ДУХ ПОДОБЕН ПЛАМЕНИ
реклама
ДУХ ПОДОБЕН ПЛАМЕНИ Думается, что каждый человек, хотя бы мало-мальски знакомый с жизнью Церкви, слышал словосочетание «горение духа». Но отнюдь не все смогут объяснить, что это такое. Почему? Потому что это, с одной стороны, глубоко личное переживание человека и оно не поддается словесному описанию «со стороны», или, научно выражаясь, объективации; а с другой стороны, для христианина горение духа — реальность объективная… Так что же такое горение духа? Об этом мы сегодня беседуем с главным редактором нашего журнала игуменом Нектарием (Морозовым). — Отец Нектарий, когда мы говорим о горении духа, то понимаем, что это нечто хорошее. Но если мы соединяем слово «горение» со словами «тело» или «душа», то это означает для нас нечто негативное. Почему так? — Для начала скажу: у святых отцов можно найти различные взгляды на «состав» человека. Кто-то считает, что человек двусоставен, состоит из тела и души, дух при этом един с душой. Кто-то говорит, что человек трехсоставен: у него есть тело, душа и дух. Выделять ли дух как некую высшую сторону жизни человека или полагать, что дух заключен в душе, — вопрос сложный. Но когда говорят о человеческом духе, то, как правило, вспоминается то дыхание жизни, которое Господь вдохнул в человека при его сотворении. Это дыхание жизни, которое от Бога изошло, к Богу и стремится. Потому получается, что если горит тело, то оно истлевает, если горит душа, то при этом тоже сгорает нечто тленное, имеющее отношение лишь к нашей земной жизни: отношения с людьми, чувства, переживания. Область же духа — это область отношений с Богом. Потому и словосочетание «горение духа» можно рассматривать — с чисто филологической точки зрения — как нечто, подобное пламени: когда что-то горит, то нагретый воздух поднимается вверх — это символ устремления горе. — А что значит «горение духа» уже не в филологическом, а в метафизическом смысле? — Для того чтобы это объяснить, лучше всего прибегнуть к какому-то примеру, который был бы нам близок и понятен. Когда мы встаем, чтобы помолиться, а точнее, прочесть свое молитвенное правило (потому что помолимся мы или не помолимся — это всегда для нас, к сожалению, большой вопрос), то зачастую чувствуем, что наша душа при этом остается холодной. Остается она такой порой даже и тогда, когда мы действительно понимаем смысл тех слов, которые произносим, когда наш ум не рассеивается. А бывает так, что мы ощущаем удивительную сердечную теплоту, причем парадоксальным образом даже при этом нет глубины осознания смысла молитвы. И из этой теплоты рождаются слезы благодарности Богу, слезы умиления, слезы какой-то радости, не похожей на все прочие радости этой жизни. Вот это и есть, может быть, не горение еще как таковое, но — теплота духа. Опять же — когда мы приступаем к каким-то деланиям, которые трудно даже назвать подвижническими, аскетическими, но которые должны быть, по крайней мере, таковыми, — например, к подвигу поста, — то, понуждая себя хотя бы немного, мы при этом испытываем радость и ту же сердечную теплоту. Это тоже есть некий начаток горения духа. Когда мы совершаем какие-то добрые дела, то, что угодно Богу, — пересиливая себя, или благодаря навыку, или потому что наша душа этого требует, — мы снова чувствуем от этого какую-то особую радость. И это состояние — то, что близко к горению духа. — Духа не угашайте, — писал апостол Павел фессалоникийцам (1 Фес. 5, 19). Он именно горение духа имел в виду? — Мне кажется, что в данном стихе апостол использует слово «дух» в несколько ином значении. Есть дух жизни, дух действий, дух поступков, дух вообще чего бы то ни было. Это то, что характеризует что-либо, является сутью чего-либо. Апостол Павел заповедовал нам не угашать духа христианской жизни. Дух подлинной христианской жизни — дух жизни ревностной, подвижнической, жизни глубокой и полноценной — он не должен угашаться. Вообще, когда мы говорим о состоянии, в котором может находиться дух человека — хладном, теплохладном, горячем, — невольно на ум приходит сравнение с тем, как древние люди разводили костер. Они долгое время посредством трения воспламеняли листву, сухие веточки — и постепенно занимался огонь, и его надо было поддерживать. Наш дух так же, как огонь хворостом, должен поддерживаться молитвой, чтением, размышлением. Для древнего человека огонь с того момента, как он научился им пользоваться, стал центром жизни, благом, ведь именно с его помощью готовили пищу, согревались в стужу. Без огня люди бы погибли, поэтому всячески его поддерживали, старались не угасить. За очагом внимательно следили, старались что-то туда подкладывать, вовремя раздували, возвращали его к жизни. Для нас это важный образ того, как мы должны следить за состоянием своего духа, за тем, что происходит в нас самих. Потому что когда костер гаснет, можно развести новый, но это потребует громадных усилий, и самое главное — можно не заметить потухшего огня и замерзнуть во сне… Поддержание огня духа, с одной стороны, требует большего постоянства, а с другой — избавляет нас от периодов критического охлаждения. — Отчего же может погаснуть огонь нашего духа, каким образом поддерживать его? — Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо сначала разобраться, что в данном случае мы подразумеваем под огнем. В Священном Писании есть такие слова: Бог наш есть огнь поядающий (Евр. 12, 29). Огнем является Бог, Божественная благодать, Божественная любовь и любовь к Богу. Исходя из этого, можно найти ответ на заданный вопрос. Чтобы не дать погаснуть нашему духу, нашему сердцу, необходимо помнить об этом огне, давать ему место в своей жизни. Когда человек от Бога отворачивается и как бы забывает о Нем, тогда и происходит угасание. Следовательно, память о Боге и постоянное к Нему обращение — это то, что не дает угаснуть духу. Это можно сравнить с отношениями между людьми. Считается почему-то, что когда люди, любящие друг друга, долго не видятся, то любовь их становится сильнее. К сожалению, опыт показывает, что так бывает очень редко, потому что в разлуке у каждого из двоих появляется какая-то другая жизнь. И люди друг друга забывают. Бывает и иначе, но это скорее исключение, чем правило. Однако эта ситуация все же не может до конца быть истинным сравнением для того, о чем мы говорим: если двух человек могут разлучить обстоятельства, то нет обстоятельств, которые могли бы нас разлучить с Богом. Человек с Богом может расстаться только по одной причине — по собственному желанию. Или, иначе, от нежелания прилагать никаких усилий для того, чтобы быть с Ним. Порой человек может находиться в таком состоянии, что чувствует: быть с Богом ему трудно. Он хочет того, что Господу на самом деле противно. И в такой ситуации проявляется разумность человека, он выбирает между своими желаниями и тем, что выше этих желаний. Человек может сказать себе: «Да, есть то, к чему меня влечет, и мне не хочется сейчас быть с Богом, но я однозначно знаю, что без Него я погибну. Мой огонь погаснет, я останусь в темноте и холоде и пропаду». Человек может принудить себя о Боге вспоминать, помышлять — и это воспоминание о Господе, чувство любви к Нему вытесняет то, что отвращает от Него. У преподобного Варсонофия есть такие слова, обращенные к одному из учеников: «Ты говоришь, что тебе холодно, что твоя душа каким-то холодом томится. Это правильно, потому что Бог есть огонь, а диавол — холод. Если тебе холодно, то этот холод — от диавола. Хочешь, чтобы согрелось твое сердце, — обратись к Богу, и Он согреет его». — Отец Нектарий, но ведь огонь помимо того, что является благом, приносит свет и тепло, может быть и очень опасным. Я понимаю, конечно, что нельзя все свойства явления переносить на… Источник всех явлений, но такой вопрос напрашивается. — Нельзя переносить, конечно, но мы не просто так вспомнили цитату о том, что Бог есть огонь поядающий. Если говорить о жизни вечной, о жизни будущего века, то возникает вопрос: каким образом согласуется благость и любовь Божия с вечным мучением грешников, что такое — эти самые мучения? Безусловно, мы не сможем ответить на него до той поры, пока сами не окажемся на пороге иной жизни, но тем не менее есть различные взгляды на то, что такое вечная мука грешников. Мне самому очень близок такой: огненной геенной являются благодать Божия и любовь Божия. Почему? Потому что в будущей жизни, кроме Бога, ничего нет — Он собой все наполняет. Но если человек в этой жизни от Господа бежал и с Ним быть не хотел, то Божественная любовь будет его мучить, жечь. И не потому, что она мучительная, не потому, что она жжет по своему естеству — нет. Потому что этот бегающий от Бога человек этой любви чужероден. С этой точки зрения огонь Божественной любви и Божественной благодати может и сжигать. Мы знаем также, что можно причаститься во спасение своей души, а можно — в осуждение. Когда человек приходит для того, чтобы принять Тело и Кровь Христовы, но при этом он не просто грешен, а сознательно грешен, приходит к Причастию с намерением попрежнему жить противно Богу, то опять-таки благодать Божия будет тем огнем, который будет попалять. И попалять различным образом. Возможно, будет сжигать всю жизнь человека, возможно, будет мучиться его душа, возможно, будет тлеть и умирать его тело. Вот поэтому мы просим, когда молимся перед Причащением, о том, чтобы огонь попалил наши грехи, но — не нас, чтобы благодать произвела разделение между нашим естеством и нашим грехом. Вот это самое главное. Пусть любовь Божия сжигает грех, а я буду жить. Если же я един с грехом — сгорю вместе с ним. — Огонь духа, свой маленький костерок, пытается развести каждый человек, приходящий сознательно в Церковь. И перед ним вновь, в церковном уже контексте, возникает вопрос: как поддерживать огонек в «рабочем» состоянии? И еще — почему многие люди, даже долго ходящие в храм, жалуются на внутреннюю холодность? — Действительно, если говорить о поддержании своего духа в состоянии горения, то самые простые и самые естественные для этого способы общие, то, что душу, дух человека питает, — это молитва, чтение, посещение храма, участие в церковных Таинствах и, безусловно, некая внутренняя работа, которую человек делает. Все это очень важно, но вместе с тем носит отчасти внешний характер. Чтобы не угашать духа, нужно знать, в чем заключается жизнь христианская. А заключается она в общении человека с Богом. И мера этого общения, его полноты определяет меру того, насколько жив человек, насколько сильно дух его горит. Все остальное, что с нами в нашей христианской жизни происходит или должно происходить, — это наше узнавание в себе тех препятствий, которые нам мешают находиться в состоянии богообщения, устранение этих препятствий, борьба с ними. Эти препятствия гасят огонь духа. И по мере того как мы их преодолеваем, он может вновь разгораться, вновь мы можем чувствовать и свет, и тепло. Но что мы можем часто видеть? Огромное количество людей — и в этом числе оказывается время от времени практически каждый — ходит в храм; они читают молитвенное правило, регулярно исповедуются и причащаются, пытаются как-то себе внимать, а при этом — никакого огня в душе нет. И она, душа, находится в состоянии бессилия. Человек ходит так в храм год, второй, третий, четвертый, пятый, а потом у него появляется ощущение бесполезности абсолютно всего, потому что ничего не меняется… Дело в том, что мы должны, живя церковной жизнью, избавляться от автоматизма в этом. Нельзя делать что-то только потому, что так надо — и все. Наш труд должен носить характер осмысленный. Вот два парализованных человека — один возвращается к жизни, другой нет. Вроде бы они одно и то же делают для выздоровления, а результаты разные. Почему? Потому что человек, который сумел встать с койки, подошел к процессу выздоровления творчески. Он, допустим, почувствовал, что какая-то мышца начала работать, и тут же ищет способ, как ее заставить двигаться более полноценно. И так мало-помалу, постепенно из паралича восстает здоровый, крепкий человек. То же самое происходит в духовном плане, что в каком-то смысле тяжелее, а в каком-то — гораздо легче, потому что все-таки людей, которые сами себя от одра болезни воздвигли, — единицы. А вот тех, кто себя из состояния расслабления духовного к бодрости духовной и крепости с Божией помощью восстановил, — гораздо больше. Но важно к этому подходить именно творчески! Как парализованный человек начинает чувствовать свое тело, так и мы все должны почувствовать свою душу, смотреть, что ей сейчас в этот момент необходимо, о чем именно сейчас просить Бога, о чем необходимо думать, чтобы себя каким-то образом оживить. — Каким же образом можно это делать — оживлять себя? Думать о Господе, молиться? — У нас есть масса примеров — из книг, из жизни. Но каждый должен тем не менее на основе этих примеров искать что-то свое. Допустим, одного человека регулярно настигает определенная страсть, перед которой он не может устоять. Он знает, что в момент искушения нужно молиться. Он так и поступает, но не идет молитва — в лучшем случае человек произносит слова, совершенно не чувствуя их содержания. Почему? Потому что его страсть затмевает все. И вдруг однажды этот человек, находясь в состоянии искушения, вспоминает своего умершего сродника — как тот лежал в гробу, в каком измененном состоянии находился тот, кто еще вчера был рядом совсем иным, — и думает: «Я так же буду лежать. Что со мной в это время будет? Где я буду?». И такой страх охватывает человека, что страсть тут же отступает… И вот кто-то при следующем искушении вспомнит о том, как смог выстоять, — и это снова поможет, а кто-то забудет об этом, не воспользуется таким способом борьбы со страстью. Для человека внимательного таких способов бывает очень много. И более того, сначала человек пользуется одним из них, потом другим, потом третьим и выкарабкивается, как из какой-то ямы, по ступенечкам. И таким образом его душа оживает. Духовная жизнь — это творческий процесс. И если человек всерьез относится к своей душе, к тому, что в ней происходит, то у него всегда есть возможность о ней заботиться. Автоматически у нас ничего не получится. Поэтому не надо удивляться, когда человек говорит: «Я исповедуюсь, причащаюсь, хожу в храм, читаю молитвы, читаю книги хорошие, а моя душа пустая абсолютно». Все свои поступки человек должен обдумывать. Любая схема помогает, конечно, но если помимо нее больше нет ничего, то плода не будет никогда. Мыслительный процесс всегда сложен, а тут он еще должен вести к определенным переменам в душе и оказывать влияние на дух. — А если человек не умеет думать? Вот не научили его, не развит он интеллектуально. Получается, что для такого человека область духа закрыта? Он живет по схеме, иначе не умеет, но при этом чувствует: что-то не то с ним происходит, — и это мучает его, но сформулировать проблему даже для себя он не в состоянии. Как быть? — Если человека что-то мучает, если у него присутствует неудовлетворенность собой и тем, как он живет с христианской точки зрения, это значит, что у него все равно есть потенциал для того, чтобы чему-то научиться. Ничему не может научиться человек, которого ничего не мучает. — Получается, что очень важно, живя регулярной церковной жизнью, внимать себе и себе не врать? — Жить церковной жизнью осознанно, обдуманно, всерьез и по-настоящему. Но это касается всего — и жизни духовной как жизни с Богом, и жизни в обществе людей. Это касается даже жизни в своей собственной квартире — ведь надо же обращать внимание на то, что в ней творится. Это касается даже прогулок по улицам. Когда человек попадает под машину чаще всего? Когда он не обращает внимания на то, что реально происходит на дороге, считая, что достаточно посмотреть на светофор. Но жизненный опыт подсказывает, что очень многие на зеленый свет стоят, а на красный свет идут, а точнее, даже едут. И поэтому если ты ориентируешься только на светофор, то вполне возможно, что тебя собьет водитель, который на светофор внимания не обращает. Чтобы беды не произошло, нужно просто и об этом подумать, расширить свое сознание и впустить туда вещь вне схемы. Таких вещей вне схемы в нашей жизни десятки и сотни, и тем более — в жизни духовной. В этом нет ничего сверхтрудного, мучительного. Это интересно и естественно для человека. Я однажды наблюдал, как люди играют в компьютерные игры. Мне самому такой способ времяпрепровождения чужероден — мне кажется, что в этих играх много каких-то сложных вещей: нужно что-то выучивать, что-то узнавать, за чем-то следить. И все это ради чего? Пользы для души никакой. Материальной — тоже. А уж о пользе для здоровья в этом плане вообще лучше промолчать. Зачем люди играют? Играют сотнями часов, дней! А ведь потенциал у них есть, если они смогли научиться тому, что делают в игре. Алкоголик для того, чтобы достать деньги на бутылку, порой совершает чудеса хитроумия и целеустремленности. Значит, даже в состоянии конечного распада в человеке сохраняется способность к творчеству. Весь вопрос — определить, что для тебя важно. Откуда берутся школы, курсы преодоления всевозможных зависимостей? Сегодня многие люди находятся в таком состоянии, что им нужен некто, кто даст мотивацию, разложит все по полочкам, определит моменты движения. Но человек по отношению к себе должен делать это сам. Он должен постоянно задавать себе такие вопросы: «Кто я?», «Откуда я иду?», «Куда я приду?», «Чем все это кончится?», «А когда оно кончится, что будет дальше?», «Как мне к этому подготовиться, чтобы не оказаться там не в том положении, в котором я хотел бы быть?». И такие вопросы может и должен задавать себе любой человек. Но порой даже интеллектуально развитые люди не хотят этого делать. Вот, допустим, живет на свете академик-атеист, человек, постигший удивительные закономерности живой и неживой природы, он во всем этом видит причинно-следственную связь. Однако никак не поймет одной вещи: в этом мире, если бы не было Бога, не появился бы человек. Человек — самое неприспособленное существо на земле. Почему? У человека есть совесть. Совесть — это то, что человека давным-давно должно было уничтожить. Любое живое существо в ситуации выживания движется к этому выживанию по кратчайшему, самому доступному пути. Человек, если у него есть совесть, порой вообще отказывается от выживания. И тем не менее человечество пока не погибло… Как может человек с развитым интеллектом, ученый, академик этого не понимать? Получается, что интеллект в вопросах духа не спасает. — Отец Нектарий, мне кажется, невозможно постоянно находиться в состоянии острого внимания к самому себе и миру… — Да, когда мы говорим о неугашении духа, нужно все-таки помнить действительно о том, что человек — существо сложное, состоящее из телесного и духовного. И поэтому бывают состояния, когда мы можем физически настолько устать, что ничего не будем чувствовать, ничего не будем переживать. Кто-то, может быть, скажет: «Нет, человек совершенный, духовно преуспевший не может пребывать в таком состоянии — душевного отупения и бессилия». Но это не так — пока мы пребываем в своем теле, мы определенным образом им связаны. И если было бы не так, то, например, преподобный Исаак Сирин, один из величайших святых отцов, не говорил бы: «Когда ты находишься в таком состоянии, оберни голову мантией, ляг и спи, пока ты не придешь в себя». Значит, состояния, когда угасало все — и духовное, и плотское, — могли постигать и тех, кто, казалось бы, всю жизнь горел и пламенел духом. Тем более это касается нас. Иногда состояние усталости физической и усталости душевной, нервной может приводить к угашению духа. И в это время просто нужно придумать, каким образом дать себе отдохнуть, прийти в себя. Например, старец Паисий Святогорец говорил, что человек должен сначала позаботиться о молитве, а потом уже заниматься какими-то делами. Ведь очень часто мы занимаемся насущным, конечно, но потом во время молитвы для Бога ничего в нашей душе не остается: мы слишком устали. Должно быть некое рассуждение по поводу собственных физических возможностей. Здесь нужно еще раз сказать о том, как важно не угашать огня, как важно не путать это с усталостью. Наш духовный опыт, каким бы маленьким он ни был, подсказывает нам, что может угасить в нас огонь, что способствует угашению: пустые разговоры, общение с людьми, живущими нечестивой жизнью, долгие беседы на темы, которые относятся к той области мира, которая враждебна Богу: чужие грехи, пороки современного общества, роскошь… И ведь мы говорим об этом и не из практических соображений, чтобы что-то конструктивное из этого извлечь, а в качестве переливания из пустого в порожнее… Словом, все душевредное, что только есть, когда мы не бежим от него, а даем ему в нашу жизнь входить, нас остужает. Когда человек внимает себе, он понимает, что чем больше он молчит, тем больше он собирает, чем больше говорит, тем больше теряет и остывает, как дом, у которого открыты окна и двери. Потому, когда мы чувствуем такое остывание, надо проверить, что у нас с окнами и дверями, с подвалом, с чердаком… Благодать Божия очень многому может человека научить, потому что если он стремится к жизни с Богом, то когда Господь это дает, человек сразу понимает истинность этого состояния, понимает, каким образом может его потерять. Значит, мы должны избегать того, из-за чего мы теряем благодать. В «Дневниках» святого праведного Иоанна Кронштадтского достаточно много таких примеров. Вот он пишет: «Я увидел такую-то женщину, осудил ее и потерял благодать. Молился, чтобы благодать вернулась». «Стоял на службе, а пономарь повесил рядом кадило. У меня на голове была митра, и я подумал о том, что сейчас она закоптится, мне стало жалко митры. Потом подумал: “Что ты, несчастный! У тебя этих митр столько, а ты об этом переживаешь”, — и успокоился». К сожалению, большая часть святых не оставляла столь подробных дневников — пожалуй, еще только у преподобного Силуана Афонского это есть и отчасти в «Исповеди» Блаженного Августина. У этих святых мы можем многое почерпнуть для себя полезного, прочитать слова, которые нам подскажут, как возгревать свой дух, как не допускать его угашения. У человеческого ума есть такое свойство: то, на чем он задерживается, видится глубже. Вот и любовь Божия — можно проскользнуть мимо нее сознанием, а можно и остановиться. Чем чаще будешь останавливаться на вещах, которые способны нашу душу радовать и возгревать, тем теплее будет тебе, тем ближе ты к огню. Все, что есть Божиего в нашей жизни, надо рассматривать словно под увеличительным стеклом, которое не просто увеличит для нас то, что наши немощные глаза смогут увидеть, но и соберет все лучи в один пучок, чтобы что-то в нашем сердце загорелось. Журнал «Православие и современность» № 27 (43) Беседовала Наталья Волкова
