Е.Н. Федорченко Социальные технологии и правовые практики

Е.Н. Федорченко
Социальные технологии и правовые практики
Во второй половине XX в., время бурного развития социологии как
науки об обществе и законах его развития, в сферу социального знания
стали проникать подходы, ранее свойственные исключительно точным
наукам. Это касается, прежде всего, технологизации социального знания, определяющего его ориентированность на инженерию социального пространства путем последовательного и системного воздействия на
него. Существует достаточно много трактовок категории «технология»,
но наиболее оптимальная принадлежит философу Н. Стефанову, который отмечал: «Там, где человек активно и целенаправленно относится к
окружающим его процессам, где он стремится сознательно и планомерно изменять природную и социальную среду, там, в принципе, возможна
технология» [1: 182]. Любая технология подчинят действие определенному алгоритму, определяющему возможность ее применения для решения сходных задач при сравнимых условиях, причем продукт, получаемый в результате ее применения, как правило, обладает изначально
заданными свойствами.
Такое прочтение данного термина пришло в социальную науку из
сферы материального производства. Однако введение его в социальную
сферу вносит в его понимание определенные особенности, определяемые свойствами области применения, и, прежде всего, это касается объекта воздействия: если в производстве это конкретный производственный ресурс, то в социальном пространстве это сам человек, который
и осуществляет действие. Во втором случае технология становится неотъемлемым элементом культуры управления и в известной степени –
мерой развития человека [2]. Это можно объяснить тем, что технология
выступает, как справедливо отмечают Л.Н. Албастова и Т.В. Мартыненко, в виде стандартов-запретов, правил, норм, а также апробированных
средств, способов и приемов целесообразной человеческой деятельности, позволяющих достигнуть заданных результатов [3: 42-43].
Необходимо сказать, что проникнув в социальное пространство,
технологизм воплотил в себе определенную форму социальной практики, которая включила в себя способы воздействия и контроля объекта
технологического воздействия [4]. По мнению Н. Стефанова, «… социальная технология – это деятельность, в результате которой достигается поставленная цель и изменяется объект деятельности... Социальная
технология – это предварительно определенный ряд операций, направленный на достижение некоторой цели и задачи, ... чтобы деятельность
153
получила право называться технологией, необходимо, чтобы она была
сознательно и планомерно расчленена на элементы, реализующиеся в
определенной последовательности». К ним автор относит «1. Определение цели, которая должна быть реализована в результате применения
данной технологии; 2. Построение системы критериев для выбора возможных вариантов; 3. Обозначение круга возможных вариантов; 4. Выбор оптимального варианта; 5. Внедрение избранного варианта» [5: 5758].
По мнению В.Г. Афанасьева, социальная технология выступает
специфическим посредником между объективно протекающими процессами и субъективной деятельностью людей, органически связывает ее с социальным управлением, в котором ей принадлежит «свое место». Фактически в социальной технологии реализуется «перевод объективных законов в механизм социального управления, т.е. «перевод»
абстрактного языка науки, отражающей объективные законы развития
общества, на конкретный язык решений, нормативов, предписаний, регламентирующих, стимулирующих людей на достижения поставленных
целей» [6: 369]. Г. И. Иконникова в статье «О понятии социальной технологии» подчеркивала, что «социальная технология – это своеобразный
механизм соединения знаний с условиями их реализации. Именно через
технологизацию знаний получает сознательное выражение отношение
людей к организации их деятельности по реализации поставленных целей и задач» [7: 27]. Опираясь на многочисленные определения социальной технологии можно констатировать, что она представляет собой
упорядоченную совокупность последовательных этапов социального
взаимодействия, в результате которых управляющий субъект реализует
свою стратегию по отношению к другим и формирует новую социальную действительность, в идеале заключающуюся в формировании новых социальных практик в конкретной сфере управления. С определенными допущениями можно констатировать, что социальная технология,
широко распространяясь во властно-управленческой практике, со временем рутинизируясь, сама приобретает качество социальной практики.
Социальные технологии, являясь связующим звеном между социологической теорией и методологией, с одной стороны, и социальной
практикой – с другой, обеспечивают научно обоснованный выбор оптимальных способов воздействия субъектов управления на объект с целью
получения необходимого «социального продукта» в виде сформированной социальной практики с изначально заданными параметрами. Причем социальные технологии применимы на любом уровне управления,
начиная от глобального и заканчивая уровнем отдельной организации.
154
Как и любая социальная категория, социальная технология обладает определенной совокупностью признаков, отражающих ее сущность.
В литературе принято выделять три признака данной категории:
1. разграничение, разделение, расчленение социально-технологического процесса на внутренне связанные между собой этапы, фазы,
операции;
2. координированность и поэтапность действий, направленных на
получение конкретного «социального продукта», в виде сформированной социальной практики;
3. каждая технология предусматривает однозначность выполнения включенных в нее процедур и операций [8].
Структура модели социальной технологии предполагает осуществление нескольких процедур:
1. Первая процедура: формирование цели. Операции: диагностика. Прогноз, формирование конечной цели, стратегия действия. Конкретные задачи.
2. Вторая процедура: принятие решения. Операции: выявление
проблемной ситуации, обоснование вариантов действия. Выбор оптимального варианта, утверждение решения.
3. Третья процедура: организация социального действия. Операции: распределение задач между исполнителями, идеологическое обеспечение координации и регулирование процесса исполнения, контроль.
4. Четвертая процедура: анализ результатов. Операции: сопоставление запланированных и достигнутых результатов, открытие новых
проблемных ситуаций, предварительная формулировка новой цели [9].
Как видно, управленческая наука достаточно полно определила
все процедуры и операции, составляющие в своей совокупности социальную технологию. Все они, за исключением организации социального действия, носят аналитический характер. Тогда как именно третья
процедура, являющаяся наиболее технологичной, приводит в реальное
движение социальное пространство и заставляет действовать его участников определенным образом, вызывая планируемые социальные последствия в виде получения желаемого «социального продукта». Она
фактически связывает субъект и объект социальной технологии в процессе реального воздействия субъекта на социальное пространство.
При реализации социального действия субъекту властного управления
необходимо определиться с конкретным управленческим инструментом
способным эффективно воздействовать на социальное пространство
и добиться поставленной цели. Делая выбор управляющему субъекту
необходимо учитывать, что во-первых основным регулятором наибо155
лее значимых общественных отношений является право. Во-вторых,
иные виды регулировки социального пространства не должны противоречить не только непосредственно регулирующим нормам права, но и
правовым принципам, закрепленным в действующем законодательстве.
В-третьих, в случае несоблюдения соответствия социально-технологического инструментария действующему законодательству, в отношении
властвующего субъекта со стороны государства применяются санкции,
связанные с лишениями личного либо имущественного характера.
Такая эффективность правовых регуляторов определяется уникальными свойствами права как регулятора общественных отношений, складывающихся в той или иной сфере социального пространства. К ним
можно отнести:
1. наличие формально определенного инструмента социального регулирования – нормы права;
2. обязательность исполнения формального предписания, содержащегося в диспозиции правовой нормы, определяющего вариант социального поведения, участников общественного отношения;
3. наличие четко прописанного алгоритма реализации правового
предписания, содержащегося в норме права, также форм контроля и ответственности обязанных лиц.
Данные свойства определяют максимальную инструментальную
технологичность права. В этом качестве все иные социальные регуляторы существенно «отстают» от правовых. О высокой технологичности
правового воздействия на социальное пространство при реализации социальной технологии говорит наличие стадиальности процесса и механизма правового регулирования.
Первая стадия правового регулирования, на которой наиболее ярко
проявляется регулятивно-технологическое свойство права, посвящена
нормативной формализации конкретного правила поведения то есть
придание ему формы правовой нормы. На этой стадии через норму права можно установить желаемый статус участников общественного отношения, их права и обязанности, формы и виды ответственности и.т.д.
Если социальная технология имеет государственно властный уровень,
то основу правового положения участников правового общения устанавливают конституционные нормативные акты, а также законы и подзаконные акты. В случае если она реализуется на уровне отдельной организации, то это происходит через принятие локальных нормативных
актов.
Как указывает С.С. Алексеев, «на первой стадии осуществляется
общее, неперсонифицированное, неиндивидуализированное воздей156
ствие права» [10]. Нормы права, для реализации социальной технологии
ориентируют участников общественных отношений на достижение поставленных управляющим субъектом целей, предупреждают о возможности наступления как позитивных, так и негативных последствий поведения людей в сфере правового регулирования. В нормах права как бы
прогнозируются препятствия на пути реализации социального проекта
и указываются нормативные средства их преодоления. Кроме того, на
этой стадии реализуются информативные возможности права по оказанию воздействия на сознание, волю, а значит, и на активное поведение
людей в сфере правового регулирования.
В рамках второй стадии реализации правового предписания происходит индивидуализация и конкретизация прав и обязанностей. С момента наступления «конкретных жизненных обстоятельств», с которыми нормы права связывают возникновение определенного правоотношения, между его участниками возникают индивидуализированные
отношения, в рамках которых они наделяются вполне определенным
кругом прав и обязанностей. На этой стадии участники общественного
отношения, которое хочет урегулировать властвующий субъект, «наделяются» возможностью осуществления определенной формы поведения, содержание которого определяется в диспозиции правовой нормы.
Фактически происходит индивидуализация прав и обязанностей участников отношения. Именно на этой стадии наиболее активно работает
правоотношение как элемент правового регулирования.
Третья стадия правового регулирования неразрывно связана с реализацией потенциальных прав и обязанностей, которыми наделены
участники общественного отношения правовой нормой, в конкретной
социальной реальности. Данная стадия завершает социально-технологический процесс превращения проекта социального отношения в конкретную социальную практику, в некую социальную «обыденность».
Особенно это заметно, когда регулируемые социальные отношения носят длящийся характер, как, например, в трудовых отношениях.
Выше мы указывали, что социальная технология, которая порождает новые социальные практики, сама может являться таковой. Данное положение вполне подходит к праву как инструментальной основе
любой социальной технологии. Современное право представляет собой
не случайную совокупность правовых предписаний, носящих каузальный характер, а некую систему, являющуюся целостным комплексом
«правовых явлений, обусловленных объективными закономерностями
развития общества, осознанных и постоянно воспроизводимых людьми
и их организациями (государством) и используемых ими для достиже157
ния своих целей» [10]. Исходя из данного определения, можно констатировать, что правовая система любого государства, во-первых, является
совокупностью властно-управлеческих социальных практик, которые
постоянно воспроизводятся. Во-вторых, правовая система как специфическая социальная практика имеет неразрывную связь с конкретным
общественным организмом, и является продуктом его исторического
развития. Фактически «в правовой системе воедино слились естественные потребности людей с их мыслями, волей и чувствами, с правовыми
традициями и арсеналом технико-юридических средств, с поступками,
деятельностью их объединений» [10], иначе говоря, наибольшее значение в определении сущностного содержания правовой системы играет
доминирующий социально-философский концепт в конкретном социальном пространстве.
Известный французский юрист-компаративист Р. Давид в своей
классификации различных национальных систем позитивного права исходит из двух критериев, рассматриваемых и учитываемых в их совокупности:
1) юридико-технического критерия (источники права, структура
действующего права, юридическая терминология, правовые принципы,
концепции, конструкции, методы и практика и т.д.)
2) идеологического критерия (философские, политические и экономические принципы, мировоззрение и общественные идеалы, на которые опирается соответствующее национальное право) [11].
Принимая во внимание идеологический критерий, можно говорить об определенной «уникальной» совокупности правовых приемов
и средств, применяемых в той или иной правовых системах. Право, являясь технологическим инструментом реализации социальных технологий, одновременно «заполняет» и социальное пространство вокруг нее,
определенным образом оказывая на нее «давление». Учитывая данный
факт, можно говорить и об уникальности социальных технологий, формирующих социальные практики в конкретном социальном пространстве. Данное свойство социальной технологии делает весьма сомнительным целесообразность прямого заимствования технологии, сформировавшейся в совершенно ином социально-философском контексте,
хотя и показавшем там высокую степень эффективности.
Таким образом, можно констатировать, что социальная технология
на стадии социального действия плотно смыкается с правом, которое
выполняет инструментальную функцию по достижению поставленной
цели и ее закреплению. Кроме того, право определяет формальные границы реализации данной технологии. Воспроизводясь и «рутинизиру158
ясь» в социальном пространстве, социальная технология и правовые
приемы ей свойственные, становятся некой «вертикальной» властно-социальной практикой, направленной на получение «социального продукта» в виде сформированных «горизонтальных» социальных практик в
конкретной части социального пространства.
Библиографический список
1.
Стефанов Н. Общественные науки и использование технологии. М., 1976.
324 с.
2. Социология труда; под ред. Н. И. Дряхлова, А. Н. Кравченко, В. В. Щербины. М., 1993. 271 с.
3. Албастова Л. Н., Мартыненко Т. В. Управление организацией: теории и технологии. М., 2004. 167 с.
4. Демина Н.В. Отбор персонала как технология кадрового менеджмента в
современных организациях: дис. … канд. социол. наук. Пятигорск, 2011.
5. Марков М. Технология и эффективность социального управления. М.,
1992. 227 с
6. Афанасьев В. Г. Общество: системность, познание, управление. М., 1983.
673 с.
7. Иконникова Г. И. О понятии социальной технологии // Философские науки.
1984. № 5. С. 25-29.
8. Марков М. Технологизация и эффективность социального управления. М.,
1982. 255 с.
9. Иванкина Л.И. Управление персоналом. URL: http://textb.net/104/index.html
10. Алексеев С.С. Теория государства и права. URL: http://www.be5.biz/pravo/
t005/toc.htm.
11. Нарсесян В.С. Теория государства и права. URL: http://www.be5.biz/
gosudarstvo_i_pravo/2013-1/index.php.
159