Тексты песен Юрий Шевчук, ДДТ Альбом «ИНАЧЕ», 2011

Юрий Шевчук, ДДТ
Альбом «ИНАЧЕ», 2011
Тексты песен
ddt.ru
Родившимся этой ночью
Наши замёрзшие лица белели в тумане и ждали…
Месили глазами свет и грязь последнего дня.
Мы долго на ЭТО смотрели, не помня, не узнавая
Детали такого немыслимого, неведомого огня.
Родившимся этой ночью мы оставляем землю,
Будущее надёжно укроет нас в проводах.
Чем станем мы завтра? Ветром? Пустой подвальною тенью?
Об этом знают лишь звёзды, горящие в небесах.
Когда ангелы жизни и смерти уносили нас с поля боя,
Мы всё прожили, мы всё спели в этот строгий утренний час.
Наши флаги метались в объятьях невидимого конвоя,
Они всегда были с нами, но с ними не было прежде нас.
Железные птицы склеят осколками гнёзда ада,
Мы — корм XXI века, с наколками на стихах.
С какой высоты будем падать? Что нам станет наградой?
Знают одни только звёзды, молчащие в небесах.
У прозрачных ручьёв чистота омоет нам наши раны.
В каждом эхе земли и травы, в каждом вздохе дрожащих век.
Знай, правы все свидетельства древних, от Евангелия до Корана,
Что те, кто идут за нами, найдут тот же самый век.
Родившимся этой ночью мы оставляем землю,
Не смогли мир сделать добрее, любовью не стала ты.
Но до конца этого света не одному дышать поколению.
Пока горят поминальные свечи — ещё годы до темноты.
Солнечный свет
Мы поедаем с первого дня рождения солнечный свет,
Но фотосинтез прагматичен, и он в ответ пожирает Всё.
В этом творческом обмене, дорогая, никакой трагедии нет.
Мне бы только найти своё я, а потом хоть в песок, хоть в «Ё...»
Остановить часы чёрной дырой, развеять над морем свой «пах».
«Что делать?» ― вопрос запоздал, Гавриил протрубил отбой,
Отменил пищевые цепочки, перетряхнул мертвецов во гробах,
Но никто из них не поднялся, они не сдались, они остались сами собой.
Нефть стоит сто баксов за баррель, федераты одухотворены,
Но кризис идей на Земле, и нас опять что-то тянет вниз.
«Всем спать!» ― поёт телевизор, мы живём, чтобы видеть сны,
Но хочется что-то делать, пока не все родились.
Как устали мы прыгать в рай, в кипящее молоко!
Ты спросила: «Кто стал моложе?», отвечаю: «С любовью ― любой».
Но, слава Богу, моя дорогая, до спасения далеко,
И мне не много нужно ― лишь надежда оставаться самим собой.
Как писал Иеремия: «Кто не имеет идола, тому не страшен позор».
При коммунизме человек теряет личность, батальонам она не нужна.
Капитализм человека делает вещью, а на каждую вещь есть вор.
Очень хочется верить в иное, но как испить эту чашу без дна?
Возвращение человека к себе ― расточительный труд.
Куда нас несёт, кто знает, но, как всегда, трусливые во злобе,
Контролируя хаос равных возможностей, цивилизационный зуд...
В эти трудные дни важнее всего оставаться верным себе.
В нас играет солнечный свет, нас греет любовь и тепло,
Мы замурованы Творцом в окаянную вечную жизнь.
Только вспомнить это в себе достаточно тяжело.
Будь собой, дорогая, добра, любви и, конечно, держись.
Бессмертным ― смерть, конечным ― жизнь.
Ушедшим ― свет, немым ― слова.
Стой на своём, добра держись.
Пока есть ты, смерть неправа!
Эй, ты, кто ты…
Назначены сроки. Всё решено. Выходим завтра.
Книга дописана, разлито вино, мир требует Автора.
Старое съедено, зелено-голодно, побед новых!
Руки дрожат не от страха, от холода слов голых.
Морды Мира, крик пирамид в тишине ночной,
В развалах старых бетонных плит ветер иной.
Окопы улиц, но до края света шага три.
Пальцы твои уже коснулись этой зари.
Эй, ты кто ты? Себя назови!
Какой пароль на этой планете?
300 тысяч поколений у нас в крови,
Но, кроме любви, ничего больше нет…
Те же гены счастья и боли в горле твоём.
Нам твердят, что свобода с неволей всего лишь разный объём.
Новое племя жаждет добра, но что ты нам родила?
И выползает на солнце новый фюрер ― пророк с головой козла.
Но у страха короткие сроки, один на ветрах стою,
Взлетают армадой строки, получила ли весть мою?
Над нами Медведица-татуировка,
Слышишь времени лютую связь?
Наша история не дешёвка, наша история началась.
Эй, ты кто ты? Себя назови!
Какой пароль на этой планете?
300 тысяч поколений у нас в крови,
Но, кроме любви, ничего больше нет…
Пустота
На горящих тротуарах, в переполненном метро,
В агрессивных перегарах пьяных маршей, болеро,
Где зеркальные витрины пьёт немая нагота,
На гнилых объедках улиц…
Сквозь накаченные туши, банки, бутики
Люди-дичь и люди-суши, тьма и маяки
Пробегают по пещерам, пищеводам живота,
Где сверкающей химерой…
В бренной сутолоке мыслей, нищих фраз.
В коллективной бессознательности масс,
Где на точки удовольствий, эрогенные места,
Давит точно каждой ночью…
У священных коров в красных углах,
Выходящие из праха, отъезжающие в прах.
Безусловные рефлексы в отношении креста,
В черепах-подъездах…
Припев:
Ты вползаешь в меня,
Тянет в пропасть твоей реки.
Я тону в тебе, ты растёшь во мне,
И сгорают имена, и голоса далеки.
И, шагнув в ничто, я плыву в нигде,
Где ничего нет, и тишина — не та,
Ты поёшь свои песни мёртвой звезде,
Пока я, исчезая, сжигал счета.
В бесконечных пробках — душный век машин.
В металлических коробках — боги фар и шин.
Истероидная осень полицейского поста,
На капотах кровь и листья…
В тёмных клубах, липких странах, в стиле Ню,
В козлорогих ресторанах с Афродитами в меню,
Сквозь мигалки, фотоблицы, где клубится суета,
Проступают твои лица…
Припев:
Расплывались тени людей,
Что качались на этой волне,
Вставая на колени, молились ей,
Я стал частью их, они дырой во мне.
Цепи смыслов, цели следов
Испарялись, мой разум чист.
Провожаю взглядом вереницы слов,
Я готов, я ухожу на бис...
Кризис
Кризис ― суд Божий, но от тюрьмы, ох, как далеко до чувства вины!
Так же далеко, как голодному гастарбайтеру до плодородной луны.
Цивилизация ― мать технологий, а в мозгах всё тот же палеолит.
Мы искали свободу, нашли её в сексе, да и это всё сожрал СПИД.
Десять тысяч лет назад тоже была большая тоска,
Но тогда кто приручил колесо и сварил его, матерясь, на костях.
Кто вылепил эту жирную свинью из огненной воды и золотого песка,
Спасительницу человечества, что всегда на сносях.
Ах, дожди, дожди,
Все лицо в слезах.
Ох, не жди, не жди
Доброты в глазах.
Ах, весна, весна...
Это всё пройдёт.
Если ложь ясна,
Если правда не врёт.
Не борись с косой, а то наверняка помрёшь от водки, петли и пули.
Господь устал хранить нас, дураков, от нас же самих.
Чтобы прожить подольше, спи, Родина, соси свои гули,
А мы вышили все поля крестами, да повисли на них.
Проводник
Что мне расскажет спящий проводник?
пустые, дребезжащие стаканы
на столике купейном у окна,
несущегося мимо
станции, мелькнувшей в темноте,
мента, курящего в кулак
заснеженной пустыни,
точнее — глубины...
Где, как нетрезвый, глупый ученик,
стыдливо вывернув карманы,
мир наш пред Господом поник...
Когда со мною встретится Она?
Весёлая... без грима...
Проявятся ли строчки на листе
бумаги, что я комкал и таскал
в башке своей, как в мусорной корзине,
Поверив благородной пантомиме,
Её безмолвной красоте?
Когда минуты станут длинными руками
неотвратимой смерти?
Чем время будем мерить мы?
Во что сыграем с ветром, облаками
одни, среди зимы?
Что мне расскажет Родина моя
с плывущими кусками на экране
любви замерзшей, вьюгой февраля,
в пустой и тёмной пропасти зрачка
по расширяющейся звёздной пилораме?
С водой технической, прокисшей в кране,
в разбитом шприце тощего торчка,
что в туалете просыпается зевая
и смотрит на поля...
Что мне расскажет нищая старуха
на злом перроне, с полным узелком
картошки сваренной —
назойливая муха,
под хамством мокнущая, как под кипятком?
За поездом устало семенит...
глазами, полными разлуки и труда,
руками, верными прощению и ласке.
― Сынки, еда... ― чуть слышно говорит, ―
Кому, сыночки, деточки? Беда...
Что мне расскажут эти города:
многоэтажки, склады, чьи-то норы,
одушевлённые граффити гаражи,
И серые бетонные заборы?
Унылая, неверная среда всех дней недели
ловит поезда, что до смерти ей надоели.
Окраин грязных этого покоя
никто не ценит, верится с трудом,
что столько поколений есть в крови
сего надоя.
Но там, где третий, рядом еще двое,
И свечкой теплятся церквушка и роддом.
Куда они все едут? Что влечёт
нас в панорамах дальних,
что в этих городах суицидальных,
где каждый жест и чувство любят счёт?
Где всё конечно, кроме пустяков,
Что памятью особенно любимы.
И хочется простить мне сопляков,
в пространство бросивших:
«НЕТ, НЕ РАБЫ МЫ!»
Напиши мне, напиши…
Наша борьба подошла к концу,
На стене телевизором тюремная клеть.
Спор о начале вновь подвёл к яйцу,
Мы сидим за столом и пьём свою смерть.
Солдаты духа, мы горим в трусах ―
Слишком много эротики, да мало любви.
Страну закопали в этих кустах,
Кого не спроси ― c’est la vie!
Мы дарим друг другу время на память,
Россия — женщина с героическим прошлым.
Немного светлым, немного пошлым ―
В постели с настоящим, как рубль в бурьяне.
Я думал она ― мать, оказалось ― «beer»,
Я для неё неактуален и вреден,
Но я достаточно богат, позвольте, леди,
Печально смотреть на мир.
И кто будет драться, если завтра война,
Кто снова ослепнет, штурмуя свет?
Двойного гражданства у неба нет,
У земли нет амбиций, но есть она ―
Россия — женщина, с разбитым лицом,
Для кого-то ротик, для нас ― пасть.
Россия ― невеста, век с мертвецом,
Мы так напились, мы готовы пропасть!
И наш патриотизм не очень высок.
Он не фужер на банкете, не танцор нагишом,
Он не гимны, не марши, не речей песок,
Он наивен, прост и даже смешон.
Он не дубина, не народ, не вождь,
Не чугунный цветок в гранитной руке,
Он там, где мы хоронили дождь,
Он солнце, тонущее в реке...
Напиши мне, напиши,
Намешай, развороши.
Надыши мне, надыши
Фотографию души…
Встреча
Я держал его руку, я был рядом с ним,
Когда во дворе умирал первый снег.
Когда выполз на крыши слепой чёрный дым,
Когда тёмной материей стыл человек.
Я умру без любви, не молчи, говори.
Шёпот клеток и шорох шагов у двери.
Еле дышит прозрачное пламя свечи,
Расскажи мне, в чём смыслы войны, не молчи.
Чуть колышется пламенный огненный лик.
Плоть его — звуки, запахи, ветер и свет.
Божий, вечный посланник, младенец-старик:
«Я устал, ― отвечает, — жаль, времени нет.
Жаль, что тело моё не склюёт вороньё,
Не воскреснет потом под ольхой во дворе,
Жаль, свобода любить, умирать ― не моё,
Смыслы каждой войны скрыты в каждой игре».
Ангел обнял меня тёплым алым крылом,
На мгновение вспыхнуло небо небес.
«Выбирай…» ― улыбнулся, вздохнул и исчез,
А потом потемнело, потом рассвело…
За тобой пришли
Метят собаки границы, лая.
Здесь идёт война уже тысячи лет.
Притяжение античастиц утверждая,
С тьмою сцепился свет.
Осень, на скользких от крови крышах
Ждёт ноябрь-мясник с бензопилой.
Быть богаче и толще не значит выше,
Быть костром — не факт, что остынешь золой.
Слышишь, на лестничной клетке топот
Одиночества и жажды иного быта?
Это твой экзистенциальный опыт
Ищет, что за шагами скрыто.
Они знают твой адрес, твои телефоны,
Они у дверей, они тебя нашли.
Глотаешь воздух, что железобетоном
В лёгких кричит ―
ЗА ТОБОЙ ПРИШЛИ.
Не трясись, сынок, это будет не больно.
Боль ― это время, а времени нет.
Идёт новая битва ― бойня застолья
Там, где с тьмою сцепился свет.
Армагеддон ― кукурузное поле.
Там трактора спят в библейской пыли.
На оружейных складах ждут работа и воля,
Они уже здесь ―
ЗА ТОБОЙ ПРИШЛИ.
Новая Россия
Как обезьяна, кормящая мёртвое дитя,
Не понимая, что плод неживой.
Как невеста, веруя, что мир — есть любовь,
И не свяжет рот её скотч,
Так и ты спишь с разбитой иллюзией,
Ослепшей от неона совой.
Но тени уже оторвались от предметов
В вашу первую брачную ночь.
Посмертная маска последних минут
Пророчит крутой перелом.
В этом новом погроме трудно понять,
Вскрыть самого себя.
Ось, на которой вселенная вертится —
В ржавой парадной лом.
Последнее соитие с этим миром ―
Ужас твоего Я.
Новая Россия, вылетающая из меня,
Врезался в окна юным рассветом нового дня…
Гармония прекрасна, если не знать,
Что кричит у неё внутри.
Разорвёт от напряжения на этой войне,
Но другого выхода нет.
А в небе туманном сияет она ―
Гори, моя звезда, гори!
Мы раненую Родину несем на спине,
Щурясь, выползая на свет.
Рэп новых галлов, вандалов и гуннов
Вялится мясом в седле.
Мир многомерен, скрипят измерения,
Вертится вертикаль.
У хозяина праздник — рабы и холопы
Делят крошки на царском столе.
А мы наблюдаем, как в этой строке
Вновь закаляется сталь.
Новая Россия, вылетающая из меня,
Врезался в окна юным рассветом нового дня,
Мёртвые хоронят своих мертвецов ― пустая возня,
Больше зерна нашей любви, больше огня.
Песня о времени
Время разбрасывать камни прошло,
Время собирать голоса настало.
Если каждая жизнь имеет число,
Значит, времени осталось мало.
Что есть время, в чём его смысл?
Думать в конце пути о начале…
Стою у окна, курю мысль.
Ты прав, во всём этом много печали.
Время в Грозном, время в Москве.
Скорость онлайн, часы намаза.
Мгновения, стынущие в Неве, ―
Культура бронзы, Столетье газа.
Наблюдаю, как время куёт миллиарды,
Ярость сомнений, гордыню желаний.
Рвутся сердца, как смешные петарды,
От давления сжатых в них расстояний.
Реки впадают в эти кварталы,
Где я стою и курю у окна,
Где отходит ко сну, отключая порталы,
Неквантированная страна.
Время вползает в тебя незаметно,
Что ему эти всхлипы-речи.
Но время дико интеллигентно,
Оно лечит, ты прав, лечит.
В счастливые дни кого осудишь?
В ожидании чуда все равны.
Время сражаться за тех, кого любишь,
Не уточняя цены.
Для времени нет понятия «хватит».
Время, старик, никогда не спит.
Но пусть этой ночью никто не заплачет,
Пусть никто не будет убит.
Стою у окна, убиваю память,
Наблюдаю, как время пожирает город,
Как совершенство ― мусором, сором
Ложится в одни окопы с нами.
Небо дышит
Солнце слышит
Сердце помнит
Солнце ― домна
В шеренги дождей, пехоту туманов,
Отчаянные попытки родов.
Воды отходят из ржавых кранов,
Выжимая из бездны людскую породу.
Солнце дышит
Небо слышит
Сердце ― домна
Время помнит
Из каждого бомжа Екклесиаст
Смотрит на нас в суете сует.
И каждому здесь по делам воздаст,
Тот, для которого времени нет.
В тревожные дни с временем плохо,
Много правды, да мало корма.
Время Че в эпоху Лоха,
Время ― зараза, время ― порно.
Когда ты была здесь
Я помню эти цветы,
Танцевала твоя душа,
И ветра любовались, как ты,
Как ты была хороша.
Над сутулым небом Невы
Летала живая взвесь.
Я не видел зеленее травы,
КОГДА ТЫ БЫЛА ЗДЕСЬ.
И нашли свои имена,
Все заклепки на всех мостах.
И меняла экспонаты весна
В Кунсткамере и Крестах.
И даже в молчании камней,
Я чувствовал, что-то есть.
И не было серых дней,
КОГДА ТЫ БЫЛА ЗДЕСЬ.
Над музеями пела моль,
Трепетна и нежна.
Рассыпалась дождем роль,
Что была для тебя важна.
Музыка в сердце моём,
Безмолвие в твою честь.
Я дышал водой и огнём,
КОГДА ТЫ БЫЛА ЗДЕСЬ.
Песня о Свободе
Тошно душе
Среди равнодушных стен.
Холод клише,
Сумерки перемен.
Они за столом поют что-то про свой уют,
Сытую ночь к чёрному дню…
Серая ночь,
В окнах дымит рассвет.
Солнце взойдёт, а, может быть, больше нет.
Ночь без любви, пусты между людьми мосты.
Нет ничего, есть только ты.
Припев:
Свобода, свобода, так много, так мало.
Ты нам рассказала, какого мы рода.
Ни жизни, ни смерти, ни лжи не сдаёшься.
Как небо под сердцем, в тоске моей бьёшься.
Тёмный подъезд.
Еще одного… одну.
Боль на полу, капля за каплей в нас.
В этой ночи она, рваная, как страна,
Сгребает золу остывающих глаз.
Серая речь,
В глухонемом окне.
Сдаться и лечь
В серую ночь во мне?
Нет, не смогу, прости, в мёртвую жизнь врасти,
Нет, не она в этой горсти…
Припев:
Свобода, свобода, так много, так мало.
Ты нам рассказала, какого мы рода.
Ни жизни, ни смерти, ни лжи не сдаёшься.
Как небо под сердцем, в тоске моей бьёшься.
Юго-западный ветер
Мы спали целую вечность, доверяя прогнозам погоды,
Стабильностью меряя время, забыли дорогу к весне.
Вырастили заборы, ограничивая бесконечность,
Где оживает мёртвое семя и закипает любовь на броне.
Но кто обрушил наши пещеры, кто оторвал нас от спячки,
Обглодал онемевшую кожу, вросшую в злые льды?
Это юго-западный ветер, вестником новой эры,
Выпал из нас наружу, вырвался из темноты.
Лёд отступает, а это значит —
Мы будем видеться чаще.
Мы будем встречаться чаще,
Взломают асфальт цветы.
Завтра всё будет иначе,
Завтра будет иначе.
Это
Юго-западный ветер
Вырвался из пустоты.
Юго-западный ветер разбил планктон мониторов.
Сгрёб широты наши, как хворост ― костёр у ожившей воды.
Юго-западный ветер отключил в головах светофоры,
Дождём проливая на город свет Вифлеемской звезды.
Всё, что почти погибло, стало цветочной пылью.
Моему перу и бумаге безразлична любая власть.
Юго-западный ветер подарил нам светлые крылья,
Напоил добром и отвагой, установил с этим небом связь.