap://www.iss.org.il/SNG/politikausa-him 148 Вязгина Е.А. Идея «Большой Центральной Азии» во внешнеполитических дискуссиях в США (2004-2008 гг.) // http://www.hist.msu.ru/Departments/ModernEuUS/INTREL/ASPIRANTS/Vyazg01. htm 149 Исабаева С. Центральноазиатский пирог //Фокус. - 2009, май - 13. – С. 9. 150 Мамаев М., Королев А. Американская трагедия //Литер. – 2011, сентябрь - 13. – С.4. 151 Земсков В.Н. Стратегия США в Центральной Азии //http://www.eurasian-defence.ru/node/6529 152 Соболин Д. Некоторые подходы к оценке внешней помощи // http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1095712320 153 Сценарный прогноз развития ситуации в Центральной Азии после вывода коалиционных войск из Афганистана 2014 – 2024 гг. //http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=1870#top 154 Обама делает ставку на Афганистан // http://rus.ruvr.ru/radio_broadcast/no_program/79945816/ 155 Фененко А. Центральноазиатская стратегия Обамы //http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=697#top 156 США после первого президентского срока Барака Обамы //http://www.indemco.org/files/______.pdf 157 Uzbekistan: U.S. Should Condemn Anti-Muslim Campaign, 13.02.2004 //http://www.hrw.org/news/2004/02/12/uzbekistan-us-should-condemn-anti-muslimcampaign 158 Uzbekistan: Abuses Put U.S. Military Aid at Risk, 24.02.2004 // http://www.hrw.org/news/2004/02/23/uzbekistan-abuses-put-us-military-aid-risk 159 Al Qaida Blamed for Uzbek Violence // http://www.cbsnews.com/stories/2004/03/29/world/main609153.shtml 160 Secretary General visits Central Asia and Afghanistan, 23-26.09.2003 //http://www.nato.int/docu/update/2003/09-september/e0923a.htm 161 Карабеков К., Строкань С. Американцам закрывают Киргизию //http://www.kommersant.ru/doc/2221146 136 162 Сосинский-Семихат Ю. «Манас» похоронит отношения США Киргизия //http://www.pravda.ru/world/asia/centralasia/21-01-2013/1142415-manas0/ 163 Люлько Л. США усиливают позиции в Туркмении и Киргизии //http://www.pravda.ru/world/formerussr/other/17-01-2013/1142093-turkmenia-0/ 164 Осипова Е., Соколова Р. Кризис цивилизации и неоконсерватизм //http://ecsocman.hse.ru/data/986/771/1217/008ons3-93-0094-106.pdf 165 Тиханский А.И. Доктринальное видение национальной безопасности в США и особенности ее стратегического планирования // http://www.mod.mil.by/iavb/2010n3/6.pdf 166 Карсаков И. Особенности политики США в Центральной Азии и «Great Game» //Analytic. Аналитическое обозрение. - 2006. - №5. – С. 14-17. 167 Zeb P. USA in Central Asia and the Caucasus (1992-2003) //Regional Studies. - Islamabad. - 2004. - Vol. 22, №1. – Р. 39-67. 168 Доннели Т. Фергана как FATA? Центральная Азия после 2014 года – итоги и стратегические альтернативы //Connections the Quarterly Journal. 2011. – Т. 11, № 1. – C. 13-32. 169 Мухаев Р. Т. Политология: учеб. — М.: Проспект, 2010. - 640 c. 170 Гаджиев К.С. Введение в политическую науку. М.: Институт «Открытое общество», 1997. – 541 c. 171 Нартов Н. Геополитика: учеб. для вузов // http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/nart/08.php 172 Токаев Т. Казахстан и Запад в условиях глобализации. М.: ВостокЗапад, 2009. - 192 с. 173 Политика и интересы мировых держав в Казахстане /под ред. Б.К. Султанова. - Алматы: Дайк-Пресс, 2002. - 238 с. 174 Rashid A. Jihad: The Rise of Military Islam in Central Asia. – New Haven, London: Yale University Press, 2002. – 320 р. 175 Ляруэль М, Пейруз С., Аксенова В. Отношения Афганистана и стран Центральной Азии: какую роль может сыграть ЕС? // http://www.eucentralasia.eu/fileadmin/user_upload/PDF_RU/Working_Papers_RU/E UCAM-WP-13-Afghanistan-RU.pdf 176 Кирчанов М.В. Формирование внешнеполитических доктрин США. Учебно-методическое пособие для вузов. - Воронеж: Издательскополиграфический центр Воронежского государственного университета, 2007. – С. 5. – 159 с. 177 Бурнашев Р. Динамика присутствия США в Центральной Азии: анализ ситуации на основе теории комплекса региональной безопасности //Политика США в Центральной Азии. - Алматы: Центральноазиатское агентство политических исследований, Фонд имени Фридриха Эберта в Казахстане, 2003. – С.57-58. 178 Халил Х. Государственная политика США в Средней Азии на современном этапе //Саясат. - 2003. - №11. - С. 11-13. 137 ПРИЛОЖЕНИЕ А Программа экспертного опроса «Центральноазиатская стратегия США в современный период» Актуальность исследования: Для лучшего понимания внешней политики США в отношении стран Центральной Азии, позиций и особенностей отдельных экспертных групп применялся метод экспертного опроса. Полученные материалы способствовали более точной оценке позиций и предложений отдельных экспертов при рассмотрении состояния и направленности центральноазиатской стратегии США, особенностей принятия конкретных решений, перспектив двустороннего взаимодействия. Исследовательская проблема: какие внешнеполитические приоритеты США в отношении стран Центральной Азии в современный период можно выявить? В чем состоит столкновение интересов главных геополитических игроков (США, Китай, Россия) в Центральной Азии? Цель исследования: показать содержание центральноазиатской стратегии США в современный период. Задачи исследования: 1. Определить основные приоритеты США, Китая и России в Центральной Азии в современный период. 2. Выявить точки соприкосновения геополитических игроков в центральноазиатском регионе. 3. Выявить основные проблемы в центральноазиатской политике США. 4. Определить степень влияния США на формирование демократии в странах Центральной Азии в условиях глобализации. 5. Определить специфику политики США в распространении демократии в Центральной Азии. 6. Выявить проблемы развития демократии в странах Центральной Азии. 7. Выявить направление политики США в Центральной Азии после вывода войск из Афганистана в 2014 г. 8. Определить степень влияния США на региональную безопасность в Центральной Азии. Объект исследования: Центральноазиатская стратегия США в современный период. Предмет исследования: особенности и проблемы центральноазиасткой политики США в современный период. Метод исследования: экспертный опрос. Выборочная совокупность: 110 экспертов, из них 30% составили научные исследователи и эксперты таких организации как КИСИ при Президенте РК, ИМЭП при Фонде Первого Президента РК, Институт философии, политологии и религиоведения МОН РК; 41% составили профессорско-преподавательский состав таких университетов как КазНУ им. 138 аль-Фараби, КазНПУ им. Абая; 22% составили госслужащие отделов акиматов по внешним и международным делам города Алматы и Астаны; 7% опрошенных составили докторанты КазНУ им. аль-Фараби и КазНПУ им. Абая. Репрезентативность выборки: В качестве экспертов были определены научные сотрудники, общественные деятели, преподаватели вузов, государственные служащие, специализирующиеся по таким проблемам как: внешняя политика, международные отношения, взаимодействие США и стран Центральной Азии. 139 ПРИЛОЖЕНИЕ В Гайд экспертного опроса «Центральноазиатская стратегия США в современный период» Добрый день! Меня зовут Жанар! Я, являюсь докторантом Казахского национального университета им. аль-Фараби, кафедры политологии. Прошу Вас принять участие в исследовании. Ваше мнение очень важно для нашего исследования! Спасибо! 1. Каковы приоритетные интересы США в странах Центральной Азии в новых геополитических условиях? 1) Региональное доминирование 2) Энергетические ресурсы 3) Проблемы безопасности (борьба с терроризмом) 4) Демократическое развитие 5) Противовес России и Китаю 6) Все ответы верны 7) Ваш ответ_________________________________________________ 2. Каковы приоритетные интересы России в странах Центральной Азии в современный период? 1) Восстановление геополитического баланса 2) Экономическое доминирование 3) Проблема безопасности (терроризм, наркотрафик, нелегальная миграция) 4) Противовес США и Китаю 5) Создание интеграционного ядра на постсоветском пространстве 6) Все ответы верны 7) Ваш ответ _________________________________________________ 3. Каковы приоритетные интересы Китая в странах Центральной Азии в современный период? 1) Энергетические ресурсы 2) Проблема безопасности (терроризм) 3) Восстановление геополитического баланса 4) Противовес США 5) Сотрудничество в рамках ШОС 6) Все ответы верны 7) Ваш ответ_________________________________________________ 4. В чем состоят столкновение интересов США, России и Китая в Ценральноазиатском регионе? 140 1) 2) 3) 4) 5) 6) 7) Геополитическое господство Региональное доминирование Экономическое доминирование Энергетические ресурсы Проблемы безопасности (борьба с терроризмом) Все ответы верны Ваш ответ_________________________________________________ 5. Какие основные «проблемные узлы» существуют в современной политике США по отношению к странам Центральной Азии? 1) Проблема безопасности (терроризм, наркотрафик, нелегальная миграция) 2) Проблема поставок энергетических ресурсов 3) Проблема демократизации 4) Проблема партнерства и конкуренции с Россией и Китаем 5) Проблема развития партнерских отношений со странами Центральной Азии 6) Затрудняюсь ответить 7) Ваш ответ_________________________________________________ 6. Каково влияние США на формирование демократии в странах Центральной Азии в условиях глобализации? 1) Высокое влияние 2) Среднее влияние 3) Низкое влияние 4) Положительное влияние 5) Никак не влияют 6) Затрудняюсь ответить 7) Ваш ответ_________________________________________________ 7. На Ваш взгляд, в какой стране Центральной Азии идет правильное формирование демократии? 1) Казахстан 2) Таджикистан 3) Узбекистан 4) Киргизстан 5) Туркменистан 6) Во всех выше названных странах 7) Ваш ответ_________________________________________________ 8. Как Вы думаете, демократизация стран Центральной Азии в политике США является мотивом или целью США? 1) Скорее всего мотивом 2) Скорее всего целью 141 3) 4) 5) 6) Скорее всего мотивом и целью Не являются ни мотивом ни целью Затрудняюсь ответить Ваш ответ_________________________________________________ 9. Являются ли отношения США со странами Центральной Азии стабилизирующим фактором в развитии демократических процессов в странах Центральной Азии. 1) Да 2) Скорее да, чем нет 3) Нет 4) Скорее нет, чем да 5) Затрудняюсь ответить 6) Ваш ответ_________________________________________________ 10. Каковы Ваши прогнозы по формированию демократии в странах Центральной Азии? 1) Положительные прогнозы 2) Средне положительные прогнозы 3) Низко положительные прогнозы 4) Отрицательные прогнозы 5) Затрудняюсь ответить 6) Ваш ответ_________________________________________________ 11. После вывода войск из Афганистана в 2014 г., какой поворот политики США можно ожидать странам Центральной Азии? 1) Продолжение политики США в том русле, что было 2) Расширение влияния США 3) Оставить страны Центральной Азии вне поле зрения 4) Затрудняюсь ответить 5) Ваш ответ_________________________________________________ 12. Какова степень влияния США на национальную безопасность стран Центральной Азии? 1) Укрепляют национальную безопасность 2) Ослабляют национальную безопасность 3) Никак не влияют 4) Затрудняюсь ответить 5) Ваш ответ________________________________________________ 13. Ваш статус (должность)____________________________________ Благодарим за участие в исследовании! 142
