Поэзия Альфреда де Виньи в русских переводах

Т.Н. Аллахвердян
Национальный горный университет
Днепропетровск
ПОЭЗИЯ АЛЬФРЕДА ДЕ ВИНЬИ В РУССКИХ ПЕРЕВОДАХ
В 50-60-х гг. XIX в. в печати появляются вольные переводы Лещеева,
Михайлова,
Курочкина,
Чернышевского
из
Фета,
Минаева,
западноевропейской
Добролюбова,
поэзии,
которые
Белинского,
продолжали
традицию, основанную В. Жуковским. Суть этой традиции В. И Жуковский,
прославленный переводчик баллады Бюргера «Ленора», переименованной им в
«Людмилу», выразил следующим образом: переводчик в поэзии «не раб, а
соперник». Как отметил Е. Эткинд во «Французской поэзии в новейших
русских переводах», в первой половине XIX в. переводная поэзия мыслилась и
воспринималась как часть оригинальной: Жуковский, Пушкин, Лермонтов,
даже Козлов или Полежаев включали переведенные ими стихотворения и
поэмы в круг собственных сочинений; граница между переводом и
подражанием (или «перепевом») была подвижной». Именно так в XIX в.
воспринималась
и
поэзия
величайшего
французского
поэта-романтика
Альфреда де Виньи.
Как сообщала «Литературная энциклопедия» (1929) популярность
Альфреда де Виньи у русскоязычного читателя была связана с выходом в свет
исторического романа «Граф Сен-Марс, или заговор при Людовике XIII» в
переводе А. Очкина (СПБ., 1829; 2-е издание: СПБ., 1835), а также романа под
названием «Стелло или Голубые бесы, Повести, рассказанные больному
черным доктором» (СПБ, 1835). Примечательно, что А.С. Пушкин отнесся к
романам Виньи отрицательно, увидев в авторе «Сен-Мара» «подражателя
Вальтера Скотта». «Стихотворения» Виньи, анонимно изданные в 1822 г. в
парижском издательстве «Pelissier», и сборник «Стихотворения на античные и
современные сюжеты», в который вошли сочинения 1822 г. издания, в
большинстве своем не переведены по сегодняшний день. Та же участь постигла
и стихотворный сборник «Судьбы», который, по мнению Т.В.Соколовой,
является «итоговым произведением всей творческой жизни Виньи».
Стихотворения А. де Виньи в течение почти двух веков переводили на
русский язык с французского подлинника талантливые поэты и переводчики:
Василий Курочкин и Александр Фёдоров, Валерий Брюсов, Вильгельм Левик и
Юрий Корнеев, Бенедикт Лившиц и Владимир Портнов. В XIX в. внимания
русских поэтов и переводчиков были удостоены лишь «Изменница», «Потоп» и
«Смерть волка». Перевод «Изменницы», переименованной в «Грещницу»,
принадлежал Виктору Петровичу Буренину - известному критику, поэту и
драматургу, автору юмористических куплетов «Шабаш на Лысой горе, или
Журналистика (опубл. в 1862 г. в «Искре») и «Драматических сцен», автору
переводов из Барбье, Томаса Гуда, Виктора Гюго, Гейне, Байрона, Альфреда де
Мюссе, Гуцкова, Кальдерона, Леопарди, Ариосто, напечатанных в «Библиотеке
для чтения» Боборыкина, в «Русском Слове» Благосветлова, «Вестнике
Европы» (с 1868 г.), «Беседе», «Деле»; «Неделе» (под псевдонимом
«Благонамеренный гражданин»), а также в «Отечественных Записках»,
редактированных Некрасовым. Литературная энциклепедия 1929 г. сообщала о
том, что В.П. Буренин опубликовал свою «Грешницу» в «Вестнике Европы» в
1868 г. Буренинский перевод с тех пор не переиздавался и современному
читателю неизвестен. «Литературная энциклопедия» издания 1929 г. упоминала
также неизвестные современному читателю переводы стихотворений Виньи,
принадлежащие В. Лихачеву, Д. Цертелеву, наряду с известными переводами
из сборника Брюсова «Французские лирики XIX в.» (СПБ, 1908), а также
переводческими версиями «Потопа», «Смерти волка», «Ванды» и «Чистого
духа».
Тот
же
источник
упоминал
минаевский
перевод
«Потопа»,
опубликованный в «Отечественных записках» в 1869 г. Эту переводческую
интерпретацию постигла та же участь, что и буренинскую «Грешницу».
В хрестоматиях западноевропейской поэзии начала ХХ в. приводятся
фрагменты из поэм «Дом пастуха», переведенные В. Брюсовым, и «Ванда» в
разных переводах, самым известным из которых считается первый перевод,
выполненный Е. Волчанецкой («Голос минувшего», 1913, с. 217-221).
Прозаический перевод этой поэмы, осуществленный В.Б. Бикуличем и
А.Д.Никольским, был помещен в ежегоднике «Памятники культуры. Новые
открытия» (1977, с.143-146). Хорошо известен современному читателю перевод
поэмы «Бутылка в море. Совет неизвестному юноше» в интерпретации В.
Портнова.
Особое внимание переводчиков привлекло знаменитое стихотворение
Виньи «Смерть волка». Первый русский перевод этой поэмы осуществил в 1864
г. поэт Василий Курочкин («Современник», 1864, т. 101, с. 407-410). Этот
перевод воспроизведен также в книге «Французские стихи в переводе русских
поэтов» (2-е изд., М., 1973, с.363-367) и упоминается довольно часто в разных
историко-литературных источниках, наряду с принадлежащей перу А.Федорова
(1868-1949) поэтической версией, опубликованной впервые в «Современном
мире» в 1908 (II, с. 19-20). Переводческая интерпретация Н. Ларка,
напечатанная в «Русской мысли» в октябре 1886 (с.169—171), остается мало
известной читателю. Перевод «Смерти волка», выполненный В. Левиком,
вошел в «Хрестоматию по зарубежной литературе XIX века», составленную А.
Аникстом (М., 1955, ч. 1, с. 391-393), и в книгу «Поэзия Европы» в 3-х т. (М.,
1977-1979, т. 1, с. 623-627). Перевод Вильгельма Левика, который избирал
поэтов «по сердечной склонности», отличается завершенностью формы,
вниманием к деталям, несет на себе печать творческой индивидуальности
переводчика, с его любовью к устойчивым поэтическим словосочетаниям и
образам, благозвучию и выразительной живописности.
Характеризуя поэзию Виньи, историки литературы по традиции
ссылаются на авторитетные замечания Валерия Брюсова, который довольно
строго оценивал поэтическое мастерство французского романтика. Русский
поэт отметил, что «пользуясь почти исключительно александрийским стихом с
правильной цезурой, Виньи не обладал даром музыкального стиха» и «очень
немногие отрывки в его поэмах истинно певучи». К этим немногим В. Брюсов
отнес фрагменты из поэм «Снег» («La Neige») и «Рог» («Le Cor»). «Большей
частью стих Виньи однообразен по своей фактуре, бесцветно правилен, же́сток.
Виньи искал рифм исключительно полнозвучных, поэт должен был сильно
затрудняться в выборе слов. Его стихи, несмотря на это, текут довольно
свободно, и его созвучия не производят впечатления искусственности».
Последнее относится особенно к его посмертному сборнику «Les Destinées»
(«Судьбы»), по оценке В Брюсова, «проникнутому глубокой искренностью» и
«скорбью последних дней обречённого», преобладающей над «надеждой
последнего сопротивления». (В. Брюсов. Французские лирики XIX века. СПб.
1908).
Брюсов-переводчик
тенденция,
настаивал на
поддерживаемая
«имитации подлинника». Эта
сторонниками
«двуединого
подхода»
М.
Лозинским, К. Чуковским, С.Маршаком, Б. Лившицем, Б. Пастернаком, стала
предметом споров в среде переводоведов, в центре которых оказался
брюсовский перевод «Энеиды». М. Л. Лозинский, основатель целой школы
переводчиков, считавший себя последователем В.Брюсова, настаивал на
сохранении содержания, «общих контуров формы» и ее деталей. Сходную с
М.Л.
Лозинским
концепцию
поэтического
перевода
развивал
другой
литературный деятель той же поры, профессор А.А. Смирнов (1883—1962).
Противоположную линию представляли в переводоведении Инн. Анненский и
К.
Бальмонт,
«искажение»
отстаивавшие
право
переводчика
подлинников.
К.И.
Чуковский
на
произвольность
порицал
и
любителей
«бальмонтизмов» за модерный вычурный стиль и расплывчатые «мглистые
образы» (К. Чуковский. Собр. соч. в 6 томах, т. 3, М., 1966, стр. 261-262). Об
этих спорах писал Е.Эткинд, указав на статью М.Л. Гаспарова «Брюсов и
буквализм» в «Мастерстве перевода. 1971», вызвавшую полемику в следующем
томе «Мастерство перевода. 1972».
Ученик и последователь М.Л. Лозинского и А.А. Смирнова Юрий
Борисович Корнеев (1921-1995) внес огромный вклад в приобщение
русскоязычного читателя к французской романтической поэзии, в частности, к
творчеству Альфреда де Виньи. Ю. Корнееву принадлежат переводы ранних
стихотворений Виньи и один из новейших переводов «Смерти волка»
(«Западноевропейская лирика», Л., 1974, с. 382-385). Созданная Ю. Корнеевым
антология `«Рог. Из французской лирики», впервые опубликованная в 1989 г.,
была переиздана после смерти (2000). В его переводах поэзии Виньи, по
свидетельству
Е.Эткинда,
проявилась
«мужественная
сдержанность»
и
лаконизм; ритмическая и звуковая ясность и чистота, которые показали, что
переводчик нашел «своего» поэта, и через него воссоздал и проявил свою
творческую индивидуальность.
Некоторые фрагменты из «Смерти волка» стали предметом споров среди
современных поэтов-переводчиков с французского. В частности, яростные
дебаты вызвал перевод строк из поэмы, в которых дубы склонились на скалы,
опершись на могучие сучья-«локти» («coude»). Приведенная статья из словаря
передает известные значения этого французского слова: «coude 1) локоть (тж
одежды) les coudes serrés прижав локти donner un coup de coude à qn толкнуть
локтем кого-л. (чтобы предупредить) ? jouer des coudes (или se pousser des
coudes) а) проталкиваться, протискиваться (сквозь толпу) б) пробиваться
локтями к намеченной цели se sentir (или se tenir) les coudes быть солидарным,
поддерживать друг друга hausser (или lever) le coude разг. выпивать,
закладывать за галстук mettre sous le coude положить под сукно sous le coude в
ожидании, без движения mettre de l'huile de coude pour... приложить большие
старания для... l'huile de coude старание; энергичность coude à coude рядом,
бок о бок; рука об руку; плечо к плечу le coude à coude взаимная поддержка;
чувство локтя aller (au) coude à coude спорт. арго идти с почти равным
результатом 2) изгиб, излучина; поворот 3) колено, изгиб (трубы) 4) геом.
(входящий) угол 5) тех. угольник»). Последующий комментарий В.К. Кормана
призван убедить, что перевод слова «coude» как «локти» не верен: «Вы видите,
что французский локоть может превращаться в угол, изгиб, излучину, поворот.
Поэты, которых Вы перечислили, все дружно решили, что речь у Виньи идёт о
локтях дубов, а вернее всего знакомились, как и Вы, с предыдущими
переводами и перенимали опыт друг у друга. Вот они все дружно и твердят о
дубовых локтях. Вы правильно делаете, что изучаете итоги труда своих
предшественников и приступаете к работе во всеоружии, но здесь не простой,
вернее спорный случай и нужно не только верить «старшим», но и самому
разбираться в тонкостях. Виноват Виньи. Он высказался неясно, можно сказать
двусмысленно. Нужен, как Вы это называете «дословник». «Et les chênes d'en
bas, contre les rocs penchés, Sur leurs coudes semblaient endormis et couchés И
дубы внизу,опёршиеся (склонившиеся)на скалы, на их локти (?) или на их
локтях (?) казались заснувшими и пролёгшими. По-французски, что «на их
локти», что «на их локтях» звучит совсем одинаково. Здесь совершенно не
разобрать, к чему относится местоимение их (leurs) - к дубам или к скалам. Так
что почтенные поэты решили, что локти - дубовые, а я решил, что локти
относятся к скалам (изгибы, повороты, углы, складки). Правота поэтов не
безусловна. Сказать, что я неправ, тоже нельзя. Вы можете сейчас или
обратиться к более тонкому знатоку французского, либо найти во Франции
могилу Виньи, разбудить его и допросить, что он там доподлинно хотел
сказать. И вот что я решил ответить ему стихотворным экспромтом: Спасибо за
совет! Хоть я и рад стараться, Мне графа разбудить, пожалуй, не удастся. И не
добьюсь вовек я правды от поэта: Сам Бог не воскресит почившего Альфреда!
Но так же, как у волка есть клыки и когти, У дуба могут быть, наверно, веткилокти. Могу ещё сказать без всяческих затей: Ни у одной из скал не видел я
локтей. Бывает, что скала чуть-чуть груди сродни, Но нет, не намекал на это
нам Виньи». Ян Таировский ответил: «Да, перевод – дело, конечно же, не
простое. И всё-таки я понял и убедился, что французское слово «сoude» имеет
первое и основное значение – прежде всего «локоть». Потом, после своего
перевода, разыскал, как это место у Виньи, как эту весьма, на мой взгляд,
любопытную и ннтересную поэтическую метафору, одушевляющую дуб,
передали другие. Василий Степанович Курочкин: «И дубы дольние, как будто
бы локтями / На скалы опершись, дремали перед нами». Любопытно заметить,
что Александр Митрофанович Фёдоров придумал плачущую сову вместо
флюгера, хотя это разные слова: сова – сhouette, у Виньи же – giroutte –флюгер.
Вильгельм Вениаминович Левик: «И даже старый дуб в тени нависших скал,
Казалось, оперся на локоть и дремал». Ленинградский переводчик Юрий
Борисович Корнеев: «Казалось, даже дуб, припав челом к скале, / На локоть
оперся и задремал во мгле». Сам Ян Таировский перевел спорное место
следующим образом: «Только флюгер скрипел в поднебесье печально / Там, где
ветер на башню наткнулся случайно. / А внизу дуб столетний склонился к скале
так, /Словно чуть опирался на локти из веток».
Следует, однако, отметить, что некоторые переводчики обошли это
«трудное место». К примеру, в этом переводе «локти» не упоминаются: «И
мощные дубы, окутанные мглой, / Казалось, грезили, склонившись над скалой».
А вот как это «трудное место» переведено Всеволодом Рождественским:
«Безмолвно было всё – лишь в сумраке глухом / Скрипучий флюгер пел
заржавленным крылом. / То ветер верхом шёл и, не касаясь пашен, / Крылами
задевал верхушки старых башен./ Локтями опершись на рёбра чёрных скал, / В
лесу здесь каждый дуб, казалось нам, дремал. / И тихо было всё кругом».
Высказывая мнение по поводу последнего перевода, Ян Таировский не
соглашается с
«искажениями» образов, которые якобы допускает
В.
Рождественский «ради подгонки их под рифму». « Мне не очень нравится
строка «Как вдруг под соснами с вершиною шумящей», как будто у сосен есть
вершина одна на всех?.. А что значит и почему «окоченелый песок»?.. Помоему, не совсем хорошо, что он говорит о крыле флюгера и о крыльях ветра,
как бы крылом погоняют крылья? В переводе наблюдается некоторое
однообразие образов, неоправданно много всякого рода стали: есть тут и «сталь
когтей», и «лязг стали» (о ножах), и «сталь двустволки»...» Однако следует
напомнить, что В. Рождественский - переводчик лирический и переводил он не
только Виньи, но также Корнеля, А. Шенье, Гюго, Барбье, Беранже, Мюссе, Т.
Готье, Леконта де Лиля, Верхарна. Однако Ян Таировский не принял во
внимание эти особенности и, вероятно, поэтому его наблюдения вызвали
ядовитую насмешку оппонента и стали причиной рождения пародии,
подписанной «В.К. Корман»: «О, эти переводческие муки! Пять мудрецов от
скуки по науке, кто в шляпе, кто в ермолке, кто в панаме, решили посудачить и
поцокать разумными своими языками, как им уразуметь французский локоть.
Но как известно, за российский кукиш французского локтя никак не купишь.
Тогда они, наморщив скалы лбов, сыскали нужные им локти у дубов. Но вот
беда, я в том не виноват, не отыскали у деревьев пят. Чернил они пролили
десять вёдер, но не сыскали у деревьев бёдер…» и т. д. Оценка автора пародии,
данная переводу В. Рождественского, более чем благожелательна: «как всякая
реальная работа, не лишённый мелких зазубринок, это в целом очень
достойный,
высокохудожественный,
верный
и
впечатляющий
перевод,
сделанный МАСТЕРОМ». С чем, на наш взгляд, нельзя не согласиться. Как бы
то ни было, приведенные выше дебаты, отражают две яркие тенденции в
развитии художественного перевода и показывают, что в споре переводчиков
точка окончательно не поставлена.