метафизика и литература: художественная проза ю. мамлеева в
реклама
60/2009 Вестник Ставропольского государственного университета Филологические науки МЕТАФИЗИКА И ЛИТЕРАТУРА: ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПРОЗА Ю. МАМЛЕЕВА В КОНТЕКСТЕ ФИЛОСОФСКОГО ОПЫТА ПИСАТЕЛЯ Н.Ю. Евтушенко METAPHYSICS AND LITERATURE: J. MAMLEEV’S ARTISTIC PROSE IN CONTEXT OF WRITER’S PHILOSOPHICAL EXPERIENCE Evtushenko N.J. The article determines the originality of the writer’s artistic individuality reveals the ways of metaphysics and literature synthesis in the frames of the artistic text and substantiates the investigation of J. Mamleev’s prose basing on the analysis of the writer’s system of metaphysic motives. В статье определяется самобытность творческой индивидуальности писателя, выявляются пути синтеза метафизики и литературы в рамках художественного текста и обосновывается исследование прозы Ю. Мамлеева с позиций анализа системы метафизических мотивов. Ключевые слова: постмодернизм, метафизический реализм, мотив, творческая индивидуальность писателя. УДК 82(091) Русской литературе присуще постоянное обращение к метафизическим проблемам Бытия. Это значит, что творчество того или иного отечественного писателя, пишущего в рамках определенного литературного направления, в большей или меньшей степени касается фундаментальных мировоззренческих проблем познания Бога, жизни, смерти. Учитывая это, можно условно выделить классическую, модернистскую, постмодернистскую «метафизическую литературу», подразумевая в данном случае не литературное направление, а способ решения круга онтологических, экзистенциальных, религиозно-философских, мистических вопросов с позиций классической, модернистской, постмодернистской эстетики. В рамках современного этапа истории литературы, утвердившегося в литературоведении под названием «постмодернизм», нельзя не выделить отдельно творческую индивидуальность Ю. Мамлеева – писателя, художественную прозу которого невозможно подчинить строгой постмодернистской интерпретации. В современной постмодернистской «метафизической литературе», представленной такими именами, как Леонид Губанов, Л. Пятницкая, Евг. Головин, фигура Ю. Мамлеева занимает ведущее, основополагающее место. Художественные и философские произведения писателя стали эпицентром, главной движущей силой «метафизического кружка» (основанного в 60-е гг. ХХ века в квартире писателя), философско-религиозные искания которого до 59 Евтушенко Н.Ю. Метафизика и литература: художественная проза Ю. Мамлеева... сих пор имеют мощное воздействие на читателя не только в нашей стране, но и по всему миру. Ю. Мамлеев, неоднократно называющий себя писателем-метафизиком и определяющий свой творческий метод как метод «метафизического реализма» провозглашает своими «учителями» Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, В. Хлебникова, Ф. Сологуба, А. Белого – писателей, которые в своем творчестве неоднократно обращались к вечным вопросам о жизни и смерти. Религиозно-философский вектор развития сюжетно-композиционной, идейнотематической, персонажной, мотивной структур произведения всегда остро чувствуется в русской литературе. Творчество Ю. Мамлеева представляет собой яркий пример живого взаимодействия литературы и метафизики. В своих произведениях Ю. Мамлеев больше, чем интересный оригинальный художник слова, – его тексты напрямую связаны с философским, духовным, чувственно-интуитивным опытом писателя. Сам Ю. Мамлеев называет себя «метафизическим реалистом». Здесь возникает вполне закономерный вопрос: в чем отличие «метафизического реалиста» от реалиста в классическом понимании. Олег Павлов – писатель и литературный критик – основное отличие видит в стремлении современного реалиста к Истине: «Для современных авторов исследование собственного жизненного опыта переходит в исследование метафизического и всеобщего опыта истории – уже через осознание его значимости. Родилась потребность не в Правде, на чем росла отечественная литература XX века, а в Истине» (5). Метафизический реалист в произведении выступает в роли провидца, оракула, медиатора между реальностью и ирреальностью, тогда как реалист в классическом понимании этого определения показывает «правду жизни», констатирует реальность здесь и сейчас. Метафизический реалист должен быть «сверхреалистом», что, по словам Ю. Мамлеева «включает, как начальный момент, глубокое знание видимой жизни (гораздо более глубокое, чем требовалось, например, 60 для обычного реалиста XIX в.)» (4). Изучение и описание обыденной жизни для метафизического реалиста не конечная цель его художественных исканий, а способ постижения более глубокой реальности: «…по существу, видимая жизнь для такого писателя становится символом или аналогом высших (или, наоборот, инфернальных) реалий, которые, однако, (поскольку такой писатель является реалистом), не даются здесь только намеком, в полутенях (или сюрреально), как у символистов XIX–XX веков, а, наоборот, должны выступать обнаженно, зримо, подавляюще, оттесняя на задний план изображение низшей реальности и давая читателю ничем не прикрываемое видение бездн...» (4). Таким образом, метафизический реалист обращается в изображении действительности к двум ее полюсам: обыденному и потустороннему, запредельному (к высшей сфере Бытия). Кроме того, писатель-метафизик – философ, который должен уметь «превращать» чистую метафизику в художественный образ, мастерски совмещать в своем произведении литературность и метафизичность. Литература как специфический способ философствования, «особенно чутка, намного больше, чем философская мысль, к живой конкретности человеческой жизни; именно в приуроченной к отдельному человеку и обществу образной, художественной детализации бьются вечные метафизические вопросы бытия» (7, 7). В своей оригинальной, не столь широко известной, как само творчество писателя, философско-эзотерической работе «Судьба Бытия» (где Ю. Мамлеев излагает основные положения своей метафизической системы, явно или косвенно находящей отражение и в его прозе), автор объясняет, почему и как метафизика входит в художественное произведение: «…искусство (в частности, литература) в некоторых случаях может быть важнейшей сферой выражения метафизики и философии. «Важнейшей» именно потому, что образ может быть «выше» идеи, ибо он более многопланов, более парадоксален, чем просто мысль. Поэтому литературный текст нередко бывает более глубок в философско- 60/2009 Вестник Ставропольского государственного университета метафизическом отношении, чем собственно философский текст (или, по крайней мере, равноценен ему)» (4). Можно выделить три пути преобразования философско-метафизической системы в литературном произведении. Во-первых, введение в художественный текст самих философских понятий (трансцендентное «Я», Абсолют, Ничто) в качестве героев произведения. Главным моментом преобразования метафизических категорий в художественный образ, становиться «интеллектуальное созерцание» писателя, его личный духовный, интуитивный опыт. Во-вторых, преобразование ситуаций реального мира в ситуации запредельного, ирреального. В этом случае не обязательно лично владеть «высокими» знаниями, можно использовать уже имеющиеся философскометафизические системы. От писателя требуется умение свободно аппелировать известными философскими, метафизическими категориями в рамках художественного произведения. Трудность заключается лишь в том, что как писатель (а не как философ) «он должен, разумеется, подчинить любую философскую систему ткани своего произведения, превратить ее в элемент своего искусства, оживить своим видением (а не прокомментировать с помощью художественных средств)» (4). Следует отметить, что такой способ свойственен и для создания мифов. По словам Ю. Мамлеева, метафизичность литературы обнаруживается в образах, освобожденных от логики и концептуализма, в образах, дающих образец высочайшей философской интеграции при всей метафизической многозначности. Именно поэтому можно говорить о близости метафизического и мифологического сознания, так как и то и другое формирует интуитивночувственный образ мира, основанного на архетипах, коллективно-бессознательных праобразах. В-третьих, введение метафизики в произведение через показ метафизического существа – человека, показанного не как социально-психологический субъект действи- тельности, а как «метафизический архетип». «Речь идет о проникновении в метафизическую центросущность данного человека, в его изначальную глубинную тайну, постигаемые аналоги которой писатель изображает. Его герои, таким образом, изображаются, как некие метафизические монады» (4). Необходимо отметить, что метафизическим существом может быть не только человек, но, например, животное, которое обязательно наделено сакральной функцией (в этом случае, как и в предыдущем примере, можно говорить о совпадении метафизического и мифологического дискурсов). Ю. Мамлееву как оригинальному философу и самобытной творческой индивидуальности присуще умение преобразовывать метафизику в литературу всеми тремя способами. Например, в его художественных текстах, такая метафизическая категория как «смерть», может быть представлена как герой (метафизическая сущность), как метафизическая ситуация – реальная, и в то же время показанная в предельно (запредельно) оголенных моментах. Наконец – как акт приобщения к высшему Бытию/Небытию (то есть как философско-метафизическое понятие, наполненное известным смыслом границы между мирами, между прекращением старой жизни и возникновением новой). Такая концентрация метафизики в прозе Ю. Мамлеева за счет насыщения ткани произведений метафизическими определениями, сюжетом, героями, позволяет говорить о метафизической системе, подчиняющей себе все структурные уровни художественного текста. На наш взгляд, исследование творчества Ю. Мамлеева в контексте метафизической системы (в ее философском и художественном проявлении) необходимо проводить с позиций анализа системы метафизических мотивов. Метод мотивного анализа, положенного в основу исследования прозы Ю. Малеева, направлен на раскрытие творческой индивидуальности писателя, на понимание философско-метафизической парадигмы его творчества. Вслед за теоретиками современ- 61 Евтушенко Н.Ю. Метафизика и литература: художественная проза Ю. Мамлеева... ного литературоведения, провозглашающими, что Текст есть организм, или, как писал Р. Барт, – «генотекст» (1, 387), можно предположить, что мотив – это ген, то есть основная информационная единица, определяющая формирование Текста. Так как в структуре произведения мотивы выполняют функцию информационных узлов, составляющих глубинный, смысловой стержень текста, познание которого направлено на понимание своеобразия поэтики творчества писателя, их анализ – верный ключ к постижению авторской художественной картины мира. «Суть мотивного анализа состоит в том, что за единицу анализа берутся не традиционные термы – слова, предложения, – а мотивы, основным свойством которых является то, что они, будучи кросс-уровневыми единицами, повторяются, варьируясь и переплетаясь с другими мотивами в тексте, создавая его неповторимую поэтику» (6, 256). Анализ функционирования метафизических мотивов в прозе Ю. Мамлеева позволяет говорить о системе мотивов, центром которой (генотипом), становится мотив смерти, на который нанизываются все остальные метафизические мотивы. Таким образом, в процессе исследования прозы Ю. Мамлеева, можно выделить следующие системные связи между мотивами: − мотив жизни (Бытия, реальности) – СМЕРТИ – пограничного состояния (Небытия, ирреальности); − мотив Эроса (полового акта) – СМЕРТИ – любви (платонического чувства); − мотив телесности (бренности) – СМЕРТИ – духа (бесконечности); Что позволяет рассматривать перечисленные метафизические мотивы в их взаимодействии и взаимодополнении и говорить о системе метафизических мотивов? Вопервых, реальное содержание произведений Ю. Мамлеева, так или иначе, обращенное к теме смерти. Во-вторых, важность и незыблемость вечного вопроса о смысле жизни, конечным итогом которой для всех является смерть. 62 Смерть – та неотъемлемая часть жизни, которая всегда интересовала человека. Ответ на вопрос о сути смерти и о том, что ждет после нее, ищет медицина, религия, эзотерика, в конце концов, литература. В настоящее время такая самостоятельная отрасль науки, как танатология (учение о смерти), занимает лидирующее место в области познания границ человеческого существования. Мотив смерти становится образной доминантой, через которую писатель «указывает на иную, молчащую реальность» (8, 230). Смерть – точка схождения вечных метафизических вопросов Бытия. Глубокое постижение смысла жизни во всех ее проявлениях (любовь, вера, добро, зло) возможно только через призму смерти, через ощущение бренности существования тела и духа человека. Обратимся к анализу функционирования системы метафизических мотивов в прозе Ю. Мамлеева. Так, например, система мотивов Бытия – СМЕРТИ – Небытия художественно реализуется в сказке «Ерема-дурак и Смерть». Здесь главный герой Ерема-дурак, встречаясь со Смертью (метафизическим существом, воплощенным через метафизическую категорию), уходит из мира живых в призрачную реальность, из Бытия в Небытие. Своеобразная инициация смертью приблизила героя к пограничной реальности: «...и ушел Ерема в свое царство, – собственно говоря, он в нем всегда пребывал. Но что это за царство и есть ли оно, не людям знать. Ни на земле, ни на небе, нигде его не найти» (2, 157). Реализация системы мотивов Эроса (полового акта) – СМЕРТИ – любви (платонического чувства) наглядно прослеживается, например, в рассказе «Голова». Ощущение того, что смерть где-то рядом, разжигало в героях – любовниках Лене и Богдане – эротическое наслаждение: «…Ей нравилась прежде всего его обреченность. Даже оргазм носил у нее обреченный характер. Во всем, даже в его эротических стонах, ей виделся выходец из ада…» (3, 38) или: «Мой милый, – обращалась она к нему. – В твоих стонах я 60/2009 Вестник Ставропольского государственного университета во время нашей любви слышу иногда крики убитых тобой» (3, 38). Эротико-мортальный мотив рассказа преобразуется в мотив платонической любви с наступлением реальной смерти Богдана. Тело убитого любовника, а точнее, часть тела становится символом любви: «…она взяла свой острый припрятанный нож и отрезала им голову Богдана <…>. Голову она поставила у своего ложа и могла долго, часами смотреть на нее. <…> Иногда она подходила и целовала голову. И эта голова стала для нее памятью об аде и символом обреченной любви» (3, 44). В рассказе «Гроб» можно увидеть реализацию системы мотивов телесности (бренности) – СМЕРТИ – духа (бесконечности). Главная героиня Полина Андреевна воспринимает смерть не как прекращение своей индивидуальности (духа), а как потерю своего живота (тела): «Отходила Полина Андреевна тяжело, матерясь и ежеминутно харкая на пол. Ей почему-то особенно жалко было расставаться со своим огромным жирным животом» (2, 122). «То, что я умру, – понимаю, – надрывно говорила она самой себе, – но куда денется живот? Этого я не понимаю. Неужели я его никогда не увижу?» (2, 122). Телесный символ становится для героини главной нитью, которая еще связывает ее с жизнью. Живот как единственный посредник между героиней и окружающим ее миром укореняет ее в реальности, определяет ее существование. Даже в последние минуты перед смертью Полина Андреевна всем своим естеством пытается уловить жизнь не в воспоминаниях о прожитом, не грустью от утраты близких людей, и наконец не в вере в бессмертность своего духа, а любованием своим животом: «Ее поразило также, что маленькая нежная складка жира на боку ее живота, которую она очень любила, тихонько, почти невидимо пульсирует, как бы даже плачет и прощается...» (2, 123). Страх перед смертью показан с позиции страха перед бренностью своего тела, а не страха перед неизвестностью о послесмертном существовании души. Рассмотрев примеры художественного воплощения «чистой метафизики» в произведениях Ю. Мамлеева, можно говорить о функционировании в них системы метафизических мотивов со смысловым центром мотива смерти. Анализ системы метафизических мотивов в прозе писателя, во-первых, подтверждает глубокое взаимодействие философского и художественного дискурсов в «метафизической литературе», а во-вторых, позволяет рассматривать личность Ю. Мамлеева как самобытную и оригинальную в решении вечных метафизических вопросах бытия творческую индивидуальность. ЛИТЕРАТУРА Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. – М.: Прогресс, 1989. 2. Мамлеев Ю. Вечный дом: Повесть и рассказы. – М.: Худож. лит., 1991. 3. Мамлеев Ю. Задумчивый киллер: Циклы. – М.: Вагриус, 2003. 4. Мамлеев Ю. Судьба бытия (электронная публикация РВБ) // http://www.rvb.ru/mamleev/contents.htm. 5. Павлов О. Остановленное время // Континент. – 2002. – № 113 // http://magazines.russ.ru/continent/2002/113/pa vl.html 6. Руднев В. П. Энциклопедический словарь культуры XX века. – М.: Аграф, 2001. 7. Семенова С. Г. Метафизика русской литературы: В 2 т. Т. 1. – М.: Издательский дом «ПоРог», 2004. 8. Эпштейн М. Искусство авангарда и религиозное сознание // Новый мир. – 1989. – № 12. – С. 222–235. Об авторе Евтушенко Надежда Юрьевна, Ставропольский государственный университет, аспирант 3 года обучения по направлению 10.01.01. – Русская литература, документовед кафедры истории новейшей отечественной литературы. Сфера научных интересов – современная отечественная литература, метафизический реализм, творческая индивидуальность Ю. Мамлеева. [email protected] 1. 63
