Выпуск №4 2015 год - Бурятский государственный университет

реклама
Учредитель
ФГБОУ ВПО «Бурятский государственный университет»
Свидетельство о регистрации ПИ
№ ФС77-50065 от 29 мая 2012 г.
Федеральная служба по надзору
в сфере связи, информационных
технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)
Адрес редакции
670000, Республика Бурятия,
г. Улан-Удэ, ул. Смолина, д. 24а
e-mail: [email protected]
Адрес издателя
670000, Республика Бурятия,
г. Улан-Удэ, ул. Смолина, д. 24а
e-mail: [email protected]
ВЕСТНИК
БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО
УНИВЕРСИТЕТА
Издается с 2012 г.
Выходит 4 раза в год
2015. Выпуск 4
Гуманитарные исследования
Внутренней Азии
Текст печатается в авторской
редакции
Компьютерная верстка
Т. И. Гармаева
Подписано в печать 30.12.15.
Формат 70x100 1/16.
Уч.-изд. л. 5,85. Усл. печ. л. 7,8.
Тираж 1000. Заказ 343.
Дата выхода в свет 10.03.16.
Цена свободная.
Редакционная коллегия выпуска
К. Б-М. Митупов, д-р ист. наук, проф. (главный
редактор); Т. И. Гармаева, канд. филос. наук,
Издательство Бурятского
госуниверситета
670000, Республика Бурятия,
г. Улан-Удэ, ул. Смолина, д. 24а
e-mail: [email protected]
Ph.D. (отв. редактор); М. Н. Балдано, д-р ист. наук,
Отпечатано в типографии
Издательства Бурятского
госуниверситета
670000, Республика Бурятия,
г. Улан-Удэ,
ул. Сухэ-Батора, 3а
Е. Н. Палхаева, д-р ист. наук, доц.; Н. В. Цыремпилов,
проф.; С. В. Васильева, д-р ист. наук, доц.; П. Н. Дудин, канд. полит. наук, доц.; А. В. Михалев, д-р
полит. наук, доц.; Т. В. Паликова, д-р ист. наук, доц.;
канд. ист. наук, доц.
© Бурятский государственный университет, 2015
СОДЕРЖАНИЕ
Абаев Н. В.
О роли митраизма и героического эпоса тюрко-монгольских народов в формировании
арийско-туранской цивилизации Внутренней Азии…………. 4
Симухин А. И.
Древнейший металл Западного
Забайкалья: истоки цветной
металлургии……………………. 20
Ли Яньли
Использование русской классической литературы при изучении русского языка как иностранного………………………. 26
Иминохоев А. М.,
Кириченко С. В.
Изменения в составе и структуре занятости населения г.
Верхнеудинска / Улан-Удэ
(1920 –1930-е гг.)………………. 32
Варнавский П. К.
Бурятская этничность в политических проектах XX века: из
империи в империю?.................. 41
Дроботушенко Е. В.
Деятельность католиков и протестантов в Китае во второй
48
половине 40-х гг. XX в………
Ахмадулина С. З.
Корейский протестантизм в
Бурятии в 1990 –2000-е гг……
56
Хархенова А. Ф.
Интерактивные формы обучения как условие повышения
мотивации к изучению английского языка…………………….. 62
Протасов Е. Т.
Вопросы
государственного
управления экономикой Бурятии в 1950-е годы……………… 67
Евтехов Р. А.
Организация пожарной охраны
г. Верхнеудинска Иркутской
губернии в последней трети
XVIII–первой четверти XIX вв.. 78
Минаева В. Ю.
Политический облик чехословаков периода гражданской
войны в современном историческом дискурсе……………….. 89
CONTENTS
Abaev N.
On the role of Mithraism and the
heroic epic of Turkic-Mongol
peoples in the formation of the
Aryan-Turanian civilization in
Inner Asia ……………………… 4
Simukhin A.
The most ancient metal of the
Western Transbaikalia: sources of
nonferrous metallurgy…………... 20
Li Yanli, 李艳丽
Russian classical literature and
study foreign language …………. 26
Iminokhoyev A.,
Kirichenko S.
Changes in Composition and
Employment
Structure
of
Verkhneudinsk / Ulan-Ude Population (1920th–1930th)………… 32
Varnavsky V.
Buryat Ethnicity in the political
projects of the XX century:
Empire of the Empire?.................. 41
Drobotushenko E.
The activities of Catholics and
Protestants in China in the second
48
half of the 40s of XX century...
Akhmadulina S.
Korean Protestantism in Buryatia
in the 1990s and the 2000s……
56
Kharkhenova A.
Interactive forms teaching methodology as a condition of increasing motivation to learn English……………………………… 62
Protasov E.
Questions of state administration
by the economy of Buryatia in
1950…………………………….. 67
Evtehov R.
Organization of fire protection,
the Verkhneudinsk Irkutsk province in the last third of XVIII –
the first quarter of the XIX century…………………………….... 78
Minaeva V.
The political face of the Czechs
period of civil war in the contemporary historical discourse……… 89
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
УДК 82-13(5-01)
DOI 10.18101/2306-753X-2015-4-4-20
© Н. В. Абаев
О роли митраизма и героического эпоса тюрко-монгольских народов
в формировании арийско-туранской цивилизации Внутренней Азии
В данной статье рассматривается вопрос о роли митраизма, как одной из древнейших
ветвей религии ариев, и героического эпоса кочевнических тюрко-монгольских народов в
формировании арийско-туранской цивилизации Внутренней и Центральной Азии, а также тибетской религии Бон и тэнгрианской религии протомонгольских и пратюркских народов, создавших евразийскую цивилизацию.
Автор считают, что именно кочевнические (номадические) прототюркские и протомонгольские народы, сыгравшие важную роль в распространении митраизма в западной части Евразии (в частности в Европе), сумели переработать и трансформировать религию древних ираноязычных ариев, существовавшую до зороастризма (т.е. «традиционный маздаизм» – от имени верховного божества Ахура-Мазды), в соответствии с религиозно-культурными традициями евразийского кочевничества, преобразовав одно из его самых своеобразных направлений –
митраизм до такой степени, что он практически стал самостоятельной религией, тесно связанной с древними воинскими культами тюрко-монгольских пастушеских народов и с тюркомонгольской формой тэнгризма, как религиозной основой арийско-туранской цивилизации.
Ключевые слова: митраизм, религия ариев, тэнгрианство, кочевническая цивилизация Евразии, героический эпос Гэсэр, гэсэриада, Ахура-Мазда, воинские культы, тюрко-монгольская
форма тэнгризма, арийско-туранская цивилизация.
© N. Abaev
On the role of Mithraism and the heroic epic of Turkic-Mongol peoples
in the formation of the Aryan-Turanian civilization in Inner Asia
This article discusses the role of Mithraism as one of the oldest branches of the religion of the
western Iranian-speaking Aryans, tengrianskoy religion Turko-Mongols in the formation of the
Aryan-Turanian civilization Inner and Central Asia.
The author believes that it is nomadic (nomadic) and proto-Turkic protomongolskie nations
played an important role in the spread of Mithraism in the western part of Eurasia (particularly in Europe), were able to process and transform the religion of the ancient Iranian-speaking Aryans existed
before Zoroaster (ie the “traditional Mazdaism” – the name of the supreme deity Ahura Mazda), in
accordance with the religious and cultural traditions of the Eurasian nomadic, transforming one of its
most unique destinations - Mithraism to such an extent that it practically became an independent religion, closely connected with the ancient cult of military Turko Mongolian pastoral peoples and the
Turko-Mongolian form tengrizma as a religious foundation Aryan-Turanian civilization.
Keywords: Tengrian national religion, nomadic civilizations of Eurasia, the epic of the Gesar
(Geseriada), Ahura Mazda, warriors cults, the Turko-Mongolian and Bulgarian religion of Tengrism,
Aryan-Turanian civilization
4
Абаев Н. В. О роли митраизма и героического эпоса тюрко-монгольских народов в формировании арийско-туранской цивилизации Внутренней Азии
Проблему этнокультурных и этногенетических взаимосвязей между сибирскими скифо-ариями и первыми тюрко-туранцами невозможно решить
без рассмотрения вопроса об отношении так называемой религии ариев, в частности митраизма и зороастризма, к тюрко-монгольскому тэнгрианству и
героическому эпосу кочевнических народов Внутренней и Центральной
Азии. Как уже писал С. Г. Кляшторный, культ Неба как Верховного Божества
был присущ «едва ли не всем древним кочевникам Центральной Азии независимо от этнической принадлежности» (Кляшторный, 1994, с.18).
На основе анализа рунических надписей С. Г. Кляшторный приводит
много примеров того, что именно Тэнгри ниспосылал благодать или «приказывал» и побуждал к созданию и воссозданию государства тюрков. Само государство именуется в енисейской рунике «божественный эль». Йол-тэнгри –
это путь, по которому кут - души постоянно находятся в пути, и который связывает Верхний и Средний миры, также, как каганы, обращаясь к Небу с вопросами и мольбами осуществляют обратную связь Среднего мира с Верхним (см.: Кляшторный, там же, с. 8-91). Здесь полностью отражен тэнгрианский концепт Пути Творца – Ак Жол, Йол Тэнгри, Айыы Суола и т.д. (Федорова, с. 229). С. Г. Кляшторный, говоря об общих основаниях тэнгрианскоевразийской цивилизации, отмечает: «Рассказывают же о них рунические каменные стелы Монголии, греческая эпиграфика дунайской Мадары и Мовзес
Каганкатваци, албанский историограф» (Кляшторный, там же, с. 18).
Говоря о теснейших этнокультурных и религиозных связях между сибирскими скифо-ариями, монголоязычными племенами Приангарья и Прибайкалья, а также западными евразийцами, мы уже отмечали, что самые северные монголы – бурятские булагаты имеют гунно-булгарское происхождение и в этноконфессиональном отношении тесно связаны не только с венграми (считается, что они пришли в Европу вместе с западными гуннами в 4-ом
веке н.э.), но и с болгарами, которые, вероятно, первыми принесли в Европу
тэнгрианскую религию (Тангра), а также культ Митры, имя которого следует
возводить к названию древнейшего солнечного божества скифо-саков и прототюрков - недаром в тюркских языках батор-багатур передается словом
«маадар» (ср. тув. маадыр; бур.-монг. баатор; от скифо-арийского бога-тур, в
нашей интерпретации – «бог-бык», «божественный бык», «священный бык»,
«небесный бык»; русск. богатырь), которое вошло в имя гуннского правителя-шаньюя - Батора-Тенрикута (бур.-монг. Модэ//Модунь).
На территории Болгарии возле города Шумен расположен высеченный
высоко в скале барельеф так называемого Мадарского Всадника. Под сенью
распростертых крыльев птицы в сопровождении собаки шествуют конь под
Владетелем, по одной из версий на нем изображен хан Тервел, по другой
фракийский бог. По нашей же версии болгарский богатырь символически
изображает обобщенный образ центрально-азиатского эпического героя5
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
батора, воплощающего в себе черты Солнечного Небесного воинского божества Митры. Официально памятник датируют 6-7 веком н.э.
В этом смысле Болгария и символика ее «Мадарского Всадника» имеют
огромное значение для выявления внутреннего духовно-культурного единства и целостности тэнгрианской цивилизации, обусловившей и внутреннее
единство всей Евразийской Мегацивилизации, во многом спаянной общностью тэнгрианских ценностей. В основе этой символики лежит общеевразийский феномен Тэнгри−Тангара, тесно связанный с «кочевнической», т.е. пастушеской цивилизацией. Тюрко-монгольское название этого феномена «Вечное Синее Небо» Тэнгри (бур.-монг. Тэнгери; тув.Дээр, Кудай-Дээр; другие
тюрские варианты имени – Хан-Тигир, Хан-Тенгир, Тегир, Хан-Тигр и др.), и
его болгарский аналог Тангара, которые одинаково емко и полно воплощают
в себе все безграничное поле понятий – универсальный космический Закон
(или Путь) функционирования, развития и синергетического взаимодействия
трех основных вселенских сил или сущностей −«Небо» - «Земля» - «Человек». Наиболее простым вариантом перевода теонима Тэнгри−Тангара является «Бог Небесный», «Отец Небесный», «Небо-Отец».
Древние болгары, как легитимные во всех отношения наследники этой
арийско-туранской цивилизации, смогли сохранить и донести до Европы
многие достижения шумерской, бактрийской, согдианской, среднеазиатской
эллинистической и скифо-сибирской, арийской цивилизации, как например,
календарь, астрономию, астрологию, руническую письменность, традиции
кочевнической политической культуры и государственности, но самое главное – митраизм (Абаев, 2015), первоначально возникший в архаической индоиранской традиции и соединившийся с древнешумерским тэнгрианством, одним из верховных божеств которого был, как показал болгарский автор А.
Илиев, Дингир-Тэнгир (Илиев, 2015).
В древнейшей индо-иранской мифологии культ Солнечного Бога Митры
был тесно связан с еще более архаическим культом Небесного Быка, который
на Ближнем Востоке претерпел длительную эволюцию от Лунного Быка до
Солнечного Быка. В Авесте светоносный Бог Солнца и военной победы, а
также «Хранитель» верности договору и дружеской клятве, Митра почитался
как «Податель Света». «Митра означает в Авесте «верность, клятва» (как в
санскритск. митрам – друг); поэтому отношение к Митре в Авесте однозначно с сохранением верности или клятве» (Шантепи де ля Соссей, т. 2, с. 168).
В последние века до нашей эры в рамках традиционно-маздаистской ветви
религии ариев, в которой верховным божеством был Ахура-Мазда (бур.-монг.
Хормуст-Тэнгэри; алт. Корбустан; тув. Курбусту) формируется самостоятельная религия, получившая название «митраизм» или, иначе, «митризм»,
получившая распространение в эллинистическом мире, а со II-го века нашей
6
Абаев Н. В. О роли митраизма и героического эпоса тюрко-монгольских народов в формировании арийско-туранской цивилизации Внутренней Азии
эры – по всей Римской империи вплоть до её самых западных окраин – Испании и Британии (см. Шантепи де ля Соссей, там же).
Об очень архаических тотемических корнях самого имени «Митра» и
воинского титула багатур свидетельствует корнеслово «тур», обозначающее
дикого быка, который был обожествленным тотемным предком скифо-ариев
и гуннов, а затем стал божеством-покровителем воинской касты, а также военизированных тайных религиозных обществ надэтнического (межплеменного, «общенационального») характера, в которых практиковались особые эзотерические (т.е. недоступные для непосвященных) культы сугубо военных
божеств и специальные, «секретные» приемы и методы ведения рукопашного
боя, искусство стрельбы из лука и фехтования и другие военно-прикладные
искусства.
Наряду с культом Митры, тесно связанным с тюрко-монгольским культом героя-багатура, большое распространение среди членов тайных военных
союзов и обществ как восточных скифов и других ираноязычных номадов
центра Евразии, так и тюрко-монголов, получил специфический воинский
культ огнедышащего Небесного Змея-Дракона. В свое время еще Г. Н. Потанин, характеризуя одно из верховных божеств алтайцев – Кайракан (тув.
Хайыракан), популярные у многих других тюрко-монгольских народов Саяно-Алтая, Центральной и Северо-Восточной Азии (тувинцев, монголов, бурят, калмыков, саха-якутов и др.), как небесного бога-громовника (Г.
Н.Потанин, 1881, с. 37-325), отмечал, что камлание с бубном есть «представление грозового явления, звуки барабана есть подражание небесному грому»
(Г. Н. Потанин, там же, с. 37).
Протоболгары, сыгравшие важную роль в распространении митраизма в
западной части Евразии, в частности в Европе, сумели переработать религию
древних ираноязычных ариев, существовавшую до зороастризма (ее называют еще «традиционным маздаизмом» - от имени верховного божества АхураМазды) в соответствии с религиозно-культурными традициями евразийского
кочевничества, преобразовав одно из его самых своеобразных направлений –
митраизм до такой степени, что он практически стал самостоятельной религией, тесно связанной с древними воинскими культами тюрко-монгольских
пастушеских народов и с тюрко-монгольской формой тэнгризма-тангризма,
как религиозной основой арийско-туранской цивилизации.
Эта специфическая кочевническая форма митраизма является, на наш
взгляд, не только западной ветвью тэнгрианства и зороастризма, как самой
влиятельной и известной ветви религии западных, переднеазиатских, «ираноперсидских» ариев, оказавшей огромное влияние на христианство, но и важной составной частью тюрко-монгольского и евразийского тэнгрианства,
имеющего общие корни с древнейшей религией сибирских, саяно-алтайских
скифо-ариев и теле-уйгуров (известное во многих источниках «племя бога7
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
тырей», от «багатур»//бога-тур//богатырь, т.е. «Небесный Бык»), протохакасских азов и чиков (саков) – первоначального хорско-гурского субстрата, создавшего арийско-туранскую цивилизацию, как этнокультурное ядро всей
центральной евразийской мегацивилизации.
Тургун Алмас отмечал, что еще 10 тыс. лет назад племя богатырей двинулось со своей исторической родины в бассейне р. Тарим на север, на Алтай
и далее – по Саяно-Алтайскому нагорью продвинулось до Байкала, в результате чего и сложилась туранская, тюрко-монгольская общность Внутренней
Азии (Алмас Т., 1993). В этногенетическом и этнокультурном отношении эта
Прародина северных саяно-алтайских тюрко-монголов была тесно связана с
Тибетом и древней Бактрией, название которой в свете вышеизложенного мы
можем этимологизировать как «Багатурия», т.е. «Страна богатырей». Один из
этих богатырей и изображен на Мадарском памятнике, который представляет
собой центрально-азиатского батора в образе солнечного божества, о чем
свидетельствует нимб (аура) вокруг его головы, ныне разрушенный.
В своей монографии «Ранние формы религии и этнокультурогенез тюрко-монгольских народов» (Кызыл: Изд-во ТывГУ, 2005) мы уже отмечали,
что начальные этапы формирования номадической арийско-туранской общности можно примерно ограничить периодом 15-12 тыс. лет назад, в тот же
период начинается формирование тэнгрианства и его различных этнокультурных вариаций, в том числе «религии ариев», а также Саяно-Алтайской
«Белой Веры» (Ак-Чаяан); примерно в то же время начинается и экспансия
первых пастушеских племен протюрков, прамонголов и скифо-ариев из горно-таежной зоны Урало-Алтая в более степные и пустынные зоны Евразии,
где они полностью переходят к классическому номадному скотоводству, т.е.
«кочевой» цивилизации, распространяя по всей Евразии и ее окраинном различные локальные и региональные ответвления тэнгрианства как мировой
религии (см. также: Абаев, 2005).
Судя по всему, именно древняя Бактрия, которая находилась на территории к югу от Памира и к северу от Индии, к западу от Тибета и к востоку от
Ирана и Месопотамии, где возникла шумерская цивилизация, сыграла исключительно важную роль как ключевого аккумулирующего, трансляционного и передаточного центра между разными этническими культурами Передней, Средней, Южной и Внутренней Азии. В свое время Б. И. Кузнецов и
Л. Н. Гумилев уже высказывали предположение, что добуддийская национальная религия тибетцев Бон, в сущности, представляющая собой этнокультурный вариант митраизма, получила распространение также и у арийскотуранских предков древних монголов и бурят, в результате чего традиции
митраизма стали распространяться в Центральной и Восточной Азии (Гумилев, 1968, с. 31–38; Кузнецов, Гумилев, 1971, с. 72–90; Гумилев, Кузнецов,
1970).
8
Абаев Н. В. О роли митраизма и героического эпоса тюрко-монгольских народов в формировании арийско-туранской цивилизации Внутренней Азии
Так, на расшифрованной авторами древней тибетской географической
карте была обнаружена «страна Олмо», что является ни чем иным, как Эламом, под которым имелся в виду Иран времен Ахеменидов; на этой карте был
также обнаружен город Пасаргады, в котором родился Шенраб, основоположник тибетской религии Бон, который согласно боннской традиции пришел с Запада, где и находился этот город. Удалось также установить, что начало возникновения бонского учения относится ко времени завоевания персами Мидии и Вавилона (эти эпизоды есть в тибетских источниках), т.е. ко
времени Кира II. Согласно тибетским источникам, которые корректируются
древними иранскими, бонское учение в Иране было почти полностью уничтожено Ксерксом (V в. до н.э.), которого тибетцы называют Кхриши, а также
Шрихарша (др.-перс. Хшаярша). Удалось также разобрать одно темное место
из биографии Шенраба, в которой говорится о том, что это сочинение было
первоначально составлено в Эламе, где оно и было записано финикийскими
буквами (см.: Гумилев, Кузнецов, 1969, с. 89—101; см. также: Гумилев, 1968,
с. 31–38; Кузнецов, Гумилев, 1971, с. 72–90).
Таким образом, культ Митры, существовавший в древней религиозномифологической традиции индо-иранцев до их разделения, в результате
взаимодействия с кочевническими этносами центральной части Евразии и с
тибетцами, трансформировался в особое религиозное направление, которое
оказало огромное влияние на национальную религию прототюркских народов
и прамонголов, фактически став народной этноконфессиональной традицией
гуннов-хунну, древних тюрков, бурят-монголов, уйгуров и др. При этом огромную посредническую роль в этом процессе сыграл героический эпос кочевнических народов Центральной Азии, в частности эпос Гэсэр, который
получил распространение, как у древних тибетцев, так и у предков бурятмонголов и тувинцев. В результате этого Гэсэриада стала подлинным первоисточником тэнгрианско-митраистского мировоззрения и подобно Библии
или Корану сыграла роль Священного Канона, в котором в особой мифопоэтической форме отразились религиозные, философские, этические, космологические и психологические принципы древнейшей религии ариев, тюрко-монгольского тэнгрианства, тибетского Бон и древнеболгарской религии
Тангара.
Многие исследователи истории Северного Кавказа, в частности Дагестана, считают, что дагестанские гунны были частью савирских племен или частью сабиров//савиров и барсилов, в свою очередь принадлежавших к болгарским племенам. Однако достоверно установлено, что Прародина самих
савиров (савыр // сабир // сибир // Шибир // Сумер // Сумеру // Сумбер // Шумер) находится в Сибири, точнее - в горной части Юго-Западной Сибири, т.е.
Алтае-Саянском нагорье, где располагалась Священная Гора древних ариев
(племена скифо-саков) Сумеру (бур.-монг. Сумбер-Уула); севернее и запад9
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
нее находилась Протоуральская родина угров, сыгравших важную роль в этногенезе западных гуннов, в частности предков современных венгров - аваров (кит.жужань//жуань-жуань; бур.-монг. Могэ+лу=Моголюй, родоначальник жужаней.
В средние века эта территория к востоку и западу от Уральских гор в
персидских и арабских источников называлась «Ибир-Шибир», где под «Шибир» подразумевались индоевропейские предки «сибирских скифов» в широком смысле (т.е. скифо-саки, тохары, согдийцы и т.д.), в том числе те, которые ушли в Хорезм, Ариану-Иран, Причерноморье, Тибет (так называемые
хоры) и Индию (индоскифское племя Будды Сакья-муни), и их преимущественно номадическая часть, после грандиозного геополитического раскола на
«Иран» и «Туран» ставшая общим «предком» тюрко-монголов (туранцев). А
под «Ибир» подразумевались авары, фракийцы, древние евреи (Hebrew, потомки Авраама), а также скифо-арийские и прототуранские мифического царя Апроксая (др. вариант имени – Арпоксай или, иначе, Афрасиаб).
При этом вплоть до эпохи гуннов-хунну (с начала 3-го века до н.э.) все
эти этносы и суперэтносы в антропологическом смысле были индоевропейцами (кавказоидами), а незначительная монголоидность была привнесена
гуннами-хунну и древними кыргызами (в основном – с юга, где происходило
более интенсивное смешение западных и восточных гуннов, усилившееся после разгрома Империи Хунну; в эпоху Сяньби (протомонголы) эта монголоидная примесь стала усиливаться еще больше, в результате чего в регионе
сложился специфический смешанный расовый тип. Усилению монголоидности способствовало также продвижение Саяно-алтайских прототюрков и
прамонголов далее на Восток, Северо-Восток и на Дальний Восток, в процессе которого происходила антропологическая «тунгусизация» этих этносов,
обусловленная смешением с тунгусо-маньчжурскими, палеоазиатскими и др.
монголоидными народами Северо-Восточной Азии. Поэтому у протоболгар,
которые двигались из Внутренней Азии в противоположном, т.е. в западном,
направлении «монгольский ген» имеется в небольшом количестве – не более
3%, что соответствует общей генетической картине у русских и других восточных славян.
Наши предыдущие исследования показывают и наличие многих других
общих этноконфессиональных и этногенетических истоков арийскотуранской цивилизации Центральной и Внутренней Азии. Например, Бичелдей У. П., основываясь на наших исследованиях, в докладе на 4-ой Международной тэнгрианской конференции в г. Улан-Батор (Монголия, 2013 г.) наглядно показала целостность тэнгрианско-буддийской цивилизации, ставшей
ядром этнокультурной традиции современных тувинцев, бурят-монголов,
калмыков, алтайцев и других тюрко-монгольских этносов Внутренней Азии,
сохранивших преемственность культурно-религиозных традиций от сибир10
Абаев Н. В. О роли митраизма и героического эпоса тюрко-монгольских народов в формировании арийско-туранской цивилизации Внутренней Азии
ских скифо-ариев, уйгуров, гуннов-хунну, монголов Чингис-Хаана (см.: Бичелдей, 2013; см также: Абаев, Опей-оол, 2009; Абаев, Фельдман, 2009). При
этом исследовательница отметила и родство этнокультурных традиций древних ариев, создавших зороастризм, митраизм, буддизм и другие этнокультурные вариации тэнгрианства как мировой религии, которое было выявлено
в наших предшествующих работах.
Так, ранее мы уже указывали на связь космологической системы «трех
миров» с триальной организацией древних ариев, в том числе сибирских
скифов, подтверждается генеалогическими мифами скифо-сакских племен,
связанными и с генеалогическими преданиями и легендами как прототюрков,
так и прамонголов (Абаев, 2009; см. также: Абаев, 2005). Согласно скифосакской мифологии, первым царем Скифии стал Колоксай – младший из трех
сыновей предводителя скифов Таргитая, брат Липоксая и Арпоксая, прародитель рода паралатов (Абаев, 2005; Абаев, 2009). «Колоксай» трактуется как
«Солнце-царь», поэтому имя Колоксая приобретает космологическое звучание и потому позволяет видеть в нем воплощение верхней зоны мироздания.
Только ему удается овладеть упавшими с неба золотыми воспламеняющими
предметами: плугом и ярмом, секирой и чашей, олицетворяющими три сословные роды скифского общества (рядовых общинников, воинов и жрецов).
Вследствие этому он становится первым скифским царем.
Согласно этой традиции, Таргитай разделил Скифию между своими сыновьями на три царства, в крупнейшем из которых сохраняются почитаемые
золотые реликвии. Род паралатов, который соответствует древне-иранскому,
как «предустановленные, поставленные впереди») происходит от Колоксая.
Он занимал высшее положение в трехчленной структуре скифского общества
(цари и военная аристократия); в скифской цветовой символике им соответствует огненно-красные атрибуты Колоксая, описанные В. Флакком (цит. по:
Абаев, 2005).
В поэме римского поэта Валерия Флакка «Агронавтика» в качестве одного из персонажей действует скифский военный вождь Колакс (тот же Колоксай). А на щитах отряда Колоксая сверкают оттенки красного, который
является олицетворением огней, блистающих молний, золотисто-красных
крыльев. Между тем, как уже было установлено Ж. Дюмезилем, символическим цветом варны воинов был красный или золотисто-красный цвет огня.
Это дает веское основание полагать, что Колоксай, младший брат, ставший
царем, был кшатрием, т.е. воином (ср. тюрк.-монг. Хор-огуз – Ухэрогуз, Укерогуз, Кыргыз).
Что же касается старшего брата Липоксая, предка рода авхатов, то его
варновая принадлежность также выявляется при внимательном чтении поэмы
В. Флакка. При этом Э. А. Грантовский обратил внимание на другого вождя
скифов, седоволосого Авха (ср. тув. өгбе-предок, старец; бурят.-монг. абга11
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
дед, прадед, дядя). У римского поэта он носит сложный головной убор, в точности соответствующий головным уборам жрецов у древних иранских народов. Седую голову он имеет не случайно. «По индоиранской традиции, – писал Э. А. Грантовский, – основатель и бог военной касты рождался с волосами и бородой указанных оттенков красного цвета. Соответственно Авх, очевидно, основатель греческой касты, от рождения имел белые волосы» (цит.
по: Абаев, Опей-оол, 2009). Белый цвет у всех индоевропейских народов был
цветом варны жрецов. Авх, или Липоксай, таким образом, брахман, а на долю
среднего брата Арпоксая остается производство материальных благ, и он,
стало быть, «труженник», что вполне может соответствовать понятию «арат»
в тувинском, монгольском кочевническом обществе и понятию арий в широком смысле – как воин-пастух, исповедующий арийско-туранскую СолнечноНебесную религию, т.е. Белую Веру как религию Света, одним из символов
которой является белый цвет.
Арпоксай, в скифской мифологии - средний из трех сыновей Таргитая,
брат Липоксая и Колоксая, прародитель скифского рода катиаров и траспиев.
Это имя трактуется как «владыка глубин», что в контексте имен других
братьев приобретает космологическое звучание и позволяет видеть в Арпоксае, воплощение нижней зоны мироздания. У В. Флакка сохранилось указание на существование в скифском мифе мотива сражения между Арпоксаем
(Апром) и Колоксаем (Абаев, 2009). При социальном толковании природы
членения скифского общества на возводимые к Арпоксаю-Апроксаю и его
братьям родов, по мнению некоторых ученых в потомках Апроксая следует
видеть рядовых общинников, что подтверждается положительным толкованием их названий: «катиары и траспии» – «земледельцы и коневоды».
Особый интерес для выявления этногенетических истоков древних предков тюрко-монгольских народов Саяно-Алтая и их связей с монголами Чингис-Хаана представляет самый старший брат, прародитель скифского рода
авхатов, выполнявших жреческие функции (т.е. брахмана, «шамана», «кама»). Согласно скифской мифологии, после неурочной попытки овладеть
упавшими с неба золотыми священными предметами, Липоксай (Рипоксай)
уступил владычество над Скифией младшему брату Колоксаю, который, судя
по всему, фактически стал правителем лишь западной части скифской державы, т.е. Северным Причерноморьем. Эту версию можно поддерживать, сравнивая греческое название этой страны «Таврия» – «страна быков», что равнозначно самоназванию Осетия – «страна народа быков», т.е. осетинов, или
иначе аланов. Аланы считаются самыми прямыми потомками причерноморских скифов. Существует мнение, что предки аланов до своего пришествия
на Северный Кавказ и в Восточную Европу жили в Центральной Азии, и,
возможно, в горах Саяно-Алтая.
12
Абаев Н. В. О роли митраизма и героического эпоса тюрко-монгольских народов в формировании арийско-туранской цивилизации Внутренней Азии
Какой же частью империи правил сам Липоксай и откуда, собственно говоря, пришли причерноморские скифы, саки, аланы (осетины) и другие воинственные «кочевники» арии? На этот вопрос дает ответ само имя старшего
брата, однокоренное название с названием мифических Рипейских (Рифейских) гор, якобы расположенных у северных (точнее, северо-восточных) пределов обитаемой земли, т.е. Гипербореи, где по данным Геродота и других
античных авторов, жили «люди с песьими головами и оленьими ногами» (ср.
зимний наряд тувинцев-тоджинцев). В древнерусской религиозномифологической традиции Рипейские горы ассоциировались то с Карпатами,
то с Уральским хребтом, возможно, с Алтаем. В античной и западноевропейской – с Альпами, Кавказом и Гипербореей, которая, якобы, находилась на
севере, северо-востоке от основной части скифской империи, т.е. значительно
восточнее и (или) севернее Уральских гор и Алтая. А это как раз приходится
на Саяны, особенно – на Восточные Саяны и Тоджу, а также на запад этнической Бурятии и северо-запад Монголии (т.е. на историческую родину протомонголов.
По другому, имя Липоксай объясняется как «гора-царь» и является воплощением средней зоны космоса. Однако, под «средней зоной» мироздания
может подразумеваться центральная часть Евразии, населенная азами (асами-ясами-осетинами), произошедшими от древне-хакасских племен хасхакаска и этногенетически связанными с центральноазиатскими тюркамиогузами. На этногенетические связи племени авхатов Липоксая, с тюркомонгольскими народами Центральной Азии указывают также и историколингвистические исследования в области индоевропейского, алтайского и
протоуральского, а также ностратического языкознания. Возможна также интерпретация имени Липоксай как «Царь Волков» (от лат. Lupus – Волк), а это
связывает данного персонажа с саяно-алтайским «народом волков» (четтибюр) и с бурят-монгольскими «волчьими» родами, от которых произошел род
Небесного Волка предков Чингис-Хаана – борджигин.
Среди многих этнонимов, эпонимов и топонимов этого ряда прослеживается неизменное указание на горы и горно-таежную местность, находящуюся к северу от Великой Степи, т.е., опять же, на Алтай, Саяны, далее на
Урал. На это указывают слова типа, «Сумеру» (тув. «Сумбер»; монг. «Сумбер». Учитывая вышеизложенное, можно смело предположить, что Евразийская «кочевая» цивилизация первоначально возникла в горно-таежной, лесостепной зоне Южного Приуралья, растянувшегося до Саяно-Алтайского и
Северо-Западной Монголии. При этом важную роль в переходе с арийскотуранской этнокультурной общности к кочевнической цивилизации сыграло
тэнгрианство, в которой наряду с культом Неба особенно важное место занимал культ священных гор. Это было в значительной мере связано также и с
горным ландшафтом исторической родины народов тэнгрианской цивилиза13
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
ции и культуры, которую, таким образом, можно рассматривать и как Прародину самого тэнгрианства.
Об этом же свидетельствует, по мнению А. А. Соскала, недавние исследования вулканологов и генетиков, на основе которых автор выдвинул так
называемую «вулканическую» теорию возникновения тэнгрианства в Восточной Туве (Одуген-Тайга) [см.: Соскал А-Б. А. Генофонд саянидов как
культурное достояние тувинского народа. 1-4 октября 2015 г. IV Международная научно-практическая конференция «Биоразнообразие и сохранение
генофонда флоры, фауны и народонаселения Центрально-Азиатского региона». – Кызыл – с. 37-40]. Эта концепция представляет большой интерес в связи с дискуссиями о времени и месте возникновения тэнгрианства. Как утверждает А. А. Соскал, генезис тэнгрианской мифологии древнейших предков
тюрко-монгольских народов Саяно-Алтая, в частности возникновение мифологемы «Одуген-Тайга», как собирательного образа Матери-Земли, было
обусловлено вулканической деятельностью в Восточной Туве и особенно - в
Тоджинской котловине, где и находится сакральная территория вокруг самой
священной для всех тувинцев горы под названием Одуген-Тайга, которая по
сути представляет собой ряд горных вершин, поросших лесом.
По мнению А. А. Соскала, именно активная деятельность вулканов в горах Восточного Саяна послужила основой для возникновения мифологических представлений о синергетической связи между стихиями подземного
огня, который порождает Эрлик-Хаан, правитель подземного мира, и который вместе с расплавленной лавой вырывается через жерло вулкана, вступая
в творческое взаимодейстие с Небесным (Космическим) огнем и тем самым
соединяя Землю-Мать с Небом-Отцом, священный союз между которыми и
порождает Человека, как третий элемент тэнгрианской триады. А этот «Тройственный союз» главных космических сил и сущностей и является основой
основ тэнгрианского мировоззрения, что вполне согласуется со взглядами современных отечественных и зарубежных тэнгриведов (Аюпов Н. Г., Абаев Н.
В., Федорова Л. В., Бира Ш., Дашням Л. и др.) на основополагающие структурно-функциональные элементы тэнгрианства, среди которых фигурируют
также культ Огня и культ Священных Гор.
Гипотеза А. Соскала согласуется также с точкой зрения современных
вулканологов о том, что последние извержения вулканов на территории Тувы
датируются временным периодом ок. 7 тыс. лет назад, а это соответствует
взглядам ученых-тенгриведов относительно времени возникновения тэнгрианства, которое примерно определяется эпохой перехода от палеолита к неолиту (в конце мезолита 10-7 тыс. лет назад происходит потепление, появляется скотоводство и земледелие, затем наступает неолит 6-5 тыс. лет назад, во
время которого в Тоджинской котловине на берегу озер Азас и Ходжир-хол
существовала древняя Танмакская стоянка, датируемая эпохой неолита).
14
Абаев Н. В. О роли митраизма и героического эпоса тюрко-монгольских народов в формировании арийско-туранской цивилизации Внутренней Азии
Привлекая данные генетических исследований, автор утверждает, что
сложившийся в Саяно-Алтае этногенетический тип «саянидов», наиболее
близок по своему генному набору к современным тувинцам и сойотам, а также к «америндам», т.е. американским индейцам, что позволяет ему проводить
определенные культурологические параллели между этими этносами, в частности в области их религиозных верований и культов. Кроме того, автор увязывает мифологему «Одуген-Тайга» с возникновением у прототюрков и прамонголов горного дела, т.е. с плавкой и обработкой металлов, особенно – с
железоделательным мастерством, которым славились все тюрко-монгольские
народы (Соскал, 2015). А это позволяет также увязать концепцию происхождения тэнгрианства с другой очень важной для этнокультурогенеза тюркомонгольских народов мифологемой «Эргенекон» (бур.-монг. «Эргунэ-Хун»),
как Прародины всех тюрков и монголов, которая, таким образом, определенно может располагаться в Восточной Туве и которая непосредственно связана
и с Прародиной их национальной религии, т.е. тэнгрианства, о чем мы уже
неоднократно писали в своих предыдущих работах (см., например: Абаев Н.
В. Ранние формы религии и этнокультурогенез тюрко-монгольских народов.
Кызыл: Изд-во ТывГУ, 2005; Абаев Н. В. О прародине всех тюрков и монголов: «Эргенекон», «Эргунэ-хун» или Танну-Урянхай? http://forum-eurasica.ru/;
Абаев Н.В. Урало-Алтай и Транс-Саяния – прародина татаро-монголов и тэнгрианства как мировой религии. http://tatarkam.livejournal.com/).
В связи с этим, мы должны отметить, что работы А. Соскала в данном
направлении в методологическом и фактологическом отношениях в целом
правильно отражают основные идеи, которые были заложены в наших предыдущих историко-культурологических, религиоведческих и этнологических
исследованиях, но, вместе с тем, приводят новые дополнительные аргументы
из других негуманитарных наук, в частности генетики, биологии и вулканологии. Так, например, получила неожиданное подтверждение наша концепция о связи с тэнгрианством так называемой «огненной природы» монголов
(подробнее см. Л. Л. Абаева, 2011), которая, как видим, имелась уже в генотипе урянхайских предков как всех тюрков, так и монголов Чингис-Хаана,
т.е. «хребетных монголов», которые состояли из саяно-алтайских ойратов и
урянхайцев. «Вулканическая теория» помогает также объяснить, почему в
воинских культах древних ариев и туранцев очень важную роль играл культ
Огненного Небесного Змея-Дракона, который почитался в тайных воинских
союзах и обществах как Бог войны.
Результаты сравнительного анализа культа «Неба» в традиционном Китае и в этом регионе самого раннего бытования и распространения тэнгрианства, который связан с жизнью и деятельностью монголоязычных и тюркоязычных народов (Внутренняя Азия, в особенности – Саяно-Алтай), тоже подтверждают теорию о южно-сибирском происхождении как тэнгрианства, так
15
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
и самого феномена евразийского пастушества. Кроме того, они доказывают,
что у теонимов «тянь» и «тэнгэр», «тэнгри» общие истоки (Абаев, Фельдман,
2009). Как известно, один из важнейших терминов религии и философии традиционного Китая «тянь», обозначающий «небо», представлял собой смысловую и сущностную многозначимость. Здесь имеются значения и «природа», и «бог», «и божество», и «сезон», и «день», «дневной свет», из чего могло возникнуть представление о «божестве света», сопоставимого с Верховным божеством национальной религии древних евреев – Яхве (Иегова), а
также о «Боге Солнца» в религии древних ариев Хор-Мазд, Митра (ср. тув.
Курбусту).
В древнекитайской концепции «Неба-тянь», так же как и центральноазиатское тюрко-монгольское понимание «Неба-тэнгри», понималось как
представление о «верховном божестве», мужском сверхъестественном начале, «супер-силе», несущей в себе весь набор качественных характеристик,
«тяготеющих» к монотеизму. Исключительно важное значение в обеих культурно-религиозных традициях имели также представления о верховном правителе как о «Сыне Неба», которому Небо-Отец делегирует часть своих
функции (Абаев, Фельдман, 2009). Наше определение китайского тэнгризма
как «тяготеющего к монотеизму», тем не менее, опровергает существующее в
современном тэнгриведении мнение о правомерности определения тэнгрианства как сугубо монотеистической религии, или противоположного утверждения, что под «религией Вечного Синего Неба» подразумевается «политеизм» и «обыкновенный шаманизм». Скорее наоборот, мы воздерживаемся от
безоговорочного определения этого учения как монотеистического и придерживаемся более взвешенного определения - «диалектический монизм с
акцентом на понятии Единого как Абсолюта, объединяющего все противоположности, в том числе противоречие между монотеизмом и политеизмом,
снимая это противопоставление в диалектике синергетического взаимодействия всех дуальных противоположностей, на уровне Абсолюта, который содержит в себе и гармонизирует все дуальности, будучи сам принципиально
не-дуальным, а потому его нельзя назвать ни монотеизмом, ни политеизмом,
но можно назвать Тенгри (тув. Дээр – «находящийся наверху», т. е. Всевышний), который по определению находится «над» всем феноменальным миром
со всеми его противоположностями и оппозициями».
Выявленные параллели и взаимосвязи позволяют также сделать некоторые предположения об историко-генетических связях между культом неба в
Китае, древнекитайским даосизмом и тюрко-монгольским тэнгрианством, которые подтверждаются общностью этимологии китайского иероглифа «Дао»
и саяно-алтайских петроглифов, обозначающих «Оленя Золотые Рога», как
главного тотемного божества древних скифов и тюрко-монголов, отраженного в культе Матери - Прародительницы Алан-Хоо (Алан-Гоа – Мать-Оленуха,
16
Абаев Н. В. О роли митраизма и героического эпоса тюрко-монгольских народов в формировании арийско-туранской цивилизации Внутренней Азии
или Марал-Гоа). Таким образом, исходя из вышесказанного, можно утверждать, что тюрко-монгольское тэнгрианство представляет собой культурноисторический вариант арийско-туранской «Небесно-Солнечной» религии,
сформировавшейся именно в горно-таежной зоне Южной Сибири на основе
космологической системы аборигенных этносов, где культ гор играл исключительно важное место. В связи с древними вулканами Тоджи и митраизмом
уместно будет напомнить миф о Солнечном божестве, которое по утрам восходит из жерла вулкана на небо верхом на олене, чтобы вечером через тот же
вулкан вернуться в подземный мир. На наш взгляд, этот миф является древнейшим тэнгрианским архетипом эпохи арийско-туранского единства, сибирские скифо-арии населяли Туву и смешивались с автохтонным населением, в
частности с самодийским, в результате чего и сформировался антропологический тип тувинцев-тоджинцев, который унаследовал также гены саянидов.
В связи с этим интерес представляет также теория академика Ш. Бира,
согласно которой культ Неба был привнесен в древний Китай племенами
чжоу, которые первоначально были типичными центрально-азиатскими кочевниками, и пришли с Запада, создав одноименную династию. Это вполне
согласуется с концепцией о генетических связях религии ариев, в частности и
в особенности – митраизма, как ее особой ветви, и тюрко-монгольского тэнгрианства с национальной религией тибетцев Бон, в свое время выдвинутой
Л. Н. Гумилевым и Б. И. Кузнецовым.
Предположение о влиянии Бон на китайский культ Неба явилось еще
одним подтверждением теории о существовании единого центра формирования кочевнической цивилизации, в котором еще раньше, т.е. до перехода сибирских охотников к кочевничеству, сложился общий ностратический праязык и возникает общая небесно-солнечная, т.е. тэнгрианско-арийская религия. Вместе с тем, заслуживает внимание и наше предположение о том, древне-китайский тэнгризм сложился на основе взаимодействия и синтеза двух
самостоятельных, но родственных этноконфессиональных традиций общей
арийско-туранской религии, одним из центров которой была Южная Сибирь
и Протоуралия (возможно, этот центр этнокультурогенеза был самым ранним
и этногенетически связанным с Тазминской культурой Хакасии, с одной стороны, и Ботайской культурой Северного Казахстана), а другим центром –
Памирско-Ферганская долина с прилегающими к ней этнокультурными ареалами древнего Тибета, в свою очередь связанными с территориями древней
Бактрии, Элама, Мидии, Шумера и Циркумпонтийского треугольника Р.
Нейковой (Нейкова, 2013), к которому примыкает и Болгария.
17
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
Литература
1. Абаев Н. В. Ранние формы религии и этнокультурогенез тюрко-монгольских народов. –
Кызыл: Изд-во ТывГУ, 2005.
2. Абаев Н. В. Цивилизационная геополитика народов Алтай-Байкальского региона и
Центральной Азии. – Кызыл: Изд-во ТывГУ, 2007.
3. Абаев Н. В. Тэнгрианский культ священных гор в связи с генеалогическими мифами
скифов. - «Социальные процессы в современной Западной Сибири. Сборник научных трудов. –
Горно-Алтайск: РИО ГАГУ, 2009.
4. Абаев Н. В. О прародине всех тюрков и монголов: «Эргенекон», «Эргунэ-хун» или
Танну-Урянхай? http://forum-eurasica.ru/.
5. Абаев Н. В. Урало-Алтай и Транс-Саяния – прародина татаро-монголов и тэнгрианства как мировой религии. http://tatarkam.livejournal.com/).
6. Абаев Н. В. О чем поведал Мадарский всадник участникам V-й Международной конференции по тэнгрианству в Болгарии (г. Варна).- http://tengrifund.ru/madarskij-vsadnik.html
7. Абаев Н. В. Тэнгрианско-митраистская символика Мадарского всадника в Болгарии в
контексте евразийских связей //Евразийская парадигма России: ценности, идеи, практика. Матлы междунар.науч. конф., посвящ. 20-летию Бурятского гос.ун-та (Улан-Удэ, 30 сент. - 1 окт.
2015г.). – Улан – Удэ: Изд-во БГУ, 2015.
8. Абаев Н. В., Опей-оол У. П. Тэнгрианство, буддизм и экологические культы в Центральной Азии и Транс-Саянии. – Кызыл: КЦО «Аныяк», 2009.
9. Абаева Л. Л. Этническая культура монгольских народов в контексте буддийских традиций и современной науки // Вестник Бурятского государственного университета. Вып. 6 Философия, социология, политология, культурология.- Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2011.
10. Аbaeva L. Religious indentity of indigenous peoples in Central Asia and Siberia in the
modern time. - Karadeniz. Black Sea. - Vol. 19, 2013.
11. Абаев Н.В., Фельдман В.Р. Древнекитайская концепция «неба» и «тэнгри» у тюркомонголов. – «Социальные процессы в современной Западной Сибири. Сборник научных трудов. – Горно-Алтайск: РИО ГАГУ, 2009.
12. Аверьянов Б. В., Абаев Н. В. Митраизм в символике Мадарского всадника (по материалам 5-й международной конф. по тэнгрианству в Болгарии) // Межкультурная коммуникация: основы дидактики. – Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2015.
13. Бакалов Г., Владимиров Г. Болгары. Съединение то прависилата (Единство права и
силы). – София: ТанграТанНакРа ИК, 2013.
14. Бичелдей У. П. Тюрко-монгольское тэнгрианство как культурно-исторический вариант арийско-туранской «небесно-солнечной» религии. – Тэнгрианство и эпическое наследие
народов Евразии: истоки и современность. 4-я Межд. науч.-практич. конф. (09-10 октября
2013г., г. Улан-Батор, Монголия.
15. Гумилев Л. Н. Древнемонгольская религия // Доклады Геогр. Об-ва СССР. - Вып. 5. Л., 1968.
16. Гумилев Л. Н., Кузнецов Б. И. Две традиции древнетибетской картографии // Вестник
ЛГУ. - № 24, 1969.
17. Илиев А. Л. Тангра и болгары // Тенгрианство и эпическое наследие народов Евразии:
истоки и современность. Материалы 4-ой Межд. науч.-практич. конф., 09-10 октября 2013 г. Улан-Батор, 2013.
18. Илиев А. Эпос Гильгамеша как источник мифологического и исторического доказательства существования шумерского бога Нин-Дингир, прадеда Тэнгрианства. Материалы 5-ой
Межд. науч.-практич. конф., 20-25 сентября 2015 г. Варна (Болгария). – София: БЪДНИК,
2015.
19. Кляшторный С. Г. Древнетюркские племенные союзы и государства Великой Степи //
Степные империи Евразии. - СПб., 1994.
18
Абаев Н. В. О роли митраизма и героического эпоса тюрко-монгольских народов в формировании арийско-туранской цивилизации Внутренней Азии
20. Коваль А. С. Симаргл или Василевс (Посланник между небом и землей). - Материалы
5-ой Межд. науч.-практич. конф., 20-25 сентября 2015 г. Варна (Болгария). – София: БЪДНИК,
2015.
21. Кузнецов Б. И., Гумилев Л. Н. Бон (древняя тибетская религия) // Доклады Геогр. обва СССР. - Вып. 15..- Л., 1971.
22. Малявкин А. Г. Танские хроники о государствах Центральной Азии. – Новосибирск,
1989.
23. Нейкова Р. «Не унижайте наших богов…» // Тенгрианство и эпическое наследие народов Евразии: истоки и современность. Материалы 4-ой Межд. науч.-практич. конф., 09-10
октября 2013 г. – Улан-Батор, 2013.
24. Потанин Г. Н. Очерки Северо-Западной Монголии. – СПб., 1881.
25. Соскал А-Б. А. Генофонд саянидов как культурное достояние тувинского народа. 1-4
октября 2015 г. IV Международная научно-практическая конференция «Биоразнообразие и
сохранение генофонда флоры, фауны и народонаселения Центрально-Азиатского региона». – Кызыл, С. 37-40.
26. Федорова Л. В. Сакральное в идеологии евразийства: автореф. дис. … канд. филос.
наук. – М., 2013.
27. Шантепи Д. П. де ля Соссей. Иллюстрированная история религии. Т. 2. – М., 1899.
Абаев Николай Вячеславович – доктор исторических наук, профессор, заведующий лабораторией цивилизационной геополитики Института Внутренней Азии, Бурятский государственный университет, г. Улан-Удэ, e-mail: [email protected]
Abaev Nikolai V. – Doctor of History, Professor, the Head of Laboratory of Civilizational
Geopolitics, Inner Asia Institute, Buryat State University, Ulan-Ude, e-mail: [email protected]
19
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
УДК 669(091)(571.5)
DOI 10.18101/2306-753X-2015-4-20-25
© А. И. Симухин
Древнейший металл Западного Забайкалья:
истоки цветной металлургии
В статье рассматриваются проблемы появления первого металла, использования свойств
меди и ее сплавов с другими металлами, имевших высокое значение в развитии древнего общества Западного Забайкалья в начале II тыс. до н.э. Этот период принято называть эпохой
раннего металла – времени крупных перемен в производственной деятельности человечества.
В работе дается хронологическое сравнение с территорией Ближнего Востока, откуда, собственно, началось распространение металлоносных культур в пространство евразийского континента. Показаны основные памятники археологии на территории Бурятии эпохи раннего металла, среднего бронзового века, в культурных слоях которых зафиксированы изделия из меди
и медьсодержащих сплавов. Приводятся археологические факты, свидетельствующие о местном происхождении и последующем развитии металлургического производства на изучаемой
территории.
Ключевые слова: археология, эпоха раннего металла, медно-бронзовые изделия, металлургия, металлообработка, Западное Забайкалье.
© A. Simukhin
The most ancient metal of the Western Transbaikalia:
sources of nonferrous metallurgy
In article are considered the problems of emergence of the first metal, using of copper and its alloys with other metals which had high value in development of ancient society of the Western Transbaikalia at the beginning of the second thousand BC. It is accepted to call this period an era of early
metal – time of large changes in a production activity of mankind. In this article is given chronological comparison with the territory of the Middle East, from where started distribution of metal-bearing
cultures to Eurasian continent. There are shown main monuments of archeology on the territory of
Buryatia during an era of early metal and middle Bronze Age. In the cultural layers of that epochs
fixed the products with copper and cupriferous alloys. There are given archaeological facts testifying
local origin and the subsequent development of metallurgical production in the studied territory.
Keywords: archeology, era of early metal, copper and bronze products, metallurgy, metal working, Western Transbaikalia.
Человечество на протяжении всей истории стремилось к улучшению качества жизни, зависящее от различных составляющих, одной из которых являлось изготовление и усовершенствование оружия, орудий труда, предметов
быта и др. Орудия из камня, кости, дерева были достаточно хрупкими и не
долговечными, быстро затуплялись, требовали частого ремонта. По истечении многотысячелетнего развития технологии обработки камня и поисков
лучшего сырья для своих изделий человек знакомится с металлом – медью.
20
Симухин А. И. Древнейший металл Западного Забайкалья: истоки цветной металлургии
В эпоху раннего металла, хотя и были новые приемы обработки камня,
все же с появлением металлургии он потерял значение ведущего сырья для
изготовления наиболее важных орудий. Сейчас невозможно точно установить, как человеком был открыт металл. Очевидно, первыми применялись
металлы, которые встречались в природе в чистом, самородном виде. Не исключено, что человека привлек красный цвет самородной меди, из которой
выковывали украшения. Некоторые разновидности медных руд в природе необычайно красивы. Например, малахит, из которого сначала делали украшения, а потом стали использовать как медную руду. Вероятен случай, когда
изделия из самородной меди попадали в огонь, расплавлялись, а при остывании принимали новую форму, что привело к открытию плавления меди. Археологи–металловеды упоминают по этому поводу слова Луи Пастера – ученого XIX в., что случай помогает подготовленному уму [1, с. 70].
Самые первые металлические изделия, изготовленные человеком, были
обнаружены на Ближнем Востоке в памятниках Анатолии, Леванта, Северной
Месопотамии и Западного Ирана. Эти медные предметы залегали в культурных слоях, относящихся к IX, а возможно и к X тыс. до н.э., т.е., к началу
протометаллического периода, длившегося до VI тыс. до н.э. Начало эпохи
раннего металла относится к V тыс. до н.э., когда в ряде культур появились
большие серии орудий и украшений из химически чистой меди. С IV тыс. до
н.э. начинается производство бронз, т.е. искусственных сплавов меди с
мышьяком, оловом, сурьмой, свинцом, а еще позднее с цинком [11, с. 159].
Металлургия – это весь комплекс производственных операций с металлом, который начинается с выплавки металла и руд, исключая добычу, и заканчивается изготовлением изделий из выплавленного металла. Если же на
археологическом памятнике фиксируется только изготовление из привозного
сырья, то нужно говорить лишь о местной металлообработке. Металлообработка включает последние операции металлургического комплекса, а именно –
изготовление предмета путем ковки или литья и приготовление искусственных сплавов. Металлургия и металлообработка в разных географических зонах развиваются неравномерно под активным воздействием какой-нибудь
области или центра с высоким рудным запасом и развитой местной металлургией [9, с. 297; 10, с. 12, 13].
Благодаря методам естественных наук, было установлено, что древнейшие металлические предметы были изготовлены именно из меди без искусственных примесей. В 1930 г. немецким исследователем В. Виттером впервые
были проведены опыты по спектральному изучению археологического металла, а в отечественной археологии подобные работы были начаты в 19331934 гг. в Ленинграде под руководством В. В. Данилевского [8, с. 145]. Появление и широкое применение методов спектрального и металлографического
21
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
анализов позволили гораздо полнее понять основные процессы, связанные с
историей древнейшей металлургии меди и бронзы.
При изготовлении первых простых изделий человеку достаточно было
самого распространенного технического приема каменного века – удара. Но
полученные примитивной ковкой простейшие предметы из меди были мягкими, легко ломались и затуплялись. В таком виде они не могли угрожать
господству камня, кроме того, металлы в чистом виде, обработка которых
возможна в холодном состоянии, в природе встречаются крайне редко. Инструментам придавалась острая режущая кромка, которую к тому же можно
было затачивать. Сломанный инструмент использовался в качестве лома –
достаточно было его расплавить и снова отлить в форме.
Позже человек научился получать медь обжиганием различных руд, которые встречались чаще и в большем объеме, чем чистые металлы. В результате длинного ряда случайных, а впоследствии сознательных количественных
экспериментов удалось открытие бронзы, и господство камня пошатнулось в
самом своем основании. Уже полпроцента олова повышает твердость сплава
в четыре раза, 10 процентов – в восемь раз, одновременно снижается точка
плавления бронзы, например, при 13 процентах олова почти на 300 [4, с. 171].
Согласно археологическим данным, появление металлических орудий –
вначале медных, а затем бронзовых на территории Западного Забайкалья, так
же, как и в соседних районах Прибайкалья, Якутии и Восточного Забайкалья,
было связано со старым хозяйственным укладом охотников, рыболовов и собирателей, куда постепенно проникали элементы производящей экономики.
На территории Бурятии во II тыс. до н. э. появилась, а затем и распространилась добыча и обработка металла. Это подтверждается наличием здесь
памятников раннебронзового века и природными ресурсами территории, богатой медью, оловом и другими ископаемыми, необходимыми для развития
металлургического производства.
Стратифицированные комплексы эпохи раннего металла изучаемой территории, соответствующие глазковскому времени Прибайкалья – XVII- XIII
вв. до н. э., представлены немногочисленными местонахождениями, которые
широко известны в научной литературе. Мы остановимся лишь на некоторых
памятниках, приводимых в качестве опорных свидетельств древнейшей металлургии.
В погребениях второй группы (глазковское время) Фофановского могильника были найдены бронзовые предметы, представленные пластинчатым
ножом в роговой рукоятке, обломком ножа в такой же рукояти, ножом или
его обломком с горбом на тыльной стороне, напоминающим карасукский.
Также были обнаружены рыболовный крючок с жальцем, шило четырехгранное и две иглы [2, с. 43].
22
Симухин А. И. Древнейший металл Западного Забайкалья: истоки цветной металлургии
Для последующего периода среднего бронзового века (XIII-VIII вв. до
н.э.) характерно широкое распространение бронзовых изделий развитых
форм, имеющих явные признаки карасукской культуры. Таковы бронзовый
кинжал из детского погребения из третьей группы Фофановского могильника; бронзовые бляшки, трехлопастной наконечник стрелы, ложечковидные
подвески и коленчатый нож с шишечковидным навершием и шашечным орнаментом на рукояти из верхнего слоя Посольской стоянки; полушаровидные
бляшки с перекрестием из верхнего слоя Нижне-Березовской стоянки. В районе Еравнинских озер на могильнике Бухусан (неолит – ранняя бронза) Л. Г.
Ивашиной в погребении 8 был найден пластинчатый нож, а в районе каменных кладок этого же могильника черешковый наконечник стрелы. Опираясь
на данные спектрального анализа фофановских вещей, которые были изготовлены из бронзы с примесью мышьяка, а бухуанские бронзовые изделия из
оловянистых сплавов, исследовательница подтвердила предположение о том,
что на территории Западного Забайкалья в эпоху энеолита – ранней бронзы
существовало, по крайней мере, два очага древней металлургии [3, с. 11].
Медно-бронзовые находки карасукского облика, большинство которых
составляют ножи и их фрагменты, с территории Бурятии, говорят о межкультурных связях древнего населения Центральной Азии, где в конце II тыс. до
н.э. – первой половине I тыс. до н.э. сформировался своеобразный археологический комплекс, представленный бронзовыми оружием, украшениями,
предметами быта. Он получил наименование по карасукской археологической культуре, выделенной на материалах поселений и могильников Минусинской котловины. Карасукские бронзы были широко распространены на
территории, включающей в себя Ордос, Монголию, Забайкалье, СаяноАлтай. Отдельные предметы имели хождение далеко за пределами указанных
регионов.
Бронзовые коленчатые, «хвостатые», дугообразнообушковые и вогнутообушковые ножи резко выделяются на фоне коллекций бронз из археологических культур Евразийских степей. По типологическому сходству медных и
бронзовых изделий карасукской культуры Хакасско-Минусинской котловины, Прибайкалья, Забайкалья, археологи признавали существование этногенетической связи племен этих регионов. Спектро-аналитические исследования типологически близких предметов показали, что медная основа и лигатура металла имеют в основном разный химический состав. Следовательно, местные племена этих районов независимо друг от друга осваивали металлургическую индустрию на базе своих рудных источников.
Памятники горного дела и металлургии в Западном Забайкалье до настоящего времени не сохранились, вероятно, они были разрушены в период
освоения Сибири, когда открытие металлоносных месторождений проходило
по следам «чудских» копей, в которых находили каменный и медный горный
23
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
инвентарь, древние плавильные печи, шлаковые отвалы. Понятие «чудские»
копи является собирательным названием наиболее древних рудных выработок и происходит от финно-угорских племен «чудь», которые занимались
рудным делом. Данных касающихся древней выплавки металла из руд очень
мало. Исследователи только сообщают, без конкретного описания, что в Забайкалье встречались плавильные печи, сложенные из камня, с проведенными от них трубами, около которых находились шлак и пепел [6, с. 128, 129].
Свидетельствами местной металлообработки в целом в Забайкалье, являются и литейные формы. В основном, в древности формы делались из камня, металла (материалы Минусинской котловины) и глины, причем в большинстве случаев они состояли из нескольких складывающихся между собой
частей, а чаще всего из двух створок. На территории Забайкалья сохранилось
мало литейных форм, большая их часть фрагментирована. Все они были изготовлены из камня и найдены в основном в Восточном Забайкалье (с. Беклемишево, поселки Дарасун, Шевья, Кункур). По долине р. Селенги были
найдены фрагменты литейных форм близ улуса Хара-Бусун. В Тункинском
районе Бурятии на стоянке Бронзовая в экспонированном виде были найдены
апплицируемые обломки литейных форм из тальковой породы для отливки
топора сейминско-турбинского типа и две створки для отливки заостренных
стержней [7].
Сопоставление спектро-аналитических исследований металла археологических культур Забайкалья и геолого-геохимических характеристик рудной
базы дает основание говорить о местном происхождении бронзолитейного
производства, о его высоком уровне на среднем этапе бронзового века, о преемственности традиций горного и металлургического дела и дальнейшем развитии в эпоху позднего бронзового века [5, с. 63].
Именно меди человечество обязано зарождением технологии металлургии и металлообработки, которые значительно усилили производственный
потенциал древнего населения и прогресс человечества в целом.
Всестороннее изучение древнейшей металлургии имеет большое значение в изучении вопросов, связанных с развитием производительных сил
древнего общества, с происхождением, формированием и распространением
самобытных сибирских культур в эпоху бронзового века, а также позволяет
предложить сценарии этногенеза и культурогенеза на конкретной территории.
Литература
1. Авдусин Д. А. Археология СССР. – М., 1977. – 298 с.
2. Герасимов М. М., Черных Е. Н. Раскопки Фофановского могильника в 1959 году //
Первобытная археология Сибири. – Л., 1975. – С. 23–48.
24
Симухин А. И. Древнейший металл Западного Забайкалья: истоки цветной металлургии
3. Ивашина Л. Г. Особенности хозяйства древнего населения Забайкалья в эпоху неолита-раннего бронзового века // Древние кочевники Центральной Азии. – Улан-Удэ: БНЦ СО
РАН, 2005. – С. 9-11.
4. Малинова Р., Малина Я. Прыжок в прошлое: Эксперимент раскрывает тайны древних
эпох. М.: Мысль, 1988. – 271 с.
5. Сергеева Н. Ф. Древнейшая металлургия меди юга Восточной Сибири. – Новосибирск: Наука, 1981. – 152 с.
6. Спасский Г. И. О чудских копях в Сибири // Сибирский вестник. – СПб, 1819. – Ч.VII. –
С. 1-20, 123-161.
7. Угольков Ю. Н., Уголькова B. C. Древности Тункинской котловины. – Кемерово:
ООО «Сириус». – 226 с.
8. Черных Е. Н. Исследование состава медных и бронзовых изделий методом спектрального анализа // Совет. археология. – 1963. – №3. – С. 145-156.
9. Черных Е. Н. О терминах «металлургический центр», «очаг металлургии» и других //
Совет. археология. – 1967. – № 1. – С. 295-301.
10. Черных Е. Н. Древнейшая металлургия Урала и Поволжья. – М.: Наука, 1970. – 180 с.
11. Черных Е. Н. Степной пояс Евразии: Феномен кочевых культур. – М.: Рукописные
памятники Древней Руси, 2009. – 624 с.
References
1. Avdusin D.A. Arheologija SSSR. – M., 1977. – 298 s.
2. Gerasimov M.M., Chernyh E.N. Raskopki Fofanovskogo mogil'nika v 1959 godu // Pervobytnaja arheologija Sibiri. – L., 1975. – S. 23–48.
3. Ivashina L.G. Osobennosti hozjajstva drevnego naselenija Zabajkal'ja v jepohu neolita rannego bronzovogo veka // Drevnie kochevniki Central'noj Azii. – Ulan-Ude: BNC SO RAN, 2005. – S.
9-11.
4. Malinova R., Malina JA. Pryzhok v proshloe: Eksperiment raskryvaet tajny drevnih jepoh.
M.: Mysl', 1988. – 271 s.
5. Sergeeva N.F. Drevnejshaja metallurgija medi juga Vostochnoj Sibiri. – Novosibirsk: Nauka, 1981. – 152 s.
6. Spasskij G.I. O chudskih kopjah v Sibiri // Sibirskij vestnik. SPb, 1819. – CH.VII. – S. 120, 123-161.
7. Ugol'kov JU. N., Ugol'kova V.C. Drevnosti Tunkinskoj kotloviny. Kemerovo: OOO «Sirius». – 226 s.
8. Chernyh E.N. Issledovanie sostava mednyh i bronzovyh izdelij metodom spektral'nogo analiza // Sovet. arheologija. – 1963. – №3. – S. 145-156.
9. Chernyh E.N. O terminah «metallurgicheskij centr», «ochag metallurgii» i drugih // Sovet.
arheologija. – 1967. – № 1. – S. 295-301.
10. Chernyh E.N. Drevnejshaja metallurgija Urala i Povolzh'ja. – M., Nauka, 1970. – 180 s.
11. Chernyh E.N. Stepnoj pojas Evrazii: Fenomen kochevyh kul'tur. – M.: Rukopisnye pamjatniki Drevnej Rusi, 2009. – 624 s.
Симухин Александр Ильич – кандидат исторических наук, младший научный сотрудник Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, e-mail: [email protected]
Alexandr I. Simukhin – PhD in History, Junior Research Fellow, Institute for Mongolian,
Buddhist and Tibetan Studies SB RAS, e-mail: [email protected]
25
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
УДК 378.016:81.161.1
DOI 10.18101/2306-753X-2015-4-26-31
© Ли Яньли
Использование русской классической литературы
при изучении русского языка как иностранного
© Li Yanli, 李艳丽
Russian classical literature and study foreign language
Library based on the heilongjiang province has been identified as ru 4751 copies of ancient literature as the research object, the integrated use of version, collating, comment and textual research,
jigan, JiYi, compiling theory and method, scientific analysis, sorting, studying the classical literature,
pick out a number of different versions of books, hoping to arouse the library's secondary development of foreign language of classical literature, also hope to be able to push the majority of scholars
of the Russian classic literature in Нeilongjiang province.
Keywords: Russian ancient books, classical documents, Recommended reading.
俄文古典文学文献的阅读推荐
黑龙江省
书馆 黑龙江 哈尔滨 150090
[摘要] 文以黑龙江省 书馆目前被确定 俄文 籍文学 书 4751
研究 象,综合 用版
校勘 注释 考证 辨伪 辑佚 编纂等方面的
理论 方法,科学地分析 整理 研究
文献, 中精选 若干 书
的
版 ,希望能唤起 书馆界
文
文献的
开发, 希望能推
动广大学者 俄罗
文献在黑龙江流 的深入研究
[ 键词] 俄文 籍
文献 阅 推荐
[中
分类法] G259.26
[文献标识码]B
1800 年前 版的西文 书被
籍,但因俄
几 非常 要的文
改革, 使俄文 籍时间的界定 今
争议 1707-1710 年间,彼得大
简 了 拉
母,俄文被确定 由 37 个 母组
“十 革命”胜利 ,
维埃 府于 1917-1918 年间,推行了简 文 书写,俄文由 37 个 母改 33
个 母 但
的几年,俄语又 历了 母拉
,直到 1940 年 又恢复统
使用 33 个俄文 母 所以
研究机构将 1941 年 前 版的俄文 书
籍 在
,大多数收 机构都是将 1949 年 前 版的俄文 书
26
Ли Яньли. Использование русской классической литературы при изучении русского языка
как иностранного
籍 目前, 馆被确定
俄文 籍的 书
8657
,最
1829 年
版
俄罗
代文学 能完全地 宗教 历史 民间仪 等范畴中独立
来,因 ,
代文学作品 时 是 历史
治 伦理的杰作
馆
文学类 书 4751 ,超过总 书 1 半以
中 1102
书 能确定
准确的 版年限,1900 年前 版的 书 436 ,1900-1917 年 1271 ,
1918 年 1936 年 1562 ,1937 年 1949 年 380
文学明珠
公元 8 世纪 ,俄罗 领域
现以基辅 中心的基辅罗
,9 世纪
开始 文 ,10 世纪 产生笔录文学
1
Слово о пълку Игоревь
书于 1185~1187 年,著者
全诗由序诗 中心部分和结尾组 ,
以 12 世纪罗 王公伊戈尔
失败的 征 史 依据 史诗 书的时代,
是俄罗 大地 公 林立,相互攻
残杀的时代
人公伊戈尔
除公
的 患——盘据在黑海沿岸的波洛 人,率 征军 行征伐 在伊戈尔身
,
着 自 民
御 敌的英 气概和追求个人荣誉 轻率行动的性
格特征 伊戈尔的 征失败了,他 是 了敌人的阶
, 来 于逃回了
祖
史诗最 借基辅大公
道 了 部作品的要
团结起来, 祖
和民 , 伊戈尔的失败复仇 作品在叙述英 业绩时充溢着爱
义精神
和浓郁的抒情气氛 在作者笔 ,俄罗 大地 的山川风物都
灵性 作
品大 使用了象征 比喻等修辞手法,显示
于民歌的继
系,
代
诗人产生了 大影响
在 Слово о пълку Игоревь
书的年代 ,在欧洲
现了另 几部
史诗,它们分别是法 的 罗
歌
西班牙的 熙德 歌 和德 的
尼伯龙根 歌
它们都产生于 11
12 世纪,写
均被埋没了数个世
纪,又都在 18 19 世纪 交时被
发现,被并
欧洲中世纪“ 大英
史诗”
Слово о пълку Игоревь 是在 18 世纪 90 年代由俄罗
文献 家
穆辛
希金在圣 罗 拉 尔 院中发现的,原稿 幸在 1812 年的莫 科
大火中被焚,幸 几个临摹抄 留
来
Слово о пълку Игоревь 被发
现 ,在当时和 来都引起了学者和文学家的极大 趣,人们解
翻译
它,撰文研究它 据 完全统 , Слово о пълку Игоревь 拥 译
种,许多著 诗人都曾译过它 研究 Слово о пълку Игоревь 的著作和论
文数以千
惜目前 馆 没 发现 书的俄文 质版
2 在中 的翻译及流 情况
Слово о пълку Игоревь 目前在
中译 被确认
伊戈尔 征
记 或 伊戈尔 征记
李福清院士曾
“1830 年,俄 的 个 教士
团奉派到中 来,曾带来过
征记 ”, 是现在
及 伊戈尔
27
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
征记 的最 记录 1917 年,周作人在 欧洲文学史 中提到“俄 自
故
叙 英
迹,最
者
Igor 歌 ” 1921 年,第 个访
问 联的中
期领导 作家瞿秋 在 俄罗 文学
文中提到 “12 世纪
13 世纪初的 文最确 而 完全
的要算 纪依鄂尔 役
碑,记
1185 年依鄂尔征伐波洛
役” 1924 年,郑振铎在 俄 文学史略 中
提到“俄 文学在启蒙的最初,
部分是 蒙
土耳 及 他 方诸
来的, 中最著 的是 部
依鄂 子 征记 的史诗 ”
1957 年巍荒弩根据 Д. С.Лихачев 院士的诗体俄译文, 参考牛津大学
版社 1905 年英译 ,完整翻译了 伊戈尔 征记 , 于 1983 1991
2000 年多
版,遗憾的是 馆只
1991 年的译
第 个中译 是由李锡胤教授完 的, 于 1991 年由黑龙江大学辞书研
究所作 内部使用材料印行, 于 2001 年由商 印书馆 版单行
馆
1991 年的内部发行
伊戈尔 征记
批评文学
18 世纪,俄 是开 改革的世纪,是民 意识 醒 民 最 形 的世
纪,是
义的世纪, 现了俄 历史 第 批知 的作家
1 Михаи́л Васи́льевич Ломоно́сов 1711-1765
罗蒙 索 是俄 科学院的第 个俄 籍院士, 来
瑞 科学院
院士和意大利波伦 科学院院士,1748 年秋创建了俄 第 个 学 验室,
1755 年创办俄 第 所大学--莫 科大学
馆
1893 年版作品 和
1912 年版文选
2 Гавриил Романович Державин 1743-1816)
杰尔查文是俄 诗人,创建讽 颂诗的诗歌模式,他的创作 18 世纪
19 世纪初的诗人,包括 期的 希金,
极影响
馆现
1958 年
版的 诗
3 Дени́с Ива́нович Фонви́зин 1745-1792
冯维辛是俄 讽 作家
剧家,俄罗 民
剧的源头
前的俄
剧 都是照着法 人写的蓝 临摹 冯维辛是把真 的俄 生活写
剧
去,把真 的俄 社会生活当作 剧 突来结构的第 人
馆
第 3
版原创作品全 以及
版 的 Бригадир недоросль
4 Николай Михайлович Карамзин 1766-1826
卡拉姆津,又译作卡拉姆辛 俄 作家﹑历史学家,精神 的 拉 派
父
当时居统治地位的
义提 挑战,在作品中使用比较清 生动
的 语
馆
版 的 Письма русского путешественника 和
История государства российского
5 Иван Андреевич Крылов(1769—1844)
28
Ли Яньли. Использование русской классической литературы при изучении русского языка
как иностранного
克雷洛 是俄 著 寓言作家, 1811 年被选 俄 科学院院士
生
写了 203 篇寓言, 作品在 生前就被译 十多种文 ,
伊索 拉封
齐 的寓言作家 他的寓言揭露沙
统治,讽 嘲笑统治阶 的 横 寄
生 无知等
馆
版 的寓言 12
在整体风格 ,俄罗
代文学表现
种
统精神的保守风格,
是相 落 的生产方式和长期的封建割据的结果
悲怆文学
19 世纪,历 彼得大 的改革,俄
济
治和文
了全面的发
展,文学 在探索民 独特性的道路 突飞猛 ,大 异彩
1 Александр Сергеевич Пушкин 1799-1837
希金是俄罗 著 的文学家,19 世纪俄 浪漫 义文学 要代表 他
生 写
800 多部作品,涵盖了
期的抒情诗和浪漫诗,到 期的深
现
义著作的广阔范围 他开创了 旅行笔记到历史小 几乎所 的现代
俄罗 文学流派 他的作品被译 150 多种文 ,
200 个 家的人民所
馆
包括 希金 人的诗作 小 以及 他诗人
希金的歌颂
等
类型的俄文作品,
作品曾于 2013 年以书展的形式 广大 者开
, 到广大 者喜爱,展 应邀延展 1 个 , 中 1937 年在哈尔滨 版的
Россия и Пушкин 预 阅 率最高 1937 年俄 最 大的诗人 现代俄
文学的奠基人 希金逝世 100 周年,境 侨民将
年定 “ 希金年”
希金 员会 意,
俄侨 物局学术组组 Г. К. 金
К. И. 伊采
等 12 位当时在哈尔滨知 学者 办纪念活动,并编撰 版了 纪念文
书发行 少,版 珍贵,流 范围小,书中附带大
大诗人的肖 插
,在中 乃 世界范围内 是
多得的珍稀历史
Шедевры русской литературной критики 是 希金 果戈
茹科
基 屠格涅
陀思妥耶
基 别林 基等享誉世界俄 著
文学家 诗人的作品评论 , 是由哈尔滨著 学者 К. И. 伊采 编
辑
书印 精美,内附 作者的画 ,版 稀少 是当时 版于哈尔滨的
俄侨文献精品 更珍贵的是, 书是俄侨在日伪残暴统治时期 版发行的珍
贵的学术珍品
2 Михаил Юрьевич Лермонтов 1814-1841)
莱蒙托 被誉 “民 诗人” 1828 年开始创作, 留 世人诗歌及小
剧 等
400 部作品, 中绝大多数都是在诗人死 发表的
馆
1896 年圣彼得堡 Типо-литография Товарищества Просвещение 版诗歌作
品 和 1910 年圣彼得堡 Издание разряда изящной словесности Имеператорской АН 作品
29
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
1835 年,莱蒙托 完 了剧
Маскарад 的初稿,
两 修改,
审查,最
是被禁
反映 流社会虚伪 欺诈的剧 在作者死
得以 式 版
馆
1954 年莫 科 Гос. изд-во “Искусство” 版
1837 年 纪念波罗金 战役 25 周年,莱蒙托 创作了 于 1812 年人民
战争的“微型叙 诗” Бородино
馆
1962 年莫 科 Детгиз 版
1838-1841 年是他在文
声大噪的几年 他 入 希金文学圈,结识
茹科
基 维业泽母 基
列特尼奥 和索洛 布,并被卡拉姆津家庭
接纳 1840 年在圣彼得堡 版发行了中篇小
Герой нашего времени ,
篇反映贵 知识分子在沙 统治 精神空虚生活的小 ,在俄罗
版
版, 馆就
1891 年圣彼得堡 Издание А. Ф. Маркса 版和 1948 年莫 科
Детгиз 版
3 Александр Иванович Герцен 1812-1870)
赫尔岑是俄 哲学家,作家,革命家 虽然他是私生子,但 身贵 让
他 到了良好的教育
30 年代 被流 时开始文学创作, 作品
丰富
深 的思想内容和比较完美的艺术
,长篇回忆录 Былое и думы 记述
了 十
党人起义到巴黎公社前 的半个世纪 ,俄 和西欧的社会生活
及革命
,在广阔的历史背
写了形形
的人物,把 大社会
作家个人的生活道路 思想发展紧密结合在 起,而贯穿 中的 要线
索,是他 生 革命真理的 倦探索和
明 来的 定信念
馆
1952 年莫 科 зд-во академин наук СССР 版
时
1949 年莫 科 Гос.
изд-во художественной литературы 版中篇小
Сорока-воровка
40 年代,他转向研究哲学 历史和自然科学, 了俄
思想界领
袖
馆
1948 年 Гос. политиздат 版的哲学作品
列宁在评 赫尔岑时, 方面指 他的错误和弱点,另 方面
肯定
他“是通过向群众发表自由,高
大旗 反 沙
度的第 人”,
1954 年-1964 年间,莫 科 Изд. АН СССР 版社陆续 版了 作品全 ,
30 卷, 馆
21 ,18 卷,虽然 能收 全,但几乎 包罗了
1829-1870 年间的作品
4 Никола́й Васи́льевич Го́голь-Яновский(1819~1852)
果戈 是俄 批判 义作家,俄 现
义文学的奠基人,“俄
文
父”,善于
生活,将现 和幻想结合,
讽 性的幽默, 俄 小 艺
术发展的贡献尤 显著
馆现
1884 年莫 科 Типография Т. И. Гаген
版文 1 卷 1896-1909 年圣彼得堡 Типография Т-ва Просвещение 版 9 卷杂
文 书信 1900 年圣彼得堡 Издание А. Ф. Маркса 版文 11 卷 1914 年彼
得格勒 Издание Акционерного Общ-ва Издательского Дела “Копейка” 版全
2卷
30
Ли Яньли. Использование русской классической литературы при изучении русского языка
как иностранного
果戈理 小喜爱 克 的民谣
和民间 剧 1830 年,开始以他
氏的 半 Гоголь 笔 发表小
Невский проспект , 篇小 中 写的
画家悲剧故 以 1829~1831 年在美术学院学
画 蓝
馆
1922
年 Изд-во И. П. Ладыжникова 版
1831 年 9 ,短篇小
Вечера на хуторе близь Диканьки 问世
部 克 民间风格的短篇小 ,吸 了民间狂 文 的营 ,充满了 快和
幽默的语言,歌颂劳动人民的智慧 勇
情爱和热爱自由的性格,嘲弄邪
恶势力的愚昧
馆
1926 年
Изд-во “Саламандра”版
1836 年,他在两个 内创作 了五幕喜剧 Ревизорь , 部喜剧凭借
辛辣的讽 手法 逼真的肖
个性 的语言以及舞 表演的观赏性
俄 喜剧艺术的 大转 点 但 部被世人
抄袭的 Ревизор 并没
他带来好 ,而 很快就引起了俄 当局的 满,
,他 得 侨居
,依赖
教解束灵魂
馆
1949 年莫 科 Гос. изд-во “Искусство”
版包括 Ревизор 的喜剧
侨居
,他写 了 Мертвые Души 的大部分 1841 年送莫 科书
刊审查机构审查时,被当即否
托别林 基在彼得堡通过审查 1842
年第 卷 版震动了整个俄
社会舆论 争使他患 了忧郁症,逐渐丧失
了创作激情 1845 年 6 ,他将
版的第 部书稿烧毁
馆
Мертвые Души , 惜 版年和 版地均
俄文 籍相 生涩,能够借阅的 者少 甚少 以 是 以投石问路的
心态,
馆部分俄罗
文学文献 行梳理,希望能唤起 书馆界
文
文献的
开发, 希望能推动广大学者 俄罗
文献在黑龙江
流 的深入研究
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
[参考文献]
http://baike.haosou.com/doc/225302-238328.html
岳巍 伊戈尔 征记 在中 的翻译和研究, 湖 第 师范学院学报 2010 年 06 期
http://baike.haosou.com/doc/2594507-2739632.html
http://baike.haosou.com/doc/9576423-9921520.html
http://baike.haosou.com/doc/7563615-7837708.html
http://baike.haosou.com/doc/2219548-2348517.html
http://baike.haosou.com/doc/6699894-6913820.html?from=122602&sid=6913820&redirect=search
http://baike.haosou.com/doc/6749597-6964147.html?from=126322&sid=6964147&redirect=search
http://baike.haosou.com/doc/4189354-4389966.html
http://baike.haosou.com/doc/5769892-5982664.html
http://baike.haosou.com/doc/6438014-6651694.html?from=163671&sid=6651694&redirect=search
Ли Яньли – научный сотрудник, Библиотека провинции Хэйлунцзян, г. Харбин, КНР,
e-mail:[email protected]
– Researcher, Heilongjiang Provincial Library, Harbin, China,
Li Yanli, 李
e-mail:[email protected]. 黑龙江省 书馆,研究馆员.
31
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
УДК 314.06(571.54)
DOI 10.18101/2306-753X-2015-4-32-40
© А. М. Иминохоев, © С. В. Кириченко
Изменения в составе и структуре занятости населения
г. Верхнеудинска / Улан-Удэ (1920-1930-е гг.)
В статье исследуются последствия политических и экономических преобразований 1920х – 1930-х гг., кардинально отразившихся на социальной структуре советского общества и
приведших к изменениям численности и состава основных слоев населения города Верхнеудинска/Улан-Удэ. В этот период одной из важнейших задач государственной политики стала
трансформация городской структуры и развитие города в качестве столицы национальной республики. Авторы прослеживают изменения основных элементов социальной структуры городского населения и тенденции к увеличению числа рабочих и служащих в период индустриального развития города и происходивших урабнизационных процессов. Общность политических
и социально-экономических условий развития БМАССР и СССР в целом явилась основой того, что по главным показателям ситуация, сложившаяся в Верхнеудинске/Улан-Удэ в 19201930-е гг., совпадала с картиной, характеризующей городское население всей страны. При
этом принадлежность к какому-либо классу, социальному слою или группе определяла особенности протекания демографических процессов как внутри каждой социальной группы, так
и в обществе в целом. Это, в свою очередь, оказывало воздействие на структуру повседневной
жизни населения в рассматриваемый период. Авторы опираются на данные Всесоюзных переписей населения 1920-1930-х гг., архивные и статистические материалы, позволяющие проследить динамику этих важнейших перемен.
Ключевые слова: город, трансформация, социальная структура, индустриализация, урбанизация, демографические процессы, переписи населения.
© A. Iminokhoyev, © S. Kirichenko
Changes in Composition and Employment Structure
of Verkhneudinsk / Ulan-Ude Population (1920th-1930th)
In article are investigated consequences of political and economic transformations of the 1920th
– the 1930th which are cardinally reflected on social structure of the Soviet society and led to changes
in number and structure of the main segments of Verkhneudinsk/Ulan-Ude population. During this
period one of the most important problem of the state policy was transformation of city structure and
development of the city as the capital of the national republic. Authors trace changes of basic elements of social structure of urban population and tendencies for increasing number of workers and
employees during industrial development of the city and urbanization processes. The similarity of political, social and economic conditions of development in the Buryat-Mongolian republic and the
USSR in general was a basis that according to the main indicators of the situation in Verkhneudinsk/Ulan-Ude in the 1920th-1930th coincided with the picture characterizing urban population in a
whole country. Thus belonging to any class, social layer or group was defined by features of demographic processes both in each social group, and in society in general. Thus, it exert impact on everyday’s life structure of the population during the considered period. Authors use the data of All-Union
32
Иминохоев А. М., Кириченко С. В. Изменения в составе и структуре занятости населения
г. Верхнеудинска / Улан-Удэ (1920-1930-е гг.)
population censuses of the 1920th-1930th, archival and statistical materials allowing to trace dynamics of these major changes.
Keywords: city, transformation, social structure, industrialization, urbanization, demographic
processes, population censuses.
Социальная структура городского населения г. Верхнеудинска / УланУдэ исследуется нами на основе данных о самодеятельном населении, или
лиц, имевших самостоятельный источник средств существования (заработок,
доход). В их числе иждивенцы государственных и общественных учреждений, безработные и военнослужащие. Несамодеятельные – лица, живущие на
средства других. К этой категории были причислены дети до 10-летнего возраста [1, С. 46]. В 1923 г. 59,08% мужчин и 21,1% женщин г. Верхнеудинска
относились к самодеятельному населению [4, С. 1]. При этом выделялись такие социальные категории горожан, как рабочие, служащие, прислуга, лица
свободных профессий, хозяева с наемными рабочими, хозяева, использующие труд членов семей, хозяева-одиночки, безработные, деклассированные.
В каждой из этих категорий, в свою очередь, выделены более мелкие группы
по профессиям, положению в занятии, занимаемой социальной ступени в
сфере общественного производства.
Сложность заключалась в том, что подобная конфигурация социальнопрофессионального состава препятствует выявлению четкой социальноклассовой структуры городского населения, хотя данные позволяют провести
систематизацию сведений по отношению к средствам производства, роли в
общественной организации труда, способу получения дохода. Опираясь на
них, попытаемся выделить основные элементы социальной структуры городского населения.
Доля рабочих в городском населении республики составляла 26% всего
самодеятельного населения, в Верхнеудинске – 23,3%. В промышленности
занятость составляла 32,38%, в строительстве – 4,28%. Наиболее развитой
сферой производства являлся транспорт, в котором было занято 27,83% всех
рабочих города, в железнодорожном транспорте – около 23,3%. Обращает на
себя внимание невысокая вовлеченность женщин в производственные процессы. Так, доля женщин в составе рабочих составляет всего 19%. Понятно,
что наибольшей доля женщин-рабочих была среди швейников – 75,5% [3, Л.
1-13; 4, С. 8]. Были и чисто мужские профессии – горнорабочие, металлисты,
водники и т. д.
С изменением отношения власти к частному капиталу и свободной торговле в связи с введением НЭПа в городе появились так называемые «буржуазные элементы» – нэпманы. Доля этой социальной группы в составе самодеятельного населения Верхнеудинска равнялась 18,56%. К ним относились
выделенные переписью 1923 г. «хозяева с наемными рабочими», которые
представляли в большинстве случаев торговую и промышленную буржуазию
33
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
города; хозяева, работавшие только с членами семьи; владельцы мелких промышленных и кустарно-ремесленных учреждений, не прибегавшие к найму
рабочей силы; хозяева – одиночки, к числу которых относились портные, сапожники, извозчики, парикмахеры, мелкие торговцы, часовщики и т.д.; «помогающие члены семьи» (ими признавались исключительно родственники
всех степеней и приемыши, живущие совместно с хозяином, ведущие с ним
хозяйство и не получающие за свою работу от домохозяина зарплаты в какой-либо форме); рантье, лица, жившие на доходы от мелкого домовладения
и спекулятивной торговли [4, С. 9; 7, С. 42-50].
Исходя из этих данных, можно сделать вывод о складывании конфигурации, характерной для города, находящегося в районе с преобладанием аграрного и мелкотоварного типа хозяйств. Об этом говорит и факт существования
довольно широкого слоя рантье и хозяев, работавших с членами семьи, связанных с сельскохозяйственным производством. К этому мы можем добавить
данные о профессиональном составе населения республики, дающем возможность судить о степени проникновения частного капитала в производство.
Категории предприятий
Государственные
Общественные
Частные
Всего
Табл. 1.
Профессиональный состав населения Бурят-Монгольской АССР
по данным на 1 октября 1924 г.
рабочие
%
служащие
%
итого
%
1820
446
250
2516
72,3
17,8
9,9
100
3991
483
85
4559
87,5
10,6
1,9
100
5811
929
335
7075
82,1
13,1
4,8
100
Сост. по: ГАРБ Ф. Р-196. Оп. 1. Д. 643. Л. 11.
Представленная таблица позволяет говорить о сосуществовании различных форм собственности при несомненном преобладании государственной. В
то же время стоит отметить довольно прочные позиции частного капитала с
долей занятости рабочих до 10% в первые годы НЭПа.
Значительную долю населения в 1920-е гг. составляли безработные.
Смена общей трудовой повинности на свободный наем рабочей силы привел
к сокращению числа работников на предприятиях. В годы НЭПа безработица
стала характерной чертой городской повседневности. В 1923 г. в Верхнеудинске насчитывалось 1622 безработных, что составляло 18,08% всего самодеятельного населения и превосходило общероссийские показатели на
10,6%.
34
Иминохоев А. М., Кириченко С. В. Изменения в составе и структуре занятости населения
г. Верхнеудинска / Улан-Удэ (1920-1930-е гг.)
Табл. 2.
Служащие и лица свободных профессий в самодеятельном населении
Верхнеудинска в 1923 г.
Категория
Муж.
%
Жен.
%
Лиц
обоего
пола
216
53
104
%
Администрация и суд
206
3,22
10
0,44
2,49
Технический персонал
52
0,81
1
0,04
0,61
торгового и хозяйственного распре- 100
1,56
4
0,17
1,2
деления Служащие
Учетно-конт. персонал
205
3,2
28
1,23
233
2,68
Делопроизводст. персонал
196
3,06
144 6,32
340
3,92
Медики и санитары
65
1,01
81
3,56
146
1,68
Культпросвет. персонал
79
1,23
91
4
170
1,96
Служащие по охране безопасности
209
3,26
4
0,18
213
2,45
Служащие народной связи
112
1,75
23
1,01
135
1,55
Прочие служащие
44
2,25
17
0,75
161
1,85
Итого по служащим
1368
21,35
403 17,70
1771
20,39
Техники, медики, педагоги
5
0,08
13
0,57
18
0,21
Художники, адвокаты
3
0,05
3
0,03
Служители культов
17
0,26
24
1,05
41
0,47
Итого по лицам свободных профес25
0,39
37
1,62
62
0,71
сий
Сост. по: ГАРБ Ф. Р-196. Оп. 1. Д. 182. Л. 1-13; Материалы по статистике Бурятии. Вып.
1. Верхнеудинск, 1926. – С. 8-9.
В городе была сосредоточена значительная часть служащих, составлявшая 20,39% самодеятельного населения. Доля служащих среди горожан была
значительно ниже, чем в среднем по РСФСР, где этот показатель был равен
26,2%. Это во многом было связано со слабым развитием социальной сферы в
Верхнеудинске и началом национально-культурного строительства. Специалисты в сфере контроля и управления были традиционно многочисленны. В
то же время с общероссийскими показателями совпадала доля «лиц свободных профессий» (0,7%). К ним относились специалисты, имевшие частную
практику, в их числе, врачи, педагоги, адвокаты, художники, а также священнослужители.
Еще одну категорию верхнеудинского населения составляли иждивенцы государственных и общественных учреждений – 8,36%. Для сравнения: по РСФСР этот показатель был немного выше – 9%. В этот социальный
слой входили пенсионеры, учащиеся-стипендиаты, больные, инвалиды, учащиеся интернатов, заключенные.
Для анализа социальной структуры городского населения середины
1920-х гг. обратимся к таблице.
35
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
Табл. 3.
Социальный состав городского населения Верхнеудинска в 1926 г.
Социальная группа
Кол-во
В % к ито- В % к 1923 г.
% по Евчел.
гу
роп. России
Рабочие
2917
17,6
144
30,5
Служащие
4862
29,5
274,5
28,4
Лица свободных профессий
84
0,5
135
0,5
Хозяева с наемными рабочими
248
1,5
420
0,6
Хозяева, работающие только с 1177
7,14
315
4,5
членами семьи
Хозяева-одиночки
1765
10,7
226
6,8
Помогающие члены семьи
1291
7,8
662
7,2
Безработные
1412
8,5
87
10,8
Прочие, в т.ч. не указавшие ис- 2725
16,5
230
0,5
точника средств существования
Все самодеятельное население
16481
100
189,7
100
Сост. по: Бурятия в цифрах: стат.-эконом. справочник. – Верхнеудинск, 1931. – С. 13;
Материалы по статистике Бурятии. Вып. 3. – Верхнеудинск. 1929. – С. 50-56.
В середине 1920-х гг. наблюдалась тенденция к увеличению числа рабочих и служащих среди городского населения. Прирост числа рабочих в 1926 к
1923 г. составлял 144%, а служащих – 274,5%, при этом доля рабочих в общем составе самодеятельного населения города сократилась до 17,6%, а доля
служащих стремительно выросла до 29,5%. В условиях НЭПа, характеризовавшейся «допущением» частного капитала в экономику страны, расширился
слой предпринимателей-нэпманов. Хозяева с наемными рабочими, представлявшими самую активную предпринимательскую часть горожан Верхнеудинска, увеличили долевое участие в составе самодеятельного населения
города до 1,5% в 1926 г. Показательно, что к 1926 г. все категории нэпманов
значительно возросли как в абсолютных, так и в долевых параметрах. Это отчасти объясняется тем, что мероприятия НЭПа в регионе проходили со значительным опозданием. Поэтому данные 1923 г., которые служат основой
для определения прироста в последующие годы в республике, были низкими.
Несмотря на развитие частной инициативы, государство пристально следило
за характером трудовых отношений на производстве. Об этом можно судить
по Перечню полномочий инспектора охраны труда, должность которого была
введена на территории республики постановлением Дальревкома от 26 декабря 1922 г.
В общем социальном составе городского населения Верхнеудинска наблюдался рост числа представителей лиц свободных профессий – на 135%.
По мере возрастания благополучия и организации жизни на местах происходило пополнение данной социальной группы.
Эти цифры являются отражением общего подъема хозяйственной жизни
советского города и улучшения социально-экономической ситуации в стране
36
Иминохоев А. М., Кириченко С. В. Изменения в составе и структуре занятости населения
г. Верхнеудинска / Улан-Удэ (1920-1930-е гг.)
на протяжении 1920-х гг., хотя сохранялись такие социальные аномалии, как
беспризорность и безработица. Нищие и беспризорные в возрасте от 10 до 15
лет в целом по республике представляли группу общей численностью в 50
чел. [2, С. 378]. Сокращалась доля безработных. Так, в 1922 г. на 100 предложений приходилось 13,9 мест, в 1925 г. – 38,9. Судя по материалам Переписи 1926 г., показатели безработицы уменьшились как в абсолютном, так и в
долевом количестве – с 1622 в 1923 г. до 1412 чел. в 1926 г., или с 18,08% до
8,5% к общему числу самодеятельного населения Верхнеудинска [4, С. 120121].
Направление и темпы изменений в численности отдельных классов, социальных слоев и групп самодеятельного городского населения от 1920-х к
1930-м гг. были различны: для одних классов и социальных слоев характерным являлось увеличение численности, для других, наоборот, резкое сокращение. Об этом мы можем судить на основе данных следующей таблицы.
Табл. 4.
Социальный состав самодеятельного населения
г. Верхнеудинска/ Улан-Удэ
Социальные группы
1931
1934
всего
В т.ч.
бурят
1136
1376
47
Рабочие
8000
15851
Служащие
6779
8963
Кустари и ремесленни- 2011
704
ки
Прочие
4903
6557
1535
Всего самодеятельных
21693
32075
4094
Сост. по: Бурятия в цифрах: От V к VI республиканскому
Улан-Удэ, 1934. – С. 13-15.
В % к итогу
1931
1934
36,9
31,2
9,3
49,4
27,9
2,2
22,6
20,5
100
100
съезду Советов. 1931–1934. –
К началу 1930-х гг. произошло резкое увеличение доли рабочих в общем
составе горожан – с 17,6 % в 1926 г. до 49,4 % в 1934 г., что было связано со
строительством ряда крупных предприятий в городе, продолжалось строительство паровозовагоноремонтного завода, мясохладокомбината, стеклозавода. Значительно возросло количество рабочих из бурят: в 1934 г. в совокупном показателе рабочих города они составляли 14,2%, а по республике в
1935 г. удельный вес рабочих-бурят составил 16% к общему числу рабочих
[6, C. 8].
В условиях перехода к политике форсированной индустриализации
(1928-1932) в стране планировалось заложить экономический фундамент социализма, за годы второй пятилетки (1933-1937) – построить социалистическое общество, за годы третьей (1938-1942) – догнать развитые страны по
37
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
производству промышленной продукции на душу населения и начать «поступательный переход от социализма к коммунизму».
В связи с низкими стартовыми условиями БМАССР, индустриальное
развитие края началось позднее, чем в центральной части страны. Для реализации намеченных планов необходимо было интенсивное развитие промышленности, а это требовало большого количества рабочих рук. В течение 1930х гг. на фоне индустриализации происходит дальнейшее изменение социальной структуры городского населения. По причине относительно небольшой
численности населения в городах республики стал ощущаться дефицит рабочих рук. Так, например, если к началу первой пятилетки на Верхнеудинской
бирже труда числилось 1638 чел. [5, С. 37], в республике было 2200 безработных, то в 1931 г. в промышленности республики уже не хватало 5433 рабочих.
Профессиональный состав рабочих свидетельствует о значительных изменениях, произошедших в нем в связи с индустриализацией и преимущественным развитием промышленных предприятий. В 1930-е гг. индустриализация привела к развитию социально-профессиональных групп, связанных с
крупным государственным механизированным производством, представленным в основном предприятиями цензовой промышленности. На них работало
19,8% трудящихся. Именно здесь была сосредоточена основная масса рабочих, имевших или получавших среднее образование. Происходил уверенный
рост занятости во всех областях народного хозяйства. Исключением является
строительство, где после пуска в строй основных промышленных предприятий, происходило кардинальное сокращение занятости, как в абсолютном,
так и в долевом отношении. Традиционно высокий процент рабочих был в
железнодорожном транспорте. Исходя из данных о профессиональном составе рабочих и служащих в 1935-1936 гг., мы можем утверждать, что структура
занятости в республике и г. Улан-Удэ как центре индустриальных процессов
соответствует направленности советского типа модернизации.
В ходе социально-экономических изменений, происходивших в стране в
1920-1930-е гг., г. Верхнеудинск/Улан-Удэ стал одним из промышленных
центров с довольно высокими темпами урбанизации, в первую очередь, за
счет механического прироста населения, характерной особенностью которого
являлся активный приток сельских жителей и переселенцев из близлежащих
городов.
За рассматриваемый период значительно изменилась социальная структура города. Отличительной ее чертой стало наличие классовых групп нового
советского общества. В 1930-е гг. исчезает частнопредпринимательский слой,
большая часть которого перешла в разряд кооперативных работников, удельный вес которых в составе трудящихся составил к 1936 г. 0,25%, другая часть
38
Иминохоев А. М., Кириченко С. В. Изменения в составе и структуре занятости населения
г. Верхнеудинска / Улан-Удэ (1920-1930-е гг.)
продолжала заниматься мелким кустарным промыслом и сельским хозяйством [3, Л. 6].
Произошел значительный рост численности рабочих. К концу 1930-х гг.
они составляли большую часть горожан. Причем, если раньше рабочие были
заняты в основном в транспортном хозяйстве и переработке продукции сельского хозяйства, мелкотоварном производстве, то в 1930-е гг. произошло
смещение в сторону их занятости в фабрично-заводской промышленности.
Среди служащих немного вырос слой людей, занимавшихся интеллектуальным трудом, хотя он продолжал оставаться невысоким к общему числу городского самодеятельного населения. Благодаря процессам индустриального
развития, в городе было официально покончено с безработицей.
Общность политических и социально-экономических условий развития
республики и СССР в целом явилась основой того, что по главным показателям ситуация, сложившаяся в Верхнеудинске/Улан-Удэ в 1920-1930-е гг.,
совпадала с картиной, характеризующей городское население всей страны.
При этом принадлежность к какому-либо классу, социальному слою или
группе определяла особенности протекания демографических процессов как
внутри каждой социальной группы, так и в обществе в целом, что, в свою
очередь, оказывало воздействие на структуру повседневной жизни населения
в рассматриваемый период.
В результате социально-экономических преобразований в 1930-е гг.
сложилась новая социальная структура: рабочий класс – 36,3%, класс кооперативного крестьянства – 42,4%, кооперированных кустарей – 1,4%, единоличники, некооперированные кустари составили 1,6%, интеллигенция – 7,3%,
служащие-неспециалисты – 11%. Социально-экономическая политика привела к полному вытеснению частного сектора, подчинению промышленности и
сельского хозяйства государственному планированию и управлению.
Литература и источники
1. Всесоюзная перепись населения 1926 г. Бурят-Монгольская АССР. Отдельный оттиск
табличной части. Т. XXIII. – М.: Изд-е ЦСУ Союза ССР, 1930. 412 с.
2. Всесоюзная перепись населения 1926 г. Сибирский край Бурят-Монгольская АССР.
Т. XXIII. Отдел II. Занятия. М.: Издание ЦСУ Союза ССР, 1929.
3. ГАРБ. Ф. Р-196. Оп. 1. Д. 182. Л. 1-13.
4. Материалы по статистике Бурятии. Вып. 1. Население-труд. – Верхнеудинск, 1926.
138 с.
5. Митупов Б. М. Развитие промышленности и формирование рабочего класса в Бурятской АССР (1923-1937 гг.). – Улан- Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1958. 143 с.
6. Отчет Правительства VI Съезду Советов Бурят-Монгольской АССР (Доклад председателя ЦИК СНК Бурят-Монгольской АССР тов. Доржиева о работе Правительства за период
времени с V по VI Съезд Советов Республики). – Улан-Удэ: Бурят-Монг. гос. изд-во, 1935. 71
с.
7. Всесоюзная городская перепись 1923 г. Т. ХХ. Ч. 1. Вып. 1. – М.: ЦСУ СССР, 1924.
39
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
Literatura i istochniki
1. Vsesojuznaja perepis' naselenija 1926 g. Burjat-Mongol'skaja ASSR. Otdel'nyj ottisk tablichnoj chasti. T. XXIII. M.: Izd-e CSU Sojuza SSR, 1930. 412 s.
2. Vsesojuznaja perepis' naselenija 1926 g. Sibirskij kraj Burjat-Mongol'skaja ASSR. T.
XXIII. Otdel II. Zanjatija. M.: Izdanie CSU Sojuza SSR, 1929.
3. GARB. F. R-196. Op. 1. D. 182. L. 1-13.
4. Materialy po statistike Burjatii. Vyp. 1. Naselenie-trud. – Verhneudinsk, 1926. 138 s.
5. Mitupov B.M. Razvitie promyshlennosti i formirovanie rabochego klassa v Burjatskoj
ASSR (1923-1937 gg.). Ulan-Ude: Burjat. kn. izd-vo, 1958. 143 s.
6. Otchet Pravitel'stva VI S’ezdu Sovetov Burjat-Mongol'skoj ASSR (Doklad predsedatelja
CIK SNK Burjat-Mongol'skoj ASSR tov. Dorzhieva o rabote Pravitel'stva za period vremeni s V po
VI S’ezd Sovetov Respubliki). Ulan-Ude: Bur.-Mong. gos. izd-vo, 1935. 71 s.
7. Vsesojuznaja gorodskaja perepis' 1923 g. T. XX. Ch. 1. Vyp. 1. M.: CSU SSSR, 1924.
Иминохоев Александр Михайлович – кандидат исторических наук, доцент кафедры
гуманитарных, социально-экономических и правовых дисциплин Политехнического института
(филиала) ФГАОУ ВПО «Северо-Восточный федеральный университет имени М. К. Аммосова» в г. Мирном, е-mail: [email protected]
Кириченко Светлана Викторовна – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, е-mail: [email protected]
Iminokhoyev Alexander Mikhaylovich – Candidate of historical sciences, Associate professor
of humanitarian, social, economic and legal disciplines of Polytechnical Institute (Branch) FGAOU
VPO «Northeast Federal University by M.K. Ammosov» in Mirnyi. E-mail: [email protected]
Kirichenko Svetlana Viktorovna – Candidate of historical sciences, Senior research scholar of
the Institute for Mongolian, Buddhist and Tibetan Studies, Siberian Branch of the Russian Academy
of Sciences. E-mail: [email protected]
40
Варнавский П. К. Бурятская этничность в политических проектах XX века: из империи в
империю?
УДК 94(571.54)
DOI 10.18101/2306-753X-2015-4-41-47
© П. К. Варнавский
Бурятская этничность в политических проектах XX века:
из империи в империю?1
Одним из самых значительных явлений политического развития в XX столетии стала актуализация этнонациональной проблематики. В рассматриваемый период бурятская интеллектуальная и властная элиты концептуализировали четыре модели социокультурного и политического развития бурятского этноса, в контексте которых по-разному осуществлялась самопрезентация бурят в социально-политическом пространстве империи. Актуализация той или
иной модели обусловливалась, в определенной мере, культурно-политическими предпочтениями самих конструкторов и, в большей степени, общим социальным контекстом и политической конъюнктурой. Содержание этнополитического проектирования на протяжении всего
ХХ века определялось дискурсивными практиками националистов и/или коммунистов и в этом
смысле этничность можно понимать, как результат социально-политического взаимодействия. Можно утверждать, что представители националистически настроенной интеллигенции
были классическими представителями этнического национализма, а коммунисты объективно
стали выступать в качестве представителей гражданского национализма, сверхзадачей которых стало создание новой «многонациональной» нации – советского народа.
Ключевые слова: буряты, нациестроительство, национальное движение, этничность, нация.
© V. Varnavsky
Buryat Ethnicity in the political projects of the XX century:
Empire of the Empire?
One of the most significant events of political development in the XX century was the actualization of ethno-national viewpoint. In the period under review Buryat elites conceptualized four models
of socio-cultural and political development of the Buryat ethnos, in the context of which differently
carried out self-presentation is drilled in the socio-political space empire. Actualization of a model determines, to some extent, cultural and political preferences of designers and, to a greater extent, the
general social context and political situation. The content of ethno-political design throughout the
twentieth century determined discursive practices of nationalists and/or Communists, and in this
sense, ethnicity is understood as the result of social and political interaction. It can be argued that the
representatives of the nationalist-minded intellectuals were classical representatives of ethnic nationalism and objectively Communists began to act as representatives of civic nationalism, which is the
most important task was the creation of a new “multicultural” nation - the Soviet people.
Keywords: the Buryats, nation-building, national movement, ethnicity, nation.
1
Статья подготовлена при поддержке Проекта № 0338-2015-0001 «Бурятская этничность в политических проектах: от Российской империи до современной России» в рамках Комплексной
программы СО РАН № II.2 «Интеграция и развитие».
41
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
Одним из самых значительных явлений социокультурного и политического развития в XX столетии без сомнения стала актуализация этнонациональной проблематики. Развитые техногенные культуры втягивали в ареал
своих геостратегических интересов и практик территории, на которых сохранялись традиционные общества, и агрессивно навязывали им собственные
политические, экономические, а затем культурные и ментальные модели.
Это, естественно, вызывало у последних стремление защитить и сохранить
привычный уклад жизни, а их этничность превращалась в главный объект
защиты, на который направлены все угрозы, порождаемые вторжением западной цивилизации в жизнь традиционных обществ. С другой стороны, в
доктринально-идеологическом арсенале традиционного общества не было
иных, кроме этничности, концептов, которые могли бы мобилизовать и сплотить членов той или иной этнической группы для борьбы за защиту своих интересов. Поэтому этничность превращалась еще и в инструмент борьбы за
статус, власть, ресурсы. Она проявляла себя в качестве эффективной стратегии тех групп населения, которые, апеллируя к этнокультурной специфике,
стремились добиться повышения своего политического и/или экономического статуса [см., например, Рыбаков, 2001, с. 113; Этнос…, 2000, с. 8]. Именно
поэтому этничность проявлялась, чаще всего и отчетливее всего, в виде этнического национализма и постоянно становилась основным стержнем национальных движений XX века: одновременно она являлась целью и средством
этих движений.
События и процессы, имевшие место в бурятском обществе в ХХ веке,
недвусмысленно показали, что в рамках общественно-политического дискурса бурятская элита открыто и целенаправленно использовала этничность. Под
воздействием модернизации этническое стало постепенно вырываться из
«примордиалистского плена» традиции и превращалось в постоянный объект
социальных практик, в контексте которых, во-первых, проходило активное
конструирование этнокультурных и/или этнополитических конфигураций, и,
во-вторых, осуществлялось инструменталистское использование этничности.
В рассматриваемый период бурятская интеллектуальная и властная элиты
концептуализировали четыре модели социокультурного и политического развития бурятского этноса, в контексте которых по-разному осуществлялась
самопрезентация бурят в социально-политическом пространстве империи.
Актуализация той или иной модели обусловливалась, в определенной мере,
культурно-политическими предпочтениями самих конструкторов и, в большей степени, общим социальным контекстом и политической конъюнктурой.
Дрейф этнополитической идентичности реализовывался по следующей схеме.
Бурятская автономия в составе России (1905-1922). В период первой
русской революции и особенно после революции 1917 года бурятские лидеры
42
Варнавский П. К. Бурятская этничность в политических проектах XX века: из империи в
империю?
активизируют свою деятельность в направлении повышения политического
статуса автономии и стремятся к достижению территориально целостного этнически гомогенного образования. В условиях крайней политизации общественной жизни для бурят особо актуальной становится идея политического
самоопределения, происходит политизация этничности. Лидеры национального движения одной из главных своих задач считали реализацию идеи этногосударства, иными словами, они последовательно стремились к соединению
бурятской этничности и государственности. Можно с полной уверенностью
говорить, что на данном этапе бурятская этничность отчетливо проявлялась
«как политическая организация со специально разработанной политической
стратегией, с вполне прагматической целью расширить доступ для носителей
своей этничности к естественным ресурсам, источникам материальных, социальных и духовных благ, контролируемых неэтническими, например, государственными структурами. Предельные цели мобилизованной этничности
или, говоря другими словами, ее горизонты простираются до создания моноэтнического государства…» [Губогло, 1998, с. 21-22].
Буряты как интегральная часть монгольской нации, которой, в соответствии с концепцией национального самоопределения, требуется свое
«Панмонгольское» государство (1919-1937). На примере панмонголизма хорошо видно, что этничность представляет собой очень текучую и пластичную
субстанцию. Она легко поддается конструированию, в результате чего этнические активисты, да и вообще политические акторы, участвующие в националистическом дискурсе, добиваются дифференциации и/или интеграции отдельных частей социального пространства. Именно они «создают этничность,
т.е. этнические общности, из имеющегося в доступности культурного и социального материала… и превращают культурные различия в основу для политической дифференциации между народами» [Тишков, 1997, с. 71]. Таким
образом, примордиальные конструкты, направленные на создание социальнополитических коалиций, состав которых определяется конъюнктурой данного
момента, могут использоваться и используются для достижения политических целей. Необходимо отметить, что в период полного господства и тотального контроля коммунистов «панмонголизм» превратился в удобный и
эффективный инструмент политической практики, с помощью которого от
культурных и политических процессов отстранялись соперники и неугодные
участники. Сами же эти процессы получали развитие в выгодном для Компартии направлении унификации социокультурного и политического пространства, контролировавшегося советским государством. Спонсируя в определенной степени этнический национализм коммунисты одновременно создавали непреодолимые препятствия для его развития и распространения,
уничтожая излишнюю и опасную с их точки зрения инициативу в этнокультурной сфере. Боязнь попасть в область «негативной» этничности ограничи43
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
вала возможность проявления «национального», в результате чего собственно
этноидентификационный дискурс «замораживался», а в общественном сознании расчищалось место для актуализации идеи «советской» политикогосударственной общности. Фактически, в рамках борьбы с негативной этничностью подготавливалась почва для активного нациестроительства уже в
масштабах всего Советского Союза.
Буряты как самостоятельная часть советского политикоидеологического пространства, в контексте которого они выступают в качестве «социалистической нации» (1922-1960-е гг.). Советская общность понималась как содружество самоопределившихся наций, народов-партнеров и
тогда приходилось смиряться с наличием локального этнонационального самосознания и даже в определенной степени актуализировать его. Ведь в этом
случае официальный идеологический дискурс невольно формировал в сознании населения представление о том, что Советский Союз являлся сообществом не столько граждан, сколько советских наций и народностей, а советская
идентичность представляла собой сумму коллективных идентичностей всех
этнонаций, образующих СССР. При этом этничность использовалась коммунистами предельно инструментально: конструируя советские этнонации, они
попутно встраивали их в жесткую систему советского политикоидеологического пространства. Советская государственная система очень
тесно интегрировала в себя этнический фактор: «Национальность оказалась
огосударствленной, обюрократизированной, превратилась в один из элементов тоталитаризма», а партийно-государственный аппарат «занимался…
строительством интегрированных в политическую систему национальных
образований…» [Чешко, 2000, с. 206-207]. Этничность превратилась из рычага мобилизации населения под флагом национализма в надежный инструмент
коммунистического управления национальной периферией. Такой подход к
национализму давал иллюзию решенности национального вопроса в СССР и
в определенном достаточно узком поле позволял удовлетворять этнокультурные потребности меньшинств.
Буряты как интегральная часть общности «советский народ» (1940е – 1980-е гг.). Границы этой общности конституировались посредством
классовой, а не этнической принадлежности, и, соответственно, сама она
преподносилась как согражданство трудящихся, не разделяемых по этническому признаку и объединенных своей социально-классовой близостью и
идеологией. Данный концепт более всего подходил для актуализации общесоветской идентичности на индивидуальном уровне, поскольку, минуя этнокультурный уровень, он должен был вызвать чувство солидарности у каждого жителя СССР, апеллируя к его классовому самосознанию. С этой точки
зрения становится понятным, почему в советском идеологическом дискурсе
понятия «этнос», «народ», «национальность», «нация» совпадали по своей
44
Варнавский П. К. Бурятская этничность в политических проектах XX века: из империи в
империю?
смысловой нагрузке с такими понятиями, как «эксплуатируемый класс» или
«трудящиеся массы». Советская власть помещала в один семантический ряд
категории этничности и класса, преследуя цель растворить этническую идентичность в социально-классовой. При этом создание советской идентичности
шло за счет ее насыщения идеологическими символами и смыслами, что также позволяло конструкторам советской общности избавить население от привязанности к идеям этнонационализма.
Итак, интеллектуальная элита, сформировавшаяся в дореволюционный
период и возглавлявшая национальное движение в 1905-1921 годах, концептуализировала за это время две модели этнополитического самоопределения
бурят, в контексте которых по-разному интерпретировалась бурятская идентичность. При этом культурные маркеры, с помощью которых определялись
границы конструируемых общностей, были отобраны еще в начале ХХ века и
сохранялись на протяжении всего указанного периода.
Во-первых, в это время разрабатывалась концепция бурятской национальной автономии. Ее идея была вербализована еще в 1905-1906 годах во
время национальных съездов и получила свое развитие после революционных событий 1917 года. Во-вторых, была разработана концепция всемонгольского единства, которая актуализировалась лишь в определенные - критические, - моменты национального движения и получила известность под названием панмонголизма. В обоих случаях особая значимость придавалась национальному языку, традиционной культуре и буддизму, которые использовались в идентификационном дискурсе для того, чтобы, в первом случае, отграничить бурятскую общность от других, и, во втором случае, интегрировать ее же в состав более широкой монгольской этнокультурной общности.
Коммунисты моделировали этничность так, чтобы акцентировать внимание не столько на этнокультурной специфике бурят, сколько на возможности
интегрироваться в общесоветское социополитическое пространство, а идентификационная практика, конструируемая ими, была направлена, в первую
очередь, на то, чтобы актуализировать значимость социально-классовой лояльности. Таким образом, политическая практика большевиков неизбежно
приводила к постепенной деактуализации тех парадигм национальнокультурного движения бурят, в контексте которых продолжительное время
конструировалась бурятская этничность, и, напротив, была направлена на
усиление значимости иного уровня идентичности, в структуре которого лояльность к своей этнической группе играла все меньшую роль. Привлекая национализм в свою социалистическую программу, коммунисты рассматривали
его как тактическое средство, которое в конечном итоге позволит преодолеть
господство локальных идентичностей и будет способствовать становлению
единого политического самосознания в границах СССР. В этом смысле их
можно обозначить как «интернационалистических националистов», действия
45
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
которых, однако, направлены, в первую очередь, на формирование единой
советской общности, а отнюдь не на стимулирование отдельных национальных идентичностей.
Содержание этнополитического проектирования на протяжении всего
ХХ века определялось дискурсивными практиками националистов и/или
коммунистов и в этом смысле этничность можно понимать, как результат
социально-политического взаимодействия. Действительно, выделенные выше
модели этнополитической идентичности вполне допустимо интерпретировать
в категориях ситуативности и конъюнктурности; концептуализация и актуализация той или иной модели обусловливалась, главным образом, социально-политическим контекстом, а примордиализм использовался для того,
чтобы показать и доказать ее укорененность и изначальность, а, следовательно, и политическую легитимность, что отнюдь не отменяет объективности
существования бурятской, монгольской или какой-либо иной этнической
культуры, однако демонстрирует ее свойство являться инструментом социальной практики.
Вытекающим из предыдущего и достаточно очевидным представляется
то, что и националисты, и коммунисты являлись конструкторами, в одинаковой мере использовавшими этничность в обосновании своих проектов нациостроительства. Каждый из участников националистического дискурса нагружал конструируемую этническую идентичность собственным смыслом, в
зависимости от того, какие цели он преследовал. Общим моментом при этом
стало то, что все политические акторы, хотели они того или нет, вынуждены
были вступать в борьбу за право утвердить в обществе собственное толкование нации и тем самым становились участниками националистического дискурса. Они пытались монополизировать этот идеологический и мобилизационный ресурс, чтобы достичь тех или иных – либеральных или социалистических, тоталитарных или демократических, - целей.
Можно утверждать, что представители националистически настроенной
интеллигенции были классическими представителями этнического национализма и в этом смысле «естественными» примордиалистами. В свою очередь,
коммунисты объективно стали выступать в качестве представителей гражданского национализма (эта их функция обрела свою дефиницию в форме
идеологемы «советский интернационализм»), а их сверхзадачей стало создание новой «многонациональной» нации – советского народа.
46
Варнавский П. К. Бурятская этничность в политических проектах XX века: из империи в
империю?
Литература
1. Геллнер Э. Нации и национализм. – М.: Прогресс. 1991. – 126 с.
2. Губогло М. Н. Языки мобилизованной этничности. – М.: Школа «Языки русской
культуры», 1998. – 327 с.
3. Рыбаков С. Е. Философия этноса. – М.: 2001. – 223 с.
4. Тишков В. А. Очерки теории и политики этничности в России. – М.: Русский мир,
1997. – 355 с.
5. Чешко С.В. Распад Советского Союза. – М. ИЭА РАН, 2000. – 235 с.
6. Этнос и политика: Хрестоматия. – М. УРАО, 2000. – 398 с.
References
1. Hellner E. Natsii I natsiolism. M. Progress. 1991. – 126 p.
2. Guboglo M.N. Yaziki mobilizovannoy etnichnosti. M. Shkola “Yaziki russkoy kultury”,
1998. – 327 p.
3. Rybakov S.E. Philosophiya etnosa. M. 2001. – 223 p.
4. Tishkov V.A. Ocherki teorii I politiki etnichnosti v Rossii. M. Russkiy mir, 1997. – 355 p.
5. Cheshko S.V. Raspad Sovetskogo Soyuza. M. IEA RAN, 2000. – 235 p.
6. Etnos I politika: khrestomatia. M. URAO, 2000. – 398p.
Варнавский Павел Кондратьевич – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела истории, этнологии и социологии ИМБТ СО РАН, e-mail: [email protected]
Varnavsky Pavel – Candidate of Historical Sciences, SB RAS, e-mail: [email protected]
47
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
УДК 221(091)(510)
DOI 10.18101/2306-753X-2015-4-48-55
© Е. В. Дроботушенко
Деятельность католиков и протестантов в Китае
во второй половине 40-х гг. XX в.
В статье дается характеристика деятельности католических и православных миссионеров,
существования католических и протестантских общин на территории Китая в переходный период – время окончательного падения гоминдановского режима и утверждения в стране коммунистической партии Китая. Данный период стал во многом переломным для православной
церкви на китайской территории, постепенного ее ухода с «религиозной» арены Китая. Однако
активное развитие получили католичество и протестантизм. На основе имеющихся публикаций и архивных документов приводятся статистические данные по количеству верующих и
священнослужителей, по финансовому состоянию католических миссий. Делаются выводы об
относительной активности католиков и протестантов на юге, востоке и севере страны. Отмечается практически полное отсутствие информации об их деятельности в западных регионах Китая. Автор отмечает, что на сегодняшний день, изучены далеко не все аспекты истории существования католической и протестантских церквей на территории Китая.
Ключевые слова: религии, католичество, протестантизм, церковь, священник, верующие,
Китай.
© E. Drobotushenko
The activities of Catholics and Protestants in China
in the second half of the 40-ies of XX century
In the article, the activities of Catholic and Orthodox missioners, the existence of the Catholic
and Protestant communities on the territory of China in transitional period – the time of the final fall
of the Kuomintang regime and establish the Communist party of China. This period was in many
ways a turning point for the Orthodox Church in the Chinese territory, a gradual withdrawal from the
"religious" arena of China. However, active development of Catholicism and Protestantism. Based on
existing literature and archival documents, statistical data according to the number of believers and
clergy, on the financial condition of the Catholic missions. Conclusions are made about relative activity of Catholics and Protestants in the South, the East and North of the country. There is almost complete lack of information on their activities in the Western regions of China. The author notes that to
date, not explored all aspects of the history of Catholic and Protestant churches in China.
Keywords: religion, Catholicism, Protestantism, the Church, the priest, the faithful, China.
История появления, существования и деятельности католической и протестантских церквей на территории Китая периодически становиться предметом разговора на страницах средств массовой информации. Несомненно, она
интересна сама по себе, но вдвойне она интересна для понимания сходства и
различия в деятельности на территории страны католической, протестантских
и православной миссий. Для знающего человека не является секретом, что
48
Дроботушенко Е. В. Деятельность католиков и протестантов в Китае во второй половине
40-х гг. XX в.
католики и протестанты развили в Китае достаточно активную деятельность.
На наш взгляд, православная церковь, в этом плане, от них значительно отставала. Для понимания коренных причин отличия требуется знать и понимать историю деятельности католических и протестантских миссионеров.
Хронологические рамки определены желанием проанализировать состояние католицизма и протестантизма в Китае перед коренными изменениями 1949 – начала 50-х гг. XX в., т.е. временем, когда существование любой
религии оказалось под вопросом.
Следует сказать, что серьезной характеристики состояние католической
и протестантских церквей в Китае в 40-е гг. XX в. в отечественной научной
литературе не нашло. Относительно часто можно встретить упоминания о
Статье «Приветствуем патриотическое движение католических деятелей» в
газете «Жэньминь жибао» и о последовавших в дальнейшем действиях китайских властей относительно католических и протестантских миссионеров.
Однако эти события наступили уже после установления нового режима. А
вот о том, как обстояли дела перед этим, насколько серьезное развитие получили названные религиозные учения, сколько они мели последователей, информации не слишком много и, самое главное, имеющие данные не несут
серьезной научной оценки.
Вообще, существование и деятельность католиков и протестантов в Китае в разное время, в сухом остатке, нашла отражение в незначительном количестве русскоязычных публикаций. При этом основная масса работ, так
или иначе, анализирует названный аспект до рассматриваемого нами времени. Это и достаточно известная досоветская статья духовного писателя, в последующем епископа Оренбургского и Уральского Николая Адоратского
(Петр Степанович Адоратский) и публикации постсоветского времени В. Данилова (по советскому времени публикаций назвать не можем) [1; 4].
Интереснейшими в свете предметного поля данной статьи являются монография А. В. Ломанова «Христианство и китайская культура» и предшествовавшее ей диссертационное исследование [8; 9]. Но здесь мы увидим традиционную проблему. Христианство в Китае в XX в. рассматривается в Послесловии к монографии очень поверхностно [9, С. 377-406].
Достаточно интересной, с точки зрения собирания воедино информации
по истории христианства в Китае, является работа красноярского ученого,
китаеведа В. Г. Дацышена. Однако по католицизму и протестантизму в рассматриваемое время данные практически не приводятся, хотя, к примеру,
первые двадцать лет после прихода к власти коммунистов, в плане описания
католичества и протестантских церквей представлены достаточно подробно
[5, С. 148-154; 176-181].
49
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
Отдельные отрывочные данные по католикам в Китае, судя по названиям
публикаций, можно встретить у отца Ростислава Колупаева, однако его анализ заканчивается до рассматриваемого нами периода [6; 7].
Не в пример лучше дела с научным и научно-популярным анализом исторических аспектов существования и деятельности католической и протестантских церквей дело обстоит у англоязычных авторов. Значительная часть
публикаций носит публицистический характер, часть посвящена периоду
времени, который мы затрагиваем в рамках данного исследования. Однако
объем приводимых фактографических данных достаточно большой. Проблема в том, что переведенных на русский язык работ практически нет [13; 14;
15; 16; 18; 19; 20; 21; 22 и др.].
На страницах отечественных изданий деятельность католиков и протестантов в Китае в рассматриваемый нами период все-таки нашла отражение.
Она была достаточно неплохо охарактеризовано в одной из статей журнала
Московской Патриархии за 1949 г. Статья носит публицистический характер.
Пожалуй, это единственная публикация, отчасти, по предмету настоящего
исследования. Значительный объем статьи характеризует развитие католичества с XIX в. по конец 30-х гг. XX в. [10; Л.Л. 18-36].
На сегодня, наиболее полную, серьезную, научно обоснованную характеристику характеризуемого аспекта исторического развития Китая можно
дать, на наш взгляд, только с опорой на архивные источники. Здесь основой
выступят документы Государственного архива Российской Федерации. А
именно, фонда Р-6991 «Совет по делам Русской Православной Церкви при
Совете Министров СССР: 1943-1985». Данный фонд содержит достаточно
много дел, характеризующих состояние православия на востоке, в Японии,
Корее и Китае. Характеристика состояния и деятельности православной миссии в Китае часто проводится на фоне упоминаний о деятельности католических и протестантских миссионеров, которые выступали своеобразными конкурентами миссионерам православным [3].
Отметим, что данных по католичеству в Китае встречается больше, чем
по протестантизму
40-е гг. XX в. – это время, по словам некоторых исследователей, окончательного закрепления в Китае католической церкви. Маркером этого является, на наш взгляд два события. Первое – это установление дипломатических
отношений Китая с Ватиканом в 1943 г. и второе – избрание в 1946 г. первого
кардинала архиепископа Пекина Томаса Тянь Кен-синя [5, С. 150; 12].
Вообще, активное укрепление католиков на китайской земле происходило не только в 40-е, но и в 30- гг. XX в. Это время строительства католических храмов и учебных заведений. Так, только в Шанхае, открыт колледж
Святого Николая, лицей Святого Николая, школа Святой Софии. Согласно
50
Дроботушенко Е. В. Деятельность католиков и протестантов в Китае во второй половине
40-х гг. XX в.
некоторым данным, это были католики восточного обряда. Руководство миссией в Шанхае осуществляли иезуиты [3, Л. 24].
К началу 40-х гг. XX. в Китае было, по официальным подсчетам
3 934 175 человек католического вероисповедания. Католическая церковь
была представлена 94 епископами, 24 из которых были китайцы по происхождению. Активно действовало 121 викариатство. Службы совершало 2 636
священников, из которых основная масса, 2 120 чел. – китайцы [3, Л. 21]. Однако мы можем встретить и несколько иные данные, правда, без ссылки на
источники. Так, В. Г. Дацышен говорит о том, что в рассматриваемое время и
двадцати главных католических епископов три были китайцами [5, С. 150].
Отметим, что нами не встречено упоминание «главных» и «второстепенных»
епископов в иных публикациях и предположим, что за годы расцвета количество епископов не могло столь сильно увеличиться.
По некоторым данным, к середине 40-х гг. XX в. на территории Китая
было около 4 миллионов католиков. На 1949 г. в стране числилось 20 митрополий, 85 епархий [12], т.е., следуя формальной логике, можно предположить, что должно было быть 20 митрополитов и 85 епископов. Опять же,
объяснить сокращение общего количества епископов в достаточно «благополучное» для католиков время сложно. Расхождение в цифрах, на сегодня, мы
объяснить не можем.
К концу 40-хгг. XX в. на весь материковый Китай было 3 080 католических миссионеров и 2 557 священников китайского происхождения [12],
Католические и протестантские миссионеры относительно активно действовали на севере Китая. По мнению современников, они пытались, на протяжении ряда лет, создать вдоль границы сеть пунктов по переводу на свою
сторону отдельных «неустойчивых» русских [3, Л. 19].
Как отмечает Р. Колупаев, с 1928 по 1949 гг. на территории Северного и
Северо-восточного Китая была создана система католического церковного
управления византийского обряда. Центром стал г. Харбин. Там открыт монастырь отцов-мириан, храм Святого Благоверного князя Владимира, домовой храм в честь Воскресения Христова при лицее Святителя Николая Чудотворца. Издавался ряд периодических изданий, ярким примером среди которых может служить «Католический вестник Русской епархии ВизантийскоСлавянского обряда в Маньчжурии» В 1935 г. было 5 иереев и иеромонахов,
1 иеродиакон, 4 монаха, 12 монахинь ордена урсулинок и 14 монахинь ордена
францисканок. Прихожан же было не очень много, в пределах 150 человек
[7].
В Харбине на содержании католической миссии работали приют, где в
1949 г. проживало 310 девочек и лицей, где обучалось 202 мальчика [7]. Всего же по Китаю у католической церкви было на это время более 250 приютов
и около 200 больниц, с общим числом мест более 81 500 [12].
51
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
Во второй половине 40-х гг. XX в. продолжалось развитие католического
образования в Китае. По всей стране духовное образование получало 700 семинаристов – католиков. Работало два католических университета, в Бейпине
и образцовый университет «Аврора» в Шанхае. Продолжали работать католические музеи, метеорологическая обсерватория при Заккавейском монастыре [3, Л. 22].
Слабое представление, несмотря на наличие некоторых упоминаний,
имеем о католиках и протестантах, в рассматриваемое время, на севере Китая. В то же время, очевидно, что деятельность католиков и протестантов на
юге, востоке и севере страны нашла определенное освещение в документах.
Этого не скажешь относительно западных и юго-западных территорий страны. При этом, к примеру, данные о православии в Синьцзяне в архивных делах встречаются.
Следует отметить, что, в отличие, к примеру, от православной миссии,
католическая церковь в Китае имела очень не плохое финансовое состояние.
Так, стоимость имущества бывшей французской концессии, принадлежащей
к началу 40-х гг. XX в. католическому монастырю Заккавей оценивалась в
огромную сумму в два миллиарда золотых франков [3, Л. 20].
Имевшееся богатство не уберегло католическую церковь от перехода по
контроль новых властей. А, возможно, именно оно ему и поспособствовало.
Изменение отношения к католикам и протестантам первое выражение
находит в убийстве двух католических священников – миссионеров военнослужащими Народно-освободительной армии Китая. Данное убийство вызвало значительный резонанс в средствах массовой информации. Однако командование НОА заявило, что данный случай является частным. Уничтожение
католической церкви в Китае при новой власти не планируется [3, Л. 29].
В.Г. Дацышен отмечает, что все иностранные миссионеры были высланы
из Китая в период с 1949 по 1953 гг., папский нунций Антонио Рибери вынужден был перенести представительство Ватикана из Нанкина в Тайбэй [5, С.
180]. Ответом со стороны Папы Римского Пия XII стало письмо верующим в
Китае с восхищением ими и словами поддержки, опубликованное в официальном бюллетене Святого Престола Acta Apostolicae Sedis, AAS (Акты Апостольского Престола) 18 января 1952 г. [17].
Ж.-П. Вист говорит о депортации из Китая к середине 50-х гг. XX в. значительной части католических миссионеров. Массовые аресты начнутся в
1955 г. в подполье начинает работать движение католического сопротивления. Легальные сохранившиеся католические институты находились под контролем Коммунистической партии Китая. Это «Движение трех автономий»
(или движение по защите церкви). Оно опиралось как на католиков, так и на
мирян. В 1954 г. было создано Тройственное патриотическое движение, а в
52
Дроботушенко Е. В. Деятельность католиков и протестантов в Китае во второй половине
40-х гг. XX в.
1957 г. – Китайская Католическая Патриотическая Ассоциация [2; 11]. У католицизма в Китае наступает новый этап исторического развития.
Уделив значительное внимание католической церкви в Китае, следует
остановиться на состоянии протестантских церквей. Как мы отмечали выше,
проблема существования протестантизма на территории Китая в рассматриваемое время требует серьезной проработки. Однако, с опорой на имеющиеся
данные, можно сказать о том, что к 40-м гг. XX в. в Китае действовало семнадцать организаций протестантского толка, организованных выходцами с
территории Великобритании, шестьдесят четыре организации «американского и канадского происхождения», двадцать три, основанных выходцами с
континентальной Европы, две выходцами из Австралии. При этом действовало одна международная организаций, не совсем ясно какая и около тридцати
организаций неизвестного происхождения. Всего же в Китае работало 6 150
протестантских миссионеров, в отдельные годы их общее количество доходило до 8 000 всего 1130 [3, Л. 27]
Можно назвать и наиболее популярные среди китайцев протестантские
организации. Это были адвентисты, англиканцы, баптисты, евангелисты,
объединенная церковь Канады и др. Достаточно крупной была Китайская
внутренняя миссия, популярны были Церковь Христа в Китае, Китайское
миссионерское общество и др. Общее число верующих доходило до
1миллиона [3, Л. 28]
Центрами протестантизма в Китае были университеты ЯньЦзин
(Yenching) и Цзинхуа или Цинхуа (Qinghua) [3, Л. 35].
Протестантские организации ждала та же судьба, что и католические, на
рубеже 40-х – 50-х гг. XX в. для них наступили не радужные времена.
Литература
1. Адоратский Н. Исторический очерк католической пропаганды в Китае / Н. Адоратский //
Православный собеседник. – Казань: Казанская духовная академия, 1885. – сентябрь. – С. 24-69.
2. Вист Ж.-П. Взгляд на католическую церковь в КНР / Ж.-П. Вист // Библиотека Якова Кротова. – URL: http://krotov.info/history/20/tsypin/vist.html (дата обращения: 07.02.2016).
3. Государственный Архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 588.
4. Данилов В. История католических миссий до начала XX в. / В. Данилов // Путь, истина и
жизнь. – URL:
http://via-veritas.narod.ru/books/hist_missij.htm#6 (дата обращения: 07.02.2016).
5. Дацышен В. Г. Христианство в Китае: история и современность / В. Г. Дацышен. – М.: Научно-образовательный форум по международным отношениям, 2007. – 240 с.
6. Колупаев Р. о. Католические общины византийского обряда и русская диаспора. Азия. Китай. Экзархат для католиков Византийского обряда в Харбине (1928-1949 гг.) / о. Р. Колупаев // Религиозные
деятели
и
писатели
русского
зарубежья.
–
URL:
http://zarubezhje.narod.ru/texts/frrostislav306.htm (дата обращения: 07.02.2016).
7. Колупаев Р. отец Экзархат для католиков византийского обряда в Китае, 1928-1949 гг. /
отец Р. Колупаев // Католики византийского обряда в России. – URL: http://www.rkcvo.ru/node/391
(дата обращения: 14.08.2012).
53
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
8. Ломанов А. В. Проблема культурной адаптации в деятельности христианских миссий в
Китае: дисс. … док. истор. наук. – М.: Ин-т Дальнего Востока Российской Академии наук, 2000. –
296 с.
9. Ломанов А. В. Христианство и китайская культура. – М.: Издательская фирма «Восточная
литература» РАН, 2002. – 422 с.
10. Работа католиков и протестантов в Китае // Журнал Московской Патриархии. – 1949. – №
7. – С. 21-27.
11. Сюн Цзыцзянь Организационная структура и деятельность «Китайской патриотической
католической
церкви»
и
«Китайского
католического
синоа»
Сокращенный перевод статьи из тайваньского журнала «Чжунго далу яньцзю [Исследования материкового Китая]», январь 1998, с. 30-41; автор - научный сотрудник Центра по изучению международных
отношений
Государственного
университета
Чжэнчжи
на
Тайване.
Оп.:
http://www.chinese.orthodoxy.ru/RUSSIAN/kb2/Modern1.htm (Китайский благовестник, 1999, №2) /
Цзыцзянь
Сюн
//
Библиотека
Якова
Кротова:
сайт.
—
URL:
http://krotov.info/history/20/iz_istori/china.html (дата обращения: 06.02.2016).
12. Томас Тянь Кен-синь Фон: Церковь в Китае, 1939-1958 / Тянь Кен-синь Томас //
ru.knowledgr.com. – Режим доступа: http://ru.knowledgr.com/04163050/ТомасТяньКенсинь (дата обращения: 06.02.2016).
13. American China Missions: An Introductory Bibliography. – Evanston: Department of History
Northwestern University, 2003. – 12 p.
14. Bates M. Searle The Theology of American Missionaries // The Missionary Enterprise in China
and America / J. K. Fairbank (red.). – Cambridge: MA, Harvard University Press 1974. – P. 135-138.
15. Beatrice K. F. The Chinese Catholic Church in Conflict: 1949-2001 / K. F. Beatrice, Liu Leung
og William T. – Boca Raton: Universal-Publishers, 2004. – 331 p.
16. Breslin T. A. China American Catholicism, and the Missionary / T. A. Breslin. – London: Pennsylvania State University Press, 1980. – 144 p.
17. Cupimus Imprimis (January 18, 1952) // Acta Apostolicae Sedis (AAS) Roma, Vaticano, AAS
1952, 505 // Cupimus Imprimis: Wikis. – Режим доступа: http://www.thefullwiki.org/Cupimus_Imprimis
(дата обращения: 06.02.2016).
18. Broomhall M. Martyred Missionaries of the China Inland Mission with a record of the Perils and
Sufferings of Some Who Escaped / M. Broomhall. – London: Morgan and Scott, 1901. – 328 p.
19. Hattaway P. China's Christian Martyrs / P. Hattaway. – Oak Industrial Dr NE: Kregel Publications, 2007. – 496 р.
20. Hattaway P. How Many Christians are In China? A Brief Summary of our Full Article // Asia
Harvest. – URL: http://asiaharvest.org/how-many-christians-are-in-china-summary/ (дата обращения:
07.02.2016).
21. Latourette K. S. Roman Catholic and Protestant Missions in China: Some Comparisons / K. S.
Latourette // The International Review of Missions, 1926. – P. 161-181.
22. Memorials of Protestant Missionaries to the Chinese: Giving a List of Their Publications, and
Obituary Notices of the Deceased. With Copious Indexes. – Shanghae: American Presbyterian Mission
Press, 1867 – 331 p.
Literature
1. Adoratskiy, N. Istoricheskiy ocherk katolicheskoy propagandyi v Kitae / N. Adoratskiy //
Pravoslavnyiy sobesednik. – Kazan: Kazanskaya duhovnaya akademiya, 1885. – sentyabr. – S. 24-69.
2. Vist, Zh.-P. Vzglyad na katolicheskuyu tserkov v KNR / Zh.-P. Vist // Biblioteka Yakova Krotova. – URL: http://krotov.info/history/20/tsypin/vist.html (data obrascheniya: 07.02.2016).
3. Gosudarstvennyiy Arhiv Rossiyskoy Federatsii (GARF). F. R-6991. Op. 1. D. 588.
4. Danilov, V. Istoriya katolicheskih missiy do nachala XX v. / V. Danilov // Put, istina i zhizn. –
URL:
5. http://via-veritas.narod.ru/books/hist_missij.htm#6 (data obrascheniya: 07.02.2016).
6. Datsyishen, V. G. Hristianstvo v Kitae: istoriya i sovremennost / V. G. Datsyishen. – M.: Nauchno-obrazovatelnyiy forum po mezhdunarodnyim otnosheniyam, 2007. – 240 s.
54
Дроботушенко Е. В. Деятельность католиков и протестантов в Китае во второй половине
40-х гг. XX в.
7. Kolupaev, R., o. Katolicheskie obschinyi vizantiyskogo obryada i russkaya diaspora. Aziya. Kitay. Ekzarhat dlya katolikov Vizantiyskogo obryada v Harbine (1928-1949 gg.) / o. R. Kolupaev // Religioznyie deyateli i pisateli russkogo zarubezhya. – URL: http://zarubezhje.narod.ru/texts/frrostislav306.htm
(data obrascheniya: 07.02.2016).
8. Kolupaev, R., otets Ekzarhat dlya katolikov vizantiyskogo obryada v Kitae, 1928-1949 gg. / otets
R. Kolupaev // Katoliki vizantiyskogo obryada v Rossii. – URL: http://www.rkcvo.ru/node/391 (data obrascheniya: 14.08.2012).
9. Lomanov, A. V. Problema kulturnoy adaptatsii v deyatelnosti hristianskih missiy v Kitae: diss. …
dok. istor. nauk. – M.: In-t Dalnego Vostoka Rossiyskoy Akademii nauk, 2000. – 296 s.
10. Lomanov, A. V. Hristianstvo i kitayskaya kultura. – M.: Izdatelskaya firma «Vostochnaya literatura» RAN, 2002. – 422 s.
11. Rabota katolikov i protestantov v Kitae // Zhurnal Moskovskoy Patriarhii. – 1949. – # 7. – S. 2127.
12. Syun, Tszyitszyan Organizatsionnaya struktura i deyatelnost «Kitayskoy patrioticheskoy katolicheskoy tserkvi» i «Kitayskogo katolicheskogo sinoa» Sokraschennyiy perevod stati iz tayvanskogo zhurnala «Chzhungo dalu yantszyu [Issledovaniya materikovogo Kitaya]», yanvar 1998, s. 30-41; avtor nauchnyiy sotrudnik Tsentra po izucheniyu mezhdunarodnyih otnosheniy Gosudarstvennogo universiteta
Chzhenchzhi na Tayvane. Op.: http://www.chinese.orthodoxy.ru/RUSSIAN/kb2/Modern1.htm (Kitayskiy
blagovestnik, 1999, #2) / Tszyitszyan Syun // Biblioteka Yakova Krotova: sayt. — URL:
http://krotov.info/history/20/iz_istori/china.html (data obrascheniya: 06.02.2016).
13. Tomas Tyan Ken-sin Fon: Tserkov v Kitae, 1939-1958 / Tyan Ken-sin Tomas //
ru.knowledgr.com. – Rezhim dostupa: http://ru.knowledgr.com/04163050/TomasTyanKensin (data obrascheniya: 06.02.2016).
14. American China Missions: An Introductory Bibliography. – Evanston: Department of History
Northwestern University, 2003. – 12 p.
15. Bates, M. Searle The Theology of American Missionaries // The Missionary Enterprise in China
and America / J. K. Fairbank (red.). – Cambridge: MA, Harvard University Press 1974. – P. 135-138.
16. Beatrice, K. F. The Chinese Catholic Church in Conflict: 1949-2001 / K. F. Beatrice, Liu Leung
og William T. – Boca Raton: Universal-Publishers, 2004. – 331 p.
17. Breslin, T. A. China American Catholicism, and the Missionary / T. A. Breslin. – London: Pennsylvania State University Press, 1980. – 144 p.
18. Cupimus Imprimis (January 18, 1952) // Acta Apostolicae Sedis (AAS) Roma, Vaticano, AAS
1952, 505 // Cupimus Imprimis: Wikis. – Режим доступа: http://www.thefullwiki. org/Cupimus_Imprimis
(дата обращения: 06.02.2016).
19. Broomhall, M. Martyred Missionaries of the China Inland Mission with a record of the Perils and
Sufferings of Some Who Escaped / M. Broomhall. – London: Morgan and Scott, 1901. – 328 p.
20. Hattaway, P. China's Christian Martyrs / P. Hattaway. – Oak Industrial Dr NE: Kregel Publications, 2007. – 496 р.
21. Hattaway P. How Many Christians are In China? A Brief Summary of our Full Article // Asia
Harvest. – URL: http://asiaharvest.org/how-many-christians-are-in-china-summary/ (дата обращения:
07.02.2016).
22. Latourette, K. S. Roman Catholic and Protestant Missions in China: Some Comparisons / K. S.
Latourette // The International Review of Missions, 1926. – P. 161-181.
23. Memorials of Protestant Missionaries to the Chinese: Giving a List of Their Publications, and
Obituary Notices of the Deceased. With Copious Indexes. – Shanghae: American Presbyterian Mission
Press, 1867 – 331 p.
Дроботушенко Евгений Викторович – кандидат исторических наук, доцент, декан исторического факультета, заведующий кафедрой политологии ФГБОУ ВПО «Забайкальский государственный университет», г. Чита, e-mail: [email protected]
Drobotushenko Evgeniy – Candidate of Historical Sciences, Zabaikalsk State University, Chita, e-mail: [email protected]
55
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
УДК 274(=519.5)(571.54)
DOI 10.18101/2306-753X-2015-4-56-61
© С. З. Ахмадулина
Корейский протестантизм в Бурятии в 1990-2000-е гг.
В данной статье рассматривается процесс протестантизации с участием корейских миссионеров активно развернувшийся в Республике Бурятия в 1990-2000-е гг. Автор отмечает, что
на современной религиозной карте республики значительное место занимают протестантские
религиозные организации, дополняя исторически укоренившиеся традиционные религии и религиозные верования – православие, буддизм, шаманизм. В рамках неотрадиционалистской
стратегии развития Бурятии, в обозначенный период времени, национальные элиты вели активный поиск новых постсоветских идентичностей, и здесь актуальным стал религиозный
фактор в формировании национальной идеи титульного народа.
Ключевые слова: Республика Бурятия, корейский протестантизм, конфессии, деноминации, миссионерские практики.
© S. Akhmadulina
Korean Protestantism in Buryatia in the 1990s and the 2000s
This article discusses protestantizatsii process with participation of Korean missionaries are actively developed in the Republic of Buryatia in 1990-2000-ies. The author notes that in the current religious map of the republic a significant place is occupied by the Protestant religious organizations,
complementing the historically-rooted traditional religions and religious beliefs - Christianity, Buddhism, Shamanism. As part of the strategy of Buryatia neotraditionalist development in designated
time period, the national elites were actively searching for new post-Soviet identity, and here was the
actual religious factor in the formation of the national idea of the titular nation.
Keywords: Republic of Buryatia, Korean Protestantism, denomination, denominations, missionary practice.
Одной из основных тенденций в развитии современного мирового конфессионального пространства является активный христианский прозелитизм.
Во многом благодаря миссионерской деятельности протестантов, христианство выходит в некоторых регионах на уровень национальной религии.
Подобная ситуация характерна и для современной России. В связи с активным поиском национальной идеи, который развернулся в нашей стране в
постперестроечный период, конфессиональный фактор приобрел особое значение. Отход от политики государственного атеизма, крушение идейных основ объединявших советских граждан привели к появлению массовых религиозно-мистических настроений, глубоко проникавших в среду российского
общества, что создало питательную среду для распространения и высокой активности нетрадиционных религий, в большинстве случаев представленных
иностранными проповедниками.
56
Ахмадулина С. З. Корейский протестантизм в Бурятии в 1990-2000-е гг.
В результате активной пасторской деятельности иностранных миссионеров в различных субъектах страны существенным образом изменилась этноконфессиональная структура, в том числе и одной из национальных республик – Бурятии.
На современной религиозной карте республики значительное место занимают протестантские религиозные организации, дополняя исторически
укоренившиеся традиционные религии и религиозные верования – православие, буддизм, шаманизм. Сегодня только в столице – г. Улан-Удэ и его пригородах действуют более десяти христианских общин, объединенных в несколько союзов, крупнейшими из которых является Централизованная религиозная организация «Церковь христиан веры евангельской в Бурятии» и Ассоциация Христианских Церквей «Союз Христиан» в Республике Бурятия,
хотя и они имеют различные (но родственные) ориентации: евангельскую,
пресвитерианскую, лютеранскую и пятидесятническую. Вот только некоторые из них: Церковь Христиан веры Евангельской «Надежда», Христианская
Пресвитерианская церковь «Шалом», Церковь христиан веры Евангельской
Христа Спасителя, Христианская Пресвитерианская Церковь пос.Усть-Брянь,
Христианская Церковь «Богатый урожай» (пос.Нижние Тальцы), Христианская церковь «Благовестие», Христианская церковь «Торжествующий Сион»1
и др.
Особо отметим интерес к протестантизму со стороны титульного населения региона. Подобная ситуация стала возможной в силу ряда причин. С
одной стороны, в постперестроечный период Республику Бурятию, как и
многие другие регионы страны, отличали депрессивные экономические показатели и глубокая социально-экономическая трансформация общества. Падение уровня жизни привело к безработице, резкому снижению демографических показателей, росту преступности и общему обнищанию населения2. В
сложившихся условиях религия стала определенным утешением и надеждой
на лучшее будущее, а для кого-то включенность в религиозные отношения
являлась единственно возможным средством выживания. С другой стороны,
либеральные законодательные изменения в области религиозного права способствовали процессу легализации различных конфессий, в том числе и новых религиозных движений.
В рамках неотрадиционалистской стратегии развития Бурятии, в обозначенный период времени, национальные элиты вели активный поиск новых
постсоветских идентичностей, и здесь актуальным стал религиозный аспект в
1
Мир Вашему дому. Газета Христианских евангельских Церквей г. Улан-Удэ. - №6 (6). – 2009.
– С.4.
2
См. Митупов К.Б.-М. Социальные процессы в Бурятии (90-е годы ХХ века) / К.Б.-М. Митупов. – Улан-Удэ, 2001. – 91 с.
57
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
формировании национальной идеи титульного народа1. Безусловно, обсуждались варианты в рамках традиционных для региона религиозных структур,
однако социальной реальностью стало усиление протестантских объединений, среди которых были и корейские церкви.
Корейские миссионеры впервые появились в Бурятии в середине 1990-х
гг., и уже к середине 2000-х гг. действовало десять пресвитерианских церквей
(четыре из которых были зарегистрированы официально) и три группы Yoido
Full Gospel Church 2 . По мнению исследователя корейского протестантизма
Ю.С. Ковальчук: «Развитие корейских церквей в Бурятии, было обусловлено
наличием корейской диаспоры и ее высоким административным статусом.
Национально-культурная автономия корейцев Бурятии была создана в 1990 г.
и состояла из 320 корейцев; ассоциация имела тесные связи с корейцами
Японии, Китая, Приморского, Хабаровского краев и Сахалинской области»3.
Однако, безусловно, это являлось только одной из причин популярности корейского протестантизма.
В качестве примера рассмотрим возникновение пресвитерианской церкви, основоположниками которой выступили корейцы Ким Гын Гон (пастор
церкви «Любовь») и Ли Чан Бэ (пастор церкви «Антиохия»), именно они в
январе 1995 г. открыли богослужение по домам верующих улан-удэнцев. Уже
через год активной миссионерской практики в церквях появляются первые
домашние группы по изучению Священного Писания из местных служителей. А после приезда доктора теологии пастора Вон Сон Уп при церкви была
открыта Библейская семинария4. На сегодняшний день география движения
достаточно обширна, общины пресвитериан имеются не только в г.Улан-Удэ,
но и в п. Онохой, Заиграево, Тарбагатай, Усть-Брянь, Турка, Кижинга, Тапхар, Оронгой, Большой Куналей и др.5.
Примечательно, что несмотря на более позднее, в отличие от других
протестантских организаций, возникновение пресвитерианской церкви она
является практически единственной, у которой подавляющее большинство
прихожан составляют буряты – 80%. По мнению исследователей бурятского
протестантизма А.А. Бадмаева и Д.М. Маншеева выбор бурят в пользу пре-
1
Ковальчук Ю. С. Корейский протестантизм и его миссионерские практики в азиатской части
Российской Федерации. – Новосибирск, 2008. – С.108-109.
2
Протестантская пятидесятническая церковь в Южной Корее
3
Ковальчук Ю. С. Корейский протестантизм и его миссионерские практики в азиатской части
Российской Федерации. – Новосибирск, 2008. – С.112.
4
Евангельская Христианская церковь г. Улан-Удэ. Доступ: http://uuchurch.ru/main/article.
php?id_article=217. Дата обращения: 09.02.2016 г.
5
Ахмадулина С. З. Пресвитериане / С. З. Ахмадулина, П. К. Варнавский // Религиозные организации Республики Бурятия: словарь-справочник. – Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2011. – С.147.
58
Ахмадулина С. З. Корейский протестантизм в Бурятии в 1990-2000-е гг.
свитерианства объясняется, прежде всего, этническим фактором: основателями являются южнокорейские проповедники, поэтому бурятами она рассматривается как азиатская, соответственно более близкая, в отличие от других протестантских церквей1. В этом ключе внимание ученых привлек доклад
об этнокультурной близости древних корейцев к народам Саяно-Алтая, в том
числе к бурятам, доктора исторических наук, профессора Института Внутренней Азии Н. В. Абаева, озвученный им на конференции «Идентичность
Когурё» в г. Сеуле (Республика Корея, 2004 г.)2.
Вполне возможно, что воспринятый на уровне общественного дискурса
факт этнокультурной близости способствовал утверждению корейских протестантов в Республике Бурятии. Учитывая при этом наличие различных социальных и реабилитационных программ, серьезную финансовую поддержку
из-за рубежа, что также обеспечило усиление влияния протестантизма в бурятской среде.
По мнению пресвитерианского пастора В. И. Колмынина 3 , в Бурятии
рост рядов деноминации гораздо ниже, чем в соседних регионах – Читинской, Иркутской областях и Монголии4. Однако, если учитывать успешность
ее миссионерства именно в бурятской этнической среде, развитие этого течения не кажется таким уж и медленным. Одним из основных акцентов в миссионерской практике пресвитериан является широкое привлечение в лоно
церкви молодежи и людей средних лет, а также подготовка и распространение религиозной литературы на бурятском языке.
Сегодня в республике стали говорить о феномене «бурятского протестантизма». Один из местных исследователей истории английской духовной
миссии в Забайкалье А. В. Тиваненко отмечает, что «бурятский протестантизм представляет особую религиозную культуру, сохраняя христианскую
позицию в отношении непререкаемого авторитета Библии и вместе с тем оказывается способной воспринимать культуру бурятского народа в ее самобытности, и, стремясь сохранить авторитет Евангелия, бдительно следит за тем,
1
Бадмаев А. А. О протестантских общинах г. Улан-Удэ // Проблемы археологии, этнографии,
антропологии Сибири и сопредельных территорий. – Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН,
2004. – Т.X, ч.II. – С.10; Бадмаев А.А. Протестантизм и народы Южной Сибири: история и современность / А. А. Бадмаев, Ч. О. Адыгбай, В. А. Бурнаков, Д. М. Маншеев. – Новосибирск:
Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2006. – С.124-125.
2
См. Абаев Н. В. Идентичность «Танну-Урянхая» и «Урянхайская проблема» / Н. В. Абаев //
Идентичность Когурё. – Сеул: Изд-во Институт Когурё, 2004.
3
С октября 2014 г. епископ Ассоциации Христианских Церквей «Союз Христиан» Республики
Бурятия
4
Бадмаев А. А. Протестантизм и народы Южной Сибири: история и современность /
А. А. Бадмаев, Ч. О. Адыгбай, В. А. Бурнаков, Д. М. Маншеев. – Новосибирск: Изд-во ИАЭТ
СО РАН, 2006. – С.125.
59
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
чтобы не умалять достоинство человеческой личности»1. Однако здесь необходимо учитывать и собственные религиозные предпочтения автора.
Схожая точка зрения прослеживается в работе О. Н. Волковой, по мнению которой именно через евангельскую веру многие граждане Бурятии обрели смысл жизни и, следовательно, идентификацию личности. В поисках
смысла жизни люди приходят в евангельские церкви и становятся последователями протестантского вероучения. Содержание проповедей пасторов Бурятии главным образом отражает повышенный интерес протестантизма к внутреннему, личностному миру человека. Размышления, как профессиональных
проповедников, так и рядовых верующих, обнаруживают глубокую проницательность в понимании человеческой духовности2.
Прямо противоположным, относительно влияния на бурятскую культуру, является позиция автора ряда работ по истории развития протестантизма
среди народов южной Сибири Д. Маншиева: «Эти церкви несут в себе западную ментальность, адаптированную к Бурятии, но в конечном итоге они способствуют стиранию национальной культуры. Они привлекательны в глазах
молодежи, занятой духовными поисками. А старшее поколение чаще всего
ищет выход из кризисных ситуаций. Активно верующие находят в общинах
участие, спасаются от одиночества, а некоторые от алкоголизма и наркомании»3.
В целом, мы можем отметить, что на постсоветском пространстве возрождающейся религиозной жизни «корейский протестантизм» стал явлением, с
которым россияне столкнулись впервые. Этот период времени совпал с системным кризисом государства, с открытием границ, либерализацией религиозного законодательства и как следствие возрождением традиционных духовных ценностей и активной проповеднической деятельностью миссионеров
преимущественно европейских, американских и корейских церквей. В силу
определенной «агрессивности» миссионерских практик, способностей протестантских церквей адаптироваться в иных социо- и этнокультурных условиях, существенным образом изменилась этноконфессиональная структура во
многих национальных регионах страны - Республика Бурятия, Тыва, Хакасия,
Алтай. У прихожан протестантских церквей сформировалась новая конфессиональная идентичность, хотя это и не предполагает нивелировку их этнической идентичности.
1
Тиваненко А. В. История английской духовной миссии в Забайкалье (начало XIX столетия) /
А. В. Тиваненко. – Улан-Удэ, 2009. – С.234.
2
См. Волкова О. Н. Культурно-философский анализ теории и практики протестантизма в Бурятии / О. Н. Волкова: автореф. дис. канд. ист. наук. – Чита, 2005.
3
Маншиев Д. М. Протестантское пришествие // Информ-Полис №23. – 2005. – 8 июня
60
Ахмадулина С. З. Корейский протестантизм в Бурятии в 1990-2000-е гг.
В свою очередь, корейские пасторы имеют ряд отличительных особенностей в работе с этническими сообществами, проходящими модернизационный этап развития. Так как сам корейский протестантизм является продуктом
религиозной модернизации традиционного общества, он предлагает собственные стратегии адаптации к изменившимся социально-экономическим условиям. Возможно, именно в этом и состояла главная привлекательность
протестантизма в переходный период времени для коренных народов национальных регионов России, в том числе и для Бурятии.
Таким образом, современная религиозная картина свидетельствует о закреплении позиций протестантизма в духовной жизни региона. Однако возникают проблемы, непосредственно затрагивающие государственные интересы. Появилось такое понятие как «духовная безопасность», и в этой связи
особую актуальность и на сегодняшний день имеет проблема оценки миссионерской деятельности зарубежных религиозных организаций.
Список источников и литературы
1. Абаев Н. В. Идентичность «Танну-Урянхая» и «Урянхайская проблема» / Н. В. Абаев //
Идентичность Когурё. – Сеул: Изд-во Институт Когурё, 2004.
2. Ахмадулина С. З. Пресвитериане / С. З. Ахмадулина, П. К. Варнавский // Религиозные организации Республики Бурятия: словарь-справочник / сост. С. В. Васильева и др. – Улан-Удэ: Изд-во
Бурятского госуниверситета, 2011. – С.146-148.
3. Бадмаев А. А. О протестантских общинах г. Улан-Удэ / А. А. Бадмаев, Д. М. Маншеев //
Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. – Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2004. – Т.X, ч.II. – С.9-13.
4. Бадмаев А. А. Протестантизм и народы Южной Сибири: история и современность / А. А.
Бадмаев, Ч. О. Адыгбай, В. А. Бурнаков, Д. М. Маншеев. – Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН,
2006. – 168 с.
5. Васильева С. В. Власть и старообрядцы Забайкалья (конец XVII – начало ХХ вв.) / С. В.
Васильева. – Улан-Удэ, 2007. – 233 с.
6. Волкова О. Н. Культурно-философский анализ теории и практики протестантизма в Бурятии / О. Н. Волкова. Дис. ... канд. филос. наук. – Чита, 2005. – 126 с.
7. Евангельская Христианская церковь г. Улан-Удэ. Доступ: http://uuchurch.ru/main/ article.php?id_article=217.
8. Ковальчук Ю. С. Корейский протестантизм и его миссионерские практики в азиатской
части Российской Федерации. – Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2008. – 192 с.
9. Маншиев Д. М. Протестантское пришествие // Информ-Полис №23. – 2005. – 8 июня
10. Митупов К. Б.-М. Социальные процессы в Бурятии (90-е годы ХХ века) / К. Б.-М. Митупов. – Улан-Удэ, 2001. – 91 с.
11. Мир Вашему дому. Газета Христианских евангельских Церквей г. Улан-Удэ. - №6 (6). –
2009.
12. Тиваненко А. В. История английской духовной миссии в Забайкалье (начало XIX столетия) / А. В. Тиваненко. – Улан-Удэ, 2009. – 251 с.
Ахмадулина Светлана Зиннатовна – кандидат исторических наук, старший преподаватель
кафедры всеобщей и отечественной истории, Бурятский государственный университет,
г. Улан-Удэ, e-mail: [email protected].
Akhmadulina Svetlana – Candidate of Historical Sciences, a senior lecturer, Department of General
and Native history, Buryat State University, Ulan-Ude, e-mail: [email protected].
61
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
УДК 378.016:811.111
DOI 10.18101/2306-753X-2015-4-62-66
© А. Ф. Хархенова
Интерактивные формы обучения как условие повышения мотивации
к изучению английского языка
В статье рассматривается использование интерактивных форм обучения впреподаваниииностранногоязыка, как одно из средств повышения мотивированности учащихся к его изучению. Описаныинтерактивные технологии, применяемые на занятиях по иностранномуязыкувнеязыковом вузе.
Ключевые слова: интерактивные методы, мотивация, английский язык, взаимодействие.
© A. Kharkhenova
Interactive forms teaching methodology as a condition of increasing
motivation to learn English
The article presents the use of interactive forms of instruction in the teaching of foreign languages as a means to enhance students' motivation to study it. The described interactive technologies
are used in the classroom for foreign language teaching in not language oriented high schools.
Key words: interactive methodology, motivation, English language, communication.
Формирование мотивации учения – это решение вопросов развития и
становления личности. Применяя интерактивные методы обучения, стимулирующие мыслительную деятельность обучающихся, можно существенно повысить мотивацию студентов к изучению иностранного языка. Проблема
учебной мотивации считается центральной в педагогике и актуальна для всех
участников образовательного процесса: обучающихся и преподавателей. Мотивационная сфера более динамичная, чем познавательная, интеллектуальная. Изменения в мотивации происходят быстро, и эта динамичность таит в
себе много опасностей. Если ею не управлять, то сразу же происходит её
снижение, мотив теряет действенность.
«Мотивация — это совокупность внутренних и внешних движущих
сил, которые побуждают человека к деятельности, задают границы и формы
деятельности и придают этой деятельности направленность, ориентированную на достижение определенных целей» [1, с. 133]. Воздействие мотивации
на поведение человека зависит от множества факторов, во многом персонально и имеет возможностьизменяться под воздействием обратной связи со
стороны деятельности человека.
Высокая мотивация возникает, если образовательный процесс основывается на персональном интересе студента при условии опоры на его потреб62
Хархенова А. Ф. Интерактивные формы обучения как условие повышения мотивации к
изучению английского
ности и личный опыт, на рефлексии и самооценке. Профессиональноевнедрение интерактивных методов обучения позволяет добиться наилучших результатов при наименьших затратах времени и средств. Вследствиеприменения методов в практике работы отмечено, что обучающиеся внимательно
слушают, наблюдают; читают, думая; выполняют практические занятия. Когда студент достигает понимания своим путём, а не по принуждению, она будет им принята, закреплена и будет использоваться им в дальнейшей жизни.
Чтобы вызывать интерес и научить учиться, надо создавать такие условия,
Сделать занятия интересными и результативными помогают интерактивные
методы. Используя их, обучающиеся учатся размышлять, использовать знания, работать в команде, формировать интерес к предмету. Образовательный
процесс, опирающийся на применение интерактивных методов обучения, организуется с учётом включения в процесс познания всех без исключения участников.
Основные методические инновации связаны сегодня с использованием
интерактивных методов обучения. Термин «интерактив» происходит из английского от слова «interact». «Inter» — это «взаимный», «act» — действовать.
Интерактивность — означает способность взаимодействовать или находиться в режиме беседы, диалога с кем-либо (человеком) или чем-либо
(например, компьютером). Следовательно, интерактивное обучение — это,
прежде всего, диалоговое обучение, в ходе которого осуществляется интеракция преподавателя и обучаемого.
Интерактивные методы обучения английскому языку существенно эффективнее, нежели обычные традиционныезанятия. Во время проведения интерактивного занятия преподаватель и студенты находятся в равных условиях, на одном уровне. На интерактивныхзанятияхпреподаватель не преподает
материал, а становится активным участником дискуссии, направляет ее в
нужное русло. Любые интерактивные занятия полезны для человека, посколькуобучают высказывать свое мнение и отстаивать свою точку зрения.
Интерактивные методы обучения английскому языку помогают студентам не только обмениваться информацией, но и получать практические навыки общения на английском языке, обучают формулировать свои мысли, живо
реагировать и отвечать на высказывания собеседника. На подобных уроках
преподаватель является уже не просто ведущим, а ассистентом, который имеет возможность быстро подсказать необходимое слово, поправить ошибку.
Интерактивные методы обучения английскому существенно ускоряют процесс изучения иностранного языка.
Целью применения интерактивных методов обучения иностранному
языку является:
- формирование мотивированного интереса к английскому языку;
63
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
- создание условия для развития речевой компетенции обучающихся в
различных видах речевой деятельности, которая ведет к взаимопониманию,
взаимодействию, к совместному решению общих вопросов.
Задача состоит в том, чтобы сделать каждое занятие интересным, увлекательным и добиться того, чтобы оно развивало познавательный интерес,
вдохновлялстудентов к активному участию в учебном процессе.
За последние годы преподаватели иностранного языка получили значительную самостоятельность в выборе средств обучения, креативном осмыслении содержания и путей реализации программных требований.
Признавая существование различных методов в современном процессе
обучения английскому языку, необходимо все же отметить, что главноеместо
занимают методы и технологии, базирующиеся наличностно ориентированном подходе в обучении, которые должны:
- создавать атмосферу, в которой студент чувствует себя комфортно и
непринужденно; стимулировать интересы обучаемого, развивать у него
стремление использовать иностранный язык на практике, а так же потребность учиться, делая тем самым реальным достижение успеха в овладении
предметом;
- затрагивать личность студента, егочувства, соотноситься с его реальными потребностями, стимулировать его речевые, когнитивные, креативные
способности и возможности;
- активизировать студента, делая его главным действующим лицом в
учебном процессе, активно взаимодействующим с другими участниками данного процесса;
- создавать ситуации, в которых преподаватель не является центральной фигурой; студент должен понимать, что изучение английского языка в
наибольшей степени связано с его личностью и потребностями, нежели с заданными преподавателем приемами и средствами обучения;
- научить работать самостоятельно на уровне его физических интеллектуальных и эмоциональных возможностей – а, следовательно, обеспечить
дифференциацию и индивидуализацию учебного процесса;
- учитывать разнообразные формы работы в группе: индивидуальную,
групповую, коллективную, в полной мере стимулирующие активность обучаемых, их самостоятельность и творчество.
Все перечисленные аспекты могут быть реализованы в использовании
интерактивных форм и методов обучения, которые раскрывают новые возможности, связанные с налаживанием межличностного взаимодействия путём внешнего диалога в ходе усвоения учебного материала. Между студентами в группе неизбежно появляются межличностные взаимоотношения, и от
того, какими они будут, во многом зависит успешность их учебной деятельности.
64
Хархенова А. Ф. Интерактивные формы обучения как условие повышения мотивации к
изучению английского
Одним из главныхприоритетовв наше время является подготовка молодежи к жизни в быстро меняющемся информационном обществе, в мире, в
котором постоянно ускоряется процесс появления новых знаний, регулярно
возникает потребность в новых профессиях, в непрерывном повышении квалификации. Глобальные геополитические и экономические изменения последнего времени предъявляют новые требования к обучению английскому
языку. Возрастающая потребность в профессионалах, способных свободно
разговаривать на иностранном языке, обусловила некоторый пересмотр ориентации преподавания иностранного языка. Сегодня все чаще говорят о формировании иноязычной коммуникативной компетенции [3, с. 13]. Формирование такой компетенции изначально предполагаетжизненность, естественность, эмоциональное моделирование ситуаций. Новые задачи подразумевают изменения в требованиях к уровню владения иностранным языком, определение новых подходов к отбору содержания и организации материала,
применение адекватных форм и видов контроля.
Основную роль в решении этих задач играет владение современным
человеком информационными и коммуникационными технологиями с мультимедийными средствами обучения. Поэтому успешнокоммуницировать в
современном мире сможет тот, кто сам умеет использовать информационные
технологии.
Компьютер рассматривается как инструмент повышения мотивации,
формирования крепких языковых навыков и совершенствования владения
английским языком. Компьютер позволяет задействовать у обучаемого все
три канала восприятия: слуховой, визуальный и кинестетический, что собственно позволяет увеличить объем и прочность усвоения изучаемого материала, значительно повышает статус обучающихся в учебном процессе, увеличивает познавательную активность студентов и поддерживает интерес к
предмету, а также расширяет поле для самостоятельной деятельности, даёт
возможность создавать персонально интересные ситуации для каждого студента, позволяет использовать Интернет как средство погружения в виртуальное пространство.
В мультимедийных обучающих программах по английскому языку используются различные методические приёмы, позволяющие проводить ознакомление, тренировку и контроль знаний и умений обучающихся. Использование мультимедийных программ вовсе не исключает классические методы
обучения, а гармонично сочетается с ними на всех этапах обучения.
Применение компьютера позволяет не только многократно повысить
эффективность обучения, но и стимулировать студентов к дальнейшему самостоятельному изучению английского языка. Подобные уроки включают
интерактивный мультимедийный компонент, который позволяет шире задей65
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
ствовать в процессе обучения самих студентов, способствует повышению интереса к изучаемому предмету, лучшему усвоению материала.
Некоторые принципы интерактивного подхода:
I. «Деловая игра». Формируются группы. Каждая группа получает одно
задание, являющееся подзаданием какой-то большой темы, над которой работают. В результате совместной работы отдельных групп достигается усвоение всего материала. Таким образом, с самого начала группа имеет как бы
двойную задачу: академическую – достижение познавательной, творческой
цели; социальную, или социально-психологическую – осуществление в ходе
выполнения заданий определенной культуры общения. Роль преподавателя –
контроль. Этот вариант используется при изучении грамматики, при работе с
новым материалом.
II. Исследовательская работа студентов в группах — следующий вариант вовлечения обучающихся в интерактивную деятельность. Акцент делается на самостоятельную деятельность. Студенты работают индивидуально или
в группах. Они выбирают подтему общей темы. Совместно составляется доклад, который и подлежит презентации.
III. Выступление студента в роли преподавателя. Студенты готовят определенные новые темы по грамматике и выступают на уроке в качестве преподавателя.
IV. Просмотр фильмов в оригинале, разбор текстов песен в оригинале
тоже являются интерактивными методами преподавания иностранного языка.
Также они являются одними из наиболее эффективных в повышении мотивации к изучению языка.
Таким образом, целью интерактивного обучения является формирование педагогом условий, в которых обучающийсясамостоятельно открывает
и приобретает знания.
Литература
1. Виханский О. С., Наумов А. И. Менеджмент: Учебник. – 3-е изд. – М.: Гардарики,
1999. – С. 528.
2. Панина Т. С., Вавилова Л. Н. Современные способы активации обучения. – М.: Академия, 2008. – С.176.
3. Зимняя И. А. Ключевые компетентности как результативно-целевая основа компетентностного подхода в образовании. – М.: Исследовательский центр проблем качества подготовки специалистов, 2004. – С. 40.
Хархенова Антонида Федоровна – кандидат социологических наук, доцент Бурятского
института инфокоммуникаций, Сибирский государственный университет телекоммуникаций и
информатики, e-mail: [email protected]
Kharkhenova Antonida – Ph.D. in Sociology, lecturer of Buryat Institute of Infocommunications branch of Siberian state University of telecommunications and Informatics, e-mail: [email protected]
66
Протасов Е. Т. Вопросы государственного управления экономикой Бурятии в 1950-е годы
УДК 338.24(571.54)
DOI 10.18101/2306-753X-2015-4-67-77
© Е. Т. Протасов
Вопросы государственного управления
экономикой Бурятии в 1950-е годы
В работе представлен сравнительный анализ развития исполнительных органов власти
Бурят-Монгольской АССР в 1950-х годах. Преодолевая большое количество проблем и ошибок, региональные и местные органы власти смогли в молодой автономной республике достигнуть весомых результатов во всех сферах социально-экономического развития. После вступления в силу Конституции БМАССР наступил новый этап в деятельности исполнительных
органов власти, раскрылись и реализованы были их значительные потенциальные возможности при активной и заинтересованной поддержке центра. Рассматриваемый период был самым
сложным и противоречивым в развитии советской государственности. Происходили неоднократные структурные изменения, управленческие реформы. Не все из них были обоснованы с
научной точки зрения. С 1957 года начали действовать совнархозы. Но в целом эффективное
государственное управление в республике позволило успешно развивать производительные
силы, создать современные отрасли народного хозяйства, крупные промышленные и сельскохозяйственные предприятия различных отраслей и направлений в контексте динамичного роста макроэкономики страны.
Ключевые слова: Исполнительные органы власти, структурные изменения, отрасли промышленности, сельское хозяйство, социально-экономическое развитие.
© E. Protasov
Questions of state administration
by the economy of Buryatia in 1950
The comparative analysis of development of executive branches of power is in-process presented Бурят-монгольской АССР in 1950th. Overcoming plenty of problems and оши-бок, regional
and local government bodies were able in the young autonomous republic of дос-тигнуть of ponderable results in all spheres of socio-economic development. After an entry by virtue of Constitution of
БМАССР the new stage came in activity of исполни-тельных government bodies, opened up and
their considerable potential possibilities were realized at active and interested support of center. The
examined period was most difficult and contradictory in development of the soviet state system.
There were the repeated structural changes, administrative reforms. Not all from them were reasonable from the scientific point of view. From 1957 began to operate совнархозы. But on the whole effective state administration in a republic allowed successfully to develop productive forces, create
modern industries of national economy, major industrial and agricultural concerns of different industries and directions in the context of dynamic height of macroeconomics of country.
Keywords: Executive branches of power, structural changes, industries of industry, agriculture,
socio-economic development.
67
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
Органы государственной власти СССР и РСФСР оказывали активную
помощь республике, принимали решения по вопросам государственного
строительства, переустройства и развития народного хозяйства и культуры
региона. Согласно их решений осуществлялось строительство УланУдэнского мясоконсервного и Джидинского вольфрамо-молибденового комбинатов, стекольного, паровозоремонтного, авиационного, судоремонтного
заводов и других предприятий, строительство многочисленных машиннотракторных станций и совхозов, организовывались учреждения культуры,
средние специальных и высшие учебные заведения.
Характерной чертой системы государственной власти было отсутствие
четкого разделения функций и компетенции между ветвями власти. Функции
законодательных органов власти нередко смешивались с исполнительными
функциями, а функции исполнительных органов – с законодательными и распорядительными, что проявлялось в дублировании принимаемых решений.
Это во многом происходило из-за большого количества неотложных проблем, постоянного дефицита времени. Вместе с тем система власти строилась
на основе иерархичности и жесткой централизации [1, с. 178].
Исполнительная власть при поддержке законодательных и партийных
органов, а также низовые Советы играли основную роль в решении задач
экономического развития и социально-культурного строительства. Они проводили созидательную работу, создавая экономические основы социалистического строительства.
В соответствии с Конституцией СССР 1936 года и Конституцией
БМАССР 1937 года характер органов государственной власти значительно
изменился кардинальным образом. Полномочия и предметы ведения законодательных и исполнительных органов были разграничены. Из-за проведения
политических репрессий осенью 1937 года, в результате которых были арестованы и уничтожены практически все руководители республики, руководящий состав Совнаркома, наркоматов и различных ведомств почти полностью сменился. Главой Правительства в ноябре 1937 года, а затем на первой
сессии Верховного Совета БМАССР 8 июля 1938 года был избран директор
Паровозоремонтного завода Соломон Матвеевич Иванов [2, с. 112], который
проработал на этом ответственном посту 13 лет (табл. 1). Его предшественники и преемники являлись видными государственными деятелями, опытными руководителями, истинными патриотами республики, которые внесли огромный вклад в совершенствование органов власти, развитие региона.
68
Протасов Е. Т. Вопросы государственного управления экономикой Бурятии в 1950-е годы
Таблица 1
Председатели Совнаркома и Совета Министров БМАССР в 1938 – 1960 гг.
Наименования должностей
Иванов Соломон Матвеевич
Винтовкин Капитон
Дмитриевич
Иванов Соломон Матвеевич
Цыремпилон Доржи Цыремпилович
Болсохоев Даниил Степанович
Филиппов Василий Родионович
Ноябрь 1937 г.
Освобождены от занимаемой должности Постановлением Верховного Совета
БМАССР
27 декабря 1948 г.
27 декабря 1948 г.
13 января 1950 г.
13 января 1950 г.
17 марта 1951 г.
17 марта 1951 г.
4 января 1954 г.
4 января 1954 г.
17 января 1058 г.
17 января 1958 г.
24 ноября 1960 г.
Назначены на должность Постановлением Верховного Совета БМАССР
Для республики во многих отношениях начался качественно новый этап.
Но необходимо отметить, что работа исполнительных органов несмотря на
неоднократные реформирования, изменения их структуры становилась все
более эффективной. Ведь система органов исполнительной власти – совокупность органов государственной власти, наделенных компетенцией в области
государственного управления, кадровыми, финансовыми, материальными,
информационными и иными ресурсами, необходимыми для отправления деятельности методами и формами, конституционно определенными для данной
ветви власти. Целостность и самостоятельность этой системы определяется
конституционным порядком ее организации и целями деятельности этих органов на основе государственной политики [3, с. 143]. Ее потенциал проявлялся в годы войны и в период послевоенного строительства несмотря на все
трудности.
Послевоенная пятилетка была решающей в достижении промышленностью не только довоенного уровня, но и значительного его превышения. Например, в 1947 году промышленность Бурятии по среднегодовому выпуску
валовой продукции превзошла уровень 1940 года на 10 % [4, с. 12]. Высокие
темпы развития промышленности республики были связаны с расширением
производственных мощностей и вводом в действие новых промышленных
предприятий. Большое ускорение дальнейшего промышленного развития дало специальное постановление Совета Министров СССР «О развитии отдельных отраслей промышленности Бурятской АССР», в котором были предусмотрены вышеназванные ключевые вопросы [5, с. 94]. Потому характерной чертой развития промышленности Бурятии являлось широкое и быстрое
69
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
развертывание капитального строительства предприятий металлообрабатывающей, угольной, лесной и деревообрабатывающей, текстильной, трикотажной промышленности, цветной металлургии, промышленности строительных материалов [6, с. 101]. При этом общий объем капиталовложений в
народное хозяйство республики за четвертую и пятую пятилетки (1946 – 1955
гг.) составил 1,9 млрд. рублей, в том числе на строительно-монтажные работы 1,27 млрд. рублей [7, с. 45].
Бурное развитие отраслей промышленности в условиях широкого социалистического соревнования привело к быстрому увеличению выпуска продукции. Так, объем валовой продукции промышленности в 1950 году увеличился почти в 1,5 раза по сравнению с 1940 годом, а в 1955 году по сравнению с 1950 годом – на 61 %, при этом среднегодовой прирост составлял 10 –
17 %. Более наглядно наращивание объемов производства видно в табл. 2 на
примере развития отдельных отраслей промышленности региона.
Таблица 2
Рост объемов производства по отраслям промышленности
Отрасли промышленности
1940 г.
1950 г.
1955 г.
Вся промышленность
в том числе:
Угольная
Электростанции и электросети
Машиностроение и металлообработка
Лесная, целлюлозная, деревообрабатывающая
Строительные материалы
Стекольная
Легкая
Пищевкусовая
Другие отрасли
100
142
229
100
100
100
100
100
100
100
100
100
151
131
146
61
142
159
147
155
106
270
286
206
229
268
301
215
192
Исполнительные органы Бурятии в период пятой и шестой пятилеток
направляли усилия отраслей и предприятий промышленности на достижение
следующих задач: а) повышение удельного веса крупной промышленности;
б) рост значения промышленности во всем народном хозяйстве Бурятии как
экономико-географического района Восточной Сибири; в) значительные капитальные вложения в промышленность, т.е. в новую технику, механизацию
и реконструкцию производства; г) дальнейшее укрепление связи между промышленностью и сельским хозяйством и другие. Эти вопросы неоднократно
обсуждались на заседаниях Совета Министров БМАССР, хозяйственных совещаниях и активах различных уровней [8, с. 149].
В начале 1950-х годов ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли ряд
70
Протасов Е. Т. Вопросы государственного управления экономикой Бурятии в 1950-е годы
экономических и организационных мер, направленных на ускоренное развитие экономики национальных республик. Так, промышленным предприятиям
разрешалось рассматривать и утверждать технические условия и чертежи на
все виды продукции с согласия потребителя, изменять в пределах годового
плана срок сдачи продукции, потребляемой в системе министерства. Была
повышена роль Госбанка и плановых органов, упрощена система первичного
производственного и отраслевого планирования. Плановые показатели устанавливались непосредственно руководителями предприятия. Но эти меры изза действовавшей жесткой централизованной системы управления и почти
повсеместной регламентации производственной деятельности не давали
должных результатов. Несмотря на смену первых лиц республики в марте
1951 года, разносторонняя помощь республике центральными органами власти возросла. В июле 1958 году Бурят-Монгольская АССР была переименована в Бурятскую АССР.
Производство промышленной продукции возросло с 1950 по 1959-й годы
на 217 %. Но ежегодные темпы экономического роста в регионе за этот период составили 10% и было ниже чем по РСФСР (15,8%). Народное хозяйство
страны успешно развивалось особенно во второй половине 1950-х годов. В
Бурятии, наоборот, наблюдалось замедление темпов роста валовой продукции промышленности по сравнению с РСФСР и Восточной Сибирью. Это
объясняется прежде всего ускоренным экономическим развитием Иркутской
области и Красноярского края, размещением в них основных капвложений.
Причинами отставания также явились недоработки региональных и федеральных планирующих ведомств, недостаточная изученность минеральносырьевых ресурсов территории [9, с. 13].
В первой половине 1950-х годов в сельском хозяйстве при активной работе исполнительных органов достигнуто некоторое повышение поголовья
овец, свиней и крупного рогатого скота, расширения посевных площадей.
Машинно-тракторные станции справлялись с объемом тракторных работ.
Республика выполняла задание по поставке государству сельскохозяйственных продуктов. Но развитие сельскохозяйственного производства «аграрной»
республики все же осуществлялось медленными темпами. Особенно отставало животноводство. Государственные планы роста поголовья скота и увеличения его продукции не выполнялись. В запущенном состоянии находилось
племенное дело. Низкой была продуктивность животноводства: удой на фуражную корову в 1953 году составил лишь 505 литров, а настриг шерсти в
среднем на одну овцу – 1,5 килограмма. Отставала от достижений науки и
передовой практики культура земледелия, из-за чего выращивались низкие
урожаи, особенно зерновых культур. В 1953 году средняя урожайность составляла 6,3 центнера с гектара.
В конце 1953 года руководством республики было укреплено районное
71
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
звено опытными, инициативными работниками, хорошо знающими сельское
хозяйство. Первыми секретарями райкомов партии были избраны заместители Председателя и руководители Управления Делами Совета Министров
БМАССР А. У. Модогоев, Б. Ф. Зонхоев, Д. Д. Эрдынеев, Р. С. Сафронов,
А. В. Желтый, И. Д. Черняков, А. В. Башинов. Восемь руководящих работников республиканских органов были рекомендованы председателями райисполкомов [10, л. 16]. Из города Улан-Удэ как столицы республики было направлено 1414 специалистов, многие из которых стали руководителями и инженерно-техническими работниками МТС, занимались подготовкой механизаторских кадров. Оказана была существенная помощь в укреплении материально-технической базы сельского хозяйства региона. За два года в колхозы,
совхозы и МТС получили 1127 тракторов, 772 грузовые машины, 293 комбайна и много другой техники [11, л. 15]. В МТС активно развернулось
строительство ремонтных мастерских, гаражей. Была завершена электрификация всех МТС. Важное значение органами власти уделялось освоению целинных и залежных земель.
Следует отметить, что еще в конце 1930 – 1940-х годах управление значительно выросшей промышленностью страны и республики меняется. Вопервых, продолжается специализация отраслей промышленности и возникновение в связи с этим новых управленческих органов. Количество промышленных наркоматов значительно увеличивается, растет и численность промышленного персонала. Во-вторых, продолжается процесс перераспределения промышленных предприятий по общесоюзной, федеральной и местной
промышленной подведомственности [12, с. 159]. В Бурятии наиболее крупные предприятия федерального подчинения и особенно тяжелой индустрии
переходят в ведение общесоюзных наркоматов. Рассматриваемый период характерен тем, что были созданы совершенно новые отрасли промышленности
– станкостроительная, цементная, текстильная, трикотажная и другие. В связи с этим изменилась и отраслевая структура промышленности республики в
связи с появлением ее новых отраслей, усиленного развития отраслей тяжелой и легкой промышленности, которые определяли экономический профиль
республики.
В 1950-е годы в стране и республике периодически происходят значительные структурные изменения в управленческой сфере. В поисках оптимальных форм и методов государственного управления отраслями народного
хозяйства и повышения эффективности их деятельности за названный период
на союзном и федеральном уровнях было осуществлено более ста преобразований, объединений, упразднений министерств и ведомств. В этом процессе
регулярным изменениям подвергались основные отрасли экономики: машиностроение, металлургия, энергетика, строительство, сельское хозяйство. В
этих перестройках были и черты субъективизма и ненаучного подхода к ре72
Протасов Е. Т. Вопросы государственного управления экономикой Бурятии в 1950-е годы
шению сложных экономических задач [13, с. 161]. Эти факторы и другие вопросы и меры по улучшению руководства народным хозяйством были поставлены на июльском (1955 г.) пленуме ЦК КПСС, которому принадлежит
особое место. На нем отмечались и обсуждались характерные для всей экономики страны и ее регионов проблемы и задачи, [14, с. 108]. 1953 – 1957 годы являлись одним из самых сложных периодов в развитии советской государственности и, пожалуй, самым ощутимым по своим последствиям. В
структуре и аппарате исполнительных органов власти в этот период происходят кардинальные изменения, осуществляются попытки определения лучших
организационных форм и методов государственного управления макроэкономикой [15, с. 429].
Основным звеном аппарата управления промышленностью оставались
министерства. Переименование наркоматов в министерства в 1946 году было
необходимо с точки зрения наименований, общепринятых в международной
практике [16, с. 87]. Система отраслевых министерств безусловно сыграла
большую созидательную роль в демократизации управления народным хозяйством. Эта система дала возможность сконцентрировать усилия государства на создании и развитии ведущих отраслей индустрии, подготовке необходимых кадров. В состав центрального аппарата помимо министерств входили специальные ведомства при Правительстве или в составе Правительства. Они осуществляли специальным вопросам или отраслям производства.
Это – государственные комитеты, комиссии [17, с. 170]. Различие между ними проводится по объему полномочий или по характеру функций. Существовали несколько групп такого рода органов. Главные управления (главки) –
это органы, имевшие в своем непосредственном подчинении предприятия,
учреждения и организации с оперативно-производственным руководством
ими. Комитеты и комиссии, а чаще всего государственные комитеты обычно
выполняли одну функцию, например, планирование или снабжение, либо являлись координирующими и контролирующими органами в отдельных отраслях государственного управления (Госплан, Госстрой, Госкомцен и другие). При этом предприятия этой отрасли находились в ведении министерств
и ведомств.
В 1954 – 1956 годах осуществляется расширение прав союзных и автономных республик в руководстве народным хозяйством, культурным строительством, в судоустройстве. Это позволило приблизить непосредственное
руководство и управление экономикой к производству, повысило ответственность региональных органов управления за развитие хозяйства территории.
Существенные изменения происходят и в деле руководства научноисследовательскими работами в республике. За несколько десятилетий положение и роль науки в жизни общества радикально изменились. Вместе с тем в
вузах региона наряду с научно-педагогической работой по подготовке высо73
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
коквалифицированных кадров проводилась целенаправленная работа по научному обоснованию экономического и социального развития территорий.
Полностью была преодолена неграмотность, высшие и средние специальные
учебные заведения республики с 1932 года выпустили более двухсот тридцати тысяч специалистов, сформировалась своя национальная интеллигенция.
Советские органы постоянно уделяли внимание развитию культуры и
профессионального искусства. В населенных пунктах региона построено и
создано более четырехсот домов культуры и клубов, работают четыре государственных театра, два из которых являются академическими. Успешно
прошли декады, вечера культуры и профессионального искусства Бурятии в
Москве в 1940, 1950, 1959, 1967, 1973, 1983 годах.
Министерства как основные отраслевые органы государственного
управления возглавлялись членами Правительства. Штабы отраслей реализовывали свои полномочия непосредственно под руководством Совета Министров. Министры руководили порученной им отраслью на основе единоличного распорядительства, оформляемыми приказами и инструкциями. Но единоначалие в работе министерств сочетается с коллегиальностью в обсуждении наиболее важных вопросов. Коллегии – совещательные органы, состоящие из руководящих работников министерства, состав которых утверждался
постановлением Совета Министров. В Бурятии в данный период очень эффективно руководили отраслями министр промышленности продовольственных товаров – С. И. Власов, финансов – Г. А. Мадаев, мелиорации и водного
хозяйства – В. Г. Большаков, просвещения – О. Ш. Шадаров и другие. В силу
своих профессиональных и личных качеств это были незаурядные руководители, пользовавшиеся авторитетом и уважением общественности республики. Средняя продолжительность работы министров, председателей государственных комитетов составляла 5,7 года, их заместителей – 3,9 года.
Согласно конституционных норм Совет Министров издавал постановления и распоряжения на основе и во исполнение законов СССР, РСФСР и
БМАССР, постановлений и распоряжений Советов Министров Союза ССР и
Российской Федерации и проверял их исполнение. Принимаемые нормативные правовые акты, законодательные инициативы касались широкого круга
вопросов социально-экономического развития и хозяйственного строительства [18, с. 117]. Причем со второй половины 1930-х годов все чаще принимались совместные постановления обкома партии и правительства республики
из-за концентрации политической власти в руках партийных органов, утверждения административно-командной системы в стране. Анализ показал, что в
1946 – 1959 годы принималось от 90 до 130 постановлений и более 170 распоряжений Совета Министров республики ежегодно. Обслуживало работу
Совета Министров его Управление делами. Оно готовило материалы к засе74
Протасов Е. Т. Вопросы государственного управления экономикой Бурятии в 1950-е годы
даниям Правительства, разрабатывало проекты постановлений, проверяло
отдельные ведомства [19, с. 167].
После всенародного обсуждения и соответствующих законодательных
решений в 1957 году начали свою деятельность советы народного хозяйства
как новые органы государственного управления. Основная цель создания
данных хозяйственных органов были территориальное развитие, совершенствование специализации и кооперации в промышленности и строительстве. На
территории республики был создан Бурятский совнархоз во главе с его председателем А. В. Давыдовым. Он входил в Восточно-Сибирский совнархоз.
Первые годы работы совнархозов были отмечены ускоренным ростом производственных показателей.
Необходимо отметить, что под руководством региональных исполнительных органов в рассматриваемый период объемы производства промышленных предприятий региона возросли в 1,7 раза, производительность труда в
2,1 раза. Несмотря на все трудности существенные результаты были достигнуты в сельском хозяйстве. В 1960 году в Бурятии работало свыше 300 промышленных предприятий, представляющих 26 отраслей экономики [20,
С. 87].
Таким образом, период 1950-х годов являлся одним из самых сложных
периодов в развитии советской государственности и, пожалуй, самым ощутимым по своим последствиям. В Бурятии исполнительные органы власти
проводили огромную созидательную работу, были достигнуты впечатляющие
экономические результаты. В исполнительных органах происходили крупные
преобразования, продолжались настойчивые поиски лучших форм и методов
государственного управления народным хозяйством. В условиях доминирования партийных органов были осуществлены важные мероприятия, направленные на перестройку работы индустриальной сферы в отраслевом разрезе с
учетом углублявшейся специализации промышленности и сельского хозяйства. Вместе с тем, очевидно, что по ряду важнейших показателей социальноэкономического развития республика не достигла среднесоюзного уровня и
продолжала отставать от развитых регионов страны. Задача дальнейшего
подъема ее производительных сил продолжала оставаться актуальной и в последующий период.
Литература
1. Мильнер Б. З., Евенко Л. И., Рапопорт В. С. Системный подход к организации управления. – М. : Наука, 1983. – 224 с.
2. Биографические данные руководителей Верховного Совета, Президиума Верховного
Совета и Правительства Бурятии (1923 – 1996): сборник / cост. А. Х. Насыров. – Улан-Удэ,
1996. – 112 с.
3. Златопольский Д.Л. СССР – федеративное государство. – М.: Изд-во МГУ, 1967. – 335
с.
4. Статистический сборник «Народное хозяйство БМАССР». – Улан-Удэ, 1957. – 212 с.
75
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
5. Шулунов Ф. И. Формирование промышленности Бурятии и ее развитие в послевоенный период. Историко-экономический очерк. – Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1969. – 157 с.
6. Балдано М. Н. Индустриальное развитие Бурятии (1920 – 1980-е гг.): дис. … докт. ист.
наук. – Улан-Удэ, 2001. 562 с.
7. Аюшев А. Д., Ендонов Ч. В. Роль государственного бюджета в коммунистическом
строительстве БурАССР. – Улан-Удэ : Бур. кн. изд-во, 1963. 168 с.
8. Тармаханов Е. Е. Промышленность и рабочий класс Советской Бурятии 1938 – 1958. –
Новосибирск: Наука, 1979. 331 с.
9. Семенова Е. Е. Политическое и социально экономическое развитие Бурятии в 50-х годах: автореф. … канд. ист. наук. – Улан-Удэ, 1998. 24 с.
10. Об укреплении партийных и советских органов сельских районов республики: постановление бюро Бурят-Монгольского обкома КПСС от 23 октября 1953 года // Национальный
архив Республики Бурятия. Ф. 1. Оп. 168. Д. 74. Л. 16.
11. Об итогах социально-экономического развития Бурят-Монгольской АССР за 1954
год: постановление пленума Бурят-Монгольского обкома КПСС от 11 марта 1955 года // Национальный архив Республики Бурятия. Ф. 1. Оп. 197. Д. 48. Л. 15.
12. Коржихина Т.П. История и современная организация государственных учреждений
СССР. 1917 – 1972. М.: Изд-во РГГУ, 1974. 308 с.
13. Коржихина Т. П. История и современная организация государственных учреждений
СССР. 1917 – 1972. С. 161.
14. Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1986) / Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Т. VIII, 9-ое
изд., доп. и испр. М.: Политиздат, 1985. 542 с.
15. Геллер М. Я., Некрич А.М. Утопия у власти. М. : «МИК», 2000. 856 с.
16. Riasanovsky, Nickolac V. A. History of Russi. New York : Oxford University Press, 1993.
392 р.
17. Коржихина Т. П. История и современная организация государственных учреждений
СССР. 1917 – 1972. С. 170.
18. Восленский М. С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. – М.:
«Советская Россия» совм. с МП «Октябрь», 1991. – 622 с.
19. Коржихина Т. П. История и современная организация государственных учреждений
СССР. 1917 – 1972. С. 167.
References
1. Milner BZ, Yevenko LI, Rapoport VS System approach to management. M. : Nauka, 1983.
224 p.
2. The curricula vitae of the heads of the Supreme Soviet Presidium of the Supreme Council and
the Government of Buryatia (1923 – 1996): a collection / Comp. AH Nasyrov. Ulan-Ude, 1996. 112
pp.
3. Zlatopolsky DL USSR - a federal state. M. : MGU, 1967. 335 pp.
4. Statistical Yearbook «The national economy BMASSR». Ulan-Ude, 1957. 212 pp.
5. Shulunov FI Formation of Buryatia industry and its development in the postwar period. The
historical and economic essay. Ulan-Ude : Boer. Vol. Publishing House, 1969. 157 pp.
6. Baldano MN Industrial development of Buryatia (1920 - 1980-ies.): Dis ... Doctor. East.
Sciences. Ulan-Ude, 2001. 562 pp.
7. Ayushev AD Yondon CH.V. The role of the state budget in the building of communism BurASSR. Ulan-Ude : Boer. Vol. Publishing House, 1963. 168 pp.
8. Tarmahanov EE The industry and the working class of the Soviet Buryatia 1938 – 1958. Novosibirsk : Nauka, 1979. 331 pp.
76
Протасов Е. Т. Вопросы государственного управления экономикой Бурятии в 1950-е годы
9. EE Semenova The political and socio economic development of Buryatia in the 50s: Author.
... Cand. East. Sciences. Ulan-Ude, 1998. 24 p.
10. The strengthening of the party and government bodies in rural areas of the republic: the decision Bureau Bu ryat Mongolian-Party Committee on October 23, 1953 // The National Archives of
the Republic of Buryatia. F. 1. Op. 168. D. 74. L. 16.
11. On the results of socio-economic development of the Buryat-Mongol Autonomous Soviet
Socialist Republic of 1954: Resolution of the Plenum of the Buryat-Mongolian Party Committee on
March 11, 1955 // The National Archives of the Republic of Buryatia. F. 1. Op. 197. D. 48. L. 15.
10. NARB. F. 1. Op. 168. D. 74. L. 16.
11. NARB. F. 1. Op. 197. D. 48. L. 15.
12. Korzhihina ETC. History and modern organization of the state institutions of the USSR.
1917 – 1972. M. : Publishing House of the Russian State Humanitarian University, 1974. 308 pp.
13. Korzhihina ETC. History and modern organization of the state institutions of the
USSR. 1917 - 1972. L. 161.
14. With the Communist Party of the Soviet Union in the resolutions and decisions of congresses, conferences and plenums of the Central Committee (1898-1986) / Institute of MarxismLeninism. T. VIII, 9th ed., Ext. and ispr. M. : Politizdat, 1985. 542 pp.
15. MJ Geller, Nekrich AM Utopia in power. M. : "MIC", 2000. 856 pp.
16. Riasanovsky, Nickolac VA History of Russi. New York : Oxford University Press, 1993.
392 p.
17. Korzhihina ETC. History and modern organization of the state institutions of the
USSR.1917 – 1972. L. 170.
18. Voslensky MS Nomenclature. The ruling class of the Soviet Union. M. : "Soviet Russia"
Joint. MP from the "October", 1991. 622 pp.
19. Korzhihina ETC. History and modern organization of the state institutions of the
USSR. 1917 – 1972. L. 167.
Протасов Евгений Тарасович – кандидат исторических наук, и.о. доцента кафедры государственного и муниципального управления, Бурятская государственная сельскохозяйственная академия им. В. Р. Филиппова, e-mail: [email protected]
Protasov E. V. – Buryat state agricultural Academy named after V.R. Filippov, Ulan-Ude,
e-mail: [email protected]
77
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
УДК 356.13(091)(571.54)
DOI 10.18101/2306-753X-2015-4-78-88
© Р. А. Евтехов
Организация пожарной охраны г. Верхнеудинска
Иркутской губернии в последней трети XVIII – первой четверти XIX вв.
В статье рассматривается история организации пожарной охраны приграничного уездного города Верхнеудинска. Источниками исследования послужили неопубликованные архивные
материалы, которые позволили охарактеризовать состояние пожарной охраны города, штат
служителей, набор и состояние инвентаря. В итоге автор пришел к выводу, что техническое
оснащение и организация пожарной охраны города Верхнеудинска, находящегося на окраинах
империи, были аналогичны условиям уездных городов европейской части Российской империи.
Ключевые слова: История пожарной охраны, городская полиция, Верхнеудинск, комендант, пожарный инвентарь, огнегасительная машина, пожарная часть.
© R. Evtehov
Organization of fire protection, the Verkhneudinsk Irkutsk province
in the last third of XVIII - the first quarter of the XIX century
Fire protection an important part of the protection of the welfare of society and the state as a
whole. The purpose of the article is to review the history of the fire protection district town
Verkhneudinsk. The sources of the study were published and unpublished archival materials, several
funds State Archive of the Republic of Buryatia. Author thinks that the fire department of the city
came together with the organization of military service in the fortress. Sources allowed the author to
describe the state of fire protection of the city, state ministers, and set the state of the inventory. Play
an important role as a police structure which has existed for a long time fire protection, and the commandant, and then the mayor control. In the end, the author came to the conclusion that the weak position of the city fire department to protect the lives and property of the population of the city at the
turn of Verkhneudinsk XVIII-XIX centuries for economic reasons. But at the same time, the author
points out that the technical level of fire protection Verkhneudinsk was generally on par with the
county towns of the European part of Russia.
Keywords: fire protection, city police, Verkhneudinsk, Commandant, fire equipment, fire engine, fire department.
Одними из самых опустошительных среди техногенных и природных катастроф являются — пожары. Борьба человека с ними ведется издревле и вызвана она не только инстинктом самосохранения, но и желанием уберечь окружающие материальные ценности от уничтожения. Для Российской империи конца XVIII – первой трети XIX веков пожары являлись настоящим бедствием наравне с голодом, неурожаями и эпидемиями. В начале XX века отмечалось, что каждые 20 лет Россия по объему пожаров выгорает дотла [11,
78
Евтехов Р. А. Организация пожарной охраны г. Верхнеудинска Иркутской губернии в
последней трети XVIII – первой четверти XIX вв.
с. 3]. Современная пожарная охрана включает в себя комплекс мероприятий
по предупреждению, предотвращению и тушению пожаров. Составляющими
этого комплекса являются не только технические и тактические средства устранения возгораний, но и определённые гуманитарные знания, в том числе
историческая наука, которая позволяет рассмотреть средства, возможности,
формы организации тушения пожаров предшествующих эпох.
Цель настоящей статьи заключается в освещении истории организации
пожарной охраны уездного города Верхнеудинска Иркутской губернии. Хронологические рамки ограничены последней третью XVIII – первой четвертью
XIX веков. Территориальные рамки работы определяются в пределах уездного города Верхнеудинска Иркутской губернии. В работе использованы неопубликованные делопроизводственные документы (указы, промемории, рапорты, сообщения, ведомости) и переписка Верхнеудинской комендантской
канцелярии, городской полиции, городничего, городской управы и магистрата. К опубликованным источникам относятся законодательные акты XVIII
века – начала XIX века. В работе использованы так же научные и краеведческие труды исследователей Республики Бурятия. В ходе исследования были
использованы общенаучные методы познания (сравнение, обобщение), логические (анализ, синтез) и специальные исторические (сравнительноисторический), позволившие тщательно изучить материальные условия, техническое оснащение и эволюцию городской пожарной службы Верхнеудинска.
Вопросы, связанные с пожарной охраной города Верхнеудинска, ранее
так или иначе рассматривались исследователями. В сочинении краеведческого характера В. А. Байбородина [1] в первую очередь интересовала история
появления и развития пожарной охраны города Верхнеудинска, её техническая оснащенность. Поскольку пожарная служба на начало XIX века являлась
частью городской полиции, Байбородин приводит множество неопубликованных материалов о самом учреждении, сочинение в большей степени представляет собой цитирование извлечений из документов. Автор оценивает работу первого учреждения пожарной охраны как неудовлетворительную, из-за
отсутствия обученных кадров, низкого жалования и плохого технического
оснащения. Продолжением исследований в данном направлении является защита диссертации по истории развития пожарной охраны Бурятии - Д. С. Даниловой в 2011 году. Изучив архивные источники, автор охарактеризовала
основные этапы становления пожарной службы, её кадровые, административно-хозяйственные и технические особенности. Важным достижением исследования выступило раскрытие финансового обеспечения пожарной службы, особенно на ранних этапах её функционирования. Однако отправной точкой появления пожарной службы был избран 1814 год, при этом полностью
был проигнорирован этап формирования пожарной службы Верхнеудинска
79
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
во второй половине XVIII века, не учтённым осталось даже сочинение Байбородина. Недостаточно внимания, на наш взгляд, было уделено и XIX веку в
целом. В этой связи нам представляется не вполне изученным период создания, организации и развития пожарной охраны города во второй половине
XVIII – первой половине XIX веков.
Город Верхнеудинск (современный Улан-Удэ) основан в 1666 году как
казачье зимовье, затем был отстроен деревянный острог, ставший связующим
звеном между Иркутском – губернским центром и Забайкальем – находившимся в определенную часть года совершенно недоступным. Согласно указу
1764 года, в городе была расположена рота солдат во главе с комендантом [6,
л. 19], секунд-майором И. С. Мертвецовым. Указанная рота входила во второй Селенгинский приграничный батальон, расквартированный в Верхнеудинске и близлежащих населенных пунктах, командиром которого был секунд-майор Дмитрий Круглов. С 1775 года Верхнеудинск стал главным городом Удинской провинции, а с 1783 года уездным городом с магистратским
управлением, но комендант сохранял свои административно-полицейские и
контролирующие полномочия вплоть до замены этой должности городничим
в 1800 году. Важность рассмотрения пожарной охраны Верхнеудинска кроется в его приграничном расположении. Учитывая, что все забайкальские крепости являлись стратегическими объектами обороны, была необходимость
содержать их в безопасности от случайных пожаров, а в случае возникновения таковых немедленно их локализовать и потушить. Этим объясняется
пристальное внимание властей всех уровней Российской империи к пожарной охране, находившейся под ведением коменданта, а не местных выборных
органов.
О застройке и населении города можно судить по рапортам полицейского правления, городского главы и ведомостям городской полиции. В 1775 году зарегистрировано 115 домов, 43 из которых принадлежало мещанам и цеховым, 13 купцам [7, л. 148-148 об]. В 1798 году в городе было уже 298 домов, из них, по данным середины года, 126 принадлежали купцам, цеховым и
мещанам, в них проживало 472 человека (вместе с иногородними купцами,
мещанами и цеховыми, имеющими и живущими без дома, насчитывалось 632
человека). К концу того же года таких домов уже насчитывалось 137 [5, л. 39;
8, л. 1]. Кроме мещан, купцов и цеховых к городскому населению относились чиновники, казаки, военные (отставные, действующие, инвалиды),
ясашные, солдатские вдовы, церковнослужители и другие. В 1823 году население, по противоречивым данным, составляло от 2180 до 2724 человек [10,
л. 1, 2, 11]. В 1857 году эта цифра поднялась до 3907 человек (729 из них
купцы и мещане) [3, л. 10 об-12].
В 1798 году казенных строений насчитывалось всего три, в них располагались присутственные места. Все еще стоял деревянный острог, хотя и в
80
Евтехов Р. А. Организация пожарной охраны г. Верхнеудинска Иркутской губернии в
последней трети XVIII – первой четверти XIX вв.
весьма ветхом состоянии, он был обнесен частоколом, имел проезжие ворота,
а по углам его стояли башни. Внутри ограды острога находились амбары, караульная изба и подвал. Острог в это время уже эксплуатировался как тюрьма. В городе так же имелись вместе со строящимися пять церквей, две из них
были деревянными. Кроме этого были провиантские амбары, склады, винные
подвалы, питейные дома, одна мыловарня и три кожевни. Основу экономики
города составляла торговля, огородничество и разные промыслы. В городе в
1841 году насчитывалось только 9 каменный строений и 445 деревянных [13,
с. 63-64].
Одна из самых ранних инструкций на случай пожара была известна со
времен «Воинского устава» (1716). В главе 57 предусматривалась необходимость содержания пожарных инструментов городом в целом и каждым жителем в частности [2, с. 205-209]. Устав первоначально хранился в комендантской канцелярии, а затем в помещении городской полиции, что указывает на
преемственность пожароохранных полномочий. Первой пожарной охраной
города был гарнизон крепости, он же под руководством коменданта занимался поимкой беглых, разбойников и убийц. Коменданты являлись не только
военными, но и гражданскими начальниками, в их руках находилась административно-полицейская и распорядительная функции. Часто к коменданту
обращались как к высшему начальнику в городе за скорейшим разрешением
частных городских вопросов. Как бы подчеркивая свою роль главы города
один из Сибирских комендантов, так и писал «...а как здешнего города я
старший...» [15, с. 29]. Воинский устав являлся основополагающим для деятельности комендантов города. Ордер, назначенный коменданту Д. М. Фролову, предписывал «непременно поступать [согласно] … воинского устава …
без малейшего упущения с наблюдением всегдашнего благоустройства» [ 9,
л. 1].
Наказ губернаторам и воеводам (1728) предписывал некоторые профилактические меры: содержание в удобных местах средств пожаротушения. В
1769 году в Верхнеудинске на средства городских жителей была приобретена
первая пожарозаливная машина [1, с. 16]. Очевидно, первое время она хранилась при канцелярии коменданта, который начальствовал над Удинской полицией и соответственно над пожарной охраной города. Однако с образованием в 1775 году Удинской провинциальной канцелярии, майор артиллерии
Тевяшев, её возглавивший, потребовал от комендантской канцелярии передачи в его ведение полиции и пожарных инструментов. Но после проверки губернским правлением выяснилось, что провинциальная канцелярия наблюдает за сохранностью пожарных инструментов куда хуже, и было принято решение, вернуть инструменты в ведение коменданта. О самом наборе инструментов того времени сведений мало, известно наличие самой пожарозаливной машины и по крайней мере одной заливной трубе, скорее всего медной
81
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
[7, л. 2]. Частой причиной пожаров было неправильное устройство печей и
небрежность их эксплуатации, после пожара в одном из присутственных мест
г. Киренска, был издан указ, о том чтобы печи в административных зданиях
топились в присутствии истопника, а чиновники не оставляли топившиеся
печи без присмотра [1, с. 19].
С 1797 года в Иркутской губернии начинается постепенная реорганизация полиции, которая перешла в прямое ведение губернатора. В каждом
уездном городе создавалась градская полиция с пожарной командой при ней.
Накануне официального учреждения городской полиции в рапорте от 13 августа 1798 года полицейский Попов сообщал коменданту, прапорщику С.А.
Константинову о найденных им при полиции пожарных инструментах: баграх, крюках, ухватах и пожарной машине с «прилежащими к ней вещами».
Эти инструменты были не в надлежащем состоянии и хранились «без всякого
призрения», не было и специалиста, который мог бы обслуживать машину.
Поэтому Попов интересовался должна ли машина содержаться при полиции
или в магистрате [8, л. 3 об], где возможно за ней было бы больше досмотра.
Пожарной командой в это время можно считать четырех десятников, находившихся при Попове, из которых, по его словам, только двое были способными, а двое совсем негодны.
С созданием городского полиции присутствия в октябре 1798 года по
указу Иркутского губернского правления, было велено завести пожарные инструменты и немедленно передать их в ведение частного пристава Седых в
полицию [5, л. 4 об]. Земская изба в ответ на предписание признавала, что
пожарные инструменты, находясь под недостаточным присмотром общества,
требуют к себе знающего мастера, который должен быть избран или нанят [8,
л. 23 об]. Для этого в штат городского благочиния был включен мастер «для
огнегасительных орудий» и шесть десятников «для посылок» [8, л. 10] , которые были вспомогательной силой полиции и одновременно пожарной охраной. В это время к машине допускался только десятник, в обязанность которого входило следить за ней и содержать в готовности [5, л. 139]. Но уже к
1800 году без должного контроля со стороны коменданта машина вновь оказалась без присмотра.
Риск возникновения пожара, который может полностью уничтожить город не мог не волновать как городское население, так и губернское и центральное правительство. Среди случайных возгораний имели место и поджоги, поэтому в ордере от 14 декабря 1797 года из Иркутского губернского
правления предписывалось отыскивать виновников пожаров, в противном
случае это будет принято за упущение начальства [8, л. 73].
Судить о составе городского пожарного инвентаря в конце XVIII века
можно, главным образом, по описи от 1 ноября 1798 года [8, л. 45, 46]. В документ были занесены орудия медные – 1) машина одноручная; 2) машина на
82
Евтехов Р. А. Организация пожарной охраны г. Верхнеудинска Иркутской губернии в
последней трети XVIII – первой четверти XIX вв.
роспусках (повозка) при ней медная труба и кожаный рукав. Железные – 3
багра больших на деревянных [ручках], 4 ухвата, 4 крюка, 12 цепей, веревок
пеньковых 46 саженей, 5 кожаных ведер, 2 роспуска (кроме стоящих под машиной), 2 щита, 1 деревянная бочка для воды. Однако и этот небогатый инвентарь очень часто оставался без контроля. Частный пристав Попов в 1800
году рапортовал коменданту о том, что пожарные инструменты оставались
без должного присмотра, а рукав для пожарной машины пришел в негодность
и его использование невозможно [5, л. 139]. Но и машина к тому времени
пришла в негодность, и без того имея малые пропорции (её мощностей уже
не хватало на стремительно разрастающийся город) она находилась в ветхом
состоянии, так как уже прослужила почти 30 лет [5, л.171 об]. К машине и
пожарному инвентарю городским обществом определялся один мастер, но не
регулярно, проблема была в том, что городскому обществу было сложно изыскать средства для содержания мастера. Для обзаведения огнегасительными
орудиями городу требовалось собрать тысячу рублей, «на исправление оных
ежегодно полагалось сто рублей», однако горожане часто рапортовали о самостоятельном ремонте орудий и не собирали положенные средства.
На приобретение нового инвентаря и починку старого при необходимости полагалось собрать с города тысячу рублей. Однако такой существенный
сбор вкупе с остальными ложился непосильным бременем на немногочисленное население города. Разбирая финансовые вопросы по полиции комендант, майор И.А. Пермяков обязывал магистрат немедленно собрать сумму
для выплаты жалования полиции, а так же четыреста рублей на обзаведение и
содержание лошадей и тысячу рублей на огнегасительные орудия и освещение и отопление присутственных мест. [5, л. 112-113]. Земство упрашивало
магистрат защитить их от излишних сборов, требуемых властями и комендантом. Комендант, майор Д.М. Фролов в 1800 году в сообщении магистрату
настаивал на том, чтобы к пожарным инструментам были приставлены пять
роспусков, один к машине, два к крюкам и баграм, два для бочки с водой [5,
л. 139 об]. Естественно, что для их приобретения опять же требовались средства.
В. А. Байбородин, считает, что 14 мая 1799 года в Верхнеудинске была
создана пожарная команда при полиции с привлечением брандмейстера, с
этого же времени он ведет отсчет создания специализированного здания для
хранения инструментов. [1, с. 26] Несмотря на то, что данный указ действительно для сведения был выслан на имя коменданта, земское общество обратилось через магистрат к коменданту с предпочтением о содержании штата
полиции по старым указам и учреждениям, что и было принято, если судить
по последующей переписке городничих. Что касается пожарной части, то она
так же не была создана, брандмейстер полагался только в крупных городах. В
Верхнеудинске на тот момент при тушении пожара были задействованы
83
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
лишь шесть десятников (которые избирались для разных работ при полиции
и обхода с дозором улиц) и два заплечных мастера. Машинный мастер, согласно рапорту Попова, при машине и вовсе отсутствовал, хотя при коменданте Константинове его должность исправлял один из десятников [5, л. 139]
Первый городничий Иван Алексеевич Сеннов в 1800 году при вступлении в должность подготовил для магистрата «примечания», в которых прописывал полицейский порядок в городе и что необходимо для его поддержания.
Важное место в примечаниях уделялось пожарной охране города, городничий
указывал расписать, жителям каких домов, с каким инструментом являться
по назначению полиции в случае возникновения возгорания. Список назначенных для переклички служил для того бы инструменты всегда содержались
в порядке. [5, л. 172]. Для оперативного доставления инструментов и бочек с
водой к месту пожара по штату городской полиции полагалось иметь четырех
лошадей, Сеннов сообщал магистрату о необходимости держать их рядом с
пожарными инструментами, с упряжью и исправными телегами, хомутами и
веревками. На каждую лошадь городское сообщество должно было выделить
по 20 рублей содержания в год [8, л. 130]. Правда, допускалось содержание
лошадей с упряжью, что называется «натурой», и в этом случае деньги можно было не собирать. Экономные жители Верхнеудинска предпочли содержать лошадей самостоятельно. Тоже касалось и огнегасительных орудий,
земская изба рапортовала об исправлении таковых «натурой» [5, л. 261]. Воспитанный в духе Екатерининской эпохи, Сеннов после указания необходимых к исполнению дел записал небольшой наказ в стиле императрицы [5, л.
172]: «Впрочем, надеюсь, что наблюдение магистрата превзойдет усугублением своим всегда, что касается добронравия живущих, совершенной тишины, трезвости, взаимной искренней дружбы и вспоможения друг другу; осторожности от огня, чистоты в домах и по улицам, презрения нищих, помощи
вдовам и сиротам; и во всех делах богоугодных и гражданскому общежитию
полезных; магистрат да под стать мне и градской полиции со своей стороны
желанное пособие и со своей стороны быти поспешное в делах государственных решительности».
Городничий Гаствило Карпилович в 1808 году сообщал в городовой магистрат о том, что, несмотря на исправления пожарного инвентаря местным
обществом, на него нет «ни малейшей надежности к защищению города», не
исправны как сам инвентарь, так и телеги, а особенно безнадежна пожарная
машина [5, л. 282]. Городничий предписывал магистрату завести новую машину, хотя этот вопрос поднимался еще в 1800 году при вступлении в должность Сеннова, в связи с ветхостью старой машины и её малыми габаритами
[5, л. 171 об], а так же исправить все пожарные инструменты. Понимая весь
финансовый груз приобретения и исправления орудий, который ляжет на
плечи горожан, земство требовало разрешения на сбор денег не только с ме84
Евтехов Р. А. Организация пожарной охраны г. Верхнеудинска Иркутской губернии в
последней трети XVIII – первой четверти XIX вв.
щан, купцов и цеховых – домовладельцев, но и с тех, кто их не имел, не обходя стороной священников, разночинцев и других [5, л. 284]. Средства все
же были изысканы и из Москвы была привезена новая огнегасительная машина, стоимость которой составляла 500 рублей. [1, с. 29]
Согласно сведениям Д. С. Даниловой, в 1812 году губернатор Трескин
отписывает Верхнеудинскому городничему Измайлову рекомендацию на
создание пожарной части в городе [11, с. 23]. Те же сведения обнаруживаются у Байбородина. Однако это ошибка, во-первых, потому, что указ о назначении Измайлова городничим Верхнеудинска был издан 26 июня 1814 года,
в 1812 году эту должность занимал П. Е. Решетников. Во-вторых, указ «о содержании пожарной части в губернском городе Иркутске» был подписан
только в 1814, учитывая систему строгой вертикали власти Российской империи, логично, что пожарная часть должна была сначала появиться в крупном
губернском центре и только затем в небольших уездных городах. Кроме того,
согласно формулярного списка [4, л. 6 об - 7 об], в этот период Измайлов являлся чиновником по особым поручениям при Иркутском гражданском губернаторе, в частности исполнял поручения в Акшинском и Киренском уездах.
26 августа 1814 года было подготовлено положение о содержании пожарной части Верхнеудинска [11, с. 23]. В положении прописывалось количество инструментов, необходимое городу, финансирование на ремонт машины, содержание лошадей, ремонт упряжи, подковка, а так же жалование на
машинного мастера. Согласно положению, при пожаре должно быть задействовано 14 человек. Город делился на три части, каждой присваивался свой
цвет, в случае возгорания вывешивался флаг того цвета, что соответствовал
району возгорания или зажигался такого же цвета фонарь.
Что касается инвентаря, то в сравнении с предыдущим временем он был
несколько расширен. На сборы с городского населения приобретена вторая
медная огнегасительная машина больших габаритов, чем старая, на дрогах с
коваными колёсами. Новая машина находилась при полиции, а старая перенесена в Верхнеудинскую больницу. При полиции (в сарае), кроме огнегасительной машины хранились: одноручная машина (насос), две новых бочки на
дрогах, два кожаных рукава, медная труба, железное коромысло, два железных багра, два ухвата, 11 кожаных ведер, 4 трещотки, 4 щита и три конопляных веревки по 30 сажень. При больнице оставалась старая машина на дрогах
с коваными колесами, с двумя кожаными рукавами, медной трубой, одна
бочка с водой на дрогах, два железных багра, ухват с цепями. Пожарная команда к тому времени состояла уже из 8 десятников и одного машинного
мастера Никиты Арбутавского [12, с. 160]. С 1816 года заботами городничего
пожарная часть приобрела собственное здание, до этого времени все пожарные инструменты хранились в холодном сарае при полиции. В новом здании
85
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
располагались и постоянно дежурившие на случай пожара восемь десятников
и двое заплечных мастеров.
По документам 1822 года, на содержание полиции, оснащение и отопление города (присутственных мест), управы, машины при управе и прочее город расходовал 2464 рубля 26 копеек [10, л. 9]. Здесь впервые появляется
ставка трубочиста с жалованием 140 рублей и конюха (без жалования, эту
должность исполнял один из десятников). Количество десятников и пожарозаливных машин не изменилось. Инвентарь составил: две бочки, одна большая лестница, два больших багра, двое больших и четыре малых вилы, четыре швабры (помело из мочала и распущенных веревок), один лом, четыре
топора, восемь стягов, шесть заступов и лопат, четыре веревки с крюками,
четыре шести саженных веревки без крюков и три четырех саженных, четыре
щита, четыре трещотки, одна медная брызжалка и 12 кожаных ведер. Число
лошадей увеличилось до пяти, к ним пять хомутов и столько же седел, они
продолжали содержаться городским населением. В 1824 году лошадей при
пожарной части стало семь. Дрог под машины и бочки кованных четырехколесных было три, под инструменты – двухколесные одни, а так же четверо
саней для зимнего времени года. Такой объем орудий требовал соответствующего содержания, но на исправление орудий в год выделялось только 100
рублей, стремясь сэкономить, земство предпочитало исправлять орудия
своими силами, без сбора денег.
Таким образом, рассмотренные сведения о пожарной охране, штате служителей и орудиях позволяют говорить о зарождении пожарной охраны города с начала XVIII века в рамках гарнизона крепости. Свои организационные формы пожарная охрана приобрела с появлением комендантов крепости,
в руки которых сразу же перешло управление этой немаловажной отраслью
благоустройства города. Здесь необходимо подчеркнуть тот факт, что крепости Забайкалья имели важное оборонительное значение и должны были быть
максимально защищены от внутренних бедствий, которые могли в целом подорвать обороноспособность укрепленной линии за Байкалом. Именно этим
объясняется тот факт, что пожарная охрана, полиция и пожарный инвентарь
был в прямом ведении военного коменданта, а стало быть, и Иркутского губернатора. Неоднократные освидетельствования пожарного инвентаря и огнегасительных машин комендантами, городничими и губернскими властями
указывают на серьезное, стратегическое значение, придаваемое проблемам
пожарной охраны на уровне местных и центральных властей. Пожары слишком дорого обходились казне, намного выгоднее было их предотвращать, чем
вызывались неоднократные акты, указы центрального правительства и проверки состояния разными чиновниками.
Несмотря на обзаведение города новым инвентарем, состояние пожарной
охраны в Верхнеудинске оставляло желать лучшего. Для любой сферы дея86
Евтехов Р. А. Организация пожарной охраны г. Верхнеудинска Иркутской губернии в
последней трети XVIII – первой четверти XIX вв.
тельность необходимы специализированные и обученные люди, которых на
тот момент в городе не было. Неоднократные сообщения о плохом состоянии
машины и инструментов не улучшали положение, необходимы были финансы. О нежелании жертвовать на собственную пожарную охрану свидетельствуют материалы переписки земской избы и магистрата. Причина, на наш
взгляд, заключалась в первую очередь в экономической слабости городского
общества. Кроме этого, развитие пожарной техники и мобильности пожарной
команды находились на невысоком уровне, которого хватало в самом лучшем
случае разве что для предотвращения продвижения пожара вглубь города,
поэтому обыватели часто не видели необходимости улучшать качество инструментов. Таким образом, степень безопасности жителей и их имущества от
пожаров была низкой.
Однако в целом нужно признать, что техническое состояние пожарной
охраны Верхнеудинска не было отсталым, оно находилось на том же уровне,
что и в уездных городах Европейской части Российской империи, так же работала система оповещения, было установлено кому и с каким инвентарем
являться к месту пожара, имелся весь установленный инвентарь. Поэтому, на
наш взгляд, пожарная охрана находилась на уровне соответствующем развитию общества и города последней трети XVIII – первой четверти XIX веков.
Эта закономерность примечательна тем, что Верхнеудинск находясь на окраине империи и при слабой освоенности территории, был обеспечен всем
необходимым для обеспечения пожарной безопасности.
Список источников и литературы
1. Байбородин В. А. Рыцари неопалимой купины. История образования пожарной охраны
города Верхнеудинска (Улан-Удэ) / В.А. Байбородин. – Улан-Удэ: Изд-во ОАО «Республиканская типография», 2006. – 96 с.
2. Воинский устав 1716 года. – Санкт-Петербург, 1717. - 301 с.
3. ГАРБ, ф. 11, оп. 7, д. 223
4. ГАРБ, ф. 11, оп. 9, д. 27
5. ГАРБ, ф. 20, оп. 1, д. 5891
6. ГАРБ. ф. 88, оп. 1, д. 2
7. ГАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 144
8. ГАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 716
9. ГАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 720
10. ГАРБ, ф. 90, оп. 1, д. 307
11. Данилова Д. С. История становления и развития системы пожарной безопасности в
Бурятии (1814-2000-е гг.): дис. … канд. ист. наук : 07.00.02 / Д.С. Данилова ; Ин-т монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН. - Улан-Удэ, 2011. - 160 с.
12. Евтехов Р. А. Техническое оснащение пожарной охраны при полиции г. Верхнеудинска на рубеже XVIII-XIX вв. // Забайкалье историческое: материалы III региональной науч.практ. конф. / Т.Г. Васильева. - Чита : Изд-во Забайкальский гос. ун-т, 2014. - С. 157-163
13. Кулев А. Т. Город Верхнеудинск XIX в. в цифрах, фактах и именах // Верхнеудинск :
вехи истории: материалы науч-практ. конф. – Улан-Удэ / А.Т. Кулев, Л.Г. Орлов: Изд-во
БГСХА им. В.Р. Филиппова, 2014. – С. 62-70.
87
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
14. Паликова Т. В. Социальное, экономическое и культурное развитие городов Забайкальской области во второй половине XIX – начале XX века: дис. … д-ра ист. наук : 07.00.02 /
Т.В. Паликова ; Бурят. Гос. Ун-т. – Улан-Удэ, 2011. – 494 с.
15. Чернова И. В. Томская городская полиция в конце XVIII – начале XX вв.: дис. …
канд. ист. наук : 07.00.02 / И. В. Чернова ; Томский гос. Ун-т. - Томск. 2005. - 181 с.
Евтехов Роман Артурович – аспирант кафедры всеобщей и отечественной истории, Бурятский государственный университет, г. Улан-Удэ, е-mail: [email protected]
Evtehov Roman – a рost-graduate student of the Department of general and national history,
Buryat State University, е-mail: [email protected]
88
Минаева В. Ю. Политический облик чехословаков периода гражданской войны в современном историческом дискурсе
УДК 943.7.08
DOI 10.18101/2306-753X-2015-4-89-93
© В. Ю. Минаева
Политический облик чехословаков периода гражданской войны
в современном историческом дискурсе
Уточнение определений и пересмотр понятий в истории является важнейшим условием
продвижения исторической науки вперед. В современном обществе интересен новый подход к
определению «политического облика» чехословацких войск в России в период гражданской
войны. Главная задача статьи состоит в том, чтобы проследить эволюцию взглядов историков
на определение «политического облика» чехословаков в период гражданской войны в России.
Ключевые слова: гражданская война, иностранная интервенция, чехословаки, белочехи,
чехословацкие легионеры, государство, чешский корпус, мятеж, исторический дискурс.
© V. Minaeva
The political face of the Czechs period of civil war
in the contemporary historical discourse
Clarification of the definitions and concepts in the history of the revision is essential to the
promotion of historical science forward. In modern society, a new interesting approach to the definition of “political character” of the Czechoslovak troops in Russia during the Civil War. The main objective of this paper is to trace the evolution of the views of historians on the definition of “political
character” Czechs in the civil war in Russia.
Keywords: civil war, foreign intervention, Czechoslovakia, Czechs, Czechoslovak legionaries,
historical discourse, the state, the Czech housing rebellion.
Период Гражданской войны и иностранной военной интервенции является одним из наиболее сложных периодов в истории России. Вместе с тем,
тема Гражданской войны и иностранной интервенции далеко не исчерпана,
она продолжает оставаться актуальной как в политическом, так и в научном
плане. В последнее время в результате переосмысления исторического опыта
нашей страны возникают новые спорные вопросы, некоторые события прошлого требуют уточнения. Это, например, относится к определению понятия
«политического облика» чехословацких войск» в годы гражданской войны в
России.
Несмотря на многочисленную литературу, посвященную событиям весны-лета 1918 г., у историков не сложилось однозначного мнения по поводу
причин развертывания гражданской войны в России. В этой связи особый интерес представляет выяснение причастности Чехословацкого корпуса к событиям, которые привели к ее началу. Попытки выявить причины выступления
Чехословацкого корпуса против советской власти, послужившего, по утвер89
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
ждению советских историков, сигналом к началу вооруженной борьбы, предпринимались начиная с 1918 г [8, с. 26]. Среди российских авторов версий
были и те, кто стоял на позициях большевиков, и те, кто принадлежал к их
противникам. И если первоначально советские историки всецело расценивали чехословаков как виновников начала гражданской войны [4, с. 106], то затем их подход к этой проблеме стал более взвешенным. В настоящее время
появились работы, в которых представлен новый подход к данной проблеме.
В них исследователи, используя рассекреченные архивные документы и материалы, вину за выступление Чехословацкого корпуса против Советской
власти возлагают на большевистское руководство [6, с. 78]. Иная точка зрения на Чехословацкий корпус представлена в мемуарах белых офицеров —
участников гражданской войны. В них подчеркивается враждебность чехословаков по отношению к белому движению и резко осуждаются действия
легионеров в России [7, с. 49-50]. Зарубежная историография рассматривала
добровольное чехословацкое войско в качестве революционной армии, главной целью которой является борьба за создание Чехословацкого государства.
В трудах чехословацких историков мы не встретим определения «белочехи»
[3, с. 206]. Советская историография видела в чехословацких легионерах
лишь «бывших военнопленных». В настоящее время наблюдается сближение
подходов отечественной и зарубежной историографии.
В рамках нашего исследования интересна точка зрения Ю. А. Полякова,
который дал следующее определение гражданской войне в России: «это
длившаяся около 6 лет вооруженная борьба между различными группами населения, имевшая в своей основе глубокие социальные, национальные и политические противоречия, проходившая при активном вмешательстве иностранных сил в различные этапы и стадии, принимавшая различные формы,
включая восстания, мятежи, разрозненные столкновения, крупномасштабные
военные операции с участием регулярных армий, действия вооруженных отрядов в тылу существовавших правительств и государственных образований,
диверсионно-террористические акции» [5, с. 34]. На наш взгляд, данное определение наиболее полно отражает сущность понятия «гражданской войны».
Для определения политического облика чехословацких войск в России в
годы гражданской войны необходимо разобраться в определении понятий:
«белочехи», «чехословацкий корпус», «чехословацкий легион».
Чехословацкий корпус – формирование – национально-добровольческое
воинское соединение, стрелковый корпус, сформированное в составе российской армии осенью 1917 года, в основном из пленных чехов и словаков —
бывших военнослужащих австро-венгерской армии, выразивших желание
участвовать в войне против Германии и Австро-Венгрии.
«Белочехи» — легионеры Чехословацкого корпуса. Термин «бело-»
(«белочехи») использовался в большевистской печати и в обиходе, наряду с
90
Минаева В. Ю. Политический облик чехословаков периода гражданской войны в современном историческом дискурсе
такими терминами, как «белополяки», «белоэстонцы», белокитайцы, белоэмигранты, а также при именовании иностранных вооруженных подразделений, оказывающих поддержку белогвардейским войскам или действовавших
самостоятельно против советских войск, например «белофинны» [9, с. 23].
Следует отметить, что само происхождение термина «белая армия» связано с традиционной символикой белого цвета как цвета сторонников законного порядка. «Белыми» их стали называть большевики, чтобы связать их в
сознании масс с прежней монархической Россией – сами сторонники белого
движения называли себя иначе, например, «добровольцами» или «Русской
армией». Об этом факте свидетельствуют документы Государственного архива Республики Бурятия. 10 июня 1918 года полковник П. П. Иванов – Ринов
издал приказ № 13 по Степному Сибирскому корпусу «Появилось название
«Белая гвардия», которым обыватели неправильно именуют образовавшиеся
на местах отряды для борьбы с павшей советской властью. От имени Временного Сибирского правительства заявляю, что никакой «цветной» армии
на территории Временного Сибирского Правительства не будет. Все воинские отряды именуются «войсками Временного Сибирского Правительства»
[2, л. 6].
Термин «белочехи» продолжает использоваться в учебных изданиях. Его
использование расценивается как следование «старой советской традиции».
Эта «традиция» крепко укоренилась в историческом сознании [1, с. 302].
Использование понятия чехословацкие легионеры, требует внимание к
определению термина легион. «Легион» - древнеримский термин, (с латинского — военный сбор, призыв) — основная организационная единица в армии. Обычно легион состоял из 5—6 тысяч (в более поздние периоды 4320)
пехотинцев и нескольких сотен всадников. Каждый легион имел свой номер
и название [10, с. 98].
Термин «чехо-белогвардейцы» впервые встречается в воззваниях и приказах Л. Д. Троцкого ещё в августе 1918 года. Первоначально определение
имело идеологическое значение и было призвано подчеркнуть оппозиционный характер Чехословацкого легиона, т.е. его отнесение к антибольшевистским силам в целом [11, с. 305].
По нашему мнению, современные отечественные историки продолжают
оперировать понятиями, которые появились ещё в 1920 – е годы и несли в себе сильный идеологический заряд. Чехословацкий корпус в России весной
1918 г. стал жертвой сложившихся обстоятельств и был втянут в военные
действия против советской власти благодаря политическим интригам руководства Антанты и большевистского правительства. Все вышесказанное, позволяет нам данный факт рассматривать скорее не как политическое, а как
национально-политическое движение. Применение определения «белочехи»
ко всему чехословацкому корпусу необоснованно, т.к. оно не отражает «по91
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
4/2015
литического облика» чехословацких войск, а лишь обозначает то, что они
противостояли большевикам, Советской власти. Большая часть чехословацких легионеров не разделяли убеждений русского офицерства, которое и составляло основу Белого движения. Более того рядовые легионеры стояли на
социалистических позициях. Таким образом, при обозначении состава Чехословацкого легиона наиболее применим термин «легионеры». По нашему
мнению, данное определение наиболее полно отражает политический облик
чехословаков периода гражданской войны в России. Уточнение определений
и пересмотр понятий в истории является важнейшим условием продвижения
исторической науки вперед.
Литература
1. Валиахметов А. Н. Были ли чехословацкие легионеры «белочехами»? / А. Н. Валиахметов // Филология и культура. - 2012. - № 4 (30) – С. 300-304.
2. Государственный архив Республики Бурятия. ФР.350. Оп.1. Д.25. Л.6.
3. Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 19181920гг / Г. К. Гинс. – М.: Айрис-пресс, 2008. – 672 с.
4. Парфёнов П. С. Гражданская война в Сибири 1918-1920 гг. / П. С. Парфёов - Москва:
Госиздат, 1924. – 168 с.; Красных М. В. Омские большевики в годы гражданской войны /
М. В. Красных - Омск: Омгиз, 1947. –62 с.; Гирченко В. П. Империалистическая интервенция в
Бурят-Монголии (1918 - 1920 гг.) / В. П. Гирченко - Улан-Удэ: Бурят-Монгольское государственное издательство, 1940. – 108 с.
5. Поляков Ю. А. Гражданская война в России: возникновение и эскалация / Ю. А. Поляков // Отечественная история – 1992. - № 6. – С. 32-41.
6. Прайсман Л. Г. Чехословацкий корпус в 1918 г. / Л. Г. Прайсман // Вопросы истории.
– 2012. – № 5. – C. 75 - 103.; Прайсман Л.Г. Чехословацкий корпус в 1918 г. / Л. Г. Прайсман //
Вопросы истории. – 2012. – № 6. – C. 54-76.; Аксютин Ю. Мятеж Чехословацкого корпуса /
Ю. Аксютин // Свободная мысль. – 2008. – № 9. – C. 121 - 132.
7. Семенов Г. М. Атаман Семенов о себе. Воспоминания, мысли и выводы. 1904-1921 /
Г. М. Семёнов - Москва: Центрполиграф, 2007. – 210 с.
8. Хаптаев П. Т. Бурятия в годы гражданской войны / П. Т. Хаптаев, Улан-Удэ: Бурятское книжное издательство, 1967. – 263 с.
9. URL: http://www.e-reading-lib.org/chapter.php/87114/27/Shestakov - Noveiishaya istoriya
Rossii.html
10. http://www.insai.ru/slovar/legion
11. URL: http://www.hrono.ru/libris/lenin/index.php
References
1. Valiakhmetov А. N. Byli li chekhoslovatskie legionery «belochekhami»? / А. N. Valiakhmetov // Filologiya i kul'tura. - 2012. - № 4 (30) – S. 300-304.
2. Gosudarstvennyj arkhiv Respubliki Buryatiya. FR.350. Op.1. D.25. L.6.
3. Gins G. K. Sibir', soyuzniki i Kolchak. Povorotnyj moment russkoj istorii. 1918-1920gg / G.
K. Gins. – M.: Аjris-press, 2008. – 672 s.
4. Parfyonov P. S. Grazhdanskaya vojna v Sibiri 1918-1920 gg. / P. S. Parfyoov - Moskva: Gosizdat, 1924. – 168 s.; Krasnykh M. V. Omskie bol'sheviki v gody grazhdanskoj vojny / M. V. Krasnykh - Omsk: Omgiz, 1947. –62 s.; Girchenko V. P. Imperialisticheskaya interventsiya v BuryatMongolii (1918 - 1920 gg.) / V. P. Girchenko - Ulan-Udeh: Buryat-Mongol'skoe gosudarstvennoe izdatel'stvo, 1940. – 108 s.
92
Минаева В. Ю. Политический облик чехословаков периода гражданской войны в современном историческом дискурсе
5. Polyakov YU. А. Grazhdanskaya vojna v Rossii: vozniknovenie i ehskalatsiya / YU. А. Polyakov // Otechestvennaya istoriya – 1992. - № 6. – S. 32-41.
6. Prajsman L. G. CHekhoslovatskij korpus v 1918 g. / L. G. Prajsman // Voprosy istorii. –
2012. – № 5. – C. 75 - 103.; Prajsman L.G. CHekhoslovatskij korpus v 1918 g. / L. G. Prajsman //
Voprosy istorii. – 2012. – № 6. – C. 54-76.; Аksyutin YU. Myatezh CHekhoslovatskogo korpusa /
YU. Аksyutin // Svobodnaya mysl'. – 2008. – № 9. – C. 121 - 132.
7. Semenov G. M. Аtaman Semenov o sebe. Vospominaniya, mysli i vyvody. 1904-1921 / G.
M. Semyonov - Moskva: TSentrpoligraf, 2007. – 210 s.
8. KHaptaev P. T. Buryatiya v gody grazhdanskoj vojny / P. T. KHaptaev -Buryatskoe knizhnoe
izdatel'stvo, Ulan-Udeh: 1967. – 263 s.
9. URL: http://www.e-reading-lib.org/chapter.php/87114/27/Shestakov - Noveiishaya istoriya
Rossii.html
10. http://www.insai.ru/slovar/legion
11. URL: http://www.hrono.ru/libris/lenin/index.php
Минаева Вера Юрьевна – аспирант кафедры всеобщей и отечественной истории, Бурятский государственный университет, e-mail: [email protected]
Minaeva Vera Urievna – a post-graduate student, Buryat State University, e-mail: [email protected]
93
Требования к оформлению статей, представляемых в «Вестник БГУ»
Отбор и редактирование публикуемых статей производятся редакционной коллегией из ведущих ученых и приглашенных специалистов.
В «Вестник БГУ» следует направлять статьи, отличающиеся высокой
степенью научной новизны и значимостью. Каждая статья имеет УДК, а также письменный развернутый отзыв (рецензию) научного руководителя или
научного консультанта, заверенный печатью. Рецензенты должны являться
признанными специалистами по тематике рецензируемых материалов и
иметь в течение последних 3 лет публикации по тематике рецензируемой статьи.
Общие требова- Тексты представляются в электронном и печатном виде. Файл со статьей может быть на дискете
или отправлен электронным письмом. На последней странице – подпись автора(ов) статьи.
Название статьи и аннотация даются и на английском языке. Аннотация (авторское резюме)
должна заключать от 100 до 250 слов. После аннотации дать ключевые слова (не менее семи
слов) на русском и английском языках. Несоответствие между русскоязычным и англоязычным
текстами не допускается. Выполнить транслитерацию русского текста литературы латиницей.
Электронная копия
Текстовый редактор Microsoft Word (версии 6.0,
7.0, 97). В имени файла указывается фамилия автора.
Параметры страницы
Формат А4. Поля: правое – 15 мм, левое – 25 мм,
верхнее, нижнее – 20 мм.
Форматирование основ- С нумерацией страниц. Абзацный отступ – 5 мм.
ного текста
Интервал – полуторный.
Гарнитура шрифта
Times New Roman. Обычный размер кегля – 14
пт. Список литературы и аннотация – 12 пт.
Объем статьи
Краткие сообщения – до 3 с., статьи на соискание
(ориентировочно)
ученой степени кандидата наук – 8–12 с., на соискание ученой степени доктора наук – 10–16 с.
Название статьи должно содержать не более 10
слов.
Сведения об авторах
Указываются фамилия, имя, отчество (полностью), ученая степень, звание, должность и место
работы, страна, адрес с почтовым индексом, телефоны/факсы, e-mail (на русском и английском
языках)
ния
Список литературы – все работы необходимо пронумеровать, в тексте
ссылки на литературу оформлять в квадратных скобках.
Материалы, не соответствующие предъявленным требованиям, к рассмотрению не принимаются. Все статьи проходят проверку в системе «Антиплагиат. ВУЗ».
Решение о публикации статьи принимается редакционной коллегией выпуска «Вестника БГУ». Корректура авторам не высылается, присланные материалы не возвращаются.
Статьи принимаются в течение учебного года.
Допустима публикация статей на английском языке, сведения об авторах,
название и аннотацию которых необходимо перевести на русский язык.
Формат журнала 100x70 1/16.
Рисунки и графики должны иметь четкое изображение. Фотографии и
рисунки в формате *.tif или *.jpg должны иметь разрешение не менее 300 dpi.
Диаграммы, рисунки, графики должны прилагаться отдельными файлами,
чтобы издательство имело возможность ввести в них правки. Математические формулы в текстах должны быть выполнены в программе MathType. Если работа содержит примеры на старославянском языке или языках народов,
то отправить соответствующие шрифты или символы.
Стоимость обработки 1 с. (формата А4) для преподавателей БГУ составляет 200 р., для остальных – 400 р. Для аспирантов – бесплатно.
Адрес: 670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24 а, Издательство БГУ.
Факс (301-2) 21-05-88
Оплата производится при получении счета от бухгалтерии БГУ.
Скачать