Стилевые особенности прозы О

УДК 821.0 (078.5)
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР ПРОЗЫ О.БОКЕЕВА

Ж.Т. Кадыров1, Ж.С. Таласпаева2, С.С. Агибаева3
1, 2, 3
Доцент, кандидат филологических наук
Северо-Казахстанский государственный университет им. М. Козыбаева (Петропавловск), Казахстан
Аннотация. Казахские писатели 70-х годов ХХ века стремились обновить систему выразительных
средств национальной литературы. Повествование в их произведениях ведётся от имени человека из народа, с
имитацией присущих данному типу повествователя моделей поведения и стилей речи. Напряженную работу
над стилем, структурой повествования, жанром мы наблюдаем в творчестве О. Бокеева. Эволюция стиля в
рассказах и повестях О. Бокеева («Кербугу», «Бура», «След молнии», «Отзовись, мой жеребенок!» и в «Поющих барханах» означает переход казахской прозы к новому способу постижения действительности. Философская и экологическая проблематика художественной прозы О. Бокеева стимулировала перенос смыслового
акцента с событийной стороны сюжета на духовное развитие персонажей.
Ключевые слова: проза, лиризм, эмоциональность, внутренний мир, притча, повесть, поэтичность,
хронотоп.
Лиризм, как часть авторской художественной системы, раскрывается в произведениях О. Бокеева в целом ряде приёмов. В первую очередь, читатель отметит глубокую эмоциональность, поэтичность его прозы:
так, в рассказе «След молнии» «бедный философ» Киялхан мечтает о таком времени, когда не будет войн, никакого насилия. Сны и видения героя в символической форме, поэтично раскрывают внутренний мир степняка:
«Тихим шагом, бесшумно пробирался к ручью, журчавшему в невнятной полутьме; гребни маленьких волн
вспыхивали слабым мерцанием, отражая свет отдалённых звёзд. Они были словно звенящие мониста и шолпы в
черных косах ночи, и однажды Киялхан невольно воскликнул вслух: – Ах, да это же поэзия!» [1, 248].
Субъективизации подвергается иконика художественного мира О. Бокеева: явления природы «очеловечиваются», получают дополнительное эмоциональное и философское истолкование. Ледяная гора становится
символом добра, след молнии — верности своим убеждениям и Мечте; герои беседуют с природой, доверяя ей
свои мысли и чувства. В рассказе «След молнии» герой спрашивает девушку-волшебницу в красном платье:
«Это я должен отыскать жасын – стрелу упавшей в землю молнии? «Да. И с этой стрелой взойти и стать на
вершину самой высокой горы и стоять там, зорко охраняя мир» [1, 249].
В рассказе О. Бокеев сталкивает притчу о «бедном философе» с реалистической картиной мира: когда
«сумасшедшему» Киялхану верят, что он искал под деревом не молнию, а золото, колхозники бегут со всех ног
к яме с лопатами в руках. Лиризм стиля О. Бокеева, обогащенный фольклорной традицией, приобретает иронические, сатирические обертоны.
В повести «Отзовись, мой жеребёнок!» слушатели внимают старику – исполнителю кюя: «И мне показалось, будто снова я очутился в земляничном раю, в сказочной стране Жеруюк – обетованной земле казахов,
где жаворонки вьют гнёзда в шерсти пасущихся овец. Между тем мелодия незаметно менялась… Словно воочию увидел я могущественного хана Саркынды верхом на аргамаке, на левой руке его сидел ястреб. За хозяином степи следовал целый караван…» [1, 32].
Речь персонажей О. Бокеева органично включает в себя образы, ритмику и стилистику народной поэзии. Индивидуальная повседневная речь персонажа поднимается до обобщения, голос одинокого героя растворяется в «народном» дискурсе. Повесть «Камчигер» (1970 г.) в сюжетном отношении нетипична для казахской
прозы. Лирический повествователь ведет сказ о печальной судьбе конокрада, кормившего свой бедный род разбоем, о его последнем набеге, и о том, как Камчигер встретил свой последний час. Вся повесть состоит из размышления повествователя о жизни Камчигера и его бездетной жены, потока мыслей самого Камчигера: «Камчигер задумался, и казалось, что мысли его затеяли кокпар — рвут, раздирают на части его сердце, каждая к
себе тянет. Тяжело. Воет ветер, словно собака по покойнику, воет и ноет душа. Словно покинутое людьми место, тосклива и пуста его душа, ибо предчувствие страшной беды тревожит его...»[2,130]. Ностальгически звучит прозопоэтическое обрамление повести, ритмически и стилистически напоминающее строй казахской
народной песни: «Под луной – под луной сиротливая юрта белеет, и низко склонилась к порогу та женщина в
черном, вдова. Под луной – под луной широко расстилается степь, темно-рыжая в лунном отливе. И добра, и
щедра наша степь, точно мать всех батыров, доверчиво льнущих, уставших навеки, – последний приют и прощальная песня. О, наша казахская степь» [2, 136].
Как отмечает К. Б. Кубдашева, проза Бокеева полна инверсий, образов, отражающих народные представления; стилизованная речь персонажей пестрит поговорками и пословицами: «Говорят, что безгорестные и
на одной воде жиреют»; «аул, у которого нет будущего, всегда увлекается сплетней», «кулаками машет первым
тот, кто боится» [2, 161]. Другая характерная черта стиля О. Бокеева объясняется фольклорно-мифологическим
подтекстом его прозы. Современные казахские писатели, по замечанию Б. А. Исмаковой, неосознанно производят жанрово-стилевой синтез фольклорных традиций. Фольклорно-мифологический тенгрианский пласт можно
© Кадыров Ж.Т., Таласпаева Ж.С., Агибаева С.С. / Kadyrov Zh.T., Talaspaeva Zh.S., Agibaeva S.S., 2014
рассмотреть через категорию пространственно-временных характеристик повести О.Бокеева «Благословенный
месяц май». В повести раскрывается история супружеской пары и жизнь казахского аула в годы Великой Отечественной войны.
В тюркской мифологии семантика образа воды дополняется темой смерти: в казахских волшебных
сказках и несказочной прозе именно в воду бросает ведьма-душительница лёгкие, украденные у беременной
женщины, чтобы жертва погибла. В повести «Благословенный месяц май» жены, родные провожают мужчин на
войну до родника Куркереме: «Родник Куркереме, находящийся в двух километрах от аула, словно порог для
отправки граждан на фронт, сколько раз мы ходили туда и пролили море слез в этом месте с начала войны», читаем в переводе. Родник является границей, отделяющей жизнь от смерти. Возвращавшемуся с трудового
фронта Акану еле хватает сил доползти до родника, до границы. Здесь находит Алма лежащего без сознания
мужа. Акан пришел с западной стороны, а запад, как сторона заходящего солнца, по замечанию К. Б. Кубдашевой, символизирует собой смерть [2, 136].
Тенгри, Бог Неба, почитался древними тюрками. С пространством неба связаны сакральные небесные
светила: солнце, луна, звезды. Поклонение небу включало в себя поклонение солнцу, луне, звездам. В древнем
тюркском эпосе «Огуз-наме», например, культурный герой Огуз рождается от Ай-Каган, Луны-царицы. От
брачного союза Огуза с небесной девой рождаются сыновья Кун, Ай и Жулдыз. Тенгри являлось божеством,
высшей силой, которой в древности поклонялись казахи. Герои повести «Благословенный месяц май» часто
обращаются к Тенгри в коротких молитвах.
Хронотоп повести также символизирован, переосмыслен в контексте мифа и национального фольклора.
В казахской литературе неоднократно воспевался Алтай, как колыбель тюркских народов и сакральная Родина.
В частности, в поэзии М.Жумабаева образу Алтая сопутствует эпитет «золотой». Аул Жулдыз, в повести
О.Бокеева раскинувшийся у подножья Алтайских гор, - пространство сакральное. Природа Алтая, расположение аула имеют знаковый смысл.
О. Бокеев одним из первых ввел в современную казахскую прозу условных героев, персонажей-животных. В рассказе «Кербугу» главный персонаж – старый вожак оленей, который по закону природы должен
уступить свое место молодому Жасбугу (букв. «молодой олень»). Отчаянием наполнена душа ослабевшего
Кербугу, но перед смертью он совершает подвиг, достигает свободы: «И тут к нему пришли великое бесстрашие и решимость. Ему надо покинуть эту проклятую ограду и вырваться на свободу. Его тело было развить и
расшатано, у него ломило грудь и схватывало сердце, но он напрягся и зарядил надеждой каждый свой мускул.
Этот подвиг мог быть только последним…Глаза у него горели, изо всей силы он рванулся головой вперёд – вот
она, свобода! Несколько секунд стоял неподвижно, не понимая, что произошло, а потом, поняв, что ограда позади, что здесь он на вольной земле, что никто ему больше не хозяин, помчался к белой горе» [1, 315]. Такой же
герой появляется и в рассказе «Бура», где повествуется о том, как попал под поезд последний верблюд аула.
В повести О.Бокеева «Человек-олень» жители маленького горного казахского аула покидают его, потому что наступающая цивилизация не оставляет места для жизни. Один только человек - олень остается сторожем и жителем покинутого аула Аршалы. Однако для него Аршалы - центр мира, родина для героя и начиналась и кончалась аулом Аршалы.
Как и в повести «Благословенный месяц май», образ родного аула подвергается сакрализации. З.
Наурызбаева в работе «Мифоритуальные основания казахской культуры» даёт следующее пояснение к морфеме «ар» в казахском языке: «Ар» (честь) имеет значение «границы», «предела», «чистоты» и отсылает к запредельному, трансцендентному. «Ару» – чистая, «аруана» – чистая мать («белая одногорбая верблюдица»), «арылу» – возрождение… «аруақ» (дух предка) имеет значение «духовно реализованный». «Имеешь ли ты «ар»?»,
«Являешься ли ты «ар»?» – так здоровались наши предки. Актан чувствует себя неотъемлемой частью аула
Аршалы, заброшенного рудника на мертвом Синем озере. «Кокколь прятал свои загустелые помертвевшие
воды под лохмотьями тумана. Человек - Олень, обладая сердцем чутким и беззащитным, всегда бывал подавлен
подобным зрелищем ветхости заброшенности и забвения. Душа его скорбела, но все равно в частная сила призывала его сюда, и он часто навещал мертвый рудник у Синего озера. И если хотя бы месяц он не бывал здесь
то чувствовал томление и беспокойство. Может быть, в смутных размышлениях находил он свою судьбу сходной с судьбою этого кусочка казахской земли на берегу Кокколя - Синего озера…» [3, 165]. Имя Актана, как
отмечают авторы монографии «Пейзаж. Природа. Экосфера», многозначно: слово «ак» означает «белый, чистый, невинный». «Тан» - это «заря, рассвет». В повести герой имеет прозвища: «человек – олень» и «зверь». В
сердце Актана сохраняется детство, он любит сказки дедушки Асана. Запали ему в душу маралы, их битвы за
любовь, и его прозвали человеком-оленем. Неразрывная связь с природой кажется ему тем смыслом, ради которого стоит жить [3, 167].
Произведения О. Бокеева отличает гражданский пафос, призыв, обращенный к людям: бережно относиться к природе, к ее красоте и богатству, охранять ее от уничтожения.
В произведениях казахской прозы 70-х гг. ХХ в. сталкиваются стихия лирического самовыражения и
эпическое (фольклорно-мифологическое, социально-сатирическое) начало. Перевес лиризма обнаруживается в
очеловечивании явлений природы, в поэтизации традиционных образов животных, в эмоциональном восприятии мира. Все это способствует более глубокому раскрытию внутреннего мира нашего современника, актуализации экологической и философской проблематики в казахской литературе.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1.Бокеев, О. След молнии. / О. Бокеев. – М., 1978. – С. 251.
2.Джуанышбеков, Н. Д., Джаналиева, Г. К. Пейзаж. Природа. Экосфера. / Н. Д. Джуанышбеков, Г. К. Джаналиева –
А., 2002.
3.Художественный мир литературы Казахстана. – А., 2011. - Вып. 2.
Материал поступил в редакцию 11.11.14.
ART WORLD IN THE PROSE BY O. BOKEEV
Zh.T. Kadyrov1, Zh.S. Talaspaeva2, S.S. Agibaeva3
1, 2, 3
Associate Professor, Candidate of Philology
The North Kazakhstan State University named after Manash Kozybayev (Petropavlovsk), Kazakhstan
Abstract. Kazakh writers of 70s of the twentieth century sought to upgrade the expressive means of the national
literature. The narrative in their works is conducted on behalf of commoner, with imitation of inherent narrator's behavior and speech styles to this typef. We can observe hard work on the style, narrative structure and genre in the work
by O. Bokeev. The evolution of style in the stories and novellas by O. Bokeev ("Kerbugu", "Bura", " Lightning Traces",
"Where are You, White-Fronted Colt?" and " Singing Dunes") means moving of Kazakh prose to a new way of reality
understanding. Philosophical and environmental issues of fiction by O. Bokeev stimulated the transfer of semantic accents a side event of the plot to the spiritual development of the characters.
Keywords: prose, lyricism, emotional, inner peace, a parable, story, poetry, chronotope.