«ТВЁРДЫЕ КРЕПОСТИ ОТДЕЛЯЮТ НАС ОТ НИХ

УДК 94 (485)«17»
Чепель А. И.
«ТВЁРДЫЕ КРЕПОСТИ ОТДЕЛЯЮТ НАС ОТ НИХ…»: ПРОБЛЕМА
БЕЗОПАСНОСТИ ШВЕДСКО-РУССКОЙ ГРАНИЦЫ В ПЕРВЫЕ
ДЕСЯТИЛЕТИЯ ПОСЛЕ СТОЛБОВСКОГО МИРА
В статье рассматривается надѐжность шведско-русской границы после Столбовского мира
1617 г. В качестве факторов, влиявших на безопасность границы, выделяются: состояние фортификации; качество гарнизонов; дезертирство; разведывательная деятельность. Автор делает вывод, что жители шведского приграничья, исповедовавшие православие и сохранявшие связи со своими бывшими
соотечественниками, также были важным фактором подрыва безопасности границы.
Ключевые слова: Столбовский мирный договор, шведско-русское приграничье, дезертирство,
разведка.
Сразу после Столбовского мирного договора 1617 г., по которому царь Михаил Фѐдорович уступал Швеции северо-западные русские земли, шведский король Густав II Адольф
обрисовал общие контуры политики Швеции
в отношении границы с Россией в следующих
словах: «Одно из величайших благ, дарованных Богом Швеции, заключается в том, что
русские, с которыми мы издавна были в сомнительных отношениях, отныне должны отказаться от того захолустья, из которого так
часто беспокоили нас. Россия опасный сосед.
‹…› Теперь без нашего позволения русские не
могут выслать ни даже одной лодки в Балтийское море. Большие озѐра ‹…› болота в 30 вѐрст
ширины и твѐрдые крепости отделяют нас от
них»1. Таким образом, важнейшим результатом появления новой границы с Россией король считал обретѐнную Швецией безопасность.
В первой половине XVII в. шведскому
правительству было необходимо обезопасить
себя со стороны России для успешного осуществления планов по завоеванию статуса великой европейской державы2. Споры о причинах, побудивших Швецию погрузиться в эту
борьбу, не утихают по сей день3. Существует
мнение, что для Швеции и вовсе не было альтернативы военной экспансии, потому что
оборонительная политика поглотила бы
средств больше, чем затрачивалось на активные боевые действия4. В этих обстоятельствах
стремление шведского руководства к созданию
империи выступало главным элементом защиты собственного государства5, поэтому «Швеция жила войнами»6.
Применительно к проблеме безопасности шведско-русской границы важно отметить, что свой наступательный порыв Швеция
в первой половине XVII в. не могла растрачивать одновременно на нескольких направлениях, потому что была страной с немногочисленным населением, а денег в казне «хронически не хватало»7, и обеспечение войны было
очень трудной задачей8. В этих обстоятельствах шведский король, прежде чем втянуться
в масштабный, дорогостоящий конфликт с
европейскими странами, был вынужден максимально обезопасить границы своего государства, и добиться этого следовало с минимальными затратами.
Рассмотрим факторы, непосредственно
оказывавшие влияние на безопасность шведско-русской границы.
Первый фактор — состояние крепостей.
По условиям Столбовского мира к Швеции
отошли крупнейшие русские крепости Северо-Запада, и шведское правительство без заМейнандер Х.
История
Финляндии:
линии,
структуры, переломные моменты. М., 2008. С. 37.
5 Ивонина Л. И. Падение Шведской империи и война
за испанское наследство // Балтийский регион в
международных отношениях в новое и новейшее
время: материалы международной науч. конф.:
Калининград, 10—11 окт. 2003 г. Калининград, 2004.
С. 27.
6 Возгрин В. Е. Россия и Европейские страны в годы
Северной войны: история дипломатических отношений в 1697—1710 гг. Л., 1986. С. 20.
7 Кан А. С. Развитие капитализма в Швеции до
промышленного
переворота
и
буржуазная
революция начала XIX в. // Скандинавский сборник.
Вып. 25. Таллин, 1980. С. 26.
8 Заборовский Л. В. Великое княжество Литовское и
Россия во время польского Потопа. М., 1994. С. 143.
4
Цит. по: Лыжин Н. П. Столбовский договор и
переговоры, ему предшествовавшие. СПб., 1857. С. 79.
2 Шаскольский И. П. Шведское великодержавие // IX
Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и
Финляндии: тезисы докладов. Ч. 1. Тарту, 1982.
С. 101—102; Заборовский Л. В. Швеция в общеевропейском контексте в XVII в.: некоторые вопросы международной жизни // XIII конференция по изучению
истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии: тезисы докладов. М.; Петрозаводск, 1997. С. 70—73.
3 Frost R. The Northern Wars: War, State and Society in
Northeastern Europe, 1558—1721. Harlow, 2000. P. 116.
1
71
трат получило значительные укрепления
вблизи новой границы. В первой половине
XVII в. существенных работ по их реконструкции не проводилось, хотя проекты модернизации крепостей шведские власти обсуждали9. Создаѐтся впечатление, что побудительным мотивом для начала ремонта или
реконструкции крепостей часто служила не
столько непосредственная опасность нападения (такая опасность в первые десятилетия
после Столбовского мира, в силу политического сближения Швеции и России, была минимальной10), сколько угроза потери репутации сильной в военном отношении державы в
глазах соседа. Информацию о состоянии крепостей в соседней стране сообщали послы,
торговцы, перебежчики. Так, в 1634 г.
А. Олеарий заметил, что шведская крепость
Орешек (Нотебург) «со всех сторон окружена
глубокою водою и расположена на острове»,
но так как амбразуры «направлены прямо
вперѐд и снаружи немногим лишь шире, чем
изнутри, то они не особенно удобны для
стреляния из них и для защиты»11 — то есть,
крепость морально устарела, и требовалась еѐ
реконструкция. В 1645 г. шведские власти задумали полностью перестроить и спрямить
архаичные, с точки зрения тогдашней фортификационной науки, криволинейно изогнутые стены крепости Корела (Кексгольм),
был разработан проект реконструкции, но
осуществить его так не удалось. В условиях
недостатка средств часто не было возможности не только реконструировать, но даже
поддерживать существующие укрепления, и
этим грешили власти по обе стороны границы. Так, воеводская администрация русской
Ладоги сообщала своему правительству в
1655 г.: «От немецкого свейского [шведского. — А. Ч.] рубежа город Ладога всего 30
вѐрст, и ездят в государеву сторону мимо Ладоги немецкие посланники и гонцы, и торговые люди приезжают почасту, и городовое
нестроение видят», между тем «тот каменный
город весь стоит без кровли и починки многие лета»12. Некоторые работы всѐ же проводились. Так, в 1641 г. шведы завершили ремонт укреплений Нотебурга: стены и башни
были частично подновлены, частично отремонтированы, и, по свидетельству шведского
военного инженера Трайяна Беккера, крепость находилась «в хорошем состоянии»13. С
другой стороны, в середине XVII в. устаревшие и пришедшие в ветхость укрепления
крепости Ям решено было снести. Традиционное пренебрежение властей к приграничным крепостям не было изжито и к 1681 г.,
когда шведский фортификатор Э. Дальберг
отмечал, что обследованные им Ям и Копорье
«по-видимому, не ремонтировались с тех пор,
как попали в руки Шведской Короны»14. Подспорьем для шведов был тот факт, что основательно построенные русские крепости, доставшиеся Швеции по Столбовскому миру,
долго сохраняли обороноспособность и, в
общем и целом, не требовали масштабных
фортификационных работ15, непосильных
для шведской казны в первой половине
XVII в.16.
Второй фактор безопасности рубежей —
качество гарнизонов приграничных крепостей. Оно было довольно низким. В условиях
постоянного ведения войн приоритет отдавался формированию наступательных армий, а
гарнизоны набирались по остаточному принципу, и вербовщики получали на этот счѐт
прямые указания. Гарнизоны составлялись в
значительной степени из жителей близлежащих населѐнных пунктов, поэтому роль местного населения в защите рубежей была велика.
Шведские вооружѐнные силы формировались
из уроженцев разных стран17, и в отошедших
Кирпичников А. Н.
Каменные
крепости
Новгородской земли. Л., 1984. С. 70—71, 137.
13 Кирпичников А. Н. Древний Орешек: историкоархеологические очерки о городе-крепости в истоке
Невы. Л., 1980. С. 103.
14 Кирпичников А. Н.
Каменные
крепости
Новгородской земли. Л., 1984. С. 137, 189—190.
15 Кирпичников А. Н. Шведские и русские укрепления
в Кореле-Кексгольме XIV—XVII вв. // VII Всесоюзная
конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии: тезисы докладов. Ч. 1. М.-Л., 1976. С. 121.
16 Кирпичников А. Н. Древний Орешек: историкоархеологические очерки о городе-крепости в истоке
Невы. Л., 1980. С. 103.
17 Научно-исторический архив Санкт-Петербургского
института истории Российской академии наук (далее
— НИА СПбИИ РАН). Ф. 109. Оп. 1. Д. 869. Л. 2;
Лайде М. Х. Национальный и социальный состав
шведской армии в Эстляндии и Лифляндии во
второй половине XVII в. (1654—1694 гг.) // XI
Всесоюзная конференция по изучению истории,
12
Кальюнди Е. А., Кирпичников А. Н. Крепости Ингерманландии и Карелии в 1681 году: по донесению
Эрика
Дальберга
правительству
Швеции // Скандинавский сборник. Вып. 20. Таллин,
1975. С. 68—79; Кирпичников А. Н. Шведские и русские
укрепления в Кореле-Кексгольме XIV—XVII вв. // VII
Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и
Финляндии: тезисы докладов. Ч. 1. М.-Л., 1976.
С. 120—121; Он же. Каменные крепости Новгородской
земли. Л., 1984.
10 Миронова О. Н. Русско-шведские дипломатические
отношения в 1618—1632 гг.: автореф. дис. … канд. ист.
наук [Нижегор. гос. архитектур.-строит. ун-т].
Н. Новгород, 2009. С. 22.
11 Олеарий А. Описание путешествия в Московию
// Россия XV—XVII вв. глазами иностранцев. Л., 1986.
С. 293.
9
72
по Столбовскому миру к Швеции русских землях гарнизоны состояли, в том числе, из бывших царских подданных. Шведское правительство сознавало, что эти приграничные жители, связанные с Россией единством религии,
могут быть ненадѐжны18, и это осознание подкреплялось фактами.
В 1621 г. служивший в Копорье шведский подданный, пушкарь Васька по прозвищу Медведь в разговоре поведал царскому
подданному крестьянину Сеньке Савину, что
шведы якобы собрали войска для похода под
Великий Новгород, и как только он «про то
подлинно проведает, или немецкие люди
придут, и учнут наряжаться под Новгород, и
он, Васька, тотчас будет в Новгород на государево имя»19, — то есть, изменит шведскому
королю. Зависимость безопасности границ от
лояльности местного населения была велика.
Местные крестьяне привлекались для службы
на заставах как с русской20, так и со шведской
стороны21. Важную роль играли местные жители и в фортификационных работах —
участвовали в ремонте крепостей, и их отказы
выполнять эти работы вызывали сильную
тревогу властей22.
Третий фактор, влиявший на безопасность границы — дезертирство. Близость границы играла беглецам на руку. В русскую
сторону бегали от воинских тягот шведские
подданные23, а русские солдаты, в свою очередь, укрывались от воинской службы в шведских порубежных селениях24.
Особенности миграций через границу
желающих уклониться от воинской службы
характеризует завязавшаяся в начале 1660-х гг.
между шведскими и русскими пограничными
властями переписка по поводу беглых солдат.
Не уведомив шведские власти, воевода русской крепости Олонец отправил вооружѐнный отряд для поимки дезертиров, которые
«сбежали и в порубежной деревне укрываюся
жили». Беглецов захватили в приграничной
шведской деревне, и пытались вывезти в русские пределы. Шведский генерал, комендант
приграничной крепости, узнав про этот вооружѐнный налѐт на земли своей державы,
отчитал русского коллегу: «По нашим рубежам русские беглые солдаты с стороны на
сторону перебегают и держатца и всякое воровство чинят, и тебе бы с русской земли
надзирать ‹…›, а не насильством ночью на
наш рубеж приезжать и в королевских деревнях ворота и двери ломать»25. Таким образом,
шведский генерал без обиняков указывал на
неспособность русских пограничных властей
удерживать солдат от пересечения границы.
С другой стороны, в его словах содержится
оговорка, повествующая о неспособности
(или нежелании) шведских приграничных
властей пресечь миграции дезертиров: «с стороны на сторону перебегают». Известным
фактом является недоверие людей рассматриваемого периода к чужакам, неожиданно
появлявшимся в тех или иных местностях: незнакомец рисковал подчас даже жизнью26. Таким образом, приходится признать, что беглые солдаты имели достаточно длительные
налаженные контакты по другую сторону
границы, и при совершении переходов были
уверены в том, что их не выдадут властям. По
обе стороны границы были заинтересованы в
увеличении численности земледельцев, поэтому охотно укрывали перебежчиков, в том
числе — беглых солдат, тем самым в определѐнной мере стимулируя дезертирство. Об
этой проблеме и упоминает шведский генерал, говоря о возможности солдат не только
пересекать границу в обоих направлениях, но
и «держаться» там, опираясь на заступничество местного населения. Возможность
укрыться за рубежом от тягот воинской службы открыто декларировалась приграничным
населением на общих крестьянских сходах27.
Способствовало дезертирству подчас прямое
пособничество представителей власти, готовых за взятки «не найти» беглого солдата28;
родственные и приятельские связи между дезертирами и отправленными для их поимки
сыщиками29; заступничество церковных вла-
экономики, литературы и языка Скандинавских
стран и Финляндии: тезисы докладов. М., 1989.
С. 131—132.
18 Kokkonen J. Rajaseutu Liikkeessa: Kainuun ja Pielisen
Karjalan Asukkaiden Kontaktit Venajan Karjalaan
Kreivin Ajasta Sarkasotaan (1650—1712). Helsinki, 2002.
S. 410.
19 Российский государственный архив древних актов
(далее — РГАДА). Ф. 96. Оп. 1. Реестр 2. 1621 г. Д. 1.
Л. 65—66.
20 НИА СПбИИ РАН. Ф. 109. Оп. 1. Д. 431. Л. 1.
21 Там же. Д. 416. Л. 1.
22 Письменные источники по истории пригородов
Пскова в XVI—XVII вв. // Артемьев А. Р. Города
Псковской земли в XIII—XV вв. Владивосток, 1998.
С. 302.
23 Акты Московского государства (далее — АМГ). Т. 1.
СПб., 1890. № 207. С. 233; НИА СПбИИ РАН. Ф. 109.
Оп. 1. Д. 801. Л. 1.
24 НИА СПбИИ РАН. Колл. 2. Оп. 1. Д. 28. Л. 144 об.
НИА СПбИИ РАН. Колл. 2. Оп. 1. Д. 28. Л. 125 об.—
126, 144 об., 147.
26 Там же. Ф. 109. Оп. 1. Д. 803. Л. 2.
27 Мюллер Р. Б. Карелия в XVII веке // История
Карелии с древнейших времѐн до середины XVIII
века. Петрозаводск, 1952. С. 262.
28 Дополнения к актам историческим (далее — ДАИ).
Т. 4. № 146. СПб., 1851. С. 390, 393.
29 АМГ. Т. 3. № 587. СПб., 1901. С. 496.
25
73
стей, препятствовавших показательным казням дезертиров30.
Четвѐртый фактор, влиявший на приграничную безопасность — разведывательная
деятельность. В условиях противоречивых
шведско-русских отношений, не имеющих
прочной основы для долговременного союза31, одной из важнейших задач был сбор информации о положении за рубежом, чем занимались торговцы, дипломаты, а также отправляемые приграничными властями лазутчики32. Случалось, что пойманного лазутчика,
щедро делившегося информацией о состоянии дел в своей стране, отпускали и даже вознаграждали за откровенность33, вероятно,
надеясь в будущем воспользоваться услугами
такого «двойного шпиона».
Появление новой шведско-русской границы оказало определѐнное влияние на систему сбора «вестей» в приграничье. Теперь
для сбора информации за рубежом лазутчикам зачастую не требовалось заводить «знакомцев»: разделѐнные пограничной чертой
люди сохраняли прежние родственные, дружеские, торговые связи. Это обстоятельство
учитывалось властями Швеции и России и
использовалось при организации сбора информации о положении за рубежом. Лазутчики подбирались по принципу «у него там
знакомцы и племя есть», а также эксплуатировались религиозные связи, прерванные
проведением границы: «А тому игумену он
сын духовный». Подчас именно прежние связи разделѐнных границей людей помогали
приграничным властям убеждать подданных
зарубежного государства собирать «вести» в
интересах иностранного монарха, вероятно,
угрожая расправиться с находящимся под
властью этого монарха родственниками вербуемого34.
Постоянно практикуемый обеими странами-соседями сбор информации в приграничье вызывал взаимную подозрительность, которая усиливалась в военное время. Во время
русско-шведской войны 1656—1658 гг., сразу
после подписания перемирия, прекратившего
военные действия, но до заключения очередного «вечного мира», усилился и так не ослабевающий интерес обеих сторон к положению
дел в стане соперника. Достоверная и оперативная информация, к примеру, о военных
неудачах другой страны могла помочь на переговорах добиться более весомых уступок.
Летом 1659 г. русские торговцы, традиционно
поставлявшие «вести» своему правительству,
столкнулись в шведских приграничных землях, в Нарве (Ругодиве) с информационным
вакуумом о положении дел в Швеции: «А в Ругодиве ‹…› которые немецкие люди про те вести ведают, им ‹…› русским людям того не сказывают и от них таят, и грамотки ‹…› из Стеколны [Стокгольма. — А. Ч.], которые присылают к ним, русским людям, в Ругодив, генерал и иные начальные люди перенимают для
того, чтоб им, русским людям, тех вестей не
ведать». Но информация была необходима как
воздух, и русские воеводы приняли оперативное решение — они писали «в Ругодив к новгородцу к торговому человеку к Якову ‹…›, который живѐт за медною покупкою, чтоб он про
всякие вести проведывал всякими делы
накрепко частным обычаем и писал к нам»35.
Присутствие православных, бывших
царских подданных, в рядах подданных
шведского короля открывало русскому правительству дополнительные лазейки для
ослабления обороноспособности в шведском
приграничье. Москвой предпринимались даже попытки организовать выступления против шведской власти в приграничных крепостях королевства. Едва началась русскошведская война 1656—1658 гг., 3 июля 1656 г.
появилась царская грамота, в которой было
указано «тайным обычаем» вести пропаганду
среди приехавших во Псков для торговли жителей шведского Ивангорода. Следовало «говорить им порознь», чтобы они, «помня Бога
и веру нашу истинную благочестивую христианскую и души свои ‹…› царю послужили». Царь призывал ивангородцев отправить
(«отпустить») от себя верных людей, чтобы
они, «служа царю, будучи в Ивангороде, меж
своей братьи проведывая про всякие вести,
Там же. № 588. С. 497.
Миронова О. Н. Русско-шведские дипломатические
отношения в 1618—1632 гг. : автореф. дис. … канд.
ист. наук [Нижегор. гос. архитектур.-строит. ун-т].
Н. Новгород, 2009. С. 22.
32 Джинчарадзе В.З. Борьба с иностранным шпионажем
в России в XVII веке // Исторические записки. Т. 39.
М., 1952. С. 230; Аверьянов К. А. Русская дипломатия и
контрразведка в XVII веке // Российская дипломатия:
история и современность: материалы науч.-практич.
конф., посв. 450-летию создания Посольского
приказа. 29 октября 1999 года. МГИМО. М., 2001.
С. 116; Жуков А. Ю. Управление и самоуправление в
Карелии в XVII в. Великий Новгород, 2003. С. 76; НИА
СПбИИ РАН. Ф. 109. Оп. 1. Д. 667. Л. 1.
33 Гадзяцкий С. С. Карелия и Южное Приладожье в
русско-шведской войне 1656—1658 гг.//Исторические
записки. Т. 11. М., 1941. С. 250; Жуков А. Ю. Управление и самоуправление в Карелии в XVII в. Великий
Новгород, 2003. С. 214, 217.
30
31
РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр 2. 1619 г. Д. 1. Л. 32—33;
1621 г. Д. 1. Л. 158—169; 1622 г. Д. 1. Л. 78—82; 1624 г.
Д. 1. Л. 17.
35 НИА СПбИИ РАН. Ф. 109. Оп. 1. Д. 179. Л. 2.
34
74
писали тайно» русскому воеводе. Кроме того,
было нужно, чтобы посланцы эти «свою братью русских людей наговаривали тайным же
обычаем ‹…› чтоб они русские люди, помня
Бога и истинную благочестивую христианскую веру и души свои, учинились под высокою царскою рукою во всѐм по тому, как они
были наперѐд сего ‹…›, и царских ратных людей в город пустили. А кто из них, помятуя
Бога, учнѐт царю служить, тех царь пожалует
жалованьем, честью и многою льготою». Рука
об руку с уговорами в послании следовали
угрозы: «Будет те, кого они отпустят, забыв
Божий страх и веру русскую, не учнут царю
служить, и обратятся на их немецкую прелесть, и им всем быти перевешенным». Псковский воевода должен был держать оказавшихся в заложниках ивангородских купцов за
крепким караулом, «чтоб изо Пскова за рубеж
не ушли». От ивангородских торговцев последовал такой ответ. Они готовы послужить
царю, но в Ивангород верному человеку
«ехать невозможно», потому что шведские
власти многих «ивангородцев торговых русских людей лучших» посадили по разным
тюрьмам на смерть», а другие разбежались «в
разные места», с оставшимися же о таком деле
«говорить нельзя и ненадѐжно». Торговцы
поведали, что шведы, в свою очередь, объявили: кто из королевских подданных будет с
людьми с царской стороны «советовать и ссылаться», тем быть казнѐнными36.
Во время русско-шведской войны 1656—
1658 гг.
обнажились
многие
скрытые
противоречия
между
населением
приграничных областей и городов и
центральными
правительствами,
что
значительно осложняло и для Швеции, и для
России оборону порубежных территорий.
Ещѐ в 1621 г. Рига была взята шведскими
войсками, и по перемирию с Речью
Посполитой этот важнейший порт остался за
Швецией37. Оказавшись в составе Шведского
государства, при удобном случае Рига
пыталась вести собственную политику. Осада
Риги царѐм Алексеем Михайловичем в 1656 г.
окончилась неудачей, но в 1658 г. рижане
тайно снеслись с русским правительством,
соглашаясь принять царское подданство при
условии, если русские войска вновь придут
«под Ригу с приступным промыслом, чтоб им
ото всех земель в подозрении не быть, без
страху бы не поддаться. И лучший промысел,
пока воды не роспустились, и с моря
кораблям пристани нет; а весной с островов
свейских прибудет служилых людей в Ригу и
в остальные литовские города, и мещанам
воли своей не учинить»38. Как видим, рижане
были готовы встать на русскую сторону,
опасаясь только «потерять лицо», поэтому
планировали
создать
иллюзию
сопротивления. Горожане также советовали
русским, в какое время года и в каких
погодных
условиях
предпочтительнее
подступить к Риге, чтобы не встретиться со
шведскими войсками «с островов свейских».
К огорчению шведских властей, трансграничное общение не ограничилось лишь
утечкой стратегической информации и обсуждением максимально выигрышных для
Москвы способов взятия подвластных Стокгольму городов. Многие православные жители шведского приграничья с началом русскошведской войны 1656—1658 гг., влились в русские отряды, и с оружием в руках выступили
против армий своего монарха — шведского
короля39. Воистину, шведскому правительству, ожидавшему после Столбовского мира
безопасности на границе с Россией и лояльности своих новых подданных, через сорок
лет было впору использовать для оценки приграничной ситуации слова, написанные много
позже
российским
императором
Николаем II по другому поводу: «Кругом измена и трусость, и обман»40.
Источники и литература
Аверьянов К. А. Русская дипломатия и контрразведка в XVII веке // Российская дипломатия: история и современность: материалы науч.-практич. конф., посв.
450-летию создания Посольского приказа. 29 октября 1999 года. МГИМО. М.,
2001. С. 110—120.
Акты Московского государства. Т. 1: 1571—
1634 гг. СПб., 1890; Т. 2: 1635—1659 гг.
СПб., 1894; Т. 3: 1660—1664 гг. СПб., 1901.
Возгрин В. Е. Россия и Европейские страны в
годы Северной войны: история дипломатических отношений в 1697—1710 гг.
Л., 1986.
Гадзяцкий С. С. Борьба русских людей Ижорской земли в XVII веке против иноземАМГ. Т. 2. № 1014. СПб., 1894. С. 601.
Гадзяцкий С. С. Карелия и Южное Приладожье в
русско-шведской войне 1656—1658 гг.//Исторические
записки. Т. 11. М., 1941. С. 251; Он же. Борьба русских
людей Ижорской земли в XVII веке против иноземного владычества // Исторические записки. Т. 16. М.,
1945. С. 24; АМГ. Т. 2. № 834. СПб., 1894. С. 507.
40 Цит. по: Сафонов М. М. «Ставка. Начальнику
штаба». Вокруг отречения Николая II // Великая
война. Последние годы империи: сборник научных
статей XX Царскосельской научной конференции.
СПб., 2014. С. 482.
38
39
РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр 2. 1656 г. Д. 1. Л. 62, 64.
Кан А. С. Превращение Швеции в великую державу
при Густаве II Адольфе // История Швеции. М., 1974.
С. 187—188.
36
37
75
ного владычества // Исторические записки. Т. 16. М., 1945. С. 14—54.
Гадзяцкий С. С. Карелия и Южное Приладожье
в
русско-шведской
войне
1656—
1658 гг. // Исторические записки. Т. 11.
М., 1941. С. 247—278.
Джинчарадзе В. З. Борьба с иностранным шпионажем в России в XVII веке // Исторические записки. Т. 39. М., 1952. С. 229—
258.
Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографической комиссией. Т. 4. СПб., 1851.
Жуков А. Ю. Управление и самоуправление в
Карелии в XVII в. Великий Новгород,
2003.
Заборовский Л. В. Великое княжество Литовское и Россия во время польского Потопа. М., 1994.
Заборовский Л. В. Швеция в общеевропейском
контексте в XVII в.: некоторые вопросы
международной жизни // XIII конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских
стран и Финляндии: тезисы докладов.
М.; Петрозаводск, 1997. С. 70—73.
Ивонина Л. И. Падение Шведской империи и
война за испанское наследство // Балтийский регион в международных отношениях в новое и новейшее время:
материалы международной науч. конф.:
Калининград, 10—11 окт. 2003 г. Калининград, 2004. С. 26—33.
Кальюнди Е. А., Кирпичников А. Н. Крепости
Ингерманландии и Карелии в 1681 году:
по донесению Эрика Дальберга правительству Швеции // Скандинавский
сборник. Вып. 20. Таллин, 1975. С. 68—
79.
Кан А. С. Развитие капитализма в Швеции до
промышленного переворота и буржуазная революция начала XIX в. // Скандинавский сборник. Вып. 25. Таллин,
1980. С. 19—35.
Кирпичников А. Н. Древний Орешек: историко-археологические очерки о городекрепости в истоке Невы. Л., 1980.
Кирпичников А. Н. Каменные крепости Новгородской земли. Л., 1984.
Кирпичников А. Н. Шведские и русские укрепления в Кореле-Кексгольме XIV—
XVII вв. // VII Всесоюзная конференция
по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран
и Финляндии: тезисы докладов. Ч. 1. М.Л., 1976. С. 120—121.
Лайде М. Х. Национальный и социальный состав шведской армии в Эстляндии и
Лифляндии во второй половине XVII в.
(1654—1694 гг.) // XI Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии: тезисы докладов. М., 1989. С. 131—132.
Лыжин Н. П. Столбовский договор и переговоры, ему предшествовавшие. СПб.,
1857.
Мейнандер Х. История Финляндии: линии,
структуры, переломные моменты. М.,
2008.
Миронова О. Н. Русско-шведские дипломатические отношения в 1618—1632 гг. : автореф. дис. … канд. ист. наук [Нижегор.
гос. архитектур.-строит. ун-т]. Н. Новгород, 2009.
Мюллер Р. Б. Карелия в XVII веке // История
Карелии с древнейших времѐн до середины XVIII века. Петрозаводск, 1952.
С. 209—293.
Научно-исторический
архив
СанктПетербургского института истории Российской академии наук. Колл. 2. Оп. 1.
Д. 28; Ф. 109.
Олеарий А. Описание путешествия в Московию // Россия XV—XVII вв. глазами
иностранцев. Л., 1986. С. 289—470.
Письменные источники по истории пригородов Пскова в XVI—XVII вв. // Артемьев А. Р. Города Псковской земли в XIII—
XV вв. Владивосток, 1998. С. 290—412.
Российский государственный архив древних
актов. Ф. 96.
Сафонов М. М. «Ставка. Начальнику штаба».
Вокруг отречения Николая II // Великая война. Последние годы империи:
сборник научных статей XX Царскосельской научной конференции. СПб.,
2014. С. 468—484.
Шаскольский И. П. Шведское великодержавие // IX Всесоюзная конференция по
изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и
Финляндии: тезисы докладов. Ч. 1. Тарту, 1982. С. 101—102.
Kokkonen J. Rajaseutu Liikkeessa: Kainuun ja
Pielisen Karjalan Asukkaiden Kontaktit
Venajan Karjalaan Kreivin Ajasta Sarkasotaan (1650—1712). Helsinki, 2002.
Frost R. The Northern Wars: War, State and Society in Northeastern Europe, 1558—1721.
Harlow, 2000.
76
Чепель Александр Иванович, доцент кафедры истории, кандидат исторических наук (Санкт-Петербургский государственный морской технический университет, г. Санкт-Петербург, Россия); e-mail: [email protected].
―Solid fortress separate us from them…‖: a Security Issue
Swedish-Russian Border in the First Decades after Stolbov Peace Treaty
The article considers the security of the Swedish-Russian border after Stolbovo 1617. The factors affecting the security of the border stand out: the state of fortification; the quality of the garrisons; desertion; intelligence activities. The
author concludes that the border inhabitants of the Swedish border region, which professed Orthodoxy and maintain
contact with their former compatriots, also were an important factor in undermining the security of the border.
Key words: Stolbov peace treaty, Swedish-Russian border region, desertion, intelligence.
Aleksander I. Chepel, Associate Professor of the Department of History, Candidate of Historical Sciences (Saint Petersburg
State Marine Technical University, Saint-Petersburg, Russia); e-mail: [email protected].
77