Глава 14. Крымская война (1853-1856 гг.)
advertisement
Глава 14. Крымская война (1853-1856 гг.) I. Причинно-следственные связи А. Причины Крымской войны Вынесение Крымской войны как самостоятельного тематического блока курса истории объясняется наглядно проявленным в ней историческим противостоянием России и Европы. Никогда ранее русскоевропейские противоречия не обнаруживались столь определенно. Крымская война была войной цивилизационной. В ней нашли отражение наиболее актуальные проблемы внешнеполитической стратегии России, не утратившее своего значения и в 21 веке. С другой стороны, Крымская война обнаружила характерные внутренние противоречия развития России. Новый этап российской модернизации был во многом обусловлен моральным потрясением, вызванным поражением в конфликте.1 Причины Крымской войны иногда увязывают с «восточным вопросом». Но это не вполне правомерно. Главным в ней был вопрос не о разделе османских владений, а о гегемонии в Европе. «Восточный вопрос» как традиционный узел европейских противоречий стал катализатором войны. «Восточный вопрос» как явление в системе международных отношений берет начало в XVIII веке с упадком некогда мощной Османской империи и развитием центробежных процессов внутри нее. Одновременно с этим протекавший процесс становления европейских колониальных империй, а также усиления Российской империи, традиционно считавшей Северное Причерноморье и Балканы зоной своих жизненных интересов, обусловили противостояние великих держав в регионе. Россия исторически продвигала свои границы на Юг в сторону 1 Богданович М.И. Восточная война 1853-1856 годов. В 4 т. СПб., 1877; Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. В 3 т. СПб., 1900; Зайончковский А.М. Восточная война 1853-1856гг. в связи с современной ей политической обстановкой. В 2т. СПб., 1908-1913; Тарле Е.В. Крымская война. М.-Л., 1941; М., 1943; 2е изд. М.,1950. 1 Черного моря. Это объяснялось, в первую очередь, необходимостью обороны южных пределов государства от постоянной угрозы со стороны Турции и Крымского ханства, а также хозяйственного освоения обширных плодородных территорий Восточно-Европейской равнины. Со второй половины XVIII века к числу этих факторов добавился еще один – защита интересов христианских народов Балканского полуострова, подвластных Османской империи. К началу XIX века первая задача была решена. Присоединив междуречье Днепра и Днестра, а также Крым, выйдя к Черному морю и построив на нем сильный флот Россия навсегда ликвидировала непосредственную угрозу своим пределам со стороны Турции и обеспечила возможность экономического развития своих южных губерний. На повестке дня встал вопрос освобождения из-под турецкого владычества единоверных народов Балкан и установления благоприятного для России режима черноморских проливов, что было важно как с военной, так и с экономической точки зрения. Таким образом, очевидно, что политика России в «Восточном вопросе» имела целью защиту насущных национальных интересов и решение вопросов, жизненно важных для дальнейшего существования государства. Однако именно Балканы и Черноморский регион стали той частью мира, где российская внешняя политика столкнулась с наиболее упорным противодействием других европейских держав. Еще с XVI века Англия и Франция активно усиливали свое политическое и экономическое влияние в Турции, но пока Османская империя сохраняла статус мощной военной державы, оно имело известные ограничители. Ситуация поменялась в XVIII веке, когда Турция стала превращаться из субъекта в объект международных отношений и стала попадать под все больший контроль Англии и Франции, стремившихся остановить рост внешнеполитического могущества России в регионе, а в идеале – вернуться к ситуации конца XVII века, «заперев Московию в лесах». 2 За фасадом создания антироссийской коалиции просматривались, прежде всего, усилия английской дипломатии. В Лондоне считали, что установление русского контроля над Босфором и Дарданеллами создало бы реальную угрозу господству английского флота в акватории Средиземного моря, а расширение русского влияния в азиатской Турции стало бы серьезной опасностью для британских интересов в Персии, а в перспективе – и «жемчужине» короны, Индии. Наилучшим решением этой проблемы английские кабинеты посчитали планомерную политику противодействия России в зоне проливов и на Балканах. Не последнюю роль играли колониальной и соображения империи за расширения счет турецких собственно владений. Британской Именно им соответствовало англо-турецкое соглашение о свободной торговле от 1838 г., освободившее английские товары, предназначавшиеся к ввозу в Османскую империю от пошлин, что привело к краху турецкой промышленности и поставило империю в полную зависимость от Великобритании. Франция также проявляла значительную активность в «Восточном вопросе». Традиционно она стремилась ограничить английское влияние в Османской империи. Египетская экспедиция Наполеона в 1799 г. имела именно такую цель. Однако с появлением на исторической авансцене нового игрока – России – французская политика все чаще была направлена на противодействие ей. При этом Турция, зачастую находившаяся на периферии непосредственных французских интересов (традиционно концентрировавшихся в Центральной Европе), в ряде случаев играла роль инструмента борьбы Франции против России. Так, русско-турецкая война 1806-1812 гг. стала непосредственным результатом подстрекательских действий французского посла в Константинополе Себастиани, искусственно раздувавшего желания Турции взять реванш у ослабленной Аустерлицким поражением России. Франция традиционно считала сферой своих интересов входившую в состав Османской империи 3 территорию Леванта. Особую роль здесь играли не только экономические соображения, но и религиозный фактор: «христианнейшие» короли Франции, а затем и их преемники настойчиво пытались получить для католического духовенства исключительные права контроля над христианскими святынями в Палестине, что не могло не стать дополнительным источником раздражения в русско-французских отношениях. К внешнеполитическому курсу Франции в «Восточном вопросе» часто примешивалась внутренняя политика. Традиционно сильные во Франции революционные настроения пытались обуздать путем «выпуска пара» вовне – провоцированием вооруженного конфликта с еще более одиозным в глазах республикански настроенной общественности режимом царской России. Деятельность Наполеона III мотивировалась также стремлением взять реванш за национальное унижение 1812 – 14 гг. Особую позицию в «Восточном вопросе» занимала Австрия. Ее экономическое влияние в Турции было невелико, однако у ее «восточной» политики были другие важные мотивы. Австрийская империя, установившая в XVIII веке границу с Турцией по Дунаю, проявляла нескрываемый интерес к турецким владениям по ту сторону реки, в основном населенным славянами (сербами и боснийцами). С ослаблением Османской империи претензии Габсбургов все возрастали, и главным препятствием на пути территориального продвижения Австрии вглубь Балкан стала Россия, со времени подписания Кучук-Кайнарджийского мира позиционировавшая себя защитницей интересов христианских подданных султана. Если в XVIII веке Австрийская и Российская империи совместно воевали против Турции, то уже в начале XIX века наметилась линия острых противоречий между двумя державами в «Восточном вопросе». В течение всего XIX века именно Австрия будет наиболее последовательным противником России на Балканах. Лучше всего суть свой политики в «Восточном вопросе» выразил император Австрии 4 (впоследствии, Австро-Венгрии) Франц Иосиф. В 1850 г. в письме своей матери он отмечал: «Наше будущее - на востоке и мы загоним мощь и влияние России в те пределы, за которые она вышла только по причине слабости и разброда в нашем лагере. Медленно, желательно незаметно для царя Николая (императора Николая), но верно мы доведем русскую политику до краха. Конечно, нехорошо выступать против старых друзей, но в политике нельзя иначе, а наш естественный противник на востоке – Россия».2 Опыт Крымской войны особо показателен для иллюстрации истинных целей и отношения Запада к России. Она носила общеевропейский характер, и даже существует предложение трактовать ее в качестве «предмировой». Крымская война показательна тем, что в иных конфликтах, как правило, не так очевидно обнаруживалось европейское единство. В данном случае шла война цивилизаций, соперничество России со всей остальной Европой. Непосредственно в Крымской компании принимало участие лишь 10 – 15 % русской армии. Задействовать более значительные силы в боевых действиях Россия не могла, т.к. ей приходилось держать войска по всему периметру империи. Опасность удара исходила от любой страны, даже от занимавшей толерантную позицию Пруссии. В Крымскую войну даже Сардинское королевство посчитало целесообразным принять участие в конфликте. В 1853 г. австрийское предательство стало, пожалуй, самым большим потрясением для Николая I. Кроме того, балканские прозелиты России, из-за которых она, по большому счету, и вступила в войну, какого бы то ни было содействия ей не оказали. Напротив, русская дипломатия встретила многочисленные препятствия со стороны греческого духовенства. Был сорван план привлечь на сторону России часть арабского населения, что имело перспективу Константинопольский создания в тылу Турции внутреннего фронта. патриарх был одним из главных противников 2 Кайзеры. Священная Римская империя, Австрия, Германия. Под ред.А. Шиндлинга и В. Циглера. Ростовна-Дону, Феникс, 1997, С. 433. 5 распространения русского влияния в землях Османской империи. В частности, им была враждебно встречена идея русской духовной миссии в Иерусалиме. Внешний соперник в лице Турции дополнялся внутренним – сепаратистами имамата Шамиля. Показательно, что английские либералы оказывали моральную и материальную поддержку шамилевскому теократическому полурабовладельческому государству. Сравнительный анализ боевых операций различных частей русской армии – полевой и кавказской, приводят к заключению, что последняя действовала значительно эффективнее. Историками высказано предположение, что если бы под Севастополь была направлена кавказская армия исход войны мог быть другим. Но в Крым оправляли отборные войска мирного времени, умевшие с блеском проводить парады, но не подготовленные к боевой обстановке. Впоследствии для обоснования антирусского единства западного мира в Крымской войне в широкий оборот была введена трактовка России как «жандарма Европы». Подавление Венгерской революции в 1849 г. было, пожалуй, единственным случаем, укладывающимся в представление о жандармской политике. Но единичный характер такого рода действий более корректно трактовать как исключение, чем как политический курс. Впервые данную дефиницию апробировал отнюдь не К. Маркс, как считается традиционно, а прусские генералы. Они использовали ее в связи не с венгерским походом, а с Ольмюцким решением Николая I, вставшего на сторону Австрии против Пруссии. Подавление Паскевичем выступления венгров не только не вызвало противодействия со стороны официальных кругов Запада, но встретило активную поддержку ведущих дипломатов и государственных деятелей. Английский банковский дом предоставил России специальный заем на осуществление данной операции. 6 Таким образом, не в русской угрозе, а в амбициях самого Запада заключались мотивы войны. Даже американский историк Барбара Елавич констатировала, что после наполеоновских войн Россия была единственной страной Европы, не имеющей претензий ни к одному из своих соседей. Не России, а ведущим западноевропейским странам, прежде всего Англии, было необходимо разрушение сложившейся системы международных отношений, для осуществления чего выдвигалась военная программа.3 К началу 50-х гг. XIX века Российская империя достигла апогея своего могущества, вызывая страх и зависть противников. Противоречия Англии и Франции друг с другом отступали на задний план перед объединяющей враждой к России. Не случайно лорд Г.Д. Пальмерстон эпатировал общественность, приветствовав государственный переворот Наполеона, что даже стоило краткосрочной отставкой министру. Расчет Г.Д. Пальмерстона заключался в том, что он увидел в Наполеоне III орудие антирусской политики Англии.4 Об истинных целях западных стран в войне свидетельствуют планы перекройки политической карты Европы. Наполеон III предполагал передать Австрии часть балканских владений Турции, Пьемонту – Ломбардию, Англии – Кипр и Кандию, Франции – Савойю, Сардинию и Бельгию (после смерти короля в последней), на трон независимого Польского государства возвести наследника бельгийского королевского дома.5 О подлинных планах Николая I в восточном вопросе свидетельствуют следующие его рассуждения: «Все христианские области Турции по необходимости станут независимыми, вновь станут тем, чем были, княжествами, христианскими государствами, и, как таковые, вернутся в семью христианских стран в Европе. Гарантию свободного отправления религии, их организации, их отношений между собой и с соседями, - все это 3 Россия и осложнения на Балканах. 1806-1914. - Кембридж, 1991. Татищев С.С. Внешняя политика императора Николая Первого. Введение в историю внешних сношений России в эпоху севастопольской войны. СПб., 1887.С. 127-128, 130. 5 Жомини А.Г. Россия и Европа в эпоху Крымской войны // Вестник Европы. 1886. № 6. С. 562. 4 7 следует урегулировать на чрезвычайном конгрессе, предположительно в Берлине». Как видно, ни о каких территориальных приращениях России речи не шло. Но британские конфиденциальные речи государственные императора деятели совершенно преподносили иначе, как план уничтожения независимости Турции, низведения ее до уровня вассала.6 Англия усматривала в развитии Черноморского флота вызов своей морской гегемонии. Занятие русскими войсками Дунайских княжеств означало для Британии уничтожение альтернативного рынка зерна, после чего Петербург мог диктовать на него цены. Россия при таком сценарии контролировала бы более 50 % ввоза пшеницы в Великобританию. Экономическое значение Турции для Англии определялось также ростом ее роли, как рынка сбыта английской обрабатывающей промышленности. Вследствие крайне низких таможенных ставок она ежегодно закупала больше английской промышленной продукции, чем протекционистски ориентированная Россия. Разгром Турции грозил для Англии потерей единственного, не зависящего от России, транзитного пути торговли с Персией, а, следовательно, и с Индией. Цель, преследуемая Наполеоном III, заключалась в отвлечении французов от революции эффектом победоносной войны. Успех ее гарантировался выступлением в союзе с Англией, которого можно было достичь только в антирусской коалиции по восточному вопросу. Толерантность революционного подполья обеспечивалась только в случае борьбы с властителем, еще более одиозным в ее глазах, чем сам Наполеон III, а таковым воспринимался лишь русский царь. Реваншистские настроения французского общества, жаждавшего отмщения России за ее торжество над Францией в кампании 1812 – 1814 гг., также стали важным фактором эскалации международной напряженности.7 6 7 Temperley H. England and the Near East. The Crimea. L.-N.Y.-Toronto, 1936.P.275. Тарле Е.В. Собр. соч. Т.8. Крымская война. М., 1959. С. 131-132. 8 Реванш над Россией за 1812г. мог быть полным только при повторении маршрута Наполеона I. Для этого основной театр боевых действий предполагалось перенести на территорию Царства Польского. Наполеон III сам намеревался встать во главе союзной армии. Но для реализации этого сценария требовалось вступление в войну Австрии или Пруссии, чья территория была бы необходима в качестве плацдарма. К тому же Великобритания блокировала всяческие попытки повторения сценария 1812г. Николай I видел в Священном Союзе прообраз системы международных отношений, построенных на началах христианской этики,. По словам одного из иностранных авторов, «политика законности Священного Союза была религией императора. Конституционная система представлялась ему ересью, полною лжи и обмана: либо скрытою республикой, либо деспотизмом под маской». Дореволюционные историки оправдывали внешнеполитические ошибки Николая I рыцарским стилем ведения международных дел. «Меня, - говорил император И.Ф. Паскевичу, всякий обмануть может раз, но зато после обмана я уже никогда не возвращаю утерянного доверия».8 В действительности, Священный Союз в николаевском понимании был идеальной моделью, тогда как в реальности собственно союзнических отношений уже не существовало. За ширмой союза имели место неразрешимые противоречия. Австрия видела в России препятствие для проведения своих интересов на Балканах, что только актуализировалось спасением империи Габсбургов русскими войсками. Пруссия обнаруживала в лице России помеху для реализации плана объединения Германии. Роковую для России роль в выстраивании сценария конфликта сыграла Австрия. Цель австрийской дипломатии проявилась в намерении столкнуть Россию с ее оппонентами, ослабить обе стороны в войне и воспользоваться ее результатами в своих интересах при любом возможном исходе. Образцом 8 Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. В 3 т. СПб., 1900. Т.1. С.137. 9 двуличия Австрии стал ее договор с Турцией от 28 июня 1854г., по которому Порта уступала австрийцам исключительный протекторат над Придунайскими княжествами. Данный шаг венский кабинет для Порты разъяснял как проявление покровительства Турции, для Франции и Англии – развязывание рук для боевых действий в Крыму, для России – защиту христианского населения края. Перспектива войны с Австрией была актуальна в течение всей Крымской компании и заставляла держать на границе с ней значительные силы. Уже в ходе войны предпринимались попытки расширения антироссийской коалиции. Не только Сардинское королевство, которому за участие в войне было обещано покровительство Франции в отношениях с Австрией в деле объединения Италии, но и другие европейские государства предполагалось вовлечь в войну. Ослепленная кажущимся могуществом Наполеона III Испания обещала предоставить в распоряжение союзников вспомогательный корпус. Французская дипломатия лоббировала вхождение в войну Дании. Питавший надежды на возвращение Финляндии шведский король Оскар I объявил о готовности выставить против России 60-тысячную армию. Уже разрабатывались конкретные операции по совместным боевым действиям в Балтийском море. Активным сторонником вступления Пруссии в войну против России был наследник прусского престола, будущий кайзер Вильгельм Прусский. Из числа других германских государств склонялись к вступлению в антирусскую коалицию Ганновер и Гессен. В соответствии с накопленными фактами требуют исторической переоценки цели турецкой миссии А.С. Меншикова. Искажение ее задач в западной дипломатии дошло до откровенной фальсификации. Ч. Редклифф, при переводе в донесениях в Лондон текста проекта русско-турецкой конвенции, вместо слов «делать представления» (османским властям) написал «давать приказы». Самого 10 английского посла Редклиффа в Стамбуле именовали «вторым султаном». Его советы великому визирю Рашид-паше биограф виконта Л. Бирд называл «инструкциями». Последние требования А.С. Меншикова во время константинопольских переговоров сводились лишь к сохранению «на основе строгого статус-кво» прав и привилегий православной церкви в Османской империи. Достаточно было простого заверения Порты в дипломатической ноте. Но даже на столь умеренные запросы русская сторона получила отказ. Была разыграна карта Ч. Редклиффа, стремившегося отношения в превратить международные. двусторонние Таким образом русско-турецкие подлинную угрозу суверенитету Турции представляли не русские претензии о соблюдении прав православных, а англо – французские проекты взять земли Османской империи под коллективный протекторат. Некорректно также утверждать, что после константинопольской миссии А.С. Меншикова война стала неизбежна. Насчитывается двенадцать проектов и инициатив урегулирования назревающего конфликта, наибольшую известность из которых получила т.н. «венская нота». Причем Петербург в целях достижения консенсуса шел на компромисс с частичным ущемлением своих интересов. Но усилиями английской и французской дипломатии все планы мирного урегулирования оказались сорваны. Историографический акцент на миссии А.С. Меншикова, при гораздо меньшем внимании к иным дипломатическим перипетиям, приводит к тенденциозным обвинениям России как зачинщика конфликта.9 А.С. Меншиков вез в Константинополь пакет мирных инициатив. Предложения князя Порте, вопреки утверждениям западной печати, отнюдь не носили ультимативного характера и не включали заведомо неприемлемых условий. Напротив, вносился проект оборонительного союза, а также ряд договорных обязательств, предусматривавших активное русско-турецкое экономическое и культурное сотрудничество. Но тайная дипломатическая 9 Богданович М.И. Восточная война 1853-1856 годов. СПб., 1877. Т.1. С. 16-65. 11 игра английской и французской миссии сорвала подписание этих судьбоносных документов. 10 Декомпозиция причин Крымской войны позволяет сделать вывод, что ответственность за ее развязывание очевидно лежит в большей степени на Западе, чем на России (рис. 14.1). 10 Татищев С.С. Внешняя политика императора Николая Первого. Введение в историю внешних сношений России в эпоху севастопольской войны. СПб., 1887. 12 Рис. 14.1. Причины Крымской войны 13 Рис. 14.1. Причины Крымской войны (продолжение) 14 Рис. 14.1. Причины Крымской войны (продолжение) 15 Рис. 14.1. Причины Крымской войны (продолжение) 16 Последствия Крымской войны и причины поражения России Как правило, советские историки акцентировали внимание на проявившихся в Крымской кампании пороках российской военно- феодальной системы. Но при сравнении с союзническими армиями обнаружилось бы, что аналогичные проблемы существовали и в войсках передовых европейских государств. Например, постоянно указывалось, что российское командование к началу военных действий в Крыму даже не имело пригодной карты южного побережья полуострова. Но и у союзников отсутствовала картография Крыма, хотя они, а не русские избрали театр боевых действий. Союзнические армии во время войны столкнулись с массовым дезертирством. Из британских войск дезертировали 25%, французских – 10% солдат. У английского солдата был несравненно более калорийный пищевой рацион, чем у русского. Но, как и последний, он подвергался довольно сильной муштре. Повальный характер в британской армии имело пьянство. Вот оценка одного из английских историков: «Привычка солдат к пьянству воспринималась общественностью как профессиональная болезнь». Процветал средневековой обычай покупки офицерских 11 должностей. Стоимость места в элитных частях равнялась целому состоянию. Такого рода офицеры могли неделями не появляться в подведомственных частях. Традиционным в советской историографии стало указание на то, что русскому парусному флоту противостояли пароходы союзников. Данные по диспозиции Балтийского и Черноморского флотов в годы Крымской войны свидетельствуют, что паровые суда находились и на вооружении России. На рейде в Черном море находилось 4 паровых фрегата и 10 пароходов, в Балтийском – 27 пароходов. У союзников было больше паровых судов, но 11 Barker A.J. The Vanglorious War. L., 1970.P.25. 17 они так же, как и у России, не превосходили по численности парусники, оставаясь тактически подчиненными им в боевых операциях.12 Ссылка на превосходство союзнических армий по качеству ружей, как главный фактор русского поражения, пошла от заявлений А.С. Меншикова, пытавшегося оправдать с помощью объективных факторов субъективные просчеты. Даже Н.С. Лесков, судя по его «Левше», видел в превосходстве английских ружей один из главных факторов поражения в Крымской кампании. В предисловии к первой публикации «Левши» он, аннотируя рассказ, писал: «Здесь же выясняется некоторая секретная причина военных неудач в Крыму». В действительности, уже в ходе войны старые русские мушкеты были в основной массе переделаны в штуцера. «Современные» британские ружья регулярно отказывали своим владельцам при дождливой и морозной погоде. А поскольку подобные климатические условия были довольно часты, то технические преимущества английского вооружения сводились на нет. При таких ситуациях решающим фактором становилось умение ведения штыкового боя, в чем николаевский солдат находился на высоте. В сражении при Инкермане, единственном, которое русская армия проиграла, имея численный перевес, дальнобойность союзнических ружей нейтрализовалась туманом. Конечно ружье Минье внесло свою лепту в победу союзников, но не это было главной ее причиной. Русская армия была закалена в непрекращающихся войнах. Храбрый кавалерийский генерал Я.П. Кульнев сформулировал военную парадигму мышления русского дворянства: «Матушка Россия тем хороша, что все-таки в каком-нибудь углу ее да дерутся». Отнюдь не во всех аспектах вооружения и подготовки русская армия уступала противникам. В частности, апробированные в Крымскую компанию русские гальванические мины академика 12 Б.С. Якоби были более Зюзенков И.П. Морской флот России в Крымской войне 1853-1856гг. // Труды Военно-политической академии им. В.И. Ленина. 1940.№4.С.137. 18 совершенными, чем западноевропейские образцы.13 Мины иностранного поставщика русской армии Нобеля принципиально уступали в поражающем действии русским образцам. В 1855г. на вооружение севастопольского гарнизона поступила первая партия револьверов системы Кольт производства Тульского завода. Правда, ее хватило лишь для оснащения незначительной части офицерского состава. В самом преддверии войны великий князь Константин Николаевич развернул программу реорганизации парусного флота в паровой. России не хватило всего нескольких лет для перевооружения. В отдельных областях военного дела крепостная Россия была вполне конкурентоспособна по сравнению с капиталистическими государствами Запада. На случай наихудшего сценария развития событий у русских царей имелось старое средство – обращение с призывом о создании народного ополчения. Впрочем, несмотря на кажущуюся неэффективность мобилизационной системы России, она позволила призвать в армию за период Крымской войны 1 млн 45тыс. рекрутов и ратников, не исчерпав всего резерва. В то же время существенные проблемы с мобилизацией испытывали Англия и Франция. Англичане были вынуждены пойти на рискованные меры, ослабив гарнизоны Мальты и Гибралтара.14 До конца своих дней Николая I требовал наступления и ожидал близких побед. Судя по его высказываниям, он ни при каких условиях не принял бы мир в качестве проигравшей стороны. В намерения Николая I входило обратиться к народу с воззванием и провозгласить Отечественную войну. Жесткость и требовательность Николая I мобилизовывали армию, а либеральный стиль его преемника действовал разлагающе. Александр II, 13 Тарле Е.В. Собр. соч. Т.9. Крымская война. М., 1959. С.44-45; Бузник Г.О русской фортификационной школе // Военно-инженерный журнал. 1948. .№11; Преснухин П. Ответ на замечания французских минеров о наших минных работах при обороне Севастополя // Инженерный журнал. 1861..№1; Фролов. Минная война в Севастополе в 1854-1855 гг. под руководством генерал-адъютанта Тотлебена. СПб., 1868; Яковлев В.В. Краткий очерк истории подземной минной войны. М., 1938.С.37-43; Шелов. Оборона Кронштадта в 1854-55гг. // Военный сборник. 1905..№11-12. 14 Кухарчук А. Мнимый больной. Была ли бессильна николаевская армия? // Родина. 1995. №3-4.С.26. 19 придя к власти, в отличие от отца, предпочел поражение тернистому пути борьбы. 15 Удивительной на первый взгляд может показаться позиция российской интеллигенции, сочувствовавшей национальным противникам России. В Крымскую войну значительная часть западнической общественность аплодировала военным успехам антирусской коалиции. Н.Г. Чернышевский был весьма недоволен Парижским миром, полагая, что унижение России и гекатомбы жертв недостаточны. Даже С.М. Соловьев, отстаивавший впоследствии в своих трудах идею о движущей силе государственного начала в русской истории, признавался, что совместно с единомышленниками желал поражения николаевского государства в Крымской войне. В диссонанс с курсом лекций звучат слова воспоминаний историка: «В то самое время, как стал грохотать гром над головою нового Навуходоносора, когда Россия стала терпеть непривычный позор военных неудач, когда враги явились под Севастополем, мы находились в тяжком положении: с одной стороны, наше патриотическое чувство было страшно оскорблено унижением России, с другой, мы были убеждены, что только бедствие, и именно несчастная война, могло произвести спасительный переворот, остановить дальнейшее гниение; мы были убеждены, что успех войны затянул бы еще крепче наши узы, окончательно утвердил бы казарменную систему; мы терзались известиями о неудачах, зная, что известия противоположные приводили бы нас в трепет».16 Историческое значение войны для России С.М. Соловьев видел в преодолении чувства нарциссизма, порожденного чередой предшествующих побед. Пораженческие и антиниколаевские настроения публики в Крымскую войну дирижировались, естественно из Лондона, усилиями А.И. Герцена. Он верил, что военный провал царизма станет началом крупных общественных 15 Ушаков Н.И. Записки очевидца о войне России против Турции и западных держав. Девятнадцатый век. М., 1872.Кн.2.С.232. 16 Соловьев С.М. Записки. Пг., б.г. С.150. 20 преобразований, а в лучшем случае народной революции. А.И. Герцен и пытался выступить ее застрельщиком, взывая к новой пугачевщине.17 А.И. Герцен, как никто другой из западников испытывал персональную неприязнь к Николаю I. Его смерть он воспринял с нескрываемой радостью – «бельмо снято с глаз человечества». Герценовский некролог звучал приговором царствованию ушедшего из жизни императора: «Разбитый, обкраденный, обманутый, одураченный шеф Павловского полка отошел в вечность». 18 Если генерация западников – либералов боялась победы самодержавия в войне, то среди молодого поколения революционного разночинства преобладающим чувством было, переходящее в цинизм, злорадство по поводу поражений России. Н.В. Шелгунов приводит в своих воспоминаниях характерный пример такого отношения: «Когда в Петербурге сделалось известным, что нас разбили под Черной, я встретил Пекарского. Тогда он еще не был академиком. Пекарский шел, опустив голову, выглядывая исподлобья и с подавленным и с худо скрытым довольством; вообще он имел вид заговорщика, уверенного в успехе, но в глазах его светилась худо скрытая радость. Заметив меня, Пекарский зашагал крупнее, пожал мне руку и шепнул таинственно в самое ухо: «нас разбили!»».19 Те же чувства испытывал при получении сообщений о взятии Севастополя Н.А. Добролюбов: «Севастополь взят, эта весть никого почти не поразила, потому что давно была ожиданна. Все как будто перевели дух после долгого ожидания и сказали: ну, наконец-то… Взяли же таки!…».20 Единственное недоумение молодого студента вызывал вопрос, почему до сих пор просвещенная Европа сносила Николая I, заслонявшего ей дорогу к совершенствованию и старавшегося погрузить в мракобесие. 17 Пирумова Н.М. Исторические взгляды А.И. Герцена. М., 1956; Эйдельман Н.Я. Герцен против самодержавия. М., 1984; Белявская И.Л. А.И. Герцен и польское национально-освободительное движение 60-х гг. XIX в. М., 1954. 18 Русская старина. 1883.№7. 19 Шелгунов Н.В. Воспоминания. М.-Л., 1923. С.24. 20 Добролюбов Н.А. ПСС. М., 1937. Т.4. С.432-434, 438-452. 21 Парадигма прогрессивного поражения в общественном сознании была преодолена лишь через семь лет после подписания Парижского мира. Поддержка Европой польского восстания открыла русской общественности глаза, что и в Крымской кампании та воевала не с николаевским режимом, а против России как таковой. Либеральничавший в период Крымской войны А.И. Кошелев приветствовал решительность действий властей против польских сепаратистов: «А. Муравьев хват! Вешает да расстреливает, дай ему бог здоровья». Еще один видный российский дореволюционный военный историк Н.Ф. Дубровин, выявляя причины поражения России, сформулировал в свое время концепт «удара в спину». В качестве внутренних врагов, чья деятельность негативно сказалась в ходе Крымской войны, он называл поляков, крымских татар и революционеров. Н.Ф. Дубровин писал о сознательной работе представителей революционной эмиграции с целью деморализовать и пошатнуть дисциплину в русской армии. Польский фактор сказался в измене офицеров – поляков, находящихся на русской службе. В частности, одной из главных причин поражения в битве при Альме стала измена польского подполковника Залесского, приказавшего свести войска с возвышенности в низину, что ставило их в заведомо невыгодное положение. Переход офицеров и солдат поляков к неприятелю в период Крымской войны носил массовый характер. Крымские татары связывали с экспансией союзников, и, прежде всего, единоверцев турок, надежды на восстановление независимости. К русским они относились подчеркнуто враждебно. Предвидя вероятность татарской измены, власти предприняли ряд превентивных мер, запретив в частности им ходить с подводами далее Перекопа. Содействие крымских союзникам при нехватке у тех продовольствия и воды стало спасением для вражеской армии в решающей фазе крымского противостояния.21 21 Лавинцев А.И. Под щитом Севастополя. СПб., 1904; Горев Л. Война 1853-1856 гг. и оборона Севастополя. М., 1955. С.237. 22 Отношение западной общественности к России в Крымской войне предопределялось позицией прессы и зачастую манипулироваось ею. Сложилось целое направление антироссийской памфлетистики. Характерными ее инсинуациями были сообщения о зверствах русских солдат, добивавших раненых. Известия о Синопской победе наполеоновские памфлетисты преподносили первоначально как следствие русского вероломства, а затем как избиение слабого, фактически беззащитного противника, каковым являлся турецкий флот. Умонастроения европейцев иллюстрируют тюремные письма А. Барбюса, приветствовавшего вступление Франции в войну против северного деспота. Ввиду проявленного патриотизма Наполеон III даже амнистировал заключенного, что того крайне оскорбило. Советские историки предпочитали обходить вопрос о массовом участии в войне против России в качестве добровольцев представителей европейских революционных организаций. Только Е.В. Тарле вскользь упоминает о том, что в Турции укрывались около 1100 венгерских и польских участников восстания 1849 г. В их числе находились такие видные деятели революционного движения как Бем, Дембинский, Замойский и Высоцкий. Там же скрывались и руководители польского восстания 1830 – 31 гг. Вопреки грозным нотам Петербурга и Вены Порта отказала в выдаче эмигрантов. Добровольцы к участию в войне против России кооптировались фактически со всей Европы. В боевых операциях союзников в Крыму широко использовались африканские колониальные силы. Известны даже случаи привлечения наемников из стран Латинской Америки.22 Всемирно-историческое значение Крымской войны заключается в разрушении европейской политической системы Священного Союза. Попытка построения международных отношений на началах христианской этики потерпела крах. 22 Тарле Е.В. Собр. соч. Т.8. . Крымская война. М., 1959. С.123-124. 23 Одна из главных причин поражения России в Крымской кампании была связана с рассредоточенностью русских военных сил. Возможностей для обороны по всему периметру Российской империи не хватило. Россия хоть и потерпела поражение, но при этом не уронила чести великой державы. Война велась одновременно против четырех держав, а успех союзников имел лишь локальный характер, ограниченный Крымским театром боевых действий. На Парижском конгрессе поднимался вопрос о реставрации суверенной Польши. Усилиями российской дипломатии он был временно снят с повестки дня. Гораздо большее внимание уделялось в связи с установлением последствий Крымской войны итальянской проблеме. Вытеснение Австрии с Апеннинского полуострова, а в перспективе и создание единой Италии было предопределено. Еще в 1854 г. и М.П. Погодин и Ф.И. Тютчев предсказывали, что прямым последствием победы Наполеона III под Севастополем будет изгнание Австрии с Апеннин. «Пушка, которая разбивает Севастополь, прогонит Австрию из Италии», - пророчествовал Ф.И. Тютчев. 23 Авторы капитальной монографии «Кембриджская история внешней политики Британии» обратили внимание, что после первой мировой войны политическая карта Балкан и Ближнего Востока в точности соответствовала предложениям Николая I в отношении Османской империи. Стоило ли вести кровопролитную бойню с Россией в Крымскую кампанию, если через 60 лет пришлось самим утверждать прежние русские представления. Таким образом, глобальная историческая перспектива подтверждала правоту Николая I в его оценках восточного вопроса, несмотря на то, что в частной политической конъюнктуре он допустил ряд серьезных просчетов. Оценивая последствия поражения в Крымской войне для внутренней жизни России все исследователи сходились в том, что оно стало большим 23 Русский архив. 1874. №10. С.315. 24 психологическим потрясением. Национальное оскорбление, нанесенное России в Крымской войне, привело к конструированию на уровне этнопсихологии образа врага, под которым подразумевались французы и англичане, и изменника – австрияков. Симпатии, испытываемые в 1860-70е гг. кадровым офицерством к Пруссии, были связаны с ее противостоянием бонапартистской Франции. Победа немцев под Седаном вызвала рефлексию отмщения в русском обществе. Мало известен факт о присутствии в войсках прусской армии во время войны 1870г. добровольцев из России. В канун русско-турецкой войны в народе царило воодушевление в связи с предстоящим реваншем не только над турками, но и над англичанами. Планы же заключения нового союза с Веной не состоялись во многом из-за недоверия к «изменникам – австриякам». П.Б. Струве одним из первых высказал парадоксальную мысль об отсутствии объективных предпосылок отмены крепостного права в России. Крепостнический строй мог бы просуществовать вне кризисных потрясений еще не одно десятилетие. Реформы были обусловлены в большей степени моральным потрясением от крымского поражения, чем внутренними противоречиями. Масштабы оценки поражения были в российском обществе существенно завышены, что предопределило иноцивилизационный вектор развития страны в последующее царствование. Под прикрытием реформ произошло фактическое отступление от принципов функционирования российской цивилизации. Никогда уже впоследствии Российская империя и ее вооруженные силы не достигали уровня того могущества, которым обладали они в николаевскую эпоху. Последствия Крымской войны и причины поражения в ней России прослеживаются на рис. 14.2. 25 Рис. 14.2. Причины поражения России в Крымской войне и его исторические последствия 26 Рис. 14.2. Причины поражения России в Крымской войне и его исторические последствия (продолжение) 27 Рис. 14.2. Причины поражения России в Крымской войне и его исторические последствия (продолжение) 28 II. Модель государственности в контексте «Восточного вопроса» Модель российской государственности в данном случае рассматривается исключительно в плане реализации Россией внешней политики по «Восточному вопросу». Острый внешнеполитический вопрос высветил и определенные особенности российской государственности Стоявший весь XIX в. «Восточный вопрос» оказал серьезное влияние на трансформацию российского государственного управления. Вплоть до Крымской войны его решение рассматривалось в свете видения России как православной империи с официальной идеологией в виде формулы «православие – самодержавие – народность». Крымская война стала серьезным испытанием для такой модели российской государственности. Православная идеократическая империя, имеющая ярко выраженные мессианские черты, столкнулась с национальными европейскими государствами, развивавшимися в рамках либеральной парадигмы. Понесенное поражение было интерпретировано как доказательство порочности государственной модели, сложившейся при Николае I. Несмотря на то, что русско-турецкая война 1877-1878 гг. также была во многом идеологически мотивирована, Россия вела ее в качестве регионального центра силы, а не как империя с универсалистской мировой идеологией. В долгосрочной перспективе это имело негативные последствия. Свойственные эпохе развитого капитализма деидеологизированные войны за «сферы влияния», какой по сути стала Первая мировая война, оказались несовместимы с традиционной структурой русской имперской идеократической государственности, что и стало одной из причин революции начала 20 века. Решая в XIX в. жизненно важный для себя «Восточный вопрос», Российская империя непрерывно расширялась территориально в южном направлении. По условиям Бухарестского мира 1812 г. Россия присоединила к себе отвоеванное у Турции междуречье Прута и Днестра – Бессарабию. Адрианопольский мирный договор, завершивший русско-турецкую войну 29 1828-1829 гг., зафиксировал продвижение России на Кавказе: Турция передала Империи полосу черноморского побережья с портами Анапа и Поти, а также города Ахалцихе и Ахалкалаки. Кроме того, под контроль России переходило устье Дуная. Таким образом, обозначился естественный рубеж географического расширения России в Европе в южном направлении – река Прут, по ту сторону которой начинались земли православных княжеств Молдавии и Валахии. По-прежнему стоял вопрос освобождения турецкой Армении, однако в целом конфигурация русских границ на Юге была для Империи вполне приемлемой. Впоследствии русское правительство не раз заявляло, что не ищет более территориальных приращений за счет Турции в Европе. В дальнейшем решение «Восточного вопроса» рассматривалось Россией с точки зрения обеспечения возможности государственного самоопределения для балканских Черноморских народов проливов. и благоприятного Однако Крымская урегулирования война режима показала, что территориальные приобретения империи на Юге еще необходимо закрепить. По итогам Парижского мира 1856 г. Россия впервые за долгое время пошла на территориальные уступки. В пользу Молдавии и Турции была отторгнута Южная Бессарабия, прилегающая к устью Дуная. Кроме того, Россия обязалась демилитаризовать Аландские острова в Балтийском море. Англия и Австрия настаивали на отторжении от России более значительных территорий. Раскаты англо-франко-русского противостояния докатились до Дальнего Востока. В августе 1854 г. английская эскадра появилась у берегов Камчатки. И хотя гарнизон Петропавловска под командованием адмирала Завойко отбил попытку десанта, стало очевидно, что и восточные области Империи уязвимы в случае вооруженного конфликта с морскими державами. Земли, утраченные в Крымскую войну, Россия смогла вернуть по итогам русско-турецкой войны 1877-1878 гг. К Империи отошла Южная Бессарабия, уступленная Молдавии по условиям Парижского мира. В Закавказье под контроль России перешел ряд областей турецкой Армении с 30 городами Карс и Ардаган. Это, однако, не решило «армянский вопрос». Дальнейшее освобождение Армении из-под турецкого владычества попрежнему стояло на повестке дня. Несмотря на это, 1870-е гг., как и правление Александра II в целом, можно рассматривать как время геополитического надлома в истории России. Восстановление положения дел до 1856 г. сопровождалось общим отказом от претензий России на статус мировой державы. Успешная реализация внешнеполитического курса в «Восточном вопросе» предполагала также эффективное управление рядом профильных государственных структур, прежде всего армией и дипломатией. Первую половину XIX в. старая русская армия, укомплектованная путем рекрутской повинности, успешно вела войны против Турции. Ряд ее недостатков (муштра, кастовость и закрытость офицерского корпуса, отсутствие крупных мобилизационных резервов) не казался критическим на фоне пороков военной машины непосредственного внешнего врага – Османской империи. Кроме того, русскую военную администрацию времен Николая I нельзя обвинить в косности и бездействии. Анализ уроков русско-турецкой войны 1828-1829 г. стимулировал военную реформу 1830-х гг., значительно повысившую боеготовность войск. Корпусная система стала серьезным новшеством, улучшившим управление войсками. Создание в мирное время постоянной Большой действующей армии в составе 4 пехотных и 2 кавалерийских корпусов, насчитывающей 225-250 тыс. человек позволяло оперативно реагировать на любую угрозу на южном направлении. Несмотря на широко распространенное в историографии мнение именно потенциал николаевской военной машины позволил России в Крымскую войну успешно противостоять объединенным силам четырех держав. За годы войны русская военная администрация развернула 2-х миллионный воинский контингент – беспрецедентная цифра по меркам XIX века. Видный американский военный историк Ф. Кэган считал это одним из крупнейших достижений русского оружия. 31 Сильнейший шок от поражения в Крымскую войну обусловил старт военных реформ в правление Александра II в 1860-е гг. С целью увеличить мобилизационный резерв военный министр Д.А. Милютин заменил рекрутскую повинность всеобщей воинской обязанностью. Оперативное командование должны были обеспечить вновь вводимые военные округа. Мотивацию и выучку нижних чинов предлагалось поддерживать без применения телесных наказаний, что являлось важным шагом к преодолению негативных последствий пресловутой николаевской муштры. Однако отсутствие четкого понимания, в чем заключались причины поражения николаевской армии в Крыму, привело Милютина к ряду ошибочных выводов. В частности, расформирование Большой действующей армии привело к краху систем военного планирования и оперативного реагирования на непосредственные военные угрозы, которые в николаевское время были соединены в штабе командующего армией фельдмаршала И.Ф. Паскевича. Отказ от корпусной системы нарушил отлаженную структуру управления войсками. Кроме того, офицерский корпус по-прежнему формировался исключительно из дворянства, что не способствовало демократизации армии. Сокращение срока службы рядового солдата не способствовало росту его выучки. Эти недостатки в полной мере проявились в ходе русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Ведомством, непосредственно вовлеченным в принятие важнейших решений, касавшихся «Восточного вопроса», было Министерство иностранных дел, пережившее в XIX веке несколько реорганизаций. Существовавший с 1802 г. МИД был основным государственным ведомством, посредством которого Россия позиционировала себя перед лицом великих держав в качестве мировой империи. Он нес не только политическую, но и идеологическую миссию. Министерство иностранных дел фактически работало при непосредственном участии императора. Главные решения принимались узким Советом министерства. В ведении МИДа находилась церемониальная часть. Экспедиция церемониальных дел, 32 состоявшая в ведении обер-церемониймейстера, была подчинена министру иностранных дел. Делами, связанными с «Восточным вопросом», занимался особый Азиатский департамент. Территориальные приращения Империи, сделанные в процессе урегулирования «Восточного вопроса», привели также к увеличению населения России за счет жителей Бессарабии и турецкой Армении. В то же время войны против Турции, сопровождавшиеся крупномасштабными мобилизациями, часто приводили к всплеску эпидемий в войсках, перекидывавшихся на местное население. Эпидемии тифа и холеры, поразившие войска, сосредоточенные на Юге России в Крымскую войну, распространились на близлежащие территории. Особенно пострадала Таврическая губерния, на которую в 1854 г. легла вся тяжесть медицинского обеспечения крымской армии. Между тем именно достижения военной медицины в Крымскую войну, в частности применение наркоза Н.И. Пироговым и развитие санитарных служб, впоследствии способствовали развитию здравоохранения в стране в целом, что положительным образом сказывалось на демографической ситуации в России. Боевые действия в бассейне Дуная и в Закавказье сопровождались также миграциями населения. Таким образом, попытки решить «Восточный вопрос» стали одной из ключевых предпосылок для смены модели государственности при Александре II. Однако последующий исторический опыт показал, что переход на иноцивилизационную модель развития и позиционирование России в качестве регионального центра силы не помогли решить те задачи, перед лицом которых, как казалось, потерпела крах православная универсалистская империя Николая I. Соотношение двух модельных подходов к позиционированию российского государства в мире, связанных с курсом Николая I Александра II прослеживается на рис. 14.3. 33 и Рис. 14.3. Модель государственности Российской империи в контексте «Восточного вопроса» 34 Рис. 14.3. Модель государственности Российской империи в контексте «Восточного вопроса» (продолжение) 35 Рис. 14.3. Модель государственности Российской империи в контексте «Восточного вопроса» (продолжение) 36 Рис. 14.3. Модель государственности Российской империи в контексте «Восточного вопроса» (продолжение) 37 Рис. 14.3. Модель государственности Российской империи в контексте «Восточного вопроса» (продолжение) 38 III. Количественная иллюстрация По масштабам потерь Крымская война находилась на уровне, характерном для доиндустриальной эпохи. В силу периферийной локализации театра боевых действий сравнительно невелики были жертвы среди мирного населения. Новым явлением в истории военного искусства стал позиционный характер войны, вследствие чего число солдат, умерших от болезней, впервые превысило боевые потери. Даже не участвующая в боях отмобилизованная австрийская армия лишилась по фактам смерти 35 тыс. человек (суммарно больше, чем воевавшие английские войска). Как известно, жертвы России, приносимые на алтарь войны, были всегда значительными. Зачастую их масштабы превосходили потери неприятеля даже в выигранных русской армией сражениях и войнах. В проигранную же, казалось бы, Крымскую кампанию, Россия понесла примерно равные потери с неприятелем (рис. 14.4). Рис. 14.4. Численные потери в ходе Крымской войны 39 По подсчетам одного из наиболее авторитетных советских военных демографов Б.И. Урланиса общее число жертв Крымской войны (без потерь австрийской армии) составило 309 тыс. человек. Из них русская армия лишилась 153 тыс. человек (51 тыс. боевых и 102 тыс. небоевых потерь), французская – 96 тыс. (соответственно 22 тыс. и 74 тыс.), английская – 23 тыс. (5 тыс. и 18 тыс.), пьемонтская – 2 тыс. (28 чел. и 2 тыс.), турецкая 35 тыс. (17 тыс. и 18 тыс.).24 Цифры приводимые «Большой советской энциклопедией» отличаются от статистики Б.И. Урланиса. Согласно им, русская армия потеряла убитыми и умершими от болезней 522110 тыс. чел., французская – 95 тыс., английская – 22 тыс., турецкая – 400 тыс.25 М.Н. Покровский оценивал общее количество жертв в 600 тыс. человек.26 Расхождения связаны главным образом с вопросом определения потерь в русской и турецкой армиях. Для османских войск эта задача, по-видимому, вообще является, за отсутствием какой бы то ни было правильной системы учета в них, неразрешимой. В западной историографии наибольшей популярностью пользовались статистические данные французского военного врача Шеню, определившего общее число жертв войны в 784991 человек (Каруп называл цифру в 511100 чел, Мэлхолл – в 609797 чел.).27 Среди отечественных исследователей с его выводами солидаризировались А. Де-Лазари и А.М. Зайончковский.28 Преувеличение масштабов жертв стало следствием заблуждения Шеню относительно количества умерших от ран и болезней солдат русской армии, оцениваемых им в 600 тыс. чел. Правда, приводя эту цифру, французский исследователь ставил возле нее вопросительный знак, тогда как его последователи оперировали ею уже как истиной. В действительности, она превышала даже численность задействованных непосредственно на театре боевых действий 24 Урланис Б.И. История военных потерь. СПб.-М., 1998. Большая советская энциклопедия. Т.35. Изд. 1-е. С.330. 26 Покровский М.Н. Империалистическая война. М., 1931. С.111. 27 Chenu C. De la mortalite dans I’armée. Paris, 1870. P.326. 28 Chenu C. De la mortalite dans I’armée. Paris, 1870. P.326. 25 40 русских войск.29 Непонятно, откуда у Шеню появилась цифра в 600 тыс. умерших от болезней, если всего число больных солдат и офицеров составляло 352 тыс. чел, и далеко не все из них умирали (напротив, Гаррисон снижает численность русских солдат, умерших от болезней до 37454 чел.).30 Еще в 1872г. русские врачи Н. Стефановский и Н. Соловьев указывали, что статистика Шеню лишена всякого основания. Согласно их подсчетам число убитых, включая три четверти из них пропавших без вести, составляло 30 тыс. чел., умерших от ран солдат – 16 тыс., матросов – 2700, умерших от болезней солдат – 89 тыс., матросов – 6,9 тыс., умерших при транспортировке – 2 тыс., в приемных покоях – 1 тыс.31 Итак, если судить по потерям государств в ходе Крымской кампании, то факта понесенного Россией поражения не обнаруживается. При всех вариациях статистических расчетов по показателю потерь обнаруживается примерное равенство. Традиционное представление о более высоком поражающем факторе огнестрельного оружия союзников не подтверждается. Следовательно, признание поражения России было не очевидной констатацией, а политическим решением новой властной команды. IV. Исторические афоризмы, крылатые фразы А) Николай I о Турции (беседа с английским послом в Петербурге Г. Сеймуром 9 и 14 января 1853 г.): «Больной человек» Главным свидетельством агрессивных намерений Николая I в отношении Османской империи стала в интерпретации западной историографии его беседа с лордом Г.Сеймуром о «больном человеке Турции». В действительности, этот пресловутый разговор носил приватный 29 Chenu C., Rapport au conseil de santé des armées sur les résultats du service médicochirurgical aux ambulances de Crimée et aux hôpitaux militaires francais en Turquie pendant la campagne d’Orient en 1854-1856. Paris, 1865. P.167. 30 Garrison F.H. Notes on the History of Military Medicine. Washington, 1922. P.172. 31 Стефановский Н., Соловьев Н. Очерк санитарного состояния Крымской армии в кампанию 1854-1856гг. М., 1872. С.48. 41 характер. К тому же западные историки и политики исказили его содержание. Николай I, основываясь на констатации болезненного состояния Турции, вел речь не о ее разделе, а о совместной русско-английской защите от возможных аннексий со стороны Франции.32 Да и не российский император первым использовал по отношении к Турции образ больного человека. Эта метафора была известна уже в конце XVII века. Она использовалась, в частности, в песне Альберта Пойселя «Турок болен», сочиненной после победы над турецкой армией у Вены в 1683 г. Позднее о «больном теле» Османской империи писал в своих «Персидских письмах» Ш. Монтескье. Император Николай I понимал, что России фактически противостоит вся Западная Европа, однако жизненные интересы империи требовали урегулирования проблемы Проливов и справедливого решения вопроса о государственном самоопределении славянских народов Балкан. Ни о каких территориальных приращениях России речи не шло. О подлинных планах Николая I в восточном вопросе свидетельствуют следующие его рассуждения: «Все христианские области Турции по необходимости станут независимыми, вновь станут тем, чем были, княжествами, христианскими государствами, и, как таковые, вернутся в семью христианских стран в Европе. Гарантию свободного отправления религии, их организации, их отношений между собой и с соседями, - все это следует урегулировать на чрезвычайном конгрессе, предположительно в Берлине». Б) Устойчивое выражение, возникшее в период Крымской кампании: «Шапками закидаем!» Альминское поражение породило ряд исторических анекдотов. К числу таковых относятся ставшие нарицательными слова, произнесенные одним из виновников поражения генералом В.Я. Кирьяковым в преддверии сражения: 32 Зайончковский А.М. Восточная война 1853-1856гг. в связи с современной ей политической обстановкой. В 2т. СПб., 1908-1913. Т.1. Приложения. №100. 42 «Шапками закидаем!». В действительности, речь шла не обо всем сражении, а об одном из его частных эпизодов. Слова генерала были вырваны из контекста. Между тем, В.Я. Кирьяков говорил, что на подъеме с моря он и с одним батальоном «шапками забросает неприятеля». Но даже одного батальона не было выставлено по указанному генералом направлению. По другому анекдотическому преданию князь А.С. Меншиков пригласил севастопольских жителей посмотреть на зрелище победы русских войск и те явились с напитками и закусками наблюдать военное представление. В действительности, ничего подобного произойти не могло. Судя по корреспонденции в Петербург князь не верил в успех затеваемой битвы. В Севастополе же одна часть населения пребывала в панике, другая проявляла невиданную активность по укреплению города, но никто не оставался в столь благодушном настроении, чтобы оценивать десант противника в качестве водевиля. В.). Ф.И. Тютчев, март 1854г.: «И своды древние Софии В возобновленной Византии Вновь осенит Христов алтарь. Пади пред ним, о царь России! И встань, как всеславянский царь!» Крымская война вызвала широкий отклик во всех слоях российского общества, породив различного рода исторические ассоциации и историософские обобщения. Николаю I докладывали, что при начале войны все сословия в России как будто пробудились от сна, сильно заинтересовались узнать причину, цель войны и намерения правительства. На это впрочем император с неудовольствием заметил графу А.Ф. Орлову: «Это не их дело». Пожалуй, ни один внешний конфликт императорской России, не вызывал столь значительной историософской рефлексии. Впервые война велась не против одной из европейских стран, а с Западом как 43 таковым, без каких бы то ни было союзников. Никогда дихотомия Россия – Европа не была столь близка философским размышлениям славянофилов на этот счет. Религиозный повод к войне также стимулировал историософские поиски. Буржуазный Запад разоблачил свое отступничество от христианства, выступив в союзе с мусульманской Турцией против православной России. В народе циркулировали настроения подъема на новую отечественную войну. Широкое распространение получил патриотический стихотворный лубок. На музыку были переложены вирши неизвестного стихотворца: Вот в воинственном азарте Воевода Пальмерстон Поражает Русь на карте Указательным перстом! Вдохновлен его отвагой И француз за ним туда ж, Машет дядюшкиной шпагой И кричит «Allons, courage!». Откликом на боевые действия в Балтийском море послужили другие стихотворные строчки: А тебя, вампир, адмирал Непир, Ждет у нас не пир. Наибольшей популярностью пользовался ассоциативные параллели современной борьбы против Наполеона III и победы в 1812г. над его дядей Наполеоном I. Графиня Е.П.Растопчина писала: А ты, Луи-Наполеон, Тебе пример – покойный дядя! Поберегись и будь умен, На тот пример великий глядя! Участник Бородинского сражения П.А. Вяземский также предостерегал племянника напоминанием о дяде: 44 Кем полна была земля, Кто взлетел на пирамиды, Кто низвергнут был с Кремля, Не стерпевшего обиды! На войну возлагались особые мессианские чаяния. Она воспринималась через призму эсхатологического сознания, как реализация исторического предначертания России. Даже сам Николай I вынужден был ограничивать подобные умонастроения, вынеся на стихи резолюцию: «подобные фразы не допускать».33 О преобладающей в русском обществе рефлексии коллективного нарциссизма свидетельствовал Н.С. Лесков: «Все мы тогда чувствовали себя необыкновенно веселыми и счастливыми, бог весть отчего и почему. Никому и в голову не приходило сомневаться в силе и могуществе родины, исторический горизонт которой казался чист и ясен, как покрывавшее нас безоблачное небо с ярко горящим солнцем. Все как-то смахивали тогда на воробьев последнего тургеневского рассказа: прыгали, чирикали, наскакивали, и никому в голову не приходило посмотреть, не реет ли где поверху ястреб, а только бойчились и чирикали: - Мы еще повоюем, черт возьми! Воевать тогда многим ужасно хотелось. Начитанные люди с патриотической гордостью повторяли фразу, что «Россия – государство военное», и военные люди были в большой моде и пользовались этим не всегда великодушно».34 Сторонники теории официальной народности стояли в авангарде военной партии. Достижение имперского, прежде всего внешнеполитического величия России подразумевалось за идеологемой триады «православие, самодержавие, народность». Поэтому они особенно болезненно 33 34 реагировали на сообщения о военных Усов П.С. Из моих воспоминаний // Исторический вестник. 1883.№5.С.377. Лесков Н.С. Собр. соч. В 11т. М., 1958. Т.7. С.176-177. 45 неудачах. Без преувеличения можно сказать, что поражение в Крымской войне, обнаружившее крах принципов имперской государственности Николая I, стало и гибелью николаевской идеологической доктрины. Панславизм и Константинополь становятся узловыми пунктами сближения мыслителей славянофильства и теории официальной народности. Совершенно в славянофильском духе М.П. Погодин призывал переориентироваться от Петербурга к Константинополю, от Европы к православному Востоку. «Прилетай, - писал он с характерным пафосом, Непирова бомба, - ты, верно, по закону Немезиды, упадешь в министерство иностранных дел!.. Сожги своим жгучим огнем, что засветили англичане в аду, сожги все наши ноты с венскою включительно, все протоколы, декларации, конфиденциальные отношения, конвенции, инструкции, рапорты и все наши политические сношения с Европою! Гори все огнем! Мы оставим в Петербурге Медного Всадника стеречь устье Невы!.. Или нет - он соскучится один и, нахмурив брови, верно поворотит своего коня к Золотому Рогу... Все зовет Россию в Константинополь: история, обстоятельства, долг, честь, нужда, безопасность, предания... наука, поэзия, родство...».35 Когда стало очевидным поражение России М.П. Погодин обратился в персональном послании к царю со словами, которых Николаю I не доводилось слышать и от наиболее оппозиционно настроенных обличителей, ни то, что от монархиста и бывшего поклонника: «Восстань, русский царь! Верный народ твой тебя призывает! Терпение его истощается! Он не привык к такому унижению, бесчестию, сраму! Ему стыдно своих предков, ему стыдно своей истории... Ложь тлетворную отгони далече от своего престола и призови суровую, грубую истину. От безбожной лести отврати твое ухо и выслушай горькую правду..? Иноплеменники тебя обманывают! Какое им дело до нашей чести?.. Ведь они не знают нашего языка, с которым соединена наша жизнь, наша слава, наша радость... Так могут ли они, без 35 Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. СПб., 1899. Т.13. С.121. 46 веры, без языка, без истории, судить о русских делах, как бы ни были они умны, честны, благородны и лично преданы тебе или твоему жалованью?»36 V. Художественные иллюстрации А) Рис. 14.5. Боголюбов А.П. «Синопский бой 18 ноября 1853 года». 1860 г. Символом русского флотоводческого искусства традиционно считается Синопское сражение. Оно обессмертило имя П.С. Нахимова, не имевшего в своем послужном списке иных крупных морских побед. Вместе с тем, Синопская баталия преподносилась как иллюстрация военного превосходства России над Турцией. С другой стороны, она диссонировала с последующим затоплением русского флота перед лицом англо-французской эскадры, обнаружившем техническое отставание империи Николая I от ведущих стран Запада. В историю военного искусства Синопское сражение вошло как последняя крупная баталия парусного флота, ознаменовав наступление нового этапа технического оснащения военно-морских сил. В исторической литературе сложилось мнение, что решающим фактором успеха П.С. Нахимова была внезапность. Хронологически Синопское сражение произошло после захвата турками форта Св. Николая и 36 Погодин М.П. Сочинения. М., 1874. Т.4. С.285. 47 объявления войны и потому открытие боевых действий со стороны России не могло стать для них неожиданностью. Русские суда довольно долго курсировали около Синопского порта и Осман-паша сообщал союзникам о вероятной атаке русских, грозящей бедствиями турецкому флоту. Таким образом, турецкий адмирал предвидел собственный разгром, но не мог изменить хода событий. Другим мифом памфлетистов Наполеона III, пытавшихся умалить подвиг русского флота, была интерпретация Синопской победы, как одержанной над слабым, почти беззащитным соперником. Конечно, русская эскадра, вооруженная 716 орудиями, превосходила по огневой мощи турецкую, обладавшую лишь 476 пушками. Но у турок имелась береговая батарея, которая в силу своей неподвижности потенциально превосходила по точности выстрелов корабельную артиллерию. Другое дело, что Осман-паша действовал недостаточно искусно по сравнению с русским флотоводцем П.С.Нахимовым. Фатальной причиной неудач в сущности неплохого турецкого флота было отсутствие дееспособных адмиралов. В битве при Синопе Осман – паша таким образом расположил свои корабли, что они мешали ведению огня с береговых батарей. Таким образом, сам же турецкий адмирал сводил на нет преимущества имевшейся в его распоряжении береговой артиллерии. Существенным обстоятельством, предопределившим поражение турок, стала неэффективность рекогносцировки второй турецко-египетской эскадры в Черном море. Ей вменялось в задачу предпринять отвлекающий маневр, предотвращавший нападение русского флота на попавшие в бурю, а потому и укрывшиеся в Синопской бухте суда Осман-паши. По какому-то недоразумению флотилия П.С. Нахимова ею не была обнаружена. Высшему турецкому и союзническому командованию докладывалось, что А.С. Меншиков, по-видимому, не отважился вывести флот в море. 48 Моральным фактором синопского фиаско Осман-паши стала паника, охватившая турок с самого начала сражения. Фактически все офицеры бежали на берег при первых же выстрелах. После сожжения ряда судов для спасения утопавших турецких матросов шлюпки так и не были отправлены. В результате лишь 120-150 человек из них удалось спастись. В особую заслугу П.С. Нахимову можно поставить проявленную им выдержку. К абсолютному успеху Синопского сражения привела длительная крейсировка русского флота. Под эмоциональным впечатлением от эффекта Синопской победы В.А. Корнилов в письме к брату – сенатору сравнивал ее с Наварринской викторией. Сравнительный анализ этих сражений представляет определенный интерес. При Наваррино диспозиция турецкого флота представляла собой изогнутую линию, напоминавшую мешок. Напротив, в Синопском сражении османские корабли располагались в линию. Вторую огневую линию турок составляли шесть береговых батарей, принимавших участие в бою вплоть до момента их уничтожения. В Наварринской бухте турецкая артиллерия размещалась только при входе в нее. Она не была приспособлена для стрельбы вглубь бухты, а потому большую часть боя бездействовала, к тому же турки опасались попадания в собственные суда. Потому Наварринский бой являлся чисто корабельным. Синопское же сражение предоставляло опыт подавления флотом береговой артиллерии. 49 Б) Рис. 14.6. А. Адамсон. Памятник затопленным кораблям. 1905 г. Надпись на пьедестале: «В память кораблей, затопленных в 1854-1855 гг. для заграждения входа на рейд» Если Синопская битва стала символом славы русского флота, то затопление судов на севастопольском рейде – одна из наиболее мрачных страниц его истории. Неоспоримое превосходство над Османской империей сочеталось с таким же отставанием от ведущих европейских стран. К началу Крымской войны русский флот оставался преимущественно парусным. Но с другой стороны, утверждать, что крепостная николаевская Россия не способна была провести его модернизацию, не соответствовало бы фактам. Первые образцы паровых судов, как боевых, так и транспортных, уже поступили на вооружение Черноморского флота. Затопление русских судов было вызвано не техническим превосходством боевых единиц флота союзников, а его численным перевесом. Обсуждался и корниловский план принятия жертвенного боя в открытом море, свидетельствующий о высоком воинском духе российских моряков. Одним из первых идею об ошибочности затопления флота в севастопольской бухте высказал в 1901г. военный теоретик полковник 50 В.А. Мошнин. Автор писал об исторической беспрецедентности такого шага: «История не знает другого подобного примера безумного, бессмысленного уничтожения своих собственных средств». В.А. Корнилов, собрав совет офицеров флота, скрыл от него приказ командующего о затоплении кораблей. Но совет отверг предложение адмирала дать бой в открытом море у мыса Лукулла, сочтя более рациональными доводы капитана 1-го ранга Зорина в пользу затопления кораблей. Тогда В.А. Корнилов распустил совет и отправился к А.С. Меншикову, заявив главнокомандующему, что отказывается выполнить приказ. Но после угрозы командировки к месту службы в Николаев и замены вице-адмиралом Станюковичем, В.А. Корнилов дает распоряжение затопить флот. Впоследствии англичане предпринимали попытки расчистить корабельные заграждения при входе в Севастопольскую бухту. Но на месте создаваемой бреши подводных завалов затапливался очередной русский корабль. Мало известна послевоенная эпопея поднятия затопленных кораблей, которую завершила бостонская водолазная компания. Разбирая аргументы за и против затопления русского флота, следует уточнить, что он не был затоплен полностью. Из находящихся на Черном море 17 линейных кораблей, 7 парусных и 4 паровых фрегатов, 10 пароходов, 65 мелких судов (корветов, бригов, катеров и т.п.) потоплению в Севастопольской бухте подлежало только 7 судов. 51 В) Рис. 14.7. Ф.А. Рубо «Оборона Севастополя». Панорама. Фрагмент. 1902-04 гг. Восстановлена в 1951-54 гг. Основной вопрос, на который пытались ответить отечественные исследователи обороны Севастополя в Крымской войне - каким образом русской армии удавалось удерживать город в течение 11 месяцев осады. Относительно причин продолжительности обороны Севастополя у историков доминировал взгляд, что главными были «превосходный дух наших войск и искусство наших инженеров». Но кроме этого, выделялся ряд сопутствующих факторов, содействовавших успеху действий обороняющейся стороны. Руководство союзнических войск проявляло крайнюю нерешительность, упустив несколько выгодных случаев овладеть городом. После сражения на Альме, когда им следовало бы штурмовать слабое Северное укрепление; по переходу на Южную сторону, когда город оставался занят малыми силами и был фактически открыт; после первой бомбардировки, когда их артиллерия разгромила 3-й бастион; после второго бомбардирования, когда их войска находились на расстоянии чуть более 70м от ослабленного 4-го бастиона. Тактической ошибкой стали непрестанные и безрезультатные атаки французов на Малахов курган, в то время как гораздо 52 перспективней было бы направить основной удар на 4-й бастион. Севастополь не был блокирован осаждающими, что давало возможность усиливать обороняющийся гарнизон свежими войсками, боеприпасами и продуктами питания. Впрочем, у контролирующих море союзников коммуникационная сеть была налажена несравненно лучше, чем у русской армии, подвоз к которой чрезвычайно затруднялся неудовлетворительным состоянием дорог. Существенно повысило обороноспособность и то, что Севастополь оказался укреплен боевыми средствами и кадрами Черноморского флота. Даже решающий штурм Севастополя союзнической армией 27 августа 1855г., приведший к взятию Малахова кургана и последующему выводу русских войск из города, не означал поражения. Потери обороняющихся в этот день составляли 12913 чел., атакующих – 10067 чел. Но так как более 2 тыс. чел. из числа защитников города выбыло из строя еще до штурма во время бомбардировки, то потери союзников оказались выше, чем в русской армии. Севастопольцы использовали тактику вылазок в неприятельский лагерь. Своими вылазками особо прославился матрос Петр Кошка. Устраивались даже своеобразные соревнования удальцов из различных подразделений по осуществлению данных предприятий. Функция вылазок заключалась в создании препятствий осадным работам противников. В одной из ночных вылазок принимал участие Л.Н. Толстой, о чем написал рассказ и направил его в «Современник» Н.А. Некрасову. Существовал стратегический план Наполеона III о переносе боевых действий вглубь Крымского полуострова с оставлением на время попыток штурмом овладеть Севастополем. Французский император основывался на донесениях прибывшего в союзнический лагерь в январе 1855г. генераладъютанта саперного генерала А. Ниеля, докладывавшего, что штурмовать севастопольские укрепления бесперспективно. Упорство руководителя 53 французского контингента Канробера, не желавшего переносить театр боевых действий в континентальную Россию, пока не был взят Севастополь, стоило ему отставки. На его место был назначен «коптитель» генерал Ж.Ж. Пелисье (получивший прозвание после эпизода войны в Алжире, когда он задушил дымом загнанное в пещеру население целой деревни). Но и новый командующий придерживался собственного плана, не имевшего ничего общего со стратегической диспозицией императора. Вместо требования Наполеона вести войска по направлению к Бельбеку он планировал сосредоточить усилия на взятии Камчатского люнета, а затем Малахова кургана. Тем не менее, за успешную деятельность под Севастополем маршалу Ж.Ж. Пелисье Наполеон III даровал титул «герцог Малаховский». «Парадоксальнейшей из побед» был назван в английской историографии успех русской армии по отражению общего штурма Севастополя 6(18) июня 1855г. Для штурма было выбрано 18 июня – день Ватерлоо, что должно было произвести впечатление на Наполеона III, суеверного в отношении исторических дат и годовщин. К моменту начала артиллерийской дуэли 17 июня осадные батареи союзников располагали 587 орудиями (421 французских и 166 английских), из которых для отражения возможных вылазок было задействовано лишь 39 орудий, тогда как остальным вменялось в обязанность бомбардировать оборонительную линию. Последние располагали 117000 зарядов, но были ограничены в запасе пороха, крупных ядер, пятипудовых и даже 63фунтовых бомб. Недостающие средства союзники восполняли нерегламентированными способами, заимствуя бомбы с судов и раскапывая ядра, застрявшие прежде в земляных сооружениях. Впрочем запас снарядов на каждое русское орудие оценивался в 3-4 раза меньшим, чем на единицу союзнической артиллерии. Севастопольский гарнизон к моменту штурма имел численность от 125 до 150 тыс. Впоследствии цифра была скорректирована до 80-82 тыс. В то же 54 время союзники располагали 175 тыс. чел. (106 тыс. французов, 45 тыс. англичан, 15 тыс. сардинцев, 7 тыс. турок). Из них 13500 чел. было брошено на штурм Малахова кургана. После взятия Малахова кургана ни Ж.Ж. Пелисье, ни П.Ф. Боске, ни М.Э. Мак-Магон не подозревали о решающем характере этого успеха. Они не надеялись удержаться на кургане. Ж.Ж. Пелисье даже распорядился эвакуировать оттуда французские войска и лишь отказ М.Э. Мак-Магона подчиниться приказу позволил союзникам сохранить за собой эту часть укреплений русских. На прочих бастионах оборонительной линии все предпринятые союзниками атаки были отбиты. Г) Рис. 14.8. Взятие Н.Н. Муравьевым Карса Кульминацией противостояния на Закавказском театре боевых действий стало взятие русскими войсками Карса. В этом успехе была немалая личная заслуга главнокомандующего генерала Н.Н. Муравьева. В снятии осады и отправлении на зимовку под Александрополь были убеждены как русские офицеры, так и противники, Английские наблюдатели приняли транспортировку раненых в Александрополь за начало отступления русских. Назначение на пост командующего Кавказской армией бывшего командира гренадерского корпуса мотивировалось тем, что никто из видных военачальников не соглашался ее возглавить без существенного усиления гарнизона. Для не столь знатного как его предшественники Н.Н. Муравьева 55 выдвижение на пост наместника Кавказа было счастливой улыбкой фортуны, и от такого предложения он не мог отказаться. Проблема же численности сил была решена им за счет кооптации иррегулярных соединений, таких как закавказская милиция. В стане противников имелись противоречия турецких военных с европейскими советниками, осуществлявшими фактическое командование. Карским гарнизоном, помимо номинальной фигуры турка Вассиф-паши, дефакто руководил английский полковник У.Ф. Вильямс. Турки в Карсе даже подняли мятеж против У.Ф. Вильямса. Первый штурм Карса русскими войсками окончился неудачей. Мотивы авантюрного штурма заключались в эмоциональной реакции на падение Севастополя. Преобладающим настроением было желание мести неприятелю. Батарейный огонь со стороны турок и масштабные земляные укрепления Карса при отсутствии резерва, а также технического обеспечения (необходимого количества лестниц и фашин) у русских внесли свои коррективы. Лишь половина штурмующих добралась до вражеских позиций. Изнуренный осадой Карс в конечном итоге капитулировал. Капитуляционные оговорки подразумевали сохранение воинской чести гарнизона. Комплекс выдвинутых условий включал такие пункты, как освобождение венгров, поляков и других иностранцев, плененных в крепости, отдача турецкой армии воинской чести, сохранение за офицерами шпаг, процедура сдачи в плен при полном вооружении и символике. Значение занятия Карского пашалыка заключалось в следующем. В военном отношении взятие Карса означало уничтожение 30 тысячной Анатолийской армии (из состава которой лишь 3 тыс. смогли пробраться в Эрзерум). Стратегическая перспектива заключалась в открытии для русской армии пути на Эрзерум. В случае взятия последнего становился вероятным план азиатского наступления на Стамбул. Экономически карский пашалык был весьма ценен из-за плодородия почвы и изобилия сенокосных лугов и 56 древесной растительности. В политическом отношении русская армия преграждала важную артерию английской торговли с Персией через Трапезунд и Эрзерум. VI. Исторические герои России А) Нахимов Павел Степанович (23 июня 1802 г., с. Городок, Вяземский у., Смоленская губ. - 30 июня 1855 г., Севастополь) – выдающийся русский флотоводец, адмирал. Происходил из семьи дворян Смоленской губернии. Как и его четверо братьев посвятил свою жизнь военно-морскому флоту. Карьеру военного моряка Нахимов начал на Балтике после окончания в 1818 г. Морского кадетского корпуса. В 1827 г. в качестве офицера линейного корабля «Азов» участвовал в Наварринском сражении. В русско-турецкую войну 1828-1829 гг. командовал корветом «Наварин», участвовавшим в блокаде Дарданелл. С 1834 г. служил на Черноморском флоте под командованием адмирала М.П. Лазарева, который так отзывался о своем подчиненном: «Служит образцом для всех командиров кораблей». Личные и флотоводческие качества П.С. Нахимова в полной мере проявились в годы Крымской войны. Рис. 14.9. Нахимов П.С. 57 11 ноября 1853 г. эскадра Черноморского флота под командованием вице-адмирала Нахимова обнаружила в Синопской бухте находящийся под защитой береговых батарей турецкий флот в составе 16 вымпелов. Смело атаковав превосходящие силы противника Нахимов полностью разгромил их и сорвал план высадки турецкого десанта на Кавказе. За Синопскую победу он удостоился ордена Св. Георгия II степени. С началом боевых действий у крымских берегов Нахимов сконцентрировался на обороне города и порта Севастополя от возможной атаки с моря и суши. Под его непосредственным руководством формировались бригады моряков, направлявшихся на оборону городских бастионов, комплектовались сухопутных Черноморского войск флота. огнем резервы, организовывалась артиллерии Благодаря его поддержка незатопленных стараниям во время кораблей первой бомбардировки Севастополя 5 октября 1854 г. союзный флот, имея 12кратное превосходство в огневой мощи, не смог подавить береговую оборону порта. Упреждая перекрестного противника обстрела его в открытии кораблей огня, организуя Нахимов ведение компенсировал количественное и качественное отставание артиллерии русского флота. В ходе первой бомбардировки Севастополя был смертельно ранен вице-адмирал В.А. Корнилов. После его смерти фактическим руководителем обороны города стал Нахимов. Повышенный в марте 1855 г. до звания полного адмирала он стал душой обороны города. Он лично осматривал городские укрепления, посещал лазареты и арсеналы, поднимался на борт кораблей. Свою квартиру Нахимов отвел под госпиталь, а жалование передавал на организацию помощи семьям моряков. Адмирал не раз рисковал жизнью. Во время первой бомбардировки Нахимов был ранен в голову. При отражении французской атаки на Камчатский люнет 26 мая 1855 г. его тяжело контузило. 28 июня 1855 г. он как обычно осматривал укрепления. Приехав на Малахов курган – центральную точку обороны города – Нахимов поднялся на бастион. Сверкавшие на солнце адмиральские 58 эполеты были хорошей мишенью для английских снайперов. Смертельно раненый в голову адмирал скончался 30 июня в двенадцатом часу ночи. 1 июля 1855 г. при полном молчании со стороны неприятеля Нахимова похоронили в склепе Владимирского собора Севастополя рядом с адмиралами Лазаревым, Корниловым и Истоминым. Б) Тотлебен Эдуард Иванович (8 мая 1818 г., Митава – 19 июня 1884 г., Бад-Зоден, Германия) – российский военный инженер, руководитель строительства и обороны севастопольских укреплений. По мнению ряда иностранцев самый выдающийся военный инженер XIX в. Тотлебен происходил из древнего, но обедневшего немецкого рода, осевшего в русской Курляндии. Его отец числился купцом II гильдии, а сам будущий герой севастопольской обороны выбрал для себя военную карьеру. Болезнь сердца помешала Тотлебену закончить полный курс обучения в Инженерном училище в Санкт-Петербурге. Однако богатый боевой опыт позволил ему наверстать упущенное. В 1848-1851 гг. он принимал активное участие в Кавказской войне, осуществляя руководство осадами укрепленных горских аулов. Рис. 14.10. Тотлебен Э.И. 59 С началом русско-турецкой войны Тотлебен был прикомандирован к Дунайской армии. В 1854 г. он организовал осаду турецкой крепости Силистрия и до вывода русских войск из Дунайских княжеств успешно ее вел. Прибыв летом 1854 г. в Севастополь Тотлебен занялся строительством городских укреплений. Задача была чрезвычайно сложной,Северная сторона города имела лишь слабые укрепления, южная не имела их вовсе. Тотлебен выбрал ряд опорных точек, на которых создал сильные оборонительные пункты. Они были соединены рядами траншей. На бастионах разместили снятые с кораблей пушки. Центральной точкой обороны Севастополя стал Малахов курган. За считанные недели перед союзными войсками стараниями Тотлебена выросла мощная укрепленная линия и им пришлось отказаться от немедленного штурма города. Первая бомбардировка Севастополя показала прочность возведенных Тотлебеном бастионов. Под его руководством велась успешная подземная война против вражеских подкопов. В июне 1855 г. после тяжелого ранения Тотлебен был вынужден оставить Севастополь. В 1855-1878 гг. занимался укреплением старых и возведением новых крепостей на западной границе России. С 1871 г. работал над проектированием сплошной линии укреплений в Литве, Польше и на Волыни. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. возглавлял работы по осаде Плевны, завершившиеся взятием этой мощной турецкой крепости. Кошка Петр Маркович (1828 г., с. Ометинцы Подольской губернии -13 февраля 1882 г.) – уроженец Подольской губернии, из семьи крепостного крестьянина. В 21 год стал матросом Черноморского флота. Участник Синопского сражения. С лета 1854 г. переведен в состав сухопутных войск, оборонявших Севастополь. Матрос Кошка наряду с выдающимися адмиралами и генералами стал наиболее известным героем Севастопольской обороны. Он прославился своими многочисленными ночными вылазками на вражескую сторону. В ходе одной из них, вооруженный одним ножом, он захватил в плен трех французских офицеров и привел их в русский лагерь. Дерзкий матрос врывался в самую гущу вражеских позиций. Словно 60 насмехаясь над врагом, он увел у английского офицера прекрасного скакуна, а у расположившихся для обеда французов из-под носа унес котел с супом. Рис. 14.11. Кошка П.М. 17 января 1855 г. в ходе ожесточенного сражения за один из передовых редутов Кошка участвовал в успешном отражении атаки африканцев-зуавов, однако получил ранение и оказался в госпитале. Пока Кошка выздоравливал положение осажденного города становилось тяжелее день ото дня. 27 августа 1855 г. в результате ожесточенных боев французы захватили Малахов курган, после чего русским войскам был отдан приказ об отступлении на северную сторону. В числе уходивших был и Петр Кошка. Встретивший матроса молодой граф Л.Н. Толстой, принимавший участие в Севастопольской обороне, вспоминал, что в глазах у героического защитника города стояли слезы. За свои подвиги Кошка удостоился Георгиевского креста IV, III и II степеней, а также звания квартирмейстера. VII. Осторожно, россиефобия А) Миф об отсталости русского военно-морского флота как причине поражения в войне Тяжелый психологический шок от поражения в Крымской войне сказался не только на состоянии умов русской политической элиты второй 61 половины XIX в., но и на историографии данной темы. С конца XIX в. закрепилась точка зрения о безнадежной отсталости николаевской России как главной причине военной катастрофы в Крыму. Хрестоматийными стали примеры технического превосходства союзной армии над русской. В этом контексте, как правило, фигурируют два сюжета: отсталость русского парусного флота и русского стрелкового оружия. Действительно, Черноморский флот Российской империи значительно уступал объединенному флоту союзников по численности паровых кораблей, что не могло не сказаться в случае столкновения боевых кораблей в открытом море. Паровых судов всех классов на Черном море у России имелось 29 вымпелов. У союзников – 65. Однако простая констатация мало что дает для понимания сути проблемы. Фактически именно Крымская война стала первым реальным испытанием эффективности парового военноморского флота и показала перспективность его дальнейшего развития. В 1830-1840-е гг. его преимущества перед парусным были далеко не очевидны. Ранние паровые суда не зависели от ветра, однако не могли сравниться с парусными по количеству орудий и скорости. Гипотеза об их перспективности была чисто теоретически построением, основывавшемся на результатах морских учений, состоявшихся в Англии за 10 лет до начала войны. Британия и Франция действительно сделали удачную ставку на паровой флот, построив к 1853 г. 21 и 20 пароходов-линкоров соответственно. Другие страны, в том числе и Россия, располагали лишь некоторым количеством пароходов-фрегатов, однако это совсем не говорит о «катастрофическом» отставании. В условиях промышленной революции и проникновения новых технологий в сферу военного судостроения перед государством вставал выбор. Вкладывать огромные суммы в строительство парового флота, сравнимого с британским, либо поддерживать боеспособность сухопутных войск на достаточно высоком уровне. Решение для России было очевидным. Ее геополитическое положение обязывало иметь сильную армию. Военно-морской флот поддерживался на уровне, 62 достаточном для сдерживания непосредственных внешнеполитических противников (Турция, Швеция). То, что справиться с такой задачей ему было под силу, с очевидностью показала Крымская война. Б) Миф об отсталости вооружения русской армии как причине поражения в войн. Еще одним расхожим мифом из эпохи Крымской войны является история об отсталости вооружения русской армии. В качестве примера здесь чаще всего приводятся характеристики русского гладкоствольного стрелкового оружия. Нарезные ружья союзников прицельно били на 10001100 шагов, в то время как русские – на 300. Однако, как и в случае с флотом, сухие цифры сами по себе мало что говорят. Во-первых, в русской армии к началу войны не осталось стрелкового вооружения, однозначно признанного устаревшим, а именно, имевшего кремневые замки. Как и пехота союзников, русские солдаты имели капсюльные ружья. Во-вторых, необходимое количество нарезных ружей в строевых частях было одним из наиболее обсуждаемых вопросов среди европейских теоретиков военной мысли в середине XIX в. Вооружать всю армию целиком нарезным оружием было признано неоправданно дорогим, а в ряде случаев и ненужным делом. Штуцера получили отряды легкой пехоты. Основная же масса инфантерии имела на вооружении гладкоствольные ружья. Такая ситуация была и в русской, и во французской, и в прусской, и в австрийской армиях. Лишь армия Великобритании, богатейшей страны Европы, могла позволить себе вооружить штуцерами большую часть пехотинцев. В войну 1853-1856 гг. русские штуцерные части в большинстве своем оказались на границе с Австрией и Пруссией. В Крыму же их практически не было. Впрочем, отсутствие нарезного оружия у защитников Севастополя вскоре частично компенсировалось переделкой гладкоствольных ружей в штуцера. 63 VIII. Хронограф. Война и дипломатические отношения 1852 г. – спор о контроле над Святыми местами. Февраль-май 1853 г. – Миссия А.С. Меньшикова в Стамбуле. Июнь 1853 г. – занятие русскими войсками Дунайских княжеств. Июль-август 1853 г. – Венская нота. 4 октября 1853 г. – объявление Турцией войны России. 1853 г. – Синопское морское сражение. 1854 г. – переход русских войск через Дунай, начало Дунайской кампании. 1854 г. – объявление Францией и Великобританией войны России. Июнь-август 1854 г. – вывод русских войск из Дунайских княжеств. Сентябрь 1854 г. – высадка союзников в Крыму. 1854 г. – сражение на Альме. 1854 г. – первая бомбардировка Севастополя, гибель В.А. Корнилова. 1854 г. – сражение под Балаклавой. 1854 г. – Инкерманское сражение. 1855 г. – смерть Николая I. 1855 г. – гибель В.И. Истомина. 1855 г. – вторая бомбардировка Севастополя. 1855 г. – третья бомбардировка Севастополя. 1855 г. – гибель П.С. Нахимова. 1855 г. – сражение на р. Черной. 1855 г. – последняя бомбардировка Севастополя. 1855 г. – захват французами Малахова кургана. 1855 г. – отход русских войск с Южной стороны Севастополя. 1855 г. – взятие русскими войсками Карса. 1856 г. – подписание Парижского мирного договора. 64 IX. Проблемные вопросы 1. Почему, несмотря на очевидность для многих политиков скорой гибели Османской империи, она просуществовала весь XIX век? 2.Какие интересы преследовала Россия в войнах с Османской империей в экономической, военно-стратегической, религиозной и национальной сферах? 3.Реконструируйте интересы ведущих европейских государств в период Крымской кампании. 4.Возможно ли борьбу за «турецкое наследство» определить как религиозные войны? Каким образом религиозное противостояние православия, католичества, протестантизма и ислама отразилось при решении «восточного вопроса»? 5.. Почему в Крымской войне ведущие европейские державы либо выступили против России, либо сочувствовали этому выступлению, и никто её не поддержал? 6.Почему Россия потерпела поражение в Крымской войне? Почему не был реализован сценарий 1812 года? 7.Почему часть российской общественности в период Крымской войны приветствовала поражение России? 8.Повлияла ли на результат войны смерть Николая I? Могла ли Россия одержать победу в Крымской кампании? 9.Каковы были исторические последствия поражения России в Крымской войне для мира? Как связывается с поражением России в Крымской войне формирование мировой колониальной системы во второй половине XIX века? VII. Литература 1. Багдасарян В.Э., Толстой С.Г. Русская Война: столетний историографический опыт осмысления Крымской кампании. М., 2005. 2. Беляев Н. И. Русско-турецкая война 1877—1878. М., 1956. 65 3. Бестужев И.В. Крымская война. M., 1956. 4. Богданович М.И. Восточная война 1853-1856 годов. Изд. 2-е. В 4 т. СПб., 1877 5. Виноградов В.И. Русско-турецкая война 1877-1878 гг. и освобождение Болгарии. М., 1978. 6. Виноградов В.Н. Русско-турецкая война 1877-1878 годов и великие державы. // Новая и Новейшая история. 2009. № 1. 7. Генов Ц. Русско-турецкая война 1877-1878 гг. и подвиг освободителей. София, 1979. 8. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. В 3 т. СПб., 1900. 9. Зайончковский А.М. Восточная война 1853—1856. СПб., 2002. 10. Игнатьев Н. П. Походные письма 1877 года. М., 1999. 11. Керсновский А.А. История русской армии. Т.2. М., 1993. 12. Под ред. Киняпиной Н.С. Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII – нач. XX в. М., 1978. 13. Кухарук А.В. Мнимый больной. Была ли бессильна николаевская армия. // Родина. 1995. № 3-4. 14. Лукашевич К. Оборона Севастополя и его славные защитники. М., 1995. 15. Поликарпов В. Д. П.С.Нахимов. М., 1960. 16. Русский орел на Балканах: Русско-турецкая война 1877-1878 гг. глазами ее участников. М., 2001. 17. Русско-турецкая война 1877—1878 гг. М., 1977. 18. Тарле Е.В. Крымская война. Т. 1-2. М., 2002. 19. Трубецкой А. Крымская война. М., 2010. 20. Чихачев П. А. Великие державы и восточный вопрос. М., 1970. 66
