ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОСТРАНСТВО В КНИГЕ РАССКАЗОВ

Художественное пространство в книге рассказов «Записки охотника» И.С. Тургенева
кого и астрального. Но если у Маяковского «город-утопия» связан с социально-политическими
смыслами, то у Хлебникова «утопический город»
архетипически восходит к «граду небесному»
Блаженного Августина.
Библиографический список
1. Иванов В., Такеда А. К интерпретации стихотворения Велимира Хлебникова «Мне видны –
Рак, Овен…» // Acta Slavica iaponica. – Sapporo,
1997. – Т. 15. – P. 80–92.
2. Ковтун Е.Ф., Повелихина А.В. «Утес из будущего» (Архитектурные идеи Велимира Хлебникова) // Техническая эстетика. – 1976. – № 5–
6. – С. 41.
3. Перцова Н.Н. О звездном языке Велимира
Хлебникова // Мир Велимира Хлебникова. – М.,
2000. – С. 359–385.
4. Хлебников В. Творения. – М., 1986.
5. Хлебников В.В. Стихотворения. Поэмы.
Драмы. Проза. – М., 1986.
Макарова Елена Владимировна
Владимирского государственного университета им. А.Г. и Н.Г. Столетовых
[email protected]
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОСТРАНСТВО
В КНИГЕ РАССКАЗОВ «ЗАПИСКИ ОХОТНИКА» И.С. ТУРГЕНЕВА
В статье выявляются особенности авторского введения пространственных категорий в текст, анализируется взаимосвязь между героями и той обстановкой, что их окружает. Также исследуются конкретные
пространства, представленные в произведении: деревня, усадьба, провинциальный город. В качестве ключевого
пространственного образа, связующего данные плоскости в книге, выделяется образ дороги.
Ключевые слова: художественное пространство, книга рассказов, деревня, усадьба, провинциальный город,
образ дороги, выбор национального пути.
И
сследуя книгу рассказов «Записки
охотника» как художественное единство особого рода – прозаический
цикл, мы выделяем те элементы композиции, которые соединяют разрозненные рассказы произведения в единое целое. Пространственно-временная заданность, наряду со сквозным героемрассказчиком и рядом других элементов композиции, становится одним из жанрообразующих
признаков книги рассказов или, по Б.В. Томашевскому, «доминантой жанра» [9, с. 206].
Художественное пространство понимается
нами как «конструктивная категория в литературном отражении действительности, которая служит изображению фона событий» [8, с. 142].
И.Б. Роднянская обращает внимание еще на одно
свойство пространства – присущую ему символичность [7, с. 487].
При описании фона, на котором происходят
события, Тургенев сохраняет свойственную физиологическому очерку фактографичность. Пространственные границы произведения совпадают с границами путешествий охотника-рассказчика – это южная полоса России, территория на
стыке Орловской и Тульской губерний в начале
© Макарова Е.В., 2011
XIX века, причем повествование сужается вплоть
до конкретных уездов (Мценского, Жиздринского) и деревень. С первых же строк книги автор
знакомит читателя с «местным колоритом», на
протяжении повествования вводит реальные географические названия (Лебедянь, Льгов, Красивая Меча, Бежин луг и т.п.). Таким образом,
c одной стороны, повествование Тургенева предельно сфокусировано: губерния-уезд-деревнядом. Однако, с другой стороны, масштаб книги
вместе с границами странствий охотника постоянно расширяется – автор выходит далеко за рамки исходного жанра. Конкретная местность содержит не признаки единичного места, особой
«среды», но отображает и красоту русской природы, и уклад жизни целого народа.
По мере развития произведения его пространство трансформируется не только «количественно» (расширяется масштаб книги), но и качественно: мир, окружающий героев, поэтизируется
и мифологизируется («Бежин луг», «Стучит!»
и т.д.). В процессе прочтения цикла создается эффект «наложения» одного сюжета на другой, в результате читатель вместе с рассказчиком-охотником проходит путь от жилища Хоря в первом очерВестник КГУ им. Н.А. Некрасова  № 3, 2011 179
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
ке до бескрайней, «безграничной» природы в финальном рассказе «Лес и степь». Таким образом
произведение приобретает эпический масштаб.
Пространственные характеристики в книге,
как правило, являются экспозицией к сюжету рассказов. Пейзаж, интерьер или экстерьер предваряют появление нового героя, подготавливают
его. Этот прием был отмечен О.П. Ильинским:
«Люди у Тургенева постепенно выделяются из
пейзажа, как, например, крестьянские персонажи “Записок охотника”» [4, с. 31]. О той же повествовательной особенности говорит и Ю.В. Лебедев: на примере образа Аннушки в рассказе
«Касьян с Красивой Мечи» он показывает, как
герой «проступает» на заданном фоне [6, с. 37].
Однако во взаимодействии персонажа и окружающей его обстановки ведущая роль всегда
остается за героем. Ярким примером «подстраивания» пространства «под себя» является образ
Лукерьи в рассказе «Живые мощи». Героиня
недвижима, она не может покинуть отведенное
ей место, пересечь заданные границы, но, по
удачному выражению исследовательницы Элизабет Аллен, Лукерья «ассимилирует» окружающее ее пространство [1, с. 80].
Как правило, по описанию жилища героя можно предугадать его характер: например, в избе
Хоря чисто, убрано, дом сделан добротно, для
Калиныча привычной, «своей» сферой является
пасека, Касьян дома как такового не имеет, и проч.
Тем не менее эта прямая соотнесенность существует не всегда. Обстановка в доме лесника по
прозвищу Бирюк удручающая, вид единственной
комнаты в избе наводит тоску на охотника; в то
время как сам характер героя воспринимается
рассказчиком иначе. В книге Бирюк становится
образцом прямоты и честности, убожество домашней обстановки лесника подтверждает его
бескорыстность, нежелание и неумение извлекать
личную выгоду.
Говоря о способах авторского введения пространственных характеристик в текст, следует отметить, что, помимо прямого, непосредственного описания, пространственные образы могут
вводиться через действия героев. Так, в рассказе
«Бурмистр» устройство крестьянского дома
(крыльцо, сени, холодная и теплая избы) показано через движения помещика Пеночкина и крестьян, озадаченных его внезапным приездом. «Аркадий Павлыч… взошел на крыльцо. В сенях,
в темном углу стояла старостиха и тоже поклони-
180
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова  № 3, 2011
лась… В так называемой холодной избе – из сеней направо – уже возлились две другие бабы;
они выносили оттуда всякую дрянь, пустые жбаны, одеревенелые тулупы… Аркадий Палыч выслал их вон и поместился на лавке под образами» [10, с. 129].
Иногда рассказчик, описывая ту или иную картину, как будто скользит взглядом по окружающей
его обстановке, выхватывая ключевые детали быта:
«Мы вошли в избу. Ни одна суздальская картина
не залепляла чистых бревенчатых стен, в углу, перед тяжелым образом в серебряном окладе, теплилась лампадка; липовый стол был недавно выскоблен и вымыт…» («Хорь и Калиныч») [10, с. 9].
В итоге этого описания у читателя создается твердое ощущение присутствия.
Описывая обстановку, окружающую героев,
охотник не только останавливается на тех или иных
внешних приметах жизни, но и проникает в суть
вещей, чувствует особую атмосферу места. Таким образом пространственные характеристики
приобретают дополнительное и, пожалуй, наиболее значимое для рассказчика звучание. Подобный пример находим в рассказе «Бурмистр»:
у помещика Пеночкина «дом построен по плану
французского архитектора, люди одеты по-английски…, а все-таки неохотно к нему едешь»: «странное какое-то беспокойство овладевает вами в его
доме…» [10, с. 124–125].
Описательные элементы в книге теснейшим
образом соприкасаются с оценочно-лирическими. Например, в рассказе «Бирюк» совершается
почти незаметный, легкий переход от буквального описания к метафоре: «Изба лесника состояла
из одной комнаты, закоптелой, низкой и пустой,
без полатей и перегородок. Изорванный тулуп
висел на стене. На лавке лежало одноствольное
ружье, в углу валялась груда тряпок; два больших
горшка стояли возле печки. Лучина горела на столе, печально вспыхивая и погасая…» [10, с. 156].
В последнем предложении отрывка находим один
из многочисленных примеров поэтизации текста.
Исследуя то пространство, что окружает крестьян и помещиков, мы выделяем отдельную плоскость этих героев – деревню. Она представлена
в произведении наиболее широко, абсолютное
большинство рассказов сосредоточены на ней;
жизнь деревни определяет основную тематику
произведения.
Первый очерк книги «Хорь и Калиныч» содержит описание двух типов деревень, затем ав-
Художественное пространство в книге рассказов «Записки охотника» И.С. Тургенева
тор переходит к конкретным примерам. Условно
эти два первоначальных типа можно назвать «худшим» и «лучшим» по внешним признакам жизни. Если в первой «изба лепится к избе, крыши
закиданы гнилой соломой…», то во второй «избы
стоят вольней и прямей, крыты лесом, ворота
плотно запираются, плетень на задворке не разметан и не вывалился наружу…» [10, с. 7]. Прочное хозяйство, ощущение налаженного быта (так
же, например, как в жилище Хоря) выходит в описании на первый план. Но, продолжая данную
тему, автор подходит к ней с внутренней, сущностной стороны. В рассказе «Бурмистр» охотника
не удивляют чистота и порядок в деревне Пеночкина, загадкой для него остается поведение крестьян: «Мы осмотрели гумно, ригу, овины, сараи,
ветряную мельницу, скотный двор, зеленя, конопляники; все было действительно в отличном порядке, одни унылые лица мужиков приводили
меня в некоторое недоумение» [10, с. 132]. В основе сюжета рассказа лежит значимое противоречие: внешнее благополучие не указывает на
богатство крестьян, напротив, оно говорит о полном их порабощении управляющим Софроном.
Конкретные примеры представляют собой те
крестьянские дома, в которых бывает рассказчик.
Причем в данных описаниях первый план выступают ключевые детали быта: «Я отошел от него,
присел на лавку… В углу, за столом под образами, прячется девочка лет пяти, хлеб ест… В сенях
ходят, стучат, разговаривают…» («Смерть») [10,
с. 200–201].
Стремление к выделению опорных деталей
сохраняется и при характеристике помещичьих
имений, однако акценты расставлены иным образом: прежде всего, рассказчик обращает внимание на образцы старого и нового в строениях
домов. Тип традиционного патриархального быта
обнаруживается в интерьере дома Мардария
Апполоныча Стегунова: «И дом у него старинной постройки: в передней, как следует, пахнет
квасом, сальными свечами и кожей, тут же направо буфет с трубками и утиральниками; в столовой фамильные портреты, мухи, большой горшок герани и кислые фортопьяны…» («Два помещика») [10, с. 167]. Модными нововведениями
отличаются хозяйство Пеночкина («Бурмистр»)
и усадьба госпожи Лосняковой («Контора»), которая сделана «в новом вкусе» [10, с. 139].
Помимо пространства деревни, которое представлено в произведении наиболее широко, ав-
тор изображает две другие плоскости: усадьбу
и провинциальный город. Характерными признаками усадебной жизни являются замкнутость
пространства и статичность времени. Так, Татьяна Борисовна («Татьяна Борисовна и ее племянник») живет в своем поместье безвылазно, бедное семейство («Уездный лекарь») находится в далеком и глухом месте; о недвижимости времени
говорит нам одна и та же картина в начале и в конце рассказа «Мой сосед Радилов» (мать главного
героя сидит в кресле в гостиной); не случайно
новый этап в жизни Радилова возможен только
после отъезда из родового гнезда.
Контрастом тихой и неторопливой жизни
усадьбы в книге выступают картины городка Лебедянь во время ярмарки («Лебедянь»). Известно, что центром любого провинциального городка XIX века являлась торговая площадь [5, с. 128].
Тургенев вводит в текст не столько описание самого города, сколько характеризует мир ярмарки. «На ярмарочной площади бесконечными рядами тянулись телеги, за телегами лошади всех
возможных родов… В улицах, образованных телегами, толпились люди всякого звания, возраста
и вида…» («Лебедянь») [10, с. 173]. Как отмечает
Тургенев, в ярмарочные дни «окончившие сделку спешили в трактир или в кабак, смотря по состоянию» [10, с. 174], – наличие разного рода питейных заведений также отличало город от деревни. Суть провинциальной жизни показана автором именно через описание одного из них. Дважды в рассказе читатель видит биллиардную комнату в кофейной, при этом обстановка и состав
ее посетителей остаются неизменными. Кольцевая композиция указывает на повторяемость ситуаций, неподвижность оказывается внутренним
качеством внешней суеты.
Отдельно стоит выделить те пространства книги, которые связаны с постоянными перемещениями охотника: гостиница, почтовый дом являются для него временным приютом. Условно –
это пространство между «домом» и «дорогой»,
являющее собой в произведении некую «промежуточную плоскость». Именно в дороге, на пересечении путей особую роль играет случай. Так,
случайная встреча может стать основой сюжета
рассказа («Уездный лекарь», «Петр Петрович
Каратаев»). К промежуточному пространству
относится и притынный кабачок в деревне Колотовка («Певцы»). Сама деревня представляет собой печальное зрелище, воссозданное рассказВестник КГУ им. Н.А. Некрасова  № 3, 2011 181
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
чиком с подчеркнутой детальностью: «Бурые
полуразметанные крыши домов, и этот глубокий
овраг, и выжженный, запыленный выгон, по которому безнадежно скитаются худые, длинноногие куры, и серый осиновый сруб с дырами вместо окон, остаток прежнего барского дома, кругом заросший крапивой, бурьяном и полынью…» [10, с. 210]. Деревня имеет вид заброшенный, безжизненный и «безнадежный». Но именно здесь, на сломленном, разломленном пространстве, в притынном кабачке на краю деревни (ср.: «на краю земли») находит свое проявление могучая творческая энергия народа.
По словам Л.О. Зайонц, до крестьянской реформы 1861 г. «культурный ландшафт провинции традиционно складывался из трех взаимодействующих миров – деревни, усадьбы и уездного/губернского города» [3, с. 86], – все они
полноценно представлены в книге. Помимо того,
в произведении можно выделить и ряд «промежуточных плоскостей», связанных со странствиями рассказчика. Функцию соединения всех
пространственных сфер несет на себе образ дороги. Именно он, находясь в прямой связи с образом рассказчика-охотника-странника, является основным связующим элементом книги, на
нем строится ключевой для композиции прием
монтажа. Причем, как правило, сама дорога
в рассказах не явлена; толчком для сюжетов становятся «остановки в пути» – движение между
ними остается скрытым в подтексте. Исключение составляет рассказ «Стучит!»: в нем дорога
охотника в Тулу становится основой для сюжета. Особую «сюжетную роль дороги в истории
романа» выделял М.М. Бахтин [2, с. 392], он прослеживал путь данного мотива начиная от античного бытового романа и заканчивая русским
романом XIX. В этом плане в «Записках охотника» явно просматривается гоголевская линия.
182
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова  № 3, 2011
Образ дороги приобретает значение пути не личного, но общенационального. Тургенев, путешествуя вместе с охотником, изображая и сравнивая различные пространства, ставит проблему
выбора, – так, объединенные в единое целое
рассказы книги, получают новый содержательный план.
Библиографический список
1. Allen E.C. Beyond Realism. Turgenev’s
Poetics of Secular Salvation. – Stanford (Calif.):
Stanford University Press, 1992. – 272 с.
2. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа
в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы
и эстетики. – М.: Художественная литература,
1975. – С. 234–408.
3. Зайонц Л.О. «Провинция» – опыт историографии // Отечественные записки. – 2006. – № 5. –
С. 70–88.
4. Ильинский О.П. Двойственность эстетической позиции И.С. Тургенева // Записки русской
академической группы в США. Т. XVI. – New York:
[б.и.], 1983. – С. 31–47.
5. Кириченко Е.И., Щеболева Е.Т. Русская провинция. – М.: Наш дом – L`Aqe d`Homme, 1997. –
186 с.
6. Лебедев Ю.В. «Записки охотника» И.С. Тургенева. – М.: Просвещение, 1977. – 80 с.
7. Роднянская И.Б. Художественное время и художественное пространство // Литературный энциклопедический словарь / под. общ. ред.
В.М. Кожевникова, П.А. Николаева – М.: Советская энциклопедия, 1987. – С. 487–489.
8. Тамарченко Н.Д. Теоретическая поэтика:
понятия и определения. – М.: РГГУ, 1999. – 286 с.
9. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. – М.: Аспект Пресс, 1999. – 334 с.
10. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем:
В 30 т. Соч.: в 12 т. – Т. 3. – М.: Наука, 1979. – 526 с.