В.В. ТИМОШИН СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКАЯ ДИНАМИКА СВОБОДЫ

В.В. ТИМОШИН
СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКАЯ ДИНАМИКА СВОБОДЫ
В ПРОСТРАНСТВЕ ТОТАЛИТАРНОЙ ФОРМЫ ПРАВЛЕНИЯ
Анализ литературы по проблеме свободы позволил выявить и сформулировать следующие специфические особенности трансформации свободы при
тоталитарной модели общественно-политического устройства:
1) тоталитаризм всегда направляет вектор своей социально-политической активности в сторону достижения наиболее радикальных целей. Ему присуще тотальное величие замыслов, в которые он вовлекает все новые массы индивидов;
2) тоталитаризм всегда находится в непримиримой оппозиции ко всем формам социальной и культурной активности, фокусирующим внимание на человеческой экзистенции как на универсальной и непроходящей ценности. Тоталитаризм стремится уничтожить все формы самодеятельности и свободы в общественной жизни, даже если это порой противоречит логике здравомыслия;
3) тоталитарная власть неспособна к рациональному самоанализу. Ни один
тоталитарный пассаж не идентифицировал себя как таковой, напротив, ему свойственна гипертрофированно-показная либерально-демократическая ретушь. Так
было в нацистской Германии, где утверждалась доктрина освобождения арийских
народов. Аналогичная ситуация наблюдалась в большевистской России, только
здесь речь шла об освобождении угнетенных масс. Подобная риторика звучит
сейчас в речах американских и проамериканских политиков, призывающих к установлению вселенской демократии, но по образцу, диктуемому из Белого дома.
В связи с последним пунктом уместно проследить за эволюцией отношения к тоталитаризму в советских и российских общественно-политических изданиях на протяжении двадцати лет. Так, в «Философском энциклопедическом
словаре» (1983 г.) тоталитаризм истолковывается в рамках общепринятых парадигмальных норм. Однако когда речь заходит о конкретных историкоэмпирических реалиях, в силу политической конъюнктуры объяснение ограничивается лишь примерами фашистских диктатур в Германии и Италии, но и
они интерпретируются как закономерные явления, порожденные всеобщим
кризисом капитализма. Социалистическая система в данной статье остается
вне поля критических замечаний [3, с. 690].
После либерально-демократических реформ М.С.Горбачева отношение к
тоталитарным формам правления в СССР стало более критичным. В «Философском энциклопедическом словаре» (1989 г.) после общепринятой методологической характеристики тоталитаризма автором статьи признается, что тоталитарная власть − не только следствие кризиса капиталистических отношений, но и явление, которое было присуще эпохе построения социализма. В то
же время тоталитарные формы правления в СССР характеризовались как несвойственные и нетипичные для развитого социализма, и задача партии состояла в искоренении подобных аномалий. Таким образом, «заповедные зоны» все же остаются нетронутыми. Автор априорно дает характеристику социализма в СССР как гаранту демократических прав и свобод [4, с. 611].
Окончательное признание факта, что в Советском Союзе господствовала тоталитарная форма правления, последовало после его распада. Данная установка
господствует до настоящего времени в большинстве отечественных научнометодологических изданиях [1, с. 872]. Это признание, впрочем, не означает, что в
современной посткоммунистической России перестал присутствовать тоталитарный вектор. Он никогда не обнаружит себя изнутри и не даст себе объективного
анализа с политической точки зрения. Его выявление − задача политически активного общества, опирающегося на демократическую конституцию и на легитимные формы власти, являющиеся гарантом этой конституции.
Говоря о социально-эмпирической ситуации в России на протяжении постсоветского периода, мы не должны впадать в эйфорию от мысли, что либеральнодемократическая идеология Запада есть удачный вариант, защищающий от возврата в тоталитарное прошлое. Наивно также полагать, что тоталитарный вектор
в проамериканской политике заявит о себе открыто. В политической риторике Запада, как и СССР, не будет ни слова о панамериканском мировом устройстве.
Напротив, в ней будут присутствовать безудержные пассажи относительно западной модели как о единственном механизме, гарантирующем стабильность
гражданских и политических свобод. Объективный анализ сути современной политики глобализации как трансформационных форм тоталитаризма возможен
только извне, т.е. в ходе открытых политических дискуссий на страницах независимых СМИ, ощущающих на себе в последнее время жесткий, волевой прессинг
политиков из Белого дома.
Ошибочно также думать, что тоталитарные формы правления полностью
девальвируют понятие свободы. Последняя не теряет своей актуальности и при
тоталитарной власти, приобретая специфический для этой формы правления
оттенок. Состояние свободы можно проанализировать в различных сторонах общественно-политической жизни. Так, для экономики тоталитарная форма свободы означает освобождение от эмоциональных переживаний, связанных с личной
экономической ответственностью и с личной экономической активностью. Индивид получает минимальный пакет экономических гарантий и услуг (его величина
зависит от экономических возможностей страны, где господствует тоталитарная
форма правления). При коммунистическом режиме в СССР это были пакеты бесплатных услуг в области здравоохранения, среднего и высшего образования. К
таким гарантиям также относились бесплатное жилье, обязательное трудоустройство с денежным вознаграждением, поддерживавшим средней уровень жизни,
дешевые формы санаторно-курортного отдыха, предоставлявшиеся производственными предприятиями через профсоюзные путевки в санатории и пансионаты.
Противопоставлять советской системе распределения западную экономическую
модель в качестве безоговорочного антипода было бы крайне опрометчиво.
Тенденции тоталитарной свободы от личной заинтересованности и активности наблюдаются и в западном обществе. Особенно они стали заметны в эпоху глобализации. В странах с развитой рыночной экономикой в период постиндустриального общества непропорционально увеличился сектор информационносервисных услуг. В государствах большой восьмерки он превосходит в процентном отношении непосредственно-производственный сектор. Чтобы экономически преуспеть, будучи занятым в информационно-сервисной сфере, от индивида
требуется личная активность, сопряженная не столько с интеллектуальнотрудовыми затратами, сколько с умением выгодно воспользоваться сложившейся ситуацией. Это очень напоминает положение дел в России в середине 1990-х
годов, когда финансово-олигархические группы, не стесняясь в выборе средств,
прокладывали дорогу к власти. Подобная активность в своей сути девальвирует
нравственно-этическую компоненту труда как средство, приводящее к благосостоянию. Ее уже нельзя сравнивать с позитивным началом, в котором заложены
основы любой деятельности человека. Таким образом обстоят дела и с результатами рассмотренной активности. Конечно, в наиболее выгодном положении
всегда будет находиться правящая олигархическая верхушка, имеющая доступ к
нужной информации, обеспечивающей экономическую выгоду. Что же касается
остальной массы, не сумевшей в силу сложившихся обстоятельств воспользоваться возникшей ситуацией и извлечь из нее максимальную выгоду, то ей также
будет гарантирован пакет минимальных потребительских услуг. Может показаться странным, что мы сводим заработную плату рабочих и служащих в странах восьмерки к минимальному пакету. Тем не менее подобное сведение легко
объясняется. Во-первых, выше отмечалось, что минимум пакета зависит от экономического состояния государства, а страны восьмерки, не испытавшие в полной мере ужасов второй мировой войны, имеют достаточно стабильную экономическую ситуацию. Во-вторых, нужно учитывать тот факт, что события 1917 г. в
России выступили в качестве катализатора улучшения экономического положения наемной армии труда на Западе. Финансовая олигархия просто испугалась
потерять все и поэтому была вынуждена поступиться значительной частью своих сверхприбылей. В-третьих, страны восьмерки, несмотря на распад колониальной системы, продолжают эксплуатировать значительную часть экономических ресурсов стран западного мира, и это позволяет им в еще большей мере
увеличивать минимум гарантированного экономического пакета.
Таким образом, можно сделать следующий вывод: неважно, каковы размеры этого минимума, суть заключается в том, что денежное вознаграждение
наемной армии труда в развитых странах в эпоху глобализации начинает все
больше характеризоваться как пакет минимальных потребительских услуг, а
не как результат проявления незаурядных интеллектуальных и профессиональных способностей рабочего или служащего.
Важным моментом в дискурсе о свободе в рамках любой тоталитарной
системы является признание преобладающей роли корпоративных целей над
нравственно-этической компонентой антропогенно-креативного пространства.
Это обстоятельство проецируется в социальной жизни на свободу тоталитарной личности от норм нравственного кодекса. Последний неминуемо отдается
в жертву корпоративным интересам, лежащим в основе той или иной модели
тоталитарного устройства. В нацистской Германии мораль приносилась в
жертву во имя чистоты арийской расы, в большевистской России – для достижения классовой справедливости. Современная эпоха глобализации формирует образ свободы, основанный на системе идеалов западной демократии.
Свобода тоталитарной личности от нормативно-ценностных установок есть
наиболее развращающий момент в механике авторитарной власти. Последняя
берет на себя полную ответственность за поступки своих граждан. В результате
происходит необратимый нравственный коллапс, заложниками которого становятся как целые народы, так и власть, его породившая. В чувственно-эмоциональном отношении подобная свобода является наиболее реальной и осязаемой. Индивид, получивший ее, ощущает эйфорию и, развращенный ею, оценивает такую свободу намного выше, чем свободу в либерально-демократической
традиции, которая требует личностного усилия, а для освобождения от нравственной компоненты достаточно властно-административного решения. Следствия этой свободы везде одинаковы. Они напоминают о себе в законодательных
решениях, дающих право на преступление. В Германии – концлагеря и холокост,
в СССР – система ГУЛАГа, в администрации Белого дома установки на неподчинение американской армии международно-правовым конвенциям о ведении
боевых действий, в Гуантанамо – секретные тюрьмы и другие примеры. Главное
то, что с исполнителей автоматически снимается всякое сомнение в их правоте
и справедливости. Такой подход в понимании свободы как нравственной ценности снижает порог ответственности у человека и делает его легкой мишенью для
различного рода манипуляций. Вот почему при восстановлении традиций демо-
кратического либерализма следует учитывать, что формирование истинного понимания свободы и его реализация связаны с личностной активностью и преодолением иллюзорно-рационального мира, в котором индивид надеется на решение глубоких по содержанию проблем с минимальными затратами личностнокреативного потенциала.
Последнее звено, на примере которого хотелось бы рассмотреть специфику
свободы при тоталитаризме, − это поле творческой эмпирики. Тоталитарная свобода в этой сфере являет собой свободу от творчества. Индивиду навязывается
единый универсальный стереотипный способ анализа. В роли метода выступает
примитивная, но дающая поверхностные решения социально-философская концепция. Так, А.Камю полагал, что универсальной парадигмой для всего разнообразия тоталитарных форм правления является диалектическое учение Г. Гегеля
[2, с. 221−232]. На основе его концепции были сформированы теоретические положения марксизма, ставшие фундаментом для тоталитарной формы правления
в СССР. В то же время в основе создания концепции глобализации, ведущей к
новым формам тоталитарных правлений, лежит диалектика Г.Гегеля. В тоталитарном Советском Союзе диалектика была универсальным связующим звеном
между всеми сферами социальной жизни. Простейшие методологические обобщения и выводы, сделанные на основе гегелевской концепции, имели задачу освободить тоталитарную личность от интеллектуального творчества, касающегося
вопросов о смысле жизни и роли бытия человека в этом мире. Идеология глобализации также освобождает личность общества потребления от указанных вопросов. Она подменяет их суррогатной философией удовлетворения потребностей, и смысл человеческого бытия начинает сводиться при этом к проблемам
физиологической эффективности. Бытие трансформируется в биологическое существование, и эффективность последнего должны обеспечивать все, начиная от
фирм, производящих товары первой необходимости, и заканчивая творческими
цехами литераторов и художников.
Вышеизложенное позволяет сделать следующие выводы.
Во-первых, тоталитаризм нельзя расценивать с методологических позиций линейности и историзма. Он не подчиняется закону исторической эволюции, а переходит из одной формы в другую, но это не означает политическое
бессилие здоровых сил общества перед ним.
Во-вторых, борьба на глобальном уровне двух систем, тоталитарной и демократической, на деле не являлась таковой. Вероятнее, это было и будет геополитическое противостояние России и Атлантической цивилизации, использовавшей
либерально-демократическую карту в качестве основного козыря в этой борьбе.
Нельзя не признать, что временное отступление есть, в чем вина не только апологетов тоталитарной власти, загнавших страну в состояние экономического коллапса, но и инфантильных либералов, воспитанных в обстановке политического
аутизма, господствовавшей в Советском Союзе. Именно они как нельзя лучше
подыграли «атлантистам» в конце 1980 − начале 90-х годов. По сути, борясь против отечественного тоталитаризма, они оказались апологетами панатлантической
идеологии, претендующей на более изощренные формы тоталитаризма. Но ситуация далеко не безнадежная, и мы ее значительно выправим, если прекратим
бездумное и шаблонное копирование образцов западной демократии.
В-третьих, тоталитаризм в целом крайне не эффективная система в экономическом, политическом и в интеллектуальном отношениях, ибо то, что паразитирует, неспособно создавать ничего позитивного. Однако чем объяснить
беспрецедентные достижения Советского Союза в науке, технике и искусстве?
Дело в том, что нельзя отождествлять тоталитарные устремления политиков и
мотивацию людей, добившихся больших успехов в определенных видах деятельности. Мотивация последней, в результате которой рождаются шедевры,
всегда будет прежде всего творческой мотивацией, не имеющей ничего общего с происходящим в политических кулуарах тоталитарной власти.
Людьми, совершавшими трудовые и научные подвиги, двигало отнюдь не
желание угодить власти и тем более не страх перед ней. Они, как и большинство незаурядных личностей, постоянно находились и находятся в творческом
поиске независимо от политической конъюнктуры. В дополнение ко второму
пункту можно сказать, что мы не имеем морального права обвинять в апологетизме, тоталитаризме рядовых людей, честных тружеников, выполнявших
профессиональный долг, приумножавших славу страны самоотверженным
трудом в различных областях.
Запуск искусственного спутника, полет Ю.А. Гагарина в космос, первый в
мире пассажирский сверхзвуковой реактивный лайнер, − все это достижения
лучших сил народа, которым руководили скорее творческо-патриотические порывы, чем идеологические. Особенность тоталитарной власти заключается также в том, что, не имея духовно-нравственных резервов к творческому созиданию, она тем не менее заинтересована в достижении максимальной экономической эффективности в кратчайшие сроки. Тоталитарная власть ради сиюминутной выгоды вполне может пожертвовать будущим. Так, заботясь о поступлении
денег в государственную казну, она идет на поводу многих общественных пороков (пьянства, курения и т.д.). Подобная политика даст быстрые результаты, но
этот эффект значительно повредит нравственное и физическое здоровье нации.
Тоталитарная власть может скоординировать социально-экономические процессы таким образом, чтобы извлечь сиюминутный максимум из всего положительного потенциала общества, при этом не участвуя в его создании.
Не нужно отрицать, что в истории любого государства могут возникнуть моменты, требующие такого подхода в управлении. Это необходимо, когда нужна
максимальная концентрация усилий для решения жизненно важных задач. Например, перед Советским Союзом в 1940-1950-е годы стояли две актуальные
проблемы: отражение германской агрессии и достижение ракетно-ядерного паритета с Атлантическим альянсом. Аналогичные факты отмечаются и в истории
западных стран. Так, в конце 1917–начале 1918 г. жесткие меры премьер-министра Франции Клемансо позволили стране максимально сосредоточиться на
отражении немецкого наступления в конце первой мировой войны, а установление накануне второй мировой войны контроля за иностранной перепиской граждан США и Англии было связано с тревожной обстановкой в мире.
Тем не менее в повседневной действительности тоталитарный режим оправдать нельзя, так как он концентрирует в себе все паразитические качества
независимо от того, чем он является: большевистским сталинизмом, гитлеровским национал-социализмом или атлантическим глобализмом. Тоталитарная
тенденция при любом политическом режиме всегда будет противостоять прогрессивным силам общества и ограничивать его потенциал.
Обобщая сказанное, можно сформулировать рабочее понятие тоталитаризма таким образом.
Тоталитаризм − это тенденция общественного развития, не поддающаяся
политической эволюции и всегда присутствующая во властной бюрократии.
Власть официально может быть либеральной, коммунистической и т.п., но она
всегда предполагает опасность появления тоталитарных тенденций. Борьба с
ними демократически избранной власти может быть эффективной только посредством формирования институтов гражданского общества.
Тоталитарная тенденция всегда получает питательную среду, когда усиленно муссируется любым путем идея тотальной рациональности. В этой связи неправомерным является утверждение, что тоталитарная власть обнаруживается там, где нет либерально-демократической оппозиции. Но это не совсем
так. Скорее, тоталитаризм обнаруживается, когда отношение оппозиции к свободе становится более актуальным, чем отношение к свободе правящей власти. Что же касается оппозиции, то такой прецедент не совсем истинен. Оппозиция существует даже при самом деспотичном режиме, и ее граница проходит в сознании каждого индивида. В отсутствие документально зарегистрированной оппозиции любой человек может быть настроен внутренне оппозиционно по отношению к власти. Оппозиция образуется совокупностью творческого потенциала и, несмотря ни на какие человеконенавистнические законы, она
выполняет позитивную роль. Благодаря ей в годы самых жестоких тоталитарных прецедентов личность конституирует свою изначально положительную
роль в этом мире. Все колоссальные достижения Советского Союза в науке,
технике, спорте, на полях сражений обусловливались оппозиционным тоталитаризму творческим потенциалом личности. Имея подобную форму выражения, оппозиция отвечает тем требованиям, которые свойственны свободолюбивым и плюралистичным общественным тенденциям. Она заключает в себе
миролюбивое, толерантное содержание. Ей чужда враждебность. Агрессии в
Прибалтике, Западной Украине и Белоруссии были связаны с негативным потенциалом тоталитаризма. Но разгром немецко-фашистских полчищ и освобождение народов Европы от них были исключительно оппозиционными тенденциями. После войны тоталитаризм продолжал демонстрировать императивную сущность во всех локальных вмешательствах в дела других стран. Успех советского народа в массе положительных начинаний обеспечивался благодаря свободной оппозиции в сознании каждой личности.
Аналогичная ситуация складывается с демократической оппозицией, противостоящей атлантической тоталитарной тенденции. Ее необязательно представлять в качестве юридически оформленных институтов политико-правовых
свобод. Она также заключается в факторе личностной творческой активности
и не претендует на агрессивные устремления, объединяя в своем содержании
всех людей доброй воли независимо от их социальной принадлежности. Конечно, если социально-политическая институциализация свободы является
прямой производной от личностной оппозиции тоталитаризму, то это только
укрепит тенденцию политико-правовых свобод.
Таким образом, сторонники либерально-демократических реформ в контексте «де-юре» должны понимать, что из-за чрезмерного соблюдения форм и
процессуальностей, из-за желания выглядеть достойно в глазах демократической общественности можно потерять надежный ориентир, которым является
личностная антитоталитарная оппозиция. Институционализация свободы должна органично дополнять и продолжать ее, в противном случае она превратится в шаблонное копирование и навязывание, в ходе которых личностный
оппозиционный фактор не будет принят во внимание, и тогда любое демократическое начинание обречено на провал. Скорее всего, такая ситуация сложилась в Украине в связи победой «оранжевых». Фактор личностной оппозиции в
стране принесен в жертву внешним регламентам и формам, и от этого вместо
цивилизованной демократии на нее обрушился правовой хаос.
На этапе обострения отношений между тоталитарной тенденцией и институтами демократическо-правовых свобод, власть, если она действительно желает всячески ограничить тоталитарные устремления своих отдельных демо-
кратических звеньев, должна как можно теснее сотрудничать с неправительственными и общественными организациями. Они, на наш взгляд, наиболее
объективно выражают личностно-оппозиционный фактор в его позитивно-творческом потенциале.
Литература
1. Ивин А.А. Тоталитаризм // Философский энциклопедический словарь. М., 2004. С. 822-874.
2. Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство. М.: Политиздат, 1990. 415 с.
3. Печатнов В.О. Тоталитаризм // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 840.
4. Печатнов В.О. Тоталитаризм // Философский энциклопедический словарь М., 1989. С. 815.
ТИМОШИН ВЛАДИМИР ВИКТОРОВИЧ родился в 1966 г. Окончил Мордовский государственный педагогический институт. Старший преподаватель Мордовского гуманитарного
института. В круг научных интересов входят вопросы, связанные с проблемами дискурса
феномена свободы в пространстве креативно-антропогенного бытия. Основные положения
и выводы научных исследований отражены в десяти публикациях и выступлениях на двенадцати научно-практических конференциях.