Полный текст диссертации. Дата размещения 08.10.2015

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение
высшего профессионального образования
«Хакасский государственный университет имени Н. Ф. Катанова»
На правах рукописи
КУЗНЕЦОВА Нелли Олеговна
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ СЕМАНТИЧЕСКОЙ КОНСТАНТЫ
REVENGE В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
специальность 10.02.04 – германские языки
Диссертация
на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Научный руководитель:
кандидат филологических наук,
профессор М. В. Малинович
Абакан – 2015
2
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение…………………………………………………………………………
4
Глава 1. Теоретико-методологический базис исследования семантических
констант и их языковой репрезентации………………………........
1.1.
13
Семантические константы в современной лингвистике:
общие замечания………………………………………………………… 13
1.2.
Месть как семантическая константа семиосферы
внутреннего мира человека………………………………………........... 16
1.3.
Теоретическая модель исследования семантической
константы REVENGE в английской языковой репрезентации...……. 23
1.3.1.
Лингвокогнитивный подход к изучению
семантической константы REVENGE……………………………….
23
1.3.2. Лингвосемиотический подход к изучению
семантической константы REVENGE……………………………....... 28
1.3.3. Лингвокультурологический подход к изучению
семантической константы REVENGE……………………………….
31
Выводы по главе 1………………………………………………………………. 34
Глава 2. Семантическая константа REVENGE: объективация в лексикосемантической системе английского языка…………………………. 36
2.1.
Языковой знак revenge: значение и смысл
2.2.
Этимологический анализ языкового знака revenge…………………… 54
2.3.
Ассоциативные связи языкового знака revenge………………………. 58
36
Выводы по главе 2………………………………………………………...……. 66
Глава 3. Семантическая константа REVENGE:
актуализация на уровне синтактики………………………………… 68
3.1.
Лексическая композициональность языкового знака-номинанта
семантической константы REVENGE…………………………………. 68
3
3.2.
Образная составляющая семантической константы REVENGE……... 74
3.3.
Семантическая константа REVENGE: области синкретичности в
рамках единой концептосферы английского языка…………………… 89
Выводы по главе 3………………………………………………………………. 117
Глава 4. Семантическая константа REVENGE:
дискурсивная актуализация………………………………………….
4.1.
116
Семантическая константа REVENGE в английской
языковой репрезентации: ценность и антиценность………………………
116
4.2.
Механизмы дискурсивной реализации ценностного конституента
семантической константы REVENGE…………………………………. 129
Выводы по главе 4………………………………………………………............ 150
Заключение………………………………………………………………………. 151
Список использованной литературы…………………………………………... 154
Список электронных ресурсов глобальной сети Интернет…………………... 174
Список словарей и принятых сокращений……………………………………. 176
Список источников примеров…………………………...……………………… 180
Приложение 1……………………………………………………………………. 198
Приложение 2………………………………………………………………......... 199
Приложение 3………………………………………………………………......... 200
4
Введение
Настоящая диссертационная работа посвящена комплексному лингвистическому
анализу
семантической
константы
REVENGE
в
лексико-
семантической системе английского языка и дискурсе в рамках антропоцентрической парадигмы.
Актуальность предпринятого исследования обосновывается устойчивым вниманием лингвистов к изучению универсальных констант, аккумулирующих знания о внутреннем мире человека, и их языковой репрезентации
[Арутюнова, 1999, 2000; Воркачев, 2004; Карасик, 2002, 2009; Малинович,
Ю. М., 2002, 2003, 2004, 2007б; Малинович, М. В., 2007а, 2011а, 2011б; Пименова, 2004; Степанов, 1997, 2001; Слышкин, 2004 и др.]. Семантическая константа REVENGE – одна из универсальных компонент внутреннего мира человека. Представляя многомерное знание о ситуации мести, поведении индивида в
данной ситуации, нравственно-моральной ценности разного рода поведения,
сопутствующем эмоциональном состоянии, константа объективируется различными языковыми средствами.
Вектор современных лингвистических изысканий обращен к субъекту
познающему – экспланаторному фактору развития естественного языка, его
многообразия и полифункциональности. Среди человековедческих наук антропологическая лингвистика занимает одно из приоритетных мест, поскольку
именно язык обеспечивает доступ к дескрипции самого удивительного феномена цивилизации – человека. Его многогранная экзистенция обусловлена сложной биопсихосоциальной природой (термин Ю. М. Малиновича). Как биологическому существу ему присущи различные физиологические характеристики.
Наличие психического компонента обусловливает, с одной стороны, способность к мышлению (логическому, семиотическому, творческому), с другой –
наделяет бурей чувств и страстей, то, что в наивном понимании именуют душой. Социальность, обязательное условие его полноценной жизнедеятельности,
диктует погруженность в среду себе подобных. Таким образом, человек есть
5
средоточие онтологически разнородных пространств: внешнего и внутреннего
миров. В рамках интересующего нас вопроса выступает последний. В качестве
лингвистической проблемы внутренний мир человека представляет большой
исследовательский интерес и является фокусом серьезных научных разработок.
Особое место в антропологической лингвистике принадлежит перспективному
научному направлению, которое имеет целью исследование семиосферы внутреннего мира человека – универсальных феноменов – констант, концептов,
категорий с позиций теории интегральности [Малинович М. В., 2011, 2013;
Малинович Ю. М., 2003, 2004]. Комплексное научное лингвистическое изучение констант внутреннего мира позволяет через призму их языковой объективации установить когнитивные механизмы человеческой рефлексии, раскрыть
взаимосвязь языка, мышления, сознания и культуры в их онтологическом единстве.
В русле данной проблематики исследован широкий диапазон семантических констант: причинность [Малинович, 1998, 1999, 2000, 2004, 2007, 2008,
2011, 2014], вера [Агеева, 1998], некатегоричность [Топка, 2000], любовь и ненависть [Борисова, 2003], жизнь и смерть [Мишуткина, 2004], добро [Пашаева,
2004], желание [Танков, 2004], прекрасное и безобразное [Баженова, 2005], долг
[Елохова, 2006], совесть [Чижова, 2006], радость и горе [Адамова, 2007], верность и предательство [Саварцева, 2007], воля [Гурин, 2008], гордость и унижение [Полонская, 2010], покаяние и прощение [Гуторова, 2011], сокровенное
[Янькова, 2011] и другие.
Семантическая константа REVENGE является одной из составляющих
семиосферы внутреннего мира человека. Феномен мести становился предметом
исследования с позиций когнитивно-коммуникативного подхода в контексте
русской лингвокультуры [Чесноков, 2009], а также в рамках сопоставительной
и когнитивной лингвистики на материале современного английского и русского
языков [Грецкая, 2013]. Комплексное научное лингвистическое изучение мести
как семантической константы семиосферы внутреннего мира человека в английской языковой репрезентации до настоящего времени не предпринималось,
6
что является обусловливающим фактором актуальности темы работы. Более того, интерес к рассмотрению семантической константы REVENGE в качестве
предмета изучения детерминирован следующими причинами:
– понятие мести безусловно антропоцентрично и имеет глубокие историко-культурные основания;
– месть есть психологическое явление, диалектически сочетающее внутренний и внешний мир человека;
– семантическая константа REVENGE, охватывая эмоциональную, волевую, деятельностную и этическую сферы, представляется перспективной для
изучения как когнитивно-семиотический и ценностный феномен.
Таким образом, объект данного исследования – языковые средства актуализации семантической константы REVENGE.
Предмет – семантическая константа REVENGE в английской языковой
репрезентации.
Цель настоящей диссертационной работы – изучить когнитивные процессы концептуализации семантической константы REVENGE и комплексно
проанализировать ее языковую репрезентацию.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
1) обосновать теоретическую базу исследования семантических констант;
2) аргументировать теоретическую модель исследования семантической
константы REVENGE;
3) исследовать процесс актуализации семантической константы REVENGE в лексико-семантической системе английского языка;
4) раскрыть языковую специфику дискурсивной актуализации семантической константы REVENGE;
5) изучить когнитивные процессы концептуализации образной составляющей семантической константы REVENGE;
7
6) определить место семантической константы REVENGE в единой концептуальной системе индивида;
7) установить языковые механизмы дискурсивной реализации ценностного компонента семантической константы REVENGE.
При решении сформулированных задач использованы следующие методы и приемы научного исследования: общенаучные методы (наблюдение,
анализ, синтез, моделирование), дефиниционный, концептуальный, контекстуальный и интерпретативный анализ, гештальтный прием при изучении метафорических моделей.
Теоретической и методологической базой исследования послужили:
– фундаментальные принципы общего и германского языкознания о
взаимосвязи языка, мышления и сознания [Арутюнова, 1988а, 1999; Выготский,
1999; Гийом, 1992; Гумбольдт, 1984; Залевская, 2005; Кацнельсон, 1986; Кубрякова, 2004; Лурия, 1979; Павиленис, 1983; Почепцов, 1990; Сепир, 1993; Фрумкина, 2001; Osgood, 1954; Wierzbicka, 1980, 1996];
– постулаты антропологической лингвистики о взаимной обусловленности человека и естественного языка [Антропологическая лингвистика: Концепты. Категории, 2003; Апресян, 1995; Арутюнова, 1999; Бенвенист, 2002; Вежбицкая, 1996, 2001; Колшанский, 2005, Малинович М. В., 2011а, 2013; Малинович Ю. М., 2002, 2003б, 2007б; Пименова, 2004; Степанов, 1997, 2001; Человеческий фактор в языке, 1992];
– положения когнитивной лингвистики, утверждающие примат когнитивного при объяснении функционирования естественного языка [Баранов,
Добровольский, 1997; Болдырев, 2001; Залевская, 2005; Кубрякова, 2004; Rosh,
1978; Lakoff, 1980; Langacker, 1999, Fodor, 1981];
– теория актуализации знака, обосновывающая двуплановый модус существования языка: виртуальный и актуальный [Балли, 1955; Бенвенист, 2002;
Васильев, 1990; Кравченко, 2001; Моррис, 1983; Лотман, 1992; Соссюр, 1977;
Степанов, 1985, 2001а; Уфимцева, 2002; Эко, 1998; Benveniste, 1969; Eco, 1984;
Fawcett, 1984, Peirce, 1992; Tobin, 1990];
8
– положения лингвокультурологии об особом статусе языка как экспоненте культуры, который есть ее условие, основа и продукт, о взаимном влиянии языка и культуры [Карасик, 2004, 2009; Воркачев, 2004, 2007; Маслова,
2001; Пименова, 2004; Сепир, 1993; Слышкин, 2000, 2004, Шейгал, 2002];
– принципы аксиологической лингвистики, постулирующие онтологичность ценностного измерения сознания индивида, проявляющегося в субъективации человека в различных экзистенциальных модусах и развивающие основные понятия парадигмы «Человек – Язык – Культура – Мир(ы) [Арутюнова,
1988а, 1999, 2000; Борботько, 2006; Вольф, 2002; Ивин, 2000; Каган, 1997; Казыдуб, 2012; Серебренникова, 2011].
Научная новизна диссертационной работы состоит в том, что на материале английского языка проведен специальный комплексный лингвистический
анализ семантической константы внутреннего мира человека REVENGE с позиций когнитивно-семиотического и лингвокультурологического подходов. В результате:
– разработана и обоснована теоретическая модель исследования семантической константы, позволяющая осуществлять ее интегральное описание в
рамках лингвокогнитивного, лингвосемиотического и лингвокультурологического подходов;
– изучен максимально широкий объем языковых средств английского
языка, отражающих специфику семантического картирования исследуемой
константы и, на основе их концептуального анализа, предложена концептуальная структура семантической константы REVENGE;
– выявлена и аргументирована синкретичность семантической константы REVENGE в рамках единой концептосферы английского языка;
– описаны когнитивные метафорические модели изучаемого феномена;
– определен ценностный статус семантической константы REVENGE в
семиосфере внутреннего мира человека и ее место в иерархии ценностных концептов, конституирующих аксиологическую картину мира индивида;
9
– установлены основные модусы дискурсивной объективации ценностной составляющей семантической константы REVENGE.
На защиту выносятся следующие положения:
1.
Семантическая константа REVENGE есть одна из составляющих се-
миосферы внутреннего мира человека, сложное ментальное образование, которое интегрирует эмоциональный, волитивный, акциональный и аксиологический конституенты.
2.
Семантическая константа REVENGE образует синкретичные семан-
тические пространства с концептами семиосферы внутреннего мира человека,
определяющими ее содержание: PUNISHMENT, DIVINE PUNISHMENT, MORALITY,
JUSTICE,
DUTY,
WISH,
PASSION,
FEELING,
HATRED,
SATISFACTION,
VOW,
VIOLENCE. Последние выражают партитивный объем семантики исследуемой
константы и в совокупности комплементируют ее уникальную целостную концептуальную сущность.
3.
Ассоциативно-образная составляющая семантической константы
REVENGE репрезентируется средствами когнитивных метафор: онтологической
REVENGE IS AN OBJECT, REVENGE IS FOOD, REVENGE IS A NATURAL ELEMENT,
REVENGE IS A PLANT, REVENGE IS A HUMAN BEING, ориентационной REVENGE IS
DOWN и возникновения REVENGE IS EMERGENCE, отражающими ее сложный
эмоционально-поведенческий и морально-нравственный характер.
4.
Семантическая константа REVENGE имеет амбивалентный аксиоло-
гический статус: ценность и антиценность. В индивидуальной картине мира семантическая константа REVENGE представляет личностную ценность инструментального характера, к которой Человек Мстящий апеллирует с целью защиты его базовых или абсолютных ценностей. Общественно формулируемый императив возводит месть в ранг ценностей со знаком «–»: ценно не мстить.
5.
В дискурсе ценностный конституент семантической константы RE-
VENGE объективируется средствами эмотивного «I feel», волитивного «I
want/wish», акционального «I will do» и эпистемического «I think/I know» модусов.
10
Теоретическая значимость настоящего исследования заключается в
том, что в нем комплексно проанализирована одна из семантических констант
внутреннего мира человека REVENGE в английской языковой репрезентации,
что восполняет знание об одном из ключевых концептов английской картины
мира и вносит вклад в разработку перспективного актуального антропологического направления – изучение универсальных констант внутреннего мира человека и их лингвистического моделирования. В отношении предмета исследования результативно использована методика изучения актуализации языкового
знака А. А. Уфимцевой, позволившая всесторонне раскрыть семиологические и
семантические особенности знака-репрезентанта семантической константы REVENGE. Выявление аксиологического статуса константы и языковых средств
его реализации расширяет системное описание английской ценностной языковой картины мира.
Практическая ценность работы состоит в возможности применения результатов исследования в курсах по лексикологии, спецкурсах по когнитивной
лингвистике, межкультурной коммуникации, лингвокультурологии, лингвистике дискурса. Материалы диссертационного исследования могут быть использованы при разработке учебных пособий по теории и практике английского языка, при написании курсовых и дипломных работ, в научно-исследовательской
работе магистрантов и аспирантов лингвистических вузов по актуальным проблемам германистики, а также в практике преподавания английского языка.
Апробация работы: результаты диссертационного исследования обсуждались на конференциях молодых ученых, аспирантов и студентов: Международная научно-практическая конференция молодых исследователей «Диалог
культур в аспекте языка и текста» в Сибирском федеральном университете
(Красноярск, 2012; 2013); «Современные проблемы гуманитарных и естественных наук» в Иркутском государственном лингвистическом университете (Иркутск, 2013); III Международная научно-практическая конференция «Слово.
Предложение. Текст: Анализ языковой культуры» (Краснодар, 2013); IX Всероссийская научно - техническая конференция студентов, аспирантов и моло-
11
дых ученых «Молодежь и наука» с международным участием в Сибирском федеральном университете (Красноярск, 2013); Южно-Российские научные чтения - 2013 «Язык как система и деятельность - 4» (Ростов-на-Дону, 2013).
Основные положения и наиболее значимые аспекты работы отражены в
10 публикациях общим объемом 5,3 п.л., в том числе в четырех статьях, опубликованных в ведущих рецензируемых изданиях.
Материалом исследования послужили данные словарей: толковых, этимологических, фразеологических, тезаурусов, словарей синонимов и антонимов, а также электронные ресурсы библиотек, британского и американского
национального корпусов. Использованы фрагменты текстов художественной и
публицистической литературы британских и американских авторов, полученные методом сплошной выборки. Общий объем проанализированного эмпирического материала составляет 5000 единиц.
Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех
глав, списка литературы, включающего 192 наименований, из них 22 на иностранном языке, списка использованных словарей, источников примеров, приложений. Общий объем работы составляет 200 страниц печатного текста.
Во введении обосновывается выбор темы исследования и ее актуальность, отмечается научная новизна, теоретическая значимость и практическая
ценность работы, определяются ее цель и задачи, обозначаются предмет и объект диссертации, приводится теоретическая и методологическая база, формулируются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе – «Теоретико-методологический базис исследования» –
излагаются основные теоретические и методологические постулаты, составляющие основу предпринятого исследования, обосновывается лингвистический
статус изучаемого феномена, определяется теоретическая модель изучения семантической константы REVENGE.
12
Во второй главе – «Семантическая константа REVENGE: объективация в
лексико-семантической системе английского языка» – выявляется максимально
полный объем лексико-семантических средств английского языка, объективирующих исследуемую константу, выводятся ее наиболее релевантные концептуальные признаки, определяется их ядерность и периферийность в структуре
константы. Также рассматривается вопрос о соотношении семиотического и
семантического потенциала знака-номинанта семантической константы и устанавливаются основные когнитивные механизмы формирования его смыслов.
В третьей главе – «Семантическая константа REVENGE: актуализация на
уровне синтактики» – анализируются наиболее распространенные композициональные модели со знаком revenge, осуществляется их когнитивная интерпретация, устанавливаются виды когнитивных метафор и выводятся ассоциативные образы семантической константы REVENGE. Кроме того, рассматриваются
смежные концептуальные образования исследуемой семантической константы,
устанавливаются механизмы их корреляции, детерминируются семантические
границы единого объемного концептуального пространства семантической
константы REVENGE в английской языковой репрезентации.
В четвертой главе – «Семантическая константа REVENGE: дискурсивная
актуализация» – изучается дискурсивная объективация знаков-номинантов исследуемой семантической константы, выявляются основные модусы актуализации ее ценностной составляющей – эмотивный, волитивный, акциональный и
эпистемический, доказывается иерархически-инструментальный статус константы в английской языковой ценностной картине мира человека.
В заключении обобщаются результаты проведенного исследования, и
намечается дальнейшая перспектива.
В приложениях представлены схема структуры семантической константы REVENGE, таблица выявленных когнитивных метафорических моделей и актуализируемых ими концептуальных признаков, схема концептуальных образований, сопряженных с исследуемой константой.
13
Глава 1. Теоретико-методологический базис исследования семантических
констант и их языковой репрезентации
1.1.
Семантические константы в современной лингвистике:
общие замечания
Сегодня факт антропоцентричности естественного языка признан его
онтологической характеристикой, эксплицирующей особенности формирования и функционирования этой уникальной системы. В качестве методологической основы антропоцентризм восходит к классической парадигме философии
языка В. фон Гумбольдта, рассматривающей его как мировоззрение и мировосприятие, отражающие ментальный мир человека [Гумбольдт, 1984]. Подобные
идеи отмечены в лингвистических исследованиях Б. де Куртене [Куртене,
1963], в работах А. А. Потебни об «одухотворенных категориях» [Потебня,
1993], замечаниях Э. Бенвениста о языковой субъективности [Бенвенист, 2002],
грамматических категориях А. М. Пешковского [Пешковский, 2001]. Позднее
принцип языковой антропоцентричности развивается в европейской экзистенциальной философии эгоцентрических слов [Витгенштейн, 2011; Гуссерль,
2004; Рассел, 2000; Хайдеггер, 1993; Ясперс, 2012] и выражается в хайдеггеровских постулатах «Язык есть дом бытия», «Сущность человека покоится в языке». В конце двадцатого века собственно лингвистическая проблема формулируется Н. Д. Арутюновой как «Язык и мир человека» [Арутюнова, 1999]. Такая
постановка вопроса определила в качестве основной задачи современной антропологической лингвистики «языковое моделирование человека во всех ипостасях его бытия в объективно существующей взаимосвязи с другими сопредельными науками» [Малинович, Ю. М., Малинович, М. В., 2003, с. 7].
Непременный атрибут человека – естественный язык – пронизывает все
сферы его жизнедеятельности в процессе онто-, фило- и социогенеза. С рождения человек погружается в пространство смыслов, продуцируемых его индивидуальным
и
коллективно-общественным
сознанием.
По
замечанию
14
Ю. М. Малиновича, биопсихосоциальная природа человека, являясь универсальной в своей тотальности, разворачивает вокруг себя целую систему понятий, формируя тем самым концептуальные семантически значимые пространства эгоцентрической направленности, то есть семиосферу внутреннего мира
человека [Малинович Ю. М., 2007, с. 57]. Эти семантические пространства
представляют собой концептуальные образования, одни из которых могут
иметь характер констант, другие универсалий, либо сочетать обе характеристики. Константа определяется Ю. С. Степановым как концепт культуры, существующий постоянно или, по крайней мере, очень долгое время [Степанов, 2001,
с. 84]. Ученый отмечает: концепт приобретает константные характеристики, когда стоящий за ним фрагмент материального или внутреннего мира обнаруживает черты устойчивости, постоянства, значимости на протяжении длительного
времени [ibid.]. В понимании Ю. М. Малиновича константа представляет устойчивый и постоянно воспроизводимый смысл, который существует независимо от сознания одного человека [Малинович, 2007, с. 55]. Универсалии есть
такие элементы, которые свойственны всем или многим языковым культурам
[Вежбицкая, 2001, с. 263-305]. Другими словами, семиосфера внутреннего мира
конституируется разнородными концептуальными образованиями, но общим
для каждого из них является их эгоцентричность или способность выражать
внутренний мир индивида.
Под концептами в данной работе вслед за В. И. Карасиком понимаем
ментальные единицы, представляющие собой хранимые в памяти человека значимые осознаваемые типизируемые фрагменты опыта [Карасик, 2004, с. 59].
Таким образом, семантические константы внутреннего мира человека – это
концептуальные образования эгоцентрической направленности, аккумулирующие осознаваемый типизируемый опыт и характеризующиеся постоянством
языковой репрезентации. Подчеркнем: их эгоцентричность проявляется в способности быть присвоенными человеком, выражать его «личностную пристрастность» [термин Малинович, Ю. М., 1996]. К таким константам относят жизнь,
смерть,
любовь,
ненависть,
совесть,
правду,
ложь,
волю,
сакрально-
15
сокровенное, эмоционально-чувственный мир, мысли, идеи, фантазии и многое
другое. Другим словами, это те элементы человеческой культуры, которые делают экзистенцию осмысленной, ценностной, целеполагающей.
Итак, семантическая константа есть особая разновидность концепта. Для
нее характерны устойчивость, постоянство воспроизведения семантического
инварианта и эгоцентричность. В этой связи в настоящей работе термины «семантическая константа» и «концепт» применительно к предмету исследования
используются как равноценные.
Концепт REVENGE в английском языковом сознании, бесспорно, отвечает характеристикам константности. Он онтологизируется через посредство присвоения человеком. Данный концепт устойчив во времени, имеет значение для
отдельной личности и для культуры этноса в целом. Вопрос о его универсальности остается открытым. Однако тот факт, что он может быть сформулирован
на языке семантических примитивов А. Вежбицкой, свидетельствует: собственно, смысл «месть» может транслироваться в любую культуру.
Всякое концептуальное образование лежит в основании формирования
одноименной категории [Кубрякова, 1997; Болдырев, 2001]. Ядро концепта/семантической константы, представленное обобщенными признаками, позволяет вычленить, очертить категорию из континуума смыслов, противопоставив ее другим [Малинович, 2003, с. 24]. Таким образом, отдельный концепт семиосферы внутреннего мира формирует вокруг себя широкую смысловую категорию эгоцентрической направленности [ibid.]. Несмотря на дискретный характер категорий, им свойственны семантический объем, диффузность, синкретичность, сопряженность, многоплановость как факт подтверждения сложной,
многогранной, континуальной природы человека [ibid.].
Исследование проблемы семантических констант и категорий обусловлено исключительно антропоцентрическим подходом к анализу языка, который
требует учета фактора «человека в языке», его «ego»-присутствия и «ego»влияния. «Мыслящая субстанция «Я» не менее властно требовала языка для
описания состояния духа; более того, она требовала искать в самом языке его
16
скрытую основу «Я»» [Степанов, 1985, с. 93]. Освоение пути к «человеку через
язык» проходит в процессе изучения и моделирования семантического пространства манифестации его внутреннего мира. Естественный язык фиксирует
средствами своей системы все то, что избирательно человеческое сознание терминирует как необходимое, важное, ценное для закрепления.
1.2. Месть как семантическая константа
семиосферы внутреннего мира человека
Выше в данной работе утверждается: REVENGE представляет собой концептуальное образование, характеризующееся устойчивостью и постоянством
репрезентации, то есть – семантическую константу. Семиосфера внутреннего
мира человека конституируется наиболее существенными с точки зрения индивида концептами. Этические феномены, представляя одно из трех магистральных измерений человеческой экзистенции – логика, этика и эстетика, составляют ключевую область семиосферы. Они, по утверждению Ю. М. Лотмана,
создают семиотический континуум универсалий, которые образуют фундамент
языковой картины мира [Лотман, 1999, с. 250]. Месть – одна из констант человеческой культуры. По утверждению известного американского психолога,
кандидата медицинских наук, Эдварда Хэллоуэлла вся история мира могла бы
быть написана в отношениях мести [Hallowell, 2006]. Ее антропоцентричность
подтверждается фактологически: 1) It isn't true that the great central Mind that
planned all things is capable of jealousy or of revenge, or of cruelty or of injustice.
These are human attributes [Doyle, The Stark Munro Letters].
Месть – уникальный
феномен,
характеризующий
эмоционально-
психологическую, социально-поведенческую, нравственную стороны индивида.
Объемность изучаемого явления обусловливает интегративный научный интерес к его сущности. Месть является объектом изучения этологов, теологов, фи-
17
лософов, психологов, социологов. Рассмотрим кратко ее место и роль в истории
человеческой культуры вообще и семиосфере внутреннего мира человека в частности.
С позиции этологии человеку в дообщинном строе была свойственна
непрерывная враждебность, проявляющаяся в жестоких затяжных межплеменных войнах. Зарождение первобытнообщинного строя, мотивированное целями
выживания и самосохранения рода, оформило зачатки базовых этических категорий. Прообразом одной из них явился талион – типичный регулятивный механизм первобытной эпохи, воплощение уравнительной справедливости, исторически первая форма легитимного насилия. Обычай талиона проповедовал
идею равного возмездия, тем самым, регулируя взаимоотношения между кровнородственными объединениями и обязуя ограничиваться нанесением вреда,
точно соответствующего понесенному ущербу [Гусейнов, 2001, с. 489]. Это позволило ученым сделать вывод: до введения норм талиона акт возмездия был
несправедливо несоизмерим с ущербом и вел к еще большим потерям с обеих
сторон. Классическим выражением формулы талиона стала заповедь ветхого
завета: «Душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, рука за руку, ногу за ногу»
(Втор. кн. Моисеева, гл. 21, с. 80). Для древнего человека непременность и обязательность мести – ответного действия не являлись налагаемыми извне, а были
физической страстью души, требующей безусловного удовлетворения. Обязанность кровной мести для первобытного человека выступал одним из первичных
признаков рода [ibid., с. 489-490]. Данные факты свидетельствуют: исторически
формирование концепта «Месть» происходило как функциональный континуум концепта Мы (характерное для той эпохи самосознание) и было сопряжено с
другим универсальным этическим концептом Справедливость.
Многовековая практика талиона оставила неизгладимый след в истории
нравов и до сих пор остается реликтовым элементом культурно-генетического
кода справедливости, проявляющимся в разных культурах с различной степенью интенсивности.
18
Распространение религий, одной из форм общественного сознания, переход к государственно-цивилизованной организации жизни общества, а также
смена коллективно-общественной «МЫ»-воли на субъективную «Я»-волю и
ответственность повлекли трансформацию идеи талиона, с одной стороны, в
золотое правило поведения: «(Не) поступай по отношению к другим так, как ты
бы (не) хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе» и в принцип уголовной ответственности с другой [ibid., с. 156]. Большая часть оформившихся
религий и культур диктовали отрицание принципа талиона, проповедовали в
свою очередь идею непротивления злому. «Вы слышали, что сказано: око за
око, и зуб за зуб. А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в
правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и
взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» [Еванг. от Матфея 5:38-4].
В этом контексте суд и наказание изымаются из компетенции человеческой
власти.
Таким образом, в результате культурной эволюции концепт «Месть»
претерпевает значительную семантическую экспансию и формирует новые содержательные горизонты: оформляется его эгоцентричность, вычленяются признаки наказание, наказание бога, уголовное наказание, возникают моральнонравственные основания.
Многие философы не обошли тему мести в человеческих отношениях.
Их размышления не вскрывают причинного модуса мести, а сосредоточены на
анализе ее целесообразности, справедливости, гуманности, оправданности, эффективности. Уже античные философы Фаллес Питтак, Сенека и Эпиктет определяют Золотое правило требованием житейской нравственности, тем самым
отрицая саму возможность возникновения мести [Гусейнов, 2001, с. 156]. Аристотель усматривал противоречивость и неоднозначность мести, поскольку, с
одной стороны, «месть прекращает гнев, заменяя страдание удовольствием
[Аристотель, 1983, с. 137], а с другой, «Между местью и наказанием есть разница: наказание производится ради наказуемого, а мщение ради мстящего, что
утоляет его гнев» [Аристотель, 1998, с. 808-809]. Марк Аврелий проповедовал
19
благожелательство в отношении своих противников и считал, что настоящий
способ мстить врагу – это не походить на него [Аврелий, 1993]. Фрэнсис Бэкон
называет месть стихийным и диким правосудием, и «чем сильнее человеческая
натура стремится к ней, тем больше закон обязан ее искоренять. Ибо если первая несправедливость нарушает закон, то вторая его упраздняет» [Бэкон, 1978,
с. 361]. Бенедикт Спиноза в своей «Этике» характеризовал месть как «дурной
аффект», исходящий из ненависти и проповедовал идею любви, великодушия,
разума в отношении своего оппонента [Спиноза, 1957]. Томас Гоббс являлся
сторонником принципа равного возмездия, усматривая в нем поучительное
зерно. Он писал: «Мстительность есть желание причинить вред другому человеку, дабы заставить последнего раскаяться в каком-нибудь его собственном
деянии» [Гоббс, 1989, Т.2, с. 42]. Цель мести – «заставить того, кто причинил
нам зло, найти собственное действие вредным для себя и признать это» [ibid.
Т.1, с. 544-545]. Иммануил Кант также разделяет принцип равного возмездия,
объявляя его единственным принципом справедливости. «Как преступник поступил с другим, так он поступил с самим собою» с той лишь разницей, что
право осуществить эту справедливость он передает государству и его уголовному праву [Кант, 2000, с. 193-194]. Георг Гегель, рассуждая о праве против
нарушенного права, писал, что несостоятельность этого поступка кроется, прежде всего, в «некоторой субъективности единичной воли», месть «исходит из
интересов непосредственно частной личности, является в то же время новым
нарушением права, продолжающимся в бесконечность» [Гегель, 1977, с. 332].
Таким образом, философы, рассматривая месть как одну из форм социального взаимодействия индивидов, преимущественно фокусируют внимание
на ее морально-нравственных характеристиках.
В мировой литературе тема мести является одной из наиболее популярных. В английской литературе XVI века, на основе римских трагедий Сенеки,
зарождается и становится доминирующим жанр месть-трагедия (Revenge Tragedy): Томас Кид «Испанская Трагедия», Джон Марстон «Месть Антонио»,
Джордж Чэпмэн «Месть Бусси Дамбуа», Генри Четл «Трагедия Гофмана», То-
20
мас Мидлтон «Трагедия Мстителя» [Britannica, 1994, с. 7]. Жанровой кульминацией и позднее прототипом становится шекспировский «Гамлет». Трагичность произведений, основу которых составляла месть, заключалась в том, что
Человек Мстящий, совершив акт мести (убийство), сам становился жертвой либо собственных эмоций - чувств (угрызения совести, самосуд), либо жизненных
обстоятельств (рок судьбы), либо защитников пострадавшей стороны и в финале также погибал. Гибель Человека Мстящего имплицитно показывала несостоятельность мести, ее тщетность, напрасность и бесплодность.
Многие литературные классики Монтень, Честерфильд, Дюма, Мильтон,
Шоу единодушны в отношении феномена мести в человеческих отношениях.
Их формула: «Лучшая месть – это прощение или забвение».
Современная психология стоит на позициях отказа от мести в пользу
прощения или забвения. Однако такая установка обосновывается не идеями
справедливости / несправедливости, возвышенности / дикости, а психофизиологическими механизмами функционирования человеческого организма. Психология рассматривает месть как естественную сложную эмоцию, результирующую из многих негативных переживаний: ненависть, обида, злость, ярость,
унижение, оскорбление, отчаяние и другие. Естественным развитием этих отрицательных чувств становится зарождение желания мести, ее планирование,
проигрывание, фантазирование, которые создают эффект удовольствия, виртуальное восстановление баланса собственной силы, контроля над ситуацией,
роста самооценки [Hallowell, 2006]. Анализируя процессы, происходящие в
мозге человека в момент переживания мести, нейрофизиологи установили:
часть мозга, чья нормальная функция заключается в подаче сигналов поощрения, активно стимулируется в этот период [Quervain, 2012]. Другими словами,
физиологически, «проживание мести» есть выброс адреналина, гормона удовольствия. Поэтому естественно желание достигать этого состояния «эйфории»
многократно, мозг желает возвращаться к нему еще и еще. Но такое состояние
чревато без функции торможения, так как приводит к психической зависимости, наваждениям, навязчивым идеям, и в итоге, к самоподавлению или само-
21
разрушению. К тому же, если человек приходит к решению осуществить акт
возмездия, это требует от его личности определенной доли жестокости и безразличия. Таким образом, цель – уменьшить симптомы первоначальной
травмы – не достигается, а наоборот усугубляется, поскольку добавляется проблема примирить свое «я» с новым образом себя как Человека Мстящего.
Актуальный статус мести в современной английской языковой культуре
имеет несколько иной угол интерпретации. В течение эволюции человечества
месть как форма межличностных отношений не изжила себя, а продолжает существовать по сей день. Более того, она желанна и ожидаема, ее жаждут, оправдывают, поощряют и пропагандируют под видом установления справедливости. Сомерсет Моэм, подводя итоги своей творческой деятельности, указывал
на оскудение человеческих страстей, которое он связывал с проникновением
учения Христа, с развитием общества. Он писал: «… со сменой цивилизации
мы сами изменились внутренне, а поэтому некоторые темы, излюбленные драматургами, вышли из употребления. Мы стали менее мстительны, и сейчас пьеса, посвященная мести, едва ли прозвучит правдиво» [Моэм, 1991]. Однако сегодня месть как респонсивная форма поведения, кажется, культивируется всеми
медиа средствами: кино, пресса, интернет-пространство. Так, даже поверхностный обзор кинематографии обнаруживает неугасаемую популярность этого
жанра в картинах для взрослых (Rancho Notorious, 1952; Black,1967; The Usual
Suspects, 1995; Revenge of the Middle-Aged Woman , 2004; Royal Casino, 2006;
Paragon, 2009; In Agression, 2010; Revenge, 2011; Venger, 2011 и др.) и детей
(Batman, 1939; Spider-Man, 1962; The Avengers: Earth’s Mightiest Heroes!, 2010 и
др.). Модные журналы, например, Cosmopolitan, выделяют целые рубрики, публикующие читательские истории мести, а также советы и рекомендации осуществления мести в рамках закона – не подставляя себя под удар, тем не менее,
больно ответить своему обидчику. Интернет пестрит сайтами в стиле Revenge
Guy или Revenge Lady, изобилующими жизненными фактами мести и предлагающими всевозможные способы наказать обидчика.
22
Часто трактовка международных политических отношений, борьба с
терроризмом освещаются в терминах ситуации мести, в которой образ Человека
Мстящего воплощается в коллективном образе нации:
2)
Anger and, sadly, revenge are the two emotions which naturally domi-
nate Northern Ireland today [The Belfast Telegraph,1985-1994, COCA];
3)
… the Lamont onslaught had all the hallmarks of an embittered man
seeking revenge, particularly as he chose the day when he knew the Prime Minister
would be on the defensive, and needing all the support he could summon [Liverpool
Daily Post and Echo,1989, BNC];
4)
… he (Saddam Hussein) became resentful and vengeful… and personal-
ly told… his colleagues: «We have to take revenge from America. Our duty is to attack and hit American targets». And Saddam pursued his policy of «revenge» against
the United States with a dogged determination [Clifford D.Velshi, Myths of War,
2006, COCA].
Опираясь на данные факты можно констатировать: месть и мстительность имеют место быть в англоязычном социуме. Более того, они достаточно
широко распространены и представляют определенный интерес для массовой
общественности, непременно обнаруживая языковую объективацию на различных уровнях.
Итак, рассмотрение феномена мести с позиций этологии, религии, философии, литературы, психологии свидетельствует о панхронической рекуррентности мести в человеческой культуре, о ее различной социальной роли и переменном оценочном статусе, не получающем единодушного, однополярного
толкования и в наши дни. Месть, таким образом, отвечает характеристикам устойчивости и постоянства репрезентации в человеческой культуре и во внутреннем мире отдельного индивида, которые обусловлены ее принадлежностью
к естественным человеческим эмоциям. Возможность оценочной интерпретации мести через модусы хорошо / плохо, справедливо / несправедливо, возвышенно / низко, эффективно / неэффективно свидетельствует о сугубо эгоцентричном, пристрастном характере феномена.
23
1.3. Теоретическая модель исследования семантической
константы REVENGE в английской языковой репрезентации
1.3.1. Лингвокогнитивный подход к изучению
семантической константы REVENGE
Выбор методологии, релевантной предмету исследования, является одним из основополагающих, поскольку правильно отобранный инструмент познания обеспечивает валидность конечных результатов. Он обязательно обусловлен особенностями изучаемого предмета. В настоящей работе это семантическая константа REVENGE в английской языковой репрезентации. Принимая
во внимание объемную понятийную онтологию рассматриваемого явления, а
именно апелляцию REVENGE к деятельностной, эмоционально-чувственной,
морально-этической сферам, а также поставленные задачи исследования, считаем: комплексное интегральное лингвистическое описание с позиций лингвокогнитивного, лингвосемиотического и лингвокультурологического подходов
отвечает требованиям изучения такого многомерного феномена.
Далее раскроем сущность каждого из представленных направлений.
Лингвокогнитивный подход к языку состоит, прежде всего, в освещении
вопроса о соотношении мышления и языка, в понимании последнего как одного
из базовых и наиболее характерных видов когнитивной деятельности индивида.
Он направлен на исследование ментальных процессов, происходящих в сознании индивида при восприятии и осмысливании того, с чем он (индивид) соприкасается в течение своей жизнедеятельности. Психолингвистами установлено:
все, что входит в фокус человеческого внимания, то есть нечто из мира внешнего или внутреннего, представляющее определенный интерес, значимость, ценность, воспринимается, осмысливается и закрепляется в сознании в виде ментальных образований, в совокупности составляющих концептосферу индивида
[Фрумкина, 2001]. Такие ментальные образования – результат опыта взаимодействия индивида с миром – терминируются концептами. Последние пред-
24
ставляют собой динамические единицы мышления, чей содержательный объем
и качество зависят от большого количества факторов: возраста, пола, национальности, рода деятельности, образования, жизненного опыта и др. Различные
существующие подходы к организации концептуального пространства единодушны в выделении у него преимущественно трехчастной структуры. В данной
работе принимается ее лингвокультурологическое определение: концепт – многомерное ментальное образование, в составе которого выделяются образноперцептивная, понятийная и ценностная стороны [Карасик, 2004, с. 71]. Данный
выбор концептуальной структуры обусловлен особенностями исследуемого явления. Во-первых, месть представляет этический феномен, непременно допускающий аксиологическую интерпретацию. Во-вторых, это явление абстрактного характера, и понимание его сущности наиболее эффективно раскрывается
при изучении ассоциативно-образных, метафорических интерпретаций.
Структуру концепта образуют когнитивные признаки, различающиеся
своей частотностью, значимостью, яркостью и, соответственно, по-разному
распределяющиеся в ней (структуре). Кроме того, поскольку концепт есть результат отражения самых разнообразных знаний и эмпирического опыта взаимодействия человека с окружающим миром, то он может быть организован различными форматами в зависимости от характера объектов и явлений взаимодействия. Условно различают два типа формата знаний: концептуальнопростой и концептуально-сложный. Первый тип объединяет концепты, характеризующиеся элементарностью структуры и содержания: образы, схемы. Второй тип включает многокомпонентные и интегративные концептуальные структуры – пропозиции, фреймы, сценарии и.т.д. [Болдырев, 2001].
Признание концептов единицами мышления позволило ученым доказать
факт невербальности последнего и утверждать, что только коммуникативно релевантные концепты объективируются средствами языковой системы [Попова,
2007, с. 38-41]. Языковой знак «контекстуализирует когнитивную структуру»
[Колесов, 2013, с. 54]. Концепт, таким образом, является субстратом языковой
семантики, и суть его исследования состоит в установлении когнитивных про-
25
цедур, оформляющих смысл [ibid.]. К таким процедурам относят следующие:
профилирование (или перспективизация, высвечивание, фокусировка), спецификация, инференция, концептуальная интеграция, сравнение, концептуальная
метафора. Понимание этих когнитивных процессов, составляющих сущность
концептуализации, позволяет установить в какой форме индивид воспринимает
действительность. Большое число выделенных процессов объясняется разнообразием мира, с которым взаимодействует индивид, и спецификой функционирования его мыслительной деятельности. Окружающая действительность представлена конкретными и абстрактными сущностями, различными ситуациями и
событиями, внешним и внутренним миром индивида. Концептуализация будет
принимать ту или иную форму в силу различной онтологии этих сущностей. В
свою очередь гибкость процессов мышления, в частности, способность избирательно фокусировать внимание на определенных объектах и их признаках,
свойствах, характеристиках, способность обобщать, проводить параллели, обнаруживать схожие черты отвечает этому разнообразию действительности.
Подвижность фокуса внимания индивида-наблюдателя при интерпретации определенной ситуации отмечена многими учеными и, вследствие этого, получает
различные наименования: перспективизация [Taylor, 1995; Филлмор, 1981],
профилирование [Langacker, 1999], высвечивание, фокусировка [Talmy, 2000,
2007]. Суть процесса заключена в выделении профиля (profile) у какого-либо
концептуального основания (conceptual base), или фигуры и фона, или перспективизации одних элементов на фоновой сцене целой ситуации, т.е. выделение
отдельного элемента из этого основания или на данном фоне. Первый член этих
дихотомий есть четко выделенная форма, находящаяся в центре внимания наблюдателя, производящая наибольшее впечатление в момент восприятия или
имеющая наибольшую значимость. Второй представляет собой основу, для которой характерны бесформенность, большая протяженность, создающая задний
план фокусировки внимания [Шиффман, 2003, с.270]. Отмечают, что данный
процесс может быть простым, но также и вторичным, когда точкой отсчета будет выступать не все основание, а отдельные профили. Более того,
26
Е. С. Кубрякова утверждает: принцип обратимости позиции наблюдателя в
описаниях мира есть основной принцип человеческого познания [Кубрякова,
1999, с. 8-9].
Следовательно, с когнитивной точки зрения языковые возможности различно описывать один и тот же фрагмент действительности эксплицируются
способностью индивида всякий раз воспринимать данный фрагмент дифференцированно, а именно осуществлять субъективный выбор перспективы его рассмотрения.
Приведем другие когнитивные процедуры, способные своеобразно интерпретировать объективную действительность, и тем самым, создавать новые
смыслы.
Под спецификацией (или конкретизацией) понимают представление
конкретного содержания с определенной степенью конкретизации. Термином
инференция именуют получение имплицитного знания в процессе обработки
информации. Индивид, опираясь на непосредственно содержащиеся в тексте
сведения, выходит за их пределы и выводит новое знание. Концептуальная интеграция представляет собой объединение исходных ментальных пространств
на основе общих элементов и формирование другого концептуального пространства. Концептуальная метафора, получившая широкое освещение в работах Дж. Лакоффа и М. Джонсона [Lakoff, Johnson, 1980], рассматривается как
когнитивный механизм, основанный на переносе характеристик с одной концептуальной структуры на другую.
Таким образом, когнитивная лингвистика понимает процесс преобразования значения в смысл как активацию системным значением того знания, того
когнитивного контекста, которые выступают основой для создания смысла, то
есть значение выступает как фон, а смысл – как фигура. Принимая во внимание
специфику изучаемого предмета, его абстрактный, «умозрительный» характер,
установление когнитивных процессов его концептуализации представляет особый интерес и важность для понимания формирования концепта в целом и его
отдельных смыслов.
27
Другой момент, важный для исследования концепта заключается в том,
что его формирование не происходит изолированно, а осуществляется на фоне
других структур знания [Fauconnier, 1994; Lakoff, 1990; Langacker, 1999, 2006;
Talmy, 2000]. Концепт способен самостоятельно становиться интегральным
смысловым компонентом определенных когнитивных структур, а также включать в свою структуру другие концепты, при этом сохраняя собственную идентичность и целостность. Главное в концепте, по утверждению С. Х. Ляпина, –
это «многомерность и дискретная целостность смысла, существующего в непрерывном культурно-историческом пространстве и поэтому предрасположенного к культурной (и культурогенной!) трансляции из одной предметной области в другую» [цит. по: Карасик, 2002, с. 90]. Более того, по утверждению
Р. И. Павилениса, концептуальным системам свойственна континуальность –
переход от одного мыслительного процесса к другому [Павиленис, 1983, с.
103-106]. Однако, несмотря на характерную «текучесть» концептуальных образований, они могут быть систематизированы и структурированы, что реализуется благодаря уникальной способности человеческого мышления к категоризации. Категоризацию наряду с концептуализацией считают фундаментальным
свойством мышления организовывать окружающую действительность в обобщенные классы знания [Lakoff, 1990, с. 5-9; Кубрякова, 2004, с. 96]. Концепт
является основой формирования категории и предоставляет информацию о том,
каким базовым характеристикам должны удовлетворять те или иные фрагменты действительности, чтобы быть категоризованными так, а не иначе. В процессе категоризации действительности он представляет своего рода шаблон
(паттерн), выполняющий функцию ориентира для мышления. В совокупности
все концепты сознания человека формируют концептуальную картину его мира, конституированную многочисленными дискретными областями или сферами [Болдырев, 2000, с. 23].
Подытожим: релевантность лингвокзогнитивного подхода к исследуемому предмету заключена в том, что посредством него обеспечивается возможность изучения процессов концептуализации семантической константы RE-
28
VENGE в английском языковом сознании, выявления ее когнитивной сущности, определения места в единой концептуальной сфере английского языка.
1.3.2. Лингвосемиотический подход к изучению
семантической константы REVENGE
Необходимость лингвосемиотического подхода к изучению семантической константы REVENGE объясняется тем фактом, что она, будучи концептуальным содержанием существенной для индивида значимости, закреплена в
системе языка многочисленными языковыми знаками. Одной из задач работы
является исследовать репрезентацию семантической константы REVENGE в
лексико-семантической системе английского языка. Это обусловливает обращение к языковому знаку как носителю и медиатору определенного содержания.
Многочисленные трактовки сущности языкового знака [Балли, 1955;
Бенвенист, 2002; Моррис, 1983; Соломоник, 2000; Степанов, 1985, 2001а;
Уфимцева, 2002; Benveniste, 1969; Eco, 1984] сводятся к тому, что он (языковой
знак) есть идеально-материальное образование, в котором связь между идеальной и материальной сторонами опосредована человеческим сознанием и закреплена памятью. Идеальная сторона составляет значение знака, его специфическое отношение к предмету или явлению, опосредованное человеческим сознанием, выражающее определенное обобщение свойств обозначаемого знаком.
Материальная сторона представлена непосредственно знаком, формой (звуковой или письменной), которая соединяется со значением и сохраняет его тождественность в синхронном и диахронном аспектах. Диалектическая взаимообусловленность двух сторон знака есть условие его существования [Уфимцева, 2002].
Семиотический подход к языку позволяет рассматривать дифференцированное функционирование его знаков на разных уровнях: виртуальном, отно-
29
сительно актуализованном и абсолютно актуализованном и, тем самым, максимально глубоко проникать в семантику исследуемого знака, и далее концепта,
который он репрезентирует. Виртуальный уровень дает возможность вскрыть
отношение знака к своему означаемому, что составляет прямое, номинативное
значение. Уровень относительной актуализации позволяет установить отношение знаков в синтагмах и выявить дополнительные семантические особенности
конкретного языкового знака. Исследование уровня абсолютной актуализации
имеет целью проанализировать функционирование знака в рамках широкого
контекста с учетом ряда прагматических и экстралингвистических особенностей.
Подобная трехчастная стратификация областей функционирования знака предложена А. А. Уфимцевой [Уфимцева, 2002]. Два крайних уровня – виртуальный и актуальный – уже выделялись известными представителями французского языкознания [Балли, 1955; Бенвенист, 2002; Гийом, 1992; Соссюр,
1977; Benveniste, 1969]. Рассматривая язык как знаковую систему с двойной
структурацией единиц, они определяли в качестве основной функции языкового знака актуализацию смысла, закрепленного за знаковым означаемым. Этот
аспект получил широкую разработку в их теории актуализации, согласно которой сознание человека говорящего оперирует только виртуальными, или потенциальными знаками, получающими конкретную актуализацию в речи.
Ш. Балли принадлежит мысль о том, что непосредственно понятие виртуально,
это чистый конструкт ума и что актуализировать это понятие – значит отождествить его с реальным представлением говорящего, индивидуализировать его
[Балли, 1955]. А. А. Уфимцева отмечает: разграничение понятий «виртуального» и «актуального» в языке берет начало в работах Э. Гуссерля, где первое
рассматривается как нечто сугубо логическое, а второе, напротив, изменчивое,
вариативное [Уфимцева, 1968]. В этой связи выделяли, соответственно, либо
два вида знаков: номинативные и предикативные [Булыгина, 1967], либо два
принципа означивания системных средств – семиологический и семантический
[Benveniste, 1969]. А. А. Уфимцева определяет такие двойственные отношения
30
в виде двух видов семиологических значимостей – значение и смысл [Уфимцева, 1968]. Согласно ученому, значение есть означаемое словесных знаков в системе языка, и оно составляет суть первичной номинации. Под смыслом понимается означаемое речевых единиц – вторичная номинация. Таким образом, актуализация виртуальных понятий в сознании человека осуществляется в двух
направлениях: от общеуниверсального (номинативного / семиологического /
значения) к единичному (предикативному / семантическому / смыслам) и наоборот.
Уровень относительной актуализации предложен А. А. Уфимцевой в качестве переходного звена «между виртуальными языковыми знаками и их абсолютной семантической актуализацией в конкретных актах речи» [Уфимцева,
2002, с. 68]. Он может быть представлен свободными сочетаниями слов, словосочетаниями прямой, переносной и косвенной номинации. Синтагма определяется как основа, первая ступень актуализации виртуальных знаков языка, поскольку знаки, составляющие ее, актуализируют свою семантику сначала частично, только лишь относительно друг друга [ibid.].
Трехчастная модель актуализации языковых знаков А. А. Уфимцевой
гармонично коррелирует с семиотической триадой Ч. У. Морриса [Моррис,
1983]: семантика – синтактика – прагматика versus виртуальный уровень – относительная актуализация – абсолютная актуализация. C другой стороны, эта
модель соотносится с лингвистической концептуальной структурой, принятой в
настоящей работе: виртуальный уровень позволяет выявить понятийную составляющую концепта, относительная актуализация имеет целью раскрыть образно-перцептивный компонент, абсолютная актуализация детерминирует ценностную составляющую.
Принимая данную модель исследования языкового знака в качестве основной, в работе рассматриваются семантические особенности знака –
репрезентанта семантической константы REVENGE в системе английского
языка, на уровне синтактики анализируется специфика его сочетаемости, про-
31
являющая образно-перцептивную составляющую исследуемой константы, на
уровне прагматики определяется характер его дискурсивной актуализации.
Таким образом, исследование знака-номинанта семантической константы REVENGE позволяет получить знание о ее содержательных компонентах –
значении и смыслах, той части концепта, которая является коммуникативно релевантной и объективируется лингвистически.
1.3.3. Лингвокультурологический подход к изучению
семантической константы REVENGE
Язык и культура – фундаментальные явления, обусловливающие феномен человека. В истории научной мысли они рассматриваются как два семиотических кода человеческой коммуникации. В. фон Гумбольдт, А. А. Потебня,
Л. Вайсгербер, Э. Сепир, Э. Бенвенист, Ю. М. Лотман указывали на их взаимовлияние и обусловленность, в совокупности детерминирующих национальную
идентичность и уникальность. В. фон Гумбольдт видел в изучении языка наиболее эффективный путь выявления специфики духовной организации отдельного индивида и нации в целом [Гумбольдт, 1984]. Э. Сепир подчеркивал кумулятивное свойство языка хранить и наследовать культуру [Сепир, 1993, с. 233].
Таким образом, «невозможно отвлечься от культурной обусловленности человеческой когниции» [Демьянков, 2013, с. 32], поскольку культура инкорпорирована во все воспроизводимые единицы языка в форме национальноспецифического родного духа [Шаховский, 2007, с. 116].
По утверждению Ю. С. Степанова концепт – основная ячейка культуры
в ментальном мире человека, в его структуру входит все то, что и делает его
фактом культуры – исходная форма (этимология), сжатая до основных признаков содержания история, современные ассоциации, оценки [Степанов, 1997, с.
41]. В. И. Карасик определяет культурный концепт как многомерное смысловое
образование, в котором в качестве одной из составляющих возможно выделить
32
ценностную сторону [Карасик, 2004, с. 84]. Она собственно является основой и
условием формирования культурологически значимых смыслов и важна как в
жизни отдельного человека, так и для социума в целом.
Уже отмечалось: концепты, представляющие весь опыт теоретической и
практической, рациональной и эмоционально-чувственной жизнедеятельности
человека, образуют концептуальную картину мира индивида. Существенная
часть этого опыта (но не весь) непременно выражается языковыми средствами,
которые, в свою очередь, формируют языковую картину мира. Следовательно,
концептуальная картина мира представляется более широкой, чем языковая
[Шейгал, 2002, с. 8]. Экзистенциально-значимые смыслы являются культурнообусловленными, непременно семиотизируются и становятся фактами языка. В
этой связи совокупность ценностей, объективированных в языке определенного
этноса, рассматривается в виде ценностной картины мира. Концептуальная –
языковая – ценностная картины стратифицированы исключительно в объяснительных исследовательских целях. В рамках сознания отдельного человека они
представлены единым целостным концептуальным пространством, чьи структурные единицы равноценно оперируют в независимости от наличия их языковой объективации, универсальной, национальной или ценностной значимости.
Основная задача лингвокультурологического подхода – выявить способность знаков отображать культурное самосознание народа, составляющее основу его ментальности, и выражать его в живом употреблении в текстах различного типа [Телия, 1999, с.15]. Реализация данного подхода может преследовать
различные цели. Исследовательский интерес может быть обращен либо на изучение культурно-маркированных языковых знаков, либо выявление особых аксиологических доминант, характерных для определенного языкового сообщества (и, соответственно, характеризующих его), которые объективируются в ценностной составляющей концепта.
Исследование концептов, составляющих семиосферу внутреннего мира
человека, непременно предполагает обращение к культурному фону их формирования, эволюции и раскрывает актуальное состояние в языковой картине ми-
33
ра. Месть, как было показано выше, всегда становилась предметом осмысления
в силу ее ингерентной способности вовлекать эмоциональную, волевую, морально-нравственную сферы индивида и воздействовать на них. Это предопределило и, в конечном счете, сформировало актуальный концепт REVENGE в
английском языковом сознании (еще раз отметим: концепты не являются конечными статичными единицами сознания; они эволюционируют, взаимодействуют, модифицируются и оказывают влияние друг на друга), который отвечает характеристикам лингвокультурного концепта. Языковой знак признается
аккумулятором и медиатором культурных концептов. В семантическом пространстве английского языка REVENGE реализуется в границах знака revenge в
частности и языка в целом и предстает в содержательных формах как образ,
понятие и ценность. Лингвокультурологический подход обеспечивает доступ к
культурно-ценностной
составляющей
концепта
в
направлении
«слово-
ценность-культура». В этой связи очевидна необходимость данного подхода,
поскольку исследование концепта внутреннего мира человека без учета его
культурно-ценностного аспекта представляется неполным и незавершенным.
34
Выводы по главе 1
В настоящей работе исследуются когнитивные процессы концептуализации семантической константы REVENGE в лексико-семантической системе
английского языка и дискурсе. Анализ ее репрезентации в английском языке
осуществляется c позиций принципа триадичности, который предполагает использование лингвокогнитивного, лингвосемиотического и лингвокультурологического подходов к предмету изучения.
Рассмотрение понятийной сущности мести позволяет утверждать:
– месть детерминирована психологически и имеет глубокие исторические и культурные основания;
– присутствие в изучаемом концепте эгоцентрического элемента «Я», а
также онтологически свойственный, многоплановый характер обеспечивают
REVENGE статус конституента семиосферы внутреннего мира человека;
– наличие факторов субъективности и личной пристрастности не позволяет единодушно и однополярно интерпретировать феномен мести, вследствие
чего он имеет потенциал быть фокусом аксиологических интерпретаций;
– в актуальных условиях месть характеризуется широкой социальной
рекуррентностью и востребованностью.
Таким образом, REVENGE в английской картине мира отвечает основным критериям семантической константы: устойчивость, постоянство, значимость, воспроизводимость и концептуализируется как одна из составляющих
семиосферы внутреннего мира человека.
Поскольку концептуальные структуры обеспечивают фундамент для
формирования языковых знаков, интеграция лингвокогнитивного и лингвосемиотического подходов позволяет рассмотреть организацию значения знакарепрезентанта семантической константы REVENGE и исследовать механизмы
его смысловой интерпретации в дискурсе.
Для решения этой задачи выбрана трехуровневая модель актуализации
языкового знака-репрезентанта семантической константы REVENGE, позво-
35
ляющая описывать семантические, синтактические и прагматические особенности его функционирования.
Целесообразность лингвокультурологического подхода обоснована тем,
что феномен мести входит в круг морально-этических вопросов и непременно
допускает в отношении себя оценочную интерпретацию, непосредственно объективируемую в естественном языке. Исследование оценочного модуса знаковрепрезентантов концепта предоставляет возможность выявлять культурные
ценности языкового сообщества.
Таким образом, трехстороннее изучение предмета исследования обеспечивает интегральность его рассмотрения и отвечает поставленным в работе задачам.
36
Глава 2. Семантическая константа REVENGE:
объективация в лексико-семантической системе английского языка
2.1. Языковой знак revenge: значение и смысл
Согласно выбранной теоретической модели исследования семантической константы REVENGE в английской языковой репрезентации, включающей в себя три уровня: семантический, синтактический и прагматический, в
данной части работы проводится изучение номинативного значения языкового
знака, объективирующего константу.
Вначале, с целью выявления языковой понятийной составляющей константы в английской языковой картине мира, а также установления ядерной
единицы, актуализирующей ее, обращаемся к материалам англоязычных толковых словарей. Далее, определив максимально исчерпывающий набор лексических средств, объективирующих константу и проведя их классификацию по
общим признакам, аргументируем выбор ядерной единицы, осуществляем ее
дефиниционный анализ, выделяем концептуальные признаки, которые организуем в структуру.
Процесс языкового семиозиса результируется формированием прямого
номинативного значения знака, конвенционально закрепленного в системе языка. Поскольку именно значения слов отражают образ мышления и образ жизни
языкового сообщества [Вежбицкая, 1996, с. 263-305], то, следовательно, лексикографический анализ языкового знака позволяет установить базовые компоненты его семантики и обнаружить отношения между ними.
Итак, в совокупности семантическая константа REVENGE по данным
толковых словарей, словарей-синонимов и антонимов, словарей тезаурусов номинируется в современном английском языке более чем 45 знаками.
Внутри данного корпуса номинаций на основе установленных общих
признаков языковые средства, характеризующие ту или иную «грань» константы REVENGE, сгруппированы следующим образом. Наиболее многочисленная
37
группа выделена по признаку «эмоционально-психологическое состояние, сопутствующее мести»:
enmity, feud, gloat, grudge, grudgeful, implacable, inexorable, irreconcilable,
irreconcilability, implacability, malice, malicious, malevolent, rancor, resentful, revengeful, ruthless, ruthlessness, spite, spiteful, vendetta, vengeful, vindictive, vindictiveness, unappeasability, unforgiving, unrelenting, bad blood, bear malice, breath
revenge, give no quarter, habour revenge, keep the wound green, nurse a grievance,
nurse the grudge, thirst for revenge [NARCT, 1978, p. 427; PBS, 1956; RTEWP,
1978, p. 365; SA, 1983, p. 384; TEWP, 1959, p. 355;WDS, 1951].
Следующая совокупность языковых средств объединена на основании
признака «акциональность»:
avenge, be out to get, get back at, get somebody for this , have accounts to
settle, pay back, pay for, pay off, pay out, punish, punishment, repay, requite, retribution, revenge, strike back, vengeance, vindicate, wreak one’s vengeance [ESE, 1902,
p. 86; NARCT, 1978, p. 427; PBS, 1956; RTEWP, 1978, p. 365; SA, 1983, p. 384;
TEWP, 1959, p. 355;WDS, 1951].
Другая группа отражает в своей семантике «справедливость» и «эквивалентность» мести:
a Roland for Oliver, blood for blood, blow for blow, eye for an eye, fight fire
with fire, get even, measure for measure, lex talios, pay back evil with evil, retaliate,
retaliation, reprisal, square the scores / debts, take an eye for an eye, tooth for tooth,
tit for tat [ibid.].
Дифференциальный признак «сатисфакция» позволяет выделить ряд
номинаций:
get one’s own back, get one’s revenge, glut one's revenge, satisfy a grudge,
sweet revenge, revenge (v), take revenge [ibid.].
По признаку «временная протяженность» группируются следующие
языковые средства:
feud, rancor, vendetta, keep the wound green, pay off old scores, settle old
scores [ibid.].
38
Номинации с признаком «субъект-мститель» формируют группу:
avenger, Eumenides, revenger, revengeress, Nemesis, vindicator [ibid.].
Таким образом, языковые знаки, номинирующие семантическую константу REVENGE, представлены во всех основных частях речи. Например,
языковой знак revenge и его ближайший синоним vengeance имеют полные
морфологические парадигмы и включают формы revenge (v.), revengeful (adj.),
revengefully (adv.), revenger (n.), revengefulness (n) и avenge (v.), vengeful (adj.),
vengefully (adv.), avenger (n), соответственно. Кроме того, они обнаруживают
семантическую дифференциацию, в частности, языковой знак revenge является
общей номинацией мести, а знак reprisal указывает на военную или политическую агрессию государства за понесенный ущерб.
Многочисленная, вариативная языковая объективация исследуемой константы отражает разнообразные способы ее концептуализации и свидетельствует о широте и многогранности феномена мести, его важности и ценности в
английской картине мира.
Опираясь на известное положение, что концепт формируется вокруг некой «ценностно акцентуированной точки сознания» [Карасик, Слышкин, 2001,
с. 76], в качестве языкового репрезентанта, актуализирующего эту центральную
точку, был определен языковой знак revenge. Выбор данной ядерной единицы
обосновывается следующими фактами: субстантивный предикат revenge представляется стилистически нейтральным, отражает набольшее количество концептуальных признаков исследуемого феномена, обладает синтаксической свободой, а также используется в качестве семантического множителя в лексикографических описаниях этой константы. Согласно лексикографическим дефинициям revenge обозначает act of revenging, malicious infliction of pain, injury in
return for an injury, deliberate punishment or injury given to somebody in return for
harm done to oneself; desire, disposition, passion to inflict this; opportunity, given to
an opponent in a return game to reverse the result of an earlier one [RHDEL, 1970;
OALED, 1994]. Таким образом, данный языковой знак определяется как достаточно емкий для отображения и обобщенного понимания мести-поведенческого
39
акта и интенции к его совершению и представляется соответствующим для номинации изучаемой константы.
Рассмотрим системное значение языкового знака revenge. Субстантив
revenge является отглагольным именем, образованным способом грамматической конверсии. Он референтен к тому же фрагменту умопостигаемого мира,
что и глагол revenge. Однако в субстантиве действие «реифицируется, то есть,
пропускается через особый категориальный фильтр с целью дальнейшего выполнения им определенных синтаксических или дискурсивных функций» [Кубрякова, 1997, c. 229]. Более того, «благодаря межкатегориальным заменам,
мысль освобождается, а выражение обогащается и получает различные оттенки» [Балли, 1955, c. 143]. Месть «опредмечивается», чтобы стать объектом размышлений, оценивания, выявления ее скрытых, вероятностных, ассоциативных
характеристик. Транспозиция вербатива revenge в субстантив функциональна,
так как приводит к изменению исходной синтаксической функции знака и развитию новых лексических значений. Revenge – существительное абстрактного и
событийного характера, поскольку, с одной стороны, оно номинирует этическое понятие, чувство, эмоционально-психологическое состояние, с другой,
указывает на поступок либо межличностную ситуацию. Действительно, в реальном мире невозможно обнаружить действия, обозначаемого этим знаком.
Он указывает на сущность, сформированную мыслительно – res cogitas и характеризующую определенную область человеческих взаимоотношений. Денотативные ситуации, к которым применим знак, отражают сферы: человек –
человек, человек – социум, человек – природа, человек – бог.
Абстрактная природа концептуализируемого феномена диктует преобладание сигнификативного слоя значения над денотативным в языковом знаке,
фиксирующем его [Чернейко, 1997].Определим семантические признаки, которые явились релевантными для их фиксирования в сигнификате знака revenge.
Категориальным признаком выступает «активное действие» – act, action.
Следующие признаки объективируют: качество действия «физический, морально-психологический вред/ущерб» – hurt, injury, harm, offence, wrong; «направ-
40
ленность действия» – (harm done) to another person; «обусловленность действия» – for a perceived wrong, in return for harm.
В совокупности имеем прямое значение знака revenge – действие, несущее физический / моральный вред индивиду, каузированное отрицательным
действием этого индивида в отношении некоего субъекта. Некоторые лексикографические источники выделяют у знака revenge в качестве лексикосемантических вариантов «желание совершить акт мести» – desire for revenge,
«удовлетворение,
сатисфакция,
компенсация» – satisfaction,
«наказание» –
punishment. Другие источники могут не отмечать их как отдельные ЛСВ, но
включают в виде дополнительных признаков в содержание основного значения
– «телеологичность действия» – something you do in order to punish someone / to
gain satisfaction [LDCE, 2007, р. 1409; FD]. Вследствие чего значение модифицируется: физический / моральный вред индивиду, вызванный отрицательным
действием этого индивида с целью наказания / получения морального удовлетворения. Также во всех источниках выделяется лексико-семантический вариант, основанный на метафорическом переносе и актуализирующийся исключительно в спортивно-игровой сфере «матч-реванш / реванш» – the defeat of someone who has previously defeated you in a sport.
Поскольку в совокупности значение анализируемого знака сводится к
предложению, то его, согласно Н. Д. Арутюновой, можно назвать пропозициональным [Арутюнова, 1988а, с. 133]. Отметим: значение языкового знака revenge определяется широкозначными лексемами, которые всегда требуют конкретизации и «наполнения»: в чем именно состоит месть, какова ее причина:
5)
In one place, all by itself, stood this blood-curdling word: «Rache! Re-
venge! » There was no name signed, and no date. It was an inscription well calculated to pique curiosity. One would greatly like to know the nature of the wrong that had
been done, and what sort of vengeance was wanted, and whether the prisoner ever
achieved it or not. But there was no way of finding out these things [Twain, A Tramp
Abroad].
41
В силу широты своего значения имя revenge может вступать в анафорические и катафорические отношения в тексте, замещая или вводя пропозициональные конструкции и даже целые фрагменты текста:
6)
«No, I want to say a few words more. I want to say that I hope you quite
understand what I'm about. This is my revenge, you know. You have treated me before the world-convened for the express purpose-as if I were not good enough for
you. I mean to show the world that, however bad I may be, you are not quite the people to say it» James, The American, 1992].
Или:
7)
«He desired power which is ambition, and when the world refused his
rule, he destroyed that part of it which rebelled, which is revenge [Haggard, When
the World Shook].
В первом случае (6) знак revenge предваряет объяснение ситуации с
уточнением причины и ее характера. Само действие мести не получило экспликации на данном этапе, но герой демонстрирует острое желание, готовность,
настрой, находится в стадии «разработки» и ограничивается пока выражением
скрытой угрозы. Используя когнитивную терминологию, можно сказать, что
выделяемые обязательные слоты пропозиции «действие» и «причина» коммуникативно несостоятельны и требуют содержательного заполнения.
Во (7), напротив, первоначально приводится описание ситуации, которая
соответствует тому, чтобы быть именуемой знаком revenge.
Имя revenge, определяемое через harm, hurt, injury, offence, wrong,
имеющих единую сему страдания – suffering, характеризуется наличием отрицательной модальности, поскольку суть этого действия – причинять страдания
разного рода и степени. В отсутствие исчерпывающей информации о ситуации
мести собственно языковой знак заставляет «холодеть кровь»:
8)
In one place, all by itself stood this blood-curdling word: «Revenge! »
[Twain, A Tramp Abroad].
Даже будучи употребленным в сочетании c прилагательными исключительно положительной семантики, например, noble, splendid, когда revenge час-
42
то подразумевает прощение или любую другую ответную форму ненасилия,
субстантив сохраняет сему страдания. Поскольку сами по себе эти поступки
души, волевые акты приносят, прежде всего, исцеление Человеку Мстящему,
но не объекту мести. Подобное поведение возвышает первого и унижает последнего, тем самым причиняя ему моральные страдания.
Анализ лексикографических толкований субстантивного предиката
revenge позволил выявить следующие концептуальные признаки семантической
константы REVENGE.
Признак «агрессивно-деструктивная акциональность» представлен дефинициями: the act of doing hurt or harm to another in return for wrong or injury
suffered [OED vol.8, 1933, p. 595]; malicious infliction of pain, injury etc. in return
for an injury [CED, 1972, p. 849]; the act of revenging [RHDEL, 1970, p. 1226], act
done in revenging [ODCE, 1956, p. 1048]. Реализуется в высказываниях: He took
revenge on his employers by setting fire to the factory [LDCE, 2007, p. 1409]; They
had taken their revenge by blowing up his nose [CCELD, 1991, p. 1241].
«Направленность» дефинируется как: action against someone who has
done something bad to you [LAAD, 2000, p. 1235], deliberate harm to a person in
return for harm done [OSDCE, 1989, p. 535]; the act of doing hurt to another in return for wrong or injury suffered [OED, 1933, p. 595]. Актуализируется в контекстах типа: She will revenge herself on those who helped him to escape [CCELD,
1991, p. 1242]; They exacted one last revenge on their enemies [CCELD, 1991, p.
1242].
Признак «причинность» репрезентирован в следующих дефинициях: the
returning of injury for injury [CSD, 1934, p. 419; ODCE, 1956, p. 1048]; act of returning an injury [WNWT, 1971, p. 517]. Объективируется в высказываниях: He
did it in revenge for the loss of his job [CCELD, 1991, p. 1242]; Her husband was
having an affair so, in revenge she took a lover [LEA, 1997, p. 1130]; We bombed
their cities in revenge for their attacks on ours [LDELC, 1992, p. 1137].
«Желание совершения акта мести» толкуется следующими дефинициями: a desire to repay injuries for by inflicting hurt in return [OED, 1933, p. 596]; a
43
desire for revenge [AHD, 1978, p. 1111]; desire or disposition to seek vengeance
[WNCD, 1958p. 725]. Реализуется в высказываниях: Iago wished to revenge himself upon Othello [ACD, 1962, p. 1038]; Throughout the play, Hamlet is driven by
the desire for vengeance for the murder of his farther [LLA, 1997, p. 1130]; They
were eager for revenge [CCELD, 1991, p. 1243]; I wanted the revenge for the trouble
she had caused [MED, 2003].
«Осознанность» выделяется из определений: deliberate infliction of injury
upon the person(s) from whom injury has been received [ALDCE, 1963, p. 844]; deliberate punishment or injury inflicted in return for what one has suffered [SD, 1987,
p. 736]. Объективируется в высказываниях: He vowed that someday he would get
revenge [LAAD, 2000, p. 1235]; They swore to take their revenge on the kidnappers
[OALED, 1994, p. 775]; Between spells of madness, he discovers who the murders
are and plans his ingenious revenge [Britannica, vol.10, 1994, p. 1045]; He was determined to have his revenge on her one day [MED].
«Гнев, злость» манифестируется в определениях: a malicious injuring in
return for injury received [CTCD, 1959, p. 943]; vindictive retaliation esp. returning
evil for evil [WNCD, 1958, p. 725]; punishment or expiation for a wrong on behalf of
esp. in a resentful or vindictive spirit [RHDEL, 1970, p. 1226]. Реализуется в высказываниях: He looked angry now, almost, revengeful [CED, 1972, p. 849] He tore
up her photo savagely, revengefully [CCELD, 1991, p. 1242]; When his ideas were
stolen, Newton was incensed and got his revenge by systematically deleting all references to his colleagues [LEA, 1997, p. 1130].
«Наказание»: something you do in order to punish someone who has harmed
or offended you [LDCE, 2007, p. 1409]; punishment given to somebody in return for
harm done due to oneself [LDELC, 1992, p. 1137]; deliberate punishment or injury
inflicted in return for what one has suffered [OALED, 1994, p. 775]. Репрезентирован следующими высказываниями: She is seeking revenge for the murder of her
husband [LDCE, 2007, p. 1409]; He was determined to revenge himself on those who
had insulted him [RHDEL, 1970, p. 1226]; He took revenge on the man who murdered his sister by killing him [ANED, 1992, p. 586].
44
«Сатисфакция» дефинируется как: something that you do to hurt or punish
someone who has hurt or harmed you, that gives you a great deal of satisfaction
[CCELD, 1991, p. 1242]; a malicious injury in return for injury received, its satisfaction [CTCD, 1959, p. 943]; opportunity of retaliation or satisfaction [ACD, 1962, p.
1038]. Манифестируется в высказываниях: Revenge is sweet [OALED, 1994, p.
775]; He made a fool of me and I want to get my revenge [OWD, 2003, p. 563].
«Матч-реванш / реванш» определяется в толкованиях как: an opportunity
given to an opponent in a return game to reverse the result of an earlier one [SD,
1987, p. 736]; an opportunity of getting satisfaction as a return match [WNCD, 1958,
p. 725]; an opportunity of retaliation or retrieval, spec. in cards, chess [OED vol.8-9,
1933, p. 596]. Актуализируется в контекстах: Give Leeds their revenge [OALED,
1994, p. 775]; We’ll have another game to give you your revenge [RHDEL, 1970, p.
1226]; We’ll revenge the insults to our team by beating them in the championship
[S&A, 1983, p. 384]; The Americans are seeking revenge for their defeat at last
year’s championship [MED].
Принимая во внимание частотность представления, выделенные концептуальные признаки могут быть структурированы как составляющие ядро и околоядерную периферию концепта:
I.
Ядерные признаки: 1. «агрессивно-деструктивная акциональность»
(все источники); 2. «направленность» (все источники); 3. «причинность» (все
источники); 4. «реванш в спорте, играх» (все источники).
II.
Околоядерные признаки: 1. «желание»; 2. «злость, гнев»; 3. «осоз-
нанность»; 4. «наказание»; 5. «удовлетворение».
Такая конфигурация концептуальных признаков представляет собой инвариант, конвенциально закрепленное содержание, доступное всем носителям
англоязычной культуры. В совокупности они репрезентируют компоненты прототипической ситуации (модели) семантической константы REVENGE. Определяемая как абстрактная когнитивная структура, включающая набор инвариантных семантических признаков, наиболее типичных для определенного события [Кустова, 2000, с.87], прототипическая ситуация (модель) константы
45
REVENGE представлена как: субъект мести (Человек Мстящий), объект мести,
причина мести, желание мести, злость, осознанность, акт мести (действиепоступок отрицательного характера), удовлетворение.
Языковой знак revenge выступает опорным элементом для формирования и передачи системного значения, является наиболее типичным средством
языковой объективации знания о феномене мести в самом общем виде.
Сопоставление концептуальных признаков, выявленных при анализе
языкового знака revenge и обобщенных признаков, позволивших провести
групповую
классификацию
всех
обнаруженных
языковых
знаков-
репрезентантов семантической константы REVENGE, приводит к констатации
отсутствия параллелизма между ними. Другими словами, есть ряд признаков,
обнаруживаемых только при анализе языкового знака revenge: причинность,
реванш, осознанность. И, наоборот, при изучении общего объема языковых
единиц, репрезентирующих константу REVENGE, установлены признаки
«справедливость», «эквивалентность», «временная протяженность», «субъектмститель», которые никак не манифестированы в языковом знаке revenge. Более того, совпадающие признаки не являются идентичными в языковом плане.
Так, в обоих случаях был выявлен признак «акциональность». Однако если
языковой знак revenge определяет его (данный признак) посредством общих,
генерализирующих знаков типа hurt или injury, то другие знаки-репрезентанты
константы выполняют аналогичную функцию иначе, акцентируя характер поступка (действия), его интенсивность, ответную агрессию, интерпретируя его в
терминах товарно-денежных отношений и, они представлены преимущественно
фразеологическими единицами.
Знак revenge называет сущность абстрактную, которая в силу ряда причин (важности феномена, номинативного удобства использовать в обращении
семантически более «сжатую», свернутую единицу) претерпела гносеологическую обработку и получила закрепление в соответствующем языковом знаке.
А. Соломоник отмечает: любой фрагмент, который индивид вводит (именно
вводит, осознанно и самостоятельно, но не любой фрагмент его восприятия во-
46
обще) в фокус своего внимания становится сегментом его реальности, который
требуется представить в знаке [Соломоник, 2003, с. 23]. В случае с исследуемым феноменом установление отношения знака revenge с действительностью
видится следующим образом. Как всякое концептуальное образование, оно
формировалось из множества единичных, частно-конкретных смыслов, отражающих реальные ситуации действительности. Возникшая необходимость номинировать совокупность этих отдельных, но чем-то схожих смыслов, реализовалась в формировании такого знака, который аккумулировал общее знание о
каждом из них и стал способен обозначать любой.
Отсюда выводим: английский языковой знак revenge называет любое
действие-поступок отрицательного характера в отношении субъекта, в ответ на
его ранее совершенное действие отрицательного характера в отношении субъекта – исполнителя (Человека Мстящего). Данное языковое значение есть лишь
часть семантического содержания константы, закрепившееся за знаком revenge
в системе английского языка.
Исследование языкового знака не должно ограничиваться установлением его конвенциального значения, поскольку «в каждом конкретном случае
знак репрезентирует означаемое по-разному» [Соломоник, 2003, с. 12]. В этой
связи далее рассматриваем смыслы, актуализируемые знаком revenge и выясняем когнитивные механизмы их формирования.
Смысл наряду со значением представляет основополагающую категорию семантики. Проблеме их дихотомии посвящена обширная философская,
лингвистическая и психологическая литература [Гуссерль, 2004; Кравченко,
2001; Кобозева, 2000; Павиленис, 1983; Фреге, 1997 и др.]. Из многочисленных
лингвистических определений в настоящей работе принимаем их наиболее широкую формулировку и под значением понимаем относительно устойчивое во
времени, инвариантное (надиндивидуальное) содержание, обладающее признаком системности и закрепленное за данной единицей языка. Понимание значения языковой единицы входит в знание конкретного языка. Смысл рассматриваем как изменчивую во времени, варьирующуюся в зависимости от индивиду-
47
альных особенностей коммуникантов и специфики ситуации информацию, знание которой не обязательно для владения языком. С когнитивной точки зрения
значение языкового знака есть его когнитивно-номинативная функция, в то
время как смысл – реализация когнитивно-дискурсивной функции знака [Болдырев, 2007, с. 95]. Преобразование значения в смысл происходит через активацию системным значением необходимой структуры знания, которая является
основой для формирования смысла [Болдырев, 2000, с. 12]. Когнитивные механизмы, управляющие данным процессом и представленные как профилирование, спецификация, перспективизация, инференция, концептуальная интеграция, сравнение, концептуальная метафора обеспечивают взаимодействие ядерных характеристик концепта с характеристиками областей их осмысления.
По утверждению М. В. Малинович познание, нацеленное на определение сущности изучаемого предмета, не исчерпывается выявлением ее релевантных черт, но учитывает также и нерелевантные. Причем последние, оказываясь
в пристальном фокусе внимания, могут стать доминирующими [Малинович,
2012, с. 163]. Следовательно, семиотическому значению знака revenge способны составить «конкуренцию» его семантические особенности, объективируемые в дискурсе. Кроме того, основным свойством абстрактных имен является
то, что их «семантика не сводится к суммированию простых идей. Их особенность заключена в обязательном приращении смыслов в их содержании, которые могут возникать как результат отражения в слове особого ракурса их видения, особого к ним отношения» [Чернейко, 1997, с. 87]. Имя revenge обозначает
не только определенное действие, ситуацию, но при определенных условиях
может передавать и другие смыслы, вследствие чего, интерпретация означаемого знаком может осуществляться разными наблюдателями по-разному.
Рассмотрим смыслы, актуализируемые знаком revenge в различных контекстах, и когнитивные механизмы, детерминирующие процессы смыслообразования.
9)
My soul cried out for revenge… I determined that the fate which he had
given to others should be shared by himself. Either that or I would do justice upon
48
him with my own hand… I told him that I had come both as judge and executioner
[Doyle, His Last Bow].
В высказывании (9) знаком revenge, прежде всего, задаются элементы
прототипической ситуации мести. Однако далее на фоне этой ситуации внимание
фокусируется
на
ее
качественной
характеристике
справедли-
вость/несправедливость. И средствами последующей аргументации актуализируется смысл «справедливость». Герой не утверждает, что желает причинить
боль/вред, тому от кого он либо кто-то другой пострадал (знаковое значение).
Он желает именно справедливости за других. Дублированное выражение личного отношения к ситуации знаками justice, judge упрочивает статус этого
смысла. Таким образом, на основе прямого знакового значения revenge, активизирующего прототипическую ситуацию мести, высвечивается один наиболее
релевантный для говорящего признак «справедливость», который он оформляет
в соответствующий смысл.
В следующем эпизоде знак revenge объективирует, прежде всего, свое
системное значение:
10) In December 1598, the Acoma learned that one of the conquistadors,
Juan de Oate, intended to colonize the region. They ambushed Oate's nephew and a
party of his men, killing 11 of them. Brutal revenge followed: the Spanish burned
much of the village, killing more than 600 inhabitants and imprisoning another 500,
survivors were made to serve as slaves; men over age 25 were sentenced to the loss
of their right foot [Zax, Ancient Citadel].
Однако наличие в контексте перечисления конкретных актов мести,
присутствие численных квантификаторов в совокупности создают образ платежного документа: чем пришлось заплатить герою (Акома) за его дерзкое нападение и, тем самым, создается смысл «расплата». Итак, вновь на базе прямого
значения знака revenge контекстуальными средствами развивается один из признаков дальней периферии концепта REVENGE, выделенный на уровне синонимии и фразеологизмов [см. далее 2.4, 2.5].
Смысл «месть-инстинкт» выводится из следующего контекста:
49
11) Getting vengeance is usually negative, and is usually considered to be
«bad» and «evil» by the society. It is human nature to get revenge, and not something
we need to be taught or given an example to do [Ronald].
Знак instinct не репрезентирован, но апелляция к человеческой природе
human nature как объяснительному механизму, лежащему в основании мести,
указание на отсутствие необходимости научения мести «not something we need
to be taught or given an example to do», имплицитно формируют смысл «инстинкт». Эти единицы выступают в роли импликатов, ограничивающих концептуальную область, в рамках которой формируется упомянутый выше смысл.
В высказывании (12) наличествуют основные элементы прототипической ситуации мести – Человек-Мстящий (her spirit; She), причина (With
Charles's body at her feet), действие (raised the rifle). Использование знака revenge в качестве субъекта в окружении контекста in her spirit приводит к перспективизации отдельного признака «желание» и создание соответствующего
смысла:
12) With Charles's body at her feet, revenge rose in her spirit. She raised the
rifle, but too late [Mills].
В случае, когда желание достигает своей критической точки, ему словно
становится тесно в сердце, душе человека. Оно невольно отображается внешне
и тогда знак revenge получает смысл «выражение лица»:
13) There is an expression of despair, and sometimes of revenge, in your
countenance that makes me tremble [Shelley, Frankenstein].
Следующий контекст, представляя ситуацию мести, делает акцент на
Человеке Мстящем и, в частности, на его психоэмоциональном состоянии:
14) He started deceitfully planning out his criminal plan. His breath was
heavy and visualizing the blood and pain of another seemed to be his ultimate source
of happiness. The words that came out of his mouth seemed impossible for any human
being to think of… I could see how hard it was for him to control himself. However,
at the end he managed to control his revenge… [Sayaka].
50
На фоне всей ситуации с ее актантами и собственно поступком мести,
выделяется сначала фигура «Человек Мстящий», а затем на фоне последней
профилируется новая фигура «психоэмоциональное состояние», репрезентируемое как «бесконтрольный гнев», которое и актуализировано знаком revenge.
Таким образом, реализуемый смысл «месть-неконтролируемый гнев» создается
в результате когнитивного процесса двойного профилирования.
В процессе адаптации знака revenge к семантике знаков sin и sinner системное значение первого преобразуется и формируется смысл «наказание»:
15) I think that revenge is alright as long as it is revenge towards the sin and
not the sinner [Hanson].
Следующее высказывание иллюстрирует новые возможности анализируемого знака:
16) Gaining revenge has felt great for me before because of the triumph you
get when you take your revenge [Leung].
Говорящий из всей ситуации мести, задаваемой знаком revenge, фокусирует внимание на ее конкретном признаке «сатисфакция», актуализируя соответствующий смысл средствами вербатива feel, имени triumph, фразового сочетания take one’s revenge.
В другом примере выявляется новый смысл «месть-план»:
17) You've been in exile for a long time. Plenty of time to think about the men
who put you there. Given that much time, I'd bet you've worked out your revenge in
exquisite detail [Schroeder, Queen of Сandesce].
Или:
18) … and that Mrs. Lecount's revenge has accomplished its object by means
of information received from Norah's lips [Collins, No Name].
Подобный смысл актуализируется также в сочетаниях: to meditate revenge, to plot revenge, to concert a scheme of revenge, to come up with a revenge, to
plan a revenge operation, revenge tactics. Он становится возможным в первую
очередь благодаря сопутствующим предикатам, объективирующим возможные
характеристики плана.
51
Смысл «женская месть» обнаруживается в следующем примере:
19) Norris: There are more than a few songs on the album … and it almost
sounds like sweet revenge. (Sound bite-of-laugh). Ms. Allen: Yeah. I mean it's not really like revenge in a nasty way. I think of it as just kind of saying what all girls, you
know, would say, had said, when their boyfriends have broken up with them [Upbeat
Music].
Словосочетание
sweet
revenge
приобретает
оттенок
гендерно-
окрашенной мести – месть девушки бросившему ее бойфренду и противопоставляется мести в ее прямом понимании.
Контекст (20) иллюстрирует вариативную интерпретацию одной и той
же ситуации объективной действительности различными наблюдателями:
20) «In a war we should act as if we're in a war». His wife, sitting quietly
nearby, defends the acts of revenge. «All our people do when they go into villages is
make noise and break windows and say: If you hurt us, it won't go without comment.
It's only for deterrence, » she says [Prusher, When Settlers Strike].
Первая реплика задает основание всей ситуации, то есть определяет
ключевой концепт данного дискурса WAR. На его фоне внимание фокусируется исключительно на способах поведения в условиях войны, которые субъективно представляются как «сдерживающие меры» - It's only for deterrence. Несмотря на то, что высказывания не содержат знаки, непосредственно объективирующие концепт REVENGE, этот смысл выводится и номинируется (репортером) в силу наличия в контексте всех элементов прототипической ситуации
мести. Приведенный эпизод иллюстрирует способность формирования смысла
«месть» в отсутствие языковых знаков, объективирующих его. Это становится
возможным благодаря когнитивной операции инференции знания из эксплицитных элементов.
Следует
выделить
фразовые
сочетания
со
знаком
revenge –
have / get / take revenge, где имя осмысливается преимущественно акционально
«мстить». Причем отметим: эти сочетания более предпочтительны в бытовом
дискурсе, чем собственно глагол revenge, для которого характерно употребле-
52
ние
в
художественном
дискурсе.
Интерпретация
фразовых
сочетаний
have / get / take revenge обусловлена наличием используемых с ними предлогов
on и for. В первом случае have / get / take revenge on реализуется смысл «осуществить месть в отношении кого-либо, отомстить кому-либо»:
21) One disgruntled employee took revenge on her bosses by changing the
set-up of all the computer screens in the office to black characters on a black background as a farewell gift [WEEKEND TV: Don’t get mad … Get Even].
И другие контексты:
22) A computer whizz got revenge on his ex-bosses by hacking into a mobile
phone networks messaging service… [WEEKEND TV: Don’t get mad … Get Even];
23) Still, in her heart, she must retain bitterness and hatred against those who
had killed him and would presumably help so far as she could to have revenge upon
them [Doyle, His Last Bow].
При употреблении предлога for акцент делается не на объекте мести, но
на актуализации ее причины:
24) She took her revenge for her old grudge in thus turning his subject
against him [Dickens, Little Dorrit];
25) Mr. Lamont got his revenge for being dumped as Chancellor by attacking
Major’s style of government [Liverpool Daily Post and Echo].
В случае детерминации имени средствами притяжательных прилагательных
смысл
модифицируется
на
«получить
свою
компенса-
цию / сатисфакцию»:
26) Nate had been tricked, double crossed, and that day he vowed that whatever happened, he would get his revenge on Ms. Tori Thomas [Johnson, The Million
Dollar Deception].
Однако в случае, когда знак revenge используется в отношении артефактов, он, в сочетании с глаголом take, приобретает смысл «отыграться»:
27) … so that if any low fellow should ask him to make room for a lady, he
takes ample revenge upon her dress… [Dickens, Sketches of Young Gentlemen].
53
Следует выделить еще одно словосочетание – seek revenge. В нем знак
revenge объективирует смысл «случай, возможность осуществить месть»:
28) David Scott has lost his daughter to a crime. Torn between the love of his
wife and the law, he seeks revenge [Paragon, a film storyline, 2009].
Однако это выражение не является монополистом и аналогично осмысливается этот субстантив, но уже в другом окружении:
29) I heard a raspy, hacking cough, and my heart stood still. It was Yellow
Handkerchief. Not to be robbed of his revenge by his more cautious companions, he
had stolen away from the village and come back alone [London, Tales of the Fish Patrol].
Предложное сочетание имени in revenge фокусирует внимание на ответном характере мести – акта и создает смысл «в ответ / в отместку»:
30) An ancient tradition relates that in 1441, a nephew of Pierre de Lude, the
Pope's legate, seriously insulted some distinguished ladies of Avignon, whose relations, in revenge, seized the young man, and horribly mutilated him [Dickens, Pictures from Italy].
Итак, анализ смыслопорождающего потенциала знака revenge свидетельствует: область его референции не ограничена рамками знакового сигнификата. Помимо своего системного значения субстантив revenge, оказываясь в
различных синтактических условиях, а также, будучи участником специфических контекстов, способен актуализировать признаки ближней, дальней, крайней периферии семантической константы REVENGE и формировать соответствующие смыслы. Заметим: смыслы эти конвенциональны, поскольку они составляют концептуально-единое содержательное пространство и могут объективироваться и получать соответствующую интерпретацию в зависимости от
дискурсивной реализации. Рассмотрение функционирования знака revenge с
когнитивной точки зрения позволяет констатировать: формирование его смыслов эксплицируется действием следующих когнитивных механизмов –
перспективизации, инференции, профилирования.
54
2.2. Этимологический анализ языкового знака revenge
Месть представляет одну из базовых форм поведения человека. Как социально-личностный феномен она имеет глубокие исторические корни (п. 1.2).
Анализ номинативного потенциала, объективирующего семантическую константу REVENGE в английском языковом сознании, позволил выявить вариативность и многообразие ее языкового выражения. С точки зрения Г. Г. Слышкина подобные факты свидетельствуют о древности и высокой ценностной значимости концептуального образования в рамках данного коллектива [Слышкин,
2000, с. 18]. В этой связи обращение к исследованию этимологии знакарепрезентанта константы ставит задачу выявить концептуальный признак/признаки, которые явились фундирующими в формировании изучаемого
концептуального образования. Ю. С. Степанов выделяет «внутреннюю форму»
в качестве одного из обязательных конституентов культурного концепта. Согласно ученому она (внутренняя форма) представляет этимологический признак концепта, существующий для носителей языка опосредованно, как основа
для других слоев [Степанов, 1997, с. 40-76].
Следовательно, обращение к этимологии англоязычного знака revenge
обусловлено задачей изучения его внутренней формы, существенных признаков его значения и путей исторического генезиса, что в совокупности имеет
цель установить семантические истоки константы REVENGE.
В английском языке по данным этимологических источников [CDE,
2000; OETD, 2010] собственно субстантив revenge впервые зафиксирован в середине 16 века (1547; 1540). Он восходит к среднефранцузскому revanche, который
происходит
от
старофранцузского
revancher
или
вариантов
vencher/vengier [DEF, 1992, p.510; DE, 1938, p.630]. Последние имеют своим источником латинский знак vindicāre.
В соответствии с латинско-русским словарем [ЛРС, 1976] языковой знак
vindicāre (vindicāre – инфинитив, глагол I группы; vindico – грамматическая
форма vindicāre I л. ед. ч. наст. вр.) являлся достаточно многозначным: to claim
55
– «заявлять претензию, обращение с требованием»; to arrogate – «присваивать
себе»; to assert – «восстанавливать свои права»; to set free – «освобождать, отпускать на волю»; to punish – «наказывать»; to avenge – «мстить». Ее корневая
морфема vindex обозначала «claimant» – требующий; «protector» – защитник;
avenvger – «мститель» и восходил к греческому слову ԑῠ δὶ ḳ ῳ , состоящему
из префикса ԑῠ - со значением in (в) и корня δὶ ḳ η, обозначающего «justice» –
справедливость, то есть – во имя / ради справедливости, вершить справедливость. При добавлении к морфеме vindex суффикса – ātus знак приобрел значение «to lay legal claim (to property), to free someone from servitude». Согласно
данным электронного этимологического словаря Харпера [OETD, 2010], латинский языковой знак vindicāre возможно был образован от лексемы vimdicāre co
значением «to show authority» (показывать власть, авторитет, силу), где первая
часть vim представляет собой аккузативную словоформу латинского субстантива vis – «force» (сила), а корневая морфема восходит к вербативу dicere «to say»
– сказать, говорить. Подобная интерпретация выглядит достаточно обоснованной и коррелирует с современными психологическими исследованиями мести
как индивидуально-социальной формы поведения. С их точки зрения желание
или акт мести есть стремление восстановить собственный авторитет, силу, контроль над ситуацией [Horowitz, 2007]. Многозначность латинского знака
vindicāre подтверждает выводы историков-правоведов: «в древности и право, и
нравственность, и религия не обособляются» [Георгиевский, 2005, с. 42]. Другими словами, в картине мира людей того исторического периода понятия
справедливость, наказание, месть, возмездие, защита не дифференцировались, а
воспринимались
обобщенно,
в
совокупности.
Процесс
социально-
исторического развития потребовал размежевания многочисленных значений
латинского глагола vindicāre и, впоследствии, они распределились так, что английский язык получил три лексемы: to avenge; to revenge; to vindicate. В силу
того, что все они возникли от одного источника, каждая содержит сему «вершить справедливость». Однако to avenge закрепило за собой значение наказы-
56
вать за другого; to revenge – наказывать от своего лица, за себя; to vindicate –
защищать другого.
Отметим: современные лексикографические дефиниции вербатива и
субстантива revenge не дифференцируют сему «вершить справедливость». Тем
не менее, возможно констатировать ее потенциальную инкорпорированность у
каждого, о чем свидетельствует актуализация на ситуационно-дискурсивном
уровне: I confess that with the purport of a just revenge, а most just vengeance on a
man of blood, I entered the Duke's household, served his will… [Wilde, The Duchess
of Padua]. Принимая во внимание данные этимологии, считаем правомерным
выделить в качестве периферийного концептуальный признак «восстановление
справедливости».
В процессе семантической эволюции имя revenge, сохранив основную
акциональную сему «injure in return» – навредить в ответ, обретает новые значения: 1) «desire to repay injuries by inflicting hurt in return» – желание отомстить; 2) «satisfaction obtained by repayment of injuries» – удовлетворениесатисфакция; 3) «an opportunity of retaliation, esp. in games» – возможность реванша [OED, 1933]. Развитие семантической структуры субстантива свидетельствует: он полностью ассимилировался в английском языке, сохранив в своей
когнитивной памяти концептуальное содержание, которое закреплялось за
формой знака на протяжении его существования.
Следует подчеркнуть: до периода заимствования английским языком
собственно знака revenge понятие месть, безусловно, имело место в англоязычной культуре. Известное произведение героического эпоса «Беовульф», созданное на древнеанглийском языке, свидетельствует о том, что тема мести являлась одной из ключевых. Однако оно (данное понятие) передавалось так называемыми именами широкой семантики, которые характеризуют древнюю историческую эпоху развития языка [Феоктистова, 1984, c. 64]. Анализ текста «Беовульф» позволил обнаружить несколько единиц, передающих значение
«месть»: субстантивы faehđ, wracu и вербатив wrecan [Beowulf]. Помимо интересуемого нас значения эти единицы могли также означать «hostility, enmity, vi-
57
olence», «persecution, enmity, punishment, penalty, cruelty, misery, distress, torture,
pain», «to drive, impel, push, press forward, advance, fulfill, accomplish, utter, deliver, pronounce, expel, banish, persecute, wreak revenge, avenge, punish», соответственно [OET, 2012]. Кроме того, в OET приводятся и другие языковые знаки,
способные реализовывать значение «месть»: blȯ dwracu, feorhléan, gnyrnwracu,
gyrnwracu, tornwracu, tornwraou, dȯ n. По утверждению Н. В. Феоктистовой
значение «месть, кровная месть» являлись частной функцией имен и позднее
утратились [Феоктистова, 1984, c. 41].
Из приведенных единиц древнеанглийского периода современный английский язык сохранил знак wreak, имеющий в качестве основного значение
«to cause a lot of damage or problems», и второе значение, объективируемое
формальным словосочетанием wreak revenge/vengeance (on smb.) ԑ «to do something unpleasant to someone to punish them for something they have done to you»
[LDCE, 2007, p.1910].
Историческая рефлексия содержательной сущности знака-номинанта
семантической константы REVENGE позволяет установить концептуальный
признак «восстановление справедливости» и сделать вывод: несмотря на актуальный периферийный статус данного признака, он является концептообразующим. Его периферийность может быть объяснена влиянием процесса христианизации англоязычного этноса, императивом которого выступал запрет на
осуществление единоличного наказания, осуждение и порицание подобного
поведения. Однако телеологическая сущность поступка мести не изменилась –
это восстановление справедливости, хотя и субъективно установленной.
2.3. Ассоциативные связи языкового знака revenge
Исследование ассоциативного потенциала семантической константы
REVENGE требует обращения к материалам синонимических словарей и словарей тезаурусов с целью уточнения и дополнения ее концептуального содер-
58
жания, поскольку «синонимы тактически соотносятся с одним обозначаемым
объектом, но отражают разные ракурсы его видения» [Беляевская, 2000, с.12].
В тезаурусе Roget’s Thesaurus of English Words and Phrases [RTEWP,
1958, p. 355] приводится следующий синонимический ряд языкового знака revenge: vengeance, avengement, sweet revenge, vendetta, death-feud, eye for an eye,
blood for blood, a Roland for an Oliver, retaliation, day of reckoning, rancor, vindictiveness, implacability, malevolence, ruthlessness, avenger, vindicator, Nemesis,
Eumenides.
В другом тезаурусе [RTEWP, 1978, p. 365] синонимами ключевого знака
revenge определены: revengefulness, revanchism, vindictiveness, spitefulness, spite,
malevolence, implacability, irreconcilability, unappeasability, wild justice, crime
passionel, vengeance, avengement, day of reckoning, Nemesis, victimization, reprisals, punitive expedition, retaliation, lex talionis, eye for an eye, tooth for a tooth,
blood for blood, vendetta, feud, enmity, avenger, vindicator, punisher, revanchist.
В словаре The New American Roget’s College Thesaurus [NARCT, 1978, p.
427] указывается синонимический ряд: retaliation, reprisal, vengeance, vindictiveness, vengefulness, spite, rancor, feud, vendetta, grudge fight, requital, nemesis,
tit-for-tat, retribution.
Авторы Webster’s Dictionary of Synonyms [WDS, 1951, p. 707] определяют в качестве синонимов revenge: vengeance, retaliation, retribution, reprisal.
В словарях [S&A, 1983; SAP, 1947, p. 369] revenge синонимически толкуется через: vengeance, reprisal, repayment, retaliation и avenging, hatred, reprisal, requital, retaliation, retribution, vengeance, соответственно.
Анализ корпуса синонимов словарных источников позволяет провести
их классификацию на основе выделения общих признаков.
Признак «эквивалентность, равноценность мести» актуализируется преимущественно фразеологизмами: an eye for an eye / tooth for a tooth / blood for
blood, lex talionis, a Roland for an Oliver; tit-for-tat, а также знаками retaliation и
requital. Все представленные единицы имеют общее толкование – even return:
59
an eye for an eye / tooth for a tooth / blood for blood – a system in which you
punish someone by hurting them in the same way as they hurt someone else: An eye
for an eye is no way to run a civilized justice system [LDCE, 2007, p. 556];
lex talionis (Lt.) – буквальное значение «закон талиона», закон равного
возмездия;
retaliation – the return of like for the like; repayment of an injury, insult etc
with a similar one: Union leaders are threatening strike action in retaliation for the
recent pay cuts [OED, 1933];
requital – to pay back something [LDELC, 1998, p. 1131];
a Roland for an Oliver – tit for tat, to pay somebody his own coin: He gave
my termagant kinsman a quid pro quo – a Roland for his Oliver, as the vulgar say.
That is quid pro quo, to be even with one [ODEP, 1935];
tit-for-tat – equal treatment in return; something unpleasant done because
someone has done something unpleasant to you: He hit me so I hit him back – it was
tit for tat; I didn’t invite her to my party because she didn’t invite me to hers
[OALED, 1994, p. 956; LLA, 1997, p. 1131].
Признак «временная протяженность» выводится на основе дефиниций
знаков: feud, rancor, vendetta имеющих общее основание – a long-lasting feeling
of bitterness:
feud – long and bitter quarrel between two people, families or groups: he has
been accused of letting personal feuds affect his judgment [LLA, 1997, p. 60];
rancor – deep, long-lasting bitterness or ill-will: feel full of rancor against
somebody [OALED, 1994, p. 745];
vendetta – hereditary feud between families in which murders are committed
in revenge for previous murders; bitter, long-lasting quarrel [OALED, 1994, p.
1003]: The two sides have been engaged in a bitter private vendetta against each
other [LDCE, 2001, p. 1589].
Признак «жестокость» представлен в толкованиях implacability, ruthlessness, vengeance, vindictiveness объединяемых значением – cruelty:
60
implacability – determination to continue opposing someone [LDCE, 2007, p.
814];
ruthlessness – having or showing no pity or compassion, cruel: The terrorists’ ruthlessness shocked the population [OALED, 1994, p. 796];
vengeance – something violent or harmful that you do to someone in order to
punish them for harming you, your family etc: Hamlet is driven by a desire for
vengeance after his farther is killed [LDCE, 2001, p. 1589];
vindictiveness – deliberate cruelty, especially to someone who has harmed
you [LDCE, 2001, p. 1595].
Признак «наказание, возмездие, кара, расплата» объективируется в day
of reckoning, nemesis, retribution, обобщаемых на основании значения – deserved
punishment:
day of reckoning – time when wrongdoers will be punished; the time when
one is obliged to answer for his misdeeds [OALED, 1994, p. 230; PDEI, 1986, p. 37]:
There will be a day of reckoning for what you have done to me! [PDEI, 1986, p. 37];
nemesis – the punishment that is deserved and can’t be avoided [LDCE,
2001, p. 951]: to meet one’s nemesis [OALED, 1994, p. 602];
retribution – deserved punishment or compensation for injury; a severe punishment that is deserved or expected from God, from fate or from the person that
you offended [OALED, 1994, p. 774; LLA, 1997, p. 1055]: She feared the retribution
for having told the police the gangs leader name; The earthquake was seen by some
people as divine retribution for their sins [LLA, 1997, p. 1055].
Признак «злость/ненависть»: enmity, grudge, hatred , malevolence, spite,
spitefulness:
enmity – the feeling of hatred or anger towards someone [LDCE, 2001, p.
455]: Personal enmities should be forgotten at a time of national crisis [OALED,
1994, p. 296];
grudge – a feeling of dislike for someone because you cannot forget that they
harmed you in the past: Is there anyone who might have had a grudge against her?
[LDCE, 2003, p. 718];
61
hatred –an angry feeling of extreme dislike for someone or something: the old
hatreds and prejudices that simmered below the surface [LDCE, 2003, p.744];
malevolence –a wish to harm other people [LDCE, 2003, p.996];
spite – a feeling of wanting to hurt or upset people, for example because you
are jealous or think you have been unfairly treated: She broke it just out of spite
[LDCE, 2003, p. 1595];
spitefulness – the quality or condition of being vindictive: Having first spoken
in sheer crazy spitefulness against the man who had offended her, she was cunning
enough to see that she had seriously frightened him [FD].
Признак «субъект-мститель» акцентуируют знаки avenger, Eumenides,
Nemesis, punisher, revanchist, revenger, vindicator.
Отметим следующую особенность: концептуальные признаки, формирующие ядро исследуемой константы, сосредоточены непосредственно на поступке мести, его причине-обидчике, никак не выделяя субъекта-мстителя.
Анализ синонимов показывает: образ последнего может ранжироваться от нейтрального «наказатель» (совершающий наказание) до мифологических – Nemesis, Eumenides.
Eumenides – the hideous snake-haired monsters (usually three in number)
who pursued unpunished criminals [FD];
Nemesis (Gr. Nέ µԑσις) – the goddess of retribution, one who avenges or
punishes: Thus sensuall souls do find their righteous doom which Nemesis inflicts;
This Nemesis is deeply embedded in the popular mind and repeatedly crops up in the
proverbial wisdom [ODEP, 1957, p. 448];
revanchist – one seeking to avenge Germany’s defeat in World War I and recover lost territory: The Maliki government's vindictive, revanchist policies against
the Sunnis were evidence of an exploitative appeal to sectarian solidarity in the service of political expediency and survival [FD].
Отдельно следует уточнить значение знаков reprisal и revanchism, которые синонимичны revenge в значении «act of returning an injury», однако они
62
определенно ограничивают сферу своего действия рамками военного либо политического узусов:
reprisal – the act or practice of seizing by force the property (or persons) of
subjects of another nation, in retaliation for loss or injury suffered from these or their
countrymen [OED, 1933]: Civilian targets were bombed in reprisal for the raid; Demonstrators surged through the capital city yesterday – ignoring threats of reprisals
from the government [OALED, 1994, p. 768; LLA, 1997, p. 1131];
revanchism – a foreign policy aimed at revenge or the regaining of lost territories: Russian revanchism in East Europe is the greatest threat to world peace since
the fall of the Berlin Wall and the end of the Soviet Union because the Kremlin still
enjoys a 10-to-one tactical nuclear superiority with the West in Europe [FD].
Языковые единицы, определяемые в качестве синонимов языкового знака revenge, уточняют характер обозначаемого им действия (эквивалентность,
временная
протяженность,
жестокость),
его
телеологичность
(наказа-
ние/возмездие), указывают на сопутствующие ему чувства (злость/ненависть) и
номинируют исполнителя. Таким образом, в зависимости от того, какие признаки концепта и с какой степенью интенсивности активизируются при восприятии ситуации мести, их итоговая конфигурация реализуется в выборе того или
иного языкового знака. Причем акт номинации обусловлен как характеристиками самой ситуации, так и индивидуальным опытом человека.
Сопоставительный анализ выделенных признаков демонстрирует: синонимические единицы, объективирующие исследуемую константу, обнаруживают как новые признаки «эквивалентность», «временная протяженность»,
«жестокость», «субъект-мститель», так и тот, что уже был выделен «наказание». В совокупности они составляют объем ближней периферии семантической константы REVENGE. Кроме того, знаки reprisal и revanchism дифференцируют денотативные ситуации, преломляя исходную прототипическую модель, репрезентируемую знаком revenge.
Наряду с лексическими единицами фразеологический фонд любого языка является неотъемлемым источником получения знания о концепте. Фразео-
63
логизмы, аккумулируя застывшие в языковой форме традиции, нормы поведения, ценности, отражают культурно-национальные особенности и специфику
когнитивных процессов концептуализации, категоризации и интерпретации
объективной действительности. Фразеологические единицы и паремии признаются феноменами «семиотической вторичности», объективируя особенности
культурного осмысления концептов, актуального для конкретного языкового
сообщества [Карасик, 2002, с. 163]. Они дополняют ассоциативное поле концепта и, по сути, являются оценочными либо интерпретативными, образуя аксиологический корпус языка [ibid.]. В данной части работы рассматриваются
исключительно фразеологические единицы (далее ФЕ). Результаты когнитивного анализа паремий представлены в главе 4, ч. 4.1.
В результате анализа материала словарей идиом и пословиц выделены
следующие группы. Заметим: в некоторых случаях данные словарей фразеологизмов и синонимов совпадают. Во избежание повторения, такие фразеологизмы приводятся без словарных пояснений.
ФЕ с общим значением – «эквивалентность, равноценность мести»:
eye for an eye and tooth for a tooth (см. п. 2.4);
fight fire with fire – to fight back in the same way one was attacked; make a
defense similar to the attack: The candidate was determined to fight fire with fire in
the debate [САМ, 1997, p. 119];
get / be even with somebody; get square with somebody – to do something
bad to pay someone back for something bad; get revenge, hurt back [САМ, 1997]:
Any new love affair has an air of mischief about it, as though you or the man want to
get even with a former partner [LDEI, 1979, p. 98];
give as good as one gets – to be able to give back blow for blow; defend yourself well in a fight or argument; to retaliate as vigorously as one is attacked [САМ,
1997; TBEI, 1961];
give someone a dose / taste of his own medicine – to treat a wrongdoer in the
same way as he has his victims: While Johnson was breaking into the vicarage, his
own flat was burgled. He was given a taste of his own medicine [PDEI, 1986, p. 129];
64
pay one back in his own coin / pay back in the same coin – to retaliate by using the same method: Jim refused to help Bob when he needed it most, so Bob decided to pay him back in his own coin and told him to go and look for help elsewhere
[САМ, 1997, p. 308; PDEI, 1986, p. 243];
tit for tat (см. п. 2.4).
2. Фразеологизмы, манифестирующие акциональный характер мести –
«причинение / нанесения вреда, наказание»:
get back at; pay back – to do something bad to somebody who has done something bad to you, hurt in return: John played a joke on Henry, and next day Henry
got back at him [САМ, 1997];
get one’s own back on somebody – to revenge oneself on somebody; to do
something bad to someone who has harmed you as a way of punishing them: I meant
to get my own back for the injury he has done to me, even if it takes me ten years; She
wanted to get her own back on her ex-husband for all the misery he has caused her
[PDEI, 1986, p. 100; САМ, 1997, p. 252];
pay off; pay back – to hurt somebody who has done wrong to you, get revenge
on: When Bob tripped Dick, Dick paid Bill off by punching him in the nose [САМ,
1997];
settle / square / balance accounts – to punish and so get revenge on a person
who has harmed one: I settled accounts with him for speaking so rudely to me [LDEI,
1979, p. 2];
settle an old score / payoff / wipe off – to do something to harm or upset
somebody because they have harmed or upset you in the past: Everyone said it was
the foreman himself who was trying to make it look like Harper took the tools, just to
settle an old score [САМ, 1997, p. 297].
3. Фразеологические единицы, эксплицирующие переживание чувства
злости, обиды:
black looks – angry or revengeful looks: I got some black looks from the
shopkeeper when I cancelled my order [PDEI, 1986p. 33];
harbor revenge – hold back a thought or feeling about revenge [FD];
65
nurse a grievance / a grudge – to feel resentment against someone or something; to keep a feeling of envy or dislike toward some person, remember something
bad that a person said or did to you and dislike the person because of that: Having
been dismissed from the Foreign Office, Peter nursed a grievance against it all his
life; Nom nursed a grudge against John because John took his place in the basketball
team [PDEI, 1986, p. 232; САМ, 1997, p. 278].
4. Фразеологизмы со значением – «поиск / ожидание удачного случая
для осуществления мести»:
be after / out for blood – to seek revenge: Now that you have beaten him in
the finals, Tom is after your blood [PDEI, 1986, p. 110];
bide one’s time – to wait for the right moment to take one’s revenge or carry
out a plan [PDEI, 1986];
take the law into one’s own hands – to seek justice by using force or threat of
force without resorting to the law courts [PDEI, 1986, p.229].
Анализ языкового материала показывает: средства фразеологического
фонда английского языка отражают концептуализацию важных в рамках данной лингвокультуры признаков семантической константы REVENGE: «эквивалентность/равноценность», «переживание чувства злости/обиды», «причинение
вреда/ущерба», «наказание», «поиск / ожидание удачного случая для реализации мести». Кроме того, следует отметить, что структуру большинства фразеологизмов составляют глаголы активного действия (fight, get, give, pay, take), что
свидетельствует о концептуализации деятельного характера мести, мести –
поступка, имеющего определенные качественные, каузативные, теологические
черты. В совокупности, ФЕ, репрезентирующие семантическую константу REVENGE, отражают, прежде всего, конвенциональные способы поведения в ситуации
мести
–
самостоятельно
урегулировать
полученный
мораль-
ный/физический ущерб путем преимущественно эквивалентного ответного
действия.
66
Выводы по главе 2
В результате исследования объективации семантической константы REVENGE в лексико-семантической системе английского языка путем дефиниционного анализа и методом когнитивной интерпретации установлены ее ядерные признаки: «агрессивно-деструктивная акциональность»; «направленность»;
«причинность»; «реванш в спорте, играх» и признаки околоядерной периферии:
«желание»; «злость/гнев»; «осознанность, намеренность»; «наказание»; «удовлетворение».
В силу свойственной языковым знакам асимметричности субстантив revenge, помимо своего системного значения, в различных синтактических условиях и специфических контекстах способен создавать новые смыслы, которые
становятся возможными благодаря действию когнитивных операций профилирования, перспективизации, инференции.
Этимологическое изучение знака revenge позволило установить исторические основания константы – концептуальный признак «восстановление справедливости» и выявить концептуальный фон, на котором она формировалась.
Дополнительные концептуальные признаки ближней периферии «эквивалентность»,
«временная
протяженность»,
«жестокость»,
«наказа-
ние / возмездие / кара / расплата», «субъект-мститель», «причинение вреда»,
«злость», «поиск / ожидание удачного случая для мести» выявлены в результате
анализа ассоциативных связей языкового знака revenge и фразеологических
средств объективации семантической константы. Повторяющаяся репрезентация
некоторых
концептуальных
признаков – «деструктивная
акциональ-
ность / причинение вреда», «наказание», «злость» различными языковыми единицами свидетельствует об их укорененности в сознании носителей английского языка и высокой коммуникативной релевантности.
Комплексное исследование лексикографических источников позволяет
констатировать результирующую объемную языковую онтологию семантической константы REVENGE, которая в свою очередь отражает семантическое
67
богатство и многогранность последней. Различные языковые средства объективации константы (субстантивы, прилагательные, глаголы, ФЕ) свидетельствуют
о разнообразных способах концептуализации константы как действия-поступка,
качественной характеристики, социального явления. Вариативная концептуализация константы показывает высокую степень освоенности и ценности данного
фрагмента в английской языковой картине мира.
68
Глава 3. Семантическая константа REVENGE:
актуализация на уровне синтактики
3.1. Лексическая композициональность языкового знака-номинанта
семантической константы REVENGE
Особенность языкового знака проявлять свою «индивидуальность» в сочетании с другими знаками системы отмечалась еще Ф.де Соссюром [Соссюр,
1977, с. 155-163]. Ученый определил такое свойство знака как его значимость.
А. А. Уфимцева указывает: способность лексических синтагм актуализировать
данное, а не какое-либо другое значение в пределах сочетания двух слов превращает их в обязательное, универсальное средство семантической актуализации словесного знака [Уфимцева, 2002].
Специфическая избирательность языкового знака revenge сочетаться с
определенными языковыми единицами актуализирует различные потенциальные семы, присутствующие в его виртуальной сущности и позволяющие обнаружить дополнительные концептуальные признаки рассматриваемой семантической константы.
Исследование синтактического уровня, конституируемого свободными
сочетаниями слов с опорным именем revenge (а также его ближайшим синонимом vengeance), ставит задачу установить особенности их сочетаемости в синтагматической цепи и выявить новые знания об изучаемом предмете.
Проанализированный эмпирический материал позволяет утверждать:
знаки-репрезентанты исследуемой константы образуют широкий ряд синтаксических моделей: Pr.+ N, N’N, N+N; N for / of N, Adj.+ N, V+N, N+V.
В субстантивной поссесивной конструкции N’N, где знак revenge занимает позицию определяемого, выявляется признак «субъект-мститель». Такие
словосочетания указывают на конкретного индивида, Человека Мстящего, исполнителя акта мести (31), (32), уточняют гендерную дифференциацию мести
(33):
69
31) Mrs. Lecount’s revenge has accomplished its object by means of information received from Norah's lips Collins, No Name];
32) And last night, instead of comfort him for his loss, he told him it was
God’s vengeance upon him [Ling, Flood Water];
33) A Woman’s Revenge is collection of three stories about women who have
been badly hurt [Warren, A Woman’s Revenge].
Этот же признак выводится из модели: Pr. + N:
34) She took her revenge for her old grudge in thus turning his subject
against him [Dickens, Little Dorrit];
35) In one case I should have my revenge; in another case I should have my
liberty [James, The Europeans];
36) … like a baited bull, who, surrounded by his tormentors, is at a loss to
choose from among them the immediate object of his revenge [Scott, Ivanhoe].
Знак revenge допускает и обратные конструкции, где он выступает в
функции определяющего: revenge fantasy, revenge ideas / thoughts, revenge plot,
revenge tragedy, revenge comedy, revenge story. Анализ подобного рода словосочетаний показывает: месть является темой-аттрактором для всевозможного рода мыслетворческой деятельности человека, поскольку обладает ценностным
статусом. В другой группе словосочетаний – revenge killings, revenge fighting,
revenge war – объективируется признак «причинность»: killings, fighting, war because of revenge.
Анализ субстантивной предложной модели N for/of N позволяет выявить
следующие признаки семантической константы:
– «ценность»: месть является объектом сильного желания индивида, а
для обыденного наивного сознания ценность понимается как предмет некоторого желания [Ивин, 2004] – desire for, lust for, passion of, wish for , craving for:
37) By this time, after long hours of continued reflection upon one subject, a
somber brooding malevolence, a deep-seated desire of revenge, had grown big within
his mind [Norris, Octopus];
70
38) At the end of that time, however, his memory of his wrongs and his craving for revenge were quite as keen as on that memorable night when he had stood by
John Ferrier's grave [Doyle, A Study in Scarlet];
39) Embittered by his fate … he became … a mere animal, mad with hate and
lust for revenge [London, The Iron Heel];
40) Even my wish for revenge would not make me do that [Doyle, Memoirs of
Sherlock Holmes].
– «структурность»: a scheme of, a bit of; a plot of; a part of:
41) His first plan of revenge fails but … [Bentham, Doctor Who];
42) Guenelon bears a grudge in his heart, which eventually blossoms into a
scheme of revenge [Brooke, Europe in the central middle ages];
– «вид мести» (видовость):
43) Who would believe a sweet child would take that sort of revenge? [Barnard, Little Victims];
44) I must say Mr. Tarleton did the right thing by us; but he took a meanish
kind of revenge [Stevenson, Island Nights’ Entertainments];
45) … «Now listen to me, Bruno, and I’ll teach you quite a splendid kind of
revenge! » [Carroll, Sylvie and Bruno];
46) Not only do you have the right, but arguably, you have the obligation to
exact some form of revenge on the person who sexually assaulted you when you were
a kid [Revenge Not Taken; Man Forgives Molester];
47) My ability of distressing you during my life would be a species of revenge
[Austin, Lady Susan].
Языковой знак revenge сочетается с описательными адъективами преимущественно отрицательной семантики. Рассмотрение данных сочетаний позволило установить следующие концептуальные признаки:
– «временная протяженность»: отмечается как мгновенность, импульсивность мести, что говорит о ее инстинктивности – instant, quick, immediate так
и ее протяженность во времени, свидетельствующая об осознанности и контролируемости поступка – protracted, slow, long-life:
71
48) Becker sought and missed an instant revenge [Stevenson, A Footnote to
History];
49) Each party has a weapon against the other, so that betrayal invokes immediate revenge [Cave, Foxbat];
50) He had called me a numskull and a buffoon. How quick and how noble
was my revenge! When his own wits failed him, it was Etienne Gerard who supplied
the want [Doyle, The Adventures of Gerard];
51) … that his revenge should be protracted and terrible… [Dickens, The
Pickwick Papers];
52) I may take a sure and slow revenge [Dickens, Barnaby Rudge];
– «злой/ужасный/жестокий»: выявляется в сочетаемости c атрибутивами
brutal, malicious, terrible, horrible, horrid, mean, merciless, pitiless, devilish, sly,
spiteful (spite-filled), vile, startling, cold, fiendish, violent, crushing, wicked, cruel,
bloody, fearful, dangerous, dreadful, unimaginable и др.:
53) … a scoundrel, disappointed and in a fury, wreaking his brutal revenge
upon an amiable woman [Thackeray, Men’s Wives];
54) … he died with a horrid revenge in his heart… [Collins, The Moonstone];
55) And here, some evil spirit cast in his way the opportunity for his first,
most horrible revenge [Dickens, The Pickwick Papers];
56) My daily vows rose for revenge - a deep and deadly revenge, such as
would alone compensate for the outrages and anguish I had endured [Shelley, Frankenstein or the Modern Prometheus];
57) Your lust for her knew no bounds and when this loyal woman spurned you
for her husband of twenty years you wreaked a terrible revenge! [Williams, The
Wimbledon Poisoner];
58) And they done it in a mean revenge - for why? [Twain, Tom Sawyer, Detective];
59) Bitterly resigned to the betrothal, she took a fiendish revenge [Hendry,
Quest for a babe];
72
60) He followed the fugitives. Some said to make money of his wife's shame,
but, I believe, to take some violent revenge… [Dickens, Our Mutual Friend];
61) Memories of that evening were still painfully vivid. Not just Giles’s spitefilled revenge … [James, Bay of Rainbow];
– «размер» (дименсиональность):
62) … he might throw all pursuit off his track, and at the same time have an
ample and crushing revenge upon his old sweetheart [Doyle, The Return of Sherlock
Holmes];
63) Yet complete revenge he had, and without being the avenger [Melville,
Moby Dick];
64) “I might,” said Mr. Pickwick, “have taken a much greater revenge for the
treatment I have experienced at your hands…” [Dickens, The Pickwick Papers];
65) She was no closer than she had ever been to the global revenge she wanted so desperately Booth, Malibu];
66) … a pleasing sight that gave Rankin some small measure of revenge
[Greenfeld, Taro Tribeca];
67) Monica took a little revenge each day by spitting juicily into the pot before filling it with boiling water [Bissoondath, The Power of Reason];
– «справедливость»:
68) It was now needful I should justify myself and take a fair revenge [Stevenson, St. Ives];
69) Ask me for a penny more, and I’ll have my lawful revenge upon you
[Dickens, Bleak House].
Субстантив revenge в сочетании с глагольными предикатами преимущественно находится в постпозиции. Наиболее употребительными и клишированными являются: exact revenge, have revenge, get revenge, plan (for) revenge; seek
revenge, swear / vow revenge, take revenge, want revenge, wreak revenge:
70) You wanted revenge against Kadesky for the fire that ruined your life
[Deaver, The Vanished Man];
71) I must have my revenge [Schroeder, Queen of Candescence];
73
72) …in that defiant, violent act she was taking revenge on all those people
who had ever hurt her and made her feel worthless [Gates, The Lock];
73) Nate had been tricked, double crossed, and that day he vowed that whatever happened, he would get his revenge on Ms. Tori Thomas [Johnson, The Million
Dollar Deception];
74) … Miss Dyson's ex-boyfriend, who swore revenge after arguments when
the couple split up four months ago. “I said I would never forget. Even if it took me
ten years I would get my own back” [BYU-BNC, Liverpool Echo, 1993];
75) He lay on the bed, kicking the wall, sniffed a bit, swore terrible revenge
on Sylvester [Peyton, Who, sir? Me, sir?];
76) Cory vowed revenge but didn't know how [Jesse, The Wildman];
77) … the Ewe chiefs of Lom called their people to the sacred grove of B, to
mourn the dead and plan revenge [BYU-BNC, Economist];
78) …because terrorists, sometimes representing minority and almost unknown groups, stage an attack to wreak revenge or to gain publicity for their cause
[Tierney, The Elements of Nursing].
Сочетания в (70), (71), (72), (73) свидетельствуют: в английском языковой репрезентации феномен мести имеет образ некоего предмета, маркированного высокой степенью ценности, собственности, личностной принадлежности,
который непременно желают получить, вернуть себе. Сочетания swear / vow revenge в (74), (75), (76) интенсифицируют этот образ «собственности» и добавляют святости и сакральности поступку мести.
Таким образом, анализ
композициональной
сочетаемости
знака-
репрезентанта семантической константы REVENGE позволяет установить наиболее распространенные, но не являющиеся исчерпывающими, синтактические
модели: Pr.+ N, N’N, N+N; N for / of N, Adj.+ N, V+N, N+V; выявить новые концептуальные признаки: «ценность», «структурность», «размер» (дименсиональность); отметить важность и специфическую значимость для носителей англоязычной культуры признаков «субъект-мститель», «мотив-причина», «временная
74
протяженность», «жестокость», «вид мести», поскольку они получают вторичную объективацию на синтактическом уровне.
3.2. Образная составляющая семантической константы REVENGE
Исследуемый феномен принадлежит как области человеческих эмоций,
так и поведенческой сфере (действие). Эмоции, являясь ключом к внутреннему
миру человека, были и остаются актуальным предметом лингвистических исследований. Они получили широкую разработку в работах Э. С. Азнауровой
[Азнаурова, 1988], И. В. Арнольд [Арнольд, 2002], С. Б. Берлизона [Берлизон,
1975], М. Д. Городниковой [Городникова, 1985], В. И. Шаховского [Шаховский, 2013] и др. Сложность изучения языковой объективации эмоций обусловлена их субъективностью и нематериальностью. С другой стороны, сфера человеческих поступков и поведения также неоднозначна. Действия, поступка, обозначаемого языковым знаком revenge, не существует объективно. Ему соответствует некое положение дел, ситуация с заданными обязательными условиями,
при соблюдении которых подобная ситуации будет номинироваться этим знаком.
Месть, таким образом, вовлекая эмоции и действия, есть сложный феномен человеческой психики. Следовательно, языковой знак revenge, номинирующий исследуемое явление, представляет собой сложный лингвистический
конструкт, указывающий на сущность идеальную. В лингвистической литературе отмечают: именно языковая форма делает понятия, «лишенные наглядности», видимыми и умопостигаемыми, материализует их [Чернейко, 1997, с. 19;
29-30].
Если знаковая форма обнаруживает наличие абстрактного феномена как
такового, то постижение семантики абстрактного имени обязательно опосредовано вещественным подкреплением, конкретными образами [Jaynes, 2000, p. 5051] и, помимо рационального, происходит на ассоциативно-образном уровне
75
[Бабушкин, 1998, с. 33]. В случае абстрактного имени такие образы возникают
из его метафорической сочетаемости, дискретизирующей абстрактный смысл и
придающей ему конкретные черты.
В современной когнитивистике под метафорой понимают основную
ментальную операцию, способ познания, категоризации, концептуализации,
оценки и объяснения мира [Баранов, Караулов, 1991; Будаев, Чудинов, 2008;
Lakoff, Johnson, 1980; Turner, Fauconnier, 1998 др.]. Дж. Джейнс определял метафору как одно из средств, позволяющих человеку широко интерпретировать
окружающий мир. Ученый усматривал зависимость между когнитивной способностью к метафоризации и уровнем развития сознания человека. Он отмечал: «абстрактные концепты формируются посредством конкретных метафор»
[Jaynes, 1976, c. 50]. Дж. Лакофф и М. Джонсон показали: метафора не ограничивается лишь сферой языка. Сами процессы мышления человека в значительной степени метафоричны [Лакофф, Джонсон, 2004]. Согласно теории концептуальной метафоры, в основе метафоризации лежит процесс взаимодействия
между структурами знаний (фреймами и сценариями) двух концептуальных
доменов – сферы-источника (source domain) и сферы-мишени (target domain). В
результате однонаправленной метафорической проекции (metaphorical mapping)
элементы сферы-источника структурируют менее понятную концептуальную
сферу-мишень, что составляет сущность когнитивного потенциала метафоры.
Следовательно, язык выступает в качестве источника данных о том, как люди
понимают свой опыт, и способствует выявлению общих принципов понимания.
Семантическая константа REVENGE аккумулирует знания об опыте
межличностных взаимоотношений и принадлежит к категории абстрактных
концептов, требующих определения через метафоры, в силу того, что они недостаточно четко определены на собственной основе. То есть, она представляет
сферу-мишень. Анализ фактического материала позволил выделить следующие
виды когнитивных метафор, упорядочивающих исследуемую константу: онтологическая метафора, метафора персонификации, возникновения, а также ориентационная метафора. Рассмотрим каждый из них.
76
Онтологическая метафора предполагает «понимание опыта человека в
терминах объектов и веществ и позволяет вычленять части опыта и обращаться
с ними как с дискретными сущностями или веществами». Более того, «отождествление частей человеческого опыта с объектами или веществами дает возможность ссылаться на них, относить их к различным категориям, группировать и определять их количество – и тем самым размышлять о них» [Лакофф,
Джонсон, 2004, с. 49].
Понимание мести в терминах предмета REVENGE – OBJECT может
быть обнаружено из присутствия знака revenge в поссесивной конструкции с
предикатом have, а также его сочетания с динамическими глаголами take, give,
obtain, get, rob и др., специфицирующими образ действия с предметом. Рассмотрим следующие высказывания:
79) But I got myself in a spot where I could not have my revenge … [Chandler, Trouble is my Business];
80) …she refused to enter any of the damaged rooms ever again, and promised to take her revenge on me… [Wilde, The Picture of Dorian Grey];
81) I heard a raspy, hacking cough, and my heart stood still. It was Yellow
Handkerchief. Not to be robbed of his revenge by his more cautious companions, he
had stolen away from the village and come back alone [London, Tales of the Fish Patrol];
82) … each of us wearing revenge like a badge on his heart [Duffy, The Other Country];
83) George offered to go on and give us our revenge; but Harris and I decided not to battle any further against [Jerome, Three Men in a Boat];
84) … and it made her grit her teeth as she strode through the streets looking
for revenge [Wandor, Tales I tell my mother]
85) In actuality it was Morrissey utilising his long sought-after position of
power to extract a little revenge, nothing more than' Look at me now, you spineless
bastards [Middles, The Smith].
77
Сочетаемость абстрактного имени revenge с динамическими предикатами (80), (81), (83), (84) притяжательными местоимениями (79), (80), (81), (83),
(88), качественными прилагательными (85) позволяет сделать вывод: месть
воспринимается как предмет, локализуемый и транслируемый во времени и
пространстве, имеющий своего обладателя, поддающийся измерению. Обязательное указание на вершителя мести имплицирует концептуальный признак
«субъект мести».
REVENGE IS FOOD – другой вид онтологической метафоры интерпретирует явление мести в терминах концепта ПИЩА. Рассмотрим фрагменты
дискурса:
86) Sometimes I so hungered for my revenge that I could hardly restrain myself from going on my knees and begging him to point out the man who had murdered
my wife and child; but I managed to bridle my tongue [Twain, Life on the Mississippi];
87) Vast as are his physical proportions, I knew that the thirst for revenge
would penetrate to the remotest frontiers of his person [Twain, A Tramp Abroad];
88) He was independent, able to travel wherever he willed over the earth and
to glut his monstrous appetite for revenge [London, The Strength of the Strong];
89) Few specimens of the human countenance had ever given him such pleasure as these, lighted in the lurid fashion I have hinted at, and he was disposed to sip
the cup of contemplative revenge in a leisurely fashion [James, The American];
90) Revenge is a dish best served cold [proverb, ODEP, 1935];
91) Revenge is sweet and not fattening [Hitchcock quote];
92) Now, thanks to a gastric bypass surgery, Nadine is one hundred fifty
pounds lighter, and revenge is on the menu [Warren, A Woman’s Revenge];
93) There was a flavour in such a revenge that pleased Robert Turner [Montgomery, Robert Turner’s Revenge];
94) Yet something embittered the sweetness of revenge [Montgomery, Robert
Turner’s Revenge];
78
95) He permitted himself a few seconds to savour his revenge [BYU-BNC,
Unpublished creative writing].
Приведенные высказывания представляют месть в качестве блюда (88),
(90), (91), (92), (93), (94), (95) или напитка (87), (89). Метафора REVENGE IS
FOOD заимствует такие характеристики еды как вкусовой диапазон и аппетитность: вкус/запах (93), (95), сладость (91), (94), горечь (95), калорийность (91),
температура (90), тем самым высвечивая концептуальный признак мести «удовольствие». Пища является базовым физиологическим удовольствием человека
и наличие концептуального признака «удовольствие» у обоих концептов стало
основанием к подобным аналогиям. «Жажда мести» (87) и «голод мести» (86)
метафоризуют концептуальный признак «желание мести», причем очень острое
желание, поскольку и голод, и жажда являются крайними проявлениями этой
основной из человеческих потребностей. Температурная характеристика мести
(90) интерпретирует когнитивный признак «осознанное и продуманное намерение». Вообще, гастрономический код является одним из древних и наиболее
доступных для понимания, естественный вид опыта, порожденный природой
человека, к посредничеству с которым человеческое сознание прибегает концептуализируя многие виды поведения/деятельности [Пахомова, 2003; Плетнева, 2006; Федосова, 2008 и др.].
Следующий вид онтологической метафоры представлен когнитивной
структурой REVENGE IS A NATURAL ELEMENT, а именно REVENGE IS
WATER, REVENGE IS FIRE, REVENGE IS AIR, REVENGE IS SOLID.
Приведем высказывания:
REVENGE IS WATER:
96) … My daily vows rose for revenge - a deep and deadly revenge, such as
would alone compensate for the outrages and anguish I had endured [Shelley, Frankenstein];
97) For the first time, Kuwa'i realized that after all these years, she had not
forgotten. Here was revenge deeper… [Kosmatka, The Color Least Used by Nature];
79
98) Hatred and murder and lust for revenge they possessed to overflowing
[London, Adventure];
99) Harris spews hate and revenge [NBC_Dateline].
Когнитивная структура REVENGE IS WATER отражает восприятие мести-желания и чувства, которые очень глубоки (96), (97), переполняют переживающего их субъекта (103), поглощая все другие помыслы, что свидетельствует
о его силе и, наконец, изливается наружу (99).
Аналогичный образ создается и другими знаками-репрезентантами семантической константы REVENGE:
100) … the infinite instant of silence; and then the great blood-roar and the
tide of vengeance which lapped his heels and turned the town mad behind him [London, Tales of the Klondyke];
101) Yet at the idea that the fiend should live and be triumphant, my rage and
vengeance returned, and like a mighty tide, overwhelmed every other feeling [Shelly,
Frankenstein].
REVENGE IS FIRE:
102) He came directly from the shoal which we had just before entered, and
in which we had struck three of his companions, as if fired with revenge for their sufferings [Melville, Moby Dick];
103) It is supposed that Trippetta, stationed on the roof of the saloon, had
been the accomplice of her friend in his fiery revenge, and that, together, they effected their escape to their own country: for neither was seen again [Poe, Hop-Frog];
104) … his teeth ground against each other like those of a man whose revenge burns to reach a distant enemy [Carleton, Wildgoose Lodge ];
105) Nothing can soothe her grief, but your raids will help put out the fire of
revenge that burns inside me [O'Banyon, Wind Warrior];
106) He let the smoldering coals of revenge burn on, deep within his soul
[Johnstone, Return of the mountain man].
80
107) … Garcia, who is the son of the former highest dignitary in San Pedro,
was waiting with two trusty companions of humble station, all three fired with the
same reasons for revenge [Doyle, His Last Bow].
Интерпретация мести в терминах огненной стихии также отражает
месть-чувство. У огня заимствуются свойственные ему характеристики: способность обжигать, тлеть, давать энергию. В отношении исследуемого предмета природные свойства огня соотносятся со жгучестью чувства мести (102),
(103), (104) его латентном течении (105), (106) и энергетически заряженной решимостью действовать – дать отпор (107). Образы тлеющего огня и пламени,
создаваемые также синонимичными репрезентантами константы (108), соответствуют различным градациям чувства мести: желание мести и непосредственная готовность к ее осуществлению:
108) What smoldering fire of vengeance had suddenly sprung into the flame
in this passionate Celtic woman’s soul when she saw the man who had wronged her
[Doyle, Memoirs of Sherlock Holmes].
Возможно, героиня никогда бы не нашла в себе мужества отомстить
своему обидчику и «тлеющий огонь ее мести» так и не разгорелся в пламя терзая и мучая ее. Образы тлеющего огня и пламени соответствуют различным
градациям чувства мести: желание мести и непосредственная готовность к ее
осуществлению.
REVENGE IS AIR:
109) I have known Trevor for many years and he is a mass of seething hate
before breakfast most days, so I could smell the revenge in him [Grist, Life at the tip:
Les Bence on the game];
110) It smells of petty revenge [Morpurgo, Letter Home in a Foreign Language];
111) He had a nose for revenge [Denton, Lice].
Восприятие мести через посредство аэросубстанции соответствует начальному этапу ее зарождения, когда она еще только «витает в воздухе», но ее
уже возможно «обонять». В (112), (113), где образ мести-воздуха реализуется
81
средствами знака vengeance оба героя, закончив переговоры не в свою пользу,
разозлившись, начинают помышлять о мести, сменив партнерский статус своих
собеседников на вражеский:
112) Old Nookamis made for shore in a furious passion, in which he was
joined by Shewish, one of the sons of Wicananish, who went off breathing vengeance,
and the ship was soon abandoned by the natives [Irving, Astoria];
113) Stewart the Writer was out of the body with delight, smelling vengeance
on his chief enemy, the Duke [Stevenson, Catriona].
REVENGE IS SOLID:
114) Toad never paused to reply. Solid revenge was what he wanted, not
cheap, windy, verbal triumphs, though he had a thing or two in his mind that he
would have liked to say. He saw what he wanted ahead of him [Grahame, The Wind
in the Willows];
115) «Anger ventilated often hurries toward forgiveness; and concealed often
hardens into revenge» [Bulwer-Lytton quotes].
Метафорический образ месть – твердая субстанция коррелирует с местью-поступком, активным физическим действием, несущим определенный
ущерб обидчику. В (114) словесная победа, дешевая и ветреная, кажется недостаточной, и мысленно уже представляется более жесткая месть. «Рассеянный/развеянный» гнев приводит к речеповеденческому акту прощения, предполагает автор, а гнев затаенный к поступку мести (115).
Сферы-источники WATER, FIRE, AIR, SOLID, являясь непременными
спутниками человека, естественными видами опыта на протяжении всего его
существования, оказались способными объективировать такие концептуальные
признаки как «сила»: месть чрезвычайно сильная эмоция; «адсорбция»: месть
поглощает другие желания, нужды, подчиняет их своей единственной цели;
«неконтролируемость и скрытность»; «температура»: для мести характерна горячность переживаемого состояния. Такое понимание мести согласуется с ее
определением как одной из человеческих страстей и соответственно интерпретирует, прежде всего, месть-чувство. Человек по своей физической сути есть
82
одна из форм материи, а чувства и эмоции – качественные характеристики этой
материи. В этой связи естественно их восприятие через посредство четырех основных состояний, свойственных физической материи. Лексикографический
анализ языкового знака revenge не выявил семантических признаков «эмоция»
либо «чувство», тем не менее, эмпирический материал свидетельствует о его
наличии.
Новая метафора представлена моделью REVENGE IS A PLANT. Фактология показывает: месть имеет семена (115), корни (116), она растет и процветает (117), (118), однако должна быть вырвана как сорняк (119). Кроме того,
она концептуализируется как плод-урожай (120), (121). Уподобление растению
концентрирует внимание на мести – социальном явлении, которое закреплено в
сознании и поведении людей, процветает в обществе, но должно искореняться
за тем, что представляет первобытную форму справедливости – wild justice
(119):
115) Less severe symptoms also contain the seeds of revenge … [Mattinson
Marriage inside out];
116) But much was to do before; and first a single life to be snatched from a
deadly place, a life, the root of revenge, surviving plant of the race: and next the race
to be raised anew, and the lands of the clan repeopled [Stevenson, Ballads];
117) «Murder's out of tune, sweet revenge grows harsh» [Shakespeare, Othello];
118) Why do we thrive on revenge? [Hallowell, 2006];
119) Revenge is a kind of wild justice, which the more man's nature runs to,
the more ought law to weed it out [Bacon, Of Revenge];
120) They harvested revenge from the events of 1989 [Morpurgo, Letter
Home in a Foreign Language];
121) A MAN who reaped revenge for an alleged stabbing four years ago was
yesterday jailed for two years [Northern Echo].
83
Онтологическая метафора, представленная когнитивной структурой
REVENGE IS A PLANT отражает такие аспекты исследуемого феномена как
врожденность (116), способность распространения (115), (117), вредность(119).
Известная протагоровская формула гласит – «человек мера всех вещей»
[Малинович, Ю. М., Малинович, М. В., 2003; Маслова, 2001]. Метафора Персонификации REVENGE IS A HUMAN BEING соизмеряет месть с образом человека и выводится в результате приписывания мести целого ряда физических и
моральных качеств, свойственных человеку:
122) The ugly face of revenge that many people here had feared
[CBS_Rather] – у мести некрасивое пугающее лицо;
123) His revenge came when she defended Maeterlinck… [London, Martin
Eden] – месть ходит;
124) Gladstone, the truculent old man, will quail before the pointing finger of
revenge [Stevenson, The Dynamiter] – месть показывает пальцем;
125) Revenge will eat you alive [Batman Forever] – месть может съесть;
126) How often have you fanned the fire on which, for two years, I have
writhed; and tempted me to take a desperate revenge, when it has most tortured me?
[Dickens, Dombey and Son] – отчаянной мести неизвестно чувство опасности;
127)… public opinion is crying out for merciless revenge, even at the cost of
justice [LETTERS] – месть беспощадна.
Олицетворение мести реализуется также и посредством языкового знака
vengeance:
128) I heard the cry of rage and vengeance which rose from the Prussians as
they passed their dead comrade… [Doyle, The Adventures of Gerard] – месть кричит;
129) A hideous smile passed slowly over her white face. It threatened the
vengeance which knows no fear, no pity, no remorse – the vengeance of a jealous
woman [Collins, I say No] – месть не знает страха, жалости, угрызений совести.
Месть метафоризуется не только посредством генерализированной персонификации с характерными для большинства людей возможностями и спо-
84
собностями, но отображает совершенно определенный образ мести как человека-охотника/преследователя REVENGE IS A HUNTER / PURSUER:
130) … that his revenge should be protracted and terrible and should hunt its
object through the world [Dickens, The Pickwick Papers] – месть-охотник не знает
временных или территориальных границ;
131) At the same time, she would not delay to inflict any injury, big or little,
which would wound the object of her revenge [Dreiser, Sister Carrie] – местьохотник может ранить преследуемую добычу.
Еще активнее этот образ реализуется посредством знака vengeance:
132) The deadly certainty with which the vengeance of foreign political societies can hunt down a traitor to the cause, hide himself where he may, had been too
often exemplified, even in my superficial experience, to allow of any doubt [Collins,
The Woman in White] – месть может уверенно вести охоту;
133) If he whom you mourn still lived, still would he be the object, again
would he become the prey of your accursed vengeance? It is not pity that you feel;
you lament only because the victim of your malignity is withdrawn from your power
[Shelley, Frankenstein] – месть имеет свою добычу, жертву;
134) Vengeance is wakened up, and has unloosed his dogs upon the world…
[Wilde, The Duchess of Padua] – в помощниках мести-охотника выступают собаки;
135) I had read of the fiendish vengeance which awaited a spy. I knew that
men with their lives in their hands would stick at nothing [Doyle, The captain of the
Polestar] – месть-охотник поджидает свою жертву.
Обязательными признаками, формирующими образ REVENGE IS A
HUNTER / PURSUER, являются наличие преследуемого обидчика-добычи,
упорство, бесстрашие и отчаянность, безжалостность и неумолимость. На концептуальном уровне, исходя из полученных данных, выделяем концептуальные
признаки «целенаправленность», «интенсивность», «жестокость».
Ориентационная метафора, выделяемая Дж. Лакоффом и М. Джонсоном
как один из основных видов, концептуализирующих человеческий опыт, задает
85
вертикальный формат измерения концептуальной системы человека, основанный на его естественном опыте. Измерение GOOD IS UP / BAD IS DOWN «коренится в физическом и культурном опыте человека» [Lakoff, Johnson, 1980].
Семантическая константа REVENGE – одно из концептуальных образований,
отражающих культурные и моральные ценности англоязычного общества, и на
вертикальной оси концептуализации опыта ей отводятся нижние позиции REVENGE IS DOWN, о чем свидетельствуют следующие фрагменты дискурса:
136) Well, gentlemen, can I forgive my wife? I can, of course, and do; but in
what sense? I would certainly not stoop to any revenge; as certainly I could not think
of her but as one changed beyond my recognition [Stevenson, Prince Otto] – герой
считает для себя неприемлемым опускаться до какого-либо вида мести;
137) …so I told him I did not desire the ruin of any man, and therefore at his
request I would forgive the wretch; it was below me to seek any revenge [Defoe, Moll
Flanders] –искать случая отомстить ниже человеческого достоинства;
138) My ability of distressing you during my life would be a species of revenge to which I could hardly stoop under any circumstances [Austin, Lady Susan] –
говорящий рассматривает месть как поступок, до которого он при любых обстоятельствах едва ли опуститься;
139) Though Rebecca had had the better of him, George was above the
meanness of tale bearing or revenge upon a lady [Thackaray, Vanity Fair] – герой
Джордж был выше того, чтобы мстить девушке;
140) «I had not thought Mr. Darcy so bad as this - though I have never liked
him, I had not thought so very ill of him - I had supposed him to be despising his fellow-creatures in general, but did not suspect him of descending to such malicious revenge, such injustice, such inhumanity as this! » [Austin, Pride and Prejudice] – при
всей своей неприязни к мистеру Дарси повествующий не подозревает, что он
(Дарси) может опуститься до такой злостной мести, несправедливости и бесчеловечности.
Языковая локализация мести в нижнем спектре вертикальной оси концептуализации естественного опыта свидетельствует: с общественной позиции
86
и с точки зрения субкультуры отдельного человека месть определяется как человеческий порок, недостойный, низкий поступок и, следовательно, REVENGE
IS DOWN=REVENGE IS BAD.
Специфичность феномена мести заключена в том, что он всегда обусловлен извне и наглядно иллюстрирует объективную категорию причинноследственных связей в мире. Месть-чувство есть всегда сторонняя каузация
другими различными эмоциями либо чувствами (гнев, ненависть, горечь, негодование и пр.). В то же время оно каузирует новое активное действиепротиводействие, то есть месть-чувство рождает месть-действие. Психологически акт мести претерпевает ряд перерождений: момент зарождения, стадия развития/планирования, этап реализации и рефлексивно-оценочная стадия. Такая
структурация мести концептуализируется в терминах когнитивной метафоры
EMERGENCE, которая также была выделена Дж. Лакоффом и М. Джонсоном
как особый случай метафоризации категории причинности [Лакофф, Джонсон,
2004, с. 104-111]. Месть-чувство трансформируется и материализуется в конкретном поступке, то есть появляется очевидный результат. В этом случае первое выступает в качестве причины второго – мести-поступка или местисобытия:
141) An ancient tradition relates that in 1441, a nephew of Pierre de Lude,
the Pope's legate, seriously insulted some distinguished ladies of Avignon, whose relations, in revenge, seized the young man, and horribly mutilated him [Dickens, Pictures from Italy] – родственники оскорбленных дам, переживая чувство мести
схватили и покалечили их обидчика, то есть чувство мести породило непосредственно акт мести;
142) Him they had deserted, whether in sheer panic or out of revenge for his
ill words and blows I know not… [Stevenson, Treasure Island] – герои мстят своему
товарищу – бросают его, по причине его грубого к ним обращения: их недовольство, злость и желание отомстить трансформируется в конкретный поступок;
87
143) «They say that they wish to shoot all damned Englishmen, especially
Shepstone and his people, and that they would make a beginning now were they not
afraid that the damned English Government, being angered, would send thousands of
damned English rooibatjes, that is, red-coats, and shoot them out of evil revenge»
[Haggard, Finished] – сгорая от злости и желания отомстить герои готовы прибегнуть к оружию: чувство мести толкает к вполне определенному действию;
144) Then this same Chaka had robbed him of his wives and murdered his
children, in revenge for which he had plotted the slaying of Chaka, as he did that of
his brothers, Umhlangana and Dingaan… [Haggard, Allan Quatermain] – чувство
мести героя, как результат, того что его дети были убиты, а жены украдены рождает замысел о жестоком убийстве обидчика.
В приведенных высказываниях состояние мести, воспринимаемое в качестве субстанции, каузирует действие или событие, интерпретируемые в терминах объекта, возникающего из субстанции. В наивной интерпретации если
субъект охвачен страстью отомстить, то из этого обязательно что-то произойдет, возникнет, случится.
Итак, интерпретация мести в терминах концептов OBJECT, FOOD,
NATURAL ELEMENTS, PLANT, HUMAN BEING определяющих физические
границы мести, атрибутирующих ей ряд свойственных данным концептам признаков, обнаруживает онтологическую метафоризацию семантической константы REVENGE. Возможность локализации мести на вертикальной оси восприятия человеческого опыта позволяет выявить ориентационную метафору. Свойственный феномену мести каузативный детерминизм отражен в метафоре возникновения. Следовательно, образная составляющая семантической константы
REVENGE выявляется средствами метафор онтологической, ориентационной и
возникновения.
Завершая анализ образной составляющей констатируем: выведенный
широкий круг метафор свидетельствует о многочисленных способах человеческого мышления интерпретировать и передавать те или иные специфические
черты исследуемого феномена, тем самым, делая это явление более доступным
88
для понимания. Принимая во внимание утверждение Л. О. Чернейко о том, что
активная метафоризуемость умозрительного имени эксплицируется экзистенциальной значимостью сущности, стоящей за этим именем [Чернейко, 1997],
полагаем: способность абстрактного знака revenge (а также его ближайшего синонима vengeance) к вариативной метафоризации указывает на особый культурный и личностно-ценностный статус мести как формы индивидуального и
социального поведения.
Результаты анализа процесса когнитивной метафоризации семантической константы REVENGE представлены в Приложении 2.
89
3.3. Семантическая константа REVENGE: области синкретичности
в рамках единой концептосферы английского языка
Анализ семантической константы REVENGE в ряду смежных концептуальных образований основывается на выявлении семантической близости онтологического содержания исследуемого концепта и других концептов, партитивно репрезентирующих его сущностные свойства. Феномен мести входит в
круг вопросов морали и этики. Следовательно, семантическая константа REVENGE представляет собой содержание аксиологического характера. Ценности
не существуют изолировано, они взаимосвязаны и составляют ценностную картину мира человека [Карасик, 2002, с. 90]. В синкретичном сознании индивида
ценности представляют собой взаимосвязанный поток, который в языке актуализируется путем образования семантически протяженных непрерывных концептуальных пространств [Малинович, 2011б, с.141]. Современное языкознание
признает синкретизм системообразующей и системоразвивающей характеристикой естественного языка, отражающей цельность человеческой сущности,
гармоничную сопряженность его рационального, эмоционального, духовного
начал. По утверждению Р. И. Павилениса, концептуальным системам свойственна континуальность – переход от одного мыслительного процесса к другому [Павиленис, 1983, с. 103; 106]. Ю. М. Лотман указывает на размытость и переходность семиотического пространства языка [Лотман, 1999, с. 164]. Онтологическая неспособность концептов как структурных элементов концептосферы
существовать в изоляции, их свойство образовывать систему с накладывающимися
друг
на
друга
областями
подчеркивается
А. О. Алимурадовым
[Алимурaдов, 2006].
Согласно одному из основных постулатов когнитивной семантики формирование концептов осуществляется на фоне других структур знания [Филмор, 1981; Fauconnier, 1994; Lakoff, 1990; Langacker, 1999, 2006; Talmy, 2000].
Концепт может быть представлен как отдельно, так и в виде целостной концеп-
90
туальной структуры, способной включать другие концепты [Болдырев, 2000, с.
36].
Проанализируем концептуальные образования, имеющие семантическую сопряженность с константой REVENGE, установим основания их семантической близости, представим структурную иерархию семантического пространства описываемой константы.
REVENGE : PUNISHMENT
Собственно, выделение концепта REVENGE возникает на концептуальном фоне PUNISHMENT:
145) Now, I want restitution. I want punishment. I WANT REVENGE!!
[Revenge Guy)].
Гипероним punishment обобщенно и отвлеченно представляет ситуацию
наказания «making someone suffer because they have done something wrong or broken the law» [LDCE, 2007, p. 1144]. Гипоним revenge, реализуя схожую прототипическую модель, определенно вводит новый эгоцентрический акцент «Я наказываю-мщу своему обидчику за причиненную МНЕ боль, страдание».
Кроме наличия обязательной личностной пристрастности у исследуемой
константы, ее инвариант, наследуемый от PUNISHMENT, модифицируется
признаком «удовольствие»:
146) As the great day approached, all the tyranny that was in him came to the
surface; he seemed to take a vindictive pleasure in punishing the least shortcomings
[Twain, The Adventures оf Tom Sawyer].
Следует отметить: обычно при наличии гиперогипонимических отношений, слово-гипероним, как более общее, абстрактное, может заменять, в ряде
случаев, свой гипоним. Однако в отношениях знаков punishment и vengeance
наблюдается обратная замена:
147) Abhorred monster! Fiend that thou art! The tortures of hell are too mild
a vengeance for thy crimes. Wretched devil! [Shelley, Frankenstein].
91
В приведенном высказывании речь идет о тяжком преступлении, убийстве близких людей, что уголовно наказуемо (must be punished). Высказывание
принадлежит лицу, непосредственно вовлеченному в ситуацию. Языковой знак
punishment оказывается слишком обобщающим и «бесстрастным» для выражения личностного отношения к произошедшему и желания быть причастным к
наказанию. В то время как знак vengeance в смысле «наказание» добавляет индивидуальной пристрастности и силы.
REVENGE : DIVINE PUNISHMENT
Для доисторического человека религия явилась начальной формой его
социального окультуривания, привития ему первых правил поведения, установления первых форм справедливости. В современный период она остается
духовным оплотом и ценностным мерилом для верующих, последней инстанцией для людей, отчаявшихся найти правду и справедливость «в миру». Боги в
разных религиях выступают в роли верховного судьи и наказателя-карателя:
148) Oh, Amelia! falsely murdered! Oh, bloody deed! Oh, wretch that I am!
Oh, angels forgive me! Oh, God, withhold thy vengeance! Oh, Amelia! [Twain, The
$30,000 Bequest and Other Stories];
149) Isn't this the pay-off, Nemesis, the divine punishment for dishonest compromise? [Glanville, Mafia Country];
150) And all of them knew there would have to be a reckoning, for this day’s
work [Christopher, Black Majesty].
Высказывания (148), (149) репрезентируют ситуацию божьего наказания, следующего не только за причинение вреда кому-либо, но и непосредственно за совершение любого проступка, рассматриваемого как грех в рамках
данной религиозной культуры. В (150) месть – божье наказание, ответ за свой
пройденный грешный жизненный путь принимается как естественное, ожидаемое, должное.
Однако случается, что человек берет на себя роль наказывающего:
151) You have become quite the little avenging angel, he remarked [Christopher, Black Majesty].
92
В религиозной номенклатуре ангелы – это служители и помощники бога. Номинация человека знаком avenging angel подчеркивает беспристрастный
характер его действий во имя и в защиту другого. Словосочетание avenging angel осуществляет функциональный перенос мести с личности бога или ангела
на личность конкретного человека.
Таким образом, в основе всех трех концептов лежит похожая прототипическая модель, но главным отличительным компонентом является «наказывающий субъект»: в PUNISHMENT – третье лицо, в REVENGE – сам пострадавший субъект, в DIVINE PUNISHMENT – бог, ангелы. Структурно более генерализирующий концепт PUNISHMENT порождает REVENGE и DIVINE
PUNISHMENT.
REVENGE : MORALITY
Концепты REVENGE и MORALITY обнаруживают зону проникновения
в силу инклюзивности мести как одного из многочисленных аспектов человеческой морали. Мораль определяется как «a system of beliefs and values concerning
how people should behave, which is accepted by a particular person or group»
[LDCE, 2007, p. 924]. Поскольку к феномену мести применимы критерии нравственной оценки, она автоматически становится объектом области морали.
Месть утратила свой легитимный статус социального института справедливости с момента возникновения судебной системы. С тех самых пор она искореняется религией, чему свидетельствует известное библейское выражение:
«Vengeance is mine», said the Lord [Bible: 12:19], порицается философами и писателями: «An eye for an eye leaves the whole world blind» (Gandhi); «Revenge is a
kind of wild justice, which the more man's nature runs to, the more ought law to weed
it out» ( Bacon); «Before you embark on a journey of revenge, dig two graves» (Confucius); «The best revenge is to be unlike him who performed the injury» (Aurelius),
преследуется законом [NEB: 281-285]. Все общественные институты обличают
антисоциальный эффект мести.
В процессе взросления и социализации человек пропускает нормы морали сквозь призму субъективного мнения. Он либо ассимилирует их в ориги-
93
нальной трактовке, либо модифицирует, принимая «с поправками» или отказывается от них вовсе по причине их противоречивости личностной картине мира.
Вследствие чего возможны «конфликты» личной морали и общепринятых
норм, действующих в рамках монокультуры, что иллюстрировано в следующем
фрагменте дискурса:
152) I told Mr. Owen how very close I had gone to shooting Dingaan, in
which event they might all have been killed with us. This news shocked him much. Indeed, he lectured me severely on the sins of bloodthirstiness and a desire for revenge.
So, finding that we looked at things differently, and that it was of no use wasting
breath in argument, I wished him and his people good-bye and good fortune and went
upon my way, little guessing how we should meet again [Haggard, Marie].
Рассказ главного героя мистеру Оуну о едва несовершенном им убийстве, к которому он очень стремился, шокировал последнего, очевидно, потому
что такое поведение расходилось с его понятиями о морали. Вследствие чего,
он прочитал ему нравоучение о греховности жажды крови и желания мести.
Мысль «…мы смотрим на вещи по-разному…» свидетельствует о наличии собственного мнения на этот счет. Видимо в его субъективной картине мира месть
не принадлежала к отрицательным моральным нормам.
Расхождения в понятиях должного могут быть эксплицированы не только субъективностью индивидуальной картины мира, но и фактом принадлежности субъектов к разным национальным культурам, диктующим специфические
оценочно-моральные нормы, стереотипы поведения. Известно, что некоторые
народы сохранили месть как инструмент урегулирования межличностных отношений и по сей день. Поэтому при встрече людей разных менталитетов, принадлежащих к разным национально-религиозным культурам, возникает не шок,
возмущение и негодование от нарушения норм морали, а удивление «Как может быть по-другому?», то есть моральный шок сменяется культурным диссонансом. Рассмотрим следующий контекст:
153) …it would not only very interesting to him, but would give me an opportunity of an installment of revenge. He was greatly astonished when I told him that it
94
was not our custom to avenge ourselves in cold blood and that we left vengeance to
the law and a higher power, of which he knew nothing [Haggard, She].
В культуре героя-индейца нормой является поиск возможности реализации мести (would give me an opportunity of an installment of revenge), причем
мести хладнокровной. Для него становится сущим откровением, что существуют другие обычаи, согласно которым право наказания передается судебной
системе. В подобном случае, отметим, возникает не конфликт морали, а конфликт культур.
Следующий дискурс иллюстрирует категоричное неприятие не только
мести, но и желания ее реализации:
154) Mr. Allworthy very severely reprimanded the lad for his indecent and
disrespectful expressions concerning his master; but much more for his avowing an
intention of revenge. He threatened him with the entire loss of his favour, if he ever
heard such another word from his mouth; for, he said, he would never support or befriend a reprobate [Fiendling, The History of Tom Jones].
Герой угрожает отказом иметь любые отношения с молодым человеком,
который позволил себе открыто высказать свои намерения мстить своему учителю, называя его a reprobate – a person who is morally abandoned – человек с
отсутствием всяких моральных устоев [WNED, 1993, p. 865].
Контекст, свидетельствующий, что месть является характерной чертой
человека «без правил и норм»:
155) Savage as a Red Indian, gambler and profligate, a man without morals,
whose vengeance was never glutted and who stamped on the faces of all who opposed
him – oh, yes, she knew all the hard names he had been called. Yet she was not afraid
of him [London, Burning Daylight].
Если мораль и допускает месть, то только облекая ее в различные формы
«непротивления злу»:
156) «That man did me a cruel injury four days ago, and I said in my heart he
should live to perceive and confess that the only noble revenge a man can take upon
95
his enemy is to return good for evil. I resign in his favor. Appoint him» [Twain, A
Tramp Abroad].
Корреляция REVENGE и MORALITY обусловлена двусторонней порождающей связью: MORALITY – широкая собирательная ценностная категория,
конституируемая другими ценностными концептами, в том числе и REVENGE.
Семантическая константа REVENGE представляет один из многочисленных
концептов, формирующих нормы поведения, возводящих здание человеческой
морали. Его интерпретация как нормы или антинормы зависит от личностной
картины мира интерпретанта.
REVENGE : JUSTICE : LAW
Морально-этическая сфера, к которой принадлежит семантическая константа REVENGE, часто допускает применение в отношении себя аксиологических операторов: хорошо / плохо, полезно / бесполезно и др. Феномен мести
рассматривается
с
позиций
качественного
оператора
справедли-
во / несправедливо, то есть справедливость есть качественная характеристика
мести. Кроме того, этимологический анализ показал исконную инкорпорированность семы «вершить справедливость» в знаке revenge. Вследствие чего,
концепты REVENGE и JUSTICE могут быть признаны онтологическими коррелятами. Поскольку законодательная система исторически возникла позже, чем
само понятие справедливости, которое и было положено в основу всякого законодательства, то в современных условиях месть оценивается не только с позиций наивной справедливости (общечеловеческой), но и с высоты закона. То
есть, к исследуемому феномену применим также оператор законно / незаконно.
Соответственно концепты REVENGE и LAW непременно будут создавать зону
взаимопроникновения:
157) «What does labor want? We want more schoolhouses and less jails;
more books and less arsenals; more learning and less vice; more leisure and less
greed; more justice and less revenge; in fact, more of the opportunities to cultivate
our better natures…» [Gompers, an American labor union leader].
96
В данном эпизоде говорящий противопоставляет справедливость и
месть, и, используя квантификаторы more / less, подчеркивает характер блага
справедливости и порока мести. Подобная оппозиция акцентирует несправедливость мести, то есть, «включен» отрицательный суб-оператор «несправедливый».
В высказываниях (158), (159), напротив, понятия мести и справедливости объединяются:
158) The thought had not occurred to him that the thought could possibly occur to me not to ride at his side on that red road to revenge and justice [O’Henry,
Whirligigs];
159) Here rappers become vigilantes or revolutionaries machines for dispensing rough justice or revenge [Guardian, Arts Material].
В (158) герой вовлекается в предприятие, имеющее целью отомстить и,
тем самым, восстановить справедливость. Фрагмент (158) иллюстрирует уравнивание мести и справедливости, акцентируя более жесткий (грубый) характер
первой: месть = справедливость + жесткость (грубость/жесткость).
В контексте (160) месть представляется инструментом осуществления
справедливости в жизни:
160) We all have faults, but the time will come soon when we die, when our
wickedness will pass away with our bodies, leaving only the pure flame of the spirit.
That’s why I never think of revenge, I never consider life unfair [Bronte, Jane Eyre].
При сопоставлении концептов REVENGE и LAW в (161) выявляется характеристика первого посредством второго:
161) Do not think of revenge or anything of the sort, at present. I think that
we may gain that by means of the law… [Doyle, The Adventures of Sherlock
Holmes].
«Не думай о мести или о чем-то вроде этого, я думаю, мы сможем получить это законным путем» убеждает герой своего собеседника, тем самым, обнаруживая импликацию о незаконности мести.
97
В
контексте
(162)
сочетаются
одновременно
две
корреляции:
месть : справедливость и месть : беззаконие:
162) The love of justice was a passion with him. The oppressors of the poor
knew and feared him well. Injustice once proved before him, vengeance followed
sure. If the law would not help, he never hesitated to employ lawlessness [Jerome,
Paul Kelver].
С одной стороны, месть есть инструмент совершения справедливости
(орудие борьбы с несправедливостью), с другой стороны, это орудие признается незаконным.
Концепт JUSTICE имеет еще более абстрактный характер, чем исследуемая константа. Онтологически ему свойственна высокая доля субъективности. Вследствие чего, являясь качественной оценочной характеристикой мести,
возможны полярные интерпретации. Имеет первостепенное значение личность,
выносящая оценку справедливости мести: мститель, пострадавший, независимое лицо. Как правило, пострадавший, личностно пристрастный герой, часто
оценивает свою месть-поступок как вполне справедливую.
Свойство морально-этических концептов получать бивалентную, противоречивую характеристику в сознании индивида составляет семантикопрагматическую специфичность абстрактного имени [Чернейко, 1997, с. 214] и,
в наибольшей степени, имени, вовлекающем «личностную пристрастность».
REVENGE : DUTY
Возможность образования синкретичной области между этими концептами эксплицируется их общей принадлежностью к категории морали. Долг в
англоязычных словарях определяется как: duty – something that you have to do
because it is morally or legally right [LDCE, 2007, p. 490]. Другими словами,
месть, интерпретируемая сквозь призму долга, обретает для себя морально оправданные и законные основания.
Обратимся к фактологии:
163) «Three years have passed, » he continued, in a lower voice, speaking to
himself rather than to Lomaque; «three years since the day when I led my sister out
98
of the gates of the prison - three years since I said in my heart, «I will be patient, and
will not seek to avenge myself. Our wrongs cry from earth to heaven; from man who
inflicts to God who redresses. When the day of reckoning comes, let it be the day of
his vengeance, not of mine». In my heart I said those words - I have been true to them
-I have waited. The day has come, and the duty it demands of me shall be fulfilled»
[Collins, After Dark].
Герой предоставил Богу все возможности наказания, он выдержал свое
время ожидания, за которое произошла переоценка событий: если бы он собственноручно предпринял меры наказания по «горячим следам», его поведение
воспринималось как месть, но реализуя его спустя определенное время, оно обретает статус долга.
В примере (164) чернокожий герой Генри, чей ребенок погиб от рук его
хозяев, поклялся отомстить за сына и воспринимает месть как свой отеческий
долг:
164) And besides, I have a task to perform. A duty to complete. …Henry’s
smile was terrible. «No, » he said. «I will keep my oath. I have brought them back to
die, here at La Ferriere, where the whole world will hear their screams». «I swore an
oath, and you knew of this» [Christopher, Black Majesty].
В фрагменте (165) знак duty или его синонимы отсутствуют. Но смысл
«долженствования» создается благодаря выражениям «a set purpose to devote his
life to this quest» и «the client whom he had failed to save». Последнее непосредственно объективирует наличие чувства вины за невыполненный долг. Профессиональный долг сыщика трансформируется в человеческий, тем самым получая статус мести, поскольку сыщик в данной ситуации перестает быть лицом
беспристрастным:
165) Holmes sat in a great, old-fashioned chair, his inexorable eyes gleaming
out of his haggard face. I could read in them a set purpose to devote his life to this
quest until the client whom he had failed to save should at last be avenged [Doyle,
The return of Sherlock Holmes].
99
В (166) старик-отец не успел отомстить за смерть своей дочери сам, поэтому умирая, он передает свое дело (ремесло), сбережения и свой невыполненный отеческий долг своему ученику, обязывая его отомстить за дочь:
166) The poor old Bowyer lingered on, never suffering Hugh to quit his sight,
for he knew now that he had loved his daughter, and that was the only link that bound
him to earth. It broke at length and he died, bequeathing his old 'prentice his trade
and all his wealth, and solemnly charging him with his last breath to revenge his
child if ever he who had worked her misery crossed his path in life again [Dickens,
Master Humphrey’s Clock].
Месть-долг наиболее часто представляет месть за кого-то или во имя кого-то, нежели за себя. Она взывает быть исполненной и преследует, прежде всего, восстановление интересов другого, что снимает с нее «налет» субъективности и обеспечивает ей все законные основания с позиции мстителя. Апелляция
REVENGE к DUTY с одной стороны упрочивает пейоративный статус первого.
С другой стороны, DUTY выступает транзитным концептом, обеспечивающим
REVENGE вхождение в круг положительных ценностей.
REVENGE : WISH
Желание есть одна из форм экзистенции мести, что обусловливает корреляцию концептов REVENGE и WISH. Желание рассматривают как тип мотивационного состояния человека [БПС, 2004]. Релевантными для описания семантической константы REVENGE являются семантические особенности ключевых знаков wish и want, репрезентирующих концепт WISH. Wish – «желание»
автономно, неподконтрольно субъекту, не ориентировано непосредственно на
выполнимость и волевые усилия субъекта. Want – «хотение» направлено на выполнимый объект, связано с волей и готовностью субъекта прилагать усилия
для достижения цели, преднамеренностью и подконтрольностью [Жук, 1994].
В репрезентации феномена мести концепт желание объективируется
широким диапазоном языковых средств: от его ядерных предикатов want и wish
до эмоционально и стилистически маркированных crave, desire, long, а также
be determined, be intent on, be eager, be anxious, cry out for и генитивными конст-
100
рукциями с субстантивами волюнтативной семантики wish, desire, craving, lust,
passion.
Для желания мести – особого психологического состояния индивида –
характерны высокая степень интенсивности, целенаправленности, твердости
(постоянства):
167) After robbing me of my happiness, robbing me of my honor, robbing me
of my last hope left in life, she has gone from me forever, and left me nothing but my
old man's longing, slow and sly, and strong and changeless, for revenge. Revenge
that I may have, if I can poison her success by dragging her frailties into the public
view. Revenge that I will buy (for what is gold or what is life to me?) with the last farthing of my hoarded money and the last drop of my stagnant blood. Could he say that
to the man who sat waiting for his answer? No; he could only crush it down and be
silent [Collins, Armadale].
Сила желания мстить настолько велика, что ее одной достаточно для
поддержания жизни в человеке:
168) How I have lived I hardly know; many times have I stretched my failing
limbs upon the sandy plain and prayed for death. But revenge kept me alive; I dared
not die and leave my adversary in being [Shelley, Frankenstein].
Желание мстить может полностью завладеть человеком:
169) Robbie didn’t wait to hear any more but strode out of the inn, her lips
tightly set, eyes blazing, bent on vengeance. At any other time she might have appreciated the beauty of the morning, a perfect, brilliant, cloudless day… But today the
walk was just something to be accomplished as soon as possible [Murray, Only two
can share].
Более того, оно способно подавить даже врожденные инстинкты:
170) As she looked at them and felt their arms around her, she was torn between her love for them and her hatred of Jason, between her desire for revenge and
the commands of her maternal instinct [Meirelles, Book review: Medea].
101
Известная легенда о греческой героине Медее повествует: она убила
собственных детей, дабы отомстить изменнику-мужу. Желание причинить ему
боль возобладало над собственно материнским инстинктом.
Власть желания мести может длиться очень долгое время, вплоть до
протяженности в целую жизнь, не уменьшая степени своей интенсивности:
171) His intention had been to be absent a year at the most, but a combination of unforeseen circumstances prevented his leaving the mines for nearly five. At
the end of that time, however, his memory of his wrongs and his craving for revenge
were quite as keen as on that memorable night when he had stood by John Ferrier's
grave [Doyle, A Study in Scarlet].
Или:
172) «Well, I don't think that is very hard to explain. A very deep, malicious,
vindictive person is the gentleman who is now awaiting us downstairs. … Well, this
injury, as he would consider it, has rankled in his wicked, scheming brain, and all his
life he has longed for vengeance, but never seen his chance» [Doyle, The Return of
Sherlock Holmes].
Помимо того, что интенсивность желания мести не претерпевает значимых изменений, оно находит в человеке «укромный уголок и ждет своего часа»:
173) As he rolled along in the train he asked himself what had become of his
revenge, and he was able to say that it was provisionally pigeon-holed in a very safe
place; it would keep till called for [James, The American].
Оно разрастается, глубоко пуская свои корни:
174) By this time, after long hours of continued reflection upon one subject, a
somber brooding malevolence, a deep-seated desire of revenge, had grown big within
his mind [Norris, The Octopus].
И настолько поглощает человека, что для него не существует никаких
сдерживающих границ:
175) When I reflected on his crimes and malice, my hatred and revenge burst
all bounds of moderation. I would have made a pilgrimage to the highest peak of the
Andes, could I when there have precipitated him to their base. I wished to see him
102
again, that I might wreak the utmost extent of abhorrence on his head and avenge the
deaths of William and Justine [Shelley, Frankenstein].
Либо человек сам не отпускает это желание, но бережно и терпеливо
хранит, лелеет его:
176) So I remembered back to the time when I was Adam Strang and patiently
nursed revenge for forty years. What he had done I could do if once I locked my
hands on Cecil Winwood's throat [London, The Jacket].
Желание мести локализовано не только интенсионально, но может манифестироваться во внешнем состоянии:
177) I read an inexorable purpose in his gray eyes…. He knew that his own
game was up, and was only anxious to revenge himself upon me. I knew that Moriarty
was not the only man who had sworn my death. There were at least three others
whose desire for vengeance upon me would only be increased by the death of their
leader [Doyle, The Adventure of the Empty House].
Следует заметить: знак-репрезентант исследуемой константы дефиниционно имеет значение «интенция, желание к совершению мести». В этой связи, сочетания языкового знака revenge c предикатами желания актуализируют
его главное значение «причинение боли / вреда».
Таким образом, желание есть одна из форм существования мести, что
обусловливает связь концептов REVENGE и WISH. К нему применимы параметры силы, интенсивности, постоянства, продолжительности, локализации,
ценности.
REVENGE: FEELING
Семантическая константа RЕVENGE принадлежит к тем сложным концептам, чья номинация указывает не только на действие, но и на переживаемое
чувство:
178) These were the dangerous men, veterans of twenty battles, longing for
their old trade, and with hearts filled with hatred and revenge [Doyle, The Adventures of Gerard];
103
179) The nearer I approached to your habitation, the more deeply did I feel
the spirit of revenge enkindled in my heart [Shelley, Frankenstein].
Локализация чувства мести в груди, душе свидетельствует в пользу того
факта, что оно переживается как очень личное, дорогое, ценностное, показывает его скрытность и приватность.
Месть – чувство сложное, многоликое, противоречивое. Но в любом
случае оно тягостное и болезненное:
180)… she thought that she could bear it, turning it all into pure love. She
has imprisoned her anger and hate in a part of her mind, as something unworthy
which could be overcome… But now she herself, her mind and her heart, was composed entirely of lies, the anger and the hate were everywhere, and worse, the calculation, the conspiracy, the dreams of revenge [Murdoch, The Message to the Planet].
В этом чувстве присутствуют боль и горечь от причиненного горя, обиды / унижения, злость на судьбу, обидчика, себя, жгучая ненависть и страсть,
вытесняющие все другие чувства, неприятие / ужас от возможности самому
стать источником жестокости, рефлективные оценочные чувства, как в следующем дискурсе:
181) Somewhere in his mind, a tight knot seemed to have loosened. He
thought of the Bellegardes; he had almost forgotten them. He remembered them as
people he had meant to do something to. He gave a groan as he remembered what he
had meant to do; he was annoyed at having meant to do it; the bottom, suddenly, had
fallen out of his revenge. Whether it was Christian charity or unregenerate good nature - what it was, in the background of his soul - I don't pretend to say; but Newman's last thought was that of course he would let the Bellegardes go. If he had spoken it aloud he would have said that he didn't want to hurt them. He was ashamed of
having wanted to hurt them. They had hurt him, but such things were really not his
game. At last he got up and came out of the darkening church; not with the elastic
step of a man who had won a victory or taken a resolve, but strolling soberly, like a
good-natured man who is still a little ashamed [James, The American].
104
Чувство мести подобно жесткому узлу (a tight knot) душит героя, оно
словно опиум (strolling soberly) завладевает его существом. В человеке идет
борьба между добром и злом (a man who had won a victory or taken a resolve):
злоба и раздражение по отношению к себе за желание отомстить трансформируют месть в чувство смирения, и далее стыд за испытанное яростное желание
причинить боль. Но понимая, что роль мстителя чужда ему, герой остается верен себе.
Месть – буря сильных и острых чувств, бороться с которыми не всякому
по плечу и пример выше является скорее исключением. Зачастую даже люди
психологически подготовленные, опытные не могут сопротивляться:
182) … despite all the years he’d spent rehabilitating himself and trying to
help others reconcile their past with their future, all Irish wanted now was bitter revenge. [Noire Unzipped: An Urban Erotic Tale].
У Человека Мстящего переживаемые им чувства на первоначальной
ступени сфокусированы исключительно в отрицательном диапазоне:
183) His feelings were cleansed of the poisons of revenge, contempt, selfhatred, envy and avarice which worked him into a hellish turbulence of vicious
thoughts [Bragg, The Maid of Buttermere].
Месть-чувство – одна из основных ипостасей константы REVENGE. Интенсивность, боль и острота переживаний, противоречивость являются его характерными чертами и объективируются языковыми средствами концепта
FEELING.
REVENGE : PASSION
С языка церкви «страсти» переводятся как страдания. Это «навык,
вросший в душу, противоестественное движение человеческой души» (Православная энциклопедия). Концепт PASSION принадлежит к абстрактной категории. Лексикографический источник определяет его ключевую лексему следующим образом: «a very strong feeling about something» [LDCE, 2007, p. 1203].
Через посредство PASSION REVENGE интенсифицируется в значении «чувство», а также получает отрицательную оценку:
105
184) «That cannot be; but all that I can say will be of little avail. My revenge
is of no moment to you; yet, while I allow it to be a vice, I confess that it is the devouring and only passion of my soul. My rage is unspeakable when I reflect that the
murderer, whom I have turned loose upon society, still exists. You refuse my just demand; I have but one resource, and I devote myself, either in my life or death, to his
destruction» [Shelley, Frankenstein] – необузданная месть-страсть полностью завладевает душой и мыслями человека, подавляя все другие чувства;
185) The passion of revenge, being essentially selfish in its nature, is of all
passions the narrowest in its range of view [Collins, I say No];
186) There is an expression of despair, and sometimes of revenge, in your
countenance that makes me tremble. Dear Victor, banish these dark passions [Shelley, Frankenstein].
REVENGE : HATRED
Корреляция концептов REVENGE и HATRED обнаруживается наличием
причинно-следственных связей между ними. Ненависть, сильное чувство нелюбви к определенному индивиду и желание причинить ему боль, страдание,
является наиболее распространенной причиной, подводящей людей к акту мести:
187) I hated you so much that I wrote back to him, telling him you had died of
typhus fever at Liverpool at Lowood. That was my revenge on you, for causing me so
much trouble! [Bronte, Jane Eyre].
Ненависть столь «концентрированный продукт», что не отпускает, не
дает покоя мстителю и безустанно толкает его на поиск возможности наказать
обидчика:
188) Again the avenger had been foiled, and again his concentrated hatred
urged him to continue the pursuit [Doyle, A Study in Scarlet].
Причем в некоторых случаях ненависть оказывается способной породить не только единичный акт, но целую череду кровавых событий, хранимых в
памяти народа и воспринимаемых как обыденные и естественные:
106
189) The feud had been a typical one of the region; it had left a red record of
hate, wrong and slaughter [Henry, A Black Bargainer].
Возникнув однажды, ненависть приобретает такую силу, что завладевает
мыслями и чувствами своего носителя, становится некоей самостоятельной
субстанцией, которая парализует и подчиняет волю своего хозяина:
190) «I will scream more loudly than any of them. Because I will not only
know the pain, and fear, and humiliation, I will know the horror of failure, the horror
of knowing that a man to whom I have devoted my life, to whom I have given almost
every minute of my life, is at the end of it nothing more than a savage monster. Dessalines at least acted in rage. But you… your hatred is something cold, and malignant. It is the hatred of a snake, lurking in the weeds, waiting, year after year, to accomplish its...» [Christopher, Black Majesty].
Героиня Ришильда, казалось, знает своего мужа Генри как честного,
благородного и справедливого человека, но его намерение жестоко отомстить
своим обидчикам приводит к тому, что она дистанцирует (дифференцирует) его
личность и собственно чувство ненависти как несовместимые. Она не может
назвать его хладнокровным, расчетливым, выжидающим и дышащим злобой,
но таковыми номинирует его чувство.
Ненависть и месть часто сопутствуют друг другу, интенсифицируя
внутреннее состояние субъекта-мстителя:
191) When I reflected on his crimes and malice, my hatred and revenge burst
all bounds of moderation. I would have made a pilgrimage to the highest peak of the
Andes, could I when there have precipitated him to their base. I wished to see him
again, that I might wreak the utmost extent of abhorrence on his head and avenge the
deaths of William and Justine [Shelley, Frankenstein].
Знаки hatred и revenge имеют аналогичную сему «желание причинить
боль, страдание». Используемые в одном контексте, они распределяют это значение между собой, и, hatred передает усеченное значение «злость, неприятие
кого-либо», в то время как revenge «желание причинить зло этому некто»:
107
192) «You must accept that, Kit. She is a traitor. Not only to her family, but to
her race, her very sex» … They had too much to do with their lives, hating and
dreaming of revenge, to be saddled with a mad sister [Christopher, Black Majesty].
Долго хранимая ненависть в итоге проявляется мстительным поведением:
193) And it is often those who suffer abuse who are capable of horrendous
acts of violence, storing up their hatred for release in an act of revenge [Barnes,
Taped].
Таким образом, ненависть является ключевым пусковым механизмом
для мести, и корреляция соответствующих концептов обеспечивается наличием
причинно-следственных отношений.
REVENGE : SATISFACTION
Синкретичность данных концептов обеспечивается наличием телеологической связи между ними. Смысл мести, ее цель часто заключены в получении сатисфакции, удовлетворения или удовольствия, которое мститель ощущает, проживает в момент ее реализации – виртуальной или реальной:
194) Then I slipped to the poor devil's side, and without a word I drove my
dirk into his heart! Oh, my friend, the agony in that shrouded face was ecstasy to see!
YA WOHL, laughed I, it was the tragedy part of his fortune, indeed. This was fifteen
or sixteen years ago. Since then I have wandered aimlessly about the earth, sometimes at work, sometimes idle; sometimes with money, sometimes with none; but always tired of life, and wishing it was done, for my mission here was finished, with the
act of that night; and the only pleasure, solace, satisfaction I had, in all those tedious
years, was in the daily reflection, 'I have killed him! [Twain, Life on the Mississippi].
Герой-мститель со смехом вонзает нож в своего противника и вид его
искаженного от боли лица рождает в нем сильнейшее чувство счастья, и, следовательно, удовольствия. После утраты своей семьи убийство составляло цель и
смысл его жизни. Единственно возможным удовольствием становится вирту-
108
альное проживание акта убийства, которое на взгляд героя представляет своего
рода утешение за полученное горе.
195) At the sight, I leaned my back against the door and laughed loud and
long. I had always known that vengeance would be sweet, but I had never hoped for
the contentment of soul which now possessed me [Doyle, A Study in Scarlet] – после
продолжительных и изнурительных попыток наказать обидчика своей невесты,
мститель, наконец, достигает своей цели и тот оказывается в его руках. Когда
последний выпивает яд и через секунды начинает корчиться от его воздействия,
то испытываемые удовольствие и удовлетворение превосходят ожидания мстителя, он хохочет и упивается происходящим зрелищем.
Следующий контекст иллюстрирует виртуальное представление мести:
196) «By God, she shall have the part, » she said aloud. She chuckled maliciously. «Heavens know, I am a good-natured woman, but there are limits to everything». It would be a satisfaction to turn the tables on Tom and Avice Crichton
[Maugham, Theater] – героиня злится, но уже предвкушает удовольствие, которое ей принесет ее месть.
Отметим: Человек Мстящий не формулирует эксплицитно целенаправленность мести – я мщу, чтобы (с целью) получить удовлетворение. У подобного рода удовольствия есть своя физиологическая природа. Воображение, представление акта мести возвращает утраченное ощущение силы, самоуверенности, контроля над своей жизнью. Экспериментальные данные психологов и физиологов показывают, что в период протекания этого процесса вырабатывается
гормон удовольствия и радости [Quervain, 2004]. Поэтому человек оказывается
во власти физиологии, и невольно, будет стремиться к этому состоянию. Вновь
обретаемое посредством мести ощущение собственной силы рождает, тем самым, удовольствие:
197) … but at the same time she was filled with a sense of triumph, it seemed
a revenge that she enjoyed for the unhappiness he had caused her… [Maugham,
Theatre].
109
Месть принадлежит к одному из древнейших типов поведения с уже
сложившимися принципами. Удовлетворение – один из ее прототипических
признаков:
198) There is no satisfaction in vengeance unless the offender has time to realize who it is that strikes him, and why retribution has come upon him. I had my
plans arranged by which I should have the opportunity of making the man who had
wronged me understand that his old sin had found him out [Doyle, A Study in Scarlet].
Сам по себе акт наказания обидчика не является достаточным для ощущения удовлетворения от исполненной мести. Поскольку без обнажения его
причины, он рискует выглядеть самостоятельным актом насилия, жестокости и
придать обидчику статус жертвы. Именно это обусловило возникновение принципа: месть только тогда несет удовлетворение, когда обидчик точно знает за
какой его проступок он сейчас платит (факт осознания обидчиком причин жестокого поведения в отношении него обеспечивает удовлетворение от акта мести).
Виртуальное проживание, воображение акта мести настолько приятное,
удовлетворяющее ощущение, что Человек Мстящий бережно лелеет его, не желает с ним расставаться и по силе удовольствия оно превосходит многие другие
человеческие чувства:
199) He was nursing his thunder-bolt; he loved it; he was unwilling to part
with it. He seemed to be holding it aloft in the rumbling, vaguely-flashing air, directly
over the heads of his victims, and he fancied he could see their pale, upturned faces.
Few specimens of the human countenance had ever given him such pleasure as these
… and he was disposed to sip the cup of contemplative revenge in a leisurely fashion
[James, The American].
Более того, Человек Мстящий все же не удовлетворяется лишь виртуально-конструируемым миром, он хочет сам непосредственно лицезреть эффект своей мести:
110
200) … It annoyed him keenly to think that he might be reduced to the blind
satisfaction of writing her a letter; but he consoled himself in a measure with the reflection that a letter might lead to an interview. He went home, and feeling rather
tired - nursing a vengeance was, it must be confessed, a rather fatiguing process…
[James, The American].
Однако отметим: несмотря на высокую степень удовлетворения от мести, процесс ее конструирования довольно утомительный, энергозатратный. Подобного рода сатисфакция носит специфический характер. Конвенционально
удовольствие благотворно отражается на внешнем облике индивида и его внутреннем состоянии. Достижение удовольствия от мести приводит к обратному –
искажение выражения лица, неадекватный смех, рефлексируемые признаки сумасшествия:
201) For a split second contempt battled her fear. She wouldn't beg for this
man-he'd fire anyway. But she knew she needed time. She closed her eyes. «Please
don't hurt me, » she said. I can help you get out of this. Jamison laughed a fake, contemptuous chortle. «Look at me, » he said softly. She opened her eyes and looked
over her shoulder, her neck craned as she stared at her tormentor. He bent closer, his
face twisted with the pleasure of revenge. The black barrel of the gun dominated her
field of vision, his maniacal grin forming the backdrop. «You need to learn a little
humility, » he said. «You don't know what it means to beg, do you? ». He grabbed her
hair and pulled her head back farther [Singer, The Justice Game].
Таким образом, корреляция концептов REVENGE и SATISFACTION
фундирована физиологической телеологичностью связей между ними.
REVENGE : VOW
Oath, swear, vow – a (very) serious promise to do something [LDCE, 2007].
Клятва есть серьезное обещание сделать что-либо непременно, это обязательное наложение на себя ответственности за выполнение чего-либо. В корреляции
с местью субъект прибегает к клятве только в самых трагичных (потеря близких) или уничижительных ситуациях. Давая клятву отомстить, человек обязуется воплотить наказание, любой ценой, во что бы то ни стало:
111
202) That night, in the silence and desolation of his miserable room, the
wretched man knelt down by the dead body of his wife, and called on God to witness
a terrible oath, that from that hour, he devoted himself to revenge her death and that
of his child; that thenceforth to the last moment of his life, his whole energies should
be directed to this one object; that his revenge should be protracted and terrible; that
his hatred should be undying and inextinguishable; and should hunt its object
through the world [Dickens, The Pickwick Papers].
В одночасье герой лишился всей семьи, что равноценно по сути также и
его собственному уничтожению как полноценного участника жизни, поскольку
с того самого момента он трансформируется в машину смерти, которая имеет
единственную цель – заставить жестоко поплатиться виновного, уничтожить
его. Обратим внимание: семы «сакральность», «святость» у лексем swear, vow
или oath отсутствуют, но смысл святости/сакральности создается благодаря
присутствию личности бога в контексте ситуации клятвы, безмолвного свидетеля, подкрепляющего клятву еще большей силой и ответственностью.
Следующий эпизод дискурса иллюстрирует мощный алгоритм действия
клятвы: после потери своего ребенка Хейлинг поклялся не только причинить
своему обидчику такую же боль (он уже лишил жизни его дочь и, казалось бы,
мог удовлетвориться этим), но посвятить всю свою жизнь мести. Сила клятвы
не отпускает его и толкает на новые преступления:
203) «This day six years», said Heyling, «I claimed the life you owed me for
my child's. Beside the lifeless form of your daughter, old man, I swore to live a life of
revenge. I have never swerved from my purpose for a moment's space; but if I had,
one thought of her uncomplaining, suffering look, as she drooped away, or of the
starving face of our innocent child, would have nerved me to my task. My first act of
requital you well remember: this is my last» [Dickens, The Pickwick Paper].
Клятва связывает и заставляет Человека Мстящего быть верным самому
себе, своему слову. Возникает ощущение, что клятва с момента своего возникновения, начинает существовать автономно, воздействуя на своего хозяина и
неустанно направляя его на свое содержательное воплощение:
112
204) «You must die, » Henry said. «I have sworn this. And you. » He pointed
at Madelaine. «As I have sworn to avenge the death of my son» [Christopher, Black
Majesty].
Более того, отказ от совершения акта мести будет равноценен потере
права называться человеком:
205) I swore an oath. To destroy that man. If a man breaks his oath, if a man
does not avenge his dead son, then he has no right to call himself a man [Christopher,
Black Majesty].
Клятва, таким образом, выступает мощным триггерным механизмом, запускающим программу поведения Человека Мстящего, непрерывно и четко
регламентирующим его действия и, кроме того, она привносит нравственный
эффект самовоспитания (самодисциплины) и самоуважения.
REVENGE : VIOLENCE
В лексикографических источниках violence трактуется как behavior that
is intended to hurt other people physically [LDCE, 2007, p. 1840]. Дефиниционно
revenge также определяется через лексему hurt, но допускает как физическое
причинение боли, так и моральное страдание. Следовательно, возможно выделить сопряженную концептуальную область «причинение физической боли,
страдания»:
206) «Then let it be quick, » Richilde asked. «Please, Henry. That they should
die is terrible enough. But let it be quick. Behead them, and have done with it. There
is surely revenge enough» … «No, » he said, and stood up… «Etienne will be
flogged. Slowly. One stroke of whip every five minutes, from dawn until dusk, until he
dies. I think it will take several days. Perhaps a week. And while he hangs and suffers, and screams, his women will be spread-eagled before him and raped by my men,
one after the other, until they die. It will be the last memory, the last sight his eyes
will carry, as he goes down to hell. » Richilde clasped both hands about her throat.
«You cannot be serious… You… I had supposed you a man, not a beast, like Dessalines» [Christopher, Black Majesty].
113
Генри мстит своим бывшим хозяевам за то, что когда-то они предали его
показательной порке на позорном столбе. Теперь они оказались в его власти, и
он замышляет изощренную, жесточайшую месть как физическую, так и моральную, которая приводит в ужас его жену Ришильду. Она находит подобное
поведение диким, животным.
Однако отметим, что месть как форма жестокости / насилия оказывается
вполне закономерной и ожидаемой в наивной картине мира носителей языка:
207) «Revenge I can understand. You swore to destroy my father and take his
castle when he refused your offer for Alice …» [Byrne, My enemy, my love];
208) I understand your distress. I understand your need for – he hesitated,
finding a way round the word «revenge» … [Curtis, Sons of the Morning];
209) The man wants revenge, pure and simple, and he is working logically …
Bulmer, The Professionals].
Месть-поступок получает свою качественную характеристику через
языковые средства, объективирующие концепт VIOLENCE, среди которых
наиболее частыми являются blood, bloody; murder; die, death; torture; Devil,
fiend, diabolic violence; inhumanity и пр.:
210) I had read of the fiendish vengeance which awaited a spy. I knew that
men with their lives in their hands would stick at nothing [Doyle, A Captain of Pole
Star];
211) Reprisals were bitter, and many plutocrats and army officers were murdered. Blood and vengeance were in men's hearts. The regular troops fought the
farmers as savagely as had they been Indians [London, The Iron Heel];
212) «I had not thought Mr. Darcy so bad as this - though I have never liked
him, I had not thought so very ill of him - I had supposed him to be despising his fellow-creatures in general, but did not suspect him of descending to such malicious revenge, such injustice, such inhumanity as this!» [Austin, Pride and Prejudice];
213) The triumph of law and morality over him was complete. He never uttered a word. His furious temper was perfectly and fearfully calm. With the promise
of merciless vengeance written in the Devil s writing on his Devil-possessed face, he
114
kept his eyes fixed on the hated woman whom he had ruined - on the hated woman
who was fastened to him as his wife [Collins, Man and Wife].
В сравнении с жестокостью, продиктованной местью, даже самое крайнее преступление – убийство может показаться слишком тривиальным и воспринимается как естественный жизненный финал:
214) And I will kill him. Moranzone [coldly] Fool, what revenge is there?
Death is the common heritage of all… [Wilde, The Duchess of Padua].
Онтологически убийство ужасно само по себе. Однако в корреляции с
местью его критерий «жестокость» приобретает свойство градуированности:
просто убийство – лишение жизни, жестокое убийство, очень жестокое, изощренное убийство, бесчеловечное. Неслучайно имя revenge допускает присутствие следующих адъективов: ample, complete, enough, great, paltry, threefold,
thorough. Если речь идет об убийстве из-за мести, то последнее приобретает самые безумные формы:
215) In the long hours of waking in the jacket I found that I dwelt a great deal
on Cecil Winwood, the poet-forger who had wantonly put all this torment on me, and
who was even then at liberty out in the free world again. No; I did not hate him. The
word is too weak… I shall not tell you of the hours I devoted to plans of torture on
him, nor of the diabolical means and devices of torture that I invented for him. Just
one example. I was enamoured of the ancient trick whereby an iron basin, containing
a rat, is fastened to a man's body. The only way out for the rat is through the man
himself. As I say, I was enamoured of this until I realized that such a death was too
quick … [London, The Jacket].
Таким образом, объективация семантической константы REVENGE языковыми средствами, репрезентирующими концепт VIOLENCE, отражает жестокость, ужас и беспощадность этого поступка.
Анализ семантического пространства, сопредельного с семантической
константой REVENGE, выявил синкретичные концептуальные образования
PUNISHMENT, DIVINE PUNISHMENT, MORALITY, JUSTICE, DUTY, WISH,
FEELING, HATRED, PASSION, SATISFACTION, VOW, VIOLENCE. Сопря-
115
женность возникает в точке, где концепты разделяют один и тот же признак.
Однако семантический вес этого признака различен. Для одного концепта он
может входить в ядро, для другого принадлежать к периферии. Так, для REVENGE и PUNISHMENT общий концептуальный признак - «hurting», REVENGE и JUSTICE – «equal». Несмотря на их концептуальную смежность и
проницаемость, REVENGE не может и не должен отождествляться с ними, поскольку каждый индивидуально выражает лишь тот партитивный объем содержания, который в совокупности формирует уникальную идентичность константы. Широкий круг устанавливаемых связей, безусловно, не является случайным, но возможен только в силу особой сущности исследуемого феномена.
REVENGE концептуализируется (воспринимается) через посредство данных
концептов, формирующих ее уникальную идентичность и определяющих ее
место в пространстве внутреннего мира человека. Структурно совокупность
смежных пространств семантической константы REVENGE представлена в
схеме (см. Приложение 3).
Итак, полученное объемное концептуальное пространство константы
REVENGE детерминирует ее семантические границы и отражает динамический
характер организации концептуального пространства.
116
Выводы по главе 3
Анализ функционирования языкового знака revenge на уровне относительной
актуализации
позволил
установить
его
основные
лексико-
синтаксические композиционные модели, представленные в виде: Pr.+ N, N’N,
N+N; N for / of N, Adj.+ N, V+N, N+V и выделить периферийные концептуальные признаки семантической константы REVENGE: «субъект-мститель», «мотив», «ценность», «структурность», «вид мести», «временная протяженность»,
«злой», «размер/дименсиональность», «справедливость».
Метафоричность концептуализации феномена мести в английском языковом сознании обусловлена его специфической абстрактной онтологией. В результате изучения метафорической сочетаемости знака revenge установлено:
образная составляющая семантической константы REVENGE выявляется средствами метафор онтологической: REVENGE IS AN OBJECT, REVENGE IS
FOOD, REVENGE IS A NATURAL ELEMENT (WATER, AIR, FIRE, SOLID),
REVENGE IS A PLANT, REVENGE IS A HUMAN BEING; ориентационной:
REVENGE IS DOWN и возникновения REVENGE IS EMERGENCE. Выделены
следующие концептуальные признаки исследуемой константы, развивающие ее
содержание: «дискретность», «дименсиональность», «удовольствие», «острое
желание к осуществлению противодействия», «сильная, неконтролируемая,
всепоглощающая эмоция», «врожденность», «бесполезность», «способность к
распространению», «целенаправленность», «жестокость», «аморальность».
Кроме того, выявлено: объем семантического пространства константы
REVENGE конституирован концептами PUNISHMENT, DIVINE PUNISHMENT, MORALITY, JUSTICE, DUTY, WISH, FEELING, HATRED, PASSION,
SATISFACTION, VOW, VIOLENCE. Определяемая своими составляющими
константа REVENGE есть целостное образование, аккумулирующее знание о
поступке индивида, имеющем важность для ощущения благополучия его внутреннего мира, к которому предъявляются основные морально-этические критерии.
117
Глава 4. Семантическая константа REVENGE:
дискурсивная актуализация
4.1. Cемантическая константа REVENGE в английской языковой
репрезентации: ценность и антиценность
Язык, являясь экзистенциальной сущностью человечества, рассматривается как наиболее фундаментальная и важнейшая система мировосприятия и
миропонимания, отражающая способ «кодирования» сущностных смыслов. Современная наука признает аксиологичность человеческого сознания его онтологической характеристикой [Борботько, 2006, с. 54]. Ценности – основание и оплот семиосферы любой этнической культуры [Малинович, 2011б, с. 128]. Термин «ценность» отличается широкой научной ротацией. В данной работе под
ценностью понимаем значимость объектов окружающего мира для человека,
социальной группы, общества в целом, определяемую не их свойствами, а вовлеченностью в сферу человеческой жизнедеятельности, интересов и потребностей, социальных отношений [БЭС, 1998, с. 613]. Ценности объективируются в
языке с одной стороны в виде конвенционализированных знаковых единиц. С
другой стороны, они предстают в речи, в виде дискурсивных образований / текстов, определяемых на когнитивно-дискурсивном уровне оценочным
отношением участников общения к предмету речи [Серебренникова, 2011, с.
17-18].
Цель изучения аксиологического измерения концепта состоит в выявлении ценностных ориентаций личности и общества по данным языка. Анализ
языковых выражений, реализующих оценочное значение, открывает доступ к
ценностному компоненту культурно-языкового концепта. По определению
Н. Д. Арутюновой оценка – это особый когнитивный акт, в результате которого
устанавливается отношение субъекта к оцениваемому объекту с целью определения его значения в жизни и деятельности субъекта [Арутюнова, 1988а]. В основе оценки лежат ценности, предпочтения, на которые человек опирается, ха-
118
рактеризуя предметы, качества, события [Карасик, 2002, с. 166]. Интериоризируя преобладающие социокультурные установки, он (человек) выражает собственное ценностное отношение при выборе жизненных приоритетов и своего
бытийного горизонта [Серебренникова, 2011, с. 17]. Оценочные слова, как
средства оценочной концептуализации и категоризации мира в языке, объективируют в своей семантике знания интерпретирующего характера, отражая, тем
самым, вторичную реальность [ibid.].
Знание ценностной составляющей семантической константы REVENGE
существенно расширяет и уточняет ее содержание. Поскольку система ценностей закодирована в языке и в явном виде выражается в высказываниях, которые содержат нормы поведения и социокультурные установки, то исследован
соответствующий фактологический материал. Отметим: количество паремий,
объективирующих семантическую константу REVENGE, достаточно скудно.
Однако масса высказываний, цитат, крылатых фраз, замечаний известных персоналий – писателей, философов, политиков, актеров, составляющих культурный фонд англоязычной нации, в совокупности отражают аксиологическое измерение исследуемой константы.
Паремии представляют «застывшие осмысления» концепта [Попова,
2001, с. 183]. Они транслируют нравственные нормы, опыт и наблюдения житейской мудрости и, соответственно, отражают ценностную составляющую
концепта.
Одна из наиболее известных пословиц, характеризующих месть:
216) Revenge is a dish that should be eaten cold [ODEP, 1935].
Или ее другая формулировка:
217) Revenge is a dish best served cold [FD].
Несмотря на то, что своим появлением оно обязано французскому автору Mарии. Дж. Сью в ее романе «Матильда» в 1841году «La vengeance se mange
très-bien froide», языковой фонд многих культур, и английской в том числе, ассимилировал и адаптировал его. Данная паремия рассматривает месть как поведенческий акт. Со времени своего возникновения она претерпела значительную
119
смысловую трансформацию, которая стала возможной благодаря диффузности
значения языкового знака cold. Первоначально, ее интерпретация основывалась
на прямом значении знака cold и она понималась как совет человеку, желающему отомстить, сдержать свою месть, остудить ее пыл и позволить рассудительной мудрости и благоразумию возобладать над горячностью и импульсивностью мести. Позднее на первый план вышли переносные значения cold
«хладнокровный, расчетливый» и импликатура высказывания изменилась:
месть стали интерпретировать как поступок, который принесет наибольшее
удовлетворение, если он будет хорошо продуман, просчитан, застанет своего
обидчика врасплох или же заставит его в страхе ожидать своего часа расплаты.
Видимо такой сдвиг объясняется тем, что оригинальная трактовка паремии базировалась на культивируемой в период формулировки ценности прощения, в
то время как современное прочтение ставит во главу угла ценность защиты
личных интересов, достоинства, уважения, личностного пространства. Тем самым актуальный смысл паремии приобрел новое утилитарное звучание: месть
это приятное удовлетворение (dish), но реализация этой сатисфакции требует
холодного трезвого расчета, планирования, своеобразной стратегии и тактики.
Причем организация должна обязательно учитывать фактор последующей
безопасности мстителя, чтобы месть не сделала «обратный выстрел», а это требует тонкой подготовки. В подтверждение такому положению дел фактуальный
материал изобилует примерами, объективирующими планируемый, осознанный
характер мести: methodical revenge, meditate vengeance, plan vengeance, revenge
accomplished its object, concert a scheme of revenge, enter the plot of revenge. Следовательно, в анализируемой паремии месть оценивается с прагматикоутилитарной точки зрения. Посредством адъектива best в суперлативе подчеркивается: для наилучшего достижения эффекта от мести она должна быть хорошо продумана и просчитана. Использование субстантива dish в функции метафорической номинации мести несет ее положительную оценку.
Пословица (218) построена на сопоставлении контрастивных императивов:
120
218) Don’t get mad, get even [FD].
Первая
часть,
отрицательная,
делает
акцент
на
эмоционально-
психологичском состоянии Человека Мстящего. Идентифицируя его как сумасшествие, дается совет не предаваться данному состоянию, но вместо этого
отомстить. Такое противопоставление имплицирует напрасность, тщетность,
безрезультатность первого и эффективность, действенность второго. Соответственно, месть в такой формулировке интерпретируется как положительный с
прагматической точки зрения поступок.
Популярное восприятие мести отражено в поговорке (219):
219) Revenge is sweet [ODEP, 1957].
«Сладость»
мести
ассоциирована
с
предвкушением
удовольст-
вия/удовлетворения, которое принесет ее реализация. Психологи объясняют это
состояние избавлением от злобы и гнева и восстановлением собственной силы,
контроля над ситуацией: «The victim can feel good about gaining the sense of power and control by planning vengeance and may experience pleasure at imagining the
suffering of the target and pride at being on the side of some spiritual primal justice»
[Horowitz, 2007, p. 24]. Положительное восприятие мести-чувства высвечивается посредством акцента ее гедонистического характера. Все, что приносит человеку удовольствие, он склонен считать ценным. Вследствие чего, данное выражение может быть интерпретировано как скрытый призыв к мести – «Мсти,
так как это доставит тебе приятные чувства».
Следующая паремия коррелирует с двумя предыдущими. Характеризуя
месть как лакомый кусочек, которого достоин только бог, тем самым, подчеркивается соблазн пережить и испытать ее лично (220):
220) Revenge is a morsel for God [ODEP, 1957, p. 539].
Она является аналогом итальянского высказывания «Vendetta, boccon di
Dio». Любопытна его интерпретация, приводимая в словаре [ibid.]: When the
Italians hear how God hath reserved vengeance to himself, they say blasphemously,
«He knew it was too sweet a bit for man, therefore, kept it for his own tooth».
121
Паремия (221) акцентирует бессмертие мести, ее «живучесть» и неугасаемый злобный пыл, простирающийся на века:
221) Revenge of hundred years hath still its sucking teeth [ODEP, 1957, p.
539].
Наличие подобных качеств показывает: исполнение мести не ограничивается жизненными рамками одной личности, но может завещаться и передаваться последующим поколениям. Столь неугасаемая во времени готовность
мстить свидетельствует о высоком ценностном характере мести в сознании индивида.
В пословичных единицах (221) и (223) подчеркивается закономерная,
естественная функция мести осуществлять наказание пороков:
222) Where vice is, vengeance follows;
223) Nemesis (см. Гл. 2, п. 2.4, с. 63.).
Отметим: все рассмотренные выше паремиологические выражения прямо или косвенно дают мести «зеленый свет», акцентируя ее «положительные»
черты – эффективность, результативность, прагматичность, личные положительные эмоции.
Другой ряд пословиц представляют обобщенные констатации, транслирующие нормы и рекомендации поведения в ситуации мести:
224) Neglect will kill an injury sooner than revenge; 225) Pardon and pleasantness are great revenge; 226) Living well is the best revenge; 227) The noblest
vengeance is to forgive; 228) The remedy for injury is not to remember; 229) To forget a wrong is the best revenge [ODEP, 1935; FFDP, 2007, p.22]; 230) The best way
to get even is to forget [FFDP, 2007, p.22].
В. И. Карасик
называет
подобные
единицы
высказываниями-
регулятивами, которые в концентрированном виде содержат оценочный кодекс
лингвокультуры и предписывают культурные доминанты поведения [Карасик,
2002]. Как видно, прямое назначение мести – ответное причинение страдания / вреда – порицается, и взамен представляются альтернативные формы поведения в отношении обидчика: пренебрежение (224); прощение (225; 227),
122
благополучие (226); забвение (228); (229); (230). Следовательно, последние в
ситуации мести обретают роль общественных идеалов, выработанных коллективным сознанием, «моделей должного» [Леонтьев, 1996, с. 111].
Рассмотрим подробнее данные паремии.
Так, в (224) оценивается функциональность мести – ее способность нейтрализовать полученную травму с точки зрения прагматического оператора
«лучший – худший». Очевидно – эта оценка оказывается не в пользу мести.
Выбранное в качестве сравнения пренебрежение – Neglect, сохраняя эквивалентную телеологичность – kill an injury, характеризуется более быстрым достижением результата – sooner kill an injury, вследствие чего, ценится выше.
В поговорках (226), (227), (229), (230) превосходная степень прилагательных в синтактических группах с языковыми знаками revenge/vengeance –
best, noblest нейтрализует его основную сему hurt/harm и замещает ее на returning an injury. В таком случае месть не противопоставляется своим альтернативам, но последние приобретают статус ее субститутов. Языковой знак revenge c
нейтральным значением «ответная реакция» наполняется смыслом данных потенциальных альтернатив.
Таким образом, прощение, пренебрежение, забвение, апеллирующие к
нравственно-этическим устоям индивида, играют роль альтернативы мести и
представляются более эффективными и конструктивными формами самоутверждения, обретения поруганной уверенности и силы, личного достоинства.
Если пословицы функционально связаны с ценностями преимущественно простых людей, то афоризмы – с ценностями образованного городского населения [Карасик, 2002, с. 144]. Широко используемые афоризмы, сентенции,
прецедентные тексты отражают наиболее типичные ассоциации концепта, формируют ценностные установки у носителей соответствующей культуры, влияют «на социально-историческое сознание народа и его ежедневное поведение»
[Дмитриева, 1997; Карасик, 2002, с. 76, 170].
123
Проанализируем высказывания известных персоналий англоязычной
культуры, которые имеют общую тенденцию имплицитно предписывать поведенческие паттерны деонтического характера в ситуации мести.
В выражении (231) имплицируется многоликость воплощения мести, где
прощение определяется наиболее исчерпывающим:
231) There is no revenge so complete as forgiveness (Billings, an American
humorist).
Другим словами, прощение ставится в один ряд с другим формами мести, оно также есть месть. Использование адъектива complete характеризует
прощение как наилучшую из возможных форм. Оно учитывает все детали ситуации мести (т.е. будет эффективно как в отношении обидчика, так и в отношении Человека Мстящего). Тем самым, за ним закрепляется статус лучшей
формы поведения.
В цитате (232) из всех возможных форм мести за прощением также закрепляется безоговорочный приоритет:
232) Forgiveness is the sweetest revenge [Friedmann].
Высокая ценность мести-прощения усматривается в ее способности наибольшим образом удовлетворить Человека Мстящего, обеспечить ему наивысший уровень морального комфорта. Такой эффект создается благодаря положительному эмоционально-оценочному значению адъектива sweet – «pleased, happy, satisfied» в превосходной степени.
В высказывании (233) эксплицитно контрастируются месть и прощение,
подчеркиваются положительные характеристики последнего (Never does the
human soul appear so strong – прощение обиды – единственный способ показать
силу человеческой души) и низменные характеристики мести (слабость, мелкость души, неспособность отказаться от мести):
233) Never does the human soul appear so strong as when it foregoes revenge
and dares to forgive an injury [Chapin, an American clergyman, author, speaker,
writer and pastor].
124
Следовательно, подобное противопоставление акцентирует позитивную
моральную оценку прощения, которая реализуется наличием нравственноположительной оценочной коннотации в словосочетании strong soul, интенсифицируемое значением глагола forgo – «not to do or have something pleasant and
enjoyable» [LDCE, 2007, p. 632]. В словосочетании forgo revenge подчеркивается
– месть приятное, доставляющее удовольствие чувство, но тем сложнее человеческой душе отказаться от нее. Препозиция наречия never еще больше упрочивает диссонанс между соблазном мести и душевной стойкостью, необходимой
для отказа от нее. На фоне мелиоративной картины прощения возникает негативная оценка мести.
Утверждая, что нет более исчерпывающей мести, чем прощение, эмоционально сложное, но истинно благостное, возвышенное, проанализированные высказывания позиционируют месть в ее прямом смысле и местьпрощение на противоположных полюсах оценки во всех аспектах – утилитарном, этическом, психологическом.
Мудрость человеческого опыта предлагает помимо прощения и другие
альтернативные варианты поведения – доброта, любовь, закрепляя, тем самым,
за местью статус антиценности.
234) Kindness, nobler ever than revenge [Shakespeare, As You Like It] –
сравнение доброты и мести средствами прилагательного noble – «morally good
or generous in a way that is admired» [LDCE, 2007, p. 1112], последнее всегда
«проигрывает» и получает оценку низкого, аморального поведения.
Призыв Мартина Лютера Кинга к отказу от мести как способу решения
человеческих конфликтов обоснован отсутствием у нее любви к ближнему и
ставит ее в один ряд с агрессией, что определенно придает мести характер антиценности:
235) «Man must evolve for all human conflict a method which rejects revenge, aggression and retaliation. The foundation of such a method is love» [King]
Высказывание известного английского философа Фрэнсиса Бэкона реализует оценку мести опосредованно, через личность Человека Мстящего:
125
236) In taking revenge, a man is but even with his enemy; but in passing it
over, he is superior [Bacon, Of Revenge].
Противопоставление Человека Мстящего и человека, не замечающего
месть, не уделяющего ей внимания, возвышает последнего – superior и уравнивает первого с его же собственным обидчиком – even with his enemy, тем самым,
высвечиваются порочные характеристики мести.
В утверждении (237) месть интерпретируется как главенствующее, подчиняющее чувство, свойственное людям эпохи варварства:
237) Revenge is the naked idol of the worship of a semi-barbarous age»
[Shelley, P.].
Подчеркивается моральная незрелость, несформированность характера,
неспособность сопротивляться своей животной природе, социальная дикость
Человека Мстящего.
Оценка мести через критерий «удовольствие» отражена в целом ряде
высказываний:
238) Revenge is always the weak pleasure of a little and narrow mind;
239) Revenge is sweet, sweeter than life itself - so say fools;
240) Little, vicious minds abound with anger and revenge, and are incapable
of feeling the pleasure of forgiving their enemies [Chesterfield].
Хотя месть и приносит удовлетворение, но это удовлетворение людей
мелочных, недалеких и глупых, безнравственных. Следовательно, местьпоступок оценивается неразумным, и через осуждение и порицание Человека
Мстящего объективируется призыв к отказу от нее.
Рассмотренные мнения оценивают месть и Человека Мстящего с морально-нравственных позиций посредством аксиологического оператора «высокий моральный статус / низкий моральный статус», и устанавливают отрицательно-низкое ценностное отношение к собственно феномену, и к человеку,
продуцирующему его.
126
Следующие высказывания эксплицитно демонстрируют неизбежные отрицательные последствия акта мести, имплицитно указывая на ее несостоятельность и призывая индивида отказаться от нее.
Фрэнсис Бэкон утверждает:
241) He that studieth revenge keepeth his own wounds green, which otherwise would heal and do well [Bacon, Of Revenge].
Другими словами, месть будет только усугублять полученные и испытываемые страдания, которые при отсутствии практики мести, излечились бы.
То есть, месть осуждается с точки зрения прагматики: лучше отказаться от подобного поступка в пользу личного же благополучия.
Американский писатель-юморист Марк Твен отмечает наличествующий
в акте мести «перекос»:
242) Therein lies the defect of revenge: the thing itself is a pain, not a pleasure; at least the pain is the biggest end of it [Twain].
Месть есть боль, скрываемая под маской удовлетворения. Столь неустанно искомое чувство удовлетворения от наведения справедливости на деле
скрывает под собой боль, которая останется с Человеком Мстящим навсегда.
Итак, проанализированные выше мнения реализуют прагматическую
оценку мести как неэффективного, бесполезного, бессмысленного, обреченного
на провал поступка, и тем самым, выводят ее из разряда общественных благ и
ценностей.
Метафорические определения мести позволяют выявить ее сущностные
качественные характеристики. По замечанию Е. М. Вольф имена в предикатной
позиции актуализируют свои качественные семы и легко приобретают метафорические смыслы, часто с преобладанием оценки [Вольф, 2002, с. 201].
Так, сравнивая месть с падающим камнем:
243) Revenge ... is like a rolling stone, which, when a man hath forced up a
hill, will return upon him with a greater violence, and break those bones whose sinews gave it motion [Schweitzer] лексема stone, занимающая позицию предиката,
объективирует такие признаки мести как «тяжелое, давящее, гнетущее
127
чувство». А сочетание с прилагательным rolling создает образ непредсказуемости, неконтролируемости и опасности ее последствий. Данная метафора дает
негативную оценку мести-чувству, которое в своей исключительной пристрастности может иметь разрушительные последствия.
Другое метафорическое сравнение мести высвечивает суть местипоступка:
244) Revenge is often like biting a dog because the dog bit you [O’Malley].
Здесь, во-первых, Человек Мстящий сравнивается с кусающей собакой,
что подразумевает наличие у него животных качеств – «агрессия», «бешенство», которые, безусловно, осуждаются и изолируются обществом. Во-вторых,
указываемая причина because the dog bit you окончательно уравнивает месть с
животными инстинктами, тем самым, принижая человеческое достоинство.
Анималистическая метафора из современного кинофильма Аватар детерминирует месть через номинацию с отрицательной оценочной коннотацией
snake – змея, усиленную прилагательным two-headed – двухголовая, которое
упрочивает отрицательный оценочный смысл:
245) «Revenge is like a two-headed snake. While you watch your opponent go
down, you get poisoned yourself» [Air Nomad saying in «The Southern Raiders» episode of Avatar: the Last Airbender].
Во-первых, месть обличается как двуглавое существо, в своем роде
монстр, явление противоестественное и потому пугающее. Во-вторых, этот
монстр, отравляя жизнь своего обидчика, причиняя ему вред, неминуемо подставляет под удар и собственно самого исполнителя – Человека Мстящего.
Месть губит его изнутри, разрушает его морально-нравственные устои, уравнивает его действия с поступком своего обидчика.
Подобную интерпретацию, но, не прибегая к образу змеи, а уподобляя
месть яду – poison, отравляющему Человека Мстящего полностью, и прежде
чем последний сумеет противостоять ему, превращающему исполнителя мести
в нечто ужасное:
128
246) Revenge is like a poison. It can take you over, and before you know it, it
can turn you into something ugly [Spider-Man 3, Aunt May].
В (247) посредством сравнения эффекта мести с действием соленой воды на жажду акцентируются ее прагматические качества: бесполезность и неэффективность, упрочивая пейоративный статус мести:
247) Revenge has no more quenching effect on emotions than salt water has
on thirst [Weckler].
Отрицательная оценка мести в (248) создается благодаря знаку hell – ад:
248) Revenge is the sweetest morsel to the mouth that ever was cooked in hell
[Scott, The Heart of Mid-Lothian].
В аду человеку уготавливаются всевозможные наказания за его земные
грехи. Там же рождаются великие соблазны, искушающие слабую человеческую душу и склоняющие ее на греховный путь. Сочетание the sweetest morsel –
лакомый кусочек показывает безмерное коварство мести. В целях ее проповедования в людских массах, дабы сокрыть истинные намерения пришлось тщательно закамуфлировать ее, сделав наисладчайшим человеческим удовольствием, но изменив ее сути – cooked in hell.
Оценка мести средствами метафорических сравнений продолжает аргументированный призыв: не мсти – это бесполезно, опасно, глупо. Месть характеризуется как дикое, животное, бессмысленное, неконтролируемое поведение
Человека Мстящего, и, стало быть, постыдное и осуждаемое обществом.
В завершении данной части работы констатируем: месть – одна из форм
межличностных отношений – оценивается с позиций различных аксиологических операторов: этического «хорошо / плохо», нравственного «достойно / низко», прагматического «эффективно / неэффективно». Общественно выработанное мнение локализует исследуемый феномен в рамках действия отрицательного
суб-оператора:
месть
в
ее
непосредственном
понимании –
причинение вреда, ущерба, проявление ответного насилия – предстает недостойным человека, абсолютно неэффективным, и, следовательно, плохим поступком. Поскольку ценности отражают отношение социума к действительно-
129
сти, то формулируемый идеал возводит месть в ранг ценностей со знаком «–»:
ценно не мстить. Другими словами, формулировка оцениваемого смысла в терминах негации переводит его в статус антиценностей. Не мсти – таков результат теоретического и практического освоения феномена мести в англоязычной
картине мира. Инферируемый аксиологический смысл служит социальным императивом и содействует развитию, совершенствованию и самореализации человека на благо общества. В языковом плане реализация антиценностного
смысла
преимущественно
носит
метафорический
персуазивно-
аргументативный характер, имплицируя должное положение / состояние.
4.2. Механизмы дискурсивной реализации ценностного конституента
семантической константы REVENGE
В культурах, развивавшихся под влиянием христианства, в том числе и
англоязычной, месть, получив пейоративную оценку с точки зрения религии,
перекочевала из разряда социально-регулятивных инструментов в список грехов. Однако даже многовековое «окультуривание» не выработало однозначного, однополярного отношения к мести. Утверждения типа «The best revenge
is…» пресуппонируют, во-первых – месть имеет место быть в человеческих отношениях, во-вторых – она подвергается оцениванию. В процессе последнего
(оценивания) человек интерпретирует уже известное ему знание в рамках другой системы координат: мнений, оценок, ценностей, стереотипов, которых он
как отдельный индивидуум или член конкретного общества придерживается.
Иначе, происходит вторичная концептуализация знания.
В предыдущей части данной работы проведен аксиологический анализ
языкового материала, представленного историко-культурным наследием англоязычной нации, и сделан вывод: в совокупности, основной императив, транслируемый в социум, звучит «Не мсти», закрепляя за феноменом мести антиценностный характер. Дискурсивное пространство составляет методологическую и
130
эмпирическую основу познания семантически объемных концептов. Наблюдения за дискурсивной объективацией семантической константы REVENGE позволяют, во-первых, обнаружить специфические особенности ее ценностного
компонента, и, во-вторых, выявить основные механизмы его реализации. Под
дискурсом вслед за Н. Д. Арутюновой понимаем речь, вписанную в коммуникативную ситуацию с более отчетливо выраженным социальным содержанием
или, по выражению ученого, «речь, погруженную в жизнь» [Арутюнова, 1988б,
с. 136].
Следует отметить: месть обладает сильным энергетическим потенциалом, обеспечивающим ей вхождение в «поле аксиологического притяжения»
[терм. М. С. Каган, 1997] субъекта. Тема мести в англоязычной культуре чрезвычайно популярна: она лежит в основе фильмов, становится сюжетом песен,
книг, комиксов, мультфильмов, компьютерных игр. Существуют специальные
сайты, где даются советы как мстить без последствий для себя. Различные форумы и блоги, на которых участники делятся своими историями мести, рекомендуют или просят рекомендации. Политические, национальные отношения
часто интерпретируются в терминах ретрибуции. Эти факты свидетельствуют о
реккурентности и востребованности данного феномена в английской картине
мира.
В лингвистической литературе отмечается: в структуре языковой личности ценности представляют высшие ориентиры поведения [Карасик, 2002, с.
107]. Теоретическое и практическое освоение мира индивидом сопровождается
механизмом эмоциональной интериоризации ценностей. Вследствие чего, они
становятся собственной духовной интенцией человека, «а не имперсональным,
надличностным, отчужденным от него регулятором поведения» [Каган, 1997].
В процессе деятельностного распредмечивания человеком содержания
общественных ценностей между коллективным и индивидуальным бытием
возникает связующее звено в виде индивидуальной иерархии личностных ценностей [Головин, 1998]. Социальные ценности, преломляясь через призму индивидуальной жизнедеятельности, входят в психологическую структуру лично-
131
сти и «конституируют ее внутренний мир как уникальное субъективное бытие»
[НФЭ, 2001].
Рассмотрим механизмы дискурсивной реализации потенциала семантической константы REVENGE. Для этого проанализируем языковой материал с
целью установления оценочного содержания смыслов, поскольку «в аксиологическом модусе слово понимается как событие, переживаемое языковой личностью» [Казыдуб, 2012, с. 90]. Именно контекстуальное пространство смыслообразования дискурса / текста подвергается измерению для выведения той части
смысла, которая выявляет оценочное отношение субъекта мысли и речи с опорой на языковые компоненты его структурирования [Серебренникова, 2011, с.
43].
Исследование дискурса английского языка позволило выделить основные экзистенциональные модусы актуализации ценностной составляющей семантической константы REVENGE – эмотивный «Я чувствую/ I feel», волитивный «Я хочу/ I want/wish», акциональный «Я сделаю/ I will do», эпистемический
«Я знаю / считаю/I know/think», каждый из которых вскрывает ценностное отношение к исследуемому феномену.
Онтологически психоэмоциональное состояние предшествует и сопровождает все этапы: зарождение, собственно акт мести и рефлективный этап.
Потому логично начать рассмотрение с его интерпретации. Многие философские концепции позиционируют чувства или внутренние восприятия в качестве
принципа всех ценностных отношений, поскольку они имеют для человека
специфическое ценностное значение и служат фундаментом его оценочного отношения [НФЭ, 2001]. Эмоционально-чувственный мир Человека Мстящего
характеризуется своей гетерогенностью. В разные моменты ситуации мести
(зарождение, реализация, рефлексия) он переживает гамму острых эмоций и
чувств: боль, страдание, обида, злость, ненависть, негодование, несправедливость, страсть, удовлетворение, радость, удовольствие, и пр.
Зарождение мести обязано острому эмоциональному состоянию субъекта, когда им руководят скорее чувства, а не разум:
132
249) As he stood by the desolate fire, he felt that the only one thing which
could assuage his grief would be thorough and complete retribution, brought by his
own hand upon his enemies. His strong will and untiring energy should, he determined, be devoted to that one end [Doyle, A Study in Scarlet].
Герой чувствует: месть есть единственно возможное средство избавления от его горя и ей он готов посвятить всего себя. Безусловно, в его картине
мира она приобретает статус личной ценности.
Спектр чувств на стадии рождения мыслей о мести сфокусирован исключительно в отрицательном диапазоне:
250) He felt, in a word, like a man who has been cruelly defrauded and who
wishes to have his revenge [James, Roderick Hudson];
251) I passed through your town at a certain time, and received a deep offence which I had not earned. Any other man would have been content to kill one or
two of you and call it square, but to me that would have been a trivial revenge, and
inadequate; for the dead do not SUFFER. Besides I could not kill you all - and, anyway, made as I am, even that would not have satisfied me. I wanted to damage every
man in the place, and every woman—and not in their bodies or in their estate, but in
their vanity—the place where feeble and foolish people are most vulnerable [Twain,
The Man that corrupted Hadleyburg];
252) No more weeping, no more weakness; this time let there be only,
strength and cold revenge. Back in the house she went to the bathroom and locked
the door. She ran a hot tub and lay down in it, not to wash herself, only to lie inert
while her brain whirled and whirled. She was so numb with rage that she had not yet
begun to feel pain. Later, she knew, it would come full force, but for now all she
could think of was this need for revenge, how to hurt him without letting him know yet
what he had done to her. That would come in good time, the right time.... [Plain, Harvest].
Чувственно-эмоциональная сфера Человека Мстящего нестабильна и
претерпевает многочисленные, иногда полярные, трансформации.
133
253) She had been tortured mercilessly and her naked thighs were smeared
with blood. Her tongue protruded from her ripped mouth and her eyes bulged in her
head. Irish bucked in his chair in a futile attempt to attack. The excruciating pain of
grief and helplessness surged in his body, and despite all the years he'd spent rehabilitating himself and trying to help others reconcile their past with their future, all
Irish wanted now was bitter revenge… Irish stared down at the battered body of the
woman he had loved for damn near his entire life and let out a tortured roar. Piercing guilt, grief, and the burning desire for vengeance surged in him [Noire, Unzipped: An Urban Erotic Tale].
Психологическая боль видеть любимого и дорогого человека в растерзанном состоянии (253) настолько велика, что становится ощутима физически –
the excruciating pain / piercing guilt, grief, and the burning desire; реакции происходят настолько мгновенно – surged, что разум не в силах усмирить и совладать
с животным инстинктом – and despite all the years he'd spent rehabilitating himself and trying to help others reconcile their past with their future / and let out a tortured roar, суть человеческая восстает против и требует мести – all Irish wanted
now was bitter revenge.
В (254) герой переживает чувства возмущения / негодования поступком
обидчика (Gil, of course, had no idea that I even existed, or that I had been married
to Enhe. He never knew Enhe's name. She was a good-looking woman whom he
screwed and strangled and never gave another thought):
254) Gil, of course, had no idea that I even existed, or that I had been married to Enhe. He never knew Enhe's name. She was a good-looking woman whom he
screwed and strangled and never gave another thought. When they untied me the next
day, the sergeant asked me if I could be trusted. «She was only a woman, » I said.
«It's easier to find another woman than another job. I'll leave revenge to the gods». I
was lying, of course. I planned to kill the king first chance I got, and when our
marching orders came the next day, it looked like my chance would come sooner rather than later. Then I saw how desperately unhappy he was, and I asked myself what
I would gain by putting him out of his misery. If he ever cheered up, then I would kill
134
him. He never did [Norwood, Time Fantasy & Science Fiction], затем целенаправленно прибегает ко лжи, вуалируя ее весомыми аргументами отказа от мести,
но в глубине души ни на минуту не оставляет своих планов убить обидчика при
первом удобном случае. В итоге обнаружив его ничтожные жизненные обстоятельства находит, что убийство будет лишь освобождением для него, а не наказанием и позволяет ему пребывать в этих условиях, не оставляя, тем не менее
из виду, чтобы в случае послабления сразить своей карающей рукой:
Проживание состояния мести очень утомительно, болезненно и тягостно
для Человека Мстящего:
255) There is no word in the language strong enough to describe my feelings.
I can say only that I knew the gnawing of a desire for vengeance on him that was a
pain in itself and that exceeded all the bounds of language… Let it suffice that many
of my pain-maddening waking hours were devoted to dreams of vengeance on Cecil
Winwood [London, The Jacket].
Даже сама мысль о мести лежит тяжелым, довлеющим грузом:
256) It had released Mr. Bashwood's mind in an instant from the dead pressure of his one dominant idea of revenge… [Collins, Armadale].
Несмотря на тяжесть переживаемого состояния, Человек Мстящий не
избегает его, но бережно хранит, лелеет:
257) For some months Jefferson Hope lingered among the mountains … and
nursing in his heart the fierce desire for vengeance which possessed him [Doyle, A
Study in Scarlet].
Такое трепетное отношение к мести объясняется тем, что для Человека
Мстящего она (месть) часто становится смыслообразующей жизненной доминантой:
258) It was a great release from the torture of doubt, confusion, and anxiety
to abandon her mind to revenge. Her aggression, so long pent-up, was so intense
that, while it lasted, it stopped her from thinking, or worrying, about anything else.
Oddly enough, it even, while it lasted, seemed to give her a sense of purpose in life
[Gates, The Lock].
135
И даже река времени не притупляет и не заглушает остроту эмоциональных переживаний:
259) His intention had been to be absent a year at the most, but a combination of unforeseen circumstances prevented his leaving the mines for nearly five. At
the end of that time, however, his memory of his wrongs and his craving for revenge
were quite as keen as on that memorable night when he had stood by John Ferrier's
grave [Doyle, A Study in Scarlet]
или:
260) So I remembered back to the time when I was Adam Strang and patiently
nursed revenge for forty years [London, The Jacket].
Напротив, месть, выдержанная временем, ценна для человека еще больше:
261) Tenfold precious the vengeance that comes after lingering years! [Stevenson, Ballads].
Наряду с чувственной сферой в Человеке Мстящем «просыпается» рациональное мышление. Возникает и развивается борьба между чувственной и
рациональной составляющими:
262) Rankin watched the flame with some satisfaction; it was a sorry epigone
of that which he had watched all those years ago to the south, but this was satisfying
instead of ominous, a pleasing sight that gave Rankin some small measure of revenge. See what you get when you fuck with my daughter? See how I extract vengeance? I am different. Stronger. More powerful. A man of action. Or - and now he
snapped out of his reverie, and he realized he had finally come to the truth. He would
never burn down the building. How would that save his daughter? How would it
change a thing [Greenfeld, Tribeca Tale].
Герой погружается в грезы о мести, так как они обеспечивают ему толику удовлетворения от того, что он ощущает свою силу, энергию действия. Но
возвращаясь к реальности, он осознает, что его месть не способна изменить ситуацию. Таким образом, Человеку Мстящему свойственна амбивалентность переживаний – в нем разворачивается борьба двух человеческих начал эмоцио-
136
нального и рационального. С одной стороны, месть ценна, так как восстанавливает ощущение собственной силы. С другой, она не имеет ценности, поскольку
не решает существующей проблемы.
Следующий контекст также представляет неоднозначность психологического состояния индивида:
263) Since then I have wandered aimlessly about the earth … always tired of
life, and wishing it was done, for my mission here was finished, with the act of that
night; and the only pleasure, solace, satisfaction I had, in all those tedious years, was
in the daily reflection, «I have killed him! » [Twain, Life on the Mississippi].
Человек Мстящий ощущает приятное чувство утешения, удовлетворения от совершенной мести, но с этим поступком мести также закончилась его
жизнь, она потеряла всякий смысл и превратилась в усталое влачение. Однако
даже на этом этапе власть мести-психологического состояния настолько сильна, что она не отпускает человека и занимает все его мысли.
Ощущение близкой возможности реализовать месть иллюстрируется далее:
264) Now Christina could hardly wait for the three day weekend. The joy of
revenge bubbled in Christina like soda pop [Cooney, Snow].
Героиня испытывает чувство радости от предстоящей мести, она едва
может дождаться того момента свершения и уже само предвкушение наполняет
ее положительными эмоциями.
Еще более интенсивное по силе чувство ощущает герой в следующем
контексте:
265) Clifton sat there, drinking in the scene, reveling in it, rejoicing and
feasting his senses, filled with an electrifying sense of triumph and vengeance [Sheldon, A Stranger in the Mirror].
Осуществление акта мести несет с собой новые эмоциональные состояния, которые индивид может оценивать как положительно (266), (267), (268),
так и отрицательно (269):
137
266) …but at the same time she was filled with a sense of triumph, it seemed
a revenge that she enjoyed for the unhappiness he had caused her … [Maugham,
Theatre] – удовлетворение;
267) At the sight, I leaned my back against the door and laughed loud and
long. I had always known that vengeance would be sweet, but I had never hoped for
the contentment of soul which now possessed me [Doyle, His Last Bow] –
удовольствие;
268) She felt exultant and powerful. She had finally hit back! ... in that defiant, violent act she was taking revenge on all those people who had ever hurt her and
made her feel worthless [Sheldon, A Stranger in the Mirror] – ощущение собственной силы;
269)… I would do justice upon him with my own hand. In all England there
can be no man who sets less value upon his own life than I do at the present moment... At any rate, I am in your hands. You can take what steps you like. As I have
already said, there is no man living who can fear death less than I do [Doyle, His
Last Bow] – ощущение обесценивания собственной жизни, потеря смысла жизни.
Таким образом, месть на различных этапах проявляется в широком чувственном диапазоне: мощная, острая, всепоглощающая и всевытесняющая,
подчиняющая человека и его поведение, торжествующая, упоительная, справедливая и пр. Чувственно месть оценивается как единственно возможный способ поведения, как гарант восстановления справедливости, обретения собственной утраченной силы. Подобное активное «чувствование» мести в жизни
человека подтверждает, что «сенсорная оценка всегда истинна» [Арутюнова,
1988а, с.191], свидетельствует о ее значимости, и, следовательно, ценности в
картине мира отдельного пристрастного индивида.
Модус
желания
«I
want / wish»
также
является
ценностно-
детерминирующим, и в реализации семантической константы REVENGE он
представлен большим количеством предикатов желания: от нейтрального
want / wish до экспрессивно-окрашенных crave / long for и метафорических:
138
270) Yet she was the gofer who got the drinks for the billionaire and his
screw. She had money, acclamation, minions to serve her, but her true objective had
eluded her. She was no closer than she had ever been to the global revenge she wanted so desperately. Her enemies survived and flourished-all those hated English girls
who had humiliated her … [Booth, Malibu];
271) His intention had been to be absent a year at the most, but a combination of unforeseen circumstances prevented his leaving the mines for nearly five. At
the end of that time, however, his memory of his wrongs and his craving for revenge
were quite as keen as on that memorable night when he had stood by John Ferrier's
grave [Doyle, A Study in Scarlet];
272) He knew that his own game was up, and was only anxious to revenge
himself upon me [Doyle, The Adventure of the Empty House];
273) The passion of revenge, being essentially selfish in its nature, is of all
passions the narrowest in its range of view [Collins, I say No];
274) When they were all seated around, he informed them that he had heard
of the treachery of some of their northern brethren towards the Tonquin, and was determined on vengeance [Irwing, Astoria];
275) …she has gone from me forever, and left me nothing but my old man's
longing, slow and sly, and strong and changeless, for revenge [Collins, Armadale];
276) … cop Max Payne is hell-bent on revenge against those responsible for
the brutal murder of his family and partner [A Look at the Next Few Weeks, Washington Post];
277) Sometimes I so hungered for my revenge that I could hardly restrain myself from going on my knees and begging him to point out the man who had murdered
my wife and child; but I managed to bridle my tongue [Twain, Life on the Mississippi].
Использование различных предикатов градуирует степень желания мести и акцентирует его специфические нюансы. Так, в высказывании (274) герой
не только констатирует свое желание мести, но оно уже оформилось в цель его
действий. В (275) показана сила, непоколебимость и всепоглощаемость жела-
139
ния мстить. Ничто больше неважно в жизни человека, все другие желания отошли на второй план. В изречении (276) предикат hell-bent on revenge подчеркивает острое эмоциональное состояние, сопутствующее мести.
Становясь предметом желания индивида, месть автоматически вовлекается в спектр действия дезидеративной оценки с ее операторами желание / безразличие. Выбирая месть в качестве объекта своего желания, индивид
позиционирует ее как «ценность для себя». Желание выступает ее динамическим элементом, поскольку смысл ценности неизменно связывают с опытом
воли или действия [Жулиа, 2009, с. 495]. Понимание ценности как предмета некоторого желания, значимого для человека или группы лиц характерно для
обыденного наивного сознания [Ивин, 2004].
Объем проанализированного материала позволяет утверждать: предикативный знак в модусе желания реализуется преимущественно в форме утверждения, свидетельствуя тем самым о наличии мелиоративной аксиологической
составляющей в семантической константе REVENGE. Однако нельзя не учитывать контексты, в которых желание мести сублимировано другими желаниями:
278) Flock: There are no suspects, no new leads. Police tell us they remain
hopeful. Bradley: I don't want revenge. I just want him to feel guilty about it and be
aware that what they did was wrong and that it hurt a lot of people [Cooper, Children
Lost and Found]
или:
279) She said: «I crave no vengeance, but mercy I crave, and thou mayst give
it me» [Morris, Child Christopher].
При смене знака предиката на отрицательный I don't want revenge, действие противоположного оператора «безразличие» не обнаруживается. В силу
сопутствующего контекста и специфики собственно ситуации мести, не отпускающей индивида и не допускающей его индифферентного отношения, отрицание I don't want revenge не может интерпретироваться «Месть мне безразлична». Индивид все также желает воздействовать на обидчика, но характер этого
воздействия трансформируется в зависимости от его целей, опыта, характера.
140
Обратим так же внимание на тот факт, что, несмотря на острое желание
и даже потребность в мести Человек Мстящий всегда осознает ее «плохость»:
280) My revenge … yet, while I allow it to be a vice, I confess that it is the devouring and only passion of my soul [Shellеy, Frankenstein]
или:
281) I confess that with the purport of a just revenge, а most just vengeance
on a man of blood, I entered the Duke's household, served his will… [Wilde, The
Duchess of Padua].
Значение предиката confess «admit that you have done something wrong»
[LDCE, 2007, p. 323] вводит оценочную пресуппозицию феномена мести как
отрицательного, противозаконного поступка, который стремятся по возможности скрыть либо оправдать.
В чрезвычайных ситуациях, когда семантика лексических парадигмы
«желание» не исчерпывает состояние индивида, когда его желание настолько
обостряется, что трансформируется в потребность, необходимость он (индивид)
прибегает к средствам более деятельностного модуса «Я нуждаюсь/ I need»:
282) Mr. Rodriguez recorded a videotape the night before he killed Ms. Smith
and committed suicide. The video, which was provided to The New York Times by Mr.
Rodriguez's wife, was taped in his apartment in Tucson and shows him loading a gun
and showing off other weapons. He said he saw himself as a vigilante avenging children like him and his sisters who had been subject to rapes and beatings. « There's
this need that I have » he said. «It's not a want. It's a need for revenge. It's a need for
justice, because I can't go on like this» [Goodstein, Murder and Suicide Reviving
Claims of Child Abuse in Cult].
Или:
283) Again and again, bullets pummeled his body. We counted eight small
holes in his head. Bullets had penetrated the thick skin and lodged in muscle, bone,
and brain before he fell. We heard 48 shots before we found him. Souleyman Mando,
the commander of our detachment of mounted park rangers, was silent. I sensed a
dark need for revenge [Fay, Ivory Wars].
141
Этот же модус объективируется предикатом cry for или cry out (for) в силу своего значения «to need something urgently» [LDCE, 2007, p. 379]:
284) To us there is no fiend in hell like Juan Murillo, and no peace in life
while his victims still cry for vengeance [Doyle, His Last Bow]
или:
285) My soul cried out for revenge [Doyle, His Last Bow].
Другой контекст, иллюстрирующий острое желание и готовность его
реализовать:
286) I'd do anything to have some revenge on him - anything... I mayn't have
much head, master, but I've head enough to remember those that use me ill. You shall
see, and so shall he, and so shall hundreds more, how my spirit backs me when the
time comes. My bark is nothing to my bite. Some that I know had better have a wild
lion among 'em than me, when I am fairly loose – they had! [Dickens, Barnaby
Rudge].
Герой не знает ограничений для своей мести и готов сделать что угодно
во имя нее.
Вообще, исследования желания как специфического модуса существования человека разделяются на две группы. Первая рассматривает его как осознанное ощущение каких-либо потребностей организма, связанное со стремлением удовлетворить их, готовность к конкретным действиям [Васильев, 1991;
Дерябин, 1974; Немов, 2003]. Другие под желанием видят рефлекс без удовлетворения, мысль, ощущение потребности и представления того, что человек
желает [Сеченов, 2001]. В отношении исследуемого феномена желание следует
рассматривать с первых позиций, поскольку оно проживается в острой, крайней
форме потребности, которая последовательно трансформируется в деятельностный модус «Я сделаю / I will do» или «Я клянусь, я сделаю / I swear I will do»
или «Я обещаю, я сделаю /I promise I will do». Отметим: в первой формулировке «Я сделаю – I will revenge или I will be revenged on somebody» высказывание
приобретает иллокутивную силу угрозы, причем в структуре I will revenge/avenge акцент делается на причине мести:
142
287) He was going to put an end to the injustice that resulted from drinking for all those dead by murder, rape, and horrible accidents. To seek revenge upon the
ruthless bartender who cashed in on their misery, and most importantly, to avenge
the untimely death of his sister [Jesse, The Wildman].
В то время как в конструкции I will be revenged on somebody на объекте
мести:
288) The angry fit returned on him. He clinched his clammy, trembling hands,
and shook them fiercely in the empty air. «I'll be revenged on her, » he reiterated.
«I'll be revenged on her, if I spend every half-penny I've got! » [Collins, The Queen
of Hearts].
Кроме того, речевой акт угрозы мести может объективироваться другими языковыми средствами:
289) Write it down in my Billy’s blood. I’m gonna make myself heard about
what goes on in that stinking foundry. The Hoyles and you are gonna get your comeuppance. Just wait and see if you don’t [Brown, The White Hot, p. 168];
290) Be careful how you use me. I am destitute and starving, and a wanderer
upon the earth. I may take a sure and slow revenge … I leave you to digest it. Do not
forget my warning [Dickens, Barnaby Rudge];
291) Remember the warning you have received – keep secret what has this
night befallen you, and you will have no room to repent it – neglect what is now told
you, and the Tower of London shall not protect you against our revenge [Scott,
Ivanhoe];
292) But that Jacqueline… by Christ she shall pay for this [Christopher,
Black Majesty];
293) They would pay for their slights and insults, they and everybody else in
this town who had treated her so shabbily. Right now she meant nothing to the people
here but she would. Oh, yes, one day she would [Sheldon, A Stranger in the Mirror, c.
244];
294) I’m innocent, believe, Craig has fooled you but he can’t fool me, he
wanted it all, the property and land, the business and every penny of the money. Well,
143
he won’t get away with it, one day I’ll have my revenge [Gower, The Shoemaker’s
Daughter];
295) Tell Potter and Richards and Stratton and all their gunhands that I'm
coming to kill them. For my Pa, for Preacher, for my son, and for making me an outlaw. And they'll die just as hard as Nicole did. You tell them, eagle. Tell them I'm
coming after them [Johnstone, Return of the Mountain Man];
296) When Sir Mulberry found coherent words to utter, Ralph bent forward
with his hand to his ear : «When I am off this cursed bed,' said the invalid, actually
striking at his broken leg in the ecstasy of his passion, «I'll have such revenge as never man had yet. By God, I will...» [Dickens, Life and Adventures of Nicholas
Nickleby].
Отметим: угроза может быть обращена как непосредственно к обидчику
(289), (290), (291), при его отсутствии к его виртуальному образу (292), (293),
так же опосредованно через апелляцию к третьему лицу, служащему транслятором угрозы (295), либо ее свидетелем (294), (296).
Обещание или его более сильная форма клятва придают мести статус не
просто ценности, но святости, тем, что является самым важным, дорогим, сокровенным:
297) … Patsy silently and privately swore his revenge … [Bingham, In Sunshine or in Shadow];
298) «This day six years, » said Heyling, «I claimed the life you owed me for
my child's. Beside the lifeless form of your daughter, old man, I swore to live a life of
revenge. I have never swerved from my purpose for a moment's space; but if I had,
one thought of her uncomplaining, suffering look, as she drooped away, or of the
starving face of our innocent child, would have nerved me to my task. My first act of
requital you well remember: this is my last» [Dickens, The Pickwick Paper];
299) I could not have my revenge on those sub-human creatures who actually
killed my father, but I swore to myself that I would find the British Judas who had betrayed him and have revenge [Barnes, A Midsummer Killing].
144
Таким образом, акциональный модус «Я сделаю / I will do» реализуется
в речевых актах угрозы, обещания, клятвы, которые характеризуются не своей
интенциональностью, но интенсиональностью, поскольку акцентируют, прежде
всего, ценность мести для Человека Мстящего. Заметим: такое восприятие мести коррелирует со статистическими данными: Statistics shows that most mortals
sell their souls for five reasons: sex, money, power, revenge, and love. In that order
[Mead, Succubus Blues].
Кроме представленных способов актуализации ценностного конституента REVENGE в дискурсе также отмечены дуалистические мнения, противопоставляющие две точки зрения на месть, что объясняется абстрактным характером и принадлежностью исследуемой семантической константы к моральноэтической сфере. Такие случаи двуполярной интерпретации ее ценностного
компонента реализованы в эпистемическом модусе «Я знаю/считаю / I
know/think».
Так, в (300) месть с одной стороны понимается и принимается обычными людьми как естественное, ожидаемое и необходимое следствие причиненной обиды. Ее оценка формируется на основе деонтического оператора «должен – не должен»:
300) «… you to take two days off. I'll manage the workmen. Take one day to
rest up and maybe on the second you tend to the... uh, that matter that you won't talk
to me about. » «What matter? » he said innocently. « It's all right» she smiled. « I
understand. You've been in exile for a long time. Plenty of time to think about the men
who put you there. Given that much time, I'd bet you've worked out your revenge in
exquisite detail. » Garth looked shocked. «Revenge? No, that's not-oh, I suppose in
the first few months I thought about it a lot. But you get over anger, you know. After a
few years, perspective sets in. » « Yes, and that's the danger, isn't it? In my family, we
were taught to nurture our grudges lest we forget». «But why? » He looked genuinely
distressed for some reason [Schroeder, Queen of Candesce].
Причем героиня отмечает: мстительное поведение воспитывается и
культивируется в семье. Однако сам потенциальный мститель (Garth) шокиро-
145
ван таким мнением, хотя и не отрицает присутствие мыслей о мести в первое
время.
Эта же героиня далее утверждает, что месть должна выступать жизненным принципом, все отношения должны интерпретироваться сквозь призму
мести долга. В ее индивидуальной картине мира это – непререкаемое правило,
закон, и, следовательно, имеет высокий ценностный статус:
301) Never let a slight pass, never forget, build realistic plans for your revenges. You're either up or down from other people and you want always to be up. If
they hurt you, you must knock them down». Now he looked sad. «Is that why you're
doing all this? ». He gestured at the walls. «To get back at some-one? » «To get
back, at all, » she said earnestly, «I must have my revenge» [Schroeder, Queen of
Candesce].
Контекст (302) вновь иллюстрирует противоположные точки зрения на
феномен мести:
302) «I respect you for your choices. Doesn't mean I agree with them. » His
gaze sharpened before he spoke again. «Dolor will kill you if he gets the chance. »
She let one side of her mouth curl up into the semblance of a bitter smile. «Good. I
relish the fight just as I will relish the feel of his heart in my fist as I crush the life out
of him. » M’Adoc inclined his head to her. «Then I leave you to your plans for revenge... except for one thing. » «That is? » His eyes were haunting. «It's not the pain
that's inflicted on us by others that destroys us. It's the pain we let inside our hearts
that does that. Don't let the human's anger become yours. It can drive you mad if you
do. » And with those sage words spoken, he vanished. Leta drew a deep breath as she
considered what he'd said [Kenyon, Upon the Midnight Clear].
Героиня Лета одержима чувством мести, ее не пугает возможная собственная гибель, она предвкушает поединок со своим обидчиком и предчувствует
удовлетворение от его жестокого убийства. Мадок, уважая ее решение, но, не
разделяя его, предпринимает последнюю попытку иносказательно показать
бессмысленность, нерациональность, безумие мести, и, тем самым, отговорить
девушку. Он утверждает, что не боль и обида, нанесенные человеку, разрушают
146
его, но те боль и обида, которым люди позволяют поселиться в своих сердцах.
Столкновение двух мнений в отношении мести представляет мнение человека
непосредственного участника событий, а, следовательно, пристрастного и Другого, способного давать объективную оценку. Несмотря на то, что месть детерминирована как биологически, так и социально, все же сила эмоций настолько
велика, что никакие логические, рациональные аргументы не могут убедить человека отказаться от нее.
И вновь в диалоге (303) рождается противоречивая сущность мести:
303) «… and in those days, in England, to say, «Long live Bonaparte!» was
as much as to say, «Long live Lucifer!». «How can you - how dare you have such
wicked, revengeful thoughts? ». «Revenge may be wicked, but it's natural, » answered Miss Rebecca. «I'm no angel» [Thackaray, Vanity Fair].
Для одной из героинь даже мысли о мести представляются чем-то аморальным, осмелиться на которые в ее понимании невозможно. Другая же допускает безнравственность мести, но считает ее сообразной человеческой природе.
Действительно, месть часто считают естественной, ожидаемой, предсказуемой. Если одна сторона в конфликте нападает на другую, аналогичная ответная реакция вполне понятна для наивного обыденного человеческого сознания. Месть воспринимается как логичное поведение, несмотря на тот факт, что
эмоционально она всегда оценивается отрицательно. Ее рассматривают как
элемент человеческой природы, и потому считают невозможным искоренить.
Все попытки отказаться от нее потребуют от человека большой духовной работы, на которую способен не всякий обыватель:
304) The stunned look on his face showed he too had seen the horrors he'd
caused. «Are you proud of everything you've done, Martin? » «What I did wasn't
enough to prevent violence. I thought it was enough to begin by stopping people
who'd committed or were about to commit the worst kinds of crimes. I should've
known those I affected weren't the only ones capable of hatred and murder» «That's
147
because it's easier to hate than to love - to seek revenge than to forgive. Do you think
you can change human nature, Martin? » [Stratmann, Wilderness was Paradise].
В высказывании (305) также подтверждается идея о естественности мести, хотя она получает негативную оценку:
305) Anger and, sadly, revenge are the two emotions which naturally dominate Northern Ireland today… [The Belfast Telegraph, 1985-1994].
С другой стороны, мнение о естественности мести не разделяется всецело. Герой, потерявший всех своих друзей, не имеет намерения мстить, хотя
именно такое поведение ожидается от него его собеседником, и было бы понято
и принято. Но герой объясняет свою позицию с рациональной точки зрения –
месть никогда никого не вернет:
306) «But don't you want revenge? For all of your friends killed back at Amity? » He shook his head. «Revenge never brought back anyone. It's just something
those still alive do for themselves. I could kill every Izkop on this planet and it wouldn't give me back a single friend. I know that [Hemry, The Rift].
Он считает этот поступок эгоистичным, совершаемым не во имя пострадавших, но, прежде всего, ради Человека Мстящего, с целью некоторым образом примирить, компенсировать его утрату. Следовательно, для одного месть
выступает в качестве нормы – нормально, когда человек мстит за своих погибших друзей. Для другого, потенциального мстителя, она не представляет ценности с позиций прагматизма.
Во фрагменте (307) также демонстрируется позиция прагматизма в отношении мести:
307) «Revenge?» Weir asked, furious. «What the fuck good is revenge? Will it
take the scars away and fix my lungs? Will it bring my wife back? You don't fucking
understand! » [Deaver, The Vanished Man].
Цирковой фокусник Уэир, обвиняемый в убийства своего конкурента по
причине мести (когда-то тот поджег его цирк, и при пожаре погибла его жена,
сгорело все здание, и сам он остался обезображенным инвалидом на всю
жизнь). Но если эти доводы выглядят естественно весомыми для полицейских,
148
они не явились основанием мстить для него. Герой не видит смысла в мести,
поскольку она не способна вернуть ни одно из его лишений.
Или другой контекст:
308) Rankin watched the flame with some satisfaction; it was a sorry epigone
of that, which he had watched all those years ago to the south, but this was satisfying
instead of ominous, a pleasing sight that gave Rankin some small measure of revenge. See what you get when you fuck with my daughter? See how I extract vengeance? I am different. Stronger. More powerful. A man of action. Or- and now he
snapped out of his reverie, and he realized he had finally come to the truth. He would
never burn down the building. How would that save his daughter? How would it
change a thing [Greenfeld, Taro Tribeca Tale].
Герой всего лишь мечтает о мести за свою дочь, и эти фантазии обеспечивают ему толику удовлетворения от ощущения собственной силы, энергии
действия. Но возвращаясь к реальности, он понимает, что его месть не способна
изменить ситуацию. Таким образом, герою свойственна дуалистичность психических переживаний – в нем разворачивается борьба двух человеческих начал
эмоционального и рационального.
Человек Мстящий в своем отказе от мести может руководствоваться и
другими критериями помимо прагматичности. Так, из внутреннего диалога героя о причинах своего поведения вытекает его отрицательное отношение к мести как чему-то низкому и недостойному:
309) Still, something happens to your soul when the expiration date on your
love life comes and goes before you turn twenty-five. Was I getting ready to share
that love life with the world because I thought it mattered, or because I wanted to finally get revenge? Was I trying to do the right thing, or just wanting to settle the
score with the person I had once loved the most but I now despised? [Harris, I say a
little prayer].
В противопоставлении do the right thing и get revenge высвечивается
«плохость» мести, а присутствие наречия just создает оттенок мелочности, низости этого поступка.
149
Другой мотив отказа от мести – нежелание повторять поступки тех, чье
поведение осуждают. Месть исключается во избежание уподобления им:
310) Scherr condemns the attackers but said harboring hatred toward them
would not allow her to heal. «Forgiveness has nothing to do with terrorists. It has to
do with me» says Scherr. «If I hold on to anger, revenge, hatred - I'm basically
choosing their experience. That's like taking poison and hoping your enemy dies
[Korecki, Mumbai: Terror, horror, forgiveness].
В ходе дискурсивного анализа показано: семантическая константа REVENGE есть сложное многомерное знание, организующее эмоциональную, поведенческую, речеповеденческую и этическую составляющие феномена. Ценностный конституент представляет ее сущностную часть для индивида и локусами его объективации становятся эмотивный, волитивный, акциональный и
эпистемический модусы. Фактологический анализ показывает: в индивидуально-личностной интерпретации семантическая константа REVENGE представляет собой то, что для Человека Мстящего является всего дороже, то, за что он,
в критической ситуации, способен отдать свою жизнь, и, следовательно, позиционируется как личностная ценность.
В силу неоднородности исследуемый феномен становится предметом
различных аксиологических интерпретаций: эпистемической, гедонистической,
деонтической, прагматической. Анализ различных оценок семантической константы REVENGE позволяет сделать вывод: сама по себе константа REVENGE
не составляет ценностного отношения, но оценки ей выносятся на основе базовых или абсолютных ценностей, являющихся смысложизненными ориентирами
и регуляторами деятельности человека – справедливость, семья и близкие люди, личное достоинство. Другими словами, иерархически она выступает инструментальной ценностью, посредством которой защищаются другие непреложные человеческие ценности.
150
Выводы по главе 4
Исследование ценностного статуса семантической константы REVENGE
в английской языковой репрезентации позволяет заключить: проанализированные английские паремиологические единицы выражают дуалистичный характер восприятия феномена мести. С одной стороны, прямо или косвенно может
выражаться одобрение мести, призыв к ней, акцентироваться ее «положительные» черты, такие как эффективность, результативность, прагматизм, положительные эмоции. С другой, приводится ряд альтернативных форм поведения,
которые позиционируются как наилучшие по сравнению с местью.
Анализ лингвокультурного фонда, объективирующего ценностную составляющую семантической константы REVENGE, показал: месть как форма
межличностных отношений преимущественно получает оценку с позиций следующих аксиологических операторов: этического «хорошо / плохо», нравственного «достойно / низко», прагматического «эффективно / неэффективно».
Общественно выработанное мнение локализует рассматриваемый феномен в
рамках действия отрицательного суб-оператора и придает ему статус антиценности – неэффективного, бесполезного, бессмысленного, обреченного на провал поступка, и тем самым, выводит ее из разряда общественных благ.
Наблюдения за дискурсивной объективацией семантической константы
REVENGE позволили обнаружить: ценностный конституент представляет ее
сущностную часть для индивида и локусами его объективации становятся эмотивный «I feel», волитивный «I want», акциональный «I will do» и эпистемический «I know/think» модусы. В индивидуальной картине мира Человека Мстящего семантическая константа REVENGE интерпретируется как личностная
ценность. Собственно, семантическая константа REVENGE не составляет ценностного отношения. Основаниями для ее оценки являются базовые или абсолютные ценности – справедливость, семья и близкие люди, личное достоинство. Иерархически она выступает инструментальной ценностью, посредством
которой защищаются другие непреложные человеческие ценности.
151
Заключение
Исследование семантической константы REVENGE в английской языковой репрезентации выполнено в рамках актуального направления современной антропологической лингвистики – изучение семиосферы внутреннего мира
человека как континуального семантического пространства.
В настоящей диссертационной работе изучены когнитивные процессы
концептуализации семантической константы REVENGE и комплексно проанализирована ее репрезентация в английском языке в рамках антропоцентрической парадигмы.
Факт принадлежности феномена мести к области этики предопределил
рассмотрение семантической константы REVENGE в качестве концепта, включающего понятийную, образную и ценностную составляющие. Лингвистическое исследование данных компонентов основывается на трехчастной модели
актуализации языкового знака, позволившей описать функционирование знаканоминанта семантической константы на уровнях семантики, синтактики, прагматики.
В результате анализа семантики языкового знака revenge и последующей
когнитивной интерпретации выявлены концептуальные признаки ядра –
«агрессивно-деструктивная акциональность», «направленность», «причинность», «реванш в спорте, играх» и околоядерной периферии – «желание»,
«злость/гнев», «осознанность/намеренность», «наказание», «удовлетворение».
Определен объем потенциальных смыслов, объективируемых знаком revenge в
различных дискурсивных условиях, помимо своего системного значения; установлены когнитивные операции, обусловливающие процесс смыслообразования знака revenge: профилирование, перспективизация, инференция. В процессе
этимологического анализа знака revenge выделен исторический концептуальный признак «восстановление справедливости», фундирующий семантическую
константу.
152
На синтактическом уровне определены и описаны основные композициональные модели языкового знака revenge: Pr.+ N, N’N, N+N; N for / of N,
Adj.+ N, V+N, N+V и выделены дополнительные периферийные концептуальные признаки семантической константы REVENGE: «субъект-мститель», «мотив», «ценность», «структурность», «вид мести» (видовость), «временная протяженность», «злой/ужасный/жестокий», «размер/дименсиональность», «справедливость».
На этом же уровне исследованы и описаны основные когнитивные метафорические модели: онтологическая REVENGE IS AN OBJECT, REVENGE
IS FOOD, REVENGE IS A NATURAL ELEMENT (WATER, AIR, FIRE, SOLID),
REVENGE IS A PLANT, REVENGE IS A HUMAN BEING, ориентационная
REVENGE IS DOWN и возникновения REVENGE IS EMERGENCE. В результате анализа процесса когнитивной метафоризации выявлены новые концептуальные признаки, составляющие дальнюю периферию исследуемой константы:
«дискретность», «дименсиональность», «удовольствие», «острое желание к
осуществлению противодействия», «сильная, неконтролируемая, всепоглощающая эмоция», «врожденность», «бесполезность», «способность к распространению», «целенаправленность», «жестокость», «аморальность».
Изучение сопряженности семантической константы REVENGE в рамках
единой концептосферы английского языка позволило установить: содержательное пространство семантической константы REVENGE формируется собственно ядерным концептом и комплементируется смежными концептуальными образованиями PUNISHMENT, DIVINE PUNISHMENT, MORALITY, JUSTICE,
DUTY, WISH, PASSION, FEELING, HATRED, SATISFACTION, VOW, VIOLENCE.
В рамках лингвокультурологического подхода обнаружен дуалистический ценностный статус семантической константы REVENGE: антиценности в
коллективном языковом сознании и ценности в индивидуальном языковом сознании Человека Мстящего. Иерархически семантическая константа REVENGE
выступает инструментальной ценностью, посредством которой индивид (Чело-
153
век Мстящий) защищает другие непреложные человеческие ценности. Фактологически показано: дискурсивно ценностная составляющая семантической
константы REVENGE реализуется средствами эмотивного «I feel», волитивного
«I want», акционального «I will do» и эпистемического «I know/think» модусов.
Таким образом, опираясь на результаты комплексного лингвистического
анализа, заключаем: семантическая константа REVENGE представляет многомерное концептуальное образование, характеризуемое метафоричностью восприятия, и дуалистичностью оценочной интерпретации.
Семантическая константа REVENGE представляет интерес для дальнейшего научного исследования. Перспективно изучение на материале специализированных дискурсов: религиозный, политический, спортивный. Актуально
сопоставительное исследование языковой концептуализации мести в английской и других языковых культурах в свете развития теории межкультурной
коммуникации. Представляет интерес гендерная специфика концептуализации
константы. Возможно рассмотрение мести в корреляции со своим антиподом
«прощение».
154
Список литературы
1. Агеева, Г. А. Религиозная проповедь как специфический вид языковой коммуникации [Текст] : дис … канд. филол. наук 10.02.04 / Агеева
Галина Александровна. – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет, 1998. – 183 с.
2. Адамова, М. В. Семантически сопряженные категории Freude и
Trauer и их актуализация в немецком языковом сознании [Текст] : дис.
… канд. филол. наук 10.02.04 / Адамова Марина Валерьевна. –
Абакан : Хакасский государственный университет, 2006. – 197 с.
3. Азнаурова, Э. С. Прагматика
художественного
текста
[Текст] /
Э. С. Азнаурова. – Изд-во «Фан» Узбекской ССР, 1988. – 126 с.
4. Алимурадов, О. А. К вопросу о структуре концепта и принципах вербализации его областей [Текст] / О. А. Алимурадов // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. – 2006. –
№ 3. – С. 5–16.
5. Антропологическая лингвистика: Концепты. Категории [Текст] :
колллек. монография под ред. проф. Ю. М. Малиновича. – МоскваИркутск : Институт Языкознания РАН – ИГЛУ, 2003. –251 с.
6. Апресян, Ю. Д. Интегральное описание языка и системная лексикография [Текст] / Ю. Д. Апресян // Избранные труды. – М. : Школа
«Языки русской культуры». – Т.2. – 1995. – 767 с.
7. Аристотель. Сочинения [Текст] : в 4-х т. / Аристотель. – Москва:
Мысль. – Т.4. – 1983. – 831 с.
8. Аристотель. Этика. Политика. Риторика. Поэтика. Категории [Текст] /
Аристотель. – Минск : Литература, 1998. – 1392 с.
9. Арнольд,
И. В.
Стилистика
современного
английского
языка
[Текст] / И. В. Арнольд. – М. : Флинта, 2002. – 384 с.
10. Арутюнова, Н. Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт
[Текст] / Н. Д. Арутюнова. – М. : Наука, 1988а. – 341 с.
155
11. Арутюнова, Н. Д. Дискурс [Текст] / Н. Д. Арутюнова // Языкознание. Большой энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. –
Изд 2-е. – М. : Большая Российская Энциклопедия, 1988б. – C. 136–
137.
12. Арутюнова, Н. Д. Язык и мир человека [Текст] / Н. Д. Арутюнова. – Изд 2-е . – М. : Школа «Языки русской культуры», 1999. – 896
с.
13. Арутюнова, Н. Д. О стыде и совести [Текст] / Н. Д. Арутюнова //
Логический анализ языка: Культурные концепты. – М. : Наука, 2000. –
С. 54–77.
14. Бабушкин, А. П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка [Текст] / А. П. Бабушкин. – Воронеж : Изд-во Воронежского университета, 1998. – 104 с.
15. Баженова, Л. С. Эстетические концепты «прекрасное» / «безобразное» в англоязычном сознании [Текст] : дис. … канд. филол. наук
10.02.04 / Баженова Людмила Сергеевна. – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет, 2005. – 201 с.
16. Балли, Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка
[Текст] / Ш. Балли. – М. : Изд-во иностранной литературы, 1955. – 416
с.
17. Баранов, А. Н. Очерк когнитивной теории метафоры [Текст] / А. Н.
Баранов, Ю. Н. Караулов // Русская политическая метафора (материалы к словарю). – М., 1991. – С. 184–193.
18. Баранов, А. Н. Постулаты когнитивной семантики [Текст] /
А. Н. Баранов, Д. О. Добровольский // Известия АН. Серия литературы и языка. – 1997. – Т. 56. – №1. – С. 11–21.
19. Беляевская, Е. Г. О характере когнитивных оснований языковых категорий [Текст] / Е. Г. Беляевская // Когнитивные аспекты языковой
категоризации : сб. науч. статей. – Рязань : Изд-во Российского государственного педагогического университета, 2000. – С. 9–14.
156
20. Бенвенист, Э. Общая лингвистика [Текст] / Э. Бенвенист. – М. :
УРСС, 2002. – 448 с.
21. Берлизон, С. Б. Стилистический анализ значения фразеологических
единиц и методы его исследования [Текст] / С. Б. Берлизон // Проблемы семасиологии и лингвостилистики. – Вып. 2. – Рязань, 1975. – С.
166–261.
22. Бодуэн де Куртене, И. А. Избранные труды по общему языкознанию [Текст] : в 2-х т. / И. А. Бодуэн де Куртене. – Т. 2. – М., 1963. –
388 с.
23. Болдырев, Н. Н. Когнитивная семантика [Текст] / Н. Н. Болдырев. –
Тамбов : Изд-во Тамбовского ун-та, 2000. – 123 с.
24. Болдырев, Н. Н. Когнитивная семантика [Текст] / Н. Н. Болдырев. –
Изд. 2-е, стер. – Тамбов : Изд-во Тамбовского ун-та, 2001. – 123 с.
25. Болдырев, Н. Н. Категории как форма репрезентации знаний в языке [Текст] / Н. Н. Болдырев // Концептуальное пространство языка :
сб. науч. труд. – Тамбов : Изд-во Тамбовского государственного университета им. Г. Р. Державина, 2005. – С. 16–39.
26. Болдырев, Н. Н. Проблемы исследования языкового знания [Текст] /
Н. Н. Болдырев // Концептуальный анализ языка: современные направления исследования. – М.; Тамбов, 2007. – С. 95–108.
27. Борботько, В. Г. Принципы формирования дискурса: От психолингвистики к лингвосинергетике [Текст] / В. Г. Борботько. – М. : КомКнига, 2006. – 288 с.
28. Борисова, И. В. Семантика эгоцентрических категорий Liebe, Hass и
их актуализация в немецком языковом сознании [Текст] : дис. …
канд. филол. наук
Абакан :
/
10.02.04
Хакасский
Борисова Ирина Владимировна. –
государственный
Н. Ф. Катанова, 2003. – 160 с.
университет
им.
157
29. Будаев, Э. В. Метафора в политической коммуникации: монография
[Текст] / Э. В. Будаев, А. П. Чудинов. – Москва : Флинта, Наука,
2008. – 248 с.
30. Булыгина, Т. В. Особенности структурной организации языка как
системы и методы ее исследования [Текст] / Т. В. Булыгина // Язык
как знаковая система особого рода: сборник материалов конференции. – М., 1967. – С. 5–9.
31. Бэкон, Ф. Сочинения [Текст] : в 2 т. / Ф. Бэкон. – Москва : Изд-во
социально-экономической литературы «Мысль». – Т. 2. – 1978. – 576
с.
32. Вайсгербер, Й. Л. Родной язык и формирование духа [Текст] /
Й. Л. Вайсгербер. – М. : Изд-во МГУ, 1993. – 224 с.
33. Васильев, Л. М. Современная лингвистическая семантика [Текст] :
учеб. пособие / Л. М. Васильев. – М. : Высшая школа, 1990. – 176 с.
34. Васильев, И. Л. Мотивация и контроль за действием [Текст] /
И. Л. Васильев, М. Ш. Магомед-Эминов. – М. : Изд-во Московского
университета, 1991. – 38 c.
35. Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание [Текст] / А. Вежбицкая /
пер. с англ. / отв. ред. М. А. Кронгауз. – М. : Русские словари, 1996. –
416 с.
36. Вежбицкая, А. Понимание культур через посредство ключевых слов
[Текст] / А. Вежбицкая / пер. с англ. А. Д. Шмелева. – М. : Языки славянской культуры, 2001. – 288 c.
37. Ветхий завет [Текст] : Вторая книга Моисеева. Исход, гл. 21 / Библия. – Издание Новая Жизнь Кэмпус Крусэйд, 1991. – 925 с.
38. Витгенштейн,
Л.
Философские
исследования
[Текст] /
Л. Витгенштейн / пер. Л. Добросельский. – М. : АСТ, Астрель, 2011. –
352 с.
39. Вольф,
Е. М.
Функциональная
семантика
оценки
[Текст] /
Е. М. Вольф / Изд 2-е., доп. – М. : Эдиториал УРСС, 2002. – 280 с.
158
40. Воркачев, С. Г. Счастье как лингвокультурный концепт [Текст] /
С. Г. Воркачев. – М. : ИТДГК «Гнозис», 2004. – 236 с.
41. Воркачев, С. Г. Лингвокультурный концепт: типология и области
бытования [Текст] / С. Г. Воркачев. – Волгоград : ВолГу, 2007. – 400 с.
42. Выготский, Л. С. Мышление и речь [Текст] / Л. С. Выготский. –
Изд. 5-е. – М. : Лабиринт, 1999. – 352 с.
43. Гегель, Г. Энциклопедия философских наук [Текст]: в 3 т. / Г. Гегель. – Москва:
Изд-во
социально-экономической
литературы
«Мысль». – Т. 3. Философия духа. – 1977. – 472 с.
44. Георгиевский, Э. В. Кровная месть и смертная казнь у восточных
славян [Текст] / Э. В. Георгиевский // Сибирский Юридический Вестник. – 2005. – № 1. – С. 40–48.
45. Гийом, Г. Принципы теоретической лингвистики [Текст] / Г. Гийом
/ общ. ред. Л. М. Скрелиной. – М. : Прогресс, 1992. – 224 с.
46. Гоббс, Т. Сочинения [Текст] : в 2 т. / Т. Гоббс. – М. : Мысль. –
Т. 2. – 1989. – 736 с.
47. Горелов, А. А. Этика [Текст] : учеб. пособие
/ А. А. Горелов,
Т. А. Горелова. – Изд 2-е. – М. : Флинта : МПС, 2007. – 416 с.
48. Городникова, М. Д. Эмотивные явления в речевой коммуникации
[Текст] : (текст лекций) / М. Д. Городникова. – М. : Московский государственный педагогический университет иностранных языков им.
М. Тореза, 1985. – 72 с.
49. Грецкая, С. С. Концепт
REVENGE / МЕСТЬ
в
когнитивно-
функциональном аспекте (на материале английского и русского языков) [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук 10.02.20 / Грецкая
Софья Сергеевна. – МГУ им. М. В. Ломоносова, 2013. – 9 с.
50. Гумбольдт, фон В. Избранные труды по языкознанию [Текст] /
В. фон Гумбольдт. – М. : Наука, 1984. – 400 с.
159
51. Гурин, В. В. Категория «Воля» в современном английском языке
[Текст] :
… канд. филол. наук 10.02.04 / Гурин Владимир Валерье-
вич. – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет, 2008. – 173 с.
52. Гусейнов, А. А. Этика: Энциклопедический словарь [Текст] / под
общ. ред. Р. Г. Апресяна, А. А. Гусейнова. – М. : Гардарики, 2001. –
671 с.
53. Гуссерль, Э. Г. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология [Текст] / Э. Г. Гуссерль / пер. с нем. Д. И. Склядиева. –
Санкт-Петербург : Логос, 2004. – 398 с.
54. Гуторова, П. В. Ценностные смыслы Repentance и Forgiveness в
английской
языковой
репрезентации
[Текст] :
дис.
…
канд. филол. наук 10.02.04 / Гуторова Полина Владимировна. –
Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет,
2011. – 189 с.
55. Дерябин, В. С. Чувства, влечения, эмоции [Текст] / В. С. Дерябин. –
Л : Наука, 1974. – 258 с.
56. Демьянков, В. З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода [Текст] / В. З. Демьянков // Вопросы языкознания. – 1994. – № 4. – С. 17–33.
57. Демьянков, В. З. Цивилизационные параметры когниции: лингвистика – эстетика – психология – этика [Текст] / В. З. Демьянков // Вопросы когнитивной лингвистики. – Тамбов, 2013. – № 1. – С. 32–47.
58. Дмитриева, О. А. Культурно-языковые характеристики пословиц и
афоризмов (на материале французского и русского языков) [Текст] :
автореф. дис. … канд. филол. наук 10.02.20 / Дмитриева Ольга Александровна. – Волгоград, 1997. – 16 с.
59. Елохова, Г. В. Семантика эгоцентрических категорий: Pflicht и ее
актуализация в современном немецком языке [Текст] : дис. …
канд. филол. наук
10.02.04
/ Елохова
Галина
Владимировна. –
160
Абакан :
Хакасский
государственный
университет
им.
Н. Ф. Катанова, 2006. – 150 с.
60. Жук, Е. А. Сопоставительный анализ ядерных предикатов желания
в русском и английском языках (прагмасемантические аспекты)
[Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук 10.02.19 / Жук Елена
Александровна. – Краснодар, 1994. – 17 с.
61. Жулиа, Д. Философский словарь [Текст] / Д. Жулиа / пер. с франц. –
М. : Международные отношения, 2009. – 544 с.
62. Залевская, А. А. Психолингвистические исследования. Слово.
Текст: Избранные труды [Текст] / А. А. Залевская. – М. : Гнозис,
2005. – 543 с.
63. Ивин, А. А. Философия истории [Текст] / А. А. Ивин. – М. : Гардарики, 2000. – 557 с.
64. Ивин, А. А. Философия: Энциклопедический словарь [Текст] /
А. А. Ивин. – М. : Гардарики, 2004. – 1072 с.
65. Каган, М. С. Философская теория ценности [Текст] / М. С. Каган. –
СПб. : Петрополис, 1997. – 205 с.
66. Казыдуб, Н. Н. Аксиологическая стрела времени: ценностные
смыслы
в
исторически
изменяющемся
дискурсе
[Текст]
/
Н. Н. Казыдуб // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета, 2012. – № 2ю (18). – С. 90–96.
67. Кант, И. О мести [Текст] / И. Кант // Лекции по этике. – Москва :
Изд-во «Республика», 2000. – 431 с.
68. Карасик, В. И. Лингвокультурный концепт как единица исследования [Текст] / В. И. Карасик, Г. Г. Слышкин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики : сб. науч. труд. – Воронеж : Воронежский государственный университет, 2001. – С. 75–80.
69. Карасик, В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс [Текст]
/ В. И. Карасик. – Волгоград : Перемена, 2002. – 299 с.
161
70. Карасик, В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс [Текст]
/ В. И. Карасик. – Изд 2-е. – М. : Гнозис, 2004. – 390 с.
71. Карасик, В. И. Введение в когнитивную лингвистику [Текст] /
В. И. Карасик // под ред. М. В. Пименовой. – Вып. 4. – Кемерово,
2004. – 208 с.
72. Карасик, В. И. Базовые характеристики лингвокультурных концептов [Текст] / В. И Карасик, Г. Г. Слышкин // Антология концептов /
ред. В. И. Карасик, И. А. Стернин. – Волгоград : Парадигма, 2005. –
Т. 1. – С. 16–19.
73. Карасик, В. И. Лингвокультурная концептология [Текст] : учеб. пособие
/
В. И. Карасик,
Н. А. Красавский,
Г. Г. Слышкин. –
Волгоградский государственный педагогический университет, Калмыцкий государственный университет, научно-исследовательская лаборатория «Аксиологическая лингвистика». – Волгоград : Парадигма,
2009. – 116 с.
74. Кацнельсон, С. Д. Категории языка и мышления [Текст] /
С. Д. Кацнельсон // Из научного наследия. – Л. : Наука, 1986. – 298 с.
75. Кобозева,
И. М.
Лингвистическая
семантика
[Текст]
/
И. М. Кобозева. – Москва : Эдиториал УРСС, 2000. – 352 с.
76. Колесов, В. В. Когнитивистика в аспекте терминологии [Текст] /
В. В. Колесов // Вопросы когнитивной лингвистики. – Тамбов, 2013. –
№1. – С. 48–54.
77. Колшанский, Г. В. Объективная картина мира в познании и языке
[Текст] / Г. В. Колшанский / отв. ред. А. М. Шахнарович. – Изд. 2-е,
доп. – М. : Эдиториал УРСС, 2005. – 128 с.
78. Кравченко, А. В. Знак, значение, смысл [Текст] / А. В. Кравченко. –
Иркутск : Издание ОГУП «Иркутская областная типография № 1»,
2001. – 261 с.
79. Кубрякова, Е. С. Краткий словарь когнитивных терминов [Текст] /
Е. С. Кубрякова, В. З. Демьянков, Ю. Г. Панкрац, Л. Г. Лузина / под
162
общ. ред.
Е. С. Кубряковой. – М. :
Филол.
ф-т
МГУ
им.
М. В. Ломоносова, 1997. – 245 с.
80. Кубрякова, Е. С. Язык и знание. На пути получения знаний о языке:
части речи с когнитивной точки зрения [Текст] / Е. С. Кубрякова. –
М. : Языки славянской культуры, 2004. – 560 с.
81. Кубрякова, Е. С. Языковое сознание и языковая картина мира
[Текст] / Е. С. Кубрякова // Филология и культура : международной
конференции. – Ч. 1. – Тамбов, 1999. – С. 6–13.
82. Кузнецова Н. О. Семантическая константа REVENGE в английском
языковом сознании: значение и смысл [Текст] / Н. О.Кузнецова //
Вестник Челябинского государственного университета. Филология.
Искусствоведение / гл. ред. А. Ю. Шатин. – Челябинск : Изд-во Челябинского государственного университета, 2013. – № 3. – C. 57–61.
83. Кузнецова Н. О. Внутренний мир человека: семантическая сопряженность ценностного смысла REVENGE в единой концептосфере
английского языка [Текст] / Н. О. Кузнецова // Вестник Пятигорского
государственного
лингвистического
университета
/
гл.
ред.
З. А. Заврумов. – Пятигорск, 2013. – № 3. – С. 79–83.
84. Кузнецова Н. О. Ценностная феноменология англоязычного концепта REVENGE: дискурсивные модусы актуализации [Текст] /
Н. О. Кузнецова // Вопросы когнитивной лингвистики / гл. ред. Н. Н.
Болдырев. – Тамбов : Издательский дом ТГУ им. Г. Р.Державина,
2013. – № 4. – С. 100–104.
85. Кузнецова Н. О. Семантические константы: REVENGE в английском языковом сознании [Текст] / Н. О.Кузнецова, М. В. Малинович //
European Social Science Journal (Европейский журнал социальных наук). – Москва, 2014. – Т. 6 (45). – С. 331–338.
86. Кузнецова, Н. О. Семантические константы: концепт REVENGE в
современном
английском
языке
[Текст]
/
Н. О. Кузнецова,
М. В. Малинович // Современные лингвистические теории: проблемы
163
слова, предложения, текста : сб. науч. труд. / отв. ред. Ю. М. Малинович. – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет, 2010. – С. 90–101.
87. Кузнецова, Н. О. Когнитивная метафоризация концепта REVENGE
в англоязычном сознании [Текст] / Н. О. Кузнецова // Антропологическая лингвистика: современные проблемы и перспективы: сборник
научных статей / отв. ред. Т. И. Семенова. – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет, 2012. – С. 118–135.
88. Кузнецова, Н. О. Аксиологический потенциал англоязычного смысла REVENGE [Текст] / Н. О. Кузнецова // Современные проблемы гума-нитарных и естественных наук : материалы конференции молодых
ученых (Иркутск, 4–7 марта 2013 г.). – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет, 2013. – С. 77–80.
89. Кузнецова, Н. О. Ценностная актуализация англоязычного смысла
REVENGE в семантическом пространстве причинного модуса [Текст]
/ Н. О. Кузнецова // Слово. Предложение. Текст: анализ языковой
культуры : материалы III международной научно-практической конференции. – Краснодар, 2013. – С. 79–83.
90. Кузнецова, Н. О. Внутренний мир человека: особенности концептуализации
англоязычного
смысла
REVENGE
[Текст]
/
Н. О. Кузнецова // Язык как система и деятельность – 4 : материалы
международной научной конференции (Ростов-на-Дону, 3–6 октября). – Ростов-на-Дону, 2013. – С. 132–134.
91. Кустова, Г. И. Когнитивные модели в семантической деривации и
система производных значений [Текст] / Г. И. Кустова // Вопросы
языкознания. – 2000. – № 4. – С. 85–109.
92. Лакофф, Дж. Метафоры, которыми мы живем [Текст] / Дж. Лакофф,
М. Джонсон / пер. с англ. / под ред. А. Н. Баранова. – М. : Эдиториал
УРСС, 2004. – 255 с.
164
93. Лэнекер, Р. В. Концептуальная семантика и символическая грамматика [Текст] / Р. В. Лэнекер // Вопросы когнитивной лингвистики. –
Тамбов, 2006. – № 3. – С.15–28.
94. Лотман, Ю. М. Избранные статьи [Текст] : в 3 т. / Ю. М. Лотман. –
Т. 1. – Таллинн : Александра, 1992. – 478 с.
95. Лотман,
Ю. М.
Внутри
мыслящих
миров.
Человек – текст –
семиосфера – история [Текст] / Ю. М. Лотман. – М. : Языки русской
культуры, 1999. – 464 с.
96. Лурия, А. Р. Язык и сознание [Текст] / А. Р. Лурия. – М. : Изд-во
Моск. ун-та, 1979. – 320 с.
97. Малинович, М. В. Причинность в естественном языке как форма
отражения объективной действительности [Текст] / М. В. Малинович,
Т. Ю. Семенова // Проблемы структурно-семантической организации
текста : межвузовский сб. науч. труд. – Иркутск, 1999. – С. 92–97.
98. Малинович, М. В. Категория причинности: гносеологические основания [Текст] / М. В. Малинович // Лингвистическая реальность и
межкультурная коммуникация : материалы международной научной
конференции (Иркутск, 19–21 апреля 2000 г.). – Иркутск, 2000. – С.
102–104.
99. Малинович, М. В. Причинность [Текст] / М. В.Малинович // Внутренний мир человека: семантические константы : коллективная монография к юбилею профессора Ю. М. Малиновича. – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет, 2007. – С. 397–
437.
100. Малинович, М. В. Модус причинности в концептосфере «Человек»
[Текст] / М. В. Малинович // Новое в когнитивной лингвистике : материалы I международной научной конференции «Изменяющаяся Россия: новые парадигмы и новые решения в лингвистике»
(Кемерово, 29–31 августа 2008 г.) / отв. ред. М. В. Пименова. – Кеме-
165
рово : КемГУ (Серия «Концептуальные исследования». – Вып. 8). –
Кемерово, 2008. – С. 212–219.
101. Малинович, М. В. Универсальные концепты и категории: проблемы
иерархии
и
взаимодействия
в
пространстве языка [Текст]
/
М. В. Малинович, Д. А. Арипова и др. // Концепты. Категории: языковая реальность : коллективная монография к юбилею профессора
М. В. Малинович. – Иркутск, 2011а. – С. 10–42.
102. Малинович, М. В. Ценностные смыслы в семантическом пространстве причинности [Текст] / М. В. Малинович // Лингвистика и Аксиология: Этносемиометрия ценностных смыслов : коллективная монография. – М. : Тезаурус, 2011б. – 352 с.
103. Малинович, М. В. Универсальные смыслы и категории в языке:
Классические традиции. Современность. Перспективы [Текст] / М. В.
Малинович, Ю. М. Малинович // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета, 2012. – № 2ю (18). – С. 162–170.
104. Малинович, М. В. Константы. Концепты. Категории: Вопросы методологии [Текст] / М. В. Малинович // Актуальные лингвистические
исследования Иркутской научной школы: приоритетные исследования
метафоры. Константы. Концепты. Категории : сб. науч. труд. по материалам международной научно-практической интернет-конференции
(Иркутск, 22–23 октября 2013 г.) / отв. ред. С. А. Хахалова,
М. В. Малинович. – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет, 2013. – 199 с.
105. Малинович, Ю. М. Семантика личностной пристрастности как одна
из актуальных проблем современной лингвистики [Текст] / Ю. М. Малинович // Язык в эпоху знаковой культуры: тезисы докладов и сообщений международной научной конференции. – Иркутск : Иркутский
государственный педагогический институт иностранных языков,
1996. – С. 87–89.
166
106. Малинович, Ю. М. Семиосфера культуры в антропологической
лингвистике [Текст] / Ю. М. Малинович, М. В. Малинович // Номинация. Предикация. Коммуникация : сборник статей к юбилею профессора Л. М. Ковалевой / отв. ред. А. В. Кравченко. – Иркутск : Изд-во
Иркутской государственной экономической академии, 2002. – С. 227–
253.
107. Малинович, Ю. М. Антропологическая лингвистика как интегральная наука [Текст] / Ю. М. Малинович, М. В. Малинович // Антропологическая лингвистика: Концепты. Категории : коллективная монография / под ред. Ю. М. Малинович. – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет, 2003. – С. 7–28.
108. Малинович, Ю. М. К проблеме семантических сопряженных категорий и их системного представления [Текст] / Ю. М. Малинович //
Коммуникативно-прагматические аспекты исследования языковых
единиц : сборник статей к юбилею М. Я. Блоха. – В 2 ч. – Барнаул :
Изд-во Барнаульского государственного педагогического университета, 2004. – Ч 1. – С. 160–168.
109. Малинович, Ю. М. Семиосфера внутреннего мира человека [Текст]
/ Ю. М. Малинович // Внутренний мир человека: Семантические константы : коллективная монография к юбилею докт. филол. наук
Ю. М. Малиновича / отв. ред. М. В. Малинович. – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет, 2007. – С. 12–
58.
110. Маслова, В. А. Лингвокультурология [Текст] / В. А. Маслова. – М. :
Академия, 2001. – 208 с.
111. Маслова, В. А. Когнитивная лингвистика [Текст] : учеб. пособие /
В. А. Маслова. – Минск: ТетраСистемс, 2004. – 256 с.
112. Моррис, Ч. У. Основания теории знаков [Текст] / Ч. У. Моррис //
Семиотика : сб. переводов / под ред. Ю. С. Степанова. – М. : Радуга,
1983. – С. 37–90.
167
113. Мишуткина, И. И. Семантически сопряженные категории Leben и
Tod и их актуализация в немецком языковом сознании [Текст] : дис.
…
канд. филол. наук
10.02.04 / Мишуткина
Ирина
Игоревна. –
Абакан : Хакасский государственный университет, 2004. – 155 с.
114. Немов, Р. С. Психология [Текст] : в 3 кн. / Р. С. Немов // Общие основы психологии. – Кн. 1. – Москва : Гуманитарный издательский
центр Владос, 2003. – 688 с.
115. Павиленис, Р. И. Проблема смысла [Текст] / Р. И. Павиленис. – М. :
Мысль, 1983. – 286 с.
116. Пашаева, И. В. Семантически сопряженные категории das Gute / das
Bose [Текст]: дис. … канд. филол. наук 10.02.04 / Пашаева Ирина Валерьевна. – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический
университет, 2004. – 173 с.
117. Пешковский, А. М. Русский синтаксис в научном освещении.
[Текст] / А. М. Пешковский. – Изд. 8-е. – М. : Языки славянской культуры, 2001. – 544 с.
118. Пименова, М. В. Душа и дух: особенности концептуализации
[Текст] / М. В. Пименова. – Кемерово : ИПК «Графика», 2004. – 385 с.
119. Полонская,
О. Ю. Эмоционально-этические
концепты
Pride
и
Humilation в английском языковом сознании [Текст] : дис. …
канд. филол. наук 10.02.04 / Полонская Олеся Юрьевна. – Иркутск :
Иркутский государственный лингвистический университет, 2010. –
171 с.
120. Попова, З. Д. Очерки по когнитивной лингвистике [Текст] /
З. Д. Попова, И. А. Стернин. – Воронеж : Издательство «Истоки»,
2001. – 185 с.
121. Потебня, А. А. Мысль и язык [Текст] / А. А. Потебня. – Киев : Синто,1993. – 192 с.
168
122. Почепцов, О. Г. Языковая ментальность: способ представления мира [Текст] / О. Г. Почепцов // Вопросы языкознания. – 1990. – № 6. –
С. 110–123.
123. Рассел, Б. Человеческое познание. Его сфера и границы [Текст] /
Б. Рассел / пер. с англ. Н. В. Воробьева. – М. : ТЕРРА – Кн. клуб: Республика, 2000. – 388 с.
124. Саварцева, Н. В. Этические концепты «Верность» и «Предательство»
в
английском
языковом
сознании
[Текст] :
дис.
…
канд. филол. наук 10.02.04 / Саварцева Наталья Владимировна. –
Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет,
2007. – 206 с.
125. Сепир, Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии
[Текст] / Э. Сепир. – М. : Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1993. – 656 с.
126. Серебренникова, Е. Ф. Аспекты аксиологического лингвистического анализа [Текст] / Е. Ф. Серебренникова // Лингвистика и аксиология: этносемиометрия ценностных смыслов : коллективная монография. – М. : Тезаурус, 2011. – 352 с.
127. Сеченов, И. М. Элементы мысли [Текст] / И. М. Сеченов. –
СПб. : Изд-во Питер, 2001. – 416 с.
128. Слышкин, Г. Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты
прецедентных
текстов
в
сознании
и
дискурсе
[Текст]
/
Г. Г.Слышкин. – М. : Academia, 2000. – 128 с.
129. Слышкин, Г. Г. Лингвокультурные концепты и метаконцепты
[Текст] / Г. Г. Слышкин. – Волгоград : Перемена, 2004. – 260 с.
130. Соссюр, Ф. де Труды по языкознанию [Текст] / Ф. де Соссюр / пер.
с франц. – М. : Прогресс, 1977. – 695 с.
131. Степанов, Ю. С. В трехмерном пространстве языка (семиотические
проблемы
лингвистики,
философии,
Ю. С. Степанов. – М. : Наука, 1985. – 335 с.
искусства)
[Текст]
/
169
132. Степанов, Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования [Текст] / Ю. С. Степанов. – М. : Школа «Языки русской
культуры», 1997. – С. 40–76.
133. Степанов, Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. [Текст] /
Ю. С. Степанов. – Изд. 2-е. – М. : Академический проект», 2001. – 990
с.
134. Степанов, Ю. С. Семиотика: Антология [Текст] / Ю. С. Степанов.
– М. : Академический Проект, 2001а. – 691 с.
135. Танков, Е. В. Эгоцентрические категории: Wunsch, его модусы и их
актуализация в немецком языковом сознании [Текст] : дис. …
канд. филол. наук 10.02.04
/ Танков
Евгений
Владимирович. –
Абакан : Хакасский государственный университет, 2003. – 167 с.
136. Телия, В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический
и лингвокультурологический аспекты [Текст] / В. Н. Телия. – Москва :
Школа «Языки русской культуры», 1996. – 288 с.
137. Телия, В. Н. Первоочередные задачи и методологические проблемы
исследования фразеологического состава языка в контексте культуры
[Текст] / В. Н. Телия // Фразеология в контексте культуры. – М.,
1999. – С. 13–24.
138. Топка, Л. В. Прагмасемантическая категория некатегоричности в
современном
английском
языке
[Текст] :
дис.
…
канд. филол. наук 10.02.04 / Топка Лариса Владимировна. – Иркутск :
Иркутский государственный лингвистический университет, 2000. –
168 с.
139. Уфимцева, А. А. Слово в лексико-семантической системе языка
[Текст] / А. А. Уфимцева. – М., 1968. – 271 с.
140. Уфимцева, А. А. Типы словесных знаков [Текст] / А. А. Уфимцева. – Москва : Наука, 1974. – 206 с.
170
141. Уфимцева, А. А. Лексическое значение. Принцип семиологического
описания лексики [Текст] / А. А. Уфимцева. – Изд 2-е, стер. –
Москва : Эдиториал УРСС, 2002. – 240 с.
142. Федосова, О. В. Метафора в разговорном стиле испанского языка
[Текст] / О. В. Федосова // Вестник российского университет дружбы
народов. Серия «Русский и иностранные языки и методика их преподавания». – Москва, 2008. – № 1. – С. 64–75.
143. Феоктистова, И. В. Формирование семантической структуры отвлеченного
имени
(на
материале
древнеанглийского
языка)
[Текст] / И. В. Феоктистова. – Л. : Изд-во «Ленинградский университет», 1984. – 188 с.
144. Филлмор, Ч. Дело о падеже открывается вновь [Текст] / Ч. Филлмор
// Новое в зарубежной лингвистике. – Вып. 1. Лингвистическая
семантика. – М. : Прогресс, 1981 – С. 496–530.
145. Фреге, Г. Смысл и значение [Текст] / Г. Фреге // Избранные работы. – М. : Дом интеллектуальной книги, 1997. – 128 с.
146. Фрумкина, Р. М. Психолингвистика [Текст] / Р. М. Фрумкина. – М. :
Академия, 2001. – 320 с.
147. Хайдеггер, М. Письмо о гуманизме [Текст] / М. Хайдеггер // Бытие
и время. – М. : Изд-во «Республика», 1993. – С. 197–203.
148. Хайдеггер, М. Путь к языку [Текст] / М. Хайдеггер // Бытие и время. – М. : Издательство «Республика», 1993. – С. 17–18.
149. Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис [Текст] / Н. Д. Арутюнова, Т. В.Булыгина, А. А. Кибрик / отв. ред.
Т. В. Булыгина. – М. : Наука, 1992. – 280 с.
150. Чесноков, И. И. Месть как эмоционально-поведенческий концепт
(опыт когнитивно-коммуникативного описания в контексте русской
лингвокультуры) [Текст] : автореф. дис. … докт. филол. наук 10.02.19
/ Чесноков Иван Иванович. – Волгоград, 2009. – 44 с.
171
151. Чернейко, Л. О. Лингво-философский анализ абстрактного имени
[Текст] / Л. О. Чернейко. – М., 1997. – 363 с.
152. Чижова, Х. А. Семантические эгоцентрические категории: генезис и
актуализация категории Gewissen в немецком языковом сознании
[Текст] : дис. … канд. филол. наук 10.02.04 / Чижова Христина Анатольевна. – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический
университет, 2006. – 229 с.
153. Шаховский, В. И. Большой фразеологический словарь русского
языка. Значение. Употребление. Культурологический комментарий /
ответственный
редактор
В. Н. Телия. – М. :
АСТ-Пресс
Книга,
2006. 784 с. [Текст] / В. И. Шаховский. – Вестник Томского государственного педагогического университета, 2007. – № 2. – С. 116–120.
154. Шаховский, В. И. Эмоции. Долингвистика, лингвистика, лингвокультурология [Текст] / В. И. Шаховский. – Москва : Книжный дом
«Либроком», 2010. – 128 с.
155. Шейгал, Е. И. Лингвокультурология: языковая репрезентация этноса [Текст] / Е. И. Шейгал, В. А. Буряковская. – Волгоград : Перемена,
2002. – 178 с.
156. Шиффман, Х. Р. Ощущение и восприятие [Текст] / Х. Ф. Шиффман / пер. с англ. З. Замчук. – Изд 5-е. – СПб. : Питер, 2003. – 928 с.
157. Эко, У. Отсутствующая структура: введение в семиологию [Текст] /
У. Эко. – ТОО ТК «Петрополис», 1998. – 432 с.
158. Янькова, Н. А. Семантические константы: Innermost в современном
английском языке [Текст] : дис. … канд. филол. наук 10.02.04 / Янькова Нина Анатольевна. – Иркутск : Иркутский государственный лингвистический университет, 2011. – 189 с.
159. Ясперс, К. Философия [Текст] : в 2 кн. / К. Ясперс. – Кн. 2. Просветление экзистенции. – М. : «Канон+», 2012. – 448 с.
160. Benveniste, E. Semiologie de langue [Text] / E. Benveniste // Semiotica
1.2. – 1969. – P. 127-135.
172
161. Hallowell, Ed. M. Dare to Forgive: The Power of Letting Go and Moving on [Text] / Ed. M. Hallowell. – Deerfield Beach, Florida: HCI Books,
2006. – 258 p.
162. Eco, U. Semiotics and the Philosophy of Language [Text] / U. Eco. –
Bloomington : Indiana University Press, 1984. – 242 p.
163. Fauconnier, G. Mental Spaces: Aspects of Meaning Construction in Natural Language [Text] / G. Fauconnier. – Cambridge : University Press,
1994.–190 p.
164. Fawcett, R. P. Systems networks, codes, and knowledge of the universe.
Volume 2 : Language and Other Semiotic Systems of Culture. [Text] /
R. P. Fawcett // The Semiotics of Culture and Language. – London, 1984. –
P. 135–179.
165. Fodor, J. A. Representations: Philosophical essays on the foundations of
cognitive science [Text] / J. A. Fodor. – Cambridge MA : MIT Press,
1981. – 343 p.
166. Jaynes, J. The Origin of Consciousness in the Breakdown of the Bicameral Mind [Text] / J. Jaynes. – Boston : Houghton Mifflin Co., 1976. – 465
p.
167. Lakoff, G. Metaphors We Live By [Text] / G. Lakoff, M. Johnson. –
Chicago, London : The University of Chicago Press, 1980. – 354 p.
168. Lakoff, G. Women, Fire, and Dangerous Things: What Categories reveal
about the mind [Text] / G. Lakoff. – Chicago : The University of Chicago
Press, 1990. – 642 p.
169. Langacker, R. W. The Contextual Basis of Cognitive Semantics [Text] /
R. W. Langacker // Language and Conceptualization. – GB : Cambridge
University Press (Language, culture and cognition), 1999. – P. 229–252.
170. Osgood,
Ch. E. Language,
Meaning
and
Culture
[Text]
Ch. E. Osgood. – New York : Westpost, PRAEGER, 1954. – 402 p.
/
173
171. Peirce, Ch. S. The Essential Peirce. Selected Philosophical Writings
[Text] / Ch. S. Peirce. – Bloomington : Indiana University Press, 1992. –
298 p.
172. Rosh, E. Principles of Categorization [Text] / E. Rosh, B. Lloyd // Cognition and Categorization. – Hillsdale, New Jersey : Lawrence Erlbaum Associates, 1978. – P. 27–47.
173. Talmy, L. Attention Phenomena [Text] / L. Talmy // The Oxford
Handbook of Cognitive Linguistics / ed. by D. Geeraerts, H. Cuyckens. –
Oxford : Oxford University Press, 2007. – P. 264–293.
174. Taylor, J. R. Linguistic Categorization: Prototypes in Linguistic Theory
[Text] / J. R. Taylor. – Oxford : Clarendon Press, 1995. – 309 p.
175. Tobin, Y. Semiotics and Linguistics [Text] / Y. Tobin. – London and
New York : Longman, 1990. – 290 p.
176. Turner, M. Metaphor, Metonymy and Binding [Text] / M. Turner,
177. G. Fauconnier // Metaphor and Metonymy at the Crossroads / ed. by
A. Barcelona. – Mouton de Gruyter, 1998. – P. 132–145.
178. Wierzbicka, A. The Case for Surface Case [Text] / A. Wierzbicka. – Ann
Arbor, MI: Karoma, 1980. – 182 p.
179. Wierzbicka,
A.
Semantics:
Primes
and
Universals
[Text]
A. Wierzbicka. – Oxford, N.Y. : Oxford University Press, 1996. – 500 p.
/
174
Список электронных ресурсов глобальной сети Интернет
1. Аврелий, М. Наедине с собой. Размышления / М. Аврелий / под общ.
ред. А. В. Добровольского. – Collegium Artium Ing, Ltd. – Черкасы :
РИЦ «Реал», 1993. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http:
//gendocs.ru/v26802/марк_аврелий._наедине_с_собой_размышления.
2. Головин, С.Ю. Словарь практического психолога / С. Ю. Головин –
Минск : Харвест, 1998. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа:
http://www.modernlib.ru/books/golovin_s_yu/slovar_practicheskogo_psiho
loga/read/
3. Кузнецова, Н. О. Концепт REVENGE в англоязычной картине мира:
значение и смысл / Н. О. Кузнецова // Молодёжь и наука : материалы
IX Всероссийской научно-технической конференции с международным участием. – Красноярск : Сибирский федеральный университет,
2013. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: CD-R.
4. Леонтьев, Д. А. Ценностные представления в индивидуальном и групповом сознании: виды, детерминанты и изменения во времени / Д. А.
Леонтьев, 1996. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа:
http://mary1982/ narod.ru/leontiev.html
5. Моэм, У. С. Подводя итоги / У. С. Моэм. – М. : Высшая школа, 1991. –
560 с. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.libok.net/
writer/5441/kniga/50860/moem_somerset_uilyam/ podvodya_itogi/read/15
6. Православная энциклопедия «Азбука веры». – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www/azbuka.ru/dictionary/strastall/ shtml)
7. Пахомова, И. В. Метафорическое представление концепта ЕДА /
ПИЩА в английской языковой картине мира новоанглийского периода : дис. … канд. филол. наук 10.02.04 / Пахомова Ирина Владимировна. – СПб. : СПГУ, 2003. – 160 с. – [Электронный ресурс]. – Режим
доступа: http://dissros.ru /zakaz/pk190135.html
175
8. Плетнева, Е. В. Метафора повседневности в русской и французской
языковой картинах мира : дис. … канд. филол. наук 10.02.20
/ Плетнева
Елена
Владимировна. – Волгоград,
2006. – 280
с. –
[Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.dissertac.com
9. Соломоник, А. Позитивная семиотика (о знаках, знаковых системах и
семиотической деятельности) / А. Соломоник // Образование: исследовано
в
мире
/
ред.
Г.
Крейдлин. – М. :
OIMRU,
2000. –
[Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.oim.ru
10. Спиноза, Б. Избранные произведения: в 2-х т. / Б. Спиноза / пер.
Н. А. Иванцова. – М. : Государственное издательство политической
литературы, 1957. – Т. 1. Этика. – [Электронный ресурс]. –
Режим доступа: http://fe.narod.ru/ethica/parts/ethica_part_1.html
11. Horowitz, M. J. Understanding and Ameliorating Revenge Fantasies in
Psychotherapy / M. J. Horowitz. – American Journal of Psychiatry, 2007. –
[Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://adaptive therapy.com/
Trauma and the desire for revenge.pdf
12. Quervain de, D. J.-F. The Neural Basis of Altruistic Punishment / D. J.F. de Quervain. – Science, 2004. – № 5653. – Vol. 305. – P. 1254–1258. –
[Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.econ. uzh.ch/ faculty/fehr/publications/Altruistic_Punishment.pdf
13. Talmy, L. Toward a Cognitive Semantics / L. Talmy, 2000. –
[Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://wings.
linguistics //people/faculty/talmy/talmy-web/TCS.html
buffalo.edu/
176
Список словарей и принятых сокращений
1. Большой
психологический
словарь
/
сост.
Б. Мещеряков,
В. Зинченко. – Олма-Пресс, 2004. – [Электронный
ресурс]. –
Режим доступа: http://vocabulary.ru /dictionary/30word/zhelanie (в тексте – БПС).
2. Большой
энциклопедический
словарь
[Текст]
/
гл. ред.
акад.
А. М. Прохоров. – Москва : Большая Российская Энциклопедия,
1998. – 1456 с. (в тексте – БЭС).
3. Латинско-Русский словарь [Текст] / ред. И. Х. Дворецкий. – Изд. 2-е,
пер. и доп. – Москва, 1976. – 1088 с. (в тексте – ЛЭС).
4. Новая философская энциклопедия: в 4 т. / под ред. В. С. Степина и
др. – М. : Мысль, 2000-2001. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://iph.ras.ru/ enc.htm (в тексте – НФЭ).
5. Православная энциклопедия «Азбука веры». – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www/azbuka.ru/dictionary/strast-all/shtml
6. Словарь американских идиом [Text] / А. Маккей, М. Т. Ботнер,
Дж. И. Гейтс. – Санкт-Петербург, 1997. – 464 с. (в тексте – САМ).
7. Философия: Энциклопедический словарь / ред. А. А. Ивин. – М. : Гардарики,
2004.
–
[Электронный ресурс].
–
Режим
доступа:
http://dic.academic.ru/ dic.nsf/enc_philosophy/ 1350/ ЦЕННОСТЬ
8. The American College Dictionary [Text]. – New York : Random House,
1962. – 1444 p. (в тексте – ACD).
9. The American Heritage Dictionary of the English Language [Text] / ed. by
W. Morris. – Boston : Houghton Mifflin Company, 1978. – 1550 p. (в тексте – AHD).
10. The Advanced Learner’s Dictionary of Current English [Text] /
A.S. Hornby. – London : Oxford University Press, 1978. – 1200 p. (в тексте – ALDCE).
177
11. The All Nations English Dictionary [Text]. – Colorado : All Nations Literature, 1992. – 586 p. (в тексте – ANED).
12. Britannica [Text] // Volume 10 :The New Encyclopedia Britannica. –
Chicago : Encyclopedia Britannica, Inc., 1994. – 954 p.
13. Chamber’s Dictionary of Etymology [Text] / ed. by Robert R. Barnhart. – Edinburgh – New York : MAME, 2000. – 1284 p. (в тексте –
CDE).
14. Collins English Dictionary [Text] / ed. by Alexander H. – Irvine : William Collins Sons and Co. Ltd, 1972. – 1263 p. (в тексте – CED).
15. Collins Cobuild English Language Dictionary [Text]. – London and
Glasgow : Collins, 1991. – 1242 p. (в тексте – CCELD).
16. The Concise Standard Dictionary of the English Language [Text]. – New
York and London : Funk & Wagnalls Co., 1934. – 825 p. (в тексте –
CSD).
17. Chamber’s Twentieth Century Dictionary [Text]. – Edinburg; London :
W.& R. Chamber’s, Ltd., 1959. – 1387 p. (в тексте – CTCD).
18. Dictionnaire Etymologique [Text] / ed. A. Dauzat. – Paris : LaRousse,
1938. – 810 p. (в тексте – DE).
19. Dictionnaire Etymologique du Francais [Text] / ed. J. Picoche. – Paris :
Le Robert, 1992. – 620 p. (в тексте – DEF).
20. English Idioms [Text] / ed. by J. M. Dixon. – Great Britain : The Press of
the Publishers. – 288 p. (в тексте – EI).
21. English Synonyms Explained in Alphabetical Order [Text] / G. Crabb. –
London : George Routledge and Sons, 1902. – 650 p. (в тексте – ESE).
22. The Free Dictionary / by Farlex. – [Электронный ресурс]. – Режим
доступа: http://www.thefreelibrary.com/REVENGE (в тексте – FD).
23. The Facts on File Dictionary of Proverbs [Text] / by M. H. Manser, associate editors R. Fergusson, D. Pickering. – New York : Facts on File,
Inc., 2007. – 513 p. (в тексте – FFDP).
178
24. Longman Advanced American Dictionary [Text]. – Harlow : Longman,
2000. – 1746 p. (в тексте – LAAD).
25. Longman Dictionary of Contemporary English [Text]. – Harlow :
Longman, 2007. – 1950 p. (в тексте – LDCE).
26. Longman Dictionary of English Language and Culture [Text]. –
Harlow : Longman, 1992. – 1568 p. (в тексте – LDELC).
27. Longman Essential Activator [Text]. – London : Longman Ltd., 1997. –
997 p. (в тексте – LEA).
28. Longman Dictionary of English Idioms [Text]. – London : Longman
Group Ltd., 1979. – 387 p. (в тексте – LDEI).
29. Longman Language Activator [Text]. – London : Longman group UK
Ltd., 1997. – 1587 p. (в тексте – LLA).
30. Macmillan English Dictionary. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.macmillandictionary.com (в тексте – MED).
31. The New American Roget College Thesaurus [Text]. – NewYork : A
Signet Book, 1978. – 572 p. (в тексте – NARCT).
32. The New Encyclopedia Britannica [Text]. – Volume 15 : Encyclopedia
Britannica / ed. 15 in 30 volumes. – Chicago : The University of Chicago,
1975. – p. 281–285. (в тексте – NEB).
33. Oxford Advanced Learners Encyclopedic Dictionary [Text]. – Oxford :
University Press, 1994. – 1082 p. (в тексте – OALED).
34. Old English Translator. – [Электронный
ресурс]. – Режим доступа:
http://www.oldenglish translator.co.uk/index.html (в тексте – OET).
35. Online Etymology Dictionary / by D. Harper, 2010. – Режим доступа:
http://www.etymonline.com (в тексте – OETD).
36. The Concise Oxford Dictionary of Current English [Text]. – Oxford :
Claredon Press, 1956. – 1536 p. (в тексте – ODCE).
37. The Oxford Dictionary of English Proverbs [Text] / ed. by W. G. Smith,
2nd ed. – Oxford : Claredon Press, 1935. – 678 p. (в тексте – ODEP).
179
38. The Oxford English Dictionary [Text]. – Oxford : University Press,
1933. – 936 p. (в тексте – OED).
39. Oxford Students Dictionary of Current English [Text]. – Oxford : Oxford
University Press, 1989. – 749 p. (в тексте – OSDCE).
40. Oxford Word Power Dictionary [Text]. – Oxford : University Press,
2003. – 794 p. (в тексте – OWD).
41. Pitman’s Book of Synonyms and Antonyms [Text]. – London, 1956. –
250 p. (в тексте – PBS).
42. The Penguin Dictionary of English Idioms [Text] / by D. M. Gulland,
1986. – 300 p. (в тексте – PDEI).
43. Roget’s Thesaurus of English Words and Phrases [Text] / ed. by
R. A. Dutch. – London : Penguin Book, 1966. – 720 p. (в тексте –
RTEWP).
44. The Random House Dictionary of the English Language [Text]. – New
York : Random House, 1970. – 2059 p. (в тексте – RHDEL).
45. A Basic Dictionary of Synonyms and Antonyms [Text]. – L. Urdang. –
New Dehli; Bombey : Vision Books, 1983. – 400 p. (в тексте – S&A).
46. The Third Book of English Idioms [Text] / V. H. Collins. – London :
Longman, 1961. – 205 p. (в тексте – TBEI).
47. Thesaurus of English Words and Phrases [Text]. – London : Longman,
1959. – 705 p. (в тексте – TEWP).
48. Webster’s New Collegiate Dictionary [Text]. – Springfield : G&C Merriam Co., 1958. – 1535 p. (в тексте – WNCD).
49. Webster’s New World Dictionary of American Language [Text] / ed. by
D. B. Guralnik. – Cleveland, New York : William Collins & World Publishing Co., Inc., 1974. – 1692 p. (в тексте – WNWDAL).
50. Webster’s New Encyclopedic Dictionary [Text]. – Cologne : Konemann,
1994. – 1787 p. (в тексте – WNED).
51. Webster’s New World Thesaurus [Text] / Ch. Laird. – New York : A
Median Book, 1971. – 678 p. (в тексте – WNWT).
180
52. Webster’s Dictionary of Synonyms [Text]. – Springfield : G&C Merriam
Co., Publishers, 1951. – 907 p. (в тексте – WDS).
Список источников примеров
1. British
National
Corpus
[Electronic
resource]. – Режим
доступа:
http://corpus.byu.edu/bnc/ (в тексте – BYU–BNC).
2. Corpus of Contemporary American English [Electronic resource]. – Режим
доступа: http://corpus.byu.edu/coca (в тексте – СOCA).
3. A Look at the Next Few Weeks [Electronic resource]. – Washington Post,
2008. – COCA.
4. Austin, J. Lady Susan [Electronic resource] / J. Austin // Электронная
библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
5. Austin, J. Pride and Prejudice [Electronic resource] / J. Austin // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
6. Aurelius, M. All Quotes Tagged Revenged [Electronic resource]. – Режим
доступа: http://www.quotesdaddy.com/tag/Revenge
7. Bacon, F. Of Revenge [Electronic resource] / F. Bacon // The Essays. –
Режим
доступа: http://ebooks.adelaide.edu.au/b/bacon/francis/b12e
/essay4.html
8. Barnard, R. Little Victims [Electronic resource] / R. Barnard. – London :
Corgi Books, 1993. – BYU–BNC.
9. Barnes, T. A Midsummer Killing [Electronic resource] / T. Barnes. –
Sevenoaks : New English Library, 1991. – BYU–BNC
10. Barnes, T. Taped / T. Barnes [Electronic resource] / T. Barnes. –
London : Coronet Books, 1993. – BYU–BNC.
11. Batman Forever [Electronic resource]. – COCA.
181
12. Bentham, J. Doctor Who: the early years [Electronic resource] / J. Bentham. – London : W. H Allen & Company, 1986. – BYU–BNC.
13. Beowulf [Electronic resource]. – Режим доступа: http://norse.ulver.com
/src/other/beowulf.html
14. Bible [Electronic resource]. – New American Standard, 1995. – Режим
доступа: http://biblehub.com/romans12:19.htm
15. Billings, J. Forgiveness Quotes [Electronic resource] / J. Billings. –
Режим доступа: http://www.desiquotes.com/quote/2744
16. Bingham, Ch. In Sunshine or In Shadow [Electronic resource] / Ch.
Bingham. – London : Bantam (Corgi), 1992. – BYU–BNC.
17. Bissoondath, N. The Power of Reason [Electronic resource] /
N. Bissoondath, 2001. – COCA.
18. Booth, P. Malibu [Electronic resource] / P. Booth. – New York : Crown
Publishers, 1990. – COCA.
19. Bragg, M. The Maid of Buttermere [Electronic resource] / M. Bragg. –
London : Sceptre (Hodder), 1993. – BYU–BNC.
20. Bronte, Ch. Jane Eyre [Electronic resource] / Ch. Bronte. – Oxford :
Bookworms Edition, 1990. – BYU–BNC.
21. Brooke, Ch. Europe in the Сentral Middle Ages [Electronic resource] /
Ch. Brooke. – Harlow : Longman Group UK Ltd, 1987. – BYU–BNC.
22. Brown, S. The White Hot [Text] / S. Brown. – New York : Simon &
Shuster, Inc., 2005. – 608 p.
23. Bulmer, K. The Professionals [Electronic resource] / K. Bulmer. –
Wallington, Surrey : Severn House, 1983. – BYU–BNC.
24. Bulwer-Lytton, E. Edward Bulwer-Lytton Quotes [Electronic resource]. – Режим доступа: http://www.thinkexist.com
25. Byrne, J. My Enemy, My Love [Electronic resource] / J. Byrne. –
Richmond, Surrey : Mills &Boon, 1993. – BYU–BNC.
26. Carleton, W "Wildgoose Lodge" [Electronic resource] / W. Carleton,
2011. – COCA.
182
27. CBS_Rather Chaos in Iraq [Electronic resource], 2003. – COCA.
28. Chandler, R. Trouble is my Business [Electronic resource] / R. Chandler.
–Режим доступа: http://www.aelib.org.ua/textsc/chandler__trouble_is_
my_business__en.htm
29. Chapin, Ed. Chapin [Electronic resource]. – Режим доступа: http:
//www.bartleby.com/348/ authors/96.html
30. Chesterfield, Ph. Lord Chesterfield Quotes [Electronic resource]. –
Режим
доступа:
http://www.basicquotations.com/index.php?-
quote=47844
31. Christy, R. Proverbs, Maxims and Phrases of All Ages [Electronic resource] / R. Christie, 1887. – Режим доступа: http://www.bartleby.com/
89/901.html
32. Clifford, D. Myths of War [Electronic resource] / D. Clifford. –
American Spectator, 2006. – COCA.
33. Carroll, L. Sylvie and Bruno [Electronic resource] / L. Carroll // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
34. Cave, P. Foxbat [Electronic resource] / P. Cave. – Wallington, Surrey :
Severn House, 1979. – BYU.
35. Christopher, N. Black Majesty [Text] / N. Christopher. – London : The
Sheridan Book Company, 1994. – 596 p.
36. Collins, W. After Dark [Electronic resource] / W. Collins // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим
доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
37. Collins, W. Armadale [Electronic resource] / W. Collins // Электронная
библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
38. Collins, W. I say No [Electronic resource] / W. Collins // Электронная
библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
183
39. Collins, W. The Legacy of Cain [Electronic resource] / W. Collins //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
40. Collins, W. Man and Wife? / W. Collins // Электронная библиотека
«Treasures of The World – М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
41. Collins, W. Miss or Mrs? [Electronic resource] / W. Collins // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
42. Collins, W. No Name [Electronic resource] / W. Collins // Электронная
библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
43. Collins, W. The Moonstone [Electronic resource] / W. Collins // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
44. Collins, W. The Queen of Hearts [Electronic resource] / W. Collins //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
45. Collins, W. The Woman in White [Electronic resource] / W. Collins //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
46. Confucius All Quotes Tagged Revenged [Electronic resource]. – Режим
доступа: http://www.quotesdaddy.com/tag/Revenged
47. Cooney, C. B. Snow [Electronic resource] / C. B. Cooney. – New York :
Scholastic Inc., 1990. – COCA.
48. Cooper, L. Children Lost and Found [Electronic resource] / L. Cooper. –
2007. – COCA.
49. Curtis, J. Sons of the Morning [Electronic resource] / J. Curtis. –
London : Corgi Books, 1992. – BYU–BNC.
184
50. Deaver, J. The Vanished Man [Electronic resource] / J. Deaver. – Режим
доступа: http://ibooksonline.com/99/83.html
51. Defoe, D. Moll Flanders [Electronic resource] / D. Defoe // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим
доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
52. Denton, E. Lice [Electronic resource] / E. Denton // The Massachusetts
Review. – Spring, 2002. – COCA.
53. Dickens, Ch. Barnaby Rudge [Electronic resource] / Ch. Dickens //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
54. Dickens, Ch. Bleak House [Electronic resource] / Ch. Dickens // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
55. Dickens, Ch. Dombey and Son [Electronic resource] / Ch. Dickens //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
56. Dickens, Ch. Life and Adventures of Nicholas Nickleby [Electronic resource] / Ch. Dickens // Электронная библиотека «Treasures of The
World». – М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск
(DVD-ROM).
57. Dickens, Ch. Little Dorrit [Electronic resource] / Ch. Dickens // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
58. Dickens, Ch. Master Humphrey’s Clock [Electronic resource] / Ch.
Dickens // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. :
Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
59. Dickens, Ch. Sketches of Young Gentlemen [Electronic resource] / Ch.
Dickens // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. :
Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
185
60. Dickens, Ch. The Pickwick Papers [Electronic resource] / Ch. Dickens //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
61. Dickens, Ch. Pictures from Italy [Electronic resource] / Ch. Dickens //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
62. Doyle, A. C. A Captain of Pole Star [Electronic resource] / A. C. Doyle
// Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
63. Doyle, A. C. A Study in Scarlet [Electronic resource] / A. C. Doyle //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
64. Doyle, A. C. His Last Bow [Electronic resource] / A. C. Doyle // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
65. Doyle, A. C. Memoirs of Sherlock Holmes [Electronic resource] /
A. C. Doyle // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. :
Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
66. Doyle, A. C. The Adventure of Gerard [Electronic resource] /
A. C. Doyle // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. :
Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
67. Doyle, A. C. The Adventure of the Empty House [Electronic resource] /
A. C. Doyle // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. :
Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
68. Doyle, A. C. The Adventures of Sherlock Holmes [Electronic resource] /
A. C. Doyle // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. :
Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
69. Doyle, A. C. The Return of Sherlock Holmes [Electronic resource] /
A. C. Doyle // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. :
Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
186
70. Doyle, A. C. The Stark Munro Letters [Electronic resource] / A.C. Doyle
// Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
71. Doyle, A. C. The Vital Message [Electronic resource] / A. C. Doyle //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
72. Dreiser, T. Sister Carrie [Electronic resource] / T. Dreiser // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим
доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
73. Duffy, The Other Country [Electronic resource] / C.A. Duffy. – London:
Anvil Poetry Press, 1990. – BYU-BNC.
74. Fay, M. Ivory Wars [Electronic resource] /M. Fay // National Geographic. – Vol. 211, Iss. 3; pg. 34, 23 pgs, 2007. – COCA.
75. Fiendling, H. The History of Tom Jones [Electronic resource] /
H. Fiendling // Электронная библиотека «Treasures of The World». –
М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVDROM).
76. Friedmann, I. Forgiveness Quotes [Electronic resource]. – Режим
дос-
тупа: http://www.desiquotes.com/quote/2744
77. Gandhi, M.K. Quote Investigator
Режим доступа:
[Electronic
resource]. –
http://quoteinvestigator.com/2010/12/27/eye-for-eye-
blindGuardian, Arts Material, 1989. – BYU–BNC.
78. Gates, S. The Lock / S. Gates [Electronic resource]. – Oxford : OUP,
1990. – COCA.
79. Grist, Life at the tip: Les Bence on the game [Electronic resource] /
M. Grist. – London : Virgin, 1993. – BYU–BNC.
80. Glanville, B. Mafia Country [Text] / B. Glanville. – London : The Harborough Publishing Co. Ltd., 1960. – 143 p.
81. Gompers, S. Gompers Quote
[Electronic
resource]. – Режим
доступа: http://www.wisdomquotes. com/quote/samuel-gompers.html
187
82. Gower, I. The Shoemaker’s Daughter [Electronic resource] / I. Gower. –
London : Corgi Books, 1992. – COCA.
83. Goodstein, L. Murder and Suicide Reviving Claims of Child Abuse in
Cult [Electronic resource] / L. Goodstein. – New York Times, 2005. –
COCA.
84. Grahame, K. The Wind in the Willows [Electronic resource] /
K. Grahame // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. :
Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM)
85. Greenfeld, K. Taro Tribeca Tale / K. Greenfeld. – Vol.128, Iss.5; pg.47,
2009. – COCA.
86. Guardian, Arts Material, 1989 [Electronic resource]. – BYU–BNC.
87. Haggard, H.R. Allan Quatermain [Electronic resource] / H.R. Haggard //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
88. Haggard, H. R. Finished [Electronic resource] / H. R. Haggard // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
89. Haggard, H. R. Marie [Electronic resource] / H. R. Haggard // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
90. Haggard, H. R. She [Electronic resource] / H. R. Haggard // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим
доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
91. Haggard,
H. R. When
the
World
Shook
[Electronic
resource]/
H. R. Haggard // Электронная библиотека «Treasures of The World». –
М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVDROM).
92. Hanson Fok [Electronic resource]. – Режим доступа: http://sites.cdnis.
edu.hk/teachers
188
93. Hardy, T. The Mayor of Caster Bridge [Electronic resource] / T. Hardy //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
94. Harris, E. L. I say a little prayer: a novel [Electronic resource] /
E. L. Harris. – New York : Doubleday, 1st ed., 2006. – COCA.
95. Hemry, J. G. The Rift [Electronic resource] / J. G. Hemry // Analog Science Fiction & Fact. – Vol.130, Iss.10; pg.9, 2010. – COCA.
96. Hendry, F. M. Quest for a babe [Electronic resource] / F. M. Hendry. –
Edinburgh : Canongate Pub.Ltd, 1990. – BYU–BNC.
97. Henry, O. A Black Bargainer [Electronic resource] / O. Henry. – Режим
доступа: http://classiclit.about.com/library/bl-etexts/ohenry/bl-ohenryblackjack.htm
98. Henry, O. Whirligigs [Electronic resource] / O. Henry // Электронная
библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
99. Hitchcock, A. Alfred Hitchcock Quotes [Electronic resource]. – Режим
доступа: http://www.thinkexist.com
100. Irwing, W. Astoria [Electronic resource] / W. Irwing // Электронная
библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
101. James, D. Bay of Rainbow [Electronic resource] / D. James. –
Richmond, Surrey : Mills & Boon, 1993. – BYU–BNC.
102. James, H. Roderick Hudson [Electronic resource] / H. James // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
103. James, H. The American [Electronic resource] / H. James // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим
доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
189
104. James, H. The Europeans [Electronic resource] / H. James // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим
доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
105. Jerome, K. J. Paul Kelver [Electronic resource] / K. J. Jerome // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
106. Jerome, K. J. Three Men in a Boat [Electronic resource] / K. J. Jerome //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
107. Jesse, A. The Wildman [Electronic resource] / A. Jesse // Tribal College. – Vol. 19, Iss. 1; pg. 44, 2 pgs, 2007. – COCA.
108. Johnson, R. M. The Million Dollar Deception [Electronic resource] /
R. M. Johnson // New York : Simon & Schuster, 2008. – COCA.
109. Johnstone, W. Return of the mountain man [Electronic resource] / W.
Johnstone. – New York : Kensington Books, 2009. – COCA.
110. Kenyon, Sh. Upon the Midnight Clear [Electronic resource] /
Sh. Kenyon. – New York : St. Martin's Paperbacks, 2007. – COCA.
111. King, M. L. Martin Luther King Quotes [Electronic resource]. – Режим
доступа: http://www.historylearningsite.co.uk/mlk1.htm
112. Kosmatka, T. The Color Least Used by Nature [Electronic resource] / T.
Kosmatka. – Fantasy & Science Fiction, 2012. – COCA.
113. Korecki, N. Mumbai: Terror, horror, forgiveness; American widow, victims of 2008 hotel attack somberly recall bombed-out war zone [Electronic
resource]. – The Chicago Sun-Times, 2010. – COCA.
114. Leung, H. [Electronic resource] / H. Leung. – Режим доступа:
http://sites.cdnis.edu.hk/teachers/jenniferroot/2010/03/19/revengeissweet/#
comment-561
115. LETTERS Readers Have Their Say [Electronic resource] // San Francisco Chronicle (editorial), 2001. – COCA.
190
116. Ling, P. Flood Water [Electronic resource] / P. Ling. – London : Headline Book Pub.plc, 1993. – BYU–BNC.
117. Liverpool Daily Post and Echo [Electronic resource] / Liverpool : Liverpool Daily Post & Echo Ltd, 1989. – BYU–BNC.
118. Liverpool Daily Post and Echo [Electronic resource] / Liverpool : Liverpool Daily Post & Echo Ltd, 1993. – BYU–BNC.
119. London, J. Adventure [Electronic resource] / J. London // Электронная
библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
120. London, J. Burning Daylight [Electronic resource] / J. London // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
121. London, J. Martin Eden [Electronic resource] / J. London // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим
доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
122. London, J. South Sea Tales [Electronic resource] / J. London // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
123. London, J. The Iron Heel [Electronic resource] / J. London // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим
доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
124. London, J. The Jacket [Electronic resource] / J. London // Электронная
библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
125. London, J. Tales of the Klondyke [Electronic resource] / J. London //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
126. London, J. Tales of The Fish Patrol [Electronic resource] / J. London //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
191
127. London, J. The Sea Wolf [Electronic resource] / J. London // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим
доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
128. London, J. The Strength of the Strong [Electronic resource] / J. London
// Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
129. Mattinson, J. Marriage inside out [Electronic resource] J. Mattinson,
Ch. Clulow. – London : Penguin Group, 1989. – BYU – BNC.
130. Maugham, S. Theatre [Text] / S. Maugham. – M., 2005. – 304 p.
131. Mead, R. Succubus Blue [Electronic resource] / R. Mead. – New York :
Kensington Books, 2007. – COCA.
132. Meirelles, A. Book review: Medea [Electronic resource] / A. Meirelles. –
Режим доступа: http://www.shvoong.com/entertainment/plays/1662600medea/
133. Melville, H. Moby Dick [Electronic resource] / H. Melville // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
134. Melville, H. Typee: A Romance of the South Sea [Electronic resource] /
H. Melville // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. :
Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
135. Middles, M. The Smith [Electronic resource] / M. Middles. – London :
Omnibus Press, 1988. – BUY–BNC.
136. Mills, D. A Woman Called Sage [Text] / D. Mills. – Zondervan, 2010. –
304 p.
137. Montgomery, L. M. Robert Turner’s Revenge [Electronic resource] /
L. M. Montgomery // Short Stories, 1909 to 1922. – Режим
http://
доступа:
booksshouldbefree.com/downlowd/text/lucy-Maud-Montgomery-
Short-Stories-1902-1922.txt
138. Morpurgo, I. Letter Home in a Foreign Language [Electronic resource] /
I. Morpurgo // Review of Contemporary Fiction. – Spring, 2010. – COCA.
192
139. Morris, W. Child Christopher [Electronic resource] / M. Morris // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
140. Murdoch, I. The Message to the Planet [Electronic resource] / I. Murdoch. – London : Chatto & Windus, Ltd, 1989. – BYU–BNC.
141. Murray, A. Only Two Can Share [Electronic resource] / A. Murray. –
Richmonde, Surrey : Mills & Boon, 1993. – BYU–BNC.
142. Noire Unzipped: An Urban Erotic Tale [Electronic resource] / Noire,
2010. – COCA.
143. NBC_Dateline Victims' families contend that evidence shows Columbine shooting could have been prevented [Electronic resource], 2004. –
COCA.
144. Northern Echo [Electronic resource] // World affairs material, 19851994. – BYU–BNC.
145. Norwood, R. Time Fantasy & Science Fiction [Electronic resource] / R.
Norwood. – Vol. 120, Iss.1/2; pg.17, 2011. – COCA.
146. O'Banyon, C. Wind Warrior [Electronic resource] / C. O'Banyon. – New
York : Leisure Books, 2010. – COCA.
147. O’Malley, A. Revenge Sayings / Revenge quotes / Revenge mottos
[Electronic resource]. – Режим доступа:
http://www.famouslifemottos.
org/Revenge. html
148. Paragon, a film story line, 2009 [Electronic resource]. – Режим доступа:
http://imdb.com/title.tt1400403
149. Peyton, K. Who, sir? Me, sir? [Electronic resource] / K. Peyton. – Oxford : OUP, 1988. – BYU–BNC.
150. Plain, B. Harvest [Electronic resource] / B. Plain. – New York :
Delacorte Press, 1990. – COCA.
151. Poe, Ed. Hop-Frog [Electronic resource] / Ed. Poe. – Режим доступа:
http://www.answer.com/topic/hop-frog
193
152. Prusher, I. R. When settlers strike: Palestinians point and shoot video
[Electronic resource] / I. R. Prusher // Christian Science Monitor, WORLD;
Pg. 1, 2008. – COCA.
153. Revenge Guy Break-Up Lines [Electronic resource]. – Режим доступа:
http://www.revengeguy.com
154. Revenge not taken; Man forgives molester [Electronic resource]. – PM
EST, 2008 (080523). – COCA.
155. Sayaka [Electronic resource]. – Режим доступа:
http://sites.cdnis.edu.
hk/teachers/jenniferroot/2010/03/19/revengeissweet/#comment-561.
156. Scott, W. Ivanhoe [Electronic resource] / W. Scott // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим
доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
157. Scott, W. The Heart of Mid-Lothian [Electronic resource] / W. Scott //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
158. Schroeder, K. Queen of Candesce [Electronic resource] / K. Schroeder //
Analog Science Fiction & Fact. – Vol. 127. – 2007. – COCA.
159. Schweitzer, A. Schweitzer Quotes [Electronic resource]. – Режим доступа: http://www.basicquotations.com/index.php?quote=47844
160. Shakespeare, W. As You Like It [Electronic resource] / W. Shakespeare
// Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
161. Shakespeare, W. Othello [Electronic resource] / W. Shakespeare //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
162. Sheldon, S. A Stranger in the Mirror [Text] / S. Sheldon. – London :
Harper Collins Publishers, 2004. – 348 p.
163. Shelley, M. Frankenstein, or the Modern Prometheus [Electronic resource] / M. Shelley // Электронная библиотека «Treasures of The
194
World». – М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск
(DVD-ROM).
164. Shelley, P. B. Revenge Sayings / Revenge quotes / Revenge mottos
[Electronic resource]. – Режим доступа: http://www.famouslifemottos.
org/ Revenge. html
165. Singer, R. The Justice Game [Electronic resource] / R. Singer. – Tyndale
House Publishers, 2009. – COCA.
166. Sinatra, F. Revenge Sayings / Revenge quotes / Revenge mottos [Electronic resource]. – Режим доступа: http://www.famouslifemottos. org/ Revenge. html
167. Stevenson, R. L. A Footnote to History [Electronic resource] /
R. L. Stevenson // Электронная библиотека «Treasures of The World». –
М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVDROM).
168. Stevenson, R. L. Ballads [Electronic resource] / R. L. Stevenson // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
169. Stevenson, R. L. Catriona [Electronic resource] / R. L. Stevenson //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
170. Stevenson, R. L. Familiar Studies of Men [Electronic resource] /
R. L. Stevenson // Электронная библиотека «Treasures of The World». –
М. : Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVDROM).
171. Stevenson, R. L. Prince Otto [Electronic resource] / R. L. Stevenson //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
172. Stevenson, R. L. St. Ives [Electronic resource] / R. L. Stevenson // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
195
173. Stevenson, R. L. The Dynamiter [Electronic resource] / R. L. Stevenson
// Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
174. Stevenson, R. L. Treasure Island [Electronic resource] / R. L. Stevenson
// Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
175. Stewart, M. The Crystal Cave [Text] / M. Stewart. – London : Coronet
Books Hodder & Stoughton, 1981. – 161 p.
176. Stratmann, H. G. Wilderness was Paradise [Electronic resource] /
H. G. Stratmann. – Vol. 129, Iss.12; pg.48, 2009. – COCA.
177. Stoker, B. Lair of the White Worm [Electronic resource] / B. Stoker //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
178. Thackaray, W. Men’s Wives [Electronic resource] / W. Thackaray //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
179. Thackaray, W. Vanity Fair [Electronic resource] / W. Thackaray //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
180. Tierney, A. The Elements of Nursing [Electronic resource] / A. Tierney,
W. Logan, N. Roper. – Harlow : Churchill Livingstone, 1990. – BYU–
BNC.
181. The Belfast Telegraph, 1985-1994 [Electronic resource]. – COCA.
182. Twain, M. A Tramp Abroad [Electronic resource] / M. Twain // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
183. Twain, M. Life on the Mississippi [Electronic resource] / M. Twain //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
196
184. Twain, M. The Adventures of Tom Sawyer [Electronic resource] /
M. Twain // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. :
Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
185. Twain, M. The Man that corrupted Hadleyburg [Electronic resource] /
M. Twain // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. :
Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
186. Twain, M. Twain’s Speeches [Electronic resource] / M. Twain // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. –
Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
187. Twain, M. What is Man? [Electronic resource] / M. Twain // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт, 1992. – Режим
доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
188. Twain, M. The $30,000 Bequest and Other Stories [Electronic resource]
/ M. Twain // Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. :
Адепт, 1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
189. Twain, M. All Quotes Tagged Revenged [Electronic resource]. – Режим
доступа: http://www.quotesdaddy.com/tag/Revenged
190. Upbeat Music // Cutting Lyrics, NPR_ATC, 2007 [Electronic resource]. – COCA.
191. Waite, L. Pursuing Vengeance: Becoming a Monster [Electronic resource] / L. Waite. – Режим доступа: http://www.whoosh. org/ issue
35/waite1.html
192. Wandor, Tales I tell my mother [Electronic resource] / M. Wandor, Z.
Fairbairns, M. Roberts, S. Maitland. – London : The Journeyman Press,
1978. – BYU–BNC.
193. Warren, T. L. A Woman’s Revenge [Electronic resource] / T. L. Warren,
Sh. Lewis, Rh. McKnight, 2010. – Режим доступа: http://www. amazon.com.
197
194. Weckler, W. Sayings Quotes [Electronic resource]. – Режим доступа:
http://www.sayings
quotes.com/quotations-by-subject/justice-quotes-and-
sayings-17
195. WEEKEND TV: Don’t Get Mad … Get Even [Electronic resource]. –
Режим доступа: http://www.thefreelibrary.com/
196. Wells, G. H. The World Set Free [Electronic resource] / G. H. Wells //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
197. Wilde, O. The Duchess of Padua [Electronic resource] / O. Wilde //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
198. Wilde, O. The Picture of Dorian Grey [Electronic resource] / O. Wilde //
Электронная библиотека «Treasures of The World». – М. : Адепт,
1992. – Режим доступа: 1 электрон. опт. диск (DVD-ROM).
199. Williams, N. The Wimbledon Poisoner [Electronic resource] /
N. Williams. – London : Faber & Faber Ltd., 1990. – BYU–BNC.
200. Zax, D. Ancient Citadel Smithsonian [Electronic resource] / D. Zax. –
Vol. 39, Iss. 2, 2008. – COCA.
198
Приложение 1
Схема распределения концептуальных признаков
семантической константы REVENGE:
ЯДРО
агрессивно - деструктивная акциональность; направленность; причинность; реванш
ОКОЛОЯДЕРНАЯ ПЕРИФЕРИЯ
желание; злость; осознанность; наказание; удовлетворение; эквивалентность
БЛИЖНЯЯ ПЕРИФЕРИЯ
временная протяженность; жестокость; возмездие; субъект-мститель; причинность;
злость; поиск/ожидание удачного случая; организованный поступок;
удовольствие/удовлетворение; видовость
ДАЛЬНЯЯ ПЕРИФЕРИЯ
субъект-мститель; жестокость; ценность; структурность; видовость; временная протяженность; злость; размер; справедливость; дискретность; измеримость; удовольствие; острое
желание; сильная эмоция; врожденность; бесполезность; способность к распространению;
целенаправленность; аморальность
199
Приложение 2
Когнитивные метафорические модели семантической константы REVENGE
и объективируемые ими признаки
Когнитивная метафора
Концептуальный признак
1.дименсиональность
REVENGE IS AN OBJECT
2.дискретность
REVENGE IS FOOD (вкус, аппетитность,
голод, жажда)
1.удовольствие
2.острое желание к осуществлению
противодействия
REVENGE IS A NATURAL ELEMENT
сильная, неконтролируемая, всепо-
(water, air, solid, fire)
глощающая эмоция
REVENGE IS A PLANT (укорененность,
рост, процветание, бесплодность)
1.врожденность
2.способность к распространению
3.бесполезность
1.целенаправленность
REVENGE IS A HUMAN
BEING / PURSUER (преследователь)
REVENGE IS DOWN
REVENGE IS EMERGENCE
2. интенсивность
3. жестокость
1. аморальность
200
Приложение 3
Совокупность концептуальных пространств,
сопряженных с семантической константой REVENGE