Шапошников Л.Е. Очерки русской историософии XIX–XX вв

Шапошников Л.Е. Очерки русской историософии XIX–XX вв. –
Нижний Новгород: Нижегородский гуманитарный центр, 2002.
241 с.
Как театр начинается с вешалки, так книга начинается с обложки.
За редким исключением модных издательств, тиражирующих интеллектуальную «попсу» в рекламно броских упаковках, в науке сформировался спокойный (если не сказать пресный, безликий) стиль оформления книг. Особенно это касается «дешевых» изданий. Микроскопические тиражи, серая бумага, ризографская печать… Никаких излишеств. Одним словом, академический аскетизм. Над такой книгой остается не плакать, не смеяться, а понимать. Под влиянием этих мыслей
я взялся за книгу нижегородского профессора Л.Е.Шапошникова
«Очерки русской историософии XIX–XX вв.», выпущенную Нижегородским гуманитарным центром в 2002 г. и допущенную, как гласит
пятистрочный бюрократический гриф, «учебно-методическим объединением по направлениям педагогического образования Министерства
образования Российской Федерации, в качестве монографии для магистров и аспирантов высших учебных заведений». На синем фоне ламинированной обложки белела фотография церкви Покрова на Нерли,
позади которой серым пятном нависал готический собор, правда, несколько уменьшенный в масштабе по сравнению с православной церковью. Фамилия автора также оттенялась ее латинским двойником, а
на последней странице обложки смотрел с фотографии «на документ»
и сам автор, награжденный, между прочим, как уверяла помещенная
тут же краткая автобиографическая аннотация, орденом святителя Иннокентия митрополита Московского и Коломенского III степени. Двусмысленная обложка и многоэтажное министерское благословение
настраивало (пишу это без всякой иронии) на серьезный лад. И то
правда, Л.Е. Шапошников был мне известен как серьезный ученый,
автор работ по истории православного богословия и религиозной философии. Новая книга, тринадцатая по счету (согласно аннотации),
органично дополняет уже проведенные исследования.
Новым является лишь «акцент», «разворот» темы – историософия,
в которой выявляются «основные тенденции, лейтмотивы» (с. 3). По
историософией понимается «религиозная интерпретация истории», она
поясняется как «религиозно-теистический вариант философии истории, зависящий и от конфессиональных особенностей, и от национальных и культурных традиций того или иного народа» (с. 4). К компетенции же философии истории, согласно автору, относится комплекс проблем, включающих и трактовку прошлого, и возможность
245
познания этого прошлого, и движущие силы исторического процесса,
и социальный идеал, и конечную цель развития общества» (с. 3). Историософия, таким образом, – часть, отрасль, отдел философии истории.
Русская историософия как «узкая» философия истории, в добавок отягощенная национальными чертами, неизбежно наталкивает на мысль о
ее особенностях. Вот, как они видятся Л.Е.Шапошникову: «Самобытность отечественных традиций, выразившаяся в особом значении духовных ценностей и эстетических оценок в жизни людей, в онтологизме, стремящемся реализовать истину в истории, в соборных принципах, в громадной роли государственного начала как в нашем прошлом,
так и в настоящем, отразилась в русской историософии, обусловила ее
своеобразие» (с. 13).
Последующее изложение уточняет и конкретизирует эту формулировку, иллюстрирует ее многочисленными концепциями. Среди
персонажей монографии фигурируют П.Я. Чаадаев и славянофилы,
В.С. Соловьев, Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев, П.Е. Астафьев, В.В.
Розанов, Н.А. Бердяев, П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков. Материал
книги, по сути, состоит из трех содержательных блоков, разбитых на
пять глав. Первый из них – собственно историософские учения П.Я.
Чаадаева, славянофилов, В.С. Соловьев, Н.А. Бердяева, П.А. Флоренского и С.Н. Булгакова. Им посвящены три главы из пяти. Это справедливо и изложение их взглядов составляет основу всего исследования. Доминирующий историософский материал дополняется, с одной
стороны, консервативной философией истории (Н.Я. Данилевский,
К.Н. Леонтьев, П.Е. Астафьев, В.В. Розанов), а с другой, православными интерпретациями истории в изложении «мелкотравчатых» (как выразились бы в XVIII в.) мыслителей-богословов. Причисление двух
последних направлений к историософии не столь очевидно. Первое из
них менее религиозно, второе – менее философично. Включение их в
контекст данного исследования оправдывается многоплановостью и
разнородностью самой историософии.
Изложение историософской части начинается с «религиозной философии» Чаадаева, при этом автор подчеркивает, что «историософская проблематика, в отличии, например, от гносеологической, неразрывно связана с определенными аксиологическими установками, которые у последователей часто не совпадают» (с. 15). Правоверные последователи Канта, возможно, и не согласились бы с категоричностью
такого противопоставления. Но это дело «партийных» пристрастий.
Сильной стороной научных изысканий Л.Е.Шапошникова (что лишний раз подтверждает рецензируемая работа) всегда был хороший
библиографический тыл, обеспечиваемый знакомством с основной
246
исследовательской литературой. Это позволяет автору удачно вплетать
в ткань повествования критические элементы. Его замечания по поводу существующих интерпретаций служат примером уместной и корректной научной полемики. Правда, сюжетная пестрота и несистематичность многих историософских построений, анализируемых
Л.Е.Шапошниковым, не всегда позволяет дать им однозначную оценку. Так, например, у Чаадаева можно найти как основания для «гносеологического оптимизма» (с. 30), на что и указывает автор, так и
прямо противоположные взгляды. Историософия славянофилов видится Л.Е.Шапошникову как итог их богословских и философских обобщений, представляющих собой «творческий процесс философизации
религиозных положений» (с. 34). Большая и обстоятельная глава посвящена Соловьеву. В ней, так же как и в главе о славянофилах, автор
удачно сопоставляет историософские наброски Соловьева с его религиозными поисками и попыткой «выработать современные принципы
построения религиозного мировоззрения» (с. 102). Свободное владение богословской проблематикой позволяет исследователю высветить
дополнительные детали описываемых концепций, представить их в
новом ракурсе. Наиболее удачно этот подход реализовался в главе
«Историософские интуиции в религиозной философии ХХ века», особенно в разделах, посвященных Флоренскому и Булгакову. Их историософские взгляды раскрываются в общем богословском контексте
эпохи. «Пафос историософии Флоренского, – подытоживает ученый, –
заключается в утверждении жизненности религиозных начал, они не
могут оставаться только в сфере чистой мысли, а призваны преобразовать весь тварный космос и индивидуальную жизнь людей» (с. 180). В
оценке творчества Булгакова несомненный интерес представляет восприятие его официальными богословами, особенно изменение отношения к его софиологической концепции.
Глава «Консервативные подходы к интерпретации истории»
включает разделы как о ставших уже «классиками» отечественного
консерватизма Данилевском и Леонтьеве, так и о редко привлекающем
внимание исследователей, но от этого не менее интересном мыслителе, Астафьеве. Здесь же анализируются взгляды Розанова. Надо признаться, что Розанов трудноулавливаемый автор для историко-философских классификаций. Непостоянство его взглядов и непоследовательность позиций, дополняющиеся фрагментарностью и разрозненностью его философской прозы, не позволяют однозначно вписать его в
заготовленную историко-философскую рубрику. Строго говоря, консервативная публицистика Розанова ограничивается 1890-ми годами
(со времени переезда в Петербург до выхода в отставку). Содержа-
247
тельно консервативная историософия, как отмечает Л.Е.Шапошников,
сводится к теории локальных цивилизаций, признанию значения православия и сильной государственной власти для русской истории и
культуры, поиску собственного пути исторического развития и сохранению национального своеобразия сложившейся культуры.
В главе «Историософские темы в православном богословии» на
примере таких православных мыслителей как Б.В.Титлинов, А.И.Булгаков, И.И.Покровский, П.Я.Светлов, М.М.Тареев, а также официальных постановлений и решений Архирейских соборов Русской православной церкви, рассматриваются основополагающие положения православного взгляда на историю. В рамках православного богословия
выделяются три течения: консерватизм, новаторство и модернизм. При
этом автор отмечает, что «историософская проблематика представлена
прежде всего в экклезиологии» (с. 205). Надо отметить, что особая
ценность этой главы состоит в привлечении редкого для историка философии материала, что обеспечивает новую и оригинальную интерпретацию проблем философии истории.
В заключении историософских экскурсов Л.Е.Шапошников закономерно приходит к вопросу о национальной идее. «На наш взгляд, –
пишет он, – можно предложить следующее понимание национальной
идеи. Россия является евразийской цивилизацией, которая не отрицает
достижений Запада и Востока, но синтезирует их сохраняя при этом
коренные начала собственной истории и образа жизни» (с. 240). Можно не соглашаться с этим выводом или оспорить существование самой
евразийской цивилизации, но с ним трудно полемизировать, учитывая
более чем двухсотстраничную предшествующую аргументацию.
А. В. Малинов
248