Вестник Бурятского госуниверситета 2011/8 восхитить глубоким чувством истории, его стиль изложения гораздо более непосредственен и беспристрастен. Как уже упоминалось ранее, у поэта нет классического литературного образования, тем не менее в его произведениях можно найти преемственность по отношению к народному творчеству. Ведь символизм свойственен не только западной поэзии, китайская поэзия не менее символична. Бэй Дао как раз унаследовал ее традиции: ных образов и неизвестных до того способов их сочетаний. Бэй Дао поэт сложный и противоречивый, его поэзию нельзя однозначно назвать китайской или западной, используя такие средства художественной выразительности, как антитеза, олицетворение, метафора, сравнение, он как бы балансирует на стыке, и этим создает свою ни с чем не сравнимую индивидуальность. Слово «свобода» здесь имеет больше сущностный смысл, подобно тому, как это показано в произведении Гао Эртая «Красота – символ свободы». 1 По свисту голубя, Ищу тебя я, И лес высокий небо скрыл («Потерянный», пер. О.В. Самбуевой) Литература 1. Цыренова О.Д. Китайская поэзия 1980-х гг. // Вестник Бурятского государственного университета. Сер. 18, вып. 1. Улан-Удэ, 2005. С. 210. 2. The Chinese poetry of Bei Dao 1978-2000: Resistance and Exile. – University of Arizona, Edwin Mellen press, 2006. Р. 164-169. 3. 北岛 Бэй Дао.北岛诗歌 Стихотворения Бэй Дао. 南口 Нанькоу: 南海出版公司 Изд-во «Наньхай», 2002. 4. 北岛 Бэй Дао. 没有幸福,只有自由和平静Нет счастья, есть только свобода и умиротворение // 当代作家评论 «Обзор современных писателей». 2004年. 第3期 С. 57. 5. 奚旺 Си Ван. 文体学视野下北岛创作的意象复调 Образная полифония произведений Бэй Дао в стилистической перспективе: 硕士论文 дис. … магистра филол. наук. 苏州大学 Университет Сучжоу, 2009. 61 с. 6. 周长才 Чжоу Чжанцай. 北岛与诺贝尔文学奖 Бэй Дао и нобелевская премия:文章статья. 南开大学 Университет Нанкай. 74 с. 7. http://reading.cersp.com/Informative/ Wondeful/200606/1920.html 8. http://www.xshdai.com/suibi/20090512/18569-1.html В этих строках можно проследить параллель с поэмой Цюй Юаня «Лисао»: Мой путь далек, Он долго будет длиться – Пока еще Не ясен мой удел. (пер. А.И. Гитовича) В связи с этим нужно отметить, что как бы ни трагично это было для личной и семейной жизни Бэй Дао, но годы, проведенные в ссылке, были благословлением для его работ. Он сознательно выбрал одиночество для развития своего творчества. Поэзия поэта обогатилась образностью не на эмпирическом, а на чисто ментальном уровне. В его произведениях отразились сомнения, протест и вопросы к действительности, характерные для «туманной поэзии», и исторические изменения образа лирического героя, характерные для поэзии западной. И все же главная особенность его творчества в использовании собственных средств выразительности – создание нестандарт- Самбуева Оюна Викторовна, ассистент кафедры филологии стран Дальнего Востока восточного факультета Бурятского государственного университета, e-mail: [email protected] Sambueva Oyuna Viktorovna, assistant of department of Far East country’s philology, faculty of Oriental studies, Buryat State University, e-mail: [email protected] И.Б. Санжижапова УДК 811.512’22 81.64 СПЕЦИФИКА ГЕНДЕРНЫХ СТЕРЕОТИПОВ В МОНГОЛЬСКИХ ЯЗЫКАХ (на материале антропонимии) Данная статья посвящена анализу гендерной стереотипии в монгольских языках на материале антропонимикона. Рассмотрение личных имен показательно для анализа гендерной стереотипии в культурном контексте монгольских языков. Для выявления сходств и различий мужских и женских имен в статье исследуется семантика имени, отражающая традиционную картину мира монголов и соответствующие гендерные стереотипы. Ключевые слова: гендер, гендерные исследования, лингвистическая гендерология, мужественность, женственность, антропоним. 94 И.Б. Санжижапова. Специфика гендерных стереотипов в монгольских языках (на материале антропонимии) I.B. Sanzhizhapova SPECIFICS OF GENDER STEREOTYPES IN MONGOLIAN LANGUAGES (on the material of anthroponomy) This article is devoted to analyze of gender stereotypy in Mongolian languages on the material of anthroponymicon. Consideration of proper names is indicative for the analyse gender stereotypy in a cultural context of the Mongolian languages. For revealing of similarities and distinctions of man’s and female names in article semantics of a name reflecting a traditional picture of the world of Mongols and corresponding gender stereotypes is investigated. Keywords: gender, gender researches, linguistic genderology, masculinity, femininity, anthroponym. специфичных концептов «женственности» и «мужественности [Картушина 2003, 3]. Как подчеркивает А.В. Кирилина, гендер как компонент коллективного и индивидуального сознания необходимо изучать как «когнитивный феномен, проявляющийся как в стереотипах, так и в речевом поведении индивидов, осознающих себя, с одной стороны, лицами определенного пола, с другой – испытывающих определенное давление аксиологически не нейтральных структур языка, отражающих коллективное видение гендера» [Кирилина 2000: 14]. Гендер определяется как комплексная социально-психологическая категория, соотносимая со всей совокупностью стратификационных, культурных, психологических и социальных различий, классифицируемых как мужские и женские. Данная интерпретация понятия «гендер» включает в себя как представление о коммуникативном поведении, так и конструирование культурно-специфических гендерных характеристик в сознании посредством языка. Анализ структур языка позволяет получить информацию о том, какую роль играет гендер в той или иной культуре, какие поведенческие нормы для мужчин и женщин фиксируются в текстах разного типа, как меняется представление о гендерных нормах, мужественности во времени, какие стилевые особенности могут быть отнесены к преимущественно мужским и преимущественно женским, как осмысляется мужественность и женственность в разных языках и культурах, как гендерная принадлежность влияет на усвоение языка, с какими фрагментами и тематическими областями языковой картины мира она связана. Изучение языка позволяет также установить, при помощи каких лингвистических механизмов становится возможной манипуляция гендерными стереотипами. По мнению А.В. Кирилиной, именно внелингвистический статус гендера обусловил своеобразие его изучения: с одной стороны, гендер может Термин «гендер» в отличие от термина «���� sexus» подчеркивает социальную и культурную обусловленность феномена пола, то есть подходит к феноменам мужественность и женственность не как к неизменной природной данности, а как к динамическим, изменчивым продуктам развития человеческого общества, поддающимся социальному манипулированию и моделированию. Понятие «гендер» вошло в современную лингвистическую парадигму гораздо позже, чем в другие гуманитарные науки, а именно во второй половине прошлого столетия. Первоначально работы в данной области возникли на Западе и первые системные описания мужских и женских особенностей речи и языка были сделаны на базе языков из германской и романской языковых групп. В отношении отечественной лингвистики заметим, что первые регулярные исследования по этой тематике стали проводиться только в конце 80-х – начале 90-х гг. XX в. И с середины 1990-х гендерные исследования стали развиваться бурными темпами. В настоящее время можно говорить о сформировавшемся научном направлении – лингвистической гендерологии (или гендерной лингвистике), изучающем гендерный фактор в языке и коммуникации. В гендерной лингвистике выделяются два наиболее общих направления: социолингвистическое и лингвокультурологическое. Данные направления не должны рассматриваться отдельно друг от друга, поскольку соотносятся лишь с различными акцентами исследований в рамках гендерной лингвистики. Если социолингвистическое направление в большей степени ориентировано на изучение коммуникативного поведения мужчин и женщин, а также факторов, их обусловливающих, то лингвокультурологическое направление, наряду с культурной обусловленностью и культурной специфичностью социолингвистических гендерных характеристик, в большей степени сосредоточивает свое внимание на рассмотрении конструируемых в сознании и языке культурно95 Вестник Бурятского госуниверситета 2011/8 стать объектом изучения как в дисциплинарном, так и в междисциплинарном ракурсах. С другой стороны, отдельные области науки, в том числе и лингвистика, могут изучаться в аспекте гендерных особенностей. При этом объектом изучения может выступить любая лингвистическая категория (синтаксис, лексикон, прагматика и т.д.), а предмет может быть смоделирован через «гендерное измерение соответствующей сущности» [Кирилина 2000: 13]. Рассуждая о гендерном аспекте в культуре, необходимо иметь в виду, что его научное осмысление находится в самом начале своего развития. Понятия «мужественное» и «женственное» весьма подвижны, они не только имеют существенные различия в тех или иных культурах, но и эволюционируют в соответствии с ходом истории, изменениями в политической, экономической и социальной сферах общества. Немалое значение имеет и то, что человек сам по себе – независимо от пола – наделен гибкой внутренней системой приспособляемости к переменам в окружающей среде, способностью усваивать, осмысливать и развивать новые интеллектуальные и поведенческие навыки. Пытаясь применить в работе гендерный подход, надо учитывать, что гендерные различия не даны и не установлены природой, они определяются человеком и являются конструктами культуры, изменяясь вместе с ней по мере развития идей и самого общества. Затрагивая проблемы специфики гендерных стереотипов в языке, А.В. Кирилина говорит о необходимости изучения такого фрагмента лексической системы языка, единицы которой были бы более употребительны, нежели паремии, с одной стороны, и семантика которых была бы связана с личностными качествами референта – с другой. Такими единицами являются имена собственные, позволяющие классифицировать себя в первую очередь как мужские и женские. Имена собственные могут быть изучены в гендерном аспекте с разных точек зрения и с применением не только семантического, но и статистического, социолингвистических методов, метода исследования внутренней формы. Результаты анализа с применением каждого из названных путей могут быть затем сопоставлены, что позволяет – в случае совпадения выводов – повысить валидность данных [Кирилина 1999: 249]. В данной статье предпринята попытка анализа специфики гендерных стереотипов в монгольских языках посредством изучения такого фраг- мента лексической системы, как имена собственные. Имя может стать объектом внимания для практически любой из областей науки, техники и искусства. В сфере ономастики тесно взаимодействует язык и культура, отражаются понятия, имеющие для народа, говорящего на данном языке, наивысшую ценность. В именах собственных фиксируются стереотипы фемининности и маскулинности, свойственные всем культурам, но поразному акцентуированные в каждой из них. Рассмотрение личных имен показательно для анализа гендерной стереотипии в культурном контексте монгольских языков. Для выявления сходств и различий мужских и женских имен необходимо остановиться на исследовании семантики имени, отражающей традиционную картину мира монголов и соответствующие гендерные стереотипы. В работе дается описание фрагментов картины мира монгольских народов, связанных с мужественностью и женственностью и их соотношений. В монгольской традиционной культуре особое значение придавалось выбору имени человека при его рождении, что нередко приравнивалось к выбору судьбы, поскольку магическая сила имени соотносилась со словесно-заклинательной магией. Имя могло предопределить какие-либо качества человека (например, Баян ‘богатый’, Улзыто ‘счастливый, приносящий счастье’, Айта ‘приятный’, Цэцэн ‘умный, мудрый’, Хэшэг ‘счастье, благополучие’ в монгольских языках), саму жизнь (например, бурятское имя Ерэнтэй от ерэн ‘девяносто’ было дано ребенку с пожеланием долголетия) и даже пол ожидаемого ребенка. К примеру, из суеверных побуждений некоторые буряты присваивали мальчикам женские имена. В частности, когда в семье долго не было сыновей, новорожденной давали мужское имя, или, наоборот, новорожденному – женское имя, когда не было девочек. В мужских именах отражаются стандартные представления о мужественности, связываемые с силой, борьбой, властью, активностью, интеллектом. Например, Бата, Бат ‘твердый, крепкий’, Бужагар ‘здоровый, крепкий, могучий’, Баатар ‘крепкий, богатырь’, Агуу ‘великий’, Банди ‘юноша, мужчина’, Цэрэг ‘воин, солдат’, Чийрэг ‘крепкий, дюжий’ в бурятском и монгольском языках. Также в качестве мужских имен употребляются названия диких зверей Арсалан, Арслан ‘лев’, Барас ‘тигр’, Заан ‘слон’, Шоно ‘волк’, Баабгай ‘медведь’, Буга ‘изюбр’ в бурятском и монгольском, Арсланг ‘лев’, Буг ‘изюбр, марал’, Чон ‘волк’ в калмыцком. 96 И.Б. Санжижапова. Специфика гендерных стереотипов в монгольских языках (на материале антропонимии) В качестве женских имен обычно подбираются апеллятивы, которые ассоциируются с представлениями о красоте, изяществе. К примеру, имена Сэсэг ‘цветок’, Туяа ‘луч’, или названия мягких, пушистых, ценных и красивых зверьков: Хэрмэн ‘белка’, Халюун ‘выдра’, Булган ‘соболь’ и другие в бурятском, Кермн ‘белка’, Булгн ‘соболь’, Ялман ‘тушканчик’ в калмыцком. Но, несмотря на эти отдельные явления, в именнике монгольских народов основную часть составляют имена, которые применимы ко всем лицам независимо от пола и качества, выражаемые ими, присущи и мужчинам, и женщинам. Это связано с тем, что в монгольских языках в силу грамматических традиций между именами отсутствовало такое явление, как показатель рода. К примеру, именами Гэрэл ‘свет’, Одон ‘звезда’, Ирээдүй ‘будущее’, Наран ‘солнце’, Отхон ‘младший’, Сэржэн ‘перламутр’, Булгта ‘родник’, Бэлиг ‘разумный, мудрый, одаренный, талантливый’, Дэлхий ‘мир, земля’, Джиргл ‘радостный, счастливый, блаженствующий’, Идэвхтэн ‘активист’, Мэнгэт ‘с родимым пятном’, Сэнхэ ‘иней’, Салькта ‘ветреный’, Усгал ‘спокойный, кроткий, незлобивый’, Хөнгөн ‘легкий’, Эгшиг ‘песня, пение, мелодия’ называли как мальчиков, так и девочек. В бурятском языке современное понятие разграничения рода мужских и женских имен имеет заимствованный характер. По словам А.А. Дарбеевой, «…в последние годы среди бурятской интеллигенции встречаются женские имена типа Эржена, Сэржэна, Саяна, Туяна, Баяна, Баира и т.д. В исконно бурятском языке имена Эржэн, Сэржэн и т.д. давали лицам обоих полов. Под влиянием русского языка наметилась тенденция родовой дифференциации личных имен» [Дарбеева 1969: 47]. Д.Н.-Д. Жапова предлагает к числу таких имен отнести также модные среди бурят в современное время имена Адиса от адис ‘благословение’; Амарсана 1) от приветствия амар сайн ‘благонамеренный’, 2) имя национального героя Западной Монголии; Алтана от алтан ‘золото’; Сарана от саран ‘луна’, Дулсана ‘освободительница, бессмертная’; Нарана от наран ‘солнце’. Данные имена образованы путем присоединения к основе словообразовательного суффикса –а как показателя женского имени [Жапова 2005: 39]. По мнению Л.В. Шулуновой, более продуктивной стала модель с тибетским элементом –ма, например: Сэсэгма, Билигма, Гэрэлма и т.д. [Шулунова 1995: 28]. Суффикс –маа, который, как считают, восходит к тибетскому слову «мать», является наиболее употребительным при образовании новых женских имен от исконно бурятских личных имен: Соелма ‘культура’, Жаргалма ‘счастье’, Баярма ‘радость’, Номгонма ‘спокойный’, Дэлгэрма ‘обильный, благодатный’ и др. Реже используется модель с суффиксом –цоо/– цуу, –соо/–суу от тибетского ‘озеро, море’: например, Гэрэлсу, Батцуу и т.д. М.У. Монраев отмечает, что в калмыцком языке существует несколько способов образования женских личных имен. Суффикс –а/–ə присоединяется к конечному согласному в соответствии с сингармонизмом: Айса от айс ‘мелодия’, Гиичə от гиич ‘гость’, Манца от манц ‘соленый, влажный’, Шикрə от шикр ‘сахар’, Бога от бог ‘мелкий’. Ряд женских имен образуется путем выпадения конечных звуков от апеллятивных основ. В таких случаях, как правило, выпадается финальный неустойчивый согласный –н, реже другие согласные: hунжа от hунжан ‘трехгодовалая, трехлетняя’, hуча от hучн ‘тридцать’, Гилэ от гилэн ‘светлый’, Мегэ от мегэш ‘тощий, худой’ [Монраев 1999: 24]. По справедливому мнению А.В. Кирилиной, мужественность и женственность не являются только лишь следствием действия природных факторов, но в большей степени обусловлены культурной традицией [Кирилина 2001: 75-80]. Но анализ антропонимикона монгольских языков показывает, что во всех фрагментах монгольской ономастики, исследованных в данной статье, не проявилась тенденция к доминированию маскулинности и ее подчеркнутой акцентуации. Прежде всего, обращает внимание тот факт, что имена в монгольских языках в основном являются парными. Они различаются только по формальному признаку (например, наличию женского форманта -а), а их внутренняя форма применима ко всем лицам независимо от пола. Исследования антропонимии с применением гендерного подхода имеют большое научное будущее, так как позволят ученым исследовать ментальность той или иной культуры и отражение ее в языке. Степень андроцентричности разных языков неодинакова, и это позволяет предположить, что в разных культурах имеет место несовпадение стереотипов фемининности и маскулинности. Безусловно, исследования такого рода желательны для разработки теории и методологии гендерных исследований в ономастике. Междисциплинарный характер гендерных 97 Вестник Бурятского госуниверситета 2011/8 исследований дает исследователям возможность применить гендерный подход в любом из лингвистических направлений. Анализ научных трудов последних лет свидетельствует о росте интереса к гендерным исследованиям и их интенсивной институционализации и позволяет констатировать изученность некоторых фрагментов языковой системы; изучение же имен собственных в аспекте гендера находится пока на начальном этапе. 6. Кирилина А.В. Гендерные аспекты языка и коммуникации: автореф. дис. … д-ра филол. наук. М., 2000. 40 с. 7. Кирилина А.В. Гендерные аспекты языка и коммуникации: дис. … д-ра филол. наук : 10.02.00 М., 1999. 330 с. 8. Кирилина А.В. Мужественность и женственность как культурные концепты // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. Воронеж: Изд-во Воронежского государственного университета, 2001. С. 75-80. 9. Кирилина А.В. Гендерные исследования в лингвистике и теории коммуникации. М.: РОССПЭН, 2004. 252 с. 10. Монраев М.У. Проблемы современной калмыцкой антропонимики: автореф. дис. … д-ра филол. наук. М., 1999. 43 с. 11. Уэст К., Зиммерман Д. Создание гендера (doing gender) // Гендерные тетради. СПб., 1997. Вып. 1. С. 94-124. 12. Шулунова Л.В. Ономастика Прибайкалья. УланУдэ, 1995. 207 с. Литература 1. Бадмаева Е.С. Концептуальные пространства маскулинности и фемининности (на материале фразеологизмов и паремий): дис. … канд. филол. наук. Иркутск, 2009. 182 с. 2. Горошко Е.И. Особенности мужского и женского вербального поведения (психолингвистический анализ): автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1996. 27 с. 3. Горошко Е.И., Саенко А.Н. Гендер и жанр // Жанры речи. Саратов: Изд-во ТосУНЦ «Колледж», 2005. Вып. 4. С. 123-136. 4. Дарбеева А.А. Развитие общественных функций монгольских языков. М., 1969. 149 с. 5. Картушина Е.А. Гендерные аспекты фразеологии и массовой коммуникации: автореф. дис. … канд. филол. наук. Ижевск, 2003. 21 с. Санжижапова Ирина Бимбажаповна – аспирант Центра стратегических востоковедных исследований, ассистент кафедры филологии стран Дальнего Востока Бурятского государственного университета. 670000, г. Улан-Удэ, ул. Пушкина, 25, e-mail: [email protected]. Sanzhizhapova Irina Bimbazhapovna – graduate student of the Centre of strategic oriental researches, assistant of department of philology of Far East countries, Buryat State University. 670000, Ulan-Ude, Pushkin st. 25, e-mail: [email protected]. Л.Ц. Санжеева УДК 94:398 (=512.31) ИСТОРИКО-ЭТНИЧЕСКИЕ СВЯЗИ БУРЯТСКОЙ ГЭСЭРИАДЫ В статье рассмотрены разные версии истоков, даты и места происхождения бурятской Гэсэриады. Приводятся разные факты общности и различия бурятской, монгольской и тибетской версий эпоса. Подчеркивается мысль о тесной связи тэнгристской мифологии и эпоса. Особое внимание уделено параллелям между этногенезом и этнической историей предков бурят-монголов и эпической топонимикой. Ключевые слова: центральноазиатская цивилизация, этнокультурная общность, эпическое наследие, аксиологическое содержание, самобытная традиция, эпическое и мифологическое сознание. L.Ts. Sanzheeva THE HISTORIC AND ETHNIC CONNECTIONS OF BURYAT GESERIADE The article considers different versions on sources of Buryat epic origin, date and location. It provides various facts of similarity and differences of Buryat, Mongolian and Tibetian versions of epos. The idea of close connection between tengrist mythology and epos is underlined in the article. Special attention is given to parallels between ethnogenesis and ethnic history of Buryat-Mongols’ ancestors and epic toponymy. Keywords: Сеntral Asian civilization, ethnocultural similarity, epic heritage, axiological content, original tradition, epic and mythological consciousness. исторических судеб и древних духовных контактов многих племен и народов, среди которых, прежде всего, следует назвать монголоязычные и тюркоязычные, а также тибетские и, может быть, тунгусо-маньчжурские и корейские племена» [Чагдуров, 1993, с.13]. В этом же русле высказывается Б.С. Дугаров. Опираясь на гипотезу Ц. Жамцарано о времени и ареале зарождения Гэсэриады, ученый говорит о связях «центральноазиатской (тюрко- Общеизвестно, бурятский эпос о Гэсэре как памятник, восходящий к центральноазиатской этнической общности, был распространен и среди других монгольских народов и тюркских племен. Корни такого взаимопроникновения и взаимодействия следует искать в некогда едином этнокультурном пространстве, а значит в определенной общности исторических, социальных, культурных, религиозных, языковых факторов. Об этом писал С.Ш. Чагдуров: «Эпос возник на стыке 98