Поэтика прозы Г. Владимова, своеобразие повествования. («Верный Руслан, «Генерал и его армия»). «Каждый шаг человека есть ошибка, если он не руководствуется любовью и милосердием». Георгий Николаевич Владимов (1931 -2003) – представитель «третьей волны» эмиграции, с именем которого связана возросшая популярность исторической темы в литературе двух последних десятилетий ХХ века. Г.Н.Владимов родился 19 февраля 1931 г. в Харькове в семье учителей. После окончания юридического факультета Ленинградского университета переехал в Москву, работал в качестве литературного критика в журнале «Новый мир». Литературный дебют Владимова начался с повести «Большая руда» (1961). В 1969 г. в «Новом мире» был опубликован роман Г.Владимова «Три минуты молчания». Этот роман о мурманских рыбаках знаменателен тем, что он стал началом ревизии «оттепельных» представлений о жизни, обозначил поворот от иллюзий к реальности, необходимость освобождения от лжи, ненависти, недоверия, страха. Первая публикация повести «Верный Руслан» (1963-1965, 1974) состоялась за рубежом, в Германии, в журнале «Грани» в 1975 г. На Родине писателя повесть была опубликована в 1989 г. Конфликт с властями, гонения из-за публикации повести закончились вынужденной эмиграцией писателя в 1983 году на Запад. Очень емким к повести «Верный Руслан» «Варвары»(1904-1905) – является эпиграф – слова М.Горького из пьесы «Что вы сделали, господа?» Владимов ставит тот же трагический вопрос, который задает и В.Тендряков в повести «Люди или нелюди?»: «Преступление, к которому были причастны большие массы людей, опустошило их души, сделало их несчастными» – «Кто мы – люди или нелюди?» – спрашивает Тендряков. Вчитываясь в повесть Г.Владимова, проникая в суть трагедии верного, по-своему честного, караульного пса, мы задумываемся о судьбе людей – «вертухая» хозяина, сошедшего с ума, бывшего зэка Потертого, сломленного жизнью, его сожительницы Стюры, готовой сдать бежавшего из лагеря заключенного властям, и прощаемся с утешительной ложью, что в терроре виноваты лишь какие-то внешние силы. В повести «Верный Руслан» («История караульной собаки») писатель создает свою версию жизни и исторической ситуации, где на первый план выходят темы неволи, жестокости, страданий человека и животных и авторская мысль о внутреннем самосознании, о верности себе, о бескомпромиссности. «Лагерная» тема в повести «Верный Руслан» осмысляется через судьбу конвойной собаки, живущей в атмосфере взаимной ненависти и страха, изуродованной и погубленной лагерной системой. Рисуя катастрофу, пережитую не только ни в чем неповинным псом, но и целыми поколениями людей, писатель бьет тревогу, говорит о необходимости осознать правду, преодолеть холуйство и рабство. О повести «Верный Руслан» как о потрясении литературных основ, как о реализме, дошедшем до своего внутреннего предела, – nес plus ultra (лат., самый лучший; крайний предел, до крайних пределов), как о пике «традиционной современной литературы» пишут критики Петр Вайль, Александр Генис. «Идеал жизни и смерти верного Руслана прост и ясен – быть верным. Эпоха может выть и кусаться, но он, собачий Сид, дому не изменит. В этом его счастье, его вера, с которой он родился, – с ней он и умрет. Опоэтизированный сторожевой долг прекрасен, как прекрасно сильное чувство. А прямой путь Руслана героичен, как эпос. (...) Реализм дошел до своего внутреннего предела. Как когда-то у Чехова, он истончился до символа. Ясность цели, четкость построения, глубокое понимание нравственного идеала, а, главное, вообще вера в существование такового – все это произвело потрясение литературных основ. (...) Пророческая миссия писателя вызвала к жизни классические художественные приемы: четкость композиции, эпических героев, растворенность формы в содержании. Вершина была завоевана вновь. Дальше может быть только декаданс. Так родилось советское барокко».1 Художественное изображение «психологии» животного, гибнущего от соприкосновения с фальшивым миром людей, сближает в некоторой мере повесть Г.Владимова с повестью «Холстомер» Л.Н.Толстого с рассказом «Изумруд» А.И.Куприна. Своеобразие повествования в повести Владимова в том, что авторская речь перемежается в ней с размышлениями сторожевого лагерного пса по кличке Руслан о происходящем и с оценкой происходящего, с воспоминаниями собаки и ее восприятием персонажей, как заключенных, так и их надзирателей, и своих четвероногих собратьев по несению караульной службы. История Руслана и остальных сторожевых собак, специально натренированных, приученных водить заключенных строем, натренированных исполнять любую волю 1 Вайль П., Генис А. Очерк русской прозы с картинками. // Диалог, 1991, N 18. С. 73. 2 «Хозяина», загрызть «подконвойного», если того требовала «Служба» («Джульбарс – он-то, свирепый, дай только волю, наверняка бы загрыз какого-нибудь лагерника...») – немыслима без тоталитарного общества. Через размышления, воспоминания Руслана мы узнаем о том, как была закрыта зона, как безжалостно истребляли ставших ненужными псов, как избежавшие этой участи голодные, отощавшие, злые собаки разбрелись по поселку, как на территории лагеря был построен целлюлозно-бумажный комбинат, как Руслан ждал Службы, тосковал по Хозяину – «Высшему Существу». Когда же на стройку приехали молодые строители – юноши и девушки, – собаки стали сбегаться к колонне, пристроившись по обе стороны – «ради дела, для которого родились и выучились». «Те, кто видел колонну со стороны, кто наблюдал это странное шествие людей и собак, стоя на дощатых тротуарах, или из окон, или поверх заборов, те почему-то уже не улыбались, а смотрели молча и угрюмо. Понемногу и в колонне перестали смеяться и раздражать собак прикосновениями и кричать без толку, и наступила наконец тишина, в которой слышалась только дробная поступь людей и жаркое собачье дыхание.»1 Когда же молодые ребята и девушки начнут выходить из строя, начнется дикая схватка «клыкастых чудовищ с обезумевшими, расширенными от ужаса глазами людьми, которые тоже начнут сражаться как звери». Каждую собаку будет держать в поле зрения Руслан и останется один, «...чтобы согнать все разбредшееся, орущее, вышедшее из повиновения стадо! – и хоть не до лагеря довести, на это он уже не надеялся, но удержать здесь до подхода хозяев – должны же они были когда-нибудь появиться». Через восприятие собаки передана и жуткая сцена добивания «коренастым» из колонны. «Все расступились перед коренастым. животного Руслан перестал рычать и опустил опять голову. Он увидел, как ноги в пыльных сапогах расставились пошире, мелькнула тень от взнесенной лопаты, и внезапно его охватила ярость – уже своя, нами не внушенная. Уже он понял, что никого ему не удержать, они его победили, – но за свою жизнь зверь сражается до конца, зверь не лижет сапоги убийцам, – и вскинув голову, он рванулся навстречу лопате и охватил клыками железо». В финале повести Руслан, призванный самой природой быть другом человеку, уподобляется «умирающему солдату», услышавшему «призыв боевой трубы»: «Ему почудилось, что вернулся хозяин – нет, не прежний его Ефрейтор, кто-то другой, совсем без запаха и в новых сапогах, к которым еще придется привыкать. Но рука его, легшая на лоб 1 Руслана, была твердой и властной. Звякнул карабин, отпуская ошейник. Владимов Г. Верный Руслан // Знамя, 1989, февр. С. 166. 3 Хозяин, протягивая руку вдаль, указывал, где враг. И Руслан, сорвавшись, помчался туда – длинными прыжками, земли не касаясь, – могучий, не знающий ни боли, ни страха, ни к кому любви. А следом летело Русланово слово, единственная ему награда, за все муки его и верность: – Фас, Руслан! Фас». На примере Руслана писатель прослеживает методы идеологической муштры, «воспитания» людей, как заключенных, так и их надзирателей, в эпоху культа личности. Дрессировка Руслана «выделывает» из доброго, веселого пса «отличника по злобе», верно охраняющего колонны с арестантами. Через восприятие собаки писатель передает полную трагизма жизнь, находя в черствых, опустившихся, спившихся людях какие-то человеческие черточки, позволяющие думать, что в иных условиях эти люди были бы совсем другими. Через диалоги Стюры с бывшим заключенным «Потертым», подслушанные и осмысленные собакой, передаются переживания и чувства людей, самоосуждение и боль за несостоявшуюся жизнь, страх перед будущим. «Таких гнид из нас понаделали», – скажет Стюра, – прочно поселившаяся после освобождения в поселке, ставшая соглядатаем у постоянно дежуривших на станции операх. Вот Руслан слушает разговор Потертого, которого по долгу и верности старой службе будет «подконвойного», со Стюрой, приютившей старого зэка, в воспринимать как бывшем – мастера- краснодеревщика с золотыми руками: «... Дальше нужно как-то жить! – А вот шкап соберу – все забуду, как отрежу.– Да ты жизнь свою как-нибудь сбереги, нужен мне твой шкап! Ходишь, шатаешься. Или нарочно себя жгешь? Столько лет в рот не брал, а тут – закеросинил.– А это во мне, Стюра, дифициту накопилось.– Уезжай-ка ты лучше отсюда, от дефициту этого. Думаешь, держусь я за тебя? Да я тебе денег достану, поезжай в свой Октябрьский район, там-то, может, скорей очнешься. (...)– И вот ты говоришь: поезжай. А кто меня там ждет?– Ты ж говорил – жена была, дети...– Ну-ну, еще племяшей прибавь, кумовьев. А посчитай, сколько годков минуло. Меня-то еще на финскую призвали, да к шапочному разбору; то б демобилизовали, а так еще трубить оставили. Ну, теперь эта, Отечественная, да плен, да за него еще другой плен – вон меня сколько не было! А они под оккупацией находились, и кто там живой остался – поди узнай». Через ретроспективный план проясняется жизнь человека, из одного плена попавшего в другой, потерявшего родных и близких, одержимого чувством страха за их судьбу, боязнью навредить, если заявится домой и застанет их живыми. Психологически достоверно через восприятие собаки, через «внутренний монолог» Руслана 4 прослеживается и внутреннее состояние Стюры и «Потертого», их безрадостное «совокупление» («Вот и здесь – разве нашел свою лучшую жизнь Потертый? Уж что там его держало около тети Стюры, об этом Руслан преотлично знал, - да то же, что и у него самого бывало с «невестами». Право, это не самое скверное в жизни, но этим двоим не было друг от друга радости. Иначе зачем бы им тосковать, живя под одним кровом, зачем спорить столько, иной раз до крика?»). Психологизм, тонкая наблюдательность проявляется и в передаче «впечатлений» собаки от выпивающего Потертого: «Крупно вздрогнув, он опрокидывал весь стакан сразу, а потом дышал в потолок, моргая заслезившимися глазами, точно в темя ударенный. Отдышавшись, тыкал вилкой в тарелку, но тут же бросал вилку и торопился опять налить». Через восприятие собаки дан в повести эпизод проводов Потертого, когда тот, получив «треугольник» от бывшего соседа по нарам, узнает, что его родные живы, что дочь учится в институте и - решится уехать. Чувство отъединенности, опустошенности, страх стать обузой семье, дочери («чего она там написала в анкете») помешает ему сделать это. Писатель достигает подлинной трагичности в описании исковерканной судьбы. «Поезд уже показался в вечереющей дали. Немногие отъезжающие потянулись к краю платформы, на станции ударил колокол. Тетя Стюра поднялась первая и крепко потопала своими туфлями. Потертый вставал медленно, как бы отклеиваясь от скамьи, с той неохотой в ногах, с какой поднимается от костра угревшийся лагерник на работу в мороз.(...) Руслан все лежал и ждал чего-то, не чувствуя Потертого отъехавшим, потерянным для себя. Когда полетел и шлепнулся мешок, он уже мог и отвернуться, мог дальше и не смотреть, как она подошла к Потертому и, чертыхаясь, помогла ему подняться, и как они опять обнялись на опустевшем перроне, точно бы встретясь после разлуки. (...) Домой они возвращались долго, присаживаясь чуть не на каждой лавке у чьих-то ворот».1 Роман Г.Владимова «Генерал и его армия» (1996) многослойный, он прочитывается на нескольких уровнях, в нем есть перекличка и с Л.Н.Толстым, и с фольклорными мотивами. Основные темы, рассматриваемые в романе, – это величие народного подвига в Великой Отечественной войне, ответственность генералов за солдатскую кровь, за жизнь человека как главной ценности, единство народа в отпоре фашистам. Знаменателен фрагмент текста, в котором немецкий генерал Гудериан вспоминает слова бывшего царского генерала, которого он звал в бургомистры Орла и услышал отповедь 1 Владимов Г. Верный Руслан. // Знамя, 1989, февраль. С. 60. 5 оккупанту: «Когда вы уйдете, мы должны будем все начать сначала. Не обессудьте, генерал, но теперь мы боремся за Россию, и в этом мы все едины».2(выделено – В.С.. Всем ходом повествования автор отмечает народность войны. Писатель верен толстовским традициям в изображении народной войны, прекрасно владеет исторической ситуацией ушедшей эпохи. Читая в Ясной Поляне роман Л.Толстого «Война и мир» «быстроходный Гейнц», «гений и душа блицкрига», генерал Гудериан, на которого Гитлер возлагал особые надежды (Тула - любой ценой»), размышляет о загадке «русского чуда» и не может найти объяснения происходящему, осознает, что вынужден написать первый за всю войну приказ об отступлении, грозивший ему отставкой, немилостью фюрера. Как и в «Верном Руслане», большая роль в раскрытии концептуальных мыслей произведения отводится диалогам и внутренним монологам героев, их воспоминаниям. «Но один эпизод по-настоящему трогал и многое ему объяснял – вслушиваемся мы во внутренний монолог Гудериана, – то место, где молоденькая Ростова при эвакуации из Москвы приказывает выбросить все фамильное добро и отдать подводы раненым офицерам. Он оценил вполне, что она себя тем самым лишила приданого, и, пожалуй, надежд на замужество и он снисходительно отнесся к тому, что там еще говорится при этом: «Разве же мы немцы какие-нибудь?...» Что ж, у немцев сложился веками иной принцип: армия сражается, народ работает, больше от него никогда ничего не требовалось. Вот что было любопытно: этот поступок сумасбродной «графинечки» предвидел ли старик Кутузов, когда соглашался принять сражение при Бородине? Предвидел ли безропотное оставление русскими Москвы, партизанские рейды Платонова и Давыдова, инициативу старостихи Василисы? Если так, то Бонапарт проиграл, еще и не начав сражения, он понапрасну истратил силы, поддавшись на азиатскую приманку «старой лисицы Севера», поскольку в резерве Кутузова оставались главные русские преимущества – гигантские пространства России, способность ее народа безропотно – и без жалости – пожертвовать посчитаться ни с каким количеством жизней. И что же, он, всем, не Гудериан, этого не предвидел? Где же теперь искать его Бородино?» (выделено– В.С.). Приказ об отступлении подписывает уже «голый и беспомощный» Гудериан, без имени, звания, должности, и подпись ему покажется как бы отдельной от него, «чуждой 2 Владимов Г. Генерал и его армия. // Знамя, 1994. N 4. С. 52. 6 всему, что он делал до сих пор, чего достиг, чем прославился». Гудериан придет к осознанию, «что по крайней мере летняя компания проиграна».1 Емким в романе является фрагмент текста, где передается обращение Иосифа Сталина к народу на одиннадцатый день после начала войны: «Рукоять меча держали другие, и они не расслышали слов кремлевского тирана, сказанных на одиннадцатый день тому самому народу, над которым он всласть наиздевался. А ведь, очухавшись, этот азиат сказал самое простое, гениальное, безотказное: «Братья и сестры!..» Может быть, потому не расслышали, что этими же словами так дешево бросался Гитлер; в устах угрюмого Иосифа Сталина они звучали весомей и обещали некую перемену. На самом же деле он ничего не обещал, не признал никаких своих преступлений, он только приспустил один флаг и поднял другой. Но и месяцы спустя Гитлер не заметил этой перемены флага – его разгневал наглый ноябрьский парад на Красной площади, но того, что он обязан был предугадать, он опять не расслышал, не внял речи, после которой ему противостояла уже не Совдепия с ее усилением и усилением классовой борьбы, противостояла Россия».2 Автор подчеркивает, что русские люди, весь народ защищали в Отечественной войне не сталинский режим, а свое отечество, свою родную землю. Поэтому с такой болью воспринимаются слова мудрого «русского батюшки», «священника в лиловой рясе»: « – но это наша боль, (…), наша и ничья другая» – не допустившего фашистского генерала, демагога Гудериана присутствовать при «отпевании расстрелянных узников своими тюремщиками за день или два до падения города».3 (курсив – В.С.). Как философема, вбирающая в себя мораль для всех народов и времен, звучит фраза русского священника: «Каждый шаг человека есть ошибка, если не руководствуется он любовью и милосердием».4 Фраза священника поставит на место стратега и тактика «панцерваффе Гудериана»: «... да и не было нужды выслушивать то, что было на уме у всех у них, плачущих, вопящих, причитающих, и что он знал и без этого. Ты пришел показать нам наши раны, а виселицы на площадях? А забитые расстрелянными овраги и канавы? А сожженные деревни с заживо сгоревшими стариками и младенцами? А все зверства зондер-команд и охранных отрядов, все насилия и грабежи, совершаемые армией Третьего Рейха?.. Слава о них обгоняла ход его танков и уже была здесь, на тюремном дворе, прежде чем 1 Владимов Г. Генерал и его армия. // Знамя, 1994, N 4. С. 54. Владимов Г. Генерал и его армия. // Знамя, 1994, N 4. С. 54. 3 Владимов В. Генерал и его армия. Знамя, 1994. С. 53. 4 Владимов В. Генерал и его армия. Знамя, 1994. С. 53. 2 7 он сюда явился. А могла ли не начаться – или хотя бы прерваться в каком-нибудь звене – эта извечная бессмысленная кровавая чехарда: сопротивление – кара за него – месть за кару – новая кара за месть – новая месть за новую кару?..» «Мы боремся за Россию, и в этом все едины» – эта фраза станет ключевой в романе и при создании автором прекрасных образов генерала Фотия Иваныча Кобрисова, отведавшего на Лубянке еще до войны следовательской линейки и его ординарца Шестерикова. Кобрисов неотступно думает о цене успеха. Он не может примириться со «спасительной тактикой», которую «про себя называл «русской четырехслойной»: три слоя ложатся и заполняют неровности земной коры, четвертый – ползет по ним».1 На совещании командармов, руководимом маршалом Жуковым, заместителем Верховного, на котором будет обсуждаться вопрос о действиях армии при взятии города Мырятина, Кобрисов заговорит о «ненужных жертвах». Его довод, что «операция очень дорогая, тысяч десять она будет стоить». Емкую смысловую нагрузку, как это и присуще прозе Владимова, несет диалог: «– Что ж, попрóсите пополнение. После Мырятина выделим. – Мне вот этих десять... жалко. Ненужная это сейчас жертва».2 В восприятии Жукова Кобрисов предстает «генералом с танковым качеством», любящий людей: «Нужно было их любить, как этот Кобрисов, чтобы знать, чтó любят они – ровную, слегка всхолмленную местность, где можно укрыться как раз по башню, а то вдруг вылететь на бугор, отстреляться, вновь затеряться в низинах, в реденьких перелесках. (…) – Вы генерал с танковым качеством, – сказал Жуков. – Я это ценю. Как же вы их на кручи-то волокли? – По-всякому. Бывало, и слегами подпирали под гусеницы. Одного вытащим – другого он тащит тросами. – Небось и сами плечо подставляли? Кобрисов только повел могучим своим плечом, и зал заскрипел скамьями, дробно рассмеялся». Владимов пристально исследует психологию каждого участника совещания, дает свое понимание побуждений центральных действующих лиц. Он предлагает свое понимание Жукова: «Тем и велик он был, полководец, который бы не удержался ни в какой другой армии, а для этой-то и был рожден, что для слова «жалко» не имел он органа восприятия. Не ведал, что это такое. И, если бы ведал, не одерживал бы своих побед. Если бы учился в академии, где приучали экономно планировать потери, тоже бы не одерживал. Назовут его величайшим из маршалов – и правильно назовут, другие в его 1 2 Владимов Г. Генерал и его армия. // Знамя, 1994, N 5. С.16. Владимов В. Генерал и его армия. Знамя, 1994. № 5. С. 19,20. 8 ситуациях, имея подчас шести-, семикратный перевес, проигрывали бездарно. Он выигрывал. И потому выигрывал, что не позволял себе слово «жалко». Не то что не позволял, не слышал».3 Художественная разработка Владимовым образа Жукова вызывает аналогии, схождения и разрывы в разработке этого образа И..Бродским в стихотворении «На смерть Жукова» (1974)1. В Кобрисове, имевшем на фронте репутацию «негромкого командарма», Г.Владимов подчеркнет столь дорогие для себя такие черты, как близость к простым людям, солдатам, естественность, ненаигранную храбрость, порядочность. Один из основных приемов в создании этого образа – «диалектика чувств»: читатель постоянно прислушивается к внутренней речи героя: «Я не палач! Мое дело такое, что у меня должны погибать люди, но я не палач!».1 Принцип Кобрисова: «...не прикладывать рук к делу, которому противилась душа».2 Автор скажет о своем герое – «У него была причина читать Вольтера». Генералу Кобрисову нравится фраза из «Кандида» – «Нужно возделывать свой сад». В последней главе «Поклонная гора» отставленный от армии, прошедший через унижения и вновь восстановленный в должности, получивший звание Героя Советского Союза, звание генерал-полковника, Кобрисов приглашает к столу встреченных им женщин-окопниц и поднимет тост «за ореликов», не таясь женщин, будет вытирать глаза салфеткой. Верный изображению «правды без прикрас», В. Владимов в романе покажет, что и во время войны особисты, предваряя на деле сталинский тоталитаризм, плели паутину слежки, доносительства. Обобщенным образом аморального особиста станет в романе майор Светлооков, пишущий доносы на Кобрисова. В романе затронута и история армии генерала А. А. Власова, перешедшего в годы Великой Отечественной войны на сторону немецкой армии. Образ генерала А.Власова, ставшего позже психологически предателем, служившего фашистам, разработан писателем достоверно и художественно убедительно. Уже словесный портрет бесфамильного генерала побуждает пристальнее вглядеться, уловить за красивой внешностью, «могучим ростом», «замечательным мужским лицом» «обманчивость», фальшь, честолюбие: «Человеку с таким лицом можно было довериться безоглядно, и 3 Владимов В. Генерал и его армия. Знамя, 1994. № 5. С. 20. Бродский И На смерть Жукова // Бродский И.А. Назидание. Стихи 1962-1989./ Сост.В.И.Уфлянд. – СП «СМАРТ», 1990. 1 Владимов В. Генерал и его армия. Знамя, 1994. № 5. С. 25. 2 Владимов В. Генерал и его армия. Знамя, 1994. № 5. С. 25. 1 9 разве что наблюдатель, особенно хваткий, с долгим житейским опытом, разглядел бы в нем ускользающую от других обманчивость».3 А.Власов занимает в романе малую площадь. Но емкость авторской фразы, мастерство писателя дают ощутить психологическое состояние генерала, уподобляющего себя Святому мученику Андрею Стратилату. В романе трижды говорится о страхе, испытываемом генералом, «рожденном непониманием происходящего», о «страхе пленения», о «панике», охватившей его и воспринимаемой «с чувством неловкости и стыда»: «Он испытал страх пленения, который и сейчас не утих, то и дело вспоминался с содроганием в душе, заодно и с чувством неловкости и стыда – оттого, что вынужден был по радио, открытым текстом, приказать всем другим своим частям идти к нему на выручку. Он успел унести ноги, он вырвался благополучно, но что-то говорило ему, что немцы и не могли бы создать достаточно плотные фронты окружения, внутренний и внешний, и, может быть, зря он поторопился прекратить наступление. Может быть, следовало идти вперед и вперед».4 Писатель не один раз подчеркнет, что спокойствие и уверенность, исходившие от внешности генерала, отсутствовали в его душе: «Он прохаживался среди своих спутников, не суетясь, крупно ступая и сцепив за спиною длинные руки; от всей его фигуры в белом тулупе, перетянутом ремнем и портупеями, исходили спокойствие и уверенность, которых вовсе не было в его душе».5 Роман Г.Владимова «Генерал и его армия» вызвал неоднозначную критическую реакцию; свое несогласие с художественной трактовкой образа генерала Жукова высказали военные эксперты. С резкой критикой романа выступил В.Богомолов. (См. список рекомендуемой литературы). «Художественная правда подтверждает правду историческую, которая в таком аспекте не рассматривалась нашей литературой»,1 – это мнение критика и литературоведа В.Кардина. Роман «Генерал и его армия» был удостоен премии «Русский Букер», в 2001 г. – признан Букеровским лауреатом десятилетия Жизненная ценность романа в осмыслении, художественной версии событий Великой Отечественной войны, в создании подлинно народных русских характеров, в органичном усвоении и углублении традиций русской классической литературы. 3 Владимов В. Генерал и его армия. Знамя, 1994. № 4. С. 40. Владимов В. Генерал и его армия. Знамя, 1994. № 4. С. 40. 5 Владимов В. Генерал и его армия. Знамя, 1994. № 4. С. 40 1 Кардин В. Страсти и пристрастия. К спорам о романе Г.Владимова «Генерал и его армия // Знамя, 1995. № 9. С. 200. 4 10 Вопросы, задания для самостоятельной работы при подготовке к экзамену, написании творческой работы по творчеству Г.Владимова. 1.:Какой период отечественной истории художественно исследуется Г.Владимовым в повести «Верный Руслан», в романе «Генерал и его армия»? 2.В чем, на Ваш взгляд, состоит новаторство писателя в осмыслении русской истории? Какова функция образов Потертого, его сожительницы Стюры в раскрытии идеи повести «Верный Руслан»? Какова роль горьковского эпиграфа из «Варваров» «Что вы сделали, господа?» 3.Проведите смысловую аналогию повести Г.Вадимова «Верный Руслан» с повестью Ф.Абрамова «Поездка в прошлое», с повестью В.Тендрякова «Люди или нелюди?», с А.Солженицына «Один день Ивана Денисовича», с «Колымскими рассказами» В.Шаламова, с «Крутым маршрутом» Е.Гинзбург (по выбору). Какие аналогии возникают при их сопоставлении? 4.Каковы, на Ваш взгляд, ключевые фрагменты в романе «Генерал и его армия»? перескажите (по выбору) один из этих фрагментов. 5.Каковы художественные приемы, используемые писателем в создании им образа генерала Кобрисова и ординарца Шестерикова? Схождения и разрывы в создании образа Жукова в стихотворении И.Бродского «Назидание» и в романе Г.Владимова «Генерал и его армия». В чем они, на ваш взгляд? 6.Каково Ваше отношение к произведениям Г.Владимова.? Рекомендуемые творческие задания: 1. Курсовая работа: Проблематика, поэтика повести «Верный Руслан». Своеобразие повествования в повести 2. Курсовая работа: «Каждый шаг человека есть ошибка, если он не руководствуется любовью и милосердием». Своеобразие повествования в повести Г.Владимова «Верный Руслан» (История караульной собаки). 3. Дипломная работа: Проблематика, поэтика повести «Верный Руслан». Система образов в повести в их взаимной связи. Литература по творчеству Г. Владимова. 1. Владимов Г.Н. Большая руда.- М., 1962. 2. Владимов Г.Н. Три минуты молчания // Новый мир, 1969. №№ 7–9; Отдельное издание. М., 1976. 3. Владимов Г.Н. Верный Руслан (История караульной собаки) // Знамя, 1989. № 2. 4. Владимов Г.Н. Генерал и его армия // Знамя, 1989. № 4,5. 5. Владимов Г.Н. Собр. соч.: В 4 т. – М., 1998. 6. Аннинский Л.А. Спасти Россию ценой России // Новый мир, 1994. № 10. 7. Аннинский Л.А. Крепости и плацдармы Георгия Владимова. – М., 2001. 8.Богомолов В. Срам имут и живые, и мертвые, и Россия... «Новое видение войны», «новое осмысление» или новая мифология // Книжное обозрение, 1995. № 19, 9 мая. 9. Вайль П., Генис А. Очерки русской прозы с картинками. Владимов. Советское барокко // Диалог, 1991, дек 10. Кардин В. Страсти и пристрастия. К спорам о романе Г.Владимова «Генерал и его армия» // Знамя, 1995. № 9. 11. Нехорошев М. Генерала играет свита. К спорам о романе Г.Владимова «Генерал и его армия» // Знамя, 1995. № 9. 12. Серафимова В.Д. Эмигрантская литература // Современная иллюстративная энциклопедия. Научное справочное издание. Том «Литература и язык» / Гл. ред. и автор проекта профессор МГУ им. М.В.Ломоносова А.П.Горкин; Научные редакторы: член-корреспондент РАН П.А.Николаев (буквы А– Л, Н–П), профессор М.В.Строганов (буквы М, Р –Я) // М.: «РОСМЭН», 2007. С. 554-555. 12. Терц А. (Синявский А.). Люди и звери. По книге Г.Владимова «Верный Руслан» (История караульной собаки) // Вопросы литературы, 1990. №2. 10. Чистяков А.В. Проза Г. Владимова в контексте русской литературы 60-00-х годов ХХ века. – М., 1999. 11