К вопросу о детерминации активности в развитии личности
advertisement
Кубарев В. С. К вопросу о детерминации активности в развитии личности Аннотация: В статье анализируется проблема детерминации активности в процессе развития личности. Рассматриваются типы активности, классифицируемые на основании их временного источника. Особое внимание уделяется сопоставлению активности, детерминированной будущим, и активности, детерминированной настоящим. Анализируется соотношение временной организации личности и ее развития. Основные понятия: развитие личности, активность, жизненная позиция, временная перспектива. В современной психологии одним из актуальных направлений исследований является психология личности, в которой остро стоит вопрос о развитии личности. Говоря о развитии, мы с неизбежностью касаемся вопроса об активности личности, так как без нее в современном представлении развитие немыслимо. Обозначим соотношение ключевых понятий нашей статьи – активности и развития. Развитие, по нашему мнению, предполагает возникновение качественных новообразований. Для личности это смена жизненных позиций (Эльконин Б. Д. 2001, Абульханова К.А., 1999), формирование новых смысловых структур (Буякас Т. М., 2000, Леонтьев Д.А., 2003). В этом плане развитие всегда содержательно. Развитие отражает противоречивость, если не сказать трагичность, этих переходов (Братусь Б. С., 1988, Юнг К. Г., 1997). Как отмечает Т. М. Буякас (2000), в структуру личности входит разрыв, зазор между имеющимися жизненными отношениями и возможными. Активность здесь является условием развития, да и вообще условием жизни. Активность отражает побудительный и процессуальный аспект развития. В этом плане активность не отражает качественные, содержательные аспекты, связанные с новообразованиями. В некотором смысле активность представляет собой сам процесс перехода из одной позиции в другую или процесс формирования новой смысловой структуры с его динамической, побудительной стороны. Последнее характеризует так называемую субъектную активность (Осницкий А. К., 1996). В более широком смысле активность есть процесс воплощения в жизнь смысловых структур, еще шире – личности. Похожую характеристику активности дает К.А. Абульханова: «Типичный для данной личности, обобщенный, ценностный способ отражения, выражения и осуществления жизненных потребностей» (Абульханова К.А., 1999, с. 13), способ осуществления жизненного пути личности. Понятие потребности в данном контексте, с нашей точки зрения, нужно понимать не в понятийном смысле, а лишь как указание на наличие побуждения, источником которого является субъект, а точнее, стоящая перед ним задача. Как отмечает К.А. Абульханова, в последнее время произошло изменение представлений об активности. «По-новому к постановке этой проблемы (проблемы активности – курсив наш: ВК) в плане методологии, теории и стратегии психологического исследования позволил подойти именно современный перелом в развитии российского общества, поскольку снялась иллюзия единой общей для всех людей активности, обнаружился разный уровень ее развития, разная направленность, разная выраженность, поскольку встал практический вопрос о том, как повысить активность людей» (Абульханова К.А., 1999, с. 7). На наличие различных форм активности указывает и Осницкий А. К. (1996). Например, им выделяются следующие виды активности: активность переживания, познавательная активность, деятельностная активность, личностная активность. К.А. Абульханова (1999), говоря о выделении типов активности, делит их по степени выраженности. И. С. Якиманская вводит два типа активности в познавательной деятельности: адаптивная, проявляющаяся в приспособлении к требованиям взрослых и креативная, «позволяющая ему (ребенку – курсив наш: ВК) постоянно искать и находить выход из наличной ситуации, преодолевать ее, строить для себя новую с опорой на имеющиеся в индивидуальном опыте знания, способы действия» (Якиманская И. С., 1994., с.70). Так как активность по данной нами выше характеристике предполагает наличие источника или детерминанты, то мы можем предположить, что у различных типов активности имеются и различные детерминанты, которые и являются основанием их классификации. На перспективность разработки проблемы источника активности указывает В. Э. Чудновский (1993). Соответственно, целью данной статьи и является анализ представлений об активности и ее детерминации, сложившихся в современной отечественной психологии и их проблематизация. Этот анализ мы будем проводить с особой позиции – в контексте проблем временного измерения личности, смысла жизни и развития личности. Эти контексты помогут нам сузить сферу анализа. Основанием для выделения различных детерминант активности и будет обозначенное нами временное измерение (прошлое – настоящее – будущее) Мы покажем, что в том случае, если источник активности находится в будущем, то такую активность целесообразно назвать целевой (именно ее сегодня в основном и рассматривают, когда задаются вопросом «ради чего человек действует?»). Если же источник активности находится в настоящем, то такую активность мы назовем «от того, что имеется» или «от противного» Хотя последнее обозначение и вносит некоторый негативный контекст, все же такую форму активности имеет смысл обозначать именно так, потому что для этого имеются эмпирические основания, о которых мы скажем ниже. Если же активность детерминирована прошлым, то ее можно обозначить как «потребностную» (говоря о такой активности, мы задаемся вопросом «почему человек так действует?»). В данной статье мы рассмотрим детерминацию активности лишь настоящим и будущим, что связано с оставшимися двумя контекстами нашего анализа (смыслом жизни и развитием личности). Оба они ограничивают наш анализ на том основании, что мы будем рассматривать лишь субъектную, преобразовательную активность, которая сопровождает развитие и приводит к новообразованиям личности (по Осницкому А. К. (1996), мы будем говорить о личностной активности). Соответственно, говоря о развитии личности, как мы отмечали выше, мы будем подразумевать ситуацию перехода из одной жизненной позиции в другую, ситуацию формирования новых смысловых структур. Говоря о смысле жизни, мы понимаем его как специфическое требование, стоящее перед каждой личностью, которое заставляет человека быть ответственным за свою жизнь в полном смысле этого слова. Эта ответственность вносит в процесс развития элемент безвозвратности содеянного, элемент единственности и единичности жизни человека («мое не алиби в бытии» (Бахтин М. М., 1979)). И еще один аспект, который подразумевается нами в контексте проблемы смысла жизни. Это рассмотрение развития с позиции субъекта, находящегося в ситуации неопределенности, ситуации выбора жизненного пути. Это вносит, в свою очередь, ту самую трагичность в процесс развития, пристрастность, страх, неуверенность человека перед неопределенным будущим. Начнем анализ с рассмотрения следующего вопроса: «Где рождается активность?» Ответ на него сегодня звучит вполне однозначно: в субъекте, который противостоит объекту. Такое рассмотрение активности восходит к философии, где субъект как активное начало противостоит объекту как страдательному, пассивному материалу. В психологии в этой системе также рассматривался вопрос об активности и человека, и животных. Различные концепции принимали позиции двух крайних полюсов: полюса реактивности (классический вариант бихевиоризма) и полюса спонтанной активности (гуманистическая, экзистенциальная психология). Отечественная психология пыталась рассмотреть эти полюса в их диалектическом единстве, примером чего может служить попытка объединить теорию деятельности и рефлекторную теорию Павлова (Теоретические и методологические проблемы психологии под ред. Шороховой Е. В.,1969, Вилюнас В. К., 1986). В работах современных авторов эти попытки также остались. Так, Д. А. Леонтьев (2003) выделяет шесть типов активности, имеющих, как он говорит, различную логику. Они рассматриваются в генетическом аспекте и расположены по мере появления в процессе развития личности. Все эти логики предполагают наличие объективной направленности на ту или иную часть окружающего мира, а детерминация активности постепенно смещается с объекта на субъект. В целом можно сказать, что сегодня уже общепринят тезис о субъектности психической и, тем более, личностной активности (позволим себе разделить эти сферы человека). В этом ключе представляет интерес теория В. А. Петровского (1996), который ввел понятие приспособительный надситуативной характер, а (неадаптивной) спонтанный, ничем активности, не имеющей детерминированный. не О спонтанности сознания говорит В. П. Зинченко (1997), критикуя А. Н. Леонтьева (2004) за то, что тот ставит сознание в зависимость от деятельности. На необходимость рассматривать психику как творческую, спонтанно активную сущность указывает Кудрявцев В. Т. (1990). Так или иначе, несмотря на все отличие описанных подходов и теорий, в них есть один общий момент. Активность рассматривается ими как процесс, имеющий начало в субъекте и направленный на объект. Но это самое общее определение. Возникает вопрос: что является необходимой детерминантой активности субъекта (в нашем случае личности)? В литературе наиболее часто встречаются два возможных варианта ответа (Богданов В.А., 1991): а) потребности, коренящиеся в прошлом, и дающие причинное объяснение (З. Фрейд, 1991, А. Адлер, 1997); б) цели, находящиеся в будущем, и дающие, как говорит Богданов В. А., телеологическое объяснение (Франкл В., 2000). Хотя А. Адлер и выделял направленность к цели как основную характеристику личности, источник активности он все же видел в стремлении к превосходству (потребность власти). Промежуточным вариантом этих двух подходов является теория К. Левина (2000), который, подчеркивая детерминацию активности актуальной ситуацией, все же указывает в качестве источника активности потребности субъекта, что сближает ее с теориями причинного объяснения. Критика теорий причинно-следственных связей связана с тем, что активность, детерминированная потребностями, не является преобразовательной, а в этом смысле и личностной, так как не предполагает самопреобразования, то есть преодоления себя прошлого во имя себя возможного. Т. М. Буякас пишет следующее по этому поводу: «Но любой действительный шаг личностного становления связан с прерыванием этого автоматизма дления себя, с разрыванием оков причинно-следственных цепей. То, что случится в следующий момент, не всегда и не обязательно должно вытекать из того, что было перед этим» (Буякас Т.М., 2000, с. 97). В отечественной психологии активность в основном рассматривается в телеологическом варианте как направленный на какую-то цель процесс. В таком варианте подчеркивается, что именно постановка цели как образа результата действия, ее осознанность и является тем условием, которое делает активность преобразовательной (Рубинштейн С. Л., 2003, Леонтьев А. Н., 2004, Осницкий А. К., 1996 и т.д.). Хотя активность как целедетерминированный процесс, рассматривается не только в аспекте преобразовательной направленности, но и, например, в аспекте саморегуляции (Моросанова В. И., 2001). То есть предполагается, что у субъекта существует некоторое представление о том, чего ему не хватает в данный момент, а активность в данном случае детерминирована «образом потребного будущего» (Бернштейн Н. А., 2004) или целью (если мы говорим о человеке). Особенно ярко эта позиция представлена в отечественной психологии, постулирующей в качестве единиц анализа психики и личности деятельность (Леонтьев А. Н., 2004, Рубинштейн С. Л., 2003). Этот аспект рассмотрения активности непосредственно оказался связан с проблемой развития личности. Отсюда исходит идея преобразовательной активности личности (единицей анализа которой, по А. Н. Леонтьеву, является деятельность – об этом ниже). Наиболее ярко, по нашему мнению такое рассмотрение активности представлено в теории В. Франкла (2000) и теориях таких отечественных психологов как В. П. Зинченко (духовность личности), Б. Д. Эльконин (2001), Ф. Василюк (1984), А. Г. Асмолов (2001). Так, В. Франкл подчеркивал, что целенаправленность является ключевым условием зрелой, здоровой личности. Он пишет по этому поводу следующее: «Жизненно важным является возможность направить чью-то жизнь к цели. Я считаю, что первой и главной целью психогигиены является стимулирование человеческой воли к смыслу жизни, путем предложения человеку таких возможных смыслов, какие находятся за пределами его профессиональной сферы (за пределами его наличных отношений – курсив наш: ВК)» (Франкл В., 2000, с. 120). В этом плане постулируется, что есть новая идея, новое отношение, новый способ жизни, к которому требуется перейти. И это новое всегда должно, как пишет В. Франкл, находиться впереди бытия: «Бытие неполноценно и неустойчиво, если не несет в себе стремление к чему-то, находящемуся за его пределами» (Франкл В., 2000, с. 21). Процесс такого перехода достаточно хорошо, по нашему мнению, рассмотрен Б. Д. Элькониным (2001) в его теории развития. Основываясь на концепции Л. С. Выготского (2000), Б. Д. Эльконин показывает, что развитие возможно лишь там, где существует идеальная форма, которая несет в себе новую, более совершенную по отношению к предыдущей, жизненную позицию. Переход в новую позицию осуществляется в два этапа: а) причастие, то есть возникновение представления о новом способе жизни; б) осуществление, то есть непосредственно переход в новую позицию. Причастие осуществляется путем презентации новой идеи другим человеком, после чего происходит переход в новую жизненную позицию. Сама необходимость перехода, как мы понимает Б. Д. Эльконина, обусловлена тем, что новое есть более совершенное, чем старое. Таким образом, сам факт большей совершенности нового, вызывает активность со стороны субъекта, которая претворяется в осуществлении. Здесь очевидно, что активность по осуществлению новой позиции предваряется представлением о ней, то есть знанием того, в каком направлении необходимо двигаться, хотя Б. Д. Эльконин и подчеркивает недетерминированность развития, то есть невыводимость новой позиции из старой. Но, по нашему мнению, здесь упускается нечто важное, а именно то, что должна возникнуть необходимость в новой идее, причем эта необходимость диктуется не тем, что она (идея) более совершена, чем предыдущая, а несовершенством наличного (ниже мы этот тезис раскроем более подробно). Для нас проблема как раз заключается в том, что не понятно, что же заставило субъекта обратиться к новой идее, и чем детерминирована активность, заставляющая человека переходить в новую жизненную позицию? Итак, исходя из выше приведенного анализа, мы можем констатировать тот факт, что активность многими авторами рассматривается как целедетерминированный процесс, она всегда направлена на что-то такое, чего еще нет в наличном состоянии, но о чем уже есть более или менее отчетливое представление в будущем (цель). Даже введенная Д. А. Леонтьевым логика свободного выбора, осуществляемая по принципу «а почему бы и нет?» (Леонтьев Д. А., 2003), относится к целевой форме активности, ведь для действия на основе этого принципа нужно знать, что делать, в каком направлении, в чем заключается это «а почему бы и нет». Ниже, мы попытаемся показать, что такой формой преобразовательная активность не ограничивается, и что возможна другая ее детерминация. На это в литературе существуют некоторые указания. Так или иначе, постановка цели осуществляется на основании прошлого опыта. Приведем здесь типичные рассуждения по этому поводу: для того, чтобы сделать выбор, человеку необходимо отрефлексировать то, кто он есть, каковы его способности, оценить положительные и отрицательные стороны возможных вариантов и сделать оптимальный выбор. Но именно этого и хотят избежать такие авторы как В. П. Зинченко, А. А. Пузырей, Т. М. Буякас. Так, Т. М. Буякас подчеркивает, что развитие нельзя понимать как преобразование имеющегося в что-то более совершенное. Развитие есть рождение, «в котором впервые (всегда впервые!) что-то устанавливается, а не с преобразованием того, что существовало до и независимо от этих внешних средств» (Буякас Т. М., 2000, с. 97). Здесь важно подчеркнуть, что новое рождается всегда здесь и сейчас, то есть в настоящем. Это подчеркивает и Т. М. Буякас. Проводимая ею психотехника «Свободное рисование», предназначенная для «попадания в зазор» (то есть в ситуацию рождения нового опыта, не выводимого из прежнего) предполагает максимальную фиксацию внимания на настоящем. На производность активности личности от настоящего указывает, как мы писали выше, и Якиманская И. С. (1994), понимая под креативной познавательной активностью нахождение выхода учащимся из наличной ситуации, ее преодоление. Хотя она и пишет, что этот выход осуществляется с опорой на имеющийся опыт, для нас важно подчеркивание детерминации этой активности актуальной ситуацией. Кроме того, она все же пишет про познавательную активность ребенка, а не развитие личности взрослого человека. Л. И. Анцыферова (со ссылкой на зарубежные источники) анализируя то, как человек ведет себя в трудных жизненных ситуациях, указывает, что «непредвиденные, меняющие судьбу события часто случаются с людьми, которые уже в течение нескольких месяцев были в депрессивном состоянии, либо страдали иными психосоматическими заболеваниями» (Анцыферова Л. И., 1994, с. 4). Другими словами, прежде чем с человеком что-либо случалось, у него формировалась как бы готовность к этому событию. Его что-то не устраивало в настоящем, что и послужило поводом для события. Отчасти на детерминированность активности личности настоящим указывал и В. А. Петровский (1996), ведь его надситуативная активность производна от процесса реализации деятельности (то есть настоящего) и рассматривается как ее характеристика, но по своей сути она также относится к целевой форме активности, так как проявляется в возникновении новых целей, не представленных в начальных условиях деятельности. И все же целей! Как показывают наши исследования по проблеме смысложизненных ориентаций и их динамике (Литвиненко Н., 2006, Огиенко А., 2006), активность может быть детерминирована не наличием цели в будущем, а неудовлетворенностью настоящим. По крайней мере, развитие личности должно начинаться именно с этого. В наших исследованиях мы увидели, что прежде чем человек изменит имеющуюся систему жизненных отношений (жизненную позицию), у него возникает неудовлетворенность ею. Но понимания того, что же нужно изменить и в каком направлении, еще нет. Поиск этого направления является одной из самых сложных задач, стоящих перед человеком, ведь готовых ответов у него нет, он находится в состоянии неопределенности (поиск упрощается, если есть некая метасистема, в которой есть готовые ответы, например религия). В. Франкл (2000) как раз и писал о смысле жизни, показывая необходимость для личности направления, в котором она будет реализовывать свою активность. И писал о том, что он (смысл жизни) не придумывается, а находится, обнаруживается. Но ведь для того, чтобы обнаружить, необходимо действовать, причем действовать не «ради чего-то», а «от того, что имеется». Хотя применение понятия «действие» в последнем случае затруднительно, так как оно в своей структуре содержит цель, а в данном случае как таковой цели нет (ниже мы рассмотрим этот вопрос подробнее). Для того, чтобы показать, что отмеченная нами форма активности на самом деле имеет место быть, обратимся к исследованию, проведенному А. Огиенко под нашим руководством. Это исследование касалось вопроса о роли символа в переживании жизненных событий. В основу исследования легли представления о структуре и сущности события, взятые из теории развития Б. Д. Эльконина, кратко представленной выше. В нашем исследовании мы просили респондентов вспомнить события, которые были пережиты ими с участием и без участи символа, и анализировали их посредством модели Б. Д. Эльконина (2001). Мы не будем останавливаться подробно на этом исследовании, так как оно затрагивает тему, выходящую за рамки этой статьи, но приведем один из выводов, который ее непосредственно касается: «Как мы выяснили, основные моменты перехода из одной позиции в другую соответствуют тому, что мы описывали в рабочей концепции исследования. Мы находим здесь идеальную форму, посредника между позициями, причастие и осуществление. Но на деле эта модель может иметь различные вариации. Оказалось, описанную схему перехода можно дополнить двумя существенными моментами. Во-первых, переход к другой позиции, как правило, не происходит из ничего. То есть его подготавливает некоторое состояние неудовлетворенности наличной позицией. У человека еще до открытия идеальной формы (то есть того, к чему нужно стремится – курсив наш: ВК) появляется какая-то склонность к изменению в определенном направлении (причем в каком именно он сам не отдает себе отчета – курсив наш: ВК). Во-вторых, переход из одной позиции в другую – вовсе не обязательно точка на линии времени. Как показало наше исследование … между причастием (открытием субъекту идеальной формы) и осуществлением был период неопределенности, который мог длиться до нескольких месяцев» (Огиенко А., 2006, с. 56). Относительно последнего мы можем добавить, что такой долговременный период неопределенности характерен не только для промежутка между причастием и осуществлением, но и для периода неудовлетворенности имеющейся позицией, характеризующегося отсутствием представления о новой идее, новой позиции. Причем, с нашей точки зрения, этот период может продолжаться многие годы. То есть, прежде чем человек понимает, что ему нужно сделать и в каком направлении, чтобы изменить свою жизнь, наблюдается период поиска этого направления, который может быть достаточно долгим. В другом исследовании, посвященном изучению возрастной динамики смысложизненных ориентаций, проведенном под нашим руководством Н. Литвиненко, была выявлена интересная закономерность. Мы выявили, что активность юношей детерминирована их представлениями о будущем, которые, признаться, носили достаточно иллюзорный характер. Важно, что они совсем не ориентируются на сферу настоящего. Несколько отличную картину мы наблюдали у людей среднего возраста. Ориентация на будущее у них также имеет место быть, но вот их активность детерминирована не этими представлениями, а неудовлетворенностью настоящим. Мы назвали такую активность активностью «от того, что имеется» или «от противного». Интересно, что возникает она лишь в связи с осмыслением смерти. По нашему мнению, это не случайно, так как вопрос о смысле жизни по настоящему встает лишь перед лицом смерти. Очень точно по этому поводу высказался Б. С. Братусь: «Осознание конечности своего бытия впервые во всей его грандиозности ставит вопрос о смысле жизни, заставляя искать этот смысл в том, что превосходит конечную индивидуальную жизнь, что не уничтожимо фактом смерти» (Братусь Б.С., 1988, с. 44). Возможно, только теперь (в этом возрасте) человек начинает осознавать себя субъектом своей жизни, а не в юношеском, как отмечается в литературе. Здесь важно подчеркнуть, что человек не просто начинает осознавать себя субъектом своей жизни (возможно, это происходит и в юношестве), но именно ответственно к этому относиться (о смысловом контексте, вносимом проблемой смысла жизни в наш анализ, мы писали выше). То, что такая активность наблюдается именно в данном возрасте, не означает, что только в нем она и возможна, мы лишь фиксируем общую тенденцию, которая может и корректироваться в отдельных случаях. Хотя нечто существенное в этом есть. Как указывал К. Г. Юнг (1997), если до среднего возраста жизнь человека двигалась по восходящей траектории (как солнце), то теперь (как солнце, достигнув зенита), она начинает идти в обратном направлении. Исходя из выше сказанного, мы приходим к выводу, что то новое (по В. Франклу – смысл жизни, должное; по Б. Д. Эльконину - идея), что должно быть обнаружено, определяется особенностями того, что не удовлетворяет в настоящем. Необходимость вырастает из настоящего, и именно в настоящем содержится источник развития. Если ориентироваться на теорию развития Б. Д. Эльконина, то можно сказать, что активность «от того, что имеется» связана с этапом причастия (благодаря ей это и возможно), а активность «ради того, что» связана уже с этапом осуществления и переходом на новую позицию. Таким образом, необходимость в изменении обусловлена не тем, что новое есть более совершенное, но тем, что настоящее несовершенно. Для демонстрации нашей мысли обратимся к аналогии. Т. Кун, рассматривая развитие науки, показывает, что оно обусловлено не наличием какой-то цели (например, вскрыть истину), а несовершенством имеющейся парадигмы: «Но необходима ли подобная цель? Можем ли мы не объяснять существование науки, ее успех исходя из эволюции от какого-либо данного момента в состоянии знаний сообщества? Действительно ли мы должны считать, что существует некоторое полное, объективное, истинное представление о природе и что надлежащей мерой научного достижения является степень, с какой оно приближает нас к этой цели? Если мы научимся замещать “эволюцию к тому, что мы надеемся узнать”, “эволюцией оттого, что мы знаем”, тогда множество раздражающих нас проблем могут исчезнуть» (Т. Кун). К такого рода проблемам, по нашему мнению, относится также и проблема детерминации активности, и проблема смысла жизни, и в целом проблема развития личности. Нам остается затронуть последний аспект рассматриваемой нами темы. Мы попытаемся понятийно осмыслить активность, реализующую принцип «от того, что имеется» или «от противного». Другими словами, рассмотрим существующие сегодня в отечественной психологии понятия, призванные раскрывать источники и структуру целевой активности, и попытаемся применить их в отношении активности «от противного». Коснемся первого вопроса: можно ли сказать, что активность по принципу «от того, что имеется», целенаправленна? Может быть, мы имеем дело с одной из разновидностей целевой активности? С одной стороны, да, так как цель здесь можно сформулировать так: изменить свою настоящую жизнь. Но, с другой стороны, нет, так как, по сути, цели здесь как раз и нет. Ведь цель означает видение желательного преобразования, видение того, что должно быть и каким оно должно быть в данных конкретных условиях жизни. Цель всегда связана с конкретной ситуацией (Васильев И.А., Магомед-Эминов М.Ш., 1991, Д. А. Леонтьев, 2003). Кроме того, цель всегда предполагает осознанность (по крайней мере, по понятию: «цель – осознанный образ будущего результата действий» (О. К. Тихомиров, цит. по Д. А. Леонтьев, 2003), но ее-то, как раз, в таком типе активности и нет. Может быть, в данном случае мы имеем дело с мотивом? Применение этого понятия в данном контексте тоже под вопросом, хотя он и допускает возможность неосознаваемости, так как мотив (по крайней мере, по А. Н. Леонтьеву) есть предмет удовлетворения потребности (дело не меняется, если под мотивом рассматривать системное качество, как это делают Д.А. Леонтьев (2003) и А. Г. Асмолов (2002)), что означает видение, отражение направления активности, ее объективную детерминацию. Кроме того, как показывает Д. А. Леонтьев, мотив тоже ситуативен, что означает знание направления активности, отражение предмета активности. То есть отражение того, «ради чего» разворачивается активность. Что же тогда остается? Потребность в самоизменении? Но применение этого понятия здесь опять же под вопросом, так как потребность предполагает удовлетворение, с одной стороны, и средства удовлетворения, с другой. Ни того, ни другого в данной активности мы не наблюдаем. Но проблема даже не в этом. В принципе, можно применить схему опредмечивания потребности, которую вводил А. Н. Леонтьев (2004). Но в его случае пример касался потребностей, которые уже заданы. В некотором смысле, потребность всегда содержит в себе опыт ее удовлетворения. Не подходит и введенный А. Н. Леонтьевым для объяснения возникновения новых мотивов-потребностей механизм сдвига мотива на цель, так как в таком случае необходимое направление активности, направление желательного преобразования уже должны быть известны, поскольку они вытекают из ранее осуществляемой деятельности, чего нет, и не может быть, в задаче на поиск смысла жизни, а такая активность («активность от…»), как мы писали выше, как раз и претворяет, реализует этот поиск. Еще раз отметим эту мысль: потребность предполагает наличие средств ее удовлетворения, сформированных ранее. Как указывает В. К. Вилюнас, потребность – это нужда, в отношении которой организм оснащен механизмами ее обнаружения и устранения; ее сущность составляют механизмы, то есть «решения, которые складывались в эволюционном процессе для обеспечения жизненных нужд» (Вилюнас В.К., 1986, с. 52). Кроме того, возникает вопрос об источнике ее (потребности) возникновения. Ответ на этот вопрос мы можем предположительно найти. Можно сказать, что есть культурные формы (Эльконин Б. Д., 2001), которые и предопределяют возникновение необходимости в какой-то момент времени самоизменения (исторически это выражалось в обрядах инициации) (Асмолов А.Г., 2001), но назвать это потребностью крайне затруднительно по следующим причинам: а) потребность имеет дело с прошлым опытом (как указывает Д. А. Леонтьев потребность – это то, почему (то есть прошлое) организм приходит в активное состояние), а активность личности, о которой мы говорим, предполагает преодоление этого прошлого опыта, выход за его пределы; б) потребностью нельзя объяснить возникновение нового в личности (новое не выводится из прошлого), единственное, что может развиваться в потребности – это механизмы обнаружения и устранения нужды (но сами нужды остаются теми же!); в) как мы указывали выше, активность, производная от потребности, не является преобразовательной. О невозможности сведения представления о развитии личности (в том числе, смысла жизни) к понятиям мотив или потребность писал В. Франкл (2000). Проведенный анализ показывает, что применение понятий деятельности, предполагающих целенаправленность, к описанному явлению если не невозможен, то очень проблематичен. Итак, мы постулировали наличие специфической формы активности, детерминированной неудовлетворенностью настоящим, и показали, что она не может быть описана понятиями целевой активности. Но нас могут спросить: разве целевая активность не предполагает наличие неудовлетворенности, и чем же обусловлена эта неудовлетворенность, если не потребностями? Попытаемся дать хотя бы приблизительный ответ на этот вопрос. Для начала обозначим, что мы подразумеваем под термином неудовлетворенность. Обычно под ним понимают состояние напряжения, эмоциональное состояние, презентирующее необходимость удовлетворения потребности (нужды). Как указывает В. К. Вилюнас (1986) потребность презентируется (в психике) первичной эмоцией, которая, в свою очередь, и выступает мотивирующим (в нашем случае, активирующим) фактором. То, что эмоция выступает в функции презентации, конечно, верная мысль. Но презентации чего? Потребности ли? Начнем с вопроса о взаимосвязи времени и структуры личности. Как указывает В. П. Зинченко, развитие человека происходит в «живом времени». «Живое время замечательно тем, что в нем одновременно даны все три "цвета времени": прошедшее, настоящее и будущее» (Зинченко В.П., 1997, с. 157). На принципиальное значение времени в развитии личности указывал К. Г. Юнг. С его точки зрения, именно изменение временной перспективы является источником динамики осмысленности жизни. Есть еще один существенный момент, связанный с временной перспективой – синхронистичность. К. Г. Юнг (1997) под синхронистичностью понимал производность того, что происходит в настоящем от того, что еще в возможности может произойти. На эту же характеристику временной организации развития указывает и В. П. Зинченко: «Я лишь хочу подчеркнуть, что наличие оператора более высокого ранга – оперирование знаком при всем его несовершенстве – служит основой овладения оператором более низкого ранга – оперирования орудием. Это и есть "синхронистическое" понимание развития – понимание развития не от низшего к высшему и даже не от высшего к низшему, а как "стояние времени" или "держание времени"» (Зинченко В.П., 1997, с. 160). Основная идея здесь заключается в том, что то, что еще будет в возможности, уже присутствует в настоящем. Это, конечно, не означает прирожденную заданность, запрограмированность развития (возможности могут быть очень разные, и их выбор стоит за личностью). Итак, вернемся к вопросу: что же презентирует эмоция неудовлетворенности? Возможный ответ следующий: презентирует отсутствие «состояния времени», отсутствие «держания времени». Поясним сказанное на примерах. Мы указывали выше, ссылаясь на В. Франкла (2000), что принципиальным условием здоровья личности является наличие цели в будущем. Другими словами, наличие перспективы, возможности развития. Соответственно неудовлетворенность возникает тогда, когда эта перспектива исчезает. Как же это согласуется с нашими предыдущими размышлениями, ведь мы подчеркивали активность, детерминируемую настоящим, а не будущим. Конечно, но неудовлетворение как раз связано с настоящим, так как оно потеряло перспективу становления. Оно остановилось и «не знает», куда двигаться дальше, ресурс исчерпан. Поэтому требуется новая позиция, но еще не понятно, что она должна собой представлять, какая она должна быть, и неудовлетворенность наличным детерминирует поиск. Что же мы можем привести в доказательство сказанному выше? Можем отметить следующее: 1. Существуют статистические данные относительно возникновения соматических заболеваний. Как отмечает А. Г. Асмолов (2001), их пик приходится на такие жизненные ситуации, когда человек чего-то достигает, чего-то, к чему шел достаточно долго. С достижением желаемого, у человека исчезает временная перспектива (в смысле возможности движения), то есть наличное больше не имеет возможностей реализации, и (все!) требуется нечто совершенно новое. 2. Интересные данные были получены в исследованиях В. А. Петровского (1996). Были взяты две группы испытуемых, одной из которых результаты их тестирования говорили заранее, а другой – нет. В результате характеристики той группы, представители которой заранее не знали своих результатов, совпадали с прогнозами экспертов. В той же группе, где заранее говорился прогноз, результаты получались кардинально отличные от этого прогноза. В. А. Петровский это объяснял надситуативными тенденциями самосознания. Для нас же это является показателем того, что во второй группе таким специфическим образом создавалось условие исчезновения временной перспективы (когда человеку дается характеристика, она его как бы замораживает, останавливает в настоящем), ликвидировалась возможность неопределенности, возможность самостановления. Еще одним косвенным доказательством могут служить результаты 3. исследований Т. М. Буякас (2000), описанных нами выше. Она отмечает, что символы, осмысляемые в эксперименте, имели как бы свою жизнь. Рождаясь, они давали человеку возможность переживания новых смыслов, возможность возникновения новых смысловых структур. Но по истечении времени они «отмирали» и заменялись другими: «Обычно период жизни новой индивидуальной смысловой структуры длится долго – месяцы, а может быть, и годы, ведь смысловое богатство символа безгранично. Опыт наших занятий показывает, однако, что, начиная с какого-то момента, эмоциональная значимость этого символа постепенно меркнет, а в процессе “Свободного рисования” теперь уже про-из-водятся совсем другие движения. Так, по-видимому, завершается цикл жизни прежней формы, и начинает зарождаться иная, новая форма, а, соответственно, и новая индивидуальная смысловая структура» (Буякас Т. М., 2000, с. 108). Можно сказать, что пока символ для испытуемого обладал потенциальными смыслами, он активно использовался, но как только эта потенциальность пропадала (потенциальность в смысле возможность смыслового движения в будущее) необходимость в них отпадала. В заключение еще раз отметим, что отмеченная нами активность «от того, что имеется» имеет место быть. Производна она от настоящего, от неудовлетворенности им, которая, в свою очередь, обусловлена исчезновением «держания времени». Конечно, данное нами объяснение отчасти носит гипотетический характер, хотя косвенные подтверждения его верности мы и обозначили. Дальнейший анализ данной проблемы требует новых экспериментальных исследований, которые, мы надеемся, вскоре обретут свою жизнь. Литература: 1. Абульханова К.А. (1999) Психология и сознание личности (Проблемы методологии, теории и исследования реальной личности): Избранные психологические труды. – М.: Московский психолого-социальный институт; Воронеж Изд-во НПО «МОДЭК», 1999. – 224 с. (Серия «Психологи Отечства») 2. Адлер А. (1997) Понять природу человека. – СПб.: Академический проект, 1997. – 256 с. 3. Анцыферова Л. переосмысливание, И. (1994) преобразование Личность ситуаций в трудных и жизненных психологическая условиях: защита / Психологический журнал 1994, №1, С. 3 – 17 4. Асмолов А.Г. (2001) Психология личности. Принципы общепсихологического анализа. – М: Смысл, 2001 г.- 416 с. 5. Асмолов А. Г. (2002) По ту сторону сознания: методологические проблемы неклассической психологии. М.: «Смысл», 2002. - 480 с. 6. Бахтин М. М. (1979) Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 7. Бернштейн Н. А. Биомеханика и физиология движений: Избранные психологические труды. 2-е изд. – М.: Воронеж: НПО МОДЭК, 2004. – 688 с. 8. Богданов В.А. (1991) Причинный и целевой подходы в развитии теорий личности // Вопросы психологии 1991 № 3, С.45-53. 9. Братусь Б.С. (1988) Аномалии личности. – М.: Мысль, 1988. 10. Буякас Т. М. (2000) Личностное развитие в условиях работы самопонимания, опосредованной символами // Вопросы психологии 2000 №1 С.96-109 11. Васильев И. А., Магомед-Эминов М. Ш. (1991) Мотивация и контроль за действием. М.: МГУ, 1991. – 144 с. 12. Василюк Ф. Е. (1984) Психология переживания (анализ преодоления критических ситуаций). М.: Моск. ун-т, 1984. – 200 с. 13. Вилюнас В. К. (1986) Психологические механизмы биологической мотивации. М.: Мгу, 1986. – 208 с. 14. Выготский Л. С. (2000) Психология, Апрель-экспресс, ЭКСМО-ПРЕСС М-2000 г. 15. Зинченко В. П. (1997) Посох О. Мандельштама и Трубка М. Мамардашвили - М: Мысль, 1997. – 327 с. 16. Кудрявцев В. Т. (1990) Творческая природа психики человека / Вопросы психологии 1990 №3, С. 113 – 121 17. Кун Т. Логика и методология науки. Структура научных революций // www.lib.ru 18. Левин К. (2000) Теория поля в социальных науках. Пер. с англ. – СПб.: Сенсор, 2000. – 368 с. 19. Леонтьев А.Н. (2004) Деятельность. Сознание. Личность. – М.: Смысл; Академия, 2004. – 352 с. 20. Леонтьев Д. А. (2003) Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности. – М.: Смысл, 2003. – 487 с. 21. Литвиненко Н. (2006) Возрастная динамика смысла жизни. Омск: ОмГТУ, 2006. – 62 с. 22. Методологические и теоретические проблемы психологии. Под. ред. Е. В. Шороховой – М.: Наука, 1969. – 376 с. 23. Моросанова В. И. (2001) Индивидуальный стиль саморегуляции: феномен, структура и функции в произвольной активности человека. М.: Наука. – 192 с. 24. Огиенко А. (2006) Символическая функция бессознательного. Омск: ОмГТУ, 2006. – 67 с. 25. Осницкий А. К. (1996) Проблемы исследования субъектной активности // Вопросы психологии 1996 №1 С. 5-20 26. Петровский В. А. (1996) Личность в психологии. Ростов-на-Дону: Феникс, 1996 г. 512 с. 27. Рубинштейн С. Л. (2003) Бытие и сознание. Человек и мир. – СПб.: Питер – 512 с. 28. Франкл В. (2000) Воля к смыслу. – М.: Апрель-Пресс, ЭКСМО-Пресс, 2000. – 368с. 29. Фрейд З. (1991) Я и Оно. Тбилиси: Мерами, 1991. – 425 с. 30. Чудновский В.Э. (1993) К проблеме соотношения «внешнего» и «внутреннего» в психологии // Психол. журн. 1993. Т. 14. № 5. С. 3 — 12. 31. Эльконин Б. Д. (2001) Психология развития. М.: Академия, 2001. – 144 с. 32. Юнг К.Г. (1997) , фон Франц М.-Л., Хендерсон Дж. Л., Якоби И., Яффе А. Человек и его символы / Под общ. редакцией С.Н. Сиренко. – М.: Серебряные нити, 1997. – 368 с. 33. Юнг К.Г. (1997) Синхронистичность. Сборник. Пер. с англ., М.: Рефл-бук, К.: Ваклер, 1997. – 320 с. 34. Якиманская И. С. (1994) Требование к учебным программам, ориентированным на личностное развитие школьников // Вопросы психологии 1994 №2 С. 64 – 76.