Сон и сновидение в пространстве основных гносеологических

Электронный научный журнал «Вестник Омского государственного педагогического университета»
Выпуск 2006 ▪ www.omsk.edu
Л.М. Карпова
Омский государственный педагогический университет
Сон и сновидение
в пространстве основных гносеологических моделей
09.00.01 – онтология и теория познания
А
В статье сон рассматривается как специфическая реальность, которая может быть изучена с помощь
основных гносеологических моделях: объективистско-реалистской, конструкционистской и символической, но не исчерпывается ни в одной из них. Ставится проблема о необходимости синтез познавательных практик в процессе познания сна и сновидений.
Древнейшая проблема сна и сновидений сегодня все более явственно обнаруживает
свой междисциплинарный характер, в связи с чем, неизбежно возникает вопрос о месте
философии в решении этой проблемы. В современной культуре существуют различные
подходы к пониманию сна и, соответственно, различные интерпретации сновидений: мифологическая, религиозная, эзотерическая, психоаналитическая, психологическая, культурологическая и др. Вместе с тем, вопрос о философской концепции сна и сновидений
остается открытым, несмотря на многочисленные высказывания философов о сновидениях и природе сна на протяжении всей истории философии. Можно выделить основные вопросы, требующие философского осмысления: о сущности сновидческого бытия человека, о характере духовной активности человека в этом бытии, о значимости сновидений для
его самопознания и саморазвития. Очевидно, что решение этих вопросов предполагает,
прежде всего, рассмотрение тех познавательных стратегий, традиций или моделей, в русле которых осуществлялись и осуществляются исследования сна.
В качестве первого шага на этом пути представляется конструктивным использование подхода, предлагаемого Н.В. Бряник. Теоретически осмысливая историю европейского познавательного опыта, эта исследовательница выделяет в современной эпистемологии три принципиально возможные гносеологические модели, определяя их как основные (аббревиатура – ОГМ – основная гносеологическая модель): 1. Объективистскореалистская («1-я ОГМ»); 2. Конструкционистская («2-я ОГМ»); 3. Символическая («3-я
ОГМ») [1. С.251].
Первая модель – объективистско-реалистская – подчинена принципу реальности.
В рамках этой модели сон предстает, как, прежде всего, физиологический процесс, а сновидения – как «небывалые сочетания бывалых впечатлений». Такой подход необходим, но
вот достаточен ли? Данная модель предполагает, что сон – это вид реальности, в сновидениях же отражаются мысли, чувства и эмоции человека, правда, чаще всего, в необычных
сочетаниях и картинах. По сути дела, в такой модели находятся все те подходы к проблеме сна, которые основываются на материалистических позициях (хотя бы отчасти), начиная с Аристотеля. «Мы сможем достигнуть наилучшего научного взгляда на природу сна
и способа, из которого она происходит, в свете обстоятельств, сопутствующих сну. Объекты чувственного восприятия, сообщающиеся с каждым органом чувств, порождают
чувственное восприятие в нас, и эта связь благодаря их операции, представлена в органах
чувств не только, когда восприятие актуализируется, но и когда они находятся порознь», –
пишет он в своем труде «О сновидениях» [2. С.13].
Кроме того, у Аристотеля мы находим указание на «диагностическую» функцию
сновидений, которая проявляется в том, что определенные сюжеты сновидений и повторяющиеся образы в них указывают на заболевания, которые могут быть незамеченными в
состоянии бодрствования. Говоря о толковании сновидений, Аристотель выделяет принцип сходства сновидческих образов с реальностью: «Но лучший снотолкователь тот, кто
способен подметить сходство. Ибо ясные сны всякий может истолковать. Говоря о сход-
Электронный научный журнал «Вестник Омского государственного педагогического университета»
Выпуск 2006 ▪ www.omsk.edu
стве, я разумею то, что фантазмы похожи на отражение в воде. Когда же вода приходит в
сильное движение, возникающие в ней отражения становятся совсем непохожими на действительность. Поэтому только тот может удачно объяснять отражения, кто умеет быстро
различать спутанные и искаженные образы и улавливать в них, например, образ человека,
или лошади, или другого, что может быть» [2. С.14]. Сами же образы сновидений трактуются Аристотелем как представления.
В рамках этой же модели находятся естественнонаучные исследования процессов
сна, результаты которых в XX веке привели к появлению науки о сне – сомнологии (область нейробиологии), которая не только экспериментально подтвердила целый ряд фундаментальных идей относительно сна и сновидений, ранее существовавших на умозрительном уровне, но и поставила новые вопросы, а, кроме того, обнаружила свой прикладной характер в форме медицинской сомнологии.
К числу достижений сомнологии относится, прежде всего, открытие нейрофизиологами двух фаз сна: медленноволновой (ортодоксальной) и быстроволновой (парадоксальной). Оно не только расширило представление о сне, но изменило само понимание
сна, как состояния пассивного, состояния отдыха, поскольку выяснилось, что парадоксальный сон, в отличие от медленного сна, имеет ярко выраженную активную природу.
Подтверждением этого служит появление эмоционально окрашенных сновидений у человека. Было доказано, что сновидения представляют собой неотъемлемый элемент процессов сна, они появляются и локализуются в его парадоксальной фазе, функциями которой
являются интенсивная переработка информации, полученной в предшествующем бодрствовании и хранящейся в памяти, а также создание программ организации целостного поведения человека [3; 4].
Исследования сомнологов выявили неразрывную связь нормального сна и творчества: любое нарушение сна приводит к нарушению работы мозга, при этом в первую очередь страдают творческие процессы. Сомнология подтвердила также догадки о глубинных
онтологических основаниях сновидений человека, доказав, что основные признаки не
только медленного, но и парадоксального сна, описанные у человека, отмечаются у всех
теплокровных животных – млекопитающих и птиц [4] , следовательно, и сновидения присущи не только человеку, но и некоторым видам животных. Тем самым был поставлен вопрос о необходимости и функциональной значимости сновидений.
Однако, подобно тому, как нейрофизиологические и психофизиологические исследования сознания не раскрывают его сущность и природу, естественнонаучный подход не
позволяет понять сущность сна, а, самое главное, сновидений, без которых сон действительно остается в ряду естественных физиологических процессов.
В границы первой гносеологической модели помещается, на первый взгляд, и психоаналитическая концепция З. Фрейда, с его классическими определениями сна как «царской дороги к бессознательному» и как «замаскированного исполнения вытесненных желаний» человека. То есть, налицо следование, во-первых, принципу реальности (сон и
сновидения при таком подходе лишены таинственности, они не являются свидетельствами
некоего потустороннего мира), а, во-вторых, принципу отражения (сновидения отражают
внутренний мир человека). Однако, такое отнесение к «1-ой ОГМ» психоаналитических
теорий сновидений не только современных авторов, но также К.-Г. Юнга и самого
З. Фрейда верно лишь отчасти. Дело в том, что конкретизация вышеназванных принципов
в методе свободных ассоциаций З. Фрейда, в концепции снов – архетипов К.-Г. Юнга, в
выводах о повсеместности бессознательной фантазии современных психоаналитиков обнаруживает выход психоанализа за рамки объективистско-реалистской гносеологической
модели.
Итак, даже беглый взгляд на решение проблемы сна и сновидений в русле данной
гносеологической модели позволяет сделать вывод о том, что, наряду с несомненной эвристической ценностью (целью познания в ней является объяснение сущности познавае-
Электронный научный журнал «Вестник Омского государственного педагогического университета»
Выпуск 2006 ▪ www.omsk.edu
мого), выявляется ее неизбежная ограниченность. Все дело в том, что эта модель является
объективистской, а применяется она к тому, что носит характер субъективной реальности.
Вторая гносеологическая модель – конструкционистская. Ее принципом является
рассмотрение познания как творения, созидания, конструирования самим субъектом
предмета познания. Эссенциализму (в подходе к существу знания) «1-ой ОГМ» противопоставлен феноменализм «2-ой ОГМ», который ориентирован не на объяснение, а на описание познаваемого [1. С. 263].
Наиболее ярким примером подхода к проблеме сна и сновидений в рамках данной
модели может служить позиция представителя аналитической философии Н. Малкольма
[5]. Н. Малкольм выступает против всяких попыток объективного анализа процесса сна и
объективных оценок феномена сновидения, ставя под сомнение положение, согласно которому, сны являются опытом сознания. Свои аргументы он строит на том факте, что невозможно верифицировать истинность или ложность суждения человека о самом себе, что
он спит, поскольку состояние сна является чисто имманентным, внутренним состоянием.
Внутреннее состояние Н. Малкольм трактует в духе позднего Л. Витгенштейна как такое,
которое требует внешних критериев для подтверждения того, что оно действительно имело место. То есть, для того, чтобы проверить истинность предложения «Я сплю», нужны
какие-то внешние показатели, убеждающие человека в том, что он спит. Поскольку последнее невозможно, то предложение «Я сплю» бессмысленно [5. С.11].
О сновидениях можно судить только по рассказам сновидцев, поэтому понятие
сновидения производно не от самого сновидения, а от рассказов о нем [5. С.91]. Но чем же
являются сновидения, в таком случае? На этот вопрос ответа нет. Н. Малкольм пишет:
«На самом деле я не пытаюсь говорить, чем являются сновидения. Я не понимаю, что это
вообще могло бы означать. Я просто исхожу из того, что в нашем повседневном обсуждении сновидений, которое мы определили выше, вопрос о том, что человек видел сон, сводится к тому, что он рассказал сон или сказал, что видел его» [5. С.98]. По сути дела,
Н. Малкольм следует указанию своего учителя Л. Витгенштейна о том, что «то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, о том же, что сказать невозможно, следует молчать» [6. С.3]. Но в таком случае проблема сна исчезает не только как философская, но и как естественнонаучная.
Вместе с тем, несмотря на столь негативные выводы, вопросы, которые задаются
автором, наилучшим образом эксплицируют те трудности в решении рассматриваемой
проблемы, с которыми невозможно справиться в рамках объективистско-реалистской гносеологической модели. Действительно, сновидение становится реальностью для человека
лишь в том случае, когда оно запоминается и, так или иначе, интерпретируется. И здесь
сразу же встает вопрос о том, где тот критерий, который позволяет отделить истинную
интерпретацию сновидений от ложной? Для З. Фрейда, по-видимому, таким критерием
была успешность его психотерапевтической практики в лечении неврозов, хотя он осознавал всю сложность этой работы и указывал на то, что никогда нельзя быть уверенным, что
интерпретация того или иного сновидения доведена до конца [7].
Осознание этого факта привело некоторых авторов современной психоаналитической теории сновидений к пересмотру роли интерпретации сновидений в понимании эмоциональной и психической жизни пациента и поиску других, более прямых и эффективных путей, хотя это отнюдь не означает отказ от самого метода. В то же самое время, для
многих других психоаналитиков признание уникальной роли метода интерпретации сновидений несомненно [8. С. 26].
Таким образом, можно утверждать, что проблема сна и сновидений оказывается
так или иначе «втянутой» в рамки конструкционистской гносеологической модели. Во
всяком случае, ее установка на творчество субъекта познания и принцип описания оказываются необходимыми в процессе интерпретации сновидений.
Третья основная гносеологическая модель – символическая, основанная на идее исследования познавательной деятельности в контексте культуры. Культура же рассматри-
Электронный научный журнал «Вестник Омского государственного педагогического университета»
Выпуск 2006 ▪ www.omsk.edu
вается как полагание смыслов, которые манифестируются в знаковых (символических)
системах [1. С.268-271]. С позиций этой модели, знания представляют собой символическую (языковую, словесную) реальность, являющую в смысловых образах сущность познаваемого. Целью же самого познания является понимание [1. С.276]. Самым ярким образцом исследования проблемы сновидений в рамках символической модели является
концепция П. Флоренского, изложенная в его трактате «Иконостас», где он решает проблему связи двух миров – видимого и невидимого, горнего и дольнего.
Мыслитель чрезвычайно высоко оценивает сон: «Сон – вот первая и простейшая,
т.е. в смысле нашей полной привычки к нему, ступень жизни в невидимом. Пусть эта ступень есть низшая, по крайней мере – чаще всего бывает низшей; но и сон, даже в диком
своем состоянии, невоспитанный сон, – восторгает душу в невидимое и дает даже самым
нечутким из нас предощущение, что есть и иное, кроме того, что мы склонны считать
единственно жизнью» [9. С.48]. Свидетельством перехода человеческой души из одного
мира в другой и обратно являются сновидения – психические состояния на границе соприкосновения двух миров: «Сновидение способно возникать, когда одновременно даны
сознанию оба берега жизни, хотя и с разною степенью ясности» [9. С.46-47]. Сновидческие образы не только отделяют мир видимый от мира невидимого, но и соединяют эти
миры: «Едва ли не правильно то толкование сновидений, по которому они соответствуют
в строгом смысле слова мгновенному переходу из одной сферы душевной жизни в другую
и лишь потом, в воспоминании, т. е. при транспозиции в дневное сознание, развертываются в наш, видимого мира, временной ряд, сами же по себе имеют особую, не сравнимую с
дневною, меру времени, «трансцендентальную»[9. С.47].
Сновидение, согласно П. Флоренскому, имеет символическую природу, оно насыщено смыслом иного мира. Примечательно, что эта насыщенность присуща не всем нашим снам в равной мере, философ не отрицает наличия снов реалистичных, обыденных,
дает своеобразную «классификацию» сновидений, на основании переживаний двух миров:
«При погружении в сон – в сновидении и сновидением символизируются самые нижние
переживания горнего мира и самые верхние дольнего: последние всплески переживаний
иной действительности, хотя уже преднамечаются впечатления действительности здешней. Вот почему сновидения вечерние, пред засыпанием, имеют преимущественно значение психофизиологическое, как проявление того, что скопилось в душе из дневных впечатлений, тогда как сновидения предутренние по преимуществу мистичны, ибо душа наполнена ночным сознанием и опытом ночи наиболее очищена и омыта ото всего эмпирического, – насколько она, эта индивидуальная душа, вообще способна в данном ее состоянии быть свободною от пристрастий чувственного мира» [9. С.46].
Эвристически ценным является то, что П. Флоренский расширяет сферу применения методологии понимания сновидений: «То, что сказано о сне, должно быть повторено с
небольшими изменениями о всяком переходе из сферы в сферу. Так, в художественном
творчестве душа восторгается из дольнего мира и всходит в мир горний. Там, без образов
она питается созерцанием сущности горнего мира, осязает вечные ноумены вещей и, напитавшись, обремененная ведением, нисходит вновь в мир дольний. И тут, при этом пути
вниз, на границе вхождения в дольнее, ее духовное стяжание облекается в символические
образы – те самые, которые, будучи закреплены, дают художественное произведение. Ибо
художество есть оплотневшее сновидение»[9. С.47]. Таковы вкратце основные положения
метафизической концепции сна и сновидений П.Флоренского, которые несомненно раскрывают новые грани понимания рассматриваемой проблемы, требующие дальнейшего
осмысления, но, в то же время, ограничивают ее основной религиозной установкой.
Следует отметить, что и З. Фрейд, наряду с другими психоаналитиками, обнаруживает символику сновидений, которая складывается в культуре, но, в отличие от
П. Флоренского, считает их источником преимущественно половую сферу (хотя, не только ее). Кроме того, он не придает символам решающего значения в интерпретации сновидений, подчеркивая важность выявления ассоциаций сновидца.
Электронный научный журнал «Вестник Омского государственного педагогического университета»
Выпуск 2006 ▪ www.omsk.edu
Таким образом, можно сделать вывод о том, что сон является таким предметом, познание которого осуществляется во всех основных гносеологических моделях, но не исчерпывается ни в одной из них. Очевидно, что здесь необходим определенный синтез познавательных практик, результаты которого могли бы составить основу будущей философской концепции сна и сновидений.
Библиография
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
Бряник Н.В. Введение в современную теорию познания. – М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2003.
Цит. по: Вольперт И.Е. Сновидения в обычном сне и гипнозе. – Л.: Медицина, 1966.
Ковальзон В.М. Природа сна // Природа. – М., 1999. – № 8. – С. 172–179.
Ковальзон В.М. Необычайные приключения в мире сна и сновидений // Природа. – М., 2000. – № 1.
– С.12–20.
Малкольм Н. Состояние сна. – М.: «Прогресс»-«Культура», 1993.
Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I. – М.: «Гнозис», 1994.
Фрейд З. Толкование сновидений. – Обнинск: Титул, 1992.
Современная теория сновидений. – М. «АСТ», Рефл-Бук. 1998.
Флоренский П.А. Иконостас. – М., Искусство, 1994.