Ю.А. СИЛЭМ ЧЕЛОВЕК И ЕГО СУДЬБА В МИФОЛОГИИ В

Ю.А. СИЛЭМ
ЧЕЛОВЕК И ЕГО СУДЬБА В МИФОЛОГИИ
В философской литературе тема и проблема судьбы относятся к числу традиционных. Уже все вопросы, обращенные к началу человеческой истории, связаны с
поисками смысла жизни, лучшей доли – счастливой судьбы. В истории общественной жизни человечества она многозначна и многогранна: охватывает судьбу
как отдельного человека, так и общества, а также исторические судьбы классов и
других отдельных социальных групп, стран и народов, человечества в целом.
Она осмысливалась неоднократно: начиная с античности и заканчивая нашим
временем. И сегодня ее нельзя считать закрытой. Если в истории философии
представления о судьбе складывались на разных основаниях – мифологических,
религиозных, научных, философских, художественно-образных и т.д., то сегодня
о судьбе пишут при обсуждении наиболее острых социальных и мировоззренческих проблем, таких, как добро и зло, любовь и ненависть, их происхождение,
анализе различных философских категорий. При этом наибольшее внимание
данной проблеме уделялось и уделяется в кризисные, переломные периоды.
Бессилие человека перед Неизвестным в природе и общественной жизни
порождало религиозно-мистическое сознание, в котором немалое место занимала слепая вера в судьбу. Именно эти два вида народного миросозерцания –
практический и мистический – и проявились во взглядах на судьбу в мифах. Как
строить судьбу, какими нитями она связана с судьбами страны, народа, все ли
предопределено или мы можем каким-то способом изменить ход событий: силой
нашей воли, наших желаний, преодоленных нами опасностей и исправленных
ошибок – круг этих и других вопросов волновал человечество во все времена.
Реальные жизненные обстоятельства, отчасти верно, а отчасти превратно, искаженно отраженные в сознании, заставляли людей мучительно искать ответ на
вопрос: где кончаются границы свободы и начинается неумолимая власть судьбы? «Судьбы людей бесконечно сложны и многообразны. Двух одинаковых человеческих судеб нет и, очевидно, быть не может. Самый сложный вид творчества – созидание собственной жизни, – отмечает Л.Н.Коган. – Судьба с позиций
научного мировоззрения представляет собой неразрывное диалектическое
единство социальной детерминации жизненного пути и свободного выбора человека, естественно, в границах исторической необходимости и в соответствии
с общественными интересами. Судьба человека – реальная мера свободы его
жизнетворчества, которая зависит и от обстоятельств его жизни, и от его активной позиции в формировании собственного жизненного пути» [2].
Дописьменный период в истории человечества был гораздо длительнее того периода, когда люди стали записывать свои мысли, но именно с появлением
письма hоmo sapiens решительно шагнул вперед по пути цивилизации. Это произошло в конце IV тысячелетия до н. э. в Древнем Египте, а потом в Шумере и
Аккаде, в Китае и Индии, в Финикии и Вавилоне, в Греции и Риме, там, где появились свои системы письма, а вслед за тем возникла литература – священные
книги, правовые и этические кодексы, эпические поэмы, сказания о богах и героях, драмы и комедии, романы и повести, научные труды по философии и экономике, истории и географии, астрономии и математике, т.е. по всему кругу знаний
и представлений тех времен о мире и человеке. Уже в древнейших литературных памятниках, относящихся к III тысячелетию до н.э, находим и первые афоризмы о судьбе человека, попытки анализа понятия судьбы. Исследователи
А. Трофимов и В. Станьял справедливо отмечают, что «В классическом повест-
вовании были затронуты главные вопросы человечества – жизнь и судьба людей,
поэтому народные сказания сохранились на многие века, волновали умы и сердца грядущих поколений. Народные сказания рождались и жили как в отдельно
взятом племени, так и в целом народе» [5]. Далее они пишут: «”Книга судьбы”
племени чуваш идентична “Книге коровы” или “Книге умерших” Древнего Египта,
поэмам “Теогония” Гесиода из Греции, “Илиада” и “Одиссея” Гомера, “Метаморфоза” Овидия. Во времена первого Великого переселения “Книга судьбы” чуваш
была уничтожена в жерновах войны и бедствий» [6].
Сокровищница отечественной мудрости в объяснении понятия судьбы неисчерпаема. Каждая попытка обобщить эту мудрость вызывает, с одной стороны,
неподдельный интерес как простого народа, так и ученого люда, а с другой –
вполне естественную настороженность. Это, прежде всего, продиктовано попыткой дать образцы человеческой мудрости от момента возможности фиксировать
мысли – мифологии и высказывания для грядущих поколений, до наших дней.
Так, по мнению французского философа-этнолога, представителя структурализма Леви-Строса, который уделил наибольшее внимание исследованиям
мифологического мышления, у различных племен и народностей одни и те же
мифы воспроизводятся с буквальной точностью и имеют общую структуру в
разных регионах мира. Причем, с его точки зрения, как он это описывает в своей
книге «Структурная антропология» [3], и мифологическое, и научное мышление
подчинены одной и той же логике. А по мнению С.С. Аверинцева: «Судьба – в
мифологии, в иррационалистических философских системах, а также в обывательском сознании – неразумная предопределенность событий и поступков человека. Идею судьбы, абсолютизирующую в явлении детерминации только один
аспект – аспект несвободы, следует четко отличать не только от научного представления о каузальной детерминации (причинности), но и от религиозного представления о телеологической детерминации («провидении», предопределении).
Обусловленность следствия причиной может быть познана умом человека, и даже цели «провидения» предполагаются ясными, по крайней мере, для ума «самого бога». Напротив, в понятие судьбы обычно входит не только непознаваемость для человеческого интеллекта – она «слепа» и «темна» сама по себе» [1].
Не случайно то, что отдельные аспекты рассмотрения понятия судьбы
выявляются в фрагментах древних мыслителей в виде определенных божеств. Все известные нам культуры и народы задавались вопросом идеи
судьбы. Например, в древнем индийском пантеоне есть божество, находящееся за пределами рационального, интеллектуального понимания.
То же самое в пантеонах Древней Америки и Древнего Китая упоминается как
высшее божество без имени и атрибутов, представляющее неумолимую Судьбу.
Античная философия поставила конкретные проблемы, которые впоследствии обсуждались на протяжении всей истории философской мысли: существует ли предназначенная богами судьба человека или она является следствием естественных законов природы и как совместить судьбу и свободную волю
человека? Выдающиеся мыслители того времени Платон, Эпикур, Сенека,
Аристотель и другие давали свои ответы на эти вопросы.
Древние греки почитали божество, стоящее выше самого Зевса, владыки
Олимпа; его называли Зевс-Зен. Эсхил говорит о нем как о божестве, управляющем Судьбой. В греческой драме часто упоминается загадочный принцип Судьбы, управляющий всем сущим. В знаменитом произведении Эсхила «Прометей
прикованный» Прометей крадет Огонь – Свет и Разум – ради блага всех людей.
Зевс карает его: титана приковывают к скале на горе Кавказ, и орел, прилетая
каждый день, выклевывает его печень. Печень вырастает после этого вновь и
вновь, и через боль и страдания, каждодневно совершается великое жертвоприношение любви. И когда распятое божество вопросило: «Почему вы делаете это со
мною?» – таинственный голос с далеких высот, над Олимпом и над самим Зевсом,
дошедший до Прометея через Гермеса – вестника, бога Мудрости, – ответил: «Потому что так хочет Судьба, потому что это Судьба…» [9].
В языки некоторых народов в жизнь глубоко вошло слово «мойра». В греческой мифологии, например, описывается: «“Мойры”, в греческой мифологии три
дочери Зевса и Фемиды, богини судьбы: Клото прядет нить жизни, Лахесис распределяет судьбы, Атропос в назначенный час обрезает жизненную нить» [4].
Кстати, заметим, что мойры соответствуют римским парки. Итак, слово «мойра»,
обозначавшее и судьбу, и ее вершительниц – трех мойр: прошлое, настоящее,
будущее, означает долю, которая досталась, видимо, участнику пиршества за
трапезой или же при распределении мяса пойманного животного. Любопытно,
что и в Скандинавии три норны плетут судьбы людей и всего сущего, а в древней
Аравии божество судьбы изображалось с ножницами и путами.
В Древнем Риме также верили в бога (он упоминается в мифах), стоящего
выше Юпитера, божество без имени, которого называли просто – Неизвестный.
С торжеством Римской империи судьба осмысливается как всеохватывающая и непреложная детерминация, отчужденная от конкретного бытия человека, – «фатум». Христианство противопоставило идее судьбы веру в осмысление действия провидения.
Все народы, возможно, интуитивно чувствовали, что далеко за пределами
проявленного, даже выше любого персонифицированного божества, существует
загадочный принцип Судьбы. В древнееврейской Каббале его называли ЭйнСоф. Это тот, кто находится на вершине Короны, кто управляет всеми невидимыми существами. Его импульс нисходит с высот, для того, чтобы дойти до нашего дуального мира, в котором все явленное принимает форму благодаря
«столкновению», сплетению сил, энергии и материи.
Первоначально в древнерусском языке слово «судьба» употреблялось в значении «судилище, правосудие, приговор». А значит, судьба – это то, что «суждено».
Идея суда, который вершится в момент рождения человека, отражена также
в ритуалах и обрядах славян. Так, наши предки верили, что судьбой человека
управляет божество Усуд. Если он рассыпает в своем дворце золото, рождаются
богатые. Если черепки – рождаются бедняки. У Усуда есть три сестры, суденицы.
В полночь, обычно на третий, реже на первый или седьмой день после рождения
ребенка, они приходят, чтобы наделить его судьбой.
Судьбу человеку могли дать божества Род и Рожаницы, отсюда и появилось выражение «на роду написано». Любопытно, что и женитьба, и смерть
как важнейшие этапы жизни назывались «судом» или «судом божьим», а жениха и невесту до сих пор именуют сужеными.
У чувашей, как и у других народов, появление детей на свет и подготовка их
к будущему считались делом божественным. Функции покровителя воспитания
выполнял Пихамбар (здесь и далее транскрипция наша. – Ю.С.), раздающий людям добрые качества и сообщающий йомзям (знахарям) пророческие видения. Пихамбар, будучи божеством высшего разряда, предугадывал судьбу, подсказывал
будущее, т.е. в выборе судьбы человека принимал непосредственное участие.
Отметим, что одновременно у всех народов и народностей во все времена, независимо от нации и народностей обожествлялась мать. Иначе говоря,
она приравнивалась Господу Богу. В Афинах, например, сложное дело воспитания имело высшую покровительницу в лице особой богини Пэдии, статуя
которой красовалась в изящном пантеоне Эллады.
А именем «Кебе» (перевод с чувашского на русский язык: сорочка, рубашка. –
Ю.С.) называлось у чувашей языческое божество, управляющее судьбами человеческого рода. Этому божеству приписывалось назначение человеку при рождении того или иного удела: одним – счастья, другим – страдания. Следователь-
но, божество Кебе можно назвать «Телей турри» – «Бог счастья». В той же вышеупомянутой книге «Чувашское народное творчество. Мифы. Легенды. Предания» отмечается: «Божество Кебе – помощник Верховного Бога, посредник между божествами и покровителями. Слово «Кебе-кааба» заимствовано с арабского
языка, означает «небо». Божества Тюлехсе, Пихамбар, Пирешти свои предназначения на земле выполняют через Кебе. Кебе – предводитель рода Пирешти,
живет между небом и землей, налаживает отношения между Богом и человеком.
Если же Бог захочет послать людям добро, то это добро доводится до них с помощью Кебе. Оно же передает молитвы людей по предназначению – Богу» [7].
Существует и второе значение Кебе как бога-примирителя. Он призван примирять всех других духов-божеств с чувашами. Поэтому чуваши принимали его
также за своего ходатая, посредника. За эту службу приносили ему жертву: «Кебе
всепримиряющая могущая сила. Кебе объединяет всех. В месяц жертвоприношений после почестей остальных божеств особо превозносится Кебе. К нему обращаются с просьбой помочь жить в мире и согласии со всеми силами, божествами и добрыми духами, в благодарность за это приносится жертва» [8].
Автору статьи известно, что по территории районного центра с. Батырево
протекает небольшая речка Кепе (в нашей транскрипции – Кебе. – Ю.С.). Данный факт, несомненно, дополняет роль и значение божества Кебе. И, следовательно, есть основание утверждать о третьем значении этого божества; это –
название реки, т.е. в данном случае Кебе выступает как имя нарицательное.
Создание культа матери является высшей степенью признания ее великой
роли. «Кебе есть кебе, кебе – это мать», – говорили чуваши, подчеркивая, что
мать – святыня. В старину говорили: «Твоя мать и есть твоя кебе, т.е. верховный
бог, не рассерди ее, чтобы ни одно ее слово не упало на землю». Пословица
«Мать – святыня, с ней не спорят» была распространена повсеместно. Таким
образом, если культ предков обращен в прошлое, в область суеверий, культ детей – в будущее, в область мечты, то культ матери обращен в настоящее, в область ее деятельности по воспитанию подрастающего поколения. Сохранилось
много поверий, связанных с беременностью и деторождением, например: сколько у женщин на лбу морщин, столько и будет детей. Длина линий на лбу показывает продолжительность жизни детей, обрыв линий означает, что ребенок, соответствующий этой линии, будет часто болеть и проживет недолго. По чувашскому
поверью, плод в утробе поворачивается плавно – будет дочь, резкими толчками –
сын. У русских было поверье: если плод на правой стороне, если мать сидя протягивает правую ногу, коли ест всякую пищу – родится мальчик; если же охотно
слушает песни, выставляет левую ногу, плод в левом боку и причуд много – девочка. Если ребенок начавший говорить, первое слово скажет «мама» – следующий ребенок будет дочь; скажет «папа» – будет сын. Эти поверья свидетельствуют, что рождение детей было значительным событием в жизни семьи. По родившемуся ребенку люди пытались предсказать: каков и когда будет следующий
ребенок, что их ожидает в будущем. Все эти поверья и обычаи, связанные с появлением на свет новорожденного, являются в основном попыткой предопределить его судьбу.
Так, у чувашей повитуха пуповину новорожденного мальчика резала на
кочедыке отца и, приговаривая: «Пусть, как отец, будет на все руки мастер»,
заворачивала в рубаху отца; пуповину девочки резали на веретене, и сопровождалось это пожеланиями: «Будь, как мать, трудолюбивой, будь, как мать,
мастерицей», заворачивали в платье матери.
Подобное поверье наблюдается у многих народов: и у курдов, и у арабов.
Обычаи эти в сущности своей ничем не отличаются от приведенных чувашских, кроме техники перерезания пуповины – чем или на чем.
Время оставляет свои отпечатки. По древнему татарскому обычаю до сих
пор на третий месяц после рождения ребенка собираются близкие родственники и дают малышу имя. В то время, когда мулла читает «Азан» (молитву),
гости по очереди подходят к новорожденному, которого родители держат на
руках, и кладут на него небольшие подарки, в том числе и деньги. Автор был
свидетелем тому в деревне Татарские Сугуты Батыревского района. Малыш
Камил был буквально осыпан денежными купюрами, что является ярким показателем уже современной действительности.
Благопожелания чувашей немногословны. Приглашают на обед соседей и
родственников, берут непочатый сыр и непочатый каравай хлеба, первоначально произносят поздравительную молитву: подай младенцу здоровья, долгой
жизни и счастья. Затем продолжают: пусть жизнь его будет долгой, пусть он станет большим и высоким, пусть будет столь же счастлив, как и мы. Вообще, как
явствует мифология, чувашам судьбою предначертано жить по своим обычаям.
По своей форме эти слова воспринимаются как священные заповеди.
Автором замечено: в сохранившихся обычаях и традициях не воспеваются
выпивка, пьянство, недостойное поведение, вражда друг к другу, призыв к войне,
что в настоящее время нередко можно встретить. В связи с этим в судьбе людей
рождаются новые проблемы, привнесенные в их жизнь ими же самими.
У чувашского народа, как показывает мифология, было свое понимание основ
мироздания, и оно как бы состоит из семи слоев: три слоя – на небе, четвертый
слой – поверхность земли, еще три слоя – под землей. На верхнем (небесном) слое
(государстве) есть рай, там живут боги, ангелы, души добрых людей или безгрешных детей. На земле живут животные и звери, растительность, человек. Под землей же мучаются души некоторых злых богов и злых людей. Ад – в последнем слое.
Бог, как явствует мифология, – главное божество, творец вселенной, создатель всего растительного и животного мира. В чувашскую веру и мифологию он в образе мужчины вошел попозже: древние чуваши поклонялись и верили во всепорождающее женское начало. Замена женщины-бога мужчиной
могла связываться только с переходом от матриархата к патриархату. В мифах этот бог-мужчина описывался и добрым, и злым.
Народное понимание судьбы не только всесторонне, но и целостно. Оно не
есть какой-то набор не связанных между собой истин. Все эти истины образуют
определенную целостность, ибо находятся в определенном смысловом поле,
образуемом коренными основами духовного мира человечества и каждого определенного народа в отдельности. Поэтому логически противоположные, и даже
противоречащие, изречения народной мудрости совершенно мирно уживаются в
народном сознании, ибо они согласованы между собой на глубинном, смысловом
уровне взаимосвязи выражаемых ими истин: человек сам дает розги, которыми
его высекут; жребий всегда падает на того, кто его не ждет.
Недаром в русском языке наряду с пессимистическим «все от Бога» есть
выражения «бросить вызов судьбе», «смотреть судьбе в глаза», «бороться с
судьбой». А чуваши говорят: человек – хозяин своей судьбы. Однако такая активная позиция, скорее, не свойственна традиционным культурам, она – наследие
идеи о безграничных возможностях человека, возникшей в эпоху Возрождения и
Просвещения. К ХIХ-ХХ вв. такая позиция окончательно утвердилась.
Люди отличаются друг от друга многими особенностями, но духовная их
жизнь едина по своей направленности и логике развития. Однако для каждого
из нас характерен свой индивидуальный «почерк»; стиль выражения общечеловеческой сущности. Вроде неповторимого тембра голоса. Так и целые народы выражают свое общечеловеческое призвание в национально характерных для них формах: начиная с мифов и до сегодняшней реалии.
Таким образом, в жизни общества, как и конкретного человека, понятие судьбы
занимает одно из самых ключевых значений. Оно имеет место не только в мифологических, религиозных и этических системах, но и является ядром национального и
индивидуального сознания, входит в число активных и беспрерывно действующих,
таинственных и неизбежных, начал жизни и трансформируется со временем. В социально-философском аспекте судьба выражает совокупность всего сущего, которое влияет и не может не влиять на бытие человека, общества, народа, сохраняя
при этом свободу их выбора.
Литература
1. Аверинцев С.С. Судьба // Новая философская энциклопедия: В 4 т. Т.3. М.: Мысль, 2001.
С. 663-664.
2. Коган Л.Н. Человек и его судьба. М.: Мысль, 1988. С. 263.
3. Леви-Строс К. Структурная антропология. М.: Наука, 1983. 396 с.
4. Мойры // Советский энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1981. С. 830.
5. Трофимов А., Станьял В. Чувашские мифы // Чувашское народное творчество. Мифы. Легенды. Предания. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 2004. С. 11.
6. Там же. С. 11.
7. Там же. С. 71.
8. Там же.
9. Эсхил. Трагедии. М.: Искусство, 1978. С. 135-178.
СИЛЭМ ЮЛИЯ АЛЕКСАНДРОВНА родилась в 1951 г. Окончила Чувашский государственный университет. Член Союза писателей РФ. Область научных интересов – идея судьбы: социально-философский анализ.