Японцы разочаровались в политике

10.12.12
Эксперт МГИМО: Дмитрий Стрельцов, д.ист.н., профессор
Японцы разочаровались в политике
В издательстве «Аспект Пресс» вышла книга «Политическая система современной
Японии». Заведующий кафедрой востоковедения Дмитрий Стрельцов, выступивший
редактором и соавтором книги, ответил на вопросы «Экспертов МГИМО».
— Дмитрий Викторович, учебное пособие начинается с главы о политической
культуре Японии. Это нетипично в том смысле, что книги про политические системы
западных стран начинаются с описания конституционных основ и политических
институтов. Получается, говорить о политической системе Японии невозможно,
не обратившись поначалу к культурным особенностям?
— Не соглашусь с утверждением, что правовые и политические институты первичны
по отношению к политической культуре. Скорее, они есть следствие исторического развития
и в этом смысле являются производными величинами, отражая конкретную историческую
эпоху. В свою очередь, политическая культура в своей основе менее подвержена течению
времени и гораздо более консервативна, поскольку включает в себя национальнопсихологические, культурно-исторические, конфессиональные и иные особенности того или
иного этноса.
Что касается Японии, то без понимания ее политической культуры, на мой взгляд, вообще
невозможно постичь суть политической системы этой страны. Многие вещи тогда вообще
не будут поддаваться рациональному осмыслению. Например, было бы непонятно, каким
образом Либерально-демократическая партия Японии в течение почти 40лет сохраняла свою
власть в стране, при том, что все нормы демократии соблюдались, а честные и прозрачные
выборы регулярно проводились. Опять-таки, трудно было бы понять феномен «депутатовнаследников», когда в политическом мире образовались целые династии политиков, которые
«передают в наследство» избирательный округ и каждый раз абсолютно демократическим
путем побеждают на выборах.
Или возьмите внутрипартийные фракции, существующие, кстати, не только в ЛДП, а почти
во всех политических партиях, кроме коммунистов и Комэйто. С формальной точки зрения они
не могут играть в политике никакой роли, поскольку это абсолютно нелегитимные структуры.
Однако все хорошо понимают, что фракции, появление которых связано как раз
с особенностями политической культуры, часто играют ключевую роль в политическом
процессе.
Знание политической культуры дает возможность ориентироваться в специфической для
Японии системе принятия политических решений, где главное — не открытая
демократическая процедура, а «окучивание корней», поиск компромиссов, достижение
консенсуса. Именно это обстоятельство дало основание охарактеризовать японскую модель
демократии как консенсусную.
— Первым политическим институтом, о котором говорится в книге, является институт
императора. За последние 150 лет этот институт оказывал важное влияние
1/5
на политику Японии. Какую роль он играет сегодня? Звучат ли голоса в пользу отказа
от монархии (как в Великобритании, например), или в обществе существует
консенсус?
— Благодаря императорской системе, которая была поставлена в центр политической власти
в период мэйдзийских преобразований, японцы впервые в истории стали ощущать себя
в качестве единой нации, противопоставленной всему внешнему миру. Показательно, что
авторы мэйдзийской конституции опирались на широко распространенную и понятную
большинству японцев конфуцианскую этику, которая была вознесена до уровня
общегосударственной идеологии. В результате институт императора закрепился в качестве
несущей конструкции всей мировоззренческой философии японцев. Поэтому американцы,
оккупировав Японию, были вынуждены согласиться с сохранением этого института
в демократической конституции — иначе страна просто стала бы неуправляемой. Была
придумана уникальная формулировка — император как «символ японской нации и единства
японского народа». За императором осталось множество политических функций, зачастую
церемониальных, но в то же время достаточно значимых.
В наши дни, безусловно, никто не верит в божественную природу императора — скорее, это
дань традиции, уважение к наработанному веками историческому и культурному наследию.
Многое из того, что окружает японцев в повседневной жизни, включая систему
летоисчисления, гимн и флаг государства, связано с институтом императора.(Кстати, совсем
скоро, 23 декабря, Япония будет отмечать главный национальный праздник страны — день
рождения императора Хэйсэй).Важно и то, что император в Японии являет собой высокий
образец морального поведения. Например, сразу после трагедии в Фукусиме японский
император лично посещал районы бедствия и встречался с беженцами. Против института
императорской власти сегодня выступают только коммунисты, имеющие весьма
ограниченный уровень общественной поддержки.
— Две главы в книге посвящены основам и практике деятельности японского
парламента. В чем особенности японского парламента по сравнению с европейскими
аналогами? Что такое «вязкость» парламента, о которой Вы пишете?
— Япония заимствовала институты парламентской демократии на Западе лишь в конце
XIXвека. До этого ничего подобного — ни представительных органов власти, ни традиций
открытых публичных выборов должностных лиц — в ее истории никогда не наблюдалось.
Вместе с тем, японская политическая традиция подразумевает культуру компромисса,
уважение мнения меньшинства, стремление достичь консенсуса. Поэтому в молодую
по историческим меркам парламентскую систему ее создатели постарались инкорпорировать
легальные и институциональные механизмы, определяющие «вязкостную» характеристику
высшего законодательного органа страны. Кстати, эти механизмы получили апробацию еще
в довоенном парламенте, а в послевоенный период получили дальнейшее развитие. Смысл
этих механизмов -предоставить оппозиции реальные возможности для воздействия
на процесс принятия законодательных решений.
К числу подобных механизмов относятся, в частности, наличие в парламенте верхней палаты,
имеющей практические равные права с нижней, и системы парламентских комиссий;
ограниченность продолжительности сессии, невозможность ее неограниченного продления,
а также перенесения отдельных пунктов повестки дня сессии с предыдущей
на последующую; наконец, соблюдение традиций консенсуса при решении вопросов
регламента. Все это дает «партии меньшинства» дополнительные рычаги воздействия
на законодательный процесс, что способствует большему учету ее мнения в принимаемых
парламентом решениях.
Основная часть факторов «вязкости» вытекает из нормативных и юридических особенностей
законодательного процесса. Однако не следует забывать и об особенностях политической
2/5
культуры и национальной психологии японцев, отличительной чертой которой является
особая роль непубличных методов разрешения конфликтов.
— На протяжении большей части своей послевоенной истории Япония управлялась
Либерально-демократической партией, а партийная система Японии описывалась
политологами как «система с доминантной партией». Однако даже в это время
в Японии существовали малые партии. В чем суть этого феномена?
— В отличие от западной традиции, где исторически политические партии появились как
инструмент протестной активности ущемленных в своих правах меньшинств в отношении
«диктата власти», в Японии партии с самого начала организовывалась в рамках
существующей власти и как одна из ее опор. Именно вхождение во власть составляет для
партий высший смысл существования и оправдывает любые, в том числе самоубийственные
с западной точки зрения, действия: вспомним, что социалисты ради поста премьер-министра
пожертвовали в 1994 году своими базовыми идеологическими установками, согласившись
с легитимностью «договора безопасности» и «сил самообороны».
Другая особенность японских партий — это то, что они, в отличие от стран Запада, по сути,
не массовые, а чисто парламентские (хотя количество членов некоторых из них насчитывает
сотни тысяч). Депутатский корпус составляет в них политическую верхушку и принимает все
мало-мальски значимые решения. Местные же организации имеют крайне ограниченное
право голоса, лишь эпизодически направляя на партийные съезды своих представителей.
Еще одна специфическая черта японских партий¸ особенно характерная для постбиполярного
периода, — их идеологическая аморфность, граничащая с беспринципностью и даже
бесхребетностью. Практически все партии говорят одно и то же, в результате чего
избирателям крайне трудно сделать осознанный выбор, основанный на политических
пристрастиях. Поэтому многие из последних предпочитают голосовать по старинке —
за понравившуюся им фигуру, которая, например, лучше выглядит на телеэкране или ближе
избирателю как личность.
Японцы вообще разочаровались в политике как таковой, а многие из тех, кто ходит
на выборы, голосуют скорее не «за», а «против» кого-то. Три года назад они голосовали
против опостылевших всем либерал-демократов; сейчас, скорее всего, придут только для
того, чтобы «показать фигу в кармане» демократам, которые не выполнили многие из своих
предвыборных обещаний. Отсюда, кстати, и «феномен малых партий», за которым стоит
недовольство обеими «системными партиями» — в смысле, «чума на оба ваших дома».
Но не нужно думать, что «малые партии» из числа новых дают стране какую-то действенную
политическую альтернативу. Скорее, это «общества взаимопомощи» политиков, которых
по каким то, часто личным, причинам выдавили из ЛДП и ДПЯ, но которые стремятся остаться
в политике, избравшись с помощью новой стартовой площадки в парламент. Практика
показывает, что после прихода во власть многие из «малых партий» с радостью «продают
себя», удовольствовавшись парой малозначимых постов в правительстве, либо в полном
составе вливаются в «системную партию». Поэтому я бы не стал бы переоценивать шансы
«третьего полюса», который сейчас у всех на слуху, стать самостоятельной политической
силой.
— За одним из самых известных в недавней истории Японии премьер-министром
Коидзуми закрепилось прозвище «бунтаря». Насколько сочетаем популистский стиль,
присущий Коидзуми, и президенциализация поста премьер-министра с японскими
политическими традициями? Возможны ли политики, подобные Коидзуми,
в будущем, или это скорее редкое исключение?
— Для Японии личность, подобная Коидзуми, — это действительно эпохальное явление
3/5
в политике. До его прихода политическая сфера Японии представляла собой типичное
закулисье. Все решения принимались в ходе кулуарных консультаций в узком кругу
приближенных к власти лиц весьма пожилого возраста, право голоса которых определялось
в первую очередь их парламентским стажем. Среди близких нам аналогий сразу
вспоминается стиль Политбюро ЦК КПСС.
Другая особенность эпохи «до Коидзуми» — это раздельное сосуществование политической
и социально-экономической сфер, которые мало соприкасались между собой. Иными словами,
политика крутилась «в собственном соку», а принимаемые ею решения практически
полностью подготавливались в тиши министерских кабинетов правительственными
бюрократами. Таким образом, подготовка крупных стратегических решений, имевших для
нации судьбоносное значение, проходила не в ходе публичного дискурса, предполагающего
открытую конкуренцию различных точек зрения, а была просто спущена на уровень
исполнителей средней руки. На каком-то этапе такая формула была продуктивной —
практически именно на этом «разделении обязанностей» было основано японское
экономическое чудо. Однако в постбиполярную эпоху декоративный характер политической
сферы сослужил Японии плохую службу — ставка только на бюрократию привела
к длительной экономической рецессии, из которой страна не может выйти до сих пор.
«Бунт Коидзуми» был протестом и против чиновников, которые фактически узурпировали
реальную политическую власть в стране, и против традиций непубличности политического
стиля внутри собственной партии. Именно он, пожалуй, впервые среди политиков такого
уровня стал апеллировать непосредственно к народным массам. Можно вспомнить его
гениальный ход, предпринятый в 2005 г., — очень нелогичный с формальной точки зрения
роспуск парламента, когда позициям ЛДП в парламенте никто особенно не угрожал.
Столкнувшись с внутрипартийной оппозицией по достаточно маргинальному вопросу
о почтовой реформе, Коидзуми решительно обратился к народу за кредитом доверия —
и одержал блестящую победу. Оказалось, что стиль, основанный на личной харизме, является
очень востребованным, отвечая ожиданиям широких электоральных слоев, в первую очередь,
из городской среды.
Однако не нужно считать, что заигрывание с народом — это для политиков единственно
правильная стратегия. Важно не перегнуть палку в сторону явного популизма. Сейчас в мире
наблюдается спрос на политиков популистского типа, которые давали бы давали простые
ответы на сложные вопросы. Популисты в своих действиях руководствуются не реальностью,
а тем, что от них ждут избиратели. Например, популистскими лозунгами «баловалась»
Демократическая партия, правление которой подошло к бесславному концу во многом именно
из-за склонности к привлекательным, но невыполнимым обещаниям. В последнее время
на политической арене Японии активно позиционируют себя деятели популистского типа
вроде лидера Общества модернизации Т.Хасимото, который предлагает «покончить с властью
правительственных чиновников», отменить верхнюю палату, ввести прямые выборы главы
правительства-то есть, реализовать идеи, которые на поверку оказываются нереалистичными
и, мягко говоря, не очень конструктивными, хотя внешне выглядят очень броско.
— Каковы перспективы развития политической системы Японии в будущем в связи
с назначением внеочередных выборов и возможным возвращением во власть ЛДП?
Смогут ли либерал-демократы решить проблему одновременного снижения
государственного долга, составляющего более 200% ВВП, и обеспечения роста
темпов экономики?
— Сейчас в Японии возникла уникальная ситуация, когда ничего нельзя предсказать
наверняка даже за неделю до выборов. В правительство имеют шанс войти все партии —
и ЛДП, и Комэйто, и ДПЯ, и абсолютно новые на японском политическом ландшафте партии
вроде Общества модернизации и Партии будущего Японии. Любая конфигурация власти
может возникнуть спонтанно за считанные часы после выборов, исход которых пока еще
4/5
неясен. Очевидно лишь, что даже в самом экзотическом варианте точно не будет
коммунистов.
При этом возвращение к власти «старых друзей» (ЛДП в коалиции с Комэйто), даже если оно
произойдет, ни в коей мере не решит проблемы формирования стабильной партии власти,
которая бы смогла проводить осмысленную и целенаправленную политику, поминутно
не оглядываясь на соображения политической целесообразности. До июля будущего года,
когда состоятся очередные выборы в палату советников, любая пришедшая к власти
политическая сила (за исключением варианта, когда договорятся между собой ЛДП и ДПЯ,
что маловероятно) не сможет иметь работоспособного большинства в обеих палатах. Это
значит, что предвыборные соображения еще как минимум полгода будут определять
поведенческую логику всех парламентских фракций.
Таким образом, политическая жизнь сохранит свой постановочный характер и будет
напоминать театральный спектакль, рассчитанный на аплодисменты зрителей.
Поэтому возвращение ЛДП к власти вряд ли приведет к быстрому принятию действенных
решений, направленных на снижение проблемы государственного долга, таких, как,
например, сокращение государственных ассигнований в социальной сфере.
На долгосрочную же перспективу ЛДП предлагает сократить государственные ассигнования
с социальной сфере, сделать основным источником экономического роста страны масштабное
инфраструктурное строительство, обеспеченное массированными бюджетными
инвестициями. Экономическая программа ЛДП — это новые государственные долговые
обязательства, которые должен будет выкупать Банк Японии, политика сверхнизких ставок
банковского кредитования, контролируемая (до 2% в год) инфляция. Другими словами, это
политика, чреватая огромными рисками для валютно-финансовой системы страны.
Беседовал Андрей ЗАВАДСКИЙ, Управление интернет-политики
Точка зрения авторов, комментарии которых публикуются в рубрике
«Говорят эксперты МГИМО», может не совпадать с мнением редакции портала.
Источник: Портал МГИМО
Коммерческое использование данной информации запрещено.
При перепечатке ссылка на Портал МГИМО обязательна.
Постоянный адрес материала: http://www.mgimo.ru/news/experts/document233586.phtml
5/5
Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)