КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Выпуск 3
advertisement
Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Бийский педагогический государственный университет имени В. М. Шукшина» КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Выпуск 3 Сборник научных статей Бийск БПГУ им. В. М. Шукшина 2008 ББК 81+83 К 27 Печатается по решению редакционно-издательского совета Бийского педагогического государственного университета имени В. М. Шукшина Ответственный редактор: Н.И. Доронина кандидат филологических наук, доцент К 27 Картина мира: язык, литература, культура [Текст]: сборник научных статей. Вып. 3 / Отв. ред. Н.И. Доронина. – Бийск: БПГУ им. В. М. Шукшина, 2008. – 222 с. – ISBN 978-5-85127-463-3 Сборник научных статей содержит материалы по актуальным вопросам ряда активно развивающихся направлений современного языкознания, культурологии, философии, объединенных общей проблемой языковой категоризации и концептуализации мира Для специалистов разных областей гуманитарного знания. ISBN 978-5-85127-463-3 БПГУ им. В. М. Шукшина, 2008. СОДЕРЖАНИЕ СОДЕРЖАНИЕ РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ.................................................................................................6 Акимова А.И. Язык села Верх-Обское Алтайского края как фрагмент языковой картины мира (актуальность, проблемы, перспективы исследования) ....................................................................6 Борода Е.В. Место единого государства в авторской картине мира романа Е. Замятина «Мы» .......................................................................9 Донова О.В. Экспериментальное исследование восприятия китайских фразеологизмов в пословном переводе на русский язык .. 13 Доронина Н.И. Зоометафоры на шкале инвективности................... 16 Емельянова Т.В. Афористика народов Поволжья как средство формирования духовно-нравственных качеств школьников............... 23 Зеленская Е.В. Классификация цветообозначений в современном китайском языке .................................................................................... 27 Иванова Е.П. Толковый словарь как отражение картины мира ...... 32 Кравцова В.Ю. Экспериментальное исследование восприятия звукоподражаний русского языка китайскоязычными носителями .... 36 Литвина А.С. Невербальные компоненты речи в аспектах восприятия и вербализации ................................................................... 41 Малоземлина О.В. Названия алкогольных напитков в русских говорах Камчатки .................................................................................. 46 Морозова Т.А. Концептуальный статус цвета в китайской языковой картине мира.......................................................................................... 49 Нагайцева М.В. Дифференциальные признаки междометий .......... 56 Петрунина С.П. Фрагмент диалектной картины мира: неопределенные местоимения............................................................... 60 Синельникова И.И. Средства выражения интенсивности эмоционального состояния во французской эмотивной фразеологии (на примере ЭС «страх») ....................................................................... 64 Цепелева Н.В. Эмотивный компонент значения слова и его связь с контекстом употребления...................................................................... 67 Шляхтина Е.В. Отражение отношения к политкорректности как к чуждому для русской культуры явлению в российских СМИ............. 73 3 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ, ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМ, ДЕЛОВОМ, НАУЧНОМ И ДРУГИХ ТЕКСТАХ.......................................................... 77 Ильиных О. В. Трансформация языковых образов в поэзии В. В. Маяковского .......................................................................................... 77 Ласица Л.А. Сильные позиции текста как отражение картины мира........................................................................................................ 84 Маняхин А. В. Современное изучение языковой картины мира...... 89 Никифорова Ж.А. Заголовочный комплекс и формат газетного текста как отражение языковой картины мира .................................... 92 Огнева Е.А. Об искажении номинативного поля концептов оригинала............................................................................................... 97 Соснина А. А. Хозяйка Медной горы в произведениях П.П. Бажова как одна из персонификаций смерти................................................... 103 Уде Ф.Э. Африканские слова в русском словаре........................... 109 Шацкая М.Ф. Полипропозитивность как отражение сложной картины мира языковой личности С. Довлатова ................................ 111 Шестакова И.Г. Языковая личность в текстах научно-технической рекламы................................................................................................ 117 Юшкова Н.А. Содержательное наполнение концепта ревность в художественной прозе Ф.М. Достоевского: лингвокультурологическая интерпретация...................................................................................... 123 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА ............. 128 Апалькова Т.Н. Социосемиотические параметры коммуникативного акта....................................................................................................... 128 Базылев В.Н. «Ощущение» переводного текста через элементы национальной специфики .................................................................... 135 Борисова О.С. Освоение иноязычной лексики: семантические заимствования в китайском языке....................................................... 141 Данилова В.А. Гастрономические образы в языковой картине мира прозаического шванка ......................................................................... 144 Дьячкова И.Г. Лингвистика и книжная коммуникация ................. 149 Коберник Л.Н. Метафорическое моделирование в пределах семантической группы «радость» (на материале говоров Среднего Приобья) .............................................................................................. 152 Скворцова Л.И. Тенденции развития компьютерной лексики французского языка ............................................................................. 158 4 СОДЕРЖАНИЕ РАЗДЕЛ 4. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КОНЦЕПТОСФЕРА162 Бронник Л.В. Концепт как единица картины мира (из опыта реконструкции фрагмента мира «одежда»)......................................... 162 Демидова Т.А. Индивидуально-авторская интерпретация концептов «вода» и «война» в прозе В. Астафьева .............................................. 165 Кириченко А. А. Содержание концепта «слово» в сознании носителей русского языка ................................................................... 168 Ломоносова Ю.Е. Номинативные особенности прилагательных, характеризующих ветер....................................................................... 170 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ ................................................. 177 Бычкова Е.Н. О своеобразии языковой личности В.Н. Татищева . 177 Гуляева Е.В. Взаимосвязь профессиональной деятельности и коммуникативного поведния на примере лингвокультурного типажа «американский адвокат»...................................................................... 180 Катермина В.В. Языковая личность в художественном тексте.... 187 Косицина Ю. В. Прецедентный текст в диалектной речи (на материале идиолекта) .......................................................................... 191 Лопатина И.А. Прогнозируемость единиц текста в лингвоперсонологическом аспекте ..................................................... 196 Новикова Ю.В. Метафорическая модель «время как материальное тело» в поэтических текстах А. Костюшкина .................................... 199 Остапенко Т. А. Нечленимые предложения как репрезентатор индивидуальной языковой картины мира........................................... 203 Пономарева Е.Н. Роль ассоциаций в разворачивании текстов на русском языке (к вопросу о характеристике языковой личности студента) .............................................................................................. 209 Соколова Т.В. Оценочные фрагменты языковой картины мира юриста.................................................................................................. 215 АВТОРЫ ............................................................................................ 219 5 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ А.И. Акимова Бийский педагогический государственный университет имени В.М. Шукшина г. Бийск, Россия ЯЗЫК СЕЛА ВЕРХ-ОБСКОЕ АЛТАЙСКОГО КРАЯ КАК ФРАГМЕНТ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА (актуальность, проблемы, перспективы исследования) Кто не изучил говоров своего языка, тот знает его только наполовину. Шарль Нодье Подобно тому, как творческое наследие Василия Макаровича Шукшина вызывает непреходящий интерес к его малой родине – селу Сростки, традициям и культуре жителей села, творчество и артистическая деятельность другого нашего земляка – Михаила Евдокимова, созданные им колоритные речевые персонажи – привлекли внимание лингвистов к языковому своеобразию жителей села Верх-Обское. Село Верх-Обское, будучи основанным в 1930-х годах, представляет безусловный интерес для изучения речи его жителей специалистамифилологами. Внимание исследователей можно объяснить причинами, восходящими к истории возникновения и развития села. Созданное менее 80 лет назад, село заселялось не только коренными сибиряками, носителями сибирских старожильческих говоров, но и непосредственно переселенцами из центральных областей России. Социографическое положение села, разнородный состав носителей языка – всё это обусловило формирование уникального геоментального поля. Особый научный интерес представляет выявление зоны совмещения сибирских говоров, установления ассимиляционных процессов, под влиянием которых развивался язык жителей села. Кафедрой русского языка Бийского педагогического государственного университета имени В.М. Шукшина разработана долговременная программа изучения говоров, конечная цель которой – создание словаря языка жителей села Верх-Обского. Реализация программы началась в 2003 г. студентами-филологами в рамках выездной диалектологической практики. Первоочередные задачи: сбор речевого материала в условиях сельской местности, его последующая обработка; создание картотеки. 6 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ Обследование говоров с. Верх-Обское предполагает также установление связей с этнокультурой села, условий ее формирования и эволюции, факторов, оказавших влияние на развитие рисунка говора. Исследование планируется как многомерное и многоаспектное, охватывающее все сферы сельской жизни. Немаловажный интерес представляет также и детская речь, определение степени влияния диалектного языка на формирование речи молодого поколения. Долговременная перспектива исследования: материалы, полученные в процессе обследования речи жителей села, могут послужить для создания диалектного словаря с. Верх-Обское, что имеет социокультурную значимость, а также практическую и научную ценность. Работа над словарем, его издание призвано в полной мере способствовать укреплению интереса к изучению живого народного языка, предполагает знакомство с народным языком в естественных условиях: выявление следствия вторичных говоров в обозримом временном континууме, установление законов, обусловливающих развитие и функционирование устной речи диалектоносителей. Словарь будет иметь прежде всего профессиональную направленность, а его материалы будут представлять интерес не только для филологов, но и рядовых носителей языка, для любого человека, ценителя русского слова. Первые результаты пилотажного (краткосрочного) обследования, проведенного в июле 2003 года: 1. Проведена паспортизация информантов – жителей старшего возраста. 2. Обследована и записана речь 17 диалектоносителей. 3. Составлена картотека выявленных диалектных особенностей, свидетельствующих о разнородном характере говоров села. Фрагмент картотеки Дерюга – разновидность небольшого половичка; лексический диалектизм Ф тухл'ах – (в туфлях) фонетический диалектизм, произношение [х] вместо [ф] Пр'ала из гр'эбн'а д'ир'уг'и Вот йа ф тухл'ах Березикова В.Г., 1924 г.р., с. В.-Обское Косарева М.М., 1931 г.р., с. В.-Обское 7 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Ландор'ик'и – драники; картофельные оладьи, лексический диалектизм Ландор'ик'и д'елал'и Ес' – (есть) фонетический диалектизм, упрощение группы согласных [с'т'] – выпадение конечного звука [т'] Оз'иръ айскъйь у нас йэс'. Орлова А.П. 1927 г.р., с. В.-Обское Каузика – вид брюквы, лексический диалектизм Каузику саби'ирал'и Орлова А.П. 1927 г.р., с. В.-Обское Овчины – дикие овцы; лексический диалектизм Ф тайг'э и офч'ины был'и и гураны Ключихина А.П., 1924 г.р., с. В. - Обское Дерюга (дерюжка, дерюжина) - самый толстый, грубый холст из охлопьев; рядно, ряднина, простыня, одеяло; лексический диалектизм. Орлова А.П. 1927 г.р., с. В.-Обское Фонерки – волки, лексический диалектизм Ф тайг'э был'и фонерк'и Ключихина А.П., 1924 г.р., с. В.-Обское Гураны – дикие козлы; лексический диалектизм Ф тайг'э проват на к'эдр'ин'ь был, там гураны. Ключихина А.П., 1924 г.р., с. В. - Обское Жамкать – стирать белье вручную; лексический диалектизм Мат' в'еч'ьръм пажамкат нашы рубашонк'и, мы их ад'ивайим. Спал'и пад д'ир'угам'и – изъ л'на Поклонова В.С., 1932 г.р., с. В. -Обское 8 Поклонова В.С., 1932 г.р., с. В. -Обское РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ Чарки – обычная сибирская обувь (мужская и женская); мужские чарки – бахилы; женские – чакчуры; род башмаков с суконной опушкой. Кандык – растение И ш'ав'ил', и сл'изун, и кандык, дажъ м'идунк'и был'и Ч'арк'и шыл'и – кожа н'и прад'элана – н'и ум'эл'и д'елат' ийо. Поклонова В.С., 1932 г.р., с. В. -Обское Поклонова В.С., 1932 г.р., с. В. –Обское Мальщик – мальчик; фонетический диалектизм, беззатворное произношение аффрикаты [ч'] Чиличата – воробьи; лексический диалектизм Брат'ишка налов'ит ч'ил'ич'ат Л'эт вос'ьм' былъ, мал'ш'ик иш'о св'ин'эй пас Поклонова В.С., 1932 г.р., с. В.-Обское Акиньшин А.В., 1932 г.р., с. В.-Обское У мине – грамматический диалектизм, неразличение окончаний личных местоимений родительного и дательного падежей Двойь д'ит'эй у м'ин'э Али – союз (или); лексический диалектизм Бородина А.Я., 1932 г.р., с. В.-Обское Акиньшин А.В., 1932 г.р., с. В.-Обское Л'эт дв'инаццат' прауч'илс'а ал'и мен'шэ, а законч'ил тр'и класса Е.В. Борода Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина г. Тамбов, Россия МЕСТО ЕДИНОГО ГОСУДАРСТВА В АВТОРСКОЙ КАРТИНЕ МИРА РОМАНА Е. ЗАМЯТИНА «МЫ» Роман «Мы» (1921) становится ярким художественным выражением мировоззрения писателя, его собственной картины мира. Л.В.Полякова справедливо замечает: «Роман во многом стал концепцией уже состояв9 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА шихся художественных открытий, наглядным художественным пособием многих замятинских теоретических построений» [7, с. 122]. Основной конфликт в романе «Мы» представляет собой метафорическое столкновение язычества и христианства. В сознании Е.Замятина этот конфликт восходит к извечному противоборству двух сил: энтропии и энергии. Именно так описывает эту борьбу I-330, обращаясь к Д-503, мыслящему категориями технических наук. «Две силы в мире – энтропия и энергия. Одна – к блаженному покою, к счастливому равновесию; другая – к разрушению равновесия, к мучительно-бесконечному движению» [3, с. 640]. Успокоение – вот что Замятин считал смертью. Мир, пришедший к такому состоянию, где больше нечего искать и не за что бороться, страшил его больше всего. Замятин был не одинок в своих опасениях. Так, один из философов ХХ века Г.В.Флоровский, оперируя теми же понятиями, год спустя после появления замятинского романа пишет: «Второй закон термодинамики... гласит, что энтропия мира возрастает, ... что мир стремится к покою. Этот покой смерти есть ведь лишь другое выражение для устранения всех дисгармоний, угашения всех неравенств. Если в мире владычествуют одни «законы», значит, мы собственными руками роем себе могилу и готовимся сами себя засыпать в ней» [10, с.34]. Энтропия – это «часть внутренней энергии замкнутой системы или энергетической совокупности Вселенной, которая не может быть использована, в частности, не может перейти или быть преобразована в механическую работу» [9, с.541]. По определению, энтропия возникает в замкнутой системе, не подверженной влиянию извне. Энтропийные процессы закономерны и для развития общества. Примером этому является Единое Государство в романе «Мы», которое представляет собой замкнутое пространство произведения как фактически, так и теоретически. Реально Единое Государство отгорожено от мира Зеленой Стеной. Но постепенно мы узнаем, что существует мир и за пределами Государства, отделенный от математически выверенного земного рая Зеленой Стеной. Там живут те, кто не захотел променять свою свободу на стабильность существования. И те, и другие представляют собой изолированные друг от друга системы. Поэтому они и дошли в своем развитии каждый до своей крайности. Одни обросли шерстью, другие «обросли цифрами» (с. 640). Меж тем «только разности – температур, только тепловые контрасты – только в них – жизнь» (с. 646). Только в столкновении – революция, которую Замятин понимал как взрыв, дающий начало новой жизни. Д-503 утверждает, что оседлость – это наиболее совершенная форма жизни, не отдавая себе отчета в том, что могущество Единого Государства мнимое. Герой, подобно другим нумерам, восхваляет «великую, боже10 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ ственно-ограничивающую мудрость стен, преград» (с. 600), находя успокоение и защиту в узаконенной ограниченности своего существования. Меж тем авторская позиция относительно оседлости нам хорошо известна. В статье «Скифы ли?» (1918) Замятин пишет: «Самый запах жилья, оседлости, щей нестерпим скифу: он жив только в вечной скачке» [5, с.25]. Эта же статья содержит строки, в какой-то мере ставшие девизом писателя: «Вечное достигание – и никогда достижение» [5, с. 33]. Кроме того, что Государство ограничено материальной преградой в виде Стены, оно представляет собой замкнутую систему, представленную сводом законов, исполнение которых строжайше вменяется в обязанность каждому нумеру. Закон – это прежде всего статичное образование, замкнутая система, не предусматривающая отступлений. А жизнь – явление универсальное, включающее в себя помимо правил еще и исключения из них. Здесь свобода граничит с совестью, строгость – с милосердием, сила – с великодушием. И выбор того или иного правила или отступления от него диктуется исключительно жизненной ситуацией. Вот почему слепое следование букве закона ведет к вырождению духа закона в мертвые догматы. Вот чего всегда опасался Замятин и о чем глубоко сожалел В.В.Розанов, сокрушаясь по поводу того, что «слова Спасителя о «книжниках» и фарисеях не получили никакого практического применения» [8, с. 63]. Итак, в Едином Государстве живут нумера, за Зеленой Стеной обитают дикари-огнепоклонники. То, что Мефи почитают огонь, во многом символично. Огонь – самая подвижная стихия. Огнем сопровождается взрыв. Огонь уничтожает все, подверженное тлению, и в этом его очищающая сила. Огонь можно назвать спутником и в какой-то мере символом революции. В романе именно Мефи восстают против духовной стагнации Государства. Они поклоняются Люциферу – Деннице, цвет которого – красный, цвет потухающего пламени. Потухающего – потому что он горит исключительно благодаря своей ангельской природе, но уже без поддержки Бога, добровольно отказавшись от нее. Однако истинный, вечный и негаснущий цвет исходит только от Творца. Замятина очень привлекал образ падшего ангела. «Миф об ангеле, восставшем против своего владыки, – прекраснейший из всех мифов» [4, с. 129], – считал он. Наверное, писатель видел в нем такого же еретика, бунтаря и скептика, каким отчасти был сам. Такой взгляд на вечного противника Господа Бога может существовать у художника, которому позволительно вольнодумство и творческий вымысел на пути к постижению истины. Однако религиозные мыслители, не говоря уже о Русской Православной Церкви, не находят в этом сюжете ничего привлекательного. Так, Н.А.Бердяев, развенчивая романтический облик демонизма, в 11 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА противовес Замятину и всем, кто отождествлял христианство с рабством и подчинением, пишет: «Демонизм, а не христианство, есть мораль рабов. Бунтуют против Бога рабы Божьи, дети Божьи любят Бога... Рабьи чувства демонизма сказываются в том, что он так хорошо понимает и ощущает подчинение Богу и так не понимает и не ощущает любви к Богу» [1, с. 156-157]. В то же время огонь издавна считался признаком цивилизации. Во всех культурах огонь окружали большим почтением. Древние славяне называли его не иначе, как Царь-Огонь. «Стихия, дающая тепло и свет, снизошла с неба, чтобы разделить свою власть над человеческим родом лишь с другой, столь же могучей стихией – водою» [2, с. 444], – гласит предание. Подобно тому, как вода символизирует женское начало, способное сохранить и даровать жизнь, огонь – это начало мужское, преобразовывающее и активное. Благодаря ему развивается культура. И появляется высшая степень технократической цивилизации – Единое Государство. Не зря же в стихах одного из Государственных Поэтов появляется образ Прометея, этого светоносца греческой мифологии, аналога христианского Люцифера. С Прометеем нумера отождествляют себя. Многие исследователи сходятся во мнении, что «Мы» является своеобразным прогнозом того, к чему может привести технократический путь развития, одна из целей которого – решить сугубо материальные проблемы. Сам Замятин называет роман «сигналом о двойной опасности, угрожающей человечеству: от гипертрофированной власти машин и гипертрофированной власти государства» [6, с. 257]. Таким образом, авторская картина мира у Е.Замятина получает воплощение в прогнозировании дальнейших тенденций развития общества и человека. Вместе с тем выражение авторской концепции в художественной форме становится своеобразным эстетическим ресурсом русской и мировой литературы, подготовив почву для появления целой череды романов-антиутопий. ЛИТЕРАТУРА 1. Бердяев Н.А. Великий Инквизитор // Антихрист (Из истории отечественной духовности): Антология; сост., коммент. А.С. Гришина, К.Г. Исупова. – М.: Высшая школа, 1995. 2. Грушко Е.А., Медведев Ю.М. Энциклопедия русских преданий / Е.А. Грушко, Ю.М. Медведев. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. 3. Замятин, Е.И. Избранные произведения. Повести. Рассказы. Сказки. Роман. Пьесы / Е.И.Замятин; сост. А.Ю.Галушкин, предисл. В.Б.Шкловского, вступ. статья В.А.Келдыша. – М.: Советский писатель, 1989. Далее цит. это издание с указанием страниц в тексте. 4. Замятин Е.И. О сегодняшнем и о современном // Замятин, Е.И. Я боюсь: Литер. критика. Публицистика. Воспоминания / Е.И.Замятин; сост. и коммент. 12 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ А.Ю.Галушкина; подгот. текста А.Ю.Галушкиной, М.Ю.Любимовой; вступ. статья В.А.Келдыша. – М.: Наследие, 1999. 5. Замятин, Е.И. Скифы ли? // Замятин, Е.И. Я боюсь... 6. Лефевр Ф. Один час с Замятиным, кораблестроителем, прозаиком и драматургом // Замятин Е.И. Я боюсь... 7. Полякова Л.В. Полякова, Л.В. Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы ХХ века как литературной эпохи. Курс лекций / Л.В.Полякова. – Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р.Державина, 2000. 8. Розанов В.В. Номинализм в христианстве // Розанов В.В. В мире неясного и нерешенного. Из восточных мотивов / Под ред. А.Н.Николюкина. М.: Республика, 1995. 9. Философский энциклопедический словарь. – М.: ИНФРА-М, 1997. 10. Флоровский, Г.В. О народах неисторических (Страна отцов и страна детей) / Г.В.Флоровский // Мир России – Евразия... О.В. Донова Дальневосточная государственная социально-гуманитарная академия г. Биробиджан, Россия ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ВОСПРИЯТИЯ КИТАЙСКИХ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ В ПОСЛОВНОМ ПЕРЕВОДЕ НА РУССКИЙ ЯЗЫК Фразеология является объектом многочисленных разноаспектных исследований. В последнее время усилился интерес к её рассмотрению с точки зрения лингвокультурологии с целью постижения языковой картины мира. Во фразеологии запечатлён богатый исторический опыт народа, в ней отражены представления, связанные с трудовой деятельностью, бытом и культурой людей. В данной работе мы постарались исследовать процесс восприятия китайских фразеологизмов носителями русского языка с целью выявления наиболее существенных сходств и различий между языковыми картинами мира этих языков. Для достижения поставленной цели был проведён психолингвистический эксперимент. В качестве информантов привлекались студенты факультета иностранных языков Бийского педагогического государственного университета им. В.М. Шукшина (всего 50 человек). Им было предложено 25 китайских фразеологических единиц в их дословном переводе на русский язык. Инструкция формулировалась следующим образом: «Представленные Вам китайские фразеологизмы в пословном переводе на русский язык имеют русские аналоги. Приведите русский фразеологизм, а если Вы не можете подобрать аналог, но Вам понятно фразеологическое значение китайской единицы, укажите его». Материал предъявлялся в письменном виде, время не ограничивалось. 13 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА В результате эксперимента нами было получено 1037 реакций. При подсчете результатов учитывались не только правильные соотнесения, но и те случаи, когда информанты предлагали синонимичные фразеологизмы. Причем, мы принимали во внимание только те синонимы, которые зафиксированы в словарях (Словарь фразеологических синонимов русского языка под редакцией В.П. Жукова, Словарь фразеологических синонимов русского языка под редакцией В.М. Мокиенко). Для удобства анализа весь полученный материал был разделён на 3 группы, в зависимости от правильности, приближенности к правильному толкованию реакций и неправильности толкования реакций, представленных процентно и характеризующих уровень восприятия. Мы воспринимаем условности выделения данных групп. Однако, как отмечает В.Г. Гак, не следует преувеличивать роль количественных показателей при анализе материала. В силу многофакторности воздействия на язык и разнофункциональности языковых единиц одинаковых подходов к количественным данным быть не может [Гак, 1998],. 1 группа. Фразеологизмы с высоким уровнем восприятия, условно представленные от 50% и выше, характеризуются тем, что реалии действительности, употребляющиеся в китайском языке, не противоречат русскому языку, например, 海底捞针 (букв. Вылавливать булаву на дне морском) – русск. Искать иголку в стоге сена (68%), 不咎既往 (букв. Не обвинять за прошлое) – русск. Кто старое помянет, тому глаз вон (62%), 口蜜腹剑 (букв. На устах мёд, а за пазухой меч) – русск. На устах мёд, а на сердце лёд (54%),对牛弹琴 (букв. Игра на лютне перед быком) – русск. Метать бисер перед свиньями (52%). 2 группа. Фразеологизмы со средним уровнем восприятия (было дано приближенное значение фразеологизмов), условно представленные от 30% до 50%, например, 摩肩接踵 (букв. Тереться плечами и соприкасаться ногами) – русск. Яблоку негде упасть (30%),捋虎须 (букв. Гладить тигра по усам) – русск. Играть с огнём; лезть на рожон (32%). 3 группа. Фразеологизмы с низким уровнем восприятия, условно представленные от 30% и ниже. Причина низкой опознаваемости кроется в том, что данные фразеологизмы обладают многозначной образностью. Так, фразеологизм 伸手不见五指 (букв. На расстоянии вытянутой руки не увидеть свои пять пальцев) – русск. Ни зги не видно верно определили 6%, а у 62% данная идиома отождествляется с русской Близок локоток да не укусишь; в чужом глазу соринку заметит, а в своём бревна не видит; не видеть дальше своего носа. Подобное мы наблюдаем и при воспри14 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ ятии идиомы杯弓蛇影 (букв. В винной чаше тень от лука наподобие змеи) – русск. У страха глаза велики (верно 12%). 24% информантов поняли её как Ложка дегтя в бочке мёда; пригреть змею на груди. Кроме того, низкий уровень опознавания – результат несоответствия образной системы китайского языка и русского. Например, фразеологизм 大醇小疵 (букв. В хорошем вине небольшой привкус) со значением И на солнце есть пятна. Это выражение у информантов ассоциируется, прежде всего, с такими фразеологизмами, как Одна паршивая овца все стадо портит; ложка дегтя в бочке мёда; чему быть, того не миновать (30%); не всё золото, что блестит; у каждого есть свои недостатки (26%). Следует отметить, что ряд фразеологических единиц не был опознан ни одним из информантов. Это фразеологизмы 背黑锅 (букв. Носить за спиной закопчённый котёл) – русск. Быть козлом отпущения. По всей видимости, причина этого кроется в том, что во фразеологизме присутствует словосочетание «закопчённый котёл», провоцируя затруднения при восприятии. Информантами были предложены варианты Гол как сокол; не иметь ни гроша, что говорит о том, что в сознании носителей «закопчённый котёл» ассоциируется с бедностью. Кроме того, в сознании носителей русского языка закреплён фразеологизм Носить камень (топор, нож) за пазухой, что препятствует правильному опознаванию. 人往高处走, 水往底处流 (букв. Человек идет вверх, а вода течет вниз) – русск. Рыба ищет где глубже, а человек где лучше. Возможно, при интерпретации данного фразеологизма реципиенты опирались на лексему «вода», что объясняет появление таких прямо или косвенно связанных с водой вариантов, как Плыть по течению; в одну воду два раза не войдёшь; каждому кораблю своё плавание; под лежачий камень вода не течёт; рыбак рыбака видит издалека. Аналогичная ситуация наблюдается в случае с фразеологизмом 事半功倍 (букв. Дел вполовину, а результат вдвое) – русск. Игра стоит свеч. Опорой в данном случае выступила лексема «дело». Информанты предложили варианты, связанные с делами, трудом, работой: Трудности уйдут, а благое дело останется; глаза боятся, а руки делают; терпение и труд всё перетрут; сделал дело, гуляй смело; без труда не вытянешь и рыбку из пруда; хорошее начало – пол дела; делу время – потехе час. А фразеологизм 坐井观天 (букв. Сидеть в колодце и наблюдать небо) – русск. Смотреть со своей колокольни также не был опознан ни одним из респондентов. Таким образом, по результатам эксперимента можно сделать следующие выводы: 15 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА 1. Внутренняя форма фразеологизмов чужого языка воспринимается как обобщение и достаточно легко поддается фразеологизации при условии нестандартности ситуации, используемой во фразеологизме, что само по себе направляет информанта на поиск непрямого значения выражения. 2. Восприятие образной системы чужого языка зависит от степени соотнесенности с образной системой родного языка испытуемого. Сопоставление китайских и русских фразеологических единиц показывает способность языка отражать материальную и духовную жизнь народа-носителя, позволяет лучше понять закономерности и особенности изучаемых языковых явлений, глубже проникнуть в структуру языков, полнее изучить и осмыслить своеобразие каждого из исследуемых языков. ЛИТЕРАТУРА 1. Жуков В.П., Жуков А.В. Школьный фразеологический словарь русского языка. – М.: Просвещение, 1989. – 384 с. 2. Мелерович А.М., Мокиенко В.М. Фразеологизмы в русской речи. Словарь. – М.: Русские словари, 1997. – 864 с. 3. Гак В.Г. Языковые преобразования. – М., 1998. – 768 с. 4. Словарь фразеологизмов и устойчивых выражений китайского языка. В 4-х томах: на кит. яз. Т.1: А - 2001. (中华成语熟语辞海 唐枢主编北京：学箢出版社，2001）。 Н.И. Доронина Бийский педагогический государственный университет имени В.М. Шукшина г. Бийск, Россия ЗООМЕТАФОРЫ НА ШКАЛЕ ИНВЕКТИВНОСТИ Обращение к функционированию инвективной лексики1 в современной речевой культуре вызвано не только узкопрофессиональным интересом лингвистов, но и практической необходимостью, связанной прежде всего с судебными разбирательствами по защите чести, достоинства и деловой репутации гражданина (ст. 152 ГК РФ и ст. 130 УК РФ). Одним из аспектов исследования инвективной лексики может стать расположе- 1 «Инвективу в узком смысле слова можно определить как способ существования словесной агрессии, воспринимаемый в данной социальной (под)группе как резкий или табуированный. В несколько ином ракурсе инвективой можно назвать вербальное (словесное) нарушение этического табу, осуществленное некодифицированными (запрещенными) средствами» [3] 16 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ ние ее на шкале инвективности, произведенное путем обращения к носителям языка, их речевому и культурному опыту. Один из способов такого исследования был представлен в работе Н.Д. Голева «Юридизация естественного языка как лингвистическая проблема» [1]. В статье предложена анкета для сбора материала для словаря инвективной лексики русского языка, включающая 2 базовых вопроса: 1. Какое из каждой пары слов кажется Вам более обидным? 2. Из предложенного списка слов выпишите три наиболее и три наименее обидных. Каждый вопрос включал список слов для анализа, сгруппированных по тематическому принципу, и несколько дополнительных заданий. Полученные материалы были представлены в виде таблиц. Настоящее исследование направлено на изучение степени инвективности зоометафор и является своего рода продолжением работы над составлением словаря инвективной лексики. Однако мы предлагаем несколько иной метод установления степени инвективности отдельных групп такой лексики. В частности, мы обращаемся только к одной группе инвективной лексики, а именно – к зоометафорам. В классификации инвективной лексики, представленной в книге «Понятие чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой коммуникации» [2], зоосемантические метафоры выделены в отдельную группу и определены как слова, «отсылающие к названиям животных: кобель, кобыла, свинья». На первом этапе нашего исследования был сформирован список зоометафор, в который вошли названия животных, птиц, насекомых и т.д., причем не все из них используются в речи регулярно для номинации человека, тем более с целью его обидеть. Такой отбор был обусловлен стремлением препятствовать автоматизации механизма оценки у носителей языка. Весь список был разбит на две анкеты. Реципиентам предлагалось следующее задание: «Оцените каждое слово по степени оскорбительности / неоскорбительности лично для Вас, присвоив индекс от –10 (самые обидные) – 0 (нейтральные) – +10 (приятные, ласковые и т.п.)». Таким образом было исследовано 119 слов, опрошено 210 человек (146 женщин и 64 мужчины). В анкете также предлагалось указать пол, возраст и образование. Опрос проводился среди студентов дневных и заочных отделений филологического и исторического факультетов Бийского педагогического государственного университета имени В.М. Шукшина и юридического и экономического факультетов Бийского филиала Московского открытого социального университета. Возраст реципиентов варьировался от 16 до 40 17 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА лет, образование – среднее, средне-специальное, незаконченное высшее и высшее. Результаты анкетирования представлены в таблице 1. Слово акула амёба бабочка баран бегемот белка болонка бульдог бурундук бык волк воробей ворона выдра выхухоль гадюка галка гепард гиена голубь грач гусеница гусыня гусь дятел еж енот жаба жаворонок жеребец жук журавль заяц змея зяблик кабан кляча кобель кобра кобыла 18 Таблица 1. Оценка зоометафор на шкале инвективности м ж Среднее 0 -1,18182 -0,59091 -3,05882 -6,33333 -4,69608 1,882353 4,113636 2,997995 -7,36667 -6,3039 -6,83529 -4,08824 -4,02273 -4,05549 -1,2 -2,098 -1,649 -4,3 -3,402 -3,851 -2,66667 -3,4804 -3,07354 -3,03333 -1,45098 -2,24216 -5,03333 -3,9216 -4,47747 -3,03333 -1,735 -2,38417 -2,76667 0,107843 -1,32941 -4,06667 -5,10784 -4,58726 -5,64706 -5,22727 -5,43717 -3,88235 -3,63636 -3,75936 -4,88235 -6,27273 -5,57754 -2,56667 -1,45098 -2,00883 1,7 1,509804 1,604902 -5,8 -5,77451 -5,78726 -2,46667 2,421569 -0,02255 -1,1 -0,88235 -0,99118 -3,05882 -4,84091 -3,94987 -4,63333 -5,20588 -4,91961 -5,36667 -3,47059 -4,41863 -7,5 -5,71569 -6,60785 -0,9 -0,44118 -0,67059 -1,26667 -0,64706 -0,95687 -7,26471 -7,61364 -7,43918 -0,23333 3,058824 1,412747 1,33333 -3,83333 -1,25 -0,33333 -1,29412 -0,81373 0,1 0,813725 0,456863 -1,96667 1,54902 -0,20883 -4,94118 -5,09091 -5,01605 -2,83333 -0,61765 -1,72549 -5,52941 -4,72727 -5,12834 -7 -8,42157 -7,71079 -4 -6,21569 -5,10785 -3,64706 -2,22727 -2,93717 -6,23333 -8,86275 -7,54804 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ коза козел комар конь корова кот кошка крокодил кролик крот крыса курица курочка лайка ласточка лев лиса лось лошадь львица лягушка мангуст мартышка медведь медуза мопс муха мышь носорог обезьяна овечка овца овчарка олень панда паук пёс песец петух петушок пингвин пиявка попугай поросенок ротвейлер рыба -5,23333 -7,16667 -2,36667 -4,53333 -4,8 1,766667 -1,33333 -4 -1,23333 -2,52941 -7 -4,93333 -2,45043 -1,9 4,911765 4,233333 0,1 -4,66667 -5,43333 -1,46667 -2,44118 -1,2 -5,23333 -0,03333 -2,38235 -3,06667 -2,7 -6,73333 -3,2 -5,7 -5,6 -7,63333 -2,58621 -7,2667 -1,93333 -0,56667 -7,06667 0,5 -9,36667 -6,56667 -6,23333 -4,86667 -4,8 -3,96667 -0,93333 -0,76471 -6,90196 -6,87255 -1,47059 -4,63725 -8,08824 1,960784 4,392157 -4,20455 0,656863 -2,15909 -7,75 -7,29412 0,588235 -2,56863 7,068182 2,872549 3,529412 -5,19608 -5,65686 5,303922 -4,52273 -0,86275 -3,98039 -2,20588 -1,68182 -1,59804 -2,77451 -6,27451 -3,73171 -5,71157 -6,60784 -8,2451 -3,73529 -6,46078 0,882353 -2,26471 -4,29412 -0,02273 -4,87255 -0,19608 -3,26471 -6,02941 -2,73529 -2,28431 -2,12195 -0,54545 -6,06765 -7,01961 -1,91863 -4,58529 -6,44412 1,863726 1,529414 -4,10228 -0,28823 -2,34425 -7,375 -6,11373 -0,9311 -2,23432 5,989974 3,552941 1,814706 -4,93138 -5,5451 1,918626 -3,48196 -1,03138 -4,60686 -1,11961 -2,03209 -2,33236 -2,73726 -6,50392 -3,46586 -5,70579 -6,10392 -7,93922 -3,16075 -6,86374 -0,52549 -1,41569 -5,6804 0,238635 -7,11961 -3,38138 -4,74902 -5,44804 -3,76765 -3,12549 -1,52764 -0,65508 19 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА саранча свинья синица синичка скворец скунс слон снегирь собака сова сорока страус стрекоза сука сурок суслик таракан тигр тушканчик тюлень удав улитка утка утконос хамелеон хомяк хорёк цапля червяк черепаха шакал шиншилла ягуар СРЕДНЕЕ -3,58824 -8,1 -1,86667 -1,33333 -0,66667 -6,93333 -3,1 1,117647 -4,83333 -0,43333 -2 -3,76667 -1,35294 -7,83333 -0,94118 -2,44118 -5,7 3,3 -3,02941 -5,08824 -1,08824 -4,16667 -4,66667 -4,16667 -0,47059 -1,79412 -4 -2,32353 -5,97059 -3,7 -7,83333 -0,70588 3,366667 -3,16922 -3,97727 -8,5 1,245098 4,058824 0,401961 -7,11765 -4,4902 1,431818 -4,7549 -0,36275 -2,48039 -2,9902 0,159091 -8,20588 -1,18182 -1,59091 -4,7549 2,323529 -2,5 -3,54545 -1,72727 -2,62745 -3,58824 -3,84314 -0,70455 -1,65909 -3,04545 -2,77273 -5,90909 -3,77451 -7,13725 1,545455 1,813725 -2,6955 -3,78276 -8,3 -0,31079 1,362747 -0,13235 -7,02549 -3,7951 1,274733 -4,79412 -0,39804 -2,2402 -3,37844 -0,59692 -8,01961 -1,0615 -2,01605 -5,22745 2,811765 -2,76471 -4,31685 -1,40776 -3,39706 -4,12746 -4,00491 -0,58757 -1,72661 -3,52273 -2,54813 -5,93984 -3,73726 -7,48529 0,419788 2,590196 -2,93236 Реакции на каждое слово были приведены к усредненному результату, «мужские» и «женские» представлены отдельно. На данном этапе исследования регулярной закономерности в оценке зоометафор на шкале инвективности у реципиентов различного возраста и образования не обнаружено. Однако можно выявить две базовые закономерности. Первая касается индивидуальной оценки инвективной лексики вообще. Так, у женщин самый низкий средний показатель по одной анкете составил 7,68235, а самый высокий – +1,941176, у мужчин – -8,4 и -0,23529 соответственно; по другой анкете у женщин -5,52941 и +1,058824, у мужчин 7,11765 и +3,941176. 20 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ Более значимым являются результаты гендерной дифференциации показателей инвективности. Притом, что корреляция оценки у мужчин и женщин весьма высокая (0,818136), «шкалы предпочтений» не совпадают. В первую десятку самых обидных слов для мужчин входят1: петух, свинья, сука, шакал, овца, дятел, баран, олень, жаба, козел; для женщин: кобыла, свинья, кляча, овца, сука, корова, крыса, жаба, курица, шакал. Уже по первой части списка выделяются специфически мужские и женские инвективы. А корреляция первой десятки самых обидных слов2 (по среднему показателю) мужчин и женщин обратная (-0,71243), то есть малые значения одного набора связаны с большими значениями другого. Отметим несколько важных моментов. Во-первых, разумеется, далеко не все инвективы применяются к номинации и мужчин и женщин. Судя по реакции реципиентов, а индексы расставлялись у всех слов всеми реципиентами – отказов не было, они принимали принципиальную возможность таких номинаций, в том числе и окказиональных, ситуативных. Во-вторых, индивидуальные шкалы у реципиентов отличались. Так, в одной анкете реципиент (мужчина) напротив слова крыса (средний индекс у мужчин – -7, в рейтинге у мужчин оно 13-е, а в общем рейтинге – 8-е) поставил индекс -10 и подписал «вообще убил бы». При наблюдении над последними десятью словами3, по среднему показателю включенными в группу необидной лексики, корреляция в оценке мужчин и женщин близка к нейтральной (-0,09309), то есть данные двух диапазонов никак не связаны или связаны, как в данном случае, очень слабо. Наблюдения над этой группой лексики также весьма показательны. Мужчины в группу приятных для них слов включили следующие4: ласточка, лев, ягуар, тигр, бабочка, кот, гепард, жеребец, снегирь, песец, журавль, лиса (всего 13 слов), женщины – ласточка, львица, кошка, бабочка, синичка, лиса, жаворонок, лев, голубь, тигр, кот, ягуар, заяц, шиншилла, гепард, снегирь, синица, панда, журавль, кролик, курочка, скворец, стрекоза, воробей (всего 24). Как видно, набор такой лексики у мужчин и женщин различен. Например, положительный индекс мужчины присвоили словам песец (+0,5) и жеребец (+1,33), тем же словам женщины присвоили индексы соответственно -0,023 и -3,83. Слова львица, кошка, жаворонок, синичка, шиншилла, голубь, скворец, 1 Слова даны в порядке «убывания» индекса инвективности. Свинья, сука, овца, кляча, кобыла, шакал, жаба, крыса, петух, скунс. 3 Кошка, гепард, лиса, кот, львица, ягуар, тигр, бабочка, лев, ласточка – слова расположены по степени убывания инвективности. 4 Слова даны в порядке «убывания» индекса (от самых приятных). 2 21 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА заяц, кролик, синица, панда, стрекоза, курочка, воробей женщины оценили положительно, а мужчины отрицательно; правда, индекс у них выше среднего (для мужчин среднее – -3,16922). Средний показатель инвективности зоометафор у мужчин и женщин отличен: мужчины в целом острее реагируют на инвективную лексику в 1,18 раза. Однако средний показатель для собственно инвективных зоометафор у мужчин – -3,78725, а у женщин – -3,94287, то есть примерно одинаковый, что можно объяснить тем, что мужчины более сдержанно реагируют на лексику с положительной коннотацией. В начале нашей статьи мы ссылались на сходное исследование Н.Д. Голева [1]. Некоторые зоометафоры в наших анкетах совпали, что позволяет нам сопоставить результаты (Таблица 2) Таблица 2. Сопоставление результатов исследования зоометафор Зоометафоры Наше исследо- Исследование вание Н.Д. Голева (среднее) -8,3 30 свинья -7,54804 51 кобыла -7,48529 33 шакал -7,375 39 крыса -6,835285 15 баран -6,113725 5 курица -5,680395 2 пёс -5,016045 7 змея -4,794115 3 собака -4,587255 0 ворона -3,7951 4 слон -3,12549 0 поросенок Данная таблица содержит различные числовые показатели, однако для нас важен рейтинг. В данном случае он отражает высокую степень корреляции (0,82) результатов, несмотря на то, что исследования проводились в разных возрастных группах и разными методами. Анализ инвективного содержания данной лексики, безусловно, требует отдельного осмысления, поскольку толковые словари далеко не всегда его отражают. В данном случае логично обращение к словарям ассоциативным, а также к прямым опросам носителей языка. Так, при обсуждении со студентами слов заяц и воробей мы обратили внимание на различную оценку степени их инвективности у мужчин и женщин, в частности, возник вопрос, почему мужчины, в отличие от женщин, дали им отрицательную оценку. На что последовало объяснение: Заяц – это достаточно частотное интимное ласковое обращение мужчин к близким им женщинам. Есть варианты: зая, зайка. Воробей, воробышек – ласковое обраще22 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ ние к ребенку. А вот при обращении к мужчинам у данных слов актуализируются совершенно другие ассоциативные семы: «воробей – маленький заморыш», «заяц – трус», что, разумеется, не может польстить мужчине. Таким образом, данные (и не только эти) зоометафоры имеют одновременно противоположные ассоциативные семы, что весьма характерно для оценочной лексики. В заключение отметим, что проведенное исследование отражает прежде всего формально-статистические показатели и нуждается в дальнейшем семантическом осмыслении, с одной стороны, и в расширении списка – с другой. ЛИТЕРАТУРА: 1. Голев Н.Д. Юридизация естественного языка как лингвистическая проблема // Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии. Барнаул, 2000. С. 9 – 45. 2. Понятие чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой коммуникации. М., 1997; так же http://www.gdf.ru/books/books/ dign/content.html) 3. Жельвис В.И. Слово и дело: юридический аспект сквернословия // Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии. Барнаул, 2000. С. 225. Т.В. Емельянова Тольяттинский государственный университет, г. Тольятти, Россия АФОРИСТИКА НАРОДОВ ПОВОЛЖЬЯ КАК СРЕДСТВО ФОРМИРОВАНИЯ ДУХОВНО-НРАВСТВЕННЫХ КАЧЕСТВ ШКОЛЬНИКОВ Горячие дебаты по поводу падения духовности, нравственности в молодежной среде, поиски эффективных путей духовно-нравственного воспитания ведутся в обществе не первый год. Не обходят стороной столь значимую тему ни органы власти, ни система образования, ни «простые» граждане нашего государства. Однако при явственном понимании важности проблемы, далеко не всегда четко звучит определение этих самых качеств. Неясными остаются и пути формирования духовности, нравственности. Поэтому зачастую остается открытым вопрос «Что такое духовно-нравственные качества и как именно их воспитывать?». Основываясь на проведенных нами исследованиях, мы видим духовно-нравственные качества как стабильную положительную ценностную направленность сознания и отношения человека к окружающему миру, другим людям, самому себе. Говоря о формировании названных качеств, обратимся к истокам этого явления – народной педагогике. Воспи23 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА тательный опыт народа отражен в летописях, поучениях, и, прежде всего, в афористике (пословицах, поговорках, «крылатых выражениях» и т.д.). В числе духовно-нравственных ценностей, поощряемых обществом – миролюбие, трудолюбие, честность, доброта, уважение к старшим. Порицались пороки, приносившие вред другим людям и своей душе: воровство, клевета, пьянство. Так, «Домострой» дает «Наказ мужу и жене… и детем како лепо бытии им»: «…государю и жену и детеи и домочадцов своих учити… не солгати, не оклеветати, не завидети, не обидети, не клепати, чюжого не претися, не осужатися, не бражничати, не помнити зла, не гневатися». Духовно-нравственному воспитанию большое внимание уделялось в христианстве и исламе, охватывающих влиянием миллионы россиян и являющихся органичной частью народной педагогики. Православие призывало неуклонно блюсти нормы морали: не убий; не прелюбодействуй и др. (скрижали Моисея); направляло человека к самосовершенствованию, четко разделяя понятия добра и зла: «Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека,… ибо изнутрь, из сердца… исходят злые помыслы, прелюбодеяния, убийства,… злоба» (Евангелие от Марка). Отсюда – понимание воспитания как «душевного строения». Видение нравственности как внутреннего, душевного качества находим и в исламе: «Есть в теле человека кусок плоти, который, будучи хорошим, делает хорошим и все тело, а будучи негодным, приводит в негодность и все тело, и этот кусок – сердце». Нравственные нормы отражены в Хадисах и Коране: «Кто делает добро – приобретает для души, кто зло творит – против нее стяжает». В представлении народа, самое ценное, что дает человеку воспитание – добродетель (делание добра) – готовность личности сознательно и твердо следовать добру. С раннего детства ребенок видел (на примере старших) и слышал (в сказках, пословицах), как должен поступать человек в разных ситуациях, что приветствуется обществом, что осуждается. Опыт народной педагогики доносит до нас как добродетели, так и их противоположности, соответственно, одобряемые или осуждаемые народом, такие, как: трудолюбие – безделье; ум, знания – глупость; соборность, дружба – одиночество, вражда; честь – бесчестие и др. Трудолюбие, как главная добродетель, дано человеку «…взамен счастья, потерянного за грех,… и вне труда нет для него счастья» (К.Д.Ушинский). Положительный герой сказок старателен, прилежен в работе; отрицательный нечестен, неумел, ленив. Фольклор волжан отражает мнение народа: «Работа да руки – надежные в людях поруки» (рус.); «Пока есть силы – работай, пока есть зубы – кусай» (тат.); «Живя без 24 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ труда, можно лишиться рассудка» (чув.); «В доме ленивого нет топлива, в доме обжоры нет пищи» (калмыц.). Трудовое воспитание реализовалось в семье: мальчик перенимал мастерство отца, а девочка, помогая матери, приобщалась к рукоделию. Еще один фактор трудового воспитания – общественные работы (помочи) на постройке дома, заготовке пряжи, сенокосе. Дух соревновательности, стремление показать себя с лучшей стороны – качества, поощряемые обществом, а неумение, лень осуждались, высмеивались: «У неряхи и непряхи нет и путной рубахи» (о девушке, не умеющей прясть и ткать); «Чем эдак пахать, так лучше выпрягать»; «Ленивый и могилы не стоит» (рус.). В творчестве народа отражено и ценностное отношение к знаниям: «Разум силу победит» (рус.); «Старшего слушай, молодого учи» (чув.); «Чем спрашивать старика, пролежавшего век на боку, спрашивай парня, обошедшего весь свет» (калмыц.). Герой сказки – не всегда сильный, но всегда умный персонаж: «Смышленый Иван» (чув.); «Находчивый работник» (рус.). Существовали целые циклы иронических сказок «О глупых людях». Соборность, умение вершить дело «всем миром» – основа выживания человека, семьи, рода. В чувашской песне есть слова: «…Кто встал бы рядом со мной, / Я полдуши своей бы подарил». Дом поставить, хлеб убрать, да и просто выжить в непростых условиях одиночке не по силам: «Одному жить – сердце холодить» (рус.); «Слабые вместе – сила, сильные в одиночку – слабость» (чув.); «Не будешь весной петь дружно со всеми, застонешь осенью на гумне» (тат.). Первая общность людей для ребенка – семья, где он находит любовь и защиту, где формируется его личность: «Хорош ли ребенок, узнают по матери» (калмыц.); «Каково семя, таково и племя» (рус.). Воспитателями являются все старшие члены семьи, даже древние бабки и дедки «сыплют внукам старинное словесное золото» - сказки, пословицы, загадки. Непоправимая трагедия – потеря родителей: «Без отца – полсироты, а без матери и вся сирота» (рус.); «Человек в беде спешит к родителям, как птица к гнезду» (калмыц.). Тема сиротства звучит и в народных песнях: «Как мне без отца прожить?/ Денег нет – его купить./ А и был бы я богат / – Кто б продать отца был рад? (чув.). Совесть, честь, скромность, доброта – качества, воспитание которых заложено в целях народной педагогики. По качествам этим судят о человеке: «Доброму все добро» (рус.); «Сам себя не хвали, пусть тебя люди похвалят» (чув.). С рождения ребенок слышал колыбельную: «Баю, баюшки, бай, бай,/ Глазки, Маша, закрывай./ …Будь счастлива, будь умна,/ При народе будь скромна». Воспитывали и назиданием, и иронией: «Как в комаре сала, так в нем добра» (рус.). Различий по национальному при25 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА знаку старались не делать, общались на равных, расширяя торговые, хозяйственные, бытовые (соседские), брачные связи, проявляя незаурядную терпимость: «Люди все равны: и русский, и татарин, и чуваш, и мордва» (чув.). Воспитание, таким образом, сводилось к формированию совести. Фольклор доносил до ребенка нравственную сущность любви к Отечеству, каждый народ мог представить плеяду могучих богатырей – храбрых защитников, добрых заступников: татарские Маргян-батыр и Эдгай-батыр, чувашские Улып-богатырь и Чемень-богатырь, калмыцкие Джангар и Хонгор, марийский Чумбулат и др. Любовь народа к родной земле-кормилице находит отражение и в лирических песнях, и в сказках. В классификации экологического фольклора Б. Калликота названы «типы мудрости» в общении с природой. Проведенный нами анализ показал сопоставимость этих типов с экофольклором народов Поволжья. Рассмотрим их во взаимосвязи: 1. Утилитарная охрана – охотничьи обычаи, связанные с рациональной добычей промысловых животных. Так, у марийцев бытовал запрет на посещение леса и поля на Илью, когда у птиц и зверей подрастает молодняк. 2. Религиозное поклонение – природоохранные идеи на основе почитания духов природы. Особо почитались у мордвы Вирь-ава (мать леса), Ведь-ава (мать воды), Мода-ава (мать земли); у татар – Су-анасы (водяная мать) и др. 3. Экологическая осведомленность – выражение экологических знаний в приметах и традициях (народный календарь), что позволяло регулировать хозяйственную деятельность и сдерживало разрушение окружающей среды. 4. Эко-этика – уважительные «межличностные» отношения человека и природы. В русско-марийской сказке «Медведь – липовая нога», говорится о том, что подлость к зверю (как и к человеку) наказуема. Старик, отрубивший ногу у спящего медведя, жестоко поплатился за бесчестный поступок. Итак, на основании выявленного народного идеала личности, учитывая мнения ученых, педагогов-практиков, школьников, родителей, а также в связи с приведенным выше определением духовно-нравственных качеств, уточним приоритеты воспитательной работы. Прежде всего необходимо воспитывать: 1. Ценностное отношение школьника к окружающему миру, обществу: - патриотизм (греч. patris – отечество) – нравственно-социальное чувство, включающее в себя любовь и преданность Отечеству, гордость за его прошлое и настоящее, стремление защищать интересы Родины; 26 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ - экологическая культура (греч. oikos – жилище и logos – слово, знание) – ценностные взаимоотношения человека со средой обитания. Сюда относят: экологию природы, экологию культуры (сохранение памятников культуры в природной среде), экологию человека (взаимодействие человека с окружающей средой), экологию народа (традиционные системы жизнеобеспечения этнических общностей в природе и социальнокультурных условиях их обитания) (Г.Н.Волков). 2. Ценностное отношение к людям: - толерантность (лат. tolerare – терпеть) – понимание необходимости различий и особенностей как моментов целого, стремление к взаимопониманию, согласованию мотивов, установок посредством диалога, сотрудничества; - эмпатия (греч. empatheia – сопереживание) – внерациональное познание человеком внутреннего мира других людей (вчувствование); эмоциональная отзывчивость на переживания другого; способность проникать с помощью чувств в душевные переживания других людей, сочувствовать им, сопереживать. 3. Ценностное отношение к себе: - человеческое достоинство – представление о ценности личности, нравственное отношение человека к самому себе и общества к индивиду; заключает в себе требования уважения личности, признания ее прав; - здоровьесбережение (здоровьеформирование), стремление к здоровому образу жизни соответствует древней мысли: мудрый человек предотвращает болезни, а не лечится от них. Здоровьесбережение не ограничивается только соматическим (телесным) здоровьем, оно охватывает и психологическое, и особенно духовно-нравственное здоровье человека как стремление к ценностным отношениям с миром, с людьми, с самим собой. Е.В. Зеленская Бийский педагогический государственный университет имени В.М. Шукшина г. Бийск, Россия КЛАССИФИКАЦИЯ ЦВЕТООБОЗНАЧЕНИЙ В СОВРЕМЕННОМ КИТАЙСКОМ ЯЗЫКЕ Цвет имеет огромное значение в жизни современного человека. Зачастую от него напрямую зависит настроение, эмоции и даже физическое самочувствие людей, поэтому исследования в области цвета популярны у психологов. Однако, рассматривая те или иные аспекты, специалисты за27 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА частую игнорируют глубинный исторический и культурный опыт человека, которому свойственно постоянное стремление называть предметы и явления, его окружающие. Цветовая картина мира в этом смысле не является исключением, поэтому у лингвистов цветонаименование – одна из самых популярных лексических групп. Система цветообозначений в современном китайском языке, характеризуясь достаточно высокой степенью внутренней организации, заслуживает рассмотрения, прежде всего, как один из аспектов проблемы номинации, поскольку названия цветов представляют собой особый микромир, где находит отражение реальная действительность. В китайском языке существует индивидуальная модель «мира цвета» и набора цветообозначений. Тема цветообозначений в китайском языке – это обширная проблема, которая может быть рассмотрена с различных позиций (культурноисторических, этнографических и др.), в том числе и лингвистических. В данной статье рассматриваются лишь некоторые лингвистические аспекты цветообозначений. Считается, что число цветовых оттенков, различимых глазом, составляет около семи тысяч. При этом все языки сильно отличаются по составу лексических средств выражения цвета и оттенков. В китайском языке оттенки цветонаименований выражаются различными морфологическими и лексическими средствами и, как правило, через основные цвета, но иногда особыми словами или морфемами. Цветообозначения мотивированы внутри самих названий цвета. Фактически любое слово может стать цветообозначением. Большинство цветообозначений возникло на основе имен существительных, называющих конкретные предметы (杏 – абрикос, 杏黄 – оранжево-желтый, абрикосовый цвет) [3, с. 76]. Китайские цветообозначения представляются членами единой системы цветообозначений, где для каждого члена системы имеется свое место. Вместе с тем встречаются и такие факты, когда семантика цветообозначения бывает «размыта», названия цветов пересекаются и накладываются друг на друга, оттенки цветов называется по-разному. В современном китайском языке существует устойчивое понятие 五色 wǔsè «пять цветов», куда входят 红 hóng «красный», 黑 hēi «черный», 白 bái «белый», 绿 lǜ «зеленый» и 黄 huáng «желтый». Согласно китайской астрологии каждый из них соотносится с тем или иным сектором неба. Все эти пять цветов характеризуются отсутствием внутренней формы и представляют собой древние исконно китайские слова. Остальные слова подсистем вошли в китайский язык значительно позже[2]. 28 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ Белый цвет 白色 Начертание иероглифа 白 (белый), представляющую собой пиктограмму, изображающую луч, исходящий от солнца, обнаружено уже в надписях на гадальных костях эпохи Инь (XIV в. до н. э.) В эпоху средневековья в Китае белый цвет был символом чистоты и искренности. 襟怀坦白 - «с открытой душой, искренний» 白璧微瑕 - «идеальный, без недостатков» Также белый цвет похож на цвет седого волоса, поэтому у китайцев он ассоциируется со слабостью, старостью, немощью и смертью. 白头偕老 – «жить в согласии до седых волос» 白发苍苍 – «старый» 白发苍颜 – «выглядеть старым» Черный цвет 黑色 Эволюция графического исполнения слова «черный» в китайском языке очень продолжительна и интересна. В древнекитайском языке черный цвет обозначал иероглиф 阴 – «тень», что в сочетании с древнекитайским 阳 – «свет» явилось основой для натурфилософской концепции «Инь и Ян». Таким образом, черный цвет изначально не имел негативной окраски и не противопоставлялся белому цвету, вместе они лишь символизировали разные точки зрения на мир. 白纸黑字 – «что написано пером не вырубишь топором» 黑白分明 – «разделять черное и белое» 黑天白月 – «темной ночью белая луна» В процессе языкового развития черный цвет стал обозначаться иероглифом 暗 – «темнота, таинственность». На этом этапе развития черный цвет в китайском языке обозначает природные реалии темноты и мрака, и в большинстве случаев имеет нейтральное эмоционально-оценочное значение. 漆黑一团 – «1. темнота; 2. ничего не знать, не понимать, хоть кол на голове теши» 起早摸黑 – «от зари до глубокой ночи» 29 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА 黑天摸地 – «темнота хоть глаз выколи» 黑云压城 – «1. тучи сгустились; 2. беда пришла» 夜静更深 – «чем темнее ночь, тем она спокойней» В процессе многочисленных реформ языка и письменности китайцы пришли к современному иероглифу 黑 – «черный». 昏天黑地 – «1. кромешная тьма; 2. вести беспутную жизнь» 吃了煤炭，心就黑了 – «злой, жестокий человек» Красный цвет 红色 В древнекитайском языке имел три варианта: 失色, 淡色 и 赤色. Современный 红hóng является условно «промежуточным цветом»'. В современном китайском языке все три варианта красного сохраняются, но сферы их использования незначительны. В китайской культуре красный цвет – это самый счастливый из всех цветов. Издревле «красный» символизирует удачу, благополучие. Один из традиционных цветов свадебного одеяния невесты является красным (红衣裙 – красное платье новобрачной). В Древнем Китае во времена династии Чжоу (1050 – 256гг. до нашей эры) красный цвет был священным, живительным цветом. Среди переносных значений выделяются те, которые характеризуют человека с положительной стороны (红人 «любимец публики» в театре; 红娘 «красавица»). 万紫千红 – «1. красочный пейзаж; 2. многообразие вещей и явлений» 红颜薄命 – «у красивой девушки тяжелая судьба» Зеленый цвет 青色（绿色） 青色 – особое цветообразование: одновременно оно обозначает «зеленый; синий; голубой; черный; темный». Из переносных значений выделяются «молодой, неопытный»; 青 – цветообозначение, существовавшее с древних времен; считалось, что оно произошло от 蓝 «синий; голубой» – наименования красителя. Отсюда до наших дней дошел 青出于蓝 «ученик, превзошедший своего учителя» букв. «qing вышел из lаn». Переносные значения у 青 развиты слабо, очевидно, потому что он одновременно передает несколько цветов. 30 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ 青春朝气 – «дыхание весны» 青天霹雳 – «гром среди ясного неба» 青梅竹马 – «детские забавы, зеленые сливы и бамбуковые лошадки» Желтый цвет 黄色 Желтый цвет является цветом обозначения императорской власти и национальной государственности, что приобрело нормативный характер в цинскую эпоху (黄袍加身 – вступить на престол, прийти к власти). Все, что окружало цинских императоров, все, чем они пользовались, вплоть до посуды и предметов личной гигиены, было желтого цвета и всех его оттенков. В то же время, в древнекитайских верованиях и анимистических представлениях по причине его семантических связей с почвой и земной поверхностью, установились прочные ассоциации желтого цвета со смертью и миром мертвых: сочетание 黄土»желтая земля» - принятое в китайском языке образный синоним могильного холма; 黄泉»Желтый источник» - название подземного царства мертвых; «уйти к Желтому источнику» - поэтическая метафора кончины человека. Желтый цвет соотносится с цветом осенней, то есть увядающей, растительности и, следовательно, выступает знаком осени как конца года и конца человеческой жизни. 黄泉之下 – «на том свете, в загробной жизни» 命赴黄泉 – «умереть, отправиться в потусторонний мир» В китайском языке выделяются три оттенка собственно желтого цвета: 明黄ярко-желтый, абрикосово-желтый 杏黄 и золотисто-желтый 金黄. Помимо основных цветов выделяются и промежуточные цвета: 褐色hèse «бурый, коричневый, цвет китайского финика», 灰 huī «серый», 绀gàn «фиолетовый, темно-пурпурный, красно-синий», 咖啡色 kāfēisè «кофейный», - и их оттенки: 灰溜溜huīliúliú «грязно-серый; унылый», 灰蒙蒙 huīméngméng «серый, сероватый» [4]. Таким образом, цвет в современном китайском языке играет важную роль. Во-первых, он не только несет особый микромир, отражая реальную действительность, но и передает настроение, эмоции и физическое самочувствие индивидуума. Во-вторых, сама символика цвета, зародившись еще в древнем Китае, практически не изменилась в своей семантике и продолжает существовать до сих пор. 31 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Горелов В.И. Лексикология китайского языка. – М.: Просвещение, 1984. – 114 с. 2. Дубкова О.В. Цвет в китайском языке и культуре. – http://www.philology.ru/linguistics4/dubkova-04.htm 3. Семенас А.Л. Лексика китайского языка. – М.: Муравей, 2000. – 76 с. 4. 使用现代汉语规范词典。/李葆嘉，唐志超主编。 吉林大学出版社，2001。 Е.П.Иванова Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия ТОЛКОВЫЙ СЛОВАРЬ КАК ОТРАЖЕНИЕ КАРТИНЫ МИРА Понятие «картины мира», активно разрабатываемое в настоящий момент в научной литературе, в общенаучном понимании эквивалентно выражению «совокупность знаний о мире», информации о «материи во всех ее конкретных проявлениях, которыми располагает человек, а точнее – общество, а еще точнее – вся человеческая цивилизация в целом» [1, с.20]. Картина мира в том виде, в котором она формируется и хранится в сознании носителя языка, отражает опыт «десятков поколений на протяжении многих тысячелетий» [1, с.39], в котором закрепляется результат индивидуальной рефлексии окружающей действительности субъектом. Способом объективации картины мира, сложившейся в сознании индивида, является язык, который, представляя собой «окно» [2, с.12] в концептуальный и образный мир человека, в свою очередь формирует опосредованную картину мира, которую принято обозначать термином языковая картина мира. При этом, однако, сам термин языковая картина мира предполагает определенную условность, о которой пишет Г. В. Колшанский: «Если говорить о так называемой «языковой картине мира» в методологическом плане, то необходимо иметь в виду предельную условность этого выражения» [1, с.27], предлагая говорить не о языковой картине мира, а «о языкомыслительной картине мира» [1, с.37]. В этом плане национальный толковый словарь, который представляет комплексное описание лексического состава языка, онтологически характеризуется системностью как на уровне макроструктуры, так и микроструктуры составляющих его фрагментов. Как замечает А.С.Герд, словарь «системен изнутри, т.к. строится по определенным заранее заданным принципам, которые уже сами по себе образуют чисто лексикографическую систему. /…/ В разных формах своей реализации словарь отражает и представляет систему языка, а через нее и систему объектов» [3, 32 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ с.197]. Системность словаря проявляется не только на внешнем уровне его структуры, заключающейся в однотипности построения словарных статей, системы помет и отсылок, но и на внутреннем уровне, затрагивающем семантический аспект представления словарных единиц и связанных с тем, что в словарном тексте отражается многообразие связей слова в системе языка. Именно поэтому словари изначально стремятся к использованию генетических определений (включающих классификатор и специфицирующие признаки), которые являются доминирующим типом в построении словарных дефиниций и позволяют в результате иерархического представления родовидовых отношений, при которых одно понятие определяется через другое, построить классификации различных типов, представляющих результат полного и неполного индуктивного обобщения. В идеале классификаторы должны быть взаимосвязаны между собой подобно зоологической или ботанической таксономии, но в действительности этот тип организации в общих одноязычных словарях, как правило, оказывается неполным, что объясняется не столько разнообразием типов дефиниций (с помощью генетического определения формулируется подавляющее большинство словарных дефиниций), сколько с тем, что общий словарь, представляя собой первичную систематизацию состояния знаний человека относительно окружающей его действительности на определенный период времени, отражает не научную, а наивную картину мира. В частности, сопоставление классификаций, построенных на основании родовых признаков, выделяемых в составе дефиниций наименований различных видов атмосферных осадков в словарях французского языка 17-21 вв., наглядно показало, что отдельные классификации, относящиеся к каждому словарю в отдельности, легко могут быть наложены друг на друга в рамках каждого хронологического периода. С нашей точки зрения, это свидетельствует о том, что первичная систематизация знания, представленная в словаре, представляет собой отражение «коллективного когнитивного пространства» [4, с.45], своего рода макроструктуры, которая реализуется в сознании индивида, разделяющего с другими индивидами континуум знаний, как правило, маркированный социально и определенным типом культуры. Вместе с тем, в рамках единой гиперструктуры организации лексики на уровне макроструктуры отдельных словарей наблюдается варьирование. В некоторых отдельных классификациях обнаружились дырки, т.е. при наличии гиперонима в дефиниции он отсутствовал в качестве входного слова. В других случаях имело место отнесение слова к двум родовым признакам сразу, или нарушение правила определения через ближайших род. Подобным примерам не стоит удивляться, поскольку известно, что естественная классификация (в отличие от научной) не всегда 33 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА придерживается жесткого соблюдения правил деления объема понятия, восходящих к Аристотелю, в частности, требованию о подчинении ближайшему роду, о невозможности одновременного отнесения к двум классификаторам и т.п. Кроме этого, построенные эндоцентрические ряды, ограниченные рамками отдельных словарей, позволили констатировать наличие лексикографических ошибок, которые могут быть выявлены на макроструктурном уровне представления лексико-понятийных связей в словаре. Так, при определении hydrométéore читаем: Forme sous laquelle se présente l'eau atmosphérique (par ex., pluie, bruine, neige, grêle, brouillard, givre), à l'exception des nuages. [5]. Из дефиниции следует, что к гидрометеорам относятся различные формы существования атмосферной воды (в т.ч. туман), кроме облаков. Между тем в определении brouillard в качестве классификатора используется nuage: brouillard: Nuage formé, au voisinage du sol, par de fines gouttelettes d'eau en suspension dans l'air. Аналогичным образом, ср. следующие дефиниции в словаре Larousse / VUEF 2003: hydrométéore - Météore aqueux (nuage, brouillard ou brume, pluie ou neige, rosée, givre, verglas) déterminé par la condensation ou la congélation de la vapeur d'eau. Météore - Tout phénomène observé dans l'atmosphère, à l'exception des nuages [6]. Иными словами, гипоним hydrométéore & nuage, а его гипероним météore [—nuage], что есть нарушение правила транзитивности гиперонима. Осмысление подобного рода лексикографических «индивидуальных интерпретаций», равно как и многогранной природы словаря, как представляется, предполагает обращение к более общей проблематике, а именно соотношения коллективного и индивидуального знания, т.е. каким образом соотносится коллективная и индивидуальная картина мира в рамках словарного текста. По определению вне зависимости от того, идет ли речь о словаре нормативного, дескриптивного или энциклопедического типа, он всегда фиксирует слова в тех смыслах и значениях, которые уже установились в языке, т.е. следует за узусом. И в этом плане словарь как инструмент фиксации словарного состава априори является вторичным элементом по отношению к языковому сознанию. Начиная с первых французских одноязычных толковых словарей, их авторы вне зависимости от своих методологических установок черпали примеры либо в письменных текстах разной жанровой принадлежности, либо в устной речи. Поскольку каждый автор словаря при этом руководствуется собственными социальными, культурными и идеологическими установками, разноплановость толкования одного и того же слова, представленного в разных словарях обусловлена как степенью обобщенности его дефиниции, так и особенностями личностной интерпретации автора. Словарь представляет собой инвентаризацию публичного пространства, своего рода опись языка, при которой автор словаря выступает интерпре34 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ татором, вычленяя отдельные фрагменты языка как в его письменной, так и устной формах, поскольку значения и смыслы слов существуют не в готовом виде, а создаются непосредственно в дискурсе. Публичное пространство языка, таким образом, представляет собой дискурсивное пространство, понимаемое в данном случае в широком смысле слова как «конкретное коммуникативное событие, фиксируемое в письменных текстах и устной речи, осуществляемое в определенном когнитивно и типологически обусловленном коммуникативном пространстве» [8, с.14]. В этом смысле в сферу дискурса включается совокупность тематически соотнесенных текстов, отражающих завершенный или продолжающийся продукт коммуникативного действия, его письменный или речевой результат, который интерпретируется реципиентами. Материализуя публичное пространство, автор выступает как субъект, погруженный, с одной стороны, в языковую стихию, функционирование которой подчиняется объективным закономерностям изменений языкового сознания, а с другой стороны, реализующий себя как коммуникативную личность, в поведении которой, как замечает В. Карасик, проявляется определенный тип личности, исторически изменчивый и социопсихологически вариативный [9, с.360]. В этом плане специфика словаря заключается в том, что, представляя результат объективного отражения языкового состояния социума, пропущенного через индивидуальное авторское восприятие, он обладает кодифицирующим характером с точки зрения его потенциальных пользователей. ЛИТЕРАТУРА 1. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. 3-е изд. М., 2006. 2. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004. 3. Герд А. С. К определению понятия «словарь» // Проблемы лексикографии: Сборник ст. / Под ред. А.С.Герда и В.Н.Сергеева. - СПб., 1997. – С.191-203. 4. Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? Человек. Сознание. Коммуникация. – М., 1998. 5. L’Encyclopédie Hachette Multimédia © Hachette Multimédia / Hachette Livre, 2002, Version 6.0. 6. L'Encyclopédie Universelle Larousse. © Larousse / VUEF 2003 Version CDROM. 7. Чернявская В.Е. Дискурс как объект лингвистических исследований // Текст и дискурс. Проблемы экономического дискурса: Сб. научн. тр., СПб: Изд-во СПетерб. гос. ун-та экономики и финансов, 2001. С.11-22. 8. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – М.: Гнозис, 2004. 35 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА В.Ю. Кравцова Бийский педагогический государственный университет имени В.М. Шукшина г. Бийск, Россия ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ВОСПРИЯТИЯ ЗВУКОПОДРАЖАНИЙ РУССКОГО ЯЗЫКА КИТАЙСКОЯЗЫЧНЫМИ НОСИТЕЛЯМИ Вопрос о взаимосвязи между составляющими языкового знака, впервые высказанный ещё в древнегреческой школе стоиков в форме теории «фюсей» («природа», «отприродность») и на протяжении многих столетий находящий то или иное отражение в работах Платона, Ж.-Ж. Руссо, М.В. Ломоносова и др. учёных, является одним из ключевых в современном языкознании. Вопрос о мотивированности/произвольности языкового знака и процессе первичного наименования вещей тревожит умы многих исследователей. Сторонники и противники теории звукоизобразительности приводят множество доводов, основанных как на теоретическом, так и на экспериментальном материале, в защиту своих убеждений. Несмотря на развернувшуюся полемику, у большинства учёных не вызывает сомнения тот факт, что звуковые волны разной длины и частоты создают в восприятии человека некий акустический эффект, который вызывает у него определённые чувства и ассоциации и «осознавая окружающее, человек выделяет в нём … в первую очередь предметы движущиеся и звучащие» [1, с. 54]. В работе «Происхождение языка и его роль в формировании мышления» А.Г. Спиркин называет главным источником звукового материала «унаследованные от животных предков звуки», которые и «послужили основным материалом, или биологической предпосылкой, формирования звуковой речи человека» [2, с. 2633].Соответственно, первоначально языковой знак был непроизвольным и в основе возникновения языка лежит фонетическая мотивированность, которая, однако, ослабляется в ходе исторического развития языка. Возникает закономерный вопрос, носит ли звукоизобразительность универсальный (свойственный всем языкам мира) или уникальный (свойственный ограниченному количеству языков) характер? Ответ на этот вопрос можно получить только экспериментальным путём, привлекая к исследованиям разносистемные языки. Исследование процессов восприятия звукоподражаний (как наиболее мотивированных знаков) носителями разносистемных языков позволит экспериментальным путём подтвердить/опровергнуть универсальность явления звукоизобразительности и его интернациональный характер. Данная работа является частью исследования, направленного на изучение процессов восприятия кодифицированных звукоподражаний рус36 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ ского и китайского языка носителями, не владеющими указанными языками, и отражает результаты психолингвистического эксперимента, ставящего своей основной целью выявить уровень иконичности кодифицированных звукоподражательных слов русского языка. Необходимо отметить, что уже на этапе рассмотрения звукоподражаний обоих языков методом интроспекции был выявлен ряд универсальных, свойственных как русскому, так и китайскому языку, черт вербализации природных звучаний, а именно: 1. В обоих языках чаще всего используются близкие по звучанию, хотя и не идентичные гласные звуки. В русском – [у], [а], в китайском – a, u. 2. Значительная часть звукоподражаний обоих языков оканчивается на носовые сонанты. Например, динь-дон – 丁当 dīngdāng. 3. Для обозначения резких, отрывистых звуков используются взрывные (в русском – в конце, в китайском – в начале слога). Например, бац – 啪嚓 pācā. 4. Для обозначения шумов с длительным звучанием используются полные или частичные повторы слогов. Например, бум-бум – 当当 dāngdāng; динь-дон – 丁当 dīngdāng. 5. Для обозначения двухфазового действия используются повторы с чередованием гласных или согласных. Например, тик-так – 嘀嗒dīdā. 6. Встречаются звукоподражания, в которых структура и значение совпадают, чаще всего в звукоподражаниях группы живой природы. Например, мяу-мяу – 喵喵 miāomiāo. В ходе эксперимента китайскоязычным информантам было предъявлено 30 звукоподражаний русского языка, которые были отобраны методом сплошной выборки и записаны на аудиодиск носителем русского языка. Каждое звукоподражание повторялось на диске пять раз. Предлагалась следующая инструкция: “Вы услышите 30 звукоподражательных слов неизвестного вам языка, каждое слово будет предъявлено пять раз. Ваша задача – подобрать для данных звукоподражаний аналоги в китайском языке и записать их”. В эксперименте участвовало 40 носителей китайского языка. В результате было получено по 30 китайских звукоподражательных слов от каждого реципиента, которые, по их мнению, соответствовали предложенным русским ономатопам. Анализ полученных данных показал, что в 30,6% случаев имело место узнавание русского звукоподражания, т.к. информанты предлагали верный китайский аналог. 37 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Результаты эксперимента могут быть отображены в таблице 1. Таблица 1. Количество случаев узнавания русского звукоподражания носителями китайского языка Русское звукоподражание ж-ж-ж, з-з-з Китайское Кол-во случаев уззвукоподражание навания (%) Ономатопы группы живой природы wēngwēng 0 嗡嗡 га-га 嘎嘎 gāgā 100 гав-гав 汪汪 wāngwāng 78 куд-кудах 咯咯哒 gēgēdā 12 мур-мур 呼噜 hūlu 4 мяу-мяу 喵喵 miāomiāo 98 му-у-у 哞哞 mōumōu 85 ку-ка-ре-ку 喔喔 wōwō 0 ш-ш-ш 咝咝 sīsī 67 ква-ква 呱呱 guāguā 14 хрю-хрю 哼哼 hēnghēng 18 кря-кря 呷呷 xiāxiā 3 кар-кар 哑哑 yāyā 0 ме-е-е 咩咩 miēmiē 99 пи-пи-пи бац zhīzhī 17 吱吱 Ономатопы группы неживой природы pācā 43 啪嚓 шлёп 扑通 pūtōng 7 бултых 咕咚 gūdōng 0 буль-буль 咕嘟 gūdū 0 динь-дон 丁当 dīngdāng 93 бам 啪啪 pāpā 14 тик-так 嘀嗒 dīdā 76 тук-тук 咚咚 dōngdōng 82 хрусь 嘎巴 gābā 0 38 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ Русское звукоподражание скрип-скрип Китайское звукоподражание gāzhī Кол-во случаев узнавания (%) 0 嘎吱 бабах 乒乓 pīngpāng 0 хлоп-хлоп 嘣嘣 bēngbēng 3 бум-бум 当当 dāngdāng 5 бим-бом 喤喤 huánghuáng 0 чик-чик 喀嚓 kācā 0 Анализ результатов эксперимента показал, что ономатопы группы живой природы оказались более узнаваемыми. Общий процент опознания по группе достаточно высок (39,6%). Такие звукоподражания как гага (嘎嘎 gāgā), мяу-мяу (喵喵 miāomiāo), ме-е-е (咩咩 miēmiē) опознаны более чем в 90% случаев. Это можно объяснить их близостью по месту и способу артикуляции с аналогами из китайского языка. Второе место по коэффициенту опознания принадлежит тем звукоподражательным словам, которые совпадают хотя бы по одному из признаков, например: муму (哞哞 mōumōu), ш-ш-ш (咝咝sīsī) – 85 и 67% соответственно. Однако нельзя утверждать, что при опознании реципиенты ориентировались только на сходство. Так, ономатоп гав-гав (汪汪wāngwāng), несмотря на полное несовпадение по звуковому составу, имеет достаточно высокий процент опознавания (78%), неопознанными ни одним из информантов осталось лишь 3 звукоподражания из 15. Процент узнавания по группе ономатопов неживой природы значительно меньше (21,53%). Можно выделить лишь ономатопы динь-дон (丁当dīngdāng), тук-тук (咚咚dōngdōng) и тик-так (嘀嗒dīdā), имеющие высокие проценты узнавания (93%, 82% и 76% соответственно). Практически половина предъявленных звукоподражаний этой группы не была опознана ни одним из информантов (7 ономатопов из предложенных 15). Полученные в ходе эксперимента данные позволяют говорить о том, что некоторые звукоподражания китайского и русского языков имеют сходства в звуковом составе (например, 嘎嘎 gāgā – га-га, 丁当dīngdāng – динь-дон), что способствует узнаванию русских ономатопов носителями китайского языка. Тем не менее, опознание не всегда опирается исключительно на акустическое сходство. В ряде случаев реципиенты догады39 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ваются о том, какой природный звук обозначает то или иное русское звукоподражание и подбирают ему соответствующее слово в китайском языке, даже если звуковой состав слов значительно отличается. Можно предположить, что информанты в этих случаях ориентируются на присущие обоим языкам (т.е., универсальные) способы вербализации природных звучаний, прежде всего, на полные или частичные повторы слогов для обозначения шумов с длительным звучанием или для обозначения двухфазового действия. Таким образом, можно прийти к выводу об определённом уровне универсальности явления звукоизобразительности, который проявляется в разносистемных языках, что подтверждает теорию о том, что первичный звукоизобразительный язык состоял большей частью из звукосимволических основ. Однако фонологические системы языков мира содержат лишь от 10 до 80 фонем. Неудивительно, что с развитием языка фонетическая мотивированность слов или ослабляется, или утрачивается полностью, и многие слова, являющиеся в основе своей естественно обусловленными, уже не воспринимаются таковыми носителями языка. Тем не менее, как справедливо отмечает А.Б. Михалёв, «звукоизобразительность как универсальный лингвистический феномен не только не находится на периферии языка (как настаивал Ф. де Соссюр), но, скорее, является центральным узлом, стягивающим самые кардинальные сферы языковой действительности» [3, с. 1]. Дальнейшее исследование процессов восприятия и вербализации звукоподражательных слов русского и китайского языков позволит пролить свет на материальную основу звукоизобразительности, подтвердить её универсальный характер и выяснить степень её продуктивности. ЛИТЕРАТУРА: 1. Пауль Г. Первотворчество. //Воронин С.В. Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании. Л., 1990 2. Спиркин А.Г. Происхождение языка и его роль в формировании мышления. М., 1957 3. Михалёв А.Б. Фонетические универсалии. Университетские чтения 2006. Симпозиум 1. Сек. № 1-20. Актуальные проблемы языкознания и литературоведения. 40 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ А. С. Литвина Бийский педагогический государственный университет имени В.М. Шукшина г. Бийск, Россия НЕВЕРБАЛЬНЫЕ КОМПОНЕНТЫ РЕЧИ В АСПЕКТАХ ВОСПРИЯТИЯ И ВЕРБАЛИЗАЦИИ Язык представляет собой объединение двух систем: вербальной и невербальной. Изучение последней особенно актуально в настоящее время. «Даже в тех ситуациях устного общения, когда речевые единицы являются преобладающими, доминирующими способами выражения и трансляции смыслов, последние, как правило, оформляются структурно и кодируются не одним только естественно-языковыми средствами, но также знаковыми элементами поз, мимики и знаковыми движениями различных частей тела…» [2, с. 46]. Действительно, нашу ежедневную коммуникацию сложно представить без невербальных компонентов, жестов. Они как дополняют, так и замещают лингвистическую информацию. Происходит это и из-за ускорения темпа жизни, соответственно в целях экономии времени ускоряется и речь, и порой жесты выступают в качестве заместителя словесных выражений, а также служат для большей экспрессии высказывания. И в нашем исследовании мы как раз хотели посмотреть, как жесты влияют на наше восприятие, какие вызывают чувства, эмоции, и способны ли носители языка вербализовать жесты. Нами был проведен эксперимент, задача которого состояла в том, чтобы проанализировать процессы восприятия и вербализации жестов. В данном случае под термином “вербализация” мы подразумеваем создание псевдослов носителями того или иного языка в условиях эксперимента. Работа проходила в 3 этапа: 1) психолингвистический эксперимент, целью которого является: а) восприятие жестов, б) порождение псевдослов, их обозначающих (таким образом, на первом этапе решалось сразу две задачи). 2) звукосимволическая обработка полученного материала с использованием программы «ВААЛ-мини». 3) эксперимент, направленный на восприятие носителями языка полученных псевдослов. Информантам предлагались следующие инструкции: 1) Внимательно прочитайте предлагаемые тексты. С какой эмоцией связан каждый из отрывков? Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках национально-исследовательского проекта РГНФ «Процесс вербализации звуковых и зрительных сигналов разноязычными носителями» (проект №06-04-00009а) 41 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА 2) Попытайтесь создать искусственное образование (псевдослово), отражающее данную эмоцию и не имеющее аналогов в русском языке. Материалами для эксперимента послужили отрывки из драм М. Ю. Лермонтова: «Люди и страсти», «Странный человек», «Маскарад», «Два брата». Для эксперимента мы отобрали описание некоторых жестов в контексте, т. к. нам было важно узнать, как информанты воспринимают их, а контекст способствовал целостному восприятию ситуации. В эксперименте приняли участие 50 носителей русского языка (студенты БПГУ им В. М. Шукшина). Обобщим итоги I этапа эксперимента. 1) Из 25 жестов, только 12 вызвали у информантов определенно положительные, либо определенно отрицательные эмоции, еще 9 жестов, такие как: потирая руки, бьет его по плечу, берет его за руку, ударив себя по сердцу, с гордым видом, покачав головой, сложив руки, падает на стул и закрывает лицо руками, протягивая руку, создавали у информантов противоречивые эмоции: злость и раздражение, с одной стороны, и радость, восторг, с другой. 4 жеста дали нейтральную реакцию: сомнение, задумчивость, волнение. Мы посчитали нецелесообразным включать те 9 жестов, вызвавших противоречивые эмоции у информантов, во II этап эксперимента, т. к. вполне вероятен большой процент противоположных реакций. Поэтому для дальнейшей звукосимволической обработки мы ”взяли” только те псевдослова, которые были получены при восприятии 16 жестов (12 из которых были маркированы положительно или отрицательно, и 4 – нейтрально). 2) Из 16 жестов, только 2 (взяв за руки, кидается ему на шею) дали положительную реакцию: радость, восторг. 10 жестов (топнув ногой; закрывает лицо руками; закрывает лицо платком; всплеснув руками; приподымается и опять опускает голову; махнув рукой; делает пальцами изображение рогов; падает на колени и поднимает руки к небу; отступает шаг назад; хватает себя за голову и вскакивает) вызвали отрицательные эмоции, такие, как агрессия, злость, раздражение. 4 жеста, которые дали нейтральную реакцию: сомнение, задумчивость, волнение (закручивая усы; кусая губы; пожав плечами; покачав головой) были включены нами для того, чтобы посмотреть какие характеристики будут даны программой на данные псевдослова на II этапе эксперимента. При анализе полученных псевдослов отмечается высокая частотность употребления взрывных согласных [т], [к], фрикативного согласного [с], и дрожащего согласного [р] в псевдословах, относящихся к жестам, вызывающих отрицательные эмоции (фырча, сокор, крофот), и употребле- 42 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ ние носовых [м], [н] в псевдословах, относящихся к жестам, вызывающих положительные эмоции (солемина, лятана, нама). На II этапе эксперимента полученные 735 псевдослов были «пропущены» через программу ВААЛ-мини, в основу которой положен метод семантического дифференциала, введенного Ч. Осгудом. Для оценки фоносемантического воздействия в системе ВААЛ можно использовать 24 шкалы, представленных парами антонимичных прилагательных. Нами были отобраны 7 пар прилагательных-онтонимов: хороший – плохой; радостный – печальный; светлый – темный; добрый – злой; грубый – нежный; сильный – слабый; веселый – грустный, наиболее ярко отражающих эмоции. При анализе данных, мы учитывали оценку, которая выдается программой и ее соотношение с эмоциями информантов, вызванных теми или иными жестами. В результате обработки полученной информации мы пришли к выводу, что оценка эмоций информантами и фоносемантические значения псевдослов, данные программой, практически совпадают. Из 16 жестов, 10 показывают совпадение фоносемантического значения с эмоцией. Например, жест «топнув ногой», который большинством реципиентов был оценен как «вызывающий злость, агрессию», согласно фоносемантическому значению псевдослова, полученного в результате вербализации данного жеста, производит впечатление чего-то злого, грубого. Следующий жест «кидается ему на шею» связывается с выражением радости, симпатии, и согласно программе производит впечатление чего-то доброго, нежного и слабого (см. таблицу). Только 6 жестов характеризуются своей многозначностью. К примеру, жест «закрывает лицо руками» информанты расценивают как отчаяние, печаль, а согласно программе, он производит впечатление чего-то грубого, хорошего, сильного. Таким образом, после проведенных 2-х этапов эксперимента, можно сделать вывод: а) семантика большей части псевдослов соответствует эмоциям, которые вызвали жесты. б) в большинстве случаев, псевдослова, полученные как реакции на те или иные эмоции человека, имеют выраженное фоносемантическое значение, связанное с типом эмоции (10/16). Именно они и послужили материалом для проведения третьего этапа эксперимента. На III этапе нам предстояло провести обратный эксперимент, когда реципиентам было предложено оценить псевдослова по выбранным 7 шкалам. По каждой шкале слово оценивалось от 1 до 5. Пример для шкалы «сильный – слабый»: если информанты считали, что псевдослово вызывало у них впечатление чего-то очень сильного, то присваивали оценку 43 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА 5, если просто сильного, то – 4, если слово оценивалось нейтрально, то – 3, если оно ассоциировалось с чем-то слабым – 4, а если с чем-то очень слабым – 5. Далее для каждой шкалы высчитывалось среднее арифметическое. Из 735 слов для эксперимента мы выбрали 10. На этом этапе нам важно было выяснить, существует ли фонетическая мотивированность, которая обеспечивает тесную взаимосвязь между содержанием и формой слова. Представим полученные результаты, отобранные после проведения всех этапов психолингвистического эксперимента в форме таблицы. В таблице отображены только те 10 жестов, которые показывают совпадение фоносемантического значения с эмоцией. стимулы Жесты I этап эксперимента Эмоции, чув- Псевдослова ства раздражение ггрохта II Программа III Информанты злой, грубый плохой (3,62), темный (3,78), злой (3,62), грубый (2,2), сильный (2,1) 2. взяв за руки радость, симпатия мока хороший, печальный 3. закручивая усы задумчивость ихилета 4. всплеснув руками радость пилио плохой, печальный, нежный, слабый добрый, нежный, слабый хороший(2,28), светлый (2,26), добрый (2,08), нежный (3,88), слабый (3,7) нежный (3,58) 5. делает пальцами изображение рогов злость ракт темный, злой, грубый, сильный 6. отступает шаг назад 7. махнув рукой сомнение шивунт печаль пудугур 8. раздражение порда плохой, печальный, темный грустный, темный, грубый темный, 1. топнув ногой пожав 44 хороший(2,28), светлый (2,4), добрый (2,32), нежный (3,62) плохой (3,76), темный (3,86), злой (3,88), грубый (2,02), сильный (2,1) сильный (2,18) грубый (2,32) РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ плечами 9. приподымается и опять опускает голову 10. хватает себя за голову и вскакивает замешательство ураш печаль вопр грубый печальный, грустный, темный грубый, сильный грубый (2,26), сильный (1,96) Как мы видим из таблицы, схожие признаки, выделенные и программой, и реципиентами присущи следующим псевдословам: ггрохта, мока, пилио, ракт, порда и вопр (6/10). Что касается остальных 4 слов (ихилета, шивунт, пудугур, ураш), то есть совпадение только по одному признаку, либо нет вообще. Это можно объяснить тем, что степень их выразительности является более низкой и реципиенты, в отличие от «программы» ее не восприняли и отнесли к нейтральным словам, поскольку при анализе псевдослов информанты могли опираться только на их звучание, так как «у псевдослов нет понятийного значения, и поэтому звучание играет в их жизни особую роль» [1, с. 75]. Эксперименты показали: а) по степени соотнесенности жеста и эмоции на уровне восприятия носителей существует однозначная и многозначная мотивированность невербальных единиц; б) носители языка способны вербализовать жесты в форме псевдослов; в) далеко не любая вербализация оказывается удачной с точки зрения ее соответствия эмоции. Это свидетельствует о том, что сам процесс означивания для современных носителей языка представляет определенную трудность. Только ¼ часть всех реакций 735/183 отражает характер жестовой эмоции. Оценка «удачных» псевдослов «программой» и реципиентами в большинстве случаев совпадает. Все вышеуказанное свидетельствует о необходимости проведения развернутой серии психолингвистических экспериментов с привлечением разновозрастных носителей, а также лиц художественно/музыкально одаренных, что, как нам представляется, позволит больше узнать о не лежащих на поверхности механизмах языкового иконизма на уровне порождения и восприятия. ЛИТЕРАТУРА: 1. Журавлев А. П. Звук и смысл. – М.: Просвещение, 1981. – 160 с. 2. Крейдлин Г. Е. Иконические жесты в дискурсе // Вопросы языкознания. 2006. № 4. – с. 46 – 55. 45 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА О.В. Малоземлина Камчатский государственный университет имени Витуса Беринга г. Петропавловск-Камчатский, Россия НАЗВАНИЯ АЛКОГОЛЬНЫХ НАПИТКОВ В РУССКИХ ГОВОРАХ КАМЧАТКИ Русские говоры Камчатки – говоры «двух этнических групп – «окамчадалившихся» русских /потомков пашенных крестьян, поселенных на Камчатке в 40-х годах XVIII в./ и обрусевших камчадалов /ительменов, перешедших через стадию двуязычия на русский язык/» [2, с.3]. Названия напитков в русских говорах Камчатки можно разделить на две основные подгруппы: 1) напитки безалкогольные и 2) напитки алкогольные. В основе деления лежит дифференциальный признак «отсутствие/наличие алкоголя в составе напитка». Целью настоящей статьи является описание названий алкогольных напитков, относящихся к родо-видовой группе (далее РВГ) «Названия напитков», являющейся частью лексико-семантической группы «Названия пищи». Подгруппа «Названия алкогольных напитков» в говорах камчадалов включает лексические единицы как общерусского (лексемы, функционирующие в литературном языке (далее ЛЯ) и в говорах), так и собственно диалектного характера (лексемы, характерные только для камчатских говоров и отсутствующие в ЛЯ). С. П. Крашенинников по поводу напитков, употребляемых камчадалами, писал: «Что касается до питья, то Камчадалы не знали ничего кроме воды до самого своего покорения…» [3, 2:53]1. Многими исследователями, побывавшими на Камчатке, отмечалось, что коренное население «в качестве возбуждающего и опьяняющего средства использовали мухомор. Длительное употребление мухоморов приводило к хроническому отравлению организма и расстройству нервной системы. Мухоморы у населения крайнего Северо-востока пользовались большим спросом. Они даже служили предметом обмена и ценились очень дорого. Кроме мухомора, коряки употребляли спиртные напитки, которые выменивали у купцов на пушнину» [1, с.66]. На современном этапе развития камчадалам известны спиртные напитки, распространённые на всей территории Камчатской области. Родовой лексемы, служащей наименованием всех алкогольных напитков, в русских говорах Камчатки не зафиксировано. Для номинации же спиртных напитков, привезённых из-за границы, в говорах используется собственно диалектное составное обобщённое на- 1 Первая цифра – порядковый номер в Списке литературы, вторая – номер тома, третья – номер страницы Описания земли Камчатки в 2-х т. С. П. Крашенинникова. 46 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ именование водки – о́гненная вода́: Йепо́нцы у наз бы́ли, америка́нцы, привижу́т э́ти о́гненнуйу во́ду. Клч. Во́дка – общерусская лексема, обозначающая: «Алкогольный напиток, представляющий собой смесь воды и винного спирта» [4, 1:192]1. В говорах камчадалов у слова отмечено аналогичное значение: Бра́шку ра́ньсе то́лько ста́вили, а во́тки не пи́ли, и не́ било йейо́. Во́тку привози́ли из го́рода, старицо́к называ́ли. Собира́йем траву́ ся́вельник (сабельник), наста́ивайем на во́тке. Лопухи́ наста́ивайем, привя́зывайем на больно́йе ме́сто. Млк. В приведённых контекстах встретилось наименование старичо́к, значение которого не имеет никакой соотносительности со значением, представленным в ЛЯ. Ср.: «Старичо́к. Ласк. к старик» [4, 4:250]; стари́к – «1. Мужчина, достигший старости. 2. мн. ч. Старые люди (мужчины и женщины)» [4, 4: 249]. Таким образом, лексема во́дка является общерусской, а старичо́к – собственно диалектным наименованием, синонимичным слову во́дка. Бра́га – общерусская лексема, обозначающая: «Старый русский слабоалкогольный напиток, род пива» [4, 1:111]. Значение лексемы в говорах совпадает с литературным: Сва́дьбу гуля́ли два-три дьня. Бра́гу вари́ли. Длн. В говорах также отмечены фонематические (различающиеся звуковым составом корневой морфемы) вариантные наименования бра́жка : бра́зка2, значение которых совпадает со значением 2 литературного бра́жка: «1. Ласк. к брага. 2. Особый вид браги» [4, 1:111]: До́ма ми не сабира́лись, ра́ньсе на день ражде́нийа пада́м стака́ньчик бра́шки. Клч. Бра́шка – кипяти́с два-три ведра́ воды́, ва́рис дро́зьзи, заправля́т во́ду, добавля́т два-три килогра́мма са́хару. У.-К. На сва́дьбу бра́шку де́лали, бо́чьку на пять-шесьть вё́дер. Ну зьдесь што? Йе́жли йесь спирт в го́роде, то привизу́т спирт, а в аснавно́м вари́ли бра́шку. Бра́шку ра́ньсе то́лько ста́вили, а во́дки не пи́ли, и не́ било йейо́. Вод бра́шку иногда́ ста́вили. На пра́зьники до́ма бра́шку вари́ли. Из бра́шки го́нют самого́н. На пра́зьники бра́зку пи́ли. Млк. Вино́ – общерусская лексема, обозначающая: «1. Алкогольный напиток, получаемый обычно в результате брожения винограда. 2. Разг. Водка» [4, 1:176]. Значение лексемы в говорах равно значению 1 ЛЯ: Йа рабо́тала ф пищекомбина́те. Там мя́со, вино́ и колбасу́ де́лала. Млк. 1 Здесь и далее первая цифра – порядковый номер в Списке литературы, вторая – номер тома, третья – номер страницы Словаря русского языка в 4-х томах под ред. А. П. Евгеньевой. 2 Здесь и далее через «:» приведены вариантные наименования, через «=» – синонимичные. 47 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Для номинации разливного вина в бочках в говорах используется собственно диалектная лексема кардана́ка: Кардана́ка была́ в бо́чьках. Кардана́ка – вино́ в бо́чьках. У.-Б. Ликё́р – общерусская лексема, обозначающая: «Сладкий ароматичный крепкий спиртной напиток» [4, 2:183]. В говорах камчадалов слово функционирует в аналогичном значении: А ради́тели собира́лись, вот мать, бива́ло, нава́рит, спи́рту вазму́т, ликё́ру наде́лайут, а на ка́ждый день не пи́ли, как сяс. Клч. Нали́вка – общерусская лексема, функционирующая в значении: «1. Спец. Действие по глаг. налить – наливать (в 1 знач.). 2. Сладкий фруктово-ягодный спиртной напиток» [4, 2:367]. Значение слова в говорах совпадает со значение 2 ЛЯ: Нали́вки пи́ли, когда́ с поко́су приду́т, тогда́ то́лько вы́пют, а так не пи́ли. Млк. Насто́йка – общерусская лексема, обозначающая: «1. Спиртной напиток, настоянный на ягодах, плодах, травах. 2. Разг. то же, что настой» (в 1 знач.)» [4, 2:399]; насто́й – «1. Жидкость, содержащая экстракт помещённого в нее растительного или животного вещества. 2. Устар. То же, что настойка (в 1 знач.)» [4, 2:399]. В говорах отмечены оба значения, представленные в ЛЯ: 1. Да́жэ насто́йки бы́ли из ряби́ны, ряби́нофкой называ́ли. Длн. 2. Для коря́коф и эве́ноф мухамо́р – пе́рвойе лека́рство, насто́йки де́лали. Ба́бушки топи́ли баню, ставили ско́вороду, туда́ насто́йку йево́ (золотого корня) наливали. Млк. В «Сказках и мифах народов Чукотки и Камчатки» 1974 года издания отмечена лексема чири́м в следующем значении: «Алкогольная настойка из отвара мухомора и голубицы» [2, с.188]. На современном этапе развития в русских говорах Камчатки подобное наименование не зафиксировано. Парфе́йн – собственно диалектный фонематический вариант литературной лексемы портве́йн с аналогичным значением: «Сорт крепкого виноградного вина» [4, 3:306]: Парфе́йн привезли́. У.-Б. В слове парфе́йн наблюдается характерное как для ЛЯ, так и для говоров упрощение групп согласных, облегчающее произношение и представляющее реализацию тенденции к экономии языковых средств. Лексема ряби́новка употребляется в говорах со значением, идентичным ЛЯ: «Настойка на ягодах рябины или рябиновая наливка» [4, 3:748]: Да́жэ насто́йки бы́ли из ряби́ны, ряби́нофкой называ́ли. Длн. Самого́н – общерусская лексема, имеющая следующее значение: «Спиртной напиток, изготовляемый кустарным способом из картофеля, злаков и т. п.» [4, 4:17]. Значение, отмеченное в говорах камчадалов, идентично значению ЛЯ: Из бра́шки го́нют самого́н. Млк. Спирт – общерусское слово, в ЛЯ функционирует в следующих значениях: «1. только ед. ч. Горючая, богатая алкоголем жидкость, добы48 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ ваемая перегонкой из продуктов, содержащих крахмал и сахар. 2. Хим. Органическое соединение, углеводород, в котором атом водорода замещен водным остатком» [4, 4:224]. В говорах у лексемы отмечено значение 1 ЛЯ: А ради́тели собира́лись, вот мать, бива́ло, нава́рит, спи́рту вазму́т, ликё́ру наде́лайут, а на ка́ждый день не пи́ли, как сяс. Клч. Ну зьдесь што? Йе́жли йесь спирт в го́роде, то привизу́т спирт, а в аснавно́м вари́ли бра́шку. У тебя́ жолчь йесть? Там на́до ма́ленький кусо́чек, што́бы ф спирт. Млк. Проанализированный материал позволяет сделать вывод о том, что подгруппа «Названия алкогольных напитков», являющаяся частью РВГ «Названия напитков», в говорах камчадалов включает наименования как общерусского, так и собственно диалектного характера, вступающие в вариантные и синонимические отношения. Причём основной объём словаря данной группы составляют общерусские лексемы, что свидетельствует об активном воздействии на говоры ЛЯ. ЛИТЕРАТУРА 1. Антропова В.В. Культура и быт коряков. – Л.: Наука, 1971. – 216 с. 2. Браславец К.М., Шатунова В.Ш. Словарь русского камчатского наречия. – Хабаровск: Изд-во Хабаровского гос. пед ин-та, 1977. – 195 с. 3. Крашенинников С.П. Описание земли Камчатки. В 2-х т. – СанктПетербург: Наука – Петропавловск-Камчатский: Камшат, 1994. – 863 с. 4. Словарь русского языка: В 4-х т./ АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А.П. Евгеньевой. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Рус. яз., 1981-1984. – 2980 с. СПИСОК НАСЕЛЁННЫХ ПУНКТОВ КАМЧАТСКОЙ ОБЛАСТИ И ИХ СОКРАЩЕНИЙ Долиновка – Длн. Ключи – Клч. Мильково – Млк. Усть-Большерецк – У.-Б. Усть-Камчатск – У.-К. Т.А. Морозова Дальневосточная государственная социально-гуманитарная академия г. Биробиджан, Россия КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ СТАТУС ЦВЕТА В КИТАЙСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА В рамках новой области науки – концептологии, филологи получили возможность исследовать национальные, художественные и индивидуальные концептосферы. Представленные в художественном пространстве текста концепты отражают национальную картину мира, а лингвистическая концептология описывает их лингвистическими средствами, так как 49 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА концепт, являясь единицей сознания, вербализируется языковыми возможностями. Изучение связи концептуальной и языковой картин мира подтверждает, что язык одновременно является и орудием культуры для создания, развития, архивирования информации и ее частью, так как язык создает произведения материальной и духовной культуры различных цивилизаций. Концептуальная картина мира – окружающая действительность в воображении индивида – феномен более сложный, чем языковая картина мира, позволяет составить представление о структуре концепта в концептосфере, однако описание языковыми средствами будет неполным. Языковая картина мира существует как часть глобальной концептуальной картины мира, так как концепты как единицы сознания выражаются и невербально. Одним из первых в мировой лингвистике обратился к исследованию концептов С.А. Аскольдов. По его мнению, важнейшей функцией концепта является функция заместительства, в мыслительном процессе концепт замещает множество предметов одного и того же рода (реальные предметы, некоторые стороны предмета или реальных действий). По Д.С. Лихачеву, концепты представляют собой «потенции» значений, аккумулирующие национальный, культурный, профессиональный, возрастной опыт человека. В концептосферу входят все концепты словарного запаса (термин «концептосфера» ввел Лихачев Д.С., заменив «языковую картину мира» и «понятийную картину мира»). Исходя из того, что лингвокогнитология исследует соотношение семантики языка с концептосферой народа, дадим следующее определение концепта – единица коллективного сознания, вербализированная комплексом языковых средств и обладающая национально-культурной спецификой. Язык является средством доступа к человеческому сознанию, его концептосфере как к упорядоченной совокупности концептов в сознании. В целом изучение проблематики имен цвета традиционно является частью семантических исследований в лингвистике. С позиций лингвистики, признающей взаимосвязь языка с когнитивными системами, проводились исследования имен, несущих сему цвета (Berlin, Kay, 1969, Вежбицкая, 1996; Фрумкина, 1984, 2001; Василевич, 1987; Алимпиева, 1984; Кульпина, 2001). В китайской лингвистике концептологическое изучение языка не получило развития. Комплексных исследований концептов на китайском языке не зафиксировано, две работы представлены на русском языке китайскими авторами: Ма Яньли «Застольный ритуал и концепт «застолье» в китайской и русской лингвокультурах» (2005); Лю Цзюань «Концепт «Путешествие» в китайской и русской лингвокультурах» (2005). 50 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ В этимологическом словаре китайского языка дается следующее определение термина «концепт»: 观念 – 思想意识 «идея, смысл, понимание, осознание» [6, С. 450]. Перевод термина апеллирует к уже привычным для науки понятиям: «смысл», «идея». Как отмечает Лю Цзюань «изучение концептов китайской цивилизации перспективно, так как концепты по способу языкового обозначения в китайском языке зафиксированы в иероглифах, более детально отражая внутреннюю форму концепта» [1, С. 425]. В иероглифических знаках зафиксировано национально-культурное мировоззрение китайской цивилизации, по словам Лю Цзюаня иероглиф является способом закрепления концепта. Цветовые системы разных языков отличаются друг от друга, что объясняется тем, что цветовой словарь этноса отражает традиции той или иной культуры, формирующейся в разных исторических и географических условиях, раскрывает национальную специфику этнической культуры. В исследовании концепта Пименова М.В. выделяет несколько этапов [1, С. 16-17]: 1) анализ лексического значения и внутренней формы слова; 2) выявление синонимического ряда лексемы; 3) описание способов категоризации концепта в языковой картине мира; 4) определение способов концептуализации как переосмысления лексемы, исследование метафор и метонимии; 5) исследование событий во времени, пространстве, предполагающее наличие субъекта, объекта, цели, условий возникновения, времени и места действий. Для анализа сложных, абстрактных и индивидуально-авторских концептов требуется исследование целого комплекса языковых единиц – лексико-фразеологической системы языка, свободных словосочетаний. Семантическое пространство языка как совокупность значений лексических и фразеологических единиц позволяет смоделировать концептосферу этноса. Концептуальный анализ, получивший большую актуальность в период исследований языка в тесной связи с когнитивными процессами, позволяет объяснить вербализацию цветовых ощущений через обращение к концептам сознания, входящим в структуру значения имени цвета. Повышенное внимание языковедов к цветонаименованиям объясняется лингвистическими причинами, отмеченными в работе Алимпиевой Р.В. [1, 17]. 1) Древность происхождения: 51 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Историосемантика цветообозначений основана на чрезвычайной важности цвета для человеческого опыта, все цветовые характеристики окружающего мира – неотъемлемая часть визуализации пространства. Иероглифы, фиксирующие сему цвет, содержат больше информации о происхождении, эволюции и семантике цвета, чем слово в неиероглифической письменности; для носителей языка в «картинке» заключена вся информация о цвете. 2) Активность функционирования в языке: Цветообозначения формируют языковую картину мира и концептуализируют языковое пространство. Наличие в китайском языке большого числа синонимичных прилагательных-цветообозначений, активное включение цветовых лексем во фразеологические единицы озаряет всеми цветами языковую картину мира китайской цивилизации. К концепту можно обращаться через языковые единицы различных уровней: лексемы, фразеологизмы, свободные словосочетания. Особый интерес в этом плане представляют фразеологические единицы языкового фонда – по своей структуре китайские фразеологизм (чэнъюй) – это четырехсловное образование, в составе которого может быть от 1 до 4-х цветовых лексем (戴绿帽子dàilǜmàozǐ букв. «надеть зеленую шапку» – изменить супругу, «наставить рога»; 青红皂白 qīnghóngzàobái букв. «темный, красный, темный, белый» – правда и ложь, не различать черное и белое). Удивительной закономерностью языка является способность хранить и передавать то, что закреплялось в виде устойчивых выражений. 3) В цветообозначения заложен эстетический потенциал: Цветообозначения представляют собой упорядоченную лексическую группу, расширяющую цветовое пространство и формирующую семантическое поле цвета: активное использование цветообозначений в художественных произведениях подтверждает семантическое богатство цветовых лексем и их способность к образованию новых, экспрессивнообразных значений. Многозначность и многофункциональность каждого цвета, как при номинативном обозначении широкого круга реалий, так и использование его в этикетно-символическом плане зафиксирована в сгустках китайской культуры – иероглифических знаках. Концептосфера цвета китайской цивилизации была сформирована еще в древности и имела определенные символические корреляции. Великий Предел с землей в центре развертывается в пятичастную структуру, которую также называют системой пяти первоэлементов (五行 wǔxíng). Пять фаз мирового цикла (вода, огонь, дерево, металл, земля) с древности имеет множество соответствий, в том числе и с цветом [5, С. 52 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ 299-300]. Данную концепцию называют «五方, 五行, 五色» – пять сторон света, пять первоэлементов, пять цветов. Стихии взаимодействуют в нескончаемом движении, преодолевая друг друга. Наряду с цветовыми концептами, зафиксированными в связи со сторонами света и первоэлементами мироздания, цветообозначения функционируют и в названиях животных-символов: (金龙 Jīnlóng Желтый дракон, 玄武 Сокровенный воин (Xuánwǔ, где玄 xuán «темно-красный, черный с красным отливом»), 白虎 Báihǔ Белый тигр, 青龙 Qīnglóng Бирюзовый дракон, 赤鸟 Chìniǎo Красная птица). Сопоставление сторон света с цветами и различными явлениями и объектами отражено Ю.Е. Березкиным в статье «Тематическая классификация и распределение фольклорно-мифологических мотивов по ареалам» [2]. Ассоциация сторон света с определенными цветами возникла не раньше танского времени (618-907 гг.), причем в древнейших источниках дана не явно, а следует из анализа иероглифов «зеленый» – Восток, «красный» – Юг, «белый» – Запад, «черный» – Север. Самая подробная система космологической символики содержится в древнейшем китайском каноне – «Каноне Перемен» (易经 Ицзин), объясняющая концепцию взаимосвязи цветов с первостихиями. Относительно соответствия 64 гексаграмм «Ицзина» 64 цветам конкретных упоминаний в «Каноне Перемен» не встречается. В самом тексте «Канона» нет и намека на модель «64 гексаграммы – 64 цвета», а в главе «Пояснения к гексаграммам» (说卦传 «Шуогуачжуань») упомянуты несколько цветообозначений (синий, красный, желтый, белый, черный), но достаточно не систематизировано. В главе 梅花易数 «Мэйхуа ишу» восемь гексаграмм соотносятся с пятью основными цветами: красный, черный, белый, желтый, зеленый, которые и являются цветовыми канонами. Искажение в наименовании предмета или явления, изменение символа считалось отступлением от истины. Китайская цивилизация наделила символику знаковой функцией и приблизила к собственно художественной образности. Концепт понимается как индивидуальное представление, и общность, это сближает его с художественным образом, заключающим в себе обобщающие и конкретно-чувственные моменты. Концепт как сложный комплекс признаков имеет разноуровневую представленность в языке. Наиболее информативным с этой точки зрения выступает лексический уровень [1, С.11]. Цветовые лексемы, функционирующие в «Каноне Перемен» заложили фундамент для создания концептосферы цвета в национальной концептосфере. 53 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА В сознании носителей языка происходит взаимодействие языка и культуры. Исследование этико-философских, мифологических представлений, явлений китайской культуры позволяет понять ментальную природу концепта «цвет». Ментальное пространство китайского концепта «цвет» структурировано по принципу ядра и периферии. Ядро концепта – совокупность когнитивных слоев с наибольшей чувственно-наглядной конкретностью, первичные ярчайшие образы. Для выявления ядра концепта и его периферии необходимо определить базовые цветообозначения китайской культуры, выявить универсальные цветонаименования и распределить все остальные цветовые лексемы по подгруппам универсальных цветов. Ядро и периферия культурного концепта константны, лексико-семантическая группа цвета в китайском языке представляет собой сочетание базовых лексем как ядра концепта и неосновные цветообозначения как периферию. Примером, иллюстрирующим ядро и периферию в китайской концептосфере цвета, служит концепт 灰 huī серый: ядром выступает одноморфемное цветовое прилагательное灰 huī «серый, мрачный, тусклый», относящееся к базовым цветообозначениям. Неосновные цветовые лексемы (苍白 cāngbái пельный, сероватый, (мертвеннобледный); 苍苍 cāngcāng пепельный, бледный; безбрежный, пространный (о небесах); 阴暗 yīn’àn темный, мрачный, серый; 钢色 gāngsè стальной; 鼠色 shǔsè мышиный; 铁色 tiěsè цвета железа) составляют периферию концепта. Исследование концептосферы цвета усложняется тем, что цвет функционирует в мифологической, идейной и бытовых моделях. Цветовые лексемы трех моделей не совпадают, интерпретация семантики цвета в различных областях довольно специфична (цвет растений и цветов, цвет одеяний, поэтические цветовые образы). Иероглиф, фиксирующий цвет акцентирует ценностный элемент, к тому же он является образом, ассоциирующимся в сознании индивида не только с цветом. За иероглифом стоит целый ряд семантических образов (иероглиф 白 bái белый имеет 16 значений в языке), при чем языковая и культурная семантика могут не совпадать. Показателем ценностного отношения к концепту «цвет» является положительная или отрицательная оценка (белый цвет вызывает устойчивую негативную ассоциацию с трауром, а красный рассматривается как цвет положительных революционных преобразований, символ коммунистической власти). Четких границ концепт не имеет, но именно базовые цветовые единицы служат именем концепта. Еще одна составляющая концепта – наличие 54 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ национально-культурной специфики, напрямую зависящей от национального менталитета носителей языка [3, С.31]. Лингвокультурная специфика концепта проявляется в разных формах цветовых иероглифов, в разных способах представления одного и того же цвета или его оттенков, в понятийном содержании концептов. Концептуальный анализ цветообозначений строится на исследовании этимологической памяти цветовых лексем, являющихся базовыми цветонаименованиями (первоначальные значения, пути развития значений, историосемантика слова). Структура концептосферы цвета Китая определяется рядом базовых цветообозначений: красный, черный, белый, зеленый, синий, желтый, серый и фиолетовый цвета. В концепт базового цветообозначения включаются синонимичные ряды цветовых лексем китайского языка: 红hóng красный (14 одноморфемных цветовых прилагательных), 白bái белый (10), 黑hēi черный (16), 蓝lán синий и 绿 lǜ зеленый (9), 黄huáng желтый (4), 灰huī серый (7), а紫zǐ фиолетовый не имеет одноморфемных синонимичных прилагательных. Некоторые цветообозначения являются универсальными для лингвокультур, однако семантика и символика цветового восприятия мира у китайского этноса довольно специфична. На протяжении жизни китайского общества актуальность концептов подвергалась изменениям. Первоначальное восприятие красного как символа императорской власти и роскоши в начале XX века в Китае приобретает негативный кровавый оттенок (убийства, голод, людоедство). С приходом к власти Мао Цзэдуна, красный вновь становится «положительным» цветом, как символ сильной государственной власти, однако, окрасившем в кроваво-красный жизнь китайцев во время Культурной революции. В китайской лингвокультуре концепт «цвет» более значим для построения национальной картины мира, что подтверждается многочисленной репрезентацией его в языке и глубоким историко-культурным содержанием. Языковое явление трансформации цветовых значений связано с объективными условиями формирования и эволюции концепта в сознании носителей языка и формирует языковую и национальную картину мира. ЛИТЕРАТУРА 1. Антология концептов / Под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – 512 с. 2. Березкин Ю.Е. Тематическая классификация и распределение фольклорномифологических мотивов по ареалам. Аналитический каталог. // www.ruthenia.ru/ folklore/ berezkin/biblio.htm 55 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА 3. Воркачев С.Г. Счастье как лингвокультурный концепт. М.: Гнозис, 2004. – 236 с. 4. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия РАН. Серия литературы и языка. Т.52. – 1983. – № 1. – С. 281. 5. Малявин В.В. Китайская цивилизация. – М.: «Издательство Астрель», «Фирма» Издательство АСТ», Издательско-продюсерский центр «Дизайн. Информация. Картография», 2000. – 632 с. 6. 应用汉语词典 / 商务印书馆辞书研究中心编。 – 北京: 商务印书馆, 2000年。– 1708页。 М.В. Нагайцева Бийский педагогический государственный университет имени В.М. Шукшина г. Бийск, Россия ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНЫЕ ПРИЗНАКИ МЕЖДОМЕТИЙ Теоретическая неразработанность проблемы «эмоции в речевой деятельности» обусловлена объективными причинами – ее междисциплинарным характером, поскольку эмоции как неотъемлемая составляющая познавательной деятельности человека представляют собой психическое явление. Междометия возникают в нашем сознании как эмоциональная реакция на явления окружающей действительности, отражают наше субъективное отношение к ней. Одной из важных проблем в области междометий является отграничение их от звукоподражаний. Дело в том, что большинство толковых словарей слабо разграничивают междометия и звукоподражания. Ш. Балли, рассматривая мотивированность означающего языкового знака, включает в состав междометий такие ономатопы как «тик-так», «пиф-паф», «мяу», «хруст» и т. п. [1, с. 20]. В. Скаличка также не разграничивает эти два класса слов, относя, например, чешск. bim-bam к междометиям [1, c. 111]. С. Карцевский к междометиям относит два больших класса: 1) восклицания, т.е. собственно междометия, слова, служащие для передачи чувств, и 2) не-восклицания, слова, имеющие звукоподражательный характер. «Своим звучанием они либо имитируют крики животных, либо воспроизводят различные природные и естественные шумы» [1, с. 159]. Таким образом, учитывая различный характер междометных слов, он приходит к следующему делению: 1) ономатопеи и 2) не-ономатопеи или восклицания. При изучении эмоциональных междометий нами были выделены следующие их дифференциальные признаки, которые позволят отделить 56 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ данные эмотивные единицы от звукоподражаний, глагольных междометий (бац, цап, скок, stop, hurry, listen) и других частей речи, которые иногда к ним относят. 1) Главным отличием междометий и звукоподражаний является выполнение ими разных функций в языке. Как известно, в междометиях в отличие от звукоподражаний доминирует эмоциональный компонент, их основная функция состоит в передачи различных оттенков чувств говорящего, его отношения к ситуации. «Смысловой основой звукоподражательного слова всегда является акустический компонент, сопровождаемый компонентом движения» [1, с. 121]. «Звукоподражания в отличие от междометий не выражают эмоций и поэтому не оказывают влияния на эмоциональность предложения, к которому относятся по смыслу» [2, с. 189]. Это главное различие данных классов слов отображено непосредственно в их словарном определении. «Звукоподражание – закономерная, непроизвольная фонетически мотивированная связь между фонемами слова и лежащим в основе номинации звуковым (акустическим) признаком денотата (мотивом). Звукоподражание также определяют как условную имитацию звучаний окружающей действительности фонетическими средствами данного языка» [5, с. 165]. «Междометие – класс неизменяемых слов, служащих для нерасчлененного выражения эмоциональных и эмоционально-волевых реакций на окружающую действительность» [5, с. 290; 3, с. 16]. «Трудности возникают в тех случаях, когда слово, с одной стороны, воспроизводит звуки, а с другой – указывает на определенные чувства. К таким словам относятся ха-ха-ха, хи-хи-хи, ох-ох-ох, уф и др. Например: Некто так и покатился. – Ну, ловко же вы меня! Ха-ха-ха! Волшебному человеку самому понравилась эта шутка, и он засмеялся: – Гы-гы-гы… (В. Шукшин). Различие в звуковом оформлении слов ха-ха-ха и гы-гы-гы говорит о том, что это звукоподражания (передана специфика смеха), но в то же время эти слова передают чувства радости, веселья…Подобные случаи следует рассматривать как явления синкретизма (переходности) в системе междометий и звукоподражаний» [2, с. 187-188]. 2) Специфика междометий как языковых единиц состоит и в том, что они не называют, а лишь выражают эмоции и волеизъявление говорящего, то есть не обладают ярко выраженной номинативной функцией. Связанные с эмоциональной сферой, они не называют эмоций, пожеланий и т.п., а лишь служат их непосредственным выражением. Именно эмоции и мотивируют звуковой облик междометий. Данная мотивированность находит выражение в изменении тона, мимики, иногда в сопровождении 57 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА жестами. Их номинативность можно выделить лишь условно, а звукоподражания номинативны. В отличие от большинства языковых единиц, звукоподражания представляют собой иконические знаки (т.е. знаки, непосредственно воспроизводящие существенные признаки объекта). Они «обозначают воспринимаемые на слух явления действительности. Носитель языка без труда устанавливает, что звуки «ку-ку» издает такая-то птица, а звуки «ку-каре-ку» – другая» [1, с. 159]. Мотивированный характер междометий проявляется менее отчетливо. «В первом случае имеет место слуховое восприятие, акт аудирования, а междометие является речевым произведением, актом фонации. На условия протекания фонации оказывают воздействие прежде всего эмоции. Психофизиологическая природа образа и эмоции различна, хотя они часто и связаны между собой» [1, с. 159]. Звуковой состав звукоподражаний мотивирован соответствующим звуком внешнего мира, а звуковой состав междометий связан с непроизвольными выкриками, имеющими мотивированную основу, поскольку они являются непосредственной реакцией на чувства человека. «Таким образом, у звукоподражаний мотивированность основана на внешней, акустической связи, у междометий – на внутренней, эмотивной связи» [3, с. 19]. 3) Рассматривая морфологический аспект, следует заметить, что и у междометий, и у звукоподражаний отсутствуют категории рода, числа, падежа, лица, времени и т.д. Однако, они не лишены некоторых форм словообразования, в области междометий могут существовать свои словообразовательные процессы, но они обладают определенным своеобразием. Например, во многих языках, в том числе в русском и английском, междометия могут образовываться путем редупликации: ой-ой-ой, ого-го, ho-ho, tut-tut, sh-sh. «Важным грамматическим средством образования междометий являются повторы… Цели удвоения разных групп междометий неодинаковы. Императивные междометия, обращенные, например, к животным, повторяются, чтобы заставить их повиноваться. Эмоциональные междометия, удваиваясь или повторяясь многократно, выражают степень реакции говорящего на речь собеседника или на какое-либо явление действительности» [4, с. 74-75]. Звукоподражания также обладают свойствами фонетического варьирования слова: «гласные и согласные звуки, слоги, а также все слова могут повторяться. Например, звукоподражание Бом! может иметь следующие фонетические и соответственно орфографические варианты: Бом-м! Бо-о-м! Бом-бом! Бом-м-бом-м! Бо-о-м-м! и т.д.» [2, с. 189]. 58 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ Отличительной чертой в морфологии звукоподражаний и междометий является то, что «процесс образования звукоподражаний … не связан с другими частями речи: в звукоподражания не переходят ни знаменательные, ни служебные части речи. Звукоподражания создаются непосредственно из звуков и их сочетаний, не образующих при этом морфем» [2, с. 189]. Состав производных междометий зачастую пополняется другими частями речи. Они образуются от существительных, глаголов, наречий, прилагательных. Словообразовательные способности междометий гораздо шире, чем у звукоподражаний. 4) Следующим важным свойством междометий, отличающим их от звукоподражаний, является их многозначность. Выражая (но не называя) чувства и волю, междометия тем не менее осознаются всеми говорящими на данном языке и всем понятны, так как в процессе коммуникации за междометием закрепляется определенное смысловое содержание, актуализированное интонацией. Известно, что одни и те же междометия могут служить для выражения различных чувств. Явление многозначности представлено широко как в русском, так и в английском языках. Многозначными являются, например, русское междометие «о», английское «oh» и другие. Ср.: 1) – Хорошо учатся? – О, как скоро! Как понятливо! (Н. Лесков «Житие одной бабы»). 2) – Докуда же сидеть? – также шепотом спросил Сережа. – О, да какой же ты бестолковый! Сиди, докуда я скажу. (Н. Лесков «Леди Макбет Мценского Уезда»). 3) Heavy tears rolled down her cheeks. «Oh, how cruel! How can you be so heartless?» W. Somerset Maugham «The Painted Veil». 4) – Oh, hello! – she cried. – I’m glad you’re going! I was just asking when the pool opened. F. Scott Fitzgerald «The Swimmers». Подводя итоги выше сказанного, подчеркнем, что основным дифференциальным признаком междометий, который позволит нам в работе не отвлекаться на смежные с ними единицы, является их призвание служить непосредственно для передачи эмотивного восприятия носителей. ЛИТЕРАТУРА 1. Воронин С. В. Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании. – Издво Ленинградского Ун-та, 1990. – 198 страниц. 2. Современный русский язык. Теория. Анализ языковых единиц. – Часть II, 2е издание, Москва, Academia, 2006. под ред. Е.И. Дибровой. – 619 с. 3. Сергеева М. Э. Экспериментально-теоретическое исследование фонологизации шумов в русском и английском языках. – Бийск, 2002. – с. 36. 4. Германович А.И. Междометия русского языка. – Киев: «Радянська школа», 1966. – с. 3-67, 85-107. 5. 1. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. 59 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА С.П. Петрунина Кузбасская государственная педагогическая академия г. Новокузнецк, Россия ФРАГМЕНТ ДИАЛЕКТНОЙ КАРТИНЫ МИРА: НЕОПРЕДЕЛЕННЫЕ МЕСТОИМЕНИЯ В говорах Среднего Приобья -то является словообразовательным аффиксом неопределенных местоимений наряду с -нибудь и кое-. Он вариативен: Чё-т не знаю; ...Его забрали. И так куда-т девался без вести. Или с голоду замер; (т. IV, с. 117). (Примеры с указанием тома и страницы взяты нами из Словаря [1].) Диалектный постфикс -то имеет, во-первых, значение специфической неопределенности, при которой местоимение обладает определенным (референтным) статусом и предмет/лицо/явление, чье имя замещается местоимением, неизвестны ни адресату, ни субъекту речи [2, c. 91–93]. Это значение характерно для эпизодических высказываний, которые выражают "конкретные процессы и события, происходящие или произошедшие в некоторый момент или период времени, либо описывают состояния, которые относятся к конкретному временному отрезку" [3, с. 118]: Ой, ведь кто-то палы пустил (поджег сухую траву) (т. IV, с. 131); После войны [муж] сено метал, тёс пилил, плашки... чё заставят. Парализовало его, чё-то сделалось у его (т. III, с. 15); Её хто-то сожёг, палатку (т. III, с. 149); В Аничкиной [избе] кто-то живёт (т. III, с. 141). Во-вторых, диалектное -то расширяет область своего значения, "перетягивая" на себя значение -нибудь, выражающего неспецифическую нереферентную неопределенность. Это значение реализуется обычно в а) квалификативных высказываниях, имеющих вневременной характер (о противопоставлении квалификативных и эпизодических высказываний см. в [3]), и в б) высказываниях "со снятой утвердительностью" [2]. Последние "узнаваемы" по модальным словам (может, хочет, должен, необходимо), повелительному наклонению, будущему времени, перформативным глаголам (приказывает, просит), вопросительной целеустановке. Приведем примеры: а) Рассеянный – это когда он что-то забыл или просто такой растрёпистый (т. III, с. 178); У ней чё-то было, картошки были. Она чё-то садила всегда. Где пропьётся, где работат опеть (т. III, с. 141); Ит каких-то болезней шипишник пьют (т. IV, с. 131); Вот вчера жижу повозил, сёдни, ёлки, этих справок набрал. Целу кучу, и ешшо росписи не хватат, ешшо не принимают, чтобы оплатить. Да, дурью какой-то маются (т. II, с. 140); б) Ну, Валя, снег бы не выпал в метру, чё-то будет (т. II, с. 144); Вся деревня собьют – и в кучу ссыпали, а потом была делёжка, делили на 60 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ пай. Вот день назначили – могут пай продать, кто-то, может быть, [кедровые шишки] или себе берут больше (т. III, с. 10); Елизавета Ивановна где-то под сто лет ей уж (т. IV, с. 131); Лёд – это по-разному [называют]. Может, где-то в Нарыме, дак так говорят (т. III, с. 95). (См. также примеры с -нибудь (-нить): Осподи, я хотела чё-нибудь купить на ноги ему [на толкучем рынке] да хоть, это, плавок куплю парочку-две, а пошла, дак сорок рублей плавки (т. III, с. 18); Яичко разобьёшь, муки, вина, замесить, вырежешь кружочками, масло кипит, туда их спустишь да приткнёшь чем-нибудь посерёдке, получаются розанцы (т. III, с. 189); Вот недавно опять подралась, то с кем-нить с мужиками свяжется, подерётся, либо женщина с женщиной подерутся (т. IV, с. 33). В-третьих, -то употребляется и в тех случаях, когда референт известен говорящему, но не известен слушающему, то есть в значении префикса кое- (кой-): Щас я табе чтой-то покажу, постой-ка (ищет фотографии); Кому-то я щас ух наподдам! Ктой-то щас по жопе схлопочет! (внуку); А к нам ктой-то приехал (внуку о приехавшей матери). Примеры с кое- немногочисленны: Счас дам письмо вам почитать. Кое-чё даже не поняла я. Таки писаря, таки грамотя, таки читальшики (т. III, с. 88); У мне на квартире там было кое-что, манатки какие-то, хлебушко был, я говорю: "Пана, иди забери, давай с тобой сходиться будем" (т. IV, с. 112); Косили, там где-нибудь, помаленечку там, сшибали кое-что и жали вручную (т. IV, с. 114). Таким образом, -то, -нибудь и кое- в сознании диалектоносителя последовательно неразличаемы при очевидной экспансии -то в его речи. В исследуемом материале много случаев употребления конструкций с плеонастическим неопределенным местоимением-определителем, находящимся по отношению к определяемому в контактной пре- и постпозиции, актуализирующим его и создающим специфическую линейнодинамическую характеристику диалектной фразы: У меня какой-то худенький котишка, я кормлю насилу его (т. II, с. 194); Кака-то медова роса упала, хлеб попортила (т. II, с. 141); Сорта разные: каки-то роза, бела картошки, и бела длинная, вот я не знаю, как её называют (т. III, с. 188); Войну прошёл, только две войны проходил – кака-то японска ли кака была война, и германска война была (т. III, с. 148); Каки-нибудь прошныришны (расторопные) знали, что она в кассе работат (т. III, с. 149). (Ср. с аналогичными конструкциями разговорной речи, в которых местоимение-определитель находится в дистантной препозиции по отношению к определяемому, создавая особую ритмомелодику разговорной фразы: Такой сидел старичок со мной, ты помнишь, так вот он оттуда; Какая-то она странная стала, уставится в одну точку [4, с. 234-235].) 61 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Часто позицию определяемого занимает указательное местоимение, также плеонастическое по своему характеру: Так только, попробую чуточку маленько, да как вот хороша – понимаю, что хороша, а нехороша – как вроде недосолёна кака-то така (т. III, с. 86); А счас, видите, подолгу дружат, а живут-то редко, как-то так получается (т. III, с. 80). Подобные конструкции делают диалектные рассказы наглядными, включающими мимику и жест, изобразительными, привязанными к ситуации и реализуются в стратегии приведения примера. Они отражают аппроксимационный, динамический и экспрессивный характер грамматики говорящего [5, с. 15-16], подтверждая "отчетливо национальное специфичное тяготение русского дискурса к неопределенным модальным показателям" [6, с. 23]. Постфикс -либо, синонимичный -нибудь, среднеобским говорам неизвестен, так же как существование неопределенных местоимений некто, нечто, некий, некоторый [7, с. 171-172], отмеченных стилистически как книжные или устаревшие (некий). Различия -нибудь и -либо, очевидно, также стилистические (единичные -либо воспринимаются диалектным сознанием как книжные, см. использование постфикса в деловых бумагах: Прошу правление колхоза дать каку-либо поросюшку (д. бум.) (т. III, с. 96) и связаны с функционально-семантическим типом (рассуждение) и жанром (информативный) текста. См., например, использование -либо в словарных толкованиях [1]: НА ПАМЯТИ. В период жизни кого-либо, когда он сам был свидетелем чего-либо и ещё помнит происходившее тогда; РОЖДЕНЕЦ. Уроженец; человек, родившийся в каком-либо месте (области, деревне и под.). Словообразовательная система неопределенных местоимений в исследуемом говоре специфична еще и потому, что в ней нередко употребление местоимений кто, чё, какой и др. без аффиксов -то, -нибудь, кое-: Выпивки почти никто не пивал. Или, может, у кого там медовуха, иль ешо чё сделают (т. II, с. 140); Как чё, выйдем на улицу маленько прысканём и всё (т. III, с. 150); А кто таки заходят, они по-матерному прямо, матом [ругаются] (т. III, с. 151); У Тамары опушшенье желудка и матки, надо бабушку каку – потереть живот (т. I, с. 33). Эту черту толковые словари русского языка (ТСУ, СО, БАС, МАС) отмечают как разговорную: КТО 2. (неопр.) То же, что кто-нибудь (разг.) Если кто придет, скажи мне (СО). Вместе с тем подобное употребление встречается уже в толкованиях "Словаря Академии Российской" (1789–1794): Выходить тайкомъ изъ какого места; Высвободить кого из-подъ стражи; Заказать крепко накрепко не делать чего; Поступить с кемъ круто; Написать критику на какую книгу, поэму; Крупица, самая мелкая часть чего нежидкаго (цит. по: [8, с. 141]). Такое употребление наряду с неустойчи62 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ вой орфографией постфиксов (без дефиса в первом издании, с дефисом – во втором) свидетельствует о том, что "эти словообразовательные типы развиты еще недостаточно" [там же, с. 141]. Очевидно, этот же вывод можно экстраполировать и на диалектный материал, фиксирующий архаичное состояние данного фрагмента местоименной системы. Особую область функционирования безаффиксных неопределенных местоимений составляет диалектная цетера (о ней см. в [9]), являющаяся заключительным членом открытого сочинительного ряда (Алой он полезный тоже, но тоже кому пойдёт. Глаза или чё такое (т. IV, с. 120); Да это чё тако, да это крест или чё ли на мне?! (т. IV, с. 121); Лён сеяли, посеют родители или хто тама, дёргать, выдергат его тогды (т. IV, с. 123), и их сочетание со словом другой (В другу каку щель потыкай; В другиф какиф областях хлеб дак... а у нас по четыре; Кака друга и дурнушка, а мужика доброго прихватит), которое, в свою очередь, может быть неопределенным местоимением (Другой так и не заметил бы; Друга и не застыдится; Другой и не подойдёт). И эту черту толковые словари русского языка отмечают как разговорную: ДРУГОЙ 4. мест. (неопр.) Некоторый, какой-нибудь, иной (разг.). Другой бы поблагодарил, а ты недоволен (СО). В среднеобских говорах в значении неопределенных местоимений функционируют также который (которы кусты повалились; которая стыдится; а которым всё равно) и один (он живёт с одной тут; у однех людей жили) [7, с.171]. ЛИТЕРАТУРА 1. Полный словарь сибирского говора / Гл. ред. О. И. Блинова. Т. 1–4. Томск, 1991 – 1995. 2. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью (Референциальные аспекты семантики местоимений). – М., 1985. 3. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира. – М., 1997. 4. Лаптева О.А. Русский разговорный синтаксис. – М., 1976. 5. Норман Б.Ю. Грамматика говорящего. – СПб., 1994. 6. Падучева Е.В. Феномен Анны Вежбицкой (вступ. ст.) // Вежбицка А. Язык. Культура. Познание. – М., 1996. 7. Киселева О.Н. Местоимения // Русские говоры Среднего Приобья. Ч. 1. Томск, 1984. 8. Онацкая О.И. Из истории русской орфографии. Дефис в "Словаре Академии Российской" // Русский язык в научном освещении. № 2 (8). –М., 2004. 9. Петрунина С.П. Сочетания типа али как ли в диалектном словаре // Вестник Томского государственного университета. № 295, февраль 2007. – Томск: ТГУ, 2007. 63 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА И.И. Синельникова Белгородский государственный университет, г. Белгород, Россия СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ ИНТЕНСИВНОСТИ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО СОСТОЯНИЯ ВО ФРАНЦУЗСКОЙ ЭМОТИВНОЙ ФРАЗЕОЛОГИИ (НА ПРИМЕРЕ ЭС «СТРАХ») Эмоциональная деятельность человека, как часть объективной действительности, отраженной сознанием, подвергается тщательному изучению в современной антропоцентрически ориентированной лингвистике. Теоретическую базу для лингвистических исследований эмотивного направления представляет собой тезис о том, что эмоции, будучи отраженными сознанием, должны быть закреплены в семантике слова и других единиц языка. Под выражением эмоций понимается их отражение, манифестация в речи, сопровождаемая внутренним и внешним переживанием, то есть языковое проявление эмоций [4, с.96]. Для выражения эмоционального состояния (ЭС) как субъективно-направленной эмоции язык использует большой арсенал средств – эмотивов, которые проявляются не только на лексическом, но и на других уровнях языка. Одним из таких средств является эмотивная фразеология – совокупность фразеологических единиц (ФЕ), номинирующих эмоции, выражающих эмоциональное отношение и эмоциональное состояние человека. В настоящей статье рассматриваются фразеологизмы французского языка, характерной особенностью которых является общий компонент значения «испытывать состояние страха», «находиться в состоянии страха», «приводить кого-либо в состояние страха», а также факторы, влияющие на интенсивность выражения этого состояния. Во фразеологизмах со значением ЭС человека исследователи выделяют не менее двух признаков: общий, отражающий особенность их денотата, и дифференциальный – конкретное эмоциональное состояние (радость, страх, гнев). В зависимости от дифференциальных признаков фразеологические единицы разделяют на соответствующие подгруппы со значением положительных, отрицательных и нейтральных ЭС [1, с.80]. Страх относят к отрицательным эмоциональным состояниям. Переживание человеком страха сопровождается ограничением возможностей опорно-двигательного аппарата, судорожным состоянием мышц, оттоком крови от конечностей и кожных покровов и, как следствие этого, бледностью и ощущением холода [3, с.116]. В процессе фразообразования язык в первую очередь отражает именно эти изменения деятельности организма. Например: avoir le sang glacé 'кровь стынет в жилах'; avoir la chair (la peau) de poule 'иметь гусиную кожу, мороз по коже, страшно'; mettre 64 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ qn hors d'état de bouger 'парализовать, сковать страхом'; donner la colique à qn (груб.) 'вызвать страх, ужас'. Образную основу ФЕ ne plus avoir une goutte de sang dans les veines 'быть напуганным' составляют изменения в кровеносной системе, о чем свидетельствует атомарное словосочетание (АСС) (термин Н.Н. Кирилловой). Учитывая тот факт, что грамматической основой фразеологизма является словосочетание, под АСС понимается языковое выражение со структурой словосочетания, выполняющее функцию имени атомарного факта (факта экстралингвистической действительности) и послужившее первоосновой для фразеологической единицы [2, с.33]. Учет значения атомарного словосочетания в эмотивных ФЕ позволяет уточнить степень интенсивности передаваемого состояния. В эмотивных фразеологизмах отражено телесное проявление страха: trembler comme une feuille 'дрожать как лист'; être blanc comme la neige 'быть белым, как снег'; avoir le froid dans le dos 'испытывать сильный страх'; claquer des dents 'стучать зубами'. Отрицательный эмоционально-оценочный компонент заключен в семантике одного из компонентов таких ФЕ: а) главного слова: trembler; être blanc; б) фразеолексы, несамостоятельной лексической единицы в составе фразеологизма: le froid dans le dos. Интенсивность выражения эмоционального состояния находится в прямой зависимости от нескольких факторов. 1. Метафорический образ, лежащий в основе фразеологизма. В эмотивных ФЕ французского языка, выражающих страх, выделяется несколько метафорических групп: а) артефакт: avoir la boule 'бояться, нервничать'; jouer les castagnettes (прост.) 'трястись от страха'; б) соматизм как метафорический образ в основе ФЕ: avoir les fesses (les miches) qui font bravo (арго) 'дрожать, трястись от страха': - Quand elle se met en colère, j'ai les fesses qui font bravo. (M. Viala. J'veux du bonheur). – Когда она начинает злиться, я дрожу от страха. Образ, в основе которого лежит анимация частей тела, усиливает значение фразеологизма и выражаемого им ЭС; б). Природные явления: passer par toutes les couleurs de l'arc-en-ciel (разг.) 'сильно испугаться'; в). Цветообозначения: avoir une peur bleue 'сильно испугаться'; être blanc comme un mort 'быть мертвенно бледным' (от страха). 2. Следующим фактором, усиливающим передаваемое ЭС «страх», является употребление стилистически сниженных ФЕ. В таких выражениях в качестве образной составляющей преимущественно используется стилистически сниженная лексика, выступающая одновременно в качестве интенсификатора значения всего фразеологизма. Например: av65 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА oir des chocottes (прост.) 'щелкать зубами от страха' – une chocotte (арго) 'зуб'; avoir les fumerons (прост.) 'бояться, дрейфить' – un fumeron (арго) 'нога, ступня, экскременты'; faire (trembler) dans sa culotte (разг.) 'сильно струсить, наделать в штаны от страха'; chier dans sa culotte (dans son froc) (вульг.) 'сильно струсить' – chier (вульг.) 'оправляться': - Il se tâte la glotte. Je ricane: T'as eu les chocottes, hein? – Non qu'il crâne. Vous l'auriez même pas fait (Vautrin J. Bloody Mary, Mazarine). Компоненты стилистически сниженных ФЕ могут представлять собой нормативные лексические единицы. Но в ходе фразеологизации все выражение приобретает стилистически сниженное значение. Напимер: avoir les chaleurs (прост.) 'праздновать труса, дрейфить'. 3. Особенности структуры фразеологических единиц также оказывают влияние на интенсивность передаваемого эмоционального состояния. Зависимый член при фразеолексе, преимущественно прилагательное, способствует конкретизации и усилению значения ФЕ. Ср.: avoir un trac 'испугаться' и avoir un trac terrible 'душа в пятки ушла от страха'. Особый интерес, с точки зрения структуры, представляет выражение être plus mort que vif 'душа ушла в пятки' (АСС быть более мертвым, чем живым). Это компаративный фразеологизм (КФ), в структуре которого вместо привычного для КФ союза comme, используется выражение plus… que. В качестве компаративных лексем выступают не существительные (как это обычно бывает в образных сравнениях), а прилагательные mort и vif. Нетрадиционная структура образного сравнения рассматривается в данном случае в качестве интенсификатора ЭС. Отдельного внимания заслуживают ФЕ, объединенные значением «напугать, привести кого-либо в состояние страха». Они составляют отдельную, довольно многочисленную группу. Это такие выражения, как: faire peur, ficher la frousse, donner le froid dans le dos (aux os), donner la chair de poule à qn (прост.); faire l'horreur с общим значением 'напугать, нагнать страху'; glacer l'âme 'леденить кровь'; filer (foutre) les boules à qn (прост.) 'пугать, стращать кого-либо, наводить страх на…'; coller (filer, foutre) les grelots à qn (прост.) 'запугивать кого-либо'; donner (foutre) les chocottes (прост.) 'пугать, нагонять страх'; faire dresser les cheveux de la tête 'пугать': - Arrête! Tu me foues les boules! (F.Margerin, Ricky VII). – Прекрати! Ты меня пугаешь! Общим в семантике данной группы фразеологических единиц является то, что передаваемое эмоциональное состояние интенсифицируется, главным образом, за счет лексического значения компонентов каждой отдельно взятой ФЕ. Главным словом таких фразеологизмов, как прави- 66 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ ло, является глагол в активной форме, так как сема «приведение в состояние» подразумевает опосредованное наличие агенса. Среди фразеологизмов, выражающих страх, встречаются выражения пословичного типа. Например: qui craint le danger ne doit pas aller en mer (посл.) 'волков бояться – в лес не ходить'. Паремии отражают состояние в целом, не уточняя степени его интенсивности. Таким образом, при выражении состояния страха во французской эмотивной фразеологии преимущественно используются антропоморфные выражения, несмотря на то, что страх присущ и человеку, и животным. Имеет место также анимация неодушевленных предметов. Во французском языковом сознании ЭС «страх» осмысливается архетипическим образом: холод (froid), жара (chaleur). Известно, что архетип лежит в основе метафорического мироощущения. Можно заключить, что интенсивность выражения эмоционального состояния «страх» средствами эмотивной фразеологии находится в непосредственной зависимости от лексического состава и структурной организации фразеологизма. Страх негативно влияет на организм человека. В эмотивной фразеологии это состояние находит свое выражение в использовании отрицательного эмоционально-оценочного компонента значения ФЕ. ЛИТЕРАТУРА 1. Кашина И.В. Фразеологизмы со значением удивления в современном русском языке // Русский язык в школе, 1981. – № 2. – С. 80-85. 2. Кирилова Н.Н. О типологии межъязыковых фразеологических соответствий // Проблемы идиоэтнической фразеологии: Доклады на межвуз. семинаре / Под ред. Н.Н. Кирилловой. Вып. 2. – СПб.: Образование, 1997. – 87с. 3. Психология эмоций. Тексты. – СПб, 2004. – 496 с. 4. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. – Воронеж, 1987. – 192 с. Н.В. Цепелева Бийский педагогический государственный университет имени В.М. Шукшина г. Бийск, Россия ЭМОТИВНЫЙ КОМПОНЕНТ ЗНАЧЕНИЯ СЛОВА И ЕГО СВЯЗЬ С КОНТЕКСТОМ УПОТРЕБЛЕНИЯ В современной лингвистике большой популярностью пользуется изучение эмотивных характеристик слова и текста. Одним из наименее разработанных остаётся вопрос о том, проявляет ли себя эмотивность в слове за счёт своих формальных признаков, в какой степени контекстные факторы влияют на проявление эмоциональности того или иного слова, и 67 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА какова зависимость семантики деривационных форм слова от их употребления в контексте. Категория эмотивности весьма многогранна, и это находит отражение в современном научном лингвистическом дискурсе. Последовательное создание теории эмотивности языковых единиц в рамках различных лингвистических направлений началось в 80-е гг. прошлого века. В отечественной лингвистике результаты исследования эмотивности языковых единиц получили отражение во многих публикациях. Наиболее полно они представлены в работах Р.Е. Вульфсона, Д.Р. Иванова, Е.Ю. Мягковой, Р.Н. Порядиной, В.Н. Цоллера, В.И. Шаховского [1, 2, 5, 6, 7, 8, 9]. Основные теоретические выводы, к которым приходит Е.Ю. Мягкова, состоят в следующем: эмоциональная нагрузка слова – неотъемлемый компонент психологической структуры значения слова, поэтому в индивидуальном сознании каждое слово несёт определенную эмоциональную нагрузку, и изучать её следует через обращение к индивидуальному сознанию. Эмоциональные характеристики рассматриваются Е.Ю. Мягковой как часть коннотативного значения слова. По мнению данного исследователя, коннотативный аспект семантики языковой единицы является равноправным компонентом её семантической структуры [5, 6]. Р.Н. Порядина считает, что категория эмотивности – «это лингвистически выраженная информация об эмоциях и порождающих её механизмах, что связывает её с объектом интерпретации» [7, с. 401]. Словообразовательные модели с суффиксами субъективной оценки являются специализированным средством выражения категории эмотивности наряду с эмотивно заряженной позицией обращения. Категория эмотивности определяется дискурсивными и текстовыми особенностями. Эмотивность – явление неграмматического порядка. Категория эмотивности обладает такими чертами, как «размытость» границ, ядерно-периферийный характер структуры, неравноправность членов категории, наличие определённых видов отношений между ними [7, с. 402]. По мнению В.И. Шаховского, эмотивность всегда отражает субъективное отношение говорящих. Эмоциональное отношение всегда неразрывно связано с оценкой, характером понимания реальной действительности и является важной составной частью языковой модальности. У человека не может быть эмоций, не связанных с мышлением, для него характерно эмоциональное мышление. Эмотивное значение слова представляет собой обобщенное отражение социальной эмоции. Эмотивность является компонентом семантической структуры слова и, по мнению данного исследователя, соотносится с коннотацией лексической едини68 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ цы. Коннотация сопровождает вторичные значения. Ведущим признаком при отнесении того или иного слова к разряду эмотивных оказывается функциональный признак: если слово выражает или может выражать эмоции, то оно эмотивно [9]. Отметим, что термины «эмотивность» и «эмоциональность» обозначают терминологический вариант одного и того же понятия. Поэтому мы используем их на равных основаниях. Анализ научных исследований, посвященных изучению категории эмотивности, позволяет сделать вывод о том, что в понятии эмотивности отражаются явления, относящиеся к системе языка, речи и языкового сознания. Покажем отражение данных явлений на материале различных деривационных форм слова «баба» («бабушка», «бабка», «бабочка», «бабуля», «бабуся», «бабонька», «бабуленька», «бабаня», «бабуленция», «бабенька», «бабуня»). Категория эмотивности в системе языка выступает в качестве компонента содержательной структуры слова и получает формальное выражение при помощи суффиксов субъективной оценки. Она является элементом коннотации в значении данных слов. Эмотивность в системе языка неразрывно связана со стилевыми (разг., прост., обл.) и стилистическими пометами (уменьшит., ирон., шутл., фамильярн., презрит., неодобр., пренебр., и др.), которые содержатся в словарной дефиниции и указывают на то, что в слове содержится та или иная эмоция, выразительная оценка обозначаемого им явления. Например, в толковом словаре С.И. Ожегова в словарной дефиниции лексемы «бабушка» приводятся деривационные формы со стилистической пометой «ласкательный». Оттенок ласки вносит положительную эмоцию в различные формы данного слова: БАБУШКА, -и, ж. 1. Мать отца или матери. 2. Вообще о старой женщине (разг.). ◊ Бабушка надвое сказала — погов.: ещё неизвестно, что будет, может быть и так и иначе. | ласк. бабуся, -и, ж., бабуля, -и, ж., бабулечка, -и, ж. и бабуленька, -и, ж. Эмотивность в системе речи определяется коммуникативными и контекстными факторами, которые взаимодействуют со словом. Первый фактор предполагает рассмотрение следующих условий коммуникации: отношений родства, возраста участников коммуникации, личного присутствия/отсутствия человека в общении, социального статуса референта, обозначенного одной из деривационных форм слова «баба». Второй предполагает рассмотрение семантической сочетаемости лексем, грамматической характеристики сочетающихся лексем, синтаксической позиции обращения, которую может занимать одна из деривационных форм слова «баба», обозначающая лицо. Не менее важным становится рассмотрение модальности, выражаемой в контексте высказывания. Семантика выска69 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА зывания во многом зависит от условий, в которых оно производится, неразрывно связана с тем, какую цель преследует каждый из коммуникантов, какое чувство испытывает говорящий к объекту речи. Покажем взаимодействие лексемы «бабуля» с коммуникативными и контекстными факторами, при этом мы опираемся на методики, предложенные И.М. Кобозевой и Е.В. Падучевой [3, 4]. Слово «бабуля» употребляется, как правило, по отношению к женщине преклонного возраста. Родственные отношения в данном случае необязательны, но могут иметь место. Социальный статус референта, обозначенного лексемой «бабуля», её семантическая сочетаемость имеют достаточно широкие границы при условии, что в контексте будет представлена положительная эмоциональная оценочность. Лексему «бабуля» можно использовать при описании и семейных, и общественных отношений. Данное слово содержит в себе 2 эмоциональных компонента лексического значения: 1) компонент ласковости, уважения. В этом смысле оно может выступать функциональным эквивалентом слов «бабушка», «бабуленька»: «В добрый час! Господь благословит! – кричала с крыльца бабушка. – Ты же, Саша, пиши нам из Москвы!» – «Ладно. Прощайте, бабуля. – «Сохрани тебя Царица Небесная!» [А. Чехов «Невеста»]. В данном контексте прослеживается положительная эмоциональность не только за счёт употребления восклицательных предложений «В добрый час! Господь благословит! <…> Сохрани тебя Царица Небесная!», глагола «прощайте» во 2 лице, ед. ч., указывающим на уважительное отношение субъекта действия по отношению к бабушке, занимаемой словом синтаксической позиции обращения, но и за счёт самого суффикса -ул-, несущего в себе компонент ласковости, доброжелательности. В контексте выражена объективная модальность; 2) компонент фамильярности, пренебрежительности, который не соответствует этикетным правилам общения и поведения. В этом смысле слово «бабуля» функционально сближается со словами «бабка», «бабуленция»: — Обломись, бабуля, мы на корабле! [Коллекция анекдотов: наркоманы (1970-2000)]. Негативную эмоциональность привносят синтаксическая позиция обращения, которую занимает слово «бабуля», а также глагол «обломись», употребляющийся в форме 2 лица, ед. ч., указывающий на то, что в данном контексте представлено неуважительное отношение к женщине пожилого возраста, выражающий субъективную модальность. Следует отметить, что функциональная семантика слова «бабуля» в подобных контекстах находится в противоречии с его функциональным употреблением в 1 значении, т.к. нормой нашего общения с употреблени- 70 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ ем словоформы «бабуля» являются вежливые, наполненные положительными эмоциями отношения между людьми. Необходимо отметить, что в контекстах, в которых контактные отношения не представлены, эмоциональность лексемы «бабуля» приглушается, но не исчезает полностью: Только показываю удостоверение, бабуля — божий одуванчик ныряет на эскалатор, бежит вверх, при этом кричит: — Я инвалид, пенсионер, ветеран, не имеешь права забирать цветы! [А. Орехов. Милиция взяла букет за 11 миллионов рублей // «Известия», 2002.02.17]. Эмоциональность в данном контексте поддерживается благодаря приложению «божий одуванчик», которое сначала характеризует женщину пожилых лет как тихую и слабую, а затем при помощи глаголов «ныряет», «бежит», «кричит» подчёркивает несоответствие её внешнего вида дальнейшему поведению и действиям. В другом контексте эмоциональность слова ещё больше нейтрализуется. Мы можем предположить, что женщина пожилого возраста названа «бабулей», исходя из её собственного характера, манеры общения: «Ишь какой шустрый! — удивилась бабуля в регистратуре. — Ты, касатик, сначала запишись на прием к терапевту, доктор тебя осмотрит, выпишет лекарство, ты его сам купишь, а потом с сестрой как-нибудь договоришься». — «Но ни один из нас не приписан к районной поликлинике», — предупредил я бабулю. [А. Савин. Уколы нашего городка. Как сделать прививку от гриппа на дому // «Известия», 2001.11.20]. Просторечная частица «ишь», выражающая укоризну, а также ласковое обращение к мужчине «касатик», использующееся, как правило, в народной речи и поэзии, косвенно указывают на стремление субъекта действия сохранить доброжелательность и доверительность, порядочность в общении, но при этом отражают явно назидательный характер коммуникативных установок. Субъективная модальность поддерживает эмоциональность субъекта речи. Таким образом, происходит взаимодействие прагматикоконнотативных элементов контекстов и лексем. В контекстном употреблении были проанализированы также слова «бабушка», «баба», «бабка», «бабуленция», «бабочка», «бабуля», «бабуся», «бабонька», «бабуленька», «бабаня», «бабенька», «бабуня». На этой основе можно сделать вывод о том, что самым ярким показателем эмоциональности слова, занимающего синтаксическую позицию обращения, является находящееся при нём определение. В качестве таких показателей могут быть самостоятельные и служебные части речи (особенно частицы, междометия), неподготовленная разговорная речь. Эмоциональность слов достигается за счёт реализации в контекстах субъективной модальности. Эмоциональность, как правило, приглушается, если 71 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА лицо, обозначаемое одной из форм слова «баба», не участвует в коммуникации. Следует заметить, что эмотивность представляет собой комплекс связанных со словом переживаний. Поэтому за словом с эмотивным значением в языковом сознании стоит образ фрагмента мира и субъект в этом мире во всём многообразии отношений. В индивидуальном сознании каждое слово несёт определенную эмоциональную нагрузку. Эмотивность связывается с эмоциональными процессами, происходящими в сознании человека. В рамках исследования был проведён направленный эксперимент, целью которого являлось определение зависимости между семантикой деривационных форм слова «баба» и особенностями контекстного употребления. Шестидесяти четырём участникам эксперимента разных возрастов (от 20 до 53 лет) был предложен 21 контекст, содержащий словесную лакуну, на место которой нужно было поставить одно из предложенных слов («бабушка», «баба», «бабка», «бабочка», «бабуля», «бабуся», «бабонька», «бабуленька», «бабаня», «бабуленция», «бабенька», «бабуня»), наиболее близко подходящих по смыслу, являющихся более уместными в рамках данного контекста. Самыми употребляемыми оказались лексемы «бабушка» (24,5 %), «бабка» (23,2 %); промежуточную позицию заняли слова «бабуля» (13,7 %), «бабуся» (13 %), низкую – «бабуленька» (7 %), «баба» (5,3 %), «бабуленция» (4,1%), «бабуня» (2,5 %), «бабаня» (2,3 %), «бабонька» (2,1 %), «бабенька» (1,3 %), «бабочка» (1 %). Как показал анализ результатов эксперимента, в контекстах с нейтральной семантикой испытуемые употребляли чаще всего лексемы «бабушка» (123), «бабка» (51). В негативно заряженных контекстах преобладает употребление слов «бабка» (320), «бабуся» (120), «бабуля» (41). В положительно заряженных – «бабушка» (290), «бабуленька» (104), «бабуля» (100). Слова менее частотные («бабуленька», «баба», «бабуленция», «бабуня», «бабаня», «бабонька», «бабенька», «бабочка») несут в себе большую эмотивность и, обладая индивидуальными личностными смыслами, употребляются, как правило, в эмоционально заряженных контекстах. Использование слов «бабенька», «бабочка», «бабуся», «бабаня», «бабонька» может обусловливаться областными особенностями. Итак, проведённые исследования позволяют убедиться в том, что языковые и речевые особенности употребления различных деривационных форм того или иного слова, языковое сознание человека взаимообусловливаются влиянием многих факторов, среди которых можно выделить коммуникативные и контекстные факторы. 72 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ ЛИТЕРАТУРА 1. Вульфсон Р.Е. Эмоционально-оценочная лексика и контекст // РЯШ, 1991, №4, с. 33-35. 2. Иванов Д.Р. К определению понятия эмотивности // Проблемы социо- и психолингвистики: Сб. ст. / Отв. ред. Т.И. Ерофеева; Перм. ун-т. – Пермь, 2005. Вып. 7: Динамика языковых ситуаций, с. 142-145. 3. Кобозева И.М. Лингвистическая семантика: Учеб. пособие. – М., 2000. 4. Кобозева И.М. Лингвистическая семантика: Учебник. – М., 2007 5. Мягкова Е.Ю. К проблеме исследования эмоциональности единиц индивидуального лексикона // Web Journal of Formal, Computational and Cognitive Linguistics. ’99 (http: // fccl. ksu.ru / winter.99/cog_model / myagkova. pdf) 6. Мягкова Е.Ю. Эмоционально-чувственный компонент значения слова. – Курск, 2000. 7. Порядина Р.Н. Категория эмотивности в аспекте словообразовательной и дискурсивной реализации // Актуальные проблемы современного словообразования: Труды международной научной конференции. – Томск, 2006, с. 400-404. 8. Цоллер В.Н. Экспрессивная лексика: семантика и прагматика // Филологические науки, №6, с.62-71. 9. Шаховский В.И. Типы значений эмотивной лексики // Вопросы языкознания, 1994, №1, с. 20-26. Е.В. Шляхтина Ярославский государственный педагогический университет имени К.Д. Ушинского г. Ярославль, Россия ОТРАЖЕНИЕ ОТНОШЕНИЯ К ПОЛИТКОРРЕКТНОСТИ КАК К ЧУЖДОМУ ДЛЯ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ ЯВЛЕНИЮ В РОССИЙСКИХ СМИ В настоящее время исследования национально-культурной специфики картины мира признаются мировой наукой и практикой актуальными. Общеизвестно, что картина мира отражает не только особенности страны, менталитет ее народа, но и отношение к другим странам и их национальным особенностям. В связи с этим особое место занимают проблемы межкультурного и межнационального общения. Причиной этому послужила общемировая тенденция глобализации, которая коснулась и России. Именно глобализация, прозрачность границ способствовала увеличению интереса к изучению иностранных языков и, в первую очередь, английского, потому что за последние несколько десятков лет английский стал языком международного общения. Однако, изучение языка невозможно без знаний культурных реалий страны изучаемого языка. К таким реалиям относится, например, явление политкорректности, зародившееся в США и получившее распространение в западноевропейских странах. 73 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Политкорректность (political correctness) заключается в «общественно осознанном воздержании от употребления слов, которые могут тем или иным образом оскорбить человека, оказаться для него обидными, дискриминировать его по какому-либо признаку – полу, возрасту, цвету кожи, физическим возможностям и мн. др.» [1, c.259]. Политкорректность предоставляет говорящему оптимальную речевую стратегию поведения в конфликтных ситуациях. Она стремится не просто смягчить истинный смысл происходящего, а защитить притесняемых, в том числе и средствами языка. В этой связи сторонники политкорректности ведут борьбу как на политической арене, добиваясь отмены дискриминационных законов и правил, так и в языковой сфере, создавая новую терминологию. В результате происходит достаточно жесткий социальный контроль речевой ситуации и самоконтроль говорящим собственной речи. Можно сказать, что главным лозунгом политической корректности стали слова Watch What You Say («следи за тем, что говоришь»). В настоящее время данное явление занимает одно из центральных мест в западной системе ценностей. В русском языке термин «политическая корректность» сначала употреблялся в кавычках или использовалось словосочетание «так называемая политическая корректность», так как ученые не знали как относиться к данному явлению. Оказалось, сложно применить словосочетание «политическая корректность» в российской действительности. Н.В. Уфимцева вслед за А.С. Хомяковым объясняет это тем, что формы, заимствованные извне, не могут служить выражению духа своей культуры, и «всякая духовная личность народа может выразиться только в формах, созданных ею самой» [2, c.207]. Е.В. Харченко связывает неприятие чужих идей с различиями в ценностных установках, закрепленных в духовных приоритетах. «Различное понимание нравственности лежит в основе православного (т.е. русского) сознания, с одной стороны, и западного – протестантского, — с другой. Западный человек формируется на ценностях протестантской этики с ее приоритетом личности и индивидуальной самореализации и совершенствования, между тем как православные добродетели – прежде всего коллективизм, скромность, трудолюбие («не для себя, для мира»). По этим классификациям американская и русская культуры относятся к разным типам: русская — полиактивная, высококонтекстная, коллективная, ориентированная на людей, отношения; американская – моноактивная, низкоконтекстуальная, индивидуалистская, ориентированная на результат. Именно поэтому американизация вызывает протест и сбои в поведении русских людей» [3, c.276]. 74 РАЗДЕЛ 1. КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ, РЕЧИ, СОЗНАНИИ И.А. Стернин точно замечает, что политкорректность относится к тем коммуникативным категориям англоязычного западного мира, которые являются лакунарными для русской культуры [4, c.45]. Однако это не означает, что носители английского языка более «вежливы», чем носители русского языка. В данном случае мы имеем дело не столько с «вежливостью» как таковой, сколько с различными культурными ценностями [5, c.45]. Сама идея быть корректным или просто соблюдать языковой такт, естественно, существует в русском языке уже очень давно. Но в России, в отличие от США и других западных государств, исторически сложилось несколько иное языковое поведение, быть может, более агрессивное, но и более искреннее. Между тем, в последнее время в средствах массовой информации стало модным употребление разного рода словосочетаний, включающих в себя лексемы «политкорректность» и «политкорректный». Их довольно часто можно встретить в газетах, журналах и телевизионных передачах. «Политкорректным» или «неполиткорректным» может быть поведение, высказывания или даже выборы. Частое использование терминов не означает, что все понимают их истинный смысл. Нередко можно встретить неоправданное использование данных терминов, что приводит к их непониманию или неверному толкованию. Проиллюстрировать данную мысль нам помогут примеры, взятые с сайта канала НТВ (http://news.ntv.ru/) и одной из популярных российских газет «Российская газета». На сайте телекомпании НТВ можно встретить следующие заголовки, содержащие термин «политкорректность»: «Британские учителя показывают чудеса политкорректности», «Рождественская елка «пострадала» из-за политкорректности», «Власти Бостона проявили невиданную политкорректность» и т.п. Как мы видим, журналисты выражают негативное отношение к явлению политкорректности, а в некоторых случаях чувствуется определенная ироничность (например, в словосочетаниях «невиданная политкорректность» или «чудеса политкорректности»). Ироничность в данном случае можно считать оправданной, потому что в авторы этих статей описывают перегибы политкорректности. Например, запрет ставить рождественскую елку в общественных местах, потому что это может оскорбить представителей других религий. «Российская газета» высказывает несколько иную точку зрения в отношении политкорректности. Если НТВ описывает, в основном, некоторую абсурдность явления, то «Российская газета» связывает политкорректность, главным образом, с политикой. Об этом можно судить также по заголовкам «Террористы и политкорректность», «Министр обороны России Сергей Иванов преподал за океаном урок политкорректности», «Урок политкорректности: “Оранжевым” министрам сделали замечание». 75 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Особый интерес представляет довольно популярное словосочетание «урок политкорректности», которое невозможно встретить в англоязычной прессе. Оно как бы подразумевает, что этому надо учить и только таким образом ее можно узнать. Примеры наглядно иллюстрируют, что термин воспринимается не как единое целое, а как два слова, используемых вместе. Слово «политическая» указывает на связь с политикой, а слово «корректность» – на корректное (дипломатичное) отношение, в основном, к другим странам. Это подтверждает мысль, высказываемую многими учеными (в первую очередь С.Г. Тер-Минасовой) о неточности термина «политическая корректность», потому что он подчеркивает непосредственную связь с политикой, хотя на самом деле явление намного шире и включает разные стороны жизни. Заменить данный термин более точным не представляется возможным, потому что он стал привычным и устойчивым. Здесь приведена лишь малая часть примеров неверного использования лексемы «политкорректность» в российских СМИ. Однако уже этих примеров достаточно, чтобы отметить, что в статьях чаще всего высмеиваются недостатки данного явления, которые конечно есть и их немало, но ведь есть и серьезные достижения, например, бережное отношение к пожилым людям и инвалидам. О положительной стороне явления практически не пишут. В этой связи у многих россиян складывается ироничное отношение к политкорректности как к чему-то забавному и не заслуживающему серьезного отношения, а к американцам, придумавшим политкорректность, как к людям, которым «нечем больше заняться». При этом нельзя не заметить возросшее внимание со стороны российских СМИ к проблемам национальной нетерпимости, социального расслоения, неравенства полов, то есть, вопросам, традиционно рассматривающимся в рамках политической корректности. Вероятно, это означает, что данное явление не совсем чуждо русской культуре. ЛИТЕРАТУРА 1. Попова З.Д., Стернин И.А. Общее языкознание. Учебное пособие. Издание второе, переработанное и дополненное. М.: «Восток-Запад», 2006. – 285 с. 2. Уфимцева Н.В. Языковое сознание и образ мира славян. // Языковое сознание и образ мира: сб. науч. ст. М., 2000. – C. 207 – 219. 3. Харченко Е.В. Столкновение культур в рамках одной организации. // Языковое сознание: теоретические и прикладные аспекты: сб. науч. ст. М., 2004. – C. 268 – 286. 4. Стернин И.А. О понятии коммуникативного сознания и некоторых особенностях русского коммуникативного сознания. // Языковое сознание: теоретические и прикладные аспекты: сб. науч. ст. М., 2004. – C. 37 – 64. 5. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики. М.: Языки славянской культуры. 2001. – 272 с. 76 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ, ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМ, ДЕЛОВОМ, НАУЧНОМ И ДРУГИХ ТЕКСТАХ О. В. Ильиных Томский политехнический университет, г. Томск, Россия ТРАНСФОРМАЦИЯ ЯЗЫКОВЫХ ОБРАЗОВ В ПОЭЗИИ В. В. МАЯКОВСКОГО Повышенный интерес исследователей к изучению феномена языковой картины мира объясняется, прежде всего, тем, что современная лингвистика открыла новые пути в изучении языка: осуществлен «переход к лингвистике антропологической, предполагающей изучать язык в тесной связи с человеком, его сознанием, мышлением, духовно-практической деятельностью» [1, с. 19-20]. В этом плане наметилось целостное направление исследований языковых фактов, языка в целом, направление, находящиеся на пересечение лингвокультурологической и когнитивной проблематики. В настоящее время в лингвистике под термином «языковая картина мира» понимается «теоретически отрефлексированный тип отношения языка, мира и человека как способ интерпретационной гносеологической деятельности человека по отношению к миру, объективированный в языковых фактах (в языковых единицах, структурах, а также текстах)» [2, с. 36]. Языковая картина мира является отражением восприятия внеязыковой действительности в языке мыслящим субъектом – отдельным человеком, группой людей, говорящих на одном языке, или определенным народом. «Предельным элементом на шкале субъектов языковой картины мира является индивид, выражающий, воплощающий в своей речевой практике один из вариантов и специфически языкового, и национально языкового, культурно и социально обособленного языкового моделирования» [2, с. 40-41]. Отметим, что в качестве индивида может выступать личность поэта, писателя, «автора», сохраняющая яркие индивидуальные, неповторимые особенности мировосприятия. Во взгляде автора на окружающую действительность и в интерпретации ее с помощью языка лежит бесконечное творческое начало, стремление к обновлению давно известного, привычного. Исходя из этого, можно говорить о существовании авторской картины мира как об одном из способов отражения мира отдельной личностью. 77 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА В связи с этим, нас в данной работе будет интересовать поэтическое творчество В. В. Маяковского, воплотившего в своих произведениях узуальные типовые образные представления, с одной стороны, а с другой – реализовавшего творческий индивидуально-авторский подход к их эстетической интерпретации и репрезентации в авторской картине мира. Установлено, что ведущую роль в процессе миромоделирования играют метафорические языковые единицы или образные средства языка. «Являясь средством языковой репрезентации типовых образов культуры, отдельные образные слова можно рассматривать в качестве элементарных единиц образного строя языка – закрепленной в узусе национально и культурно-исторически обусловленной системы образов, регулярно воспроизводимой в актах коммуникации и формирующей языковую картину мира» [3, с. 27]. Под термином образность понимается способность единиц лексикофразеологического уровня языка «обозначить определенное явление внеязыковой действительности (предмет, свойство, процесс, ситуацию) в ассоциативной связи с другим, не тождественным обозначаемому, явлением на основе их реального или мнимого сходства посредством внутренней формы языковой единицы» [4, с. 20]. К лексическим образным средствам относят следующие структурно-семантические типы: 1) метафоры – семантически мотивированные лексические единицы с метафорической внутренней формой: бросить (о взгляде), пылающий (о сердце), лента дороги; 2) собственно образные слова – морфологически мотивированные слова с метафорической внутренней формой: дымчатый 'пепельносерый, напоминающий по цвету дым', озвереть 'стать жестоким, злобным, уподобившись зверю и утратив человеческие качества; прийти в бешенство', зевака 'тот, кто из праздного любопытства засматривается на кого-л. , что-л. , словно зевает'. Объектом исследования в данной работе стало собственно образное слово в поэзии В. Маяковского. Интерес к изучению его роли в формировании индивидуально-авторского миромоделирования неслучаен и обусловлен прежде всего тем, что собственно образная лексика представляет собой в гораздо меньшей степени исследованный материал по сравнению с метафорами, которыми так богаты поэтические произведения В. Маяковского. Кроме того, большое количество метафорических дериватов (около 400 единиц) в стихотворениях поэта позволяет говорить об их исключительной значимости в воплощении авторской картины мира. Это обусловлено стремлением поэта к созданию «новой культуры», «новой действительности» с помощью языка. Попытки постоянного поиска новых форм воплощения собственной эстетической мысли в произведениях В. Маяковского объясняют приверженность поэта к словотворчеству. 78 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ «Изобретенное слово или придуманный оборот речи являются в результате сознанной необходимости избежать сетей эталонства и противопоставить распространенной или общеобязательной мещанской норме – говорить "красиво" – возможность выражаться словами, "простыми, как мычание"» [6, с. 29]. Итак, цель данного исследования – проанализировать пути авторской трансформации узуального типового образного представления в семантике собственно образных слов на примере поэзии В. В. Маяковского. Проведенный анализ выявил ряд случаев употребления собственно образных лексических единиц в их узуальном значении: «Бережно огибаю полицейский пост, // вдруг оглушительное: // «Годовой! // Хвост! » // Провел рукой и – // остолбенел!» («Вот так я сделался собакой»). Слово остолбенеть выражает общеязыковое образное значение 'потерять способность двигаться, замереть вследствие душевного потрясения, словно превратиться в столб'. Число примеров такого рода увеличивается от раннего к позднему периоду творчества. Это связано, прежде всего, с тем, что меняется эстетическая установка автора. Раннему Маяковскому присуще стремление к индивидуализму, скорее к эгоцентризму, к субъективному началу в отражении окружающего мира, желание остаться одному «на пароходе современности», оказаться свободным для создания нового искусства. При этом языковое наследие предков становится ненужным в силу своей затертости, шаблонности, бессодержательности, условной «поэтичности». Поэта интересует слово, способное максимально ярко, точно, емко отразить его собственное «Я». В более поздних произведениях поэт рисует перед нами объективный мир, частью которого является и он сам. Теперь его интересуют не внутренние переживания, он – «рупор революции», его предназначение – быть выразителем общего настроения, общих и общественных идей. Видимо, поэтому в произведениях, написанных поэтом после революции, мы встречаем большое количество собственно образных слов, реализующих в своей семантике общеязыковое образное значение: бузила 'тот, кто затевает, устраивает шум, скандал, словно выпив бузу – хмельной напиток', врассыпную 'в разные стороны, в различных направлениях, словно рассыпать что-либо'. У Маяковского: «Только зря у парня сила: // Глупый парень да бузила. // Выйдет, выпив всю пивную, – // переулок врассыпную!» («Лев Толстой и Ваня Дылдин»). Одной из особенностей функционирования языкового образа в поэтических произведениях В. Маяковского является установка автора на оживление внутренней формы слова, т. е. восстановление первоначального, исходного, буквального значения в каждом образном слове. В коммуникативной сфере речи мы автоматически воспринимаем и воспроиз79 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА водим образные слова, «часто даже не отдавая себе отчета в том, что привычные слова имеют фигуральный смысл» [5, с. 31], тогда как авторское употребление заставляет по-новому посмотреть на давно известное. Так, исследователи языка В. Маяковского указывают на «антиметафорическую» устремленность его языковой работы [6, 7] над словом. Эта особенность хорошо прослеживается при анализе авторского употребления собственно образных слов. Характерной чертой собственно образной лексики является ее идиоматичность, понимаемая как свойство, при котором образное значение мотивированной единицы не выводится из самостоятельных значений каждой из мотивирующих единиц. Данные слова передают образную информацию концентрированно, воплощают ситуацию в целом. Благодаря этой особенности слова данной группы смыкаются с образными фразеологическими единицами. Однако разница между ними состоит в том, что идиоматичность фразеологической единицы выражается на уровне синтаксической структуры, а идиоматичность образного слова – на уровне морфемной. Как в случае функционирования у Маяковского фразеологических единиц, так и собственно образной лексики, мы наблюдаем деметафоризацию и «употребление слова в его буквальном … значении, т. е. иллюзия совершенно наивного толкования, которое нередко наблюдаем у детей» [5, с. 101]. Такое употребление образных единиц дает возможность их двойного прочтения, т. е. одновременно и в значении составляемого ими целого (образного значения), и в индивидуальном значении каждой составляющей части (значения мотивирующей единицы): кровожадный (о человеке) 'свирепый, жестокий, хищный, словно жаждущий крови'. У Маяковского встречаем в стихотворении «Еще Петербург»: «В ушах обрывки теплого бала, // а с севера – снега седей – // туман, с кровожадным лицом каннибала, жевал невкусных людей». Собственно образное слово дымчатый «теряет» в контексте стихотворения «Из улицы в улицу» свое образное значение «Ветер колючий // трубе // вырывает // дымчатой шерсти клок». В данном случае происходит усложнение языкового образа: он начинает функционировать в двух плоскостях, благодаря оживлению внутренней формы слова. Это ведет далее к тому, что «поэт получает возможность подбирать нужные ему сочетания слов, как бы не считаясь с возможностью их слияния в неразложимое сращение, а обращая внимание исключительно на значение каждого отдельного слова» [5, с. 104], что помогает реализовать эстетическую позицию В. Маяковского, заключающуюся в стремлении сделать поэтический мир более наглядным, вещественным и ощутимым, приблизить его к читателю. В языке находим бархатистый 'приятный, мягкий на слух (о голосе, звуке), подобно тому, 80 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ как бархат приятен на ощупь' превращается у Маяковского в бархат голоса. Бархатистый голос становится настолько материальным, вещественным, осязаемым, что к нему можно прикоснуться или, к примеру, сшить черные штаны: «Я сошью себе черные штаны // из бархата голоса моего» («Кофта фата»). С другой стороны, стремление воплотить собственно авторский образ в наиболее концентрированной форме, отличающейся при этом особой экспрессивностью, влечет за собой появление в поэзии В. Маяковского окказиональных образных дериватов, имеющих многослойное, многоступенчатое образное значение. Это обнаруживается наличием целого ряда лексических мотиваторов, из совокупного значения которых не всегда точно можно вывести значение мотивированного ими образного слова. Так, поэт использует способность собственно образного слова передавать информацию сжато, емко, воплощать в своей семантике целую ситуацию (или несколько ситуаций) нерасчлененно: размолнить («Сегодня голоса размолний штычьим блеском»), вызмеить («Мильонную толпу у стен кремлевских вызмей»). Отличительной особенностью воплощения авторского образа можно считать «двойную метафоризацию» лексической единицы – слово, которое в языке уже является образным, получает дополнительное образное значение в контексте стихотворения: «А я гуляю в пестрых павах, // вихрастые ромашки, шагом меряя, мучу». Прилагательное вихрастый в языке уже является образным 'имеющий торчащие волосы, вихры', но у Маяковского оно получает дополнительное образное значение – вихрастыми по образу и подобие человека становятся ромашки, торчащие лепестки которых похожи на вихры – непричесанные волосы. Еще один пример: «Я крикнул солнцу: // "Погоди! // послушай, златолобо, // чем так, // без дела заходить, // ко мне // на чай зашло бы!"» В данном случае мы наблюдаем, что, во-первых, солнце наделяется антропоморфными чертами – оно имеет лоб, а во-вторых, этот лоб воспринимается поэтом как златой/золотой 'желтый, цветом и блеском напоминающий золото'. В результате возникает новое авторское слово, характеризующиеся двойной степенью образности. Каждый язык располагает набором потенциальных производных образных слов, т. е. таких слов, которых фактически нет, но которые могли бы появиться в определенный момент времени в результате их творческого переосмысления человеком. Поэт создает новое образное слово, сохраняя и частично трансформируя, расширяя, усложняя образ, заложенный в значении исходной мотивирующей единицы, либо в процессе словотворчества он берет за основу необразное языковую единицу, но относящуюся к разряду «потенциально образных» (О. И. Блинова). В по81 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ле зрения поэта в качестве исходного мотиватора может попасть любое слово, в семантике которого заложен «потенциальный образ», соответствующий эстетической установке поэта. В стихотворениях Маяковского мы находим примеры, подтверждающие вышесказанное. Простейший вид окказиональных собственно образных слов поэта – производные от имен собственных, содержащие определенный языковой образ или образ, возникающий вследствие авторских ассоциаций: Иуда (языковой образ – предательство ради денег)→иудить, иудий («Видите – // небо опять иудит // пригоршнью обрызганных предательством звезд?»), Луначарский (авторский образ) → луначарство («Тишь да гладь да божья благодать – // сплошное луначарство»), Муссолини (авторский образ) → муссолиниться («Но обер на барыню косится рабьи: // фашистский на барыне знак муссолинится»). К ним примыкают собственно образные слова, мотиваторами которых явились субстантивы, содержащие трансформированный языковой образ либо оригинальный авторский: пожар→опожаренный, американец→американистый, талмуд→ заталмудиться, ваза → овазиться, постель→распостелиться, фантастика→фантастить, бюрократия→обюрократиться. Одним из наиболее показательных примеров воплощения образного представления в поэтическом мире В. Маяковского является создание поэтом новых образных лексических единиц – сложных имен прилагательных и существительных. В их семантике реализуются основные черты авторского миромоделирования: уход от языковой узуальной образности («развоплощение» метафорической внутренней формы) к созданию собственной системы образов. Обратимся к примеру: «Нет, свои, баррикадные звуки // нашел гудков медногорлый оркестр». В данном случае окказиональное прилагательное медногорлый, в целом, является образным, однако анализ значений мотивирующих единиц наталкивает нас на мысль о том, что одна из них используется поэтом в прямом значении: медный 'сделанный, изготовленный из меди' (т. е. оркестр, состоящий из медных гудков); тогда как вторая мотивирующая единица является образной и создает антропоморфный образ горло гудка. Процесс трансформации языкового образного представления в поэтическом тексте может осуществляться заменой одного из мотиваторов, изменяющей значение мотивированного слова: душещипательный → сердцещипательный («Пойте, рабочие, и крестьяне, // последний сердцещипательный романс // "А сердце-то в партию тянет!"»). Замена мотиватора ведет к созданию целого образного гнезда: блюдолиз, рублелиз («Приспособленность и ласковость дворовой, // деятельность блюдорубле- и тому подобных "лиз" // называют многие – "здоровый реализм"»). 82 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ Анализ примеров использования собственно образных слов позволяет выявить еще одну характерную особенность функционирования языкового образа в системе художественного мира В. Маяковского: образное представление получает свое «развертывание» не только в отдельном контексте, но и в сюжете целого стихотворения, а также на протяжении определенного периода творчества автора, становясь средством авторского миромоделирования. В этом случае собственно образное слово выступает в качестве одной из значимых единиц образного строя художественного произведения, моделирующего авторскую картину мира. Обратимся к примеру: «Ветер колючий // трубе // вырывает // дымчатой шерсти клок. // Лысый фонарь // сладострастно снимает // с улицы // черный чулок» («Из улицы в улицу»). В своем творчестве поэт, с одной стороны, борется с метафоричностью «исходного» языка, вскрывая внутреннюю форму образного слова, а с другой – создает собственную систему образов, отражающих сюрреалистичность, ненормальность окружающей действительности. Здесь вещи имеют антропоморфные черты, ведут себя и чувствуют, как люди, вступают друг с другом в человеческие отношения. Воплотить образ мира В. Маяковского в данном стихотворении помогает в том числе и собственно образная лексика: дымчатый, сладострастно. Проведенное исследование позволяет сделать вывод о том, что общеязыковые образные представления являются концептуальной основой для возникновения художественных образов в поэтических произведениях В. Маяковского. Вплетаясь в ткань художественного произведения, они «обрастают» новыми смыслами, усложняются, трансформируются в соответствии с эстетической установкой автора, создавая уникальную авторскую картину мира. ЛИТЕРАТУРА 1. Роль человеческого фактора в языке (Язык и картина мира). – М. : Наука, 1988. 2. Резанова З. И. , Мишанкина Н. А. , Катунин Д. А. Метафорический фрагмент языковой картины мира: ключевые концепты. Часть 1. – Воронеж: РИЦ ЕФ ВГУ, 2003. 3. Юрина Е. А. Образный строй языка. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2005. 4. Юрина Е. А. К вопросу об интерпретации термина «языковой образ» в лексической семантике. //Комплексное исследование образной лексики языка. Бюллетень оперативной научной информации. 2004. №38. Ноябрь. 5. Скляревская Г. Н. Метафора в системе языка. - СПб. , 1993. 6. Винокур Г. О. Маяковский – новатор языка, - М. , 1943. 7. Гаспаров М. Л. В. В. Маяковский // Очерки по истории русской поэзии XX века. – М. : Наследие, 1995. 8. Купина Н. А. Лирика раннего Маяковского. – Свердловск, 1988. 83 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Л.А. Ласица Оренбургский государственный университет г. Оренбург, Россия СИЛЬНЫЕ ПОЗИЦИИ ТЕКСТА КАК ОТРАЖЕНИЕ КАРТИНЫ МИРА Диалектический материализм определяет понятие «мир» как окружающую человека материальную действительность, проявляющуюся в пространственных и временных параметрах. Не одно поколение лингвистов ставит перед собой вопросы о том, в какой мере объективная действительность отражается в языке; каковы возможности системы языка в описании картины мира. Пытаясь найти ответ, Н.Б. Мечковская высказывает мнение, с которым трудно не согласиться, что «язык отражает действительность в своих формах. Внешние условия жизни, материальная действительность определяют сознание людей и их поведение, что находит отражение в грамматических формах и лексике языка. Логика человеческого мышления, объективно отражающего внешний мир, едина для всех людей, на каком языке они бы не говорили» [1, с. 118]. По мнению Г.В. Колшанского «картина мира, отображаемая в человеческом сознании и фиксируемая в языке, может быть составлена только при глобальном учете всего текста, порождаемого всем обществом». Он считает, что понятие «картина мира» содержит признак целостности, которая в языке реализуется только в масштабах всей системы. А система, «в свою очередь, может быть реализована только в тексте как длительном общения людей определенного социума». Такая постановка вопроса исключает описание картин мира по отдельным словам и отдельным высказываниям, так как только текст способен всей системой своих средств выражать связи объективного мира [2, с.75]. Пространство и время – фундаментальные категории мировосприятия человека. «Эти универсальные понятия в каждой культуре связаны между собой, образуя своего рода «модель мира» – ту «сетку координат», при посредстве которых люди воспринимают действительность и строят образ мира, существующий в их сознании» (цит. по [3, с.86]). Целью данной статьи является выявление особенностей наполнения сильных позиций текста лексическими и грамматическими формами, имеющими темпорально-локальное значение, а так же определение роли временных и пространственных маркеров в становлении текста, как отражении картины мира. Наше внимание к сильным позициям не случайно. Они трактуются как особый прием выдвижения наиболее значимой информации, размещение ее автором в тех местах текста, где она непременно будет замечена читателем [4, с.23]. 84 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ В целом тексте многократно проявляют себя пропорции золотого сечения, выделяющие сильные и слабые позиции. С помощью методики позиционного анализа текста Г.Г.Москальчук в структуре текста были выявлены следующие позиции, являющиеся сильными: абсолютное начало текста (первая словоформа – Абс.Н.), гармонический центр начала (ГЦн), гармонический центр всего текста (ГЦ) и абсолютный конец текста (последняя словоформа – Абс.К.). Вслед за Н.В. Черемисиной мы включили в этот список точку, которая располагается в середине текста (цит. по [5, с.184]). Это «второе золотое сечение», хорошо известное художникам и архитекторам. «Второе золотое сечение» часто используется в живописи, именно здесь чаще всего размещаются наиболее важные герои и предметы [6, с.30]. Материалом для исследования послужила выборка, включающая в себя 300 текстов публицистического стиля. Методом позиционного анализа мы определили нахождение исследуемых нами позиций на позиционной шкале, приняв каждый текст за отрезок от «0» до «1», с целью единообразной обработки разных по длине текстов. Итак, Абс.Н. совпадает с координатой «0», Абс.К. – с координатой «1», ГЦн – пропорция 0,236 от абсолютного начала текста, ГЦ – координата «0,618», а «второе золотое сечение» примем за координату «0,5». В отличие от Г.Г.Москальчук, мы учитываем в подсчетах предлоги, так как они являются важнейшим средством выражения пространственных отношений в русском языке. На следующем этапе исследования анализировались способы выражения категорий пространства и времени в сильных позициях текста. В процессе работы нами был выявлен спектр способов выражения исследуемых категорий, который отчасти пересекается с теми, которые были описаны представителями функциональной грамматики [7, 8], а также в работах М.В.Всеволодовой [9]. Мы полагаем, что структурные показатели времени и пространства, могут быть выражены лексическим и грамматическим способом. Что касается категории пространства, то к лексическим средствам ее выражения, на наш взгляд, следует отнести «глаголы положения в пространстве, выражающие местонахождение предмета (сидеть, стоять); глаголы движения, описывающие перемещение и движение предмета (ехать, бегать); пространственные глаголы, выражающие пространственное значение своей основой, не уточняя при этом ни позиции, ни способа передвижения (возвышаться, спускаться) [4, с.13-15]», так как сема локальности содержится в корневой морфеме глаголов, а также слова разных частей речи с локальной семантикой (шар, нижний) и топонимы (Китай). Грамматический способ выражения пространственных значений может быть 1) морфологическим (с помощью префиксов до-, пере-, при- и 85 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА количество показателей падежных окончаний существительных), 2) аналитическим (предложными конструкциями), и 3) синтаксическим (союзными словами, придаточных предложений места). К группе лексических средств передачи темпоральных отношений мы отнесли лексемы разных частей речи с временной семантикой (день, старый). В качестве грамматических средств выражения темпоральных отношений выступает система временных форм глагола изъявительного наклонения действительного залога, причастия, конструкции с временными союзами, [ТФГ,1990: 42-58], временные наречия, а также аналитические предложные конструкции со значением времени (после концерта). Следует отметить, что каждая сильная позиция выпадает на словоформу или, как в нашем исследовании, она может совпадать с предлогом. В подобных случаях, нами учитывалось то значение предлога, темпоральное либо локальное, которое он приобретал в аналитической предложной конструкции в контексте. Итак, проанализировав лексико-грамматическое наполнение сильных позиций, мы получили результаты, графически представленные на рисунке 1. Можно заметить, что превалирующим во всех позициях, за исключением абсолютного начала текста, является грамматическое время, при этом в позициях 0,5, ГЦ и Абс.К. оно представлено практически равнозначно, тогда как ГЦн является точкой максимума грамматических временных показателей. В то же время, лексические темпоральные маркеры во всех позициях оказываются в количественном меньшинстве. 80 60 40 20 0 Абс.Н. ГЦн темпоральная грамматика пространственная грамматика 0,5 ГЦ Абс.К. позиция темпоральная лексика пространственная лексика Рис.1. Распределение грамматических и лексических показателей пространства и времени в сильных позициях текста Обратившись к пространственным показателям, можно отметить, что во всех исследуемых позициях, количественная представленность лекси86 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ ческих и грамматических маркеров локальности различается незначительно, а в Абс.К. совпадает. Сказанному выше можно найти объяснение. Так, за глагольными формами – конституирующими семантическую категорию времени – признается приоритет в описании времени языкового, в связи с чем, Е.С. Яковлева высказывает мысль о том, что «именно лингво-грамматическое время управляет (в большей части, идеомоторными, подсознательными) механизмами употребления, организуя нашу речь в соответствии с неким «consecutio temporum» [3, с.83-85]. Что касается пространственных характеристик, то здесь более важным является то, какое пространство описывается, чем вопрос о том используются ли для этой цели средства грамматики или лексики. Мы произвели подсчет общего количества маркеров исследуемых нами категорий пространства и времени, а так же случаи синкретичного выражения данных категорий одной словоформой либо в рамках одного предложного словосочетания, в сильных позициях текста, не учитывая лексико-грамматические различия представленности изучаемых категорий, и получили результаты, показанные на рисунке 2. количество показателей 80 70 60 50 40 30 20 10 0 Абс.Н. ГЦн 0,5 ГЦ Абс.К. позиции пространс время совместно Рис.2. Репрезентация категорий пространства и времени в сильных позициях текста Очевидно, что синкретичный способ проявления категорий пространства и времени, не широко используется в текстах публицистического стиля, но следует отметить, что, проявившись в позиции ГЦн, во всех по87 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА зициях он представлен практически одинаковым числом маркеров(0,5 – 4, ГЦ – 5, Абс.К. – 6), хотя ГЦн, как и в случаях чистой реализации пространства и времени, является самой значительно выраженной позицией (7 маркеров). Позиционная принадлежность единиц языка тому или иному интервалу текста, либо сильной позиции связывается с их вкладом в формирование структуры и смысла целостности. Каждая композиционная зона, а также сильные позиции, обладают собственной функциональной предназначенностью [5, с.69.]. Итак, как видно на рисунке 2, позиция Абс.Н. представлена минимальным количеством показателей исследуемых категорий, тогда как в точке ГЦн и пространство и время реализуют количественный максимум своих маркеров. Объяснение этому заключается в том, что зона начала является областью становления замысла и соответствующей ему формы, этапов формирования и постепенного прояснения программы текста. Область ГЦн – область относительной стабилизации. ГЦн и ГЦ – это организующие позиции текста – точечные аттракторы, между которыми располагается «второе золотое сечение», выступающее структурной осью зеркальной симметрии и организующим центром всего текста. В данной позиции наблюдается гармонизация однонаправленных, но различных в количественном проявлении процессов репрезентации категорий пространства и времени. В позиции ГЦ наблюдается стабильность системы. Причиной стабилизации структуры текста в зоне ГЦ является сопряжение нисходящей и восходящей направленности процесса развертывания структуры целого, происходящее в этой композиционной зоне [5, с.69]. После прохождения «второго золотого сечения», позиция ГЦ является точкой минимума в области до Абс.К. Структура текста, не проявляет признаков свертки, наоборот, в интервале пост-ГЦ наблюдается увеличение показателей пространства и времени, которое выражается развивающейся динамикой структуры. Анализируя контуры пространственной и временной репрезентации двух категорий, нельзя не заметить, что состояние покоя сменяется движением от максимумов к минимумам. Неустойчивость и устойчивость структуры целого постоянно сменяют друг друга, так же как «…в объективной действительности симметрия и асимметрия находятся в диалектической взаимосвязи, причем там, где процессы становления тождественного в различном уравновешены процессами возникновения различного в тождественном, имеет место одна из форм ненаправленного материального движения. В других же областях материального мира, где один из указанных процессов берет верх над другим, там возникает на88 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ правленное движение, которое можно считать развитием. <…>…Направленность движения определяется переходом от одной противоположности к другой» (цит. по [5, с.183]). Таким образом, очевидно, что текст, действительно преобразует факты объективной действительности в текстовые явления, находящие свое выражение в языковом наполнении текста, его структуре и становлении текстовой целостности. ЛИТЕРАТУРА 1. Мечковская Н.Б. Язык и общество // Общее языкознание / Под ред. А.Е. Супруна. – Минск, 1983 2. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. – М.: Едиториал УРСС, 2005. – 128 с 3. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). – М.: Изд-во «Гнозис», 1994. – 334 с. 4. Арнольд И.В. Значение сильной позиции для интерпретации художественного текста // Иностр. яз. в шк. – 1978. – № 4. – С. 23-31. 5. Москальчук Г.Г. Структура текста как синергетический. – М.: Едиториал УРСС, 2003. – 296 с. 6. Ковалев Ф.В. Золотое сечение в живописи. – Киев: Выща шк., 1989. – 143 с. 7. Теория функциональной грамматики Локативность. Бытийность. Поссесивность. Обусловленность. – СПб.: Наука, 1996. -229 с. 8. Теория функциональной грамматики Темпоральность. Модальность. – Л.: Наука, 1990. -263 с. 9. Всеволодова М.В. Способы выражения временных отношений в современном русском языке. – М.: Изд-во Мос. ун-та, 1975. – 265 с. А. В. Маняхин Тамбовский филиал Современной гуманитарной академии г. Тамбов, Россия СОВРЕМЕННОЕ ИЗУЧЕНИЕ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА Когнитивное направление в лингвистике исходит из понимания языка как основного средства выражения знаний о мире. Задачей когнитивной лингвистики является изучение языковых форм с позиций того, как они отражают определенное видение мира человеком и способы его концептуализации в языке [2, с. 5]. картина мира в данной работе понимается как «упорядоченная совокупность знаний о действительности, сформировавшаяся в общественном (а также групповом, индивидуальном) сознании» [7, с. 4]. Картина мира, отображенная в сознании человека, есть вторичное существование объективного мира, закрепленное и реализованное в своеобразной материальной форме. Этой формой является язык. Язык выступает как способ закрепления всей отражательной деятельности мышле89 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ния – деятельности, неразрывно связанной с практической деятельностью человека. Язык выражает мышление, а мышление отображает действительность [4, с. 15, 22-23]. Следовательно, языковая картина мира – это совокупность зафиксированных в единицах языка представлений народа о действительности на определенном этапе развития народа, образующих совокупное семантическое пространство языка, ту часть концептосферы, которая получила выражение с помощью языковых знаков. в языке названо только то, что имело или имеет сейчас для народа коммуникативную значимость. А вся совокупность значений, передаваемых языковыми знаками данного языка, образует семантическое пространство данного языка. [7, с. 5-6]. Согласно концепции З. Д. Поповой и И. А. Стернина языковой образ мира создается: а) номинативными средствами языка; б) функциональными средствами языка; в) образными средствами языка; г) фоносемантикой языка; д) дискурсивными средствами (механизмами) языка; е) стратегиями оценки и интерпретации языковых высказываний, дискурсов, текстов разных жанров, критериями оценки их как образцовых или не образцовых, убедительных и неубедительных, удачных или неудачных и т. д. [7, с. 7]. Считается при этом, что исследователь, интерпретирующий полученные результаты для выявления обозначенных языком когнитивных структур сознания, описание языковой картины мира, выходит за пределы чисто лингвистического исследования и становится частью лингвокогнитивного исследования — используется для моделирования и описания концептосферы, концептуальной картины мира. Языковые знаки, слова выступают в этом случае средством доступа к единой информационной базе человека — его концептосфере, являются методом выявления когнитивных структур [7, с. 7]. По мнению ученых, описание языковой картины мира включает в себя: описание «членения действительности», отраженного языком в языковых парадигмах (лексико-семантических и лексико-фразеологических группах и полях); описание национальной специфики значений языковых единиц (какие семантические различия выявляются в сходных значениях в разных языках); выявление отсутствующих единиц (лакун) в системе языка; выявление эндемичных (безэквивалентных) единиц в том или ином языке. Таким образом, изучение языковой картины мира может оставаться в рамках описательной системной лингвистики, а в случае когнитивной интерпретации результатов может выступать как инструмент изучения первичной картины мира, концептосферы народа [7, с. 7]. 90 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ Однако еще Л. В. Щерба, сформулировавший в общих чертах цели лингвистического анализа текста (ЛАТ), писал: «Показ тех лингвистических средств, посредством которых выражается идейное и связанное с ним эмоциональное содержание литературных произведений» [8, с. 97]. Здесь же ученый указал и путь анализа текста: объяснение идеи через семантику лексики (сюда же включается и грамматическое форм употребленных слов). Стоит отметить, что целью ЛАТ может быть не только изучение текста как частной реализации общей системы (языка), но и изучение самого текста как общей системы [8, с. 157]. А Новиков Л. А. утверждал, что анализ позволяет «прояснить» интуитивные, не вполне определенные знания об объектах и получить о них новую, существенно важную информацию [6, с. 121]. Таким образом, лингвистика задолго до появления когнитивной семантики встала на путь такого описания языка, который сейчас называется концептуальным. Следовательно, оттеснять традиционную лингвистику на периферию науки нецелесообразно. Гораздо важнее, проводя разумные разграничения, объединить усилия в целях такого объяснения фактов языка, который способен помочь людям в современном мире, обучить такому владению языком, которое даст возможность адекватно воспринимать действительность и извлекать из текстов актуальную для читателя информацию. Высказывается также мнение, что языковая картина мира отражает состояние восприятия действительности, сложившееся в прошлые периоды развития языка в обществе, что по языковой картине мира нельзя судить о современных представлениях этноса о мире [2, с. 68]. Об этом же пишет и Д. Г. Демидов, утверждающий, что произведения языка должны представлять собой устойчивый текст. Таким свойством, по мнению Демидова, обладает письменный печатный текст, многократно воспроизводимый, т. е. опубликованный и читаемый. Многократно издаваемые произведения имеют первоочередное значение, поскольку вошли в круг чтения. Автор утверждает, что нужно по крайней мере 30-40 лет, чтобы текст стал существенным для выражения концепта (и стал частью культуры – А. М. ). Сиюминутность и злободневность исключена, — считает автор [3, с. 121-122]. Возможно, что для выражения концепта текст должен просуществовать очень долго, но в современном мире, где информация стала важнейшим источником существования, исключать тексты современных авторов нельзя. Причина, на наш взгляд, заключается в том, что язык все же влияет на формирование непосредственной картины мира, что подтверждают исследования психолингвистов [1, c. 212-217]. 91 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ЛИТЕРАТУРА 1. Белянин В. П. Психолингвистика: Учебник. – 2-е изд. – М.: Флинта: Московский психолого-социальный институт, 2004. – 232 с. 2. Болдырев Н. Н. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии. – Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г. Р. Державина, 2002. – 123 с. 3. Демидов Д. Г. Нехудожественные источники выявления концептов // Отражение русской ментальности в языке и речи: Материалы Всероссийской научной конференции (8-9 апреля 2004 года). – Липецк, 2004. – 445 с. 4. Колшанский, Г. В. Объективная картина мира в познании и языке. – М.: Наука, 1990. – 103 с. 5. Новиков Л. А. Семантика русского языка: Учебное пособие. – М.: Высш. школа, 1982. – 272 с. 6. Попова З. Д., Стернин И. А. Очерки по когнитивной лингвистике – Изд-е третье, стереотипное – Воронеж, «Истоки», 2003. – 191 с. 7. Попова З. Д., Стернин И. А. Язык и национальная картина мира. – Изд-е третье, доп. и испр. – Воронеж, «Истоки», 2003. – 59 с. 8. Щерба Л. В. Избранные труды по русскому языку. – М. : Учпедгиз, 1957. – 188 с. Ж.А. Никифорова Оренбургский государственный университет, г. Оренбург, Россия ЗАГОЛОВОЧНЫЙ КОМПЛЕКС И ФОРМАТ ГАЗЕТНОГО ТЕКСТА КАК ОТРАЖЕНИЕ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА Заголовки относятся к важнейшим элементам оформления газеты, ибо они управляют вниманием читателя. Заголовки помогают читателю быстро ознакомиться с номером, получить представление о содержании его материалов, выбрать самое главное и интересное. От характера и оформления заголовков в значительной степени зависит, будет ли прочитан тот или иной материал. При неудачном выборе заголовка или при неправильном его оформлении воздействие сообщения на читателей резко снижается: статью с невыразительным, неграмотно оформленным заголовком не замечают и, следовательно, не читают. И наоборот, яркий и правильно оформленный заголовок повышает эффективность материала. Интересно отметить, что в зарубежных газетах заглавие статьям и заметкам прежде давали не авторы, а особые специалисты — «заголовочники». Заголовки, которые они подбирали для газетных материалов, как правило, носили сенсационный характер и были довольно слабо связаны с содержанием. Оформление заголовка должно соответствовать его значению, важности статьи или заметки, к которой он относится. Содержание газетного материала, его место в номере, смысловая нагрузка заголовка — все это 92 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ определяет приемы его технического оформления и те средства, которые будут для этого использованы. Привлекая внимание читателя, любой газетный заголовок должен легко восприниматься и читаться без затруднений [2]. В газете используется несколько видов заголовков, различающихся по своему назначению, по роли, которую они играют на полосе [2]. Обыкновенный заголовок дает представление о стоящем под ним материале. Почти каждый материал, публикуемый в газете, имеет такой заголовок. Подзаголовок — чаще всего тематический — поясняет, уточняет, иногда развивает стоящий над ним заголовок. Подзаголовок может быть и служебным — в этом случае он указывает на характер и направление газетного выступления, на его литературную форму или на источник получения (например, подзаголовок «От нашего специального корреспондента»). Бывают и внутренние подзаголовки — названия разделов материала, если, например, статья относительно большого объема делится на несколько частей [2]. Рубрика обычно ставится над основным заголовком и чаще всего указывает на раздел газеты, в котором помещается данный материал (например, «Новости спорта»). Рубрика может также характеризовать направление или жанр материала. Шапка — это заголовок, объединяющий несколько газетных материалов, каждый из которых может иметь свой заголовок. Заголовки применяются отдельно или в сочетании друг с другом. В последнем случае они взаимодействуют, давая читателю максимум первичной информации о публикации. Итак, рубрика определяет тематическое направление или характер публикуемого материала; заголовок сообщает о его теме, основной идее; подзаголовок конкретизирует содержание заголовка. Как правило, в газетах используют сочетание двух видов заголовка — рубрики и обыкновенного заголовка или заголовка и подзаголовка. Большинство газетных заголовков — однострочные, но часто встречаются двухстрочные и значительно реже — трехстрочные и многострочные [2]. Например, в газете «Комсомольская Правда» за 50 г. 20 в. мы можем встретить в основном однострочные заголовки. Начиная с 55 г. 20 в. встречаются уже многострочные заголовки: двух- и трехстрочные. Разбив заголовок на строки, надо правильно разместить его относительно текста, к которому он относится. Все приемы размещения можно свести к двум основным. Первый — постановка заголовка симметрично, по центральной оси газетного материала; при этом учитывается весь 93 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА формат, на который разверстана статья или заметка. Второй — размещение заголовка асимметрично по отношению к тексту, с выключкой влево или вправо от центральной оси. Газетная практика выработала несколько основных вариантов размещения заголовка, Первым и самым распространенным является установка его над текстом — его можно расположить над всеми колонками текста или только над их частью, причем в последнем случае более предпочтительно разместить заголовок над первыми колонками. Если ширина заголовка превышает формат колонок, то его устанавливают или слева — с оборкой справа, или справа — с оборкой слева, или в центре — с оборкой с обеих сторон. Если текст разверстан более чем на две колонки, не рекомендуется использовать заголовок шириной в одну колонку, так как при этом нарушается его связь с другими колонками текста [2]. Второй вариант размещения заголовка — сверху между колонками текста. В зависимости от верстки материала заголовок может «опираться» на различное число колонок. В трехколонной статье — на одну центральную колонку (его ширина может быть больше ширины колонки), а в четырехколонной статье обычно используют заголовок шириной в дватри формата колонок. Третий вариант — размещение заголовка сбоку, то есть слева от текста, но так поступают только при разверстке текста на несколько колонок. Высота заголовка должна соответствовать высоте текста. Четвертый вариант — перенос заголовка вглубь текста. Он используется в тех случаях, когда стремятся избежать слияния соседних заголовков, стоящих на одном уровне над текстами, или желают «разрядить» таким образом, крупный текстовой кусок. Установка заголовка внизу текста — прием из журнальной верстки, пользуются которым в газете крайне редко. И, наконец, при любом перемещении заголовка вглубь текста желательно обозначить начало заметки с помощью буквицы. Например, до 60 г. 20 в. в газете «Комсомольская Правда» заголовки размещались над текстом, над всеми колонками или частью их. Начиная с 60 г. заголовки размещают как над текстом, так и сверху между колонками текста. С 1965 г. заголовки начинают переносить вглубь текста. И уже современные номера газеты используют все приемы размещения заголовков. Размещение однострочного заголовка обычно не вызывает особых затруднений, но разместить двухстрочные и многострочные заголовки несколько сложнее. Им придают в газетах самую различную форму, которая зависит как от количества строк в заголовке, так и от формата, в котором он должен разместиться, то есть от количества текстовых колонок, на которые разверстана статья или заметка. 94 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ Двухстрочный заголовок часто устанавливают по центральной оси текстового материала, с выравниванием строк по формату, однако двухстрочный заголовок со строками неравной величины выглядит лучше. Обычно наверху помещают длинную строку, а под ней короткую, с одинаковыми отступами с обеих сторон. Реже встречается обратный вариант размещения двухстрочного заголовка в виде прямой пирамиды: первая строка — короткая, вторая — длинная [2]. Часто заголовок из двух неравных по величине строк размещают таким образом, что длинная (верхняя или нижняя) строка устанавливается в середине формата, по центральной оси, с одинаковыми отступами с обеих сторон, а вторая (короткая) выравнивается по одному из краев длинной строки. Если наверху располагают короткую строку, то получают так называемый ступенчатый заголовок. Варианты размещения двухстрочного заголовка с выключкой одной из строк в сторону могут применяться при разверстке газетного материала и в одну колонку, и в несколько, поскольку можно сэкономить газетную площадь, поместив рядом со сдвинутой в сторону короткой строкой название рубрики или подзаголовок. При позиционировании двухстрочного заголовка над заметкой, разверстанной на две колонки, свободное пространство рядом с нижней короткой строкой, выключенной в сторону, можно использовать для текстовых строк [2]. Во время социологических опросов читатели газет обычно признают влияние массовой информации на реципиентов. Этот факт общеизвестен с момента изобретения печатного станка в 15 веке. За это время в истории можно встретить множество примеров, иллюстрирующих воздействие СМИ, например: случаи государственного вмешательства в деятельность прессы, действия, направленные против журналистов, публиковавших провокационные материалы, общественные акции против порнографии, насилия и пропаганды алкогольной продукции в СМИ и т.д. При этом в журналистике, как в массовом производстве, каждый день превалирует примерно три – четыре главных темы, 5 – 10 остальных, менее важных тем. И журналисты используют традиционные жанры (репортажи, интервью, статьи, информация), стараясь разнообразить их, в том числе и за счет «броского» заглавия [1]. Таким образом, одним из формальных показателей интересного материала становится заголовочный комплекс, в который входят: 1) название газеты. Оно помещается, как правило, рядом с номером страницы в газете для того, чтобы подчеркнуть принадлежность помещенного рядом материала к данному изданию, привлечь еще раз внимание читателей к газете. 95 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА 2) рубрика – заголовок в виде строки, называющий тему статьи, полосы или всей страницы. 3) собственно заголовок – это целостная единица речи, стоящая перед текстом, являющаяся названием текста и выполняющая специфические функции. 4) подзаголовок раскрывает, уточняет заголовок. Бывает трех разновидностей: надзаголовок, подзаголовок и внутритекстовые заголовки, каждый из которых выполняет свои функции. 5) лид – это графически оформленные предложения, которые следуют после заголовка (и подзаголовка) и играют роль вступительной части сообщения. 6) вставки – дополнительные материалы, комментирующие информацию. Вставки помещаются в рамке и часто озаглавливаются «Цифры и факты», «Из биографии» и т.д. [1]. Рассмотрим несколько многокомпонентных заголовочных комплексов: 1. Название: «Комсомольская Правда» 16 февраля 1995 года; рубрикастраница: «Общество и люди»; рубрика- публикация: «Сообщаем подробности»; заголовок: «Шестерка угонщиков сурово наказана. Как остановить эпидемию террора, не знает никто»; автор: Владимир Ладный. 2. Название: «Комсомольская Правда» 8-15 февраля 2007; рубрикастраница: «Причуды природы»; заголовок: «Глобальное похолодание начнется через 5 лет?»; подзаголовок: «Астроном Пулковской обсерватории РАН Хабибулло Абдусаматов доказывает: потепление – выдумки»; лид: «Мы уже рассказали о теории российского ученого Николая Жарвина (см. еженедельник «КП» за 25 января и сайт www.kp.ru).<…>»; вставка: «Кстати» Один из аргументов Хабибулло Абдусаматова: на Марсе периодически теплеет и холодает. Причем точно в то же время, что и на Земле! <…>»; автор: Артем Скрябиков, Юлия Смирнова Яркий, броский заголовочный комплекс может вызвать интерес к тексту. При этом учитывается, что используемые в заголовке стилистические приемы обладают значительно большей силой прагматического воздействия на читателей, чем эти же стилистические приемы в корпусе текста. ЛИТЕРАТУРА 1. Баранникова Е.Б. Заголовочный комплекс как показатель авторского стиля журналиста. // Риторика и культура речи в современном обществе и образовании: сборник материалов X Международной конференции по риторике. Вып. 2. / науч. ред.-сост. В.И. Аннушкин. – М.: Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина, 2006. – 164 с. 2. Третьяков В. Как стать знаменитым журналистом: Курс лекций по теории и практике современной русской журналистики. – М.: Ладомир, 2004. – 623 с. 96 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ Е.А. Огнева Белгородский государственный университет, г. Белгород, Россия ОБ ИСКАЖЕНИИ НОМИНАТИВНОГО ПОЛЯ КОНЦЕПТОВ ОРИГИНАЛА На современном этапе развития когнитивной лингвистики рассматривается взаимодействие семантических и когнитивных структур в аспекте соотношения концептуальной и языковой картин мира. Под языковой картиной мира понимается сокровищница всех знаний, понятий и форм мышления, убеждений и оценок [1, с.8]. Языковая картина мира или образ мира складывается в результате длительного процесса интериоризации знаний в сознании человечества, а затем формирует семиотические рамки последующих изменений сознания. Позволим себе напомнить, что термин «картина мира» был введен впервые Людвигом Витгенштейном в его труде «Логико-философский трактат». В антропологию и семиотику термин пришел из трудов немецкого ученого Лео Вайсгербера. Известно, что каждый язык имеет собственную картину мира, в которой заложены единицы знания о мире, отражающие способ восприятия мира человеком. По мнению Ю.Н. Караулова, совокупность этих элементов не образует последовательной, стремящейся к завершенности картины мира. Скорее наоборот, они складываются в мозаичную, фрагментарно заполняемую, принципиально незавершенную, а подчас и противоречивую языковую картину мира, сильно окрашенную национальным колоритом [2, с.128-129]. В языковой картине мира находит свое воплощение когнитивная функция языка, которая складывается в сознании индивидуума под воздействием интеракции, точнее – интеракционного следа, остающегося в сознании в результате речевого взаимодействия [3, с.40]. По мнению А.П. Бабушкина, языковая картина мира выступает в качестве проводника в процессе коммуникации личности с окружающей средой, что позволяет объективно отражать восприятие мира носителями той или иной культуры. Структура картины мира определяется принципом систематизации объектов, ее составляющих, поэтому, по мнению А.П. Бабушкина, она представляет собой фрагмент универсального «картирования» действительности человеческим сознанием [4, с.12]. Со временем, как полагает В.Б. Касевича, языковая картина мира, закодированная средствами языковой семантики, может оказаться в той или иной степени пережиточной, реликтовой, лишь традиционно воспроизводящей былые оппозиции в силу естественной недоступности иного языкового инструментария [5] . Статья выполнена при финансовой поддержке внутривузовского гранта по проведению приоритетных исследований науки, технологии и техники ВКГ131-07 97 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Языковые знания представляют собой часть неязыковых знаний, а языковая картина мира как бы «вмонтирована» в когнитивную структуру [6], то есть языковая картина мира основывается на специфических логико-языковых единицах – концептах. Понимание концепта как заместителя понятия в индивидуальном и коллективном сознании носителей языка, как утверждает Д.С. Лихачев [7], позволяет учесть богатство ассоциаций и смысловых переносов, поэтому концепт значительно шире, чем лексическое значение, закрепленное в словаре. Н.Д. Арутюнова трактует концепты как понятия практической (обыденной) философии, возникающие «в результате взаимодействия таких факторов, как национальная традиция и фольклор, религия и идеология, жизненный опыт и образы искусства, ощущения и системы ценностей» [8, с.3], при этом противопоставляется не индивидуальное и коллективное, а научное и обыденное знание, которое именуется как «наивная картина мира» [9]. Интегративное понимание концепта предложено С.Х. Ляпиным, который рассматривает концепт как многомерное культурно-значимое социопсихическое образование в коллективном сознании, опредмеченное в той или иной языковой форме. Значима идея многомерности концепта состоящего из рационального, эмоционального, абстрактного и конкретного компонентов [10]. Итак, концепты являются первичными культурными образованиями, транслируемыми в различные сферы бытия человека. В.И. Карасик констатирует следующее, «существует: 1) объективное потенциальное содержание или концепт, 2) содержательный минимум, который обычно представлен в словарной дефиниции и является актуализацией концепта, всегда частичной и субъективной по отношению к смысловому потенциалу, 3) конкретизация содержательного минимума, проявляющаяся в нескольких направлениях: а) тематизация, б) прагматизация. Учёный сопоставляет свои выводы с классификацией И.В. Сентенберг: где даются такие понятия как объективное содержание значения, значение и информационный потенциал значения в понимании [11, с.17-18]. В языке существуют, по мнению В.И. Карасика, культурные доминанты, которые объективно выделяются и могут быть измерены, а этнокультурная специфика представления того или иного концепта может быть выявлена посредством картирования соответствующих лексических и фразеологических групп, сопоставления ценностных суждений, вытекающих из стереотипов поведения, зафиксированных в значениях слов. Известно, что концептуальные структуры определяют семантические структуры, и, в то же время, испытывают воздействие семантической системы. Концептуальная основа языка всегда индивидуальна, но обладает признаками коллективных форм мышления. Являясь компонентом идеологической парадигмы индивидуального сознания, концептуальная 98 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ основа языка включает эту идеологическую парадигму в общий социально-культурный контекст. Этнокультурная специфика дополняется социокультурной спецификой, поэтому ценностная картина мира в языке представляет собой проявление семантического закона, согласно которому наиболее важные предметы и явления жизни народа получают разнообразную и подробную номинацию. Существуют: – протоконцепт – универсальный концепт [12, с.53]; – ноэма, абстрагируемая от неопределенного числа языковых реализаций и обеспечивающая эталон сравнения, который необходим для межъязыкового сопоставления и перевода [13, с.6]; – лингвокультурный концепт как некая абстракция, обобщающая значения ряда своих языковых реализаций, конкретная форма этого концепта будет задаваться интервалом абстракции, в границах которого он качественно определен, т.е. объемом лексико-семантической парадигмы, формируемой единицами, передающими этот концепт в языке или в языках [14]. Ряд лексических единиц образует содержательную основу этических, психологических, логических и религиозных терминов, которые, могут быть этнокультурно отмеченными как в границах одного языка, так и в границах межъязыковой научной парадигмы – стиля мышления [15, с.2832]. В данной статье представляется интересным рассмотреть структуру номинативного поля концепта-фрейма «Русь Святая» как одного из значимых компонентов русской языковой картины мира. В рамках проводимого исследования будет установлена степень соответствие/несоответствие структурны номинантов поля с целью выявления тенденций их адаптации при переводе следующего художественного материала: Было предложено венчаться на Красную горку. Их венчали в Духов день, на второй день Троицы [16, с.81-82], что переведено на французский язык как ‘La date proposée fut celle de la semaine de Quasimodo. On les maria le lundi de la Pentecôte’ [17, с.131], а в английском варианте читаем: The idea was to have the wedding on the Monday after Low Sunday. They were married on Whit Monday [18, с.96]. В результате изучения вышеуказанного текста Б. Пастернака выявлены названия трёх церковных праздников – просторечное наименование Красная горка, канонические наименования: Троица, Духов день. Сопоставительный анализ структуры номинантов инвариативного поля исследуемого концепта-фрейма и переводного варианта на французский язык выявил наличие двух праздников: la semaine de Quasimodo – Красная 99 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА горка, le lundi de la Pentecôte – Духов день, номинант la Pentecôte – Троица входит в структуру номинанта le lundi de la Pentecôte’. В переводе на английский язык наименований праздников тоже два: Monday after Low Sunday – День жен мироносиц, Whit Monday – Духов понедельник. Low Sunday – Фомино воскресенье (Красная горка) входит в структуру номинанта Monday after Low Sunday. Словарь дает пояснение по поводу номинанта Духов день – Whit Sunday, Воскресенье Святого Духа, седьмое воскресенье после Пасхи традиционный церковный праздник; во многих церквах в этот день крестят детей whit от white; в древней церкви новокрещёные носили белую одежду от пасхи до Духова дня. Таким образом, из двух номинантов переводного текста Monday after Low Sunday смещает время действия инварианта на одну неделю по сравнению с инвариантом, Whit Monday по календарю соответствует, но по смысловой нагрузке разнится с оригиналом, вследствие чего англоязычный читатель воспринимает иную картину быта русского народа: в России существует традиция венчаться на Красную горку, но этот номинант отсутствует в тексте перевода, что значительно искажает языковую картину мира, отображенную в оригинале. В процессе исследования также был выявлен номинант венчаться, предающий наименование церковного таинства. В оригинале дается две лексемы венчаться, венчали, тогда как во французском переводе выявлена одна лексема maria, адекватная оригиналу в плане содержания, в результате чего общая контекстуальная смысловая нагрузка уменьшена; в английском переводе 2 разнокоренных номинанта, эквивалентных лексеме венчаться: the wedding и were married, что также изменяет контекстуальную смысловую нагрузку номинанта венчаться. Дальнейшее исследование структуры номинативного поля концептафрейма «Русь Святая» выявило следующую группу номинантов: имена святых и наименования икон Пресвятой Богородицы Святых знаешь? Запомни: Вонифатий – это от запоя; Варвара Великомученица – зубной боли, нечаянные смерти; Василий Блаженный – от лихорадки, горячки… Богородиц знаешь? Гляди: Скорбящая, Троеручица, Абалацкая – Знамение, Не рыдай мене печали, Утоли моя печали, Казанская, Дейсус, Покрова, Семистрельная… [19, с. 394], что переведено на французский язык как Connaître les vertus des saint, in –dis-pen-sa-ble, mon ami. Il énumère sur un ton de litanie: Saint Boniface, ivrognerie; Saint Barbe, vierge et martyre, rage de dents; la même, mort subite, le Bienheureux Vassili, toutes les vatiété de paintes et les Vierges, à ne pas négliger: regarde, écoute et retiens: N.D. des Sept… Douleurs, N.D. de la Trinité, N.D. d`Abava, N.D. de Kazan, N.D. de Pokrov [20, с.215], на английском языке читаем Know the saints? Try to remember: Vonifati – for drunkards; Varvara the Martyr – for toothache and 100 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ untimely death; Vasili the Blessed – for fever and delirium tremens. Know the Virgins? Look: The Grieving One, The Three-Armed Virgin; The Weeping Virgin, The Assuage-My-Grief Virgin; The Kazan, The Pokrov, The Semistrelnaya… [21, с.199-200]. Сопоставительный анализ структуры номинантов исследуемого поля показывает, что имена перечисленных в тексте святых Вонифатий, Варвара Великомученица, Василий Блаженный переданы эквивалентно на французский язык: Saint Boniface, Saint Barbe vierge et martyre, le Bienheureux Vassili [цит. по 22] и путем как транслитерации, так и подбора эквивалентов на английский язык: Vonifati, Varvara the Martyr; Vasili the Blessed. Номинанты, отражающие названия икон Пресвятой Богородицы переведены следующим образом: – транслитерация: Казанская – N.D. de Kazan – The Kazan, Покрова – N.D. de Pokrov – The Pokrov, но в тексте на французском языке обязательно добавляется аббревиатура: N.D., обозначающая сокращено Notre Dame; – подбор эквивалента во французском переводе: Семистрельная – N.D. des Sept…Douleurs и транслитерация в английском переводе – The Semistrelnaya; – наличие переводного варианта в одном из переводов: во французском тексте: Абалацкая – Знамение – N.D. d`Abava, в английском тексте: Скорбящая – The Grieving One, Не рыдай мене печали – The Weeping Virgin, Утоли моя печали – The Assuage-My-Grief Virgin. Исследование показывает, что названию иконы Троеручица в английском тексте есть эквивалент The Three-Armed Virgin, а во французском тексте подобран догматически неверный вариант – N.D. de la Trinité (Божия Матерь Троицы). Номинант Дейсус отсутствует в двух переводных вариантах. Таким образом, в процессе исследования было установлено, что русская языковая картина мира, отображенная на страницах художественных произведений как часть концептуальной картины мира народа, включающей в свой состав лингвокультурные концепты, являющиеся компонентами номинативного поля концепта-фрейма «Русь Святая», изменена, что обусловлено самим характером концептов, а значит неизбежно. Но наше исследование выявило также ошибку при переводе номинанта, когда праздник, описываемый в оригинале, изменил свою календарную дату по решению переводчика, а не в связи с отсутствием культурологической реалии в языке перевода, что привело к изменению параметров номинативного поля оригинала при переводе. 101 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ЛИТЕРАТУРА 1. Кубрякова Е.С. Языковое сознание и картина мира // Филология и культура: Матер. межд. конф. – Тамбов, 1999. – С. 13-16. 2. Караулов Ю.Н. Языковое сознание как процесс (теоретические предпосылки одного эксперимента) / Ю.Н.Караулов // Слово. Юбилеен сборник, посветен на 70-годишнината на проф. И. Червенкова, София, 2001. – С.128-129. 3. Сулимов В.А. Когнитивное описание языка и его культурологическая интерпретация: когнитивные трансформации // Филол. науки №1, 2006. – С. 40-47. 4. Бабушкин А.П. Картина мира и концептосфера языка // Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста: Материалы международного симпозиума. Волгоград, 22-24 мая 2003 г. В 2 ч. Ч. 2 Тезисы докладов. – Волгоград: Перемена, 2003. – С. 12- 13. 5. Касевич В. Б. Культурно-обусловленные различия в структурах языка и дискурса // XVI Congries International des Linguistes. Paris, 1997. 6. Васильев Л.М. Современная лингвистическая семантика в свете когнитивной теории языка / Л.М.Васильев // Germanica. Slavica. Turkica. – Уфа, 2000. 7. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Русская словесность. От Теории словесности к структуре текста. Антология / Под ред. В.П. Нерознака. – М., 1997. – С. 280-289. 8. Арутюнова Н.Д. Введение // Логический анализ языка. Ментальные действия. – М.: Наука, 1993. 9. Апресян Ю.Д. Новый объяснительный словарь синонимов: концепция и типы информации // Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Проспект – М.: Русские словари, 1995. 10. Ляпин С.Х. Факт в пространстве бытия (опыт концептологического понимания). Архангельск: Изд-во Поморск. пед. ун-та, 1996. 11. Сентенберг И.В. Лексическая семантика английского глагола. М.: Изд-во МГПИ, 1984. 12. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков / Пер. с англ. А.Д. Шмелева под ред. Т.В. Булыгиной. – М.: Языки русской культуры, 1999. 13. Снитко Т.Н. Предельные понятия в западной и восточной лингвокультурах: АДД. Краснодар, 1999. 14. Карасик В.И. Культурные доминанты в языке // Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – Волгоград: Перемена, 2002. – С.166-205. 15. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997. – С. 28-32. 16. Пастернак Б.А. Доктор Живаго. Роман. – М.: «Книжная палата», 1989. 17. Pasternak B. Le docteur Jivago. – P.: Edition Gallimard, 1979. 18. Pasternak B. Doctor Zhivago. – New York: Pantheon Books, a division of Random House / Tr. from the Russian by Max Hayward and Manya Harari. 1958. 19. Горький М. Собр. сочин. в двух томах. Т II В людях. – М.: Полиграфресурсы, 2000. 20. Gorki M. En gagnant mon pain / Tr. du russe par Jean Loubes. – Paris: Editions Fournier, 1946. 21. Gorky M. My Apprenticeship / Tr. from the Russian by Margaret Wettlin. – Moscow: Progress Publishers, 1974. 22. Моисеева С.А. Огнева Е.А. Художественный текст как объект межкультурной адаптации: Монография. – Белгород: Изд-во БелГУ, 2003. 102 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ А. А. Соснина Новосибирский государственный технический университет, г. Новосибирск, Россия ХОЗЯЙКА МЕДНОЙ ГОРЫ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ П.П. БАЖОВА КАК ОДНА ИЗ ПЕРСОНИФИКАЦИЙ СМЕРТИ Представления и обряды, связанные со смертью занимают существенное место в культуре большинства народов. И хотя они достаточно противоречивы и непоследовательны, многолетний совместный труд этнографов, археологов, лингвистов и ученых других специальностей позволяет выявить некоторые архетипы, принадлежащие к самым разным культурам. Целые монографии посвящены локализации загробного мира, реликтам наиболее архаических верований, сохранившихся в погребальных ритуалах и фольклоре. Однако самыми интересными, на наш взгляд, являются случаи стихийного возрождения древних архетипов в позднем фольклоре и художественной литературе нового и новейшего времени. Иногда подобное возрождение можно объяснить тем, что мифологические образы после долгого изучения вошли в плоть и кровь автора, но часто древние представления не осознаются самими носителями культуры, и тем интереснее их «кристаллизация» и оформление в художественном слове. Смерть и ее персонификации являются одним из образов, к которым стихийно или сознательно обращаются многие писатели. Общая картина олицетворений смерти в литературе составила бы тему отдельного исследования. В данной же статье мы хотели бы остановиться на одном персонаже – воплощении смерти, который, насколько нам известно, не рассматривался в подобном ключе. Речь идет о Хозяйке Медной горы из сборника сказов П. П. Бажова « Малахитовая шкатулка». Прежде всего, обращает на себя внимание почти буквальное совпадение титула героини Бажова и титула смерти. По свидетельству А. Афанасьева, западне славяне называют смерть «Владычицей горы» [1, т. 3, c. 28]. Другой столь же примечательный факт – это то, что герои после встречи с ней умирают либо пропадают: «Жить бы ровно да радоваться, а он невеселый стал и здоровьем хезнул. Так на глазах и таял. Хворый-то придумал дробовичок завести и на охоту повадился… В осенях ушел такто да и с концом… Сбили народ, конечно, давай искать. А он, слышь-ко, на руднике у высокого камня мертвый лежит, ровно улыбается… [2, с. 58]. «Про Танюшку с той поры в нашем заводе ни слуху ни духу. Как не было» [2, с. 81]. «Так с той поры Данилушку найти и не могли. Кто говорил, он в лесу загинул, а кто сказывает, взяла его хозяйка в горные мастера» [2, с. 101]. Этого последнего персонажа, Данилу, невеста вызволи- 103 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ла потом из-под власти Хозяйки, однако фольклор знает множество сюжетов такого рода. Немаловажно также названия места, где живет Хозяйка: Медная гора, Змеиная горка. О Змеиной горке речь ниже, что же касается меди, то символика этого металла весьма примечательна. «Медь (цвет осени) соотносится с достижениями надежд и упадком. В античной традиции медный век связывается с Афродитой и Венерой; медь использовалась для изготовления ритуальных предметов, денег» [3, т. 1, с. 147]. В русских народных сказках медное царство наряду с золотым и серебряным встречается герою во время его странствий по иному миру, замыкая обычно собою путешествие. Медь играла важную роль в культах и ритуалах, в том числе и на Урале: «В угро-самодийской традиции и кетской этнографии есть немало свидетельств о высокой сакральности меди самой по себе. Безотносительно к серебру и золоту. Потерявшая актуальность в практической деятельности, прежде всего военной, технология, таким образом, перемещалась в сферу ритуала… Фольклор и религиозная практика народов Западной Сибири наделяли медь семиотическим статусом, более высоким, чем железо» [4, с. 136]. Если отвлечься от этнографических данных и обратиться к лингвистике, интересным и правдоподобным представляется возможное родство слова медь, восходящих к и.-е. корню *mai-: *mei с расширением -d и общим значением «вырезать, вырабатывать» и слова межа, которое, в свою очередь, восходит к и.-е. корню *medhios и имеет значение «срединный, средний». Ср. лат. medius, готск. midjis, др.-в.-нем. mitti, совр. англ. mid «средний» [5, т. 1]. Тогда медь приобретает значение некоего «потустороннего» металла, а придыхательный характер -d во втором из приведенных корней является результатом экспрессии. Признаки принадлежности Хозяйки медной горы к иному миру, названные ранее (люди после встречи с ней погибают, она носит тоже имя, что и смерть, она живет на Медной горе) достаточно очевидны и лежат на поверхности. Есть, однако, и иные черты, объединяющие Хозяйку и смерть. Один из них – локализация потустороннего мира, описание места обитания смерти. Несмотря на противоречивость этого описания, вызванную тем, что исконные представления и обычаи постепенно затмевались в памяти народа и, кроме того, на них наслаивались новые, часто заимствованные, некоторые общие признаки «того света» широко известны. Это, в частности, расположение его за пределами человеческого мира (то есть селения, деревни). Этим пределом может служить вода (море, река и т.д.), лесной или горный массив. Подобные верования сохранились не только в виде обрядов, которые до сих пор бытуют кое-где (ср.: погребение в ладье, спуск умерших по воде в гробу, похороны в лесу, в горах, 104 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ у источников и т.п. [6, с. 156], но так же в виде причитаний, пословиц, поговорок, некоторые из которых достаточно поздние, этимологических свидетельств и др. Вот, например, несколько любопытных пословиц и поговорок со значением «умереть»: «Жизнь прожить что (не) поле перейти», «Отдать концы» (т.е. отвязать канат, отправляясь в плавание), «Лечь под елочки (под березки, сосенки)», «Выйти за Ваньку Елкина», «Уйти в лес» и др. [7, c.82]. К сказанному можно добавить, что в фольклоре существует устойчивая связь между миром мертвых и зимой, севером. «Тот свет» часто находится под землей или, наоборот, на небе, и, как правило, обстановка там чрезвычайно богатая. Если взять даже самые первые пассажи у Бажова, посвященные Хозяйке, мы сразу увидим почти все из названных признаков. Дальнейший анализ текста дает дополнительные сведения. Дом Хозяйки расположен за дальними покосами, за рекой Северушка [2, c. 51]. Бажов неоднократно обращает наше внимание на то, что встречи с Хозяйкой обычно происходят в пустом месте, вдали от человеческого жилья. Хозяйка, которую герои называют иногда Малахитницей, живет под землей, и ее жилище поражает своей роскошью: «Куда она идет – все ей открыто. Как комнаты большие под землей стали, а стены у ней разные. То все зеленые, то желтые с золотыми крапинками. На которых цветы медные, синие тоже есть, лазоревые. Однем словом изукрашено все, что и сказать нельзя. И платье на ней, на Хозяйке-то, меняется. То блестит, будто стекло, то вдруг полиняет, а то алмазной россыпью засверкает, либо скрасна медным станет, потом опять шелком зеленым отливает» [2, c. 55]. Пестрота платья хозяйки и убранства ее пещеры так же является признаком «хтонизма», о чем разговор пойдет дальше. Материалы же, из которых сделано платье Хозяйки – Стекло, алмаз и медь – так же связаны с потусторонним миром. Про медь уже было сказано несколько слов, что же касается стекла и алмазов, то именно эти вещества чаще других встречаются при описании горы, на которой находится рай. Существует множество фольклорных свидетельств об алмазных или стеклянных горах, на которые должны карабкаться умершие [1, т. 1, с. 120-4]. Стоит подробно остановиться еще на двух чертах, сближающих Хозяйку и смерть: зооморфных обличиях смерти и мотиве «невестысмерти». Хозяйка Медной горы предстает перед читателями обычно в виде ящерки, но, безусловно, с ней так же функционально связаны голубая змейка и Великий Полоз. Эти три существа – ящерица, Полоз и змея вообще обычно смешиваются в народном сознании. Они обитают под землей, все они связаны с охранением подземных кладов, магией и особенными умениями. Змея, ящерица, иногда мышь являются так же символами души, покинувшей тело [5, с. 410]. Обе ядовиты: «Как и змею, так 105 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА и ее (ящерку – А. С.) считают ядовитыми… Полагают, что их укус настолько ядовит, что может быть неизлечимым, даже смертельным. Все это выдает в змее и ящерице ламинальных, потусторонних существ. Змейка у П. П. Бажова голубая, а ящерицы многоцветные. Пестрота ящериц «может получать символическую реализацию только в материальных, но и в психических понятиях, которые соотносятся с различными человеческими способностями (умом, мастерством, красноречием) [9, с. 360-1]. Н. А. Швабауэр считает, впрочем, что «многообразие цветовых оттенков, переливы ассоциируются не только с разными видами руды, но и с первичной нерасчлененностью хтонического [11, с. 4].Как мы знаем, герои Бажова, которым помогает Хозяйка, становятся непревзойденными в своем деле мастерами, хотя порой это стоит им жизни. Подобных сюжетов у Бажова множество, их мастерство превышает человеческие возможности. Только один пример: «Горные мастера – выученики Малахитницы. Они живут и трудятся в подземных владениях Хозяйки Медной горы. Их труд чудесен, они обладают умением даже мертвому камню жизненность придавать. Работа их от здешних … наотличку. У наших змейка, скажем, сколь чисто не выточат, каменная, а тут как есть живая. Хребетик черненький, глазки. Того и гляди, клюнет» [2, с. 96]. В мифах разных народов широко распространен мотив ритуальной смерти, которая позволяет совершить путешествие в потусторонний мир за тайными знаниями или властью. Для примера достаточно назвать скандинавского бога Одина, принесшего себя «в жертву себе же» и получившего взамен знание рун. Вообще же таких персонажей довольно много, и, как правило, они затем возрождаются к жизни, которая в представлениях древних нардов составляет со смертью единое целое. Хозяйка Медной горы дарит своим ученикам нечеловеческое мастерство и власть над сокровищами земных недр. Однако это мастерство не всегда искусная работа по камню. Она учит и мастерству иного рода, в частности вышиванию: «Старшие ребята стали зарабатывать маленько, да и Танюшка не сложа руки сидела. Она, слышь-ко, научилась шелками да бисером шить. И так научилась, что самолучшие барские мастерицы руками хлопали – откуда узоры берет, где шелка достает?» [2, с. 66]. Между тем, женское рукоделие – прядение, ткачество, шитье, вышивание – всегда были окружены в глазах народа ореолом таинственности и традиционно связывались с судьбой и властью над человеческой жизнью. Вспомним, например, греческих мойр, славянских Мару и Мокошь и др. К прядущим, ткущим и вышивающим духам могут относиться русалки, домовые, кумохи, кикиморы. Все они – посланцы иного мира, связанные культом предков и культом мертвых, имеющие характерные признаки: распущенные (лохматые) волосы, небольшой рост, появляются 106 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ они в особое пограничное время, на закате или ночью, иногда в праздник, в у них есть обычно некий атрибут вершителя человеческих судеб. Если у смерти это обычно коса, серп и т. п., то у названных духов, как и у ведьм, это может оказаться именно инструмент рукоделия, например, прялка [8, с. 466-9]. Встреча с Хозяйкой Медной горы у Бажова также происходит обычно вечером: «Вышел Андрюха на горушечку, а время, глядит, к вечеру, солнышко на закате» [2, с. 146]. «Место вроде полянки. Кругом лес густой да высокий, а в рудничную сторону помельче пошел. Время на закате. По низу от лесу на полянке тускнеть стало, а в то место-то к руднику солнышко пришлось» [2, с. 109]. Часто упоминаются и праздники: «День праздничный был, и жарко – страсть» [2, с. 51]. «Время осеннее было. Как раз около Змеиного праздника свадьба пришлась. К слову кто-то и помянул про это – вот-де змеи все в одно место соберутся» [2, с. 98]. Именно это пограничное время – самое подходящее для появления духов-посланнцев с того света. Облик Хозяйки тоже вполне соответствует приведенному выше описанию. Она изображена женщиной невысокого роста, необыкновенно прекрасной. Нигде, однако, не описаны ее распущенные волосы. Но ее волосы все же обращают на себя внимание, во-первых, чернотой – тоже определенный признак хтонизма, а во-вторых, необычностью. И, наконец, последнее. В сказе «Медной горы Хозяйка» Малахитница предлагает заводскому работнику Степану стать его женой, если он выполнит ее условия. Юноша делает то, что она велит, но отказывается сначала от брака с ней, не желая покидать невесту. Но и Хозяйку он забыть не может, «тает на глазах» и в конце концов умирает. Вскоре после его смерти у его жены рождается дочь, непохожая ни на мать, ни на отца. Из контекста сказа становится ясно, что эта девочка – «подменыш», дочь Хозяйки, а таинственная незнакомка, научившая ее рукоделию – сама Хозяйка, которая и забирает ее потом к себе под гору. Мы можем предположить, что Степан все же взял в жены Хозяйку, и Танюшка из сказа «Малахитовая шкатулка» – их дитя. Это выводит нас на чрезвычайно интересный мотив – мотив роковой жены (невесты), приносящей своему мужу (жениху) славу и вместе с ней смерть. Вообще, идея связи смерти и свадьбы не нова и разработана достаточно широко. Нас же на этой свадьбе-похоронах интересует прежде всего фигура невесты. Волшебная невеста, искушенная в ведовстве, невыразимо прекрасная, обладающая многими потусторонними чертами – героиня многих легенд и сказок: Царевна-лягушка и Василиса Премудрая из русских сказок, Добрая женщина из сна Гисли в одноименной исландской саге, ирландские Этайн и Гормлайт и многие, многие другие. Кстати сказать, именно в ирландских 107 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА мифах интересующий нас персонаж отразился особенно отчетливо, и Т. А Михайлова посвятила женщине-хозяйке судьбы целое исследование и выделяя некоторые общие черты таких женщин. Большинство этих черт было названо ранее: неземная красота, длинные, заметные волосы, зеленая одежда, она может изъявить желание стать женой или невестой героя, но после общения с ней он обычно погибает, ее волшебное искусство очень велико [11, с. 27]. Кроме того, она преподносит герою некое питье, которое в ирландской традиции является одновременно символом власти и смерти [11, с. 140]. Подобный напиток часто предлагают герою: «…приобщившись к еде, назначенной для мертвецов, пришелец окончательно приобщается к миру умерших… Пища мертвых придает им специфическую волшебную, магическую силу, нужную мертвецам» [12, с. 67]. Хозяйка Медной горы в некоторых сказах (например, «Медной горы хозяйка», «Две ящерки» и др.) также предлагает аналогичное угощение. Проведение параллели между Хозяйкой Медной горы и смертью, несмотря на все названные факты является лишь предположением. Невозможно также утверждать, сознательно ли Бажов описал Хозяйку именно такой, какой она предстаёт перед нами. Однако всё возможно, что независимо от воли автора П. П. Бажова и авторов легенд, которые легли в основу его сказов, древние архетипы продолжают существовать, проявляясь во всё новых и новых произведениях. ЛИТЕРАТУРА 1. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. В 3-х томах. М. , 1994. 2. Бажов П. П. Малахитовая шкатулка. М. , 1976 3. Мифы народов мира. В 2-х томах. М., 1991. 4. Балакин Ю. В. Урало-сибирское культовое литье в мифе и ритуале. Новосибирск, 1998. 5. Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. В 2-х томах. М., 1994. 6. Велецкая Н. Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. 7. Качинская И. Б. Имя собственное как нарицательная характеристика личности (по материалам архангельских говоров) // Ономастика в кругу гуманитарных дисциплин. Екатеринбург, 2005. 8. Криничная Н. Русская мифология: мир образов фольклора. М., 2004. 9. Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. 10. Швабауэр Н. А. Хтоническая природа образов животных в сказах Бажова 11. Михайлова Т. А. Хозяйка судьбы: образ женщины в традиционной ирландской культуре. М., 2001. 12. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Санкт- Петербург, 1996. 108 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ Ф.Э. Уде Лагосский университет, Лагос, Нигерия АФРИКАНСКИЕ СЛОВА В РУССКОМ СЛОВАРЕ Из 75200 слов, представленных в словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (СОШ), только 60 единиц (0,09%) составляют африканизмы, т.е. слова, относящиеся к описанию африканских реалий. Более широко представлены эти лексемы в Словаре русского языка в 4-х томах (МАС). Разумеется, тема Африки представлена в словаре, отражающем основной активный словарный запас русского народа, мало, и всё же эти слова составляют важную, необходимую часть русского языка, русского национального сознания. Они относятся к разным сферам описания африканской действительности. Африканизмы, представленные в упомянутом словаре, можно разделить на 3 основные группы: 1) этнонимы – названия племён и народов, населяющих континент; 2) названия африканских животных; 3) названия типичных для Африки растений. Остановимся подробнее на каждой из этих групп. Список названий жителей открывает лексема африканец ‘коренный житель Африки’ [4, с. 30], другие этнонимы выступают факультативно: абиссинцы ‘прежнее названия населения Эфиопии (Абиссинии)’ [4, с. 17]; пигмей “человек, принадлежащий к одному из низкорослых племён’ [4, с. 418]. Наряду с этнонимом арабы ‘обширная группа народов, населяющих арабские страны Юго-Западной Азии и Африки’ [2, с. 43] приведено слово арап (-к)-а, имеющее основное значение ‘чёрнокожий, темнокожий человек, негр’ [4, с. 34], у второго значения слова ‘плут, мошенник’ стоят пометы устар[евшее], прост[оречное]. В словаре приведены примеры употребления этого слова в составе фразеологизмов: брать, взять на арапа ‘действовать обманным путём’; заправлять арапа (с пометой грубо-прост[оречное]) – ‘рассказывать небылицы’ [2, с. 43]. Следует отметить особую роль этнонима египтяне ‘жители Египта’ [2, с. 461]. Образованное от него прилагательное египетский входит в состав фразеологизмов: тьма египетская (устар.) ‘совершенный мрак’ (из библейского рассказа о тьме, постигшей Египет); казнь египетская (устар.) ‘тяжелое, невыносимое положение рабов’; египетский труд ‘очень тяжёлый, доводящий до изнеможения’ [там же]. Слово мавры, помимо прямого значения ‘древнее название коренного населения африканского государства Мавритании, а также средневековое название мусульманского населения Пиренейского полуострова и западной части Северной Африки’ [4, с. 336], употребляется также в составе книжного фразеологизма мавр сделал своё дело, мавр может уйти ‘о 109 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА том, чьей помощью, поддержкой пользовались и кто стал больше не нужен (слова из драмы Ф. Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе»)’ [там же]; ‘о человеке, который был привлечён для выполнения какой-либо неблаговидной работы’ [2, с. 213]. К этнонимам примыкают названия человека по расовым признакам: негры, негроиды, мулат, метис. Лексема мулат имеет толкование ‘потомок от брака белого человека и негра’ [4, с. 367], а метис употребляется в более широком значении: ‘потомок от брака между людьми разных рас’ [4, с. 352]. В МАСе встречается также этноним африкандеры ‘народность, населяющая Южную Африку, потомки европейских (голландских) колонистов’ [2, с. 52]. Итак, мы видим, что в словари входят некоторые устаревшие и малоизвестные этнические наименования, при этом в них нет названий жителей конкретных африканских стран: конголезцы, нигерийцы, сомалийцы и др. Ко второй группе относятся названия африканских животных: зебу (вид домашнего животного), бегемот, гиппопотам, горилла, жираф, зебра, крокодил, попугай, слон, удав, цеце. У некоторых из них в толковании отмечено, что речь идет только об Африке (горилла, жираф, зебра), другие в дефиниции содержат указание на тропическую территорию, поэтому их отнесение к Африке нуждается в экстралингвистическом подтверждении. Особо следует отметить, как и в предыдущем случае, ассоциативный ряд, возникающий, строящийся в сознании русского человека при произнесении некоторых слов из той группы. Например, лексема попугай имеет переносное и разговорное значение ‘тот, кто не имеет собственного мнения и повторяет чужие мысли’ [2, с. 298]; повторять как попугай. В русском языке имеется производное слово от этого лексикосемантического варианта: попугайничать ‘повторять’. От основного значения образовано прилагательное попугайский: Капризная барыня одела своих слуг … в парадную форму попугайской красоты» [2, с. 298]. Широкое распространение имеет в русском языке слово слон. Помимо прямого значения оно используется как разговорная единица, когда речь идет о высоком, толстом, неуклюжем человеке [2, с. 143]. О большом распространении в русском языке этого слова свидетельствует его включение в состав фразеологизмов делать из мухи слона (ирон.), слона не приметить (ирон.), слон на ухо наступил, как (что) слону дробина, слона слонять [2, с. 143]. Входя в основной словарный запас русского языка, эта лексема имеет широкие деривационные связи: слоновий – слоновья голова, слоновье спокойствие; слоновость – заболевание и т.п. [там же]. 110 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ Достаточно обширна группа названий растений и изготовленных из них изделий: агава, банан, имбирь, дынное дерево, кофейное дерево, кардамон, манго, мирра, папирус. Слово баобаб пришло в русский язык из эфиопского языка [2, с. 60]. У этих единиц также имеется широкий ассоциативный ряд: бамбук – бамбуковое положение (прост.), бамбуковый рай [2, с. 59]. Из других разрядов лексики можно ещё упомянуть об экзотизмах, отражающих быт народов Африки. Например, тамтам имеет значение ‘ударный инструмент, барабан, распространенный в Африке’ [2, с. 338]. Помимо непосредственных африканизмов, тема Африки представлена в словаре в виде словосочетаний, цитат. Так, слово турне сопровождается примером турне вокруг Африки [4, с. 814], примером для слова флора служит словосочетание тропическая флора [4, с. 852] и т.д. Таким образом, слова, обнаруженные нами в словарях современного русского языка, свидетельствуют о представленности африканской тематики в русском национальном сознании. ЛИТЕРАТУРА 1. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. 2. Словарь русского языка в четырех томах. М.: Русский язык, 1983-1986. 3. Ожегов С.И. Словарь русского языка. 22-е изд., стереотип. М.: Русский язык, 1990. 4. Ожегов С.И., Н.Ю. Шведова. Толковый словарь русского языка. М.: Азъ, 1995. М.Ф. Шацкая Волгоградский государственный педагогический университет г. Волгоград, Россия ПОЛИПРОПОЗИТИВНОСТЬ КАК ОТРАЖЕНИЕ СЛОЖНОЙ КАРТИНЫ МИРА ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ С. ДОВЛАТОВА Картина мира каждого писателя – часть многомерной, пестрой мозаики картины мира человечества. Языковая личность С. Довлатова, как и любая другая языковая личность, структурно отражается на вербальнограмматическом, когнитивном и прагматическом уровне. Проследим отражение названных сторон мастера русского художественного слова при создании им комического эффекта в своих произведениях. Своеобразие вербально-грамматического уровня проявляется в кропотливом отборе языковых средств, создающих полярные миры его героев. Это отражено прежде всего в полисемантичности лексических и синтаксических средств, создающих общий смысловой фон всех высказыва111 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ний. Когнитивный уровень характеризуется динамичностью изложения (автор репрезентирует себя больше в монологах, диалогах, отводя описаниям самое последнюю место), нетривиальностью комизма. Особенность прагматики заключается в том, что изложение идет зачастую «без маски», от лица Довлатова, но в этой кажущейся простоте скрывается сложность внутреннего мира самого писателя. Взаимодействие лексической и синтаксической семантики создает иерархическую структуру смыслов в произведениях. Рассмотрим некоторые способы возможного семантического осложнения высказываний, формирующих общее представление языковой картины мира С. Довлатова. Субъектно-предикатная ось предложения в процессе формирования комического эффекта может подвергаться следующим преобразованиям. а) В процессе синтаксической деривации происходит переосмысление названного семантического субъекта (у меня): он подвергается действию со стороны другого субъекта (твоей), получая квалификацию пациенса (семантического объекта): – Отчего ты грустный? – Секин коснулся моего рукава. – У меня, - говорю, – комплекс неполноценности. – Комплекс неполноценности у всех, – заверил Секин. – И у тебя? – И у меня в том числе. У меня комплекс твоей неполноценности. – Браво! – сказал я [Хочу быть сильным: 45]. Как видим, происходит смена вектора за счет грамматически несвойственной сочетаемости выражения комплекс неполноценности (‘болезненное осознание своих недостатков, своей неполноценности’ [СлРЯ, т. 2, с. 85]) с местоимением твой. При этом названное местоимение несет тройную семантическую нагрузку – агенса, пациенса и конкретизатора атрибутивной характеристики. б) Субъект может уточняется атрибутивным компликатором с гипотетичной вариативностью семантики: – Вас ожидает дама. Быстро спросил: – Не с косой? [Жизнь коротка: 245]. Реалистическая семантика ‘человек’ тяготеет к возможности замены на ‘смерть’. в) Субъект может быть назван описательно: Через минуту друзья, обнявшись, шагали в сторону площади. Там, достав из кобуры горсть вермишели, завтракал блюститель порядка, расцветкою напоминавший снегиря [Эмигранты: 56]. 112 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ К подобному описанию советского милиционера автор прибегает в силу художественной необходимости: по сюжету рассказа двум алкоголикам привидилось, что они попали на Запад, и восприятие действительности несколько искажается. Думается, именно с этой целью Довлатов прибегает к несколько сниженному (снегирь одна из маленьких птиц, живущих на территории России; милиционер, как и снегирь, выделяется только яркой раскраской) описанию блюстителя порядка. г) Наблюдаются также случаи «семантической опустошенности» объекта: – Четыре года тебя не видел, – обрадовался дядя Арменак, – прямо соскучился! – Одиннадцать лет тебя не видел, – подхватил дядя Ашот, – ужасно соскучился! – Первый раз тебя вижу, – шагнул ко мне дядя Хорен, – безумно соскучился [Когда-то мы жили в горах: 66]. Очевиден алогизм высказывания: в глаголе скучать одна из имплицитных характеристик заключает в себе знание о том, что названное чувство возможно только по отношению к тому, кого знаешь лично. Не трудно заметить, что субъект и объект устраняются семантически за счет семантически «пустого» предиката. Семантическая избыточность объекта может также быть условием его семантического «опустошения»: – К тому же я мерзну. Прошлую зиму, будучи холодно, я не обладал вигоневых кальсон и шапки. Знаете, чем это кончилось? Я отморозил пальцы ног и уши головы!. [Чирков и Берендеев: 61]. д) Иногда семантически осложненный объект функционирует согласованно с атрибутивным компликатором: – Закусывай! – широко угощал дядя. – Соль бери, не жалей! [Чирков и Берендеев: 62]. Атрибутивно-обстоятельственный компликатор широко (в значении ‘щедро’) получает перекодировку, основанную на имплицитной семантике слова соль (одного из самых дешевых продуктов питания). Атрибутивные компликаторы могут быть свидетельством следующих семантических трансформаций. а) Дуплексив (атрибутивный предикат) в плане лексической семантики может абсолютно менять значение: Фрида сказала: – Все мы – люди определенного круга. Я кивнул. – Надеюсь, и вы – человек определенного круга? – Да, – сказал я. 113 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА – Какого именно? – Четвертого, – говорю, – если вы подразумеваете круги ада. – Браво! – сказала девушка [Хочу быть сильным: 42]. Одно из переносных значений слова круг – ‘группа людей, объединенных какими-либо связями’ подчеркивается семантикой слова определенный – ‘отдельный, особый’. В ходе диалога происходит абсолютная перекодировка слова определенный на ‘твердо установленный, назначенный’ [СлРЯ 2: 629] в связи с употреблением числительного четвертый не в собственно числовом значении, а с семантической апелляцией к прецедентному тексту – «Божественной комедии» Данте. По сюжету данного произведения, на четвертом кругу ада находятся грешники, осужденные за скупость и расточительство. Лексема четвертый становится также атрибутивным компликатором и заключает в себе характеристику субъекта речи. Дуплексив может иметь каузативный оттенок в семантике: – Аркаша выиграл, – сказал Гарбузенко, – он красивый, пусть его фоторафируют [Победители: 59]. б) Атрибутивный компликатор может заключаться в указательном местоимении этот, здесь оно также лексически перекодируется: Шел экзамен по русской литературе. Хачатурян всех спрашивал: – Прости, что за вопрос достался? – Пушкин, – говорил один. – Мне повезло, – восклицал Хачатурян, – именно этого я не учил! – Лермонтов, – говорил второй. – Повезло, – восклицал Хачатурян, – именно этого я не учил! Наконец подошла его собственная очередь. Судья вытащил билет. Там было написано: «Гоголь». – Вай! – закричал Хачатурян. – Какая неудача! Ведь именно этого я как раз не учил!.. [Победители: 57]. Поэтапно местоимение этот меняет семантику: вначале ‘употребляется для указания на предмет, лицо и т.п., названное в предшествующем предложении’ [СлРЯ 4: 770], в результате приобретает значение ‘ничего’ (не учил), что подкрепляется и семантическими усилителями этого значения: Пушкин, Лермонтов, Гоголь – писатели, творчество которых является базовым в средней школе. в) Косвенную атрибутивность может заключать в себе предикат: – Слышь, давай улетим! – Это как же?! – растерялся племянник. – Очень просто. Как Валентина Терешкова. Вздохнем полной грудью. Взглянем на мир широко раскрытыми глазами… 114 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ Дядя подошел к окну. Затем распахнул его и вылез на карниз. Митя последовал за ним. …Из-под ног его шарахнулся голубь, царапая жесть [Чирков и Берендеев: 63]. Имплицитная семантика глагола шарахнуться, помимо известной ‘резко, неожиданно тронуться с места, отпрянуть’, сигнализирует, что действие может относиться прежде всего к человеку испуганному кем- или чем-либо. В данном случае «испуг» голубя характеризует не вполне адекватное состояние героев произведения (состояние алкогольного опьянения). г) Атрибут может быть выражен описательно: – А! – сказал хромой начальник тира. – Вот служивые покажут, как нужно стрелять. – Это же не боевое оружие, – возразил Андрюха, – из боевого я бы показал, а тут все мушки сбиты, и траектория как у футбольного мяча… [Солдаты на Невском: 159]. Траектория как у футбольного мяча – ‘непредсказуемая по своим основным характеристикам’. – Ну и ружья у тебя, хозяин, – сказал Андрей, – из такого по динозаврам бить, да и то в упор [Солдаты на Невском: 159]. Аналогично предыдущему примеру дается негативная характеристика качества называемого предмета. г) Как и на субъектно-предикатной оси, может происходить функциональное изменение актантов в ходе диалога – атрибутивный компликатор преобразуется в сирконстантный (локализатор): Он снял пальто. Затем присел к столу и начал: – Знаете ли вы, что у меня есть редкостные фотографии Ахматовой? – Какие фотографии? – спрашиваю. – Я же сказал – фотографии Ахматовой. – Какого года? – Что – какого года? – Какого года фотографии? – Ну, семьдесят четвертого. А может, семьдесят шестого. Я не помню. – Задолго до этого она умерла. – Ну и что? – спросил Габович. – Как – ну и что? Так что же запечатлено на этих фотографиях? – Какая разница? – миролюбиво вставила жена. – Там запечатлен я, сказал Габович, – там запечатлен я на могиле Ахматовой [На улице и дома: 220-221]. 3. Сирконстантные компликаторы. 115 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА а) Темпоральный актант встречается в диалоге при сегментированности синтаксической структуры, что также используется для концентрации внимания на определенном смысле группы высказываний: – Как там наши? – спросил я. – Многие померли, – ответил Секин, – например, Шура Глянец. Глянец пошел купаться и нырнул. Да так и не вынырнул. Хотя прошло уже более года [Хочу быть сильным: 45]. Союз хотя, традиционно отвечая в предложении за грамматическую семантику ‘действие совершается вопреки названному условию ’, переносит ее на смысл всего высказывания, подчеркивая лексический алогизм названного обстоятельства. б) – Тогда, – сказал Чирков, – разрешите у вас неделю жить и хотя бы мимоходом питаться. – И это утопия, – сказал культурный дядя, – взгляни! Видишь, как тесно у нас от импортной мебели? Где я тебя положу? Между рамами? [Чирков и Берендеев: 61]. Каузативность обстоятельственной характеристики опровергает заявленную семантику ‘малый достаток субъекта’, ведь эпоху развитого социализма существовало такое понятие, как дефицит, к которому относились и все товары импортного производства, тем более дорогая мебель: – Дядя, – сказал он, – помогите! Окажите материальное содействие в качестве двенадцати рублей! Иначе, боюсь, пойду неверной дорогой! – Один неверный шаг, – реагировал дядя, – ты уже сделал. Ибо просишь денег, которых у меня нет. Я же лишь полковник, а не генерал [Чирков и Берендеев: 61]. в) Сирконстантные компликаторы-локализаторы участвуют в перекодировке атрибутивной характеристики субъекта: Я обнял тетушку и спросил: - Как здоровье? - Хвораю, - ответила тетушка Сирануш. – Надо бы в поликлинику заглянуть. - Ты загляни в собственный паспорт, - отозвался грубиян Арменак. И добавил: - Там все написано… [Когда-то мы жили в горах: 69]. Лексически это проявляется в замене семы ‘здоровье’ на сему ‘возраст’. г) Сирконстанты могут в условиях контекста менять свою характеристику: – Я знаю, – сказала Фрида, – что вы пишете новеллы. Могу я их прочесть? Они у вас при себе? – При себе, – говорю, – у меня лишь те, которых еще нет. – Браво! – сказала Фрида [Хочу быть сильным: 44]. 116 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ Значение локализатора словоформы при себе преобразуется с реального на ирреальное. На основании проведенных наблюдений можно отметить немаловажную роль лексической семантики в преобразовании синтаксической, что проявляется как в качественных изменениях внутри групп определенных актантов, так и их видовой трансформации. Богатство семантических оттенков, проявляющихся таким образом на разных уровнях репрезентации языковой личности, – одно из доказательств глубины, сложности, многомерности картины мира С. Довлатова. ЛИТЕРАТУРА 1. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. – М., 2002. 2. Богданов В.В. Семантико-синтаксическая организация предложения. – Л., 1977. 3. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. – М., 2006. 4. Кормилицына М.А. Семантически осложненное (полипропозитивное) простое предложение в устной речи. – М., 2003. 5. Москальская О.И. Синтаксическая парадигматика и синтаксическая деривация // Проблемы общего и германского языкознания. – М., 1978. СЛОВАРИ Словарь русского языка: в 4 т. / АН СССР, Институт русского языка; под ред. А.П. Евгеньевой. 2-е изд., испр. и доп. – М.: Русский язык, 1981 – 1984. ИСТОЧНИКИ Довлатов С. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1. / Сост. А. Арьев. – СПб.: Азбукаклассика, 2005. И.Г. Шестакова Алтайский государственный технический университет имени И.И. Ползунова г. Барнаул, Россия ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ В ТЕКСТАХ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ РЕКЛАМЫ Исходя из того, что « в разных жанрах субстанционально тождественная личность имеет разные проявления своей языковой ипостаси» [1, 54], в данной работе ставится задача рассмотрения «жанро-речевого варианта» языковой личности на примере н-т рекламы, являющейся жанровой разновидностью научно-технической литературы. Языковыми личностями в рамках н-т рекламы являются субъект речи и адресат, акт речевой деятельности которых реализуется в тексте – продукте этой деятельности. Анализируя текст н-т рекламы в аспекте «субъект речи», мы руководствуемся такими характеристиками языковой личности, как коммуникативная цель, коммуникативно-речевое поведение, лингвистические признаки речи (см.: [1, с. 111]). 117 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Субъект речи текста н-т рекламы реализует свою речевую деятельность в определенном лингвоперсонологическом пространстве – в сфере науки и техники, решая двойную задачу: а) задачу информирования о различных научно-технических нововведениях; б) задачу регуляции поведения адресата. Из этого следует, что субъект речи как языковая личность является выразителем интересов социальной группы, к которой он принадлежит и в которой он утверждает себя как профессионал. Реализуя себя как Я-профессионал, субъект речи, таким образом, выражает свою внешнюю мотивацию. Преследуя свои реальные запросы и потребности, связанные с материальной стороной его личной жизни, субъект речи проявляет свое Реальное Я (Я-личное), связанное с его внутренней мотивацией. В специфике разработанной субъектом речи стратегии по реализации своих внешних и внутренних мотивов, связанных с психологическим воздействием на адресата, субъект речи обнаруживает свое Феноменологическое Я (определение М.Л. Макарова) [2, с. 37]. Гибкость этой стратегии зависит от его интуиции, способности улавливать, чувствовать, прогнозировать внутренний мир адресата. Все вышеназванные формы проявления Я являются неотъемлемыми чертами языковой личности субъекта речи и, выступая в качестве экстралингвистических факторов, эти аспекты, грани субъекта речи активно действуют в процессе порождения текста н-т рекламы. Субъект речи как языковая личность выполняет целый ряд тесно взаимосвязанных функций в тексте н-т рекламы – Инициатора, Контролера, Режиссера, Манипулятора (определения Н.Б. Лебедевой) [1]. Субъект речи-Инициатор ставит своей первоочередной задачей введение адресата в социальную ситуацию общения. Он создает социальный контекст указанием названия рекламируемого товара и названия производящей его фирмы, включением ее товарного знака, использованием специальной терминологии. Субъект речи-Контролер учитывает и стремится преодолеть психологические и познавательные барьеры на пути к адресату («включает механизм» непроизвольного, а затем произвольного внимания) [3, 2 . Субъект речи-Режиссер, видя в адресате активного интерпретатора рекламного сообщения и улавливая, чувствуя (угадывая) его реакцию в процессе общения (на основе обратной связи), стремится максимально раскрыть свои способности и умения гибкого, тонкого воздействия на своего партнера. Субъект речи-Манипулятор устанавливает определенные ролевые отношения с адресатом с преднамеренным умыслом побудить его к приобретению товара. Исходя из представляемого им образа адресата, он из118 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ бирает «свое речевое амплуа» 4, с. 357, через которое, по его мнению, он может добиться расположения к себе адресата. Каждый текст, в том числе и текст н-т рекламы, как акт коммуникации рассчитан на «определенную модель адресата» и «обработка речи происходит под давлением адресата» 4, с. 358. И в зависимости от образа предполагаемого адресата меняется «маска» субъекта речи, т.е. его стратегия и тактика в стремлении удовлетворить ценностные установки адресата. Субъект речи предлагает адресату тот характер коммуникативного взаимодействия, который, по его мнению, наиболее желателен для адресата. И этот характер коммуникативного взаимодействия отражается в тексте как коммуникативная модель. В н-т рекламе наблюдаются три типа воздействия: - воздействие через информирование о наличии товара и услуг; - воздействие путем логического убеждения на основе аргументации, т.е. рациональной оценки рекламируемого товара: убеждение «основано на осмысленном принятии человеком каких-либо сведений или идей, на их анализе и оценке» [5, с. 399]. - воздействие, осуществляемое путем внушения, строится на эмоциональном представлении сообщения о рекламируемом товаре. «Внушение сводится к непосредственному прививанию тех или других психических состояний от одного лица – другому, прививанию, происходящему без участия воли (внимания) воспринимающего лица и нередко даже без ясного с его стороны сознания» [6]. В зависимости от преобладающего типа речевого воздействия на адресата выделяются три типа н-т рекламы – информирующий, убеждающий и внушающий. В информирующем типе н-т рекламы на первый план текста выносится денотат: субъект речи ставит своей задачей как можно полнее представить информацию о денотате. В выборе сообщаемой информации он исходит из своего профессионального опыта. Иными словами, субъект речи проявляет себя в данном типе текста в двух ипостасях: в качестве информатора (Я-1), которому надлежит что-то сказать о рекламируемом товаре, и в качестве специалиста (Я-2), который определяет, что именно сказать. Субъект речи, таким образом, строит свое информирование, пропуская информацию через «себя-специалиста», а не через адресата, которого он воспринимает подчеркнуто отстраненно. И как результат, диалог в рамках данного текста можно представить, интерпретируя (в соответствии со спецификой н-т рекламы) предложенные М.Н.Кожиной формы диалогических отношений в письменной научной речи, следующей схемой: (Я-1 – Я-2) – Он [7, с.124-165]. 119 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Данный тип н-т рекламы нацелен прежде всего на логическое восприятие информации, что находит свое отражение в характере избираемых языковых средств. Так, для данного типа н-т рекламы свойственны, например: - двусоставные повествовательные предложения как простые, так и сложносочиненные и сложноподчиненные с однородными членами предложения, причастными оборотами, дающими возможность уточнять, детализировать, дополнять сообщаемую о денотате информацию, т.е. подавать ее более развернуто, что ведет к «длиннотам» плана выражения; - номинативные предложения – выполняя назывную функцию, они передают целый ряд присущих денотату свойств в экономной языковой форме; - глаголы в изъявительном наклонении в форме 3-го лица ед. и мн. числа, подчеркивающие объективный характер сообщения о выполняемых рекламируемым товаром функций; - прилагательные в положительной степени, передающие установку субъекта речи на объективное отражение свойств рекламируемого товара. Стилистический эффект, создаваемый языковыми средствами н-т рекламы информирующего типа, заключается в подчеркивании (путем имплицирования коммуникативных форм диалога и управления) намерения (т.е. иллокуции субъекта речи) донести до адресата объективную информацию о существенных свойствах рекламируемого товара. В убеждающем типе рекламы субъект речи не просто информирует, а находит и выдвигает аргументы в пользу рекламируемого товара, которые, по его мнению, могли бы подвести адресата к осознанию необходимости приобретения предлагаемого товара как наиболее оптимального средства для решения его производственных задач. С целью добиться большей убедительности субъект речи эксплицирует свои приемы диалогичности и управления. Индикаторами иллокутивной направленности данного типа н-т рекламы служат: личное и притяжательное местоимения 2-го лица; прилагательные в положительной, сравнительной и превосходной степенях (как простые, так и составные формы) в качестве эпитетов, уточняющих характеристики рекламируемого товара; причастия (настоящего и прошедшего времени) в качестве слов-атрибутов к перечисляемым свойствам рекламируемого товара; лексический повтор, усиливающий убеждающий характер рекламы. Все эти лексические средства передают положительное эмоционально-оценочное значение, призванное создать у адресата соответствующий настрой по отношению к рекламируемому товару. 120 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ К наиболее характерным для данного типа н-т рекламы выразительным или стилистическим средствам следует отнести синтаксический повтор (стилистический эффект которого часто усиливается сопровождающим его лексическим повтором), синтаксические эллиптические конструкции (которые, следуя друг за другом, образуют цепочки построений рематического характера и, обеспечивая высокую информационную насыщенность, концентрируют внимание адресата на сути фактов, характеризующих рекламируемый товар), двусоставные распространенные предложения (которые, раскрывая сущность фактических данных, сообщаемых о рекламируемом товаре, подкрепляют обоснованность одобрения субъектом речи рекламируемого товара). В случае внушающего типа н-т рекламы субъект речи стремится незаметно для адресата заложить в его сознание мысль о необходимости приобретения рекламируемого товара, отвлекая его от рационального размышления. Внушающий тип н-т рекламы носит ярко выраженный личностный характер. Субъект речи ставит своей целью не столько информировать и убеждать, сколько добиться тесного контакта с адресатом, с которым он стремится быть на «ты», воспринимая его как равного себе или даже позволяя себе несколько покровительственный тон, поскольку он сообщает адресату о нечто таком, что тому совершенно еще не известно, неведомо. «Открывая глаза» адресату на то, что может дать ему возможность идти в ногу со временем и преуспеть, субъект речи внушает ему мысль о необходимости купить рекламируемый товар, воздействуя при этом прежде всего на его эмоциональную сферу, которая затормаживает способность адресата логически мыслить. Реализуемый данным типом н-т рекламы диалог имеет схему Я – Ты. Стилистический эффект – создать образ субъекта речи как «Своего Парня», для которого нет ничего более важного, как только придти на помощь в трудную для адресата минуту и предложить ему нечто уникальное, единственное в своем роде, что решит все его проблемы. Средствами реализации иллокутивной направленности данного типа н-т рекламы на синтаксическом уровне являются номинативные, эллиптические предложения, нераспространенные простые предложения, имитирующие разговорную речь с характерными для нее компрессией и актуализацией (путем инверсии) сообщаемой информации, синтаксический повтор; вопросительные, восклицательные предложения, вопросноответный комплекс, вносящие эмоциональный заряд и провоцирующие ответную реакцию адресата. К разряду наиболее типичных лексических средств, служащих в качестве иллокутивных элементов текста н-т рекламы внушающего типа от121 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА носятся: личные и притяжательные местоимения 1-го и 2-го лица, создающие впечатление непосредственной обращенности субъекта речи именно только к данному, конкретному адресату; прилагательные во всех трех степенях сравнения, причастия настоящего и прошедшего времени, а так же усилительные частицы, интенсифицирующие значимость сообщаемых о рекламируемом товаре сведений, крылатые слова и выражения, вызывающие ряд ассоциаций, активизирующих внимание адресата и облегчающих процесс запоминания рекламного сообщения. Все языковые средства н-т рекламы данного типа нацелены передать адресату максимум эмоционального заряда при минимально возможном плане выражения. Итак, субъект речи как языковая личность вступает в общение, реализуемое текстом н-т рекламы, руководствуясь своей внешней и внутренней мотивацией. Решая коммуникативную задачу, связанную с психологическим воздействием на адресата, субъект речи проявляет себя как многоаспектная и полифункциональная языковая личность. Выбор субъектом речи стратегии воздействия на адресата и его отбор языковых средств для реального воплощения этой стратегии определяются характером интерпретации субъектом речи прагматической установки текста н-т рекламы – интерпретации, в которой находят отражение личностные характеристики субъекта речи, особенности его менталитета как языковой личности. ЛИТЕРАТУРА 1. Лебедева Н.Б. Языковая личность и речевой жанр: проблема типологии // Вопросы лингвоперсонологии. – Барнаул, – Ч. 1. 2. Макаров М.Л. Интерпретативный анализ дискурса в малой группе. – Тверь, 1998. 3. Зимняя И.А Учет требований общей психологии в устной пропаганде. М., 1978-1979. 4. Арутюнова Н.Д. Фактор адресата // Изв. АН СССР. Сер. Литературы и языка. -1981. – Т. 40, № 4 5. Краткий психологический словарь /под ред. А.В. Петровского. – Ростов н/Д., 1998. 6. Бехтерев В.М. Внушение и его роль в общественной жизни. – М., 2001. 7. Кожина М.Н. Диалогичность как категориальный признак письменного научного текста //Стилистика научного текста (общие параметры). – Пермь, 1998. – Т.2, – Ч. 2. 122 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ Н.А. Юшкова Уральская государственная юридическая академия г. Екатеринбург, Россия СОДЕРЖАТЕЛЬНОЕ НАПОЛНЕНИЕ КОНЦЕПТА РЕВНОСТЬ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО: ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ Специфика концептов, за которыми стоят разнообразные проявления эмоциональной жизни человека, вызывает пристальный интерес исследователей. Интерпретационным полем концептов эмоциональнопсихологического типа могут служить произведения выдающихся национальных писателей, в творчестве которых с наибольшей полнотой и достоверностью отражаются те или иные ментально значимые концепты. Художественная проза Ф.М.Достоевского может выступать в качестве источника изучения культурологического содержания основных эмоционально-психологических концептов, в том числе концепта ревность. В романах Ф.М.Достоевского «Идиот», «Подросток», «Бесы», «Братья Карамазовы» и рассказе «Вечный муж» многократно воспроизводится ситуация ревности, данный концепт получает развернутую репрезентацию. Лексические средства представления концепта ревность в художественной прозе Ф.М.Достоевского позволяют описать достаточно полно и объективно содержательное наполнение исследуемого концепта. Лингвокультурологическое исследование концептов эмоциональнопсихологического типа предполагает применение комплексных подходов. Эффективной оказывается реализация принципа «челнока»: от системы языка к текстам, от текстов – к языку и т.д. В связи с этим описание вербализации концепта ревность в художественной прозе Ф.М.Достоевского предваряло лексикографическое исследование, выявляющее особенности собственно языковой семантики слова ревность как имени концепта по данным словарей. Ядерное содержание исследуемого концепта отражают единицы словообразовательного гнезда с опорным словом ревность. В текстах писателя присутствует набор базовых элементов лексико-семантического поля (ЛСП) «ревность»: ревность ревнивый ревновать ревнивец приревновать ревниво В результате сплошной выборки зафиксировано 108 словоупотреблений, функционирующих в прямой и внутренней речи персонажей, а также в авторской речи. 123 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Название произведения «Идиот» «Подросток» «Бесы» «Братья Карамазовы» «Вечный муж» Всего: ревность ревнивый ревниво Ревнивец 7 6 6 14 ревновать / приревновать 3 11 5 32 2 2 2 8 - 1 9 - - - 1 - 33 51 14 1 10 Проведенный анализ позволяет заключить, что в большинстве употреблений единиц с корнем ревн- реализуются словарные значения. Это обеспечивает необходимую семантическую преемственность системных и индивидуально-авторских значений, простоту и ясность языка писателя. Вместе с тем наблюдаются семантические «несовпадения», которые отражают особенности собственно авторского мировосприятия. В ходе анализа выявлены авторские новации: оживление потенциальных смыслов, развитие коннотативных оттенков, появление производных лексико-смысловых вариантов, например, Все это ревность, Парфен, все это болезнь, все это ты безмерно преувеличил; А вот такие сумасшедшие в ярости и пишут, когда от ревности да от злобы ослепнут да оглохнут, а кровь в яд-мышьяк обратится и др. Важно, что часть лексико-коннотативных вариантов имеет соответствие с выявленными на материале словарных иллюстраций потенциальными смыслами. Так, ревность интерпретируется Ф.М.Достоевским как чувство, которое отличается высокой интенсивностью (мучения ревности достигают высшей степени; И какая безумная ревность! и др.); не контролируется сознанием, не сдерживается волей (тупая и бессмысленная ревность; побежал внезапно, нечаянно, в ревнивом бешенстве); не имеет реальных оснований, причин (Ты мнителен и ревнив, потому и преувеличил все, что заметил дурного и др.); как чувство постоянное, лишенное возможности удовлетворения (Все ревнует, все ревнует. И спит и ест ревнует; князь глубоко оскорблял ее /.../ беспрерывною ревностью и др.). В текстах Ф.М. Достоевского можно отметить случаи собственно авторской интерпретации концепта ревность. На лексическом уровне противопоставляются ревность, возникающая на фоне любовных переживаний (ревность любви) и ревность, появляющаяся в результате ущемления чувства собственного достоинства (ревность самолюбия). Так, в ряде контекстов слово ревнивый осмысляется 124 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ как самолюбивый, а слово ревность – как самолюбие, например: /.../ между братом и сестрой как бы охлаждение, но дело было не в нелюбви, а скорее в ревности. Между тем в системе языка синонимии не наблюдается. В художественном мире Ф.М. Достоевского ревность является причиной негативных эмоциональных состояний и переживаний, низких и даже преступных поступков человека (например, /.../ сердце схватила мстительная ревнивая злоба) и интерпретируется писателем как чувство, способное изменить сущность человека, чувство порицаемое, осуждаемое. Ревность часто становится своеобразным инструментом воздействия (например, Катерина Ивановна /.../ уже давно мучит его ревностью и др.). Ревность, по Ф.М. Достоевскому, представляет собой болезненное состояние, нарушающее привычный ход жизни; безумие, бред, искажение реального положения дел; ревность метафорически осмысляется писателем как огонь, пожар, ад, хаос; предицируется как безотрадность, безнадежность, отчаяние (/.../подсудимый, кроме того, доходит почти до исступления, до бешенства, до беспрерывной ревности; Но сердце ревнивой женщины уже разгорелось, она готова была полететь хоть в бездну...; И вот он в отцовском саду – поле чисто, свидетелей нет, глубокая ночь, мрак и ревность и др.). Таким образом, анализ прямых номинаций концепта ревность позволяет заключить, что в художественном пространстве анализируемых текстов представлены прямые и метафорические способы репрезентации концепта. Смысловая разработка признаковых и процессуальных аспектов ревности, осуществляемая писателем на базе единиц ЛСП «ревность» выявляет эмоционально-психологическую природу концепта, позволяет автору вскрыть причины, изобразить силу и глубину внутренних переживаний героев, установить парадигматические связи ревности с другими эмоционально-психологическими концептами. Кроме прямой номинации концепта, Ф.М. Достоевский использует другие средства репрезентации концептуального содержания. В текстах писателя слова с семой ‘ревность‘ объединяются в фунционально-смысловое поле (ФСП) – сложноструктурированное единство лексических единиц, относящихся к различным частям речи. Данное ФСП формируется на основе различных функционально-смысловых зон (ФЗ). Функциональная зона, вслед за другими исследователями, понимается как часть текстового пространства, занимаемого совокупностью текстовых единиц, объединенных общностью инвариантного значения и коммуникативным назначением. Использование термина ФЗ позволяет при необходимости объединять текстовые элементы, обладающие неоди125 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА наковым семантическим потенциалом. Для ФЗ свойственны следующие характеристики ЛСП: упорядоченность внутри объединения зависит от мировосприятия автора текста, в ней проявляется авторская модальность. Именно поэтому ФЗ может быть рассмотрена как подполе (микрополе). Проведенный анализ показал, что ФСП «ревность» в текстах Ф.М.Достоевского формируют следующие ФЗ: «Соперничество», «Измена», «Внутренний мир ревнивца», «Внешние проявления ревности». Соперничество проявляется прежде всего в тех ситуациях, когда позиции субъектов, добивающихся чьей-то любви и расположения, формально равноправны, и их действия, поступки направлены на то, чтобы повлиять на окончательный выбор обожаемого лица. В некоторых случаях отношения внутри «любовного треугольника» выстраиваются как достаточно открытое соперничество между участниками ситуации, претендующими на особое расположение и близость одного и того же лица, как, например, в романе «Братья Карамазовы» – здесь зафиксировано неоднократное употребление всех ядерных единиц ФЗ «Соперничество» (соперничество, соперничать, соперник, соперница). Ситуация соперничества – это, с одной стороны, соревнование, состязание, привлекающее интерес любопытствующей публики (в эпизоде суда над Дмитрием Карамазовым публика не просто «зрители», а даже «болельщики»), с другой стороны – серьезный, «важный вопрос», от которого зависит дальнейшая судьба человека. Интересно, что слово соперник имеет в «Братьях Карамазовых» контекстный синоним – боец. Единицы ФЗ «Соперничество» вводятся в текст в ситуациях сравнения / столкновения героев. Соперничество реализует грань значения: «быть равного достоинства, не уступать в каких-л. качествах». Достаточно часто мотив соперничества вводится в текст именно через сравнение героев, без экспликации ядерных единиц ФЗ. Основанием для сопоставления могут быть образованность и ум, социальное положение и обеспеченность, качества характера, возраст, внешние данные и др. Причем чаще всего эти характеристики «разбросаны» по тексту, так что читатель по мере раскрытия образа героя «восстанавливает» необходимую информацию. Элементы ФЗ «Измена» (измена, изменить, изменник, изменница) актуализируются в случаях, когда наблюдается разрушение третьим лицом уже узаконенных, утвердившихся отношений. Важным становится прямое или косвенное обозначение ролевого статуса героев. Так, ободряемые обществом социальные роли (невеста, жених, жена (супруга), муж (супруг)) противопоставлены номинациям социально неодобряемых ролей/ действий/ отношений (любовник/любовница, изменник/изменница, обидчик, обольститель, разлучница, погубительница и др.). 126 РАЗДЕЛ 2. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТАХ Внутри ФЗ «Измена» выделяется смысловой участок ‘интрига‘, формирующийся рядом опорных слов (заговор, загадка, тайна, секрет, слухи, сплетни и др.). ФЗ «Внутренний мир ревнивца» «наполняется» именами эмоций, которые распределяются по трем лексико-смысловым группам: 1) лексические единицы, объединенные семой ‘страх‘ (опасение, смятение, тревога, испуг, страх, ужас и др.); 2) лексические единицы, объединенные семой ‘гнев‘ (раздражительность, озлобление, негодование, злость/злоба, гнев, ярость, бешенство, ненависть, исступление и др.); 3) лексические единицы, объединенные семой ‘мука‘ (огорчение, страдание, мучение/мука, скорбь, отчаяние и др.). Выявленные смыслы коррелируют с соответствующими базовыми эмоциями. Анализ “эмоционального лексикона” позволяет обнаружить, что ревность, будучи сложной эмоцией, представляет собой одномоментное существование и /или быструю смену таких эмоций, как страх, гнев, мука. Помимо эмоционального состояния / переживания субъекта ревности, в художественной прозе Ф.М.Достоевского воссоздан мыслительный процесс, сопровождающий переживания ревнивца. Рациональный компонент переживания достаточно специфичен: отличается фрагментарностью, напряженностью, стремительностью (идея загорелась в мозгу, мелькнуло, пронеслось в голове, задуматься на мгновенье и др.) Эмоциональный и рациональный компоненты чувства ревности оказываются в отношениях двунаправленной зависимости, что отражает внутреннюю специфику ревности как «интимнейшего чувства». ФЗ «Внешние проявления ревности» содержит лексические единицы, обозначающие паралингвистическое поведение ревнивца (лицо пылающее гневом; перекосившееся от злобной/болезненной улыбки, брови нахмуренные, глаза сверкающие; налившиеся кровью; взгляд ужасный, горячий, воспаленный, хищный; губы задрожавшие от гнева/от какой-то боли; голос искаженный, ядовитый, мрачный и др.). Элементы данной ФЗ являются ведущими «опознавательными знаками» ревности в текстах Ф.М. Достоевского. Таким образом, лексические единицы, образующие поле «ревность», способствуют разностороннему представлению содержательного наполнения исследуемого концепта в художественной прозе Ф.М. Достоевского. Содержательные слои концепта получают развернутое или точечное представление не только через актуализацию его ядерной части, но и дальней семантической периферии. В изображении внутренней сущности переживания и особенностей его внешнего проявления писатель использует весь лексический потенциал языка, представляет все слои концепта, все смыслы, сопровождающие развитие концептуального содержания. 127 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА Т.Н. Апалькова Самарский государственный педагогический университет г. Самара, Россия СОЦИОСЕМИОТИЧЕСКИЕ ПАРАМЕТРЫ КОММУНИКАТИВНОГО АКТА В статье раскрывается влияние ряда социальных факторов на характер развертывания дискурса. Человеческое общение «складывается из коммуникативных актов (единиц коммуникации), в которых участвуют коммуниканты, порождающие высказывания (тексты) и интерпретирующие их» [1, с.233]. Как уже отмечалось, характер развертывания коммуникативного акта определяется экстралингвистическими – во-первых, социальными, во-вторых, культурными и, в-третьих, психологическими факторами, составляющими окружение коммуникативного акта. В нашей статье перечисленные факторы рассматриваются и характеризуются по отдельности, но с учетом их взаимосвязи. Такая характеризация необходима для того, чтобы на его теоретическом основании выявить закономерности выбора имени действующего лица при построении высказывания. Обратимся сначала к социальным факторам. М. Халлидей [Halliday 1978] использует наименование social man для обозначения социальных аспектов личности человека и его вовлеченности в структуру общества, его места в системе общественных отношений, его взаимодействия с другими людьми в качестве члена общества в целом и в качестве члена различных социальных групп. Общаясь с другими людьми, индивид, выступающий в указанном качестве, осуществляет обмен социальными смыслами, из которых строится «общественное здание». «A social reality is … an edifice of meanings – a semiotic construct. In this perspective language is one of the semiotic systems that constitute a culture1; one that is distinctive in that it serves as an encoding system … This … is what is intended by the formulation ‘language as social semiotic’2. It means interpreting language within a sociocultural context, in which the culture itself is interpreted in semiotic terms – as an information system» [7, с. 2]. Речевые произведения несут в себе «a collective consciousness that constitutes the social bond» [7, с.378]. По М. Халлидею и М.Дуглас, социальная структура не просто отражается и выражается в языке; она в нем осуществляется, реализуясь в 1 Под словом culture в данном контексте автор подразумевает ‘a social reality’ [Halliday 1978: 2]. 2 Термин semiotic здесь понимается не как «наука о знаках», а (в ельмслевском смысле) как «знаковая система». 128 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА символических формах. «By their everyday acts of meaning, people act out the social structure – affirming their own statuses and roles, and establishing and transmitting the shared systems of value and of knowledge … Language … actively symbolizes the social system» [9, с.2-3]. Аналогичную мысль высказывает М. Дуглас: «If we ask of any form of communication a simple question: «What is being communicated?», the answer is: information from the social system. The exchanges which are being communicated constitute the social system» [7, с.389]. С семиотических позиций социум предстает как полиглотическая (многокодовая) система, главной подсистемой которой является этноязык. С этой точки зрения всякий коммуникативный акт, а также ситуация, в которой он осуществляется, рассматривается как социосемиотический конструкт и может анализироваться и описываться в соответствующих терминах. В этих терминах можно утверждать, что каждый коммуникативный акт обладает социосемиотическими параметрами, составляющими его качественную определенность. Под параметрами понимаются основные характеристики объекта (предмета, явления), способные изменяться в определенных пределах. Параметры коммуникативного акта (тематика, речевые отношения участников, формальность/неформальность обстановки, цель общения и др.) выступают, в функциональном аспекте, в качестве факторов, определяющих языковую (и паравербальную) форму его осуществления. Совокупность социосемиотических параметров коммуникативного акта составляют, по М. Халлидею, регистр общения (коммуникативный регистр). Коммуникативный регистр противопоставляется социальному диалекту. Диалект – это форма использования языка «according to the user» (язык аристократии, язык буржуа, язык пролетариев, язык социального дна и т.д.), а регистр – это форма использования языка «according to the use» (язык переговоров, язык дискуссии, язык фатического общения, язык агитации и др.). Если социальный диалект используется индивидом как основная форма (разновидность) этноязыка, унаследованная им в онтогенезе речи, то регистр общения постоянно меняется в зависимости от типа коммуникативной ситуации. По М. Халлидею, регистр общения складывается из трех групп параметров. 1) Первая группа называется field of discourse (букв. «область дискурса»). В нее входит не только тематика общения (денотатная ситуация), но и обстоятельства, в которых протекает данный коммуникативный акт (речевая ситуация). Например, при обсуждении одной и той же темы (скажем, футбольного матча) выбор языковых (и паравербальных) средств зависит не только от того, что происходило во время матча, но и 129 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА от того, в какой обстановке это обсуждение ведется – в комментаторской кабине, в телевизионной студии, на заседании спорт комитета, в баре за кружкой пива и т.д. Как отмечает М. Халлидей, «field of discourse is responsible for the ideational component of semantics» [9, с.31], то есть характер мыслей, которыми обмениваются собеседники. 2) Вторая группа параметров называется tenor of discourse. Этот термин представляет некоторые трудности для перевода на русский язык. В применении к речи слово tenor означает «meaning, sense, drift, purport («of speech or writing» [6], но это определение не раскрывает значения данного термина. Фактически он обозначает ролевые отношения между коммуникантами, длительность этих отношений, их эмоциональную нагруженность и т.п. Кроме того, сюда включаются отношения коммуникантов с участниками денотатной ситуации. В нашей работе мы используем в качестве русского эквивалента наименование (социально-)ролевая диспозиция (коммуникативного акта). «Tenor of discourse is responsible for the interpersonal component of semantics» [9, с.34]. 3) Третья группа параметров акта общения носит наименование mode of discourse (букв. «модус дискурса»). Это то, что относится к роли языка во взаимодействии людей: канал общения (устный, письменный, технически опосредованный), жанровая форма (беседа, выступление, интервью и мн. др.), цель коммуникации, речевые интенции (осведомить, утешить, напугать, развеселить и т.п.). «Mode of discourse is responsible for the textual component of semantics» [9, с. 34]. Каждый из этих аспектов в той или иной мере влияет на выбор фонетических, грамматических и лексико-фразеологических средств языка при развертывании дискурса. Однако фактор field в большей степени, чем другие, влияет на отбор лексики, фактор tenor – на отбор фонетических средств (так, использование интонационных контуров, а также степень редукции звуков во многом определяются тем, в каких отношениях говорящий состоит с адресатом речи), а фактор mode – на отбор грамматических конструкций (так, коммуникативный тип предложения во многом обусловлен целью высказывания – сообщение, запрос, приказ и т.п.). Коротко говоря, то, О ЧЕМ, С КЕМ и ДЛЯ ЧЕГО мы говорим, определяет то, КАК мы говорим. В трудах Д. Хаймса [Hymes 1972], Дж. Пирса [J.Pearce 1978], Дж. Ферса [Firth 1972] и других социолингвистов и социосемиологов коммуникативный регистр или близкие к нему категории называются также семантической конфигурацией дискурса (configuration of discourse), ситуационным типом (situation type), разновидностью речевого общения (speech variant), текстотипом (text variety). По Д. Хаймсу, речевая ситуация и ее социальный контекст включают следующие компоненты: «1) 130 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА form and content; 2) setting; 3) participants; 4) ends (intent and effect); 5) key; 6) medium; 7) genre; 8) interactional norms» [10, с.36]. Примерно то же находим у Дж. Ферса: «1) participants (statuses and roles); 2) relevant features of the setting; 3) verbal and non-verbal action; 4) effective result» [8, с.6]. Отчасти их точка зрения совпадает со взглядами М. Халлидея, однако, в отличие от них, Халлидей не считает текст одним из компонентов речевой ситуации. Последняя, по Халлидею, – это окружение текста (точнее, дискурса), его социосемиотический контекст, а ее особенности, определяемые компонентами регистра (field, tenor, mode), – это детерминанты текста (дискурса). Руководствуясь вышеперечисленными ситуативными параметрами, наблюдатель может вывести из них те коммуникативные нормы, на которые ориентируется говорящий при построении высказывания или текста. Эти нормы в своей совокупности определяют особенности данного текста, его семантический «каркас», и позволяют предсказывать некоторые черты его держания. Так, если один из собеседников жалуется другому на свои беды (выступает в диффузной роли «бедолага»), то другой, согласно социокультурной норме, должен взять на себя роль «утешитель»; считается неэтичным в ответ на жалобу тоже начать излагать свои заботы и неприятности по схеме «Это что! Вот у меня беда так беда!» (Как отметил Э.Берн, «Spouses must take turns in complaining» [5, с. 54].) Жалобы и утешения обычно протекают по определенному сценарию, позволяющему в общих чертах предугадать не только «тактические ходы» коммуникантов и их последовательность, но и типовые реплики, входящие в языковое обеспечение сценария: I am over head and ears in trouble; I have a bunch of problems (on my hands); I have my hands full of problems, etc. – Cheer up! Never say die; The devil isn’t as black as he is painted; it ain’t that black; You’ll be out of it soon, I am sure, etc. Коммуникативная цель жалующегося – облегчить душу и получить моральную поддержку; цель утешающего – оказать эту поддержку и укрепить стойкость партнера по коммуникации. Все это – давно отработанная, социально и культурно кодифицированная коммуникативная практика. «From a sociolinguistic standpoint, a text is meaningful not so much because the hearer does NOT know what the speaker is going to say, as in a mathematical model of communication, but because he DOES know» [9, с.61]. Это связано с тем, что в социосемиотическом плане смыслы, которыми обмениваются люди в процессе общения, предстают не как элементы сообщения (некоей новой информации), а как апробированные социокультурные ценности (values), из которых складывается социум, рассматриваемый как семиотический феномен. 131 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Регистр – это концептуальная схема (conceptual framework) представления социального контекста речевой коммуникации как семиотического пространства, в котором люди осуществляют обмен смыслами (exchange of meanings). Представление социального контекста в категориях семиотики составляет основу для описания общественных и языковых явлений на едином метаязыке, что соответствует приводившемуся выше тезису И.А.Мельчука о том, что запись любого смысла должна охватывать не только собственное речевое поведение, но и «всю … деятельность людей, … связанную с речью» [4, с. 11]. Этого можно добиться, если, в частности, представить социосемиотические (и культурно-семиотические) факторы порождения речи как компоненты генеративной модели высказывания (и текста). Эта методологическая установка лежит в основе проведенного нами исследования, ход и результаты которого описаны в Главах II и III настоящей диссертации. При порождении речи коммуникант осуществляют серию актов выбора разноуровневых языковых средств для надлежащего (соответствующего регистру) фонетического и лексико-грамматического оформления содержания речи. В генеративной модели высказывания (текста) следует представить критерии этого выбора; лишь тогда модель будет обладать объяснительной силой, отражать причинно-следственный механизм генеративного процесса. Некоторые из упомянутых критериев носят сугубо языковой характер, они проистекают из особенностей системы данного этноязыка. Например, наличие в лексическом фонде английского языка прилагательного thirsty обусловливает его выбор в соответствующих ситуациях, поскольку оно наиболее прямо выражает понятие жажды; в свою очередь, этот выбор влечет за собой выбор грамматической конструкции высказывания (I am thirsty)1. Эта формулировка обычно предпочитается всем иным – надо полагать, в силу своей структурно-семантической оптимальности (формулировка want to drink ненормативна, хотя допускается чуть более сложная формулировка I want something to drink). В русском же языке, в котором нет точного лексического эквивалента слова thirsty, конструкция, изоморфная фразе I am thirsty, невозможна; зато часто используется конструкция с дативом Мне пить хочется (= Мне пить охота), невоз1 Этот пример, наряду со многими другими, служит контраргументом против хомскианской трактовки порядка следования фаз генеративного цикла высказывания: по Н.Хомскому, продуцент речи сначала выстраивает в уме синтаксическую конструкцию («поверхностную структуру») высказывания и лишь затем подвергает ее семантической и фонетической интерпретации, то есть заполняет ее ячейки словами в соответствующих морфологических формах [Хомский 1972]. Наш же пример показывает, что так бывает не всегда: иногда, наоборот, выбор слова определяет выбор конструкции. Говоря в целом, выбор слов и выбор конструкций, по-видимому, взаимообусловлены и скоординированы: они осуществляются во взаимозависимости. 132 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА можная в английском. Как видим, в подобных случаях выбор языковых средств для выражения мысли диктуется спецификой строения самого языка. Другие критерии выбора (не учтенные в хомскианской генеративной модели) носят экстралингвистический – социальный, этнокультурный, психологический характер. В соответствии с темой настоящего раздела, приведем пример социальной обусловленности выбора языковых средств. В английском обществе традиционно принято официальное обращение sir по отношению к вышестоящему (sir < sire [устар. обращение к высшей феодальной знати, особ. к королю] < народн. латынь *seior < классич. латынь senior «старший»), подчеркивающее социальную субординацию, весьма значимую в консервативном британском обществе. В советском же обществе по отношению даже к высокопоставленным лицам было принято обращение товарищ (товарищ генералиссимус), что отражало господствующую в те времена (по крайней мере, декларативно) эгалитарную идеологию. Другой пример: типовой русской директиве Не стучать, закрыто соответствует английская Welcome after break; в основе этого различия лежит общественно-исторически обусловленная разница в соблюдении социального достоинства британских и российских граждан. Вышеприведенная английская фраза полна корректной предупредительности, а русская воспринимается как грубый окрик. Эти иллюстрации показывают влияние социального макроконтекста на построение речи. Влияние социального микроконтекста (то есть контекста ситуации) можно рассмотреть на примере отрывка из романа А.Кристи «Why Didn’t They Ask Evans?». Сцена разворачивается в вагоне пассажирского поезда. Ее участники – два пассажира (юноша и девушка) и контролер. «Bobby caught the 11.30 train home … He … hurled himself at the first carriage he saw … Wrenching open the door … Bobby found himself looking at the sole other occupant of the compartment. It was a first-class carriage, and in the corner facing the engine sat a dark girl smoking a cigarette. In the midst of an apology, Bobby broke off. «Why, it’s you, Frankie!» he said. «I haven’t seen you for ages». «Well, I haven’t seen you. Sit down and talk». Bobby grinned. «My ticket’s the wrong colour». 1 «That doesn’t matter,» said Frankie kindly. «I’ll pay the difference for you». «My manly indignation rises at the thought», said Bobby. «How could I get a lady pay for me?» «It’s about all we seem to be good for these days», said Frankie. … She smiled graciously at the ticket collector, who touched his gat as he took the piece of white cardboard from her and punched it. 1 У Бобби был билет II класса, отличавшийся по цвету от билета I класса. 133 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА «Mr. Jones has just come in to talk to me …», she said. «That won’t matter, will it?» «That’s all right, your ladyship. The gentleman won’t be staying long, I expect». He coughed tactfully. I shan’t be round again till Bristol», he added significantly … [and] withdrew. «What can be done with a smile!» said Bobby … Lady Frances Derwent shook her head thoughtfully. «I’m not so sure it’s the smile», she said. «I rather think its Father’s habit of tipping everybody five shillings whenever he travels that does it.»» Чтобы читатель адекватно воспринял социокультурный смысл, а не только событийное содержание вышеприведенного коммуникативного акта, автор романа дает «справку» о его социальной подоплеке: «His relationship with Frankie was a peculiar one. As children he and his brothers had played with the children at the Castle.1 Now that they were all grown up, they seldom came across each other. When they did, they still used Christian names … The Derwents were a shade more friendly than they need have been, as though to show that «there was no difference». The Joneses, on their side, were a shade formal, as though determined not to claim more friendship than was offered them. The two families had no nothing in common save certain childish memories. Yet Bobby was very fond of Frankie and was always pleased on the rare occasions when Fate threw them together». Этот комментарий, вкупе с деталями диалога, позволяет реконструировать основные черты регистра общения и объяснить выбор языковых и паравербальных средств в вышеприведенном коммуникативном акте, а также речевые стратегии участников. В данном ситуационном контексте понятно, почему сын бедного сельского священника и дочь лорда, несмотря на разницу в общественном положении, всё же называют друг друга уменьшительными именами и вообще беседуют в непринужденном стиле, используя разговорные формулы; почему Фрэнки (юная леди Фрэнсес Дервент) вызывается оплатить разницу в стоимости билетов I и II классов для Бобби; почему она предлагает это в мягкой, тактичной форме; почему Бобби, с одной стороны, гордо отвергает это предложение, а с другой, делает это в иронично-шутливой форме; почему Фрэнки отказывается от первоначального намерения и решает вопрос, не расплачиваясь за Бобби (она щадит чувства друга детства); почему железнодорожный контролер вежливо салютует и обращается к Фрэнки в высшей степени почтительно («your ladyship»); почему он столь же почтительно именует Бобби «the gentleman», несмотря на его непрезентабельный внешний вид (Бобби – знакомый леди Фрэнсес); почему контролер идет на нарушение правил проезда, позволяя Бобби ехать не в своем классе; почему Фрэнки, разговаривая с контролером, называет Бобби официаль1 The Castle – резиденция лорда Дервента, отца Фрэнки. 134 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА но «Mr. Jones» (она стремится повысить социальный статус Бобби в глазах контролера, а также подчеркнуть, что предстоящий тет-а-тет будет носить вполне приличный, респектабельный характер, без нарушения этических норм). Вся эта информация передается не непосредственно словами, а через выбор языковых средств, то есть, по Л. Ельмслеву [1960], не через денотативную, а через коннотативную семиотику, или, по М. Халлидею [Halliday1978], через социосемиотический код, используемый в процессе общения наряду с этноязыковым кодом. Таковы, в общих чертах, социосемиотические детерминанты коммуникативного акта. ЛИТЕРАТУРА 1. Горелов И.Н. Избранные труды. М., Наука, 2002. 288 с. 2. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка// Новое в лингвистике. Вып. I. М., изд-во л-ры на ин. яз., 1960. с.264-389. 3. Мельчук И.А. Опыт теории лингвистических моделей «Смысл ↔ текст». Семантика, синтаксис. М., изд-во МГУ, 1974. 314 с. 4. Хомский Н. Аспекты теории синтаксиса. М., изд-во МГУ, 1972. 260 с. 5. Berne E. Games People Play. Harmondsworth, de Groot Publishers, 1978. 178 p. 6. Concise Oxford Dictionary of Current English. Oxford, at the Clarendon Press, 1969. 1112 p. 7. Douglas M. Do Dogs Laugh? A Cross-Cultural Approach to Body Symbolism // Journal of Psychosomatic Research.1971. №15. P.388-397. 8. Firth J. Discourse Determinants//Journal of Social Issues.1972.№2. P.24-36. 9. Halliday M.A.K. Language as Social Semiotic. London: at the Clarendon Press, 1978. 246 p. 10. Hymes D.H. Models of Interaction of Language and Social Setting//Journal of Social Issues.1967.№ 23. P.232-248. 11. Pearce J. Sociosemiotic Issues//Journal of Social Semiotics.1978. № 6. P.84-96. В.Н. Базылев Государственный институт русского языка имени А.С. Пушкина г. Москва, Россия «ОЩУЩЕНИЕ» ПЕРЕВОДНОГО ТЕКСТА ЧЕРЕЗ ЭЛЕМЕНТЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ СПЕЦИФИКИ Согласно известным в психолингвистике классификациям, задачи, решаемые в процессе художественного перевода, следует отнести к классу нечетко поставленных задач, каковой является, например, наиболее общая задача художественного перевода – создание произведения словесного искусства, эквивалентного исходному. Для решения такого рода задач применяются преимущественно стратегии, которые носят название эвристик. Для художественного перевода не существует алгоритма как набора правил, обеспечивающего единственно верное решение. Сущест135 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА вуют, однако, приемы деятельности, ценность которых оправдана достижением успеха при осуществлении одного единственного перевода, что не дает гарантии верного перевода в другом случае. Если исходить из того, что эвристические стратегии наиболее естественно удовлетворяют требованиям художественно-переводческой коммуникации, то полезно подробнее рассмотреть виды переводческих стратегий и соотношение эвристик. Если понимать эвристики как правила, руководствуясь которыми интеллектуальная система движется к цели, то эвристическую стратегию в целом следует определить как принцип, лежащий в основе соотношения и применения тех или иных эвристик. Рассмотрим вначале некоторые общие для художественнопереводческой коммуникации эвристики. Можно выделить правила, определяемые нормами межъязыковых отношений, нормами межлитературных отношений, нормами межкультурных отношений, нормами межсоциальных отношений. Эти наборы правил можно считать наиболее вероятными художественно-переводческими эвристиками. Межъязыковые эвристики опираются на нормы, допускаемые типологическими свойствами данной пары языков. Однако в чистом виде эта норма не существует: она неизбежно принимает вид частной эвристики – межъязыковой нормы, принятой данным переводчиком. Частные межъязыковые эвристики складываются под влиянием двух основных факторов – наличия синонимического феномена практически в каждом языке и личного предпочтения при выборе одного из предлагаемых языком синонимов в качестве соответствия. Это означает, что один и тот же концепт может быть выражен с известными отклонениями посредством различных языковых сигналов. Второй фактор в условиях художественного перевода проявляется в своеобразном творческом феномене – расширении регламентированного синонимического ряда в переводящем языке за счет формирования контекстуальных синонимов. В зависимости от того, какой из факторов оказывается более действенным в переводе, можно говорить о различии переводческой стратегии в целом в отношении этого вида эвристик. Давайте сравним несколько переводов из Шекспира (сонет 66): Tired with all these, for restful death I cry – Измучась всем, я умереть хочу (Пастернак) – Зову я смерть. Мне видеть невтерпёж (Маршак) – Обрыдло все, я только смерти жду (Петров). В принципе слова – измучась, невтерпёж, обрыдло – не являются языковыми синонимами, но в определенном контексте они могут рассматриваться как синонимы, контекстуальные по отношению к исходному слову с учетом стилистических различий. По отношению к концепту эти различия отражают разновидности эмоциональ- 136 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА ной оценки одного и того же состояния, и таким образом во всех вариантах отражается эмоциональный аспект переводческой стратегии. Межсоциальные эвристики отражают более или менее отчетливо проецируемость на область художественного перевода норму социальных отношений. Эта норма представляет собой совокупность наиболее общих правил, определяющих стратегию переводческого решения. В силу сложности структуры и функций понимаемой таким образом социальной нормы межсоциальные эвристики изменчивы в пространственновременном континууме, то есть действуют для конкретной эпохи и конкретного социума. Расстояние между эпохами и социумами непосредственно воздействует на содержание и функции межсоциальных эвристик. Процесс объективации межсоциальных эвристики сопровождается парадоксами, известными в теории художественного перевода: например, правило обязательной принадлежности переводного текста к культуре переводящего языка – и в то же время правило сохранения признаков принадлежности к иноязычному социуму. Мера соотношения этих требований в общей переводческой стратегии весьма приблизительна и устанавливается в основном интуитивно. Попытка применить это правило на практике сводится преимущественно к интуитивным действиям: что может, а что не может ощутить читатель переводного текста и через какие именно элементы национальной специфики. Например, сохраняя в переводе элемент «баба-яга» в виде транслитерации «baba-yaga» как показатель национальной специфики русской сказки, переводчик далек от оптимального решения задачи, так как лишает английского читателя большинства информационных свойств исходного имени: исчезают лексико-этимологические ассоциации, фольклорно-мифологические связи, образно-чувственные представления и т.д. В результате такого перевода имя сказочно-мифологического персонажа, носитель многогранной социальной традиции, превращается всего лишь в показатель национальной специфики. Аналогичные примеры можно привести в переводе с английского языка на русский: слово hobbit для английского читателя естественно ассоциируется и с hob-goblin и с rabbit, – именно благодаря этому представление о характере и облике персонажа, названного этим словом в трилогии Дж. Толкиена, становится подобным представлению о реальном существе. Слово «хоббит» в русском переводном тексте такими свойствами не обладает. Интуитивно ощущая такую недостаточность транслитерации национальной специфики, переводчики иногда пытаются сопровождать такие транслитерации каким-либо естественным для переводного языка словом, например «баба-яга» в английском тексте встречается в виде «babа-yaga, a Witch with the Switch». 137 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА В сущности, национальная специфика, ощущаемая нами в художественно-переводном тексте, есть некая принципиально новая информация для представителя данного социума, вызывающая особый вид эмоционального возбуждения на перцептивном уровне формирования художественного концепта. Такое воздействие может достигаться не только новой звуко-графической формой слова (транслитерацией), но и вхождением слова знакомого в незнакомые или непривычные для получателя переводного текста контексты. Иными словами, и в этом типе эвристик мы наблюдаем два различных начала – рациональное, выражаемое в жестком следовании заданному правилу, и эмоциональное, проявляемое в накоплении информационных свойств, которые не осознаются в ходе решения задачи или осознаются слабо. Межкультурные и межлитературные эвристики в художественном переводе опираются на межлитературные и межкультурные нормы. Межлитературная норма может рассматриваться как набор правил, регулирующих в переводе передачу канонических признаков формы текста. Для перевода поэтических текстов наиболее часто принимаются во внимание правила сохранения порядка рифм (схема рифмовки), сохранение строфической структуры и метрической схемы (размера), однако эти правила не являются аксиомами, так как литературная форма образуется не механическим слиянием формообразующих факторов, а путем конструктивного подчинения одних факторов другим. Именно иерархия формообразующих факторов, характерная для конкретного произведения, оказывает определенное воздействие на получателя – через специфическое свойство такой иерархии, сводимое к понятию ритма как системы повторяющихся в восприятии ассоциаций, одна из которых является в данном ритме доминантой. Применение правил формального соответствия в художественном переводе без соблюдения усложняющих условий определения ритмической доминанты нередко оказывается малопродуктивной эвристической стратегией. Однако не более продуктивна и стратегия, при которой для всех текстов действует одна и та же раз и навсегда определенная доминанта. Известный пример такой стратегии в области межлитературных эвристик – это переводы Бальмонта из Шелли, в которых каждый раз неукоснительно увеличивается ритмометрика исходного текста: причем этому правилу подчинены не только сохранение размера, но и строфика, строчность и даже межъязыковая эвристика. Лексическое удлинение исходного текста в переводах Бальмонта является не самоцелью, а следствием вышеназванной эвристической стратегии. С точки зрения доминирующей в переводческой стратегии ритмометрической эвристики, текст Бальмонта обеспечивает большую информационную насыщенность на уровне 138 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА эмоциональной обработки. Наблюдения такого рода заставляют предполагать, что решение переводческих задач в связи с переводом художественных текстов – это процесс, не сводимый к рациональноинтеллектуальным процессам. Устанавливаемые переводческой традицией правила – рациональные переводческие эвристики – очень часто не дают результата в условиях чисто рациональной стратегии в силу множества неучитываемых факторов, обусловливающих воздействие словесного художественного знака. Возможное объяснение этого феномена связано с представлениями о структуре художественного концепта, который являет собой сложную систему органических связей между различного рода психическими структурами: от абстрактных понятий до образных психических гештальтов – мнемических и сенсорно-перцептивных. Отнюдь не все эти структуры осознаются рациональным мышлением в процессе их вербализации или восприятия: значительная часть первичных перцептивных признаков образного концепта поддается только эмоциональной обработке. Можно сделать вывод о том, что образность как условие специфической информационной емкости художественного текста зависит от индивидуально устанавливаемого равновесия между верхними абстрактно-понятийными психическими структурами и первичными перцептивными признаками образного гештальта в общем художественном концепте. Мы интуитивно осознаем, что исходные строки Мандельштама: Туда душа моя стремится,/ За мыс туманный Меганон – позволяют построить более красивый и глубокий концепт, чем переводной текст Ч. Бауры: Thither my spirit hastens, yearning/ Ito the mist beyond Cape Meganom. Однако одно дело осознавать это уже при готовом переводном тексте, и совсем другое – использовать эту интуицию как основу переводческой стратегии. Интуитивная, если ее можно так назвать, переводческая стратегия, в отличие от рациональной, основанной на осознаваемых признаках отношения «знак-концепт», т.е. на рациональном сопоставлении языковых признаков, составляет творческий аспект общей переводческой стратегии в условиях художественного перевода. Именно действие интуитивной стратегии позволяет построить богатую переводческую гипотезу. Известны высказывания об этом самих переводчиков, в частности, Т. Гнедич о том, что при переводе «Дон Жуана» Байрона строка «Ищу героя!» как эквивалент байроновского I want a hero! С опущением местоимения «я» – в отличие от всех предыдущих переводов – возникла именно как интуитивная переводческая гипотеза на основе ощущения внутренней энергии исходной строки. Остается вопрос: была бы база для такой интуиции, если бы не существовало целого ряда предшествующего перево- 139 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА дов, в которых эта строка в форме «Героя я ищу!» интуитивно ощущалось как недостаточно энергичная. Интуитивная стратегия в ее чистом виде, по-видимому, встречается в основном в переводах любителей, и в таком случае отчетливо заметно преобладание эмоциональных психических процессов в действии переводческих эвристик. Это проявляется, в частности, в том, что образы, вызывающие положительную эмоциональную реакцию, сопровождаются в таком переводе положительными лексическими атрибутами, в то время как отрицательные образцы сопровождаются соответственно отрицательными лексическими атрибутами, даже если в исходном тексте такой атрибут представлен одним и тем же словом. Безусловно, переводчикипрофессионалы, чаще поэты-переводчики, очень осторожно допускают эмоциональный фактор в переводческие эвристики. Чаще всего это проявляется в смешанных рационально-эмоциональных стратегиях. Вот пример такой стратегии: в письме к М. Морозову от 15 июля 1942 года Б.Пастернак описывает свои действия в процессе формирования переводческой гипотезы относительно знаменитого двустишия из «Гамлета»: The time is out of joint/ o cursed spite, that ever I was born to set it right. По мнению Б. Пастернака, это двустишие, на его слух, заключало: констатацию разлаженности, горькое ругательство на звучном, поворотном месте стиха, сожаление о собственном кресте на постепенно замирающем вздохе. В приведенных соображениях Б. Пастернака отчетливо видно взаимодействие двух стратегических принципов – рационального (предметный анализ текста, анализ стихотворной формы) и эмоционального. Совмещение этих двух принципов создавало индивидуальную пастернаковскую стратегию, которую можно определить как эмоционально-эстетическую. Характер действия этой стратегии легко заметить, если сопоставить все варианты перевода этого двустишия Б. Пастернаком (напомню, что он остался неудовлетворен ни одним из них) с прозаическим переводом М. Морозова, который, как известно, считал его более точным в информационном отношении. Подводя предварительные итоги в этой области, где многое основано на предположениях и гипотезах, можно все же отметить, что даже при общности задаваемых традицией переводческих эвристик индивидуальные переводческие стратегии различаются прежде всего по степени взаимодействия рационального и эмоционального факторов. Между строго рациональными и чисто интуитивными стратегиями можно построить некую шкалу стратегий, среди которых будут различаться стратегии с преобладанием какого-либо из факторов, т.е. преимущественно рациональные или преимущественно эмоциональные стратегии, и стратегии, в которых действие обоих факторов уравновешено. Стихийно разви140 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА вающийся процесс художественно-переводческой коммуникации, управляемый только естественной способностью человека к порождению восприятию художественных текстов, с одной стороны избегает крайних точек этой шкалы стратегий, но с другой стороны – достигает и идеала – уравновешенной стратегии. О.С. Борисова Дальневосточная социально-гуманитарная академия г. Биробиджан, Россия ОСВОЕНИЕ ИНОЯЗЫЧНОЙ ЛЕКСИКИ: СЕМАНТИЧЕСКИЕ ЗАИМСТВОВАНИЯ В КИТАЙСКОМ ЯЗЫКЕ Особенности фонетической структуры китайского языка и закон семантического осмысления слогов предопределяют преобладание семантического способа заимствования иноязычной лексики. Фонетические заимствования чужеродно выглядят в любом языке, тем более в таком аморфном, как китайский. Особенности фонетической структуры китайского языка создают огромную трудность для заимствования, в большинстве случаев удается добиться лишь приблизительного фонетического соответствия [1, 144]. Кроме того, учитывая тот факт, что в китайском языке слогоотделение морфологически значимо, фонетические заимствования по своей внутренней форме остаются непонятными для носителей языка и с трудом усваиваются [5, с. 216]. Таким образом, семантические заимствования (意译), нередко называемые кальками1, представляют собой важнейший источник пополнения словарного запаса китайского языка, особенно в области терминообразования [4, с. 75]. Заимствования этой разновидности возникают в результате перевода на китайский язык иноязычной лексики. Природа калек двойственна: с одной стороны – это собственные слова китайского языка (семантические заимствования в отличие от заимствований фонетических создаются из китайских лексических элементов), с другой – это заимствованные иностранные слова, причем заимствованной является только смысловая сторона. Семантические заимствования в китайском языке, можно подразделить на два типа: структурные кальки и кальки этимологические [1, с 152]. 1 Калька (от франц. сalque – пия подражание) – слово или выражение, представляющее собой перевод по частям иноязычного слова или оборота речи с последующим сложением переведенного в одно целое. 141 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Структурные кальки. При калькировании этого типа копируется словообразовательная модель лексической единицы. Структурные кальки заимствуют внешнюю форму или образ иноязычного слова и дают прямой (буквальный) перевод его структурных элементов. Например: 马力 mali лошадь + сила = лошадиная сила 动产 dongchan двигаться + имущество = движимое имущество 超人 chaoren превосходить + человек = сверхчеловек (супермен) 观点 guandian взирать + точка = точка зрения 下意识 xiayishi под + сознание = подсознание Этимологические кальки. При калькировании данного типа раскрывается смысловое содержание иностранного слова. Оно подвергается этимологизации посредством объяснительного перевода, например: 望远镜 wangyuanjing смотреть +даль + линза = бинокль 拍卖 paimai ударять ладонью + продавать = аукцион 拖拉机 tuolaji тянуть + машина = трактор 电视机 dianshiji электричество + смотреть + аппарат = телевизор 自来水 zilaishui сам + приходить + вода = водопровод Семантические заимствования экономичнее и понятнее фонетических, поскольку обходятся меньшим числом морфем, необходимым для передачи иноязычного слова. Давая объяснительный перевод, тем самым, облегчая уяснение смысла заимствованного слова, кальки легко адаптируются в системе китайского языка и свободно функционируют в речи. По своему составу семантические заимствования не отличаются от собственно китайских слов, что способствует их прочному усвоению носителями языка и закреплению в словарном составе как собственных исконных китайских слов. Тем не менее, при переводе иностранных слов часто происходит переход не только от фонетических заимствований к семантическим, но и наоборот. В ряде случаев фонетическое заимствование вытесняет семантическое, особенно это характерно для научной терминологии. Данный факт А.Л. Семенас объясняет стремлением научных терминов к интернационализации, которая способствует взаимопониманию и облегчает обмен научными фактами [5, с. 216-222]. Так, например, слово «логика» изначально было заимствовано семантическим способом и переводилось как 伦理学 lunlixue – учение разумно 142 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА рассуждать, объяснять, доказывать. Но на смену ему пришло чисто фонетическое заимствование逻辑 luoji, которое послужило основой для многих производных, способствуя, таким образом, пополнению лексического фонда языка. И таких примеров много. Этот языковой феномен наводит на мысль о том, что иноязычное наименование – не раз и навсегда установленное данное, а нечто склонное к изменению и трансформации. Еще одна немаловажная особенность китайского языка – одновременное существование в языке фонетических и семантических заимствований, передающих одно и то же понятие [5, с. 222]. Так слово «модный» передается на китайский язык как фонетическим заимствованием из английского языка (modern) 摩登 modeng, так и семантическим 时髦 shimao. Аналогично обстоит ситуация со словом «микрофон», которое тоже представлено двумя способами: 扩音机kuoyinji (устройство для усиления звука) и 麦克风 maikefeng (от англ.microphone). Приведенные примеры могут привести к некоторой доле замешательства со стороны читателей. Действительно, сам по себе напрашивается вопрос: «А зачем употреблять две формы передачи понятия, тогда как можно воспользоваться одной, более понятной и легко адаптируемой?». На самом деле речь идет о распределенности иноязычных слов по функциональным стилям и речевым жанрам. В наибольшей степени фонетическими заимствованиями насыщены рекламные ролики, вывески, газетные и журнальные тексты, касающиеся мировой экономики, политики, искусства, моды (в статьях, касающихся бытовых вопросов, фонетические заимствования – довольно редкое явление) и т.д. Их преимущество в том, что они ярко выделяются на фоне исконной лексики и делают предлагаемые товары, освещаемые события и пр. более привлекательными для масс. К фонетическому способу передачи иноязычного слова также обращаются тогда, когда семантический способ недостаточно и неточно передает его значение. Например, названия танцев диско (disike), ча-ча-ча (qiaqia). Фонетический способ предпочтительнее и при передачи названий денежных единиц, географических объектов: make-марк, falangфранк, рубль-lubu, Mosike-Москва, Yidali-Италия, Niuyue-Нью-Йорк. Обиходная же речь ограничивается употреблением более понятных для понимания семантических заимствований, хотя для современного Китая характерны и иноязычные вкрапления в устной речи типа: O.K., yes, bye… Несомненно, что введению в обиход этих слов способствовала языковая мода (мода на иностранные слова). Кроме того, имеют значения такие параметры говорящих, как возраст, образование, род деятельности, 143 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА поскольку иноязычная лексика заключает в себе огромное количество самых разнообразных социальных оценок. Тем не менее, наряду с проблемой появления новых заимствований, возникает и другая – активизация употребления. Факт остается фактом, семантические заимствования по своему составу не отличаются от собственно китайских слов, а это способствует прочному освоению, усвоению их носителями языка. Поэтому данный способ заимствования новой лексики является доминантным в китайском языке. ЛИТЕРАТУРА 1. Англо-русско-китайский словарь. – Пекин: Шану иньшугуань, 1997 (俄汉双解英语词典。 – 北京：商务印书馆，一九九七。Э-Хань шуанцзе инюй цыдянь) – 1017с. 2. Горелов В.И. Лексикология китайского языка. – М.: Просвещение, 1984. – 217с. 3. Гао Минкай, Лю Чжэнтань. Изучение иностранных заимствований в современном китайском языке.- Пекин: Вэньцзы гайгэ чубаньшэ, 1958. 4. Иванов В.В. Терминология и заимствования в современном китайском языке. – М.: Наука, 1973. – 171с. 5. Семенас А.Л. Лексика китайского языка. – М.: Муравей, 2000. – 297с. 6. Словарь иностранных заимствований китайского языка. – Пекин: Изд-во Шану иньшугуань, 1994 (汉语外来语词典。 -北京：商务印书馆，一九九四。 Ханьюй вайлайюй цыдянь) – 351с. 7. Справочник по русскому языку. Словарь лингвистических терминов / Д.Э. Розенталь, М.А. Теленкова. – М.: ООО «Издательский дом «Оникс 21 век»: ООО «Издательство «Мир и Образование», 2003. – 623 с. 8. Ши Ювэй. Заимствования в китайском языке. – Пекин: Шану иньшугуань, 1999(史有为。汉语外来词-北京：商务印书馆，一九九九。 Ши Ювэй. Ханьюй вайлайцы) – 239с. 9. 学生现代汉语词典/吴太国，黄成坤编者. - 乌鲁木齐： 新疆人民出版社， 2001. В.А. Данилова Российский университет дружбы народов г. Москва, Россия ГАСТРОНОМИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ В ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА ПРОЗАИЧЕСКОГО ШВАНКА Особенности национальной кухни, названия блюд и история их появления являются неповторимым источником сведений о самобытном пути становления того или иного этноса, о международных кросскультурных связях в различные исторические эпохи. Объектом внимания исследователей-лингвокультурологов становятся в первую очередь единицы фра144 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА зеологического фонда языка, содержащие в своей структуре номинацию какого-либо блюда или продукта питания, обозначающие его место в языковой картине мира народа и потому являющиеся важнейшими экспонентами национальной культуры. В свою очередь значительным исследовательским потенциалом обладает этноспецифичный художественный текст, представляющий собой горизонтальный контекст по отношению к включенным в его повествовательную структуру устойчивым словесным комплексам и окказиональным словосочетаниям, эксплицирующим гастрономические привычки этноса. На базе немецкого языка ярким примером этноспецифичного текста является шванк – небольшой по объему комический рассказ, широко распространенный в городской литературе Германии эпохи Средневековья – Нового времени. В центре повествования шванка (на начальном этапе существования стихотворного, затем прозаического) находится какаялибо забавная проделка, вполне невинная или, наоборот, жестокая шутка, ловкий обман. Разговорный язык, насыщенный гробианизмами, исключительный натурализм описания различных жизненных ситуаций (принятия пищи, физиологических отправлений, отношений между мужчиной и женщиной), богатейший фонд экспрессивных языковых метафор характеризуют шванк на всем протяжении существования этого жанра. Избрав в качестве объекта анализа область брачно-семейных отношений, рассмотрим некоторые наиболее частотные гастрономические понятия, являющиеся в языковой картине мира шванка основой специфической метафоризации и идиоматизации. Следует отметить, что в рамках избранной концептуальной области (исследованы 194 текста XVI-XVIII вв.) был зафиксирован лишь небольшой корпус языковых единиц топикальной цепочки «Пища». Он включает в себя прежде всего названия продуктов питания, наиболее характерных для рациона горожанина, ремесленника, крестьянина Германии (и в целом – Европы) указанного исторического периода: Brot (хлеб), Butter (масло), Speck (свиное cало), Bier (пиво), Wein (вино). Хлеб в немецкой языковой картине мира противопоставляется пирогу как менее изысканный продукт питания. На базе данного противопоставления возникла фразеологическая единица Brot für Kuchen nehmen (букв. принять хлеб за пирог) в значении «обознаться». Данное устойчивое выражение использует М. Монтанус в шванке «Wie ein junger gesell eines hirten tochter beschlafft mit verheyssung, so sie es drey tag verschweige, wölle er sie zů der kirchen füren, aber hernach ein ander name», а также П. де Мемель (текст № 549) для обозначения женитьбы крестьянского сына на богатой и добродетельной с виду невесте, на самом деле два года являвшейся любовницей отцовского батрака. 145 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Лексема Brot встречается преимущественно в устойчивом словосочетании «täglich Brot» (хлеб насущный). Так, в шванке, зафиксированном в сборниках П. де Мемеля (№ 752) и в сборнике Vademecum (№ 3 Die verschmitzte Jungfer) в основу метафорического образа – образа Хлеба Насущного,– выполняющего ведущую текстообразующую функцию, легла четкая интертекстуальная связь с прецедентным евангельским текстом (см. Евангелие от Матфея 6:11). Данный текст входит в группу шванков, повествующих о непреодолимом стремлении к замужеству, руководящем поведением каждой девушки. Некая лукавая девица призналась на исповеди, что молится о ниспослании ей жениха. На вопрос удивлённого священника, что за молитву она произносит, она привела строчку из молитвы «Vater unser»/«Отче наш», касающуюся хлеба насущного: «Unser täglich Brot giebt uns heute» [6, с. 2]. При этом она пояснила священнику, что заставило ее подразумевать жениха под хлебом насущным: «Was heisste täglich Brod? Alles, was zur Leibes Nahrung und Nothdurft gehöret» [там же]. В основу возникшей метафоры положена сема необходимости, неотъемлемости, в равной степени характеризующая в глазах девушки как получение пропитания, так и наличие физической близости с мужчиной. Следует отметить, что лексема Notdurft (нужда, насущная надобность), также в значении физиологической стороны брака, рассматривается Мартином Лютером в «Кратком Катехизисе» в комментарии к молитве «Отче наш», а именно в пояснении к тому, что подразумевает выражение taeglich Brod [1, с. 19]. Авторы шванков часто предостерегали мужей от пренебрежения физиологической стороной брака, что является нарушением христианских заповедей, вводит в грех обоих супругов (см., например, моральное заключение В. Шуманна к шванку о начале семейной жизни «Eine hystory, darauß ein junger und alter wol mag etwas klauben», включающего немодифицированные цитаты из Книги Ноя в аргументирующей функции): «Hiebey sollen lernen die, die weyber nehmen wöllen, das sie zum ersten besinnen und betrachten, ob sie ein weib können mit leibs notturfft versehen, als kleyder, essen und trincken, unnd alsdann auch mit nächtlicher notturfft… dann gott sprach zu Noa Genesis am 8: «Seyt fruchtbar unnd mehret euch!» <…>» [8, c. 18]. В данном случае автор прибегает к прямой цитации из прецедентного ветхозаветного текста в качестве подкрепления своей аргументации. В. Шуманн вслед за Мартином Лютером рассматривает физиологический аспект брака как одно из понятий, входящее в концепт «Хлеб Насущный» через промежуточный связующий элемент-гипероним Notdurfft наравне с пищей (essen), питьём (trincken) и одеждой (kleyder). Следовательно, концепт «Хлеб Насущный» в картине мира немецкого народа XVI-XVIII вв. помимо ассоциаций с пищей, одеждой и прочими 146 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА повседневными нуждами включал в себя ассоциативную связь с физиологическими отношениями. Отношения между мужчиной и женщиной нередко описательно сравниваются в шванке с процессом принятия пищи. Так, например, в шванках XVI в. нередко встречается словосочетание jmdn. zu Bett speisen (букв. кого-либо кормить в кровати): «Ein würtin ist an einem ort gesessen... Die selbig hett ein mann, der sie vileicht nicht nach ihrem willen zů beth speiset, und ihm mehr zůmůtet, weder des gůten mans vermoegen was» [5, с. 343].Отсутствие физиологических отношений обуславливает появление чувства своеобразного голода. Лексема Nachthunger (ночной голод) встречается в шванках в качестве обозначения женской сексуальной ненасытности: «Dardurch die gůtfraw in liebe entzündet ward gegen einem jungen pfaffen und auch gegen einem schmidt, damit, wann der mann des nachts in das schiff stige, dz sie ir dieweil den nachthunger büßten [8, с. 12]. На всем протяжении своего существования шванк с подчёркнутым пессимизмом относится к молодым девушкам, достигшим брачного возраста, приписывая им развращённость и коварство, прикрытые внешней невинностью и набожностью. Авторскую позицию по отношению к женитьбе на известной своим легкомыслием девушке выражает, например, следующее метафорическое выражение, в основе которого лежит гастрономический образ: «Also wahr finnig speck und garstige butter zusammen kommen, wie noch täglich geschicht» [2, c.212]. Данное выражение (исходная форма Garstiger speck und garstige butter gehören zusammen – букв. протухшее сало и протухшее масло подходят друг другу) является фрагментом краткого морализирующего заключения к шванку Я. Фрея «№ 131 Von einem alten wolversuchten, verhurten reutter, welcher auch auff der bulschafft ein auge verlohren», констатирующего тот факт, что развратный рейтар взял в жены не отличавшуюся скромностью девушку и оба были этим наказаны. Бесчестные жених и невеста сопоставляются с салом, зараженным ленточными червями (finnig speck), и с протухшим маслом (garstig butter). Винная/пивная бочка (Fass) традиционно занимает важное место в языковой картине мира Германии – страны, славящейся винами с берегов Рейна, Мозеля, Саара, Майна, баварским пивом. Показателен шванк о молодых немецких дворянах, единственное занятие которых состоит в освоении науки питья алкоголя. При этом уважением пользуется тот молодой человек, который способен выпить за день десять или двадцать мер вина или пива: «Ja, wann ich jetzt nur künt ein tag zehen oder zwentzig maß bier oder wein außsauffen, so het ich schon genůg gelernet» [8, с. 81]. Бочка является ключевой лексемой в выражениях, обозначающих физиологические отношения между мужчиной и женщиной и сравниваю147 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА щие их с удовольствием от питья вина/ пива. Например, в сборнике «Vademecum» встречается выражение aus dem ehelichen Liebesfass trincken (досл. пить из супружеской любовной бочки): «Dieser sahe sie für seine Braut an, machte sich zu ihr, küsste sie, und bekam endlich gar Lust, einmal in dem Keller aus dem ehelichen Liebesfasse zu trincken» [6, с.17]. Широко распространены выражения, описывающие откупоривание бочки: ein Faß anzapfen, aufmachen в значении «лишить невинности». Часто вступление девицы в близкие отношение с молодым человеком описывается метафорическим выражением das faesszlin anstechen (букв. починать бочку (вина, пива). Выражение aus verbotenen Fässern naschen (букв. лакомиться из запретных бочек) обозначает супружескую измену: «Wie dem Advocaten bey diesem Zuruffen müsse zu Muthe geworden seyn mögen die Beurtheiler, die auch etwan aus versehen aus verbothnen Fässern genascht haben…» [там же]. Возможно, в основе этого образа лежит религиозно окрашенное переносное значение лексемы «Fass» = человеческое тело (ср. c приведёнными Д. Зандерсом словами М. Лютера «Euere Leib und Gliedmaßen darin die Seele als in einem Fass behalten wird und lebt» – «Душа ваша сохраняется и живет в ваших теле и в членах, как в бочке») [7, с. 415]. Широкое распространение в шванках получило метафорическое обозначение вещей, базирующееся на противопоставлении горького (bitter) и сладкого (süß) вкуса. Возникают синестетические метафорические образы: «Vnd da er jr das sůß ding der welt eingethon hette vnnd jr gůt frewd gemacht hette…» [5, с. 26]. См. также: ««Nun hab ich offt vernommen…, das alle sůssigkeit der welt nit zu schetzen sey gegen der sůssen freüd, die der mann und die fraw mit einander begehn» [5, с. 29]. Выражения süße Freude (сладкая радость), das süße Ding der Welt (сладкая вещь в мире) позитивно обозначают отношения между мужчиной и женщиной. В свою очередь негативные качества характера обозначаются с помощью лексемы bitter: «Sie [Frauen] sind wiе übergüldete Pillen, die zwar schön anzusehen seynd, wann man aber ihre Bitterkeit schmäcket, speyet man sie wider auß» [3, с. 49]. В данном контексте женщины сравниваются с привлекательными на вид, но горькими на вкус пилюлями, которые тут же хочется выплюнуть. Таким образом, в немецких шванках встречаются названия общераспространенных в бытовой культуре Германии продуктов питания, описания вкусовых ощущений, которые являются ключевыми элементами в создании фразеологических единиц, метафорических оборотов и выполняют тем самым важную текстообразующую роль, способствуют выразительности повествования. ЛИТЕРАТУРА 1. Краткий катехизис д-ра Мартина Лютера и христианское учение/ Сост. и ред. Маркку Сяреля. – Лахти, 1995. 148 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА 2. Frey, Jacob. Die Garten/ Geselschafft. – Strassburg, 1556 3. Gepflückte Fincken /Oder/Studenten-Confect. – Franckenau, 1667. 4. Memel, Peter de. Lustige/ Gesellschaft. – Zippelzerbst im Drömbling, 1656. 5. Montanus, Martin. Das Ander theyl der/ Garten gesellschaft. –Straßburg, 1560. 6. Nicolai, Friedrich. Vademecum/ für lustige Leute. – Berlin, 1765 – 1792. 7. Sanders, Daniel. Wörterbuch der Deutschen Sprache. Mit Belegen von Luther bis auf die Gegenwart. – Leipzig: Verlag von Otto Wigand, 1876. 8. Schumann, Valentin. Nachtbuechlein, der/ Erste theyl. – Strassburg, 1559. И.Г. Дьячкова Омский государственный университет имени Ф.М. Достоевского г. Омск, Россия ЛИНГВИСТИКА И КНИЖНАЯ КОММУНИКАЦИЯ Современная лингвистика переживает динамичную эпоху в своем развитии, или эпоху зрелости, о чем пишут многие исследователи. Эта же эпоха является эпохой кризиса для книжной культуры, в недрах которой когда-то возникла наука о языке [1, 2]. Задача статьи – найти взаимосвязь в развитии двух названных областей человеческой деятельности, уловить в этом развитии некоторые закономерности. В развитии человеческой цивилизации последовательно сменяли друг друга три коммуникативных техники, в связи с чем можно выделить три этапа коммуникативного развития: письменный этап (его хронологические рамки: Х век до н.э. – ХV век н.э.); этап книгопечатания (ХV в. – ХХ в); современный этап развития электронных средств связи. Вместе с первой коммуникативной техникой в эпоху папирусных свитков зарождалась и наука о языке. Объектом изучения был письменный текст, из которого первые филологи черпали языковой материал. В Средние века, во времена господства писаного слова, также продолжали изучать слова и буквы, их свойства и значения. Рукописный текст был каналом передачи самой важной в Средние века информации об основах мироздания и миропонимания, содержавшейся в Книге Книг. Поскольку книга была вместилищем вечных истин, исходящих от Бога, статус адресата такой книги всегда был ниже, чем статус «автора». У религиозной книги и не было автора в привычном понимании, был только адресат и скриптор, выступавший посредником между двумя участниками коммуникативного процесса. Характер такой опосредованной коммуникации можно охарактеризовать как монолог, поскольку ответной позиции адресата не предполагалось. После начала книгопечатания структура книжной коммуникации меняется. Перемены произошли в содержании сообщения, заключенного в 149 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА печатной книге, кроме того, появляется фигура реального автора, стоящего за текстом и вступающего в диалог с читателем. Образ автора становится более определенным, но и образ читателя значительно изменяется: это уже не узкий круг избранных, а довольно многочисленная и разноликая масса. Диалог посредством книги с таким читателем начинает вызывать трудности. Этот сдвиг в структуре коммуникации не мог быть тогда осознан четко, поскольку наука о языке находилась в стадии становления, но он выразился в том, что в конце ХVIII – начале ХIХ веков немецкие писатели и языковеды братья Шлегели выступили с критикой книгопечатания [3]. Критику романтиков вызвало злоупотребление письменностью, которое стало очевидным к этому времени – стало очень много плохих книг. Очевидным стало и то, что произошел отрыв, отчуждение публики от автора, то есть появился разрыв между участниками общения, все чаще стали случаи непонимания публикой текстов (особенно текстов романтиков). Наконец, изменился характер чтения: из интенсивного процесса чтение превратилось в экстенсивный процесс, а значит, перестало считаться духовным действом, каким считалось в эпоху рукописной книги. Таким образом, в рамках книжной культуры (фактически в момент ее расцвета), впервые было отмечено начало процесса снижения эффективности книжной коммуникации. Важно, что сделали это языковеды, представители зарождающегося сравнительно-исторического языкознания. Никаких последствий, однако, выступление немецких романтиков не повлекло, поскольку развитие лингвистики тогда устремилось по руслу, не связанному с проблемами коммуникации, и далее больше века продолжалось в русле элементно-таксономической парадигмы. В течение всего этого времени в западноевропейской книжной коммуникации все явственнее проявляются признаки упадка: общение автора и читателя посредством текста становится все более проблематичным. Усилиями модернистов, сюрреалистов, структуралистов книжная культура в середине ХХ века подходит к своему кризису. В лингвистике тоже происходят изменения. В начале ХХ века учение Ф. де Соссюра подвело черту под изучением строевых элементов языка, и далее намечается поворот в сторону семантики и прагматики, в сторону функциональной лингвистики. В центр внимания языковедов попадает предложение, потом высказывание, потом в целом речевое общение. Поворот к изучению живой речи был настолько мощным, что идеологу постмодернизма Р. Барту кажется, будто сами лингвисты подрывают основы книжной коммуникации. В своей известной статье Р. Барт провозглашает смерть автора. При этом Р. Барт, утверждает, что ценнейшее орудие для анализа и разрушения фигуры Автора писателям и критикам 150 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА дала современная лингвистика, «показавшая, что высказывание как таковое – пустой процесс. … с точки зрения лингвистики автор есть всего лишь тот, кто пишет, так же, как «я» всего лишь тот, кто говорит «я» [4, с. 388]. На смену автору в литературе приходит скриптор, а его произведение уподобляется простому письму. Итак, есть письмо и скриптор, не являющийся автором. История книжной культуры, как будто делает виток назад в своем развитии, возвращаясь к атрибутам Средневековья. Но содержание самого письма, конечно, прямо противостоит средневековой традиции. Новый текст носит принципиально открытый, незавершенный характер, он насыщен цитатами и аллюзиями и свое единство обретает не в происхождении своем, а в предназначении – в Читателе. Однако рождение Читателя почему-то не остановило падения интереса к чтению, и роль книги продолжала неуклонно снижаться. Появление новой коммуникативной техники – электронной – в условиях кризиса книжной коммуникации было воспринято с ликованием. Электронные масс-медиа позволили добиться высокой степени эффективности коммуникации, приблизили человека к условиям непосредственного общения, восстановили в правах разговорную речь. Все новые проявления речевой деятельности, язык СМИ, рекламы, виртуального мира стали интенсивно изучаться лингвистами. Таким образом, на третьем этапе коммуникативного развития – в эпоху электронных технологий – изменения в характере коммуникации соответствуют изменениям в характере науки о языке, речевая практика и теория языка совпали, и это в числе прочих факторов, видимо, повлияло на ускорение темпов развития лингвистики. Не очень ясной представляется дальнейшая судьба книжной коммуникации. Третья коммуникативная техника, наиболее совершенная из всех, будет и дальше совершенствоваться. На фоне безграничных возможностей компьютера книга сегодня, как кажется, действительно проигрывает, и все чаще звучит вопрос: а может ли она победить (или хотя бы устоять) в этом соперничестве? Логика развития нам подсказывает, что печатной книге, как и ее предшественникам – книге рукописной, книге-свитку, глиняным дощечкам и прочим древним носителям информации – уготована судьба бережно хранимого памятника материальной и духовной культуры. По этому поводу даются разные прогнозы и высказываются разные мнения. Приведем однo, самое оптимистичное из них: «Книга принадлежит к тем вещам, которые, будучи изобретенными один раз, более не улучшаются, не совершенствуются – они уже хороши, так же как, например, ножницы, молоток, нож или ложка» [5, с. 99]. 151 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ЛИТЕРАТУРА 1. Костомаров В.Г. Наш язык в действии. М., 2005. 2. Шартье Р. Письменная культура и общество. М., 2006. 3. Ромашко С.А.Критика книгопечатания в творчестве романтиков // Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. Т. 4, № 5, 1985. 4. Барт Р. Смерть автора // Барт Р. Избранные работы. М., 1994. 5. Эко У. Растительная и минеральная память: будущее книг. // Скрипник К.Д., Штомпель Л.А., Штомпель О.М. Умберто Эко. Москва – Ростов-на-Дону, 2006. Л.Н. Коберник Томский политехнический университет г. Томск, Россия МЕТАФОРИЧЕСКОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ В ПРЕДЕЛАХ СЕМАНТИЧЕСКОЙ ГРУППЫ « РАДОСТЬ» (на материале говоров Среднего Приобья) Чувства и эмоции как объект лингвистического исследования представляют собой двустороннюю сущность: являются отражаемыми объектами языковой картины мира и представляют собой одну из форм отражения объективной действительности. Изучение чувств и эмоций как объекта отражения в языке позволяет выявить целостное представление об эмоциональной сфере и реконструировать фрагмент языковой картины мира. Наше внимание обращено к этническому варианту языковой картины мира, объективированному в говорах Среднего Приобья: «нельзя пролить свет на природу эмоций, не обращая внимания на народные представления об эмоциях, отраженные в языке» [1, с.345]. Чувства и эмоции недоступны прямому наблюдению, относятся к «невидимому миру» человеческой психики, что обусловливает языковое обозначение эмоциональной сферы преимущественно лексическими и лексико-фразеологическими единицами вторичной номинации; основой обозначения эмоциональных состояний (ЭС) является переосмысление реальных (физических, практических) действий и процессов и перенос конкретных наименований в область психической деятельности человека. В сознании человека ЭС существуют как представления в виде определенных когнитивных схем, репрезентирующих базовые эмоциональные ситуации. Когда человек описывает свои переживания или переживания третьих лиц, образные когнитивные сценарии эмоций активизируются и реализуются в метафорических словах и выражениях. Анализ метафорических наименований ЭС направлен на выявление типичных представлений о чувствах и эмоциях, регулярный характер ко152 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА торых позволяет говорить о метафорических моделях ЭС, отражающих когнитивные схемы, модели, существующие в сознании человека. Эмоциональный опыт способен накапливаться, храниться, кодироваться и адекватно восприниматься окружающими. Психологическое состояние может именоваться чувством или эмоцией только в случае осознания, оценивания на основе знаний, полученных ранее, ситуации, вызывающей эмоциональное состояние. Состояние может именоваться эмоциональным при условии преломления в когнитивных механизмах человеческого сознания. На основе когнитивного опыта выявляется «групповой» характер эмоций, проявляющийся в своеобразном стягивании большого числа сходных по качеству эмоций вокруг нескольких эмоций более общего характера. На уровне лексической репрезентации способность эмоциональных состояний к объединению, базированию вокруг некоторых основных эмоций реализуется в возможности формирования семантических групп (СГ), в которых лексические номинанты ЭС связаны отношениями семантической общности; доминантой и именем СГ является ЭС «более общего характера» (СГ «Тревога»: тревога, волнение, беспокойство; СГ «Радость»: радость, умиление, восхищение) и под. В настоящей статье рассматривается метафорическое моделирование в пределах СГ «Радость». Основанием, объединяющим эмоции умиление, радость, веселье в пределах СГ «Радость», являются: 1) толкование в словарных дефинициях заявленных номинантов эмоций как синонимичных: УМИЛЯТЬСЯ `радоваться`; ВЕСЕЛИТЬ `доставлять удовольствие, радовать`; ВЕСЕЛО, ВЕСЕЛО `о наличии веселья, о радостном настроении; о чувстве веселья`; ШКУРУ ПОДИРАЛО `об ощущении восторга, восхищения`; ТАЯТЬ `о состоянии умиления, восхищения`; 2) общий характер события, каузирующего эмоциональное состояние. В рамках номинантов эмоций СГ «Радость» общей причиной является некоторое событие или положение дел, воспринимаемое как приятное, хорошее для себя; 3) звуковое проявление в виде смеха, характерное для рассматриваемых эмоций. Доминантное значение эмоций СГ «Радость» определяем как `состояние, переживаемое кем-либо по причине восприятия какого-либо положения дел как приятного, хорошего для себя; основным проявлением подобного состояния является смех, веселье`. Анализ контекстуальных обозначений номинантов эмоций СГ «Радость» позволяет говорить о лексической репрезентации преимуществен153 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА но фазы проявлений эмоций, реализованной в виде смеха и веселья; характерно метафорическое переосмысление веселья как отдельной фазы эмоционального сценария в виде ситуации «пребывания в состоянии смеха, веселья»: ЗУБЫ ПОМЫТЬ `шутить, смеяться`; ПРОПАДАТЬ СО СМЕХУ `смеяться до изнеможения`; ШУМ ШУМИТ `шумно веселиться` и под. В рамках данной СГ также анализируются лексические номинанты эмоций «злорадство» (как злая радость) и «скука» (как антоним радости). В пределах СГ «Радость» актуализированы метафорические модели «эмоциональная ситуация радости – ситуация физической деятельности», «эмоциональная ситуация радости – ситуация характеризованной звуковой деятельности», «эмоциональная ситуация умиления – ситуация изменения качественного состояния». Ситуация физической деструктивной деятельности является сферойисточником для метафорического переосмысления ситуации пребывания в состоянии веселья. Ситуация каузации состояния веселья уподобляется ситуации физического деструктивного воздействия на что-либо и репрезентируется в образе начала горения: РАСКОЧЕГАРИТЬ `привести в состояние веселья`. Я говорю: «Я их раскочегарю, они у меня будут хохотать. Ой!» (Верш.). Ситуация приведения в состояние смеха, веселья уподобляется ситуации, в которой смех уподобляется некоторому активному субъекту, «овладевающему» человеком: СМЕХ ЗАБИРАЕТ `очень смешно`. А у нас паренек был, всё он торчком ходил – смех забирает (Тат.) Процесс сильного, чрезмерного смеха уподобляется деятельности деструктивной направленности, результат которой ассоциируется с результатом смеховой деятельности и интерпретируется как воздействие на организм человека, которое может привести к усталости, болезни, физическому страданию или гибели. Результатом сильного, чрезмерного смеха метафорически являются: а) изменения положения человека: УПАСТЬ СО СМЕХУ `сильно засмеяться`. Со смеху упадешь! Девки едят, а Любка больше всех нахваливает. А мы с ее огорода таскаем [огурцы] (Верш.); б) физиологического состояния усталости и повреждения организма человека: НАДСАДИТЬСЯ `устать, перенапрячься от смеха, словно повредив внутренние органы`. Я нарядилась, вот тут лапку привязала [смеётся]. К чему лапку-то, ведь я баба! А на голову вот таку чашку – сама надсажусь хохотать! (Верш.); в) деструктивного воздействия на объект в виде разделения на части: РАЗОРВИ МЕНЯ СМЕХ `о сильном хохоте`. Я сворожила. Я говорю: 154 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА «И никуда у тебя пимы не девались. Ну за шифонером их нету!» Разорви меня смех! Я говорю: «Как это трезвой пим потерять?» (Верш.); г) прекращения существования: СО СМЕХУ ПРОПАДАТЬ (ПРОПАСТЬ) `смеяться до изнеможения`. У нас была одна деваха и два сродных брата. Со смеху пропадёшь с имя (Верш.); Все со смеху пропадали (Нов.). Ситуация ощущения восторга переосмысляется через ситуацию физического ощущения организма в виде дрожи (как результат физического болевого воздействия): ШКУРУ ПОДИРАЛО `об ощущении восторга, восхищения`. Это двадцать шесть просвяшшенников, свяшшенников и просвяшшенных в Новосибирским пели эту «Верую» – о-ой! Ижно шкуру подирало! Так до чё приятно, хорошо ижно! (Верш.). В рамках анализа метафорической номинации эмоций СГ «Радость» также рассматриваем метафоры ЭC злорадства, «злой» радости, лексическими маркёрами проявлений которой являются лексемы насмехаться, подшучивать, высмеивать, издеваться. Метафорическому переосмыслению подвергается ситуация речевой деятельности посредством высмеивания, издевок над кем-либо, репрезентированная в образе болевого воздействия на организм человека, которое может интерпретироваться как физически ощущаемое: ПОДКУСЫВАТЬ `уязвлять, поддевать, словно кусая`. Вот вишь кака! Так сидит подкусыват, подкусыват: «Чё и не было, теперь всё говорят, чё и не было!» (Верш.); УЯЗВИТЬ `сказать что-то неприятное, обидное`. Мужичонишка называли боле малоспособных. Так, чтобы уязвить, оскорбить (Б. Яр.)]; ПОДКОВЫРКА `колкое, язвительное замечание`. А людей дык начнет с подковырками всякими – о! Её не переспоришь, всяко. Вот как старушка! (Верш.). Ситуация болевого воздействия на организм человека, проецируемая на ситуацию выражения злорадства в виде насмешек, язвительных замечаний и т.п. может интерпретироваться как физически не ощущаемая, но предполагаемая (в виде скрытой угрозы или агрессии): ЗУБЫ (ПО)МЫТЬ `шутить, смеяться`. Сын-то любит зубы помыть, а работат мало (Тал.); ЗУБОСКАЛИТЬ, ЗУБОСКАЛЬНИЧАТЬ `насмехаться`. Чем зря зубоскалить, пойди мусор вынеси. Зубоскалить, еще зубоскальничать говорят некоторые (Том.); Повариха молодая, зубоскальничают (Н. Ишт.); СКАЛИТЬ ЗУБЫ `улыбаться, смеяться`. Прошлым годе, парень и две девушки зубы скалили, когда скажу «тащишься как колхозный фургон» (Мельн.). Подобное метафорическое переосмысление восходит к представлению об «оскале» как проявлении агрессии в животном мире (Ср. общерусское: ОСКАЛ `приоткрытый рот, пасть с приподнятыми губами, за которыми виднеются зубы, а также манера оскаливать зубы`), зубы ассоциативно воспринимаются как «нечто 155 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА острое», представляющее потенциальную опасность (Ср. ЗУБ `костное образование, орган во рту для схватывания, кусания, измельчения и разжёвывания пищи`. И вот эту редиску, думаю, зачем она мне, зубов нету (Верш.)). Метафорическое переосмысление субъекта злорадства происходит на основе проецирования ситуации проявления скрытой агрессии, угрозы: ЗУБОСКАЛ `насмешник`. Пришла в цех, а там мужики одни зубоскалы, стали насмехаться (Том.); Зубоскал, прощелыга. Может обсмеять человека (Нар.); ЗУБОМОЙ `насмешник`. Они как подняли хохот надо мной. А Калистарт – зубомой (Мол.); ЗУБОМЫВАТЫЙ `насмешливый`. Количкин такой зубомыватый парень (Майк.). Через образы характеризованной звуковой деятельности переосмысляются проявления эмоций СГ «Радость» в виде смеха или насмешек. Смех как звуковое проявление радости уподобляется звукам: а) живой сферы (в виде звуков животных): ГОГОТАТЬ `громко, несдержанно смеяться`. Гуси гогочут, а кто шибко смеется, то похоже. Вот и говорят: «Гогочет, как гусь» (Верш.); ВИЗЖАТЬ, ВИЗЖЕТЬ `сильно смеяться, издавая визг`. Ой, они, гыт, визгом вижжели [смеялись]. Старуха-то, наверно, напугалась да заглохла (Верш); СКУЛИТЬ `подшучивать, высмеивать`. Ты же над людьми скулишь; над тобою некому скулить (Елг.); ПОСКУЛИТЬ `посмеяться`. Чё ты над Гришей хотела поскулить? Как Гриша не боится! (Елг.). Пребывание в состоянии веселья, смеха метафорически интерпретируется не только как звуковая, но и поведенческая деятельность: ПРОДИКОВАТЬ `буйно провеселиться, провести время шаля, проказничая`. Ночь-то продиковали. Курево разводили, не спали (Кет.). б) неживой сферы: ГУДЕТЬ `громко веселиться, выпив спиртное`. Ой, гудят, как они часто гудят! (Верш.); Они уже гудеть начали (Верш.).; ШУМЕТЬ `шумно веселиться (о многих)`. Вот сегодня у нас праздник, Петров день. Бывалыча, вечером вся деревня день-деньской шумела. Теперь скучно, как раньше было. Работали очень чажело, а жили весело (Верш.). Ситуация возникновения смеха переосмысляется через ситуацию интенсивного проявления громких звуков неживой сферы: ГРЯНУТЬ `неожиданно начать громко петь, смеяться`. Как грянули все гоготать (Пар.). Сферой-источником для метафорического переосмысления лексических номинантов эмоций СГ «Радость» также является качественное состояние чего-либо и ситуация его изменения. Приведение в состояние умиления, восхищения метафорически уподобляется изменению качественного состояния вещества: ТАЯТЬ `о состоянии умиления, восхищения`. Я вот как счас помню [как поп настав156 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА лял], дак у меня в груди тает. Культура то была! (Верш.). Событие, каузирующее эмоцию умиления, метафоризуется в образе тепла, света, воздействующих на твердое состояние вещества (лёд), эмоциональное состояние умиления интерпретируется через образ жидкого состояния, ситуация пребывания в эмоции умиления уподобляется ситуации «растекания жидкости» внутри человека. Данное метафорическое представление восходит к образу эмоциональных состояний как жидких субстанций (Ср.: чувства нахлынули, прилив чувств, радость переливается через край и под.). Скука как ЭС, антонимичное номинантам эмоций СГ «Радость», в восприятии носителей языка интерпретируется как состояние отсутствия радости, веселья: Было веселе, а счас кака-то скука задавила (Верш.); Бывалыча, вечером вся деревня день-деньской шумела. Теперь скучно, как раньше было (Верш.). Ситуация становления и пребывания в состоянии скуки переосмысляется через ситуацию изменения качественного состояния: а) чего-либо жидкого: ПРОКИСНУТЬ `стать скучным, вялым`. Чё, Екатерина Вадимовна, прокиснешь тут в избе у нас! На улице хорошо (Верш.); Сидит и сидит, парень с ей прокиснет (Верш.); б) изменение погодных условий: МОРКОТНО `тоскливо, скучно`. Скучно, моркотно как сёдни (Колп.). Восприятие какого-либо состояния как неприятного (некачественная пища, плохая погода) проецируется на ситуацию переживания скуки как неприятного душевного состояния. Хмурый внешний вид человека как внешнее проявление скуки переосмысляется через образы проявления цветового признака: ТЁМНЫЙ `мрачный, безрадостный`. Тёмна жись была (Верш.). Анализ метафорических номинантов эмоций СГ «Радость» позволяет сделать вывод о восприятии подобных ЭС как внешних, направленных преимущественно на внешнее звуковое выражение. Эмоция радости в восприятии представителей крестьянского мировидения воспринимается преимущественно как звуковое проявление в виде смеха и веселья. В фокусе метафорической интерпретации находится ситуация веселья как обозначение ситуации пребывания в состоянии выражения радости в виде смеха. Ситуация проявлений радости в виде смеха, интерпретируемая через ситуацию физической деятельности деструктивной направленности. Чрезмерный смех как характеризованная речевая деятельность (звуковое проявление ЭС радости), веселье в восприятии представителей крестьянской культуры характеризуется разрушительным характером, что преломляется в образах усталости, повреждения организма, деструк157 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА тивного воздействия на объект и под. Громкий и несдержанный смех уподобляется звукам живой (гоготать, визжать, скулить) и неживой сферы (гудеть, шуметь). Проявление злорадства в виде насмешек метафорически может интерпретироваться как физически ощущаемое или предполагаемое болевое воздействие, а также уподобляться звукам животных. ЛИТЕРАТУРА 1. А. Вежбицкая. Язык. Культура. Познание: Пер. с англ. – М.: Русские словари, 1996. – 416 с. Л.И. Скворцова Белгородский государственный университет г. Белгород ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ КОМПЬЮТЕРНОЙ ЛЕКСИКИ ФРАНЦУЗСКОГО ЯЗЫКА Современная языковая ситуация, отраженная в сфере специальных коммуникаций, отличается естественно-искусственным двуязычием, так как микрокомпьютерная революция положила начало новому этапу развития языковой картины мира в обществе, поэтому необходимо изучить степень взаимосвязь между языковыми проблемами социума в целом и языковыми проблемами развивающихся в нем информационных процессов, опирающихся на широкое использование новых средств переработки информации. Рост числа переводов приводит к увеличению роли языка научной картины мира, то есть научно-технической литературы и форм массовой коммуникации: периодической печати, радио, телевидения, сети Интернет и пространств сотовой связи. Необходимо исследовать, как эти информационные каналы привносят в литературный язык множество терминов, часть которых приобретает широкую известность. Под термином подразумеваем слово или словосочетание специального (научного, технического и т.п.) языка, создаваемое (принимаемое, заимствуемое и т.п.) для точного выражения специальных понятий и обозначения специальных предметов [1, с.224]. Актуальным вопросом является изучение воздействия потребностей информационного общества на изменение естественных языков и на конструирование искусственных; на усиление процессов интерференции между естественными и искусственными языковыми средствами, что по Статья выполнена при финансовой поддержке внутривузовского гранта по проведению приоритетных исследований науки, технологии и техники ВКАС 50-07 158 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА требует новых методик исследования, позволяющих найти более простой способ общения с ЭВМ, приемлемый для массового неподготовленного пользователя, применяющего персональный компьютер в повседневной профессиональной деятельности и в быту. Перед лингвистами стала задача проследить процесс формирования профессионально-ориентированных специальных языков и подъязыков – языков специальной коммуникации, которые отличаются своей лексикой, в первую очередь терминологической, и различного рода ограничениями, накладываемыми на синтаксис, преимущественным использованием тех или иных искусственных знаковых систем. Мы исследуем причины, по которым информационные языки берут на себя выполнение новых функций, традиционно выполняемых естественным языком. Информационные языки – специализированные искусственные языки, используемые в различных системах обработки информации. Обычно различают: - информационно-логический язык – язык для информационнологических систем. В первую очередь, языки представления знаний (напр., SC, SCP, SCL) и языки баз данных (напр., SQL). - информационно-поисковый язык – знаковая система, предназначенная для описания (путём индексирования) основного смыслового содержания текстов (документов) или их частей, а также для выражения смыслового содержания информационных запросов с целью реализации информационного поиска. Примером информационно-поискового языка являются языки обращений к поисковым системам Yandex или Google [2]. В связи с происходящими в обществе процессами быстрого накопления компьютерных терминов необходимо изучить социальный статус, который приобрели языки программирования и информационные языки, а также следует выявить параметры, по которым они могут быть сопоставимы со многими естественными языками. Наиболее актуальными направлениями прикладной лингвистики, которая занимается данной областью реконструирования языка, являются разработки лингвистических оснований нормирования специальных языков (вариант естественного) и строительство искусственных языков, а также выявление основных тенденций в адаптации изучаемой лексики и ее влияния на систему русского языка в будущем. В настоящее время существует несколько глобальных проблем, коренным образом изменяющих языковую систему, в связи с всеобщей компьютеризацией. Не смотря на то, что английский язык является мировым языком компьютерных технологий, в Интернет-текстах французских компьютерных сайтов встречаются термины, имеющие следующие особенности: 159 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА – “французское происхождение”: la carte mère – материнская плата, la disquette amorçable – загрузочная дискета, , mémoire vive – оперативная память, mémoire morte – постоянная память, cartes réseau – сетевая карта, la vitesse de traitement – скорость обработки, le codage des nombres – кодирование чисел, le ruban perforé – перфолента, l`élément défaillant – неисправный элемент, fréquence de signal – частота сигнала, les dispositifs numériques – цифровые устройства, la topologie d`interconnexion – топология сети, l`application – приложение, l`ordinateur de poche – карманный компьютер и др. – французские термины сопровождаются в ряде случаев пояснениями на английском языке: un pilote de périphérique (driver), le pare–feu (бранмауэр/межсетевой экран-firewall), le noyau (kernel), Firefox (renard de feu), drapeaux (flags) – флажок (метка), – подбор эквивалентов путем калькирования: filesystem – le système de fichiers – файловая система, la disquette au format Linux – дискета линуксформата, la case mémoire – ячейка памяти, le système binaire – бинарная система, la pagination – нумерация страниц и др. Обучаясь и обучая в такой активной среде, пользователь сам наполняет ее специфическими объектами своей предметной области, изучает их свойства и создает на этой основе соответствующие информационные модели. На основе этих моделей происходит формирование и закрепление полезных для решения конкретных задач навыков, которые и определяют степень владения информацией изучаемой области. Таким образом, результаты, полученные в ходе исследования одного из компонентов научной картины мира, а именно компьютерной тематики по материалам ряда Интернет-статей и Интернет-учебников, представленных на французских сайтах, показали, что франкоговорящие Интернет-пользователи преимущественно применяют лексику, имеющую французское происхождение, в редких случаях терминология заимствуется из английского языка. Речь обычных пользователей также содержит преимущественно французские термины, реже – английские. ЛИТЕРАТУРА: 1. Нелюбин Л.Л. Толковый переводоведческий словарь / Л.Л. Нелюбин. -3-е изд., перераб. – М.: Флинта: Наука, 2003. 2. Wikipédia, l`encyclopédie libre. ИСТОЧНИКИ ПРИМЕРОВ: 3. Internet-ресурсы URL: http://www.01net.com/article/306107_a.html URL: http://frontal1.mandriva.com/company/about/linux URL: http://frontal1.mandriva.com/content/view/full/485 URL: http://frontal1.mandriva.com/company/about URL: http://frontal1.mandriva.com/content/view/full/479 160 РАЗДЕЛ 3. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КУЛЬТУРА URL: http://frontal1.mandriva.com/company/about/executives URL: http://frontal1.mandriva.com/content/view/full/484 http://fr.wikipedia.org/wiki/Discuter:%C3%89conomie http://www.01net.com/article/191566.html?rub Guide de démarrage. Mandrakelinux 10.1. http://www.mandrakesoft.com Guide de démarrage: Mandrakelinux 10.1. Publie septembre FRLinux.net.Version 5.2. / Le phénomène Linux / Produits et innovations 2004. 161 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА РАЗДЕЛ 4. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КОНЦЕПТОСФЕРА Л.В. Бронник Кубанский государственный университет г. Краснодар, Россия КОНЦЕПТ КАК ЕДИНИЦА КАРТИНЫ МИРА (из опыта реконструкции фрагмента мира «одежда») В соответствии с семиотическими представлениями, распространенными в современной науке, картина мира – это знаковое образование. «Сумма значений и представлений о мире, упорядоченная по самым разным основаниям и объединенная в известную интегральную схему, – а это и можно считать моделью мира, или картиной мира, – организуется прежде всего в некую концептуальную систему» [1, с. 141]. Единицы такой концептуальной системы имеют материальное основание. М. Бирвиш отмечал, что существуют некие единицы нашей мыслительной деятельности, некие концепты и операции, обладающие своей собственной – внутренней формой их репрезентации, причем далеко не всегда языковой [2, с. 63-64]. Здесь не следует ни преувеличивать роль естественного языка, ни умалять значение других форм «материализации» мысли (в том числе знаковые возможности одежды). В каком же субстрате отражен мир в голове человека? Какова содержательная единица концептуальной системы человека? Постановка данной методологической проблемы открывает множество путей ее решения: логический (понятие), собственно языковой (значение, лексическое понятие, лингвистическое понятие), семантический (значение – смысл) и т.д. Нет, наверное, ни одной области научного знания, которая не оперировала бы понятиями. Но наибольшую значимость попытки обозначить их содержательные границы приобретают в философии (логике, гносеологии) и языкознании. Говоря о понятии, философы имеют в виду научное понятие, лингвисты же – языковое значение, лексическое (лингвистическое, языковое, обиходное) понятие. Многие ученые в настоящее время признают необходимым различать языковое значение слова и связанное с этим словом мыслительное содержание – понятие. И языковое значение, и понятие являются категориями мышления, или, иначе говоря, ментальными феноменами. То и другое – суть отражения действительности в нашем сознании. Но это разные виды отражения. «Если понятие - это полное (на данном уровне познания) отражение в сознании признаков и свойств некоторой категории объектов или явлений действительности, то языковое значение фиксирует лишь их различительные черты» [3, с. 47]. Перед нами возникает 162 РАЗДЕЛ 4. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КОНЦЕПТОСФЕРА оппозиция «научное понятие – «наивное» понятие», поскольку можно сказать, что значению слова соответствует обиходное понятие о предмете. Однако и деление логического понятия на научное и обыденное не позволяет преодолеть их ограниченный характер нашего знания о какомто предмете. Запечатленная в логическом (научном) понятии информация о существенных чертах объекта действительности, а в лингвистическом понятии – о его различительных чертах не отражает полноту и глубину нашего знания на данном этапе познания. Более перспективным представляется обращение к значению как единице сознания. Как известно, картина мира имеет двойственное существование – необъективированное, как неопредмеченный элемент сознания и жизнедеятельности человека, и объективированное в виде различных «отпечатков», случайных или намеренных, оставляемых человеком в процессе жизнедеятельности [4, с. 21]. Семиотические воплощения, метафорически выражаясь – «отпечатки», неоднородны и различаются по субстанции знаков (в частности, естественный язык и «язык» одежды). Но у знака любой природы есть необходимый атрибут – значение. «Тело» знака не может быть оторвано от его «души». «Знак есть органическое единство значения и носителя, т.е. вещественной основы значения» [5, с. 7-8]. Казалось бы, можно сделать вывод о том, что именно значение составляет общую содержательную единицу картины мира, но тогда возникает вопрос о правомерности рассмотрения в одном ряду значений естественного языка и одежды. Во-первых, каждая из исследуемых систем обладает своей спецификой, а, соответственно, и значение как часть знака. Вовторых, определение значения сильно зависит от научного контекста, от того, в рамках какой науки оно определяется, и какие критерии считаются главными. Языковым значением традиционно занимается лингвистика, лингвосемиотика, значением знаков иной природы – общая теория знаков в рамках семиотики. Отсутствие единого параметра и, как следствие, единого метаязыка значительно осложняет задачу исследователя, когда объект характеризуется негетерогенностью как в нашем случае. В такой ситуации остро ощущается потребность в едином подходе к исследованию ментальных ресурсов нашего сознания, имплицирующих объединение вербальных и невербальных знаний о мире. Решить данную проблему, на наш взгляд, может обращение к достижениям когнитивной научной парадигмы. Одна из фундаментальных предпосылок когнитивных исследований представляет собой следующее допущение: «человеческий интеллект может изучаться как материальная символическая система, которая понимается как «своего рода машина, которая порождает развертывающийся во времени набор символьных структур»; для человека такими структурами являются ментальные репрезентации» [6, с. 59]. 163 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Ментальную репрезентацию относят к ключевым понятиям когнитологии, усматривая в ней единицу представления мира в голове человека, стоящей вместо чего-то в реальном или вымышленном мире и потому замещающей это что-то в мыслительных процессах [7, с. 157]. Знаковый характер репрезентаций указывает на символьную основу знаний и позволяет связать их с семиотикой, подчеркивая существенность для данной единицы не только ее содержания, но и способа ее представления в психике человека. В настоящее время выделяют вербальные, невербальные и играющие роль связующего звена пропозициональные репрезентации [там же, с. 157]. Р. Джекендофф предположил, что в голове человека существует определенный уровень, куда попадает информация, полученная извне по разным каналам (зрительному, слуховому, тактильному, моторному и т.п.), и где она перерабатывается совместно с языковым освоением этого опыта [8, с. 54]. В результате процессов концептуализации и категоризации возникают структуры, отражающие знание и опыт человека – концепты. Концепты сводят разнообразие наблюдаемых и воображаемых явлений к чему-то единому, подводя их под одну рубрику. Они позволяют хранить знания о мире и оказываются строительными элементами концептуальной системы [9, с. 90]. Различение ментальных репрезентаций по способу их представления привело когнитологов к мысли о целесообразности разграничения концептуальной модели (картины) мира как совокупности всех концептуальных репрезентаций и ментального лексикона как совокупности всех вербальных репрезентаций. Их взаимоотношения представляет оппозиция «часть (ментальный лексикон) – целое (концептуальная система)». Сопоставляя ее с другой оппозицией «языковая картина мира – концептуальная картина мира», приходим к выводу, что перед нами феномены одного порядка. Синтез идей когнитивной и лингвистической наук позволяет решить вопрос о содержательной единице этих систем, если ввести понятие уровня. Высказанная М. Бирвишем и поддержанная другими учеными идея о противопоставленности концептуального уровня семантическому (языковому) [10] позволяет уточнить характер связи между концептом как «оперативной содержательной единице… всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [11, с. 90] и значением, выполняющим роль связующего звена между концептуальной структурой и «телом» знака (любой субстанциональной природы). Выводимое положение для нас чрезвычайно важно, поскольку модель концепта предстает тогда перспективным инструментом познания и конструирования отдельного фрагмента мира «одежда», отраженного в голове человека и по- 164 РАЗДЕЛ 4. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КОНЦЕПТОСФЕРА лучившего «привязку» к двум репрезентационным системам – естественному языку и «языку» одежды. ЛИТЕРАТУРА 1. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Б.А. Серебренников, Е.С. Кубрякова, В.И. Постовалова и др. М., 1988. 2. Bierwisch M. Semantische und konzeptuelle Representation lexikalischer Einheiten // Untersuchungen zur Semantik. Berlin, 1983. 3. Кобозева И.М. Лингвистическая семантика. М., 2000. 4. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Б.А. Серебренников, Е.С. Кубрякова, В.И. Постовалова и др. М., 1988. 5. Нарский И.С. Проблема значения «значения» в теории познания // Проблемы знака и значения. М., 1969. 6. Кубрякова Е.С. Когнитивная наука / Когнитивные науки // Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1997. 7. Кубрякова Е.С. Репрезентация, ментальная репрезентация // Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1997. 8. Jackendoff R. Sense and reference in a psychologically based semantics // Talking minds. Cambridge Mass., 1984. 9. Кубрякова Е.С. Концепт // Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1997. 10. Bierwisch M., Lang E. Dimensional adjectives: grammatische und konzeptuelle Aspekte von Dimensionadjektiven. Berlin, 1987. 11. Кубрякова Е.С. Концепт // Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1997. Т.А. Демидова Томский государственный университет, г. Томск, Россия ИНДИВИДУАЛЬНО-АВТОРСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ КОНЦЕПТОВ «ВОДА» И «ВОЙНА» В ПРОЗЕ В. АСТАФЬЕВА Художественный концепт представляет собой индивидуальноавторскую реализацию базового культурного образа, то есть художественный концепт – базовый культурный образ, вербализованный в языке и пропущенный сквозь призму авторского мировидения. Выделенные ключевые художественные концепты в творчестве В.П. Астафьева вполне соотносимы с точки зрения семантического наполнения с ключевыми концептами русской языковой картины мира: они являются одними из центральных в русской языковой картине мира и в художественной картине мира писателя. Таких концептов было выделено два: ВОДА, ВОЙНА. Эти концепты соотносятся со значимыми событиями жизни автора, а также связаны с реализацией его мировоззренческой позиции. Было отмечено, что смы165 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА словые зоны этих концептов имеют точки соприкосновения. Семантические слои выделяются с точки зрения количественной характеристики входящих в них единиц. Источник материала – повесть «Последний поклон», предмет анализа – образные единицы. Образными единицами художественной речи, вслед О.И. Блиновой [1] и Е.А.Юриной [2] следует считать те единицы, которые обладают двуплановостью семантики, реализуемой в контексте художественного произведения, и метафорическим способом ее выражения (метафора, образное сравнение, творительный подобия, собственно образное слово). Концепты, выделенные как ключевые для творчества В.П. Астафьева, относятся к двум полюсам жизни: жизнь природная (ВОДА) и жизнь социальная (ВОЙНА). Думается, не вызывает сомнения тот факт, что и природа, и война – доминантные темы прозы писателя. 1. Концепт ВОДА В повести «Последний поклон» семантическое наполнение понятия вода ближе к славянской мифологии, тех переносных значений, которые дают толковые словари в повести нет. Вода в произведении В.Астафьева – сложный многоплановый, неоднозначный образ, сочетающий в себе несколько смыслов, положительных и негативных. Самыми частотными являются образы воды-человека (Меж них петляет … Мана-река – кормилица – поилица («Монах в новых штанах»)) и воды как древней силы (Неспокойная наша река. Какие-то силы тревожат ее, в вечной борьбе она с собой и со скалами, сдавившими ее с обеих сторон. Но эта ее неспокойность, это ее древнее буйство не возбуждали, а успокаивали меня («Далекая и близкая сказка»)). Периферийными – воды-зверя (Прорычала и кособоко, бугристо промелькнула вздыбленная вода на той самой головке боны, о кою ударилась лодка, – в ней плыла мама с передачей папе («Бурундук на кресте»), воды-жилы (…растягивал Енисей светлую ниточку деревенской незатейливой речки на многие тысячи верст, и как бы живою жилой деревня наша всегда была соединена с огромной землей («Зорькина песня»)), воды – безразличного существа, воды – тисков (…сплавщик почувствовал себя живым, себе принадлежащим, слава богу, отделенным от утопленницы, лицо которой, казалось ему, молило об избавлении, просило освободить пусть не душу, хотя бы тело от тисков этой огромной, беспощадной и равнодушной реки («Приворотное зелье»). Самыми редкими, единичными – образы воды – птицы (вода, будто птица над гнездом, лохмато взлетала над мелколистой шарагой. («Приворотное зелье»)) и воды – неодушевленного предмета (…там речка Крутенькая тонким острием втыкалась в каменья, и, сломавшись в них, опадала светлыми осколками в завал и, не видимая глазу, соединялась с Енисеем («Приворотное зелье»)). 166 РАЗДЕЛ 4. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КОНЦЕПТОСФЕРА 2. Концепт ВОЙНА В.А.Маслова, исследующая базовые концепты русской культуры, относит концепт ВОЙНА к самым значимым концептам русской языковой картины мира: «…слово война существует в языке с древнейших времен, и основное значение его не претерпело существенных изменений, лишь со временем добавлялись некоторые переносные значения и коннотации. Значимость данного концепта подчеркивает и наличие значительного числа пословиц, народных примет со словом война, обилие характеристик, которые народ дает этому явлению» [3, с.207]. Содержание концепта ВОЙНА рассматривается с точки зрения анализа образных единиц, характеризующих сам образ войны или каких-либо предметов (в широком смысле) войны. В повести «Последний поклон» представлено, как минимум, шесть свойств войны: война – активная сила (…война всех перешерстила, с мест стронула…(«Пир после победы»)), война – смерть (…войнаприбериха затягивает пояса все туже и туже («Соевые конфеты»)), война – сдавленное пространство, война (траншея) – царапина (физическая боль) (Я проникался ощущением тишины и величия земного пространства, еще так недавно суженного, стиснутого, зажатого щелью или царапиной траншеи («Пир после победы»)), война (военный поезд) – зверь, хаос, агрессия, страх (Я пошел быстрее от города, …от тяжелых железных мостов, на которых грохотали и грохотали составы на запад, на фронт. Рявкающими гудками они все распугивали на стороны, черной железной грудью сметая людское скопище, раздвигая перед собой мороз, останавливая встречные пассажирские поезда, сборные товарники, коверкая расписания и железнодорожные графики – все условности мирного времени. («Где-то гремит война»)). Концепты ВОЙНА и ВОДА хотя и относятся к разным сферам жизни (неспокойной, опасной (военной) и мирной (природной)), все же имеют точки соприкосновения. Война (явление социальное) – однозначно негативный образ, ассоциирующийся с хаосом, разрушением; вода, в свою очередь, также несёт человеку опасность, может быть агрессивной, жестокой. Так, например, общими для семантических полей этих концептов является понятие воды-зверя и войны-зверя (главные семы: опасность, жестокость), и понятие воды-силы, войны-силы (главные семы: активность, действие). Или, представление о войне как сдавливающем пространстве, и воде как сжимающих человека тисках; Такое соотношение значимо для понимания идейного уровня произведения. Мир, в котором живет человек, жесток и опасен. Опасность эта может исходить как от окружающего природного мира (водная стихия), так и от самого человека (война). Человек сам должен выстроить свои ориентиры, чтобы не поте167 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ряться в этом хаосе, а сохранить себя, гармонию с собой и окружающим миром. ЛИТЕРАТУРА: 1. Блинова О.И. Введение // Словарь образных слов и выражений народного говора / Под ред. О.И. Блиновой. – Томск, 1997. – С. 4-15. 2. Беккер (Юрина) Е.А. Образность слова и образность речи (на диалектном материале) // Координационное совещание по проблемам изучения сибирских говоров кафедр русского языка вузов Сибири и Дальнего Востока: Тезисы докладов. – Красноярск, 1991. – С. 85-87. 3. Маслова В.А. Введение в когнитивную лингвистику: Учебное пособие / В.А.Маслова. – М.: Флинта: Наука, 2004. – 296 с. А. А. Кириченко Ученица 10 класса средней общеобразовательной школы № 33 г. Бийск, Россия СОДЕРЖАНИЕ КОНЦЕПТА «СЛОВО» В СОЗНАНИИ НОСИТЕЛЕЙ РУССКОГО ЯЗЫКА В числе актуальных проблем современной лингвистики – изучение концептосферы того или иного народа, отраженной в языке. Лингвисты через язык пытаются изучить своеобразие национальных менталитетов, национальных картин мира. Наша работа посвящена выявлению содержания концепта «слово» в сознании носителей русского языка. Мы под концептом, вслед за Ю.С.Степановым, понимаем «сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее» [3]. Как известно, для концепта как единицы познания главной представляется способность его включать в свое содержание, помимо отраженных объектов, отношение к ним индивида. Поэтому концепт «слово» можно считать частью культуры народа. Цель данной статьи работы заключается в выявлении семантикоассоциативной структуры концепта «слово» в сознании носителей русского языка. В Словаре русского языка С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведова даются такие значения слова «слово»: 1) единица языка; 2) речь; 3) разговор; 4) публичное выступление; 5) рассказ; 6) мнение, вывод; 7) позволение говорить публично; 8) обещание; 9) текст к музыкальному произведение. Нами был проведен эксперимент с носителями русского языка. В нем приняли участие 224 человека, жители города Бийска Алтайского края. Во время эксперимента реципиентам предлагали следующее: «Назовите 168 РАЗДЕЛ 4. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КОНЦЕПТОСФЕРА ассоциации, возникающие у вас при слове «слово». Этот эксперимент проводился с целью выявления ассоциаций, которые появляются в понимании носителей русского языка, для их дальнейшего анализа. В результате было получено 25 различных ответов. После опроса мы выявили некоторые закономерности, главной из которых является плавное изменение ассоциаций в связи с возрастом. Закономерность заключается в том, что такая ассоциация, как «выражение мыслей и чувств», отличалась большей частотностью у самой старшей категории опроса (50 лет и старше), а в самой младшей не использовалась ни разу Плавное изменение случаев с приданием словоформе «слово» этого значения или приближенных к нему понятий при применении более детальной обработки возрастной шкалы позволяет предполагать, что это явление носит возрастной характер, то есть обретение такового понимания «слова» происходит с увеличением возраста и, соответственно, совершенствованием практического опыта в овладении русским языком. Вторая закономерность, выявленная нами, связана с временным фактором. Многие значения были и остаются актуальными на данный момент (как например, слово «слово» как «речь»), а некоторые постепенно исчезают (например, «слово» как «рассказ», «Слово о полку Игореве»). Это значение утратило свою употребляемость, но и сейчас можно встретить «слово» в этом значении, например в речевом обороте «слово о юбиляре». Частотность ассоциаций: словарное слово, единица языка, русский язык – среди самой младшей(10-25 лет) и следующей (25-35 лет) категории опрашиваемых можно объяснить тем, что это связано с занятостью этой аудитории в средних и высших учебных заведениях. Еще одна закономерность, отмеченная нами: такая ассоциация, как «матерное слово» использовалась только у людей, входящих в самую младшую категорию (10-25 лет), несмотря на то, что это явление довольно распространено во всех возрастных категориях, но поскольку люди старшего возраста более тактичны и образованны, то они не отметили его в момент эксперимента. Рассмотрев особенности структуры концепта «слово» в сознании носителей русского языка, на основе проведенного ассоциативного эксперимента мы выявили семантико-ассоциативное поле словоформы «слово», в центре которого находятся следующие вариативные компоненты: «речь», «русский язык», «единица языка», «словарное слово», «матерное слово», «учитель», «школа», «грамотность», «лексическое значение», «Слово о полку Игореве», «разговор», «выражение мыслей и чувств». Если получившиеся результаты сравнить со словарной статьей, поме169 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА щенной в начале статьи, то можно увидеть что значения единица языка, речь, разговор, совпадают с ассоциациями реципиентов, а такие значения как публичное выступление, рассказ, позволение говорить публично, мнение, вывод, обещание, текст к музыкальному произведению, не были отмечены опрашиваемыми, предположительно из-за недостаточного интеллектуального уровня и отдаленности их от общественной и политической деятельности, а так же устарелостью некоторых значений. Мы вполне осознаем, что выделение базовых компонентов в структуре концепта является условным. Более того, оно нуждается в обобщении и более детальном сравнении. Разумеется, должна быть создана модель концепта «слово», включающая в себя данные значительного числа источников. С этой целью в перспективе планируется рассмотреть структурное содержание концепта «слово» в более широком контексте, например, в русских пословицах и поговорках. ЛИТЕРАТУРА 1. Аскольдов С.А. Концепт и слово. Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. – М., 1997.С. 267-280 2. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Словарь русского языка. – М., 1984. 3. Степанов Ю.С. Слово. Русская словесность. От теории к структуре текста. 1997. Ю.Е. Ломоносова Белгородский государственный университет, г. Белгород, Россия НОМИНАТИВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ, ХАРАКТЕРИЗУЮЩИХ ВЕТЕР Теория номинации является одной из актуальных проблем теоретической лингвистики, развитию которой способствовали такие ученые как Э.С. Азнаурова, Н.Д. Арутюнова, В.Г. Гак, Е.С. Кубрякова, Б.А. Серебренников, В.Н. Телия, А.А. Уфимцева и др. В данной статье под номинацией мы понимаем «закрепление за языковым знаком понятия – сигнификата, отражающего определенные признаки денотаты – свойства, качества и отношения – предметов и процессов материальной и духовной сферы» [2, с. 101]. Значение слова определяется идеальным содержанием отображаемого реального предмета или свойства, т.е. сигнификатом. Исходя из того, что язык и мышление – две тесно связанные, но автономно существующие сущности, ученые разграничивают концептуальную и языковую картину мира. Языковая картина мира лишь частично отражает концептосферу и лишь фрагментарно позволяет судить о ней. Изучение соотношения между языковыми единицами и концептуальны170 РАЗДЕЛ 4. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КОНЦЕПТОСФЕРА ми структурами является одной из задач когнитивной лингвистики с позиций ономасиологии. Ономасиологический подход представляет собой один из способов изучения языка в номинативном аспекте и предполагает анализ отражения и репрезентации теоретически познанного и обобщенного в значении языковых, особенно словесных знаков. Слова в акте номинации возникают как разные назывные – номинативные классы лексических единиц, которые соотносятся с различными частями речи. К классу полнозначных слов относятся имена предметов, процессов, качеств, признаков и отношений, формирующие в каждом языке обширные группировки лексических единиц – существительное, глагол, наречие, прилагательное. Своей семантикой эти части речи покрывают две самые обширные мыслительные категории – субстанцию и признак, отражающие основные сферы материальной и идеальной действительности. Целью данной статьи является рассмотрение номинативных особенностей прилагательных, связанных с характеристикой ветра во французском языке. Вслед за А.А. Уфимцевой мы полагаем, что семантика адъективных лексем носит относительный, не абсолютный характер в силу того, что в ее основе лежит понятие признака, который, как по логике вещей, так и по логике мышления имплицирует некую субстанцию, предмет, которому этот признак должен быть приписан [3, с. 53]. Категориальное значение лексико-грамматического класса имен прилагательных, характеризующих ветер как атмосферное явление, определяется как сигнификативное значение, соотносимое с понятием о признаках ветра. Конкретное значение прилагательного реализуется прежде всего в сочетании с существительным и в бóльшей степени определяется семантикой последнего [3, с. 109; 1, с. 213]. Имена прилагательные представляют свое денотативное значение, т.е. объективные качества, свойства и отношения, как признаки, атрибутируемые определенному предмету или явлению. Поэтому номинативная соотнесенность атрибутивных лексем с явлением ветра является опосредованной семантическим содержанием существительных, номинирующих исследуемую лексическую единицу во французском языке. Прилагательные, описывающие ветер, неоднородны. Так же как и все атрибутивные имена, они делятся на качественные, т.е. отражающие в своих значениях свойства, присущие объекту, и относительные, определяющие отношения данного объекта к другим субстанциям, действиям, обстоятельствам [1, с. 210]. Поскольку ветер, с одной стороны, является объективной характеристикой атмосферы и воздуха, а с другой, может вызывать у индивида субъективные ощущения и восприятие, изучаемые нами признаки отражают зависимость не только от реально существующих свойств ветра, 171 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА но и от состояния человека, воспринимающего данное явление. Анализ лексем, атрибутирующих ветер во французском языке, показал, что самую многочисленную группу составляют качественные прилагательные, имеющие признак “оценка”. При этом данный признак может быть двух видов: 1) признак, связанный только с оценочными суждениями воспринимающего лица; 2) признак, дающий оценку ветру с точки зрения определенных качественных характеристик. Первый вид признаков обнаруживается у прилагательных, выражающих оценку с позиции тех субъективных ощущений, которые возникают у человека вследствие воздействия ветра. Сема «оценка» является основным компонентом значения этих слов или выражается его денотативным компонентом. Аксиологические прилагательные квалифицируют ветер как положительное или отрицательное явление. Положительная оценка выражена у следующих прилагательных: bon – ‘qui donne du plaisir’ [5, с. 197], agréable – ‘qui plaît aux sens, qu’on… sent avec plaisir’ [5, с. 38], normal – ‘qui est conforme à une moyenne considérée comme une norme; qui n’a rien d’exceptionnel’ [6, с. 1086], beau – ‘qui est agréable’ [4, с. 156], doux – ‘qui procure une sensation agréable, un sentiment de bien-être’ [4, с. 510], favorable – ‘qui attire la faveur’ [5, с. 765], parfumé – ‘qui répand une bonne odeur, qui a un parfum’ [5, с. 1360]. Положительно характеризуя ветер с гедонистической позиции, эти прилагательные в определенном контексте иногда позволяют оценить какую-то абстрактную ситуацию или явление. В примере “…je n’étais pas un homme semblable à lui, mais une force à mettre en marche, mais quelque chose comme un vent favorable, et qui se lèverait un jour sur sa destinée” [6, с. 146] прилагательное favorable не столько дает положительную оценку ветру, сколько участвует в создании абстрактного образа, благоприятно влияющего на судьбу человека. Отрицательная оценка представлена в значении прилагательных mauvais – ‘qui provoque une réaction défavorable, qui déplaît’[4, с. 998], désagréable – ‘qui cause une impression pénible; ennuyeux, fâcheux’ [4, с. 464], anormal – ‘qui n’est pas normal, conforme à la moyenne, à ce qui se fait ou se produit habituellement’ [5, с. 73], fou – ‘dont le mouvement est irrégulier, imprévisible, incontrôlable’ [5, с. 814]. Два последних прилагательных, оценивая ветер и не указывая на его конкретные свойства, связаны с признаками «интенсивность» и «характер возникновения», которые будут описаны ниже. В примере “Quelle nuit étrange! …Nuit menaçante qu’un vent mauvais touchait et pourrissait” [6, с. 68] прилагательное, характеризующее слово 172 РАЗДЕЛ 4. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КОНЦЕПТОСФЕРА vent, дает ветру отрицательную оценку и, кроме того, усиливает негативное значение глаголов toucher и pourrir. В контексте “Mais ce vent du Nord-Est, ce vent anormal qui nous a trompés, qui, à l’opposé de toute prévision, nous a cloués sur ce plateau, maintenat sans doute nous prolonge” [6, с. 171] атрибутивное имя anormal, наоборот, позволяет в бóльшей степени оценить противоречивость ситуации. В содержании прилагательных второго вида, дающих оценку ветру с точки зрения его качественных характеристик, фиксируются различные физические и функциональные аспекты данного явления: 1) интенсивность, 2) скорость, 3) температура, 4) продолжительность и непрерывность, 5) характер возникновения, 6) влажность. Эти атрибутивные лексемы не являются оценочными в чистом виде. Описываемые ими те или иные объективные свойства ветра способны вызывать самые различные ощущения у воспринимающего лица, в зависимости от его индивидуальных особенностей, настроения, физического состояния в момент восприятия, той ситуации, в которой данное явление воспринимается, и т.д. Таким образом, эмоционально-оценочный компонент прилагательных этой подгруппы не является однозначным и всегда варьируется. Их денотативное и сигнификативное значения не совпадают. Признак «интенсивность», отражающий силу воздействия ветра на человека и на окружающую действительность, присутствует в содержании таких прилагательных, как impétueux – ‘dont l’impulsion est violente et rapide’ [5, с. 968], violent – ‘impétueux; qui agit ou s’exprime sans aucune retenue’ [5, с. 2097], fort – ‘qui agit beaucoup ou efficacement’ [5, с. 811], grand – ‘très abondant ou très violent’ [5, с. 883], modéré – ‘peu intense, assez faible’ [5, с. 1212], faible – ‘qui a peu d’intensité, qui est suivi de peu d’effet’ [5, с. 750], légère – ‘peu sensible, peu perceptible’ [5, с. 1081], subtil – ‘léger, menu; se disait d’une substance très légère, presque imperceptible’ [5, с. 1876], doux – ‘qui n’a rien d’extrême, d’excessif’ [5, с. 575], nul – ‘qui est sans existence, qui se réduit à rien’ [4, с. 1093]. В этот ряд можно также поставить лексемы anormal и fou, но признак интенсивности у этих слов, имея ярко выраженную эмоциональную окраску, обнаруживается только при их сочетании с существительными, номинирующими ветер. Все перечисленные выше прилагательные указывают на признак, оценивающий ветер с точки зрения его соответствия определенным нормативным параметрам, характеризующим силу ветра. Однако, несмотря на бóльшее или меньшее соответствие или несоответствие норме, в эмоциональном восприятии человека данные прилагательные могут приобретать как положительную, так и отрицательную оценку. Например, прилагательное nul в отрывке «Fabien sourit: le ciel était calme comme un aquarium et toutes les escales, devant eux, leur signalaient: “Ciel pur, vent 173 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА nul”» [6, с. 32] содержит признак положительной оценки. В данном случае ветер воспринимается летчиком, для которого чем интенсивность воздушных потоков меньше, тем условия для полета благоприятнее. Но можно теоретически представить ситуацию, когда очень слабый ветер способен вызвать отрицательные эмоции со стороны человека, например, если этот человек находится на парусной лодке. С признаком интенсивности тесно связан признак «скорость», содержащийся в прилагательном rapide (‘qui coule avec une grande vitesse’ [5, с. 1605]), так как именно скорость определяет силу ветра. С другой стороны, от интенсивности зависит мера воздействия ветра на человека и окружающую действительность: чем сильнее ветер, тем выше степень его влияния. Поэтому признак интенсивности находится, на наш взгляд, в некотором соотношении и с признаком “воздействие ветра”, выражаемом в содержании прилагательных cinglant – ‘qui cingle’ [5, с. 316], dévastateur – ‘qui dévaste’ [5, с. 529] и vivifiante – ‘qui vivifie’ [5, с. 2105]. Отметим, что значение этих прилагательных формулируется с помощью однокоренных (для прилагательных) глаголов. Ко второй подгруппе относятся также прилагательные, объединенные на основе признака “температура”. Значения данных лексем демонстрируют большую амплитуду температурных параметров исследуемого явления: glacial – ‘qui a la température de la glace, qui pénètre d’un froid très vif’ [5, с. 868], froid – ‘qui est à une température sensiblement plus basse que celle du corps humain’ [5, с. 830], frais – ‘légèrement froid’ [5, с. 821], tiède – ‘qui procure une sensation thermique modérée, entre le chaud et le froid’ [5, с. 1963], chaud – ‘qui est à une température plus élevée que celle du corps; dont la chaleur donne une sensation particulière’ [5, с. 295]. Анализ значений этих атрибутивных лексем показывает, что «точкой отсчета» для определения температуры являются признаки, заключенные в словах froid и chaud, на основе которых даются дефиниции всем остальным прилагательным данного ряда. Значения этих основных признаков формируются на основе сравнения с температурой человеческого тела, а значит, в оценочном суждении индивида не могут давать объективной оценки, но приобретают позитивный или негативный эмоциональнооценочный компонент, зависящий от упомянутых выше факторов. Темпоральные признаки продолжительности и непрерывности содержат прилагательные perpétuel (‘qui ne s’arrête, ne s’interrompt pas’ [5, с. 1407]); fréquent (‘qui se produit souvent, se répète à intervalles plus ou moins rapprochées’ [5, с. 827]); régulier (‘qui n’est pas occasionnel, mais habituel’ [5, с. 1647]); passager (‘dont la durée est brève’ [5, с. 1369]). Признак «характер возникновения», согласно проведенному исследованию, выражается двумя синонимичными лексемами: subit – ‘qui arrive, 174 РАЗДЕЛ 4. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И КОНЦЕПТОСФЕРА se produit en très peu de temps, de façon sodaine’ [5, с. 1872] и soudain – ‘qui arrive, se produit en très peu de temps’ [5, с. 1839]. Прилагательные, содержащие данный признак, отмечают внезапность появления ветра. Эти слова, как и прилагательные предыдущей подгруппы, квалифицируют ветер во временном аспекте. Временные параметры всегда могут быть четко определены точными приборами и, по сравнению с прилагательными “температурного” признака и признака “интенсивности”, формирование значений данных лексем в наименьшей степени зависит от восприятия индивида. В этом случае денотативное значение оказывается почти тождественным сигнификативному. Такое тождество наблюдается и в значениях прилагательных, описывающих ветер с точки зрения его влажности. В этот ряд входят две антонимичные лексемы sec (‘qui n’est pas ou est peu imprégné de liquide’ [5, с. 1783]) и humide (‘chargé, imprégné d’eau, de liquide, de vapeur’ [5, с. 946]). Влажность ветра определяется количественным содержанием водяного пара в воздушных потоках и является объективным признаком. Однако этот параметр может субъективно восприниматься отдельно взятым человеком, так как, в зависимости от степени влажности, ветер может вызывать приятные или негативные физические ощущения. Во вторую группу входят немногочисленные прилагательные, выражающие признак «происхождение» ветра. Значение таких атрибутивных лексем формируется на основе отношения ветра к месту его происхождения. Эти прилагательные являются относительными и образованы от соответствующих им существительных конкретной семантики или полностью им созвучны: désertique (désert), tropical (tropique), marine (mer), sud (sud), nord (nord), ouest (ouest), est (est). Основным семантическим признаком в значениях этой группы прилагательных является указание на объективные реалии – конкретную местность земного шара или сторону света. В примере “Trelew: ciel trois quarts couvert, vent Ouest faible” [6, с. 64] прилагательное ouest характеризует ветер именно с точки зрения его происхождения. Признак «происхождение» ветра содержит и лексема orageux (‘qui annonce l’orage, qui a les caractères de l’orage’ [5, с. 1317]). Но ее значение основано на отношении ветра не к месту, а к природе возникновения, а именно: к другому погодному явлению – буре (orage). Проанализировав таким образом прилагательные, атрибутирующие ветер во французском языке, можем отметить, что наибольшую группу составляют лексемы с оценочным признаком, являющиеся качественными по своей природе. Как правило, у этих атрибутивных имен наблюдается частичное или полное несовпадение их денотативного и сигнификативного значений. Использованные в статье примеры показывают также, 175 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА что при обозначении признака существительного ветер, большое значение имеет взаимодействие субъективного и объективного факторов, так как часто объективные свойства ветра вызывают позитивно или негативно ориентированные гедонистические ощущения со стороны воспринимающего человека, или его эмоционально-оценочное отношение к изучаемому явлению, когда реальные ощущения и восприятие переходят в область абстрактных представлений. ЛИТЕРАТУРА 1. Гак В.Г. Теоретическая грамматика французского языка. – М.: Добросвет, 2000. – 832 с. 2. Колшанский Г.В. Лингво-гносеологические основы языковой номинации // Языковая номинация (общие вопросы). – М.: Наука, 1977. – С. 99-146. 3. Уфимцева А.А. Лексическая номинация (первичная нейтральная) // Языковая номинация (виды наименований). – М.: Наука, 1977. – С. 5-85. 4. Larousse. Dictionnaire de la langue française. – Paris: Larousse, 1995. – 1705 p. 5. Le Petit Robert par Paul Robert. Dictionnaire alphabétique et analogique de la langue française. – Paris: Le Robert, 1985. – 2173p. 6. Antoine de Saint-Exupéry. Œuvres. – Moscou: Éditions du progrès, 1967. – 413 p. 176 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ Е.Н. Бычкова Астраханский государственный университет, г. Астрахань, Россия О СВОЕОБРАЗИИ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ В.Н. ТАТИЩЕВА Современный этап развития лингвистики определяется первенствующим положением человеческой личности, её влиянием на различные языковые процессы, функционирование языка в целом. При этом попрежнему остаётся актуальным гумбольдтовское понимание языка как средства, «заложенного в самой природе человека и необходимого для развития его духовных сил и формирования мировоззрения» [1, с. 51]. Данный подход получил название антропоцентрического принципа лингвистики, получившего окончательное признание лишь в 90-ые годы ХХ века. Сущность его заключается в том, что «научные объекты изучаются прежде всего по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функциям для развития человеческой личности и её усовершенствования. Он обнаруживается в том, что человек становится точкой отсчёта в анализе тех или иных явлений, что он вовлечён в этот анализ, определяя его перспективы и конечные цели» [4, с. 212]. В рамках антропологической лингвистики выделяют понятие «языковая личность», которое занимает в ней центральное место. В значении названного термина «преломляются философские, социологические и психологические взгляды на общественно значимую совокупность физических и духовных свойств человека, составляющих его качественную определённость» [2, с. 65]. С точки зрения лингвистического подхода, «языковая личность» определяется как «закреплённый преимущественно в лексической системе базовый национально-культурный прототип носителя определённого языка, своего рода «семантический фоторобот», составляемый на основе мировоззренческих установок, ценностных приоритетов и поведенческих реакций, отражённых в словаре, - личность словарная, этносемантическая» [2, с. 66]. При этом, по мнению Ю.Н. Караулова, языковая личность представляет собой также «совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются: а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точностью отражения действительности, в) определённой целевой направленностью» [3, с. 3]. Выделяемая учёным трёхчастная структура языковой личности позволяет рассмотреть разные уров177 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ни её восприятия. Во-первых, вербально-семантический уровень предполагает описание формальных средств выражения определённых значений; во-вторых, прагматический уровень заключает цели, мотивы, интересы, установки и интенциональности. И, в-третьих, когнитивный уровень, «единицами которого являются понятия, идеи, концепты, складывающиеся у каждой языковой индивидуальности в более или менее упорядоченную, более или менее систематизированную «картину мира», отражающую иерархию ценностей» [3, с. 4]. Наиболее существенным представляется именно последний, позволяющий сосредоточиться на выявлении через языковую систему особенностей сознания, процессов познания человека, охватить интеллектуальную сферу личности, её ментальный уровень. Личность В.Н. Татищева является неоспоримо значимой не только для истории и науки в целом, но и лингвистики в частности. Взгляды учёного на многочисленные проблемы лексикографии, орфографии, языкознания стали передовыми для своего времени, а на сегодняшний день можно с уверенностью говорить о так называемом доломоносовском периоде отечественной русистики, яркими представителями которого являются В.Е. Адодуров, В.К. Тредиаковский и, безусловно, В.Н. Татищев [6, с. 4-5]. Языковедческие опыты названных учёных в значительной степени предвосхитили последующую демократизацию русского литературного языка. Рассматривая в качестве источника для анализа языковой сферы личности В.Н. Татищева его научный труд «История Российская», можно сделать вывод о том, первостепенное внимание уделяется в нём именно языковой стороне (языку как способу реализации, закрепления мыслительных процессов, а также языку как основной среде интересов личности, наивысшей точке в иерархии её ценностей). Выделение в концептуальной картине мира В.Н. Татищева концепта «язык» мотивировано повышенным интересом учёного к данной сущности, что проявляется в её репрезентации различными языковыми средствами, отражении именно авторского её понимания. С точки зрения лексической репрезентации концепт «язык» реализуется в исследуемом тексте с различной коннотацией (несмотря на его научный характер), причём применительно к той лексеме, которая в определённом контексте закреплена за данной единицей. Так, выделяются: 1) положительная оценочная окраска: «Язык финский не только естляндского, но всех сарматских богаче, оттого что там училищ довольно и книг немало на оном языке печатано» (гл.17, т.1); 2) негативное эмоциональное восприятие: «…что с такими странными, чужими буквами слова в языке славянском вовсе не славянские» (гл.7, т.1); 3) нейтральное 178 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ выражение, констатирующее факт того или иного происходившего явления: «Чудь и скифы разных языков и разного значения названия» (гл.13, т.1). Язык у В.Н. Татищева образует различные сочетаемостные модели, которые носят как атрибутивный характер (сарматский язык, славянский язык, греческий язык и др.), так и объектный («…а после за различением в языке весьма разнились…» (гл. 13, т. 1)). При этом особый разряд реализации исследуемого концепта представляют случаи, когда атрибутивные словосочетания унифицируются за счёт выведения из синтаксической структуры самой лексемы «язык». Оставшийся компонент образует хотя и расчленённое, но адекватно воспринимаемое смысловое целое: «Имя же Парапамис, думаю, латинское, ибо ни в сарматском, ни в славянском незнаемо, ни в греческом не нахожу» (гл.14, т.1). Кроме того, рассмотренные выше атрибутивные словосочетания представляют собой родо-видовые обозначения. Так, сочетания «славянский», «эстонский», «хазарский» язык можно представить в качестве гипонимов, выстраиваемых под соответствующей рубрикой – гиперонимом (язык). При этом сочетание «русский язык» в индивидуально-авторском восприятии В.Н. Татищева приобретает гораздо более широкое социокультурное значение, что обусловлено национальной спецификой, самосознанием русского народа. В качестве семантического варианта данного сочетания выступает «наш язык» (и его предложно-падежные формы), причём смысловой акцент в нём смещается в сторону лексемы «наш», которая предполагает построение синонимического ряда: наш – родной – исконный – великий и др. Каждый из указанных вариантов в свою очередь несёт положительную коннотацию. Построение автором атрибутивных словосочетаний носит прямой и инверсионный характер. Из числа проанализированных нами реализаций концепта «язык» примерно 22% составляют инверсионные сочетания («Сыскал я, что язык хазарский есть турецкий» (гл.16, т.1)). Такое построение позволяет автору заострить внимание на дифференцирующем отличии атрибута, синтаксически уравновесить части употребляемой фразы. Ещё одними существенными объектами пристального внимания В.Н. Татищева являются понятия «наука», «просвещение», что может быть объяснено сферой интересов личности, её социальным статусом. Так, «наука» воспринимается учёным с исключительно положительной оценкой (облагораживает, воспитывает, одухотворяет): «чтоб народ науками и знанием древности просвещался…» [5, с. 34]; «но все науки стали возрастать и умножаться…» [5, с. 44]; «никак книгам полезным и наукам нужным распространяться невозможно…» [5, с. 34]. 179 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА С этой точки зрения «просвещение» у В.Н. Татищева выступает как сила, влияющая на духовное и физическое состояние человека, его миропонимание: «что Христовым пришествием второе мы просвещение очей духовных и телесных обрели, которое, должно быть, за просвещением обретением письма последовало…» [5, с. 35]. Важно отметить, что сама лексическая наполняемость произведений В.Н. Татищева позволяет судить о языковой стороне его личности как об исполненной духовности, без сомнения, богатой и разнообразной. Таким образом, языковая личность В.Н. Татищева, отражённая в его индивидуально-авторской картине мира, является весьма сложным образованием, в центре которого находится глубокое внимание к науке и языку (в широком контексте). ЛИТЕРАТУРА 1. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. 2. Воркачёв С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. 2001. № 1. С. 64-72. 3. Караулов Ю.Н. Русская языковая личность и задачи её изучения // Язык и личность. М., 1989. 4. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине ХХ века (Опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца 20 века. М., 1995. 5. Татищев В.Н. История Российская. В 3 т. Т.1. М., 2003. 6. Успенский Б.А. Первая русская грамматика на родном языке (Доломоносовский период отечественной русистики). М., 1975. Е.В. Гуляева Волгоградский государственный педагогический университет г. Волгоград, Россия ВЗАИМОСВЯЗЬ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И КОММУНИКАТИВНОГО ПОВЕДНИЯ НА ПРИМЕРЕ ЛИНГВОКУЛЬТУРНОГО ТИПАЖА « АМЕРИКАНСКИЙ АДВОКАТ» В лингвистике детально разработана теория языковой личности (В.В. Виноградов, Г.И. Богин, Ю.Н. Караулов и др.). Языковая личность представляет собой обобщенный образ носителя культурно-языковых и коммуникативно-деятельностных ценностей, установок и поведенческих реакций. Понятие “языковая личность” используется как для описания обобщенных характеристик, объединяющих какие-либо группы людей, так и для описания языковой личности конкретного человека (О.Б. Сиротинина). В рамках языкового коллектива выделяются стандартные и нестандартные языковые личности (В.П. Нерознак). 180 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ Существенным параметром характеристики языковой личности является ее коммуникативная компетенция, обусловленная совокупностью социальных и национально-культурных ценностей и детерминирующая приемлемые социумом форму и содержание речи (Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров, Г.И. Богин). С развитием теории языковой личности в рамках лингвокультурологии наметилось новое направление, которое занимается изучением лингвокультурных типажей – типизируемых личностей, представляющих ту или иную культуру. В нашей работе коммуникативный типаж понимается как обобщенная личность, выделяемая и узнаваемая на основании одного или нескольких признаков. В культурологии и социологии выделяется модельная личность – человек, который является образцом для подражания и тем самым оказывает влияние на лингвокультуру. Мы рассматриваем коммуникативный типаж «адвокат» - тип коммуникативной личности, не являющийся ориентиром для подражания, тем не менее, представляющий собой один из типов личности, составляющий специфику американской лингвокультуры. Как показали ранее проводимые опросы информантов, образно-перцептивные характеристики лингвокультурного типажа «американский адвокат» в сознании как американцев, так и русских в общем совпадают. Информанты описывают молодого человека, окончившего один из лучших ВУЗов США, успешного в карьере и, как следствие, с хорошим достатком. В данном докладе мы рассмотрим коммуникативное поведение американского адвоката на материале художественной литературы. Как видовое понятие «коммуникативная личность» значительно шире понятия «языковая личность» [7], так как предполагает характеристики, связанные с выбором не только вербального, но и невербального кода коммуникации. Коммуникативная личность понимается как одно из проявлений личности, обусловленное совокупностью её индивидуальных свойств и характеристик, которые определяются степенью её коммуникативных потребностей, когнитивным диапазоном, сформировавшимся в процессе познавательного опыта, и собственно коммуникативной компетенцией – умением выбора коммуникативного кода, обеспечивающего адекватное восприятие и целенаправленную передачу информации в конкретной ситуации [7]. Термин «коммуникативное поведение» впервые был использован И.А. Стерниным в 1989 г. в работе «О понятии коммуникативного поведения» [11, c. 279-282] и затем уточнён в его последующих работах: «Коммуникативное поведение человека - это его поведение в процессе 181 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА общения, регулируемое коммуникативными нормами и традициями, которых он придерживается» [10, c. 50]. Коммуникативная личность и типы коммуникативного поведения обсуждались в работах В.В. Дементьева, В.И. Карасика [6], О.А. Дмитриевой [4], С.А. Сухих и В.В. Зеленской [12], Е.А. Ярмаховой [13] и др. Описание коммуникативного поведения личности, социальной группы, народа должно основываться на определённых критериях и производиться по определённым параметрам. Мы знаем, что профессиональная деятельность юристов протекает в условиях общения, которое составляет основное содержание их деятельности, становится особым видом труда, профессиональным общением. Во многих случаях общение для юриста (а в нашей работе мы говорим об адвокатах в частности) приобретает самостоятельный характер как особый вид профессиональной деятельности. Профессиональное общение следует рассматривать не только как обмен информацией (коммуникативная сторона), но и как процесс взаимодействия (интерактивная сторона), восприятие людьми друг друга (перцептивная сторона). Способность устанавливать межличностные контакты с различными участниками общения, коммуникативная компетентность, являются качествами, в значительной мере влияющими на эффективность труда юристов, одним из важнейших факторов их профессиональной пригодности. Выделяя параметры для описания коммуникативного поведения адвоката в американской лингвокультуре, мы опирались на список параметров, предложенных И.А. Стерниным для сопоставительного описания русского и немецкого коммуникативного поведения [9]. Однако мы подвергли этот список некоторой модификации. Мы также добавили ряд параметров, не включённых в данный список. Важным параметром описания коммуникативного поведения, который мы считаем необходимым выделить и который выделяет в качестве параметра И.А. Стернин, является 1. общительность (или коммуникабельность) [9]. Личность можно охарактеризовать как коммуникабельную в том случае, если она легко вступает в контакт со знакомыми и незнакомыми людьми, не стремится сразу же выйти из контакта без серьёзной причины для подобного действия, редко избегает вступать в контакт, стремится к общению и расширению круга общения. Доля общения в структуре деятельности коммуникабельной личности значительна. Стремление избежать контакта любыми способами, нежелание вступать в контакт с незнакомыми, трудности при вступлении в контакт, стремление максимально сузить круг общения, сравнительно небольшая доля общения в 182 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ общей структуре деятельности свидетельствует о низкой степени коммуникабельности личности. Как было сказано выше, спецификой работы любого адвоката является то, что общение с людьми является для него одним из ведущих видов деятельности. Адвокатам приходится общаться с людьми разного социального статуса и профессий. Набор ситуаций общения, в которых оказываются адвокаты тоже различен – от бесед с клиентами, которые являются закоренелыми преступниками, до высоко профессиональных выступлений в суде. – Моя работа заключается в том, чтобы обеспечить надлежащую юридическую консультацию тем жителям, которые не могут иметь своего собственного адвоката. Наша Конституция предоставляет всем гражданам США право на судебную защиту. - Мне хорошо известны права граждан, перечисленные в Конституции, - резко заметил судья. Кендал чуть заметно улыбнулась, чтобы скрыть осадок, оставшийся в глубине души от этих слов: - Зачастую вынуждена напоминать себе, что именно работа заставила меня тесно соприкоснуться с определенными слоями общества, которые всем нам кажутся нежелательными. Но и преступники – люди и они нуждаются в тех, кто представляет их интересы в суде. Вне зависимости от того, кто мой клиент и как бы отвратителен он ни был, я всегда стремлюсь сделать все возможное, чтобы представить его сторону наилучшим образом, приложив к тому все старания. [8, c. 17]. Коммуникабельность адвокатов подтверждается легкостью установления контактов. «Упершись локтями в полированную столешницу, глава фирмы Оливер Ламберт чуть подался вперед, беря на себя инициативу, начать деловой разговор. Он был опытным юристом…» [3, c. 8]. В рассмотренном нами примере адвокат вступает в коммуникацию, взяв инициативу в свои руки. Его цель – расположить клиента к откровенному разговору, степень знакомства с собеседником не имеет большого значения для данной коммуникативной личности, по крайней мере, на стадии начала ведения дела. 2. Формальность/неформальность общения является ещё одним важным параметром коммуникативного поведения, релевантным для описания типажа адвоката. В данный параметр, вслед за И.А. Стерниным, мы включаем следующие коммуникативные признаки: а) стремление к неформальному общению (в частности, стремление к неформальному общению в официальной обстановке); б) коммуникативная неформальность (демократизм) в обращении и приветствии при разнице в статусе и социальной дистанции; в) приоритетность установлений друже183 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ских отношений с окружающими (vs приоритетность соблюдения формально-этикетных отношений с окружающими); г) любовь к общению по душам; д) доля дружеского общения в общем объёме общения личности (vs. Доля формального и этикетного общения в общем объёме общения личности) и др. Коммуникативная личность, стремящаяся к неформальному общению, стремится сократить коммуникативную дистанцию, зачастую игнорирует более высокий социальный статус собеседника, предпочитает дружеское общение статусно-ролевому, может не соблюдать формальноэтикетные отношения. В противоположность этому личность, предпочитающая формальный стиль общения, чётко соблюдает формальноэтикетные нормы и правила общения, не выходя за рамки статусноролевых отношений, соблюдает коммуникативную дистанцию и зачастую отрицательно реагирует на попытки собеседника сократить дистанцию или выйти за пределы статусно-ролевых отношений, избегает слишком личных тем в общении, попытки разговора «по душам» со стороны собеседника может расценивать как невоспитанность. Адвокат ведет себя в соответствии с ситуацией, в которой он оказывается. Все зависит от цели, которую он преследует. - Можно называть вас Вольф? – Игл склонился над гостем, как башня. Вольф позволил своей руке утонуть в его ладони. «У этого парня рост шесть футов пять, а то и все шесть дюймов!» - подумал он. - А я Эд. Мой рост шесть футов семь дюймов, плюс парочка дюймов за счет сапог. Все обязательно удивляются. – Он, слегка улыбнувшись, пригласил Вольфа сесть в кресло. Вы не откажетесь выпить. У меня очень хорошее натуральное солодовое шотландское виски. [1, c. 34]. В данном примере мы видим, что адвокату необходимо, чтобы его клиент почувствовал себя расслабленно, чтобы он воспринял его как друга и «по-дружески» поделился секретами и тайнами дела, которое вскоре ему придется вести. А как мы знаем, адвокат всегда интересуется всеми деталями дела, даже если они указывают на прямую вину клиента. Поэтому защитник предпочитает впервые встретиться с обвиняемым в неформальной обстановке – у себя дома, а не в офисе. 3. Учёт специфики ситуации общения. Игнорирование какой-либо характеристики ситуации общения, как правило, приводит к коммуникативной неудаче. В.И Карасик выделяет следующие категории ситуации общения: 1) участники общения (статусно-ролевые и ситуативно-коммуникативные характеристики), 2) условия общения (пресуппозиции, сфера общения, хронотоп, коммуникативная среда), 3) организация общения (мотивы, 184 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ цели и стратегии, развёртывание и членение, контроль общения и вариативность коммуникативных средств), 4) способы общения (канал и режим, тональность, стиль и жанр общения) [6]. Как правило, адвокат, будучи прекрасно образованным человеком, всегда учитывает разницу в статусе или социальную дистанцию. Он знает, как себя вести с тем или иным свидетелем. Поскольку, как правило, блестяще подготовившись к процессу, он в курсе всех деталей биографии участников разбирательства, условия и организация общения четко продуманы и соответственно выстраивается способ общения. «Вторая часть опроса была еще более жесткой. Нейт расспрашивал свидетеля о пяти миллионах долларов, полученных на совершеннолетие. Все адвокаты сидели, словно окаменевшие. - Это было так давно, - неприязненно ответил Трой-младший. После четырехчасового прессинга Нейта О’Рейли был готов к тому, что следующий раунд будет еще более тяжелым. - И все же постарайтесь вспомнить, - с безмятежной улыбкой настаивал Нейт. Казалось, он нисколько не устал. Ему столько раз приходилось проделывать подобное, что создавалось впечатление, будто он сам хочет поскорее покончить с мелочами. Играл он великолепно, хотя ему было отвратительно находиться здесь и мучить людей, которых он надеялся никогда больше не увидеть». [3, c. 399]. Мы проанализировали образ адвокатов во многих произведениях американской литературы и не встретили ни одного примера игнорирования характера ситуации общения, которое приводит к коммуникативной неудаче. Таким образом, подтверждаются результаты ранее проведенного опроса: образ адвоката в сознании американцев – это прекрасно образованный и удачливый человек. Ему свойственны решительность, принципиальность. Он легко воздействует на аудиторию, выбрав правильное речевое поведение. 4. Мотивационные характеристики коммуниканта. Под этим параметром коммуникативного поведения понимается исследования мотивов и целей коммуникативной деятельности исследуемой личности, т.к. именно ими во многом объясняется выбор коммуникантом конкретных языковых средств и стилистических приёмов, вербальных и невербальных средств общения, коммуникативных стратегий и тактик. «Однако Нейт не спешил. Он сделал вид, что смотрит в список вопросов, приготовленный для него помощниками Джоша. На самом деле он умел сдирать кожу с любого свидетеля, просто глядя ему в глаза и медленно переходя от вопроса к вопросу. … 185 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА К обеденному перерыву они добрались до профессиональной деятельности свидетеля. Когда Нейт расспрашивал Троя-младшего о службе в разных компаниях, принадлежавших его отцу, тот вертелся как уже на вилах. Существовали десятки свидетелей, которые могли при необходимости опровергнуть его утверждения о собственной плодотворной деятельности. При каком упоминании нового места работы Нейт требовал называть имена всех сослуживцев и начальников. Капкан был расставлен». [3, c. 398]. В данном примере адвокат умело оперирует средствами и приемами, которые помогают убедить аудиторию и воздействовать на нее путем использования фактического содержания, убедительности аргументов, логичности, обоснованности логических выводов. Мы уверены, богатство слов, разнообразие конструкций, выразительность поддерживают у публики интерес, усиливает значение аргумента, помогает привлечь внимание к предмету речи и тем самым воздействует на слушателей и собеседников. Выделенные нами основные параметры описания коммуникативного поведения лингвокультурного типажа «американский адвокат» в дальнейшим могут быть использованы для описания других типов коммуникативных личностей. ЛИТЕРАТУРА 1. Вудз С. Нью-Йорк мертвецов; Закон Санта-Фе / Пер. с англ. В. Львова. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1994. – 528 с. – (Лицо страха). 2. Гришэм Д. Фирма: Роман / Д. Гришэм; Пер. с англ. Ю.Г. Кирьяка. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. – 477, (3) с. – (Классическая и современная проза). 3. Гришэм, Д. Завещание: роман / Джон Гришэм; пер. с англ. И.Я. Дорониной. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2006. – 475, (5) с. – (Классическая и современная проза). 4. Дмитриева О.А. Коммуникативный типаж «казак» // Интенсивное обучение иностранным языкам: проблемы методики и лингвистики. Волгоград, 2004. 5. Ивакина Н.Н. Профессиональная речь юриста. Учебное пособие. – М.: Издательство БЕК, 1997. – 348 с. 6. Карасик В.И. Язык социального статуса. – М.: ИТДГК «Гнозис», 2002. – 333 с. 7. Конецкая В.П. Социология коммуникации. М., 1997. 8. Сандра Браун «Главный свидетель» (Sandra Brown “The witness”), Браун С. Главный свидетель: Роман / Пер. с англ. А.П. Кашина, В.М. Заботолотного; Худож. А.А. Аринушкин. – М.: ТКО АСТ, 1996. – 512 с. – (Интрига). 9. Стернин И.А. русское и немецкое коммуникативное поведение и проблема межкультурной коммуникации. // Межкультурная коммуникация. Красноярск, 2003. 10. Стернин И.А., Стернина М.А. Очерк американского коммуникативного поведения. Воронеж, 2001. 186 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ 11. Стернин И.А.. О понятии коммуникативного поведения // Kommunikativfunktionale Sprachbetrachtung. Halle, 1989, S.279-282. 12. Сухих С.А., Зеленская В.В. Прагмалингвистическое моделирование коммуникативного процесса. Краснодар, 1998. 13. Ярмахова Е.А. Комуникативный типаж «чудак» в английской лингвокультуре // Интенсивное обучение иностранным языкам: проблемы методики и лингвистики. Волгоград, 2004. В.В. Катермина Кубанский государственный университет Краснодар, Россия ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ В настоящий период, когда языкознание квалифицируется как лингвистика антропоцентрическая, одним из основных объектов изучения в данной науке становится языковая личность. Личность как совокупность социально значимых духовных и физических качеств индивида [1, c.193] в лингвистическом аспекте рассматривается как речевая, идиолектная личность, личность коммуникативная и личность языковая, этносемантическая. Под речевой личностью понимается человек – носитель речи, обладающий способностью к использованию в своей деятельности языковой системы в целом [2]. Языковая личность трактуется также как «совокупность особенностей вербального поведения человека, использующего язык как средство общения – личность коммуникативная» [3, c.64]. Под личностью собственно-языковой может пониматься закрепленный преимущественно в лексической системе языка базовый национально-культурный прототип носителя определенного естественного языка, составляемый на основе мировоззренческих установок, ценностных приоритетов и поведенческих реакций, отраженных в словаре [4; 5]. Личность вообще, по образному определению Н.Ф. Алефиренко [6], рождается как своеобразный «узелок», завязывающийся в сети взаимных отношений между членами конкретного этнокультурного сообщества в процессе их совместной деятельности. Иными словами, основным средством превращения индивида в языковую личность выступает его социализация, предполагающая три аспекта: а) процесс включения человека в определенные социальные отношения, в результате которого языковая личность оказывается своего рода реализацией культурно-исторического знания всего общества; б) активная речемыслительная деятельность по нормам и эталонам, заданным той или иной этноязыковой культурой и в) процесс усвоения законов социальной психологии народа. Для становле187 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ния языковой личности особая роль принадлежит второму и третьему аспектам, поскольку процесс присвоения той или иной национальной культуры и формирование социальной психологии возможны только посредством языка. Лингвокультурная личность – закрепленный в языке (преимущественно в лексике и синтаксисе) базовый национально-культурный прототип носителя определенного языка, составляющий вневременную и инвариантную часть структуры личности. Ю.Н. Караулов в структуре языковой личности выделяет три уровня: вербально-семантический, предполагающий для носителя нормальное владение естественным языком; когнитивный, единицами которого являются понятия, идеи, концепты, складывающиеся у каждой языковой индивидуальности в более или менее упорядоченную картину мира, отражающую иерархию ценностей; и прагматический, заключающий цели, мотивы, интересы и национальности [7, c.5]. Основное место в этой структуре принадлежит ценностям, представляющим «личностно окрашенное отношение к миру» [8, c.120]. Эти ценности, состоящие из культурных доминант, образуют «ценностную картину мира» [4], которая и создает определенный тип культуры, существующий в том или ином языке. Языковая личность характеризуется не только степенью владения языком, но и выбором – социальным, личностным – языковых средств различных уровней, а также видением мира, определяемым языковой картиной, сложившейся в данном языке. Кроме того, говорящий создает свою собственную языковую картину мира, которая становится основой разнообразных авторских приращений значений языковых единиц – «значений говорящего». Положение о создании «значений говорящего» особенно актуально, когда речь идет о творце художественного текста – большом художнике, который чувствует «странный смысл слов» [9] и строит на основе этих «колеблющихся» «мерцающих» значений смысловую основу текста. Язык художественного текста, как свидетельствуют лингвисты, занимающиеся проблемами его анализа, характеризуется неоднозначностью семантики, множественностью интерпретаций. Мы присоединяемся к мнению современных лингвистов, которые полагают, что эта указанная множественность возможных толкований зависит от ряда причин: это и многогранность художественного образа, и различие кодов читателя и писателя, и те социально-исторические, культурные и языковые изменения, через которые проходит литературное произведение на пути к читателю. Не вызывает сомнений, что понимание ХТ зависит от способности читателя воспринимать произведение, опираясь на знание языка, сово188 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ купности «всех литературных, художественных и культурных представлений, моральных, этических и эстетических ценностей», способов языкового выражения, которые являются «указателями на то, что лежит за пределами текста и тесно связано с его пониманием» [10, c.133]. Критерием адекватного понимания в концепции М.М.Бахтина является его «глубина», постижение глубинного смысла. «Глубинный смысл высказывания всегда несколько завуалирован, скрыт. Его нельзя свести к чисто логическим или чисто предметным отношениям» [11, c.300]. Вслед за В.Г.Кузнецовым, мы считаем методом постижения глубинного смысла «восполняющее понимание», направленное на постижение бессознательных мотивов творческого процесса автора текста и на усвоение «многосмысленности», на «раскрытие многообразия смыслов» текста [12, c.134– 135]. Лингвисты, занимающиеся вопросами анализа текстов литературных произведений, пришли к выводу, что в художественном тексте каждое слово вступает не только в связи и отношения чисто грамматического характера, но и в другие, обусловленные его художественной природой. Вследствие существования этих специфических связей слово в поэтическом тексте как бы реализует сразу несколько своих валентностей, то есть предстает не только как компонент нормативной синтаксической синтагмы, но и как часть ассоциативно-авторской парадигмы. Наличие парадигматических, наряду с синтагматическими, отношений является, по мнению языковедов, одной из существеннейших предпосылок для реализации многозначности слова в художественном тексте, тем самым – многозначности и переменчивости художественного образа, бесконечно семантической перспективы, информационной открытости [13, c.11; 14, c.3]. Как полагал Л.В.Щерба, искусство художника заключается в том, чтобы «направить возможные и необходимые, хотя и нечеткие ассоциации по определенному пути» [15, c.101], то есть таким образом построить «ближний» и «дальний» контекст, чтобы актуализировать эти «смутные» ассоциации. Как отмечается в ряде современных лингвистических исследований, ассоциативно-смысловая парадигматическая сопряженность слов формируется как на основе стандартных отношений (синонимических, антонимических, гипогиперонимических), так и на основе нестандартных, принадлежащих только к сфере художественного текста отношений (тематических, ситуативных, ассоциативных), отражающих разную глубину смысловой связи слов на основе дифференциальных, категориальных, потенциальных сем [13, c.42]. Необходимо также отметить, что художественный текст одновременно предполагает расширение возможной сочетаемости языковых единиц, 189 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА то есть для него обычным становится «соединение несоединимого». В необычных сочетаниях заложена будущая неоднозначность текста, поскольку при таком соединении развиваются дополнительные смыслы входящих в них единиц при сохранении «исходных» (словарных, регулярных) их значений [16]. Художественный текст антропоцентричен не только по содержанию, но и по форме выражения: за любым текстом стоит его создатель, речевое воплощение которого принято называть «образом автора». Любое художественное произведение является в первую очередь выражением личности своего создателя как в плане совокупности идей, так и на уровне их лингвостилистической реализации. Это значит, что, изображая тот или иной отрезок жизни, писатель тем самым показывает свое собственное мироощущение, стилистику собственных мыслей и чувств. Художественные тексты демонстрируют два вида концептуализации: общекультурную, которая включает межнациональный и национально специфический компонент, и индивидуально-авторскую, то есть модально-концептуальные смыслы конкретного текста или всего творчества данного автора. Общекультурная концептуализация составляет концептуальный фон, а индивидуально-авторские концептуальные смыслы – концептосферу конкретного текста или данного автора. Способы передачи национально-культурной информации универсальны для текстов, созданных разными языковыми личностями, поскольку каждый носитель языка, используя возможности, предоставляемые языковой и концептуальной системами, вольно (а скорее невольно) вносит в текст национальные ментальные стереотипы. Концептуальное пространство текста отражает национальную и авторскую картины мира. Своеобразие художественного текста как объекта исследования заключается в том, что он, имея самостоятельную значимость, опирается на исторически сложившиеся культурные ценности, пропущенные через языковую личность писателя. ЛИТЕРАТУРА 1. Психология. Словарь. М., 1990. 2. Богин Г.И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов: Автореф. дис. … д-ра филол. наук. Л., 1984. 3. Сухих С.А., Зеленская В.В. Репрезентативная сущность личности в коммуникативном аспекте реализаций. Краснодар, 1997. 4. Карасик В.И. Оценочная мотивировка, статус лица и словарная личность // Филология – Philologica. Краснодар, 1994. С. 2–7. 5. Воркачев С.Г. Безразличие как этносемантическая характеристика личности: опыт сопоставительной паремиологии // Вопросы языкознания. 1997. №4. С. 115–124. 190 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ 6. Алефиренко Н.Ф. Этноязыковое кодирование смысла и культуры // Филология и культура: Мат. 2-ой Междунар. науч. конф. Ч.2. Тамбов, 2001. С. 82–84. 7. Караулов Ю.Н. Лингвистическое конструирование и тезаурус литературного языка. М., 1989. 8. Гуревич А.Я. Философия культуры. М., 1995. 9. Тынянов Ю. Архаисты и новаторы. М., 1929. 10. Назарова Т.Б. Филология и семиотика. М., 1994. 11. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. 12. Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание. М., 1991. 13. Болотнова Н.С. Гармонизация общения и лексическая структура художественного текста: Лекция. СПб., 1992. 14. Толстых Л.И. Смысловые парадигмы в тексте и их лексическое выражение: Дис. … канд. филол. наук. Л., 1988. 15. Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957. 16. Исаева Л.А. Лингвистический анализ художественного текста: проблемы интерпретации скрытых смыслов. Краснодар, 1999. Ю. В. Косицина Кузбасская государственная педагогическая академия г. Новокузнецк, Россия ПРЕЦЕДЕНТНЫЙ ТЕКСТ В ДИАЛЕКТНОЙ РЕЧИ (на материале идиолекта) Определение особенностей восприятия чужих текстов – часть описания языковой личности с целью выявления «её жизненных… доминант, установок, мотивов…» [1, с. 43]. По словам Е. В. Иванцовой, «анализ прецедентных текстов, используемых личностью, позволяет увидеть систему взглядов на мир, отражённых в языковой форме» [2, с. 196]. Данная работа основана на материалах диалектологической экспедиции 1970 года, собранных на кафедре русского языка КузГПА кандидатом филологических наук доцентом Оксман Г. С. Аудиоматериалы были нами расшифрованы и записаны в полутранскрипции с использованием графических обозначений речевых пауз. Носитель диалекта – Аксёнова Мария Тимофеевна, 1906 года рождения, жительница деревни Ильинка Новокузнецкого района Кемеровской области. В числе текстов, принадлежащих М. Т. Аксёновой, выделяются тексты, представляющие собой прецедентные феномены, - пересказ Евангелия. Особенности восприятия прецедентного текста в дискурсе диалектоносителя проявляются через номинацию лица, так как «сам процесс номинации обусловливается той мыслительной информацией, которая является продуктом когнитивной деятельности» [3, .с. 43]. 191 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Тема анализируемого текста – жизнеописание Иисуса Христа, которая задается в первом предложении: «А про Христа расскажу харашо…». Отношение диалектоносителя к Христу выражается в номинациях, обозначающих окружение Иисуса – его врагов и последователей. Цель нашей работы – определить особенности номинации окружения Иисуса Христа в диалектном тексте в сравнении с текстом первоисточника, обусловленные сознанием диалектоносителя Текст представляет собой пересказ фрагментов четырёх Евангелий. Однако носительница диалекта строит своё повествование на тех эпизодах Евангелия, которые, по её мнению, наиболее ярко передают величие и значимость образа Христа. Выбор информантом евангельских эпизодов связан также с персуазивной функцией данного прецедентного текста. В анализируемом тексте можно условно выделить несколько смысловых частей: омовение ног ученикам и умащение мирром, встреча с Пилатом, муки Христа, восхождение на Голгофу и несение креста, разговор Христа с разбойниками, исчезновение тела Христа, встреча учеников с воскресшим Христом, уверование Фомы. Эти части связаны друг с другом последовательной связью. Ведущим средством связи является повтор и различные формы личного местоимения «он». Образы учеников Христа вводятся в повествование косвенной номинацией – словосочетанием «они все» в форме дательного падежа, которое затем сменяется формой именительного падежа «они» (...И моеть им всем ноги // Ани и гаварить…). В Евангелии эпизод омовения ног открывается конкретным наименованием: «И начал умывать ноги ученикам…» (Иоан, 13:5). Уже в первой части текста диалектоноситель создаёт абстрактный собирательный образ апостолов, чему способствует местоимение «все», которое «определяет что-л. как нераздельное, взятое в полном объёме…» [4, с. 157]. Далее образ апостолов возникает в тех частях текста, где повествуется об исчезновении тела Иисуса Христа и о встрече воскресшего Христа с учениками. В первоисточнике наблюдается конкретная номинация, выраженная именем собственным или нумеральным словосочетанием: «Но Петр… побежал ко гробу и, наклонившись, увидел только пелены лежащие…» (Лук, 24:12); В тот же день двое из них шли…и разговаривали между собою» (Лук, 24:13-14) В дальнейшем данные номинации сменяются личным местоимением «они»: «И когда они разговаривали и рассуждали между собою…»(Лук, 24:15). При пересказе обозначенных эпизодов диалектоносительница употребляет единственное собственное наименование «Мария Магдалина», которое неожиданно заменяет местоимением «они» с дальнейшими повторами и изменением падежных форм (…А Марея Магдалина / вон у миня на иконки / ани идуть и разгаваривають…/ Ани пришли / а там нету ничаво…а он тады 192 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ гаварить / идёть с ими же…Ани хатели за яво схватица…). Носитель диалекта, употребив имя собственное, тут же заменяет его местоимением, возвращаясь к той номинации, которая завершила номинативную цепочку в наименовании учеников Христа в первой части текста. Таким образом, в диалектном тексте выявляется представление об апостолах как о некой совокупности, собирательном образе, исключающем начало индивидуальное. Образ апостолов носитель диалекта также выражает номинацией «мои ученики», отнесённой к словам Христа (Идити к маим учиникам / и скажыти / я скора к им приду…). В евангельском тексте в речи Христа по отношению к апостолам представлено выражение «братья мои», которое, по сравнению с диалектным текстом, подразумевает относительное равенство между Христом и его учениками: «…Иди к братьям Моим и скажи им…» (Иоан, 20:17). Для носителя диалекта Иисус прежде всего – учитель, высшее существо, признающий свою власть над апостолами. В осмыслении диалектоносителем образов учеников определяется отрицательная эмоциональная доминанта: в данных образах акцентируются такие черты, как духовная зависимость, беззащитность. Отрицательное отношение информанта также выражается в эпизоде уверования Фомы с помощью прилагательного «неверущий» и междометия «ой»: «Фома / ой / Фома неверущий…». Данная номинация связана с традиционным представлением об апостоле Фоме в русской культуре. Образ врагов Христа в диалектном тексте вводится словосочетанием «жиды эти» (Ну и схватили яво / жиды эти…). Данная эмоционально маркированная номинация передаёт личное отношение информанта к мучителям Христа: «…Груб. прост. Презрительное, бранное название еврея» [4, с. 483] Атрибутив «эти», употреблённый при первичном номинате, указывает на особую значимость предмета речи для говорящего и усиливает эмоциональное воздействие на собеседника. В дальнейшем конкретная номинация «жиды эти» сменяется абстрактной номинацией, выраженной словосочетанием «они все» и местоимением «они» (А ани вот так фсе / распя-а-ать / распя-а-ать / распя-а-ать яво / …а как ани яво били…када яво распяли / и ани яво паклали в гроп…). В исходном библейском тексте первичная номинация врагов Христа выражена конкретными существительными, называющими лиц по социальному и профессиональному признакам: «Тогда воины и тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса…(Иоан, 18:12); «Когда же увидели Его первосвященники и служители, то закричали…»(Иоан, 19:6); «Первосвященники же и книжники стояли и усильно обвиняли Его…»(Лук, 23:10). В Евангелии также присутствует номинация «иудеи», которая, в отличие от номинации «жиды», является эмоционально ней193 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА тральной: «Иудеи отвечали ему: мы имеем закон…»(Иоан, 19:7). Так, абстрактной номинации «они» в Евангелии предшествует конкретная номинация, выраженная существительными: «Но весь народ стал кричать: смерть Ему!.. Но они кричали: распни, распни Его!» (Лук, 23:18, 23:21). Абстрактная номинация «они» и «все» по отношению к врагам Христа в евангельском тексте включает в себя несколько составляющих: «первосвященники», «служители», «воины», «иудеи», «народ» и др. В диалектной речи местоимением «они» названы все мучители Иисуса: для информанта все они объединены в один собирательный образ, в котором не выделяются дифференциальные признаки, значимым является только отрицательное отношение к Христу. При пересказе евангельского текста в эпизоде, описывающем мучения Иисуса на кресте, диалектоносительница особое внимание уделяет образам двух распятых разбойников в сцене их общения с Христом, представленной только в Евангелии от Луки: «Вели с Ним на смерть и двух злодеев» (Лук, 23:32). Первичная номинация данных образов в диалектной речи выражена неделимым словосочетанием «два разбойника» (А тут два разбойника…). В дальнейшем повествовании информант даёт особое наименование каждому из разбойников, различая их по возрастному признаку (И вот адин разбойник этат / гаварить… а фтарой гаварить / маладой…). Следующие номинации отражают указанный признак: «И вот этат-та / адин / разбойник-та / маладой / в рай папал / а вот этат старый / леший этат / в ат…». Данная фраза по содержанию представляет определённый вывод, некую истину, которую информанту важно донести до собеседника. Номинации здесь предназначены оказать эмоциональное воздействие, что достигается посредством двойного выделения: к существительному «разбойник» прибавляется указательновыделительная частица «то» и указательное местоимение «этот», также содержащее при себе названную частицу. Указательно-выделительные элементы присутствуют и в номинациях другого разбойника: указательное местоимение «этот» (этат старый) и инверсия (леший этат). К приверженцам Христа также можно отнести образ человека, который помогал Иисусу нести крест: «И заставили проходящего некоего Киринеянина Симона, отца Александрова и Руфова, идущего с поля, нести крест Его» (Мрк, 15:21); «Захватив некоего Симона Киринеянина, шедшего с поля…» (Лук, 23:26). В диалектном тексте данный образ представлен номинацией, которой нет ни в одном из четырёх Евангелий: «Шёл адин старец / с этава / с поля / взял крест и нясёт яво…». Номинация «старец», называющая предмет речи по возрастному признаку, относится к высокой лексике и имеет эмоциональную маркировку: «Старец – 1. То же, что старик (книжн. ритор.)» [5, с.485]. Номинация данного об194 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ раза в Евангелии, определяя предмет речи по месту рождения и родственным связям (Симон Киринеянин, отец Александров и Руфов), являются стилистически нейтральными. Перекличка с евангельским текстом наблюдается только в словах «шёл с поля», которые в первоисточнике выражены обособленными определениями «идущий с поля», «шедший с поля». Анализ диалектного текста в сравнении с текстом Евангелия позволяет выделить следующие особенности номинации окружения Христа в диалектной речи: 1) употребление в качестве номинатов эмоционально маркированной лексики (жиды, леший, старец); 2) стремление выразить конкретные признаки предмета речи, что обусловливает использование наименований, называющих окружение Христа по возрастному признаку (старый, молодой, старец); 3) преобладание абстрактных номинаций над конкретными номинациями. В речи диалектоносителя среди номинаций, обозначающих окружение Христа – его противников и сторонников, наиболее часто используется абстрактная номинация, выраженная местоимением «они» в различных падежных формах. Данная номинация противопоставлена номинации «он», называющей Иисуса Христа, который для носителя диалекта воплощает начало индивидуальное, высшее существо, имеющее право карать и миловать, и в то же время является одиноким, никем не понятым человеком. Номинацией «они» диалектоноситель в своём сознании объединяет в одно целое учеников Христа и его мучителей. Таким образом, проанализировав прецедентный текст в дискурсе диалектоносителя, мы «получаем «в остатке» те проблемы, которые данная личность считает жизненно важными…» [1, с. 235]. ЛИТЕРАТУРА 1. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. – М.: Едиториал УРСС, 2002. – 264 с. 2. Иванцова Е. В. Феномен диалектной языковой личности. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2002. – 312 с. 3. Алефиренко Н. Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры. – М.: Academia, 2002. – 394 с. 4. Словарь русского языка: В 4-х т. / Под ред. А. П. Евгеньевой. – М.: Русский язык, 1981. – т.1 – 698 с. 5. Толковый словарь русского языка. Том 1. Под ред. Д. Н. Ушакова. – М.: ООО «Изд-во Астрель», ООО «Изд-во АСТ», 2000. – 1562 с. 195 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА И.А. Лопатина Алтайский краевой институт повышения квалификации работников образования г. Барнаул, Россия ПРОГНОЗИРУЕМОСТЬ ЕДИНИЦ ТЕКСТА В ЛИНГВОПЕРСОНОЛОГИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ В настоящей статье сделана попытка объединения данных прогностики и лингвоперсонологии, что представляется логичным, так как при изучении прогностического феномена текста появляется необходимость учета и охвата различных аспектов и направлений лингвистики для наиболее полного объяснения исследуемого предмета. Таким образом, изучение феномена прогностики и лингвоперсонологии обусловлено двумя важнейшими источниками: внетекстовой и внутритекстовой обусловленностью текстовых единиц. Взаимодействие этих факторов (как причин вариативности текстов и отражения лингвоперсонологической парадигмы описания языка) изучено недостаточно, отсутствуют подходы к комплексному исследованию отражения языковой личности в прогностическом функционировании слова в тексте. В структуре языковой способности деривационный компонент демонстрирует комплексную способность говорящего и слушающего к восприятию, пониманию, преобразованию, прогнозированию и контролю текстовой деятельности, а также в системе языка показывается наличие синергетического потенциала языковых единиц и всеобщий детерминизм текстового пространства, основанный на внутритекстовых свойствах. Задачей данной статьи является доказать гипотезу о том, что выход результатов эксперимента будет различным в зависимости от типа языковой личности. В качестве экспериментального текста испытуемым был предложен отрывок из романа И.С. Тургенева «Дым»: Они ее боятся, они боятся ее «озлобленного ума». Такая о ней составилась ходячая фраза; в этой фразе, как во всякой фразе, есть доля истины. И не одни молодые люди ее боятся; ее боятся и взрослые, и высокопоставленные лица, и даже особы. Никто не умеет так тонко и верно подметить смешную и мелкую сторону характера, никому не дано так безжалостно заклеймить ее незабываемым словом – и задания к тексту: 1) выписать ключевые слова и дать к ним ассоциации; 2) разделить текст на фрагменты, озаглавить их; озаглавить весь текст, написать ассоциации к заголовку. В ходе интерпретации результатов проведенного эксперимента были выполнены следующие задачи: составление семантико-синтаксических полей ключевых слов и заглавий данного текста, определение их ассо196 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ циативных полей, их общих компонентов, описание механизма сворачивания текста до слова. Реципиентами были выделены ключевые слова: боятся (100%), озлобленного (20%), озлобленного ума (50%), ходячая фраза (40%), фраза (30%), доля истины (40%), не одни (10%), молодые люди (20%), взрослые (20%), высокопоставленные лица (10%), особы (20%), подметить (30%), смешную (30%), мелкую (30%), сторону (30%), характера (30%), заклеймить (60%), незабываемым словом (30%), словом (10%). По нашим наблюдениям, все указанные ключевые слова включаются в четыре основных семантико-синтаксических поля. 1. Пропозитивная структура глагола «бояться»: 1) агенс: не одни, люди (молодые), взрослые, лица (высокопоставленные), особы; 2) актанты: ума (озлобленного); 3) сирконстанты: нет. 2. Полевая структура существительного «фраза»: 1) определение: ходячая, 2) логический предикат: доля истины. 3. Пропозитивная структура глагола «подметить»: 1) агенс: нет; 2) актанты: сторона (смешная, мелкая, сторона); 3) сирконстанты: нет. 4. Пропозитивная структура глагола «заклеймить»: 1) агенс: нет; 2) актанты: словом (незабываемым); 3) сирконстант: нет. Таким образом, семантические поля указанных ключевых слов косвенно входят в поле глагола «бояться». Этот глагол имеет поливалентные связи с различными лексико-семантическими полями. Заглавие Описание синтаксической конструкции Предикативная конструкция, предложение Семантическая характеристика конструкции Данное заглавие ограниченно локативно и темпорально Озлобленный ум Непредикативная конструкция, словосочетание В заглавие вынесен объект действия (бояться ума) Та, которую боятся Предикативная конструкция, предложение Ситуация ограничена локативно и темпорально Все боятся «озлобленного ума» Характер свертывания текста В заглавие вынесена развернутая ситуация, сворачивание текста до предложения Заглавие выстраивает широкий контекст, сворачивание текста по принципу отображения наиболее важного, отмеченного кавычками элемента текста Сворачивание текста до предложения 197 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Заглавие Описание синтаксической конструкции Непредикативная конструкция, словосочетание Семантическая характеристика конструкции Семантическое поле амбивалентно, возможно выстраивание и отрицательного, и положительного контекста Непокорная Непредикативная конструкция, лексема Собака на сене Непредикативная конструкция, словосочетание, фразеологизм Семантика заглавия шире текста, покомпонентный анализ дает на 3-4 шаге семантическую связь с основной семантикой текста (непокорная – неподчинение – неконтролируемый – бояться) Семантическое заглавие очень широкое Незабываемое слово Характер свертывания текста Заглавие отражает последнюю синтагму текста. Развернуть текст до прежних размеров не возможно без определенных семантических потерь Заглавие – логический вывод из текста Заглавие – логический вывод из текста, решено во фразеологическом ключе Понимание текста имеет, по Богину, несколько уровней: скорость, насыщенность, адекватность выбора и комплектации. По данным проведенного эксперимента сворачивание текста до предложения, его называние приводит в действие механизмы, описанные Богиным, добавляется лишь фактор формы и объема текста. Реципиент воспринимает текст, интерпретирует для себя (внутреннее восприятие текста), затем выполняет задания к нему. Сворачивание текста происходит следующим путем: определение тема-рематического членения, разделение на фрагменты, нахождение ключевых слов, определение главного и общего всему тексту слова (предложения или логического вывода). Важна прагматическая составляющая текста (общая семантика, эмотивность). С позиций прогностики представление целого текста в слове происходит в отображении семантики, синтактики и прагматики текста в подобных структурах слова – заглавия. 198 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ Ю.В. Новикова Томский государственный университет, г. Томск, Россия МЕТАФОРИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ «ВРЕМЯ КАК МАТЕРИАЛЬНОЕ ТЕЛО» В ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТАХ А. КОСТЮШКИНА В настоящей работе представлено описание фрагмента языковой картины мира (ЯКМ) конкретной творческой языковой личности (ЯЛ). Анализируемая нами ЯЛ – Алексей Костюшкин, основатель новосибирской бард-рок группы «Коридор», автор исполняемых группой песен. Одним из ключевых компонентов любой КМ является образ времени, поскольку время в совокупности с пространством образуют «каркас», в который вписываются все остальные представления о мире. Время – неотъемлемый, базовый фрагмент каждой КМ. Единицей изучения образа времени в данном исследовании являются номинации времени, используемые автором в своих текстах, такие как время, утро, весна, миг, час, год, вечность и др. Данная работа посвящена анализу метафоры, которая в соответствии с установками когнитивной лингвистики рассматривается «как основная ментальная операция, как способ познания, структурирования и объяснения мира» [1, с. 7]. Изучение метафоры, являющейся «ключом к адекватному объяснению понимания» [2, с. 22], дает богатый материал для выявления особенностей различных ЯКМ, поскольку «человек не только выражает свои мысли при помощи метафор, но и мыслит метафорами, создает при помощи метафор тот мир, в котором он живет» [1, с. 7]. При описании времени метафорам отводится большое место. Это обусловлено следующими факторами. Во-первых, метафора часто используется в языке как инструмент для осмысления абстрактных категорий, не поддающихся непосредственному наблюдению. Время, бесспорно, относится к таковым, вследствие чего описание данной категории осуществляется при помощи метафорических выражений. Во-вторых, нами исследуется поэтический текст, для которого характерно использование образных сочетаний, в частности, метафор. В анализируемой ЯКМ используются различные метафорические модели времени. Настоящая статья посвящена описанию одной из них, а именно, метафорической модели время как материальное тело. Данная модель имеет название обобщающего характера и состоит из метафорических сочетаний, представляющих время как некую опредмеченную сущность – как вещество, предмет или материю. О представлении времени в виде материального тела свидетельствуют физические характеристики, которыми могут обладать временные единицы. Время способно растворяться (А завтра все смоет дождь, и год 199 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА растворится в веке), сыпаться (Время сыпалось, как песок), таять (Мне больно, но слышишь, как тают минуты), пахнуть (И в твоем доме сегодня пахнет завтрашним днем). Отдельную группу метафор составляют сочетания, в которых представлена способность времени гореть. Причем время может гореть как самостоятельно (Еще один день догорает закатом), так и вследствие воздействия внешних сил (А там, на горе, закат углями зажигает весну; Девочка жжет весну). С точки зрения физики, большинство веществ и тел характеризуются принадлежностью к одному из трех состояний – твердому, жидкому или газообразному. Соответственно, время также может находиться в одном из этих состояний. Представая в виде твердого тела, данная абстрактная категория воплощается в некую материальную сущность, напоминающую большой по размеру предмет: И еще одна жертва любви по столетьям стекла. Время приобретает четкие геометрические формы, о чем свидетельствует наличие у него грани и края: Расстрелянный влет, я по граням рассвета стекаю; Туда, где нет серого света, где на грани рассвета / Нарисует художник нам нашу любовь; Я туда убегу, туда, за краешек лета. Твердое вещество время оказывается довольно хрупким – у него может появиться и единичный осколок, и, как следствие более крупного разрушения, многочисленные обломки: Бежать везде, бежать всегда, / Унося на ладошке осколочек лета; Мы на обломках ночи с тобой надежду найдем. Более частотными оказываются метафоры, содержащие видение времени в качестве жидкости. В них отражается традиционное представление о движении времени в виде течения, протекания: Он отмечает движенье веков, но не замечает течения дней; Текли минуты, бежали минуты и складывались в года. Течение времени может быть показано в виде целого потока: Птица ляжет на крыло, тормозя поток рассвета. Свойства жидкости получают развитие в осмыслении времени как напитка, используемого человеком: Ты выпила рассвет, закусила сном, позабыла страх; Мы, ночи не доспавшие, мы, лето не допившие; Ты давно влюбился в ночь. / Ну так пей ее до дна. О представлении времени в виде жидкости также свидетельствует обозначение его малого количества существительным глоток: Лета нынче было на глоточек всего лишь; А время – глоточек, а время – кусочек, а небо звенит струной. Кроме того, небольшое количество времени может быть измерено предназначенной для жидкости посудой – стаканом: И остаток рассвета – граненый стакан; Взял остатки лета, из стакана вылил – вот и все, и больше нет. 200 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ Время как материальное тело воспринимаемо человеческими органами чувств. Его можно как ощутить на ощупь, при помощи осязания (Дорога ведет куда-то на край света, и ты уверен, что там лето. Потрогай; Не грусти. Лучше вспомни, как / Мы, обдирая в кровь ладони, / Трогали время на ощупь), так и непосредственно почувствовать (В голове чую вечность, / В сердце чувствую кровь). Целый ряд метафор содержит в себе информацию о том, какие действия способны производить живые существа над временем как материальным телом. Время-предмет имеет своих собственников, которые могут сменяться в результате каких-либо действий, распоряжаться временем или утрачивать свое имущество. Время можно подарить (Я подарю тебе про запас вот это лето; [Котенок] Опять убежит, не послушавшись маму, чтоб подарить нам рассвет), потерять (Лето потерял я), продать (Это твоя ночь, а ты в ней охотник, / Но ее давно желтый дьявол-сводник / Продал по частям), оставить кому-либо (А тебе оставил только полчаса), потратить (Я потратил еще одну вечность, ища ее губы). Метафорами охвачен широкий спектр разнообразных действий, производимых над временем: его можно строить и рушить (Ты воздвигаешь новую вечность – я ее тут же рушу), перевозить (Едет паровозик по игрушечным рельсам в сказку, / Катит, катит, катит то ли век, то ли год, то ли час), охранять (Они стоят на том берегу, они охраняют лето), готовить (Здравствуй, я как раз готовила лето), ловить (Я буду ждать тебя, буду искать тебя, буду ловить момент). Также временные единицы оказываются орудием для негативного воздействия на человека: Эта вечность секундами лупит в глаза. Некоторые метафоры, содержащие действия, актуализируют свойства времени как тела, состоящего из отдельных частей, которые могут быть посчитаны (А стрелки старых часов так грустно время считали) и добавлены (Добавлены мгновения к часам любви и вечности в оттаявшей душе). Это свидетельствует об измеряемости количества времени. Кроме того, на свойство измеряемости указывают вышеупомянутые метафоры, представляющие время в виде жидкости, состоящей из глотков: Если ровно на глоток осталось лета. Свойства времени как материального тела актуализируют его способность иметь пространственную локализацию. Местоположение временных единиц в некоторых случаях может быть не определено: Летел Икар, стрелял Амур, / Да где теперь деньки былые? В других случаях, локализация времени известна для человека и представляет собой либо абстрактное, обобщенное пространство (Закончился вечер, найдется ли вечность в восходе?; Сколько весны в этом небе с простывшей луною), 201 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА либо конкретное место (Ты поднялась чуть свет, лето на щеке, ветер в волосах). Но иногда вместить некоторые временные единицы в определенное пространство, даже очень большое по размеру, оказывается невозможным: Этот мир, что бывает таким огромным, / Он порой даже пары секунд не вместит. Местоположение времени не всегда является зафиксированным, следовательно, находясь в пределах какого-либо пространства, время способно перемещаться внутри него. Метафорически это показано путем отождествления временных единиц с движущимися телами - скорым поездом (Лето опять несется скорым поездом куда-то) и летящей стрелой (Время – стрела Робин Гуда). Также представление времени в виде передвигающегося предмета выражается в наличии у него скорости: Скорость побед, скорость дня, скорость перевоплощенья. Кроме метафор, репрезентирующих обобщенные свойства времени как материального тела, в индивидуальной КМ представлено несколько единичных, нечастотных метафорических сочетаний. Время имеет отношение к музыке и сопоставляется со струной (Время – струна менестреля), принадлежит человеку и является частью его тела (Мы идем по траве, наши руки - рассвет), воспринимается автором как вид денежных единиц (Быть немного моложе среди старого света, / Продаваться дороже в валюте ветра и лета). Наличие данных метафор, актуализирующих нетрадиционные предметные характеристики, говорит о многосторонности авторского видения времени. Таким образом, время в данной ЯКМ из абстрактной категории превращается в некую непосредственно наблюдаемую материальную сущность. Время как материальное тело обладает физическими характеристиками и, наделяясь геометрической формой либо способностью протекать, предстает в твердом и жидком состояниях, что выражается в способности времени быть сломанным и в его измеряемости глотком или стаканом. Имея физические характеристики, время воспринимается человеческими органами чувств, вследствие чего подвергается воздействию со стороны человека. Как любая материальная сущность, время имеет пространственную локализацию и способно передвигаться, находясь в пределах какого-либо пространства. Кроме того, данная абстрактная категория сопоставляется с такими предметными сущностями, как струна, часть тела и денежная единица. Время является объектом творческого осмысления ЯЛ, результатом которого становится яркое, нетрадиционное видение данной категории. Разнообразие метафорических сочетаний свидетельствует, во-первых, о стремлении ЯЛ наиболее полно рассмотреть и осознать данную категорию, во-вторых, о важном месте времени в сознании изучаемой ЯЛ, в202 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ третьих, о многогранности и уникальности его свойств в восприятии автора, и, в-четвертых, о важной роли метафоры в описании и осмыслении картины времени. Кроме того, анализ представлений о времени позволяет охарактеризовать и саму ЯЛ. Поскольку время предстает в виде предмета, подвластного человеку, оно, с одной стороны, теряет свои черты как всеобъемлющей абстрактной категории, стоящей над существующей действительностью, снижается до одного уровня с ЯЛ, становится конкретной сущностью, равноправной с человеком. С другой стороны, возможна противоположная трактовка отношений человека и времени: ЯЛ осознает себя способной подняться до уровня всеобъемлющей категории. Вследствие этого можно сделать вывод о высокой степени абстракции в восприятии автором не только категории времени, но и окружающего мира, а также самого себя как субъекта представленной действительности. ЛИТЕРАТУРА 1. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры (1991-2000). – Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2001 – 238 с. 2. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живём. – М.: УРСС, 2004. – 254 с. Т. А. Остапенко Белгородский государственный университет г. Белгород, Россия НЕЧЛЕНИМЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ КАК РЕПРЕЗЕНТАТОР ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА Язык представляет собой важнейший способ формирования и существования знаний человека о мире. Совокупность знаний, отражающих объективный мир и запечатленных в языковой форме, составляет систему взглядов, называемую картиной мира. Одним из основных свойств картины мира является ее антропоцентричность, ориентация на человека как меру всех вещей. Картина мира эксплицируется в языке и генерирует возникновение и развитие языковой картины мира. Языковая картина мира не только эксплицирует индивидуальную картину мира человека, но и отображает общую картину мира, поэтому среди ее свойств отмечаются как своеобразие, так и универсальность. Языковая картина мира включает этнический и индивидуальный компонент. Этническая картина мира – это исторически сложившаяся система понятий и концептов, структурирующая объективную реальность и закрепленная в языке. Этническая картина мира отображается в культуре, 203 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА в системе идей и оценок, усваивается индивидом в процессе его социализации и превращается в систему ценностей в соответствии с существующим социальным порядком, но с поправкой на индивидуальные особенности. Индивидуальная картина мира характеризует отдельную языковую личность. Языковая личность – это совокупность способностей человека, которая обуславливает процессы создания и восприятия текстов. Языковое сознание – это часть сознания, обеспечивающая механизмы речевой деятельности: порождение речи, ее восприятие и хранение языка в сознании. В языковом сознании говорящего зафиксированы языковые единицы, имеющие определенное значение, специфическое для представителей какой-либо этнической общности. «С тех пор как автоматизм устной речи стал считаться аксиомой, нормативный характер средств, которыми она располагает, обычно не вызывает сомнений» [1, с.12]. Говорящий в процессе речи не осознает того, что он следует определенным нормам построения разговорной речи, однако эти нормы для него так же обязательны, как и нормы книжной речи, именно вследствие спонтанного характера устной речи. Любой речевой акт представляет собой акт субъективного творчества, но «творчество это обязательно совершается по заданным, объективно существующим шаблонам» [2, с.56]. Выбор тех или иных высказываний в потоке речи говорящий осуществляет с учетом поставленной коммуникативной задачи и требований ситуации, выбирает стиль и жанр своей речи, а также уместные с точки зрения данного субъекта языковые средства. «Личностные особенности человека накладывают незримый или явственный отпечаток на любое речевое произведение, им созданное [3, с.115]. В языке существуют стереотипы, которыми языковая личность пользуется в определенного типа речевых ситуациях для выражения эмоциональной реакции на вербальный или невербальный стимул. Среди подобных средств создания языковой картины мира наиболее яркими являются экспрессивно окрашенные слова и выражения с ярким коммуникативнопрагматическим потенциалом. Важную роль в создании языковой картины мира играют нечленимые предложения – особый структурносемантический тип предложений, характеризующийся устойчивостью, воспроизводимостью, целостностью, неспособностью к распространению, привязанностью к контексту, неделимостью в грамматическом аспекте. Слова, составляющие нечленимое предложение, не выражают предметного содержания. Это семантически фразеологизированные единицы синтаксиса, служащие для выражения краткой, семантически и грамматически нерасчлененной, часто импульсивной, эмоциональной реакции говорящего на лингвистические или экстралингвистические факты 204 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ контекста: Ну да чёрт с тобой! Только я у тебя больше не живу. (М. А. Шолохов); Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах, как я тебе рад! – прибавил он. – Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат. – Вот глупости! – смеясь, крикнула Наташа. – Ни о нём и ни о ком я не думаю и знать не хочу. – Вот как! Так ты что же? (Л. Н. Толстой); Вот те на-а… – протянул Ведищев. – …Ну и ну. (Б. Акунин). Нечленимые предложения являются средством языковой репрезентации общей картины мира, а также формируют собственную, одной из главных черт которой является её антропоцентричность. Объективная действительность отражается в человеческом сознании в понятиях, которые выражаются словами. Коммуникация является одним из главнейших способов реализации человеческих отношений. В конкретной речевой ситуации с помощью лингвистических и экстралингвистических средств отражается коммуникативный потенциал, определяющийся интенциями говорящего, своеобразием его концептуальной и языковой картины мира. Обладая значительным коммуникативно-прагматическим потенциалом, нечленимые предложения являются одним из наиболее выразительных средств экспликации коммуникативной интенции говорящего. Поскольку языковая картина мира динамична, семантика языковых выражений не выводится только из языковых категорий, а сами высказывания производятся в определенных условиях, языковые единицы, создающие языковую картину мира, следует рассматривать как единицы дискурса. Грамматические и семантические особенности нечленимых предложений основной сферой функционирования определяют разговорный дискурс. Появление в речи нечленимых конструкций обусловлено спецификой разговорного дискурса, который характеризуется стремлением говорящего избежать чрезмерной перегруженности речи, её лексической и синтаксической усложненности. Среди характерных особенностей нечленимых предложений как функциональных единиц разговорного дискурса можно выделить: спонтанность, стереотипность, непринужденность, эмоциональную окрашенность, ситуативность. Являясь инструментом разговорного дискурса, нечленимые предложения нечленимые предложения выражают реакцию на факты лингвистического (содержание своей или чужой речи) или экстралингвистического (невербализованные события, факты объективной реальности) в жанре диалога, а также монолога, внешнего или внутреннего: Ветер крутит: дома, фонари, улицы… черные клочья ворон, остервенелые всхлипы комиссарских автомобилей, свалившийся трамвай, телеграфные провода, хвосты тощих кобыл, товарища Мамашева, Ольгу и меня. – Ну и погодка! – Черт бы ее побрал. (А. Мариенгоф); Я долго и безуспешно роюсь в карманах, отыскивая ключ от английского замка входной двери. 205 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Какая досада! Должно быть, потерял у трупа. (А. Мариенгоф). Эта реакция может быть представлена как согласие-несогласие говорящего с чем-либо, как эмоциональный отклик на что-либо, как сознательная нейтрализация, отстраненность говорящего от чего-либо: А то с места не сойдет. – Аль правда? – Ну дык! Знаю же, – степенно ответил Алеша. (Г. Троепольский) – подтверждение; – Делать-то вы что-нибудь умеете? – Конечно, нет. – Н-да. (А. Мариенгоф) – несогласие; Это кто? – шепотом спросил Скорик инженера, когда мухортик, кряхтя, полез садиться. – Неважно, – мрачно ответил Эраст Петрович. (Б. Акунин) – игнорирование; На другой день утром новая кухарка, разбудив меня, закричала. – Батюшки! Что у тебя с рожей-то? (М. Горький) – изумление. Ситуация спонтанного диалога делает актуальной задачу эмоционального самовыражения и эмоционального же воздействия на адресата. Непринуждённый диалог даёт собеседникам право на свободное выражение субъективных оценок, самым непосредственным средством передачи которых является нечленимое предложение: – Поцеловать? – Не надо. – Ну что ты… Глупый… (А. Битов); …Ольга взяла в любовники Докучаева! Любовником Докучаева! А? До-ку-ча-е-ва! Невероятно! Немыслимо! Непостижимо! Впрочем… Ольга взяла и меня в «хахаля», так сказать… Не правда ли? (А. Мариенгоф); – Зарева нет. – Фу ты, господи! – сказал хозяин, одетый в пальто и шапку, приподнял воротник и стал нерешительно совать ноги в калоши. Хозяйка умоляла его: – Не ходи! Ну, не ходи же… – Ерунда! (М. Горький); Эх ты! Человек, человек!.. Операция была. От войны осколок носил вот тут. (Г. Троепольский). Функционирование нечленимых предложений в речевой деятельности той или иной языковой личности тесно связано с фоновыми знаниями носителя языка, с практическим опытом личности, с культурноисторическими традициями народа. В аспекте ментальноэмоционального содержания нечленимые предложения имеют устоявшийся идиоматичный характер, благодаря чему легко узнаваемы в речи. Нечленимые предложения нередко в процессе общения подвергаются стандартизации, многократно повторяясь в аналогичных коммуникативных ситуациях. Эти языковые единицы приобретают характер формул, используемых говорящими в типовых коммуникативных ситуациях (этикетные реплики, клишированные вопросы, выражение субективномодальной оценки: Доброе утро (день, вечер); Как дела? Ну и как? Вот еще. Еще бы! Вот как? и т. д. Значение этих выражений определяется коммуникативной ситуацией, в которой высказывание функционирует. Главной особенностью нечленимых конструкций становится их производство не как заново создаваемых говорящим, а как воспроизводимых 206 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ готовых штампов. Например: Здравствуйте, граждане! Где тут конюшня? – Доброго здоровья, – за всех ответил пожилой казак…(М. Шолохов). Кто там? – закричала кумова жена, услышав шум в сенях, произведенный приходом двух приятелей с мешком, и отворяя дверь. Кум остолбенел. – Вот тебе на! – произнес ткач, опустя руки. (Н. В. Гоголь). Нечленимые предложения существуют в языковом сознании говорящего в готовом виде и не требуют активизации когнитивных основ сознания. Нечленимое предложение хранится в памяти говорящего и извлекается оттуда в готовом виде, при этом срабатывает ассоциативный механизм, который связывает некоторую довольно часто повторяющуюся ситуацию и закрепленные в сознании человека и определенные устойчивые речевые формулы, воспроизводимые говорящим в условиях спонтанного разговорного дискурса с целью ярко, емко и лаконично выразить реакцию на факты контекста. Индивидуальность языковой личности создается главным образом именно контекстуально обусловленные единицы эмотивного синтаксиса. Индивидуальную языковую картину мира составляют и языковая картина мира, сложившаяся у того этнического сообщества, к которому он принадлежит, и языковая картина мира, зафиксированная в сознании людей его страны, области, города и т. д. Социальный статус, возраст, пол и другие особенности личности индивида также отражаются в его языковой картине. Нечленимые конструкции как инструмент репрезентации языковой картины также несут отпечаток личности говорящего, его принадлежности к той или иной этнической общности, выражают диалектные черты речи, эксплицируют социальные характеристики, психические, этические особенности и т. д. Нечленимые конструкции – одно из наиболее ярких средств выражения оригинальной языковой картины мира отдельного индивида. Обладая значительным коммуникативнопрагматическим потенциалом, нечленимые предложения являются одним из ярких, выразительных средств экспликации коммуникативной интенции говорящего: Он прежде должен получить лопату, – сказал шепотом один из братьев. – Ах! Полноте, пожалуйста, – сказал другой. (Л. Н. Толстой); Оно, то самое! Никаких сомнений! И ведь как ловко составлено – никому постороннему, кто про алмаз и обмен не знает, и в голову не придет! (Б. Акунин); Зови по имени-отчеству. Не забыл? – отвечал гость, первый выходя из конюшни. – Как можно! Всю германскую вместе сломали, и эту пришлось…(М. А. Шолохов). Можно выделить нечленимые конструкции, свойственные всем людям, говорящим на русском языке: Ради бога! где Марья Ивановна? – спросил я с неизъяснимым волнением. (А. Пушкин); Елена. Неужели ты хочешь сказать, что они вытеснят нас? Ты не имеешь права. Тальберг. 207 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА О, нет, нет, нет… конечно. (М. Булгаков); Неужто Линд отказался от обмена? – упавшим голосом спросил я. – Как бы не так. (Б. Акунин). Существуют нечленимые предложения, эксплицирующие особенности языкового сознания людей, обитающих в той или иной местности: По серопескам сроду мы так не высевали. – Курям на смех! (М. Шолохов); Добре! от добре! – сказал Солопий, хлопнув руками. (Н. В. Гоголь). Наконец, нечленимые предложения отражают личностные особенности говорящего: принадлежность к определенному социальному слою, роду деятельности и т. п. Например: Здравствуйте, дядюшка! – сказал Николай, когда старик подъехал к нему. – Чистое дело марш!.. Так и знал, – заговорил дядюшка, – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Л. Н. Толстой); – Встань, Мотылина! Как ты с паханом базаришь? – Ша! – ответил Цуриков. – Разберемся… (С. Довлатов). – Бонжур! – пропел Ипполит Матвеевич самому себе, спуская ноги с постели. (И. Ильф, Е. Петров); Пришел дворник Тихон в пиджачном костюме и, ухватив свинью за задние ноги, сказал: – Эх, туды его в качель! Разве «Нимфа» кисть дает! (И. Ильф, Е. Петров). Таким образом, являясь реакцией на факты объективной действительности, выражая отношение говорящего к адресату или к сообщаемой информации и эксплицируя языковые особенности картины мира, запечатленной в сознании говорящего и отраженной в его речи, нечленимые предложения являются важным функционально-коммуникативным компонентом языковой картины мира человека. Наряду с паремическими и фразеологическими единицами нечленимые предложения выражают самобытность языковой картины мира и являются продуктивным средством её языковой репрезентации. Нечленимые конструкции вследствие своего субъективного характера, эмоциональности, экспрессивности способны эксплицировать особенности этнической языковой картины мира в целом, её диалектной разновидности, а также характерные черты индивидуальной языковой картины мира. Исследование нечленимых предложений как важного средства экспликации индивидуальной языковой картины мира человека имеет широкие перспективы вследствие значительного коммуникативно-прагматического потенциала подобных языковых единиц. ЛИТЕРАТУРА 1. Лаптева О. А. Русский разговорный синтаксис. – М.: Наука, 1976. 2. Норманн Б. Ю. Синтаксис речевой деятельности. – Минск: Высшая школа, 1978. 3. Колокольцева Т. Н. Антропоцентризм диалога (коммуникативы в диалоге) // Вопросы стилистики. – Саратов, 1998. – С. 114-125. 208 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ Е.Н. Пономарева Томский политехнический университет г. Томск, Россия РОЛЬ АССОЦИАЦИЙ В РАЗВОРАЧИВАНИИ ТЕКСТОВ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ (к вопросу о характеристике языковой личности студента)1 Человеческая речь многогранна. Она может быть письменной и устной, подготовленной и спонтанной, быстрой и медленной, грамотной и безграмотной, красивой и некрасивой. Вопрос о том, почему мы говорим так, а не иначе, волновал и волнует представителей самых разнообразных научных направлений. Известно, что в основе речепорождения лежит ассоциативный механизм. Как отмечает И.Г. Овчинникова, в порождении и восприятии высказывания ассоциативный механизм выполняет функции: увязывания разных единиц по разнообразным основаниям; извлечения необходимой информации из памяти; автоматизации этапов речевой программы. Ассоциативные связи с большой долей вероятности предопределяют выбор тех или иных языковых единиц, поэтому «стереотипные ассоциации рассматривают в качестве критериев сформированности определенной деятельности...» [4, с. 9]. Роль ассоциаций в структурировании смысловой и стилевой специфики при порождении определенной языковой личностью текстов на русском языке в настоящее время не исследована, несмотря на то, что теоретические предпосылки к этому имеются. Таким образом, сформированность научной базы, наличие реальной потребности, с одной стороны, и отсутствие исчерпывающих ответов на ряд вопросов, с другой стороны, делают нашу работу своевременной и актуальной. Причиной нашего интереса к особенностям текстов, порожденных на основе ассоциативных полей, стали наблюдения над материалами проведенного нами свободного ассоциативного эксперимента. В ходе сбора и описания этого материала стала очевидной тенденция взаимного соответствия стилевых особенностей стимулов и ассоциативных реакций на них. В большинстве случаев общелитературное слово, обозначающее реальный материальный предмет, вызывает столь же реальные ассоциации в общелитературной сфере, например: Трость - Палка 40, Старик 13, Опора 9, Джентльмен 8, Старость 7, Деревянная 7, Из слоновой кости 6, Старый человек 5, Костыль 4, Хромота 4, Болезнь 4, Бабушка 3 и т.д. 1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научноисследовательского проекта РГНФ («Ассоциативный словарь сибирского студенчества»), проект № 070464407a/T 209 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Среди ассоциаций на абстрактное слово, связанное с интеллектуальной деятельностью, преобладают реакции, более характерные для научной сферы, например: Исследование - Изучение 23, Наука 17, Опыт 10, Эксперимент 8, Научное 6, Познание 5, Работа 5, Поиск 4, Научная работа 5, Лаборатория 4, Неизвестного 3, Проводить 3, Анализ 2. Ассоциативные реакции на слово, у которого лексико-семантические варианты функционируют в разных сферах, распределяются соответственно этим сферам, например: БАЗИРОВАТЬСЯ 1. Основываться 29, На знаниях 16, На фактах 16, На знания 5, На знании 5, На концепции 5, На данных 4, На опыте 4. На принципе 4, На принципах 4, БАЗИРОВАТЬСЯ 2. Располагаться 6, На местности 4, На аэродроме 3, На Востоке 3, Находиться 2, Армия 2, Где-то 2, В кругу друзей 2, На 2…. Все вышесказанное дает основание предположить, что ключевые слова с достаточной степенью обязательности могут предопределить смысловую специфику и стилевую окраску развернутого текста. Понятие «ключевое слово» трактуется нами как слово, на основе которого информантам предлагается составить связный текст. Принципиальным представляется то, что создание текста на основе ключевых слов, с одной стороны, задействует ассоциативный механизм и обеспечивает фиксацию речевых стереотипов, а с другой стороны, может считаться аналогом реального процесса речепорождения. Кроме того, возможность задавать и менять комплект ключевых слов позволяет управлять ситуаций порождения речи и ставить различные исследовательские задачи. Целью нашей работы стало изучение роли ассоциаций в формировании смысловой специфики и стилевой принадлежности речевого сообщения, созданного студентами, на русском языке. Для достижения поставленной цели нами было проведено 2 психолингвистических эксперимента и произведен анализ собранных текстов с точки зрения стиля, связности, цельности, тематики, формального соответствия лексическому составу ассоциативного поля. Основными методами исследования стали экспериментальный и метод количественно-качественного анализа. Свободный ассоциативный эксперимент, на основе которого были сформированы ассоциативные поля, проводился среди студентов вузов. Эксперимент на разворачивание текста проведен среди 50 студентов технических и гуманитарных специальностей ТПУ. Информантам предлагалось составить связный текст с использованием 7 слов, расположенных в алфавитном порядке. Пять анкет, из которых каждый информант заполнял только одни, были сформированы из состава ассоциативного 210 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ поля БАЗИРОВАТЬСЯ. Главными причинами выбора этого ассоциативного поля в качестве исходного явилось наличие у этого глагола двух ЛСВ в разных сферах (общенаучной и общелитературной). Фрагмент ассоциативного поля: Основываться 29, На знаниях 16, На фактах 16, На чем-то 7, Располагаться 6, Основа 5, На знания 5, На знании 5, На концепции 5, На данных 4, На местности 4, На опыте 4. На основе 4, На принципе 4, На опыте 4, На принципах 4, Основание 3, На аэродроме 3, На исследований 2, Пример анкеты: брать за основу, выводам, знаниями, на данных, на доказанном, на достигнутом, на правилах, остановка. Пример текста: Чтобы написать хорошую работу нужно последовательно выполнять следующие инструкции. Для начала нужно выбрать область, в которой вы будете работать, можно обсудить это в кругу друзей и положиться на их мнение, либо можно взять за основу собственные знания. Все свои предположения нужно основывать на какихлибо аргументах, положениях, либо обязательно на письменные источники и документы. Основной базой работы должен служить качественно отобранный и проанализированный материал, на основе которого выполняется вся работа. Целью эксперимента стало получение от информантов неотрефлексированных речевых произведений, поэтому время на выполнение задания было ограничено 15 минутами. На наш взгляд, это достаточно для того, чтобы составить текст, но не редактировать его, поскольку именно в непроизвольных (неподготовленных) ассоциативных реакциях актуализируются наиболее устойчивые стереотипные связи. Анализ материала на предмет смысловой специфики текстов показал, что их основными смысловыми центрами являются «молодежь» и «знания». 1. Молодежные проблемы (употребление пива, страхи и комплексы, отношение к физическому труду). Общий сценарий данной группы текстов представляет собой последовательность следующих шагов: - постановку проблемы / вопроса (...что есть для нас физическая работа?); - анализ причин ее/его возникновения (... если взять за основу тот факт, что страхи обычно возникают в раннем детстве и сопровождают человека на протяжении всей его жизни, то можно прийти к выводу, что одна из главных причин страхов является отношение родителей к своему ребенку или воспитание. По статистике родители часто недовольны знаниями ребенка и его стремлением учиться); - способы решения (...к счастью, законодательство, основанное на новых положениях о рекламе спиртных напитков, в частности, пива, замет211 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА но ужесточило контроль за уровнем привлечения молодежи к распитию пива. Теперь мы уже не видим веселящихся, распивающих пиво людей...). 2. Взаимоотношения молодых людей между собой и их контакты с «официальным» миром. В данной группе текстов выделяется два вида сценариев: - Спор/дискуссия между молодыми людьми как способ поиска ответов на вопросы. Ключевыми в этих текстах являются образы аргументов, на основании которых в ситуации полемики может быть найден компромисс или ответ на искомый вопрос (...иногда преобретенный опыт разных личностей мешает наладить контакт. Остается полагаться на рассудительность и, взяв за основы честность и справедливость, обоюдно излагать на каких аргументах и на основе чего в тебе живет та или иная идея. Разумеется, твоя позиция должна основываться либо на исторических документах, либо на общепринятых положениях в обществе...). - Противопоставление дружеских и официальных отношений (...отношения на основе дружеских чувств, когда ты полностью полагаешься на человека – прекрасны. Ни документы, ни положения, ни приказы не касаются дружбы. Они – вне дружбы. Они часть официальной работы...). 3. Молодежь и образование. - знания, полученные при освоении школьной программы как основа для поступления в вуз (при поступлении в вуз, выбирая специальность, обычно берут за основу предметы, по которым человек имеет достаточное количество знаний, чтобы на основе этих знаний успешно сдать экзамены...); Тексты, принадлежащие данной группе, посвящены выявлению условий успешной сдачи вступительных экзаменов в вуз. - знания, как необходимая базы для карьеры (на основе полученных знаний я легко смогу устроится на работу...), личностного роста (...знания, получаемые в наших учебных заведениях, - это база. Их можно брать за основу, но нет пределов совершенству. Нельзя полагаться только на лекции преподавателей, на основе которых можно получить азы..) или для создания определенного «продукта» (...как написать диплом и что для этого необходимо ... диплом должен быть на основе пройденной практики, а также можно взять за основу имеющуюся уже у нас базу знаний и обязательно нужно обратить внимание на некоторые положения в различных стандартах, технических условиях...); - самостоятельный «научный проект» (... «Остановка». Следует рассмотреть семантику, значение этого слова...; для доказательства этой теоремы необходимо руководствоваться знаниями о свойствах параллель212 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ ных прямых. Нужно взять за основу первое свойство ...). Тексты этой группы посвящены решению абстрактной научной проблемы (...итак, мы можем прийти к следующим выводам: определение слова основывается, прежде всего, на...; таким образом, мы приходим к следующим выводам: эта теорема еще раз доказывает, что параллельные прямые не пересекаются...). Тексты, полученные нами от информантов, представляют собой описание коммуникативно-познавательных действий, произведенных их авторами. Движение осуществляется о постановки проблемы/вопроса через выполнение определенных шагов к формулированию вывода/итога/ответа. В процессе выполнения задания в сознании информантов формируется замысел, который в тексте реализуется набором компонентов ситуации, составленных в общий сценарий и подчиненных основной теме. Таким образом, можно сделать вывод, о том, что все полученные в ходе эксперимента тексты характеризуются целостностью, которую мы понимаем как «свойство текста, который воспринимается как осмысленное целесообразное единство» [3, с. 28] Анализ материала на предмет связности текстов производился путем выделения разного рода повторов и единиц, находящихся на стыке предложений, поскольку именно там «лежит зерно, из которого развивается текст» [2, с. 215]. Преобладающим по частоте использования средством создания связности стали речевые вариативные и лексические повторы (...однажды в кругу друзей я решила обсудить актуальную тему. Полагаясь на свои знания, мы решили поднять вопрос: как написать диплом и что для этого необходимо. В ходе обсуждения мы пришли к единому мнению...; Логические отношения между частями высказывания подчеркиваются информантами с помощью специальных средств (...чтобы написать хорошую работу, нужно последовательно выполнять следующие инструкции. Для начала нужно выбрать область..; если брать за основу жизнь обывателей, то для них...), однако частота их использования достаточно низкая. По этой причине многие полученные тексты отличаются скачкообразностью развития мысли. (При поступлении в университет берут за основу знания за 10 классов школьного обучения. На основе документов об окончании среднего образовательного учреждения проходит конкурс по зачислению абитуриентов в вуз. Из круга моих друзей большинство поступило в университет. Во время учебы в университете студенты полагаются на базу школьных знаний). Стилистический анализ материала базировался на характеристике лексических единиц, синтаксических конструкций, тематики. Он показал, что для текстов характерна ориентация на научный стиль: проблематиза213 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ция ситуации, стремление к объективности и логичности; частотность «мы-форм» и специализированных речевых клише; отсутствие художественных средств и т.д. Однако в большинстве случаев тексты могут быть отнесены не к собственно научному, а научно-популярному подстилю. На основе предложенных ключевых слов информантами развернуты эссе-рассуждения и эссе-описания, в которых авторы в той или иной мере последовательно придерживаются изначально выбранного жанра. Формальный анализ материала производился путем сопоставления собранных текстов с лексическим составом исходного ассоциативного поля. В результате работы отмечено следующее: - ассоциации, возникающие в связи с указанными в анкете словами актуализируют наиболее вероятные сочетания слов в контексте: коммуникация в кругу друзей, обсудить в кругу друзей, в кругу друзей ведутся споры, в кругу друзей обсуждается вопрос, как-то раз в кругу друзей зашел разговор, в кругу моих друзей и др.; знания являются базой, составляют знания, на основе полученных знаний, берут за основу знания, всеобщие знания, собственные знания, знаний недостаточно, подтверждать знания, обладать знаниями и др.; - ключевые слова последовательно делятся на две группы – основные и дополнительные. Основные ключевые слова легли в основу замысла текста и определили выбор компонентов ситуации или особенности сценария (брать за основу, знания, в кругу друзей). Дополнительные ключевые слова были востребованы в качестве инструментов развития сюжета и носят присоединительный характер (на аргументах, на документах, на данных, на положениях). Орфографический и пунктуационный анализ материала носил дополнительный характер и позволил выявить значительное количество речевых и грамматических ошибок. Таким образом, проведенное исследование показывает, что в качестве опорных информантами используются ассоциативные реакции двух типов: наиболее близкие к ядру поля («знания») или «выбивающиеся» из общего контекста («в кругу друзей»). На наш взгляд это связано с двумя стратегиями: актуализацией наиболее устойчивых ассоциативных связей и наиболее неожиданных. Тексты, развернутые студентами на основе ключевых слов, затрагивают близкие информантам темы и ставят насущные для них проблемы. Эти тексты характеризуются высокой целостностью и достаточной связностью. Ассоциации, принадлежащие одному ассоциативному полю, в ходе разворачивания текста, вызывают в сознании информантов легко типизируемые образы, которые становятся ключевыми моментами в 214 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ структуре единого сценария и определяют тенденцию стилевой принадлежности, а также аргументативный характер текстов. Проведенное исследование, на наш взгляд, имеет большое значение, во-первых, для описания коллективной языковой личности студента, вовторых, для апробации методического приема по развитию речи, так как разворачивание текстов на основе ключевых слов, подобранных по различным принципам, представляется именно таким приемом. ЛИТЕРАТУРА 1. Бабенко И.И. Коммуникативный потенциал слова и его отражение в лирике М. Цветаевой: Автореф. дис. канд. филол. наук. – Томск, 2001. – 24 с. 2. Жинкин Н.И. Развитие письменной речи учащихся // Изв. АПН РСФСР. М., 1956. Вып. 78. С. 215. 3. Леонтьев А.А. Высказывание как предмет лингвистики, психолингвистики и теории коммуникации // Синтаксис текста – М., 1979. С. 28. 4. Овчинникова И.Г. Ассоциативный механизм в речемыслительной деятельности: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. – СПб, 2002. – 30 с. Т.В. Соколова Омская академия МВД России г. Омск, Россия ОЦЕНОЧНЫЕ ФРАГМЕНТЫ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА ЮРИСТА Правила поведения являются важнейшим элементов человеческого опыта и находят свое закономерное отражение в языке. В свою очередь, языковая составляющая выступает неотъемлемой частью многих нормативных систем, наиболее важной из которых признается право. Представление в языке правовых норм может рассматриваться как одна из сторон языковой картины мира юриста. Языковая картина мира – это «особое образование, постоянно участвующее в познании мира и задающее образцы интерпретации воспринимаемого. Это своеобразная сетка, накидываемая на наше восприятие, на его оценку, влияющая на членение опыта и видение ситуаций, событий и т.п. через призму языка и опыта, приобретенного вместе с усвоением языка …» [1, с. 47]. Частью проблематики языковой картины мира является специфика языкового и смыслового аспектов семантического содержания. Многочисленные исследования в этой области показали, что человек не использует готовые значения, а сам порождает их и самостоятельно производит отбор языковых средств для передачи необходимых смыслов. К числу собственно человеческих категорий относится оценка. Формируясь в речевой коммуникации как деятельности, она передает одобрение или неодобрение, похвалу или порицание. Особую актуальность, на наш взгляд, 215 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА приобретают оценочные слова и выражения в смысловом окружении юридического текста. Оценочность в праве – обусловленное явление, она порождена содержанием и назначением права оценивать процессы, действия, поступки, поведение людей. Категория оценки обозначает высказывание о ценностях, явившееся результатом оценочного отношения к предмету оценки [3, с. 184]. Юридические тексты включают многочисленные оценки, составляющие моральные и утилитарные нормы. Содержание категории оценки определяется в языковой картине правового мира соответствующими концептами. Оценочные концепты возникают как следствие активной мыслительной и языковой деятельности, как реакция на предметы и события окружающего мира. Они являются определенным способом представления действительности, так как отражают знания ценностной картины мира человека. Право так же опирается на ценностную картину мира, вбирает в себя раз и навсегда определенный, условленный смысл того или иного явления, заключая его в конкретные формулировки, которые становятся знаками, отсылающие нас к уже накопленному, т.е. прошлому опыту [4]. Представления, которыми руководствуется человек в своем поведении, могут быть зафиксированы в таких концептах как справедливость, правильность, опасность, допустимость, виновность. Вербально выраженные оценочные концепты могут быть эксплицированы различными языковыми средствами. Так, концепт СПРАВЕДЛИВОСТЬ в языковой картине правового мира вербализован словом «законность», словосочетанием с разной степенью устойчивости: «действовать по справедливости, по закону», «воздать должное кому-либо», «дать правосудию свершиться». Данный концепт служит для выражения моральной оценки. Главная особенность оценочного концепта, как отмечают ученые, заключается в его зависимом характере [5]. Это означает, что конкретное содержание оценочный концепт приобретает только при взаимодействии с другими концептами. Например, концептуальное наполнение оценочной категории «исключительный» зависит от концептуального содержания языковых единиц, с которыми связано данное прилагательное. Взаимодействие концептов приводит к появлению новых смыслов. Сравните: исключительный цинизм, исключительная мера наказания. Смысловая специализация в языковой картине правового мира необходима для наиболее полного и точного отражения в слове различных идей и представлений, возникающих в ходе создания, применения, объяснения и обоснования правовых норм. В правовом тексте под каждым обычным словом подразумевается строго определенное юридическое по216 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ нятие со своим особым содержанием. «Но из их общепринятого значения устраняются все множественные смысловые оттенки, пока не останется лишь то содержание, которое наиболее полно соответствует необходимому в данном случае правовому содержанию. И именно такое содержание < … > формализуется и становится единственным значением слова в правовом общении» [3, с. 45]. Нормы поведения имеют прототипный характер, фиксируя «знания о типичных установках, действиях, ожиданиях ответных действий и оценочных реакциях применительно к тем или иным ситуациям» [2, с. 4]. Следовательно, в основе оценочной категоризации лежит определенное осмысление объектов в плане их соответствия установленному стандарту или норме, которые могут иметь этический (порядочный - непорядочный), правовой (правый - неправый, истинный - ложный), эмоциональный (приятный - неприятный), нормативный (правильный - неправильный, большой - маленький), функционально-практический (полезный бесполезный) и тому подобный характер [5]. Именно рациональнооценочная информация составляет главное содержание юридического текста. Концепты, связанные с оценкой поведения на фоне общественных норм могут быть построены в основном на оппозиции «социально опасный – неопасный». Для юриста важен состав преступления и обстоятельства, при которых оно совершено, в то время как для неспециалиста, носителя обыденного или наивного языкового сознания, важно оценить преступление с эмоциональных позиций (жестокое, подлое, коварное и т.д.). Применительно к юридическим текстам, содержание которых детерминировано логическим восприятием, стремлением в максимальной объективности, эмоциональная оценка встречается довольно редко, а в законодательных текстах исчезает полностью. Юридические термины, составляющие основу правового текста, являются своего рода застывшими формулами ценностно-значимой информации, лишенными эмотивности, образности. Анализируя лексически выраженные оценочные значения, характерным для юридического текста представляется то, что оценочный компонент изначально входит в семантическую структуру слова, что обусловлено самим аксиологическим характером права: нарушение, ущерб, вред, хищение, оскорбление, преступление, злоупотребление, уклонение, уважительный - неуважительный, хулиганство, наказание. В процессе формирования юридической терминологии для обозначения значительного числа основных понятий права отбирались общеупотребительные лексические единицы, в которых присутствовал отчетливый оценочный компонент. Следует отметить, что в разные временные периоды вследст217 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА вие концептуального переосмысления действительности юридические понятия могли иметь неодинаковые оценочные компоненты [6], например, значение слова «вина». Система ценностей и оценок у отдельного человека и всего общества в целом формируется с помощью языка. Языковая репрезентация оценочных концептов имеет свои отличительные особенности. Слова и выражения отражают соответствие тех или иных характеристик определенной шкале или стандарту. Они позволяют наглядно представить внутреннюю структуру категории, ее градацию. К числу таких слов можно отнести: «более» и «менее» и т. п. Например, неодинаковой является мера ответственности за причинение тяжких, менее тяжких или легких телесных повреждений; в зависимости от степени виновности определяется строгое, мягкое или более мягкое наказание. В языковой картине мира обнаруживается целый ряд концептов, соотносимых тем или иным образом с категорией оценки, что демонстрирует тщательную проработку языковым сознанием поведенческой сферы. Оценочные категории играют значительную роль в формировании ценностной картины мира в сознании человека. Содержание категории оценки определяется соответствующими оценочными концептами, обнаруживающими свою собственную специфику языковой репрезентации. ЛИТЕРАТУРА 1. Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения. М.: Наука, 1997. 2. Карасик В.И. Нормы поведения в социолингвистическом аспекте // Коммуникативно-прагматическая семантика: Сб. науч. тр. Волгоград: Перемена, 2000. С. 3-16. 3. Ивакина Н.Н. Профессиональная речь юриста. – М.: Издательство БЕК, 1997. 4. Палашевская И.В. Концепт «закон» в английской и русской лингвокультурах: Автореф. дис. … канд. фил. наук. Волгоград, 2001. 5. Болдырев Н.Н. Специфика оценочных концептов и их место в картине мира // Единицы языка и их функционирование // Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 10. Саратов, 2004. 6. Хижняк С.П. Вариативность языковой картины мира в терминологии // Взаимодействие экстра- и интралингвистических факторов при формировании терминологии языков разного типа. Саратов, 2000. 218 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ АВТОРЫ Акимова Алла Ивановна, канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка Бийского педагогического государственного университета имени В.М. Шукшина Апалькова Татьяна Николаевна, Самарский государственный педагогический университет, факультет иностранных языков, кафедра английской филологии Базылев Владимир Николаевич, доктор филол. наук, профессор кафедры русской словесности и межкультурной коммуникации Государственного института русского языка имени А.С. Пушкина. Борисова Ольга Сергеевна, ассистент кафедры английского и китайского языков, Дальневосточная государственная социальногуманитарная академия. Борода Елена Викторовна, канд. филол. наук, докторант кафедры истории русской литературы Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина Бронник Лариса Васильевна, канд. филол. наук, доцент кафедры теоретической и прикладной лингвистики, Кубанский государственный университет Бычкова Елена Николаевна, ассистент кафедры риторики и культуры речи, Астраханский государственный университет Гуляева Евгения Вячеславовна, старший преподаватель кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации Волгоградской академии государственной службы, аспирант кафедры английской филологии Волгоградского государственного педагогического университета Данилова Виктория Анатольевна, ассистент кафедры иностранных языков № 4 Института иностранных языков, Российский университет дружбы народов Демидова Татьяна Александровна, аспирант кафедры русского языка филологического факультета Томского государственного университета Донова Олеся Владимировна, ассистент, Дальневосточная государственная социально-гуманитарная академия, кафедра английского и китайского языков. Доронина Наталья Ивановна, канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка Бийского педагогического государственного университета имени В.М. Шукшина Дьячкова Ирина Геннадьевна, канд. филол. наук, доцент кафедры исторического языкознания, Омский государственный университет имени Ф.М. Достоевского 219 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Емельянова Татьяна Витальевна, канд. пед. наук, старший преподаватель кафедры педагогики и методик преподавания Тольяттинского государственного университета Зеленская Елена Владимировна, ассистент кафедры восточных языков, Бийский педагогический государственный университет имени В.М. Шукшина. Иванова Екатерина Павловна, канд. филол. наук, доцент кафедры романской филологии Санкт-Петербургского государственного университета Ильиных Ольга Викторовна, старший преподаватель кафедры русского языка как иностранного, Институт международного образования, Томский политехнический университет. Катермина Вероника Викторовна, доктор филол. наук, профессор, кафедра английской филологии, Кубанский государственный университет Кириченко Анна Алексеевна, ученица 10 класса средней общеобразовательной школы № 33 г. Бийска; научный руководитель – Глебова Л.А., учитель русского языка и литературы высшей квалификационной категории. Коберник Любовь Николаевна, канд. филол. наук; старший преподаватель кафедры русского языка как иностранного Института международного образования, Томский политехнический университет Косицина Юлия Владимировна, соискатель, Кузбасская государственная педагогическая академия Кравцова Валентина Юрьевна, старший преподаватель кафедры восточных языков, Бийский педагогический государственный университет имени В.М. Шукшина. Ласица Любовь Александровна, аспирант кафедры РФМПРЯ, Оренбургский государственный университет Литвина Анна Сергеевна, лаборант кафедры английского языка, аспирант, Бийский педагогический государственный университет имени В.М. Шукшина Ломоносова Юлия Евгеньевна, преподаватель-аспирант, Медицинский колледж Белгородского государственного университета Лопатина Ирина Александровна, канд. филол. наук, доцент, Алтайский краевой институт повышения квалификации работников образования Малоземлина Оксана Владимировна, аспирант при лаборатории региональной этнолингвистики Камчатского государственного университета имени Витуса Беринга, инженер 1-й категории по организационной работе филологического факультета. 220 РАЗДЕЛ 5. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ, ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ Маняхин Алексей Владимирович, канд. филол. наук, Тамбовский филиал НОУ «Современная гуманитарная академия» (г.Москва) Морозова Татьяна Анатольевна, аспирант, Дальневосточная государственная социально-гуманитарная академия Нагайцева Мария Васильевна, аспирант, Бийский педагогический государственный университет имени В.М. Шукшина Никифорова Жанна Александровна, аспирант кафедры русской филологии и МПРЯ, Оренбургский государственный университет Новикова Юлия Владимировна, аспирант, Томский государственный университет Огнева Елена Анатольевна, канд. филол. наук, доцент кафедры иностранных языков, факультет романо-германской филологии, Белгородский государственный университет Остапенко Татьяна Анатольевна, аспирант кафедры русского языка и методики преподавания, Белгородский государственный университет Петрунина Светлана Петровна, канд. филол. наук, доцент, заведующая кафедрой русского языка Кузбасской государственной педагогической академии Пономарева Елена Николаевна, канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка и литературы Института языковой коммуникации Томского политехнического университета Синельникова Ирина Ивановна, старший преподаватель кафедры французского языка, Белгородский государственный университет Скворцова Любовь Ивановна, соискатель кафедры иностранных языков, факультет романо-германской филологии, Белгородский государственный университет Соколова Татьяна Владимировна, преподаватель Омской академии МВД России Соснина Анна Александровна, преподаватель кафедры филологии, Новосибирский государственный технический университет) Уде Фрайдей Эменка, аспирант кафедры общего славяно-русского языкознания Волгоградского государственного педагогического университета, преподаватель кафедры европейских языков, Лагосский университет, Лагос, Нигерия. Цепелева Наталия, аспирантка кафедры русского языка Бийского педагогического государственного университета имени В.М. Шукшина Шацкая Марина Федоровна, канд. филол. наук, доцент кафедры общего и славяно-русского языкознания, Вологоградский государственный педагогический. 221 КАРТИНА МИРА: ЯЗЫК, ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА Шестакова Ираида Георгиевна, канд. филол. наук, доцент кафедры английского языка Алтайского государственного технического университета имени И.И. Ползунова Шляхтина Елена Васильевна, ассистент кафедры лингвистики и дополнительных программ факультета иностранных языков Ярославского государственного педагогического университета имени К.Д. Ушинского Юшкова Наталия Анатольевна, канд. филол. наук, доцент кафедры русского, иностранных языков и культуры речи, Уральская государственная юридическая академия. 222 Картина мира: язык, литература, культура: Выпуск 3 Сборник научных статей Ответственный редактор Н.И. Доронина ISBN 978-5-85127-463-3 Сдано в набор 09. 01. 2008. Подписано в печать 04. 05. 2008. Формат 60х90/16. Гарнитура Times. Бумага офсетная. Печать оперативная. Усл. печ. л. 13,87. Тираж 100 экз. Заказ 2138, с. (сп. ) 1988. Редакционно-издательский отдел Бийского педагогического государственного университета им. В. М. Шукшина – 659333, г. Бийск, ул. Короленко, 53. Типография Бийского педагогического государственного университета им. В. М. Шукшина – 659333, г. Бийск, ул. Короленко, 55/1.