Логинов А.В. Постдемократия как предостережение и реальность
реклама
Логинов А.В. кандидат философских наук, Российский государственный гуманитарный университет, г. Москва, Российская Федерация Постдемократия как предостережение и реальность Рассуждая о постдемократии, хочется перефразировать мудрый советский анекдот таким образом: тоталитаризма не будет, но будет такая борьба за демократию, что от нее не останется камня на камне1. Сохраняя все внешние признаки, демократия утратит то содержание, о котором обычно пишут в учебниках, и которое в достаточно короткий период можно было найти в реальной жизни западного общества (50-70-е годы XX века). Уже привычная приставка «пост»свидетельствует о неустойчивом, промежуточном, переходном состоянии современного общества. Мы уже покинули привычные координаты, но еще не обрели новых форм существования. Многие авторы пишут о трансформации демократии в последние десятилетия. По мнению Хардта и Негри, «нынешний кризис демократии связан не только с коррупцией и неэффекивностью (…) Отчасти это вызвано тем, что по-прежнему не ясно, что же вообще означает демократия в мире, подвергнутом глобализации»2. С одной стороны, мы имели дело в 90-е годы с триумфальным шествием демократии по всему миру. Казалось, что и от нас зависит то, в какой стране и в каком мире мы будем жить в ближайшем будущем. Постепенно иллюзия начала рассеиваться. Демократический порыв 90-х гг., «конец истории», объявленный Ф. Фукуямой, оказался хорошо срежессированным спектаклем. Массам там была отведена заметная роль, но развитие событий, в основном, зависело от сценаристов и от главных действующих лиц, входящих в политическую и экономическую элиту. Об этом, в частности, убедительно написано в книге Н. Кляйн «Доктрина шока», где отдельная глава посвящена реформам в России. За пределами Запада устанавливается демократия, копирующая лишь внешние формы западных политических систем, не затрагивающая ключевые механизмы управления общественным процессом. Появились и специфические термины, например, «управляемая демократия». Либеральный оптимизм 90-х годов сменяется разочарованием и достаточно пессимистичными прогнозами на будущее. В настоящее время трансформация демократии описывается очень разными эпитетами: постмодерная демократия, сетевая демократия, информационная демократия, медиа-демократия, имитационная демократия, манипулятивная демократия или даже тоталитарная демократия. Здесь можно вспомнить и отечественные термин «суверенная» демократия. Постдемократия - термин обобщающий. Также его можно считать скорее полемическим, чем содержательным. В 2000-е этот термин употреблялся всё чаще, но нередко без особой смысловой нагрузки. В отличие от других понятий, образованных схожим образом, можно проследить историю его возникновения. Это понятие впервые было введено английским социологом Колином Краучем в 2000г. Мировую известность и распространение оно получило в 2004 году благодаря его книге с одноименным названием. Она была переведена более чем на 30 языков и широко обсуждалась в самых разных странах, в том числе и в России. В 2011 году, основываясь на анализе глобального экономического кризиса, Крауч опубликовал новую работу «Странная не-смерть неолиберализма», где прежние идеи получили эмпирическое подтверждение. Несмотря на жесткие названия, автор не является политиком-радикалом, а ученым, не утратившим веру в классические демократические идеалы западного общества. Он достаточно осторожно, со множеством оговорок, развивает свои идеи. В этих книгах он скорее предостерегает западный мир от возможного развития событий. Новизна этих идей состоит в том, что уважаемый английский профессор (Уорикский университет), приглашенный преподаватель многих известных учебных заведений, с опорой на множество фактов, описывает проявления деформации демократии в Западном мире. Демократию он рассматривает как короткий период развития западного общества. В период преддемократии в политике полностью господствовали элитные группы, в период «расцвета демократии» они вынуждены были поделиться властью и влиянием с представителями неэлитных групп. В настоящее время «мы постепенно движемся к созданию нового класса, который не только накапливает богатства, но и начинает играть доминирующую политическую роль. По словам швейцарского социолога Ж.-В. Мюллера, анализирующего постдемократию, данное «суггестивное» понятие отражает, прежде всего, «опыт политического бессилия» и отсутствие политического плюрализма3. Отечественный философ И. Джохадзе практически одновременно с Краучем в статье «Демократия после модерна» очень убедительно и не менее суггестивно описывает данную ситуацию. Некритическое принятие существующего порядка проявляется «в массовом безразличии, психологической усталости и отупляющей апатии»4. В такого рода демократии формируется «свобода невыбора». Такая система предоставляет право нам самостоятельно решать, «какой формы невыбора нам свободно и рационально придерживаться. Обществу, власти, социальным институциям совершенно безразлично, какой образ жизни ведут индивидуализированные субъекты, чем они занимаются и какие цели преследуют. От принятого субъектом решения абсолютно ничего не зависит (…)» Возникает иллюзия свободы и демократии: «контролируемая вседозволенность и ни к чему не обязывающий плюрализм»5. Постдемократия выработала свои собственные механизма избегания и нейтрализации острых общественно-политических дискуссий. СМИ формируют общую «повестку дня» (agenda). Определённые темы «вбрасываются» в общественное мнение и здесь уже не так важно «за» или «против» высказываются участники, достаточно того, что эта тема попала в общественное сознание, перестала быть чем-то непривычным и даже шокирующим. Политкорректность, господствующая в западном мире позволяет избежать неприятных поворотов в дискуссиях, отсекать те мнения, которые кажутся слишком радикальными, это и есть тот самый ни к чему не обязывающий плюрализм, о котором было сказано выше6. По словам российского социолога Л. Ионина политкорректность выполняет две основные функции: «она служит обоснованию внутренней и внешней политики (…) западных государств и союзов, а с другой стороны – подавлению инакомыслия и обеспечению идейного и ценностного консенсуса. (…) политкорректность служит легитимации внутренней и прежде всего внешней политики»7. Ко всему этому арсеналу средств следует ещё добавить «шоковую терапию» – любимое средство неолиберальных экономистов. Она дезориентирует население, вызывает иррациональную реакцию, парализует волю к борьбе. Наоми Кляйн в своей знаменитой книге «Доктрина шока» называет такую модель «капитализмом катастроф». Здесь используются как природные, так и рукотворные катастрофы для реализации экономических моделей, служащих интересам крупнейших корпораций8. Колин Крауч констатирует, что в отношении современных социальных процессов пока нет никакой ясности, но можно выявить определенные тенденции развития общества. По его словам, новая политическая форма, сохраняя отдельные черты классической демократии, изменяет содержание политического процесса. В условиях постдемократии формируется единое политическое пространство, не ограниченное рамками национальных государств. Здесь указывается на возрастающее влияние корпораций, усиливающих свою экономическую мощь и приобретающих политическое влияние, а также на распад классовой структуры эпохи модерна. Различные профессиональные группы оказываются изолированными и неспособными к самоорганизации. По словам английского социолога, сейчас за «спектаклем электоральной игры разворачивается непубличная реальная политика», а предвыборные дебаты и сами выборы превращаются в «тщательно срежиссированное представление». Ещё одно проявление постдемократии состоит в том, что происходит сильное сужение круга лиц, принимающих решения, серьезные обсуждения общественных проблем и поиск компромиссных решений заменяется рекламными слоганами, за которыми часто скрывается прямо противоположный смысл. Можно заметить, что неолиберальные политические и экономические решения часто оформляются вполне социалистическим лозунгами. Разрушение общественных институтов часто преподносится как верность традициям. Политические программы вообще теряют значение, как это было на последних президентских выборах в России. Они превращаются в набор противоречащих друг другу тезисов. Либеральные экономисты часто связывали будущее с ограниченным правительством в неограниченной экономике и «сводили демократическую составляющую к проведению выборов». Однако, как замечает автор, чем больше государство уходит из обеспечения жизни простых людей, порождая у них апатичное отношение к политике, тем легче корпорациям использовать государство в своих целях. Можно заметить в скобках, что обычно это выражается в известной формуле: приватизация прибыли и национализация убытков. При этом Крауч надеется, что в странах с сильными демократическими традициями основные права и свободы сохранятся и в новых условиях. В большей опасности находятся страны с несформировавшейся демократии, здесь ростки демократии могут полностью исчезнуть. Еще одним существенным явлением является стирание границ между государством и рынком. Интересы государства и корпораций теперь очень часто неразрывно взаимосвязаны. Наоми Кляйн описывает это, приводя множество фактов, на примере восстановительных работ в Новом Орлеане и после войны в Ираке. Здесь многие функции государства были переданы частным компаниям. На этих подрядах окологосударственный бизнес заработал колоссальные деньги. Данные примеры нам хорошо знакомы и по российской действительности. По словам Крауча, процесс развития рыночной экономики является необратимым. Местами его критика «корпоратократии» (термин историка А. Фурсова) напоминает скрытую рекламу. В частности, в ряде интервью он заявлял, что «корпорациям нет альтернативы». Приведу его слова из интервью «Русскому журналу»: «Ни экономика малого бизнеса, ни экономика, контролируемая государством, не способны дать нам то процветание, которого мы все жаждем»9. Заметим, очень сомнительное утверждение, что мы все «жаждем» одинакового процветания. Создаётся ощущение, что данный процесс не имеет какой-либо альтернативы. Выход, который видит Крауч, - это общественные инициативы по контролю за корпорациями. Они должны, по его мнению, стать «социально ответственными», то есть выполнять ряд функций национального государства. Корпорации способны ослабить традиционные демократические институты. Они окажутся декоративными, не играющими существенной роли в развитии общества. Официальную политику же в этой системе полностью контролируют политические и деловые элиты. Взаимосвязь между обществом и политическими элитами ослабевает. Политические лидеры изолируются от общества, охраняемые современными электронными системами безопасности. Энергия масс, в свою очередь, может найти другой выход. Крауч видит решение проблемы в выходе политики за национальные границы. О том же самом, кстати говоря, в последнее время писал и Ульрих Бек, призывая создать глобальное гражданское общество, способное влиять на деятельность крупнейших ТНК, например, отказываясь покупать продукцию данных компаний. Определенные возможности даёт и интернет, способный формировать общественное мнение. Крауч характеризует нынешнюю ситуацию как неустойчивое равновесие, открывающее возможности для новых форм демократии. Во второй известной книге «Странная не-смерть неолиберализма» он пишет о достаточно необычном феномене. Экономический кризис, который переживает в настоящее время глобальная экономика, во многом обусловлен тотальной победой неолиберальных подходов в экономике, всевластием финансовых рынков и устранением государства. Казалось бы, кризис должен привести к смене экономического курса, как это было в 30-е годы. Но, по словам Крауча, неолиберализм в последние годы только укрепился и приобрел политическую власть, которой ранее не обладал. Это выражается в возросшей роли корпораций, в особенности финансовых. Противопоставление рынка и государства он считает устаревшим, поскольку отношения между политикой и экономикой стали гораздо более сложными. Рынок, как и демократия тоже подвергся воздействию глобальных корпораций. Речь даже не идет о трехстороннем столкновении государства, рынка и корпораций, а о «удобном приспособлении»10. Представители неолиберализма (чикагской экономической школы) содействуют «могущественному объединению частной экономической власти и власти государства». Государство применяется для защиты интересов этих компаний11. В отдельной главе «приватизированное кейнсианство» он пишет о том, как постепенно соединялась социальная деятельность государства с интересами крупных компаний. Парадокс нынешней системы состоит в том, что «коллективное благосостояние можно обеспечить, только позволив небольшому числу индивидов слишком богатыми и политически могущественными». Логика этой системы достаточно абсурдна, это настоящая ловушка для общества. Правительства вынуждены сокращать важнейшие социальные расходы ради того, чтобы успокоить финансовые рынки, встревоженные объемом государственного долг, хотя дельцы на этих рынках – это те самые люди, которые нажились на спасении банков и начали выплачивать себе огромные бонусы»12. В ряде своих интервью английский социолог выражал удивление, почему его книги переводят и изучают в странах, где демократии либо вообще не было, либо её ростки очень слабы, имея в виду и Россию. Ответ очевиден, нам интересно, что думают «они» сами о своих политических системах. Книги Крауча важны не столько оригинальностью идей, сколько совпадением ряда положений современной академической мысли с тем, что пишут и более радикальные европейские аналитики и многие российские авторы, наблюдая развитее современной политической системы под несколько иным углом зрения. По сути постдемократия – уже не предостережение, она стала реальностью не только для нас, но и для западного мира. Следует согласиться с английским аналитиком, она представляет собой весьма неустойчивое состояние, оно открывает возможности и для нового тоталитаризма, и для реализации демократического потенциала совершенно новым путём, для создания самых неожиданных коалиций и поиска новых средств влияния на политические элиты. Вряд ли можно надеяться на появление «ответственных корпораций» по Краучу, поскольку их деятельность транснациональна, непрозрачна и подчинена неумолимой бизнес-логике. Скорее национальное государство, вроде бы уже списанное со счетов западными учёными, при поддержке общества может ещё сказать своё веское слово… ПРИМЕЧАНИЯ 1. В оригинале анекдот звучит так: «Третьей мировой войны не будет, но будет такая борьба за мир, что не останется камня на камне». 2. Хардт М., Негри А. Множество. Война и демократия в эпоху империи М. – 2006 – С. 282 3. Jan-Werner Müller Postdemokratie? Karriere und Gehalt eines problematischen Schlagwortes // Neue Züricher Zeitung 10. November 2012 http://www.nzz.ch/ 4. Джохадзе И. Демократия после модерна М. 2006 – С. 22, 23 5. Там же. С. 30, 31 6. Ионин Л. Демократия и общественное мнение // Апдейт консерватизма М. – 2010 7. Ионин Л. Политкорректность: дивный новый мир М. – 2012 – С. 81 8. Кляйн Н. Доктрина шока М. – 2009 9. Крауч К. Постдемократический мир корпораций. Интервью. // Русский журнал 20.11.10 http://russ.ru 10. Крауч К. Пост-демократия М. – 2010 – С. 11. Крауч К. Странная не-смерть неолиберализма М. – 2012 – С. 12. Я имею в виду идеи таких отечественных ученых и публицистов, как А. Фурсов, А. Неклесса, М Калашников, М. Делягин, М Хазин. Славой Жижек в своей последней книге («Год невозможного» М. – 2012) предсказывает, что союз капитализма и демократии «скоро закончится разводом».
