свободно служат интересам целого, совпадающего с

свободно служат интересам целого, совпадающего с интересами их самих.
Возникает своего рода «демократическая монархия» монад, в которой
каждый индивид соучаствует в процветании сообщества через науку,
реализующую его стремление к Высшему Разуму как вершине этого
сообщества.
Библиографический список
1. Майоров, Г.Г. Теоретическая философия Готфрида В. Лейбница
[Текст]/Г.Г. Майоров– М.: МГУ, 1973. – 264 с.
2. Нарский, И.С. Готфрид Лейбниц [Текст]/И.С. Нарский– М.:
Мысль,1972. – 238 с.
3. Майоров, Г.Г. Теоретическая философия Готфрида В. Лейбница.
[Текст]/Г.Г. Майоров– М.: МГУ, 1973. – 264 с.
4. Лейбниц, Г.В. Сочинения: в 4 т. Т.1.[Текст]/В.Г. Лейбниц– М.:
Мысль, 1983. – 636 с.
5. Майоров, Г.Г. Теоретическая философия Готфрида В. Лейбница.
[Текст]/Г.Г. Майоров– М.: МГУ, 1973. – 264 с.
6. Лейбниц Г.В. Сочинения: в 4 т. Т.1.[Текст]/В.Г. Лейбниц– М.:
Мысль, 1983. – 636 с.
7. Стяжкин, Н.И. Формирование математической логики. [Текст]/
Н.И. Стяжкин – М.: Наука, 1967. с. 243.
8. Там же. с.387.
9. Там же. с.231.
Получено 1.10.2008 г.
УКД 323
П.Н. Беспаленко (Белгород, БелГУ)
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ РОССИЯН
В КОНТЕКСТЕ ПРОБЛЕМАТИКИ ДУХОВНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
Ведя речь о «политической идентичности», автор акцентирует
свой исследовательский интерес на гражданской идентичности,
позволяющей процессуально снимать противоречия между присущим
демократическому обществу плюрализмом политических взглядов и
ответственностью граждан за обеспечение суверенитета страны.
15
Понятия духовной безопасности и политической идентичности
взаимосвязаны на онтологическом уровне. К сожалению, в современных
гуманитарных науках эти взаимосвязи исследованы явно недостаточно.
Объяснением данного факта может служить множественность смыслов,
вкладываемых в дефиницию «политическая идентичность».
Не отрицая объективно существующих в обществе различий,
гражданская идентичность позволяет находить формы согласования
интересов индивидов и групп на основе принципа приверженности
демократии и суверенитету. В этом контексте политическая идентичность
выступает в качестве одной из детерминант духовной безопасности
общества.
Перед тем как рассмотреть особенности политической
идентичности россиян, рассмотрим особенности восприятия этого
исследовательского
инструмента
зарубежными
политологами
и
социологами. Согласно известному американскому социологу и
футурологу Мануэлю Кастельсу, идентичность представляет собой
«процесс конструирования смысла на основе определенного культурного
свойства или соответствующей совокупности культурных свойств,
которые обладают приоритетом по отношению к другим источникам
смысла» [1]. Полезно также учитывать предложенную Кастельсом
классификацию форм и источников строительства идентичности, а
именно:
1) легитимирующая идентичность – вводится господствующими
институтами общества для расширения и рационализации своего
господства над социальными акторами;
2) идентичность сопротивления – формируется акторами, которые
находятся в ситуации их недооценки и/или стигматизации логикой
господства;
3) проективная идентичность – социальные акторы на основе
доступного им культурного материала строят новую идентичность,
которая переопределяет их положение в обществе и направлена на
преобразование всей социальной структуры.
Фурио Черутти определяет политическую идентичность как
«ансамбль политических ценностей и принципов, которые мы признаем в
качестве базиса нашей политической группы. … Этот акт признания или
идентификации объединяет нас в единое Мы» [2]. Как мерило
легитимации, - необходимое условие для консолидации любого
институционального порядка [3]. В этом контексте мы в дальнейшем и
будем рассматривать политологический аспект исследуемого нами
понятия с точки зрения выявления условий россиян как нации,
объединенной духовными ценностями.
В своей работе «Нации и национализм после 1780 года» Э.
Хобсбаум проводит разграничение между «единой нацией» («народ16
нация») и «политической нацией», где первая является производной от
второй. Это связано с тем, что политическая нация, которая «представляет
в большинстве случаев лишь малую часть жителей данного государства, а
именно его привилегированную элиту», «первоначально создаёт систему
понятий и образов для будущего «народа-нации»» то, что Э. Хобсбаум
называл «политической нацией».
По словам известного западного исследователя Крейга Кэлхуна,
«политика идентичности… была неотъемлемой частью современной
политики и общественной жизни на протяжении сотен лет. Однако ей
приходилось соперничать с различными универсализирующими
концепциями…, отвергавшими различия, и это обстоятельство повлияло
на формирование природы не только политики, но и академического
мышления» [4]. К сожалению, в современной России академические
исследователи не смогли предложить работоспособных концепций в этой
сфере.
Долгое время пустовавшее место новой идеологии в последние
годы заняла идея «суверенной демократии», предложенная заместителем
главы Администрации президента РФ Владиславом Сурковым. Разбор
этой идеологической доктрины не входит в рамки нашего исследования,
тем не менее, отметим, что аргументация Суркова во многом выстроена на
использовании присущих россиянам нарративов в духовной сфере. С
точки же зрения Денниса-Констана Мартина, «всегда сосуществует
несколько нарративов об идентичности, соперничающих друг с другом за
политический рынок, и граждане могут делать между ними выбор» [5].
В результате этого соперничества одни модели идентичности (т.е.
представления о том, что значит быть представителем данной группы)
могут оказаться преобладающими, тогда как другие будут вытеснены на
второй план, однако «победу» никогда нельзя считать окончательной.
Таким образом, важно помнить, что группы, которые конституируют
идентичности индивидов, сами постоянно находятся в состоянии
определения и переопределения (причем происходит это в контексте
отношений власти и господства).
Политическая идентичность – это то, чем индивид может обладать
неосознанно. Релевантность же понятия «идентичность» для политической
практики вряд ли подлежит сомнению. «Идентичность» была и остается
одним из наиболее эффективных механизмов мобилизации: чтобы
побудить людей к коллективным действиям, важно заставить их
воспринимать себя как группу, сплоченную общими интересами и
противостоящую другим группам; при этом, чем к более «очевидным»
факторам сходства и различия мы апеллируем, тем проще достичь данной
цели. Поэтому стремление политиков использовать «идентичность» для
оформления собственных притязаний вполне объяснимо. В этой связи
остановимся на работе французского социального теоретика А. Турена под
17
названием «Можем ли мы жить вместе?», центральная проблема которой
– формирование новой субъективности в условиях распадающегося и
фрагментированного мира. Анализируя социальные и политические
изменения в условиях глобализации, Турен приходит к выводу, что
сегодня разрушается то, что прежде мы называли обществом.
Этот процесс, с одной стороны, сопряжен с утратой традиционных
идентичностей, а с другой − порождает стремление к восстановлению
закрытых сообществ и столь же закрытых идентичностей. Общества
превращаются в совокупность сообществ, тесно объединяющих культуру,
политику и власть на территориях, руководимых религиозными,
культурными, этническими и политическими авторитетами, выводящими
свою легитимность не из суверенитета народа, экономической
эффективности или хотя бы военного завоевания, но из богов, мифов или
традиций сообщества. Главным для практик политики идентичности
становится исключение. Выход из данного положения, по мнению Турена,
− в новой постановке проблемы субъекта [6]. В этом контексте в качестве
субъекта политической идентичности автором настоящей монографии
выбран народ России.
Наша страна, по мнению известного отечественного исследователя
Д. Драгунского, живет одновременно в нескольких пространствах доиндустриальном,
индустриальном
и
постиндустриальном
[7].
Соответственно, сложным и многослойным оказывается процесс
политической
идентификации.
Она
выступает,
своего
рода
равнодействующей всех идентификационных процессов. «Развитие нации
сочетает в себе одновременно и этническое воспроизводство нации, и
социальное, и политическое», – пишет А. Юсуповский [8]. Таким образом,
политическая идентичность как идентичность граждан суверенной страны
выступает в качестве одной из важнейших детерминант национальной
безопасности.
В контексте проблематики духовной безопасности необходимо
вести речь о духовном единстве нации, в основе которого лежат прочные
горизонтальные связи, объединяющие отдельных индивидов в народ. В
свою очередь, для того чтобы возникли прочные горизонтальные связи,
необходимы, во-первых, общие институты. Одним из непременных
условий достижения единства становится создание неких политических
институтов, унификация правил и документов. Во-вторых, непременным
условием возникновения единства, является не просто информационный
обмен, а формирование общего информационного пространства. О
проблемах формирования общего информационного пространства автор
будет вести речь в одной из следующих глав монографии, сейчас же
обратимся к точке бифуркации, в которой произошла смена дискурса
духовного единства народов бывшего Советского Союза в гетерогенное
поле духовных интересов граждан постсоветской России.
18
Ведя речь о духовном единстве народа, мы имеем в виду вектор
духовного единения граждан, преобладающее в обществе ощущение
гордости за свою страну и чувство личной сопричастности к
происходящему. Безусловно, ни в одной стране мира в отношении
абсолютно всего населения это невозможно и, потому речь идет об
идеальном веберовском типе. Тем не менее, когда состояние
защищенности жизненно важных интересов личности в духовной сфере
разделяется большей частью населения страны, на наш взгляд, вполне
корректно вести речь о гражданской ответственности за судьбу страны и
превалировании в общественном сознании гуманистических ценностей.
Можно много говорить о том, что в СССР официальная идеология
стремилась навязать обществу набор неких ценностей, тем не менее,
необходимо признать гуманистическую направленность многих
навязываемых ими идеологем, и именно потому они были приняты
социумом. Как показывают многочисленные исследования, большинство
из современных социальных, политических и культурных проблем
постсоветской России возникло в годы перестройки, когда страна
переходила от одной политической системы к другой.
В середине 80-х и начале 90-х годов провозглашенная гласность и
свобода слова, прекращение преследования за инакомыслие породили
всплеск дискуссий на темы, ранее замалчиваемые. С началом перестройки
на поверхность вышли многие острые проблемы, до этого существовавшие
подспудно, - социальные, экономические, нравственные, культурные и
национальные. Последствия произошедших в те годы изменений поистине
огромны и касаются самых разных аспектов жизни общества, в первую
очередь в сфере безопасности.
По Закону РФ «О безопасности» под безопасностью понимается
«состояние защищенности жизненно важных интересов личности,
общества и государства от внутренних и внешних угроз». В такой
формулировке понятие «безопасность» в большей мере адекватно понятию
«безопасность личности», а безопасность общества и государства –
элементы, ее обеспечивающие. Биосоциальная сущность человека
предопределяет разделение безопасности личности на такие две
составляющие, как физическая и духовная безопасность. Духовная же
безопасность личности, понимаемая как обеспечение ее свобод в смысле,
общепринятом в мировом сообществе (свобода совести, выбора,
мышления и т.п.), как раз и обеспечивается через безопасность общества,
которое в процессе своей эволюции формирует и реализует систему
обеспечения личностных свобод с учетом взаимодействия текущих
интересов данной личности и других членов общества для дальнейшего
совместного развития.
В этом свете становится очевидным, почему мы говорим именно о
политике и политической идентичности. Дело в том, что устремления,
19
охватываемые «политикой идентичности», являются коллективными и
публичными, а не только индивидуальными и приватными. Это – борьба,
теоретическая и социально-политическая, связанная с разрушением
прежних легитимаций и поиском признания и легитимности. Политика
идентичности является политикой и потому, что она включает отрицание
или замену тех идентичностей, которые другие, часто в форме различного
рода ярлыков, хотели бы навязать от имени «всеобщего» борющимся за
признание индивидам. Соответственно, политика идентичности является
составной частью политики государства как политического института
обеспечивающего единство страны и безопасность нации.
Еще Э. Ренан в своей знаменитой сорбонской речи (1882) говорил:
«Нация – это душа, духовный принцип. Две вещи, которые в
действительности являются лишь одной, создают эту душу, этот духовный
принцип. Одна относится к прошлому, другая – к современности. Одна
является совместным обладанием богатым наследием воспоминаний,
другая есть современное согласие, желание жить вместе, воля продолжать
пользоваться доставшимся неразделенным наследством» [9]. Таким
образом, политическая идентичность выступает в качестве базовой
детерминанты духовной безопасности общества и должна рассматриваться
в контексте реализуемой элитой политической доктрины.
В России выстраиваются более сложные идентификационные
структуры и механизмы. После распада СССР, приведшего к эрозии
государственной
идентичности,
приверженность
региональному
сообществу позволила индивиду локализовать себя в пространстве через
призму близкой ему устойчивой коллективности. Но коллективная
идентичность перманентно попадает в сферу интересов политических
манипуляторов. В исторической перспективе эти попытки обречены на
неудачу в силу присущей народу мудрости и жизненного опыта.
В лучшем случае у манипулятора может появиться иллюзия, что он
создал некий мифогенный механизм типа «национальной идеи». Если же
управляющий и управляемый находятся в одном мифологическом
пространстве, то оно в равной мере детерминирует и первого, и второго,
делая невозможным манипуляцию мифом или мифическим сознанием.
Попытка «выйти за миф» оказывается успешной только в том случае,
когда основанием оказывается другой миф и разделяющий его коллектив.
Но, выйдя «за миф», человек оказывается в другом мифологическом
пространстве. Его действия перестают коррелировать с действиями
участников прежнего коллектива. Он оказывается в положении чужака и
может управлять, только опираясь на силовое принуждение. Более того,
осмысленные прежде коллективные действия оказываются для него
лишенными какой-либо логики, ибо логика этих действий основана на
мифе. Он лишается возможности не только «управлять», но и понимать
происходящее. Результатом такого рода манипуляций неизбежно
20
становится снижение легитимности власти и подрыв существующего в
обществе политического порядка.
Таким образом, манипулирование сознанием и политической
идентичностью – эффективное средство и одновременно источник,
вызывающий социальное бездействие. И проблема заключается в том, что
человек находится не только в состоянии социального бездействия, но и в
состоянии умственного упадка как результата манипуляционного
отупляющего воздействия. Это – своего рода убаюкивание, которое
снимает раздражение и социальную напряженность, освобождает от
необходимости мыслить и размышлять о социальной действительности и
предназначении в обществе, снижает в целом социальную и политическую
активность граждан. В данном случае гражданские чувства,
ориентирующие человека на положительные социальные действия,
нейтрализованы манипуляцией
Политическая идентичность и ее составляющая гражданская
идентичность выступали важнейшими элементами политического транзита
послевоенной Европы и Японии. Этот опыт весьма важен для современной
России с точки зрения духовной безопасности и формирования
гражданского общества.
В трактовке Жака Деррида и Юргена Хабермаса, европейская
общественность – это не новая социальная группа, для которой
принадлежность к Европе является первичной, а скорее коммуникация
гражданских обществ стран ЕС по политически и социально значимым
темам, в ходе которой формируется общеевропейский дискурс и
становится возможным возникновение чувства общности. Такая
коммуникация очень важна для формирования европейских институтов и
легитимации принимаемых ими решений [10]. В рамках происходящих
процессов важную роль играли не только политические институты, но и
религия.
Как отмечает датский исследователь Бо Строт, начиная со Средних
веков образ европейского сообщества создавался при помощи
отмежевания от внешнего мира, от «других», а христианство являлось
наиболее мощным интегрирующим фактором [11]. В современной Европе
религиозный фактор снижает свою значимость, тем не менее и в
постсекулярную эпоху продолжая оставаться элементом духовного
сплочения нации. Несмотря на расширение границ, в европейских странах
наряду с прочими детерминантами важную роль играет патриотизм.
Жители Германии, Франции, Испании и других европейских стран это не
только европейцы, но и при этом немцы, французы и испанцы.
Для России в начале нового века патриотизм выступает в качестве
одной из важнейших детерминант духовной безопасности, о чем мы и
поведем речь в следующем параграфе монографии. Выдающийся русский
философ И.А. Ильин писал: «…в основе патриотизма лежит акт духовного
21
самоопределения. Патриотизм может жить и будет жить лишь в той душе,
для которой есть на земле нечто священное: которое живым опытом
испытало объективность и безусловное достоинство этого священного и
узнало его в святынях своего народа» [12].
Библиографический список
1. Castells, M. The power of identity/M. Castells. – Cambridge, Mass :
Blackwell, 1997. - P. 6.
2. Cerutti, F. Towards the political identity of the Europeans: An
introduction/F. Cerutti// A soul for Europe. On the political and cultural identity
of the Europeans / Ed. by F. Cerutti and E. Rudolph - Leuven, 2001 - Vol. 1. P. 17.
3. Berger, P., Luckmann T. The social construction of reality/ P. Berger,
T. Luckmann – N.Y.,1966. - P.111.
4. Calhoun, C. Social theory and the politics of identity // Social theory
and the politics of identity / C. Calhoun.– Oxford; Blackwell, 1994. P.23.
5. Martin, D.-C. The choices of identity/D.-C. Martin // Social identities.
– Basingstoke, 1995.- Vol. 1.- № 1. - Р. 5.
6. Touraine, А. Can we live together? Equality and difference/ А.
Touraine. – Cambridge: Polity, 2000. - P.13.
7. Драгунский, Д.И. Национальная идентичность: инфраструктурноинституциональный подход [Текст] / Д.И. Драгунский// Проблемы
идентичности: человек и общество на пороге третьего тысячелетия. – М.:
Кеннан, 2003. - С. 63- 69.
8. Юсуповский, А. От национального кризиса к национальному
соразвитию: В поисках адекватной модели. (Наброски к теории
этнополитической динамики). [Электронный ресурс] / А. Юсуповский. Режим доступа: http://dev.aes.org.ru/rus/ac1.htm.
9. Ренан, Э. Что такое нация? [Текст] / Э. Ренан // Сочинения. Киев: Фукс, 1902. - Т.6.- Ч.II.- С.100.
10. Derrida, J. Nach dem Krieg: Die Wiedergeburt Europas /J.Derrida,
J. Habermas // Frankfurter Allgemeine Zeitung – 2003. –31.05.
11. Stråth B. A European identity. To the historical limits of a concept //
European Journal of Social Theory. – L., 2002. - Vol. 5.- No. 4. - P. 387-401.
12. Ильин, И.А. Путь духовного обновления [Текст] /И.А. Ильин. М., 1993. - С. 267.
Получено 1.10.2008 г.
22