Я люблю играть в «Щелкунчике» большой драматический кусок

20
16
О. Дворниченко. МОСКВА КРЕМЛЬ ШОСТАКОВИЧУ
14
141
16
Я люблю играть в «Щелкунчике» большой драматический
кусок — там есть в музыке такое место — Маша остается одна.
Рост елки. Вдруг появляется тревожное тремоло у струнных и
одинокий гобойчик. 7 тактов: человечек, размахивающий деревянным мечом. Это — символ человека. Вот это! Не тот, который строил пирамиды, а вот этот! Трепетный и одинокий гобой по-кукольному воюет со всей вселенной. Если вы взглянете
в деревянное сердечко Щелкунчика, вы увидите там героизм.
Гражданственность — вот главная идея у Шостаковича.
Является ли героем народ — безусловно. У Мусоргского тоже
герой — народ. Боль о народе и забота большая. Народ — люди,
человек.
Но у Шостаковича народ — как итог множества людей.
У Мусоргского мы можем не задавать вопрос, много ли там
людей, — несколько в «шестидесятническом» смысле. «Хлеба
народу!»
А у Шостаковича боль за человека, каждого человека, который составляет народ. И в этом смысле Шостакович одержим.
Не мог видеть бедствия. Его депутатство — это очень важно.
Не может видеть, как человеку холодно и голодно. Не пройдет
мимо и никогда не проходит. Сказать же, что он добрый, — никак не скажешь. А видеть не может, когда кому-то плохо. Он
будет об этом помнить, писать письма, добиваться. Умеет помочь. И в этом положении депутата совершенно удивительный
человек.
Евгений Мравинский
(Из интервью автору)
6
14
12
20
16
Глава первая 1966 год
14
ВСТУПЛЕНИЕ
«НАРОДНЫЙ ИЗБРАННИК»
414
8 мая 1974 г.
Здравствуйте, многоуважаемые и дорогие Дмитрий Дмитриевич
и Ирина Антоновна, примите сердечный привет от учителей нашей
школы и колхозников колхоза «Заветы Ильича».
Пишет к Вам директор Кукшумской восьмилетней школы Григорьев
Петр Афанасьевич.
Предложение о выдвижении Дмитрия Дмитриевича кандидатом в
депутаты Верховного Совета СССР наши избиратели встретили радостно. Вчера в Ядрине окружное собрание также прошло хорошо. Нас,
агитаторов, теперь спрашивают, приедет ли товарищ Шостакович к
нам на встречу. Мы им отвечаем утвердительно…*
На большом портрете депутата Шостаковича, в обрамлении красных
знамен, серпа и молота, тщательно отретушированном, он выглядит
бодро и молодцевато — на самом деле он уже в это время много болел, с
трудом ходил, не мог играть, многие месяцы вынужден был проводить
в больнице, за последние годы перенес два инфаркта. Но его депутатство, как и для многих, было пожизненным.
Хотя в Советском Союзе выборы таковыми не являлись, все внешние
атрибуты выборов были строго соблюдены — по радио рапортовали,
как самые нетерпеливые избиратели явились голосовать в шесть часов
утра — к открытию; в кадрах хроники показывали, как «в этот всенародный праздник» избиратели торжественно семьями направляются
на избирательные участки, как больным и престарелым доставляют
урны для голосования на дом, как в отдаленные горные аулы эти урны
везут на лошадях, а оленеводам Севера — на собачьих упряжках и специальных самолетах; как избиратели по всей стране входят в плотно
завешенные от посторонних глаз кабины для голосования, чтобы там,
* Здесь и далее в письмах избирателей сохранены орфография и пунктуация
авторов. (Примеч. ред.)
7
20
16
О. Дворниченко. МОСКВА КРЕМЛЬ ШОСТАКОВИЧУ
16
наедине с бюллетенем и собой, поставить значок против имени единственного кандидата; как видные люди страны и члены правительства,
чуть помедлив, опускают свои бюллетени в урны для голосования.
В день голосования на улицах из репродукторов неслась громкая
музыка, на избирательных участках работали буфеты, где во времена
всеобщего дефицита можно было купить кое-что из продуктов и сладости для детей, — вся страна годами участвовала в этом, хорошо отрепетированном, маскараде выборов без выбора.
Все знали, что депутат утвержден заранее, и часто своего депутата избиратели видели только на плакатах. Но украшенные кумачом и
портретами членов Политбюро помпезные избирательные участки, с
комиссиями, нервной сверкой списков, «наказами избирателей» и армией агитаторов, обязанных дежурить в агитпунктах и вести журнал,
являлись незыблемой демонстрацией «волеизъявления народа».
Когда-то, в бытность свою в аспирантуре, мне тоже довелось побыть
агитатором. Помню, что в мое двухнедельное дежурство на агитпункт
не явился ни один избиратель, я же исправно поливала завезенные для
торжественности многочисленные горшки с цветами.
ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ТЕЛЕГРАММА
ТОВАРИЩУ ШОСТАКОВИЧУ
УВАЖАЕМЫЙ ДМИТРИЙ ДМИТРИЕВИЧ ЛЕНИНГРАДСКАЯ ГОРОДСКАЯ ИЗБИРАТЕЛЬНАЯ КОМИССИЯ ПО ВЫБОРАМ В СОВЕТ НАЦИОНАЛЬНОСТЕЙ ОТ РСФСР СООБЩАЕТ ЧТО 13 ФЕВРАЛЯ ВЫ В СООТВЕТСТВИИ С ВОЛЕЙ КОЛЛЕКТИВОВ ТЕАТРА ОПЕРЫ БАЛЕТА ИМЕНИ КИРОВА ЗПТ КОНСЕРВАТОРИИ ЗПТ ПУБЛИЧНОЙ БИБЛИОТЕКИ
ЗПТ ТРУДЯЩИХСЯ КАРБЮРАТОРНОГО ЗАВОДА ЗАРЕГИСТРИРОВАНЫ КАНДИДАТОМ В ДЕПУТАТЫ СОВЕТА НАЦИОНАЛЬНОСТЕЙ ТЧК
ЖЕЛАЕМ ЗДОРОВЬЯ ЗПТ ТВОРЧЕСКИХ УСПЕХОВ=ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
ОКРИЗБИРКОМА БОГОРОДИЦКИЙ.
Впервые Шостакович был избран депутатом в Верховный Совет РСФСР
в 1947 году. Позже он избирался депутатом Верховного Совета СССР,
высшего органа государственной власти в стране, от Ленинграда, потом от Горького — в то время закрытого города, потом от Ядринского
района Чувашии.
Шостакович избирался депутатом то «в соответствии с волей коллективов Театра оперы и балета имени Кирова, публичной библиотеки
и трудящихся карбюраторного завода в Ленинграде», то многотысячным собранием рабочих, инженерно-технических работников и служа-
8
14
141
14
12
20
16
Вступление
14
414
щих завода «Капролактам», то коллективом завода «Красное Сормово»,
то коллективом Горьковского театра оперы и балета им. Пушкина, то
коллективом Горьковской консерватории, то решением собрания колхозников колхоза им. Коминтерна Красночетайского района Чувашской ССР, то собранием колхозников колхоза «Заветы Ильича»…
Это тоже был один из ритуалов советской власти, когда всемирно
известный композитор становился «народным избранником», «слугой народа» и представительствовал в высших органах государственной власти. Именно представительствовал — как сейчас это принято
среди знаменитых спортсменок и бизнесменов.
Кадры советской хроники сохранили этот образ — Шостакович в
зале заседаний Верховного Совета в Кремле среди хлопкоробов Средней Азии, знатных доярок, рядом с Гагариным, тоже депутатом, спешит по Кремлевской площади на очередное заседание — сотни таких
заседаний запечатлены в кинохронике. Эти заседания тоже были «не
местом для дискуссий»: главное было — не пропустить момент и со
всем залом, «хором» поднять руку для голосования или похлопать.
Если бы Шостакович только соблюдал ритуал, как это делало большинство, никто бы его за это не осудил. Но он не умел и не хотел следовать ритуалам. Он был и оставался до последних дней депутатом
«всерьез». Чтобы представить себе, что это для композитора значило,
и написана эта книга.
Сам познавший голод, холод, болезни, безденежье, страдавший от несправедливости чиновников, предательства коллег, Шостакович часами выслушивал жалобы своих избирателей, с трудом разбирал незнакомый почерк — редко когда присланное письмо было отпечатано на
машинке, — вчитывался в эти, порой сумбурно исписанные, страницы, тут же, на полях, делая пометки, выписывая необходимые данные,
адреса, набрасывая черновики ходатайств, запросов, писем поддержки — их сохранились сотни, — с безотказной отзывчивостью, сочувствием, желанием помочь. Ездил в другие города, чтобы вести прием
избирателей, принимал и выслушивал их по многу часов подряд, достаточно посмотреть списки — там сотни имен.
К нему приезжают, ему пишут шахтеры, инвалиды войны, больные,
нуждающиеся в лечении, репрессированные, музыканты оркестра и
кочегары, вдовы, погорельцы, директора совхозов и директора школ,
бывшие блокадники, родители одаренных детей и малограмотные старики, пишут преследуемые за веру и атеисты, изобретатели «вечных
двигателей» и научные сотрудники, пишут люди, которым негде жить,
9
20
16
О. Дворниченко. МОСКВА КРЕМЛЬ ШОСТАКОВИЧУ
16
те, кто больше так жить не может, и те, кто знает, что нужно делать,
чтобы жить лучше, пишут обманутые родственники и обманутые государством, пишут артисты, учителя, военнослужащие, колхозники,
матери-героини, школьники, уголовники и пенсионеры, пишут из городов, деревень и далеких поселков.
Сестра композитора Мария Дмитриевна вспоминала, что, когда
Дмитрий Дмитриевич приезжал в Ленинград и останавливался у нее,
про это сразу же узнавали люди. И с самого утра, с первого этажа до
четвертого, до самых дверей квартиры выстраивалась очередь на прием к депутату Шостаковичу.
Люди обращались к своему депутату от отчаяния, безысходности,
бесправия, измотанные многочасовыми очередями за продуктами,
многолетними очередями за жильем, драконовскими законами о прописке, неправыми судами, невозможностью заработать, видеть мир,
свободно думать и дышать, потому что их не слышали, им не отвечали,
им не желали помочь даже в малом.
Ему рассказывали истории своей жизни, поверяли семейные тайны,
просили совета, помощи, искали сочувствия, иногда просто хотели,
чтобы их выслушали. Присылали план комнаты, в которой можно поставить или стол или кровать, и невозможно — и то и другое; рисунок
коридора, в котором тридцать семей вынуждены готовить себе еду;
чертежи жилого дома, построенного возле газового резервуара…
Для них он был — последняя надежда, высшая инстанция справедливости в мире беззакония, неподкупности в стране взяточников, олицетворение советской власти, лозунги которой они затвердили с детства.
И они писали не в партийные органы, не правительству — они писали композитору.
Как жить дальше — вот главный вопрос, на который они хотели получить ответ.
Какая музыка слышалась ему в этом скорбном хоре?
Ирина Антоновна Шостакович говорила, как много нервов и сил отнимала у Дмитрия Дмитриевича его депутатская работа, — «ему писали
заключенные, приходили больные, приходили совершенно измученные
несчастные люди — на колени становились, рыдали, детей приводили,
увечные шли — море людских бед. В Ленинграде он вел прием избирателей сначала на Васильевском острове, а потом в районе Преображенского кладбища. Город Горький, где Дмитрий Дмитриевич был депутатом — в то время закрытый советский город, окруженный большим
количеством лагерей, город, где строили очень мало жилья, — депутаты
10
14
141
14
12
20
16
Вступление
14
414
могли только писать письма местному начальству, просить помочь. А
люди надеялись, шли…» (Из интервью автору)
У Дмитрия Дмитриевича были почти парализованы руки: когда он здоровался, то одной рукой поддерживал другую — так же и писал. Но композитором собственноручно написаны десятки ходатайств секретарям
райкомов и обкомов, директорам заводов и совхозов, председателям рай­
исполкомов, руководителям министерств и профсоюзных организаций, в
судебные органы и редакции газет. В сотни инстанций композитор слал
запросы, не оставляя без внимания самую, казалось бы, ничтожную просьбу. Его усилия часто бывали тщетны, ибо и ему, всемирно известному композитору, чиновники суконным языком писали отказы. Шостакович вынужден был обращаться в «высшие инстанции» по несколько раз, получая
равнодушные отписки: «не представляется возможным», «в порядке общей
очереди»; иногда переписка по одному вопросу длилась годами…
В этой неравной борьбе Шостакович всегда был на стороне «униженных и оскорбленных».
Он, о ком говорили, что «его сам воздух ранит», годами слышал мольбы о помощи, крики отчаяния, которыми переполнены письма к нему, но
многим так и не смог помочь — для композитора это было мучительно.
Были и те, кто возмущался, требовал, негодовал, предъявляя счет
именно ему, композитору Шостаковичу, — за годы бесправия и унижений, за нечеловеческие условия жизни, погубленную молодость, искалеченную жизнь, за всю советскую власть.
И все же были удачи. Кому-то удалось выхлопотать пенсию, восстановить на работе, получить комнату, направить на лечение.
Уважаемый Дмитрий Дмитриевич!
В нашем доме большая радость. И пришла она к нам после долгих лет
ожидания, благодаря Вашему доброму и отзывчивому сердцу. Мы наконец получили новую квартиру! Сегодня у нас соберутся друзья, мы
вспомним о Вас, расскажем им о Вас, и разрешите предложить Вам поднять бокал вина за нашу радость, за нашу общую победу.
Я не знаю, как Вас благодарить за Вашу помощь по отношению к нам.
Меня очень тронул Ваш прием, вы так нас приняли, я не могла не расплакаться и подумала, вот такая должна быть человеческая душа...
Депутатская переписка Шостаковича — это тысячи писем, им полученных, им прочитанных, и тысячи, им отправленных. Последние письма
Шостакович писал за несколько недель до смерти, будучи уже тяжело
11
20
16
О. Дворниченко. МОСКВА КРЕМЛЬ ШОСТАКОВИЧУ
16
больным. Но и тогда ни одно письмо не осталось непрочитанным, не
осталось без ответа.
Некоторые и музыку его не слышали, и фамилию пишут с ошибками, иногда на конверте вместо адреса только — «Москва Кремль Шостаковичу».
И письмо доходило.
Я была знакома с Дмитрием Дмитриевичем, снимала о нем документальный фильм, знаю членов его семьи, встречалась со многими людьми, знавшими Шостаковича, работала в архивах, в том числе в семейном
архиве композитора, в музеях, частных коллекциях. Но эта сторона жизни Шостаковича до сих пор оставалась совершенно неизвестной.
Казалось бы, депутатская переписка Шостаковича не имеет отношения к музыке. Однако она — контекст творчества композитора, контекст его жизни на протяжении многих лет. Эти письма композитор
получал почти ежедневно.
Многие произведения Шостаковича воспринимаются по-другому
после прочтения этих писем.
В книгу вошла лишь часть депутатской переписки Шостаковича из
последних десяти лет его жизни — с 1966 по 1975 год. Книга строится
как хроника последних лет жизни композитора и событий вокруг.
Я старалась не исправлять эти письма — они такие, какими были
написаны и прочитаны. Это язык Гоголя, Зощенко, Лескова, Достоевского — любимых писателей композитора.
Шостакович, умевший ценить время, любил, чтобы часов в доме было
много, — и ревностно следил, чтобы все они били одновременно. Его
дочь, Галина Дмитриевна, рассказывала мне, как они с отцом ловили
«сигналы точного времени», чтобы все часы били секунда в секунду.
Депутатская переписка могла стать для композитора таким «сигналом точного времени».
12
14
141