Текстовый ответ - Московская школа политических исследований

Сценарии дальнейшего развития российского политического режима. Актуальность
чужого опыта преодоления авторитаризма и возможные варианты российского
транзита в сравнительной перспективе
Пока мы не вникнем мыслью в то, что есть, мы
никогда не сможем принадлежать тому, что будет.
Мартин Хайдеггер
В своем ответе мы во многом будем опираться на различные современные
исследования российской политической системы, а также теории зарубежных экспертов
по демократическому транзиту. При этом предложим свои оценки тех или иных явлений,
наблюдаемых в современной России.
Профессор факультета политологии ВШЭ Николай Петров в качестве возможных
сценарных сбоев, которые могут оказать подчас неожиданное влияние на развитие
российского политического режима, называет следующие факторы:
1. Глобальный экономический кризис и падение сырьевых цен
2. Дестабилизация у соседей
3. Россия без Путина
4. Мягкая дезинтеграция
5. Раскол элит
6. Масштабный управленческий кризис
7. Дестабилизация в Москве
8. Третья кавказская война
9. Националистический поворот
Эксперт считает, что уже имеют место первые два фактора, а также начал
проявляться последний. Помимо этого, на наш взгляд, есть основания полагать, что в
России уже наблюдается управленческий кризис. Мы видим гигантский дефицит
управленческих кадров, даже несмотря на наличие президентской программы подготовки
и создания кадрового резерва. Между политиками нет публичной конкуренции, а отбор на
руководящие посты происходит не по принципу эффективности, а исходя из лояльности
кандидата существующему режиму.
Еще одним фактором возможного перелома политического тренда, по нашему
мнению, является масштабный инфраструктурный кризис (касается различных отраслей,
включая транспорт, энергетику и ЖКХ).
Говоря о развилках, которые могут ожидать нынешний политический режим,
Н.Петров акцентирует внимание на взаимоотношениях между Центром и регионами. Он
представляет их в виде маятника, который, постоянно раскачиваясь с разной скоростью, в
тот или иной период приближается то к одному краю, то к другому. Начиная с 2000 года,
маятник определенно пошел в сторону Центра. Точкой перехода из равновесия эксперт
называет 2003 год. К 2011-му маятник зашел слишком далеко и под влиянием
общественности вынужден был слегка пойти обратно. Но у власти сегодня снова есть
выбор: понять, что это объективный процесс, который идет ей же на пользу; или
попытаться ему препятствовать (что в основном и происходит).
В то же время децентрализация – очень значимый и ожидаемый сегодня процесс.
Федеральные органы власти, забирая себе все больше прав, возлагают на регионы все
новые обязанности. При этом вынуждены объяснять разрыв между обязанностями и
полномочиями, а это не способствует укреплению доверия к федеральному центру и все
больше отдаляет власть от общества.
В этой ситуации целесообразно предоставить регионам чуть больше свободы – и
экономической, и политической. Федеральная власть вынуждена считаться с тем, что не
она производит ценности, поэтому точки роста необходимо искать именно в регионах
(преимущественно – восточных). В качестве признания такого положения дел можно
привести создание Министерства по развитию Дальнего Востока. Однако есть основания
полагать, что серьезно укрепиться восточным регионам не дадут во избежание повторения
ситуации начала «нулевых», когда субъекты, располагающие наибольшими ресурсами,
высказывали откровенно сепаратистскую позицию. Сильно отпустить поводок сегодня –
значит, дать повод для укрепления лозунга «Хватит кормить Москву!» Получается, что
власти необходимо найти оптимальное положение маятника, которое даст «воздуха
глоток» регионам, при этом не поставит под угрозу позиции Центра.
Еще одна сложная развилка – проведение экономических реформ. Здесь нужно
последовательно ответить на два вопроса. Первый: пойдет ли власть на глубокие
экономические преобразования, понимая, что они необходимы, но могут временно
нарушить устойчивость нынешней политической системы, сделав ее более открытой и
конкурентной; или предпочтет ничего не менять, что, в свою очередь, в перспективе
чревато нарастанием кома из нерешенных проблем и еще большим недоверием к власти?
Выбор тяжелый, поскольку изначально было потеряно достаточно много времени, когда
реформы могли быть менее болезненными.
Если власть все-таки выбирает путь реформ, то тогда возникает второй вопрос: какая
стратегия при этом будет выбрана? Американский политолог Адам Пшеворский в своей
книге «Демократия и рынок» называет две возможные стратегии: радикальные изменения
(«горькая пилюля») и последовательные. На практике, отмечает он, обычно этот процесс
скорее скачкообразный. Вместе с тем он подчеркивает, что глубокие экономические
реформы возможны, только если есть надежда, что падение уровня жизни (которое
практически неизбежно при перекройке экономики) прекратится и жизнь улучшится.
А.Пшеворский выделяет две политические стратегии контроля над экономическими
конфликтами: правительство может оградить себя от общественных требований и
проводить экономическую политику «сверху» или попытаться добиться согласия, работая
совместно с широким кругом партий, профсоюзов и других организаций. В первом случае
возникает соблазн авторитарного управления, во втором – угроза устойчивости режима
как такового.
К сожалению, как уже было сказано, время для менее болезненных решений в сфере
экономики для России ушло. Сегодня любые существенные изменения будут угрожать
устойчивости системы, поскольку она, строго говоря, не является системой (связной и
последовательной), а представляет собой набор разрозненных элементов, которые не
складываются в единую картинку. Для запуска качественных экономических
преобразований (развитие производства, разработка и внедрение инноваций) нужен
мощный стимул (вероятно, внешнеполитический). Вместе с тем активно формирующийся
сегодня «образ врага» и, как следствие, переход к модели мобилизационной экономики
позволит власти на время оправдать возможное в этой связи снижение уровня жизни
населения.
Обратимся к еще одной концепции, описанной в конце 2009 года экономистом
Егором Гайдаром в книге «Развилки новейшей истории России». Он указал три развилки:
1. Отказ или сохранение консервативной бюджетной и денежной политики,
избранной осенью 2008 года. Сам Е.Гайдар отвечает, что отказаться – безответственно и
может привести к валютной катастрофе.
2. Построение инновационной экономики (что позволит встать в ряд
конкурентоспособных высокоразвитых государств) или деградация (в результате чего
Россия окажется в группе слаборазвитых стран). Е.Гайдар подчеркивает, что важным
условием для становления инновационной экономики является состояние науки и
образования.
3. Ужесточение политического контроля или постепенная демократизация режима.
Последний пункт, на наш взгляд, следует разбить на несколько составляющих.
Первая – реакция власти на оппозицию и проявление гражданской активности. В общем
виде возможно три модели поведения власти – терпение, подавление и диалог. По нашему
мнению, сегодня наблюдается подавление при имитации диалога. Имитационная
гражданская активность (по инициативе «сверху» или с особого разрешения)
представляется одной из самых губительных тенденций. Есть опасения, что такого рода
фейковая гражданственность способна подменить собой (по крайней мере, в массовом
сознании) подлинные гражданские институты. Поскольку взятая на вооружение стратегия
показывает свою действенность (но не эффективность), а потенциал ее далеко еще не
исчерпан, приходится делать не очень позитивный прогноз: в кратко- и среднесрочной
перспективе вряд ли формат взаимодействия между властью и обществом кардинально
изменится.
Вторая составляющая в рамках противопоставления «Ужесточение –
Демократизация» – действия власти в отношении СМИ. В последнее время наметилась
явная тенденция ужесточения контроля над медиа-ресурсами. Только ведет это к слепоте
самой системы. Она перестает получать сигналы, обратную связь от разных слоев
населения. Вопрос в том, несет ли это для политической системы реальный риск, или
такая стратегия на российской почве может продлить иллюзию стабильности (по крайней
мере, в умах большинства телезрителей).
Итак, общая стратегия на ужесточение выбрана, но при каждой новой волне
активизации общества власть вновь и вновь будет оказываться на распутье. Потенциально
власть в какой-то момент может отреагировать нестандартно и вступить с обществом в
диалог. Но для этого сама власть должна усомниться в своей исключительной правоте.
Это первый шаг к восприятию Другого. «Сомнение в своей абсолютной личной правоте
или непогрешимости есть основа человеческого отношения к другим людям и соглашения
с ними. Там, где отсутствует эта основа, открывается простор для пожирания одних людей
другими, сперва идейного, а потом и фактического», – пишет русский политический
деятель Петр Струве.
***
Чтобы ответить на вопрос, насколько актуален в наших условиях чужой опыт
преодоления авторитаризма, снова обратимся к Адаму Пшеворскому. Он приводит две
возможные когнитивные установки: 1) признание уникальности страны; 2) признание
общих закономерностей и механизмов экономических и политических преобразований, в
известной степени не зависимых от конкретных культурных реалий.
Русскому человеку свойственно сводить все рассуждения к уникальности страны и
народа. Но это не рациональный, а чувственный подход. «Чрезвычайно важно вскрыть
своеобразие проявления общих закономерностей в данном государстве, увидеть
соотношение общего и особенного», – отмечает А.Пшеворский.
Так в чем же общие черты современной России с другими государствами, в то или
иное время бросившими вызов авторитарному режиму, и в чем наши особенности? Все
авторитарные режимы испытывают ненависть к независимым организациям. А вот темпы
мобилизации гражданского общества в разных странах отличаются и зависят от того, что
служит основой авторитарного равновесия – ложь, страх или экономическое процветание.
В нашей стране происходило чередование и комбинирование первых двух основ. К
примеру, основой сталинской тоталитарной системы был скорее страх (в частности, страх
перед репрессиями). А сегодняшней политической системы – скорее ложь. В этих
обстоятельствах повышается роль СМИ – вот почему активизировалось давление на них.
Но, к сожалению, мы имеем дело еще и с такой национальной чертой, которую словами
Пушкина можно назвать «Я сам обманываться рад» (хотя он и писал о влюбленности, но,
обобщая, можно говорить, что обывателю свойственна такая же наивная слепота во
взгляде на весь окружающий мир). Соответственно, на первый план выходят вопросы
просвещения, образования, развития правовой культуры и пр.
Американский социолог и политолог Сэмюэл Хантингтон указывает на три
механизма демократизации:
а) трансформация, когда пришедшие к власти реформаторы сами проводят
институциональные изменения;
б) замена, когда в результате кризиса новые группы свергают власть и проводят
демократические реформы;
в) трансрасстановка, когда реформы проводятся в результате переговоров верховной
власти с сильной оппозицией.
Поскольку к самостоятельной трансформации, как видно, власть не готова, а замена
предполагает либо революционный переворот, либо приход новых сил в результате
высококонкурентной политической борьбы (чего тоже не наблюдается), то остается
вариант диалога как способа снижения градуса социльного напряжения.
Профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Владимир Гельман в
книге «Из огня да в полымя: российская политика после СССР» приводит несколько
базовых вариантов относительно краткосрочной (в перспективе не более 5–7 лет)
эволюции российского политического режима. К ним относятся:
1. Сохранение в России нынешнего политического статус-кво (говоря языком
советского периода, дальнейшее «загнивание» российского режима).
2. Реакция российских правящих групп на вызовы своему господству и/или попытки
преодоления низкой эффективности режима путем ужесточения авторитарных тенденций
(механизм «жесткой руки»).
3. Версия wild card – внезапный коллапс нынешнего режима под воздействием того
или иного стечения обстоятельств (необязательно в силу глубоких внешних шоков).
4. Пошаговая и скорее всего непоследовательная демократизация политического
режима под давлением спроса со стороны российского общества.
Хотя власть не подает реальных сигналов, что она готова вступить на тернистый
путь демократизации, а использует преимущественно авторитарную риторику, давление
со стороны общества, очевидно, будет продолжаться, поэтому наиболее вероятен
четвертый сценарий, пусть и в очень замедленном темпе. Такое явление называется
«ползучей демократизацией».
В.Гельман объясняет, что это долгий и извилистый путь, который протекает
поэтапно. Это «процесс перехода от авторитаризма к демократии посредством серии
стратегических действий как правящей группы, так и оппозиции, меняющих свои
стратегии под воздействием шагов друг друга. Суть этого процесса состоит в том, что под
давлением оппозиции правящие группы могут пойти на частичную либерализацию
режима, а затем (если давление усиливается, а режим не сворачивает либерализацию) на
расширение пространства политического участия, что, в свою очередь, приводит как к
размежеваниям внутри правящих групп, так и к вовлечению оппозиции в политический
процесс.
Дальнейшее развитие событий может предполагать различные варианты – и
компромисс между реформистски настроенной частью правящих групп и умеренной
оппозицией («соглашение элит», как в случае круглого стола в Польше в 1989 году), и
инициативу правящих групп по опережающей демократизации режима, позволяющей
удержать власть по итогам конкурентных выборов (как в Южной Корее в 1987 году), и,
наконец, серию противостояний на электоральной арене, правила борьбы на которой со
временем могут стать более прозрачными и обеспечить мирный переход власти к
оппозиции (как было в Мексике в 1997–2000 гг.). Исходя из этой перспективы, волну
политического протеста 2011–2012 гг. можно рассматривать как первый (хотя и
необходимый, но явно недостаточный) шаг на пути «ползучей демократизации» страны».
Оптимальная линия поведения гражданского общества в авторитарном государстве
Имей мужество пользоваться собственным умом!
Иммануил Кант
В авторитарном режиме в отличие от тоталитарного сохраняется некоторая
автономия личности и общества. Но поскольку она распространяется скорее на сферы,
находящиеся за рамками политики, то именно в неполитических сферах общественной
деятельности (экономическая, социальная, духовная и частная жизнь) возможно
зарождение и становление гражданского общества. Впоследствии, при должном развитии
гражданского общества, становится возможным его проникновение, вмешательство уже и
в сферу политики. Но этот переход осуществляется постепенно. К тому же надо
учитывать сопротивление, которое оказывает авторитарный режим на процесс
огражданствления общества.
Для оценки состояния общества в авторитарном режиме предлагаем использовать
понятие «несовершеннолетия», сформулированное немецким философом Иммануилом
Кантом. Это «неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны
кого-то другого». Причина такого состояния воли заключается не в недостатке рассудка
как такого, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со
стороны. Выйти из состояния своего «несовершеннолетия», по И.Канту, можно благодаря
просвещению.
Опуская целый ряд дискуссионных высказываний И.Канта о конкретном
применении рассудка в публичных и частных делах, следует зафиксировать еще одну
актуальную сегодня мысль философа: «Посредством революции можно, пожалуй,
добиться устранения личного деспотизма и угнетения со стороны корыстолюбцев или
властолюбцев, но никогда нельзя посредством революции осуществить истинную
реформу образа мыслей; новые предрассудки, так же как и старые, будут служить
помочами для бездумной толпы». Актуальность этого тезиса состоит в том, что им
провозглашается не революционный, а эволюционный процесс изменения образа мыслей
(и как одно из следствий – становления идеи гражданственности).
Современный идеолог бархатных революций Джин Шарп в книге «От диктатуры к
демократии. Концептуальные основы освобождения» выражает мнение, что наиболее
эффективным способом перехода от диктатуры к демократии является не вооруженное
сопротивление (в котором власть с наибольшей вероятностью окажется сильнее), а
политическое неповиновение. Американский политолог предлагает нащупать
естественные слабости диктаторской системы и именно в этих направлениях добиваться
коренных изменений. А все диктатуры, как указывает Д.Шарп, имеют свои слабости,
внутреннюю неэффективность, личную вражду, конфликты между организациями и
ведомствами. Все это делает режим уязвимым.
«Ненасильственная борьба намного более сложное и разнообразное средство
борьбы, чем насилие. Вместо насилия борьба ведется психологическим, социальным,
экономическим и политическим оружием, применяемым населением и общественными
институтами», – пишет Д.Шарп и приводит 198 методов ненасильственных действий,
подчеркивая, что на деле их, наверняка, больше.
В то же время не будем забывать о предупреждении древнегреческого философа
Аристотеля: «…тирания может превратиться в тиранию». Это значит, что даже при
свержении диктатуры есть угроза новой диктатуры. Соответственно, общество, достигая
определенных успехов в расширении своих прав и свобод или даже в смене режима, не
должно терять «гражданскую бдительность», а, наоборот, продолжать контроль и надзор
за властью.
Здесь можно предложить концепт контрдемократии, сформулированный Пьером
Розанваллоном. Французский политолог выделяет три основные функции и типа
осуществления контрдемократии. Первая – это надзор, постоянное внимание граждан к
действиям власти, разоблачение скандалов и злоупотреблений, оценка политики властей
независимыми инстанциями. Второй тип контрдемократии связан с критической
функцией, задача которой – указывать на отклонения власти от требований
республиканского идеала, а также с функцией воспрепятствования угнетению. Третья
функция гражданской контрдемократии – экспертное и аргументированное оценивание
тех или иных проектов и действий власти. При этом П.Розанваллон предостерегает от
гипертрофированного гражданского недоверия, которое ведет к утрате «общего мира», а
также популизма.
Взаимодействие народа с политической сферой может разворачиваться в трех
плоскостях: выражение, вовлечение и вмешательство. «Демократия выражения
подразумевает, что у общества есть голос, что коллективное мнение способно
артикулироваться, что критическая оценка власти и ее действий может быть
сформулирована, что правительству могут предъявиться требования. Демократия
вовлечения предполагает набор средств, с помощью которых граждане объединяются для
совместных действий ради общего блага. Демократия вмешательства включает все формы
коллективного действия, посредством которых можно достичь желаемого результата»
(П.Розанваллон «Контрдемократия: политика в эпоху недоверия»).
Но это уже стратегия поведения в демократическом государстве. Что касается
наиболее оптимальной линии поведения гражданского общества в авторитарном
государстве, то это непрерывная работа над самим собой, преодоление «лености и
трусости» (И.Кант), просвещение и выстраивание диалога с другими гражданами. Уже
само осознание целостности (причем в своем многообразии и плюрализме) придает
уверенности в эффективности тех инструментов и механизмов, которыми по своей
природе обладает гражданское общество.
***
Работа над собой – это, прежде всего, образование, желание раздвинуть границы
традиционного восприятия окружающих явлений, рефлексия и самокритика. «Другие
граждане» – это как активное меньшинство, так и пассивное большинство. Формы
сотрудничества с теми и другими весьма различны. Сейчас, к сожалению, велика
разобщенность в обществе (обусловленная как материальным и социальным положением,
так и отличием в мировоззрении). Государству в некотором смысле это даже выгодно,
ведь при таких обстоятельствах не возникает сильных оппонентов, которые реально
способны объединить граждан.
Тут следует отметить роль университетов как площадки для дискуссий.
Примечательно, что Университетским уставом 1863 года (при Александре II)
университетам были предоставлены широкие права. И даже установлено, что они не
подвергаются цензуре! Это особый статус, которым, надо сказать, университеты пусть не
в полной мере, но пользовались (и сколько оттуда вышло активных граждан!).
Университеты в Российской империи старались предоставить интеллектуальную
площадку для обсуждения общественно значимых вопросов. Сейчас основная задача –
получение знаний в прикладном смысле, обретение профессии. Формированием личности
система образования не занимается. Эту лакуну заполняют другие институты, причем
часто в искаженном виде. Получается, что один из ключевых вопросов – как вырастить
поколение критичных граждан, в то время как вся система работает на то, чтобы их не
было.
Обратимся к опыту гражданского воспитания в современной Франции. Для
школьников с 8 до 15 лет есть обязательный предмет «гражданское просвещение»:
светскость общества, республиканские ценности, права и обязанности граждан и
президента, фунционирование власти в стране, декларация прав человека и гражданина и
т.д. На уроках истории долго изучается Великая французская революция. Основная задача
школы – сформировать критически мыслящего гражданина. Сам факт того, что
государство ставит перед системой образования такую задачу, означает, что власть не
видит для себя риска в том, чтобы граждане критически мыслили. Значит, есть доверие к
собственным гражданам и готовность прислушиваться к их мнению.
Есть конкретные примеры, когда под давлением общества власть меняла свои
решения. Так, бывший президент Франции Жак Ширак хотел создать специальный
контракт для молодежи, по которому человека можно было уволить в любой момент.
Большинство университетов страны совместно со студенческими профсоюзами
выступили против. В итоге законопроект сняли с повестки дня. Примерно в то же время
госпредприятие общественного транспорта парижского региона выступило против
другого законопроекта, который затрагивал их интересы, и остановило свою работу.
Правительство снова было вынуждено отменить законопроект. Такое воздействие на
власть возможно при сильных профсоюзах и солидарности, сплоченности самой нации. В
России же профсоюз как институт практически деградировал и при возникновении
конфликтов и трудовых споров становится преимущественно на сторону работодателя, а
не работника.
То же самое можно сказать о СМИ. Независимое информационное агентство
Mediapart (Франция) проводит множество журналистских расследований, результатом
которых становятся не просто медиаскандалы, но и реальные увольнения чиновников или
конкретная помощь тем, чьи права были ущемлены.
Во Франции отмечается высокий уровень доверия граждан к государству, что, в
свою очередь, обеспечивает высокий уровень собираемости налогов, даже при условии
прогрессирующей шкалы. Откуда взялось доверие? Исторически именно граждане
приняли Всеобщую декларацию прав и свобод, а потом выработали систему, при которой
чиновником быть престижно и стабильно, поэтому на любые госдолжности есть конкурс,
к которому готовятся годами. Конечно, французы все равно без конца критикуют власть,
но бюрократический аппарат не так раздут, как в России, и при этом система в целом
достаточно эффективна и всегда чувствует контроль над собой со стороны общества.
Большинство населения при этом составляет так называемый средний класс, который
осознает свою ответственность за благополучие страны и лично заинтересован
участвовать в качественных преобразованиях и реформах.
Остается надеяться, что Россия в конце концов войдет в сообщество
демократических государств. Только, судя по всему, демократизация у нас возможна не
благодаря, а вопреки сложившейся системе.
Группа «Гражданское общество – за развитие»