М. В. Селеменева КОНЦЕПТОСФЕРА ГОРОДСКОЙ ПРОЗЫ Ю. В. ТРИФОНОВА Статья посвящена исследованию художественных концептов городской прозы Ю. В. Трифонова, формирующих культурно-философскую парадигму его творчества. В результате реконструкции концептосферы писателя выявлены концепты-доминанты, в числе которых «время», «место», «вода», «дом», «жизнь», «сон», «смерть», «память». Использование лингвокультурологического метода позволяет назвать основной принцип концептуализации в творчестве Трифонова – расширение семантического поля концепта за счет его насыщения индивидуально-авторскими ассоциациями, дополняющими или переосмысливающими традиционное значение. Юрий Валентинович Трифонов вошел в историю русской литературы ХХ века как основоположник городской прозы и заслужил репутацию творца уникального художественного мира, не вписывающегося в жесткие рамки тематических групп и направлений. По мнению критика Л. Аннинского, подобная обособленность явилась причиной «странного одиночества» Трифонова в отечественной словесности [1. С. 11]. С момента возникновения и становления трифоноведения как самостоятельной литературоведческой отрасли исследователи заговорили о цельности и системности всего художественного массива его прозы. И. Велембовская, рецензируя последние прижизненные издания сочинений Трифонова, назвала всю его прозу «человеческой комедией», в которой «судьбы как бы переплелись, ситуации дополнили друг друга, характеры наложились один на другой» [2. С. 255]. И. Дедков в обстоятельной статье «Вертикали Юрия Трифонова» определил художественный мир писателя как «средоточие памяти, идей, настроений, вымышленных и воскрешенных людей, их терзаний, страхов, героических и низких деяний, их высоких и будничных страстей, где все крепчайшим образом переплетено, социально и психологически связано, исторически сближено, сращено до прорастания одного в другое, до упорных повторов и перекличек и где ничто теперь, кажется, не существует и не может быть понято в совершенной отдельности от целого» [3. С. 224]. Эти наблюдения резюмировал В. М. Пискунов, обозначивший мир прозы Трифонова как диалектическое единство двух граней таланта: «Итак, с одной стороны, жажда постоянного самообновления, с другой, – подчеркнутая цикличность, повторяемость, упорное возвращение на круги своя. В результате – своеобразнейшая, вполне сложившаяся и одновременно подвижная художественная система…» [5. С. 473]. На наш взгляд, восприятию мира прозы Трифонова как системного литературного явления способствует наличие сквозных художественных элементов, выполняющих роли опорных смысловых единиц. Эти элементы в литературоведческом и лингвокультурологическом дискурсах определяются как концепты. В современном гуманитарном знании существует три традиционных подхода к пониманию сути концепта: культурологический, лингвистический и синтетический. Сторонники первого подхода (Ю. С. Степанов, В. Н. Телия, Р. М. Фрумкина) понимают концепт как ячейку культуры; представители второго (Н. Д. Арутюнова, Т. В. Булыгина, А. Д. Шмелев, Н. Ф. Алефиренко) – как единицу когнитивной семантики; основатели третьего подхода (который можно 104 также назвать коммуникативным или функциональным) считают, что концепт есть результат столкновения семантики слова с индивидуальным и национальным опытом человека. На наш взгляд, третий подход (обозначенный в трудах Д. С. Лихачева, Ю. Д. Апресяна, А. Вежбицкой, Е. С. Кубряковой) является самым продуктивным, т. к. он синтезирует знания из области культурологии и лингвистики и опирается на функцию трансляции национального и личного опыта посредством языка. В соответствии с этим подходом мы обозначим художественную концептосферу писателя как лингвокультурологическую область, в которой представлены концепты, соединяющие в себе общекультурную и индивидуально-авторскую семантику. Наряду с термином «концептосфера» для обозначения аналогичного явления используют термины «концептуальная область» (Ю. С. Степанов) и «концептуальная система» (Р. Павиленис), но, на наш взгляд, первое определение точнее других подчеркивает художественное единство творчества автора. В семантическом поле концепта можно выделить две части – культурный квант и личностно окрашенное представление о нем. Р. М. Фрумкина предложила подобным образом разделять ядро и периферию. Иной точки зрения придерживается В. А. Маслова, считающая необходимым выделение в составе концепта трех составляющих – ядра, приядерной зоны и периферии. При этом под ядром концепта понимается его «когнитивно-пропозиционная структура», под приядерной зоной – «иные лексические репрезентации», под периферией – «ассоциативно-образные репрезентации» [4. С. 30]. На наш взгляд, приядерная зона неотделима от ядра, т. к. это семантическое поле имеет общую задачу – воплощать универсальное, словарное значение концепта, тогда как периферия включает в свой состав индивидуальные ассоциативные значения, передающие субъективный опыт. В художественном мире Ю. В. Трифонова можно выделить ряд концептов, составляющих идейно-философское ядро его прозы, – это «время», «вода» (и все разновидности – река, поток), «ветер», «место» (так Трифонов обозначал пространство – московское, дачное, периферийное), «дом», «обмен», «брак», «льдина», «сон», «смерть» (как вариант – «исчезновение» и «прощание»), «жизнь» (данная в неразрывном единстве со смертью, «жизне-смерть»), «память». Трифонов на протяжении всего творческого пути стремился соотнести те или иные явления своего художественного мира с историческими или метафизическими координатами, т. е. определить время и место каждого героя, поступка, события. В своем итоговом романе «Время и место» писатель создает контрапункт страха («нет страшнее, чем узнать свое место и время» [6. С. 619]) и радости от обнаружения своих личных координат («…не было времени лучше, чем то, которое он прожил. И нет места лучше…» [6. С. 622]), определив тем самым приоритетное значение данных концептов в индивидуально-авторской концептосфере. Концепты вода и ветер образуют у Трифонова синонимичный ряд с концептом время: время – «ветровая, надземная сила», «нечаянный водоворот», «маленькая речушка» [6. С. 413, 480, 582]. В его художественном мире сами сюжеты подобны водному потоку: «…нельзя ничего остановить, все плывет, двигается, отдаляется от чего-то, приближается к чему-то. <…> Неподвижной воды нет, а в той, которая кажется стоячей, тоже происходит движение – она испаряется или гниет» [6. С. 589–590]. В традициях архетипического мировосприятия писатель передает чувство времени как ощущение земных стихий, в результате чего периферийные зоны концептов 105 «время», «вода» и «ветер» в творчестве Трифонова являются контекстуальносинонимичными. Место в трифоновской прозе – это, как правило, Москва и ее окрестности: дачный мир, соотнесенный с миром детства. Частным вариантом пространственного концепта становится дом – либо коммунальный, «опрокинутый», «чернеющий нежильем» (аналог бездомья), либо уютный и светлый, обитель семьи и источник душевных сил (такой дом, как правило, существовал в прошлом, в детской памяти героя и остался недостижимым идеалом «хорошей жизни»). Опрокинутый дом «расплескивается, расслаивается, отражаясь в воде», «плавает кусками» [8, IV. С. 223], этот дом-корабль, потерпевший кораблекрушение, ассоциируется со временем, разбивающим вдребезги иллюзии и обрекающим людей на бездомье. Дом с садом Петра Александровича Телепнева (в повести «Долгое прощание»), дом на набережной (в одноименной повести), дом на Трубной (в романе «Время и место»), опрокинутый дом в деревне Репихово (в одноименном цикле) – это частные реализации концепта «дом», наглядно демонстрирующие авторский взгляд на традиционно сакральное, семейное, уютное и обжитое пространство как на жертву эпохи, отказавшейся от перечисленных ценностей (семантика данного концепта вызывает ассоциации с чеховским образом вишневого сада – символом прекрасного, но безвозвратно уходящего в прошлое мира, невостребованного новым поколением). Нравственной нормой типичного интеллигента своего времени Трифонов считал обмен – компромисс с властью и с собственной совестью (этот концепт имеет несколько семантических уровней – квартирный обмен, психологический, моральный, социальный). Особое внимание писатель уделял проблеме семьи и семейных ценностей, считая любой брак «сшибкой двух кланов, двух миров» [7. С. 246], а крушение брака (разрыв любовных или дружеских отношений) – расколом льдины, которая символизирует максимальное охлаждение, отчуждение некогда близких людей. В частности, герои «Времени и места» Тетерин и Киянов, в прошлом – лучшие друзья, «стояли на льдине, которая раскололась, понесло в разные стороны, и теперь уж назад выше сил человеческих, неохота прыгать» [6. С. 544]; писатель Антипов и его жена Таня расставались так, словно «медленно отъезжали друг от друга две половины треснувшей льдины» [6. С. 589]. Концепт «льдина» у Трифонова включает в свое поле не только значения холода, одиночества (эта семантика находится в периферийной части), но и составляющие ядро смысла значения разрыва, разлада, развода, разлуки. Этот концепт актуализируется тогда, когда автор хочет показать финал каких-либо отношений (после предательства от старой дружбы не остается «ничего, кроме ледяной памяти» [8, IV. С. 203]) или крах какой-либо идеи, иллюзии, системы (отступление немцев от Москвы осмыслено как «отползший ледник», время смерти Сталина – как «ледяной март» [6. С. 413, 513]). Концепт «сон» способствует выявлению в городской прозе, опирающейся на поэтику повседневности, философско-метафизических граней. У Трифонова описания сновидений выполняют семиотическую функцию ключа к пониманию внутреннего мира героя. По точному замечанию В. А. Масловой, «состояние сна и сновидения оцениваются в нашей культуре как источник символических образов, которые нужно истолковывать, интерпретировать» [4. С. 123]. Верная интерпретация сна любого трифоновского героя помогает не только раскрыть авторское отношение к его характеру, поступку, нравственному выбору, но и 106 предугадать дальнейшее развитие событий. Например, повторяющийся сон Геннадия Сергеевича, героя повести «Предварительные итоги», раскрывает его нереализованность, недовольство собой, страх потерять работу: «Будто поднимаюсь по каким-то бесконечным ступеням, каждый шаг всё тяжелей, все невозможней, не хватает дыхания…» [7. С. 82]. Этот сон предвосхищает кульминационное событие повести – сердечный приступ, заставивший героя пересмотреть прожитую жизнь, подвести предварительные итоги и, вопреки ожиданиям, вернуться в привычную колею, т. к. духовного потенциала для выхода за привычный круг существования у него нет. Можно утверждать, что в концептосфере Трифонова сновидениям отведена прогностическая роль. Поскольку состояние сна является временным переходом в иную реальность, концепт «сна» традиционно воспринимают как семантически близкий концепту «смерть». Смерть близкого человека для героев прозы Трифонова всегда становится экзистенциальной ситуацией, проверяющей характер, волю, силу духа, способность сохранять любовь к жизни. Концепт «смерть» содержит в себе семантику остановившегося времени (героиня рассказа «В грибную осень» Надя, потерявшая мать, слышит слово «завтра» и не понимает его значения [8, IV. С. 180]; Ольга Васильевна из повести «Другая жизнь» после смерти мужа осознала, что «продолжение жизни не имело смысла» [7. С. 341]), сиротства (это состояние не зависит от возраста – после смерти Сергея Троицкого осиротевшими чувствуют себя как его дочь Иринка, так и вдова Ольга Васильевна), «убега» из повседневной жизни. Последняя семантическая зона содержит в себе и убег как добровольный отказ от суеты и пошлости, конфликтов и лжи (судьбы историка Сергея Троицкого из повести «Другая жизнь», писателя Киянова из романа «Время и место»), и исчезновение как насильственную разлуку с жизнью (истории Бориса Евгеньевича из рассказа «Голубиная гибель», родственников Виктора Дмитриева из повести «Обмен», отца Саши Антипова из романа «Время и место»). При этом Трифонов не стремился к актуализации архетипической оппозиции «жизнь – смерть», он воспринимал смерть как обязательную составляющую жизни, постепенно, с приближением старости образующую с ней единое целое, «какую-то странную, не имеющую имени смесь, некое сверхъестественное целое, жизне-смерть» [8, III. С. 450]. С концептом «жизнь» у Трифонова также неразрывно связан концепт «память» (их семантические поля даже содержат ряд субъективно-синонимичных элементов). В романе «Старик» писатель включает в периферийную зону этого концепта семантику огня и страдания («память назначена нам как негасимый, опаляющий нас самосуд, или, лучше сказать, самоказнь») наряду с ядерными значениями опыта, истории, связи поколений («в страданиях памяти есть отрада», в ней заключено «наше бедное бессмертие» [8, III. С. 418]). В романе «Время и место» Трифонов утверждает, что «вспоминать и жить – это цельно, слитно, не уничтожаемо одно без другого и составляет вместе некий глагол, которому названия нет» [6. С. 334]. Писатель сознательно выстраивает очередной контрапункт, сталкивая сомнение («надо ли вспоминать…») и утверждение сверхценности памяти («вспоминать и жить – это цельно…»): его концептосфера строится как опровержение идеи целительного забвения и доказательство неразрывности связки «жизнь – память». Исследование концептосферы городской прозы Ю. В. Трифонова позволяет утверждать, что основой так часто упоминаемой трифоноведами цельности творчества писателя является философский склад художественного 107 мировидения, отраженный в системе концептов – семантических «квантов» текста, имеющих не только лингвокультурологическое, но и этико-философское значение. Список литературы 1. Аннинский, Л. Рассечение корня : О публицистике Юрия Трифонова : вступ. ст. / Л. Аннинский // Трифонов, Ю. В. Как слово наше отзовется… – М. : Сов. Россия, 1985. – С. 3–20. 2. Велембовская, И. Симпатии и антипатии Ю. Трифонова / И. Велембовская // Новый мир / – 1980. – № 9. – С. 255–258. 3. Дедков, И. Вертикали Юрия Трифонова / И. Дедков // Новый мир. – 1985. – № 8. – С. 220–235. 4. Маслова, В. А. Поэт и культура : концептосфера Марины Цветаевой : учеб. пособие / В. А. Маслова. – М. : Флинта : Наука, 2004. – 256 с. 5. Пискунов, В. М. Чистый ритм Мнемозины / В. М. Пискунов. – М. : Альфа-М, 2005. – 608 c. 6. Трифонов, Ю. В. Дом на набережной : сб. / Ю. В. Трифонов; сост. О. Р. Трифонова. – М. : АСТ ; Астрель ; Ермак, 2004. – 763 с. 7. Трифонов, Ю. В. Избранное: Повести / Ю. В. Трифонов. – М. : ТЕРРА, 1997. – 496 с. 8. Трифонов, Ю. В. Собр. соч.: в 4 т. – Т. 1. Студенты : Повесть ; Утоление жажды: Роман. Т. 2 : Повести. Т. 3 : Нетерпение ; Старик : Романы. Т. 4 . Отблеск костра: Документальная повесть. Рассказы ; Время и место : Роман ; Статьи / Ю. В. Трифонов. – М., 1986. 108