РелигиоВедение, истоРия Религии богоСловие Сегодня: ПоиСк иСтины и критиче Ское мышление

Религиоведение, история религии
Богословие сегодня:
поиск истины и критиче­ское мышление
Интервью митрополита Диоклий­ского Каллиста (Уэра)
журналу «Вестник Рус­ской христиан­ской гуманитарной академии»
Вопросы задавал главный редактор журнала Д. В. Шмонин
Ваше высокопреосвященство, в России Вы известны как один из авторитетных
деятелей современного Православия, как богослов, патролог, профессор факультета
теологии Оксфорд­ского университета. Более 3‑х с половиной десятилетий Вы отдали
преподаванию в одном из старейших университетов мира, который известен традициями индивидуальных занятий профессора со студентами — тьютор­ской системой.
Среди Ваших учеников — видные представители богослов­ской и патрологиче­ской науки.
Позвольте задать Вам не­сколько вопросов о богослов­ском образовании.
В одном из своих интервью Вы напомнили слова Евагрия Понтий­ского, который
сказал, что истинный богослов — это тот, кто молится, и если ты истинно молишься,
значит, ты богослов. В последние 20 лет в России во многих университетах открылись
отделения теологии, программы которых очень близки религиоведению и предполагают обучение свет­ских студентов без воцерковления, без духовной практики. Как Вы
считаете, можно ли считать такое образование в полной мере «богослов­ским»? Как бы
Вы разграничили то, что может и должно преподаваться в свет­ском университете
и в церковной школе — академии и семинарии?
Это важные вопросы, вопросы, над которыми я сам часто задумывался. Как Вы
знаете, я преподавал в Оксфорд­ском университете. В Средние века, когда он был
основан, Оксфорд­ский университет действительно был религиозным учреждением.
Но сегодня следует признать, что это свет­ское государственное учреждение. У нас
в университете есть факультет теологии, который недавно был переименован в факуль‑
тет теологии и религиоведения, что, само по себе является значительной переменой.
Это значит, что в свет­ском университете невозможно преподавать теологию согласно
замыслу Евагрия Понтий­ского. Для Евагрия Понтий­ского теология была созерцанием
истины, предполагающим личную веру. Сегодня в свет­ском университете мы не мо‑
жем требовать от людей, чтобы они проходили тест на веру. На помощь мне приходит
классификация теологов, предложенная святым Григорием Паламой в XIV веке. Он
выделяет 3 группы теологов: к первой группе относятся святые — те, кто имеют личный
опыт переживания Божественной реальности, те, кто лично сопричастен нетварным
энергиям Бога. Это истинные теологи. Также, согласно Паламе, есть теологи, у которых
8
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2013. Том 14. Выпуск 4
нет личного опыта переживания Божественных энергий. Не являясь святыми, они
и­скренне веруют и стремятся передать учение святых. Они стараются следовать тому,
о чем пишут святые. Это теологи более низкого уровня, но, как считает Палама, если
они действительно внимательны к тому, что говорят святые, а не только воспроизводят
свои собственные фантазии, они также могут быть отнесены к истинным теологам,
хотя и более низкого уровня. И, наконец, есть те, кто не имеют личного опыта Боже‑
ственного и не доверяют святым. Это плохие теологи. Такая классификация обнаде‑
живает, потому что о себе я по крайней мере могу сказать, что стараюсь быть теологом
2‑й группы: я читаю святых отцов и стремлюсь донести до моих учеников то, что они
пишут. Таким образом, я пытаюсь быть сопричастным истинной церковной традиции.
Вот в чем я видел свою задачу — быть верным последователем. Конечно, это не значит,
что как теолог я только механиче­ски повторяю то, что сказали до меня другие. Под‑
линная теология должна быть творче­ской, исследователь­ской. Поэтому изучая святых
отцов и преподавая то, о чем они писали, я всегда спрашиваю себя не только о том,
что святые отцы говорили в IV или VII веке, но что бы они сказали, если бы жили
сегодня, какие ответы они дали бы на наши сегодняшние вопросы. К святым отцам
не следует относиться как к археологиче­ским и­скопаемым из далекого прошлого, но как
к современникам. Это идеал, который вдохновлял меня. На меня оказал значительное
влияние протоирей Георгий Флоров­ский, рус­ский теолог, работавший в Париже, а затем
в Америке. Он ввел понятие «неопатристиче­ский синтез». «Синтез»: если мы преподаем
теологию, мы не просто должны говорить: «Василий Великий писал это», «Григорий
Богослов писал о том». Мы должны постараться показать, как учения святых отцов
взаимосвязаны, как они образуют единое целое. Нужно попытаться синтезировать
и объединить то, чему учили святые отцы в разные эпохи. Далее, обратим внимание
на вторую часть понятия Флоров­ского: «неопатристиче­ский». Как я и говорил, нужно
относиться к святым отцам именно как к современникам и предполагать, что бы они
сказали сегодня. Нас всегда занимает вопрос истины, истины не только для людей,
живших полтора тысячелетия назад, но истины для людей, живущих сегодня. Таким
образом, чтобы быть истинным теологом в этом смысле, необходимо воображение,
необходимо исследовать, необходимо подняться над буквальным смыслом текстов
святых отцов, чтобы постичь их внутренний дух. Отец Георгий Флоров­ский говорил
о необходимости развивать патристиче­ское сознание. Мы должны знать и передавать
нашим студентам не только слова святых отцов, но и образ их мысли.
Существуют ли, на Ваш взгляд, различия в преподавании богослов­ских дисциплин
в свет­скому учебном заведении и в церковном?
Различие в подходах существует, но оно не основополагающее. Преподаем ли мы
в семинарии или в университете, нас заботит, как передать Истину. Святой Дух — это
дух Истины. Мы не служим Святому Духу, скрывая Истину, мы не служим Святому
Духу, мысля неясно. Ясность мысли — один из даров Святого Духа. Поэтому где бы
мы ни преподавали теологию, мы должны в меру своих сил и способностей говорить
Истину. Это значит, что мы должны осуществлять критиче­ский подход. Нам довере‑
но говорить от лица Церкви, что некоторые ответы, даваемые некоторыми авторами
Экклезиаста, не всегда безошибочны. Нам не следует исходить из предпосылки, что
святые отцы никогда не ошибались. Мы должны охотно задействовать свои способ‑
ности мыслить критиче­ски и рассуждать, когда ранние авторы говорили полезные
вещи, а когда нет. По моему мнению, дух критиче­ского мышления присутствует как
9
в свет­ских университетах, так и в семинариях. Преподавание теологии в семинарии
не должно быть жестко ограничено строгими правилами. В семинарии, также как
и в университете, нужно допу­скать свободу мысли. Я вспоминаю слова выдающегося
рус­ского теолога, жившего в Париже, Владимира Лос­ского: «Традиция, — говорит
он, — это критиче­ский дух Церкви». Традиция не просто механиче­ское принятие
идей прошлого, традиция означает творче­ское переосмысление того, что было сказано
в прошлом, по­скольку там содержатся ответы на вопросы, волнующие нас сегодня.
В то же время, существует и различие: в свет­ском университете мы не можем указы‑
вать студентам, во что им верить. Мы можем только сказать: «Это говорили святые
отцы, этому учили Вселен­ские соборы». Если же мы преподаем в семинарии, тогда,
естественно, мы вправе сказать: «Таково учение Церкви». Так, в рамках семинар­ского
образования мы можем опираться на авторитет, в то время как, преподавая в свет­
ском университете, мы можем только говорить: «Святые отцы говорили об этом, и вот
почему». Мы можем попытаться продемонстрировать ученикам последовательность
христиан­ского учения, то, как все в нем взаимосвязано, почему отцы говорили те
или иные вещи, но мы не можем ссылаться на авторитет так, как это может делать
преподаватель в семинарии. Но, помимо этого, мы можем сказать, что теологию, пре‑
подается ли она в университете или семинарии, интересует Истина.
Владыка, не могли бы Вы рас­сказать о Ваших подходах к преподаванию?
Лично я преподавал теологию в университете и, следовательно, вне рамок тра‑
диции конкретной доктрины. Теология в Оксфорд­ском университете географиче­ски
была предопределена как англикан­ская теология, но, к тому времени, когда я начал там
работать, он был открытым, он не предполагал преподавание какой‑либо определен‑
ной традиции. Я был единственным православным человеком среди преподавателей,
и я видел своей целью разъяснение учения православной церкви. С самого начала
я не скрывал, что я верующий православный и что я верю в то богословие, которое
я преподаю. В то же время, конечно, я старался быть объективным, объективно ото‑
бражать, что православные богословы говорили на протяжении веков. Но я всегда очень
четко осознавал и открыто заявлял, что говорю с позиций верующего православного,
и поэтому я хотел преподавать не религиоведение в общей форме, не что‑то о куль‑
туре, но богословие православной церкви. Другие мои коллеги, возможно, гораздо
менее четко заявляли о своей позиции, но я выбрал этот подход. Он был частично
историче­ским, но, я бы сказал, не только историче­ским. Я хотел представить историю
христиан­ского учения, поэтому он был и историче­ским, но также включал доктрину.
Я читал два лекционных курса: учение о Троице и учение о Христе. Также я преподавал
мистиче­ское богословие. Я всегда старался показать, как развивалось христиан­ское
учение, например, я рассматривал развитие учения о Троице от Нового Завета до IV ве‑
ка. Таким образом, подход был историче­ским, но курс был организован тематиче­
ски. Я всегда старался показать, каковы были проблемы, с которыми сталкивались
ранние христиане, и почему они решали их именно теми, а не иными способами.
А в случае мистиче­ского богословия, я не называл это духовностью, отдавая предпо‑
чтение слову «богословие», но я имел в виду теологию, понимаемую определенным
образом, а именно, теологию, объединенную с молитвой. Читая этот курс, я доходил
до XIV века, я говорил о Максиме Исповеднике в VII веке, о Симеоне Новом Богослове
в XI веке, о Григории Паламе в XIV веке. Мои лекции были, как правило, организованы
историче­ски, а не систематиче­ски — по принципу абстрактных тем. Я всегда старался
10
подходить к теологии с историче­ской точки зрения, а именно, анализировать, почему
святые отцы придерживались своих взглядов, какой выбор у них был и что объединяет
их взгляды. Таким образом, я выбирал одновременно историче­ский и критиче­ский
подход, но неизменно старался излагать все как нечто, во что я сам верю, а не просто
как факты, а как Истину, которая важна для меня.
В России достаточно близки официальные образовательные стандарты
университет­ских программ религиоведения и богословия. Это создает определенные
трудности. Каков британ­ский опыт в этом отношении? Кроме того, существуют
попытки создания на базе свет­ских россий­ских университетов межконфессиональных
теологиче­ских факультетов. Возможно ли такое, по Вашему мнению, на Западе, например, в Соединенном королевстве?
В последнее время в Великобритании и Европе в целом укрепляется тенденция
преподавания религиоведения, а не богословия. В Оксфорде за последние 40 лет го‑
раздо большее внимание стало уделяться сравнительному религиоведению. Лично
я не вполне разделяю такой подход. Сложно изучить одну традицию глубоко и как сле‑
дует, изучение же не­скольких религиозных традиций ри­скует быть поверхностным —
узнать немного о каждой традиции. Я рад, что, несмотря на перемены в Оксфорд­ском
университете, там все еще преподается, прежде всего, христиан­ское богословие, пре‑
подавание прочно основывается на изучении Священного Писания, и в прошлом оно
также всегда включало раннехристиан­ское учение — первые пять веков Церковных
соборов. Такую теологию я приветствую и по такой программе я преподавал. Я знаю,
что в последнее время этот подход менее популярен, и, по‑моему, это печально. Я счи‑
таю, невозможно как следует изучить одну традицию, если пытаться узнать понемногу
обо всех. Да, традиционное богословие в Британии ослабило свои позиции, а жаль.
Я бы также добавил, что работал преимущественно со студентами магистратуры
и аспирантами (также я преподавал и у студентов бакалавриата, но мало). Когда я ра‑
ботал с аспирантами, у меня была возможность специализироваться и преподавать
патристику так, как я хотел. И, как я говорил, мне нравится подходить к патристике
критиче­ски и с историче­ских позиций, но я не скрывал, что для меня все это Истина.
Это не просто абстрактные идеи и философ­ские предположения.
Богослов­ская и церковно-историче­ская науки лежат в основе христиан­ского церковного образования. Однако часто от разных людей (студентов, приход­ских священников,
врачей, учителей), которых объединяет то, что они исповедуют православие, приходится слышать, что у нашей Церкви, у богослов­ского сообщества среди многих других
задач есть одна важная, первоочередная задача — развитие «богословий родительного
падежа», «прикладных теологий», с помощью которых Церковь сможет лучше структурировать свои позиции не только по научным, но и по социальным, гуманитарным
вопросам, осмысливать современные проблемы наук с позиции богословия, с точки зрения
Церкви. Речь может пойти о кросс-научных и специальных дисциплинах, таких как
богословие современного естествознания, богословие образования, богословие медицины, богословие права, богословие социальных и политиче­ских процессов и т. п. Как Вы
относитесь к развитию таких прикладных направлений богослов­ской мысли?
Я положительно отношусь к прикладному богословию, хотя сам я работал в об‑
ласти патристики. Нам всем необходимо определиться, какою теологию мы будем
преподавать. Нельзя быть поверхностными и эклектичными. Я допу­скаю, что су‑
11
ществует множество других теологиче­ских дисциплин, и все они важны, но один
человек не может освоить их все. Главное, что какой бы богослов­ской дисциплиной
мы ни занимались, к богословию следует подходить целостно.
Важно помнить, что если мы говорим о христиан­ском богословии, основопола‑
гающим является Священное Писание. Также и студенты, которые еще не присту‑
пили к исследователь­ской работе в магистратуре или аспирантуре, должны изучить
Священное Писание, Ветхий и Новый Завет. Я считаю, что это обязательно. Я по‑
рекомендовал бы включать важный библей­ский компонент в любой серьезный курс
богословия. Уже после этого, студенты могут изучать социологию религии, психоло‑
гию религии, систематиче­скую религию, или историю Церкви (хотя, как я считаю,
история церкви пересекается с патристикой, они неразделимы). Но, прежде всего, мы
должны начинать со знания Священного Писания. Попытка изучать богословие без
глубокого серьезного изучения Священного Писания будет строительством на пе­ске.
Но это приводит нас к вопросу: как нужно изучать богословие? И как православный
человек, я бы хотел связать Писание с традицией. Важно то, как Священное Писание
используется в церковной традиции и отцами Церкви. Поэтому изучение Писания,
конечно, должно быть систематиче­ским, точным. Но тут мы возвращаемся к про‑
блеме: «богослов — это тот, что молится, а тот, кто молится, — богослов». Если мы
по‑настоящему изучаем Писание, мы не должны ограничиваться изучением его бук‑
вального смысла или историче­ского контекста, нам следует понимать то, как писание
связано с верой и молитвой, поэтому мы не можем отделить Писание от церковной
традиции. Мы должны изучать Писание тщательно, полностью используя ресурсы
абстрактного теоретиче­ского исследования, но изучение Писания, как и все остальное,
должно сопровождаться молитвой, молитва имеет значение.
С одной стороны, нужно систематиче­ски изучать психиатрию как объективную
науку, но я также полагаю, что необходимо устанавливать связи между, например,
психологией и теологией. И я считаю, что специалист по патристике может прило‑
жить современное психологиче­ское знание к тому, как святые отцы трактуют лич‑
ность человека. Мы не должны смешивать теологию и психологию, но, тем не менее,
мы можем применить психологию к изучению теологии. Я полагаю, это возможно,
но нам не следует их смешивать.
Позвольте поблагодарить Вас, Владыка, за эту встречу, за исчерпывающие ответы, которые Вы дали нашему журналу.
Сложные вопросы! Но я старался. Да благословит Вас Господь.
Август 2013 г.
Санкт-Петербург